Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
321
Русский Гуманитарный Интернет Университет
Библиотека
Учебной и научной литературы
WWW.I-U.RU
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ
ПРИ ПРЕЗИДЕНТЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
На правах рукописи
Захаров Николай Львович
СИСТЕМА РЕГУЛЯТОРОВ
СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ РОССИЙСКИХ
ГОСУДАРСТВЕННЫХ СЛУЖАЩИХ
(теоретико-социологический анализ)
Специальность 22.00.08 – социология управления
Диссертация на соискание ученой степени
доктора социологических наук
МОСКВА – 2002
|
ВВЕДЕНИЕ |
|
|
ГЛАВА 1. СИСТЕМА РЕГУЛЯТОРОВ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ КАК ОБЪЕКТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА |
|
|
1.1. Теоретико-методологическая исследованность феномена социального действия |
|
|
1.2. Сущность и общая характеристика системы регуляторов социального действия |
|
|
1.3. Теоретическая модель регуляторов социального действия |
|
|
ГЛАВА 2. ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ РЕГУЛЯТОР И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА СОЦИУМ И ГОСУДАРСТВО |
|
|
2.1. «Русский вопрос» в истории общественной мысли России |
|
|
2.2. Структура взаимодействия индивидов как регулятор социального действия |
|
|
2.3. Предпосылки иерархической структуры организации российской государственной службы |
|
|
ГЛАВА 3. ПОВЕДЕНЧЕСКИЙ РЕГУЛЯТОР ДЕЙСТВИЙ РОССИЙСКИХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ СЛУЖАЩИХ |
|
|
3.1. Общая характеристика социальных регуляторов поведения |
|
|
3.2. Социальные регуляторы поведения российских индивидов |
|
|
3.3. Регуляторы поведения государственных служащих |
|
|
ГЛАВА 4. ЭТИЧЕСКИЙ РЕГУЛЯТОР СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ РОССИЙСКИХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ СЛУЖАЩИХ |
|
|
4.1. Социально-этическое регулирование потребностей |
|
|
4.2. Этический строй как регулятор социального действия |
|
|
4.3. Структура этических ориентиров социального действия российских государственных служащих |
|
|
ГЛАВА 5. СИСТЕМА РЕГУЛЯЦИИ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ РОССИЙСКИХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ СЛУЖАЩИХ |
|
|
5.1. Служение как социальный способ самоактуализации российских государственных служащих |
|
|
5.2. Социальные установки служения |
|
|
5.3. Концепция социального действия российских государственных служащих |
|
|
ЗАКЛЮЧЕНИЕ |
|
|
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК |
Актуальность темы исследования. Вместе со сменой ка лендарной эры, приходом третьего тысячелетия человечество вступило в новую эпоху, связанную с глобальными изменениями в экономике, политике, культуре. Масштабная социальная трансформация, про текающая в России, оказывает противоречивое влияние на состояние общества. Меняется характер отношений собственности, разрушена тоталитарная идеология, российское общество стало более открытым к принятию нравственных ценностей, политического опыта, техно логических инноваций других культур. Однако переход к открытому обществу и его усложнение сопровождается дезинтегративными явлениями, такими как несогласованность и противоречивость целей общества и отдельных индивидов; противостояние различных социальных групп и общественных сил.
Преодоление дезинтеграции в различные исторические периоды в нашей стране неоднократно осуществлялось в противоборстве, результатом которого являлась «победа» одной из социальных сил, монополизирующей власть. Государство, становясь орудием «победите лей», либо проводило радикальную перестройку и «внедряло» в общество «новые» ценности, либо, наоборот, ограждало общество от внешнего влияния и инноваций. Однако возможен и другой путь преодоления дезинтеграции – согласование социальных интересов, целей, способов действий отдельных индивидов, социальных групп и всего общества в процессе социальной рефлексии. Одной из важных задач социальной рефлексии является разработка механизма согласования целей общества и целей индивида, способов регуляции обществом устремлений индивидов, что требует системного изучения специфики функци онирования социальных регуляторов, оказывающих влияние на действия человека.
Социальным институтом, обеспечивающим реализацию функции согласования целей индивидов и общества, является государство. Именно государство обеспечивает степень открытости общества внешнему миру, прием новых социальных ценностей и целевых установок. Государст венные служащие, которые должны профессионально обеспечивать функционирование государства, первыми сталкиваются с необходи мостью освоения этих ценностей и целей, встречаются с ними, когда еще только формируется механизм их интеграции в общество. В этом состоит общая причина социальных отклонений в деятельности государственных служащих. Природу этих отклонений и способы их преодоления можно понять, рассматривая функционирование регуляторов социального действия государствен ных служащих как системную целостность.
Состояние научной разработанности проблемы. Исследование системы социального действия российского государственного служащего осуществляется в русле следующих научных направлений: во-первых, в фундаментальных теориях системного анализа, организации и само организации, социального управления; во-вторых, в теоретических подходах, нацеленных на решение прикладных проблем государственного управления, кадровой политики; в-третьих, особое направление составляют научные работы, посвященные изучению так называемого «русского вопроса», основная проблема которого заключается в особенностях взаимоотношений России и мирового сообщества, «путях» российских реформ, специфике социальных изменений российского общества.
Первое направление – это фундаментальная теоретическая социологическая база, включающая методологические разработки и подходы к изучению процессов функционирования, развития, девиации, коллапсов социальных систем. К первой группе данного направления могут быть отнесены работы, посвященные теории системного анализа как прошлых лет (начало и середина ХХ в.),1 так и современные (последняя треть ХХ в.).2 Вторая группа работ этого направления – теоретическое исследование организации и самоорганизации социальных систем, условий их функционирования3.
Второе направление – исследование проблем государственного управления и кадровой политики4, по сути, является конкретизацией первого направления в обозначенном научном поле. Здесь внимание исследователей сосредоточено на изучении социальной функции
государства и его кадрового корпуса, их системных характеристик и специфики, адекватного функционирования и развития, причин девиаций и аномий. Реализация данного направления требует выработки прикладных рекомендаций и программ, способных оказать позитивное влияние на деятельность государственной службы.
Третье направление («русский вопрос») сложилось в XIX в. в дискуссиях «славянофилов» и «западников», на основе взглядов которых и возникли два подхода в понимании специфики российского общества. Особенность современной дискуссии по этой проблеме состоит в стремлении дать научную интерпретацию специфики России и определить «постоянные» и «переменные» составляющие российского социума5.
Особым научным полем, возникающим на пересечении названных направлений, становится проблема исследования системных координат социума, задающих ориентиры социального действия индивидам, работающим в сфере государственной службы. Стержнем данной проблемы является исследование социального действия государственного служащего, которое одновременно обусловлено требованиями профессии и социокультурными особенностями.
Специфические подходы к изучению данной проблемы содержатся в ряде наук. Между тем, ее целостное исследование требует формирования собственно социологического подхода как междисциплинарного, способного синтезировать политологическое, экономическое, психологическое, культурологическое и другие знания. Именно в этом ракурсе важно исследовать специфику социального действия государственных служащих, оказывающих управленческое воздействие на общество в целом. Исходя из этого обозначим основные характеристики исследования.
Объектом исследования является социальное действие российского индивида в профессиональной сфере государственной службы.
Предметом исследования являются характер и особенности регуляторов социального действия государственных служащих РФ, система их функционирования, а также противоречия, возникающие в результате рассогласования их влияния на деятельность государственного служащего.
Специфика предмета исследования состоит в том, что социальные действия государственного служащего, с одной стороны, находятся под влиянием правового поля как требования профессии; а с другой стороны, действия государственного служащего как представителя определенной социокультурной общности ориентированы традиционными для этой общности регуляторами.
Основная гипотеза исследования. Стихийное влияние социальных регуляторов (профессиональных и традиционных) может вызывать девиантные действия государственных служащих. Однако согласованное влияние регуляторов создает условия для социальной самоактуализации российского чиновника. В этой связи необходимо в комплексе исследовать функционирование этих регуляторов.
Выдвигается положение о том, что основными регуляторами социального действия, функционирующими как долговременные параметры порядка, являются организационный, поведенческий и эти ческий. Организационный регулятор – сложившаяся структура взаимоотношений между индивидами. Российские индивиды ориентированы создавать иерархическую структуру взаимодействия, что соответствует организации взаимодействия государственных служащих. Поведенческий регулятор – типичный способ поведения, сложившийся в социокультурной общности, который служит ориентиром и настройкой для индивидов этой общности. Поведенческий регулятор социального действия российского индивида вступает в противоречие с требованиями профессии, предъявляемыми к поведению государственного служащего Российской Федерации, следствием чего является аномийное поведение чиновников. Согласование требований профессии и поведенческого регулятора достигается под влиянием этического регулятора. Этический регулятор действует как стройная система норм и ценностей, задающая структуру социальной значимости потребностей индивидов и определяю щая для них социально приемлемый способ самоактуализации, и, тем самым, обеспечивает согласование целей человека и общества. В совре менном российском обществе этический регулятор не сложился как система, что способствует возникновению аномии, для преодоления которой требуется создание стройной этической системы, согласующей цели человека и общества. При согласованном функционировании организационного, поведенческого и этического регуляторов создаются условия для социально значимой самоактуализации индивидов. Способом самоактуализации российского государственного служащего является «служение» («служебная преданность»).
Исходя из сформулированной гипотезы, определена цель исследования, которая состоит в разработке концепции системы регуляторов социального действия российского государственного служащего, как теоретико-социологического обоснования механизма социального управления деятельностью государственного служащего. Реализация этой цели требует решения следующих исследовательских задач:
Теоретико-методологической основой исследования послужил системный подход, опирающийся на такие гносеологические принципы, как диалектика, самоорганизация, структурно-функциональный анализ, историчность, социальное моделирование. В этой связи познаваемый объект понимается как саморегулируемая система. Системный подход в наибольшей мере соответствует цели исследования – разработать концепцию системного функционирования регуляторов социального действия, которые мотивируют и ориентируют российских индивидов в их профессиональной деятельности в сфере государственной службы.
Исследование системы социального действия опирается на труды основоположников социологии и современных исследователей исходя из понимания социологического знания как междисциплинарной науки об обществе и человеке.
Эмпирическую базу исследования составили:
I. Материалы прикладных социологических исследований, в кото рых автор выступал в качестве научного руководителя или непо средственного участника:
II. Социологические исследования, использованные для вторичного анализа:
III. Источником информации послужил также научный и упра вленческий опыт автора, приобретенный в ходе работы руководителем структурных подразделений, консультантом, экспертом на предприятиях и в органах государственной власти Удмуртии, а также в процессе научных стажировок по программам TACIS (ФРГ, май 1995 г.) и Морозовского проекта (США, сентябрь 1995 г.).
При выполнении данного исследования проанализированы результаты социологических опросов, наблюдений, официальной статистики на федеральном и региональном уровне.
Основные научные результаты и новизна. В диссертационной работе на основе системного социологического исследования автор выдвигает концепцию социального действия российского государственного служащего, содержащую следующие научно обоснованные положения, обладающие новизной и выносимые автором на защиту.
Научная и практическая значимость полученных результатов. Теоретическое значение выполненного исследования определяется, прежде всего, разработкой концепции системы регуляторов социального действия российского государственного служащего как особого направления социологической теории. Эта концепция является теоретическим основанием для решения практических задач (разработка программ управления персоналом, кадровой политики государственных и муниципальных служб и т.п.). Практическое значение работы заключается в возможности использования ее положений и выводов в преподавании курсов государственного и муниципального управления, истории Российского государства, культурологии, социологии, психологии, менеджмента, маркетинга, а также в подготовке учебно-методических материалов и учебных пособий, разработке документов по организационному проектированию и оценке персонала.
Апробация и внедрение результатов исследования. Основные результаты диссертации опубликованы в монографиях «Специфика социальной системы России», «Социальные регуляторы деятельности российского государственного служащего» и научных статьях автора. Основные идеи и отдельные положения докладывались автором и обсу ждались на конференциях и семинарах:
Материалы диссертации использованы при разработке стратегии кадровой политики и программ Министерства экономики Удмуртской Республики (1993 г.), Государственного комитета Удмуртской Республики по предпринимательству (1996 – 2000 гг.), аппарата Президента и Правительства Удмуртской Республики и др. На основе материалов диссертации была разработана и передана Правительству Удмуртской Республики методика оценки деятельности государственных и муниципальных служащих.
Практическая реализация результатов исследований, опирающихся на концепцию специфики социального действия российского индивида, государственных и муниципальных служащих осуществлялась при под готовке следующих документов: «Концепция развития малого предпринимательства в Удмуртской Республике до 2005 года»; «Программа государственной поддержки малого предпринимательства в Удмуртской Республике на 1996 год»; «Государственная программа поддержки малого предпринимательства в Удмуртской Республике на 1997 год»; «Государственная программа поддержки малого предпринимательства в Удмуртской Республике на 1998 год»; проект «Государственная программа социально-экономического развития Удмуртии до 2005 года».
Материалы исследования использованы в учебном процессе Ижевского государственного технического университета, Ижевского филиала Уральской академии государственной службы в курсах «Основы социального прогнозирования», «Социология управления», «Специ фические особенности построения рекламной кампании в России», «Особенности управления персоналом в российской организации» и др.
Структура диссертационной работы определена целью и основ ными задачами исследования. Диссертация состоит из введения, пяти глав, включающих пятнадцать параграфов, заключения, библио графического списка.
При исследовании социальных проблем первоначально необходимо определить исходную понятийную точку и методологию научного поиска, которые будут направлять исследование. В данной работе в качестве исходного понятия, отражающего познавательный объект исследования, используется понятие «социальное действие».
А в качестве основного способа научного исследования избрана системная методология, опирающаяся на такие гносеологические принципы как диалектика, самоорганизация, структурно-функциональный анализ, историчность, социальное моделирование. Данный подход в наибольшей мере открывает возможность для достижения цели исследования – определение специфики системного функционирования регуляторов деятельности индивида в сфере государственной службы.
«Социальное действие» – фундаментальное понятие социологии, введеное М. Вебером, который, оценивая задачу и роль социологии, утверждал, что «социология … есть наука, стремящаяся, истолковывая, понять социальное действие и тем самым каузально объяснить его процесс и воздействие».6 Современная социология столь же высоко оценивает значение понятия «социальное действие» и рассматривает его как простейшую, начальную единицу социальной деятельности.7 Исходя из целей данного исследования сформулируем самое общее, первоначальное определение: социальное действие есть единое социальное основание, которое задает индивидам способы их ориентации в обществе и действует как своеобразная общая система социальных координат.
Системный подход позволяет рассмотреть социальное действие как систему, характеризуемую долговременными параметрами порядка, обеспечивающими самоорганизацию индивидов при взаимодействии в условиях социально ориентированной деятельности. Эти социальные параметры порядка обеспечивают достижение устойчивости и измен чивость процессов деятельности индивидов и отдельных сообществ.
К началу XXI в. в мире произошли глубокие изменения, связанные с динамичными процессами в экономике, политике, культуре. Не является исключением и Россия, переживающая радикальную социально-экономическую трансформацию последнего десятилетия. Сегодня российское общество становится все более открытым к принятию новых нравственных ценностей, политических форм, технологических инноваций других культур. Открытость нашего общества наряду с поло жительными результатами принесла и негативные последствия, которые проявились в дезинтеграции общества: возникли многочисленные политические и социальные конфликты, затяжной экономический кризис, рост социального напряжения.
Дезинтеграция на протяжении веков не раз преодолевалась в борьбе, результатом которой являлась победа одной из социальных «сил». Победа всегда предполагала один из двух вариантов. В одном случае, одержавшая верх «сила» принуждала российское общество принять новые социальные ценности, и, тем самым, осуществляла насильственную его инновацию. В другом – победители отвергали новые ценности и насильно консервировали общество, закрывая его от внешнего влияния. В 90-е гг. ХХ в. следствием противостояния сил, как и прежде, стала борьба, которая может возвратить историю «на круги своя». Вместе с тем, общество имеет и другую возможность. Состоит она в преодолении дезинтеграции не через борьбу, а с помощью социальной рефлексии. Это принципиально иной путь преодоления социально-экономического кризиса. От социальной рефлексии в данном случае требуется найти пути практического согласования инновационного и традиционного, а также разработать теоретическую основу интеграции общественных сил как новаторских, так и консервативных. С этим связана актуальная проблема, стоящая перед социологией как одним из инструментов социальной рефлексии, – исследование механизмов согласования старого и нового в социальной деятельности человека.
Социальная рефлексия начинается с познания обществом своих основ. Античный мыслитель Архимед утверждал, что если дать ему точку опоры, то он перевернет весь мир. Для социальной действительности такой опорой и основой может служить та исходная точка, оттолкнув шись от которой можно начать позитивные изменения (к гуманисти ческим идеалам и ценностям на основе реформирования общества, создания эффективно действующих структур: экономики, государства, гражданского общества и т.п.). Однако движение к цели и ее достижение возможно только в том случае, если определена эта исходная точка. Именно от нее отталкивается общество для своего дальнейшего социального развития. Только определив основы, можно будет приблизиться к достижению социальной цели. Отсутствие такой опоры приводит к «пробуксовке» всего механизма социального движения.
Самое общее понимание основы формулируется как неизменность состояния, несмотря на изменение условий существования или системы координат8. Поэтому и социальная основа должна предполагать неизменность некоего социального феномена вне зависимости от влияния на него тех или иных факторов и параметров. Однако вряд ли найдется какое-либо социальное явление, соответствующее такой дефиниции. Социальные феномены обладают высокой изменчивостью, пластичностью. На смену одним социальным явлениям приходят другие. Тем не менее, и в этом постоянном потоке социальной изменчивости важно определить основы, регулирующие жизнь и деятельность человека и общества9, а исходя из целей работы – и деятельность государственных служащих.
Социология как «наука об общих и специфических законах и зако номерностях развития и функционирования исторически определенных социетальных систем, о механизмах действия и формах проявления этих законов в деятельности личностей, социальных групп, классов, народов»10, изучающая процессы в реальном обществе в их статике и динамике, выработала важнейший концепт, способный служить ключом, необходимым для исследования основ, регулирующих поведение человека, его способы выбора между новым и старым. Таким понятием, послужившим ключевым основанием для теории, является понятие «социальное действие». Теория социального действия, являющаяся уже более века важнейшим методологическим инструментом социологии, имеет своей целью объяснение мотивов и способов ориентации человека в социальной среде.
Понятие «социальное действие» было введено М. Вебером для обозначения действия индивида, сознательно ориентированного на пове дение других людей. Современные исследования подтверждают, что социальное действие индивида действительно строится на ожидании того, что и другие индивиды будут также сознательно ориентированы. В своем развитии теория социального действия проходит два основных этапа, которые отличаются друг от друга методологическими принципами.
Первый этап. Основателями социологии в конце XIX в. был разработан классический подход, построенный на принципе объяснения «социального из социального», методологической базой которого явилась веберовская теория «идеальных типов»;
Второй этап. Невозможность объяснить социальные феномены исходя из классического подхода (теория «идеальных типов) приводит к выработке методологии, построенной на стремлении придать социальному особый статус и позволяющей исследовать объект не только в плоскости однонаправленной детерминации, но и во всем многообразии его взаимосвязей. Данный подход вытекает из классического социологического объяснения «социального из социального». При этом «социальное» рассматривается с точки зрения целостности, структуры, функции, взаимосвязи – т.е. как система. Второй этап, начало которому положено в середине ХХ в., характеризуется использованием системной методологии.
Рассмотрим подробнее выделенные этапы, отметив методологические константы, на которые будем опираться в данном исследовании. Первый этап – становление классической методологии, основанной на исследовательском принципе «объяснять социальное из социального», идет от теории «идеальных типов». Исходным понятием классической теории явилось понятие «социального действия», под кото рым понимаются действия человеческого индивида, направленные, с од ной стороны, его мотивационными особенностями, а с другой стороны, нормативно-ценностной ориентацией на действия других индивидов, т.е. действия, ориентированные на поведение других людей.
М. Вебер выделял следующие типы действий: целерациональное, ценностно-рациональное, традиционное, аффективное. Целерациональное действие характеризуется осознанным выбором цели, рациональным соотнесением цели и средств. Ценностно-рациональное действие определяется сознательным выбором и стремлением к идеалам добра, красоты, справедливости (т.е. этическими, эстетическими, религиозными и другими ценностями). Традиционное действие основано на привычке, стереотипе, ритуале. Аффективное действие обусловлено эмоциональным влечением (например: любовная страсть, ненависть, гнев, страх, энтузиазм и т.п.) Целерациональные и ценностно-рациональные действия определяются осознаваемыми мотивами – целями или ценностями. Поскольку аффективное и традиционное действия находятся «на границе» осмысленной, сознательной ориентации индивида в обществе, поэтому невозможно рассматривать их как социальные действия и считать предметом изучения социологии11.
Формулируя концепцию типов действия, М.Вебер отмечал, что описанные им действия суть абстракции, которые в реальности не встре чаются, т.к. в повседневной реальности в действиях индивида всегда присутствует пересечение всех отмеченных типов. Однако такая абстракция вполне обоснована, если возникает в результате исследования эмпирических фактов и их сравнительного анализа как «идеальный тип» исследуемой социальной реальности. «Идеальные типы» предполагают заведомое упрощение сложности и многообразия социальных явлений, их идеализацию. Такая «идеализация» необходима социологу в целях систематизации анализируемого эмпирического материала и дальнейшего его сопоставления и изучения12.
Теория идеальных типов является средством научного познания, выполняя роль логической конструкции для обработки эмпирических данных. «Идеальный тип», чтобы стать надежным инструментом исследователя, должен, во-первых, соответствовать существующим научным фактам; во-вторых, быть логически непротиворечивым. При этом «идеальный тип» как логическая конструкция отражает и целостность явления, и уникальность, своеобразие элементов структуры этого явления.
Теория идеальных типов учитывает недостатки как абстрактно-умозрительного подхода, так и эмпирического (привязанного к усредненным значениям), в которых утрачивается целостность объекта изучения. Таким образом, данная теория оказывается одной из первых попыток стать промежуточной13 концепцией, связывающей эмпирию и абстрактные теории (эмпирическую социологию и социальную философию), а также анализировать социальные объекты целостно, в их внутренней взаимосвязи.
Особенность теории «идеальных типов социального действия» состоит в том, что предметом социологии стало только рационально ориентированное действие человека как причина, влияющая на все прочие социальные явления. Такой подход отличен от взглядов Г. Лебо на14, Г. Тарда15 (рассматривающих социальное действие как следствие психологических феноменов), К. Маркса и Ф. Энгельса (для которых социальное действие было следствием экономических отношений)16, Э. Дюркгейма17 (полагавшего причиной объективную социальную реальность, оказывающую влияние на действия человека). Постановка проблемы «социального действия» и попытка ее разрешения инструментарием, который был в арсенале науки того времени, интересна, однако методологический подход, предложенный М. Вебером, предписывает и описывает явления, оставляя за пределами изучения факты психического, экономического и другого порядка, не объясняя их (такова точка зрения С. Московичи, с которой автор солидарен)18.
Второй этап характеризуется становлением системной социологической парадигмы. Системный анализ, прежде чем стать методологией социальных наук, первоначально сложился в русле естественнонаучных дисциплин, которые первыми столкнулись с про блемой ограниченности детерминистической интерпретации явлений.
Длительное время господствующий в науке детерминистический подход не мог объяснить функционирование сложных целостных объектов, а поэтому требовались иные методологические решения. Ответом на это научное требование явилась методология системного анализа, основы которой были заложены А.А. Богдановым в начале ХХ в. при разработке теории общеорганизационной науки, названной им текто логией19. В дальнейшем, в 50-е гг., Л. фон Берталанфи разработал «принципы системного подхода»20, а Н. Винер – кибернетику как теорию управления и переработки информации21.
Системная парадигма в социологии исторически наследует традицию социологической классики. Здесь прослеживается стремление рассматривать общество как целостность, структуру и способ взаимосвязей между элементами исходя из принципа социального действия. Системный подход принят во многих науках, изучающих организационные общности, и уместно отметить, что он «стремится не просто описывать или предписывать, а, прежде всего, понять и охарак теризовать действия объекта, в том числе ожидаемые действия»22. Основополагающая задача – изучение поведения объекта. «Системный подход главное внимание сосредотачивает на изучении поведения объекта. Главный вопрос здесь – не «что это такое?» а «что оно делает?»23. Описание поведения объекта становится возможным через понимание того, как объект устроен и как он взаимодействует с другими объектами.
Особенность системного подхода как общенаучной методологии заключается, во-первых, в стремлении изучать объект как целостность, во-вторых, система и среда не абстрагируются одна от другой, а рассма триваются в единстве, в-третьих, самоорганизующаяся система обладает способностью к «целеполаганию». Такое представление является альтернативой и в определенном смысле противоположностью длительное время используемому детерминистическому подходу.
Детерминизм – принцип теории познания, который был ведущим в общественных науках вплоть до конца XIX в. Его особенность состоит в гносеологической установке, что любой объект детерминирован свойственным только ему определенным ключевым фактором (исходной причиной), поэтому и познание объекта должно строиться на выявлении этого исходного, ключевого фактора. Такой подход ограничен, т.к. областью его применения является исследование простых объектов или
простых систем, построенных на причинно-следственной связи, систем, в которых только один фактор является определяющим.
При исследовании объекта, являющегося сложной системой, ученые сталкиваются с ограниченной возможностью использования детерминизма. Дело в том, что в сложных системах привычные причинно-следственные связи теряют свою всеобщность, а проблема первичности превращается в схоластические рассуждения. Продолжительное время наука «занималась главным образом исследованием проблем с двумя переменными (линейными причинными рядами, одной причиной и одним следствием) или в лучшем случае задач с несколькими переменными. Однако множество проблем, возникающих в биологии и социальных науках, по существу, являются проблемами со многими переменными и требуют для своего решения новых понятийных средств»24.
В сложных системах ни «производственные отношения», ни «либидо», ни «коллективное бессознательное», ни какой бы то ни было иной «ключевой фактор» не может претендовать на абсолютно определяющую роль. Здесь вступают в силу другие закономерности, связанные с особенностью объекта исследования. На это обращает внимание Р. Эшби: «достоинство кибернетики [разновидности системного подхода] состоит в методе исследования сложных систем, ибо при изучении простых систем кибернетика не имеет преимуществ»25.
Анализируя поведение объекта, можно сделать вывод, что системный подход не предполагает абстрагирование объекта от внешней среды, внешнего мира, напротив, он предусматривает, что объект
взаимодействует и обменивается веществом и энергией (одним словом, ресурсами) со средой, которую он изменяет. При этом он изменяет и са мого себя. Характер взаимодействия система – среда определяется целеполаганием системы, уровнем ее активности и устойчивости.
Целеполагающей деятельностью может быть охарактеризовано стремление системы, существующей или в меняющихся, или в постоян ных условиях среды, выполнять определенный образ действий, который обеспечивает адаптацию (устойчивость) системы к среде. Стремление к устойчивости (гомеостазису26) является наглядным примером проявления целеполагания самоорганизующейся системы. Особый аспект системного анализа при рассмотрении «живых» организмов, организаций состоит в принятии идеи целеполагания. «Если мы посмотрим на живой организм, то можем наблюдать удивительный порядок, организацию, постоянство в непрерывном изменении, регулирование и явную телеологию. … В … механистическом мировоззрении … они рассматривались как иллюзорные или метафизические … оказались вне законной области науки»27.
Системная методология в процессе становления столкнулась с рядом проблем. Главными из них оказались проблемы системной открытости-закрытости, порядка-хаоса, самоорганизации и само регуляции. Для их решения ученым потребовалось критически проанализировать сформировавшиеся принципы системного подхода, на основании чего и возникла первоначально концепция «диссипативных» (неравновесных) систем, разработанная в 60 – 70-е гг. брюссельской школой (Дж. Николис, И.Р. Пригожин, И. Стенгерс).28 Вслед за этим Г. Хакеном были заложены основы теории самоорганизации и введено в 1973 г. в научный оборот понятие «синергетика».29
Работы представителей брюссельской школы и Г. Хакена послужили основой нового направления в исследовании систем как систем, существующих за счет постоянного обмена со средой, как неустойчивых (диссипативных) самоорганизующихся комплексов. Неустойчивые системы в процессе взаимообмена со средой не находятся в состоянии равновесия. Напротив, такая система упорядочена и хаотична одновременно. Хаос обеспечивает накопление мутационных изменений, которые представляют собой набор возможностей. Достигнув предела накопления возможностей (который задан организационными характеристиками), система оказывается в состоянии бифуркации30. И.Р. Пригожин на основе анализа процессов, происходящих в сложных органических молекулах, описал механизм бифуркации, смены одного состояния другим. Такой переход из одного состояния в другое и пред определен, и неожидан. Переход предопределен набором возможных мутаций, накопленных системой. Поэтому с необходимостью реализуются только заложенные возможности (точнее некоторые из них). То, чего нет в системе, не может в ней проявиться. Вместе с тем, такой переход и неожидан, т.к. реализация той или иной возможности случайна.
Таблица
Системная парадигма в науке
|
Проблема |
Научное решение |
Методология |
Авторы |
Время |
|
Детерминистический подход не объясняет функционирования сложных целостностей |
Системная методология |
Тектология |
А.А. Богданов |
Начало ХХ в. |
|
Теория систем |
Л. фон Берталанфи |
40–50-е гг. |
||
|
Кибернетика |
Н. Винер |
40–50-е гг. |
||
|
Проблема порядка-хаоса |
Методология открытости, самоорганизации |
Теория диссипативных систем |
Брюсссельская школа (И. Пригожин и др.) |
60–70-е гг. |
|
Синергетика |
Г. Хакен |
70-е гг. |
Системная методология исследования социального действия найдет свое воплощение во второй половине ХХ в. в работах зарубежных социологов, представлявших структурно-функциональное направление (Т. Парсонс, Р. Мертон, Н. Луман), которые, опираясь на классический фундамент, заложенный в XIX в. М. Вебером, синтезировали ряд социологических традиций.
Основательная разработка теории социального действия принадлежит Т. Парсонсу31, который внес кардинальные изменения в содержание отправных понятий веберовской концепции, дополнив ее общей теорией социального поведения. Согласно этой теории, социальное действие определяется не только сознательными целями индивида, но и объективными факторами, которые влияют на возникнове ние сознательного целеполагания. К таким объективным факторам можно отнести социальные институты, образцы культуры, обязывающие человека подчиняться социальным нормам. Социальное действие – это уже не только действие, определяемое сознательным выбором, но и дей ствие, побуждаемое подсознательным влечением. Между тем, действие можно считать социальным, если в нем присутствует ожидание действий других индивидов, ориентация на их деятельность. В этом смысле социальное действие – это то, что находится в пределах влияния норм и ценностей, социальных институтов и образцов культуры. В целом Т. Парсонс к середине ХХ в. разработал общеметодологическую теорию социального действия, отвечая на главный вопрос системной теории: как действует объект?
В этом же направлении одновременно реализовал свой научный поиск и Р. Мертон32, развивший понятие «аномия»33 на основе системного подхода. Однако он не стремился создать общую методологию социального действия, сознательно ограничивая научный поиск сферой теории среднего уровня, которая представляет собой связующее звено между концепциями эмпирического обобщения и общеметодологической теорией. Такой подход по характеру близок к теории идеальных типов, только методологически ориентирован системным подходом. Позиции Р. Мертона и М. Вебера близки в том, что для них главным остается вопрос: почему человек осуществляет действие? Этот вопрос Р. Мертон конкретизирует: в чем причина аномийных действий человека? По его мнению, – в том, что в действиях человека возможна рассогласованность между целями, предлагаемыми культурой, и институализированными способами достижения этих целей.
В 70 – 90-е гг. Н. Луман34, опираясь на системный метод, сконцентрировал внимание на изучении социального действия с точки зрения взаимосвязи общества с окружающей его средой и на способности такого общества вырабатывать механизмы рефлексии, обеспечивающие его самоорганизацию, самосозидание («автопоэксис»35). В конце ХХ в. системный подход во взаимосвязи с теорией социального действия в запа дной социологии был реализован при исследовании проблемы социальной солидарности (например, работы Ю. Хабермаса36, К. Боулдин га37; Дж. Тайнтера38. Среди современных исследований особо стоит отметить разработанную на основе теории неравновесности и самоорга низации (методология брюссельской школы) концепцию социального действия П. Штомпка39, в которой исследовательское внимание сосредоточено на процессах (в отличие от социологии середины века, опирающейся на принципы систем Л. фон Берталанфи, которая особое внимание уделяла структурам).
Разработка и исследование проблемы мотивации и ориентации человека в социальной среде в отечественной социологии имеет свои особенности, на которые повлиял характер развития социологии в России в ХХ в. Отечественная социология, испытав коллизии 30 – 40-х гг., после периода забвения возрождается в 50 – 60-е гг. Как и все общественные науки того времени, теоретическая социология была под влиянием методологии исторического материализма, тогда как эмпирическая социология, будучи в определенной мере независимой, стала использовать как исследовательский инструмент методологию структурно-функционального анализа40. Вследствие этого наметился разрыв между теоретической и эмпирической социологией.
Успехи прикладной социологии, а также успехи других наук, использующих системный метод, привели к тому, что в Советском Союзе начала развиваться системная методология для исследования общественных явлений, что предполагало явную или неявную борьбу с официально принятой методологией. Поэтому главным методоло гическим вопросом дискуссий того времени стал вопрос о предмете социологии41. Сосредоточенность на этом вопросе ограничивала возможность социологии заниматься разработкой других методологических проблем. Это еще больше усилило разрыв между эмпирической и теоретической социологией.
Эмпирическая социология 70-х гг. нуждалась, прежде всего, во-первых, в методиках, обеспечивающих надежность и точность сбора дан ных; во-вторых, в способах первичного обобщения и интерпретации полу ченного материала. Первое требование обеспечило развитие в 70-х гг. социологических методик42. Второе требование, испытывая на себе влияние структурного функционализма, привело к структурированию социологического знания по отраслям43. При этом каждая отрасль социологического знания в условиях борьбы методологий столкнулась с необходимостью разработки своей собственной техники обобщения и интерпретации данных. В результате к началу 80-х гг. социологическое знание оформилось в структуру, состоящую из трех уровней44:
Сложившаяся к настоящему времени структура социологического знания в России не имеет явно обозначенной теории социального действия, хотя в ряде подходов содержится ее проблематика (проблематика мотивации и ориентации индивида в обществе), например, в теориях организации и самоорганизации, социального управления (обозначим это условно как системное направление). С другой стороны, особым направлением, где обнаруживается рассматриваемая проблема, являются научные работы, посвященные изучению так называемого «русского вопроса» – специфике российского социального поведения.
Первое направление – это теоретические социологические разработки и подходы к изучению процессов функционирования, развития, девиации, коллапса социальных систем. Здесь могут быть выделены работы, посвященные как общеметодологическим проблемам (социологическое знание третьего уровня), так и анализу организации
и самоорганизации социальных систем, условий их функционирования (социологическое знание второго уровня).
В нашей стране исследование социальных феноменов с точки зрения системного подхода было инициировано работами В.Г. Афанасьева45 в 60 – 70-х гг. Им разработаны проблемы изучения общества как системной целостности, органически связанной с природой, и определено научное направление – исследование проблем управления сложными системами. Такой подход может быть охарактеризован как общая теория управления системами, в которой принципы тектологии, кибернетики и теории систем были применены к управлению обществом в целом.
Успехи системной теории в естественнонаучной сфере (математи ке, физике, химии и др.) оказали большое влияние на становление новой методологической парадигмы общественных наук. Здесь большую роль сыграли работы С.П. Курдюмова, Г.Г. Малинецкого, Н.Н. Моисеева и других ученых46
. Особенность новой научной позиции состояла в том, что российские ученые опирались не столько на принципы
Л. фон Берталанфи, сколько на открытия и разработки брюссельской школы. Поэтому в рамках системного подхода к изучению социальных явлений начинали преобладать идеи самоорганизации и синергетики. Синергетический подход, как методология исследования социальных явлений, занял заметное положение в 90-х гг. особенно в связи со сменой государственно-политического и социально-экономического устройства страны, что потребовало переосмысления устоявшихся на протяжении десятилетий представлений об обществе и личности, отказа от прежней идеологии. Разработке методологии социальных явлений посвящено значительное количество работ, в том числе В.С. Егорова47
, В.П. Бранского48, В.Л. Романова
49
. Сейчас уже можно утверждать, что системная парадигма стала ведущей методологией исследования социальных явлений, т.е. положена в основу теоретической социологии (как социологического знания третьего уровня).
В 70-е гг. в отраслевой социологии (социологическое знание второго уровня) выделилось особое направление – социология организаций. Ее предмет – феномен коллективного субъекта как
социальной организации. В центре внимания здесь находятся вопросы природы организации, ее строения и функционирования50. В отличие от других отраслевых направлений, социология организаций синтезиро вала как различные научные дисциплины (например, психологию, управление, экономику и т.д.), так и методологический и эмпирический уровни знаний (в настоящее время особенно близко взаимосвязана социология организаций с социологией труда51).
Проблематике организации, начиная с 70-х гг., были посвящены работы52 Р. Григаса, Н.И. Лапина, В.Г. Подмаркова, Н.Ф. Наумова, А.И. Пригожина, О.И. Шкаратана. В 70 – 90-е гг. наиболее полное представление о теории организации с системных позиций дал А.И. Пригожин. С его именем связано выделение и легализация социологии организаций как особой дисциплины, уточнение ее предмета53. Социология организаций может рассматриваться как сложившаяся к настоящему времени одна из первых теорий среднего уровня в России.
В целом анализ развития социологического знания в России показывает, что предметная область социального действия, т.е. сфера исследования мотивации и ориентации индивида, остается до последнего времени открытой. На первый взгляд, это может быть объяснено тем, что данная сфера исследована западной социологией и для России не актуальна. Однако актуальность данной проблематики связана именно со спецификой российского социального действия, что в западной социологии не рассматривалось.
Проблема российской специфики (см. ссылку на стр.7 данной работы) во всех многообразных формах ее проявления традиционно была предметом дискуссии по так называемому «русскому вопросу» и рас сматривалась с точки зрения философии, истории, культурологии, психологии. В целом тематика «русского вопроса» (который далее будет рассмотрен подробнее) дала достаточно богатый эмпирический материал для исследования феномена социального действия.
Таким образом, социологическая проблема специфики российского социального действия на сегодняшний день оказалась мало исследованной областью научного знания. Соответственно, в России не сложилась социологическая методология исследования поведения индивида как теория среднего уровня. Столь широкая познавательная область может быть перспективной для многих ученых. Ее изучение избрано автором для социологического анализа. Данное исследование может быть представлено как путь, берущий свое начало в теории организаций, имеющий своим ориентиром системную методологию и направленный на определенную предметную область.
В данной работе в качестве предметной социологической области исследуется поведение государственного служащего. Выбор именно этой предметной области социологического анализа не является случайным и объясняется рядом причин. Прежде всего, отметим, что теория социального действия направлена на разрешение проблемы пересечения «нового» и «старого» в деятельности человека. Суть названного противоречия состоит в том, что человек находится под влиянием двух факторов – цели и институциализированных норм, регламентирующих и регулирующих его целевые стремления. Рассогласованность целей и норм приводит к конфликту между «новым» и «старым» (т.е. аномии). Для того чтобы избежать аномии, общество вынуждено постоянно вырабатывать механизмы регуляции стремлений индивидов.
Одним из важнейших институтов, вырабатывающих механизмы институциализированного нормирования, является государственная служба. Вместе с тем, государственный служащий одним из первых сталкивается с новыми целями и утратившими институциализированную силу нормами. Поэтому в его действиях обнаруживается рассогласованность целей и норм. Парадокс состоит в том, что институт, призванный преодолевать аномию, первым оказывается ею зараженным. Государственный служащий как объект исследования изучается различными научными дисциплинами. Регулирование деятельности государственного служащего определяется правовыми нормами. Именно этому посвящено значительное количество научных работ54. Между тем, современные ученые пришли к выводу, что «недостаточность юридического подхода к исследованию проблем государственного управления обнаруживается во всех странах в послевоенные годы»55, а следовательно, как отмечает Г.В. Атаманчук: «Пора уходить от такого правового регулирования, когда появляется правовая норма, которая, с одной стороны, социологически не обоснована, а с другой стороны, практически не действует»56. Необходимость познания социальных реалий деятельности государственного служащего диктует развитие этой отрасли социологии. Здесь внимание ученых должно быть сосредоточено на исследовании социальной функции государства, его кадрового корпуса, системных характеристик, специфики адекватного функционирования и развития причин их девиаций и аномий. Реализация данного направления требует выработки прикладных рекомендаций и программ, способных оказать позитивное влияние на деятельность государственной службы.
В последние годы проблема государственного служащего исследуется с позиций различных уровней социологического знания. Достаточно обширный материал дает эмпирическая социология (социоло гия первого уровня). Конкретные исследования, проводимые учеными РАГС57 под руководством Е.В. Охотского, В.Л. Романова, А.И. Турчинова, К.О. Магомедова, ориентированы на исследование внутренних состояний государственной службы, ее взаимодействия с внешней средой. Эмпирические материалы стимулируют развитие социологического знания второго уровня, направленного на конкретные предметные области, прежде всего такие, как профессионализация и кадровая политика (А.И. Турчинов, В.Д. Граждан, Б.Т. Пономаренко)58, этика и культура взаимодействия (В. Бойков, В.Л. Романов, С.М. Соколов) 59, различные аспекты управленческой деятельности (Г.В. Атаманчук, Л.А. Василенко, В.С. Карпичев, Б.В. Лытов, В.П. Мельников, В.С. Нечипоренко, В.Г. Смольков).60 Социологическая методология (знание третьего уровня) исследования государственной службы на сегодняшний день достаточно полно представлена в работах В.С. Егорова61, В.Д. Граждана62, В.Л. Романова63 и др. Разрабатываемые названными учеными деятельностный и синергийный подходы представляют собой методологические основы для исследования системы социального действия государственного служащего.
Пронизывает и связывает три уровня знания теория организации (которая на сегодняшний день достаточно полно представлена С.С. Фроловым64), выступающая ориентиром (теорией среднего уровня) научного поиска для исследования государственной службы (данный ориентир присутствует в работах вышеназванных ученых, а в работе Л.А. Калиниченко65 – как самостоятельный научный опыт исследования организации государственной службы). Организационный подход применительно к государственной службе на сегодняшний день в полной мере оказывается реализованным. Вместе с тем, сформулированная в начале исследования проблема – способ ориентации и мотивации индивида применительно к государственной службе и накопившийся эмпирический материал требуют интерпретации, которую не может дать организационный подход. На наш взгляд, поиск путей разрешения указанной проблемы возможен не с точки зрения организационного подхода, а с точки зрения теории социального действия.
Особым научным полем, возникающим на пересечении научных направлений, названных выше, становится проблема исследования системных координат социума, задающих ориентиры социального действия индивидам в системе государственной службы. Исходя из этого научным стержнем проблемы предстает исследование социального действия государственного служащего, обусловленного влиянием требований профессии и социальных факторов национальной культуры.
Подходы к названной проблеме содержатся в науках по управлению, психологии, культурологии и других дисциплинах. В настоящее время для исследования данной проблемы требуется формирование собственно социологического подхода как междисциплинарного, способного синтезировать экономические, психологические, культурные и другие феномены как социальные, исходя из принципа, заложенного основателями теории социального действия. В этом ракурсе важно исследовать специфику социального действия государственного служащего, оказывающего управленческое влияние на общество в целом.
Рис. . Социальное действие государственного служащего
как исследовательское поле
Сложившийся в истории социологии системный подход к исследо ванию феномена социального действия ориентирует ученых рассматривать его как целостность, как систему, а значит, необходимо ответить на вопросы: что представляет собой социальное действие как система (ее описание)? Как эта система (в данном случае социальное действие) себя ведет? И в чем ее суть? Само понятие «система» дает определенные исследовательские направления. В настоящее время это понятие детально разработано и определено. Система от греч. σύστημα [systema] – целое, составленное из частей; соединение. Понятие имеет ряд значений: «1. Упорядоченное множество элементов, взаимосвязанных между собой и образующих некоторое целостное единство. 2. Порядок, обусловленный планомерным, правильным расположением частей в определенной связи, строгой последовательностью действий … 3. Форма, способ устройства, организация чего-либо. …»66.
В указанных выше определениях присутствует ответ на вопросы: какова система, как она выглядит, чем характеризуется, т.е. что есть система как нечто статичное? Здесь дано феноменальное описание. Однако оставлен без ответа другой вопрос: в чем же ее суть? или в чем причина ее единства? Данный вопрос нередко возникает при исследовании динамичных систем, в том числе действий. Поэтому он является исследовательским ориентиром для анализа системы социального действия.
Попытки определения систем действия впервые были предприняты в биологии в XIX в. Тогда ученые столкнулись с очевидным: живому организму присуще стремление к определенной, свойственной ему цели
(в соответствии с которой он и устроен). Отсюда закономерно возникал вопрос: если есть цель, то она кем-то поставлена. Кем-то, кто обладает разумом и волей? Отсутствие ответа на этот вопрос лишало науку позитивности и уводило ее в область теологии. Поэтому ученые на рубеже XIX –XX вв. стремились отдалиться от идеи целесообразности. Однако бурное развитие различных отраслей науки в начале XX в. позволило ученым принять мысль, что целесообразность может возникать вполне естественно, без творящей роли субъекта, стоящего вне системы или организма.
А.А. Богданов в своей фундаментальной работе «Тектология» дал научную интерпретацию феномену целеустремленности: «[биологи] уже давно характеризовали организм как "целое, которое больше суммы своих частей". Хотя, употребляя эту формулу, они сами вряд ли смотрели на нее, как на точное определение, особенно ввиду ее внешней парадоксальности. Однако есть в ней черты, заслуживающие особого внимания. Она не включает фетиша (ставящего цели субъекта) и не сводится к тавтологии (повторению того же, только другими словами). А ее кажущееся или действительное противоречие с формальной логикой само по себе еще ничего не решает: ограниченность значений формальной логики вполне установлена научно-философской мыслью»67. В этом положении А.А. Богданова содержится ответ на вопрос: в чем суть системы? Внешним специфическим качеством системы, обнаруживающим суть, является целесообразность. Но сама суть – это эффект, выраженный формулой «целое больше своих частей». Поэтому при изучении систем сначала обнаруживается их целесообразность, а только затем – суть.
Понятие «система» является для данного исследования методологическим основанием анализа понятия «социальное действие». М. Вебер, характеризуя социальное действие, отметил его целесообразность. Это качество он отнес к способностям человека совершать рациональный выбор и осознанно достигать цели. Исходя из сущностного понимания социального действия как системы отметим, что социальному действию свойственна целесообразность. Но не по причине того, что социальное действие является рациональным и в основе его всегда лежит осознанный выбор, а по причине того, что социальное действие – это активность68, дающая организационный69 эффект70.
Опираясь на традицию теории социального действия, отметим положения, которые в данном исследовании принимаются в качестве исходных. Во-первых, социальным действием признается только такое, в котором индивид ориентируется на действия других лиц (соответственно аффективные и традиционные действия нельзя рассматривать как социальные). Однако, в отличие от М. Вебера, полагаем, что такая ориентация (ожидание) не является исключительно рациональной. Поэтому допускаем, что индивид ожидает действий других людей не только рационально, но и эмоционально. Во-вторых, социальное действие определяют два фактора – мотив и ожидание.
Первоначально рассмотрим и дадим определение понятию «мотив», который понимается в самом общем смысле как побуждение к действию. Он может быть осознанным (целевым или ценностным) и неосознанным (под влиянием стереотипа или аффективного влечения). Целевой мотив – осознание цели личного достижения. Ценностный мотив – осознанное принятие идеалов и норм. Мотив может быть и неосознанным. При этом если действие индивида, побуждаемое влечением, осуществляется без ориентации на поведение других людей, то такое действие не является социальным. Если же действие отдельного индивида, определяемое аффектом или стереотипом (привычкой), ориентировано на поведение других людей, то такое действие можно назвать социальным.
Согласно концепции академика А.Н. Леонтьева, основными видами мотивов являются мотивы-стимулы и смыслобразующие мотивы. Мотивы-стимулы – побудительные аффективные факторы, лишенные смыслообразующей функции. Смылообразующие мотивы – побудители деятельности, придающие ей личностный смысл. Суть концепции мотивации – в том, что стимульный мотив включает механизм выбора
индивидом смыслообразующих целей (мотивов). Выбранная цель и направляет действия индивида71. В таком случае процесс мотивации распадается на следующие составляющие: 1 – стимул; 2 – способ выбора цели; 3 – действия, ведущие к цели.
Таким образом, цель социального действия определяется способом ее выбора (используя терминологию М. Вебера) – целерациональным и ценностно-рациональным. Целерациональная цель социального действия индивида – это ясно осознаваемый результат. Выбор цели строится на рациональном расчете, разработке эффективной программы (плана) и соответствует формуле «осуществление цели необходимо для того, чтобы …», т.е. выбор индивида продиктован рациональным осознанием необходимых условий его наличного бытия72. Достижение цели предполагает строгое следование плану. Достигая цель, индивид увеличивает имеющиеся у него ресурсы. Такая цель в полном смысле – целерациональная. Для того чтобы избежать тавтологии73, дадим наименование рассмотренному понятию – «рациональная цель».
Ценностно-рациональная цель – антитеза рациональной цели. В качестве цели (точнее сказать идеалов) индивид выбирает такие абстрактные ценности, как добро, красота, справедливость и т.п.74, которые не всегда ясно осознаются (хотя не исключено, что идеал может быть рационально осознаваемым) им, но всегда обладает для индивида притягательной (аттрактивной75) силой. Тем самым идеал порождает у индивида устойчивое эмоциональное отношение, следствием чего является стремление индивида отдать свои силы этому идеалу. Достиже ние идеала может строиться как на расчете и плане, так и в свободном поиске. Формула стремления к идеалу – «во имя …», поэтому идеал не есть условие наличного бытия (он безусловен), идеал аналогичен категорическому императиву И. Канта76. Такая цель не является рациональной. Эта цель, по сути, не цель, а идеал. Поэтому термины «цель» и «рациональная» здесь не подходят, т.е. вряд ли имеет смысл использовать для рассмотренного понятия веберовский термин «ценностно-рациональная цель». Здесь более уместен будет термин Л.Н. Гумилева – «аттрактивный идеал»77.
Таблица
Сравнение характеристик социального действия
|
Характери стики |
Цель социального действия |
Идеал социального действия (надежда) |
|
Основа |
Интересы индивида |
Абстрактные ценности: доб ро, красота, справедливость, мудрость, счастье и т.п. |
|
Результат |
Достижение результата, ко торый выражается в при обретении или сохранении индивидом ресурсов, энер гии, необходимых для его существования. |
Растрата энергии и ресурсов индивида |
|
Выбор |
Рациональный (осознание необходимых условий бытия) |
Аттрактивный (идеал – кате горический императив; безу словное следование идеалу) |
|
Формула |
«для того, чтобы…» |
«во имя…» |
|
Способ достижения |
Только следование плану |
И следование плану, и свободный поиск |
Другим важнейшим фактором, (вместе с мотивом), влияющим на социальное действие индивида является ожидание, или экспектация.78 Способ выбора цели или идеала связан именно с ожиданием действий других людей, которое в таком случае также является либо рациональным, либо аттрактивным. В этом смысле рациональное ожидание предполагает поведение индивида, выбирающего эффективную стратегию действий, учитывающую поведение других людей.
Аттрактивное ожидание ориентировано верой в ценности, идеалы с учетом поведения других людей, но без расчета индивидом эффективности своих действий. И то, и другое – это различные формы сознательного выбора, которые являются предпосылками социального действия.
В целом социальное действие определяют мотивы – целевой, ценностный, аффективный, стереотипный – и формы социального ожидания – рациональное и аттрактивное. Поэтому, производя дедуктивное заключение из теории М. Вебера, отнесем к типам социального действия следующие восемь типов:
Первый тип – рационально-целевое (или описанное М. Вебером целерациональное) действие. Целевой стимул и рациональный выбор обусловливают действие индивида.
Второй тип – рационально-ценностное действие. Нормы или ценности служат стимулом и воспринимаются индивидом как инструменты эффективного достижения цели. Индивид ориентирован регулятивным принципом – «следовать нормам, правилам, ценностям и т.п. полезно и выгодно».
Третий тип – рационально-аффективное действие. Индивид использует аффект как инструмент достижения рациональной цели.
Четвертый тип – рационально-стереотипное действие. Индивид рационально отбирает и формирует у себя привычки, необходимые для эффективного достижения цели.
Названные типы относятся к классу рациональных действий.
Пятый тип – аттрактивно-целевое действие. Ясно и логически осознаваемая цель воспринимается как идеал, который достигается, не считаясь с затратами (идеал ставится выше, чем эффективность действий).
Шестой тип – аттрактивно-ценностное (или именуемое М. Вебером ценностно-рациональное) действие.
Седьмой тип – аттрактивно-аффективное действие. Действие в состоянии энтузиазма и воодушевления, охватывающем человека, увлеченного реализацией своих идеалов.
Восьмой тип – аттрактивно-стереотипное действие. Поведение, ориентированное на нормы как привычки (людей, которым свойственно такое поведение, называют ретроградами).
Последние четыре типа социального действия относятся к классу аттрактивных.
Вместе с типами социального действия приведем и четыре типа человеческого действия, которые нельзя считать социальными, т.к. они не предполагают ориентацию действующего человека на поведение других людей. Первый тип – эгоцентричное действие, т.е. стремление индивида к личной цели без ориентации на других людей (или используя их как инструменты достижения цели) исходя из движущей установки «цель оправдывает средства». Второй тип – фанатичное стремление к идеалу исходя из установки «идеал выше целесообразности». Третий тип – веберовское аффективное действие. Четвертый тип – веберовское традиционное действие.
Таблица
Типы социального действия
|
Мотив |
Предмет социологии. Формы ожидания |
Предмет психологии: отсутствие ожидания |
|
|
Рациональное |
Аттрактивное |
||
|
Класс рациональных действий |
Класс аттрактивных действий |
Класс несоциальных действий |
|
|
Целе вой |
Рационально-целевое |
Аттрактивно-целевое |
Эгоцентричное |
|
Ценностный |
Рационально-ценностное |
Аттрактивно-ценностное |
Фанатичное |
|
Аффективный |
Рационально-аффективное |
Аттрактивно-аффективное |
Аффективное |
|
Стереотипный |
Рационально-стереотипное |
Аттрактивно-стереотипное |
Традиционное |
Таким образом, несоциальные действия – это действия, не ведущие к согласованному взаимодействию индивидов, в итоге не дающие организационный эффект. Но и социальные действия могут быть условием дезорганизации, дезинтеграции сообщества. Целостность (интегрированность общества) достаточно подробно описывает Р. Мертон и рассматривает ее через противоположность – «аномию», т.е. действие, ведущее к дезорганизации. Собственно целостность общества характеризуют два параметра: интегрированность и стабильность. Первый соотносим с культурными целями, второй – с институциализиро ванными нормами.
Цели – это сложившиеся в обществе намерения и интересы отдельных индивидов и социальных групп. «Варьируя по значимости и формируя к себе различное отношение, господствующие цели вызывают устремленность к их достижению и представляют собой "вещи, к которым стоит стремиться" … [Нормы] – второй элемент … определяет, регулирует и контролирует приемлемые способы достижения этих целей. … [Нормы] не обязательно совпадают со способами техничности или эффективности. Многие способы действий, с точки зрения отдельных индивидов, наиболее эффективные для достижения желаемого, … не разрешены в культуре общества …, критерием приемлемости поведения является не его техническая эффективность, а основанные на ценностях человеческие установки (поддерживаемые большинством членов группы или теми, кто способен содействовать распространению этих установок при помощи силы или пропаганды). В любом случае выбор средств достижения культурных целей ограничивается институциализирован ными нормами»79.
Соответственно, социум интегрирован, если допустимые им цели не противоречат его целостности. Социум стабилен, если существующие институциализированные нормы приняты индивидами, представляющими этот социум. Аномия возникает как следствие несогласованности целей и норм (средств).
Р. Мертон, в отличие от М. Вебера, показал общественную значимость социальных действий. Любое из социальных действий может давать организационный эффект или вести к аномии. В этом смысле поведение преступника, как здорового и психически нормального человека, – поведение социальное, т.к. он ориентируется на поведение других людей и нормы, функционирующие в обществе. Однако учитывает он поведение других людей и действующие нормы в интересах совершения преступления. Поэтому его действие – социальное, но аномийное. Если М. Вебер показал что есть социальное действие, то Р. Мертон показал к каким результатам может приводить социальное действие. Он предложил схему типов индивидуального приспособления (конформизм, ритуализм, инновация, ретретизм и мятеж), которые могут приобретать характер социального отклонения и приводить к аномии80.
Конформизм – принятие индивидом целей и норм, что обеспечивает устойчивость и динамику социума. В случае установления конформного действия как типичного и массового способа действия индивидов достигается оптимальный уровень стабильности и интеграции общества.
Ритуализм – превалирование норм над целями. Сообщество, в котором ритуализм является типичным и массовым действием, становится тоталитарным. Ритуализм как аномия имеет свои истоки в аттрактивных действиях.
Инновация – такое социальное действие, когда индивид принимает новые культурные цели, оставаясь свободным от институциональных норм. Данная форма возникает в тех случаях, когда индивид ориентирован исключительно на достижение целей успеха и использует институционально запрещенные, но эффективные средства стремления к богатству и власти. В психологии инновация именуется радикализмом и ведет, с одной стороны, к таким положительным результатам, которые обнаруживаются в творчестве, в новых оригинальных подходах и решениях, а с другой стороны, – к негативным фактам, что проявляется в отрицании или игнорировании сложившихся устоев и действий индивида по принципу «цель оправдывает средства». Массовый характер инновационного действия ведет к анархии.
Возможность возникновения действия, направленного на достиже ние цели без учета институциональных норм, связана с рядом обстоятельств. Необходимо заметить, что отказ от типичного образа действий – достаточно трудный выбор для индивида. Для того чтобы такое действие оказалось возможным в массовом социальном плане, необходима масштабная деформация или дезавуирование институциональных норм. Такое оказывается возможным, если влияние социальных институтов, осуществляющих контроль над исполнением институциональных норм, становится неэффективным, либо эти институты еще не сложились. Во всех этих случаях есть один общий момент – такое возможно в случае деформации всей социальной структуры. В этом смысле инновационное действие – одновременно и процесс, и результат модификации типичного образа действия (действия, сбалансированного целями и нормами).
Крайней формой модификационного действия может быть «мятеж», а особой формой деградации социума и индивида является «ретретизм», исключающий принятие целей и норм. В данном случае отсутствует и стабильность, и интеграция, и, как следствие, социум лишается потенциала для своего изменения (модификации) и сохранения (консервации).
Таким образом, социальные действия могут быть аномийными и организационными. По А.И. Пригожину, «тайна организационного эффекта коренится в принципах объединения индивидуальных и групповых усилий: единство цели, разделение труда, согласование и проч.»,81 или в синергии, достигаемой однонаправленностью и синхронностью действий членов сообщества.82 Индивид, взаимодействуя
с другими людьми, формирует у себя такой привычный способ действия, который согласуется с другими людьми. Следовательно, различным сообществам присущ свойственный только им способ или алгоритм действия (который вполне может включать в себя и необходимые, и бесполезные, и даже вредные действия). Собственно социальные действия отличаются по мотивам, способам ожидания и результату (определяемому способом согласования целей и норм). Набор этих составляющих задает определенные алгоритмы социального действия, которые в данном исследовании рассматриваются как первое условие, обеспечивающее ориентацию индивида на других.
Рис. . Координаты функционирования социальных действий согласно Р. Мертону
Алгоритм – необходимое, но не исчерпывающее условие. Рассмотрим описание Л.Н. Гумилевым формирования этнического коллектива. Первоначально возникший социум, консорция83 формирует определенные стереотипы действий у своих индивидов (на эти стереотипы и ориентируются индивиды в процессе взаимодействия). Такие стереотипы оказываются недолговечными и зачастую сменяются другими. Поэтому такой феномен как консорция весьма пластичен и недолговечен. Но как только формируются нормы, ограничивающие отступления от стереотипа, стереотип начинает воспроизводиться. В этом случае консорция превращается в конвиксию84 (социум, объединенный не только целями, но и нормами поведения). Нормы, скрепляющие стереотипы, служат «костяком», основанием устойчивости стереотипов. На это обращает внимание В.Л. Романов, отмечая, что «к наиболее надежным социальным гомеостатам следует отнести моральные регуляторы»85.
Соотнося концепцию Л.Н. Гумилева с теорией Р. Мертона, отметим, что консорция – это инновационное сообщество, интегрированное только общими целями и высокой активностью, проявляющейся в стремлении к этим целям. В процессе социального взаимодействия формируются способы достижения целей, приобретающие повторяющийся характер. Такие способы действия закрепляются в «прави ло» действия и, тем самым, становятся институциональными нормами. Так возникает конвиксия, или высокоэнергичный конформный социум. Поэтому вторым условием социального действия индивида является его способность следовать нормам.
Сложившись как постоянно повторяющийся, типичный образ действия, такой алгоритм приобретает характер программы, ориентированной на самоподдержание, самосохранение, самовоспроизводство. Эти алгоритмы являются основой процессов разупорядочения и упорядочения. Поддержание целостности социума достигается в процессе самоорганизации. Самоорганизация – «спонтанное образование систем из не связанных на данном отрезке времени элементов или непроизвольное внутреннее упорядочение»86.
Упорядоченность социума достигается за счет того, что самоорганизация предполагает свое регулирование. В этом смысле упорядоченность и регулирование87 – тождественные понятия. Социум, находясь в изменчивом состоянии самоорганизации, вынужден постоянно, неизменно себя приводить в порядок, регулировать. В этом смысле его действия (как социальные) реализуются в регуляции, что и представляет собой постоянную, и в этом смысле неизменную, основу. Поэтому социальная регуляция – основа системы социального действия.
Необходимо отметить: сами регуляторы изменчивы, хотя их ге неральные функции постоянны. Эти функции определил в начале века А.А. Богданов88:
Общество не может существовать без названных выше регуляторов, т.к. им принадлежит роль подбора строительных элементов этого общества. Сами конкретные регуляторы, имеющие определенную социальную форму, могут изменяться. Одни заменяются другими. Признавая изменчивость конкретных форм регуляторов, необходимо отметить, что консервативный подбор должен пользоваться такими формами, которые могут существовать более длительное время, нежели формы поддержания равновесия или прогрессивного подбора. Поэтому, если изменяется форма консервативного подбора, то должно измениться и его содержание, а в данном случае изменение равнозначно прекращению существования.
В целом основы социального действия – социальные регуляторы консервативного подбора, обеспечивающие долговременные формы социальной упорядоченности.
Самоорганизация не ограничивается только способами подбора, в человеческих сообществах из способности самоорганизации рождается функция управления. В.Г. Афанасьев отмечает, что управление обеспечивает целостность системы (является системообразующим фактором), реализует движение к цели по определенной программе.89 Социальное управление – воздействие на общество с целью его упорядочения, сохранения качественной специфики, совершенствования и развития.90 Управление человеческим сообществом выполняет четыре функции: организацию взаимодействия, мотивацию (стимуляцию) индивидов, планирование и контроль деятельности91, или, другими словами, управление проявляется в определении целей (принятии решения), постановке задач (или выработке способов действия и доведения до каждого человека его функций), контроле выполнения и устранении факторов (внутреннего и внешнего характера), мешающих реализации цели.
Рассматривая соотношение понятий «самоорганизация» и «упра вление», мы солидарны с мнением В.Л. Романова, что самоорганизация – свойство любой системы, а управление – исключительно социальное явление92. Вместе с тем, данная работа опирается и на концепцию В.Г. Афанасьева93, согласно которой управление, во-первых, обеспечивает выполнение сложившегося способа действия или устанавливает таковой, во-вторых, устраняет негативные факторы. Последнее очень важно, поскольку самой общей функцией управления является сохранение и поддержание типичного способа деятельности. При этом факторы, препятствующие управлению, могут быть внешними (давление среды), а могут быть внутренними (например спонтанная активность элементов системы). Действие управления проявляется в реагировании на сби вающие факторы, что предполагает создание защиты от внешнего давления и устранение его последствий; усмирение активностей, направление спонтанной энергии «на мирные цели».
Первый аспект управления – обеспечение поддержания существующей программы, что проявляется в том, что управляющий блок94 постоянно корректирует действия управляемых блоков, направляя их действия к выполнению заданного алгоритма, программы, обусловленной целью. В этом случае управление не выходит за рамки консервативного подбора и, по сути, выполняет его функцию.
Второй аспект управления – устранение влияния сбивающих факторов, имеет определенную специфику. Ответ управления на сбива ющий фактор представляет собой следующую процедуру: оценка воздействия сбивающего фактора и выбор способа управленческого действия – это первый акт, назовем его мыслительным; далее, управленческое действие принимает форму управленческого сигнала и управляющий блок посылает этот управляющий сигнал управляемым блокам – это второй акт, назовем его сигнальным95.
На этом управленческий процесс не заканчивается, он предполагает и следующие акты, однако предварим их рядом замечаний. Прежде всего, необходимо отметить, что первый акт, мыслительная
оценка влияния сбивающего фактора, несет значительную вероятность ошибки и может быть неадекватным. Чем меньше опыта реагирования на сбивающие факторы накоплено управляющим органом, тем больше вероятность ошибки (иногда и опыт не защищает от ошибки).
Далее, управляющий сигнал, который посылает блок управления, может не соответствовать типичной (привычной) форме подачи сигнала для управляемых блоков. Такой управленческий сигнал может побудить управляемые блоки к «нетипичным» действиям (т.к. нетипичный «вызов» предполагает и нетипичный «ответ»). Вследствие этого управляемые блоки, приняв сигнал, могут среагировать «неожиданно» для «отправителя» сигнала.
Следовательно, адекватность управленческого «ответа» на сбива ющий фактор зависит от точности оценки сбивающего влияния и степени «типичности» управленческого сигнала. Если управленческий ответ оказался адекватным, процесс управления возвращается к первому аспекту управления (обеспечение поддержания существующей программы). А если нет, то включается третий управленческий акт, назовем его «доведение» сигнала. Главная особенность этого акта – придать управленческому сигналу форму «типичного» сигнала.
Таким образом, управление как процесс, отвечая на сбивающий фактор, реализует: функцию прогрессивного подбора – в акте мыслительной оценки и выработки решения; функцию консервативного подбора – «выбирая» «типичный» управленческий сигнал; функцию подвижного равновесия – соотнося инновационное решение с типичной формой подачи управленческого сигнала. В этой связи можно иными словами обозначить направление исследования данной диссертации – исследование форм консервативного подбора, действующих в России, которые необходимо учитывать в процессе управления деятельностью государственных служащих.
В целом сформулируем основные особенности системы социального действия:
Система социального действия – целостность, в основе которой лежит ориентация индивида (рациональная и аттрактивная) на сложив шийся алгоритм поведения, на институциональные нормы и способ самоорганизации.
Принцип системности, лежащий в основе данной работы, предполагает построение теоретической модели социального действия. Процесс моделирования – это «исследование объектов познания на их моделях; построение и изучение моделей реально существующих предметов и явлений и конструируемых объектов для определения, либо улучшения их характеристик, рационализации способов их построения, управления ими и прогнозирования»96. Основными принципами социального моделирования, как формулирует Л.Я. Аверьянов являются: 1). Установление цели модели; 2). Выделение ограниченного количества факторов, но основных, которые осуществляют принципиальные изменения в данной системе; 3). Установление характера взаимосвязи между выделенными факторами; 4). Установление принципа множественности связей между факторами и выделение ведущих и основных связей, которые и определяют характер развития и изменения данной системы.97
Необходимость применения метода теоретического моделирова ния диктуется, во-первых, сложившейся научной традицией исследования социального действия (веберовская теория «идеальных типов»). Во-вторых, используемой методологией системного анализа, которая предполагает описание того, как «ведет» себя исследуемый объект, что, по сути, и является теоретическим моделированием. В-третьих, исследование такой предметной области как социальное действие российского государственного служащего требует ответа на вопрос – в чем суть этого действия и что влияет на него. Поэтому целью работы является разработка концепции, объясняющей функционирование социальных регуляторов, влияющих на действия чиновников. Такая концепция по своему характеру также является теоретической моделью, имеющей прикладное (управленческое) значение.
Специфика цели задает и характер модели исследования. Познание регуляторов, их явных и латентных функций, есть изучение сути, а не структуры объекта и его составляющих, т.е. – субстанции, а не субстрата. Соответственно, необходимо использовать в данной работе субстанциальную модель исследования. Дадим обоснование этому положению.
Конкретные формы социальной регуляции, опредмеченные в определенных социальных структурах, институтах и т.п. достаточно изменчивы. По пути изучения структур, влияющих на социальное действие, пошел Т. Парсонс и разработал субстратную модель социального действия.98 Данный подход интересен и дает свои результаты, но, опираясь на такой структурный подход (или разрабатывая субстратную модель), следует, что в ХХ в. на севере Евразии, сменяя друг друга, существовали три несхожие друг с другом общества – Российская Империя, Советский Союз и Российская Федерация, различные настолько, что они не похожи по функциям, их содержательному характеру и их структурной композиции. Уже в 60-е гг. структуралистский подход подвергся критике. По мнению Ч. Миллза, главная слабость субстратной модели в том, что он не может объяснить социальных изменений99. В этом заключается познавательный парадокс – исследование основ социального феномена, лишает ученого возможности объяснять его изменения. Поэтому, для того чтобы описать специфику российского социального действия, необходим несколько иной взгляд на понимание социальных основ. Подход Т. Парсонса (а также О. Конта, Э. Дюркгейма) сосредоточен на описании субстрата системы, с точки зрения ее структуры и функций. Чтобы понять социум в его исторической динамике, одного субстратного (структурно-функционального) подхода оказывается недостаточно. Дело в том, что историческая изменчивость приводит к утрате тех или иных социальных структур, изменению элементов социума. Но при этом сохраняется нечто единое, общее, неизменное, с одной стороны, не допускающее полной деградации социума при самых драматичных коллизиях и при этом, с другой стороны, сохраняющее «неповторимый лик» культуры в периоды расцвета. Поэтому для осмысления динамичного социума необходим субстанциальный подход, который предполагает не описание содержания объекта, его структуры, а характеристику его основ (генетическую и функциональную), социальных регуляторов, как относительно неизменных связей и отношений. Именно поэтому структура социума, как ее субстрат, остается за рамками данной работы. Исследование направлено на другую сторону познаваемого объекта – его субстанциальную основу, раскрывающуюся в связях и отношениях, которые приобретают характер «неделимых» и «неуничтожимых» составляющих, обеспечивающих устойчивость и относительную неизменность общества.
В этой связи система социального действия понимается как определенное поле социальных координат, задающее индивиду сферу его действия (функционирования, развития, взаимодействия, мотивации, социальной ориентации и т.п.). Данное поле социальных координат складывается как объективный результат функционирования социума. Сложившись, эти координаты закрепляются в особенностях, стереотипах поведения и мышления отдельных индивидов.
С точки зрения системного подхода социальное действие возникает спонтанно. Первоначально, в результате взаимодействия отдельных индивидов в процессе однотипной хозяйственной деятельности формируется алгоритм совместного действия, настраивающий индивидов действовать однотипно – первый регулятор социального действия, который именуется в данной работе – поведенческий регулятор. Это весьма изменчивый, «мягкий» регулятор, поэтому он, генетически обуславливая другие, сам нуждается в функциональной «жесткости», которая создается функционированием других регуляторов.
Устойчивость социального действия достигается тогда, когда возникают жесткие регуляторы активности. Таким жестким регулятором является структура взаимодействия индивидов, или организационный регулятор. Возникновение данного регулятора обусловлено тем, что взаимодействующим индивидам свойственно создавать организацию для сознательной координации общих целей100. Структура взаимодействия индивидов, или социальная структура, как ее определяет С.С. Фролов – это «внутренняя упорядоченная совокупность взаимосвязанных статусов и ролей в организации, ориентированных на достижение общих целей»101, занимаемых индивидами в отношениях друг с другом. Сложившись под влиянием поведенческого регулятора, такая структура выступает как регулятор социального действия, настраивая индивидов занимать позиции, соответствующие ей, и реализовывать типичный для них способ действия. Тем самым эта структура поддерживает обусловивший ее поведенческий регулятор. Поэтому два индивида, оказавшись вне пределов своего социума, при взаимодействии друг с другом обычно воспроизводят модель отношений, типичную для своего социума. Именно в этом проявляется способность структуры взаимодействия к само воспроизводству, что дает основание рассматривать ее как жесткий регулятор. Таких структур взаимодействия существует, по меньшей мере, две – иерархическая и плюралистическая102. Их отличие проявляется в том, что иерархическая форма предполагает дифференциацию индивидов, плюралистическая – уравнение; иерархия предполагает единый центр системы, плюрализм – многоцентрие.
Специфика иерархических и плюралистических структур предполагает и отличие их элементов. Иерархически организованное социальное взаимодействие не имеет равносложных составляющих элементов. Достаточно сложным в нем является только управляющий центр. Иерархия развивается не через усложнение элементов, а через усложнение центра. Главная особенность ее элементов – способность изменяться адекватно требованию управляющего центра, быть обучаемыми. Следовательно, они должны быть предельно открыты для приема управляющей информации, идущей из центра. Напротив, регулятивное требование к элементам, взаимодействующим плюралистически, – поддержание равенства.
Создание структуры взаимодействия требует выработки механизма превращения человеческих действий в социальные. Здесь возможны два варианта таких механизмов: первый – фильтрует существующие действия, второй – преобразует, изменяет действия. Для второго варианта необходима технология форматирования действий согласно требованиям системы, т.е. необходимо социальное нормирование. «Социальное нормирование — это процесс выработки устойчивых стандартов и правил, с помощью которых регулируются (упорядочиваются) действия отдельных индивидов. Посредством социального нормирования подготавливается система регламентирован ных требований, которые предъявляются в конкретный период к условиям и процессам жизнедеятельности людей»103.
В обществе функцию форматирования элементов (социального нормирования) выполняет воспитание или, более глобально, механизм социализации индивидов. Этот механизм тоже действует как жесткий регулятор социального действия и именуется в данном исследовании – этический регулятор. Индивиды, чьи действия идеально отформатирова ны, при взаимодействии вновь и вновь будут воссоздавать заданные (этим форматированием) отношения.
В задачу форматирования входит построение такого образа мышления индивидов, которое будет определять их ожидаемое поведение. Такой строй мышления индивидов должен иметь общие характеристики, критерии оценки действительности, типичные ограничения и т.п. Таковыми являются нормы и ценности, регулирующие поведение индивидов. У каждого индивида этот комплекс норм и ценностей может носить уникальный характер, но индивиды не могли бы контактировать друг с другом, если бы принцип построения этого комплекса не был универсальным. Следовательно, особой характеристикой функционирования этического регулятора является то, что индивиду через нормы задаются параметры действия, а через ценности – область его возможных достижений. Таким способом потребности человека вписаны в нормативно-ценностный (или этический) «коридор», что и обеспечивает согласование целей индивида и социума.
Форматирование элементов системы социального действия осуществляется через социальные институты (церковь, образовательные учреждения и др.). Таким образом, форматирование само приобретает характер системы с ее субстратными и субстанциальными характеристиками. В этой связи, для того, чтобы не возникало терминологического разночтения, вместо понятия «система» используем синоним – «строй». Поэтому систему форматирования назовем «этическим строем общества», или – этическим регулятором. Этический строй предполагает структурирование действий индивидов таким образом, чтобы эти действия приобрели «организационный» характер. Этический строй задает индивиду порог удовлетворения своих потребностей или форму мотивации.
В целом система социального действия характеризуется функционированием трех регуляторов (трех основ):
Рассмотренные регуляторы социального действия являются нижним порогом, минимально необходимым для его существования и самосохранения. Социальное действие существует, пока функционируют эти регуляторы. При повреждении одного из них два других компенсируют недостаток, а в дальнейшем восстанавливают «повреждение». В этом смысле данные регуляторы обусловливают друг друга. Кроме того, их влияние обнаруживается не только на уровне целостности, но и на атомарном уровне, т.е. на уровне элементов. Другими словами, сложившийся алгоритм поведения характерен для индивида и социума в целом. За счет этого обеспечивается «неуничтожимость» системы социального действия. Т.е. социальное действие будет восстановлено, даже если социум перестанет существовать как целостность. Некоторое количество индивидов могут воспроизвести социум. Общий внешний вид восстановленного общества будет иметь мало общего с предшествующим. Например, Франция эпохи Реставрации отличалась от эпохи Наполеона, революции и эпохи дореволюционной монархии; а современная Россия отличается от СССР и монархической России. Однако основы социального действия (которые именуются в данной работе регуляторами социального действия) сохраняются. Таким образом, отмеченные регуляторы социального действия – это предельный порог равновесия и упорядочения, предохраняющие общество от необратимых изменений и хаоса.
Рассмотренные регуляторы – характеристики устойчивости системы социального действия. Однако социальное действие – это диссипативная система, которая достигает равновесия со средой через противоположное – неравновесное существование системы, что
в 60-е годы обосновал И.Р. Пригожин. «Специфика диссипативной системы состоит в том, что ее существование поддерживается постоянным обменом со средой веществом или энергией, или тем и другим одновременно. При прекращении такого обмена, диссипативная структура разрушается и исчезает. Этим она существенно отличается от обычных «равновесных» систем. Самая важная особенность диссипативной системы состоит в том, что она сочетает порядок с хаосом»104.
Рис. . Система взаимосвязи регуляторов социального действия
Синхронное (актуальное) существование системы зависит от основ (долговременных параметров порядка, регуляторов), которые обеспечивают упорядоченность системы (степень нэгэнтропии). Диахронное (развитие, динамика, длительность существования системы) обусловлено наличием (запасом) энергии и порогом максимальной активности (поэтому соотносимо с хаосом). Максимальный всплеск энергии всегда кратковременен. При этом он есть нарушение сложившегося способа действия, нарушение «порядка», поэтому «вспышка» есть одновременно и максимальная активность, и максималь ная энтропия. Обычная (непороговая) активность, упорядоченное движение, находится «между» максимальной активностью и отсутствием энергии. Энтропия в таком случае – перетекание энергии в вещество. Бытие, существование, и в этом же смысле нэгэнтропия, есть борьба как с абсолютной активностью, так и с чистой вещественностью, или поддержание баланса между энергией и веществом, что есть оформление, упорядочение бытия.
Неравновесность – одно из важнейших качеств социальных систем, обоснованное в современной теории самоорганизации105. Социумам свойственны спонтанные всплески энергии, «незапрограммированный» рост активности. Такие всплески «дезорганизационных действий» нарушают сложившиеся системные требования и могут привести к унич тожению самой системы действия. Всплеск не носит направленный характер, спонтанен, не оформлен. Однако в реальной социальной практике такой спонтанный всплеск приобретает определенную форму (точно также приобретает форму направленного потока кипящая лава вулкана). Форма для спонтанной энергии задается самой системой социального действия, но не позитивно, а негативно: «Если нельзя, то можно»106. «Кипящая лава» сметает самые неустойчивые системные требования. Поэтому система вынуждена осуществить «перестройку» требований, адаптируясь к новому возможному всплеску энергии.
Сам по себе всплеск активности – одновременно и нарушение сложившихся требований, и создание новых. Всплеск – свободная игра общественных сил. Это показывает А. Тойнби: «Что отличает творческое меньшинство и привлекает к нему симпатии всего остального населения, – свободная игра творческих сил»107. Эта свободная игра сил проявляется в разрушении и созидании. Спонтанный всплеск заканчивается, когда складываются «устойчивые конструкции». Как отмечает В.Л. Романов, «главное отличие между воспроизводством и креативным обновлением заключается в том, что первое поддерживает жизнеспособность, а второе создает новые формы и содержание жизни»108.
В действии «свободной игры творческих сил» проявляется нарушение главного системного требования – самосохранения. Б.В. Лытов пишет: «Наша действительность как бы подтвердила идею Богданова о подобии общества неразумному животному, которому время от времени необходима бессмысленная растрата сил»109. Драматичные всплески энергии зачастую приводят общества к кризисам или коллапсу110. «Свободная игра творческих сил» для обществ – атрибутивное качество, нарушающее самосохранение, обеспеченное сложившейся системой социального действия. Вместе с тем, всплеск социальной активности открывает возможность для самообучения, запуская механизм саморефлексии, в результате чего общество формирует в самом себе дополнительный запас прочности. Таким образом, спонтанный выплеск энергии, нарушая сложившийся способ самосохранения, придает социуму определенную пластичность и динамичность. Всплеск энергии – свободная игра творческих сил, - еще одна характеристика социального действия.
Игра – неотъемлемое качество любой культуры: «человеческая культура возникает и развертывается в игре, как игра»111, – утверждал Й. Хейзинга. По его мнению, игра – определенная характеристика человеческого действия, отличного от обыденной жизни. Игра необыденна. Игра есть нарушение сложившегося хода вещей, она есть выход за пределы обычного, за пределы самосохранения.
Особенность игры проявляется именно в творчестве игровых правил, в постоянном их обновлении. Вместе с тем, если игра утрачивает способность к «нормотворчеству», она превращается в ритуал – игру, лишенную своей основы – энергии. Как отмечает Й. Хейзинга, игра характеризуется напряжением. Последнее качество игры открывает довольно парадоксальное качество действия живых существ, прежде всего, социальных существ – людей. Люди стремятся к неустойчивости. И еще одна функция игры для индивида и социума – поддержание этого стремления.
Характеризуя систему социального действия как диссипативную систему, отметим – порог устойчивости, консервации обеспечивают основные социальные регуляторы, а неустойчивость, инновация реализуется в спонтанном действии, социальной игре.
_________________________________________________________
В целом подводя итог по данной главе, отметим, социальное действие – фундаментальное понятие социологии, рассматриваемое с точки зрения системного подхода.
Общая характеристика системы социального действия:
Консервативный подбор, реализуемый в социальном действии, характеризуется следующими регуляторами:
Основные регуляторы социального действия взаимосвязаны и компенсируют друг друга. Тем самым, они обеспечивают целостность и относительную неизменность социального действия.
Система социального действия противоречива по своему характеру. Социальному действию свойственны два разнонаправленных стремления:
Таким образом, система социального действия имеет нижний порог – упорядоченность, равновесие, самосохранение (характеризуемый основными социальными регуляторами), и верхний порог – степень допустимого хаоса, неупорядоченности, игры. Нарушение баланса между порядком и хаосом ведет в одном случае к потере динамизма, пластичности, в другом – к дезинтеграции, распаду целостности. Таковы общие черты системы социального действия. Следующая исследовательская задача состоит в конкретизации и содержательной характеристике этих черт.
В последующих главах рассматриваются характеристики описанных социальных регуляторов. Логика диссертационной работы связана с последовательным решением вопросов. Первый из них: какова форма взаимодействия людей в социальном действии? Ответом на него является анализ, характеристика функционирования организационного регулятора. Следствием решения этого вопроса является следующий: почему возникает такая форма взаимодействия, чем она обусловлена? Отвечая на него, необходимо изучить функционирование поведенческого регулятора, анализ характера действия которого порождает новый вопрос: что обеспечивает относительную неизменность социального поведения индивидов? Ответом на него является анализ этического регулятора. Системное исследование регуляторов социального действия дает возможность найти способ адекватной самоактуализации индивида определенной социо-культурной общности в конкретной профессиональной среде, т.е. ответить на вопрос: каков адекватный способ самоактуализации российского государственного служащего?
Приступая к анализу регуляторов социального действия, сформулируем исходное определение ключевого понятия работы. Система социального действия – поле социальных координат, задающее индивиду сферу его действия (функционирования, развития, взаимодействия, мотивации, социальной ориентации и т.п.). Данный комплекс социальных координат складывается как объективный результат функционирования социума. Сложившись, эти координаты закрепляются в особенностях, стереотипах поведения и мышления отдельных индивидов и, тем самым, функционируют как система долговременных социальных регуляторов, задающих условия социальной деятельности индивидов.
В данной главе анализируется организационная структура как регулятор социального действия. Поэтому в качестве проблемы выносится вопрос: какова структура социального взаимодействия российских государственных служащих? Исходной посылкой является положение о том, что, включаясь во взаимодействие и ориентируясь на поведение друг друга, индивиды выстраивают определенную структуру общности (или организационную структуру). Российские индивиды, вступая во взаимодействие, настроены на то, чтобы создать иерархическую структуру общности (это один из признаков, характеризующих специфику российского социума). В этом и проявля ется функционирование организационного регулятора социального действия. Влияние организационного регулятора распространяется как на первичные общности, так и на государство и социум в целом. Там, где обнаруживается взаимодействие индивидов, возникает заданная этим регулятором структура организации. Важным и специфическим субстратом государства и сообществом взаимодействующих индивидов является корпус государственной службы. Задача данной главы – доказать, что структура организации российской государственной службы (как сообщества взаимодействующих индивидов), несмотря на изменение общественного устройства в разные исторические периоды, всегда имела одну и ту же организационную форму.
Исследование проблемы специфики взаимодействия индивидов в российском обществе, организационных оснований российской государственности и в целом российского общества имеет давнюю историю и получило в общественной мысли название «русского вопроса». В рамках обсуждения данной проблемы сложилось несколько различных подходов, которые содержат достаточно богатый материал, способный составить аргументацию к обоснованию задач данной главы.
В свое время Н.А. Бердяев отмечал: «Русские историки объясняют деспотический характер русского государства этой необходимостью оформления огромной, необъятной русской равнины»112. Деспотизм в данном случае может рассматриваться как проявление одной из особен ностей структурной организации государства. Организационная структура, или форма самоорганизации российских индивидов во взаимо действии, и адекватность этой формы организации государственных служащих – проблема, напрямую связанная с особенностями российской государственной власти, российского общества, «русского пути».
Понятия «русский путь» и «русский вопрос» впервые зазвучали в середине XIX в. в дискуссиях славянофилов и западников. Появление славянофильского направления общественной мысли было связано с откликом на «Философические письма» П.Я. Чаадаева113, в которых он обратил внимание на «отлученность» России от мирового общественного процесса, ее закрытость и непринятие культурных ценностей европейского мира, опередившего ее в своем развитии. Откликом на эти письма явилось возникновение славянофильского идейного подхода, согласно которому Россия движется по своему особому историческому пути.
По мнению славянофилов, этот путь не похож ни на путь европейских, ни каких-либо других народов (за исключением славян, которым предопределен такой же путь). Он обусловлен самобытностью России, что проявилось в отсутствии социальных противоречий и классовой борьбы, русской поземельной общине (как особой структуре взаимодействия индивидов), православии как единственно истинной вере. Большую роль в выработке таких взглядов вместе со своими единомышленниками сыграли И.В. Киреевский114, А.С. Хомяков115 и др. Славянофилы выступали против принятия политических форм западноевропейских обществ (отражавших плюралистические тенденции), однако приветствовали их техническое и экономическое развитие (т.е. то, что не влияет на структуру отношений индивидов и общества). В социально-философском плане западному критическому рационализму противопоставлялась «волевая целостность», построенная на «истинной вере» православной церкви. Поэтому русскому народу предназначалась особая миссия: дать миру справедливые экономические и социальные формы, вытекающие из особенностей построения русской общины. В целом славянофилы зафиксировали, что структура взаимодействия индивидов, структура всего общества и государства организована иерархически. Кроме этого, они обратили внимание на некоторые черты, свойственные русскому народу, которые в той или иной мере связаны с ориентацией на иерархическую структуру социального взаимодействия.
Славянофилам, как известно, противостояли западники, среди которых были: А.И. Герцен, Н.П. Огарев, Т.Н. Грановский, И.С. Тургенев. Источником полемики116 двух идейных течений служили петровские реформы и их оценка. Славянофилам было свойственно идеализировать допетровскую эпоху. Западники, напротив, видели в реформах Петра I решительный шаг в усвоении достижений западной Европы. Они полагали, что успех России зависит от ее активности в принятии передовых достижений. В качестве таковых представлялись институты буржуазного общества и социалистические идеи. В целом социально-исторический подход западников сводился к мысли, что целью развития общества является социализм (в понимании мыслителей XIX в.), а достичь его можно, проводя буржуазные преобразования и вводя социальные институты, аналогичные европейским. Поэтому должно быть изменено, преобразовано все то, что мешает усвоению передовых идей и технологий Запада. Накал дискуссии и непримиримость сторон обусловливались актуальной проблемой того времени – проблемой крепостничества. Это отмечал А.И. Герцен: «весь русский вопрос … заключается в вопросе о крепостном праве»117. В целом названные течения определили мыслительные парадигмы решения «русского вопроса», зафиксируем их основные характеристики.
Славянофильство:
Западники:
Острый пафос и сила дискуссии повлияли на появление в России социологических и культурологических концепций. Во второй половине XIX в. вышла в свет работа В.В. Берви-Флеровского «Положение рабочего класса в России»118. В ней автор обобщил статистический материал, касающийся положения трудящихся классов России, условий их труда, быта, образа и уровня жизни. Поземельная община им рассматривалась как «социальная организация народа», противостоящая негативному влиянию бюрократии и капитализма.
В то же время публикуется работа «Россия и Европа» Н.Я. Данилевского119, которому принадлежит заслуга в создании теории исторического круговорота, культурно-исторических типов (как альтернатива теории европоцентристского прогресса). Эта теория предвосхитила концепцию О. Шпенглера. На основании идеи круговорота была обоснована историческая самобытность России (и других обществ). Великие цивилизации развивали преимущественно одну из сфер деятельности (религиозную, культурную, политическую, социально-экономическую), оставляя другим народам свой социальный опыт. Историческая роль России – развить все эти сферы деятельности, а предпосылкой этому является особая организация российской общины.
Концепция культурно-исторических типов оказала влияние на философские взгляды К.Н. Леонтьева120, который полагал, что влияние запада как влияние либерально-буржуазного образа жизни способствует разрушению русского общества. Предохраняют же российское общество твердая монархия, сословный принцип стратификации общества, строгая церковность и сохранение крестьянской общины. В целом именно В.В. Берви-Флеровский, Н.Я. Данилевский и К.Н. Леонтьев концептуально оформили славянофильскую парадигму.
После отмены крепостного права острота дискуссии по «русскому вопросу» заметно снизилась. С новой силой идейная борьба о путях развития России разгорелась в начале ХХ в. под влиянием революций. Источником острой идейной дискуссии стал вопрос о земле (в дискуссиях постоянно поднимался и вопрос о самодержавии). Постепенно приобрели очертания два подхода – «либеральный» и «социалистический». Названные идейные направления начала ХХ в. по терминологии, комплексу взглядов, в том числе и взглядов на политическое устройство, имели мало общего с западниками и славянофилами прошлого века. Однако либералы ориентировались на реформирование России, создание политических и экономических институтов, аналогичных западным, а социалисты – на построение нового прогрессивного строя, отказавшись от принятия (или ограниченного принятия) западных социальных и политических институтов. Прообразом такого нового строя опять же была русская земледельческая община.
В идеологии либералов в измененном виде нашел свое воплощение подход западников. При этом был утрачен радикализм, однако сохранен принцип принятия ценностей других культур. Социалисты отличались готовностью к радикальным социальным преобразованиям, желанием реализовать миссию русского народа в создании наилучшего социального устройства. Их решимость и готовность к практическому действию, радикальным социальным переменам ничего общего не имела со славяно филами, которые по сравнению с ними выглядели как консервативные теоретики. Однако основной принцип – мессианство русского народа – был общим для социалистов и славянофилов.
В дальнейшем после длительного идейного брожения и под влиянием социальных катаклизмов из социалистического подхода выкристаллизуется коммунистическая идеология. Данная идеология своим идейным источником имела марксизм. Однако, как убедительно доказал Н.Я. Бердяев, российское коммунистическое мировоззрение было соотносимо с принципами славянофильства121.
Либеральное направление русской общественной мысли после Гражданской войны к началу 20-х гг. было физически разгромлено, а некоторые представители данного направления, пережившие Гражданскую войну, оказались в эмиграции. Можно предположить, что по этой причине либерализм впоследствии либо примет форму негативной оппозиции коммунизму (антикоммунизм), либо представители этого направления утратят интерес к «русскому вопросу» и займутся исследованием актуальных для Запада проблем. Однако и в среде эмиграции наряду с либеральным западничеством в 20-е гг. возникла новая трансформация славянофильства – евразийство122. Это связано с тем, что социалистическая идеология не была принята эмиграцией и основной славянофильский принцип приобрел новое звучание.
Наиболее видными представителями евразийства были Н. Трубецкой, М. Шахматов, В. Ильин. Евразийцы полагали, что российская культура в своих истоках определена не только влиянием Византии (как утверждали, например, Н. Киреевский, А. Хомяков), но и влиянием «дикого поля». Они соотносили Российское государство с империей Чингиз-хана. По их мнению, российская культура
самодостаточна и не нуждается в принятии ценностей западной культуры. Вместе с тем, особая организация России позволяет концентрировать энергию общества, а способом реализации этой энергии является осуществление миссии – организация Вселенной.
В самой России (Советском Союзе) основные принципы славянофильства проявились в полной мере и в идеологии российского коммунизма, и на практике. Согласно этим принципам, общество организовано как большая община во главе с патриархом (генеральным секретарем), миссия этого общества – привнесение справедливого миропорядка другим. Поэтому на протяжении эпохи советской власти вопрос о путях социально-политического развития России не дискутировался. Этот вопрос решался практически – строился «коммунизм», а общественная мысль либо идеологически обосновывала необходимость такого «пути», критикуя инакомыслие (советская литература), либо, напротив, критиковала «советский строй» (самиздат и эмигрантская литература). Только в 80-е гг. опубликованы работы ряда авторов123, вновь поднимающие «русский вопрос», который опять становится актуальным.
В целом в истории общественной мысли России при решении «русского вопроса» сформировались две парадигмы – славянофильская и западническая. Первая характеризует научные подходы, обосновывающие изоляционизм и акцентирующие внимание на преиму ществах консервативного подбора. Вторая – объединяет научные подходы, ориентированные на внедрение инноваций и признает в первую очередь преимущества прогрессивного подбора. В целом последователи и славянофилов, и западников фиксировали внимание на иерархической организации, свойственной и индивидам, и государству, и обществу, но относились к этому по-разному. Одни видели в традиционной иерархии (крестьянской общине, самодержавии) единственно возможный способ организации россиян, который не должен подвергаться изменениям. Другие, западники, считали иерархию случайным феноменом, который необходимо изменить.
Категоричное противостояние данных позиций объясняется, кроме других причин, и тем, что до середины ХХ в. еще не сложился системный метод, необходимый для исследования сложных социальных систем. В начале 90-х гг. происходит становление системного подхода в исследовании «русского вопроса». Первую попытку изучения русского общества с точки зрения системного подхода сделал в 70-е гг. Л.Н. Гумилев124. Предмет его исследования – этнический аспект проблемы. В этом плане наиболее обстоятельно исследованы вопросы, связанные с изучением социальной активности в истории (теория пассионарности), этнической комплиментарности, процессов становления этносов и влияния этнических факторов на культуру.
Анализ внутреннего механизма культурной динамики России предпринят А.С. Ахиезером. По его мнению, для России характерны колебания между «авторитаризмом» и «соборностью» с закономерными уклонами в крайний авторитаризм и катастрофическую дезорганизацию. Идейно-культурная основа таких переходов — черно-белый взгляд на мир и внутрикультурный раскол в обществе и личности. Каждая часть общества, в том числе раздвоенная личность, пытается единым порывом решить социальные проблемы, используя противоположные средства. В этом, по его мнению, и заключается причина национальных катастроф (таких, как в XIII в. – междоусобицы, в XVII в. – смуты, в XX в. – социальные революции). Чтобы преодолеть катастрофы, надо избегать крайностей (каковыми являются вариации авторитаризма и соборности)125.
В целом в настоящее время сложились два подхода, наследующие традиции славянофильства и западничества, – евразийство и западничество. Прежние дискуссии по проблематике «русского вопроса» отличались стремлением показать путь (как в XIX в.) или желанием навязать какой-то определенный путь развития России (как в начале ХХ века). Особенность современной дискуссии заключается в стремлении понять на основе системного анализа постоянные и переменные российского социума в диахронном и синхронном плане.
На сегодняшний день социологической разработке «русского вопроса» посвящены многочисленные научные публикации. В электронном каталоге Государственной публичной библиотеки Российской Федерации за 2001 г. зафиксировано около 300 изданий – от публицистических эссе до научных трудов, от отдельных статей и тезисов до теоретических концепций, воплощенных в монографиях и диссертациях. Диапазон проблем – от анализа отдельных особенностей русской ментальности до теоретических концепций, в которых проблема исследуется целостно. Отметим наиболее заметные из них.
Из многих научных работ можно выделить историко-социологическое эссе В. Кантора. Пафос работы созвучен с ее названием – Россия есть европейская держава126. В публикациях Н.Н. Моисеева127 рассматриваются особенности российского развития с точки зрения системного подхода. Другие работы российских ученых посвящены различным аспектам «русского вопроса»128. В трудах К.А. Абульхановой-Славской дан сравнительный анализ понимания свободы и отношения к данной проблеме западного и русского человека129. Социологические и социально-психологические исследования Е.С. Балабановой130 дают интересный материал для анализа типичных аномий российского общества. Оригинальным представляется исследование И.Р. Яковенко131, который стержень русской ментальности видит в противоречивом представлении о сущем и должном. Анализу природного фактора, его влияния на формирование способов хозяйственной деятельности и культуру посвящены исследования Ю. Олейникова132, М.А. Молчанова133, О. Шахназарова134 и др.
Особый интерес для данной работы представляет исследование О. Шахназарова, по характеру и предмету анализа напоминающее известную веберовскую «этику протестантизма…»135. Суть разработанной концепции заключается в том, что характер (способ) освоения природной среды предполагает определенную хозяйственную этику. Исторически сменили друг друга несколько способов освоения природной среды. Им соответствовали этические концепции, определяющие необходимый для эпохи тип трудового поведения.
В целом, условия среды задают человеческому сообществу способы адаптации и преобразования этой среды, что определяет формирование в разных сообществах различных механизмов регуляции социального действия индивидов. Основные моменты рассматриваемой концепции могут быть сведены в таблицу.
Таблица
Освоение природной среды и этические парадигмы
|
Эпоха |
Характеристика эпохи |
Восприятие человеком среды |
Требования эпохи |
Религия (идеология) |
|
|
Россия |
Европа |
||||
|
гомео цент ризм |
человек приспосаб ливается к среде (первобытное общество) |
как предел воз можности при способления к среде обитания |
отсу тству ет |
язы чест во |
языче ство |
|
эктоцентризм |
человек приспосаб ливает ландшафт (традиционное обще ство – земледелие, скотоводство) |
как право на личностный нравственный выбор |
испы тание |
пра вославие |
католицизм |
|
геоцентризм |
человек приспосаб ливает недра (индус триальное общество) |
как осознанная необходимость |
призвание |
коммунизм |
протестан тизм |
|
антропоцентризм |
человек управляет информацией (информационное общество) |
как необходи мость ограни чений исполь зования интеллекта |
неизвестно |
Итак, в дискуссии по «русскому вопросу» первоначально в XIX в. сложились два теоретических направления, одно из которых обосновывало изоляционизм и мессианство российского общества (славянофильство), а другое, напротив, доказывало необходимость открытости и радикальной инновации России (западничество). Главной особенностью этого этапа дискуссии было теоретическое обоснование пути России. Следующий этап (начало ХХ в.) характеризуется социально-политической борьбой двух течений, социализма и либерализма, идейных наследников славянофильства и западничества. На третьем этапе (80-е – начало-90-х гг.) дискуссия между «либералами» и «евразийцами» (наследующими парадигму славянофильства) строится на стремлении выявить причины социального развития России. В этой связи евразийцы пытаются понять, почему некоторые инновации других культур оказывают негативное влияние на развитие России, а либералы стремятся разобраться в причинах негативного влияния традиционных культурных факторов на современное состояние общества. Все это требует выработки целостного взгляда на состояние и развитие российского общества, используя системный подход. Современный этап дискуссии по «русскому вопросу» характеризуется применением системных методов анализа для исследования российского общества, что в целом соответствует характеру настоящего периода развития российского общества, который определяется поиском инновационного ответа на вызов времени в накопленном традиционно-культурном потенциале. Из материалов дискуссии следует, что установлен факт иерархической организации, свойственной как отдельным индивидам, так и отдельным институтам, в том числе институту государственной службы, и в целом государству и обществу. Сложившийся в настоящее время метод системного анализа дает возможность объяснить этот факт.
Материалы дискуссии по «русскому вопросу» показывают, что многие исследователи в той или иной мере касались проблемы, каким способом организуется взаимодействие индивидов. Славянофилы рассма тривали организацию взаимодействия индивидов в русской общине. Запа дники вели речь о новых формах организации индивидов в российском обществе. Аналогичный интерес присутствует и у представителей либерального и евразийского подходов. Форма (структура) взаимодействия индивидов – одна из важнейших характеристик социального действия. Индивиды, взаимодействуя друг с другом, спонтанно, случайным образом создают организационный комплекс, в основе которого лежит алгоритм взаимодействия, который нуждается в защитной форме, структуре, определенном построении элементов системы взаимодействия, что обеспечивает способность сложившегося социума противостоять сбивающим внешним и внутренним факторам. Можно выделить две наиболее типичные (распространенные) формы (структуры) самоорганизации – иерархическую и плюралистическую.
Форма самоорганизации возникает вместе со становлением социума, когда закладывается основной алгоритм хозяйственной деятельности, и становится регулятором социального действия, который и отвечает за самосохранение социума (поэтому форма социальной самоорганизации равнозначна функции иммунитета в организме). Социум, вероятнее всего, погибнет, если изменится форма самоорганизации. При этом даже после разрушения социума форма самоорганизации сохраняется внутри отдельных сообществ. Это в конеч ном итоге может привести к возрождению структуры в целом, если в каждом элементе (как в ДНК заключена информация об организме), присутствует в снятом виде и форма самоорганизации.
Одной из форм самоорганизации индивидов является иерархическая структура. Сошлемся на определение, данное В.Д. Гражданом: «Понятие «иерархия» используют тогда, когда речь заходит о сложных формах субординации. Она упорядочивает по линии соподчинения не просто целостности, а системы, в которой деятельность одного порядка оказывается зависимой от деятельности второго порядка, деятельность второго порядка – от деятельности третьего порядка и т.д.».136. В иерархических структурах различие подсистем построено на строгой их дифференциации в отношении потребления ресурсов и в разной степени их защиты от сбивающих факторов. Иерархическая структура определяет приоритет в потреблении ресурсов и наивысшую степень защиты для подсистемы управления137.
Тенденцию социального действия, направленную на диф ференциацию участников взаимодействия по приоритетности отношения их к защите и потреблению ресурсов, назовем иерархической тенденцией. Иерархическим регулятором социального действия будем считать такой, который преимущественно реализует указанную тенденцию, а иерархи ческой структурой – такую структуру, в которой элементы построены иерархически, а высший уровень отведен управляющему центру. В связи с этим, «важнейшими особенностями иерархической формы социального управления являются следующие: 1) в условиях этих связей одни социальные общности оказывают направляющее воздействие на другие, вследствие чего последние начинают выполнять функции, которые им раньше не были свойственны; 2) значительное изменение функций зависимыми социальными общностями способно привести к изменению их совокупных характеристик и даже качеств в целом; 3) новые функции и новые качества социальных общностей создают предпосылки для возникновения новых иерархических зависимостей, отличающихся еще большей сложностью».138
Иерархическая структура взаимодействия характеризует специфику социального действия в определенных условиях и, в конечном итоге, предопределяет соответствующую форму социального управления, которая отражается в процессе социальной рефлексии в человеческом сознании. Идеи иерархического, централизованного социального управления зародились впервые в Китае в VI – IV вв. до н.э. Они были, с одной стороны, продиктованы требованиями реальной социальной практики и необходимостью выработки наиболее оптимальной модели управления, а с другой стороны, результатом развития управленческой мысли, в которой последовательно были воплощены: идеи морали в управлении Конфуция; принципы построения исполнительной власти Мо-Цзы; организационные постулаты централизма легистов и др.139 Исторический путь древнего Китая обусловил необходимость становления централизованного иерархического управления. Это было связано с тем, что длительный период «Чжань го» – «Воюющих царств» (V – III вв.
до н.э.), известный междоусобными войнами и набегами кочевников, а также резким изменением природной среды (климатическими и ланд шафтными катаклизмами), мог быть преодолен в результате создания эффективной модели социального управления. Концепция такого управления сложилась в умах китайских мыслителей и была реализована в создании единой китайской империи (царство Цинь) и реформах Шан Яна (основателя легизма – 390 – 338 гг. до н.э.). Эпоха «Цинь», сменившая «Чжань го», была периодом расцвета экономики и культуры Китая140. Идеи и социальная практика китайцев позволили выработать так называемую китайскую, или иерархическую модель управления, которая окончательно сложилась к началу новой эры. Данная модель как способ социального управления получила распространение на Востоке Евразии, а также как модель организации отдельных социальных образований (например армии).
Противоположной иерархической является тенденция организации с множеством центров. В этом случае в социуме не возникает иерархическая структура. Все подсистемы или элементы оказываются равными по отношению к потреблению ресурсов и защите от сбивающих факторов. Обычно и степень активности элементов такой системы также одинакова, поэтому каждый элемент равнозначен и проявляет одинаковую активность. Отклонение от стандарта активности одного из элементов способно нарушить баланс системы взаимодействия.
Описанная структура взаимодействия, на первый взгляд, парадоксальна. Ее элементы имеют возможность индивидуализироваться, однако во взаимодействии должны быть равны между собой. Это равенство оценивается по критериям равной возможности защиты, равной доступности к ресурсам, равной степени активности. Во всех остальных случаях элементы могут быть индивидуальными. Социальные индивиды в таком взаимодействии стремятся поддерживать равенство, контролируя друг друга и не допуская нарушения критериев равенства. До тех пор, пока такой взаимоконтроль возможен, возможен и плюрализм141. Однако, как только одна из сторон получает преимущество, сразу же возникает иерархическая тенденция. Поэтому особенность существования таких структур социального взаимодействия состоит в стремлении его участников защитить себя от иерархической тенденции.
Первые теоретические подходы к осмыслению плюралистического взаимодействия и форм плюралистического управления содержатся в «Политике» Аристотеля142. Элементы практического плюралистического управления зарождаются и функционируют в античных обществах Средиземноморья, а в дальнейшем наследуются средневековой Европой.
Концепция плюрализма как теоретическое обоснование способа социального управления сформировалась в Западной Европе в эпоху Просвещения (XVII – XIX вв.) в теории общественного договора143.
«На базе идеологии либерализма возникли различного рода управленческие концепции и школы. На раннем этапе развития либерализма к ним можно отнести школу политического либерализма Дж. Локка с его основополагающей идеей разделения властей, а также школу экономического либерализма А. Смита. Именно им были сформулированы идея о саморегулирующей роли рынка, требование ограничения вмешательства государства в экономическую сферу, превращения его в своего рода ночного сторожа буржуазного порядка»144
Общий принцип общественного договора основывается на равных возможностях взаимоконтроля (например, народ контролирует государство, а государство управляет народом). В отдельном случае два социальных элемента системы, взаимодействуя друг с другом, осуществляют взаимоконтроль, построенный на принятых нормах и принципах. Равенство элементов по отношению друг к другу строится на их равном отношении к нормам. Взаимоконтроль призван сохранить это равенство. Главная особенность общественного договора – равенство индивидов, групп (элементов социальной системы) перед едиными нормами.
Особенность плюрализма состоит в том, что контроль за равен ством всегда поделен между взаимодействующими индивидами. В этом заключается его главное отличие от иерархического управления (иерархическое управление эволюционирует, концентрируя функции контроля в управляющем центре). Таким образом, важнейшей функцией плюралистической формы социального управления является координация взаимодействия индивидов. «Координация (лат. coordinatio — сорасположение) – это такой вид социального управления, при котором осуществляется горизонтальная упорядоченность как на внутри групповом, так и на межгрупповом уровне, а стороны, части и элементы одной и той же социальной общности или взаимодействие нескольких общностей характеризуются тождественностью, равновеликостью. … Их воздействие друг на друга не принимает формы односторонней зависимости и подчиненности. Равновесие между ними поддерживается равными возможностями и равными воздействиями. Деятельность каждого из них упорядочивается в соответствии с деятельностью других»145.
Итак, плюралистическая организация взаимодействия индивидов характеризуется тем, что, усложняясь, плюралистическая структура предполагает постоянное равновесие между составляющими элементами; элементы имеют возможность неограниченно индивидуализироваться; структура фильтрует равные элементы.
Для того чтобы поддерживалось равенство (в целом плюрализм), необходимо, чтобы к взаимодействию допускались только равные индивиды. Поэтому плюралистическая структура имеет достаточно сложные и жесткие требования к своим индивидам, а значит, и сами индивиды, чтобы быть принятыми в такую структуру, должны пройти фильтрацию на соответствие этим сложным принципам, чтобы, в конце концов, быть адаптированными к взаимодействию по принципу равенства. Таким образом, сами элементы в результате становятся достаточно сложными, но равными.
Сравнивая структуры взаимодействия (иерархическую и плюра листическую), отметим, что иерархия предполагает дифференциацию элементов и построение их в соответствии с критерием дифференциации; а плюралистическая структура осуществляет подбор равных элементов, не допуская их дифференциации. Это первое отличие одной структуры от другой. Вторым отличительным признаком является наличие единого центра в иерархической структуре и множественности (отсутствие центра как такового) плюралистической структуры. Продолжая сравнение, необходимо признать, что эти две структуры организации равнозначны (во всяком случае, нет оснований утверждать, что какая-то из них имеет преимущество как способ самоорганизации человеческих индивидов и как способ социального управления). Вместе с тем, в чистом виде такие формы не встречаются, т.к. реальные общества включают обе формы организации взаимодействия индивидов. Однако в конкретном обществе всегда превалирует одна из тенденций, т.е. либо индивиды (группы индивидов) передают функцию контроля управляющему центру (иерархическая тенденция), либо индивиды осуществляют взаимоконтроль (плюралистическая тенденция).146 Учитывая, какая именно тенденция характерна для взаимодействия индивидов, можно определить, какой регулятор взаимодействия (иерархический или плюралистический) свойственен индивидам того или иного человеческого сообщества. Однако подчеркнем, этому мешает барьер первичного восприятия. Практически любой современный социум можно признать иерархическим. Но если рассматривать способ контроля как главный критерий отличия, то можно обнаружить, что в одних обществах традиционно формировался взаимоконтроль, а в других – функция контроля аккумулировалась в управляющем центре.
Отметим главные особенности этих форм организации взаимодействия индивидов:
|
иерархическая: |
плюралистическая: |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
||
|
|
Исходя из рассмотренных признаков, характеризующих структуру взаимодействия индивидов в социальном действии, на основании социально-исторического анализа рассмотрим, какая из форм взаимодействия оказалась наиболее типичной для взаимодействия индивидов в сфере государственной службы. Прежде всего, предпосылкой организационного регулятора взаимодействия должна быть такая форма, которая, во-первых, свойственна отдельным коллективам (первичным общностям); во вторых, является наиболее успешной формой организации, интегрирующей общество в целом. При этом не исклю чается возможность существования в первичных общностях одной формы самоорганизации, а для общества в целом – другой. Вместе с тем, соотносительность форм организации индивидов (и групп) на низшем и высшем уровнях обеспечивает дальнейшую репликацию и экспансию общества, а значит, и возможность его усложнения, дифференциации.
Обычно распространение формы самоорганизации идет снизу, от первичных общностей. Отдельные сообщества интегрируются друг с другом и переносят на объединенное сообщество свою форму организации. Возможен другой вариант, когда отдельные сообщества могут быть интегрированы одним инициативным сообществом, форма организации которого отлична от прочих сообществ. В этом случае осуществляется внедрение формы организации сверху, что вызывает консервативное сопротивление «низов». И тогда, идущая сверху форма не всегда может интегрировать общество в целом.
Самоорганизация всего общества порождает социальное управление, и возникает оно только тогда, когда появляется необходимость интеграции всего общества. Технически интеграция возможна, если институционально оформляется социальный механизм стимуляции и репрессий индивидов, входящих в сообщество. Обычно такой механизм функционирует через институт государственной власти, которая и является важнейшим институтом социального управления, обеспечивающим интеграцию общества в целом. В связи с этим эффективность государственной власти может оцениваться с точки зрения ее способности обеспечить интеграцию общества в целом.
Государственная власть задает обществу цели, обеспечивающие сохранение общества как целостности, и определяет способы, возможные для достижения этих целей. Тем самым, социальные действия ранжируются на допустимые и недопустимые. Государство посредством механизма стимуляции и репрессий институционально нормирует социальные действия. Оно аккумулирует социальную энергию и напра вляет ее на реализацию общих целей общества.
Отсюда первым критерием, по которому может быть оценена эффективность государственной власти, является степень институционального нормирования социального действия, степень аккумуляции социальной энергии на цели общества. Соответственно общество, в котором государство утратило институциональное нормирование, погибает. И наоборот, общество, в котором институциональное нормирование доведено до полной регламентации всех социальных действий, – тоталитарно.
С другой стороны, общество способно дифференцироваться, усложняться, вследствие чего возникают новые устремления индивидов, которые институционально не нормированы государством. В этом случае, если государственная власть не выработает социальный механизм адаптации новых целей, то произойдет утрата институционального нормирования при усложнении общества, что приведет к анархии. Поэтому другим критерием эффективности государственной власти является способность обеспечивать интеграцию общества при его дифференциации. Такая способность отражает эффективность функционирования механизма адаптации новых целей общества.
Оптимальной государственной властью в таком случае будет такая, при которой новые цели индивидов и коллективов будут институционально нормированы. Тем самым энергия индивидов постоянно будет направляться на достижение общих целей. За счет этого при растущей дифференциации общества будет сохраняться его интеграция и устойчивость. Исходя из названных критериев эффективности государственной власти выделим следующие крайние состояния государственной власти: коллапс, анархия, тоталитаризм, оптимум.
Наиболее крайние аномийные состояния социального действия, рассмотренные выше в анализе концепции Р. Мертона – ретритизм и мятеж, – могут быть соотнесены с коллапсом, а конформность может пониматься как достижение обществом устойчивости, интеграции или оптимума. Учитывая, что общество постоянно дифференцируется (у него появляются новые элементы и функции), следует признать, что оптимум общества недостижим. Однако выработка способов интеграции и устой чивости обусловливает движение общества к оптимуму и противо действует энтропии, что может быть обеспечено саморефлексией общества, следствием которой является достижение баланса между аномийными полюсами. Общество под действием социальной энергии, как маятник, движется между аномийными полюсами, «проскакивая» точку оптимума. Общественная саморефлексия снимает размах социального маятника, направляет энергию индивидов на самоорганизацию социума, тем самым приближая его к точке оптимума.
Наиболее типичны два аномийных полюса – инновация и ритуализм. Первый соотносим с состоянием дезинтеграции общества, когда отдельные ее части действуют несбалансированно с целым. Институционально это предстает как децентрализм или анархия. Ритуализм в тенденции связан с усилением иерархической власти, а крайней формой иерархии является тоталитаризм. Тоталитаризм – одна из полюсных аномийных точек, свойственных России. Тоталитарное государство предельно нормирует социальные действия индивидов. Достигается это за счет того, что идеология допускает только такие цели индивидов, которые полностью соответствуют общественным идеалам (например, идеал «строителя коммунизма»). Такое общество предельно интегрировано (за счет институционализации энергии индивидов) и стабильно. Однако, для того чтобы сохранить интеграцию, такое государство должно направлять свою энергию на снижение дифференциации общества, а значит, упрощать свои собственные функции, следствием такого упрощения является снижение способности социальной саморефлексии. И, тем самым, государство открывает себя «сбивающим» факторам. Неспособность государства за счет снижения саморефлексии адекватно противостоять «сбивающим» факторам приводит к расколу центра, децентрализации и анархии. Таков второй аномийный полюс движения российского «маятника».
Государственная власть, нормируя и интегрируя целое общество, представляет собой определенное сообщество – государственную службу, которая, как управляющий центр и инициативное сообщество, оказывает влияние на все российское общество. Вместе с тем, в государственной службе отражаются особенности этого целого российского общества. В силу того, что государственная служба призвана осуществлять функцию государственного управления, характер этого управления зависит от структуры самоорганизации сообщества государственных служащих как одного из важнейших регуляторов социального действия. Исходя из обозначенных критериев, с точки зрения структуры самоорганизации, рассмотрим функционирование государственной службы в истории России.
В Древней Руси необходимость государственной власти была продиктована потребностью снятия конфликтов между отдельными племенами, защитой от внешнего врага, обеспечением экономической интеграции. Эти функции выполняли варяги-русы, пришедшие на земли восточных славян. В основу государственного строительства был положен принцип удельного княжения, согласно которому родственники великого князя становились удельными князьями. Каждый удельный князь имел свою дружину. Общины славян, проживавшие в уделах, лишались возможности самостоятельно вести военные действия. Наличие воинского формирования удельного князя обеспечивало защиту населения подвластной территории от межплеменных конфликтов и внешнего врага. Власть сосредотачивалась в руках инициативного княжеского рода (племени). Правящий род становился основой формирующейся в то время государственной службы. Форма самоорганизации княжеского рода характеризовалась рядом признаков.
Первый признак состоял в том, что этот род владел землей корпоративно. Не было единоличных князей-правителей, на что указывал В.О. Ключевский: «В X в. русской землей владел целый княжеский род; отдельные члены рода имели политическое значение не сами по себе, не как одинокие лица, а как звенья, входившие в состав одной родственной цепи князей. Следовательно, верховная власть в то время была не единоличной, а собирательной»147.
Второй признак связан со способом передачи власти. К Х в. во всем мире сложились и утвердились принципы передачи власти, на основе которых возник определенный регламент. Один из них – принцип наследования, как правило, от отца к старшему сыну, хотя имелись и другие варианты. Главное здесь то, что существовал четкий регламент передачи власти (этот принцип характерен почти для всех земледельческих государств того времени). Другой принцип – удельно-лествичный, согласно которому власть переходит к самому старшему представителю правящего рода и здесь, как и в первом случае, сложился также довольно четкий регламент передачи власти (данный принцип в большей мере был свойственен скотоводческим обществам).148 Нет оснований утверждать, что в Древней Руси действовал тот или другой регламент, напротив, не действовал ни один из них – чаще всего власть захватывалась с помощью оружия либо оказывалась в руках хариз матической личности, способной силой своего характера и авторитета удержать власть, балансируя между интересами других представителей княжеского рода. Политическое балансирование и взаимное сдерживание – есть по своему характеру проявление плюралистической тенденции, которая привела в конечном итоге к формированию плюралистической структуры, что проявилось в том, что государственная власть принадлежала корпорации княжеского рода. И этот род мог осуществлять свою власть только консолидированно. Но в силу отсутствия регламента передачи власти отсутствовал как традиционный, так и правовой механизм внутренней консолидации самого правящего рода. Консолидация обеспечивалась либо харизмой, либо военной силой.
Государственная власть, создавая организацию взаимодействия внутри правящего сообщества, задает и структуру отношений между населением и правящим сообществом. Такая структура транслируется на социум в целом, что и обеспечивает его интеграцию. Высокий уровень интеграции достигается, во-первых, когда структура отношений правящего сообщества соответствует структуре отношений основной массы сообществ, во-вторых, когда транслируемая структура соответствует структуре правящего сообщества. Как отмечалось, есть две структуры самоорганизации – иерархическая и плюралистическая. Сложившись в том или ином обществе, на их основе формируются определенные социальные институты, обеспечивающие устойчивость социума в целом.
На Западе в то время, к IX в., уже сложился такой механизм – институт военного патроната, который представлял систему норм, определявших права и обязанности сюзерена и вассала. В дальнейшем этот механизм превратился в феодальную систему государственной власти149, основу которой обеспечивала плюралистическая структура, имеющая четкий регламент прав и обязанностей. На Востоке, в частности в Китае, сложился другой механизм – абсолютизация прав высшей власти как принцип подданства, также имеющий четкий регламент. В Киевской Руси взаимоотношения представителей высшей власти строились на нерегламентированном плюрализме, а взаимоотношение княжеской корпорации со всем обществом на принципе подданства (что подчеркивает В.О. Ключевский150).
Таким образом, третий признак: Древней Руси не была свойственна ни западная, ни восточная модель трансляции структуры организации общества, а целостность государственной власти поддерживалась только харизматическим авторитетом (и отчасти военной дружиной) великого князя. В дальнейшем, после ухода с исторической сцены харизматических великих князей, отсутствие механизма консолидации в конечном итоге привело к дезинтеграции Древней Руси.
В эпоху Киевской Руси государственная власть смогла институционально нормировать социальные действия, добавляя западное право, которое письменно оформилось в эпоху Ярослава Мудрого. Власть оказалась способной интегрировать в общество новые культурные ценности и социальные цели, т.е. создать механизм адаптации новых целей. Власть в Древней Руси по характеру была инновационной, что предполагало ее плюралистическую форму, но при этом была харизматической (т.е. становящейся).
Заметим, что привнесенная структура самоорганизации была довольно противоречива. Носители власти создали централизованное ядро управления: правители – центр, народ – периферия. В целом общество было иерархически организовано. Но варяжские князья принесли и форму зародышевого плюрализма, который проявился во взаимодействии представителей власти. Такая противоречивая организация общества оказалась неустойчивой. Битва на реке Калке в 1223 г. вскрыла неадекватность такой формы организации. Последующее затем нашествие Батыя в 1237 –1238 гг. уничтожило принесенную варягами структуру151. Гибель древнерусского общества в результате нашествия Батыя имеет много причин, одна из них – противоречивость формы организации общества.
Характеризуя эту эпоху в целом, отметим, что государственная власть в Древней Руси возникла как антитеза анархии. С другой стороны, хотя и делались попытки институционально нормировать социальные действия, они не имели успеха. Поэтому такое общество хотя и не могло стать тоталитарным, но и устойчивости добиться не могло.
Нарастание анархии и приближение к коллапсу характерно для следующего периода – эпохи удельных княжеств. Как отмечает В.О. Ключевский, характер отношений в обществе того периода был не политически-экономическим, а хозяйственно-юридическим: в этот период не действовали нормы политического права как выражение единых государственных или социальных интересов общества152, а действовали нормы, технически обеспечивающие реализацию интересов отдельных индивидов153.
Нашествие Батыя можно понимать как достижение российским социальным «маятником» точки коллапса. Монгольское нашествие разгромило старый мир. Однако завоеватели принесли и иную, новую форму государственного управления, которую они сами заимствовали в Китае. Это централизованная форма построения высшей власти, основу которой составляла преданность иерарху. С этого периода «маятник» российской государственности начинает двигаться в плоскости иерархии. Началась новая фаза в истории государственной власти – эпоха монархии.
Первый цикл этой фазы – становление монархии (трансформация харизматической иерархии в институциональную). Особенность этого периода – концентрация в руках московского монарха инструментов институционального контроля, что выразилось в создании государственных вооруженных сил – аппарата насилия и принуждения (армия и полиция), концентрации в руках монарха функции распределения ресурсов. Аппарат насилия и принуждения был призван обеспечить порядок внутри государства, защиту границ и возможность территориальной или военно-политической экспансии. Этот аппарат со времени эпохи царя Ивана III являлся исключительно государственным и управлялся монархом лично или через особо доверенных и преданных лиц. Примечательно то, что в свое время московские великие князья сделали довольно много, чтобы ликвидировать воинские соединения (дружины) других князей. Российская аристократия постепенно была лишена личных армий, но обязана была служить в монаршей, или государственной армии. Со временем сложилась система назначений,
а в дальнейшем и продвижения по службе, что исключало возможность привязанности аристократа к определенной воинской группе.
Господствующий класс русского общества с эпохи Ивана III нельзя называть классом феодалов, т.к. нет типичных для этого отношений к феоду154. Здесь не действовал принцип феодального права: «Nullum officio sine beneficio»155, хотя, на первый взгляд, в материальном, хозяйственном смысле эти отношения были такие же, как и в феодальной Западной Европе. Военные люди преимущественно служили государю, как показывает В.О. Ключевский, и получали от него доходные должности, кормления, но они обязаны были служить, даже если бы и не получали кормлений, и если продолжали получать их, то только как средство, помогавшее им исправно служить. Государь «кормил» их не за то, что они служили, он кормил их для того, чтобы они были в состоянии служить156. Русский сюзерен не заключал договор с вассалом. Вассал был просто предан сюзерену. Не феодалы составляли основу господствующего класса, а «государевы люди». Поэтому эпоха становления России не может быть названа феодализмом, а в большей мере здесь подходит наименование «этатизм»157.
Русский представитель господствующего класса, как правило, офицер или чиновник, – это «государев» человек, преданный монарху. Российский «государев» человек отличен от западного феодала отсутствием частной инициативы. В этом одно из важных отличий представителей высшего класса России и Запада. При этом инициатива на государственной службе в России не исключалась вообще. Принималась инициатива служения государю, или «служебная преданность» – один из важнейших столпов самодержавной России. Инициатива обнаруживалась в двух способах взаимодействия. В непосредственном взаимодействии господин лично доверял своему подданному, а тот, в свою очередь, был предан господину. В этом случае инициатива реализовывалась как служение. А в управлении группой личное доверие господина к подданным заменялось принципом круговой поруки, а преданность – коллективной ответственностью. Обычно на высших этажах иерархии действовал принцип доверия, а на низших – круговой поруки158.
Сложившись на уровне государственной службы, иерархия довольно быстро транслировалась в отдельные российские сообщества, что свидетельствует о ее комплиментарности организации первичных сообществ. Этот факт подтверждается О.В. Ключевским, отмечавшим, что принцип обязательности (а не личного выбора) из сферы политического права транслировался в сферу гражданского … отношений между отдельными индивидами159.
Развитие иерархии достигло своей критической точки, когда Иван Грозный создал тоталитарную власть, проведя карательную трансформацию общества и заложив основы преданности, но не хариз матическому вождю, а государю. Интеграция территорий и класса элиты была достигнута за счет снижения дифференциации общества, подавления любых иных целей, кроме государственных. Такое упрощение социума и его стабильность поддерживалась репрессивными органами. Соответственно ослабление аппарата репрессий обернулось нестабильностью и дезинтеграцией в эпоху Смуты. Россия вновь оказалась на грани коллапса.
С приходом к власти династии Романовых начинается следующий цикл в развитии государственной власти, это период зрелой монархии. Российское общество, ослабленное временами тоталитаризма и Смуты, упрощается. Устойчивость обеспечивалась не силой власти, а отсутствием социальной активности. Не случайно и монарх этого периода именовался Михаилом Тишайшим. Последовавший за этим рост социальной активности в середине XVII в. обусловил резкую дифференциацию общества и, как следствие, многочисленные конфликты, предвещавшие крупномасштабный социальный кризис. Петр I разрешил кризис парадоксальным образом – усилением конфликтов и стимуляцией дальнейшей дифференциации общества. Тем самым был заложен механизм инноваций. Механизм, с помощью которого государственная власть оказалась способной адаптировать ценности и цели других культур. В этом смысле петровские реформы – антитеза тоталитаризму Ивана Грозного, репрессировавшего социальную активность, тогда как Петр I ее «пришпорил». Построение Петром I чиновничье-дворянской структуры государственной службы оказалось оптимальным механизмом интеграции социальной энергии. При нем служебная преданность как форма индивидуальной инициативы приобрела институциональный характер.
Реформы, проведенные по инициативе Петра I, оказали значительное влияние на развитие России в течение столетия и обеспе чили расцвет общества в эпоху Екатерины II, но привели к разрыву «низов» и «верхов». Социальная активность и растущая дифференциация «верхов» пришли в противоречие с неактивностью и ритуализмом низов. Инновационная активность «верхов» найдет свое выражение в восстании декабристов, в результате которого общество окажется на грани коллапса. В результате этого функционирование власти в XIX в. приобретет аритмичный характер: то сдерживание (Николай I, Александр III), то стимуляция социальной активности (Александр II). Аритмия достигнет максимума в эпоху Николая II, следствием чего будет революция и коллапс.
Третья фаза российского государства начинается с эпохи советской власти. Интеграция общества осуществлялась за счет его упрощения, сведения социальных целей к целям государства, т.е. за счет создания тоталитарного государства. Достигается это за счет террора, уничтожения высшего класса как субъекта, обеспечивающего дифференциацию общества. Все это вместе именовалось политикой «военного коммунизма». Данная политика потерпела фиаско к началу
20-х гг., т.к. отсутствовал механизм организации социальной активности (прежний, чиновничье-дворянский, был уничтожен). Такой механизм к концу 20-х гг. был воссоздан И. Сталиным в коммунистической партии, которая структурно и функционально унаследовала следующие черты:
Коммунистическая партия как социальный институт организации социальной активности оказалась способной сориентировать индивидов на стремление к достижению целей всего общества и свести к минимуму их личные цели. В то же время коммунистическая партия стала де-факто институтом государственной службы, что довело институциональное нормирование до предела (опираясь при этом на репрессивные органы государства). Результатом этого стала высокоэффективная государственная служба, что проявилось в высоком уровне мотивации чиновников, их исключительной ориентации на общественные цели, самоотдаче в работе. При этом государственный служащий был лишен возможности иметь личные цели, в какой-то мере не совпадающие с общественными. Поэтому можно утверждать, что к середине 30-х гг. деятельность государственных служащих управлялась высокоэффективными средствами мотивации, общество отличалось высоким уровнем интеграции, но достигнуто это было за счет репрессий индивидуальных целей личности, т.е. тоталитаризма.
Тоталитарная интеграция общества возможна до тех пор, пока эффективны репрессии. Невозможность осуществлять массовые репрессии после смерти И. Сталина привела к росту дифференциации общества. Наступает эпоха «оттепели», за ней период консервации – эпоха «застоя» («развитого социализма»). Невозможность интегрировать социальную энергию «низов» с целями общества в эпоху Л. Брежнева в конечном итоге привела к деформации власти и ее неэффективности. «Перестройка» – закономерное следствие этого. Эпоха Перестройки, на наш взгляд, это период нарастающей аритмии, следствием которой оказался коллапс 1991 – 1993 гг.
С 90-х гг. начинается новый этап функционирования государственной власти. Несмотря на то, что в России возникли институты власти, аналогичные институтам власти плюралистического западного общества, данные институты постепенно интегрируются в целостный комплекс под влиянием традиционной иерархической тенденции.
Характеризуя в целом специфику динамики российской государственной власти, необходимо признать, что для российского государственного управления и организации государственной службы традиционно в течение семи столетий была свойственна иерархическая форма самоорганизации. Предшествующая ей плюралистическая форма самоорганизации государства продемонстрировала свою неадекватность в эпоху Киевской Руси и возрождалась только в периоды «смут», тем самым подтверждая свое несоответствие специфике российского общества. Социально-исторический анализ развития структуры самоорганизации государственной службы, использованный в данном параграфе, не может быть рассмотрен как полное социологическое доказательство гипотезы, что регулятором социального действия российских индивидов является иерархическая структура самоорганизации. Социологическое доказательство этой гипотезы в полной мере может быть достигнуто, если обосновать, что иерархическая структура самоорганизации присуща и первичным сообществам. Для этого нам необходимо рассмотреть функционирование двух других регуляторов (поведенческого и этического), представляющих собой основы системы российского социального действия, и тем самым найти источник иерархической организации взаимодействия индивидов и таких проявлений российской иерархии, как круговая порука, личное доверие, служебная преданность.
На основании проведенного социально-исторического анализа установлено, что иерархия как социологическая модель организации российской государственной службы, функционирующая на протяжении семи столетий, имеет следующее специфические особенности:
Подводя итог по данной главе, отметим, что традиционные взгляды на проблему формы организации российского общества зачастую вписывались в две основные парадигмы, идущие от славянофильства и западничества, и обнаруживались в попытке ответить на вопрос – «куда мы идем: на Запад или Восток»? Решить этот вопрос можно, ответив предварительно на другой вопрос «откуда мы?» Для этого необходимо понять, каковы действующие в нашем социуме социальные основы, регулирующие деятельность индивидов и групп, государственной службы и, более широко, государства и общества и обеспечивающие его интеграцию. Такой основой является система регуляторов российского социального действия, задающая условия ориентации и мотивации индивидов.
Одним из важнейших социальных регуляторов российского социума является структура (форма) самоорганизации российских индивидов в процессе их взаимодействия в иерархические сообщества, что является одним из важнейших социальных факторов, задающих специфику устройства государственной службы (и иных российских сообществ).
Исторически установлены особенности социологической модели организации государственной службы. Эти особенности характеризуются следующими положениями. Во-первых, традиционно на протяжении семи столетий существовала иерархическая форма организации российской государственной службы. Главным ее признаком являлась концентрация инструментов контроля в управляющем центре (а не взаимоконтроль, свойственный как феодальным обществам Западной Европы, так и современным государствам западного мира).
Во-вторых, данная форма возрождалась вновь, после периодов «смут» (эпох дезинтеграции и коллапса). Это свидетельствует о том, что иерархическая организация обладает качеством самовосстановления, а значит, действует как долговременный социальный регулятор.
В-третьих, иерархическая форма организации оказалась способной транслироваться из корпорации государственной службы в отдельные российские сообщества, что также доказывает ее роль как социального регулятора.
В-четвертых, данная форма самоорганизации государственной службы и в целом государственной власти не является совершенной с точки зрения как ее технической эффективности, так и в отношении к человеческой личности (что особенно трагично проявилось в эпохи Ивана Грозного и И. Сталина). Несовершенство этой формы подтверждает и тот факт, что российское государство неоднократно оказывалось на краю гибели. Однако иерархическая форма, свойственная отдельным сообществам российских индивидов, государственной службе и государственному управлению, оказалась способной сохранить целостность российского государства и в целом общества, преодолевая самые напряженные политические и социально-экономические кризисы, тогда как плюралистическая государственная власть Древней Руси оказалась неспособной противостоять воздействию внешних факторов.
Степень совершенства сложившейся иерархической модели организации государственной службы в значительной мере уступает модели плюралистической, существующей в западном мире. Современная плюралистическая модель западного общества имеет длительный период совершенствования. Ее возникновение (в начальном виде – феодального плюрализма) относится к моменту прихода к власти династии Каролингов на трон Франкского государства (территория современной Франции и частично Испании, Италии, Германии, Австрии) в VIII в. и насчитывает на сегодняшний день, по меньшей мере, двенадцать столетий (российская – только семь столетий).
В-пятых, генеральная структура, выполняющая функцию регулятора социального действия, может включать элементы, свойственные другой структуре (если эти элементы не нарушают целостности всей системы взаимосвязей). Необходимо заметить, что западная государственная служба, построенная на плюралистическом взаимоконтроле, тем не менее, ассимилировала в себя отдельные характеристики иерархической организации. Это особенно проявляется в деятельности французской государственной службы160. А значит, рассматривая структуру организации государственной службы в России и признавая ее естественно иерархический характер, вполне возможно допустить, что в нее могут быть инкорпорированы отдельные элементы иной формы социальной организации, если они не будут нарушать системную целостность.
В целом, описав иерархическую модель организации государственной службы, функционирующую на протяжении семи столетий, можно утверждать, что, во-первых, российской государственной службе и в целом российскому обществу на протяжении длительного исторического периода свойственна была иерархическая тенденция, т.е. иерархическая форма организации индивидов в россий ском обществе (долговременно действующий параметр порядка российского социума), во-вторых, иерархическая тенденция обнаруживается в периоды восстановления российского общества, поэтому иерархическая структура становится ориентиром восстановления общества, т.е. является социальным регулятором восстановления социума. Данные утверждения обоснованы на основании социально-исторического описания. Вместе с тем, такое обоснование нельзя считать в полной мере социологическим, т.к. в доказательстве использован преимущественно дескриптивный метод161, используемый для описания исторических фактов. Этот метод дает возможность ответить на вопрос, какова структура взаимодействия, какой она была в истории, но нет ответа на вопрос, почему возникла такая социальная форма (каковы ее предпосылки). Ответ на этот вопрос может быть получен как результат анализа162, основанного на прямом эмпирическом подтверждении (прямая эмпирическая верификация163). Вопрос «почему возникла иерархическая структура?» предопределяет предметную область анализа – поведение. Таким образом, следующим шагом данной работы является исследование функционирования поведенческих регуляторов, оказывающих влияние на социальное действие государственного служащего.
Рис. . Историческая изменчивость Российской формы государственного управления
Таблица
Пояснение к Рис. 4 Историческая изменчивость Российской формы государственного управления
|
I ФАЗА |
II ФАЗА |
III ФАЗА |
|
Движение исторического маятника в плоскости плюрализма |
Движение исторического маятника в плоскости иерархии |
|
|
1. Кризис восточно-славянского общества IX в. (анархия). 2. Эпоха от Рюрика до Ярослава IX – XI вв. (харизматический плюрализм). 3. Период удельной раздробленности и нашествие Батыя XI-XIII вв. (коллапс). |
1 ЦИКЛ 4. От эпохи Дмитрия Донского до Ивана III XIV – XV вв. (харизматическая иерархия). 5. Эпоха Ивана IV – XVI вв. (тоталитаризм). «Смута» начала XVII в. (коллапс). 2 ЦИКЛ 6. Эпоха Михаила I – перв. пол. XVII в.(соборная иерархия). 7. «Раскол» – вт. пол. XVII в. (антииерархическая тенденция). 8. Реформы Петра и великих императриц – XVIII в. (иерахическая тенденция к оптимуму). 9. Эпоха нарастания аритмии XIX – нач. ХХ в. |
1 ЦИКЛ 10. Эпоха И. Сталина (тоталитаризм). 11. Эпоха «оттепели» (антииерархическая тенденция). 12. «Развитой социализм» (консервативная иерархия). 13. «Перестройка» (нарастание аритмии). 14. 1991 г. (коллапс). 2 ЦИКЛ 15. 1991 – 1993 (анархия). 16. С 1993 до настоящего времени (усиление иерархической тенденции). |
Исследование регулятора взаимодействия индивидов (рассмотренное в предшествующей главе) ставит новую проблему: почему в своем поведении россияне (и государственные служащие в том числе) ориентированы на иерархическое взаимодействие. Для этого необходим анализ поведения российских индивидов. Поведение обычно рассматривается с позиций философии, психологии, социологии и ряда других наук. В этой связи необходимо обозначить специфику социологического подхода.
Философский подход при исследовании типичного поведения индивидов и социальных групп предполагает обращение к таким понятиям, как «ментальность», «национальный характер» и т.п. Однако, по мнению М. Вебера, «всякие попытки сослаться на «национальный характер» … означают лишь признание своего непонимания сути явления».164 Несмотря на это утверждение, именно М. Вебер создал теорию социального действия и успешно использовал ее как инструмент социологического анализа для изучения такого феномена как «капиталистический», «протестантский» характер. Изучение ментальности, российского характера не приблизит данное исследование к пониманию проблемы, обозначенной в начале этой главы. Для решения этой проблемы необходим анализ российских поведенческих черт.
Психологический подход (и его разновидность социально-психологический) направлен на изучение набора определенных поведенческих черт, свойственных значительной части индивидов, составляющих изучаемый социум. Анализ этих поведенческих черт предполагает изучение механизмов их функционирования, обусловленных влиянием лежащих в их основе динамических стереотипов. Данный подход способен объяснить механизм формирования и функционирования стереотипов (поведенческих черт) у отдельных индивидов и дает возможность описать групповое поведение под влиянием этих стереотипов. Однако психологический подход имеет свои ограничения. Он показывает механизм возникновения стереотипов (поведенческих черт) у отдельных индивидов, но не рассматривает социальные факторы, влияющие на работу этого механизма. В свою очередь, социально-психологический анализ дает характеристику функционирования группы под действием стереотипов, но не объясняет причины социальной изменчивости этих стереотипов. Между тем, поведенческие черты, типичные для индивидов определенного социума, достаточно изменчивы. На протяжении существования и развития российского социума отдельные типичные черты характера индивидов могли утрачиваться, забываться, терять свою актуальность, а другие, напротив, приобретаться. Вместе с тем, отдельные черты, в связи с требованием условий обстоятельств и среды, могли становиться главными, а другие – отступать на арьерсцену. Однако при этом сохранялся некий основной социальный стержень, который не просматривается через множество поведенческих стереотипов.
Для исследования этого социального стержня философский подход не может быть использован, т.к. он дает общее абстрактное описание. Вместе с тем, ограничен и психологический подход, отличающийся чрезмерной детализацией и конкретизацией.
Наиболее адекватным подходом для решения поставленной проблемы является социологический подход, основанный на теории социального действия, при котором рассматривается функционирование социальных регуляторов, настраивающих и ориентирующих индивидов на определенное поведение. Данные социальные регуляторы поведения – это наиболее распространенные динамические стереотипы. Но влияние регулятора на индивида отличается от влияния стереотипа. Стереотип бессознательно направляет индивида на совершение определенных действий. Регулятор же выступает для индивида ориентиром, на который он осознанно (рационально или аттрактивно) настраивает свои действия. Соответственно, поведение значительной части людей выступает для отдельного индивида как ориентир «правильного» действия. Индивид может вести себя стереотипично в среде людей, осуществляющих такие же стереотипы, как и он, и его действие станет социальным, если он будет осознанно соотносить свое поведение с другими людьми. Если же он будет вести себя бессознательно, то такое поведение – несоциальное и оно является объектом изучения психологии165. Стереотипы отдельного индивида могут не соответствовать образу действия других людей, в этом случае поведение человека будет социальным, если он сознательно будет соотносить свои действия с действиями других (при этом необязательно следовать стереотипам окружающих, но обязательно их осознавать и на них ориентироваться166) или осознанно формировать у себя стереотипы поведения, свойственные окружающим его людям.
В целом, психологический стереотип поведения – это бессознательные действия индивида по устоявшемуся алгоритму. Социальный регулятор поведения – это осознаваемый (рационально или аттрактивно) индивидом ориентир, согласуясь с которым он осуществляет свое действие. Поэтому для решения поставленной выше проблемы необходимо обнаружить такие черты поведения, которые выполняют функцию регуляторов социального действия. Соответственно, такие регуляторы могут быть обнаружены только среди типичных поведенческих черт.
В данной главе рассматриваются социальные регуляторы поведения государственных служащих. Эти регуляторы складываются из следующих составляющих. Во-первых, государственный служащий как российский индивид испытывает на себе влияние общих поведенческих регуляторов, настраивающих поведение любого российского индивида. Во-вторых, условия и характер профессиональной деятельности также выступают в качестве социального регулятора, определяющего поведение государственных служащих. Поэтому необходимо рассмотреть и проанализировать причины возникновения и способ функционирования поведенческих регуляторов российских индивидов; а также специфику профессионального поведения государственных служащих как результат влияния – и профессиональных требований, и типичных для российских индивидов регуляторов поведения.
Типичные поведенческие черты индивидов, по утверждению Л.Н. Гумилева, определяются комплексом этнических стереотипов, который формируется в человеческом сообществе в результате типично повторяющегося образа действия, сложившегося в условиях взаимодействия человека с биосферой в определенном ареале, т.е. причиной появления этих стереотипов является однотипная хозяйственная деятельность: «… этносы всегда связаны с природными условиями через активную хозяйственную деятельность. Последнее проявляется в двух направлениях: приспособления себя к ландшафту и ландшафта к себе»167. Такой подход впервые обозначен К. Марксом в «Экономических рукописях 1857 – 1861 гг.» и ряде других работ:
«…от различных (климатических, географических, физических и т.д.) условий, а также от природных задатков людей (их племенного характера) будет зависеть, в какой степени эта первоначальная общность будет изменена»168.
Взаимодействуя с природой, живые существа вырабатывают механизмы адаптации к внешним условиям. Если животные адаптируются к среде морфологически, изменяя формы своего тела, то этнос приспосабливается за счет выработки адаптивных способов деятельности, оказывающих влияние на окружающую среду169.
Способ хозяйственной деятельности, возникнув и закрепившись как набор трудовых процедур, формирует у индивидов поведенческие стереотипы, необходимые для осуществления этих трудовых процедур. Это – психологические стереотипы, т.е. стереотипы отдельных индивидов, бессознательно направляющие их действия. Но психологические стереотипы могут приобрести качество социального действия. Это происходит в том случае, когда стереотип поведения индивидов становится основой их взаимодействия, как отмечал М. Вебер, «поведение индивидов соотносится по своему смыслу друг с другом»170.
Со временем первоначальная форма хозяйственной деятельности может потерять определяющую роль для этноса и быть сведенной к минимуму или исчезнуть. Однако сформировавшиеся на ее основе стереотипы, которые приобрели качество регуляторов социального действия, будут перенесены на другие, вновь возникшие виды деятельности. В этих стереотипах, ставших алгоритмами социального действия, проявляется неповторимость каждого этноса.
Из изложенных выше положений М. Вебера, Л.Н. Гумилева, К. Маркса следует логический вывод: национальную поведенческую специфику индивида можно характеризовать, по меньшей мере, в двух аспектах – как этническую и социальную. В этой связи этнический индивид (следуя подходу Л.Н. Гумилева) – человек, действия которого предопределены сложившимися, типичными для большинства представителей этноса стереотипами поведения171. Поэтому действия этнического индивида могут быть охарактеризованы как традиционные. В этом случае поведение этнического индивида (в соответствии с логикой М. Вебера) – предмет исследования психологии172.
С другой стороны, социальный индивид понимается как индивид, действия которого настраиваются под влиянием регуляторов социума (в этом случае его действия – это социальные действия). Главное отличие социального индивида от этнического состоит в том, что этнический индивид бессознательно следует сложившимся у него стереотипам поведения. Социальный индивид соотносит свое поведение с поведением других людей и сознательно следует (или сознательно не следует) принятому способу действия в социуме (при этом такое поведение может совпадать или не совпадать с комплексом стереотипов, имеющихся у индивида). Главное в поведении социального индивида – то, что он ориентируется на способ действия социума. Поведение именно социального индивида является предметом анализа данной работы.
На основании вышеизложенного определим основные характерные особенности социального действия «российского социального индивида»:
во-первых, это такой индивид, который строит свое взаимодействие с другими индивидами, соотнося свое поведение с определенным набором типичных поведенческих черт, свойственных окружающим его людям (российским индивидам); при этом для характеристики отдельного социального индивида несущественно, является ли набор этих поведенческих черт стереотипами данного индивида или нет;
во-вторых, это индивид, ориентированный на иерархическую структуру взаимодействия с другими индивидами;
в-третьих, следует духу норм и ценностей, составляющих этический фундамент социума.
Необходимо особо подчеркнуть, что в социальном определении (в отличие от психологического, этнологического и других определений) национальной поведенческой специфики индивида главный акцент делается на способы ориентации и ожиданий индивидов в процессе взаимодействия. Поэтому для социальной дефиниции иные детерминирующие индикаторы (например происхождение, язык, вероисповедание, гражданство индивида и т.п.), свойственные другим научным дисциплинам (правовым, этнологическим, психологическим и т.д.), являются несущественными. В этом смысле россиянами могут быть названы представители любой национальности России, а также российские эмигранты, иностранцы, которым свойственна ориентация на названные выше характерные особенности.
В этой связи, во-первых, необходимо эмпирически определить этот набор поведенческих черт россиян, во-вторых, с помощью анализа выявить в этом наборе регуляторы социального действия и, в-третьих, дать теоретическую интерпретацию функционирования этих регуляторов. Набор поведенческих черт российского характера достаточно велик. Описанию российского характера посвящены многие научные работы, публицистическая и другая литература. Ввиду актуальности и многоплановости разработка данной проблемы продолжается. С одной стороны, российский характер достаточно известен и описан, а с другой, – часто говорят о «загадке русской души», особенно представители других культур, когда сталкиваются с непониманием особенностей российского поведения.
Для выяснения причин непонимания иностранцами типичных черт российского характера в 1997 – 2000 гг. автором проведено социологическое исследование. В его основу положен метод контент-анализа высказываний иностранцев на страницах периодической печати о чертах российского характера173. В результате исследований были выделены группы суждений иностранцев о поведенческих качествах россиян, которые зафиксированы в
табл. 6.
Таблица 6
Качества характера россиян по оценке иностранцев
|
ВЗАИМОИСКЛЮЧАЮЩИЕ КАЧЕСТВА |
|||||
|
«антитезис» |
«тезис» |
||||
|
ЧАСТОТА ПРИЗНАКА, в % |
|||||
|
низкая |
высокая |
||||
|
Пунктуальность |
1,1 |
10,1 |
неточность во времени |
||
|
Технологичес кий педантизм |
0,6 |
9,5 |
не следование тех нологической дис циплине, технологи ческому регламенту |
||
|
Отказ выпол нять задачу, при отсутствии необходимых средств |
2,1 |
9,2 |
выполнение пору ченной задачи, нес мотря на отсутствие необходимых средств |
||
|
Лень |
13,5 |
11,1 |
Эмоциональность, энтузиазм, увлечен ность в процессе деятельности |
||
|
Нейтральность (как отсутствие приветливости), неконтактность с незнакомыми людьми |
9,7 |
11,3 |
доброжелательность, открытость, увле ченность процессом общения |
||
|
Зависть |
11,6 |
9,9 |
готовность оказать помощь |
||
|
другие качества |
0,3 |
||||
|
ВСЕГО |
4,1 |
95,9 |
100 |
Как видно из таблицы, по мнению иностранцев, россиянам свойственны такие поведенческие качества, как неточность во времени; игнорирование технологической дисциплины и регламента; выполнение порученной задачи даже при отсутствии необходимых средств и ресурсов; эмоциональность, энтузиазм, увлеченность в работе; доброжелательность, и открытость; готовность оказать помощь.
Материалы социологических исследований кафедры «Государственная служба и кадровая политика» РАГС фиксируют
и у российских государственных служащих аналогичные черты характера, так, например, умение рационально организовать свое время для 50,2 % служащих не характерно, на это указывают и эксперты (руководители федеральных и региональных ведомств), отмечая, что данное качество для 59,7 % служащих либо не очень свойственно, либо не свойственно вообще.174 Изучение взаимоотношений показывает характер коммуникации государственных служащих: 36 % свойственно наличие дружеской взаимопомощи и поддержки в организациях, 48,6 % – нейтральные отношения. И только у 7,5 % респондентов имеются социальные конфликты.175
На основании изложенного весь комплекс качеств россиян может быть объединен в две основные группы:
особенности поведения россиян: неточность во времени; неследование технологической дисциплине, технологическому регламенту; выполнение порученной задачи, несмотря на отсутствие всех необходимых средств; эмоциональность, энтузиазм, увлеченность в период стремления к цели;
особенности взаимодействия, общения, обнаруживаемые в полярных качествах от доброжелательности, открытости, готовности оказать помощь до недоброжелательности, суровости, закрытости, зависти.
Источники выделенных качеств следует искать, опираясь на концепцию Л.Н. Гумилева, в древней истории нашего народа, в первоначальной хозяйственной деятельности, которая и сформировала определенный этнический стереотип. Специфика хозяйственной деятельности и древних славян, и в дальнейшем русских крестьян имеет ряд общих черт, которые вместе со способом хозяйственной деятельности были переданы соседям – этносам уральским, тюркским и другим, составившим к настоящему времени единство, именуемое российским народом. Главные из этих черт определяются особенностями земледелия.
Восточные славяне исторически оказались в климатической зоне, которая определяла относительно короткий (по сравнению с условиями Центральной и Западной Европы) период проведения земледельческих работ, тем самым вегетативный период занимал неполные летние месяцы. Таково первое условие ландшафта.
Ареал, в котором стали проживать славяне, – лесостепная, а чаще таежная полоса. Успешное ведение земледелия предполагало очистку земли от леса. Это – второе условие.
Просторы Восточной Европы не были густо заселены, здесь практически не было опасных агрессивных соседей. А появление таковых нередко являлось дополнительным стимулом для продвижения наших предков в лесные необжитые регионы. В этом заключается третье условие.
Непроходимость леса и тайги выступала естественной защитой славянских общин от возможного нашествия враждебных соседей или предприимчивых собирателей дани. Лес не пропускал легионеров цивилизованных государств и конницу степных кочевников. Единственным средством коммуникации выступали русла рек, которыми c VIII в. стали пользоваться варяги-русы, давшие восточным славянам «наряд», политический строй и свое имя – «русские»176.
Таким образом, восточно-европейский ландшафт (короткое лето, непроходимый лес и безграничное пространство) стал предпосылкой подсечного земледелия как основного способа хозяйственной деятельности восточных славян177. В дальнейшем этот способ был передан практически всем российским этносам.
Подсечное земледелие предполагало ряд процедур: выжигание леса на площади, определенной для земледельческих работ; расчистку этой площади и распашку; посев и далее выполнение процедур, связанных с выращиванием агрокультур и сбором урожая. Как только начинал сходить снег, община выжигала такую площадь леса, какую она могла освоить. Единственным фактором, который мог ограничить территорию освоения, являлись физические возможности самой общины и ее трудовые ресурсы. Широта просторов Восточной Европы не мешала осуществлению такого способа хозяйственной деятельности.
Способ хозяйствования славян сформировал алгоритм деятельности, который предполагал проявление высокой трудовой активности в вегетативный период (пик активности приходился на лето) и снижение трудовой активности зимой. В конечном итоге это привело к появлению такого стереотипа поведения, как импульсивность
(в дальнейшем данный стереотип поведения утратил сезонный характер).
Специфика первоначальной хозяйственной деятельности, ставшая предпосылкой русской импульсивности, оказала влияние на формирование другой черты, характеризующей взаимодействие, взаимоотношение индивидов. Природные условия Восточной Европы исключали возможность индивидуального земледелия. Как следствие, они лишали индивида возможности существовать вне общины. Необходим был коллективный характер деятельности, который требовал выработки типичных механизмов взаимодействия, системы взаимосвязи между индивидами, определенной внутренней структуры коллектива. Поэтому сформировался стереотип взаимодействия – коллективизм – и стереотип мироощущения – признание ценности коллектива.
Постепенно поведенческие стереотипы – импульсивность и коллективизм – приобрели качество социального действия, т.е. стали функционировать как социальные регуляторы, как ориентиры поведения индивидов в различных профессиональных сферах.
Импульсивность и коллективизм – два комплекса поведенческих стереотипов, которые приобрели качество социального действия и, тем самым, стали социальными регуляторами поведения индивидов в российском социуме. Импульсивность функционирует как социальный регулятор поведения отдельных индивидов. Коллективизм – социальный регулятор поведения индивидов в групповом взаимодействии. Данные поведенческие регуляторы тесно связаны, взаимообусловлены и взаимокомпенсируют друг друга, т.е. функционируют как единая целостность, как единая система.
Анализ импульсивности как социального действия предполагает выделение ее характеристик, описываемых следующими положениями:
российскому индивиду свойственен цикличный ритм изменения активности – от состояния бездеятельности до высокого порыва трудового энтузиазма;
российский индивид мотивирован аттрактивно, т.к. цикличный ритм изменения активности исключает возможность рациональных последовательных действий.
Положение о том, что российскому индивиду свойственен цикличный ритм изменения активности, может быть сведено к утверждениям, которые проверяются прямо эмпирически178: 1) действия
российского индивида ориентированы стремлением к нерегламентирован ности; 2) цикличный ритм активности реализуется в последовательно повторяющихся фазах.
Первое утверждение соотносимо с утверждением Н.А. Бердяева, что «русским не дается форма»179, поэтому оно косвенно обосновано (теоретически верифицировано180). Его подтверждает и опыт консалтинговый деятельности автора в Ижевске181 (как частно-эмпирическое подтверждение социального факта в одном из регионов России), и результаты общероссийских социологических исследований, согласно которым 89,1% опрошенных государственных служащих не имели должностных инструкций182 (как обобщенно-эмпирическое подтверждение наличия рассматриваемого качества у многих россиян).
Второе утверждение: цикличный ритм активности, в целом, реализуется в последовательных фазах, которые обозначим как отчаяние, удаль, лень.
Обобщенно-эмпирическим обоснованием утверждения, что россиянам присущи указанные фазы активности, являются данные социологических исследований РАГС (так, например, на ненормированность рабочего дня указывают 21 % респондентов183), а также социальный факт – ритм месячной трудовой активности на предприятиях в советское время (что соотносимо с ритмом трудовой активности на ряде предприятий Ижевска в настоящее время184). Теоретическое подтверждение основывается на приведенных выше положениях Н. Бердяева. Для более подробного анализа рассмотрим отдельно каждую фазу активности.
Отчаяние (фаза нарастания активности) проявляется в игнори ровании опасности, стремлении «разрушить» стоящие на пути препятствия. Специфическими условиями, порождающими отчаяние, является ощущение человеком безысходности. По мнению П. Сорокина, россияне готовы на отчаянное действие, когда репрессирован их «рефлекс коллективного самосохранения».185 Примечательно, что россиянин весьма терпелив и неконфликтен186, если дело касается его личных ценностей, его личных прав или личной собственности. Россиянина можно лишить многого, что у него есть, при этом он не проявит ни малейшей активности, тем более отчаяния.187
Удаль (фаза высшей активности). И удаль, и отчаяние по характеру близки. Удаль может проявляться в отчаянии (как может быть и отчаянная удаль). Удаль (как и отчаяние) может быть направлена
на преодоление препятствий, но главное для нее не «прорыв», направленный на разрушение препятствия и предполагающий мобилизацию имеющейся энергии, а эмоциональный «порыв» как выплеск избытка энергии. Именно в удали проявляется энтузиазм и созидание российских землепроходцев, мореплавателей, воинов, строителей, ученых, совершивших в ХХ в. интеллектуальный порыв в создании ядерной бомбы, разработке ракет, освоении космоса. Российская удаль (или энтузиазм) – это свободная игра творческих сил в коллективном взаимодействии.
В удали в наибольшей мере проявляется и то, что Бердяев назвал трансцендентальным стремлением188. Поэтому сила удали, пронизываемая одним качеством – верой, – зависит:
от воли инициатора, его способности к преодолению препятствий, его веры в достижение результата, его устойчивости и несгибаемости. Такой инициатор лишен социального права отступать и сдаваться;
энергии (наличие у коллектива нереализованной энергии обеспечивает возможность следовать за инициатором). Катализатором энергии коллектива является вера в инициатора;
идеала (от «качества» идеала зависит степень концентрации усилий, энергии). Здесь, придерживаясь мнения Бердяева, отметим, что чем выше концентрация в идеале должного и общественного, чем сильнее вера в него, тем выше концентрация энергии на достижение.
Обратной стороной деятельной активности является лень. В этом состоянии русский человек бездеятелен, мечтателен и с большим трудом поддается стимулированию. Выводит из состояния лени ощущение отчаяния. Тогда начинается новый цикл активности.
В целом, в поведении отдельного российского индивида импульсивность проявляется следующим образом. Россиянам свойственно откладывать выполнение какого-либо дела на последний срок (действие лени – фаза накапливания энергии) и тем самым загонять себя в отчаянное состояние (фаза мобилизации энергии). Когда сроки «выходят», начинается лихорадочное «наверстывание упущенного». Действуя лихорадочно, но активно, индивид, тем не менее, может достичь первых результатов. И в этом случае появляется ощущение «я могу»,
а за ним некоторое чувство удовлетворения. Энергия отчаяния, в этом случае, перерождается в энергию удали – «нам нет преград» (фаза реализации энергии). В состоянии удали россиянин испытывает прилив сил и чувство полноты жизни. Энергия удали – высокий всплеск активности. За удалью человек проваливается в ленивую, бездеятельную, мечтательную реальность. Описанные фазы составляют типичный цикл российской активности.
Описанные фазы активности не обосновывают характер мотивации, но дают основание предположить, что россиянам свойственна аттрактивная мотивация. В этой связи необходимо дать эмпирическое подтверждение этому утверждению.
Социологическое исследование в Ижевске в 1998 г. «Мотивация работников промышленных предприятий к труду»189 установило мотивы, сдерживающие отток кадров на предприятиях, где зарплата невысокая
и выплачивается нерегулярно. Первый по значимости мотив – отношение к коллективу: «Меня окружают хорошие люди, с которыми у меня сложились товарищеские отношения и мне было бы очень трудно покинуть свой коллектив» – 62,3 %. Второй по значимости мотив – отношение к работе: «У меня интересное дело, оно доставляет мне удовольствие, и я его не хочу менять» – 50 %. Углубленный анализ данных проведенного исследования, а также материалы ряда пилотажных исследований по проблеме воровства на предприятиях Ижевска позволили сделать вывод, что причиной воровства является реализуемая в аномийной форме аттрактивная мотивация работников190. Следовательно, большинство работников этих предприятий мотивированы аттрактивно.
По мнению руководителя Удмуртского республиканского фонда поддержки предпринимательства, высказанному в октябре 2001 г., только 5 % бизнес-проектов, направляемых бизнесменами в Фонд, имеют строгое финансовое, маркетинговое и техническое обоснование. Характерно и то, что проекты, содержащие оригинальные идеи (не менее 20 % от общего числа), являются, как правило, убыточными. Следовательно, большинство предпринимателей Удмуртии мотивированы аттрактивно.
Таким образом, частно-эмпирический вывод: жителям Удмуртии преимущественно свойственна аттрактивная мотивация социального действия.
Согласно результатам общероссийского социологического исследования, проведенного РАГС, установлена связь мотивации государственных служащих с фактами нематериального ряда. Например, 58 % респондентов отмечают «стремление реализовать себя в управлении, положительно оценивают свой вклад в стабилизацию обстановки в обществе»; удовлетворенность деятельностью чиновников связана с «признанием ее социальной важности».191 Эти данные также свидетельствуют о том, что большинству российских государственных служащих свойственна аттрактивная мотивация.
Ярким социальным фактом является готовность россиян вкладывать свои деньги в авантюрные проекты. В этой связи сравним отношения западного человека к «панамской афере»192 и российского к МММ. Хотя «Панама» и привела к тому же результату, что и МММ, но есть существенное отличие – «Панама», прежде всего, инженерный просчет, т.е. рациональная ошибка, которая привела к краху известного инженера и потере акционерами своих капиталов. Компания МММ изначально не несла в себе рационального начала, а являлась игрой на удачу. Для небольшой части людей, понимающих механизм игры, это была вера в себя («я умею играть и знаю, когда остановиться»), для большинства – вера в «свою звезду», большие деньги. Вера, а не расчет, вот главное отличие вкладчиков МММ от акционеров «Панамы».
Следовательно, и частные, и обобщенные эмпирические данные подтверждают утверждение, что россиянам свойственна аттрактивная мотивация.
Феномен аттрактивной мотивации рассматривался Н. Бердяевым: «Русские все склонны воспринимать тоталитарно, им чужд скептический
критицизм западных людей. Это недостаток, приводящий к смешениям и подменам, но это также достоинство, и указует на религиозную целостность русской души»193. Эта целостность проявляется в стремлении индивида к священным идеалам, игнорируя зачастую личные желания. При этом неважно, являются ли эти идеалы собственно религиозными или уже нет. «Религиозная энергия русской души обладает способностью переключаться и направляться к целям, которые не являются уже религиозными, например, к социальным целям»194.
Аттрактивная мотивация не исключает стремления к получению материальной выгоды, но это стремление столь же нерационально, нерасчетливо и основывается на вере, как и стремление к любому другому идеалу, некогда захватывавшему сознание и чувства россиян. В качестве идеала материальной выгоды может быть и ожидание рабочего, что ему повысят зарплату, бизнесмена, что ему выделят кредит и т.д. Среди других идеалов материальной выгоды наиболее распространенный – идеал западного образа жизни.195 В нем, как и в идеале «коммунизма», а также в идеале «праведного града Китежа», присутствует одно общее качество – отсутствие расчета, т.к. расчет – это характеристика выбора не аттрактивного идеала, а рациональной цели.
Таким образом, выдвинутая гипотеза, что российские индивиды в своем социальном действии мотивированы аттрактивно, обоснована:
во-первых, непосредственными эмпирическими данными (прямая верификация);
во-вторых, положениями теории Н. Бердяева (косвенная верификация);
в-третьих, ограничена положением, что характеризует только россиян, при этом только социальное действие, а не стереотипное поведение, т.е. данная гипотеза не утверждает, что аттрактивная мотивация является основным психологическим стереотипом поведения российских индивидов. Аттрактивная мотивация есть наиболее типичный выбор российских индивидов в социальном поведении. Именно поэтому аттрактивная мотивация является социальным регулятором поведения российских индивидов.
В целом, российская аттрактивная мотивация представляет собой механизм концентрации энергии и усилий индивидов, играя роль социального механизма «достижения недостижимого». Сила догматического, аттрактивного, иррационального стремления к идеалу неизмеримо выше, чем рациональное поэтапное продвижение к цели. Поэтому, во-первых, иррациональный идеал предполагает также отсутствие плана движения к нему, а во-вторых, реализация индивидом аттрактивной энергии может носить только импульсный характер и иметь два состояния – накопление энергии и ее реализация.
Импульсивность действий порождает и импульсивный склад мышления. В древности короткий летний период требовал от восточно-европейских земледельцев освоения как можно большей территории для посевов. Для этого нужны были быстрые и радикальные способы подготовки почвы к севу. За короткий период необходимо было освоить как можно больше пространства, используя порыв энтузиазма, не тратя время на непреодолимые препятствия. Поэтому характер деятельности предков современных россиян сформировал основные черты – спонтанную напористость и готовность обойти непреодолимые препятствия для того, чтобы двигаться дальше, пока импульс напора и энтузиазма не угас. Отсюда сформировался поведенческий стереотип – принимать только то, что принимается, а то, что оказывает сопротивление – обходить. Обойти препятствие – характерный стереотип поведения российского индивида. Такой стереотип сформировал и поведенческое качество – терпимость и особый характер мышления – поиск оптимального пути обхода препятствия, качество, известное как русская смекалка (особый тип мышления, отличный от западного).
Сравним мышление западного и российского человека. Интеллект западного человека движется по правилам и установленным стандартам. Такими правилами могут быть математические или формально-логические аксиомы, инструкции – т.е. определенные нормы. Интеллекту западного человека необходима стандартизированная среда, среда регламентированная. Российскому – стихия, отсутствие правил, возможность реализовать себя, «обхитрив» эту стихию. Российская смекалка проявляется в игнорировании правил196. Два интеллекта, российский и западный, сформировались в разных условиях, и каждый из них может эффективно работать только в своей среде.
Импульсивность мышления имеет две стороны проявления: неподчинение технологическим правилам, неприятие
стандартизированной деятельности – это негативная сторона; положительная сторона – изобретательный настрой.
Из этого вытекает и отношение к окружающей действительности. Особенность современности – в том, что внешней средой выступает «цивилизованная» реальность. Но российским индивидом, как и прежде, эта реальность воспринимается как стихия, т.е. то, что создает человеку препятствия, которые нужно обойти. Такими препятствиями выступают нормы, запреты, правила. Эти нормы воспринимаются как препятствия, которые интересно обойти. Препятствия – это повод для игры197.
С другой стороны, россиянам свойственно не противостоять правилам, а «уходить» от подчинения им, или уклоняться от регламен тации. Для русского крестьянина было весьма характерно не отстаивать свои права и добиваться снижения податей, а просто уходить на необжитые земли, недоступные для мытарей, уходить в казаки. Современный бизнесмен не выступает против налогового прессинга, он уклоняется от налогов. Выполненные социологические исследования в Удмуртии показали, что предприниматели скрывают от налого обложения до 60 % своих доходов198. Государственный служащий не подчиняется регламенту, обусловливающему его поведение, а игнорирует его, демонстрируя свою безынициативность. Такое поведение нетипично для западного человека, который, напротив, отстаивает свои права. Россиянин же не отстаивает свои права, а скорее уклоняется
от регламента либо приобретает себе «льготы», т.е. легальную возможность не следовать общему регламенту, либо подключает свою смекалку, чтобы обойти правила регламента.
Особенности поведения накладывают отпечаток и на характер коммуникации. Это отражается в особенностях языка. Язык, с социологической точки зрения, понимается как одна из форм социального действия199. Поэтому такое качество, как импульсивность, обнаруживается и в языке как инструменте мышления. Русский язык (как и языки значительного числа народов России, в том числе и не связанных общим происхождением) имеют общую особенность – нефиксированный порядок связанных флексиями (окончаниями) слов, тогда как западные – романо-германские языки – отличаются фиксированным положением слов в предложении. К примеру, английское предложение имеет строго заданную структуру: подлежащее – сказуемое – дополнение. Их место в предложении строго определено. Фраза, построенная на английском языке, однозначна. Особенность же предложений, не имеющих фиксированной структуры, состоит в том, что одними и теми же словами, в зависимости от построения их в предложении, можно передать различные значения и смыслы.
Язык в данном случае выступает и как индикатор, и как один из факторов культуры. Он отражает специфику общения, что весьма наглядно проявляется в юморе (общеизвестно, что представители одной культуры, как правило, не понимают юмора другой). Так, например, западные анекдоты построены либо на логических парадоксах, либо на нарушении правил (иногда речевого табу). Западный человек смеется шутке, когда обнаруживает «неработающее» правило. Привычного к «неработающим» правилам российского человека этим не удивишь. Российский юмор (в отличие от западного) предполагает угадывание второго смысла, содержащегося в невинной фразе. В тех случаях, когда речевых средств оказывается недостаточно, их дополняют невербальными. Поэтому в общении может быть важно не «что сказал», а «как сказал». Одна и та же фраза в русском языке, в зависимости от подачи, интонации, иногда жестикуляции, позы, может иметь разное и даже противоположное буквальной сути значение.
На Западе язык обусловил культуру «уточнения», реализованную в договорном праве и, более широко, в идее общественного договора. Два представителя западной культуры, заключая договор, стремятся уточнить, «поставить все точки над “i”» в процессе выработки соглашения, достичь понимания, исключающего двусмысленность, второй смысл. Представители же нашей культуры более интересуются не тем «что сказал», а «что подумал». Индивид в этом случае стремится понять смысл, а не буквальное содержание. Поэтому, если отношения с партнером изначально доверительные, то вопрос об «уточнении» не важен и даже «оскорбителен» для участников200. Взаимоотношения российских индивидов построены не на логическом уточнении (как на Западе), а на доверии, на сочувствии. Поэтому россияне равнодушны к установленным правилам. В силу этого «неработающее» правило – типичное явление российской культуры. В самом общем виде западный человек в процессе общения уточняет смысл, российский – проникается чувством.
В целом регуляция поведения социального действия российских индивидов кардинально отлична от регуляции западных индивидов. Типичное поведение западных индивидов строится на индивидуальной ответственности – на рациональной оценке (более глубоко –
на познании) сущего и выработке инструментальной стратегии достижения должного отдельным индивидом. Напротив, алгоритм поведения российских индивидов основывается на коллективном убеждении – на порыве к должному сообща, совместно. При этом рациональная оценка (и познание) сущего игнорируется, оно постигается в спонтанном действии.
Индивидуальная ответственность характеризуется формулой: сначала знание об объекте, затем оценка объекта и возможностей деятельного субъекта, наконец, действие201.
Коллективное убеждение основано на другой формуле: первый вариант, коллективный субъект действует, в результате чего и оценивает, и получает знания об объекте (наиболее типично для отчаянного действия)202; второй вариант, субъект первоначально оценивает объект
(в данном случае эмоционально), затем действует, в результате чего приобретает знания об объекте (наиболее типично для удали, энтузиазма)203.
Анализ поведения как социального действия российского индивида в его сравнении с западным демонстрирует, что здесь наблюдается отличие, которое М. Вебер показал как отличие между целерациональным и ценностно-рациональным (аттрактивным) социаль ными действиями. Аттрактивно ориентированные индивиды ценят общие нормы и идеалы выше личных целей. Поэтому во взаимодействии российские индивиды принимают приоритет норм, отражающих интерес коллектива. Тем самым им свойственен коллективизм.
Коллективизм, как и импульсивность, – социальный регулятор поведения россиян. Его предпосылкой является «подсечное» земледелие предков россиян (принесенное славянами в Восточную Европу почти две тысячи лет назад и принятое другими народами204). Оно было возможно только как коллективное действие (один земледелец не мог выжить в условиях Северо-Восточной Европы). Коллективизм закрепился сначала как психологический стереотип, а затем как социальный поведенческий регулятор, способ социального взаимодействия. Российский коллективизм может быть выражен формулой: все должны действовать дружно в едином порыве, по общему убеждению. Изменчивая среда лишала коллектив возможности иметь строгий регламент действий и наличие однозначных буквальных норм. Потому коллектив регулировал свои отношения не жесткими нормами, а изменчивыми, как окружающая среда, образцами коллективного действия. Способность находить эффективные образцы действия обеспечивал умственный склад россиянина (смекалка). Образцы действия легко возникали и столь же легко забывались. Если они оказывались результативными для общины, они превращались в канон. Нерезультативные действия индивидов отбраковывались в процессе социального действия. А раз действие не могло быть однозначно регламентировано, значит, ему несвойственна инструментальная определенность (т.е. индивид знает к чему стремиться, но не знает как). Вместе с тем, если индивид знал «как действовать», то его способ действия должен был быть обязательно открытым, наглядным для других. Инструментальное действие индивида, дающее результат только индивиду, нарушало целостность общины, тем самым несло угрозу существованию всей общины, поэтому запрещалось. Поэтому в общине существовал запрет на индивидуальную ответственность.
В процессе длительного взаимодействия индивидов в массовом сознании россиян возникает установка: «действуй как все. Не будешь действовать как все, это приведет к негативным последствиям». Из такой установки сформируется типично российский мировоззренческий образ – противопоставление «должного» (как неопределенного идеального) и «сущего» (определенной «низменной» действительности)205 Сутью должного является принцип «будь как все», который предстает как экзистенциальная ценность, и сам является важнейшим регулятором ценностей российской культуры.
Принцип «будь, как все» – общий социальный регулятор поведения россиян. Реализуется он в функционировании отдельных коллективов (отдельных групп индивидов) в двух основных аспектах:
в одном случае, община, коллектив препятствует личному стремлению индивида выделиться из коллектива – негативно оценивает или даже пытается устранить его отличие от других; в другом случае – помогает, поддерживает индивида, который волей обстоятельств оказывается в худшем состоянии, чем другие. Первый случай – это функционирование инструментов коллективной репрессии. Второй случай – коллективная взаимоподдержка (коллективный регулятор взаимоподдержки).
В первом случае регулятивный принцип «будь, как все» приобретает ограничение: «не отрывайся от коллектива», «не выделяйся», что проявляется в осуждении общественным мнением желания выделиться, отличиться от других людей. Попытка выделиться, показать свою исключительность, неповторимость наказывается, репрессируется коллективом. На это указывают социологические исследования деятельности государственных служащих: и сослуживцы (45 % респондентов), и руководители (50 % экспертов) негативно относятся к стремящимся сделать карьеру206.
К индивидам, нарушающим регулятивный принцип «не выде ляйся», применяются инструменты коллективных репрессий. Первоначально несоответствие действий отдельного индивида принципу «будь, как все» высмеивается окружающими. Русский язык в состоянии давать достаточно меткие и яркие негативные имена любому отличию, любой форме демонстрации индивидуальности207. Общественное высмеивание переворачивает положительное самомнение индивида о своем отличии, вводя его в состояние фрустрации208.
Если насмешка не обладает силой, то включается более сильный инструмент – зависть. Зависть как репрессивный инструмент обычно призвана уравнять амбиции индивидов. Она имеет различную силу выражения от игнорирования отличия, или демонстрации псевдосочувственного переживания (характерная фраза «белая зависть»), до агрессивного действия.
Крайней формой коллективной репрессии является «раскулачивание», выраженное формулой: «взять все и поделить». В нашей культуре этот инструмент коллективной репрессии характерен не только для люмпена. Неслучайно фразу «надо делиться» можно услышать не только от представителей криминалитета, но и от высоких государственных должностных лиц.
Репрессивная регуляция «не отрывайся от коллектива» допускает некоторые исключения. Так, не подвергаются обструкции, во-первых, социально-статусные отличительные особенности человека. Каждой социальной статусной общности «положено» иметь типичные отличия от других статусных общностей. Если индивид не выходит за рамки «положенного», его отличие принимается как отличие группы. Однако, если индивид нарушает это правило209, включается механизм «уравнивания».
Во-вторых, если индивид ведет себя устойчиво нонкомформно, то он сам начинает формировать новые нормы принципа «будь, как все». «Уравнивание» представляет собой экзамен на устойчивость индивида. Свою исключительность нужно заслужить у окружающих. Недостаточно самому рекламировать свою исключительность, ее нужно выстрадать. Недостаточно казаться умным, российская культура не допускает казаться, допускает только быть.
Таким образом, для поддержания принципа «будь, как все» необходимы инструменты коллективного репрессивного регулирования. С другой стороны, этот принцип может существовать, если кроме репрессивных инструментов функционирует также и регулятор взаимоподдержки. Это второй случай реализации принципа «будь, как все», который обнаруживает себя в готовности россиян прийти на помощь человеку, когда ему «хуже», чем другим210. Именно это и есть другая сторона принципа «будь, как все». Особенность действия этого принципа состоит в том, что окружающие приходят на помощь потерпевшему нередко тогда, когда он об этом не просит. Существует негласное правило: нуждающийся не просит о помощи, коллектив сам приходит ему на помощь. Во взаимопомощи проявляются лучшие черты российского человека. Среди форм взаимопомощи часто встречается моральная, психологическая (душевная) поддержка, дополняемая материальной помощью; реже встречающаяся, но характерная – самоотверженное самопожертвование и героизм.
Функционирование коллективных регуляторов обеспечивается действием групповых инструментов взаимоконтроля. Имеются два способа контроля: актуальный контроль, фиксирующий нарушение принципа «будь, как все», проявляющийся во взаимном наблюдении друг за другом – всевидении, – и превентивный контроль, предупреждающий отступление от главного принципа российского коллектива, осуществляющегося во взаимном общении.
Всевидение и взаимонаблюдение индивидов друг за другом – характерная черта российских коллективов, действие которой постоянно и всепроникающе. Всевидение рождает у индивидов чувство, что
«от общества ничего не утаишь». Социум всевидящ. И само всевидение приобретает характер надсубъектности. Именно поэтому коллектив обладает как бы священной санкцией всевидения. Чувство всевидения – характеристика особого нравственного настроя, ориентации индивидов на коллективное взаимодействие. Данный настрой определяет коллективное поведение, предполагающее равенство и принцип «будь, как все» или «не отрывайся от коллектива». Всевидение – регулятор общественной жизни в коллективе, формирующий у индивидов психологически – чувство страха, этически – чувство стыда. Любое будущее деяние российский человек оценивает с точки зрения стыда, а значит, общественное деяние должно иметь санкцию коллектива, быть принято коллективом как деяние в интересах коллектива. Из этого следует принцип: «что не разрешено, то запрещено». Данное положение зафиксировано в исследованиях кафедры «Государственная служба и кадровая политика» РАГС, согласно выводам которых, отношения в сфере государственной службы не могут складываться по принципу: «все, что не запрещено – разрешено».211
Взаимообщение – превентивный регулятор принципа «будь, как все». Именно в общении человек открывает себя. Постоянное общение и постоянная открытость – характерная черта для российских коллективов. Неслучайно то, что в процессе служебной деятельности такие формы взаимодействия работников, как «чаепитие», «курение», «обсуждение коллег», представляют собой устоявшиеся традиции и обладают не меньшей ценностью, чем сама служебная деятельность212. Общение – тот механизм, который делает российского человека постоянно открытым, «прозрачным» для коллектива.
Весьма наглядно проявляется это и в сфере государственной службы, что показывают социологические исследования: 49,9 % респондентов указали на то, что в их коллективе существует традиция совместного празднования знаменательных дат, 72,7 % – дни рождения,
юбилеи, повышения в должности; 34,9 % – торжественные проводы на пенсию. Социологические исследования предприятий Ижевска показывают аналогичные результаты – 78,1 % опрошенных отмечают, что в их трудовых коллективах отмечают день рождения сотрудников213; 59,1 % указывают на то, что в их организациях за год проходит не менее пяти торжественных мероприятий, посвященных знаменательным событиям214.
Коллектив со сложившимися связями и постоянным составом членов может сформировать достаточно сложную систему норм. Неустойчивые коллективы дают большую свободу индивиду, однако не исключают всевидения и взаимообщения. Отдельные нормы коллектив формирует не сам, а принимает их от других, но только в том случае, если в них содержится принцип «будь, как все». Российский человек, столкнувшийся с нормами, не санкционированными коллективом, принимает их как препятствие и либо игнорирует, либо вступает с ними в игру. Точно так же российский индивид, оказавшись за пределами коллективного всевидения и общения, зачастую теряет моральные ориентиры, превращаясь в нравственное чудовище, «отморозка». Россиянин за пределами всевидения и взаимообщения маргинален215. Сравнивая характер внутреннего конфликта личности, бросается в глаза одно отличие – западный человек испытывает конфликт влечений и должного, российский человек – конфликт между своей нормативной системой и коллективной (например, Раскольников Достоевского). Отсюда следует вывод:
для западного человека значимым является принцип «следуй общепринятым нормам и контролируй себя исходя из них»;
для россиянина – «строй свое поведение исходя из чувства стыда и в согласии с людьми».
На Западе регулирует норма, а в России – коллектив. Российский индивид испытывает потребность во всевидении коллектива. Любое сообщество российских индивидов достаточно быстро формирует систему всевидения и на ее основе – нормы поведения. Поэтому российский человек, и в этом его отличие от западного, нуждается в коллективном всевидении и общении. Без него он испытывает психологический дискомфорт, а в этическом плане утрачивает чувство стыда и теряет ориентиры адекватного социального действия. Западный человек подчинен внутренним однотипным нормам, построенным на структурном, логичном и однозначном языке, россиянин через открытость и стыд – коллективу.
В целом, характеризуя поведенческую регуляцию российского индивида как ценностно-рациональное (аттрактивное) социальное действие, можно сделать следующие основные выводы:
Типичный способ хозяйственной деятельности полагает характер типичного поведения индивидов, что, как алгоритм действия, переносится на другие виды деятельности. Тем самым, начинает работать как социальный регулятор поведения. Определено, что российский поведенческий регулятор настраивает индивидов на импульсивность и коллективизм.
В целом импульсивность характеризуется:
Нерегламентированностью действий, что проявляется как отклонение от норм, задающих жесткий регламент (чаще всего это регламент времени и дисциплины).
Тремя последовательными фазами активности: лень как мечтательность и неактивность; отчаяние как активность вопреки угнетающим обстоятельствам, направленная на преодоление препятствий; удаль как самоотверженный порыв, энтузиазм.
Аттративной мотивацией, что соотносимо с нерегламентированностью и фазовой активностью, и проявляется в стремлении к идеалу, в свободном поиске, действии на удачу, как правило, без построения предварительного плана; действие в данном случае обусловлено не рациональной целью, а иррациональной надеждой, что проявляется в двух вариациях:
в догматической убежденности и вере в правоту своего действия (характеризуется формулой: оценка-действие-знание);
в стремлении обойти (перехитрить) препятствия, обстоятельства (формула: действие - оценка и знание);
Смекалкой как особым стилем мышления, обеспечивающим действия на удачу (сравним, аналитический склад мышления западного человека, который обеспечивает целерациональные последовательные действия);
Социальным регулятором взаимодействия российских индивидов является коллективизм, обнаруживаемый в чувстве приоритета коллектива над личностью.
Коллективизм основан на общем социальном регулятивном принципе «будь, как все» и поддерживается особыми коллективными регуляторами и способами взаимоконтроля.
Таблица 7
Черты характера «Российского» и «Западного» индивидов
|
Российский индивид |
Западный индивид |
|
Первоначальный способ хозяйственный деятельности |
|
|
«Подсечное земледелие» |
«Культивация» |
|
ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ ХАРАКТЕРА |
|
|
1 ИМПУЛЬСИВНОСТЬ |
1 РАЦИОНАЛЬНЫЙ ПЕДАНТИЗМ |
|
1.1 Авось |
1.1 Рациональное планирование |
|
1.2 Догматическая увлеченность |
1.2 Критический анализ |
|
1.3 Находчивость, смекалка |
1.3 Технологическая дисциплина |
|
1.4. Многозначный язык |
1.4 Однозначный язык |
|
1.5 Аттрактивная мотивация |
1.5 Рациональная мотивация |
|
2. КОЛЛЕКТИВИЗМ |
2. ИНДИВИДУАЛИЗМ |
|
2.1 Следование образцу поведения коллектива |
2.1 Следование норме |
|
2.2 «Не выделяйся» |
2.2 «Демонстрируй свою исключительность» |
Поведенческий регулятор социального действия – это типичный (для социокультурной общности) комплекс образцов поведения, на который ориентируется индивид в социальном действии, в том числе и в профессиональной деятельности. Не является исключением и сфера государственной службы. Любая профессиональная деятельность (государственная служба в том числе) определяется заданностью профессиональных функций, т.е. профессия требует от индивидов наличия определенных поведенческих черт. Таким образом, профессиональная деятельность обусловлена, с одной стороны, действующим поведенческим регулятором (свойственным социокультурной общности), а с другой стороны, собственно профессиональными требованиями. Как следствие, формируется типичный поведенческий образ профессиональной деятельности.
Рассмотрим типичный образ профессиональной деятельности чиновника. Описание поведенческих черт российского чиновничества достаточно рельефно представлено результатами социологических исследований, проведенных за последние годы кафедрой «Государственная служба и кадровая политика» РАГС, на которые здесь преимущественно будет опираться данное исследование.
Общая схема изучения социального поведения государственного служащего предполагает последовательный анализ индивидуального поведения и поведения во взаимодействии.
Исследование социально регулируемого индивидуального поведения предполагает анализ способа осуществления действия и характера мотивации. Как показано выше, поведение российского индивида характеризуется комплексом черт, обозначенных как импульсивность. Импульсивность как социальный регулятор настраивает индивида:
на нерегламентированные и спонтанные действия, проявляя при этом находчивость (инициативу);
быть побуждаемым ценностно-рациональными мотивами.
Вместе с тем, российский индивид – государственный служащий – должен иметь определенный набор поведенческих черт, необходимых для осуществления профессиональной деятельности. Важнейшим качеством профессиональной деятельности, необходимым чиновнику, на что указывал еще М. Вебер216, а сейчас подчеркивают ученые РАГС217, является целерациональность, которая характеризуется как планомерное действие, побуждаемое рационально осознанными мотивами (рациональная мотивация). Из анализа законодательных документов, регулирующих деятельность российского государственного служащего, следует вывод, что профессиональные требования настраивают индивида на целераци ональное поведение. Относительно полно это выражено в «Концепции реформирования государственной службы …», в которой содержится следующее положение: «Государственный служащий – … гражданин Российской Федерации … обладающий надлежащими качествами и профессиональной подготовкой, исполняющий обязанности … содержащиеся в должностном (служебном) регламенте … и несущий ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение должностных (служебных) обязанностей»218.
В целом, поведение государственного служащего должно характеризоваться:
планомерностью и инициативностью;
целерациональной мотивацией.
Планомерность как способ поведения предполагает постановку целей и задач, определение способов действий (методов) по достижению этих целей и задач; контроль за соответствием выполняемых процедур плановым параметрам; технологическую дисциплину, т.е. следование регламенту и четким нормам, описывающим выполнение необходимых процедур трудовой деятельности.
Вместе с тем, деятельность государственного служащего должна быть инициативной и творческой при реализации служебных целей и задач. Соответственно, проявление инициативы допустимо только в интересах служения обществу и государству, как легитимная деятельность в пределах действия служебных обязанностей219.
Целерациональная мотивация соответствует схеме «знание – оценка – действие» и характеризуется последовательностью процедур:
первоначально осуществляется рациональный анализ целей и способов действия, тем самым, рационально действующий индивид получает информацию, знания;
затем происходит «осознание необходимости», или оценка и выбор целей, а также способов их достижения;
и, наконец, совершается практическое планомерное действие.
На основании данных социологических исследований рассмотрим поведенческие феномены, обнаруживаемые в деятельности российских государственных служащих. Сначала проанализируем способ действия государственного служащего и определим, что оказывает регулирующее воздействие на его поведение – импульсивность или целерациональность.
Поведенческое качество, представляющее собой водораздел между импульсивностью и целерациональностью – это рациональное целеполагание, которое проявляется в умении ставить конкретные цели и добиваться их достижения. Однако анализ поведенческих качеств государственных служащих показывает, что в рейтинге этих качеств данное умение стоит всего на 9-м месте из 12 (табл. 8).
Таблица 8
Умение ставить конкретные цели и добиваться их достижения220
|
П.1. Высокая степень умения (в %) |
Рейтинг по п.1. |
П.2. Средняя степень умения (в %) |
Рейтинг по п.2 |
П.3. Низкая степень умения (в %) |
Обратный рейтинг по п.3. |
Агрегированная оценка по качеству (п1.+п2/2-п3) |
Рейтинг итоговый |
|
28,5 |
8 |
45,3 |
8 |
18,8 |
9 |
32,4 |
9 |
Другой характеристикой рационального целеполагания является механизм контроля деятельности. В.Л. Романов отмечает, что в современ ной государственной службе «нет четко организованного целенаправлен ного систематического контроля: 75,5 % отмечают, что контроль определяется конкретной ситуацией; 33,7 % – через санкции и запреты»221. Таким образом, целеполагающий контроль выражен незначительно. На основании данных следует первый вывод – в системе государственной службы рациональное целеполагание выражено слабо.
Непосредственно с рациональным целеполаганием связана рациональная заданность функций для организации, или технологическая дисциплина. На вопрос: «Насколько соответствует структура организации ее задачам и функциям» были получены следующие данные: 47,7 % респондентов отметили – вполне соответствует; 39,9% – не вполне, 4,6 % – не соответствует.222 Таким образом, мнение респондентов указывает на то, что имеется рассогласованность структуры и функций. Это в конеч ном итоге влияет на работу организаций и проявляется в ненормирован ности рабочего дня (отмечают 21 %), в неопределенности прав и обязан ностей (13,5 %)223. Так, например, «большинство опрошенных (89,1 %) в данный момент не имеют инструкций об исполнении должности или она еще разрабатывается (6,7 %). В то же время каждый 10-й отмечает, что документа нет вообще»224. Проблемы неорганизованности возникают
и в деятельности отдельных индивидов, за последние годы снизилась исполнительская дисциплина, на что указывают 48,8 % респондентов. Налицо проблемы самодисциплины и самоорганизации: у большинства госслужащих (58,4 %) умение организовать личный труд и планировать свою работу развито только в средней степени, а 13,5 % это умение свойственно в крайне низкой степени. Поведенческие характеристики связаны и с интеллектуальными навыками: такая процедура, как анализ информации вызывает большие трудности для государственных служащих (это умение в средней степени развито у 43,1 %, в низкой степени – у 32,3 % опрошенных)225. Из этих материалов следует второй вывод – технологическая дисциплина в государственной службе находится на низком уровне.
Научные исследования РАГС свидетельствуют о том, что в сфере государственной службы «слабо развиты инициативность, стремление к новому, новаторский подход»226; в то же время служащим свойственны «безынициативность и равнодушие»227. Причем инициативность служащих снизилась за годы реформ (что отмечают 39,7 % опрошенных)228. Из этого следует третий вывод – инициативность государственных служащих невысокая.
Оптимальное функционирование государственной службы зависит от комплекса требований, в первую очередь, от выработки регламентирующих деятельность документов (63,8 % респондентов указывают на необходимость совершенствования нормативно-правовой базы), совершенствования профессионализма (57,2 % отмечают, что высокое качество работы с персоналом организации обеспечивает максимальную реализацию его профессионального опыта).229 Таким образом, проанализировав способ индивидуального поведения, сделаем вывод, что функционально заданная, требуемая профессиональной деятельностью модель поведения для чиновников – целерациональность – реализуется слабо. Индивидуальное поведение государственных служащих больше подчинено импульсивности.
Проанализировав способ осуществления действия, перейдем к описанию ха рактера мотивации российского государственного служащего. Рассмотрим данные.
Таблица 9
Вопрос: «чем руководствуется государственный служащий при выполнении обязанностей»230:
|
69,9% |
Указаниями непосредственного руководителя и частично должностными обязанностями; |
|
61,2% |
личной ответственностью за порученное дело; |
|
53,6% |
должностными инструкциями; |
|
28,0% |
интересами своей организации; |
|
17,8% |
только указаниями начальника; |
|
15,7% |
собственными представлениями о том, что необходимо выполнять; |
|
13,0% |
интересами общества. |
Таблица 10
Вопрос: «Что лежит в основе стремления к служебному росту большинства государственных служащих»231:
|
50,0% |
перспективы дальнейшего профессионального роста; |
|
44,2% |
желание больше зарабатывать; |
|
40,4% |
стремление занять достойное место в обществе; |
|
30,8% |
стремление более полно реализовать себя в управленческой сфере; |
|
19,2% |
надежда решить жилищную и другие бытовые проблемы; |
|
15,4% |
надежда установить более крупные деловые связи. |
Таблица 11
Вопрос: «Факторы, стимулирующие деятельность государственного служащего» 232
|
62% |
материальное стимулирование; |
|
58% |
моральное стимулирование; |
|
56% |
формирование резерва и работа с ним; |
|
37% |
заслушивание отчетов; |
|
35% |
планирование должностного перемещения; |
|
31% |
штрафы, административные взыскания планирование; |
|
19% |
индивидуального профессионального развития работника. |
Приведенные данные обобщает В.Л. Романов и приходит к выводу о низкой эффективности традиционных форм морального поощрения (правительственные награды, грамоты, благодарности и т.п.), заинтересованности большинства респондентов в получении денежного вознаграждения. При этом он отмечает особое значение в деятельности госслужащих таких мотивов, как стремление реализовать себя в управлении, удовлетворение своей служебной деятельностью, признание ее социальной важности233.
Опираясь на приведенные в таблицах данные и выводы В.Л. Романова, отметим, что для большинства государственных служащих в качестве побудительных стимулов (внешнее побуждение для индивида), как правило, выступают материальные и моральные стимулы, стимулы карьерного роста. Мотивами (стремлением индивида к своим ценностям) выступают: перспективы профессионального роста, заработок, положение в обществе. Факторами, организующими мотивацию индивида, выступают указания руководителя, должностные инструкции и личная ответственность за порученное дело. К мотивации, которая носит исключительно рациональный характер, может быть отнесено только выполнение должностных обязанностей (только данная деятельность может быть рационально описана и зафиксирована в документе, регламентирующем эту деятельность). Все остальные мотивы включают рациональный и аттрактивный элемент. Это характерно и для таких мотивов, как приказ начальника и личная ответственность за порученное дело.
Анализируя характер мотивации в сфере государственной службы, ученые кафедры «Государственная служба и кадровая политика» РАГС приходят к выводу, что для эффективной мотивации необходимо:
«1-е место. Пересмотр норм, создание более гибкой системы оплаты труда (отмечают 75 % респондентов);
2-е место. Переход к системе классных чинов и квалификационных разрядов (60 %)»234.
Таким образом, мотивация государственного служащего в современных условиях только формируется, но уже сейчас приобрела определенную форму – аттрактивной мотивации.
Следующий аспект анализа поведения – взаимодействие государственных служащих. Особенностью социального действия российских индивидов является то, что они настроены на коллективное взаимодействие, сутью которого является принцип «будь, как все, и следуй за лидером». Между тем, профессиональные требования к деятельности государственного служащего, сформулированные еще в XIX в. М. Вебером235, играющие важное значение в настоящее время, о чем свидетельствуют работы специалистов236, исследующих функционирование государственной службы, а также нормативно-правовые документы, регламентирующие деятельность государственных служащих237, являются следующими:
государственный служащий независим от действий и мнений окружающих и подчиняется только служебному долгу, который нормативно определен и регламентирован;
подчиняется руководителю, служебной дисциплине и контролю в строгом соответствии со служебными правами и обязанностями, которые также нормативно определены и регламентированы.
Исходя из этого принцип взаимодействия государственных служащих может быть выражен формулой «следуй служебному долгу, определяемому законом, и неси личную ответственность». Как видно, регулятивные принципы взаимодействия, типичные для российских индивидов, и принципы, необходимые для профессиональной деятельности государственных служащих, существенно отличаются.
В этой связи, опираясь на данные социологических исследований, необходимо установить реальный характер взаимодействия государственных служащих.
Рассмотрим характер взаимодействия государственных служащих как представителей одного сообщества. Прежде всего, необходимо определить, что регулирует действия государственных служащих – норма или образ действия коллектива.
Согласно социологическим исследованиям, «треть респондентов-служащих и почти половина экспертов отмечают недостаточную нормативно-правовую регламентацию вопросов, касающихся организационной культуры государственных служащих. Практически каждый шестой опрошенный служащий (16,9 %) не имеет инструкции по исполнению своих должностных обязанностей»238. Непроработанность нормативно-правовой базы, регламентирующей деятельность государственных служащих, отмечается и в «Концепции реформирования государственной службы…»: «наличие противоречий в законодательстве о государственной службе; … отсутствие надлежащей регламентации деятельности органов государственной власти, их аппаратов и государственных служащих».239 Таким образом, в настоящее время государственный служащий не имеет достаточно твердого нормативного фундамента. Но именно этот фундамент является предпосылкой формирования у государственных служащих рационального осознания своего служебного долга и их профессиональной личной ответственности. Это подтверждается и эмпирическими исследованиями.
Таблица 12
Вопрос: «В каком направлении в последние годы развивались перечисленные качества государственных служащих» (результат опроса 173 экспертов, данные в %)240
|
Качества |
Стали встречаться чаще |
Не изменились |
Реже |
Затруднились ответить |
Итог |
|
Чувство долга, ответственность |
12,2 |
22,0 |
58,5 |
7,3 |
100,0 |
|
Конформизм, толерантность |
29,8 |
23,8 |
16,6 |
29,8 |
100,0 |
Примечательны следующие эмпирические факты, зафиксированные в ходе социологических исследований высшего звена государственной власти в Удмуртии. На вопрос: «В ситуации выбора какой принцип для Вас явится приоритетным: 1) следование во чтобы то ни стало норме закона; 2) целесообразность выше норм», – второй вариант ответа выбрали 62 % респондентов. А на контрольный вопрос: «Оцените суждение: "пусть рушится мир, но торжествует закон"» вариант «не согласен» выбрали 69 % опрошенных. Среди опрошенных госслужащих-юристов предпочли «целесообразность» 66 %, а, отвечая на контрольный вопрос, выразили несогласие 72 %241. Эти данные свидетельствует о том, что в полной мере не сложилось и чувство подчиненности норме закона. Таким образом, принцип приоритета нормы еще формируется, а чувство следования норме не свойственно большинству государственных служащих, особенно юристам. Данный факт вызывает закономерный вопрос: если государственные служащие и особенно юристы далеки от принципа следования норме, смогут ли они разработать непротиворечивую систему норм, которая для них будет приоритетней целесообразности?
В целом те или иные эмпирические факты социального действия государственных служащих направляются определенными регулятивными принципами:
|
Эмпирические факты |
Регулятивные |
|
|
Адаптивность к кол лективному взаимодействию |
|
|
Проявление принципа: «будь как все». |
|
|
Проявление принципа: «будь как все» |
|
|
Действие регулятора: «не выделяйся» |
|
|
«Будь как все» в его аномийной форме: «бери по чину». |
Приведенные эмпирические факты представляют собой и позитив ные, и негативные явления. Указанные регулятивные принципы относятся к такому поведенческому регулятору, как коллективизм. Первые три факта демонстрируют проявление общего принципа коллективизма: «будь, как все». Третий факт: «одевайся, как положено» – норма внешнего поведения рассматриваемого принципа. Четвертый факт – это инструмент коллективной репрессии, определяемый нами как зависть247, направленный против нарушителей принципа. Пятый факт – аномийная форма воплощения рассматриваемого принципа. Именно наличие тарификации коррупции («бери по чину!»248, перефразируя слова гоголевского городничего) свидетельствует, что даже в аномийной форме устанавливается определенный порядок функционирования указанного принципа, что показывает его высокую устойчивость и способность к воспроизводству (как в социально адекватном, так и в аномийном виде).
Учитывая, что данный принцип существует и в позитивном, и в аномийном действии, можно предположить, что он определяет поведенческие проявления российских чиновников. Вместе с тем, именно с этим поведенческим принципом связаны и проявление таких качеств, как скромность, нестяжательство и их более высокая форма – честность, порядочность, т.е. качества, которые, к сожалению, население не связывает с образом чиновника (табл. 13).
Таблица 13
Развитость качеств служащих (по оценке в %)249
|
достаточно широко |
средне |
достаточно мало |
затруднились ответить |
Итог |
||||
|
служащие |
население |
служащие |
население |
служащие |
население |
|||
|
Доброжелатель ность |
12 |
46 |
15 |
27 |
100 |
|||
|
11 |
42 |
36 |
11 |
100 |
||||
|
Справедливость |
19 |
47 |
19 |
15 |
100 |
|||
|
8 |
39 |
51 |
2 |
100 |
||||
|
Бескорыстность, неподкупность |
18 |
42 |
26 |
14 |
100 |
|||
|
13 |
26 |
50 |
11 |
100 |
||||
|
Честность, порядочность |
23 |
47 |
14 |
16 |
100 |
|||
|
10 |
42 |
37 |
11 |
100 |
Вместе с тем, именно эти качества необходимы для эффективной работы государственной службы, на что указывают в выводах, на основании социологических исследований, ученые РАГС: «высокий профессионализм, порядочность, высокая нравственность, внимание и чуткость к людям, скромность в личной жизни, патриотизм, защита интересов отечества, образованность, знание реальной жизни, близость к простым людям, высокий уровень личной культуры, законопослушность, дистанцирование от политики и идеологии, добросовестное отношение к своим обязанностям, преданность долгу, демократии, нетерпимость к нарушению законов и норм общественной жизни, неподкупность, высокий уровень социализации»250 (курсивом выделены характеристики принципа «не выделяйся»).
Итак, современному государственному служащему свойственна установка «не выделяйся и соответствуй своему статусу»,
но в настоящее время она реализуется в аномийных действиях. Следовательно, отсутствуют механизмы ее позитивной реализации.
Другая группа поведенческих особенностей определяет характер отношений между руководителем и подчиненными. Материалы социологических исследований демонстрируют следующие характеристики этих взаимоотношений:
Данный технологический произвол в конечном итоге ведет к таким негативным фактам, как: «нестабильность и реорганизации – 69,2 % [опрошенных], непрофессионализм – 53,8 %, отсутствие объективной оценки и стимулирования труда – 53,8 %, низкая производственная культура – 48,1 %, текучесть кадров – 48,1 %, … имитация бурной деятельности – 23,1 %»255.
Из приведенных данных следует, что в сфере государственной службы действует типичный для российского социума механизм взаимо отношений индивидов и лидера: «следуй образцу, заданному лидером». Негативное проявление этого феномена зафиксировано в результатах ис следования. Вместе с тем, данный регулятивный принцип имеет и пози тивное выражение. Так, например, большинство руководителей, опреде ляя критерии отбора сотрудников и признавая отбор «угодных», отмеча ют, что главным критерием отбора при всем при этом является професси онализм и порядочность. 70 % руководителей отмечают профессионализм и качества работоспособности как условие выдвижения служащих; а 56 % – порядочность256. Следовательно, критерии – профессионализм и порядоч ность – используются и при отборе лояльных («угодных») работников. Но в силу того, что критерии профессионализма каждого конкретного руко водителя ограничены его личным опытом, возникает технологический произвол в кадровой работе. Источником аномии является «не отбор угодных», а отсутствие сформировавшейся системы кадровой политики, управляющей фильтрацией кадров и их карьерой. Актуальная для современной России проблема, имеющая исторические корни, – отсутствие единой системы объективной оценки кадров.
В России традиционная основа кадровой политики – принцип отбора на основании преданности – сложился давно. Данный принцип исторически закрепился и вытекает из природы коллективистской регуляции, направляющей индивида следовать не норме, а образцу. Поэтому принцип «следуй модели поведения лидера» в России в ближайшем историческом будущем, по всей видимости, неустраним.
И, возможно, нет смысла его устранять. Необходимо этот принцип привести в соответствие с этическими требованиями общества. Для этого его необходимо довести до логического завершения: лидер тоже должен следовать модели поведения вышестоящего лидера. Единая иерархическая пирамида функционирует, пока данный принцип в ней реализуется абсолютно. Нарушение его приводит к появлению отдельных «независимых» лидеров, тем самым пирамида рушится.
Действующая в среде государственной службы поведенческая регуляция настраивает индивидов-госслужащих иметь набор взаимоисключающих черт, в результате чего возникает противоречивая социологическая модель поведения государственного служащего.
Во-первых, с одной стороны, государственный служащий должен действовать целерационально, т.е. следовать технологической дисциплине и рациональному целеполаганию. При этом ни правовые (как стройная документальная система регуляции поведения), ни традиционные установки профессиональной деятельности не сложились. С другой стороны, чиновник, как российский индивид, настроен действовать импульсивно, что обнаруживается в низкой технологической дисциплине и отсутствии рационального целеполагания. Следование же регламенту настраивает его быть безынициативным. Таково первое поведенческое противоречие деятельности государственного служащего.
Во-вторых, действующая в системе государственной службы стимуляция содержит в себе особенности целерациональной и ценностно-рациональной стимуляции. При этом усиливается использование рациональных стимулов, что снижает действенность аттрактивных. Не существует и система стимулов, управляющих карьерой (как длительного механизма стимуляции). Кроме того, государственный служащий как российский индивид мотивирован аттрактивно, ориентирован действовать «во имя …» ценностей. Но рациональное стимулирование может определить только рациональные цели (карьера и богатство), а не аттрактивные ценности. Для рационально действующего индивида богатство и карьера – это не ценности, а цели, достижение которых определено регламентом. Напротив, для импульсивного, аттрактивного индивида, действия которого нерегламентированы (в силу отсутствия действующего регламента или невозможности ему подчиниться), стремление к богатству и карьере воспринимаются как ценности. Такое стремление обычно превращается в страсть (аттрактивное социально неуправляемое влечение). Отсюда второе противоречие, усиление рациональной стимуляции ослабляет действенность социальной регуляции. Поэтому необходим научно обоснованный механизм аттрактивной мотивации государственного служащего, на необходимость разработки и внедрения инструментов которого указывают ученые РАГС (пересмотр норм, создание более гибкой системы оплаты труда; переход к системе классных чинов и квалификационных разрядов)257:
В-третьих, отношения государственных служащих, в целом, регулируются принципом коллективизма: «будь, как все». Его влияние прослеживается как в социально адекватных, так и в аномийных чертах поведения чиновников. Аномийные формы возникают тогда, когда действия индивида оказываются под влиянием индивидуалистической регуляции личной ответственности, личного риска, личного достижения, исходящей из принципа «что не запрещено, то разрешено». В этой связи третье противоречие в деятельности государственного служащего – противоречивое влияние поведенческих регуляторов (индивидуалистских и коллективистских) дезориентирует индивидов.
В-четвертых, взаимоотношение по оси: руководитель – подчиненный, определяется принципом «следуй образцу поведения лидера». В целостной иерархической пирамиде, пронизанной данным принципом, не возникает поведенческих противоречий. Однако, если взаимоотношения самих лидеров (руководителей) не регулируются данным принципом, то складывается напряжение между коллективами, возглавляемыми руководителями (лидерами), ведущее к рассогласован ности действий системы государственной службы. Четвертое противоречие – несогласованные действия коллективов (подразделений государственной службы).
Итак, в результате анализа эмпирических материалов, описывающих поведение государственных служащих, обнаружены четыре противоречия, учитывая которые можно построить идеальную модель поведения государственного служащего. Причина этих противоречий – несогласованное влияние на государственного служащего, с одной стороны, требования профессии, и, с другой, социальные регуляторы поведения (как сложившиеся саморегулирующие установки).
Можно ожидать, что усиление управляющего влияния через введение жесткого регламента и контроля технологической дисциплины и рационального планирования приведет к усилению бюрократизма и снижению инициативности в деятельности государственных служащих. Введение рациональной мотивации деятельности государственного служащего приведет, во-первых, к недобросовестности и снижению качества труда (и как следствие, – к непрофессионализму); во-вторых, – к коррупции; в-третьих, – к деформации механизма коллективного
взаимодействия, следствием чего окажется приоритет личных интересов над общественными.
Напротив, снятие управляющих требований профессии приведет к кризису самой профессиональной деятельности. Так, отказ от норма тивного регулирования и контроля приведет к бессистемности деятельности государственных служащих и потере возможности оказывать государственной службой управленческое воздействие на общество. А усиление традиционной мотивации станет условием роста корпоративно закрытых сообществ в системе государственной службы, в которых воля лидера будет определяющим принципом управления, что также может стимулировать развитие таких негативных черт, как бюрократизм, волокита, угодничество, коррупция.
Из этого следует парадоксальный вывод – усиление одной из сторон, управляющего начала или поведенческого саморегуляции, ведет к появлению аномийных действий. Следовательно, снять это противоречие невозможно ни при помощи инструментов власти, ни посредством саморегуляции. Модель сложившейся поведенческой регуляции государственных служащих изображена на рис.5. На поведение государственных служащих оказывается несогласованное влияние традиционных (импульсивность и коллективизм) и управленческих регуляторов (нормирование, контроль, мотивация), что и порождает аномийные действия.
Рис.5. Модель сложившейся поведенческой регуляции
государственных служащих
Для преодоления отклонений может быть предложена идеальная поведенческая модель согласования типичных черт характера, регулирующих действия государственного служащего как российского индивида, с требованиями профессии. Данная модель имеет три детерминирующие основы. Во-первых, аттрактивная мотивация государственного служащего, основанная на стремлении следовать нормам и ценностям (а не рациональная, предполагающая стремление к выгоде), стимулирует инициативность и способствует повышению технологической дисциплины (которая в свою очередь обусловливает рациональное планирование деятельности). Во-вторых, коллективизм как способ взаимоотношений российских индивидов, обусловливает современный механизм управления персоналом (с его системой классных чинов, квалификационных разрядов и т.п.), что раскрывает проявление таких поведенческих черт государственных служащих, как добросовестность, профессионализм, скромность. В-третьих, правовое нормирование в интересах функционирования системы государственной службы традиционно сложившегося принципа следования образцу поведения лидера обусловливает законопослушность.
Вместе с тем, на социальное действие государственных служащих оказывают влияние поведенческие регуляторы и управленческие воздействия. Сами поведенческие регуляторы тесно связаны с этическими. Именно этическая регуляция направлена на разрешение противоречий, возникающих в поведении государственных служащих, и управление ими.
Таким образом, противоречивое, рассогласованное влияние, с одной стороны, типичных для россиян поведенческих регуляторов
и, с другой стороны, профессиональных требований приводит, во-первых, к смешиванию несоединимых качеств – рационализма и импульсивности, во-вторых, к деформации качества коллективизма. Следствием этого является «взаимное уничтожение» и качеств «народного характера», и профессиональных качеств в аномийном действии, что и ведет к «кризисности нынешнего кадрового корпуса органов государственной власти»258.
Рис. 6. Идеальная модель поведенческой регуляции
Между тем, профессиональное поведение государственного служащего требует, во-первых, целерационального поведения. Именно это поведение, по мнению специалистов259, обеспечивает нормальное функционирование государственной службы. Во-вторых, мотивация государственного служащего предполагает ценностно-рациональный характер, т.е. должна быть построена на принципе: «во имя …», но чтобы этот принцип был принципом «во имя … государства, общественного блага», он должен быть организован рационально. Рационально организованная стимуляция должна порождать ценностную мотивацию индивидов. Под рациональной организацией стимуляции следует понимать учет реальных поведенческих особенностей, форматирование этих поведенческих особенностей традиционно сформировавшимися этическими принципами, а отнюдь не навязывание идеальных моделей или отдельных принципов. Как отмечает профессор В.Л. Романов: «Действия подавляющего большинства бравшихся за переустройство общества людей оказывались, как правило, низко эффективными. Причина этого коренится в абсолютизации предлагаемой модели управления обществом, «вталкивании» их в живую ткань общественных отношений вне связи с эволюционными процессами в отечественном культурном пространстве»260.
Этические основания предопределены поведенческими особенностями, однако, сложившись, они поддерживают устоявшиеся поведенческие образцы. Поэтому при утрате этических ориентиров наблюдается изменение поведения индивидов. В этой связи более жесткими элементами конструкции системы социального действия выступают не поведенческие, а этические регуляторы.
Одним из важнейших атрибутов социального взаимодействия является мораль, которая, как отмечает В.М. Соколов, вызревает из «общественной потребности регулировать поведение людей в часто повторяющейся ситуации».261 Такой часто повторяющейся ситуацией является массовый способ хозяйственной деятельности, который обусловливает формирование стереотипов поведения, на основе которых возникает социальный регулятор поведения. Поведенческая регуляция нуждается в поддержке моральной регуляции. Именно моральные нормы закрепляют образцы социального поведения людей – поведенческая установка превращается в моральную норму, когда возникает социальная необходимость превратить сложившийся способ действия в должный способ действия. Нормы должного способа действия и обеспечивают возникновение «этики группового взаимодействия», т.е. морали, регулирующей групповые взаимодействия.
Однако мораль, будучи социальным регулятором (а не групповым, что не исключает возможность выполнения ей функции групповой регуляции), нуждается в опоре на общепринятые идеи, как мыслительные способы мировосприятия, и социальные институты, обеспечивающие функционирование моральных норм. Поэтому систематизация морали и обоснование ее норм обеспечивается этическими концепциями (конфуцианства, христианства, мусульманства, коммунизма и т.п.). А функционирующая мораль предполагает наличие институтов, необходимых для ее реализации (семья, церковь, школа, а также в определенном смысле партия, государство и другие тому подобные институты). Таким образом, функционирование морали обеспечивают следующие основные элементы:
этика группового взаимодействия, представляющая собой развитие поведенческой регуляции;
этические концепции;
институциональные средства.
Названные элементы работают как система, как этический строй социума, который задает личности, принадлежащей к определенной социокультурной общности, моральные ориентиры, представляющие собой структуру норм и ценностей.
Основные функции этического строя состоят в обеспечении адекватной взаимосвязи целей социума и индивида, а также в устранении противоречий между поведенческим регулятором и управленческим влиянием (которые рассмотрены в предыдущей главе), посредством создания целостного комплекса норм и институтов, реализующих функционирование этих норм.
Этический строй реализуется через специальные инструменты – ценностные ориентации и моральные нормы. Дадим дефиниции указанным понятиям, опираясь на сложившиеся в науке определения. Ценностные ориентации – цели и идеалы, побуждающие индивида к действию. По своему характеру ценностные ориентации имеют две особенности: с одной стороны, достижение целей и идеалов связано с удовлетворением индивидом его личных потребностей; с другой – эти ценности предлагаются индивиду культурой, обществом, тем самым они направляют индивида на осуществление общественных интересов через реализацию личных потребностей.262 Моральные нормы – социальный образец, правило, принцип деятельности, обеспечивающий согласованность действий индивидов и упорядоченность, устойчивость социума263.
Этический строй, функционируя как социальный регулятор, оказывает влияние через социальные институты на мотивы, цели и способы действия людей. Этим он напоминает социальное управление, которое также стимулирует (поощряет и принуждает) индивидов и социальные группы к действию. Однако между этическим строем и социальным управлением есть определенное различие. Функция управления состоит в том, чтобы использовать мотивы и устремления индивидов для достижения целей социума264. Управление обладает инструментами принуждения (стимулирования) индивида к действию, которое может дать необходимый результат для социума. Но управление, целеопределяя деятельность индивида, не может придать смысл его действиям. Личность обретает смысл действия не через принуждение и стимулирование, а через принятие в качестве своей главной идеи социальной деятельности. Поэтому главной функцией этического строя и является задача придать смысл действиям личности.
Задачами, которые решаются в данной главе, являются исследова ние функциональных характеристик этического строя и определение адекватной российскому социуму структуры ценностей и норм, обеспечивающих профессиональную деятельность российского государственного служащего. Анализ этического строя предполагает первоначально исследование специфики социокультурной регуляции потребностей. Именно эта регуляция лежит в основе всего комплекса этического строя как механизма, обеспечивающего согласование личных и общественных целей индивида.
М. Веберу принадлежит идея, основополагающая для всей теории социального действия. Для того чтобы понять общество, необходимо определить мотивы индивидов и общественные нормы, задающие индивиду ориентиры социального действия265. По его мысли, человеческие потребности регулируются системой норм, сложившихся в обществе. Концептуально близка к данному подходу теория иерархии человеческих потребностей А. Маслоу. Главная идея и суть его концепции: удовлетворенные потребности индивида рождают у него новые, более высокие потребности: «Что происходит с … желаниями [человека], … когда он сыт, когда его желудок не требует пищи? Здесь суть происходящего такова. У человека сразу обнаруживаются и другие (более высокие) потребности, которые овладевают его сознанием, занимая место физического голода. Стоит удовлетворить эти потребности, как их место тут же занимают новые (еще более высокие) потребности (и так далее до бесконечности). Именно это мы имеем в виду, заявляя, что человеческие потребности организованы иерархически»266. Иерархическое построение потребностей человека – есть возрастание этих потребностей с конечной целью самоактуализации. Ряд потребностей (в физиологическом удовлетворении, безопасности, признании и любви, уважении) предшествуют и подготавливают самую высшую – потребность в самоактуализации. Важно понять, что движущая сила названных «подготовительных» потребностей открывается в стремлении к признанию, достижению. И в этом плане теория «иерархии потребностей» дополняет идею «осуществления призвания», т.к. самоактуализация возможна как стремление к достижению и осуществлению своего призвания, что есть основная доминанта «духа капитализма»267.
Основной этический принцип протестантизма предопределяет человека реализовывать свое призвание. «Безусловно, новым было, однако, следующее: в этом понятии [призвании] заключено в оценке, согласно которой выполнение служебного долга в рамках мирской профессии рассматривается как наивысшая задача нравственной жизни человека. Неизбежным следствием этого было представление о религиозном значении мирского будничного труда и создание понятия "Beruf" [нем. призвание] .... в понятии "Beruf" находит свое выражение тот центральный догмат, который единственным средством стать угодным Богу считает не пренебрежение мирской нравственностью с высот монашеской аскезы, а исключительно выполнение мирских обязанностей так, как они определяются для каждого человека его местом в жизни; тем самым эти обязанности становятся для человека его "призванием"»268. Таким образом, осуществление своего мирского призвания угодно Богу.
Способ осуществления названного императива, или реализация призвания в повседневной жизни, строится на принципе рационализма, направляющем действие предприимчивого человека, которое «планомерно и трезво направлено на реализацию поставленной перед ним цели; этим оно отличается от хозяйства, живущих сегодняшним днем крестьян, от привилегий и рутины старых цеховых мастеров
и от "авантюристического капитализма", ориентированного на полити ческую удачу и иррациональную спекуляцию»269.
В целом, все это определило дух капитализма. Понятие «дух капитализма» выступает как определение такого строя мышления, для которого характерно систематическое и рациональное стремление к законной прибыли в рамках своей профессии. Дух капитализма и «капиталистический» строй мышления нашли свою наиболее адекватную форму в капиталистическом предприятии, которое, в свою очередь, нашло в нем наиболее адекватную духовную движущую силу270.
Возможность осуществления своего призвания несет удовлетворение от хорошо выполненного дела, ощущение радости творчества. «Радость и гордость капиталистического предпринимателя от сознания того, что при его участии многим людям "дана работа", что он содействовал экономическому "процветанию"»271, тогда как «самому предпринимателю такого типа богатство "ничего не дает", разве что иррациональное ощущение хорошо "исполненного долга в рамках своего призвания"»272.
Эта группа цитат из «Этики протестантизма …» приведена с целью, показать что «капиталистический индивид» именно в предпринимательской деятельности раскрывается как личность и самореализуется.
М. Вебер считает, что стремление к призванию, достижению – исключительно капиталистическая особенность. Капиталистическая этика предполагает наличие определенного идеала. Человек, соответствующий этому идеалу, должен обладать рядом качеств и пройти предписанный путь. Прежде всего, человек из капиталистического общества характеризуется трудолюбием и бережливостью. С помощью этих качеств он посвящает себя делу и получает определенный результат – решает проблему своего жизненного обеспечения. По деловитости его принимают в «свои», а как высшую награду он получает признание других людей. Лейтмотивом через всю жизнь человека проходит стремление к реализации своего призвания. В этом состоит суть самоактуализации.
Комплекс норм, характерных для капитализма, ориентирует индивидов на особенности деятельности в капиталистическом обществе. Капитализм отбраковывает определенные свойства личности и воспитывает индивида. В этой связи теория мотивации А. Маслоу, если ее понимать не как психологическую концепцию, универсально применимую к любому индивиду, а как описание сложившегося в западной культуре способа социализации индивидов, лучшим образом вписывается в этический комплекс М. Вебера. Одно дополняет другое. Концепция организации потребностей индивида – идеальная модель для этической системы капиталистического общества. Их отношение друг к другу напоминает «принцип матрешек» – мотивация вписана в систему норм и определена этой системой.
Вместе с тем, сам А. Маслоу в своей фундаментальной работе «Мотивация личности» неоднократно ведет речь об исключениях. Так, например, голод приводит к тому, что, даже удовлетворив потребность в еде, человек не обнаруживает у себя более высоких потребностей, а стремится еще больше насытиться, и мысли его постоянно сводятся к еде. Человек, длительное время угнетенный безработицей,
и в дальнейшем, получив работу, будет угнетен страхом ее потерять. Вместе с тем, индивидам свойственна устойчивость к депривации (устойчивость к давлению внешней среды и сохранение более высоких потребностей при неудовлетворенных низших).273 Данные исключения несистематизированы, однако прослеживается два типа подобных исключений:
Удовлетворение потребности может приводить не к возникновению более высокой потребности, а к интенсификации уже удовлетворенной.
Интенсификация потребности – это более широкое удовлетворение уже реализованной потребности, когда человек, например, насытился, но все равно стремится к пищевому насыщению и не перестает думать о еде. Индивид продолжает удовлетворять уже удовлетворенную потребность и не переходит к потребностям более высоким. Это называется в данном исследовании интенсификацией потребностей.
Высшая потребность может существовать автономно.
Высшая потребность может оставаться для человека ведущей, даже если не реализованы низшие. В этом случае индивид игнорирует низшие потребности (например голод, опасность, презрение окружающих) и продолжает удовлетворять высшие.274 При проведении социологических исследований в 1998 г. «Мотивация работников промышленных предприятий к труду»275 было установлено, что 63,9 % респондентов получают зарплату нерегулярно, а средняя ее задержка – 12 месяцев. Не были удовлетворены уровнем зарплаты – 91,1 %; хотя целенаправленно стремились сменить работу только 19,2 % опрошенных. Примечательно, что факторами, сдерживающими отток кадров, являются следующие мотивы работников. Первый – отношения в коллективе: «Меня окружают хорошие люди, с которыми у меня сложились товарищеские отношения, и мне было бы трудно покинуть этот коллектив», считают 62,3 %, второй – отношение к работе: «У меня интересное дело, оно доставляет мне удовольствие и я его не хочу менять» – 50 %. Встречаются и другие факты, показывающие, каким образом такие «высшие» потребности, как потребности в принадлежности и любви, признании или самоактуализации, могут стать автономными от низших потребностей и быть ведущими, определяющими в деятельности человека в ущерб базовым потребностям, даже при непосредственной угрозе жизни человека.
Как видно, существуют две группы исключений. В одном случае отсутствует «прогресс» к более высоким потребностям, а в другом – отсутствует «регресс» к низшим потребностям. Заметим, что принцип «работы» «пирамиды А. Маслоу» строится на законе, по которому человеку присущ имманентный прогресс-регресс потребностей276. Таким образом, исключения, отмеченные нами, по сути своей, противоречат основе концепции А. Маслоу, хотя не опровергают ее. Для подтверждения описанной концепции необходимо найти объяснение рассмотренным исключениям. На наш взгляд, и у этих исключений есть нечто общее. И это общее автор «Мотивации личности» отмечает, но не заостряет на нем внимание – все пять потребностей имманентно присущи индивиду: «Взрослого балинезийца нельзя назвать "любящим" в нашем, западном, понимании этого слова, и он, по всей видимости, вообще не испытывает потребности в любви. Балинезийские младенцы и дети реагируют на недостаток любви бурным, безутешным плачем (этот плач запечатлела кинокамера исследователей), а значит, мы можем предположить, что отсутствие "любовных импульсов" у взрослого балинезийца – это приобретенная черта»277. В этом факте содержится в скрытом виде ссылка на то, что потребность в любви дана наряду с другими потребностями, т.е., следовательно, потребности имманентно присущи индивиду. Данный факт ставит под сомнение положение, что потребности иерархически организованы. Другими словами, младенцу изначально присущи все потребности. У него еще нет иерархии потребностей. Наиболее важными являются те, которые удовлетворены в меньшей степени. Но это не жесткая иерархия, а гибкий рейтинг потребностей, который зависит от того, какие из них в большей, а какие в меньшей степени удовлетворены в настоящее время. Пример балинезийцев свидетельствует, что потребности можно подавить или, наоборот, интенсифицировать. Сам А. Маслоу подтверждает этот факт, не укладывающийся в его концепцию: «Почему бы нам не допустить, что существуют такие потребности, которые, несмотря на свою инстинктоидную природу, легко поддаются репрессии, которые могут быть сдержаны, подавлены, модифицированы, замаскированы привычками, культурными нормами, чувством вины и т.п.?»278.
Из этих положений следует, что для индивида все возможные потребности, если абстрагироваться от влияния социума, равнозначны. Наглядно это подтверждает поведение младенца. Молоко – объект пищевой потребности. Присутствие близких – объект потребности в безопасности. Материнская ласка – объект потребности в принадлежности и любви. Отзывчивость родителей на привлечение их внимания – объект потребности в признании. Игра, любознательность – потребность в самоактуализации. Ребенок одинаково реагирует на неудовлетворенность одной из потребностей, т.к. для него они еще иерархически не организованы. В дальнейшем именно социум превратит потребности в ценности и задаст их иерархию таким образом, что все из перечисленных потребностей родители будут удовлетворять, однако удовлетворять по-разному. Ребенок, взаимодействуя с взрослыми, кое-что может получить по первому требованию. Это, закрепившись, будет принято, как низшая из ценностей, которая будет стоять в самом конце списка приоритетов. Что-то не будет получено по первому требованию, но будет даваться либо по спонтанному желанию родителей, либо
«за хорошее поведение». В одном случае у ребенка формируется комплекс надежды на чудо, в другом – он обучается механизму социального достижения. Обычные родители так воспитывают ребенка, как им было задано их родителями; или более широко – социумом.
Анализ исключений в теории А. Маслоу приводит к выводу – в процессе социализации (вхождении человека в общество, социальную среду) удовлетворение отдельных потребностей обществом поощряется (или существуют условия для самопоощрения), удовлетворение других, напротив, наказывается и в конечном итоге подавляется, третьих – никак не оценивается, не поощряется, не наказывается. Другими словами, иерархия потребностей задается индивиду в процессе социализации.
Основные потребности, описанные А. Маслоу, имманентно присущи индивиду. Под влиянием специфичных (свойственных той или иной культуре) регуляторов социализации индивид усваивает определенную иерархию потребностей. На наш взгляд, та иерархия потребностей, которая описана А. Маслоу, – это не универсальная схема возрастания потребностей, присущая любому представителю человеческого рода, а одна из реально существующих схем, присущих определенному обществу, конкретной культуре, а именно «пятичленная» иерархия потребностей – это мотивационный принцип, явно выраженный в западной культуре.
Рассматривая индивида безотносительно той или иной культуры, обнаруживаем, что его потребности распадаются на два класса: обеспечение самосуществования и игру. Самосохранение, самосуществование – способ поддержания порядка. Игра – бесцельная растрата энергии, стремление к неизвестному, экспериментальной апробации вновь возникающих возможностей в меняющемся мире (своеобразное проявление хаоса). Оба класса потребностей равнозначны. Между ними происходит маятниковое диалектическое взаимодействие. Та или другая потребность в большей мере обнаруживают себя. Проводя параллель с концепцией А. Маслоу, отметим, что удовлетворение первых четырех потребностей обеспечивает самосуществование индивида, а игра является способом реализации потребности в самоактуализации. Имеет смысл полагать, что игра способна пронизывать и другие потребности.
Для индивида самосуществование проявляется как стремление соответствовать заданной парадигме социума. Игра в таком случае оказывается для индивида экспериментом и проявлением свободы, выходом за пределы социальной обусловленности. Игра – все то, что социально не задано. Игрой индивида можно считать то, в чем его деятельность не определена социальными нормами, такая деятельность, где правила устанавливает он сам. Индивид получает удовлетворение от самого процесса игры, но если игровая деятельность индивида принимается обществом, то результаты и условия игры включаются в социальную деятельность. В этом случае игра приобретает форму социальной самоактуализации. При этом для отдельного индивида, ведущего данную игру, она может оставаться игрой, а для других она перестает быть игрой и становится деятельностью, обеспечивающей самосуществование. Социально самоактуализированным человеком является тот, который «играючи» обеспечивает самосуществование.
Самосуществование индивида в обществе не сводится только к удовлетворению физических потребностей. Самосуществование социального индивида обеспечивается удовлетворением основных потребностей. В зависимости от среды, в какой рожден и социализуется индивид, определяется область его самосуществования279.
Окружающей средой индивида в самом широком и общем виде является социум, включающий:
ареальную сферу – антропогенный ландшафт (или условия физического существования индивида);
деятельную сферу – возможность актуализации человеком условий, необходимых для его существования, т.к. он обладает активностью (физической и интеллектуальной), с помощью которой может либо приспособиться к существующим условиям, либо изменить их;
этическую сферу – комплекс норм и ценностей, задающих основу мотивации индивида.
Данные сферы – объективные условия существования индивида. Человек рождается в определенной физической среде. В зависимости от статуса в социальной стратификации, который дан индивиду также с рождением, он получает степень доступности к реализации тех или иных потребностей. Физическая среда может что-то преподносить индивиду в готовом виде, а чего-то лишать, делать недоступным. Вместе с тем, индивиду от природы (генетически, врожденно и т.п.) даны определенные качества интеллекта, активности и т.п. В силу этого два индивида, рожденные в идентичной социальной сфере, по-разному удалены от условий, заданных именно этой средой. Наконец, этическая сфера выполняет функцию баланса между физическими данными индивида и физическими условиями существования, между требованиями устойчивости социума как системы и устремлениями, активностью индивида (или групп индивидов). Подтверждение нашей мысли содержится в высказывании В.Л. Романова: «Социокультурная ткань питает индивидов образцами поведения. Усвоение этих образцов зависит, с одной стороны, от состояния ткани, с другой – от восприимчивости к ней индивида. Неравномерность распределения различных видов социокультурной ткани в социальном пространстве для одних индивидов создает преимущества в доступе к высокой культуре (социально плодотворным верованиям, знаниям и т.п.), для других – оставляет жесткие нормы, для третьих – неопределенность выбора (в связи с низкой плотностью или высокой изменчивостью ткани). Эта неравномерность в сочетании с гено- и фено-типически обусловленными различиями индивидов по способности восприятия и усвоения предоставляемого питания или по стремлению к активному поиску и выбору социокультурных ресурсов продуцирует разнообразие в поведении людей и их отношении к социальной действительности. Формирующаяся таким образом неоднородность человеческой популяции определяет поливариантность взаимодействий индивидов в процессе их жизнеустройства. Связанная с поливариантностью выбора неопределенность преодолевается в процессе деятельности, обеспечивающей соединение людей в социальных структурах»280.
Социум задает индивиду экзистенциальный идеал (цель) и экзистенциальные нормы его существования. Экзистенциальные нормы могут быть сведены к формуле: «ты должен быть таким» (вести себя так) и экзистенциальный идеал выражается формулой: «ты должен стремиться к тому-то». В зависимости от культуры или социального страта требования социума к индивиду могут значительно различаться. В то же время один социум предъявляет разные требования разным индивидам. Социум с помощью норм и ценностей мотивирует индивида. Нормы – это комплекс запретов, ценности – перспективы возможных стремлений. Все вместе – это коридор или определенный способ281, направляющий социальное действие индивида. Следуя этому способу действия, индивид обеспечивает свое самосуществование. Однако деятельность индивида не ограничивается только самосуществованием, он стремится к игре.
Что более важно для существования индивида – самосуществование или игра? На первый взгляд – самосуществование. Оно обеспечивает возможность бытия индивида. Задолго до А. Маслоу, К. Маркс утверждал, что для того чтобы существовать человек должен удовлетворять свои витальные потребности282. Существует множество примеров, показывающих, как в экстремальных условиях пищевые потребности становятся определяющими, подавляя другие. Вместе с тем, существуют и другие – противоположные примеры, показывающие, что даже в крайне трагических ситуациях могут преобладать потребности, явно носящие игровой характер. Роль самосуществоания и игры
по-разному рассматривается в научной литературе, однако имеет смысл признать: они равнозначны для бытия человека. Их роль в различных ситуациях меняется. Значение одной может стать преобладающей
в поведении и отдельного индивида, и группы, и целого общества, а может и резко смениться на противоположное.
Таким образом, в основе потребностей человека лежит стремление либо к самосуществованию, либо к игре. В человеке борются «надо» и «хочу». Человеческое сообщество (как и отдельный индивид) обладает аналогичными стремлениями. Стремление к самосуществованию социума, нужное для социума для отдельного индивида предстает как должное для него или как этический комплекс, настраивающий индивида на определенные действия и цели. Между стремлениями к само существованию и игрой нередко возникают противоречия. Поэтому каждый социум (от малой социальной группы до народа) вырабатывает механизм регуляции между желаемым и должным, между самореализацией и самосохранением, между социальным и индивиду альным. Такой механизм должен отвечать следующим требованиям:
соответствовать естественным природным особенностям социума, учитывать характер активности социума и соответствовать его поведенческим особенностям. Вполне естественно, что пассивным социумам необходим один механизм регуляции, а активным – другой. Соответственно, аттрактивным сообществам требуется один механизм регулирования, а рациональным – другой;
исходить из реалий самоактуализации и самосуществования, т.е. опираться на сложившийся комплекс запретов и типичных действий социума;
выстроить мотивационный коридор или создать условия для использования активности индивида в целях самосуществования социума.
Данный механизм должен быть способен направить игровую интенцию индивидов на мирные цели, поддержание социума и его сохранение. Реализуется этот механизм в этическом строе социума.
В самом общем виде российский этический строй как регулятор социального действия с необходимостью должен соответствовать двум поведенческим чертам – импульсивности и коллективизму – это его первая особенность. Другая его особенность определяется тем, что на его формирование существенное влияние оказало православие, что весьма детально показал Н.А. Бердяев, сформулировав свою главную идею в одной фразе: «Душа русского народа была сформирована православной церковью, она получила чисто религиозную формацию»283.
Центральная проблема, которую призван разрешить этический строй, – снять конфликт индивидов, проявляющийся в противоречии «должного» и «хочу». Особенность «должного» – в том, что в нем всегда присутствует элемент принуждения и определения «должен что-то». «Должное» всегда целеопределенно и предполагает методику действия «должен, как…». Собственно методика должного не всегда является принудительной. Безусловно, она может целеопределенно навязывать способ действия индивиду: «для того чтобы …, ты должен …», например: «для того чтобы стать богатым, ты должен трудиться, не покладая рук». Вместе с тем, методика «должного» может и не быть целеопределенной, т.е. не навязывать индивиду цель, а показывать ему запретительные позиции, оставляя ему выбор в самоопределении цели.
Как отмечалось, М. Вебер и А. Маслоу дали подробное описание этического строя Запада. Они описали и нравственную парадигму этого общества, определяющую для западного человека ориентир – стремление к достижению, реализации своего призвания284. Само это стремление должно реализовываться поэтапно, в движении от удовлетворения «низших» потребностей к «высшим». Чем прочнее «стартовая платформа» индивида, тем выше уровень удовлетворенных потребностей вначале его жизненного старта и тем большего может достичь индивид, тем более он устойчив к депривации. «Степень индивидуальной устойчивости к депривации той или иной потребности зависит от полноты и регулярности удовлетворения этой потребности в прошлом285». Здоровый индивид в таком обществе – тот, который актуализирует и развивает заложенные в нем способности, но «если человек постоянно ощущает влияние иной [в данном случае низшей] потребности, его нельзя считать здоровым человеком»286.
Полное удовлетворение потребностей создает условия для формирования сильного характера и самоактуализации личности. «Как бы то ни было, мы уже убедились в том, что на базовые потребности, удовлетворяемые достаточно постоянно и достаточно длительное время, уже не оказывают такого существенного влияния ни условия, необходимые для их удовлетворения, ни сам факт их удовлетворения или неудовлетворения. Если человек в раннем детстве был окружен любовью,
вниманием и заботой близких людей, если его потребности в безопасности, принадлежности и любви были удовлетворены, то, став взрослым, он будет более независим от этих потребностей, чем среднестатистический человек»287. А. Маслоу категорично утверждает:
«На основании всего вышеизложенного я со всей прямотой и резкостью заявляю, что человека, неудовлетворенного в какой-либо из базовых потребностей, мы должны рассматривать как больного или, по меньшей мере, "недочеловеченного" человека»288.
Итак, подход к этой проблеме А. Маслоу можно резюмировать в формуле: «социум должен гарантировать удовлетворение типичных потребностей индивидов, в таком случае социум получит индивидуальную энергию самоактуализирующихся индивидов».
Иная нравственная парадигма обнаруживается в российском обществе, выше уже отмечалась ее обусловленность православием. Образно ее сформулировал Серафим Саровский: «Отказываемся же мы от приятной пищи для того, чтобы усмирить воюющие члены плоти и дать свободу действиям духа»289. Православная нравственная парадигма предполагает обретение самоактуализации не в удовлетворении потребностей, а в сдерживании страстей290 (страсть по-другому можно назвать интенсификацией потребности), источников греха: «мир душевный приобретается скорбями»291. На этом же строится и педагогический принцип православной нравственности: «Человеку в младых летах можно ли не возмущаться от плотских помыслов? Но должно молиться Господу Богу, да потухнет искра порочных страстей при самом начале. Тогда не усилится в человеке пламень страстей»292.
Потребности А. Маслоу понимаются как грехи или страсти, т.е. мотивы, обусловленные страхом и удовольствием, которые «фундаментальная наука и христианская аскетика не считают … основными, подлинно руководящими поведением людей»293. Подчеркнем отличие концепции, предложенной А. Маслоу, и постулатов православия:
согласно А. Маслоу, индивид должен поэтапно в меру удовлетворять все потребности самосохранения и только тогда, когда они будут удовлетворены, можно приступать к самоактуализации. Если оказалась нарушенной одна из потребностей самосохранения, то самоактуализация оказывается невозможной;
согласно этическим представлениям православия, самоактуализация достигается через самоограничение и терпение
(а в случае мона шеской аскезы – через страдание); чтобы достичь самоактуализации, необходимо не удовлетворять плотские страсти и гордыню, а ограничить их294.
Сравнение особенностей православной нравственной концепции и западной, выраженной теорией А. Маслоу, представлено в табл. 14.
Таблица 14
Сравнительная характеристика православной нравственной
концепции и концепции А.Маслоу
|
Добродетели (самоактуализация) |
Грехи (интенсифицированые потребности) |
Потребности А. Маслоу |
|
1) воздержание |
1) чревообъястный |
1) физиологические |
|
2) целомудрие |
2) блудный |
1) физиологические |
|
3) нестяжание |
3) сребролюбивый |
2) в безопасности |
|
4) кротость |
4) гневный |
2) в безопасности |
|
5) блаженный плач |
5) печальный |
3) в принадлежности и любви 4) в признании |
|
6) трезвение |
6) уныние |
|
|
7) смирение |
7) тщеславный |
4) в признании |
|
8) любовь |
8) гордостный |
4) в признании |
|
5) самоактуализация |
Протестантская этика, послужившая фундаментом современного западного общества, используя образ, напоминает механизм наполнения резервуара водой. Главная задача этического механизма – прочистить каналы и дать свободу социальным действиям отдельных индивидов для наполнения этого резервуара. Чем больше каналов и больше частной инициативы в резервуаре, тем он полнее. Наполнение резервуара социума энергией индивидов – цель западного этического регулятора.
Фундаментом российского этического строя является православие, пришедшее из Византии в Россию и принесшее нравственный христианский закон, который оказался наиболее адекватной системой этической регуляции. Российский индивид, действующий аттрактивно по коллективному убеждению, нуждается в обосновании ценности общественного над личным. Такое обоснование смогло дать православие. За тысячелетие «русская душа» оформилась православной этикой. Энергия россиян должна быть направлена на высшие идеалы, иначе она приобретает разрушительный характер отчаяния или уходит в лень и уныние.
Западный этический строй более жестко принуждает индивидов, нежели православный. В целом западная этика в той мере деспотична по отношению к индивиду, в какой мере свободной оказывается плюралистическая форма социального управления. С момента вхождения в общество, в процессе социализации западный человек оказывается под этическим прессингом, который задает иерархию потребностей индивида. Для основной массы западных индивидов нравственный регламент не является тяжелым, он привычен. В тех случаях, когда активность индивида вступает в противоречие с этическими нормами, на помощь индивиду прежде приходил священник, а сейчас – психоаналитик.
Психоанализ как социальный институт – сугубо западный феномен. Этот институт – регулятивный инструмент социального действия. Используя образ, можно сказать, что психоаналитик выполняет функцию чистильщика каналов, которые несут энергию индивидов на общее благо. Жесткость этического строя, «суперэго» настолько велика, что возможен слом личности. Задача же психоаналитика не допустить неврозов, психических нарушений, «засорений каналов». В итоге форматируется высоко дисциплинированная личность, способная эффективно выполнять свое социальное предназначение.
Российский индивид психологически недисциплинирован, но в этой недисциплинированности, вольности ему дан нравственный шанс выбора. Этический строй православия – это внутренний закон, а не жестко заданный регламент. Закон, не принуждающий и обусловливающий «если …, то …», а задающий общий принцип поиска, что в большей мере соответствует импульсивному характеру российского индивида.
В основании двух различных способов этической регуляции социального действия индивидов Запада и России лежат ответы на вызов среды: мы коллективно осваивали пространство, Запад обустраивался и определял индивидуальную независимость. Поэтому целью развития и отдельного индивида, и общества в целом в западной культуре является свобода или расширение прав индивида. Напротив, в тесном коллективном взаимодействии невозможно создать оговоренные, однозначно понимаемые правила, а значит, взаимодействие должно быть построено не на четко регламентированных правилах (да и импульсивный характер российского индивида не принял бы жесткий регламент),
а на следовании образцу действия, заданному лидером. В российском коллективе действует принцип «зависимости от коллектива» (что противоположно западной независимости). Зависимость от коллектива – зависимость от принципа «будь, как все». Она выразилась в создании иерархии, построенной на статусных ролях, внутриобщинной системе контроля и репрессиях по отношению к индивиду.
Без сомнения, в западных коллективах также складывалась иерархическая система статусных ролей. Статус западного индивида определяется степенью свободы и независимости от других. Поэтому критерий статуса, точнее, индикатор статуса один – богатство. Российский человек зависим от коллектива. И именно коллектив определяет статус индивида. Независимый от коллектива россиянин превращается в маргинала. Понятие «свобода» не выступает символом развития ни общества, ни индивида в нашем обществе.
С этой точки зрения интересно рассмотреть значение слов, связанных с понятием «свобода» в нашей культуре и на Западе. «Санскритское слово "priya", от которого происходит немецкое Freiheit и английское "freedom", в глагольной форме значит "любить", "быть любимым", а как существительное – "мой любимый", "моя любимая"».295 В современном английском и немецком языках под этим словом понимается независимая, неограниченная инициативная деятельность, свободное удовлетворение желаний.296 В целом свобода может быть понята как «любимая деятельность», или говоря словами Ф. Гизо как: «наслаждение личной независимостью, своими силами, прелесть деятельной жизни без труда»297 (труд, в данном случае, – деятельность по принуждению, а свобода есть самоопределяемая деятельность).
В русском языке слово «свобода» соотносимо со словом «слобода» (послабления, освобождения от обязанностей). Общий смысл, фиксируемый и В.И. Далем, и С.И. Ожеговым, – отсутствие ограничений, стеснений298. Западная «свобода» – это отсутствие ограничений на деятельность, русская «свобода» – это отсутствие ограничений и принуждений к деятельности.
Вместе с тем, особое понимание свободы в русском языке проявляется в слове «воля». «Воля» - это отсутствие ограничений; при этом воля – это и преодоление ограничений, барьеров, стоящих на пути деятельного индивида; «воля» - это сильное желание, хотение; в то же время это – и самопринуждение; «воля» - власть над другими людьми и при этом ответственность перед ними; «воля» – это сила.299 Воля своей сутью направлена на коллективное взаимодействие и взаимозависимость, ответственность и подчинение. Воля – это действие по убеждению (она есть деятельное воплощение аттрактивности).
В русском слове «свобода» присутствует независимость, освобождение от ответственности и обязанностей (общее значение и для западного понимания свободы) и лень (что не характерно для западного понимания). Сила и одновременно «любовь» и «зависимость» в русском языке связаны со словом «воля». Причастность к коллективу, «принятость» индивида в коллектив (его «нормальность») выражается через «волю». Слабость и маргинальность ассоциируется со словом «свобода».
Свободное поведение западного индивида проявляется там, где его действия не регламентированы: «то, что не запрещено, – разрешено». Если же взаимодействие оговорено, то западный индивид дисциплинированно следует правилу. Для того чтобы иметь высокий статус на Западе, достаточно быть богатым. В России статус связан с умением «быть, как все». Чем выше такое умение, тем выше статус. Человек может приобрести богатство и даже может купить себе статус, но он его не сохранит, если у него отсутствует чувство коллективизма. На Западе богатство – предпосылка статуса. В России, чаще всего,
богатство – следствие статуса. Успех индивида на Западе строится на частной инициативе, характеризуемой тремя составляющими:
методичное следование писаным нормам (правовым, моральным, техническим и т.п.);
предприимчивость там, где «не запрещено»;
рекламирование себя, оригинальность, демонстрация своей индивидуальности.
Характеру россиянина это противоречит, т.к. он, прежде всего, должен развивать в себе чувство коллективизма. Российский индивид, снискавший уважение, не просто «такой, как все», а является сутью коллектива. Совершенствуя в себе чувство коллектива, индивид достигает статуса лидера, и тогда его действия превращаются в стандарты и образцы поведения для коллектива. Такой человек становится «законодателем мод», естественно, до тех пор, пока чувство коллектива ему не изменит.
По мнению М.В. Черникова, русскому человеку свойственна «этика убеждения», отличная от «этики ответственности», характерной для западного индивида. «Если для … [этики ответственности] исходным является учет сложившегося положения дел, стратегия поведения (должное) дедуктивным образом выводится из анализа сущего: "Делай то, что вытекает из твоего положения в этом мире", то для этики убеждения исходным является императив действия, от индивида требуется лишь следовать этому императиву, невзирая на обстоятельства: "Делай, как должно, а об остальном не заботься».300 Русский человек нес общинную ответственность, что и определило иное, нежели на Западе, чувство ответственности.
Отмечая адекватность православного этического строя российскому характеру, необходимо зафиксировать и существующие противоречия. Важнейшим из них является то, что православие (особенно при сравнении его с протестантизмом) не имеет нормативной этической модели «мирской» деятельности. Это значит, что реальная хозяйственная, профессиональная деятельность человека допускается, но трансцендентально не оправдывается. Происходит разрыв целей социального должного и целей индивида, направленных на удовлетворение потребностей самосуществования. Другими словами, возникает конфликт должного и сущего301. Собственно, русское должное («русская мечта») есть высшая экзистенциальная цель, которая имеет существенное отличие от приземленной, к примеру, «американской мечты». По мнению И. Яковенко, русское «должное имеет тысячу наименований. Опонское царство и Русская мечта, Беловодье и Святая Русь, Вся Правда и Коммунизм, Русская идея и Духовность – все это лики должного. Они меняются и мерцают в зависимости от контекста, эпохи, социального слоя, но всегда сохраняют главное – свою глубинную суть. Должное – это российская Шамбала, оно запредельно "этому", дольнему миру и являет собой полноту Истины и полноту Блага, слитых в невыразимом единстве. Поэтому должное представляет собой некую абсолютную точку отсчета, находясь тем самым в одном ряду с такими сущностями, как идеал»302. Сущее не более, чем ухудшенный вариант
должного. В этой связи нет практического способа достижения должного, а может быть только чудесное превращение. Деятельность индивида в сфере сущего не приближает его к должному. А если в этой деятельности содержится нарушение принципа «будь, как все»,
то и отдаляет. Реализация должного всегда неожиданна и чудесна. «Достижение должного мыслится как трансмутация, как чудесное преображение реальности. К должному можно прийти через чудо, через предельное напряжение, верность и желание»303. Именно из этого образуется вера в чудо, свойственная русскому умственному строю. Именно в этом содержатся корни эсхатологических представлений и «правдоискательства» и, как следствие, неприятие власти земной и оправдание бунта. Присутствие в русской православной этике разрыва между целями и инструментальными средствами оказывается причиной напряжения, приводящего к аномии.
Социальная динамика дореволюционной России, эпохи, когда поведение россиян в наибольшей мере определялось православным этическим строем, показывает нарастание аномии, мятежа. Интересной в этом плане является работа О. Шахназарова, который показывает соотносимость этических концепций официального православия, старообрядчества, и коммунизма304. Ученый считает, что исторический тип хозяйственной деятельности предполагает и обеспечивается соответствующей ей определенной хозяйственной этикой. Так, этика страдания и нестяжательства традиционной (сельскохозяйственной) эпохи обусловливалась ограниченной эффективностью хозяйственной деятельности человека, т.к. в те времена рост производительности вел к исчерпанию ресурсных возможностей ландшафта. В этом – одна причина потребности в этике «нестяжательства». Другая заключалась в том, что социальная дифференциация соответствовала профессиональной и была стабильна. Изменение социальной дифференциации (за счет роста богатства) вело к дезинтеграции и нарушению стабильности социума. Поэтому социальная дифференциация должна быть неизменна и этически оправдана. Отсюда норма традиционной эпохи – «каждому свой крест». «Место» человека, его «крест» в этом мире обосновывается общей экзистенциальной целью, которая исключает социальную мобильность («не собирай сокровищ на земле»).
В дальнейшем придет новая эпоха – индустриальная. С ростом производительности большинство индивидов (а не отдельные, как прежде) оказались в состоянии увеличить свое богатство. С другой стороны, возникла необходимость и в социальной мобильности – рынок рабочей силы требовал горизонтальной мобильности, а потребность в производительности предполагала вертикальную мобильность. Этические концепции традиционной эпохи не соответствовали новым требованиям нарождающегося индустриального общества. Возникновение в Западной Европе протестантизма в XVI в. явилось ответом на вызов времени.
Сравнение этического строя православия и протестантизма – это сравнение двух этических концепций разных исторических эпох. Протестантизм уходит своими идейными корнями в католицизм, из которого он вызрел в результате войн Реформации XVI – XVII вв. Как показал О. Шахназаров, в России была своя Реформация. Она началась с Раскола305, с которого последовали пытки, каторга для староверов и ответные крестьянские бунты и войны (К. Булавина в 1707 – 1709 гг. и Е. Пугачева в 1773 – 1775 гг.). Европейская Реформация заканчивается французской революцией 1789 г., точно так же и русская Реформация заканчивается революцией 1917 г.
Основными движущими силами российской революции явились православные трудящиеся, движимые ненавистью к дворянству и церкви. Но если ненависть низших сословий к высшим объяснима, то абсолютно непонятна ненависть православных (которые составляли в то время подавляющее большинство населения) к православной церкви. О. Шахназаров приводит расчеты, согласно которым в 90-миллионной России к началу революции было до 37 млн старообрядцев306. Будучи социально активными, они составили основную движущую силу революции, институциализированную в Советах. Успех большевиков заключался в том, что им удалось «оседлать» это народное движение307.
Идеи, выдвинутые О. Шаханазаровым, представляют собой интересный дискуссионный материал для данного исследования. Результатом осмысления этих идей явились выводы автора. В России после революции возникла хозяйственная этика, адекватная требованиям перехода к индустриализму и обусловленная историческим цейтнотом,
в котором в то время оказалась Россия. Фундаментальной основой этой этики стала идеология коммунизма, совместившего в себе принципы староверческого православия и российского понимания марксизма.
Идеология русского коммунизма соответствовала переходу к индустриальной эпохе, которая требовала социального действия, основанного на осознании необходимости. Но если протестантизм, основываясь на индивидуализме и педантизме западного человека, формулирует принцип рационального принятия решения отдельной личностью с ориентацией на получение индивидуального результата (каждый полагается только на себя); то коммунизм исходит из импульсивности и коллективизма, которые по своей природе аттрактивны. Эти два момента мы находим в определении В.И. Лениным сути коммунистического труда: «… бесплатный труд на пользу общества, труд, производимый не для отбытия определенной повинности, не для получения права на определенные продукты, не по заранее установленным и узаконенным нормам, а труд добровольный, труд вне нормы, труд, даваемый без расчета на вознаграждение, без условия о вознаграждении, труд по привычке трудиться на общую пользу
и по сознательному (перешедшему в привычку) отношению к необходимости труда на общую пользу, труд, как потребность здорового организма».308 В.И. Ленин формулирует идеальную норму хозяйственной этики коммунизма, отвечающую требованиям индустриальной эпохи и особенностям российского характера. Такой идеал, как и в православии, соотносим с должным, а не с сущим.
Но в отличие от православия к должному показан инструментальный путь – это привычка, которую необходимо сформировать.
Заметим существенное отличие этики коммунизма от православия и протестантизма. Православие не принуждает человека к труду, оно оставляет за человеком выбор трудиться (только для самосуществования) или служить Богу, совершая страдальческий подвиг. Протестантизм стимулирует индивида к труду, к осуществлению своего призвания, за что человек получает в результате также и «земную» награду. Коммунизм же предполагает получение человеком награды от самого процесса труда, что является следствием привычки. Следовательно, чтобы коммунистический человек был счастлив, он должен привычно участвовать в трудовом процессе. Такой идеал, с использованием привычки как инструментальной нормы, в принципе не достижим (т.к. человеку свойственно испытывать радость не только от процесса, но
и от результатов труда). Но если привычку поддерживать с помощью насильственного принуждения (а не с помощью нравственных инструментов), то стремление к идеалу «счастье в труде» становится единственно возможным стремлением. Поэтому существование коммунистической инструментальной этики возможно только при использовании функций управления.
Характеризуя этической строй как систему в целом, отметим, что его основной функцией является увязка целей социума и индивида – с одной стороны; целей (индивида и общества) и норм (способов их достижения) – с другой. В этой связи этический строй структурирован четырьмя основными элементами:
Цель социума – экзистенциальный идеал (цель).
Идеальный принцип взаимодействий индивидов, необходимый социуму для достижения экзистенциальной цели – экзистенциальные нормы.
Инструментальная («мирская») цель, или то, к чему стремится индивид, удовлетворяя свои потребности.
Инструментальные («мирские») нормы, необходимые для реализации инструментальной цели, или как должен взаимодействовать индивид с другими людьми, окружающими его в повседневной жизни.
Этический строй призван отфильтровать из всей совокупности воз можных целей и норм, созданных культурой, те, которые могут сложить ся в целостность, обеспечивающую поддержание сложившегося характера действий индивидов и формы управления и устраняющую напряжение между ними. Соответственно, этический строй предполагает оценку целей и норм культуры, классифицируя их как «грехи» и «добродетели».
Рассмотрим «принципы строителя коммунизма»309 исходя из взаи мосвязи целей и норм, и соотнесем их с православием и протестантизмом:
Экзистенциальный идеал (высшее «должное») фиксируется в первом принципе «строителя коммунизма» – «Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма». Его инверсией является принцип – «Непримиримость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов» (антикоммунизм понимается как «грех»). Общая цель всего социума – стремиться к запредельному «должному». Одновременно эта цель предполагает любовь и преданность – то, что непосредственно пересекается с православными ценностями. Но вместо любви к Богу и стремления к трансцен дентальному «запредельному царству Божию» на первый план выступает любовь к Родине. Первый принцип строителя коммунизма аналогичен высшей ценности православия – «любви к Богу». Соответственно, если для православия самый страшный смертный грех – «гордыня», то здесь аналогичный грех - «антикоммунистическая гордыня». Православный человек преодолевает гордыню добродетелью – любовью. «Строитель коммунизма» преодолевает ее через ненависть (11 принцип). Протестантизм имеет другую цель, это – свобода личности.
Главная особенность идеала («должного») в том, что он актуально недостижим, запределен по отношению к наличному бытию. Вместе с тем, этот идеал выступает ориентиром стремления индивида, хотя он не достижим, к нему надо стремиться.
Экзистенциальные нормы – 10 принцип «Дружба и братство всех народов СССР»; 12 принцип «Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами». Инверсия – 10 принцип: «Нетерпимость к национальной и расовой неприязни». Дружба и солидарность рассматриваются как идеальная норма, реализация которой необходима для достижения высшей цели. Данные ценности созвучны любви к ближнему и кротости в православии. Однако инверсией им является ненависть и нетерпимость, что в самом православии расценивается как грех. В протестантизме экзистенциальной нормой являются права человека и следование договору, закону – «пусть рушится мир, но торжествует закон». Вместо иррациональной любви к ближнему, дружбы или солидарности, выступает рационализм принятых обязательств.
Цель инструментальной деятельности - 2 принцип «Добросовестный труд на благо общества»; 3 принцип «Забота каждого об умножении общественного достояния»; 4 принцип «Высокое сознание общественного долга». Инверсия – 4 принцип «нетерпимость к нарушениям общественных интересов». Православие не обнаруживает инструментальной цели (как и католицизм) – это особенность идеологии сельскохозяйственной эпохи. Вместе с тем, в протестантизме есть такая цель – призвание или самореализация человека.
Инструментальная норма действия, с помощью которой достигаются цели: 5 принцип «Коллективизм и товарищеская взаимопомощь»; 6 принцип «Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми»; 7 принцип «Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни»; 8 принцип «взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей». Инверсия - 9 принцип «Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству». Несмотря на детальность фиксируемых инструментальных норм, они не имеют строгой иерархии, свойственной православию и протестантизму. При этом содержательно они пересекаются с основными запретами православия, а поэтому обозначают границы, за которые индивид выходить не вправе. Абстрактность этих принципов не соотносима с конкретностью иерархии потребностей А. Маслоу, тем не менее, они представляют собой рациональное отражение иррационального характера взаимодействия, свойственного российскому коллективу.
Целостная характеристика структуры ценностей и норм, свойственных православию, коммунизму и протестантизму, в сравнении отображена на таблице 15. Одновременно на этой таблице показаны элементы формирующегося этического строя информационной эпохи.
Социологические исследования по вопросам нравственного состояния советского общества в 60-70-е годы, обстоятельно представленные В.М. Соколовым, анализируют особенности сложившегося к тому времени коммунистического этического строя. В этих исследованиях подтверждено, что поведение советских людей в значительной мере определялось сложившейся структурой ценностей и норм коммунистической этики.
Таблица 15
Сравнение этического строя коммунизма, православия и
протестантизма
|
ЭПОХИ: |
Информационная |
Индустриальная |
Традиционная |
||
|
ЭТИКА: |
Коммунизм |
Протестантизм |
Православие и др. мировые религии |
||
|
Элементы этики |
Позитивные идеалы |
Негативные идеалы |
|||
|
Экзистенциальный идеал |
1 ПРИНЦИП. Предан ность делу коммунизма, любовь к социалисти ческой Родине … |
11 ПРИНЦИП. Непримиримость к врагам коммунизма |
Свобода личности |
«Запредельное царство» |
|
|
Экзистенциальные идеальные нормы |
10 ПРИНЦИП. Дружба народов; 12 ПРИНЦИП. Братская солидарность с трудящимися |
10 ПРИНЦИП. Нетерпимость к национальной и расовой неприязни; |
Права человека |
Любовь к ближнему |
|
|
Цель инструментальной деятельности |
самоактуализация |
2 ПРИНЦИП. Добросовестный труд на благо общества; 3 ПРИНЦИП. Забота об умножении обществен ного достояния; |
4 ПРИНЦИП. Нетерпимость к нарушениям общественных интересов; |
Самореализация личности |
|
|
Инструментальные нормы |
Бессистемный комплекс норм, оставшийся от прошлых эпох |
5 ПРИНЦИП. Коллек тивизм и товарищеская взаимопомощь; 6 ПРИНЦИП. Гуман ные отношения и взаи мное уважение между людьми; 7 ПРИНЦИП. Честность и правди вость, нравственная чи стота, простота и скром ность в общественной и личной жизни; 8 ПРИНЦИП. Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей |
9 ПРИНЦИП. Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству; |
Иерархия (первых четырех) потребностей по А.Маслоу |
Система греха и добродетели |
Результаты общесоюзного опроса (конца 70-х гг., опрошено 11907 респондентов по репрезентативной выборке) показали310 следующее:
не менее 90 % респондентов указали, что наиболее ценными качествами личности являются трудолюбие, чувство товарищества, честность;
не менее 70 % отметили уважение к старшим, гражданскую ответственность, отзывчивость, уважение к женщине, бережливость, скромность, единство слова и дела, идейную убежденность, общественную активность;
не менее 60 % высказались за бескорыстие, принципиальность, высокую культуру.
В качестве нравственных ценностей были установлены311:
интересная работа (1-е место);
семейное счастье (2-е место);
осознание приносимой пользы (3-е место);
общественное уважение (4-е место);
материальное благополучие (5-е место).
Основной вывод: «Подавляющее большинство жизненных целей молодых людей соответствуют коммунистическим общественным идеалам» 312. На основании этого можно полагать, что коммунистический этический строй еще два десятка лет назад был достаточно эффективен, т.е. обеспечивал согласование личных целей человека и общества.
Сравнивая православие и коммунизм как этические концепции, отметим, что их объединяло стремление к экзистенциальной цели, которая принималась как запредельная, трансцендентальная. Но если православие сохраняет за человеком выбор (самосуществование или служение трансцендентальному), то коммунизм определяет стремление к экзистенциальной цели как необходимость. В коммунизме пересеклись требования двух эпох: традиционной, что проявилось в скромности (как аналоге православного нестяжательства), и индустриальной – в активном действии, обусловленном необходимостью.
В свою очередь, протестантская этика нравственно оправдала рост жизненного уровня западных индивидов и их активную деятельность в личных интересах, что стало следствием развития общественного богатства Запада. Перефразируя К. Маркса, можно сказать: «Индивидуальное богатство каждого стало условием богатства всех». Запад на сегодняшний день почти реализовал формулу К. Маркса: «Свободное развитие каждого является условием свободного развития всех»313. В этой формуле выражен идеал как свободная деятельность; инструментальная цель – реализация своего призвания (как свободное развитие). Формула К. Маркса практически полностью совпадает с основными элементами протестантской этики, т.е. этики капитализма. Как это не парадоксально звучит, но именно К. Маркс сформулировал этический идеал капитализма и, в целом, индустриальной эпохи.
Коммунистическая Россия «догнала» Запад к 60-м гг., пройдя за 30 лет путь, пройденный капиталистическими странами за 300 лет. Тем самым, российское общество технически выполнило требования
индустриальной эпохи за кратчайший исторический срок, однако при этом был исчерпан нравственный потенциал. В настоящее время нет оснований утверждать, что российские индивиды ориентированы действующим в обществе этическим строем. В преддверии информационной эпохи ни православие, ни коммунизм уже не могут выступать фундаментальной основой этического строя. Более того, обе концепции являются разрушенными и по этой причине также не могут служить основой для эволюционного рождения нового этического строя, который должен отвечать следующим требованиям:
этот строй должен соответствовать российскому характеру, а значит, быть выражением импульсивности и коллективизма;
он должен учитывать сложившуюся структуру организации российского социума;
предполагать возможность индивидуального обогащения и использовать этот ресурс на благо общества (требование индустриальной эпохи, не реализованное в российском обществе в советский период);
соответствовать требованиям информационной эпохи, которая несет опасность деструкции, вызываемой хаотичным движением информации (точно также как в индустриальную эпоху феноменом деструкции являются экологические проблемы).
Требования информационной эпохи человечеством еще до конца не осознаны и, как следствие, – этика этой эпохи еще находится в зачаточном состоянии и на Западе, и, тем более, в России. В этом плане особенно важно исследовать функционирующую этическую регуляцию в среде государственной службы. Как уже отмечалось, деятельность чиновника, с одной стороны, есть отражение поведения российского
индивида, а с другой стороны, модельный образ – ориентир поведения других российских индивидов.
Корпус государственной службы, как сообщество индивидов, представляет собой элемент российского общества. Этика государственной службы находится под влиянием нравственных регуляторов российских индивидов. Вместе с тем, этическая модель действия государственного служащего не может быть простым следствием влияния общих регуляторов. Государственная служба как один из центральных элементов социального управления оказывает существенное влияние на форматирование элементов общественной системы. Другими словами, государственный служащий в силу своего положения задает нравственную модель поведения для индивидов, составляющих общество в целом. Таким образом, этические регуляторы действия государственного служащего, с одной стороны, объективно отражают сложившуюся общественную нравственную систему,
а, с другой стороны, влияют на нее: «только усвоенные и творчески переработанные государственными служащими совокупные нравственные и эстетические ценности, значительно превышающие установленные в каждом обществе жизненные стандарты, позволяют ему занимать подобающий его личности статус».314
Подтверждением того, что деятельность государственных служащих может стать модельным примером для всего сообщества российских индивидов, являются данные социологических исследований. 46 % опрошенного населения связывают положительные изменения с действиями государственной власти, тогда как на себя полагаются только 30,4 % респондентов.315 По другим исследованиям, 71 % опрошенного населения считает, что «государство должно заботиться о благосостоянии каждого гражданина»316. Опираясь на эмпирические материалы и социологический анализ, опишем этический строй, регулирующий деятельность государственного служащего, и возможные его изменения.
Структурные элементы этического строя, представленные выше (экзистенциальный идеал, экзистенциальные нормы, инструментальные цели, инструментальные нормы), необходимо рассмотреть каждый в отдельности в следующем порядке. Прежде всего, какие нормы и идеалы функционируют в настоящее время. Далее какие этические дисфункции и отклонения фиксируют социологические исследования. Затем какие этические функции необходимы для исполнения государственным служащим своих служебных обязанностей. И в заклю чении, какие условия требуется создать для того, чтобы могли реализоваться этические функции необходимые государственному служащему.
Первый структурный элемент этического строя – экзистенциальный идеал. Исходя из материалов общероссийских социологических исследований, можно утверждать, что главной экзистенциальной целью чиновников является принцип: «приносить пользу людям и обществу», его отметили в 1996 г. – 10 – 12 % государственных служащих, в 1997 г. – 26 %.317 Аналогичные данные зафиксированы исследованиями в Республике Удмуртии при опросе муниципальных и государственных служащих в феврале 2001 года. На вопрос: «в чем Вы видите смысл служебной деятельности?», – 31 % респондентов выбрали ответ «приносить пользу людям и обществу», а 32 % – «работать на благо государства».318 Углубленные интервью с отдельными респондентами позволили уточнить, что «польза обществу» понимается как служение государству. Чиновник воспринимает себя как представителя государства, которое действует «в интересах общества и людей», поэтому служение государству и есть служение людям. Опрошенные не допускали возможности того, что их действия в интересах государства могут противоречить интересам общества (хотя допускали, что вполне могут противоречить интересам отдельных людей)319. Таким образом, экзистенциальный идеал чиновника – «действие в интересах государства», «верность государственным идеалам».320
Чаще всего в среде чиновников не фиксируются идеалы, которые могут оцениваться как дисфункциональные (асоциальные). Однако в опросах населения достаточно часто фиксируется мнение, что чинов никам свойственно руководствоваться личными, а не государственными
интересами. По данным исследований РАГС, 50 % респондентов отметили стремление чиновников использовать свое положение в корыстных целях.321 На восприятие населением государственной службы как сферы реализации личных потребностей указывает и тот факт, что 31 % опрошенных хотели бы, чтобы их дети были чиновниками, мотивируя это тем, что в государственной службе легче решить многие личные проблемы.322 Приведенные эмпирические факты, свидетельствуют о том, что экзистенциальный идеал не осознан значительным числом россиян и самими государственными служащими. С этим, по всей видимости, связан и другой эмпирический факт: около 25 % респондентов (представляющих население) указывают на то, что нравственный уровень современных чиновников снизился, а 30 % – полагают, что советские чиновники имели более высокий уровень нравственности.323 «Снижение» нравственного уровня чиновничества можно ожидать и в будущем до тех пор, пока не сформируется у подавляющего числа россиян (включая и госслужащих) представление об экзистенциональном идеале государственного служащего.
Осуществление экзистенциального идеала связано с функциониро ванием идеальных норм, которые являются ценностями социума. Государственная служба функционально задает требование «проводить в жизнь государственную политику, т.е. представлять государство; действия государственного служащего подчинены воле и законам государства, не предполагают проявления самостоятельности и индивиду альной воли»324, а значит «в профессии государственного служащего есть
элементы объективно обусловленного социального: иерархическая подчиненность, законопослушность, корпоративность, верность государственным идеалам».325 Это и есть идеальные нормы государствен ной службы. Второй структурный элемент этического строя – экзистенциальные нормы, которые концентрировано выражены в этическом принципе: «добросовестный профессиональный труд»326. Между тем, в исследованиях кафедры государственной службы и кадровой политики РАГС отмечается, что критерии оценки добросовестного труда чиновников зачастую носят субъективный характер. Качество исполнения данной нормы определяется часто только руководителем, поэтому существует необходимость в выработке единых норм и создании «Кодекса государственной службы» (на это указывают 61,5 % респондентов), институционализация которого может быть осуществлена «специальным федеральным органом по вопросам государственной службы» (63,5 %)327.
Отсутствие единой системы оценки добросовестности и профес сионализма приводит к аномийным феноменам (безынициативность, равнодушное отношение к служебным обязанностям, бюрократизм, волокита, коррумпированность, имитация деятельности и т.п.328)
Третий структурный элемент – инструментальные цели индивида. Для того чтобы индивид соответствовал экзистенциальным нормам и идеалам, необходимо, чтобы его личные цели соответствовали
этим идеалам (как маленькая матрешка соответствует большой). Личные цели индивида определяются его мотивацией. Наиболее типичными мотивами профессиональной деятельности чиновников, по данным социологических исследований, являются: «перспективы профессионального роста» – отмечают 50 % опрошенных, «желание больше зарабатывать» – 44 %, «стремление занять достойное место в обществе – 41 %, «реализовать себя в управлении – 31 %».329 Данные мотивы являются типичными для любого индивида, и они не противоречат идеальной норме, ориентирующей личность на профес сионализм. По мнению Р. Мертона, сами по себе индивидуальные цели не могут быть аномийными или полезными, важно не то к чему стремится индивид, а какими средствами он пользуется330. Поэтому высоко значимы инструментальные нормы, которыми руководствуется индивид при достижении личных целей.
Рассмотрим инструментальные нормы государственного служащего. Общие требования к чиновнику определены по результатам социологических исследований:
делать все во время;
не болтать лишнего;
быть любезным, доброжелательным, терпимым;
думать о других, а не только о себе;
одеваться, как положено;
говорить и писать хорошим языком;
уметь слушать своего собеседника.331
Данные нормы следует понимать как требуемые внешние этические нормы. Для объяснения того, как возникают аномийные действий, необходимо понимание внутренних инструментальных норм, которые соответствуют сложившимся в российском обществе принципам взаимодействия. Внутренним регулятором поведения для российского чиновника является, как и для других российских индивидов, принцип «будь как все» и подчиненность групповым регуляторам поведения (взаимообщение, взаимонаблюдение). Это предполагает «открытость» мотивов индивида для коллектива и отсутствие у индивидов «чрезмерных» мотивов, не принимаемых группой. «Закрытость» индивида может быть предпосылкой нелояльности индивида к группе, следствием чего может быть конфликт. Аналогично ведет к конфликту и «чрезмерность» мотивации. Именно поэтому в групповом взаимодействии сложилось негативное отношение к «карьеристам» и «рвачам», что следует из результатов социологического анализа: «отрицательное отношение складывается и к добросовестным людям, которые стремятся сделать карьеру на государственной службе (50 % – экспертов и 45 % респондентов)332.
Исследование сложившихся взаимодействий в среде государственной службы показывает: 52 % опрошенных отмечают, что чиновникам свойственно безразличие, неуважительное отношение к людям; 49,8 % – стремление использовать свою работу в корыстных целях.333 По результатам исследований сделаны выводы, что чиновникам
свойственно превращать свою деятельность в самоцель; им характерен волюнтаризм, консерватизм и догматизм, недоверие к народной инициативе; оторванность власти от народа; расхождение между словом и делом334. 58,5% респондентов отмечают, что чувство долга и ответственности современным госслужащим свойственно меньше, чем советским335.
Приведенные данные показывают, что имеет место наложения двух этик «убеждения» и «ответственности». Вероятно, в среде чиновни чества произошла синкретизация двух этик, что и обусловило нынешнее сложное состояние нравственности в среде государственной службы.
Регулятивным механизмом «этики ответственности» является принцип «все, что не запрещено, разрешено», что предполагает детальную систему нормирования человеческих взаимоотношений. Формирование данного принципа, после его легитимации М.С. Горбачевым в середине 80-х гг. и деидеологизации государственной службы, привело к тому, что институциональные основы «этики убеждения» оказались разрушены, инструменты нравственного регулирования перешли к «этике ответственности». Но это совсем не значит, что поведенческие стереотипы этики убеждения перестали существовать. Стремление индивидов действовать «во имя…», не считаясь с затратами, приобрело другую форму под действием принципа «все, что не запрещено…». Это стремление приобрело характер «во имя … личной наживы», «во имя … личного богатства». Действовать, не считаясь с издержками любого плана, в том числе не считаясь с моральными издержками, рискуя своей жизнью и, как ни парадоксально, даже богатством во имя богатства. В этих условиях синкретизм двух этик не может породить ничего иного, как аномию. Поэтому необходима одна этика взаимодействия – либо ответственности, либо убеждения336.
Этика убеждения вырастает из коллективизма и оказывается нравственным регулятором взаимодействия российских индивидов. Вывод В.Л. Романова на основе анализа социологических данных: «взаимодействие индивидов на государственной службе не может складываться по формуле: все, что не запрещено, разрешено»337, – дает ответ, какая поведенческая этика необходима государственной службе. Реализация отношений индивидов на принципах этики убеждения может осуществиться через механизм пожизненного найма (этой точки зрения придерживаются 46,2 % респондентов – руководителей кадровых служб федеральных министерств и ведомств338).
В целом основные выводы по характеристике каждого элемента этической структуры приведены в табл. 16. В таблице показано функционирование основных элементов этической структуры.
Таблица 16
Этическая регуляции деятельности государственного служащего
|
Основа |
Сдерживание страстей и побуждение следовать должному |
|||
|
Элементы |
Экзистенциальный идеал |
Экзистенциальные нормы |
Инструментальные цели |
Инструментальные нормы |
|
Требование |
Подчиненность воле и законам государства |
Добросовестный профессиональный труд |
Инструментальные цели чиновников аналогичны целям населения, главная из которых – самореализация |
Этика убеждения, соответствующая профессиональным требованиям |
|
Современное состояние |
Экзистенциальные цели и нормы в лучшем случае декларируется, но не действуют и подменяются инструментальными. |
Возможности достижения целей неопределенны |
Инструментальные нормы в принципе сложились |
|
|
Что необходимо предпринять |
Разработка и пропаганда (социальная реклама) идеала и норм. |
Формирование системы личной мотивации адекватной российскому индивиду |
Разработка этического кодекса чиновника |
|
|
Идеал служения обществу, государству, человеку. |
Нормы иерархической подчиненности, законопослушности, добросовестного профессионального труда |
|||
|
Сравнение с другими этическими системами |
||||
|
Коммунизм |
Преданность коммунизму |
Дружба, братство, солидарность трудящихся |
Общественный долг |
Коллективизм |
|
Православие |
«Запредельное царство» |
Любовь к ближнему |
нет |
Система греха и добродетели |
|
Протестантизм |
Свобода личности |
Права человека |
самореализация |
Иерархия потребностей |
Современный этический комплекс, влияющий на деятельность государственных служащих, представляет собой бессистемное смешение этик убеждения и ответственности, следствием чего являются аномийные формы деятельности. Концептуально определена оптимальная этическая модель – системное статичное построение сложившихся к настоящему времени этических и поведенческих элементов, необходимых для того, чтобы государственная служба давала синергийный эффект.
Рассмотренная структура ценностей и норм свойственна российскому чиновнику как российскому индивиду будучи согласован ной с поведенческим и организационным регуляторами и, отражая требования профессии, должна обеспечить самоактуализацию госслужащего. Поэтому следующий шаг данного исследования – анализ согласованного действия регуляторов и характеристика синергийного эффекта их влияния, что проявляется в самоактуализации чиновника.
Последовательный анализ социальных регуляторов, проведенный в предшествующих главах, предполагает интерпретацию того, как осуществляется их взаимосвязанное целостное функционирование. Необходимо объяснить, как работают в единстве основные социальные регуляторы (организационный, поведенческий, этический) и как они направляют действия индивида. Особого внимания требует решение вопроса, каким способом человек, реализуя потребности самосуществования, получает возможность самоактуализации в такой сфере профессиональной деятельности как государственная служба. Самоактуализация рассматривается в данной работе как оптимальный (желаемый и должный) способ действия государственного служащего.
В данной главе рассматривается содержание самоактуализации государственного служащего в структуре иерархической организации, анализируется форма самоактуализации, определяемая социальными установками. Рассматривая функционирование основных социальных регуляторов в единстве, форму и содержание самоактуализации, получаем возможность для описания и объяснения системы регуляторов социального действия, типичного для российского социума, на основании чего формулируется концепция социального действия российских государственных служащих.
Самоактуализация индивида связана с реализацией комплекса потребностей человека. Изучение человеческих потребностей имеет давнюю традицию и чаще всего определяется целями исследования. Питирим Сорокин, рассматривая истоки социальных революций, пришел к выводу, что их причиной является подавление «базовых инстинктов большинства населения» (инстинкт индивидуального самосохранения; инстинкт группового самосохранения; пищеварительный инстинкт; инстинкт свободы; собственнический инстинкт)339. Инстинкты, названные П. Сорокиным, по сути напоминают потребности А. Маслоу340 (потребности физиологические; потребности в безопасности; потребность в общении; потребность в уважении; потребность в самоактуализации). Православная концепция греха также рассматривает вопрос о потребностях и при этом исходит из того, что интенсификация потребностей, или неумеренность в осуществлении потребностей, есть грех, который понимается как страстное удовлетворение потребностей (чревоугодие; любострастие; сребролюбие; гнев; печаль; уныние; тщеславие; гордыня341)
Подавление потребностей, по замечанию П. Сорокина, ведет к социальной агрессии. Однако, интенсификация потребностей, неумеренная их реализация, как отмечают православные мыслители, ведет к подавлению способности к самоактуализации. Отталкиваясь от разных оснований, П. Сорокин и православные мыслители приходят к идее о необходимости меры, регулирующей удовлетворение потребностей. По-другому считает А. Маслоу, полагая, что нет необходимости регулировать удовлетворение потребностей, поскольку они организуют стремление индивида от «низших» к «высшим». Различие в подходах к вопросу об удовлетворении потребностей А. Маслоу и российских мыслителей связано с тем, что регуляторы социального действия индивидов Запада и России – различны.
Поведение западного индивида определяет «этика ответственности», экзистенциальным идеалом которой является «свобода» (как возможность реализации себя в любимом деле и независимость от ограничений, возникающих при взаимодействии с другими людьми). В свободном действии и проявляется его самоактуализация, которая достигается, если реализованы все другие потребности. Напротив, одним из важнейших регуляторов социального действия российского индивида является «этика убеждения». Она обуславливает его самоактуализацию (как «волевой» порыв) через коллективное взаимодействие (как зависимость от других людей) и допускает игнорирование личных потребностей индивидов.
Самоактуализация в любой из социальных концепций оценивается как высшая для человека потребность. Ее особенность заключается в том, что она может пронизывать любую другую потребность (физиологическую, в безопасности, признании, уважении). Но, будучи по своей сути игрой, она подрывает функцию самосохранения, которую выполняют названные потребности. Самоактуализация может быть социально значима, если только она вписана в сложившуюся систему регуляции социального действия. Примером социально значимой самоактуализации (игры) для индивида могут быть: «капиталистическое предпринимательство», «монашеская аскеза», «служба Отечеству» и т.п. Индивидуальная самоактуализация, регулируемая социумом, обеспечивает его устойчивое и динамичное функционирование и развитие. Но самоактуализация (игра), не имеющая социальной значимости и этически неопределенная, разрушает индивида и общество в целом. Например, пьянство, наркомания или любой «грех» – это тоже своеобразная форма асоциальной самоактуализации. Соответственно, функция социальной регуляции заключается в «обеспечении» индивида общественно значимым способом самоактуализации. Для реализации этой функции каждая культура сформировала традиционные способы самоактуализации личности.
Рассмотрим условия и предпосылки формирования механизма социальной самоактуализации в российской культуре. Как отмечалось, допустимые обществом способы удовлетворения потребностей, как способы социального поведения, формируются в процессе регулярного однотипного действия. Но любое повторяющееся действие не может быть исключительно однотипным. В случае отступления от алгоритма (привычки) человек корректирует, регулирует свои действия и направляет их в привычное русло.
Человеческий коллектив может возникнуть на основе совместных действий. Если они будут неоднократны, у членов группы сформируется алгоритм взаимодействия и возникнет потребность в его осуществлении. Обычно функцию сохранения алгоритма взаимодействия обеспечивает лидер, который для этого наделяется правом использовать стимулы и репрессии. Так в социуме в зачаточной форме зарождаются инструменты регуляции, поддерживающие типичный способ деятельности.
Российские первичные сообщества импульсивны по своему характеру. А импульсивный социум, как правило, порождает из своей среды импульсивного лидера. Но в таком случае коллектив должен быть терпим к лидеру, лоялен к принятию им импульсивных решений, к его мерам принуждения. Это одна из причин, объясняющая, почему в российских коллективах культивируется такое качество, как терпимость342. Российский лидер управляет коллективом аттрактивно, т.е. управляя его энергией и ценностями. Это принципиально отличается от рационального способа управления западного лидера, который призван ставить четко осознаваемые цели, определять наиболее эффективные способы их достижения и однозначно мотивировать индивидов.
Для теоретического обоснования положения, что для россиян наиболее характерен аттрактивный способ управления, рассмотрим специфику российского понимания термина «управление». Русское слово «"у-пра-воление" – правильное осуществление воли»343, этимологически предполагает «волю» и «правду». Слово «правда»344 в русском языке имеет особое значение, один из смыслов которого – предпочтение ее перед законом. Этимологической основой слова «правда» является корень
prav-345, древнерусское правь — «прямой», «правильный». Прав- имеет положительное значение и противоположно крив- — неправильно. Прав- в противопоставлении лев- дает значения: «поступающий правильным, должным образом», «невиновный», «честный», «справедливый», «поступающий по совести»346.
Слово «правда» представляет собой отражение в обыденном сознании противоречия сущего и должного. Правда есть должное, или идеальная реальность. Сущее – искаженная «правда». Сущее диктует законы необходимости, которые, если они противоречат высшему должному, – «неправедны». Должное может быть выражено в законах. Эти законы будут «правильными», пока не «окостенеют». В этом случае
возникнет необходимость их «исправить». Следовательно, индивид должен следовать не столько закону, сколько самой «правде». Таким образом, правый, по сути, означает «служащий нормой или указывающий норму для следования»347. «Правда» строится на «чувстве коллектива», на стремлении «быть, как все». Лидер в своем поведении реализует принцип «будь, как все». Тем самым, его поведение становится оптимальной моделью для членов коллектива. Лидер «служит нормой и указывает норму для следования (подражания)». Таким образом, «правда» персонифицирована в индивиде – лидере. Закон, напротив, «безлик».
Авторитет лидера строится не на методичной регламентации поведения членов коллектива, а на аттрактивной регуляции, использующей в качестве основных средств управления образцы поведения лидера. Авторитет лидера основан, с одной стороны, на том, что образец действия лидера соответствует возможностям и настрою коллектива, а с другой стороны, на «послаблении» членам коллектива, которые могут следовать «неписаному правилу» и отступать от законного регламента (отступления от регламента в российской культуре, возможно, более регулярны, чем сам регламент). Эти отступления от регламента оформляются как «льготы» или «привилегии», которые в нашей культуре являются традиционным механизмом мотивации индивидов,348 и в то же время выступают необходимым инструментом любой иерархической
организации. Как подчеркивает В.Л. Романов, «привилегии являются объективно необходимы любой управленческой структуре в любом обществе»349. Льготы и привилегии в нашей культуре – основные инструменты стимуляции индивидов.
Как отмечалось выше, идеал западного индивида – независимость и свобода при подчинении закону, праву. В российском социуме преобладает «зависимость» – от коллектива, от принципа «будь, как все», зависимость от правды (которая и выступает как высший экзистенциальный идеал). Исходя из этого, в российском коллективе ценится не индивидуальный труд, а труд, дающий синергийный эффект в коллективном взаимодействии. Поэтому количественная (рациональная) оценка трудового вклада отдельного индивида является нарушением нормы «не выделяйся». Но чтобы получить синергийный эффект, необходимо пробудить активность отдельного индивида, мотивировать его. А это возможно, когда индивид будет осуществлять «личные цели». Механизм мотивации должен согласовывать цели индивида с целями коллектива.
Мотивация труда западного индивида проста и наглядна: статус индицируется богатством. Общественная интеграция и стабильность (как условия существования социума) достигаются через целевое стремление индивида к богатству. Поэтому западный индивид стремится «заработать» богатство, т.е. его действия направлены на приобретение богатства (в соответствии с установленными однозначными социальным нормами). Использование западного мотивационного принципа – стремление к богатству – в российских коллективах нарушает регулятивный принцип «будь, как все». Поэтому количественные показатели индивидуального вклада (богатство) имеют ограниченное применение.
Из анализа функционирования основных социальных регуляторов, проведенного в предшествующих главах, следует, что в российских коллективах действия индивидов ориентированы аттрактивной мотивацией (или эмоциональным чувством сопричастности друг другу). Такая мотивация не столь проста и наглядна как мотивация на богатство, однако здесь российскому индивиду помогает инструментальный принцип «будь, как все и следуй за лидером». Лидер в этом случае понимается не как отдельный индивид, а как персонификация принципа «будь, как все», как человек, действующий «по правде». Поэтому отдельный индивид стремится заслужить оценку лидера как подтверждение следования главному принципу российского коллектива. А значит, мотив российского индивида можно обозначить как стремление заслужить оценку лидера. Российский индивид не «зарабатывает» (как западный), а «заслуживает». Такой оценкой заслуг индивида являются льготы и привилегии. Ориентация на лидера, стремление заслужить льготы, соответственно, и положение (статус) в коллективе представляет собой принцип «служебной преданности». По своей сути, это и есть генеральный принцип самоактуализации российского индивида.
В основе служебной преданности индивида лежит заданный лидером образец поведения, обусловленный коллективистским принципом «будь как все». Поэтому индивид, следуя ему, действует в соответствии с коллективистским принципом. При этом активность индивида оказывается организованной образом действия лидера и коллективистским принципом. Такая организация активности индивида именуется нами как «служебная преданность» (или «служение»).
«Преданность» – родовое понятие для «служебной преданности». Функционально «преданность» соотносима с «частной инициативой» в западном обществе. И та, и другая обеспечивают организацию энергии индивидов через достижение ими личных целей на достижение целей социума, тем самым, их функцией является обеспечение социальной интеграции. Соответственно, «преданность» обеспечивает интеграцию общества, организованного иерархически, «частная инициатива» – общества, организованного плюралистически. И преданность, и частная инициатива – формы организации социальной энергии индивида, способы его социальной самоактуализации. Частная инициатива носит характер броуновского, разнонаправленного движения. Преданность однонаправлена, ей свойственно стремление к центру. Такова общая характеристика «преданности», социально приемлемого способа самоактуализации индивидов, свойственного иерархически организованным сообществам.
Преданность – социальный способ самоактуализации, свойственный культурам, в которых функционирует иерархический организационный регулятор. Между тем российский феномен преданности имеет свою специфику. Сравним его с особенностями проявления преданности в японской и арабской культуре и рассмотрим отличия российской служебной преданности от западной частной инициативы.
В основе арабской самореализации индивида лежит «личная преданность» лидеру (руководителю) как определенной личности. Взаимоотношения между руководителем и подчиненным носят личный характер, поэтому человек сохраняет преданность определенному лицу. Так, подчиненный не имеет личных целей, а его цели определяются руководителем. Условием продвижения, карьеры индивида является личное доверие и уважение руководителя350.
Японский способ самореализации индивида именуется нами как «преданность корпорации». Культурный феномен японской формы самоактуализации сложился в результате развития всей дальневосточной культуры, изначальной основой которой является китайская. Основой собственно японской самоактуализации является «самурайский дух», который трансформирован индустриальной эпохой. «Преданность корпорации» – это, прежде всего, преданность сообществу. В конкретном сообществе предпочтение отдается групповым решениям, а не решениям отдельных индивидов. Во взаимодействии индивидов преобладают личные отношения и отношения взаимодоверия, а не формальные. Неформальность и доверительность отношений предполагают нечетко описанные функциональные обязанности для каждого отдельного индивида. В этой связи отсутствует жесткий контроль, тем самым открывается простор для проявления инициативы индивидов, которые не мыслят ее как личную, но реализуют ее как инициативу в интересах корпорации, т.к. индивид идентифицирует себя с группой, корпорацией. «Преданность корпорации» обеспечивает высокую мотивацию на достижения в труде и групповой характер ответственности351.
Принципиально отлична самоактуализация западных индивидов. Если арабская, японская, российская самоактуализация основана на «преданности», то западная – на «частной инициативе». Наиболее развитой и довольно наглядной формой самоактуализации западного индивида является американская. В ее основе лежит этика ответственности, обуславливающая такое качество личности, как индивидуализм. Он предполагает свободу самовыражения (инициативу и личную ответственность за результат) и целерациональность (как планомерность, критерием которой является эффективность); равные для всех возможности как равные отношения к правам и обязанностям. Отсюда внешние особенности – формализация нормативных отношений и четкое следование регламенту и нормам, конкуренция, специализация352.
Российский способ самоактуализации в своей основе отличен от западного. Но он имеет специфическое отличие и от арабской,
и от японской преданности. Арабская преданность – «личная преданность», соответствуя которой индивид ориентирован на конкретное лицо – лидера (начальника, руководителя). Японская преданность – «корпоративная преданность», соответствуя которой индивид «предан» собственно корпорации, а не конкретному человеку.
Общие характеристики способов самореализации могут быть сведены в таблицу.
Таблица 17
Сравнительная характеристика способов самоактуализации353
|
Вид |
Характеристика |
|
Американская: Частная инициатива |
Свобода самовыражения. Обеспечение равных для всех возможностей. Конкуренция, эффективность. Решение из анализа целей. Инновационность. Специализация как положительный фактор. Оценка качества труда, а не личности. Основу продвижения представляет результат работы и инициатива. Плюрализм, делегирование полномочий. Демонстрация власти осуждается. Ориентация персонала на будущее. |
|
Японская: Корпоративная преданность |
Предпочтительно групповое принятие решений. Внимание члену организации как личности, персонификация организационных отношений. Инициатива, отказ от формального жесткого контроля. Предпочтение нечетко описанным функциям, договорам, неформальным контактам. Высокая мотивация на достижения в труде и групповой характер ответственности. Личная идентификация с группой. |
|
Арабская: Личная преданность |
Оценивается человек, а не его работа. Основание для продвижения – личное доверие и уважение руководителя. Лояльность только руководителю, а не фирме. Инициатива не одобряется. Осуществление демонстрации власти. Лидер обязан иметь собственные, отличные от других цели и идеи. Централизм, не делегирование полномочий. |
|
Российская: Служебная преданность |
Решение принимает лидер, исходя из чувства общего интереса и групповых ожиданий. Оценивается статус, как символ опыта и вклада в общее дело. Коллективный энтузиазм. Основание для продвижение – реализация принципа «будь, как все» и соответствие ожиданиям. Личная идентификация с группой. |
Российская преданность – это преданность лицу, реализующему коллективистский принцип. Поэтому российская преданность – это, в конечном итоге, преданность корпорации, но не безличная, а преданность определенному лицу, персонифицирующему собой корпорацию, ее корпоративный дух. Лозунг «За Родину, за Сталина!» в Великую Отечественную войну можно рассматривать как выражение российской специфики преданности и служения. И. Сталин в этом лозунге – персонификация социума. Еще раз подчеркнем, российская вариация «преданности» – «служебная преданность».
Необходимо особо отметить: в российском обществе (в целом и в отдельных коллективах, в первую очередь иерархических) «преданность», «служение» является важнейшей ценностью. Данное утверждение может быть принято как гипотеза, основанием для которой служат история формы управления в России, материалы социологических исследований современных организаций354. Данная нормативная ценность обуславливает социальную установку: преданный работник предпочтительней профессионала. Вместе с тем, анализ западной литературы по менеджменту355 и личное общение с представителями западного общества позволяет сделать вывод, что в западном мире существует иная культурная ценность (как социальная установка) – предпочтение профессионализма преданности.
Принцип преданности, «служение» может проявляться по-разному, но характер реализации этого принципа зависит от двух встречных сил:
от авторитета руководителя;
от социальных установок служения, принятых личностью.
Авторитет руководителя (лидера) и социальные установки определяют интенсивность служебной преданности как способа самоактуализации личности в иерархически организованном сообществе. Используя образ, можно представить авторитет как транслятор управленческого сигнала, а социальные установки – как радиочастоту, на которой работает «приемник» этого сигнала.
В иерархической системе авторитет создает «центростремительную» силу, от которой зависит готовность индивидов подчиняться. Известны две основные формы авторитета. Руководитель может обладать прямым авторитетом. В этом случае сила его авторитета строится на трех основах: харизме, статусе, инструментах зависимости (экономических, физических и т.п.). Руководитель может обладать и наведенным (индуктивным) авторитетом (или имиджем). При этом имидж усиливает реальный авторитет. Имидж, не подкрепленный реальным авторитетом, не является действенным.
Харизма, или личное обаяние, проявляется в том, что лидер предстает перед группой как располагающий к себе человек, способный удовлетворить ожидания группы. Успех и управление ожиданиями сохраняют его обаяние. Другой формой прямого авторитета является зависимость членов коллектива от лидера. Зависимость подкрепляется инструментами влияния, которыми обладает руководитель, и основывается на служебных ожиданиях подчиненных. Чем сильнее ожидание члена коллектива, которое может удовлетворить лидер, тем выше его зависимость, а значит, и авторитет лидера.
Важным компонентом авторитета является статус. Как отмечает В.Л. Романов: «Выступая в качестве устойчивой связи между индивидами, социальные отношения определяют условия их взаимодействия, которые образуют социальный статус деятеля. В статусе фиксируется положение деятеля относительно других социальных индивидов. Выделяются его функциональные характеристики, обязанности, права, ограничения и т.д. Таким образом, на конкретном уровне социальной реальности формируются социальные структуры, в которых статус является структурной единицей, а отношения образуют межстатусные связи (коммуникации)»356.
Статус имеет ряд общих и отличительных черт с харизмой и с зависимостью. Он состоит из различных комбинаций и элементов. С одной стороны, статус построен на «материальной» составляющей зависимости, но не всегда обладает ее инструментами влияния. С другой стороны, реализация его влияния осуществляется столь же «эфемерно», как это свойственно харизме. При этом носитель статуса может и не обладать личным обаянием. Г. Лебон называет статус приобретенным обаянием —тем, «которое доставляется именем, богатством, репутацией; оно может совершенно не зависеть от личного обаяния»357. Статус – важнейшая характеристика авторитета, а в сфере государственной службы он может играть основную роль и быть даже более значимым инструментом, чем харизма и зависимость.
Особая форма проявления авторитета – имидж. Внимание ученых и практиков к имиджу государственных служащих в последние годы значительно выросло. Создано огромное количество агентств, открыта подготовка специалистов в ряде вузов. Иногда встречаются утверждения, что с помощью имиджа создается авторитет государственного служащего. Заметим, что имидж это только продолжение авторитета, в лучшем случае усиление его преимуществ, а в худшем, проявление недостатков. Особенность имиджа как квазивласти заключается в том, что оценка эффективности такого авторитета производится не по «реальным делам»,
не по реальным успехам или неудачам, а по их образам (идолам сознания358) в общественном мнении. И если оценка «эффективности» прямого авторитета строится на практическом удовлетворении реальных ожиданий конкретных индивидов (конкретных групп людей), то имидж с помощью создания образов дает им «виртуальное» удовлетворение. Общественное мнение как социальный субъект (в отличие от конкретных индивидов и групп, ожидающих практического удовлетворения надежд) оперирует образами и ожидает создания образов. Задача имиджа – создать ожидаемый образ и тем самым удовлетворить ожидания общественного мнения как социального субъекта.
Техника имиджа строится не на том, чтобы направлять образы, созданные в общественном мнении, а напротив, следовать этим образам. Имидж не создает ценности. Он исходит из существующих ценностных ориентаций, «навевая сладкий сон» или надежду. Если надежда не осуществима, то наступит разочарование и агрессивная энергия нереализованных ожиданий может подорвать любой реальный авторитет.
В целом авторитет обеспечивает стимуляцию «служения», выполняя при этом следующие функции. Прежде всего, первая функция – стимулирование деловой активности подчиненных иерархической организации. Вторая функция – оживление, или оптимизация служения, противодействие формализации отношений. Любая деятельность в своем развитии имеет тенденцию к формализации. «Служение» превращается в комплекс «формальных» ценностей359, представляющих собой только проговариваемые, а не реализуемые нормы, если оно не подкрепляется эмоциональным влиянием. «Служение» тогда работает, когда оно наполнено эмоциональным чувством360.
Функционирование авторитета может иметь и аномийное проявление. В самом существе авторитета присутствуют предпосылки к развитию его социальной дисфункции. Это такие феномены как «популярность» и «преданность личности». Служебная преданность предполагает, что индивид должен быть типичен для своего статуса. Иерархическая организация строится на ступенчатой последовательности, движение в которой подчинено установленным нормам. Популярность – нарушение действия норм, подрыв устойчивости иерархии. Популярная и наделенная харизмой личность в состоянии разрушить существующий иерархический строй (подтверждение этому – Б. Наполеон во Франции, Б. Ельцин в начале 90-х годов в России). Условием самосохранения иерархически организованного сообщества является подавление популярности определенной личности. В принципе примеры Б. Наполеона и Б. Ельцина свидетельствуют, что популярная личность воссоздает иерархическую систему, так что ограничение действия популярных личностей – это способ «экономного» сохранения организации.
С другой стороны, служение не может быть ни обожанием, ни преданностью определенной личности. По своей сути, принцип
«служебной преданности» не предполагает преданность индивиду, он предполагает преданность социальной функции, персонифицированной в определенном индивиде. Подчиненный может удовлетворять личные желания своего руководителя. Это встречается довольно часто. Но если удовлетворение личных желаний начальника приобретает регулярный характер, подчиненный становится зависимым от этих желаний,
а не от социальной функции, которую выполняет руководитель. В результате «служебная преданность» трансформируется в преданность определенному лицу, тем самым, происходит деформация иерархической организации.
Преданность определенному лицу («преданность личности») столь же вредна иерархической системе, как и популярность. Сам по себе феномен «преданности личности» может вырасти только из «преданности». Поэтому «преданность личности» представляется патологией, девиацией, аномией служения (служебной преданности). Энергия преданности (по характеру центростремительная) работает на поддержание иерархической пирамиды. Реализуя свою энергию в служебной преданности, индивид обеспечивает существование организации. Напротив, преданность именно индивиду, а не статусу, преданность желаниям вышестоящего индивида, а не статусным функциям направляет энергию индивидов не на поддержание иерархической пирамиды и общества в целом (как в случае со служебной преданностью), а на удовлетворение потребностей индивидов, выпадающих из такого общества.
Возникновение преданности личности, по сути, – это коррупция иерархической пирамиды. Такое становится возможным, когда сила авторитета угасает, а служебная преданность теряет свою центростремительную силу за счет того, что утрачивается преданность «нижестоящего» руководителя «вышестоящему». В результате иерархической пирамиде грозит опасность рассыпаться как карточный домик на маленькие пирамидки. Но если это произойдет, то в каждой такой пирамидке начнется обратное движение от «преданности личности» к «служебной преданности». Возможно, при этом изменится система ценностей, норм, тем не менее, это опять же будет иерархическая организация.
«Популярность» и «преданность личности» – это «вирусы», или аномии, способные поразить и разрушить иерархическую организацию. В результате действия данных аномий организация разрушается, а из ее элементов не может возникнуть качественно иная организация, например, плюралистическая. Причина в том, что элементы, индивиды, составляющие иерархическую организацию, ориентированы поведенчески, этически и организационно принципом преданности, поэтому, как следствие, иерархия вновь может восстановиться.
Подводя итог, выделим основные социальные установки, которые, будучи приняты лидером (руководителем), обеспечивают его авторитет и стимулируют служебную преданность подчиненных:
Будь, как все, а значит:
Следуй принятым нормам, но в той мере, в какой им следуют другие, в первую очередь вышестоящий;
Не демонстрируй свою уникальность ни в желаниях,
ни в успехе. Не принимай и не проси больше, чем положено по статусу;
Будь готов проявить себя в сложной обстановке.
Выше названные принципы известны. В прежнее время их закладывали пионерские организации, обучая детей успешной деятельности в российском социуме.
Результаты социологических исследований свидетельствуют о том, что в сфере государственной службы большое значение придается соблюдению норм и правил поведения, выработанных в данной среде361. Основные ценности и нормы являются «костной» основой, регулирующей отношения государственных служащих в иерархической организации. Эти нормы представляют собой те каналы, по которым происходит двустороннее движение сил – влияние авторитета и встречное движение энергии индивидов. Системной функцией комплекса норм и ценностей является сохранение устойчивости иерархической пирамиды в целом, а их социальной функцией – обеспечение ориентации индивидов в общности. Отдельные нормы и ценности могут со временем трансформироваться, исчезать, а на их месте могут появляться другие. При этом принцип преданности сохраняется до момента полного разрушения системы и момента утраты системой способности воспроизводиться.
В этой связи «служебная преданность» понимается как способ самоактуализации, что проявляется в определенной «диспозиции личности». Согласно В.А. Ядову, система диспозиции личности — это продукт предшествующего опыта, в котором фиксируются привычные способы удовлетворения различных потребностей личности в привычных социальных условиях.362 Структура диспозиции личности включает в себя, наряду с ценностными ориентирами и ситуативными диспозициями, обобщенные социальные установки на типичные социальные объекты и ситуации.363 Социальная установка в данном случае понимается как социологическое понятие, характеризующее ценностное отношение индивида к социальному объекту (предполагающее психологическую готовность к положительной или отрицательной реакции на него)364. «Служебная преданность» как диспозиции личности – это комплекс обобщенных социальных установок. Изучение деятельности организаций государственной службы (на основании вторичного анализа материалов исследований РАГС и опыта консультационной работы автора) позволило сформулировать основные характеристики служебной преданности – обобщенные социальные установки, действующие в среде государственной службы. К их числу отнесены:
исполнительская готовность;
способность выполнять указания в срок;
руководство принципом «личная инициатива наказуема»;
готовность реализовывать указания руководителя, построенные на неопределенности установки «иди туда, не знаю куда»;
не просить и не требовать;
быть как все, или соответствовать своему статусу.
Наиболее типичная установка – исполнительская готовность. Она проявляется в том, что индивиды, включенные в иерархическую систему, готовы выполнить команду руководителя, как только она поступит. Поэтому во многих организациях обычно явление, когда работники принимают как должное нерегламентированный порядок рабочего дня. Е.В. Охотский отмечает, что на ненормированный рабочий день указывает пятая часть опрашиваемых.365 Неписаным правилом иерархических организаций является формула: «Ты должен быть на месте, когда ты понадобишься».
Сила действия данной установки зависит от того, какое место индивид занимает на иерархической лестнице. Чем ближе он к «вершине» по своему социальному статусу, тем интенсивнее действует эта установка. Сфера ее влияния зависит от двух характеристик – количества иерархических ступеней в организации и авторитета руководителя. В организациях, имеющих значительное число ступеней, сила установки утрачивается по мере её «движения» от «вершины» пирамиды (руководителя) к ее основанию. На низших этажах она может быть и вовсе утрачена или, наоборот, иметь отрицательное значение366.
«Задержка» на рабочем месте зачастую служит основанием для карьеры работника. И хотя ориентация на карьеру в российских сообществах воспринимается негативно [«отрицательное отношение складывается и к добросовестным людям, которые стремятся сделать карьеру на государственной службе» (отметили 50 % экспертов и 45 % респондентов)367], но собственно «задержка» на работе не осуждается окружающими, как правило, воспринимается нейтрально. Руководители (особенно непосредственные начальники) воспринимают факт «задержки на работе» как знак служебной преданности, даже если работник, задерживаясь на работе, занят отнюдь не рабочими делами. Именно с этим связан факт «демонстрации деловой активности», «имитации бурной деятельности» (на что указывают – 23,1 % респондентов, по данным ОК-99368, и 33,7 % – по данным К.О. Магомедова369).
Вместе с тем, «задержка» на работе – факт свидетельства устойчивости иерархической системы. Наполненность рабочего времени реальной работой зависит от специфики функционирования организации. Внеурочное время работников, их задержка даже без реального дела на службе выполняет функцию резерва, который может быть оперативно использован. Организация создает себе дополнительный ресурс (времени в данном случае), который может быть применен в случае неожиданного изменения ситуации, грозящей нарушить стабильность функционирования. В создании ресурса времени состоит значение потребности в установке исполнительной готовности.
«Способность выполнять директивы точно и в срок» – социальная установка, непосредственно связанная с выше описанной. Функционирование такой установки подтверждено материалами социологических исследований, выполненных профессором В.М. Соколовым. Им отмечен ряд качеств, необходимых государственному служащему370:
профессиональная компетентность и творческий подход – 80 %;
исполнительская оперативность – 56 %;
умение готовить документы, надежность в служебных отношениях, точность, аккуратность – 35 %.
Система взаимозависимости членов любого коллектива достаточно высока, поэтому точность выполнения распоряжений воспринимается как условие, влияющее и на существование организации, и на личное благосостояние отдельных индивидов. Однако, будучи одним из важнейших профессиональных требований государственной службы, данная установка чаще всего не подкреплена личной мотивацией и зачастую реализуется только под давлением авторитета руководителя. Для россиянина быть точным во времени – почти не выполнимая задача. Тем не менее, такая установка, как профессиональное требование, существует и по этой причине ее реализация носит условный характер. Основным условием ее реализации является инициатива руководителя, которая в российской культуре носит краткосрочный, импульсный характер. Действенность установки угасает по мере угасания руководящей инициативы. Причинами оживления названной установки может быть реальное изменение внешней среды, требующее своевременной работы, или эмоциональная инициатива руководителя, его стремление ввести новый, точный регламент деятельности для подчиненной организации. Однако реализация такой установки требует,
прежде всего, методичности и постоянства. Обычно импульс эмоциональной инициативы руководителя угасает довольно быстро. Вместе с тем, он играет важную роль, представляя своего рода «встряску» организации, проверку ее на готовность к авральной деятельности.
Импульсивность, типичная черта российского характера, особенно ярко проявляющаяся в действии установки «выполнять директивы точно в срок». Ее реализация зависит от силы авторитета и количества иерархических этажей. В период оживления данная установка особенно жестко фильтрует «пригодность» работников. Аврал – период, который оказывается наиболее благоприятным для продвижения по службе и наиболее опасным для тех, кто не готов к нему (такие люди опускаются вниз по иерархической лестнице371).
Характер функционирования данной установки показывает важное отличие в понимании профессионализма на Западе и в России, которое заключается в том, что западный профессионализм построен на способности к методизму, накапливанию опыта и узкой специализации, а российский – на способности к импульсному порыву и обретению опыта в критической ситуации372.
Проявление установки «точно и в срок …» в нашей культуре дополняется уточнением «… во время кризиса». Условия, обеспечивающие реализацию данной установки, в значительной мере определяют вертикальную мобильность в иерархических организациях. А значит, сама по себе эта установка, как ценность, является определяющим социальным фильтром – отбором профессионалов и руководителей.
Следующие две установки – «инициатива наказуема» и «прояви инициативу, когда потребуют» – формально-логически исключают друг друга, но практически функционируют как взаимодополняющие элементы целостности. Социологические исследования 90-х годов, выполненные учеными кафедры государственной службы и кадровой политики РАГС, отмечают слабо развитое качество инициативности и новаторское стремление373. Э.М. Коротков утверждает, что «администрации не присущи приоритеты доверия и творческой инициативы»374. Инициатива наказуема – это принцип так называемой бюрократической системы, а по сути любой иерархической организации. Данный принцип предполагает отсутствие инициативы, если индивид действует в жестком регламентном поле. «Что не разрешено, то запрещено» - основа этой ценности. Чем жестче комплекс инструкций и регламентаций, тем меньше свободы для инициативы. Это характерно для организаций государственной и муниципальной службы, но в равной степени может быть свойственно и другим, в том числе и коммерческим организациям. Сами по себе такие организации или подразделения организаций такого типа представляют собой закрытые сообщества. Возможность выполнения своих функций требует исключения инициативы, но вместе с тем закрывает возможность в них социальной мобильности как в горизонтальном, так и в вертикальном направлении. Эти организации предполагают жесткие требования при включении новых членов и обычно жесткие – выхода из них. Причина этого в том, что обычно информационное поле таких сообществ носит исключительно конфиденциальный характер. Человек, попавший в такое сообщество, чаще всего обречен на «вечное» сохранение своего статуса и узкую специализацию. Люди инициативные в таких сообществах испытывают дискомфорт. Однако, продвинуться по вертикальной лестнице (впрочем, и в горизонтальной плоскости) дает возможность только инициатива, хотя она действительно наказуема. Шанс, что инициатива окажется удовлетворительной для «дела» (т.е. может быть расценена как факт служебной преданности), крайне невелик. В данном случае следование этому принципу дает индивиду только одно – сохранение своего status quo. Однако неамбициозных людей, ориентированных на стабильность, это вполне может удовлетворять.
Отметим, что данная установка довольно неоднозначна. Она может восприниматься буквально, но так же, как это ни парадоксально, – наоборот. Инициатива – источник развития организации, условие ее инновационных изменений. Российская инициатива отлична от западной (которой свойственно поступательное движение к разумно выбранной цели, исходя из установленных правил). В нашей культуре инициатива сама по себе не приветствуется, а принимается только ее положительный результат. В иерархически организованном сообществе существуют следующие виды инициативы: руководящая и исполнительская.
Простейшая формула руководящей инициативы: руководитель всегда прав. Руководящая инициатива встречается наиболее часто. Она определяется общей интенцией служебной преданности. Ее главная цель – подтвердить этот принцип. С одной стороны, это подтверждение руководителем перед вышестоящими, что его подразделение работает на поддержание всего иерархического комплекса; с другой стороны, активизация работы подразделения, которое как бы испытывается в этом случае в авральном напряженном режиме (что является одним из важнейших условий существования иерархических систем). Реальным стимулом для проявления инициативы может быть как непосредственное давление внешней среды, так и давление вышестоящих стратов. Инициатива руководителя в таком случае – это реакция на давление. Особенность всякой реакции на давление в том, что она имеет импульсивный характер и в этом случае отсутствует возможность оценить ситуацию детально. Инициативный импульс – это общее направление движения. Здесь нет четкой цели, а присутствует нечеткий идеал или образ, который и выступает основным ориентиром для аттрактивно действующих индивидов. Именно поэтому при инициативном импульсе невозможно иметь полное представление об условиях действия, а это предполагает отсутствие регламента или правил действия (это факт фиксируют исследования РАГС 1999 г.: «отсутствие четкости в определении задач и поручений» отмечают 26,0 % респондентов и 18,3 % экспертов375). Чаще всего в нашей культуре правила действия не прописаны. Именно это обычно дает простор для инициативы.
Здесь необходимо подчеркнуть, что две установки, «инициатива наказуема» и «иди туда не знаю куда …», логически взаимоисключающие друг друга, практически не противоречат одна другой. Это связано с тем, что они отражают два состояния иерархической системы – стабильное и напряженное. Логическая противоречивость рассматриваемых установок является предпосылкой регулятивного принципа «целесообразность выше норм». В нашей культуре нет представления об общественном договоре, типичном для Запада, о договоре, как о равном взаимодействии сторон. Это связано с тем, что функционирование иерархической организации носит пульсирующий характер – стабильность сменяется активным напряжением и наоборот. Именно в момент действия инициативы проявляется изобретательность российского ума и допускается отступление от правил. Для руководителя обычным нарушением является нарушение регламента деятельности подчиненной ему организации и присущих работникам тех или иных прав. Жесткие юридические права подчиненных в реальных организациях игнорируются, в первую очередь, самими подчиненными. Организация, предназначенная для работы в двух совершенно различных режимах, не может иметь общий нормативный регламент.
Единый нормативный регламент типичен для деятельности государственных служб Запада (и вообще для плюралистических сообществ). Отметим в этой связи одно отличие – формирование плюралистической структуры на Западе строилось так, что конфликты, возникающие между равными силами, не снимались, а трансформировались, изменяя свой облик, но, по сути, оставались состязанием, противоборством равных сил. В этом смысле общественный договор – нормативная основа, обеспечивающая существование плюралистического социума, который постоянно находится в состоянии противоречия. В иерархической организации не может быть принята ценность общественного договора.
Исполнительская инициатива – продолжение руководящей инициативы, поэтому она также является импульсивной. Источником такого импульса для определенного исполнителя является директива выше стоящего руководителя. Этот импульс может быть наведенным, но при дли тельном воздействии приобретает самостоятельный характер. В определен ной мере это подтверждается результатами социологических исследований:
Таблица 18
Вопрос: «Как реагирует руководитель на деловые предложения подчиненных»376
|
Респонденты, % |
Эксперты, % |
|
|
Поддерживает |
31,9 |
25,6 |
|
Иногда поддерживает |
54,3 |
70,7 |
|
Не поддерживает |
4,0 |
2,4 |
|
Затрудняюсь ответить |
9,8 |
1,3 |
|
Итог |
100,0 |
100,0 |
В сфере государственной службы карьерный настрой достаточно высок: 50 % респондентов высказывают желание должностного продвижения. Побудительные мотивы – полнее реализовать профессиональные возможности, получать более высокую зарплату, занять достойное место в обществе377.
Между тем, в функционировании иерархической организации имеет место сопротивление руководящему давлению. Принцип «инициатива наказуема» есть отражение факта сопротивления инициативам, идущим от вышестоящих. Как правило, «барьер» в иерархической системе вырастает из указанного принципа. Именно этим объясняется типичное «запаздывание» исполнительской инициативы. Поэтому чем ниже страт, тем выше его сопротивление и тем ниже исполнительская инициатива. Противоречивое влияние социальных установок на разрешение и запрет инициативы работает как фильтр, отбирающий в верхние страты удачливо инициативных. Тогда как в нижних стратах скапливаются «пострадавшие» от проявления инициативы.
Страх перед наказанием формирует устойчивую реакцию, обуславливающую социальную ценность – «инициатива наказуема». Чем более «пологие склоны» пирамиды, тем жестче фильтрация и тем медлительнее, консервативнее исполнительская инициатива. Напротив, «шпилевидная» пирамида более динамична и активнее проявляет исполнительскую инициативу. «Пологая» пирамида обладает еще одним консервативным свойством, у нее «широкое основание», т.е. ее низший страт, имеющий непосредственный контакт с внешней средой, достаточно многочислен. А именно низший страт испытывает непосредственное давление внешней среды, в связи с чем он принужден инициативно реагировать именно на внешнюю среду, а не на командный сигнал. Для того чтобы низший страт проявил исполнительскую инициативу, среагировал на руководящую инициативу давление «сверху» должно превышать давление «снизу».
Оптимальным иерархическим строением будет такое, которое объединяет всех чиновников – муниципальных и государственных. При этом служащий самого низшего ранга должен иметь четкое видение своей возможной карьеры, т.е. необходима единая пирамида муниципальной и государственной службы. Отсутствие единства будет приводить к тому, что в своей деятельности служащие будут «безынициативны». Это не значит, что у них отсутствует инициатива, их инициатива будет направлена не на реализацию требований организации, а на личные цели (то есть будет носить аномийный характер).
Консервативное сопротивление «низов» выполняет функцию фильтрации руководящих инициатив, т.е. функцию консервативного подбора. Основная функция консерватизма нижних стратов – сохранить отобранные длительной эволюцией ценности, тем самым сохранить костную основу организации. Давление на ценности равносильно давлению на несущие конструкции здания.
Автор разделяет идею Ю. Хабермаса, противопоставляющего социальную систему (в данном случае систему социальных регуляторов социального действия) и жизненный мир человека и утверждающего, что любая система не предназначена для обеспечения существования своих элементов, наоборот, элементы призваны обеспечивать существование системы378. Отметим – служение есть потребление энергии индивидов, их активности для обеспечения функционирования иерархической структуры. С другой стороны, принцип служебной преданности через свои установки призван поддерживать оптимальное существование индивидов, защищая их от истощающей активности и обеспечивая существование, необходимое для той меры активности, которая возможна в двух режимах функционирования системы. Именно поэтому для индивида нет смысла просить или требовать чего-то более того, чем индивид получает от системы регламентированно. Более того, просьба или требование – это попытка нарушить устойчивое состояние системы, проявление несанкционированной инициативы. Любая инициатива иерархической системы несанкционированна, но желание что-то получить для себя индивидуально – это уже нарушение устойчивости. Любая другая инициатива, направленная на выполнение своих функций имеет шанс принести «положительный» результат. В случае, когда индивид просит или требует, такой результат просто не может быть получен.
Стержневой установкой, пронизывающей все остальные, является – «будь, как все». Быть, как все, значит быть равным с людьми своего статуса и соответствовать статусной функции своей должности. Любая уникальность, как уже отмечалось, бывает оправдана только в исключительных случаях. Это проявляется в наличии атрибутов статуса и в поведении, соответствующем принципу служебной преданности.
Организация социальной энергии индивидов в российской государственной службе задана условиями «служения», поэтому российский индивид проявляет свою инициативу как преданность, как служение. Самоактуализация российского индивида аналогична самоактуализации японца, араба, китайца, но принципиально отлична от частной инициативы западного человека. Способы реализации инициативы являются продуктами различных культур и представляют собой синергийный эффект системного функционирования регуляторов социального действия, которые обеспечивают целостность (устойчивость и интеграцию) своих социумов.
Российская государственная служба традиционно строилась на принципе «служения», «преданности». Поэтому снятие аномийных феноменов в российской государственной службе возможно при согласованном функционировании основных социальных регуляторов (организационного, поведенческого, этического).
Проведенный в предшествующих разделах работы анализ дает возможность сформулировать целостное концептуальное представление о системе регуляторов социального действия российских государственных служащих, что является задачей следующего параграфа.
Рис. 7. Служебная преданность как структура диспозиции государственного служащего
Субстратом государственной власти является корпус государственной службы. Именно он должен обеспечивать эффективное функционирование власти. Вместе с тем, этот корпус представляет собой слепок всего российского общества и задает модельный образ действия для отдельных индивидов групп и социальных институтов. В настоящее время в действиях этого корпуса наблюдаются аномийные феномены, которые оказывают влияние на эффективность функционирования государственной власти.
Нормальное и эффективное функционирование современного общества, как зафиксировано в документе «Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации», связано с «построением демократического правого федерализма» (как условия развития и самого общества и его индивидов) и «требует создания адекватной … целостной системы государственной службы».379 Несмотря на то, что в настоящее время в нашей стране сложились необходимые юридические основы функционирования института государственной службы, он продолжает испытывать ряд проблем, которые могут быть сгруппированы следующим образом380:
Первая группа – проблемы структурной несогласованности:
«отсутствие целостной системы государственной службы»;
«неразработанность механизмов взаимосвязи государственной службы с муниципальной службой»;
«наличие противоречий в законодательстве о государственной службе»;
«непоследовательность кадровой политики в сфере государственной службы»;
несоответствие социального положения государственного служащего степени возлагаемой на него обществом ответственности;
отсутствие адекватной регламентации деятельности ведет к бюрократизации института государственной службы и его информационной закрытости;
Вторая группа – результат структурной несогласованности – низкая эффективность деятельности:
недостаточная эффективность деятельности института государственной службы;
«слабое использование современных технологий»;
как следствие – низкая эффективность механизма предупреждения и нейтрализации аномий (коррупции и т.п.);
Третья группа – проблемы, связанные со снижением престижа государственной службы и авторитета государственных служащих.
Комплекс проблем, стоящий перед государственной службой, требует адекватного разрешения и предопределяет основные задачи, сформулированные в «Концепции…», при этом особо подчеркивается необходимость «создания целостной системы государственной службы с учетом исторических, культурных, национальных и иных особенностей Российской Федерации»381.
Главная задача – «приведение системы государственной службы и технологий профессиональной деятельности государственных служащих в соответствие со сложившимися общественными отношениями и новыми экономическими условиями»382, что предполагает необходимость решения ряда конкретных задач, направленных на четкое структурирование видов государственной службы; создание комплексной нормативной правовой основы; разработку эффективных механизмов проведения кадровой политики; формирование системы управления; обеспечение открытости и регламентация деятельности; повышение доверия граждан к органам государственной власти за счет улучшения качества оказываемых указанными органами государственных услуг и рационального использования государственных ресурсов; активное использование современных информационных технологий; комплексное совершенствование финансово-экономического и материально-технического обеспечения государственной службы383.
Эффективное функционирование государственной службы как социального института, регулирующего деятельность государственных служащих, предполагает:
во-первых, адаптацию «новых» ценностей в социум;
во-вторых, согласование целей индивидов и целей социума;
в-третьих, согласование целей государственной службы (как целеопределяющего социального института) с личными интересами государственных служащих и направление их энергии на служение обществу.
Из содержания «Концепции реформирования государственной службы» следуют основные этические константы, требуемые для осуществления профессиональной деятельности государственного служащего, которые определены в данной работе как элементы этической структуры (экзистенциальный идеал, экзистенциальные нормы, инструментальные цели, инструментальные нормы).
Главный принцип, который можно рассматривать как экзистенциальный идеал государственного служащего, – «служение интересам гражданского общества и государства, обеспечение приоритета прав и свобод человека и гражданина» 384.
Обеспечивают этот идеал экзистенциальные нормы. Таковыми являются: соблюдение законности и ответственность перед законом государственного служащего; независимость его от политических партий, общественных объединений, религиозных организаций, корпоративных интересов социальных групп и коммерческих структур, а также от интересов отдельных граждан; его открытость и подконтрольность гражданскому обществу; профессионализм и компетентность; должностная субординация при принятии и исполнении решений385.
Для того чтобы государственный служащий выполнял социальные требования (экзистенциальный идеал и нормы), он должен быть инициирован всей системой государственной службы к их осуществлению. В этой связи государственная служба должна создать организационные условия (единство основных требований; стабильность государственной службы на основе формирования государственно-служебных отношений государственного служащего и государства; социальная и правовая защищенность государственного служащего; сбалансированность установленных для государственного служащего законодательных ограничений и предоставляемых ему государственных социальных гарантий386), а также систему социальных гарантий и вознаграждений387, которые выступают как инструментальные цели государственного служащего. Стремление к достижению инструментальной цели ограничено и мотивировано этикой поведения государственного служащего.388
Анализ «Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации», как концентрированного выражения современных профессиональных требований к государственному служащему, дает возможность рассмотреть синтетически, в согласованном единстве профессиональные требования и систему регуляторов социального действия российского государственного служащего. Как определено в предшествующих разделах данной работы, в основе социального действия российского государственного служащего лежат следующие регуляторы: организационный, поведенческий, этический. Рассмотрим влияние этих регуляторов на социальные действия российских государственных служащих, определим условия, порождающие аномию и средства ее преодоления, в заключение дадим целостное описание модели регуляции действий чиновника.
Структура взаимодействия индивидов в сфере государственной службы в подавляющем большинстве стран предполагает иерархическую организацию. Не исключением является и Россия. Вместе с тем именно на такое взаимодействие ориентирует российских индивидов организационный регулятор. Поэтому требования профессии согласуются с функционирующим иерархическим регулятором. Между тем, когда взаимодействия между индивидами одной общности статусно не определены, возможно возникновение социальной аномии389. Причинами статусной неопределенности индивидов во взаимодействии являются следующие: отсутствие в организации системы статусных рангов и поведенческие отклонения в профессиональной деятельности индивидов. Одна причина устраняется посредством создания системы статусной определенности (в государственной службе – это система классных чинов). Другая причина связана с особенностями функционирования поведенческого и этического регуляторов, что
необходимо рассмотреть подробнее. Поведенческий регулятор в деятельности государственного служащего проявляется в импульсивности и коллективизме, что противоречит требованию профессии (как целерациональной деятельности). Негативным следствием этого противоречия является то, что целерациональность в поведении чиновников оборачивается отсутствием инициативы, а импульсивность проявляется в низкой технологической дисциплине.
Специфично влияние этического регулятора на взаимодействие и мотивацию индивидов в среде государственной службы. В данной работе установлено, что вместе с этикой убеждения функционируют и условия, определяемые этикой ответственности. В мотивации индивидов побудительные стимулы и осознанные цели типичны для этики ответственности, но организация действий индивидов определяется, чаще всего, этикой убеждения. Взаимодействие же индивидов в основном построено на этике убеждения. В результате, индивид может быть стимулирован стремлением к личному денежному вознаграждению, или моральному поощрению, или к повышению в должности, но его инициатива будет тут же остановлена нормой коллективного взаимодействия – «не выделяйся».
В социуме, в котором интеракция индивидов построена на этике убеждения (а таковой является государственная служба), индивидуальная стимуляция способна породить аномию или разрушить такой социум. Как показано, причина названных явлений состоит в синкретизации этик убеждения и ответственности, что следует из выводов, сделанных в четвертой главе и может быть представлено в виде таблицы (см. ниже табл. 19)
Таблица 19
Государственная служба: условия мотивации и взаимодействия
индивидов
|
Мотивация государственных служащих |
||
|
Инструменты мотивации |
Этика ответственности |
Этика убеждения |
|
Побудители (стимулы) (к чему стремиться) |
Индивидуальные мате риальные и моральные стимулы, стимулы лич ного карьерного роста |
Практически отсутствуют |
|
Мотивы (зачем стремиться) |
Перспективы професси онального роста, зарабо ток, положение в обществе |
Практически отсутствуют |
|
Организаторы действия (как делать) |
«выполнение должностных обязанностей». |
«приказ начальника»; «личная ответственность за порученное дело» |
|
Взаимодействие между индивидами в системе государственной службы |
||
|
Этические константы |
Этика ответственности |
Этика убеждения |
|
Основной принцип |
В современной российской государственной службе взаимодействие между индивидами не строится на этике ответственности |
«следуй норме, определенной лидером» |
|
Основная норма поведения |
«не выделяйся и соответствуй своему статусу» |
|
|
Нормативный ограничитель |
«взаимодействие индивидов на государственной службе не может складываться по формуле: все, что не запрещено, разрешено»390, |
|
|
Оптимальный организационный механизм |
механизм пожизненного найма |
Снять противоречие этики убеждения и этики ответственности возможно через утверждение этики убеждения, принципа «следуй модели заданной лидером», как фундаментального принципа «служебной предан ности». Служебная преданность профессиональному статусу предполага ет не только эмоциональное отношение, но и компетентность, на что указывают исследования, выполненные на кафедре государственной службы и кадровой политики РАГС (см. ниже табл. 20 и 21).
Таблица 20.
Критерии оценки важности качеств госслужащих по мнению
экспертов (анализ данных)391
|
Качества работника, влияющих на его продвижение по службе |
Анализ: сведение к общему критерию в условных соотносимых цифрах |
|
Добросовестность в работе |
56,6 |
|
Профессиональный опыт, стаж |
52,2 |
|
Порядочность |
0,0 |
|
Покровительство начальника |
-4,4 |
|
Умение нравиться руководству |
-13,1 |
|
Твердость принципов |
-34,8 |
|
Конформизм |
-39,2 |
|
Возраст |
-39,2 |
|
Пол |
-65,3 |
|
Политическая ориентация |
-82,6 |
|
Национальность |
-86,9 |
Таблица 21.
Критерий оценки труда чиновников392
|
По каким критериям оценивается труд служащего |
Респонденты, % |
Эксперты, % |
|
Добросовестное отношение к работе |
70,7 |
72,0 |
|
Высокие нравственные качества |
56,5 |
61,0 |
|
Соблюдение дисциплины, порядка |
45,2 |
40,2 |
|
Творческая инициатива |
30,8 |
43,9 |
|
Реальная польза для организации |
24,7 |
29,3 |
|
Строгое соблюдение правил |
22,9 |
23,2 |
|
Стаж |
22,3 |
22,0 |
Функционирование государственной службы, организованной иерархически, предполагает определенный подход к кадровым вопросам и должен быть построен не столько на отборе «угодных» или на отборе «профессионалов», а на отборе и преданных, и компетентных специалистов.
Однако столь сложная задача подбора преданных и компетентных специалистов в обычной практике зачастую реализуется только с опорой на личный опыт либо руководителя подразделения, либо его кадровой службы. Такой опыт у всех различен, поэтому различны и принципы отбора и служебного перемещения кадров государственной службы, что является предпосылкой аномии. Именно поэтому отбор персонала предполагает выработку единой научно обоснованной и законодательно утвержденной кадровой политики, юридически определяющей всю систему управления кадровым корпусом. Данный шаг может быть первым к созданию механизма пожизненного найма, способного обеспечить устойчивое функционирование государственной службы. Тем самым может быть снята аномия, порожденная синкретизмом этик убеждения и ответственности.
На сегодняшний день этический регулятор, некогда оформленный православием (система греха и добродетели) и трансформировавшийся в коммунистический (принципы строителя коммунизма), существенным образом деформирован. Нет общесоциального идеала, как нет и идеала государственной службы (в лучшем случае они только декларируются). И хотя эти идеалы определены в законодательных документах и выражены в «Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации», обоснованы в научных исследования ученых, а также проанализированы в данной работе, требуется их пропаганда (социальная реклама) и институциональная поддержка. В качестве такой поддержки в монархическую эпоху выступала церковь, в советскую – партия. В настоящее время необходим аналогичный социальный институт, способный реализовать следующие функции:
определение стратегической цели общества;
определение целей индивидов, согласованных со стратегической целью общества;
контроль за реализацией норм;
адаптация ценностей других культур.
В числе задач этого института должна быть и разработка объективных, научно обоснованных принципов социально ориентированной кадровой политики.
Инструментальные цели и нормы, действующие в сфере государственной службы, на сегодняшний день сложились и являются аналогичными общесоциальным, но столь же неструктурированны. Специфика государственной службы и необходимость преодоления аномии требует построения четкого и ясного механизма интеграции целей и норм. Таким механизмом, на наш взгляд, может быть стройная система вознаграждения и социальных гарантий, обусловленная аттрактивной мотивацией (схема действия модели социальной регуляции государственного служащего изображена на рис. 8).
Рис. 8. Схематическая модель социального действия российского государственного служащего
В целом общая схема функционирования модели социального действия государственного служащего работает следующим образом.
Главным условием, способным обеспечить работу всего механизма системы социального действия, является социальный институт, управляющий социальным нормированием и поддержанием системы необходимых норм. В настоящее время потребность в таком институте как никогда актуальна.
Комплекс институциональных норм включает в себя четыре уровня (экзистенциальный идеал и нормы – обеспечивают общественный синергийный эффект; инструментальные цели – обуславливают самосуществование и самоактуализацию личности; инструментальные нормы – определяют условия социального существования личности).
Российский этический строй (институт социального нормирования и комплекс норм и ценностей, регулирующих социальное поведение) обуславливает аттрактивную мотивацию индивида. В этой связи, какое бы побуждение к действию ни было (целевое, ценностное, аффективное, стереотипное), социальная ориентация индивида будет построена на коллективном убеждении, которое основано на аттрактивной мотивации и эмоциональном чувстве, или вере в приоритет коллектива над индивидом, т.е. на принципе «будь как все».
Аттрактивная мотивация стимулирует коллективное и импульсивное поведение индивида. Соответственно управление мотивированным таким образом государственным служащим должно соответствовать его импульсивной и коллективистской интенции. Импульсивность управляется, с одной стороны, верой в общественную значимость идеалов, с другой стороны, системой социальных гарантий (льгот, привилегий, в том числе системой пожизненного найма) и механизмом изменения статуса (механизма управления карьерой).
Научные способы управления коллективистским поведением в настоящее время находятся в стадии становления (в отличие от управления индивидуалистским поведением, что представлено в настоящее время системой американского менеджмента). Поэтому требуется специальная разработка концепций управления коллективистским персоналом. Исходным пунктом будущих исследований должен стать сложившийся в настоящее время регулятивный принцип – «будь как все и следуй образцу поведения лидера».
Импульсивность и коллективизм обуславливают иерархическую организацию, предполагающую дифференциацию индивидов по статусам и концентрацию функции контроля в управляющем центре.
Согласованное функционирование организационного, поведенческого и этического регуляторов обуславливает феномен служебной преданности как основного способа реализации инициативы в социальном действии государственного служащего.
Служебная преданность, как достигаемый в результате согласованного влияния основных регуляторов синергийный эффект, направляет социальную самоактуализацию государственного служащего и тем самым выступает как саморегулятор согласования социальных и личных целей индивида, что предотвращает проявление аномийных действий.
В комплексе российская государственная служба должна соответствовать принципу служебной преданности и ей необходимы следующие социальные инструменты:
институт социального нормирования;
институционально утвержденный этический кодекс чиновника, который предполагает разработку и пропаганду (социальная реклама) идеала государства и государственного служащего;
механизм управления персоналом государственных служащих, основанный на использовании традиционно функционирующих социальных регуляторов.
В диссертационной работе на основе системной методологии, анализа отечественной и зарубежной научной литературы, материалов общероссийских эмпирических социологических исследований и исследований, проведенных автором, разработана концепция функционирования системы регуляторов социального действия российских государственных служащих. Разработанная концепция открывает новое направление в исследовании социального действия индивида в профессиональной сфере государственной службы.
Основываясь на изучении причин, влияющих на мотивацию, социальные ожидания и ориентацию российского индивида, в диссертации представлено теоретико-социологическое объяснение проблемы возникновения аномии в деятельности государственных служащих на современном этапе социального развития и разработаны модели ее преодоления. Данная концепция является научной предпосылкой для разработки практических механизмов социального управления деятельностью государственной службы Российской Федерации.
В содержательном отношении концепция представляет собой теоретическую интерпретацию системы функционирования основных социальных регуляторов, оказывающих влияние на эффективность государственного управления. Данные регуляторы, возникнув в процессе исторической деятельности российской социокультурной общности, являются взаимосвязанными и взаимообусловленными. Вследствие этого они выступают долговременными параметрами порядка и условием устойчивости российского социума.
Если социальные регуляторы оказываются подвержены влиянию тех или иных факторов, нарушающих их функционирование, они либо амортизируют это влияние, либо разрушаются (в последнем случае социум погибает). Поэтому эффективность и устойчивость государства зависит от того, насколько осуществляемое им управление согласуется с характером функционирования социальных регуляторов, настраивающих действия российских индивидов, в том числе и государственных служащих.
Социальное действие российского государственного служащего обусловлено, с одной стороны, требованиями профессии, а с другой – функционированием таких социальных регуляторов, как организационный, поведенческий, этический. Организационный регулятор обнаруживает свое влияние в стремлении индивидов строить свои отношения иерархически, наделяя управляющий центр функцией контроля. Поведенческий регулятор отражает особенности национальной специфики и проявляется в ориентации индивидов на импульсивные и коллективные действия. Этический регулятор настраивает индивидов на самоактуализацию в коллективном взаимодействии (допуская ограничение других потребностей).
Несогласованное влияние таких факторов, как требования профессии и социальные регуляторы, является причиной возникновения аномийных действий личности, в том числе государственных служащих и, напротив, сбалансированное их влияние обусловливает самоактуализацию чиновника в служении.
Разработанная концепции социального действия российского государственного служащего методологически опирается на принципы системного подхода и с их помощью дает теоретическую интерпретацию результатов социологических исследований и эмпирических данных.
Обоснование концепции строится на обобщении эмпирического материала с использованием существующих методов логического подтверждения и экспериментальной проверки. Способ обоснования включает выдвижение гипотезы как проблемы; формулировку взаимосвязанных положений гипотезы, объясняющих существо исследуемой проблемы; эмпирическое и логическое подтверждение положений.
Эмпирическое подтверждение – это придание теоретическим положениям эмпирического значения и прямое соотнесение их с данными социологических исследований. В работе использовано частно-эмпирическое подтверждение – соотнесение положений с данными социологических исследований в Удмуртии и фактами, наблюдавшимися автором в процессе консалтинговой деятельности, – а также обобщенно-эмпирическое подтверждение – соотнесение положений гипотезы с данными материалов общероссийских социологических исследований и общеизвестными социальными фактами. В тех случаях, когда теоретические положения гипотезы не могли быть сведены к эмпирическому выражению, они обосновывались логически, т.е. соотносились с положениями, обоснованными эмпирически, и известными положениями, содержащимися в трудах основоположников социологии и современных исследователей.
Разработанная концепция имеет определенные границы своего применения и в этих границах дает логическую интерпретацию известным эмпирическим фактам. Область применения данной концепции – это социальное действие российского государственного служащего как индивида, представляющего определенную российскую социокультурную общность и занятого в определенной профессиональной сфере – государственной службе.
Результатами диссертационной работы являются следующие обоснованные положения, полученные лично автором и составляющие научную новизну.
Разработка авторской концептуальной характеристики системы социального действия российского государственного служащего:
Обосновано, что одним из важнейших социальных регуляторов является организационный, ориентирующий индивидов на определенную структуру их самоорганизации в процессе взаимодействия, что наблюдается, в частности, в практике государственной службы Российской Федерации. Исходя из этого:
На основе социологических материалов исследовано функционирование такого значимого социального регулятора, как поведенческий. При этом:
Данная модель имеет следующие детерминирующие основы. Главная из них – аттрактивная мотивация государственного служащего, – основанная на стремлении следовать нормам и ценностям, способна стимулировать инициативность и готовность соблюдать технологическую дисциплину. Другая детерминанта – коллективизм как способ взаимоотношений российских индивидов – должна стать основанием для разработки современного механизма управления персоналом (с его системой классных чинов, квалификационных разрядов и т.п.), что позволит проявиться таким поведенческим чертам государственных служащих, как добросовестность, профессионализм, скромность. Третья основа – правовое нормирование – должна соответствовать традиционно сложившемуся принципу следования образцу поведения лидера, что обусловит законопослушность.
Разработана социологическая концепция этического строя как социального регулятора, обеспечивающего согласование целей индивида и социума, целей и норм (социально оправданных способов достижения этих целей). Концепция состоит в следующем:
российский этический строй определяет потребность самоактуализации в коллективном взаимодействии как высший этический императив, который должен быть реализован независимо от того, удовлетворены ли другие потребности (физиологическая, безопасности, уважения). Автор допускает, что при этом названные потребности могут быть игнорированы или подавлены;
этический регулятор ориентирует российского индивида на сдерживание потребностей;
общий этический принцип российского индивида «действуй исходя из коллективного убеждения» (в отличие от западного принципа «следуй норме, полагаясь на личную ответственность»).
В соответствии со спецификой профессиональной деятельности экзистенциальным идеалом государственного служащего является служение обществу, государству, что подтверждается результатами социологических исследований. Вместе с тем, эти исследования подтверждают и то, что экзистенциальный идеал, хотя и декларируется, но в полной мере не функционирует393.
Следование идеалу регулируется комплексом моральных норм (экзистенциальные нормы), ориентирующих госслужащего на добросовестный профессиональный труд. Высокая ценность профессионализма и добросовестного труда в сфере госслужбы подтверждается результатами социологических исследований, хотя реальный уровень профессионализма оценивается экспертами как недостаточный394.
Инструментальные цели чиновника ориентированы на обеспечение его самосуществования и самоактуализацию. По данным исследований, наиболее типичными целями чиновников являются: перспективы профессионального роста, желание больше зарабатывать, стремление занять достойное место в обществе, реализовать себя в управлении395. Эти цели являются типичными для любого индивида и не противоречат идеальной норме, ориентирующей индивида на профессионализм. Поэтому характеризуют социально значимое действие индивида именно инструментальные нормы, которыми руководствуется индивид при достижении личных целей.
Инструментальные нормы регулируют непосредственное взаимодействие индивидов в сфере госслужбы и определяют способы оптимального достижения личных инструментальных целей. В настоящее время комплекс инструментальных норм, регулирующих непосредственное взаимодействие госслужащих, представляет собой бессистемное смешение элементов этики ответственности и этики убеждения. В этом причина этической дезориентации современных чиновников, ведущей к аномии. Данные социологических исследований показывают, что оптимальной системой регуляции взаимодействия государственных служащих является этика убеждения396.
В целом, в диссертации подчеркивается, что социум оптимально интегрирован, если в нем инструментальные цели личности соответствуют экзистенциальному идеалу, а способ достижения этих целей (инструментальные нормы) согласован с экзистенциальными нормами. На основании анализа реально функционирующих этических ориентиров социального действия госслужащего автор приходит к выводу, что структурные элементы этической системы государственной службы функционируют несогласованно.
Автором дано концептуальное определение оптимальной этической структуры, состоящей из идеалов и норм, целей и способов поведения государственного служащего. Это идеальная модель статичного построения этических элементов, необходимых для того, чтобы государственная служба работала эффективно. Однако чтобы эта модель оказалась действующей (динамичной), необходимо определить оптимальный способ самоактуализации госслужащего.
На основании системного анализа функционирования социальных регуляторов (организационного, поведенческого и этического) выявлен способ реализации инициативы, характерный для российского государственного служащего.
во-первых, российский государственный служащий ориентирован аттрактивно, а не рационально (т.е. выбор построен на вере, а не на расчете выгоды и эффективности), его инициатива реализуется как преданность идеалам, нормам, ценностям, а не как частная инициатива;
во-вторых, государственному служащему в соответствии с этической моделью должны быть предложены идеалы служения, подкрепленные тем, что их реализация будет обуславливать социальную значимость и достойное существование личности;
в-третьих, российский государственный служащий находится под влиянием сложившегося и функционирующего в российском обществе поведенческого регулятора, поэтому профессиональные требования должны быть согласованы с ним;
в-четвертых, вступая в процессе профессиональной деятельности во взаимодействие с другими индивидами, государственный служащий ориентируется на иерархический характер взаимоотношений;
Рассмотрев противоречия, возникающие в современной государственной службе, и на основе анализа функционирования социальных регуляторов сформулированы необходимые условия адекватной регуляции и управления социальным действием государственного служащего:
Основным условием, способным обеспечить работу системы регуляторов действия госслужащего, является социальный институт, выполняющий функцию социального нормирования. Необходимость в создании такого института особенно актуальна в настоящее время;
Комплекс необходимых институциональных норм государственного служащего должен включать следующие уровни: экзистенциальный идеал и нормы (которые, будучи направленными на эффективное функционирование государственной службы, могут реализоваться только при поддержке института социального нормирования), инструментальные цели и нормы (которые, соответствуя интересам конкретной личности и характеру российских индивидов, должны быть согласованы институтом социального нормирования с экзистенциальными идеалом и нормами);
Институт социального нормирования, опираясь на согласованный комплекс институциональных норм (которые учитывают требования профессии чиновника, специфику социального действия российских индивидов и интересы отдельной личности), призван создать условия коллективистской аттрактивной мотивации государственного служащего;
Научные способы управления коллективистским и аттрактивным поведением в настоящее время находятся в стадии разработки (в отличие от управления индивидуалистическим рациональным поведением, что представлено в настоящее время стройной научной системой западного менеджмента), поэтому требуется специальная разработка теории и прикладных методик управления коллективистски ориентированным, аттрактивным персоналом;
Институциональное согласование социальных регуляторов (организационного, поведенческого, этического) с требованиями профессии госслужащего и интересами отдельной личности (опираясь на научно обоснованные методики управления коллективистским аттрактивным персоналом) создает условия самоактуализации российского чиновника в служебной преданности.
Разработанная в диссертации концепция социального действия российского государственного служащего, ее категориальный аппарат, теоретические принципы и идеи, содержащиеся в диссертации, нуждаются в дальнейшем уточнении и развитии.
Исходя из принципов и идей, сформулированных в диссертации, целесообразно продолжить исследование аномийных фактов, возникающих в социальном действии российских индивидов, причин их возникновения и способов их преодоления. А для этого необходимо углубленное изучение и проведение дальнейших эмпирических исследований специфики функционирования определенных в данной работе регуляторов социального действия в конкретных профессиональных сферах.
Использованный в диссертации подход служит основанием для разработки теории управления, учитывающей социокультурные особенности российского общества. В этом направлении актуальна разработка теории управления сообществами, имеющими иерархическую тенденцию. На сегодняшний день материалом для такой теории могут служить традиционные китайские теории управления и современная практика японского управления. При этом должны быть учтены практические и теоретические достижения западного менеджмента (как теории и практики управления сообществами, имеющими плюралистическую тенденцию).
В диссертации содержатся подходы к развитию теории управления персоналом, аттрактивно мотивированным и ориентированным на коллективистское взаимодействие. Такая теория также должна быть согласована с достижениями западного общества в теории и практике управления персоналом, рациональных, индивидуалистически ориентированных работников.
Разработанные в диссертационном исследовании положения являются теоретическим основанием для разработки кадровых программ государственных и муниципальных служб, других учреждений и предприятий, программ социально-экономического развития российских регионов, а также для разработки и внедрения юридических документов, регламентирующих деятельность чиновников.
На основании проведенного исследования автор предлагает строить разработку социально-экономических программ и нормативно-правовых документов на предварительно проведенных социологических исследованиях, учитывающих специфику функционирования в российском обществе основных регуляторов социального действия.
1. Законы и нормативно правовые документы
Всеобщая декларация прав человека: Сб. междунар. договоров. Права человека. – Нью-Йорк, 1989.
Гражданский кодекс Российской Федерации.Ч. 1. – М., 1995.
Закон Удмуртской Республики от 26 ноября 1997 г. № 523-1 «О государственной службе в Удмуртской Республике» // Информационно-методический сборник / Ред. совет Государственного Совета и Правительства Удмуртской Республики; Отв. ред. В.И. Карпунина, А.И. Попов. – Ижевск, 1998. – № 12. – С. 3 – 24.
Закон Удмуртской Республики от 25 февраля 1999 г. № 749-1 «О муниципальной службе в Удмуртской Республике» // Информационно-методический сборник / Ред. совет Государственного Совета и Правительства Удмуртской Республики. Отв. ред. В.И. Карпунина, А.И. Попов. – Ижевск, 1999. – № 16. – С. 14 – 33.
Конституция Российской Федерации. – М., 1993.
Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г., № 1496.
Основы гражданского законодательства. – М., 1992.
Положение о федеральной государственной службе: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 22 декабря 1993 г. № 2267.
Указ Президента Российской Федерации «О государственном заказе на переподготовку и повышение квалификации государственных служащих» // Российская газета, 15 февраля 1995 г.
Указ Президента Российской Федерации «О квалификационных требованиях по государственным должностям федеральной государственной службы» // Российская газета, 3 февраля 1996 г.
Указ Президента Российской Федерации «О реестре государственных должностей федеральных государственных служащих» // Российская газета, 25 января 1995 г.
Указ Президента Российской Федерации «О структуре федеральных органов исполнительной власти» // Российские вести, 16 августа 1996 г.
Указ Президента Российской Федерации «Об утверждении перечней государственных должностей федеральной государственной службы» от 3 сентября 1997 г., № 981.
Федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», № 150-ФЗ.
Федеральный закон «Об основах государственной службы Российской Федерации», № 119-ФЗ // Российская газета, 5 августа 1995 г.
Федеральный закон «Об основах муниципальной службы в Российской Федерации» от 8 января 1998 г.
Федеральный Закон от 19.05.95 № 82-ФЗ «Об общественных объединениях».
2. Список литературы
Аверин Ю.П., Слепенков Н.М. Основы теории социального управления. – М., 1990.
Аверьянов Л.Я. Социология: что она знает и может. – М.: Социолог, 1993. – 152 с.
Агеева Р.А. Какого мы роду-племени? Народы России: имена и судьбы: Словарь-справочник. – М.: Academia, 2000. – 424 c.
Акофф Р. Системы, организации и междисциплинарные исследования // Исследование по общей теории систем. – М.: Прогресс, 1959. – С. 23 – 85.
Акофф Р., Эмери Ф. О целеустремленных системах. – М.: Советское радио, 1974. – 272 с.
Американская социологическая мысль: тексты / Р. Мертон, Дж. Мид, Т. Парсонс, А. Шюц; перевод. – М.: Изд-во МГУ, 1994.
Американская социология. Перспективы, проблемы, методы / Под. ред. Т. Парсонса. – М., 1972.
Аристотель. Физика // Соч. в 4 т. – М.: Мысль, 1981. – Т. 3. – 613 с.
Атаманчук Г.В. Новое государство: поиски, иллюзии, возможности. – М.: Славянский диалог, 1996. – 223 с.
Атаманчук Г.В. Теория государственного управления. М., 1997.
Афанасьев В.Г. Мир живого: системность, эволюция и управление. – М.: Политиздат, 1986. – 333 с.
Афанасьев В.Г. Научное управление обществом. Общество: системность, познание и управление. – М.: Политиздат, 1981. – 389 с.
Афанасьев В.Г. Общество: системность, познание и управление. – М.: Политиздат, 1981. – 432 с.
Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (социокультурная динамика России). – Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997. – 800 с.
Батыгин Г.С. Лекции по методологии социологических исследований: Учеб. для высш. учеб. заведений. – М.: Аспект Пресс, 1995.
Батыгин Г.С. Обоснование научного вывода в социологии. – М.: Наука, 1986.
Бахрах Д.Н. Государственная и муниципальная служба. – Екатеринбург: УрАГС, 1993. – 21 с.
Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: Прогресс, 1974. – 447 с.
Берви-Флеровский В.В. Положение рабочего класса в России. – СПб., 1896.
Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма: Репринтное воспроизведение издания YMCA-PRESS, 1955 г. – М.: Наука, 1990. – 224 с.
Бердяев Н.А. Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы. – Париж.: YМСА-РRESS, 1969. – 268 с.
Бердяев Н.А. Судьба России. – М.: Советский писатель, 1990. – 346 с.
Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений. Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы. – СПб: Лениздат, 1992. – 400 с.
Берталанфи фон Л. Общая теория систем: критический обзор // Исследования по общей теории систем. – М.: Прогресс, 1969. – С. 23 – 82.
Блейк Р., Моутон Д. Научные методы управления. – Киев: Наук. думка, 1990. – 247 с.
Богданов А.А. Тектология (Всеобщая организационная наука). В 2 кн. – М.: Экономика, 1989.
Бромлей Ю.В. Очерки теории этносов. – М.: Наука, 1987. – 412 с.
Бубнова С.С. Исследование индивидуальной структуры ценностных ориентаций личности. – М., 1991.
Будагов Р.А. История слов в истории обществ. – М.: Просвещение, 1971. – 270 с.
Булгаков С.Н. Православие. Очерки учения православной церкви. – Киев, 1991. (Репринтное воспроизведение издания Париж: YMCA-PRESS, 1964 г. – Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра и «Инкоминформ», 1991. – 403 с.).
Булгаков С.Н. Два града. Исследование о природе общественных идеалов. – М., 1911.
Бурдон Ж. Государственная служба и государственные служащие во Франции // Российско-франзуская серия «Информационные и учебные материалы»; Новая серия. – № 3; Издается французской организацией технического сотрудничества. – М.: РАГС, 1996. – 166 с.
Бэкон Ф. Новый Органон // Соч. в 2 т. – М.: Мысль, 1978. – 575 с. – Т. 2.
Вальков К., Захаров А. У порога вечности. – СПб, 1999.
Василенко В.И. Традиция в структуре личности государственного служащего // Синергетика: человек, общество. – М.: РАГС, 2000. – С. 162 – 164.
Василенко Л.А. Интернет в информатизации государственного управления (социолого-методологический анализ): Автореф. дис… д-ра социол. наук. – М.: РАГС, 2000. – 54 с.
Вебер М. Избранное. Образ общества. – М.: Юрист, 1994. – 704 с.
Вебер М. Избранные произведения. – М.: Прогресс,1990. – 808 с.
Вейл П. Искусство менеджмента: Новые идеи для мира хаотичных перемен. – М.: Новости, 1993. – 220 с.
Венгеров А.Б. Теория государства и права: Учебник для юридических вузов. – М.: Юриспруденция, 1998. – 521 с.
Вехи. Из глубины веков. – М.: Правда, 1991. – 607 с.
Вильчек В.М. Алгоритмы истории. – М.: Прометей, 1989. – 129 с.
Винер Н. Кибернетика. – М.: Наука, 1983. – 340 с.
Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. – М.: Мысль, 1975 – 452 с.
Гизо Ф. История цивилизации в Европе. – СПб: Изд-во В.Д. Вольфсона, 1892. – 262 с.
Гоббс Т. Левифиан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Избр. произв. – М.: Мысль, 1964. – Т. 2. – 748 с.
Государственная кадровая политика: Концептуальные основы, приоритеты, технологии реализации / Под общ. ред. С.В. Пирогова. – М.: РАГС, 1996. – 253 с.
Государственная служба: культура поведения и деловой этикет / Под. общ. ред. Е.В. Охотского. – М.: Изд-во РАГС, 1998. – 335 с.
Граждан В.Д. Государственная служба как профессиональная деятельность. – Воронеж: Квадрат, 1997. – 128 с.
Граждан В.Д. Деятельностная теория управления. – М.: РАГС, 1997. – 179 с.
Граждан В.Д. Деятельность и управление (социологический аспект). – М.: РАГС, 1998. – 141 с.
Грейсон Дж., О`Делл. Американский менеджмент на пороге XXI века. – М.: Экономика, 1991. – 319 c.
Гумилев Л.H. Древняя Русь и Великая степь. – М.: Наука, 1989. – 755 с.
Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л.: Гидрометеоиздат, 1990. – 520 с.
Данилевский Н.Я. Россия и Европа. – М.: Книга, 1991. – 574 с.
Деркач А.А. Психолого-акмеологические условия и факторы развития профессиональной деятельности и личности госслужащих. // Научные доклады. Вып. 1: Матер. науч.-практ. конф. «Российское государство и государственная служба на современном этапе». – М.: РАГС, 1999. – С. 164 – 172.
Добреньков В.И., Кравченко А.И. Социология. – М., 2000. – 3 т.
Додю Г. История монархических учреждений в Латино-Иерусалимском королевстве (1099 – 1291 гг.). – Спб, 1897. – 357 с.
Дронов М. Талант общения. Дейл Карнеги или Авва Дорофей. – М.: Новая книга – Ковчег, 1998.
Дьяченко Г. Борьба с грехом. – Спб, 1902.
Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд. – СПб: Союз, 1998. – 492 с.
Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. – М., 1995.
Егоров B.C. Социальный реализм. – М., 1999. – 370 с.
Егоров В.С. Философский реализм. – М., 1994.
Егоров В.С., Демидов Ф.Д. Немарковские процессы и становление современного мировоззренческого подхода в обществознании // Синергетика: человек, общество. – М.: РАГС, 2000. – С. 34 – 38.
Жовтун Д.Т. Синергетика и методология социального познания // Синергетика: человек, общество. – М.: РАГС, 2000. – С. 46 – 52.
Захаров Н.Л. Специфика социальной системы России. – Ижевск: УдГУ, 2000. – 265 с.
Иванов В.В., Топоров В.Н. О языке древнего славянского права // Славянское языкознание: VIII Междунар. съезд славистов: Доклады советской делегации. –М., 1978. – С. 226 – 229.
Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России // Соч. в 2 т. – М.: Правда, 1992.
Илюшечкин В.П. Теория стадийного развития общества: История и пробл / РАН; Ин-т востоковедения. – М.: Вост. лит., 1996. – 406 с.
Истоки российского менеджмента. – М.: Луч, 1997. – 172 с.
История древнего мира. – 3-е изд. / Под ред. И.С. Свенцицкой. – М.: Наука, 1984. – 3 т.
История политических и правовых учений: Домарксистский период. – М.: Юрид. лит., 1991. – 527 с.
История средних веков / Под ред. Е.А. Косминского, С.Д. Сказкина. – М.: Политиздат, 1952. – 2 т.
Калиниченко Л.А. Социальная организация государственной службы. – М.: РАГС, 2000. – 244 с.
Кант И. Критика практического разума. Соч. М.: Мысль, 1965. Т.4, Ч.1.
Кант И. Критика чистого разума. — М.: Наука, 1998. — 655 с.
Кантор В. "…Есть Европейская держава". Россия: трудный путь к цивилизации: Историософские очерки.. – М.: РОССПЭН,1997. – 479 с.
Карпичев А.Г. Личная тектология в канун XXI века // Истоки российского менеджмента. – М.: Луч, 1997. – С. 66 – 72.
Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России. – М., 1852. – 68 с.
Ключевский В.О. История сословий в России. Курс, читанный в Московском университете в 1886 году. – Петроград: Литературно-издательский отдел комиссариата народного просвещения, 1918. – 276 c.
Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Принцип коэволюции сложных систем и социальное управление // Синергетика и социальное управление. – М.: РАГС, 1998. – С. 8 – 19.
Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. – М.: Наука, 1976. – 720 с.
Коротков Э.М. Концепция менеджмента: Учеб. пособие. – М., 1996.
Кравченко А.И. Прикладная социология и менеджмент: Учеб. пособие. – М.: Изд-во МГУ, 1995
Кунц Г., O`Доннел С. Управление: системный и ситуационный анализ управленческих функций. – М.: Прогресс, 1981. – 495 с.
Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. – М., 1990.
Курдюмов С.П., Малинецкий Г.Г., Потапов А.Б. Синергетика – новые направления. – М., 1989.
Лапин Н.И., Коржева Э.М., Наумова Н.Ф. Теория и практика социального планирования. – М.: Политиздат, 1975.
Лебон Г. Психология народов и масс.– СПб: Макет, 1995. – 316 с.
Левада Ю.А. «Человек советский» пять лет спустя: 1989 – 1994 (предварительные итоги сравнительного исследования) // Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития. – М., 1995. – С. 218 – 229.
Ленин В.И. О государстве: Полн. собр. соч. – 5-е изд. – Т. 39.-С. 64 – 164.
Ленин В.И. От разрушения векового уклада к творчеству нового: Полн. собр. соч. – 5-е изд. – Т. 40. – С. 314 – 317.
Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения. – М.: Педагогика, 1983. – 2 т.
Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство: Соч. в 9 т. – М., 1912. – Т. 6. – 468 с.
Личная тектология руководителя: технологический практикум. – Архангельск, 1997. – 201 с.
Локк Д. Два трактата о правлении: Соч. в 3 т. – М.: Мысль, 1985.
Лоутон А., Роуз Э. Развитие кадрового потенциала // Государственная служба: вопросы совершенствования работы с кадрами. Зарубежный опыт. – М., 1995. – С. 71 – 83.
Луман Н. Почему необходима «системная теория»? // Проблемы теоретической социологии. – СПб, 1994. – С. 31 – 51.
Лытов Б.В. Александр Пушкин: на службе Отечеству. – Тула: ИПП «Гриф и Ко», 2001. – 98 с.
Лытов Б.В., Романов В.Л. Синергия личностных качеств лидера // Синергетика: человек, общество. – М.: РАГС, 2000. – С. 150 – 157.
Магомедов К.О. Социология государственной службы. – М., 2000. – 180 с.
Магомедов К.О. Формирование гражданского общества в современной России (социологический аспект): Дис… д-ра социол. наук. – М., 2000. – 302 с.
Малинецкий Г.Г. Контуры завтрашнего дня // Синергетика: человек, общество. – М.: РАГС, 2000. – С. 8 – 16.
Маркс К. Из экономических рукописей I857 – I858 гг // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 12. – С. 709 – 738.
Маркс К. Критика политической экономии (черновые наброски I857 – I858 гг.) // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 46. – Ч. 1. – С. 51 – 508.
Маслоу А. Мотивация личности. – СПб: Евразия, 1999. – 478 с.
Мельников В.П., Нечипоренко B.C. Государственная служба в России: отечественный опыт организации и современность. – М., 2000.
Мерсер Д. ИБМ. Управление в самой преуспевающей корпорации мира. – М.: Прогресс, 1991. – 456 с.
Мескон М.Х., Альберт М., Хедоури Ф. Основы менеджмента. – М.: Дело, 1992. – 701 с.
Моисеев Н.Н. Есть ли у России будущее? Попытка системного анализа проблемы выбора. – М.: Языки русской культуры, 2000.
Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. – М.: Аграф, 1998. – 480 с.
Монсон П. Современная западная социология: теории, традиции, перспективы. – СПб: Изд-во «Нотабене», 1992. – 445 с.
Московичи С. Век толп. – М.: Центр психологии и психотерапии, 1996. – 478 с.
Московичи С. Машина, творящая богов. – М.: Центр психологии и психотерапии, 1998. – 560 с.
Назаретян А.П. Футуросинергетика и сослагательная история // Синергетика: человек, общество – М.: РАГС, 2000. – С. 69 – 73.
Наумова Н.Ф. Социологические и психологические аспекты целенаправленного поведения. – М.: Наука, 1988.
Нестеров Ф.Ф. Связь времен: опыт публицистики. – М.: Молодая гвардия, 1987. – 239 с
Нечипоренко B.C. Организация и функционирование государственной службы. – Ростов н/Д, 1998.
Николис Г., Пригожин И. Познание сложности: Введение. – М.: Мир, 1990. – С. 342.
Нил Сорский преподобный. О восьми главных страстях и победе над ними. – М.: Благо, 1997.
Новоселов Ю.В. Факторная структура мотивационной сферы кадров государственной службы // Проблема психологии профессиональной деятельности кадров государственной службы. – М.: РАГС, 1996. – С. 30 – 40.
Общая теория управления. Курс лекций. – М., 1994.
Огарев Н.П. Избранное. – М.: Правда, 1984. – 445.
Организационная культура государственной службы. / Авторский коллектив под руководством В.Л. Романова. – М.: РАГС, 2001. – 155 с.
Охотский Е.В. Государственная служба как консолидирующий фактор социального развития // Российское государство и государственная служба на современном этапе: Матер. науч.-практ. конф. – М.: РАГС, 1998. – С. 5 – 11.
Парсонс Т. Система современных обществ. – М.: Аспект Пресс, 1997. – 270 с.
Пикулькин А.В. Система государственного управления. – М.: Юнити-Дана, 2000. – 399 с.
Подмарков В.Г. Введение в промышленную социологию. – М.: Мысль, 1973.
Пономаренко Б.Т. Реформирование профессиональной школы: история, опыт, проблемы (1980 – 1994). – М.: Знание, 1994. – 235 с.
Пономаренко Б.Т.. Деловое образование кадров управления: тенденции и противоречия развития // Российское государство и государственная служба на современном этапе: Матер науч.-практ. конф. – М.: РАГС, 1998. – С. 76 – 78.
Попов А.В. Теория и организация американского менеджмента. – М.: МГУ, 1991. – 147 с.
Попов В. Православие и свобода. – М.: Народная польза, 1998.
Преподобный Серафим Саровский. Мюнхен – Москва: Воскресенье, 1993 – 240 с.
Пригожин А.Н. Современная социология организаций. – М.: Интерпракс,1995. – 296 с.
Пригожин И.Р, Стенгерс И. Время, хаос, квант. – М.: Изд. группа «Прогресс», 1994. – 272 с.
Пригожин И.Р. Неравноместная статистическая механика. – М.: Мир,1964. – 314 с.
Проблемы общей теории социалистического государственного управления. – М., 1981.
Программа Коммунистической партии Советского Союза. Принята XXII съездом КПСС. – М.: Политиздат, 1975. – 144 с.
Роджерс Э., Агарвала-Роджерс Э. Коммуникации в организациях. – М.: Экономика, 1980. – 176 с.
Романов В.Л. Прохождение государственной службы: карьерная стратегия и служебная тактика. – М.:РАГС, 1997. – 94 с.
Романов В.Л. Социальная самоорганизация и государственность. – М.: РАГС, 2000 – 141 с.
Ромашов В.С. Социология труда: Учебное пособие. – М.: Гарадарика, 1999. – 320 с.
Росс Э. Введение в кибернетику. – М., 1959.
Российская социологическая энциклопедия / Под общ. ред. акад. РАН Г.В. Осипова. – М.: Изд. группа «НОРМА» – ИНФРА. – М, 1998. – 672 с.
Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре или принципы политического права. – М.: Соцэкгиз, 1938. – 124 с.
Саймон Г., Смитбург Д., Томпсон В. Менеджмент в организации. – М.: Экономика, 1995.
Санталаинен Т., Воутилачнен Э., Лоренс П., Ниосичен И. Управление по результатам. – М. 1993.
Серафим Саровский. Радость моя. Доброе слово пастыря вступившим на путь духовного устроения. – М.: Благовест, 1998.
Скоробогацкий В.В. Россия на рубеже времен: новые пути и старые вехи. – Екатеринбург: Наука, 1997. – С. 304.
Славяне на Днестре и Дунае. – Киев: Наук. думка, 1983. – 250 с.
Смольков В.Г. Принципы управления и их классификация // Истоки российского менеджмента. – М.: Луч, 1997. – С. 45 – 52.
Современный философский словарь / Под ред. д-ра филос. наук, проф. В.Е. Кемерова. – М. – Бишкек – Екатеринбург: Одиссей, 1996. – 608 стр.
Соколов В.М. Социология нравственного развития личности. – М: Политиздат, 1986. – 240 с.
Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. – М.: Политиздат, 1992. – 543 с.
Социальное управление: Курс лекций / Ред. коллегия В.С. Карпичев, Ю.В. Колесников, В.Л. Романов. – М.: РАГС. 2000. – 438 с.
Социология в России / Под ред. В.А. Ядова. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Изд-во Института социологии РАН, 1998. – 696 с.
Социология преступности. – М.: Прогресс, 1966. – 368 с.
Степанов Ю.Е. Константы. Словарь русской культуры. – М., 1997.
Сулемов В.А. Номенклатура руководящих кадров как социально-управленческий институт и возможности его использования в системе современной государственной службы // Российское государство и государственная служба на современном этапе: Матер. науч.-практ. конф. – М.: РАГС, 1998. – С. 89 – 94.
Тарасенко В.Ф. Концепция социальной самоорганизации Никласа Лумана и ее применение в организационном развитии // Синергетика: человек, общество. – М.: РАГС, 2000. – С. 300 – 313.
Тард Г. Социальная логика. – СПб: Социально-психологический центр, 1996. – 548 с.
Тейлор У.Ф. Принципы научного менеджмента // Контролинг. – М.: Изд-во стандартов, 1991. – 104 с.
Тойнби А.Дж. Постижение истории. – М.: Прогресс, 1991. – 731 с.
Топоров В.Н. Этимологические заметки (славяно-италийские параллели): Краткие сообщения Института славяноведения АН СССР. Вып. 25. – М., 1958. – С. 80 – 86.
Турчинов А.И. Актуальные проблемы развития теории кадровой политики в условиях реформ // Научные доклады. Вып. 1: Матер. науч.-практ. конф. «Российское государство и государственная служба на современном этапе». – М.: РАГС, 1999. – С. 39 – 47.
Турчинов А.И. Профессионализация кадровой политики: проблемы развития теории и практики. – М.:Флинта, 1998 – 272 с.
Турчинов А.И. Профессионализация как деятельностная основа кадровой политики: Автореф. дис… д-ра социол. наук. – М.: РАГС, 1998. – 48 с.
Управление – это наука и искусство // Сборник: Файоль А., Эмерсон Г., Тэйлор Ф., Форд Г. – М.: Республика, 1992. – 349 с.
Управление персоналом государственной службы. – М.: РАГС, 1997. – 536 с.
Философский энциклопедический словарь / Редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Ораб-Оглы, Л.Ф. Ильичев и др. – М.: Советская энциклопедия, 1989. – 815 с.
Фогараши И. Мотивация выбора карьеры госслужащего // Государственная служба: вопросы совершенствования работы с кадрами. Зарубежный опыт. – М.: РАГС, 1995. – С. 84 – 90.
Франк С.Л. Духовные основы общества. – М., 1991.
Франк С.Л. Крушение кумиров: Соч. – М.: Правда, 1990. – 113 – 180 с.
Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции.– М.: Наука, 1989. – 455 с.
Фрейд З. По ту сторону принципа наслаждения. Я и Оно. Неудовлетворенность культурой. – СПб: Алетейя, 1998. – 251 с.
Фролов С.С. Нормативная культура как фактор социального управления: (Анализ концепций социал. Власти в западной социологии): Автореф. дис. … д-ра социол. наук / Государственная академия управления им. С. Орджоникидзе. – М., 1995. – 35 с.
Фролов С.С. Основы социологии: Учебное пособие. – М.: Юристъ, 1997. – 344 с.
Фролов С.С. Социология организаций: Учебник. – М.: Гардарика, 2001. – 384 с.
Хакен Г. Синергетика. – М.: Мир, 1980. – 241 с.
Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. – М.: Прогресс, 1992. – 464 с.
Хомяков А.С. О старом и новом. Статьи и очерки. – М.: Современник, 1988. – 461 с.
Хохлов А.А. Кадровые процессы в системе государственной власти (социологический анализ): Автореф. дис… д-ра социол. наук. – М.: РАГС, 2000. – 48 с.
Чаадаев П.Я. Сочинения. – М.: Правда, 1989. – 655 с.
Четвериков С. О вере во Христа. Тысячелетний путь. – Валаам: Издание Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1998.
Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. – Птг, 1919.
Шестов Л. Апофеоз безпочвенности: Опыт адогматического мышления. – Л.: ЛГУ, 1991. – 216 с.
Шкаратан О.И. Промышленное предприятие: Социологические очерки. – М.: Мысль,1978.
Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию. – М.: Правда, 1989. – 602 с.
Штомпка П. Социология социальных изменений. – М., 1996.
Энгельс Ф. Положение рабочего класса в Англии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 2. – С. 231 – 517.
Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / Под ред. О.Н. Трубачева. Вып. VIII. – М., 1981. – С. 246 – 247.
Эшби У. Росс. Введение в кибернетику. – М., 1959.
Ядов В.А. О диспозиционной регуляции социального поведения личности // Методологические проблемы социальной психологии. –М., 1975.
Ядов В.А. Стратегия социологического исследования. – М.: Добросвет, 1999. – 596 с.
Ядов В.А.. Диспозиционная концепция личности // Социальная психология. – Л., 1979.
Boulding K.E. The World as a Total System. – London, 1985. – 183 p.
Comte A. The Positive Philosophy. – New York: D. Appleton & Co., 1854.
Greenwood J. Corporatism, pluralism and the capacities of euro groups // Loboyisme, pluralisme et integration europeenne = Lobby-ing, pluralism and European integration. – Bmxelles, 1998. – P. 83 – 109.
Luhman N. The Differentiation of Society. – New York, 1982.
Luhman N. Trust and Power. – New York, 1979.
Melin R. Persons – their identity and individuation. – Umea : Umea univ, 1998. – [8], 230 p. (Acta Univ. Umensis. Umel studies in the humanities; 143). – Bibliogr. – Р. 221 – 227, tad.: Р. 229 – 230.
Merton R: Consensus and Controversy. – London – New York, 1991.
Parsons T. Social system and the evolution of action theory. – New York – London, 1977.
Sztompka P. Society and Action. The theory of Social Becoming. Cambridge, 1991;
Tainter J.A. The Collapse of Complex Societies. – Cambridge: Cambridge univ. press. 1988.
Toynbee A.J. A Study of History. – Vol. 1 – 12. – London, 1934 – 1961.
3. Публикации в периодических изданиях
Абульханова-Славская К.А. Российская проблема свободы, одиночества и смирения // Психологический журнал. – 1999. – Т. 20. – № 5. – С. 5 – 14.
Абульханова-Славская К.А. Российский менталитет: кросскультурный и типологический подходы // Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. – М., 1997. – С. 30 – 49.
Абульханова-Славская К.А. Социальное мышление личности: проблемы и стратегии исследования // Психологический журнал. – 1994. – Т. 12. – № 4. – С. 39 – 55.
Авакьян С.А. Практика российской государственности // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 18. Социол. и политология. – М., 1997. – № 1. – С. 44 – 54.
Атоян А.И. Маргинальность и право // Социально-политический журнал. – 1994. – № 7 – 10. – С. 158 – 161.
Балабанова Е.С. Социально-экономическая зависимость и социальный паразитизм: стратегии «негативной адаптации» // Социологические исследования. – 1999. – № 4. – 46 – 57.
Бойков В. Профессиональная культура государственной службы // Социологические исследования. – 1999. – № 2. – С. 34 – 39.
Бранский В.П. Теоретические основания социальной синергетики // Вопросы философии. – 2000. – № 4. – С. 112 – 129.
Бубнова С.С. Ценностные ориентации личности как многомерная нелинейная система // Психологический журнал. – 1999. – Т. 20. – № 5. – С. 38 – 44.
Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть // Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты. – 1993. – Т.1. – Вып. 2. – С. 137 – 150.
Бутенко И.А. Основные тенденции социального развития России. 1960 – 1990-е гг. (методика исследования) // Вестн. Рос. гуманит. науч. фонда. – М., 1997. – № 1. – С. 60 – 64.
Ванина О.Н. Стереотипы экономического сознания россиян // Социологические исследования. – 1998. – № 5. – С. 21 – 32.
Верховин В.И. Экономические стереотипы в русском фольклоре // Социологические исследования. – 1998. – № 6. – С. 21 – 28.
Давыдов А.А. Интервальный анализ социальных систем // Социологические исследования. – 1997. – № 11. – С. 106 – 109.
Дубов И.Г., Затылкина Т.Б. Социально-психологический аспект общенациональной идеи в России // Психологический журнал. – 1999. – Т. 20. – № 5. – С. 51 – 61.
Захаров Н.Л. Воровство и льготы в структуре трудового поведения // Социологические исследования. – 2001. – № 6. – С. 67 – 72.
Ильин И.А. Почему сокрушился в России монархический строй? // Социологические исследования. – 1992. – № 4. – С. 70 – 78.
Исаев И. Евразийство: идеология государственности // Общественные науки и современность. – 1994. – № 5. – С. 42 – 55.
Киселева М.С. Мера и вера // Вопросы философии. – 1995. – № 8. – С. 103 – 122.
Ковалев А.М. Азиатский способ производства и особенности развития России // Вестник Моск. ун-та. Серия № 12. Социально-политические исследования. – 1993. – № 1. – С. 46 – 56.
Кокка Ю. Социальная история между структурной и эмпирической историей // Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты. – 1993. – Т. 1. – Вып. 2. – С. 174 – 189.
Крозье М. Основные тенденции современных сложных обществ // Социально-политический журнал. – 1992. – № 6, 7. – С. 64 – 68.
Лапин Н.И. Социальные ценности и реформы в кризисной России // Социологические исследования. – 1993. – № 9. – С. 17 – 28.
Левада Ю.А. «Человек советский» десять лет спустя: 1989 – 1999 (предварительные итоги сравнительного исследования) // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. – № 3 (41), май-июнь 1999. – С. 8.
Левада Ю.А. Десять лет перемен в сознании человека // Общественные науки и современность. – М, 1999. – № 5. – С. 28 – 44.
Ле Руа Ладюри Э. Застывшая история // Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты. – 1993. – Т. 1. – Вып. 2. – С. 153 – 173.
Малинецкий Г.Г. Нелинейная динамика – ключ к теоретической истории? // Общественные науки и современность. – 1996. – № 4. – С. 22 – 29.
Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социологические исследования. – 1992. – № 3, 4. – № 4. – С. 91 – 96.
Олейников Ю. Природный фактор исторического бытия России // Свободная мысль. – 1999. – № 2. – С. 82 – 90.
Панарин А. Западники и евразийцы // Общественные науки и современность. – 1993. – № 6. – С. 60 – 69.
Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения // Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты. – 1993. – Т. 1. – Вып. 2. – С. 94 – 122.
Понеделков А.В., Цветкова Г.А., Черноус В.В. Власть и управление // Социологические исследования. – 1998. – № 3. – С. 137 – 139.
Попов В.А. Научное объяснение в концепции аутопейсиса Умберто Матураны // Социол. журн. – М., 1996. – № 3, 4. – С. 127 – 137.
Руткевич М.Н. Процессы социальной деградации в российском обществе // Социологические исследования. – 1998. – № 6. – С. 3 – 12.
Сарно А. Социальное смирение – препятствие к обновлению трудовой мотивации // Мониторинг соц.-экон. ситуации и состояния рынка труда С.-Петербурга. – Спб, 1996. – № 2. – С. 16 – 20.
Смольков В.Г. Бюрократизм // Социологические исследования. – 1999. – № 2. – С. 40 – 44.
Соколов В.М. Нравственные коллизии современного российского общества // Социологические исследования. – 1993. – № 9. – С. 42 – 51.
Степанов Ю.Е. Слова «правда» и «цивилизация» в русском языке // Известия РАН. – 1972. – Т. 31. – Вып. 2. – С. 168 – 169.
Тощенко Ж.Т. Элита: кланы, касты или клики? //Дружба народов. – 2000. – № 7. – С. 140 – 149.
Хабермас Ю. Отношения между системой и жизненным миром в условиях позднего капитализма // Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты. – 1993. – Т. 1. – Вып. 2. – С. 123 – 136.
Хакамада С. Самоорганизация и стихийность: опыт сравнительного социально-психологического анализа Японии и России // Социологические исследования. – 1999. – № 4. – С. 9 – 18.
Черников М.В. Концепты «правда» и «истина» в русской культуре: проблема корреляции // Политические исследования. – 1999. – № 5. – С. 43 – 61.
Шахназаров О. История развития общества: русский путь // Общество и экономика. – 2000. – № 2 – 4.
Ядов В. Россия как трансформирующееся общество // Общество и экономика. – 1999. – № 10, 11. – С. 65 – 72.
Яковенко И. Российская империя как Небесный Иерусалим // Открытая политика. – 1999. – № 36. – С. 40 – 52.
Anninen I. Conversation analysis: A quest for order in social inter-action and language use //Acta social. – Oslo, 1999. – Vol. 42. – № 3. – P. 251 – 257.
Axel M. Toward an analysis of Japanes-style management: A psycho-cultural and socio-historical approach // MIR: Management intern.rev. – Viesbaden, 1995. – Vol. 35. – № 2. – P. 57 – 73.
Enemas N., Kortekaas P., Ouwerkerk J.W. Self-categorization, commitment to the group self-esteem as related but distinct aspects of social identity // Europ. j. of social psychology. – Chichester, 1999. – Vol. 29. – № 2, 3. – P. 371 – 389. – Bibliogr.: Р. 387 – 389.
Jung Dong I., Avalio BJ. Effects of leadership style and followers' cultural orientation on performance in group and individual task conditions // Acad. of management j. – Mississippi State, 1999. –Vol. 42. – № 2. – P. 208 – 218. – Bibliogr.: Р. 217 – 218.
Milo R.J. Virtue, knowledge, and wickedness // Social philosophy a. policy.– Oxford, 1998. – Vol. l5. – № l. – P. 196 – 215.
Neumann I.R. Russia as Europe’s other. – Florence: EUI, Robert Schuman Center, 1996. –[4], 54, [7] p. (EUI working papers RSC / Europ. Univ. Inst., Robert Schuman Center; № 96/34) Bibliogr.: Р. 48 – 54.
Pavitt С, Johnson K.K. An examination of the coherence of group discussions // Communication research. – Beverly Hills; L., 1999. – Vol. 26. – № 3. – P. 303 – 321. – Bibliogr.: Р. 319 – 321.
Public opinion / Glynn C.J., Hcrbst S., O'Kcefe G.J., Shapiro R.Y. – Boulder (Col.): Westvicw press , 1999. – VII, 471 p.: ill. – Библиогр. в конце ст. Ind.: Р. 453 – 471.
Sher G. Ethics, character, and action // Social philosophy a. policy. – Oxford, 1998. –- Vol. 15. – № 1. – P. 1 – 17.
Smith Т. The practice of pride // Social philosophy a. policy. –Oxford, 1998. – Vol. IS. – № 1. – P. 71 – 90.
Vonk R. Differential evaluation of likeable and dislikeable behaviours enacted towards superiors and subordinates // Europ. j. of social psychology. – Cfiichester, 1999. – Vol. 29. – Ne 2/3. – P. 139 – 146. – Bibliogr.: Р. 146.
1 Богданов А.А. Тектология: (Всеобщая организационная наука). В 2-х кн. М., 1989; Винер Н. Кибернетика и общество. М., 1958; Исследования по общей теории систем. / Общая редакция и всту пительная статья В.Н. Садовского и Э.Г. Людина. М., 1969; Николис Г., Пригожин И. Самоорганизация в неравновесных системах. М., 1979; Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986; Росс Э. Введение в кибернетику. М., 1959; Хакен Г. Синергетика. М., 1980 и др.
2 Афанасьев В.Г. Мир живого: системность, эволюция и управле ние. М., 1986; Бранский В.П. Теоретические основания социальной синергетики // Вопросы философии. 2000. № 4; Давыдов А.А. Константы в социальных системах // Вестник РАН. 1993. Т. 63. № 8; Егоров В.С. Социальный реализм. М., 1999; Егоров В.С. Философский реализм. М., 1994; Крозье М. Основные тенденции современных сложных обществ // Социально-политический журнал. 1992. № 6 – 7; Романов В.Л. К ста новлению новой парадигмы обществоведения // Синергетика: человек, общество. М., 2000 и др.
3 Аверин Ю.П., Слепенков Н.М. Основы теории социального управления. М., 1990; Аверьянов Л.Я. Социология: что она знает и может. М., 1993; Афанасьев В.Г. Научное управление обществом. М., 1981, Афанасьев В.Г. Общество: системность, познание и управление. М., 1981; Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть // Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты. 1993. Т.1. Вып. 2; Вебер М. Избранные произведения. М., 1990; Вейл П. Искусство менеджмента. М., 1993; Вудкок М., Фрэнсис Д. Раскрепощенный менеджер. М., 1991; Граждан В.Д. Деятельностная теория управления. М., 1997; Граждан В.Д. Деятельность и управление. М., 1998; Граждан В.Д. Управление деятельностью и проблема самоорганизации // Синергетика и социальное управление. М., 1998; Добреньков В.И., Кравченко А.И. Социология: В 3 т. М., 2000; Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. М., 1990; Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социс. 1992. № 2 – 4; Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1997; Пригожин А.И. Современная социология организаций. М., 1995; Ромашов В.С. Социология труда. М., 1999; Смольков В.Г. Принципы управления и их классификация // Истоки российского менеджмента. М., 1997; Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001; Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996; Boulding K.E. The World as a Total System. London, 1985; Luhman N. The Differentiation of Society. N.Y. 1982; Tainter J.A. The Collapse of Complex Societies. Cambridge, 1988 и др.
4 Атаманчук Г.В. Новое государство: поиски, иллюзии, возможности. М., 1996; Бахрах Д.Н. Государственная и муниципальная служба. Екатеринбург, 1993; Бурдон Ж. Государственная служба и государственные служащие во Франции. М., 1996; Венгеров А.Б. Теория государства и права. М., 1998; Государственная кадровая политика: Концептуальные основы, приоритеты, технологии реализации. / Под общей редакцией С.В. Пирогова. М., 1996; Государственная служба: культура поведения и деловой этикет. / Под. общ. ред. Е.В. Охотского М., 1998; Граждан В.Д. Государственная служба как профессиональная деятельность. Воронеж, 1997; Магомедов К.О. Социология государственной службы. М., 2000; Мельников В.П. Государственные органы и государственная служба в России. Н. Новгород, 1995; Пикулькин А.В. Система государственного управления. М., 2000; Пономаренко Б.Т. Реформирование профессиональной школы. М., 1994; Романов В.Л. Прохождение государственной службы. М., 1997; Социальное управление. / Ред. коллегия B.C. Карпичев, Ю.В. Колесников, В.Л. Романов. М., 2000; Турчинов А.И. Профессионализация кадровой политики: проблемы развития теории и практики. М., 1998 и др.
5 Абульханова-Славская К.А. Российский менталитет: кросскуль турный и типологический подходы // Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. М., 1997; Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Новосибирск, 1997; Берви-Флеровский В.В. Положение рабочего класса в России. СПб, 1869; Бердяев Н.Н. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1991; Булгаков С.С. Два града. Исследование о природе общественных идеалов. М., 1911; Вехи. Из глубины веков. / Ред. совет под председательством В.С. Степина. М., 1991; Гумилев Л.H. Древняя Русь и Великая степь. М., 1989; Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991; Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. М., 1992; Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство. М., 1912; Франк С.Л. Духовные основы общества. М., 1991; Чаадаев П.Я. Сочинения. М., 1989; Шахназаров О. История развития общества: русский путь // Общество и экономика. 2000. № 2 – 4; Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Л., 1991; Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию. М., 1989; Яковенко И. Российская империя как Небесный Иерусалим // Открытая политика. 1999. № 36.
6 Вебер М. Основные социологические понятия // Избранные произведения. М., 1990. С. 603.
7 Давыдов Ю.Н. Действие социальное // Российская социологическая энциклопедия. М., 1998. С. 114; Добреньков В.И., Кравченко А.И. Социология. В 3 т. М., 2000. Т. 1. С. 87, Т. 3. С. 380.
8 Основа // Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия. 5 изд. (2CD). М., 2001.
9 Ромашов О.В. Социология труда. М., 1999. С. 7
10 Осипов Г.В. Социология // Российская социологическая энциклопедия. М., 1998. С. 486.
11 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 628 – 638.
12 Там же, с. 495 – 497.
13 На необходимость такой «промежуточной» теории в дальнейшем указывал Р. Мертон, охарактеризовав систему своих научных изысканий как «теорию среднего уровня» (Merton R. Consensus and Controversy. London – New York, 1991.).
14 Лебон Г. Психология народов и масс. СПб, 1995.
15 Тард Г. Социальная логика. СПб, 1996.
16 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 8 – 20; Т. 13. С. 496; Т. 21. С. 282 – 291; Т. 20. С. 16 – 32, 267 – 296.
17 Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М., 1995.
18 Московичи С. Машина, творящая богов. М., 1998. С. 42.
19 Тектология – текто- от греч. строение, организация, -логия – от греч. наука, учение (Богданов А.А. Тектология: (всеобщая организа ционная наука). В 2 кн. М., 1989.)
20 Берталанфи фон Л. Общая теория систем: критический обзор // Исследование по общей теории систем. М., 1969.
21 Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. М., 1983. С.57.
22 Берталанфи фон Л. Общая теория систем: критический обзор // Исследование по общей теории систем. М., 1969. С. 21.
23 Там же, С. 13.
24 Берталанфи фон Л. Общая теория систем: критический обзор // Исследование по общей теории систем. М., 1969. С. 25 – 26.
25 Эшби Р. Введение в кибернетику. М., 1959. С. 18.
26 Гомеостазис (от греч. homoios – подобный, одинаковый и stasis – неподвижность) – относительное динамическое постоянство состава и свойств внутренней среды и устойчивость основных функций организма.
27 Берталанфи фон Л. Общая теория систем: критический обзор // Исследование по общей теории систем. М., 1969. С. 25.
28 Николис Г., Пригожин И. Познание сложности. М. 1990; Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986.; Пригожин И.Р. От существующего к возникающему: Время и сложность в физических науках. М., 1985; Николис Г., Пригожин И. Самоорганизация в неравно весных системах. М., 1979; Пригожин И.Р. Неравновесная статистическая механика. М., 1964.
29 Синергетика от греч. sin – со-, совместно и ergos – действие. (Хакен Г. Синергетика. М., 1980.).
30 Бифуркация (от англ. fork – вилка) – неустойчивая система, которая имеет свои пороговые величины, характеризующие ее фундаментальные свойства. При количественном достижении критического (порогового) значения происходит качественный скачок – точка разветвления эволюционной линии. Это и есть бифуркация (Николис Г., Пригожин И. Познание сложности. М., 1990.).
31 Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1997; Parsons T. Social system and the evolution of action theory, N.Y. - L., 1977.
32 Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социс. 1992. № 2, 3, 4; Merton R. Social Theory and Social Structure. Glencoe, 1957.
33 Аномия – состояние, при котором некоторые личности не могут интегрироваться с институциализированными нормами общества. Общественная аномия характеризуется существеным ослаблением нормативных стандартов социума. Аномийное поведение человека – это либо его социальная дезориентация, либо сознательное игнорирование существующих институциональных норм (Керимов Т.X. Аномия // Современный философский словарь. Москва – Бишкек – Екатеринбург, 1996. С. 20; Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001. С. 27, 373; Якош А.М. Теория социальной аномии // Российская социологическая энциклопедия. – М., 1997. С. 566).
34 Луман Н. Почему необходима «системная теория»? // Проблемы теоретической социологии. СПб, 1994; Luhman N. Trust and Power. N.Y., 1979.
35 Автопоэксис – термин, введенный и используемый Н. Луманом, обозначающий способность социальных систем создавать такие социальные институты (например наука, право, политика), которые обеспечивают самоорганизацию общества, вместе с тем, эти социальные институты со своими методическими правилами являются саморефлексирующими и самосозидающими системами (Luhmann N. The Differentiation of Society. N. Y., 1982. P. 49.
36 Хабермас Ю. Отношения между системой и жизненным миром в условиях позднего капитализма // Теория и история экономических и соци альных институтов и систем. Структуры и институты. 1993. Т. 1. Вып. 2.
37 Boulding K.E. The World as a Total System. London, 1985.
38 Tainter J.A. The Collapse of Complex Societies. Cambridge, 1988.
39 Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996.
40 Аверьянов Л.Я. Социология: что она знает и может. М., 1993. С. 9 – 12; Ядов В.А. Предисловие // Социология в России. М., 1998. С. 7 – 22.
41 Аверьянов Л.Я. Социология: что она знает и может. М., 1993. С. 26; Ядов В.А. Стратегия социологического исследования. М., 1999. С. 14 – 37.
42 Ядов В.А. Предисловие. //Социология в России. М., 1998. С.11.
43 Таковыми являются: теория стратификации, социология культуры, личности, труда, экономики, демографии, политики (Социология в России. М., 1998.).
44 Ядов В.А. Предисловие // Социология в России. М., 1998. С. 11; Добреньков В.И., Кравченко А.И. Социология. В 3 т. Т. 1. Методология и история. М., 2000. С. 20 – 64.
45 Афанасьев В.Г. Мир живого: системность, эволюция и управление. М. 1986; Афанасьев В.Г. Научное управление обществом. М., 1981; Афанасьев В.Г. Общество: системность, познание и управление. М., 1981.
46 Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Принцип коэволюции сложных систем и социальное управление // Синергетика и социальное управление. М., 1998; Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. М., 1990; Курдюмов С.П., Малинецкий Г.Г., Потапов А.Б. Синергетика – новые направления. М., 1989; Малинецкий Г.Г. Контуры завтрашнего дня // Синергетика: человек, общество М., 2000; Малинецкий Г.Г. Нелинейная динамика – ключ к теоретической истории? // Общественные науки и современность. 1996. № 4; Моисеев Н.Н. Есть ли у России будущее? Попытка системного анализа проблемы выбора. М., 2000; Моисеев Н.Н. Как далеко до завтрашнего дня: Свободные размышления, 1917 – 1993. М., 1996; Моисеев Н.Н. Расставание с простотой. М., 2000; Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. М., 1998.
47 Егоров В.С. Синергетика: человек, общество // Синергетика: человек, общество. М., 2000; Егоров В.С. Синергийное миропонимание и управление // Синергетика и социальное управление. М., 1998; Егоров В.С. Социальный реализм. М., 1999; Егоров В.С. Философский реализм. М., 1994.
48 Бранский В.П. Теоретические основания социальной синергетики // Вопросы философии. 2000. № 4;
49 Романов В.Л. Социальная самоорганизация и государственность. М., 2000; Романов В.Л. К становлению новой парадигмы общество ведения // Синергетика: человек, общество. М., 2000; Романов В.Л. Креативные аспекты социального управления // Синергетика и соци альное управление. М., 1998.
50 Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001. Щербина В. Социология организаций: школы, направления и тенденции развития // Социология в России. М., 1998. С. 241 – 251.
51 Адамчук В.В. и др. Экономика и социология труда. М., 1999; Ромашов О.В. Социология труда. М., 1999; Фролов С.С. Основы социологии труда. М., М., 1997; Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001.
52 Григас Р. Социальная организация предприятия и ее функция. Вильнюс, 1980; Лапин Н.И. Проблемы социологического анализа организационных систем // Вопросы философии. 1974. № 7; Лапин Н.И., Коржева Э.М., Наумова Н.Ф. Теория и практика социального планирования. М., 1975; Подмарков В.Г. Введение в промышленную социологию. М., 1973; Наумова Н.Ф. Психологические механизмы свободного выбора // Системные исследования. Ежегодник. М., 1983; Наумова Н.Ф. Социологические и психологические аспекты целенаправленного поведения. М., 1988; Пригожин А.И. Организации: системы и люди. М., 1983; Пригожин А.И. Социологические аспекты управления. М., 1974; Пригожин А.И. Социология организаций. М., 1980; Пригожин А.И. Современная социология организаций. М., 1995; Шкаратан О.И. Промышленное предприятие. Социологические очерки. М., 1978.
53 Социология в России. / Под ред. В.А. Ядова. М., 1998. С. 245.
54 Бахрах Д.Н. Государственная и муниципальная служба. Екатеринбург, 1993; Венгеров А.Б. Теория государства и права. М., 1998; Пикулькин А.В. Система государственного управления. М., 2000.
55 Проблемы общей теории социалистического государственного управления. М., 1981. С.40.
56 Атаманчук Г.В. Предисловие; Казанцев Н.М. Публично-правовое регулирование государственной службы: институционально-функциональный анализ. М., 1999. С. 4.
57 См.: Введение (эмпирическая база исследования) на стр.11 – 14 данной работы.
58 Турчинов А.И. Актуальные проблемы развития теории кадровой политики в условиях реформ // Научные доклады. Вып. 1. Материалы научно-практической конференции «Российское государство и государ ственная служба на современном этапе». М., 1999; Турчинов А.И. Проблема развития теории кадровой политики в условиях реформ // Российское государство и государственная служба на современном этапе: Материалы научно- практической конференции. М., 1998; Турчинов А.И. Профессионализация и кадровая политика: проблемы развития теории и практики. М. 1998; Турчинов А.И. Синергия конструктивного и деструктивного профессионализма // Синергетика: человек, общество. М., 2000; Граждан В.Д. Государственная служба как профессиональная деятельность. Воронеж. 1997; Граждан В.Д. Деятельностная теория управления. М. 1997; Граждан В.Д. Деятельность и управление (социологический аспект). М., 1998; Граждан В.Д. Управление деятельностью и проблема самоорганизации // Синергетика и социальное управление. М. 1998; Пономаренко Б.Т. Реформирование профессиональной школы: история, опыт, проблемы (1980 – 1994). М., 1994; Пономаренко Б.Т. Деловое образование кадров управления: тенденции и противоречия развития // Российское государство и государ ственная служба на современном этапе: Материалы научно практической конференции. М., 1998.
59 Бойков В. Профессиональная культура государственной службы // Социс. 1999. №2; Романов В.Л. К становлению новой парадигмы общест воведения // Синергетика: человек, общество. М., 2000; Романов В.Л. Коррупция как системная социальная патология // Российское государство и государственная служба на современном этапе: Материалы научно практической конференции. М., 1998; Романов В.Л. Креативные аспекты социального управления // Синергетика и социальное управление. М., 1998.
60 Атаманчук Г.В. Межкафедральная синергийность в преподавании проблематики государственного управления в РАГС // Синергетика: человек, общество М., 2000; Атаманчук Г.В. Новое государство: поиски, иллюзии, возможности. М., 1996; Василенко Л.А. Интернет: самоорганизация и управление // Синергетика и социальное управление. М., 1998; Карпичев А.Г. Личная тектология в канун XXI века // Истоки российского менеджмента. М., 1997; Лытов Б.В., Романов В.Л. Синергия личностных качеств лидера // Синергетика: человек, общество. М., 2000; Мельников В.П. Государственные органы и государственная служба в России. Н. Новгород, 1995; Мельников В.П., Нечипоренко B.C. Государственная служба в России: отечественный опыт организации и современность. М., 2000; Нечипоренко B.C. Организация и функциони рование государственной службы. Р/Д, 1998; Смольков В.Г. Бюрократизм // Социс. 1999. № 2; Смольков В.Г. Принципы управления и их клас сификация // Истоки российского менеджмента. М., 1997.
61 Егоров В.С. Философский реализм. М., 1994; Егоров В.С. Социальный реализм. М., 1999.
62 Граждан В.Д. Государственная служба как профессиональная деятельность. Воронеж, 1997; Граждан В.Д. Деятельностная теория управления. М. 1997; Граждан В.Д. Деятельность и управление (социологический аспект). М., 1998; Граждан В.Д. Управление деятельностью и проблема самоорганизации // Синергетика и социальное управление. М., 1998.
63 Романов В.Л. Социальная самоорганизация и государственность. М., 2000.
64 Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001.
65 Калиниченко Л.А. Социальная организация государственной службы. М., 2000.
66 Система // Российская социологическая энциклопедия. М., 1998. С. 464; Садовский В.Н. Система // Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 584; Керимов Т.X. Система // Современный философский словарь. М. – Екатеринбург – Бишкек, 1996. С. 460.
67 Богданов А.А. Тектология. В 2 кн. М., 1989. Кн. 1. С. 111.
68 Активность здесь, по терминологии А.А. Богданова, понимается как любое действие, производимое элементами или группами элементов, обеспечивающее целостность комплекса (см.: Богданов А.А. Тектология. М., 1989. Кн. 1. С. 118 – 124).
69 Согласно А.А. Богданову, возможны организованные, дезорганизованные и нейтральные комплексы. Системой, в современном понимании, может быть назван только один – организованный комплекс (см.: там же, кн. 1, с. 121).
70 По мнению А.А. Богданова, «организованное целое … практически больше простой суммы своих частей, но не потому, что в нем создавались «из ничего» новые активности, а потому, что его наличные активности соединяются более успешно, чем противостоящие им сопротивления» (см. там же, кн. 1, с. 117).
71 Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения. В 2 т. М., 1983. Т. 2. С. 212.
72 Перефразируя Г. Гегеля, можно сказать: цель есть осознанная необходимость (см.: Гегель Г. Соч. Т. 8. М. – Л., 1935.).
73 Тавтология – целерациональная цель.
74 Л.Н. Гумилев называет стремление индивида к указанным ценностям аттрактивностью (см.: Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989. С. 328 – 330, 496.).
75 Аттрактивность от лат. attractio – притяжение, влечение.
76 Кант И. Критика практического разума. Соч. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 260.
77 Л.Н. Гумилев в своей концепции «пассионарности» при анализе типов этнического поведения выделил две формы активности: «эгоистическую» и «аттрактивную». «Эгоизм» понимается как волевое стремление к рационально определенной цели. «Аттрактивность» – влечение к абстрактным ценностям. Целостное описание Л.Н. Гумилевым «эгоизма» совпадает с описанием М. Вебера «целерациональности». Аналогичное совпадение наблюдается и при соотнесении «аттрактивности» и «ценностно-рационального действия». В этой связи термин «аттрактивность» в значении, которое ему придал Л.Н. Гумилев, в нашей работе может быть использован как синоним термина «ценностно-рациональное действие». Подробно о характеристике эгоизма и аттрактивности см: Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. С. 328 – 330.
78 Экспектация (от англ. expectation — ожидание) — термин, которым в теории (и в структурном функционализме в целом) обозначается ожидание человека определенного поведения в зависимости от его положения (позиции) в социальной системе. Сама эта позиция предстает как система ожиданий, предъявляемых человеку социумом и обеспечиваемых соответствующими санкциями и поощрениями, правилами социального взаимодействия (см.: Шихирев П.Н Экспектация // Российская социологическая энциклопедия. М., 1997).
79 Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социс. 1992. № 2. С. 119.
80 Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социс. 1992. № 2. С. 104.
81 Пригожин А.И. Современная социология организаций. М.,1995. С. 50.
82 Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001. С. 18.
83 Консорция (от лат. consortium – соучастие, сообщество) – группа людей, объединенных, часто эфемерно, исторической судьбой на корот кое время [судьба в данном случае понимается как однообразный набор условий социального действия. Такие условия характеризуются одними обстоятельствами, желаниями и целями] (см.: Гумилев Л.Н Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989. С. 111, 497.
84 Конвиксия – группа особей с однохарактерным бытом и семейными связями, низший таксон этнической иерархии (см.: Гумилев Л.Н Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989. С. 111, 497.
85 Романов В.Л. Социальная самоорганизация и управление // Социальное управление. М., 2000. С. 35.
86 Данное определение профессора В.Л. Романова созвучно представлениям автора и является необходимым рабочим определением для данной работы (см.: Организационная культура государственной службы. М., 2001. С. 10, а также подробнее: Романов В.Л. Социальная самоорганизация и государственность. М., 2000.).
87 От лат. regulo – устраиваю, привожу в порядок.
88 Богданов А.А. Тектология. М., 1989. Кн. 1. С. 189 – 205.
89 Афанасьев В.Г. Системность и общество. М., 1980. С. 206.
90 Афанасьев В.Г. Управление // Философский энциклопедический словарь. М. 1989. С. 674.
91 Мескон М. Х., Альберт М., Хедоури Ф. Основы менеджмента. М., 1992. С. 253.
92 Организационная культура государственной службы. / Авторский коллектив под руководством В.Л. Романова. М., 2001. С. 21 – 23.
93 Афанасьев В.Г. Системность и общество. М., 1980. С. 214.
94 Блок управления – часть системы управления организацией, включающая в себя нормы, цели, эталоны контролируемых параметров, а также сравнение их реальными значениями этих параметров. – См.: Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001. С. 373.
95 В данном случае анализируется только один из аспектов движения управляющей информации, в целом анализ функционирования управленческих информационных потоков дан в ряде научных работ, более подробно это рассмотрено в книге: Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001. С. 267 – 272.
96 Российская социологическая энциклопедия. / Под общ. ред. Г.В. Осипова. М., 1998. С. 291.
97 Аверьянов Л.Я. Социология: что она знает и может. М., 1993. С. 130.
98 По мнению Т. Парсонса, каждой социальной функции соответствует определенная структура: адаптации – экономика, целеполаганию – политика, интеграции – институты социализации, латентности – культура (см.: Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1997. С. 20 – 25).
99 Монсон П. Современная западная социология. М., 1992. С. 44..
100 Ромашов О.В. Социология труда. М., 1999. С. 95.
101 Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001. С. 377.
102 Там же, с.84 – 87.
103 Граждан В.Д. Функции социального управления // Социальное управление. М., 2000. С. 120.
104 Бранский В.П. Теоретические основания социальной синергетики // Вопросы философии. 2000. № 4. С. 113.
105 Идея неравновесности, сформулированная в 60-70-е гг. нобелевским лауреатом И.Р. Пригожиным (см. ссылку на его научные произведения в данной работе на стр. 35), оказалась применимой в открытых системах различной природы – химической (периодические реакции, ведущие центры, спирали), биологической (биологические часы), физической (диссипативные структуры в твердых телах), экономической (колебания курса на бирже) и т.д. Оригинальное развитие этой идеи применительно к социальным системам дал П. Штомпка (см. Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996.). В российской социальной философии и социологии развитию идеи неравновесности социальных систем посвящено значительное количество работ (см. ссылки на стр. 42-43).
106 Не случайно все революции связаны с отменой сложившихся правил и норм, начиная с отмены, к примеру, мер длины и веса до отмены моральных запретов.
107 Toynbee A. J. A Study of History. London, 1934-1961. Vol. 1. P. 306.
108 Романов В.Л. Креативные аспекты социального управления // Синергетика и социальное управление. М., 1998. С. 14.
109 Лытов Б.В. Проблемы общественного идеала в тектологии А.А. Богданова и современность // Истоки российского менеджмента. М., 1998. С. 36.
110 Tainter J.A. The Collapse of Complex Societies. Cambridge, 1988. P. 250.
111 Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992. С. 7.
112 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 8.
113 Чаадаев П.Я. Сочинения. М., 1989.
114 Киреевский Н. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России // Московский сборник, 1852. T. I.
115 Хомяков А.С. О старом и новом. Статьи и очерки. М., 1988.
116 Огарев Н.П. Избранное. М., 1984; Грановский Т.Н. Соч. М., 1900.
117 Герцен А.И. Собр. соч. Т. 12. 1957. С. 35.
118 Берви-Флеровский В.В. Положение рабочего класса в России. СПб, 1896.
119 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991.
120 Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. Т. 6. М., 1912.
121 Бердяев Н.Я. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.
122 Исаев И. Евразийство: идеология государственности // Общественные науки и современность. 1994. № 5. С. 42 – 55.
123 Нестеров Ф.Ф. Связь времен: опыт публицистики. М., 1987; Чивилихин В.А. Память. М., 1982.
124 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 1989 и др.
125 Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Новосибирск, 1997.
126 Кантор В. "…Есть европейская держава" Россия: трудный путь к цивилизации. Историософские очерки. М., 1997.
127 Моисеев Н.Н. Есть ли у России будущее? Попытка системного анализа проблемы выбора. М., 2000; Моисеев Н.Н. Как далеко до завтрашнего дня: Свободные размышления, 1917 – 1993. М., 1996; Моисеев Н.Н. Расставание с простотой. М., 2000; Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. М., 1998.
128 Пантин И., Плимак Е. Россия XVIII – XX вв. Тип «запоздавшего» исторического развития // Коммунист. 1991. № 1.; Идзинский В.Я. Тайна российских катастроф // Полис. 1992. № 4; Умов В.И., Лапкин В.В. Кондратьевские циклы и Россия: прогноз реформ // Полис. 1992. № 4.
129 Абульханова-Славская К.А. Российская проблема свободы, одиночества и смирения // Психологический журнал. 1999. Т. 20. № 5; Абульханова-Славская К.А. Российский менталитет: кросскультурный и типологический подходы // Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. М., 1997.
130 Балабанова Е.С. Социально-экономическая зависимость и социальный паразитизм: стратегии «негативной адаптации» // Социс. 1999. № 4.
131 Яковенко И.Р. Российская империя как Небесный Иерусалим // Открытая политика. 1999. № 36.
132 Олейников Ю. Природный фактор исторического бытия России // Свободная мысль. 1999. № 2.
133 Молчанов М.А. Истоки российского кризиса: глобализация или внутренние проблемы? // Политические исследования. 1999. № 5.
134 Шахназаров О. История развития общества: русский путь // Общество и экономика. 2000. № 2 – 4.
135 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М., 1990.
136 Граждан В.Д. Координация и субординация в системе социального управления // Социальное управление. М., 2000. С. 237.
137 Пригожин А.И. Современная социология организаций. С. 60 – 78.
138 Граждан В.Д. Координация и субординация в системе социального управления // Социальное управление. М., 2000. С. 237.
139 Лытов Б.В. Эволюция систем и концепций социального управления // Социальное управление. М., 2000. С. 65.
140 История древнего мира / Под ред. И.С. Свенцицкой. Т. 2. М., 1984. С. 490 – 516.
141 Наглядно принцип равенства проявляется в торге покупателя и продавца.
142 Аристотель. Политика. Соч. в 4 т. Т. 4. М., 1984.
143В свое время Джон Локк, Томас Гоббс, Жан-Жак Руссо рассматривали общественный договор как принцип адекватного устроения социальной жизни. И вместе с этим они определили фундаментальные теоретические основы плюралистического взаимодействия. Эти мыслители выступили как теоретики демократического государственного устройства, обеспечивающего равновесие интересов личности и государства. Взгляды этих мыслителей нашли выражение в «Декларации независимости США» и в «Декларации прав человека и гражданина» во Франции (см.: Локк Д. Два трактата о правлении. М., 1985; Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского.). // Избр.произведения в 2 т. Т. 2. М., 1964; Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре или принципы политического права. М., 1938.
144 Лытов Б.В. Эволюция систем и концепций социального управления // Социальное управление. М., 2000. С. 71.
145 Граждан В.Д. Координация и субординация в системе социального управления // Социальное управление. М., 2000. С. 223.
146 Организация взаимодействия индивидов, групп индивидов в структуре государственной власти США внешне напоминает иерархическую организацию, но отношения между участниками взаимодействия построены на взаимоконтроле (например, законодательная власть контролирует исполнительную, и наоборот), поэтому есть основания утверждать, что главной тенденцией взаимодействия индивидов в структуре государственной власти США является плюралистическая.
147 Ключевский В.О. История сословий в России. Птг, 1918. С. 77.
148 См. подробно о способах наследования власти: Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., 1993. С. 56 – 59.
149 Принципы феодального права наиболее рельефно отражены в «Иерусалимских ассизах» (см. об этом подробнее: История средних веков. Т. 1 / Под ред. Е.А. Косминского, С.Д. Сказкина. М., 1952. С. 292; Додю Г. История монархических учреждений в Латино-Иерусалимском королевстве (1099 – 1291 гг.). Спб, 1897. С. 357; Гизо Ф. История цивилизации в Европе. СПб, 1892. С. 24 – 31.
150 Ключевский В.О. История сословий в России. Птг, 1918. С. 78.
151 Неадекватность плюрализма как формы государственной власти показывает (за несколько десятилетий до битвы на реке Калке) автор «Слова о полку Игореве», указывая на отсутствие централизма как интегративного начала древнерусского общества.
152 Ключевский В.О. История сословий в России. Птг, 1918. С. 93 – 94.
153 По Р. Мертону такое общество основано на инновационном социальном действии, что потенциально может привести к анархии (см. подробнее: Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социс. 1992. № 2. С. 105.
154 Феод (позднелат. feodum) – в средневековой Западной Европе земли (или фиксированный доход), пожалованные в наследственное владение сеньором своему вассалу, обязанному за это нести военную, придворную (участие в сеньориальном суде, в управлении сеньорией и др.) службу, вносить установленным обычаем платежи // Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия. 5-е изд. (2CD) / Генеральный продюсер В.А. Рудников. М., 2001.
155 Никакой услуги без благодарности (лат.). Описание действия данного принципа феодализма см. подробнее: Гумилев Л.Н. Древня Русь и Великая Степь. М., 1989; Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. С. 29 – 31; Гизо Ф. История цивилизации в Европе. СПб, 1892. С. 24 – 31.
156 Ключевский В.О. История сословий в России. Птг, 1918. С. 119.
157 Фр. etatisme < etat – государство.
158 Ключевский В.О. История сословий в России. Птг, 1918. С. 83 – 84.
159 Там же, с. 182.
160 Бурдон Ж. Государственная служба и государственные служащие во Франции. М., 1996.
161 Дескриптивный метод (лат. descriptio — описываю) – метод исследования, применяющийся на начальной стадии работы и заключающийся в первичном описании предметов, явлений, процессов объективной действительности в том виде, как они предстают перед исследователем. … дескриптивный метод — это только приступ к исследовательской работе, и если им ограничиться, то это равносильно тому, чтобы остаться на положении всего лишь регистратора событии». - См. об этом подробнее: Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М., 1976. С. 140.
162 Аналитический метод (расчленение объекта на составные части) ступень исследования, идущая за дескриптивным методом. – См. об этом подробнее: Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М., С.34-36, 140.
163 Принцип непосредственной верификации - прямое соотнесение теоретических положений с данными наблюдений и экспериментов, определяемых вероятностно-статистическими средствами (или данными социологической эмпирии). См. об этом подробнее: Верификация // Философский энциклопедический словарь / Редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичев и др. М. 1989. С. 85; Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М., С.82
164 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 104.
165 См. отличие предметов социологии и психологии в исследовании человеческих действий на стр. 60 – 61 данной работы.
166 Например, жулик не следует стереотипу своей жертву, но он обязательно соотносит свое поведение со стереотипами жертвы. Такое действие жулика – социальное действие, но аномийное.
167 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990. С. 103.
168 Маркс К., Энгельс Ф. Т. 46. Ч. 1. С. 468.
169 Биологический пример: внешняя морфология дельфина, акулы, ископаемого ихтиозавра почти одинакова, хотя это различные живые существа. Они имели одинаковые условия среды и одинаковый способ существования в среде, в результате чего и возникло их морфологическое тождество.
170 Вебер М. Избранные произведения. М. 1990. С. 522.
171 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990. С. 103.
172 Вебер М. Избранные произведения. М. 1990. С. 522.
173 РХИ-98.
174 ОК – 99. С. 266, 273.
175 Там же, с. 265.
176 Вероятнее всего, происхождение слова «рус» относится к шведскому языку, в котором слово «rō(r)s» обозначает «гребля», «рыбная ловля», «место причала». «Roslagen» – «дорога или узкий пролив, по которому можно плыть на лодке». Финское название шведов – «Ruotsi», в IX-X вв. финны так называли варягов, нанимаемых новгородцами, а затем и самих новгородцев (см. об этом подробнее: Агеева Р.А. Какого мы роду-племени? Народы России: имена и судьбы: Словарь-справочник. М., 2000. С. 268. Аналогичного взгляда придерживается В.А. Чивилихин, полагая, что имя «рус» – название одного из прибалтийских военных объединений. Такие объединения профессионалов-воинов получали свои наименования по зонам действия, например, викинги – воины морских заливов. Возможно, русы – воины речных русел (см. об этом подробнее: Чивилихин В.А. Память. М., 1982. С. 465 – 466.
177 Олейников Ю. Природный фактор исторического бытия России // Свободная мысль. 1999. № 2. С. 83 – 84.
178 Согласно принципу верификации, гипотеза должно быть сводима к комплексу «протокольных предложений» (в данном случае положений), в которых и фиксируются данные эмпирического опыта (см.: Верификация // Философский энциклопедический словарь / Редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичев и др. М. 1989. С. 85.
179 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 8.
180 Принцип косвенной верификации - соотнесение теоретических положений с неопровергнутыми положениями других научных теорий. - См.: Верификация // Философский энциклопедический словарь.. С.85.
181 В 211 организациях, которые консультировал автор, в 72% работников не имели должностных инструкций, 21% работников имели должностные инструкции, но они не совпадали с их реальными обязанностями.
182 ОК-99. С.131.
183 Охотский Е.В. Кадры государственного управления: социальный статус, профессиональные пути укрепления // КАДР – 97. С. 4.
184 МРП – 98.
185 Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С.272.
186 Российский работник продолжает работать, даже не получая зарплату. - См. об этом подробнее: Абульханова-Славская К.А. Российская проблема свободы, одиночества и смирения. // Психологический журнал. 1999. Т.20. №5. С.5-14; Ванина О.Н. Стереотипы экономического сознания россиян // Социс. 1998. №5. С.25; Захаров Н.Л., Кузнецов А.Л. Мотивация труда работников промышленных предприятий //Проблемы региональной экономики. Ижевск, 1999. №1-4. С.450.
187 Для сравнения - реакция населения Албании (сер.90-х гг.), Аргентины (2001 г.) на невозвращаемые банками вклады и реакция на это россиян в 1992 и в 1998 годах.
188 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1991. С. 9.
189 Захаров Н.Л., Кузнецов А.Л. Мотивация труда работников промышленных предприятий // Проблемы региональной экономики. Ижевск, 1999. № 1 – 4. С. 440.
190 Захаров Н.Л. Воровство и льготы в структуре трудового поведения // Социс. № 6, 2001. С. 69.
191 НО – 97. С. 90.
192 По инициативе инженера Ф. Лессепса (1805 – 1894), построившего Суэцкий канал, было создано акционерное общество, средства которого должны были пойти на строительство Панамского канала. Проект канала оказался неосуществим. Многие вкладчики разорились.
193 Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 18
194 Там же, с.9
195 По данным социологических исследований в Удмуртии, 69,2 % респондентов, опрошенных в 1999 г. (опрошено 1113 респондентов, выборка репрезентативна по полу и возрасту), хотя бы раз задумывались об эмиграции в развитые страны. ЦНЖ – 99.
196 Примечательно, что многие сказки о смекалке – русские, украинские, удмуртские, татарские (и других российских народов) – противопоставляют силе именно действие не по правилам.
197 Усиление контроля за сохранностью выпускаемой продукции на ряде предприятий Ижевска пародоксально стимулировало воровство работников (см. об этом подробнее: Захаров Н.Л. Воровство и льготы в структуре трудового поведения // Социс. № 6, 2001.
198 Захаров Н.Л. Социологические исследования малого бизнеса в Удмуртии. Ижевск, 2000. С. 74.
199 Вебер М. Избранные произведения. М. 1990. С. 523.
200 Для примера, можем ли мы представить в нашей культуре двух влюбленных, подписывающих брачный контракт?
201 Данный принцип, фиксируемый в поговорке «Семь раз отмерь, один – отрежь», может быть обозначен формулой: знание – оценка – действие.
202 Афоризм Б. Наполеона: «Сначала ввяжемся в бой, а там видно будет!» может служить основанием формулы: действие – оценка и знание).
203 Поговорка: «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что» выражает формулу такого действия: оценка – действие – знание.
204 Олейников Ю. Природный фактор исторического бытия России // Свободная мысль. 1999. № 2. С. 82 – 90.
205 Противопоставление «должного» и «сущего», как способа российского мировоззрения, весьма убедительно показал Н.А.Бердяев, анлогичных взглядов придерживается И.Яковенко. – См. об этом подробнее: Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990; Яковенко И. Российская империя как Небесный Иерусалим. //Открытая политика. 1999. №36. С.40-52
206 КС – 96 (итоговый). С. 164.
207 В коллективах, которые консультировал автор, более четверти сотрудников (как правило, руководители различных рангов) имеют прозвища, которыми их называют «за глаза» коллеги. Прозвища представляют негативную оценку отдельных индивидуальных черт. Все прозвища находятся на грани или за гранью речевого табу.
208 В этой связи волна анекдотов про «новых русских», в которых создан негативный образ современного предпринимателя, – действие данного репрессивного регулятивного инструмента, высмеивания.
209 Например, «не по чину берет» (см.: Гоголь Н.В. Ревизор. Собр. соч. Т. 5. М., 1994. С. 189).
210 Например, в преобладающем большинстве российских коллективов существует традиция снимать бремя похорон с родственников умершего сотрудника и этим оказывать им посильную помощь. В России много людей, испытавших на себе в трудных условиях поддержку коллектива. Во всех организациях, которые консультировал автор, существовали те или иные формы оказания материальной поддержки сотрудникам, оказавшимся в сложных ситуациях. Все руководители этих организаций отмечали, что считают своим долгом оказать материальную поддержку сотрудникам, оказавшимся в сложной ситуации.
211 НО – 97. С. 176.
212 В семи организациях Ижевска в 2001 г, консультируемых автором (две организации государственной службы), проводился негласный хронометраж деятельности работников. В результате установлено, что от 20 до 35 % рабочего времени работники тратят на общение, в котором обсуждаются поступки членов трудового коллектива. Хронометраж, проведенный автором в двух профилакториях, показал, что от 20 до 30 % времени отдыхающие тратят на обсуждение членов отдыхающего коллектива. Данный хронометраж, проведенный в Ижевске, в строгом смысле не может быть репрезентативным по отношению к жителям Ижевска, а тем более ко всем россиянам. Однако, основываясь на гносеологическом принципе верификации: «гипотеза верна до тех пор, пока не появились опровергающие ее факты», примем положение, что взаимообщение – типичный способ социального действия российских индивидов.
213 ОК – 99. С. 265.
214 Особой формой общения оказывается застолье с обязательной выпивкой. Будучи нетрезвым, человек становится предельно открытым для окружающих («что у трезвого на уме, то у пьяного – на языке»). Отказ от участия в совместной выпивке – признак закрытости индивида, его отказ от открытости и, более того, проявление «неуважения к обществу». Мы обязаны быть, как все, при этом быть открытыми. В застолье индивид должен пить «как все», но не напиваться – это признак слабости (но не грех). Грех – отказ от выпивки, а значит отказ открыться. Отказ индивида в таком взаимообщении «быть, как все» служит предупреждающим сигналом для коллектива к началу репрессий. По материалам МРП – 98.
215 Атоян А.И. Маргинальность и право // Социально-политический журнал. 1994. № 7 – 10.
216 Вебер М. Основные социологические понятия // Избранные произведения. М., 1990. С. 625, 636 – 639; Weber M. Economy and Society. Vol. 1. Berkeley, 1978. P. 24 – 25.
217 ОК – 99. С. 261.
218 Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г. № 1496. С. 15.
219 Там же, с. 15.
220 ОК-99. С. 264.
221 Там же, с. 28.
222 ОК – 99. С. 262.
223 Охотский Е.В. Кадры государственного управления: социальный статус, профессиональные пути укрепления // КАДР – 97. С. 4.
224 ОК – 99. С. 131.
225 Там же, с. 264.
226 НО – 97. С. 161.
227 Соколов В.М. Кадровые проблемы государственных учреждений в оценке руководителей кадровых служб федеральных ведомств: Аналитическая записка // КАДР – 97. С. 3.
228 ОК – 99. С. 87.
229 Там же, с. 261.
230 ОК-99. С.267.
231 Информационная записка // КАДР-97. С.6.
232 Там же, с.4.
233 ОК – 99. С. 90.
234 Соколов В.М. Кадровые проблемы государственных учреждений в оценке руководителей кадровых служб федеральных ведомств: Аналитическая записка // КАДР – 97. С. 8.
235 Вебер М. Избранные произведения.
236 Атаманчук Г.В. Теория государственного управления. М. 1997; Бахрах Д.Н. Государственная и муниципальная служба. Екатеринбург, 1993; Государственная кадровая политика: Концептуальные основы, приоритеты, технологии реализации. / Под общей редакцией С.В. Пирогова. М. 1996; Государственная служба: культура поведения и деловой этикет. / Под общ. ред. Е.В.Охотского. М. 1998; Граждан В.Д. Государственная служба как профессиональная деятельность. Воронеж. 1997; Магомедов К.О. Социология государственной службы. М. 2000; Пикулькин А.В. Система государственного управления. М. 2000; Романов В.Л. Прохождение государственной службы. М. 1997; Социальное управление. М. 2000; Турчинов А.И. Профессионализация и кадровая политика: проблемы развития теории и практики. М. 1998 и др.
237 Концепция реформирования системы государственной службы Российской Федерации: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г. № 1496; Положение о федеральной государственной службе: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 22 декабря 1993 г. № 2267; Указ Президента Российской Федерации «О квалификационных требованиях по государственным должностям федеральной государственной службы» // Российская газета. 1996. 3 февраля; Федеральный закон «Об основах государственной службы Российской Федерации». № 119-ФЗ. // Российская газета. 1995. 5 августа; Федеральный закон «Об основах муниципальной службы в Российской Федерации» от 8 января 1998 г.
238 Организационная культура государственной службы. / Авторский коллектив под руководством В.Л. Романова. М., 2001. С. 66.
239 Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации утверждены Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г. № 1496. С. 15.
240 ОК-99. С.99
241 ПДМ – 01.
242 ОК-99. С.43
243 Там же, с.85
244 НО-97. С. 47.
245 КС-96 (итоговый) С. 164.
246 НО-97. С.81
247 Захаров Н.Л. Специфика социальной системы России. Ижевск, 2000. С. 119.
248 Гоголь Н.В. Ревизор. Собр. соч. Т. 5. М., 1994. С. 189.
249 НО-97. С. 89.
250 Там же, с. 153.
251 НО – 97. С. 158.
252 КС – 96 (итоговый). С. 60.
253 НО – 97. С. 159.
254 ОК – 99. С. 85.
255 Там же, с. 85.
256 НО – 97. С. 161..
257 Соколов В.М. Кадровые проблемы государственных учреждений в оценке руководителей кадровых служб федеральных ведомств: Аналитическая записка // КАДР – 97. С. 8.
258 Информационная записка // КАДР – 97. С. 2.
259 ОК – 99. С. 261.
260 ОК – 99. С. 41.
261 Соколов В.М. Социология нравственного развития личности. М., 1986. С. 34.
262: Здравомыслов А.Г. Ценностные ориентации // Философский энциклопедический словарь / Редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичев и др. М., 1989. С. 732; Макаревич М.А. Ценность // Российская социологическая энциклопедия / Под общ. ред. Г.В. Осипова. М., 1998. С. 609; Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социс. 1992. № 2. С. 119.
263 Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социс. 1992. № 2. С. 119; Норма // Философский энциклопедический словарь / Редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичев и др. М., 1989. С.428; Нормы моральные. // Российская социологическая энциклопедия / Под общ. ред. Г.В. Осипова. М., 1998. С. 320; Организационная культура государственной службы / Авторский коллектив под руководством В.Л. Романова. М., 2001. С. 12, 21.
264 Предприниматель платит работнику за выполнение трудовых функций. Но для работника зарплата – не цель, а средство реализации других мотивов. Раб подчиняется надсмотрщику, чтобы сохранить свое существование, а не для достижения той цели, к которой стремится рабовладелец.
265 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
266 Маслоу А. Мотивация личности. М., 1999. С. 81.
267 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 97.
268 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С 97
269. Там же, с. 94
270 Там же, с. 84
271. Там же, с 82
272 Там же, с. 82
273 Маслоу А. Мотивация личности. М.,1990. С. 110 – 154.
274 Во время блокады Ленинграда было множество случаев, когда взрослые отнимали от себя последнюю пайку хлеба, чтобы накормить детей.
275 МРП – 98, результаты опубликованы: Захаров Н.Л., Кузнецов А.Л. Мотивация труда работников промышленных предприятий // Проблемы региональной экономики. № 1 – 4, 1999.
276 Маслоу А. Мотивация личности. М., 1990. С. 159 – 168.
277 Маслоу А. Мотивация личности. М., 1990. С. 138.
278. Маслоу А. Мотивация личности. М., 1990. С. 135.
279 К примеру, ребенок, «воспитанный» волчьей стаей, имеет ту жизненную среду, которая структурирована «волчьим социумом», а значит, и определенные этим социумом потребности. Человек, рожденный и выросший в низшем классе, будет иметь иную область самосуществования, нежели его сверстник из элиты.
280 Организационная культура государственной службы / Авторский коллектив под руководством В.Л. Романова. М., 2001. С.15.
281 В этой связи интересны исследования С.С. Бубновой, посвященные проблематике ценностной ориентации личности. См. об этом подробнее: Бубнова С.С. Ценностные ориентации личности как многомерная нелинейная система // Психологический журнал. 1999. Т. 20. № 5; Бубнова С.С. Исследование индивидуальной структуры ценностных ориентаций личности. М., 1991; Бубнова С.С. Применение метода multidimensional spacing для анализа системы ценностных ориентаций личности // Методология математического моделирования. София, 1990; Бубнова С.С. Методика диагностики индивидуальной структуры ценностных ориентации личности // Методы психологической диагностики. М., 1994. Вып. 2.
282 Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 13.
283 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С.8.
284 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 94.
285 Маслоу А. Мотивация личности. М., 1999. С. 81.
286 Там же, с. 104.
287 Маслоу А. Мотивация личности. М., 1999. С. 104.
288 Там же, с. 104.
289 Преподобный Серафим Саровский. Мюнхен – Москва, 1993.
290 Вальков К., Захаров А. У порога вечности. СПб, 1999.
291 Там же.
292 Вальков К., Захаров А. У порога вечности. СПб, 1999.
293 Дронов М. Талант общения. Дейл Карнеги или Авва Дорофей. М., 1998.
294 Булгаков С.Н. Православие. Очерки учения православной церкви. Киев, 1991; Дьяченко Г. Борьба с грехом. М.1997; Нил Сорский. О восьми главных грехах и победе над ними. М., 1997; Серафим Саровский. Радость моя. Доброе слово пастыря вступившим на путь духовного устроения. М., 1998.
295 Попов В. Православие и свобода. М., 1998. С. 5.
296 Мюллер В.К. Англо-русский словарь. М., 1989. С. 290; Немецко-русский словарь / Под ред. А.А. Лепинга и Н.П. Страховой. М., 1965. С. 314 – 315.
297 Гизо Ф. История цивилизации в Европе. СПб, 1892. С. 38.
298 Даль В.И. Толковый словарь русского языка. М. 2000, С. 581; Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М. 1999, С. 704.
299 Даль В.И. Толковый словарь русского языка. М., 2000. С. 140-141; Ожегов С.И., Шведов Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999. С. 96.
300 Черников М.В. Концепты «правда» и «истина» в русской культуре: проблема корреляции // Политические исследования. 1999. № 5. С. 56.
301 Яковенко И.Р. Российская империя как Небесный Иерусалим // Открытая политика. 1999. № 36. С. 41.
302. Там, же с. 41.
303 Яковенко И.Р. Российская империя как Небесный Иерусалим // Открытая политика. 1999. № 36. С. 42.
304 Шахназаров О. История развития общества: русский путь // Общество и экономика. 2000. № 2 – 4.
305 Началом Раскола О. Шахназаров считает дату анафемы староверам, объявленной Большим Московским Собором в 1666 г. (см.: Шахназаров О. История развития общества: русский путь // Общество и экономика. 2000. № 2. С. 166.
306 Шахназаров О. История развития общества: русский путь // Общество и экономика. № 3 – 4. 2000. С. 304.
307 Данной точки зрения придерживается и И.А. Ильин (см.: Ильин И.А. Почему сокрушился в России монархический строй // Социс. 1992. № 4. С. 72.
308 Ленин В.И. От разрушения векового уклада к творчеству нового. Т. 40. С. 315.
309 МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС СТРОИТЕЛЯ КОММУНИЗМА:
Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, странам социализма;
Добросовестный труд на благо общества;
Забота каждого об умножении общественного достояния;
Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов;
Коллективизм и товарищеская взаимопомощь;
Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми;
Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни;
Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей;
Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству;
Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни;
Непримиримость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов;
Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.
См.: Программа Коммунистической партии Советского Союза. Принята XXII съездом КПСС. М., 1961.
310 Соколов В.М. Социология нравственного развития личности. М., 1986. С. 107.
311 Там же, с. 95.
312 Там же, с. 101.
313 Маркс К. и Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии. Соч. Т. 4. С. 477.
314 НО-97. С. 42.
315 Магомедов К.О. Формирование гражданского общества в современной России (социологический аспект): Дис… д-ра социол. наук. М., 2000. С.93
316 Левада Ю. «Человек советский» десять лет спустя: 1989 – 1999 (предварительные итоги сравнительного исследования) // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. № 3 (41), май-июнь 1999, с. 8.
317 НО-97. С. 162.
318 ИНГ-01.
319 Там же
320 КС-96 (итоговый). С. 181.
321 ОК-99. С. 86.
322 НО-97. С. 123.
323 там же, с. 81.
324 там же, с. 23-24.
325 Охотский Е.В. Деполитизация как основа перехода к карьерной государственной службе: теоретические и правовые основы. // КС-96 (второй). С. 81.
326 НО-97. С. 153
327 Информационная записка. // КАДР-97. С. 2, 8.
328 Информационная записка. // КАДР-97. С. 9; ОК-99. С. 86.
329 Охотский Е.В. Кадры государственного управления: социальный статус, профессиональные пути укрепления. // КАДР-97. С. 7.
330 Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социс. 1992. №3. С. 104.
331 НО-97. С. 46-48.
332 КС-96 (итоговый). С. 164.
333 Там же, с. 81.
334 НО-97. С. 102-107.
335 ОК-99. С. 85.
336 Необходимо заметить, что этика ответственности, регулирующая действия индивидов Запада, не возникла в нынешней форме в готовом виде. На Западе «тысячу лет подстригали газон», рубили головы и сжигали на кострах и достигли результата – этики ответственности. Возможно, совершенствование этики убеждения предполагает не менее сложный путь.
337 НО – 97. С. 176.
338 Информационная записка // КАДР – 97. С. 8.
339 Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 272 – 273.
340 Маслоу А. Мотивация личности. М., 1999. С.77-90
341 См. об этом подробнее: Булгаков С.Н. Православие. Очерки учения православной церкви. Киев, 1991; Вальков К., Захаров А. У порога вечности. СПб, 1999; Дронов М. Талант Общения. Дейл Карнеги или Авва Дорофей. М., 1998; Дьяченко Г. Борьба с грехом. М.1997; Нил Сорский. О восьми главных грехах и победе над ними. М., 1997; Преподобный Серафим Саровский. Мюнхен-Москва, 1993; Серафим Саровский. Радость моя. Доброе слово пастыря вступившим на путь духовного устроения. М., 1998.
342 См. об этом подробнее: Абульханова-Славская К.А. Российская проблема свободы, одиночества и смирения. // Психологический журнал. 1999. Т.20. №5. С. 5-14.
343 Школа своего дела Ю. Мороза / http://www.moroz.onego.ru
344 См. об этом подробнее: Черников М.В. Концепты "правда" и "истина" в русской культуре: проблема корреляции. // Политические исследования. 1999. №5. С. 43; Степанов Ю.Е. Слова "правда" и "цивилизация" в русском языке. // Известия Академии Наук, ОЛЯ, 1972. Т. 31. Вып. 2. С. 168-169; Топоров В.Н. Этимологические заметки (славяно-италийские параллели) // Краткие сообщения Института славяноведения АН СССР. Вып. 25. М., 1958, С. 80; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т.2. М., 1967, с. 144; Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. / Под ред. О. Н. Трубачева. Вып. VIII. М., 1981, с. 246-247.
345 Сравните близкое по звучанию санскритское слово "priya", от которого происходит немецкое Freiheit и английское "freedom", в глагольной форме значит "любить", "быть любимым", а как существительное - "мой любимый", "моя любимая". - См.: Попов В. Православие и свобода. М., 1998. С. 5.
346 Черников М.В. Концепты "правда" и "истина" в русской культуре: проблема корреляции. // Политические исследования. 1999. №5. С. 43.
347 Иванов В.В., Топоров В.Н. О языке древнего славянского права. // Славянское языкознание. VIII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1978, с. 228; Степанов Ю.Е. Константы. Словарь русской культуры. М., 1997, с. 324-325; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. М., 1971, с. 352.
348 Ключевский В.О. История сословий в России. Птг, 1918.
349 НО-97. С. 127.
350 Организационная культура государственной службы. / Авторский коллектив под руководством В.Л. Романова М., 2001. С. 74; .Jung Dong I., Avalio B.J. Effects of leadership style and followers' cultural orientation on performance in group and individual task conditions. // Acad. of management j. Mississippi State, 1999. Vol.42, №2.
351 Организационная культура государственной службы. / Автор ский коллектив под руководством В.Л. Романова М., 2001. С. 73 – 74; Ромашов О.В. Социология труда. М., 1999. С. 235 – 240; Хакамада С. Самоорганизация и стихийность: опыт сравнительного социально-психологического анализа Японии и России. // Социс. 1999. №4; Axel M. Toward an analysis of Japanes-style management: A psycho-cultural and socio-historical approach. // MIR: Management intern.rev. Viesbaden, 1995. Vol.35, №2.
352 Организационная культура государственной службы. / Автор ский коллектив под руководством В.Л. Романова М., 2001. С. 72 – 73; Ромашов О.В. Социология труда. М., 1999. С. 232 – 235; Фролов С.С. Нормативная культура как фактор социального управления: Автореф. дис. … д-ра социол. наук. М., 1995; Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001. С. 126 – 127.
353 Материал для сравнения подобран из аналитических данных исследований ГС-99 и книг: Организационная культура государственной службы. / Авторский коллектив под руководством В.Л. Романова М., 2001. С. 72-83; Ромашов О.В. Социология труда. М., 1999. С. 231 – 247; Фролов С.С. Нормативная культура как фактор социального управления: Автореф. дис. … д-ра социол. наук. М., 1995; Фролов С.С. Социология организаций. М., 2001.
354 Проводя психологические и социологические исследования, работу по оптимизации сотрудничества в трудовых коллективах г. Ижевска, автор столкнулся с тем, что руководители предпочитали брать на работу тех людей, кто внушает доверие, чувство преданности. В общей массе было проведено более тридцати психологических и социологических исследований, в которых около тысячи руководителей ответили подобным образом на наш вопрос. В организациях, консультируемых автором, руководители набирали высший персонал, исходя из принципа преданности, аналогичные данные показывают и социологические исследования. Подтверждают данное положение и материалы социологических исследований кафедры «Государственной службы и кадровой политики» РАГС. См. анализ этих данных, проведенный в третьем параграфе третьей главы настоящей работы.
355 Блейк. Р., Моутон Д. Научные методы управления. Киев. 1990; Вейл П. Искусство менеджмента. М. 1993; Вудкок М., Фрэнсис Д. Раскрепощенный менеджер. М. 1991; Грейсон Дж., Дейл О. Американский менеджмент на пороге XXI века. М. 1991; Мескон М., Альберт М., Хедоури Ф. Основы менеджмента. М. 1992; Мерсер Д. ИБМ. Управление в самой преуспевающей корпорации мира. М. 1991; Попов А.В. Теория и организация американского менеджмента. М. 1991; Санталаинен Т. , Воутилайнен Э., Лоренс П., Ниосинен И. Управление по результатам. М. 1993; Саймон Г., Смитбург Д., Томпсон В. Менеджмент в организации. М. 1995; Синк Д.С. Управление производительностью. М. 1990; Утюжанин А.П., Устюмов Ю.А. Социально-психологические аспекты управления коллективом. М. 1993; Хойер Д. Как делать бизнес в Европе. М. 1992.
356 Организационная культура государственной службы. / Авторский коллектив под руководством В.Л. Романова. М., 2001. С.I8
357 Лебон Г. Психология толпы. СПб, 1995. С. 245.
358 Бэкон Ф. Новый Органон. Соч. в 2-х т. М., 1978. Т.2. С.18-26.
359 В эпоху «развитого социализма» в нашей стране много говорилось о двойной морали в поведении «несознательных» людей. Между тем это был симптом формализации. Моральные ценности преданности «окостеневали», они превращались только в форму, ритуал.
360 Например, служение товарищу Сталину носило «искренний» эмоциональный характер. Солдат штрафбата шел в атаку с саперной лопаткой и криком «За Сталина». Он мог ненавидеть Сталина или обожать его, но при этом эмоциональное чувство было искренним. Служение проявлялось в готовности идти на смерть, а личная любовь или ненависть к вождю – в желании идти на врага.
361 Калиниченко Л.А., Яценко Л.И. Административно-управленческая среда // Социальное управление. М., 2000. С. 284.
362 Ядов В.А. Диспозиция личности // Российская социологическая энциклопедия. М., 1998. С. 127.
363 Ядов В.А. О диспозиционной регуляции социального поведения личности // Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975; Ядов В.А.. Диспозиционная концепция личности. // Социальная психология. Л., 1979.
364 Шихирев П.Н. Установка социальная // Российская социологическая энциклопедия. М., 1998. С. 588.
365 Охотский Е.В. Кадры государственного управления: социальный статус, профессиональные пути укрепления // КАДР-97. С. 4.
366 Например, в организациях (которые консультировал автор), имеющих большое количество иерархических ступеней, можно наблюдать такую картину: высшее руководство не покидает своего рабочего места допоздна, а низший персонал «исчезает» со своих рабочих мест раньше установленного рабочим графиком времени.
367 КС-96 (итоговый). С. 164.
368 ОК-99. С. 85.
369 Магомедов К.О. Социология государственной службы. М., 2000. С.150
370 Соколов В.М. Кадровые проблемы государственных учреждений в оценке руководителей кадровых служб федеральных ведомств: Аналитическая записка // КАДР-97. С. 8.
371 Примером может служить, как маршал Г.К. Жуков импульсивно назначал и снимал с должности офицеров, учитывая их готовность действовать в критической ситуации.
372 Демонстрационным примером может служить известный социальный факт: российские хирурги уступают европейским и американским в выполнении очень сложных операций (например, шунтирование сердца), но при этом российская полевая хирургия стоит выше других.
373 СМ.: НО-97. С. 163.
374 Коротков Э.М. Концепция менеджмента. М.,1996. С.190.
375 ОК-99. С. 263, 269
376 ОК-99. С. 267, 275
377 КС-96 (итоговый). С.8
378 Хабермас Ю. Отношения между системой и жизненным миром в условиях позднего капитализма // Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты. 1993. Т.1. Вып.2.
379 Концепция реформирования системы государственной службы Российской Федерации. Утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г. № 1496. С. 1
380 См. там же, С. 1-2.
381 Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г. № 1496. С. 2
382 Там же, с. 2
383 Там же, с. 2-3.
384 Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г. № 1496. С. 2
385 Там же, с.4-5
386 Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г. № 1496. С.4-5
387 Там же, с.5
388. Там же, с 5
389 Подтверждением этому является следующее. Консалтинговый опыт автора показывает, что не ниже 70% случаев конфликтов между работниками одной организации возникают по причине неопределенного статуса конфликтующих. Данные социологических исследований (TACIS-95) в сфере малого бизнеса показали, что наиболее устойчивыми оказываются те предприятия, которые имеют четко сложенную иерархическую структуру, построенную по принципу «один хозяин», наоборот предприятия, представленными несколькими владельцами-руководителями, как правило, терпят фиаско.
390 Вывод профессора В.Л. Романова: НО-97. С. 176.
391 НО-97. С. 216.
392 ОК-99. С. 267, 275.
393 НО-97. С. 162; ИНГ-01; КАР-96 (итоговый). С. 181.
394 Информационная записка // КАДР-97. С. 2, 8.
395 Охотский Е.В. Кадры государственного управления: социальный статус, профессиональные пути укрепления // КАДР-97. С. 7.
396 НО-97. С. 176.