Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Лекция 9. Развитие европейского романтизма.
Джордж Гордон Байрон
Байрон — это совсем иная ветвь романтизма, нежели «озерная школа»; даже не сразу можно найти что-то общее между лейкистами и Байроном. Байрон почти во всем им противоположен. У них разный тип романтизма. Можно говорить о романтизме довольства жизнью и романтизме развития, бунтарства, поиска изменений.
В каком строе жизни видели романтики довольства исполнение своих идеалов? В патриархальном строе жизни, в сельской, провинциальной жизни, в которой нет порывов, резких перемен... Это жизнь, в которой есть устойчивость, баланс. Романтики довольства стремились к идиллии — к социальной идиллии, а через нее и к эстетической. Что такое романтизм развития? Это романтизм, исполненный пафоса новых явлений жизни — явлений творимой жизни.
Байрон присутствует во всех своих произведениях. Нет поэм Байрона, нет его стихов без него самого. Даже если вы почти ничего не знаете о Байроне, прочтя две-три поэмы, вы скажете, что это был за человек. Какой-то темперамент, особенный склад личности ощутимы. Байрон — и это тоже романтическая черта — стремился к тому, чтобы быть не только поэтом. Он считал, что настоящий поэт — это не только тот, кто существует в письменном или печатном слове. У него была идея, что поэт все, что он пишет, берет на личную свою ответственность. Это общеромантическая идея, чуждая классицизму. Классицист считает, что то, что он может сказать, что может сделать в жизни,— все это вложено в его произведения. Он вам оставил свое произведение, а сам может пребывать как хочет и где хочет.
Байрон по своему рождению — аристократ. Он принадлежал к самой высокой аристократии. Сам он был наследный пэр Англии. Он был член палаты лордов. Правда, из этого своего происхождения он сделал употребление необычное. В палате лордов он выступал только два раза, со скандальными речами. Лорд Байрон выступил с речью в защиту луддитов — разрушителей машин, которых безжалостно вешали за эти их действия. А в другой раз он выступил в защиту шотландцев. И больше никогда в палате лордов не бывал. Произнес две скандальные речи, и этим его деятельность в палате лордов исчерпалась.
Байрон, который, несомненно, был по своему мировоззрению революционер, очень дорожил своим дворянством и очень не любил, когда окружающие придавали этому малое значение. Главным образом это было важно для него по той причине, что, как лорд, он мог подчеркнуть, что к революционной оппозиции примкнул вполне добровольно. Он сам выбрал себе это место в оппозиции, несмотря на то что его происхождение совсем к этому не располагало.
Он почти не пользовался литературным гонораром... он не принимал бумажек. (Потом он стал это делать, когда они ему понадобились для революционных целей.) Он считал, что лорду Байрону не подобает жить писательством. Лорду Байрону не подобает быть работником литературы. Это слишком низменно: быть работником, наемником каких-то издателей.
Как известно, он очень заботился о своей красоте. Байрон хотел не только писать прекрасные стихи, но и быть прекрасным. И он ценой всяких лишений добивался своего.
Расцвет поэзии Байрона — десятые годы - двадцатые годы.
В двадцатые годы началось оживление национально-освободительного движения. На Балканах, в Италии. В 1816 году Байрон навсегда покидает Англию. По многим причинам жизнь в Англии для него становится невыносимой, и он активнейшим образом примыкает к борьбе Греции за национальную независимость от турок. Байрон продает свое имение и строит для Греции военный флот. Он собирается сам этим флотом командовать, принять самое непосредственное участие в войне. И вот в греческой крепости Миссолунги, которую осадили турки, Байрон, который там оказался, скончался... довольно неожиданно для окружающих. До этого он был активным другом итальянского движения, другом карбонариев, итальянских революционеров. Вся эта революционная Европа после Венского конгресса — карбонарская Европа, Европа греческого восстания — это и есть настоящий фон поэзии Байрона, активный фон его поэзии, с которым он желал слиться и слился.
Байрон прежде всего замечательный лирический поэт. Написанное им драгоценно и имело огромное значение для европейской литературы. Лермонтов совершенно немыслим без лирики Байрона. Далее, Байрон — автор поэм. Тут надо выделить так называемые восточные поэмы Байрона. Это «Гяур», «Корсар», «Абидосская невеста», «Осада Коринфа», «Мазепа», «Лара», «Паризина» («Паризина» — это по своей тематике итальянский Ренессанс). И все эти небольшие поэмы, которые следовали одна за другой, появились в 1810-х годах. Их так и именуют — восточные поэмы. Это самые прославленные прозведения Байрона. Затем поэма Байрона «Странствия Чайльд Гарольда», тоже имевшая очень большое влияние в Европе. Роман в стихах «Дон Жуан».
Что такое восточные поэмы? Байрон создал особого рода поэмы. До него существовали больше классицистические поэмы... эпические, со сложным, громоздким сюжетом, с очень громоздкими описаниями. Поэмы Байрона совсем особые. В них никаких событий общественного характера, национально-исторических сюжетов нет. Это поэмы небольшие, короткие, из которых почти выброшены всякие грузные описания. Они обыкновенно строятся на личности героя. Они посвящены какому-то одному герою. Будь это Лара, Корсар или кто-нибудь еще. Их герой — выдающаяся личность. Выдающаяся не в том смысле, что он сыграл историческую роль. Все эти герои никакой исторической роли не сыграли, а были просто очень сильные люди.
Байрона именовали поэтом мировой скорби. Мировая скорбь. Байрон отнюдь не был поэтом уныния. Это одна из своеобразных черт Байрона: он поэт с очень мрачным взглядом на вещи, но в то же время полон воинственности, героически настроен. В этом особая оригинальность Байрона: мрачный взгляд на вещи у него совмещается с великой активностью духа и всякой другой активностью.
Другая его замечательная поэма — это «Чайльд Гарольд». Поэма, которая, собственно говоря, и принесла Байрону мировую славу. Байрон говорил, что в одно утро он проснулся знаменитым. Вышла его поэма, и вся пресса Лондона писала о ней.
«Чайльд Гарольд» весьма автобиографичен. Байрон использовал в поэме свои путешествия. Он рано предпринял путешествие на Балканы, потом в Италию. И вообще он был человек путешествующий. И вот эта поэма — это такая путевая поэма, в которой дается обзор всему европейскому миру. Что поражало современников в этой поэме? То, что Байрону, этому англичанину, и его герою, молодому англичанину, до всего на свете есть дело. Что они неравнодушны к тому, что происходит в Испании, на Балканах. Казалось бы, какое им дело? И в этом смысле Байрон представляет собой фигуру как бы обратную традиционной британской политике.
«Чайльд Гарольд» — грандиозная политическая поэма; поэма, в которой светится весь тогдашний политический мир, со своими страстями, интересами. Ничто не выделяется в особенности, а все дано вместе, в совокупности.
«Дон Жуан» — это одно из лучших произведений Байрона. «Дон Жуан» — это, в известном смысле, второй «Чайльд Гарольд». Это тоже роман путешествий. Байрон взял старый сюжет о Дон Жуане. Дон Жуан великий разрушитель, обольститель. Разрушитель чужого семейного счастья там, где он его находит. У Байрона самый неожиданный Дон Жуан. В его Дон Жуане ничего демонического нет. В сущности, это жалкий мальчик из благородной испанской семьи, которого родители пустили постранствовать по свету в сопровождении его гувернера. Его впутывают во множество любовных историй, которым он сам не рад. Он до того замучен этими навязанными ему любовными похождениями, что серьезно заболевает и уезжает в Англию лечиться. Он — несчастная жертва, этот Дон Жуан.
Байрон был окружен целой плеядой блестящих поэтов. Это были его друзья, соратники, очень талантливые люди. Притом Байрон был очень хороший и верный друг. Очень многим поэтам он помог войти в литературу, совершить свое дело.
Вальтер Скотт.
Вальтер Скотт — это тоже своеобразное, особое окончание английского романтизма. Вальтер Скотт не сразу себя нашел в литературе. Довольно нескоро определилось его настоящее призвание. В его творчестве особое значение сыграло его шотландское происхождение. По профессии вначале он был адвокат. Вел всякие имущественные деловые процессы... Разъезжал по своей Шотландии по делам. Знал ее с позиций такого вот практического человека. Эта прослойка делового знания своего времени, Шотландии — она в его романах сохранилась.
Попутно с адвокатскими делами он любительски собирал и изучал шотландский фольклор. В 1802—1803 годах он издал в двух томах собрание шотландских народных баллад, имевшее большое значение в английской, и не толы в английской, литературе. Это сборник, в который заглядывали и романтические поэты.
Вальтер Скотт сам писал стихи. Написал две большие поэмы на фольклорно-легендарные темы: «Мармион» и «Дев озера», имевшие очень большой успех. А потом, с некоторой внезапностью для своих читателей, прекратил писать стихи. И в 1814 году Вальтер Скотт снова появился в литературе как совсем иной писатель — как романист. В 1814-м был издан его первый исторический роман — «Уэверли». И после этого друг за другом цепочкой пошли его исторические романы. Исторические романы, которые и создали ему славу, сделали его классическим писателем. Вальтер Скотт — это создатель исторического романа, каким мы его знаем: исторического романа Нового времени.
Когда Вальтера Скотта спрашивали, почему он прекратил писать стихи, он отвечал: потому что появился Байрон. Он искал такую область, где он мог первенствовать.
Вальтер Скотт успел написать больше двух десятков романов.
Прежде всего нужно выделить его шотландские романы. Затем – английские романы. И потом — их очень мало — есть у него романы и вне Англии и вне Шотландии. Один из его лучших романов — «Квентин Дорвард». Это роман о Франции. Вальтер Скотт писал и о завоевании Англии норманнами... Знаменитый роман «Айвенго». Англия, где англосаксы вытеснены норманнским завоеванием. Он писал об Англии в крестовых походах. Писал о времени где-то в окрестностях английской революции — революции Кромвеля, хотя прямо, непосредственно революции не касался в своих романах. Но подступал к ней с разных сторон. Есть у него Англия XVIII века. Вот «Уэверли» — это XVIII век. «Роб Рой» — это последние вспышки борьбы шотландцев за свою национальную независимость.
Основная тема Вальтера Скотта: откуда пошла современная Европа, из каких больших узловых событий, из каких сил она сложилась. Подчиненная им тема — это борьба народов, которые были обойдены национальным государством. И тут его больше всего волнуют шотландцы. Англичане создали свое государство, которому они подчинили шотландцев. Они были подчинены, но не подчинились. Они постоянно волновались, добивались самобытности политической. Третья тема Вальтера Скотта — буржуазные революции. Буржуазные революции — это и есть начало современной Европы. В Англии ― Кромвель. Время Кромвеля. Пуритане.
Вальтер Скотт, несомненно, сыграл очень большую роль не только как романист. Он сыграл роль в развитии исторической науки. Повсюду в Европе лучшие историки первой трети XIX века (а она представлена замечательными людьми в исторической науке, особенно во Франции) — просто ученики Вальтера Скотта. И они сами это признавали. Они учились историческому разуму у Вальтера Скотта.
Каково первое впечатление от романов Вальтера Скотта? Я бы сказал так: впечатление такое, что это романы очень декоративные, изобилующие описаниями. Они этнографически декоративны. Шотландия во всех своих декоративных подробностях. Из Вальтера Скотта многие впервые узнали о шотландских клетчатых юбочках. О тех юбочках, которые носили не шотландки, а шотландцы. Все обычаи шотландские — все это описано со вкусом, с охотой. Как устроено жилище. Как устроены внутренние покои в этих старинных домах. Вальтер Скотт очень любил описывать пиршества прошедших веков. И как гости были рассажены, и что они ели, и как они пили. Костюмерия, декорации. Такая этнографическая, историческая живописность — вот что предъявляет Вальтер Скотт.
На современников все это производило огромное впечатление. Они упивались этими декоративными деталями романов Вальтера Скотта. Повсюду в Европе двадцатых—тридцатых годов устраивали маскарады в вальтер-скоттовских костюмах. И у нас в России, в Зимнем дворце устраивались маскарады, на которые все являлись в костюмах из Вальтера Скотта. В саксонских, шотландских, в костюмах XIII, XVI веков и прочее.
Из того, что наш Пушкин говорил о Вальтере Скотте, выводится очень точная формула его манеры: Вальтер Скотт писал историю запросто. Что это значит: запросто? Он писал ее с ее обыденной стороны. Декоративное, праздничное — это одна сторона. А другая сторона — совсем иная. Декоративность сводится к чему-то простому. Все эти пестро разодетые персонажи в его романах вовсе не образуют маскарада. Они живут настоящей жизнью.
Войны, историческая борьба, коллизии — это узлы повседневности. Повседневность — она и дает эти узлы, которые снова готовы распуститься в повседневности. Это было великим открытием Вальтера Скотта. Чрезвычайное возникает из обычного и снова возвращается в обычное.
У Вальтера Скотта есть особенно своеобразный, очень им любимый прием ввода исторического лица в поле действия. Этому приему подражали почти все следовавшие за Вальтером Скоттом.
Лучший пример — это пример из романа «Квентин Дорвард». Кто такой Квентин Дорвард? Это шотландец, который поехал во Францию, нанялся на службу к французскому королю Людовику XI — знаменитому королю Людовику XI, который, как вы знаете, сыграл огромную роль в истории Франции. Так вот, этот шотландец, очутившись неподалеку от города Тура, имеет такую встречу, как будто бы встречу невзначай, ровно ни к чему не ведущую. Он встречает, как ему кажется, какого-то парижского буржуа... ну какого-то суконщика, что ли. Довольно-таки неказисто одет... плохо побрит. В такой шляпе, которую буржуа носили тогда. И вот дальше Квентин Дорвард попадает на королевский прием, к самому королю Франции Людовику XI. И здесь в короле он узнает вот этого куманька — этого буржуа, который ему раньше попался навстречу.
Видите, историческое лицо сначала появляется у Вальтера Скотта как обыкновенный человек, зауряд-человек. Ни к истории, ни к государству, ни к высокой политике никакого отношения не имеющий. Вот его манера выводить исторические лица. Но когда вы в этом романе познакомитесь поближе с Людовиком XI, узнаете его подробней, то вы начинаете понимать, что настоящий Людовик XI и был вот этот парижский купец в потертом платье, которого повстречал вначале Квентин Дорвард. А тот Людовик XI, который сидит на троне, во всем своем блеске, со всей своей официальной атрибутикой, — это вовсе не есть истинный Людовик XI. По стилю, по методам этот король, объединитель Франции, был купец. Коронованный коммерсант. Поэтому тот облик, в котором его впервые узнал, увидел Квентин Дорвард, и был настоящим, истинным обликом короля: он же его и увидел в качестве такого купца. Парижского негоцианта. Да, это и был Людовик XI, как таковой. Вот этот анонимный образ и был его подлинным образом.
Французский романтизм. Виктор Гюго.
Французская литература XIX века — это богатая литература. По богатству, разнообразию, плодовитости всего того, что происходило во французской литературе этого века, с ней может спорить только русская. Апогей романтизма во Франции — это конец двадцатых годов, тридцатые. В Англии и Германии романтизм уже угас, а во Франции как раз это время разгара. Почти на весь век растянулось творчество величайшего романтика — Виктора Гюго.
Виктор Гюго был не только плодовит, но и чрезвычайно разнообразен в своем творчестве. Он был поэтом, автором множества поэтических сборников, которые появлялись время от времени в течение всей его жизни. Он был драматург, создавший своими пьесами целый новый театр для французов. Наконец, он был романист, автор больших романов. Романов, часто приближавшихся, как «Lesmiserables» («Отверженные») к типу эпопеи. В 1830-е годы Виктор Гюго — общепризнанный вождь не только молодой литературы, а и вообще искусства во Франции.
Излюбленный художественный метод Виктора Гюго – показать, как люди, преображенные страстью, превращаются в сверхлюдей.
Это превращение людей в сверхлюдей Виктор Гюго рисует и во всех своих романах. Вспомните «Собор Парижской Богоматери». Люди выходят из своих ролей. Строгий Клод Фролло, схоласт, книжник, — он превращается в безумного влюбленного. Забытый, затравленный людьми Квазимодо — в нем раскрывается нежнейшая душа. Вот эта уличная плясунья Эсмеральда — она оказывается судьбою стольких людей. Выхождение жизни из своих границ, выхождение людей из своих границ — вот в этом пафос Виктора Гюго и в этом пафос романтизма.
Вот роман «Отверженные». Он весь на этой страсти, на таком социальном расцвете личности. Каторжник Жан Вальжан превращается в необыкновенную фигуру, в героическую фигуру, в человека необычайных моральных масштабов. Или проститутка Фантина, мать Козетты. Это одна из главных тем Виктора Гюго: в человеке нет никакой социальной предназначенности, нет никакого социального фатализма. Если, мол, родился лакеем, так тебе лакеем и следовало быть. Проститутка никогда не может быть допущена в хорошее общество и прочее, и прочее. В человеке возможны обороты, превращения, возможности необычайного роста.
Виктор Гюго — это прежде всего и более всего поэт современной цивилизации. Что его впечатляет, что его воодушевляет на поэзию? Современная цивилизация. Ее грандиозные масштабы. Вот это огромное скопление людей, которое действует в современной цивилизации и через которое она действует. В «Соборе Парижской Богоматери» город становится эстетическим предметом у Виктора Гюго. Город как нечто целое, с его архитектурой, площадями, улицами, с его толпами, со всем, что творится внутри него, — вот предмет поэтического воодушевления Виктора Гюго.
Дальше у Виктора Гюго поэзия города получает развитие в «Отверженных». «Отверженные» — тоже великий роман города, где все воодушевляет Виктора Гюго: и витрины Парижа, и перекрестки Парижа, и парижские баррикады, и даже подземный Париж. Вспомните вставную книгу о подземном Париже.
Виктор Гюго всегда и всюду был поэтом антитез. Антитезами, которые идут в самых разных направлениях. Возьмем, скажем, «Собор Парижской Богоматери». Он весь построен на антитезах. В центре романа — собор. Где кипят самые дикие страсти? В соборе, где надо бы ожидать только тихого благочестия. Кто носитель самых глубоких страстей? Ученый архидиакон Клод Фролло. Собор и то, что происходит внутри собора, — вот вам первая антитеза. Квазимодо — это, конечно, с начала до конца живая антитеза: самая нежная душа на свете и в то же время человек необыкновенно уродливый.