Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
ОЧЕРКИ ПО ИСЛАМСКОЙ КУЛЬТУРЕ ТУРКМЕНИСТАНА
Мухамедгельды БЕРДЫЕВ
докторант Института этнологии и антропологии Российской Академии Наук.
Ислам - "проводник" иранизмов в тюркскую кочевую культуру.
Традиционная культура народов Центральной Азии представляет собой синтез, главным образом, тюркских и иранских по происхождению элементов. При этом тюркизмы связаны преимущественно с кочевой степью и скотоводством, а иранизмы (Под терминами "тюркизмы", "иранизмы" автор подразумевает отдельные этнически окрашенные явления культуры. - Прим. автора) - с зелеными оазисами, земледелием и городской жизнью. Поэтому при исследовании культурогенеза каждого из народов региона главным является вопрос о первичности или вторичности этих двух компонентов для данной культуры, а также их соотношение в ней. Отсюда вытекает сложная задача определения того, что есть изначально тюркское, а что - изначально иранское, т. е. задача выявления этнических истоков отдельных явлений культуры народов региона, а это требует скрупулезного сравнительно-исторического анализа.
Сейчас же я хочу коснуться вопроса об историческом процессе взаимодействия и взаимообогащения культур тюрко- и ираноязычных народов, точнее, вопроса о выявлении конкретных механизмов и закономерностей этого процесса, особенно - путей взаимопроникновения тюркизмов и иранизмов.
В русле этой задачи важно обосновать тезис, что одним из главных каналов проникновения иранизмов в культуру тюркоязычных (кочевых в прошлом) народов служила и служит исламская религия, особенно так называемый "бытовой" ислам. При этом процесс происходил и происходит на двух уровнях: на уровне непосредственных бытовых контактов верующих масс и на уровне деятельности мусульманского духовенства. Представляется, что второй путь не менее продуктивен, чем первый.
Обратимся к контрастным в смысле оппозиции тюркское - иранское, примерам из области обычаев и верований, связанных с питанием - жизненно важной сферой народной культуры. Как известно, ислам занимает прочные позиции в похоронно- поминальной обрядности. Здесь же пролегает отчетливая линия различий между тюркоязычными и ираноязычными народами в правилах организации трапез во время совершения этих обрядов. В частности, у первых мы обнаруживаем древнетюркский обычай "кормления" умерших мясной пищей путем жертвоприношений скота, приуроченным к определенным датам смерти человека. Такого "мясного" обычая не было вне исторического ареала тюрко-монгольской кочевой культуры, в том числе и за южными его границами, где мы имеем дело с иранской в своей основе культурой - таджикской, узбекско-сартской, пуштунской, персидской и др. Наоборот, здесь число поминок было гораздо меньше, чем у тюрок, а основу меню составляли растительные блюда. Более того, здесь существовал строгий запрет на приготовление пищи в доме покойного в первые три дня после его смерти. Данный запрет, как указывает Г.П. Снесарев, составлял часть целой серии ритуальных действий ограждающего и очищающего характера, в основе которых лежит зороастрийская концепция сакральной нечистоты мертвого тела. По мнению Б.Х. Кармышевой, этот запрет скорее всего связан с "представлением о ритуальной нечистоте дома, якобы обрызганного (или наполненного) незримо кровью умершего", бытовавшим среди припамирцев, таджиков, узбеков-сартов, киргизов, казахов и казанских татар. Среди туркмен рассматриваемый запрет локализуется в отдельных селениях прикопетдагской полосы: в Нохуре, Мехине, Бендесене, Заве, Бами и др., т. е. именно на границе с иранским культурным кругом, и ставится в прямую связь с представлениями о крови, "плещущейся в доме, где умер человек, в течение трех дней", что подтверждает вышеупомянутую точку зрения Б. Х. Кармышевой.
Вера в необходимость обеспечения покойников пищей присуща и туркменам. Подчеркивая это, В.Н. Басилов приводит широко распространенную среди них поговорку: "Если не наестся мертвый, не будет сыт и живой" (Оли дойман дири доймаз). "Кормление" умерших рельефно отражено и в туркменской формуле "Алнына барсын!" (Да предстанет перед покойником пища, съеденная нами!), произносимой в завершение похоронно-поминальной трапезы каждым из ее участников. Человек, прочитавший вслух основную молитву (суру из Корана), заканчивает ее, уже на туркменском языке, еще более конкретным выражением: "Пыланы пыланы оглунынг рухуна багыш этдик!" (Душе такого-то, сына такого-то посвящяем!) Однако знатоки ислама при этом подразумевают, что душам умерших посвящается не съеденная пища, а прочитанная вслед за этим молитва. В этом проявляется основное противоречие между исламом и традиционными верованиями в вопросе о спасении душ умерших. Еще в последние два-три десятилетия советского периода, когда шел интенсивный процесс десакрализации традиционных домусульманских обычаев и обрядов, стала усиливаться борьба мусульманского духовенства за религиозную "чистоту" обрядов (в том числе и похоронно-поминальных), за их приведение в соответствие с нормами классического ислама. В ряде сел и городов Туркменистана им удалось добиться отмены убоя жертвенного скота на похоронах, которые стали проводиться без трапезы, ограничиваясь лишь чтением молитв. Старики-аксакалы, настаивающие на отправлении обрядов по правилам "туркменчилика", т. е. согласно законам предков, говорят, что "это новшество - выдумка новых мулл, слушающих иранское радио", т. е. радиопередачи из иранского города Гургена на туркменском языке.
В исламе, насколько мне известно, официального запрета на убой скота в день похорон и на последующих поминках нет. Согласно его канонам, души умерших могут быть спасены молитвами и ими же будут сыты. Однако большинство туркменских мулл, проповедующих отказ от жертвоприношений скота, ссылается не на Коран, а на пресловутую незримую кровь в доме покойника, т. е. опирается на иранское по происхождению представление и таким образом распространяет его еще шире.
Б.Х.Кармышева, зафиксировавшая аналогичное представление о незримой крови у отдаленных от Средней Азии казанских татар, пишет: "Не исключено, что к татарам оно было занесено муллами, обучавшимися в среднеазиатских медресе, или через богословские сочинения". Туркменский материал подтверждает ее предположение и показывает, что мусульманское духовенство явилось довольно активным распространителем этого поверья, при этом, конечно, не всегда задумываясь о его иранском происхождении. Тем более, оно "далеко не всегда было способно провести разграничительную черту между исламом и традиционными верованиями и обрядами".
Согласно традиционным верованиям туркмен, чем больше пищи будет съедено на поминальных трапезах, тем лучше для умершего. Идея обеспечения пищей покойника через трапезу живых сородичей еще жива. На большинстве поминок, особенно на годовщине смерти и на заключительной тризне (аш) она довольно активно поддерживается родственниками покойного, которые настаивают на обильной еде. Вместе с тем, по словам стариков, уже с первых десятилетий нашего века наметилась тенденция к самоограничению аппетита участников трапез в день похорон, в третий, седьмой и даже в сороковой дни. Это было следствием влияния морально-этических норм ислама, прогрессирующей доминанты религиозных молитв над ритуальным поеданием пищи в комплексе представлений, связанных с "обеспечением благополучия покойнику". Степень воздержанности туркмен в поминальной пище отражала, таким образом, степень исламизации (и иранизации?) похоронно-поминальных обрядов и отступления на задний план древнетюркских представлений о "кормлении" умерших.
Как иранскую по происхождению традицию можно рассматривать и использование туркменами одеколона в ритуале обмывания и одевания покойника в саван. Важно отметить, что этим ритуалом руководят непременно муллы. Как известно, кочевые тюркоязычные народы не знали жидких благовоний. Еще два - три десятилетия назад применение одеколона даже после бритья считалось у туркмен щегольством. В отдаленных от городов селах он не пользуется успехом и в наши дни, даже среди интеллигенции, не говоря уже о сельской молодежи.
Сравнительные исследования традиционного питания народов Центральной Азии и сопредельных территорий показывают избирательное отношение ислама к продуктам и блюдам в рамках, может быть, неосознанной дихотомии иранское-тюркское. Ислам благоволит к определенным видам пищи и отрицает другие: например, он поощряет такие древнеземледельческие, иранские по происхождению, ритуальные блюда как сумаляк, халиса, нишала, которые готовятся в ходе жертвоприношений и на религиозных праздниках (в том числе домусульманских), причем с произношением коранических и иных исламских формул, и, наоборот, осуждает или не одобряет потребление таких тюрко-кочевнических продуктов как конина, арака и другие напитки кисло-молочного и спиртового брожения. Последним (как и современным спиртным напиткам) ставится в вину "одурманивающие" свойства. В то же время духовенство и правоверная паства совершенно лояльны к опиуму. Более того, многие муллы, не говоря о простых верующих, не боясь греха, сами его охотно потребляют.
Потреблению опиума тюркоязычные народы, во всяком случае, туркмены, также научились у иранцев. Еще в конце прошлого столетия один из представителей царской администрации Закаспийской области писал: "Принято думать, что народы, еще не приобщенные к цивилизации, свободны от подобных привычек. К сожалению, этого нельзя сказать о туркменах (южных - М. Б.). И среди них пустила уже глубокие корни страсть к опиуму, который на Востоке губит еще более сил, чем в Европе водка. Администрацией области приняты меры если не к полному прекращению, то, по крайней мере, к ограничению торговли терьяком, к наказаниям как курящих опиум, так и особенно держащих притоны для курения. Страсть к опиуму перешла к туркменам от персов, из Персии же доставляется и терьяк контрабандой, так как ввоз опиума в пределы области запрещен".
Через ислам проник и ряд домусульманских, иранских по происхождению поверий и ритуалов, связанных с определенными видами пищи, например, с сахаром и хлебом. Сахар (и другие восточные сладости) как продукт и как символ сладкой, счастливой жизни в сценарии брачного и свадебного ритуала вошел в культуру тюркоязычных народов Средней Азии благодаря иранцам (подробно см.: Бердыев, 1992). Одно из главных проявлений этого ритуала - угощение молодоженов сладкими напитками во время их совместной прилюдной "трапезы" в знак публичного засвидетельствования брака и пожелания молодым счастливой жизни. В таких случаях таджики подносили молодым патоку или подслащенную воду, узбеки - виноградный сок или мед. Ритуал с аналогичной семантикой и мотивацией присущ и туркменам, но он происходит не во время трапезы молодоженов, а в момент мусульманского бракосочетания: всех участников торжества, включая муллу и жениха с невестой (пребывающих в разных помещениях) обносят подслащенной сахаром водой (сюйджилик сув) и каждый отпивает по глоточку.
Любопытно, что у таджиков и узбеков подобный акт закрепления брака- "никах" совершается отпиванием обычной воды. Локализация "сладкого" ритуала у туркмен в рамках религиозного бракосочетания "никах" - в святая святых мусульманского права - свидетельствует о том, что он привнесен в свадебную обрядность туркмен именно духовенством.
В интересующем нас аспекте не менее показателен и культ хлеба, уходящий своими корнями в авестийские времена. Он, несомненно, сложился в древнеиранской (в широком плане - индоевропейской) культурной среде. У тюрок-кочевников культа хлеба не было. Его до сих пор нет у тюркоязычных народов, находящихся за пределами влияния древнеземледельческой иранской культуры. Зато он хорошо развит у тюрок Средней Азии, в том числе, туркмен. Они почитают хлеб как священный продукт и неукоснительно соблюдают традиционные правила обращения с ним: его ломают двумя руками, с початого края, загибая только на изнаночную сторону. Наиболее благовоспитанные отламывают при этом не один, а два (четных) куска, особенно если хлеб предлагается кем-то. При еде нельзя держать хлеб в левой руке, класть лицевой стороной вниз, ронять крошки на землю, дабы кто-нибудь не наступил на них. Считается греховным не только наступать на хлеб, но даже переступать через него, или сидеть вытянув ноги в сторону скатерти, в которую завернут хлеб и т. д. В интересующем нас плане важно то, что в качестве главного проповедника идеи святости хлеба и блюстителя правил обращения с хлебом выступает мусульманское духовенство. В прошлом иные духовные лица были усердны в этом настолько, что доходили даже до рукоприкладства: рассказывают как один известный ишан дал пощечину пастуху, "неотесанному степняку", за то, что тот, вопреки правилам, отломил кусок с непочатого края лепешки.
Проповедь о святости хлеба проводится в виде простых нравоучительных рассказов, один из которых приводим ниже: "Однажды, говорят, ехал человек на верблюде. В пути, сильно проголодавшись, он достал из-за пазухи лепешку и стал есть. Ехал и ел. Вдруг, нечаянно, выронил на землю крохотный кусочек хлеба. Он тут же остановил верблюда, спустился с него на землю и стал искать оброненный кусочек. Искал долго и старательно, но не нашел. Тогда он сгреб в одну кучу всю дорожную пыль на том месте, где упала крошка хлеба, чтобы путники не наступили на нее, и, успокоившись, продолжил путь. Вечером он возвращался обратно той же дорогой. Когда он доехал до того самого места, где уронил крошку хлеба, то увидел, что куча дорожной пыли, которую он сгреб, превратилась в кучу золотых монет, а вокруг нее, свернувшись в клубок, лежит огромная змея. Увидев его, змея тихо уползла в кусты. Она, оказывается, стерегла золото, пока тот человек не вернется. Человек положил золото в свой мешок и поехал дальше. Вот так, почитая хлеб, он стал богачем".
В иных рассказах хлеб возносится даже выше исламских ценностей: "Однажды два человека заспорили о том, что в жизни главнее и важнее - Хлеб или Коран. Один говорил - Хлеб, другой - Коран. Спорили долго, но никак не могли договориться и пошли они к одному мудрому человеку. Мудрец выслушал их и предложил запереть человека, считавшего главным и более важным Коран, в пустой комнате и положить на полу много коранов, а в нише, до которой не дотянуться рукой, - скатерть с хлебом. Так и сделали. Прошло несколько дней и запертого человека стал одолевать голод, но как он ни старался, не мог дотянуться до хлеба, а подставить под ноги кроме коранов было нечего. Терпел он еще несколько дней, но в конце концов, почуяв голодную смерть, подложил под ноги несколько коранов, дотянулся до хлеба и утолил голод... Когда его выпустили из комнаты, он был вынужден признать - Хлеб главнее и важнее Корана. Можно доставать Хлеб, наступив на Коран, но нельзя доставать Коран, наступив на Хлеб..." Эта притча была рассказана мне стариком-туркменом в присутствии муллы средних лет, который стал возражать против завершающей притчу морали, и чуть было не возобновился старый спор, но они вовремя остановились и сошлись на том, что свято и Хлеб и Коран. Для меня же было важно не содержание спора, а факт того, что верующие считают возможным сравнение Хлеба с Кораном - священной книгой мусульман.
Очевидно духовенству принадлежит и авторство распространенного среди верующих поверья, что хлеб, особенно непочатый, "читает" хвалебную молитву (сена санаярмыш). Многие из них верят в способность хлеба молиться, просить Всевышнего о здоровье и благополучии семьи и вообще о приумножении и прибавлении. Может быть, поэтому в иных местах во время праздничной трапезы скатерть с хлебом оставляют открытой, а на поминках - закрытой.
Итак, повторим главный тезис: ислам - один из главных каналов распространения элементов традиционной иранской культуры среди тюркских народов. Эта "иранизаторская" роль ислама обусловлена, очевидно, тем, что он зародился в недрах аравийской культуры, очень близкой к древнеиранской, а в Среднюю Азию пришел непосредственно с территории Ирана, где уже успел вобрать в себя много иранизмов. Но еще более важную роль сыграло то, что в течение последних шести-семи столетий основным источником распространения и поддержания исламской религии в кочевой тюркской Степи было Среднеазиатское междуречье (особенно его города), оседлое население которого имело иранскую в своей основе культуру.
Проникновению иранизмов в тюркскую культуру немало способствовало и обучение представителей Степи в медресе Бухары, Хивы и Самарканда, где подавляющую часть духовных наставников составляли выходцы из таджикской и узбекско-сартской среды, т. е. люди, воспитанные на традициях иранской бытовой культуры. Выпускники этих медресе, возвращаясь обратно в Степь, привносили в бытовую культуру своих народов полученные от своих наставников знания, в том числе и знания, окрашенные иранизмами. Мне представляется, что ислам и иранизмы шли в Степь рядом. Чем больше ислама, тем больше иранизмов в народной культуре и, наоборот, чем меньше иранизмов в культуре, тем менее исламизирован народ. Может быть, такой жесткой связи между исламизацией и иранизацией традиционной культуры тюркоязычных народов нет, но параллельность этих двух процессов несомненна.
Мусульманское бракосочетание как показатель религиозности в Центральной Азии
Развал СССР и образование независимых государств актуализировали вопрос о влиянии т. н. "исламского фактора" на общественную жизнь бывших советских мусульман, влияние ислама на политическое развитие Центральной Азии. Открылись новые сферы влияния для исламских фундаменталистов и соседних теократических государств. Возможное, вследствие этого влияния, активное включение новых центральноазиатских государств в мировой исламский процесс способно серьезно изменить расстановку знаков на геополитической карте мира. Поэтому особый интерес и политический смысл приобретают вопросы исследования тенденций социального, в том числе, религиозного развития государств региона. При этом одной из важных задач является, на мой взгляд, определение степени религиозности их населения.
Что такое религиозность в исламе? Это, конечно, выполнение пяти обязанностей мусульманина (туркм. "бэш парз") - исповедание веры (произношение шахада и вера в его истинность), пятикратная молитва, пост, благотворительность (зякат) и паломничество (хадж). Человек, прилежно исполняющий эти пять обязанностей, имеет все шансы прослыть настоящим мусульманином. Однако это лишь нормы религиозности на уровне индивида и люди, исправно выполняющие данные требования ислама, составляют, наверное, не более одной сотой части взрослого населения Центральной Азии, т.е. гораздо меньше общего числа центральноазиатов, считающих себя мусульманами, поэтому "показатели по пяти обязанностям" не могут отражать полную картину религиозности мусульманского населения региона.
Исследователи-религиоведы показали, что в Центральной Азии ислам сосредоточен в быту, точнее, разлит по нему, и назвали его "бытовым исламом". Бытовой ислам - это ислам, сильно "разбавленный" доисламскими верованиями, или, может быть, даже наоборот, в зависимости от степени исламизации того или иного народа, той или иной его части. Это и обычаи, и правила поведения в быту, диктуемые исламом, точнее, шариатом, которые расписывают "сценарий" жизни человека от его рождения до его погребения и даже задают программу его "загробной жизни". В обыденном сознании - мусульманин прежде всего тот, кто живет именно по этому сценарию. Исходя из этого, можно считать, что религиозность населения Центральной Азии выражается, главным образом, в соблюдении правил бытового ислама. При этом индикатором религиозности может служить (разумеется, в различной степени) соблюдение любого отдельно взятого правила.
В свете вышесказанного мне представляется важным обратить внимание на степень соблюдения одного из таких правил - обряда мусульманского бракосочетания "никах" (туркм. "ника"). Никах - важный санкционирующий ритуал в жизни мусульманина, это обряд религиозного освящения новой семьи. Никах - образно выражаясь, ключ от двери первой брачной ночи, которую ислам охраняет очень бдительно. Поэтому исполнение этого обряда можно считать ярким признаком религиозности.
В 1989 г. было проведено исследование проблемы "покупного брака" (калыма) как способа создания семьи в Средней Азии, Казахстане и Азербайджане. Путем анкетирования были опрошены студенты столичных университетов республик означенного региона. Изучался и вопрос о возможной связи калыма с исламом. Наряду с другими вопросами был задан и такой: "Приблизительно какое количество браков среди коренного населения (в процентах) заключается с приглашением муллы? Согласно ответам, процентбраков, заключаемых путем совершения ритуала никах, составил в:
Таджикистане - 86,5
Узбекистане - 84,8
Туркмении - 80,1
Киргизии - 70,3
Азербайджане - 61,5
Казахстане - 32,4
в целом по изученным республикам - 71%.
Таким образом, если степень совершения мусульманского бракосочетания признавать как показатель религиозности, то наиболее исламизированными республиками (теперь уже государствами) являются Таджикистан, Узбекистан и Туркменистан, где частота совершения брака никаха заметно превышает общесредний показатель, который, как указано выше, составляет 71%. Очень близка к этому показателю Киргизия, благодаря, как видно из ответов на другие вопросы анкеты, более религиозным южным киргизам. Азербайджан близок к уравнению числа мусульманских и чисто светских браков, в чем, видимо, сказывается влияние развитой городской культуры. Наименее религиозной республикой оказался Казахстан, но благодаря северной части страны (особенно Уральскому, Актюбинскому, Кустанайскому, Северо-Казахстанскому, Кокчетавскому, Павлодарскому областям), где, согласно письменным ответам студентов, мусульманское бракосочетание не практикуется или практикуется в очень незначительной степени (в ответах по этим областям были часты цифры 0% и 10%). Что же касается Южного Казахстана, особенно Мангышлакской, Кызыл-Ордынской, Шымкентской, Жамбыльской областей, то здесь, надо полагать, процент браков, заключаемых с приглашением муллы, гораздо выше, чем в среднем по Казахстану. Если говорить только о Центральной Азии в целом, то здесь вырисовывается некое "исламское ядро" в лице узбекско-таджикского населения Среднеазиатского междуречья и населения примыкающих к нему районов Северного и Восточного Туркменистана, Южного Казахстана и Южной Киргизии. При этом чем дальше от этого ядра, тем меньше религиозности.
Интересно, что в этот же круг укладывается соотношение традиционных элементов оседлого земледелия и кочевого скотоводства, иранизмов и тюркизмов в бытовой культуре народов региона. Со времени проведения исследования, данными которого я оперирую, прошло уже почти десят лет, и приведенные выше цифры, возможно, устарели, но если они и устарели, то, скорее всего, в сторону увеличения, особенно сейчас, когда в регионе усиленно реанимируется ислам, а кое-где, особенно в Туркменистане, он становится опорой патриархально-тоталитарного режима.