Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

Подписываем
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Армия и полиция
Власть вырастает из ствола винтовки.
Мао Цзедун. Проблемы войны и стратегии (1938)
Ни одна политическая система не существует исключительно силой своей политической легитимности или административной эффективности. Все они, кто в большей, кто в меньшей степени, наиболее глубинной своей основой имеют власть сугубо принудительного характера, воплощенную в армии и полиции. Эта власть, однако, может иметь самые разные функции и политические задачи. Армия может быть ориентирована на внешние цели, но также и на внутренние, если ее используют для подавления гражданских беспорядков или поддержки непопулярных правительств. Она может выступать могущественной группой интересов или стать основой военного режима после свержения режима гражданского. Точно так же полиция может как поддерживать общественный порядок и гражданские свободы, так и быть инструментом политических репрессий, более того, основой полицейского государства. Потенциал власти этих институтов столь офомен, что вопросы о том, как общество может и должно их контролировать, никогда не сходили с политической повестки дня.
СОДЕРЖАНИЕ
Армия и политика 464
Роль армии 466
Контроль над армией 473
Когда военные захватывают власть? 476
Полиция и политика 478
Роль полиции 479
Политический контроль
и подотчетность 483
Выводы 485
Вопросы для обсуждения 486
464
IV. Механизмы государственного управления
В настоящей главе рассматриваются следующие основные вопросы.
Основные вопросы
Каковы отличительные черты армии как политического института?
Как и какими именно способами армия может вмешиваться в политику?
Каковы пути установления политического контроля над армией?
Чем гражданская полиция отличается от полиции политической?
Какие механизмы используются для того, чтобы обеспечить политическую подотчетность полиции?
■ Армия и политика
Истоки вооруженных сил современного типа восходят к позднему Средневековью, когда европейские державы стали обзаводиться регулярными армиями. В XIX в. армия превратилась в общественный институт с профессиональным командованием институт, резко отграниченный от всего остального общества. Затем наступили времена европейского колониализма, и эта модель армии постепенно распространилась по всему миру, став неотъемлемым компонентом современного общества. Единственным исключением из этого правила сегодня является Пуэрто-Рико, да и то потому, что безопасность этого государства обеспечивается вооруженными силами США.
Армия представляет собой совершенно особый политический институт. Его своеобразие и кто-то даже скажет, что превосходство над гражданскими институтами определяется четырьмя факторами. Во-первых, будучи орудием войны, армия обладает почти полной монополией на вооружения и огромным потенциалом власти принудительного характера. Поскольку она в состоянии поддерживать или свергнуть любой режим, от ее отношения к этому режиму зависит само его существование. Во-вторых, вооруженные силы суть в высшей степени организованные и дисциплинированные структуры, здесь принята четкая иерархия и укоренена культура исполнения приказов. В известном смысле это логически предельный вариант бюрократии в том смысле, в каком ее понимал М. Вебер. Все это придает армии необыкновенную организационную эффективность, хотя с другой стороны, может привносить сюда и элементы консерватизма. В-третьих, для армии характерны совершенно специфическая культура и набор ценностей: тот «дух воинской профессии», с которым люди готовы идти воевать, убивать и, если понадобится, умирать. Часто воспринимаемая как сила исключительно консервативная и глубоко авторитарная (из-за укоренившихся в ней традиций чинопочитания, долга и чести), армия, однако, вполне может быть привержена и иным политическим идеалам революционному социализму, как в Китае, или исламскому фундаментализму, как в Иране. Наконец, в-четвертых, вооруженные силы принято считать и они сами чаще всего так себя и воспринимают силой, стоящей «над политикой»:
18. Армия и полиция 465
фК понятийному аппарату
Война это состояние вооруженной борьбы между двумя или более государствами. Термин также используется в переносном значении в таких, например, словосочетаниях, как «классовая война», «торговая война», «холодная война». Войны современного типа исторически восходят к началу Нового времени, когда в Европе начался процесс формирования системы национальных государств. Существует точка зрения, согласно которой положительное значение войны заключается в том, что она ввела в определенные рамки естественные проявления человеческой агрессивности, но с таким взглядом трудно согласиться в виду огромного числа военных преступлений, всегда сопутствующих войнам. Гражданская война это состояние вооруженной борьбы между политически организованными группами внутри государства борьбы, в ходе которой решается вопрос о том, кому будет принадлежать государственная власть.
предполагается, что, будучи гарантом безопасности и целостности государства они служат общенациональным интересам. С одной стороны, это придает армии самый высокий общественный статус, с другой, ровно по тем же причинам она может обнаруживать склонность вмешиваться в политику, когда ее командование убеждено, что национальные интересы страны находятся под угрозой.
При всем этом было бы неправильно рассматривать армию как нечто единое и целостное с одинаковыми для всех обществ политическими чертами. Внутри нее могут быть самые разные противоречия. Возможен, например, конфликт интересов между старшим офицерством, которое, как правило, представлено выходцами из элитной среды с консервативным уклоном, и остальным офицерским корпусом, члены которого, предположим, стремятся к продвижению по службе или более открыты в отношении прогрессивных либо
радикальных идей. Не исключены противоречия между офицерским корпусом в целом, всегда имеющим социальные и профессиональные привилегии, с призывным составом и гражданским персоналом контингентом, что обычно набирается из рабочей и крестьянской среды. Наконец, различные виды войск могут бороться за престиж или ресурсы, всегда ограниченные, и так далее вплоть до противоречий регионального или этнического характера.
Характер национальных армий всегда обусловлен определенными внутренними и внешними факторами их историей и традициями, включая традиции отдельных подразделений; природой политической системы, в которой они существуют; политической культурой и ценностями данного режима. Так, политическое лицо Народно-освободительной армии Китая совершенно определенно отражает ту роль, которая была ею сыграна в установлении коммунистического режима в 1949 г., как и тот строжайший контроль, что осуществляется здесь партией. Вооруженные силы Германии столь же явным образом несут на себе отпечаток той политической работы, что была проделана здесь для искоренения нацистских симпатий и укоренения идеологии либеральной демократии. Следует, наконец, отметить и то, что говорить о природе и характере национальных армий вообще непросто, ибо они могут играть весьма разные роли в политической жизни общества. Армия может представлять собой:
орудие войны
гарантию политического порядка и стабильности
специфическую группу интересов
альтернативу гражданскому правлению
466
IV. Механизмы государственного управления
Роль армии Орудие войны
Главная задача армии при необходимости выступить орудием войны против других государств. Именно по этой причине становление регулярных армий совпало со становлением системы государств в начальный период Новой истории Европы. Принципиальным моментом, однако, здесь является то, что вооруженные силы должны быть готовы как к оборонительным, так и наступательным задачам. Обеспечение обороны страны против внешней агрессии как раз и сделало армии обязательным элементом современного государства не менее обязательным, чем полиция, суд или, скажем, почта. Однако с оборонительной функцией армии, столь, казалось бы, ясной, связаны свои проблемы, от решения которых зависит сама природа армии и ее численность.
С одной стороны, вооруженные силы должны быть достаточно сильны, чтобы отразить агрессию, но еще лучше заведомо исключить ее опасность по принципу устрашения потенциального агрессора. Проблема здесь в том, что это всегда вело к гонке вооружений, более того, к войнам, поскольку наращивание оборонного потенциала воспринималось соседними государствами как усиление потенциала наступательного и, следовательно, порождало международную напряженность. Именно так, например, дело обстояло с гонкой морских вооружений между Великобританией и имперской Германией перед Первой мировой войной, что во многом и стало ее причиной. Но не следует упускать из виду и того, что гонка вооружений также может благоприятствовать балансу власти в международных отношениях и. следовательно, сокращать опасность войны, как это имело место в годы «холодной войны».
С другой стороны, если армия принимает на себя сугубо оборонительную роль, она обрекает себя на длительное бездействие. В это время ей нужно сохранять высокую боеготовность, которая, возможно, никогда не понадобится. Более того, успешное «устрашение агрессора», как это ни парадоксально, чревато для армии ослаблением финансовой поддержки со стороны общества, поскольку таковая, понятно, всегда связана с существованием внешней угрозы. В этой связи нужно заметить, что окончание «холодной войны» принесло весьма ощутимые «мирные дивиденды» переключение громадных общественных ресурсов на мирные цели как в бывших коммунистических странах, так и на Западе. В Швейцарии с ее исторической традицией нейтралитета армия вообще сведена к чисто символической функции. Но наступившие времена принесли с собой и существенное переосмысление роли вооруженных сил их более широкое использование в интервенциях гуманитарного характера, как это имеет место в Югославии, и в борьбе с терроризмом, особенно после атаки на Нью-Йорк и Вашингтон в сентябре 2001 г.
Когда армия используется для наступательных или экспансионистских целей, ее роль становится существенно более важной. Чтобы вести войну против других государств, нужно, чтобы вооруженные силы могли и хотели быть инструментом агрессии и чтобы в обществе имела место достаточно прочная поддержка этих целей. Для экспансионистских государств поэтому характерны высокий уровень военных расходов, вовлечение генералитета в процесс принятия политических реше-
18. Армия и полиция 467
постоянная пропаганда и агитация против «несправедливостей Версальского договора» подготовили почву для агрессивнейшей внешней политики, которая, собственно, и привела ко Второй мировой войне. Все эти факты, помимо прочего, означают и то, что милитаризм отнюдь не равнозначен собственно военным интересам государства или примату военного руководства над гражданским. Во многих отношениях германский милитаризм 1930-х годов, напротив, принес с собой подчинение армии идеологическим целям нацистской партии, что и породило подспудную враждебность в отношениях между Гитлером и генералитетом, где многие считали, что фюрер втянул Германию в войну, которая окончится уничтожением как страны, так и армии, ситуация, которая и привела к неудавшейся попытке покушения на жизнь Гитлера в 1943 г.
Гарантия внутреннего порядка
Громадный потенциал насильственной власти вооруженных сил имеет значение, разумеется, не только для внешней деятельности государства, и хотя обычно
ний и рост милитаризма распространения идей и ценностей, которые обычно ассоциируются с военным делом, по всему обществу. Классическим примером милитаристского режима был гитлеровский «третий рейх» в Германии.
Нацистский тоталитаризм стал возможен как раз потому, что в обществе стерлась грань между военными и гражданскими институтами, произошла глубочайшая милитаризация политической жизни. Нацистская партия1 была организована совершенно в военном духе: ее высшие функционеры носили униформу, здесь была принята военная система соподчинения, царил дух армии и даже были созданы чисто военные подразделения СА и СС. После прихода Гитлера к власти партия еще больше милитаризировалась, вошла в теснейший союз с военной верхушкой, который стал еще прочнее после чистки СА в июне 1934 г., вошедшей в историю под названием «ночь длинных ножей». Между тем
фК понятийному аппарату
Термин «милитаризм» имеет два значения.
1 Нацистская партия сокращенный вариант от названия Национал-социалистической рабочей партии Германии, принятого Германской рабочей партией в 1920 г.; Гитлер был седьмым по счету членом этой партии. В ноябре 1923 г. партия предприняла попытку совершить переворот в Баварии (так называемый «мюнхенский путч»), чтобы затем «идти на Берлин» и взять там власть в свои руки: путч был подавлен. По мере того как в стране с началом экономической депрессии росла безработица, партия стремительно укрепляла свои позиции, что позволило Гитлеру в январе 1933 г. стать канцлером Германии. В 1945 г. партия распалась, в послевоенный период официально запрещена Конституцией Германии. (Прим. пер.)
468 IV. Механизмы государственного управления
здесь наделялась функциями, обычно принадлежащими полиции, но и потому что под вопросом оказывался принцип ее традиционной нейтральности. Во внутреннем аспекте нужно, следовательно, различать, когда армию используют в качестве «общественного инструмента», служащего национальным интересам, и когда ее пускают в ход как «политическое оружие» для достижения конкретных целей данного правительства. Различие это вообще становится проблемой, когда войска бросают на подавление гражданских беспорядков или на борьбу с мятежными силами. Следует, однако, помнить, что многие государства сталкиваются со столь серьезными политическими противоречиями, что силами гражданской полиции их не разрешить, особенно при возникновении серьезных религиозных, этнических или национальных конфликтов. В таких случаях армия может стать единственной силой, способной обеспечить целостность государства, даже если за это придется заплатить такой высокой ценой, как гражданская война. В 1969 г. британские войска были направлены в Северную Ирландию первоначально для того, чтобы обеспечить защиту католического меньшинства, но в конце концов, как оказалось («по факту»), для противодействия террору со стороны Ирландской республиканской армии (ИРА) и деятельности таких «лоялистских» сил, как Ассоциация защиты Ольстера и Отряд защиты Ольстера. Много раз для подавления гражданских беспорядков и восстановления политического порядка армия использовалась в Индии, как в случае с захватом сикхскими сепаратистами Золотого храма в Амритсаре в 1984 г. с людскими потерями в 1000 человек и с захватом индусскими фундаменталистами Айодхи в 1992 г. Российская армия в 1994 г. была направлена в Чечню для
ф К понятийному аппарату
Диктатура форма правления, при которой вся полнота власти принадлежит одному человеку (в этом отношении близка к самодержавию). Термин восходит к временам ранней Римской республики, где он означал временную передачу чрезвычайных полномочий тому или иному официальному лицу, процедуру, осуществляемую в полном соответствии с законами республики. Начиная с более поздних времен, однако, он относился уже к тем узурпаторам власти, которые не признавали над собой никакого закона и власть которых принимала абсолютный, ничем не ограниченный характер. Исторически мы знаем такие примеры диктатур, как диктатуры Суллы, Юлия Цезаря и Августа в Риме, а в более поздние времена Гитлера, Муссолини и Саддама Хусейна. В более широком смысле слово «диктатура» означает неограниченную власть с явно выраженными элементами произвола: с этим значением мы сталкиваемся, например, в таких выражениях, как «классовая диктатура», «партийная диктатура», «военная диктатура», «личная диктатура» и т.д.
армии направлены против других государств, огромную роль они могут играть и во внутренней политике. Задачи, которые они здесь решают, естественно, различаются от системы к системе и от государства к государству. Одна из типичных задач невоенного характера, которая может быть возложена на них, это содействие в чрезвычайных ситуациях, вызванных природными или иными катастрофами, но это происходит в исключительных случаях и политического значения не имеет. Этого нельзя сказать о тех случаях, когда войска привлекаются для подавления гражданских беспорядков или разрешения каких-то серьезных общественных противоречий.
В США, например, армия обеспечивала исполнение решений центральной власти о расовой десегрегации в 19501960-х годах. В Великобритании ее часто привлекали для разрешения чрезвычайных ситуаций и оказания скорой медицинской помощи в 19701980-х годах, когда страну захлестнули производственные конфликты. Часто все это вызывало критику, и не только потому, что армия
18. Армия и полиция 469
противодействия сепаратистским силам, что в конце концов вылилось в полномасштабную войну.
В тех случаях, когда политический режим совершенно теряет свою легитимность, армия подчас становится его единственной опорой, защищая его от массовых возмущений или революции; при этом, как правило, правительство становится откровенной диктатурой, не желающей сохранять даже подобия конституционности. Из недавней истории примером может служить разгон демократических сил в Китае на пекинской площади Тяньанмынь в мае 1989 г., когда стабильность коммунистического режима в Китае оказалась под угрозой. Но здесь же проявилось и другое обстоятельство: когда имеет место насилие над безоружными людьми, правительство не всегда может полагаться на верность армии, так что и в Пекине пришлось вводить войска, которые прежде были расположены в сельской местности и в политической лояльности которых режим мог не сомневаться. Не так было в Румынии, где в декабре 1989 г. солдаты, которых бросили на подавление гражданского возмущения, перешли на сторону оппозиции, что и предопределило конец режима Чаушеску.
ф К понятийному аппарату
Термин «терроризм» означает использование террора в политических целях. Наиболее распространенными формами террористических актов являются политические убийства, захват заложников, взрывы, угон самолетов и другие акты, цель которых одна создать атмосферу страха и неуверенности в обществе. В последние годы складывается новое явление глобальный терроризм. Как продемонстрировали события 11 сентября 2001 г. в США, сегодня требуется уже новое понимание этого феномена. Вместе с тем в проблеме терроризма есть свои неясности и внутренние противоречия. (1) Не всегда легко провести границу между терроризмом, с одной стороны, и другими формами насилия, включая войну, с другой: в войне элементов террора по отношению к мирному населению не меньше, чем собственно в терроризме. (2) Поскольку понятие «терроризм» несет в себе исключительно отрицательное значение, его чаще всего употребляют выборочно и субъективно (то, что одни люди считают терроризмом, другие вполне могут считать «войной за свободу»). (3) При том что терроризм обычно имеет антиправительственный характер, правительства со своей стороны могут прибегать к террору против собственных граждан или населения других государств (так называемый «государственный терроризм»).
Армия как группа интересов
Выше был представлен взгляд на вооруженные силы как на инструмент политики инструмент, который правительства ставят на службу своим внутриполитическим или внешнеполитическим силам. Но на самом деле просто инструментом, начисто лишенным каких бы то ни было собственных интересов, армия никогда и нигде не была. Подобно бюрократии, она всегда выступала особой группой интересов и стремилась доступными ей средствами воздействовать на содержание политики. И в этом деле она располагает вполне надежными рычагами влияния. Во-первых, армия это носитель громадных объемов информации и знания; хотя в теории она должна следовать распоряжениям гражданского руководства и быть силой политически нейтральной, трудно себе представить, чтобы, напротив, правительство не прислушивалось к ней во всяком случае в вопросах военной стратегии, обороны и просто внешней политики.
Во-вторых, вооруженные силы находятся не вовне, а внутри процесса принятия ключевых политических решений, они располагают своей собственной институ-
470 IV. Механизмы государственного управления
фК понятийному аппарату
Понятие «гражданская свобода» относится к частной сфере жизни человека, целиком и полностью принадлежащей ему, а не государству. Поэтому оно охватывает ряд так называемых «негативных» прав, исторически идущих от доктрины прав человека с ее главным принципом принципом невмешательства государства в жизнь человека. В состав гражданских свобод обычно включают свободу слова, свободу прессы, свободу совести (вероисповедания), свободу перемещения и свободу собраний (ассоциаций). Эти фундаментальные свободы, как считается, жизненно важны для функционирования либерально-демократических обществ: именно они обеспечивают защиту индивида от возможного государственного произвола. В ряде государств принцип гражданской свободы получил конституционное выражение в виде так называемого билля о правах.
циональной базой власти. Вооруженные силы США, например, проводят свое влияние через Министерство обороны (Пентагон) и Совет по национальной безопасности, а также через всевозможные конгрессовские комитеты по вооруженным силам. Наконец, в-третьих, постоянные свои «дивиденды» армия получает от того, что общество всегда придает повышенное значение вопросам безопасности: словом, высказываясь за наращивание военной мощи и рост военных расходов, гражданские политики вполне могут рассчитывать на дополнительные голоса избирателей.
Как в отношении чиновничества концепция «общественного выбора» гласит, что более всего они озабочены собственной карьерой, так и в отношении военного командования можно утверждать, что оно всегда будет «проталкивать» те политические решения, которые работают на статус армии и расширение ее особого положения в обществе. В таком подходе армия предстает своего рода
группой лоббирования, которая использует все входы в коридоры политической власти, лишь бы добиться увеличения военного бюджета, или же конгломератом конкурирующих структур, каждая из которых стремится заполучить как можно более лакомый кусок «оборонного пирога». И в этом деле, нужно сказать, у армии есть могущественные союзники в той среде, которую президент Эйзенхауэр в своем прощальном обращении к нации в 1961 г. назвал военно-промышленным комплексом. Сегодня почти общепризнанно, что «холодную войну» в свое время подстегивали военно-промышленные комплексы США и СССР. При этом обе стороны были заинтересованы в том, чтобы преувеличивать наступательные возможности другой стороны и масштабы исходящей от нее стратегической угрозы. По некоторым оценкам, расходы СССР на военные и смежные цели в 1980-х годах достигали 40 % валового национального продукта (ВНП), а оборонный комплекс был единственно эффективным сектором разваливающейся экономики. Хотя военные расходы США в это же время составляли не более 6 % ВНП, в реальном исчислении это было лишь на 10 % меньше, чем в СССР.
Точно так же есть основания думать, что за «войной в заливе» в 1991 г. стояло стремление ведущих оборонных подрядчиков США продемонстрировать возмож-
Военно-промышленный комплекс
понятие, означающее теснейшее взаимопереплетение интересов вооруженных сил и военных отраслей промышленности, имеющее своей основой их общее стремление добиться увеличения военных расходов.
ности новейших военных разработок вроде самолета «Стеле», крылатых ракет и системы «Патриот» и тем самым добиться увеличения военных ассигнований. С другой стороны, было бы неправильно заведомо видеть в вооруженных силах «поджигателей войны». Например, Колин Пауэл, главный военный советник президента
18. Армия и полиция 471
Буша, помня об «унижениях вьетнамской войны», крайне неохотно поддержал военное решение в отношении «кризиса в заливе», опасаясь того материального и морального ущерба, который вооруженные силы США могут понести в войне без ясно обозначенных политических целей. Равным образом и при Буше-младшем Колин Пауэл (уже на посту государственного секретаря США) вместе с другими высокопоставленными военными не раз высказывался, что «войну с терроризмом» следует вести только при наличии четко сформулированных и стратегически конкретных целей, дабы армия США не оказалось вовлеченной в затяжные военные операции.
Весьма немалую роль во внешней политике своей страны и в ее политике безопасности играла со времен распада коммунизма и Российская армия. В советские времена при всем своем могуществе она все же находилась под контролем КПСС; с тех пор целый ряд факторов политической нестабильности и стратегической неопределенности существенно повысил ее роль. Штурм Российского парламента в октябре 1993 г., на который были брошены элитные десантные формирования, для многих означал, что президент Ельцин становится во многих отношениях заложником армии, тем более в тогдашней ситуации, когда реформаторы не могли рассчитывать на успех у избирателей, а у самого Ельцина были столь же слабые позиции в Думе, где заправляли националисты и коммунисты. В результате Российская армия, проводя свои интересы через Министерство обороны, стала решающей силой, определяющей политику в отношении как «ближнего», так и «дальнего» зарубежья.
Хотя Российская армия и вывела свои соединения из Прибалтики, ее командование все же убедило Ельцина хотя бы в том, что внешние границы СНГ следует считать простым расширением границ Российской Федерации. Это привело к более тесным военным связям между Москвой и бывшими советскими республиками, граничащими с исламской Центральной Азией. Тем не менее с 1995 г. во внешней политике России обозначился сдвиг в сторону «дальнего» зарубежья, раньше всего проявившийся в той жесткой просербской позиции, которую Москва заняла в Боснийском кризисе, что, по существу, и помешало НАТО прибегнуть к разрешению конфликта средствами военного давления. Но после распада социалистической системы в 1989 г. и Советского Союза в 1991 г. самым ясным признаком влиятельности армии в России и ее стремления не допустить территориального распада страны стала, конечно же, война в Чечне.
Альтернатива гражданскому правлению
Военные не всегда согласны быть всего лишь группой интересов, что добивается своих целей не иначе как через гражданских политиков: обладая вооружениями и громадным потенциалом насильственной власти, они время от времени напрямую вмешиваются в политику и в отдельных случаях это ведет к установлению военного правления. Армия ведь в состоянии как сохранить у власти любой, самый непопулярный, режим, так и свергнуть его. Обстоятельства, при которых военные приходят к власти, мы рассмотрим ниже в этой главе, пока же скажем о тех формах, которые принимает военное правление. У них есть ряд особенностей, главная из которых,
472
IV. Механизмы государственного управления
естественно, та, что в военной диктатуре власть распределяется по принципам жесткой субординации, превращаясь в «цепь командования и подчинения».
Одна из разновидностей военного правления хунта (от испанского junta совет, управление). Будучи явлением преимущественно латиноамериканским, хунта представляет собой тип коллективного военного правления, центральным органом которого выступает своего рода совет из представителей всех родов войск сухопутных, морских и воздушных. В классической хунте, например в Аргентине периода 19781983 годов, гражданские политики совершенно удалены от власти, а профсоюзы и вообще обычная политическая деятельность поставлены под запрет. Весьма часто из-за соперничества между родами войск и личностями власть в хунте переходит из рук в руки. В других случаях военная диктатура выстраивается вокруг одного человека: примеры полковник Пападопулос в Греции в 19741984 годах, генерал Пиночет в Чили после государственного переворота 1973 г., генерал Абача в Нигерии в 19931998 годах. Для Африки при этом характерно такое явление, как захват власти младшими офицерами: так было в Гане в 1979 г., когда власть здесь захватил лейтенант Джерри Роулингс, и в Либерии в 1980 г., когда военный переворот совершил сержант Самуэль Доу.
Хунты, однако, нестабильны и недолговечны. Военные могут сколь угодно убедительно разоблачать повальную коррупцию, слабость и бездарность свергнутого ими гражданского правительства, сомнительно лишь то, что сами они смогут разрешить эти проблемы и что общество усмотрит в них законную власть, если только это не какая-то чрезвычайная политическая ситуация или общенациональный кризис. Вот почему, придя к власти, военные режимы обычно отменяют гражданские свободы и подавляют все и всякие источники политической активности общества: свобода слова и шествий ограничивается, оппозиционные политические партии и профсоюзы запрещаются, средства массовой информации переводятся под строжайшую цензуру. Дело часто кончается тем, что военные в этой ситуации предпочитают уходить в тень при формальной передаче власти какому-либо «более или менее гражданскому» руководству. Так, скажем, произошло в Заире при Мабуту, который пришел к власти в результате военного переворота в 1965 г., но затем предпочел удалить армию из политической жизни и править через так называемое Народное движение за революцию, им же и основанное. В 19601970-х годах переход от военного к авторитарно-гражданскому правлению совершил Египет при Га-мале Насере и Анваре Садате фигурах, в свое время вышедших из армии. Важным в данном случае, однако, оказалось то, что формирование гражданских кабинетов и становление партий в стране легитимизировали режим, а Насеру и Садату обеспечили относительную свободу от армии.
Но некоторым военным режимам бывает уготован и такой конец, как полней
ший крах, когда армия, скажем, скомпрометирована военным поражением. Для
этого необходимо, чтобы оппозиция в обществе достигла такого размаха, что ее
уже невозможно сдерживать одними репрессиями. Примерами здесь могут служить
падение режима греческих генералов в 1973 г., когда Турция захватила север Кип-
ра, и падение аргентинской хунты в 1983 г., когда
Цензура надзор за печатью, другими средствами массовой информации или способами выражения мнений; подавление свободы слова.
она проиграла Фольклендскую воину. Но вот падение филиппинского диктатора Маркоса в 1986 г. было предопределено комбинацией факторов движением за демократические реформы во главе с Корасон Акино и дипломатичес-
18. Армия и полиция
473
ким давлением со стороны США. Но опыт Акино показал и то, что если уж армия вышла из своих казарм, чтобы принимать прямое участие в политике, вернуть ее туда очень непросто: ей для этого пришлось пережить три попытки военного переворота за первые 18 месяцев пребывания у власти.
Контроль над армией
При устрашающей мощи вооруженных сил можно подумать, что они всегда являются важнейшим, если вообще не главным, фактором политики. В действительности это не так. Случаев прямого вмешательства армии в политику со свержением гражданских правительств в общем-то немного, и все они в основном ограничены Латинской Америкой, Африкой и отдельными частями Азии. Западные же демократии, а в прошлом и коммунистические государства, по сути, не знали серьезных военных переворотов. Единственными исключениями из этого правила с 1945 г. были: Франция в 1958 и 1961 годах (первый переворот имел своим результатом падение Четвертой республики, второй не удался); Португалия в 1974 г., когда армия захватила здесь власть «во имя спасения нации от государства», и Испания в 1981 г., когда ее вооруженные силы предприняли нечто вроде попытки военного переворота. Что касается коммунистического мира, здесь исключения таковы: неудавшийся переворот в Китае в 1971 г., связанный со стремлением к власти Линь Бяо; приход к власти генерала Ярузельского в Польше в 1981 г. и августовский путч в Москве в 1991 г., на несколько дней оставивший Горбачева за пределами власти.
Как во всем этом достигается гражданский контроль над армией? В общем плане выделяют два типа механизмов и методов, позволяющих осуществлять такой контроль. Самуэль Хантингтон (1957) в этой связи говорил об «объективном» и «субъективном» методах; Эрик Нордлингер (Eric Nordlinger, 1977) использует термины «либеральный метод» и «проникновение». Либеральная, или объективная, модель отношений между армией и гражданской властью четче всего просматривается в западных полиархиях. Главной чертой этой модели является строжайшее разграничение ролей и функций между политической и военной сферами: попросту говоря, армию здесь держат вне политики. Для этого существуют следующие способы.
Во-первых, действуют формальные механизмы подчинения армии гражданскому руководству, которое, в свою очередь, подотчетно законодательному собранию или обществу в целом. Во-вторых, к ведению гражданской власти относится самый процесс принятия решений по вопросам обороны: роль военных здесь сведена к тому, что они представляют свои точки зрения, а затем исполняют полученные распоряжения. Хотя на самом деле армия пользуется громадным влиянием, она все же являет собой лишь одну из многих групп интересов, которой надлежит понимать, что недопустимо ставить под сомнение решения политического руководства страны. Наконец, в-третьих, действует принцип политической нейтральности армии, в соответствии с которым она сохраняет верность государству независимо от того, какая партия находится у власти.
Наиболее показательным примером того, как армию можно держать под политическим контролем, служат США. И это при том, что именно армии, в свое время выигравшей Войну за независимость американских колоний в 1775 1783 годах, государство обязано, собственно говоря, своим рождением. Некогда Джордж Ва-
474
IV. Механизмы государственного управления
шингтон первый главнокомандующий американской армии в Войне за независимость, а позже первый президент США счел за благо удалить армию от политики. С тех пор политический контроль над армией здесь обеспечен прежде всего тем, что главнокомандующим вооруженными силами страны является ее президент. Эта модель отношений между гражданской и военной сферами затем прошла весьма суровое испытание Гражданской войной в США (1861 1865) и столь же нелегкие испытания Первой и Второй мировыми войнами, хотя по этому поводу имели место самые серьезные разногласия. Даже тогда, когда сам президент страны был героем войны, как генерал Эйзенхауэр (президент США в 19531961 годов), вооруженные силы продолжали следовать этой модели. Нужно лишь понимать, что принцип гражданского контроля отнюдь не означает политического бессилия армии: хотя армия США прямо и никогда не пыталась вмешиваться в политику, ее могущественные лоббисты, всегда находящиеся на вершине политической иерархии, неизменно имели чрезвычайно большое влияние на оборонную и внешнюю политику США.
Схожую модель отношений между военной и гражданскими сферами можно видеть и в Великобритании. В теории вооруженные силы страны несут ответственность перед короной, что на практике означает их подчинение через министерство обороны премьер-министру и кабинету министров. Со времен английской революции XVII в. и правления Оливера Кромвеля, военачальника и политика в одном лице, армия в Великобритании никогда не имела прямого влияния на политическую жизнь страны. Сама идея военной профессии здесь, как и в других странах либеральной демократии, зиждется на принципе невмешательства в политику. И мы располагаем лишь немногочисленными примерами того, что этот принцип когда-либо подвергался испытаниям. Скажем, во время Первой мировой войны лорд Китченер использовал свое назначение на пост военного министра, чтобы быстро сколотить громадный контингент добровольцев. Сэру Дугласу Хейгу, главнокомандующему британскими экспедиционными силами, принадлежит решение прибегнуть к дорогостоящей и изматывающей тактике окопной войны на западном фронте, но его в этом поддерживал премьер-министр X. Асквит, не вмешивавшийся в дела военных, и король Георг V, вообще симпатизировавший армии. Но при Черчилле во время Второй мировой войны ничего подобного уже не было. В целом можно говорить о совершенно устоявшемся правиле: в развитых западных государствах с укоренившимися традициями конституционной стабильности военные в политику не вмешиваются.
В диктаторских или однопартийных государствах гражданский контроль над армией осуществляется в иных формах. Здесь нет «объективных» механизмов примата гражданской власти армия контролируется «субъективными» методами: ее стремятся привязать к ценностям и идеалам правящей элиты; как отмечалось выше, действует модель «проникновения» в армию, модель ее всесторонней политизации. Достигается это различными способами и с разной степенью успеха. Гитлер, скажем, пытался превратить армию Германии в «солдат политики», введя здесь в августе 1934 г. присягу на верность себе как фюреру; одновременно он принял титул главы армии, а в 1941 г. пост верховного главнокомандующего. Но и при этом лояльность армии по отношению к режиму проистекала скорее от националистических и экспансионистских настроений, что были широчайшим образом распространены в ней, нежели от ее приверженности нацистским догмам. Своеобразным подтверждением этому может служить то, что Гитлеру с течением времени прихо-
18. Армия и полиция
475
лилось все больше и больше полагаться на отборные и политически самые надежные силы СС, а перед тем как в апреле 1945 г. совершить самоубийство, он назначил «следующим фюрером» адмирала Дёница, считая, что из всей армии только флот до конца остался ему верен.
Гораздо более жестокую политику по отношению к армии проводил в СССР Сталин. Военная реформа начала 1930-х годов, нацеленная на профессионализацию армии перед лицом все более очевидной опасности, исходившей от фашистской Германии, вдруг в 1937 г. прервалась чередой кровавых чисток: в конце концов под расстрел пошли каждые трое из пяти советских маршалов и тринадцать из пятнадцати командующих армиями. В общем 90% советских генералов, 80% полковников и приблизительно 30 тысяч офицеров среднего звена потеряли свои должности, а кто-то из них и жизни. С точки зрения опыта и подготовки армия оказалась фактически безоружной и совершенно деморализованной в тот самый момент, когда ей в 1939 1940 годах пришлось вести войну с Финляндией, и когда со всех углов вещалось, что ее укрепляют перед лицом возможной фашистской агрессии.
В большинстве случаев, однако, модель «проникновения» в армию предполагает не столько «отбраковку» политически ненадежных командиров, сколько пропаганду политически «правильных» взглядов и ценностей. Так, скажем, в иракской армии со времен прихода Саддама Хусейна к власти в 1979 г., партия Баас всячески насаждала идеологию пан-арабского национализма (объединения арабов и их освобождения от «западного империализма») и сионизма: именно этими целями режим объяснял как вторжение в Иран в 1980 г., так и попытку аннексировать Кувейт в 1990 г.
В коммунистических государствах «проникновение» в армию принимало самые что ни есть сложные институциональные формы. В Китае до сих пор в армии действуют политические органы, занимающиеся политической и идеологической работой своеобразная форма гражданского контроля над вооруженными силами. Все это, правда, оборачивается столь тесным взаимным переплетением партии и армии, что исчезают всякие границы между ее гражданскими и боевыми задачами. Обязательным условием служебного роста в Народно-освободительной армии Китая является членство в партии и предоставление характеристик, в которых за человека ручаются в том смысле, что он абсолютно предан коммунистическим идеалам и делу партии. Но поскольку партия действует в армии и через нее, и вооруженные силы получают право голоса в политическом процессе и тем проводят свое влияние в единой партийно-государственно-военной элите. В СССР это в свое время позволяло генералитету решающим образом вмешиваться в политику, как это, например, произошло в 1957 г., когда армия поддержала Хрущева и помогла ему разгромить так называемую «антипартийную группу», и в 1964 г., когда вскоре после кубинского ядерного кризиса1 она, напротив, отшатнулась от Хрущева, чем во многом и объясняется его падение.
1 Кубинский военный кризис в октября 1962 г. Событиям предшествовало размещение Советским Союзом ракетного оружия на Кубе. 22 октября 1962 г. тогдашний президент США Дж. Кеннеди объявил о морской блокаде Кубы, после чего обратился к Н.С.Хрущеву с требованием убрать все ракеты с острова. СССР со своей стороны предъявил США требование вывести ядерное оружие НАТО с территории Турции; американская сторона отвергла это требование. Мир впервые оказался на грани ядерной войны между США и СССР. 26 октября советское руководство объявило о своей готовности вывести ракеты с Кубы при условии того, что США снимут морскую блокаду и дадут гарантии ненападения на остров. Это и стало основой для разрешения конфликта. (Прим. пер.)
476
IV. Механизмы государственного управления
Когда военные захватывают власть?
Наиболее очевидным и драматичным образом вмешательство армии в политику проявляется, понятно, тогда, когда она совершает государственный переворот и смешает гражданское правительство. В таких случаях происходит либо установление открытой военной диктатуры, либо замена одних гражданских политиков на других ставленников армии. Впрочем, в такого рода ситуациях армия может формально и не претендовать на власть, как это, например, было на Филиппинах при президенте Маркосе, особенно после того, как здесь в 1972 г. было введено военное положение. В отдельных частях мира вмешательство военных в политику стало настолько обычным явлением, а военные режимы способны находиться у власти столь продолжительное время, что все это уже нельзя считать ни исключением из правил, ни явлением переходного характера. Военный переворот становится главным способом передачи государственной власти от одной группы лидеров к другой. Так происходило весь XIX в. в Латинской Америке (особенно в Мексике, Перу и Чили), в Испании и на Балканах. В XX веке армия чрезвычайно активно действует в развивающихся странах Африки, Латинской Америки и отдельных частях Азии.
Военные перевороты происходят при определенных обстоятельствах. Наиболее важными факторами в данном случае являются:
экономическая отсталость страны;
утрата гражданскими правительствами своей легитимности в глазах общества
конфликтность в отношениях между военными и государством (правительством);
соответствующие международные обстоятельства, благоприятствующие перевороту.
С наибольшей очевидностью проявляется связь военных переворотов с экономической отсталостью. Пинкни (Pinkney, 1990) со всей очевидностью показал, что из 56 стран, где с 1960-х годов имели место военные перевороты, подавляющее большинство относится к «третьему миру». Более того, часто перевороты происходят в совершенно определенных экономических ситуациях. Смешение гражданского правительства в Нигерии в 1983 г., например, произошло после длительного экономического кризиса, вызванного падением цен на нефть. Справедливо и противоположное: позитивные экономические тенденции обеспечивают своего рода иммунитет от вмешательства военных в политику, как об этом свидетельствует опыт Латинской Америки с 1970-х годов. Как бы то ни было, массовая бедность и глубокое социальное неравенство всегда ведут к тому, что общественная поддержка находящегося у власти правительства падает, а военные получают предлог выступить под лозунгами спасения национальной экономики. Следует только помнить, что одни лишь экономические факторы не объясняют военных переворотов: Индия, например, всегда страдала от нищеты, но ее вооруженные силы сохраняют свою политическую нейтральность и никогда не выступали против гражданского правительства.
Военные перевороты отчасти объясняет следующее: они происходят потому, что они могут произойти. Другими словами, армия идет на вмешательство в политику тогда, когда видит, что правящая гражданская элита теряет свою легитимность и переворот имеет все шансы на успех. В той системе, где существует стабильная культура демократии, вооруженные силы редко напрямую вмешиваются в
18. Армия и полиция
477
политику. Так потому, что военная диктатура способна действовать только методами систематических репрессий, а поддерживать такую ситуацию непросто, ибо она всегда чревата расколом в самой армии. Неудивительно поэтому, что дольше всего военные режимы держались в тех частях мира, которые некогда были колониями в Латинской Америке, на Ближнем Востоке, в Африке и Юго-Восточной Азии. Для новых государств всегда характерны политическая слабость и нестабильность, чем и стремятся воспользоваться военные. И причина здесь не только в том, что общество не успело привыкнуть к демократии, еще чаще действуют такие факторы, как завышенные общественные ожидания, хрупкость новосозданных политических институтов, региональные и этнические противоречия, унаследованные от колониального прошлого.
Показателен пример Нигерии, имевшей краткий опыт гражданского правления после освобождения от Великобритании в I960 г. В свое время колониальные власти стремились ослабить и расколоть национальное движение в Нигерии, внося раскол в отношения между основными этносами страны хауса на севере, йоруба на западе и ибо на востоке. Независимая Нигерия поэтому унаследовала чрезвычайно расколотую элиту, принципиально неспособную к тому социальному консенсусу, который жизненно необходим для политической стабильности. Усиление гражданских беспорядков прямое следствие нараставших этнических противоречий в конце концов привело к тому, что в 1966 г. власть в стране захватила армия. Но региональное соперничество продолжало обостряться, и в следующем году вспыхнула гражданская война, когда восточная часть страны, приняв название Биафры, сделала попытку выйти из подчинения федеральному правительству. Так и не сумев найти решений для проблем страны, армия, напротив, только усугубила их. Причина, можно полагать, в том, что этнические, религиозные и региональные конфликты, раздиравшие страну в прошлом, переместились вовнутрь самой армии, сама же она поставила себя над страной, чтобы тем увереннее контролировать развитие событий.
Третий момент, объясняющий вмешательство военных в политику, связан с тем вопросом, в какой степени ценности, цели и интересы армии совпадают или, напротив, расходятся с ценностями и целями данного политического режима в целом. Выше мы уже приводили пример Индии. Несмотря на массовую бедность в стране и при всех ее внутренних религиозных, языковых и региональных различиях, вооруженные силы Индии в силу глубоко укоренившегося уважения к национальной конституции всегда стояли в стороне от политики. Когда армия, о какой бы стране ни шла речь, выступает против правительства, она делает это в одном из двух возможных случаев: либо усматривая какую-то серьезную угрозу своим интересам, либо считая свое вмешательство в дела страны делом прямой необходимости. Во многих развивающихся государствах, недавно получивших независимость, армия неоднократно выступала под лозунгом «спасения отечества», присваивая себе роль движущей силы «модернизации» или «вестернизации» и выступая против традиционной сельской, политически отсталой и чаще всего расколотой элиты: так, к примеру, происходило в Нигерии, Индонезии и Пакистане.
В других случаях, напротив, консервативная военная элита в союзе с большим бизнесом и средним классом общества выступала против реформистского или социалистического правительства. Бескровный переворот в Бразилии в J 964 г. во многом как раз и произошел потому, что военным здесь пришлись не по вкусу левые устремления тогдашнего правительства. Еще более яркий пример Чили,
478 IV. Механизмы государственного управления
где Сальвадор Альенде, первый в мире демократически избранный «марксистский» президент, был свергнут и убит в 1973 г. армией руководил генерал Пиночет1. Вообще военные всегда стремятся продемонстрировать, что они в таких случаях руководствуются самыми благородными целями: необходимостью покончить с коррупцией, преодолеть раскол в обществе, спасти нацию. Но никогда нельзя сказать, что во всем этом так уж совершенно отсутствуют и их собственные интересы. Военные перевороты весьма часто являют собой простую попытку сохранить за армией привилегии, независимость или престиж, если в деле нет еще более серьезных политических амбиций.
Наконец, решение армии взять власть в свои руки может быть продиктовано соображениями, связанными с международными обстоятельствами. Мы имеем весьма мало примеров того, чтобы военный переворот, в какой бы стране он ни происходил, совершенно не затрагивал бы интересов соседних стран, региональных или международных организаций либо, наконец, международного сообщества в целом. В каких-то случаях военные и выступают-то потому, что на них оказывается давление извне. Именно таков случай Чили: ЦРУ США в Альенде видело прокубински настроенного коммуниста, чьи реформы явно несли с собой угрозу интересам американских многонациональных корпораций в Чили и по всей Латинской Америке; Пиночет же не только получал от ЦРУ всевозможные консультации: США гарантировали ему и прямую дипломатическую поддержку в случае успеха переворота.
В других случаях, напротив, военные заговоры не удавались из-за опасений перед негативной реакцией со стороны международного сообщества. Так, в странах Восточной Европы в 1989 г. армии в основном пассивно наблюдали за тем, как при массовых демонстрациях и общественном энтузиазме рушился коммунистический режим. Здесь можно было говорить не только о том, что коммунистическое руководство этих стран совершенно потеряло какую бы то ни было политическую волю, но и о том, что вооруженные силы остались в стороне, поскольку не надеялись на поддержку Горбачева и опасались негативной реакции США и Запада в целом. Не следует, однако, и переоценивать чувствительности военных режимов к дипломатическому давлению извне. Саддама Хусейна весьма мало заботила международная критика в связи с его военными действиями против курдов и мусульман-шиитов после войны в Персидском заливе 1991 г. Точно так же на нигерийского диктатора Абачу не произвели никакого впечатления попытки Британского Содружества в 1995 г. спасти от казни нигерийских борцов за права человека.
■ Полиция и политика
Полиция, как и армия, есть часть государственного аппарата принуждения, но разница между ними очевидна: роль вооруженных сил обеспечивать оборону
1 Сальвадор Альенде победил на президентских выборах в сентябре 1970 г. Его программа «дороги к социализму» предусматривала национализацию медных рудников в Чили, принадлежавших филиалам американских компаний. Усилиями ЦРУ в стране была инспирирована мощная оппозиция этим реформам и подготовлен военный мятеж. В сентябре 1973 г. вооруженные силы под командованием генерала Пиночета атаковали президентский дворец в Сантьяго; Альенде был убит, после чего в стране были распущены все политические партии и установлен режим жесткой диктатуры. (Прим. пер.)
18. Армия и полиция
479
страны, роль полиции поддерживать в ней внутренний порядок. В современном своем виде полицейские силы восходят к XIX в., когда процессы индустриализации до предела обострили социальные и политические противоречия западного общества. Так, в Великобритании специальные полицейские силы оплачиваемые, особо подготовленные, имеющие собственную униформу и занятые полный рабочий день были созданы Робертом Пилем в Лондоне в 1829 г. после бойни в Питерлоо (Манчестер), когда для разгона мирной демонстрации рабочих была брошена кавалерия. На всю Великобританию эта система полиции была распространена в 1856 г., позже ее приняли и во многих других странах.
Хотя армия и полиция схожи в весьма многих отношениях, нужно указать и на существенные различия между ними. Во-первых, армия при ее преимущественно внешней ориентации на практике действует весьма редко: во времена войны, чрезвычайных ситуаций и катастроф крупного масштаба. Полиция же с ее внутренней ориентацией задействована на ежедневной основе. Кроме того, полицейские силы значительно теснее, чем армия, связаны с обществом: их служащие со своими семьями обычно проживают в тех же самых местах, где и работают, хотя, как будет показано ниже, при этом можно говорить и об особой полицейской культуре. Далее, полиция обычно не пускает в ход средств военного характера: поскольку общество в целом понимает и признает ее роль, она либо не вооружена (как это, например, в Великобритании), либо использует лишь средства самообороны. Нужно, однако, сказать, что сегодня границы между полицией и армией во многом стираются: армию начинают все чаще привлекать к противодействию внутренним беспорядкам, как это, например, имело место в Лос-Анджелесе в 1992 г., но с другой стороны, полицейские силы приобретают почти военный характер, обзаводятся современными вооружениями и в ряде государств действуют уже совершенно по-военному.
Роль полиции
На характер полиции и ее роль в обществе существуют три точки зрения либеральная, консервативная и радикальная. Либеральная точка зрения усматривает в полиции преимущественно нейтральный институт, задача которого сводится к тому, чтобы охранять общественный порядок и обеспечивать защиту прав и свобод людей. В этом подходе проблема понимается следующим образом: полиция опирается на широкий общественный консенсус и обладает высокой степенью легитимности, поскольку граждане убеждены в том, что она содействует общественной стабильности и обеспечивает личную безопасность людей, защищая их друг от друга; при этом, поскольку она занята поддержанием правопорядка, иных политических функций у нее нет и быть не может.
Консервативная точка зрения утверждает, что роль полиции состоит в том, чтобы поддерживать власть государства, обеспечивать исполнение его законов на всей территории страны. Этот подход, имеющий под собой весьма пессимистическое воззрение на природу человека, подчеркивает значение полиции как силового института общества, способного, если понадобится, самым жестким образом действовать в ситуациях общественных волнений и гражданских беспорядков. Полиция в этом случае рассматривается как механизм политического контроля.
480
IV. Механизмы государственного управления
Радикальная точка зрения куда более критична в отношении власти полиции. В этом подходе она предстает инструментом угнетения, который находится скорее в руках государства, нежели общества, и служит скорее элите, нежели массе. В марксистской версии этого же подхода задача полиции усматривается еще и в том, чтобы стоять на страже собственности и вообще интересов капитала.
Наконец, исследователи говорят, что роль полицейских сил в громадной степени зависит от той политической системы, частью которой они являются, и от того, для решения каких именно задач их использует государство или действующее правительство. В этом смысле различают гражданскую полицию и политическую полицию разделение, отражающее более общее деление на либеральные и так называемые полицейские государства.
Гражданская полиция
В случае с гражданской полицией речь идет о тех силах, сфера действия которых ограничена областью уголовного права. Это именно та полиция, какой ее чаще всего представляет себе общество: «полиция, существующая для того, чтобы бороться с преступностью». Нужно лишь понимать, что поддержание общественного порядка, скажем, в сельской Индии это одно, а в современном Нью-Йорке, Париже или Санкт-Петербурге совсем иное. Известно, что небольшие и однородные сообщества достаточно успешно собственными силами справляются с задачей поддержания правопорядка. Совсем иная картина в более масштабных и фрагментированных (в социальном и культурном отношениях) обществах, где отношения между людьми подчас совершенно деперсонализированы. Здесь полиция самых разных стран, испытывающих на себе последствия одних и тех же моделей индустриализации, сталкивается по существу с одинаковыми задачами транспортными правонарушениями, угоном машин, уличной преступностью, организованной преступностью: поэтому организация и тактика полицейских сил в них также приобретают схожие черты.
Можно говорить о разных моделях гражданской полиции. Есть модель полиции конкретного сообщества: здесь предполагается постоянное ее присутствие в тех или иных местах компактного проживания людей, со стороны же граждан ожидаются сотрудничество в расследовании и раскрытии преступлений, сверх этого преследуется и более общая задача профилактики правонарушений, укоренения в сообществе таких ценностей и отношений, которые направлены именно на это. Эта концепция присуща Великобритании, но в еще большей степени Японии. От японского полицейского ожидается, что он достаточно хорошо знает и постоянно посещает жилища и предприятия, относящиеся к его участку: этому служат специальные полицейские посты (кобан) или постоянные полицейские участки (чу-зайсо). Успех этого метода, правда, находится в прямой зависимости от того, относятся ли к полицейскому как к уважаемому члену сообщества и готовы ли граждане к тому, чтобы находиться под постоянным наблюдением. В Великобритании эту систему из соображений экономии основательно сократили в 19601970-х годах, но вновь стали расширять после волны городских беспорядков в начале 1980-х гг.
С другой стороны, существует модель полиции, которая действует по принципу «пожарной бригады»: главным здесь является ее способность немедленно реагиро-
18. Армия и полиция
481
вать на правонарушения и именно быстротой своей реакции решать не только оперативные, но и профилактические задачи. Как правило, в этой модели приняты более жесткие, почти военные методы, здесь также больше полагаются на новейшие технологии и виды оружия. Модель характерна более всего для авторитарных и тоталитарных государств, но не чужда и государствам либеральным. Так, полиция Нью-Йорка в целях устрашения потенциальных правонарушителей вооружена крупнокалиберными револьверами и дубинками; парижская мелкокалиберными полуавтоматическими револьверами и дубинками, а каирская автоматами или автоматическими винтовками.
Политическая полиция
Полиция может быть «политической» в двух отношениях. Во-первых, в ее деле может присутствовать некая постоянная тенденция, благоприятствующая одним группам и действующая против других. Во-вторых, она может выходить за пределы своей деятельности и пытаться влиять на сугубо политические процессы. Первую из этих проблем постоянно поднимали критики радикального и социалистического толка со свойственным им абсолютным неверием в то, что полицейские силы (вообще какой бы то ни было орган государства) могут быть хоть в чем-то нейтральны и действовать незаинтересованным и справедливым образом. С этой точки зрения дело предстает так: спецподготовка и дисциплинированность сил полиции уже сами по себе порождают в них такую культуру, которая по существу является авторитарной и политически консервативной, поэтому с такими группами, как рабочие, забастовщики, женщины и этнические меньшинства, они заведомо будут обращаться более жестким образом, чем с любыми иными.
Хотя полиция в общем и целом находится под общественным контролем, такого рода обвинения не лишены основательности, на что существует множество свидетельств. В свое время Национальная консультативная комиссия США по гражданским беспорядкам, учрежденная Линдоном Джонсоном для расследования случаев городских беспорядков в стране во время «долгого жаркого лета» 1967 г., обнаружила, что во многих случаях причиной этих беспорядков были как раз агрессивные и дискриминационные действия полиции в отношении жителей негритянских кварталов. На всю страну прогремела история об избиении четырьмя белыми полицейскими Родни Кинга, оправдание которого в 1992 г. вызвало в среде сочувствующих ему очередную волну беспорядков, не прекращавшихся двое суток. В Великобритании та же самая проблема была темой Доклада Скармана, где было установлено, что беспорядки 1981 г. в Брикстоне были вызваны проявлениями расизма со стороны полиции: Доклад, помимо прочего, рекомендовал полицейским силам использовать специальные процедуры для выявления расистски настроенных полицейских и шире привлекать в свои ряды чернокожих служащих.
Уровень политизации сил полиции неизменно повышается по мере того, как общество становится все более сложным и фрагментированным. Некоторые теоретики даже утверждают, что вообще невозможно провести границу между гражданскими и политическими сферами деятельности полиции: всякое преступление, говорят они, «политично» в том смысле, что оно так или иначе идет от неравномерного распределения материальных благ, власти и ресурсов в обществе, а потому всегда «политично» и полицейское дело, коль скоро оно стоит на страже сложив-
482
IV. Механизмы государственного управления
шейся общественной системы. Весьма часто в нейтральность полиции не верит и общество в целом, особенно тогда, когда ее бросают на действия против забастовок, демонстраций и тех гражданских беспорядков, что проистекают из неискоренимых общественных противоречий. Так часто происходит в тех регионах, где существуют острые этнические или национальные проблемы, как, например, в Стране басков на севере Испании или Северной Ирландии, где значительная часть населения не воспринимает полицию как «законную силу».
Часто для выполнения «политически особо щекотливых» операций государства создают специальные полицейские отряды полувоенного характера. Классическим примером здесь может служить Республиканская служба безопасности во Франции, организованная на совершенно военный лад вплоть до того, что ее сотрудники живут в специальных гарнизонах. В Великобритании для тех же целей создана Специальная группа патрулирования. Наконец, практически во всех государствах есть свои секретные службы разведки и безопасности. Их функции носят однозначно политический характер, включая наблюдение за группами и людьми, деятельность которых, как предполагается, может нести в себе угрозу для государства, а подчас и их «дестабилизацию». Речь идет о таких службах внутренней безопасности, как MI5 (МИ5) в Великобритании1, ЦРУ и ФБР в США и бывший КГБ в СССР.
Полицейские государства
Термин «полицейское государство» относится к такому политическому режиму, в котором попраны все и всякие гражданские свободы, над полицией нет никакого закона, она не отвечает ни перед судебной властью, ни перед обществом в целом и действует самыми грубыми и неразборчивыми средствами. Полицейские государства являют собой прямое воплощение тоталитаризма: здесь полиция, которой дана совершенно избыточная власть, специально поддерживает постоянную атмосферу страха, чтобы правящая элита тем прочнее могла держать все стороны жизни общества под своим контролем. При всем этом, правда, полиции в таком полицейском государстве отнюдь не принадлежит такое же место, какое в военной диктатуре занимает армия, она здесь попросту находится в услужении у политической элиты.
Именно так обстояло дело в нацистской Германии, где был сколочен огромный аппарат запугивания и надзора. Отряды СА («штурмовики», или «коричневые рубашки») готовы были по первому слову расправиться с любым противником режима. Гестапо выполняло задачи тайной полиции, подразделения СД отвечали за разведку и безопасность, а СС под руководством Гитлера стали настоящим государством в государстве. Аналогичная картина имела место в СССР: Ленин в 1917 г. основал ЧК для борьбы с буржуазией и своими политическими соперниками, затем на ее месте возник ОГПУ (помимо прочего, отвечавшее за насильственную коллективизацию), потом НКВД (сталинский личный инструмент террора) и, наконец, в 1953 г. КГБ, который, наряду с другими функциями, осуществлял кон-
1 MI5 (официальное название «Служба безопасности и разведки») агентство, имеющее своей задачей обеспечивать внутреннюю безопасность и контрразведывательную деятельность в Великобритании. Создано в 1909 г. для борьбы с немецким шпионажем в Великобритании. Считается одной из самых мощных разведывательных служб в мире. {Прим. пер.)
18. Армия и полиция
483
троль над пограничной службой и системой трудовых лагерей1. Другими примерами тайной полиции в коммунистических государствах были «Штази» в ГДР и «Се-кьюритате» в Румынии, сумевшие сплести огромнейшую сеть информаторов, проникнуть во все поры общества и готовые, когда от них того требовали, «нейтрализовать» любого противника режима.
Наряду с такими системами государственной безопасности могут существовать и вполне «обычные» полицейские силы. Так, в нацистской Германии в течение всего времени фашистской диктатуры работала обычная территориально-организованная полиция, следившая за правопорядком в традиционном понимании этого слова. В СССР отдельно от КГБ существовала милиция, подчиненная Министерству внутренних дел и отвечавшая за выявление уголовных преступлений, поимку преступников, надзор над паспортным режимом и общее поддержание правопорядка.
Но и так называемые «либеральные» государства имеют свою тайную полицию. Так, ЦРУ в США неоднократно участвовало в ряде тайных операций за пределами страны, включая поддержку пиночетовского переворота в Чили, попытку убийства кубинского лидера Фиделя Кастро и поставку вооружений силам, выступавшим против законно избранного правительства в Сальвадоре. Есть основания думать, что оно неоднократно проводило секретные операции и внутри страны, сыграв свою роль (что, впрочем, не доказано) в убийстве президента Кеннеди в 1963 г. Методы «полицейского террора» использовались и в Северной Ирландии в конце 1960-х годов, где специальные отряды полиции Великобритании не только контролировали гражданские демонстрации и противодействовали ИРА, но и делали все, чтобы запугать население католических кварталов Ольстера: в 1969 г. эти отряды были распущены, но не ранее того как полицейские функции были переданы британской армии.
Политический контроль и подотчетность
Вопросы контроля над полицией заставляют вспомнить вопрос Аристотеля: «Quis custodiet ipsos custodes?» «Кто будет стражем над стражами?» Это чрезвычайно непростая проблема, имеющая две стороны позитивную и негативную. В позитивном смысле здесь речь идет о подотчетности полиции перед обществом, о механизмах политического и правового надзора за ней, о возможностях установленным порядком разъяснить любую проблему, связанную с ней. Но контроль над полицейскими силами (и это негативный аспект проблемы) может обернуться и ее политизацией, превращением в простой инструмент, которым действующее правительство распоряжается как ему заблагорассудится.
Ключевым фактором, определяющим возможность равновесия между этими полюсами, является способ организации полиции централизованный или децентрализованный. Привлекательной стороной децентрализации является то, что для нее органичны структуры, работающие по вектору «снизу вверх» и потому в большей или меньшей степени не зависящие от центрального правительства: в любом случае это
1 ЧК Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем; ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление при Совете народных комиссаров СССР) орган по охране государственной безопасности в СССР с 1923 по 1934 год, когда оно было включено в состав НКВД; НКВД Народный комиссариат внутренних дел; КГБ Комитет государственной безопасности СССР. (Прим. пер.)
484
IV. Механизмы государственного управления
позволяет полиции точнее реагировать на местные проблемы, интересы и потребности. Вот почему децентрализованная полиция, отвечающая за себя перед местным сообществом, считается идеальным решением проблемы. Оно и было бы таковым, не будь в обществе давления, подчас сильного, в пользу централизации, поскольку таковая полнее соответствует требованиям общенационального управления и более эффективна как с административной, так и с политической точек зрения.
В большинстве континентальных государств Европы полиция централизована. Классический пример Франция, где исторически сложилось два вида полиции Национальная полиция, находящаяся под гражданским контролем Министерства внутренних дел, и жандармерия, подчиненная военному контролю Министерства обороны. Первая отвечает за поддержание закона и порядка в больших городах, вторая в сельской местности: их сферы ответственности столь часто пересекаются, что порой дело оборачивается настоящей «полицейской войной». Но в обществе более всего обеспокоены иным той ситуацией политического контроля, под которым находится Национальная полиция: во Франции министру внутренних дел принадлежит право лично назначать старших ее чинов; префекты, возглавляющие полицейские участки 96 департаментов страны, по сути являются простыми исполнителями решений Министерства внутренних дел с весьма небольшой степенью свободы действий на местах.
Проблема осложняется сравнительной слабостью Министерства юстиции в стране, из-за чего весьма слабо выражена и подотчетность полиции перед судебной властью. Национальная полиция поэтому часто воспринимается как простой инструмент в руках правительства институт, не очень чувствительный к вопросам гражданских свобод, а ее высшие функционеры как убежденные сторонники таких правых партий, как Объединение в защиту республики и Союз за демократию. В 1981 г., правда, когда с победой Миттерана в стране было сформировано социалистическое правительство, в полицейской системе были осуществлены глубочайшие изменения. Был пересмотрен состав ее высшего руководства, смещены префект полиции и генеральный директор Национальной полиции, введены жесткие ограничения на практику прослушивания телефонных разговоров.
Что принцип централизованной полиции вполне можно сочетать с высоким уровнем ее подотчетности, свидетельствует опыт Скандинавии. В Дании комиссар полиции назначается центральным правительством, и он здесь отвечает главным образом за вопросы стратегического характера, тогда как 72 местных главных констебля также обладают достаточной степенью самостоятельности, по собственному усмотрению набирая персонал своих служб и распоряжаясь соответствующими ресурсами. В Швеции полиция была централизована в 1965 г., но здесь действует система местных полицейских комитетов, позволяя местным властям держать под контролем бюджеты полицейских участков и даже обсуждать с их шефами чисто операционные вопросы.
Но, может быть, наиболее централизованной полицейской службой в мире является полиция США. Многослойная федеральная система страны имеет не менее пяти различных типов полицейских структур. Это федеральные органы при Министерстве юстиции вроде ФБР, полицейские силы 50 штатов, шерифы и заместители шерифов на уровне графств, полиция больших и малых городов и, наконец, сельская и окружная полиция. Сильная сторона этой системы в том, что она достаточно адекватно реагирует на местные нужды: собственно говоря, полиция здесь организована в соответствии с требованиями тех местных сообществ, которые она и обслуживает. Очевид-
18. Армия и полиция
485
ны и ее недостатки: дублирование и взаимопересечение сфер ответственности более чем 40 тыс. полицейских органов, естественно, оборачивается тем, что в такой системе вообще сложно говорить о каком бы то ни было балансе между принципом подотчетности полиции перед обществом и принципом ее политической нейтральности. В таких крупных американских городах, как Нью-Йорк и Лос-Анджелес, полиции попросту невозможно избежать политического давления даже в вопросах повседневной деятельности: комиссары полиции здесь назначаются мэром города на определенный срок, и срок этот они, естественно, всякий раз желали бы продлить.
В других странах от какой бы то ни было децентрализации отказались вообще. Так, в Западной Германии и Японии после 1945 г. в рамках общего движения к демократизации поначалу шла децентрализация полицейских систем, но скоро выяснилось, что это порождает лишь путаницу и неэффективность. К I950 г. Западная Германия вернулась к организации полиции по землям, после чего здесь были созданы и общенациональные органы вроде Федерального бюро криминальной полиции. В Японии в 1954 г. все полицейские силы были слиты в единую национальную службу, подчиненную комиссару по национальной общественной безопасности, но функционирующую преимущественно на уровне префектур.
Великобритания всегда считалась классическим примером децентрализованной охраны общественного порядка, поскольку общенациональной полиции здесь никогда не было. Если не считать полиции Лондона, что подчинена непосредственно министру внутренних дел, полиция страны организована на местном уровне и в лице главных констеблей ответственна и подотчетна перед местными же органами власти. Но до идеала децентрализации далеко и здесь. Начать с того, что компетенция министра внутренних дел на практике выходит далеко за пределы столичной полиции, охватывая вообще все вопросы правоприменения. Через всевозможные инструкции, директивы и циркуляры, а также парламентское законодательство, Министерство внутренних дел держит под постоянным контролем руководящее звено национальной полиции. Кроме того, тенденция к централизации развивается через внедрение общенациональных технологий полицейского дела, таких, как Вычислительный центр национальной полиции и Национальный центр хранения данных. Элементы дальнейшей централизации принесли с собой и то, что с 1990-х годов в полиции стали все реже практиковать избрание на должность. Наконец, весьма обширный круг вопросов вообще выведен из-под контроля общества. Речь идет прежде всего о MI5, сфера компетенции которой в 1996 г. была расширена, включив себя сбор информации по уголовным делам и правоприменению, а также по всему тому, что связано с «национальной безопасностью»; при этом все операции MI5 носят секретный характер, его бюджет не подлежит парламентскому контролю, и оно является единственной из служб безопасности Великобритании, которой дано право «самостоятельно определять свои задачи». Теоретически говоря, это означает одно: MI5 может заниматься чем угодно, кем угодно и когда угодно.
■ Выводы
♦ Армия представляет собой политический институт особого рода. От других институтов общества вооруженные силы отличаются тем, что практически обладают монополией на вооружения, имеют громадную власть принудительного характера, внут-
486 IV. Механизмы государственного управления
ренне в высшей степени дисциплинированы и структурированы по уровням подчинения, имеют особую культуру и ценностные ориентации и видят в себе носителей общенационального интереса, что ставит их, во всяком случае в теории, «над политикой».
Главная задача вооруженных сил быть орудием войны против других государств. Но армия одновременно является и могущественной группой интересов, влияющей на политику вообще, а на внешнюю и оборонную политику в особенности. Кроме того, ее используют как дополнительное средство поддержания внутреннего порядка и стабильности, особенно в ситуациях, когда гражданские службы не справляются с этой задачей. Армия, наконец, выступает силой, способной сместить гражданское правительство и установить свою диктатуру.
Исторически сложились две формы контроля в отношении армии. Либеральная, или «объективная», модель предполагает, что армию можно и нужно держать вне политики с помощью механизмов гражданского контроля, через ее подчинение гражданскому руководству и подотчетность перед ним. В «субъективной» модели, или «модели проникновения», армию привязывают к гражданскому руководству тем, что идеологически подчиняют ее ценностям и целям правящей элиты.
Военные перевороты происходят при определенных обстоятельствах. Главные из этих факторов: экономическая отсталость страны (всегда сопровождаемая низким уровнем поддержки действующего правительства); утрата институтами власти и правящей элитой своей легитимности в глазах общества; конфликт интересов между военным и гражданским руководством и, наконец, международные обстоятельства, подталкивающие военных к перевороту или, как минимум, облегчающие им захват власти.
Главная задача полиции осуществлять правоприменение и поддерживать гражданский порядок. При этом она может иметь политический характер в тех случаях, когда в ней самой действуют те или иные тенденции, когда ее используют в отношении гражданских беспорядков или политических разногласий или когда она является инструментом полицейского государства, становясь чем-то вроде частной армии на службе политической элиты.
Действенный контроль над полицией требует баланса между принципом ее политической подотчетности и принципом ее политизации, что в свою очередь зависит от того, организована ли она на централизованной или децентрализованной основе. Децентрализованные полицейские силы пользуются независимостью от центрального правительства и должны чутко реагировать на местные нужды. Централизация, однако, адекватнее отвечает потребностям общенационального управления, а также требованиям эффективности.
■ Вопросы для обсуждения
Коль скоро все государства имеют своей основой власть насильственного характера, почему вооруженные силы столь редко вмешиваются в политику?
Когда использование армии во внутренней политике можно считать оправданным? Если его вообще можно считать оправданным.
Верно ли, что военно-промышленный комплекс несет в себе угрозу для демократического процесса?
Можно ли сказать, что армия всегда и везде придерживается «правых» или авто-ритаристских политических ориентации?
Всегда ли полиция политична?
Что предпочтительнее централизованная или децентрализованная полиция?