Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке RoyalLib.ru
Все книги автора
Эта же книга в других форматах
Приятного чтения!
Франк Райфенберг
Альбертина и Дом тысячи чудес
Франк РАЙФЕНБЕРГ, Ян ШТРАТМАНН
АЛЬБЕРТИНА И ДОМ ТЫСЯЧИ ЧУДЕС
Запретная поездка
Альбертина уже, наверное, в сотый раз сунула руку в карман джинсов. Деньги были по-прежнему на месте. Если автобус вот-вот не придет, Раппельмайерша настигнет меня и я не успею уехать, подумала Альбертина. Все это добром не кончится. Еще никому и никогда не удавалось покинуть пансион без разрешения руководительницы, и уж подавно никому не разрешалось в одиночку ездить по окрестностям.
Пышные кудряшки выбились у Альбертины из-под красного платка, который был завязан на затылке. По взъерошенным каштановым с рыжиной волосам ее здесь сразу узнал бы всякий, а как раз этого Альбертина не хотела. Это называлось особыми приметами — где-то она об этом уже читала. Главное — спокойствие, здесь вокруг нет ни единого знакомого, успокаивала она себя. На всякий случай она пробежала еще две остановки пешком.
Удобный жилетик с кармашками, который Альбертина носила всегда, на этот раз лежал у нее в чемоданчике, украшенном наклейками с мордочками котят. Вообще-то такие наклейки Альбертина считала детским садом, но, кроме этого чемоданчика — и того, что в нем лежало, — у нее попросту больше ничего не было.
Кроме жилета там лежали еще футболка, ночная пижама и зубная щетка, три больших бутерброда с сыром и ворох газетной бумаги. В эту газету она завернула «Спектр-2004» — не очень большую, но зато мощную подзорную трубу. Подарок папы. Конечно, были у нее с собой и матрешки. С этими русскими куколками, которые вставлялись одна в другую, Альбертина не расставалась никогда.
Гудок океанского лайнера заставил Альбертину вздрогнуть. Перед ней стоял автобус. Двери с шипением открылись.
— Добро пожаловать на борт! Стамбул, Пекин, Владивосток и обратно! — прокричал водитель.
— Мне до Нижнего Вюншельберга… п-пожа-луйста, — с запинкой проговорила Альбертина и стала отсчитывать монетки. Она боялась, что денег не хватит.
— Ну, это далеко не вокруг света, но зато быстро — восемьдесят дней на это не потребуется! — Водитель оторвал от рулона билетик и торжественным жестом протянул его Альбертине. — И вот еще пятьдесят золотых дублонов сдачи. Но только при условии, что ты будешь ставить паруса, матрос второго класса… э-э?
— Альбертина. Альбертина Шульце.
— Ой-ой-ой, какое красивое имя.
— Нисколько не красивое. Старомодное и глупое. В нашей семье внучку принято называть именем бабушки со стороны отца. А ее, на беду, звали Альбертиной, — отбила атаку Альбертина.
Но еще хуже было, если кто-нибудь начинал называть ее Тина или Тинхен.
— Понял!
Такого водителя автобуса Альбертина еще никогда в жизни не видела. Вся нижняя половина лица у него скрывалась за густой бородой. А там, где черные как смоль волосы заканчивались, почти сразу начиналась надвинутая глубоко на лоб капитанская фуражка. Из-под козырька выглядывали только широкий приплюснутый нос и черные горящие глазки.
— Держись ко мне поближе, матрос второго класса Альбертина, оставайся тут, у капитанского мостика, — пробасил водитель, указывая на место в первом ряду.
— Есть, капитан! — крикнула Альбертина и рассмеялась. Она бросила чемоданчик на сиденье рядом с собою и достала из него матрешку и жилет с карманчиками. Это была самая удобная в мире одежда. Пусть Яцци, соседка Альбертины по комнате, называет ее жилет половой тряпкой, если хочет. Бесчисленные карманчики, петельки, клапаны, отделения, секретные и суперсекретные карманы скрывали необходимые вещи на все случаи жизни. Но иногда эти вещи, к сожалению, исчезали бесследно. Какой-нибудь гаечный ключ, веревочка или гигиенический карандаш для губ с запахом земляники — ведь Альбертина обходилась с ним в высшей степени экономно и по пустякам не тратила — внезапно пропадали, и их целыми днями и неделями было не найти.
— Зови меня Саладин.
Взвыл мотор, и автобус медленно тронулся с места.
Собственно говоря, назвать его автобусом было трудно, он больше походил на ярмарочный балаганчик. Гирлянды разноцветных помигивающих лампочек, цветы из папиросной бумаги, моделька венецианской гондолы с сияющим фонариком, мерцающие нитки жемчуга, открытки с изображением дальних стран и загадочных островов, надувная кокосовая пальма украшали ветровое стекло и торпеду. В углу кабины на пестрой персидской подушке уютно устроилась большая кукла с зонтиком из папиросной бумаги в руках. Саладин представил ее Альбертине как Мэри Хиггинс, свою подругу и спутницу во всех поездках.
— Капитан Штюрценбехер, обошел под парусами все моря и океаны и ни разу не потонул и не пропал, — добавил водитель с гордостью.
При слове «пропал» Альбертина сникла и пригорюнилась.
— Эй, что с тобой? Черная кошка дорогу перебежала? — спросил Саладин.
Альбертине не хотелось говорить об этом, но Саладин был морской волк и водитель автобуса и не было на свете человека любопытнее его.
— Наш корабль — это корабль правды, дружбы и радости. На борту должен царить смех, так что живо признавайся! Что за морские призраки хотят испортить тебе настроение?
Запинаясь, Альбертина рассказала, что ее папа вот уже девять месяцев как пропал где-то в Сибири. Яцци говорила всем, что Вольфганг Шульце никогда не вернется, точно так же, как мать Альбертины, которая смылась сразу же после ее рождения. Яцци дорого заплатила за свое подлое поведение: нос ей Альбертина расквасила в момент, одним точным ударом. Два месяца после этого ей пришлось «скрести корки» — заниматься самой мерзкой штрафной работой, какая была в приюте: отскребать присохшие остатки еды от почти двух сотен детских мисок и тарелок — такова была расплата. Пропал не значит погиб. В этом Альбертина была абсолютно уверена.
— Тысяча чертей, ты права, девочка, права, как правая ванта! — прогудел Саладин. — Я пропадал по крайней мере пять раз, и дважды на таких Богом забытых островах в Индийском океане, что о них сам Нептун понятия не имел! Ну и что? Разве похоже, что я умер?
Да, трудно было представить себе человека более живого, нежели Саладин, у которого глазки сияли, как две черных маслины.
— Он вернется, я это точно знаю. Папа говорил, что мы, Шульце, неистребимы. — Альбертина прижала к груди руки и для убедительности кивнула. Ее кудряшки окончательно выбились из-под красного платка и торчали теперь во все стороны. — Если кто-нибудь из рода Шульце вобьет себе что-то в голову, то разве что землетрясение, или торнадо, или, в самом крайнем случае, убойная порция мороженого с шоколадом и клубникой способны ему помешать, — со смехом добавила она.
— Эта семейка Шульце начинает мне нравиться все больше и больше, — сказал Саладин, выразив свое одобрение низким, раскатистым хохотом.
За окном мирно проплывали пейзажи. Жизнь Саладина на ветрах семи морей была по крайней мере так же пестра и невообразима, как его автобус. Альбертина хорошо понимала, что кое-что в историях, рассказанных ей Саладином по дороге, было — совсем чуточку — приукрашено. Но еще никто и никогда не приукрашивал так захватывающе, как он. А разнообразные проклятия, которые как из рога изобилия отпускал водитель, стоили того, чтобы их услышать. У Раппельмайерши Саладин Штюрценбехер уже только за своих «Тысячу чертей!» получил бы по меньшей мере три недели штрафных работ на кухне.
Снаружи лил проливной дождь и сумерки окутывали всю местность мягким как вата, расплывчатым светом. Автобус прыгал по ухабам разбитой дороги.
— Хватайся за ванты, штормит! Дождемся мы или нет, когда эта жирная сухопутная крыса залатает здесь наконец-то все дыры?! — взревел Саладин. — В один прекрасный день кто-нибудь ухнется в такую вот дыру и приземлится в Австралии.
— Жирная крыса? Кто это? — Альбертина ухватилась рукой за капитанскую фуражку, которую нахлобучил ей на голову Саладин. Фуражка была ей слишком велика и сползала на глаза.
Саладин указал рукой на большой рекламный щит, где был изображен толстый, масляно ухмыляющийся человек с поварешкой в руке. Другой рукой он, подобно полководцу, указывал на широкую шоссейную дорогу.
— Фриденсрайх Болленштиль. Этому прожорливому хорьку принадлежит почти все в здешних местах. И якобы он намеревается проложить здесь шестиполосный автобан. Отвратительный тип, — сказал Саладин и сплюнул в открытое окно. — При этом вполне хватило бы того, чтобы он бочку смолы купил бы, и все. Зато эта дорога была бы в порядке…
— … и тогда никакого автобана никому здесь не понадобится, — довершила Альбертина его мысль.
— В самую точку попала! — подтвердил Саладин.
— А далеко еще до Вюншельберга?
— До какого Вюншельберга — Верхнего, Нижнего или Центрального? — поинтересовался Саладин.
Альбертина вытащила из кармана письмо, которое казалось ей таким чинным и солидным. До сих пор в ее почтовом ящике водилась только пыль да обитал один старый паук. Если туда что-то и бросали, то в основном письма с угрозами, пестрящие орфографическими ошибками, или маленькие свертки с бомбочками-вонючками — приветы от Яцци.
И тут вдруг пришло вот это письмо, самое настоящее официальное письмо, должностное письмо, как назвал его Тиль.
— Ты что, собираешься оставить нас здесь совсем одних, да? А ну, говори сейчас же! — вырвалось у него, когда Альбертина прочитала ему и Кнобелю вслух это послание. Тиль появился на свет на две минуты раньше Кнобеля, поэтому считался старшим и выступал от имени обоих близнецов. Он бросился на кровать и горько расплакался.
— Я не брошу вас тут одних! — пообещала ему Альбертина.
— Почему ты тогда не берешь нас с собой? — спросил Кнобель, которому было семь лет, два месяца, пять дней, шесть часов, ноль минут и двадцать четыре секунды, и поэтому он был младший.
— Потому что… — Альбертина запнулась. Надо ли раскрывать мальчишкам всю тайну? — Я ведь поеду без разрешения Раппельмайерши на это самое… — Она произнесла странное выражение по складам: — … На о-гла-ше-ни-е за-ве-ща-ни-я и самое позднее через два дня уже опять буду здесь, с вами. Если мы улизнем втроем, будет слишком заметно!
— А что если как раз завтра нас кто-нибудь захочет забрать? — Кнобель с тех пор, как он себя помнил, мечтал о том, что настанет день и парочка каких-нибудь симпатичных родителей заберет его и брата.
Альбертина смолкла. Так быстро все это не бывает, грустно подумала она. До сих пор что-то не нашлось никого, кто захотел бы усыновить сразу двоих сорванцов.
— Ты с ума сошел! В первую очередь вы нужны мне, куда это вы собрались? Ничего себе, в кои-то веки у меня появилась возможность глотнуть свежего весеннего воздуха, и вы сразу же решили смыться!
— Ну, возможность-то у тебя появилась, но никто тебе, между прочим, не разрешал ее использовать! — захихикал Тиль, но тут же умолк, потому что в комнату внезапно вошла Яцци.
Альбертина тогда рассмеялась, обняла мальчишек за плечи и пообещала позвонить, как только доберется до телефона.
А сейчас, в автобусе, она поднесла письмо к китайскому фонарику, который, раскачиваясь из стороны в сторону, висел у нее над головой.
— Вилла Вюншельберг! — сказала она. Это то место, где ей надо выходить.
— Что? Ты собираешься бросить якорь у виллы Вюншельберг? То еще местечко. Да ты отважная девчонка! Про эту виллу всякое болтают… — дальше Саладин уточнять не стал.
Раздался пронзительный длинный гудок. Альбертина повернулась на звук и увидела стремительно приближающиеся ослепительные фары, которые пронеслись слева вплотную к автобусу. Саладин рванул руль в сторону, и Альбертину швырнуло вперед, она ударилась прямо о плечо морского волка. Все предметы автобусного интерьера, включая Мэри Хиггинс, беспорядочно разлетелись по всему автобусу.
— Проклятые дорожные пираты, всех вас пора вздернуть на реях! Под килем вас всех протащить надо, как матросов, в наказание, кровожадные чертовы мурены! — закричал Саладин, выворачивая с обочины обратно на дорогу.
Альбертина обернулась. Задние фонари машины вспыхнули еще раз красным светом и пропали за поворотом. Автобус резко затормозил. Альбертина, ползая на коленях, нашла и расставила по местам все любимые вещицы Саладина, которые попадали на пол.
— Ну что, все игрушки на месте? — спросил Саладин и сплюнул в окно.
Альбертина кивнула, но коленки у нее по-прежнему дрожали от страха.
— Почему мы не едем дальше, Саладин? — Она посмотрела. в окно. Кругом расстилались мокрые от дождя поля. Впереди мерцали огоньки маленького городка.
— Мы у цели, матрос второго класса Альбертина. Отсюда идет дорога на виллу Вюншельберг. — Саладин указал пальцем на небольшую гору. На ее вершине темнели очертания какого-то большого дома. Саладин нажал на красную кнопку, и двери автобуса открылись.
Альбертине гораздо больше хотелось остаться на борту, чем лезть в это хмурое море дождя и асфальта.
— Никогда не трусь и не сдавайся, маленький матрос. Держи хвост пистолетом и грозно смотри на тех, кто попытается остановить тебя!
— Я так и буду делать, Саладин. А вам я желаю внимательно смотреть на шоссе — дорожных пиратов всюду много. — Альбертина спрыгнула по ступенькам — раз-два-три, и она на земле.
Снова взревел мотор, и дверь с шипением закрылась.
Альбертина еще раз помахала рукой.
— Саладин, Саладин! Так что там болтают про эту…
Но Саладин уже на всех парах удалялся, и аварийный противотуманныи клаксон то и дело весело гудел. Через секунду автобус уже исчез за поворотом.
Альбертину отчаянно ищут
Только за обедом обнаружилось, что Альбертины Шульце нет. В том, что Альбертина вот-вот явится, сомневаться не приходилось — это было столь же очевидно, как звук гонга ровно в девять вечера: «Отбой!» Так считала руководительница приюта. Выполнение домашних заданий под контролем воспитателей, добровольные спортивные занятия — добровольным в них был только выбор между волейболом, бегом на длинные дистанции и гимнастикой — все это давно уже было позади, но Альбертина так и не появлялась. Давно уже отзвучал и звук гонга — никакой Альбертины по-прежнему не было.
Раппельмайерша, властительница над «Домом детского счастья», посмотрела на часы, которые болтались у нее на шее на золотой цепочке. Если эта малявка Шульце отправилась в путь прямо после завтрака, то ее ведь могло занести уже очень далеко!
Вообще-то Раппельмайершу звали госпожа Элеонора Рапп-Майербринк. Стоило ей только открыть рот, как, скрипя и скрежеща, занудные замечания и придирки так и сыпались у нее с языка. Звук был такой, словно кто-то набрал камней в старую жестяную коробку из-под печенья и тряс ее. Единственное, что Раппельмайерше безоговорочно нравилось в «Доме детского счастья», так это серая стена, которой был обнесен детский приют. Потому что без ее разрешения никто не мог ни войти внутрь, ни выйти наружу, за эту стену. До сегодняшнего дня.
В «Доме детского счастья» у детей было все что угодно — кроме счастья. Госпожа Рапп-Майербринк никому ни на йоту не давала усомниться в том, что в детском приюте именно она — абсолютная повелительница. Она все видела, все слышала и все знала — и перед ее наказаниями дети трепетали.
У госпожи Рапп-Майербринк были свои любимчики. Альбертина к ним не относилась. Строгая руководительница терпеть не могла, когда у ее «овечек» — так она именовала детей — появлялись собственные «идеи», то есть когда кто-то из детей противился распоряжениям, не желал поклониться возможным приемным родителям или же вечером, в десять часов, разговаривал по какому-то «звездному телефону». А у Альбертины «идеи» появлялись довольно часто.
Госпожа Рапп-Майербринк перевернула вверх дном весь дом и протрясла его основательно — причем делала это лично, и всюду ее сопровождали Тобиас, который проходил у них в приюте альтернативную службу, и еще господин Шлюпф, который заведовал хозяйством и был соня, каких свет не видывал. Но, несмотря на все их усилия, Альбертину Шульце они так нигде и не обнаружили.
Яцци, Тиль и Кнобель, Тобиас и господин Шлюпф полукругом стояли в столовой.
— Может быть, стоит вызвать полицию… — первым робко заговорил господин Шлюпф, пытаясь хоть что-то предложить.
— Полицию? — заорала на него руководительница. — Вы что, совсем ума лишились? Чтобы весь свет узнал, что от меня, Элеоноры Рапп-Майербринк, смылась одна из моих «овечек»? Никогда в жизни. Нет, нет, нет!
Шлюпф сник и прикусил язык. Все, больше от меня ничего не услышите, подумал он про себя. Все эти поиски да расследования и так немало его раздражали. Вот так ищут, ищут — и в конце концов могут дознаться, что под Рождество, когда разные благотворительные общества присылали сиротам подарки, он то и дело утаивал кулечки со сластями — себе оставлял, что повкуснее. Или, не дай Бог, Раппельмайерша именно на него возложит вину за то, что побег «овечки» удался. Причем эта догадка не так уж абсурдна, потому что не кто иной, как Шлюпф, заведовал всеми тремя замками на входной двери в приют. К сожалению, после обеда на него, как обычно, навалилась эта неодолимая дремота. Но он готов поклясться, что смежил веки на одну, ну максимум — на две минутки.
— Всем присутствующим я даю последний срок — три секунды. — Раппельмайерша уперла руки в боки. — Кто до истечения этого срока скажет мне, где она, тому нечего бояться наказания. Во всяком случае, оно будет не таким страшным. — Она окинула всех проницательным взглядом и возвела глаза к девизу приюта, который красовался над обеденным столом: «Пусть счастье и солнце сияют в наших сердцах».
Потом ее огненный взор переметнулся на Тиля и Кнобеля. В минуты крайнего волнения глаза у госпожи Рапп-Майербринк немного косили. Но сейчас ее волнение перешло все пределы, поэтому и Тилю, и Кнобелю казалось, что она вот-вот проткнет их своим взглядом. Однако близнецы остались тверды. Они пообещали Альбертине молчать, как могила, как две могилы. Когда Альбертина вернется, они все вместе будут «скрести корки».
— А может быть, с ней приключилось… ну… — Тобиас не решался говорить громко и, склонив голову, шепотом продолжил: — … Несчастье какое-нибудь? Или кто-нибудь ее похитил?
— Несчастье? — Голос Раппельмайерши захлебнулся, взвыв, как гоночный автомобиль на повороте в приключенческом фильме. — Вот дубина! Ты что, думаешь, что в момент похищения она прихватывает с собой свою идиотскую подзорную трубу и не менее идиотский чемоданчик, да еще этих дебильных куколок в придачу? Ты думаешь, кто-нибудь на белом свете так интересуется этой стервозной оборванкой, что готов похитить эту нищую церковную мышь? — Раппельмайерша сжала губы гузкой — она всегда так делала, замышляя какую-нибудь новую гадость. Но, поскольку это было ее обычным состоянием, губы у нее почти всегда были сжаты в куриную гузку. — Кстати, судя по документам, у нее ведь где-то есть тетка! И зовут ее Грабентаг или что-то в этом роде. Нам надо соблюдать крайнюю осторожность. Она ни в коем случае не должна узнать, что ее ненаглядная племянница от нас смылась. — И Раппельмайерша поспешила к дверям. — Разойдись! Немедленно спать! Всех касается! — прокаркала она из темноты коридора.
Большая капля пота скатилась у Кнобеля с верхней губы и упала на красный дощатый пол в столовой.
— Пронесло, — выдавил он, не разжимая рта. Он развернулся, покидая это страшное место, и Тиль потрусил за ним. Ковыляя друг за другом, как двое утят, они прошли мимо Шлюпфа и мимо Яцци. И никто не заметил того документа, который засунут был в задний карман штанов Кнобеля и края которого вырисовывались под его футболкой.
Весь дом уже мирно подремывал, а руководительница до сих пор еще в раздумье сидела за своим письменным столом. А вдруг все это — только дурной сон, подумала Элеонора Рапп-Майербринк. Да наверняка девчонка спокойно лежит себе в постели и крепко спит!
Она вскочила и побежала в ту часть дома, где находились спальни девочек. Безо всякого стука она ворвалась в комнату, где жили Альбертина и Яцци, но кровать Альбертины была пуста. Никакой это не сон, вынуждена была признать госпожа Рапп-Майербринк.
— Нет, эта поганка Шульце сведет меня в могилу! Яцци, говори, где она? — Раппельмайерша схватила спящую девочку за плечо и принялась ее трясти.
Соседка Альбертины, разумеется, с радостью наябедничала бы, но она, к сожалению, ничего не знала. Альбертина об этом специально позаботилась.
— Понятия не имею, госпожа Раппель… ой, то есть… госпожа Рапп-Майербринк. За завтраком она еще была, а потом… — и Яцци, уже в сотый раз наверное, начала было свой рассказ.
Но Раппельмайерши уже и след простыл. Уходя, она с таким треском захлопнула за собой дверь, что порыв сквозняка сдернул со стены над колченогой кроваткой Альбертины плакат, и большой лист плавно опустился на пол. «Загадочная Сибирь» — гласила надпись. На плакате огромная луна озаряла бескрайнюю степь.
Козы низко летают в грозу
Вилла стояла на небольшом холме.
Одно только маленькое окошечко в вышине, на башне слева, бросало мерцающий отсвет в темноту грозовой ночи. «То еще местечко», — вспомнила Альбертина слова Саладина, понимая теперь, насколько он был прав.
Извилистая тропинка вела сквозь заросший парк к дому. Две средневековые барышни, граф-помещик и разъяренный бык — все из поросшего зеленым мхом камня — тщетно боролись с оплетающими их ползучими розовыми кустами. Въездные ворота были чуть-чуть приоткрыты. Крупные капли дождя, величиной со спелую виноградину, падали Альбертине прямо на голову. Надпись на ветхом щите, который задумчиво раскачивался на ветру слева от ворот, расплывалась у нее перед глазами. Внезапно молния осветила щит холодным голубым светом.
Альбертина с трудом смогла разобрать кое-какие буквы.
— «Вилла Вюншельберг, — пробормотала она. — Дом тысячи чу…» — Больше ничего прочитать не удалось.
Две маски — одна смеющаяся, другая плачущая, — искусно вставленные в кованые ворота, воззрились на Альбертину. Как было бы здорово, если бы Саладин подождал ее и убедился, что она благополучно добралась до дома. Неприятное, зябкое чувство распространилось по всему ее телу. Капли дождя текли по шее, проникали под жилетку и ползли по спине.
Альбертина толкнула створки ворот, но тут же отпрянула. Она могла поклясться, что плачущая маска теперь засмеялась, а смеющаяся скривилась и заплакала.
— Маша, Маша, ты подумай, у меня уже призраки перед глазами начинают мелькать, — Альбертина старалась успокоить себя. Она сунула руку в правый карман жилетки и убедилась, что ее лучшая подруга на месте. Маша забилась в кармане в самый дальний уголок. — Ты что, испугалась, что в нас молния угодит, да? — пристыдила Альбертина бедную матрешку.
Машин красный фартучек уже слегка облупился. Ведь она была самая старшая, и поэтому ей приходилось оберегать всех остальных матрешек, которые хранились в ее пузатом животике, и сносить все толчки и удары. Не было ничего такого в мире, что Альбертина не могла бы доверить своим пяти деревянным куколкам.
Обеими ногами Альбертина угодила в глубокую лужу и потом уже более осторожно стала пробираться по широкой, посыпанной гравием дорожке. За статуей графа раздался какой-то шорох и напугал ее. Альбертина предпочла прибавить ходу и на всех парах помчалась к вилле.
Вблизи дом совсем не выглядел мрачным. Когда-то стены были покрашены в желтый цвет, а на ставнях можно было еще разглядеть следы разноцветных картинок. Одна из них изображала короля и королеву в роскошном тронном зале, а через два окна на ставнях сияли большие подсолнухи. Пристройки и балкончики, и в особенности высокие башни из песчаника по обе стороны от входа, превращали виллу Вюншельберг в маленький замок.
Альбертина была уверена, что в таком доме она всю ночь глаз не сомкнет, но все равно собралась с духом и зашагала по ступеням, ведущим ко входу. Справа и слева от массивной двустворчатой двери располагались два спящих льва, которые охраняли вход. Они были вырезаны из камня столь искусно, что Альбертина поначалу приняла их за настоящих.
— Есть кто живой? — Она понимала, что услышать ее вряд ли кто сможет, но кнопки звонка поблизости нигде не было. — А-у-у-у! — еще раз прокричала Альбертина и протянула руку к тяжелой двери.
Не успела она дотянуться до блестящей медной кнопки звонка, которую наконец заметила, как раздался оглушительный львиный рев, который перекрыл бушевание дождя. Альбертина замерла, сжавшись в комочек. Не шевелясь, она зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, то они вмиг расширились до того, что брови поползли вверх и за растрепанной челкой их стало не видно. Спящие львы заклацали зубами, дважды стукнули оземь хвостами — и вновь замерли, неподвижно и царственно. Обе створки дверей распахнулись. — Руки вверх, если жизнь вам еще дорога! Не вынуждайте меня воспользоваться этой антикварной вещью по назначению. Кто вы, и главное — что вам угодно?
Альбертина не решалась даже глазом моргнуть. Перед нею покачивался ствол заржавленного ружья. Было похоже, что ружьем этим последний раз пользовались лет двести назад. И Альбертине вовсе не хотелось удостоверяться в том, что ружье и сейчас в полном порядке. Во всяком случае сейчас, когда оно направлено прямо на нее. Медленно, миллиметр за миллиметром, она поднимала руки вверх.
По ту сторону ствола она увидела маленького человечка, круглого, как шар. Подол ночной рубашки сзади волочился у него по полу, а впереди немного задирался — из-за внушительного, выпирающего вперед животика. Адмиральская треуголка едва удерживалась у него на голове. Длинные страусиные перья свешивались с этого старомодного головного убора и при каждом слове норовили попасть ему в рот.
— Кха… хаааа-ха… хааа. — Человечек отдувался, пытаясь справиться со скользкими перьями, которые лезли ему в лицо, но перья только отлетали от рта и щекотали ему нос.
Никогда в жизни Альбертина не видела таких больших ноздрей. И когда человечек шумно вбирал ноздрями воздух, Альбертина боялась, что ее затянет в одну из этих бездонных пещер.
— Меня зовут… — начала было Альбертина, но в этот момент месье Флип чихнул, от чего и ружье, и треуголка задрожали, как при землетрясении.
Ружье с треском выстрелило. Альбертина ощутила струю воздуха, когда мимо ее левого уха просвистела пуля. Девочка отскочила назад. Не успела она спрыгнуть с лестницы на дорожку, как прямо на нее мягко покатились два огненных шара. Альбертина снова вскарабкалась на самый верх лестницы.
Огненные шары запрыгали по дорожке, бороздя мелкий гравий, так что белые камешки градом посыпались на головы кругленького человечка и Альбертины. Оба молниеносно укрылись от обстрела за надежными спинами львов.
Когда вновь стало тихо, Альбертина осторожно выглянула из-за каменного тела дикой кошки. Только теперь она поняла, что так напугавшие ее огненные шары были вовсе не огненные шары, а фары какого-то желтого автомобиля. Автомобиль, который явно был гораздо старше Альбертины, остановился прямо перед каменной лестницей. Ровно посредине ветрового стекла зияла маленькая дырочка от ружейной пули.
— Руфус! — донесся из автомобиля скрипучий женский голос.
Бледная, усеянная веснушками рука осторожно приоткрыла переднюю пассажирскую дверцу.
— Руууфууууус! Зонтик! — прорезал ночную тьму резкий голос.
Руфус спрыгнул прямо на мягкую, раскисшую клумбу, обежал вокруг машины, раскрыл зонтик и распахнул водительскую дверцу. Голову он втянул в торчащие плечи настолько сильно, что Альбертине казалось, будто голова вот-вот исчезнет, как у черепахи, которая в случае опасности прячет ее под панцирь.
— И жакет! — проскрипел женский голос.
Руфус сорвал с себя куртку в зеленую и желтую клетку. Балансируя среди луж с зонтиком в одной руке, другой рукой он попытался накинуть куртку на плечи своей жены. Она выхватила у него зонт, вырвала из рук куртку и бросила ее себе под ноги прямо в лужу. Подобно королеве, дама проследовала к ступеням и, не замочив ног, добралась к дверям виллы, причем ни одна капля дождя на нее не упала.
— Стойте! Кто вы и, главное, что вам… — Больше человечек, робко высунувшийся из-за льва, ничего не в силах был произнести.
Не моргнув глазом, дама отодвинула в сторону ружье и, громко стуча каблучками своих ядовито-красных туфелек, спокойно проследовала мимо Флипа.
— Рабеншлаг! Кора Рабеншлаг! Урожденная Шульце, понятно вам, гномик-коротышка? Скорбящая племянница чокнутой старой Лиззи. А с завтрашнего дня — владелица Вюншельберга! — громко прокаркала она, разразилась оглушительным хохотом и исчезла во мраке виллы.
Вот тут-то и начинается настоящая потеха, подумала Альбертина. Так значит, это и есть тетя Кора.
Кругленький человечек, совершенно ошарашенный, стоял перед входом в дом. Он трижды глубоко вдохнул и трижды выдохнул, крепко сжал ладони, а потом резко расправил пальцы, так что каждый палец громко хрустнул. Так он делал всегда, если случались землетрясения, если не удавался молочный коктейль с арахисом, когда являлся судебный пристав или происходили прочие катастрофы, выбивавшие его из привычной колеи. Сделав рукой плавный, широкий жест, он обернулся к Альбертине:
— Не ошибаюсь ли я в своем предположении, что молодая дама прямо передо мной не кто иная, как Альбертина Шульце?
Альбертина осторожно выглянула из-за второго льва и кивнула. Она глазам своим не верила: кругленький человечек склонился перед нею в низком поклоне, но теперь он оказался одетым в элегантный костюм. По обеим сторонам фрака свисали черные «ласточкины крылья». Их заостренные кончики, отогнутые немного назад, доставали до ямочек под коленками. На толстом животе месье Флипа фрак был застегнут на семь массивных золотых пуговиц. Куда же подевалась ночная рубашка? И треуголка?
— Месье Флип — так меня зовут. Я слуга и ассистент вашей, к сожалению покойной, двоюродной бабки Лиззи; иногда я исполняю также обязанности сторожа. — Он скосил глаза в сторону входной двери. — Козы низко летают в грозу, козы в грозу лозу грызут. Да, что и говорить, сегодня грозовые козы опять слишком низко летают! — подмигнул он Альбертине. — Имею честь от души приветствовать вас в доме вашей двоюродной бабки. Добро пожаловать! — Месье Флип подал Альбертине руку.
Мгновение она колебалась. Руки у нее были мокрые и грязные. А у Флипа руки были облачены в белоснежные перчатки, как и полагается слуге в благородном доме. Флип и сам, вне всякого сомнения, был благородным слугой. Иначе разве стал бы он обращаться к Альбертине «молодая дама» и на «вы»?
Наверняка он спрятал свою прежнюю одежонку где-то за львом, подумала Альбертина и попыталась украдкой заглянуть за спины каменных сторожей, когда из глубины дома раздался пронзительный крик.
Злорадная улыбка мелькнула на лице Руфуса, но он тут же быстрым шагом заспешил в дом.
Месье Флип и Альбертина обменялись быстрыми взглядами и последовали за ним.
Холл на первом этаже был погружен во мрак. Только откуда-то сверху, со второго этажа сюда падали скудные отсветы.
— Отпусти! На меня напали! Убивают! На по-о-мощь! — Тетя Кора ожесточенно боролась с какой-то дикой тварью.
Месье Флип поднял ружье и взвел курок.
— Не надо!!! — Альбертина боялась, что он попадет прямо в Кору, — но выстрел уже прогремел, отдаваясь эхом по всему дому.
В тот же миг холл озарился светом свисавшей с потолка люстры, где зажглось одновременно множество свечей.
— Старый трюк великого мага Людвига Деблера. Он умел зажигать сразу двести свечей. Одним выстрелом. Ваш покорный слуга пока вынужден довольствоваться меньшим количеством — пока могу зажечь всего лишь сто пятьдесят семь свечей. Пока! — Месье Флип гордо расправил плечи и широко раскинул руки, благосклонно принимая невидимые аплодисменты несуществующей публики.
Тетя Кора, издав истошный вопль, упала в обморок. Нет-нет, на ее жизнь никто не покушался, но она без чувств лежала возле шкуры сибирского саблезубого тигра. Нога у нее застряла в пасти этого страшного, изъеденного молью зверя.
То, что при свете ста пятидесяти семи свечей открылось взору Альбертины, та поразительная роскошь, которую она увидела, — все это было великолепнее и удивительнее, чем она могла вообразить даже в самых смелых мечтах. Холл был величиной со среднее футбольное поле, а стены сложены из мощных тесаных камней и по своей высоте напоминали стены собора. Сквозь стеклянный купол видно было черное, пронизанное молниями ночное небо.
Справа от входа находился грандиозный камин, в котором свободно мог припарковаться автобус Саладина, причем во всю длину. Альбертина взобралась на узкую маленькую приступочку возле камина, чтобы отсюда как следует разглядеть все это собрание диковинок. Повсюду висело, стояло или лежало что-нибудь эдакое: какие-то забавные сморщенные головки и экзотические маски, деревянный цирковой оркестр, который пристроился на спине чучела носорога, с потолка свисали прозрачные стеклянные шары, наполненные водой, внутри которых резвились, носясь по кругу, стайки рыб. А рядом с лестницей разевал розовую пасть, усеянную щетинистыми желтыми зубами, гигантский кит. Он выглядел до того натурально, что Альбертина нисколько не удивилась бы, если бы он сейчас сомкнул челюсти и проглотил ее. Рядом громоздились горы подушек в красную и белую полоску.
На противоположной стороне холла виднелась винтовая лестница, ведущая на второй этаж. Если кто-то не хотел тащиться наверх пешком по многочисленным ступеням, он мог подняться наверх с помощью маленького аэростата, который был привязан к перилам. Но сейчас написанная от руки табличка предупреждала: «Внимание! Подъемник закрыт по техническим причинам!»
Альбертина не уставала удивляться.
Месье Флип взял Альбертину за подбородок и повернул ее голову к себе.
— Осторожно, здесь сквозняк. Ваша бабушка Лиззи была не только заядлой гонщицей на «Бугатти», звездой среди иллюзионистов и путешественницей по всему свету, она, кроме того, была одержима страстью коллекционирования. Но вы еще не видели самого примечательного, что есть на вилле…
— Хватит болтать. Времена Лиззи прошли навсегда! — Тетя Кора снова пришла в себя. Ее нога до сих пор была зажата в пасти саблезубого тигра, шкура которого заменяла собой ковер в нише возле лестницы. — Ну ты, бессердечное бревно, сделай что-нибудь! Помоги мне! — рявкнула она на Альбертину. И не успела девочка хоть что-то сделать или сказать, как Кора добавила: — Что здесь делает эта девчонка?
— Если позволите, имею честь доложить: это Альбертина Шульце, внучатая племянница покойной Лиззи и таким образом ваша племянница тоже, — представил Альбертину месье Флип.
— Что-о? Мой бездельник-братец еще и детей на свет произвел?
— Только одно-единственное дитя, — уточнила Альбертина.
Со времен великого семейного скандала, случившегося за много лет до рождения Альбертины, Кора ни под каким видом не желала общаться с остатками своей родни даже по телефону. Однажды, пока Лиззи находилась в одном из своих кругосветных путешествий, Кора, ни у кого не спрашивая разрешения, по собственному почину устроила на вилле косметический салон. Когда Лиззи и месье Флип вернулись домой — а за ними следом ехало несколько грузовиков, груженных древними пронумерованными камнями, из которых они намеревались построить две башни, — вернулись, увешанные мелкими и крупными приобретениями, такими, как пара пневматических башмаков, они обнаружили в доме множество дам, бродивших как привидения, с кефирными и огуречными масками на лицах. Лиззи тут же решительно вышвырнула племянницу вон. Попытку Коры объявить Лиззи сумасшедшей сорвал не кто иной, как отец Альбертины. Вот почему с того самого дня она ненавидела и его тоже.
— И где же ты оставила своего отца, этого любителя поглазеть на звезды?
Подавленная тишина воцарилась вокруг. Месье Флип смущенно выдавил из себя:
— Вольфганг Шульце… он, как бы это сказать, ну, он уже несколько месяцев назад, во время экспедиции по Сибири по…
— Пропал! Пропал, вот. Но он вернется. Он обещал мне. А мой папа всегда держит слово, когда что-то обещает, — перебила месье Флипа Альбертина.
— Ах ты Господи! Сирота, подумать только! — Тетя Кора все пинала и пинала свободной ногой голову тигра, пока вторая нога наконец не высвободилась. Однако левую туфлю чудовище ей так и не вернуло. — Но не собираешься же ты здесь поселиться! Об этом и речи быть не может!
— Раппельмайерша ждет меня завтра вечером в «Доме детского счастья». — То, что она сказала, было почти правдой, во всяком случае, не совсем враньем. Госпожа Раппельмайер действительно ожидала ее с нетерпением. А о том, что она и знать не знала, где сейчас Альбертина находится, этой вредной тете знать было вовсе ни к чему. Неприятное чувство закралось в душу к Альбертине, она подумала, что Раппельмайерша и Кора Рабеншлаг могли бы составить великолепную парочку мастеров, если речь шла о подлости, коварстве и вредности.
— Вот там тебе и место. В этом детском приюте. Там тебе обеспечен наилучший уход, — запела Кора сладчайшим голоском. — Здесь тебе в любом случае делать нечего. — Она отодвинула Альбертину в сторону и заковыляла в одной красной туфле, надетой на правую ногу, к лестнице. — Руфус, неси чемоданы! Мисьо Флюп, где моя комната?
Месье Флип весь сжался, но потом вновь выпрямился, приняв позу вышколенного слуги.
— Флип, если позволите. Мадам должна запомнить…
— Мадам ничего не должна. Мадам желает сейчас и немедленно отправиться в свою комнату, — Кора Рабеншлаг заговорила теперь тоном госпожи-повелительницы. — Желает, чтобы ее сопроводили в спальные покои, чтобы насладиться первой ночью в своей новой резиденции!
Месье Флип взял подсвечник и направился по лестнице наверх.
— Ну, это мы еще посмотрим, — пробормотал он тихонько себе под нос.
Постель из водяных лилий
Месье Флип повел отряд из трех человек наверх по скрипучей деревянной лестнице, которой, казалось, никогда не будет конца. Крутая и извилистая, она напоминала американские горы: то закручивалась винтом, то извивалась, как змея. Дважды она вдруг уходила вниз, вместо того чтобы вести наверх, и только в самом конце ее ступеньки, как у нормальной лестницы, повели прямо вверх.
Альбертина остановилась на площадке, чтобы отдышаться, с восхищением разглядывая искусно вырезанного Будду, который восседал на постаменте возле перил. С умиротворенной улыбкой взирал он на своего двойника, который сидел на таком же постаменте с другой стороны лестницы. Каждый из них простирал руку, указывая на коридоры, которые вели влево и вправо от лестницы и уходили куда-то в глубь второго этажа.
— Не стой как пень, девочка. Здесь пялиться не на что, — проворчала Кора, отталкивая Альбертину в сторону.
Альбертина вспомнила, как папа рассказывал ей про тетю Кору. Это было в тот момент, когда решался вопрос, где Альбертина будет жить, пока он совершает экспедицию по Сибири. Она предпочитала поехать к неизвестной тетке, чем жить в детском приюте. Альбертина долго не могла взять в толк, почему папа так резко против этого возражал. Только в самой крайней критической ситуации — на этом папа Альбертины категорически настаивал — Раппельмайерша должна была обратиться к тете Коре.
— Западное крыло дома, — месье Флип указал налево, — находится сейчас в прискорбном состоянии. Это состояние можно обозначить как близкое к аварийному. И я не советовал бы вам ходить по этой части дома! Мы с вами сейчас отправимся обходным перевернутым путем. Я очень надеюсь, что господа не подвержены морской болезни.
— Хватит попусту болтать. Я хочу оказаться наконец в своей комнате, — грубо оборвала его тетя Кора.
Месье Флип поднял левую бровь, лукаво улыбнулся и вразвалку зашагал вперед.
Уже через несколько шагов Альбертине стало ясно, что он имел в виду. Этот путь мог действительно совершенно сбить с толку, потому что все было перевернуто с ног на голову. Они шагали по потолку коридора. Картины, колонны, бюсты — все это висело и стояло вниз головой. Перевернуты были и двери, и поэтому до дверной ручки нужно было добираться, взобравшись на потолочную лепнину. Даже пламя свечей в настенных светильниках было направлено вниз! Чем дальше шла Альбертина по коридору, тем больше у нее кружилась голова. Тетю Кору тоже уже сильно шатало из стороны в сторону. И только месье Флип шел вперед твердым шагом, не оглядываясь. Дядя Руфус никаких проблем не испытывал. Скорей всего, ему было легче других потому, что он толкал перед собой тележку с грудой чемоданов выше головы, и только время от времени осторожно выглядывал из-за них сбоку, чтобы удостовериться, правильным ли курсом он продвигается.
— Да-да, этот дом полон коварных тайн, — удовлетворенно проквакал дворецкий. — Будьте начеку, говорят, что человек может пропасть здесь навсегда. — Месье Флип остановился перед большой дверью, на которой были вырезаны сказочные фигуры: король и королева; Альбертина вспомнила, что сегодня уже видела их на ставнях дома. — Перед вами — королевская спальня, позвольте вам…
— Здесь буду спать я, это обсуждению не подлежит! Я уже достаточно набегалась по коридорам. Ну, и кроме того, этой малютке, да на одну всего ночь, совершенно не нужна целая королевская спальня. Верно, дитятко? — громко заявила тетя Кора и решительно вошла в комнату.
Альбертина бросила быстрый взгляд на роскошную комнату. Слева она сразу заметила огромную кровать под балдахином из тяжелого пурпурного шелка. Хоть раз в жизни поспать под таким вот балдахином, подумала Альбертина, но ее очаровательная тетка уже захлопнула дверь у нее перед носом.
Месье Флип, казалось, прочитал ее мысли, потому что он подмигнул ей и сказал:
— Для вас у меня есть кое-что получше.
Альбертина пошла за ним. Свинцовая усталость внезапно навалилась на нее. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Она добровольно согласилась бы на целую неделю штрафных работ за возможность залезть сейчас в теплую ванну, но не решалась спросить об этом странного дворецкого.
Через несколько метров они резко повернули направо. Здесь коридор разделился на множество ходов. Альбертина давно потеряла всякую ориентировку. Дом казался внутри гораздо больше, чем снаружи. Наконец они оказались у подножия какой-то каменной лестницы, которая вела в одну из башен. Эти башни Альбертина заметила, еще стоя у ворот виллы.
— Пойдем, Маша, эту лестницу мы с тобой одолеем шутя, — тихо простонала Альбертина.
Черные фрачные фалды дворецкого в этот момент уже исчезли за поворотом лестницы вверху.
— Первоначально эти башни были вовсе не здесь, не на вилле Вюншельберг, — услышала Альбертина голос месье Флипа.
Она поторопилась следом, чтобы не отстать и не потеряться, поскользнулась и чуть было не покатилась вниз по истертым каменным ступеням. Поток влажного воздуха вдруг овеял ей лицо и откинул назад волосы. Сквозь бойницу в толстой каменной стене открывался вид на местность в сторону Нижнего Вюншельберга.
— Вот так здесь стояла уже не одна графская дочь. Лет пятьсот назад. — Альбертина вздрогнула и обернулась к месье Флипу, который почему-то оказался у нее за спиной. — Ваша двоюродная бабушка Лиззи купила эти башни за кругленькую сумму. Да, то были времена блеска и процветания. Раньше эти башни возвышались в долине Рейна и были частью замка, владелец которого проигрался в казино в пух и прах. Статуи графа-помещика и средневековой барышни у входа мы получили в придачу, бесплатно.
— Целиком две башни? Как же бабушка Лиззи их сюда перевезла?
— Разобрали все по камешку, каждый камень пронумеровали, а здесь все снова построили. Да, она была немножко чокнутая и очень романтичная. Но если кто-нибудь из рода Шульце вобьет себе что-то в голову, то разве что землетрясение, или торнадо, или — в редчайших случаях…
— … убойная порция мороженого с шоколадом и клубникой способны ему помешать, — смеясь, перебила его Альбертина.
Месье Флип посмотрел на нее в крайнем удивлении.
Альбертина пожала плечами и недоуменно повела бровями.
— А что, это наше старинное семейное выражение. — И она быстро поскакала вверх по лестнице.
Месье Флип толкнул рукой какую-то невидимую дверь. Правой рукой он на ощупь нашел круглое золоченое оконце в форме солнечного диска. Он повернул диск. Вспыхнул яркий солнечный свет.
— Стоп, кажется, этот вариант сейчас не годится! — Дворецкий ухватился теперь за лунный диск, который сиял рядом с солнечным, и повернул его. Комната сразу погрузилась в серебристый мягкий свет. Послышался какой-то легкий писк и шелест.
Альбертина протерла глаза — нет, она пока не спит. То, что она видела, было вовсе не сном. Комната представляла собой местность с лесом и лугом и была, на первый взгляд, раза в четыре больше, чем ее спальня в приюте. Гигантские деревья возвышались до самого потолка, а душистый ковер из пестрых цветов покрывал мягкую мшистую землю.
— Рекомендую милостивой барышне сделать несколько шагов босиком, — раздался голос у нее за спиной.
Она обернулась и увидела месье Флипа в одежде садовника: в резиновых сапогах и холщовых штанах в зеленую и коричневую полоску, на широких подтяжках. Толстый животик был обтянут темно-зеленым фартуком, широченные ноздри выглядывали из-под лохматой соломенной шляпы.
— Цветочный кабинетик! Бывало, в пасмурный ноябрьский денек мы с вашей бабушкой сиживали именно здесь. — Месье Флип провел тыльной стороной ладони по глазам, смахивая набежавшую слезу.
Альбертина поставила свой чемоданчик на пороге, села на него и стала разуваться. Она сняла тяжелые башмаки, на левом носке обнаружилась большая дырка на пятке. Она поспешно запихнула носок поглубже в ботинок и осторожно сделала первый шаг. Мох, к ее удивлению, оказался сухим и теплым. Он мягко и нежно касался ступней. Было так приятно, что Альбертина готова была тут же броситься на землю ничком и растянуться во весь рост.
Только теперь она заметила, что посреди комнаты в полу расположен небольшой пруд, сплошь покрытый белыми водяными лилиями. Альбертина вдыхала свежий, чуть сладковатый запах цветов. Внезапно ее пронзило воспоминание о том, как когда-то раньше она лежала с папой ночью на лугу в парке и он объяснял ей, как называются созвездия. И все же она по-прежнему мечтала о сухой, теплой, мягкой постельке, потому что промокла до нитки. Растерянно взглянув на месье Флипа, она спросила:
— А где же я буду спать?
— В постели из водяных лилий, разумеется. Лучшей постели и лучших снов вам нигде в мире не найти, — сказал месье Флип, подходя к большому деревянному комоду возле двери. Он вынул оттуда одеяло, сплетенное из лилий, и две зеленые моховые подушки. — Если вообще существуют сладкие сны, прекрасные и чудесные, то только здесь, на вилле Вюншельберг! — сказал он с легкой грустью.
Альбертина нерешительно подошла к пруду в центре комнаты. Она до сих пор была не уверена, не снится ли ей все это.
— И они смогут меня удержать? — спросила она, проводя рукой по качающимся головкам водяных лилий.
— Попытка не пытка!
Осторожно уселась Альбертина на краешек лилейного покрова пруда — и действительно, он прекрасно ее держал. Под этим матрасом из цветов тихонько побулькивала вода, не пробиваясь сквозь цветы, хотя Альбертина могла опустить руку и пальцем чертить по воде круги. Сладкий запах водяных лилий слегка дурманил ей голову.
Она выпрямилась. Что-то было не так. У нее возникло странное чувство, будто за ней наблюдают. Вновь что-то зашуршало и легонько зашелестело. Из угла донеслось какое-то непонятное шебуршание. Вот оно что, растения наблюдают за ней, цветы поворачивают к ней свои головки и венчики!
Посвистывание усилилось и превратилось в отчетливо различимые хихиканье и всхлипы.
— Что это? Почему они все повернулись ко мне?
— Вы им нравитесь.
— Я нравлюсь… им?
— Да! Ведь у растений есть душа, это же всем известно. А у этих растений душа особенно восприимчивая. Если бы вы им не понравились, то они давно уже повесили бы милостивую барышню вниз головой на какую-нибудь лиану вон там, под потолком, на верхушке дерева.
Альбертина ужаснулась, но месье Флип успокоил ее:
— Поверьте, если вы понравились этим растениям, значит, вы выдержали очень важный экзамен. А теперь — разрешите откланяться. — Не успел месье Флип ступить через порог, как на нем вновь оказался фрак. — Ванная находится внизу, под лестницей, надо пройти по коридору влево, потом повернуть за угол направо, и тогда справа это будет третья по счету дверь. Да, надеюсь, что так оно и есть. — Лукавая улыбка скользнула по лицу месье Флипа, когда он прикрывал за собой дверь.
— Тысяча чертей! — вырвалось у Альбертины. — Маша, почему ты мне не напомнила? — Она порылась в карманах жилетки и извлекла оттуда часы. Время-то подошло, было уже без малого десять!
Она вынула из чемодана бутерброды, положила их на плоскую тарелку подсолнуха и достала со дна подзорную трубу. Буквально через несколько секунд «Спектр-2004» стоял на штативе, на подоконнике. Рядом Альбертина выставила по порядку всех своих матрешек. Теперь все было готово и оставалось только найти на небе звезду Люминос.
Этот ритуал она соблюдала каждый вечер, всегда в одно и то же время. Они с папой договорились о том, что оба ровно в десять будут находить на небе одно и то же небесное светило и сообщать ему обо всех событиях минувшего дня. Папа был уверен, что два человека, которые одновременно из разных точек смотрят на одну и ту же звезду, могут таким образом разговаривать друг с другом. Он называл это звездным телефоном. Для Альбертины этот звездный разговор был самым прекрасным событием дня.
Кроме того, ведь была еще и Ниночка, самая маленькая матрешка. Цельная, та, которая не разнималась. Папа взял ее с собой в Сибирь как залог того, что он вернется и тогда все матрешки снова будут вместе. Поэтому сестры Ниночки каждый вечер выстраивались на подоконнике и вместе с Альбертиной занимались поиском звезды Люминос.
Альбертина откусила от бутерброда с сыром большой кусок. Она обожала бутерброды с сыром, а в животе у нее бурчало уже давно.
— Люминоф, Люминоф, куда ты делфа, бводяга? — бормотала Альбертина с набитым ртом.
Она усилила резкость, подкрутила координатную сетку. Сквозь зеленоватый световой фильтр небо приблизилось, и, когда в густых тучах появился первый разрыв, она тут же увидела Люминос.
— Ага, вот я тебя и нашла! Обязательно расскажи папе, что я на денек отправилась отдохнуть в самый безумный в мире дом. И что я, как принцесса, сплю на водяных лилиях. И пусть он поцелует Ниночку от нас всех, и пусть получше укутывает ее в грелку для яиц, которую я ему подарила, чтобы она не замерзала. — Альбертина много еще хотела всякого передать своему папе через Люминос, но облака опять затянули звезду, и звездный телефон перестал работать.
— Что ж, это лучше, чем совсем ничего, — вздохнула Альбертина. Да, может быть, это и к лучшему. Иначе ей пришлось бы сообщить папе, что бабушка Лиззи умерла и что его дочь отправилась в Вюншельберг, получив официальное письмо, но без разрешения Раппельмайерши.
Она снова собрала матрешек.
— Только не надейтесь, что вам удастся лечь в постель немытыми. Даже не спорьте со мной!
Альбертина сняла с себя мокрую одежду, повесила ее на ветку дерева для просушки и надела пижаму. Не принять ли ей все-таки ванну? У нее сейчас как-никак своего рода каникулы. Наверняка ей не скоро еще доведется помыться вот так, одной, когда никто не мешает. В приюте обычно был один душ на восемь девочек, да и тот работал так, что вода всегда оказывалась холоднее, чем нужно.
Альбертина на всякий случай надела поверх пижамы свою жилетку, положила в карман матрешек и опять сунула ноги в ботинки.
Черные планы
Из зеркала над туалетным столиком на тетю Кору смотрела, ухмыляясь, зеленая рожа. Она чувствовала себя здесь так хорошо, как давненько уже не бывало. Королевские покои — это как раз то, что ей подобает. Если кто-то думает иначе, ему придется узнать тетю Кору с весьма неприятной стороны.
— Завтра нам надо выглядеть, как на картинке! — Она еще раз намазала лицо зеленой косметической пастой. Основой этой дурно пахнущей смеси были листья крапивы, растертые в кашицу. Кора собственноручно приготовляла ее каждый вечер. Вряд ли кто-нибудь, кроме Коры Рабеншлаг, стал бы втирать себе в лицо такую смесь. — В конце концов, ведь мы так долго ждали этого момента. — Под этим мы она ни в коей мере не подразумевала своего мужа Руфуса и себя, нет, только себя и больше никого. Ведь в таких покоях было принято говорить о себе только во множественном числе, так, как говорили когда-то князья и короли.
Тетя Кора ненавидела тетю Лиззи и была очень довольна, что ей довелось дожить до этого дня. В течение последних двадцати лет вход на виллу был для нее закрыт — тетя Лиззи запретила ей появляться. А между тем именно Коре Рабеншлаг вилла подобала как никому другому. Причем именно эта вилла.
Представление тети Коры о мире было простым и несокрушимым. Хорошие люди — это те, у кого есть деньги и высокий чин, остальные были просто остальными.
Почему Лиззи, полжизни колесившая по всему свету, тратила деньги на все это барахло и по камешку переносила на другое место целые башни — только потому, что в них, согласно преданию, обреталась душа сгинувшего барона де Флера, — почему эта полоумная старая перечница имела право быть госпожой в Вюншельберге, это для тети Коры всегда оставалось загадкой. И вопиющей несправедливостью. Но теперь-то уж она наконец получит вожделенную виллу. Нужно только уметь ждать.
— Руфус!
Руфус Рабеншлаг уже вставил в уши ватные тампоны, но все равно вскочил с большой готовностью. Пронзительный голос тети Коры стальную стену мог прошибить, а уж вату и подавно. Он отбросил в сторону, на тяжелое стеганое одеяло, толстую старинную книгу, которую обнаружил на ночном столике. «Живопись сновидений как искусство» — было написано на переплетенной в кожу потрепанной книге некоего Цати Зонгора.
— Ну давай расшнуровывай! — приказала Кора мужу.
Руфус терпеливо принялся расстегивать крючочки на розовом корсете. Уже после третьего крючка тело тети Коры вывалилось из корсета, который целый день удерживал его настоящую полноту в приличных пределах.
— С пескоструйным аппаратом в руках надо пройтись по всему этому зверинцу! Сразу же после оглашения завещания, голову даю на отсечение, так я и сделаю. Нет! — поправилась она. — Прежде всего я вышвырну этого зазнавшегося дворецкого. Он у меня полетит вверх тормашками. И эту девчонку пусть с собой забирает.
Банда клетчатых спасается бегством
Альбертина заспешила по ступеням вниз. Что там ей говорил месье Флип про дорогу в ванную? «Налево по коридору» — так он, кажется, сказал. Ну, это не так трудно, потом направо, обратно в тот коридор, где мы шли перевернутым путем. А вот что потом? Альбертина свернула в ближайшую комнату. Через несколько шагов она на что-то наткнулась. Путь перегораживала целая груда рыцарских доспехов. Альбертина перелезла через них. Все здесь слегка напоминало место битвы средневековых рыцарей.
Если на вилле Вюншельберг у растений была душа, то вполне вероятно, что достаточно легкого прикосновения — и вся эта армия возродится к жизни. Почему бы в этом доме не быть призракам? Поскольку ни одного привидения во плоти она пока не видела, решила Альбертина, не стоит рассматривать такую возможность как реальную; это все детские страхи. Но даже Маша и ее подружки не могли избавить Альбертину от неприятного предчувствия.
Коридор уперся в большую картину, на которой была изображена прекрасная дама в белом платье. Плащ, усеянный сверкающими каменьями, придавал даме царственный облик. Альбертина подошла к картине, но в помещении было слишком темно, чтобы все подробно разглядеть. Кончиками пальцев дама придерживала золотую цепочку, на которой висел большой ключ в форме головы дракона. В голову дракона был вставлен сверкающий изумруд, испускающий зеленые лучи. Дама стояла впереди, на краю сцены, а за ее спиной из-за занавеса выглядывали странные существа: ярко размалеванные многоголовые клоуны, кошка во фраке, ростом с человека, толстый страшный великан в кожаном фартуке.
Правее картины обнаружился проход. Альбертина пошла по нему, ступая по тяжелому, мягкому ковру. Ей становилось холодно. Наконец она добралась до третьей двери. Она нажала на ручку и толкнула плечом тяжелую дверь. Слово «ванная» здесь совершенно не годилось: оно не отражало всей грандиозности помещения. Это была не комната, а целый зал — ванный зал с ванной, в которой свободно могли разместиться все дети их приюта одновременно. Ножки ванны были из золота, а вместо кранов из стены торчали две змеиные головы с разинутыми пастями. Слева сияло зеркало во всю стену, а умывальник держали две смеющиеся обезьяны из фарфора. На полке стояли бесчисленные кувшины и восточные глиняные сосуды.
Альбертина взяла с полки одну из бутылей и откупорила пробку. В нос ударил сладкий медовый аромат. Она хотела добавить в ванну немного этой эссенции, но из бутыли капнуло лишь несколько капель. Надо бы еще и горячей воды, подумала Альбертина. Но как здесь вообще включить воду? Она стала вертеть головы змей влево и вправо. Нет, никакая вода не потекла. Зато весь зал наполнился каким-то шипением. Альбертина стала испуганно оглядываться, и поняла, что обезьяны выдувают изо рта воздух — горячий воздух. Их головы представляли собой что-то вроде фена. Она стала искать кнопку-выключатель. Когда она нажала на нос одной из обезьян, поток воздуха прекратился, зато из кранов умывальника полилась вода.
Альбертина стала крутить краны, и тут внезапно раздался грохот. Пол под нею сотрясался, стены дрожали. Она уцепилась за умывальник. Что это? Землетрясение? Или же это дом рушится? Вилла и вправду не казалась такой уж устойчивой и прочной. Смутное подозрение, , что на этой вилле нечисто, перерастало в нечто такое, в чем Альбертина не любила признаваться: в чувство страха. Но она не успела даже задуматься об этом.
Перед глазами у нее все завертелось. Обезьяны и змеи издавали пронзительные крики. Альбертина поскользнулась и упала на черный мраморный пол. Она изо всех сил ухватилась за фарфоровую ногу обезьяны. Внезапно в комнате все снова стихло. Крики и кряхтение постепенно смолкли. Все вновь стало тихо и спокойно. Альбертина встала и, пошатываясь, пошла к двери. Коленки у нее дрожали. Нет, никогда в жизни она не полезет в такую ванну. Потом эта ванна окажется подводной лодкой, и она уплывет на ней куда-нибудь в Индийский океан. Пропадет!
Зловещий скрип у нее за спиной оповестил о начале очередного круга диковинной карусели.
Нет, Альбертина вдоволь насладилась этой ванной комнатой. Она распахнула дверь и выбежала вон. И тут же больно ударилась коленкой обо что-то твердое. — Ой! — ее крик эхом отдавался в просторном помещении. Альбертина на ощупь пошла вперед и поняла, что наткнулась на какой-то стул.
Как ни старалась, она не могла припомнить, чтобы на пути сюда ей встретился стул. Рыцарские доспехи были, но стулья? Значит, она попала в совсем другое помещение. Все-таки с этой ванной комнатой что-то явно неладно.
Глаза Альбертины постепенно привыкали к голубоватому лунному освещению. Луна то и дело пробивалась сквозь черные тучи. Она различила какую-то сцену. Альбертина стояла посреди небольшого домашнего театрального зала.
Сцену обрамляла золотая окантовка, которая ровно посредине сцены завершалась двумя золочеными головками лебедей. Пурпурный бархат занавеса был до того изъеден молью, что при первом же прикосновении он наверняка упал бы вниз, на доски сцены.
Альбертина на ощупь пробиралась по зрительному залу, через ряды старинных кресел с подлокотниками. У каждого кресла была высокая спинка, которая тоже завершалась золоченой лебединой головкой. Сиденья были обиты красным бархатом, а золоченые ножки, те, что сзади, имели форму лебединых крыльев.
Альбертина осторожно опустилась в кресло в последнем ряду. Оп! Стая лебединых кресел была просто восхитительна, правда, пружины в ее кресле давно уж испустили дух и больно укололи девочку. Но страх сразу куда-то делся. Интересно, почему этот зал сразу внушил ей ощущение тепла и уюта?
На сцене что-то сверкнуло в лунном свете. Что бы это могло быть?
Альбертина вскочила с кресла и прямиком направилась к сцене. И вот она, словно танцовщица на канате, уже стоит у края балюстрады, ограждающей маленькую оркестровую яму.
— Перед вами знаменитая артистка цирка Альбертина Шульце! — пробормотала Альбертина, взобравшись на балюстраду, и раскинула руки, чтобы удержать равновесие.
Но когда она глянула в оркестровую яму, ее снова охватил страх. Яма оказалась значительно глубже, чем она себе представляла, и торчащие острые края пюпитров ничего хорошего не предвещали. Но Альбертина все шагала и шагала по балюстраде, а в конце ускорила шаг и одним прыжком перемахнула на сцену.
— Эй, кисейная барышня! Ты что, испугалась? — поддразнила она Машу. — Ну хорошо, в следующий раз, так и быть, поднимемся по лестнице.
Она огляделась. Сцена была вся уставлена всяким хламом: гримерный столик без зеркала, вешалка со старыми костюмами и вечерними платьями, длинный черный сундук с двумя медными замками.
У задника сцены находился столик, на котором валялись остатки забытого кем-то боа из перьев и черный цилиндр, усыпанный сверкающими блестками. Когда на цилиндр падал лунный свет, блестки вспыхивали.
У края рампы стоял стул, спинка которого завершалась не головками лебедей, а двумя изрыгающими пламя драконами. Позади стула виднелся чемодан высотой с человеческий рост, наполовину прикрытый боковым занавесом.
Альбертина отодвинула черную ткань занавеса и принялась рыться во внутренних карманах жилетки. Карманный фонарик, как всегда, куда-то запропастился.
Луч фонарика высветил бесчисленные наклейки, покрывавшие крышку чемодана. Наклейки с тех пароходов, которые давно уже лежат на дне океанов, из блистательных отелей Вальпараисо, Кейптауна, Сан-Франциско, Гонолулу и многих других городов мира. Рука Альбертины поглаживала чемодан. На одной наклейке шрифт выделялся особой изысканностью, выпуклые буквы до сих пор хранили следы позолоты. «Гранд-отель „Риц-Стамбул"» — написано было на ней. Неужели перед нею — чемодан бабушки Лиззи и во всех этих городах она побывала?! Руки Альбертины дрожали от волнения. А вдруг в чемодане хранятся вещи ее старой тетки? Или сувениры со всех концов света?
Соблазн был неодолим, ее рука потянулась к замку.
Гроза на улице совсем распоясалась, казалось, что бог, который заведовал погодой, решил вовсе стереть Вюншельберг с лица земли. Чемодан был надежно закрыт, но из замка торчал ключик, тоже в форме дракона. В свете фонарика глаз дракона отливал изумрудной зеленью. Альбертина долго поворачивала ключик в замке в разные стороны, и наконец он повернулся на целый оборот, вспыхнув зеленым светом. Крышка чемодана приоткрылась.
Прогрохотал гром, и за спиной у Альбертины что-то зазвенело. Волосы у нее встали дыбом. Но оказалось, что это просто-напросто порыв ветра распахнул окно. Легкие белые занавески взвились вверх, словно бороды тумана, и ставни окна заколотились о спинку лебединого стула. Без малейших колебаний Альбертина по хлипкой лесенке перебралась в зрительный зал. Ей не без труда удалось, надавив на раму, закрыть окно.
Хотя окно было теперь надежно закрыто, с улицы стало доноситься множество звуков — гудение машин, звон трамвая. Она удивленно выглянула в окно: куда ни глянь — ни одной машины, никаких фар и уж подавно ни одного трамвая.
— Экстренный выпуск! Банда клетчатых опять сбежала! Экстренный выпуск! — раздался внезапно мальчишеский голос.
От пронзительного свистка у Альбертины едва не лопнули ушные перепонки.
— Сейчас мы ее схватим! — радостно воскликнул мужской голос. — Стой, не двигаться!
Откуда ни возьмись, на сцене вдруг появился мальчишка — года на два старше Альбертины.
Альбертина затаила дыхание. Тихо как мышь она прокралась в укрытие, спрятавшись за одним из лебединых стульев.
На мальчишке все было в клетку: шерстяная рубашка с рукавами, закатанными до локтей, штаны ниже колен, под которыми виднелись клетчатые гетры, широкие подтяжки, шарф с длинной бахромой и фуражка с козырьком, глубоко надвинутая на глаза. Из заднего кармана штанов выглядывал край клетчатого носового платка.
Мальчишка запыхался, он был весь в поту и нервно озирался.
— Пауле, Клара! Сюда, быстро! — шепотом проговорил он, обращаясь куда-то за сцену.
Оттуда внезапно показалась девочка. На ней тоже все было в клетку — вплоть до тяжелых ботинок, которые совершенно не подходили к ее ослепительному мини-платью и к элегантному короткому жакетику, достававшему только до середины спины. Шнурки на левом ботинке оборвались, поэтому зашнурован он был только до пятой дырочки. Черные как смоль волосы Клары, за исключением двух непослушных прядок, были спрятаны под плотно прилегающую к голове шапочку. При сумрачном освещении театрального зала было совершенно незаметно, что Кларе всего-то лет тринадцать — ну, самое большее четырнадцать. Она выглядела как взрослая дама. Но сейчас она совсем не по-дамски запыхалась.
— Если они нас сейчас поймают, то мы больше никогда не увидимся…
— Что-то легавых не видать ни фига, — перебил ее Пауле и, соблюдая полное спокойствие, подошел к рампе.
— Не легавых, Пауле, а полицейских! — Клара, оказывается, могла говорить и таким вот вредным голосом.
— Ладно! От полицейских мы, кажись, оторвались.
Клара пронзила Пауле строгим взором.
— Извини: не «кажись», а «ка-жет-ся»! — поспешил он сам поправиться, стараясь говорить подчеркнуто манерно и в нос. — Да ладно, потом, ну, это, выучусь. — Пиджак на Пауле был размера на три меньше, чем надо, но все равно это был настоящий пиджак, и Пауле им гордился. А то, что на пиджаке клетки были совершенно другие, чем на штанах, и другие, чем на жилете, так это его не волновало. И то, что вся одежда у него была в масляных пятнах, его не волновало тоже. Что поделаешь, ведь Пауле приходилось постоянно что-то чинить, строить, ломать или по крайней мере экспериментировать, пытаясь догадаться, как работает какой-нибудь прибор.
— Немедленно прекратите этот урок немецкого! У нас сейчас другие проблемы. — Отто вскочил на балюстраду перед оркестровой ямой. Уверенно, даже ни разу не пошатнувшись, он пошел по направлению к зрительному залу, как заправский канатоходец.
— Молодец, молодец, как соленый огурец! — не стерпела Альбертина, тем самым обнаруживая себя.
— Тихо! — прошептал Отто свои друзьям и замер на месте. А потом напружинился, прыгнул вперед и приземлился прямо между лебедиными креслами.
Кресла попадали в разные стороны. Какая-то спинка больно ударила Альбертину по плечу. Она хотела было вскочить на ноги, но Отто схватил ее за край жилетки.
— Ты что здесь делаешь?
— Нет, что ты здесь делаешь? — возмутилась Альбертина и, изловчившись, пнула Отто ногой прямо по руке. Так просто ее было не запугать!
— Ой! — вскрикнул Отто.
Оба выпрямились и встали друг напротив друга. Отто оказался почти на голову выше, и руки у него были сильные. Он крепко схватил Альбертину за плечи.
Снова раздался свисток. Неужели где-то здесь шастают полицейские?! Альбертина лихорадочно соображала. Что ей делать? Позвать на помощь? Убежать? Пнуть этого парня еще раз?
Она широко разинула рот.
— Только не кричи! — прошептал Отто. — Я тебе все объясню. Мы совершенно ничего плохого не сделали. — Его темно-зеленые глаза — лягушачьего цвета — умоляюще смотрели на Альбертину. — Нам нужна твоя помощь!
— Отто! — Пауле, застыв от ужаса, стоял на сцене, а перед ним двое полицейских. В своих мундирах они выглядели так, словно сбежали из фильма про глупых толстых полицейских и отважных преступников.
— В чемодан!!! — заорал Отто. И так же молниеносно, как спрыгнул в зал, снова очутился на сцене. Отто толкнул Пауле, тот опрокинулся назад, на полицейских, и те угодили прямо в чемодан. Отто тут же всем телом навалился на крышку. — Ну же, помогите! — простонал он, обращаясь к остальным.
Пауле и Клара тоже бросились к чемодану, но полицейские оказались сильнее. Сантиметр за сантиметром они снова приоткрывали тяжелую крышку чемодана. Тот, что покрупнее, уже выставил в щель плечо и пытался пальцами, длинными, как щупальца осьминога, схватить Клару. Но после нескольких попыток, ему удалось схватить только ее шапочку, которую он сорвал у нее с головы. Гладкие черные волосы рассыпались у Клары по плечам.
— Отдай! — крикнула девочка и принялась вырывать шапочку из противных щупалец.
— Пожалуйста, помоги нам, — попросил Отто Альбертину. Альбертина колебалась лишь долю секунды. Помогать друг другу — дело чести. Уж этому-то ее детский приют научил четко. Кроме того, она была очень рада, что теперь больше не в одиночестве на этой странной вилле.
Она вскочила на сцену и вместе со всеми налегла на крышку чемодана. Общими усилиями они закрыли ее так, что Альбертина смогла повернуть ключ в замке. Чемодан шатался и подпрыгивал.
— Надо срочно уходить. — Балансируя руками, Отто стоял на балюстраде оркестровой ямы.
— Ну дудки, надоело драпать! — воспротивился Пауле.
— А, так у вас тут настоящий боевой отряд! — догадалась Альбертина и сказала тоном месье Флипа: — Милостивые господа, имею честь пригласить вас к дальнейшему бегству. — Она и понятия не имела, куда идти, но все равно смело указала на большие двустворчатые двери.
Через минуту театр вновь замер в пыльных сумерках.
Писмо из мира теней
Сидя в западной башне, из которой хорошо было видно большую часть виллы и сад позади нее, месье Флип размышлял о будущем некогда столь блистательного Дома тысячи чудес.
— Ах, Лиззи! — вздохнул месье Флип, снимая фрак. Он отворил маленькую дверцу в стене и исчез в своей гардеробной. Здесь ровными рядами, в полном порядке, висело более ста костюмов и нарядов. Треуголка соседствовала с огромным коричневым тюрбаном величиной с тележное колесо, соломенная шляпа — с капитанской фуражкой и тропическим шлемом, фартук садовника болтался на вешалке рядом с ночной рубашкой, белым кителем шеф-повара и роскошным, шитым серебром сюртуком.
Месье Флип надел домашний халат, богато украшенный вышивкой. Тяжелая капля упала ему на лоб, скатилась на широкий нос и сбежала по щеке к подбородку. Как всегда, в такие вот дождливые дни крыша сильно протекала — она обветшала, как и сама вилла. Флип отодвинул ведро, которое уже наполовину наполнилось водой, немножко левее, так что следующая капля плюхнулась прямо в его середину.
Дом гниет подо мной, как сук, на котором я сижу, никаких контактов нет между Вюншельбергом и остальным миром, хотя, казалось бы, у нас нет перед государством никаких долгов, а теперь еще явились эта несовершеннолетняя девчонка и ведьма в корсете, подумал Флип. Честно говоря, девчонка, кажется, симпатичное создание! Он уселся за маленький столик, и колода потрепанных карт каскадом полетела из правой руки в левую, потом через левое плечо — и обратно улеглась в правую ладонь. Затем он взял в руки помятое письмо, которое после смерти Лиззи он уже сотни раз читал.
Лиззи просила своего старого друга в точности исполнить ее завещание и не отворачиваться от больших и малых чудес и загадок виллы Вюншельберг. А она сама — никакая не сумасшедшая и не безумная, кому как не Флипу об этом знать.
«Я играла с огнем, — читал месье Флип. — Вам хорошо известно, мой уважаемый друг, что меня всегда потрясали и захватывали фантастические миры, царства мечты и сна. Я бесконечно благодарна Вам за то, что Вы долгие годы были мне в этом опорой, даже тогда, когда мой дом лишился былого блеска, а моя душа нашла приют в царстве теней».
В этом месте месье Флип, как всегда, начал всхлипывать. Глаза его наполнились слезами, и строчки стали расплываться. Он так много лет был верным спутником Лиззи Шульце, объездил с нею все континенты, а потом помог открыть Дом тысячи чудес и был здесь главным распорядителем. Он был ее ассистентом на сцене, ее дворецким, ее шофером и главным доверенным лицом.
«Проявите всяческое участие к моей наследнице. Доверьтесь мне, я совершенно уверена, что сделала правильный выбор. Если и Вы тоже убедитесь, что выбор верен, тогда вручите ей, пожалуйста, мою сценическую мантию и посвятите ее во все тайны этого дома. И только одно-единственное — Вы знаете, милый Флип, о чем я говорю, — не должны ей показывать ни Вы, ни кто-либо другой. Подумайте о последствиях. Ведь проникновение в скрытые миры и вытаскивание всего этого на свет Божий не принесло нам никакого счастья.
Прощайте,
Ваша Лиззи Шульце».
Кому как не месье Флипу знать об этом и понимать, о чем здесь говорится? Одно оставалось для него загадкой — почему этот «правильный выбор» пал именно на Кору? У Флипа волосы начинали шевелиться на голове при одной мысли о том, как он будет вручать Коре мантию Лиззи.
За подписью шел постскриптум, и, читая его, месье Флип лукаво заухмылялся:
«Я, разумеется, никак не могу простить Вам того, что Вы так и не раскрыли мне — мне, лауреату Гран-При-Магик, Большого приза Магии! — тайну Вашего трюка с переодеванием. Я знаю, что все Ваши костюмы висят у Вас в гардеробной, но как, ч… подери (одно слово здесь было перечеркнуто рукой Лиззи), у Вас получается так быстро менять весь костюм?»
Месье Флип неторопливо снял с себя халат и забрался в постель, под тяжелое пуховое одеяло. Он хлопнул в ладоши, и свет погас.
«Вот так, милая Лиззи, что ж поделаешь, и у дворецкого должны быть свои маленькие тайны. А иногда и не такие уж маленькие», — пробормотал он, уже засыпая.
Спасены!
Альбертина смотрела то налево, то навправо, но все здесь было ей незнакомо. Казалось, они уже бесконечно долго блуждают по вилле и время тянется, как в очереди к зубному врачу. Она все на свете готова была отдать, чтобы найти дорогу в цветочный кабинетик! Но как это сделать?
— А это что? — пыхтя, спросил Отто. Коридор, в котором они находились, весь был в крапинку: на более светлом фоне виднелись черные точки. Стулья возле дверей, картины в рамах, сами рамы, двери, ведущие в другие комнаты, ковер, большой шкаф и даже люстра — все было крапчатым, все белое в черных точках самой разной величины.
— Мы что, здесь поселиться решили или дальше пойдем? — заныла Клара.
Кто-то схватил ее сзади за плечо. Клара обернулась, стала ловить ртом воздух и вдруг закричала как резаная. Отто зажал ей рот рукой.
— Мм-пр-фф-рак! — Клара изо всех сил пыталась что-то объяснить Отто.
А сзади нее стоял Пауле. Только без головы и без рук.
— Вот хохма-то! — услышали все его сдавленный голос.
Альбертина протянула руку к безголовой фигуре и схватила ее за шиворот. Тут же, словно по волшебству, появилась голова Пауле.
— Я уже видела такое по телевизору. — В руках она держала капюшон в крапинку.
— Где видела? — спросила Клара.
— Там, в этом шкафе, полно всякой крапчатой дребедени.
— В шкафу, а не в шкафе, в шкафу, Пауле!
— Надевая на себя такой крапчатый костюм, ты сразу исчезаешь в этом море крапинок. Вот и все. Это проще простого. — Альбертина натянула на голову крапчатый капюшон, который стянула с головы Пауле, и теперь оказалась тоже без головы. — Раз-два, и ты невидимка. Будто бы.
— С головой или без, но мы срочно должны отсюда смываться, и не нужны нам никакие крапчатые коридоры, — подал голос Отто. — Куда дальше-то идти?
— В общем-то я и сама здесь никогда не была, но мне кажется, нам направо, — ответила Альбертина и побежала вперед. Знать бы, правильно ли она угадала!
— Ах как мило, очень мило, мило как никогда! Малышка ведет нас неведомо куда! — язвительно заметила Клара.
По тону все это так походило на Яцци, что Альбертина не стерпела.
— Научись сначала шнурки завязывать, — не менее едко парировала она, презрительно указывая пальцем на ботинки Клары.
Клара возмущенно запыхтела.
В конце коридора оказалась каменная лестница, копия той, что вела в цветочный кабинетик.
Альбертина остановилась, она лихорадочно соображала.
«По коридору вправо, потом налево, потом лестница», — пыталась она вспомнить. По обе стороны виллы стоит по башне, значит, нам теперь нужно идти ровно в противоположную сторону.
— Пошли, сами найдем, где нам укрыться, — прошипела Клара.
— Как хотите, конечно, но я-то точно знаю, где самое безопасное место, — ответила Альбертина. Нет, она не собирается так вот запросто идти у кого-то на поводу! Кроме того, эти трое клетчатых впутали ее в свои дела, и ей теперь тоже приходится спасаться от полиции. Этой дурочке не удастся так просто заткнуть мне рот, подумала Альбертина.
— Нам нужно идти дальше. Я по ошибке зашла немножко не туда, — громко сказала она и побежала вперед не оглядываясь. А эта глупая коза пусть остается там, если хочет.
Она слышала, как за ее спиной Отто резким тоном что-то говорил Кларе, а потом все трое последовали за ней. За следующим же поворотом она узнала тот зал, где были навалены рыцарские доспехи. Альбертина дала остальным знак не шуметь.
— Мы сейчас находимся совсем рядом с театральным залом, — прошептала она.
Но Пауле уже заметил доспехи.
— Ребята, эй, тут классные железяки… — Он стал выдергивать из кучи какой-то панцирь, и вся гора с грохотом обрушилась.
Клара, Отто и Альбертина втянули головы в плечи и зажмурили глаза.
— Мало ли куда мы еще забредем, но давай, Пауле, с тобой договоримся, что ты больше ничего не будешь трогать, ладно? — со вздохом попросила Альбертина.
— Слушай, Пауле, теперь тебе осталось только взять рупор и оповестить всех вокруг, что мы здесь! — Отто в отчаянии помотал головой. — Ну и шайка мне попалась!
— А ты и сам идиот, каких мало! — Клара остановилась в этот момент перед той самой картиной, где изображена была дама в сверкающем плаще. — Ой, да ведь это ты! — вдруг крикнула она Альбертине.
Альбертина поспешила достать из кармана фонарик.
— Глянь-ка, глянь, вот-те на! — Карманный фонарик привел Пауле в полный восторг. — Такая фигня — и светит, не, глянь, глянь сюда!
Луч света упал на лицо дамы. Она как две капли воды была похожа на Альбертину. Луч медленно прошелся по всему полотну.
— Вон… вон они… легавые, — запинаясь, еле выговорил Пауле.
Теперь и Альбертина увидела обоих полицейских. Поначалу она их не заметила, потому что они выглядывали слева и справа из-за полуоткрытого занавеса. Своими длинными пальцами они раздвигали его.
— Как они очутились на картине? — спросил Отто.
— Понятия не имею. Но это, наверное, какие-нибудь другие полицейские, — сказала Альбертина.
— Неужели у всех полицейских такие вот длинные клешни? — спросила Клара.
— Я сама здесь всего часа два, не больше. Откуда же мне знать? — вырвалось у Альбертины. Ей все это уже безумно надоело. — Лично я хочу одного — добраться до своей комнаты. А вы — как хотите. Живите прямо здесь, пейте чай, сдавайтесь полицейским. Или — пошли со мной.
— Вот чудненько! Двух часов тут не пробыла и уже изображает из себя великого проводника, — проблеяла Клара.
Отто толкнул ее в бок:
— Заткнись, пошли!
Дальнейший путь был совсем прост. В полном изнеможении они вошли наконец в цветочный кабинетик.
— Где мы? — ошарашенно спросил Отто, увидев все это цветущее великолепие.
— Это моя комната, — с гордостью сказала Альбертина. — Она называется «Цветочный кабинетик». Но и название «Райское место» ей тоже очень бы подошло.
— Они все на нас смотрят! — Клара впервые говорила тихим, испуганным голосом. — Они к нам головки повернули!
— Значит, вы им нравитесь, это добрый знак, — ответила Альбертина, хотя она сильно сомневалась, что эта гадкая Клара может понравиться цветам.
— Давай, помоги мне передвинуть комод. Предосторожность никогда не помешает, — сказал Отто.
Вдвоем с Альбертиной они перетащили тяжелый комод к самой двери.
Пауле и Клара тем временем улеглись на постель из водяных лилий.
— Послушай, Клара, а здесь клёво! Я так прямо словно летаю! — восторженно говорил Пауле.
Альбертина стала думать, как ей втолковать тем двоим, что это — ее постель. В конце концов ей здесь предстоит провести всего одну ночь, и она не хотела бы провести ее на полу или в одной постели с толстым Пауле. Краешком глаза она отметила, что Отто подошел к окну и смотрит в подзорную трубу.
— А отсюда Кудамм видно? — спросил Отто, поворачивая трубу так и сяк.
— Да, посмотри, она там, чуть левее Эйфелевой башни, — со смехом ответила Альбертина. — Но только ведь Кудамм находится в Берлине!
— Ну да! — ответил Отто, не понимая, что здесь смешного. — Кстати, меня зовут Отто. А это — Пауле и Клара.
Клара невозмутимо кивнула.
— Привет! — сказал Пауле, но постеснялся протягивать Альбертине свою запачканную маслом руку. Он застенчиво теребил пуговицы на своей курточке. Они всегда его бесили, эти пуговицы, потому что на самом деле это были деревянные шпеньки с дырочкой посередине, которые когда-то скрепляли стенки платяного шкафа. Пуговицы из сияющего перламутра, ни больше ни меньше, уныло шутил Пауле.
Отто протянул Альбертине руку.
— Альбертина. Альбертина Шульце, — сказала Альбертина и тоже протянула руку Отто.
— Спасибо, ты нас спасла, — сказал Отто, а сам все еще продолжал трясти руку Альбертины.
— Не стоит благодарности. Спасать — это для меня одно удовольствие, — ответила она, отмечая про себя, что дала достойный ответ.
Отто улегся на широкий лист пальмы, закинул руки за голову и глубоко вздохнул.
— Слушай, а сарайчик ничего себе. У твоих родителей, похоже, бабок завались, да?
— Эта вилла не принадлежит моим родителям, — ответила Альбертина. Она не любила признаваться в том, что живет в детском приюте. У людей сразу делались такие скорбные лица, а она этого совершенно не переносила. — А где ваши родители? — перевела она разговор на другое.
— Наши родители? Нет у нас никаких родителей. И никогда не было. Не нужны нам никакие родители! — вмешалась в разговор Клара, причем говорила она таким тоном, словно жить без родителей — это совершенно нормально.
— Ну что, так мы тут покемарим? — спросил Отто.
Альбертина хотела было сказать им, что завтра сама должна убраться отсюда, но Клара и Пауле уже исчезли. Они удобно устроились в гамаке, увитом листьями, где-то в верхушках деревьев. Через несколько мгновений оттуда раздался мирный храп.
— Нервная система у них, похоже, в порядке! — сказал Отто извиняющимся голосом, пожимая плечами. — Да уж, сегодня мы натерпелись.
— У тебя, сдается мне, нервы тоже неслабые! Родителей у вас нет. Значит, надо полагать, вы все смылись из какого-нибудь детского приюта? И теперь вас ловит полиция, да? — Не успев произнести эти слова, Альбертина сообразила, что ей самой грозит нечто аналогичное. Раппельмайерша наверняка уже пустила по ее следу всех собак.
Отто отвел глаза.
— Бред, какой там детский приют? Кто же это нынче живет в приюте? — Он вразвалку подошел к окну и стал глядеть в подзорную трубу. — Ни фига не видно. Туч слишком много, — сказал он, украдкой поглядывая на Альбертину.
— Не сдвигай ее в сторону!
— О… там что-то видно… точно, и яркое такое!
— Это Люминос. Ничего другого там быть не может. — Альбертина отодвинула Отто в сторону и заглянула в подзорную трубу. Ей не верилось, что этому новичку так повезло и он за несколько секунд навел, трубу на Люминос. — Тьфу, никакая это не звезда, просто огни реактивного истребителя, — разочарованно пробормотала она.
— Реактивного истребителя? — Отто, не снимая шапки, почесал в затылке.
— Ну, говори, почему полиция за вами гоняется?
— Это старая история, забудь о ней. Как ты сказала, Люминос? Ты что, астроколка?
— Ты хотел сказать «астрономка»? Звезду Люминос открыл мой отец. А ты уходишь от ответа. — Странный мальчишка этот Отто, подумала Альбертина, и совсем не похож на мальчишек из «Дома детского счастья». Когда в театральном зале он крепко схватил ее за плечи и заглянул ей в глаза, ее словно жаром обдало. Но, может быть, эта странная вилла так на меня влияет, подумала Альбертина, отгоняя от себя лишние мысли. Днем все наверняка будет по-другому.
— А где твой отец? — спросил Отто.
— В Сибири. Оттуда Люминос особенно хорошо виден.
— Я бы тоже не прочь был уехать куда-нибудь, — вздохнул Отто. — Ну и что же ты сама-то здесь делаешь, если эта хаза не твоих родителей? — Отто небрежно прислонился к стене у окна.
— Это тебя совершенно не касается.
Отто медленно подошел к Альбертине, обошел вокруг нее и снова прислонился к стене.
— Эй, ты чего? — недоуменно спросила Альбертина и в тот же миг увидела, что Отто что-то держит в руках. Маша. Она сунула руку в карман жилетки — и действительно, матрешек на месте не было. — Как тебе это удалось?
— Ну, я же профессионал! — Он крутил Машу в руках. — Вещичка ничего себе! — Отто построил матрешек в ряд с такой ловкостью, которой позавидовал бы любой фокусник.
— Не смей! — закричала Альбертина.
— Да я просто посмотреть взял, и все, — стал оправдываться Отто.
Альбертина оттолкнула его в сторону. При этом она прикоснулась к его руке. И снова мягкое, блаженное тепло заструилось у нее по всему телу. Альбертина Шульце, ты ведешь себя сейчас так же глупо, как те девки в романах, которые читает Яцци, — подумала Альбертина.
— А где самая маленькая? — спросил Отто.
— Ниночка с папой, она присматривает за ним!
— Ну и папаша у тебя! Колесит по Сибири, а тебя бросил!
— Не смей говорить ничего плохого о моем папе! — взорвалась Альбертина. — Он давно бы уже вернулся, если бы… — Она замолчала.
— Если бы что? — не отставал Отто.
— А вот это тебя совершенно не касается! — Она схватила куколок и вложила их обратно одну в другую. — Сегодня вы будете спать вместе со мной. На всякий случай, — пробормотала она и тут же разозлилась на себя, что позволила себе беседовать с матрешками прямо на глазах у какого-то постороннего мальчишки.
Когда она обернулась, Отто уже лежал, закрыв глаза, на раскинутом веером листе пальмы.
— Эй, погоди! — крикнула она. — Ты так и не сказал, почему полиция за вами гоняется.
— Тебя это совершенно не касается! — Отто в точности повторил интонации Альбертины. Он громко всхрапнул и перевернулся на другой бок.
Альбертина потрясла его за плечо, но безрезультатно. Царство снов уже поглотило Отто целиком.
— Ну и не надо, подумаешь! — Обидевшись, Альбертина легла в кровать из лилий. Глупый зазнайка, и больше ничего, этот самый Отто. Но какой-то загадочный зазнайка, а глаза у него темно-зеленые, как тропические леса Амазонки, пронеслось у нее в голове. — Такой тип не способен испортить нам настроение, правда, Маша? — Минувший день был полон событий, и свинцовая усталость вдруг навалилась на Альбертину. Не прошло и пяти минут, как она уже крепко спала — вдыхая сладкий запах водяных лилий.
Через несколько секунд Альбертина уже полностью погрузилась в царство снов. Она мчалась по этому царству, которое удивительно напоминало сибирские степи, но не на лошади, нет, ее несла на себе звезда — быстрее света. Но все равно недостаточно быстро, потому что она никак не могла догнать Отто, скакавшего на другой звезде где-то впереди нее.
Над ее головой храпел Пауле, его храп напоминал скрип пилы, и казалось, он уже своей пилой спилил целый тропический лес. Но ни этот храп, ни испуганные стоны, которые то и дело издавала во сне Клара, не могли уже потревожить Альбертину.
Отто, который лежал на листьях пальмы, приоткрыл один глаз. Он осторожно огляделся, удостоверяясь, что Альбертина спит. Потом прокрался к лилейной кровати, натянул Альбертине одеяло до самого подбородка и пошел к окну. Знать бы, что она имела в виду, когда говорила «реактивный истребитель», думал Отто, глядя в подзорную трубу и обшаривая все небо.
Темные личности
Куликов видел, как на вилле погас последний огонек. Теперь и восточная башня погрузилась во мрак грозовой ночи.
Эти двое уже больше часа наблюдали за виллой из своего укрытия. Их чуть было не обнаружила девчонка, когда угодила в лужу и брызги попали прямо в лицо Гомецингеру. Судьба и та лее самая лужа наказали Куликова за его злорадный смех уже несколько минут спустя: не успела девчонка убежать со всех ног, как мимо промчался желтый автомобиль и окатил Куликова градом камней, грязи и воды.
— Пусти, теперь я посмотрю! — Куликов — худой и высокий, походивший на стервятника, — локтем отодвинул своего сообщника в сторону.
— Там все равно ничего не видать. — Гомецингер попытался отобрать бинокль. Его никогда никто не смог бы запомнить, даже если он безо всякой маски ограбит банк. Он был воплощением невзрачности и незаметности.
— Тогда почему ты туда уставился? — Куликов с силой рванул маленький бинокль к себе.
Гомецингер не удержался на ногах и свалился с постамента прямо в колючие розовые кусты.
— Ой-ё-ё-ё-ёй!!!
— Ш-ш-ш, тихо! Что это за идиотская штуковина? — проворчал Куликов. Бинокль целиком умещался на его широкой ладони, поблескивая золотом и перламутром.
— Другого у меня не было. С этим моя жена в театр ходит.
— Слушай, мы ведем с тобой серьезное наблюдение, задание выполняем, а ты театральный бинокль притащил? — Куликов поднес к глазам бинокль. — Не видно ни хрена.
— Про что и речь. Идиот! — проворчал Гомецингер, продолжая вытаскивать колючки из разных частей своего тела. — А-а-а! Черт! Они все уже внутри, в доме. Кстати говоря, а кто это у нас такой знаменитый охотник на крупную дичь и забыл дома свой походный тесак?
— Да ладно тебе. Что значит — все?
— Девчонка, старая перечница, ее муж-простофиля и сумасшедший дворецкий со своей пушкой!
— Но ведь Б…
— Так, никаких имен не упоминать! — прервал его Гомецингер и с опаской огляделся.
— Но ведь он сказал, что приедет наследница и мы должны ее похитить, пока…
— А теперь там их уже трое, и хуже всего то, что у этого служивого колобка пушка в руках. Нет, пора сматываться, баста.
— Но Б… тьфу, ну он, он ведь нам шею свернет…
— Никаких «но»! Или прикажешь похитить всю семейку — на всякий пожарный?! — Гомецингер крадучись приблизился к кованым воротам и неожиданно с громким воплем выскочил вон.
— Считаешь, что мы мало шуму наделали, хочешь добавить? — Куликов притворил за собой ворота.
— Они… они… они… — Гомецингер жадно хватал ртом воздух, — эти маски… они ше… шевелились.
— Пить надо меньше, я тебе давно говорил. Совсем мозги пропил? Что там может шевелиться? — Куликов потряс ворота, но все было тихо. Он потащил Гомецингера к грузовичку, который был спрятан за большим кустом бузины. Правое переднее крыло было почти сплошь покрыто ржавчиной, а левое давно утрачено вместе с фарой — возможно, во время погони за каким-нибудь злобным секачом. «Куликов — Охота на мелкую и крупную дичь» — написано было на передней дверце.
Когда Гомецингер вскрикнул, в кузове грузовичка началась какая-то возня, которая постепенно переросла в громоподобный рев.
— Ты что, этих своих тварей с собой прихватил? Да? — Голос Гомецингера сорвался на крик. — Ноги моей не будет в твоей гнусной тачке! Все, наверное, действие снотворного прекратилось?
— У меня весь кузов обит железом, не бойся! — ответил Куликов. — Кроме того, я научился теперь ими управлять, они у меня как шелковые! — Он достал маленькую флейточку, величиной не больше карандаша, и сунул ее в рот, ощеря желтые зубы.
Мелодия «Сурка» тихо зазвучала в ночи — и тут же в машине Куликова воцарилась тишина, возня прекратилась.
— Да пошел ты знаешь куда со своими гнилыми опытами — Гомецингер уже не раз предсказывал Куликову, что в один прекрасный день он сам станет жертвой своей страсти к дрессировке животных.
— Давай поворачивайся! — огрызнулся Куликов, запихивая Гомецингера в машину.
По американским горам на первый этаж
На следующее утро Альбертину разбудил громкий стук. Во сне она сражалась с китами в рыцарских доспехах и с саблезубыми тетками. Еще немного — и она схватит крапчатого вора-карманника, который всякий раз, когда она протягивала к нему руку, превращался то в воду, то в сладкую вату, то в воздух, то в цветочную пыльцу и снова ускользал от нее. Альбертина вздрогнула, подняла голову и стала протирать глаза.
— Фройляйн Альбертина! Вы уже проснулись?
— Быстро прячьтесь! — пробормотала Альбертина сквозь сон. — Отто! Клара!
— Доброе утро, фройляйн Альбертина, пора вставать! — закричал за дверью месье Флип.
Альбертина быстро оглядела цветочный кабинетик. Никакого Отто видно не было, как, впрочем, Клары с Пауле.
— Эй, где вы? — прошептала Альбертина.
— Что вы сказали? — Месье Флип неслышно вошел в комнату и теперь смущенно стоял у порога. На нем были старомодный черный фрак и панталоны в полоску. — Тысяча извинений. Мне хорошо известно, что не полагается входить в комнату к даме, если она об этом сама не распорядилась. Но вынужден нижайше просить вас учесть и то, что в девять часов в библиотеке доктор Винкельфукс огласит завещание. Ах да, и еще — желаю вам доброго утра. — Он пододвинул к лилейному ложу маленький столик со столешницей из поперечного среза дерева. На него он поставил поднос, где под двумя серебряными крышками скрывались лакомства, принесенные им Альбертине на завтрак.
Ее желудок тотчас откликнулся урчанием на все эти манипуляции, отчасти от предвкушения еды, отчасти оттого, что, кроме скудного завтрака в «Доме детского счастья» и трех бутербродов с сыром, она со вчерашнего дня ничего не ела. Но ведь этой порции не хватит на нас всех — если иметь в виду еще Отто, Клару и Пауле, подумала Альбертина. Даже если под одной из крышек скрывается гора оладий, а под другой — огромная миска шоколадных хлопьев.
— К моему величайшему стыду, я должен признаться, что кухня… — месье Флип мгновение подумал, потом продолжил: — … Кухня способна обеспечить вас только весьма спартанской трапезой. Я не был готов к приему такого количества гостей. — И он поднял обе крышки.
— Этого даже мне одной не хватит, — вырвалось у Альбертины.
Вареное яйцо одиноко каталось по большой тарелке. На другой лежали три желтоватых лепешки, которые имели отдаленное сходство с хлебом.
— Получилось так, что вашей тете придется обойтись без завтрака, — заявил месье Флип. — Очень хочется надеяться, что от этого она не сделается еще более злобной. Но смею успокоить вас, яиц у нас, как правило, достаточно. Милли, Молли и Миранда — особы очень надежные. — Он подозвал Альбертину к окну, за которым виделись три белоснежные курицы, копавшиеся на заднем дворе. — Там, за самшитовым лабиринтом, скрывается, кстати, наш огород. К сожалению, в этом году я использовал его исключительно для выведения новых сортов капусты. Если не считать нескольких кустов крыжовника. Ваша двоюродная бабушка Лиззи и я жили исключительно натуральным хозяйством.
— А это что такое? — спросила Альбертина, беря в руку лепешку.
— Стручковый хлеб.
— Стручковый хлеб? — Альбертина никогда ничего о таком не слышала. Опасения закрались ей в душу. Надо надеяться, это не плод их натурального хозяйства?
— Такие хлебные стручки растут только на севере Алеутских островов. Или нет, в Северной Албании… Не помню. Само растение уже давно вымерло. Но зерна в стручках могут храниться вечно, и со времен предпоследнего путешествия у нас в погребах сохранилось два бочонка этих зерен. Из них можно приготовить практически все что угодно. Они очень питательны.
Альбертина попробовала лепешку. У нее был привкус грецкого ореха, а если жевать достаточно долго, то появлялся привкус абрикоса.
— Впрочем, я заболтался. Мне уже давно пора. — Месье Флип взглянул на карманные часы. — Я откланиваюсь и жду вас за дверью, пока вы не оденетесь.
— Извините, месье Флип. Скажите, пожалуйста, вчера в дом приходила полиция?
— Полиция? Разве что для того, чтобы арестовать Кору Рабеншлаг за ее подлость и за безвкусную одежду? — Месье Флип захихикал. — Вот было бы здорово! Милостивой барышне, должно быть, снились сны. В этом доме человеку снятся грандиозные сны. Это нормально, можно даже сказать, что вилла Вюншельберг населена бесчисленными снами, — сказал месье Флип и закрыл дверь.
Альбертина не могла справиться с разочарованием. Неужели все это ей только приснилось? Значит, ее посетил один из этих самых, как выразился месье Флип, грандиозных снов? Стало быть, Отто, Клара и Пауле были плодом ее фантазии?
— Маша, ответь честно, положа руку на сердце! Все это я напридумывала или все-таки здесь кто-то был?
Но Маша отказывалась отвечать. Альбертина торопливо проглотила яйцо и запихнула в рот еще одну лепешку. Она быстро оделась, проверила, на месте ли матрешки, засунула в чемодан пижаму и, поспешив к окну, молниеносно демонтировала «Спектр-2004» и заботливо уложила трубу на пижаму. Потом бросила последний грустный взгляд на эту замечательную комнату и открыла дверь.
Внизу, у подножия лестницы, ждал ее месье Флип, а рядом с ним стояла помесь велосипеда и повозки.
— Учитывая тот факт, что мы с вами находимся в жестких рамках времени, которые призывают нас поторопиться, я имею честь предложить вам нашу старинную домашнюю рикшу. Это подарок магараджи Эшнапура, перед которым вашей двоюродной бабушке дозволено было выступить на празднике в канун нового, тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Можно попросить вас занять вот это место сзади? У нас с вами еще целых шесть минут и двадцать три секунды.
Месье Флип взобрался в седло. Не успел он устроиться на сиденье, как на голове у него уже оказался коричневый, отливающий золотом тюрбан из тончайшего шелка, величиной с тележное колесо. На макушке была прикреплена золотая кисть. Наряд дополняли коричневые шаровары. Туфли с длинными загнутыми носами по форме напоминали венецианские гондолы.
Альбертина невольно ухмыльнулась, но тут же забралась внутрь. Вот уж действительно забавный дядечка. Жалко, что его никак не взять с собой в приют, Тиль и Кнобель так обрадовались бы!
— Осторожно, мы отправляемся! — сказал месье Флип и нажал на педаль.
После нескольких резких рывков повозка тронулась с места и заскользила по бесконечным коридорам виллы. Ни золотая кисточка, ни шаровары, ни остроносые туфли явно не подходили для выполнения роли рикши. Месье Флип боролся то с кисточкой, которая падала ему в лицо и мешала смотреть, то с туфлями, носки которых то и дело застревали в переднем колесе, то с развевающимися шароварами, которые реяли в опасной близости от велосипедной цепи.
Альбертина уже готова была предложить своему милому шоферу поменяться местами, когда месье Флип обернулся к ней и выдохнул:
— Время?
Альбертина взглянула на свои часы.
— Осталось две минуты до девяти! — крикнула она.
Месье Флип нажал на тормоз.
— В таком случае благороднейшей магарани Вюншнапурской придется смириться с несколько менее торжественным продолжением поездки.
Они находились в этот момент в конце обходного перевернутого пути, перед лестницей, ведущей в холл на первом этаже.
— Прошу занять свое место. — Месье Флип указал на верхнюю ступеньку лестницы.
Альбертина посмотрела на него в крайнем удивлении.
— Да-да, ведь наш путь еще не окончен. Мы только меняем вид транспорта. Доверьтесь мне.
О, прошу прощения. — Он дважды нажал на верхнюю ступеньку, та откинулась в сторону и теперь отдаленно напоминала гоночные сани. — Прошу вас! Ваше место впереди, у рулевых канатов, а я расположусь сзади и попробую выполнять роль тормоза.
Альбертина сделала все, как было велено, а месье Флип сел сзади.
— Внимание! Старт! — Он повернул Будду, стоящего у перил.
Бесконечные деревянные ступеньки мгновенно сложились. Альбертина вместе с дворецким в бешеном темпе помчались по гладкой, но извилистой деревянной трассе.
— Ой-ё-ё-ё-о-о! — вопила Альбертина от восторга, да и месье Флип тоже издавал какие-то ликующие звуки. Они летели все быстрее, а повороты становились все круче. Холл стремительно приближался. — Где тормоз? — крикнула она своему спутнику.
Месье Флип нащупал на дне санок веревку с медным кольцом и дернул за нее. Но ничего не изменилось. Он дернул еще раз, посильнее, — и кольцо вместе с веревкой оказалось у него в руках. Паника в его глазах ничего хорошего не предвещала.
— Я предлагаю…
Тем временем они молниеносно добрались до конца лестницы.
— Де-е-е-рр-жи-и-ись! — зазвенел в холле голос месье Флипа, отдаваясь эхом.
Первоначальный восторг перед таким необычным спуском сменился оцепенением, а потом — невыразимым страхом. Альбертина закрыла лицо руками.
— Не-е-е-е-т!!! — кричала она, не помня себя от ужаса.
Скоростные сани влетели в холл, не касаясь земли. Тюрбан месье Флипа отделился от головы и понесся своим путем прямо к порталу входной двери. Цирковой оркестр, сидящий на носороге, прервал наконец сумасшедший полет головного убора.
Вышедший из-под контроля летающий объект с Альбертиной и месье Флипом на борту свернул влево, дважды крутанулся на месте и бешено помчался к большому камину. Черная от сажи каминная решетка — так неприглядно выглядела их смерть.
Конец! Теперь я знаю, что такое смертельный страх, а умру я через три секунды, подумала Альбертина.
— Прыгай! — заорал месье Флип.
На какой-то миг Альбертина подумала, что белые пушинки — это обрывки облаков, и сквозь эти облака она летит прямо на небо. И вскоре с облегчением поняла, что это — облако гусиного пуха, из-за которого ей не было ничего видно. Значит, пока еще рано задумываться о том, пустят ли ее на небо, потому что она жива, вне всяких сомнений!
Альбертина выкарабкалась из подушек. Она оказалась на большом диване, где так приятно было нежиться у камина холодными зимними вечерами.
— Эй, месье Флип?
Из-под двух больших роскошных подушек высовывался кончик туфли.
— Вы живы, месье Флип? Кончик туфли дернулся.
— Кхемпфемпф!
Альбертина вскочила и принялась разбрасывать подушки в разные стороны, пока наконец не показалась голова дворецкого. Он застрял в щели под обивкой.
— Кхемпфемпф! — повторил месье Флип. Альбертина потянула его изо всех сил. Раз — и Флип выскочил из щели. Реденькие волосы торчали у него на голове во все стороны, словно наэлектризованные. Раздув красные, как свекла, щеки, он сидел на разоренном диване. Альбертина не могла удержаться от смеха, уж слишком этот благородный слуга походил на индюка перед закланием.
— Аммммпппфффф! — давился месье Флип, обеими руками хватаясь за горло.
Альбертина что есть силы стукнула его по спине. Изо рта у него вывалился большой ком пуха.
— Я п-полагаю, тормоза нужно основательно отремонтировать! — Месье Флип изо всех сил старался сохранять свои обычные чинные повадки.
— Все косточки на месте? — поинтересовалась Альбертина, которую до сих пор душил смех.
— Самое главное, чтобы наши гости были довольны, — мы старались в нашем доме всегда придерживаться этого правила, — ответил месье Флип и дальше вел себя так, будто вообще ничего особенного не случилось.
А необычные сани с грохотом приземлились у каминной решетки, распавшись на части. Примерно там, где расположены были задние закрылки, вдруг выскочил и раскрылся небольшой пар шют.
— Он должен был раскрыться еще на втором лестничном пролете, — горько вздохнул месье Флип, безуспешно пытаясь пригладить волосы. — Время?
— По моим часам — осталось сорок восемь секунд.
— В таком случае я рискну предложить то, что, собственно говоря, ни благородной даме, ни господину, в сущности, не подобает — побежать бегом!
Новая владелица Вюншельберга
Настенные часы в библиотеке пробили ровно девять часов, когда Альбертина и месье Флип распахнули створки дверей. Тетя Кора, дядя Руфус, а также нотариус Бальдур Винкельфукс, сидевший по другую сторону массивного дубового стола, вздрогнули от неожиданности в своих роскошных кожаных креслах. На мгновение наступила мертвая тишина. Все трое вопросительно смотрели на вновь прибывших.
Альбертина украдкой взглянула на месье Флипа и подмигнула ему. Высоко подняв брови, она глазами указала на его шаровары.
— Оп-па! — Месье Флип заметил свою оплошность, но как ни в чем не бывало прошествовал к маленькому чайному столику, стоявшему у высоких дверей, ведущих на террасу. Не успел он дойти до столика, как на нем уже красовался парадный костюм дворецкого. Только вот волосы по-прежнему стояли торчком, как у панка.
— Сейчас ровно девять часов. Я пришла точно в срок, — переведя дыхание, сказала Альбертина. Она украдкой бросила взгляд на библиотеку. Тысячи, да нет, наверняка десятки тысяч книг стояли здесь на высоких стеллажах темного дерева. Без альпинистского снаряжения до верхних полок не добраться. На широком пульте старинной конторки стопками разложены были древние документы, географические карты, пергаментные свитки.
— Я полагаю, что вы выбрали не самое удачное время, чтобы носиться по всем этажам, — язвительно сказала тетя Кора, которая разодета была в пух и прах — в ядовито-пестрый пух и прах. Толстые бедра были обтянуты ярко-желтым платьем, а из выреза на груди торчал жуткий искусственный цветок — розовый в зеленую крапинку. Тетя Кора выглядела как ходячий леденец. Она с натужной элегантностью поигрывала кончиками норкового палантина и с кривой улыбкой смотрела на нотариуса.
Винкельфукс сухо откашлялся. Он сидел во главе стола и был самым бледным и самым худым человеком, какого Альбертине доводилось видеть в жизни. Свет из окна библиотеки падал прямо ему на лицо и отражался в стеклах очков, поэтому казалось, что глаз у него нет вовсе — одни очки.
— Мы ведь здесь только… — приступила Альбертина к своей оправдательной речи.
— … для того собрались, чтобы огласить завещание, — сказала тетя Кора. Присутствие Альбертины ей совершенно не нравилось. — Детка, поезжай-ка ты прямо сейчас назад, в свой приют. Что тебе сидеть здесь, среди взрослых? — запела она сладким голосом и взяла старомодную, украшенную вышивкой дорожную сумку с подставки, которая находилась рядом с ее креслом. Детей легко подкупить, подумала тетя Кора. Такая сумка — королевский подарок. — Вот тебе на память. Ну и — счастливого пути!
Сумка шевелилась и бугрилась волнами, словно там, внутри, заблудился сумасбродный кролик.
Месье Флип, молча расставлявший на серебряном сервировочном столике кофейные чашки, словно укушенный тарантулом, бросился к тете Коре и вырвал сумку у нее из рук.
— Вы что, угробить нас всех хотите?! Вы вообще представляете себе, что может наделать такой вот карманный торнадо? — возбужденно крикнул он.
— Что это за бред такой? — возмутилась тетя Кора.
— Торнадо, которые хранятся в сумках, или, иначе, карманные торнадо — это просто еще не набравшие силы торнадо, и в состоянии покоя они легко умещаются в обыкновенной дорожной сумке. Еще раз замечу, в состоянии покоя. Но если их оттуда выпустить, они мгновенно вырастут и произведут чудовищные разрушения. Этот торнадо Лиззи привезла с Бермудских островов в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году, — объявил месье Флип и осторожно водрузил сумку на ее прежнее место, на подставку.
— Наверное, уже пора… — возвысил голос нотариус, поглядывая на часы.
— Вы совершенно правы. Давайте наконец начнем. Чем скорее будет покончено с формальностями, тем лучше — для меня, — перебила его тетя Кора.
Винкельфукс извлек из своего черного портфеля конверт, еще раз откашлялся, поправил очки в никелированной оправе и воззрился на лист бумаги. Нет, похоже, глаза у него все-таки есть.
— При оглашении завещания покойной госпожи Элизабет Шульце присутствуют: а) внучатая племянница покойной — Альб…
— Кого это интересует? Всякому ясно, кто здесь присутствует. Дайте-ка мне, я все быстро прочитаю, — вмешалась тетя Кора и протянула руку к завещанию.
Рука Винкельфукса молниеносно схватила конверт. Тетя Кора успела ухватиться за уголок и изо всех сил тянула его к себе.
— Попрошу! — прошипел Винкельфукс. Он снял очки и пронзительно посмотрел, на тетю Кору.
Тетя Кора, надувшись, откинулась обратно в мягкое кресло. Норковый палантин при попытке овладеть конвертом соскользнул на пол. Теперь норка слегка пошевеливалась на ковре.
Альбертина старалась не упускать из виду этот явно оживший палантин, но, когда ей удалось незаметно сунуть голову под стол, выяснилось, что норка уже куда-то улизнула.
Тетя Кора нетерпеливо барабанила по столу своими желтыми лакированными ногтями. Другую руку она протянула к чашке, которую месье Флип проносил мимо нее.
Но дворецкий ловко проскользнул мимо и склонился к Альбертине.
— Горячий шоколад желаете, фройляйн Альбертина? — прошептал он и вручил Альбертине чашку. — О-о-о, увы, — повернулся он затем к Коре Рабеншлаг, — к сожалению, это была последняя капля шоколада, я так сожалею, я безутешен!
— Итак, я имею честь продолжать! — нотариус осуждающе посмотрел на месье Флипа.
Торжественным жестом Винкельфукс вскрыл конверт. Одной рукой он опирался о стол. Очки его куда-то исчезли. Он держал завещание на расстоянии буквально сантиметра от глаз. Еще раз откашлялся.
— «Я, Элизабет Шульце, изъявляю свою волю, чтобы месье Флип до конца дней своих проживал на вилле Вюншельберг…»
Тетя Кора шумно вздохнула и вцепилась ногтями в подлокотники.
— «Кроме того, в его владение переходят мои большие кофры для заокеанских путешествий, моя личная библиотека и мой любимый автомобиль „Бугатти Т-41 Ройял“ выпуска тысяча девятьсот двадцать девятого года…» — Нотариус тут же вручил месье Флипу ключ от той части библиотеки, которую Лиззи на протяжении всей своей жизни держала в секрете даже от своего верного слуги. — «… Моя племянница Кора получает мой большой портрет из рыцарского коридора…»
— Вот старая ведьма! — пробормотала тетя Кора.
— Позвольте, позвольте! — Месье Флип выступил вперед. — Поосторожней в выражениях, речь идет о шедевре кисти Поблы Пакосси, возможно, величайшей художницы нашего времени!
— Господа! — призвал всех к порядку нотариус. — «… Далее, я завещаю ей курятник в стиле модерн…»
— Опустите всю эту белиберду! Где там говорится про виллу, эй вы, Винный-Тьфукс… Вонькофрукс… Ванный-штопс… Винкельфукс! — Тетя Кора вскочила и схватила Винкельфукса за шиворот.
Альбертина выпучила глаза и потянулась за чашкой с какао. Но рука наткнулась на пустоту. Чашка исчезла. Она скользнула глазами по большому столу, заглянула и на сервировочный столик. Чашки не было. Нигде, куда ни глянь. И только было она разочарованно откинулась на спинку кресла, как краем глаза заметила клетчатую ногу, мелькнувшую за дверью.
— Отт… — Но конец имени Альбертина предпочла проглотить. Она тихонько повернулась к двери.
Винкельфукс вновь заправил в брюки крахмальную рубашку, которую изрядно потрепала тетя Кора, и, перекрывая крики, завершил-таки фразу:
— «… завещаю ей курятник в стиле модерн, дабы излишне громкое кудахтанье…» — все слышали, здесь отчетливо написано: «кудахтанье» — «… не тревожило главную наследницу всех моих земель и владений, Альбертину Шульце».
Услышав свое имя, Альбертина испуганно замерла. Внезапно стало абсолютно тихо. Ужас, вот попалась, подумала она и обернулась.
Тетя Кора стояла словно громом пораженная.
Месье Флип удивленно поднял брови. Но постепенно на его лицо вернулась улыбка. Она родилась в уголке рта и вскоре превратилась в широкую ухмылку. Ну конечно, как он мог подумать, что Лиззи отдаст виллу в руки такой грозовой козы, как Кора.
— Главную наследницу? — переспросила Альбертина.
Эти слова словно расколдовали присутствующих, и все вновь зашевелились.
Тетя Кора беззвучно упала в кресло.
Месье Флип нервно постукивал кофейником о серебряный столик.
— Главная наследница. Это значит… значит, у вас… э-э, значит, вы новая владелица виллы. Вилла со всем ее содержимым принадлежит вам одной. А это, в свою очередь, означает, что вы можете делать с ней все, что захотите.
— И мне не нужно теперь возвращаться обратно к Раппельмайерше? — прошептала она, обращаясь скорее к себе самой, чем к окружающим.
— Что вы сказали? — спросил месье Флип. Вместо ответа Альбертина бросилась ему на шею, чмокнула его в щеку и со скоростью ветра выбежала из комнаты.
— Ну, этот темперамент ни с чем не спутать, его она уналедовала от своей бабки! — заметил дворецкий. — Если мадам желает ознакомиться с курятником, то я в полном распоряжении мадам, — обратился он к Коре. — Ах, пока не забыл… — Месье Флип достал ключ от личной библиотеки Лиззи и открыл стеклянную дверь, преграждавшую доступ посторонних к некоторым избранным книгам. — Я ведь имею право забрать отсюда одну из моих книг. — Он взобрался на лестницу и забормотал: — «Тарантул — Яды»… «Термопластик»… нет, не то… «Трансильвания»… Где же она?.. А-а, вот она. — Он вытащил толстую книгу в кожаном переплете и исчез из библиотеки.
Соблазнительное предложение
Тетя Кора лежала в своем кресле, как побитый пудель. Руки безвольно свешивались с подлокотников. Дядя Руфус вооружился географической картой XII века, на которой была изображена Великая Китайская стена, и так энергично обмахивал свою жену, что матерчатый цветок у нее на груди болтался туда-сюда. Но Кора не шевелилась.
Винкельфукс потирал руки.
— Ну эта старушка Лиззи Шульце! Горазда на сюрпризы! — Он привел в порядок бумаги, подписал какой-то бланк и аккуратно положил его рядом с завещанием.
Никто не заметил, как некто очень внушительный открыл дверь веранды и вошел в библиотеку. В жирных пальцах этот человек, живот которого намного превосходил животик месье Флипа, держал крохотную собачонку с растопыренными ушами и выпученными глазами. Голубой сюртучок со стоячим воротничком заменял голенькой собачке отсутствующую шерсть.
— Мадам, — толстяк подошел к тете Коре, которая, казалось, издавала последние хрипы, — такое наследство свалит с ног даже самую сильную женщину. Фриденсрайх Болленштиль — предприниматель в области строительства, бургомистр и скромный меценат в нашем родном Нижнем Вюншельберге — знает это лучше, чем кто бы то ни было. Разрешите представиться. — Он снял с головы коричневую фетровую шляпу и отвесил низкий, размашистый поклон. Череп Болленштиля был так же гол, как его собачка.
Из нагрудного кармана пиджака при поклоне высыпались три леденца, лакричная конфета в виде улитки и пригоршня круглых карамелек, завернутых в блестящие бумажки. Собачка рванулась к лакричной улитке, но Болленштиль спас черный кренделек. Он подбросил его вверх и поймал языком. Язык у него был такой длинный, что вполне мог служить буксирным канатом.
— Дэжи, Дэжи, жлая шшобачка, — приговаривал Болленштиль с набитым ртом. С чавканьем лакричная улитка исчезла у него в глотке.
— Моя вилла… — стонала тетя Кора, постепенно приходя в себя.
— … это настоящая жемчужина, вне всякого сомнения, — перебил ее Болленштиль. — Никто не оценит ее лучше, чем такой светский человек, как я. Но я все-таки хотел бы…
— Моя вилла… — все повторяла и повторяла тетя Кора.
Бормотание тети Коры нимало не смущало Болленштиля.
— Ваша вилла перейдет в мою собственность за круглую сумму в миллион наличными. Этот дом всегда вызывал у меня восхищение. — Он щелкнул пальцами, и господин Гоменингер, личный шофер бургомистра, откашлялся. Незаметный человек в синем костюме до сих пор никому не бросался в глаза. — Прошу вас. — И он встал по стойке «смирно». — Чемодан! — В протянутых руках шофер держал кожаный чемодан с блестящими медными замками.
Болленштиль элегантным движением расстегнул замки, крышка подскочила, открываясь, и больно ударила Гомецингера по носу.
Сиреневые пачки купюр рядами сияли перед взором тети Коры: семь рядов вдоль, четыре поперек. Глаза у тети Коры загорелись. Она медленно выпустила свои желтые лакированные когти и протянула дрожащую руку к гладким новым купюрам. В мгновение ока она совершенно очнулась.
— Господин Болленштиль, здесь недоразумение, — подал голос нотариус.
Тетя Кора издала яростное шипение и посмотрела на Винкельфукса испепеляющим взглядом кобры.
— Здесь просто-напросто лежит миллион, и больше ничего. Попридержите язык, по возможности за зубами.
— Но…
— Но это мы можем урегулировать с глазу на глаз, господин нотариус. — Тетя Кора схватила черный портфель Винкельфукса и сунула его ему под нос. — Желаю приятного дня.
Не успел нотариус и рта раскрыть, как тетя Кора вытолкала его на веранду. Левую руку она положила на ручку двери. Мало ли что, подумала она. Правой же рукой она описала в воздухе широкую дугу и с милейшей улыбкой повернулась к господину Болленштилю.
— Так на чем мы остановились, любезнейший? — Тетя Кора уже воображала себя одной из тех шотландских землевладелиц, которым она так завидовала, когда смотрела воскресные сериалы.
— Мы остановились на миллионе, уважаемая.
— Ах да, господин Кнолленшпиль…
— Болленштиль, уважаемая милостивая госпожа.
— Извините, виновата, господин Болленштпиль.
Тетя Кора обежала вокруг большого дубового стола, отодвинула в сторону своего мужа Руфуса и села вплотную к господину Болленштилю.
Дэзи зарычала и оскалила зубенки, которые были не больше миндальных крошек на любимом кексе Болленштиля.
— Дайте мне всего два денечка на улаживание кое-каких формальностей. Ну, вы понимаете.
Болленштиль размашисто захлопнул чемодан, схватил костистую лапку тети Коры своей колбасовидной лапой и поцеловал ее с таким элегантным причмокиванием, что дядя Руфус скривился от отвращения.
— Два денечка я, разумеется, подожду, милейшая. Примите вот это как залог и как знак моего почтения. — Болленштиль перевернул руку тети Коры и вложил в нее пачку денег.
Тетя Кора покраснела. Она смущенно отвела глаза, словно Болленштиль предложил ей руку и сердце.
— Оставляю милейшей даме этот маленький документик. Достаточно вашей подписи вот здесь, внизу слева, и эта развалюха принадлежит мне, а чемоданчик и документик — вам.
Пока Болленштиль, делая ручкой и посылая воздушные поцелуйчики, плыл назад к веранде, тетя Кора мило махала ему вслед.
— Такой великодушный мужчина, такой добрый, такой галантный! Через два денечка, до встречи, — щебетала она.
Но как только Болленштиль, посылая последний поцелуйчик, скрылся в саду, вся любезность мгновенно сошла с лица тети Коры. Температура в библиотеке быстро снизилась и достигла точки замерзания. Поглядев на завещание, которое лежало на столе, она разразилась истеричным смехом и сжала кулаки. Опытный боксер вновь вернулся на ринг! Кора Рабеншлаг, урожденная Шульце, найдет способ отвадить эту девчонку с ее карманчиками от виллы Вюншельберг. В этом у нее не было ни малейшего сомнения. Даешь завещание в свою пользу!
— Господин Винкельфуксик! — защебетала она и ринулась на веранду. — Дорогой наш главный директор нотариальной конторы Винкельфукс, у меня к вам один маленький-маленький вопросик.
Болленштиль с ухмылкой опустился на заднее сиденье своего роскошного лимузина, дверцу которого услужливо, с низким поклоном распахнул перед ним Гомецингер. Мягкая, удобная обивка сидений из натуральной кожи тончайшей выделки поглотила толстяка целиком. Колеса с широкими шинами и хромированными крышками, на которых были выгравированы две сплетенные буквы «Ф» и «Б», обозначавшие «Фриденсрайх Болленштиль», шуршали по гравию дорожки.
Болленштиль оглянулся и бросил взгляд на виллу.
— Человек — это звучит гордо! — продекламировал он, награждая себя за труды целой упаковкой мармеладных мышек.
Дэзи, скуля, попрошайничала, сидя у него на руках.
— Ну, мой зайчик, фас, фас! — дразнил он собачонку, зажав между зубов сладкую мышку.
Дэзи изготовилась к прыжку. Но, почуяв голым носиком запах хозяина, она ретировалась и снова заскулила.
— Глупая малявка! — Болленштиль швырнул собачку на красную бархатную подушку по правую руку от себя. — Если бы ты, разиня, выполнил задание как надо, мне бы не пришлось наносить этот поганый визит, — рявкнул Болленштиль на своего шофера. — Этому пугалу в образе женщины еще и ручку целовать, тьфу!
Гомецингер поерзал в водительском кресле.
— Прошу прощения, господин Болленштиль, — он нервно поправил галстук, — но мы с Куликовым оказались в меньшинстве.
— Да мне плевать на это! Вы должны были убрать наследницу еще до того, как она переступит порог дома. Никаких наследниц, никакого наследства! И все перешло бы тогда к общине Нижнего Вюншельберга. А община Нижнего Вюншельберга — это кто?
Во всем Нижнем Вюншельберге любое слово Фриденсрайха Болленштиля было законом. Поэтому Гомецингер громко провозгласил:
— Община Нижнего Вюншельберга — это Фриденсрайх Болленштиль!!! — У него возник неодолимый позыв встать по стойке «смирно», сомкнув каблуки, но правая нога была ему, к сожалению, необходима, чтобы давить на газ.
Болленштиль удовлетворенно хмыкнул. Буквально за полдня он сровняет с землей эту виллу; не пройдет и недели, как через этот участок земли будут проложены шесть полос автобана. Обильно пропитанные черной смолой, с ровной разделительной чертой посередине и боковым карманом, который расположен будет в месте съезда к золотому дну — к бензозаправке Фриденсрайха Болленштиля. Экскаватор с чугунной бабой для сноса виллы уже стоял наготове с того самого момента, как Лиззи Шульце похоронили.
Ну хорошо, два дня он, так и быть, еще подождет. Предвкушение праздника, как известно, приятнее самого праздника.
Гомецингер на протяжении нескольких минут подумывал о том, не сбросить ли ему шефа в шахту старой каменоломни. Там частенько находили косуль и кабанов, засыпанных камнепадом. С бургомистром такое несчастье тоже вполне могло произойти. Мечтательная улыбка пробежала по лицу шофера. Этот миллиончик в чемодане взят наверняка из черной кассы Болленштиля, предназначавшейся для особых случаев. Поэтому денег ни один человек не хватится, а Гомецингер смоется с ними на уединенный островок в Карибском море.
Ох, даже если вся гора Маттерхорн в Швейцарских Альпах обрушится Болленштилю на голову, он все равно умудрится выбраться из-под этого лавинного потока живым и невредимым, подумал Гомецингер, и отказался от идеи с внезапной гибелью бургомистра от запланированного камнепада.
Клетчатые устраивают испытание
Альбертина выскочила из библиотеки в холл, надеясь отыскать там Отто. Значит, эти трое вовсе не смылись и уж точно не были сном! Она обшарила в холле все закоулки, но следов Отто нигде не обнаружила. Кажется, он был мастером бесследно исчезать. Не отправился ли он в цветочный кабинетик?
Альбертина не без труда одолела бесконечную лестницу на второй этаж и была рада, что там ее поджидала повозка, правда, без рикши в коричневых шароварах. Она села в повозку, склонилась к рулю и помчалась быстрее ветра. Не будь она астрономом, с помощью такого вот трехколесного чудища она вполне могла бы зарабатывать себе на жизнь.
Перевернутый коридор мгновенно оказался позади.
Отто очень удивится, в этом она была уверена. Вилла принадлежала теперь ей, и как новая владелица, она могла делать здесь все, что ей заблагорассудится. Поэтому Отто со своей бандой мог оставаться в доме, сколько захочет.
Дверь в цветочный кабинетик была приоткрыта. Сквозь щель доносились негромкие голоса. Сердце у нее подскочило и замерло.
Она уже собиралась войти, когда услышала голос Клары:
— Что мы со всем этим хламом будем делать?
Альбертина осторожно приоткрыла дверь пошире и заглянула в щель.
Все трое стояли вокруг небольшой кучки барахла: там были старая люстра, парочка эмалевых шкатулок, африканский головной убор из страусовых перьев. Клара запихивала в старый холщовый мешок китайскую вазочку. Отто одной рукой держал чашечку из-под какао, а другой насаживал на нос очки Винкельфукса.
Пауле придирчиво осматривал норковый палантин тети Коры, потом презрительно сморщил нос.
— Это ж не натуральный мех, ты, фраер. Эта тряпка ничо общего с мехом не имеет.
Неукротимая ярость проснулась в Альбертине.
Значит, эта банда собирается ее всерьез обокрасть, после того как прошлой ночью она спасла им всем жизнь и спрятала их в надежном убежище.
— Хорош болтать. Пора сматываться. — Клара швырнула под ноги Отто холщовый мешок. Звякнул фарфор, и стало ясно, что китайская вазочка свое отжила.
Отто схватил Клару за рукав.
— А как же Альбертина?
— О ней вам нечего беспокоиться, — сказала Альбертина и открыла дверь.
Все трое испуганно обернулись.
— А-а-альбертина! — запинаясь, выговорил Отто. С огромными очками на носу выглядел он довольно потешно.
— Вы лучше заботились бы о самих себе. Подлая воровская шайка — вот вы кто! Поэтому и полиция за вами гоняется. А я-то, дурочка, вам помогала! — гневно сказала Альбертина и вырвала из рук у Отто мешок с награбленным добром. Она разочаровалась в них, особенно в Отто. Что ни говори, встреча с ним прошлой ночью показалась ей чем-то особенным. Так, во всяком случае, она считала до сих пор.
Клара тоже ухватилась за мешок. Как смеет эта малявка разговаривать с клетчатыми таким тоном! Да еще и угрожать им! Она посмотрела сверху вниз на Альбертину, которая была почти на голову ниже ее, и небрежно поправила прядку.
— Запомни, малявка, мы вовсе не подлая воровская шайка, мы — знаменитая, непобедимая банда клетчатых. — И она окинула своих спутников призывным взглядом.
Пауле и Отто выстрелили как из пушки:
Трое клетчатых ребят —
Это вам не детский сад!
Наша банда — всех сильнее!
Наша банда — всех страшнее!
Клара протянула Пауле и Отто сжатый кулак. Мальчишки поставили свои кулаки на кулак Клары. Все вместе они произнесли девиз банды до конца:
Клетчатых не разлучить,
Вечно так тому и быть!
— Я-то подозреваю, что ты из банды «Миссис Монета» и помогала нам только потому, что мы были в большинстве и потому что тебе известно, как клетчатые расправляются со своими врагами. — И Клара снова потянула мешок к себе.
Но Альбертина крепко вцепилась в мешок.
— Ни в какую банду я не вхожу, и мне плевать, как вы расправляетесь со своими врагами! Но эту виллу оставьте в покое, потому что она принадлежит мне.
— С каких это пор? — ошарашенно спросил Отто.
— Да вот уже четверть часа. И как новая хозяйка Вюншельберга я клянусь, что ничего, ни один предмет — включая чашки — из Вюншельберга не исчезнет. Учтите также, что из этой чашки, — она потянула чашку из рук Отто, — пила какао сама английская королева. — Честно говоря, это было вранье, но если уж тетя Лиззи привозила с собой карманные торнадо с Бермудских островов и рикши из Индии, то и эта история с английской королевой была вполне вероятна.
На Отто это произвело впечатление.
— Вот видите, значит, эта чашка кое-чего стоит!
— Либо вы возвращаете все вещи, либо мой дворецкий и телохранитель, месье Флип, спускает на вас торнадо. А возможно, вами просто займутся мои друзья. Они могут доставить много неприятностей тому, кто им не понравится. Одно мое слово — и они разорвут вас на куски. — Альбертина указала на растения. Это тоже было не совсем правдой, но другая угроза Альбертине просто в голову не пришла.
Отто снял очки и сложил их. Он молча отдал Альбертине чашку и очки.
— Мы не хотим с тобой ссориться. Ты первая, кто нам просто так взял, да и помог. Мы ведь вечно мотаемся без приюта, в холоде и сырости, а сегодня благодаря тебе у нас была крыша над головой. Жаль, я думал, что мы останемся друзьями.
Альбертина выпустила мешок и взяла чашку. Больше всего на свете она хотела бы, чтобы Отто был ее другом. Она глянула в печальные глаза Отто и вдруг поняла, что и он тоже захотел остаться здесь не только потому, что наконец-то нашел у Альбертины крышу над головой.
— Пойдем, Клара, оставь ей все это барахло, — сказал Отто.
Но Клара не собиралась сдаваться.
— Карманные торнадо, растения-убийцы! Не думай, пожалуйста, что этими детскими страшилками ты можешь нагнать на меня страху. Даже если бы тебе принадлежал ночной горшок китайского императора!
— Про карманный торнадо она не врет, Клара. Я сам слышал, как этот мисьо рассказывал о нем и всех предупреждал. Ну, пошли отсюда, — сказал Отто и незаметно вздохнул.
Клара пристально посмотрела на Альбертину.
— Ты что, действительно выпустишь на нас торнадо?
Альбертина твердо кивнула.
— И будешь защищать эту развалюху любой ценой, даже если сама погибнешь?
— Угу, — подтвердила Альбертина и скрестила руки на груди. «Не трусь и не сдавайся», — вдруг вспомнила она слова Саладина. Впрочем, гораздо лучше было бы, если Саладин оказался сейчас здесь сам, собственной персоной. Или хотя бы Тиль и Кнобель. Или, наконец, месье Флип.
Звонкий смех Клары неожиданно прорезал тишину. Она резко протянула руку. Альбертина молниеносно согнулась, но Клара успела дружелюбно похлопать ее по плечу.
— Ты начинаешь мне нравиться, малявка. У тебя хватает смелости и безголовости, чтобы защищать то, что любишь.
— Значит, вы хотите смыться и оставить меня одну разбираться с этими полицейскими в чемодане. Ну и банда! Трое отъявленных трусов — вот вы кто! — Альбертина угрюмо сбросила руку Клары со своего плеча.
Львиный рев привел троих клетчатых в неописуемый ужас. Альбертина, которой необычный звук этого дверного звонка при входе был уже хорошо известен, хранила полное спокойствие.
— Что это было? — испуганно спросила Клара.
— Просто львы, они сторожат у входа, — ответила Альбертина, словно львиный рев был в этом доме совершенно нормальным явлением. — Там, наверно, кто-то пришел. Оставайтесь все здесь, я пойду посмотрю.
Не успела Альбертина скрыться за дверью, как между клетчатыми разгорелся спор. Клара стояла на своем:
— Мы прекрасно до сих пор обходились без этой поганой виллы. Пошли отсюда, Пауле!
Пауле в нерешительности теребил деревянные пуговицы на своей курточке. Теплая постель, слуга, который приносит тефтели с горчицей и пиво по-берлински — такая перспектива казалась ему соблазнительной.
— А я бы мог за это тут все люстры починить, ну честно, а?
— Что ты, собственно говоря, имеешь против Альбертины? — задал Отто Кларе самый главный вопрос.
— Ничего не имею!
— Без Альбертины ты бы давно уже сидела в кутузке, вспоминая все краденые платья, которые наворовала. Не притворяйся, будто вилла тебе не нравится.
— С каких это пор мы кого попало принимаем в свою банду?
— Она спрятала нас от легавых. Никто до сих пор нас не спасал!
Когда Отто и Клара цапались, Пауле обычно помалкивал. Не силен он был во всей этой болтовне. То перетерли, это перетерли, толку-то что? Но тут он сразу поддержал Отто:
— Да малютка, считай, уже с нами заодно!
— В банду клетчатых без испытания мы все равно никого не принимаем! — стояла на своем Клара.
— Ну пусть тогда пройдет испытание, а чего! — предложил Пауле.
— Точно. — Отто повернулся к окну, стараясь скрыть свою радость. Да далась ему эта вилла. Конечно, все дело было в Альбертине — вот почему он не хотел отсюда уходить. Как же ему самому не пришла в голову эта мысль? — подумал Отто. — Пусть пройдет вступительное испытание банды клетчатых! А ты, Клара, скажешь, какое испытание!
На подъездной дорожке перед виллой стояла тетя Кора и опускала стекло своей машины. На заднем сиденье сидел нотариус Винкельфукс, которого ей все-таки удалось поймать. Он каждый раз вздрагивал, когда пронзительный голос Коры прорезал воздух.
— Руфус! — голос тети Коры заглушил рев льва, когда дядя Руфус зачем-то снова переступил порог виллы.
Он еще раз нажал на медную кнопку, и львы слева и справа вновь исполнили свой обычный ритуал.
Дверь открылась, и на пороге показалась Альбертина.
Глаза тети Коры сузились и превратились в щелочки — словно тонкие линии, проведенные то остро отточенным карандашом. Она взяла себя в руки и вместо того, чтобы осыпать племянницу проклятиями и угрозами, повернулась к Винкельфуксу, сделав умильное лицо.
— Разрешите, я попрощаюсь с моей милой маленькой племянницей, — прострекотала она, вышла из машины и на высоченных каблуках своих желтых туфель заковыляла по гравию ко входу. — Ты еще услышишь обо мне, Альбертина Шульце! Последнее слово — за мной! — злобно прошипела она, потом вернулась к машине, крикнула сладким голоском:
— Приветик, малышка! — и села в машину. Мотор тут же взревел, и желтая колымага покатила по дорожке.
Альбертина помахала наверх.
— Все, от нее мы избавились! — крикнула она.
Отто подал Альбертине знак, чтобы она вошла в дом.
— Что это там за попугай такой был? — спросил Отто, когда все трое спустились вниз и окружили новую владелицу виллы.
— Это — моя тетя Кора, но она больше не на попугая похожа, а на хищного черного ворона. С ней лучше не связываться — проглотит.
— Знаешь что, ты можешь стать членом нашей банды, но сперва тебе нужно пройти испытание! — подала голос Клара. — Испытание такое: сними с нашего хвоста этих полицейских.
Отто посмотрел на Клару:
— Ты что, в своем уме?
Выследить кого-нибудь, взломать сейф, сбить со следа погоню — вот нормальные проверки у клетчатых. Но избавить их от самых опасных преследователей — это, пожалуй, сложней всего, не слишком ли это будет?
— Не надо на меня так смотреть. Мне поручили, я и выбрала испытание! Ну вот, так что сними нам с хвоста этих полицейских — и ты станешь четвертым членом банды клетчатых.
— Я? — спросила Альбертина. — Членом банды клетчатых? — Сердце подпрыгнуло у нее в груди. Альбертина Шульце — член банды! Если бы папа об этом узнал, он точно бы обрадовался. Он всегда говорил, что Альбертина слишком самостоятельна, себе на уме и не умеет заводить друзей.
— Да! Мы решили взять тебя в нашу банду! — Отто сиял.
Клара отодвинула Отто в сторону и уселась на диван.
— Я знаю точно, что месье Флип нам поможет! Мы объясним… — принялась рассуждать Альбертина.
Клара тут же перебила ее:
— Первое правило клетчатых гласит: не доверяй ни одному взрослому, который встретится тебе на пути. Так что никаких мисьо. И ни слова про банду — никому. Ты должна справиться с заданием сама.
— Ну и что же ты собираешься делать? — спросил Отто.
Альбертина предложила просто отыскать полицейских и сказать им, что произошло недоразумение. Она скажет им, что на виллу никто не вламывался, что все они — добрые друзья.
Пауле возражал. Полицейские давно на них охотятся, и бывали случаи, когда они только в последний момент умудрялись улизнуть из их липких щупалец. Полицию будет не так-то легко убедить отказаться от своей охоты.
— К тому же сначала мы должны найти театральный зал, — протянул Отто.
— Чего уж проще-то, глянь вон сюда! — Пауле построил перед камином пирамиду из красно-белых полосатых ящиков, которые нашел рядом с головой кита, взобрался наверх и рассматривал теперь какой-то большой старинный рисунок.
Издалека он выглядел как географическая карта, а в действительности это был план помещений виллы. «Дом тысячи чудес» — золотыми буквами было написано над планом. Там были нарисованы еще цветные картинки.. На них изображалось то, что можно увидеть в каждой комнате.
Альбертина тоже взобралась на ящики.
— Вот крапчатый коридор. А вот эта жуткая ванная комната.
— Жуткая? — удивился Отто.
— Из нее я и попала как-то в театральный зал. — Она постучала пальцем по картинке. Миниатюрное изображение ванной начало медленно вращаться, и тут же словно вихрь пронесся по всей карте. Все комнаты и коридоры сдвинулись с места и выстроились теперь в каком-то новом порядке.
— Я смотрю, тут не только ванная такая жуткая, — пробормотал Отто.
— Какая прелесть! Карта, на которой все постоянно меняется, — проворчала Клара. — Ну, желаю успешных поисков!
— Да не нужна мне никакая карта. — Альбертина и без того прекрасно знала, как попасть в театральный зал.
Ну-ка, зеркальце, скажи
Ванная находится под лестницей, налево по коридору, потом направо за угол, третья дверь справа. Именно так, как мне кажется, сказал месье Флип, подумала Альбертина. А она хорошо помнила слова дворецкого.
Все четверо стояли в конце рыцарского коридора. Альбертина привела их сюда из цветочного кабинета.
— Здесь должна быть ванная. Или что-то в этом роде, — сказала Альбертина.
— В каком роде? — поинтересовался Отто.
— А увидишь. — Альбертина открыла дверь.
Клетчатые с удивлением озирались. Такого еще ни один из них не видел.
— Где-то должна быть еще одна дверь, совершенно точно. Я ведь прямо отсюда попала в театральный зал.
— Ну знаешь, если здесь есть вторая дверь, то я — Фридрих Барбаросса! —
Пауле уставился на краны над умывальником. — Народ, это ж золото, я его под землей чую! — Он благоговейно ощупал кран с горячей водой, а потом повернул его.
Мгновенно все начало трястись и содрогаться, как прошлой ночью.
— Держитесь крепче! — закричала Альбертина.
Но Отто и Клару уже унесло куда-то. Пауле уцепился за край умывальника. Альбертина схватилась за его штанину. Она постепенно подтягивалась, пока не добралась до умывальника и не закрыла кран. Сотрясения в ванной в тот же миг прекратились.
Отто и Клара со всей силы грохнулись о ванну, и Альбертина испугалась, что они переломают себе все кости.
Но чудесным образом они обошлись даже без синяков. Альбертина открыла дверь и заглянула в какую-то вытянутую комнату.
— Ну-ну… Не нужна мне никакая карта, — передразнила Клара.
Отто отодвинул ее в сторону. — Похоже на зеркальный лабиринт. Видел я уже такое на одной ярмарке. Мы там с Пауле пугали людей в лабиринте ужасов, а Клара у них в это время кошельки срезала. — Отто взял Альбертину за рукав и потянул за собой в зеркальную комнату.
Альбертина встала перед первым зеркалом. Шея у нее вытянулась, как у гуся, головка стала маленькая, а приземистое тело держалось на коротких ножках-обрубочках. В следующем зеркале голова у нее была большая и крепилась прямо к длинным, тонким как спички ножкам.
Чем дальше они продвигались по лабиринту, тем причудливее становились их отражения. Перед входом в следующий зал черно-белая эмалевая табличка со старинными буквами предупреждала: «Убедительно просим посетителей, у которых слабое сердце, завязывать глаза черными шарфами».
На маленьком столике стоял лоток, полный флакончиков с нюхательной солью, черных шарфов и вееров.
— Подойди сюда, трус несчастный! — Клара взяла один из шарфов, чтобы завязать Пауле глаза.
При первой же попытке завязать шарф он рассыпался в прах. Оказалось, что он проеден молью насквозь.
— Пошли! — Альбертина встала перед следующим зеркалом. Оно ничего не искажало, зато Альбертина, Отто, Клара и Пауле оказались средневековыми принцессами и принцами.
Зеркала стояли здесь на мольбертах, которые обычно используют художники. Альбертина заглянула за один из мольбертов, но ничего примечательного не обнаружила. Только надпись на деревянной раме. Мастер Гольдони, зеркальных дел мастер из Рима, в XIX веке изготовил это зеркало для некой маркизы ди Дуза. В каждом зеркале человек оказывался представителем другой эпохи и одет был по-другому. Отто увидел себя в зеркале римским императором. Клара удивительно походила на русскую царицу Екатерину. Пауле подозвал Альбертину к своему зеркалу, где он был в козлиной шкуре и с рожками на голове, как у чертенка.
Альбертина шла все дальше. Зеркало, перед которым она остановилась теперь, занимало почти всю дальнюю стену комнаты.
— Театральный зал! — прошептал Отто.
В зеркале, без сомнения, отражалась сцена театрального зала. Альбертина увидела себя в белом платье Лиззи, возле большого кофра. В левой руке она кончиками пальцев держала цепочку, на которой висел ключ в форме дракона с зеленым камнем. Ключ покачивался. И каждый раз, когда на него падал свет, изумруд вспыхивал зелеными искрами.
— Альбертина, «перестань». — Отто закрыл глаза рукавом.
Клара и Пауле тоже поспешили отвернуться.
— Что «перестань»? — Альбертина взглянула на него с удивлением.
Когда Отто, Клара и Пауле снова заглянули в зеркало, прежнее изображение расплылось, и через мгновение в зеркале уже отражались четверо удивленных детей — трое из них в клетчатой одежде.
Адские псы
Как только тетя Кора осталась наедине с нотариусом, она превратилась в воплощенную любезность. Правда, и такое воплощение нельзя было назвать полным, но с помощью небольшой доли умения играть разные роли — и не в последнюю очередь с помощью заманчивого предложения подвезти Винкельфукса в Нижний Вюншельберг прямо в канцелярию — тетя Кора вполне могла обвести его вокруг пальца. Винкельфукс по большей части имел дело с актами, рукописями, параграфами, правовыми нормами и поэтому не сразу заметил, что любезность Коры не имеет ничего общего с обычной человеческой приветливостью. Всю дорогу она рассыпалась в льстивых похвалах, называя нотариуса достойным мужчиной, небывалой мудростью которого она восхищается. Добравшись до письменного стола нотариуса в его канцелярии, Кора приступила к делу.
Нет, осадил ее Винкельфукс, тетя Лиззи действительно всегда была очень своевольна, а в последние недели своей жизни — еще и очень слаба. Но свихнувшейся, сумасшедшей или вообще невменяемой, как выражается госпожа Рабеншлаг, нет, такой она не бывала никогда. Поэтому оспаривать завещание не имеет никакого смысла. Если бы госпожа Рабеншлаг была опекуншей малолетней наследницы, тогда разговор другой, но в данной ситуации он ничем помочь не может.
После нового обморока, который на этот раз был чистейшим притворством, после приступа ярости, в пылу которой была разбита дорогая разноцветная лампа фирмы «Тиффани» на столе Винкельфукса, тете Коре потребовалось как-то поддержать силы. Она отправилась в ресторан «Шпитц» на главной улице Нижнего Вюншельберга, рядом с рыночной площадью, где возвышалась монументальная статуя бургомистра.
После двойной порции шнапса взгляд ее сразу сосредоточился на магазинчике, расположенном рядом с рестораном. «Куликов — Охота на мелкую и крупную дичь» — написано было на вывеске во всю витрину.
— Ну хорошо, — пробормотала Кора. В голову ей пришла одна идея, причем очень подлая. — «Неволей иль волей, а будешь ты мой»,2как сказал поэт, вот так-то, Альбертина Шульце! — Она опрокинула в рот остатки шнапса, помотала головой и вышла на улицу. — Посмотрим, чем располагает этот господин Куликов! Руфус, за мной!
В магазинчике было все для охоты на тварей, начиная с блохи и заканчивая китом-убийцей: баночки и коробочки с черепом и костями на этикетке, живая и мертвая приманка, алебарды, дробовики, мачете, гарпуны, ловушки, сети. При желании здесь можно было приобрести специальные растворы и искусственные глаза, чтобы делать чучела своих охотничьих трофеев.
Половину прилавка занимало чучело волка. Разинутая пасть обнажала зубы величиной с ладонь. Тетя Кора мизинчиком потрогала клык. Какой очаровательный зверек, подумала она.
Куликов отодвинул волка в сторону.
— Трансмазурский сумчатый волк. Является… э-э, то есть являлся исключительно опасным хищником. Убит нашим дорогим бургомистром господином Болленштилем. — Хозяин магазинчика, явно гордясь столь ценным чучелом предка голой диванной собачки Болленштиля, наклонился к посетителям и ощерил желтые зубы. — Убит этот волк, разумеется, не вполне легально, — шепнул он. — Ведь это последний представитель вида, госпожа Рабеншлаг.
Откуда Куликов знал, как ее зовут? Тетя Кора удивленно посмотрела на него, но он объяснил ей, что в Вюншельберге ничего нельзя надолго сохранить в тайне. В особенности, если господин бургомистр Болленштиль положил на что-то глаз.
В магазин вошел пожилой человек в высоких зеленых резиновых сапогах, в таком же зеленом прорезиненном плаще и с рыболовной сумкой за плечами.
Не успел он и рта раскрыть, как Куликов протявкал:
— Наживка для рыбалки — вон там, слева… Так чем могу служить милой даме? — снова обратился он к тете Коре.
— На моей вилле водится всякая погань, — сказала тетя Кора с видом невинного ягненка.
Выражение лица этого высокого, тощего человека за прилавком на миг просветлело. Ледяные глаза тети Коры сказали ему все. Если уж кто имел дело с коварными змеями и подлыми дикими кошками, то он, Куликов. Так что он знал, что этой даме нужно.
Тетя Кора взяла баночку, которую он протянул ей. Череп с костями и надпись под ним предупреждали: «Внимание! Беречь от детей!» Она резко сорвала с баночки крышку. Облачко тонкой белой пыли тут же выбилось наружу. Руфус, который безмолвной тенью следовал всюду за своей женой, вмиг покрылся этой пылью с головы до ног. Он начал чихать, отплевываться и чесаться.
Тетя Кора энергично помотала головой:
— Нет-нет. Погань размером гораздо больше. — Она подняла руку на уровень своей груди. — Вот, примерно такая. — Арбалет, который Куликов вложил в руки тете Коре, тут же сработал и метко раскроил надвое веревку, на которой над прилавком болталась передняя часть почти двухметровой акулы. Акула упала на дядю Руфуса, и его голова до самого воротничка исчезла в кровожадной пасти хищницы.
Тетя Кора снова отрицательно помотала головой.
— А нет ли у вас чего-нибудь особенно хитрого, действительно безотказного? И не обязательно совсем законного? Чего-нибудь такого, что даже взрослый мужчина с железными нервами побежит без оглядки?
— А для радужной форели они подходят? — Рыбак держал в руках картонную коробочку, в которой копошились толстые гусеницы.
— Они для всего подходят! — Куликов сунул рыбаку прямо в сумку всю коробочку. — Прошу! А теперь — на выход! — Охотник на крупную и мелкую дичь с треском захлопнул дверь магазина и повесил на нее табличку «Закрыто». Он чуял случай, когда можно испытать на деле свое новое средство. Подарить его людям. Вот этой женщине, например. А если это поможет прогнать нежеланных гостей с виллы, на которую облизывается Болленштиль, — тем лучше! — Вот теперь нам уже никто не помешает. — Он повернулся к тете Коре: — Пройдемте со мной в тот отдел, где средства для более серьезных случаев. — Ядовитая улыбка понимания, как молния, блеснула между Корой и Куликовым. Проходя мимо, он достал из-под прилавка маленькую флейту, размером не больше воскового мелка. Он повел тетю Кору во двор за магазином.
Крохотные окошечки бетонного строения кубической формы были забраны стальными решетками. Тяжелая стальная дверь с массивным засовом защищала от посторонних.
Куликов мог побиться об заклад, что Кастор и Поллукс — это решение всех ее проблем. Нужно только уметь обходиться с ними, повторял Куликов, обучая тетю Кору нужным словам.
— И они помогут мне избавиться от погани? Кастроп и Плутокс, кис-кис, а ну, подойдите к тете! — Тетя Кора, которую, кроме новой морщинки на лице, ничего испугать не могло, отодвинула Куликова в сторону.
Яростное рычание встретило ее в бетонном зверинце.
— Это Кастор и Поллукс, запомните, госпожа Рабеншлаг! Вам следовало бы помнить то, что я сказал! — укоризненно заметил Куликов.
— Руфус! Вперед! — приказала Кора своему мужу, который как робот зашагал в темноту. Когда она начинала говорить таким тоном, разумнее всего было выполнять ее желания молниеносно. — Нези-нези, пенк-пенк! — крикнула тетя Кора.
Рычание тут же прекратилось, сменившись через секунду жутким воем. Было непонятно, кто издает эти звуки — Руфус или собаки.
— Вы что, с ума сошли? — Куликов вырвал у тети Коры из рук маленькую флейту и начал наигрывать на ней «Гуси мои, гуси».
Внутри бетонного зверинца вой сменился истошными криками. Теперь уже сомнения не было: это кричал Руфус.
— Играть-то надо «Мой сурок со мною…» — с наглой ухмылкой отметила тетя Кора. — Вам следовало бы помнить, что вы сами сказали!
Куликов заиграл «Сурка» — и сразу стало тихо.
Руфус на четвереньках выполз из адских врат. Правой штанины у него не было вовсе, его зеленый в голубую крапинку пиджак на спине был располосован на ленточки, которые на ниточках держались у самого воротника.
— Продолжайте играть. — Куликов передал Коре флейту.
Кора Рабеншлаг поднесла флейту ко рту, и маленький инструмент фальшиво запел «Сурка». Крохотный пекинес просеменил из двери, встал на задние лапки, сделал стойку и выплюнул левый ботинок Руфуса. Меж когтей у него застряли зеленые и голубые лоскутки.
— Прекрасно сработало! — обрадовалась тетя Кора. — Значит, сначала я говорю «не…».
— Не на-а-адо-о! — заорал Куликов.
— Нези-нези, пенк-пенк, — прошептала тетя Кора на ухо Куликову. — А потом играю на флейте этого гнусного «Сурка».
— За ущерб я ответственности не несу и… — успел прокричать Куликов.
Но тетя Кора вместе с Кастором, Поллуксом и мужем уже исчезла. Кастор и Поллукс, два пекинеса величиной с севший после стирки детский свитер, весело тявкали звонкими голосами, словно они — самые мирные декоративные собачки на свете.
Тетя Кора не очень понимала, почему ее муж всю дорогу до виллы Вюншельберг просидел в машине спиной к ветровому стеклу. А он просто ни на секунду глаз не спускал с пекинесов. Впрочем, воспрепятствовать Кастору прогрызать заднее сиденье и пол в машине он не посмел, поэтому прокушенный насквозь бензиновый шланг прервал поездку за несколько сот метров до виллы. Дом мирно дремал на холме.
Тетя Кора вывела собак из машины.
— Не забудь флейту! — рявкнула она на мужа. У ворот Кастор и Поллукс остановились как вкопанные, расставив кривые лапки, и недоверчиво зарычали.
— Вот те на! — разочарованно протянула тетя Кора. Она очень засомневалась, что тайное оружие Куликова сработает, если уж собачки масок из ржавого железа испугались!
Руфус ковылял к парадной лестнице со львами.
— Нет! — зашипела на него жена. — Сюда не ходи! — Она указала на львов. — Рев этих кошечек последнюю мумию в доме разбудит. В обход пойдем! — И с пекинесами на поводке она пошла прямо к черному ходу.
Странствующая ванная
Альбертине страшно хотелось разгадать тайну зеркала. Может быть, оно отражало желания того, кто в него смотрелся? Или это был оптический обман? Или собственная фантазия играла с человеком злую шутку? Но сейчас самое главное было — выполнить задание клетчатых.
После третьей попытки попасть из ванной в театральный зал Альбертина поняла одно: ванная передвигалась с места на место. Каждый раз они попадали из нее в новую комнату. Если они слишком сильно открывали кран, ванная вращалась по кругу, как барабан стиральной машины. А если этот странный руль крутили осторожно, можно было путешествовать по разным комнатам виллы.
Их удивлению не было конца.
В очередной комнате, которая называлась «Рай Цати Зонгора», тетя Лиззи хранила знаменитые полотна Цати Зонгора. Поначалу ребята пришли в восторг от огромных картин, которые красочно изображали животных всех континентов. Но чем дальше они продвигались по комнате, тем более фантастичными становились картины: то были персонажи и твари из старинных сказок и басен, грифоны — существа с телами львов, головами орлов и с мощными крыльями, два голема в человеческий рост, драконы с длинными красными языками и целая орда угрюмых троллей с шишковатыми головами.
В следующей комнате было абсолютно темно, но она показалась раем на земле, особенно для Пауле.
— Дай фонарик! — прошептал Пауле.
— Почему ты говоришь шепотом? — прошептала в ответ Альбертина и дала ему фонарик.
— Сейчас мы всё узнаем! — громко и смело сказал Пауле. Он стал пробираться по темной комнате. В волосах у него запутывалась паутина. С противоположной стены тысячи глаз наблюдали за пришельцами. Пауле осветил стену, но фонарик был слишком слаб, чтобы Альбертина, Клара или Отто смогли разглядеть что-нибудь определенное.
— Пауле, ты что, с ума сошел? — крикнула Альбертина, поняв, что Пауле уже карабкается куда-то наверх.
Послышались стрекот и тарахтение, неожиданно загорелись фары и стали медленно надвигаться на Альбертину. Стена представляла собой огромный стеллаж с отделениями. Из глубины одного отделения и выезжало нечто среднее между автоскуттером и лебедем, какой бывает на каруселях. Казалось, агрегат вот-вот доедет до края полки и упадет. Альбертина в ужасе закрыла лицо руками. Но машина выправилась и поплыла по воздуху, слегка покачиваясь. Клубы дыма из выхлопной трубы заполнили комнату, и все начали кашлять. Скуттер плыл прямо на Альбертину, Отто и Клару. В самый последний момент Пауле выправил машину и стал кружить над головами у ребят — круг за кругом. Альбертина от страха прижалась к Отто.
— Добро пожаловать! — с усмешкой сказал Отто.
Альбертина быстро оттолкнула его от себя. Она пошарила рукой по стене возле дверного проема в поисках выключателя, нащупала какой-то шнур и дернула. Громко зажужжали и вспыхнули неоновые трубки. Ребята заслонились от света руками. Через несколько секунд, когда глаза привыкли к яркому свету, стало ясно, что театрального зала они опять не нашли.
Вместо этого они попали в своего рода мастерскую или лабораторию. Стеллажи и полки были переполнены какими-то приборами, сломанными двигателями, полуразобранными однорукими роботами, велосипедами с четырехугольными колесами и подставками для колес. Почти половину помещения занимал разбойничий фрегат. На вантах висели абордажные крюки, из мачты торчала большая сабля. Все здесь было хотя бы слегка повреждено. Пауле мог бы целую сотню лет сидеть здесь и винтить, пилить, красить и ремонтировать, как он сам выражался.
— Слушай, Тинхен, чур это будет моя будка, ну? — Пауле приземлился на своем скуттере прямо на линолеум и вылез, пиная ногами валяющиеся повсюду жестяные банки из-под масла.
— Не называй меня Тинхен, — сказала Альбертина. — Кроме того, нам пора идти дальше. Неизвестно, сколько еще нам придется искать этот дурацкий театр.
— Хватит болтать, — раздался откуда-то сзади голос Клары. Ей стало теперь ясно, что прогнать Альбертину из банды будет очень трудно. Отто явно влюбился в девчонку, а Пауле любая мастерская по ремонту велосипедов заставит позабыть обо всем на свете — а уж вот такое кладбище бредовых агрегатов и подавно. Впрочем, эта Альбертина ничего себе девчонка, вынуждена была признать Клара. Если не станет претендовать на роль главаря банды, то вполне у нас приживется.
— Пауле, ну иди ты скорее! — закричала Клара. Вместе с Альбертиной и Отто она уже снова стояла в ванной.
Книга снов
Сразу после оглашения завещания месье Флип, прихватив свою книгу из личной библиотеки Лиззи, поспешил в театральный зал. Он решил, что при сложившихся обстоятельствах нелишне будет перестраховаться и спрятать чемодан под сценой, прежде чем кому-нибудь придет в голову мысль открыть его.
Театральный зал, пыльный и пустой, покоился в слабом свете, сочащемся сквозь задернутые занавески. Месье Флип закрыл глаза. Гром аплодисментов накатил на него волной. Он почти чувствовал движение воздуха от восторженно хлопающих ладоней. Какие овации доставались им здесь на долю, Лиззи и ему — величайшей иллюзионистке своего времени и ее ассистенту Флипу, повелителю тысячи костюмов, чемпиону мира в карточных трюках, лучшему в мире канатоходцу! Он торопливо помотал головой, чтобы стряхнуть с себя воспоминания.
По маленькой, незаметной лесенке он поднялся на просцениум. Флип не был здесь целую вечность. Рука нащупала выключатель аварийного освещения. Нескольких загоревшихся лампочек было достаточно, чтобы вся аппаратура, лебедки и зубчатые колеса осветились тусклым светом. Впереди, там, где должна быть сцена, он различил вход в суфлерскую будку, которой Лиззи, впрочем, никогда не пользовалась.
На полу лежал червовый туз. Месье Флип крайне редко терял карты, ну разве что во время своего знаменитого, выдуманного им самим трюка под названием «Павлинье колесо» — тогда осечка время от времени случалась.
Он сдул с карты пыль и сунул ее в качестве закладки в тяжелую, огромных размеров книгу, которую принес из библиотеки. «Книга снов» — написано было на обложке. Подзаголовок обещал «подробное описание ежедневных сновидений, гипноза во время сна и болезней, связанных со сновидениями». Книга была издана в 1843 году надворным советником, доктором по нервным болезням по имени Илья Брадувил.
Месье Флип зажал книгу под мышкой и попытался обеими руками повернуть чугунное колесо возле кирпичной стены. Раньше с помощью этого колеса он мог поднимать вверх и опускать вниз особую площадку на сцене. Лиззи, которая перед началом своего выступления стояла внизу, с помощью этого приспособления взлетала, как фея, из-под земли прямо на сцену. Дворецкий изо всех сил тянул колесо, но механизм безнадежно заржавел, колесо не двигалось. Он в полутьме пробрался обратно на сцену и в изнеможении уселся в кресло с драконами.
Правая рука Флипа скользнула по полированному подлокотнику. Взгляд его упал на чемодан. Ключ с драконом торчал в замке. Неужели Лиззи еще раз им пользовалась? Этого не могло быть, без его помощи она уже несколько лет не могла встать на ноги и уж точно никак не смогла бы попасть на сцену. «Ох, вот что значит старость, становишься невнимательным и забывчивым», — вздохнул он и вынул ключ из замка. Может статься, он сам его тут забыл.
Книга тяжелым грузом лежала у него на коленях. Как долго ждал он этого момента, как долго мечтал о возможности полистать этот старинный фолиант: «Книга снов» Брадувила! Он сразу нашел главу «Гипноз во время сна — Применение и опасности».
«Только с помощью равномерных движений и успокоительного тона голоса вы сможете во время гипноза спящего добиться желаемого результата» — с трудом удалось ему разобрать при слабом свете, падавшем на сцену. «Вез внутренней готовности подвергающейся сему опыту персоны раскрыть свои сновидения гипноз во время сна не может дать результата».
А он так часто давал результат, даже слишком часто, подумал Флип. Если бы он сам много лет назад смог прочитать «Книгу снов», многое, наверное, было бы по-другому. Он не позволил бы Лиззи продолжать заниматься этим до бесконечности, пока все силы не покинули ее разум и ее душу.
Ключ у него в руках, казалось, горел огнем. Этому изумруду цены нет. Камней такой чистой воды на свете было всего три или четыре, но ни один из них не горел этим особым огнем, который мог мгновенно свести с ума любого ювелира в Антверпене или Кейптауне. Его истинную ценность, которую не измерить было ни деньгами, ни золотом, не знал никто, кроме мастера Брадувила, которого уже более ста лет не было в живых, Лиззи, ну, и его самого. Он сунул ключ в карман пиджака. Обидно, что это знание мне придется когда-нибудь унести с собой в могилу, подумал месье Флип.
Какой-то неясный скрип оторвал его от этих мыслей.
Он поднялся из кресла с драконами и положил книгу мастера Брадувила позади себя, на красное бархатное сиденье.
— Эй! Кто там? — спросил он.
Скрип приблизился, перерастая в писк и треск.
— Понятно, понятно! Новая хозяйка Вюншельберга познакомилась с тайной странствующей ванной комнаты, — пробормотал он. — У этой Альбертины Шульце сердце на том месте, где ему положено быть, и хитра она не меньше, чем ее двоюродная бабушка Лиззи! — Месье Флип бросился к двери, которая соединяла театральный зал с ванной, и подпер ручку двери спинкой лебединого кресла.
Кто-то с другой стороны потряс дверь.
— Проклятие, тут заперто! — послышался за дверью голос Альбертины.
Месье Флип улыбнулся и от двери подошел к окну.
— Дай-ка! Какие проблемы, ты чо, щас откроем, — раздался за дверью мальчишеский голос. Слышно было, как кто-то ковыряется в замке.
Месье Флип замер. Значит, в доме есть гости, о которых он ничего не знает?
Со двора послышались кряхтенье и приглушенные голоса.
— Ба! Вот это да! — вырвалось у него, когда он выглянул в окно и заметил на дорожке, ведущей к черному ходу, две темные фигуры, которые были ему отлично знакомы, а с ними два пекинеса на поводке. Флип секунду подумал, придвинул к лебединому креслу, подпиравшему дверь, для надежности еще и второе кресло и пошел к выходу из зала, расположенному с другой стороны.
Почему, интересно, тетя Кора, этот в высшей степени несимпатичный представитель семейства Шульце, на цыпочках подкрадывается к дому?
Борьба начинается
Пауле стоял в ванной комнате и тряс ручку двери. Она не подавалась ни на миллиметр, а ведь до сих пор любой замок его слушался. Пауле был совершенно убит. Подумать только, какая-то вшивая дверь в ванную — а он так позорно пасует!
— Да в этом доме вообще все немножко по-другому, — утешала его Альбертина. Немножко слишком по-другому, подумала она про себя. Странствующая ванная комната могла кого угодно вывести из себя, да к тому же в животе у нее уже давно и настойчиво бурчало.
— Не, дело не в замке. Там под ручку что-то подложено! — Пауле не сдавался.
— Да проберемся мы туда как-нибудь, в этот театральный зал. А сейчас давайте сначала опустошим холодильник, и после этого я сразу что-нибудь придумаю. Ведь должен же в библиотеке быть нормальный план виллы! — сказала Альбертина.
Четверо детей молча побежали по длинным коридорам. Альбертина все лучше и лучше ориентировалась в своем новом доме. Не так уж это было и трудно, все помещения были прямоугольными и шли одно за другим. Впрочем, она до сих пор точно не знала, сколько их всего.
Ошибившись всего только один раз, они добрались до лестничной площадки перед спуском на первый этаж.
— Ну что, на санках поедем? — Альбертина уже положила руку на деревянного Будду, который мог превратить лестницу в скользкую санную трассу.
Отто, который утром в подробностях наблюдал приземление Альбертины и месье Флипа на диван перед камином, воспротивился:
— Я лучше пешком пойду.
На кухне Альбертину ожидала неприятность: в кладовке, в старомодном холодильнике, в шкафах — везде пусто. Даже в хлебнице не нашлось ни крошки. Желудок громко рапортовал о том, что не потерпит ни минуты промедления. Одно яйцо да две сухих лепешки — явно недостаточное подкрепление, чтобы одолеть такое заколдованное царство, как вилла Вюншельберг.
— А у вас что, сквозняк в животе не наблюдается?
Отто посмотрел на Клару, потом на Пауле. Сквозняк? Никто из них и вспомнить не мог, когда ел в последний раз. Пауле прислушался, но в животе у него не бурчало.
— А я так просто умираю от голода! — простонала Альбертина.
— Ну, так быстро никто не умирает! Альбертина вздрогнула. В кухню вошла тетя Кора.
— Тетя Кора?
— Да, представь себе, твоя любимая тетушка!
— Приехала забрать свою картину?
— Ну что ты, нет, на вилле все должно оставаться так, как было при нашей милой Лиззи. — Тетя Кора обошла большой стол, позади которого сгрудилась банда клетчатых. — О, ты пригласила друзей! Милое платьице! — пропела она, протягивая руку Кларе. — А какой жакетик, прелесть! Может быть, не стоило бы носить все такое клетчатое, но в целом, честное слово, очень оригинально…
Альбертина нахмурилась. До сих пор в таком тоне тетя Кора вела беседу всегда не более минуты, а потом…
— Ты знаешь, дорогая моя Тинхен… — Тетя Кора подошла к Альбертине и выудила из сумочки какой-то лист бумаги.
— Никакая она вам не Тинхен! — перебил ее Отто и преградил ей дорогу.
— Ты же понимаешь, милая моя Альбертина, такой старый дом — это не для маленькой девочки, которая совсем одна на свете. Как ты здесь выживешь, одинокая, покинутая, среди темного леса?
Отто бросал на Альбертину предостерегающие взгляды.
— Если у этой старой перечницы что-то доброе на уме — ну, тогда я — это не я и зовут меня Отто Капоне! — шепнул он на ухо Альбертине.
— Не беспокойся, Альбертинхен, я позабочусь об этой старой развалюхе! — продолжала тетя Кора. — Ты подпишешь сейчас вот эту маленькую бумажоночку и поедешь назад, к своей госпоже Раппельмайер…
— Рапп-Майербринк, — поправила ее Альбертина. — И никакая она не моя.
— Ну да, к госпоже Рапп-Майербринк. А я договорюсь, чтобы тебе отвели там самую красивую комнатку, и дам денег, чтобы ты смогла купить себе красивенькое новенькое платьице. Кто же носит такие отвратительные жилетки?
— Я ношу! И хочу, чтобы вы поняли раз и навсегда: я никогда больше не вернусь к Раппельмайерше.
Отто и Пауле скрестили руки и встали у нее за спиной, как стена. Альбертина тоже скрестила руки на груди. Отто постучал ногой по полу и, сделав большие глаза, посмотрел на Клару. Та ответила вопросительным взглядом. Ну давай, говорили глаза Отто, что же ты?
Клара, чуть поколебавшись, встала рядом с двумя другими клетчатыми, уперев руки в боки.
— Нам никакие платьица не нужны!
— Но парочка перламутровых пуговок — было бы клево, — захихикал Пауле, и удостоился за это гневного взгляда Клары. Ухмылка на его лице сразу застыла.
— Твое решение окончательное? — спросила тетя Кора Альбертину ледяным тоном.
Та кивнула с решительным видом.
— Ну что ж, ты сама этого хотела! — Приветливость тети Коры полностью куда-то испарилась. — Пастор! Кольфукс! — пронзительно крикнула она.
Собаки ответили глухим рычанием.
— Нези-нези, пенк-пенк!
Милые диванные собачки мгновенно превратились в двух ужасных чудовищ. Шерсть у них на загривках поднялась дыбом и выглядела теперь как панцирь дракона. Но страшнее всего были их зубы, длинные желтые зубы, с которых толстыми нитями тянулась на пол слюна. Еще никогда Альбертина не видела столь жутких челюстей. Рычание собак наводило такой ужас, что у нее кровь стыла в жилах. Нет, это были не собаки, это были чудовища из фильма ужасов.
Кастор и Поллукс, как два кровожадных волка, бросились на Альбертину и ее друзей. Им с трудом удалось добежать до библиотеки, и там они запрыгали по столам и стульям. Все, что пекинесы могли ухватить зубами, они разрывали на мелкие кусочки.
Отто первым вскарабкался по стеллажу до потолка.
— За мной, скорее!
— Ой, я высоты боюсь! — простонал Пауле. Альбертина ущипнула Пауле сзади. И тот, подумав, что до него добрались псы, мгновенно подпрыгнул и, внезапно обретя ловкость горной козочки, взлетел до потолка.
Все четверо держались теперь за верхние полки с книгами — а под ними неистовствовали псы и тетя Кора.
Тетя Кора заиграла на флейточке «И мой сурок со мною…», и псы тут же превратились в очаровательных маленьких диванных собачек.
— Подумай еще раз хорошенько, Альбертина Шульце! — крикнула тетя Кора и вновь потребовала, чтобы племянница подписала документ, который делал ее, Кору Рабеншлаг, новой хозяйкой виллы.
— А ты нас тогда отпустишь? — Альбертина начала торговаться.
Клара повернулась к ней со словами:
— Сдурела, что ли? Ты ничего подписывать не будешь! — и, внезапно потеряв равновесие, сорвалась с полки.
Альбертина успела схватить ее за рукав. Какая она легкая, прямо как перышко, пронеслось у Альбертины в голове, но тут руки Клары выскользнули из рукавов. Она с криком рухнула вниз, опрокинула глобус тети Лиззи с маршрутами ее кругосветных путешествий и теперь, бездыханная, лежала на полу.
Даже сама тетя Кора от ужаса закрыла лицо руками.
Отто, Пауле и Альбертина медленно стали спускаться вниз.
— Клара! — Глаза Альбертины наполнились слезами. — Клара! Очнись! Клетчатые должны… Клара, ты нам очень нужна… — Больше Альбертина ничего не в силах была сказать, ее сотрясали рыдания. Пусть Клара иногда бывала несносной, Альбертина совершенно не хотела расставаться с самой отчаянной девчонкой в банде.
А Тетя Кора тихонько пятилась к двери на веранду. Со всем этим ей совсем не хотелось иметь дело. Немножко попугать, больше она ничего не хотела. А эта девка того и гляди убийство на нее повесит.
— Ах, Клара, ну пожалуйста!!! — Альбертина припала к безжизненному телу девочки.
— Тсс! — услышала она под собой. Альбертина замерла. Значит, Клара жива! Она чуть было не вскрикнула от радости.
— Тихо! Не дергайся! — прошептала Клара. — На счет «три» побежишь к двери и потом вверх по лестнице! — Раз, два… — тихо считала Клара, а потом заорала: — … Три-и-и-и! — и вскочила на ноги.
Альбертина все сделала так, как велела ей Клара. Пауле и Отто тут же пришли в себя и помчались следом за ней и Кларой.
— Черти проклятые! — закричала тетя Кора, но вся четверка уже исчезла за дверью библиотеки.
— Если мы доберемся до коридоров, там нас эта ведьма не поймает, — подгоняла Клара остальных.
— Ты что, совсем не ушиблась? — Альбертина до сих пор не могла поверить, что Клара после падения осталась цела и невредима. — Я бы тебя и одним пальчиком удержала, если бы не этот дурацкий жакетик…
— Нет, рёбя, это не для такого противотанкового тяжеловеса, как я! — пыхтел сзади Пауле. Гимнастика на стеллаже отняла у него все силы. А бесконечная лестница окончательно добила. Он остановился.
Альбертина потянула его за угол, где открывался последний взлет лестницы.
— Если будешь нюнить, пропадешь!
Один взгляд вниз придал Пауле новые силы. Кастор и Поллукс, несмотря на свои кривые карликовые ножки, добрались уже до середины лестницы.
Банда крапчатых готовится к ответному удару
Тем временем месье Флип спешил из театрального зала в западную башню. Редко доводилось ему так часто и без должного почтения носиться по вилле Вюншельберг, как в последние двадцать четыре часа. Если говорить точнее, то последние гонки преследования такого рода происходили в те далекие времена, когда Кора — тогда еще незамужняя, носившая фамилию Шульце — попыталась превратить виллу в косметический салон. Лиззи собиралась тогда перемолоть Кору на мельнице, где они делали муку для стручкового хлеба, и Флипу пришлось вмешаться, чтобы Лиззи и впрямь не выполнила своей угрозы. Лиззи приходила в бешенство, когда что-то угрожало Дому тысячи чудес.
Флип, кряхтя, добрался до западной башни. Там у него хранился особый шест, по которому защитники замка во время осады могли соскальзывать вниз, чтобы неожиданно оказываться в нужном месте при внезапном нападении. Приспособление, которое в средневековых замках применяли нечасто, потому что тяжелые рыцарские доспехи повреждались при быстром спуске. Но зато у пожарных такие шесты водились до сих пор. Месье Флип хорошо понимал рыцарей и сам никогда не зло употреблял этим способом передвижения, потому что скорость спуска была бешеной, а тормозить приходилось с помощью ног, прижимая их к шесту. Но именно это из-за объемистого живота Флипу давалось с большим трудом.
Кору Рабеншлаг ни в коем случае нельзя упускать из виду, а шест — самый быстрый способ добраться на задворки виллы, поэтому Флипу пришлось преодолеть отвращение к этому спортивному снаряду. Шест выгибался и скрипел под его тяжестью, но удерживал его, и на место он прибыл вполне благополучно.
Он отодвинул засов и открыл маленькую дощатую дверцу. Но, бросив взгляд в сад, он нигде не обнаружил Кору Рабеншлаг. Впрочем, истошные крики, доносящиеся из дома, подтверждали, что Кору действительно ни на минуту нельзя оставлять без контроля.
Месье Флип обежал вокруг дома и толкнул дверь веранды, ведущую в библиотеку. Ужасная картина открылась его взору: повсюду валялись разодранные свитки пергамента и распоротые корешки книг. Из кожаного кресла торчали пружины и конский волос обивки. Дивный старинный глобус, на котором Лиззи отмечала маршруты всех своих путешествий, был расколот. Хорошо еще, что карманный торнадо по имени «Туснельда Торнада» остался цел и невредим.
— Ой-ой-ой, что сталось с моей библиотекой! — запричитал месье Флип, поднимая с пола жакетик в клетку с почти полностью оторванным левым рукавом.
Он услышал голос Альбертины, произнесший: «Пауле, ну давай скорей!» — и ринулся в холл. Альбертина тащила за угол, в перевернутый коридор, какого-то толстого мальчишку. А чуть ниже по лестнице скакали две жутко воющие собаки, и за ними — Кора.
В общем-то лучше бы держаться в сторонке, если два представителя семейства Шульце сцепились между собой, подумал дворецкий, но все-таки взял в руки старинное ружье и стал забираться в аэростат. Табличка «Внимание! Подъемник закрыт по техническим причинам!» упала на каменный пол и разбилась. Месье Флип отвязал канат.
Пауле уже почти совсем выбился из сил. Он последним добрался до черно-белого крапчатого коридора. Клара и Альбертина уже натянули на себя балахоны с крапчатыми капюшонами, перчатки и маски.
— Мне мой жакетик больше нравился! — Клара засмеялась, вспомнив свое недавнее падение. — Кстати, ты вовсе не виновата, что жакет не выдержал, все-таки он не создан для альпинизма.
— Могло быть хуже, Клара! А тут, на этой гигантской вилле, уж мы найдем для тебя подходящую одежду. — Альбертина дружески ткнула ее в бок.
— Вот не думала когда-нибудь, что буду мечтать о том, чтобы за мной гнались нормальные легавые, а не эти псы. — Отто совсем выдохся. — Да, с твоими родственничками добровольно захочешь сесть за решетку!
— Родственников не выбирают, — парировала Альбертина.
— Тихо! — Клара прислушалась.
Они все вскарабкались на шкаф, который стоял в крапчатом коридоре. Их крапчатая одежда слилась с морем белых и черных точек, и они стали совершенно невидимы. Убежище что надо, считал Отто, а уж он-то в этом разбирался. — Все, мы от них оторвались. — Отто облегченно вздохнул и хотел было уже спрыгнуть вниз, когда вдруг собаки с тявканьем выскочили из-за угла. Они задирали свои плоские курносые мордочки вверх и шумно втягивали воздух.
— Альбертина Шульце, выходи! Ты в ловушке, и шансов у тебя нет! — В крапчатом коридоре показалась тетя Кора. — Кошмар, сплошные точки! Сначала все перевернуто, потом этот рыцарский хлам, а теперь еще какие-то идиотские точки. — Она закрыла лицо руками, потому что у нее закружилась голова.
Кастор и Поллукс подбежали к шкафу и залаяли, словно добрались наконец до зайца, за которым долго гонялись.
Альбертина затаила дыхание. Клара рядом с ней дрожала так, что крапинки на капюшоне подпрыгивали.
Тетя Кора, пошатываясь, добралась до шкафа.
— Вот и пойма-а-ала я тебя наконец, — злорадно сказала тетя Кора и рванула дверцу шкафа на себя. Она ухватилась за вешалку, где на плечиках висели крапчатые балахоны всех размеров, и одним размашистым движением сдвинула все плечики в сторону. Шкаф был пуст. — Тупые шавки! Там же нет никого! — И она потащила собак прочь, хотя они продолжали рваться к шкафу, и исчезла в темноте.
Альбертина шумно выдохнула:
— Фу, еще раз пронесло! Интересно, долго нам здесь придется сидеть? — Голос у Альбертины дрожал. Она шарила в темноте, пытаясь найти руку Клары. — Хоть ты-то в порядке?
— Не бойся! — сказал Отто. — Я ведь с тобой.
Под своей крапчатой маской Альбертина сильно покраснела. Она по ошибке схватила за руку Отто. Все они были в этом море точек практически неразличимы, но в общем-то она была не прочь подольше задержать свою руку рядом с его рукой.
— Рано или поздно старуха от нас отстанет, — сказал Отто.
— Ты семейку Шульце плохо знаешь! — Альбертина не сомневалась, что врага надо бить его же оружием. Нападение — лучшая защита. — Надо заманить ее в ловушку, — предложила она.
— А тем временем с нами разберутся ее милые бобики, да? Ничего из этого не выйдет! Они разорвут нас в клочки, мы и пикнуть не успеем, — удрученно произнес Отто.
— Клара, ты видишь? Парни у нас трусоваты!
— Они всегда такие. Шуму много, а толку мало. — Клара усмехнулась. — Но кое в чем Отто прав. Что мы с собачками-то будем делать?
— Все очень просто! Мы постараемся держаться от них подальше, и я даже знаю, как это сделать. — Альбертина слезла со шкафа.
Стараясь не шуметь, она провела всю банду в ту комнату, где стояли всякие агрегаты. Крапчатый отряд, отмахиваясь от паутины, с трудом подошел к полке со скуттерами.
— Ну как, Пауле? Четыре машинки мы оживить сможем? — спросила Альбертина. Она вынула из кармана жилетки гаечный ключ и протянула его Пауле.
Не было такой вещи, которую Пауле не смог бы починить. Чинить он умел гораздо лучше, чем вскрывать сейфы.
— Все будет тип-топ, не сумлевайся! — Пауле велел друзьям выкатить из нижних отделений четыре скуттера. — Ух ты! Там пропеллеры!
Внизу, где обычно бывают колеса, у скуттеров были пропеллеры. На них можно было бы без всяких проблем летать, если бы все лопасти были целы, приводной вал не заржавел и мыши не перегрызли бы канаты рулевого управления.
Летательные аппараты приводились в движение с помощью двухтактного двигателя. Пока Пауле и Альбертина что-то завинчивали и смазывали, Клара и Отто обошли все пятнадцать стоящих там скуттеров и собрали из баков остатки бензина. Бензина получилось немного, но на краткий решительный бой его должно было хватить. Уже через какой-нибудь час Пауле радостно закричал:
— Все готово к старту!
— Выбирай, — сказала Альбертина Кларе. — Ты на каком полетишь?
Клара подняла крапчатую маску, секунду подумала и оседлала скуттер, который выглядел как леопард в прыжке.
— Если все это сработает, будет здорово! До такой штуки даже взрослый дог не дотянется!
Отто выбрал себе скуттер с белой лошадиной мордой, а Пауле оседлал белого лебедя. Альбертине досталась свинка.
— Свинка по имени Альбертинка, — недовольно пробурчала она. На скуттере в виде леопарда она бы тоже неплохо смотрелась, но ей не хотелось затевать сейчас спор с Кларой. Она потянула за какую-то красную ручку рядом с рулем своего свиновидного скуттера. Мотор не заработал.
— Гляди, там есть специальная ручка слева! — крикнул Пауле и протарахтел мимо нее, а следом за ним Клара и Отто.
— Неплохо! — крикнула Клара, которая долетела уже до самой двери. — Ну, и какой план дальше?
— Сначала сюда! — Скуттер Альбертины вилял то налево, то направо, но потом взял курс прямо на фрегат. Пролетая мимо, Альбертина схватила один из абордажных крюков. Потом развернулась, поджидая, пока другие тоже вооружатся.
Клара вытащила из мачты саблю, снова натянула на лицо крапчатую маску, так что только глаза остались видны, и закричала:
— В атаку! Банда крапчатых начинает наступление! Все за мн… — Она запнулась. — … Все за Альбертиной!
Тетя Кора в заоблачных высотах
Тетя Кора уже целую вечность — так ей, по крайней мере, казалось — блуждала по лабиринтам виллы. В этот коридор она попала уже в четвертый раз. — Фу, фу-у-у! — кряхтела она, но Кастор и Поллукс продолжали тявкать на портрет Лиззи в конце рыцарского коридора. — Это не она! — Кора угрюмо поглядела на картину. — Твоя внучатая племянница — такая же упрямая, безмозглая стерва, как и ты. Но Кора Рабеншлаг — тоже из рода Шульце! Так что ты еще в гробу перевернешься, ха! — Она с трудом оттащила собак от картины.
Пусть себе прячется эта Альбертина! Рано или поздно она все равно появится, и тогда Кора уже не станет миндальничать с этим отродьем. То-то она попрыгает! То-то будет вопить и сучить ножками! И подпишет в конце концов документ, и вилла перейдет в собственность Коры!
А ее никчемный супруг уже куда-то смылся. Всегда, как только он нужен, он испаряется.
Тетя Кора добралась до лестницы на первый этаж и рявкнула на деревянного Будду:
— Нечего тут ухмыляться! Ты тоже полетишь отсюда вверх тормашками, как только я заполучу эту развалюху.
Статуя Будды продолжала невозмутимо улыбаться. В темном пространстве напротив лестницы показались восемь летящих огненных шаров. Тетя Кора обернулась, стоя на верхней ступеньке лестницы.
— Ну, Машенька, где наша не пропадала, — прошептала Альбертина и сжала матрешек в руке. — А если мы проиграем, передай папе, что его Альбертина билась как настоящая Шульце. — Она нажала на педаль газа и влетела на площадку.
Тетя Кора не верила своим глазам. Прямо на нее неслась летучая свинья. В последний момент, едва не врезавшись в нее, свинья повернула и облетела вокруг Будды. Из тарахтящего летательного аппарата высунулась рука с абордажным крюком. Крюк вонзился в руку Будды и развернул фигурку вокруг своей оси. Ступеньки лестницы под ногами у Коры сложились, и вместе с собаками она покатилась вниз, по санной трассе.
Альбертину уже нагнали клетчатые.
— Прямо в точку! — ликовал Отто.
— За ней! — прокричала Клара и взяла курс на холл.
Скуттеры едва поспевали за Корой, которая с воплями неслась по направлению к холлу.
— Она себе все кости переломает, если долетит донизу! — В Альбертине проснулась жалость.
— Ну и что? — спросила Клара. — Не так уж хорошо она с нами обошлась.
— Но ведь она все-таки моя тетя! — Альбертина поддала газу и догнала визжащую Кору.
— Ооооо, сдееелай что-нииибууудь, Аль-бертинааааа!.. — И тетя Кора исчезла за следующим поворотом.
Она долетела почти до самого конца лестницы, когда Альбертина вновь ее догнала. Альбертина метнула абордажный крюк. Когда крюк вонзился в корсет, раздался отчетливый треск. Теперь я проткнула ее насквозь, с ужасом подумала Альбертина.
Но тетя Кора уже совершенно пришла в себя. — Гнусная маленькая тварь! — заорала она во все горло.
С явным трудом свиновидный скуттер летел вперед с тетей Корой на крюке. Кастор и Поллукс с размаху влетели в холл и приземлились на диван у камина.
— Спусти меня! — услышала Альбертина внизу задыхающийся голос тетки.
— И меня, пожалуйста, тоже! — раздался голос над нею.
Она стянула с лица крапчатую маску и посмотрела вверх. Под разноцветным стеклянным куполом парил аэростат. Из-за борта корзины выглядывал месье Флип.
— Полет, которым может гордиться любой летчик, фройляйн Альбертина. Я с удовольствием пришел бы вам на помощь, но, к великому сожалению, у меня что-то не ладится с управлением этим аппаратом. Кхм, позволю себе заметить, эти крапинки вам не особенно идут.
— Да вообще-то у нас у всех все клетчатое. — Пауле подлетел на своем скуттере поближе к Альбертине и тоже поддел тетю Кору на крюк.
— А нельзя ли немедленно прекратить эту дискуссию о модной одежде? — подала голос тетя Кора и задрыгала ногами.
При каждом движении ее корсет трещал по швам.
Два скуттера по-прежнему парили в воздухе.
— Кстати, мы, клетчатые, ни от кого и не принимаем помощь! — Отто и Клара выстроились в ряд с Альбертиной и Пауле. — Если здесь кто-то и нуждается в помощи, так это вы, верно?
— Насколько я вижу, фройляйн Альбертина обзавелась надежными друзьями, — раздался сверху голос Флипа. — Если бы кто-то из вас чуть-чуть приблизил меня к земле, он доставил бы мне большую радость! А может быть, уважаемые господа сначала снимут маски и представятся?
— Ни слова не пойму, что он там квакает, этот дядя? — прошептал Пауле Альбертине.
— Я хочу вниз, — простонала тетя Кора самым горестным тоном, на какой была способна.
Отто полетел наверх, к Флипу. Острые когти абордажного крюка были уже в опасной близости к шелковому воздушному шару.
— Вы можете оказаться внизу гораздо быстрее, чем предполагаете!
— Отто! — закричала Альбертина.
— Шучу, шучу! — Он подцепил крюком пассажирскую корзину и подтянул ее к себе. — Ваши мотодрожки готовы, уважаемый господин.
Отто стал снижаться. Не успел он приземлиться на пол, как из диванных подушек поднялось целое облако перьев. Пекинесы, которые напоминали теперь двух ощипанных куриц, оскалили зубы и набросились на месье Флипа и его аэростат. Одним прыжком они оказались в корзине, из которой с противоположного борта в тот же момент вывалился дворецкий. Корзина закачалась и отлетела в сторону.
— Скорее! — Отто отцепил крюк от ивовых прутьев корзины и схватил месье Флипа за шиворот. Одним рывком он затащил его на заднее сиденье скуттера. Аэростат, освободившись от увесистого дворецкого, плавно взмыл вверх.
— Веревка там, рядом с камином! — закричал месье Флип.
Клара направила своего леопарда к камину, к тому месту, где крест-накрест были воткнуты два африканских копья. Она очень не любила, когда другие отдавали ей приказы, но сейчас каждая секунда была на счету. Толстая веревка была заправлена в механизм с зубчатым колесом где-то высоко у нее над головой и многократно обмотана вокруг колеса. Клара помахала пиратской саблей.
— Обрубить?
— Что поделать — обрубай! — ответил дворецкий.
Одним молниеносным ударом Клара перерубила веревку. Колесный механизм пришел в движение. Стеклянный купол, скрипя, постепенно распахивался, образовывая проход, через который аэростат мог беспрепятственно подняться в небо. Четверо ребят, сидя в своих скуттерах, на секунду замерли, удивленно глядя туда, вверх.
Через несколько мгновений скрип утих, и слышно было только жалобное повизгивание псов. Кастор и Поллукс, как выяснилось, не боялись ничего — кроме высоты.
— Следующая остановка — Александер-платц! — крикнул Отто и высадил месье Флипа из скуттера.
— А что мы с этой будем делать? — Альбертина указала на тетю Кору.
Клара сделала быстрый круг по холлу, взглянула на распахнутый купол и плавно стала спускаться вниз.
— Мы берем ее на себя. Пауле! Отто! За мной! Альбертина, жди нас в цветочном кабинете!
Странная прогулка
Суд банды клетчатых над теткой Альбертины был коротким. Вися на абордажных крюках Пауле и Отто, она вопила что было сил, но это ни на кого не подействовало. В нескольких сотнях метров от виллы Клара высмотрела подходящее место для сброса опасного груза. Кора Рабеншлаг приземлилась хотя и мягко, но вовсе не достойным благородной дамы образом на стог сена в охотничьих угодьях бургомистра Болленштиля. Она осталась цела и невредима — если не считать того, что корсет у нее окончательно распался и полное тело тети Коры расползлось под платьем, швы на котором трещали вовсю. Подобно лопнувшей ядовито-желтой колбасе, украшенной большим цветком, тетя Кора выползала из кучи сена. Она сжала кулаки и потрясла ими над головой. Крапчатая эскадра, паря над нею, хохотала во все горло. Потом скуттеры взяли курс на виллу.
Тетя Кора вскарабкалась на обочину дороги. Дорога эта прямиком вела в Нижний Вюншельберг. От виллы к ней, спотыкаясь, брел Руфус.
— Где ты был?! — закричала Кора. Руфус предпочел не вдаваться в подробности о том, как он во время атаки пекинесов тут же укрылся в холле под шкурой саблезубого тигра. Он молча протянул жене туфельку, которую она не могла извлечь из пасти тигра прошлым вечером.
— Болван, она совершенно не подходит к моему платью. — Кора оглядела себя с ног до головы и застонала. Она была вся в сене, а туфли вообще потеряла во время полета на крюках. — Зачем мне одна туфля, а? Да к тому же красная? А вдруг меня кто-нибудь увидит в таком виде?
Полная ярости, она отшвырнула туфельку в сторону. Бац! — и снаряд на высоком каблуке стукнулся о капот роскошного серебристого лимузина, который подъехал почти беззвучно. Машина развернулась на дороге и остановилась впереди, метрах в пятидесяти от тети Коры. С жужжанием опустилось тонированное стекло напротив заднего пассажирского сиденья. Полосатая карамелька длиной с ручку зонтика высунулась из окна — она торчала изо рта Фриденсрайха Болленштиля.
— Эй, уважаемая! — прочмокал бургомистр.
Дэзи, расположившись на бархатной подушечке рядом с ним, недовольно заворчала и задней ногой почесала себе шею. Голубой шерстяной мундирчик на ней заходил ходуном.
Болленштиль был в прекрасном расположении духа.
— Отвезите меня в… — Тетя Кора протянула руку к дверце.
Но Болленштиль вовсе не собирался пускать эту лопнувшую, вывалянную в сене колбасу на ножках в свой шикарный автомобиль.
— Уважаемая, ваш прелестный взор вызывает бурю восторга в сердце Фриденсрайха Болленштиля, — проговорил он скороговоркой, чтобы, по своему обыкновению, сразу взять быка за рога. — Могу я понять вашу просьбу таким образом, что вы собираетесь прямо сейчас передать мне права на свою виллу?
— Э-э, да…
— Чудно! — Из маленького бара между сиденьями Болленштиль достал бокал и налил в него шампанское. — Давайте чокнемся!
— Дело обстоит вот как, господин Болленштиль, — выдавила из себя тетя Кора. — Ну, Руфус, скажи же что-нибудь!
Болленштиль убрал бокал.
— Вы не могли бы буквально еще два дня…
— Что, еще два дня?
— Домишко, собственно говоря, принадлежит…
— Так получу я этот сарай или нет? — Вся любезность испарилась с лица Болленштиля.
— … моей маленькой племяннице Альбертине…
— Вы что, принимаете Фриденсрайха Болленштиля за дурака? Значит, вилла принадлежит вовсе не вам, а этой мелкой девчонке? Отвечайте немедленно, тупая болотная корова!
— Я бы очень попросила…
— А я бы очень хотел поступать так, как мне хочется. — Болленштиль выплеснул шампанское ей под ноги и постучал леденцом в стекло, которое отделяло его от шофера. — Все, поехали, Гомецингер, да побыстрее!
Шампанское пузырилось возле большого пальца ноги тети Коры и постепенно впитывалось в чулок.
— Я тебя научу еще, как надо обращаться с Корой Рабеншлаг! — процедила она сквозь искусственные зубы.
Болленштиль тем временем кричал шоферу через стекло:
— За что, Гомецингер, я плачу вам и вашему вонючему Куликову, собственно говоря? — Если бы он заранее знал, что виллу Вюншельберг унаследовала маленькая, беспомощная девочка, камня на камне не осталось бы уже от этого сарая!
С высоты банда клетчатых хорошо видела, что рядом с тетей Корой остановился лимузин редкой красоты. Теперь большой лимузин Болленштиля мчался прямо под ними в Нижний Вюншельберг.
— Эта штука выглядит, как серебряная камбала на колесиках. Если здесь такие богачи водятся… — Дальше Отто продолжить не успел, потому что Клара дернула ручку своего леопарда.
— Тут же город недалеко!
— Но Альбертина ждет нас… — напомнил Отто.
— Слушай, попадешь ты к своей Альбертине, причем уже очень скоро! Мы только одним глазком глянем на это место! — Клара направила скуттер в сторону Нижнего Вюншельберга.
Типично для Клары. Без лишних разговоров, очертя голову прямо в пекло — такая у нее была манера.
Машины, улицы, дома и магазины, сами люди — все выглядело иначе, чем они привыкли. Они спрятали свои скуттеры за каким-то заводским копусом, между двумя старыми сломанными грузовиками.
— Глянь-ка, это не Берлин. «Нижний Вюншельберг» — на вывеске написано. Смотри, смотри!
— Тихо! — перебила Клара Отто. — Слышишь?
Люди на улице вели разговоры сами с собой. Только присмотревшись, Клара увидела, что они разговаривают с помощью каких-то устройств.
— Эй, Нина, ты сейчас где? — спрашивал какой-то молодой парень, говоря прямо в этот прибор. Он выглядел всего года на два старше Клары. Волосы у него были зачесаны гребнем посередине головы и стояли торчком, а в бровь продето кольцо. Узор у него на штанах напоминал расплывшиеся облака на голубом небе. — Нет, не могу, я подрабатывать буду, в книжном магазине!
— Он с кем-то разговаривает, — прошептал Отто Кларе.
Парень сунул прибор в оттопыренный карман брюк.
— Я его сейчас достану!
— Не надо, Клара! — Но Отто уже не в силах был ее остановить.
Она подошла прямо к парню и как бы случайно задела его.
Парень хотел было выругаться, но крапчатая куртка Клары, видимо, очень ему понравилась.
— Клевый клифт, в натуре! — сказал он. Но Клара тут же исчезла, не сказав ни слова.
Она была самой знаменитой карманной воровкой во всем Веддинге, если не во всем Берлине. Украсть такую штучку было для нее плевым делом.
— А что он сказал? — поинтересовался Отто.
— Понятия не имею, иностранец какой-то. Ну, Пауле, что скажешь ты?
Пауле вертел приборчик, тряс его.
— Не знаю, без понятия! — Ну ни на что эта штучка была не похожа.
— Мне кажется, Альбертина должна нам кое-что разъяснить, ответить на кое-какие насущные вопросы, — задумчиво сказал Отто.
Клара вдруг потянула обоих друзей в сторону. Они кинулись в маленькую боковую улочку и остановились возле какой-то овощной лавки. Проход в магазин загромождала целая гора пустых ящиков из-под фруктов, и они укрылись за ними.
Отто наступил на гнилой апельсин.
— Тьфу, что это?
Клара прижала палец к губам:
— Ш-ш-ш, всему городу необязательно знать, что банда клетчатых здесь.
Толстый человек с голой собачкой на руках вошел в овощную лавку. Собакам вход в этот магазин был запрещен, но человека это, похоже, не интересовало. Он засунул в рот сразу два пластика жвачки.
За прилавком, где горами высилась краснокочанная капуста, где навалены были картошка и уже чуть сморщенные яблоки, хозяйка магазина с довольным лицом считала денежные купюры. Увидев Болленштиля, она тут же поставила штамп на какую-то квитанцию. Болленштиль схватил квитанцию и запечатлел на ней смачный поцелуй, словно это было письмо от его обожаемой возлюбленной. Но квитанция эта была ему дороже любого любовного письма на свете. Кроме того, у Болленштиля никогда не было никаких обожаемых возлюбленных — ну разве что мисс Мани-Пенни из фильма о Джеймсе Бонде — уж очень ее имя напоминало милые ему денежки!
— Этому шарику на ножках вы больше не дадите ни единого цента кредита. Ничего, слышите, ничего — в долг. Даже если этот месье Флип плакать начнет или свою мелкую девчонку пришлет! Ничего в кредит. Люди приличные платят наличные, так ему и скажите в случае чего.
— Хорошо, господин Болленштиль, само собой разумеется, господин Болленштиль! — кричала ему вслед торговка. Колокольчик звякнул, и дверь за Болленштилем закрылась.
— Вот и посмотрим, кто кого, Дэзи, ягодка моя! Придется их голодом поморить. Эта Альбертина Шульце и трех дней на своей вилле не выдержит. Ах, что я говорю, — на моей вилле! — С ликующими возгласами Болленштиль спрыгнул на тротуар и вразвалку пошел к своей машине, которая блокировала на главной улице все движение. — Гоп-гоп, Гомецингер, нам в нашем городишке еще много куда надо заехать, чтобы собрать все долговые расписочки, которые оставила после себя почтенная Лиззи.
— Куда прикажете вас везти? — спросил шофер.
Болленштиль секунду подумал.
— Хм, к мяснику, а потом на электростанцию. Или нет, сначала в водоснабжение? Да ладно, поезжайте, там разберемся.
Пауле первым высунул нос из укрытия. Грязный лист салата торчал у него из-за уха.
— Ты глянь, глянь на тачку, круто, да?
— Пауле! Вокруг нас земля горит, кругом проблемы, а ты какими-то тачками интересуешься. — Отто тревожился за Альбертину. Если он правильно понял, то вокруг полно мерзавцев, которые хотят сжить Альбертину со света. Либо по крайней мере заполучить ее виллу.
Банда клетчатых поспешила к своим скуттерам. Отто и Клара уже поднялись в воздух, а Пауле все дергал и дергал за ручку.
— Горючка кончилась вроде как! — закричал он.
Отто направил своего «жеребца» обратно вниз, к Пауле.
— Садись!
На обратном пути к вилле украденный приборчик вдруг заиграл какую-то мелодию. На светящемся экранчике было написано: «Звонит Нина».
Клара посмотрела на приборчик, отвлеклась и чуть было не врезалась в высоковольтную опору.
— Там кто-то звонит! — закричала она Пауле, который в этот момент уговаривал Отто дать ему порулить.
— Чо ты мне голову дуришь! Это же не телефон!
— Не чо, а что!
— Чо что?
— Ладно, все. — Клара нажала на газ.
— Давай Отто, поднажми, или ты чо, дашь девчонке тебя обставить? — подзадоривал Пауле Отто.
Oттo — наследник миллионного состояния?
Альбертина в изнеможении лежала на лилейной постели. За окном уже смеркалось. Видимо, она задремала. Сколько же она спала? И куда подевались клетчатые? Неужели они сели на скуттеры и просто-напросто смылись?
Кто-то тихонько постучал в дверь. В комнату просунул голову месье Флип.
— Разрешите войти? А где ваши друзья? Альбертина кивнула ему и пожала плечами.
— Разумеется, вы вольны делать все по вашему усмотрению, но я был бы очень признателен, если впредь вы будете сообщать мне о гостях, посещающих дом.
— Это не совсем мои друзья.
— Как это — не совсем?
Альбертина колебалась. Она ведь обещала никому ничего о клетчатых не рассказывать.
— Не совсем не бывает. Либо друзья, либо не друзья.
— Мне нужно выполнить одно задание, а пока я его не выполнила, я к их банде не принадлежу.
— К банде?
— Да, к банде клетчатых.
— Клетчатых? Но ведь они все были в крапинку, — засмеялся месье Флип. — У нас тут быстро исчезнуть невозможно. Так что они вернутся. А если нет, то мы их сами отыщем, ведь наши скуттеры они должны нам вернуть.
Он смеялся своим булькающим смехом, и Альбертина смеялась вместе с ним. Она была так рада, что наконец-то есть случай спокойно поговорить со слугой тети Лиззи. Ей нужно было задать ему как минимум тысячу важных вопросов.
Но месье Флип спросил первым:
— И каково же задание?
— Ну, как это объяснить? — замялась Альбертина. — Дело в том, что в нашем доме есть еще другие гости.
Месье Флип присел на край лилейной постели.
— Другие гости?
— Да, полиция!
— Полиция?
Альбертина молча кивнула. Сейчас он оторвет ей голову и сразу позвонит Раппельмайерше.
— Вы что-то натворили? Полиция гоняется именно за вами? Вы что… сбежали?
— Я-то сбежала, — ответила Альбертина, — но к полиции это отношения не имеет. Она охотится за бандой клетчатых, и я их заперла.
— Кого? Клетчатых?
— Нет, полицейских!
— Я уже ничего не понимаю. — Флип поднялся. — Теперь расскажите все по порядку. — Он сорвал увядший цветок с куста гибискуса, повернулся кругом и теперь стоял перед Альбертиной в бриджах, в шляпе и с трубкой в зубах, как Шерлок Холмс. — Вы сбежали из детского приюта…
— Потому что Раппельмайерша никогда бы меня сюда не отпустила!
— … и потом заперли в этом доме полицейских, а ваши друзья — если дедуктивный метод меня не подвел — беглые преступники.
— Никакие мы не преступники! — В дверях стояла Клара.
— Мы тибрим только то, что нам очень надо, — в комнату протиснулся Пауле.
— Мы — честные воры. — Отто снял с лица крапчатую маску и надел на голову клетчатую кепку.
— Барон фон Прокауэр! — Глаза у месье Флипа расширились до размера средней дыни.
— «Барон фон» что? Это ведь Отто фон Банда клетчатых. — Альбертина смотрела на месье Флипа в упор.
— Отто Карвуттке, если уж говорить точно, — сказал Отто и поправил фуражку.
— Да-да, я знаю, — ответил месье Флип. — Отто Карвуттке, мастер ловких рук. Он же Лашло, сын барона фон Прокауэра и наследник миллионного состояния. Я думаю, здесь кое-что необходимо пояснить. — Месье Флип захрустел суставами пальцев, повернулся вокруг, и теперь стоял перед детьми в своей парадной ливрее.
— Глянь-ка, глянь! — удивился Пауле. — Как же он это делает?
— Я бы тоже хотела это узнать, — ответила Альбертина.
— Попрошу господ снять с себя крапчатые костюмы и проследовать за мной в театральный зал!
Все молниеносно сняли с себя балахоны.
Месье Флип повел Альбертину, которая старалась как можно точнее запомнить дорогу, и всю банду клетчатых прямым путем в театральный зал. Если хорошо ориентируешься, то оказывается, что эта вилла — почти такой же дом, как все прочие, подумала Альбертина.
— Теперь наследников хоть отбавляй, да? — прошептал ей Отто. — У меня — миллионы, а неплохо было бы! По-моему, у твоего дворецкого не все дома!
— Ш-ш-ш! Тихо! — осадила его Альбертина. Ей не терпелось обрушить на дворецкого все свои вопросы. Одно было ясно: о некоторых тайнах виллы дворецкий упорно молчал. Почему же они теперь должны были идти с ним в театральный зал?
Месье Флип повернул налево в какое-то помещение. На стенах семисвечные канделябры, которые давно уже нуждались в том, чтобы их начистили до блеска, чередовались с плакатами варьете в золотых рамах — со всех концов света: Москва, Лондон, Кейптаун, Сидней, Нью-Йорк, Бангкок, конца и края им не было. И с каждого улыбалась тетя Лиззи. «Мировая сенсация!», «Новое шоу!», «Только одна гастроль!» кричали им плакаты своими большими буквами. Сомнений не могло быть: они приближались к театральному залу.
Может быть, мне можно уже зачесть испытание клетчатых, хотя я нашла театральный зал не совсем без посторонней помощи, подумала Альбертина. Ее буквально распирало от любопытства и волнения.
— Пожалуйста, входите и занимайте места! — Месье Флип распахнул двустворчатые двери напротив цетрального прохода.
Клара, Пауле и Отто на мгновение застыли. Можно ли этому Флипу доверять? Может быть, он заодно с полицейскими?
— Надо было ноги уносить! — прошептала Клара.
— Подождем, — ответил Отто. — Здесь что-то не так, это ясно. Но что? Я хочу это узнать! — Он потащил Клару в театральный зал.
— Для наших гостей зарезервированы лучшие места! — Месье Флип указал на первый ряд лебединых кресел. Он низко склонился перед публикой, а когда разогнулся, на нем был концертный фрак, весь в блестках.
Альбертина осторожно потрогала бархатное сиденье. Пружины визжали, но на этот раз не выскакивали наружу.
— Чемодан, вот он! — Клара показала на сцену.
— А если он все-таки спелся с легавыми? — подал голос Пауле.
— Этого быть не может, совершенно точно, — ответила Альбертина. — Это — мои друзья, — обратилась она к месье Флипу. — Они попали на виллу совершенно случайно и вовсе не хотели грабить ее… — Если дворецкий заодно с полицейскими, тогда она в нем страшно ошиблась.
— Случайно — неудачное слово, фройляйн Альбертина. Вы открывали этот чемодан?
Альбертина кивнула.
— Вы открывали чемодан Лиззи! На этой вилле вам все было позволено, кроме, разве что, шуток с освобождением карманных торнадо в закрытом помещении. И надо же, вас угораздило именно открыть чемодан! — Месье Флип глубоко вздохнул. — Этот чемодан сделал несчастной даже вашу двоюродную бабушку Лиззи. Но вы этого, конечно, не могли знать.
— Нам пришлось запереть в чемодан полицейских, — сказала Альбертина, вконец расстроившись.
— Мы ничего не стяну… то есть ничего не сломали, — добавил Отто.
— И мы ушли отсюда так же быстро, как пришли! — Лицо Клары омрачилось. — Я же сразу сказала, что нам здесь не место.
Месье Флип смотрел на детей, качая головой.
— Вы совершенно не подозреваете, что натворили, фройляйн Альбертина. Знаете ли вы, кто этот молодой человек, — он показал на Отто, которому очень понравилось выражение «молодой человек», — и кто — остальные двое?
— Мы — знаменитая банда клетчатых, а вы — живо выкладывайте, в чем дело! Иначе с вами будет так же, как с тетей Корой и ее мужем-слюнтяем. — Клара сжала кулаки.
На месье Флипа эти слова, казалось, не произвели никакого впечатления.
— Клара в своем амплуа, — улыбаясь, сказал он и подошел к пульту, вмонтированному сбоку от сцены.
— Откуда вам известно мое имя? И откуда вам известно, в каком я амплуа?
— Я знаю, что возникает очень много вопросов…
— Вот-вот, — перебил его Отто. Он решил, что настало время начать решительное наступление. — Например, почему некто собирает долговые расписки и не заодно ли этот некто с месье Флипом?
Альбертина нахмурилась. Что случилось с Отто — какая муха его укусила?
— И еще — что это за пищалка такая? — Пауле толкнул Клару, и она вынула украденный мобильный телефон.
— И почему здесь все выглядит совсем не так, как у нас в Берлине? — добавила Клара.
— Все это очень просто и вместе с тем очень сложно, — ответил месье Флип и, нажав кнопку, опустил на сцену большой экран. — Юные господа находятся не в Берлине, а в Нижнем Вюншельберге. К тому лее сейчас две тысячи четвертый год.
Отто, Клара и Пауле на мгновение онемели, потом наклонились друг к другу и стали что-то оживленно обсуждать. «Две тысячи четвертый год?» — все время слышала Альбертина и еще: «Похоже, мне это снится!»
— Да, дорогой Пауле, вы правы. Все это — сон.
Банда клетчатых смолкла. Альбертина слышала только слова, но смысла не понимала.
Клара заговорила первой:
— Альбертина! — Она схватила Альбертину за жилетку и притянула поближе к себе и к остальным. — Вот что, — зашептала Клара, — этот толстый гномик свихнулся, а мы хотим тебе еще кое-что сказать. Мы сейчас смываемся, и ты можешь пойти с нами. Тащи чемодан и вынимай полицейских.
— Нет, Альбертина, ни вы, ни ваши друзья не могут уйти отсюда! — Месье Флип настойчиво, хотя и ласково, усадил ее обратно в лебединое кресло. — Сядьте, пожалуйста, на свои места. Через несколько минут для вас кое-что прояснится. Фройляйн Альбертина, будьте так любезны, закройте портьеры на окнах, чтобы стало темно!
Альбертина сдвинула тяжелые портьеры. Руки у нее дрожали от волнения. Потом она села обратно на свое место рядом с Отто.
Клара наклонилась к нему:
— Как это понять? Почему он называет тебя бароном таким-то?
— Понятия не имею. Меня зовут Отто Карвуттке, им я и останусь до конца жизни, — ответил Отто.
Месье Флип быстро пошел по проходу между креслами назад, в самый конец зала, и исчез за маленькой дверцей. Над дверцей открылось окошечко, и показался окуляр проектора. Раздался стрекот — старый агрегат заработал. Луч света, пробившись сквозь пыльный воздух театрального зала, упал на экран, занимавший почти всю сцену.
— Показ начался! — голос месье Флипа глухо доносился из будки киномеханика.
На экране замелькали пятна и полоски, в центре перечеркнутого крестом круга появлялись цифры. «Пять», «четыре», «три», «два», «один»…
Большое шоу Лиззи
— Вы смотрите оглушительный, как фокстрот, специальный выпуск обозрения событий за неделю, — сообщил гнусавый мужской голос. Такие обозрения показывали в кино перед самим фильмом, когда телевизор был еще редкостью. В них рассказывалось о событиях во всем мире.
Диктор с большим подъемом, захлебываясь от восторга, поведал о сенсации в берлинском Зимнем дворце, самом большом варьете последнего столетия: о гастролях Лиззи Шульце.
Люди в элегантных платьях и костюмах, окруженные репортерами со старинными фотоаппаратами в руках, поднимались по маленькой лесенке ко входу в здание варьете.
— Великая иллюзионистка Лиззи Шульце, властительница наших снов, королева варьете, показывает в Зимнем дворце свой всемирно известный фокус с гипнозом. И все собрались здесь именно для того, чтобы своими глазами увидеть это восьмое чудо света: кинозвезды, промышленные магнаты, знаменитые высокопоставленные политики.
На экране появилась сцена варьете. На ней стоял месье Флип. Он выглядел значительно моложе, чем сейчас, — волос на голове у него было больше, а живот казался значительно меньше. На нем были фрак, весь в блестках, и такой же цилиндр. Месье Флип вальяжно приблизился к краю сцены.
— Но сначала пусть вас околдует хамелеон в человеческом образе, месье Флип! — сказал диктор.
Месье Флип запрыгал по сцене, меняя костюмы так быстро, что никто и глазом моргнуть не успевал. Тетя Лиззи выступила вперед из темноты сцены и бросила ему длинную веревку. Месье Флип закрутился волчком и оказался одетым индийским факиром. Он швырнул веревку вверх. Веревка тут же окаменела и повисла над землей в вертикальном положении. Месье Флип проворно карабкался по ней вверх и спускался вниз.
Превращения чередовались очень быстро прямо на сцене: морской разбойник оборачивался клоуном, а тот, в свою очередь, внезапно становился ковбоем и потрясал тяжелым кольтом. Никто не успевал опомниться, а он уже низко кланялся в костюме китайского мандарина. Публика в Зимнем дворце неистовствовала. Лиззи бросила ему цилиндр. В мгновение ока он достал из цилиндра сначала кролика, потом пылающий факел, огромный букет цветов и колоду карт, а в завершение из цилиндра вылетела стая голубей.
Отто вскочил на ноги.
— Хорош финтить! Нечего показывать нам детские развлекухи. Кто такой барон Прокауэр? — закричал он, обернувшись назад, где, как он подозревал, сидел месье Флип.
— Терпение! — услышал Отто голос со сцены. Перед экраном появился месье Флип. На нем был тесный фрак, тот самый, в котором дети только что видели его на экране. Некоторые блестки на фраке уже осыпались, но тем ярче сверкали остальные в луче проектора.
— А теперь, дамы и господа, начинается долгожданная кульминация этого вечера! Гипноз сновидений! — торжественно объявил диктор выход Лиззи.
Медленно выплывала Лиззи из клубов искусственного тумана, сплошь покрывавшего сцену. Ее белое платье, казалось, тоже было соткано из тумана. На плечах у нее красовался богато украшенный плащ, которым любовалась Альбертина, когда разглядывала его на картине в рыцарском коридоре. Лиззи во всем своем великолепии стояла теперь между креслом с драконами и большим чемоданом.
— Чемодан! — воскликнула Альбертина, схватив Отто за руку.
— Ш-ш-ш! — зашикал на нее Отто, но руку убирать не стал. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что настал великий момент.
Молодой Флип поднес Лиззи бархатную подушечку, на которой лежал ключ с драконом. Лиззи подхватила золотую цепочку, на которой висел ключ. В зале наступила абсолютная тишина. По маленькой лесенке Лиззи спустилась к первому ряду зрителей и стала разглядывать их напряженные лица. Ее внимание привлек изысканно одетый юноша. Повелевающим жестом она пригласила его следовать за нею. Юноша смущенно оглянулся. На секунду камера поймала его взгляд.
Альбертина вскрикнула:
— Отто!
Отто судорожно сглотнул и крепче сжал руку Альбертины.
Альбертина не верила своим глазам, но изысканный щеголь на экране был точно Отто, в этом не было никаких сомнений. Рядом с ним в первом ряду сидели Клара и Пауле, и одеты они были не менее роскошно.
Трое клетчатых, вытаращив глаза, смотрели на экран, словно внезапно столкнулись с привидением.
— Это же вы! — воскликнула Альбертина.
— Сейчас мадам Лиззи с помощью гипноза погрузит этого юношу в глубокий сон, в то состояние, когда у человека начинаются интенсивные сновидения, — шепотом сообщил публике молодой Флип на экране. — Попрошу абсолютной тишины.
— Кто этот храбрый молодой человек, которого мы имеем честь приветствовать на нашей сцене? — спросила Лиззи с экрана.
Все затаили дыхание.
Юноша, как две капли воды похожий на Отто, бросил нерешительный взгляд в зрительный зал и почесал в затылке. От волнения голос у него сел, но все-таки он набрался сил и еще раз твердо и решительно повторил свое имя:
— Лашло. Меня зовут Лашло фон Прокауэр.
Лиззи показала юноше ключ с драконом, который, как маятник, закачался перед самым его носом. Вспыхнуло изумрудное пламя. Ключ начал медленно раскачиваться, хотя рука Лиззи оставалась неподвижной. Веки у Лашло отяжелели, он еще несколько мгновений боролся с накатившей на него усталостью, но потом сон одолел его и он мешковато опустился в кресло. Лиззи легонько провела рукой по его лбу, и он снова выпрямился. Теперь Лиззи подошла к чемодану. Изумруд сиял все ярче. Она вставила ключ в замок чемодана, трижды повернула его и открыла крышку.
Медленно-медленно в какой-то необъятной темноте чемодана формировалась светящаяся точка, которая постепенно приближалась к зрителям.
— Похоже на мыльный пузырь, — прошептала Альбертина.
Пузырь разрастался и приобретал очертания: вот какие-то строения, поразительно похожие на виллу Вюншельберг, но попроще. Слабый свет уличного фонаря придавал строениям призрачный вид. Послышались звуки улицы: треньканье старого трамвая, трубные гудки старинных автомобилей. Издали доносился голос женщины, которая с венгерским акцентом пела: «Ты узнать пожелал непременна-а-а, что готовит злодейка-судь-ба-а-а…» Звонкий мальчишеский голос закричал:
— Специальный выпуск! Сбежала банда клетчатых! Специальный выпуск!
Пронзительный свист заглушил его крики, и в тот же миг откуда ни возьмись выскочили три фигурки. Они были одеты во все клетчатое. Запыхавшись, все трое мчались, то и дело заглядывая в неясные окна домов на заднем плане. Отто, Пауле и Клара, с ног до головы в клеточку, бежали по ночному Берлину. Отто постучался в дверь какого-то дома, умоляя впустить их, но ему никто не открыл.
— Вот они, вот они! Стоять, полиция! — закричал мужской голос, и двое полицейских, одетые в голубые мундиры каких-то стародавних времен, протягивая руки с пальцами, похожими на щупальца осьминога, вырвались на волю из чемодана.
Их щупальца сразу протянулись к Отто, который тщетно пытался открыть окно на первом этаже какого-то дома. Отто ловко увернулся и бросился на защиту Пауле, который почему-то замешкался.
— Все, прекратите! — закричал Отто в театральном зале и вскочил с места. Ловко, как белка, карабкался он по рядам зрительного зала. Лебединые кресла опрокидывались, но ему, похоже, было на это наплевать. Он сорвал одно из откидных сидении и швырнул его назад, в сторону того окошечка, за которым жужжал проектор. — Я не хочу этого видеть! — кричал Отто. Экран погас.
— Месье Флип, что это за комедия? — воскликнула Альбертина. Она тоже вскочила и сердито смотрела теперь на дворецкого.
— До тебя что, не дошло? Это мы были там, в кино! — ярости Отто не было предела. — Я ни фига не понимаю, ну совсем не врубаюсь, — запинаясь, сказал Отто и поглядел на Клару, которая смертельно побледнела и ловила ртом воздух, словно рыба на берегу.
— Мы — это только сон! Нас придумал этот сопляк фон Прокауэр, — объяснил Отто остальным.
— Он не мог придумать нас в каких-нибудь других шмотках? — поинтересовался Пауле. — Без этих идиотских клеточек?
— Увы, мой дорогой Пауле, в том-то и дело, что мы сами не можем выбирать себе сны. Даже скорее наоборот — это сны нас выбирают, — попытался утешить его месье Флип. — А эти клеточки вам на самом деле очень к лицу. Отдать все в чистку, да на курточку пару новых пуговиц пришить — и вы будете выглядеть, как заправский джентльмен.
— Пуговки из перламутра? — лицо Пауле просветлело.
— Слушай, ты! Какая разница! — Отто закрыл лицо руками. — Мы — не настоящие, нас на самом деле не существует!
— Это правда, месье Флип? — ошарашенно спросила Альбертина. Она до сих пор не верила в то, что несколько минут назад увидела собственными глазами и услышала собственными ушами.
Месье Флип с сожалением кивнул, потом нажал кнопку, и экран исчез, уйдя куда-то наверх.
— Как видите. Отто прав, и в то же время не совсем прав. В конце концов, сны — это составная часть нашей жизни. Причем очень важная составная часть! Тот, у кого нет снов, пропащий человек, он так и погибнет в своей убогости. Вы все трое живете в одном сне. Если бы вы, фройляйн Альбертина, не открыли чемодан, то ваши друзья до сих пор были бы там, где им и положено быть — в царстве снов. Вам еще повезло, в чемодане хранятся и другие сны, много страшнее, настоящие кошмары, невероятные по своей чудовищности. Я припоминаю один случай — кажется, это было летом тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, — когда по неосмотрительности Лиззи из чемодана выскользнул сон одного французского обманщика, сбежавшего из-под венца. Этот сон взбудоражил весь Нижний Вюншельберг, потому что людям в округе стал попадаться зелено-бурый призрак тещи с чудовищными рогами, которым позавидовал бы сам дьявол. Этот призрак выглядел так, словно только что вышел из могилы, чтобы расправиться со всеми обманщиками невест. С тех пор поговаривают, что на нашей вилле нечисто.
— А где этот призрак сейчас? — спросила Альбертина.
— Никто не знает. Он внезапно исчез и никогда больше не появлялся.
— Но если Отто — это… — Альбертина пыталась подыскать верное слово, но мысли у нее путались, — … если он из сновидения, как же тогда Пауле и Клара оказались рядом с этим Прокауэром?
Месье Флип уселся в кресло.
— Лашло фон Прокауэр был сыном богатого берлинского промышленника. Одинокий мальчик, он жил словно в золоченой клетке. В школу не ходил, на дом приходили частные учителя, чтобы учить его. Никаких друзей у него не было. Чувствуя себя очень несчастным, Лашло убегал в мир детективных романов, которыми тайно снабжал его сын шофера. Эти романы помогали Лашло вообразить то, что совершенно невозможно было для него в реальной жизни: стать членом банды и чтобы у него были самые лучшие в мире друзья.
Альбертина тихо вздохнула. Как хорошо ей все это было знакомо, как понятно!
Месье Флип улыбнулся ей и продолжил:
— Поэтому совершенно ясно, что в том сне, который мы сейчас видели, он назвал себя именем вора-виртуоза из своего любимого романа: Карвуттке, Отто Карвуттке.
— А как же Пауле? И я сама? — спросила Клара.
— Вы были кузиной Лашло, его единственной настоящей подругой, с которой ему, правда, разрешалось видеться только на каникулах.
— А я-то кто? — спросил Пауле.
— Вы — сын шофера!
— Бред какой-то, сын шофера!
Отто вскочил, пересек зал, добежал до двери, которая вела в странствующую ванную, но вдруг остановился.
— Вы понимаете, что все это означает? Мы — ничто! Не важно, кто сын шофера, а кто богатый сынок, — нас нет. Мы — цирковой номер! Театральный сюрприз! Все это — понарошку, все — обман, все — с двойным дном. Мы просто один дурацкий номер варьете. — Он рухнул в лебединое кресло и заплакал.
— Отто, послушай, эй, ну не плачь, не плачь! — Клара опустилась перед ним на пол.
— Тот, кто сейчас — ничто, может кем-нибудь стать, Отто! Он может стать всем!
Пауле деловито засунул руки в карманы и поглядел на остальных. Похоже, он сам не очень-то верил собственным словам.
Альбертина начала приподниматься. Ей стоило больших усилий не выдавать собственного смятения. Ей хотелось быть сильной, хотелось утешить Отто.
Месье Флип удержал ее:
— Дайте им немного времени, чтобы прийти в себя, фройляйн Альбертина. Ведь это совершенно непривычно и даже, наверное, страшно — понять, что ты — сон. — Он деликатно подтолкнул ее к двери. — Мы все сейчас на время распростимся, чтобы уйти в царство снов и хоть чуточку подремать.
Четверо клетчатых — лучшие в мире!
Ночь набросила на виллу непроницаемое, черное как смоль покрывало из мглы и темных туч. Человек, который не был так, как Альбертина и ее папа, убежден в вечности неба и Вселенной, мог решить, что звезды просто внезапно покинули небо. Минут пятнадцать Альбертина искала Люминос, но даже такой высокочувствительный прибор, как «Спектр-2004», снабженный световыми фильтрами большого разрешения, оказался этой ночью бессилен. Так что и звездный телефон иногда подводил — связь была никудышной.
Папа наверняка испугался бы, не повредилась ли она умом, если бы Альбертина рассказала ему, что находится сейчас на вилле Лиззи, где, кроме того, живут трое персонажей снов и дворецкий Лиззи и что, помимо всего прочего, вилла принадлежит ей. Это были россказни, которые годились разве что для Тиля и Кнобеля. Всякий раз, когда они начинали грустить, бесконечно обсуждая потенциальных родителей, Альбертина прокрадывалась в их комнату и изобретала для близнецов какую-нибудь фантастическую историю на сон грядущий.
Давно уже пора было им позвонить, подумала Альбертина и сложила матрешек одну в другую.
— И вас я тоже забросила, — пробормотала она.
Маленькие матрешки блестели от инея — ночь была холодной. Альбертина вся озябла, она закрыла окно. О том, чтобы сейчас заснуть, и думать было нечего. Даже одуряющий запах водяных лилий не помогал ей погрузиться в царство снов.
Царство снов! Как часто приходилось ей читать про людей, которые очутились в каком-нибудь другом мире — в будущем, в прошлом, или еще где-то. А вот к ней сейчас пришли гости из страны снов. Неужели где-то есть такой мир снов, в котором живут все сны на свете, поджидая своих хозяев? Может быть, ей удастся при помощи чемодана проникнуть в этот мир? Лучше не надо, подумала она, припомнив некоторые свои собственные кошмарные сны, посещавшие ее время от времени. А что касается тети Коры, то она не желала видеть даже самые прекрасные ее сны, до того чудовищны они наверняка оказались бы для всех остальных!
Альбертина не знала, что ей и думать. Тетя Лиззи была женщиной исключительной, сомневаться в этом не приходилось.
Свет луны, пробившейся сквозь тучу, упал Альбертине на лицо. Она тут же вскочила и направила на небо подзорную трубу.
— Маша, Ольга… давайте, давайте, быстренько, гоп! — Вдруг связь с папой все-таки наладится? Путаясь, волнуясь, она начала рассказывать обо всем подряд: — На вилле — а вилла теперь принадлежит мне — повсюду бегают сны, они живые, их можно увидеть, и они вышвырнули отсюда тетю Кору. Сны из плоти и крови!
— Нет, не из плоти и крови, тут вы ошибаетесь, дорогая моя! — поправил ее Флип, входя в цветочный кабинет. — Я постучался, а вы не услышали, — извинился он. Высоко подняв левую руку, он нес над головой поднос. Через плечо у него висела накидка, вся сплошь расшитая сверкающими камнями.
— Из чего же они тогда?
— Вот крем-коле, называемый также капустные щи, вот стручковый багет, а тут мусс из крыжовника, все, разумеется, прямо с грядки! — Месье Флип расставил ужин на широком пне, который успешно заменил собой столик.
— А снов вообще много? И что, каждый может оживить сны? — Альбертина так и сыпала вопросами.
Месье Флип с сожалением покачал головой:
— Лиззи строжайше запретила это делать. Никто и никогда не сможет больше показать такой трюк на сцене.
— Но почему же? Ведь я — наследница Лиззи. Главная наследница! Так что я имею право знать, в чем секрет этого трюка!
— Я нижайше прошу милую барышню отведать ужин. Капустные щи гораздо вкуснее, если их есть горячими.
Альбертина принялась за суп. Зеленовато-бурая смесь пахла так себе, но на вкус, вопреки ожиданиям, оказалась сносной, особенно если заедать стручковым хлебом.
— Главное, что вы, дорогая Альбертина, — крайне любознательная и неустрашимая особа! Это заставляет полагать, что вы не только внешне полная копия вашей двоюродной бабушки Лиззи. Но гипноз сновидений — метод, вызвавший большие сомнения ученых и долгие годы не изучавшийся, — нанес большой вред самой Лиззи. Она никогда не выдавала мне тайну этого трюка и унесла ее с собой в могилу.
— А все сны собраны в том самом чемодане? Можно я еще раз в него загляну? — Альбертина отставила пустую тарелку в сторону.
Месье Флип пододвинул к ней крыжовниковый десерт.
— Не прикасаться к чемодану! Это вы должны пообещать мне раз и навсегда! Ваша бабушка была одержима гипнозом сновидений, и я не хочу, чтобы вас постигла та же участь. Когда много лет назад в руки Лиззи попала книга Брадувила, ни она, ни я не подозревали, что это станет ее смертным приговором. Гипнозом она овладела быстро, даже слишком быстро. Он до того распалил ее беспредельную любознательность и желание познать чужие миры, что с какого-то момента она совершенно перестала интересоваться карманными торнадо и перестала гоняться за новыми причудливыми зеркалами для своего кабинета. Гипноз сновидений позволял ей проникнуть в те миры, которые скрывал до сих пор от любопытных взоров сон.
— Здорово! Ведь это же самое потрясающее, что есть на земле! — Альбертина никак не могла понять, почему Флип рассказывает о Лиззи и ее чемодане с такой душераздирающей грустью.
— Да, все так и было до того самого момента, когда Лиззи начала интересоваться собственными снами. Вскоре она научилась погружать в гипноз себя саму. Лиззи прекрасно знала из книги Брадувила, что это очень опасно, но совершенно ни о чем не беспокоилась. Каждую ночь она вытягивала из себя самой собственные сны и на следующее утро одна смотрела их в театральном зале. Это занятие было как наркотик, оно все больше и больше надрывало ее душу и истязало тело. Чего только я ни делал, чтобы удержать Лиззи, но все было напрасно. Последние годы она прожила словно в каких-то сумерках. Ум ее был ясен, как всегда, но в душе наступила полная тьма.
— С тех пор чемодан там так и стоит? — спросила Альбертина. Любопытство ее разгоралось.
— Да. И так будет всегда! Ни Брадувил, ни Лиззи не смогли достоверно выяснить, является ли чемодан доступом в царство снов, то есть только воротами в это царство или же это своего рода — ну как бы сказать — своего рода проектором, который показывает нам сны загипнотизированных людей.
— А что с полицейскими, которые в чемодане? Они тоже в царстве снов?
— Они надежно там упрятаны и, возможно, уже никогда не выйдут наружу. Но с ними ничего не случится. И с голоду они тоже не помрут. Сны не знают ни голода, ни времени, они ничего не весят и не могут пораниться. Так что они вовсе не из плоти и крови. Недаром говорят, сон — это пустое. Пустое и есть.
Вот почему Клара после падения со стеллажа в библиотеке встала на ноги, как ни в чем не бывало, подумала Альбертина.
— А почему Отто и все остальные пришли сюда?
— Это чистая случайность. Вам могли попасться и сны норвежского кронпринца. Мы давали там, при королевском дворе, одно из наших частных представлений, и, кстати, именно тогда Лиззи пришло в голову найти в Норвегии тролля и поймать его.
— А можно Отто, Клара и Пауле останутся здесь?
— Ну уж эти-то создания нас вряд ли сильно обременят, — рассмеялся Флип. — Вы вольны приглашать всякого, кто вам понравится. Ведь вы теперь — новая хозяйка виллы.
Альбертина просияла:
— Что, правда всякого?
— Только с одним исключением. Всех, кроме той, которая зовется Рабеншлаг и носит такие чудовищно безвкусные платья.
Альбертина обвила руки вокруг шеи месье Флипа и крепко обняла его.
— Я никогда-никогда больше не уйду отсюда, это точно! Тетя Лиззи сможет гордиться своей наследницей. Расскажите мне все-все-все про Лиззи, про виллу. Как вы познакомились с Лиззи?
Месье Флип с радостью откликнулся на просьбу Альбертины. Он погрузился в блаженные воспоминания.
Впервые он встретился с Лиззи много лет назад, когда работал еще в магазинчике мадам Фу-Фу. Если кому-нибудь было нужно хоть что-то для выступления на сцене, все это находилось у мадам Фу-Фу и ее проворного Флипа, будь то грим, накладные ресницы, различные предметы для фокусов, готовые костюмы или же костюмы, сшитые по мерке, жонглерские булавы или секретные капли мадам Фу-Фу от сценической лихорадки. То, чего в магазинчике у мадам в данный момент не было, она тут же добывала.
Цирковые артисты и звезды сцены приезжали издалека, чтобы платья, костюмы и накидки им изготовил именно Флип. Лиззи потом утверждала, что его руки обладали особым магическим свойством: он умел наряжать клиентов, и в особенности клиенток, в неповторимые, великолепные одежды. Костюмы Флипа не только оказывались им к лицу, они были как вторая кожа, все сияние души каждого человека изливалось наружу, проявлялось в его одежде во всем своем блеске. Именно поэтому Флип не всякому соглашался шить свои костюмы.
Не одна звезда, прибывшая в сопровождении огромной свиты, на километровом лимузине, уезжала из магазина мадам Фу-Фу несолоно хлебавши. Мадам время от времени пыталась уговорить его сделать для кого-нибудь исключение и все-таки пойти навстречу. Но Флип оставался тверд. Он мог шить костюмы только для истинных звезд.
— Звезда — это нечто совершенно особенное, — объяснял Флип. — От звезды должно исходить сияние! Но никто никогда не сиял так, как Лиззи, когда она переступила порог магазина. Она была настоящей звездой. В тот же день я уволился из магазина и отныне сопровождал вашу двоюродную бабушку по всему свету. Вот это — первая сценическая накидка, которую я для нее сшил. — И Флип раскинул черный, как ночь, плащ, который все это время пролежал у него на коленях. Сотни сверкающих камней образовывали разноцветный венок из лучей, который змеящимися линиями шел до самой кружевной оборки плаща. — Когда Лиззи на сцене раскидывала руки, в свете софитов перед зрителями разворачивался сияющий небосвод. Чувствительному зрителю приходилось прикрывать рукой глаза, такую ослепительную силу таил в себе плащ Лиззи.
В ходе многочисленных турне, которые совершала Лиззи, эта парочка поразительно не похожих друг на друга людей — высокая, стройная Лиззи и маленький, кругленький Флип — объехала все континенты. Как-то раз Флип начал подтрунивать над Лиззи, говоря, что она не дотягивает до египетской царицы, которая во все свои путешествия брала с собой не только обширную свиту, но еще и походную пирамиду. Лиззи тут же стала наводить справки, где можно раздобыть походную пирамиду. Ее страсть к собирательству обуздать было невозможно. Как только Лиззи узнавала о чем-нибудь таинственном или забавном, она не успокаивалась, пока эта вещь не становилась ее собственностью.
— Под конец за нами повсюду следовал товарный состав из четырех вагонов, которые доверху наполнены были приобретениями Лиззи, — закончил Флип свой рассказ. — И я имею право с гордостью сказать, что именно мне пришла в голову идея купить эту виллу, чтобы все чудеса, хранившиеся до сих пор во мраке железнодорожных вагонов, увидели свет. Дом тысячи чудес — целый парк развлечений в одном доме! Популярность этого дома была грандиозной и не падала много лет!
— Можно я ее примерю? — спросила Альбертина, поглаживая сверкающую ткань плаща.
Месье Флип пододвинул высокий стул, сделанный из пня, и велел Альбертине на него взобраться. Он набросил накидку ей на плечи. Тихонько позвякивая сверкающими камнями, бархатная ткань опустилась вниз, до самой земли, окутав Альбертину.
Альбертина вытянула вперед руки, которые для такого плаща были, пожалуй, еще коротковаты, и медленно раскинула их.
— Ну что? Так же все сияет, как у Лиззи?
— В общем да, — улыбнулся Флип, — явлением сверхновой это пока нельзя назвать, но, я надеюсь, кое-что может получиться.
— Шикарная вещь! — В дверях стоял Отто. — Я не помешал?
— Отто! Не говори глупости, заходи! — сказала Альбертина. — Ты никогда не мешаешь!
— А мне все равно пора уходить. — Флип снял у нее с плеч плащ и исчез за дверью.
— Ты теперь, поди, начнешь показывать такие же дурацкие… ну, я хотел сказать, такие же сумасшедшие фокусы, как тетя Лиззи, и будешь выуживать у богатых мальчишек их сны? — Отто попытался улыбнуться, но у него ничего не получилось.
— Как бы не так! — ответила Альбертина. — Тетя Лиззи завещала чемодан месье Флипу, и никто не знает, как этот фокус делался.
Альбертина чувствовала: что-то не дает Отто покоя. С этими мальчишками не знаешь, как себя и вести, можешь вообще никогда не узнать, в чем дело. Но она как-то не любила и не умела обсуждать, что там творится у них в душе.
Но Отто сам сразу заговорил о том, что его волновало:
— Надеюсь, я и в образе замухрышки с дворянским титулом тебе не противен?
— Ну конечно, ты мне нравишься! И с титулом, и без титула, не важно. Для меня ты — Отто Карвуттке.
Глаза у Отто печально блестели. Он подошел к окну и стал смотреть в трубу. Альбертина не должна видеть, что по щекам у него катятся слезы. Одной рукой он беспорядочно передвигал «Спектр-2004», другой — поспешно вытащил из кармана клетчатый платок и быстро вытер лицо.
— У тебя есть папа. Не важно, что он в Сибири. У тебя есть Люминос. Есть матрешки. Есть Флип, и на самый худой конец — эта самая Раппельмайерша. А у меня что? — Он больше не мог сдерживать рыданий. — Отто Карвуттке! — с ненавистью выговорил он. — Мальчишка из чемодана, полное ничто!
— Ну а кто стоит сейчас передо мной? Ведь ты же существуешь, точно так же, как и я!
— Ой, ты просто фантазерка! — Отто отвернулся от нее. — Веришь в какой-то звездный телефон, даже с куклами разговариваешь.
— Дурачок, неужели ты не понимаешь? — сказала Альбертина. — Лашло выдумал тебя, потому что хотел быть таким, как ты. Ты есть, потому что кто-то изо всех сил в тебя верил. Он хотел быть таким же веселым, храбрым и свободным, как ты. Ты для него — образец для подражания. В жизни он был один, зато во сне вы с ним становились как братья.
— Я совершенно не подумал об этом, — признался Отто.
— Кроме того, у тебя есть Клара! И Пауле! Самая лучшая банда — и в реальном мире, и в мире снов — пылко воскликнула Альбертина. — И еще есть я, — добавила она тихо и застенчиво.
Но Отто все равно услышал.
Оба мгновенно покраснели до корней волос, и неизвестно было, кто покраснел больше. На один короткий миг, который казался вечностью, ничто, кроме попискивания растений, не прерывало мучительную тишину.
В фотороманах, которые Яцци тайком читала под одеялом, такие разговоры выглядели как-то иначе, подумала Альбертина. Ну скажи же что-нибудь, Отто Карвуттке!
Но Отто продолжал молча складывать свой носовой платок и сложил его уже до размеров спичечного коробка.
— Сядь! — сказала Альбертина как-то уж слишком громко.
Отто сел на стул, сделанный из пня.
Альбертина обмотала матрешек обрывком веревочки, которую достала из кармана жилетки, накинула на плечи пижамную куртку вместо плаща и встала перед Отто.
— Уважаемая публика, мадам Лиззи…
— Мадам Альбертина, если уж на то пошло, — перебил ее Отто.
— Сейчас мадам Альбертина отправит старшего брата маленького Лашло в царство снов! — Матрешки на веревочке закачались перед самым носом Отто. — Раз, два, три, много-много снов — сейчас ты быстренько уснешь.
Отто старательно выпучил глаза, а потом, словно мешок, осел на стуле.
— Ну-ка колись быстро! Что ты видишь? — спросила Альбертина.
— Я вижу во сне, что Лашло, Пауле, Клара, я, твой папа и ты, короче все мы, летим верхом на вашей звезде, на Люминосе, верхом, месье Флип волочет гигантскую корзину с жратвой, а я… я отморозил себе уши!
— А ну-ка где там твои ушки? Сейчас мы их тебе ототрем! — Альбертина со смехом потянулась к нему. Отто инстинктивно схватил ее за руку, Альбертина потеряла равновесие, и они оба грохнулись на пол вместе со стулом.
Альбертина, которая упала назад и почти не ушиблась, тут же вскочила на ноги, а Отто все лежал, приваленный стулом, и стонал.
— Я гибну, настал мой смертный час, принцесса, прощай! А-а-а! — театрально стонал Отто.
— Ничего не настал. Сны не могут пораниться, и поэтому они живут целую вечность и еще три дня! — Альбертина прыгнула на свою лилейную постель. — Являешься вот так, ни с того ни с сего, в Дом тысячи чудес и понятия ни о чем не имеешь! — Она бросила в него одной из лилейных подушек.
Кто-то постучал в дверь.
— Войдите, если это только не моя злобная тетка! — задорно крикнула Альбертина.
— Я что, похож на тетку? — В щелку двери просунул голову Пауле.
— У вас тут закрытое частное представление или все-таки в зале еще есть свободные места? — спросила Клара. — Между прочим, есть кое-что интересненькое, что банде клетчатых… — Клара сделала угрожающую паузу, — … обязательно надо обсудить.
«Вступительное испытание клетчатых!» — пронеслось в голове у Альбертины.
Клара подозвала к себе Пауле и Отто. Они тесно сдвинули головы, положили руки друг другу на плечи и начали было шептаться, но Клара быстро прервала обсуждение:
— Значит, результат голосования у нас получается: три — против, никого за, да?
Пауле кивнул.
Альбертина побледнела. Значит, даже Отто не проголосовал за нее?
— Альбертина Шульце, поскольку ты не нашла чемодан и не расправилась с полицейскими, — гробовым голосом сказала Клара, — то мы считаем, что испытание клетчатых ты не выдержала.
Хотя Альбертина никогда в жизни не имела дела с бандами, но закон есть закон, это ей было ясно.
— Понимаю, — выдавила она из себя и больше ничего сказать не могла, потому что все остальные слова потонули бы в слезах и рыданиях, а плаксой она выглядеть вовсе не хотела.
Отто положил руку ей на плечо:
— Но ввиду особых заслуг перед бандой клетчатых, учитывая то, что без тебя мы так бы и пылились до сих пор в этом душном чемодане, в силу вступает седьмой параграф нашего Устава.
Клара и Пауле вместе с Отто хором докончили:
— Мы объявляем тебя почетным членом банды клетчатых.
Альбертина крепко сжала Машу, которая лежала у нее в кармашке, а другой рукой вытерла со щеки слезу.
Отто прошептал Кларе что-то на ухо.
— А что? — спросила она.
Отто порылся в карманах. Щепку, отломившуюся от спинки стула, он тут же сунул обратно, потом протянул Кларе свой мятый клетчатый носовой платок.
Клара сморщилась, но, поскольку лучшего ордена клетчатых в данный момент не подворачивалось, пришлось довольствоваться платком.
— Гордо носи этот орден, и пусть он всегда напоминает тебе о том, что ты — из банды клетчатых! — провозгласила она.
— Я еще в него ни разу не сморкался! — уверил Альбертину Отто и демонстративно громко шмыгнул носом.
Клара не торопясь повязала Альбертине на запястье платок и протянула ей сжатый кулак. Альбертина робко положила на него свой. Предводительница клетчатых задорно ей подмигнула.
— Трое клетчатых… — тихо начала Альбертина. Клара отрицательно помотала головой.
— Четверо клетчатых ребят — это вам не детский сад! — заново начала Альбертина, теперь уже громко и решительно.
Наша банда — всех сильнее! Наша банда — всех страшнее!
Мальчишки поставили свои кулаки поверх кулаков Клары и Альбертины. Все вместе они договорили девиз банды клетчатых до конца:
Клетчатых не разлучить, Значит, так тому и быть!
Еще несколько мгновений Альбертина не могла прийти в себя. Сердце у нее громко стучало.
— А теперь выкладывайте! Шульце Длинные Руки хочет знать все. Как живет банда клетчатых? — Альбертина похлопала рукой около себя, и Клара уютно устроилась рядом с ней.
Отто и его банда действовали всегда одинаково: Пауле отвлекал жертву, чтобы Клара могла беспрепятственно опустошить карманы и сумочки. Самый быстрый и самый ловкий из них, Отто, доставлял добычу в безопасное место. Они всегда работали втроем, и их банда была непобедима.
— Отто Карвуттке прославился потому, что воровал только у богатых и большую часть награбленного распределял между уличными детьми. Отто сам бдительно следил за этим. Мы оставляем себе только самое необходимое, чтобы выжить.
— Решил стать новым Робином Гудом? — спросила Альбертина.
— Не знаю такого! — Пауле упер руки в боки, силясь принять угрожающую позу, насколько это вообще возможно было в таком вот тесном, не по размеру, заляпанном машинным маслом пиджачке с пуговицами из деревяшек. — Между прочим, бронетанковый Пауле тоже хочет знать обо всем… ну, обо всем, что тут у вас, в вашем мире!
В детективах про Карвуттке, которые так любил читать Лашло фон Прокауэр, все действие происходило в двадцатые годы, поэтому для клетчатых современный мир должен был казаться по крайней мере столь же непостижимым, как для Альбертины все эти тайны сновидений. Мобильники и скейтборды, супермаркеты, компьютеры, «мыльные оперы», реактивные самолеты, микро-волновки и космические полеты — банда клетчатых не имела обо всем этом ни малейшего понятия. Отто с трудом мог представить себе, что реактивный истребитель за несколько часов домчится до Америки, что содержание всех книг с целой книжной полки умещается на маленьком серебристом диске или что грязное белье можно засунуть в машину и достать оттуда чистым.
— Люди даже на Луну уже слетали и побегали по ней! — завершила Альбертина свой рассказ. Она зевнула. Усталость внезапно навалилась на нее. Альбертина натянула лилейное одеяло до самого подбородка.
В гамаке над ее головой царила уже полная тишина. Клара и Пауле незаметно залезли туда, и в какой-то момент глаза у них закрылись сами собой.
Только Отто не спалось. Он подошел к окну.
— Эй, Альбертина!
— Что?
— Ты уже спишь?
— Да.
— А в другой башне до сих пор свет горит!
— Там живет месье Флип. Он наверняка оторваться не может от книг, которые достались ему в наследство. Спи, Отто.
— Скажи, а ты не хотела бы еще разок заглянуть в этот чемодан?
— Мне пришлось дать месье Флипу честное слово, что я к нему и пальцем не притронусь. Я уж не говорю о том, что ключ у него.
— Ну, ключ для нас — не проблема…
— Отто! Мы крадем только для того, чтобы хоть как-то прожить и не умереть, ты сам так сказал!
— Да нет, это я так просто, кое-какие мысли высказываю. — И Отто поудобнее устроился на пальмовом листе.
— Тогда забудь эту свою мысль навсегда. И пусть тебе приснится что-нибудь очень хорошее! — Пока она погружалась в сон, мысли продолжали роиться у нее в голове. Оказывается, сны умеют спать и это прекрасно у них получается, подумала она, а чтобы увидеть сны, обязательно надо заснуть — если не заснешь, никаких снов не будет. Интересно, а что же происходит, когда сами сны засыпают и при этом видят сны?..
«Ждать, да чаек попивать»
— Я богатая, я еще богаче, я всех богаче! — вопила в этот самый момент тетя Кора, да так громко, что половина Нижнего Вюншельберга и уж точно все жильцы отеля «Шпитц», где тетя Кора устроила командный пункт для дальнейшей борьбы, услышали ее вопли и вздрогнули.
Руфус потряс жену за плечо, но ее никак было не вырвать из лап этого оглушающего всех сна.
— Прочь с дороги! — Кора резко повернулась, протянула руки с желтыми когтями, схватила за горло Руфуса и сжала изо всех сил. — Прочь, я сказала, Царица тьмы пришла к вам и требует свою дань!
Глаза ее мужа начали уже вылезать из орбит, но в отчаянии он изо всех сил пнул Кору в коленку, и это спасло его от неминуемой смерти. Кора почти задушила его.
— Грубое чудовище, что ты себе позволяешь! — заорала на него тетя Кора, вытаращив глаза. — Я только-только заснула, а ты оторвал меня от моих сладких снов! — Одним движением отшвырнула она в сторону и одеяло, и Руфуса и соскочила на пол. Отель «Шпитц» не смог предоставить ей королевских покоев, вместо этого ей досталась каморка под крышей. Точнее говоря, это был закуток, в котором раньше ютилась прислуга. Коре Рабеншлаг пришлось отказаться и от своей косметической маски, и от настоящей французской ночной рубашки. Все это, к сожалению, осталось там, на вилле, название которой она не собиралась произносить вслух до тех пор, пока вся эта развалюха не перейдет в полное ее пользование. Она и не думала покидать поле боя. Альбертина и ее комичные друзья выиграли, конечно, одно сражение, но настоящая борьба только начинается. «Ждать, да чаек попивать» — таков был ее девиз. Коре Рабеншлаг всегда удавалось найти выход из любой ситуации!
Она открыла чердачное оконце. Напротив у Куликова, этого неудачника с его чесоточными собачками, еще горел свет.
— Охотник на мелкую и крупную дичь! Тоже мне! На вшей ему охотиться, больше он ни на что не годен! — прошипела Кора.
Куликов показался за стеклянной дверью магазина, низко поклонился и распахнул дверь пошире. Из магазина вышел Болленштиль, неся под мышкой объемистый бесформенный пакет. Не успел он ступить на тротуар, как из окна серебристого автомобиля, припаркованного у края поребрика, бросилось на него что-то ярко-голубое. Оно начало рвать в клочья коричневую оберточную бумагу, из-под которой показался кое-как завернутый в нее трансмазурский волк из магазина Куликова.
— Дэзи, злая собачка! — закричал Болленштиль, но было уже поздно.
Дэзи вовсю пользовалась возможностью показать своему дальнему родственнику, который был раз в двадцать больше ее, кому в доме Болленштиля принадлежит первое слово.
Лицо Коры в чердачном окошке исказила злорадная усмешка. Правильно, правильно, милая собачечка, подумала она. Покрепче сжимай зубки, а попутно укуси-ка этого Болленштиля разок-другой, ладно?
Но Дэзи, быстренько показав беззащитному волку, где раки зимуют, поскорее удалилась обратно под защиту лимузина.
Болленштиль сунул волка обратно в руки Куликову.
— Халтурно запаковали! Придется вам теперь над ним потрудиться, лентяй!
Гомецингер тихонько посмеивался в кулачок, сидя за рулем. Так ему и надо, этому Куликову.
— А что касается вас, Гомецингер, — если вы еще хоть раз оставите Дэзечку без присмотра и выпустите ее на улицу, то считайте, что лишились работы, дома и вообще всего! — Болленштиль захлопнул за собой дверцу машины. — Домой, быстро! Я устал, а завтра устраиваю большое представление на моей вилле.
Нежелательный визит
— Альбертина! — громко сказала Клара. — Подъем!
Альбертина вскочила. Она протерла глаза и облегченно вздохнула: вся банда была на месте. На этой вилле, где сон и реальность так тесно переплетаются, приходится быть настороже.
— Если ты всегда так шумишь, когда тебе что-то снится, то тогда мне нужна собственная комната, — сказала Клара.
— Места на вилле достаточно, — засмеялась Альбертина и еще раз блаженно потянулась. — Сначала мы позавтракаем, то есть я позавтракаю. — Она до сих пор никак не могла привыкнуть к тому, что люди из снов ничего не едят, если только речь в том сне, из которого они пришли, не шла о еде.
В холле ее уже поджидал месье Флип. Как только Альбертина вместе с друзьями появилась на лестнице, он подтолкнул носорога с оркестром на спине. Скрипя и громыхая, серо-коричневое животное затопало вперед. Деревянные музыканты старались изо всех сил, фальшиво играя один туш за другим.
— Нижайше прошу новую владелицу Вюншельберга подойти к церемониймейстеру, месье Флипу! — прокричал дворецкий.
Отзвучал последний туш, и Флип, словно дервиш, трижды обернулся кругом. На третий раз в воздухе развернулась черная сверкающая ткань. Флип подбросил ее высоко вверх, и, словно звездный дождь, бывшая сценическая мантия Лиззи опустилась на Альбертину. Плащ лег ей на плечи, словно был сшит специально для нее.
Месье Флип трудился над ним почти всю ночь: кроил, наметывал, шил. Только на рассвете мантия была готова, теперь она подходила только Альбертине.
— Угодно ли вам, Альбертине Шульце, вступить во владение наследством вашей покойной двоюродной бабушки, хранить и почитать чудеса этого дома?
Негромкое «Да!» прозвучало в ответ, и Альбертина подняла обе руки.
Венок из звезд на ее мантии сиял таким светом, какого Флип не видел уже много лет. Да, подумал он, точно такой же огонь исходил тогда от Лиззи. Он захлопал в ладоши. Словно бушевание карманного торнадо, загремели аплодисменты.
Это клетчатые поддержали всеобщее ликование.
Внезапно на весь холл загремел львиный рык.
— Кто бы это мог быть? — удивилась Альбертина.
— В лучшем случае какая-нибудь продуктовая автолавка заблудилась, — сказал месье Флип.
Отто заглянул в маленькое окошечко на дверях.
— Какой-то толстяк с голой собачкой, — тихонько сказал он остальным.
Клара оттолкнула Отто в сторону и посмотрела тоже.
— Это — тот самый дядька, который всем вчера запрещал давать вам продукты в долг, мисьо Флип. Мы сами слышали.
Теперь понятно, почему я ни в одном магазине ничего не мог получить, подумал дворецкий, повернулся кругом — и уже стоял перед ребятами в мундире наполеоновской гвардии.
— Это наверняка Фриденсрайх Болленштиль. В общем и целом, а также в мелочах и частностях ничего хорошего сие для нас не означает. — Он трижды глубоко вдохнул и выдохнул, сжал кисти рук, а потом быстро расправил пальцы, так что каждый палец громко хрустнул.
Пауле, сгорая от любопытства, отодвинул Клару от смотрового окошка.
— У него еще чемодан в руках.
— Он уже несколько месяцев подряд пытается прибрать виллу к рукам. По его проекту тут должны быть автобан и бензозаправка. Его бензозаправка, разумеется! — Флип откашлялся и самым что ни на есть солидным тоном произнес: — Простите, кто там?
— Фриденсрайх Болленштиль. Эй вы, комедиант несчастный, быстро откройте дверь!
Месье Флип взглянул на Альбертину. Она кивнула ему, и он открыл дверь. Болленштиль ворвался в холл, не удостоив месье Флипа даже взглядом, и поднял вверх чемодан.
— Ты знаешь, что там? — пролаял господин Болленштиль и мрачно посмотрел на Альбертину.
Альбертина скрестила руки на груди и посмотрела на него не менее мрачно.
— Неужели миллион? — сказала она с вызовом.
— Или завтрак для Альбертины? — Отто, Клара и Пауле встали за спиной у Альбертины и точно так же скрестили руки. Уж они покажут этому толстому дядьке, как связываться с бандой клетчатых!
— Если вам по вкусу долговые расписки и неоплаченные счета, тогда, пожалуйста, можете ими завтракать, — нагло расхохотался господин Болленштиль и откинул крышку чемодана. Оттуда хлынул ворох бумажек. — Хочу довести до твоего сведения несколько фактов. Во-первых: ты — банкрот. Во-вторых, я велел отключить у тебя воду, свет и вообще все. В-третьих: кредита ты больше нигде не получишь. В-четвертых: я переписал на себя все долги, которые понаделали эта попрыгушка Лиззи и вот этот человечишка. В-пятых: это стоило мне немало, можно сказать — целое состояние. В-шестых: исчезни отсюда, это мое последнее требование. В-седьмых: у тебя сорок восемь часов сроку, и либо ты оплатишь все долги, либо вилла переходит в мою собственность. И наконец, восьмое: надеюсь, мы никогда больше не увидимся! Никто не решался вымолвить ни слова. Альбертина подошла к чемодану и выхватила какую-то долговую расписку.
— Можно попробовать? — с невинным видом спросила она Болленштиля, сунула бумажку в рот и с наслаждением разжевала. — М-м-м, такой вкусный круасан де бумажан мне давно не попадался! Все прыснули со смеху.
Болленштиль, сопя, захлопнул чемодан и зашагал к дверям. — Сорок восемь часов! — прокричал он, и дверь за ним с треском захлопнулась.
— Просим вас снова и как можно скорее почтить нас в Доме тысячи чудес! — проскрежетала маленькая деревянная обезьянка в форме привратника, которая сидела в клетке над дверью. Она вновь и вновь повторяла свои слова.
— Лучше не надо, не почитайте нас больше никогда! — крикнул Отто вслед бургомистру.
— Парцифаль, тихо! — месье Флип ударил в ладоши, и обезьянка замолчала. — Ну что ж, у всего есть своя хорошая сторона: этот Болленштиль вернул Парцифаля к жизни. Ведь он у нас уже как минимум восемь лет не разговаривал.
После этого наступило подавленное молчание. Оно прерывалось только громким бурчанием в животе у Альбертины.
Ох, все оказалось много хуже, чем я опасался, думал месье Флип. Он хрустнул пальцами и оказался в поварском колпаке и белом кителе.
— Разрешите пригласить вас в столовую на легкий завтрак!
Альбертина шла за месье Флипом, и ее одолевали не самые приятные чувства. Круассан де бумажан! Это был классный ответ! Но, если она все поняла правильно, здесь нужны были не классные ответы, а просто много денег, чтобы покрыть долги. Может быть, и не стоило ей так дразнить Болленштиля.
Столовая находилась рядом с лестницей. Входить в нее нужно было прямо через раскрытую пасть кита.
— Этот кит, если вы его как следует рассмотрите, — удивительно точная копия настоящего кита. Много лет назад мы с Лиззи попали в шторм. Кажется, это было где-то недалеко от Гаити. Волны величиной с гору разметали наш корабль на тысячу обломков. И мы точно утонули бы, если бы в самый последний момент нас не заглотил гигантский белый кит. Пять дней мы жили у него в брюхе бесплатными квартирантами и питались рыбой, которую он глотал. На шестой день нашего кита поймали гаитянские китоловы и таким образом спасли нас. В знак благодарности за гостеприимство кита Лиззи и оформила весь этот зал. Моя же благодарность — должен признаться откровенно — держится в очень жестких пределах, потому что с момента пребывания внутри кита я страдаю ужасной аллергией на рыбу.
Клетчатые рассмеялись. Все они считали, что месье Флип в данном случае перегнул палку в своих фантазиях.
Они добрались до помещения, представлявшего собой брюхо кита. Своды округлой формы поддерживались китовыми ребрами. Между ребрами виднелось бледно-розовое тело кита. В центре располагался огромный праздничный стол, а вокруг него вместо стульев стояли бочки — такие, как на старинных парусных судах.
Месье Флип дважды хлопнул в ладоши, но ничего не изменилось.
— Ах да, извините, ведь вся обслуга сегодня отдыхает. — И он, невесело улыбнувшись, трижды повернул колесо старого штурвала, закрепленного во главе стола. Пустая столешница перевернулась, и все увидели празднично украшенный стол, который ломился от яств. Посередине возвышалась целая индюшка, а вокруг нее — жареные перепелиные грудки, гроздья винограда, тефтели и котлеты, целая гора картофельных драников — высокая и кривая, как Пизанская башня. На обоих концах стола поблескивали стеклянные сосуды с зеленой и красной амброзией.
— Вот где деньги-то лежат! — Отто взял со стола один из многочисленных серебряных ножичков.
— Отто! Положи сейчас же на место! — Клара осуждающе посмотрела на него.
— Да я и не собираюсь ничего красть отсюда. — В его руках оказалась щепка от сломанного стула из цветочного кабинета. Отто начал что-то вырезать ножичком, ковыряя щепку.
— Что это будет? — спросил Пауле.
— Сам еще пока не знаю, — отмахнулся от него Отто.
На серебряном подносе возвышалась вилла Вюншельберг величиной с кукольный домик, вся сплошь из черного и белого шоколада. Украшена она была засахаренными фруктами — вишнями, ежевикой, черникой, виноградом.
Альбертина глазам своим не верила.
— Ну, если банкроты живут вот так, то я вовсе не прочь пожить банкротом!
— Гм, — откашлялся Флип. — Все это — только декорация. Сам завтрак находится вот здесь. — И он указал на маленький подносик.
— Стручковый хлеб? — Брови у Альбертины поползли вверх, а лоб сплошь покрылся морщинками, как у таксы.
— Да, стручковый хлеб, — подтвердил месье Флип. — И компот из крыжовника! Без добавления вредного сахара и главное…
— Знаю-знаю! Собственного урожая! — Альбертина закончила фразу за него.
— Я полагаю, нам пора осознать, что при сложившихся обстоятельствах вилла Вюншельберг не может предоставить ничего другого. — Месье Флип вывернул наизнанку карманы своих брюк — они были пусты.
Альбертина пошарила в карманах жилетки и нащупала своих матрешек.
— Что ж, девочки, оказывается, мы рано радовались. — Крупная капля упала прямо на Машин красный фартучек. Все оказалось лишь сном. Кошмарным сном. Может быть, Раппельмайершу еще удастся как-то уговорить. А наказание будет не таким уж страшным. Но что будет с бандой клетчатых? Раппельмайерша никогда не согласится взять их в приют. «Не подмажешь — не поедешь» — такова ее любимая поговорка. Значит, на это и рассчитывать нечего, подумала Альбертина. Она молча поспешила в свою комнату.
Чемоданчик с мордочками котят на крышке был уложен в один момент. Альбертина бросила туда свою пижаму, бережно положила сверху подзорную трубу и прикрыла мантией Лиззи.
Безо всякого стука в кабинетик ввалилась банда клетчатых.
— Что же будет дальше, когда ты соберешься? — спросила Клара.
— Если повезет, еще успею на автобус, — закрывая чемодан, ответила Альбертина. — Папа заплатил за меня в «Доме детского счастья» на год вперед. Этой гадкой Раппельмайерше придется взять меня обратно.
— Альбертина Шульце! Тебя что, пыльным мешком ударили?! И все мозги в кашу превратились? — воскликнул Отто. — Ты собираешься оставить бедного месье Флипа здесь одного?!
— И подарить виллу этому жирному Билленштолю? — Пауле смотрел на нее с максимальным осуждением, на какое был способен.
— Болленштилю, — всхлипнула Альбертина.
— А нас всех хочешь бросить здесь? Троих фантомов, которые вообще в этом мире не ориентируются? — Отто прижал Альбертину к себе. — Да брось, справимся мы с этим поганым Болленштилем!
Альбертина уткнулась лицом в мягкую шерстяную ткань его рубашки. Запах от рубашки шел немного затхлый, наверное, потому, что Отто так долго просидел в чемодане. Но это было совершенно не важно. Она опять почувствовала прилив сил.
— В конце концов мы одна команда — мы банда клетчатых! — Клара яростно топнула ногой. — Я созываю Большой совет клетчатых! Кто-нибудь против?
Альбертина еще не привыкла к тому, что в банде все решается сообща, и решение принимается только после того, как каждый выскажет свое мнение.
— Такой у нас закон, — объяснила Клара новичку Альбертине. — Так что без согласия банды ты не имеешь права вот так все бросить. Ты просто проиграешь: трое будут против одного. Я правильно говорю, ребята? Пауле и Отто кивнули.
— Мы стянем у Болленштиля чемодан с долговыми расписками. Против этого, я думаю, никто не будет возражать, ведь вилла-то нам нужна. Она нам жизненно необходима, она для нас… ну, как прожиточный минимум, — внес предложение Отто.
Доводы были не очень убедительные, так считала не только Альбертина. Кроме того, от долгов они таким образом избавятся, но банкротами останутся все равно. Предложения об ограблении банка и похищении Дэзи, любимицы Болленштиля, тоже не были поддержаны большинством.
После разных метаний то в одну, то в другую сторону банда решилась на совершенно легальные меры, как назвал это Отто.
— Ладно, значит, будем продавать все, что можно превратить в деньги! Кто против? — подвела итоги совета Клара.
Сны о мести
Всю ночь тетя Кора купалась в снах о чудовищной мести. На бургомистра, на дворецкого, на летающих коней и дерзкую племянницу она обрушивала меч и пламя, бомбы и ракеты. Но ничего не помогало — вилла все равно ей не доставалась. Под конец тетя Кора ухватилась за простыню и стала сильно дергать ее, потому что во сне она приковала железным параграфом хихикающего от радости лиса к саблезубому тигру.
— Меня зовут Финкельвукс, и я ничего не знаю, — закричал лис и поволок тигра через весь Нижний Вюншельберг. Тигр сорвал с носа очки — огромные, как смотровое окошечко стиральной машины, — и поймал ими солнечный зайчик. Делая стометровые прыжки, тигр поскакал прямо в небо — таща тетю Кору за собой на толстом канате. — Хи-хи, хо-хо, так или иначе, виллу ты все равно не получишь! — кричал лис. — Эй ты, полоумная дура, Рабеншкура, Шкурошлаг! Несовершеннолетняя племянница станет вашей опекуншей и пошлет вас ко всем… — Конец фразы потонул в карканье, которым разразилась сама Кора. Ветхое дно ее кровати в отеле «Шпитц» проломилось, и Кора, вся растрепанная, так и грохнулась на пол.
К крайнему удивлению ее супруга Руфуса, который на всякий случай коротал эту ночь на старом коврике у кровати, тетя Кора после падения пришла в прекрасное расположение духа. Она вскочила и погрозила кулаком кому-то в небе. Бешеная гонка за этой канцелярской лисой Финкельвуксом-Винкельфуксом с его параграфами навела ее на одну мысль.
Просыпаться в каморке для прислуги под крышей — к такому тетя Кора совершенно не хотела привыкать. Вместо шампанского и черной икры хозяйка отеля «Шпитц» подавала на завтрак весьма неприглядного вида бутерброды. Засохшие, потемневшие края на жалких кусочках колбасы, словно годовые кольца дерева, красноречиво говорили о том, в какие незапамятные времена эта колбаса была свежей.
Я не допущу, чтобы это продолжалось долго, поклялась себе Кора, запихивая свое тело в корсет, для починки которого пришлось использовать шнурки от ботинок мужа.
Уже минуты через три она стояла перед помпезным фасадом здания в античном стиле. «Библиотека Фриденсрайха Болленштиля», — скрежеща зубами, прочитала тетя Кора на табличке, стоя у подножия лестницы, обрамленной фальшивыми колоннами. Этот проходимец встречается здесь, в Нижнем Вюншельберге, на каждом шагу, подумала она. Она прищурила глаза и быстро прошмыгнула мимо таблички с велеречивыми излияниями благодарности благодетелю города.
За стойкой в библиотеке стоял молодой человек в потертых джинсах и разговаривал по телефону. Он выразительно шевелил пирсингованными бровями.
— Нет, Нина, честное слово, поверь мне, я бы позвонил, я бы сказал тебе, где будет вечеринка. Но у меня мобильник пропал.
— Телефонную книгу! — резко прокаркала Кора молодому человеку.
— Нина, мне надо работать, созвонимся позже! — Он смущенно почесал свой белобрысый ирокез. — Извините, я недавно здесь работаю, какая именно телефонная книга вам нужна?
— По возможности такая, в которой отсутствуют имена Фриденсрайх Болленштиль и Альбертина Шульце. — Тетя Кора забарабанила пальчиками по стойке.
Руфус втянул голову в плечи. Такая барабанная дробь, начиная с определенной скорости ритма, как правило, непосредственно переходила в приступ ярости.
— Кто здесь книжный червяк — я или ты? — вдруг заорала тетя Кора на помощника библиотекаря. — Телефонные книги с перечнем адресов — все страницы, какие угодно — желтые, синие, розовые! Все, что есть. Главное — быстро!
Ну и ведьма, подумал парень и выложил на стойку все, что только смог найти.
— Вот все, что у нас есть.
— Что значит «все»? — Кора подпрыгивала, скрытая от библиотекаря всей этой горой книг, но парня все равно было не видно. И поскольку он явно считал свою миссию выполненной и больше ничего делать не собирался, тетя Кора наконец поняла, что ей неизбежно придется рыться в книгах самой. — Руфус! Отнеси весь этот хлам в гостиницу, и будем искать. Рапп… и что-то там еще — «Дом детского счастья»! Быстренько вперед!
Телефонный ажиотаж в «Доме детского счастья»
Уже два дня и две ночи этой маленькой чертовки Шульце не было на месте. У руководительницы буквально каждые пять минут происходило несварение желудка, и только огромные порции ромашкового отвара предотвращали худшее. Госпожа Рапп-Майербринк могла вообразить все что угодно, только не такое. Причем этой чертовке Альбертине действительно удалось улизнуть от руководительницы, которая на всех вокруг наводила ужас. Мало этого, она ведь сумела замести за собой следы. Папка с личным делом, с надписью: «Альбертина Шульце» пропала бесследно, нигде во всем приюте ее не смогли найти. Глаз не сомкну, пока эта неблагодарная злодейка по имени Альбертина не водворится вновь в «Доме детского счастья», решила Раппельмайерша. Она точно знала, что у Альбертины где-то есть тетка. Но в стране женщин с фамилией Шульце наверняка миллионы, ну а новую фамилию тетки, которую она носила после замужества, Раппельмайерша просто никак не могла вспомнить: Грабентаг, Фарбенцарт, Рабенхарт, Татеншлаг?
Тиль и Кнобель наверняка были с маленькой чертовкой заодно, в этом не было никаких сомнений. Плохо было то, что близнецы уже много раз доказывали: даже самое жестокое наказание им как с гуся вода. «Скрести корки», красить газон перед родительским днем, слушать, как руководительница играет на гобое — им все было нипочем.
Наверное, ни одна секретная служба в мире не следила так бдительно за какой-нибудь мышиной норкой, как Раппельмайерша теперь за своими владениями.
В «Доме детского счастья» завыл сигнал тревоги у главного входа. Голова Элеоноры Рапп-Майербринк показалась из-за горы телефонных книг. Довольная улыбка скользнула по ее лицу. Новая сигнализация работала великолепно. Легкий румянец удовольствия проступил на серых щеках директрисы. Такой румянец появлялся у нее только тогда, когда она выдумывала новые штрафные задания для своих «овечек». Благодаря новой системе защиты никто больше не сможет выйти из приюта незамеченным. От пронзительного сигнала тревоги у нее в кабинете задребезжали стекла. Раппельмайерша от души наслаждалась этим новым звуком в своих владениях. Зато всех остальных, если они не затыкали уши туалетной бумагой или хлебным мякишем, этот звук быстро привел в состояние, близкое к помешательству: ведь каждая низко летящая ласточка, более того — каждый громко гудящий шмель, подлетевший близко ко входу, — немедленно вызывали сигнал тревоги.
Раппельмайерша распахнула окно.
— Еще вон там, слева, две травинки! Работайте поаккуратнее! — заорала она на Тиля и Кнобеля, которые ползали по газону и маленькими кисточками красили каждую высохшую травинку зеленой краской.
Ожидался очередной детский аукцион — так это мероприятие обычно называли сами дети. В приют приезжали богатые бездетные пары и выбирали себе приемного сына или приемную дочь. И поскольку на территории давно уже ничего не цвело, приходилось принимать меры. Все в «Доме детского счастья» должно радовать глаз и сиять от счастья.
Но для Альбертины Шульце Раппельмайерша приготовила особую, надежную камеру, которая никому не порадует глаз, — и вряд ли сама Альбертина будет сиять от счастья. По приказу руководительницы Яцци переселилась к другой девочке. Альбертине впредь надлежало проживать в одиночной комнате под тремя замками. И поскольку Альбертина была особо опасна, Раппельмайерша заказала господам из фирмы «Орлиный глаз — Услуги по охране и безопасности» миленькую, но страшненькую решеточку, которую они и вмонтировали на площадке третьего этажа.
Госпожа Рапп-Майербринк снова уселась за свой письменный стол, где ее ждал грандиозный телефонный агрегат. Устройство выглядело столь внушительно, словно руководительница собиралась с его помощью управлять полетами зондов к Марсу. Бесчисленные экранчики, лампочки и табло служили прежде всего для прослушивания всех телефонов в «Доме детского счастья».
Шлюпф толкнул дверь плечом и вошел. Он держал в руках очередную охапку телефонных книг, которые чудом не валились на пол.
— Куда? — отдуваясь, просипел он.
— Какие буквы принесли?
— Начиная с Т — «Тапсенхаузен» — и заканчивая У — «Унтервассермюлен».
— Кладите слева, рядом с креслом-качалкой, — распорядилась руководительница. — Позовите Тобиаса, пусть вырвет мне те страницы, где Шульце! «Я поймаю тебя, даже если мне придется обзвонить всех Шульце от Земли и до Луны!» — подумала Элеонора Рапп-Майербринк и уже двести семьдесят третий раз за это утро подняла телефонную трубку. На этот раз на проводе была некая Эльвира Шульце из Кракельбурга.
Парцифаль находит выход
После неприятного визита Болленштиля месье Флип удалился в свою комнату в западной башне. Его попытка поднять Альбертине настроение, чтобы подготовить ее к плохим новостям, полностью провалилась. Но разве он мог предполагать, что Болленштиль свалится как снег на голову со всеми долговыми квитанциями? Конечно, мог, признался себе Флип.
Где-то в доме слышались ликующие возгласы Альбертины и ее друзей.
Дети такой народ: только что плакали навзрыд, а теперь опять веселы, как птички небесные. Он закрыл «Книгу сновидений» Ильи Брадувила, которую читал нынче ночью, после того как мантия была готова. Ключ с драконом, в котором сверкал изумруд, лежал у него на ладони.
— Somnium disparatum, — пробормотал он.
Ему обязательно надо было выяснить, почему жуткое чудище в облике тещи из кошмарного сна тогда внезапно исчезло. Месье Флип положил старинную книгу на хромоногий карточный столик, у которого одной ножки не хватало, и вместо нее подставлена была стопка книг. Ключ с драконом он опустил в карман ливреи. Семь золотых пуговиц сияли под лучами утреннего солнца, падавшими в окно.
Окно выходило на задний двор, и взгляд Флипа упал на курятник в стиле модерн. При воспоминании о том, какой вид был у тети Коры, когда Винкельфукс объявил, что ее доля наследства — это курятник, Флип улыбнулся. Кстати говоря, курятник был очень вместительным и никогда в жизни не применялся для содержания кур. Лиззи использовала его в качестве гаража для своего «Бугатти» 1929 года выпуска. «Водитель Вы никудышный, но кто другой, как не Вы, старый сноб, должны владеть этой старой колымагой?» — написала Лиззи Флипу в последних строках своего письма.
Месье Флип протер глаза. С громким скрежетом дверь курятника открылась. «Бугатти Т-41 Ройял», словно ведомый рукой призрака, выкатился наружу: сначала показались большие колеса, узкие изогнутые крылья и внушительные фары, потом — необъятных размеров капот с прорезями по бокам.
— Мой «Бугатти»… — в смятении пробормотал Флип, и уже через несколько мгновений оседлал ненавистный шест для экстренного спуска, который молниеносно доставил его из западной башни к курятнику.
— Толкайте, раз-два! — услышал месье Флип голос Пауле, приближаясь к курятнику. Голова Пауле почти полностью скрывалась за рулем, но он вполне профессионально крутил баранку, выводя запыленного динозавра из стойла.
Вся остальная банда что было силы толкала автомобиль сзади. Милли, Молли и Миранда кудахтали наперебой. После таких потрясений они наверняка дня три не будут нестись.
— Я хотел бы предупредить вас, уважаемые господа… Этот ценнейший экспонат шесть раз собирали заново, и принадлежал он великому князю…
— … фон Разгильдяй-Банкротскому! — смеясь, перебили месье Флипа все четверо клетчатых хором.
Альбертина запрыгнула на подножку.
— Пауле! Давай!
— Двенадцать тысяч кубиков, триста лошадиных сил при тысяче восьмистах оборотах, распределительный вал — сверху, восьмицилиндровый двигатель, рядное расположение цилиндров, и там бы надо почистить кое-что, в порядок привести, тогда эта тачка полетит как миленькая! — откликнулся Пауле.
— Я теперь — член банды клетчатых, и мы все вместе спасаем виллу! Никто не посмеет отнять у нас наш дом! — Альбертина с гордостью показала Флипу клетчатую повязку на руке.
— Но фройляйн Альбертина, как вы собираетесь это делать?
— Пауле предлагал ограбить банк или слямзить у Болленштиля все квитанции, но потом мы все вместе решили, что ограничимся легальными мерами, — ответила Альбертина.
— И что это за легальные меры такие? — поинтересовался месье Флип. Но бросив взгляд на заднее сиденье роскошного когда-то лимузина, он понял все.
Отто пытался объяснить месье Флипу, что означает принять легальные меры:
— Мы распродадим небольшую часть этого старого барахла — раз-два! — и мы снова на плаву!
Месье Флип схватил старую сумку для путешествий и прижал ее к груди. Другой рукой он пытался вытащить с заднего сиденья «Бугатти» чучело кабана.
— Все что угодно, только не «Туснельду Торнадо»! Это — последний экземпляр карманного торнадо. Как только вы откроете сумку, он — раз-два! — вылетит, подгоняемый ветром, — раз-два! — долетит до какого-нибудь супермаркета, и — раз-два! — долгов у нас станет в десять раз больше.
— Тогда ладно, мы эту сумку открывать не будем и продадим ее как есть, с закрытым замком! — ответила Альбертина, пытаясь вырвать сумку у Флипа.
— Ну в таком случае это — просто пропахшее молью старье, и за него вы вряд ли выручите больше цента!
Альбертина поняла, что дворецкий прав.
— Лиззи в гробу перевернется, если ее наследница начнет распродавать фамильное столовое серебро. Каждая вещь — пусть в пыли, пусть поцарапанная — была для нее как собственное дитя.
— Мисьо Флип, — включилась в разговор Клара, — между прочим, у вашей драгоценной Лиззи голова закружится от непрерывного переворачивания в гробу, если жирный Болленштиль отхватит себе дом и устроит на этом месте бензозаправку.
Спасти виллу от Болленштиля — это было сейчас единственной мечтой Флипа. Но сколько он ни старался, у него не получалось представить себе, как дети смогут это сделать. Ценность дома, пытался он растолковать банде клетчатых, вовсе не в деньгах, которые можно выручить за проданные вещи. К тому же кто, интересно, согласится купить странствующую ванную комнату или столовую в брюхе кита? Только такие ненормальные, как он и Лиззи, ну и, может быть, еще Альбертина и ее друзья. Да и таких людей придется еще поискать!
— Только в том случае, если ты полностью погружаешься в мир виллы, тебе открывается истинная магия вещей. В Доме тысячи чудес люди удивлялись, мечтали, предавались иллюзиям, забывали обыденную жизнь. А самых больших денег в этом доме стоят пуговицы на моей ливрее, серебряная посуда и вот этот… — Флип проверил, на месте ли ключ с драконом. — О чем это я говорил? Ах да, так вот, всего этого в любом случае не хватит, чтобы расплатиться с долгами. — Месье Флип прекрасно знал, что это ложь. Изумруд на ключе с драконом был такой чистоты, что, продав даже маленькую его частицу, можно было покрыть все долги.
Тяжело вздохнув, Альбертина уселась на подножку «Бугатти». Не так-то просто, оказывается, быть хозяйкой виллы, подумала она.
— Что ж, теперь только чудо может помочь! — вздохнула Клара.
— Или тысяча чудес? — Альбертина вскочила. — Действительно!!!
Месье Флип и все клетчатые уставились на нее.
— Что «действительно»? — спросили они в один голос.
Альбертина развернулась и помчалась к входным дверям. Она распахнула двери и снова захлопнула их. Ничего не произошло.
— Я не уверен, что дверной стук сможет помочь нам в данной ситуации, — подал голос месье Флип.
Альбертина протянула руку к Парцифалю — маленькой обезьянке, потрясла клетку и велела Отто еще раз хлопнуть дверью.
— Просим вас как можно скорее почтить нас в Доме тысячи чудес снова, — проскрипел Парцифаль.
— Обезьянка будет нашей главной помощницей! — Альбертина улыбалась.
— Ни фига не понимаю! — пробурчал Пауле.
— Зато я уже понял. Точно, Альбертина, это потрясающая идея! — воскликнул Отто и побежал к дверям. Он уважительно потрепал Альбертину по плечу.
Они вдвоем распахнули створки двери и что было сил захлопнули их.
— Просим вас как можно скорее почтить нас в Доме тысячи чудес снова. — Парцифаль радостно запрыгал по клетке.
Альбертина, торжествуя, показала на обезьянку.
— Мы снова откроем Дом тысячи чудес. На вилле Вюншельберг. Плата за входные билеты покроет все наши долги!
— И вилла навсегда останется за нами! — Отто ткнул Альбертину в бок.
— Замечательная идея, и времени на ее воплощение у нас как раз достаточно — два дня, — язвительно заметила Клара.
— Я боюсь, что Клара не так уж сильно ошибается, фройляйн Альбертина. Ведь вилла находится сейчас в весьма жалком состоянии.
— Что с вами? Захотелось опять шляться по улицам? — не слушая Флипа, Отто повернулся к своим друзьям. — Вилла — наш главный дом. Если эта жирная свиная харя думает, что нас так легко прогнать, я могу сказать только, он понятия не имеет, с кем связался, ведь перед ним — непобедимая банда клетчатых! — Отто вскочил на спину носорога и взмахнул руками. — Вперед, люди, сражение за виллу Вюншельберг начинается!
— Гип-гип-ура! — закричал Пауле и гаечным ключом застучал по барабану деревянного оркестра.
Клара положила руку Альбертине на плечо и улыбнулась ей.
— Ну, ты действительно кремень. Так что мы тогда стоим?
— Если я чему и научилась в приюте у Раппельмайерши, так это искусству уборки! — воскликнула Альбертина. — Где нам взять инвентарь, месье Флип?
— На кухне, возле полки, где стоят сосуды с засушенными головами.
Издавая трубные крики индейцев, вся банда помчалась на кухню. Альбертина застыла в дверях и обернулась к месье Флипу. Таким доброго духа этого дома она еще никогда не видела: он стоял посреди гостиной не двигаясь, понуро опустив плечи, и печально глядел на Альбертину.
— Что случилось, месье Флип? Времени у нас осталось совсем немного, а дел надо переделать целую гору.
— Я не знаю, фройляйн Альбертина, имеет ли все это смысл? Я уже очень стар — а вы еще очень молоды, слишком молоды, чтобы одной управляться с Домом тысячи чудес.
— У нас что, нет Отто? Клары? Пауле? Я точно знаю, все вместе мы справимся! — ответила Альбертина. — Ведь именно вам я дала клятву, что буду заботиться о вилле Лиззи. Именно вы сказали мне, что я несу ответственность за все чудеса, которые здесь есть. Только представьте себе, какая жизнь начнется, когда сюда каждый день будут приходить посетители и вы сможете снова показывать на сцене свои фокусы и демонстрировать немыслимые превращения! У нас будет куча денег. Мы все вместе отправимся в путешествие по всему свету и будем собирать новые чудеса, как вы раньше с Лиззи. Банда клетчатых и месье Флип в кругосветном путешествии! Лиззи могла бы нами гордиться! — Щеки у Альбертины раскраснелись, она прямо-таки дрожала от возбуждения. Месье Флип тяжело вздохнул.
— Я мечтаю об одном — чтобы судьба была к нам милостива и ваши сны не растворились бы вдруг в воздухе, — уныло сказал он.
— Зачем им растворяться? Сны обладают большой силой, вы сами говорили! — воскликнула Альбертина.
— Да, они могущественны, но — мимолетны. Рано или поздно каждый сон блекнет. Ну что ж, ладно. — Флип пытался прогнать мрачные мысли прочь. — Кто его знает, а вдруг произойдет чудо, где ж ему еще происходить, как не в Доме тысячи чудес!
Для чудес требуется время
Даже карманный торнадо вряд ли с такой скоростью мог мчаться по вилле Вюншельберг, как Альбертина и ее клетчатые друзья.
Пауле прикрепил к скуттеру-свинье весь запас швабр, метелок и веников месье Флипа. К двигателю он приделал специальные проволочки, теперь можно было нажатием кнопки менять орудия труда. Чудо-пылесос летал по всему дому, и ни одна пылинка не могла от него ускользнуть. Клара трудилась над зеркальным кабинетом и надраила зеркала до такого блеска, что отражения чуть не лишились чувств, а Отто уничтожал следы запустения в гостиной. Альбертина сделала уборку в библиотеке и починила каморку при входе, где когда-то была касса. На вывеске с ценами за билеты она осторожно пририсовала к поблекшей цифре «3» две дуги слева, одну под другой, — получилась «восьмерка».
— Плата за вход, прямо скажем, немаленькая, — с сомнением сказал месье Флип.
— Так ведь и долги у нас немаленькие, — ответила Альбертина.
— Что верно, то верно, — согласился Флип и созвал весь отряд, чтобы приступить к самой важной части уборки. — Итак, дамы и господа! Теперь примемся за чудеса, а они, как известно, требуют больше времени. Поэтому прошу в связи с исключительностью ситуации воздерживаться от самовольных шагов и поступков. Пауле!
Но Пауле уже затянул шнурки пневматических башмаков.
— Подумаешь, а чего случится-то плохого? — Не успел он произнести эту фразу, как башмаки вместе с ним уже зашагали по стенке над камином.
— Шевели пальцами ног! Пальцы — это рули! — закричал ему Флип. — Управляй пальцами! Сведи их вместе, и башмаки остановятся. — После того как Пауле благополучно слез со стенки, все убедились в том, что сначала надо послушать указания Флипа, а потом уже что-то предпринимать.
Следуя указаниям дворецкого, они стали освобождать от беспробудного сна одно чудо за другим. Они вдохнули новую жизнь в сломанную карусель, починили тормозной парашют на санном спуске, провели основательный курс лечения музыкантов деревянного циркового оркестра с помощью смазочного масла, вернули однорукому бандиту в казино способность ругаться и починили жестяную королеву лжи Кассандру, которая за особенно убедительную ложь освобождала посетителей от оплаты билетов. Альбертине эта игрушка не понравилась, ведь как ни крути у них каждый цент был на счету!
Чудесам конца и края не было: карманные фонарики, распространявшие темноту, зонтики размером с палатку кочевников-бедуинов, при помощи которых можно было плавно слетать с балюстрады прямо в гостиную, маленькие пожарные машины, мчащиеся на всех порах и брызгающие лимонадом из пожарных шлангов.
Когда выбившаяся из сил уборочная бригада позволила себе маленький перерыв, вилла уже почти полностью обрела свое былое великолепие. И тут месье Флип решил показать, в чем секрет ящиков в белую и красную полоску, нагроможденных один на другой. Он взял один из ящиков, поставил его посредине до блеска надраенной гостиной и нажал на какую-то потайную кнопку. Ящик мгновенно раскрылся и превратился в тир. Другой ящик раздвинулся — и получилась будка для лотереи, потом — домик с выставкой забавных вещей и два лотка со сластями. Пятый ящик оставался неподвижен, сколько Флип ни нажимал на кнопку.
— Наверное, ему надо немножко помочь, — пробормотал месье Флип и легонько поддал рукой по деревянной крышке.
Ящик покачнулся, крышка слегка отделилась от него — и стенки вдруг рассыпались, обратившись в красно-белую пыль. Комната ужасов, заключавшаяся в этом ящике, стала жертвой древесного жучка. Только скелет на пружинке выскочил из-под крышки и со стуком расправил кости. Видимо, жучкам он пришелся не по вкусу.
— Xestobium Rufovillosum, этих жучков называют еще «часами мертвецов». Очень подходящие жучки для комнаты ужасов, — сказал Флип детям. — Эти жучки в период спаривания громко стучат головным панцирем. И раньше существовало поверье, что это тикают часы, предвещающие смерть. Вот уж действительно прожорливый народец! — Месье Флип смахнул с фрака разноцветную пыль и вынул увесистую связку ключей. — Ну что ж, если мы в будущем не хотим грызть деревяшки, как эти жучки, надо позаботиться о том, чтобы в Дом тысячи чудес приходили состоятельные покупатели. И чтобы вы знали, как их привлечь, я вам сейчас покажу нашу домашнюю типографию, которая находится в подвале. Мы весь Нижний Вюншельберг обклеим нашими плакатами. Пусть никто не утверждает, что ничего не знал о главном событии столетия.
Он дал Альбертине и остальным клетчатым темно-синие рабочие комбинезоны. Комбинезоны были внушительных размеров, и дети смогли натянуть их прямо поверх одежды. А тот, который надел сам Флип, был впереди расставлен с помощью куска огненно-красной ткани. Альбертина впервые видела, как Флип переодевается: на этот раз он не сменил одежду словно по мановению руки, а бережно снял ливрею с золотыми пуговицами и с трудом влез в рабочие штаны. Когда он размашистым движением вешал ливрею на крючок возле двери, ключ с драконом с легким звяканьем упал на пол. На мгновение он завертелся по полу, озаряя все вокруг зеленым светом.
Альбертина протянула было руку за ключом, но Отто опередил ее. Они обменялись быстрыми взглядами. Внезапно луч солнца упал на зеленый камень, изумрудный огонь ударил Отто прямо в глаза. Отто вскрикнул от боли и разжал пальцы. Ключ, крутясь, как кленовое семечко, плавно упал на землю.
Месье Флип быстро схватил его и спрятал в нагрудный карман комбинезона. Никто и слова вымолвить не успел, как дворецкий начал спускаться в подвал, торопя остальных.
Изготовление объявлений и рекламных плакатов, чтобы оповестить всех о возобновлении работы Дома тысячи чудес, оказалось делом долгим и кропотливым. Работать на старинном печатном станке надо было вручную, это означало, что каждый плакат отпечатывался отдельно, и нужно было с силой нажимать на железный рычаг.
Над стеклянным куполом дома тем временем всходила на темном небе луна.
А в подвале виллы Вюншельберг Пауле устало плюхнулся на старую деревянную бочку.
— Все, я сдох! — пропыхтел он, после чего Отто и Альбертина продолжали теперь одни работать на печатном станке.
Они молча отпечатывали плакат за плакатом. С тех пор как в руках Отто побывал ключ, в мальчике произошла какая-то перемена. Альбертина отчетливо это ощущала, но не решалась ничего сказать. Ключ совершенно явно причинил Отто сильную боль.
Альбертина подпрыгнула и изо всех сил надавила на рычаг станка. Печатный пресс со свистом скользнул вниз и придавил руку Отто, который в этот момент как раз подкладывал новый лист бумаги. Нормальному человеку после этого тут же грозила бы больница — но только не Отто, ведь он был мальчиком из сна. Отто весь сжался, вырвал из-под пресса руку, но с ней ничего не случилось.
— Ты что, сдурела? Ненормальная! — Он в сердцах толкнул Альбертину, и она ударилась спиной о бочку, на которой дремал Пауле.
Лампочка над их головой, огражденная металлической сеткой, мигнула и погасла. На крутой лестнице, ведущей в холл, затрепетали зыбкие огоньки. Месье Флип спускался вниз с подносом в руках, на котором покачивались семисвечный светильник и стеклянный графин для вина.
— Света, к сожалению, у нас больше нет. Болленштиль взялся за нас всерьез. Но я принес малиновый сок собственного изготовления, пусть небольшое, но все же подкрепление… — Месье Флип оглядел присутствующих.
Никто не обращал на него никакого внимания.
— Я собиралась… — с запинкой начала Альбертина, но все-таки сочла за лучшее не продолжать. Ей было стыдно признаться в том, что она просто хотела проверить, ощущает ли Отто нормальную боль. — Я нечаянно…
Отто пристально смотрел прямо в глаза Альбертине. Он видел, что она лжет.
— Это тебе не шутки! Мы вовсе не аттракцион в твоем Доме тысячи чудес, запомни хорошенько! Может быть, ты собралась выставлять нас на сцене? Как телят с двумя головами или даму без торса? Да?
— Отто, она ничего плохого не хотела, — сказала Клара, вступаясь за нового члена банды.
— Конечно, не хотела, а то я не видел! Вы, девчонки, всегда заодно, — еще больше вскипел Отто.
Таким тоном Отто еще никогда с ней не разговаривал. Его резкость глубоко задела Альбертину. Что ж, дело кончилось тем, что теперь он ее просто терпеть не может!
Месье Флип кашлянул.
— У нас сегодня был очень тяжелый день. Наверное, всем сейчас нужно отправиться спать, мы вполне заслужили несколько часов спокойного сна.
Сон ускользает!
Альбертина прикрыла за собой дверь цветочного кабинета. Она всегда мечтала о собственной комнате, чтобы там не было этой противной Яцци и никаких других девчонок из «Дома детского счастья». Только она, матрешки и «Спектр-2004» — больше никого. Теперь в ее полном распоряжении был цветочный кабинет, но Альбертина была не рада. Всего-то два дня прошло, но она уже не могла представить себе жизнь без банды клетчатых, без ее банды.
Альбертина установила «Спектр-2004» на окне. Месье Флип был у себя в башне — во всяком случае, там еще мерцало пламя свечи.
Клара робко спросила, нельзя ли ей поселиться в королевской спальне, а Пауле пошел возиться с машинами в мастерскую. Там он, наверное, где-нибудь и прикорнул между двумя скуттерами или на палубе фрегата. Отто с таинственным лицом прикрыл за собой дверь в странствующую ванную. Время от времени до слуха Альбертины доносилось какое-то тарахтение. Наверное, Отто решил самостоятельно обследовать дом.
Зеленый луч изумруда явно причинил Отто боль. Все-таки месье Флип далеко не все знает о призраках из снов, или же он что-то скрывает от Альбертины.
Альбертина сняла черную крышечку с объектива и направила трубу в небо. Люминос в эту ночь сверкала так ярко, что затмевала даже яркое сияние луны. Замечательно, значит, звездный телефон будет работать долго, и можно много что рассказать папе. Альбертина подробно описала события последних трех дней. Она по-прежнему немного боялась, что папа сочтет ее сумасшедшей, поэтому мечтала о том, чтобы он сам приехал на виллу Вюншельберг и увидел все собственными глазами. Она все рассказывала и рассказывала, она говорила, что подумывает о том, не стать ли ей исследовательницей снов, а не астрономом, как она хотела раньше. А может быть, ей пойти по стопам Лиззи? Она накинула на плечи мантию Лиззи и снова подошла к окну.
— Как ты думаешь, папа видит, как она блестит? — спросила Альбертина у Маши, самой старшей своей матрешки.
Слабый свет в западной башне погас. Видимо, месье Флип лег спать.
— Кстати, оказалось, что быть членом банды не так-то просто, — продолжила Альбертина свой звездный разговор с папой. — Особенно, если банда — из сна. Я знаю, папа, что тебе трудно все это представить. Ребята выглядят почти совсем нормально, только они из другого времени и ходят исключительно в клетчатых шмотках. Но люди из снов иногда такие странные. — Альбертина огляделась по сторонам и проговорила уже шепотом: — Один из мальчишек довольно симпатичный, хотя он на меня и орал. Но я сама поступила подло по отношению к нему. — Внезапно Альбертина густо покраснела, хорошо еще, что в комнате больше никого не было. — А вам бы только хихикать, дурочки, — напала вдруг Альбертина на матрешек. — Я нисколечко, ну ни капельки не влюбилась, просто Отто очень симпатичный.
На того, кто тебе симпатичен, все-таки не опускают печатный пресс, подумала Альбертина и снова посмотрела в подзорную трубу. Глаза у нее уже совсем привыкли к бледному лунному свету. Усилитель резкости в трубе погружал все в зеленоватую дымку. Но когда видимость была плохая, он помогал отыскивать звезды.
Альбертина плотнее прижала глаз к окуляру, и, посмотрев вниз, она отчетливо различила Отто в окне башни, в западном крыле. Это — комната месье Флипа. Заметив трубу Альбертины, Отто быстро отошел куда-то вглубь. Альбертина догадалась, что задумал Отто. Она бросила сверкающую мантию на лилейную постель, надела жилетку и кратчайшим путем помчалась в театральный зал.
— Какие же это легальные меры? — с ходу спросила Альбертина Отто, когда он, крадучись, вошел в театральный зал.
Отто замер. Правую руку он спрятал за спиной. Но Альбертина уже увидела ключ с драконом.
— Какой мужественный поступок! — сказала она, высоко подняв брови. — Но ведь он же… — Она набрала побольше воздуха в легкие и выпалила: — … Он причиняет тебе боль!
— Не знаю, что ты имеешь в виду!
— А ну покажи, что у тебя в руке! — Альбертина направила на него свой фонарик.
— С каких это пор ты здесь распоряжаешься?
— А ты покажи!
— Сначала фонарик убери.
— А с каких это пор ты здесь распоряжаешься?
— Ты ведь даже не смогла найти чемодан и прогнать полицейских!
— А я и не просила вас принимать меня в банду.
— Извини, я не это хотел сказать.
— Ты что, мне не доверяешь?
Отто сделал вид, будто не понимает, о чем говорит Альбертина.
— В каком смысле?
— Ты решил открыть чемодан!
— Чушь, ничего подобного!
— Ну, тогда и ключ тебе не нужен.
Отто нервно сглотнул.
Альбертина прыгнула на балюстраду над оркестровой ямой и, раскинув руки, стала осторожно делать шаг за шагом.
— Все нормально, — шепнула она Маше, которой обещала не выполнять больше таких акробатических трюков.
Отто тоже вскочил на деревянный край, но с другой стороны полукруга. Он быстро добрался до того места, где была Альбертина, соскочил на сцену и протянул ей руку.
— Спасибо, не надо, — сказала Альбертина. И в тот же миг потеряла равновесие. Доля секунды оставалась у нее на то, чтобы решить: рухнуть на острые пюпитры в оркестровую яму или принять помощь Отто. Исключительно ради Маши и ее сестер она все-таки ухватилась за руку Отто и оказалась на сцене.
Отто притянул ее к себе.
— Осторожно. Там глубина немаленькая.
— Отпусти немедленно, — сказала Альбертина. Ключ стукнулся о доски сцены. Альбертина посмотрела на него. — Если месье Флип узнает, что ты стащил у него ключ, скандал будет невиданный. Это я тебе гарантирую.
— Я вовсе не собирался его красть, я только взял на время. Разве тебе не хотелось бы узнать, откуда ты взялась? Могу сразу тебе сказать: я бы еще вчера вечером сюда отправился, но твой мисьо всю ночь шил эту мантию, а потом до утра рылся в своей древней книге. Так что стянуть ключ никак не получалось.
— Ведь ты мой друг. А сам ночью тайком затеваешь невесть что! — Альбертину возмущало больше всего то, что он решил все это сделать без нее. — Отдай ключ, и тогда посмотрим. — Выбор был сделан. Хотя Альбертина клятвенно пообещала Флипу, что никогда больше не притронется к чемодану, но все же она не потерпит упреков в том, что она не настоящий член банды. Ведь Отто имел в виду именно это, когда говорил: «Ты-ведъ-даже-не-смогла-найти-чемо-дан-и-прогнатъ-полицейских».
— Интересно, а почему мы не стали приводить в порядок театральный зал? — Отто попытался перевести разговор на другую тему.
— Потому что не планируется никаких представлений. Пока. И уж точно не будет никаких фокусов с чемоданом. Месье Флип говорит, что это слишком опасно.
— И ты еще хочешь быть полноправным членом банды? А сама веришь всему, что говорит какой-то взрослый?
— Месье Флип не просто какой-то взрослый. Он всегда оберегал тетю Лиззи. А теперь оберегает меня. И еще он мой друг.
— Да ты просто трусишь! — Отто исчез где-то во тьме сцены.
Альбертина включила фонарик.
— Здесь сидел Лашло, когда ему приснился я! — Отто плюхнулся в кресло с драконами.
— Я открываю чемодан! — Ключ на цепочке болтался у Альбертины в руках.
Отто вскочил. Что-то влекло его к этому ключику, что-то заставляло его стремиться в театральный зал, но теперь ему стало не по себе.
— Ты думаешь, стоит?
— Ага, и это — Отто из банды клетчатых, который ничего не боится! Сам струсил! Что, боишься полицейских? — Альбертине нравилось главенствовать над ним, и она вызывающе повторила: — А? Боишься?
— Ерунда! Не боюсь!
— Тогда бери! — Она протянула Отто ключ.
Отто осторожно вставил ключ в замочную скважину на чемодане и повернул его.
— Теперь ты! — подтолкнул он Альбертину.
Она замерла, потом взглянула на Отто. Он кивнул.
Альбертина положила фонарик рядом с собой и медленно-медленно приподняла крышку. В чемодане было абсолютно темно. Она обернулась к Отто и хихикнула:
— У страха глаза велики!
Отто как завороженный смотрел в чемодан.
Не дождавшись ответа, Альбертина повернулась обратно, но было уже поздно. Подобно гигантскому мыльному пузырю, на нее наваливалась какая-то прозрачная пленка, переливающаяся всеми цветами радуги. Альбертина мешала пузырю продвигаться. Он вспухал то слева, то справа, перетекая мимо нее, протискивался под мышками и между ног.
— Осторожно, — прошептал Отто, — а то он лопнет.
Внутри пузыря плавала девочка с белокурыми косичками. Она взмахивала руками, как крыльями и кричала: «Я лечу, лечу, я умею летать!» — Она пролетела над садом мимо маленького домика, где развевалось на длинных веревках белье. Если присмотреться, сразу становилось ясно, что это вовсе не белье, а школьные тетрадки, исчерканные красными чернилами. Двойки и тройки повсюду срывались со страниц, мгновенно превращаясь в черных птиц, похожих на ворон. «Сельма! Сельма! От нас не уйдешь!» — злобно шипели отметки, догоняя девочку. Сельма набрала высоту, и вдруг это оказалась не Сельма, а белый голубь. Мерзкие твари-отметки шмякались на траву и превращались в красные маки.
А сзади в чемодане — пока еще где-то в глубине, очень далеко, — всплывали все новые и новые пузыри. Они устремлялись вверх, как пузырьки в бутылке с лимонадом.
Альбертина увидела старика, который сидел за кухонным столом. Он ел из тарелки суп, и вдруг совершенно неожиданно пол под ним проломился, он упал в бушующий, как море, бульон из букв и, беспомощно барахтаясь, погрузился на самое дно моря.
В другом пузыре какой-то мальчик в ночной пижаме быстро полз между домами метровой высоты. За ним спешили мужчина и женщина в черных плащах. Они швыряли в мальчика огненные шары и что-то пронзительно кричали.
Потом Альбертина увидела пузырь, в котором большой человек, хохоча, шагал на ходулях по всему земному шару и собирал облака. Он привязывал их на длинные веревки и, словно продавец воздушных шаров, тянул за собой.
— Скорее, Альбертина! — услышала она голос Отто, который доносился словно издали. — Закрывай чемодан, пока они все не выбрались наружу! — Он попытался осторожно запихать пузырь с голубем обратно в чемодан, но тонкая пленка сна лопнула как мыльный пузырь.
Голубь громко заворковал, сделал круг по зрительному залу и исчез во тьме за сценой.
Вот точно так же в реальный мир вошел и Отто.
Отто стоял совсем рядом с чемоданом. Зияющая тьма, наплывавшая из чемодана, неудержимо притягивала его. Вся сцена светилась призрачным зеленоватым светом. Ключ с драконом посылал свои изумрудные лучи во все стороны. Безвольно, словно лунатик, Отто потянулся к чемодану. Из темноты поднялся пустой пузырь и начал обволакивать его правую ногу.
— Отто! — закричала Альбертина. — Чемодан забирает тебя назад! — Она обеими руками пыталась отлепить пузырь от тела Отто, но ей это не удавалось. Не успела она освободить от призрачной массы правую ногу, как пузырь облепил левую.
Отто зашатался и сделал шаг вперед. На лице у него блуждала отрешенная улыбка, словно он был уже далеко-далеко. Он открывал рот, но не мог произнести ни звука.
Альбертина изо всех сил оттолкнула его в сторону, захлопнула крышку чемодана, повернула в замке ключ и засунула его потом в один из бесчисленных карманов своей жилетки. Она протянула руку Отто, который лежал на полу и, ничего не понимая, мотал головой. Ему не удалось еще по-настоящему встать на ноги, когда Альбертина обхватила его руками и крепко прижала к себе.
— Это был самый последний раз, больше ты никогда в жизни близко не подойдешь к этому чудовищу! — всхлипывая, крикнула она.
— Так и будет, потому что ты сейчас меня задушишь! — ответил Отто. Альбертина разжала объятия и крепко схватила Отто за руки, так что их пальцы переплелись. — Больше никому и никогда не удастся заманить меня в ловушку, обещаю! — прошептал он. — А теперь — бегом отсюда!
На сцене едва слышно ворковал голубь, который был когда-то девочкой Сельмой. Он нашел себе домик в старом цилиндре с блестками, который пылился на столике в глубине сцены.
Новая семья
Всю дорогу до цветочного кабинета Отто и Альбертина бежали бегом сломя голову.
Отто плотно закрыл за ними дверь и бросился на листья пальмы, которые считал своим законным местом в цветочном кабинете.
— Слушай, а тебе повезло! — засмеялся он.
— Мне повезло? — спросила Альбертина, которой было вовсе не до смеха. Ее сотрясала крупная дрожь. — Ведь ты чуть было не провалился в этот идиотский чемодан. Я чуть со страху не умерла.
— Ну да, повезло тебе, говорю, что ты выпустила оттуда банду клетчатых. Представь себе, что здесь бегали бы эти, которые швыряются огненными шарами! Бах-тарарах! — Он стал изображать ту пару в черных плащах. — Тогда твоя вилла давно бы уже сгорела дотла. Вот Болленштиль обрадовался бы!
Альбертина стояла у окна. Наверное, сны сами выбирают нас, подумала она. Так сказал Пауле месье Флип.
— А ты мог разглядывать другие сны, когда вы сидели там, в этом пузыре?
— Да нет, ты что! Тогда бы я сам подробно тебе рассказал, что творится там, в этом чемодане, а ключик запрятал бы подальше, в самый укромный уголок на всей вилле.
Получается, что в этом чемодане хранятся все сны на свете, сны всех людей всех времен, подумала Альбертина. Сны Лиззи, Флипа, папины сны, ну и конечно, ее собственные. Она каждую ночь видела сны о том, что ее папа вернулся и стоит в дверях. Но бывали у нее и сны, которые внушали ей страх.
— Наверное, Отто, действительно будет лучше, если мы никогда больше не будем открывать этот чемодан! — сказала Альбертина. — Однажды мне приснились двое татар. Они кружили вокруг «Дома детского счастья» на летающих санях, в которые запряжены были тринадцать белоснежных волков, и кричали: «Альбертина Шульце! Здесь живет Альбертина Шульце? Срочная посылка для Альбертины Шульце!» Из саней падали крупные капли воды величиной с футбольный мяч. Раппельмайерша выскочила из дому и откинула меховой полог саней. Под ним лежал огромный брус льда в длину человека. «Сибирский лед высшего качества», — прогудел татарин сквозь косматую, как у морского льва, бороду. Тучи на небе поредели, и только тогда я смогла рассмотреть ледяной груз как следует: это был папа, вмерзший в сибирский лед! Раппельмайерша захохотала, и ее хохот напоминал градины, стучащие по жестяной крыше. От этого стука я и проснулась. Все это было так ужасно!
— Ты же знаешь, что это неправда, — попытался утешить ее Отто.
— Да, но мой папа пропал где-то в Сибири, — сказала Альбертина. В горле у нее внезапно пересохло, казалось, что там что-то царапает. — Никто не знает, вернется ли он, — тихо сказала она.
— Эй, что ты сочиняешь? Мы прекрасно все знаем! — Он вынул из кармана у Альбертины матрешек, расставил их по порядку на подоконнике, сел перед ними на корточки и обратился к куколкам: — Верно, девчонки? Ведь ваша сестренка Ниночка Альбертининого папу в обиду не даст. Кстати, а как вас зовут?
Альбертина подняла голову и вытерла слезы.
— Старшая — Маша, потом идет Ольга, третья — Анастасия, эта всегда считает себя лучше всех, и вот вторая с конца — Елена. Она больше всех скучает по Ниночке.
— Очень приятно, девочки! А меня зовут Отто Карвуттке! — Отто рывком выпрямился и низко поклонился.
По лицу Альбертины пробежала тень улыбки.
— Вот, уже лучше! — похвалил ее Отто. — Ну ладно, откуда появился я, мы узнали. Теперь твоя очередь!
Альбертина стала рассказывать, как она жила с папой, о многочисленных поездках, всегда в такие места, откуда хорошо видны звезды, о Люминосе, о Раппельмайерше, о Тиле и Кнобеле, которых ей, несмотря на все захватывающие приключения на вилле, очень не хватало.
Отто завидовал ей, все-таки у нее был папа, не важно, что в данный момент он пропал. Кто ты такой, откуда ты взялся, кто твои родные — все это очень важно, считал Отто.
В этом есть, конечно, доля правды, думала Альбертина. Но все-таки она постаралась объяснить Отто, что семьи бывают очень разные. Свою мать Альбертина никогда не видела, потому что та умерла во время ее рождения. Зато, едва узнав про Лиззи, Альбертина сразу почувствовала, что они очень близки, хотя она ей всего лишь двоюродная бабушка. А Тиль и Кнобель мечтали о том, чтобы у них были родители, но они ни в коем случае не хотели жить со своими настоящими родителями, которые их каждый день избивали.
— В будущем семья у нас будет большая, — сказала Альбертина. Отто и Клара, Пауле, она сама, ну и конечно, месье Флип. Тиля и Кнобеля пока с ними нет, но она выманит их как-нибудь на виллу Вюншельберг.
Решив это окончательно, Альбертина наконец-то заснула. Уже светало.
Мышеловка захлопнулась!
Пронзительный звонок разбудил Альбертину. Она протерла глаза. Солнце стояло уже высоко, и все растения повернули головки к окну. Отто крепко спал, развалившись на пальмовых листьях.
В каком-то потаенном уголке ее души зародилось неприятное чувство. Этот звон что-то напоминал Альбертине. С таким вот дребезжанием у Альбертины было связано что-то нехорошее. Шлепая босыми ногами по полу, она прямо в пижаме спустилась в гостиную. На табуретке в форме гриба вовсю звонил большой черный телефон с гигантским наборным диском, какие Альбертина однажды видела в кино. Она положила руку на трубку, но не решалась ее снять.
— Ну давай бери трубку! — раздался голос с лестницы. Заспанные Отто, Клара и Пауле сидели на ступеньках.
— А что мне говорить?
— Сама знаешь что! — Отто подошел к дверям и изо всех сил хлопнул ими.
— Просим вас как можно скорее почтить нас в Доме тысячи чудес снова! — заорала маленькая обезьянка Парцифаль.
Альбертина взяла трубку.
— Дом тысячи… — начала она, но ее прервал трескучий каркающий голос.
— Шульце? Это Шульце?
Альбертина отбросила от себя трубку так, словно это была раскаленная подкова. Трубка упала и повисла на черно-белом полосатом шнуре.
— Алло, — заквакало на том конце. — Знакома ли вам некая Альбертина Шульце?
Альбертина осторожно взяла в руки трубку и ответила тем низким голосом, каким обычно рассказывала близнецам страшные сказки на ночь:
— Нет, госпожа Шульце умерла! — Она нажала рукой на рычаг, сильно дернула за шнур и вырвала розетку из стены.
— Что там такое случилось? — спросила Клара. Она схватила трубку. — Зачем мы тогда наводим тут шик-блеск, если ты берешь и все ломаешь?
— Подумаешь, я все щас налажу. — Пауле заполз под стол и принялся изучать дырку в стене там, где была раньше розетка.
— Не надо! — Альбертина потянула его за промасленную курточку. — Это была Раппельмайерша. Она меня нашла!
— Раппельмайерша?
Альбертина объяснила клетчатым, кто такая Раппельмайерша.
— Если она узнала номер телефона, то скоро точно будет здесь. Вы плохо знаете Раппельмайершу.
— Позвони близнецам, они могут за ней последить! — предложил Отто.
— Да как же я позвоню? — Альбертина подняла высоко вверх оторванный телефонный шнур.
— Только не боись, к Пауле обратись! — сказал Пауле и порылся в карманах штанов. — Провалиться мне на этом месте, если это не телефон! — В руках у него был мобильник, который Клара стащила в Нижнем Вюншельберге.
— Вот не знала, что в двадцатые годы у людей уже водились мобильники!
— Клара нашла его в Вюншельберге, — уклончиво ответил Отто.
— Еще вопрос, работает он или нет!
Альбертина взяла у Пауле из рук мобильник.
— Ты набираешь номер, и он сразу посылает такие волны, ну, невидимые… Нет, сейчас это долго объяснять.
— Это что, вроде звездного телефона? — спросил Отто.
Альбертина невольно улыбнулась.
— Да, что-то похожее. — Она набрала номер. — Только не базарьте, тихо, — предупредила она остальных.
Трое клетчатых умолкли и склонили головы к маленькому телефону.
Шлюпф сидел в своей вахтерской будке на крутящемся складном стуле и предавался любимому занятию — сну. Всю ночь ему пришлось вместе с директрисой рыться в телефонных книгах и разыскивать разнообразных Шульце по всей стране. Звонок телефона вырвал его из неспокойного, прямо-таки кошмарного сна, в котором все приютские дети выглядели как маленькие Раппельмайерши и гоняли его по всей столовой, крича трескучими голосами: «Сюда! Шлюпф! Быстро! Сюда!» Маленькие драконы шипели на него, и он уже запыхался вконец.
— Детский приют раппельмайерского счастья, э-э, простите, детский Майер, тьфу ты, Шлюпф у аппарата, — выговорил наконец он.
А на вилле Вюншельберг Пауле прямо-таки взвился, он чуть не выбил у Альбертины из рук мобильник.
— Он говорит! Чтоб мне лопнуть, ну, классная штуковина! С ума сойти! Ну глянь, глянь, без провода, без ничего!!!
— С кем я говорю? — грозно спросил завхоз Шлюпф. На другом конце провода послышалось сразу несколько детских голосов, которые тихим шепотом о чем-то спорили.
— Пауле, сейчас же отдай мобильник!
— Ну щас, я чуть-чуть! А что за кнопочка такая красенькая?
— Только не трогай ее, слышишь, Пауле!!!
— Что за шутки?! — зарычал Шлюпф. Он терпеть не мог, когда его дурачили.
— С вами говорит Лиззи… э-э, Лиззи Штюрценбехер. Я из Комитета освобождения детей из приютов и хочу немедленно поговорить с Тилем и Кнобелем, — сказала Альбертина, изменив голос.
— Для этого мне нужно сначала получить разрешение у руководства, — в замешательстве ответил Шлюпф.
— Вы немедленно позовете к телефону Тиля и Кнобеля, иначе Раппельмай… э-э, ваша начальница узнает, кто каждый год под Рождество утаивает посылочки со сластями.
— Одну минуточку, пожалуйста, — испуганно промямлил Шлюпф и положил трубку на маленький столик у телефона. Он поспешил в сад. — Эй вы, быстро к телефону! Там какая-то тетка из Детского коммунистического союза хочет с вами поговорить, — крикнул он близнецам.
Тиль и Кнобель оглянулись, чтобы убедиться, что Шлюпф имеет в виду именно их, потому что им еще никогда в жизни никто не звонил. Нет, похоже, кроме них, здесь никого не было, только они одни ползали на четвереньках по бесконечному газону и красили зеленой краской поблекшие травинки.
Когда Тиль взял трубку, Шлюпф схватил его за шиворот.
— Запомни: это тайный разговор, не разрешенный руководительницей. Плохо вам придется, если проговоритесь госпоже Рапп-Майер-бринк.
Тиль кивнул и приложил к уху трубку.
— Добрый день, это Тиль.
— Привет, Тиль, — сказал глухой голос. — Я хочу поговорить с тобой без свидетелей, поэтому прежде всего скажи-ка этому Шлюпфу, чтобы он проваливал ко всем чертям.
— Мне велено сказать вам, чтобы вы проваливали ко всем чертям, — сказал Тиль Шлюпфу.
Завхоз сделал возмущенное лицо, но, к удивлению Тиля, быстро удалился.
— Привет, это опять Тиль. Все получилось, Шлюпф ушел. А кто это говорит?
— А ты как думаешь? — сказала Альбертина уже своим нормальным голосом.
— Альбертина! — радостно воскликнул Тиль. Кнобель выпучил глаза.
— Тихо, не называйте мое имя вслух и слушайте внимательно. Вы оба сядете на ближайший автобус, который идет в Нижний Вюншельберг.
— Но у нас же нет денег на билеты, — прошептал Тиль.
— Ничего страшного. Шофер автобуса — мой друг, немножко сумасшедший, старый морской волк по имени Саладин Штюрценбехер. Если вы скажете, что едете ко мне, он вас отвезет без всяких денег. Он сам вам покажет, куда идти. Только смотрите, чтобы Раппельмайерша вас не поймала.
— А что будет, когда мы приедем?
— Вы будете жить в самом потрясающем доме, какой только есть на свете. Вместе со мной! А я жду не дождусь, когда мы с вами снова увидимся.
— Мы уже едем! — Тиль положил трубку.
— Что она сказала? — нетерпеливо приставал Кнобель.
— Нам надо срочно паковать вещички. Всё, пошли!
И близнецы помчались наверх, в спальни мальчиков. Пробегая мимо кабинета госпожи Раппельмайер, они замедлили шаг и тихонько прокрались мимо. Но только таились они совершенно напрасно. Элеонора Рапп-Майербринк уже была в курсе дела, ведь телефонный агрегат «Дома детского счастья» не случайно стоял именно у нее в кабинете.
— Спасибо, спасибо, большое спасибо, попалась, дурочка из переулочка! — пробормотала директриса и положила трубку, с помощью которой она подслушала разговор.
Уже через две минуты Тиль и Кнобель «загорали» в уютной комнатке за тройным замком — в той комнате, которая ждала Альбертину.
— Шлюпфик! — прощебетала руководительница, и все в приюте втянули головы в плечи. Такая интонация Раппельмайерши была еще опаснее, чем обычное злобное блеянье. — Я отправляюсь на небольшую экскурсию!
Ужасное открытие
Сад на вилле Вюншельберг мог, оказывается, дать гораздо больше плодов, чем все ожидали. К собранным ягодам малины и лесной ежевики добавили молоко, муку и четыре яйца — особенно хороши были те два роскошных яйца, которыми порадовала всех Миранда, — и получился вкуснейший омлет. У Альбертины все руки были расцарапаны колючками от ежевики. Нелегко, оказывается, самим заботиться о своем пропитании!
На настойчивые вопросы Отто о том, каким образом месье Флипу удалось из ничего наколдовать молоко и муку, тот сказал что-то вроде «В клювике принес!». Альбертина догадалась, почему дворецкий так долго беседовал у обочины шоссе с водителем какого-то фургона и зачем показывал ему карточные фокусы.
Месье Флип был не в восторге от того, что Альбертина пригласила на виллу еще двоих маленьких нахлебников.
— Мне кажется, нужно было дождаться, когда наш дом снова откроется для посетителей, фройляйн Альбертина, — с сомнением сказал он.
Альбертина уж не стала говорить о том, что аппетит у близнецов — как у канадских гризли.
По китовой столовой пролетела белая голубка и уселась рядом с Альбертиной на спинку стула. Она тихонько ворковала и толкала Альбертину клювиком.
— Привет, а что ты здесь делаешь? — поздоровалась с голубкой Альбертина.
— Наша барышня поразительно быстро находит в этом доме друзей. — Месье Флип бросил голубке крошечку омлета, но Сельма не проявила к нему никакого интереса. — К счастью, хоть она не голодна! — засмеялся месье Флип и хотел уже было прогнать голубку.
— Нет! — закричала Альбертина. — Ведь это… в общем, я назову ее Сельма. Пусть останется здесь. Мы наверняка сможем ее чему-нибудь научить. Она явно очень способная! — Альбертина подмигнула голубке.
— А ведь верно! У меня была как-то однажды чрезвычайно способная голубка, в моей программе перед шоу Лиззи. Она знала всю таблицу умножения, вплоть до седьмого ряда — там у нее всегда возникали сложности. Эльвира — так звали эту голубку. Ох, какие это были времена… — И месье Флип опять углубился было в блаженные воспоминания — но вдруг опомнился, хлопнул в ладоши и призвал банду клетчатых на последний штурм, чтобы придать дому окончательный лоск.
Ведь на завтра намечалось открытие Дома тысячи чудес. Следовало еще кое-что сделать, но главное — пора было начинать рекламную кампанию. Месье Флип собирался один поехать в Нижний Вюншельберг, чтобы развесить плакаты. Но Пауле, который был в полном восторге от «Бугатти Т-41 Ройял» 1929 года, не успокоился до тех пор, пока не добился разрешения сесть за руль. В конце концов, доказывал Пауле, он ведь сын шофера!
«Бугатти» испустил дух прямо посреди главной улицы. Он внезапно встал как вкопанный, еще чуть-чуть, и рейсовый автобус превратил бы антикварный автомобиль Лиззи в груду металлолома. Теперь месье Флип был рад, что взял с собой Пауле.
Пауле с головой залез в мотор.
— Прокладки в цилиндрах полетели, карбюратор сдох, а клапан подачи бензина дырявый, как швейцарский сыр. Уж про охлаждение двигателя я и не говорю. Так что дело в общем-то безнадежное, но не для Пауле. Вы там идите, расклеивайте что надо, я тут пять минуток покопаюсь.
Месье Флип вытащил с заднего сиденья пачку плакатов, банку с клейстером и кисточку. Он сразу нацелился на помпезную статую Болленштиля, которая была позором для всей площади. Болленштиль сам распорядился поставить этот памятник и был уверен, что обогатил любимый-городок великим произведением искусства.
Месье Флип залез на бетонный постамент и обмазал бронзового Болленштиля клейстером сверху донизу. Он взял первый плакат и наклеил его на толстое, лоснящееся золотом пузо. Несколько прохожих с любопытством остановились.
— Неужели снова откроется Дом чудес? — удивилась пожилая дама.
— Мне казалось, что старуха Шульце недавно умерла? — спросил какой-то недоверчивый господин.
— К сожалению, вы правы, но у Дома тысячи чудес теперь новая дирекция. Все чудеса — и большие, и маленькие — по-прежнему на месте. Если хотите испытать на себе силу волшебства, приходите к нам прямо завтра, — отвечал месье Флип, приклеивая на затылок Болленштиля очередной плакат. — И детей своих приводите, и внуков, племянниц и племянников, двоюродных сестер и прочих родственников — короче всех, кто может ходить. Вот только насчет теток не знаю, тут мы будем осмотрительны.
— Да ну, все знают, что в этой развалюхе привидения кишмя кишат. Снести ее — и дело с концом! — не унимался недоверчивый господин.
Месье Флип собирался было достойно ответить господину, но пожилая дама опередила его:
— До чего вы простодушны! Всему верите, что люди болтают!
О вилле Вюншельберг моментально заговорили в городе. На площадь стекались люди, привлеченные спором двух сторон: одни называли виллу восьмым чудом света, другие сочиняли про нее самые страшные истории, в которых привидения и призраки играли не последнюю роль. Люди рвали у месье Флипа плакаты прямо из рук и читали их: одни с ужасом, другие — с восторгом.
Вдруг взревел мотор. На площадь выкатился «Бугатти».
За рулем сидел сияющий Пауле.
— Ну я и мастер, ведь цены мне нет, скажите! А? — И он небрежно взмахнул рукой, приглашая Флипа на переднее сиденье.
— Пауле! Вы мастер, цены вам нет! — подтвердил месье Флип, довольно ухмыляясь, и уселся рядом с водителем.
— А что происходит-то? Будем еще плакаты вешать, разную там рекламу делать?
— В этом больше нет необходимости. Лучшей рекламы и желать нечего. О вилле говорят теперь все! Это — тема дня. Я предлагаю ехать обратно. Ну-ка теперь, Пауле, покажите, какой вы грандиозный водитель!
Пауле нажал на газ, машина рванула с места, но шоферская фуражка, которую Флип нахлобучил ему на голову, оказалась на три размера больше и съехала Пауле на глаза.
— Я свободен как ветер! — Месье Флип счастливо рассмеялся, поправляя фуражку на голове у Пауле. Но тут же смех замер у него на губах, когда он с ужасом обнаружил у Пауле на затылке бледное, почти прозрачное пятно. Самое страшное началось! И как только я, глупец, мог подумать, что мы, что Альбертина избегнет этого ужасного момента! — думал месье Флип.
Он решительно прогнал недовольного Пауле с шоферского места. Сам-то он давненько уже не сидел за рулем «Бугатти», но риск доверить руль Пауле, когда он в таком состоянии, был слишком велик. Может случиться, что до виллы они не дотянут.
Ведь Somnium disparatum может прогрессировать очень быстро.
Роковая встреча
Раппельмайерше было глубоко наплевать, что перед «Домом детского счастья» нет автобусной остановки. Она встала посреди дороги и принялась размахивать над головой своей сумочкой. Саладин Штюрценбехер ударил по тормозам, и в последний момент ему удалось-таки остановиться прямо перед носом у тощей директрисы.
— В Нижний Вюншельберг, да побыстрее! — Раппельмайерша стала рыться в своей маленькой серой сумочке.
Саладин Штюрценбехер приложил руку к фуражке и приветливо кивнул.
— Неужели вы не хотите в пряный, душистый Стамбул? Или в сияющий золотом Пекин? И даже в обледенелый Владивосток вам не надо?
— Вы кто — странствующий проповедник, миннезингер или все-таки водитель автобуса? — Она наконец-то откопала в сумочке несколько монет и бросила их на тарелочку кассы.
— Будем знакомы, Саладин Штюрценбехер, для вас — господин Штюрценбехер. — Саладин оторвал от рулона билетик. Пассажиров, к сожалению, не выбирают. Раппельмайерша хотела было сесть в первый ряд, около водителя, но Саладин отрицательно помотал головой: — Очень сожалею, но это место зарезервировано, а начиная со второго ряда все сиденья заражены внезапным нашествием пресноводных клопов. Ими не затронут только самый последний ряд. Там вам самое место, я имею в виду, там вам место найдется.
У него явно не все дома, подумала Раппельмайерша. Ничего удивительного, что они друзья с этой Шульце. Она пошла назад по проходу, балансируя руками и стараясь не задеть ни одно сиденье. Пресноводные клопы? Что-то никогда она о таких не слышала, но осторожность не помешает! В последнем ряду она уселась на самый краешек кресла, ни к чему не прикасаясь. Уже через несколько сот метров ее стало сильно мутить. Ее всегда укачивало в машине, если приходилось сидеть сзади.
Водитель время от времени посматривал на нее в зеркало заднего вида, и увиденное его вполне удовлетворяло: пассажирка становилась все зеленее и зеленее. Он лихо, на полной скорости, проходил крутые повороты и старался не пропускать ни одной ямки. Он так увлекся, стремясь наказать нахальную тетку за хамство, что, проезжая по Нижнему Вюншельбергу, чуть было не врезался в старый «Бугатти», который с дымящимся капотом застрял посреди улицы.
— Разве там на табличке не написано было «Нижний Вюншельберг»? — завопила вдруг Раппельмайерша, как только они выехали из города.
— Ох ты, я и забыл, — сказал Саладин, но все равно проехал еще целый километр вперед по дороге, прежде чем высадить пассажирку.
— Я буду жаловаться… в инспецкию автобусного надзора… или нет, лучше я… — кричала она вслед автобусу Саладина.
Задорное гудение противотуманного сигнала заглушило ее последние слова.
Раппельмайерша, кипя негодованием, зашагала назад, в Нижний Вюншельберг, пересекла рыночную площадь, украшенную статуей, которая изображала отвратительного, жирного человека, со всех сторон обклееного плакатами, оставила слева библиотеку имени Фриденсрайха Болленштиля и какой-то охотничий магазин — и прямиком направилась в первую попавшуюся гостиницу. Когда она появилась на пороге гостиницы «Шпитц», нос у нее по-прежнему был интенсивно зеленого цвета. Она подошла к буфетной стойке и слабым голосом заказала ромашковый чай. Элеонора Рапп-Майербринк любила ромашковый чай. Он целительно действует и на душу, и на тело — в этом она была абсолютно убеждена. Если надо, то он вылечит и мозоли на ногах. А у нее этих мозолей было уже как минимум три, ведь она не привыкла ходить на расстояния большие, чем от здания приюта до забора в приютском саду.
Какая-то дама за соседним столиком склонилась над ворохом телефонных книг и в бешенстве бормотала проклятия. Это был не кто иной, как тетя Кора, которая умела ругаться как извозчик, если дела не шли у нее как по-писаному и не так, как она задумала.
Руфус втянул голову в плечи и принялся с невероятной скоростью перелистывать страницы телефонной книги.
— Три недели штрафа — чистить туалеты! — Если кто-нибудь ругался, формула наказания сама срывалась у Раппельмайерши с языка. Она просто ничего не могла с этим поделать.
— Как вы сказали? — взвилась тетя Кора.
— Нет-нет, не беспокойтесь, я просто вдруг вспомнила, что… на ближайшие три недели… столько уборки… — неясно залепетала госпожа Рапп-Майербринк.
— Кого здесь интересует ваша уборка, когда речь идет о жизни и смерти — и о целом состоянии? — уже спокойнее проговорила тетя Кора, снова углубляясь в изучение телефонных книг.
— Да, с этими телефонными книгами… ну просто беда, — попыталась Раппельмайерша завязать разговор. — Это мильон убытку!
— Я не хочу мильон убытку, я хочу заполучить виллу, так что не мешайте мне! И уберите куда-нибудь подальше это свое вонючее зелье!
Элеонора Рапп-Майербринк маленькими глоточками отхлебывала ромашковый отвар, но нос у нее по-прежнему оставался зеленым. Виражи Саладина Штюрценбехера крепко подорвали ее здоровье.
— Эй вы! — позвала она хозяйку. — Счет!
— Во-первых, я вам не «эй вы». Во-вторых, у меня нет времени. Дело серьезное, у нас тут увеселительная вилла открывается, надо все цены повышать и ценники переделывать. И в-третьих, вас обслужит другая официантка, она сейчас подойдет!
— Увеселительная вилла? — моментально подключилась к разговору Кора Рабеншлаг.
— Старая развалюха на холме, здесь, по соседству, вилла Вюншельберг. Дом тысячи чудес. Точно вам говорю, денежки ручьем потекут, если будет так же, как двадцать лет назад.
— Руфус, давай скорее! — рявкнула на мужа Кора и со скоростью торнадо принялась листать очередную телефонную книгу. — Ведь где-то же должен быть этот проклятый, вонючий детский приют!
— Три недели штра… — не удержалась госпожа Рапп-Майербринк, но в последний момент опомнилась и договаривать не стала. — Детский приют? — спросила она. — Если вы действительно ищете достойный приют, могу порекомендовать вам свой. Счастье и солнце должны сиять в наших сердцах.
— Плевать мне на солнце! Счастливые дети? Не хочу я никаких счастливых детей. Я сама была бы счастлива избавиться от одного из них, причем навсегда, — осадила тетя Кора даму с ромашковым чаем.
— А я была бы счастлива, если бы нашла наконец одного ребенка, — пробормотала Элеонора Рапп-Майербринк. — Ну хорошо, — обратилась она к даме с телефонными книгами. — Я все-таки рискну вручить вам этот небольшой проспект о «Доме детского счастья», может быть, вы все обдумате и заинтересуетесь.
— Не нужен мне ваш проспект. — Тетя Кора брезгливо поморщилась. — Позвольте, как дом называется?
— «Дом детского счастья».
— Тогда вы наверняка знаете, — и тетя Кора заговорила предельно вежливым тоном, — некую очаровательную госпожу Раппельмайер?
Лицо у Раппельмайерши скривилось.
— Попрошу не коверкать мое имя. Меня зовут Рапп-Майербринк. Я директриса детского приюта.
— Милейшая госпожа генеральная директриса, — тетя Кора впала в реактивный вираж самой изысканной любезности, — нам с вами пора кое-что обсудить.
— Сейчас это делать, пожалуй, не совсем удобно. Я приехала сюда, чтобы забрать одну милую маленькую девочку, госпожа… э-э, простите, как ваше имя?
— Рабеншлаг! Кора Рабеншлаг, урожденная Шульце!
Зеленоватый оттенок в ту же секунду исчез с лица директрисы.
— Разрешите пригласить вас на чашечку ромашкового чая, милейшая госпожа Шульце?
— С превеликим удовольствием, дорогая госпожа Раппельбринк!
Раппель-тети в наступлении
Настроение тети Коры улучшилось необыкновенно. С Раппельмайершей они поняли друг друга с полуслова.
— Разумеется, никто не узнает о том, что маленькая Альбертина от вас сбежала, это останется строго между нами, — уверяла тетя Кора. — О нашей маленькой сделке никто не пронюхает. — Она с чувством удовлетворения сложила документ, согласно которому Кора Рабеншлаг оказывалась последней здравствующей родственницей Альбертины Шульце, а следовательно, ее правомочной опекуншей. И эта очаровательная опекунша точно знала, что для малышки лучше всего: разумеется, тепленькое местечко в прелестном приюте под названием «Дом детского счастья», у госпожи Рапп-Майербринк, за надежной дверью с тремя замками. Именно об этом мечтала тетя Кора, именно так теперь и будет! Нет, смешно, да и только! Ведь если кто-нибудь из семейства Шульце что-то вобьет себе в голову, то только землетрясение, или торнадо, или, в самом крайнем случае, убойная порция мороженого с шоколадом и клубникой может ему в этом помешать, подумала она и спросила себя, откуда, собственно, у нее в голове взялось это идиотское правило.
Но чтобы уж все на сто процентов прошло как по маслу, тетя Кора зашла в магазин к Куликову и вооружилась двумя арбалетами — на всякий случай! Кроме того, она насильно взяла напрокат его автомобиль с такой замечательной решеточкой сзади, в грузовом отсеке. Куликов был не в восторге, но тетя Кора легко смогла его убедить, что позорный провал двух его бойцовских пекинесов не добавляет славы его фирме. Тем более что злополучный воздушный шар с Кастором и Поллуксом приземлился в аккурат в саду Болленштиля. С того самого момента пропала Дэзи.
— Руфус! А ну быстро! — Тетя Кора открыла заднюю дверь в машине Куликова, и ее муж вместе с арбалетами залез в грузовой отсек.
Руфус не без труда разместился на маленькой откидной скамеечке у самого борта. А госпожа Рапп-Майербринк уже удобно устроилась впереди, в кабине, рядом с Корой.
— Сегодня великий день, и он станет совершенно грандиозным, когда Кора Рабеншлаг окажется там, где ей и положено быть — то есть на самом верху. — Она лихо опередила массивный серебристый лимузин, который как раз заворачивал на главную улицу, и изо всех сил нажала на газ.
— Чуть было не врезались, — простонал Гомецингер, который сидел за рулем серебристого лимузина.
— Этот Куликов — хам и идиот. В следующий раз я ему собственноручно дам в зубы. И магазинчик свой ему тоже пора закрывать, — сказал Болленштиль. На рукаве у него красовалась черная повязка в знак глубокого траура по Дэзи. В саду от нее остались только клочки голубого сюртучка.
— Мудрая мысль, господин бургомистр.
— Я и сам знаю, Гомецингер. Фриденсрайх Болленштиль всегда знает, что нужно делать. А вы давайте-ка поторапливайтесь, полный вперед! Вся эта публика должна начать работы в девять, а им еще экскаваторы надо перегнать со стройплощадки. Сегодня придется потрудиться.
— А мне так казалось, то есть я так думал, что вы дали малявке Шульце и этому ее дворецкому сорок восемь часов сроку, — рискнул возразить Гомецингер.
— Вам не положено думать, Гомецингер! Какое мне дело до того, что я там наболтал вчера! Ты хоть понимаешь, что это она подстроила воздушный налет на мою бедную Дэзи, напустив на нее собаковидных куликовских крыс на воздушном шаре! Кроме того, она с клетчатыми детьми никогда не соберет нужную сумму.
— Кто его знает, я не очень в этом уверен, — пробормотал шофер бургомистра и указал рукой на памятник Болленштилю, весь обклеенный плакатами.
Болленштиль высунул голову из окна.
Его шоферу впервые довелось быть свидетелем того состояния, которое его шефа за последние десять лет ни разу не посещало: бургомистр лишился дара речи. Фриденсрайх Болленштиль молча засунул в рот целый пакетик лакричных конфет, но не было никакой гарантии, что эта ударная доза сластей его успокоит.
Somnium disparatum
Дом тысячи чудес выглядел теперь так, словно его двери ни на один день не закрывались. Все кругом блестело и сверкало. Многочисленные чудеса были приведены в порядок, а деревянный цирковой оркестр репетировал столько раз, что теперь можно было даже опознать ту музыку, которую он исполнял. Цены за билеты Альбертина на всякий случай повысила еще раз. Те аттракционы, которые восстановить так пока и не удалось, она с помощью Отто и Клары перетащила в мастерскую.
Альбертина облачилась в свою сценическую мантию.
— Мадам Альбертина готова! Можно начинать представление! — воскликнула она, но Отто и Клара только утомленно зевали, глядя на нее.
Альбертина удивлялась, почему до сих пор нет Тиля и Кнобеля. Значит, они все-таки опоздали на утренний лайнер Саладина до Нижнего Вюншельберга и теперь прибудут, как когда-то и Альбертина, только поздно вечером. Хорошо бы встретить близнецов какой-нибудь шуткой в духе этого дома! Но прежде всего надо срочно изловчиться и незаметно положить ключ с драконом в карман месье Флипу. Под бархатом своей мантии она ощупала карманы жилетки. Ключ был на месте. Маша следила за ним как следует.
Альбертина и Клара, выбившись из сил, улеглись на шкуру саблезубого тигра в гостиной и принялись рассматривать разноцветные стекла купола в вышине над головой. Отто устроился на крыше крытого лотка со сластями и что-то вырезал ножиком из деревяшки.
Альбертине не видно было, что Отто вырезает, потому что он повернулся к ней спиной. Наверное, это была та самая щепка от стула в цветочном кабинете, которую он последнее время почему-то не выпускал из рук.
— Что ты там, Отто, опять начищаешь? С этой уборкой можно прямо с ума сойти! — прервала тишину Клара.
— Он, я думаю, древесным жучкам костюмчики вырезает! — пошутила Альбертина.
Отто ничего не отвечал и только презрительно сопел.
Альбертина посмотрела на Клару и прижала палец к губам, подавая ей знак молчать. Она подобралась к маленькой лесенке, ведущей на крышу киоска со сластями и молниеносно взобралась по ней наверх.
— Эй, ты что? — испуганно вскрикнул Отто. Альбертина в этот момент как раз ухватилась за край крыши и протянула к нему руку.
— А ну-ка покажи! — Она попыталась схватить то, что было у него в руках, но не удержалась, потеряла равновесие и качнулась назад. Отто хотел было ее подхватить, но деревянная лесенка пошатнулась, и они оба с криками полетели вниз. Если бы Альбертина не грохнулась прямо на Отто, она точно сломала бы себе шею.
— Все из-за твоего дурацкого любопытства! Альбертина сидела на полу и, постанывая, держалась за ушибленное плечо.
— Извини. Тебе больно?
— Мы не знаем, что такое боль, ты что, забыла? — ответил Отто. Он протянул ей руку.
Альбертина ухватилась за его руку и уже хотела было встать, но вдруг заметила какое-то бледное пятно на руке у Отто.
— Боже мой, что это такое? — испуганно спросила она. Если приглядеться, то сквозь это пятно все было видно насквозь.
— Понятия не имею, — ответил Отто и ткнул в пятно пальцем. Палец как бы проткнул пятно насквозь и стал виден с другой стороны.
— Отто! Нет!!! — Альбертина закрыла лицо руками. Потом стала осторожно подглядывать в щелки между пальцами. Это была дыра, дыра прямо в руке у Отто, не в рукаве, а именно в руке! Альбертина протянула указательный палец. Пальцы у нее дрожали так сильно, что пришлось поддерживать одну руку другой. Действительно, она могла просунуть палец сквозь руку Отто, причем он и глазом не моргнул.
— У меня вот здесь тоже такая дырка есть, — сказала Клара и показала свой живот. Дыра у нее была раза в три больше, чем у Отто.
— Что это такое, а? — тревожно спросила Альбертина.
— Это самое худшее, что может случиться со сном! Это — Somnium disparatum! — ответил месье Флип.
Он вместе с Пауле стоял в дверях. Левой половины головы и части подбородка у Пауле не было, все это исчезло. В пустых дырах танцевали пылинки, освещенные лучами солнца.
— «Somnium» что?
— Somnium disparatum. В переводе это означает «угасание сновидения», — пояснил месье Флип.
Альбертине стало плохо. Гостиная поплыла у нее перед глазами. Месье Флип подскочил к ней и помог сесть на нижнюю ступеньку лестницы.
— Подождите меня здесь! — сказал он детям и помчался на второй этаж. Не прошло и пяти минут, как месье Флип вернулся с книгой Ильи Брадувила и сел прямо на голову саблезубого тигра. — «Somnium disparatum. Угасание сновидения. Если сны с помощью гипноза сновидений попадают в действительность, то поначалу они ведут себя нейтрально. Но следует принять во внимание, что, получив новый жизненный опыт, они постепенно бледнеют и угасают, подобно тому как бледнеют наши сновидения, когда мы при пробуждении покидаем царство снов и потом, погружаясь в действительность, все меньше вспоминаем о своих снах и они становятся все менее отчетливы», — читал месье Флип со значительной интонацией.
— Я не совсем понимаю… — запинаясь, произнес Отто.
— Вы будете медленно, но неуклонно исчезать, растворяться. Я очень надеялся, что мастер Брадувил в этом ошибся.
— И как долго это будет длиться? — тихо спросила Клара.
— Несколько часов, ну, от силы день, — ответил месье Флип и с грустью захлопнул книгу. — Напряженная работа и волнения этого дня ускорили процесс. Такое угасание — это смерть сновидений. Хотя они не способны ощущать боль и не умирают, как умирают обычные люди, но зато они могут угаснуть. Как всякий сон.
— Неужели нет никакого средства, чтобы этому противостоять? — Альбертина схватила толстую книгу и принялась лихорадочно листать ее. — «Болезни, связанные со сновидениями. Сны…» Ну ведь должен же здесь быть такой раздел — «Лекарства для сновидений»! — крикнула она.
— Есть только одно средство, фройляйн Альбертина.
Лицо Альбертины просияло.
— Давайте же, пока не поздно! Говорите скорее, месье Флип!
Гостиная внезапно огласилась львиным ревом. Месье Флип просеменил ко входной двери и отворил ее. В недоумении он сразу поднял руки вверх, потому что прямо перед ним стояли тетя Кора и Раппельмайерша с арбалетами в руках, целясь прямо в месье Флипа.
Альбертина стояла на лестнице совершенно окаменев. Вот только Раппельмайерши ей сейчас не хватало! Именно сейчас, в тот момент, когда все ее мечты и надежды рухнули под тяжестью этих двух страшных латинских слов. Somnium disparatum.
Битва, которая началась, была короткой и нечестной. Впрочем, честностью тетя Кора никогда особенно не страдала. Победа всегда должна быть на ее стороне, больше ее ничего не интересовало. Впрочем, эти две вооруженные арбалетами ведьмы были не так уж и сильны, потому что клетчатым стрелы были нипочем, а Флип мгновенно обернулся кругом и стоял уже в рыцарских доспехах, защищенный с головы до ног. Но тетя Кора инстинктивно прицелилась в самую уязвимую точку противника: она направила свой арбалет прямехонько на Альбертину и готова была выстрелить.
— Быстро все на кухню! — приказала она месье Флипу и клетчатым.
Им ничего не оставалось, как повиноваться, и они, спотыкаясь и громко ругаясь, спустились на кухню. Все это время у Альбертины перед глазами маячил острый кончик стрелы. Она видела, как дядя Руфус и Раппельмайерша затолкали клетчатых с месье Флипом на кухню и придвинули к двери тяжеленный комод. Последнее, что слышала Альбертина перед тем, как Раппельмайерша швырнула ее в машину Куликова, был громкий стук — это ее друзья барабанили по тяжелой двери кухни — и отчаянный голос Отто, который звал ее.
Машина резко рванулась с места, хрустя гравием. Альбертина тут же свалилась с маленького откидного сиденья в грузовом отсеке и плюхнулась на какие-то вонючие шкуры. Буквально в миллиметре от ее ноги лязгнул, захлопываясь, капкан — этим запрещенным устройством Куликов пользовался, тайком отправляясь на вожделенную охоту. Ее крики потонули в грохоте старого дизельного мотора.
Альбертина стала барабанить кулачками по деревянной стенке, отделявшей грузовой отсек от кабины, но Раппельмайерша совершенно игнорировала ее стук.
Все было бесполезно, у Альбертины не хватало сил, чтобы выбраться из этой тюрьмы на колесах, которая неизбежно привезет ее назад, в приют. Раппельмайерша крикнула Альбертине в узкое смотровое окошко, что ей светит в ближайшем будущем: комната-одиночка и каждый день бесконечный список штрафных заданий и разного рода наказании, которыми она должна искупить свою тяжкую преступную провинность.
Альбертина поплотнее закуталась в мантию своей двоюродной бабушки. Теперь это была единственная вещь, которая напоминала ей о краткой поре, когда она была хозяйкой Вюншельберга. В «Доме детского счастья» Раппельмайерша наверняка отберет у нее и это.
А тем временем друзья Альбертины растворятся в воздухе, и она ничего не сможет сделать, чтобы спасти их. Только крохотная надежда теплилась в ее душе. Флип сказал, что есть какой-то выход. А вдруг он как раз дает Отто, Пауле и Кларе какое-то особое лекарство или же этот Брадувил придумал на сей счет специальное заклинание и оно есть в его книге?
Месье Флип включается в борьбу
Рама маленького кухонного окошка — столь же ветхая, как и все остальное на этой вилле, — легко поддалась. Но образовавшаяся дыра была слишком мала, чтобы вместить человека столь увесистого, как месье Флип. Отто и Пауле двумя большими медными поварешками пытались расширить дыру, а Клара, оглушительно гремя крышкой о кастрюлю и громко крича, пыталась скрыть деятельность мальчишек от тети Коры.
Somnium disparatum, угасание сновидений, уже очень далеко продвинулось в своей разрушительной работе. Лица Отто, Клары и Пауле стали пепельно-бледными, и клеточки на их одежде почти стерлись. Они дышали шумно, с каким-то стрекотом, напоминающим стук допотопной швейной машинки. Прозрачные пятна шли по всему телу, достигая порой величины теннисного мяча.
— Береги-и-ись! — заорал вдруг месье Флип. Схватив большую деревянную колоду, на которой раньше рубили мясо, он поднял ее на уровень груди, как таран, и ринулся в пролом. Удар был такой силы, что сама колода и вместе с ней часть кухонной стены рухнули в сад. Кухня наполнилась известковой пылью. Где-то в белой мгле кашляли клетчатые. Даже кашель требовал от них теперь большого напряжения.
— Сидите совершенно спокойно, — сказал им Флип. — Сейчас я проберусь в западную башню и принесу ключ с драконом!
Отто весь сжался:
— Ключ с драконом?
— Да, в данном положении он нужен нам обязательно, и тогда мы с вами быстренько пойдем в…
— Нет, это ужасно! — Отто прямо-таки рвал на себе волосы.
— Отто, что случилось? Вы что-то хотите мне сказать?
Отто тяжело вздохнул:
— Нам нужна Альбертина!
— Мне тоже очень не хватает Альбертины. Я глубоко уважаю вашу дружбу, но, пока мы выручаем Альбертину, может наступить вторая, совершенно необратимая стадия угасания.
— Но ключ — у Альбертины!
— Ну уж мне эта семейка Шульце! Будь прокляты их своеволие и любопытство! — Месье Флип думал всего минуту. — Я ненадолго ухожу. Вы остаетесь здесь и стараетесь по возможности беречь силы, понятно?
— Куда вы собрались? Мы с вами! — Клара шаталась как пьяная, пытаясь добраться до пролома в стене, но ничего у нее не вышло.
— Нет уж, я пойду один. Для вас это будет сейчас слишком тяжело. Кроме того, вы должны избегать прямого дневного света, потому что он ускоряет процесс исчезновения сна. Я скоро вернусь. Пожалуйста, послушайтесь меня хоть на этот раз. — Месье Флип не желал слышать никаких возражений.
— Мы будем здесь, когда вы вернетесь. Обещаю. Вот вам моя рука, — сказала Клара, протягивая руку, но обнаружила, что пальцев на ее руке уже не видно. — Ну, не вся рука, так хоть локоть!
Месье Флип ухватился обеими руками за края пролома, качнулся туда, потом обратно, как делают спортсмены на санной трассе, выходя на старт, и прыгнул. Отто подозревал, что дыра окажется слишком мала и шарообразный животик месье Флипа в нее не пройдет, — так оно и оказалось. Месье Флип прочно застрял и только энергично сучил ножками в воздухе.
— Э-э, Отто, не могли бы вы на минутку забыть о том, что я вам говорил про экономию сил, и оказать дружескую услугу, выручив меня из этого пренеприятного положения? Было бы очень полезно немного надавить на меня.
— Тебе это вряд ли удастся, — качая головой, сказал Пауле.
— Ты просто Отто плохо знаешь, — ответил тот и схватил большой металлический трезубец для разделки мяса, который висел на стене. — Вы готовы, месье Флип?
— Я-то готов, не знаю, как вы, — ответил дворецкий, ни о чем не подозревая.
Отто прикрыл глаза рукой, отвернулся и легонько ткнул Флипа трезубцем.
— Ой-ой-ой, вы щекочете меня! — воскликнул месье Флип.
— Что ж, от судьбы не уйдешь! — сказал Отто, прицелился и ощутимо ткнул месье Флипа пониже спины.
Месье Флип вскрикнул, дернулся, проскользнул в дыру и плюхнулся прямо в куст рододендрона. Чуть погодя круглое лицо дворецкого со слегка вымученной улыбкой показалось в дыре.
— Необычные жизненные обстоятельства требуют необычных методов. Спасибо.
— Поторопитесь и возвращайтесь с Альбертиной. Долго мы не протянем! — крикнул Отто.
Стоя среди огорода, месье Флип обернулся по своему обыкновению кругом и оказался в темно-синей шоферской форме. На голове у него красовалась форменная фуражка, украшенная золотым шнуром. Он похрустел пальцами и исчез в курятнике.
Вскоре дети услышали тарахтение мотора.
— Ш-ш-ш! — зашипела Клара, прижимая ухо к кухонной двери.
Отто присел около нее на корточки и тоже прислушался.
— А эта ведьма, похоже, в прекрасном настроении!
Тетя Кора танцевала по гостиной. Ее муж Руфус глазам своим не верил, но Кора Рабеншлаг летала по комнате, как балерина, раскидывала руки, крутилась волчком и ликующе вопила. Время от времени у нее вырывался крик:
— Мое, мое, мое! — Потом она наконец напрыгалась и раздраженно прикрикнула на мужа: — Иди сейчас же наверх и упакуй наши вещи. Да прихвати все ценное, что увидишь! А я пока по телефону позвоню, поболтаю немножко. И чтобы через десять минут ты был внизу, понял?
Дядя Руфус услужливо поклонился. Он привык всегда так поступать, если Кора говорила с ним этим лающим казарменным тоном. Он, как обычно, сжал руки в кулаки в карманах своих канареечно-желтых штанов и поспешно побежал вверх по лестнице. Тетя Кора уселась на широкий диван, сняла с черного телефона трубку и обнаружила, что провод оборван.
— Не дом, а мусорная свалка! — взвилась она, на чем свет стоит проклиная виллу. Под телефонным столиком что-то запиликало. Тетя Кора опустилась на колени и выудила мобильный телефон, на экранчике которого была надпись: «Звонит Нина». Она нажала на зеленую кнопку и прошипела в телефон:
— Отключитесь сейчас же, вы мешаете! — Горя от нетерпения, полная злорадства, она набрала номер Болленштиля. Вид она на себя напустила самый что ни на есть деловой, но все же не могла удержаться от легкого похихикивания. — Алло? Господин Болленштиль? Вы никогда не догадаетесь, кто у аппарата… Верно, это Кора Рабеншлаг… Да-да, я до сих пор еще в Вюншельберге, а точнее — на вилле Вюншельберг. Вы удивлены, не так ли? Как бы я хотела увидеть сейчас ваше глупое, жирное лицо!.. Что я себе позволяю? Я вам сейчас скажу что: я позволяю себе вспомнить, что вы обещали мне миллион, если я перепишу виллу на вас. Что ж, теперь я вполне могу это сделать… Ах, это вас радует? Тогда будьте так добры, порадуйте меня тоже: приготовьте чемоданчик побольше, потому что цена, к сожалению, повысилась до десяти миллионов. Вы же знаете, инфляция и все такое.
На другом конце провода Болленштиль трясся от неудержимого смеха, подобного землетрясению. В трубке что-то щелкнуло, и голос повторил несколько раз: «Связь окончена».
— Алло, вы еще на проводе? — Тетя Кора с размаху швырнула мобильник в угол. — Что ж, посмотрим! Он еще ко мне на коленках приползет!
Сидя в кабинете бургомистра, Болленштиль, сотрясаясь от смеха, бросился в кресло.
— Эта старая перечница и цента не увидит! Гомецингер, поторапливайтесь, поехали! Я лично хочу увидеть, как чугунная баба ударит по стене. Вперед!
Двойник Альбертины
Тетя Лиззи была права. Водителем месье Флип был никудышным, но он изо всех сил старался удерживать автомобиль на дороге. Сразу за большим щитом с изображением ухмыляющегося Болленштиля, который указывал рукой на автобан, ему встретилась на дороге ямка величиной с канализационный люк, и он чуть было не улетел в кювет, но триста лошадиных сил благополучно понесли роскошную колымагу дальше. Наконец Флип увидел вдали фургончик Куликова, подскакивающий на выбоинах сельской дороги, и прибавил скорости. Держась на безопасном расстоянии, он продолжил преследование и только на длинном прямом участке дороги еще раз как следует нажал на газ.
Сидя в кузове, Альбертина услышала громкую ругань Раппельмайерши, когда Флип промчался мимо нее на полной скорости и чуть было не столкнул фургончик в канаву. Альбертина тут же узнала мощные фары и изогнутые крылья элегантного автомобиля. Если их всего-то в мире шесть экземпляров, было бы просто чудом, если это — не шикарная игрушка Лиззи, подумала Альбертина, и какая-то надежда снова затеплилась у нее в душе. «Бугатти» еще прибавил газу и исчез за следующим поворотом. Альбертина прижалась к маленькому грязному окошку.
— Уберись оттуда! Сядь немедленно! — закричала Раппельмайерша.
Но Альбертина не подчинилась. Ей никак нельзя было терять надежду.
Через несколько километров она увидела «Бугатти», который стоял у какой-то пустынной бензозаправки. Худой человек в ярко-зеленом комбинезоне стоял возле светящегося щита с ценами на бензин и как раз в этот момент исправлял их на цены вдвое выше.
Альбертина замолотила кулаками в перегородку.
— Чего тебе надо? — не оборачиваясь, спросила Раппельмайерша.
— Мне срочно нужно в туалет.
— Ты что, потерпеть не можешь? — Раппельмайерша со свистом промчалась мимо бензозаправки.
— Я в штаны сейчас наделаю!!! — завопила Альбертина диким голосом.
— Ну ладно! — Раппельмайерша притормозила, дала задний ход и на полной скорости подкатила к одинокому туалету на краю заправки. Она выскочила из водительской кабины и стала медленно открывать замок на задней дверце.
Альбертина приготовилась. Как только дверца откроется, она ринется вперед, обрушится на Раппельмайершу, Раппельмайерша от неожиданности покатится кувырком, а Альбертина бросится наутек со всех ног.
У этого плана было по крайней мере одно слабое место, и Альбертина поняла это уже через несколько секунд. Внезапная атака, конечно, огорошила Раппельмайершу, но реакция у нее оказалась гораздо лучше, чем можно было ожидать. Альбертина с такой силой рванулась вперед, что потеряла равновесие и упала на землю, ощутив острую боль в правой руке, которой она опиралась об асфальт. Раппельмайерша молниеносно бросилась на нее и беспощадно вывернула ей руку. От боли и отчаяния у Альбертины слезы выступили на глазах.
— Тебе надо быть порасторопнее, если хочешь перехитрить Элеонору Рапп-Майербринк! — Раппельмайерша грубо потащила ее к дамскому туалету. При этом она бдительно следила, чтобы ни одна капля крови, капающей из ссадин на руке Альбертины, не замарала ее пепельно-серую блузку. — Давай, живо! — Она втолкнула Альбертину в туалет. С громким лязгом за ней захлопнулась стальная дверь. — Поторопись, дорогая!
Альбертина огляделась. Две неоновые трубки на потолке освещали помещение мертвенным светом. В левом углу висел умывальник из матово поблескивающей стали. Рядом с ним был унитаз. Несколько рулонов туалетной бумаги валялось прямо на полу. Едко пахло какой-то дезинфекцией. Белые кафельные стены были высотой метра три и слишком гладкие, чтобы взобраться по ним до щели между ними и потолком. Альбертина привалилась к двери и со вздохом отчаяния сползла вниз, сев на корточки. Где месье Флип? Она же видела его «Бугатти»!
За дверью слышался ритмичный стук каблуков Раппельмайерши. Альбертина устало выпрямилась и побрела к раковине. Ледяная вода вымывала мелкие песчинки из ран на руке. Потом Альбертина подставила голову под тонкую струйку воды. Внезапно раздался громкий щелчок. Альбертина резко дернулась и ударилась головой о кран. Неужели банда клетчатых добралась сюда, чтобы ее спасти? Она лихорадочно огляделась вокруг. Дверь была закрыта. Так откуда же послышался щелчок?
— Только не подумайте, что подглядывать в щелочку в дамском туалете — это моя тайная страсть, — сказал сверху хорошо знакомый голос. Месье Флип протиснул в щель старый мешок из-под картошки и бросил его Альбертине. — Ой! Веревка! Ведь она мне нужна! — спохватился Флип.
Альбертина отвязала веревку, которой мешок был стянут сверху. Она изо всех сил швырнула веревку вверх. Только с третьего раза удалось добросить ее до щели, и Флип схватил конец. Завязав тройной флип — узел, который когда-то много лет назад назвали в честь него, опытного канатоходца, — Флип осторожно спустился по веревке вниз.
— Ты долго там еще? — крикнула снаружи похитительница и надзирательница Раппельмайерша.
— У меня понос! — ответила Альбертина.
— Я взял, что под руку подвернулось, — прошептал Флип и вынул из мешка переносное устройство для запуска фейерверка, два сосуда, сделанные из черепов, пневматические башмаки, мачете и еще кое-какой хлам, который ему впопыхах удалось прихватить. — Ваша любимая тетя Кора, к сожалению, перекрыла все входы в гостиную, а то бы я, наверное, подобрал для этой моей вылазки более подходящее снаряжение.
— А как там банда? — Альбертине не терпелось узнать хоть что-нибудь про своих друзей.
Снаружи Раппельмайерша пнула ногой в дверь.
— Я открываю дверь. Потрудись все закончить!
Альбертина потащила месье Флипа в дальний угол. Она подозревала самое страшное.
— Что, клетчатые уже… — Губы ее отказывались выговорить ужасное слово.
— Нет, они еще живы, но им плохо, очень плохо. — Пусть плохо, но все-таки они еще не угасли. Точно так же, как пропасть еще не значит умереть. Альбертина облегченно вздохнула, а месье Флип продолжил: — Если бы кто-то не украл у меня ключ с драконом, клетчатые уже сейчас наверняка были бы спасены!
Лицо Альбертины залилось краской. Она вытащила из кармана жилетки ключ.
— Как он оказался у вас — это мы потом обсудим, — укоризненно сказал месье Флип. — Оставьте его пока у себя!
— У себя?
— Да, Альбертина. Я хочу предоставить вам возможность оказать своим друзьям последнюю услугу. Мне известно, насколько вы привязались к банде. И вообще должен заметить, что это — ваш долг, ведь вы — хозяйка Вюншельберга, а значит — именно вы отвечаете за все, что там происходит. Я надеюсь, вам удастся благополучно доставить «Бугатти» обратно в Вюншельберг.
— Так, и что я должна сделать? — Отчаяние Альбертины улетучивалось с каждой секундой. Она сделает все, чтобы спасти друзей.
— Слушайте внимательно. Согласно книге мастера Брадувила, они, все трое, должны обязательно вернуться назад, в царство снов, чтобы обрести прежние силы. С этой целью вы впустите банду обратно в чемодан.
— Нет! Нет! Только не в чемодан! Вы не знаете…
— Ошибаетесь, я все знаю! — тут же прервал ее Флип. — Другой возможности нет. Потом вы закроете чемодан с помощью этого ключа. Важно, чтобы вы повернули ключ до упора и чтобы при этом сияние изумруда слепило вам глаза. Вы все поняли?
— А сколько они должны там пробыть, чтобы силы опять вернулись к ним?
— Вы никогда их больше не увидите.
— Что? — Внутри у Альбертины все сжалось.
— В этом чемодане хранится бесчисленное множество снов. Те, которые попали туда во время гипнотических сеансов Лиззи, те, которые сохранились от опытов мастера Брадувила и его предшественников. Знаменитый живописец сновидений Цати Зонгор, многочисленные чудеса которого вилла свято хранит, был в девятнадцатом веке владельцем этой книги. А некоторые ее страницы украсил своими диковинными фантастическими существами некий художник по имени Иероним Босх. Самая же древняя часть книги относится предположительно еще к одиннадцатому веку. Никто не знает, где кончается эта вереница снов.
— И что из этого? — с затаенным страхом спросила Альбертина.
— Ваши друзья погрузятся в бескрайнее море снов. Вы скорее найдете каплю в море, чем сон Лашло фон Прокауэра в этом царстве снов.
Альбертина сидела, пригорюнившись, в углу. Сердце ее трепетало. В кои-то веки она наконец нашла друзей, причем целую банду сразу! А с Отто у них ведь почти завязалась настоящая дружба!
— Нет, тогда я вообще не хочу туда возвращаться, никогда, нет!
Месье Флип погладил ее по курчавым волосам.
— Альбертина, вы впустили Клару, Отто и Пауле в этот мир, вы же и должны указать им путь назад. Вы что, хотите бросить их на произвол судьбы, чтобы они умерли там одни?
— Но ведь там за ними опять будет гоняться полиция!
— Сны помогают нам именно потому, что они такие невероятные — иногда веселые, а иногда печальные или страшные. И мы не вправе делать с ними то, что нам заблагорассудится. — Он поднял Альбертину на ноги и прижал ее к себе. Потом быстро объяснил, как управляться с «Бугатти». — Надевайте пневматические башмаки. В них вы заберетесь на крышу, а с крыши — вниз.
— Раппельмайерша максимум через три минуты заметит, что я смылась, и опять поймает меня.
Месье Флип уверенно сказал, что это его забота. Он снял с нее мантию Лиззи и осмотрел запас ракет для фейерверка. Походный фейерверк был изобретением Лиззи: для маленьких световых эффектов дома или где-нибудь в пути. Тогда он почему-то не стал пользоваться популярностью и особой прибыли им не принес. Месье Флип лихорадочно рылся в карманах.
— Вот так штука, а ведь без спичек ничего у нас не получится.
Альбертина пошарила в карманах жилетки. Кроме гаечных ключей, фонарика, швейцарского перочинного ножичка и гигиенического карандаша с запахом земляники у нее в карманах всегда была зажигалка.
— Это подойдет?
Флип велел ей держать зажигалку наготове и объяснил, что делать с фейерверком.
— Будем надеяться, что ракеты загорятся. — Он нахлобучил Альбертине на голову свою шоферскую фуражку. Фуражка была непомерно велика для ее маленькой головки. Пришлось запихнуть под нее все кудряшки, тогда стало получше.
Пневматические башмаки превратили подъем на стену буквально в увеселительную прогулку, хотя у Альбертины не сразу получилось управлять ими с помощью пальцев ног. Она осторожно подобралась к краю крыши и посмотрела вниз. Раппельмайерша прислонилась спиной к стене и нетерпеливо постукивала ногой по асфальту.
— Альбертина Шульце, если ты через три секунды не появишься, я войду внутрь! — крикнула она через плечо.
Сверху было хорошо видно, что корни волос у Раппельмайерши седые, значит, каштановый цвет ее прически вовсе не дар природы и молодости, а плод парикмахерского искусства.
При первом же щелчке из зажигалки вырвалось высокое пламя. Альбертина подожгла шнур, отсчитала, как учил месье Флип, сколько положено: «… двадцать один, двадцать два…» и швырнула маленькие разноцветные барабанчики прямо под ноги директрисе. Они зашипели и зафыркали, облачка дыма стали подниматься вверх, и Альбертина начала уже опасаться, что их план проваливается. В этот момент крышечка одной из ракет откинулась, ракета зашипела и, как вспугнутая ласка, заметалась под ногами у Рап-пельмайерши. С криком ужаса та отскочила и одним махом сиганула в миртовые кусты. Дверь туалета тут же открылась. Осанистая черная фигура в сверкающей мантии, в низко надвинутом на глаза капюшоне метнулась к машине и залезла в кузов.
Альбертина прижалась к крыше домика. Рап-пельмайерша вылезла из кустов и раскричалась. Она проклинала всех детей как таковых и отдельно — озорных мальчишек, которые напугали бедную пожилую женщину, сыграв с ней такую злую шутку. Заметив, что «Альбертина» уже снова сидит в машине, она успокоилась и решила пока воздержаться от дальнейших штрафных акций против неизвестных преступников. Директриса одернула юбку и вытряхнула из волос миртовые листочки.
Она собралась уже сесть за руль, когда откуда-то сверху, с дежурной вышки, подал голос охранник бензозаправки:
— Эй, вы кое-что забыли!
Альбертина повисла на стенке туалетного домика. Ох, этот тупой охранник, до сих пор все так хорошо шло! — подумала она и прыгнула в миртовые кусты, которые скрыли ее с головой.
Раппельмайерша опустила боковое стекло и высунула голову:
— И что это, интересно, я забыла? Охранник показал на светящийся щит рядом с туалетом: «Пользование туалетом 5 евро».
— У нас тут по соседству вилла с чудесами открывается, так что цены выросли!
— Вы что, совсем ума лишились? — крикнула Раппельмайерша и нажала на педаль газа.
«Бугатти» подскакивал, как необъезженный мустанг, а коробка передач истошно выла, когда Альбертина выруливала на дорогу. Она еще никогда в жизни не сидела за рулем. Советы, которыми ее забросал месье Флип на прощание, беспорядочно роились у нее в голове: для переключения передач снять ногу с газа, переключить и снова нажать на газ. При обгоне посмотреть в зеркало заднего вида, обгонять только слева и, самое главное, — сохранять спокойствие. Непонятно, как можно за всем этим следить, да еще успевать встать в нужный ряд?
Время неумолимо шло, а Альбертина проехала всего только пару километров.
За очередным поворотом Альбертина чуть не врезалась в столб, только аварийное торможение спасло ее от столкновения. Альбертина надавила на тормоз обеими ногами, и «Бугатти» ответил громким визгом. «Т-41 Ройял» не любил, когда его душат.
Впереди Альбертина увидела гигантское чудовище, настоящего терминатора среди экскаваторов, который занимал всю ширину шоссе. Рядом с ним старинный «Бугатти» выглядел маленькой, нежной гусеницей какой-то экзотической бабочки. Экскаватор резво громыхал в конце целой колонны разнообразной строительной техники. На одной из машин в середине колонны болталась огромная чугунная баба. Обгонять толь-ко слева, вспомнила Альбертина и прибавила ходу. Но ничего не получалось, гигантские машины, словно стадо слонов на марше, занимали всю проезжую часть.
— Освободите дорогу! — крикнула она через окошко. — Я очень спешу! — Но это не помогало. Грохот моторов и лязганье этих монстров поглощали ее слова полностью. — Тысяча чертей, ну-ка прочь с дороги, салаги! Эй вы, слышите меня?
Разумеется, никто ее не слышал, зато сзади внезапно взвыла корабельная сирена.
— Эй вы, крыса сухопутная, будьте любезны отогнать в сторону свою допотопную колымагу! У автобуса — всегда преимущество на дороге!
— Саладин! — Альбертина остановила машину и живо выскочила из нее.
Саладин высунул свою косматую голову морского волка из окна кабины и удивленно вытаращил глаза.
— Матрос второго класса Альбертина! Тысяча чертей, откуда у тебя такая шикарная моторная яхта?
— Саладин, помоги! Речь идет о жизни и смерти! Мне нужно срочно вернуться на виллу, но я никак не могу объехать эти экскаваторы.
— Чепуха, сейчас все будет в порядке, поезжай за мной, держись в фарватере. И — нос по ветру, сейчас будет штормить!
Саладин на своем автобусе обогнал «Бугатти» и помчался прямо на экскаваторы. Альбертина увидела за окнами автобуса удивленные лица пассажиров и нажала на газ. «Бугатти» дернулся, мотор закашлял.
— Не трусь! — шепнула она старому автомобилю. Альбертина медленно выжала сцепление и постепенно прибавила газу. Все восемь цилиндров двигателя блаженно заурчали. Теперь она смогла догнать Саладина, который затормозил, встав в хвост экскаватору, и включил корабельную сирену. Раздался такой душераздирающий вой, что Альбертина зажала уши. Экскаватор в панике отъехал в сторону. Саладин, не обращая ни малейшего внимания на экскаваторщиков, которые осыпали его руганью и потрясали кулаками, словно ледокол, прорубал себе дорогу в плотной колонне техники.
Альбертина пробиралась на своем автомобиле прямо за ним. Но экскаваторы, пропустив Саладина, старались тут же сомкнуть ряд. Альбертине приходилось ехать зигзагом, она чудом уворачивалась от опасных машин. Стараясь не спутать газ и сцепление, она устремилась за автобусом Саладина.
Дюжина чудовищ готова была раздавить ее машину в любой момент, но тут Саладин махнул ей рукой из бокового окна, показывая, чтобы она его обгоняла. Без раздумий выехав на встречную полосу, она крутанула руль и промчалась мимо автобуса. Немногочисленные пассажиры со смертельно бледными лицами прижимались к стеклам окон или судорожно хватались за поручни.
Дорога перед нею была свободна, до самого горизонта ни одной машины. Альбертина прибавила ходу. Проезжая мимо окна кабины, где сидел Саладин, она крикнула «Спасибо!» и потом глянула в зеркало заднего вида, наблюдая, как этот морской волк, посмеиваясь, дергает веревку корабельной сирены. Протяжное гудение отставало от нее, а стрелка тахометра задергалась — скорость была максимальной. Она приедет вовремя, иначе просто нельзя.
На волосок от гибели
На кухне стояла подавленная тишина. Отто слышал только собственное тяжелое дыхание да тихие хрипы Клары и Пауле, которые все последнее время не двигались, глядя прямо перед собой. Все трое лежали за большим медным котлом, рядом с гигантской плитой. Это было единственное место на кухне, куда через пролом в стене не падали лучи солнца, ускоряющие угасание снов.
Отто оперся на локти. Очертания плиты расплывались у него перед глазами. Над плитой, где раньше было окошко, зияла большая дыра. Почему? Он с трудом вспомнил, что здесь произошло. Внезапно голова у него закружилась, и ему показалось, что пол под ним раздвигается и кто-то затягивает его в глубокую черную дыру.
Пауле, который лежал возле штабеля дров, был особенно плох. Левой ноги у него уже практически не было, она вся исчезла, а дыры во всем теле приобрели угрожающие размеры.
Отто вынул из кармана небольшую деревяшку и потянулся за кухонным ножом, который висел на крюке над его головой. Деревяшка напоминала очертаниями маленькую человеческую фигурку.
— Объясни мне, Отто, зачем тебе сейчас еще какие-то шахматные фигурки вырезать? Вот глупость-то! Или ты ваяешь памятник Лашло фон Прокауэру? На память потомству, а?
Хорошо, что у Клары до сих пор сохранилась способность отпускать мелкие колкости, подумал Отто. Вот когда и она запал потеряет, тогда дело труба.
— Побереги дыхалку, Клара. Может, она тебе еще пригодится.
Пауле легонько постучал себе по лбу разводным ключом, который он все это время зачем-то держал в руках.
— Ты что, думаешь, Альбертина тут еще появится? Да если и появится, то к тому времени этот «Социум дизрапатамус» нас уже сожрет.
— Она точно появится, причем не опоздает, — уверенно сказал Отто. Альбертина никогда не бросит в беде свою банду, она не бросит его, Отто, в этом он не сомневался.
Клара покачала головой.
— Но ты же понимаешь, что вилла доживает свои последние часы. Я очень хорошо слышала, о чем эта мерзкая тетка говорила по телефону с Болленштилем. Спорим, через полчаса толстяк вместе с целой армией рабочих набросятся на виллу и разрушат ее до основания. Не думаю, что Альбертине удастся отыскать нас среди груды обломков. — Громкий треск на дворе прервал ее слова.
Отто подобрался к пролому в стене. Лучи солнца вонзались в его тело, как тысяча маленьких иголочек. Отпрянув, он прикрыл рукой глаза. Нащупав другой рукой край пролома, Отто рискнул быстро выглянуть наружу. Он увидел смутные очертания деревьев и статуй в парке. Где-то вдали, на лестнице, слышался стук каблуков тети Коры.
— Сейчас за этот миллион нас похоронят по первому разряду, ребята, — пробормотала Клара.
В гостиной хлопнули двери. Через несколько секунд кто-то стал отодвигать комод от кухонной двери.
— Мы так просто не сдадимся, — сказал Отто и снял со стены тесак для рубки мяса. Дверь распахнулась, и Отто занес руку. Тесак просвистел в воздухе.
— Нет!!! — закричала Клара.
Отто увидел шоферскую фуражку месье Флипа, но было уже поздно. Удар невероятной силы пригвоздил голову Альбертины к дверному косяку.
— Альбертина! — простонал Отто. Попытка вытащить лезвие тесака из дерева не удалась. Сокрушительный удар отнял у Отто последние силы.
— Ничего себе, радушная встреча! — еле выговорила Альбертина. Шоферская фуражка, а вместе с ней пышный клок рыжих волос так и остались висеть на дверном косяке, пригвожденные тесаком. — Ведь это же я, ребята! — Голос у нее дрожал. От страха. И от ужаса, едва она взглянула на своих друзей. И от радости — ведь она снова видела Отто.
— Слушай, Отто, а ты неплохо долбанул, еще миллиметр — и все! — вздохнула Клара. Она выдернула тесак из косяка.
Разрубленная пополам фуражка упала на пол, а вместе с нею — клок волос. Альбертина ощупала голову.
— Я бы на твоем месте в зеркало пока не смотрел, — сказал Пауле.
Отто смущенно пожал плечами.
— Это ужасно, я не хотел… Мы услышали какой-то громкий звук и решили, что твоя тетка или Болленштиль подбираются к нам.
— Это я там, в саду, врезалась на «Бугатти» прямо в статую рыцаря. Я надеюсь, он мне простит. И ты тоже, Пауле. — Альбертина пыталась говорить нормальным голосом, но он все равно то и дело срывался и дрожал. Неизвестно, что еще скажет Отто, когда узнает, что она собирается сделать с бандой, то есть что ей придется с ней сделать.
— У нас сейчас проблемки поважнее, чем твой «Бугатти», если честно.
— Твоя милая тетушка вот-вот продаст виллу Болленштилю. Твое наследство в опасности!
— Сейчас мне на это совершенно наплевать, у нас есть дела поважнее. Нам всем нужно срочно подняться на второй этаж. Дойдете?
Отто и Клара кивнули.
Альбертина заметила, что полной уверенности у них в этом нет.
— Лучше будет, если я обопрусь на тебя. А Клара поможет Пауле. Тогда мы доберемся нормально, — сказал Отто.
— Ну если уж на то пошло, так и быть, пусть помогает, — проворчал Пауле и скептически оглядел Клару с головы до ног. — Но, честно говоря, я бы предпочел, чтобы мне помогал кто-нибудь не такой дырчатый, как наша Клара. А куда подевался наш мисьо?
Папаша Флип
Месье Флипу было нехорошо, более того, ему было совсем дурно. Плавное покачивание в брюхе кита и сравнить было нельзя со стилем вождения Раппельмайерши. Она ехала так, словно сам черт за ней гнался, к тому лее сзади, в грузовом отсеке, месье Флипа мотало из стороны в сторону, как пушинку во время снежной бури. Но несмотря ни на что, он радостно предвкушал, какое лицо будет у Раппельмайерши, когда в конце поездки он откинет капюшон.
Надо надеяться, Альбертина благополучно добралась на «Бугатти» хотя бы до ближайшего перекрестка, ведь от этого зависело все! Несомненно, это было самое слабое место в его плане. Доверить ребенку, который вообще за рулем никогда не сидел, столь сложную машину, как «Бугатти», — это была безумная затея!
Фургончик внезапно резко затормозил, и Раппельмайерша коротким гудком оповестила всех о своем прибытии. Месье Флип пытался что-то увидеть сквозь маленькое смотровое оконце. Отворились тяжелые металлические ворота, и открылся вид на здание, уродливее которого он в жизни своей не видел. Над входом выделялись потускневшие буквы: «Дом детского счастья». Сразу бросалось в глаза полное отсутствие живой зелени и цветов. Все было высохшим, блеклым, и, казалось, здесь запрещены все цвета, кроме серого и коричневого. Только один маленький кусочек газона выделялся искусственной зеленью.
Бедная, маленькая, отважная Альбертина, подумал месье Флип, я бы здесь и двух минут не выдержал.
Распахнулись окна слева и справа от ворот, в них показались любопытные детские физиономии. Из дома вышел человек в синем кителе.
— Шлюпф, у вас все в порядке, все под контролем? — спросила Раппельмайерша, выходя из кабины.
— Точно так, госпожа директриса. Никаких особых происшествий. Вам удалось поймать беглянку?
— Вы что, сомневались? Будет знать, как тягаться с настоящей светской дамой! Пряталась на какой-то захудалой вилле. — Раппельмайерша протянула руку к задней двери фургона. — Но теперь-то она узнает, как уютно у нас в приюте. Большие каникулы позади, а теперь начинается…
— … большое шоу! — закончил ее фразу месье Флип, спрыгивая на землю.
Раппельмайерша оторопела, судорожно хватая ртом воздух. Потом споткнулась о дубовый пень и жестко приземлилась на иссохший газон.
— Вот чудеса, — сказал месье Флип, — а я, признаться, давно отвык от того, что дамы из-за меня падают в обморок.
Некоторые из детей робко засмеялись, показывая на неподвижную Раппельмайершу.
— А ты не Альбертина. Ты слишком толстый, и вообще ты — мужчина! — крикнул маленький мальчик, свешиваясь из окна второго этажа.
— Подумать только, какой умный мальчонка там, наверху! Верно, я не Альбертина. Но кто же я тогда? — Месье Флип молниеносно обернулся вокруг себя — и превратился в капитана пиратского судна. У него была деревянная нога и черная косматая борода, в руках он держал по пистолету. — А может быть, я тот самый знаменитый капитан Черная Борода, самый жестокий разбойник на земле, коварный и подлый, который всегда готов зажарить на вертеле такого бородавочника, как этот? — И он легонько пнул деревянной ногой бездыханное тело Раппельмайерши.
Дети засмеялись, завизжали и захлопали в ладоши.
Месье Флип опять крутанулся вокруг, на этот раз на нем был серебристый скафандр космонавта. Он поднял забрало своего прозрачного шлема и указал на фургончик:
— Или я-а знаменита-ай русский ка-асма-а-анавт и за-а-авут меня Олег Румстиков? Что думают земляне о том, чтобы запустить эту Раппельмайеровку в железной капсуле на Луну? А?
— Да, да, запусти ее на Луну! Пусть Раппельмайерша сидит на Луне! — кричали дети, ликованию их не было границ.
Маленький мальчик со второго этажа крикнул:
— Скажи нам, кто ты! Скажи! Месье Флип щелкнул пальцами, опять повернулся кругом и предстал в черной ливрее дворецкого.
— Я — месье Флип, и прославился я как хамелеон, превратившийся в человека. А теперь вы должны мне кое-что сказать: ну-ка, кто из вас Тиль и Кнобель?
— Это мы, мы — Тиль и Кнобель! — послышалось из открытого окна туалета. Близнецы размахивали лохматыми мочалками.
— Тогда быстро спускайтесь сюда. Я обещал кое-кому взять вас с собой.
— Альбертине! — хором закричали оба. Они протиснулись в узкое окно, спрыгнули вниз и побежали к месье Флипу. — Я же говорил, Альбертина не бросит нас тут одних! — торжествовал Тиль.
— Ну ты, так нечестно! Всегда хочешь быть первым! Это я тебе сказал! — кричал в ответ Кнобель.
— Мы оба это сказали! — громко закричали близнецы.
— Постойте, так нельзя. Вы не имеете права взять их с собой просто так, — запротестовал Шлюпф. Все это время он сидел, спрятавшись за тачку, и только теперь решился показаться из своего убежища. Пока этот полоумный изображал из себя клоуна, он предпочел держаться испытанной методы «ничего-не-вижу-ничего-не-слышу». Но если этот маленький толстячок умыкнет сразу двоих питомцев, то ему, Шлюпфу, это может стоить головы, когда Раппельмайерша очнется.
— Вот как? А почему нельзя?
— Э-э-э… ну, потому что… потому что это не делается просто так.
— Понятно, то есть так нельзя делать, потому что нельзя так делать просто так. Это звучит логично, — насмешливо сказал месье Флип.
Дети в окнах тихо захихикали.
— Надо оформить официальное усыновление — если разрешат, — отвечал Шлюпф. Произнося слово «официальное», он весь подтянулся и гордо поднял подбородок.
— Ах вот как, спасибо, теперь все понятно. Пойдемте, ребятки, садитесь в машину на переднее сиденье, едем.
Тиль и Кнобель забрались в кабину.
Ошарашенный Шлюпф так и стоял на прежнем месте, а месье Флип сел за руль. Он опустил боковое стекло и помахал детям:
— А вы прощайте и будьте всегда отважными! Месье Флип обязательно вернется! Даю слово!
— Эй, минуточку, ведь я же сказал, что так нельзя! — завопил Шлюпф. Он вцепился руками в боковое зеркало.
— Нет, не сказали! — ответил месье Флип, заводя мотор. — Вы как раз сказали, что можно — только с официальным усыновлением, а именно его я сейчас и еду оформлять. Я усыновляю обоих. Официально, официальнее некуда. А всю бумажную ерунду, формуляры там разные, можете прислать мне по почте. Адрес сообщит вам этот бородавочник. Присылайте на имя месье — то есть нет — папы Флипа.
Месье Флип резко развернул фургончик, и под неистовые крики оставшихся детей умчался прочь.
Альбертина не сдается
Альбертина перекинула руку Отто себе через плечо, и они тронулись в путь. Это было странное ощущение: она держала Отто за кончики пальцев, но рука, которая опиралась на ее плечо, была невидима. Somnium disparatum, угасание сновидений, скоро продвинется так далеко, что она не сможет ни видеть своих друзей, ни прикасаться к ним.
Ноги Пауле пропали уже полностью, и казалось, что он парит над землей. Но это было обманчивое впечатление, и Клара это прекрасно почувствовала на себе. Охая и вздыхая, она пыталась тащить толстого Пауле.
— Слушай, Пауле, прозрачнее ты становишься, а легче — почему-то нет, — стонала Клара.
Пауле тяжело вздохнул, вынул из карманов курточки два увесистых гаечных ключа и бросил их на пол.
— Так легче? — едва слышно выговорил он. Это был совсем плохой знак. Если Пауле добровольно отказывается от любимых инструментов, значит, дело совсем худо.
— А куда ты нас тащишь? — постанывая, спросил Отто.
Альбертина остановилась перед массивной входной дверью в театральный зал.
— Ш-ш, тихо! Вы слишком много говорите. Нам надо в театральный зал. Это ваше единственное спасение.
Недоброе предчувствие закралось в душу Отто. Он попытался остановить Альбертину, но в этот момент она уже приоткрыла дверь в театральный зал. Времени оставалось совсем мало, это Альбертина хорошо понимала. Раппельмайерша скоро раскроет трюк с переодеванием и ринется на виллу, игнорируя все правила дорожного движения. А где сейчас, интересно, тетя Кора?
— Надо торопиться! — воскликнула Альбертина и потащила Отто в зал.
— Ты не сердись, пожалуйста, но у меня совершенно душа не лежит к этому театру сновидений, — вздохнул Отто. — А к чемодану — и подавно. Ведь ты же знаешь!
Альбертина неумолимо тащила его дальше. Наконец они с грехом пополам добрались до сцены. Чемодан стоял на своем обычном месте, возвышаясь в полутьме, как мощный черный утес. Альбертина взобралась на сцену и попыталась втащить туда Отто. Но ее рука поймала лишь пустоту. Во второй раз тоже ничего не получилось, рука у Отто была совершенно прозрачна.
— Отто, помоги мне поднять тебя, ведь я же ничего не вижу!
— Я рядом с тобой, — сказал Отто и ущипнул ее за ухо. — Ползать Отто Карвуттке пока еще может. Но я хочу знать, что здесь сейчас будет?
— Вы должны вернуться обратно в чемодан. Поверьте, никакого другого пути нет, — сказала Альбертина и вместе с Кларой втянула на сцену обессилевшего Пауле.
Отто схватил Альбертину за плечо и повернул к себе лицом:
— Ты что, с ума сошла? Ты же знаешь, что нас там ожидает!
От его крепкой руки по всему ее телу опять разлилось тепло. Это чувство, еще недавно такое прекрасное и новое, было для Альбертины теперь самым ужасным. Альбертина с грустью смотрела на залитое потом, уже почти совсем прозрачное лицо друга, которого ей приходится отправлять туда, куда они не могут отправиться вместе. Не мучай меня, мне и так ужасно тяжело, говорили ее глаза. Она быстро опустила взгляд, чтобы Отто не смог прочитать этих мыслей.
— Вы ненадолго заберетесь в чемодан, а потом я достану вас оттуда! Обещаю! — Альбертина сказала неправду и отвернулась, боясь, что слезы ее выдадут.
— Ты врешь! — крикнул Отто.
Альбертина быстро вытерла лицо и снова повернулась к своим друзьям:
— Я не вру. Пожалуйста, пожалуйста, ну я прошу, послушайтесь меня, сделайте, как я говорю.
— Поклянись, что скоро опять достанешь нас оттуда! — недоверчиво потребовал Отто.
— Клянусь.
Отто демонстративно встал перед чемоданом.
— Я не верю ни одному твоему слову. Я не оставлю тебя одну, и ты это знаешь.
— Ты что же думаешь, Пауле опять будет шнырять по берлинским подворотням? Ну уж дудки, Пауле больше не будет этим заниматься! — пробормотал Пауле и презрительно скривил лицо — или то, что от этого лица еще осталось. — Ты так просто от нас не избавишься!
— Ты же тоже в нашей банде, разве до тебя еще не дошло? — слабым голосом сказала Клара.
С друзьями все оказалось гораздо сложнее, чем она опасалась. На мгновение Альбертина заколебалась. А вдруг есть какой-то другой выход, может быть, ей стоит самой порыться в записях Лиззи, а может быть, специалисты, какие-нибудь ученые и врачи, что-нибудь подскажут?
Наглый, пронзительный голос оторвал Альбертину от этих мыслей.
— Альбертина Шульце, мерзкая девчонка! — В дверях зала стояла тетя Кора. Она раздраженно шарила по стенке в поисках выключателя. Потом осторожно пробралась к окну и сорвала одну из плотных портьер, которые оставались задернутыми со дня последнего кинопросмотра, который устраивал месье Флип.
Отто весь сжался. Каждый луч света жег исчезающее тело адским огнем.
Альбертина лихорадочно искала в карманах жилетки ключ с драконом. Сколько раз она собиралась навести в карманах порядок, чтобы все было разложено по местам, как в большом универмаге. Тогда не надо будет вечно искать каждую необходимую вещь.
Тетя Кора по узкой боковой лесенке поднялась на сцену.
Отчаявшись найти ключ, Альбертина сняла жилетку, вывернула ее и стала трясти. Все ее бесчисленные сокровища рассыпались по доскам сцены, и долгожданный ключик наконец-то выпал тоже. Она протянула у нему руку, но красный лакированный коготок опередил ее.
— Ты это ищешь, радость моя? — Ключик небрежно болтался на мизинце у тети Коры. — Надо лучше следить за своими вещами.
— Какой ужас! Дракониха захватила ключ, — прошептал Отто.
— А-а-а! — в ужасе закричала тетя Кора, когда взгляд ее упал на Отто. Ведь она своими вороньими глазками все время смотрела только на Альбертину, чтобы не упустить ее из виду, и совершенно не заметила всю остальную банду, которая была в таком состоянии, что ее и действительно трудно было заметить. — Что… что… с ними… такое? Это не заразно?
— Речь идет о жизни и смерти, и времени у нас больше не осталось. Дай мне, пожалуйста, ключик, тетя Кора! — простонала Альбертина, не ожидая ничего хорошего.
— Конечно, конечно, милочка. Ведь твоя тетя не чудовище. Но ты за это тоже должна мне кое-что дать, — нагло ухмыльнулась тетя Кора. Она вынула какой-то листочек бумаги и положила его на маленький столик, где стоял старый цилиндр с блестками. С ледяной улыбочкой она протянула Альбертине шариковую ручку. — Ну давай, дорогая! Мы с тобой заключим сделку, совершенно законно, и без всяких там собачек, директрис и смешных стрелковых орудий. Все это нам совершенно не нужно. Ты только должна вот здесь поставить свою подпись, и тогда чемодан и ключик — твои, а вилла — моя. Ведь это честно, скажи? Подойди и поставь вот здесь свое имя. Это не больно. Чемодан тебе, вилла — мне. Баста! И своих смешных друзей забирай поскорее с собой, поняла?
— Нет, Альбертина! Не делай этого! Не важно, что с нами будет, ты не должна отдавать ей виллу! — крикнул Отто и оттолкнул Альбертину, которая уже протянула руку, чтобы поставить подпись.
Клара схватила Альбертину за шиворот и стала ее трясти.
— Ты что, захотела назад в этот гнусный приют?
— Приют как приют, я ведь до сих пор как-то там жила. — Альбертина осторожно высвободилась из рук Клары, посмотрела в победоносное лицо тети Коры и схватила ручку. Будь что будет, подумала она и поправила лист бумаги чтобы писать.
Краем глаза она увидела, как что-то промелькнуло мимо. Она едва успела выпрямиться, как раздался душераздирающий вопль тети Коры.
На тетю Кору вихрем напал Отто и, собрав все оставшиеся силы, ухватился за ключ.
— Отдай ключ, жаба противная! — закричал он.
— Никогда! — Тетя Кора старалась покрепче сжать ключ своими когтями. В ее глазах стояли ярость и ужас. Ужас, потому что никакой руки видно не было, но ключ все равно было у этого сопляка не отнять, а ярость оттого, что он посмел напасть на нее.
Альбертина в первый момент замерла от неожиданности. Но, увидев, что силы Отто на исходе, она тоже стала отбирать у тетки ключ. Отто в изнеможении рухнул на колени и, словно бревно, откатился в сторону. Альбертина схватилась за ключ обеими руками, одновременно пытаясь укусить тетю Кору.
— Прекрати хулиганить! — Тетя Кора дернулась и вырвалась, чуть не столкнув племянницу в оркестровую яму. В поисках опоры Альбертина вцепилась в суфлерскую будку, но та угрожающе затрещала. Альбертина вновь с трудом взобралась на сцену.
Но от резкого движения тетя Кора тоже потеряла равновесие и вскинула руки вверх. Ключ сорвался у нее с пальца, описал дугу и упал точнехонько в цилиндр с блестками. Тетя Кора удержалась-таки на ногах и бросилась к цилиндру. Она сунула в него руку и тут же мгновенно вынула обратно: в ее когтях трепыхался кролик.
Альбертина решила использовать мгновенное замешательство Коры и сама засунула в цилиндр руку, но вместо ключа в руках у нее оказался пылающий факел.
Клетчатые застонали, когда сцена осветилась ярким огнем. Альбертина взглянула на них при этом свете и кровь застыла у нее в жилах: сбившись в тесную кучку, три призрака сидели возле чемодана, бледные, почти прозрачные.
Тетя Кора быстро пришла в себя. Она вырвала цилиндр из рук у Альбертины, спрыгнула в оркестровую яму и еще в полете вынула из цилиндра большой букет цветов. С оглушительным грохотом она приземлилась среди ударных инструментов. Побелев от злобы, Кора принялась мять и комкать цилиндр.
— Отдай этот идиотский ключ, иначе я разорву тебя на тысячу кусков! — накинулась она на и без того уже изрядно пострадавший головной убор.
Альбертина бросилась в оркестровую яму и вцепилась в химическую завивку тети Коры. Они начали царапаться, кусаться, пинаться и щипать друг друга. И Кора, и Альбертина были наделены изрядной долей одержимости и цепкости, присущей всем в семействе Шульце. Обе так увлеклись дракой, что не сразу заметили белую голубку, кружившую над их головами. Кора как раз собиралась нахлобучить на голову Альбертине оркестровый барабан, и тут обе — тетка и Альбертина — замерли. Молча, открыв рты, следили они за голубкой.
Сельма, радостно воркуя, полетела через весь зал к двери. Взмахнула еще несколько раз крыльями и вылетела наружу. В маленьком клювике поблескивал ключ с драконом.
Альбертина побежала следом за голубкой.
— Сельма, Сельма, цып-цып-цып! — кричала она.
Но Сельма не обращала на нее внимания. Она рада была своей находке и летела прямиком в гостиную.
Даже если бы Альбертине удалось догнать Сельму, та летела слишком высоко, чтобы девочка могла дотянуться до ключа.
В гостиной голубка удобно устроилась на роскошной люстре под потолком.
— Сельма, Сельма, иди сюда! — умоляла Альбертина. — Отдай мне ключ, он мне очень нужен, иначе мои друзья погибнут!
Сельма на уговоры не поддавалась.
— И тебе тоже не придется возвращаться обратно в свой пузырь сна, я тебе обещаю.
— Ха-ха, ничего у тебя не выйдет! — голос тети Коры, раздавшийся с лестницы, прервал этот нескончаемый, но односторонний разговор Альбертины с голубкой.
Внезапно прогремел выстрел, и все свечи на люстре загорелись.
— Сто восемьдесят две свечи одним выстрелом! Я прогрессирую, — гордо констатировал свой успех месье Флип, стоя у входа с ружьем в руках. — Коллегу Деблера в один прекрасный день я обставлю как миленького.
Сельма испуганно вспорхнула, открыла клювик, чтобы в ужасе вскрикнуть: «Ур-р-р!» — и уронила ключик.
Тетя Кора отважно бросилась вперед и, безусловно, первой схватила бы его, если бы ее заклятый враг, саблезубый тигр, снова не проявил пристрастного интереса к ее косолапым ножкам. Она запнулась о голову изъеденного молью зверя, правая нога опять попала в пасть, и она лицом вниз упала прямо на полосатую шкуру.
Месье Флип зажимал под мышкой сумку с «Туснельда Торнада».
— К сожалению, у меня нет времени достойно отметить нашу встречу. — Он поклонился и побежал к двери.
Альбертина, прижимая к груди ключ с драконом, помчалась вверх по лестнице. Она скакала через две ступеньки.
— Руфус! Руфус! Освободи меня! — слышался позади крик тети Коры, а Альбертина уже ворвалась в театральный зал и увидела жалкие фигурки клетчатых в углу на сцене.
— Альбертина! Мы так хотели тебе помочь, но ты же сама видишь… — такими словами встретил ее Отто.
Альбертина сунула ключ в отверстие замка на чемодане.
Спасение в последнюю секунду
Экскаваторы и грузовики ровными рядами выстроились на подъездах к вилле, внизу. Шины одного из этих металлических чудовищ оставляли в грязи узорчатый лабиринт таких размеров, что в нем могла заплутать взрослая лиса. Именно это чудовище и свернуло каменное основание ворот и смяло кованую железную решетку. Ворота упали, и две маски пустыми глазами взирали теперь прямо в небо, опустив уголки губ. Ни та ни другая больше не улыбались.
Тиль и Кнобель лежали ничком, прижавшись друг к другу и к железной решетке. Болленштиль пытался тянуть их за ноги, но ни тот ни другой не сдвинулись ни на миллиметр.
— Там ведь еще люди остались, — ворчливо заметил один из рабочих. — А я так думаю, вы хотите стереть эту развалюху с лица земли, да, господин Болленштиль?
— Тебе, идиот, думать не положено, просто делай, что говорят. Быстро хватайте и тащите! Ты тут, а ты вон с того угла!
Рабочие подняли решетчатые ворота вместе с прицепившимися к ним детьми и оттащили их в сторонку.
— На помощь! Альбертина-а-а! — закричал Кнобель, но все было напрасно.
Входная дверь распахнулась, и месье Флип вышел на веранду. На нем был костюм Билли Кида: черная рубашка с узким галстуком, жилетка цвета беж, черные ковбойские штаны с кожаными заплатами, на ногах сапоги с серебряными шпорами, а на голове черная шляпа, простреленная посередине. А дырочку эту сделала пуля из легендарного кольта, которая тогда не только испортила любимую шляпу знаменитого разбойника Билли Кида, но еще и отправила прямиком в ад этого самого страшного преступника на свете, и с тех пор он грабит бедные души в геенне огненной и даже самого дьявола нисколько не щадит.
Эту историю месье Флип любил в прежние времена рассказывать посетителям виллы и при этом поигрывал старым серебряным кольтом Билли, который на этот раз остался висеть на крючке в гардеробной. Месье Флип прихватил с собой более серьезное оружие, чтобы потягаться на дуэли с Болленштилем.
Болленштиль взобрался на гусеницу экскаватора, на котором висела чугунная баба, и отдавал указания экскаваторщику. Увидев дворецкого, Болленштиль разразился лающим хохотом.
— Скоро смех застрянет в твоем жирном горле, паршивая собака! — пробормотал месье Флип. Номер с Билли был ему очень по душе: приняв облик Билли, он мог ругаться так, как ни в каком другом виде себе бы не позволил.
— Мы из тебя котлету сделаем! — раздался звонкий голос у него за спиной.
Месье Флип быстро оглянулся и увидел Тиля и Кнобеля, которые стояли буквально в метре от него.
— Я нижайше прошу молодых господ больше меня так не пугать, пожалуйста! Мне нужно сконцентрироваться на моем выступлении, то есть, прошу прощения, на моей дуэли, — поправился он. — И еще — не могли бы вы отступить на несколько шагов? Сотни на две, на три?
— Ну уж нет, мы нашего нового папу в беде не оставим. За папами — только глаз да глаз, это Альбертина нам сказала, — поделился Тиль.
— Точно! — подтвердил Кнобель. Месье Флип вздохнул и покачал головой:
— Да, я чувствую, от вас так просто не отделаешься. Ну хорошо, только стойте все время прямо за моей спиной, ясно?
Близнецы кивнули:
— Ясно, папа Флип!
— У вас здесь детский день рождения или что? — съехидничал Болленштиль.
— Даю вам пять минут, чтобы исчезнуть. — Месье Флип положил руку на кобуру.
— Вы себе что позволяете, как вы смеете и вообще, кто вы такой, чтобы давать мне указания, а? — прорычал Болленштиль.
— Он — Билли Кид! — крикнул Тиль и тоже встал подбоченившись. Только вот кобуры у него не было.
— Папа Флип, но ведь у тебя в кобуре нет пистолета, — тихонько сказал Кнобель маленькому, пузатому ковбою. — У тебя только дорожная сумка в цветочек, а она ведь стрелять не может и уж точно не может прогнать этого жирного дядьку.
— Именно это моя «Туснельда» и может! Болленштиль разразился скрипучим смехом.
— Ой-ой, как страшно, ох, прогонит нас сейчас этот Биллик Кидик со своей дамской сумочкой!
— Осталось четыре минуты, — невозмутимо сказал месье Флип.
Болленштиль угрожающе сжал кулаки.
— Я уже по горло сыт всем этим отродьем Шульце и разными клоунами вроде вас. Время переговоров давно истекло, неужели до вас это никак не доходит? Настало время действовать! — Болленштиль развернулся и зашагал к экскаваторам. — Всё, давайте крушите!
— Это никак невозможно, пока там люди, — возразил экскаваторщик.
Болленштиль распахнул дверцу кабины и вышвырнул из нее водителя.
— Убирайся, ты, размазня! — Он плюхнулся на сиденье и взялся за рычаг.
Экскаватор с чугунной бабой медленно двинулся вперед. Каменные статуи средневековой барышни и графа-помещика моментально раскрошились, как песочное печенье, под лязгающими гусеницами. Месье Флип, держа за руки Тиля и Кнобеля, отскочил в сторону.
— А что будет теперь? — спросил Тиль.
— А теперь Болленштиль будет учиться летать, — ответил месье Флип и взялся за замок-молнию. Что касается «Туснельды Торнады», то она была относительно молода — зато очень немолода была сама сумка, в которой она находилась. — Эту дурацкую молнию заело! — крикнул Флип.
Болленштиль стал раскачивать чугунную бабу на тросе, и вот она уже ударила по стене дома слева. Что-то зазвенело и зашипело, и вслед за облаком пыли в небо поднялся мощный фонтан.
— Это они в странствующую ванную комнату угодили! — вздохнул месье Флип.
В театральном зале задрожал пол, но только когда чугунная баба ударила во второй раз, она проломила часть стены театрального зала. В беспросветном облаке пыли слышался кашель Альбертины и клетчатых.
Раз они кашляют, значит, еще живы, подумала Альбертина.
— Отто? Клара? Где вы? Где Пауле? — кричала она, задыхаясь в серой клубящейся мгле, и размахивала руками, пытаясь разогнать пыль.
— Метко попала! — сказал невидимый Пауле, которому Альбертина невольно нанесла удар справа.
Театральный зал являл собой ужасающую картину разрушения. Сломалась одна из опорных колонн, а вместе с ней обвалился кусок потолка. Пострадали практически все лебединые кресла. Только оркестровая яма и сцена оставались пока невредимыми.
Покрытые тонкой белой пылью, клетчатые выглядели как настоящие привидения.
— О, Альбертина, давненько мы тебя не видели, — попытался пошутить Отто усталым голосом.
Альбертина повернула в замке ключ и открыла чемодан. И вновь она увидела бездонную тьму, призрачное ничто, из которого очень медленно начинали выплывать первые пузырьки.
— Мы никогда больше не увидимся, верно? — спросил Отто.
Альбертина опустила глаза.
Клара с трудом поднялась на ноги возле самого чемодана и буквально упала Альбертине на руки. Она прошептала ей на ухо:
— Вместе с тобой мы бы не только банду «Миссис Монеты» побили, но и… — голос ее слабел. — Да что там говорить, ты классная девчонка, ты настоящая клетчатая! Но не вздумай перебегать в другую банду!
В устах Клары эти слова были самой высшей похвалой, Альбертина прекрасно это понимала.
— Не бросай в беде мальчишек, — сказала Альбертина.
В чемодане началось настоящее бурление пузырьков со сновидениями. Самый первый уже начал набухать и заполнял собой почти весь чемодан.
Клара отстранилась от Альбертины и подтолкнула Пауле:
— Пауле, давай поторапливайся, а то я сейчас зареву. — Она приподняла Пауле, который уже явно растерял весь свой вес.
— Эй ты, это… давай-ка сначала права получи, а потом уж садись в мой «Бугатти», ладно? — благодушно проворчал Пауле, обращаясь к Альбертине.
— Ладно, будет сделано, не волнуйся, Пауле. Клара отвернулась и, уже ни на кого не глядя, быстро протиснулась вместе с Пауле в чемодан. Они тут же пропали, разноцветное царство снов поглотило их целиком.
— Теперь только я остался, — сказал Отто. Альбертина молча кивнула.
— Будешь обо мне думать?
Еще несколько секунд, и Отто исчезнет, исчезнет навсегда.
— А давай… давай… — Альбертина подыскивала слова. Горло у нее перехватило, но она все-таки прошептала: — Давай будем… разговаривать… по звездному телефону.
Отто схватил Альбертину за плечи, но сил у него уже не было, чтобы держать ее руки так крепко, как при их первой встрече. Он вложил ей в ладонь что-то маленькое и шершавое.
— Подарок в честь открытия Дома. Получилось не очень. Может, еще раскрасишь ее немножко, ну там, фартучек красный и все такое. Передай от меня привет Люминосу. — Отто неловко влез в чемодан. Обернулся. За его спиной бурлили пузырьки снов. — Я буду приходить к тебе. Каждую ночь.
Большой пузырь, который в этот момент выползал из чемодана, вдруг лопнул, но Альбертина быстро захлопнула крышку.
— Смотри сны, я приду к тебе во сне, и мы увидимся! — донесся до Альбертины голос Отто.
Она трижды повернула в замке ключ и, рыдая, бросилась в кресло с драконами, которое по-прежнему стояло возле чемодана. Клетчатый носовой платок, которым она хотела вытереть слезы, растворился прямо у нее на глазах. Значит, банда вернулась в свое царство в самый последний момент перед гибелью.
Альбертина разжала руку. На ладони у нее лежала крохотная деревянная куколка. Отто вырезал для нее маленькую Ниночку. Не очень ровно, уж как сумел. Ниночку, которая никуда не исчезнет и которая будет всегда с ней.
Сквозь пролом в стене послышались детские голоса:
— Круто! Нет, это просто круто! — У края пролома появилась голова Тиля. Как всегда, он оказался чуть проворнее и успел первым.
Тут же показался Кнобель и оттолкнул его.
— Альбертина, иди скорей сюда! Ты должна сама это увидеть!
Шум, гораздо сильнее, чем шум Ниагарского водопада, наполнил помещение. Альбертина выскочила на улицу.
Месье Флип держал раскрытую дорожную сумку на вытянутых руках. Тонкий пронзительный свист воздушного вихря показывал, насколько торнадо рад своему освобождению. Вздымаясь вверх, он закручивался все быстрее и быстрее. Подвижный столб из пыли и теплого ветра становился мощнее с каждой секундой. Рабочие в панике спасались бегством. Болленштиль лихорадочно дергал рычаги экскаватора разом и нажимал кнопки.
Руфус Рабеншлаг пятился задом, выбираясь из-под главного портала виллы. Он с трудом волок за собой шкуру саблезубого тигра.
— Отпусти сейчас же! Я не покину этот дом! Пусть он обрушится мне на голову! — кричала откуда-то из-под шкуры его жена.
— А ну заткнись! Живо! — рявкнул на нее Руфус, и все удивились тому, что муж тети Коры умеет говорить. Он в последний раз изо всех сил рванул шкуру — и его жена, нога которой по-прежнему была зажата в зубах страшного чучела, кувырком скатилась по каменной лестнице на дорожку.
Торнадо несся по площадке перед виллой и глотал один экскаватор за другим. Словно приберегая напоследок самое вкусное, он в конце концов помчался к Болленштилю. Самый великий житель Нижнего Вюншельберга, бургомистр, строитель, предприниматель и самозваный благодетель, попытался выпрыгнуть из кабины экскаватора. Но «Туснельда Торнада» уже подхватила его и вместе с чугунной бабой всосала в свою пасть. Лишь на мгновение огромный экскаватор, словно прыгун на трамплине, замер на верхушке смерча. Перед тем как окончательно взлететь за облака, «Туснельда» выпустила вихревидный язычок, который протянулся к онемевшей тете Коре. Ураган обернул ее в тигриную шкуру и унес с собой, быстро исчезая за небольшой рощицей, окружавшей виллу.
— Счастливого пути! — крикнул месье Флип.
— А куда лее он летит? — спросил Кнобель.
— Понятия не имею. Наверное, домой, на Бермудские острова. Наверняка «Туснельда» соскучилась по родине. В любом случае Болленштилю и Коре предстоит нелегкий, долгий путь. У такого торнадо сил больше, чем кажется на первый взгляд.
Тиль и Кнобель помчались к Альбертине.
— Вот они мы! — Тиль сиял как медный грош, насколько можно сиять сквозь толстый слой пыли, которой «Туснельда» осыпала всех без исключения.
— И мы остаемся здесь! — добавил Кнобель.
Альбертина не могла скрыть слез. Она очень рада была этим двум маленьким милым сорванцам, но горе ее было сильнее радости. От всей банды, непобедимой банды клетчатых, осталась только она одна.
— Что-то ты нам совсем не рада, — сказал Тиль. — Что с тобой? Твой дом мы отремонтируем… — Он быстро понял, что Альбертина все равно безутешна и ее не так-то легко развеселить.
— Ах, Тиль, это долгая история. Я расскажу ее вам как-нибудь перед сном, когда буду вас укладывать.
Твои сны с тобой, Альбертина!
Альбертина лежала в цветочном кабинете на пальмовых листьях и смотрела в окно на звездное небо. Было тихо и темно, печаль и одиночество выползли из самого дальнего, мрачного уголка ее души. Ей стало холодно, она натянула лилейное одеяло до самого подбородка. Крупные слезы скатывались у нее по щекам и капали на подушку из мягкого мха.
В голове у нее, словно бешеная карусель, проносились обрывки воспоминаний о друзьях: полет на скуттерах, изгнание тети Коры, подготовка к открытию виллы, ухмылка Клары, когда в библиотеке она притворилась мертвой, восторг Пауле, когда он увидел маленький мобильник, «Бугатти» и разный прочий хлам на вилле.
Особую боль приносили воспоминания об Отто, о том, как он хрипловато смеялся, как они дурачились, как играли в принцессу и барона. Она вспоминала его акробатические номера и его ужасно печальное лицо, когда он прыгнул в чемодан. Ей казалось, что прошла целая вечность, хотя на самом же деле она приехала на виллу всего три дня назад. Ей даже не хотелось разговаривать с папой по звездному телефону. Пусть не знает, как ей тяжело.
Альбертина закрыла голову подушкой, чтобы прогнать мучительные образы своих друзей. Стала вдыхать терпкий запах мха.
— Немедленно начинай думать о чем-нибудь другом, Альбертина Шульце! — крикнула она и отбросила подушку в сторону. Потом Альбертина глубоко вздохнула, выпрямилась, сделала грозное лицо, как у Саладина, выпятила подбородок, сузила глаза и, накинув на плечи одеяло, словно плащ полководца, решительным взглядом окинула матрешек.
Ровным строем стояли они на подоконнике. Было видно, как рада Маша, что Ниночка снова с ними. Альбертина вскочила и зажала маленькую куколку в руке.
— Девочки, слушайте внимательно. Пункт первый: я — гордая хозяйка единственной в своем роде виллы. Пункт два: если у других крохотный палисадничек, то у меня — целый парк. Пункт три: месье Флип — потрясающий, прошедший огонь, воду и медные трубы дворецкий, и все его заботы — только обо мне. Пункт четыре: я могу делать все, что захочу, и никто не может командовать мной. Пункт пять: я самый счастливый человек на земле. — Альбертина посмотрела на молчащих куколок и упала на лилейную кровать. Нет, все напрасно, все это — только глупая болтовня. Зачем ей вилла, зачем парк, дворецкий и лилейная кровать, если с ней нет банды клетчатых?
Раздался стук в дверь.
Это, должно быть, месье Флип. Краем одеяла она вытерла лицо.
— Если это не тетя, то войдите! — сказала она, стараясь улыбнуться.
В комнату вошел месье Флип. Он нес в руках стакан.
— Я подумал, что надо принести вам молока на ночь и тогда можно считать, что на сегодня я исполнил свой долг. Наши близнецы уже крепко спят сладким сном в королевской спальне.
— Месье Флип!
— Да, фройляйн Альбертина?
— Вы не могли бы называть меня просто Альбертина? И на «ты»?
— Для меня это большая честь, фройл… я имею в виду — Альбертина!
— Так гораздо лучше звучит.
— У тебя все в порядке?
— Да, все отлично. — Она вымученно улыбнулась.
— Хитрить ты отлично умеешь, мадмуазель. Ты действительно фантастический человечек, а другого вилла и не заслужила. Нам придется еще раз привести в порядок эту нашу жемчужину. Мне без тебя не справиться, ты же понимаешь.
Альбертина слабо кивнула и отпила глоток молока.
— Вы думаете, этим троим там хорошо? — ни с того ни с сего спросила она.
— Я в этом уверен. Только Пауле немного тоскует по своим инструментам, которые пришлось бросить, а Кларе приходится сражаться с бандой «Миссис Монеты» без твоей помощи. Отто наверняка уже стянул где-нибудь подзорную трубу и лихорадочно обшаривает небо в поисках звезды по имени Люминос, чтобы поговорить с тобой по звездному телефону.
— Мне кажется, я сегодня не смогу заснуть.
— Ты боишься, что во сне встретишься с бандой и наутро поймешь, что все случившееся только плод твоей фантазии? — Месье Флип читал ее мысли.
Альбертина смущенно посмотрела на дворецкого, потом взяла стакан с молоком и выпила его до дна.
— Я знаю, что человек, который встретился со снами в жизни, начинает считать собственные сны ерундой. Именно это произошло с Лиззи, она совершенно перестала доверять собственным снам. Но без снов мы не можем жить, Альбертина. Представь себе, что все наши сны — и злые, и добрые — окажутся здесь, в нашем реальном мире. Какой хаос тогда начнется! Страхи, тяжелые мысли и печали, которые мы преодолеваем во сне, будут всегда сопровождать нас и сводить с ума. Но было бы еще хуже, если бы мы потеряли все наши стремления и надежды.
Альбертина, не понимая, смотрела на него.
— Да-да, наши сны — это прибежище наших стремлений и надежд. Без них мы просто не можем жить, ведь это они торопят нас вперед, дают уверенность в том, что день завтрашний и послезавтрашний таит в себе что-то такое, ради чего стоит жить. — Месье Флип сел на край лилейной кровати. Он поправил у Альбертины под головой подушку и ласково откинул у нее со лба буйные рыжие кудряшки. — Сны — это такая подушка, на которой отдыхает наша душа. Ну а теперь — спи.
— Давайте вы останетесь тут, со мной, пока я не засну! — попросила Альбертина. Она чувствовала, что ей стало лучше. Тень усталости легла на ее веки.
— Не думай, что ты потеряла свою банду. Она не исчезла, не угасла, не растворилась, она всегда может к тебе приходить — в твоих снах. Когда засыпаешь, изо всех сил думай об Отто, о Кларе, о Пауле — и они снова к тебе придут! — Он положил руку ей на лоб.
Приятное, блаженное чувство охватило Альбертину. Она крепко сжала в руке Ниночку. Веки у нее отяжелели, она поплыла, поплыла куда-то, и вот издалека послышался голос, голос Отто, он звал ее. Комната стала расплываться у нее перед глазами и превратилась в яркое, сверкающее море света.
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке RoyalLib.ru
Написать рецензию к книге
Все книги автора
Эта же книга в других форматах
2