Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
История про Тигра, который убил Слона
В пустыне пересохли реки.
В пустыне засуха, а над пустыней ночь.
Здесь нет движения, здесь умер даже ветер,
Здесь даже звезды и луна слабее светят,
Не в силах чем-нибудь сестре-земле помочь.
В пустыне ночь, но здесь никто не спит.
Никто не смог сомкнуть сегодня глаз,
Слон, Тигр и Койот, кто знает, может быть, в последний раз
Пришли к великому ручью воды испить.
44 дня. До них – всегда, из той земли текла вода.
«Святой Грааль джунглей» для каждого сердца пустыни –
Разбился. На 45-ую ночь ручей иссушила жара,
Подземный фонтан никогда больше не заструился.
Голые, гладкие камни да бездыханное тело
Животного, которое больше не хочет пить.
Увидели Койот, Слон и Тигр, глаза опустили несмело,
Сложно смотреть в лицо смерти каждому, каждому, кто хочет жить.
«Ну, постояли чуток, и хватит, помянём добрым словом брата, да пойдём» - молвил Койот.
Слон не ответил, только крепко сжал хоботом камень и бросил.
Где-то в джунглях ветка хрустнула, полетела, ударилась оземь.
Тигр сказал: «Грех, Слон, от жажды умершему, камень кидать в рот».
Слон отвернулся, поднял голову, и печально взглянув на восток,
Протрубил прощальный реквием джунглей.
По местам, где родился и рос, по верхушкам изогнутых пальм,
По бескрайним пескам летел его голос,
Достиг в пустыне одиноко стоящее древо – сорвал с него последний листок.
Слон замолк. Вместе с ним замолчали джунгли.
Им обоим, конечно, многое хотелось сейчас сказать,
Но что-то мешало крикнуть, нечто торжественно-гордое
Не позволило ни одному дикому зверю заскулить или запищать.
Минуту молчанья придумали люди, грустно,
Как придумали порох и открыли рецепт колбасы.
Звери не умеют убивать, для того, чтобы было вкусно,
Чтоб родиться, прожить и уйти, зверям не нужны часы.
Было тихо. Может, минуту, может - две, а может быть – три.
Может, на целую вечность пустыня замерла без звука.
Может, вечность смеялась, притаившись где-то на стебле бамбука?
Может так.
Только Слон постоял и по сухим кипарисам в джунгли направил свои шаги.
Койот и Тигр остались наедине
С животным, которое больше не хочет пить.
«Если мне умереть суждено, так это грустно вдвойне,
Что я - хищный зверь, не имею права никого перед смертью убить!»
- молча сказал себе Тигр.
Луговой волк услышал его слова,
Ибо хищник без слов понимает хищника.
Взгляд порой красноречивей любого слова,
Тот, кто знает – поймет, кто не знает – пусть утверждает: мистика.
Тигр ответил: «так гласит Священный закон».
Тигр молчал. Он не знал в тот момент, что ответить Койоту,
В нем как будто боролись тогда два разных тигриных «Я».
Красный тигр рычал ему в левое ухо: «добыча твоя, твоя!»
Белый тигр один только раз шепнул в ухо правое: «Ты же сам знаешь, он не прав ни на йоту».
Но Койот, почуяв в воздухе крови живой приближение,
Не мог уже замолчать, и чем дальше – сильней,
Убеждать разгонялся Тигра оправданиями за насилие,
А закончил обычной животной фразой: «Если жить хочешь – убей!»
Было тихо. Может, минуту, может – две, а может быть – три.
Тигр молча стоял и о чём-то думал.
Койот нервно бегал возле диких кустов конопли.
Было тихо.
Внезапно предутренний час раскололся об зверя прощальный стон;
На пол пути от своих в ту секунду находился Слон.
Говорят, у живых есть некий «внутренний голос», который не врет.
Говорят, нужно только узнать его и услышать.
Говорят, если это уметь, он шепнёт, когда нужно: опасность идет.
У людей, говорят, от природы этот «голос» звучит значительно тише.
Может быть, только Слон в тот час не об этом думал,
Иначе взгляд его не был бы так рассеяно строг.
Между двух дорог лежал и тихо дышал гордый буйвол,
Слон не заметил его, ибо весь погрузился во внутренний монолог.
Внутренний монолог Слона.
Ну, вот я иду.
Смотрю себе под ноги и ничего не вижу.
Нет, я слеп, хотя мог уже потерять драгоценное зренье.
За жизнь довелось в ситуациях разных побывать,
От людей убегать, кто бы знал, как я это терпеть не могу. Ненавижу!
Да и знают ли джунгли, что такое «жизнь длиной в наслажденье»?!
Нет.
Здесь каждый день, как последний,
Здесь каждый день умирают.
Здесь никто. Никто не дает гарантий, что следующим будешь не ты.
Здесь каждый сам за себя отвечает,
Каждый знает, что в любую секунду смерть может прийти
И сказать одно только слово – замри.
И что я могу сказать после этого?
Ну что я могу видеть перед собой сейчас?!
Дальше завтра мой разум не решается перешагнуть,
Ибо дальше не столько жажда страшна будет,
Сколько мысль, что последним увижу последний час.
Нет, я не слеп, но сейчас, я хотел бы ослепнуть,
Чтоб не видеть того, к чему я иду,
Семья родная моя, труби! Труби, кого уже нету!
Уж лучше услышать 100 раз об этом, чем 1 раз увидеть смерть самому!
Но, может, я и не прав…
Слабостям разрешил по мыслям моим шататься.
Глупо жалеть о подарке, подарок в чужие руки отдав,
А пока он в моих руках, в моих мыслях
Пока кровь течет в моих жилах!
Я за жизнь не устану даже с собой драться!
А когда смерть покажет лицо свое,
Я в лицо ей буду смеяться!
Ведь последним смеётся тот, кому нечего уже терять!
Вот и буду над смертью глумиться, да издеваться,
Чтоб позлить сначала её, а потом с улыбкой ей душу отдать!
Меня?
Зли меня.
Бойся
Ищи меня.
Время
Твоё у меня,
Осталось 2 дня.
(вслух)
О, боже!
Я слышал голос, он мне сказал, что отчет начался.
Что ж вы плететесь, изменники ноги!
Нужно бежать!
Нужно жить торопиться!
Та – ра – пи – ца - А-а-а – закричало эхо,
Но оно опоздало, правда, на одну четверть секунды,
Так что, когда лес услышал предсмертные вопли большого животного,
Тигр и Койот успели уже в его толстую шею вонзить свои зубы.
2, 3, 4.
Динамика жизни порой удивляет,
Горной струёй, прямо в глаза направляя события.
Предугадать удар и успеть отклониться в сторону,
Ударить самому вовремя.
Шансы на жизнь ровно поровну.
А дальше всё зависит от ни от кого независящего развития.
Кровь!
Языком алым в истоме лижет слоновью шею.
Брызжет в глаза, в нос и в губы Койоту и Тигру.
Зубы чувствуют мясо!
Мясо чувствует зубы!
Животная страсть диким криком вырвалась, наконец, наружу!
В воплях смерти не слышно даже шёпота разума.
Нет в них места ни капли трезвости!
Кровь кипит, смешиваясь с горячим потом,
Потом красной рекой непокорной пенится!
В ней душа пропадает без вести.
Нет!
Не сейчас еще!
Ещё есть время кричать!
Ещё есть силы клыками хвататься за жизнь!
Всё или ничего?!
Кто знает?
Но все хотят всё!
Душу из тела скорее вынь
И отдай мне её!
Тело я сам заберу!
Нет, конечно, таких разговоров не было,
Но смысл этот понятен любому живому, без слов.
Слон сумел все-таки из последних сил сбросить с себя Койота
И тяжелой ногой удар нанести ему в бровь.
Вот и всё.
Секунду назад он верил, что с кем угодно, но только не с ним.
Сейчас его череп раздроблен, кости сломаны,
Шерсть достаётся другим.
Прошла всего лишь секунда.
Борьба продолжалась, но уже один на одного,
По законам честного, но, увы, не первого раунда.
Вспышка ярости.
Хобот нащупал тело, животного, которое страстно желает жить.
Животного, которое всем напиткам планеты
Предпочитает живую, животную кровь пить.
Сила, с которой Тигр зубами, когтями, глазами впился в бордовое тело Слона,
Была сильнее силы Геракла,
Ахилла, Гектора, Одиссея,
Была сильнее силы любого Спартанского воина – Силой жизни была она!
Слон тоже знал эту силу,
Другую силу знала богиня Судьба,
Не долго ещё продолжалась битва,
Кровь сочилась из пор некогда серой, сейчас красной кожи,
С каждой каплей, утекая…
- Боже!
Последней каплей Надежда вытекла из Слона.
Тигр стоял.
Кап, кап, кап – глухие удары о землю.
И в глазах нет уже былого огня.
Не смотрите так на меня!!! – закричал.
И закрыл глаза.
Постоял, помолчал.
Медленно-медленно в знакомую сторону зашагал.
Шёл молча.
Ни на кого внимания не обращал, на просьбы, мольбы не отвечал.
Цвета, запахи не различал.
Все время смотрел себе под ноги, но тел, на дороге лежащих, как будто не замечал, их медленно перешагивал, медленно путь свой продолжал.
Так Тигр шёл 4 часа.
Через 4 часа он вышел на маленькую поляну.
В первый раз поднял голову, проснулись зеленых 2 огонька;
Измученную жарой, под пытками жажды, нашёл он родную стаю.
Кто-то умер уже, кто-то ждал.
Но никто уже не обращал вниманья на те далёкие крики.
Лев, вожак стаи, подняв голову, гордо лежал.
Львица, к нему прижимаясь, учуяла запах, открыла слабые веки.
Стань ближе. Я плохо вижу.
Я хочу заглянуть тебе в душу.
Знай, я люблю тебя!
И Тигр, как прощёный ребенок, прыгнул к лапам отца-короля.
Засияли как в прежние годы, по-детски искренние, радостные глаза.
Два чистых, спасительных два ручейка вырвались и по щекам его потекли,
Но, ещё не достигнув земли, превращались в красные капли они.
Лев подал ему знак, велев отойти на 3 шага назад.
Тот опомнился, очнулся от юношеского помешательства,
Бросил быстрый, нервно ищущий в стаю взгляд.
Ни нашедши и там, ни капли родственного вмешательства,
Попятился в недоумении, доверяя глазам, но сердцем не веря,
Как любимым хозяином проданный верный раб.
Послушай, что я скажу.
Усмири своё дикое сердце и отдышись.
Не ищи слезы на глазах наших – там её не найдёшь,
Если хочешь увидеть правду – смотри в душу.
Я же помню тебя совсем котёнком,
Маленьким, оранжевым, смешным колобком.
Твой отец, погибая от железного жала, прошептал перед смертью:
«Брат, позаботься о нём».
Я поклялся.
Я дал ему слово, что в беде одного не оставлю тебя,
С того дня, где бы ни был ты,
По каким бы дорогам жизни ты ни шатался,
Знал всегда – ты мой сын, а моя семья – твоя.
Пусть не даст мне соврать голос джунглей,
Пусть пустыня не примет меня,
Если я, пускай даже в мыслях,
Допускал недоброе про тебя!
Никогда!
Никогда я не делал различия между кровью моей и твоей,
Я воспитывал тебя точно так же, как и своих детей!
Я был рад, я был искренне счастлив – видеть, как мужает твоя детская
лапа,
Помнишь, ты спросил меня как-то: «Почему слеза на твоей щеке?»
Я тогда промолчал, для того, чтоб сейчас ответить тебе:
Потому что тогда, ты впервые назвал меня Папа.
Королю не к лицу пускать слюни.
Сопли, слабым делают короля
В глазах подвластному ему народа,
Но только не в глазах родного дитя.
Я всегда учил вас держаться вместе
И заносчивыми не быть никогда,
Враг – не враг, а только слабая пища для сильного,
Во время голода, но не перемирия.
Есть закон.
Есть незримое Слово всевышнего.
Пред лицом его – все ровны как один:
Будь ты Лев, Енот, Жираф или Тигр,
Усмири свое хищное эго и колени склони перед ним.
Да не будет, то знаком слабости!
Ибо слеп, кто мнит себя выше бога!
Глух, кто слышит лишь звуки земного!
Нем, кто хочет перекричать голос грома!
Мёртв, кто видит в себе живого – мнит что вечного!
И вовеки веков всё и вся в Его власти!
Ибо власть Его нераздельна.
Ибо ей одной был скреплён дух и тело.
Ибо Слово, лучами летящее с неба, -
Есть ничто иное, как совершенное время.
Тот умён, кто слышит и верит, кто вопросов глупых не задаёт,
Кто идёт по этому полю и молча сбирает плоды.
Мудр лишь тот – кто в себе узрел семя,
Посадил и когда-нибудь чистую Силу пожнёт!
Так и ты.
Слышал голос Его, но Ему не поверил,
Не потратил вниманья на сердца правдивые стуки,
Думал тебе это кажется, да?
Ты предпочёл слышать плотские звуки:
Крики жажды и ужасы голода.
Так уходи теперь.
И иди куда знаешь, но, уходя, не смотри назад.
Пусть твой след в знойном тумане растает,
Пусть не видит его умирающий взгляд.
Кто Священный Закон джунглей нарушил – слезы не найдёт.
Уходи и прощай.
Тигр уходил.
Уходил, чтоб никогда больше не вернуться.
Не обернуться,
Не посмотреть в глаза.
На щеке слеза,
А внутри совесть.
И крики, и стоны наружу рвутся,
Хотят разорвать изнутри себя,
Сквозь кожу на волю пытаются вырваться…
Но им нельзя.
Нет, он себя не жалел – не умел.
Он смотрел себе под ноги
И видел лишь то, что сделал,
Слышал только то, что отец сказал,
Чувствовал – он его предал.
«Умереть» - одно желание, одно слово
На устах у каждого, у одного особенно
Сильно стучится сердце, нервно вибрирует пульс!
Поднял голову, осмотрелся по сторонам.
Увидел, как умирают родные джунгли:
Трупы животных, голые пальмы, сухие кусты,
А вдалеке беспощадное солнце уходит в горящие насыпи.
И прекрасно и страшно,
И далеко и близко.
Ни человеку, ни зверю туда не дойти,
Птице не долететь до красного обелиска.
Однако во все времена, зрелище это тянуло к себе одинокие души,
Заставляло переплывать моря, проходить километры суши.
Идти через леса к горам, преодолевать безжизненные пески,
Чтобы в них, на закатах топить мирские грехи
Уходил Тигр, как когда-то уходили монахи.
Шаг за шагом всё ближе к солнцу,
Всё дальше, в сыпучее море пустыни
Уплывал живой полосатый корабль,
Оставляя следы на песчаной равнине.
Был тяжел его груз:
Трюм заполнила совесть,
Капитан заболел, порваны паруса,
Мысли-матросы бродят, толкаясь, без дела,
Тигр идёт по сыпучим волнам, плывёт, сам не зная куда.
Нет конца горизонта,
Ещё полчаса – горизонт из вида пропал.
Тигр сделал 2 шага, ещё 2,
«Пить» - прошептал, сделал шаг ещё и… упал.
«Для корабля, который не знает, к какой пристани он плывёт – ни один
из ветров не будет попутным».
Так зачем плыть тогда? Чего искать? –
Подумал Тигр, и свой путь в никуда посчитал просто-напросто глупым,
Он решил бросить якорь здесь, и уже до конца дрейфовать.
Было тихо. Может, минуту, может, две, а может быть, три,
Тигр лежал и о чём-то мучительном думал,
Может, историю тигра, который убил слона, шептал ему голос внутри.
Может так.
Может, жажда замучила зверя,
Может, он семью вспоминал, отца.
Перематывал на начало любимые битвы и схватки,
Может, видел ушедшие лица?
Да, всё, что угодно могло быть тогда у него на уме.
Нам уже этого не узнать.
Он лежал на земле, а на небе луна лежала,
Слабым светом, маня к себе юную ночь,
Бледнолицая дева себя медленно раздевала,
Чтобы предстать пред землей до конца обнаженной ровно в полночь.
Звезды только что появились,
Загорелись, друг на друга не смело косясь,
Меж собой застенчиво перемигивались,
Оказаться замеченными боясь.
Дивный вечер в песочной долине.
В том краю, где когда-то счастливый тигрёнок жил,
Где сейчас он лежит в темноте одиночества,
Где сейчас он глаза перед смертью открыл.
Говорят, смерть дарует великое Благо
И не тем только, что крадёт многолетнюю боль,
Сколь последней секундой самого главного –
Кинолентой, что были той боли причиной.
Тигр открыл глаза и увидел:
Может, призрак то был, а может быть, сон,
Только тихой, уверенною походкой
По песку шёл до боли знакомый Слон.
Он шагал так уверенно, словно знал эту дорогу,
И как будто о чём-то важном про себя размышлял;
«Это обман, это галлюцинация» - Тигр подумал,
Лапой протёр глаза, но он не спал.
«Но ведь я убил его! Я изгнан из стаи был, за то, что кровью его напился!»
Тем временем Слон остановился.
Тигр вцепился в него глазами,
Он не верил им до конца, но всё-таки ждал.
«Что будет дальше? Что мне готовит это свиданье?»
Но то, что увидел он – увидеть, никак не ожидал.
Слон чуть-чуть постоял, постоял,
Потом поднял хобот и мерно в песок его опустил.
У Тигра в эту секунду шатнулся рассудок;
Он отчётливо разглядел – Слон пил.
Да, Слон пил.
Да, он пил прямо в пустыне.
Под ногами его еле слышно журчал чистый, песчаный ручей.
Слон бросался водой, обливал себе спину,
И она была только его, больше ни чьей.
- «Ах, ты так!» - завопил,
Вмиг вскочил, в два, разрезав собою призрак,
Он стоял уже на том месте, где секунду назад был Слон,
Где он только что пил,
Где сейчас было только море песчинок.
«Это знак».
И мгновенье спустя, Тигр когтями копал пустыню,
Он бросал в воздух груды ночного песка,
Он уже не умирал, он нашёл в себе веру и силы.
Он копал всю ночь до утра.
Он копал целое утро.
Он поднял голову лишь тогда, когда солнце в зените поплыло.
Увидел – он в яме.
Попробовал прыгнуть – не смог выше метра.
Ещё раз – бессилен.
Тогда он всё понял, тогда он сказал: «Могила».
Глубокая яма на краю пустыни.
В ней животное, которое больше не хочет пить.
Не помнит, что такое – любить.
Не знает, что значит – жить.
Ветер играет шерстью.
Сыплет струйки песка вниз на самое дно.
Поздно.
Земля оживает.
Шевелится.
Вверх, к спасению, к свободе душа летит
С ней могучий фонтан заодно.
Эпилог
Звери идут на водопой.
Те, кто выжил – спаслись,
Кто погиб – спасся от жизни.
- Да, я жив. Ты, брат мой, жив.
Но мама… где она?
Я повсюду ищу её, но никак не найду.
- Утешься, она ушла рано утром.
Кто он? Его в чём вина?
- Почему он умер, не знаю, но знаю, что этот тот тигр, который убил слона.
Конец