Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Курсовая работа.
“ Переход от тоталитаризма к демократии в России.”
План работы:
1. Определение понятия “политический режим “ и его виды.
2. Политический режим в советском государстве.
3. Переход к демократическому политическому режиму в России на современном этапе.
4. Заключение.
5. Использованная литература.
1. Определение понятия “политический режим “ и его виды.
Наряду с политической системой часто используется понятие "политический режим". Как соотносятся эти два понятия? Это один из сложнейших вопросов современной политической науки. Нередко между этими понятиями вообще не делают различий. Например, американский политолог М.Хагопян использует понятия "политика", "политическая система" и " политический режим" как синонимы. По его мнению, эти термины в широком смысле означают "фундаментальную организацию политической жизни", выражая общие структурные характеристики политического порядка. М.Дюверже, приложивший немало усилий для раскрытия данной проблемы, понятия "политическая система" и "политический режим" также использовал в качестве синонимов- В отечественной литературе нередко одинаковое значение придают следующим понятиям: президентский режим — президентская система, парламентская система — парламентский режим, демократический режим — демократическая система, тоталитарный режим — тоталитарная система и т.д.
Существуют ли различия между этими парами понятий и, если да, в чем они состоят?
Главные отличия политического режима намечаются в рамках самих политических систем по принципам организации ветвей и конкретных институтов власти, формам и методам осуществления политической власти. Некоторые политологи рассматривают партии и партийные системы в качестве стрежневых элементов политических режимов. Например, по словам М.Дюверже “базой для фундаментальной классификации современных режимов становится разница между однопартийными, двухпартийными и многопартийными системами.”
В принципе такой подход не противоречит только что высказанному тезису, поскольку конфигурация партийных систем в значительной мере зависит от характера соответствующего режима .
В либерально-демократической системе определяющее значение для классификации политических режимов имеет характер разделения властей, которое оказывает существенное влияние на конфигурацию соотношения, прерогативы и функции основных властных институтов. Прежде всего режимы различают по роли, которую играют глава государства и глава правительства: конституционная монархия, парламентская республика, президентская республика и смешанная президентско-парламентская республика. При этом необходимо отметить, что парламентская монархия, за исключением процедуры избрания главы государства, по базовым параметрам совпадает с парламентским режимом.
В диктатуре, или политической системе диктаторского типа, отсутствует разделение властей. Поэтому в качестве главного критерия можно принять формы организации и функционирования унитарной иерархической власти. По этому критерию в современной диктаторской политической системе различают авторитарные и тоталитарные режимы. Внутри этих режимов существует целая гамма особенностей, нюансов, модификаций. Так, в рамках тоталитаризма различают большевистский, нацистский и фашистский режимы. В рамках авторитаризма также выделяют несколько типов режимов: традиционно-монархический, гражданский, военный, авторитаризм модернизации. Необходимо учесть, что и в авторитаризме, и в тоталитаризме, как мы ниже увидим, существуют смешанные типы, сочетающие в себе элементы разных политических систем.
Политическая ситуация, сложившаяся в России после августа 1991 г., своеобразна и пока еще недостаточно изучена. Между тем почти два года — немалый срок для формулирования выводов относительно изменений, происшедших, например, в системе ценностных ориентаций общества и отдельных социальных групп, в структуре политической оппозиции или в отдельных эшелонах правящей элиты. Еще меньше, однако, изучен теоретиками вопрос о природе установившегося в России правящего режима. Что это за режим? Демократия или авторитаризм? Каковы его социальные, экономические и культурные основания? Удержится ли он у власти достаточно длительное время?
Эти вопросы могут обсуждаться по-разному, в зависимости от избранного угла зрения. Можно, например, уделить преимущественное внимание «фоновым» факторам политического процесса (экономическим, социокультурным). Можно специально исследовать структуру элиты, особенности политического лидерства, внешнее окружение режима и т. д. Каждый из этих подходов по-своему обоснован и вносит в развитие политического знания особый вклад. Тем не менее проблема, думается, не сводится к выявлению тех или иных факторов, влияющих на состоящие правящего режима. В самостоятельном изучении, в частности, нуждается вопрос о характере и общих результатах взаимосвязи этих факторов или о том, какова общая природа политического режима и можно ли проследить в предпринимаемых им действиях определенную последовательность или логику? Именно этот вопрос применительно к российской ситуации мы и хотели бы поставить в данной курсовой работе.
Мы предполагаем рассматривать политический режим, не связывая его непосредственно с поведением отдельных представителей власти. Мы также не будем отождествлять режим с действиями лишь исполнительной власти, отдавая себе при этом отчет в масштабности ее роли в российском политическом контексте. Скорее, отталкиваясь, прежде всего, от анализа глубинных, «фоновых» факторов политического процесса (в первую очередь экономических и социокультурных), мы хотим попытаться понять, до какой степени действие этих факторов предопределяет поведение режима в различных сферах: информационной, внешнеполитической, идеологической и др. Есть ли в этом поведении согласованность или логика? Поэтому под режимом более предпочтительно в данной курсовой работе, думается, следует подразумевать общий для всей правящей элиты стиль политического поведения в отношении общества. Понятие «режим», таким образом, объясняет, как, каким образом политическая система в целом (а не представляющие ее отдельные лидеры или институты) решает стоящую перед ней фундаментальную задачу обеспечения общественной стабильности.
Таким образом, мы предлагаем проанализировать российский политический режим как уже вполне сложившийся, как относительно целостный и даже стабильный. Мы хотим попытаться уловить в его поведении нечто устойчивое, предсказуемое и на этой основе, возможно, понять направленность его эволюции.
Конечно, подобные позиции могут вызвать обоснованное возражение. Обозначенный нами подход (как, впрочем, и любой другой) не безупречен. Более того, он может быть использован лишь в том случае, если ясно представлять себе его потенциал. Один из недостатков данного подхода заключается в том, что он явно не дает исследователю возможности скрупулезно, исчерпывающе проанализировать те сдвиги, которые происходят под влиянием режима в отдельных сферах общественной жизни. Он вряд ли существенно прояснит, какие конкретно шаги предпримет в ближайшее время режим во внешне- или внутриполитической сфере. От этого подхода бессмысленно было бы ожидать сколько-нибудь точных прогнозов относительно поведения режима в перспективе двух-трех месяцев, тем более недель. Для выработки такого рода прогнозов существуют иные методики, разработанные в прикладной политологии.
Следующий недостаток связан, по-видимому, с тем, что данный подход больше пригоден при анализе политически стабильных режимов, в то время как российскому правящему режиму такой стабильности как раз и недостает. Однако такой подход — всего лишь исследовательский прием, который, подобно известной методологии «идеальных типов», поможет понять, наметились ли сегодня какие-либо признаки стабилизации посткоммунистического режима в России. Используя его, можно попытаться выявить определенную согласованность в действиях режима, понять логику его политического поведения. Поэтому не следует забегать вперед в критических оценках. Если такая согласованность будет обнаружена, значит, избранный нами прием работает. Если нет, следовательно, его выбор в данном случае нельзя признать удачным.
В то же время предлагаемый для изучения политического режима метод обладает и некоторыми позитивными качествами. Главное достоинство этого подхода (который мы в определенном смысле противопоставляем факторному) в том, что он позволяет взглянуть на режим в более широкой историко-теоретической перспективе и предложить теоретическое объяснение тому, почему до настоящего момента правящий режим вел себя именно так, а не иначе. Данный подход позволит, хотя и достаточно условно, определить общее направление эволюции режима в обозримом будущем.
Мы включаем в сферу своего рассмотрения самые различные области действия правящего режима, но предмет нашего исследования очерчен при этом достаточно четко — политическое поведение режима, общий рисунок, линия этого поведения, связанная с присущим для него стремлением укрепить завоеванные позиции. Нас не будет интересовать и мы не сможем судить вполне компетентно об эволюции региональной или информационной политики режима, о развитии его идеологического или военно-политического потенциала. Но мы попытаемся понять, как различные шаги в этих сферах связаны с общим стремлением режима укрепить свои позиции.
Мы полагаем, что сегодня для такого подхода к изучению поставленной проблемы время пришло Конечно, конкретной, строгой информации о деятельности режима далеко недостаточно. Во многом эта информация, как и прежде, фильтруется власть предержащими. Однако это дает и определенные преимущества в использовании предлагаемого здесь приема — там, где мы не располагаем детальными, исчерпывающими сведениями о деятельности, например, органов государственного принуждения, мы можем предположить, каким будет их поведение, исходя из изменений в экономической и социальной политике режима, его отношения к оппозиционным партиям и движениям, своему идеологическому имиджу.
Сегодня, как никогда ранее, важно отойти от стереотипных, инерционных определений формирующегося в России режима — «демократия» или, напротив, «авторитаризм» — определений, которые чаще всего несут с собой в постсоветском контексте значительный эмоциональный заряд.
2. Политический режим в советском государстве.
Каждый режим как выразитель интересов власти стремится обеспечить максимально широкую поддержку для своего существования. В этом состоит своего рода «инстинкт выживания» власти.
В политологических исследованиях, посвященных оценке ситуации в условиях гегемонистских, жестко авторитарных режимов, распространены методы скрытого отслеживания изменений в соотношении сил правительства и оппозиции. Распространены, потому что зачастую нет возможности опираться, например, на данные объективных социологических опросов, экспертных оценок, расследований независимой прессы. Вряд ли есть смысл настаивать на том, что сегодня в посткоммунистическом обществе уже имеется вся необходимая исследователю информация. Изменения по сравнению с началом 80-х годов, безусловно, есть, и они значительны, однако значительны до сих пор и зоны, выведенные из сферы гражданского контроля перед глубокими переменами в общественных структурах. Эти перемены редко инициируются властными институтами, а если такое происходит, то только в силу жестокой необходимости и в поисках все той же стабилизации положения правящего режима.
Не является исключением из правила и российский поставгустовский режим, который исходя из имеющихся у него средств также занят поисками дополнительной поддержки. Его, думается, можно рассматривать как определенное звено в цепи сложного и мучительного перехода от одного типа политической стабильности к другому. Пока что этот переход далек от своего завершения. Более того, мы, по-видимому, находимся лишь на одном из его начальных этапов. Однако это лишь предположение. Более же ясное понимание природы перехода требует обратиться к анализу его исходных оснований. Эти основания, очевидно, восходят, к режимам И. Сталина и Л. Брежнева, о стабильности которых немало написано в отечественной и зарубежной литературе.
Социальные основания режима Сталина.
Сталинский, а еще ранее большевистский режим утвердился, как известно, в результате ослабления имевшихся в российском обществе социально-экономических и социокультурных связей. Под пагубным влиянием первой мировой войны и многих иных факторов общество все более заметно утрачивало свойства целостного организма, переставало функционировать как сложная взаимоупорядоченная система. Это дало основание Г. Федотову, И. Ильину и другим русским философам, оказавшимся в эмиграции, утверждать, что в России тоталитарный строй вырос не на идее нации. Данное обстоятельство привело к глубокой фрустрации массового сознания*,сформировало в нем особый тип невроза, который можно определить как «бегство от свободы». Но главное — это дало режиму возможность волевыми усилиями создать максимально упрощенную социальную структуру, менее всего расположенную к консолидации сил сопротивления действиям власти. Режим преуспел в дальнейшем разрушении имевшихся социальных перегородок, в создании «массового общества».
Сталинизму в целом удалось произвести глубокие социально-энонюмичеокие перемены в обществе, продвинуть его к новым рубежам материальной цивилизации. Достигнутые
______________________________________
*См., например:
Авторханов А. Технология власти. М. 1992;
Он же. Происхождение партократии. В 2-х т. Мат, 1973;
Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990;
Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М. 1991;
Гордон Л, Клопов В. Что это было? Размышления о причинах и итогах того, что с нами произошло в 30-е гг. М 1989;
Осмыслить культ Сталина. М., 1989;
Пантин В. И. Сталинизм и индустриализация без рынка.— В кн.: Социалиам: противоречия системы. Сб. статей. М. 1989;
Попов Г. X, С точки зрения экономиста. — В кн.: Попов Г. X. Пути перестройки: Мнение экономиста. М. 1989;
Симония Н.А. Что мы построили? М. 1991;
Янов А. Л. Истоки автократии.— Октябрь, 1991, № 8;
Федотов Г. Опоздавшие. — Век XX и мир, 1989, № 8;
Ильин И. Наши задачи. Т. 1. М. 1992. и др.
при Сталине хозяйственные результаты нельзя не признать значительными. Более того, по-видимому, именно экономическая эффективность режима обеспечила ему столь длятельную устойчивость, наделила огромной сгепенью свободы по отношению к своим подданным.
Итоги деятельности режима в социально-классовой и социо-культурной сфере, однако, отнюдь не столь впечатляющи. Сталинизм не только окончательно разрушил прежнюю классовую структуру, в которой значительное место занимала промышленная буржуазия, но и фактически создал принципиально новый тип социально-классовой организации общества. Одна из главных ее особенностей — огромная, поистине беспрецедентная роль, которая отводилась госбюрократии. Именно госбюрократия, функционировавшая под строгим контролем лидера, фактически сыграла роль основного агента преобразований, их организатора и стимулятора.
Это оказало мощное воздействие и на остальные социальные слои. Так называемая «трехчленка» (рабочий класс, трудовое крестьянство и народная интеллигенция) создавалась почти исключительно «сверху». Единственный признак, позволявший назвать ее элементы классами — положение в системе общественного производства, общественного разделения труда. С этой точки зрения в обществе действительно существовали рабочий класс и крестьянство, занятые соответственно городским и сельским трудом, и интеллигенция, занятая умственной деятельностью. Однако эти «классы» не обладали ни собственностью, ни возможностью распоряжаться способностями по своему разумению, ни реально заработанным доходом, ни даже классовым самосознанием и специфическими интересами. Фактически их труд был не наемным, а рабским, хотя самих «рабов» такое положение в ряде случаев вполне устраивало.
Еще более сложные процессы происходили в это время в системе связей социокультурного порядка. Конечно, сталинизм возник во многом как реакция на уже имевшееся, ставшее фактом ослабление социокультурных ценностей. Крестьянские массы, по категоричному выражению М. Горького, имели лишь «множество суеверий и никаких идей». Не было крестьянство и примерно религиозным, глубоко почитавшим родную историю и культуру*.
Однако некоторые устойчивые социокультурные традиции в обществе все же сохранялись: например, культура крестьянского труда и образа жизни.______________________________
* См. Горький М. О русском крестьянстве. — В кн.: СССР: внутренние противоречия. № 14. Chalidze Pub., 1987, с, 192—198.
Продолжал играть свою роль и относительно стабильный в истории тип взаимоотношений общества и государства. В массовых слоях населения существовали некие нравственно-этические представления.
Сталинизм, безусловно, опирался на некоторые традиционные элементы российской культуры и политического сознания. Но еще в большей степени он исходил из фактора ослабления или разрыва социокультурных связей. Его сверхзадачей, как было доказано уже многими исследователями, являлось создание «атомизированного» человека, то есть вырванного из всех социальных и культурных ячеек, оставленного один на один с властью.
Нельзя сказать, что поставленная режимом цель была полностью достигнута. Более того, именно стремление лишить общество культурно-групповых ценностей (вместе с группами как таковыми) и напрямую подчинить индивида государству убило в конечном счете имевшиеся до Великой Отечественной войны морально-этические стимулы хозяйственной деятельности, а позднее и низвело трудовую героику до уровня элементарного воровства и фактического саботирования «социалистического труда». Но режим сумел во многом уничтожить разделявшие государство и «маленького человека» культурно-групповые перегородки. Советский человек действительно нередко идентифицировал себя не с какой-то социальной группой, а с обществом в целом («мой адpec — не дом и не улица., мой адрес — Советский Союз»). Для многих на смену мировоззренческому опыту и ценностям группы, традиции пришли ценности инициированной правящим слоем идеологии. Идеология в какой-то степени заменила традиционные социокультурные ценности, заполнила образовавшийся в массовом сознании вакуум этических идеалов и стимулов существования. В то же время укрепилась централистская модель интеграции общества в целом. Социокультурная традиция, понимаемая в качестве модели воспроизводства общества как целого, хотя и была сохранена, оказалась изрядно подточеной уничтожением «промежуточных» структур.
Политический режим Брежнева.
Уже при жизни Сталина тотально контролировать общество было слишком сложным и дорогостоящим делом. Работавшая на полную мощь мобилизационная экономика с трудом обеспечивала необходимые для этого материальные средства. Ослабление же такого контроля (которое было результатом отчасти ослабления моральных стимулов производственной деятельности, отчасти — кончины «вождя» и начавшейся вслед за этим борьбы за власть внутри правящей элиты) немедленно повлекло за собой пробуждение иных, автономных от государства интересов и стимулировало процесс формирования новой стратификации общества.
«Оттепель» ознаменовалась новыми процессами в экономической, социально-классовой и социокультурной сферах. После кончины Сталина в обществе ослабевает и идеологический пресс. С исчезновением харизматического лидерства постепенно возникают и развиваются теневые социально-экономические связи и объединения. Происходит распыление авторитета, когда местная бюрократия, как никогда ясно, осознает себя единственным и отныне бесконтрольным владельцем собственности государства. «Интересы партии», еще выполняя роль идеологического каркаса, все заметнее отодвигаются на второй план. Формируется, таким образом, принципиально иной тип политического режима, иной тип политической стабильности.
Экономические реформы, задуманные как оформление происшедщих внутри системы перемен, проваливаются, попытки же легализовать, хотя бы в урезанном виде, негосударственную, частную инициативу систематически пресекаются. Однако остановить начавшийся процесс деформации прежней, основанной на рабском труде экономической системы уже не представляется возможных. Даже смещение реформатора Хрущева не позволило эффективно противодействовать развивающимся в экономике новым процессам, прежде всего развитию «неофициального», то есть, по сути дела, (хотя н нелегального), экономического сектора. Для такого противодействия у режима нет ни материально-экономических, ни каких-либо иных ресурсов. Поэтому власть, сохраняя прежнее идеологическое обрамление и формально отказываясь признать наличие в экономике отмеченных процессов, реально считается с этими процессами, не утрачивая достаточно высокий (хотя и далекий от сталинского) уровень политической стабильности в обществе.
Реально значимые изменения происходят также в социально-классовой и социально-культурной структурах. В рамках прежней социально-классовой структуры с характерной для нее жесткостью связей между госбюрократией и производительными слоями постепенно формируется принципиально иной, более открытый тип общественных отношений. Его отличие, во-первых, состоит в том, что госчиновничество утрачивает статус «идеальной бюрократии», винтика в государственной машине, не принимающего, а только беспрекословно выполняющего уже принятые «наверху» решения. Все больше и больше бюрократ принимает решения самостоятельно и в своих собственных интересах. В экономике бюрократическая корпорация приобретает возможности добиваться (даже вопреки интересам правящего слоя) наиболее благоприятных для себя результатов. Следовательно, бюрократия все более превращается в самостоятельный, способный активно участвовать в политической борьбе класс. Во-вторых, дух предпринимательства, или экономической .защиты своих интересов, охватывает и низовые социальные слои. Формируются многочисленные группы торговцев-частников, производителей «левой» продукции, будь-то в городе или деревне, строителей-шабашников и т. д. Происходит, таким образом, удвоение социально-классовой структуры, когда в ее рамках причудливо сосуществуют принципиально различные социальные группы и способы их связи.
Эта классовая структура еще не становится открытой предпринимательству как социальной группе и способу жизнедеятельности, ибо для этого не созданы необходимые формально-юридические предпосылки. Вместе с тем реально она уже не является по-прежнему закрытой — процесс самоосознания экономических интересов зашел слишком далеко.
Социокультурные изменения, происходившие в эпоху Брежнева, тоже весьма значительны. Прежде всего, с ослаблением централистской организации общества ослабевает и ускоренный в прошлом тип социокультурной интеграции. В обществе вновь оформляются многочисленные социальные перегородки, появляются новые культурно-групповые интересы и ценности, более рациональные и деидеологизированные. Конечно, наряду с ними продолжают свое существование, во-первых, приверженность идеологии, а во-вторых, полное равнодушие к каким бы то ни было идеалам и ценностям — хозяйственным, религиозным, этническим и иным. Первое — результат прочности созданной Сталиным системы, второе — следствие ее разложения и социокультурного упадка. Возникает потребность в глубокой социокультурной реформации, в результате которой общество могло быть интегрировано да принципиально иных, неимперских и немобилизационных основаниях.
Зачатки новой социокультурной организации своевременно, хотя и подпольно, возникают в недрах брежневской системы, не давая обществу окончательно утратить механизмы самовоспроизводства. Однако они еще не могут быть легализованы и сосуществуют с прежним, централистским типом социокультурного единства, абсолютизацией и последней стадией которого явилась созданная Сталиным социально-политическая система. Таким образом, социокультурная (как и социально-классовая) основа брежневского режима двуедина, а потому внутренне непрочна. К тому же такая социокультурная основа неспособна обеспечить обществу нормальное экономическое функционирование. Процессы распада прежнего принудительного «единства» внутри правящей элиты, активизация борьбы за власть «наверху» и разложение сталинского монолита «внизу» происходят на фоне углубляющейся экономической деградации общества. Социальное структурирование и связанное с ним воссоздание культурной традиции не сопровождается позитивными экономическими сдвигами. В обществе отсутствует единый тип «экономического человека», расположенного к труду исходя из имеющихся у него культурно-этических представ-лений. Поэтому углубляется экономическая коррупция и деградация, мешающие экономике нормально развиваться.
Это означает, что необратимо ослабевает действие базисных факторов политической стабильности. На этом фоне происходит некоторое оживление политической жизни. Идейно-политический спектр приобретает несравненно большую, чем прежде, широту и разнообразие: даже внутри элиты (правда, это больше характерно для средних, а не для высших эшелонов власти) укрепляются позиции умеренных и даже либерально настроенных функционеров. Тем самым на всех уровнях социальной системы можно проследить ослабление ее внутренних ресурсов. Закостенелость же этой системы, отсутствие в ней необходимой гибкости, восприимчивости к переменам постепенно подводят ее к состоянию, когда глубокая дестабилизация общества может начаться в любой момент. Требуется лишь подтолкнуть этот процесс сверху.
3. Переход к демократическому политическому режиму в России на современном этапе.
Таким толчком оказалась инициированная М. Горбачевым перестройка — явление крайне сложное и противоречивое по своим последствиям. Объективно перестройка углубила стихийно начавшееся при Брежневе разложение сталинской системы. Однако методы, которые были использованы для решения этой задачи (даже если их выбор был в значительной степени предопределен действием объективных тенденций), вели к ослаблению позиций практически всей правящей элиты. Идеология перестройки, — новое политическое мышление, отчетливо сформировавшаяся приблизительно к середине 1989 г., практически предлагала стране принципиально иной, незнакомый для нее путь развития — без партийно-хозяйственной номенклатуры. Горбачев, который неоднократно заявлял о своей приверженности эволюционному пути развития и о необходимости постепенного осознания обществом новых для него ориентиров, одновременно формулировал подлинно радикальные, революционные по содержанию идеи. Попытка их немедленной (а не постепенной, как предлагалось) реализации, по сути, означала бы кардинальное разрушение прежних элитных структур и новую массовизацию общества. Поэтому естественным было и сопротивление различных, и прежде всего укрепившихся при Брежневе аппаратных слоев общества, приведшее к августовским событиям 1991 г.
Знаменательными были идейно-политические сдвиги, происходившие в обществе в этот период. Критически-антикоммунистический пафос «идеологии обновления» поддержали в то время очень многие. Но фактически эта поддержка зачастую носила неосознанный, условный характер. Однако не все поняли, какой внутренней перестройки потребует от них верность новому мышлению. А когда поняли, социальная поддержка реформ существенно ослабла. Политическая ситуация того времени отмечена, прежде всего, заметным уменьшением социальной базы центризма во главе с Горбачевым. «Государственно-зависимые работники», представлявшие, основной производительный потенциал советского общества, либо легко отдавали свои предпочтения левым, радикально-демократическим движениям, либо выжидали, чтобы поддержать различные организации консервативной направленности («фронты трудящихся» и «национального спасения»). Лишь сама фигура инициатора реформ вызывала .в обществе все меньше симпатий.
Всякие реформы неизменно связаны с поисками обществом утерянного равновесия и всегда сопровождаются эволюцией политического спектра. Начиная перестройку, Горбачев находился чуть левее центра. Он стремился к тому, чтобы организовать вокруг себя новый политический центр, сместив его влево за счет реформирования общества. Реформы, однако, запаздывали и новый центр создавался значительно медленнее, чем этого хотелось бы «архитекторам перестройки», и совсем не из тех социальных сил. Опорой формирующегося политического центра стало не новое предпринимательство или освобожденные от бюрократической опеки слои трудящихся, а прагматически настроенные слои хозяйственной элиты, так называемый «директорский корпус». Консервативный фланг, таким образом, оказался слабым не столько потому, что укрепилось влияние левых (и Горбачева в их числе), сколько потому что ослабли влияние и позиции правых, ортодоксальных сталинистов . Новый центр сформировался, но не из тех социальных сил , на которые рассчитывал лидер перестройки. Однако это явилось результатом не только рефарматорских усилий Горбачева, но и экономической импотенции позднебрежневского режима.
Тип режима, установившегося в поставгустовской России.
В августе 1991 г. победу одержали именно эти, неоцентристские силы, выступившие на данном этапе заодно с левыми. Можно предположить, что общая победа этих сил была хотя бы отчасти результатом вольных или невольных усилий некоторых гэкачепистов.
Не вдаваясь в вопрос об экономической базе ельцинского режима , выскажем некоторые предположения относительно его социально-классовых и социокультурных оснований. Для социально-классовой структуры характерным оказалось углубление заложенных еще при Брежневе тенденций. Бюрократия в самые последние годы и месяцы из реального распорядителя средств производства активно превращается в их собственника. Предлагаемые обществу варианты приватизации пока что никак не ущемляют интересы ставшего хозяином директорского корпуса. Процесс трансформации «солдатов партии» в коммерсантов и бизнесменов, похоже, окончательно вышел на поверхность и теперь уже вряд ли может быть остановлен. Однако на поверхность вышли не только прагматичные аппаратчики, но и вчерашние представители теневой экономики. Отмывая накопленные за время «застоя» капиталы, теневики вливаются в новый коммерческий класс и одновременно составляют конкуренцию занявшейся бизнесом бюрократии.
Это противостояние бюрократического и теневого бизнеса (хотя зачастую им удается поделить сферы влияния и найти устраивающий обе стороны компромисс) находит свое продолжение в сфере политической борьбы. Думается, что в целом правительство Гайдара объективно защищало интересы теневого, небюрократического бизнеса, не учитывая в достаточной степени интересов прагматичной госбюрократии. Поэтому происшедшая на VII съезде народных депутатов рокировка, во-первых, четко обозначила влиятельность этих интересов, а во-вторых, укрепила их позиции в правительстве. Режим,однако, не сможет, как это было при Брежневе, опираться лишь (или преимущественно) на творчество госбюрократии, хотя бы и прагматически настроенной. Глубокий экономический кризис заставляет его считаться с существованием любых, хозяйственно инициативных объединений и неуклонно двигаться в направлении большей открытости социально-классовой структуры. Власть, однако, отнюдь не готова, вопреки предположениям леводемократической оппозиции, к проведению подлинно народной приватизации и открытию равных возможностей для предпринимательской деятельности всех заинтересованных граждан России.
Социокультурные основания послеавгустовского режима представляют для него едва ли не наибольшую опасность. Необходимая обществу социокультурная реформация отстает, и само общество теряет поэтому последние механизмы социальной интеграции. Горизонтальный и вертикальный распад, развивающийся в России сегодня, вызывает к жизни новые процессыымассовизации общества, когда основные социальные слои вновь лишаются культурно-групповых ценностей и интересов.
Парадоксально, но происходит нечто схожее по своей природе с реформами Сталина, когда тоже активно разрушались сложившиеся социальные образования. Формируется, как и в 30-е годы, мощный слой маргинальных элементов, вырванных из одной культурной среды и не вросших пока в какую-либо иную. Сам тип работника сталинского общества по описанным выше причинам очень напоминает маргинала, то есть человека, обделенного обществом в каком-либо отношении — в отношении права на собственность, достойный доход, свободу передвижения и т. д. Чем дальше, тем ощутимее российское общество испытывает на себе влияние новых тенденций массовизации и маргинализации. Грядущая безработица, резкое понижение жизненного уровня и качества жизни постепенно укрепляют позиции радикальных политических сил, формируют взрывоопасные «горючие» социальные настроения и установки. «Новые люмпены» угрожают стать базой для свержения режима, который сегодня уже не располагает ни мощным сталинским аппаратом государственного принуждения, ни сильнодействующим идеологическим оружием.
Проделанный анализ позволяет увидеть особенности поведения правящего режима в различных сферах общественной деятельности. Невзирая на имеющиеся (подччс очень серьезные) разногласия среди представителей нынешнего политического истеблишмента в их действиях и позициях выявляется определенная логика, позволяющаяяв общих чертах делать предположения о дальнейшей средне- и дальнесрочной эволюции посткоммунистического режима в России.
Опираяяь, прежде всего, на анализ социальных оснований утвердившегося после августа 1991 г. режима, можно с большей долей вероятности утверждать, что демократия и рыночная экономика (в общепризнанном европейском их понимании) в России не являются делом ближайшего будущего. На сегодняшний и завтрашний день в России не существует ни политических лидеров, ни достаточно влиятельных социальных групп, способных стабилизировать начатые М. Горбачевым процессы демократизации.
В то же время определенная, и очень важнаяя фаза в общественном развитии пройдена. Режим в целом нашел социальную базу для стабилизации своего положения. Она отличается от опор как сталинского, так и брежневского режимов. Но надо видеть ее принципиальное отличие от социальной опоры демократических режимов.
Эта опора — не большинство общества, как это принято в условиях демократии. Ее главные составляящие — мощный конгломерат перестроившейся госбюрократии, привычно контролирующей «командные посты» в экономике и владеющей основной долей собственности, и нарождающегося, а чаще вышедшего из подполья бизнеса (в основном непроизводительного). В обозримом будущем именно эти социальные силы будут определять политическую ситуацию в России, в значительной мере контролируя ход политических процессов.
Специфика такого режима с точки зрения его социальных оснований давно подмечена и российскими исследователями. Можно отметить, во-первых, двойственный, социально-противоречивый характер поставгустовского режима и, во-вторых, его относительную стабилизацию. Поэтому этот режим будет, по-видимому, центристским с точки зрения имеющегося расклада социально-политических сил. По сравнению с двумя предыдущими (сталинским и брежневским) поставгустовский режим представляет собой очередную фазу в «размораживании» общества, высвобождении его от тотального проникновения власти. Независимо от степени устойчивости нынешних лидеров режима можно полагать, что он утвердился на достаточно прочных социальных основаниях. Хотя это отнюдь не исключает продолжения «лихорадки» в политической сфере. Вполне возможно, что подобно многим трансформирующимся (например, в странах «третьего мира») режимам нынешний российский пройдет в своем развитии еще немало поворотов, смен первых лиц и элиты, прежде чем достигнет новой исторической развилки. Но после этой развилки, очевидно, сменится и сам характер правяяего режима, положенные в его основу принципы осуществления власти.
Однако сказать, что будущее посткоммунистической правящей структуры — политический центризм, вряд ли достаточно для понимания природы формирующегося на наших глазах режима. Очень важно уяснить, как именно будет реализовываться данный центристский курс, в чем конкретно он проявится в различных областях социальной жизни, которые режим все еще стремится контролировать.
В политической науке известно, что вообще всякая форма правления, любой сколько-нибудь устойчивый режим может существовать в двух различных состояниях. Во-первых, он (невзирая на свои структурные характеристики) может быть адекватен ситуации и быть способен в целом действовать в интересах широких слоев общества. Во-вторых, режим, правящая элита, даже в условиях демократии, может отстаивать и стремиться провести в жизнь свои собственные, узкокорыстные интересы.
Формирующийся в России правящий режим не просто промежуточный, занимающий срединное положение между полюсами единоличного и полиархического правления. По терминологии Аристотеля это, по-видимому, режим олигархический, то есть блокирующий назревшие общественные преобразования. Режим может быть центристским, иными словами опирающимся и на традицию, но при этом активно реформирующим традицию и целенаправленным:и услилиями создающим на ее базе принципиально новые экономические и социальные структуры (такой курс может быть назван неоконсервативным).
Однако рассматриваемый нами режим не столько реформаторский, сколько застойный, существующий по известному принципу Людовика XVI «после нас хоть потоп». Даже имеющиеся и не слишком значчтельные ресурсы правящая элита расходует пока что скорее сообразно своим собственным потребностям, чем потребностям общества. Анализ происшедших событий показывает, что практически во всех областях своей деятельности — экономической, социальной, информационной, внешнеполитической или какой-то иной — режим в первую очередь озабочен укреплением своих собственных позиций. При этом избрана (или навязана ходом событий) прежняя, знакомая с брежневских времен, модель поведения — условно говоря, латать дыры по мере их возникновения вместо того, чтобы сменить дряхлый кафтан.
В социально-экономической сфере пока не удалось достичь перелома к лучшему. Либерализация цен не привела и не могла привести сама по себе к структурной перестройке экономики. Не произошло существенных перемен и в сложившейся в застойные времена системе собственности. Но главнее — реформы не только не улучшили, но и значительно усугубили положение широких социальных слоев, до сих пор не дав им каких-либо надежд на изменение ситуации к лучшему.
В информационной области также нельзя говорить об утверждении полной открытости и свободы. Практика показывает, что режим по прежнему пытается (в ряде случчев небезуспешно) фильтровать и корректировать потоки информации. И хотя желательного для него уровня централизации и монополизации СМИ на данном этапе достичь невозможно, шанс поставить неугодные издания в экономически невыгодные условия остается и может быть использован. Кроме того, о чем свидетельствует, например, ход проведенной центральным телевидением агитационной кампании в преддверии апрельского референдума, остаются попытки «воспитывать» общество, навязывания ему одной из версий осмысления происходящих в стране событий.
В отношении к политической оппозиции поведение режима весьма двойственно. С одной стороны, ему практически удалось интегрировать в свои структуры представителей крупной умеренно-оппозиционной силы «Гражданский союз». Но в то же время правящие структуры в лице президента и его окружения настроены весьма конфронтационно, жестко в отношении компромиссов с радикальной оппозицией. Так или иначе, вопрос о реформах пока не ставится в практическую плоскость, продолжая оставаться предметом торгов и ультиматумов различных политических сил.
Может быть, наиболее наглядны и внушают опасения кадровые перестановки, инициированные правящими структурами. Кадровый состав нынешнего режима и его кадровая эволюция убедительно свидетельствуют о постепенном вытеснении и без того немногочисленных борцов за реформы. На их месте утверждаются чиновники со знакомой психологией временщиков, люди, кровно заинтересованные в сохранении нынешнего правового и экономического беспорядка, в разрушении имеющихся, веками складывавшихся социальных связей.
Внешнеполитические перемены позволяют предположить, что режим больше приспосабливается к происшедшим событиям, идет вслед за ними, нежели пытается влиять на них, осознавая стоящие перед ним задачи реализации национально-российских интересов. Такое положение ему (но отнюдь не России) вполне выгодно, поскольку даст максимально широкую свободу маневра и возможность в случае необходимости выжить. Режим попросту выжидает, рассчитывает, в какой ситуации шансы на его выживание окажутся наиболее высокими. Поэтому даже если в ближайшее время ему удастся отыскать весомые материально-экономические ресурсы (напримep, от массированной продажи оружия или резкой активизации нефтедобычи), это отнюдь не будет означать начало экономических реформ. Логика подсказывает, что как раз наоборот — найденные средства пойдут на укрепление позиций все того же конгломерата торгующей номенклатуры и патронируемых ею корпоративных бизнес-структур.
Наконец, сказанное подтверждает и идеологическая импотенция правящего режима. Ни попытки консолидации с Российской Православной Церковью, ни бесконечные обещания объявить «беспощадную войну преступности и коррупции», ни заполнение эфира каучуковыми телесериалами («Санта-Барбара», «Богатые тоже плачут» и др.) не спасают положение. В обществе продолжает углубляться ценностный кризис, а с ним — и процессы деградации и духовного обнищания. Как мы уже заметили ранее, пока нет достаточных оснований полагать, что идеологический вакуум будет заполнен уже в ближейшее время. Но если в обществе укрепится влияние сил, апеллирующих к традиционно-советским ценностям, ситуация пзменится в худшем для режима направлении.
Таким образом, в политической жизни современной России четко прослеживаются две взаимообусловливающие тенденции. С одной стороны, растущее обнищание широких социальных слоев общества, а с другой — их неспособность предпринять активные действия, но исправлению ситуации и улучшению своего материального положения. Большинство общества оказалось как бы отрезанным от процессов приватизации и накопления капитала и не способно участвовать в экономических реформах, ход которых тормозится правящими структурами.
Формирующийся режим — новый в очереди за сталинским и брежневским, но пока что отнюдь не демократический, а жестко элитарный. В структурном отношении его кардинальное отличие от брежневского (и тем более от сталинского) состоит в том, что контрэлита теперь не только достаточно мощная сила, но она обладает легальными возможностями вербовать себе электоральную и внеэлекторальную базу и теснить элиту из занимаемых ею государственных структур. Причем вряд ли элита, каково бы ни было ее идеологическое происхождение, будет сворачивать развернувшуюся и далеко зашедшую спонтанную приватизацию — это теперь никому не выгодно. Следовательно, экономическая конкурентность, хотя и в урезанных формах, остаетея. Это все же лучше, чем всякое отсутствие конкуренции (сталинизм) или конкуренция в теневых, подрывающих общественную стабильность формах (брежневизм).
В то же время сохраняется огромная опасность, связанная с тем, что колоссальная монополизация советской (и российской) экономики наделила правящую элиту уникальными возможностями контролировать общество и обогащаться за его счет, паразитировать на нем. В посткоммунистическом обществе процессы политической мобклизации и объединения масс еще отстают от потребностей обновления, и эта лагуна не может не заполняться беспределом корпоративных структур. Этот режим не может быть столь стабилен, как, например, сталинский. Он не обладает уже ни достаточной легитимностью, ни социально-экономической эффективностью. И тем не менее, вопреки распространенным определениям полити-ческой стабильности, этот режим за счет нахождения баланса между основными центрами власти (прежде всего, экономической) обеспечивает обществу минимальный уровень устойчивости и удерживает его от хаоса гражданской войны. Всякие резкие движения вполне могли бы произвести взрывоопасный эффект. Осознанием этого факта проникнуты сегодня достаточно широкие слои россиян, оказавших власти (причем, не только исполнительным, но и парламентским структурам) условную поддержку. Поэтому, как бы не относиться к этому режиму, как бы не оценивать роль номенклатуры — в целом положительно или резко отрицательно — нельзя, думаем, не признать, что на сегодняший день ей оказалась по силам роль дирижера и стабилизатора общественных процессов. Пройдет, несомненно, длительное время, прежде чем в политическую жизнь полноправно включатся широкие слои общества. Пока что этому процессу положено лишь самое начало. Каковы же могут быть выходы из сложившейся ситуации? В каком направлении в ближайшие год-два может эволюционировать сформировавшаяся и описанная только что политическая система?
4. Заключение.
Варианты эволюции российского правящего режима.
Рассмотрим по традиции два следующих варианта эволюции режима: радикально-консервативный и радикально-либеральный. В принципе, оба варианта следует рассматривать как возможные. Особенно это касается первого из них. В случае, если президент изберет для себя наиболее предпочтительной конфронтационную линию поведения, политический центр будет существенно ослаблен, а радикальная оппозиция усилена. Такой вариант в краткосрочной перспективе вполне реализуем. Далее, если пришедшие к власти силы будут достаточно последовательны, стремясь воплотить в жизнь радикальные же призывы и программы, то они немедленно натолкнутся на жесткое сопротивление «фоновых», прежде всего, социально-экономических факторов. Новый режим не сможет поддержать даже тот минимальный уровень стабильности в обществе, который сегодня имеется — сформировавшиеся в постсталинское время мощные центры силы, окрепшие в последние годы региональные элиты неизбежно окажут сопротивление новому курсу и спровоцируют еще большую нестабильность, приведут общество к гражданской войне. Поэтому если режим воевать не намерен (рискуя быть наголову разгромленным в российской мясорубке), то ему придется считаться с состоявшейся уже номенклатурной приватизацией и другими экономическими реальностями. Иными словами он будет вынужден менять свой радикальный имидж сразу же после прихода к власти.
Еще менее реален сегодня радикально-либеральный сценарий, так как интерес к либерально-рыночной фразеологии среди широких масс явно не столь значителен, как к лозунгам «порядка» и «дисциплины». По существу же этот сценарий ведет к сходным результатам, что и предыдущий, ибо и он склонен пытаться осуществить неосуществимое — втиснуть реальную и во многом структурированную общественную жизнь в умозрительную схему. Но Россия слишком велика, чтобы ее могла в одночасье взять под контроль какая бы то ни была силовая структура.
Радикальный сценарий поэтому может укрепить у власти только одни фактор — тяжелая, кровопролитная гражданская война, развернувшаяся на основной территории страны и ломающая исторически сложившиеся социальные и экономические структуры. Если это произойдет, то образовавшаяся люмпенская масса непременно найдет себе поддержку в лице аналогичной большевикам 1917 г. силы и изыщет требующиеся психологические ресурсы для нового «прыжка в утопию». Тогда-то и могут практически реализоваться предположения о возможности прихода к власти жестко-авторитарной диктатуры.
И все-же, думается, прагматизм и расчетливость нынешних политиков, вне зависимости от того, к какой фракции или политическому движению они себя относят, заставят их искать компромисса с существующимш центрами власти, а не накалять ситуацию ради борьбы «за идею». Поэтому наиболее вероятным нам представляется иной вариант эволюции режима. Думается, что никаких принципиальных изменений, глубоких отклонений от обрисованной нам в этом очерке картины ни в ближайшие год-два, ни даже позже не произойдет. В своих основных структурных характеристиках постсоветскнй режим уже сформировался и будет пребывать в этом состоянии относительно длительное время.
До каких же пор? До тех, пока в стране не вырастет или не окрепнет генерация принципиально новых «постсоветских» политиков, молодых и заботящихся об интересах новой России. До тех самых пор, пока в недрах этой системы не сформируется достаточно действенная и влиятельная политическая оппозиция, возглавляемая принципиально иными по своему характеру и этосу лидерами. Лидерами, чьи этические установки были бы связаны не столько с риторизмом противостояния государственной власти сколько с ясной готовностью выполнять порученное им дело, не разглагольствуя при этом о будущем «великой России», но спокойно и уверенно приближая его.
5. Использованная литература.
1. Поппер К. Нищета историцизма. — Вопросы философии, 1992, № 9.
2. Цыганков А. П. Демократизация общества как макросоциальный процесс.— США: ЭПИ, 1991, № 12.
3. Б. Ельцин. Записки президента. М. Из-во “Огонек”. 1994 г.
4. Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990.
5. Вильчек В. М. Алгоритмы истории. Философско-социологические этюды. М.. 1989.
6. Ахиезер А. С. Социокультурная динамика России. — Полис, 1991, № 5.
7. Кантор К. М. Социокультурные основы обновления мира. — В кн.: Марксизм-ленинизм и реалии конца XX столетия. М., 1988.
8. Кордонский С. «Реальный социализм»: история, структура, парадоксы. — Вопросы философии, 1991, №3.
9. Найшуль В. Высшая и последняя стадия социализма. — В кн.: Погружение в трясину (Анатомия застоя). М. 1991.
10. Тимофеев Л. Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать.—В кн.: Тимофеев Л. М. Я—особо опасный преступник. М. 1990.
11. Заславский В. Россия на пути к рынку: государственно-зависимые работники и популизм.—Полис, 1991, № 5.
12. Фа дин А. Почему номенклатура не поддержала путч?—Путч. Хроника тревожных дней. М. 1991.
13. Фурман Д, Победа демократов: поражение демократии? — Век XX и мир, 1991, № II.
14. Панарин А. Цивилизационный процесс в России: опыт поражения и уроки на завтра. — Знамя, 1992, № 7.
15. История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. М. 1983.
16. Кувалдин В. Из царства мифов в зону аномалий.—Век, 1993, № 18.
17. Соколов В. Футурология здравого смысла.—Век, 1992, № 19.
18. Наврозов Л. Если завтра сталинский переворот в России...—Известия, 24 сентября 1992 г.
§ 3. Крушение Советской власти
От перестройки к революции. К середине 80-х гг. возможность постепенного, безболезненного перехода к новой системе общественных отношений в России была безнадежно упущена. Стихийное перерождение системы изменило весь жизненный уклад советского общества: перераспределялись права руководителей и предприятий, усилилась ведомственность, социальное неравенство. Изменился характер производственных отношений внутри предприятий, начала падать трудовая дисциплина, массовыми стали апатия и безразличие, воровство, неуважение к честному труду, зависть к тем, кто больше зарабатывает. В то же время в стране сохранялось внеэкономическое принуждение к труду. Советский человек, отчужденный от распределения произведенного продукта, превратился в исполнителя, работающего не по совести, а по принуждению. Выработанная в послереволюционные годы идейная мотивация труда слабела вместе с верой в близкое торжество коммунистических идеалов, параллельно этому сокращался поток нефтедолларов и рос внешний и внутренний долг государства.
В начале 80-х гг. все без исключения слои советского общества страдали от несвободы, испытывали психологический дискомфорт. Интеллигенция хотела подлинной демократии и индивидуальной свободы.
Большинство рабочих и служащих необходимость перемен связывали с лучшей организацией и оплатой труда, более справедливым распределением общественного богатства. Часть крестьянства рассчитывала стать подлинными хозяевами своей земли и своего труда.
Однако в конечном счете совсем другие силы определили направление и характер реформирования советской системы. Этими силами была советская номенклатура, тяготившаяся коммунистическими условностями и зависимостью личного благополучия от служебного положения.
Таким образом, к началу 80-х гг. советская тоталитарная система фактически лишается поддержки в обществе и перестает быть легитимной. Ее крах становится вопросом времени.
Смерть в ноябре 1982 г. Л.И. Брежнева и приход к власти более здравомыслящего политика Ю.В. Андропова пробудили в обществе надежды на возможное изменение жизни к лучшему. Однако этим надеждам не суждено было сбыться.
Попытки Ю.В. Андропова придать эффективность бюрократической системе без структурных изменений, усиление требовательности и контроля, борьба с отдельными пороками не вывели страну из кризисного состояния.
Избрание в марте 1985 г. М.С. Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС вновь возродило надежду на возможности реальных перемен в жизни общества. Энергичные выступления нового Генерального секретаря показали его решимость приступить к обновлению страны.
В условиях монопольного господства в обществе одной партии — КПСС, наличия мощного репрессивного аппарата перемены не могли начаться «снизу», народ ждал изменений «сверху» и готов был их поддержать.
Горбачев был убежден, что после реформы, проведенной «сверху», страна обретет второе дыхание. Ядром экономических преобразований стала концепция ускорения социально-экономического развития страны на основе использования новейших достижений научно-технического прогресса. Провозглашая курс на ускорение, М.С. Горбачев надеялся с минимальными затратами за счет «скрытых резервов» в короткий срок добиться подъема экономики. Однако все попытки в рамках старой системы провести преобразование экономики были обречены на провал. Первые три года перестройки, в течение которых были испробованы практически все известные методы ускорения развития общества, показали, что тоталитарная система не поддается реформированию. Неудачи первого этапа перестройки заставили искать новые пути. На фоне ухудшающейся с каждым днем экономической ситуации впервые был поставлен вопрос о политической реформе общества. Была провозглашена политика гласности — открытое обсуждение острых проблем экономики и политики на страницах средств массовой информации. После десятилетий запретов и искажений информации «для народа» на страницы печати были буквально выплеснуты все негативные факты и тенденции, накопившиеся за весь период развития социалистического общества. Эта лавина информации привела в шок значительную часть населения страны. Результатом политики гласности было пробуждение общественного сознания значительной части населения страны. Интерес людей к политике был настолько велик, что стал неотъемлемой частью жизни в тот период времени. За выступлениями делегатов XIX партконференции КПСС, проходившей летом 1988 г. и транслировавшейся по радио и телевидению, следила буквально вся страна. В повестку дня этой конференции был поставлен вопрос об изменении политической структуры общества. Политической целью перестройки была провозглашена передача власти от КПСС Советам. Однако преобладание на конференции консервативно настроенных сил («агрессивно-послушного большинства») и стремление сохранить контроль аппарата КПСС над развитием событий не позволили принять исторических решений, которые изменили бы судьбу страны. Вместо этого была предложена, а затем внесена в Конституцию новая громоздкая, недемократическая структура дублирующих друг друга высших органов государственной власти — Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР.
Выборы народных депутатов в марте 1989 г. проводились по новому избирательному закону, чем вызвали к жизни беспрецедентную активность избирателей. Благодаря этому в депутатском корпусе были представлены практически все группы н слон населения. Первый съезд стал действительно историческим событием, свидетельствующим о нарождающейся демократии. В адрес руководства страны впервые публично прозвучала острая и резкая критика, что само по себе было беспрецедентным явлением. На съезде был сформирован первый в истории страны профессионально работающий парламент — Верховный Совет СССР, председателем Президиума которого был избран М.С. Горбачев.
Нарастание социальной напряженности. После лета 1989 г. реформаторское руководство страны столкнулось с кризисом доверия. Непосредственной причиной падения авторитета власти стали пустые прилавки магазинов, рост преступности, политическая нестабильность. На многолюдных митингах выражалось открытое недовольство ходом перестройки, подвергались критике действия как самого М.С. Горбачева, так и правительства СССР, возглавляемого Н.И. Рыжковым. В стране происходила поляризация политических сил. Выделилась группа сторонников реформ, проводимых Горбачевым, и группа консервативно настроенных лидеров партно-менклатуры, не хотевших никаких перемен в обществе. На повестку дня вновь был поставлен вопрос о власти. Созванный в марте 1990 г. внеочередной съезд народных депутатов СССР отменил шестую статью Конституции, законодательно закреплявшую монополию КПСС на власть в стране. Этот же съезд утвердил пост Президента СССР. М.С. Горбачев был выбран на съезде первым Президентом СССР.
1990 год ознаменовался также односторонним решением некоторых союзных республик (в первую очередь прибалтийских) о самоопределении и создании независимых национальных государств.
Попытки союзного центра экономическими мерами воздействовать на эти решения в конечном счете не имели успеха. По стране прокатилась волна провозглашения суверенитетов союзных республик, избрания в них своих президентов, введения новых названий. Республики стремились избавиться от диктата центра, объявив о своей независимости.
Реальная опасность неуправляемого распада СССР, грозящая непредсказуемыми последствиями, заставляла центр и республики искать путь к компромиссам и соглашениям. Идея заключения нового союзного договора была выдвинута народными фронтами Прибалтики еще в 1988 г. Но до середины 1989 г. она не находила поддержки ни у политического руководства страны, ни у народных депутатов, еще не освободившихся от пережитков имперских настроений. В то время многим казалось, что договор — не главное: Окончательно центр «дозрел» до осознания важности Союзного договора лишь после того, как «парад суверенитетов» до неузнаваемости изменил Союз, когда центробежные тенденции набрали силу.
Россия не могла оставаться в стороне от этого процесса. Вопрос о российском суверенитете стал главным на первом съезде народных депутатов республики. 12 июня 1990 г., выражая волю своих избирателей, делегаты съезда с редким для этого съезда единодушием, большинством голосов приняли Декларацию о государственном суверенитете Российской Федерации. Ее принятие стало рубежом как в развитии Российской Федерации, так и всего Советского Союза, который мог существовать только до тех пор, пока Россия служила объединяющим началом.
Выбор российских депутатов во многом был определен поведением других союзных республик, уже провозгласивших свою независимость. В то же время многие из них были убеждены, что пример независимой демократической России будет способствовать победе демократических сил в других республиках.
Согласно Декларации, государственный суверенитет распространялся на всю территорию республики. Органы власти РСФСР имели право решать все вопросы государственной и общественной жизни, за исключением тех. которые она добровольно передавала в ведение Союза ССР. Декларация подтвердила необходимость существенного расширения прав автономных республик, краев и областей.
Формально Декларация лишь законодательно разграничивала полномочия центра и республики и в этом смысле не выходила за пределы союзной Конституции. Тем не менее провозглашение государственной независимости Российской Федерацией означало на деле двоевластие в стране. Проголосовав за независимость, народные депутаты подтолкнули и без того сильные сепаратистские настроения на Украине и в Прибалтике.
Объявление суверенитета России было продиктовано и экономическими причинами. Неспособность центра вывести страну из кризиса, затягивание им проведения радикальных экономических реформ подтолкнули Россию к этому шагу. Россия решила первой начать движение к рыночным отношениям, не дожидаясь, когда такое решение будет принято Верховным Советом СССР. Отвергнутая центральным руководством, программа перехода к рынку («500 дней»), предложенная С. Шаталиным и Г. Явлинским, была взята российским руководством на вооружение.
Стремление Российской Федерации начать с 1 октября 1990 г. переход к рынку резко обострил противостояние центра и республик, «война законов» переросла в новую стадию. Защищая свой суверенитет, РСФСР приняла ряд постановлений, ограничивающих действие союзных законов и союзной власти на территории республики.
1991 год оказался переломным в истории страны. За шесть лет перестройки ни одна из ее задач до конца не была решена. К лету ситуация, сложившаяся во всех областях жизни, характеризовалась как кризисная. Колебания и противоречия Президента СССР М.С. Горбачева, его «центризм», стремление встать над «схваткой» больше не устраивали ни левых, ни правых, справедливо видевших в такой флюгерности слабость государственной власти, предательство национальных интересов. Каждая новая неделя противостояния «центра» и республик, «демократов» и «партократов» усиливала в обществе стихийные антиноменклатурные настроения. Большинство населения на мартовском референдуме 1991 г., сказав «да» сохранению единого отечества, высказалось против сохранения старой государственной власти. Авторитет КПСС стремительно падал даже среди крупных хозяйственников. Весной 1990 г., как свидетельствуют социологические опросы, 23% из них еще полностью доверяли КПСС, к лету доля недоверявших поднялась до 72%.
Победа 12 июня 1991 г. в первом же туре президентских выборов в РСФСР Б.Н. Ельцина также свидетельствовала о расшатывании основ номенклатурного строя. Дело принимало оборот, смертельно опасный для тоталитарной системы и корпоративных интересов партноменклатуры. Экономическая политика правительства В. Павлова была последней отчаянной попыткой консервативных сил спасти империю и самих себя легальным конституционным путем. Наименее гибкая и недальновидная часть правящего класса, сосредоточенная главным образом в аппарате ЦК КПСС, других высших звеньях законодательной и исполнительной власти, силовых министерствах, не понявшая вовремя, что происходит, и не успевшая занять выгодные позиции, видела единственный выход в том, чтобы ввести в стране чрезвычайное положение для наведения «порядка».
С другой стороны, и демократические силы не могли пассивно ожидать развития событий. Перестройка, основывавшаяся на идеях демократического социализма, революция «сверху», потерпела крах. Страна разваливалась. Народ требовал глубоких реформ. В сложившихся условиях силовое столкновение становилось неизбежным. Консерваторы попытались опередить демократов и «спасти» отечество. Уже к осени 1990 г. руководство госбезопасности приступило к детальной проработке плана введения чрезвычайного положения в стране, органы КГБ установили слежку за народными депутатами, политическими партиями, независимыми профсоюзами, вели планомерную работу по дезинформации высших руководителей Союза с целью принятия жестких мер для наведения «порядка». М.С. Горбачев оказался заложником формально подчиненных ему структур партии, госбезопасности и армии. В течение зимы и весны 1991 г. делалось несколько «примерок» силовой политики. В середине января прокоммунитический Комитет общественного спасения (прообраз ГКЧП) в Литве пытался отстранить от власти силой оружия правительство Народного фронта. В результате этой акции погибло 13 ни в чем не повинных людей. К этим событиям оказались непосредственно причастны министр обороны СССР Д. Язов, председатель КГБ В. Крючков, министр МВД Б. Пуго. Спустя неделю аналогичная попытка государственного переворота была предпринята в Латвии. В конце марта в день открытия внеочередного Съезда народных депутатов РСФСР в Москву были введены войска, взявшие в кольцо центр столицы. Только после решительного протеста депутатов, приостановивших из-за этого работу съезда, войска были выведены из города.
В феврале 1991 г. Президент М. Горбачев был по существу поставлен перед выбором: или поддержать силы, ориентирующиеся на силовые методы сохранения старых структур власти, или окончательно стать на сторону демократов. Президент выбрал путь политического наблюдателя и тем самым предрешил свою судьбу.
В апреле 1991 г. на Пленуме ЦК КПСС 45 первых секретарей обкомов из 75 потребовали освобождения Горбачева от должности Генерального секретаря ЦК КПСС. М.С. Горбачев смог сохранить свой пост лишь благодаря достигнутой 23 апреля в Ново-Огареве договоренности с лидерами девяти республик о подписании в ближайшем будущем нового Союзного договора суверенных государств, который стал известен как соглашение «9 + 1 » (девять лидеров союзных республик + Президент СССР). В нем шла речь о новой концепции Союза. Согласно этому документу, республики получали значительно больше прав, центр из управляющего превращался в координирующий. В результате многие союзные структуры, прежде всего министерства и ведомства, кабинет министров, претерпели бы серьезные изменения. В руках союзного руководства оставались лишь вопросы обороны, финансовой политики, внутренних дел, все остальные вопросы должны были решаться на республиканском уровне.
Провал августовского путча. Намеченное на 20 августа 1991 г. подписание нового Союзного договора подтолкнуло консерваторов на решительные действия, так как соглашение лишало верхушку КПСС реальной власти, постов и привилегий. Согласно секретной договоренности М. Горбачева с Б. Ельциным и Президентом Казахстана Н. Назарбаевым, о которой стало известно председателю КГБ В. Крючкову, после подписания договора предполагалось заменить премьер-министра СССР В. Павлова Н. Назарбаевым. Такая же судьба ожидала министра обороны, самого Крючкова, и ряд других высокопоставленных лиц.
Другим непосредственным поводом развития событий стал указ российского Президента от 20 июля 1991 г. о департизации в РСФСР госучреждений, нанесший по монополии КПСС сильный удар. На местах началось вытеснение партноменклатуры из областных структур и замена ее новыми людьми.
С 5 по 17 августа шла активная подготовка к введению в стране чрезвычайного положения. Идеологом введения ЧП являлся А.И. Тизяков, президент Ассоциации госпредприятий. Председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов должен был по плану заговорщиков обеспечить принятие Верховным Советом положения о введении ЧП в стране на законной основе.
Наконец, в ночь на 19 августа 1991 г. Президент СССР М.С. Горбачев, находившийся в это время на отдыхе в Форосе, в Крыму, был насильственно отстранен от власти. Группа высокопоставленных чиновников, в которую входили вице-президент Г. Янаев, председатель КГБ В. Крючков, министр обороны Д. Язов, премьер-министр В. Павлов образовали самозваный, неконституционный Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП).
Постановлениями ГКЧП в ряде регионов страны, главным образом в РСФСР, вводился режим чрезвычайного положения. запрещались митинги, манифестации, забастовки. Приостанавливалась деятельность демократических партий и организаций, газет, устанавливался контроль над средствами массовой информации. Введением чрезвычайного положения «гэкачеписты» рассчитывали вернуть страну назад: ликвидировать гласность, многопартийность, коммерческие структуры. В обращении *К советскому народу» ГКЧП объявлял себя истинным защитником демократии и реформ, щедро обещал в кратчайший срок облагодетельствовать все слои советского общества — от пенсионеров до предпринимателей. В течение 1991—-1992 гг. всем желающим горожанам обещалось предоставить земельные участки.
Главные события этих дней развернулись в Москве. 19 августа в столицу были введены танки и бронетранспортеры, которые перекрыли основные магистрали города. Был объявлен комендантский час. Однако эти действия вызвали обратную реакцию. Путчисты просчитались в главном — за годы перестройки советское общество сильно изменилось. Свобода стала для людей высшей ценностью, окончательно исчез страх. Большая часть населения страны отказалась поддержать неконституционные методы выхода из кризиса. К вечеру 19 августа десятки тысяч москвичей устремились к Дому Советов РСФСР («Белому дому»), где находились члены Верховного Совета РСФСР во главе с Президентом Б. Ельциным, чтобы защитить и поддержать российское руководство, отказавшееся признать самозваный ГКЧП.
Только три дня ГКЧП смог продержаться у власти, с первых дней натолкнувшись на активное сопротивление россиян. В срыве заговора огромную роль сыграла мужественная позиция руководства Российской Федерации, предпринявшего решительные шаги по защите Конституции и пресечению деятельности самозваного комитета на территории РСФСР. В своем обращении к гражданам России 19 августа 1991 г. Президент Б. Ельцин, Председатель Совмина РСФСР И. Силаев, Председатель Верховного Совета республики Р. Хасбулатов призвали население республики поддержать законно избранные органы власти и использовать в борьбе с заговорщиками различные формы гражданского протеста. Указом Президента РСФСР деятельность ГКЧП признавалась незаконной, а его приказы на территории республики — не подлежащие выполнению. Все Органы исполнительной власти Союза ССР, действовавшие на территории России, перешли в непосредственное подчинение российского Президента. Еще в дни путча президентским указом деятельность КПСС и РКП на территории России прекращалась. С 23 августа 1991 г. КПСС перестала существовать как правящая государственная структура. В итоге была ликвидирована сама основа старой системы. Путч, таким образом, закончился не просто провалом, а по существу крушением тоталитаризма.
События 19—21 августа 1991 г. изменили страну. Ушла в прошлое перестройка как «революция сверху» в рамках старой системы с ее ориентацией на раз и навсегда сделанный социалистический выбор.
Результатом августовских событий 1991 г. явился распад СССР. Все попытки М.С. Горбачева возобновить работу по подписанию нового Союзного договора оказались безуспешными. Украина и Белоруссия проголосовали за независимость своих республик и отказались от подписания Союзного договора. В этой ситуации объединение с другими республиками теряло смысл. 8 декабря 1991 г. под Минском президентами Украины, Белоруссии и России было подписано Беловежское соглашение об образовании Содружества Независимых Государств. Позже к ним присоединились Казахстан и другие республики (кроме Прибалтики и Грузии). Подлисанием этого договора заканчивалось существование Советского Союза как единого государства. Президент СССР Горбачев был вынужден сложить свои полномочия.
§ 4. Первые шаги новой российской государственности
Россия на пороге радикальной экономической реформы. В декабре 1991 г. Российская Федерация вместе с другими республиками бывшего Союза вступила на путь самостоятельного существования.
Падение союзного центра требовало от российского руководства срочно определить цели внешней и внутренней политики России, отношение к наследию Союза, решить принципиальные вопросы социально-экономического и политического выбора, а также государственного устройства. После августовских событий по существу рухнула и советская система. Таким образом, во времени совпали две сложнейшие задачи: становление новой российской государственности, социального и духовного возрождения России.
Россия сократилась в своих геополитических параметрах, она оказалась в принципиально новом окружении с запада и юга и потеряла ряд важных морских портов, военных баз, курортов. Появился анклав—Калининградская область, отделенная от России Белоруссией и Литвой. Россия как бы удалилась от Европы, стала еще более северной и континентальной страной.
В новых условиях перед Российской Федерацией открывались различные варианты развития. Однако при всем их многообразии основное направление было очевидно. Оно определялось общемировым движением к постиндустриальному обществу, что на практике означало коренное технологическое переоснащение экономики с одновременной перестройкой ее структур, переориентацию хозяйства на наукоемкие отрасли, демилитаризацию жизни страны.
Осенью 1991 г. для политического руководства России вопрос сводился к тому, чтобы, в полной мере учитывая культурно-историческое своеобразие России, в кратчайшие сроки и с минимальными потерями перейти к рыночному хозяйству. В мировой практике существовало два разных пути движения от командно-административной к рыночной экономике — медленно, шаг за шагом, либо через «шоковую терапию». Первый из них — постепенный — исходил из того, что созданные тоталитарной системой институты могут сосуществовать с новыми рыночными структурами, постепенно врастая в них. Второй — радикальный — предполагал максимально быстрое включение рыночных регуляторов (свободных цен, либерализацию условий деятельности предприятий на внутреннем и мировом рынке), решительную ломку многих государственных структур. Но и в первом и во втором вариантах для успеха реформ требовалась твердая политическая воля, широкая общественная поддержка.
Между тем у государственной власти и поддерживающих ее демократических сил не оказалось проработанной программы конкретных экономических и политических преобразований.
Бездействие российского правительства в первое время после августовских событий негативно отразилось на тяжелой социально-экономической ситуации. Неясность экономических перспектив, дискуссии о денежной реформе и повышении цен толкнули население России на скупку товаров, создание запасов предметов первой необходимости. Из магазинов исчезли практически все товары и продукты. Введение принципа распределения товаров среди населения по талонам, организация распродаж на предприятиях не смогли улучшить ситуацию. Все это способствовало усилению противостояния политических сил. Начали постепенно возвращаться к активной политической жизни коммунисты, создавшие несколько партий, в итоге политическая опора правительства резко сузилась.
Осенью 1991 г. существовал реальный шанс реорганизации старой государственной машины на демократической основе, т.е. посредством перевыборов Советов всех ступеней, однако Б. Ельцин решил сохранить статус-кво в организации государственной власти, чтобы сосредоточить все внимание на проведении реформ.
Между новым российским руководством и старой партийно-хозяйственной элитой возникло не скрепленное никакими формальными договорами, но вполне определенное согласие, суть которого состояла в отказе от демонтажа советской системы и реформировании ее лишь в ограниченных пределах. Союз двух политических элит, новой и старой, стал основой послеавгустовской российской государственности. При этом система Советов сохранялась, выборы в новые структуры были отложены.
Как показало дальнейшее развитие событий, такое решение было ошибочным. Старая номенклатура продолжала действовать в Советах и хозяйственных структурах и начиная с весны 1992 г. стала оказывать серьезное противодействие проводимым экономическим реформам. Положение осложнялось также нарастающей угрозой распада самой России, созданной в свое время на тех же принципах, что и Союз.
Сохранение целостности Российского государства. Распад Союза подтолкнул «парад суверенитетов» бывших автономных республик и даже автономных областей в России. Осенью 1991 г. все автономные республики России провозгласили себя суверенными государствами. Большинство бывших автономных областей заявило о своем преобразовании в республики- Края и области также начали открытую борьбу за равноправие субъектов Федерации- Судьба российской государственности в 1991—1993 гг. во многом определялась противостоянием республиканских региональных властей с федеральной властью. Угроза распада России нарастала в течение всего 1992 г.
К лету десятки субъектов Федерации — Татарстан, Башкортостан, Якутия (Саха), Удмуртия, Новосибирская и Тюменская области — задерживали или вообще прекратили отчисление налогов в федеральный бюджет. Более того, они начали сами устанавливать цены на товары, производимые на их территории.
Отдельные субъекты Федерации предлагали преобразовать ее в конфедерацию. Проект Основного закона Башкортостана прямо провозглашал верховенство республиканской Конституции над федеральными законами.
Причины, приведшие к распаду СССР, также сказались на нарастании центробежных, сепаратистских тенденций внутри России. В их основе лежало желание самостоятельно распоряжаться плодами своего труда. Не случайно в Татарии болезненно воспринималась почти безвозмездная перекачка нефти за пределы республики, а в Якутии —алмазов. Край, дающий более 80% алмазных поступлений России, занимающий первое место в стране по добыче золота, основной поставщик олова и единственный сурьмы, не был способен прокормить себя.
В условиях обострения экономического кризиса, разрыва хозяйственных связей, обнищания большинства населения республиканско-хозяйственная элита, умело апеллируя к реальным фактам национальной дискриминации, упрочила свое влияние на массы.
Правительство Российской Федерации проводило осторожную и часто непоследовательную национально-государственную политику. Незаконные вооруженные формирования Д. Дудаева, разогнавшие в сентябре 1991 г. Верховный Совет Чечено-Ингушской автономии и демонстративно объявившие об отделении Чечни от России, не были разоружены, что в итоге обернулось впоследствии тяжелым кризисом в этом регионе, а в 1995 г. привело к войне.
В течение 1992 г. продолжалось субсидирование республик, взявших курс на отделение от России, из федерального бюджета, несмотря на отказ этих республик отчислять налоги в госбюджет.
Правительство заняло выжидательную позицию, и лишь в конце октября 1992 г. после начала столкновения между осетинами и ингушами Президент России впервые не исключил возможность использования силовых методов для защиты территориальной целостности страны и государственных интересов.
Первым серьезным шагом на пути сохранения единства России стал Федеративный договор, включивший в себя три близких по содержанию договора о разграничении полномочий между федеральными органами государственной власти и органами власти субъектов Федерации всех трех типов (суверенных республик в составе РФ, краев, областей, городов Москвы и Санкт-Петербурга, автономных областей и автономных округов).
Работа над этим договором началась еще в 1990 Г. и шла очень медленно. Было рассмотрено около 30 различных вариантов проекта договора. В ходе их обсуждения стало очевидно, что идея национальной государственности за годы Советской власти пустила глубокие корни и вернуться к территориальным образованиям невозможно. Поэтому были отвергнуты и возврат к дореволюционному губернскому устройству на территориальной основе, и федерация национальных государств с преимущественными правами на территории титульных наций и минимальными полномочиями центра.
В основу компромиссного Федеративного договора был заложен принцип учета интересов всех народов России.
31 марта 1992 г. в Кремле Федеративный договор был подписан большинством субъектов Федерации. Республики, согласно договору, получили больше прав, чем другие субъекты Федерации. Федеративный договор несколько снизил внутриполитическое напряжение в России, но не снял его полностью.
На пути к рыночной экономике. 1992 г. стал для России годом экономических реформ, переходом к рынку, к легитимной частной собственности. Решающее слово в выборе стратегии экономической политики оказалось за Президентом Российской Федерации Б. Ельциным. В конце 1991 г. для выхода страны из кризиса им был выбран путь шоковой терапии. На первый план выдвигалась задача достижения макроэкономической стабилизации, т.е. равновесия между платежноспособным спросом (предприятий и населения) и товарным предложением. Для этого намечалось единовременное размораживание всех цен и освобождение доходов, проведение жесткой бюджетной и денежно-кредитной политики, приватизация государственной собственности.
Главным архитектором шоковой терапии стал 35-летний экономист, внук знаменитого советского писателя Егор Гайдар. Он был назначен вице-премьером нового правительства, которое возглавил сам Президент.
Авторитет Б. Ельцина в это время был так высок, что Верховный Совет республики предоставил ему дополнительные полномочия на время проведения болезненных реформ.
Сформированное в ноябре 1991 г. правительство России впервые за всю историю России состояло главным образом из молодых экономистов, приверженцев рыночной экономики. Это была команда единомышленников, руководимая Е. Гайдаром. А. Шохин, А. Чубайс, П. Авен, А. Нечаев вместе с Гайдаром взяли на себя ответственность за проведение радикальных преобразований в экономике, за осуществление прыжка в рынок.
Правительство Е. Гайдара приступило к либеральным реформам после шести лет бесплодных разговоров о рынке. К этому времени сложилась крайне тяжелая ситуация. Только за 1991 г. розничные цены выросли в 8—II раз, валовой национальный продукт сократился на 15—20%.
В российской экономике накопилось множество структурных перекосов: доминировали добывающие отрасли и ВПК, процветала гигантомания, потребительский рынок не был насыщен, в то же время многие устаревшие производства выпускали никому не нужную продукцию. Ситуация усугубилась распадом союзного государства и дезинтеграцией единого народнохозяйственного комплекса. Россия как правопреемница СССР имела громадный внешний долг в размере около 70 млрд. долларов, лишь для выплаты по нему процентов требовались гигантские суммы. Нерешенным оставался вопрос о разделе союзной собственности. К моменту начала проведения реформ в Российской Федерации не было закончено формирование многих государственных структур, поэтому изначально шансы на успех «шокотерапии» были невелики.
Надежды на положительный результат реформ связывали главным образом с благоприятной политической ситуацией: доверием населения к российским властям и готовностью россиян к проведению реформ.
Согласно опросам общественного мнения, осенью 1991 г. около 47% опрошенных были готовы ради будущего процветания России и изобилия потребительских товаров терпеть на начальном этапе реформы и безработицу, и рост цен, и «временное» снижение уровня жизни. Лишь 17,8% были настроены решительно против реформ.
После поражения августовского путча хозяйственные руководители из ВПК и аграрного сектора, ориентированные на сохранение старой советской системы, были деморализованы и не могли оказать серьезного противодействия реформам. Наконец, важным аргументом в пользу шоковой терапии являлась возможность получения крупных кредитов от Международного валютного фонда (МВФ). Их Предоставление связывалось с реализацией классической стандартной стабилизационной программы. Классической она называлась потому, что была положена в основу экономических реформ во многих странах мира, успешно осуществивших переход от тоталитарных систем к рыночному хозяйству. В соответствии с ней в переходный период отпускались цены, вводилась свободная торговля, осуществлялась приватизация, т.е. большая часть государственной собственности продавалась частным лицам.
В начале января 1992 г. правительство освободило цены на большинство товаров от государственного контроля. Это было трудное, но необходимое решение в условиях пустой государственной казны, при отсутствии товарных запасов, серьезной угрозе холода и голода. Был введен новый порядок внешнеэкономической деятельности. На первое место была поставлена задача бездефицитного бюджета. Правительство резко сократило затраты на содержание армии и производство оружия. Социальные расходы бюджета были также сведены до минимума.
Реформы, связанные с именем Гайдара, продолжались около 15 месяцев. Их ход с самого начала стал отклоняться от намеченного. Прогнозируемое реформаторами повышение цен в 5—10 раз на деле обернулось повышением их в 100 и более раз, в результате чего большинство населения республики оказалось за чертой бедности.
Уже через два месяца после начала реформ правительство было вынуждено поднять заработную плату. За начавшимся повышением заработков весной 1992 г. вновь последовал неудержимый рост цен. Надежды на достижение рыночного равновесия, сдерживание инфляции были похоронены.
Вторая серьезная проблема, с которой столкнулись реформаторы, — взаимные неплатежи предприятий, достигшие к осени 1992 г. 3,5 триллионов рублей. Они были порождены самой природой материальной ответственности, технической отсталостью банковской системы. Предприятия-должники сумели в очередной раз переложить свои проблемы на плечи государства. Центральный банк России провел частичные взаиморасчеты между предприятиями, было резко расширено кредитование народного хозяйства. Такие меры привели в конечном итоге к увеличению массы наличных денег и новому витку инфляции. В целом за 1992 г. выпуск наличных денег увеличился в 54 раза по сравнению с 1990 г. и в 17 раз по сравнению с 1991 г.
Основной проблемой правительства стала борьба с инфляцией. Необходимо было прорвать образовавшийся замкнутый круг — рост цен — повышение зарплаты — рост цен. Однако надежды на быструю остановку инфляции не оправдались, необходимо было адаптироваться к функционированию в условиях длительной высокой инфляции.
Противостояние двух властей. На протяжении 1992—1993 гг. повсеместно с начала проведения радикальных рыночных реформ шла борьба между законодательной и исполнительной ветвями власти. Разочарование ходом радикальных реформ значительной части общества, экономические трудности лишили реформаторские силы поддержки многими слоями населения и усилили блок старой номенклатуры. В условиях, когда власть продолжала оставаться главным источником собственности, стратегия оппозиции реформаторам изменилась. Ее перестала устраивать возможность влиять на исполнительную власть за счет численного преобладания в парламенте (Верховном Совете). Целью оппозиции стал полный захват власти, ослабление президентских структур, жесткий парламентский контроль над правительством. Именно эту цель отражал лозунг «Вся власть Советам» многочисленных митингов «Трудовой Москвы», Фронта национального спасения и других прокоммунистических организаций. В свою очередь, к весне 1992 г. сторонники жесткой линии в окружении Президента взяли курс на роспуск парламента и прежде всего ликвидацию Съезда народных депутатов.
В феврале 1992 г. Президент Российской Федерации предложил законодательной власти сделать выбор: или заключить с исполнительной властью соглашение о продолжении курса радикальных реформ, или предоставить возможность избирателям на референдуме выбрать, кому вручить власть: Президенту или парламенту.
В течение 1992 г. борьба вокруг основ конституционного строя России шла с переменным успехом- Верховный Совет во главе с Р. Хасбулатовым все более активно вмешивался в дела исполнительной власти. Исполнительная власть и в центре, и на местах была представлена органами Советской власти. Лидеры парламента пытались решать все практические вопросы государственной политики, не желая ограничивать себя рамками законодательного творчества. В стране фактически возникло новое двоевластие.
Референдум о доверии Президенту. В марте 1993 г. борьба двух ветвей власти достигла опасных пределов. После того как внеочередной VIII съезд народных депутатов России снова отклонил инициативу Президента о проведении всенародного референдума, Б. Ельцин в телеобращении к гражданам России объявил об особом порядке управления страной «вплоть до преодоления кризиса власти» и назначил на 25 апреля 1993 г. референдум о доверии Президенту и его проекту Конституции. В стране практически вводилось президентское правление. В ответ на эти действия Президента внеочередной IX съезд народных депутатов пытался отстранить Б. Ельцина от его должности, однако, не набрав большинства голосов, вынужден был согласиться на проведение референдума, но со своей формулировкой вопросов. Три из четырех предлагаемых вопросов были направлены непосредственно против Президента.
В референдуме 25 апреля 1993 г. приняло участие около 64 ^ избирателей. Из них за доверие Президенту высказалось 58,7%, социально-экономическую политику одобрило 53 /{». Предложение о досрочных перевыборах и Президента, и парламента не прошло.
Референдум, безусловно, упрочил позиции Президента, однако его победа не была абсолютной. Конституционный кризис преодолен не был. Непримиримая оппозиция, расценив по-своему итоги референдума — как поражение Ельцина и его сторонников, — продолжала конфронтацию с исполнительной властью, боролась за отстранение от должности Президента и правительства.
Борьба за новую Конституцию, Камнем преткновения разработки новой Конституции стал вопрос о форме правления: либо президентская республика, сильный Президент, формирующий правительство и имеющий в определенных обстоятельствах право роспуска парламента, либо парламентская республика, в которой большими прерогативами пользовалась законодательная власть. Другой серьезной проблемой был вопрос о федеративном устройстве России.
Чтобы выйти из тупика, весной 1993 г. после референдума от имени Президента был предложен альтернативный проект Конституции. В нем было много общего с проектом Конституционной комиссии, но были и существенные различия. Оппозиция расценила его как «монархический», «авторитарный». В поисках согласия с народными депутатами Президент летом 1993 г. создал Конституционное совещание. В ходе его работы в президентский проект было внесено множество положений, разработанных Конституционной комиссией, достигнуты определенные компромиссы, но они не устраивали законодательную власть. Председатель Верховного Совета Р.И. Хасбулатов, возглавлявший парламентскую оппозицию, вице-президент А.В. Руцкой и др. блокировали все инициативы Президента.
Непримиримая оппозиция для реализации своих целей широко использовала многочисленные митинги и марши протеста. Первая «проба сил» состоялась 1 мая 1993 г., когда демонстранты в Москве на Ленинском проспекте дали настоящий бой силам милиции. Острая борьба законодательной и исполнительной власти продолжалась все лето 1993 г. Конституционный кризис принимал для страны все более опасный, разрушительный характер. Налицо были его негативные последствия для российского общества: инфляция, сепаратизм, падение авторитета власти и государства, попытки ограничения основных прав и свобод граждан. Противостояние законодательной и исполнительной власти усиливалось с каждым месяцем и закончилось кровавой развязкой в октябре 1993 г.
Октябрьские события 1993 г. К осени 1993 г. Россия оказалась в состоянии глубокого политического кризиса. Его дальнейшему разрастанию способствовало много объективных и субъективных факторов. Прежде всего, отсутствие у России реального опыта, устойчивых традиций демократии и парламентаризма.
Во-вторых, отсутствие полноценной правовой базы, определявшей предел компетенции законодательной и исполнительной власти, механизм их взаимодействия.
Начиная с весны 1992 г. депутатский корпус был нацелен на постепенное ограничение власти и полномочий Президента, на радикальное изменение курса реформ. Для этого использовалась существующая устаревшая Конституция и «машина» голосования, поскольку к этому времени оппозиция уже располагала устойчивым большинством на съезде и в Верховном Совете Российской Федерации.
Проведение реформ в России оказалось под угрозой. Чтобы обеспечить продолжение курса на радикальные экономические преобразования, Б. Ельцин предпринял решительный шаг: указом № 1400 от 21 сентября 1993 г. “О поэтапной конституционной реформе в России» объявил о роспуске съезда и Верховного Совета и проведении 12 декабря 1993 г. референдума по новой Конституции и выборов в двухпалатное Федеральное собрание (Государственную думу и Совет Федераций). К этому же сроку предполагалось завершить работу по подготовке новой Конституции.
Указ Президента формально противоречил ряду статей действующей Конституции. Срочно собравшийся в этот же день Конституционный суд во главе с его Председателем В.Д. Зорькиным посчитал это достаточным основанием для им-пичмента Президента.
Президентская сторона рассчитывала, что при проведении избирательной кампании в стране лидеры оппозиции не смогут остаться в стороне и тем самым тяжелейший политический кризис разрешится демократическим путем. Однако оппозиция отвергла этот вариант развития событий и перешла к решительной атаке на Президента. В ночь на 23 сентября 1993 г- чрезвычайный Х съезд народных депутатов, на котором даже не было кворума, принял постановление, объявившее действия Б.Н. Ельцина «государственным переворотом». Съезд отстранил от должности Президента Ельцина и избрал А.В. Руцкого исполняющим обязанности Президента.
Получив полномочия, А. Руцкой быстро создает для охраны «белого дома» вооруженные формирования, сюда же свозятся оружие и боеприпасы. Чтобы избежать возможных беспорядков, правительство установило оцепление вокруг «Белого дома» из нарядов милиции и ОМОНа и потребовало сдачу имеющегося в «Белом доме» оружия. 1—2 октября еще существовала возможность мирного развития событий. Председатель Конституционного суда В.Д. Зорькин выступил с предложением так называемого «нулевого варианта», сущность которого заключалась в отмене всех решений Президента и Верховного Совета после 21 сентября и назначении одновременных перевыборов Президента и парламента. Однако оппозиция организовала 3 октября в центре Москвы на Смоленской площади массовые беспорядки. К 10 часам вечера вооруженные боевики, прибывшие в телецентр «Останкино» по призыву Руцкого, предприняли попытку штурма здания телецентра.
Складывалась напряженная ситуация. Взяв на себя всю полноту ответственности, Б. Ельцин отдал приказ о вводе в' Москву танковой дивизии и блокаде «Белого дома». В результате предпринятого штурма «Белого дома» с обеих сторон были жертвы, в том числе среди жителей города. Руководители парламента были арестованы.
События октября 1993 г. были неоднозначно восприняты различными слоями российского общества. Несомненно, что это — трагическая страница в российской истории. Вместе с тем очевидно, что «черный октябрь» окончательно разрушил систему Советов и Советской власти. Всенародное голосование по доработанному проекту новой Конституции должно было дать ответ на вопрос, что же придет на смену власти Советов?
Выборы 12 декабря 1993 г. В соответствии с принятым решением Президента 12 декабря 1993 г. состоялись выборы в Совет Федераций и Государственную думу. Одновременно с ними проводился референдум по проекту новой Конституции, Это была не единственная особенность декабрьских выборов. Выборы в Государственную думу проводились по смешанной мажоритарно-пропорциональной системе: половина мест разыгрывалась по мажоритарной системе (от каждого избирательного округа в парламент попадал 1 кандидат-победитель) и половина — по пропорциональной системе, означавшей распределение депутатских мандатов между партиями в зависимости от количества поданных за них голосов.
Между политическими партиями и блоками развернулась настоящая предвыборная борьба за голоса избирателей. Ожидалось, что наибольшие шансы на успех имеет блок Е. Гайдара «Выбор России», наиболее близкий к Президенту. Однако результаты выборов оказались иными. Избиратели продемонстрировали свое разочарование ходом радикальных реформ. Выборы проводились в атмосфере высокой общественной напряженности, вызванной распадом СССР, октябрьским путчем. В итоге ни одна из политических партий, поддерживающих курс Президента, не набрала более 15% голосов от общего числа избирателей.
Наибольшей неожиданностью выборов стал успех Либерально-демократической партии во главе с В. Жириновским. Избиратели отдали ей более 25% голосов.
Всего на выборах 12 декабря в Государственную думу было избрано 444 депутата, в том числе 225 по общефедеральному избирательному округу и 219 по одномандатным избирательным округам.
Одним из первых решений Государственной думы стало Постановление об амнистии лицам, находящимся под следствием или содержащимся под стражей в связи с событиями 19—21 августа 1991 г., 1 мая 1993 г. и 21 сентября—4 октября 1993 г.
Решение Думы об амнистии было неоднозначно встречено в обществе, однако оно смогло снять остроту политических противоречий, царивших в обществе после событий 3— 4 октября 1993 г.
Другим важным шагом в стабилизации общественной жизни явилась поддержка большинством фракций Государственной думы Договора об общественном согласии, провозглашавшего гражданский мир до проведения следующих выборов 1996 г.
За проект новой Российской Конституции проголосовала большая часть из числа пришедших на выборы россиян.
Новая Конституция России. Принятие новой Конституции РФ явилось важнейшим этапом демократического обновления России. «Такой Конституции Россия еще не имела», — заявил президент Б. Ельцин перед референдумом в декабре 1993 г.
К моменту принятия новой Конституции в России еще не закончилось формирование политических и экономических структур нового общества. Не оформились новые социальные группы и партии. В силу этих причин новая российская Конституция несла в себе черты переходного времени, определенных компромиссов. Наиболее очевидный из них — заметный дисбаланс силы между Президентом и парламентом. Согласно новому Основному Закону, Президент получил чрезвычайно широкие полномочия. В качестве главы государства он определяет политику, назначает главу правительства, выдвигает кандидатуры судей в Конституционный суд. Российский Президент получил также право распускать Думу и назначать новые выборы в случае троекратного отклонения ею предложенной Президентом кандидатуры премьер-министра. В то же время заложенный в Конституции правовой механизм системы взаимных сдержек и противовесов не позволяет сделать эту власть абсолютной, установить единоличное правление.
Разграничение полномочий парламента и Президента исключает возможность появления на этой почве конфликтов между двумя ветвями власти, имевших место в период политического кризиса до принятия новой Конституции.
Наконец, вопрос о территориально-политической организации общества и государства, разграничении предметов ведения между Федерацией и составляющими ее частями (субъектами) решается в новой Конституции на основе принципа федерализма.
В целом новый Основной Закон представляет собой значительный шаг вперед по сравнению с конституциями советского времени. Государственный строй в Российской Федерации определен как конституционный, а не общественный. Новая Российская Конституция максимально деполитизирована, именно поэтому в ней не определяется общественный строй. В Конституции четко заявлено, что Российская Федерация — демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления. Носителем суверенитета и единственным источником власти в РФ является ее многонациональный народ. Человек, его права и свободы являются, по Конституции, высшей ценностью. Признание человека (а не коллектива, класса, партии, как это было в старой Конституции) высшей ценностью, признание идеологического и политического многообразия, многопартийности, признание принципа разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную, признание частной собственности равноправной с государственной и частной собственности на землю — все это ставит новую Российскую Конституцию в один ряд с законодательствами правовых государств дивилизованного мира.
Впервые в истории был принят документ, в котором уровень гарантируемых прав и свобод человека, механизм их защиты соответствует современным международным стандартам.
Среди новых прав человека — право частной собственности, право граждан иметь в частной собственности землю. Провозглашены также избирательные и судебные права граждан.
Конституция подвела окончательную черту под советским периодом отечественной истории. Однако реформирование общества и государства далеко еще не завершено. России предстоит пройти немалый путь к открытому демократическому обществу, к созданию условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека.