Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
_history
Info
Жюльетта Бенцони
Коллекция Кледермана
Книга сообщества http://vk.com/best_psalterium . Самая большая библиотека ВКонтакте! Присоединяйтесь!
Венецианскому князю-антиквару Альдо Морозини дорого обошелся поиск драгоценностей, затонувших двадцать лет назад на «Титанике». Князь серьезно ранен, его управляющий похищен, а жена Лиза собирается подавать на развод. На помощь Альдо, как всегда, приходит его верный друг Адальбер. Вместе им предстоит пройти немало испытаний: разыскать похищенные фамильные драгоценности, разоблачить опасных мошенников… и вернуть князю любовь прекрасной Лизы.
Жюльетта Бенцони
Коллекция Кледермана
Часть первая
Гроза надвигается
Глава I
Уцелевшие в Круа-От
Два мотоциклиста из жандармерии летели по направлению к Туру с включенными фарами и ревущей сиреной. За ними следовала карета «Скорой помощи». Ее водитель вдавил педаль газа в пол, отлично понимая, что для раненого, которого он вез мимо погруженных во тьму полей и деревень, на счету каждая минута. Отблески пожара, пожиравшего замок Круа-От, совсем недавно исчезли из виду.
В машине Адальбер Видаль-Пеликорн, сидя возле носилок, кусал кулаки и не сводил глаз с лица раненого, за состоянием которого самым внимательным образом следили два медбрата. Все молчали, осознавая серьезность происходящего. Пуля попала Альдо Морозини в голову, и каждый миг мог стать для него последним…
К счастью, недавно отремонтированная дорога была гладкой как бильярдный шар, а в больнице, лучшей в округе, их уже ждали, и все было готово для немедленной операции. Главное было довезти туда Морозини живым, но сумеет ли он столько продержаться? Всего пятьдесят километров… Адальбер всей душой поддерживал друга. Ему так хотелось передать Альдо свое желание победить в этом жестоком испытании.
«Держись, только держись! – мысленно умолял его Адальбер. – Ты не можешь так поступить со мной, с нами! Мы все тебя любим. Ты должен жить! Во что бы то ни стало! Нельзя, чтобы все вот так закончилось…»
К его мольбам примешивались отрывки молитв, и Адальбер уже толком не понимал, обращены ли они к тому Богу, в чьей вере его крестили, или к богам фантастического пантеона Древнего Египта, которые уже многие годы были с ним рядом каждый день. Он просто отказывался представлять себе горе госпожи Амели де Соммьер – тетушки Амели – и ее компаньонки Мари-Анжелины дю План-Крепэн, если ему придется самому сообщить им о кончине того, кого они так любили. При мысли об этом он холодел от ужаса.
«Только не это! – повторял он про себя. – Только не это!»
Но все же? В случае несчастья именно ему и лишь ему одному придется исполнить страшный долг и нанести им этот удар…
– Вот и Тур! – объявил один из мужчин. – Осталось всего несколько минут!
И действительно, вскоре они остановились перед ярко освещенным входом в больницу. Бригада медиков с каталкой уже ждала, раненого переложили на нее и сразу же отправили в операционный блок, где хирург и его ассистенты заканчивали подготовку к операции.
Адальбер, разумеется, отправился следом, но неожиданно путь ему преградила высокая и мощная женщина лет пятидесяти, старшая медсестра.
– Нет, сударь, дальше вам нельзя! Вы член семьи?
– Скажем, я ее единственный представитель! Я его «больше, чем брат»! Адальбер Видаль-Пеликорн, египтолог, к вашим услугам!
– Чем, интересно, вы можете быть мне полезным? – произнесла она с тенью улыбки. – Мы здесь используем повязки, но не для того, чтобы превращать наших пациентов в мумии! Вам придется подождать… Возможно, долго, – добавила медсестра, открывая перед Адальбером стеклянную дверь в смежный с ее кабинетом зал ожидания. – Такие операции всегда очень сложные. К счастью, у нас есть хороший врач. Доктор Лермитт человек молодой, но у него успешная практика. Остается выяснить серьезность повреждений, хотя то, что раненый все еще жив после пятидесяти километров дороги, это хороший знак! Вам надо будет вернуться в приемный покой и оставить сведения о пострадавшем, а потом вы можете вернуться, если желаете ждать!
– Не сомневайтесь в этом! Я отсюда не уйду, пока…
Медсестра мгновение изучала его лицо – явно лицо бонвивана, – ставшее таким же бледным, как и лицо раненого. Черты заострились от тревоги, читавшейся и во взгляде.
– Разумеется, – негромко ответила она. – Когда вы вернетесь, я попрошу, чтобы вам принесли кофе!
– Благодарю вас, сударыня.
Когда Адальбер вернулся в приемный покой, вестибюль, хотя и охраняемый нарядом полиции, уже не был пуст. Главный врач больницы разговаривал с тремя посетителями, которых он явно пытался успокоить. Одной из них была Полина Белмонт с лицом, залитым слезами, двумя другими – профессор Юбер де Комбо-Рокелор, с которым главный врач был как будто знаком, и Корнелиус Б. Уишбоун, клиент Морозини из Техаса. Адальбер подошел к ним.
– С вашего разрешения, господин директор, я займусь этим сам!
– А вы сами кто такой?
– Самый близкий друг раненого. Я сопровождал его в карете «Скорой помощи». Миссис Белмонт и мистер Уишбоун тоже являются близкими друзьями, но они американцы и были в Круа-От в плену. Что же касается профессора…
– Мы знакомы! Хорошо, уведите их в вестибюль. Но пока не будет более полной информации, я больше никого не хочу здесь видеть… И особенно никаких журналистов! Новость о случившемся облетела наши края со скоростью ветра!
– Замок в огне, бандиты сбежали, знаменитую певицу обвиняют в преступлении… По-вашему, поводов для волнений нет? – возмутился профессор.
– Есть, разумеется, но здесь больница, и те, кого мы принимаем, по определению нуждаются в покое. Уведите эту даму, ей нужно помочь!
Полина действительно безутешно рыдала в объятиях Адальбера, который заботливо повел ее к кабинету старшей медсестры. Та сразу же занялась певицей, усадила ее, освежила ей лицо и попыталась утешить:
– Не стоит так волноваться, сударыня, ваш раненый в хороших руках! Это его жена, я полагаю? – понизив голос, добавила она, обращаясь к Адальберу, который не сразу нашелся, что ответить.
– Нет, это… его кузина!
Он не представлял, как объявить это славной женщине, что Полина – любовница ее пациента.
– Но он же не холостяк, правда? Здоровый он наверняка куда привлекательнее, верно?
– Не волнуйтесь, он женат, – проворчал профессор. – У него и дети есть, только вся его семья в Венеции!
– Понимаю! Этой даме не помешало бы лечь в постель и принять снотворное! Но я не могу предложить вам оставить ее у нас: в больнице не хватает мест!
– Ей бы пошли на пользу хорошие известия! – вмешался Адальбер. – Впрочем, как и нам. И потом она никуда не пойдет, пока не узнает…
Фразу он не закончил. За него договорил профессор:
– Позже ею займусь я, как, впрочем, и господином Уишбоуном. Они мои друзья, черт побери!
– А пока, сударыня, – снова заговорил Адальбер, – осмелюсь вам напомнить, что вы упоминали о кофе. Полагаю, никто из нас не отказался бы от чашечки!
– Конечно, конечно! Я сейчас принесу!
Все замерли в ожидании. Полина успокоилась, во всяком случае, она осознала, что ее положение в окружении Альдо изменилось. Женщина просто подошла к Адальберу и взяла его под руку. Он воспринял это как крик о помощи и накрыл ее пальцы своими.
– У вас ледяные руки! – прошептал он. – Вам нехорошо…
– Не обращайте внимания! Это все нервы!
– У вас? Вы всегда такая спокойная… – Адальбер взял обе ее руки в свои, чтобы согреть.
– Я так сердита на себя, Адальбер! Трагедия произошла по моей вине!
– Бросьте! В чем вы можете упрекнуть себя? Это был порыв любви, оказавшийся сильнее вас, и на который вам ответили… с определенным энтузиазмом, не так ли? Что же до всего остального, то вы совершенно ни при чем. Это не вы утопили «Титаник», не вы убили маркизу д’Ангиссолу, вашу тетушку, и не вы руководили этим веселым собранием мерзавцев, которые свалились нам на голову… Мне, кстати, тоже есть, в чем себя упрекнуть!
– Но ведь именно я по приезде во Францию познакомилась с этим Фанкетти… Хотя я уже и не знаю, как мне его теперь называть. Катанеи, Борджиа или одному дьяволу известно, как!
– В этом ваша ошибка. Я уверен, что он очень старался, чтобы войти в круг ваших друзей…
– Возможно, именно он стрелял в Альдо. Я почти готова в этом поклясться.
– И будете не правы! Нет никаких сомнений в том, что в этот момент банда была уже далеко.
– Кто же тогда?
– Не знаю… Но я должен это выяснить…
– В любом случае, очевидно одно: я разбила семью Альдо. И этого не исправить!
– Почему вы так говорите?
– Если бы вы видели его жену, когда она принесла выкуп… Выкуп за нас двоих… Когда я отказалась, чтобы она за меня платила, она с презрением посмотрела на нас с Альдо и сказала: «Вы уже украли у меня мужа, так что на несколько долларов больше или меньше…» Я чуть не умерла от стыда!
По лицу Полины снова текли слезы, но она говорила тихо, чтобы ее слышал лишь Адальбер. Двое других мужчин как будто задремали.
– Перестаньте мучить себя, Полина! Это ни к чему не приведет, к тому же ваша вина куда меньше, чем вы думаете! Лиза женщина достаточно непредсказуемая даже для меня, а я всегда считал, что хорошо ее знаю…
– Вы думаете, что она должна была бы быть сейчас здесь вместо меня?
– Да, это так! Но как только мы вышли из замка, она сразу же уехала! Насколько я мог заметить, кто-то ее ждал… в автомобиле.
– Послушайте, это невозможно! Ее привезли в замок, как и нас, таким образом, чтобы она не знала, куда едет, и к тому же ее хорошо охраняли. Вы полагаете, кому-то удалось последовать за ней, несмотря на угрозы?
– Я говорю только о том, что видел, и полагаю, что ее отец, банкир Кледерман, сумел принять меры предосторожности, чтобы за дочерью приглядывали…
– То есть она не знает, что в Альдо стреляли?
– Так мне кажется…
Действительно, так можно было подумать, но в действительности это было в высшей степени сомнительно, учитывая то, что Адальбер видел, и о чем решил молчать до нового приказа. Лиза бегом направилась к опушке леса, где ее ждал автомобиль. Альдо последовал за ней, Адальбер побежал за другом. Их отделяло друг от друга некоторое расстояние. Это не помешало Адальберу увидеть, как Лиза бросилась на шею мужчине, сидевшему в автомобиле, и машина сразу же тронулась. Он слышал, как Альдо крикнул «Лиза!», и в это время примерно с того места, где еще недавно стоял автомобиль, раздался выстрел… И больше ничего! Адальбер решил было броситься вслед за убийцей, но Альдо лежал в крови, и он позвал на помощь…
Адальбер поостерегся рассказывать об этом Полине, потому что не был ни в чем уверен, кроме того, что Лиза присоединилась к незнакомцу и уехала вместе с ним. Присутствие убийцы в том же самом месте могло быть простым совпадением, и Адальбер ничего не знал о результатах поисков жандармерии. Он думал только об Альдо, который, возможно, умирал… Благодарение Богу и комиссару Дежардену из Шинона, жандармы появились с рекордной скоростью. Поэтому Адальбер отложил на потом разгадку тайны, которую он не мог не счесть чудовищной. Все в нем восставало при мысли о том, что у Лизы мог быть любовник, пусть даже он и говорил себе, что Альдо это заслужил. Но то, что этот человек решился убить соперника, а Лиза была его сообщницей, этого просто не может быть! Никогда! У Лизы слишком возвышенная душа, и у супругов трое малышей, которых она обожает до такой степени, что Альдо иногда упрекал ее за то, что она больше мать, чем жена. Такая женщина не станет заводить интрижку на стороне! И что дальше? А дальше надо отложить на время всю эту ерунду. Есть куда более насущная проблема…
И Адальбер наконец закрыл глаза…
Прошло три часа до того момента, когда отворилась дверь операционной, и оттуда вышел хирург в белом халате с засученными выше локтей рукавами и в колпаке. Это был мужчина среднего роста, который казался невероятно юным. Правильные черты его лица могли бы показаться суровыми, если бы в уголках его губ не притаилась чуть насмешливая улыбка. Но взгляд Адальбера в первую очередь привлекли его руки, которые он заканчивал вытирать: тонкие нервные руки с короткими узловатыми пальцами, вероятно, очень ловкими.
При появлении врача все встали. Воцарилось молчание. Тогда хирург улыбнулся им:
– Полагаю, вы можете продолжать надеяться. Если не будет осложнений, он выберется. Ему невероятно повезло, скорее всего, он непроизвольно дернул головой.
– Альдо бежал, когда в него попали, – объяснил Адальбер.
– Возможно, именно это и спасло ему жизнь. Пуля, которую мы извлекли, не задела мозг, но еще бы какие-то полсантиметра, и он умер бы на месте! Вы можете немного отдохнуть… И я тоже… Эй, эй! Спокойно! Вам бы лучше заняться этой прекрасной дамой!
Трое мужчин в едином порыве бросились к нему. А Полина предпочла упасть в обморок.
– Я займусь ею, – проговорила старшая медсестра, вошедшая следом за доктором Лермиттом.
– Стоит ли опасаться последствий? – с тревогой спросил Адальбер.
– Вы хотите знать, не пострадают ли его мыслительные способности или возможность двигаться? Не забывайте мои слова: если не будет осложнений. Я искренне надеюсь, что опасаться не стоит, но обещать ничего не могу.
– Он проснулся? – спросил профессор.
– Пока нет, и, если позволите, я пойду посмотрю, как он. Можете прийти сегодня днем! А лучше позвоните. Не думаю, что я разрешу вам его увидеть. Эта дама, вероятно, его жена? – добавил врач, указывая на Полину, которую медсестре удалось привести в чувство.
– Нет. Это его кузина. Она тоже была пленницей в замке.
– Ей нужно отдохнуть!
– Мы разместимся в гостинице и будем ждать новостей, – сказал Адальбер. – Мы были гостями профессора де Комбо-Рокелора, но в нынешних обстоятельствах Шинон слишком далеко. И потом, нам необходимо сообщить семье…
– Что ж, госпожа Вернон выведет вас через заднее крыльцо, чтобы вы не угодили в толпу.
– И не попались журналистам, – добавила старшая медсестра. – Такое впечатление, что здесь уже все журналисты города. Приедут и другие…
– Для них мы сделаем заявление чуть позже. До свидания, господа, мадам… Не тревожьтесь, мы сумеем соблюсти покой нашего пациента, – добавил хирург. – Полиция проследит за порядком!
Спустя несколько минут они уже сидели в автомобиле Адальбера, который пригнал профессор, и вскоре оказались в гостинице, попав туда тайком через гараж, предварительно предупредив об этом администрацию. Три комнаты были уже готовы, и Полина, явно на пределе нервов и сил, наконец смогла добраться до постели. Ее поручили заботам приятной горничной.
Намного более свежие, чем она, потому что им не пришлось пережить кошмар предыдущей ночи в замке Круа-От после нескольких недель заточения, Адальбер, Уишбоун и профессор попросили подать им обильный ранний завтрак в маленьком спокойном зале гостиницы. Но прежде чем сесть за стол, Адальбер решил позвонить в Париж госпоже де Соммьер.
– Маркиза и План-Крепэн едва ли много спали после нашего отъезда, – счел он нужным объяснить.
В самом деле, в особняке на улице Альфреда де Виньи никто не сомкнул глаз: Мари-Анжелина сняла трубку после первого же гудка и с облегчением вздохнула, узнав голос Адальбера.
– Наконец-то! – выдохнула она. – Мы не находили себе места!
– Этого не может быть! Вы что, обосновались у консьержа?
– Нет, я у подножия лестницы. Телефонный шнур удлинили. Что у вас происходит?
– Рассказ занял бы слишком много времени, но в общих чертах ситуация такова. Пленников освободили, Круа-От горел всю ночь, и…
Адальбер замялся, не зная, как сообщить о трагедии, и Мари-Анжелина сразу занервничала:
– И что? Говорите же, черт побери! С Альдо что-то случилось?
– Да, выстрел в голову, но его перевезли в больницу в Тур, где его только что прооперировали. Хирург нас очень обнадежил. И еще…
– Достаточно. Мы едем! Вы где?
– В гостинице «Вселенная» в Туре.
– Забронируйте для нас две комнаты! Мы немедленно отправляемся на вокзал и садимся в первый же поезд!
– Вам же надо хотя бы вещи собрать!
– Чемоданы были готовы сразу после вашего отъезда. Устройте так, чтобы вы могли встретить нас на вокзале!
Мари-Анжелина повесила трубку, и Адальберу не оставалось ничего другого, как присоединиться к остальным.
– Быстро вы! – пробормотал техасец.
– Если дамы еще не в поезде, то скоро там окажутся, – усмехнулся профессор. – Держу пари, они сядут на поезд в восемнадцать десять!
– Мы их встретим!
Но на перроне дам встречал только Адальбер… Мужчины как раз заканчивали завтракать, когда инспектор Саварен – колючка из полиции Шинона – с присущим ему изяществом свалился им на головы. Он прибыл за Корнелиусом Б. Уишбоуном и профессором де Комбо-Рокелором, чтобы препроводить их к комиссару Дежардену, своему начальнику, для допроса. Инспектор не стал скрывать, что профессору придется поведать, как ему и Видаль-Пеликорну удалось проникнуть в замок непосредственно в момент трагедии. А техасец рисковал обвинением в соучастии, потому что он входил в ближайшее окружение Лукреции Торелли, помог ей тайно покинуть Англию и пользовался в замке статусом гостя. Адальбер от этих слов подскочил на месте и бросился на помощь своему давнему сопернику:
– Он лишь питал к Торелли любовь, терпеливую и слепую, и не имеет ничего общего с деяниями банды. Доказательством тому служит тот факт, что он едва не погиб вместе с Морозини и миссис Белмонт, которые были пленниками, причем той же ужасной смертью, на которую они были осуждены!
– И я тому свидетель! – прорычал профессор.
– Что ж, это вы расскажете моему патрону! А вас, – он обратился к Адальберу, – мы выслушаем позднее, когда решится судьба вашего друга. Я должен привезти и госпожу Белмонт, также бывшую пленницу…
– Ради всего святого оставьте ее в покое! После того, что она пережила, ей необходимо выспаться, особенно если вспомнить еще и утро, проведенное в ожидании в больнице!
– Согласен с вами… Но рано или поздно ей обязательно придется дать показания! Как и вам! Таков закон!
– А не следует ли вам отправиться в погоню за бандой мерзавцев, которые захватили Круа-От? Готов держать пари, что вы еще никого не поймали!
– Я здесь не за тем, чтобы перед вами отчитываться! И в ваших же интересах вести себя спокойно!
В этот разговор вмешался потерявший терпение профессор. Он обратился к Адальберу:
– Не злитесь, мой мальчик! Я знаком с Дежарденом, и я обо всем ему скажу. Позаботьтесь только о Морозини и об этой очаровательной американке!
На этом и порешили. Саварен увел тех, кого он мило назвал своей «дичью», не прибегая, однако, к насилию. Адальбер убедился в том, что в его отсутствие за Полиной присмотрят, взял свой автомобиль и заехал в больницу, где Альдо все еще находился в послеоперационной палате. Он уже открывал глаза, но ненадолго. Температура его была чуть выше нормальной, но никаких тревожных признаков, если верить медсестре Вернон, не наблюдалось.
– Должна пройти ночь, чтобы мы поняли, все ли в порядке. Но вам не стоит слишком тревожиться! Вашему другу повезло, что он попал в руки доктора Лермитта. Даже в Париже ему нет равных! И в Лионе, и в Монпелье, и в Бордо…
– Его не пытались переманить?
– Конечно же, пытались! Но доктор слишком любит нашу Турень… и еще свою жену!
– А его жена…
– Ни за что на свете не согласится жить в другом месте. У них очаровательный дом и трое прекрасных детей!
Адальбер чуть было не сказал любезной женщине, что у Альдо ситуация такая же. У него тоже был красивый дом и чудесные дети, но тогда ему пришлось бы заговорить и о жене, а с этого места сюжет становился опасным. К тому же приближался час прибытия поезда, и Адальбер только-только успевал на вокзал.
Он оказался на перроне в тот момент, когда локомотив въехал под стеклянный навес, выпустив струю пара, и прошел к двум первым пульмановским вагонам, почти уверенный в том, что именно там найдет маркизу и ее компаньонку. Они и в самом деле были там. Суетливая, словно блоха, Мари-Анжелина почти упала ему в объятья.
– Как он? – сразу же спросила она.
– Почему бы вам немного не успокоиться? – проворчала госпожа де Соммьер, которую Мари-Анжелина задела, чтобы первой оказаться перед Адальбером.
– Хорошо ли прошло ваше путешествие? – поинтересовался Адальбер, помогая старой даме выйти из вагона.
– Отвратительно! Мало того, что я не находила себе места от тревоги, мне еще приходилось терпеть безутешные причитания этой сумасшедшей! Мне следовало бы вооружиться дубинкой… – И, понизив голос до шепота, маркиза спросила: – Альдо жив?
Видаль-Пеликорн, не отпуская руки тетушки Амели, накрыл ее пальцы своей теплой ладонью:
– Он жив, и у меня есть твердая надежда, что он будет жить и дальше…
– Мы немедленно едем в больницу! – постановила План-Крепэн.
– Нет. Завтра. Альдо все еще в послеоперационной палате. Он один раз открыл глаза, но сразу же закрыл их, и только завтра будет известно…
– Будут ли последствия? – закончила за него маркиза. – Видите ли, Адальбер, пожалуй, в случае с Альдо я боюсь их больше, чем смерти. Она бы нас сломила, но я бы предпочла такой исход, только бы не видеть, как он станет лишь тенью прежнего Альдо, телом без души, своего рода…
– Овощем! – яростно выпалила План-Крепэн, но тут же взяла себя в руки. – Известно ли, по крайней мере, кто в него стрелял?
– Нет. Такое впечатление, что вся клика сумела ускользнуть. Впрочем, я не понимаю как…
– С помощью одного из старых добрых подземных ходов, разумеется! Все замки ими напичканы.
– Первое: старого замка больше нет. Второе: мы с профессором блуждали там весь вечер. Кроме того, предупрежденная Альдо жандармерия охраняла выходы…
– Надо полагать, один из выходов пропустили и…
– Довольно, План-Крепэн! – приказала маркиза. – Мы обо всем поговорим в гостинице. Должна признаться, Адальбер, что мне безумно хочется…
– … бокал шампанского?
– Только не сегодня вечером! Скорее, чашку хорошего кофе – при условии, что он будет действительно хорошим! – с капелькой кое-чего еще. Так как ночью я все равно не усну…
Спустя полчаса желание маркизы исполнилось, и она смогла расслабиться в мирной обстановке апартаментов в гостинице «Вселенная», которые Адальбер забронировал для дам… И он начал свой рассказ.
Маркиза и План-Крепэн выслушали его, не перебивая, что для Мари-Анжелины было своего рода подвигом. Старая дева взорвалась лишь в тот момент, когда Адальбер дошел до нынешнего положения дел:
– Вы говорите, что Полина Белмонт здесь?
– Боже мой! – простонала госпожа де Соммьер. – Опять она!
– Разумеется, – ответил рассказчик, не позволяя себя сбить. – После того, что ей пришлось вынести, мы посчитали, что ей может понадобиться помощь врача, но она отказалась. В этом не было необходимости, и потом с ней уже, вероятно, беседуют в полиции.
– О, она дама крепкая! Это-то нам хорошо известно! Вы бы лучше рассказали нам, где Лиза.
Адальбер не собирался говорить об этом в надежде на то, что трагическая судьба Альдо позволит ему обойти молчанием странное поведение молодой женщины. Его умоляющий взгляд встретился с глазами маркизы, но на этот раз старая дама не пришла ему на помощь.
– Сожалею, Адальбер, но мне тоже необходимо это знать. Я чувствую: вас что-то мучает, и мне бы хотелось разделить это с вами. Если следовать логике, то после выстрела Лиза должна была остаться с мужем, пусть даже ее поведение в момент передачи выкупа не позволяло усомниться в том, что она была в ярости. Итак, я спрашиваю вас: где она?
– Этого я не знаю!
– Верится с трудом! Вы действительно не знаете или не хотите говорить?
– Клянусь вам, что мне ничего не известно. И я не нахожу удовлетворительного ответа на вопрос о том, что произошло на самом деле…
– Удовлетворительного для кого?
– Для меня, но в большей степени для вас! Хорошо, я все расскажу, но ради всего святого, Мари-Анжелина, не бросайтесь на меня! Мой рассказ будет коротким. Когда нам удалось выбраться из замка, Лиза вышла первой. Она побежала к опушке леса. Там на дороге ее ждал автомобиль и… мужчина, в объятия которого она бросилась. После чего они уехали. Альдо бежал за ней, я метрах в двадцати позади него. Я услышал, как он крикнул «Лиза!», но почти сразу же раздался выстрел, и он упал.
– Откуда стреляли? – спросила маркиза. Ее лицо застыло.
– С опушки леса… Чуть левее от того места, где стоял автомобиль…
– Но была ночь! Как вы могли видеть?
– Было видно почти как днем! Власти, по чьему приказу осадили замок, действовали не в темноте, и не забывайте о пожаре!
– Так вы видели того, кто ждал Лизу?
– Да, видел, но вот сказать, кто это был… Высокий мужчина, в длинном черном или темно-синем плаще и в фуражке такого же цвета, которая помешала мне рассмотреть цвет его волос. Вот и все…
– Есть одна деталь, которая меня беспокоит, – прервала его План-Крепэн. – Чтобы приехать в Круа-От, незнакомец должен был знать, куда везли Лизу…
– Тогда он должен был быть членом банды, а это совершенно невозможно, – запротестовал Адальбер.
– Позвольте мне закончить! Либо ему удалось последовать за ней. А это мне кажется чертовски рискованным, учитывая обычные требования похитителей… Он бы подверг ее жизнь опасности, не говоря уже о жизни пленников…
– Лиза рисковала! Она могла не выйти оттуда живой! – в ужасе добавила маркиза.
– В любом случае, никто не должен был выйти оттуда живым, – заверил ее Адальбер. – Даже храбрый Уишбоун, который помог Торелли уехать из Англии и вернуться в замок. Если бы вы нашли их так, как мы с профессором, у вас бы не было никаких сомнений. Они были связаны, словно колбасы, посреди комнаты, воняющей бензином!
Госпожа де Соммьер задумчиво пробормотала:
– …И все же Лиза должна была знать, что Альдо будет там! Как вам показалось: когда она вышла из замка, сомневалась ли она в своих намерениях?
– Ни минуты! Она сразу побежала к незнакомцу. Но… постойте-ка, я только что вспомнил… Машина стояла лицом к нам, и она два раза мигнула фарами… Значит, Лиза знала, что автомобиль будет там! Это был условный сигнал! – закончил неожиданно помрачневший Адальбер. – Остается только выяснить, кто это был.
– А если это был знаменитый кузен Гаспар, с детства влюбленный в Лизу, который всей душой ненавидит Альдо? Если я не ошибаюсь, то он управляет парижским филиалом банка Кледермана… Это хотя бы объясняет то, что Лиза направилась к нему, ускользнув из этого ада… – предположила План-Крепэн. – Жест спонтанной нежности!
– Их поцелуй, пусть и короткий, не показался мне братским!
– Но это не значит, что мужчина ее любовник! – возмутилась План-Крепэн. – Если Лиза знала, что Альдо бежит за ней, она просто доставила себе удовольствие и отплатила ему той же монетой. Он это заслужил! Вы полагаете, что Лизе понравилось видеть рядом с Альдо Полину? На ее месте я бы выцарапала глаза им обоим.
– И это говорит добрая христианка! – воскликнула маркиза. – Когда вы отправитесь на исповедь в нашу церковь Святого Августина, вы сможете рассказать вашему духовнику много интересного. Как бы там ни было, вернемся к замку! Адальбер, вы слышали, как Альдо звал свою жену? И она не замедлила шаг?
– Именно так. И поцелуй был коротким. Они уехали через несколько секунд…
– А Лиза могла слышать выстрел?
– Не могу вам сказать. Мотор уже работал, когда она подошла к незнакомцу. Когда раздался выстрел, автомобиль уже отъехал, но его еще было видно… О нет, я просто больше ничего не знаю! Смилуйтесь, Мари-Анжелина, оставим эту тему хотя бы на время! Я понимаю, что вы изо всех сил защищаете Лизу, но давайте мы с вами поговорим об этом потом, когда мы будем уверены, что Альдо выживет… и не останется инвалидом! – Адальбер неожиданно рассердился. – Я и так корю себя за свое отношение к нему, не усугубляйте мое чувство вины!
Он вскочил с кресла и направился к двери.
– Куда это вы отправились?
– Посмотреть, проснулась ли Полина. И хочу узнать, как она себя чувствует! Потому что ей тоже досталось с лихвой, хотя вы и считаете, что она это заслужила!
Дверь за ним захлопнулась, заставив обеих дам замолчать. Лишь старая дева возмущенно охнула. После короткой паузы госпожа де Соммьер тихонько кашлянула.
– Каким бы ни было ваше мнение, я бы скорее согласилась с Адальбером, План-Крепэн! И вместо того, чтобы проклинать, вы бы лучше помолились за то, чтобы Альдо вернулся к нам не только живым, но и абсолютно здоровым! Что касается убийцы, то вы можете не сомневаться: Адальбер перевернет небо и землю, чтобы его найти!
– И я ему помогу, черт побери!
Госпожа де Соммьер обреченно вздохнула и закрыла глаза. Она вдруг почувствовала себя невероятно старой…
– По одному! Не больше трех минут и ни одного слова! – приказала медсестра Вернон, преграждая вход в палату раненого. – Кто зайдет первым?
– Я! – решительно заявила госпожа де Соммьер.
И она вошла.
Забинтованная голова, закрытые веки, землистый цвет лица, бесцветные губы: Альдо выглядел неважно, и старая дама проглотила слезы, но сочла более предусмотрительным сесть. Потом она нагнулась и нежно дотронулась до длинной руки, лежавшей на кровати, борясь с желанием взять ее в свои ладони и согреть… Пальцы Альдо и в самом деле были едва теплыми… Но раненый, должно быть, почувствовал ее присутствие и неожиданно открыл глаза.
– Тетушка… Амели… – выдохнул он с подобием улыбки.
– Тсс! Ты не должен говорить!
Госпожа де Соммьер была готова запеть от радости. На этот раз она взяла руку племянника, поцеловала ее и опустила на постель. Отведенные ей три минуты уже истекли, она встала и вышла, не чувствуя, как слезы заливают ее лицо.
– Мы плачем? – простонала Мари-Анжелина. – Положение настолько отчаянное?
– О нет! Это от радости. Альдо меня узнал!
А в палату уже вошел Адальбер. Спустя две минуты он вернулся с сияющим лицом избранного, который узрел Господа:
– Альдо назвал меня «старым пнем»! – в экстазе выдохнул он. – Он здоров!
– Пока еще нет! – поправил его доктор Лермитт, только что подошедший к ним. – Но я совершенно уверен, что можно предсказать полное выздоровление. При условии, что вы не будете торопить события! Ему необходим отдых… Только не в шезлонге, сплетничая с рассвета до заката или дольше! Поэтому для начала я его оставлю на две недели здесь. Потом пациент сможет вернуться в Париж в карете «Скорой помощи». Я знаю, что он живет в Венеции, – быстро добавил врач, увидев, что Адальбер уже открыл рот, – но такое долгое путешествие не для него. И в Париже ему будет необходимо место, где много воздуха…
– Если вас устроит парк Монсо, то я живу там в особняке, – произнесла госпожа де Соммьер. – У меня Альдо чувствует себя как дома. Но, говоря о Венеции, когда вы планируете…
– Вернуть его на родину? Не раньше, чем через три месяца! Я знаю, о чем вы думаете, – заметил Лермитт, увидев, как Адальбер почесал голову. – Полиция захочет его допросить?
– Вы правы, я подумал об этом.
– Я объяснился с комиссаром Дежарденом из Шинона. Так как мой пациент был пленником и не представлял, где он находится, его показания не столь существенны. Будьте уверены, что я его не оставлю! И, наконец, ни один журналист не переступит порог его палаты. Ее будут охранять днем и ночью!
Сказав это, доктор вежливо поклонился дамам, пожал руку Адальберу и ушел следом за интерном, который сопровождал его.
– Что ж, значит, нам придется обосноваться здесь на две недели. Мы могли оказаться в куда менее приятном месте! – с некоторым удовлетворением констатировала маркиза. – Я всегда любила Турень…
– И королевский сад… – эхом отозвалась Мари-Анжелина.
– Тем лучше! – резюмировал Адальбер. – А пока я повезу вас в Шинон, чтобы навестить…
– Руины старого замка? Обожаю! И, может быть, мы посмотрим на то, что осталось от Круа-От?
– Для начала мы заглянем в полицейский комиссариат! Я обещал сегодня там побывать. Есть вопросы, на которые придется ответить…
– Вы же были с этим старым сумасшедшим Юбером, он наверняка поспешил рассказать о ваших приключениях, не так ли? – пробормотала маркиза.
– Несомненно, но Дежардену необходимо выслушать и меня. И должен вам признаться, что я был бы рад узнать, что удалось найти драгоценности Борджиа, подлинные или фальшивые! Они не могли бесследно исчезнуть…
Погода неожиданно улучшилась, стало значительно теплее. Адальбер опустил крышу своего авто, чтобы пассажирки могли насладиться местами, где приближение весны всегда чувствовалось раньше, чем где бы то ни было еще… Прогулка была очаровательной, но блаженному состоянию пришел конец, как только они оказались в комиссариате, где раздавался раскатистый голос профессора:
– Когда я вам со всей уверенностью заявляю, что этот склон весь в дырах, как швейцарский сыр, вы мне отвечаете, что мне всюду мерещатся подземные ходы! Во-первых, я уже знаю немало таких ходов, и, во-вторых, я уверен, что там есть и другие. Если это не так, то объясните мне, как эти гадюки, занявшие Круа-От, смогли с такой легкостью исчезнуть?
Появление Адальбера и дам явно пришлось кстати. Комиссар Дежарден встретил их с красноречивой торопливостью. Правда, его мучитель вдруг сменил гнев на милость.
– Впрочем, я не теряю надежды доказать вам свою правоту! – не удержался от замечания профессор, поскольку ему хотелось оставить за собой последнее слово. Но его собеседник был настолько занят вновь прибывшими посетителями, особенно дамами, что просто не услышал этого.
Дежарден явно испытал облегчение, услышав хорошие новости.
– Одной жертвой меньше, это замечательно! Подумайте только, мы обнаружили среди строительного мусора тело старого Катанеи, почти нетронутое, если не считать пробитой пулей головы!
– Любопытно! – заметил Адальбер. – Если верить мистеру Уишбоуну, то о смерти старика сообщили накануне пожара!
– Судебный медик думает иначе. Его дети, или кем там они ему приходятся, не захотели связываться с больным и убили его перед тем, как сбежать. Они, несомненно, рассчитывали на то, что пожар и заряды пороха, заложенные в разных местах, уничтожат труп. Но балки потолка в его комнате упали так, что защитили тело…
– Удачно – если можно так сказать! – что вы смогли его так быстро найти! Что осталось от замка?
– Огромная груда развалин, которые горожане во главе с мэром ожесточенно обыскивают. Не стоит забывать, что замок принадлежал им. И они им дорожили!
– Страховка их утешит! – заметил Адальбер.
– Не уверен, что таковая существует. После смерти господина ван Тильдена они об этом не позаботились, доверяя особо щедрым арендаторам! Господин Видаль-Пеликорн, могу ли я задать вам несколько вопросов? Хотя бы ради того, чтобы подтвердить показания профессора?
– Уж не ставите ли вы случайно мои слова под сомнение? – взревел тот.
– Ни в коем случае… Если только вам не помешал ваш талант рассказчика! Вы так любите истории, что, не отдавая себе в этом отчета, вы их изящно приукрашиваете. А это плохо сочетается с суровой действительностью дачи показаний.
– В таком случае я ухожу! Адальбер, мальчик мой, расскажите ему о нашей одиссее! Ни за что на свете мне не хотелось бы, чтобы мое присутствие заставило сочинять и вас! Амели, приглашаю вас ко мне на чашку чая! И вас, барышня, тоже!
Злоба, которую последняя питала к бывшему деверю маркизы, не устояла перед таким обращением!
– С удовольствием! – ответила она, вскакивая.
Естественно, рассказ египтолога по всем пунктам – в том числе и по таланту рассказчика – повторил повествование его бывшего преподавателя из лицея Жансон-де-Сайи. Но потом ему был задан вопрос, которого он так боялся, и на который Юбер де Комбо-Рокелор ответил весьма расплывчато: что случилось с супругой Альдо?
– Насколько я понял, профессор видел ее впервые? – уточнил Дежарден.
– Именно так. Морозини и сам не знал о существовании этого родственника, пока случайно не встретился с ним. И вы сами отлично это знаете!
– Разумеется. Профессор сказал мне только, что это была очень красивая женщина, и она как будто ненавидела своего мужа. Так?
– Совершенно верно. Лиза обворожительна. Что же касается ее гнева, то женщину можно понять. Ваш псевдо-Борджиа вынудил ее принести миллион долларов, если она хотела снова увидеть живыми не только своего мужа, но и его любовницу… Хотя вы, должно быть, уже слышали рассказ миссис Белмонт?
– Она тоже очень красивая женщина! Вашему Морозини везет!
– Если угодно! Напоминаю вам, что он получил пулю в голову! Правда, он должен выкарабкаться. Позвольте спросить, что вы узнали от Полины Белмонт? Она дорогой друг для меня…
– Мне она показалась глубоко несчастной, несмотря на то, что вела себя с большим… достоинством! Эта дама охотно признала, что почувствовала себя униженной. Но, кроме того, что они покинули замок примерно в одно и то же время, миссис Белмонт не смогла мне сказать, что стало с княгиней. Вы что-то добавите?
– Немного. Как только Лиза вышла из замка, я увидел, что она побежала к опушке леса.
– Вы не попытались ее догнать?
– Поначалу да, но потом раздался выстрел, ранивший Морозини, и я поспешил к нему на помощь.
– Откуда стреляли?
– Сложно сказать точно. Участок с уклоном, и Морозини упал, покатился. Естественно, меня более не занимала Лиза… его жена. Но так как она направилась в город, кто-то возможно должен был ее заметить? – добавил Адальбер, глядя на комиссара невинными глазами.
– Горожане? Весь город собрался на пожар, кроме тех, кто не может передвигаться! Вы же понимаете, что это их интересовало в первую очередь!
– Возможно, Лиза хотела остановить проезжающую машину?
– Но это же глупо! Там была толпа народа. Она могла попросить помощи у кого угодно, и в первую очередь у вас!
– Вы совершенно правы… Если посмотреть на это отстраненно! Напоминаю вам, что Лиза жила в кошмаре в течение нескольких дней, она была сама не своя. В ее состоянии можно было опасаться самого страшного.
– О чем вы думаете? О прыжке во Вьенну?
– Пожалуй, все-таки нет. У нее трое детей, которых она обожает до такой степени, что муж порой начинает ее ревновать. Нет, для такой женщины как она самоубийство исключено в любом случае! Вспомните, она швейцарка, дочь банкира, она никогда не витала в облаках. Когда Лиза выходила замуж за Альдо, ей все было известно о его прошлых романах. Она знала, что он подвержен пылким… порывам, я бы сказал!
– На этот раз было чуть больше, чем просто, как вы выразились, «пылкий порыв». Это была настоящая любовница!
– Нет, хотя это может показаться странным! Альдо не отрицает, что Полина очень сильно притягивает его, но это влечение исключительно плотское.
– Верится с трудом! Она чертовски соблазнительна!
– О, готов с вами согласиться, и, впрочем, Альдо испытывает к ней своего рода нежность, но любит он свою жену!
– Как-то слишком туманно…
– Вы поймете, если я добавлю, что Полина страстно его любит! Это она по своей инициативе присоединилась к нему в Симплон-Орьен-экспрессе, когда он возвращался к себе домой именно для того, чтобы сбежать от нее. Все зло от этого путешествия, если говорить об Альдо. Именно там мистер Уишбоун попросил его помочь в поисках химеры Борджиа, чтобы подарить ее Торелли, которая называет себя их прямым потомком… Поэтому Торелли и ненавидит Альдо. Ведь он дважды отказал ей, не заинтересовался предложением отыскать эту вещицу, хотя он, вне всякого сомнения, самый лучший эксперт в Европе по старинным украшениям. Наконец, чтобы закончить разговор о княгине Морозини, я полагаю, что сейчас она, должно быть, уже в Венеции… Откуда, я надеюсь, она вернется, как только узнает, что ее муж серьезно ранен. Это все, господин комиссар, что я могу вам сказать. Если я вам еще понадоблюсь, вам останется только позвать меня или предупредить моего старого учителя! Я не уеду из Турени, пока Морозини здесь…
– Никаких сомнений! Вы бесстыдно обманули этого славного человека, – вынесла вердикт госпожа де Соммьер, когда они возвращались в Тур. – И я полагаю, что в этом особом случае вы поступили правильно, защитив Лизу. Но одновременно вы прикрыли и мужчину, который ее ждал, и…
– Но мы же не станем его за это винить? – вмешалась Мари-Анжелина. – Единственный человек, которому можно сказать правду об этой истории, это Ланглуа! И еще…
– Еще? Вам не приходит в голову, План-Крепэн, что в Альдо стрелял именно тот, кто ждал Лизу?
– Это точно не он! – ответил маркизе египтолог. – В этом я уверен. Автомобиль уже уезжал, когда раздался выстрел. И я с трудом могу представить, что Лиза спокойно смотрела на то, как ее «друг» стреляет в ее мужа, как в обычного кролика. Но если вернуться к Ланглуа, то, поразмыслив, я бы предпочел с ним об этой истории не говорить…
– Думаю, я догадываюсь почему! – усмехнулась План-Крепэн. – Вы намерены сами во всем разобраться, верно? Эй! Осторожнее!
Адальбер и в самом деле неожиданно и резко повернул руль, чтобы не задавить курицу, которая величественно вышла со двора фермы, решив встретиться со своим петухом на другой стороне дороги. Благодаря ловкости водителя птица смогла выполнить свое намерение с абсолютным презрением к потоку ругательств, которым ее наградил Адальбер. Реакция была несколько преувеличенной, но принесла ему огромную пользу, позволив выпустить пар…
– Успокаивает, правда? – отметила План-Крепэн, поправляя шляпку. – А теперь, может быть, вы ответите на мой вопрос? Вы оставляете за собой дело Лизы и ее спутника?
– Естественно! Я рассматриваю это как семейное дело!
– Тогда займемся этим вместе! Или я сама все разузнаю!
– План-Крепэн! – возмутилась маркиза. – Вы теперь занялись шантажом? И что за тон! В самом деле, с вами надо быть готовой ко всему!
– Нам следовало бы знать, что я способна на все, когда речь идет о тех, кого я люблю! Да и вы сами, впрочем, тоже…
– Не дерзите! Вы давно должны знать, что я терпеть не могу, когда мне говорят правду. Итак, что вы решили, Адальбер?
– Пока мы занимаемся этим сами. Но сначала надо выяснить, куда направилась Лиза…
Глава II
Новая война Алой и Белой роз
Решать, что ты скажешь и чего не скажешь, когда авто мчится по сельской дороге, это одно, но совсем другое – выполнять свое решение, когда человек, о котором шла речь, появляется на горизонте! Адальберу предстояло ощутить это на собственной шкуре, когда на другое утро он встретил упомянутого Ланглуа в холле больницы. Он настолько не ожидал этой встречи, что почувствовал, как краснеет, словно в чем-то виноват.
Но при виде Адальбера озабоченное лицо полицейского просветлело.
– Рад вас видеть, Видаль-Пеликорн! Возможно, вы этого не знаете, но вы действуете на людей успокаивающе. Особенно на меня, ведь я всегда прихожу в ужас от больниц!
– Вы, должно быть, немало их повидали… И это не последняя! Как мило с вашей стороны, что вы приехали навестить Морозини! Он, вероятно, доволен?
– Я бы так не сказал. Князь меня не узнал!
– Что? Не узнал? Но…
– Судя по всему, со вчерашнего дня его состояние ухудшилось. Я говорил с хирургом, он несколько обеспокоен…
Адальбер уже не слушал его. Он помчался к палате Альдо, но госпожа Вернон его туда не пустила.
– Куда это вы так спешите?
– Мне только что сказали, что ему плохо, что он не узнал…
– Не драматизируйте! У него поднялась температура, и пациент чувствует себя немного хуже, чем вчера, но такое случается. Это не значит, что он умирает. Мы здесь для того, чтобы за ним присматривать!
– Я могу его увидеть?
– Не сейчас! Желаете чашечку кофе?
– Спасибо, нет! Я должен поговорить с главным комиссаром!
– И предупредите дам: сегодня больше никаких посещений. Но вы можете позвонить мне вечером. Ночью я дежурю. И не волнуйтесь. Он крепкий!
– У него слабые бронхи! Он вечно с ними мается…
– Они не пострадали…
Адальбер вернулся к Ланглуа, который мерил шагами холл. Тот сразу подошел к нему.
– Вы его видели?
– Нет! На сегодня больше никаких визитов, но я могу позвонить вечером. Поговорим о вас…
– Вы собираетесь спросить, что я здесь делаю? – с намеком на улыбку спросил Ланглуа. – Обычно это я задаю вопросы, не так ли? Вы же знаете, что дело выходит далеко за пределы Турени… Я приехал, чтобы поговорить с префектом и супрефектом Шинона и передать им информацию, которую мы получили. Теперь нам известно, как злоумышленникам удалось скрыться.
– Вы знаете, где они?
– На этот счет у нас есть лишь предположения, но они, несомненно, в Италии. А вот пути отхода из Круа-От они подготовили заранее. Такого рода организации никогда не полагаются на случай. Они уплыли на лодке, но двинулись не вниз по течению к Луаре, а поднялись вверх по Вьенне до маленького заброшенного аэродрома в Лиль-Бушаре и там оставили лодку…
– Как вы об этом узнали?
– Просто повезло, должен признаться. Отец одного из моих инспекторов, сам бывший полицейский, живет на левом берегу Вьенны и совсем рядом с уже упомянутым аэродромом. Он встал очень рано, чтобы разложить приманку. Он видел, как приплыла лодка, высадила пассажиров и отчалила. Спустя четверть часа приземлился самолет. Он оставался на земле всего несколько минут, потом снова взлетел. И направился на юг! Тут наш рыбак позвонил сыну, тот меня предупредил… И вот я здесь! Вы остановились в гостинице «Вселенная», я полагаю?
– Вы правильно полагаете. Вы тоже будете жить там?
– Нет. Меня принимает префектура… Полагаю, что я просто обязан послать цветы жене префекта. Но в гостинице вы встретите мистера Джона Огастеса Белмонта, который приехал, чтобы позаботиться о своей сестре. Он хочет как можно скорее увезти ее в Америку, как и горничную Хелен Адлер, которой уже намного лучше.
– Их свидетельские показания вам больше не нужны?
– Я полагаю, что миссис Белмонт и мисс Адлер рассказали все, что могли, и нет никаких причин задерживать их долее. Им обеим необходимо как можно быстрее оказаться в знакомой обстановке.
– Если вам удастся поймать всю банду, в чем я сомневаюсь, то будет процесс. Вы вызовете этих женщин во Францию?
– Я не хотел бы подвергать их риску, поэтому они смогут дать показания в посольстве Франции двум судьям при участии Фила Андерсона, начальника полиции города Нью-Йорка. И потом, позвольте вам напомнить, что еще одно путешествие через Атлантику не является препятствием, во всяком случае, для миссис Белмонт. Она чаще садится на корабль, чем спускается в нью-йоркскую подземку. В любом случае, процесс – это дело не ближайшего будущего. Я уверен, что мы имеем дело с ветвью мафии…
– Иными словами, судебный процесс – это из области фантазий?
– Не заставляйте меня говорить то, чего я не сказал! Я твердо намерен рано или поздно их поймать, и Гордон Уоррен из Скотленд-Ярда мне в этом поможет. Мы собираемся получить в Гаагском суде международный ордер на арест Лукреции Торелли и Оттавио Фанкетти…
– Если бы только это были их подлинные имена! Кроме того, я не уверен, что Италия Муссолини станет вам помогать!
Вдруг элегантный главный комиссар, которого можно было бы назвать денди с набережной Орфевр, налился кровью.
– Скажите мне, Видаль-Пеликорн, вы еще долго намерены изображать из себя адвоката дьявола? Вы начинаете действовать мне на нервы!
– Это не входило в мои намерения, и я приношу вам мои извинения! Честно говоря, я волнуюсь за…
– Морозини? Вы полагаете, что я этого не знаю? О нем я беспокоюсь в первую очередь!
– Меня больше всего тревожит его семья. Эта ужасная история ее разрушила.
– Это не новость! Должен ли я напомнить вам дело «Регентши», когда княгиня Морозини наложила на мужа наказание на несколько месяцев, тогда как он был так же невиновен, как и мы с вами, да еще и оказался в плачевном физическом состоянии? В любом случае, я намерен ее допросить. Где бы она ни была! Если официального вызова окажется не достаточно, я сам поеду в Венецию!
– Но… зачем?
– Чтобы она рассказала мне о мужчине, который совершил подвиг, последовав за автомобилем похитителей, ждал ее у въезда в лес у Круа-От… И в чьем обществе она оттуда уехала, предварительно поцеловав его. Выстрел в Морозини, как нарочно, был сделан именно с этого места… Приблизительно, разумеется, но достаточно для того, чтобы меня заинтересовать!
Если Ланглуа покраснел, то Адальбер побелел как полотно.
– Откуда вы об этом узнали?
– В любом случае, не благодаря вам. А вы были в курсе! Заметьте, что я не спрашиваю вас, почему вы от меня скрыли эту… деталь.
– Ах, вот как? – сумел вымолвить Адальбер, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног.
Египтолог выглядел настолько ошеломленным, что Ланглуа не удержался от смеха.
– Для любого, кто хотя бы немного с вами знаком, с вами… и с родственницей крестоносцев. Семейное дело, следовательно, не для чужих. Что ж, я тоже намерен вмешаться… Разумеется, осторожно! Ну, не дуйтесь, возвращайтесь в гостиницу, где вы найдете Белмонтов. Сражение мы, возможно, проиграли, но война еще только началась!
Испытывая вопреки всему чувство облегчения, Адальбер должен был задать Ланглуа последний вопрос. Он схватил полицейского, который собирался сесть в служебную машину, стоявшую у входа в больницу, за рукав.
– Прошу прощения… Еще одно слово! Что комиссар Дежарден сделал с Уишбоуном? Он хотя бы не в тюрьме?
– Что вы, нет, конечно! В этом деле он тоже жертва, даже если он потерял только деньги. Хотя у него нет ни малейшего желания возвращаться в Америку.
– Мне казалось, что Полина Белмонт произвела на него сильное впечатление…
– Вполне возможно, но я знаю наверняка, что он винит себя за то, что привел Морозини к порогу смерти… И твердо намерен присоединиться к вашей веселой компании, если вы на это согласитесь!
– Не вижу причин не соглашаться. Даже когда мы с ним были соперниками, Уишбоун сумел внушить мне симпатию. О Морозини я и не говорю. Это он привез нам техасца. И, наконец, нашим дамам он нравится, они находят его забавным…
– Если хотите знать мое мнение, то полагаю, что для него это самое важное. Уишбоун безусловный поклонник маркизы. Она его завораживает!
– Вы же не станете утверждать, что он в нее влюблен?
– Мы видали и не такое! И я назвал его поклонником. Не мне объяснять вам разницу. Вы же специалист, не так ли?
– Специалист, но когда речь заходит о дорогих мне людях, я способен терять голову.
– Совершенно нормальная реакция. Итак, я надеюсь, что вы не будете возражать против того, чтобы я вызвал княгиню Морозини телеграммой. Ей есть, о чем мне рассказать!
– Все же не забывайте о вежливости! Едва ли она сейчас купается в счастье…
– Во-первых, я не грубиян, и, во-вторых, кто-то должен официально сообщить ей о состоянии ее мужа! Если княгиня еще не в курсе, разумеется!
– Но вы же так не думаете?
– В делах об убийстве я привык выполнять свой долг до конца, каким бы неприятным он ни был. И я думаю, что для княгини пришла пора появиться у изголовья Морозини!
Вернувшись в гостиницу, Адальбер хотел подняться к госпоже де Соммьер, но встретил Мари-Анжелину, которая, скрестив руки на груди, возбужденно мерила шагами площадку лестницы.
– Что вы здесь делаете? Вас наказали?
– Почти! Наша маркиза принимает Полину Белмонт, которая попросила разрешения поговорить с ней наедине.
– Это не повод изображать тигрицу в клетке здесь, на лестничной площадке. Полагаю, они в маленькой гостиной, которая разделяет ваши спальни? Вы могли бы остаться в своей комнате!
– Госпожа маркиза слишком хорошо меня знает! Ей известно, что я обожаю подслушивать, поэтому меня отправили к аптекарю за пастилками из Виши!
– И вы пошли в аптеку?
– Вы что, шутите? Я поспешу туда, как только эта женщина выйдет! Впрочем, госпоже маркизе эти пастилки совершенно ни к чему: у нее печень из железобетона.
– Вы понимаете, что это откровенный бунт? Идите и купите то, за чем вас послали в аптеку! Я покараулю вместо вас. И потом, прогулка вас успокоит!
Поколебавшись немного, План-Крепэн решилась и, не вызвав лифт, бегом спустилась по лестнице. Адальбер уселся в одно из двух кресел, стоявших на площадке лестницы рядом со столиком, украшенным вазой с анемонами. Долго ждать ему не пришлось. В любом случае, прошло не больше пяти минут, когда дверь открылась перед посетительницей госпожи де Соммьер. Маркиза провожала ее. Обе выглядели очень взволнованными, и Адальбер вжался в кресло.
– Уезжайте спокойно, моя дорогая! Вы правильно сделали, что пришли так откровенно поговорить со мной. Вы можете не сомневаться: я сделаю все возможное, чтобы следы этой трагедии стерлись… возможно, не скоро, но окончательно.
– Вы сообщите мне новости?
– Обещаю вам. Вы рассчитываете провести несколько дней в Париже?
– Мне бы хотелось дождаться… когда он пойдет на поправку. Но мой брат считает, что нам лучше вернуться как можно скорее…
– Он знает о том, что произошло между вами?
– Разумеется. Мы с братом давние друзья. Настаивая на скором возвращении домой, он думает прежде всего обо мне. И он прав: я слишком долго была в центре всеобщего внимания. Поэтому мы задержимся в Париже только для того, чтобы забрать багаж, оставшийся в «Рице». Через три дня мы уже будем в море… А потом Нью-Йорк, мой дом на Вашингтон-сквер и моя студия!
– Вы не боитесь, что там вас будет осаждать пресса?
– Мои слуги превратили его в настоящую тихую гавань! И потом, при необходимости я всегда могу найти убежище в одном из многочисленных семейных поместий… Не сомневайтесь в Джоне Огастесе, брат позаботится о моем спокойствии! Мне остается лишь попрощаться с вами…
– Мне не слишком нравится это слово! Особенно в моем возрасте! Я предпочитаю говорить «до свидания», но будет так, как угодно судьбе. Позвольте мне поцеловать вас!
Женщины обнялись. Полина исчезла в коридоре, который вел к ее комнате, а госпожа де Соммьер оставалась на пороге своего номера, пока не услышала, как за женщиной закрылась дверь. Тогда она сделала два шага вперед.
– Выходите из вашего укрытия, Адальбер!
– Вы знали, что я здесь?
– Кресло не маленькое, но вы слишком крупный, чтобы спрятаться в нем целиком. Вы не видели План-Крепэн?
– Видел. Она мне сказала, что вы принимаете Полину, после чего отправилась в аптеку.
– Странно… Я полагала, что она ни за что на свете не отойдет от этой двери! Хотя она, должно быть, рассчитывала на ваш доклад. Вы все слышали? Входите же!
– Я слышал лишь то, что вы говорили на пороге. Полина пришла попрощаться с вами?
– Да! Бедная женщина! Она не находит себе места от тревоги за Альдо и отдала бы что угодно, только бы иметь возможность остаться с ним рядом, ждать, когда он откроет глаза и улыбнется ей. И все же Полина намерена отправиться за океан.
– Она не может поступить иначе! Представьте себе, что могло бы произойти, если бы они с Лизой встретились здесь лицом к лицу!
– Она это знает и ужасно винит себя за то, что присоединилась к Альдо в поезде. Думаю, об этом она и пишет вот в этом письме, – сказала госпожа де Соммьер, беря с маленького секретера длинный голубой конверт. – Миссис Белмонт попросила меня передать его Лизе.
– Которая его порвет, не читая!
– Нет, потому что я буду присутствовать при этом. Именно поэтому миссис Белмонт отдала письмо мне, а не доверила почте. Я знаю, что написано в этом письме, и могу поклясться, что Лиза узнает его содержание, пусть даже мне самой придется ей его прочесть! О, кстати, раз я об этом заговорила…
Маркиза взяла свой дорожный письменный набор из голубого сафьяна, убрала конверт в одно из отделений, закрыла кожаный клапан с помощью крошечного ключа и положила его в карман платья.
– Вот так! – в ее голосе слышалось удовлетворение. – Лучший способ избежать соблазна – это не создавать для него поводов.
– Вы до такой степени опасаетесь Мари-Анжелину? – улыбнулся удивленный Адальбер.
– Более всего я опасаюсь ловкости ее рук: она вполне способна ознакомиться с содержанием письма, не оставив ни единого следа. План-Крепэн слишком ненавидит Полину, чтобы не подтрунивать над ней! А это письмо – очень трогательное! – не заслуживает такой участи…
– Если бы ей удалось прочесть письмо, едва ли она стала бы критиковать его при вас!
– Напрасно вы так в этом уверены! Когда План-Крепэн загорается, никакие резоны не смогут удержать ее от взрыва. Лучше не рисковать!
Адальбер молча смотрел на старую даму. Она сразу же отреагировала:
– Почему вы так на меня смотрите? О чем вы думаете?
– О Полине Белмонт. Мне кажется, что она вам нравится, несмотря на неприятности, которые она доставила…
– Верно! Эта женщина мне по сердцу, и не ее вина, что она так влюблена в Альдо! Это не значит, что я более не люблю Лизу. Мне отлично известно, что муж заставил ее пережить. Мне лишь хотелось бы, чтобы она не была столь категорична в своих суждениях, чтобы попыталась хотя бы иногда принять точку зрения другого человека и немного доверяла нам с План-Крепэн, когда мы говорим о невиновности ее мужа!
– Я ничуть не лучше Лизы! Господь свидетель, я никогда не подбирал слова, если мне было, в чем упрекнуть Альдо… Иногда мне случается даже выходить за рамки дозволенного.
– Пустое! Это ваши отношения, ваша игра. И жизнь от этого становится интереснее. В любом случае, Лиза потребует голову своего мужа. Хотя, могу поклясться на Евангелии или спасением моей души, Альдо сел в поезд исключительно для того, чтобы убежать от Полины. Если бы той не пришла в голову злосчастная идея присоединиться к нему, всей этой неразберихи не случилось бы! К несчастью, Полина слишком красива, а мой племянник чересчур горяч!
– Если говорить честно, то я и сам не знаю, удалось бы мне на его месте сохранить хладнокровие. Но вернемся к Лизе. Она должна объяснить нам свой отъезд из Круа-От…
– Но для этого нужно сделать так, чтобы она приехала сюда. Я полагаю, пришла пора сообщить ей, что она едва не овдовела, и риск потерять Альдо по-прежнему сохраняется!
Когда после бесконечных, иногда мучительных блужданий в мрачных провалах, населенных смутными кошмарами, освещенных иногда светом знакомых лиц, Альдо наконец пришел в себя, он почувствовал, что кто-то держит его запястье и увидел внимательный взгляд мужчины в белом халате и докторской шапочке.
– Доктор! – выдохнул Альдо, не найдя других слов, но это банальное обращение вызвало улыбку врача.
– Ага! Вы все-таки решили к нам вернуться? Надеюсь, что теперь уже насовсем! Как вы себя чувствуете?
– Уставшим… только и всего!
– Болей нет?
– Н-н-нет! У меня очень болела голова, но теперь уже нет. Хотя у меня такое ощущение, будто я побывал под прессом!
– Мы вернем вам силы. А пока я вас осмотрю. Приподнимите его, сестра Вернон!
Врач обращался к женщине лет сорока, высокой и крупной, в руках которой Альдо казался игрушкой. Он молча позволил себя поднять, а когда осмотр был закончен, спросил:
– Где я нахожусь?
Хирург лукаво рассмеялся.
– Вы неправильно выразились. В хороших романах пациенты с томным видом обычно спрашивают: «Где я?» Но это вам не к лицу! Отвечаю: вы в больнице города Тура, и это я, доктор Лермитт, имел честь вас оперировать. Что вы помните о… несчастном случае?
– Замок Круа-От… Пожар… Много шума. Вспышки… Потом чистый воздух… Выстрел… и больше ничего!
– Неплохо!
– Где моя семья? Мне казалось, что я видел здесь мою тетушку… кузину… моего друга Адальбера…
– Вы действительно их видели, но потом вы… закапризничали!
– И сколько времени я здесь нахожусь?
– Четыре дня.
– А… моя жена?
Едва задав этот вопрос, Альдо сразу же пожалел об этом, но он сорвался с его губ помимо воли. На этот раз ему ответила медсестра:
– Она еще не приехала, но это понятно, раз она едет из Венеции! Я уверена, что она скоро будет здесь, – закончила она с доброй улыбкой, на которую Альдо попытался ответить.
Дорога действительно была долгой… Тем более что Лизе уже пришлось ее проделать в противоположном направлении и при каких обстоятельствах! И это при условии, что Лиза вернулась домой, а не направилась в Цюрих, к отцу, или в Вену, к бабушке, куда она, должно быть, отправила детей. А если еще представить себе ту ужасную сцену…
Как Альдо ни пытался отогнать мерзкую картину, она снова и снова вставала у него перед глазами. Лиза бросается в объятия другого мужчины, который ждал ее у леса так естественно, словно она была обычной гостьей в замке.
Они поцеловались перед тем, как Лиза села в машину. Мужчина взялся за руль, и машина уехала в лес. Кто это был, почему Лиза побежала к нему, как к своему спасителю?
Инстинкт подсказывал Альдо, что это был Гаспар Гриндель. Кузен, любивший Лизу с самого детства и ненавидевший его, Альдо. Разве не он пустил слежку за презираемым мужем, когда тот был в Париже? Гаспар руководил парижским отделением могущественного банка Кледермана, и нетрудно было догадаться, откуда взялся мешок с долларами, который Лиза швырнула к ногам похитителей ее мужа. И с каким презрением она это сделала, учитывая тот факт, что эти деньги должны были служить выкупом и за Полину Белмонт, «любовницу» Альдо. Лиза едва взглянула на него, взглядом дав ему понять, что не желает никогда более его видеть, а потом поспешила в объятия его соперника!
К горькой ревности, которую испытывал Альдо, примешивался гнев. Похитители, скорее всего, встретили Лизу на вокзале в Лионе. Чтобы оказаться в окрестностях Круа-От, мужчина должен был рискнуть и поехать следом за их автомобилем, подвергая опасности не только заложников, что было бы вполне объяснимым, но и саму Лизу, что было опасно. И у него должно было все получиться, потому что убийственное безумие Лукреции Торелли обрекло всех на смерть в огне пожара, случившегося в замке. Странная любовь, в самом деле! Как Лиза, такая умная, этого не поняла? А если поняла… Нет, эта мысль просто невыносима!
Альдо понял, что плачет, и почувствовал, как легкая рука вытирает ему слезы. Он открыл глаза, ожидая увидеть медсестру, но это был Адальбер, и Альдо проворчал:
– Устроил я для тебя спектакль.
– Брось! Все не так прискорбно. Ты побрит, чист, как новая монета!
– И плачу как ребенок!
– Меня не стоит стесняться! Напротив, это успокаивает!
– Ах, вот как!
– Разумеется! Слезы всего лишь доказывают, что вот здесь все функционирует нормально, – и Адальбер слегка дотронулся пальцем до бинтов на голове друга. – А поначалу все было не так хорошо! Если верить твоему хирургу, а он, кстати сказать, мастер своего дела, удача оказалась на твоей стороне.
– Моя удача? Моя жизнь разбилась вдребезги, жена меня презирает с такой же силой, с какой ненавидит, и, возможно, уже нашла мне замену! Кстати, в лице мужчины, который попытался меня убить!
Поняв, что время для приятных шуток закончилось, Адальбер подвинул стул поближе к кровати и сел.
– Я не думал, что дело так быстро дойдет до объяснений, но мне следовало понимать, что ты не станешь оттягивать этот момент. Что ты увидел, когда выбрался из замка?
– Мужчина позвал мою жену, и она побежала к нему. Они поцеловались и уехали вместе, больше ничего я уже не видел…
– Я бежал следом за тобой и почти все это видел.
– Ты знаешь, откуда стреляли?
– Не из машины, разумеется, но стрелок был где-то рядом.
– Твои выводы?
– Пока никаких, но я решил найти стрелявшего. Впрочем, мне бы хотелось знать, как мужчина с автомобилем…
– Полагаю, мы можем называть его Гаспаром Гринделем, не рискуя ошибиться!
– Упрямый влюбленный, который управляет в Париже филиалом банка твоего тестя? Это было бы вполне логично, если исходить из того, что именно ему доверили собрать деньги и, возможно даже, их привезти. Но куда более сложным, как мне кажется, было следовать за машиной похитителей Лизы… И это было очень опасно! Да еще и стрелка брать с собой? И сделать все это так, что их никто не заметил? Для этого нужна не только хитрость. Это должен быть ас-водитель с глазами кошки…
– Что касается умения водить машину, то Гаспар именно ас! Это его страсть, каждый год он участвует в 24-часовой гонке в Ле-Мане. Однажды он даже выиграл!
– И Лиза предпочла себе этого героя?
Вошла медсестра и прервала диалог.
– Я пустила вас на десять минут! И при условии, что вы не станете его утомлять! – сурово напомнила она.
– Едва ли я пробыл здесь намного дольше, и я уже ухожу! Что же касается усталости, думаю, я поправил настроение нашему больному…
– В любом случае, попросите дам из семьи соблаговолить подождать до завтра.
– О нет! – простонал Альдо.
– О да! Мне не следовало разрешать вашему другу входить, но так как он практически живет в вестибюле больницы, я его пожалела!
– Он внушил вам жалость? Такое с ним случается впервые!
– Всегда что-то бывает первый раз! – парировал Адальбер с порога. – Будем благоразумными! До завтра… И еще раз спасибо!
Вернувшись в гостиницу, Адальбер поспешил сообщить радостную новость. Альдо пришел в себя и на этот раз окончательно. Доктор Лермитт гарантировал, что теперь он непременно поправится.
– С завтрашнего дня вы сможете видеться с ним, сколько пожелаете! А где же Мари-Анжелина?
– А вы как думаете? В соборе, естественно. Его великолепие показалось ей единственно достойным местом для вознесения молитв. Кроме того, она желает познакомиться со святым Гатьеном, который является покровителем собора. А вдруг он сможет ей помочь? – Адальбер не сумел удержаться от смеха:
– Да, это вполне в ее духе! Есть ли новости из Венеции? Лиза до сих пор не вернулась?
Лицо госпожи де Соммьер помрачнело.
– Нет. Зато мы знаем, где она.
– В Вене, должно быть? Рядом с детьми?
– Нет, она в Цюрихе! Ги Бюто сказал мне по телефону, что она прибыла туда позавчера и как раз вовремя. Ее положили в больницу…
– Боже мой! Несчастный случай?
– Да, и неожиданный: Лиза была на шестом месяце беременности. Она упала и потеряла ребенка. Не стану скрывать от вас – тем более что Альдо теперь вне опасности, – что я намерена туда поехать. В Цюрихе я не задержусь, потому что Альдо должен выздоравливать в моем доме, но, возможно, моя поездка поможет мне все уладить.
– Едва ли Лиза сможет убежать от вас, находясь в клинике!
– Адальбер! – возмутилась маркиза. – Как вы можете быть до такой степени бесчувственным? Потеря ребенка, пусть даже не рожденного, это истинная трагедия для женщины! Особенно для Лизы, в которой так развиты материнские чувства! Я лишь надеюсь восстановить мир в этой семье, совместная жизнь которой дала трещину. Только бы не опоздать! Мы с План-Крепэн немедленно возвращаемся в Париж, а завтра поедем в Цюрих.
– Вы знаете, в какой больнице Лиза?
– Нет, но мы это выясним!
– А что мне говорить Альдо? Он жалел о том, что не увидел вас сегодня! Если вы не придете к нему завтра…
– Скажите, что я простудилась, кашляю, чихаю, и визиты в больницу мне запрещены. В любом случае, наше отсутствие не продлится долго, мы только туда и сразу же обратно… А, вот и вы! – добавила тетушка Амели, приветствуя вернувшуюся План-Крепэн. – Спуститесь вниз и узнайте, в котором часу отправляется поезд в Париж, а потом возвращайтесь и собирайте чемоданы.
– Мы уезжаем? – простонала разочарованная старая дева. – Но почему? Альдо…
– Выкарабкался, как сказал доктор Лермитт. Адальберу позволили его увидеть в знак особого расположения, а мы смогли бы его навестить только завтра. Но у нас есть неотложное дело.
– Мы едем в Венецию?
– Нет, в Цюрих, где у Лизы только что случился выкидыш. Так что завтра вечером нам нужно быть там!
– Понимаю! Должна ли я предупредить в гостинице, чтобы комнаты оставили за нами? Ведь мы же вернемся, не правда ли?
– Естественно! И с утешительными новостями! Во всяком случае, я на это надеюсь…
– Если хотите, я могу поехать с вами! – предложил Адальбер.
– Ни в коем случае! Кто же останется с Альдо? Полина уехала… А этот старый безумец Юбер проводит время с Уишбоуном к их общему удовольствию, между делом пытаясь обратить техасца в религию друидов. Рыбак рыбака видит издалека! Но почему вы хотите нас сопровождать?
– Потому что слишком много поездок и слишком много волнений. И вы неважно выглядите, вот так! – ответил Адальбер.
– Только не начинайте разговоры про мой возраст, или я вышвырну вас вон! Признаю, что нам всем был нанесен удар, но, поверьте мне, я держусь. А так как жизнь Альдо теперь вне опасности, то одной тревогой стало меньше. Кроме того, я не боюсь путешествий, и вам об этом отлично известно! И, наконец, надо пользоваться тем, что Лиза тоже прикована к постели. Поверьте, ничто меня так не поддерживает, как надежда помирить этих двоих! Если поедете еще и вы, то это будет уже делегация. Вы понимаете?
– Думаю, да! И у вас есть ударная сила в лице Мари-Анжелины! Я провожу вас на вокзал… и буду молиться святому Христофору! Это ведь он покровительствует путешественникам?
– Именно он! План-Крепэн как-то особенно к нему привязана…
На следующий день вечером обе женщины вышли из поезда в Цюрихе и отправились в гостиницу «Бор-о-Лак», в которой всегда останавливалась семья. Они любили ее не только за комфорт, но и за элегантный декор XVIII века и особенно за роскошные сады, которым тонкая пелена снега, выпавшего в конце дня, добавляла романтического очарования… Но в этот вечер ни маркиза, ни ее компаньонка этого не заметили. Поездка оказалась более долгой, чем они предполагали, из-за непредвиденной задержки на запасных путях, когда они пропускали официальный поезд. В результате обе были без сил. Они поужинали в своих апартаментах, потом легли спать, и госпоже де Соммьер даже не потребовалось чтение нескольких страниц перед сном. Едва коснувшись головой подушки, они заснули, не обменявшись и дюжиной слов.
За ранним завтраком они решили, как им поступить, чтобы увидеть Лизу без свидетелей, если это, конечно, окажется возможным. Во время телефонного звонка в Венецию выяснилось, Ги Бюто лишь сообщили о несчастье, но не упомянули о клинике, в которую отвезли молодую женщину. Трубку быстро повесили, и, по словам Ги, голос – незнакомый! – принадлежал мужчине, но это не был Мориц Кледерман, отец Лизы.
– Иными словами, это мог быть кто угодно, – заметила маркиза, ставя на стол пустую чашку из-под кофе.
– Дворецкий, возможно?
– Вы бредите, План-Крепэн? Слуги так вышколены, что они не способны действовать так грубо! Я склонна думать, что это был кузен Гаспар… Если мы попадем на него, он вполне способен выгнать нас вон!
– Мы думаем, что он не отходит от двери Лизы?
– Вполне возможно. Сходите вниз, позвоните в банк Кледермана, попросите соединить вас с его секретарем и договоритесь о встрече с хозяином. Насколько мне известно, у нас нет никаких причин таиться. Особенно от него! Кледерман человек холодный, но учтивый, и до недавнего времени, во всяком случае, он любил Альдо. Мне кажется вполне логичным немного побеседовать с ним, исходя из того принципа, что лучше говорить с Господом, чем с его святыми! Но вам это известно лучше, чем мне! Идите!
Десять минут спустя План-Крепэн вернулась. Банкир уехал в Лондон и вернется лишь через несколько дней.
– Решительно, звезды к нам неблагосклонны, если говорить словами моей покойной тетушки Альфреды, которая всегда консультировалась с зодиаком и в сотню раз лучше гадала на картах, чем госпожа де Тэб!
[1]
– Как бы мне хотелось с ней познакомиться! – с сожалением проговорила План-Крепэн.
– В этом я ни минуты не сомневалась! Но смею вам напомнить, что церковь осуждает деятельность такого рода. Но я надеюсь, что Господь, ум которого превосходит ум его слуг, принял ее с распростертыми объятиями, потому что она была самым милым и самым щедрым созданием…
– Не вернуться ли нам к нашей проблеме? Мне кажется, мы отвлеклись!
– Верно! Возьмите такси, поезжайте в особняк Кледермана и допросите с пристрастием дворецкого Хайнриха! Он знает нас обеих и не осмелится не дать вам адрес клиники!
Через несколько минут Мари-Анжелина уже ехала в такси по направлению к району Голденкюсте, Золотому берегу, украшением которого была резиденция Кледермана, исполненная решимости не возвращаться с пустыми руками. И удача явно была на ее стороне. Из-за снега автомобиль ехал медленно, и у План-Крепэн было время заметить выходящего из цветочного магазина мужчину с внушительным букетом пурпурных роз. Она без труда узнала в нем Гаспара Гринделя. Мари-Анжелина сразу же попросила водителя остановиться и, проследив взглядом за цветами, она увидела, как он исчез в сверкающей спортивной машине, и сразу же указала на нее таксисту:
– Вы видите эту красную штуку?
– «Бугатти»? Только слепой бы ее не увидел!
– И вы сможете следовать за ней так, чтобы вас не заметили?
– Легко, если она не поедет слишком быстро. А из-за снега авто едва ли наберет большую скорость.
Взревел мощный мотор, и автомобиль действительно поехал с умеренной скоростью. Но когда машины въехали в Голденкюсте, Мари-Анжелина нахмурилась.
Но тревога была мимолетной. «Бугатти» миновала импозантный особняк, проехала еще около полукилометра и свернула в сады с прямыми, как стрела, аллеями. Это была клиника Моргенталя.
– Великолепно! – План-Крепэн оценила мастерство таксиста. – Теперь вы можете отвезти меня в гостиницу!
В отличие от своего парижского собрата, который наверняка отпустил бы какое-нибудь замечание, швейцарец проехал еще метров сто, выполнил безупречный разворот и довез свою клиентку до места назначения. За это она отблагодарила его внушительными чаевыми.
– Готово! – объявила она госпоже де Соммьер. – Я знаю, где она, и мне не пришлось никого расспрашивать. Кузен Гаспар привел меня прямиком в клинику.
– Он все еще там?
– Почему нам хочется, чтобы он так быстро отказался от своей роли благородного рыцаря? Он нес целую охапку роз. Красных, как и положено! Цвета страсти.
– Лиза предпочитает белые розы. Пожалуй, он не слишком хорошо ее знает! Цветочный магазин далеко?
– В двух шагах.
– Отправляйтесь туда и закажите белые розы…
– Мы намерены добавить к войне Алой и Белой роз
[2]эпизод на территории Швейцарии? Победила белая роза Йорков. И это счастливое предзнаменование! Тем более что Альдо и Адальбер когда-то нашли бриллиант, который ее символизировал! Хуже то, что позже красная роза все-таки набралась сил и окончательно заняла трон.
– Но после долгого перерыва! Идите и закажите цветы!
Во второй половине дня дамы забрали цветы, которые Мари-Анжелина заказала и попросила доставить в гостиницу, и такси – машина оказалась той же самой, что и утром, которая доставила женщин в клинику. На этот раз автомобиль въехал на территорию и довез пассажирок до входа, где словно во дворце дежурил швейцар в галунах… Не без удовольствия Мари-Анжелина отметила, что никаких красных «Бугатти» на стоянке не было.
Тетушка Амели твердыми шагами подошла к администратору.
– Я хотела бы повидать княгиню Морозини, – сказала она. – В какой она палате?
Администратор заполняла какую-то карточку и ответила, не отрываясь от работы:
– Княгиня не принимает. Посещения запрещены!
– Ей настолько плохо? Но сегодня утром она принимала господина Гаспара Гринделя, своего кузена! А я ее тетушка, маркиза де Соммьер, и я прошу вас проводить меня к ней!
Женщина наконец соизволила поднять глаза, внимательно посмотрела на даму с королевской осанкой в манто и токе из соболя, покраснела и торопливо проговорила:
– Прошу простить меня, госпожа маркиза! Я вас провожу. Прошу вас следовать за мной! – добавила она, забирая цветы у Мари-Анжелины и передавая их другой медсестре. Администратор провела дам по широкому коридору, в котором стояли несколько кресел. План-Крепэн устроилась в одном из них, приготовившись ждать.
В белой, словно ледяной дом эскимосов, палате, где пурпурные розы Гаспара казались каплями крови, лежала Лиза. Веки ее были опущены, руки вытянуты вдоль тела, она была так похожа на надгробный памятник в соборе, что госпожа де Соммьер нахмурилась и стала очень суровой.
– Лиза! – окликнула маркиза.
Молодая женщина вздрогнула, повернула голову, посмотрела на нее, но улыбка не тронула ее губ.
– Тетушка Амели? Я же специально попросила, чтобы ко мне не пускали посетителей…
– За исключением вашего кузена Гаспара? – парировала старая дама, указав на цветы движением головы. – Раньше вы были любезнее, моя дорогая. Женщина моего возраста, которая только что проделала утомительный путь, заслуживает, чтобы с ней, по крайней мере, поздоровались, не так ли?
– Конечно! Простите меня. Здравствуйте, тетушка Амели! Но я хотела бы предупредить вас, что вы напрасно теряете время и могли бы избавить себя от этого «утомительного пути». Нетрудно догадаться, за кого вы приехали заступаться. Альдо для меня умер!
– К счастью, не совсем, иначе меня бы здесь не было. Но это может произойти в любой момент. Не так легко оправиться, получив пулю в голову!
– Пулю в… И вы здесь?
Лиза приподнялась в постели и, опершись на локоть, огромными тревожными глазами смотрела на маркизу.
Старая дама бесстрашно продолжала:
– Я бы предпочла быть сейчас в больнице в Туре рядом с ним. Его единственный шанс выжить и не стать идиотом – это почти волшебные руки доктора Лермитта, хирурга, который его оперировал. Тогда я подумала, что я должна приехать и сама рассказать вам об этом, пусть даже вы его ненавидите. Тем более что вы только что сами пережили тяжелое испытание…
Открылась дверь, и в палату вошла медсестра с белоснежными розами в вазе, которые она поставила рядом с красными…
– Вы принесли мне цветы?
– Я полагаю, это нормально, когда человек находится в больнице? И я знаю, что вы любите белые розы… Во всяком случае, раньше вы их любили!
– Спасибо! А что вы сделали с Мари-Анжелиной? Вы могли бы послать ее вместо того…
– … чтобы утомлять этот старый каркас? Я не хотела просить ее об этом из-за ее несколько грубоватой манеры сообщать новости. Но не сомневайтесь, она недалеко, здесь рядом, в коридоре, где, должно быть, грызет ногти.
– Должна признать, что во все это я верю с трудом…
– Это хотя бы честно! Вы с трудом верите, что мы обе приехали сюда, оставив вашего мужа в одиночестве на пороге смерти? Он не один. Адальбер от него не отходит… и главный комиссар Ланглуа тоже. Кстати, он не попросил вас приехать и ответить на его вопросы из-за вашего состояния. Впрочем, он, возможно, приедет к вам сам!
– Чтобы меня допросить? Почему? Потому что я не сочла возможным оставаться в этом ужасном замке, где я едва не погибла?
– Ланглуа, разумеется, хотел бы вас выслушать, но речь не об этом!
– А о чем же?
– Об автомобиле, который вас ждал, и о том человеке, который был за рулем. Как он мог туда приехать, если люди, которые привозят выкуп, ставят под угрозу жизнь заложников, когда за ними следуют третьи лица?
– Я не подозревала о том, что моему кузену Гаспару удалось последовать за похитителями после того, как один из его служащих отправился на вокзал, чтобы передать деньги. Но если его присутствие оказалось для меня наиприятнейшим сюрпризом, все остальное таковым не являлось. Гаспар самый лучший водитель из всех, кого я знаю, а его великолепное зрение позволяет ему ехать ночью с выключенными фарами. Если комиссар Ланглуа желает поговорить со мной об этом, то ему нет нужды приезжать сюда: вы сможете повторить ему мой рассказ!
– Не думаю, что этого ему будет достаточно. Разумеется, его заинтересует тот факт, что ваш кузен отправился в Круа-От, но он хочет поймать стрелявшего.
– Стрелявшего? Того, кто ранил…
– Возможно, смертельно, вашего мужа!
Молодая женщина вдруг покраснела до корней волос и снова откинулась на подушки.
– Вы же не собираетесь обвинить Гаспара в убийстве… совершенном у меня на глазах?
– Нет. Даже если теперь вы ненавидите своего мужа, я не верю, что вы позволили бы вашему кузену стрелять. Или я ошиблась в вас… Ланглуа полагает, что стрелок либо приехал вместе с господином Гринделем, либо выполнял его приказ…
– Но это безумие! Я…
– Позвольте мне продолжить! Дело в том, что пуля была выпущена человеком, находившимся совсем рядом с автомобилем, и вы не могли не заметить его.
– Как только я встретилась с Гаспаром, мы сразу уехали. Шум мотора, конечно же, помешал нам услышать выстрел!
Госпожа де Соммьер грустно рассмеялась.
– Чтобы заглушить выстрел, нужен был бы мотор пятитонного грузовика… Итак, я вас предупредила.
– И вы проделали такой путь лишь для того, чтобы сказать мне об этом?
– Не только! Я привезла вам письмо.
– Мольбы Альдо о прощении? Напрасный труд. Я не стану это читать!
– Подумайте головой, черт побери! Альдо не может даже открыть глаза, какие там письма…
Вынув из муфты длинный голубой конверт, маркиза не выпустила его из пальцев.
– Нет, это Полина Белмонт перед отъездом на родину попросила меня передать его вам… лично в руки.
– Прошу вас, положите письмо на стол. Я догадываюсь, о чем идет речь. Ей не терпится заплатить свою часть выкупа!
– Ошибаетесь, этим занимается ее брат. И я настоятельно прошу вас прочесть письмо сейчас! Я ознакомилась с его содержанием, и оно может очень помочь вам!
– Вы полагаете? Я в этом сомневаюсь. Эта женщина все разрушила!
– Она ничего не разрушила, именно это она и пытается вам объяснить. Полина признается в глубокой любви к вашему мужу, но честно признает свое поражение. Ну же, Лиза! Прочтите письмо! Или вы хотите, чтобы я прочла его вам сама?
– Нет! Вы прочтете слишком хорошо и сумеете заставить меня расплакаться от умиления! Дайте мне письмо!
Вскрыв конверт, госпожа де Соммьер передала его Лизе и стала наблюдать за ней. Но по обычно такому живому лицу бледной молодой женщины невозможно было что-то понять. Наконец, закончив читать, Лиза сложила письмо, положила его в конверт… и сунула конверт под подушку. Это удивило тетушку Амели, но она воздержалась от комментариев. Лиза сама возобновила разговор:
– Что ж, вы выполнили поручение…
Слово не понравилось старой даме:
– Я не посыльный при миссис Белмонт. Скажем так, я согласилась передать вам письмо. В любом случае, я бы приехала, чтобы узнать о вашем самочувствии. И чем дольше я смотрю на вас, тем больше тревожусь. Потеря не рожденного ребенка это всегда суровое испытание. Я когда-то это пережила, но я достаточно быстро оправилась и…
– … и вы удивлены тем, что я все еще нахожусь в клинике?
– Я бы не осмелилась так выразиться.
– Дело в том, что я не смогу больше иметь детей.
– Поверьте, я этим опечалена, но у вас уже есть трое детишек. Прекрасная семья, не так ли?
– Я бы хотела иметь больше! Я обожаю детей…
При этих словах лицо Лизы засветилось, и на нем появилось нежное выражение. Маркиза поморщилась.
– Если их отец все же умрет, вам не кажется, что троих сирот достаточно? Если только вы не собираетесь снова выйти замуж сразу после похорон… – безжалостно закончила она.
Результат оказался почти таким, на какой она рассчитывала. Лиза разрыдалась и отвернулась от нее. Посетительница позволила ей поплакать от души, надеясь, что эти слезы унесут с собой хотя бы часть горечи, отравлявшей молодую женщину. Когда рыдания стихли, госпожа де Соммьер нагнулась к Лизе и обняла ее за плечи.
– Только не думайте, что я стала вашим врагом. Я вас понимаю и по-прежнему люблю вас. Перед уходом мне бы хотелось, чтобы вы ответили на один-единственный вопрос: вы все еще любите Альдо?
Молчание показалось маркизе вечностью. Потом она услышала вздох:
– Я не знаю… Я больше ничего не знаю… Но это ему следовало бы спрашивать об этом!
– Если он выживет, то непременно сделает это. Впрочем, ответ можно узнать из письма миссис Белмонт. Она очаровательная женщина, но признает вашу силу и ваше влияние на Альдо. Зажечь чувства мужчины и завоевать его сердце – это долгий путь, который миссис Белмонт никогда не преодолеет!
– Что вы об этом знаете? Что знает об этом она сама? Вы забываете о том, что я познакомилась с Альдо до того, как он установил с вами привилегированные отношения. Пока он не влюбился в меня, я была немым свидетелем его страстей и влюбленностей в женщин, которые в подметки не годились этой американке. Она одна опаснее, чем все остальные вместе взятые…
– Вы не отвечаете на мой вопрос. Вы все еще любите его?
Маркизе не суждено было этого узнать. Дверь палаты распахнулась, и в комнату без стука вошел высокий рыжеволосый мужчина с легкой сединой в волосах, крепко скроенный, определенно швейцарец. Никаких сомнений, это был кузен Гаспар!
Его голубые, явно сердитые глаза встретились с глазами маркизы, но он не произнес ни слова. Подхватив вазу с белыми розами, он вышел вместе с ней прежде, чем кто-то из двух женщин успел вмешаться.
Дверь снова открылась, но на этот раз это была План-Крепэн.
С не меньшей решимостью она взяла вазу с красными розами.
– Сожалею, Лиза! – сказала она с гримасой, с трудом напоминавшей улыбку, – но от нас просто так не отделаешься! Я оставлю эти цветы от вашего имени в первой же часовне, которая встретится нам по пути. Совершенно очевидно, что наш визит затянулся. Пора возвращаться!
Ошеломленная на мгновение госпожа де Соммьер встала.
– Она права. Я, пожалуй, сказала вам все, что хотела. Будущее принадлежит вам. Одно только слово: если ваш муж выживет, он будет выздоравливать в моем доме… где вас примут как родную. Вы никогда не переставали быть членом семьи…
Маркизу прервал возмущенный голос кузена, который вернулся и столкнулся нос к носу с План-Крепэн:
– Это мои розы! Кто вам позволил?
– Вы же взяли наши? Так что теперь не жалуйтесь! Это честно, как мне кажется…
– Я принесу другие!
– Это ваше дело! А пока позвольте мне пройти!
Тон был настолько властным, что мужчина машинально повиновался и даже открыл дверь перед Мари-Анжелиной. Госпожа де Соммьер наклонилась, чтобы поцеловать Лизу, но та отвернулась.
– Нет! Прошу вас, не нужно… У меня будет ощущение, что это поцелуй от Альдо…
В зеленых глазах маркизы вспыхнул гнев.
– Так вы реагируете в то время, когда его, возможно, уже нет в живых? Мне вас жаль…
Не оборачиваясь, старая дама направилась к двери, которую Гриндель с широкой улыбкой распахнул перед ней.
– Это должно было когда-нибудь случиться, – возликовал он. – Если долго тянуть за веревку, она порвется, а этот красавчик явно перестарался!
– Не празднуйте победу так быстро! Его трудно забыть, этого «красавчика»! О вас я такого сказать не могу!
Лиза снова застыла в своей постели, вытянув руки вдоль тела и неподвижным взглядом уставившись в потолок.
Глава III
Сюрпризы поездки в Цюрих
В такси, которое везло их в гостиницу, дамы поначалу молчали. Мари-Анжелина решила проявить осторожность, задаваясь вопросом, не получит ли она нагоняй за свою вспышку гнева. Но мысли госпожи де Соммьер были далеко. Маркиза думала о той не знакомой ей Лизе, которую она только что видела, которую как будто совершенно не взволновало известие о том, что Альдо находится в двух шагах от смерти или, возможно, уже умер. Для нее имела значение лишь его измена…
– Это невозможно, – произнесла госпожа де Соммьер вслух, словно разговаривала сама с собой. – Нашу Лизу подменили. Ее не интересует, что муж умирает. Сгущая краски, я надеялась увидеть невольное движение, услышать вскрик… Но нет! Она как будто рассматривала скорую кончину Альдо как заслуженное наказание.
– Она прочла письмо миссис Белмонт?
– Да. Хотя бы этого я от нее добилась.
– И что Лиза сказала?
– Почти ничего! Письмо ее, определенно, не убедило.
– Но, по-моему, Лиза плакала? Я слышала из-за двери.
– Да, но речь шла о ее выкидыше, и особенно о том, что это несчастье лишило ее возможности в будущем иметь еще детей…
– Трое – это уже не так и плохо!
– Именно об этом я ей и сказала. А потом появился кузен Гаспар… Продолжение вам известно!
– Гм… Да! Я лишь надеюсь, что моя реакция… мщения не слишком вас расстроила.
– Ни в коем случае! Я бы даже сказала, что одобряю вас, потому что он начал первым…
– Есть только одна деталь, которая меня настораживает. Мне показалась странной эта клиника, где не слышно ни одного звука, особенно, если это гинекология. Никаких криков новорожденных, никакого персонала, никаких каталок! В палате Лизы за исключением абсолютной белизны нет никаких признаков медицинского контроля! Нет даже температурного листка! Странно, не так ли?
– В самом деле! Признаю, что я не обратила на это внимания.
– А я обратила, потому что мне было совершенно нечем заняться в коридоре…
Они подъехали к гостинице. Служащий открыл дверцу такси, чтобы помочь маркизе выйти, пока Мари-Анжелина расплачивалась с водителем. Госпожа де Соммьер направилась прямиком к портье. После короткого диалога она присоединилась к План-Крепэн, ожидавшей лифт. Старая дама явно гневалась, но не считала нужным посвящать в ситуацию лифтера. Только когда двери их апартаментов закрылись за ними, она дала себе волю:
– Не желаете ли объяснить мне, что Лиза делает в психиатрической клинике?
– А?
– Вы правильно расслышали. Доктор Моргенталь, который ее возглавляет, известный психиатр. Он занимается только самыми сложными случаями. И, разумеется, его услуги ценятся невероятно высоко!
– Дом для очень обеспеченных умалишенных, я понимаю! Теперь мне становится понятно, почему Ги Бюто в Венеции не смог узнать названия заведения, где Лиза потеряла ребенка. Она совершила ужасное путешествие, чтобы передать выкуп, с ней грубо обращались в замке, она едва не сгорела вместе с Альдо, Полиной и Уишбоуном. Естественно, что после таких испытаний потеря ребенка могла серьезно подействовать на ее нервы, расшатанные изменой мужа.
– Да… Бедная Лиза! Я уже жалею о том, что так разговаривала с ней. Она заслужила более деликатного обращения!
– Я в этом не уверена. Вспомните о ее, можно сказать, равнодушии, когда мы сообщили ей о возможной смерти Альдо. И хорошо, что дети сейчас в Вене. Мы далеко от той Лизы, которая настолько любила Венецию, что даже не думала о том, чтобы жить где-то в другом месте. Интересно, что она ответит, когда дети спросят ее об их отце.
– Вы не слишком увлеклись?
– Возможно, но я не могу отделаться от мысли, в которой, я уверена, нет ничего нелепого: женщина, которую мы только что видели, – это не та Лиза, которую мы так любили. И я спрашиваю себя, не связаны ли эти перемены с этой… клиникой?
– Вы полагаете, что Лиза сходит с ума?
– Не совсем, но одному Богу известно, как за ней ухаживают, и какие лекарства заставляют глотать под удобным предлогом лечения нервного потрясения – реального, я в этом не сомневаюсь! – пережитого ею в Круа-От.
– О чем вы думаете? О наркотиках?
– Почему бы нет? У меня никогда не было безграничного доверия к заведениям подобного рода. Куда лучше было бы для Лизы после выкидыша поехать к своей бабушке, которую она обожает. Тем более что малыши уже там. Вместо этого ее помещают в невероятно гнетущую обстановку! Комфорт – да, но вокруг абсолютная тишина, и кузен Гаспар всем дирижирует! Мне показалось, что он чересчур надоедлив.
– Вы не одиноки в своем мнении. И я удивлена тем, что отец Лизы оставляет дочь в его полной власти. Банкир сейчас в Лондоне, согласна! Но почему так долго? Поездки человека его уровня редко длятся дольше двух-трех дней! Перезвоните в банк и узнайте, когда Мориц Кледерман должен вернуться.
Спустя несколько минут секретарь банкира ответил, впрочем, очень любезно, что ему это неизвестно.
– Передайте, пожалуйста, госпоже де Соммьер, что, к моему огромному сожалению, я не могу ответить на ее вопрос. Господин Кледерман может вернуться завтра, на следующей неделе или через две недели. Он занят сейчас очень важными делами. Я лично не жду его раньше следующей недели. Но так как речь идет о членах его семьи, то вы можете с ним связаться. Господин Кледерман всегда останавливается в гостинице «Савой», а на уик-энд он отправляется в Ньюкасл к своему другу лорду Астору.
– Вот так! – закончила План-Крепэн. – Не знаю, что мы об этом думаем, но я не представляю, как мы будем обсуждать все это по телефону…
– Об этом не может быть и речи! Все слишком серьезно, и я должна вам признаться, План-Крепэн, что чувствую себя совершенно сбитой с толку. Мы могли бы подождать пару дней, но дольше мы здесь оставаться не можем! И для чего нам оставаться? Чтобы умирать от скуки? Я почти уверена, что даже если мы вернемся в эту проклятую клинику, нам не позволят увидеть Лизу! С ней рядом не кузен, а сторожевой пес, который, как мне показалось, слишком уверен в себе! Не забудьте о том, что он влюблен в нее с отрочества, что он ненавидит Альдо, и я уверена, что он готов на все, чтобы отнять у него Лизу… И потом, мне не терпится увидеть нашего раненого!
– Итак, мы возвращаемся в Тур?
– Да, мы возвращаемся! Как бы я хотела поговорить обо всем этом с Адальбером… А пока я напишу записку Кледерману, раз мы не можем с ним поговорить.
– Чтобы рассказать обо всем, что мы видели в клинике?
– Нет, я напишу, что мне необходимо с ним поговорить, рассказать новости об Альдо и сообщить, что он вскоре – во всяком случае, я на это надеюсь! – поселится у нас, чтобы окончательно поправиться. Не более того. Есть вещи, которые можно обсуждать только при личной встрече. Вы пойдете и оставите мое письмо у его секретаря, господина…
– Вальтера Лайнсдорфа, – поторопилась подсказать Мари-Анжелина, которая знала, какое раздражение вызывают у маркизы эти внезапные – и редкие! – выпадения памяти.
– Благодарю. Есть подходящий поезд сегодня вечером?
– Есть поезд, который отходит как раз сейчас, и еще один в двадцать два часа тридцать минут. Но могу ли я сказать?
– Разумеется, можете! Как будто вы этого не знали!
– Не лучше бы нам было после таких испытаний постараться отдохнуть, хорошо выспаться в этой гостинице, которую Альдо так высоко ценит, а не мучиться в спальном вагоне, где нам наверняка не удастся заснуть? Мы приедем в Париж разбитые, помчимся на вокзал Аустерлиц, сядем в другой поезд и, наконец…
– Остановитесь, не предсказывайте, что я в слезах упаду в объятия Адальбера! Это совершенно не в моем стиле, но вы, возможно, правы. Мне просто необходимо успокоиться. Позвоните, чтобы подали мое обычное шампанское, а потом я напишу письмо, которое вы отнесете господину Лайнсдорфу. Я его запечатаю, чтобы быть уверенной в том, что его вскроет только Мориц. Заодно вы закажете нам билеты на поезд… Потом вы прикажете принести нам меню, чтобы мы могли спокойно поужинать здесь. У меня нет ни малейшего желания появляться на публике…
Спустя час План-Крепэн возвращалась из банка, где она выполнила поручение маркизы. В обычное время она отправилась бы туда пешком, но уже стемнело, пошел снег, и она взяла такси. Машина ждала ее, пока она передавала письмо. Такси уже направлялось к входу в гостиницу, когда мощная «Бугатти» оказалась на его пути. Таксисту пришлось резко затормозить, чтобы избежать аварии, и он разразился потоком ругательств, которые совершенно не подействовали на водителя болида. Он лишь пожал плечами, вышел из машины, отдал ключи служителю, чтобы тот поставил автомобиль на стоянку, и торопливо вошел в холл. Таксист не успокоился и призвал Мари-Анжелину в свидетели:
– Вы видели это, сударыня? И почему именно мне встретился этот грубиян?
– Он вам знаком?
– Нет, но легко догадаться, кто он такой: один из тех фанфаронов, которые считают, что им все позволено только потому, что они за рулем роскошного автомобиля, стоившего им баснословных денег! Мне еще повезло, что я его не задел! Держу пари, что виноватым оказался бы я.
– Несомненно, но, хвала Господу, вы великолепно управляете автомобилем. Забудьте этого грубияна!
Чтобы помочь ему в этом, Мари-Анжелина оставила щедрые чаевые и тоже вошла в гостиницу. Таксист проводил ее теплыми словами благодарности, которых она не услышала. Инстинкт подсказывал ей, что необходимо во что бы то ни стало выяснить, что здесь делает Гаспар Гриндель.
Войдя в вестибюль, План-Крепэн увидела, как он направился к бару, в котором в этот час было очень оживленно. Она помедлила секунду, не зная, стоит ли следовать за ним. Она боялась, что ее заметят, потому что там наверняка были одни лишь мужчины. Но она была одета так, что – в кои-то веки! – едва ли кто-то обратил бы на нее внимание! Ее пальто из плотной коричневой шерсти с бобровым мехом и шляпа такого же цвета были от хорошего портного, но не привлекали внимания. Сунув руки глубоко в карманы, так как сумочку она не взяла, Мари-Анжелина сначала заглянула в бар, сделала один шаг, потом другой. Там действительно было много посетителей, но все были заняты разговорами и не заметили ее. Тогда она сделала еще один шаг, поднялась на цыпочки, повернула голову направо, затем налево и наконец заметила спину того, кого искала. Он сидел за столиком в глубине бара и оживленно разговаривал с каким-то мужчиной. Мари-Анжелина увидела его лицо и прижала руку к губам, чтобы не закричать от ужаса. На какое-то мгновение она застыла, потом медленно попятилась, вышла в холл и села в одно из кресел, чтобы прийти в себя. План-Крепэн нелегко было застать врасплох, не в ее привычках было падать в обморок, но у нее так дрожали ноги, что она побоялась упасть на виду у всех этих людей…
Надо было действовать и, главное, успокоиться. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы сердце снова забилось в нормальном ритме, но выглядела старая дева, должно быть, ужасно, потому что к ней подошел один из официантов:
– Вам нехорошо, сударыня?
Мари-Анжелина подняла на него страдальческие глаза:
– Нет, это пустяки… Легкое недомогание, которое сейчас пройдет!
– Могу я вам принести что-нибудь? Может быть, кофе?
– Лучше виски! Двойной!
Если официант и удивился, то виду не подал, как и полагалось прислуге в гостинице такого класса. Через три минуты Мари-Анжелина уже подписала счет, указав номер апартаментов, и добавила чаевые, от которых официант расплылся в улыбке. Он с ужасом посмотрел на нее, когда она одним глотком осушила свой стакан и снова заулыбалась.
– Спасибо! – сказала План-Крепэн. – Мне стало намного лучше!
Она собиралась встать с кресла, расположенного в тени пальмы в кадке, служившей ей убежищем, когда двое мужчин прошли мимо нее, не заметив. Один из них был кузен Гаспар, а второй – его собеседник, из-за которого она едва не потеряла сознание. Они направились к стойке портье, где тот, «другой», оставил ключ. Потом мужчины вышли из гостиницы.
Не дыша, Мари-Анжелина вскочила и бросилась к стойке:
– Простите мое любопытство, – обратилась она к портье, – но мне показалось, что я узнала мужчину, который только что оставил у вас ключ. Это же маркиз делла Валле, не так ли?
Она широко улыбнулась, и в ответ ей улыбнулись так же приветливо.
– О нет, это граф Гандия-Катанеи…
– Вы уверены?
– Абсолютно, сударыня. Он один из наших хороших клиентов. Ошибки быть не может!
Мари-Анжелина сгорала от желания спросить адрес этого человека, но у нее не было достойного предлога. Что ж, ничего не поделаешь!
– Тем хуже! – вздохнула она. – Увы, я просто обозналась…
– Такое случается, сударыня, – сочувственно отозвался портье.
Забыв о лифтах, переполненных постояльцами, Мари-Анжелина бросилась к лестнице и поднялась на второй этаж, где были расположены их апартаменты. Маркиза встретила ее словами:
– Долго же вы ходили! Да что это с вами? Не хотите ли немного шампанского?
– Нет, благодарю! Я выпила виски внизу.
– Виски? Вы? Что это на вас нашло?
– О, мне это было просто необходимо, как мы скоро поймем. Когда я возвращалась из банка, мое такси едва не столкнулось с «Бугатти» кузена Гаспара. Он вышел из машины, бегом направился в гостиницу, затем торопливо прошел в бар, куда я, разумеется, последовала за ним… И там я увидела, что он… О, это настолько неслыханно, что я до сих спрашиваю себя, не приснился ли мне кошмар…
– Так говорите же, черт побери! С кем он встретился?
– С Цезарем Борджиа… То есть я хотела сказать с Оттавио Фанкетти! Которого теперь называют графом Гандия-Катанеи!
– Что-о? Повторите!
Тишина, какая воцаряется после бури, установилась после того, как Мари-Анжелина на бис повторила свой рассказ. Но госпожа де Соммьер не сочла нужным ни сесть, ни даже прибегнуть к своему любимому эликсиру. Сложив на груди руки, она принялась мерить шагами гостиную. Было ясно, что она размышляет, и План-Крепэн не осмелилась в этой ситуации задавать вопросы.
Но когда прошло некоторое время, а «прогулка» все не заканчивалась, она решилась прервать размышления маркизы:
– Что мы собираемся делать?
– Пока ничего. Мы возвращаемся в Париж, как и было решено…
– Но разве мы не можем предупредить полицию? Это ведь беглый убийца…
– А Швейцария – приют для террористов и других злоумышленников при условии, что у них есть средства к существованию. Вы ведь все знаете, должны были вспомнить об этом. Не забывайте, что у этой страны статус нейтрального государства. Но тем не менее то, что вы узнали, очень важно. Теперь нам известно, что кузен Гаспар связан с мерзким негодяем. Этим и объясняется та легкость, с которой этот так называемый чемпион-гонщик смог последовать за похитителями Лизы. Вы уверены, что они вас не видели?
– В этом я не сомневаюсь.
– Очень хорошо. Итак, завтра мы возвращаемся, но вместо того, чтобы сразу же отправиться в Тур, мы не будем спешить, а поедем к Ланглуа и расскажем ему нашу историю. Потом отправимся в Тур, посмотрим, как там Альдо, которого мне хотелось бы перевезти в Париж. И, самое главное, нам надо встретиться с Адальбером. Хотите вы этого или нет, План-Крепэн, но нам нужна помощь мужчин, потому что дело слишком серьезное! Кто знает, не грозит ли опасность Лизе и даже ее отцу?
– Именно этого я и опасаюсь! – Мари-Анжелина бросила взгляд на свои часы. – У меня еще есть время отправить телеграмму Ланглуа и предупредить его о нашем приезде. Пусть понервничает. Не хватало только, чтобы его не оказалось на месте!
– Неплохая мысль!
Главный комиссар не просто был на месте. На другой день ближе к вечеру он мерил шагами перрон Восточного вокзала, ожидая прибытия поезда из Цюриха… Пульмановский вагон остановился как раз рядом с ним, и именно комиссар подал руку тем, кого он приехал встретить.
– Ну зачем вы беспокоились! Это слишком любезно с вашей стороны! – воскликнула маркиза, когда комиссар надевал свой котелок после приветствия.
– Я не мог усидеть на месте после того, как получил телеграмму мадемуазель дю План-Крепэн. Поэтому я попросил вашего шофера не беспокоиться: я сам отвезу вас в особняк!
– Вы поужинаете с нами?
– Если позволите, в другой раз, сударыня! Чувствую, сегодня вечером мне придется поработать!
Во дворе вокзала их ожидал черный лимузин с двумя полицейскими на переднем сиденье. Служебная машина, несомненно! Дамы заняли места сзади, Ланглуа – на откидном сиденье, спиной к зеркальному стеклу, разделяющему кабину и салон, которое он сразу поднял.
– Вот так! – он повернулся к маркизе и ее компаньонке. – Вы мне сообщили, что сделали важное открытие. Я весь превратился в слух!
– Рассказывайте, План-Крепэн! Я вас внимательно слушаю! Опишите комиссару наш вчерашний день.
По мере того, как разворачивался рассказ – впрочем, четкий и аккуратный! – лицо Ланглуа, сначала улыбавшееся, мрачнело все больше.
– Вы правильно сделали, что сразу же обратились ко мне, – сказал он, когда Мари-Анжелина, наконец, закончила. – То, что вы рассказали, очень и очень серьезно. Я даже представить себе не мог, что может быть нечто общее между убийцами из Круа-От и семьей княгини Лизы! Это… немыслимо!
– Мне кажется, что это, скорее, очень по-человечески, мой дорогой друг. Гаспар Гриндель влюблен в Лизу целую вечность, как мне кажется, и он всегда ненавидел ее мужа… Кстати, у вас есть новости об Альдо?
– Видаль-Пеликорн звонил мне сегодня утром. Его состояние стабильно улучшается, и ваш племянник уже устроил тяжелую жизнь медсестрам, настолько ему не терпится покинуть больницу! Молчание жены его тревожит.
– Что бы было, если бы он узнал правду! Мы расскажем ему о выкидыше, о том, что у нее не может быть больше детей, с чем она никак не может смириться. На какое-то время это успокоит Альдо. Скажем, на время его выздоровления, к примеру, в нашем доме?
– Если мои сведения верны, то на это нужно два месяца. Это долго! Вам будет трудно заставить его сидеть спокойно!
– Мы к этому готовы! – вздохнула тетушка Амели. – Но это даст нам передышку, чтобы действовать. Правда, у вас возникнут трудности, если клан Борджиа скрывается в Швейцарии. Ваши полномочия заканчиваются на границе этого великолепного логова.
– Наши, возможно, да, но не полномочия Интерпола!
– Это что еще такое?
– Европейская организация, созданная в 1923 году, штаб-квартира которой находится в Сен-Клу под Парижем. Это облегчает розыск преступников в других странах, даже в Швейцарии. Хотя будет немного сложнее, если, как я всегда думал, мы имеем дело с мафией. В любом случае, я сообщу Уоррену в Скотленд-Ярд, мы с ним вместе занимаемся делом Торелли…
Когда они приехали на улицу Альфреда де Виньи, Ланглуа покинул автомобиль только для того, чтобы помочь дамам выйти и передать их на попечение Сиприена, старого мажордома.
– Полагаю, что вы вернетесь в Тур? – поинтересовался комиссар.
– Первым же поездом, на который мы успеем! – ответила госпожа де Соммьер. – Мы торопимся увидеть Альдо… и Адальбера тоже!
– Повидайтесь и с врачом Альдо! Чем раньше ваш племянник окажется здесь, тем мне будет спокойнее, потому что этот дом, разумеется, будет под охраной днем и ночью. Мы постараемся оставаться для него незаметными…
– А как вы будете охранять его от него самого? Он быстро поймет: что-то не так, – заметила План-Крепэн.
– Эта сомнительная честь выпадет вам, моя дорогая мадемуазель. Вам, этому дому и Видаль-Пеликорну! Естественно, я буду держать вас в курсе!
Но даже после таких заверений обе женщины не могли не тревожиться по дороге в Тур. Адальбер, которого Ланглуа предупредил об их приезде, ждал их с таким волнением, что едва не растянулся на багажной тележке, когда побежал к ним навстречу на вокзале.
– Вот и вы, наконец! – выдохнул он, по очереди целуя их. – Как вовремя! Я уже и не знаю, что мне делать с Альдо! Он недолго верил – если вообще поверил – в эту эпидемию насморка, разом подкосившую вас обеих!
– Как он?
– Все потихоньку налаживается, но я не знаю, что будет, когда он вас увидит! Ланглуа сообщил мне, что новости из Цюриха далеко не блестящие, но уточнять не стал.
– Давайте сначала доберемся до гостиницы! – вздохнула госпожа де Соммьер. – Такого рода рассказы не предназначены для вокзальных сквозняков… даже в провинции!
– Все настолько серьезно?
– Намного хуже! Едем скорее! После чашечки кофе наши мысли станут яснее, – посоветовала Мари-Анжелина.
– Я так долго не выдержу! В моем автомобиле нет любопытных ушей, а потом будет и кофе!
– Расскажите ему, План-Крепэн! Он настолько возбужден, что может устроить аварию! Впрочем, это не займет много времени…
Как только дамы сели в машину, Мари-Анжелина пересказала все то, что произошло за предыдущие два дня в Цюрихе. Пока она говорила, к Адальберу как будто вернулось обычное спокойствие, но, когда План-Крепэн начала рассказ о том, кого она увидела в баре, он резко вывернул руль, чтобы припарковаться, заглушил мотор и с ужасом уставился на старую деву.
– Это невероятно! – выпалил он. – Этот карнавальный Борджиа, кажется, связан с кузеном?
– Не кажется, а связан! У меня отличное зрение! Они великолепно ладят! Настоящие друзья!
– Но как это возможно? Как они встретились?
– Какого ответа вы от меня ждете? – заговорила госпожа де Соммьер. – Гриндель живет в Париже, но нам ничего не известно о его образе жизни!
– Верно… А теперь он выступает в роли защитника обманутой жены, и нам будет невероятно трудно от него избавиться! Если только нам не удастся обвинить его в покушении на жизнь Альдо…
– Думаю, мы можем доверить это Ланглуа. Теперь ему известно столько же, сколько и нам. Пусть он спокойно работает, а мы займемся Альдо! Нужно заехать в гостиницу, чтобы смыть с себя паровозную пыль…
– … и выпить чашечку кофе или даже две! – Мари-Анжелина не желала отказываться от своих намерений.
– Три, если хотите! Потом вы отвезете нас в больницу, Адальбер. Пришло время немного успокоить нашего раненого.
– Вы намерены все ему рассказать?
– Разве он после этого успокоится? Я лишь расскажу о несчастном случае с Лизой, о нашем визите к ней, максимально избегая упоминаний о том, что может его взволновать. Я не стану говорить о Гаспаре, о «неврологической» клинике, о войне роз. Сообщу ему о состоянии здоровья Лизы, но так, чтобы понапрасну его не тревожить. Упомяну о письме Полины, но не буду скрывать, что Лизу оно не убедило. А теперь заводите машину, Адальбер! Не проводить же нам весь день у этого тротуара!
– Пока вы с ним не встретились, – египтолог послушно повернул ключ зажигания, – я бы хотел прояснить один момент: отсутствие Морица Кледермана. Чем таким он может заниматься в Англии, когда с его единственной дочерью случилась столь серьезная неприятность? Я не слишком в этом разбираюсь, но выкидыш на сроке более пяти месяцев беременности называется преждевременными родами, и могут быть неприятные последствия…
– Он уехал накануне нашего приезда. Несомненно, Кледермана совершенно успокоили насчет состояния здоровья его дочери, – объяснила госпожа де Соммьер. – Так что у него не было причин откладывать важные дела. В любом случае, нам известно, что он останавливается в «Савое», а уик-энд проводит у своего друга лорда Астора. Вы довольны?
– Пока да!
Когда она сидела у постели Альдо – План-Крепэн устроилась с другой стороны, – тетушка Амели смогла констатировать, что ему стало намного лучше. Его умственные способности восстанавливались с рекордной скоростью! Это успокаивало, но отнюдь не облегчало задачу. Даже если Альдо встретил обеих женщин сияющей улыбкой!
– Я хочу как можно скорее услышать новости, которые вы принесли, потому что я, разумеется, не поверил ни единому слову об ужасном насморке, который удерживал вас в постели. Кстати, откуда вы сейчас? Не из Венеции, по крайней мере?
– Нет! Из Цюриха. Нам позвонил Ги Бюто и сообщил, что Лиза там, и с ней произошел несчастный случай. Не из самых серьезных, не волнуйся! – поспешила добавить маркиза, увидев, что племянник побледнел. – Она была на шестом месяце беременности, упала и потеряла ребенка!
– Боже мой, упала! После того, что она пережила в замке, еще и это несчастье! Как она?
– Хорошо, насколько это возможно. Лиза пока в больнице, но мы полагаем, что она скоро оттуда выйдет.
Повисла пауза, потом Альдо спросил:
– Вы говорили с ней обо мне?
– Естественно, и я не стану скрывать от тебя, что в ближайшее время она не намерена тебя прощать! Но твоя жена согласилась прочесть в моем присутствии письмо, которое я ей привезла. Полина передала его мне перед своим отъездом. Очень хорошее письмо, в котором она взяла на себя вину за вашу встречу в поезде, призналась в любви к тебе, но уточнила, что эта любовь безответная, и что ты любишь только одну женщину – свою жену!
– Что ответила Лиза?
– Ничего. Она аккуратно сложила письмо и положила его под подушку. Это позволяет надеяться, что она прочтет его еще раз…
– … или порвет после вашего ухода… – пробормотал Альдо.
– Попробуйте быть оптимистом! Это будет лучше для выздоровления! – посоветовала Мари-Анжелина.
– Простите меня! Вы совершили это совершенно не нужное вам путешествие, а я… Вы видели моего тестя?
– Нет, он уехал в Лондон, как только состояние дочери перестало его тревожить. Его секретарь сообщил нам, что он намерен остаться там на несколько дней, а мы не могли себе позволить задерживаться в Цюрихе слишком надолго.
– Значит, Лиза в Цюрихе одна? Почему она не поехала в Вену, к детям и бабушке?
– Она, разумеется, именно так и поступит, когда почувствует себя лучше. Лиза пережила настоящее испытание, понимаешь? И то, что она узнала о твоем состоянии, тоже не пошло ей на пользу!
– На этот счет я не уверена, – отважно заявила Мари-Анжелина, – но я слышала, как Лиза плакала… Как вы догадываетесь, я не входила в палату, а оставалась в коридоре. Я уверена, Альдо, что вам нужно просто запастись терпением! Вскоре вы выйдете отсюда и будете выздоравливать в Париже. У вас обоих будет время, чтобы переоценить ситуацию…
– Не знаю, не знаю. Вы не забыли о том, что Ланглуа намерен ее допросить?
– Это не значит, что он бросит все дела и набросится на Лизу. Да и состояние ее здоровья требует обходительности. – Тетушка Амели подумала еще раз, но все-таки сказала: – Лучше тебе об этом узнать, чтобы ты нашел для своей жены смягчающие обстоятельства…
– Во всем виноват лишь я один! Не она! Я уверен, что она не замешана в ужасной истории, которая случилась со мной. Так в чем дело?
– Лиза больше не сможет иметь детей! Ты мне скажешь, что у вас уже есть трое, и она должна страдать меньше, чем любая другая женщина…
– Нет! Она должна ощущать это как рану… Чувствовать себя ущербной… Бедная моя Лиза!
– Мы отправимся на поиски доктора Лермитта, чтобы узнать, когда тебя можно будет забрать…
– Как можно скорее! Я не хочу показаться неблагодарным, но хватит с меня больницы!
Дамы были уже возле двери, когда Альдо неожиданно спросил:
– Кстати, вы случайно не видели кузена Гаспара во время вашего визита?
Маркиза и План-Крепэн даже не обменялись взглядами.
– Господи, нет, конечно! – ответила одна.
– Нет, не видели! – подтвердила другая. – Вы идете, План-Крепэн?
Улыбка, взмах руки, и они вышли.
– Вы лжете намного лучше меня! – оценила госпожа де Соммьер. – Вы даже не покраснели.
– Мы тоже, при всем уважении к нам. Это значит, что у нас хорошее настроение! Если бы мы рассказали об эпизоде с розами и обо всем остальном, Альдо уже садился бы в такси, чтобы ехать на вокзал!
Они были бы весьма разочарованы, если бы узнали, что их прекрасное единодушие не убедило Альдо. Он слишком хорошо знал их обеих! Но он не встал с постели, а, напротив, погрузился в глубокие раздумья, из которых его вырвал только обед, принесенный – в знак особого расположения! – госпожой Вернон.
– О, я вас побеспокоила! – извинилась она. – Вы спали…
– Нет, я размышлял.
– О чем же? Или это нескромность с моей стороны?
– Ни в коем случае! Я хотел бы знать, когда я смогу вернуться в Париж.
– Вам здесь скучно?
– Это было бы неблагодарностью с моей стороны, но мне не терпится вернуться к нормальной жизни!
– Совершенно естественно… Но вы ведь понимаете, что вы все еще нуждаетесь в отдыхе?
– Я готов подчиниться, но в Париже я буду почти как дома, в Венеции, и смогу заниматься делами, оказавшимися заброшенными в силу обстоятельств!
– Хорошо! Я вижу, что вас надо ободрить, – уступила медсестра, поправляя подушки за спиной Альдо так, чтобы ему было удобнее есть. – Я слышала, как доктор Лермитт говорил, что намерен выписать вас в эту субботу. По-моему, он даже предупредил бригаду «Скорой помощи»…
– Еще четыре дня!
– Каким вы бываете несносным! Я забыла уточнить: выписка состоится, если у вас снова не поднимется температура! Теперь вы понимаете, что вам надо делать? Сохранять олимпийское спокойствие! Иначе…
Альдо все понял. С покорным вздохом он принялся за свой суп. Боже, какими же долгими будут эти четыре дня!
На другой день Юбер де Комбо-Рокелор и Корнелиус Б. Уишбоун по приглашению Адальбера пришли позавтракать в гостиницу «Вселенная». Эти двое, которых разделяли происхождение, возраст и культура, неожиданно крепко подружились. До такой степени, что профессор предложил техасцу пожить у него, и тот отлично устроился в старом доме в Гран-Карруа. Строение было средневековым, его стены видели Жанну д’Арк, но при этом хозяин сумел сделать жилище комфортным и изысканным. За домом следил Болеслав, поляк, музыкант с непроизносимой фамилией и с шевелюрой, как у Шопена. Композитор был для него богом, он знал все его произведения. В силу отсутствия рояля он либо распевал их во всю мощь легких, либо мрачно бубнил, в зависимости от настроения. Это был политический беженец, ненавидевший Советы и сбежавший из их застенков. Профессор нашел его зимним вечером самым романтическим образом: наполовину замерзшим перед Коллеж де Франс, где профессор только что прочитал великолепную лекцию. Очень худой мужчина с огромным достоинством попросил у него милостыню на мотив «Ноктюрна № 5» и настолько поразил обычно сдержанного в эмоциях Юбера, что тот отвез его в свою парижскую квартиру на бульваре Сен-Мишель и доверил заботам консьержки госпожи Лебле, которая следила за его квартирой. Профессор поручил ей приготовить для Болеслава комнату горничной и откормить его, чтобы потом он мог забрать его с собой в Шинон. Там поляку устроила экзамен Сидони, экономка Юбера. Выяснилось, что поляк обладал настоящим талантом слуги. Это позволило Сидони посвятить себя исключительно кухне.
Когда Альдо и Адальбер появились в доме профессора, Болеслава не было. Профессор «одолжил» его одному из своих старых друзей из Анжера, который лишился своего лакея, а потом сломал ногу и так и не смог найти слуге замену… Болеслав вернулся на другой день после пожара в Круа-От и горько сожалел о том, что не был эти дни рядом со своим хозяином. Появление техасца доставило ему огромное удовольствие благодаря аромату приключений, окутывавшему его, и к тому же поляк находил его невероятно симпатичным. С этого времени дом в Гран-Карруа чаще жил в ритме вальсов – предпочтительно «Собачьего вальса»! – чем в ритме ноктюрнов. Поляк пришел почти в состояние экстаза, когда двое мужчин заинтересовались, по общему согласию, развалинами сгоревшего замка и его подземельями в надежде отыскать сначала путь, которым преступники ушли к реке, а потом, возможно, и кое-что другое.
– Вы что-нибудь нашли? – спросил Адальбер, когда все уселись вокруг стола.
– Мы почти выяснили, как им удалось сбежать, – сказал профессор. – Путь завален практически наполовину, но впереди виден свет. Разбирать ход не имеет смысла. Зато Корнелиус, хранящий в памяти интерьер замка, думает, что до обвала по этому ходу можно было попасть в крипту часовни, которая пострадала меньше.
– Я не сомневаюсь, что эти археологические изыскания очень полезны, – несколько суховато заметила госпожа де Соммьер, – но боюсь, что нам придется решать более серьезную проблему. Мари-Анжелина случайно встретила поддельного Цезаря Борджиа. Расскажите, Адальбер! У вас это получится лучше.
– Все так плохо, Амели? – встревожился профессор. – У вас и правда вид как у покойницы!
Вот этого говорить не следовало! Зеленые глаза маркизы полыхнули ярким огнем:
– Если вы будете говорить мне об этом при каждой нашей встрече, Юбер, мы с вами больше никогда не увидимся! Я даже спрашиваю себя…
– Спокойствие! Спокойствие! Не сердитесь! Боюсь, что вы совсем не бережете себя! Я умолкаю. Начинайте, мой мальчик! – обратился профессор к своему бывшему ученику.
– Благодарю, профессор! Но когда вы узнаете, каким было путешествие наших двух отважных союзниц, вы поймете, что к реальной усталости примешивается еще и искренняя тревога по поводу будущего Морозини и его жены…
Адальбер пересказал последовательность неприятных сюрпризов, которые приготовила поездка в Цюрих, начиная с обескураживающего приема Лизы, инцидента с розами и заканчивая невероятной встречей Гаспара Гринделя с тем, кого они уже и не знали, как называть.
– Чтобы вам стали известны мельчайшие подробности, добавлю, что в Париже дамы встретились с комиссаром Ланглуа. Теперь ему известно столько же, сколько и нам, и, полагаю, он уже начал работать. Самое главное сейчас – это охрана особняка госпожи де Соммьер, когда туда вернется Альдо. А это случится уже в субботу!
– Вы его видели сегодня утром, Амели? Вы ему обо всем рассказали?
– Разумеется, нет! – не выдержала Мари-Анжелина, которой никогда не нравилось молчать. – Он выслушал сокращенный вариант, но едва ли нам удастся долго скрывать от него истинное положение дел. Как только Альдо наберется сил, а мы все его хорошо знаем, он сразу захочет вмешаться. Чтобы заставить его сохранять спокойствие, потребуется немало сил. Мы, разумеется, сделаем все возможное…
– … но вам все же понадобится помощь, – вмешался Адальбер, – и это моя задача… Хотя мне очень хочется самому отправиться в Швейцарию.
– Если вы хотите туда поехать для того, чтобы уговорить Лизу, то вы напрасно потеряете время, мой мальчик! Я убеждена, что к вам она отнесется еще с большим подозрением, чем ко мне! – вздохнула госпожа де Соммьер.
– Я бы хотел встретиться не с ней, а с ее отцом! Совершенно невероятно, что он счел возможным уехать в Лондон сразу после того, как его дочь вернулась в родное гнездо. Это на него не похоже! Мне бы хотелось узнать, что он думает об этой истории! Мне он ответит скорее, чем полицейским, которые скоро примутся за работу…
– Тем более что в Швейцарии им потребуется получить огромное количество разрешений, – добавил Юбер. – Насколько мне известно, это одна из редких стран в Европе, которая еще не до конца вступила в Интерпол! Что касается наблюдения за Морозини, я охотно предлагаю вам свою помощь…
Уишбоун опустошил свой стакан белого игристого вина вувре, которое явно становилось его любимым напитком, и поднял руку, словно собираясь голосовать.
– Я тоже! – с энтузиазмом сказал он. – И я даю доллары, чтобы покупать сообщников, шпионов, дома для наблюдения…
– И убийц тоже? – иронично заметила Мари-Анжелина.
Но техасец не шутил.
– Если нужно, то да! Это я причина несчастья, я хочу помогать!
– Вы не собираетесь вернуться в ваш родной Техас? – мягко поинтересовалась госпожа де Соммьер, сумев улыбнуться этому очаровательному человеку, которого все приняли.
– Да, но не сейчас! Когда все будет в порядке, я покупаю яхту и везу всех в гости. А пока я с визитом в Турени! Потрясающий край! Может, купить замок и дубовый лес для… омелы? Я правильно говорю, Юбер? – закончил он, с широкой улыбкой глядя на профессора. Тот залился горячим румянцем под недоверчивыми взглядами госпожи де Соммьер и План-Крепэн, которая не удержалась:
– Я брежу! Профессор, вы сумели уговорить его на… Ой!
Продолжить она не сумела. Адальбер почти раздавил ей ногу под столом и поспешил вернуться к теме разговора:
– Мы несколько увлеклись! В данный момент нам важно обеспечить Морозини максимально спокойное выздоровление, а мы тем временем постараемся собрать по кусочкам его семейную жизнь. В субботу мы везем Альдо в Париж, а тем временем Ланглуа и его люди примутся за дело. Он предупредит меня, когда я смогу поехать в Цюрих, чтобы поговорить с Морицем Кледерманом. Иначе можно сделать больше плохого, чем хорошего.
– Альдо на пути к полному выздоровлению, поэтому не стану скрывать, что сейчас меня больше всего беспокоит Лиза. Когда я увидела ее в этой клинике, где, с моей точки зрения, ей не следует находиться, у меня создалось впечатление, что передо мной другая женщина. Судьба мужа ей безразлична. Единственное, что ее мучает, это невозможность в будущем иметь детей. Она чувствует себя униженной, оскорбленной…
– Учитывая то, что у нее уже есть трое детей, и она отвергает мужа, она не должна была бы так на это реагировать, – заметил профессор. – Если только она не хочет иметь ребенка от другого… мужа?
– Юбер! – возмутилась маркиза. – Вы с ней даже не знакомы! Откуда такие оскорбительные предположения на ее счет? Я ведь сказала вам, что не узнала женщину, к которой я питала почти материнские чувства…
– И вы связываете эту перемену с клиникой? – уточнил Адальбер. – Естественно, вы испытали шок, когда узнали, что Лиза среди… Я не скажу сумасшедших, но на это очень похоже. Следовало бы выяснить вот что: она там потому, что в этом нуждалась после всего пережитого… или это злой умысел? Возможно, кто-то рассчитывает на то, что она постепенно потеряет разум? Второе предположение мне кажется слишком невероятным, учитывая тот факт, что клиника находится недалеко от отчего дома Лизы. Вот почему мне необходимо во что бы то ни стало поговорить с Кледерманом!
– Вы, несомненно, правы, но признайте, что союз кузена Гаспара и убийцы из Круа-От наводит на размышления.
План-Крепэн откашлялась, чтобы голос звучал яснее, и продолжала:
– А что если вместо того, чтобы ходить по кругу, нам обратить внимание на Вену? Никто до сих пор даже не вспомнил о госпоже фон Адлерштайн, бабушке Лизы, у которой сейчас находятся дети. Если Лиза действительно нуждается в поддержке, то ей следует находиться рядом с бабушкой и своими малышами!
– Совершенно верно! – согласился Адальбер. – Даже удивительно, что старая дама до сих пор не дала о себе знать. Французские газеты продают и в Вене! Надо признать, что журналисты ведут себя довольно скромно. Вероятно, это заслуга Ланглуа. Ни в одной газете не было огромных заголовков в духе «Драма в Круа-От». Писали лишь о том, что псевдо-Борджиа взорвали замок, а потом сбежали, но их пленников удалось освободить. Вполне вероятно, что графиня ничего не знает… Особенно если она не в своем венском дворце, а в «Рудольфскроне», своем поместье в Зальцкаммергуте.
– Пока, я думаю, нам не стоит ее беспокоить, – отрезала госпожа де Соммьер. – Графине Валери отлично известно, что ей доверяют детей в том случае, когда они нуждаются в защите, ведь ее резиденции представляют собой настоящие крепости. Вероятно, ее зять Кледерман держит ее в курсе дела, потому что именно он платил выкуп. Поехать к ней в данной ситуации значило бы обозначить ее как следующую мишень. Мы решим позже, посоветовавшись с Ланглуа, и этим я займусь сама.
Добавить к сказанному было нечего, и на этом все расстались.
– Вы пока продолжайте обыскивать руины, – посоветовал Адальбер двум новым друзьям, когда дамы удалились. – Я знаю по опыту, что исследования могут дать неожиданные результаты… Мы будем держать вас в курсе!
В субботу утром, как и было решено, Альдо распрощался с больницей и с теми, кто так замечательно его выхаживал… Адальбер купил ему одежду максимально соответствующую его вкусам, так как Морозини отказывался ехать в Париж в больничном халате. Личные вещи князя – часы, бумажник, зажигалка, золотой портсигар с его гербом и кольцо-печатка с резным сардониксом, передававшееся в семье Морозини из поколения в поколение с XVI века, – исчезли, и его не оставляло неприятное ощущение собственной наготы. Хуже того, пропало его обручальное кольцо, от которого на безымянном пальце остался лишь легкий след.
– Не могу отделаться от мысли, что это плохое предзнаменование! – признался он Адальберу, который с помощью госпожи Вернон помогал ему одеваться. Тот рассмеялся ему в лицо:
– Уж не становишься ли ты суеверным? Потеря твоей печатки не лишает тебя ни имени, ни титула, так и потеря обручального кольца не превращает тебя в холостяка! Если так и пойдет и дальше, то скоро ты станешь гадать на картах! Встряхнись, черт побери!
В действительности насмешливое возмущение «больше чем брата» было несколько наигранным. Как любой хороший уважающий себя египтолог, он был очень чувствителен к символам, в чем он сам никогда бы не признался. Альдо не стал возражать, но Адальберу не удалось его обмануть.
– Я бы очень хотел встряхнуться, но у меня немного кружится голова!
– Теперь вы видите, что карета «Скорой помощи» – это не роскошь! Если бы мы вас послушали, вы бы отправились в автомобиле господина Видаль-Пеликорна, – торжествующе заметила медсестра.
– … и потребовались бы носилки, чтобы вас оттуда вынести… Не стоит забывать и о том, что закончили бы вы путешествие на заднем сиденье! – добавил доктор Лермитт, вошедший с письмом в руке. – Ради всего святого, не портите мою работу! Еще некоторое время у вас будут головокружения и мигрени. С этим придется смириться! Это письмо профессору Дьелафуа. Госпожа де Соммьер сказала, что он один из ее добрых друзей и уже лечил вас. Он меня сменит. А теперь, счастливого пути! И выздоравливайте! Успех зависит от вас…
– Спасибо, доктор! От всего сердца благодарю вас! Я знаю, мне неслыханно повезло, что я попал в ваши руки!
Через несколько минут карета «Скорой помощи» отъехала от больницы, увозя Альдо, молодого интерна, который в случае необходимости мог бы оказать помощь, и… вооруженного полицейского. Сзади ехал Адальбер в своем автомобиле вместе с госпожой де Соммьер и Мари-Анжелиной. Он тоже был вооружен, что заставило последнюю поморщиться:
– Этот арсенал действительно необходим?
– Комиссар Дежарден считает, что лучше принять чрезмерные предосторожности, чем недостаточные. Вам об этом не сказали, но ему на стол попали очень тревожные сведения. Не стоит предаваться иллюзиям: у Альдо по меньшей мере есть один упорный враг, который не сдается!
– И все же…
Госпожа де Соммьер вмешалась в их разговор:
– Не будьте лицемерной, План-Крепэн! Вы просто в ярости, потому что вам никто не подумал предложить какую-нибудь «пукалку»!
– Если дело лишь в этом, – невозмутимо сказал Адальбер, – то в ящичке для перчаток есть заряженный пистолет! Я не забыл о ваших светских талантах!
План-Крепэн взяла оружие с уверенностью старого солдата, проверила, все ли в порядке, положила его на сиденье и почувствовала себя намного спокойнее. Но все эти предосторожности оказались лишними, и они без приключений вернулись на улицу Альфреда де Виньи под сень прекрасных деревьев парка Монсо…
Часть вторая
Буря
Глава IV
Беспокойное выздоровление
Возвращение в желтую комнату в особняке тетушки Амели, в которой Альдо жил во время своих приездов в Париж, стало для него почти таким же утешением, как если бы он вернулся к себе домой. Ему нравилось строгое убранство, элегантное и откровенно мужское, доставляли удовольствие и два окна, выходившие на парк Монсо, и особенно в это время года. Пылающий камин наполнял комнату лесным ароматом горящих поленьев. Все эти радости жизни были не доступны в арктической белизне больницы. И потом Альдо не в первый раз выздоравливал здесь.
После чудовищного плена, который его заставил пережить жестокий полубезумец, когда смерть прошла рядом с ним, именно в этой комнате Альдо вновь обрел вкус к жизни, здоровье и желание сражаться за Лизу.
А его жена, зацепившись за нечаянно произнесенное в горячке слово, уехала, хлопнув дверью, и поклялась никогда не возвращаться! По сути, сейчас ситуация повторялась, за тем лишь исключением, что в первый раз Альдо был невиновен, а во второй – виновен вне всяких сомнений! Хуже того, Альдо не только не сердился на Полину за ту томную ловушку, в которую она его заманила, но и находил утешение, вспоминая в тишине одиноких ночей самые жаркие мгновения, проведенные в ее объятиях… Удастся ли ему когда-нибудь забыть о них? Трудно сказать!
Тем временем повседневная жизнь в особняке маркизы де Соммьер претерпела некоторые изменения в связи с ночным присутствием двух дюжих полицейских, которые по приказу комиссара Ланглуа охраняли дом и его обитателей… Охрана должна была присутствовать в доме вплоть до полного выздоровления Морозини. Так решил Ланглуа. Днем дом был под более или менее надежным присмотром Адальбера и План-Крепэн, но с наступлением сумерек регулярно появлялись люди с набережной Орфевр. Один устраивался на канапе в зимнем саду, чтобы наблюдать за задней стороной дома, которую от большого парка отделяла лишь простая ограда. Другой, находясь в галерее второго этажа, не спускал глаз со спален, особенно с комнаты Альдо. В доме быстро заметили, что стражей было шестеро, они сменяли друг друга каждые двадцать четыре часа, все отличались исключительно хорошим настроением и сияющими улыбками. Казалось, полицейские невероятно счастливы выполнять эту монотонную работу, даже те из них, кто был женат.
Эта неожиданная радость жизни заинтриговала госпожу де Соммьер, и однажды, когда Ланглуа приехал проверить, все ли в порядке, она спросила его:
– Первые две ночи у нас дежурили Дюпен и Дюбуа, потом они стали приходить только каждый третий вечер. Почему?
Комиссар рассмеялся:
– А, вы заметили? Поначалу я собирался доверить эту работу только им двоим, но то, что они рассказали в управлении, привело к своего рода дворцовому перевороту.
– Отчего же?
– Потому что с ними слишком хорошо обращаются! Если бы я это не прекратил, здесь побывала бы вся бригада, чтобы хотя бы раз отведать блюда, приготовленные вашей Эвлалией, и вина из вашего погреба. И это не считая кофе, грога и других горячих напитков, которые всегда в их распоряжении! У вас настоящий дворец Чревоугодия, маркиза, и мне будет стоить немалого труда вытащить их отсюда, когда Морозини совсем поправится… или когда мы, наконец, схватим банду Торелли-Борджиа!
– Новости есть?
– Не слишком много! Я сталкиваюсь с огромными трудностями, пытаясь получить разрешение федеральных властей на ведение следствия в Швейцарии. Они достаточно сговорчивы, когда речь идет об иностранцах, но, если это касается граждан страны, это целое дело.
– Кто из них граждане Швейцарии, не считая Лизы и ее отца? Ведь не этот… как бишь его… Фанкетти! Его последнюю кличку я никак не могу запомнить!
– Граф Гандия-Катанеи? Что ж, именно он приобрел подходящее гражданство. У него, несомненно, достаточно денег для этого! Особенно если, как мы думали с самого начала, он связан с мафией. Эти бестии проникают повсюду!
– А ваш знаменитый Интерпол?
– В конце концов, я от него отказался. Просто невероятно, какое уважение внушает альпийская крепость с ее мешками денег и нейтралитетом! – неожиданно воскликнул Ланглуа, давая выход зревшему в нем гневу. – Уоррен, который гоняется за Торелли, сталкивается с такими же трудностями!
– Она сначала была американкой итальянского происхождения, и теперь она уже швейцарка?
– О, несомненно! Она и ее брат-любовник определенно неразлучны. Но мне не следовало посвящать вас во все эти сложности, маркиза! Я мучаю вас!
– Бывало и хуже. Но у вас хотя бы есть новости о Лизе… и об ее отце?
– В этом мы немного продвинулись. Если Кледерман все еще в Англии – так утверждает Уоррен, – то княгиня Морозини покинула клинику и уехала в Вену. Она прибыла туда в сопровождении медсестры, которая должна следить за ее лечением, но, думаю, она долго не задержится. Присутствие детей оказалось лучшим лекарством…
– Гаспар Гриндель тоже там?
– Нет. Учитывая то, что он управляет банком Кледермана в Париже, он должен показываться там чаще, чем раз в месяц. Гриндель должен появиться в Париже со дня на день… И я смогу им заняться.
– Мне кажется, что это моя задача. Вы не думаете, что пора… давно пора вернуть меня в нормальную жизнь и поделиться со мной своими секретами?
Все еще немного бледный, но одетый с иголочки – темно-синий костюм, белая сорочка, галстук в красную и синюю полоску – Альдо стоял, опираясь на трость, на пороге библиотеки, дверь которой он открыл так, что его появления никто не заметил. Тюрбан из бинтов исчез с его головы. Стали видны отрастающие волосы, оставшиеся такими же темными, лишь на висках прибавилось седины. Но его улыбка снова стала беззаботной. Позади него виднелся нос Мари-Анжелины. На ее лице появилось выражение невинности, так случалось всегда, когда старая дева ждала упреков.
– Он даже не захотел воспользоваться лифтом! – поспешила она сообщить.
Маркиза и комиссар слишком хорошо владели собой, чтобы приветствовать возвращение раненого глуповатыми радостными восклицаниями с примесью тревоги.
– Тебе как будто лучше? – констатировала тетушка Амели.
– Не стоит все же торопиться! – посоветовал Пьер Ланглуа, вставая, чтобы уйти.
– Что это вы вдруг заторопились?
– Я всегда спешу, друг мой! Что же до наших секретов, как вы говорите, с вами рядом великолепные рассказчицы! Будьте откровенны с ним, сударыни! По блеску его зеленых глаз я понимаю, что он сгорает от желания поругаться! Это ему не повредит, как раз напротив!
– Мне кажется, что вы уже слишком хорошо меня знаете!
Альдо опустился в кресло, с которого только что встал комиссар. Не успел он устроиться, как Сиприен принес ему чашку кофе, которого Альдо не просил. Он устремил свой взгляд, в котором засветилась ирония, на тетушку Амели.
– Все настолько серьезно?
– Тебе судить! План-Крепэн, дайте мне чашку этого напитка, в котором я нуждаюсь не меньше, чем он!
Спустя десять минут в библиотеке воцарилась тишина. Альдо так и не произнес ни слова.
– Ты ничего не скажешь? – почти робко спросила госпожа де Соммьер.
– Я пытаюсь сложить головоломку. Что касается Лизы, мы можем перестать ею заниматься, раз она вернулась к бабушке и детям. Хотя мне не слишком нравится ее пребывание в психиатрической клинике под защитой кузена Гаспара. Хочу сказать вам, Мари-Анжелина: вы отлично отреагировали на инцидент с розами. Я бы поступил… почти так же!
– Почти?
– Да, я бы выбросил их в окно, а потом нокаутировал дарителя. Что ж, ему придется немного подождать… Именно благодаря вам мы теперь знаем, что этот негодяй связан с опереточным Борджиа. Браво!
– Опереточным! – воскликнула госпожа де Соммьер. – Ты не прав! Он причиняет не меньше вреда, чем его прототип…
– За одним лишь исключением: нам неизвестно точное количество его жертв!
– Скажем так, он делает, что может, с тем, что у него есть… – произнесла Мари-Анжелина.
– Вероятно, он прячется где-то в Швейцарии, – продолжал Альдо. – Возможно, это дом, принадлежащий его соучастнику. Гриндель племянник богатейшего банкира, коллекционер, сам банкир, у него наверняка есть пара-тройка хижин в Швейцарии…
– Несомненно, но Гаспара Гринделя взял на мушку наш дорогой Ланглуа, который ждет его появления в Париже и уже, должно быть, устроил засаду возле его банка и парижской квартиры.
– Кстати, я даже не знаю, где он живет, – констатировал Альдо. – Это глупо, но он мало меня интересовал…
– Всегда следует знать логово врага! – нравоучительно заявил вошедший Адальбер, подняв вверх указательный палец. – А я знаю его адрес! Банк расположен на бульваре Османн, а квартира – на авеню Мессины. Иными словами, не так далеко отсюда!
– Как ты это узнал?
– Я там побывал, когда ты проводил вечер с русской графиней, а Гриндель послал частного детектива следить за тобой. Доклад предназначался не столько для него самого, сколько для твоей жены! В тот момент кузен настолько хорошо сыграл роль «старшего брата» с чистым сердцем, что он даже показался мне симпатичным!
– Почему не трогательным?
– Действительно, почему? На данный момент могу тебе сообщить, что Гриндель пока не вернулся! А не пройтись ли нам по парку перед завтраком? Погода великолепная и…
– Я уже нагулялся, благодарю! За что я тебе бесконечно благодарен. Но я жду Ги Бюто, который приезжает из Венеции, чтобы ввести меня в курс текущих дел. Как только он уедет, ты сможешь взять меня на «прогулку» по Цюриху!
Тройной вопль негодования, последовавший за этим неожиданным объявлением, Альдо встретил с насмешливой улыбкой.
– Это даже не обсуждается! – заявил Адальбер.
– Вы сошли с ума? – возмутилась План-Крепэн.
– Будь же благоразумным! – взмолилась госпожа де Соммьер. – Прошла лишь треть срока, отпущенного на твое выздоровление!
– Мне это кажется совершенно достаточным, тетушка Амели! Я чувствую себя в форме, близкой к идеальной, и, если я не начну двигаться, я растолстею, как ангелы-хранители, присланные Ланглуа! Что касается тебя, старина, то я не заставляю тебя сопровождать меня! В любом случае, я уезжаю ненадолго: только туда и обратно, просто чтобы встать на ноги!
– И чем ты намерен заняться в Цюрихе?
– Поговорю с портье в гостинице «Бор-о-Лак»! Я давно его знаю, и, уверяю тебя, он без труда даст мне адрес знаменитого графа Гандия-Катанеи. Если мой тесть вернулся, то я встречусь с ним и все выясню.
– Ты намерен поговорить с ним о его племяннике?
– Именно с этого я и начну разговор.
– Не знаю, прав ли ты… Повидайся с ним, если хочешь, но не начинай с Гаспара, – посоветовала тетушка Амели. – Не спорю, Мориц всегда относился к тебе с уважением и даже с любовью, но Гаспар его племянник, которому он доверил самый крупный филиал своего банка. К тому же следует признать, что едва ли ты достойно выглядишь в его глазах. Особенно если он помнит о твоих отношениях с его второй женой…
– Это было до войны, мне было двадцать лет, а она была графиней Вендрамин, так что Кледерман никак не вписывался в этот пейзаж! Мы же не станем возвращаться в незапамятные времена! И потом, после ее смерти мы же с ним объяснились раз и навсегда!
– Спокойствие! Я лишь хотела помочь тебе понять, что отец Лизы может потерять свое расположение к тебе… Повидайся с ним, если ты так решил, но действуй помягче!
– Тетушка Амели, вы же должны мне доверять, согласны?
– Разумеется, я тебе доверяю! – мягко проговорила она. – Впрочем, я бы сильно удивилась, если бы ты отправился туда один. Адальбер послужит для тебя модератором!
– Об этом вы можете не беспокоиться. Я ни на шаг от него не отойду!
Раздался звонок, потом звук открываемой двери, и все поспешили в вестибюль, чтобы встретить Ги Бюто, бывшего наставника Альдо, который стал доверенным лицом фирмы Морозини. Именно он передал своему ученику страсть к истории и особенно к истории драгоценных камней, отметивших каждую эпоху… И это не считая искусства выбирать хорошее вино и наслаждаться им. Война их разлучила, но спустя несколько лет Альдо увидел Бюто в особняке Друо во время престижного аукциона, на котором тот присутствовал в качестве зрителя, так как жил почти в нищете. Безумно обрадованный этой встречей Альдо взял его под свое крыло, одел, увез в Венецию, где Ги расцвел, словно цветок в оранжерее, с энтузиазмом принялся за работу и быстро стал вторым хозяином фирмы.
Теперь это был пожилой мужчина, элегантный, со свежим лицом и красивыми седыми волосами, с сияющими голубыми глазами. Он радостно приветствовал госпожу де Соммьер и Мари-Анжелину, которые обняли его со словами «добро пожаловать!».
– Я рад своему приезду сюда… и тому, что вы снова стали самим собой, Альдо! Вся ваша семья так тревожилась за вас…
– Я бы сказал, что мне просто повезло. Хотя…
– Обо всем этом мы поговорим за столом, – вмешалась госпожа де Соммьер. – Пусть Ги поднимется в свою комнату и освежится! Проводите его, План-Крепэн!
– Я сам его провожу! – запротестовал Альдо.
– Нет, ты останешься здесь! Я должна тебе кое-что сказать. Вы простите меня, Ги?
Вместо него ответил Адальбер, объявив, что тоже пойдет с Ги. Оставшись лицом к лицу с тетушкой, Альдо с неудовольствием посмотрел на нее:
– Почему вам так надо остаться наедине со мной? Что вы замышляете, тетушка Амели?
– Я ничего не замышляю! Скорее, это относится к нашему гостю…
– К нему? Что вы говорите? Он счастлив, что приехал сюда…
– И что тебе стало намного лучше. У него даже от сердца отлегло!
– Теперь вы говорите загадками?
– С некоторых пор я знаю его даже лучше, чем ты. Вопрос возраста… и опыта! Очевидно, что он рад тому, что приехал, рад увидеть нас всех, особенно тебя, но за всем этим кроется проблема…
– Какая проблема?
– Мне об этом ничего не известно. Но я уверена в том, что Ги что-то знает, и это отравляет его радость!
Альдо не ответил. Он машинально взял сигарету, закурил и подошел к окну, выходящему в парк Монсо.
– Вполне вероятно, что вы правы, – согласился он. – В его глазах как будто появилась грусть… Мне следовало догадаться об этом сразу… До этого… ранения я сразу догадался бы об этом! – Альдо был явно недоволен собой.
– Зачем же впадать в крайности! Но не волнуйся, в слабоумие ты не впадаешь!
– Что за слова, тетушка! – Альдо посмотрел на нее и коротко рассмеялся. – Но они хороши тем, что приводят в чувство. Что касается Ги, то мы дадим ему возможность, не откладывая, сообщить свою плохую новость, иначе ему не пойдет на пользу завтрак, и Эвлалия устроит забастовку!
В самом деле, как только все заняли места за круглым столом, Альдо дал своему старому другу время только расправить салфетку на коленях и сразу начал разговор:
– Почему бы вам, дорогой Ги, не рассказать нам прямо сейчас, что вас так мучает? Думаю, что вам станет намного легче!
Бюто застыл, а его изумленный взгляд переходил с одного лица на другое – причем План-Крепэн и Адальбер были изумлены не меньше, – пока не вернулся к Альдо.
– Как вы догадались?
– Не я, но тетушка Амели! От нее ничего не скроешь… Она предупредила меня о вашем состоянии, полагая, что это может касаться только меня. Говорите же! А потом мы все сможем отдать должное маленьким шедеврам Эвлалии.
– Я хотел дать вам время восстановиться…
– Все настолько плохо?
– Да… Но, в конце концов, нет смысла откладывать разговор. Итак: княгиня Лиза требует развода!
Молчание стало ответом на это известие. Лишь с губ Сиприена, который принес блюдо и едва не уронил его, сорвалось ругательство. Госпожа де Соммьер просто положила руку на пальцы внезапно побелевшего, как полотно, Альдо и почувствовала, как они сжались.
– Она не имеет права. В Италии не существует такой процедуры.
– Но это можно сделать в Швейцарии, и она намерена воспользоваться своим двойным гражданством, – сказал Ги, доставая из кармана конверт. – Письменное прошение подано в суд Цюриха! Вполне вероятно договориться и с итальянским законом, при условии, что княгиня Лиза больше не выйдет замуж, и при наличии определенных средств. Когда есть деньги, можно обойти любой закон… особенно в фашистской Италии!
– Вы забыли только об одном, – выкрикнула План-Крепэн, – она католичка, венчана перед Богом, а с ним договориться не удастся. Если только она не потребует аннулировать брак перед судом в Ватикане. При наличии троих детей ей трудно будет это сделать. Не считая того, что она станет посмешищем!
– О, княгиня нашла выход… Она готова принять протестантство.
Воцарилось напряженное молчание, новость оказалась ужасной, в нее верилось с трудом.
– Едва ли ее семья примет это решение! Возможно, ее отец согласится, так как мне неизвестна глубина его убеждений. Но вот ее бабушка этого не вынесет. Валери фон Адлерштайн глубоко верующая женщина. Она обожает свою внучку, но не до такой степени, чтобы принять ее отречение…
– Я уверен, что они не в курсе событий, – решился заметить Адальбер, – если хотите знать мое мнение…
Холодный голос Альдо прервал его:
– Если она хочет развода, она его получит. Я не буду ей препятствовать. Чтобы она решилась на такое, она должна меня ненавидеть! Прошу меня простить…
Он бросил салфетку, встал и вышел из столовой, провожаемый взглядами присутствующих. Ги хотел было последовать за ним, но маркиза удержала его:
– Нет. Его лучше оставить одного, чтобы он перенес этот жестокий удар. Вы тоже останьтесь, Адальбер! Сиприен, вы можете подавать!
Завтрак начался в оцепенении… Все ели нехотя, пока не появилась явно недовольная Эвлалия и не спросила, чем им не угодил ее запеченный паштет по-удански.
– Он прекрасен, моя добрая Эвлалия, – ответила маркиза, – но мы только что услышали плохую новость и…
– Поэтому нужно есть! При всем моем уважении к госпоже маркизе, когда вам на голову падает черепица, нужно твердо стоять на ногах, чтобы выдержать этот удар. А человек с пустым желудком не сможет крепко стоять на ногах!
– Она права! – одобрил Адальбер, приступая к паштету. – Тем более что паштет восхитителен! Эвлалия, когда мы закончим, не будете ли вы так любезны приготовить поднос с завтраком, чтобы я отнес его господину Альдо?
– Я сейчас же отнесу его! – предложил Сиприен.
– Благодарю, но лучше это сделаю я. Что же вы? Не молчите!
– Я искренне сожалею, – пробормотал Ги, несколько обескураженный этой семейной драмой. – Мне следовало дождаться кофе…
– Нет, – возразила ему госпожа де Соммьер. – Все не так уж и плохо. Мы сможем обменяться мнениями, и я начну первой. Мне с трудом верится, что Лиза сама приняла это решение и была при этом в здравом уме… Женщина, которую мы с План-Крепэн видели в Цюрихе, была совершенно не похожа на ту, которую мы знаем и любим.
– Это правда, – подала голос старая дева. – Она напоминала зомби! Даже принимая во внимание все то, что она перенесла и от чего еще не оправилась, наша Лиза – полная противоположность пациентке доктора Моргенталя.
– Несомненно, но она уже не в клинике, и я нахожу невероятным тот факт, что Лиза могла принять это ошеломляющее решение, находясь в доме своей бабушки рядом со своими детьми! Это… это чудовищно!
– Вероятно, есть какое-то объяснение, – задумчиво произнес Адальбер. – Сообщив нам, что Лиза вернулась в Вену, Ги упомянул медсестру из клиники. В ее обязанности входит следить за продолжением лечения, назначенного в больнице. Мне это кажется чрезмерным! Лиза не вернулась одна в пустой дом, она приехала во дворец со множеством слуг, на глазах которых она выросла. Рядом с ней любящая и внимательная бабушка, к ее услугам все венские врачи. Еще целая команда занимается детьми! И ей потребовалась чужая женщина, чтобы «следить за лечением»? Полно! И я бы очень хотел добавить: «Глупости!»
– О чем вы думаете? – пробормотал господин Бюто. – Эта женщина должна давать ей наркотик?
– Почему бы нет, если мы имеем дело с теми, кто называет себя Борджиа? Если кузен Гаспар приятель «Цезаря», почему бы им не быть друзьями с этим доктором Моргенталем, неврологом, если не сказать психиатром? Мне кажется, такое вполне возможно, разве не так? Дайте мне это, – Адальбер обратился к Сиприену, вернувшемуся с полным подносом еды. – Я намерен попытаться направить мысли Альдо в правильное русло!
Госпожа де Соммьер достала платок и сделала вид, что сморкается, возможно, для того, чтобы смахнуть непрошеную слезу.
– Попробуйте уговорить Альдо, чтобы он хотя бы еще какое-то время ничего не предпринимал! Подумайте о том, что он не совсем здоров…
– Это другая история! Вы знаете вашего племянника: если у него земля начинает гореть под ногами, его никто не удержит. Могу лишь пообещать вам, что не отстану от него ни на шаг…
Сидя в кресле у окна и опершись локтями о колени, с дымящейся сигаретой в пальцах, Альдо Морозини смотрел в парк, не видя его. Не услышал он и два коротких стука в дверь. Тихие слезы катились по его щекам. Не дождавшись ответа, Адальбер вошел в комнату.
– Нужно поесть, иначе ты не выдержишь! – произнес египтолог, ставя поднос на маленький столик.
– Для чего теперь все это? Моя жизнь кончена!
Адальбер спокойно налил ему вина:
– Вот это совсем на тебя не похоже! Сейчас не время опускать руки, возьми, выпей! У тебя прояснится в голове. И не спорь со мной!
Альдо пожал плечами, но взял стакан, залпом выпил содержимое и вернул его Адальберу.
– Вот! Ты доволен?
– Не совсем. На пустой желудок пить не годится. Попробуй этот паштет по-удански! Эвлалия едва не отказалась от места из-за тебя… Давай, не упрямься! – добавил Адальбер, наполовину наполняя бокал и отрезав несколько кусочков паштета на тарелке, которую он передал Альдо.
– Каким ты иногда бываешь занудой!
– Когда ты берешься за дело, ты бываешь еще более настойчивым! Ну же! Еще чуть-чуть! А потом поговорим.
– О чем?
– Увидишь! Глотай!.. А не то я позову План-Крепэн, и мы станем кормить тебя насильно, как утку!
– Хотел бы я на это посмотреть…
Но Альдо все же послушался. У Адальбера отлегло от сердца. Сидя на кровати, он продолжал следить за тем, чтобы друг поел, не забывая наливать ему красное сухое вино и себе тоже. Наконец, Альдо отодвинул от себя столик, зажег сигарету и откинулся в кресле.
– Ты доволен? Теперь поговорим, если ты настаиваешь!
– Разумеется, настаиваю! Если бы ты еще немного задержался в нашем обществе, ты бы услышал, что рассказали тетушка Амели и План-Крепэн о своем посещении Лизы в клинике Моргенталя. Они уверяют – и в этом я с ними совершенно согласен, – что женщина, которую они увидели и с которой говорили, была уже не та Лиза, которую мне все знаем. Мари-Анжелина даже произнесла слово «зомби»…
– Она любит преувеличивать!
– Возможно, но тебе кажется нормальным, что твоей жене, вернувшейся в Вену к своей бабушке и к своим детям, потребовался эскорт в лице медсестры, обязанной следить за продолжением ее лечения? Как будто во дворце Адлерштайн или в «Рудольфскроне» мало народа!
Адальбер с удовлетворением заметил в глазах Альдо искорку интереса. Тот озабоченно спросил:
– Говоря о лечении, о чем ты думаешь? О наркотике?
– Мы все об этом думаем! Твоя жена стала тебя ненавидеть до такой степени, что у нее возникло желание развестись с тобой. Для этого она готова использовать свое двойное гражданство и даже заявила о своем намерении стать гугеноткой… При этом мы знаем, что она находится во власти своего кузена Гаспара. А кузен Гаспар водит дружбу с гадким воплощением Борджиа. Это уже абсолютный бред! И все это происходит под благосклонным оком папы Кледермана и старой графини Валери? Зачем это нужно Лизе? Чтобы больше не носить одну фамилию со своими детьми, рисковать тем, что их у нее отберут? Потому что ни один судья, швейцарец или нет, не доверит малышей неуравновешенной матери! Вот так! Теперь говори ты, – закончил Адальбер, наливая себе третий бокал вина.
Альдо ответил не сразу. Он задумался так глубоко, что даже забыл о сигарете. Окурок обжег ему пальцы и вернул к действительности.
– Возможно, ты прав, – заметил Морозини.
– Разумеется, я прав! Это же очевидно! Так как же мы поступим?
– Твое мнение?
– Во-первых, надо побеседовать с Кледерманом, но для этого его следует найти! Его секретарь все время отвечает, что он продлил свое пребывание в Англии…
– Это не слишком на него похоже. Надо попросить Уоррена приставить к нему наблюдателя и тайком проследить за ним, когда он решит вернуться. Меня беспокоит этот затянувшийся визит. Такое длительное отсутствие в сочетании с желанием Лизы как можно быстрее избавиться от меня законным путем после неудавшегося покушения…
– Ага, ты начинаешь понимать? Гриндель сумел промыть мозги Лизе, чтобы она рассталась с тобой по закону, так как пуля, которую в тебя послали, своей задачи не выполнила. Но это не значит, что они к этому варианту не вернутся. Потом случатся большие неприятности с твоим тестем, и его огромное состояние перейдет к дочери, которую Гриндель убедит выйти за него замуж. Естественно, Цезарь-Оттавио получит свой кусок пирога…
– … которым вполне может оказаться часть коллекции Кледермана. Этот мерзавец явно обожает драгоценности! И почему бы не получить все? Какая нежданная прибыль! Вот только есть еще двое подельников…
– Почему не трое? Божественная Лукреция едва ли останется в стороне, если я хорошо ее помню.
– Пусть будет трое, раз тебе так хочется! Как бы там ни было, есть одна деталь, определенно им неизвестная! Это содержание завещания Морица!
– А ты с ним знаком?
– Да. Он говорил мне о нем в те времена, когда мы занимались «слезами» Марии-Антуанетты. Коллекция, разумеется, перейдет к Лизе, но при условии, что доверена она будет мне. Если же она откажется, то ее унаследуют мои дети, что одно и то же.
– Нет, при условии, что им удастся так или иначе тебя убрать… То есть…
– … я попал в жуткую историю и пока не вижу, как из нее выпутаться! – вздохнул Альдо, откидывая голову на спинку кресла.
– Ты бы мог сказать «мы»! И ради всего святого, не позволяй себе впадать в отчаяние и не забывай, что ты все еще нуждаешься в отдыхе…
В дверь постучали, но вопреки ожиданиям Адальбера это был не Сиприен, пришедший за подносом, а Мари-Анжелина. Она оглядела комнату и мужчин, вздохнула и произнесла:
– Нашей маркизе очень бы хотелось, чтобы кто-то из вас – хотя бы! – спустился и помог ей утешить бедного Ги, впавшего в настоящее отчаяние!
– Не может быть! Он тоже? – встревожился Адальбер и встал. – Ты слышал, Альдо? Ну-ка, встряхнись!
– Ты уж реши, чего тебе хочется! Две минуты назад ты говорил, что я нуждаюсь в отдыхе! Мы идем следом за вами, Мари-Анжелина! И простите меня! Мне стыдно за свое поведение!
– После новостей из Вены у вас было мало поводов плясать от радости. Но, может быть, вам двоим не стоит уединяться? Не лучше ли собраться всем вместе и все обсудить? У меня есть кое-какие идеи…
Спустившись на первый этаж, первое, что увидел Альдо, были покрасневшие глаза его старого друга. Не говоря ни слова, Морозини обнял его.
– Простите меня, мой дорогой Ги! – наконец сказал он. – Мне стыдно за себя: я оставляю на вас фирму и дом, а вам еще пришлось передавать мне невероятно жестокое сообщение. Признаюсь, что оно застало меня врасплох, но мы обсудим сложившуюся ситуацию в семейном кругу.
– Прежде всего, ее должен изучить адвокат, специалист по международному праву! – заявил приехавший пять минут назад Пьер Ланглуа, спокойно потягивавший кофе рядом с апельсиновым деревом в горшке. – Это самый невероятный документ из тех, что мне пришлось читать.
Альдо посмотрел на него с некоторым облегчением и даже сумел улыбнуться.
– Не знаю, какому волшебству мы обязаны, что вы появились у нас в этот час, но, увидев вас, я почувствовал себя Аладдином перед лицом джинна из лампы!
– Э, нет! Я здесь не для того, чтобы выполнять ваши приказы! Что же касается волшебства, то это был всего лишь телефонный звонок госпожи де Соммьер. Это мы выяснили. Как вы себя чувствуете?
– Лучше, чем я мог предполагать. Только сила духа подводит. Но раз уж вас послало Небо…
– Не Небо, – поправила Мари-Анжелина, для которой правда была превыше всего, – а наша маркиза!
– Я бы в любом случае приехал… Но ради всего святого, прекратите смотреть на меня глазами, полными надежды! Я здесь лишь для того, чтобы сообщить еще об одной проблеме…
– Может быть, вы бы рассказали сначала об этом мне? – предложил Адальбер, успев бросить на друга быстрый взгляд.
– Об этом не может быть и речи! – отрезал Морозини, закуривая сигарету и стараясь унять дрожь. – Рассказывайте, комиссар!
– Пришло сообщение от Уоррена. Кледерман исчез!
Ни единого возгласа изумления, только гробовое молчание. Его нарушил Адальбер:
– Всего четверть часа назад мы говорили о такой возможности. Вы знаете подробности?
– Их немного. Позавчера банкир покинул «Савой», чтобы провести уик-энд в Кенте у своего друга лорда Астора в замке Хивер… Но туда он так и не доехал…
– Как такое возможно?
– Самым глупейшим образом. Лорд Астор прислал за ним машину в «Савой», роскошный бронированный «Роллс-Ройс». Кледерман сел в нее, и все, исчез! Позже машину нашли в лесу, шофер и лакей с завязанными глазами были привязаны к дереву, полураздетые и почти мертвые от холода. Их нашел охотник с собакой. Он развязал их и попытался согреть, послав спаниеля домой с запиской в ошейнике, в которой просил о помощи. Разумеется, помощь прибыла, и мужчины смогли рассказать о том, что случилось. Ничего оригинального, классическая засада. Как вы знаете, графство Кент – очаровательное, живописное, идеальное место для ловушки: там полно старых деревьев, скал, извилистых дорог.
– Осмотр машины ничего не дал полиции? – спросил Альдо.
– Абсолютно ничего! – вздохнул Ланглуа. – Англичане вооружены новейшей лабораторной техникой, работают в перчатках, в масках и так далее. Лорд Астор получил обратно «Роллс-Ройс», кажется на нем не было даже пыли! Разумеется, Уоррен установил наблюдение по всей Англии.
– Досадная в нашем случае особенность этой страны заключается в том, – заметил Адальбер, – что побережье всегда недалеко, и в этот момент Кледерман может оказаться, где угодно: в Бельгии, в Голландии, в Дании или в какой-нибудь другой стране.
– Удивительно, насколько плохо мы знаем людей! – посетовал Ги Бюто. – Для меня Мориц Кледерман всегда был неким подобием практически бессменной статуи, возвышающейся над Цюрихом и даже над всей Швейцарией. Огромное состояние, дворцы и одна из самых потрясающих коллекций драгоценностей в мире. Я даже представить не мог, что он может разъезжать по лесным дорогам Кента, чтобы нанести визит другу. Мне казалось, что, достигнув таких высот, за пределами своей страны он мог иметь только деловых партнеров. Замок Хивер… Это мне о чем-то напоминает, но вот о чем?
– Не о чем, а о ком! – осторожно поправила План-Крепэн. – Это замок семьи Анны Болейн. Оттуда она отправилась в бурное и безрассудное путешествие, которое привело ее сначала на трон, а потом на эшафот. Правда до этого она все перевернула в Англии с ног на голову, в том числе и религию, оставив огромное количество жертв… и маленькую Елизавету, которой суждено было стать самой великой правительницей этой страны.
– Что касается дружбы с Астором, то она объясняется их общей страстью к драгоценностям, – дополнил Альдо. – Это те самые английские Асторы, которым принадлежит бриллиант Санси…
– Как бы там ни было, – заключил Ланглуа, поднимаясь, – я вас предупредил! Смею надеяться, что Кледерман жив. Что же до вас, Морозини, учитывая то, о чем я здесь узнал, то вас сейчас необходимо охранять, как никогда раньше! Гнусный план, заключавшийся в том, чтобы отправить вас к вашим предкам на красивое кладбище Сан-Микеле в Венеции, провалился. А тот бессмысленный документ, который я только что прочел, с моей точки зрения, свидетельствует о том, что от вас хотят избавиться как можно быстрее. Вы еще не вернулись к прежней форме, так что смиритесь: оставайтесь под прикрытием и дайте работать нам, Уоррену и мне! Главное, не вставляйте нам палки в колеса! – И с неожиданной яростью Ланглуа добавил: – Итак, все сидят тихо! Понятно?
Он поклонился дамам и торопливо направился к двери, когда Адальбер вдруг тихо спросил:
– А нет ли у вас случайно новостей о кузене Гаспаре?
– Он вернулся в Париж… Добавлю, что он весьма любезно отреагировал на мое приглашение и спокойно ответил на все мои вопросы. Кратко передаю суть ответов. Мориц Кледерман действительно поручил ему собрать миллион долларов и отнести их в указанное место, о котором ему сообщили в последнюю минуту. Особо было указано, что если информация попадет в полицию, то его кузине будет подписан смертный приговор. Гриндель доверил деньги одному из служащих, на которого он мог положиться, а сам последовал за ним на самой неприметной из своих машин. Преследование бандитов – судя по всему! – не составило для него никакого труда, так как исключительное зрение позволяет ему видеть ночью так же хорошо, как и днем. Он издалека наблюдал за прибытием княгини Лизы на Лионский вокзал, видел, как она села в черный лимузин, за которым ему пришлось ехать на определенном расстоянии, чтобы его не заметили. Потом он ждал кузину возле замка. Он с тревогой наблюдал, как местные власти штурмуют замок, и собирался уже присоединиться к ним, когда вышли пленники. Он увидел ту, кого ждал, позвал ее и поторопился увезти подальше от этого кошмара. Он хотел остановиться в Париже, чтобы она отдохнула, так как ее состояние его тревожило. Но Лиза умоляла его скорее отвезти ее в Цюрих к отцу. По приезде у нее начались преждевременные роды…
– И он сразу же повез ее в клинику доброго доктора Моргенталя? – с горькой иронией прервал его Альдо.
– Нет. Потеря ребенка произошла в доме отца Лизы. Все было уже кончено, когда ее перевезли в эту клинику, чтобы она получила необходимую помощь и, главное, покой, которого не смогла бы найти в другом месте…
– И какой покой! – усмехнулась План-Крепэн. – Абсолютная тишина! Почти гробовая! Гриндель говорил вам о нашем визите?
– Да! Он был им очень недоволен. По его словам, посещение имело самые плачевные последствия…
– Но послушайте… – начала было План-Крепэн.
Госпожа де Соммьер энергично стукнула тростью об пол.
– Хватит! Комиссар и так достаточно добр, что все это нам рассказывает. Он не обязан этого делать!
– Ну что вы, маркиза, право, не стоит… Так о чем я говорил?
– … посещение имело самые плачевные последствия, – подсказал Адальбер.
– Благодарю! Именно после этого визита было решено, что присутствие детей будет наилучшим лекарством, и княгиня отправилась в Вену.
– И кто решал? – поинтересовался Альдо. – Гаспар, разумеется?
– Не он один. Он позвонил своему дяде, чтобы узнать его мнение, и решение об отъезде было принято в согласии с ним. Ситуация разрешилась, во всяком случае, пока. Как только господин Кледерман вернется, они решат, что делать дальше. На этом наша беседа закончилась, и, чтобы избавить вас от необходимости задавать еще один вопрос, мадемуазель План-Крепэн, добавлю, что я не сказал ни слова о том, что вы видели в баре гостиницы. Чем спокойнее себя будет чувствовать Гаспар Гриндель, тем больше у нас будет шансов поймать его на ошибке… Все, теперь я действительно ухожу!
– Одно только слово! – попросил Альдо. – Об исчезновении моего тестя сообщали?
– В Англии, насколько мне известно, нет! Уоррен хочет, чтобы у него были развязаны руки, ему не нужны толпы журналистов. И в этом с ним согласен лорд Астор. А меня не нужно просить подождать его разрешения.
На этом, явно опасаясь «последнего вопроса», Ланглуа торопливо откланялся и исчез в анфиладе гостиных. Альдо сел рядом с Ги Бюто, который выглядел удрученным.
– Какая история! – пробормотал он. – Чем мы прогневили Небеса, что они нанесли нам такой удар?
– Вам следует обратиться к План-Крепэн, – сказала госпожа де Соммьер. – Небо – это ее епархия…
Но старая дева ее не услышала. Нахмурившись, она так глубоко задумалась, что Адальбер поинтересовался, что стало предметом ее размышлений.
– Я думала о доме номер 10 на авеню Мессины! – ответила Мари-Анжелина. – У меня такое ощущение, что я там кое-кого знаю.
– Я тоже, – со смешком добавила госпожа де Соммьер. – Это леди Лиассура, богатая цейлонка. Ее покойный муж получил титул от Эдуарда VII. Я бы очень удивилась, если бы ее челядь посещала шестичасовую мессу в церкви Святого Августина!
– Черт возьми! А мы ее не посещаем? Мне бы так хотелось попробовать мои таланты сыщицы в этом доме!
– Но это же просто! Возобновите службу в Армии спасения! Вы творили чудеса, надев ее форму, которая позволяла вам входить в любые двери!
На Мари-Анжелину как будто снизошла благодать:
– Но это же замечательная мысль!
– Не забывайте, что все-таки есть одно препятствие! Они протестанты… а вы – нет!
– Какое это имеет значение! Я не собираюсь распевать на перекрестках, звоня в колокольчик! Главное – это форма. Дело от этого не пострадает, я передам Ланглуа всю информацию, которую сумею собрать! Займусь этим немедленно!
Предвкушая возможность превратиться в нового персонажа, План-Крепэн буквально взлетела на верхний этаж, напевая англиканский псалом…
– Она уже видит себя в форме! – заметила удивленная госпожа де Соммьер. – Что вы об этом думаете, Адальбер?
– Это чертовски удачная мысль! Тем более что Мари-Анжелина уже доказала свои способности. И потом, это, можно сказать, международный персонаж! Я даже спрашиваю себя, не раздобыть ли и мне форму Армии спасения!
Ги кашлянул и робко попросил разрешения удалиться. Эта поездка и последующий разговор его чрезвычайно утомили.
– Мой бедный друг! – посочувствовал ему Альдо, беря его под руку и провожая к лестнице. – Вам следовало бы знать, что в этой семье все немного сумасшедшие! Признайте, все же, что в этом есть нечто успокаивающее…
– О, разумеется, и я счастлив этим, но я опасаюсь того, что вы ринетесь в опасную авантюру, хотя все еще далеки от полного выздоровления!
– Полно! Перестаньте тревожиться на мой счет! Я крепкий. Даже мой хирург с этим согласен. В любом случае, я никогда не соглашусь с ролью зрителя, когда все вокруг меня заняты делом! И вы это знаете!
– Гм…
– Если это вас успокоит, я обещаю вам быть внимательным! Отдохните как следует! А потом мы поговорим о делах. С фирмой все в порядке?
– Да. Молодой Пизани действительно отличный сотрудник. Через два-три года, я думаю, он сможет меня заменить.
Альдо сморщил нос. Ни на мгновение он не мог представить себе дворец сокровищ без Ги.
– Нет, – твердо сказал он. – Никто не сможет вас заменить! И больше мы к этой теме не вернемся! Так что вбейте себе это в вашу бургундскую голову… и отдыхайте. Вы это заслужили.
Срочную посылку почтальон принес ближе к вечеру. Адресованная князю Морозини, она была размером с коробку для обуви. Отправил ее некий Огюст Дюбуа, живущий в доме номер 2 по улице Арбр-Сек. Посылку сдали на центральный почтамт на улице Лувр…
Когда Сиприен принес ее, Альдо сидел за шахматами с Адальбером, и именно последний взял посылку.
– Эй! – запротестовал адресат. – Теперь ты воруешь мою корреспонденцию?
– О да! Особенно такую подозрительную, как эта. Держу пари, что по указанному адресу нет никакого Дюбуа…
– Чего ты боишься? Бомбы?
– Почему бы и нет? И помолчи немного, пожалуйста. Мне кажется, я слышу тиканье… Нужно быть осторожным, – добавил Адальбер, подходя к окну, выходящему в сад. Он открыл его и выбросил подозрительную посылку.
– Заткни уши! – скомандовал он, делая то же самое.
Но ничего не произошло. Только появилась Мари-Анжелина, вернувшаяся из церкви Святого Августина.
– Что это вы устроили сквозняк? Сегодня вечером по-зимнему холодно, и уж никогда не подумала бы, что можно так разгорячиться, играя в шахматы!
– Пока что мы пускаем голубей, новый вариант старой игры, – заметил Альдо. – Адальбер развлекается, выбрасывая мою почту в окно. Он утверждает, что в посылке адская машинка…
– Нет, вы только послушайте его! Я же сказал, что внутри часовой механизм!
– Но посылка не взорвалась!
– Оставайся на месте, я пойду, посмотрю…
Адальбер перелез через подоконник, спрыгнул в сад и осторожно приблизился к посылке.
– Нам следовало бы дать ему крышку от котла вместо щита! – заметила План-Крепэн.
– … И найти фотоаппарат, чтобы запечатлеть эту сцену! – предложил Альдо, получивший в ответ изумленный взгляд.
– Вам определенно лучше! Если вы можете шутить…
– Мы, Морозини, шутим даже на эшафоте! Но вы правы, я чувствую себя не таким подавленным. Это доказательство того, что бездействие мне во вред. Если я и дальше буду отлеживаться в шезлонге, я сойду с ума…
Тем временем Адальбер уже вернулся со своим трофеем и положил его на стол. Мари-Анжелина дала ему ножницы, чтобы разрезать бечевки. Что он и сделал с огромными предосторожностями. Не менее осторожно Адальбер снял оберточную бумагу и оказался прав в одном: они услышали опасное тиканье.
– Все в укрытие, я сейчас сниму крышку…
Он взял трость Альдо, прикрылся креслом. Но тот пожал плечами и, оттолкнув друга, открыл коробку с ее содержимым. Там был крупный будильник, который Морозини протянул Адальберу.
– Ты был прав, когда говорил о часовом механизме.
– Посмотрим остальное!
Остальным оказался пакет, завернутый в белую бумагу, которую Альдо быстро развернул. В пакете оказались его паспорт, бумажник со всем содержимым, включая деньги и фотографии Лизы и детей, чековая книжка, золотой портсигар с гербом, часы, зажигалка и фамильное кольцо-печатка с резным сардониксом и, наконец, лупа ювелира, с которой он никогда не расставался.
– Школьный розыгрыш! – улыбнулся Альдо. – Охотно его прощаю, я и не думал, что когда-нибудь получу все это назад!
– Тут еще записка! – План-Крепэн протянула ее князю.
Записка была короткой.
«Мы возвращаем принадлежащее вам, за исключением обручального кольца. Вам оно больше не нужно…»
Боль оказалась настолько острой, что Альдо закрыл глаза, чтобы сдержать слезы. Он почувствовал руку Адальбера на своем плече:
– Когда-нибудь его вернут тебе, поверь мне! Ты должен в это верить. И главное, не доставляй этим негодяям удовольствие видеть, как ты страдаешь!
– Ты прав! Мне кажется, что я слышу чей-то смех за спиной.
Гневным жестом он едва не смел на пол обертку от посылки, но Мари-Анжелина его удержала.
– Вы оба уже все это трогали, но больше не прикасайтесь ни к чему! Я сейчас вернусь.
Через мгновение она появилась в новых резиновых перчатках, позаимствованных на кухне, и с бумажным пакетом, в который сложила все, включая записку.
– Это мы отдадим нашим ночным дозорным, когда они приедут, чтобы один из них отвез все это на набережную Орфевр. Полицейская лаборатория, возможно, сумеет найти отпечатки пальцев, которые нам помогут!
– Какое присутствие духа! – восхитился Альдо. – Кстати, о полицейских. Вы не думаете, что пора отказаться от охраны? Я чувствую себя в силах защититься. Мне вернули паспорт, отсутствие которого создавало для меня большую проблему, и мне не терпится съездить в Швейцарию…
– Не потеряли ли вы рассудок? – запротестовала План-Крепэн.
– Всего лишь поездка в Цюрих, только туда и обратно. Одна ночь в гостинице «Бор-о-Лак», чтобы обменяться парой слов с Ульрихом, портье. Мне он даст адрес Борджиа!
Адальбер одобрил:
– Согласен, но я отвезу тебя туда на машине, и действовать мы будем скрытно. Кроме того, сейчас не время отказываться от твоих ангелов-хранителей. Мы с ними договоримся, чтобы они нам помогли и действовали так, словно ты никуда и не уезжал.
В этот момент в комнату вошла тетушка Амели.
– Не придумывайте, Адальбер! – резко произнесла она. – Они никогда на это не согласятся, если не получат на это разрешение своего патрона! Любая сделка с вами может стоить им карьеры.
– Совершенно верное замечание! В этих обстоятельствах я вижу только одно решение, – решила План-Крепэн, – большой начальник должен дать добро. Я еду к нему!
– Но, бедняжка моя, он лишь рассмеется вам в лицо!
– Не думаю. Альдо, доверьте мне ваш бумажник, портсигар, зажигалку и чековую книжку. Я сама отнесу их Ланглуа вместе с оберткой от посылки. Он будет так доволен, что я добьюсь его разрешения!
– Вы не хотите взять мой паспорт?
– Нет. Возможно, комиссар захочет оставить паспорт у себя. Думаю, его соблазнит перспектива выяснить, где притаилась его дичь, хотя возможна и любая другая реакция…
– Если он этого уже не знает! – проворчал Адальбер. – В таком случае мы получим по полицейскому в каждую комнату. Что скажете, тетушка Амели? Это безумие, да?
Маркиза вернулась в кресло, принялась перебирать свои цепочки, потом улыбнулась своему «верному церковному сторожу»:
– Я вот думаю: настолько ли безумна эта идея, какой она кажется? В любом случае, вы ничем не рискуете, если попробуете, План-Крепэн. НЕ бросит же вас Ланглуа в сырые застенки! Скажите Люсьену, чтобы подавал машину.
– Почему бы не вызвать такси? – предложил Адальбер.
– Видите ли, мой мальчик, последние события не позволяют мне доверять такси. За исключением полковника Карлова и его русских приятелей, но никогда не знаешь, где их найти. Впрочем, наш казак больше не работает!
Спустя несколько минут достопочтенный «Панар» величественно выплыл из ворот, увозя Мари-Анжелину и одного из двух полицейских, категорически отказавшегося отпускать ее одну с наступлением вечера… Полицейский потребовал также, чтобы позвонили в управление и убедились в том, что главный комиссар на месте.
Мари-Анжелина вернулась через два часа с победой. Ланглуа поблагодарил ее за «блестящую инициативу» и после обязательных нравоучений все-таки дал вожделенное разрешение. Он лишь потребовал, чтобы отъезд прошел незаметно для тех, кто, возможно, наблюдает за домом. В самом доме, разумеется, останется обычная охрана.
– Он добавил: «Только передайте Морозини, что я согласился на эту авантюру по одной простой причине: если я его не запру, он все равно туда поедет, нравится мне это или нет. Лучше позволить ему действовать. Он и его друг упрямее ослов…»
Глава V
Голос в ночи
На другое утро друзья уже ехали по направлению к Швейцарии. Альдо чувствовал, как оживает, и это ощущение было сильнее, чем при выходе из больницы. До окончания срока его полного выздоровления оставался еще месяц, но ужасная новость, которую сообщил Ги, сначала едва не убившая его, пробудила в нем вкус к борьбе… Это оказалось куда более живительным, чем наблюдать, как проходящие часы меняют краски зимнего сада, или читать в уголке у камина. Мрачных мыслей слишком много, и они мешают сосредоточиться на тексте, каким бы великим ни был талант автора.
Они с Адальбером уехали втайне, и в этом им помогли полицейские, дежурившие в доме – Соммье и Лафон, – которым Ланглуа отдал новый приказ… Адальбер в комфортабельном авто, на котором он приехал в Турень и который он, в конце концов, купил «на тот случай, если…», отвез на вокзал Ги Бюто, который возвращался в Венецию. Лафон в одежде Альдо совершал вечернюю прогулку по парку в обществе План-Крепэн, а Морозини в плаще и кепи полицейского оседлал мотоцикл и уехал, как будто полицейский что-то забыл. Он сделал круг и приехал в дом Адальбера, где провел ночь, так как отъезд был назначен на раннее утро. Принятые меры предосторожности явно оказались не лишними: кто-то выстрелил в «Альдо» и План-Крепэн, гулявших по парку, на что оба ответили ответным огнем, отступая к дому. Удивленный до глубины души, Лафон горячо поздравил родственницу славных крестоносцев, которая не потеряла ни хладнокровия, ни ловкости.
– Судя по всему, враг не сложил оружие, – сказал египтолог Альдо, когда вернулся к себе после обычного ужина у госпожи де Соммьер.
– Я бы добавил, что он явно теряет терпение. В первый раз меня пытаются убить во время прогулки.
– Возможно, потому, что раньше ты гулял только днем. Трудно стрелять в человека среди толпы играющих детей, их нянек, гуляющих посетителей, охранников и садовников, если у вас нет желания устроить настоящую бойню! Как бы там ни было, они совершили ошибку. Теперь квартал прочешут, как следует…
– Ты так думаешь? Ланглуа отлично известно, что Гриндель едва ли поселит у себя на авеню Мессины этих негодяев. Они могут жить на Монмартре или на бульваре Сен-Жермен…
Альдо продолжал думать об этом, когда мощный автомобиль отправился в путь, чтобы преодолеть около шестисот километров до Цюриха через Провен, Труа, Шомон, Лангр, Везуль, Бельфор и Базель и оказаться там ближе к ночи. Весна была прекрасной, хотя и чуть сыроватой, поля покрылись свежей зеленью, деревья стояли в цвету, и путешествие, несомненно, доставляло удовольствие. Адальбер, как и сам Альдо, не любил разговаривать, когда вел машину. Его пассажир воспользовался этим, чтобы обдумать пришедшую в голову идею, которая становилась все определеннее по мере того, как новые километры дороги ложились под колеса автомобиля.
Морозини настолько углубился в молчание, забыв о закуренной сигарете, догоревшей до фильтра, что Адальбер, в конце концов, спросил:
– Ты спишь?
– Нет! Почему ты спрашиваешь?
– Потому что ты сегодня слишком молчалив! Тебя уже всего засыпало пеплом от сигареты. Что-то не так?
– Нет, я просто подумал о том, насколько беспокойным был наш отъезд… И вот что я подумал: не стоит ли тебе вернуться одному, чтобы исчезла опасность, нависшая над домом тетушки Амели. Как только враг узнает, что меня там нет, он утратит интерес к особняку.
– Ошибаешься! Они должны считать, что ты все еще там, тогда полиция будет охранять дом и даже усилит охрану. Иначе в опасности окажутся жизни тетушки Амели и План-Крепэн. Думаю, они способны на все!
– Согласен! Знаешь, оказавшись там, где живет тот, кто называл себя Фанкетти, было бы очень соблазнительно посмотреть на его логово поближе. А в возвращении домой нет ничего интересного. И что мне там делать? Ждать нападения или доставки документов таких же неприятных, как и письмо, привезенное беднягой Ги? Кстати, я вернул ему это письмо и приказал оставить на моем письменном столе. Он будет складывать туда всю поступающую корреспонденцию, не вскрывая ее, как будто ему неизвестно, где меня найти, но он ждет моего возвращения. Возможно, я вернусь домой, когда я узнаю, где найти Цезаря!
– Ты хочешь вернуться в Венецию?
– А почему бы и нет? Это будет более удачным способом отвести опасность от наших парижанок, о которых сможешь позаботиться ты!
Адальбер повернул руль вправо, сбросил скорость, остановился на обочине дороги, повернулся к Альдо и сурово посмотрел на него.
– Ты, старина, слишком много думаешь, и это не пойдет тебе на пользу! У нас с тобой одна забота – безопасность наших дорогих дам, – но мы с тобой смотрим на это по-разному. Чтобы нам не спорить по пустякам, я намерен сообщить тебе мою точку зрения. Первое: если мы узнаем адрес убежища Борджиа, мы пойдем туда вместе! Второе: мы сообщим Ланглуа о том, что нашли, и будем ждать его ответа, чтобы знать, что он намерен предпринять. Но мы ему рекомендуем заглянуть на авеню Мессины в квартале Монсо…
– Если мы ему так напишем, он разозлится. Ланглуа, черт побери, знает свое дело!
– В этом ты, определенно, прав! И третье: мы возвращаемся в Париж или в Венецию, но вместе! Ты хорошо меня понял? Даже речи не может быть о том, чтобы ты один подвергал себя риску! Я поклялся не отходить от тебя ни на шаг, и у меня есть плохая привычка держать слово… Ясно?
– Ясно. Можешь ехать дальше!
Инцидент был исчерпан, и когда они остановились в гостинице «Золотой лев» в Везуле, чтобы позавтракать, то по молчаливому согласию интересовались только вкусными блюдами из сморчков и вином из Арбуа. Погода была исключительной, зал ресторана – очаровательным, но еще более очаровательной была хозяйка, которая решила сама подать еду путешественникам, людям явно не простым.
– Почти каникулы! – выдохнул Адальбер, первый раз затянувшись сигарой. – Честно говоря, я думаю, что нужно уметь наслаждаться короткими приятными моментами, которые нам время от времени дарит судьба, чтобы справиться с ее ударами!
Альдо не смог удержаться от улыбки. Хорошее настроение Адальбера, которое чаще всего поддерживало неисправимое эпикурейство, действовало на него успокаивающе. Тем более что он был совершенно прав!
Приезд в гостиницу «Бор-о-Лак» неожиданно доставил Альдо удовольствие. Он часто в ней останавливался в более или менее приятных ситуациях, но его обрадовало то, что, переступив порог элегантного здания, он как будто снова обрел себя прежнего. Служащий, ставивший машины на стоянку, приветствовал его широкой улыбкой:
– Счастлив снова видеть вас, ваша светлость!
– Я тоже, Йозеф!
Еще более радостная встреча ждала его у стойки портье, где путешественников встретил Ульрих Вайзен. Он знал и Видаль-Пеликорна, хотя встречался с ним реже. Портье объявил, что выбрал для них самые лучшие комнаты с видом на озеро, и с уважением поинтересовался, все ли в порядке в семье. Совершенно естественным тоном Альдо ответил, что его жена с детьми гостят в Вене, а его тесть отправился по делам в Англию. Его же приезд в Цюрих связан со встречей с клиентом, чей преклонный возраст не позволяет тому приехать в Венецию самому. Потом Адальбер попросил заказать им столик для ужина, и на этом разговор закончился.
День прошел как обычно. Ванна, короткий отдых, облачение в смокинг, и вечером друзья спустились в элегантный зал ресторана, где, впрочем, было почти пусто, если не считать столиков над самой водой, и не оказалось знакомых, что очень порадовало путешественников. Им обоим не хотелось разыгрывать очередной эпизод светского спектакля. Но огромное удовольствие им доставила привычная ночная прогулка по садам на берегу озера и обязательная сигара. В Цюрихе было много садов, но Альдо особенно любил именно эти.
– Каков план действий? – спросил Адальбер.
– О, все просто. Завтра утром, поскольку я объявил о встрече с клиентом, мы отправимся побродить по старому городу и по берегам реки Лиммат. Не знаю, бывал ли ты здесь раньше, но город прекрасен, как все эти швейцарские города, растущие на протяжении веков благодаря власти денег и вкусу тех, кто их строил. Интересующий нас вопрос я задам по возвращении. А потом мы можем уезжать. Не буду скрывать от тебя, что несмотря на все очарование Цюриха я не слишком уютно себя здесь чувствую…
– Это нормально! Слишком много воспоминаний…
Они уехали из гостиницы около половины одиннадцатого, оставили машину около ратуши и отправились бродить по улицам, которые Альдо хорошо знал. Они зашли и в кафе «Одеон», где побывал весь цвет мировой культуры, а в золотой книге значились подписи Рихарда Штрауса, Джеймса Джойса, Сомерсета Моэма, Клауса Манна, Артуро Тосканини. Здесь танцевала и Мата Хари. Кофе здесь подавали великолепный, и на какое-то время мужчины забыли, что они не туристы. Наконец, они вернулись к машине, чтобы возвратиться в гостиницу…
Войдя в вестибюль, Альдо придал лицу настолько недовольное выражение, что, отдавая ему ключ, портье осмелился спросить:
– Вы как будто недовольны, ваша светлость. Смею надеяться, ничего серьезного?
– Нет, не стоит беспокоиться, мой дорогой Ульрих! Я просто потерял время с клиентом, который сам не знает, чего хочет. Хотя едва ли можно назвать потерянным время, которое я провел в вашем городе…
Морозини взял ключ, направился было к лифту, но вернулся:
– Кстати, вы давно видели графа Гандия-Катанеи?
– Нет, не слишком давно. Он был здесь… недели две тому назад, если мне не изменяет память…
Альдо похлопал себя по карманам, как будто что-то искал. И явно напрасно, потому что он снова обратился к портье:
– Я забыл записную книжку. У вас, случайно, нет номера его телефона?
– Нет, ваша светлость, сожалею! Всегда звонит он сам или его секретарь, чтобы сообщить о приезде…
– Тем хуже!
Альдо отошел на пару шагов и снова вернулся.
– У вас есть ежегодник кантонов?
– Разумеется!
Ульрих Вайзен достал из-под стойки толстый том. Альдо нежно ему улыбнулся:
– Будьте так любезны, поищите вместо меня. Шрифт такой мелкий, что мне трудно его разобрать…
– С удовольствием, ваша светлость!
Ульрих принялся перелистывать страницы толстой книги, Альдо фамильярно облокотился на стойку. У него не только было великолепное зрение, но он обладал еще и способностью читать вверх ногами. Поэтому он увидел, что Ульрих нашел страницы, относящиеся к Лугано в кантоне Тессин, внимательно просмотрел их, закрыл увесистый справочник и со вздохом сожаления произнес:
– Мне бесконечно жаль, но граф не числится в справочнике. Впрочем, меня это не удивляет, поскольку я не уверен, что он живет там достаточно долго… Но вашей светлости это, должно быть, известно.
– В самом деле. В любом случае, не переживайте, Ульрих. Мое дело не срочное. Это даже к лучшему, потому что у меня будет время успокоиться. Именно ему я обязан этим потерянным утром. Поэтому вы не говорите ему обо мне, когда увидите снова… Иначе вы испортите мне весь эффект! – добавил Альдо шутливым тоном.
– Ни в коем случае! – с легким поклоном ответил портье и улыбнулся.
Альдо подошел к Адальберу, который ждал его в баре, лениво просматривая газету.
– Ну как? – спросил египтолог.
Альдо сел на высокий табурет, заказал коньяк с водой, дождался, чтобы напиток подали, и только потом бросил:
– Лугано!
– Это все?
– Это лучше, чем ничего, как мне кажется! Я надеялся, что у него есть телефон и…
– Не пересказывай! Я слышал начало твоего разговора. Идея была неплоха! Ты бы смог запомнить и адрес, и телефон! Я был уверен, что от этого портье ты добьешься чего угодно. Он просто ел у тебя с руки!
– Но ведь и это неплохо, а? Напрямую спрашивать адрес было как-то неловко. Ульрих сказал План-Крепэн, что это «хороший клиент». Такая оценка обязывает к некоторой сдержанности. Можешь попробовать сам, если уверен, что ты хитрее!
И Альдо залпом выпил коньяк… чтобы заказать следующий. Когда он чувствовал, что нервы сдают, он становился очень раздражительным и чувствовал потребность расслабиться. Адальбер положил руку ему на локоть:
– Прости меня! Я сказал, не подумав… Но Лугано – не маленькая деревушка…
– Около тридцати тысяч жителей, согласно последней переписи. Но так как это не на краю света – до него чуть больше двухсот километров, – мы обедаем и едем туда! Вечером будем на месте. В «Роскошном королевском отеле» нас знают, и я напоминаю тебе, что там у нас есть друг. Итого, два очка в нашу пользу!
– Говори за себя! Твой друг Манфреди будет просто счастлив тебя увидеть, потому что он тебе крайне обязан. Только я не уверен, что отношение его жены ко мне будет таким же! Все, конечно, как-то устроилось, но меня она сильно невзлюбила, пока мы путешествовали вместе в Люцерн и обратно. Ладно, мы ничем не рискуем, если попробуем! – поспешил добавить Адальбер.
Спустя два часа они покинули Цюрих, предварительно посетив шоколадный магазин «Шпрюнгли», чтобы привезти тетушке Амели и Мари-Анжелине большой запас самого лучшего в мире шоколада, который они обожали.
Погода оставалась великолепной. Поездка через несколько самых красивых мест Швейцарии стала истинным удовольствием – друзья проехали через Цуг, мимо озера Четырех кантонов, через Андерматт и Сен-Готардский туннель, потом последовал спуск к Айроло и, наконец, приезд в Лугано. Они прибыли в город одновременно с потрясающим закатом и удивились приятному открытию: температура воздуха оказалась на несколько градусов выше, чем в Цюрихе. Друзья не могли не почувствовать очарования старого города, его домов с аркадами, собора Сан-Лоренцо, многочисленных уже цветущих садов, которые как будто стекали с гор с заснеженными вершинами. Все это как будто служило оправой для огромного синего сапфира великолепного озера.
Остановив автомобиль перед старинной виллой Мерлина, обращенной фасадом к озеру и окруженной невероятно красивым парком, Адальбер вздохнул:
– Вероятно, уже поздно об этом думать, но, если мы окажемся лицом к лицу с «Борджиа», что мы будем делать? Поздороваемся и убежим или схватим его?
– Почему мы должны его встретить? Позволь тебе напомнить, что это гостиница!
– Вот именно! Почему бы ему здесь не жить?
– Со всей его бандой? Когда их разыскивают английский Скотленд-Ярд и французская сыскная полиция? Ты бредишь!
– Ты меня не понял. Я не думаю, что он живет в гостинице, но, учитывая репутацию «Роскошного королевского отеля» – кулинарную, среди прочих! – «Борджиа» может приходить сюда обедать или ужинать. В Цюрихе он же не стесняется появляться в лучшем отеле. Итак, я повторяю свой вопрос: что мы будем делать?
– Импровизировать! А теперь заводи мотор! Мне нужен душ!
– … А мне – стаканчик!
Меньше чем через полчаса в апартаментах с видом на озеро, на глади которого сияли последние отблески солнца, оба получили то, чего хотели. Свободные места в гостинице были, но даже если бы она была полна, для них номер обязательно бы нашелся. Друзья уже останавливались в этом отеле, и, учитывая безупречную память администраторов, они определенно были особыми клиентами.
Ближе к восьми часам вечера, освеженные и безупречные в обязательных черных смокингах, они вошли в ресторан с высокими потолками, украшенными фресками, следом за метрдотелем, который провел их к столику у одного из высоких окон, выходивших в парк, а не на озеро. Он выполнил просьбу Альдо, попросившего найти для них «тихий уголок».
Посмотрев меню и выбрав блюда, они захрустели закуской к аперитиву, и вдруг взгляд Адальбера, сидевшего лицом к залу, застыл. Он поставил бокал, закрыл глаза, потряс головой и снова открыл глаза…
– Что с тобой? – поинтересовался Альдо.
– Это невозможно! Я, наверное, брежу!
– Да что случилось, черт побери?
– Повернись! Я должен убедиться, что не сошел с ума!
Альдо повиновался, и его глаза округлились.
– Если ты сошел с ума, то и я тоже. Но что эти два фанфарона делают здесь… и вместе?
Впрочем, им пришлось смириться с очевидным. Двое мужчин в вечерних костюмах, которые только что вошли в зал и направлялись к столику следом за метрдотелем, были профессор Юбер де Комбо-Рокелор и его техасский друг Корнелиус Б. Уишбоун. Последнего невозможно было не узнать, хотя он снял свою черную фетровую шляпу и сильно укоротил бороду и усы. Оба явно пребывали в отличном настроении и прекрасно ладили друг с другом.
– Это невозможно! – выдохнул Адальбер. – У них что, свадебное путешествие?
– Ты неисправим! – Альдо не сумел удержаться от смеха. – Но в этом точно есть какая-то загадка.
Морозини достал из кармана маленький блокнот с золотыми уголками на обложке из кожи акулы, написал несколько слов, вырвал страницу, сложил листок, знаком подозвал официанта и передал ему записку вместе с купюрой, незаметно указав на столик профессора и техасца.
– Что ты написал?
– Номер наших апартаментов, свое имя и одиннадцать часов. Следи за реакцией, я больше поворачиваться не буду.
Официант вручил записку профессору. Тот ее прочитал, невероятно удивился, его седые кустистые брови взлетели к середине лба. Его взгляд встретился со взглядом Адальбера. Профессор широко улыбнулся, закивал в знак согласия, потом протянул записку Уишбоуну, несомненно попросив его не оборачиваться, потому что тот даже не взглянул в их сторону.
Хотя путешествие заставило друзей проголодаться, они не уделяли большого внимания ни блюдам, ни напиткам, настолько они оба сгорали от любопытства. Почему обитатель Шинона и техасский миллиардер оказались в Лугано?
– Они наверняка что-то откопали, – не удержался Адальбер. – Ты должен был заметить, что профессор тот еще проныра!
– Они не могли приехать сюда случайно! Но предупредили ли они Ланглуа?
– Мы тоже ему не сообщили об изменениях в нашей программе. Мы лишь отправили телеграмму на улицу Альфреда де Виньи… Остается лишь дождаться, когда они поднимутся к нам. Черт возьми, почему ты написал одиннадцать часов? Ты мог назначить другое время…
– Не скандаль! Я все правильно сделал. Если мы не можем наслаждаться восхитительным ужином, зачем вынуждать их делать то же самое? Немного христианского милосердия, как сказала бы План-Крепэн!
– Я впервые слышу, чтобы ты ее цитировал! – проворчал Адальбер, набрасываясь за свое ризотто с грибами так, словно ненавидел его.
Альдо посмотрел на него с легким отвращением:
– Ты дай себе время хотя бы распробовать! В наш последний приезд ты был в восторге от этого местного блюда… И мы не настолько торопимся!
– Вот именно! Я твердо намерен заказать еще одну порцию…
Альдо сдался и занялся собственным ужином. Присутствие «друида» из Шинона и того, кого он считал «своим» американцем, доставляло ему огромную радость, тем более что она была неожиданной. Они не могли приехать в Лугано без причины! Они наверняка напали на след. Морозини не терпелось все выяснить, и он уже пожалел о том, что не назначил встречу на более ранний час. Но в этом он не признался бы ни за что на свете!
Несколько беспокойный ужин друзья закончили великолепным кофе и вышли из ресторана так, чтобы не проходить мимо профессора и его спутника… В холле Адальбер вынул из кармана часы на цепочке и посмотрел на циферблат:
– Десять часов пятнадцать минут! – пробормотал он. – Выкурим сигары на улице!
Не дожидаясь ответа, он направился к дверям, где грум, открывающий и закрывающий дверь, его остановил:
– Прошу прощения, сударь, на улице дождь!
– Дождь? Здесь?
– Иногда такое случается, – с добродушной улыбкой заметил молодой человек. – Без этого наши сады не были бы такими красивыми!
– Разумеется!
Адальбер смирился и вернулся к Альдо, который ждал его у подножия большой лестницы.
– Я попросил принести нам в номер бутылку шампанского.
– С четырьмя бокалами? Персонал узнает, что у нас будет встреча!
– Нет, с двумя! Мы с тобой выпьем из тех, что стоят в маленьком баре в гостиной.
– А потом их помоем!
Время прошло быстрее, чем думал Адальбер, по той простой причине, что «гости» спешили ничуть не меньше и появились на пятнадцать минут раньше! Первым в бой ринулся профессор:
– Что вы оба здесь делаете? Мы считали, что вы еще выздоравливаете, кузен!
– Выздоровление – это в большей степени состояние духа, поэтому не стоит лежать в шезлонге, если чувствуешь в себе достаточно сил, чтобы взяться за дело. Мы приехали сюда из Цюриха, где выяснили, что граф Гандия-Катанеи «живет» в Лугано…
– … на вилле Маласпина на склоне горы Бре. Очень красивое место, обладающее важным преимуществом: итальянская граница совсем близко.
Довольный произведенным эффектом профессор сел в кресло у стола, на котором уже стоял поднос.
– Видите, Корнелиус, вы были правы, когда не пили шампанское сегодня вечером! Я был уверен, что нас им угостят! В семье умеют принимать гостей!
– Как будто я в этом сомневался! Юбер, как же меня раздражает ваше желание всегда быть правым… – проворчал Уишбоун, обменявшись горячим рукопожатием с хозяевами.
– Он еще не знает, что получит право выпить только после того, как расскажет, каким образом вы здесь оказались! В любом случае, дорогой Уишбоун, я вас поздравляю! Вы добились огромных успехов во французском языке! Начинайте, кузен, мы превратились в слух!
– Все просто. Когда мы рылись в том, что осталось от комнаты старого Катанеи, на первом этаже замка Круа-От, мы нашли несколько смятых и грязных листков бумаги. Это могла быть только бумага для писем, и нам удалось расшифровать оттиск вверху страницы: вилла Маласпина, Лугано. И мы решили съездить посмотреть…
– Вы могли бы для начала предупредить комиссара Ланглуа, вместо того чтобы приезжать сюда и разыгрывать из себя детективов! – заметил Альдо.
Юбер де Комбо-Рокелор тут же ощетинился:
– Зачем? Его сбиры ничуть не умнее нас! И у них нет таких средств! Мы сели в поезд, устроились в этой гостинице, о которой нам сказали, что она самая лучшая, взяли напрокат машину и начали поиски. Мы могли бы обратиться к администратору, но он швейцарец из Лозанны, и у нас не было желания раскрывать ему цель нашей поездки. Тогда у Корнелиуса появилась гениальная идея обратиться в агентство недвижимости…
– Эти люди, – прервал его автор гениальной идеи, – знают каждую улицу и каждый дом. Я сказал, что хочу купить дом, и цена не имеет значения!
– Как обычно! – усмехнулся Адальбер. – Агент должен был целовать вам ноги!
Техасец наградил своего бывшего соперника суровым взглядом:
– Человек обязан делать то, что нужно, если хочет получить результат!
– Агент отлично поработал! – снова заговорил профессор, который терпеть не мог, когда его прерывали. – В течение двух дней мы осматривали дома в Лугано. Сначала мы посмотрели два особняка, которые агент хотел продать, но, как вы догадываетесь, они нам не подошли. Тогда я заговорил о «некой вилле Маласпина», чью красоту, местоположение и так далее нам хвалили. Агент посмотрел на нас почти с ужасом и сказал, что ее никогда не выставляли на продажу, что она принадлежит одному семейству испокон веков, и в любом случае, даже если бы эту виллу продавали, он бы отказался ею заниматься, потому что особняк проклят! Мы спросили, откуда такие сведения, и агент ответил, что эта репутация появилась не вчера!
– Это старый трюк, направленный на то, чтобы избавиться от любопытных, – сказал Альдо, наполняя подставленный бокал. – Самое удивительное, что это почти всегда срабатывает! Иногда страх превращается в «изюминку» для эстетов, которые ищут сенсации. Случается и так, что смельчак потом покидал свое приобретенное жилище ночью и бегом, в пижаме и с ужасными криками!
– Вы верите в привидения, вы, Морозини? – удивленно спросил Уишбоун.
– Рискую вас разочаровать, но да!
– Вы их уже встречали?
– О да! С этим не нужно шутить!
– И он прав! – поддержал его профессор. – Это я вам говорю…
Адальбер счел нужным вмешаться:
– Прошу вас, профессор! Отложите лекцию на потом, и давайте вернемся к вилле Маласпина. Вы ее видели?
– Разумеется! Мы сразу же попросили показать нам ее, как будто история нас страшно заинтриговала, пусть даже вилла и не продается! Это красивое строение на склоне горы Бре, великолепный сад террасами идеально ухожен, и все принадлежит… потомку семьи Маласпина, графу Гандия, который живет там несколько месяцев в году, но видят всегда только его слуг. Они там находятся постоянно, и никто никогда не знает, на вилле их хозяин или нет! Добавлю, что местоположение идеальное. Итальянская граница проходит почти за оградой, а любопытных отвлекает вилла Фаворита на берегу озера…
– … которую в прошлом году купил барон Тиссен-Борнемиса, чтобы разместить там свою знаменитую коллекцию, – закончил за него Морозини. – Мы, конечно, можем изобразить из себя туристов, но лучше было бы найти неподалеку какой-нибудь наблюдательный пост, не так ли?
– Согласен, – сказал Уишбоун. – Чуть выше дома Гандия расположено заброшенное старое здание. Там как будто кого-то убили, но в доме есть весьма любопытная башенка… Она позволяет наблюдать за тем, что происходит на вилле Маласпина, и нас при этом никто не заметит.
– Мы могли бы туда заходить время от времени, скажем, ночью?
– И днем тоже!
– Откуда такая уверенность?
Выпятив грудь, и с большим достоинством Уишбоун положил конец пустым разговорам:
– Я купил это строение! Завтра переезжаем.
Альдо не удержался от смеха, подумав, что у близкого знакомства с миллиардером есть и хорошие стороны. Но он все же возразил:
– Вы собираетесь жить в руинах?
– Кто сказал, что это руины? – удивился профессор. – Это просто старинное здание, нуждавшееся в покраске. Болеслав, мой лакей, мастер на все руки, он там уже неделю с двумя рабочими, которых он нанял здесь. Нам будет очень хорошо. Приходите в гости завтра во второй половине дня!
– Охотно! Но вам не приходило в голову, что Гандия попытается выяснить, кто стал его новым соседом? А если он узнает, что это вы?
– Опасности нет, – ответил Уишбоун. – Я купил этот дом на имя моего нотариуса и друга мэтра Сантини. Фамилия итальянская, как вы видите!
– А вы не опасаетесь, что у него возникнет желание поиграть в хозяина? – сыронизировал Адальбер.
– Когда вилла мне больше не будет нужна, я ее ему подарю. Он будет рад такому подарку!
– Вот это да! – вздохнул сраженный наповал Адальбер. – Как я мог хотя бы на минуту предположить что-то другое!
На другой день, проведя утро в приятной праздности, Альдо и Адальбер, вооружившись планом, который им нарисовал профессор, отправились с визитом на виллу Адриана, новое приобретение Уишбоуна. Они с удовольствием констатировали, что это и в самом деле отличный наблюдательный пост. Удачей было то, что если сады двух вилл и соседствовали, то ко входам вели разные подъездные дороги. Друзей встретил Болеслав, с которым они, впрочем, не были знакомы, превратившийся в чопорного мажордома, и проводил их в приятную гостиную. Оттуда открывался красивый вид на озеро, а в глубоком кресле сидела весьма приблизительная копия тетушки Амели, взиравшая на них в лорнет. Для того, кто был знаком с оригиналом, дама выглядела несколько карикатурно, но иллюзия создавалась за счет белого парика, напудренного лица, платья в стиле «принцесса» и цепочек с жемчугом и драгоценными камнями. Кружевные перчатки скрывали руки со множеством колец… Громкий смех приветствовал их изумление:
– Ну? Как я вам нравлюсь? – спросил профессор, сбривший ради этого усы и выщипавший брови.
– Это, по меньшей мере, неожиданно! – выдохнул Альдо. – Позвольте узнать, с кем имеем честь говорить?
– Я миссис Альбина Сантини, тетушка нотариуса.
Не слишком довольный этой шуткой, Альдо поинтересовался:
– Разве вы не могли взять в качестве модели кого-то другого, а не тетушку Амели? Вы все еще на нее сердитесь? Если бы она вас увидела, ей бы это не понравилось!
– Вот это, мой мальчик, совершенно не обязательно! Я уверен, что мое преображение ее скорее позабавило бы! Я все объясню. Из-за моих рук и ступней я не мог одеться по современной моде. Более того, моя роль заключается в том, чтобы прогуливаться по саду, опираясь на трость, сидеть там с книгой в огромных шляпах с густой вуалью. Короче говоря, я должен правильно играть свою роль, так как наши… соседи все-таки попытаются увидеть новых хозяев. Они должны быть совершенно спокойны на наш счет! Болеслав, – добавил профессор, обращаясь к вошедшему лакею, которого он вызвал звонком, – принесите нам кофе! Или вы предпочитаете другие напитки?
– Кофе – это замечательно! А что в вашем спектакле делает наш друг Уишбоун? Если он изображает План-Крепэн, то ситуация усложнится.
– Что вы, нет, конечно! Он садовник! Это позволяет ему быть все время на улице и наблюдать. Он только сбрил бороду и усы и сменил фетровую шляпу на соломенную… И потом, он знает в этом толк. Смотрите, вот и Уишбоун!
В большом фартуке из синего холста, с объемным карманом на животе, из которого торчал секатор, герой дня появился в комнате, словно на театральных подмостках, его глаза хитро поблескивали. Он явно был доволен их маленьким заговором.
– Ну, что скажете?
– Что вы оба просто сошли с ума, но иногда самые безумные идеи дают наилучший результат! Но садовника и мажордома маловато, чтобы прислуживать светской даме…
– Каждое утро приходит служанка, чтобы помочь Болеславу. Что же касается «мадам», то она не встает раньше полудня, а ее комната заперта на ключ, чтобы ее не тревожили. На самом же деле, «она» в башне, откуда наблюдает за виллой Маласпина… Мы вас туда проводим.
– Я полагаю, в башне есть внутренняя лестница? – спросил Адальбер.
– Нет! Туда есть входы с первого и второго этажей. На третьем этаже начинается винтовая лестница, ведущая на верхушку башни. Давайте посмотрим! Вы сами увидите, что этот дом не отличается особой красотой, но зато он очень удобен.
В самом деле, вилла была зданием без возраста и стиля. Ее почти плоская крыша примыкала к пресловутой башне, которая возвышалась над домом на целый этаж и придавала ему сходство с чернильницей в паре с подставкой для ручки. Башня, вне всякого сомнения, была порождением бесталанного архитектора: круглая, с зубцами, но – одному богу известно, почему – имевшая крышу из римской черепицы довольно приятного цвета увядающей розы. Эта защита от непогоды позволила поставить там кресло и стол, на котором расположились керосинка, мельница для кофе со всем необходимым для приготовления напитка, бутылка рома и, разумеется, мощный бинокль. Морозини сразу же схватил его и подошел к одному из промежутков между зубцами.
– Невероятно! – воскликнул он. – Как будто находишься там!
С башни Альдо мог видеть одну сторону виллы Маласпина и почти весь ее фасад. Это было великолепное здание, которое казалось бы излишне суровым, если бы не очарование сада, террасами спускающегося вниз. Пожалуй, за ним неважно ухаживали, что объяснялось его размерами, но это небрежение придавало саду нотку романтизма. Вилла явно была обитаемой. На первом этаже были открыты два окна, откуда вылетали в голубой вечерний воздух меланхоличные звуки фортепьяно. Кто-то играл «Лунную сонату» Бетховена.
– Вы знаете, кто сейчас на вилле? – спросил Морозини, передавая бинокль Адальберу, сгоравшему от нетерпения.
– Нет, – ответил Уишбоун. – Мы устраиваемся здесь, как вы можете видеть. Но пока знаем лишь то, что там есть люди…
– Вы хотя бы уверены, что это те, кого мы ищем? Ваша бумага для писем могла быть лишь сувениром из прошлого. Допустим, впоследствии хозяева все продали и уехали в Круа-От… Ваши соседи, возможно, не имеют никакого отношения к той банде, которой мы занимаемся.
– Мы поинтересовались у нотариуса, когда оформляли купчую на дом, в котором мы сейчас находимся. Нет ничего необычного в том, что нас заинтересовало ближайшее окружение. Владелец – действительно граф Гандия-Катанеи…
– А кому принадлежала приобретенная вами вилла?
– Наследникам баронессы Сесилии Фабиани, которую однажды нашли с разбитым затылком у подножия лестницы. Так как дама была весьма преклонного возраста, решили, что это был несчастный случай. Удивительно то, что она урожденная Гандриа!
– Вы хотите сказать Гандия?
– Вовсе нет! В двух километрах отсюда есть деревушка Гандриа, примыкающая к итальянской границе… Итак, нотариусу уже давно поручили продать виллу, после похорон наследники здесь не жили. Так как расположение виллы нас более чем устраивало, мы не стали искать ничего другого, ведь мы здесь не для того, чтобы любоваться пейзажем! Вы останетесь еще на несколько дней?
– Возможно. У нас в Лугано есть великолепный друг, граф Манфреди. Он живет на другом конце города на вилле Клементина. Я намерен расспросить его. Возможно, ему что-то известно о ваших соседях.
– Мы могли бы обратиться к нему, если нам понадобится помощь?
– Я бы предпочел, чтобы вы этого не делали. Они с женой переживают очень долгий медовый месяц… И совсем недавно они пережили серьезное потрясение. В любом случае, помощь вы скоро получите. Будьте уверены, что, как только мы вернемся, комиссар Ланглуа будет в курсе происходящего!
– Отлично! Договорились! Простите нас за то, что мы не приглашаем вас к ужину, но у Болеслава еще не было возможности купить продукты и навести порядок на кухне. Поэтому вам будет лучше в гостинице!
– Представьте себе, мы этого ожидали! И мы вам желаем хорошо устроиться! – сказал Адальбер, направляясь к лестнице. За ним последовал профессор, не слишком привыкший к женскому платью. Он неловко придерживал юбку рукой… Увидев это, Альдо попытался представить, что бы подумала тетушка Амели, которую Юбер много лет величал «старым верблюдом»! Она бы, наверное, посмеялась, но План-Крепэн была бы вне себя от гнева.
Адальбер, должно быть, подумал о том же, потому что по дороге к озеру Морозини услышал, как египтолог произнес себе под нос:
– Не знаю, действительно ли этот маскарад – настолько удачная мысль.
– Я тоже подумал об этом, но, поразмыслив, пришел к выводу, что все не так плохо придумано… Во-первых, сходство не слишком очевидное. Во-вторых, наши Борджиа лишь мельком видели тетушку Амели в Опере, в тот знаменитый вечер, когда давали «Травиату», и она выглядела как королева. Когда Борджиа жили в Круа-От, они наверняка видели кузена Юбера, чей облик старой черепахи бросается в глаза. Но женский наряд помогает отлично все скрыть. И, наконец, если они и узнают, кто их новые соседи – а они наверняка этим поинтересуются! – то у них не будет причины опасаться старой, слегка сумасшедшей американки, приехавшей погреть свои ревматические косточки на солнце Лугано в сопровождении мажордома и садовника. А так как они не единственные иностранцы, которых соблазнил этот великолепный пейзаж, то этим все и закончится. Впрочем, я уверен, что Ланглуа согласится с нами, когда мы ему все расскажем.
– Если только он не рассердится! Его реакции трудно предугадать… Я понимаю, что он замечательный полицейский, но его почти так же легко расшифровать, как и его коллегу из Скотленд-Ярда.
Альдо был согласен с Адальбером, тем более что по возвращении в гостиницу их ждала телеграмма, короткая и угрожающая:
«Возвращайтесь как можно скорее – Ланглуа».
Охваченные негодованием они какое-то время смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Наконец, Адальбер со вздохом сказал:
– Больше всего в нем раздражает то, что он обращается с нами как с любым из своих подчиненных!
– Я не уверен. Возможно, с ними он намного любезнее! Так что будем делать? Уезжаем немедленно?
– Ни в коем случае! Наш дорогой друг забывает, что ты еще не выздоровел окончательно! Так что мы ужинаем, ночуем в гостинице, а завтра на рассвете пускаемся в путь. Подскажите нам самую короткую дорогу для возвращения в Париж? – обратился Адальбер к портье.
– Через Люцерн и Базель, месье. Получится примерно двести шестьдесят пять километров…
– Отлично! Не будете ли вы так любезны приготовить счет завтра к семи утра?
– Все будет сделано, месье!
Адальбер вернулся к явно встревоженному Альдо и взял его под руку.
– Пойдем в бар, выпьем по стаканчику! Мой мизинец подсказывает, что ты испытываешь в этом острую необходимость.
– А ты нет? Интересно, что нас ждет завтра!
– Примерно восемьсот дорожных знаков! Не стоит беспокоиться заранее! Если бы что-то случилось в доме тетушки Амели, Ланглуа был бы более красноречив. Он грубоват, но не дикарь!
В тот же вечер, часов около одиннадцати, Уишбоун и профессор, снявшие свои маскарадные костюмы, поднялись на башню, один с трубкой, другой с сигарой, чтобы полюбоваться ночным пейзажем, слегка освещенным луной в последней четверти, но не потерявшим своей волшебной прелести. Тонкая серебряная лента скользила по поверхности озера, напоминавшего драгоценный камень в оправе из россыпи огней Лугано, раскинувшегося вдоль его берегов.
– Какое красивое место! – вздохнул американец. – Ваш департамент Луара тоже красив, – поспешил он добавить, опасаясь реакции профессора. – Но когда человек болен, а его помещают в комнату без вида в замке Круа-От, это кажется несколько странным…
– Вы намекаете на старого Катанеи? Вполне вероятно, что его мнения никто не спрашивал. Этого человека привезли в карете «Скорой помощи», никуда не выпускали, это было очень удобно, чтобы избежать любопытных глаз. Но я согласен с вами: определенно намного приятнее уходить в мир иной – если в этом вообще есть что-то приятное, – глядя на такой пейзаж! Тем более что эта вилла симпатичнее жилища феодала, каким бы восхитительным оно ни было! Смотрите-ка! У соседей как будто кто-то зашевелился?
И в самом деле, в двух высоких окнах первого этажа зажегся свет. Невидимая рука открыла одно из них, очевидно, чтобы впустить мягкий ночной воздух, который был напоен ароматом лилий. Спустя несколько мгновений зазвучало фортепьяно, и раздался голос женщины…
Пальцы Корнелиуса сжали чашку курительной трубки. Он как будто узнал голос, пленником которого он был столько дней… Но это было лишь мимолетное впечатление. Всего несколько нот, и голос как будто споткнулся, зазвучал снова, но уже глуше и стал более хриплым. Юбер встревоженно посмотрел на своего друга:
– Вы думаете, что это… Торелли?
– Мне на мгновение так показалось, но теперь…
– Ничуть не удивлюсь, если она окажется здесь.
– Разумеется, но скорее кто-то пытается ее копировать. И мне не знакомы ни эта музыка, ни язык, на котором поет эта женщина…
– Это «Песня Сольвейг» Грига на норвежском языке! Песня о печальной, но не безнадежной любви… Послушайте! Голос хрипит, как будто вот-вот оборвется…
Голос действительно прервался почти сразу же, послышался кашель, крик ярости, потом раздались рыдания, и все смолкло. Чуть позже свет погас, но окно оставалось открытым еще несколько минут. Пока кто-то не закрыл его…
Мужчины какое-то время сидели молча, глядя на виллу, где больше не светилось ни одного огня. Но они видели ее сбоку, и вполне вероятно, свет горел в тех окнах, которые оставались для них вне пределов видимости. И в них могли быть занавешены шторы…
Корнелиус вынул трубку изо рта.
– Мне бы хотелось знать, что происходит в этой лачуге! – процедил он сквозь зубы.
– Мы только что приехали! И раз мы здесь из-за этого, то надо набраться терпения, друг мой! Я отправлю Болеслава на разведку. Завтра там внизу будет рынок. Он пойдет делать покупки и заводить знакомства, и я очень удивлюсь, если он не принесет нам несколько сплетен!
– Вы полагаете? Простите меня, но вид у него немного… дурацкий!
– Это видимость. На самом деле, он себе на уме…
– Себе на уме?
– Ловкий… Хитрый! И потом, у него нет проблем с языком! Как и все славяне, он должен легко говорить на пяти или шести языках… И он как никто умеет изображать из себя дурака! А теперь идите, пропустите стаканчик, и мы можем идти отдыхать! Первое: я не думаю, что сегодня ночью нужно следить за соседями. И второе: мы это заслужили!
Профессор изображал беспечность, чтобы скрыть охватившую его тревогу. Ему было известно все об отношениях между его новым другом и певицей-убийцей. Неужели в сердце техасца остался тлеть уголек, из которого сможет возродиться пламя? За ним нужно внимательно следить. И, пожалуй, ему стоит предупредить об этом своего кузена и бывшего ученика, пока они еще в Лугано!
Но на другое утро посыльный из гостиницы принес письмо, адресованное «миссис Альбине Сантини», в котором друзья сообщали, что их срочно вызвали в Париж… Ожидая, пока Ланглуа не пришлет к ним своих подчиненных, Юбер дал себе слово незаметно присматривать за американцем!
Было около девяти часов вечера, когда автомобиль Адальбера въехал в ворота особняка маркизы де Соммьер… По пути из Лугано они сделали одну короткую остановку, чтобы пообедать, и три еще более короткие – чтобы заправить бак и долить воду в радиатор. Адальбер не принял предложение Альдо и не позволил ему сменить себя за рулем.
– Ты и без того устал! Тебе еще надо выздороветь!
– Вот еще!
Альдо заартачился. Уж не собираются ли они обращаться с ним как со старой развалиной до конца его дней?
– Об этом не может быть и речи! Но если бы мы поехали в моем славном «Амилькаре», ты бы мне этого не предложил!
– Потому что в этой дьявольской машине я сворачиваюсь клубочком, чтобы меня не слишком трясло, и вверяю свою душу Господу!
Словно вихрь появилась План-Крепэн и прервала их перепалку. Она явно обрадовалась приезду друзей.
– Как вам удалось вернуться так быстро?
– Это целиком заслуга Адальбера, – проворчал Альдо. – Он вел машину от самого Лугано и не согласился уступить мне руль даже на десять минут! Но что-то у вас слишком хорошее настроение! Если верить телеграмме Ланглуа – впрочем, весьма краткой! – мы ожидали услышать ужасную новость, – добавил он, выбираясь со своего сиденья.
Мари-Анжелина поторопилась ему помочь, но Морозини шлепнул ее по рукам.
– И вы туда же?! Запомните оба: горный воздух пошел мне на пользу! Так что перестаньте обращаться со мной как вазой из севрского фарфора и позвольте мне пойти поцеловать тетушку Амели!
– Тебе не придется далеко идти, – ответила маркиза, протягивая к нему руки. – Счастлива видеть, что тебе и в самом деле намного лучше, – констатировала она, целуя племянника.
– Вы знаете, почему Ланглуа вызвал нас так поспешно и в такой ультимативной форме?
– К несчастью, да… Это катастрофа. Только что нашли тело твоего тестя!
Глава VI
Похороны…
Комиссар по очереди взглянул на четырех человек, не сводивших с него глаз.
– Зрелище не слишком приятное. Лицо было раздавлено, как будто по нему прошлись катком. Ногти на руках вырваны, на кистях следы ожогов. Но у него ничего не украли, хотя одни только золотые часы стоят целое состояние.
– Вы полагаете, его пытали? – упавшим голосом спросил Альдо.
– Это возможно, если хотели заставить его что-то сказать… Правда, я даже не представляю, что именно. Кроме того, море тоже сделало свое дело…
– Где его нашли?
– Около Дьеппа, у подножия скалы в Бивиле…
– Это довольно далеко от Англии, не так ли? – удивилась План-Крепэн.
– Вы бы предпочли Кале? И разве он не мог прибыть на пароме? По мнению нашего судебного медика, он провел в воде не слишком много времени. Его, должно быть, привезли поближе к берегу, чтобы быть уверенными в том, что он окажется в нужном месте. А теперь, Морозини, я должен задать вам очень болезненный вопрос, и именно поэтому я вызвал вас обоих. Согласитесь ли вы опознать тело? Оно в таком виде, что мы не можем подвергать такому испытанию его дочь…
– Об этом не может быть и речи. Я готов!
– Мы готовы! – негромко поправил друга Адальбер. – В этом деле, как и в нескольких других, мы с Морозини связаны!
– Тогда завтра, в одиннадцать утра, в морге. А теперь расскажите мне о ваших приключениях и о том, как вы оказались в Лугано, хотя должны были только съездить в Цюрих и вернуться?
– К чему этот угрожающий тон? – вздохнул Альдо. – То, что мы узнали, должно доставить вам удовольствие. Рассказывай, Адальбер.
Тот повиновался, и, по мере того, как продолжалось его повествование, озабоченное лицо полицейского постепенно смягчалось, пока он не разразился смехом. Ему вторила госпожа де Соммьер. Только Мари-Анжелина запротестовала:
– Вы хотите сказать, что этот старый безумец осмеливается изображать нашу маркизу? Это недопустимо!
– Скорее, его вдохновила манера одеваться тетушки Амели, – Адальбер поспешил успокоить страсти, – так как ему нужно было спрятать свои ступни и кисти. А шляпы с вуалью скрывают лицо, которое он побрил и слегка подкрашивает… Добавьте к этому седой парик, и вы получите весьма достойный вид!
– Он всегда будет похож на старую черепаху и…
– Хватит, План-Крепэн! Если комиссар не возражает, то я не вижу причин поступать иначе! Юбер выглядит как древняя, слегка ненормальная американка?
– Именно так!
– Тогда поаплодируем ему! Хочу добавить, что я дорого бы отдала, только бы увидеть Юбера в его оборках!
– Я тоже, – Пьер Ланглуа встал, склонился к руке хозяйки дома, – и, если бы ситуация не была столько драматической, я бы действительно был доволен. Вам, господа, остается только передать мне план с указанием местоположения обеих вилл и деталями окрестностей. Вы принесете мне его завтра! Я рассчитываю послать туда двух моих сотрудников, которые говорят по-итальянски. Соважоль превратится в приличного слугу, а Дюрталь, внешне более похожий на буржуа, поселится в ближайшем отеле, будет изображать туриста и поддерживать связь со мной. При необходимости я отправлюсь туда сам…
– Вы что-нибудь выяснили о Гаспаре Гринделе? – спросил Морозини.
– Пока ничего. Он вернулся к работе в банке, внешне живет обычной жизнью. Разумеется, за ним следят! До завтра, господа!
На площади Мазас на берегу Сены стояло
[3]кирпичное здание Института судебно-медицинской экспертизы. Одна из стен, почти глухая, спускалась к берегу реки, а потом поднималась почти до уровня шоссе, оставляя около Аустерлицкого моста достаточно большое пространство, засаженное деревьями. Альдо здесь никогда не бывал, и, когда Адальбер поставил машину на стоянку, он не смог сдержать неприятную дрожь, появившуюся при мысли о том, какое испытание ему предстоит. Ланглуа не пожалел красок, описывая труп. Но это было необходимо, если верить пословице «кто предупрежден, тот вооружен».
– Нас ждет не слишком приятная процедура! – глухо заметил Адальбер и откашлялся. И это немного успокоило Альдо.
– Ты тоже боишься? Но…
– Только не говори о моем ремесле! Между высохшей и совершенно чистой мумией и «свежим» трупом друга огромная разница… Пусть сначала эти уедут!
Действительно, перед высокой двойной дверью стоял катафалк в окружении нескольких человек в трауре, ожидая, пока служащие похоронного бюро вынесут гроб. Мужчины как раз сняли шляпы, когда рядом с их автомобилем остановилась машина Ланглуа. Он тоже не двинулся с места, пока кортеж не тронулся в путь.
– Теперь идем! – позвал он, бросив короткий взгляд на Морозини. Тот сухо хмыкнул:
– Не бойтесь, я не собираюсь падать в обморок!
Но он уже не был настолько в этом уверен, когда спустя пару минут служащий открыл перед ними дверь в зал, где сильно пахло формалином. Там, возле стола, накрытого белой простыней, под которой угадывались очертания тела, их уже ждал патологоанатом доктор Луи, мужчина среднего роста, с тонким и умным лицом. Его внимательный взгляд на мгновение задержался на лице Морозини:
– Я надеюсь, вы их предупредили, комиссар?
– Естественно. Начинайте!
Врач и его ассистент с двух сторон взялись за углы простыни и спустили ее до колен, не сдвинув кусок ткани, стыдливо прикрывающий живот.
Отчаянно борясь с желанием закрыть глаза, Альдо вонзил ногти в ладони и заставил себя посмотреть на то, что чья-то ненависть сделала с одним из самых замечательных людей, которых он когда-либо знал. За спиной Морозини слышал прерывистое дыхание Адальбера, но не обернулся, не двинулся, не моргнул. Напротив, он стал изучать это тело, тщательно вымытое, и у него появилось странное ощущение…
– Вы его узнаете? – спросил доктор Луи.
– Я не знаю… Что-то не так…
– Это понятно, – вмешался Ланглуа. – Он ужасно изуродован…
– Несомненно! Но что-то мне подсказывает, что это не он… Это не может быть он! И не спрашивайте меня почему!
И с этими словами Альдо отвернулся, чтобы одним глотком выпить маленький стаканчик рома, который ему протянул патологоанатом.
– У меня такое же ощущение, – пробормотал Адальбер. – Возможно, все дело в его руках. С ними так обошлись, что на них не осталось кожи. Отпечатки пальцев снять невозможно!
– Когда кого-то пытают, его так близко не разглядывают! – бросил мужчина, чьего появления никто не заметил. – Дайте мне посмотреть! Я знал его лучше вас, потому что он был моим дядей!
– Что вы здесь делаете, господин Гриндель? Я вас не приглашал!
– Вместо вас это сделали утренние газеты, комиссар. Я немедленно приехал! Здравствуйте, господа! Вы как будто не в своей тарелке, кузен?
Охваченный гневом, Альдо сразу пришел в себя. С презрительной складкой в уголке рта он ответил:
– Странно, что вас это удивляет! Вы сделали все необходимое, чтобы я вообще перестал существовать!
– Что это значит?
– Неужели вам действительно нужны объяснения? – поинтересовался Альдо, сжимая кулаки и уже готовый ударить.
Ланглуа это почувствовал и сразу же вмешался:
– Спокойно! Все решится в свое время, но здесь не место для подобных выяснений! А вы, раз уж вы сюда явились, просто посмотрите на это тело и соблаговолите сказать нам, действительно ли это ваш дядя.
– В противоположность тому, что думают эти господа? Я признаю, что на первый взгляд это не очевидно. Нужно было действительно его ненавидеть, чтобы сотворить с ним такое, – добавил он, склоняя без видимого отвращения свое крупное тело над ужасающим трупом.
Гриндель был настолько похож на ученого, изучающего редкий экземпляр, что Адальбер не выдержал и произнес с жесткой иронией:
– Вы случайно не собираетесь попробовать его на вкус?
Гриндель выпрямился так резко, словно его ударили:
– Как вам не стыдно! Впрочем, чего еще ждать от некрофила, который проводит свою жизнь, выкапывая мумии и расчленяя их?
– С меня хватит! – резко сказал комиссар. – Эта сцена граничит с непристойностью! Господин Гриндель, соблаговолите ответить: вы его узнаете или нет?
– Признаю, что с первого взгляда это нелегко… Но есть способ выяснить точно. Я не сразу об этом вспомнил, но у моего дяди на левой лопатке есть родинка, похожая на землянику…
Он сделал шаг назад, а доктор Луи сделал знак своему помощнику. Они надели резиновые перчатки, осторожно приподняли тело и повернули его, чтобы показать указанное место. И действительно, все смогли увидеть коричневато-красный нарост.
– Откуда вы можете это знать? – ринулся в бой Адальбер. – Едва ли у вашего дяди была привычка раздеваться перед вами!
Гриндель пожал плечами:
– До смерти Дианоры, его второй жены, дядя регулярно плавал в озере, чтобы поддерживать форму. Он был великолепным пловцом! Мне доводилось купаться вместе с ним и Лизой, когда мы с ней были детьми. Удовлетворены? Теперь я могу идти?
– И да, и нет! – ответил Ланглуа. – Вам придется проехать вместе со мной на набережную Орфевр! Я должен задать вам несколько вопросов!
– Почему не здесь? У меня назначены встречи!
– Значит, вы их перенесете! Позвоните вашему секретарю: у нас есть телефон! Вас проводят!
Гринделю пришлось пройти за полицейским, который указывал ему путь. В это время Ланглуа спрашивал доктора Луи, что он об этом думает. Тот снова прикрыл тело простыней и снял перчатки.
– Я не имел чести знать господина Кледермана, поэтому не знаю, что вам ответить, дорогой друг. У нас как будто есть доказательство…
– Как будто? Это сомнение, а у вас нет привычки говорить обтекаемо. Почему?
– Честно говоря, я не знаю! Видите ли, меня смущает то, что, перед тем как бросить в море этого несчастного, кто-то так постарался изуродовать его лицо и руки. Жестокость чистой воды или…
– Или намеренные действия? – предположил Альдо.
– Хотя для этого необходимо иметь под рукой тело со всеми характеристиками модели…
– А такое найти не так легко, – добавил Адальбер. – Тот же рост, то же сложение, даже цвет волос. Признаю, что все соответствует. Мы не можем судить по его походке…
– … а ее повторить невозможно, – пробормотал Альдо. – И все же я не могу отделаться от сомнений, которые появились неизвестно откуда!
– Я тоже сомневаюсь! – поддержал его Адальбер. – У нас нет способа прояснить ситуацию…
– Его дочь! – осенило Ланглуа, но Альдо запротестовал:
– Показать ей этот кошмар? Я категорически против! Это обрекло бы Лизу на кошмары до конца дней… Возможно, даже погубило бы ее рассудок, который перенес уже не один удар…
Альдо не сомневался, что страшная картина, наконец-то скрытая простыней, навсегда отпечаталась в его памяти. Ни за что на свете он не хотел бы разделить эти впечатления со своей женой!
– Успокойся! – вмешался Адальбер. – Ей не обязательно смотреть на тело, достаточно подтвердить или опровергнуть наличие родинки…
– Ты прав. Мориц говорил, что она плавает, как форель. Когда она была ребенком, они наверняка часто вместе купались. Что вы об этом думаете, комиссар?
– Что он знает своего дядю лучше, чем вы, или это не его труп, а Гриндель и есть убийца. Но это невозможно.
– Почему?
– Потому что он был в Париже в то время, когда умер этот несчастный, и с тех пор не покидал город.
– Согласен, он сам не убивал, но вы не забыли о его сообщнике? – с горечью спросил Альдо.
– Я ничего не забываю, поверьте! И у меня есть к нему вопросы. После этого я позвоню вашей жене, Морозини. Полагаю, она по-прежнему в Вене?
– Я тоже так полагаю. Дать вам номер?
Губы полицейского тронула улыбка.
– Он давно у меня есть! Как и все сведения, которые так или иначе касаются вас обоих… Если княгиня подтвердит наличие родинки, то мы будем вынуждены позволить Гринделю сопровождать останки его дяди в Цюрих для последующих похорон.
Несколько часов спустя комиссар получил подтверждение. Сама Лиза сказала ему по телефону – слабым голосом, в котором слышались слезы, но он был вполне узнаваем, – что у ее отца действительно была родинка. Ланглуа лично привез эту новость на улицу Альфреда де Виньи, чтобы информировать «семью».
– У меня нет ни малейших оснований помешать Гринделю увезти останки его дяди и похоронить их. Я полагаю, что вы будете присутствовать на похоронах, Морозини?
– Обязательно! Я даже думал поехать в Вену, чтобы лично объясниться с… моей женой.
– У вас это вряд ли бы получилось, – заметила План-Крепэн. – Вам бы отказали под предлогом состояния ее здоровья…
– Я ее муж! Кроме того, бабушка Лизы не из тех, кому нравятся увертки, и я бы потребовал ее присутствия. Она женщина прямая, и я не думаю, что ей понравилось желание Лизы принять протестантизм. Впрочем, графиня наверняка будет на похоронах. Она хотя бы выслушает меня!
– Боюсь, вам придется пережить несколько неприятных часов, – вздохнул Ланглуа. – К тому же не думаю, что вы уже настолько окрепли физически!
– Согласен с вами, – поддержал его Адальбер. – Но я обязательно буду рядом, не сомневайтесь!
– И мы тоже! – с решимостью произнесла План-Крепэн. – Наша маркиза отлично ладит с госпожой фон Адлерштайн. По возвращении мы обо всем вам расскажем, комиссар!
– О, я и сам намерен туда поехать! Я уже предупредил федеральную полицию и полицию кантона Цюрих. Не удивлюсь, если увижу там и Уоррена. Дело Кледермана, похищенного в Англии и найденного во Франции, приняло международный характер. И не воображайте, – добавил он, посмотрев на собеседников тяжелым взглядом серых глаз, – что, позволив Гринделю вернуться домой вместе с гробом его дяди, я утрачу к нему всякий интерес. Он у меня на мушке…
Построенная в XIII веке церковь Святого Августина, или Аугустенкирхе, строгая, даже суровая со стрельчатым сводом портала под остроконечной стрелой колокольни, без каких бы то ни было каменных фиоритур, но с очень красивыми витражами, пережила немало превратностей судьбы. В 1524 году она была секуляризована из-за роста протестантских идей Ульриха Цвингли – Цюрих, впрочем, станет первым швейцарским городом, сменившим веру – и долгое время в ней находился монетный двор кантона, пока в 1844 году здание окончательно не передали католической церкви. Именно в ее крипту опустили тело банкира в ожидании церемонии. Так решили дочь и племянник покойного – или точнее племянник и дочь! – чтобы избежать собрания «семьи» в роскошном особняке Кледерманов в Голденкюсте. Поэтому все приехали прямо в церковь… К огромному удовлетворению Мари-Анжелины, которая увидела «знак» в том, что храм посвящен тому же святому, что и ее любимая церковь в Париже, куда она ходила каждое утро послушать шестичасовую мессу… и собрать все сплетни квартала.
Церемония была назначена на одиннадцать часов, но Альдо предпочел приехать чуть раньше, чтобы занять отведенное ему место и отложить до конца похорон встречу, которую он ждал и одновременно боялся.
Когда они подъехали к церкви – семья остановилась в гостинице «Бор-о-Лак», – там уже собралась толпа. На площади, украшенной фонтаном «Воздержание», роились любопытные. При входе в церковь церемониймейстер, облаченный в объемную черную накидку поверх костюма, черные короткие шелковые брюки и в башми с пряжками, вместе с двумя помощниками проверяли пригласительные билеты, чтобы рассадить именитых скорбящих. Церковь, как и площадь, была заполнена на три четверти, когда из автомобиля в глубоком трауре вышел парижский клан.
– Проклятье! – процедил Адальбер сквозь зубы. – Здесь собралась вся европейская пресса! К счастью, полиция это предвидела и теперь держит оборону!
– Этого следовало ожидать. Такое не слишком здоровое любопытство мне совсем не нравится! Я бы предпочел более закрытую церемонию… Впрочем, и Мориц тоже! Особенно если вспомнить о трагических обстоятельствах этой смерти!
– Вот именно! Это мероприятие, достойное главы государства, соответствует личности покойного. Нужно, чтобы весь мир убедился в том, что хоронят именно твоего тестя. Пусть даже мы с тобой не до конца в этом уверены! Весь этот спектакль затеян только для того, чтобы иметь возможность прочитать завещание!
Церемониймейстер встретил «парижан» с должным уважением. Импозантный катафалк, украшенный серебряным галуном и множеством бледных орхидей, был установлен при входе на задрапированные черным крепом хоры. Его окружали горящие свечи, не было их лишь со стороны, обращенной к алтарю. Места для членов семьи и близких располагались по обе стороны от прохода: для мужчин справа, для женщин слева.
Следуя за мужчиной в черной накидке, Альдо и Адальбер направились к рядам для мужчин, тогда как его помощник провожал дам. Подойдя к первому ряду стульев, церемониймейстер с некоторым смущением указал Альдо на второе место в ряду. Тот смерил его негодующим взглядом:
– Кто будет сидеть первым?
– Господин Гаспар Гриндель, сударь, племянник…
– Я князь Морозини, зять покойного и отец его внуков! Его место после меня!
Оставив сбитого с толку распорядителя, Альдо преклонил колени и осенил себя широким крестом. Адальбер сел позади него. Церемониймейстер едва успел вернуться на крыльцо церкви, чтобы встретить остальных членов семьи. Альдо приподнялся и повернулся ко входу, с испугом ожидая увидеть троих своих детей, особенно малыша Антонио, которого считали старшим, хотя он был близнецом своей сестры Амелии. Из-за этого они все время спорили… Но нет, жестом отказавшись от предложенной руки Гринделя, Лиза шла одна в сопровождении своей бабушки. Их обеих легко было узнать по манере держаться, несмотря на черные вуали, скрывавшие лица. Поддерживая друг друга, они прошли по нефу, за ними следовали еще несколько человек. Альдо встал с места, чтобы встретить дам у катафалка.
Лиза первая его узнала и хотела было остановиться, но графиня потянула ее вперед. Альдо склонился перед ними:
– Здравствуйте, бабушка! Здравствуй, Лиза…
Он думал, что они пройдут мимо, и сделал шаг назад, когда госпожа фон Адлерштайн приподняла свою вуаль и подошла его поцеловать.
– Здравствуйте, Альдо! – прошептала она. – Счастлива видеть, что вам лучше! Идем, Лиза…
Та подставила мужу щеку, но вуаль не подняла и не сказала ни слова. После этого все заняли свои места, давая возможность сделать это и остальным. Перед Альдо появился Гриндель.
– Это мое место! Пересядьте!
– Ни в коем случае! И я вам советую не настаивать, если вы не хотите устроить скандал!
Адальбер наблюдал за этой сценой и уже готов был вмешаться, когда между двумя мужчинами встал Фредерик фон Апфельгрюне.
– Вы действительно думаете, что выбрали подходящий момент для препираний? Займите третий стул, Гриндель! Я сяду между вами! Здравствуйте, Морозини!
И он опустился на колени на вторую скамеечку для молитвы. Гаспару ничего не оставалось, как смириться.
Альдо почувствовал, как его отпускает нервное напряжение, не покидавшее его с самого утра. Неожиданный прием австрийского клана стал бальзамом для его ран. Он едва не заплакал, когда губы старой графини коснулись его щеки, а сердечный прием кузена «Фрица» – когда-то влюбленного в Лизу – тронул его сердце.
Фон Апфельгрюне сел и уже наклонился к Альдо, чтобы начать один из светских разговоров, к которым у него был истинный талант, когда стук алебарды о плитки пола помешал ему. Большой орган обрушил на собравшихся величественные звуки хорала Баха, и у Морозини по спине пробежала дрожь. Раздались тяжелые ритмичные шаги мужчин, которые несли из крипты гроб, массивный ящик из красного дерева с серебряной окантовкой, который они поставили на катафалк и окружили цветами. Клир в траурных одеждах во главе с епископом встретили покойного, и орган замолчал, давая слово слугам Божьим.
По мере того как разворачивалась торжественная поминальная служба в сопровождении органа и великолепного хора, Альдо часто смотрел на катафалк. Ему все труднее удавалось прогнать мысль о том, что под всеми этими цветами и драпировками лежит незнакомец, а не тот человек, с которым его связывала глубокая дружба. С ужасающей точностью он снова и снова воспроизводил в своей памяти изуродованное тело в парижском морге. Именно оно лежало теперь в двух шагах от него, и в Альдо росла уверенность: это не Мориц Кледерман, это всего лишь эпизод трагикомедии, которыми иногда забавляются жизнь и преступники. Он настолько остро почувствовал фальшь, что во время отпущения грехов он едва не закричал. В это время его плечо сжала рука Адальбера, который сзади нагнулся к его уху:
– Я думаю так же, как и ты, но сохраняй спокойствие!
Нервное напряжение спало, возможно, благодаря «Ave verum»
[4]Моцарта, которую Альдо особенно любил. Ее исполнял бархатный женский голос, чье великолепное сопрано напоминало звучание виолончели. И, снова опустившись на колени, Морозини начал молиться с новым пылом. Если люди мошенничают, если вся эта красота окружает не того покойника, то Господь об этом знает. А Он не обманывает никогда…
Церемония уже заканчивалась. Последнее благословение, и епископ подошел к Лизе, которая от горя согнулась вдвое на своей скамеечке для молитвы. Ее бабушка и женщина в черном помогли молодой женщине подняться на ноги. Прелат взял ее руки в свои, поговорил с ней минуту с видимым сочувствием, потом осенил ее голову крестом и перешел к другим женщинам из семьи, чтобы обратиться к ним со словами утешения. Затем он подошел к Альдо, и тот поцеловал его пастырское кольцо.
Епископ был пожилой человек, в его серых глазах светилась бесконечная нежность.
– Не отчаивайтесь, сын мой! – негромко произнес он. – Мориц был моим другом, и я понимаю ваши чувства!
Сказав несколько слов Фрицу и Гринделю, он вместе с клиром направился в ризницу. Церемониймейстер, стоявший почти по стойке «смирно» перед катафалком, объявил, что принести соболезнования смогут лишь официальные лица. Остальные имеют возможность расписаться в книгах скорби, подготовленных в глубине церкви. На погребении будут присутствовать только члены семьи. Потом распорядитель пригласил Альдо проследовать за ним в комнату напротив ризницы, где выстроились близкие покойного. По просьбе Альдо для Лизы принесли стул, поскольку он чувствовал, что она на грани обморока… Затем он отвел в сторону графиню фон Адлерштайн:
– Не следует ли нам избавить Лизу от зрелища погребения? Я боюсь, она этого не вынесет!
В это время княгиня Морозини подняла вуаль, и все увидели побелевшее лицо, настолько искаженное страданием, что Альдо пришлось бороться с желанием взять жену на руки и унести ее подальше от этой церемонии, которую он уже определенно считал чудовищным маскарадом.
– Вы правы, – согласилась бабушка Лизы. – Ее нужно отвезти домой…
Гаспар, склонившийся к кузине, бросил:
– Мы не нуждаемся в ваших советах, Морозини! Я намерен сам этим заняться!
– Держите себя в руках, Гриндель! – повелительно вмешалась Валери фон Адлерштайн. – Пока не доказано обратное – а сейчас не время и не место обсуждать те непристойности, о которых вы говорите, – Альдо муж Лизы! И это я отвезу ее домой!
Женщина в черном, которую Альдо заметил во время церемонии рядом с Лизой, подошла и что-то достала из сумки. Это оказался шприц. Графиня Валери отрезала:
– Никаких уколов! Она от них тупеет! Впрочем, я думаю, что вы можете вернуться в вашу клинику! Достаточно!
Гриндель хотел возразить, но ему это не удалось. «Бабушка» повернулась к нему:
– Я сказала: достаточно, господин Гриндель! По окончании всех формальностей я увезу Лизу в Вену! Доктор Фрейд только что вернулся из Соединенных Штатов, он ею займется!
– Но фрау Вегенер…
– Она из Цюриха и сможет вернуться к своей работе в клинике. Соблаговолите ей заплатить! – Графиня повернула голову в поисках знакомого лица. – Госпожа де Соммьер, не будете ли вы так любезны позаимствовать у вас мадемуазель дю План-Крепэн?
Старая дева не стала ждать разрешения. Покраснев от радости, которую она пыталась скрыть, Мари-Анжелина направилась к Лизе. Адальбер последовал за ней со словами:
– Вы не настолько сильны, я вам помогу! – предложил он. – И до настоящего времени Лиза считала меня братом!
Он без труда поднял молодую женщину, безвольную, словно сломанная кукла. Мари-Анжелина взяла ее другую руку, но помощь старой девы была скорее формальной, нежели действенной. Медсестра последовала за ними с мрачным выражением лица и поджатыми губами. Прежде чем выйти, Адальбер посоветовал, не сводя глаз с Гринделя:
– Вам бы следовало остаться, графиня! Ваше присутствие действует удивительно успокаивающе! И надо покончить с этой церемонией…
Часом позже все уже было кончено. Состояние Лизы поразило толпу, собравшуюся возле церкви, поэтому все с пониманием отнеслись к тому, что бургомистр, когда вынесли гроб, ограничился короткой, но очень эмоциональной речью. То же самое повторилось и на кладбище, где епископ произнес несколько слов надежды перед величественным мавзолеем, где уже более века хоронили Кледерманов. Это было подобие греческого храма, одновременно тяжелое и помпезное, не внушавшее никакой скорби. И Альдо вдруг поймал себя на мысли о том, что вспоминает яркую красавицу Дианору, которая была его любовницей, когда ему было всего лишь двадцать лет, это случилось еще до того, как она стала второй женой Морица Кледермана. Как ей лежится здесь, в этом малосимпатичном последнем приюте, даже если сейчас его постепенно закрывают охапки цветов, привезенных на двух тележках? И как она будет чувствовать себя рядом с этим незнакомцем, который назначен быть ее спутником в вечности? Мысль о подмене все прочнее укоренялась в мозгу Альдо, и пока разворачивался последний ритуал, он с удивлением понял, что обращается именно к этой женщине:
«Если ты можешь, помоги мне найти правду! Человек, которого только что положили рядом с тобой, был убит, как и ты, но он не может быть мужем, так любившим тебя! Он заслуживает молитв, но не той любви, которая связывала вас с Морицем! И ты этого не вынесешь…»
Ему самому было невыносимо видеть скорбь Валери фон Адлерштайн, которая только что разразилась рыданиями. Ее пыталась утешить Хильда фон Апфельгрюне, ставшая племянницей графини благодаря браку с Фредериком. В этом было что-то поистине трагическое. Покойный не заслуживал слез этой благородной дамы, обычно такой сильной… Альдо никогда не видел ее плачущей! Но, возможно, она так сильно переживала еще и из-за ужасного состояния Лизы?
Присутствовавшие постепенно расходились, возвращаясь к своим автомобилям. Альдо подошел к обеим женщинам, с извиняющейся улыбкой посмотрел на Хильду и взял руку старой женщины. Он был счастлив почувствовать, как графиня инстинктивно оперлась на него.
– Я провожу вас, – негромко произнес Альдо. – Вы мужественная женщина, и я знаю об этом, но для вас это чересчур!
Графиня молча кивнула, достала платок, чтобы вытереть слезы, высморкалась и, неожиданно выпрямившись, решительно посмотрела Альдо в глаза:
– Я уже не помню, кто сказал, что Господь никогда не посылает человеку больше страданий, чем он может вынести, но сказавший так явно не подумал о женщинах! Признаюсь, что я считала себя более сильной, но эту ужасную смерть, случившуюся в разгар того кризиса, который переживает Лиза, мне трудно принять. Моя внучка не похожа на себя. Порой она разражается монологами, длинными монологами на любую тему, или часами молчит, и от нее невозможно добиться ни слова. Я знаю, что преждевременные роды случились именно в тот момент, когда…
– Когда я ее жестоко оскорбил. Я не снимаю с себя ответственность, бабушка, я понимаю, что вы на меня гневаетесь.
– Я? О нет… Кто из мужей хотя бы раз в жизни не нарушал брачных обетов? Разумеется, вы совершили ошибку, но с каким пылом кое-кто попытался превратить в глубокую рану то, чтобы было лишь царапиной! Лиза в течение двух лет была вашим секретарем, и она отлично знала о вашей личной жизни. Главный виновник всех этих событий – Гриндель, примеривший крылья спасителя. Это он запер ее в ужасной клинике, откуда она приехала в сопровождении этой Вегенер… Я уверена, что от медсестры был только вред.
– Отчего ваш дорогой Иоахим, верный сторожевой пес, не выставил ее за дверь? Я уверен, что ему бы это пришлось по вкусу!
Упоминание о ее раздражительном дворецком вызвало у графини слабую улыбку:
– Вы двое так и не зарыли топор войны? Хотя вы правы, он ненавидит эту Вегенер.
– Тогда почему она осталась?
– Из-за Лизы! Она кричала и клялась, что уедет вместе с ней, что ее уход ей необходим…
На лице Альдо появилось жесткое выражение, голос стал суровым:
– Прошу прощения, но как же дети? Мои дети, – с нажимом произнес он.
– Успокойтесь! Они в «Рудольфскроне» с моими слугами, которые их обожают. Я их отправила туда сразу после приезда Лизы. Я не хотела, чтобы они видели свою мать в таком ужасном состоянии. Им сказали только, что она больна и нуждается в длительном отдыхе… И это истинная правда! А теперь еще и смерть ее отца! Я опасаюсь последствий…
– Возможно, они будут менее трагичными, если уволить фрау Вегенер. Думаю, это решено! Теперь поговорим о Морице. Только прошу вас сохранять внешнее спокойствие, когда вы услышите то, что я намерен вам сообщить!
– Что же?
– Я не уверен, что похоронили именно его. Видаль-Пеликорн тоже сомневается…
Графиня с ужасом воззрилась на Альдо:
– Вы говорите серьезно?
– Серьезнее некуда! Возможно, вы заметили – или не заметили, потому что они старались не бросаться в глаза, и было много народа – двух человек, впрочем, довольно заметных, высокого роста в дорожных костюмах. Они не оставляли записей в книге скорби и ни с кем не разговаривали. Они только наблюдали.
– Не заметила. И кто они?
– Старший суперинтендант Гордон Уоррен из Скотленд-Ярда и глава французской сыскной полиции Пьер Ланглуа, с которым мы с Адальбером состоим в дружбе. Вы же понимаете, что люди такого ранга не стали бы беспокоиться просто так, даже ради такого человека, как Кледерман.
– А как вы пришли к тому… о чем вы мне только что сказали?
Альдо рассказал о своем визите в Институт судебно-медицинской экспертизы, о своих чувствах при виде изуродованного трупа, о внезапном появлении Гринделя, о том, как племянник сообщил о «неопровержимом доказательстве», которое подтвердила Лиза в своем личном разговоре с Ланглуа…
– В самом деле, все это так странно! И что вы намерены предпринять теперь?
– Попытаюсь найти моего тестя и поймать убийц с помощью Адальбера… и кое-кого еще. Поэтому не отчаивайтесь, моя дорогая бабушка! Расскажите мне о малышах! Вы знаете, мне их очень не хватает.
– Они тоже без вас скучают! Особенно, разумеется, близнецы! С их воображением они представляют вас неким гениальным авантюристом, охотником за сокровищами и одновременно рыцарем, защищающим – одному богу известно почему – вдов и сирот! Антонио даже уверен, что у вас где-то в секретном месте спрятаны доспехи, которые вы надеваете, отправляясь на охоту за разбойниками. Это приводит в отчаяние их мать, настоящую швейцарку, уважающую себя и покой своей семьи!
– Не разуверяйте их! Пусть фантазируют! И поцелуйте их за меня. Я надеюсь, вы отвезете к ним их мать?
– Я бы этого хотела, но не знаю когда! Все будет зависеть от завещания. Господи! Я совсем об этом забыла! А после того, что вы мне сказали, это вообще кажется абсурдным! Ладно, посмотрим!
– Когда будет вскрыто завещание?
– Завтра после обеда в резиденции. Вы должны были получить приглашение…
– Я не получал его, но, вполне вероятно, что оно ждет меня в Париже или в Венеции, если его послали в последние дни. В котором часу?
– В три часа. Не опаздывайте! Мэтр Хиршберг, нотариус, очень щепетилен в этом вопросе. В три часа пять минут двери будут закрыты!
– Ни секунды в этом не сомневаюсь!
Он помнил этого нотариуса из Цюриха с давних пор, еще когда он приезжал в Вену для подписания их с Лизой брачного контракта… Прошло всего несколько лет. Мэтр был человеком чрезвычайно суровым. Едва ли он с тех пор изменился. Среднего роста, но сухой, словно побег виноградной лозы, со стриженными ежиком темными с проседью волосами, со строгим лицом, с большим носом и в очках, скрывавших единственную оригинальную черту во всем его облике – глаза разного цвета, один карий, другой серый. Нотариус одевался по моде начала века: черный редингот, черный жилет с цепочкой от часов, толстой, словно якорная цепь. Он никогда не менялся, только волосы со временем стали совсем белыми. Когда Альдо увидел его впервые, мэтр показался ему настоящим воплощением закона. Ему должна была бы пойти мантия судьи. Когда новоиспеченный молодожен поделился своими мыслями с тем, кто только что стал его тестем, тот засмеялся:
– Я согласен с тем, что его не назовешь весельчаком, но он мог бы позировать для статуи порядочности. Он не шутит ни с кодексом, ни с деньгами своих клиентов!
Поэтому Альдо очень удивился, когда на другой день в рабочем кабинете Морица мэтр Хиршберг пожал ему руку с неким подобием теплоты и сказал:
– Я бы предпочел, князь, встретиться с вами при других обстоятельствах. Примите мои искренние соболезнования и займите ваше место!
– Благодарю вас, мэтр, но… разве мы будем одни?
В самом деле, с момента своего приезда в особняк Кледермана, который он так хорошо знал, в этой комнате, где все говорило о личности хозяина дома, Альдо встретил лишь дворецкого Грубера, в глазах которого блестели слезы, голос звучал хрипло, и он едва не бросился в объятия Морозини. Нотариус вытащил из кармашка жилета массивные золотые часы.
– Нет, не волнуйтесь! Сейчас всего лишь без пяти минут три.
Он убирал часы, когда Грубер открыл дверь перед Лизой, за которой следовали ее бабушка и Гаспар Гриндель. Молодая женщина, по-видимому, справилась с отчаянием предыдущего дня. Она приветствовала мужа кивком, тот поклонился ей, затем поцеловал руку госпоже фон Адлерштайн. Что же касается Гринделя, то Альдо сделал вид, будто его не заметил. И это было правильно, потому что князь чувствовал непреодолимое желание ударить кузена Лизы.
Когда все заняли свои места в креслах, выстроившихся в один ряд перед большим письменным столом в стиле Людовика XV из ценного дерева работы Рентгена, на столе не было ни одной бумаги. Нотариус обратился с короткой продуманной речью к этой семье, сраженной потерей такого исключительного человека, другом которого он был на протяжении долгих лет. Потом он взял портфель из черной кожи, лежавший с ним рядом, открыл его, достал плотный конверт с восковыми печатями. Мэтр Хиршберг сломал печати и вынул из конверта папку, которую положил перед собой.
– Я намерен приступить к чтению последнего завещания. Оно написано рукой Морица Кледермана. Оно составлено после рождения его внуков и аннулирует все завещания, написанные ранее.
– Оно мне кажется очень внушительным! – заметил Гриндель, нервно облизывая пересохшие губы.
– Это связано с тем, что покойный подробно перечисляет все составляющие огромного состояния и не менее внушительной коллекции драгоценностей… А теперь прошу, пожалуйста, больше меня не прерывать!
Пока он перечислял все то, что составляло состояние Кледермана, Альдо старался не показывать своего изумления. Он знал, что его тесть очень богат, но не представлял, до какой степени, и теперь спрашивал себя, не превосходит ли во много раз его богатство состояние техасского миллиардера Корнелиуса Б. Уишбоуна. Кроме банка и дворца в Голденкюсте, банкир владел землями, домами в Швейцарии, во Франции, в Англии и в Голландии. В конце концов, Морозини потерял интерес к этому процессу и принялся наблюдать за Гринделем. Племянник явно открывал для себя объем наследства и, не переставая, облизывался. Что касается Лизы, неподвижной и какой-то отсутствующей, ее как будто это вообще не касалось.
Нотариус неожиданно прервал чтение:
– Прежде чем перейти к коллекции, о которой сказано отдельно, я прочту список бенефициаров.
Их было немало. Мориц был человеком щедрым, внимательным к несчастью других. После ряда благотворительных организаций были перечислены все слуги – банкир не забыл ни о ком – и назван племянник, получавший парижский филиал банка, здание в Цюрихе и дом у озера. Все остальное доставалось Лизе. Та даже не моргнула.
– Я полагаю, все это вас не удивляет, моя дорогая княгиня? – любезно поинтересовался мэтр Хиршберг.
– Не слишком! Я знаю, что мой отец был воплощением щедрости!
– К несчастью, – с чувством вздохнул Гриндель, – его щедрость не компенсирует его отсутствие!
– Несомненно! Вернемся к коллекции!
Нотариус достал из папки еще один запечатанный воском конверт, вскрыл его и вытряхнул сложенный листок бумаги и маленький ключ, который Альдо сразу же узнал:
– Откуда он здесь, мэтр? Этот ключ Мориц носил на шее и никогда с ним не расставался…
– Нет. Это дубликат, который он сделал специально, чтобы положить вместе с завещанием. Я не видел ключа, потому что он отдал мне конверт запечатанным! Должен вам сообщить, что около года назад господин Кледерман изменил свои распоряжения по поводу коллекции… Поначалу коллекция была завещана вам, Лиза, с уточнением, что управлять ею должен князь Морозини. При условии, что вы откажетесь от нее – ваш отец считал, что вы не испытываете такой же страсти к этим сверкающим сокровищам, – коллекция перейдет к вашим детям, их отец станет управлять ею.
– И что же он изменил? – спросила госпожа фон Адлерштайн, до сих пор хранившая молчание.
– Господин Кледерман подумал, что этот пункт слишком сложен. Он посчитал самым простым вариантом завещать коллекцию напрямую князю, чьи дети будут его естественными наследниками. И…
– Одну минуту, мэтр! – прервала его Лиза. – Возможно, вам об этом неизвестно, но я подала на развод.
– В Италии развод не существует, и вам об этом отлично известно! – парировал мэтр Хиршберг, нахмурившись.
– Но в нашей стране он действует, а у меня двойное гражданство.
– Этого недостаточно. Если…
– Я обратилась в Рим с просьбой аннулировать брак! И я готова перейти в протестантство!
– Лиза! – возмущенно воскликнула ее бабушка. – Как ты смеешь! Мы только что предали земле твоего отца! Твой отец был католиком, как и я, как твоя мать, как твои дети! Знай, что я буду противиться этому всеми силами. А что скажете вы, Альдо?
Полагая, что графиня не в курсе последней детали, князь улыбнулся ей:
– Я знал об этом! Я могу ответить лишь одно: я сделаю все, чтобы дети остались со мной! Они носят мою фамилию, и с этим Лиза ничего поделать не сможет!
– Ни один судья не доверит их такому развратнику, как ты! – выкрикнула она вне себя от ярости. – Ты забываешь, что у меня есть доказательство твоей неверности! Письмо, которое твоя любовница написала мне, чтобы попросить прощения, не оставляет никаких сомнений по поводу твоего поведения! Я его сохранила!
Альдо посмотрел на свою жену. Он не узнавал ее. Внешность как будто осталась прежней: тонкие черты лица, четко очерченные губы, поцелуи которых он так любил, огромные глаза фиалкового цвета, светлая кожа, густая шевелюра рыжеватого оттенка, но лицо было мертвенно-бледным, из глаз исчез блеск, рот был плотно сжат, тело застыло. Не хватало лишь больших очков в черепаховой оправе и серого костюма, похожего на кулек с жареной картошкой, чтобы перед ним появилась Мина ван Зельден, голландская секретарша, которая была его помощницей в течение двух лет. С одной лишь разницей: у Мины было чувство юмора…
– Ты этого не сделаешь! – медленно произнес Альдо. – Ты не воспользуешься этим горестным письмом как оружием против меня.
– Ты так думаешь? Что ж, именно так и будет!
– Лиза! – с тревогой воскликнула ее бабушка. – Альдо прав. Ты этого не сделаешь!
– Достаточно! – Mэтр Хиршберг прервал этот спор, шлепнув папкой по столу. – При нынешнем положении вещей, сударыня, ничего из сказанного вами не может произойти в моем офисе. Завещание должно быть исполнено в соответствии с волей вашего отца. И я намерен немедленно передать коллекцию князю Морозини!
Приблизившись к двери кабинета, он аккуратно закрыл ее и объяснил:
– Хранилище может быть открыто, только если кабинет закрыт.
Сделав это, он пересек большую комнату, предварительно взяв ключ и сложенный листок бумаги, вставил ключ в отверстие резного орнамента книжного шкафа, занимавшего дальнюю стену. Массивная дверь со стальным листом сзади медленно открылась на невидимых петлях, увлекая за собой поддельные книги и одновременно освещая хранилище.
По размерам оно было почти таким же, как кабинет, но пространство сокращал десяток сейфов, выстроившихся вдоль стен.
– У каждого сейфа свой код, – продолжал нотариус. – Все коды указаны на этом листке, в который я не стану смотреть, – добавил он, передавая его Альдо.
Тот не без волнения вошел в это помещение, которое было для него сродни святилищу. Однажды его тесть оказал ему честь, показав ему хранилище. Каждая секунда того волшебного посещения навсегда осталась в его памяти. А еще он был заворожен увиденными сокровищами. Он как будто снова слышал четкий голос Кледермана, который говорил, указывая правой рукой на первый сейф:
– В этом сейфе часть драгоценностей Екатерины Великой и несколько русских украшений различного происхождения.
Альдо отчетливо вспомнил, как длинные пальцы тестя вращали массивные ручки. Он повторил его движения, бросив взгляд на код, и начал вращать ручки: направо, налево, еще раз и еще раз, направо два раза и еще один раз налево. Тяжелая дверца распахнулась, открыв ряды футляров. Морозини взял первый футляр с двуглавым российским орлом. Он знал, что держит в руках знаменитую парюру из аметистов и бриллиантов Северной Семирамиды…
Его страсть к камням взяла верх. Альдо нежно провел рукой по благородному футляру, открыл его… и с криком отбросил, как будто обжегся…
Футляр был пуст.
Глава VII
Завещание
Наступила абсолютная тишина, как будто все затаили дыхание.
Альдо пришел в себя первым и, охваченный странным нетерпением, начал вынимать футляры один за другим. Он открыл их все и перешел к следующему сейфу. Там его ожидало такое же наводящее ужас открытие. Пусто! Все футляры были пусты!
Исчезли и браслеты Марии-Антуанетты, и украшение из бриллиантов, взятых из знаменитого колье королевы, и парюра из сапфиров королевы Гортензии, и украшения для корсажа, принадлежавшие Дюбарри, и фантастические изумруды императора Аурангзеба, большой сотуар королевы-девственницы, бриллиантовые подвески Марии Лещинской, диадема императрицы Евгении, три бриллианта Мазарини, рубиновый гребень шлема Карла Смелого и множество других сокровищ, которые терпеливо собирали три поколения коллекционеров, столь же тщательных, сколь и богатых…
Вдруг Гаспар Гриндель издал звук, похожий на кудахтанье:
– Это забавно! Такой коллекцией будет легко обладать!
Лучше бы он промолчал! Кулак Альдо рванулся вперед, словно ядро, и уложил племянника на ковер, слишком оглушенного, чтобы сразу подняться. Лиза завыла и собралась уже броситься ему на помощь, но бабушка удержала молодую женщину с неожиданной для женщины ее лет силой.
– Нет, – сказала она. – Это мужское дело, и тебе не следует вмешиваться! Впрочем, мы обе сейчас отсюда уйдем, если мэтр Хиршберг не возражает, и ты ему больше не нужна.
– Конечно же, идите, отдыхайте, – одобрил эту идею нотариус, помогая Гринделю подняться и усаживая его в кресло. – Мы встретимся позднее, чтобы вы подписали бумаги. Сейчас делом займется полиция, которую мы подождем здесь после того, как закроем хранилище… Не слишком надежным оно оказалось! Или вы хотите проверить содержимое других сейфов, князь?
Морозини отказался. У него еще будет время заняться осмотром вместе с полицейскими. Они закрыли хранилище, чтобы разблокировать дверь кабинета. Это позволило госпоже фон Адлерштайн увести Лизу, следом за которой торопливо последовал и неожиданно «воскресший» Гриндель, успевший наградить своего соперника убийственным взглядом и пообещать, что тот еще «за все заплатит»! Альдо остался в компании нотариуса, который начал звонить по телефону.
Увидев лакированный бар, стоявший на консоли, он открыл его, взял два пузатых бокала, взглядом спросив согласия Хиршберга, и налил в них хорошую порцию великолепного коньяка «Наполеон». Один бокал Альдо поставил на письменный стол, потом сел, вдохнул дивный аромат напитка и, согревая его между ладонями, отпил глоток… и почувствовал, что оживает. Впрочем, Морозини был очень удивлен тем, что нотариус выполняет тот же ритуал, приговаривая:
– Как оживляет! Ей-богу!
Не выпуская из рук бокала, Хиршберг продолжил:
– Что вы думаете об этой истории? Как могла исчезнуть такая большая коллекция? Причем бесследно…
– Ее величина не играет роли, как только у вас окажется ключ от хранилища. Вы же знаете, что Кледерман никогда с ним не расставался и носил ключ на шее на золотой цепочке. Убийце оставалось только взять ключ и… воспользоваться им!
– Я тоже так думаю, но мало открыть хранилище. Главное препятствие – коды к сейфам. И их не могли получить у меня! Мой сейф не тронут, и вы могли заметить, что конверт с завещанием не был вскрыт.
Нотариус сделал большой глоток коньяка, и Альдо понял: мэтр Хиршберг волнуется, как бы его не обвинили в соучастии в преступлении.
– В этом никто не усомнится, мэтр! – успокоил его Морозини. – Вы многого не знаете, но того, кого мы вчера похоронили, возможно, пытали. От его кистей почти ничего не осталось. Любой человек, даже такой сильный как мой тесть, может терпеть боль до определенного предела. И потом злоумышленники могли прибегнуть к шантажу, угрожая жизни его дочери и внуков!
У нотариуса вырвался глубокий вздох облегчения… и он допил свой бокал:
– Об этом я не знал! В таком случае, вы, должно быть, правы!
– Ну, разумеется, я прав!
Альдо сумел даже улыбнуться, чтобы подкрепить это заявление, но в глубине души он не знал ответа на вопрос. То, что ключ сняли с шеи Морица, было более чем вероятно, но коды? Его заставили сообщить их? Если принять эту гипотезу, тогда зачем была нужна подмена тела, уверенность в которой росла в нем с каждой минутой?
Появление полиции отвлекло князя от раздумий.
Процедура не заняла много времени. Приехавший офицер извинился за отсутствие своего патрона, который был занят в другом месте. Мэтр Хиршберг рассказал о том, что произошло. Хранилище снова открыли, потом отворили все сейфы. И каждый раз их ожидал все тот же сводящий с ума факт: коллекция исчезла, остались лишь пустые футляры. Полицейские сняли несколько отпечатков пальцев, сфотографировали в хранилище практически все, не забыв о списках украшений, прикрепленных к дверце каждого сейфа с внутренней стороны. Эти списки позволили опечаленному Альдо констатировать, что коллекция была еще более роскошной, чем он предполагал – «его» коллекция с недавнего времени, во всяком случае, официально, – и это заставляло его дрожать от возбуждения и от ярости. Пока полицейские продолжали работать, Морозини переписал списки с любезной помощью мэтра Хиршберга.
Когда все было закончено, он, уже как владелец, подал жалобу против неустановленного лица, после этого полицейские ушли. Альдо все закрыл и положил ключ вместе с кодами во внутренний карман своего пиджака.
– Что вы намерены теперь предпринять? – спросил нотариус.
– Сейчас я возвращаюсь в гостиницу. Я не думаю, что моей жене будет приятно мое дальнейшее присутствие. Во всяком случае, сегодня! Могу я на прощание задать вам вопрос?
– Будьте любезны!
– Что с банком? Кто будет им управлять? Я обратил внимание на то, что племянник получил по наследству только парижский филиал. А что со всем остальным?
– Совет по управлению остается под началом уполномоченного, который станет генеральным директором. Княгиня Морозини будет лишь почетным президентом. У нас, – добавил нотариус с намеком на улыбку, – никто бы не доверил женщине мужские дела.
– Гриндель войдет в совет?
– Возможно… Если он останется, являясь собственником, ему лучше от этого отказаться, но я не вижу, в чем его интерес.
– Почему Мориц не доверил ему общее управление? Он же его племянник.
– Он им был, – поправил мэтр Хиршберг, всегда внимательный к деталям. – В сложившейся ситуации я думаю, что могу вам признаться: Мориц не любил Гринделя, хотя и ценил его как профессионала! Хотите, я отвезу вас в отель? Моя машина внизу, – предложил он, убирая в карман часы, на которые он только что посмотрел.
– Благодарю вас! Я лишь попрощаюсь с графиней, которая, благодаря браку, стала мне бабушкой и которую я бесконечно люблю. Полагаю, что надолго она в Цюрихе не задержится, и от всего сердца надеюсь, что Лиза уедет вместе с ней!
– Вы могли бы заставить ее это сделать! Несмотря на это безумное прошение о разводе, княгиня остается вашей законной женой, и в этом качестве она обязана вам повиноваться!
– Я знаю, но осуществление этого права мне не по вкусу. Она мне этого не простит!
– Гм! Не сердитесь на меня за мою откровенность, но я думаю, что вы слишком драматизируете!
Выходя из кабинета, они увидели на пороге госпожу фон Адлерштайн. Она явно была встревожена.
– Знаете ли вы, что фрау Вегенер все еще здесь, и Лиза наотрез отказывается отпустить ее? – произнесла она дрожащим от гнева голосом.
Альдо и нотариус обменялись взглядами, мэтр многозначительно поднял брови.
– Подождите меня минуту, мэтр… или нет, пойдемте лучше со мной. Где она?
– В библиотеке вместе с этой женщиной. Должна добавить, что Гриндель тоже там!
Альдо вскипел, но заставил себя сохранять внешнее спокойствие. Никогда еще со дня их свадьбы он не пользовался своей властью мужа, ему ненавистна была сама мысль об этом, но другого средства у него не оставалось!
Первое, что Морозини увидел, войдя в комнату, была фрау Вегенер, которая готовилась сделать Лизе какую-то инъекцию. Она подняла юбку молодой женщины, намереваясь вонзить иголку в бедро над краем черного шелкового чулка.
– Прекратите! – приказал Альдо, кидаясь к медсестре.
От удивления женщина вскрикнула и выронила шприц, который Альдо передал нотариусу, попросив упаковать во что-нибудь и отправить в лабораторию на анализ. Но реакция Лизы оказалась невероятно бурной.
– Почему вы вмешиваетесь? Выйдите! Вам нечего здесь делать!
Альдо заметил это «вы», но предпочел не фиксировать на этом внимание. Он лишь пожал плечами.
– Вы полагаете? – ответил Морозини. – Лично мне кажется, что давно пора вернуть все на свои места!
– Нечего возвращать! Вы все разрушили, все осквернили…
– Одну минуту, прошу вас! Позвольте мне навести порядок. Выйдите! – приказал Альдо медсестре, а потом и Гаспару, который стоял у окна и с той минуты, когда вошел князь, смотрел на улицу.
Тот, разумеется, запротестовал:
– Почему я должен выходить, тогда как вы приводите нотариуса, даже не спросив у Лизы, согласна ли она на это?
– Мэтр Хиршберг любезно согласился быть свидетелем… И вам незачем ему мешать! А теперь я попрошу вас спокойно выйти! И заберите вашу… приспешницу!
– Останься, Гаспар! – воскликнула Лиза. – Если кто и должен уйти, то не ты. Я здесь у себя дома и принимаю того, кого хочу!
– Нет, я возражаю! Я никогда не думал, что настанет день, когда мне придется напоминать вам о том, что я ваш муж…
– Это ненадолго и…
– Как вам угодно! Однако до той поры, пока между нами не будут разорваны светские и церковные узы – при условии, что вы этого когда-нибудь добьетесь, в чем я лично сильно сомневаюсь! – вы моя жена, и вы поклялись повиноваться мне…
– Как вы смеете!
– Да, я смею! И в этом виноваты лишь вы сами. Поэтому сейчас вы попросите вашего кузена отправиться по своим делам и забрать с собой эту Вегенер, присутствие которой в своем доме ваша бабушка терпеть долее не может и которую я тоже более не желаю видеть!
Лиза хмыкнула, и этот звук словно раскаленное железо подействовал на нервы Альдо. Не обращая на него внимания, молодая женщина обратилась к госпоже фон Адлерштайн:
– Бабушка! Я не ожидала, что вы можете пожаловаться на меня этому развратнику!
– Я никогда на тебя не жаловалась! И ты отлично это знаешь, но тебе известно и то, что эта женщина мне отвратительна…
– Но она мне необходима!
– Нет! Тебя сумели в этом убедить… и это катастрофа! Ты очень изменилась, Лиза! И это меня огорчает. Разумеется, ты пережила два сильнейших удара, и тебе можно лишь посочувствовать: потеря не рожденного ребенка и особенно смерть твоего отца. Но такие удары не лечат наркотиками. С ними справляются иначе, разговаривая по душам с теми, кто нас любит… Только нежность и любовь способны исцелить!
– Любовь? – с горечью повторила Лиза. – Если вы намекаете на любовь этого мужчины, то я ее давно уже потеряла! Вы полагаете, я не знаю, чего он стоит, я, которая наблюдает за его жизнью на протяжении долгих лет? Я знаю о нем все: имена его любовниц, продолжительность его связей…
Раздался легкий скрип двери, но три участника этой сцены не обратили на него внимания: нотариус, прижав палец к губам, твердо взял Гринделя за руку и выпроводил его из библиотеки вместе с Вегенер. Лиза между тем продолжала:
– … Но самая опасная женщина появилась лишь теперь. Эта Полина Белмонт, которая страстно его любит и которая имела наглость написать мне об этом…
– … и попросить у тебя прощение за свое чувство, – прервала ее старая дама. – Она также написала тебе, что твой муж ее не любил, и что тогда в поезде она устроила ему ловушку…
– … в которую он с радостью попался!
– Нет, Лиза! – вмешался Альдо. – Я сразу же об этом пожалел… Я никогда не переставал тебя любить!
– А я вас более не люблю! Уходите! Мы увидимся в суде!
Лиза сказала это таким тоном, будто увольняла плохого слугу. Альдо вспылил:
– Не доводите меня до крайности! Если нам придется предстать перед судьями, то вы об этом пожалеете, потому что я никогда не позволю моим детям…
– Оставьте их в покое, они мои!
– Вы полагаете? То, что вы не желаете носить мою фамилию, это касается лишь вас, но они всегда будут Морозини… и католиками! Как мой отец… и ваш, которым вы не дорожите! Как, по-вашему, он бы на это отреагировал, если бы был жив?
– Я всегда делала то, что хотела!
– И это очень плохо, но всему приходит конец, и конец – это я! Что же касается суда, которого вы так громко требуете, знайте, что он не доверит моих детей больной женщине. Потому что вы больны, признаете вы это или нет! Вы попали под действие неизвестного мне наркотика и совершенно теряете разум!
– Как вы смеете?
– Да, я смею. Бог мой, посмотрите на себя! Горе, которое вы испытываете, всего не объясняет. Ведь в вас теперь живут две женщины. Одна, которую я любил… и продолжаю любить, с ее теплой красотой, ее смехом, добрым сердцем, очарованием, и которую я не узнаю. И другая, холодная, жестокая, упрямая до глупости, с окаменевшим лицом, пустыми глазами… Мне страшно даже подумать, откуда взялась эта другая…
– Прошу вас, Альдо, – взмолилась графиня Валери, – будьте милосерднее! Подумайте о том, что она вынесла!
– Но я думаю об этом, бабушка, я думаю, будьте уверены! Я знаю свои ошибки, и я был готов пасть к ее ногам! К ногам Лизы, раненой, страдающей, ставшей ближе к вам, чем когда-либо, но…
Его голос сорвался от сдерживаемых рыданий. Альдо отвернулся, закашлялся, дрожащей рукой нашел сигарету, которую зажег, потом погасил, раздавив в пепельнице после всего одной-двух затяжек. Бесстрастная и как будто отсутствующая Лиза смотрела сквозь него. Морозини обреченно пожал плечами.
– Я оставляю ее с вами, бабушка! Попробуйте добиться, чтобы она поняла то, что я напрасно пытался заставить ее услышать. Я вернусь завтра. А пока я присоединюсь к мэтру Хиршбергу, чтобы он предпринял все необходимые шаги относительно этой Вегенер! По крайней мере, вы от нее избавились! Это не значит, – добавил Альдо, понизив голос, – что Лиза не нуждается в уходе, но человек должен быть проверенным!
– О, это я понимаю! Давайте выйдем на минуту, вы не против? – добавила графиня, бросив быстрый взгляд на Лизу, которая села у окна и смотрела на улицу, словно их не было в комнате.
В галерее они увидели мэтра Хиршберга, который мерил ее шагами и, заметив Альдо и графиню, тут же направился им навстречу.
– Готово! – с довольным видом сообщил он. – Эта женщина уехала, предупредив, что она обо всем расскажет доктору Моргенталю. Боюсь, как бы она не вернулась вместе с ним. Позаботьтесь о том, чтобы этот дом охраняла полиция. У вас будет на это полное право, потому что коллекцию, владельцем которой вы теперь являетесь, украли!
– Не думаю, что полицейские помешают врачу пройти, особенно если его вызовет больная… А Лиза именно так и поступит!
– Нет, если вы будете здесь и запретите ей делать это! И это было бы более естественно, чем жить в гостинице! Разве вы не так поступали, когда вместе приезжали навестить Кледермана?
– Вы абсолютно правы. Я останавливался в отеле, только когда мне случалось приезжать одному. Например, по делам! Не буду скрывать от вас: мне не слишком нравится этот особняк! Чересчур большой, чересчур торжественный! Вам бы понравилось жить в Версале? Примерно так я себя и чувствовал. Более того, я боюсь, что мое присутствие приведет Лизу в отчаяние!
– Не думайте об этом, если ее необходимо защитить от нее самой! И я считаю, – продолжал нотариус, глядя на госпожу фон Адлерштайн, – что ваше присутствие, возможно, позволит ее бабушке спать. Она не будет чувствовать себя такой одинокой.
Альдо повернулся к графине. Как всегда прямая, как всегда величественная, но в глазах появилась тревога. Он улыбнулся ей, прося прощения, взял ее руку, поцеловал и не отпустил:
– Вы как никогда правы! Я вам нужен, бабушка?
– Что за вопрос!
– Значит, договорились! Я поговорю об этом с Грубером. Но не будете ли вы так любезны, мэтр, заняться полицией? Вы окажете мне услугу, потому что я там никого не знаю.
– А я знаю! Остается племянник. Вы действительно хотите жить с ним под одной крышей?
– Он остановился здесь?
– Да… Хотя у него есть квартира в городе, недалеко отсюда.
– Я улажу этот вопрос! Мне кажется, я никогда не сумею должным образом отблагодарить вас за вашу помощь, мэтр!
– Видите ли, Мориц был моим другом, и я всегда любил маленькую Лизу. Я боюсь, что она исчезнет…
Альдо проводил нотариуса до входной двери, которую перед ним церемонно распахнул Грубер, и посмотрел, как мэтр сел в машину. Потом он обратился к старому мажордому с просьбой приготовить ему комнату. Мрачное лицо старого слуги мгновенно прояснилось:
– Господин князь остается у нас?
– Разве это не естественно, Грубер?
– Конечно, конечно! Но пусть простит меня господин князь: я не смел даже надеяться на это! С тех пор, как мы потеряли господина, в этом доме все идет не так! Теперь господин Гриндель отдает приказания, так как мадемуазель Лиза… больна!
Обычный раболепный вид Грубера таял на глазах, стало заметно, насколько сильным было его отчаяние, на которое его никто не счел бы способным… Слезы были совсем близко…
– Мы сделаем так, чтобы все вернулось на свои места! Для начала, если появится доктор Моргенталь, то знайте: вход для него закрыт. Кроме того, я намерен попросить господина Гринделя вернуться в его квартиру. Помимо меня вам может отдавать приказания только госпожа графиня фон Адлерштайн… Во всяком случае в те дни, которые она проведет здесь. Она желает вернуться в Вену и увезти с собой княгиню, чтобы она была рядом с детьми… Да, кстати, какой врач лечил моего тестя?
– Профессор Цендер, ваша светлость, но я не знаю, вернулся ли он из Соединенных Штатов. Его пригласили в Филадельфию на конгресс по восстановительной хирургии. Он светило в этой области…
– Я знаю. Где он живет?
– В очень красивом старинном доме в старом городе, который…
– Позвоните и узнайте, вернулся ли профессор, и если да, то попросите его… уделить мне несколько минут…
Из одной из парадных гостиных появился Гриндель со словами:
– А, Грубер! Я вас искал, – сказал он, словно не замечая присутствия Морозини. Но тот не дал ему возможности продолжить.
– Идите, Грубер! Я займусь драгоценным кузеном!
– Ах, вы еще здесь? Я предполагал, что вы уехали…
– Нет уж, дудки! А вот вы немедленно уйдете отсюда. Возвращайтесь к себе! У вас нет причин оставаться здесь!
– Я здесь для того, чтобы защищать Лизу! Без меня…
– Она бы чувствовала себя несколько одиноко? Только она больше не одна! И защищать ее буду я.
Крупное лицо кузена Гаспара расплылось в улыбке, обнажившей великолепные зубы, но не достигшей глаз цвета шифера:
– Сколько раз она говорила вам, что вы ей не нужны? Вы глухой или тупой? Лиза у себя дома!
– А так как она все еще моя жена, пока не доказано обратное, я тоже у себя дома! Мэтр Хиршберг объяснил мне это всего пять минут назад. И вас я видеть не хочу. Впрочем, в этом я не одинок! Бабушка целиком и полностью разделяет мою точку зрения…
– Аристократы всегда поддерживают друг друга, это атавизм! – ухмыльнулся Гриндель. – И я не вижу причины, по которой мне бы могли отказать от дома кузины!
– Вам никто не отказывает от дома! Вы можете навещать ее, когда вам будет угодно. Я, со своей стороны, не вижу причины, по которой вы должны жить здесь…
– Что ж, а я ее вижу, и она весьма значительная! Я моложе вас и сильнее… Вы сильно сдали, мой опереточный князь! Так что закройте вашу августейшую пасть, иначе…
Увидев, как сузились зрачки Гринделя, Альдо понял, что тот сейчас бросится на него, и опередил противника. Гнев удесятерил его силы, правый кулак полетел вперед, за ним удар нанес левый, но Гриндель лишь закачался со слегка ошеломленным видом. Потом со звериным рычанием он бросился на врага, выставив вперед руки, чтобы задушить его. Чувствуя, что в рукопашной схватке он окажется проигравшим, Альдо, как только Гриндель оказался совсем рядом, применил прием, который имел мало общего с «благородным искусством» и правилами бокса маркиза Куинсберри: колено Морозини резко взлетело вверх и ударило в самую чувствительную часть тела этого самца… Гриндель заревел от боли и согнулся пополам, потом, спотыкаясь, сделал несколько шагов и упал на бок.
Удовлетворив желание, которое не давало ему покоя несколько недель, Альдо расхохотался:
– Вам следовало бы перечитать Библию, кузен, и поразмышлять над историей Давида и Голиафа!
Потом Морозини обратился к вернувшемуся Груберу:
– Прошу вас проследить за тем, чтобы лакей помог господину Гринделю захватить его зубную щетку и надеть теплую шапку: вечер нынче прохладный! После этого ему следует пожелать спокойной ночи и заверить, что, если он завтра придет с визитом к кузине, его примут должным образом!
Когда Грубер увидел, что двое лакеев, уносивших Гринделя, исчезли на верхней площадке лестницы, он смог передать свое сообщение:
– Профессор вернулся сегодня. Если господина князя это устроит, он готов принять его немедленно. Мне предупредить шофера?
– Скажите, чтобы он отвез господина Гринделя. А мне вызовите такси… И я попрошу его подождать, пока я буду говорить с профессором, потом он отвезет меня в гостиницу – я тоже должен взять свою зубную щетку! – и доставит меня сюда!
Адальбер уже в который раз посмотрел на свои часы, что вывело из себя План-Крепэн:
– Ради всего святого! Если вы будете постоянно проверять, который час, время не побежит быстрее!
– Уже почти семь часов! Завещание должны были вскрыть в три часа. Процедура не может длиться так долго!
– По-разному случается! – успокоила его госпожа де Соммьер. Ее голос звучал мечтательно. – Иногда присутствующие начинают вырывать завещание друг у друга под скептическим взглядом нотариуса. Я такое видела. Нужно время, чтобы собрать обрывки.
– После убийства меня бы удивил такой спектакль! Что же касается вас, Мари-Анжелина, то попрошу вас перестать барабанить по ручке вашего кресла! Вы даже не представляете, как это раздражает!
Но старая дева уже вскочила с пресловутого кресла и торопливо пошла к двери, в которую кто-то постучал:
– Вот и он!
Она едва успела открыть. Альдо явно стоял за дверью и ворвался в комнату, словно ветер:
– Вы все здесь! Тем лучше, я тороплюсь. Прошу прощения за то, что заставил вас всех ждать, но после того, как мы с вами расстались, столько всего произошло…
Морозини подошел к тетушке и поцеловал ее. Она удержала его рукой, чтобы как следует рассмотреть.
– Но у тебя… веселый вид! Это завещание произвело на тебя такое впечатление? Если наследником оказался не ты, то такое случается редко!
Альдо рассмеялся и упал в кресло.
– Но я наследник, тетушка Амели! Я получил всю коллекцию Кледермана! Но только она исчезла!
Три голоса произнесли хором:
– Исчезла?
– Ну да! Испарилась! Растаяла в воздухе, ни единого следа взлома не осталось! Впрочем, это нормально, ведь убийцам оставалось лишь снять ключ с шеи Морица. Конечно, есть еще и коды сейфов, но и у этого должно быть объяснение…
– И такой «приятный» сюрприз делает тебя счастливым? – возмутился Адальбер. – Странное чувство юмора, я бы сказал!
– Может, ты перестанешь задавать глупые вопросы? Если я и… доволен, то потому, что в морге мы с тобой были все-таки правы. Человек, которого мы только что похоронили, вовсе не мой тесть! Я только побывал у его врача, профессора Цендера, несколько часов назад вернувшегося из США, где он был почетным гостем на международном конгрессе…
– И что? – топнула ногой сгоравшая от нетерпения План-Крепэн.
– У Кледермана никогда не было родинки в форме «земляники» на левой лопатке!
– Он в этом уверен? – спросила тетушка Амели.
– Они знакомы с университета, и профессор много лет следит за его сердцем. Высадившись во Франции, он узнал о смерти Морица и очень сожалел о том, что не смог быть на похоронах. Рад сообщить вам, что профессор принял меня очень приветливо. Когда мы с ним расстались, он уже звонил по телефону, чтобы договориться о немедленной встрече с начальником полиции. Профессор хочет эксгумировать тело!
– Но для этого необходимо разрешение семьи, – заметила тетушка Амели.
– Я тоже член семьи, и я очень удивлюсь, если Лиза откажется сделать это. Впрочем, я возвращаюсь в резиденцию. Я заехал не только для того, чтобы проинформировать вас, но и за своим чемоданом. Бабушка Лизы хочет, чтобы я жил там…
– А… Лиза?
– Она хотела бы видеть меня в аду! Но это не имеет значения. Я останусь там до того момента, пока они обе не уедут в Вену… и, кстати, без фрау Вегенер, которую я вышвырнул на улицу. Я отдал приказание Груберу не впускать доктора Моргенталя. Что еще? Мне кажется, я что-то упустил…
– Ты слишком нервничаешь! Как насчет кузена Гринделя? – с широкой улыбкой поинтересовался Адальбер.
– Ах да, ну конечно! Я вежливо попросил его вернуться к себе домой. Впрочем, это не так далеко от резиденции!
– И он охотно согласился? Меня это немного удивляет. Гриндель явно мощнее тебя.
Альдо снял перчатки, чтобы показать распухшие костяшки пальцев:
– В последний раз, когда я его видел, он был согнут пополам… Кузен намеревался меня задушить, и тогда я воспользовался своим коленом…
Мари-Анжелина стала пунцовой, Адальбер громко расхохотался:
– У вас манеры грузчика, господин князь?
– Обходимся тем, что имеем! А теперь я заберу свой чемодан!
– Хочешь, я пойду с тобой?
– Спасибо, нет! Я бы предпочел, чтобы ты по телефону сообщил новости Ланглуа! Ищи его всю ночь, если нужно, но сделай это! Он сам проинформирует Уоррена.
– А что же делать мне? – простонала План-Крепэн.
Альдо взял ее за плечи и поцеловал в завитую челку, закрывавшую лоб:
– Вы же не станете плакать из-за того, что вам нечем заняться этой ночью? Подумайте лучше о работе, которая нас ждет! Нам необходимо разыскать моего тестя и его коллекцию! Мы все будем заняты!
Вернувшись во дворец Кледермана, Альдо оценил тишину, которая его окружала. Сады были такими же мирными, как и озеро, по гладкой поверхности которого скользил луч луны. Облаков не было, небо усыпали звезды, и Альдо улыбнулся его ночной синеве: ему так хотелось видеть в этом добрый знак… Лишь присутствие двух полицейских в форме, которым нужно было назвать пароль, указывало на то, что этот дом отличается от других…
Все изменилось, стоило Альдо переступить порог. В большом холле раздавалось эхо гневного голоса, и Морозини не было нужды спрашивать у Грубера, открывшего ему дверь, кто это кричит. Голос принадлежал Лизе, у которой Альдо никогда не подозревал наличия таких вокальных данных. Она выла, явно пребывая в истерике.
– О, Альдо, наконец вы пришли! – выдохнула госпожа фон Адлерштайн, поспешившая ему навстречу. – Где вы были? Я думала, вы уже никогда не вернетесь!
– Уверяю вас, что я не потратил время даром и принес вам интересные новости. Но почему она так кричит?
– Вы должны бы и сами догадаться! Простите меня, но я думаю, что вы напрасно прогнали Гаспара Гринделя. Это его она требует… и я начинаю тревожиться за ее рассудок…
– Я иду к ней! То, что я сообщу Лизе, наверняка успокоит ее…
Альдо бегом поднялся по лестнице, пересек лестничную площадку, вошел, не постучав, и… едва успел увернуться от тома «Замогильных записок» Шатобриана, летевшего ему в голову. Он поднял книгу.
– Как вы догадались, что это я? Мне остается только надеяться, что этот снаряд не предназначался для вашей бабушки! Он мог бы ее убить…
– Я знала, что это вы! Уходите! Я уже сказала вам, что не хочу видеть вас здесь… у меня дома!
– Опять вы за свое! Это просто мания! В действительности мы с вами по-прежнему у вашего отца… И это все меняет.
Полные ярости фиалковые глаза на мгновение затуманились:
– Как вы смеете говорить такое, когда мы только что опустили его в землю?
– Нет, Лиза! Именно это я пришел вам сообщить: человек, на чьих похоронах мы присутствовали, это не Мориц Кледерман!
– Это… не мой отец? – пролепетала она.
– Нет! Труп, найденный в Бивиле, был облачен в его одежду, с его часами, паспортом, бумажником и всем тем, что при нем было, когда он уезжал из «Савоя» в автомобиле лорда Астора, но это был не он!
– Вы лжете! Я не знаю зачем, но вы лжете! Гаспар его узнал…
– И вы тоже… Чтобы доставить кузену удовольствие, я полагаю?
– Не говорите глупостей! Он знал моего отца со времени нашего детства. Мы купались втроем…
– Вот именно! Вам-то следовало бы знать, что никакой «земляники» на левой лопатке у вашего отца не было! Но Гриндель настолько подчинил вас себе, что для вас каждое его слово стало истиной!
– Почему бы нет? Он меня любит, он рисковал жизнью, чтобы меня спасти…
– … выстрелив в меня? Но это другая история! Вот только завтра утром ему придется ответить за свою ложь. И вам, возможно, тоже, так как вы подтвердили его слова.
– Ну, конечно же, я их подтвердила! И я повторю это снова! У вас нет ни единого доказательства против!
– Оно есть! И неопровержимое! Профессор Цендер, который только что вернулся с конгресса в Америке. Я видел его сегодня вечером, и он подтверждает, что никакой родинки на лопатке вашего отца нет…
– Он, должно быть, забыл, – сказала Лиза, пожав плечами. – Они давно не виделись.
– Но профессор может сказать и кое-что еще. Он…
В эту секунду вмешалась бабушка:
– Ничего не говорите ей, Альдо! Она повторит это Гринделю, и он сумеет как-нибудь выкрутиться…
– Да, вы правы! – вздохнул князь, и радость его погасла, натолкнувшись на упрямство этой женщины, его жены, матери его детей, которую он любил и все еще любит! Морозини казалось, что перед ним предстал сгусток ненависти, причины для которой он не находил…
– В любом случае, – заявила Лиза с такой уверенностью, что у Альдо возникло желание ее ударить, – Гаспар выйдет победителем из всех ловушек, которые вы сумеете для него устроить!
Это стало последней каплей. Альдо взорвался:
– Вас волнует лишь это? Вы думаете только о нем, вы видите только его, и надежда на то, что ваш отец, возможно, жив, не доходит до вашего сознания? Самое главное, что Мориц Кледерман не умер! Я ожидал, что это известие вас невероятно обрадует! Но нет! Гаспар! Опять Гаспар! Всегда Гаспар! Я действительно начинаю верить в то, что вам важнее всего разделить с ним состояние вашего отца! Я не стану вам в этом мешать, но, вполне вероятно, сам Мориц вернется и помешает вашим прожектам. И знайте, госпожа княгиня Морозини, что я приложу все силы, чтобы его найти! Пусть у моих детей не будет матери, но останется дедушка, которого они будут любить!
Альдо сжал кулаки, борясь с желанием ударить Лизу, развернулся на каблуках и стремительно вышел из комнаты. Правда, ушел он недалеко, остановился на площадке лестницы, вцепился в каменные перила и закрыл глаза. Он пришел в ужас от той картины, которая всплыла из глубин его памяти. Альдо снова видел себя в Венеции, в библиотеке своего дворца. Перед ним стояла Анелька, полька, на которой его заставили жениться с помощью гнусного шантажа. Перед глазами Морозини предстало обворожительное лицо, искаженное отвратительной усмешкой. В ответ на его сообщение о том, что он обратился в Ватикан с просьбой аннулировать брак, Анелька заявила ему, что останется княгиней Морозини, нравится ему это или нет, потому что она беременна. От другого мужчины, разумеется! И какое теперь имеет значение, что Альдо ни разу не ложился с ней в постель?
В тот момент желание убить, вернувшееся к Морозини из глубины веков, Альдо прочувствовал до кончиков пальцев, готовых сомкнуться вокруг нежной шеи красавицы. Но он довольствовался пощечиной, причем настолько сильной, что женщина упала, ее щека покраснела, а в уголке губ появилась капелька крови…
Потом Альдо ушел, как сделал это только что, но не присутствие бабушки удержало его. Причина крылась в нем самом. Когда он ударил дочь мерзавца Солманского, он уже давно не любил ее. А Лиза была по-прежнему дорога ему, и он отчаянно страдал от того, что она выбрала этого кузена, о котором Альдо точно знал, что он преступник!
На плечо Морозини опустилась легкая рука и вырвала его из круга черных мыслей:
– Не стоит на нее сердиться, мой мальчик! Повторяю вам, что после пребывания в этой проклятой клинике Лиза сама не своя. Иногда я с трудом узнаю ее…
– Вы лишь желаете меня утешить, графиня…
– Вы можете по-прежнему называть меня бабушкой! Бредни Лизы ничего не меняют в моем сердце, как не изменят они того факта, что вы отец трех наших маленьких проказников!
– Благодарю вас за ваши слова, но…
– Мне не нравятся «но», когда речь идет о моем сердце!
– Я это запомню. Но причиной всей этой драмы является ошибка, которую я…
– Уж не собираетесь ли вы снова спеть мне тот же припев? Я искренне верю, что Лиза бы вас обязательно простила, но произошла трагедия: преждевременные роды и известие о том, что она больше не сможет иметь детей. Гаспар и его клика сделали на это ставку и практически промыли ей мозги. Не будь этого – и я готова в этом поклясться! – она бы бросилась вам на шею при известии о том, что ее отец жив…
– По крайней мере, я на это надеюсь! Никто не знает, как может обернуться похищение… И я уверен, что это дело рук Гандия и Гринделя… Правда, это еще нужно доказать, учитывая тот риск, которому подвергнет такого заложника любое неловкое действие!
– Я хорошо это понимаю, но мне известна ваша ловкость, когда вы начинаете войну, имея в союзниках вашего бравого Адальбера! Вы ужинали?
– У меня не было на это времени… Да и не хочется!
– И все-таки нужно поесть! Так как семейная трапеза мне кажется сейчас неуместной, я скажу Груберу, чтобы вам подали ужин в комнату. Где Грубер вас поселил?
– Понятия не имею, но я уверен, что он не позволит мне ни в чем нуждаться. У меня такое впечатление, что Грубер не испытывает симпатии к дорогому кузену.
Графиня уже собралась вернуться в покои Лизы, но остановилась:
– Я полагаю, что будет эксгумация?
– Профессор Цендер ее потребовал… Все должно пройти максимально тихо, чтобы не возбуждать прессу. Не говорите об этом Лизе! Само слово звучит ужасно… И потом, действительно она поспешит сообщить об этом Гринделю!
– Вы не думаете, что его пригласят? Чуть раньше или чуть позже, какая разница?
– Несомненно, но пусть это станет для него сюрпризом!
– Почему бы и нет? В самом деле! Спокойной ночи, Альдо!
– Спокойной ночи, бабушка!
На другой день незадолго до полуночи Альдо остановил машину – самую неприметную из тех, что стояли в гараже его тестя! – около кладбища, но не стал сразу выходить.
– Дай мне сигарету! – попросил он Адальбера, сопровождавшего его. – Я свои забыл!
– Нервничаешь? – посочувствовал египтолог, выполняя просьбу. – Я тоже, если хочешь знать. Пусть я толстокожий, у меня все равно нет большого желания снова увидеть те ужасные останки, которые нам показали в Париже. Я с большим уважением отношусь к судмедэкспертам: у них очень крепкий желудок!
– Нам с тобой пора начинать привыкать к этому. Это происходит с нами уже в третий раз… А в первый раз мы сами выкапывали тело! Просто есть ситуации, к которым привыкнуть невозможно…
– Пожалуй, нам пора идти.
У входа на кладбище полицейские проверили личности Альдо и Адальбера. Кругом было темно, ночь выдалась безлунной, но друзей провели до обсаженной деревьями аллеи, в конце которой стоял склеп Кледерманов, освещенный изнутри. Перед ним ждали несколько человек: начальник полиции Вюрмли, профессор Цендер, директор похоронного бюро и два полицейских в штатском, державшиеся поближе к Гаспару Гринделю. Тот изо всех сил пытался скрыть свое плохое настроение. Неожиданно к ним подошел комиссар Ланглуа, чем немало удивил Альдо и Адальбера.
– Как вы здесь оказались? – поинтересовался Адальбер, который добрую часть ночи напрасно пытался связаться с комиссаром по телефону. – Кто вас предупредил? Мне это сделать не удалось!
– Сожалею, я оставил указания… Вюрмли попросил меня приехать, и я прилетел военным самолетом из Виллакубле. Итак, господа, судя по всему, есть новости? – добавил он с видимым удовлетворением. – Не для всех приятные, разумеется, – добавил он, скользнув взглядом по Гринделю.
– Вы намерены арестовать его?
– За лжесвидетельство? Это слишком мелко, да и меня, впрочем, пригласили из чистой любезности. Я здесь не у себя! В любом случае, у меня нет желания засадить его за решетку под благовидным предлогом… Я был бы рад, если бы Гриндель смог вернуться к делам своего банка. Очевидно, что он замешан в этом деле…
– Чего мы ждем? – задал вопрос Адальбер, видя, что никто не двигается.
– Чтобы в подземелье вскрыли гроб. Эти семейные склепы удобны тем, что в них есть крипта, где покойные лежат на полках…
Они заканчивали разговор, когда наверх поднялся один из служителей и объявил, что все готово. Друг за другом Вюрмли, Цендер, Ланглуа, Гриндель и Морозини спустились по лестнице. Адальбер последовал за ними.
Две большие лампы освещали помещение и богатый гроб из красного дерева, обитый изнутри белым атласом. Он стоял на козлах. От сильного запаха формалина было трудно дышать. У Альдо перехватило горло. Спускаясь по ступенькам, он боролся с желанием закрыть глаза, настолько он боялся того, что ему предстояло снова увидеть. Оказавшись внизу, Морозини услышал легкий вздох облегчения, к которому он с радостью присоединился. Изуродованная голова была завернута в плотную льняную ткань, белую, как и подобие длинной туники, в которую было облачено тело. Руки, прикрытые белыми перчатками, держали четки. А вздох облегчения издал Гриндель.
– Кажется, кто-то позаботился об этих несчастных останках, – раздался негромкий голос профессора Цендера. – Это выглядит намного достойнее, чем визитка, в которую бы его обрядили, умри он в своей постели. В этом есть что-то… средневековое…
– Так распорядилась госпожа графиня фон Адлерштайн, – сообщил директор похоронного бюро.
– Отлично придумано! Обязательно скажу об этом графине! Этот бедняга на такое и не рассчитывал!
Рост Оскара Цендера был меньше его репутации. Приятное лицо под темно-белокурыми седеющими волосами, орлиный нос с чувственными ноздрями, круглые очки в черепаховой оправе, большой всегда улыбающийся рот и хитро поблескивающие глаза орехового цвета, а также забавная шляпа из бежевого габардина и пышный галстук-бабочка. Этот человек наверняка бы понравился тетушке Амели!
Пауза позволила Гаспару Гринделю прийти в себя. Он проговорил странным фальцетом:
– И в этом облачении намного удобнее изучать его тело! Взгляните на его спину, и вы увидите, что у него есть родинка в виде земляники на левой лопатке!
– Не делайте этого! – приказал профессор. – У Кледермана ее никогда не было… Зато…
Профессор подал знак, чтобы фонарь придвинули ближе, надел перчатки из латекса, приподнял белое одеяние, чтобы обнажить живот, осмотрел его и коротко хмыкнул.
– Вас что-то забавляет? – в голосе Вюрмли послышалось негодование.
– Я бы так не сказал, я всего лишь рад тому, что речь ни в коем случае не может идти о моем дорогом друге Кледермане. Я не знаю, кто этот несчастный, но у него хотя бы были красивые похороны!
– Интересно, с чего вы это взяли? – проворчал Гриндель.
– О, я вам сейчас покажу! Вы можете видеть, что на животе у этого человека нет шрама от операции. Но пять или шесть месяцев назад я оперировал Морица по поводу острого аппендицита. Зная, насколько его дочь Лиза беспокоится о здоровье отца, Мориц потребовал, чтобы ей об этом не говорили! Для всех он уехал на охоту… Об этом знали только Грубер и персонал клиники…
– Итак, – снова подал голос начальник полиции, – вы утверждаете, господин профессор, что это тело не принадлежит Морицу Кледерману?
– Да, я в этом уверен!
– Это безумие! – не выдержал Гриндель. – Я знаю то, что я видел! Впрочем, мои слова подтвердила моя кузина Лиза! Разве не так, господин Ланглуа?
– Она это сделала… но она явно была не в себе!
– Как вы можете судить о состоянии дочери, только что узнавшей о смерти своего отца?
– Достаточно! – остановил его Цендер. – Тут не о чем говорить. Я утверждаю, что это не труп Кледермана! Черт возьми, я пока могу узнать свою работу! Этого человека никогда в жизни не оперировали. Это совершенно ясно!
Профессор покраснел и стал похож на рассерженного петуха. Вюрмли поспешил его успокоить:
– Ваше заключение никто не опровергает… пока для этого нет оснований! Господин Гриндель, вы поедете со мной в управление. У нас с главным комиссаром Ланглуа есть к вам несколько вопросов. Что же касается вас, господа, – добавил он, обращаясь к служащим, – можете все вернуть на место!
Тут Гриндель осмелился хихикнуть:
– Раз это не мой дядя, то нельзя же оставлять незнакомца в этом склепе?
– Он останется здесь на некоторое время! Когда мы найдем настоящего Кледермана, мы его перенесем в другую могилу. Господин Морозини, вы сообщите об этом вашей супруге?
Альдо хотел было согласиться, но профессор положил руку на его рукав:
– Мне нужно с вами поговорить о ней. Вы не возражаете?
– Что вы, напротив! Возможно, вы сумеете ее убедить… Мне достаточно высказать свое мнение, как она сразу его опровергает!
И снова смех Гринделя встретил это внезапное признание слабости, о котором Альдо сразу же пожалел, но профессор Цендер сам ответил наглецу:
– Вам, мой мальчик, пора обратиться к специалисту! Если у вас начнутся видения, то вы скоро всюду будете видеть голубых карликов и розовых слонов!
Все с удовольствием вдохнули свежий воздух. Малые размеры крипты, смешанные запахи дезинфекции, горячего воска и остывшего табака делали пребывание в ней достаточно неприятным. Все начали разъезжаться. Ланглуа собирался вернуться в Париж после допроса Гринделя.
– Вы думаете, его арестуют? – спросил Альдо.
– Одного лжесвидетельства недостаточно, даже если добавить к этому то, что нам известно о его контактах с Гандия. Я лично засадил бы его на несколько дней в «холодную», чтобы он раскололся, но со швейцарскими методами убеждения я не знаком. В любом случае, если ему разрешат вернуться домой, то он будет под наблюдением…
– Он же с места не сдвинется!
– Я бы удивился, если бы Вюрмли пришлось учить азам профессии. Есть наблюдение и наблюдение: одно настолько явное, что возникает непреодолимое желание бежать, а другое почти не заметное… Ладно, посмотрим! Что будете делать вы?
– Попытаюсь с помощью профессора Цендера убедить жену уехать в Вену вместе с бабушкой и…
– Начать поиски коллекции Кледермана и, по возможности, того, кто похитил ее, – закончил за него Адальбер. – И мы будем очень стараться не переходить вам дорогу!
– Так как у меня нет никакой возможности вам помешать, я ограничусь тем, что пожелаю вам удачной охоты! – полусерьезно произнес Ланглуа. – И передайте от меня привет госпоже маркизе де Соммьер и ее маленькому Шерлоку Холмсу! Вам с ней очень повезло! – закончил комиссар и ушел, махнув на прощание рукой.
– О ком он говорит? – спросил Цендер, не упустив ни одного слова из этого разговора. – Или это слишком нескромно с моей стороны?
– Ни в коей мере! – ответил Альдо. – Это действительно феномен: Мари-Анжелина дю План-Крепэн, одновременно моя кузина и кузина маркизы де Соммьер, моей двоюродной бабушки, при которой она выполняет многочисленные и разнообразные обязанности. Она чтица, компаньонка, преданная душа, шпионка… У нее фотографическая память, знание шести или семи языков, плюс несколько дополнительных талантов, таких как умение ходить по крышам, невероятный уровень культуры и способность тремя штрихами набросать портрет с максимальным сходством!
– Впечатляет! Мне бы хотелось с ней познакомиться!
– Если хотите, это можно сделать завтра в полдень. Окажите нам честь пообедать с нами в «Бор-о-Лак»!
– Я буду счастлив!
Когда они вернулись к машине, Адальбер сел за руль, профессор и Альдо устроились сзади. Зная, что в резиденции графиня Валери не уснет, пока не узнает результатов эксгумации, они решили положиться на Оскара Цендера, чьи слова Лиза, пусть даже накачанная по горло наркотиками, никогда не поставит под сомнение. Но для этого профессора необходимо было ввести в курс дела, обрисовать сложившуюся ситуацию и то, что ее спровоцировало. Для Альдо это означало полное признание. Об этом он и рассказывал всю дорогу.
Его исповедь уже подходила к концу, когда Адальбер остановил машину перед ступенями крыльца, где дежурили двое полицейских. Оскар Цендер, слушавший историю молча, с закрытыми глазами – в какой-то момент Альдо даже подумал, не спит ли он – выпрямился на сиденье и улыбнулся:
– Тут и говорить не о чем! Если бы такая история произошла в семье простых людей, она бы разрешилась парой крепких оплеух, громким скандалом и несколькими ночами, проведенными в переживаниях и обидах. Но в просвещенных кругах нашего общества она превращается в пародию на греческую трагедию, где каждая из сторон старается превзойти другую!
– Вы суровы, господин профессор. Случается, что друг друга убивают и в семье посланника, и в семье дворника!
– Среди простых людей это редкость, потому что у них нет денег для того, чтобы нанять адвоката, зато есть повседневные заботы. Или они решают вопрос с помощью самоубийства… Возможно, для того, чтобы неверная супруга не отправилась шалить с первым же попавшимся херувимом! Если позволите, один вопрос перед тем, как я начну вмешиваться в то, что меня не касается. Вы уверены в том, что по-прежнему любите вашу жену?
– Да. Без колебаний.
– А эту соблазнительную Полину?
– … Очень приятное воспоминание, которое таковым и останется. Но должен заметить, что это уже два вопроса!
– А я бы предпочел, чтбы в вашем голосе не появилась этакая легкая дрожь! Как бы там ни было, я сделаю все, что в моих силах, чтобы склеить разбитые горшки!
В холле их встретил Грубер, который помог им снять пальто, пытаясь сдержать любопытство, а на главной лестнице – госпожа фон Адлерштайн. Она не сказала ни слова, но было заметно, что сгорала от нетерпения.
Цендер бегом поднялся к ней, спрашивая, сможет ли Лиза принять его, несмотря на поздний час.
– Что за вопрос? Идите скорее!
Они скрылись. Альдо и Адальбер по-простому уселись на ступеньки, чтобы дождаться кофе, который им почти мгновенно принес Грубер.
Ожидание оказалось коротким. Двенадцать минут спустя хирург и старая дама вышли к ним. Ответы на мучившие друзей вопросы ясно читались на разгладившемся лице графини и в улыбке ее спутника.
– Она вас выслушала? – спросил Альдо.
– Ну да! И теперь Лиза наконец отдохнет, а не будет мучиться, раздираемая гневом и отчаянием.
– Могу я ее увидеть?
Ответила бабушка:
– Нет, Альдо… Еще слишком рано! Пойми ее. У Лизы теперь есть надежда увидеться с отцом… И профессор ничего не скрыл от нее относительно серьезных подозрений насчет ее кузена. После этого Лиза попросила меня увезти ее в «Рудольфскроне»… Ей хочется покоя… Пока о мире между вами речь не идет!
– Да, вы правы! Я должен посвятить себя поискам Морица… и его коллекции. Нигде больше Лизе не будет так хорошо, как в ваших горах! Но сделайте так, чтобы Гриндель не мог с ней встречаться! Я знаю, что он на прицеле у полиции, но, по-моему, он вполне способен ускользнуть…
Продолжая говорить, Альдо поднимался по лестнице.
– Куда это ты направляешься? – поинтересовался Адальбер. – Ты мог бы сказать мне «до свидания»…
– Я не иду спать! Я только заберу туалетные принадлежности и несколько вещей, которые я сюда привез. Я вернусь с тобой в гостиницу. Если я хорошо знаю Лизу, то, как только проснется, она поспешит уехать со своей бабушкой и поскорее вернуться к детям. Мне не стоит попадаться ей на глаза!
Глава VIII
Нос План-Крепэн
– Надо ковать железо, пока горячо! – заявила Мари-Анжелина, ставя на постель госпожи де Соммьер лакированный поднос, на который она положила стопку личных писем, накопившихся за время их отсутствия. Старая дева заранее вскрыла конверты и сама занялась остальной корреспонденцией.
– Что вы имеете в виду, План-Крепэн? Это утренняя месса внушила вам столь глубокую мысль?
– Она лишь укрепила ее, но я все время думала об этом во время обратной дороги.
– И что же?
– Нужно воспользоваться отсутствием Гаспара Гринделя и навестить его парижскую квартиру. Риск ничтожен, потому что полиция Цюриха вежливо попросила его оставаться в ее распоряжении.
– Допустим, но это не значит, что в квартире никого нет! У директора швейцарского банка должны быть слуги. Особенно в этом квартале, где у самого мелкого клерка есть лакей или горничная, иначе он рискует потерять репутацию!
– Это я выясню завтра!
– Вы рассчитываете на Святого Духа? Ну, не дуйтесь! Я шучу! Полагаю, ваша разведка начала действовать?
– Да. Евгения Генон, кухарка княгини Дамиани…
– … которая была нам так полезна в той истории со смертью несчастного Вобрена! И она живет на авеню Мессины, как и наша птичка… только в доме номер 9, если мне не изменяет память, или напротив. Но улица достаточно широкая.
– Княгиня переехала. Теперь она живет в доме номер 12, и у нее стало намного просторнее.
Госпожа де Соммьер рассмеялась и продолжала:
– Признайтесь, очень удобная дама! Или вам просто везет. Допустим, вы сможете проникнуть в квартиру, но что вы надеетесь там найти?
– Честно говоря, не знаю. Хотя мой нос подсказывает, что там что-то кроется!
– Ваш… нос? – маркиза изумилась настолько, что не сумела больше ничего добавить.
С тех пор, как она познакомилась с Мари-Анжелиной – а это было давным-давно, – этот атрибут, слишком длинный и острый, был таким же табу, как и нос Сирано де Бержерака. Вспомнить про нос План-Крепэн означало обречь себя на долгие часы или даже на целый день плохого настроения. И вдруг его обладательница сама упоминает его в разговоре! И еще эта неожиданная нотка удовольствия… Если только…
Госпожа де Соммьер мыслями унеслась к тому последнему обеду в гостинице «Бор-о-Лак», когда Альдо представил им профессора Оскара Цендера. Он только что получил почетное место в семье, не оставив камня на камне от утверждений Гринделя – и Лизы! – по поводу тела Морица Кледермана. До чего же приятной была эта трапеза в великолепной ротонде, выходящей на сады! И профессор был очарователен. Благодаря его приятному голосу, умению мягко иронизировать, улыбке, великолепным манерам, культуре и полному отсутствию чванства – притом, что он мог однажды получить Нобелевскую премию! – возникало желание подружиться с ним.
– Я мог бы держать пари, что он вам понравится! – шепнул тогда Альдо на ухо тетушке. – Но у меня такое впечатление, что еще больше он нравится нашей План-Крепэн…
Да, он не ошибся… И самым удивительным было то, что эта симпатия оказалась взаимной! В течение всего обеда Альдо, Адальбер и сама маркиза словно зачарованные следили за словесным поединком в изящном стиле, касавшемся истории, живописи импрессионистов, музыки, восточного искусства, путешествий, кухни, вин, садов, оперы и сотни других тем, которые, несмотря на все их разнообразие, никоим образом не касались ни Древнего Египта, ни знаменитых драгоценностей. Профессор и старая дева с видимым удовольствием открывали схожесть своих вкусов… Да так, что выходя из-за стола и предлагая руку тетушке Амели, Альдо пробормотал:
– Вы полагаете, это закончится свадьбой?
– Если слушать только мой эгоизм, то должна признаться, что я бы очень не хотела потерять мою План-Крепэн. Но что касается ее, то она могла найти и худший вариант…
Адальбер тоже не мог прийти в себя от изумления. Тем более, что провожая гостя до его машины, он точно слышал, как Оскар признался Альдо:
– Вы знаете, что, если слегка изменить ее нос, она будет очаровательной? У нее золотистые глаза, прекрасный цвет лица, отличные зубы, умная улыбка и великолепные руки! Да… Честно говоря, можно было бы исправить нос, – добавил он мечтательно, – но не утратит ли она от этого часть своей индивидуальности? Это исключительная личность!
Когда Адальбер передал эти слова маркизе, План-Крепэн была неподалеку. Поэтому, зная о ее невероятно остром слухе, старая дама ни минуты не сомневалась в том, что компаньонка все слышала. Иначе стала бы она улыбаться своему отражению в трюмо, на которое она ставила вазу с пионами?
Вернувшись к тому месту в разговоре, когда План-Крепэн так неожиданно упомянула свой нос, госпожа де Соммьер спросила:
– Каким образом вы надеетесь проникнуть к господину Гринделю?
– Этого я пока не знаю, но надеюсь выяснить завтра или послезавтра. Я понимаю, что не следует слишком затягивать: полиция Цюриха может снять видимое наблюдение, чтобы посмотреть, куда отправится Гриндель.
– Может быть, разумнее было бы подождать возвращения Адальбера? Признаюсь, мне было спокойнее, если бы вы пустились в эту авантюру в его обществе. К сожалению, он поехал вместе с Альдо в Венецию, и никто не знает, когда он вернется.
– Мы отлично знаем, что он поклялся ни на шаг не отставать от нашего Морозини, пока это мутное дело не завершится… Мне следовало бы добавить: для всех нас… – вздохнула Мари-Анжелина и неожиданно добавила: – Только давайте не будем «тайно» звонить нашему дорогому Ланглуа и просить его приставить ко мне одного из его молодых полицейских, чтобы следить за моей безопасностью! Сначала комиссар запретит мне туда идти, потом приставит ко мне сторожевого пса, чтобы быть уверенным в том, что я буду сидеть тихо!
На этот раз госпожа де Соммьер рассердилась:
– Вы уверены, что вы в своем уме, План-Крепэн? Вы не только принимаете меня за идиотку – и не отрицайте этого! – но теперь вы у нас еще и приказы отдаете! Если вам удалось понравиться будущему лауреату Нобелевской премии, это еще не значит, что вы теперь наделены наивысшей мудростью!
Резко поднявшись, возмущенная маркиза ушла в ванную комнату, потрясая тростью, и заперлась там. Возможно, именно для того, чтобы избежать соблазна сломать ее о спину дерзкой родственницы крестоносцев…
Если Мари-Анжелина и удивилась такому проявлению негодования своей кузины и покровительницы, саму тетушку Амели собственная несдержанность изумила еще больше. Хлопнув дверью, она уселась на край ванны. Какая нелепость! С чего вдруг она отреагировала в стиле бульварных пьесок? Разумеется, План-Крепэн повела себя не совсем должным образом, отдав ей приказ… или что-то в этом роде, но повод был совершенно смехотворный! Так в чем же дело?
Возможно, причиной тому этот последний год, когда ее вселенная начала вращаться в обратную сторону. Сначала появился техасский миллиардер, жаждущий найти великолепную, но приносящую несчастье химеру Борджиа ради прекрасных глаз певицы столь же талантливой, сколь и ядовитой. Потом приехали Белмонты и особенно Полина, влюбленная в Альдо сильнее, чем когда-либо, и пробудившая в нем ответное пламя. Затем их ночь в Восточном экспрессе, за которой последовало похищение, сначала ее, потом его… И раз уж речь зашла о любви, то к этому придется добавить и безумную страсть Адальбера к уже упомянутой певице, которая довела его почти до самоубийства. И венец всему – драма в Круа-От, откуда Альдо сумел выбраться только для того, чтобы увидеть, как его жена бросилась в объятия кузена Гринделя, и получить пулю в голову…
И ничего не устроилось, совсем наоборот! Лиза оказалась на грани безумия из-за врачей сомнительной клиники и испытывает в отношении мужа маниакальную злобу, которую подогревает ее кузен, в котором она упорно продолжает видеть своего рода архангела. И наконец исчезновение и смерть ее отца, банкира Кледермана, которого с помпой похоронили… лишь для того, чтобы практически сразу же выяснить, что это вовсе не он… Зато исчезновение его уникальной коллекции драгоценностей оказалось совсем даже не шуткой! А тут еще – вот она вишенка на торте! – ее План-Крепэн купается во всей этой неразберихе словно утка в луже, радостно позабыв о том, что она как будто была влюблена в Адальбера, и все ради того, чтобы кокетничать с этим швейцарским асом восстановительной хирургии, которому она явно пришлась по вкусу! И теперь она думает о том, чтобы практически взломать квартиру кузена Лизы!
– Пожалуй, я все-таки слишком стара для такой суматошной жизни! – вздохнула госпожа де Соммьер, встала и подошла к зеркалу, висевшему над умывальником, чтобы посмотреть на свое отражение. – Наверное, пришла пора подумать о том, чтобы вернуться к добрым старым привычкам! Разумеется, при условии, что события и люди снова будут вести себя нормально!
Но маркиза не только не нашла у себя ни одной новой морщинки, ни одного нового седого волоса, но ее глаза, в которых все еще вспыхивали искорки гнева, вдруг показались ей зеленее обычного. Она как будто увидела, что ее отражение раздваивается, и услышала голос:
– Добрые старые привычки? Поездки на воды в Виши якобы для того, чтобы полечить печень, которая у тебя из железобетона? Пребывание во дворцах в теплых краях, чтобы погреть кости, которые действительно не первой молодости, но ведут себя вполне прилично, лишь изредка доставляя неудобства? Отдых в семейных замках, к примеру, у кузины Приска или где-то еще? Да, конечно… но при условии, что туда же переедет цирк Морозини – Видаль-Пеликорн в полном составе и в рабочем состоянии! Мне продолжить?
– Нет! Но случилось столько неприятностей!
– За исключением смерти все остальное поправимо! Так что позволь План-Крепэн оседлать своего боевого коня! До сего времени она отлично делала свое дело!
Закончив, таким образом, спор с самой собой, госпожа де Соммьер включила воду, чтобы наполнить ванну, думая, что оскорбленная План-Крепэн удалилась в свой шатер подобно Ахиллу, чтобы там переживать враждебную выходку своей покровительницы. К немалому удивлению маркизы она нашла свою компаньонку сидящей на постели и тихо плачущей…
Это было поистине неожиданное зрелище, потому что старая дева плакала крайне редко! Госпожа де Соммьер была тронута. Она села с ней рядом и обняла ее за плечи:
– Будет вам, План-Крепэн! Вы же не станете хныкать из-за того, что я была несколько резка с вами? Это все потому, что я огорчена из-за тех, кого Лиза называет… или, вернее, называла «бандой Морозини». Мне не хочется, чтобы вы очертя голову бросались в… рискованную авантюру! Я знаю, вы мне скажете, что «кто не рискует, тот не пьет шампанского»… Но, вполне вероятно, у нас совсем мало времени! Так что отправляйтесь в ваш крестовый поход вместе с кухаркой княгини Дамиани! Вы планируете заняться этим завтра?
Мари-Анжелина высморкалась, втянула воздух носом и произнесла:
– Это было бы лучше всего, не правда ли? Надо…
– Вы уже обо всем мне рассказали! Я лишь предупреждаю вас: если вы не вернетесь к семи часам вечера, я позвоню Ланглуа! А теперь идите и пришлите мне Луизу! – закончила маркиза и шлепнула План-Крепэн по макушке…
Когда на другое утро они встретились на шестичасовой мессе, Мари-Анжелина со знанием дела оценила план, придуманный Евгенией Генон, потому что он был прост и ему благоприятствовали обстоятельства: княгиня Дамиани уезжала на несколько дней с визитом в замок подруги. С ней отправлялись только ее горничная и шофер, а у Евгении появлялось свободное время. Она собиралась им воспользоваться, чтобы поболтать с консьержкой из дома номер 10 Элоди Браншю, уважаемой супругой полицейского, у которой была только одна слабость – любовь к сладкому и, в частности, к сладкому пирогу с миндальным кремом и шоколадом, который мастерски готовила Евгения Генон.
– Я приготовлю пирог сегодня утром и отнесу его госпоже Браншю в четыре часа, чтобы вместе попробовать его за чашечкой чая, который она обязательно мне предложит. Так что вам, в сущности, нужно?
– Войти в здание и выйти из него незамеченной. Вот только…
– … железную калитку можно открыть лишь изнутри и из квартиры консьержки, которая хорошо несет свою службу, под стать супругу! Настоящий цербер! Но вы, мадемуазель, не сомневайтесь: как только я войду, я прикрою калитку, но не закрою ее до конца. А у госпожи Браншю я сяду так, чтобы она ничего не видела из своей комнатки. У вас будет примерно час или полтора. Этого вам хватит?
– Думаю, да… А если кто-нибудь войдет в здание или выйдет из него за это время?
– Меня бы это удивило! Дама-индианка, занимающая два этажа со своей многочисленной прислугой, в Англии. Что же касается старого генерала с пятого этажа, то он никогда не выходит. Его интересуют только книги и оловянные солдатики. Вот только вы не сможете воспользоваться лифтом, который ужасно громыхает! И потом главная лестница слишком хорошо видна из привратницкой!
– Я поднимусь по черной лестнице. Как мне благодарить вас, госпожа Генон!
– Вот еще! Это совершенно естественно. Вы знаете, этого Гринделя никто не жалует в нашем квартале, кроме консьержки. Одному богу известно, почему она находит в нем лишь достоинства!
– Даже так?
– Вы не представляете! Но я вот о чем думаю… Как вы войдете в его квартиру? О, простите, я не хотела быть нескромной!
– Пустяки! Видите ли, именно поэтому я и собираюсь подняться по черной лестнице.
– Хотите войти через грузовой лифт?
– Ни в коем случае! Я не жалуюсь на свои ноги, и меня не пугает подъем на шестой этаж… И дверь в кухню всегда легче открыть, чем любую другую!
Это было истинной правдой, тем более что Адальбер по возвращении из Египта дал Мари-Анжелине несколько уроков по открыванию замков и даже подарил очень удобную отмычку! Только доброй Евгении знать об этом было необязательно! Она отблагодарит ее маленьким презентом и рассказом о своем приключении, разумеется, приукрашенным.
В тот же день после обеда Мари-Анжелина сидела на скамейке в тени каштана на нечетной стороне авеню Мессины и исподтишка наблюдала за противоположным тротуаром, делая вид, что читает книгу. Если бы ее спросили, о чем она, старая дева не смогла бы ответить, настолько сильно билось у нее сердце.
Она занимала этот пост около четверти часа, когда увидела, как Евгения Генон выходит из дома номер 12, одетая словно собиралась идти в церковь – в черной шляпе с незабудками и розами над скромным шиньоном. Будто Святое причастие она несла поднос, на котором, прикрытый салфеткой, лежал знаменитый пирог. Судя по размеру, его должно было хватить на шестерых или семерых гурманов! Муж-полицейский вечером явно получит свою долю…
Когда План-Крепэн увидела, что она скрылась за элегантными воротами, она перешла улицу по пешеходному переходу и неторопливо подошла к дому номер 10, проскользнула в незапертую калитку, аккуратно прикрыла ее и бросила взгляд на стеклянную дверь привратницкой, за которой виднелась широкая спина Евгении. Внутри раздавались два женских голоса. Пригнувшись, чтобы миновать опасное место, она прошла к арке, ведущей во внутренний двор. Внизу черной лестницы Мари-Анжелина позволила себе остановиться и успокоиться, а потом быстрым шагом поднялась на шестой этаж…
Подойдя к нужной квартире, она осмотрела дверь и улыбнулась. Как и все похожие двери, эта была крепкой, из хорошего дерева, с добротным замком с двумя скважинами: для ключа и для задвижки. Именно последняя стала проблемой для неопытной взломщицы. Ее отмычка отлично открыла замок, но она опасалась вставлять ее во вторую скважину, боясь, что не сможет ее оттуда вытащить. План-Крепэн занервничала. Как глупо! Не достичь своей цели лишь потому, что более подозрительный, чем обычно, владелец счел нужным защитить кухню почти так же хорошо, как и гостиную!
Мари-Анжелина задумалась, не попробовать ли ей подняться по парадной лестнице и не попытать ли счастья с другой стороны, когда ей вспомнилась одна из полезных подсказок Адальбера. Она встала – размышляя, она присела на ступеньку! – провела рукой по дверной коробке сверху… и едва сдержала крик радости. Там находился нужный ключ, что вселило в нее уверенность и убедило в правильности предпринятых шагов. В следующую минуту она уже вошла в просторную и хорошо оборудованную кухню. Слева находилась кладовая для продуктов, справа – буфетная, где хранились скатерти, столовое серебро, стеклянная посуда и различные аксессуары. Из буфетной можно было попасть прямиком в столовую.
План-Крепэн направилась туда, когда зазвонил телефон. Звонок раздавался в двух различных местах: один в прихожей, другой – где-то в глубине квартиры. Один звонок… второй… третий… Она боролась с желанием ответить – а вдруг там окажется кто-то интересный? – когда услышала мужской голос:
– Алло? Да, да, это я!
Господь всемогущий! Гаспар Гриндель! Но что он здесь делает? Мари-Анжелина отложила размышления на потом, на цыпочках бросилась к телефону в прихожей и бесшумно сняла трубку… Она сразу же поморщилась от разъяренного голоса, говорящего по-итальянски и изрыгавшего поток ругательств, который Гриндель не стал долго слушать.
– Хватит! – проревел кузен Лизы и сразу же понизил голос. – Если вы беспокоите меня для того, чтобы оскорблять, то вы могли бы и подождать! Вы в своем уме? Зачем вы звоните мне сюда?
– Я звоню туда, куда могу, а я вас ищу повсюду! Но вас нигде нет и…
– Вы же меня нашли! Что вы хотите?
– Вы должны догадываться: я хочу свою долю! Половину коллекции, если угодно! Если она у вас, то только потому, что я сделал всю грязную работу!
– Давайте поговорим о вашей «грязной работе»! Кто этот тип, которого вы убили вместо моего дяди? И зачем вы сказали, что я узнаю его по родинке в форме земляники на лопатке?
Итальянец на другом конце провода засмеялся:
– Ну, вы должны же были его опознать! Сходство этого типа с Кледерманом было… скажем так, приблизительным. Поэтому нужно было его основательно изуродовать, чтобы все подумали о пытках…
– Так кто же этот тип?
– Вам это зачем? Похороны состоялись, завещание прочли, все смогли убедиться, что коллекция исчезла… Эта великолепная коллекция, ключ от которой я вам послал, а коды добровольно подсказала ваша прекрасная кузина… Итак, теперь я требую мою часть! Иначе…
– Иначе что? Если вы разоблачите меня, то тем самым затянете петлю на собственной шее!
Итальянец снова засмеялся:
– Вы и в самом деле принимаете меня за глупца! Мне достаточно предъявить настоящего Кледермана!
– Он у вас?
– Естественно! И с ним очень хорошо обращаются! Но долго это продолжаться не будет, если вы не отдадите мне то, что мне причитается! Видите, мой дорогой, я никогда вам не доверял, а сейчас мой мизинец подсказывал мне, что вы вполне способны оставить куш себе! На наследство мне было, в сущности, наплевать. Но коллекция меня очень сильно интересует! Вам же известно, как мы в нашей семье любим знаменитые драгоценности? Итак, вы знаете, что вам следует делать! И можете считать, что вам повезло: я веду себя прилично и не требую всю коллекцию целиком!
– Да что вы говорите! – усмехнулся Гриндель. – Я намерен исчезнуть, старина, и вам будет очень непросто меня найти!
– Вы так думаете? Я же говорю с вами сейчас, не так ли? Ладно, не переживайте слишком сильно! Я не хочу смерти вашего дядюшки и намерен дать вам отсрочку… честную, чтобы вы могли вернуться! Скажем… две недели? В нужное время вы получите инструкции, чтобы передать мне мою долю!
– Почему вы так уверены, что я не пошлю туда полицию?
– Вы принимаете меня за мальчика из церковного хора? Если вы так поступите, то не только ваш дядя воскреснет, но и вам не придется долго наслаждаться радостями жизни! Будьте же благоразумны! Впрочем, если вы решитесь выполнить вашу часть сделки, мы могли бы снова поработать вместе.
– Вы сошли с ума!
– Напротив, я необычайно разумен! Я с удовольствием прибрал бы к рукам коллекцию вашего дорогого кузена Морозини! У вас будет огромное преимущество: ваша прекрасная кузина станет вдовой! Подумайте об этом!
Трубку повесили, и на лбу у шпионки выступил пот. Мари-Анжелина аккуратно положила трубку на рычаг, а всего в нескольких метрах от нее Гаспар Гриндель дал выход своей ярости, разбив какой-то предмет из фаянса или фарфора.
План-Крепэн на минуту задумалась над тем, что ей делать раньше. У нее так сильно билось сердце, в ушах как будто стучал барабан… В любом случае, медлить не стоило. Она быстро вернулась в буфетную, прошла в кухню и едва успела нырнуть под массивный дубовый стол, который почти до полу закрывала клеенка: к ней направлялся Гриндель. Мари-Анжелина решила, что он собирается выйти через черный ход, и затаила дыхание. Но нет! Он остановился прямо возле ее убежища. Она неожиданно увидела две ноги в серых брюках менее, чем в пятидесяти сантиметрах от себя, и тут же на пол шлепнулись два саквояжа из полотна, отделанных кожей… Ведь не собирается же он остаться здесь?
Но едва Мари-Анжелина успела задать себе этот вопрос, как ноги задвигались, обошли стол и остановились перед шкафом. Скрипнула дверца. Послышался звон бокалов, бутылок, и План-Крепэн поняла, что Гриндель ищет себе «успокаивающий» напиток. Только бы он не уселся здесь, иначе его ноги наткнутся на нее, а она не смеет пошевелиться, чтобы отодвинуться… К счастью, он по-прежнему стоял. Может быть, кузен Лизы торопится? Иначе зачем ему было нести багаж в кухню?
Вскоре План-Крепэн услышала, как жидкость полилась в бокал, потом ее залпом проглотили, затем Гриндель налил еще порцию, с удовлетворением выдохнул, пробормотал нечто нечленораздельное, затем более отчетливо:
– Давай! Еще глоток на дорожку!
Он проглотил третью порцию в том же темпе. Потом саквояжи проделали обратный путь с пола, ботинки из серой замши двинулись к двери черного хода и резко остановились.
– Это что такое?
Должно быть, Гриндель удивился тому, что дверь только прикрыта, но после минутного раздумья он явно счел это малозначительной деталью, запер дверь за собой и начал спускаться по лестнице. Гаспар Гриндель ушел…
Не без труда План-Крепэн удалось выбраться из-под стола, где она дрожала от страха. Она нашла стул и без сил рухнула на него. За всю ее жизнь ей еще никогда не было так страшно! Если бы Гриндель обнаружил незваную гостью, то этот похожий на шкаф здоровяк, привыкший к походам по горам, мог бы придушить ее одной рукой! Чтобы удостовериться в том, что все на месте, Мари-Анжелина провела рукой по шее сзади и повернула голову. Это позволило ее взгляду остановиться на оставленной на столе открытой бутылке с вином и стаканом. Она схватила ее, убедилась в том, что это ром – определенно предназначенный для кулинарных целей, – и сделала большой глоток, не утруждая себя поисками другого стакана.
Только когда алкоголь обжег ей горло и пищевод, План-Крепэн заметила, что промерзла до костей, хотя на улице было тепло. Но ром вернул ей смелость. Она встряхнулась, словно пес, только что выбравшийся из воды, и уверенная в том, что Гриндель не вернется, отправилась осматривать его квартиру.
Вернувшись к телефону в прихожей, Мари-Анжелина задумалась, не позвонить ли ей Ланглуа, но предпочла этого не делать, чтобы не впутывать в историю драгоценную Евгению Генон и консьержку.
План-Крепэн сначала подошла к окну в надежде увидеть Гринделя. И она его увидела. Он перешел улицу, подошел к маленькой серой машине, бросил саквояжи в багажник, закрыл его на ключ, сел за руль и уехал.
Только после этого она начала осмотр квартиры. Вне всякого сомнения, это была меблированная квартира, пусть и богатая, но все-таки ужасно банальная! Обе гостиные были обставлены мебелью в стиле Людовика XVI – подделка, хотя и красивая! – с репсовой обивкой цвета граната и такими же шторами и напоминали приемную дантиста, не слишком заботящегося о чувствах своих пациентов, или же швейцарского банкира. В столовой царствовал стиль Генриха II. Она не располагала к веселым пирушкам, которые обычно так любят богатые холостяки. Обстановка спальни с ее почти черным палисандровым деревом и темно-синим репсом явно была приобретена в «Галери Барбес», как и кабинетная мебель, где стояли угловой диванчик (одному Господу известно зачем!), обитый зеленым репсом, простой сейф и письменный стол. Последний своими многочисленными ящичками напоминал кассу. Не были забыты кресло, пара стульев и несколько полок. Книг на них почти не было, зато бумаги лежали в изобилии. Ванную комнату, должно быть, не переделывали со времен постройки дома. Весь пол в квартире покрывал безликий бежевый ковер, а копии картин разных веков были развешаны по стенам… Не создавалось даже впечатления, что в этой квартире жили… или жил такой скупец, которые встречаются крайне редко!
План-Крепэн подумала: а случалось ли Лизе бывать здесь, и решила, что нет, Лиза сюда не приходила. Женщина с ее вкусом закричала бы от ужаса и убежала. Если только она не пребывала в том странном состоянии, до которого ее довели!
Старая дева с удовольствием бы порылась в письменном столе, но, вполне вероятно, ей могло пригодиться только содержимое сейфа. Так как у нее не было возможности его открыть, Мари-Анжелина предпочла оставить эту задачу полиции.
Наконец, подумав о том, что время бежит быстрее, чем ей могло показаться, она посмотрела на свои часы. В запасе у нее оставалось не больше десяти минут: дамы вот-вот закончат лакомиться пирогом с миндалем и шоколадом. План-Крепэн спустилась по черной лестнице, миновала угол двора, и только тут ей пришло в голову, что Гриндель мог закрыть за собой калитку, столь предусмотрительно оставленную ею только прикрытой. Она быстро перекрестилась, на цыпочках миновала дверь в привратницкую, заметила широкую спину продолжающей беседу Евгении, дотронулась до калитки и с облегчением констатировала, что та по-прежнему была открыта. Через три секунды она уже находилась на улице и пустилась бежать, как будто кто-то гнался за ней по пятам. Эта пробежка привлекла внимание свободного таксиста, который поехал с ней рядом.
– Такси, дамочка? Вы явно очень торопитесь, – окликнул он Мари-Анжелину.
Она резко остановилась, и так как шофер уже открывал ей дверцу, не вставая со своего места, План-Крепэн решилась.
– Отличная мысль! – оценила старая дева. – Везите меня на набережную Орфевр!
– К полицейским? – несколько удивленно переспросил таксист.
– Вот именно, к полицейским! И побыстрее!
Он тронулся с места без лишних споров.
– Но, я надеюсь, вы все-таки не там живете? – пошутил таксист.
– Нет, но я направлюсь именно туда! Поторопитесь, пожалуйста!
Чтобы ясно дать мужчине понять, что она больше ничего ему не скажет, Мари-Анжелина поглубже устроилась на сиденье, взялась за ручку дверцы и отвернулась от него. Разочарованный, но желающий продемонстрировать ей свои таланты таксист прибавил скорость. К счастью, он оказался настоящим виртуозом руля, и через четверть часа машина остановилась перед входом в уголовную полицию. Мари-Анжелина хотела с ним расплатиться, но таксист деньги не взял.
– Хотите, чтобы я вас подождал? – спросил он. – Едва ли вас задержат, у вас не тот вид. Здесь непросто найти машину, а сейчас как раз час «пик»!
План-Крепэн не успела ответить. К дверце уже нагнулся один из дежурных и, коснувшись козырька кепи, сказал:
– Здесь нельзя стоять! Вы что-то хотите, мадам?
– Увидеть главного комиссара Ланглуа. Разумеется, если он на месте!
– Я не видел, чтобы он уезжал.
– В таком случае, водитель, подождите меня!
– Я буду напротив! – ответил тот довольным тоном.
В следующее мгновение гордая родственница крестоносцев уже переступала, не без трепета, который она пыталась скрыть, тот самый порог, через который до нее переступили многие известные преступники. Она поднялась на второй этаж, где дежурный поинтересовался у нее, какова цель ее визита.
Она повторила свою просьбу о встрече с главным комиссаром Ланглуа и попросила передать ему свою визитную карточку, на которую она возлагала большие надежды. И результат превзошел ее ожидания: едва дежурный скрылся в кабинете большого начальника, как тот практически мгновенно появился на пороге.
– Какая неожиданность! Но входите же, входите! И садитесь, прошу вас!
Этот человек, всегда отлично владевший собой, выглядел взволнованным и, пожалуй, удивленным. Он почти подтолкнул План-Крепэн к креслу, она села и решила попозже осмотреть этот большой кабинет, столь давно знакомый Альдо и Адальберу. Да ей и времени для этого не оставили.
– Мадемуазель дю План-Крепэн у меня? Этот день я отмечу в календаре красным цветом. Но я полагаю, что вы пришли не только для того, чтобы пожелать мне доброго дня. Я был бы счастлив, разумеется, так как нам с вами редко выпадает возможность побеседовать… И, знаете ли вы, что я часто сожалею о невозможности привлечь вас к работе?
Господи, каким же комиссар был очаровательным, когда хотел этого! План-Крепэн ни на мгновение не усомнилась в искренности его слов, но она волновалась по поводу того, как Ланглуа отреагирует на ее исповедь. Когда комиссар предположил, что она принесла ему известия от тандема Альдо-Адальбер, Мари-Анжелина глубоко вздохнула и ответила:
– Нет. Я должна вам рассказать об убийце!
Ланглуа вздрогнул. Его улыбка мгновенно растаяла, брови нахмурились, лицо стало суровым, он вернулся к своему письменному столу и сел в кресло.
– О каком?
– О Гаспаре Гринделе! Я видела его меньше часа назад.
– Где же, скажите на милость?
– В его квартире на авеню Мессины, куда он, должно быть, заехал за вещами. Уезжая, он взял с собой два саквояжа.
– Откуда вам это известно? Вы его видели? Он с вами говорил?
– Не говорил, нет… Но я его видела, да. То есть не совсем. Мне были видны только его ноги ниже колен, пока он пропускал пару стаканов рома в своей кухне!
– А что вы там делали?
– Я? Ничего! Я сидела под столом!
Увидев, что комиссар начинает сердиться, и, не желая продолжать шутку, Мари-Анжелина поспешила добавить:
– Я была уверена в том, что смогу что-то найти в этой квартире, и сумела туда войти…
– И каким же это образом?
– Через черный ход. Я заметила, что двери, выходящие на черную лестницу, всегда легче открыть, чем парадный вход. С помощью шпильки для волос можно творить чудеса…
– Ах, вот как? Смотрите-ка!
Разговор принимал опасный оборот, и План-Крепэн совсем не понравилось выражение лица комиссара. Она решила атаковать:
– Послушайте, господин комиссар, я должна вспомнить каждое слово услышанного мной диалога. А это непросто! Если вы будете все время меня прерывать, мне это не удастся!
– Простите! Один вопрос: кто вел этот диалог?
– Гриндель и человек, считающий себя реинкарнацией Цезаря Борджиа.
– В таком случае, рассказывайте!
План-Крепэн начала свое повествование, поначалу тщательно выбирая слова. Она говорила о том, как проникла в пустую квартиру, как была удивлена, услышав голос кузена Лизы, как подслушала его разговор по параллельному телефону. Ее фантастическая память помогла ей восстановить диалог почти дословно. Не умолчала она и о том, как потом оказалась под столом.
Верный своему обещанию, Ланглуа слушал ее, не перебивая, но со все возрастающим интересом.
– Невероятно! – выдохнул он. Потом встал. – Вы смогли бы повторить этот разговор еще раз? Но только помедленнее, будьте любезны!
– Вот это труднее! Чтобы правильно все вспомнить, я должна говорить быстро!
Ланглуа вышел из кабинета и спустя три минуты вернулся с молодым человеком лет двадцати пяти, которого он представил Мари-Анжелине:
– Это Анри Ваннье! Как можно понять по маленькому аппарату, который он принес с собой, он стенотипист. Работает так же быстро, как и в Национальном собрании, и оказывает нам огромную услугу, потому что благодаря ему мы можем потом спокойно изучать любые самые быстрые разговоры. Садитесь, Анри. И когда вы будете готовы…
Молодой человек поставил свой аппарат на приставной столик, улыбнулся Мари-Анжелине, которая тут же улыбнулась ему в ответ, и стал ждать продолжения. Оно последовало незамедлительно… План-Крепэн повторила все с той же скоростью телефонный диалог, не изменив его ни на йоту. Комиссар Ланглуа смотрел на нее с восхищением.
– Мое желание похитить вас у госпожи де Соммьер становится все более настойчивым! – сказал он Мари-Анжелине, когда Ваннье ушел. – Вы бесценная помощница, и тандему Морозини – Видаль-Пеликорн повезло, что у них есть вы…
– Могу ли я задать вопрос?
– Думаю, вы это заслужили!
– Каким образом Гриндель оказался в Париже? Я была уверена, что он находится в Цюрихе под наблюдением полиции!
Лицо Ланглуа потеряло свою приветливость и снова нахмурилось:
– Я тоже так думал! Ему, должно быть, удалось сбежать. Полиция в Швейцарии более чем надежная, в ней служат люди честные и смелые, стоящие на защите закона, но…
– Но?
– Им, возможно, не хватает хитрости, а вот у Гринделя и у его сообщника ее, по-моему, с избытком! Кстати, а где наши «береговые братья»?
[5]
– Вы имеете в виду Альдо и Адальбера? – с легким смешком уточнила Мари-Анжелина. – Они были бы довольны, если бы услышали от вас эту метафору!
– Согласитесь, что хитрости им не занимать! И вам, впрочем, тоже!
– Считайте, что я этого не слышала. А они скоро должны вернуться. Они просто поехали в Венецию, где Альдо надо решить кое-какие вопросы с Ги Бюто…
План-Крепэн встала, собираясь уйти. Комиссар остановил ее:
– Еще одно слово! Те саквояжи, которые вы видели, вы смогли бы их описать?
– Обычные дорожные сумки из льняного холста, отделанные светло-коричневой кожей. Впрочем, известной марки. Я бы сказала от Ланселя или Виттона… Но, скорее, это Лансель, если судить по ткани.
– Достаточно большие, чтобы вместить коллекцию Кледермана?
– Этот вопрос следовало бы задать Альдо. Я ее никогда не видела.
Двумя руками План-Крепэн показала размер саквояжей:
– Примерно такие! При условии, что драгоценности вынули из футляров и переложили в кожаные мешочки, то пожалуй… Хотя им повредит, если их свалить кучей.
– Еще одно! А коллекция Морозини? Ее вы видели?
– Да. Она не настолько внушительная, но ради нее стоит попутешествовать. Великолепное собрание! Но тот, кто захочет ею завладеть, должен обладать не только талантами взломщика, но и силой Геркулеса. На первый взгляд это просто любопытная вещь: огромный средневековый сундук, окованный железом и вмонтированный в мраморные плиты пола в кабинете Альдо. Но он продублирован еще и современной стальной рубашкой, которая открывается только с помощью кода… В стену соседней комнаты вмонтирован другой сейф, не такой импозантный и спрятанный за картиной. В нем хранятся украшения Лизы и «транзитные» драгоценности.
– Коды вы случайно не знаете? – спросил удивленный Ланглуа.
– Что вы, нет, конечно! – План-Крепэн бросила взгляд на свои наручные часы. – Думаю, мое такси достаточно долго меня ждет, и если я вам больше не нужна…
– Пока нет. Я вам искренне благодарен за то, что вы сразу же пришли ко мне с вашей… исповедью! Я вас провожу…
Когда они подошли к лестнице, комиссар взял руку, которую ему протянула Мари-Анжелина, и по-мужски пожал ее, а потом добавил:
– В ближайшие дни вы должны мне продемонстрировать ваше умение открывать двери с помощью шпильки для волос! Вы же знаете, что в этом я похож на Людовика XVI: все, что касается слесарного дела, вызывает мой живейший интерес!
План-Крепэн, вернувшуюся на улицу Альфреда де Виньи, встретило целое собрание. Альдо и Адальбер только что приехали из Венеции и пытались успокоить госпожу де Соммьер, почти уверенную в том, что с ее верной компаньонкой случилось несчастье. Она чуть не плакала, но слезы сменились гневом:
– Вы видели, который час? Я вас предупреждала, что предупрежу Ланглуа, если вы не вернетесь к семи часам!
– Почему же мы этого не сделали? Именно у него я и была.
– Вас арестовали?
– Нет. Я отправилась к нему по своей собственной воле, чтобы рассказать о том, чему я была свидетелем. Здравствуйте, Адальбер, здравствуйте, Альдо! Какая жалость, что вы не вернулись раньше! Через пять минут я расскажу вам о своих приключениях. Позвольте мне сначала принести извинения нашей маркизе!
– Отложите извинения на потом! Идемте к столу! Вы расскажете нам о ваших подвигах за ужином! Эвлалия уже, должно быть, в трансе!
Маркиза сухостью тона пыталась замаскировать пережитое ею волнение. После пары глубоких вздохов она практически пришла в себя, а потом на помощь подоспел бокал шамбертена, поданный ей Сиприеном перед супом. Она выпила его залпом и почувствовала себя намного лучше. Это было настолько несвойственно закоренелой любительнице шампанского, что Альдо не выдержал:
– Раз традиции нарушены, мы бы тоже не отказались от такого лекарства!
Адальбер и План-Крепэн хором поддержали его.
Когда суп отослали на кухню, «чтобы не переедать», и ожидали следующего блюда, госпожа де Соммьер приказала:
– Теперь рассказывайте, План-Крепэн! Мы достаточно ждали… Что вы нашли у этого Гринделя?
– Его самого… Но будьте уверены, он меня не видел, а я видела лишь его ноги.
И теперь уже для этой аудитории, не менее внимательной, как и предыдущая, Мари-Анжелина повторила рассказ о своих приключениях, не забыв упомянуть о визите на набережную Орфевр. Быстрее всех отреагировал Адальбер:
– Черт побери, почему швейцарцы его не арестовали?
– За лжесвидетельство, подтвержденное к тому же Лизой? Этого недостаточно! – ответил Альдо. – Хороший адвокат нашел бы множество причин, чтобы его освободили. Они всего лишь взяли с него подписку о невыезде и установили наблюдение…
– Браво за наблюдение! И где его теперь искать? Гриндель определенно не живет в своей квартире, куда он вернулся тайком и только для того, чтобы забрать свои сумки. Ты его знаешь, Альдо. Как, по-твоему, могла в этих сумках лежать коллекция твоего тестя?
– Без футляров – несомненно! Кольцо, пара браслетов много места не занимают… Остается лишь надеяться, что в руках этого вандала предметы не слишком пострадают!
– Невероятно! – воскликнула маркиза, с грохотом опуская свой прибор на тарелку. – Я никогда бы не поверила, что доживу до того, что услышу такое! К тому же в моем доме! И от вас двоих!
– В чем дело, тетушка Амели?
– Драгоценности! Опять драгоценности! А что же несчастный Кледерман? Мне кажется, что, прежде чем заняться коллекцией, вы могли бы подумать о нем, о его жизни! Если я правильно поняла из репортажа План-Крепэн, ему остается жить две недели, а вы…
Старая женщина едва не заплакала. Альдо накрыл ее руку своей, она нежно сжала его пальцы.
– Разумеется, мы об этом думаем. Но, все же, признайте, что самый лучший способ сохранить ему жизнь – это отправиться на поиски того, что ему дороже всего на свете, после дочери и внуков, разумеется. И как вы только что заметили, у нас всего лишь две недели…
– … и ни малейшего представления о том, куда Гриндель мог отвезти одну из своих сумок! – дополнила План-Крепэн.
– Если вы что-то знаете об этом, просветите и нас, не стесняйтесь! – раздраженно сказал Альдо.
– Вы знаете об этом не меньше меня, так заставьте поработать ваше серое вещество, как сказал бы Эркюль Пуаро, маленький проницательный бельгиец госпожи Агаты Кристи, которую мы имели удовольствие встретить в Египте!
Адальбер засмеялся, и его смех несколько разрядил атмосферу.
– Успокойтесь оба! Если вы будете ссориться, это не поможет нам сдвинуться с места!
– У тебя есть идея?
– Можете сами ее оценить. По-моему, коллекция не может находиться слишком далеко от того места, где нашли тело лже-Кледермана.
– Значит, около Дьеппа?
– В бухте Бивиля?
– Почему бы и нет? Попробуем порассуждать! У Гринделя было мало времени, чтобы ограбить хранилище. С другой стороны, он не мог отправиться в Англию, чтобы забрать ключ сразу же после похищения…
– Это понятно! Ему потребовалась бы уйма времени, чтобы потом вернуться в Цюрих! И я уже не говорю о пересечении границ.
– Он мог проделать этот путь без труда. Напоминаю, что он гонщик-ас, и у него есть, по меньшей мере, один спортивный автомобиль! Для него дальний пробег не проблема!
– Машина, которую я заметила на авеню Мессины, была не похожа на болид, – вмешалась План-Крепэн. – Она маленькая, серая, неприметная. Идеальный вариант, чтобы остаться незамеченным или делать покупки в Париже. Поэтому я думаю, что он не мог далеко уехать.
– И?
– У него должно быть еще одно убежище в городе или ближайшем пригороде Парижа. Пусть в кухне нашлась бутылка рома, а в кабинете царил беспорядок, в квартире определенно давно никто не живет.
– То есть он зашел туда только для того, чтобы забрать сумки, оставленные в квартире после ограбления? – задумчиво произнес Альдо. – Не проще ли было отвезти их обратно в Швейцарию? Хотя пришлось бы пересечь границу…
– Что-то мне подсказывает, что для него это не проблема! – заметил Адальбер. – Он скроен как горец, этот тип…
– В Швейцарии таких много, – сказала тетушка Амели. – Это такая страна!
– Вы правы, но мне бы хотелось узнать, где Гриндель родился. Нужно спросить об этом Ланглуа. Если предположить, что где-то у массива Юра, то он может знать некоторые тропы контрабандистов…
– Ты бредишь, старина!
– Тогда будь добр, не мешай мне, старина! Вот как я представляю картину. Прекрасная ночь, он приближается на своем автомобиле к границе, оставляет его в заранее найденном укрытии и продолжает свой путь пешком. Оказавшись в Швейцарии, он прячет сумки в пункте Х или Y, возвращается к своему авто, спокойно пересекает границу, предъявив паспорт пограничникам, отъезжает немного от границы. А следующей ночью, к примеру, ему остается только забрать сокровища дядюшки Морица!
– Изобретательно! – оценила План-Крепэн. – Но тогда зачем ему оставлять эту проклятую коллекцию здесь? Должно же у него быть место, где ее спрятать.
– Несомненно, но его сообщник тоже в Швейцарии, пусть даже в другом кантоне. А так как у Гринделя нет никакого желания с ним делиться, а в Цюрихе он под подозрением, он счел более безопасным вернуться во Францию. До настоящего времени он ощущал себя здесь вполне комфортно, пользовался привилегиями швейцарского банкира, управляющим швейцарским банком. Но по мере того, как разворачивались события, ему потребовалось срочно забрать пресловутую коллекцию из этой квартиры, куда вполне могла наведаться полиция с обыском… А тут неожиданный звонок от Борджиа. А что, если он испугался? Он не ожидал, что его дядя до сих пор жив, что его держат в тайном месте и готовы предъявить, если Гриндель будет продолжать упорствовать и не поделится добычей! Пожалуй, по зрелому размышлению, именно это последнее объяснение и является правильным…
– Тогда другой вопрос: как Борджиа узнал, что Гриндель находится в своей парижской квартире и что ответит ему? – поинтересовалась План-Крепэн.
– Возможно, он позвонил туда наудачу? – вздохнул Альдо. – Должно быть, он звонил всюду, где мог находиться Гриндель! Кстати, как вам показалось, Мари-Анжелина, звонок был издалека?
Она ответила не сразу, пытаясь вспомнить телефонный разговор как можно лучше. До этого момента, захваченная содержанием разговора, она не обращала внимания на эту деталь. Но теперь…
– Ну же? – поторопил ее Адальбер, и маркиза тут же решительно хлопнула его по руке.
– Не подталкивайте ее! Вы ее собьете!
– Сбить Мари-Анжелину? Это бы меня удивило!
План-Крепэн продолжала размышлять и вдруг:
– Нет… Я не слышала никаких помех, свойственных междугородним звонкам. Это точно! У меня было такое впечатление, будто Борджиа в соседней комнате!
– Значит, он звонил из Парижа! Проклятье! Как бы мне хотелось пройтись по этой квартире! Письменный стол в беспорядке, заваленный бумагами! Обожаю! Как вы думаете, где он прятал сумки?
– У меня не было времени это выяснить, но точно не в сейфе, в этом я уверена. Сумки слишком объемные, чтобы туда поместиться. А теперь Ланглуа точно пошлет туда бригаду. Честно говоря, я сделала глупость, поторопившись обо всем рассказать комиссару…
– Только не упрекайте себя, – успокоил ее Альдо. – Вы так поступили, потому что вы не знали, что мы возвращаемся. Вы заслужили лавровый венок за проявленную смелость, потому что вы сильно рисковали и получили отличный результат!
– Что нам теперь делать? – поинтересовался Адальбер, ловя на тарелке ягоду малины, ускользнувшую из его пирога.
– Дайте мне подумать! Сейчас для нас главное разыскать Кледермана, пока он действительно не умер…
– Будем надеяться, что пережитое им после похищения не слишком подточило его силы, – в задумчивости произнесла госпожа де Соммьер. – Он не отличался отменным здоровьем, и Лиза не зря беспокоилась на его счет. По-моему, у него предполагали рак?
– Действительно, но это была – благодарение Богу! – ложная тревога. Его анализ крови перепутали с анализом другого человека. Но он так и не оправился после жестокой смерти своей жены. Именно поэтому он запретил нам рассказывать о своем аппендиците!
– А почему его оперировал светило восстановительной хирургии? – задала неожиданный вопрос Мари-Анжелина.
Госпожа де Соммьер прыснула:
– Мне случалось замечать за вами, План-Крепэн, что после гениальных озарений вам случается произносить глупости! Вы можете не сомневаться, что ваш возлюбленный режет внутренности не менее успешно, чем реконструирует лицо. И потом, он лучший друг Кледермана и непременно хранит все известия в тайне! И не краснейте, черт побери! На вашем месте я проявила бы больше гордости!
– Может, нам стоит вернуться к бедняге Кледерману? – жалобно произнес Адальбер. Брови Альдо взлетели вверх от изумления, и он задумался: так ли уж благосклонно его «больше, чем брат» смотрит на флирт будущего Нобелевского лауреата и старой девы, которую он уже начал постепенно считать своей собственностью, ведь она постоянно им восхищалась. Не она ли отправилась в Англию, чтобы вырвать его из когтей Торелли? Адальбер даже признался Мари-Анжелине, что она спасла ему жизнь…
Поэтому Морозини ласково улыбнулся своему другу:
– Но мы его и не покидали, мой дорогой! Хорошо, вернемся к серьезным вещам! Думаю, нам следует позвонить Ланглуа и попросить его отсрочить обыск в квартире Гринделя.
– Для чего? – спросила План-Крепэн, лицо которой постепенно приобретало свой обычный цвет.
– Нам необходимо узнать, где спрятался Гриндель, сесть ему на «хвост» и постараться выяснить побольше информации. Нам нужно находиться где-то поблизости, когда он выполнит ультиматум Цезаря. Не забывайте, что он под наблюдением у швейцарской полиции, у нашей полиции, у Скотленд-Ярда, поэтому Гриндель не может допустить «воскрешения» своего дяди! Кледерман для всех мертв – и даже похоронен! – мертвым и должен оставаться, иначе, прощай коллекция. Гриндель, несомненно, решит, что половина драгоценностей – не такая высокая плата за спокойную жизнь в будущем…
– Ты не забыл, что он жаждет получить и твою коллекцию?
– О, я ничего не забываю, но при нынешнем положении дел это уже не так важно…
– Неважно? Когда мы имеем дело с таким проходимцем?
– Я никогда не говорил, что не приму мер предосторожности. Но вот если бы тетушка Амели, к примеру, взяла на себя труд написать бабушке Лизы и предупредить ее, чтобы были приняты все меры для защиты малышей! Посоветуйте графине послать в «Рудольфскроне» Иоахима, ее венского мажордома. Он ненавидит меня, но обожает детей, и один стоит целой армии!
– Письмо уйдет завтра с утренней почтой! Но если мы не знаем, где скрывается Гриндель, то нам известно убежище Цезаря. Почему бы не попытаться выяснить, что происходит в Лугано? Ланглуа ведь послал туда своих людей, чтобы следить за действиями наших двух донкихотов. Если будешь звонить Ланглуа, спроси, нет ли у него новостей!
Но у комиссара новостей не оказалось, более того, ему пришлось вернуть в Париж инспекторов Соважоля и Дюрталя. Они не только умирали в Лугано от скуки, но и были одними из лучших сотрудников Ланглуа, который больше не мог без них обходиться.
– Ладно! Раз мы не можем поймать Гринделя, мы отправимся в Лугано, – решил Альдо.
Часть третья
Конец туннеля?
Глава IX
Альдо и консьержка
Сказать, что в Лугано ничего не происходило, значило бы согрешить против истины. Если вилла Маласпина разочаровывала наблюдателей как днем, так и ночью, то на соседней вилле после приезда инспектора Соважоля повседневная жизнь постепенно стала совершенно невыносимой. Болеслав сразу же невзлюбил его по одной простой причине: тот был полицейским.
Дело в том, что после застенков ГПУ, советской политической полиции, польский эмигрант ко всем полицейским относился одинаково плохо. Тем более что к тому моменту, когда Юбер де Комбо-Рокелор подобрал его, замерзающего, перед Коллеж де Франс однажды зимним вечером, жизнь без гроша на парижских улицах не позволила ему сделать сравнение в пользу парижских полицейских. Регулировщики на городских улицах его не били, но каждый раз просили «проходить», покручивая своими белыми палками. Проходить! Но куда, скажите, ради святого Казимира? Один из ажанов, не такой высокомерный, как его коллеги, подсказал ему адрес ночлежки, где Болеслав получил тарелку горячего супа и уголок матраса. Но это было так далеко от его мечтаний о демократической стране, которым он без устали предавался, находясь в товарном вагоне и пересекая территорию Германии, где правил полусумасшедший тип по фамилии Гитлер и свирепствовало уже ставшее печально известным гестапо…
После столь трагического опыта Болеслав попал в мир «господина профессора». У него возникло волшебное впечатление, что он переступил порог своего рода рая, в котором заправляла женщина-ангел, ворчливая и полноватая, вооруженная поварешкой вместо пылающего меча! Счастье! Наконец-то!
Лугано с его мягким климатом, синим озером, цветущими садами, приветливыми жителями и удивительно чистым воздухом, в котором всегда слышались отголоски песни, привело Болеслава в восторг. К тому же его страсть к театру ожила благодаря возможности сыграть роль второго плана в спектакле, поставленном его хозяином и любезным мистером Уишбоуном, которого Болеслав принял сразу и безоговорочно. Но его счастье дало трещину, когда он открыл дверь молодому незнакомцу с чемоданом, одетому в форменный плащ и каскетку. Он представился:
– Инспектор Жильбер Соважоль, уголовная полиция! Меня прислал главный комиссар Ланглуа! Меня ждут!
Слишком шокированный этим появлением, чтобы сразу найти ответ, Болеслав ограничился тем, что впустил чужака и проводил его в маленькую гостиную, где Уишбоун занимался счетами. Инспектора приняли с огромной радостью, так как им пришлось выгнать горничную, которую поймали на том, что она подсматривала в замочную скважину двери так называемой миссис Альбины Сантини, никогда не выходящей из комнаты в ее присутствии. Ланглуа предупредил Соважоля, что ему предстоит сыграть роль лакея и повара из хорошего дома, поэтому они быстро договорились с техасцем, тем более что тот дал инспектору понять, что намерен достойно оплатить его услуги, и неважно, полицейский он или нет. После этого Болеслава попросили показать Соважолю его комнату. Именно с этого момента атмосфера, царящая в доме, начала портиться…
Захватчик устроился в доме, и Болеслав сразу же отправился к профессору:
– Человек из полиции, он должен спать здесь?
– Естественно! А ты как думал?
– Я не знаю! Может, он будет спать в гостинице или в сторожке в саду… Он же приехал сюда наблюдать, разве не так?
– Чтобы вести расследование! Это нюанс! Он связывает нас с уголовной полицией.
– И его придется кормить?
Занятый совершенствованием своего грима ради нескольких часов ежедневного представления, Комбо-Рокелор обернулся и изумленно уставился на поляка:
– Да что с тобой, Болеслав? Мы от тебя никогда не скрывали, что он должен приехать. Так с какой стати эти твои вопросы? Если ты не можешь свыкнуться с мыслью, что тебе придется провести с парнем какое-то время под одной крышей, мне придется отправить тебя домой в Шинон. Позволь тебе напомнить, что он поможет тебе на кухне, а это не так и мало.
Болеслав тяжело вздохнул:
– Я просто постараюсь его не видеть, вот и все!
– Постарайся быть хотя бы вежливым! Дело, в которое мы ввязались, не позволяет тебе поддаваться настроению! Ты понял?
– Я постараюсь! – заверил профессора поляк, прижав руку к сердцу и подняв к небу глаза, и стал похож на христианина, ожидающего на арене своего часа, чтобы стать закуской для хищников.
Последующие дни прошли относительно мирно. Болеслав выполнял свои обязанности как обычно – во всяком случае, он так думал! – пытаясь убедить себя, что его враг стал невидимкой. Это не укрылось от внимания Соважоля, который заговорил об этом с «садовником»:
– Судя по всему, я ему не по вкусу?
– Не вы, но ваша организация, – ответил Уишбоун. – Вы же полицейский!
– А он их не любит? Это бывший уголовник?
– Нет, бывший музыкант, но вы должны его понять! Болеслав поляк, и до его приезда во Францию он боялся сначала советских, а потом гитлеровских полицейских.
– … И когда он приехал к нам, наши регулировщики отнеслись к нему без уважения, хотя и не причинили вреда! – добавил профессор, который услышал их разговор.
– И как мне себя вести в этих обстоятельствах?
– Делайте вид, будто его здесь нет. Придется потерпеть, когда вы вдвоем пойдете на рынок.
– Возможно, будет проще, если я отправлюсь туда вместо него? – предложил техасец. – В конце концов, я садовник! А потом вы будете ходить один!
Это действительно стало решением проблемы. Родившийся на юге Франции и отлично говорящий по-итальянски, приветливый и разговорчивый Соважоль успешно играл свою роль. Он нравился женщинам, не вызывая при этом неприязни у мужчин, с которыми он охотно пропускал по стаканчику. Вскоре ему сказали, что он нравится людям намного больше «странного поляка, у которого такой вид, словно он только что похоронил Бога», и который все время напевает грустные мелодии.
В разговорах с Соважолем языки развязывались быстрее, с ним охотнее обсуждали хозяев виллы Маласпина. Вскоре инспектор узнал, что во времена «старого синьора» – вероятно, того «Луиджи Катанеи», который нашел свою смерть под развалинами замка Круа-От, – на вилле устраивали прекрасные праздники, но синьор однажды уехал в Америку и больше не вернулся. Хотя его сын Цезарь приезжал не раз и привел виллу в порядок, при упоминании о нем тон говорившего обычно менялся, и становилось понятно, что этот человек никому не нравился и даже внушал некоторые опасения. Виной тому были люди, окружавшие его во время визитов в Лугано.
В семье была еще и девушка по имени Лукреция, которой было лет шестнадцать или семнадцать, когда она уехала вместе с отцом за океан. Говорили, что она была очень красива, но ее никто не видел, потому что родственники-мужчины прятали ее, чтобы дом не осаждали толпы влюбленных…
– Странность в том, – заметил полицейский, – что эти люди как будто не знают о ее карьере певицы и никак не связывают ее с Торелли… Зато они предполагают, что именно Лукреция вернулась сюда несколько месяцев назад, и что она больна, так как однажды вечером на виллу приезжала «Скорая помощь». В доме достаточно прислуги, чтобы ею заниматься, но вид у них не веселее, чем у ворот тюрьмы, поэтому с ними никто и не общается! И конечно никто не задает вопросов! А это соответствует тому, что мы с вами наблюдали!
Действительно, первые три ночи своего пребывания на вилле Соважоль провел на башне. Большую часть времени в компании Уишбоуна, который никак не мог забыть сорванный голос, услышанный им. Но с тем же успехом они могли спокойно спать в своих постелях. Ничего экстраординарного не произошло, и жизнь на вилле шла своим чередом. Когда наступал вечер, загорался свет в нескольких окнах первого этажа, как правило, остававшихся открытыми. Потом в одиннадцать часов их закрывали, огни гасли, но на втором этаже свет продолжал гореть. Что же касается сада, то его обходил мужчина, державший на поводках двух черных собак – доберманов, – он выкуривал одну-две сигареты и возвращался в дом, спустив собак с поводка.
– Мне бы хотелось поближе посмотреть, что происходит в этом доме, – объяснил Уишбоун Соважолю, – но должен признаться, что эти два пса нагоняют на меня страх. А я ведь люблю собак! Разумеется, я собирался захватить с собой пару стейков, но…
– … но все-таки лучше не пытаться. У псов может возникнуть соблазн попробовать на зуб и вас, чтобы выяснить, насколько вы сочный!
Днем на вилле Маласпина шла обычная жизнь, вот только кроме слуг из дома никогда никто не выходил. Слышались лишь звуки фортепьяно, играли исключительно классику. И, впрочем, не без таланта. Однажды вечером они застали Болеслава, который заправлял салат из брокколи, рыдающим под звуки «Революционного» этюда его идола Фредерика Шопена.
Такое положение дел все сильнее раздражало Соважоля, которому казалось, что он даром теряет время. Тем более что Болеслав, делая вид, будто разговаривает сам с собой, отпускал замечания по поводу никчемных людей или говорил что-то об умении некоторых вести праздную жизнь, создавая впечатление собственной незаменимости.
Соважоль отлично все слышал, хотя и притворялся, что не слышит ни слова. Но ему и в голову не приходило пожаловаться одному из своих якобы хозяев. Он признался в своем раздражении лишь своему коллеге Дюрталю, которому ежедневно звонил в гостиницу из телефонной будки.
Тот откровенно скучал. Он тоже сумел собрать кое-какие слухи по поводу виллы Маласпина, но узнал из них не больше, чем Соважоль из разговоров на рынке. На вилле якобы выхаживали больную, очень богатую, если судить по числу слуг. Ее считали дочерью старого синьора, и больше никто ничего не знал. Дюрталь подумывал о том, чтобы попросить отозвать его: он считал, что французская полиция не настолько богата, чтобы оплачивать двум своим самым активным кадрам каникулы на берегу прекрасного озера, скорее итальянского, чем швейцарского.
В силу аксиомы, согласно которой великие умы думают об одном, именно в этот момент Ланглуа решил репатриировать своих людей. Он сообщил об этом Дюрталю и уточнил, что приказ относится и к Соважолю.
Последний был и обрадован, и огорчен одновременно. Ему была отвратительна одна только мысль о поражении, а для него именно поражением была необходимость покинуть лагерь, ничего не разузнав об объекте наблюдения. Соважоль знал, что, если только виллу тайком не перепродали, проклятая «лачуга» принадлежит преступнику, которому помогает определенная широта взглядов швейцарских властей. Но ничто не говорило о его присутствии. Зато была «больная», наверняка в возрасте, если судить по жалобам, которые они слышали пару раз ночью. И это никак не соответствовало Торелли. Так кто же эта женщина? К тому же ее так строго охраняют!
В тот день, когда Соважоль узнал, что возвращается в Париж, он решил отправиться в экспедицию. И сделать это в одиночку! Не то чтобы ему было, в чем упрекнуть господина Уишбоуна, напротив, но он недостаточно знал техасца, чтобы отвечать за его реакции. Поэтому Соважоль выбрал час ужина, примерно одинаковый на обеих виллах, и, оставив довольного сверх меры Болеслава прислуживать за столом, под предлогом своего утреннего отъезда и необходимости собрать чемоданы поднялся в свою комнату.
Но почти сразу же инспектор оттуда вышел, спустился в сад и дошел до стены, отделяющей его от сада виллы Маласпина. Ему хотелось заглянуть в окна первого этажа, в которых горел свет. Соважоль знал, что рискует, хотя сторожевых псов еще не спустили с цепи: окна ярко освещали террасу, и спрятаться ему было негде. Если его обнаружат, то ему останется надеяться только на быстроту своих ног, чтобы успеть добежать до укрытия.
Стену инспектор преодолел без труда. Она была невысокой, меньше двух метров, но Соважоль был молод и подвижен от природы, поддерживал спортивную форму, занимаясь борьбой, а по воскресеньям, если был свободен от службы, отправлялся в лес Фонтенбло в клуб альпинистов. Добравшись до верха стены, он уцепился за ее край и спрыгнул на согнутые ноги. Соважоль приземлился между двумя кустами олеандров и остался стоять там, наблюдая.
Расстояние, отделявшее его от виллы, которую во Франции наверняка назвали бы замком, было небольшим. Кроме того, сад террасами был засажен кустарником и позволял без труда подобраться к широким ступеням с перилами, ведущим к дому. С этого места его задача усложнялась, так как свет, падающий из высоких стеклянных дверей, освещал и лестницу. Поэтому инспектор поостерегся выходить на нее. Чтобы как можно дольше оставаться незамеченным, он решил подойти к вилле с угла, где не было ни одного освещенного окна.
Добравшись до этого места, он немного передохнул, а потом, пригнувшись, он скользнул вдоль первых стеклянных дверей и увидел интерьеры двух роскошных гостиных, погруженных в полутьму: свет попадал в них из центральной комнаты. Это позволило инспектору отметить наличие концертного фортепьяно, на черной лакированной поверхности которого играли блики. Крышка была поднята, на пюпитре стояли ноты, на широком табурете лежал белый муслиновый шарф… Прижавшись всем телом к ставню, Соважоль сумел увидеть столовую, и ему пришлось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что увиденное ему не снится. За столом с драгоценной посудой и роскошным хрусталем ужинала женщина. Она сидела лицом к ночному саду и озеру, по которому скользил тонкий луч луны. Два лакея в красных с золотом ливреях стояли по обе стороны от нее, но инспектор лишь скользнул по ним взглядом, зачарованный женщиной, одновременно прекрасной и безобразной.
Она была одета в испанском стиле в длинное платье с многочисленными воланами, черное, как и мантилья, ниспадающая с черепахового гребня, украшенного бриллиантами, и кружевные митенки, закрывающие наполовину кисти рук. Другие бриллианты сверкали в ее ушах, на шее, на запястьях, на бледных пальцах, но вся эта роскошь, достойная королевы, меркла, когда взгляд останавливался на лице, увенчанном массой седых волос, скрывающих высокий лоб. Нос был сломан, вертикальный рубец безжалостно тянул губы к левому виску, из-за чего ей было трудно жевать. Цвет глаз, прикрытых тяжелыми веками, рассмотреть было невозможно…
Определенно по ее приказу лакеи избегали смотреть на нее. Они держались чуть позади, стоя лицом к саду, и повиновались знакам или словам, которые наблюдатель не различал…
Несмотря на опасность, которой он подвергался, Соважоль не мог отвести взгляд от женщины, которая, возможно, когда-то была красавицей – пустые догадки, впрочем, – пытаясь определить ее возраст.
Соважоль стоял и смотрел на нее, пока она не закончила трапезу. Он увидел, как она выпила бокал шампанского, вытерла губы и как будто отдала приказ. Сразу же появилась медсестра, прикрыла ее лицо мантильей, подала одновременно трость и свою руку. Один из лакеев отодвинул тяжелое кресло с высокой спинкой, украшенной гербом. Мелкими шагами женщины перешли в гостиную, где стояло фортепьяно, а лакей только что зажег красные свечи в хрустальных подсвечниках.
Вырванный из своего созерцания Соважоль тихонько прокрался к балюстраде, прыжком преодолел ее и поморщился, потому что подвернул ногу. Он нырнул в темноту сада, добрался до стены и оперся на нее на мгновение, чтобы перевести дух и успокоить сумасшедшее биение своего сердца… Поднялся восточный ветер, небо затянули облака, предвещавшие дождь. На вилле закрывали окна и ставни. Мужчина с собаками должен был появиться с минуты на минуту.
Соважоль перебрался через стену в обратном направлении – это далось ему чуть с большим трудом – и вернулся на виллу Адриана.
У крыльца стоял Уишбоун. Он курил трубку.
– Хорошо погуляли? – спросил техасец. – Да вы как будто хромаете?
– Это пройдет. Я неудачно приземлился, прыгая со стены! Но завтра мне будет лучше, – сказал молодой инспектор, усаживаясь на ступеньку и принимаясь растирать щиколотку.
– Почему вы пошли туда без меня?
– Слишком рискованно в такой час, вот-вот спустят собак. И как вы сейчас узнаете, это того не стоило.
– Ах, вот как?
– В самом деле! Несколько странно для нашего времени, даже неправильно, если хотите, но наш опереточный Борджиа поселил в этом доме не свою сестру. Возможно, свою мать или тетушку? Не имеет значения, потому что это пожилая седая женщина, которая, очевидно, принимает себя за королеву Испании.
Корнелиус сел с ним рядом, вычистил погасшую трубку, постучал ею о крыльцо и набил снова.
– Почему вы так говорите?
Соважоль описал ему увиденную сцену, которую он только что наблюдал: черные кружева, роскошные бриллианты, гребень в седых волосах, лакеи в ливреях цветов Испании.
– Вероятно, это старая аристократка, может быть, принцесса, которую прячут, потому что ее лицо изуродовано, и она немного не в себе. Если только она сама не предпочла жить здесь. Я искренне уверен в том, что мне нечего здесь больше делать, как и Дюрталю. Если бы нас не отозвали, я бы и сам об этом попросил. Не обижайтесь: я высоко ценю время, проведенное рядом с вами. Это было очень приятно, но я люблю свою работу!
– Вы думаете, что мы с профессором напрасно продолжаем разыгрывать эту комедию?
– Нет, так как не стоит забывать, что вилла Маласпина принадлежит этому Гандия-Катанеи. Если он вернется, вы сможете сразу об этом сообщить. Я оставил профессору один из наших номеров телефона на случай острой необходимости. Мы быстро вернемся обратно на самолете… И примите дружеский совет: не берите новую служанку!
– Если вы так говорите!
– Я в этом уверен. Профессору гораздо приятнее оставаться самим собой все то время, когда он не прогуливается по саду. Ясно, что ему начинает надоедать этот спектакль. Не так ли?
– А вы психолог…
– Стараемся… Что же касается ведения хозяйства, то Болеслава более чем достаточно. Он будет счастлив избавиться от меня!
Соважоль уехал, профессор и техасец сожалели о его отъезде. Из-за любезности инспектора и его неизменно хорошего настроения к нему невозможно было не привязаться. Болеслав, разумеется, к числу загрустивших не относился. Отсутствие служанки его тоже ничуть не печалило, и он с легкой душой орудовал пылесосом или, облачаясь в передник, возился на кухне. Кастрюли и поварешки были для него чем-то вроде трофеев!
Когда, спустя сорок восемь часов после отъезда инспекторов, карета «Скорой помощи» с номерными знаками Цюриха подъехала к вилле Маласпина, наблюдатели с виллы Адриана решили было сообщить об этом комиссару Ланглуа… Но машина остановилась у заднего входа, и они не могли видеть пассажира или пассажирку. Не удалось им и выяснить, кого привезли на виллу…
С виду в повседневной жизни виллы Маласпина ничего не изменилось. Что же до слухов, которые Уишбоун собирал на рыночной площади вместо Соважоля, то местные жители дружно решили – одному Богу известно почему? – что владелец решил превратить виллу в клинику для нервнобольных. Естественно, очень богатых!
На этом берегу озера Лугано все шло своим чередом, без приключений и сюрпризов…
Уговорив Ланглуа отложить на сутки обыск в квартире Гринделя, Альдо ближе к вечеру вышел из машины Адальбера на авеню Мессины чуть выше дома номер 10. С этого места вход в здание, куда он собирался войти, был отлично виден. Вот только бы консьержка была на месте! Хотя это было излишним после разведки План-Крепэн.
Альдо позвонил. Ждать ему пришлось недолго. Раздался щелчок, он толкнул калитку из стекла и кованой стали и вошел. Консьержка стояла на пороге своей комнаты, сложив руки на необъятном животе.
– Что вам угодно, месье?
– Я иду к господину Гринделю.
Коснувшись шляпы, Морозини направился к лестнице, когда консьержка ответила:
– Его нет!
Альдо обернулся с выражением крайней досады на лице, остановился и вернулся к консьержке.
– Я этого боялся. Но я полагаю, вы и есть госпожа Браншю, о которой он мне говорил?
– Да, это я! – заверила его женщина, а ее пухлые щеки, придававшие ей сходство с красным яблоком, увенчанным пучком, стали на пару оттенков краснее. – Могу ли я узнать, кто вы?
– Я его кузен. Вернее, муж его кузины, князь Морозини.
Вы можете жить в шикарном квартале, где благородных фамилий не меньше, чем фиалок весной, но все же существуют имена, производящие более сильное впечатление! Карие глаза консьержки – впрочем, совсем не злые – расширились, пока она рассматривала уверенного в себе и элегантного мужчину, чьи светлые глаза и небрежная улыбка обладали неотразимым очарованием.
– Если я могу быть вам полезной… – консьержка явно выбирала подходящее обращение и наконец решилась, – ваше высочество!
– Сударя будет достаточно! – ответил Альдо, наградив ее самой ослепительной своей улыбкой, которую он, однако, быстро погасил и вернул на лицо маску озабоченности. – Я не могу задерживаться… Вы разрешите оставить у вас записку для него? Это очень срочно!
– Но… я не знаю, когда я снова его увижу! У него неприятности?
– Пожалуй, да! Полиция должна прийти к нему с обыском.
Приложив обе руки ко рту, консьержка едва удержала вырвавшийся крик:
– Полиция! Боже мой… Что он сделал? Войдите же, прошу вас! Нельзя говорить о таких серьезных вещах на сквозняке!
Госпожа Браншю посторонилась, пропуская Морозини, и он окончательно заслужил ее расположение, благоразумно надев фетровые шлепанцы, чтобы пройти по безупречно натертому паркету. Консьержка предложила ему стул, Альдо, поколебавшись, сел.
– Благодарю вас, сударыня… Но времени у меня совсем мало!
– Вы можете мне сказать, что нужно полиции от господина Гринделя? Он такой порядочный человек!
– О, я не думаю, что все настолько серьезно! Честно говоря, я уверен, что это всего лишь недоразумение. Его обвинили в том, что он прячет украденные драгоценности.
– Украденные драгоценности? У него? Такого честного человека? Банкира?
Альдо мог бы ей возразить, что одно не предполагает другого, но такого рода рассуждения были бы неуместны.
– Вы понимаете, почему я должен обязательно его предупредить?
– Разумеется!
Госпожа Браншю явно колебалась, и Альдо нажал чуть сильнее:
– Я вспомнил, что однажды он сказал мне следующее. Когда он отсутствует, вы знаете, как с ним связаться, потому что он доверяет вам, жене полицейского. Но так как обыск завтра будет проводить уголовная полиция, я понимаю, в какое положение я вас ставлю! А мне бы этого не хотелось…
Консьержка по-прежнему молчала, тогда Морозини заговорил снова:
– Естественно, если он далеко, в Цюрихе, например… Но я в это не верю, потому что звонил ему туда, после того, как на мои звонки в эту квартиру никто не ответил. В банке его тоже нет… Но мне нужно выяснить, где он находится, чтобы ввести его в курс дела. Поэтому я подумал…
Продолжая говорить, Альдо достаточно медленно доставал бумажник, чтобы вынуть из него заранее запечатанный конверт с наклеенной маркой. Ему удалось заметить, как в глазах госпожи Браншю вспыхнули искорки интереса. Положив бумажник на стол, Альдо протянул женщине конверт – там был листок бумаги с парой слов, – продолжал:
– … что вы, возможно, согласитесь передать ему это письмо, чтобы он хотя бы понимал, чего ему ожидать по возвращении.
Одновременно с этими словами Морозини вытащил из черного бумажника со своим гербом уголок банкноты, цвет которой зажег новые искорки в глазах консьержки. Она отреагировала именно так, как и ожидал Альдо. Она оттолкнула конверт.
– Оно не дойдет вовремя! Лучше будет попросить кого-нибудь опустить его в почтовый ящик господина Гринделя… Или сделайте это сами! Для господина Гринделя очень важно, чтобы в курсе была только я…
– А… ваш муж?
На лице консьержки появилось выражение, похожее на ужас.
– О, ни в коем случае! Иначе у меня были бы неприятности. Мой муж ненавидит бедного господина Гаспара! Как будто для этого есть причина! Такой милый человек! Красивый мужчина к тому же! Поэтому, когда я ему оказываю мелкие услуги, то это касается только меня, Альфреда я в это не впутываю. Он и без того недоволен, что я веду хозяйство у господина Гаспара…
– Смотрите-ка! Отчего же?
– Альфред говорит, что не понимает, почему господин Гаспар не наймет лакея или горничную, ведь он для этого достаточно богат.
– Возможно, ваш муж не так уж и не прав?
– Возможно, но надо же понимать! У господина Гаспара не так много ценных вещей, как у леди Лиассуры или у генерала, но у него есть важные бумаги, которые могли бы заинтересовать его конкурентов.
– Они у него есть?
– О да! Бедняжка! Он же работает в банке, вы знаете? Поэтому ему нужен верный человек.
– Это естественно! – согласился с ней Альдо, который едва не рассмеялся, когда консьержка пожалела Гринделя потому, что тот банкир. Потом он добавил: – Он хотя бы делает вам подарки?
– Конечно же! Иногда он приносит мне цветы или конфеты! Грешна, я так их люблю!
– Ему следовало сказать мне об этом, я бы вам принес шоколад… Но думаю, что этот скромный знак благодарности позволит вам его купить.
Соблазнительная купюра выпорхнула из бумажника. После этого Альдо взял конверт и бросил взгляд на часы:
– Уже поздно, и если бы вы были так любезны написать адрес…
С этими словами он протянул ей свою авторучку, которую консьержка приняла с реверансом:
– Я мало училась и пишу очень плохо…
– Пустяки. Лучше, если почерк будет ваш! Я к вам никогда не приходил, и вы меня не видели.
Госпожа Браншю подняла глаза к потолку, чтобы лучше вспомнить, и начала усердно писать.
– Вот! Господин Рольф Шурр, – она произнесла фамилию по буквам, – «Белый вереск»… Авеню Бель-Габриель в Ножане. Вот только я не помню номер, то ли 60 или 94… Это старый слуга его отца, который знал господина Гаспара еще ребенком и любит его как собственного сына. Этот господин поздно женился на француженке, которая умерла и оставила ему маленькое наследство. Ах! Я чуть не забыла! Рядом с фамилией надо написать две большие буквы ДГ. Это значит «для Гринделя»!
– Сумею ли я когда-нибудь должным образом отблагодарить вас! И он, впрочем, тоже, – в голосе Альдо прозвучали еле заметные нотки иронии, за которые он себя тут же отругал. Эта женщина была, наверное, единственной жительницей квартала, которая любила Гринделя. Она готова была даже терпеть недовольство мужа, которого она определенно уважала! Видя, что консьержка поглядывает на настенные часы, Морозини встал.
– Вынужден вас оставить. Господин Браншю, должно быть, вот-вот вернется?
– Да, это его время!
– Вам следовало бы выставить меня за дверь! Еще раз благодарю вас, госпожа Браншю! Надеюсь, я буду иметь удовольствие вскоре снова вас увидеть…
– А вы не могли бы… сообщить мне новости? – спросила она.
Эта добрая женщина действительно волновалась за своего любимого жильца!
– Я постараюсь сообщить их вам, но Гаспар мог уехать за границу, тогда мне придется последовать за ним. Но я сделаю все, что смогу!
Морозини взял ее руку, которую она не осмелилась ему протянуть, и нагнулся над ней, но не коснулся губами. Госпожа Браншю все равно зарделась от удовольствия… Потом, взяв шляпу, он вышел с легкостью эльфа и присоединился к Адальберу, который в ожидании его возвращения дымил как заводская труба. К счастью, погода была теплой, и окна в машине были открыты.
– О, наконец-то! Я уже заждался!
– Я знаю, но дело того стоило. Госпожа Браншю мне почти исповедалась!
– Ты пустил в ход свое убийственное обаяние, не так ли?
– Лучше бы это был мой честный вид! Представь себе, мне даже немного стыдно. Эта бедная женщина просто-напросто влюблена в Гринделя. А своего мужа она как будто боится. Она считает меня лучшим другом своего идола и…
– Который для тебя таковым не является, поэтому забудь о своих переживаниях и рассказывай!
Морозини быстро пересказал разговор с консьержкой и спросил:
– Тебе знаком Ножан-на-Марне?
– Достаточно хорошо, но не досконально! Это приятный уголок, где по воскресеньям люди отправляются потанцевать под звуки аккордеона в украшенные цветами ресторанчики на берегу Марны, пьют белое вино и едят жареную рыбу… Он там?
– Там его почтовый ящик… и мне бы хотелось поехать туда сегодня вечером.
– Мне тоже! Есть решение! Заезжаем ко мне и расспрашиваем Теобальда. У него есть карты пригородов Парижа благодаря Альманаху почтальона, который министерство издает как новогодний подарок. Там есть схемы многих городов… А так как Теобальд человек щедрый…
– Понятно! Поехали!
Но Теобальду не пришлось устраивать розыски:
– Я очень хорошо знаю Ножан. Там жил мой дядя, и в детстве мы с моим братом часто ездили туда с отцом на рыбалку. У дяди была лодка на Марне.
– А улица Бель-Габриель находится у реки?
– Нет! Она рядом с лесом, и ночью там довольно пустынно, зато достаточно шикарно. Чтобы туда попасть, надо пересечь Венсенн, проехать перед входом в замок и дальше ехать прямо. Улица проходит по обе стороны от дороги перед въездом в город. Господа желают, чтобы я служил для них проводником?
– Я предпочитаю, чтобы ты остался здесь, – сказал Адальбер. – Если мы вдруг не вернемся, ты сможешь послать нам на помощь комиссара Ланглуа… Предосторожности никогда не бывают лишними! Ах, да! Не забудь позвонить госпоже де Соммьер, чтобы она не волновалась, если мы немного задержимся…
– Так как к телефону подойдет мадемуазель дю План-Крепэн, она захочет знать больше!
– Нельзя рассказать то, чего не знаешь, а так как тебе ничего не известно… Даже того, что мы идем в ресторан потанцевать!
Час был еще не поздний, но улица действительно оказалась пустынной и плохо освещенной скудным светом нескольких газовых рожков, расположенных далеко друг от друга. По одну сторону стоял густой Венсенский лес, по другую – несколько домов в окружении обширных садов. Это были богатые особняки конца XIX века и явно обитаемые: на первых этажах и за закрытыми ставнями кое-где горел свет. Здесь была даже клиника, вносившая яркую и успокаивающую нотку в мрачное окружение.
«Белый вереск» расположился в относительном отдалении в той части улицы, которая поднималась к Фонтене. Крыша с навесом накрывала буржуазный особняк из песчаника. Сзади высились деревья. Впереди расстилалась лужайка, центр которой украшала корзина с геранью. От лужайки поднимались вверх пять ступеней, которые с одной стороны превращались в террасу. Из окон первого этажа лился свет. В глубине участка виднелся гараж.
Адальбер вел машину очень медленно и уже собирался остановиться, когда из ночной тьмы вынырнули два полицейских на велосипедах, посмотрели на них и проехали мимо.
– Надо найти уголок, чтобы припарковаться на тот случай, если они вернутся!
– Меня бы это удивило. Они, должно быть, совершают объезд…
– Нам это неизвестно…
Чуть дальше друзья обнаружили угол не освещенной улочки. Идеальное место! Адальбер припарковал машину, и они пешком вернулись к объекту их интереса. Еще по дороге они увидели первое препятствие: черную чугунную ограду, увенчанную пиками, с каменными столбами.
– За работу! – прошептал Адальбер. – Карауль!
Но замок не стал сопротивляться, и калитка распахнулась без скрипа. К счастью, дорожка вокруг лужайки была посыпана песком, а не гравием. Это позволило Альдо и Адальберу, обутым в туфли на резиновой подошве, бесшумно добраться до кустов. Но звуки, которые доносились до них через открытое окно – было душно, и внутри определенно курили, – были очень характерными.
– Там играют в бильярд! – выдохнул Альдо.
Максимально осторожно они проскользнули в живую изгородь. Она оказалась не густой, поэтому друзья легко пробрались через нее и выпрямились так, чтобы глаза оказались на уровне окна.
Это была гостиная, обставленная в английском стиле, и главным предметом мебели был бильярдный стол. В комнате находилось трое мужчин. Один – пожилой, с седыми волосами и невероятно красивый – курил сигару, сидя в инвалидном кресле возле маленького круглого столика со стаканами и графинами. Он смотрел на двух других, которые были намного моложе и как будто захвачены игрой. Одним из них был Гаспар Гриндель – именно он играл! – второй, примерно таких же габаритов и немного на него похожий, наблюдал за ним, натирая голубым мелом кончик своего кия.
Присев на угол бильярдного стола, Гриндель пытался выполнить сложный удар, как вдруг гневным жестом он бросил кий на зеленое сукно.
– Давай закончим! Сегодня вечером я ни на что не гожусь!
– Ты слишком нервничаешь, – заметил старик. – Лучше выпей стаканчик! Это поможет тебе расслабиться. Но только один! За ужином ты почти ничего не ел!
Он протянул Гринделю порцию виски, которую Гриндель осушил наполовину, а потом уселся в кожаное кресло.
– Чтобы успокоиться, мне нужно выпить больше. После телефонного звонка этого мерзавца я не могу спать по ночам!
Третий мужчина налил себе сам и насмешливо хохотнул:
– У нашего блестящего банкира нервы юной девицы? Кто бы мог подумать?
– Ты бы лучше заткнулся! Если бы ты не промахнулся, стреляя в Морозини, мы бы сейчас здесь не сидели… Лиза бы надела вдовью вуаль, и вдовство было бы для нее не слишком тяжелым после похождений ее супруга, а я бы безмятежно ждал того момента, когда она согласится выйти за меня замуж.
– И тебе хватает наглости упрекать меня за это? Я выполняю грязную работу, а ты утешаешь красавицу в своих объятиях! Неплохо! Только я, старина, не Вильгельм Телль!
– Но ты промахнулся всего чуть-чуть и все-таки отправил его в больницу на долгое время! – голос «старца» прозвучал примирительно. Обращаясь к Гаспару, он добавил: – Ты несправедлив! Выстрел был отличный, потому что этот человек был ранен в голову. И в том, что в провинциальном городке нашелся врач – светило нейрохирургии, вины твоего брата нет! Просто не повезло, и все! Но удача – дама непостоянная, и удобный случай может представиться снова! И на этот раз Матиас не промахнется!
– Я знаю, отец! Но сейчас не это самое главное. Мне дали всего пятнадцать дней. Четыре дня уже прошли. А я даже не знаю, где мой «компаньон» собирается произвести обмен: половину коллекции за труп – на этот раз настоящий! – Кледермана. У меня нет ни малейшей уверенности в том, что это не ловушка и что меня не убьют!
– Это не в его интересах, – заверил его Матиас. – Мне приснилось, или он действительно упомянул коллекцию Морозини?
Гриндель пожал плечами и подошел к столику, чтобы снова налить себе.
– Это может быть всего лишь приманка, чтобы заставить меня поверить ему! Он понимает, что я ему не доверяю! Он человек хитрый и отличный актер. Когда я познакомился с ним в казино «Кампионе д’Италиа», где я только что проигрался в пух и прах… И даже хуже того, я проиграл больше, чем у меня было…
– Ты проиграл деньги твоего банка?
– В каком-то смысле! Так вот он был невероятно любезен и даже вернул мне то, что я потерял. Кстати, я играл против него!
– Мы все это уже знаем! – проворчал Матиас. – И это не показалось тебе подозрительным? Если только ты не встретился с воплощением святого Венсана де Поля или святого Франциска Ассизского, то на земле не найдется игрока, способного отдать свой выигрыш!
– Почему нет? – произнес Шурр. – Это возможно, когда ты знаешь, с кем имеешь дело. Во-первых, банкир, во-вторых, племянник миллиардера, владеющего одной из самых прекрасных коллекций драгоценностей в мире! Он, должно быть, какое-то время следил за твоим братом. В любом случае, все это уже в прошлом. Надо разобраться со сложившейся ситуацией. Мы должны узнать место встречи и… поехать туда вместе! Возможно, он захочет встретиться в Лугано? Это его дом, он будет менее подозрительным.
– Проблема именно во встрече! Мне придется вернуться на авеню Мессины, где я более не чувствую себя в безопасности…
– Это не обязательно, – задумчиво произнес старик. – Если у тебя есть возможность связаться с ним, не жди окончания срока и позвони ему сам… Скажем, дня через три-четыре. Дай ему понять, что ты опасаешься возможной слежки. Хорошо было бы намекнуть, что ты готов попытаться завладеть коллекцией венецианца, после чего…
– Не пойти ли нам спать? – вмешался вдруг Матиас, потягиваясь. – Я хочу спать и сплю отлично. А вы можете продолжать ломать свои головы! Вы расскажете мне о принятом решении за завтраком… Я желаю вам доброй ночи!
– Ты обойдешь сад? – спросил Шурр.
– Нет, конечно! Не вижу в этом никакого смысла. Тем более что начинается дождь! – добавил он, подходя к окну, под которым притаились наблюдатели. Но мужчина просто закрыл его, и друзья вздохнули свободнее. А дождь и в самом деле начал накрапывать.
– Бежим отсюда! – шепнул Адальбер.
Они поспешили под прикрытие деревьев, чтобы их не заметили из дома, а потом, согнувшись, прошли вдоль низкой стенки перед калиткой, которую Адальбер предусмотрительно не закрыл, и проскользнули в нее. Как только они оказались вне поля зрения обитателей дома, мужчины выпрямились и направились к машине. Но в этот момент Альдо остановился, вынул из кармана письмо, вернулся к калитке и опустил его в почтовый ящик, предварительно испачкав уголок марки.
– Что ты там делаешь? – окликнул его Адальбер.
– Я едва не забыл послание… Я там написал: «Только не возвращайтесь к себе!»
Они свернули за угол, и в ту же минуту разразилась буря. Над их головами огромная туча как будто раскололась надвое, и до машины они добежали, уже вымокнув до нитки. Закрыв двери и окна, они сидели молча, пытаясь вытереться сухими чистыми тряпками, которые Адальбер всегда возил с собой на случай аварии. Они оказались словно в пузыре среди ливня и изо всех сил пытались привести мысли в порядок после того, что узнали во время вылазки. Потом Альдо зажег две сигареты, одну властным жестом вложил в губы своего друга, сделал несколько затяжек и, наконец, произнес:
– Буря как будто успокаивается! Может быть, ты попытаешься тронуться с места? Мы же не хотим провести здесь ночь!
– Который сейчас час?
– Включи зажигание, ничего не видно. Что-то около одиннадцати, – объявил он, когда зажглись часы на приборной доске. – Самое время вернуться, если, конечно, твой мотор не захлебнулся.
– Мои моторы никогда не захлебываются! – проворчал Адальбер. – Это мой принцип! И я советую этому мотору ему последовать!
Альдо улыбнулся про себя. Он знал, что его друг только из-за него купил этот большой и такой удобный автомобиль «Рено», чтобы иметь возможность возить Альдо в максимально комфортных условиях после ранения в голову. Но сердце Адальбера по-прежнему принадлежало маленькому красному «Амилькару», который благоразумно ждал своего хозяина в гараже под защитным чехлом…
Автомобиль и в самом деле завелся без долгих уговоров, и после умелого разворота друзья отправились в путь. Их ждали в особняке маркизы де Соммьер в парке Монсо. Адальбер заговорил лишь тогда, когда они оказались на набережной Сены:
– Если я правильно понял, сегодня ты видел, как твоя семья увеличилась? Это несколько неожиданно!
– Действительно. И я признаюсь, что пытаюсь сложить детали этой головоломки. Прежде всего, откуда взялся этот благородный старец – впрочем, довольно красивый с этой его головой римского императора, – которого Гриндель называет отцом? Его консьержка поведала мне, что речь идет о старом слуге его родителей, и я не смею думать…
– Что одно другому не мешает? А что тебе вообще известно о Гринделе, которого практически никто никогда не видел, но которого все называли «кузен Гаспар»? И племянник ли он Кледермана на самом деле? Если да, то по какой линии?
– Он сын его сестры. У моего тестя была только одна сестра, которая не так давно умерла. Она вышла замуж за магистрата и жила в Берне. Мы с Лизой отличились тем, что не присутствовали на ее похоронах. Лиза была на последнем месяце беременности, а мы с тобой находились в Америке. Муж умер лет двадцать тому назад. Кажется, он был намного старше своей жены.
– Судя по всему, этот магистрат оказался не таким доблестным, и на помощь пришел красавец шофер. Гаспар был зачат при жизни магистрата, а Матиас, надо полагать, после и в большой тайне, иначе бы у них была одна фамилия! И потом этот второй намного моложе своего брата.
– Меня больше всего удивляет то, что Гриндель знает о своем происхождении и явно не видит в этом никакого неудобства. Он даже как будто привязан к столь необычному брату.
– Почему бы и нет? По сути, у этой истории много общего с историей сына несчастного Вобрена. Франсуа обожал того, кого он называл своим крестным, и почти ненавидел своего официального отца!
– Ты прав. Я знаю от Лизы, что ее тетя… Белинда – так ее звали – была очень красива. Должно быть, она была еще и умна. А ее любовь к Шурру была глубокой, раз она рассказала своему сыну о его отце, чтобы у него кроме Морица Кледермана была еще и тайная семья. Именно это меня удивляет сильнее всего: эти трое мужчин искренне привязаны друг к другу…
– К сожалению, они все трое с одинаковым презрением относятся к таким понятиям, как любовь к ближнему и элементарная порядочность!
Как друзья и ожидали, никто не спал, когда они вернулись на улицу Альфреда де Виньи. Сидевшие на своих привычных местах в зимнем саду, где открыли одно окно, чтобы впустить запахи парка Монсо, разбуженные дождем, госпожа де Соммьер раскладывала пасьянсы – вернее, делала вид! – а Мари-Анжелина выбегала в холл каждые десять минут, потом возвращалась, усаживалась на низкий стул, который предпочитала, снова брала оставленную книгу, заглядывала в нее, сразу же со вздохом снова опускала ее на колени… И повторяла все сначала. Этим ритуалом она довела маркизу почти до отчаяния:
– Ради всего святого, План-Крепэн, посидите спокойно хотя бы… полчаса! Надеюсь, моя просьба вас не слишком обременит! У меня от вас голова идет кругом, а Альдо с Адальбером от этого быстрее не приедут!
– Мне действительно чертовски трудно справиться с собой! Они могли бы сначала заехать сюда, а потом отправляться по своим делам. Но нет, они довольствовались тем, что попросили Теобальда предупредить нас по телефону, – жалобно добавила она. – О боже, вот и они!
Действительно, у входной двери раздался звон колокольчика, и Мари-Анжелина побежала через гостиные навстречу приехавшим.
– Благодарю тебя, Господи! – выдохнула старая дама, роняя карты, которые собиралась раскладывать уже в который раз.
В следующую минуту все уже говорили разом. Маркиза взяла свою трость и с силой опустила ее на пол.
– Тише! – приказала она. – Я ничего не слышу! Бесполезно спрашивать, нашлось ли у вас время поужинать…
– Мы не слишком голодны, – сказала Альдо, – но укрепляющие напитки нам бы не помешали!
– Говори за себя! Я лично умираю от голода! Переживания всегда на меня так действуют. Тебе ли этого не знать!
– Так вы переживали? – спросила План-Крепэн. Ее ноздри расширились.
Госпожа де Соммьер отрезала:
– Вам придется немного подождать! Отправляйтесь на кухню и посмотрите, что там приготовила для нас Эвлалия. Мы идем за стол. Вы, Сиприен, отправляйтесь спать! Сырость не на пользу вашему ревматизму… Впрочем, моему тоже! Кто-нибудь из этих господ нас обслужит!
– Я! – вызвался Адальбер. – У меня, как у старого холостяка, это получится лучше, чем у человека женатого!
Они как будто устроили соревнование! Мари-Анжелина вернулась почти бегом и принесла запеченный паштет, издававший восхитительный аромат, Адальбер наполнил бокалы божоле «Сент-Амур». Он уже успел опустошить свой под предлогом того, что вино надо попробовать. После этого он принялся разрезать шедевр Эвлалии, который в сочетании с салатом, с сыром бри из Мо и сладким кремом сабайон составлял ужин. В это время Альдо рассказывал о своем визите к госпоже Браншю, а Мари-Анжелина буквально впитывала его слова.
– Вы говорите, что она влюблена в Гринделя? Как вы об этом догадались? Его в квартале не любят…
– Как догадался? Не знаю! Интуиция, возможно… Достаточно было произнести его имя определенным тоном, как в ее глазах вспыхивал такой свет… И мы очень быстро поняли друг друга. Особенно после того, как я представился.
– Смотрите-ка, – съехидничал Адальбер, – обворожительная улыбка в сочетании с княжеским титулом действуют неотразимо!
– Давно ты не баловал меня этой старой песней! Если так, прекращай жевать и продолжай рассказывать! Предстоит самое интересное, а ты непревзойденный рассказчик! А я, между прочим, тоже хочу есть!
И Альдо занялся содержимым своей тарелки, пока Адальбер говорил о том, что они увидели и услышали через раскрытое окно виллы «Белый вереск». Когда он закончил, то наградой ему стало молчание. План-Крепэн отреагировала первой:
– Кузен Гаспар – сын шофера своего отца! Хотела бы я знать, как отнеслась бы к этому Лиза, если бы узнала. Я полагаю, он поостерегся делиться с ней этой тайной?
– О, насколько я ее знаю, она, вероятнее всего, не придала бы этому большого значения, – ответил Альдо. – Он по-прежнему племянник отца Лизы и, следовательно, ее двоюродный брат.
– Согласна с тобой! – вздохнула тетушка Амели. – В ней нет этого вульгарного тщеславия. Кстати, ты наверняка будешь рад узнать, что сегодня утром я получила письмо от Валери фон Адлерштайн!
– И что же она пишет? Как дети и… Лиза?
– Прошу тебя, давай по порядку! Дети, как обычно, чувствуют себя замечательно, Лизе стало немного лучше.
– Как это понимать? – спросил Альдо, неожиданно занервничав.
– Я цитирую ее слова. Она объясняет, что действие наркотиков, которые Лизу заставляли принимать, постепенно проходит. Твоя жена все время проводит с детьми…
– Она всегда ими много занималась! – с ноткой грусти заметил Альдо.
– Да, но теперь, когда они заговаривают о своем отце, Лиза им отвечает! Валери пишет, что ты не должен терять мужество.
Для натянутых нервов Альдо эти несколько слов стали бальзамом. Возможно ли, чтобы еще оставалась надежда для такой крепкой пары, которой когда-то были они с Лизой?
Глава X
Волшебная ночь
Когда волнение улеглось, сидящие за столом принялись обсуждать, что сказать Ланглуа. Мари-Анжелина, которая продолжала сожалеть о том, что пошла к комиссару сразу же после визита в квартиру Гринделя, предложила не рассказывать ему вообще ничего!
– Это совершенно невозможно! – возразил Альдо. – Я попросил его отсрочить обыск на сутки, ему придется кинуть парочку костей, чтобы он занялся ими, а не отгрыз мне уши!
– И мои в придачу! – добавил Адальбер.
– Я тоже так считаю! – заявила маркиза. – Так как вы, мальчики, наверняка отправитесь на охоту за сокровищами, то лучше было бы прикрыть тылы.
Но План-Крепэн не отступала:
– Разумеется! Но если комиссар начнет арестовывать всех по очереди, то коллекцию Кледермана он, может быть, и найдет, но одновременно подпишет смертный приговор ее владельцу. Если Борджиа поймет, что коллекция для него потеряна, он сразу же избавится от Кледермана! Один выстрел или удар по голове, и его отправят в озеро кормить рыб.
– Озеро? Вы намекаете на Лугано? – спросил Адальбер.
– Мне это кажется естественным, ведь это вотчина псевдо-Борджиа. И если верить тому, что нам рассказали, то места там предостаточно!
– Верно, но вилла уже три месяца днем и ночью находится под наблюдением, и кроме сумасшедшей старухи, которая считает себя инфантой в изгнании, никого подозрительного обнаружено не было! Но ведь невозможно без труда привезти в Лугано из самой Англии тело габаритов Кледермана!
После столь оживленной дискуссии ночью в особняке де Соммьер почти никто не спал. Поэтому отправляясь на другое утро на набережную Орфевр, мужчины были не в лучшей форме.
Встреча, уготованная им комиссаром Ланглуа, не слишком их успокоила. Большой босс был явно на взводе:
– Квартира в беспорядке, да? Бумаги разбросаны повсюду? Не хватало только цветов…
Альдо сразу же ринулся в бой:
– А что тут удивительного? Мы забыли вам сказать, что хозяйство Гринделя ведет консьержка, а так как она к нему немного неравнодушна…
– Мне казалось, что все соседи относятся к нему плохо?
– Он действительно нелюбезен, замкнут и скуп! Но это не имеет значения для госпожи Браншю, которая, напротив, превозносит его до небес… При условии, что муж ее не слышит.
– Откуда вам это известно?
– Я поговорил с ней, представившись именно тем, кем я на самом деле и являюсь: кузеном Гринделя, благодаря моему браку с его двоюродной сестрой, Лизой.
– Вы назвали фамилию и титул?
– Разумеется! Мы очень быстро подружились. Это не составило труда, тем более что я сообщил ей следующее: я очень беспокоюсь о Гаспаре, которому ни в коем случае нельзя в ближайшие дни появляться в своей квартире. Зная, насколько он доверяет госпоже Браншю, я подготовил письмо, которое попросил немедленно отправить ему, если он оставил ей адрес или номер телефона, как это принято в случае необходимости. На конверте была марка, но адрес написан не был. Я положил конверт перед ней и постарался сделать так, чтобы она увидела уголок банкноты.
– И она взяла конверт, пообещав, что сделает все необходимое, а потом сказала вам «до свидания»? Затем, полагаю, вы за ней проследили, когда она понесла письмо в почтовый ящик?
– Чтобы ударить ее по голове? За кого вы меня принимаете? Она отреагировала именно так, как я и ожидал, когда я предложил ей свою ручку…
– Бесценный «Монблан», от которого она едва не лишилась чувств, – прошелестел Адальбер.
– Замолчи! И я получил, что хотел. Это был адрес загородного дома в Ножане-на-Марне, где живет старый слуга родителей Гринделя. Старый швейцарец по имени Рольф Шурр, который поселился там, выйдя на пенсию после смерти своей жены-француженки. Вот так! Теперь я жду ваших упреков!
– Дайте мне этот адрес!
Альдо глубоко вздохнул:
– При одном условии!
– Что? Вы теряете голову, честное слово!
– О нет! Я потом все объясню…
Тут гнев Ланглуа обрушился на Адальбера:
– А вы? Почему вы молчите? То, что ваш приятель так ведет себя с французской полицией, понятно: он итальянец…
– Венецианец! – невозмутимо поправил его Морозини.
– Но вы, Видаль-Пеликорн, вы же француз, не так ли?
– До кончиков ногтей… Но вы достаточно нас знаете, господин главный комиссар, чтобы понимать: если мы и выходим за рамки закона, то исключительно ради благих целей. А в данном случае речь идет о родственниках Альдо!
– Ладно! Ваше условие?
– Вы не станете посылать туда ваш ударный отряд, но поставите телефон на прослушку. Признаюсь, что номер мне неизвестен, но вы его легко выясните! Вам это кажется чрезмерным?
– Нет… пока. Что вы хотите узнать?
– Место следующей встречи, конечно же! Гринделю не остается ничего другого, кроме как отдать часть коллекции…
– А если Гандия отделается одной фразой? Ну, например: «Там, где вы знаете!» или еще «Там, где мы с вами встречались в первый – или в последний – раз», что вы будете делать?
– Мы будем следить, – проворчал Адальбер. – Вы же понимаете, что никто не позволит ему разгуливать без присмотра!
– Поймите меня! – снова заговорил Альдо. – Дело не в коллекции Морозини! Я хочу любой ценой спасти моего тестя. Мне невыносима мысль о том, что он в руках банды прохвостов, которые готовы сразу же пустить в ход нож! Я хочу вернуть его Лизе! И дело не только в искренних дружеских чувствах, которые я к нему испытываю. Это будет лучший способ добиться прощения Лизы и вернуть мою семью!
Несмотря на демонстративное высокомерие, в голосе Альдо явственно слышалось отчаяние, и Ланглуа это заметил:
– Полно! Вы же знаете, что мы все готовы вам помочь! – и он сразу же сменил тон. – Мы уже целых пять минут говорим о ерунде, и это помогает мне оценить степень расстройства, до которой дошли… вы оба! – добавил он с намеком на улыбку.
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы устроили целый спектакль, чтобы сообщить мне адрес, по которому вы хотели бы установить прослушку. Здесь все просто: либо у этого Шурра есть телефон, и он значится в телефонном справочнике, либо у него телефона нет, и тогда мне нечего будет прослушивать!
– Или же номера нет в справочнике! – надменно произнес Адальбер.
– Если это респектабельный дом – пусть только с виду, – а не приют разбойников, то он там обязательно должен быть!
– Ладно, сдаемся! – вздохнул Адальбер. – Дом номер 8 под названием «Белый вереск» на авеню Бель-Габриель в Ножане-на-Марне. Это очень приличный дом! Во всяком случае, он таким кажется!
– Посмотрим, так ли оно на самом деле. Я отправлю туда инспектора Соважоля. Вы его, должно быть, знаете?
– Нет. Это его вы отправляли в Лугано? Где он, как мне кажется, ничего особенного не обнаружил? – сказал Морозини.
– Он выяснил достаточно, чтобы меня заинтриговать! Вполне вероятно, что я пошлю его туда снова, чтобы проверить один забавный слух: Гандия якобы превратил свою виллу в клинику класса «люкс» для психически больных людей. А так как Соважоль обзавелся множеством связей среди местного населения…
– Гандия продал виллу Маласпина? Меня бы это удивило, – ответил Альдо. – Для чего ему это делать? Это его семейная вотчина на протяжении многих десятилетий, расположенная почти у самой границы. И законы Швейцарии к нему благосклонны. Где он смог бы найти лучшее место для своей… деятельности?
– Возможно, он хочет окончательно оборвать связи со старой Европой и ради этого готов провернуть два крупных дела: получить половину коллекции Кледермана… и вашу коллекцию, Морозини. А потом подастся в Америку, в Австралию или Индию, поди знай! Не будем забывать о том, что никому не известно, куда исчезла его сестра, к которой он испытывает смешанные чувства…
– Америка, как мне кажется, исключается! Его сестру там слишком хорошо знали!
– Соединенные Штаты – огромная страна. Для актрисы уровня Торелли вполне возможно устроить там себе роскошную жизнь, и не обязательно в Техасе!
– Я бы, скорее, склонялся к Бразилии! – мечтательно проговорил Адальбер. – Там еще легче начать новую жизнь… И потом, в этой стране драгоценные камни – не будем забывать о страсти Гандия к драгоценностям! – растут, словно одуванчики после дождя!
– Как бы там ни было, – отрезал Альдо, вставая и намереваясь уйти, – самое главное – это оказаться на встрече этих двух мерзавцев!
– Задержитесь еще на минуту, я хочу вам кое-что показать…
Ланглуа вынул папку из ящика стола, раскрыл ее, достал фотографию и протянул Альдо:
– Вы знаете этого человека?
Морозини начал рассматривать снимок мужчины в смокинге, который сидел на нем не без шика, опиравшегося на балюстраду на фоне морского пляжа. Ему показалось, что он уже его видел, но Альдо не мог вспомнить, где именно. Он передал фото Адальберу со словами:
– Он мне как будто знаком, но имени я вспомнить не могу. А ты?
– Если не считать того, что он мне слегка напоминает твоего тестя…
– Браво, Видаль-Пеликорн! Мужчину зовут или, вернее, звали Джеймс Уиллард. Он работал крупье в казино в Истбурне. Снимок мне прислал Уоррен. Уиллард пропал некоторое время назад, и я бы сказал…
– Что девяносто шансов из ста за то, что именно он покоится сейчас на цюрихском кладбище! – закончил за него внезапно помрачневший Альдо.
Он снова взял фото в руки, и перед его мысленным взором снова встала страшная картина: изуродованные останки на столе в морге.
– У него была семья? – спросил Морозини.
– Жена и двое детей. Сын служит в Королевском флоте. Дочь замужем за страховым агентом, и у нее есть маленькая дочка… Уверяю вас, Морозини, потому что я вас хорошо знаю, что их материальное положение вполне удовлетворительное…
– Если мы найдем Морица живым, то я буду очень удивлен, если он удовольствуется вашей уверенностью. Впрочем, мы слишком торопимся! Что известно Уоррену?
– Я только что получил от него эту фотографию, но я ему позвоню… Как только вы уйдете, – любезно добавил Ланглуа. – Он должен точно знать, как складывается ситуация, иначе он пришлет ко мне сюда половину Скотленд-Ярда! Вы же его знаете! Исчезновение швейцарского банкира-миллиардера его интересует, конечно, но значительно в меньшей степени, чем исчезновение подданного Его королевского величества! Так, теперь я вызову Соважоля. Будет намного проще, если вы устроите ему прогулку по берегу Марны. Эта экскурсия позволит вам его оценить… и убедит вас в его способностях! Я не побоюсь сказать, что, несмотря на свою молодость, он на пути к тому, чтобы стать лучшим среди моих инспекторов!
– А это значит, что вы на него ор… что вы его воспитываете в течение всего дня, исходя из принципа «кого люблю, того и бью»? – ласково предположил Адальбер.
– Как вы деликатно выражаетесь! Это правда, я кричу на него сильнее, чем на других… когда он этого заслуживает! Но это случается нечасто. И если вы желаете узнать детали о жизни в Лугано, он расскажет вам все, что попросите!
Спустя несколько минут, после представлений и получения приказов, Соважоль вместе с Альдо и Адальбером вышел на набережную Орфевр. Не было никаких сомнений в том, что между ними возникла взаимная симпатия еще до того, как они сели в машину. Морозини хотел предоставить инспектору место рядом с Адальбером, но Соважоль отказался:
– Если позволите, я бы предпочел сесть сзади!
Адальбер рассмеялся:
– Вы боитесь места смертника?
– Разумеется, нет. Мне просто не хотелось бы, чтобы меня заметили. Я должен оставаться практически невидимым!
Авеню Бель-Габриель днем выглядела куда более мирной, чем ночью. Погода стояла прекрасная, поэтому Венсенский лес заполнили машины, велосипеды и гуляющие, а в большинстве домов были открыты окна.
Вдоль тротуаров было припарковано много машин. Адальберу удалось удачно поставить машину, чтобы инспектор мог в свое удовольствие изучать местность.
При свете дня «Белый вереск» выглядел иначе. Это был всего лишь комфортабельный загородный дом, с цветами на окнах и в саду, открытый для тепла погожего дня. В тени каштанов сидел седой мужчина и читал газету. Панама и трость лежали на стуле рядом с ним. В доме женщина в голубом фартуке и со спрятанными под косынку волосами энергично терла стекла.
– Тот, кто читает газету, это Шурр? – спросил Соважоль, который достал фотоаппарат.
– Собственной персоной! – ответил Альдо. – Его легко узнать, не так ли?
– Да. Он удивительно красив для своего возраста. А женщина?
– Не знаю! Наверное, служанка!
– Мы можем уезжать. Я достаточно увидел, – сказал полицейский после задумчивого молчания. – Если я правильно понял слова патрона, то коллекция Кледермана должна находиться здесь?
– Когда Гриндель вышел из квартиры на авеню Мессины, он унес с собой два саквояжа. Он убрал их в багажник безликой серой машины.
– Не представляю, что еще могло быть в его сумках! – произнес Адальбер, который вдруг резко затормозил и снова встал у тротуара.
– Что такое?
– Серый «Ситроен», сзади! Он собирается въехать в сад «Белого вереска».
В самом деле, у ворот стоял автомобиль, загораживая проезд позади машины Адальбера. Из «Ситроена» вышел Гриндель, чтобы открыть ворота. Соважоль мгновенно оказался на тротуаре с «Кодаком» в руке. Он пригнулся, чтобы укрыться за другими машинами, но очень быстро вернулся.
– Можно ехать! – сказал он, вынимая из кармана блокнот и записывая в него цифры. – Швейцарский номер! Цюрихский! Это был Гриндель или другой?
– Гриндель! – подтвердил Альдо. – Судя по всему, вам чертовски везет, инспектор!
– О, не сомневаюсь! – кивнул Соважоль с широкой улыбкой, убирая блокнот и фотоаппарат. – Возможно потому, что я верю в удачу? Вы знаете, это помогает! Вам тоже жаловаться не на что!
– Это так, но последнее время…
– Правило номер один: никогда не сомневаться! Даже в самых скверных обстоятельствах! Например: тип, который стрелял в вас в Шиноне, мог вас убить, но он промахнулся! Немного, но все-таки промазал! И в этом вся разница!
– Мой мальчик, ваша философия мне нравится! – одобрил его Адальбер. – Не пообедать ли нам на берегу реки? Погода превосходная!
– Премного благодарен, – со смехом ответил Соважоль, – но меня ждет набережная Орфевр!
А двух приятелей ждали на улице Альфреда де Виньи, где План-Крепэн не находила себе места от возбуждения:
– Ну что? Есть новости?
– Не слишком много, – пожаловался Альдо. – Мы проехались по Венсенскому лесу. Соважоль сфотографировал дом, мы видели Гринделя на сером автомобиле. Это был «Ситроен», инспектор записал его номер…
– По-вашему, это «не слишком много»? Черт побери, мне это нравится…
– Это пустяки! Тетушка Амели, вы позволите одолжить у вас Мари-Анжелину сегодня после обеда на пару часов?
– План-Крепэн? Буду счастлива, друг мой! Я воспользуюсь ее отсутствием и устрою себе сиесту. Она так нервничает, что действует мне на нервы!
– Куда ты собрался? – удивился Адальбер.
– В Оперу! Тебя это устраивает?
Нет, в Оперу они все-таки не поехали, но остановились на углу бульвара Капуцинов и площади Оперы, где возвышался многоэтажный магазин «Лансель», при виде которого Мари-Анжелина улыбнулась. Она поняла.
– Багажные сумки на каком этаже?
– Мы сейчас это выясним!
Отдел располагался на четвертом этаже. Маленький лифт доставил их практически в объятия молодого элегантного продавца, который осведомился об их пожеланиях.
– Мы хотели бы посмотреть дорожные сумки.
Перед ними вскоре оказалось множество сумок разных размеров и форм, но План-Крепэн без колебаний указала на модель, похожую на диванную подушку, из плотного холста табачного цвета, отделанного более светлой кожей.
– Вот то, что мы ищем!
– Нам нужно две такие сумки! – уточнил Альдо.
– Прошу меня простить, я должен посмотреть на складе! – торопливо проговорил молодой человек и ушел.
Пока продавец отсутствовал, его клиенты не обменялись ни единым словом. Они прогулялись по отделу, где пахло дорогой качественной кожей. Эта прогулка позволила Адальберу влюбиться в чемоданчик из черной крокодиловой кожи, цена которого привела в восторг продавца, вернувшегося с двумя сумками нужной модели. Он проводил их к кассе. Выражение его лица напоминало военачальника, ведущего пленных королей к своему повелителю. Поклонившись покупателям, он покинул их с видимым сожалением…
– Мне казалось, что у тебя и так уже гора багажа! – заметил Альдо, пока они возвращались к машине.
– Чемоданы, как люди, они изнашиваются! Особенно чемоданчик, который я всегда беру с собой, когда езжу на моем дорогом «Амилькаре»! Вспомнив о нем, я не устоял перед этим чемоданчиком! – со вздохом удовлетворения закончил он.
– Тогда тебе следовало бы полностью одеть в кожу твой автомобиль! Это было бы еще шикарнее!
– Когда вы закончите говорить о тряпках, мы, возможно, сможем поговорить о серьезных вещах? – возмутилась Мари-Анжелина. – Ваша идея была превосходной, Альдо, но ее осуществление мне кажется достаточно сложным! Для начала, нам неизвестен вес каждой сумки. Мне они показались достаточно тяжелыми, когда Гриндель поставил их у меня перед носом – я как раз сидела под столом, – но это только впечатление.
– Мы можем представить себе приблизительный вес драгоценного груза, взвесив драгоценности тетушки Амели и предварительно завернув их в замшу. Так мы поймем и то, сколько места они занимают.
Вырванный из состояния блаженства от того, что он приобрел дорогую вещь, Адальбер решил, наконец, поинтересоваться целью этой поездки:
– Скажите-ка мне, уж не собираетесь ли вы обокрасть «Белый вереск»? Это было бы самоубийством!
– Речь не об этом. Но как только мы выясним, где состоится встреча этих двух мерзавцев, мы сможем последовать за Гринделем и во время путешествия попытаемся обменять сумки. Естественно, только одну, так как Цезарь требует половину коллекции…
– Тогда зачем ты купил две сумки?
– Для подстраховки. Цезарь может потребовать и другую половину. Нечего спорить по мелочам! В любом случае, до этого пока не дошло! Давайте вернемся к встрече. Она не должна угрожать жизни Морица. Вполне вероятно, что псевдо-Борджиа отправит Гринделя и за второй сумкой…
– Мне это кажется странным, – сказал Адальбер. – Они оба не наивные простачки, и мы рискуем столкнуться с сюрпризами, если, как я надеюсь, нам удастся присутствовать при встрече…
– Вот именно! Не поговорить ли нам о ней? – План-Крепэн не собиралась сдаваться. – Где, по-вашему, она могла бы состояться?
– Если выбирать будет Цезарь, то почему бы и не в Лугано? Он там у себя дома.
– Это слишком! Гаспар ему не доверяет, а так как он решил перейти в наступление, то он наверняка предложит другое место. С другой стороны, он захочет быть уверенным в том, что его «партнер» выполнит свою часть договора и, желательно, в его присутствии… Я по-прежнему предполагаю, что Кледермана могут прятать где-то на вилле Маласпина.
– Я и сам уже об этом думал, – заметил Адальбер, – но позвольте напомнить вам, что у нас там наблюдательный пост. Корнелиус и профессор не видели даже Цезаря. И Соважоль, остававшийся там какое-то время, в конце концов вернулся, потому что кроме пресловутой безумной старухи он не заметил ничего необычного. А теперь ходят слухи, что испытывая нужду в деньгах, Цезарь якобы продал Маласпину, чтобы там открыли клинику. Следовательно…
– Следовательно, мы что-то упускаем, – упрямо продолжала Мари-Анжелина. – Психически больная женщина находится под таким наблюдением, что на ночь в сад выпускают злющих доберманов? Зачем? Чтобы помешать ей прогуливаться под луной? Она что, из-за этого растает? Или ее могут похитить?
– А почему бы и нет? – раздраженно воскликнул Альдо. – Если верить тем описаниям, которые у нас есть, эта женщина так же дорога, как и бриллианты, которыми она увешана!
– Может быть, это Торелли? «Глас народа» утверждает, что она вернулась. А бриллиантов у нее достаточно!
– Нет, это невозможно! – возразил Адальбер. – Женщина, о которой мы говорим, и стара, и обезображена! Уишбоун, насколько я его знаю, наверняка сумел на нее взглянуть… Он, как и я, был без ума от Торелли, и он бы давно сообщил нам об этом, будь это действительно Лукреция! Для меня «глас народа» не имеет ничего общего с гласом Божиим, и утверждать обратное значит не слишком Его почитать!
– В этом я с вами согласна, – вздохнула План-Крепэн, быстро перекрестившись. – Но только в этом!
В особняке на улице Альфреда де Виньи они увидели, что госпожа де Соммьер, вооружившись лорнетом, читает письмо. Она невозмутимо закончила чтение, потом протянула письмо Альдо:
– Возьми и прочти! Оно от дорогого Юбера, который уже устал каждый день превращаться в карикатурное подобие меня. И мне кажется, что Уишбоун того же мнения. Они оба считают, что попусту теряют время, и что дом, за которым они наблюдают денно и нощно, явно сменил назначение. Накануне вечером они видели, как в ворота въехала карета «Скорой помощи»! Не делайте такое лицо, План-Крепэн! Я знаю ваше мнение на этот счет, но любой может ошибиться! Даже вы!
– Значит, они собираются вернуться? – Мари-Анжелина даже не пыталась скрыть своего разочарования.
– Поставьте себя на их место! Помимо той роли, которая жутко выводит профессора из себя, дорогому кузену не дает покоя мысль о скорейшем возвращении домой, в Шинон, к его «друидам»! Что же касается Уишбоуна, ему бы определенно хотелось размяться, промчавшись галопом по Техасу, где все, должно быть, уже считают его мертвым!
– А если туда поедем мы?
– Куда же?
– В Лугано! И сыграем свои собственные роли. Это позволит кузену Юберу стать самим собой… И потом, могут же приехать гости к госпоже Альбине Сантини! А Уишбоун может вернуться к себе и продолжать играть в ковбоев, мы на него не обидимся!
– Вы сошли с ума, Мари-Анжелина! Вы не только хотите рисковать сами, но готовы подвергать риску и тетушку Амели! – запротестовал Альдо.
На этот раз старая дева откровенно рассмеялась ему в лицо:
– Хотелось бы уточнить, чего вы хотите! Какой риск? Вы оба изо всех сил стараетесь убедить нас в том, что Маласпина не представляет никакого интереса, что она вот-вот станет прибежищем для умалишенных миллионеров, и вы опускаете руки из-за слухов и потому, что там видели несколько карет «Скорой помощи»? Совсем недавно Борджиа и компания коллекционировали такси. А теперь это машины «Скорой помощи»! Почему нет? А я хочу узнать, что за всем этим кроется! – добавила она, поворачиваясь к госпоже де Соммьер. – Я пойму, если наша маркиза предпочтет комфорт собственного особняка. Тогда я составлю компанию кузену Юберу! Я погадаю ему на картах…
– Вы и это умеете? – хором спросили ее три голоса.
Изумление друзей немного удивило План-Крепэн:
– Ну… да!
– И вы не могли сказать об этом раньше? Вы постоянно добиваетесь успеха, но мне и в голову не приходило, что вы гадаете на картах Таро. Настал ваш час: вы можете показать нам свое умение. Сейчас или никогда…
– Всем троим! – добавил Адальбер.
– А пока давайте вернемся к тому, что мы обсуждаем! – властно произнесла госпожа де Соммьер. – Первое: я умру со скуки в одиночестве в моем особняке. Второе: напоминаю вам, что только я могу избавить бедного Юбера от необходимости путаться в юбках! У тебя есть номер телефона виллы Адриана, Альдо?
– Разумеется! – ответил тот, ища свой блокнот. – Но тетушка Амели, я боюсь, что вы рискуете…
– Ты хочешь сказать, в моем возрасте? Одно из двух, мой мальчик: либо Борджиа решил сдать дом в аренду и вилла теперь абсолютно безобидна, либо План-Крепэн права, и потерять ее из виду – не просто преступление, а непростительная ошибка!
– Я свяжусь с кузеном Юбером! Если вы начнете цитировать мне высказывание Фуше по поводу казни герцога Энгиенского
[6], я не знаю, какие аргументы против я мог бы привести! – заявил Альдо.
И два часа спустя он получил ответ из Лугано: «изгнанники» на вилле Адриана не только не видели никакого неудобства в неожиданном визите, но и заявили, что очень ему рады!
Вечер оказался хлопотным. Все занимались сбором драгоценностей тетушки Амели – а их было немало, включая и две диадемы, – потом уложили их в замшевые мешочки, а затем сложили в сумку и взвесили…
– Так как даже речи не может быть о том, чтобы везти их с собой, нам придется купить сухой горох и фасоль, – решил Адальбер. – Этим мы займемся завтра. А теперь за работу, госпожа де Тэб! Идите за вашими картами!
– О нет! Только не сегодня вечером!
– Почему же? Признано, что ночь – это лучшее время для появления духов!
– Не надо все смешивать! Между гаданием на картах и спиритическими сеансами целый мир… И даже больше: вселенная! Добавлю, что карты не всегда отвечают на те вопросы, с которыми к ним обращаются. Бывают дни, когда я ничего не вижу…
– А как же поступают те, кто своим умением зарабатывает деньги? Они принимают по десятку человек в день!
– Некоторым подвластно чтение мыслей, и это уже неплохо! Другие заставляют поработать свое воображение. Настоящих гадалок мало, и они не часто принимают клиентов. Лучшая гадалка, имя которой я умолчу, способна даже отказать клиенту или клиентке со словами: «Сожалею, но я ничего не вижу! Приходите в другой день!»
Госпожа де Соммьер засмеялась:
– И вы, разумеется, осваиваете оккультные науки во время шестичасовой мессы? Мне казалось, церковь это не приветствует!
– Церковь не может это приветствовать, но она никогда не отказывалась от пророков.
– Один вопрос, Мари-Анжелина, – вмешался Альдо, забавлявшийся этой сценой, – и после этого мы оставим вас в покое, потому что вы имеете право на усталость, да и поздно уже…
– Вы святой человек, Альдо! Задавайте ваш вопрос!
– Эта идея фикс, которую вам как будто внушает вилла Маласпина, как-то связана с вашими провидческими способностями?
– Отчасти, но лишь отчасти, потому что я далека от совершенства. Что-то подсказывает мне, что было бы безумием не принимать ее во внимание. Там есть кое-что, что мне не нравится!
– В этом никто и не сомневался! – проворчал Адальбер. – Сам факт, что вилла принадлежит… или принадлежала клике Борджиа, уже о многом говорит. Если выяснится, что ее действительно превратили в клинику, то мне жаль людей, которых там будут лечить! Пусть даже внешне все выглядит очаровательно, страдающие депрессией и другие нервнобольные выйдут оттуда совершенными безумцами. Если они вообще оттуда когда-нибудь выйдут! Что же касается вас, Мари-Анжелина, вы от нас так просто не отделаетесь. Пусть не сегодня вечером, но завтра вы нам продемонстрируете свой талант! Что вы хотите, – добавил он, поднимаясь с кресла, – я, конечно, не святой, но должен признаться, что уже многие годы мне хочется постучаться в дверь одной из гадалок, но я сдерживаю себя, чтобы не выглядеть смешным в собственных глазах.
Услышав такое, Альдо закашлялся, отчего его лицо приобрело кирпично-красный оттенок: он вспомнил один давний вечер, когда они с Адальбером искали изумруды Монтесумы. Тогда он захотел проверить удивительные предсказания – если верить бармену из «Рица» – некоего «ясновидящего», принимавшего клиентов на набережной Анжу. Этот мужчина, чей взгляд Альдо вынужден был признать завораживающим, предсказал ему победу в деле, которым он тогда занимался. Это доставило большое удовольствие Альдо. Но предсказатель не предупредил его о том, что когда он выйдет на улицу, то на него набросятся негодяи, оглушат, отнесут под мост Марии, обчистят до нитки, оставив лишь брюки, сорочку и запонки. Последние осчастливили пьяницу без гроша в кармане, который поторопился обменять их на божоле в ближайшем бистро. Правда, именно это и позволило найти Альдо… Да, предсказания…
– Хорошо, ты будешь первым, – заявил Альдо, подходя к тетушке Амели, чтобы поцеловать ее. – Я не желаю ничего знать о череде катастроф, которые без конца валятся мне на голову! И надеюсь хоть немного поспать!
Через день женщины отправились в Лугано, а Альдо переехал жить к Адальберу, на всякий случай предупредив Ланглуа о смене своего места жительства. Прослушивание телефонных разговоров в «Белом вереске» пока ничего не дало, и Соважоль, которого сменил другой инспектор, практически поселился в неприметной машине, чтобы не терять из виду ворота особняка. Интересно, долго ли это продлится…
Приезд госпожи де Соммьер и План-Крепэн на виллу Адриана постарались сохранить в тайне. Дамы прибыли ранним утром после путешествия в поезде с пересадкой в Базеле, которое показалось им бесконечным и утомительным. Но когда на вокзале их встретил Уишбоун на комфортабельном автомобиле, им показалось, будто они оказались в раю. Техасец был так счастлив их видеть, что готов был броситься им на шею, едва не позабыв о своем статусе садовника. Но он вовремя опомнился и согнулся в поклоне со словами «добро пожаловать». После этого он начал оглядываться, будто что-то ища, но не увидел никого, кроме носильщиков, занятых багажом. В конце концов, Уишбоун сдался и спросил, прибыли ли дамы одни.
– Разумеется! – ответила Мари-Анжелина. – А кого вы ждали?
– Я хотел спросить: без служанок?
– Служанки? Что за мысль! Для чего они?
– Ну… чтобы прислуживать… Когда дамы путешествуют, они всегда…
– Вы имеете в виду горничную? – уточнила госпожа де Соммьер. – Ведь у вас в доме ее нет?
– Вы правы. У нас была служанка, но мы ее выставили вон, потому что она подслушивала под дверью. И подсматривала в замочные скважины!
– В любом случае, это не одно и то же, но не беспокойтесь! Мы прекрасно справляемся сами! Какая прекрасная страна! – восхитилась маркиза, наслаждаясь открывшимся видом на озеро.
Полюбовавшись немного пейзажем, они уселись в закрытую машину. Уишбоун сел за руль.
– Если я правильно понимаю, – продолжила маркиза, начавшая вникать в ситуацию, – на вилле Адриана вообще нет женщин?
– Нет… Это немного грустно, но теперь у нас будут самые замечательные женщины! – с улыбкой ответил техасец.
Охваченная неожиданным желанием рассмеяться, госпожа де Соммьер обменялась взглядами с План-Крепэн:
– А кто готовит?
– Болеслав! Лакей Юбера… И я бы не сказал, что он хороший повар!
– Что же он вам готовит? – поинтересовалась План-Крепэн.
– Польскую кухню! Капусту… очень много капусты! И фрикадельки! А еще вареную курицу…
– И пироги, я надеюсь? – спросила маркиза. – В польской кухне восхитительные пироги!
– Этого он делать не умеет. Поэтому их мы покупаем в городе, как и пиццу. Мы очень сожалели об отъезде молодого полицейского…
Госпожа де Соммьер помолчала, потом негромко сказала:
– Я понимаю! Скажите-ка мне, мой добрый друг, когда мы приехали, не мою ли горничную вы искали? Она же по совместительству и моя кухарка! Вот только дамы не берут с собой в поездку кухарок! Эвлалия была бы возмущена до предела, если бы я только намекнула ей на такую возможность! Ладно, я займусь этим вашим Болеславом.
– Мы же не станем готовить для такого количества мужчин! – запротестовала шокированная План-Крепэн.
– Мое дорогое дитя, вы даже представить не можете, какое количество так называемых кухарок я выдрессировала, пока не вырвала нашу дорогую Эвлалию у моей бабушки! Впрочем, без особого труда: добрая матушка Фешроль питалась исключительно овощными супами, яйцами всмятку, в которые она макала хлеб с маслом, творогом и яблочными компотами, так как у нее не осталось зубов. Я его вымуштрую, этого Болеслава. Меня это развлечет, а вы сходите вместе с ним на рынок!
Уишбоун не проронил ни слова, но в зеркале заднего вида стала видна его ликующая улыбка. Маркиза поспешила умерить его энтузиазм, похлопав по плечу:
– Эй, молодой человек! Не стоит все же питать пустых надежд! Эвлалия исключительная кулинарка, и это не я ее воспитала… А чем еще, кроме кухни, занят этот ваш Болеслав?
– Ведет хозяйство. Он этого не любит, но выполняет все безупречно. Порядок идеальный. Болеслав даже встал до рассвета, чтобы срезать цветы.
– Ах, вот даже как! Что за выражение лица, План-Крепэн? Любуйтесь лучше пейзажем! Он просто очарователен!
Теперь они ехали вдоль озера, и с дороги были видны горы, кое-где сохранившие снежные заплаты, холмы с мягкими очертаниями, засаженные виноградниками и садами, маленькие деревушки и роскошные виллы, леса из каштана и орешника.
– Видно ли отсюда ваш дом и соседний? – спросила Мари-Анжелина.
Вместо ответа Уишбоун остановил машину и помог ей выйти.
– Вот это гора Бре… – начал он.
– О! Там есть канатная дорога! Обожаю канатные дороги!
– Вы можете воспользоваться ею, когда захотите… При условии, что вы спуститесь вниз и сядете в нее на станции. Наш дом не слишком красив, но есть башня, которую вы видите вон там. Она очень удобна. Это и есть вилла Адриана! Отсюда вы можете видеть только угол виллы Маласпина, она расположена чуть ниже. Но из нашего дома вы сможете рассмотреть ее лучше!
Из глубины автомобиля до них донесся возмущенный голос:
– У вас будет достаточно времени, чтобы удовлетворить вашу страсть к туризму, План-Крепэн! А я умираю от желания выпить большую чашку кофе!
– Вот это Болеслав делает хорошо! Он замечательно варит кофе! – заверил ее Уишбоун, усаживаясь в машину.
Спустя несколько минут они уже были на месте. Профессор, представший в своем обычном образе благодаря костюму из светлого тика, галстуку-шарфу и начавшим отрастать усам, подал руку маркизе, чтобы помочь ей выйти из машины.
– Моя дорогая Амели, я как никогда рад видеть вас!
– Хочется верить в это, Юбер. Очень хочется верить…
Поцеловав госпоже де Соммьер руку, он провел ее в гостиную. Тетушка Амели села и наставила на него свой лорнет:
– Вы отлично выглядите, и… вы очень элегантны, право! Но я бы не отказалась от удовольствия полюбоваться вами в роли Амели де Соммьер! Не окажете ли мне честь и не перевоплотитесь ли вы в нее лично для меня? Мне бы это доставило огромное… огромное наслаждение!
– Чтобы вы позабавились за мой счет? – проворчал он. – Не рассчитывайте на это!
Обрадованная тем, что ей удалось сразу же испортить настроение Юберу, маркиза наградила его насмешливой улыбкой:
– Вам известно, что я могла бы потребовать у вас компенсацию за нарушение моих авторских прав? В конце концов, это же плагиат! Или это была карикатура? Что скажете?
– Идите к дьяволу! Не стоило позволять вам приезжать! Мне следовало заподозрить, что ваша единственная цель – это отравить мне жизнь!
– Пожалуй, стоит вас утешить… Подумайте, к примеру, о том, насколько улучшится ваше меню!
– Вы собираетесь готовить? Сами?
– Не мечтайте! Я не намерена уехать отсюда с испорченным желудком! Поэтому я собираюсь преподать несколько уроков вашему… – повернувшись на каблуках, она наставила лорнет на поляка, – Болеславу, так, кажется?
– Совершенно верно, госпожа маркиза. Именно так!
– Отлично! Начните, мой друг, с того, что приготовьте нам кофе! Я слышала, что это у вас получается хорошо?
Именно таким было прибытие госпожи де Соммьер и План-Крепэн на виллу Адриана!
Довольная собой, тетушка Амели благосклонно отнеслась к отведенной ей комнате, самой просторной в доме, подготовленной и украшенной цветами. Из окон открывался вид на город Лугано и западный берег озера, залитый солнцем. Туалетная комната отделяла ее от спальни План-Крепэн. Высокие стеклянные двери выходили на балкон, с которого можно было любоваться садами и террасами виллы Маласпина. Заднюю часть пресловутой виллы надежно скрывали густые заросли.
– Надо пойти все как следует осмотреть, – пробормотала Мари-Анжелина себе под нос. – К счастью, стена не слишком высокая!
– Прежде чем отправляться в экспедицию, будьте любезны распаковать чемоданы! Если только вы не предпочитаете достать только самое необходимое! Должна честно вам признаться, что у меня остается все меньше желания надолго задерживаться в этом бараке. Тем более что внизу я вижу бывшую виллу Мерлина, превратившуюся в очаровательный отель, о котором у меня сохранились приятные воспоминания!
– Мы уже здесь бывали?
– Очень давно! Это было задолго до вашего приезда!
– Мы были одни?
– Нет. Я была с… – маркиза кашлянула, – друзьями. Как за эти годы ослабело мое зрение!
Она вдруг занервничала и вернулась в свою комнату, оставив Мари-Анжелину самостоятельно искать ответ на свой вопрос. Возможно ли, чтобы маркиза…? Нет конечно! Зачем ей это было нужно? И все же Мари-Анжелина не удержалась от соблазна и подсчитала, сколько лет прошло после отбытия маркиза на Небеса и ее собственным появлением в доме его вдовы. Прошло немало лет, о которых она практически ничего не знала, кроме того, что госпожа де Соммьер вела светскую жизнь и встречалась со своими друзьями, которые у нее были по всей Европе!
Старая дева стояла, размышляя. Она услышала, как маркиза высморкалась, а потом спросила:
– Так вы будет разбирать чемоданы? Или вы предпочитаете вернуться первым же поездом? Пожалуй, именно так и стоило бы поступить…
– Иду, иду! – поторопилась ответить План-Крепэн и бросилась к чемоданам. Она распаковала вещи за рекордное время, потому что ей очень хотелось задержаться в этом доме. Он слишком многое говорил ее воображению, чтобы так быстро оставить его! Мари-Анжелина не говорила вслух о своих подозрениях, но она волновалась о том, как будут жить под одной крышей Комбо-Рокелор и та, кого еще совсем недавно он называл «старым верблюдом». А если к этому добавятся еще и воспоминания маркизы, то задача становилась архисложной. Придется побороться!
Но обед, который Уишбоун поторопился заказать по телефону в одном из ресторанов города, прошел очень мило, что вселило надежду в сердце старой девы… Но мир продержался только до появления Болеслава с десертом и ведерком со льдом, из которого торчало золотистое горлышко бутылки шампанского. Широко улыбающийся Корнелиус встал, сам открыл бутылку и наполнил бокалы.
– А теперь, – сказал он, поворачиваясь к главной гостье, – мы выпьем за счастливый приезд госпожи маркизы и мадемуазель дю… Мари-Анжелины, а также за их пребывание здесь…
Он осекся. Госпожа де Соммьер не только не взяла свой бокал, она смотрела на него взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Что это такое? – с гримасой поинтересовалась она, возмущенно указывая на желтоватую жидкость, пенившуюся в хрустале.
– Шампанское, конечно! – ответил сбитый с толку техасец. – Итальянское шампанское…
of course[7]!
– Мой дорогой друг, вы совершенно не виноваты в том, что совершили такую серьезную ошибку. И прошу вас простить меня, если я кажусь вам невоспитанной, но вы никогда не заставите меня проглотить это!
Повернувшись к Юберу, согнувшемуся пополам от приступа сумасшедшего хохота, она добавила:
– Не стоит даже искать виновника этой презренной шутки. Это вы называете шампанским? Цивилизованные люди и французы, достойные называться таковыми, называют это пойло «Асти спуманте»! И я отказываюсь его пить во время моего пребывания в этом доме! План-Крепэн! Если вам так хочется, вы можете оставаться здесь, но вы соберете мои чемоданы и закажете для меня номер в «Королевском» отеле. Там я буду вас ждать столько, сколько потребуется! Я отказываюсь находиться под одной крышей с человеком, который в свои восемьдесят с лишним лет продолжает увлекаться школьными розыгрышами! Это никак не повлияет на мое дружеское отношение к вам. Попросите принести мне чашку вашего превосходного кофе на террасу! Идите, План-Крепэн, выполняйте мой приказ!
Походкой королевы госпожа де Соммьер вышла на террасу и села в плетеное кресло, над которым Болеслав поторопился раскрыть зонт. Ее уход сопровождало гробовое молчание.
Остальные трое как будто превратились в соляные столбы. Профессор первым пришел в себя:
– Мне казалось, у нее есть чувство юмора! – проворчал он, вставая и начиная мерить шагами комнату, словно медведь в клетке. – Она решительно никогда не изменится! Она есть и всегда останется…
План-Крепэн мгновенно вскочила, вне себя от ярости:
– Еще одно слово, и мы уедем! Такого рода юмор я, как и наша маркиза, не понимаю! Тем более что она приехала лишь затем, чтобы облегчить вам жизнь! Более того, для вашей низкопробной шутки вы осмелились воспользоваться теплым гостеприимством нашего друга Уишбоуна, который искренне верил, что доставит ей удовольствие!
Техасец с отчаянием посмотрел на нее:
– Это правда! Я хотел доставить маркизе удовольствие, потому что я так ею восхищаюсь! И вот теперь она будет меня ненавидеть!
– Даже не думайте об этом! Можете не сомневаться, что госпожа де Соммьер отлично поняла, что вы не имеете ни малейшего отношения к этой глупости, – заверила его старая дева и успокаивающим жестом опустила руку ему на плечо. – Что же касается вас, господин профессор де Комбо-Рокелор, вы знаете, что вам надлежит предпринять? Но… куда же вы?
В самом деле, вместо того, чтобы направиться на террасу, профессор решительно пошел к двери и скрылся за ней. Он вернулся спустя две минуты, вооруженный подносом, на котором стояли бокалы в форме тюльпанов и бутылка шампанского – настоящего на этот раз! – в ведерке со льдом. На его руке висела салфетка. Ни на кого не глядя, старик торжественным шагом прошел через комнату и часть террасы, чтобы в конце концов встать на одно колено у кресла оскорбленной маркизы.
– Простите меня! – взмолился он. – Может быть, вы и старый верблюд, но я определенно старый дурак! Не желаете ли выпить со мной в знак примирения?
Госпожа де Соммьер наставила на него маленький лорнет, украшенный изумрудами, которые удивительно шли к ее зеленым глазам, помолчала несколько секунд и насмешливо ответила:
– Знаете ли вы, что в вашем возрасте опуститься на колено с подносом в руках и ничего не разбить при этом – истинный подвиг? Посмотрим, как вы сумеете подняться! Если вам это удастся, я вас прощу!
Усилие, которое профессор приложил, чтобы занять вертикальное положение, заставило его побагроветь, и он начал опасно покачиваться. И его ноша тоже. Увидев это, План-Крепэн прибежала к нему на помощь, взяла поднос и поставила его на стол.
– Будет жаль, если с этим шампанским что-то случится! – сказала она. – Это «Дом Периньон»!
– Разумеется! Оно заслуживает уважения! Благодарю, кузен!
Оперевшись обеими руками о согнутое колено, Юбер все-таки сумел встать. И тетушка Амели протянула ему руку.
– Заключим мир! – улыбнулась она. – Мы здесь для того, чтобы выяснить, что именно происходит у соседей, а не для того, чтобы воевать друг с другом. Вы согласны с этим, Юбер?
– Не беспокойтесь об этом, Амели! У нас есть, чем отпраздновать несколько перемирий: я купил три ящика шампанского в честь вашего приезда, прекрасные дамы! – сказал он, поднимая свой бокал.
Вечером госпожа де Соммьер, сославшись на усталость после путешествия, удалилась в свою комнату сразу после ужина, постаравшись освободить Мари-Анжелину, сгоравшую от желания устроиться на башне в обществе Корнелиуса, чтобы понаблюдать за виллой Маласпина и ее садами. Маркиза даже отказалась от помощи компаньонки при совершении вечернего туалета, хотя обычно во время поездок План-Крепэн ей помогала. Госпожа де Соммьер хотела остаться одна…
Она разделась, сняла легкий макияж, который себе позволяла, умылась, надела ночную рубашку и пеньюар из светло-голубого тонкого батиста, села перед туалетным столиком, распустила длинные волосы красивого серебристого цвета, долго расчесывала их, потом заплела толстую косу, завязала ее лентой и опустила на грудь. Наконец, она распылила облачко духов с ароматом жасмина, свежим и легким, которым пользовалась ночью.
Когда с вечерним туалетом было покончено, маркиза не стала ложиться в постель, которую приготовила Мари-Анжелина, а погасила свет и вышла на балкон. Она оперлась на перила и начала рассматривать великолепный ночной пейзаж, раскинувшийся у ее ног…
Ночь была теплой, как и тогда, запахи клевера походили на те, что она вдыхала много лет назад. Напротив, на другом берегу озера, поверхность которого ласкал луч луны, тысячами огней сверкал дворец… Он был слишком далеко, поэтому невозможно было расслышать звуки оркестра, но госпоже де Соммьер казалось, будто до нее доносится мелодия давно забытого вальса…
С тех пор прошло сорок лет, но она снова видела мир таким, как будто они только что расстались, пожелав друг другу доброй ночи. В тот вечер в гостинице был бал. Она остановилась там на несколько дней, проездом, в компании нескольких друзей. Они путешествовали, открывая для себя итальянские и швейцарские озера. Лугано был последним этапом перед возвращением в Париж. Праздник был очаровательным. Все веселились… А потом был тот мужчина, поклонившийся ей и пригласивший ее на вальс… Она подняла глаза на незнакомца и заметила в его взгляде столько нежности, что, перебросив через руку в перчатке кружевной шлейф с брызгами кристаллов, она позволила ему увести себя…
Она так и не поняла, какой магией он воспользовался, чтобы она почувствовала себя в его объятиях так хорошо. Ведь маркизу уже нельзя было назвать юной девушкой, оказавшейся на своем первом балу. Ей было около сорока, она уже десять лет вдовела. Да, она всегда обожала танцевать, и кавалеров, привлеченных ее красотой и веселостью, всегда хватало, но то, что она испытала в тот момент, ей было незнакомо. Она даже не обратила внимания на имя этого мужчины, когда он, приглашая ее на танец, представился. Он был англичанин, и глаза у него были такие же зеленые, как и ее собственные. И также блестели.
Молодой? Нет, молодым он уже не был, но он был лучше молодого! Пятидесятилетие посеребрило его виски, оттенив правильные черты лица. Немного грубоватые… Но улыбка была невероятно соблазнительной!
Они станцевали еще один вальс, обменявшись лишь парой слов, выпили в буфете по бокалу шампанского, снова танцевали – дважды! – а потом он вернул ее друзьям, извинившись за то, что похитил, и попрощался. На другой день ему нужно было рано вставать…
Когда он поцеловал ей руку, задержавшись на ней губами чуть дольше, чем требовали приличия, она почувствовала нечто похожее на боль. Исчезло ощущение единства с друзьями, которые от всей души предавались веселью. Поэтому и она ушла с бала.
Маркиза медленно поднялась по лестнице, отказалась от услуг горничной, которая, стоя на пороге спальни, предложила помочь ей раздеться, подошла к туалетному столику… Именно тогда с балкона вошел он, а его почти страдальческое лицо было олицетворением страсти.
– Простите меня, если можете, – прошептал он, – но я должен был прийти! Я так давно жду вас!
Она молча двинулась ему навстречу.
– Я тоже! – выдохнула она, и он заключил ее в объятия…
При воспоминании о той ночь Амели задрожала. Но никто так ничего и не узнал. Все могло бы повториться, потому что он пообещал вернуться, но так и не вернулся. Несколько месяцев спустя она узнала из газет, что сэр Джон Лейтон погиб в Гималаях во время экспедиции…
В тот момент она поняла, что ничего не знала о нем, только имя. Он же знал о ней почти все, потому что написал ей из Дели. В письме было всего несколько строк. Он признавался, что любит ее и, как только вернется, снова придет к ней… Дальше молчание, проходящие чередой годы…
От поднявшегося легкого ветерка старая дама поежилась, но осталась стоять на балконе, опираясь локтями на теплый камень балюстрады и рассматривая пейзаж, который она поклялась больше никогда не видеть. Именно поэтому она долго колебалась, когда План-Крепэн предложила эту поездку в Лугано, чтобы попытаться помочь Альдо заново построить свою жизнь… Затем она испытала какую-то странную радость… Напротив, это было бы замечательно снова окунуться в воспоминания о той волшебной ночи!
Поэтому несколько часов назад, сходя с поезда, она чувствовала себя почти счастливой! Зачем этому глупцу Юберу понадобилось все испортить своими дурными шутками?
Она была готова немедленно уехать, но теперь думала иначе. Возможно, эта прекрасная страна, которая однажды уже спасла Альдо от отчаяния, сможет снова сотворить чудо!
Оставив окно открытым, чтобы сквозь него проникали ароматы ночи, госпожа де Соммьер легла в постель, не зажигая света, и лежала с широко открытыми глазами, пока, далеко за полночь, сон наконец не захватил ее…
Глава XI
Двенадцать ударов в полночь
Когда в восемь часов утра План-Крепэн вошла в спальню госпожи де Соммьер, освободив Болеслава от подноса с завтраком, старая дама поинтересовалась, как провела ночь ее компаньонка? Ее мрачное лицо резко контрастировало с прекрасным утренним солнцем, которому открытое окно позволило затопить комнату.
– Мы хотя бы хорошо спали? – заботливо спросила Мари-Анжелина, ставя поднос с завтраком в изножье большой кровати.
– Почему «хотя бы»? Вы как будто продолжаете прерванный разговор… С самой собой, должно быть?
Не отвечая, родственница крестоносцев налила в чашку ароматный кофе, добавила сахар, взяла ломтик бриоши, который принялась яростно намазывать маслом, а затем предложила все это маркизе. Но та отказалась:
– Позднее! Когда вы мне расскажете, почему у вас такой вид! Вы плохо спали, повздорили с Юбером, с Болеславом или с ними обоими? О, думаю, я знаю! Мы в сотнях километров от церкви Святого Августина, а поблизости нет ни одного храма?
– Есть две церкви и один монастырь! Я собираюсь обойти их все, чтобы попросить Господа просветить меня…
– А чем еще Он занимается? Посмотрите на солнце! И достаточно недомолвок! Немедленно скажите мне, что вас мучает, иначе вы сейчас же соберете вещи, и мы уедем первым же поездом!
– Может быть, так будет лучше! Я сержусь на себя за то, что притащила вас сюда, хотя вам этого совершенно не хотелось! И ради чего? Дом плохо содержат два холостяка, которые не имеют ни малейшего представления об образе жизни знатной дамы! Которые считают совершенно естественным, что упомянутая дама превращается в преподавателя кулинарии для сумасшедшего поляка! В доме нет даже следа горничной, а я забылась до такой степени, что оставила даму без помощи, чтобы она сама разделась и подготовилась к ночи!
– Вы теряете рассудок, План-Крепэн! Это я вам запретила помогать мне, уточнив, что хочу остаться одна. А теперь налейте-ка себе чашечку этого восхитительного кофе и выкладывайте все, что у вас на уме! – посоветовала маркиза, принимаясь за свой завтрак.
И завтракала она с отменным удовольствием! В это утро она чувствовала себя удивительно спокойной. Как будто воспоминание о лучшем романтическом эпизоде ее жизни стало для нее источником молодости, хотя она так боялась, что возвращение в Лугано пробудит в ней прежнюю боль. В возрасте маркизы каждый день приближал неизбежный конец земной жизни, и от этого, возможно, в ней жила надежда, что в этот момент дорогая тень возьмет ее за руку…
А пока у нее был Альдо, которого она любила как сына. Альдо красивее Джона, но его силуэт и особенно его обаяние напоминали ей потерянного возлюбленного. Может быть, именно поэтому госпожа де Соммьер была столь снисходительна к Полине Белмонт и ее пылкой любви? Как бы повела себя она сама, если бы Джон, женатый человек, остался в живых?
– Итак? – обратилась она к План-Крепэн, когда та допила свой кофе и съела тартинку. – Расскажите мне, как вы провели ночь! Судя по вашему лицу, вы не слишком много спали?
– Немного поспала… в башне!
– В компании Уишбоуна? Надо же! – улыбнулась маркиза.
– Нет, я попросила его оставить меня одну. У нас с ним совершенно разные взгляды на некоторые вещи, и мне не хотелось ни с кем делиться моими первыми впечатлениями!
И План-Крепэн рассказала, что начало показалось ей многообещающим. Кто-то более чем талантливо играл на пианино Листа. В этой игре была интенсивность мелодики, которая ее увлекла. Музыку сменили два громких голоса, мужской и женский, которые ссорились. А дальше – ничего. Огни погасли, но темный силуэт – настоящий призрак в платье с треном, покрытый вуалью, ниспадающей до самых ступней – появился на террасе с тростью в руке. Женщина пересекла лунную дорожку и немного углубилась в сад, но надолго там не задержалась. Потом она вернулась, и мужская рука закрыла за ней дверь. Еще позже – примерно два часа спустя – раздался долгий стон… На втором этаже засветилось окно, и второй стон резко оборвался. Дом снова погрузился в темноту, и наблюдательница на башне, сраженная усталостью, в конце концов заснула в своем кресле и спала до тех пор, пока рассвет не разбудил ее…
– Это довольно интересно! – прокомментировала госпожа де Соммьер. – Но откуда вдруг это яростное желание вернуться домой?
– Перед тем как вернуться в свою комнату, я бросила последний взгляд на виллу и увидела двух медсестер, одна стояла на балконе и трясла белое постельное белье, а вторая шла из сада. Откуда она возвращалась, я не знаю…
– И вы сделали вывод…
– Что «глас народа» прав, что вилла последних Борджиа стала клиникой для умалишенных, определенно богатых… и что я идиотка! Полицейские уехали, два наших шутника охотно им подражают… А нам будет намного лучше в парке Монсо!
Старая дева взяла поднос и поставила его на столик. Маркиза встала, надела мюли и пеньюар, потом подошла к окну.
– Это на вас не похоже, План-Крепэн! Бросить начатое всего через несколько часов!
– Надо полагать, я старею!
– Это что за новости? Я впервые вижу, чтобы вы отступили перед врагом, даже не ввязавшись в бой! Вы всегда были более боевой! В одном я уверена, вы просто не выспались… и не обдумали увиденное, иначе вам наверняка пришло бы в голову, что психиатрическая клиника может быть идеальным прикрытием для сомнительных дел! Вывод: идите и поспите немного, потом обойдите церкви, разложите карты и вызовите души ваших славных предков-крестоносцев… Но, черт побери, найдите ответ на ваши сомнения! Я же быстро приму ванну и отправлюсь давать уроки кулинарии этой польской эктоплазме
[8]. У него всегда такой вид, будто он в нерешительности!
И так как Мари-Анжелина застыла на месте и не шевелилась, маркиза нетерпеливо спросила:
– Итак, что вы намерены предпринять?
– Пойду посплю часок, потом приму душ, чтобы в голове прояснилось… и отправлюсь в церковь! Мы совершенно правы!
Результат оказался обнадеживающим. У План-Крепэн загорелись глаза, походка стала уверенной. Заняв место за столом во время обеда, она спросила Уишбоуна, не будет ли он так любезен отвезти ее к четырем часам на виллу Маласпина. Привыкший ничему не удивляться техасец кивнул, не задавая вопросов, но Юбер не удержался:
– Что вы намерены там делать?
– Собирать сведения, конечно! Повсюду ходят слухи о том, что вилла превратилась в сумасшедший дом. А я, только что прибывшая из Соединенных Штатов, чтобы нанести визит обожаемой тетушке, приехавшей лечить свою меланхолию в страну, которую она особенно любила в молодости, вынуждена была с сожалением констатировать, что теперь она страдает настоящей депрессией. К сожалению, тетушка живет одна, с ней только двое слуг, слегка ошеломленных происходящим. Так как я не могу задерживаться в Лугано дольше, чем на месяц, то приехала узнать, нельзя ли устроить тетушку в новую клинику.
Профессор покраснел и выпалил:
– Вы хотите отправить Амели к сумасшедшим? Но это вас, моя крошка, надо госпитализировать!
– Не сердитесь, Юбер! – вмешалась маркиза. – Напротив, это не так глупо! Впрочем, это не значит, что карета «Скорой помощи» приедет за мной завтра! План-Крепэн хочет лишь разузнать побольше, только и всего!
– Для начала она должна выглядеть как американка, а это совершенно невозможно!
– Как же выглядит американка? – возмутилась Мари-Анжелина с выраженным нью-йоркским акцентом. – Я отлично владею этим языком… как, впрочем, и некоторыми другими! – уточнила она с некоторым удовлетворением. – Кстати, позвольте представиться: меня зовут мисс Генриетта Сантини… И мы еще посмотрим!
Около четырех часов План-Крепэн в костюме мышиного цвета, белой блузке и шляпке из черной соломки, украшенной белой лентой, села на заднее сиденье автомобиля. Дверцу ей с достоинством открыл Уишбоун в облике садовника, который дополняла надвинутая на глаза панама. Мари-Анжелина была настроена решительно, но в ее кармане лежали четки, освященные Папой, а на груди, на черной бархатной ленте висел скромный деревянный крест, который во время краткого пребывания в Иерусалиме она приложила к гробу Господню. Ей это было необходимо, чтобы справиться с внутренним голосом, который был настроен пораженчески и нашептывал ей, что она намерена зайти на дьявольскую, а следовательно, чрезвычайно опасную территорию.
– Едем? – спросил Корнелиус, который чувствовал себя не слишком уверенно, пусть даже его пришлось бы разрезать на куски, чтобы он в этом признался.
– Разумеется! Чего вы ждете? Вы боитесь?
– Нет, нет! – заверил он, для начала откашлявшись. – Но мне бы все-таки хотелось, чтобы вы не заходили в… этот дом одна.
– А я именно на это и надеюсь! Увидеть поближе интерьер этого логова Борджиа! Но поскольку не принято, чтобы шофер следовал за своей хозяйкой, вы будете спокойно ждать меня в автомобиле!
Дорога была короткой, потому что им достаточно было спуститься вниз по узкой дороге вдоль ограды виллы Адриана до первого перекрестка и свернуть на другую дорогу, которая пролегала вдоль импозантных садов виллы Маласпина.
Потребовалось менее десяти минут, чтобы добраться до места назначения, и Уишбоун припарковал машину перед шедевром старинного чугунного литья – воротами между двумя столбами, увенчанными сидящими львами. Через террасы сада можно было разглядеть виллу во всей ее классической красе, суровость которой смягчали грациозные балконы, балюстрады и роскошная растительность. Живая изгородь с двух сторон обрамляла аллею, предназначенную для автомобилей.
– Поистине жаль отдать это место полусумасшедшим или совершенно сумасшедшим людям! Даже очень богатым! – вздохнул Корнелиус, покачивая головой. – Я бы устроил здесь скорее… гостиницу, чтобы ощутить в ней моменты счастья. Желательно вдвоем…
– Оставим романтизм на потом! Я бы предпочла, чтобы вы нажали на клаксон. Нам должны открыть ворота!
После сигнала на пороге сторожки, расположенной у ворот, появился привратник, но он не открыл их, а, выйдя из калитки, подошел к автомобилю. Он коснулся двумя пальцами козырька каскетки. Его сапоги, костюм и портупея придавали ему сходство с егерем, а не с мирным консьержем. Он поинтересовался, что им угодно.
Так как привратник, естественно, говорил по-итальянски, и американец его не понял, то ответила ему пассажирка.
– Я хотела бы видеть хозяина или директора этого дома, – сказала она.
– С какой целью?
Такого рода неучтивый прием обычно действовал на План-Крепэн как красная тряпка на быка. Смерив невежу взглядом через позаимствованный у госпожи де Соммьер лорнет, чтобы выглядеть более импозантной, она объявила:
– Я не думаю, что это вас касается!
– Меня касается все, что входит внутрь! Приказ патрона!
– Отлично. В таком случае идите и скажите ему, что речь идет о поступлении.
– О поступлении? Куда?
– Вы действительно глупы или притворяетесь? По всему Лугано только и разговоров, что на этой вилле теперь устроена клиника для обеспеченных больных, страдающих депрессией. Так вот, я желала бы доверить этому заведению пациентку, которая мне очень дорога! Здесь действительно клиника?
– Это правда… Постойте, вон идет сам патрон! Я за ним схожу!
К автомобилю действительно направлялись двое мужчин. Увидев это, Корнелиус постарался стать как можно незаметнее на своем сиденье, благословляя шляпу, черные очки и бритву, которая давно уничтожила его роскошную бороду. Он отлично знал этих мужчин еще с того времени, когда оказался в замке Круа-От. Об этом периоде своей жизни он не мог вспоминать без душевного трепета: именно тогда он жил, словно во сне, рядом с восхитительной женщиной. Мираж исчез, когда он столкнулся с жестокой реальностью. Та, которой он поклонялся, не только была преступницей. Она попыталась сжечь его вместе с Морозини, его женой и Полиной Белмонт. Одним словом, к ним направлялся мужчина с химерой, который называл себя последним из Борджиа. Его спутником был тот, кого называли Максом. Он был предан Торелли, и его лица Альдо никогда не видел… Но именно Макс сумел спасти всех четверых от ужасной смерти.
Поняв, что испытывает Корнелиус, Мари-Анжелина сама открыла дверцу, чтобы выйти, но Цезарь, дав знак своему спутнику отойти, жестом остановил ее.
– Прошу вас, сударыня, не утруждайте себя! Я сам подойду к вам, – сказал он по-английски. – Мне сказали, что вы американка?
– Это так! – ответила План-Крепэн, убедительно изобразив характерный акцент янки. – Я мисс Генриетта Сантини из Филадельфии, приехала погостить у своей дорогой… Ее зовут миссис Альбина Сантини, она удалилась на покой в это чудесное место…
– Прошу меня простить, но ваше имя я где-то слышал…
– Вполне возможно. Тетушка Альбина ваша соседка. Она с юности привязана к этим потрясающим местам и недавно купила виллу Адриана. Но она страдает от депрессии. И с момента моего приезда я смогла констатировать, что ее состояние ухудшается. Поэтому…
– Вы желали бы доверить ее нам, если я правильно понял?
– Именно так! Примерно через месяц мне придется вернуться домой, куда я собиралась отвезти и ее, но тут до меня дошли слухи…
– О том, что открылась наша клиника? Идею мне подсказал мой друг, доктор Моргенталь из Цюриха, и он уже прислал мне двух пациентов. Но при нынешнем состоянии дома мы сможем принять новых пациентов не раньше, чем через один-два месяца… Мы обязаны произвести необходимый ремонт. Поэтому я вынужден попросить вас набраться терпения… и вернуться сюда, скажем, через месяц!
– Можно ли осмотреть клинику?
– Нет, прошу прощения! Ах да, я полагаю, что вы желали бы узнать наши расценки? Они будут достаточно высокими.
План-Крепэн наградила его очаровательной улыбкой, не лишенной высокомерия, и небрежно бросила:
– Не утруждайте себя! Для меня это не имеет значения! Главное сейчас – комфортное будущее для моей любимой тетушки, которое должно отвечать ее вкусам. Мы намерены сохранить виллу Адриана, чтобы я и мои братья могли проводить здесь какое-то время. Итак, господин…?
– Граф Цезарь Гандия-Катанеи! – представился мужчина и поклонился. – И я всегда буду рад видеть вас снова… когда будут закончены работы! А пока я ничем не могу вам помочь.
Закончив обмен любезностями, Цезарь ушел, а Уишбоун несколько нервно развернул автомобиль.
– Вы уверены, что были правы, когда упомянули о нашем соседстве?
– Абсолютно! Вы можете не сомневаться, что с того момента, как вы здесь поселились, они за вами наблюдали. И так как вы могли показаться им несколько странными, теперь у них есть достойное объяснение…
– Если вам угодно! Я же, со своей стороны, еще никогда так не радовался тому, что сбрил бороду и усы! Ведь они оба меня знают.
– Объясните, прошу вас!
Было слишком жарко, поэтому План-Крепэн сняла шляпку и обмахивалась ею как веером.
– О, это легко понять. Вы просто забыли о том, что я сопровождал Лукрецию Торелли после ее бегства из Лондона и жил на правах почетного гостя в замке Круа-От! Я даже играл в шахматы с графом Цезарем. Что же касается другого мужчины, Макса, то он был мажордомом. Странный мажордом, которого мне случалось видеть в черном шерстяном капюшоне с отверстиями для глаз. Но именно он спас мне жизнь, как и жизнь других пленников, в числе которых я потом оказался!
– Надо было сразу об этом сказать! – воскликнула довольная Мари-Анжелина. – Так он хороший человек?
– Не будем преувеличивать! Он собирался застрелить нас всех из револьвера, когда замок атаковали, но уперся, когда, потрясая канистрами с бензином, вернулась Лукреция и начала разливать горючее вокруг нас. Тогда он ее оглушил, взвалил к себе на плечо и унес. Но перед этим Макс освободил Морозини и дал ему возможность спасти заложников и меня в том числе!
На Уишбона явно нахлынули эмоции, потому что он резко вывернул руль, чтобы не сбить велосипедиста, который ехал навстречу и потом долго осыпал его ругательствами. Мари-Анжелину во время этого маневра бросило на спинку переднего сиденья.
– Остановитесь и успокойтесь! – посоветовала она, снова обретя равновесие и надев шляпку. – Иначе вы вернетесь в слезах, а я просто не доеду до дома!
– О, все в порядке! Мы уже почти приехали!
– Если вы так говорите… – вздохнула Мари-Анжелина, из предосторожности осеняя себя крестом.
Путь они действительно закончили без приключений, но, поставив машину в гараж, Уишбоун ушел в свою комнату, предоставив Мари-Анжелине право рассказать о поездке. Как и следовало ожидать, к отчету отнеслись по-разному. Профессор извергал огонь, категорически возражая против того, чтобы его родственницу поместили к сумасшедшим, да еще и к убийцам:
– Ни через неделю, ни через месяц она туда не пойдет! Я никогда на это не соглашусь!
– О, какой приятный спектакль! – иронично заметила госпожа де Соммьер. – Вам незачем точить ваше копье, вам не придется сражаться ради моих прекрасных глаз: через месяц нас здесь уже не будет!
– Почему вы так решили?
– Интуиция! И потом, подумайте сами! Никто не говорил о том, что мы останемся здесь дожидаться Страшного суда. При нынешнем положении вещей мы ждем лишь вестей от Альдо и Адальбера. Они должны сообщить, когда состоится встреча между Гринделем и Цезарем. Но этого сообщения не придется долго ждать, поскольку итальянец определил срок для доставки драгоценностей Кледермана – две недели…
– По-моему, – вступил в разговор Уишбоун, успевший вернуться, – предполагаемое место встречи должно быть где-то поблизости от нас, так как Цезарь должен передать Кледермана в обмен на половину коллекции. Но далекое путешествие в компании с трупом будет не из легких и уж совсем не приятным, а вот клиника – даже будущая! – мне кажется идеальным местом для того, чтобы его там прятать!
– А почему его не могли перевезти сюда в одной из карет «Скорой помощи»? – предположила План-Крепэн. – Нет ничего проще, чем отправить его на тот свет во время «доставки»! Но, как мне кажется, Гриндель заподозрит неладное, если его попросят приехать на виллу Маласпина… Если только за ним не вышлют хорошо вооруженный эскорт!
– Тогда где? – спросил Юбер. – Наш сосед не может поехать во Францию, где его ищет полиция за взятие заложников и соучастие в поджоге. Главная виновница – его сестра. В Швейцарии он чувствует себя почти спокойно!
План-Крепэн неожиданно мечтательно вздохнула:
– Как бы мне хотелось хоть краешком глаза увидеть эту проклятую Маласпину! С моей точки зрения, если Кледерман еще жив, он может быть только там! И вот что еще меня мучает. Мы об этом не думали, а ведь я слышала это собственными ушами. Это…
– … намек на коллекцию Морозини, которую этот негодяй, по его собственному утверждению, может получить? – проговорила маркиза. – Глупая гордыня ни к чему, План-Крепэн! Я тоже об этом думаю! И вижу только один способ осуществления этого злодеяния: взятие заложника. Но кого? Лизу? Детей? Мне это кажется сложным. Валери хорошо следит за ними, и ее слуги тоже…
– Несомненно, но подумайте о том, кто, если верить Цезарю, должен взять на себя руководство новой клиникой!
– Вы о Моргентале, который так ловко манипулировал сознанием Лизы? Боже мой! Возможно, вы правы! Идите и позвоните в Париж, План-Крепэн! Нужно связаться с нашими друзьями в Париже!
Мари-Анжелина повиновалась, не заставив просить себя дважды, и вернулась, объявив, что разговор состоится не ранее, чем через три часа.
– В принципе, вы должны застать Адальбера, – заключила маркиза. – Постарайтесь поговорить именно с ним! Учитывая все то, что переживает Альдо с момента выхода из больницы, при общении с ним надо быть очень осторожными. Адальбер сумеет ударить его по рукам и не позволить ему взять вторую трубку, а потом деликатно расскажет ему о новостях…
В ожидании разговора – за ужином ели, почти не понимая, что именно они едят, – решили сыграть в бридж… Мужчины все же уделили игре некоторое внимание, госпожа де Соммьер и Мари-Анжелина, со своей стороны, только делали вид.
Прошло чуть более трех часов, и План-Крепэн решил позвонить еще раз. Неизвестный голос сообщил ей, что из-за атмосферных нарушений линия не работает… Такое часто случается в горной местности.
Лишь на другой день около полудня им удалось дозвониться в квартиру Адальбера. Вежливый голос Теобальда, который был очень рад слышать мадемуазель Мари-Анжелину, сообщил ей, что «господа уехали этим утром около восьми часов», тщетно пытаясь дозвониться до виллы Адриана накануне вечером.
– Куда уехали? Они вам сказали?
– В Швейцарию, мадемуазель!
– Швейцария велика! Они не уточнили, куда именно?
– Нет! Это все, что я должен был сказать дамам! И еще: они сразу же позвонят, как только дело будет улажено!
Пришлось довольствоваться этим. При сложившихся обстоятельствах всем оставалось лишь предаваться игре в догадки, и, естественно, начала ее План-Крепэн:
– Не думаю, что они едут к нам! Они бы нас предупредили, чтобы все было готово к их приезду. Но в таком случае, куда же они направляются? Не возвращаются же они в Цюрих?
Но именно там и была назначена встреча!
Двум друзьям-сообщникам с трудом удалось договориться относительно деталей своей поездки. Слава богу, что приехал инспектор Соважоль, который сообщил новости и дал им зеленый свет для отъезда.
– Во время разговора, который подслушала мадемуазель дю План-Крепэн – и он не был очень сердечным, если судить по отчету, который я прочел, – Гандия-Катанеи сказал Гринделю, что сам позвонит ему и сообщит о месте будущей встречи. Но Гриндель уехал с авеню Мессины, чтобы никогда более туда не возвращаться, и, намеренно или нет, не потрудился сообщить своему собеседнику номер телефона в Ножане.
– Почему вы думаете, что он сделал это намеренно? – спросил Морозини. – Услышав, что Кледермана оставили в живых, ему не было смысла сжигать за собой мосты…
– Возможно, ему нужно было время подумать. В любом случае, он хотел позвонить сам, чтобы инициатива встречи исходила от него. Как бы там ни было, Гриндель решил позвонить в Лугано, но Цезарь там уже отстутствовал. И это ему явно не понравилось. Поэтому он решил оставить номер телефона «Белого вереска»… И, словно по волшебству, Гандия позвонил ему два часа спустя. Поверьте мне, что спор был бурным! Гриндель достаточно логично настаивал на том, чтобы самому приехать к Гандия, поскольку был уверен, что Кледерман находится именно там, и путешествие даст ему приятную возможность самому убить своего дорогого дядюшку в обмен на половину драгоценностей…
– Вот это да! – охнул Адальбер. – Каков мерзавец! Он законченный негодяй, этот кузен Гаспар! И что же дальше?
– Гандия даже слушать не захотел. Для начала, Кледермана у него нет. Так как в Маласпине начали большой ремонт, чтобы превратить виллу в дом отдыха для сумасшедших миллионеров, было бы очень опасно, ввиду присутствия большого количества рабочих, держать там заложника… и даже двух! Простите меня, господин Морозини, за то, что вы сейчас услышите! Я не хотел вам говорить, но патрон настаивает на том, что вы должны быть в курсе всего!
Альдо побелел, у него перехватило горло:
– Заложник? Кто?
– Ваш доверенный в делах, господин Ги Бюто, которого только что похитили из вашего дома! Вспомните, как Гандия хвастался…
– Не стоит, инспектор, я помню! Продолжайте! Да продолжайте же! Где эти мерзавцы намерены встретиться?
– В Цюрихе…
– В Цюрихе? – Адальбер даже подскочил на месте. – И Гриндель на это согласился? Он, должно быть, сошел с ума!
– Учитывая то, что Гандия предложил ему, решение Гринделя вполне объяснимо. Гандия приедет в автомобиле вместе с Кледерманом, одурманенным наркотиком. Банкир будет находиться под охраной одного из его людей. Гриндель тоже может взять с собой спутника, если пожелает, чтобы игра шла на равных.
– И где состоится встреча?
– Вот здесь мы столкнулись с загадкой. Он совсем не прост, этот псевдо-Борджиа! Он сказал так: «В полночь, позади церкви, в том приятном местечке, куда вы отвезли меня пообедать, чтобы скрепить наш договор. Вы заверили меня, что там самая лучшая непрожаренная форель и самые лучшие в мире шоколадные пирожные! Ммм! Когда я об этом вспоминаю, я до сих пор ощущаю аромат. И церковь стоит посреди луга!» Конец цитаты. Вам это о чем-то говорит?
– Нет! – ответил Альдо. – Вокруг озера великое множество ресторанчиков, и выпечка везде отличная.
– Ладно! – вздохнул Соважоль. – Решение у нас только одно: надо следовать за Гринделем. Всего какие-то шестьсот километров, это не слишком трудно!
– Учтите, что он водит автомобиль как настоящий ас! – предупредил Адальбер. – Но и мы не новички, даже Морозини, который живет на воде! Не беспокойтесь, мы поедем следом за вами. В котором часу вы возвращаетесь на свой пост в Ножане?
– Гриндель уточнил, что выедет на рассвете, чтобы ехать весь день, а к вечеру добраться до места. В июне солнце встает рано. Я буду там в половине пятого… Ах, да, чуть не забыл: патрон просил сказать вам, что послал на границу фото Гринделя и его данные – в частности, номер машины! – с пометкой: «Перевозит часть драгоценностей из коллекции Кледермана». Если таможенники хорошо сделают свою работу, то я должен забрать его в районе Базеля или в его окрестностях. Это, разумеется, упростит задачу.
– Возможно! – согласился Альдо. – Но пока мы не найдем моего тестя, желательно, живым…
– Вы думаете, что Гандия солгал?
– Этот тип – король лжи! Я предлагаю вам, инспектор, найти нас в гостинице «Бор-о-Лак», где я забронирую комнаты…
– Не горячитесь! Меня бы очень удивило, если бы патрон разрешил мне посещать дворцы! Или у вас какие-то другие намерения?
– Именно! Вы отдохнете… и будете нашим гостем. Если Гринделя арестуют по дороге, то это ничего не изменит. Мы должны быть на встрече! На этот счет у меня есть кое-какие идеи, но мне нужно время, чтобы их проверить!
– Тогда, в любом случае, до завтрашнего вечера! – неизменно бодро заключил Адальбер. – И не потеряйтесь по дороге!
Проводив Соважоля до дверей, Адальбер вернулся в библиотеку, где нашел своего друга сидящим в кресле с сигаретой в одной руке и бокалом с вином в другой.
– Что это за идея, которую ты хочешь проверить?
– Шоколадные пирожные Цезаря и запах, который он помнит до сих пор! Это тебе ничего не напоминает? Правда, это было несколько лет назад! Но есть моменты, которые не забываются…
Моментально став серьезным, Адальбер побледнел и автоматическим жестом налил себе коньяк.
– Смерть Вонга! – прошептал он изменившимся голосом.
Морозини действительно вспомнил один из самых трагических эпизодов их охоты за драгоценными камнями, украденными из пекторали Первосвященника Иерусалимского храма. Не хватало последнего камня, самого опасного из всех, потому что из-за него погибло больше всего людей: дьявольского рубина Безумной Жанны! В прекрасном старинном шале на берегу озера они приняли последний вздох корейского слуги замученного до смерти Симона Аронова. Друзья знали, что это воспоминание никогда не исчезнет из их памяти, потому что это был последний эпизод перед финальной трагедией…
– Как назывался этот городок?
– Килшберг! Он расположен бок о бок с шоколадной фабрикой «Линдт и Шпрюнгли», где делают, пожалуй, самый лучший шоколад в мире. В семье его очень любят!
Залпом проглотив содержимое своего бокала, Адальбер встряхнулся, словно пес, вышедший из воды, и к нему вновь вернулось хорошее настроение.
– С этим утверждением едва ли согласится одна знакомая нам дама!
– Королева бельгийского шоколада? Королева, с которой ты мог бы разделить корону? – сыронизировал Альдо. – Кстати, ты с ней не виделся?
– Как-то не было случая. Не вернуться ли нам лучше к швейцарской кондитерской? У тебя нет другой зацепки, кроме запаха?
– Есть! Церковь посреди луга! Это и есть церковь Килшберга…
– Если я правильно помню, то это как будто пригород Цюриха?
– Всего четыре-пять километров от города!
– Понятно! Так как мы тоже выезжаем на заре, пора начать подготовку. Теобальд! Чемоданы!
Они как раз застегивали их, когда зазвонил телефон. Адальбер снял трубку. Это был Ланглуа.
– Соважоль только что отчитался! Я бы предпочел, чтобы вы не ехали следом за ним!
– Почему?
– Потому что, несмотря на молодость, у него очень большой опыт, и он умеет следить за добычей, оставаясь незамеченным. Но если вы отправитесь целым караваном, этого не получится. В любом случае, в Базель ведет не так много дорог, если вы хотите добраться быстро. Надо ехать через Труа, Лангр, Везуль…
– … и Бельфор! Нам это известно. Позвольте вам напомнить, что мы не в первый раз пользуемся этой проклятой дорогой! – крикнул Адальбер. – Вы что, действительно принимаете нас за новичков? Слушаюсь, мой аджюдан!
И, красный от возмущения, он повесил трубку, не дожидаясь продолжения.
– Если бы речь не шла о жизни твоего тестя, я бы с радостью послал куда подальше и его, и его добрые советы! А ты?
– Нет. Ты забыл о жизни моего старого и дорогого Ги Бюто. Я люблю Кледермана, но Ги… Мне было двенадцать лет, когда он стал моим наставником, и именно ему я обязан большей частью своих знаний. Так что, каким бы ни был исход встречи в Цюрихе, потом мы непременно отправимся в Лугано, нравится тебе это или нет, поскольку я уверен: он там!
– Прости! – пробормотал Адальбер и сразу же добавил: – Мы не будем действовать на нервы Ланглуа, но мне бы очень хотелось присутствовать при отъезде Гаспара на встречу с Цезарем. Что скажешь?
Вместо ответа Альдо хлопнул его по плечу.
В половине пятого утра – они не спали и пяти часов! – Адальбер остановил машину под деревьями Венсенского леса так, чтобы видеть «Белый вереск», но на достаточном расстоянии, чтобы их не заметили. Робкий свет зари и легкий туман были им на руку, но из предосторожности друзья вышли из машины и спрятались за кустами, вооружившись биноклем.
– Для июньского утра что-то слишком прохладно, – проворчал Альдо, поднимая воротник плаща. – Что за дурацкая идея: присутствовать при отъезде врага! А если он решит выехать часов в девять-десять? Мы просто пустим здесь корни!
– Да нет, это невозможно! Гриндель хочет быть на месте вечером, поэтому вот-вот должен выехать. Он опытный водитель и обязательно учтет возможные проблемы на дороге. А мы уже в пути, потому что проехали половину Парижа. Так что не ворчи! Послушай лучше пение птичек, которые как раз просыпаются! Не часто нам выпадает случай их послушать… Смотри! Что я тебе говорил? Вон он, твой Гриндель!
В самом деле, с тихим скрипом отворились ворота, и серая машина с номерными знаками Цюриха выехала на улицу и остановилась. Мужчина, открывавший ворота, закрыл их и сел рядом с водителем. С зажженными из-за тумана фарами автомобиль уехал.
– Понятно! – прокомментировал Адальбер. – Второй тип, должно быть, Матиас. И я знаю все, что хотел узнать! Гаспар взял с собой своего младшего брата, и они будут действовать дуэтом. Ты знаешь им цену!
– Разберемся! Едем? – спросил Альдо, усаживаясь на свое место.
– Минуту! Я ищу Соважоля…
И именно в этот момент инспектор появился в поле зрения Адальбера. В очках и надвинутой до бровей каскетке он вел «Рено» с потушенными фарами. Автомобиль был меньше, чем у Адальбера. Альдо посмотрел на него с сочувствием:
– Лучше бы он поехал поездом! Швейцарец обскачет его как младенца!
– Что за выражения! Ладно, оставим это! К твоему сведению, князь, мне с моими двадцатью пятью лошадиными силами далеко до этой малышки. Я где-то читал, что конструктор специально создавал машины для полиции. На вид не бог весть что, зато мотор! Все, в путь!
– И мы окажемся на «хвосте» у Соважоля. Именно этого Ланглуа и не хотел.
– Какой же ты зануда, когда не выспишься! Нет, сударь, за Соважолем мы не поедем. Скажу тебе больше: мы окажемся в Цюрихе раньше всех!
– Каким образом?
– Объясню! Наши паломники поедут по национальным дорогам до конечного пункта, а мы только до Ножана-на-Сене. Потом я провезу тебя по французской глубинке. Под этим я понимаю сеть дорог в департаментах, на которых машин намного меньше, чем на главных трассах, и содержатся они в лучшем состоянии. Добавлю, что мы минуем Труа и Шомон, где они потеряют немало времени, потому что сегодня пятница, рыночный день. Мы объедем даже Лангр, потому что выедем на шоссе N19 уже после него! В Везуле мы понаблюдаем, как они проедут мимо нас, пока будем перекусывать!
– А бензин?
– У меня в багажнике канистра. Впрочем, найдется мало деревень, где нет ни автомастерской, ни заправки. Напоминаю: им тоже понадобится бензин! Ты понял?
– Думаю, да! Ты так уверен в себе!
– Знаешь, – сказал Адальбер, снова став серьезным и трогаясь с места, – я знаю Францию наизусть, потому что я исколесил ее вдоль и поперек и видел во всей красе. Нет ни одной дороги, даже самой незначительной, по которой я бы не проехал, даже по проселкам. Поэтому мы не рискуем заблудиться!
– Иными словами, сменить я тебя не смогу? – с грустью вздохнул разочарованный Альдо.
– Сможешь, как только пересечем границу! А пока посмотри карту, которая лежит в ящике для перчаток… А когда наступит время отдыха, нальешь нам кофе, который Теобальд налил в термос!
Они выехали из Венсенского леса и пересекли Марну в нежном золотистом свете зари. Метеорологи обещали прекрасную погоду и идеальную температуру воздуха. Опустив стекло и положив локоть на дверцу, Адальбер вел машину и напевал… Альдо не мог похвалиться таким же спокойствием и с восхищением наблюдал за другом. Известие о том, что его старый Ги тоже оказался в руках бессовестных негодяев, потрясло его, в нем нарастало желание прикончить этих мерзавцев. Война и более четырех лет практически полной нищеты плохо сказались на здоровье этого очаровательного человека, к которому была привязана вся семья, и в ком сам Альдо видел второго отца. При мысли о том, что с ним могут плохо обращаться, у него темнело в глазах.
– Ты слишком много куришь! – укорил его Адальбер, наблюдавший за другом краем глаза, когда дорога это позволяла, и увидевший, как тот закурил новую сигарету после четырех или пяти предыдущих. – Если ты погубишь свои легкие, этим ты никак не поможешь Ги. Твои руки будут дрожать, если придется стрелять. В любом случае, ему ничего не угрожает, пока тебе не предложили сделку. Меня больше волнует другое. Что произойдет, если таможенники схватят Гринделя и получат его сумку с драгоценностями? Как отреагирует Гандия, если Гаспар не привезет драгоценности? Эта задумка полиции кажется тебе удачной?
– Об этом мы узнаем только завтра вечером! Избыток мер предосторожности не всегда лучшее решение! Да и стоило ли нам покупать сумки в «Ланселе»? Правда, ты сделал себе маленький подарок… Но я не вижу возможности произвести подмену.
– Посмотрим, посмотрим… Интересно, где Гриндель будет сегодня ночевать? Ни в «Бор-о-Лак», ни у себя! Учитывая то, что он сбежал от полиции, его квартиру должны были опечатать, но Цюрих – его город. Он знает его как свои пять пальцев вместе с окрестностями. У него должно быть убежище. Почему бы не в гостинице Килшберга?
– Тебе не кажется, что на сегодня вопросов достаточно? Поживем – увидим! Пока что импровизации нас не подводили! – решительно закончил Альдо и выбросил окурок в окно.
Маршрут Адальбера оказался удачным. Дорожная сеть во Франции поддерживалась в отличном состоянии, и дороги департаментов, не такие широкие и менее загруженные, чем национальные, часто позволяли ехать быстрее. И в этом блестящий водитель себе не отказывал, сбавляя скорость, как только на горизонте появлялось кепи жандарма. К часу дня они были уже в Базеле, пограничном городе, остановившись только один раз, чтобы заправиться, перекусить сандвичем с ветчиной и сливочным маслом и запить это стаканом божоле в кафе по соседству с заправкой…
Границу они пересекли без проблем и поставили машину на стоянке, чтобы допить кофе из термоса и понаблюдать за машинами, проезжающими через шлагбаум.
– Держу пари, что мы опередили их на час! Или даже на два, если они решили где-нибудь пообедать.
– А вдруг они приехали раньше? Что мы тогда будем делать?
– Это невозможно, – безапелляционно отрезал Адальбер.
Ровно через час серый «Ситроен» проехал мимо них, и они увидели, что Матиас Шурр сохранил свой прежний облик, а лицо Гринделя теперь украшали усы и короткая бородка.
– Я бы сказал, что они проехали совершенно спокойно, – заметил Альдо.
– Я никогда слишком не доверял фототелеграммам
[9], которые отправляют зачастую на большие расстояния. Чаще всего они получаются слишком темными! Хочешь сесть за руль?
– С удовольствием! Это поможет мне проснуться!
Они тронулись в путь, не став дожидаться, когда подъедет молодой полицейский: он знал, где их можно найти. Важнее было выяснить, где решил остановиться Гриндель.
Восемьдесят пять километров, отделяющие город на Рейне от города на озере, они проехали без приключений. Альдо достаточно хорошо знал Цюрих, поэтому надеялся без труда определить пункт назначения двух братьев. Но судьба решила иначе: в центре города перед их «Рено» столкнулись два грузовика. Альдо пришлось резко нажать на тормоз, иначе машина Адальбера непременно влетела бы в них.
– Черт побери! – в ярости выругался он, в то время как Адальбер расхохотался.
– Я смотрю, рефлексы у тебя в порядке!
– И это тебя забавляет? Мы теперь не скоро выберемся отсюда. И у нас не будет ни малейшего шанса найти наш дуэт!
В самом деле, несмотря на всю любовь швейцарцев к порядку и их организованность, начался настоящий хаос. Нельзя было проехать ни вперед, ни назад, поэтому к служащему гостиницы «Бор-о-Лак», ставящему машины на стоянку, они подъехали лишь три часа спустя.
– Наконец-то! На сегодня все! – заявил Адальбер, направляясь в бар. – На разведку отправимся завтра утром! А пока отдых! Соважоль должен скоро появиться.
К несчастью, время шло, но инспектор так и не приехал. Понемногу друзья начали тревожиться, и беспокойство не позволило им насладиться этой передышкой в большом отеле на берегу озера, где все было создано для комфорта и удовольствия.
Такое длительное молчание могло быть вызвано лишь каким-то непредвиденным случаем, возможно, достаточно серьезным. У Соважоля был адрес отеля, поэтому в случае поломки автомобиля он мог бы их предупредить.
– … Если только он не застрял в чистом поле, вдалеке от населенных пунктов, и машиной больше пользоваться нельзя! – вздохнул Адальбер. – Но, черт побери, на автотрассе полно машин, и населенные пункты через каждый километр! Или…
– Возможно, он ранен? – закончил за него Альдо и немедленно принял решение: – Я позвоню в уголовную полицию. При нем документы, и туда сразу же сообщат, если он попал в больницу!
Но когда они, наконец, дозвонились до Парижа, то ничего не узнали: была полночь, Ланглуа уже уехал, никаких сообщений не поступало. Им не оставалось ничего другого, как лечь спать.
Утром Альдо попросил вызвать такси, чтобы отправиться в Килшберг. Они заранее ознакомятся с дорогой, чтобы не плутать вечером. Друзья убедились в том, что место соответствует их воспоминаниям о нем и инструкциям Гандия. В шести километрах от Цюриха на берегу озера расположился приятный городок с длинной центральной улицей, вдоль которой у подножия холма выстроились красивые, немного суровые особняки XVIII века, окруженные садами. Средневековая церковь Святого Петра стояла посреди луга. Все здесь дышало покоем и процветанием, воздух был наполнен ароматом шоколада.
Чтобы окончательно убедиться в своей правоте, Альдо пригласил таксиста выпить с ними кофе.
– Мы ищем приятное место, чтобы поселиться где-то здесь, на озере, – объяснил он. – Нам хвалили Килшберг, но озеро большое. Есть ли на берегу еще какое-нибудь место, похожее на это?
Мужчина удивленно посмотрел на него.
– Если вам хвалили Килшберг, зачем же искать в другом месте?
– Простите меня, я неточно выразился. Мы были не слишком уверены в названии места. Нам только сказали, что церковь там стоит посреди широкого луга.
– Тогда и искать больше незачем! Такое только здесь. А разве вам не говорили о шоколадной фабрике?
– О да! Мы хотели бы там остановиться на обратной дороге. В нашей семье все обожают этот шоколад, и будет целая драма, если мы его не привезем!
– Он и вправду хорош! – согласился таксист, чья национальная гордость была польщена. Результат закрепили, презентовав ему одну из тех коробок шоколада, которые друзья в большом количестве приобрели в магазине при фабрике. Адальбер же не устоял перед искушением и купил – в дорогу! – сундучок с конфетами, который собирался поставить в ящик для перчаток своего автомобиля. После чего они вернулись в отель. Новостей по-прежнему не было…
Никогда еще вторая половина дня не казалась им такой бесконечной! Они не осмеливались выходить из номера, поскольку опасались быть узнанными. По той же причине они не вышли посидеть и в сад. Единственным контактом с внешним миром был неутешительный телефонный звонок от Ланглуа: у него тоже не было известий о Соважоле.
Не зная наверняка, что сулит им будущее, мужчины предупредили в отеле о своем намерении уехать после ужина. Поэтому они собрали чемоданы, потом спустились в ресторан, где впервые в жизни поужинали без всякого аппетита. Наконец Альдо оплатил счет, и они снова сели в машину.
Была только половина одиннадцатого, но они решили приехать в Килшберг задолго до встречи, чтобы выбрать место, если не стратегическое, то хотя бы удобное. Впрочем, они уже приглядели невысокую стену дома с закрытыми ставнями. Эта стена, густо увитая плющом, образовывала угол, за которым можно было спрятаться.
Машину друзья оставили примерно метрах в ста от церкви, куда они приехали вскоре после одиннадцати часов вечера. Вокруг все было тихо и спокойно. Несомненно, причиной этого был мелкий назойливый дождь и пасмурная погода. Тому, кто оказался на улице в такую погоду, не позавидуешь! Но она вполне устраивала двоих друзей, одетых в непромокаемые плащи и вооруженных как секретные агенты: пистолет в кармане, маленький «браунинг» за резинкой носка, в кожаных ножнах на предплечье нож, который легко оказывался в ладони. Альдо решил было, что это уже чересчур, но Адальбер парировал:
– Мы не знаем, что нас ждет, поэтому лучше иметь больше, чем оказаться недостаточно вооруженным. Вспомни наш веселый вечерок в замке Унгаррен!
Они направились к выбранному месту, откуда невозможно было пропустить ничего из происходящего. Укрывшись за выступом стены под побегами плюща, они стали ждать…
Ожидание продлилось недолго. Как раз перед тем, как колокол гулко пробил половину двенадцатого, с юга подъехала не знакомая им машина с потушенными фарами, притормозила позади церкви на краю заросшей травой площадки, скользнула в густую тень храма и остановилась. Это явно был автомобиль Цезаря.
Из него никто не вышел. Снова воцарилась тишина. Темнота мешала сосчитать сидящих внутри автомобиля, не помогало даже острое зрение Альдо. Если верить последнему телефонному разговору между Гандия и Гринделем, первого должен был сопровождать один из его приспешников. А еще в машине должен был находиться Кледерман, связанный и, возможно, с кляпом во рту…
– Не знаю, что ты об этом думаешь, – прошептал Адальбер, – но эта встреча кажется мне просто бредовой! Почему посреди деревни? Почему рядом с этой церковью, хотя вокруг множество спокойных уголков, а поблизости озеро, с помощью которого так удобно избавиться от того, кто мешает?
– Что касается озера, то для жителей Цюриха это немыслимо. Оно для них почти священно! А это озеро – самое чистое среди озер всех кантонов Швейцарии! И потом, у Гандия должны быть свои причины для встречи именно в этом месте.
– Но если он приглашает Гринделя убить собственного дядю, то ведь будет шум, не так ли? Выстрел…
– А почему не удар ножом? Шум устроим мы, потому что я здесь не для того, чтобы позволить ему развлекаться, – заявил Альдо, вынимая из кармана пистолет, который он снял с предохранителя.
Адальбер сделал то же самое. В это мгновение до них донесся рокот мотора, и двойной свет фар на короткое время осветил церковь сзади.
– Смотри-ка, – заметил Адальбер, – вот и братья!
В самом деле, знакомый силуэт серого «Ситроена» остановился у края зеленого ковра почти напротив другой машины. С первым ударом колокола, от которого наблюдатели вздрогнули, его пассажиры вышли. В левой руке Гаспар нес сумку с драгоценностями, правую держал в кармане. Матиас шел следом за ним. Со вторым ударом Гандия тоже вышел из машины… И все события произошли за тот отрезок времени, пока колокол отмерял остальные десять ударов полуночи. Не произнеся ни слова, Гриндель вынул руку из кармана и выстрелил. С коротким хрипом Гандия согнулся пополам и рухнул на землю. Почти одновременно Матиас, двигаясь зигзагом, расстрелял заднюю часть его машины. Гриндель вернулся к своему автомобилю, мотор которого продолжал работать, тронулся с места, подобрал брата и, вдавив в пол педаль газа, помчался к главной улице, несмотря на отчаянную стрельбу Альдо и Адальбера. Последнему пришлось уворачиваться от автомобиля Гринделя, а Альдо продолжал стрелять, надеясь попасть в бензобак «Ситроена»… Но нет! Несмотря на всю его ловкость, проклятая машина уже исчезла!
– Это невозможно! Они одержимы дьяволом! – выкрикнул он.
– Ты наверняка задел одного, – заметил Адальбер вместо утешения. – Матиас, должно быть, ранен в плечо!
– Но он жив, черт возьми! Этот ублюдок жив, тогда как Мориц…
– Тоже жив, – сказал Адальбер, осматривавший брошенный «Фиат». – Подойди и посмотри!
На заднем сиденье действительно был труп неизвестного, а рядом манекен в элегантной одежде.
– Теперь нам лучше уехать, – посоветовал Адальбер, подбирая брошенную сумку. – Сейчас сюда сбежится вся деревня, и нам придется объясняться с полицией!
Они замерли, прислушиваясь, но все было спокойно.
– Это невозможно! Они что, все глухие?
– Думаю, все дело в ударах колокола… Должен признать, что звук очень громкий, и Гриндель должен был знать об этом.
– Что будем делать теперь?
– У нас нет выбора: мы едем в Лугано. Готов поклясться, что этот мерзавец захочет навести порядок на вилле Маласпина. Надо постараться, чтобы он туда не попал. Мы правильно сделали, что заплатили по счету в отеле и залили бак! Если повезет, то эта парочка немного передохнет перед новой атакой…
– Мы тоже… Но только для того, чтобы выпить кофе из нашего термоса… и заглянуть в эту столь небрежно брошенную сумку! – сказал Адальбер, ставя пресловутую сумку к себе на колени. – Я бы удивился, если бы в ней оказалось хотя бы одно украшение! Забавно, насколько одинаково думают великие умы! – добавил он, вынимая кусок ваты и пакет с сухой фасолью. – К счастью, у нас разный бакалейщик!
Глава XII
Долг чести
Одержимая идеей увидеть, что в действительности происходит на вилле Маласпина, Мари-Анжелина большую часть своего времени посвящала наблюдению за ней. Днем она сидела на башне, но с наступлением вечера, отослав ужин, она предпочитала обследовать общую стену. План-Крепэн обнаружила участок в небольшой низине, наполовину скрытый побегами аристолохии, обвившей ствол соседнего дерева. Она без труда взбиралась на стену, устраивалась там сразу после ужина и оставалась до полуночи. Остаток ночи за виллой с башни наблюдали мужчины.
Зная свою компаньонку, госпожа де Соммьер спросила лишь о том, действительно ли этот пост кажется ей лучше прочих.
– Намного лучше! Он ближе к вилле и расположен не под углом. Вечером, когда окна освещены и закрыты, я вижу силуэты. Когда свет погашен, я более отчетливо слышу звуки.
– И собаки вас не обнаружили?
– Обнаружили, но помимо того, что им, вероятно, нравится мой запах, Болеслав наверняка сказал вам, что закупки мяса сильно увеличились?
– Этой темы мы даже не касались. Уишбоун дает деньги на хозяйство, и такого рода детали его не интересуют! Берегите себя, прошу вас, и никогда не спускайтесь одна в сады этой проклятой клиники!
Вот как раз в историю о клинике План-Крепэн верила все меньше и меньше. Да, карета «Скорой помощи» приезжала тремя днями раньше поздно ночью, но если кого-то и привезли, в Маласпине абсолютно ничего не изменилось. Теперь больных должно было быть четверо, но с наступлением ночи ни в одном новом окне не зажигался свет. Не могли же они разместить больных в погребе?
То же самое относилось и к ремонтным работам, о которых говорил Гандия. Никаких следов! Ни единой кучки гравия! Ни единого звука песен, которые рабочие всего мира и особенно итальянцы напевают или насвистывают за работой! Или они заворачивают свои молотки в тряпки, чтобы не мешать отдыху больных? В это тоже наблюдательница не верила. И ее сомнения лишь усилились, когда две ночи назад как раз перед тем, как она собиралась отправиться спать, до нее донеслись звуки – увы, слишком тихие, чтобы хоть что-то разобрать! – яростной ссоры между мужчиной и женщиной. Что все это значило?
По этому случаю она решила поделиться своими наблюдениями с Уишбоуном. Тот внимательно ее выслушал и высказал готовность попытаться разгадать загадку логова Гандия. Они оба вооружились револьверами, патронами и отборными котлетами, заняли место на стене под аристолохией и стали ждать, когда после ритуального обхода сада с собаками дом примет свой обычный ночной облик: свет на первом этаже погашен, светятся лишь три окна на втором этаже. Прошло еще немного времени, появились два добермана, сразу же бросившиеся к План-Крепэн за ежедневным угощением. Но в этот вечер в рубленое мясо подмешали снотворное в надежде, что собаки его не учуют. Так и вышло. Псы проглотили котлеты и мирно заснули.
– Отлично! – одобрил Уишбоун. – Теперь можно идти!
Учитывая дружбу План-Крепэнов с собаками, Мари-Анжелина хотела первой спрыгнуть со стены, но Уишбоун приземлился почти одновременно с ней. Его внимание привлекло что-то другое.
– Смотрите! – сказал он, указывая на угол террасы, где появился мужской силуэт. Мужчина перелез через ограждение, потом попытался уцепиться за бутовый камень и упал. – Если это тип не пытается сбежать, я готов превратиться в крысу!
– Фу! Вы не могли найти другого сравнения? Я бы предпочла «превратился в шляпную картонку», это менее гадко.
– Но он что-то не торопится вставать. Пойдемте, поможем ему! Или, лучше, я сам это сделаю! Незачем рисковать нам обоим! Оставайтесь здесь!
Проскользнув между цветущими и фигурно подстриженными кустами, техасец добрался до мужчины. Тот упал на спину и еще не встал, только растирал себе спину. Так как он не слышал, как подошел Уишбоун, то едва сдержал крик, когда американец нагнулся к нему.
– Вы думаете, что сломали кость? – спросил он по-английски.
– Смотри-ка! Британец… или скорее американец, – сказал упавший, не слишком удивившись. – Я просто немного оглушен. Удивительно: когда падаешь на спину, все отдается в голове!
– Если вы пытаетесь спастись, то вам придется встать, дойти до стены и влезть на нее… Если вы действительно, как я предполагаю, пытались сбежать!
– От вас ничего не скроешь! – вздохнул мужчина, с помощью техасца поднимаясь на ноги. – А вы-то что здесь делаете?
– Мы – другое дело! Я говорю «мы», потому что со мной моя подруга. Мы были бы счастливы осмотреть этот памятник архитектуры!
– Я вам этого не советую! Откуда вы пришли?
– С виллы Адриана, она по соседству.
– Это мне подходит. Идем!
Пока они добирались до аристолохии, Корнелиус не удержался и заметил своему спутнику, что, когда собираешься бежать летней ночью, лучше надевать темную одежду, а не светлые брюки и шляпу. У мужчины темным был только пиджак.
– Когда похищают людей, – проворчал мужчина, – им редко дают время на то, чтобы собрать чемодан!
Наконец они оказались в тени деревьев, где Мари-Анжелина не находила себе места от тревоги.
– Что вы так долго? Вы ранены? – обратилась она к сбежавшему.
– Нет, только копчик болит, но…
Он подошел поближе к План-Крепэн, чтобы рассмотреть ее.
– Господь всемогущий! Вы мадемуазель дю План-Крепэн?
Она тоже узнала беглеца.
– Профессор Цендер? Вы здесь? Как…
– Вам не кажется, что в доме вам будет удобнее болтать? – нетерпеливо вмешался Уишбоун. – Надо еще перелезть через стену!
– Мы готовы!
Мари-Анжелина уже готова была последовать за ним, но вдруг передумала.
– Минуту! Будет лучше, если мы перенесем собак подальше отсюда. Так как мы не знаем, сколько времени они будут спать, они могут проснуться только днем, и тогда люди Гандия сразу поймут, где искать сбежавшего профессора!
Собак отнесли вниз, где стена отделяла виллу Маласпина уже не от виллы Адриана, а от другой, нежилой виллы. Они не забыли оставить побольше следов. Потом вернулись обратно и постарались замести следы с помощью веток. План-Крепэн поднялась первой, оседлала гребень стены, нагнулась как можно ниже и подала руку Цендеру, которого техасец резко подтолкнул снизу, не заботясь о его больном копчике. Через несколько мгновений они уже были по другую сторону ограды, где их встретили Юбер и Болеслав.
На вилле Адриана свет горел только в гостиной, но ставни и двойные шторы его скрывали. На вилле Маласпина царила полная тишина. Побег знаменитого профессора удался…
Он радовался этому как мальчишка, который только что сбежал с уроков, но не забыл попросить поесть… и что-нибудь выпить! Уже два дня ему давали только воду для поддержания сил, предупредив, что еды он не получит до тех пор, пока не согласится выполнить то, что ему предлагают….
– Вы сказали нам, что вас похитили, – заметила госпожа де Соммьер, наблюдая, как Цендер поглощает яйца, хлеб, ветчину и сыр, запивая это терпким ламбруско. – Для чего? И как?
– Меня вывезли из моей клиники в карете «Скорой помощи», где мне в нос ткнули кусок ваты с хлороформом. Потом я оказался в роскошной комнате. Там было все необходимое, но окна были зарешечены и выходили на склон горы.
– Иными словами, вас привезли на задворки Маласпины! – объявила Мари-Анжелина. – Я была уверена, что самое интересное происходит именно с той стороны! Там…
– Может, вы немного помолчите, План-Крепэн? – прервала ее маркиза. – Когда профессор Цендер закончит, вы сможете комментировать, сколько угодно!
– Как я уже говорил, в моей «камере» было все необходимое, включая и поднос с холодным ужином. Уже наступила ночь, а спать я не хотел, и я проглотил все, что стояло на подносе, разделся, умылся и лег в постель. Мне больше нечем было заняться, поскольку мне объявили, что только я утром узнаю, чего от меня ждут.
Если я и опасался того, что в еду или в напитки подмешали наркотик, то я ошибся. Все было отличного качества, великолепно приготовленное и без каких-либо ловушек. Я проснулся таким же свежим и бодрым, как обычно. У меня даже настроение было хорошее, потому что это приключение меня заинтриговало. Я впервые в жизни имел дело с человеком, лицо которого скрывала черная маска с прорезями для глаз!
– Каким он был, не считая этой детали? – спросила госпожа де Соммьер, опередив План-Крепэн, которая уже открыла было рот, чтобы задать вопрос. И закрыла его, несколько разочарованная.
– Высокий, спортивный, в возрасте, с довольно приятным голосом. Одет даже с некоторой элегантностью, в спортивном стиле.
– Будто бы джентльмен? – План-Крепэн не удержалась от иронии.
– Если хотите… Но утром за мной пришел не он. Это была женщина, одетая как медсестра. Я последовал за ней по коридорам и лестницам этого залитого солнцем дома, который показался мне огромным. Наконец мы остановились перед высокой дверью с позолоченной лепниной. Постучав, медсестра ее открыла. Поначалу мне показалось, что передо мной черная дыра, но глаза быстро привыкли, и я увидел, что ставни закрыты, шторы задернуты, а перед зеркалом туалетного столика горит свеча. Это было единственное зеркало, не закрытое вуалью.
Женщина с седыми волосами в роскошном дезабилье из атласа и кружев стояла перед туалетным столиком в пол-оборота. На ней тоже была вуаль, скрывавшая лицо.
На меня произвела впечатление гордая осанка этой женщины, и я поклонился ей.
– Вы действительно профессор Оскар Цендер? – спросила она.
– Да, сударыня! Я бы с удовольствием добавил «к вашим услугам», если бы меня не привезли сюда силой, что мне очень не понравилось.
– Примите мои извинения, но, когда вы выслушаете меня, думаю, вы все поймете! – заверила она хриплым голосом, в котором неожиданно пробивались чистые ноты.
Потом она приказала открыть шторы и ставни, встала лицом к свету и, закрыв глаза, сняла вуаль… Я увидел невероятно изуродованные лицо и шею, каких мне раньше видеть не доводилось. Седые волосы исчезли, они оказались всего лишь париком, скрывавшим роскошные черные волосы, часть которых была практически скальпирована над одной, чудом сохранившейся бровью… Я спросил ее, как это произошло.
– Автомобильная авария. Я вылетела через лобовое стекло и врезалась в скалу. Я чудом избежала смерти… Но потом я часто об этом жалела. Пока не услышала хвалебные отзывы о вашем таланте! «Хирург с золотыми руками»! Именно поэтому я попросила привезти вас сюда.
Я ответил, что она могла сделать это иначе, и куда лучше было бы ей самой приехать ко мне в клинику, пусть даже ночью. В частном доме я ничем не смогу ей помочь. Она мне сообщила, что виллу переоборудовали в клинику, и что операционная уже готова. На это я ответил, что этого недостаточно, что я привык оперировать со своей бригадой, которая работает как часы, и мне без нее не обойтись. Тем более в ее случае, когда требуется несколько операций, чтобы нормально восстановить лицо и шею. Мои слова ее шокировали.
– Нормально? Что вы имеете в виду?
– Что на них можно будет смотреть без жалости и отвращения…
Я увидел, как вспыхнули ее глаза, но она медлила с ответом. Потом женщина подошла к драгоценному флорентийскому шкафчику и достала из ящика фотографию в золотой рамке. На фото была идеально красивая женщина в платье в стиле «ампир», полулежащая на шезлонге в исполненной грации позе – вспомните мадам Рекамье! – и украшенная потрясающими драгоценностями. Царственным жестом она протянула мне снимок:
– Вот такой я была прежде и такой хочу стать снова! Вы слышите, профессор? Только это лицо я хочу снова видеть в зеркале… И вы его восстановите! Я никогда не удовольствуюсь этим вашим «без отвращения»!
Не стану скрывать от вас, что я смотрел на нее, оцепенев от ужаса, потому что я ее узнал. Это была Лукреция Торелли, знаменитая певица, о которой вы наверняка слышали и которой, возможно, даже аплодировали.
– Мы действительно однажды аплодировали ей в парижской Опере, – заметила госпожа де Соммьер. – Один-единственный раз! Вскоре после этого она попыталась уничтожить мою семью и оставила после себя руины! Так вот кто, оказывается, наша загадочная соседка? Она призналась вам, что она убийца, которую разыскивает полиция, и французская, и английская? В данную минуту ей следовало бы сидеть в тюремной камере и ждать приговора суда присяжных, а не жить в роскошной резиденции в окружении цветов и очаровательного пейзажа!
– Я ничего не имею против тюремной камеры, – добавила Мари-Анжелина, – но мне кажется, что понесенное ею наказание куда суровее! Это рука Господа воспроизвела на ее лице черноту ее души! Но как закончилась ваша встреча с «божественной» Торелли?
– Не так, как ей бы хотелось, потому что вы помогли мне сбежать. Я ответил, что она требует от меня невозможного, и даже в Цюрихе, в моей собственной операционной, с моей бригадой, я не смог бы воссоздать такую красоту! Я добавил – довольно неучтиво, но я и сам был в гневе, – что даже если бы ей было на двадцать лет меньше, и у нее была бы молодая эластичная кожа, мне бы это не удалось! После этого она впала в неописуемую ярость, называла меня шарлатаном и другими словами, а потом вынесла мне приговор: я останусь в моей комнате без еды, пока не сделаю то, что ей нужно! И мне следует считать себя счастливым, так как в моей ванной есть вода! Если я по-прежнему буду отказываться от проведения операции, то через несколько дней меня отправят в погреб, где я, разумеется, мыться не смогу! Вот, я вам все рассказал! – вздохнул профессор, протягивая стакан Юберу, чтобы тот снова его наполнил.
– По сути, – произнес тот, налив полный стакан и себе, – вы могли бы избежать всех этих… неприятностей. Нужно было просто согласиться, и как только эта дама оказалась бы под наркозом, вы бы исправили самые серьезные повреждения и сообщили, что нужно подождать неделю и сделать еще одну операцию. А потом сбежать, вернуться к себе и…
Договорить ему не удалось. Коротышка Цендер, на голову ниже Юбера, вскочил на ноги и рявкнул ему в лицо:
– Вы за кого меня принимаете? За шарлатана, как говорила эта сумасшедшая – потому что она таковой является! – за человека без чести, способного прибегнуть к любому способу, чтобы обрести свободу? Способного воспользоваться своим искусством, чтобы лишить пациентку возможности двигаться, и сделать то, что меня устраивает? А как же деонтология?
[10]А как же клятва Гиппократа? С этим как быть?
– Не сердитесь! Я говорил просто так… не подумав! Такого рода пациентка – впрочем, странное слово, оно совершенно ей не подходит! – не заслуживает того, чтобы ради нее слишком старались. И потом, вы все равно оказали бы ей услугу, хотя бы немного улучшив ее физиономию!
– Вы забываете о двух вещах. Первое: чтобы «оказать ей услугу», как вы выразились, мне нужна операционная и компетентные люди в качестве помощников…
– Это я понимаю. А что же второе?
– Человек в маске сидел в углу и не упустил ни слова из нашего разговора. Провожая меня в мою комнату, он не стал скрывать от меня того, как он со мной поступит, если я сделаю то, о чем вы нам тут рассказали. Он пообещал превратить в ад те немногие часы, которые будут мне отведены!
– Это безумие! – взорвалась План-Крепэн. – Он до такой степени привязан к этому чудовищу?
– Я скажу вам больше, мадемуазель. Он ее любовник и до сих пор любит эту женщину! Естественно, именно его она отправила за мной, воспользовавшись отсутствием своего брата!
– А что предпримет ее брат, когда вернется? – машинально поинтересовался Уишбоун.
– Вот этого я не знаю.
Вместо Цендера ответила Мари-Анжелина:
– Мы знаем, потому что немного познакомились с этим славным потомком Борджиа, этим ходульным Цезарем, не обладающим даже зловещим величием своего, так называемого, предка. Согласились бы вы оперировать или нет, он бы все равно вас убил!
Техасец неожиданно помрачнел. То, что он услышал в первую ночь пребывания на вилле Адриана, тот голос, который как будто пытался освободиться от пут и сорвавшийся после двух нот, оказывается, действительно, был голосом Лукреции, женщины, которую он обожал и которую ему никак не удавалось забыть. От того, что она была так близко, у него возникло странное ощущение. Он знал, что она преступница и безжалостная лгунья, но он не мог забыть о страшном наказании, которое послало ей Небо, потому что эта женщина была настоящим произведением искусства, и никто не имел права уничтожать такое совершенство!
Госпожа де Соммьер, наблюдавшая за ним краем глаза, читала по его лицу так же легко, как по книге. Она догадывалась о его чувствах и захотела ему помочь. Маркиза повернулась к беглецу:
– Мне хотелось бы задать вам вопрос, профессор.
– Пожалуйста, прошу вас…
– Если бы она приехала к вам на консультацию и доверилась вам и вашим ассистентам обычным путем, могли бы вы совершить чудо, которого она от вас ждала?
– Нет. И я сказал ей об этом. Вспомните, я даже уточнил, что даже у очень молодой женщины мне бы не удалось воссоздать былое совершенство. Именно это вызвало ее гнев и мой приговор!
– Она, должно быть, совершенно безумна! – воскликнула План-Крепэн. – И идиотка к тому же! Как она не понимает, что вы – ее единственный шанс снова появиться на людях? Вы могли бы вернуть ей хотя бы более или менее приемлемое лицо?
– Возможно, я сделал бы даже чуть больше, потому что глаза не пострадали, и они прекрасны. Разумеется, она не узнала бы себя в зеркале, но с помощью косметики она могла бы жить, как все обычные люди, не прячась. Я не знаю ее возраста, но ей уже исполнилось сорок?
– Ей сорок один год. Вы, разумеется, связаны профессиональной тайной. И это стало бы для нее лучшим способом скрыться от уголовной полиции, Скотленд-Ярда и международных служб, которые ее преследуют. Лукреция богата и с легкостью достала бы себе новые документы. И все же она отказывается от такого неслыханного шанса?
– Категорически!
– Для нее либо все, либо ничего? Значит, она дура!
– Не совсем, – не согласилась маркиза. – Для таких женщин, привыкших жить в свете рампы и видеть толпу у своих ног, должна быть невыносима одна только мысль о том, чтобы оказаться в безвестности, стать незаметной, обычной госпожой Такой-то!
– Не оставить ли нам в покое переживания этой женщины? – проворчал Юбер. – Когда она и ее клика заметят, что профессор Цендер сбежал, как, по-вашему, что они предпримут? Естественно, будут его искать. И я сомневаюсь, что они обойдут вниманием нашу виллу, самую близкую к ним. Мне кажется, я бы поступил именно так…
– Благодарение Богу, у большинства смертных нет вашего блестящего ума, кузен! – язвительно заметила Мари-Анжелина. – Наша близость ничего не значит, потому что мы сделали все, чтобы создать впечатление, будто бегство состоялось через стену в нижней части сада Маласпины. Пока нам остается только ждать и приготовить постель для нашего гостя, чтобы он мог отдохнуть и восстановить силы. И нужно позвонить Ланглуа, чтобы ввести его в курс дела и быть готовыми к любой неожиданности. На тот случай, если соседи решат на нас напасть, что ж, мы их встретим… Поживем – увидим! Все же должна признать, что я чувствовала бы себя намного спокойнее, если бы Альдо и Адальбер были с нами…
Некоторое время спустя Оскар Цендер смог, наконец, предаться заслуженному отдыху. Вилла Адриана с наглухо закрытыми дверями и ставнями как будто защищала своих обитателей. По другую сторону стены, на вилле Маласпина, никто не знал, что узнику удалось бежать, и там тоже все как будто дышало глубоким покоем. В нижней части сада доберманы продолжали мирно спать… Было уже больше часа ночи.
Двести пятнадцать километров, отделяющие Цюрих от Лугано, показались Альдо и Адальберу намного длиннее и намного тяжелее тех шестисот километров, которые они проехали от Парижа до Цюриха. Пересекая сердце Швейцарии, дорога все время вела их по горам. К тому же мелкий дождик, начавшийся еще перед драмой в Килшберге, превратился в яростный ливень, подвергая «дворники» серьезному испытанию. Как и их нервы, впрочем. Тем более что в Альтдорфе, проделав примерно треть пути, они так и не увидели задних фонарей «Ситроена» Гринделя. Альдо, сидевший за рулем, остановился на деревенской площади, чтобы выпить чашку кофе.
– Мы не так намного от них отстали, и я ехал с приличной скоростью…
– В этом нет никаких сомнений! Я спрашивал себя, не съехали ли они с дороги, чтобы пропустить нас вперед. После перестрелки они должны были сообразить, что будет погоня?
– Так что нам делать? Останемся на некоторое время в засаде или поедем дальше?
– Мне кажется, лучше ехать дальше. Слишком велик риск опоздать. Но если ты устал, я тебя сменю! Мы не так далеко от Сен-Готардского перевала. В такую «замечательную» погоду это будет не слишком весело, так как в отеле нас предупредили о том, что туннель закрыт на ремонт!
– Ты заботишься обо мне лучше любой нянюшки! – улыбнулся Альдо. – Не волнуйся, все в порядке! Как только я почувствую в этом необходимость, ты сразу же сядешь за руль!
Они снова тронулись в путь, чтобы пересечь один из красивейших пейзажей Швейцарии. Кошмар продолжался, они не видели ничего, кроме извилистой ленты дороги, освещенной фарами, на которую продолжал лить дождь. Только в Айроло, уже на рассвете, дождь, наконец, стих, и, когда вдали показался Лугано, ярко засветило солнце.
Благодарение Господу, ритуальный прокол шины – к счастью, единственный – подождал до наступления дня и до того момента, когда они спустились в теплый кантон Тессин!
Было девять часов, и Мари-Анжелина пила уже третью чашку кофе, когда у ворот зазвонил колокольчик. Его явно трясла сильная рука. План-Крепэн торопливо направилась к воротам, но Уишбоун, который решил развлечь себя, бродя по саду с граблями, ее опередил. Он открыл обе чугунные створки, пропуская покрытую грязью машину, которую Адальбер сразу же повел в гараж. Почти задохнувшаяся от радости Мари-Анжелина бросилась на шею Альдо с такой порывистостью, что едва не сшибла его с ног.
– Спасибо, Господи! – закричала она. – Ты услышал меня, и вот они здесь!
Этот возглас заставил всю компанию выйти на крыльцо. Эмоции захлестывали всех, даже Юбера, обычно не склонного к пылкому проявлению чувств, и даже Оскара Цендера, который изо всех сил сдерживался, чтобы не расцеловать приехавших, с изумлением смотревших на него.
– Черт побери, профессор, что вы тут делаете?
– Мы вам сейчас объясним! – вмешалась госпожа де Соммьер. – Но сначала вернемся в дом! Иначе мы всполошим всю округу!
Все прошли в кухню, где Мари-Анжелина и Болеслав принялись кормить путешественников и подавать остальным присутствующим дополнительный завтрак. Постепенно радость встречи уступила место беспокойству.
– Если я правильно понимаю, после появления профессора Цендера вы перестали наблюдать за виллой? – заметил Альдо.
– Вы неправильно поняли, кузен! Мы с Болеславом провели остаток ночи на башне. В моем возрасте редко удается хорошенько выспаться ночью, и я компенсирую это небольшой сиестой. Зато благодаря бессоннице у меня есть время, чтобы читать, писать… Впрочем, неважно! Так вот, мы дежурили с Болеславом, который обладает ценной способностью засыпать и просыпаться когда захочет и где захочет!
– Юбер! – сурово одернула его госпожа де Соммьер. – Когда вы оставите эту дурную привычку отвечать лекцией, когда вам задают вполне конкретный вопрос? Вы не видели ничего тревожного, иначе вы давно бы уже об этом сказали!
– Зато мы слышали, как около четырех часов утра собаки залаяли так, как будто их никогда не кормили снотворным! Мужской голос приказал им замолчать… и все! Вот так! И что же теперь мы будем делать?
– Почему не поступить так, как я предполагал, пока не приехали вы, господа? – сказал Цендер. – Я думал пойти в полицию Лугано и подать жалобу на то, что меня похитили и плохо со мной обращались. Я швейцарец… и достаточно известен! Полагаю, они должны принять мою историю во внимание… Впрочем, почему бы нам не сделать это вместе?
– Не думаю, что у нас есть на это время! – сказал Адальбер. – Если наши двое убийц еще не приехали, то они скоро будут здесь! Если бы мы были в Цюрихе, в Берне или в Женеве, мы бы поспешили в полицию, но здесь люди в большей степени итальянцы, чем швейцарцы. Вы рискуете увязнуть в разглагольствованиях, но никто не станет ничего предпринимать! Кстати, вы уверены, что после восхода солнца сюда не приезжала ни одна машина?
– Уверены! – заверила его План-Крепэн. – Привратник не сходил с места, а у Гринделя едва ли есть ключ.
– Хорошо! Продолжайте наблюдение…
– Болеслав вернется на башню, но…
– Никаких «но»! Мы потеряли достаточно времени! Если Гриндель и его сводный брат еще не приехали, этим надо воспользоваться! Адальбер, дай мне ключи от твоей машины!
– Что ты хочешь делать? Мы поедем к ним навстречу?
– Нет, ты останешься! И я не поеду к ним навстречу, я хочу предупредить людей на вилле Маласпина! Если хорошенько подумать, то это единственное правильное решение…
– Если это действительно блестящая идея, то почему ты не предложил этого раньше? – запротестовал ошеломленный Адальбер.
– Потому что тогда я еще не слышал рассказа профессора Цендера! Вы сказали, что вас привез некий Макс, который управляет домом?
– Это так.
– Тогда стоит попробовать! Я пойду к нему и предупрежу о том, что их ждет. Возможно, не все присутствующие об этом знают, но именно Максу я обязан жизнью… И Уишбоун, впрочем, тоже. И еще Лиза, и Полина Белмонт. Это он не позволил нам сгореть заживо во время пожара в замке Круа-От! К тебе, Адальбер, это не относится! Поэтому тебе лучше остаться здесь с тетушкой Амели и Мари-Анжелиной…
– А мы, получается, не в счет? – хором запротестовали Юбер и Цендер.
– Конечно же, я учитываю и вас, вы тоже пригодитесь, если моя идея обернется провалом! Вы могли бы даже предупредить полицию! Адальбер, прошу тебя, не настаивай! Ты не имел дела с Максом, а я совершенно убежден, что он неплохой тип…
– Зато я его знаю! – вмешался Уишбоун. – И намного лучше, чем вы, Морозини! Если вы согласны, то мое место рядом с вами. Впрочем, чтобы избежать пустых разговоров, я выведу машину из гаража.
– Я к вам присоединюсь! – откликнулся Альдо. – Не забудьте в приступе энтузиазма взять оружие! Оно может пригодиться!
Техасец, который уже направлялся к двери, вынул «кольт» из кармана брюк, продемонстрировал его всем присутствующим и улыбнулся.
– А вы как думали? С тех пор, как я ввязался в это дело, он всегда при мне! Не стоит принимать меня за мальчишку!
– Такое мне даже в голову никогда не приходило, не сомневайтесь!
На этом Альдо обернулся к Адальберу, чье серьезное лицо выдавало сдерживаемый гнев.
– Мы же не станем сейчас ссориться? Постарайся меня понять!
– Что? После того, как мы были неразлучны в этой истории, ты отказываешься от меня в последний момент! Нет, этого я никогда не пойму.
– И он прав! – поддержала египтолога Мари-Анжелина. – Тем более, что мы отлично со всем справимся: два профессора, Болеслав и я, ваша покорная слуга.
– Да и я еще очень хорошо управляюсь с охотничьим ружьем! – добавила маркиза. – Я видела тут в шкафу парочку…
Альдо в отчаянии посмотрел на всех троих.
– Это вы не понимаете меня. Если я прошу Адальбера остаться рядом с вами, то потому, что… я не уверен, вернусь ли. Есть только он, мой «больше, чем брат», кому я мог бы доверить всех, кого я люблю: вас двоих, Лизу, которая, возможно, вспомнит, что когда-то любила меня, и моих малышей!
И чтобы не оказаться в неловком положении из-за охватившего его желания заплакать, Альдо выбежал из кухни. Уишбоун уже ждал его за рулем автомобиля и ради такого случая снова надел свою черную ковбойскую шляпу…
Последние слова Морозини потрясли тех, кто остался. Адальбер, наконец, шевельнулся, подошел к старой даме, взял ее за руку и крепко сжал.
– Отчего так бывает, – негромко сказал он, – мы так хорошо ладим, но иногда так плохо понимаем друг друга?
Эти слова заставили План-Крепэн очнуться. Она буквально взорвалась:
– Если этот безумец воображает, что мы останемся здесь сидеть сиднем и заламывать руки, бормотать молитвы, сморкаясь в платочки, то он глубоко ошибается! Уважаемые профессора, мы доверяем вам нашу маркизу. Мы же с вами, мой дорогой Адальбер, для начала заглянем в шкаф в вестибюле, а потом займем место под аристолохиями и будем наблюдать за тем, что происходит на этой проклятой Маласпине… Посмотрим, какой прием окажут там нашим сумасбродам!
– План-Крепэн! Вы становитесь вульгарной! – почти машинально отчитала ее госпожа де Соммьер. – Я бы предпочла, – добавила она с некоторой грустью, – чтобы со мной перестали обращаться как с хрустальной вазой, которую передают членам семьи из рук в руки!
С этими словами она ушла в свою комнату и заперлась там, чтобы скрыть свои эмоции.
План-Крепэн и Адальбер уже бежали по саду в направлении стены, на которую египтолог буквально вознес свою спутницу, потом передал ей оружие и присоединился к ней с достаточной легкостью. В тот момент, когда они устроились под аристолохиями, Уишбоун остановил машину у ворот виллы Маласпина и дважды нажал на клаксон, чтобы вызвать привратника.
Тот вышел, явно пребывая в плохом настроении. С порога сторожки он спросил:
– Что вам угодно?
– Мы вам скажем, если вы соблаговолите подойти ближе! – очень вежливо ответил Альдо.
Цербер приблизился к воротам, волоча ноги, но открывать не стал.
– Вот он я! Что дальше?
– Мы хотим увидеть Макса, дело очень срочное! Передайте ему, что господин Уишбоун и князь Морозини желают с ним поговорить! И пошевеливайтесь, прошу вас! Я вам только что сказал…
– Что это срочно? Я понял!
Не изменив своей шаркающей походки, он вернулся в привратницкую, и мужчины услышали, как он говорит по телефону куда более почтительным тоном. Должно быть, ответ оказался положительным, потому что привратник торопливо вернулся с огромным ключом в руках.
– Вы можете войти! Вход в задней части дома. Просто идите по боковой аллее под деревьями!
– Наконец-то мы узнаем, как выглядит невидимая нам часть этой виллы! – пробормотал Уишбоун.
Задняя часть дома оказалась менее величественной, чем фасад, но была не лишена определенной элегантности. Окон с этой стороны было меньше, некоторые из них были зарешечены, но каждое из них украшали цветы в подвесных ящиках… На пороге высокой украшенной гербом двери между двумя колоннами стоял мужчина.
– Это Макс? – спросил Альдо, который видел его лишь в черной маске с прорезями для глаз.
– Да! Он не самый плохой в их банде…
– Я знаю! – отрезал Морозини, который без особой злости вспоминал то время, когда в Круа-От Макс был его тюремщиком. – Тогда в замке я слышал, что он говорил о своих братьях. Сколько их?
– Двое, они младше его…
Этот самый Макс смотрел, как они подходят, скрестив на груди руки, Альдо же рассматривал это не знакомое ему лицо. В нем не было ничего неприятного, его можно было даже назвать привлекательным, невзирая на две горькие складки по бокам тонкогубого рта. Когда посетители оказались перед ним, Макс насмешливо улыбнулся уголком рта.
– Следует признать, что вам хватило храбрости прийти к нам, Морозини! Или вы сохранили столь приятные воспоминания о нашем гостеприимстве? Это не относится к Уишбоуну, который пользовался статусом особого гостя. Но входите же! – пригласил он и направился вперед по вестибюлю, выложенному черно-белым мрамором и украшенному парой греческих статуй и мраморным вазоном с огромными розовыми цветами гортензии. Лестница с двумя пролетами вела на второй этаж. Стояла полная тишина. Не было видно ни слуг, ни медсестер, никого, кто мог бы иметь отношение к персоналу клиники… Именно такая обстановка царила и в клинике доктора Моргенталя, если верить рассказу тетушки Амели и План-Крепэн…
Под лестницей Макс открыл перед ними дверь рабочего кабинета, полного книг и залитого солнечным светом, потом закрыл ее и прислонился к ней спиной. Он не предложил гостям занять два кресла в стиле «ренессанс», стоявшие перед внушительным письменным столом, из черного дерева с двумя тяжелыми резными тумбами.
– Итак? – в голосе Макса звучала ирония. – Что заставило вас отправиться в пасть льва? Вам надоело жить?
– Не говорите ерунды! – ответил Альдо, усаживаясь в одно из кресел, тогда как Уишбоун, постаравшись принять самый достойный вид, занимал другое. Реакция последовала незамедлительно.
– Я что-то не помню, чтобы я предлагал вам сесть!
– Да бросьте вы! Послушайте дружеский совет: вам тоже следует сесть! Я буду предельно краток. Вам угрожает опасность! Но сначала вопрос. Кто накануне сопровождал Гандия на встречу в Килшберге?
– Мой брат Андреа! Почему вы спрашиваете? И… как вы могли узнать об этом?
– Я приехал оттуда, и, поверьте, я искренне вам сочувствую. Прошлой ночью Гаспар Гриндель позади церкви убил Гандия, который хотел получить половину коллекции Кледермана. Вашего брата постигла та же участь. Колокола как раз звонили в полночь…
Макс побелел, его челюсти сжались.
– Повторяю свой вопрос: откуда вам это известно?
– Мы там были, мой друг Видаль-Пеликорн и я! Мы следили за Гринделем и Матиасом Шурром, его сводным братом, от самого Парижа. Видите ли, именно этот сводный брат попытался убить меня в Круа-От!
Но подручного Цезаря это явно не убедило.
– Зачем ему это было нужно?
– Я только что сказал вам. Чтобы оставить всю коллекцию себе. Он принес одну из сумок, но она оказалась набита ватой и сухой фасолью. Гриндель показал ее Гандия прежде чем выстрелить. Мол, сумка со мной, я готов предоставить ее вам… Если вы проживете достаточно долго, чтобы на нее посмотреть. А вот в этом я не уверен!
– Были какие-то сомнения?
– Именно так! Мы перехватили достаточно напряженный телефонный разговор между Гринделем и Гандия – полицейская прослушка отлично работает – и узнали, что Гандия не убил Кледермана. Он сохранил ему жизнь, чтобы предъявить его в том случае, если Гриндель откажется с ним поделиться! Из того же разговора я узнал, что мой доверенный в делах, господин Ги Бюто, был похищен в Венеции, чтобы заставить меня отдать этим господам и мою коллекцию тоже! Этого вам достаточно?
– Как вы докажете, что это не вы их убили?
– Тогда бы мы пристрелили всех! И ради чего, позвольте вас спросить? К чертям сомнения! Вы не можете позволить себе такую роскошь! Гриндель и его брат уже недалеко. Так сделайте же так, чтобы они до вас не добрались!
– Иными словами, – в голосе Макса снова послышалась издевка, – вы явились сюда, чтобы меня спасти?
– Да! Вас и эту несчастную, которой вы так преданы!
– Я тщетно ищу в ваших поступках выгоду. То, что вы хотите вернуть вашего тестя и… вашего доверенного в делах, это понять легко. Но спасать нас?
– Вам известны другие слова кроме слова «выгода»? Мне казалось, что вы человек другого сорта. Хорошо, я постараюсь внести ясность. Если мы сейчас перед вами, господин Уишбоун и я, то лишь затем, чтобы отплатить вам за наше спасение! В Круа-От, когда Лукреция Торелли обрекла нас на смерть в огне, его, меня, мою жену и миссис Белмонт, вы позволили нам избежать такой ужасной смерти и бежать! Мы здесь, чтобы заплатить наш долг! Неужели вы не способны этого понять?
Макс посмотрел в глаза Морозини напряженным взглядом, в котором сквозило и некоторое удивление.
– Действительно, я могу понять, почему вы делаете это для меня. Вы человек чести. Но у вас не может быть причин, чтобы спасать и ее!
– Я убежден в том, что Господь уже достаточно наказал Торелли! – объяснил Альдо. – И потом я знаю, что вы ею дорожите… Что вы ее даже любите!
– Это правда. Я люблю ее, и я ее любовник. Я буду рядом с ней до конца моих дней: это я вел машину, когда случилась авария, изуродовавшая ее…
– Тогда готовьтесь снова ее защищать, защищать вас обоих! Мы здесь лишь для того, чтобы помочь вам!
Молчание. Тяжелое, полное сомнений… Тогда Морозини негромко произнес:
– Иначе зачем было нам с Уишбоуном кидаться в пасть льва, как вы только что сами выразились?
– А я ее страстно любил! – прошептал Корнелиус со слезами на глазах.
– О, этого я не забыл! Вы были готовы ради нее на любые безумства, начиная с той знаменитой химеры, копию которой вы сделали. Это до сих пор самое любимое ее украшение и…
Неожиданно раздался крик. Пронзительный, полный ужаса… И доносился он с верхнего этажа! Кричала женщина…
– Господи! – выдохнул Макс, выбегая из кабинета. – Это у нее!
Мужчины бросились за ним. Макс взбежал по лестнице, вооруженный револьвером, который достал из-за пояса, но крик раздавался теперь уже с третьего этажа. Контрапунктом прозвучал мужской голос:
– Давай, потаскуха, иди вперед! Да поживее! В какой он комнате?
– В этой… вот в этой, – прорыдала женщина. – Сжальтесь, вы делаете мне больно!
– В самом деле? Потерпи, недолго осталось!
Раздался выстрел, и голос смолк.
– Это Гриндель! Вы были правы!
Тело женщины в костюме медсестры лежало на мраморном полу галереи перед дверью, украшенной изящными позолоченными ветками.
– Это комната Кледермана? – спросил Альдо.
– Да…
– Тогда пропустите меня!
– Нет! Держитесь сзади… Насколько я знаю Гринделя, он захочет насладиться своим триумфом и поиздеваться надо мной…
Макс вошел, не закрыв дверь, что позволило Альдо увидеть своего тестя, лежащего на больничной кровати и привязанного к ней. Бледный, похудевший, но, кажется, совершенно здоровый. Он даже улыбался.
– Гаспар! Какая радость!
– Заткнись! – «любезно» ответил племянник. – Входи же, Макс! Раздели со мной этот уникальный момент! И брось свою пушку! Мой брат держит твою подружку. Если он услышит выстрел…
Альдо обернулся к Уишбоуну, тот кивнул в знак того, что понял его замысел, и побежал к лестнице. Морозини слегка расширил для себя угол обзора, толкнув кончиком ноги дверь. Гриндель стоял возле кровати, расставив ноги в торжествующей позе. Он приставил дуло своего пистолета к виску отца Лизы и разразился речью:
– Видишь ли, Макс, очень плохо быть слишком жадным и еще хуже принимать меня за дурака. Последний из Борджиа только что испытал это на своей шкуре. Он остался лежать на траве на берегу прекрасного швейцарского озера, впрочем, как и твой брат Андреа. Понимаешь, Цезарь повел себя неправильно. Вместо того, чтобы отправить на тот свет моего дядюшку, он решил оставить его в живых и шантажировать меня. Он предложил мне отдать ему половину коллекции драгоценностей и выразил готовность помочь мне избавить хвастуна Морозини от его собственной коллекции. К тому же во время нашей встречи за церковью он посадил на заднее сиденье машины должным образом одетый манекен, который должен был представлять вот этого! – со смешком произнес он, от чего пистолет в его руке дернулся. – Как будто этого человека можно копировать! Не так ли, дражайший дядюшка?
– А я считал тебя порядочным человеком! – в голосе Кледермана прозвучало отвращение с ноткой разочарования. – Ты просто чудовище!
– И только-то? Вы лишены воображения! Сейчас я его подстегну: ваша прекрасная коллекция у меня, вся, целиком. И вот еще что. Я получу и все ваше состояние, когда женюсь на Лизе. Осталось только избавить ее от этого опереточного князя…
– Она за тебя не выйдет! В это я никогда не поверю! Посмотри на себя в зеркало! И сравни!
– Вы ничего не понимаете в женщинах! Она его ненавидит… Половина пути уже пройдена. Все остальное сложится само собой. Так и будет! – весело закончил он. – Мне осталось лишь попрощаться с вами! Поцелуемся или…
Никто никогда не узнает, что он собирался сказать. Встав на пороге, Альдо выстрелил. Единственный выстрел, но прямо в голову! Гаспар рухнул на кровать, запятнав ее кровью, а Макс, выхватив его пистолет, выстрелил в воздух.
– Не беспокойтесь! – заверил его Морозини. – Уишбоун уже там, он стреляет как ковбой, которым он и не переставал быть! – Альдо повернулся к своему тестю с широкой улыбкой на лице: – Никогда еще я не был так рад видеть вас, Мориц!
Тот засмеялся.
– Не так сильно, как я, Альдо! Не так сильно, как я! Но мое отношение к вам только улучшится, если вы будете так любезны освободить меня от этих пут.
Что Альдо и поспешил сделать, разрезав ремни ножом, с которым никогда не расставался, если ему угрожала опасность. Потом он начал растирать тестю руки и ноги, чтобы восстановить кровообращение.
– С этим я справлюсь сам! – остановил его Кледерман. – У вас есть более срочное дело! Поторопитесь! Он должен быть в соседней комнате. Я все слышал, когда его принесли, и он иногда стонет…
– Боже мой!
Альдо был настолько обрадован тем, что нашел отца Лизы живым, что совершенно забыл о своем дорогом Ги! Он бросился к нему, но споткнулся о труп медсестры, столь хладнокровно убитой чуть раньше, в последний момент ухватился за косяк, чтобы не упасть, перескочил через него и вышиб ногой запертую на ключ дверь соседней комнаты. То, что он увидел, заставило его выругаться. Комната была такой же, как у Морица, такой же была и кровать с ремнями. Но человек, который на ней лежал, бледный, с закрытыми глазами и запавшими щеками, казалось, не подавал признаков жизни.
– Ги! – воскликнул Морозини. – Нет! Это невозможно!
В одно мгновение он оказался у кровати, разрезал ремни, поднял на руки тело, которое ему показалось невероятно хрупким и легким. Альдо прижал ухо к груди и услышал слабое биение сердца.
– Макс! – закричал он во всю силу легких. – Скорее сюда!
От крика Альдо тело Ги вздрогнуло, его глаза приоткрылись, и с побелевших губ сорвался вздох:
– Аль… до?
– Да, это я, мой дорогой Ги! Что они заставили вас вытерпеть?
Он собрался крикнуть снова, когда Макс, наконец, появился в комнате, и на него обрушился весь гнев Морозини:
– Почему он в таком состоянии? Зачем это варварство? Банда стервятников! Вы оставили его умирать от голода?
– Пить… – прошептал Ги.
Альдо обернулся в поисках стакана… или графина.
В поле его зрения оказался наполовину полный стакан.
– Пленниками занимался не я, – спокойно ответил Макс. – Это было исключительно на совести Гандия. И я никогда не слышал, чтобы их морили голодом. Кледерман свидетель! Он совсем не в таком плачевном состоянии!
– Тогда почему господину Бюто так плохо? Он такой хрупкий! Его пытали? Хотели заставить раскрыть секретные коды коллекции Морозини? Но чего можно добиться от мертвеца? В этом его никто не заставил бы признаться!
– Об этом мы поговорим позже! Господин Макс, не будете ли вы так добры принести мне хорошего кофе и немного молока – отдельно! – несколько тостов и масло?
Альдо не поверил своим ушам. Но это действительно была План-Крепэн. Она прошла между ним и Максом, все еще вооруженная «винчестером», который старая дева спокойно положила на ночной столик.
– Вы здесь? Несмотря на…
– На ваш приказ? Не только я, но и Адальбер тоже. Он как раз занимается двумя лакеями, прислуживавшими за столом. Мы следили за событиями со стены. Мы видели, как вы с Уишбоном приехали, а когда услышали выстрелы, то решили пойти посмотреть….
– А где сейчас Уишбоун?
– Я оставила его за чистосердечной беседой с его великой любовью! Уточняю: до этого он убил Матиаса Шурра. В данный момент мы хозяева положения. И больше всего меня удивляет то, что мы так быстро добились такого результата! Кстати, Альдо, я должна признать, что ваша идея предупредить о предстоящей опасности виллы была просто гениальной, и я была не права по всем пунктам!
– Меня удивляет то, что вы этого не поняли сразу. Долг чести, если отказываешься его заплатить, становится преступлением…
– И все же… – упрямо возразила План-Крепэн, – я возвращаюсь к сказанному ранее. Вы не были бы правы, если бы на вилле оказалось больше людей. Не знаю, как вам, а мне кажется странным, что здесь их так мало…
– Нас было больше, – объяснил Макс. – Но в последнее время мы сократили штат. Цезарь вместе со своим другом Моргенталем, который ничем не лучше его самого, действительно собирался превратить Маласпину в специализированную клинику…
– А я вот вспомнил о том, что вы мне соблаговолили рассказать в Круа-От. Вашим настоящим шефом был не Цезарь, а кто-то другой, верно?
– Да. Им был тот, кто в то время умирал в большой комнате на первом этаже замка, старый Луиджи Катанеи, отец Лукреции и Цезаря. Настоящий глава клана. Но его сын хотел получить как можно больше средств, чтобы переехать жить в Бразилию с Лукрецией и со мной. А здесь… Здесь со временем атмосфера изменилась. Моргенталь требовал больших денег! К тому же нашли еще более фантастического хирурга, чем профессор Цендер. Кстати, именно Лукреция потребовала, чтобы я привез его во время отсутствия Цезаря, но он ей не понравился и…
– Продолжение нам известно, – сказал Альдо. – Он у нас на вилле, куда мы собираемся перевезти также моего тестя и господина Бюто… Хотя последнему, вероятно, понадобится медицинская помощь в настоящей клинике…
– Умоляю вас, мой дорогой Альдо, – раздался слабый голос, – больше никаких клиник… Если здесь профессор Цендер, он сумеет поставить меня на ноги!
– Есть новости! – сообщила План-Крепэн, выходившая из комнаты буквально на пару минут. – Цендер, вероятно, осуществил свой план. Подъехали три полицейские машины. Они быстро наведут здесь порядок!
Реакция Альдо была мгновенной.
– Бегите! – приказал он, поворачиваясь к Максу. – Берите все, что сможете унести, и уходите! Это будет несправедливо, если вы заплатите за всех!
Но мужчина с полуулыбкой покачал головой.
– Благодарю… Но только вместе с ней! Я пойду к Лукреции!
Он убежал, а внизу захлопали двери и раздались голоса. Охваченный неприятным предчувствием, Альдо бросился вслед за Максом. Он сбегал по лестнице, когда один за другим прозвучали два выстрела…
Перед тем, как выстрелить, Макс, должно быть, обнял Лукрецию. Ей он выстрелил в сердце, себе – в голову. Они так и не разжали объятия…
В декольте женщины солнечный луч заиграл на золотой химере и зажег изумруды Борджиа…
Сраженный умелым ударом кулака, Уишбоун лежал у ног пары.
Стоя среди этой бойни, Морозини почти не удивился, увидев, что вместе с полицейскими приехали комиссар Ланглуа и начальник цюрихской полиции Вюрмли.
Эпилог
Три недели спустя Альдо увозил Ги обратно в Венецию…
«Драма в Лугано», «Кровавое дело виллы Маласпина», «Конец последних Борджиа», «Химера Борджиа снова нанесла удар»… Такие и им подобные заголовки наводнили прессу многих стран, а история, превратившаяся усилиями журналистов в роман с продолжением, наделала много шума… Сплоченными рядами собратья по перу осаждали виллу Адриана, несмотря на полицейские кордоны и даже подкрепление, вызванное комиссаром Джулиано, отвечавшим за порядок в кантоне Тессин.
Желая максимально оградить от этой шумихи госпожу де Соммьер, мадемуазель дю План-Крепэн – хотя она как раз совсем не возражала против капельки славы! – и особенно Ги Бюто, комиссар Ланглуа посадил их в первый же поезд и отправил в Париж, предварительно записав данные ими показания. С ними ехал и Альдо, которому не терпелось как можно быстрее поручить своего старого друга заботам профессора Дьелафуа, дважды вытаскивающего с того света его самого. Бюто отвезли к поезду в карете «Скорой помощи», но не в той, что осталась стоять в гараже Маласпины, превратившись в вещественное доказательство.
А в итоге в распоряжении комиссара Джулиано остались лишь Корнелиус Уишбоун, профессор де Комбо-Рокелор, Болеслав, разумеется, и Адальбер, задержавшийся для того, что корректировать иногда слишком лиричные рассказы этой троицы… Он не спешил с отъездом еще и потому, чтобы по молчаливому уговору с техасцем устроить достойные похороны для той, что некогда была ослепительной Торелли, и кого они оба так страстно любили. Ее должны были похоронить вместе с химерой, которую Уишбоун когда-то подарил ей…
Когда перед отъездом зять зашел к нему попрощаться, Кледерман не стал скрывать своего разочарования.
– Хотя я отлично понимаю ваши мотивы, Альдо, я все же надеялся на наше совместное возвращение в Цюрих.
– Уверен, что вас там ждет нежный прием, Мориц, но…
– Позвольте мне договорить, прошу вас! Вы полагаете, что Лиза немедленно ко мне приедет, и я знаю, как плохо она с вами обошлась. Видаль-Пеликорн мне все рассказал, в том числе и о разводе, и о ее намерении сменить религию, чтобы непременно добиться расторжения брака…
– Винить за это я могу только себя. Какая достойная женщина примирится с предательством? Я не могу сердиться на нее за это. У меня нет такого права.
– Скажем так: вы оба были виноваты. И не забывайте о том, что этот Моргенталь, которым я собираюсь заняться, накачал ее наркотиками. Но я снова с вами, и отказывать вам в том, что без вашего участия этого воскрешения бы не произошло, было бы несправедливо! Проводите дорогую маркизу и возвращайтесь ко мне.
– Нет, Мориц! Лиза любит вас всем сердцем, а мое присутствие ей не по душе! Она будет сдерживать свои эмоции, а я этого не хочу. У нее есть право одной насладиться своим счастьем. И я настоятельно прошу вас не говорить с ней обо мне!
– Вы просите о невозможном! Как рассказать о моем спасении и не упомянуть о вас? Позвольте вам сказать, что это очень глупо!
– Я так не думаю! Поймите же, что помимо счастья от встречи с вами Лиза узнает и о том, что это я убил Гаспара Гринделя, которого она очень любила. Она не увидит в этом ничего, кроме замаскированной мести! Нет, мой дорогой друг, не просите меня быть третьим, когда она приедет и бросится в ваши объятия, плача от радости. Не портите ей эту минуту, и пусть все идет своим чередом!
– Но, черт побери, по приказу «дорогого» кузена в вас стреляли! И едва не убили, если я правильно понял?
– Да, это так, но на то, несомненно, была воля Божья! Пусть Он все решит!
– Какой упрямец! И вы бросаете меня, отдав в руки Цендера? Он настаивает на том, чтобы на несколько дней запихнуть меня в свою клинику и полностью проверить, как старый драндулет… А мне так хочется вернуться домой! Я почти в отличной форме!
– Не ворчите! Слушайтесь его! Вы будете себя чувствовать еще лучше…
Альдо тоже очень бы хотелось вернуться к себе домой. Вот уже несколько месяцев он не видел Венецию, столь любимый им город, но теперь к его желанию примешивалось опасение. Он боялся найти там только печаль, запустение и одиночество. О, его дворец будет по-прежнему радовать глаз своей незыблемой красой, Альдо не сомневался в том, что его старые слуги будут следить за этим, но что будет с душой дома? Он сам отсутствовал, похищение Ги лишило его антикварный магазин второго хозяина. Оставался только молодой Пизани. Слишком молодой для того, что вести дело такого масштаба. Если допустить, что похищение его доверенного в делах не сопровождалось нанесением урона и кражей! Что касается личной жизни Альдо, то это была катастрофа. Ни жены, ни детей! Во дворце должна была царить самая страшная тишина, тишина отсутствия…
Если бы не состояние Ги Бюто, тревожащее Альдо, Морозини сразу же вернулся бы в Венецию, чтобы обрести в напряженной работе если не забвение – это было невозможно! – то хотя бы былую страсть к драгоценным камням и творениям великих мастеров прошлого… Но он чувствовал себя усталым, его охватила такая тоска, которой он прежде не знал и с которой у него не было даже желания бороться…
– Ты просто нуждаешься в отдыхе, в настоящем отдыхе! – поставила диагноз тетушка Амели, наблюдавшая за ним.
– Может быть, в вечном покое?
– Глупец! Я ненавижу эти шутки, попахивающие дурновкусием! Ты забываешь о том, что еще полностью не поправился после ранения, когда пустился в эту изнурительную для тела и для души авантюру! Это хорошо, что ты решил поставить нашего дорого Бюто на ноги перед возвращением в Венецию и к твоей обычной жизни…
– Спасибо, что вы не сказали: к пустому дому!
– Еще одно подобное высказывание, и я приглашу к тебе психиатра!
– Только не это! Меня поставит на ноги только спокойствие парка Монсо! У меня такое ощущение, что я могу проспать несколько дней!
Действительно, первые пять дней Альдо отсыпался в своей любимой желтой комнате, выходящей окнами на парк, где он жил во время выздоровления. Лечение сном! Так решил профессор Дьелафуа, занявшийся Альдо после того, как поместил Ги Бюто в свою клинику и поклялся вернуть ему силы!
– Не беспокойтесь о нем и спите! – объявил он Альдо, которому явно не хотелось терять несколько дней активной жизни.
– У меня будет ощущение, что я умер!
– Вовсе нет! Вы будете просыпаться, чтобы поесть, а когда лечение будет закончено, ваши натянутые нервы скажут «спасибо!» нам обоим. Даже если вы не отдаете себе в этом отчет, вы на грани тяжелейшей депрессии!
Альдо не понравилось ни слово, ни само предположение, и тетушка Амели бросилась на помощь:
– Мы будем заходить к тебе каждое утро, чтобы узнать новости, и целовать тебя в лоб каждый вечер. Позволь себе эту передышку! Тебе необходим отдых, ведь наверняка предстоят новые сражения…
В конце концов, Альдо согласился, и опыт оказался куда более приятным, чем он ожидал. Между краткими периодами бодрствования он погружался в спокойный сон, похожий на теплую воду, в которой он плыл без малейших усилий…
В условленный день ему дали возможность окончательно проснуться, и Альдо увидел сидящего у его изголовья Адальбера, рядом с которым стоял поднос с завтраком.
– Давно ты здесь? – спросил Альдо, широко зевая.
– Я только что пришел и принес тебе кофе. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо! Я бы даже сказал замечательно! У меня такая ясная голова, будто я превосходно выспался… И я голоден.
– Отлично! Мы позавтракаем вместе: я попросил поставить на поднос чашку и для меня. Тетушка Амели и План-Крепэн уступили мне привилегию услышать твои первые слова, но они надеются увидеть тебя за общим столом в полдень! Или ты все еще чувствуешь себя слабым?
– Я никогда не чувствовал себя слабым! Меня заставляли спать, а теперь я проснулся. Точка, новый абзац! Когда ты вернулся?
– Сегодня утром. Мне очень не хотелось проделывать обратный путь в одиночестве, и я отправил машину поездом, а сам сел в следующий. Это было сразу после похорон. Уишбоун и мой дорогой профессор остались. Не спрашивай меня зачем, я ничего не знаю! От этих двоих можно ждать чего угодно, и я не удивлюсь, если они решили жить в одном доме!
– Ах, вот как?
– Почему бы и нет? Корнелиус снова увидит Шинон, который он обожает, а Юбер наверняка поедет познакомиться с Техасом… Но не волнуйся, мы их еще увидим! Мориц Кледерман уехал из Лугано через два дня после тебя вместе с Цендером. Твой тесть получит назад свою коллекцию драгоценностей, которую ему принесет сам Ланглуа.
– Она была в «Белом вереске», не так ли?
– Точно! Старый Шурр, которого подкосила смерть сыновей, судя по всему, не оказал никакого сопротивления… Впрочем, его не станут обвинять в укрывательстве. Ланглуа решил дать ему возможность закончить жизнь наедине с воспоминаниями…
– Большой босс стал сентиментален?
– Ты удивлен? А я нет! Что же касается молодого Соважоля, о котором ты наверняка собирался меня спросить, то он в больнице в Лангре. Он сломал ногу! Все! Теперь ты в курсе последних новостей!
– Я не знаю главного! Как Ги?
– Насколько это возможно, хорошо! Дьелафуа оставит его в клинике еще на несколько дней.
– Если он не нуждается в особом уходе, то было бы лучше привезти его к нам! Блюда Эвлалии в сотню раз питательнее стряпни в любой больнице, и здесь ему будет не так скучно!
– Очень разумно! Я обязательно скажу об этом Дьелафуа. А как ты? Что собираешься делать теперь, когда ты вернулся к жизни?
– Навещу Ги, узнаю, как он себя чувствует и готов ли отправиться в Венецию. Если нет, то я уеду без него. Он приедет позже, а мне необходимо знать, что антикварный магазин Морозини по-прежнему существует!
– Ты часто бываешь в отъезде, но на нем это никак не сказывается!
– Как мило! – в голосе Альдо послышались нотки сарказма. – Но обычно в мое отсутствие все дела вел Ги, которому не было равных! А теперь там остался только молодой Пизани! Он преисполнен старания, но знаний у него маловато. Я боюсь, что найду его сидящим на груде руин.
– Так позвони ему!
Альдо зажег сигарету. Первую с тех пор, как его погрузили в сон. Она показалась ему восхитительной, и он наслаждался ею, оперевшись спиной на подушки и обхватив колени рукой с пепельницей. Тонкий голубоватый дымок не только возвращал ему мечты, но и помогал вернуться к реальности…
– Именно так я и поступлю! – наконец произнес он. – Но сначала приму ванну! Надеюсь, ты с нами пообедаешь?
– Естественно! Мы отпразднуем твое пробуждение!
Адальбер уже собирался выйти, когда Альдо удержал его:
– Одну минуту, прошу тебя! У нас есть новости из Цюриха?
– Насколько я знаю, нет, но твоему тестю тоже нужно некоторое время, чтобы прийти в себя…
Это было совершенно очевидно.
Но десять дней спустя, когда Альдо и Ги Бюто садились в Симплон-Орьен-экспресс, который должен был доставить их в Венецию, это уже не было настолько очевидно. Из Швейцарии не пришла ни одна новость кроме тех, что сообщали газеты. Да и их было немного, так как Мориц Кледерман не испытывал доверия к журналистам. Даже швейцарские «перья», не слишком падкие на сенсации, не сумели добиться от него больше десятка слов: он чувствует себя хорошо и счастлив, что вернулся домой. Текст сопровождала размытая фотография с изображением бесстрастного лица Кледермана. Потом он взял на службу отряд охранников, которые должны были охранять его поместье и его самого во время поездок. Было также известно, что его дочь приехала на следующий день после его возвращения, но ей удалось ускользнуть от толпы журналистов: она приехала на машине. А журналисты встречали на вокзале все прибывающие из Вены поезда. После этого – ничего!
Хотя Альдо и поздравил себя с тем, что мудро отклонил приглашение своего тестя, он не мог отделаться от смутной печали из-за того, что его личная жизнь разбилась вдребезги. Лиза, несмотря на горячее заступничество Кледермана, очевидно, не изменила своего решения больше никогда не видеться с мужем, за исключением, возможно, зала суда… Поэтому Альдо не представлял себе, что он будет делать в этой огромной раковине, которую представлял собой его дворец. Разумеется, он вернется к работе… Хотя, если верить Анджело Пизани, его секретарю, у них не было серьезных проблем, которые требовали бы решения ранее, чем через два месяца. Поток туристов и молодоженов, затопивший город дожей, не способствовал появлению крупных клиентов. Приближался и большой праздник Искупителя, который Венеция встречала радостно, одеваясь в самые лучшие наряды. Это тоже будет нелегким испытанием!
Из гордости Альдо отказался от предложения Адальбера сопровождать его. Он даже нашел в себе силы улыбнуться, отвечая другу:
– Было время, когда мы с Ги жили в доме как два холостяка. Нужно просто снова к этому привыкнуть!
Тетушка Амели и даже План-Крепэн поддержали его в этом. Лучше принимать ситуацию такой, какая она есть. Снова обретя свою страсть к королевским драгоценностям, знаменитым украшениям и их историям, Альдо обретет самого себя!
– И потом, – успокоила его маркиза, – твоя жена не имеет права отобрать у тебя детей. Лизе придется привезти их к тебе, а она никогда не отпустит их в сопровождении одних лишь гувернанток, вот вы и встретитесь. А еще…
– Не стоит мечтать, тетушка Амели! Прекрасные дни уже в прошлом. Она даже не посмотрит на меня! Мое присутствие приводит ее в отчаяние!
– Поживем – увидим! – заявила Мари-Анжелина.
Эти слова неожиданно рассердили Альдо.
– Вы не нашли ничего лучше, чтобы поддержать меня, План-Крепэн? Лучше скажите-ка, к какому святому следует обращаться для смягчения нрава сварливых жен?
– Честное слово, я не знаю! Хотя, обращаясь к Богородице, вы не рискуете ошибиться!
На этом они и расстались, но слова старой девы не выходили из головы Альдо, пока поезд вез его в Венецию. Он поднял глаза от журнала, который пытался читать – впрочем, он не мог бы сказать, шла ли речь о литературной критике, о биржевых новостях или о речи какого-нибудь министра! – встретился с веселым взглядом своего старого друга и почувствовал себя лучше. Для Альдо, страстно влюбленного в Венецию, именно этот город хранил секрет если не радости жизни, то душевного покоя…
И, в самом деле, когда Морозини вышел из поезда на вокзале Санта-Лючия, к нему вернулась уверенность в себе. Это была «его» земля, и он был ее сыном. Остров, открытый всем бурям, но привязанный к континенту двойной линией железа и камня. Он всегда будет счастлив сюда вернуться…
– Я не хотел, чтобы Захария приехал за нами, – доверительно обратился он к Ги, предлагая ему руку, от которой старик отказался. – Только Дзиан и «Ле Рива». Мне не терпится вернуться домой!
Они оба уже ждали их у причала, гондольер и элегантная моторная лодка. Первый улыбался во весь рот, и это стоило всех приветствий мира.
– Захария хотел приехать, несмотря на ваш приказ, – объяснил он, укладывая багаж, – но я попросил его остаться, чтобы было кому встретить господ во дворце…
– Господин Пизани уже вернулся к себе? Неужели уже так поздно?
– Он сегодня вообще не приходил! Он простудился и позвонил утром…
– Вот так новости! Но Ливия хотя бы приготовила нам ужин, или нам придется идти в ресторан?
– Нет-нет! Господа могут быть спокойны: все готово!
Как и при каждом прибытии поезда, шумная суетливая, разноязыкая толпа, ожившая с наступлением прохладного вечера, хлынула на набережную Большого канала.
– Сейчас много туристов? – спросил Ги, который боялся давки.
– О да! Господин Пизани и Захария обсуждали вчера, не стоит ли закрыть магазин, чтобы туда не заходили непрошеные гости… Но так как господин князь и господин Бюто вернулись…
Лодка тихо отчалила от причала, отделилась от других лодок, сделала изящную дугу и устремилась в Большой канал, сбросив скорость, чтобы не столкнуться с другими лодками. Казалось, здесь были все гондолы Венеции. Из раскрытых окон доносилась музыка.
– Мне жаль молодые пары, которые приехали сюда в свадебное путешествие, – вздохнул Бюто. – Разве можно мечтать под звездами при таком шуме!
– О, в Лидо еще хуже! – сказал Дзиан. – Вы правы, адская толкотня. Кажется, что Венецию взяли приступом! В нашем углу, к счастью, намного спокойнее.
Миновав два поворота Большого канала, «Ле Рива» повернула направо, когда показался квартал Сан-Марко и церковь Санта Мария делла Салюте, проплыла немного по широкому каналу, притормозила и остановилась возле длинных ступеней из белого мрамора с двумя черно-белыми затворами. Они были дома!
Бросив короткий взгляд на фасад своего дворца, Альдо спрыгнул на землю, подал руку Ги на тот случай, если ему понадобится помощь.
– Наконец-то мы дома, мой дорогой друг! – воскликнул он с сияющей улыбкой. – Что касается меня, то я совсем не против этого возвращения!
– Всегда приятно вернуться домой, – согласился Ги, принимая протянутую руку, больше из желания дотронуться до своего бывшего ученика, чем ради помощи. На пороге, освещенном двумя бронзовыми фонарями, их уже приветствовал Захария в парадном одеянии, более чем когда-либо похожем на костюм римского императора. Альдо прошел вперед и вступил в просторный вестибюль, где уже выстроился весь персонал: Ливия, которая успешно заняла у кастрюль место покойной Чечины, жены Захарии, Приска и Джельсомина, которые следили за остальными помещениями дворца, а также две девушки, помогавшие на кухне, и два лакея, выполнявшие разную работу. Раздалось громогласное «Добро пожаловать!», тронувшее сердце Альдо. Ощущение одиночества, не оставлявшее его всю дорогу, даже несмотря на присутствие Ги, отступило.
Среди встречавших был даже Анджело Пизани, о котором князю сообщили, что он болен.
– Что вы здесь делаете, Анджело? Я думал, вы лежите в постели…
– Мне там было слишком скучно! Поэтому я пришел… и очень этому рад!
Морозини тепло поблагодарил всех, и тут до него донесся необычный звук. Кто-то очень быстро печатал на пишущей машинке! Стрекот клавиш доносился из полуоткрытой двери в секретариат…
– Вам понадобился помощник? – спросил он у Пизани, покрасневшего до корней волос. – Наши дела настолько процветают?
– Я… Да! То есть я хочу сказать, нет… Но возможно… Хотя…
Оставив его и не слушая более этот бессвязный лепет, Альдо пошел на звук, толкнул дверь, на мгновение замер на пороге, потом перешагнул его, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
При свете лампы он увидел строгую блузку из белого пике, серый жакет, рыжеволосую голову с собранными в строгий пучок волосами, большие очки в черепаховой оправе с затемненными стеклами, лицо без макияжа…
– Мина! – прошептал Альдо, раздираемый желанием засмеяться и заплакать одновременно. – Мина вернулась…
Женщина прекратила работу, подняла на него глаза и откашлялась, чтобы прочистить внезапно ставший хриплым голос.
– Я подумала, – начала она еле слышно, – что если вы не захотите больше, чтобы я была вашей женой, и я, кстати, поняла бы это, то, возможно, я могла бы стать вашей секретаршей… как раньше?
Альдо рассмеялся, поднял ее, снял ужасные очки, которые так хорошо скрывали огромные фиалковые глаза, полные слез, вытащил гребень и шпильки, чтобы распустить роскошную рыжеватую шевелюру, и посмотрел Лизе в лицо.
– Дурочка! – сказал он, обнимая ее. – И к тому же лицемерка! Как будто ты не знала, что я отвечу!
Сен-Манде, ноябрь 2011 года.
Примечания
Знаменитая ясновидящая.
(Прим. автора.)
Речь идет о братоубийственной войне XV века в Англии между домом Йорков (белая роза) и домом Ланкастеров (красная роза).
(Прим. перев.)
И стоит до сих пор.
(Прим. автора.)
«Ave verum corpus» – в католической церкви причастный кант, служивший текстом музыкальных сочинений в форме небольшого мотета, на несколько голосов.
(Здесь и далее, за исключением специально оговоренных случаев, примечания редактора.)
Так в XVII веке называли некоторых флибустьеров.
(Прим. перев.)
Фуше , который был против расстрела герцога Энгиенского (март 1804 г.), приписывают слова: «Это хуже, чем преступление, это – политическая ошибка».
Разумеется
(англ.). (Прим. перев.)
Вязкая субстанция.
Изображение, переданное по фототелеграфному аппарату.
Деонтология – учение о проблемах морали и нравственности, раздел этики.