Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Российская академия государственной службы при Президенте Российской Федерации
ВОЛГО-ВЯТСКАЯ АКАДЕМИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ
Факультет государственного и муниципального управления
Кафедра философии
Копия
КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА
по курсу «Культурология»
ТЕМА: Интеллигенция и её жизнь в обществе
Выполнил: студент I курса
05-ГЗ-2 гр.
Чеботарёва Н.В.
Проверил: д.ф.н., профессор
Панфилов О.М.
Нижний Новгород
2006 год
Оглавление
Введение …………………………………………………………………..….3
Глава 1. Феноменология русской интеллигенции…………………….……4
Глава 2. Интеллигенция: власть и народ ………….…………………..……9
Глава 3. Интеллигенция и революция………………………………….…..18
Глава 4. Что мы наследуем?...........................................................................21
Заключение…………………………………………………………….…….23
Список литературы………………………………………………………….24
Введение
Проблема интеллигенции, её места и роли в развитии общества является одной из центральных в современной жизни, что обусловило усиленный интерес и к русской интеллигенции. Эта история исследована недостаточно, история же провинциальной интеллигенции, её особенности и специфика изучены ещё менее.
Данная работа делится на четыре раздела: первый рассматриваются вопросы, феноменологии русской интеллигенции; во втором отношение власти и народа к интеллигенции, а также средства формирования картины мира, которая является главным средством восприятия окружения и ориентации человека в этой жизни. Именно она поражает любые убеждения, идеалы, принципы познания и деятельности у человека. Третий раздел - интеллигенция и революция; в центре внимания четвертого - наше наследие, что мы наследуем от нашего далекого прошлого. Наследовать можно многое, например, вещественные предметы культуры. Так сказать, традиции овеществленные. Это великое наследие, о сохранении и преумножении которого мы должны неустанно заботиться. Но есть другое культурное наследие, которое не имеет вещественного облика – духовная культура, духовный потенциал. Этот духовный потенциал тоже нуждается в заботе о себе и тесно связан с существованием и делами социальной прослойки, которую мы называем интеллигенцией.
Глава 1. Феноменология русской интеллигенции
Долгое время считалось, что слова интеллигенция, интеллигент и интеллигентный ввел в повседневный обиход русского языка и отечественной журналистики прозаик, критик и публицист П.Д.Боборыкин (1866), который сам объявил себя «крестным отцом» этих слов. Писатель, использовавший еще в 1875 г. слово интеллигенция в значении философском: «разумное постижение действительности»1, в то же время определял интеллигенцию (в социальном значении) как «самый образованный, культурный и передовой слой общества» или как «высший образованный слой общества»2. Однако подобный смысл понятия интеллигенции выявляется сегодня в различных, и гораздо более ранних, источниках. С.О.Шмидт недавно доказал3, что слово интеллигенция впервые употребил почти в современном его значении В.А.Жуковский в 1836 г. (в контексте: «лучшее петербургское дворянство…которое у нас представляет всю русскую европейскую интеллигенцию). При этом не исключается влияние на мировоззрение и речь Жуковского, а также людей его круга А.И.Тургенева, тесно общавшегося и состоявшего в переписке с Шеллингом.
Показательно, что понятие интеллигенция ассоциируется у Жуковского:
1) с принадлежностью к определенной социокультурной среде; 2) с европейской образованностью; 3) с нравственным образом мысли и поведением, то есть с «интеллигентностью» в позднейшем смысле слова. Таким образом, представления об интеллигенции как социокультурной среде, моральном облике и типе поведения складывались в русском обществе уже в 1830-е годы, в среде Карамзина и деятелей пушкинского круга, и были связаны прежде всего с идеалами «нравственного бытия» как основы просвещения и образованности и дворянским долгом служения и образованности и дворянским долгом служения России.
Смысловой оттенок умственного, духовного избранничества, элитарности, нравственного или философского превосходства, сознательных претензий на «высшее» в интеллектуальном, образованном, этическом и эстетическом отношениях сохранялся в словах интеллигенция, интеллигентный даже тогда, когда в русском обществе получили хождение взгляды на преимущественно разночинский, демократический характер, поведения и убеждения русской интеллигенции, а вместе с тем появилось и ироническое, насмешливо-презрительное отношение к тем «интеллигентам», которые таковыми, в сущности, не являются, хотя претендуют на это престижное самоназвание (об этом свидетельствуют переписка В.П.Боткина, И.С.Тургенева, дневниковые записи А.В.Никитенко и др.). Фактически с этого времени ведет свое начало борьба среди интеллигенции за отделение подлинных ценностей интеллигенции от мнимых, действительных представителей интеллигенции и ее внешних подражателей, за «чистоту рядов» интеллигенции, кристаллизацию ее норм, традиций, идеологии. Интеллигенция сама осуществляла различение и разделение смыслов интеллигенции, постоянно вступая в смысловое соотношение с самой собой в процессе исторического саморазвития и саморефлексии и стремясь к качественному своему самосовершенствованию, интенсивному саморазвитию и росту. Это и полемика западников и славянофилов, и взаимоотношения консерваторов, либералов и радикалов, и первые конфронтации «естественников» и гуманитариев, и т.п.
В Древней Руси, согласно концепции либерала западника Ключевского, складываются два типа будущих русских интеллигентов, каждый из которых был по-своему неполноценен. Первый из них возник в результате христианизации Руси, под влиянием переводной византийской книжности. «…Эта книжная мудрость, - иронически замечал Ключевский, - была для нас подарком добрых, но сторонних людей, отблеском чужого ума».
Другой типаж интеллигенции сложился в период Московского царства, под впечатлением от падения, с одной стороны, монголо-татарского ига, с другой – от падения Византии под ударами Османской империи.
Характеристика второго типа русской интеллигенции Ключевским оказывается поистине уничтожающей: «этот самонадеянный грамотей-мастер, уверенный, что можно все понимать, ничего не зная, и был вторым типом русского интеллигента, и самой характерной особенностью этого типа была гордость личная и национальная».
Коренная проблема русской интеллигенции, как ее представлял Ключевский, заключается в том, что в сознании образованных людей складывается неразрешимое противоречие между знанием и пониманием действительности, между знанием и его применением на практике, между обыденным сознанием, ориентирующемся на традицию, и разум, требующим понимания своих целей и задач, между верой в догматы и авторитеты и мышлением, рациональным по своей природе.
Начиная с 1880-х годов интеллигенция, как и ее духовные вожди, стала рассматриваться в русской культуре как своего рода интеллектуальное «сектантство», характеризующееся специфической идеологией и моралью, особым типом поведения и бытом, физическим обликом и радикальным умонастроением, неотделимым от идейно-политической нетерпимости. Соответствующий облик интеллигенции сложился в результате ее идейного противостояния (в лице радикально настроенных поборников демократии в России) русскому самодержавию. Интеллигенция ассоциировалась уже не с аккумуляцией всех достижений отечественной и мировой культуры, не с концентрацией национального духа и творческой энергии, а скорее с политической «кружковщиной», с подпольной, заговорщицкой деятельностью, эстетическим радикализмом, пропагандистской активностью и «хождение в народ». Принадлежность к интеллигенции тем самым означала не столько духовное избранничество и универсальность, сколько политическую целенаправленность – фанатическую одержимость социальными идеями, стремление к переустройству мира в духе книжно-утопических идеалов, готовность к личным жертвам во имя народного блага.
Происхождение русской интеллигенции связывалось, во-первых, с культурным европеизмом, распространением просвещения, развитием наук, искусств и вообще возникновением специализированных форм культуры; во-вторых, - с обретаемыми навыками религиозной и политической свободы мысли, слова, печати.
Третья традиция (ее наиболее последовательно отстаивал в своих культурологических эссе Д.С.Мережковский и М.О.Гершензон) возводила истоки русской интеллигенции к временам петровских реформ и к самому Петру, признаваемому первым русским интеллигентом, стремившимся «по своему образу и подобию» сформировать отряд послушных его воле «птенцов гнезда Петрова». Эта традиция исследования генезиса русской интеллигенции была плодотворна тем, что обозначала драматическую коллизию, сопровождающую в дальнейшем всю историю русской интеллигенции – сложные взаимоотношения интеллигенции с властью и государством.
Четвертая традиция осмысления культурно-исторических истоков русской интеллигенции связана с поисками более глубоких, древнерусских ее корней. Так, в многовековой – «пятиактной» - трагедии русской интеллигенции Г.П.Федотов видел и многовековую же ее предысторию: целых два «пролога» к ней – в «Киеве» и «в Москве». Иначе говоря, по Г.Федотову, первые «интеллигенты» на Руси – при всей условности их отнесения к интеллигенции – это православные священники, монахи и книжники киевского и московского периодов древнерусской культуры.
Пятая традиция трактовки интеллигенции в отечественной культуре связана с вкладом русского марксизма, впитавшего в большевистском варианте идеологию «махаевщины» (доктрины, автором которой по праву считается В.К.Махайский и которая объявляет интеллигенцию классом, враждебной революции, в то время как основной революции оказываются деклассированные элементы, люмпен-пролетариат)4. Согласно этой интерпретации, интеллигенция не находит определенного места в социально-классовой стратификации общества: это не класс, а «прослойка» между трудящимися и эксплуататорами.
«Клерикальные» истоки русской интеллигенции раскрывают еще один важный смысловой пласт русской интеллигенции в целом – духовное подвижничество, искание «светской святости».
Глава 2. Интеллигенция: власть и народ
Хотя интеллигенция для поддержания или развития «курируемых» ими фрагментов картины мира придумывают изощренные теории, основная масса людей во все времена оставалась равнодушной к ним. Так, изысканное богословие духовной элиты в России благополучно сосуществовало с «бытовым православием» народа, круто замешанном на языческих суевериях, а основную массу «потребителей» искусства никогда не интересовали мудреные эстетические теории.
Это во многом объясняется тем, что интересы интеллигенции и народа различаются. Если для большинства интеллигентов очень важна свобода говорить и писать все, что им хочется, то для простого народа это право практически не представляет интереса. Интеллигенция полагала, что крестьяне и мещане плохи из-за своей «необразованности и невоспитанности», а хороши станут лишь тогда, когда усвоят нормы и интересы интеллигентской субкультуры, станут грамотными и образованными, «ну почти как интеллигенты».
Все это означает, что для выживания и судеб и отдельного человека, и общества в целом главное значение имеет картина мира, а остальное вторично. При этом (и это, пожалуй, наиболее важное) картина мира – самый эффективный, надежный и удобный инструмент управления людьми: обществом, большими и малыми социальными группами. И вот здесь вступают в действие такие мощные инструменты формирования картины мира, как религия, наука, искусство и их «носители» – образование и массовые коммуникации. Все вместе они образуют могучий комплекс, формирующий картину мира каждого отдельного человека и целых групп.
Средства формирования картины мира
Религия
В далекие времена, когда еще не существовало ни профессионального искусства, ни современной системы образования, ни тем более развитых каналов массовой коммуникации, основным средством формирования картины мира служили религия и ее основной институт – церковь. Она оказывала мощное влияние на формирование картины мира через проповеди, ритуалы, архитектуру, живопись, музыку, скульптуру, декоративно-прикладное искусство. Этим занимались некие «специальные» люди – духовенство.
Конечно, не все духовные лица были достаточно образованны, не все хорошо разбирались в догматике и теологии. Но этого от них и не требовалось. Важно, что они профессионально занимались формированием и сохранением картины мира своих прихожан и ее отношение с Богом. Именно исполнение подобных функций позволяет считать этих воспитателей народа интеллигенцией.
Наука
Важно отметить, что в своей жизнедеятельности человек, как и социум в целом, пользуется и научной, и так называемой наивной (имплицитной) картиной мира. Если научная картина мира представляет собой свод утвердившихся в науке знаний о человеке, природе и обществе, то предметом «наивной» картины мира является подвижная система связанных между собой образов и представлений о мире и человеке, различных для разных субкультур и стран, определяющая их поведение. Их различия проявляются в первую очередь в том, что «наивная» картина мира стремится к целостности, а научная – к полноте и точности знания.
Естественно, что обе эти картины тесно связанны, поскольку научная картина мира становится достоянием многих пытливых и любознательных членов общества и тем самым включается в «наивную» картину мира.5
Искусство
Обращаясь к литературе, музыке, изобразительному или пластическому искусству, люди как бы выходят за пределы своей обыденной жизни и получают возможность эффективно достраивать, бесконечно совершенствовать и «раскрашивать» свою собственную картину мира. С другой стороны, идеи и чувства, выраженные в художественной форме, обладают более мощной силой внушения и «заражения», а потому усваиваются на уровне обыденного сознания гораздо легче образов-образцов, создаваемых, например, научной гипотезой, теорией или политическим лозунгом.
Естественно, что большинство творцов произведений искусства и в голову не приходит мысль о том, что они способны решительно повлиять на картину мира современников или грядущих поколений. Но когда их произведения созданы, их так или иначе предстоит транслировать современникам по вполне определенным каналам (книготорговля, библиотеки, кинопрокат). И вот здесь-то в дело вмешивается интеллигенция. Художественные критики, искусствоведы, историки искусства, наконец, цензоры формируют восприятие публики, постоянно «объясняя» ей, что хорошо, а что плохо в искусстве. Другие «интеллигенты» в министерствах, комитетах и комиссиях по культуре активно поддерживают одни произведения искусства, одних художников, одни художественные школы и течения и не поддерживают или даже отрицают другие.
Тем самым соответствующие «интеллигенты» вне зависимости от своих желаний, осознанно или нет, формируют у людей художественную картину мира. Как писал славянофил И.С.Аксаков, любой власти для формирования вполне определенной картины мира профессиональные деятели искусства крайне необходимы.
В свое время интеллигент Аксаков было до глубины души поражен «настойчивыми, энергическими усилиями государства: создать во что бы то ни стало штатс-просвещение, штатс-науку, штатс-искусство, штатс-журналистику, штатс-поэзию, штатс-литературу, штатс-галантерейность, штатс-нравы, штатс-нравственность… государство не щадило расходов на воспитание общества – в направлении и духе соотвествовавших государственным целям…
От кабаков и увеселительных домов до академий наук и разных храмов музам – все это содержалось на казенные деньги, на казенный счет, казною, ради государственной надобности».
Образование
К середине века возникла мощная всеохватывающая советская система образования. Под прямым влиянием государства идеал всеобщей грамотности и право на образование заняли одно из самых видных мест в системе современных ценностей6. В современном мире никакая общенациональная культура не может существовать без некоего специального механизма, охватывающего все население, - без национальной образовательной системы с многочисленным штатом профессиональных педагогов и развитой инфраструктурой. Только современное национальное государство способно создать, содержать и защищать эту огромную дорогостоящую пирамиду7. Никакая система образования не в состоянии существовать без интеллигенции – педагогов, целенаправленно формирующих (или по меньшей мере корректирующих) у своих учеников определенную картину мира, заданную учебными программами, которые, в свою очередь, санкционированы государством.
По мнению интеллигенции, те немногие, кому удается навязать эту картину мира – «настоящий народ», достойный всяческого уважения, восхищения и, может быть, даже преклонения.
Те же, кто ее не принимает, – «мещанство». Причем между «интеллигенцией» и «мещанством» теоретики интеллигенции большей частью подчеркивают полную противоположность. Интеллигенция, безусловно, отрицает мещанство; мещанство, безусловно, исключает интеллигенцию. Поэтому интеллигенция колеблется между презрением к невежественному («мещанами») и обожествлением его – начиная с русской концепции народа-богоносца, и кончая китайским лозунгом: «Учиться у рабочих, крестьян, солдат!».
Со своей стороны народ платит интеллигенции недоверием, ибо никогда не умел всерьез отличать интеллигенцию от власти.8
Со временем, отношения между интеллигенцией и народом превратились в бесконечную войну. Интеллигенция, постоянно устраивавшая революции, как правило, использовала террор, чтобы навязать народу свою картину мира. Народ же время от времени отвергал интеллигенцию погромами, как это было во времена холерных бунтов. А в начале ХХ в. «жиды и студенты» сблизились в сознании охотнорядцев и стали символизировать интеллигенцию.9
Таким образом, народ и интеллигенция в отношениях друг с другом попеременно играют роль палача и жертвы.
Г.Помералиц писал об этом: «…Орудие революционной интеллигенции – террор; орудие взбаламученной массы – погром. Жертвы погрома становятся яростными сторонниками революционной диктатуры, А жертвы террора в следующем действии – яростными погромщиками… Например, Сталин использовал еврейские кадры для коллективизации, а выходцев из деревни для «борьбы с космополитами». 10
Народ – это объект воздействия интеллигенции: ему она должна навязывать сформированную ею картину мира. Для характеристики численного соотношения между «образованной частью общества» и народом нелишне напомнить, что еще в 1895 г., в начале последнего царствования, четыре пятых населения России были неграмотны. В деревне жило около 85% населения. В девяти русских университетах обучались всего 25 тысяч студентов.11
Как утверждал А.Блок: «… Есть действительно не только два понятия, но две реальности: народ и интеллигенция; полтораста интеллигентов, с одной стороны, и несколько сот тысяч – с другой; люди, друг друга не понимающие в основном».12
И, тем не менее, эта микроскопически малая часть общества – интеллигенция – постоянно работала над формированием национальной картины мира и распространением ее на весь народ.
История человечества показала, что реальная власть в обществе – это, прежде всего власть над процессами формирования картины мира. Вот почему любая власть кровно заинтересована в унификации картины мира подвластного ей населения.
Чрезмерное разнообразие картины мира практически лишает власть каких-либо возможностей управлять обществом.
Интеллигенция и власть нужны друг другу, писал В.Ф.Коршер, «разъединение интеллигенции и власти на протяжении всей нашей истории оставалось лишь скрытым, не доходя до явного разрыва… Нужно ли удивляться поэтому, что интеллигенты так легко становятся идеологами или верными помощниками идеологов?! Интеллигенция и не принимает власть и одновременно боится себе в этом признаться, боится довести свои чувства до сознания, сделать их отчетливыми. Ибо тогда ей пришлось бы вслух назвать себя саму как виновницу всех несчастий страны… пришлось бы ответить буквально за каждый шаг этой власти, как за свой собственный… Интеллигенция знает об этом и у нее нечиста совесть. У нее разыгрывается настоящий «комплекс» по отношению к Власти. Страх не только пред жестоким наказанием, но еще сильнейший пред собственным признанием терзает ее. Она предпочла бы думать о Власти как о чем-то внешнем, как о напасти, пришедшей откуда-то со стороны…».13
Власть необходима интеллигенции: она является для нее важным источником моральных ценностей.
Таким образом, отношения между интеллигенцией и властью сложны и противоречивы. «Интеллигенция не принимает Власти, отталкивается от нее, порою ненавидит, и, она питает ее, холит и пестует; интеллигенция ждет крушения Власти, надеется, что это крушение рано или поздно случится, и, с другой стороны, сотрудничает тем временем с ней…».14
Представители интеллигенции довольно часто занимали крупные государственные посты. Скажем, все наиболее известные историки XVIII в. были чиновниками, состоящими на службе у правительства. На государственную службу были приглашены такие интеллигенты, как граф М.Сперанский, представивший еще Александру I записку «О постепенном уничтожении рабства в России» в 1816 г.; граф Киселев, президент Академии наук (1818-1855 гг.). Николаевский министр просвещения граф С.Уваров пытался полностью подчинить просвещение интересам власти. Отсюда его предписание: «Каждый из профессоров должен употребить все силы, дабы сделаться достойным орудием правительства».
Один из самых жестоких чиновников, царский генерал-губернатор оренбургский и самарский В.А.Перовский – «злой гений раскольников», – был по всем признакам стопроцентным интеллигентом. «И не вина ли казаков, – писал Н.Н. Покровский, – что утонченный мир прекрасной культуры, к которому принадлежал В.А. Перовский, был так далек от их историософии и оборачивался к ним именно этой экзекуционной стороной».15
Со своей стороны власть управляла интеллигентами с помощью кнута и пряника. Начиная с Елизаветы, цари даровали лояльным актерам шпаги – символ чести и достоинства. Сохранились свидетельства, что Екатерина II дарила избранным артисткам, выходившим замуж, еще и подвенечные платья.16 В 1832 г. Николай I учредил новый привилегированный класс личных и потомственных почетных граждан: при этом личное почетное гражданство отныне присваивалось лояльным художникам, получившим аттестат Академии. Следующий же царский указ, от 1902 г., предоставил право лояльным музыкантам – выпускникам консерватории занимать должности на государственной службе и, следовательно, получать дворянство.
И благодаря интеллигенции в меру своих сил укрепляла национальную картину мира образами Царя, Отечества, Родины, Народа и Церкви. Так, лирик Фет писал по случаю коронования Александра III: «Как солнце внешнее сияя, / в лучах недаром ты взошел / во дни живительного мая, / на прародительский престол».
Власть поощряла тех художников, чье творчество было ориентированно на укрепление существующей общенациональной картины мира. В качестве примера можно назвать Н.В.Кукольника – поэта, драматурга и беллетриста, придерживавшегося государственно-патриотической тематики.
Его творчество поощрялось самим Николаем I. Самоуверенный и тщеславный Карл Брюшлов пользовался особенным благоволением Николая I и получал самые важные правительственные заказы. Художник В.А.Серов был принят при дворе, ему позировал Александр III.
Но что касается другой части интеллигенции – оппозиционной, создававшей неугодную власти картину мира, то с ней расправлялись всеми доступными средствами.
А.Пушкин писал, что хотя « Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешел из рук Щищковского (домашний палач Екатерины) в темницу, где и находился до самой ее смерти. Радищев так сослан в Сибирь и покончил жизнь самоубийством; Княжнин умер под розгами – и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность».17 В.В. Капнист подвергался цензурным гонениям; Н.И.Тургенев осужден на вечную каторгу по делу 14 декабря 1825г., с 1892 г. – политэмигрант; К.Ф. Рылеев приговорен к смертной казни по делу 14 декабря 1825 г. и повешен; П.Я.Чаадаев объявлен сумасшедшим; Н.И.Огарев провел 10 месяцев в одиночном тюремном заключении, был сослан, с 1856 г. – в эмиграции; Н.Г.Чернышевский провел в крепости, на каторге, в ссылке с 1862 по 1883 гг.; Ф.М. Достоевский осужден по делу петрашевцев на 4 года каторги и службу рядовым; В.Г. Короленко в общей сложности провел 6 лет в тюрьме и ссылке.
Иногда интеллигенция сама себе задает загадку: почему это искусство и наука иногда расцветают в периоды жесточайшей диктатуры и, напротив, иногда не «цветут» в условиях относительной свободы?
Действительно, сколько угодно примеров, когда в России, в Европе или ином регионе на самые трагические в жизни страны периоды – времена межнациональных и религиозных войн, нетерпимости, зверств цензуры, политических преследований инакомыслящих – приходились годы расцвета литературы и искусства. Например, эпоха Николая I, не лучшего из российских государей, эпоха жестокая во многих отношениях, характеризуется, как известно, выдающимися достижениями в области науки, литературы, искусства. Ведь в эти годы писали Пушкин и Лермонтов. В эти годы появились лучшие произведения Н.В.Гоголя. На первый взгляд странная это была эпоха: великая литература, замечательное искусство, умные и утонченные интеллектуалы – и вполне заурядный государь, склонный к запретам и ограничениям в духовной сфере.
Но никакой загадки тут нет. Интеллигенция всегда делала одно и тоже дело при любых режимах и правлениях – совершенствовала ту или иную картину мира. Только одна ее часть была в оппозиции и поэтому создавала одну картину, а вторая – служила власти и, следовательно, создавала нескольку иную. А власть покровительствовала «своей» интеллигенции, стремилась перекупить или нейтрализовать «чужую». Интеллигенция расцвета и заката культуры практически не зависит от степени демократического режима и допустимой свободы творчества.
Таким образом, поощрение лояльных и преследование нелояльных интеллигентов было постоянной культурной политикой самодержавия. Ответ «государственной интеллигенции» состоял в полной и беззаветной поддержке власти: ответный ход оппозиционной интеллигенции – в попытке или «распропагандировать», или свергнуть власть.
Глава 3. Интеллигенция и революция
Цель ушедшей в оппозицию интеллигенции обычно состоит в том, чтобы продолжать борьбу и в очередной раз заменить господствующую картину мира своей собственной. Так было и с радикальной левой интеллигенцией до революции, так было и с диссидентской интеллигенцией в Советском Союзе, так было практически всегда во всем мире. Вот почему организатором почти всех революций в истории была интеллигенция. Речь идет о революции французских жирондистов и якобинцев 1791 г. и всех других политических революциях – российской, английской и американской. То же самое относится и к неудавшемуся перевороту декабристов (1825 г.), и к революции русских социал-демократов (1905 г.), либералов (фев. 1917 г.) и большевиков (окт. 1917 г.), а также немецких и итальянских фашистов (1922 и 1934 гг.).
Так, в Великой французской революции ядро революционеров, в том числе крайних – якобинцев, составляли интеллигенты. Историк О.Минье писал, что круг тех, кто определял события 1791 г., «был ограничен людьми просвещенными», которые таким образом контролировали все силы и всю власть в государстве, поскольку были «в тот период единственными, кто мог контролировать их, поэтому лишь, что обладали необходимым для этого умом».18
Террор французских революционных интеллигентов в свое время потряс весь мир, сильно поколебав веру в гуманизм.
Таким образом, интеллигенты-большевики в России в 1917-м и интеллигенты-нацисты в Германии в 1934-м всего лишь только повторяли пройденное интеллигентами французскими в 1791-м.
В России также «главными революционерами» были отнюдь не рабочие. Октябрьская революция 1917 г. и революция 1905 г. были революциями интеллигентов, хотя их и пытались представить как «рабоче-крестьянские». «Русская революция была интеллигентской, – справедливо заметил С. Булгаков. – Духовное руководительство в ней принадлежало нашей интеллигенции с ее мировоззрением, навыками, вкусами, соц. замашками…».19
Революция бросилась в атаку на политический строй и социальный уклад самодержавно-дворянской России.
Быстрота, с которой разыгралось в особенности последние действие преобразования, давшее под давлением стихийного порыва, вдохновившего всеобщую стачку, акт 17 окт., подействовала опьяняюще на интеллигенцию. Она вообразила себя хозяином исторической сцены, и это всецело определило ту «тактику», при помощи которой она приступила к осуществлению своих идей.
Актом 17 октября по существу и формально революция должна была бы завершиться.
Да и ранее, начиная с 40-х годов прошлого века – с собраний кружка, который посещал Достоевский, – все легальные и нелегальные оппозиционные и революционные группы были группами интеллигентов.
Да что там говорить, если по словам С.Н. Булгакова, «весь идейный багаж, все духовное оборудование, вместе с передовыми бойцами, застрельщиками, агитаторами, пропагандистами, был дан революции интеллигенцией».20 И речь идет отнюдь не только о профессиональных революционерах. К подготовке революции приложили руку и такие поэты, как Надсон, Брюсов, Блок.
И современные революции также организованы интеллигентами. Так, например, недавний революционный геноцид в Камбодже (Кампучии) был организован, обоснован и инициирован группой идеологов. Эта группа состояла из 20 интеллигентов-профессионалов, причем из восьми лидеров этой группы пятеро были учителями, один профессором в университете, один экономистом и один государственным чиновником.
Закон постоянного разделения интеллигенции на две части – лояльную и революционную – в значительной мере объясняет известный историкам «парадокс»: переход части интеллигенции на непримиримые позиции даже «тогда, когда власть меняется в лучшую сторону». Духовный поворот русской интеллигенции кажется загадкой. Ведь он произошел в мирной атмосфере, на фоне либерализации сверху, притом достаточно последовательной, чтобы затронуть самые основы существующего порядка. И вот в этот момент интеллигенция переходит на жесткие и непримиримые позиции.21
А между тем никакой «загадки» здесь нет. Просто перемены во власти «призвали» наверх «интеллигентов-экспертов» с одной картиной мира и отвергли других – носителей иной. Последние немедленно ушли в «жесткую» оппозицию и стали готовить новый переворот. Интеллигенты же, пришедшие «во власть», стали вытеснять из всех сфер сторонников иной картины мира. Так, например, П. Чичерин, один из самых выдающихся правоведов дореволюционной России, сторонник реформ Александра II, резко осуждал ригоризм оппозиционной интеллигенции, укоряя ее в политической незрелости, и предупреждал против принятия ее требований, скажем, против «преждевременного» введения Конституции в России.22
Так или иначе, но именно интеллигенция была идеологом, вдохновителем и организатором всех крупных революций в истории.
Глава 4. Что мы наследуем?
Интеллигенция – по-моему, это не то, что сейчас называют «интеллектуалами», тем более «технократами». Истинная интеллигентность не зависит ни от социального положения, ни даже от формального образовательного диплома.
Что представляет собой эта наша многонациональная отечественная хранительница духовного огня народа, в чем, по моему мнению, ее основные особенности? Прежде всего в совестливости – совестно лгать, совестно лакействовать, совестно быть сытым, когда другие голодны, совестно быть богатым, когда другие бедствуют. Совестливость была свойственна и нашим великим писателям – Пушкину, Гоголю, Толстому, Достоевскому, и самому широкому слою нашего мыслящего общества. Эти ее страдания за чужие боли, за чужие несчастья, наверное, уже тогда вызывали у практических циников раздражение и уже тогда были попытки выдать сочувствие ко всем униженным и оскорбленным за интеллигентское либеральное прекраснодушие.
И в дальнейшем наша интеллигенция (вернее, лучшие ее представители) во все времена, даже в самые тягостные, сохраняла верность принципам высокого искусства правды и донесла до наших дней великие традиции отечественной культуры.
Мы наблюдаем сегодня, как люди творческих профессий, следуя высокой традиции, не остаются в стороне от глобальных проблем, понимая, быть может, как никто, всю трагичность экологических и других кризисных ситуаций. Думаю, мы должны быть глубоко благодарны этим подвижникам в их благородном деле. В их действии проявляется, по-моему, традиционная совестливость наша – болеть общими бедами, стоять за общее дело. И, что особенно отрадно, за этими застрельщиками идут все увеличивающиеся слои нашего народа, для которых судьба Родины выше личного благополучия и слово «патриотизм» – не пустой звук.
Беспокойство нашей интеллигенции о «чистоте помыслов», наверное, наиболее ярко выразил Гоголь в своем знаменитом «Портрете», где изображена гибель художника, оставившего искусство ради демона наживы.
Эта «чистота помыслов», особое, трепетное, «святое» отношение к искусству, бытовавшее в наших писателях, художниках, музыкантах, – это тоже наше наследие, которым не следует пренебрегать.
Есть еще одна историческая особенность нашей отечественной интеллигенции, – впрочем, и всего нашего народа, – это некоторый идеализм, или вера в конечную победу добра, иногда вопреки всему. Хорошо это или плохо? Не всегда, наверное, хорошо, поскольку это может порождать бездействие и фатализм. Но когда эта вера становится силой, особенно в критические периоды нашей истории, силой, спасающей наше Отечество от вроде бы неизбежной гибели, тогда эта вера – добро. Так было в нашей истории не один раз.
Вера наших лучших людей в народ, в конечную победу добра нам сейчас крайне необходима. Без такой веры трудно надеяться на духовное возрождение. Во всяком случае, нигилизм здесь не поможет. Эта вера, эта безумная любовь к отечеству – это тоже наследие, которое мы не должны растерять. Да, нужно говорить всю правду и только правду, да, нужно видеть мир такой, какой он есть, ничего не скрывая, но не впадать при этом в отчаяние.
Еще одна черта, традиционная черта, свойственная нашей интеллигенции, завещанная нам как наследие – это чистота и естественность нашего искусства, чуждость всякой фальши, пошлости. Кажется, у Платона есть такое изречение, что сила произведения искусства измеряется степенью одаренности художника жизнью.
Собственно, речь идет о реализме, понимаемом как эстетическая категория, тем более стилевая, чем мироощущение, то есть художественное мировоззрение, и такое художественное мировоззрение наше наследие.
И еще хочется сказать, что все проблемы, преобразования нашей жизни неразрывно связаны с духовным обновлением нашего общества.
Заключение
Несмотря на обилие сказанного об интеллигенции, в обществе до сих пор нет единого взгляда на ее природу.
Интеллигенция как феномен русской культуры образуется весьма сложным смысловым конфигурантом, и для этого есть определенные исторические, социальные и ментальные основания. Русская интеллигенция элитарна и вместе с тем ориентирована на массы; она органически связана с народом и его судьбой и в то же время оторвана от него, «страшно далека» от народа; она тесно связана с властью, надеется на нее влиять, вступить с нею в некий духовно-политический альянс и одновременно отчуждена от нее, обличает ее, корит, критикует, отвергает; она секулярна и одновременно религиозна; она вольнодумна и свободолюбива, но политически зависима.
Во всех отношениях русская интеллигенция является последовательно бинарным явлением культуры, выражая тем самым национально-русский менталитет.
Смысловая конфигурация интеллигенции, как это показал А.Левада, помимо бинарности содержит в себе и устойчивую структуру: она образуется треугольником отношений между компонентами «народ», «власть» и «культура». Интеллигенция является центральным, связующим звеном этих трех элементов.
Практически вся культура эпохи советской власти была создана «руками» интеллигенции. Если не считать нескольких диссидентов, поплатившихся годами свободы, жизнью и здоровьем, все остальные интеллигенты более или менее ревностно участвовали в создании советской картины мира.
Подводя итог вышесказанному, не имеет никого смысла в чем-либо «осуждать» или «хвалить» интеллигенцию, не говоря уже о том, чтобы рассматривать ее как некое благо или, напротив, зло, от которого нужно избавляться. Все исторические и психологические данные говорят за то, что русская интеллигенция может перейти к новому сознанию лишь на почве синтеза сознания и веры.
Список литературы
1 См. подробнее: Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского литературного языка: 30-90-е годы ХIХ в. М.; Л., 1965. С.144-149.
2 Боборыкин П.Д. Русская интеллигенция // Рус. мысль. 1904. №2. С.80-81; Он же. Погнившие «вехи» // В защиту интеллигенции: Сб. статей. М., 1909. С.29.
3 Шмидт С.О. К истории слова «интеллигенция» // Россия, Запад, Восток: встречные течения: К 100-летию со дня рождения акад. М.П.Алексеев. СПб., 1996. С.409-417.
4 См., например; Вольский А. (Махайский В.К.) Умственный рабочий. Ч.3. Вып.2: Социалистическая наука как новая религия. 1905.
5 Ениколопов С.Н. Три образования картины мира // Модели мира. М., 1997. С. 36
6 Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. М., 1991. Т.1. С.74.
7 Там же. С.86.
8 Помералиц Г. Долга дорога истории.
9 Там же. С. 267
10 Там же.
11 Хазанов Б. Указ. Соч.
12 Цит. по: Блок А.А. Соч.: в 8 т.м.; Л. 1963. Т. 5. С.323
13 Кормер В.Ф. Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура. С. 71-72
14 Кормер В.Ф. Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура. С. 75
15 Дейг М. Попытка объясниться. Интеллигенция и церковь – претензии, накапливавшиеся столетиями // Независимая газета, 1996. 21 авг. С. 5
16 Кривцун О.А. Худ. В истории русской культуры: эволюция статуса // Человек. 1995. №1
17 Пушкин А. Заметки по русской истории XVIII в. //. Полн. собр. соч.: в 16 т. М., Л.; 1949. Т. 11 С. 16-17
18 Цит. по: Хосбаум Э. Эхо «марсельезы». М. 1991. С. 43
19 Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество // Вехи… С. 32-33
20 Булгаков С.Н. Указ. соч.
21 Люкс Л. Интеллигенция и революция: Летопись триумфального поражения // Вопр. философии. 1991. №1
22 Там же.