Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Званые вечера случались в научном сообществе чуть реже, чем ликероводочный отдел попадается на глаза любителю выпить. Та ночь была Празднованием Восемнадцатого Обновления Бета-версии Программы Чего-то Там, О Чем все Благополучно Забыли Через Три Минуты После Торжественной Части. В узких кругах это был вечер, когда Леонтина Д'Аоста официально вышла в свет. В самых узких - вернее сказать, в конкретном круге диаметром в одного человека - хороший повод застать Нобелевский комитет в полном составе, чтобы невзначай козырнуть последним изобретением.
Винтажная стрелка лифта приближалась к пометке "пентхаус". Двум пассажирам из четверых в лифте было невыносимо жарко.
- Тебе тоже душно? - обратилась художница к Альберту.
- Очень, - кивнул механик.
- Здесь слишком жарко! - в истерике заявила Онти. - Мы сгорим! У кого-нибудь есть нож?!
- Жарко, слишком жарко... - бубнил Альберт, - я так не могу... лед есть у кого-то?
- Какой смысл жить, если здесь так жарко?! Нож, срочно нож!
Кто-нибудь безусловно привел бы их в себя, если бы Скру не хихикала, а Сёри не было все равно. Однако скулеж угомонился довольно быстро, и через минуту все снова молча наблюдали за стрелкой.
Лео стыдливо протирала глаза.
- Извини, я волнуюсь, - тихо сказала девушка. - Там будет очень много людей, я растеряюсь, убегу. Закачу истерику или повешусь на шторах. И там папарацци. Я с ними никогда не сталкивалась, но в фильмах и книгах они как стая волков…
- Вранье, никакие они не страшные, - заверил альбинос. - На них шикни хорошенько, и сами разбегутся.
- Правда? - с недоверием переспросила Онти.
- Конечно, правда. Был у меня один знакомый фотограф, он и без сигнала с радостью убегал.
- Ну, ты все равно не обобщай... - взгляд художницы поплыл от лица собеседника куда-то вниз. - Ой, перекосилась.
Лео без спроса заворочала бабочку. На самом деле, в том не было ни малейшей потребности; ворс бархатных крылышек помогал девушке успокоиться. Она крутила их так долго, что воротник, который они закрывали, смялся во что-то невнятное.
На Альберте был белый костюм с «пингвиньим» хвостом, сшитый Лео. Работа с иглой была ее любимым занятием; сразу после втягивания испарений токсичной гуаши.
- СНИМАЙ ПИДЖАК, ТАМ ПЕТЕЛЬКА КРИВАЯ, СЕЙЧАС ПЕРЕКРОЮ, - Лео неожиданно начала штурмовать и без того скомканный воротник.
- Онти, успокойся, все хорошо, - упирался Альберт. При том, что девушка была выше него, ему это удавалось с трудом.
- ВСЕ УЖАСНО, КАК ТЫ ПЕРЕД ПРЕССОЙ С ТАКОЙ-ТО ПОЗОРНОЙ ПЕТЕЛЬКОЙ, БЫСТРО СНИМАЙ! И ШТАНЫ, НА ШТАНАХ МОЛНИЯ ПОКОСИЛАСЬ, СНИМАЙ.
- Если это такой повод заняться сексом в лифте, то нет!
- Пфф, нужен ты мне, - оскорбилась художница, отпуская полуснятый с немца пиджак.
- Мы закроем глаза, - пообещал Сери.
- А я присоединюсь, зум-зум, - добавила Фрося.
Двери лифта раскрылись перед огромным залом, выдержанным в сиреневых и серебристых тонах. Он мерцал вспышками фотоаппаратов и софитами, освещавшими сцену (не слишком ярко, официальная часть закончилась уже давно). Деятели науки равномерно расположились вокруг столиков с закусками и шампанским.
Лео боялась. Оговориться, опрометчиво вякнуть что-нибудь в камеру, поскользнуться на собственном шлейфе, - чего угодно. Меньше всего ей хотелось посрамить Альберта. Она бы и не приходила, если бы для него это не было важно.
Лео потянулась к волосам, чтобы срочно заплести пару успокоительных кос, но те были крепко заколоты в выходную прическу. Художница взмолилась к механику:
- Я боюсь. Хочу домой. Выключи меня.
- Во избежание именно такой ситуации я не брал пульт, - сказал Альберт. - Пошли.
Ребята двинулись в зал.
Нет, толпа репортеров с крупными микрофонами не окружила героев с порога как слаженная опасная банда. Это происходило тактически медленно.
Приличие высшего общества запрещало набрасываться на кого-либо сразу. Люди подходили тихонько и как бы не специально, чтобы максимально незапланированно столкнуться. С такой скоростью усталое от жары зверье Африки подходит к прохладному водопою.
- Леонтина Даоста, какая встреча! – залебезил кто-то, кого художница видела впервые. Онти заметила, что ее фамилию практически никогда не произносили правильно.
- Здравствуйте, - она выдавила улыбку.
За кем-то одним начал пресмыкаться еще кто-то, потом еще. Дети Миллениума обнаружили, что спустя несколько таких же приветствий, которые резали слух как консервный нож, они оказались тесно окружены. Кто-то не нарочно тронул Лео краешком микрофона.
Вопросы посыпались как щепки из-под включенной бензопилы. Удивительно, как легко журналисты соскальзывали с темы науки на личную жизнь (через пару дней какая-то газета объявит помолвку). Однако где-то на промежутке между седьмым вопросом о девственности и шестой фразой «Вы отлично смотритесь вместе, несмотря на разницу в росте» Альберт наконец-то услышал вопрос, ради которого гладил утром рубашку.
- Как работает эта инновационная голограмма, и почему Леонтина кажется настолько материальной и живой?
Вопрос задал член Нобелевского комитета по физике. Альберт их всех хорошо знал. Очень хорошо. К примеру, сейчас перед ним стояла профессор Марцелла Ши 1978 года рождения, не судима, в разводе. По утрам она ходит на рынок за свежими апельсинами и имбирем. Код подъезда 240024.
- О, на самом деле все очень просто, - механик мысленно подготовился к речи, которую учил во время глажки. – Понимаете ли, то, что стоит перед Вами – не Леонтина, а, скажем так, ее оболочка, построенная из нескольких миллионов крохотных пластинок, создавших иллюзию живого объема.
- Папье-маше? – хмыкнула профессор.
- Вы абсолютно правы, тут все держится на клею ПВА, - плохо пошутил Альберт. Где-то внутри он себя за это ударил. – Начну с того, что дома на Леонтине надето специальное устройство, с виду похожее на обруч для волос. Его сенсоры выполняют сканирование нужных долей мозга и процессов в них (как следствие – способность моей напарницы управлять вторым телом). Так вот, эти самые частицы, которые находятся перед Вами, с помощью специального поля, в целостности сдерживает генератор, который левитирует внутри (связь между «обручем» и генератором поддерживает спутник). Пластинки умеют менять цвет и температуру, гнутся и, разумеется, в зависимости от махинаций над генератором, изменяют положение, от чего мы видим, что Леонтина ходит, говорит и жестикулирует, будучи у себя дома и спокойно рисуя, - он обратился к Онти. - Верно?
- Все верно, - кивнула она. – Только сейчас я отлучилась от холста, и спускаюсь на первый этаж, чтобы заварить себе чаю.
Лео улыбнулась профессору. На секунду она почувствовала себя супер-моделью в купальнике, которая рекламирует какой-нибудь станок для бритья, или спортивную машину.
- Также Леонтина обладает тактильными ощущениями, - добавил механик. – Здесь пришлось повозиться, но оно того стоило. Кроме генератора здесь существуют еще два генератора там, в Аосте. Они выглядят как несколько браслетов-фенечек в собранном виде. Когда же Леонтина активирует обруч, вместе с ним работу начинают браслеты. Они, как и оболочка, по большей мере состоят из пластинок, только на этот раз прозрачных, невидимых. Пластинки распределяются над кожей и действуют синхронно с генератором здесь, то бишь, когда кто-либо ее касается, во второй оболочке появляется изгиб нужной формы и с нужной температурой. Технически, получается, что воздействие на оболочку здесь дублируется туда, и Леонтина может в полной мере все ощущать, будь то объятие или укол иглой.
Марцелла долго ерзала взглядом по девушке. Лео чувствовала, как с нее медленно стягивают кожу.
- То есть, фактически Вы управляете двумя телами одновременно?
- Да, - ответила Лео.
Взгляд женщины наполнился скепсисом еще больше, чем прежде.
- И легко Вам это удается?
- Ах, что Вы, конечно легко! Мне всего лишь приходится различать одновременно звуки и картинку отсюда и оттуда, и не путаться в телодвижениях.
Лео начала непринужденно заваривать невидимый чай на голове у Альберта.
- Прелесть, - невзрачно сказала профессор. По тону было ясно, что с нее достаточно. Она обратилась к изобретателю. – Мне вот интересно, Вы проверяли этот прибор на людях среднего ума, НЕСПОСОБНЫХ при виде каши из звуков и изображения управляться с самими собой и при этом каким-то невероятным образом еще и различать тела здесь и там?
- Нет, не проверял, - голос Альберта будто бы сел. Лицо начинало гореть.
- Как легкомысленно, - сделала замечание профессор. – Ваше изобретение, бесспорно, уже лучше, чем папье-маше, которое вы нам демонстрировали до этого, но Вы, надеюсь, понимаете, что никакой практической пользы оно кроме этого единичного случая не принесет. И много электроэнергии потребляет генератор?
- Полного заряда хватает примерно на двадцать часов, - механик отклонялся от темы. На месте его лица должна была вот-вот появиться обугленная дыра.
- В цифрах, пожалуйста, - попросила профессор.
- В цифрах? – проговорил механик. Цифры там были астрономическими. – Да что Вы! Это неинтересно! Совершенно бесполезная трата нашего времени! – его взгляд трусливо перескочил на начавших скучать репортеров. - Давайте я лучше расскажу, когда у нас с Леонтиной помолвка. Мы решили где-нибудь между весной и зимой…
Профессор неодобрительно покачала головой, и молча ушла.
Чуть позже, когда был исчерпан запас пунктов интервью о помолвке детей Миллениума, заинтересованные личности немедленно разошлись (аргументируя это правилами вежливости, которые ставят вето на назойливые допросы).
Альберт был в отчаянии. Его голограмма, чудесная живая твердая голограмма, никогда не станет поводом сделать его лауреатом Нобелевской премии. А это ведь уже сорок второе такое изобретение. Он будто дошкольник, вот уже пять лет неспособный попасть кубиком по квадратному отверстию.
Под носом неожиданно появился стакан. В него навалили льда из ведра, в которое обычно окунают шампанское, и капнули пунша, как из пипетки.
- Пей, давай, а то из тебя уже пар идет, зум-зум.
Тощая рука, подававшая ледяное питье, выглядывала из-под серебристой накидки, которая целиком спрятала гипс. Короткие ноготки покрывал синий лак. Его любимого цвета.
Альберт выхватил напиток, и залпом кинул пару его кусков себе в глотку. Запрокинул голову и сделал проталкивающий глоток, чтобы ничего не застряло; сутуло согнулся и стукнул себя по груди, прокашлялся.
- Спаси… - его голос ненадолго охрип, но в целом стало намного легче. – Спас… - немец снова прокашлялся, приставив кулак ко рту, и благодарно поднял взгляд, - кхем, спасибо.
- Не за что, - для Скру ношение льда под видом напитков давно стало будничным делом. - Где твоя невеста, зум-зум? – спросила она.
Альберт выпрямился, и бросил взгляд в обе стороны.
- Ой, не знаю, - альбинос высматривал воздушное зеленое платье в сборище шиншилловых накидок, - ушла куда-то, наверное.
- Не потеряется, зум-зум? – удостоверилась Скру.
- Маленькая что ли, конечно же нет, - возразил альбинос. - Пусть погуляет немного, а то ей моя компания уже надоела.
- Как скажешь, зум-зум.
- … Тут где-то Беня со своими ребятами должен быть, - немного позже добавил парень. - Давай их найдем. Я хочу с ним поговорить.
- По поводу Кирс? – догадалась Скру.
- По поводу Кирс, - подтвердил Альберт.
Сери был здесь по той же причине, по которой все с радостью посещают бесплатные дегустации, - он хотел поесть. Большую часть вечера мальчик лавировал между подносами с канапе и стойками с черной икрой, скупо размазанной по маленьким крекерам.
- А кто это у нас потерялся?
Мальчик вздрогнул.
Над ним нависла дамочка с притворной улыбкой, которую надевают утром вместе с рабочим костюмом.
- Я не потерялся, - парировал Сери. Он театрально указал на заполненные снедью подносы. - Вот мой дом.
Женщина издала смешок, и взяла его за руку.
- Ах, милый, давай-ка я отведу тебя в детский уголок, к другим ребятишкам.
Закон жанра велит Сери на этом моменте ворочаться и взывать к помощи, будучи протащенным через весь зал. Вместо этого он легко избавился хватки, и попятился в сторону.
- Там есть еда?
Женщина сложила пальцы рук домиком.
- Печенье, кукурузные чипсы и сок.
- Отлично, а то меня уже тошнит от вашей икры.
Бенедикт с его подчиненными разместились у одного из столов с закусками.
Бим играл на PSP одной рукой, а вторую уподобил фуникулеру, постоянно доставляющему сухие крекеры с подноса в рот. Сарко объяснял часто прибывающим женщинам, что в их компании не заинтересован (чуть реже – рассказывал, где покупает такой хороший шампунь). Бенедикт ждал наплыва журналистов или, на худой конец, толпы смазливых фанаток, в существовании которых был безоговорочно убежден. Подчиненные к этой уверенности всегда относились с насмешкой, в то время как сам детектив уверял, что у такого симпатяжки как он обязательно должен быть десяток-другой восторженных воздыхательниц.
- Серьезно? - переспросил Сарко. – Отбрасывая твоих воображаемых друзей, мы пришли сюда исключительно ради бесплатной еды?
- Не-ет, - протянул Бим. - Это Беня нас так выгуливает.
За всю свою жизнь Бенедикт совершал много ошибок, опрометчивых и фатальных. Но точкой максимума на гиперболе опрометчивости и фатальности считал приглашение на работу двух весельчаков сразу.
- Заткнитесьпожалуйста, - процедил аристократ.
Бим заслонил ладонью раскрытый в изумлении рот.
- Ты слышал это?..
Сарко выпятил нижнюю губу, и смахнул с уголка глаза воображаемую слезу. Его поглотили сантименты.
- Наш мальчик... сказал "Пожалуйста"... это так... трогательно...
- Доставай альбом "Мой малыш", срочно! - велел геймер с энтузиазмом. - Такое важное событие нужно обязательно записать!
Детектив смиренно опустил голову. Справа от него кто-то заскрипел розовым маркером по наполовину исписанной странице "Мои первые достижения". К веселому зайке в углу листа была пририсована трость, носатые туфли и огромные скуловые кости.
Если бы руки аристократа были сильнее, рукоять его трости дала бы трещину.
- Явасненавижу.
Шутки подобного рода продолжались весь вечер, пока на горизонте не появилась приветственно размахивающая рука.
- Беня, привет! - Альберт подбежал к ним со Скру (она держалась за него как за кавалера).
Детектив усмехнулся.
- Здравствуй, Цвайнштайн. Вижу, кому-то здесь опять отказали в признании его достижений. Какой же это раз?.. - он сузил прищур и приложил кулак к подбородку, подсчитывая. - Да, точно, сорок второй. Какая досада, - неискренне добавил он.
Была бы здесь Мати, его запястье уже давно смялось бы в нечто, напоминающее металлические кубы из старых непригодных ремонту машин. Телесные наказания мог исполнять и Сарко, если бы не боялся, что борцовские рефлексы возьмут верх и Бенедикт пролетит над ним как на ринге.
Альберт перестал улыбаться.
- Спасибо за заботу, - сухо сказал он.
- Тебе интересно, как я понял, что ты проштрафился, при том, что у меня нет компетентного информатора?
- Нет, не интересно, - альбинос начинал смотреть на него со злобой.
- Так вот, во-первых, твой галстук расслаблен. Еще со времен ношения школьной формы я помню, что это с ним происходит только тогда, когда ты не можешь найти себе места. Во-вторых, ты весь красный и потный (к слову, в сочетании с твоим альбинизмом это делает тебя похожим на новорожденную крысу), это тоже говорит о взволнованности. И, конечно же, в-третьих, хоть это и должно было стоять первым пунктом, - на мероприятие, где присутствуют члены Нобелевского комитета, просто так придти ты не мог. А радости и прыжков под потолок я что-то не вижу.
- Да, ты прав, - сдержанно выдал Альберт. Он никогда не ждал от старого друга сочувствия или хотя бы понимания, но это было уже слишком.
Механик отпил еще немного льда из стакана (к тому моменту он уже растаял до состояния гальки, плавающей в холодной воде).
- На всем действительно очень жаль, - добавил Сарко.
- Спасибо, - механик кивнул.
- И еще один вопрос, - добавил Бенедикт. – Ты прочитал книгу, которую я посоветовал?
Он посмотрел на Скру – только вскользь, еле заметно.
- Прочитал, - подтвердил механик. Он понял, что речь пошла о сканировании мозга Фроси во сне, тайно от нее самой. На данный момент Альберт знал об этой девушке все, что она могла знать о себе сама. Прочитал ее как книгу, от корки до корки.
Детектив заинтересовался еще больше.
- Понравилось, что там было?
- Очень понравилось. Мотивация особенно впечатлила.
Скру закатила глаза.
- Вы просто мастера конспирации, мальчики. В жизни бы не догадалась, что вы обо мне. Особенно этот ЗЫРК на слове «книга», что меня аж немного передернуло. Аплодисменты, зум-зум.
- Так ты ей рассказал? – изумился детектив.
- Конечно, рассказал, - естественно сказал Альберт. – Я же не какой-нибудь интриган вроде тебя.
Читатель вполне вероятно заинтересовался сюжетом, в который Альберту удалось вникнуть после прочтения упомянутой книги.
Скру спала на голой кровати, крепко обнимая рукой и ногами подушку - ее она всегда клала куда угодно, но не под голову; одеяло давно сползло на пол. Простыня слегка дергалась – еле заметно, будто ее трогали кончиком ногтя, - работал кондиционер.
Сквозь сон Фрося чувствовала тягу со стороны - матрас немного согнулся; кто-то туда присел – осторожно, на самую кромку.
- Фрося, просыпайся, - мягко сказал Альберт.
Девушка потерлась носом о пожеванный угол подушки, и открыла глаза. Она всегда быстро просыпалась.
- Утречка, зум-зум, - она улыбнулась сонно. - Уж шибко ты добрый. Я нужна тебе для опыта с препарированием?
- Не сейча... то есть, нет, - быстро поправился альбинос. - Дело в другом.
- Мне прямо интересно, зум-зум.
Альберт подождал, пока девушка примет сидячее положение, и подползет поближе к нему.
- Слушаю-с, - объявила Скру.
Механик не сразу это сказал. Объяснению стоило вылиться в ясную, вежливую и лаконичную фразу, которая после скрупулезного сбора вырвалась бы из него так, как сквозь финишную прямую.
- Понимаешь ли, так получилось, что… - Альберт сглотнул. - Я нечаянно совсем чуть-чуть полностью отсканировал твой мозг, пока ты спала, и я теперь немножко знаю абсолютно все твое прошлое, начиная с момента первого открытия глаз. Но я особо не подглядывал, ты ничего такого не подумай!
По лицу Скру можно было предположить, что эта правда врезалась в нее как холодный снежок.
- Опа.
- Да, - подтвердил механик.
Фрося выглядела растерянной. Ее рука, изначально смирно лежавшая на коленях, очень долго меняла позиции: хваталась за простыню и за локоть над гипсом, гнулась и делала повороты кистью, плела произвольные фигуры из пальцев; вела кутерьму, пока пальцы здоровой и больной рук не схлестнулись крепким замком. Девушка стиснула зубы в панике.
- Вот. Прямо. Все посмотрел?
- Да, - снова подтвердил Альберт.
У Скру на глазах утонул лайнер.
- Ой. Как же. Они же смотрят сейчас. Куда ты, блин. Зачем говоришь, зум-зум!
Альберт был спокоен как айсберг, из-за которых судна обычно идут на дно.
- Никуда «они» уже не смотрят, - сказал он. – Все уже хорошо.
Фрося расслабила плечи, и уронила замок из пальцев (гипс выскользнул их подвязного платка). Она неудобно выгнулась в сторону, но на это ей было сейчас наплевать.
- То есть, как не смотрят?
- Вот так. Не патетично будет сказано, но … ты теперь свободна, - Альберт наморщил нос. - Нет, все равно слишком много пафоса получилось.
Девушка расцепила замок, но лицо почти не менялось. Она была больше, чем взволновала.
- Ой. Ой-ой-ой. Ой!
Всей истории, которая привела к нему Фросю, Альберт не знал (как и сама Фрося). Однако выведал он достаточно многое.
Шутка о роботе обернулась … нет, не правдой. В то время человечеству еще было далеко до хороших андроидов, которых можно принять за умалишенных. «Я робот» было намеком; на то, что Фрося не до конца человек.
Скру Драйвер родилась сразу восемнадцатилетней и тощей, говорящей и прямоходящей, знающей школьную программу и лежащей на койке в неизвестном ей месте. По крайней мере, это первое, что она видела.
Повседневные занятия не были разнообразными и насыщенными: девушка шаталась по комнате, ела овсянку из пакетика и апельсиновое печенье, смотрела фильмы по телевизору, оснащенному DVD. Все приносила рыжая женщина, только с ней Скру и говорила (иногда она слышала ее правильно, как люди обычно слышат друг друга, а иногда – у себя в голове). Из данных рыжей женщиной дисков заработал только один, поэтому Фрося много раз пересматривала части «Железного человека», начиная с древнейшей, 2008 года, (главное, что она выяснила для себя после просмотра, - ей стоит найти мужа-механика).
Позже, когда поведение девушки отошло от рассеянного и похожего на то, коим обладают тропические птицы в клетке, с которой смахнули плед, ее вывели в свет. Рыжая женщина водила ее улицам и показывала всякие интересные вещи вроде деревьев и пожарных гидрантов. По просьбе девушки сводила ее в пирсинг-салон, затем и на мастер-класс по бою ножом. В этом плане Фрося была чертовски способной – не удивительно, делали ее только для этого. Опекунша говорила о всяком, но общей чертой каждого диалога было одно – Скру кого-то убьет.
Рыжая женщина часто вещала внутри головы – не так, что Скру именно слышала голос, она его чувствовала; это были те самые пустопорожние звуки, которые воспроизводятся в мыслях, когда мы читаем или произносим что-то негласно; внутренний голос. Скру считала это нормальным.
Постепенно в мыслях девушки начали возникать просьбы (незначительные: протереть телевизор или самостоятельно сходить в магазин), позже – приказы (украсть что-то в качестве проверки на ловкость и пробежать дистанцию олимпийца). Фрося не сразу поняла, что не в состоянии этому сопротивляться
В один день ее вывезли в Ульм, оставив наводку внутри телефона и приказ внутри головы – убить Альберта Цвайнштайна (за ту неделю Скру ни разу не видела рыжую женщину).
После инцидента с ведрами краски все изменилось. Да и сама Скру стала другой. Программа испортилась, у девушки появилась свобода действий и свое личное мнение. И ей очень понравился Альберт.
Приказы перкутировали голову громче. Это был злостный ор, местами до того опрометчивый, что был насыщен ошибками в лексике. Но Фрося не слушалась; вернее, у нее получалось делать что-то похожее, но совершенно не то: вместо удушья она прибегала к объятьям, а «убивала» невыносимыми странностями. Единственный приказ, который она выполняла безукоризненно, - «Не говори, кто ты и откуда, соври» - был дан еще до выхода в Ульм. В результате Скру вела себя неестественно, больше играла и разрывалась между приказами, чем делала то, чего действительно хочет.
- Ты же не сердишься, что я к тебе так? – Альберт ощущал легкий стыд. Пожалуй, заглядывать в чью-то голову без спроса это немного не вежливо.
- Глупый ты, конечно, нет, зум-зум, - Фрося улыбалась искренне. - Как ты вообще все это дело смотрел?
- Ну, я вставил USB-кабель тебе в ухо, и вывел через него изображение на экран ПК. Там в папке "Tragic Memories" был пятиминутный слезливый клип-нарезка с драматической музыкой и художественными спецэффектами и флешбэками, рассказывавший о твоей тяжелой судьбинушке.
На протяжении всего рассказа Скру хихикала в кулачок.
- …и ты такая хватаешь соло-гитару, и сцена заливается дымом, - Альберт изображал трехструнные аккорды с помощью пальцев (он думал, что трехструнные аккорды, изображенные с помощью пальцев, смотрятся так).
- Прекрати, - Скру хлопнула его по спине, сгибаясь со смеху.
- Ладно, - Альберт сложил руки на коленях и посерьезнел. - На самом деле показания сканера вывели очень много нечетких обрывков с белыми пятнами и невнятными голосами. Но основную суть я понял. И сохранил это все у себя на компьютере, как большущий файл видео. Потом я попытался что-то настроить, кхем, в тебе самой, - чертовски трудно было изъясняться с машиной, даже при опыте в общении с реостатами в три утра, - пользуясь сканером (я его немного подкрутил, чтобы, кхем, редактировать в тебе все на расстоянии) и, в общем, они теперь не могут трогать тебя. Но точно я ничего сказать не могу, там технология очень сложная, больше биологии, чем физики. Так что лучше нам не вести себя так, будто мы все знаем, и всем очень сильно об этом не рассказывать. Шелкопряд может в любой момент опять начать подглядывать, а мы этого и не заметим.
- Хорошо.
– Где Мати, к слову? – спросил Альберт. - Я думал, она обязательно придет в каком-нибудь очень красивом платье.
- Увы, ее с нами больше нет, - уведомил Бенедикт.
- Как нет? – Альберт оторопел.
- Она собрала свои вещи и ушла, оставив мне на прощание пощечину, - разъяснил детектив.
- Ох, - немец выдохнул с облегчением, и обратился к Сарко. – Что этот чмырь ей сказал?
- Много чего, - реслер бросил строгий взгляд в сторону своего подопечного.
- Неправда, - возразил Бенедикт. – Я считаю, что ее решение основывалось на собственном желании. Ей ведь предложили хорошую работу, - напомнил он.
- Да, конечно, - кивал Сарко. – Предложили как раз тогда, когда ты довел ее до ручки. Вот работодатель прямо сидел у нас под дверью и считал количество тарелок, которые она в истерике разбила.
- А разве нет? Довольно хороший метод охоты за ценными кадрами, посмею заметить.
- По поводу вакансии ей звонят каждый месяц, - объяснил Сарко.
- Но и сама она сказала, что ей только сейчас захотелось работать «по-настоящему», - парировал детектив.
- … захотелось после чегооо? – подталкивал его реслер.
- … Я не понимаю, в чем я виноват, потому что такие мелочи входят в ее компетенцию как моей помощницы.
Альберт осторожно вмешался.
- Так что он вытворил-то?
- Он продал Мати в рабство, - известил Сарко.
- Попрошу не утрировать, - оскорбился детектив. - Не продал, а обменял на африканскую принцессу (которую выкрали эти расисты) под видом австралийской принцессы (которая на рынке принцесс считалась более ценной). Глупые расисты, поверили мне. В Австралии не бывает принцесс.
- А что потом? - продолжал Сарко. Он убрал руки за спину и склонился к парню, как учитель, готовый к объяснениям.
- Я вернул Шейлу домой, где ей и место (в благодарность она подарила мне свою носовую кость), и получил вознаграждение. А также несколько выпусков новостей, посвященных мне и моей находке. Какой же я молодец!
- Кхем, малыш, а что по поводу Мати?
- Ах, точно, Матильда. Пока ее облачали в кандалы и наряд африканской распутницы, я подмигнул ей, и лишь губами произнес, чтобы она не волновалась и что все будет хорошо.
- И-и? - протянул Сарко, разогнув брови в две большие дуги.
- И все, нас с Шейлой выгнали, и всю обратную дорогу сквозь джунгли мы шли пешком. И все действительно было хорошо, Матильде правда не стоило беспокоиться за меня. Всех диких зверей прогнала Шейла своим пронзительным боевым криком, а когда мой протез сломался, она меня любезно донесла.
- Малыш, когда говорят "не беспокойся, все будет хорошо" обычно подразумевают, что все будет хорошо с тем, кому это говорят.
- Да-да, знаю-знаю, - нудно проговорил Бенедикт, будто ему объясняли это в пятисотый раз. - Именно это мне Матильда и сообщила, когда вернулась домой спустя две недели. Нервная она какая-то была.
- И ты перед ней извинился? - осведомился реслер.
- Конечно, извинился, иначе она бы обиделась и не разговаривала со мной. А ты бы преподал мне урок вежливости физически, - детектив невольно погладил тростью правую ногу, которая в ноябре составляла почти полную симметрию левой.
- Это было не нарочно, - напомнил Сарко.
Так говорило его трезвое мышление. Его же подсознание, особенно учитывая последние обстоятельства, требовало добавки.
За весь разговор на лице Бенедикта не проскочило и тени стыда.
- Бень, по-моему, это даже для тебя слишком, - высказался Альберт.
- Плохо ты меня знаешь, Цвайнштайн. Как там, кстати, мисс Кирс, почему она не пришла?
Альберт начинал понимать, что с ним происходит. Где-то в самых далеких участках школьной памяти, сквозь слой пыли и паутины пробилось до боли знакомое чувство – ему ужасно хотелось врезать.
- Она не любит светские вечера и платья. И не хотела бы случайно пересечься с тобой.
Детектив улыбнулся.
- Ах, влюблена в меня по уши, вот и стесняется.
Бим ощущал, что вот-вот лопнет от смеха.
- Нет, Беня, ты ее обидел, - твердил Альберт. - Хоть я так и не понял, как. Но она очень долго ни с кем не разговаривала. Мы все коллективно боялись у нее спросить, что произошло.
- Хм, - Бенедикт поддался сомнению. - Она не выглядела обиженной, когда мы прощались.
- Так она по природе своей не умеет так выглядеть! - вспылил Альберт. - Я вообще удивляюсь, как она тебя не переломала на месте.
- Она сказала, что не бьет инвалидов, слабых, женщин и детей, и добавила, что я вхожу во все категории, - вспомнил детектив.
- Красотка, - хмыкнул Сарко.
- Так что ты натворил? - допытывался Альберт.
- Я рассказал мисс Кирс о своих чувствах к ней, - ответил детектив. – Разве это может обидеть?
- Про чувства я знаю, - кивнул Альберт. – Лео последние две недели визжит, рассказывает, какие вы милые и как хорошо смотритесь, и показывает мне рисуночки, на которых вы держитесь за руку, целуетесь, обнимаетесь и ЗАХОДИТЕ ДАЛЬШЕ.
(прим. авт. Даже у карандашного Бени был секс, Альберт, а у тебя нет, азазазаз)
(прим. беты. А что, Лео у нас теперь как Лейон, да? *щюточки за сто*)
- Беня, кстати, очень гибкий, зум-зум, - заметила Скру.
- Нет, серьезно, - добавил Альберт смущенно. – Лео там так всё РЕАЛИСТИЧНО нарисовала, что мне немножко стыдно на тебя смотреть сейчас.
Бенедикт явно заинтересовался.
- Леонтина не вышлет мне несколько ее рисунков по электронной почте?
Альберт встряхнул головой.
- Мы отходим от темы. Что ты наговорил Кирс?
- Могу пересказать в общих чертах, - детектив пожал плечами.
- Я безнадежно влюблен в Вас, мисс Кирс.
Бенедикт выглядел чуть более серьезным, чем обычно. Кирс выглядела немного усталой. Лео ахнула и закрыла руками лицо.
- Ну офигеть вообще, - фыркнула Кирс. Не было похоже, что она собиралась в шоке ронять набитые сумки, пуская содержимое на катящийся и пачкающийся произвол; а потом бездумно метаться между желанием ахнуть и просто разбить ему голову – как ответ.
- Это все, что я хотел сказать, - добавил детектив. - Вопросы?
- Есть вопросы, - Кирс кивнула. Ее громкий тон испугал Лео, которая уже начала было тянуть руку. - Ненавижу вопросы.
- Внимательно слушаю.
Кирс согнула кончик одной из бровей – так резко, будто ужалила.
- Какого черта?
- Что именно?
- Уточню. Ненавижу уточнять. Что это ты во мне нашел, Гусь?
Бенедикт улыбнулся ласково.
- Вы умна и красива, мне нравится Ваш знойный характер и общая отчужденность. А этот Ваш заскок с повторением слов, – детектив нарисовал кончиком носа фигуру, которую делают, вдыхая самые божественные духи, - просто сказка! И я тоже люблю военную историю и старые книги, - добавил он. - Самое главное - Вы ни в коем случае не расистка.
Жанр «Джен» пугливо вылез из шапки, и ускакал в багряный закат.
Кирс даже не спрашивала, откуда он знает про книги. Если что-то попадается Клоу на слух хоть по пьяни и вскользь, это что-то сразу летит в его твиттер.
- И какая цель была у таких откровений? - Кирс продолжала допрос. - Ненавижу откровения.
- Матильда уверяла меня, что это необходимо. Вы, верно, думаете, что в отношении Вас я разработал целую стратегию, ведущую к нашей тихой семейной жизни. Будьте уверены, ничего подобного (но я тайно на это надеюсь).
И он не солгал.
Все сказал? - осведомилась Кирс. - Свободен.
У детектива, право, не было искусного плана или стратегии, но от разговора он ждал куда большего.
- Мисс Кирс, Вы даже не скажете, что я могу сделать, чтобы понравиться Вам?
- Меня заводит вид твоего затылка, - ответила Кирс. - Уходи.
- Нет, я дождусь конкретики, - настаивал детектив.
- Не дождешься, - твердо проговорила девушка.
Внизу на асфальте Лео уже скрипела карманным карандашом по чистой половине рекламной листовки (рисовать сидя ей было привычнее). Эскиз изображал Беню и Кирс, державшихся за руку. Художница сладко вздохнула.
- Ладно, попробую вытащить это сам. Вам нравится этот болван Сарко, - заметил Бенедикт. - Следовательно, в его несносном поведении Вы нашли что-то притягивающее.
Кирс начинала серчать.
- По льду идешь, мальчик.
- Вы можете меня ударить, если я веду себя неправильно, - разрешил детектив.
- Не буду. Я не бью слабых, женщин, инвалидов и детей, а тебя не бью трижды. Но хочу этого все больше и больше.
- Вот что Вам нравится в Сарко? - допытывался Бенедикт. - Имейте в виду, Ваши шансы на него сейчас чуть меньше, чем у меня на Вас. Поэтому хвататься за соломинку определенно не стоит.
Нет, Кирс, в отношении реслера не проявляла инициатив, однако это заявление ей не понравилось. Это все равно, что сказать: «ты никогда не полетишь в космос», - при том, что ты никогда и не собирался, - все равно ведь обидно.
- Откуда это такая уверенность, мальчик? - Кирс едва сдерживала себя от боевого турецкого сальто (в ходе которого нос Бенедикта повторит рельеф ее кед) и нескольких ударов по печени.
- Прошу Вас, не обижайтесь, - Беня положил руку на сердце. - Ваши шансы равны нулю не из-за Вас. Просто Сарко состоит в браке.
Кирс услышала, как туристический шаттл безвозвратно вылетел на орбиту.
- Оу.
- В браке с мужчиной, - поправился Бенедикт.