Будь умным!


У вас вопросы?
У нас ответы:) SamZan.net

Богостроительные идеи в повестях Мать и Исповедь.html

Работа добавлена на сайт samzan.net:


36. М. Горький. «Богостроительные» идеи в повестях «Мать» и «Исповедь».

Пафос революционного движения истории определяет сюжет, композицию и романтическую символику произведения. Движение жизни показано прежде всего в развитии характеров людей. Источник этого Движения – идея социализма.

По-новому решается Горьким проблема отношений героя и массы. Идея романа в том, что своих героев создает народ, а они, в свою очередь, влияют на развитие народного социального сознания. Такого героя Горький и показал в образе Павла Власова.

Народность, идеи социализма раскрывается Горьким и на примере Пелагеи Ниловны, история жизни которой отразила процесс пробуждения сознания человека, его творческих сил в эпоху революции. Сначала Ниловна принимает участие в революционной работе ради сына, но вскоре ее материнское чувство распространяется на всех товарищей Павла, всех борцов за свободу; осознавая правду их идеалов, мать сама активно включается в борьбу, становится пропагандистом, агитатором. Ее судьба приобретает обобщающее значение судьбы народной.

Революционная работа способствует росту осознанной активности и других героев романа – Весовщикова, Рыбина. Процесс «выпрямления» человека в революции – основа и сюжетного движения, и композиционного строения произведения. Утверждение положительных идеалов и характеров, которые как бы воплощают историческую закономерность общественного развития, становится в реализме Горького эстетическим законом.

Новаторство реализма Горького тех лет отчетливо обнаружилось в принципах построения характеров. Говоря в свое время о горьковском романе, В. Боровский сожалел, что автор удалил из него «мелочное», лишил роман бытовой красочности и впал «в один из грехов романтизма». Боровский, в частности, счел образ матери романтизированным и нетипическим. Работая над последующими редакциями романа, Горький как бы оспаривал слова Воровского; правя текст, он не вводил новые бытовые детали, не усиливал «частную индивидуализацию» характеров, но, напротив того, снимал детали, подчеркивая черты идейной и психологической общности людей рабочего коллектива, складывающейся в революционной работе. В таком направлении вел он работу над образами Ниловны, Весовщикова, Рыбина, Павла Вла сова, над языком романа.                                              

Образ матери у Горького действительно овеян романтическим ореолом. Однако эта горьковская романтика качественно отличается от романтики 90-х годов. Смысл горьковской «романтизации» образ в романе – в стремлении показать путь высокого, «праздничного» обновления жизни в революции. Познание Ниловной нравственных и социальных законов жизни имело уже иной идейно-эстетический характер, чем в ранних романах и повестях Горького.

Эти черты реализма, социалистический идеал писателя и дал повод в 1930-е годы объявить метод творчества Горького методом социалистического реализма.     

Социалистическая партийность романа, явное влияние на писателя большевистской идеологии сразу же привели к тому, что либеральная и модернистская критика объявила Горького писателем конченым, заявила, что публицистика «съела» в нем художника.

Однако критики всех направлений не уловили существенного: понятие социализма героями романа и самим Горьким было гораздо шире общественно-политического содержания этого термина.

Примечательно, что после выхода повести Горького «Исповедь» это стало ясным, и вся критика заговорила о «возрождении» писателя.

«Мать» и «Исповедь» были произведениями одной темы, но разработанной на разном материале. «Мать» – о рабочем движении, борьбе за освобождение от социального и духовного гнета; «Исповедь» – об исканиях русским народом правды, справедливости, духовной свободы. 

В понимании Горького социализм есть «великий процесс собирания разрозненных жадностью, пошлостью, ложью, злобой людей в единого великого Человека, прекрасного, внутренне свободного, цельного»[118]. В таком новом Человеке, который родится в революции, была «великая мечта» его души. 

В романе «Мать» новый человек видится писателю в образе пролетарского революционера, борющегося за освобождение народа от общественного и духовного рабства. В «Исповеди» переход к общественно и духовно справедливому строю жизни осуществится, по мысли Горького, уже не только силами пролетариата, но и усилиями всего народа, объединенного коллективистской психологией; духовное обновление его возможно в некоей новой религии, которой и станет социализм. Недаром и в «Матери», и в «Исповеди» так много говорят о Боге, Христе, Евангелии. Идея социализма, нового мира коллективизма, думал Горький, более доступна народу, если ее облечь в привычную религиозную оболочку. Для нового Человека Горький поэтому и пытался найти новую «религию» – социализм.

Во время написания повести «Исповедь» Горький жил на Капри и участвовал в организованной А. Богдановым и А.В. Луначарским школе для рабочих. В школе он читал лекции по истории русской литературы. В эти годы под влиянием русских «богостроителей» (Богданова и прежде всего Луначарского) Горький обратился в «богостроительную веру». Однако существо богостроительской религии Горький понимал иначе, чем, например, Луначарский. Для него это прежде всего «радостное и гордое чувство сознания гармонического единства человека со вселенной»[119], высокое чувство коллективизма. И только.

Какая же сила поведет к этой гармонии? Луначарский, говоря о повести Горького и отвечая на этот вопрос, писал, что это, конечно, пролетариат. Горький считал, что народ – «бог-народушка». Богостроительские идеи Горького были попыткой найти пути обновления жизни в единении рабочих и широких народных масс в «радости духовного единства всех людей».

Вскоре Горький, однако, отходит от философской концепции «Исповеди». Богостроительские увлечения писателя не были органичны для материалистического понимания им мира. И в 1909 г. он пишет повесть «Лето», произведение ярко выраженной тенденции. В ее образах, сюжетных ситуациях ощутимы отголоски идей и ситуаций романа «Мать». Горький изображает борьбу передовых людей уже в деревне, сельской молодежи, которая начинает осознавать, что путь к освобождению лежит только через революционное действие.

45. Ремизов «Крестовые сестры»

Лотман считает, что каждый художественный текст строится на структурном напряжении между двумя аспектами повествования: мифологизирующим, в свете которого текст является моделью вселенной, и фабульным, который изображает частный эпизод реальности.

В «Сестрах» мифологизирующий аспект представлен древнерусской духовностью с ее универсальным образом терпения. Сюжет представляет собой знакомую историю петербургского служащего («бедного чиновника», умирающего в конце романа), о чем предупреждает написанное в гоголевском стиле вступление. В романе Ремизова частное (петербургская история «бедного чиновника») поглощается всеобщим, в данном случае вековой традицией народной духовности.

Крестьянка Акумовна, добродетельный герой («божественная»), с ее рефреном «обвиноватить никого нельзя», в этой петербургской истории представляет сущность русской народной духовности. Главный герой, безработный чиновник по фамилии Маракулин (от глагола «марать», то есть писать и существительного «каракули»), один из многих обитателей доходного дома, увяз в житейских трудностях, не может найти ответа на проклятый вопрос «как жить?» Собственный жизненный опыт Ремизова после 1906 года отражен в отсутствии у Маракулина работы и в его любви к каллиграфии. Яркие образы традиционной русской духовности сменяются в романе картинами убогой жизни героев. 

Основная тема романа — отчуждение — подчеркивается парафразой широко известной римской пословицы: «человек человеку волк», звучащей у Ремизова как «человек человеку бревно» и ставшей ходовым выражением, обозначающим отчуждение в современном мире. Эта мирская пословица и христианский рефрен Акумовны «обвиноватить никого нельзя» стали тематическими лейтмотивами двух главных героев романа.

Как мы уже видели, в романах Ремизова присутствуют два хорошо различимых плана: религиозные и культурные символы прошлого переплетены с минимальным, эпизодическим сюжетом, единство которого определяется наличием главного героя. В романе «Крестовые сестры» мир прошлого с его вневременными обрядами и жестами не только служит фоном, он еще и проникает в сам ход сюжета. Поиски ответа на вопрос «как жить» происходят в Санкт-Петербурге, мрачном, нерусском безбожном городе. Это место смерти и безумия, что подтверждается не только литературным мифом города (начинающимся с пушкинского «Медного всадника» и продолжающимся петербургскими повестями Гоголя и Достоевского), но и русским народным сознанием, в котором Петр Великий ассоциируется с Антихристом.

Сочетание этих традиции порождает уже знакомые нам ремизовские бинарные оппозиции, например, между старым и новым, реальным текстом и литературными клише. Сознательная игра этими оппозициями и литературными ожиданиями читателя остается в «Сестрах», как это было и в «Повести о Стратилатове», главным звеном авторской стратегии.

Контраст возникает уже между вступлением и основным текстом, который опровергает код вступления. Написанное стилизованным сказом вступление представляет читателю двух неразлучных друзей, Маракулина и Глотова, но второй затем практически исчезает из повествования, чтобы стать скрытой пружиной действия. Изредка он всплывает на поверхность как подразумеваемый двойник, который приносит несчастье: по его вине Маракулин теряет место на службе и любимую женщину.

Непосредственное структурное значение взаимосвязи прошлого и настоящего проявляется в концепции времени в романе. О ходе времени свидетельствуют смены времен года и религиозные праздники. Последние имеют символическое значение как определенные этапы повести, которая начинается на Пасху и заканчивается на Троицын день два года спустя.

Ремизов видел в «Сестрах» пример симфонической композиции. И действительно, каждая глава сначала вводит основную тему, а потом тематические лейтмотивы, связанные с конкретным персонажем. Рефрены подхватывают темы и углубляют их путем повторов. Продуманная музыкальная композиция и четко размеченное календарное время составляют костяк повествования, которое иначе оказалось бы фрагментарным: последовательность событий определяется ассоциативно или путем временной трансформации эпизодов, а не с помощью причинно-следственных связей. Повтор в качестве композиционного принципа также предполагает родство с поэтической композицией.

Апокалипсические предсказания, связанные со зловещей фигурой Медного всадника — один из возникающих вновь и вновь образов смерти в «Сестрах». Когда безработный Маракулин в отчаянии бродит по Петербургу, его посещает видение пожарного — «настоящий пожарный, только нечеловечески огромный и в медной каске выше ворот», — преследующего его тяжелой поступью. Год спустя этот огненный образ будет повторен в «Петербурге» А. Белого, когда Софья Лихутина сначала услышит металлический лязг, а потом увидит «размахивающего факелом» Всадника, за которым следует пожарная команда. За страшным видением Маракулина в ту же ночь последует апокалипсический сон. Двор в доме Буркова становится средневековым полем брани, буквально «смертным полем». Лежащие на этом поле ничком обитатели дома перечисляются (во второй раз) в длинном, на целую страницу перечне, который незаметно уводит нас в «бродячую Святую Русь» (лейтмотив Акумовны и крестовых сестер).

Литературный миф Петербурга окружен фольклорным контекстом. За образом Буркова двора в виде поля боя следует цепочка отрицательных параллелизмов, типичных для народной поэзии, с повторяющимся ритмом заклинания: «Так лежали на Бурковом дворе, как на смертном поле, но не кости, живые люди, у всех жило и билось сердце». Потом что-то забренчало, и появился пожарный. Все подавлены тяжелым предчувствием. Маракулин хочет спросить, какое их всех ждет будущее, но спрашивает только о себе: «А мне хорошо будет?» Раздается унылый ответ: «Подожди». Это видение, свидетельствующее о растущем отчаянии чиновника и его приближении к смерти, одновременно и стилистическая находка, напоминание о пророчествах крестьян и староверов, которые предсказывали, что город погибнет от огня или наводнения. «Конденсация» обоих мрачных пророчеств в образе Медного всадника, предстающего в виде гигантского пожарного, кроме всего прочего, связывает и два города — Петербург и Москву — общей судьбой, что знаменует отход от литературной традиции, которая всегда противопоставляла эти города и каждому из них предрекала свою судьбу.

Единственное исключение на фоне всеобщей обреченности в сцене во дворе Буркова — это юродивая Акумовна. Как одна из отмеченных Богом, владеющая знанием об «ином мире", она играет магическую роль защитницы. Загробная жизнь, рассказываемая языком сказки и апокрифической легенды, служит противовесом литературному образу Медного всадника. Два образа смерти (литературный и апокрифический) структурно соответствуют двум тематическим лейтмотивам: навязчивому вопросу «как прожить» и перекликающемуся с ним христианскому ответу «обвиноватить никого нельзя».

С апокалипсическим видением смерти Маракулина контрастирует рассказ Акумовны о ее «хождении по мукам», основанный на апокрифических легендах, которые оставили глубокий отпечаток в русском народном сознании. Воскрешая эти легенды. Ремизов в истории Акумовны свободно смешивает элементы различных жанров, как он делал это раньше в своих стилизациях легенд. Повествование Акумовны четко очерчено, обрамлено начальной и конечной формулами в стиле сказки.

Ремизов делает историю Акумовны еще более рельефной, вводя контрасты — повествования о богомольях, вложенные в уста эпизодического персонажа со странным именем Адония Ивойловна Журавлева.

Каждую весну она отправляется по святым местам, потому что любит «блаженных и юродивых, старцев и братцев и пророков». Кого только она не видела, где только не была — ее рассказ мог бы стать своеобразным каталогом религиозной жизни на Святой Руси.

Одна из сестер, Вера Николаевна, разойдясь на людях в рождественскую ночь, поет «старинным укладом». Она выбирает песню из апокрифической «Голубиной книги». И даже в авторской прозаизированной передаче эти стихи сохраняют синтаксис и ритм оригинала. Здесь происходит любопытное смешение географических понятий – Петербурга и Киевской Руси. У Веры Николаевны, тематическим лейтмотивом которой стало определение ее «потерянных» глаз как глаз «бродячей Святой Руси», целый репертуар героических сказаний разбойничьих и скоморошьих песен, и все они (как и апокрифы) принадлежат неофициальной, забытой традиции.

Зато пародийные упоминания широко известных литературных произведений разбросаны по всему роману. В юности Маракулин сошелся с проституткой Дуней, но когда он, вообразив себя человеком из подполья, отвергает ее, она, как Анна Каренина, пытается броситься под поезд; впрочем, попытка кончается неудачей. В другой сцене, уже во взрослой жизни, Маракулин падает на колени перед ставшей проституткой Верой, как Раскольников перед Соней Мармеладовой в «Преступлении и наказании». В последней главе все хотят ехать не в Москву, как в чеховских «Трех сестрах», а «в Париж, в Париж». За счет этих эпизодов повествование наполняется множеством казалось бы случайных ситуаций, а создаваемое ими ощущение безысходности отчасти уравновешивается символикой культурной преемственности.

Хотя Маракулин и сочувствует традиционным верованиям Акумовны и Веры Николаевны, он не в силах удержать себя от отчаяния. Его смерть остается двусмысленной: читатель не может сказать с уверенностью, несчастный ли это случаи или самоубийство; смерть описана сухим языком газетного репортажа: «Маракулин лежал с разбитым черепом в луже крови на камнях на Бурковом дворе».

Это еще одно проявление хаоса бытия, традиционного «горя-злосчастья» или «слепой случайности», правящей жизнью героев, которые не имеют ни силы воли, ни веры, чтобы противостоять злу.

Перемежающиеся образы святой и варварской, бродячей и самодержавной Руси в романе дают начало долгим размышлениям писателя над судьбой своей страны.

Сделав юродивую Акумовну олицетворением Святой Руси, Ремизов, в атмосфере растущего в стране смятения, предложил в качестве альтернативы жизнеспособную традицию, выдержавшую столетия смут и перемен. В типично ремизовской манере экономии средств этот персонаж выполняет сразу несколько функций. Во-первых, на юродивую странницу нисходит «откровение относительно смысла жизни». Кроме того, в Акумовне воплощен раскольник, индивидуалист и критик социальных устоев, не имеющий ничего общего с официальной религией. Как женщина чистой духовности, Акумовна символизирует этическую тенденцию, которая, по Г. Федотову, традиционно доминировала в русской церкви: Основная проблема состояла в том, чтобы найти правильный ответ на вопросы — как жить и что делать для собственного спасения. Тот факт, что ответ искали в моральной сфере, а не в священных писаниях, и составляет примечательное отличие русского религиозного мышления от византийского».

Десятилетие творческих поисков привело Ремизова к новой форме короткого романа с внушительным семантическим охватом. Его воздействие на читателя обусловливается модернистским синкретизмом, позволяющим возбудить в читателе мощный резонанс разнообразных ассоциаций из широкого культурного контекста. Ремизов использует как литературные, так и нелитературные жанры, включая устную традицию, фольклор, поэзию и «логику сновидений». Их типологическая связь состоит в возможности повествовательной скорописи: устная речь «усечена» по своей природе, поскольку допускает пропуски и эллипсисы; народные пословицы и поговорки – формы обобщенного, клишированного знания; сказки характеризуются стремительным развертыванием действия и тщательно разработанной системой строго фиксированных ролей, специфичных для каждого героя и каждой ситуации. Вместо типичных для прозы логических и временных связей Ремизов использует в качестве композиционного принципа повтор — основу поэтической композиции. Сны, которые, как показал Фрейд, основаны на принципах «сгущения» и «подстановки», стали одним из любимейших литературных приемов Ремизова, особенно в «Крестовых сестрах». Принцип сгущения проявляется в том, что доходный дом Буркова предстает моделью Вселенной; а образ Медного всадника, выступающего в обличье гигантского пожарника, соединяет Петербург — город наводнений — с Москвой, местом пожаров. В то же время гнетущий маракулинский сон о Медном всаднике сам играет роль "подстановки" и вызван сексуальным переживанием: ему предшествует мучительная, в стиле Достоевского сцена, где Вера, которую продолжает любить Маракулин (хотя она и вынуждена торговать собой), жестко над ним посмеялась.




1. 82 Форма 2а.
2. Формы и системы оплаты труда4 2
3. Bomb] nun kkmppk hedo reungeorineun ur bbyDuntkhn biteuwiro jijeode wrwl eh hey[Jehyo] Move Right now eodi suwi jom nopyeo bolkkTteodeul junbideul doesyeonn wh uh ooh wh uh ooh wh uh ooh wh[P
4. Основные социологические теории личности Проблема личности ~ одна из центральных в
5. реферат дисертації на здобуття наукового ступеня кандидата медичних наук
6. Методика расчета ключевых финансовых показателей
7. Рождество Христово
8. АСТ http---www.litres.ru Восход Эндимиона- АСТ АСТ Москва Хранитель Харвест; Москва; 2007 ISBN 9785170434954 9785971350392
9. Лабораторная работа 1 Каскадная сеть прямой передачи CF в рабочем пространстве MTLB
10. Пентагетерозигота гены не сцеплены между собой образует- а 5 типов гамет; б 10 типов гамет; в 32 типа
11. Уральский государственный педагогический университет Институт иностранных языков Кафедра английског
12. Специальный налоговый режим - упрощенная система налогообложения
13. законченных узлов ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ Электронные схемы с использо
14. Сами учебные программы содержали не только учебный материал но и описание процесса управления обучением ос
15. Реферат- Ультразвук и его применение
16.  Доходність проекту характеризується наведеним нижче законом розподілу- Ймов
17. Технология продукции и организация общественного питания Профиль Технология и организация ресторанног
18. тема логистики в организации
19. Тема индивидуального задания ИЗ для эконом госуправл 1123 Т
20. Тема- Доходы- формирование распределение и неравенство Конец формы Для уменьшения неравенства в расп