Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
ОГЛАВЛЕНИЕ
|
[1]
[2] [2.1] 1.1. Понятие науки [2.2] 1.2. Классификация наук [2.3] 1.3. Формы познания мира [2.4] 1.4. Специфика научного познания
[3] [3.1] 2.1. Классификация методов [3.2] 2.2. Общенаучные методы эмпирического познания [3.3] 2.3. Общенаучные методы теоретического познания [3.4] 2.4. Общенаучные методы, применяемые [3.5] и на эмпирическом, и на теоретическом уровнях [3.6] познания [3.7] 2.5. Формы научного знания
[4] [4.1] 3.1. Основные этапы в развитии науки [4.2] 3.2. Этап становления натурфилософии [4.3] 3.3. Этап становления механистического [4.4] естествознания [4.5] 3.4. Этап зарождения и формирования [4.6] эволюционных идей [4.7] 3.5. Этап становления неклассического [4.8] естествознания [4.9] 3.6. Этап формирования постнеклассического [4.10] естествознания
[5] [5.1] 4.1. Проблема развития научного знания [5.2] 4.2. Логика открытия: учения Ф. Бэкона и Р. Декарта [5.3] 4.3. Логика подтверждения: неопозитивизм [5.4] 4.4. Рост научного знания в концепции К. Поппера [5.5] 4.5. Концепция научных революций Т. Куна [5.6] 4.6. Методология научно-исследовательских [5.7] программ И. Лакатоса
[6] [6.1] 5.1. Коллективная деятельность в науке [6.2] 5.2. Понятие социального института науки [6.3] и ее функции [6.4] 5.3. Наука и общество [6.5] 5.4. Становление социального института науки
[7] [7.1] 6.1. Понятие техники [7.2] 6.2. История техники [7.3] 6.3. Сущность техники [7.4] 6.4. Специфика технических наук [7.5] 6.5. Взаимодействие науки и техники [7.6] 6.6. Современная техника и научно-техническая [7.7] революция [7.8] 6.7. Позитивные и негативные стороны [7.9] воздействия техники на человека
[8]
[9] |
Развитие современного общества, его ценности и его будущее определяются наукой и техникой. Открытия, сделанные в науке, влияют на процесс создания новой техники, а новая техника в свой черед влияет на развитие производства. А развитием производства в целом обусловливается жизнь общества. Экономика, политика, социальная структура, духовная жизнь общества – всё обусловливается развитием производства. Таким образом, наука и техника, так или иначе, сегодня оказывают влияние на все стороны общественной жизни.
К сказанному можно добавить, что наука регулярно демонстрирует свою способность решать самые важные, насущные проблемы, которые ставят перед человеком быстроменяющиеся условия жизни, – это и обеспечение энергией, и развитие новых транспортных средств и средств коммуникаций, и излечение опасных заболеваний и т.д. Вместе с тем, не следует забывать и об оборотной, негативной стороне научно-технического прогресса. Именно из-за науки и техники человечество впервые столкнулось с так называемыми глобальными проблемами, к которым прежде всего относится проблема загрязнения окружающей среды и возможность полного самоуничтожения человечества. И это тоже говорит об особой роли науки и техники в развитии общества.
Мы можем без преувеличения сказать, что будущее человечества и пути развития общества в целом определяются научными достижениями и тем, как человечество будет их использовать. Это утверждение кажется тем более справедливым, если заметить, что наука переделывает не только материальную, «внешнюю» жизнь общества, но и глубоко проникает в его духовную, «внутреннюю» жизнь. Облик нынешнего человека: его потребности, интересы, цели и его мировоззрение, находится в тесной взаимосвязи с научно-техническим прогрессом…
Поэтому вопросы: «Что такое наука?», «Каковы границы и возможности научного познания?», «Чем определяется развитие науки?», «Как взаимосвязаны между собой наука и техника?», «Какова структура науки и её роль в обществе?» способны прояснить не только сущность деятельности учёных – относительно узкого круга людей, но и пролить свет на многие философские проблемы, затрагивающие человека, общество и природу…
Что же такое наука?
Наука – это сложное духовное образование. В понятии науки выделяются, по меньшей мере, три основных значения.
Во-первых, наука – это область культуры. Ибо она представляет собой продукт духовной жизнедеятельности человека, воплощение его творческого порыва. В этом отношении наука является таким же детищем человека, как религия, философия, искусство, мораль, право и т.п. И вполне возможно, что все эти духовные образования имеют некий один общий исток. Ведь культура, скорее всего, объединяет не внешне разнородные, а внутренне согласованные свои части. Поэтому развитие науки отражается и на состоянии других областей культуры. И наоборот: состояние культуры в целом обусловливает развитие науки. Этой позиции придерживался, например, известный немецкий философ О. Шпенглер: по его мнению, основные идеи классической механики задолго до её появления таились в глубинах религиозного мировоззрения, – скажем, «сила» в механике являлась аналогом «воли бога» в христианской религии…
Во-вторых, наука – это способ познания мира. И, стало быть, она заключает в себе некий образ мира, его истолкование. Этот аспект науки исследуется в рамках такой дисциплины, как эпистемология – учение о научном познании. Ключевыми понятиями здесь являются понятия субъекта и объекта познания. Субъект познания – это «тот, кто познаёт»; объект познания – «то, что познаётся». А конечный результат познания именуют знанием. Считается, что результатом научного познания выступает «объективное» знание о мире – знание, не зависящее от состояния субъекта. Однако, по правде говоря, это положение не соответствует истине. Поскольку любое знание зависит от субъекта, зависит от его состояния и от средств, которые он использует. Что же касается высшей цели познания, то здесь ключевым понятием является такое понятие как истина – знание, соответствующее действительности.
В-третьих, наука – это социальный институт. В общественной жизни наука представляет собой сеть взаимосвязанных учреждений. Это научно-исследовательские институты, высшие учебные заведения, академии, библиотеки, издательские центры и т.п. Все эти учреждения решают специфический круг задач и выполняют определенные функции. Таким образом, наука представляет собой организованную структуру, своего рода корпорацию, которая призвана удовлетворять потребности общества.
Все эти определения выражают различные аспекты одного и того же феномена – феномена науки.
Любая правильно составленная классификация должна относить в один класс такие предметы, которые имеют между собой больше общих признаков, чем каждый из них имеет со всеми остальными предметами, не входящими в этот класс. Кроме того, найденные общие признаки должны быть более значимыми по сравнению со всеми другими признаками, какие только могут принадлежать предметам. Эти два правила должны соблюдаться при составлении любой классификации – наук, растений или же химических элементов…
Вопрос о классификации наук был поставлен очень давно. Первым, кто предложил наиболее продуманный вариант классификации наук, был древнегреческий философ Аристотель. Он выделил следующие сферы познания: теоретическая (где познание ведётся ради него самого), практическая (дающая руководящие идеи для поведения человека) и творческая (где познание осуществляется для достижения чего-либо прекрасного). Из этих трёх выделенных разделов познания Аристотель отдавал явное предпочтение теоретическим наукам, т.е. наукам созерцательным (по-гречески теория означала созерцание) – математике, физике и философии, как учению о первых причинах.
Несколько иначе классифицировал науки английский мыслитель XVII века Ф. Бэкон. В качестве исходного пункта классификации он взял познавательные возможности человека: память, воображение и рассудок. На памяти, согласно его воззрениям, основывалась история как описание фактов, на воображении – поэзия и искусство вообще, на рассудке – философия, которая включала в себя все теоретические науки. Наиболее крупные разделы философии в учении Бэкона составили: «первая философия», изучающая общие аксиомы наук, «естественная теология», косвенно доказывающая существование Бога через факты природы, «учение о человеке» и «философия природы».
Интересный вариант классификации наук был предложен Г. Спенсером – английским мыслителем XIX века, одним из основоположников позитивизма в философии. Все естественные науки Г. Спенсер подразделил на те, что изучают формы, в которых предстают перед нами явления, и на те, что изучают сами явления, как в их элементах, так и в целом. К первому разделу, изучающему формы, в которых предстают явления, он отнес такие абстрактные науки, как логика и математика; ко второму же разделу, изучающему явления в их элементах, он отнёс такие науки, как механика, физика, химия и др., обозначив их как абстрактно-конкретные науки; а к наукам, изучающим явления как целое, он отнёс астрономию, геологию, биологию, психологию, социологию и др., обозначив их как конкретные науки.
В настоящее время совокупность знаний человека об окружающей действительности, о самом себе и о результатах своей деятельности преимущественно разделяется на два больших класса: на естественно–научное и гуманитарное знание. К естественно–научному знанию относят дисциплины, изучающие то, что существует независимо от человека (физика, химия, биология, медицина и т.д.); и чаще всего «естественное» здесь противопоставляется «искусственному», т.е. созданному человеком. К гуманитарному знанию (от лат. homo – человек) относят дисциплины, изучающие человека и результаты его деятельности (философия, психология, социология, история и т.д.).
Как следует из определения, между естественным и гуманитарным знанием существует различие. Если опираться на разделение субъекта (человека) и объекта познания (действительность), то естествознание большее внимание уделяет объекту, а гуманитарное знание большее внимание уделяет самому познающему субъекту.
Помимо естественных наук выделяют также технические науки и математику. В отличие от технических наук естественные науки нацелены в первую очередь на познание, а не на создание средств преобразования действительности. В отличие же от математики естественные науки занимаются исследованием природных, а не знаковых систем.
Следует также учесть, что существует различие между естественными и техническими науками, с одной стороны, и фундаментальными и прикладными науками, с другой стороны. Фундаментальные науки, такие как физика, химия, астрономия, изучают базисные, основополагающие структуры мира, а прикладные – занимаются применением результатов фундаментальных исследований для решения как познавательных, так и социально-практических задач. В этом плане все технические науки являются прикладными, но не все прикладные науки являются техническими. Такие науки, как физика металлов, физика полупроводников являются теоретическими прикладными дисциплинами, а металловедение, полупроводниковая технология – практическими прикладными науками.
Однако строгую границу между естественными, гуманитарными и техническими науками, пожалуй, провести нельзя, поскольку имеется целый ряд дисциплин, являющихся комплексными по своей сути. Так, например, на стыке естественных и гуманитарных наук находится экономическая география, на стыке естественных и технических – бионика (направление в кибернетике, которое изучает особенности живых организмов для создания новых приборов), а на стыке естественных, технических и гуманитарных разделов – социальная экология.
Знания человека не ограничиваются только наукой. Наука – не единственный способ познания. Во все времена сосуществовали разные подходы к изучению действительности. Человек стремился узнать о мире, прибегая к мифотворчеству, создавая религиозные учения или же творя произведения искусства. Правда, иногда в ту или иную эпоху главенствующим становился какой-нибудь один подход, и он подчинял себе другие подходы. Этот подход признавался образцом истинного познания, и на его основе строилось мировоззрение эпохи. Так, в эпоху Средневековья все формы духовной деятельности человека были пронизаны религиозным мировоззрением… Однако времена менялись. И вот уже в эпоху Нового времени в области познания ведущую позицию стала занимать наука. То была эпоха становления классической механики, в которой революционные открытия Г. Галилея, И. Ньютона, И. Кеплера и ряда других ученых способствовали формированию научного мировоззрения: механистической картины мира. И всё же, наверное, будет заблуждением считать, что наука в этой исторической борьбе конкурирующих между собой форм познаний вышла победительницей и что отныне только «научно обоснованное» имеет полное право претендовать на истину. Конечно, никто не сомневается в том, что мировоззрение нынешней эпохи формируется под определяющим влиянием науки и техники, но если мы зададимся вопросом: «Сохранится ли такое положение дел и в будущем?» то, пожалуй, однозначного ответа на этот вопрос мы не сможем дать. Поскольку ни в научно-исследовательской деятельности, ни в результатах этой деятельности нет ничего, что могло бы нам обещать сохранение существующего положения дел и в будущем. А некоторые утверждают, что человек в будущем может отвернуться от науки. Так, к примеру, К. Хюбнер, современный мыслитель, в книге «Критика научного разума», анализируя такой древнейший способ познания мира, как мифы, и сравнивая его с наукой, приходит, в конце концов, к следующему выводу. «Сегодня никто, – пишет он, – не в состоянии предсказать, возможно ли такое действительное изменение нашего горизонта восприятия, которое снова сделает миф живой силой и сферой нашего опыта. Вместе с тем… весьма важно установить уже саму принципиальную возможность подобной трансформации и иметь в виду, что она возможна в тот момент, когда односторонний научно-технический мир, в котором мы живем, теряет свою мощь» [1, с. 322].
Поэтому, наверное, будет опрометчиво видеть в иных подходах к познанию мира устаревшие, «отжившие свой век» формы духовной деятельности человека (или же нечто «второсортное» по сравнению с наукой)…
Однако перейдем к краткой характеристике форм познания мира. Помимо науки сюда можно отнести обыденно-практическое познание, мифологическое, религиозное, художественное и философское познание.
Обыденно-практическое познание основывается на опыте, который человек приобретает, осуществляя разного рода деятельность.
Прежде чем человек обретет самостоятельность в своих рассуждениях и действиях, он усвоит многие вещи об окружающем мире; у него будет опыт. То есть, до того как человек станет самостоятельным (будет ставить перед собой вопросы, выдвигать предположения и искать возможности их подтвердить), у него уже будет иметься знание о мире. И это знание приобретается преимущественно через обыденно-практическое познание.
Например, через обыденно-практическое познание человек усваивает язык, обычаи, нормы поведения, ценности, принятые в том обществе, в котором он живёт; а также в его сознании сложится множество представлений по поводу самых разных предметов – в частности, политические, нравственные и религиозные убеждения. И всё это человек приобретает, постепенно осваиваясь в общественной жизни.
И всегда, когда человек обживает что-то, осваивается, он приобретает некие знания. В результате чего непривычное становится привычным, то, что раньше не получалось, в процессе освоения начинает получаться, то, что казалось странным и непонятным, делается естественным и понятным. Все эти перемены сопровождаются приобретением знаний. Таким образом, человек, например, обживает, осваивается в новом крае, приобретая об этом крае самые разные знания, – или осваивается в своей рабочей профессии… Впрочем, каждую фазу своей жизни, можно сказать, человек обживает, осваивается в ней.
Особенностью знаний, приобретаемых через обыденно-практическое познание, является следующее: эти знания по большей части так и остаются невыраженными, неявными, и только некоторые их элементы человек доводит до отчетливых словесных формулировок. Знание, приобретаемое через обыденно-практическое познание, не систематизировано, и оно приобретается подчас неосознанно, без привлечения критически настроенного разума. Именно поэтому нам бывает трудно найти основания некоторым убеждениям, в истинности которых мы ничуть не сомневаемся. Надо сказать, что каждое серьезное дело, освоение которого требует времени и усилий, основывается на знаниях, затрагивающих тысячи неприметных деталей и нюансов, и все их собрать воедино, систематизировать и объяснить не представляется возможным, но от этого знания не перестают быть действенными, эффективными и полезными; эти знания человек приобретает через процесс освоения, осуществления дела. То, что человек знает и использует в обыденно-практической деятельности, гораздо больше того, что он может описать и объяснить…
И еще следует отметить, что всё многообразие форм познаний изначально зарождалось на почве обыденно-практического познания, и, скорее всего, первыми геометрами в истории человечества были землемеры, которые, решая практические задачи, открывали для себя любопытные пространственные соотношения.
Мифическое познание было главенствующим во всех древнейших культурах, в которых «традиция» выступала в качестве основного регулятора всех сфер жизнедеятельности человека. Все древнейшие культуры причисляются к так называемым традиционным типам обществ.
В мифах (от греч. mythos – сказание, предание) разных народов мира, несмотря на всё своё многообразие, как правило, обнаруживаются одни и те же, повторяющиеся темы, среди которых центральное место занимает группа мифов о происхождении мира, богов и людей.
Мифы являлись своего рода памятью для человека древнейшей культуры, связывающей его с предками, с космическими силами и с поколениями богов [2].
В мифическом мировосприятии Вселенная (космос) принималась как одушевленная. Природные стихии в мифах олицетворялись в виде своенравных божеств, на которых люди могли частично повлиять мольбами и жертвами. Кроме того, мифы не только объясняли явления природы, но и обладали предсказательной силой.
Следует подчеркнуть, что содержание мифов воспринималось людьми как реальность, даже как высшая реальность. С точки зрения человека древнейшей культуры мифы являлись не выдумкой людей, не изобретением, а самой настоящей правдой.
Большую роль, по-видимому, в практике мифологического познания играло мистическое единение с богами (экстаз). Так, к примеру, в Древней Греции существовали дионисийские мистерии, устраиваемые в дни празднеств в честь бога плодородия Диониса. Верующие призывали этого бога, изображая сцены из его жизни. И когда они переставали отличать себя от той роли, которую играли, когда их тело и сознание «без остатка» растворялось в мифе, тогда-то и появлялся бог-Дионис.
Отметим также, что в мифах в нерасчлененном, зародышевом виде содержались все позднее развившееся в самостоятельные формы духовной жизни феномены – искусство, религия, мораль, философия и т.д.
Религиозное познание опирается, главным образом, на такую духовную способность человека, как вера. Доводам же разума здесь отводится второстепенная роль – способствовать укреплению в вере. Истина, как высшая ценность познавательной деятельности, отождествляется с Богом. Путь же к истине определяется верой человека, а не его разумом. («Способность свободно принять Божью волю, как свою собственную возносит человека выше небес, выше тварного мира» [3, с.16].)
В истории человечества религия появилась почти одновременно с философией, которые пришли на смену мифологическому познанию мира. Но наиболее ярким выражением религиозного мировосприятия была эпоха Средневековья (ориентировочно V – XV века).
Один из неотъемлемых атрибутов религии – наличие Священного Писания, боговдохновенной книги, содержащей в себе истину. Поэтому познание здесь выстраивалось в строгом соответствии с догматами религиозной системы, которые нередко противоречили доводам разума. Труднейшие проблемы, встававшие перед человеком, разрешались путем «снимающего противоречия» толкования текста Священного Писания.
Мир, согласно религиозным воззрениям, является творением Бога. И, следовательно, любой, даже самый ничтожный фрагмент мира указывает на «совершенство» и «могущество» Бога и в глазах ученого-богослова наделён святостью, хранящей в себе глубокую тайну. (Пожалуй, в свете такого отношения к миру многие нынешние экспериментальные исследования науки выглядят прямо-таки святотатством.)
Большое внимание религиозное познание уделяет внутреннему, эмоционально нагруженному миру человека. Ибо вера, являясь основной духовной способностью познания, опирается на волю человека, а воля, в свою очередь, проявляет себя в борьбе со страстями.
Стоит также отметить такой специфический для религиозного познания способ интуитивно-мистического постижения мира, как откровение. Понятие откровения означает раскрытие истины, которая является результатом напряженного самоуглубления человека и, вместе с тем, божьей благодатью. Истина откровения – это не объект исканий, но явление божьей воли.
Целью практики религиозного познания можно назвать внутреннее преображение человека, открывающее ему доступ к истине.
Художественное познание проявляет себя через предметы искусства – скульптура, живопись, поэзия, музыка…
Можно сказать, что искусство – это «овеществление» души, будь то в камне, в красках, в слове или же в звуке.
Искусство заключает в себе единство познания мира и самопознания.
В отличие от иных изделий (творений рук человека) художественное творение содержит в себе «своё» истолкование мира. «Быть творением значит восставлять свой мир» [4, с.77], – говорит М. Хайдеггер.
И «вещество» в художественном творении, по убеждению Хайдеггера, не исчезает, как это имеет место в изделиях (технических устройствах), а, напротив, полностью раскрывает себя. «Изготовляя изделие, например топор, пользуются камнем и используют его до конца: камень исчезает в своей служебности… А в творении вещество не исчезает, но как раз впервые выходит в разверстые просторы мира этого творения: скала приходит к своей зиждительности и к своей упокоенности и тем самым впервые становится скалой; металлы приходят к тому, что начинают светиться, звуки – звучать, слова – сказываться. Все это выходит на свет, как только творение возвращается назад в тяжеловесность и громадность камня, в прочность и гибкость дерева, в твердость и блеск металла, в светлоту и темноту краски, в звучание звука и именующую силу слова» [4, с.80].
Отметим, что истина в художественном познании отождествляется с красотой. Причём в художественном творении истина, можно сказать, присутствует, а не наличествует как «голый факт», – она и раскрывается, и в то же время ускользает…
Своеобразие художественного познания коренится и в особенности языка искусства. Язык художественных образов выступает не столько как средство общения (средство передачи информации), сколько как творческая «игра смыслов».
Как и в любом познании, искусство требует полной самоотдачи от человека. И всё же преимущественную роль в процессе творческой деятельности играют такие духовные способности человека, как интуиция и воображение. Поэтому художественное познание в основе своей иррационально. (Р. Акутагава: «Художник, я уверен, всегда создаёт своё произведение сознательно. Однако, познакомившись с произведением, видишь, что его красота и безобразие наполовину порождены таинственным миром, лежащим вне пределов сознания художника. Наполовину? Может быть, лучше сказать – в основном?» [5, с.180]).
Перейдём, наконец, к характеристике философского познания.
Философское познание строится под определяющим влиянием той духовной способности человека, которая называется разумом.
Поэтому, как и в науке, в философии используется язык понятий. (Понятия – это формы мышления, в которых отражаются существенные свойства и связи объектов; наиболее общие понятия называются категориями.) Но в отличие от науки, в которой предметом познания является какой-либо фрагмент мира, в философии предметом познания является мир как целое.
Эталон философского знания кроется в слове «мудрость». Ведь «философия» буквально означает «любовь к мудрости». Слово «философия», предполагается, ввёл в употребление Пифагор, который указывал, что мудрость свойственна лишь богам, а человеку дано быть любителем мудрости – философом.
Философия зародилась почти одновременно в Индии, Китае и Греции в VIII – V веках до н.э. И, таким образом, существует уже, по меньшей мере, 2,5 тысячелетия. В настоящее время философия подразделяется на ряд дисциплин, в каждой из которых имеется свой предмет исследования. Основные философские дисциплины – онтология (учение о бытии), гносеология (учение о познании), антропология (учение о человеке), аксиология (учение о ценностях), этика (учение о нравственности), эстетика (учение о прекрасном).
Философия созидает образ мира и соотносит его с человеком. Иными словами, философское познание включает в себя взаимосвязь человека и мира. («Философия анализирует не действительность как таковую, а то, как действительность представлена в человеческом знании» [6, с.9].)
Стоит также отметить, что философское познание опирается не только на рассуждения теоретического характера, но и на глубочайшие переживания человека – его тревоги, нравственные искания, поиск смысла жизни. Например, по мнению П. Адо – современного французского мыслителя – философское познание является результатом определенного образа жизни человека [7].
Поэтому философия не ограничивается только решением познавательных задач. Одна из главнейших её функций родственна искусству и религии – духовная ориентация человека в мире…
И. Кант: «Когда нужно представить какое-нибудь познание как науку, то прежде всего должно в точности определить ту отличительную особенность, которую оно не разделяет ни с каким другим познанием, и которая, таким образом, исключительно ему свойственна; в противном случае границы всех познаний сольются и ни одну из них нельзя будет основательно изложить сообразно с её природой» [8, с. 21].
Следуя этой рекомендации мыслителя, определим теперь отличительные особенности научного познания.
Объектом научного познания является тот или иной фрагмент действительности. Причём чем более глубоким (детальным) становится исследование, тем «меньшим» оказывается выделяемый фрагмент. По этой причине наука, всё более углубляясь в изучение свойств действительности, делится внутри себя на относительно самостоятельные дисциплины. И такое же деление происходит внутри самих дисциплин. Так, к примеру, физика – наука, изучающая природные взаимосвязи, подразделяется на механику, термодинамику, электродинамику и т.д.; в свою очередь, механика тоже подразделяется на кинематику, статику, динамику, теорию упругости и т.д.; и внутри этих подразделов тоже имеются свои деления. Поэтому в этом смысле можно сказать, что наука «фрагментарна» (специализирована).
Другая примечательная особенность научного познания состоит в том, что её результаты фиксируются в виде «закона», представляющего собой наивысшую форму знания. (В самом деле, как можно представить себе, например, механику без законов Ньютона?) Наука стремится открыть закономерности – природы, общества или же мышления – которые по своему характеру имеют универсальное значение. Ведь в формулировку закона в обязательном порядке входят те условия, при которых он был найден. И, следовательно, его предписания остаются справедливыми повсюду, где только эти условия соблюдаются. Поэтому можно сказать, что научное знание имеет универсальное значение.
Можно обратить внимание также на то, что в законах науки нисколько не отражаются индивидуальные качества субъекта познания. Вникая в суть какой-нибудь научной закономерности, мы ничего не узнаем о «психическом мире» учёного, о его умонастроении и т.п., ничего такого нам, понятное дело, не откроется. В научном знании имеют значимость и сохраняются лишь те моменты, которые соответствуют объекту исследования, «субъективное» же по возможности исключается из него. Поэтому в этом смысле можно ещё сказать, что наука объективна.
Следующую особенность научного познания можно обозначить как систематичность. Наука не является бессвязным набором частей, как это имеет место, скажем, при обыденно-практическом познании. Напротив, множество понятий, суждений и умозаключений образуют некую целостную структуру, поскольку описание и объяснение, соответствующее предмету, строится на основе единых строго сформулированных принципов. Кроме того, каждая отдельная научная дисциплина стремится «согласовать» (сделать непротиворечивыми) знания, полученные ею, со всеми знаниями, полученными в других научных дисциплинах. Таким образом, за внешней раздробленностью науки на специализированные отрасли скрывается внутреннее единство и взаимосвязанность результатов познания.
Далее следует отметить, что научное познание выстраивается на основе эмпирических данных – через наблюдение, эксперимент и измерение – и его результаты, выраженные в виде гипотезы, закона или теории, всякий раз проходят стадию эмпирического подтверждения. Таким образом, между знанием о действительности и опытом, через посредство которого открывается эта действительность, устанавливается тесная взаимосвязь. Поэтому к перечню особенностей научного познания можно ещё добавить эмпиричность науки.
Важно отметить и то, что выводы научного познания строятся на основе «рациональных» процедур – логических правил, обеспечивающих достоверность и согласованность приобретённых знаний.
Вместе с тем, в науке созидающая роль такой духовной способности человека, как разум проявляется и в её самокритичности. Наука всегда готова поставить под сомнение даже самые основополагающие свои результаты. Эта открытость для критики существенно отличает её от, скажем, религиозного познания, в котором истины, как правило, не подвергаются сомнению. Поэтому можно ещё добавить, что наука рациональна и самокритична.
Отметим и такую особенность научного познания, как его «незавершенность». Научное знание безгранично растёт, и, тем не менее, абсолютная истина в науке, скорее всего, не достижима. Ситуация, когда науке нечего исследовать, кажется не только в перспективе удалённой от настоящего положения дел, но и в корне противоречивой. Ибо какими бы богатыми ни были теоретические построения, в них всегда можно найти объекты, которые теорией не объясняются, но зато на их основе объясняются многие явления изучаемой действительности. Так, например, в физике подобными объектами являются элементарные частицы, на основе которых можно, в конечном счёте, объяснить очень большой круг явлений природы, но относительно их свойств многое остаётся непрояснённым.
Кроме того, для науки характерна преемственность знаний (новые знания всякий раз соотносятся со всем комплексом уже полученных знаний; старые открытия в научном познании никогда не пропадают бесследно). Для науки также характерны свой особенный язык понятий, свои особенные методы и средства исследований (и, в частности, техническая аппаратура – ускорители, телескопы и т.п.)
Метод (от греч. methodos – путь к чему-либо) представляет собой совокупность приемов и операций практического и теоретического освоения действительности.
Метод предполагает знание о том, какие следует совершать действия и в какой последовательности для того, чтобы решить те или иные задачи.
Для изучения методов существует целая область знания, которая называется методологией (буквально – учение о методах). Учение о методах начало складываться в эпоху Нового времени, в эпоху становления естествознания. И, несомненно, большую роль здесь сыграли философские работы Р. Декарта и Ф. Бэкона, которые заложили основы соответственно рационализма и эмпиризма.
Важнейшей задачей методологии является классификация методов научного познания.
Методы научного познания принято подразделять по степени их общности.
Первую группу составляют всеобщие методы познания; их два – диалектика и метафизика. Это общефилософские методы познания.
Если говорить коротко, метафизике свойственно: а) представлять мир находящимся в покое, б) рассматривать разные моменты бытия изолированно друг от друга, в) строить категорические утверждения по принципу “или то, или это”. В свою очередь, диалектике свойственно: а) представлять мир находящимся в развитии, б) рассматривать взаимосвязанность разных моментов бытия, в) строить противоречивые суждения по принципу “и то, и это” (ибо противоречивость заложена в основу диалектического метода познания).
Вторую группу составляют общенаучные методы познания. Это методы, которые используются в самых различных областях науки, т.е. они имеют междисциплинарный спектр применения. Дальнейшая же классификация общенаучных методов базируется на представлении об уровнях научного познания.
Различают два уровня научного познания: эмпирический и теоретический. Одни общенаучные методы применяются только на эмпирическом уровне (наблюдение, эксперимент, измерение), другие – только на теоретическом уровне (формализация, аксиоматический метод, гипотетико-дедуктивный метод), а некоторые (анализ и синтез, моделирование) – как на эмпирическом, так и на теоретическом уровнях.
На эмпирическом уровне научного познания исследованию подвергаются чувственно воспринимаемые объекты. Здесь путем проведения наблюдений, выполнения измерений, постановки экспериментов осуществляется процесс накопления информации об исследуемых объектах; а также производится первичная систематизация данных в виде таблиц, схем, графиков и т.п. Единица знания, полученного в результате эмпирического исследования, называется эмпирическим фактом.
На теоретическом уровне научного познания исследование осуществляется на основе рациональных (логических) процедур. Здесь происходит раскрытие наиболее глубоких связей, которые свойственны изучаемым объектам. Результатами исследований на теоретическом уровне являются гипотезы, законы, теории.
Третью группу составляют частнонаучные методы познания. Это методы, которые используются только в рамках исследований какой-нибудь конкретной науки или какого-нибудь конкретного явления. Каждая частная наука имеет свои специфические методы исследования. Примерами частнонаучных методов являются, скажем, метод зондирования, используемый в метеорологии (науке, которая изучает процессы, происходящие в земной атмосфере), или метод спектрального анализа, используемый в металловедении или космофизике… Отметим также, что частнонаучные методы, как правило, применяются в сочетании с общенаучными методами познания.
Наблюдение определяется как чувственное отражение предметов внешнего мира. Научное наблюдение (в отличие от наблюдений в повседневной жизни) характеризуется целенаправленностью (наблюдение связано с постановкой какой-нибудь задачи исследования), планомерностью (наблюдение проводится согласно составленному плану), активностью (исследователь активно ищет и выделяет нужные ему моменты).
Результаты наблюдений образуют эмпирический базис науки, на основе которого в дальнейшем строятся эмпирические обобщения.
По способу проведения наблюдения могут быть непосредственными и опосредованными (т.е. при помощи приборов). Ученые редко ограничиваются вúдением невооруженным глазом. Ибо вещи, которые «видны» современной науке, редко можно наблюдать при помощи органов чувств.
В настоящее время большую роль в науке играют и так называемые косвенные наблюдения, в которых представление об объекте складывается по результатам его взаимодействия с другими объектами. Посредством косвенных наблюдений ученые, например, изучают свойства нейтрино, восстанавливая характеристики этой частицы по продуктам взаимодействия её с другими частицами.
Подчеркнем, что в наблюдениях отсутствует деятельность, направленная на изменение объекта познания. Исследователь не вмешивается в ход изучаемого процесса. Это может быть связано с тем, что объект недоступен исследованию, скажем, из-за удаленности, или с тем, что вмешательство в изучаемый процесс представляется нежелательным, или, наконец, с тем, что техническая аппаратура не позволяет провести более детальные исследования.
Вместе с тем, с наблюдением связаны некоторые философские проблемы. В частности, принципиальное значение для философии науки имеет вопрос о том, существует ли строгое разграничение между наблюдением и теорией. Вот как, например, освещает эту проблему Я. Хаккинг в книге «Представление и вмешательство»: «Если мы всего лишь зрители в театре жизни, как на основании происходящего в спектакле мы можем узнать, что есть просто действия актеров, а что соответствует действительности? Если бы между теорией и наблюдением существовало строгое разграничение, тогда, может быть, мы могли бы считать наблюдаемое реальным, а теории, которые лишь представляют, – идеальными. Но когда философы начинают утверждать, что все наблюдения нагружены теорией, мы оказываемся совершенно замкнутыми в мире теоретических представлений и, следовательно, в одной из версий идеализма» [9, с. 143].
Точку зрения, согласно которой между наблюдением и теорией существует различие, отстаивали сторонники неопозитивизма. Они утверждали, что реальное ограничивается наблюдаемым, и поэтому все теоретические предложения можно, в конечном счете, свести (редуцировать) к предложениям наблюдения… и, таким образом, истинность первых предложений будет зависеть от истинности вторых.
Точку зрения, согласно которой между теорией и наблюдением не существует границ, отстаивали сторонники постпозитивизма. Они утверждали, что любой термин и любое предложение, относящиеся к наблюдению, несут теоретическую нагрузку. Ибо «мы склонны замечать вещи, только если у нас есть какие-то ожидания, часто теоретического сорта, которые сделают их интересными или, по крайней мере, придадут им какой-то смысл» [9, с. 183].
Как видно, эта проблема связана с проблемой истинности научных высказываний и, конечно же, её решение имеет огромное значение.
Эксперимент – более сложный, по сравнению с наблюдением, метод эмпирического познания. Он предполагает активное, целенаправленное воздействие исследователя на изучаемый объект. Эксперимент включает в себя другие методы эмпирического познания: наблюдение и измерение, но в то же время обладает рядом особенностей:
1) Эксперимент позволяет изучить объект в «очищенном» виде, т.е. позволяет устранить всякого рода побочные факторы, затрудняющие процесс исследования. (Например, корпуса, защищающие объект от внешнего электромагнитного излучения.)
2) В ходе эксперимента объект может быть поставлен в искусственные, в частности, экстремальные условия. (Например, при сверхнизких температурах, в вакууме и т.д.)
3) Эксперимент позволяет исследователю активно вмешиваться в изучаемый процесс, влиять на его протекание.
4) Условия эксперимента и, соответственно, проводимые при этом наблюдения и измерения могут многократно повторяться с тем, чтобы получить достоверные результаты.
По способу проведения эксперименты могут быть исследовательские и проверочные. Исследовательские эксперименты направлены на обнаружение новых, неизвестных свойств. Результатами таких экспериментов могут быть выводы, не вытекающие из теоретических знаний об объекте. Проверочные же эксперименты направлены на подтверждение теоретических построений.
Исходя из методики проведения, эксперименты можно разделить на качественные и количественные. Качественные эксперименты носят поисковый характер и не ведут к получению каких-либо количественных соотношений. Количественные эксперименты устанавливают количественные зависимости в исследуемом явлении. Указанные типы экспериментов, как правило, являются последовательными этапами развития познания.
Заметим, что между экспериментом и наблюдением нет строгого разграничения. Например, ученые сейчас говорят о наблюдении структуры вещества при помощи спектрального анализа, но, вероятно, в период открытия спектрального анализа те же самые наблюдения являлись не чем иным, как исследовательскими экспериментами. Поэтому, скорее всего, вопрос о том, является ли нечто непосредственно наблюдаемым или нет, зависит от существующего состояния знания.
Измерение. Большинство научных экспериментов и наблюдений включает в себя проведение измерений. Измерение – это процесс определения количественных значений тех или иных свойств объекта при помощи специальных приборов.
Результат измерения выражается в виде некоторого числа единиц измерения.
По способу получения результатов различают прямые и косвенные измерения. В прямых измерениях искомая величина получается путем непосредственного сравнения её с эталоном или же выдается измерительным прибором. В косвенных измерениях искомая величина находится через математическую зависимость, связывающую её с другими величинами, которые определяются в прямых измерениях.
Формализация – это отражение приобретенного знания в знаково-символическом виде. Этот подход в научном познании базируется на различении естественного и искусственных языков.
Примером формализации является широко используемая в науке математическая символика, которая не только помогает закрепить знание, но и служит своего рода инструментом в процессе познания.
Для построения любой формальной системы необходимо:
1) задать алфавит (определенный набор знаков); 2) задать правила, по которым из исходных знаков алфавита можно получить «слова» или «формулы»; 3) задать правила, по которым из одних слов (формул) можно перейти к другим словам (формулам).
Достоинство формальных систем (искусственных языков) заключается в следующем. Формальные системы позволяют проводить исследования (в данном случае это оперирование знаками) какого-либо объекта без непосредственного обращения к нему. К числу других достоинств формальных систем можно отнести краткость и четкость фиксирования информации.
В истории науки имеются примеры, когда формальная сторона дела наводила ученых на очень плодотворные соображения, которые впоследствии подтверждались эмпирическим путем. Так, например, физик П. Дирак, решая уравнение, описывающее движение электрона, натолкнулся на такие варианты решений, которые соответствовали состояниям частицы с отрицательной кинетической энергией. Пытаясь объяснить эти результаты, П. Дирак высказал предположение о том, что, возможно, помимо электронов существуют частицы, которые тоже описываются этим уравнением. И впоследствии экспериментами были обнаружены такие частицы, которые получили название позитронов…
Но следует иметь в виду, что все формальные системы существуют только на основе естественного языка. Формализация внутренне ограниченна. Всеобщего метода, позволяющего любое рассуждение заменить вычислением, не существует.
Это утверждение, в частности, вытекает из результатов, полученных в начале 30-х годов математиком К. Геделем, который сформулировал и доказал теорему о «неполноте» всех формальных систем. Согласно этой теореме, любая формальная система либо противоречива, либо содержит в себе высказывания, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Эту же мысль можно ещё выразить иначе: какими бы богатыми ни были искусственные языки, в них всегда будут содержаться высказывания (формулы), имеющие смысл, но не выводимые по формальным правилам этого языка.
Поэтому искусственный язык не является единственным языком науки.
Аксиоматический метод – это один из способов дедуктивного построения научных теорий. В его основе лежит следующая последовательность процедур:
1) Формулируется система основных терминов науки (например, в геометрии Евклида – понятие точки, прямой, угла, плоскости и т.д.)
2) Из этих терминов формулируется некоторое множество аксиом (постулатов) – положений, не требующих доказательств и являющихся исходными, из которых выводятся все другие утверждения теории по определенным правилам.
3) Формулируется система правил вывода, позволяющая преобразовывать исходные положения и переходить от одних положений к другим, а также вводить новые термины в теорию.
4) Осуществляется преобразование постулатов по правилам, дающим возможность из ограниченного числа аксиом получить множество доказуемых положений – теорем.
Как правило, аксиоматический метод может быть применен только для таких теоретических систем, которые в общих чертах уже построены. Как показывает история науки, на стадии становления теория пробивает себе путь, по большей части, методом «проб и ошибок», и лишь на стадии завершения весь корпус знаний может быть оформлен согласно аксиоматическому методу. Во многом это связано с требованиями, предъявляемыми к аксиомам. Помимо непротиворечивости и логической независимости друг от друга, аксиомы должны быть ещё «достаточно полными», т.е. всё содержание научной теории должно выводиться из ограниченного набора аксиом без привлечения каких-либо дополнительных недоказуемых утверждений, а это, конечно, возможно только в том случае, когда теория хотя бы в общих чертах уже построена.
Аксиоматический метод широко используется для построения математических дисциплин. Масштабная программа «аксиоматизации» математики была предпринята на рубеже XIX–XX веков, в период становления теории множеств, считающейся в этом плане основой всей математики.
Вместе с тем, аксиоматический метод – это лишь один из методов построения научного знания.
Гипотетико-дедуктивный метод. Сущность этого метода заключается в создании дедуктивной системы связанных между собой гипотез, из которых, в конечном счете, выводятся утверждения об эмпирических фактах.
Таким образом, гипотеза (предположение) – это исходное понятие данного метода и ее можно определить как положение, выводимое в качестве предварительного условного объяснения некоторого явления (или группы явлений).
Метод основан на выведении заключений из гипотез, истинность которых полностью не определена. Поэтому все заключения носят вероятностный характер.
Общая структура гипотетико-дедуктивного метода выглядит следующим образом:
1) сначала нужно ознакомиться с тем фактическим материалом, который требует теоретического объяснения, и нужно попытаться найти это объяснение, используя уже существующие теории и законы. Если последнее не удаётся, то
2) выдвигаются предположения о причинах и закономерностях данного явления; затем
3) все имеющиеся предположения нужно оценить и выбрать из них наиболее вероятное. При этом каждая гипотеза проверяется на логическую непротиворечивость и на совместимость с фундаментальными теоретическими принципами данной науки (например, с законом сохранения энергии); далее
4) из гипотезы выводятся (обычно дедуктивным путем) следствия; наконец
5) экспериментально проверяются выведенные из гипотез следствия. И лучшая по результатам проверки гипотеза переходит в теорию.
Гипотетико-дедуктивный метод представляет собой иерархию гипотез. На самом верху находятся гипотезы, имеющие наиболее общий характер. Внизу же находятся гипотезы, которые можно сопоставить с эмпирической действительностью.
Этот метод широко используется, к примеру, при построении физических теорий.
Анализ (с греч. – разложение) – это разделение объекта на составные части с целью их самостоятельного изучения. Данный метод применяется как в практической, так и в мыслительной деятельности.
Например, анализом может быть исследование причины какого-нибудь явления или выявление структуры и уровней знания.
Синтез (с греч. – соединение) – это объединение, мыслимое или реальное, различных сторон объекта в единое целое.
Например, под синтезом мы можем подразумевать объединение науки с другими формами общественного сознания (нравственность, религия, право, эстетика и т.п.).
Как правило, результатом синтеза является новое образование.
Термины «анализ» и «синтез» пришли в науку из алхимии, в которой под анализом понималось разложение вещества на составляющие элементы, а под синтезом – соединение исходных элементов в некое вещество.
Абстрагирование. Процесс абстрагирования – это переход (восхождение) от чувственно воспринимаемых конкретных объектов к абстрактным представлениям о них. В ходе этой процедуры исследователь отвлекается от одних, менее существенных сторон объекта и одновременно выявляет другие, более существенные стороны объекта. Результат, получаемый в процессе абстрагирования, называют абстракцией (с лат. – отвлечение).
В научном познании выделяют абстракции отождествления и изолирующие абстракции. Абстракция отождествления получается в результате объединения множества объектов в особую группу на основе каких-либо общих признаков. Например, всё множество животных и растений, таким образом, группируется по видам, родам, отрядам и т.д. Изолирующая абстракция получается в результате выделения некоторых свойств объекта, которые неразрывно связаны с ним, в самостоятельные сущности. Например, в науке используются такие изолирующие абстракции, как «растворимость» веществ или «электропроводность» материалов.
Процесс абстрагирования всегда является упрощением действительности, но, вместе с тем, у исследователя появляется возможность глубже понять эту действительность.
Идеализация – это особый вид абстрагирования, который представляет собой мысленное внесение определенных изменений в изучаемый объект в соответствии с целями исследований.
В качестве примера идеализации можно назвать понятие абсолютно черного тела. Такое тело наделяется несуществующим в природе свойством поглощать (ничего не отражая) всю попадающую на его поверхность энергию. Спектр излучения абсолютно черного тела является идеальным случаем, на основе которого можно кое-что узнать о процессе излучения вообще.
Целесообразность идеализации определяется следующими обстоятельствами:
1) когда реальные объекты очень сложны для теоретического анализа (идеальные же объекты существенно упрощают задачу);
2) когда необходимо исключить из исследования некоторые свойства, без которых объект существовать не может, но которые затемняют суть дела;
3) когда исключаемые свойства объекта не влияют в рамках данного исследования на характер протекающих процессов.
Кроме того, идеализация очень важна при построении мысленных экспериментов.
Мысленный эксперимент – это метод, предполагающий оперирование идеализированным объектом (который в этом случае заменяет объект реальный). В ходе мысленного эксперимента идеализированный объект ставится, как и при реальном эксперименте, в условия, соответствующие целям исследования. Как правило, мысленный эксперимент выступает в роли предварительного идеального плана реального эксперимента.
Мысленный эксперимент имеет умозрительный характер.
Иногда результаты мысленных экспериментов ставили перед наукой серьёзные проблемы. В качестве примера можно привести так называемый «Демон Максвелла» – мысленный эксперимент, поставивший под сомнение второе начало термодинамики. «Предположим, – писал Максвелл, – что имеется сосуд, разделенный на две части А и В перегородкой с небольшим отверстием, и что существо, которое может видеть отдельные молекулы, открывает и закрывает это отверстие так, чтобы дать возможность только более быстрым молекулам перейти из А в В и только более медленным перейти из В в А. Это существо, таким образом, без затраты работы повысит температуру в В и понизит в А вопреки второму началу термодинамики». Поиск ответа на сформулированный Максвеллом парадокс, можно сказать, способствовал развитию научного знания.
Индукция (от лат. inductio – наведение, побуждение) – это метод познания, который путем умозаключения ведет к общему выводу на основе частных посылок. Или, говоря другими словами, это есть восхождение от частного к общему.
Метод индукции наиболее отчетливо проявляет себя в процессе обобщения эмпирических фактов.
Популяризатором индуктивного метода познания считается Ф. Бэкон, который усматривал в данном методе познания основной способ открытия новых истин в науке. Именно на основе индуктивного метода познания Ф. Бэкон выстраивает программу научных исследований.
В действительности же метод индукции применяется в сочетании с другими методами научного познания и не обладает той преимущественной ролью, какую отводил ему Бэкон.
Дедукция (от лат. deductio – выведение) – это метод познания, который на основе общего положения ведет к частным выводам. Или, если говорить другими словами, это есть движение от общего к частному.
Если исходное положение является истинным, то дедуктивные выводы из него тоже будут являться истинными.
Метод дедукции наиболее отчетливо проявляет себя в математике. И, пожалуй, математика является единственной собственно дедуктивной наукой.
Популяризатором дедуктивного метода познания считается Р. Декарт. Вывод из общих положений Р. Декарт принимал за основной способ открытия новых истин в науке. Согласно его взглядам, наука в целом представляет собой дедуктивную систему. Как и Ф. Бэкон, он, в свою очередь, абсолютизировал роль метода дедукции в научном познании.
Аналогия и моделирование. В основе метода аналогии лежит сходство свойств у различных в целом объектов.
При этом чем больше известно свойств, чем более они существенны для объектов и чем глубже понята между ними взаимосвязь, тем выше вероятность прийти методом аналогии к правильным результатам.
Метод аналогии используется в самых разных областях науки: в математике, физике, химии, в гуманитарных дисциплинах и т.д.
Особенность этого метода состоит в том, что непосредственно исследуется один объект, а вывод строится о другом объекте. Исследуемый объект здесь называется моделью, а тот, о котором строится вывод, – оригиналом. Таким образом, в методе аналогии один объект всегда является моделью (аналогией) другого объекта.
Моделирование же включает в себя процесс создания и изучения объекта-модели и перевод результатов на объект-оригинал.
В зависимости от характера используемых моделей различают следующие виды моделирования:
1) Мысленное моделирование – в качестве модели устанавливается какой-нибудь воображаемый объект; например, модель атома Э. Резерфорда, напоминающая солнечную систему;
2) Физическое моделирование – основывается на физическом подобии между моделью и оригиналом; например, аэродинамические свойства самолетов исследуются на их моделях, обдуваемых воздушным потоком в аэродинамической трубе;
3) Символическое моделирование – связано с представлением свойств объекта-оригинала в символическом представлении; например, в виде графиков, схем, чертежей и т.п. К символическому моделированию относится и математическое моделирование, в котором свойства объекта-оригинала представляют математические уравнения;
4) Компьютерное моделирование – данная разновидность моделирования основывается на изучении объекта при помощи соответствующих компьютерных программ.
Научное знание – это сложное и разнородное образование. Оно включает в себя отношения эмпирического и теоретического уровней познания. В качестве форм научного знания можно указать проблемы, гипотезы, теории, факты, законы, принципы, идеи, аксиомы, теоремы, эмпирические обобщения, концепции, научная картина мира. Иногда формы научного знания являются выражением промежуточных фаз в проведении исследований – являются предварительными результатами. А иногда они имеют характер окончательного результата, смыслом и целью проведенных исследований. Некоторые формы знания имеют место исключительно на эмпирическом уровне познания (эмпирические обобщения, факты), а иные – исключительно на теоретическом уровне познания (теории, принципы, научная картина мира). И еще, стоит здесь подчеркнуть, что перечисленные формы представляют собой знания, выраженные и зафиксированные в языке науки, т.е. знания, которые могут быть общедоступными, о которых исследователь может сообщить научному сообществу и другим людям, – в отличие, скажем, от интуиции, тоже представляющую собой форму знания.
Охарактеризуем некоторые из форм научного знания.
Научная проблема (от греч. problema – преграда, трудность, задача) представляет собой вопрос или совокупность вопросов, совокупность исследовательских задач, которую формулирует ученый относительно изучаемого им предмета.
Научная проблема, в отличие от псевдопроблемы, должна быть актуальной, теоретически или практически значимой, поскольку настоящая научная проблема порождается не только ученым, сформулировавшим ее, но самим ходом развития науки; это отклик на возникшие потребности науки и общества.
По своей природе научная проблема парадоксальна. Она представляет собой «знание о незнании». Чтобы сформулировать научную проблему, нужно уже многое знать о предмете познания. В некотором смысле, развитие науки происходит как совершенствование формулировок старых проблем и постановка новых. Так, например, К. Поппер в развитии науки выделяет следующие стадии: Р(1) – ТТ – ЕЕ – Р(2), где Р(1) – исходная проблема, ТТ – пробные теории, ЕЕ – стадия устранения ошибок, стадия выбора, уточнения теории, Р(2) – новая научная проблема. Таким образом, наука движется, по Попперу, от проблемы к проблеме.
Чаще всего научные проблемы возникают из проблемных ситуаций, а они, в свою очередь, возникают из противоречий, несоответствий в науке.
А какие несоответствия могут быть в науке? В действительности, многообразные несоответствия и противоречия, всегда присущие научному познанию, являются одним из основных источников и движущих сил развития науки.
Несоответствия в науке могут обнаруживаться между эмпирическими данными и теорией. Например, корпускулярные представления о природе света, разработанные И. Ньютоном, прекрасно описывали явления отражения и преломления света, но не позволяли объяснить явления интерференции и дифракции. Это несоответствие между корпускулярной теорией света и эмпирическими данными о явлениях интерференции и дифракции породило в оптике проблемную ситуацию. Затем были сформулированы соответствующие проблемы, которые разрешили Т. Юнг и О. Френель, разработав новый подход, согласно которому свет уже понимался не как поток корпускул, частиц, а как волновой процесс. Или другой пример. На рубеже XVII-XVIII веков немецкий химик Г. Э. Сталь разработал флогистонную теорию. По этой теории разные вещества содержат в себе «начало горючести» – флогистон. В процессе горения или при прокаливании вещества теряют флогистон. Поэтому, скажем, окисление металлов всегда должно сопровождаться уменьшением их массы из-за потери в их составе флогистона. Однако опыты показывали, что окисляющиеся вещества не уменьшаются в массе, а наоборот – увеличиваются. Это несоответствие между теорией и эмпирическими данными породило в химии проблемную ситуацию. Затем были сформулированы соответствующие проблемы, на которые ответила новая, кислородная теория окисления, созданная в 80-е годы XVIII века французским химиком А. Л. Лавуазье.
Несоответствия в науке могут обнаруживаться внутри научной теории. Так, например, в начале XX века были обнаружены противоречия в основаниях теории множеств, построенной Г. Кантором. Противоречия были связаны с введением в теорию абстракции актуальной бесконечности. Главной особенностью множеств с бесконечным числом элементов являлось то, что они могут содержать себя в качестве своего же подмножества, – они могут, другими словами, находиться во взаимнооднозначном соответствии со своей частью, со своим подмножеством. Эта черта множеств с бесконечным числом элементов и стала причиной логических парадоксов, сформулированных уже вскоре после создания теории. Обнаружение противоречий вызвало сильнейший кризис в математике, так как теория множеств выступала в качестве фундамента всей классической математики. Попытки преодолеть этот кризис привели к формулировке целого ряда проблем, некоторые из которых получили свое разрешение в рамках новых возникших логико-математических направлений, таких как формализм, интуиционизм, логицизм.
Несоответствия в науке могут обнаруживаться между различными научными теориями. Например, существовали противоречия между электродинамикой Максвелла и классической механикой Ньютона. В электродинамике Максвелла скорость света выглядела предельной величиной, тогда как в механике Ньютона не было никаких ограничений на скорость движения тел. Можно считать, что специальная теория относительности, созданная Эйнштейном, разрешила те проблемы, которые возникли в результате обнаружения противоречий между этими двумя фундаментальными физическими теориями.
Огромное количество научных проблем возникает после того, как сформируется новая теория и ее начинают применять для объяснения и описания все новых процессов и систем.
Гипотеза (от греч. hipothesis – основание, предположение) – это предположение, вводимое в качестве предварительного условного объяснения некоторого явления.
Гипотеза, по сути своей, является формой вероятного знания.
Гипотеза проходит через стадию эмпирического подтверждения или опровержения; подтверждаясь, она принимает форму достоверного знания, после же опровержения она отбрасывается.
Эмпирическая проверка (подтверждение или опровержение) гипотезы чаще всего осуществляется через сопоставление следствий, выводимых из гипотезы, с результатами наблюдений, экспериментов, измерений. Например, решающим экспериментальным подтверждением гипотезы Н. Коперника о том, что Земля вращается, стал знаменитый опыт французского физика Фуко, проведенный им в 1851 году, т.е. почти через три столетия после выдвижения гипотезы. Фуко сделал огромный маятник (шар весом в 28 кг был подвешен на 67 метровом стальном тросе) и обнаружил, что плоскость колебания такого маятника постоянно проворачивается. Это необычное явление можно объяснить, только если предположить наличие сил, связанных с неинерциальной системы отсчета. В данном случае на маятник действует сила инерции Кориолиса. Таким образом, этот опыт прекрасно продемонстрировал, что Земля вращается…
Иногда возможны прямые эмпирические проверки гипотезы. Такая возможность имеет место, когда гипотеза указывает на существование нового объекта (звезды, планеты, элементарной частицы) или нового явления. Так, например, наблюдая за движением Урана, ученые обнаружили несоответствие данных с результатами расчетов. В качестве объяснения этого несоответствия астрономы выдвинули гипотезу о существовании неизвестной планеты и рассчитали ее положение. Как известно, эта гипотеза привела к открытию новой планеты, названной Нептуном.
Научные факты (с лат. factum – сделанное, свершившееся) – это зафиксированные в языке науки знания о действительных событиях, связях, свойствах изучаемых объектов.
Научные факты – это результат познания действительности на эмпирическом уровне. Иногда научные факты могут относиться к тем же предметам и явлениям, что и факты здравого смысла, которые человек приобретает при обыденно-практическом познании, – и там, и тут факты служат как фиксация происшествий, событий, явлений. Тем не менее, научные факты несут несколько иную информацию. Во-первых, они устанавливаются на основе научных методов познания, проходят через процедуру эмпирического обобщения, статистической обработки и обладают более высокой степенью достоверности. Во-вторых, научные факты – это результат осмысления в свете определенных научных теорий. Научные факты всегда соотнесены с определенными теоретическими представлениями. Это проявляется, в частности, в том, что научные факты всегда выражены на языке некоторой теоретической системы. Например, такой объект, как Луна на языке доклассической науки (в птолемеевой системе мира), был назван планетой, а на языке классической науки он именовался уже как спутник; и за этими разными терминами стояли разные теоретические представления; в птолемеевой системе у планет не было спутников.
Научные факты образуют эмпирический базис соответствующей научной теории. В значительной мере научные теории определяются эмпирическим базисом: они создаются таким образом, чтобы объяснять и описывать факты, представляющие предметную область этой теории. Если обнаруживаются факты, не укладывающиеся в рамки данной теории, то теория корректируется; выдвигаются гипотезы, ограничения; либо же начинается формирование новой научной теории. В то же время новая научная теория не только описывает и объясняет уже известные факты, но и предсказывает новые факты, т.е. участвует в формировании новых научных фактов.
Законы науки составляют отличительный признак научного знания от ненаучного. Наука формулирует законы.
Что такое закон? Закон представляет собой утверждение, фиксирующее определенную связь между явлениями и предметами. И эта связь характеризуется такими чертами, как общность, т.е. связь относится не к отдельным явлениям и предметам, а ко всем предметам и явлениям определенного типа (другими словами, выделяет не индивидуальное, а общее); существенность, т.е. связь выделяет наиболее важные, значимые стороны явления или предмета; необходимость, т.е. связь проявляется с необходимостью при соответствующих условиях; повторяемость; устойчивость.
Существуют разные типы законов.
Так как предметные области могут быть более или менее широкими, то и законы в научной теории могут различаться по степени общности. Большей степенью общности обладают те законы, которые относятся к более широким предметным областям. Так, например, законы движения в специальной теории относительности обладают большей степенью общности, чем законы классической механики, поскольку область применения последних гораздо ýже и ограничивается лишь «малыми скоростями» (малыми по сравнению со скоростью света)… Есть общие законы – законы, характерные для большого круга явлений и применяющиеся в разных науках; пример тому – закон сохранения энергии. А есть частные законы – законы, отражающие связи определенного класса явлений; например, динамические законы, биологические или социальные законы.
Однако здесь нужно подчеркнуть, что возможность вывода согласно формальным правилам одних законов из других ещё не определяет их степени общности. Так, например, закон сохранения импульса в классической механике можно рассматривать как следствие основных постулатов Ньютона, и тем не менее, их степени общности будут одинаковы, поскольку по определению каждая группа законов является предельно общей для соответствующей предметной области, а предметные области закона сохранения импульса и законов Ньютона совпадают. К тому же, и из закона сохранения импульса тоже можно вывести второй закон Ньютона…
Законы подразделяют на законы функционирования и законы развития. Законы функционирования фиксируют моменты устойчивости, повторяемости, стабильности в функционирующих системах. Отличительной чертой функционирующих систем является то, что последующие состояния этих систем закономерно воспроизводят предыдущие состояния; например: колебательные движения маятника или процессы в двигателе внутреннего сгорания. Законы же развития фиксируют связь между различными стадиями развивающейся системы. Отличительной чертой развития является то, что это необратимый, инновационный процесс; например: закон перехода количественных и качественных изменений или закон смены формаций.
Законы также можно подразделять на динамические и статические. Динамические законы устанавливают однозначную связь между предметами или между разными состояниями изучаемой системы; например, законы классической механики. Прогнозы, построенные на основе таких законов, дают однозначное предсказание. Статистические же законы устанавливают вероятностную связь между предметами или между разными состояниями изучаемой системы; например, законы статистической физики, законы квантовой механики.
Главное отличие закона от эмпирического факта состоит в том, что закон позволяет получить на основе формальных преобразований некоторые новые знания, тогда как эмпирический факт, сколь бы он общим ни был, не позволяет перейти к другому факту без соответствующего обращения к наблюдениям. Так что факты науки – это ещё не законы.
В составе научной теории законы выполняют ряд важнейших функций, которые здесь стоит перечислить:
Здесь добавим еще, что предсказание новых фактов, выведенных как следствие из законов, а также оценка, опровержение или подтверждение законов полученными эмпирическими данными предполагают наличие системы связанных законов и гипотез. Ибо формальный вывод из какого-нибудь изолированного теоретического утверждения не предоставит нам возможность получить новое знание и даст лишь переформулировку этого теоретического утверждения. Другими словами, для роста научного знания необходимо, чтобы теоретическая система была достаточно богатой и представляла собой сеть взаимосвязанных законов и гипотез.
Научная теория представляет собой наиболее развитую форму научного знания. Научная теория дает целостное, систематическое описание соответствующей области действительности, она раскрывает существенные характеристики и закономерности, свойственные этой области. Наличие теории в составе той или иной науки свидетельствует о достижении определенной стадии зрелости.
Теория формируется только тогда, когда есть условия, предпосылки для ее формирования. Если вести речь об эмпирических науках (а большинство наук является именно таковыми), то для создания теории необходимо наличие солидного эмпирического базиса. Эмпирический базис образуется совокупностью результатов наблюдений, экспериментов, измерений, описывающих предметную область теории. Например, механике Ньютона предшествовал этап накопления и систематизации эмпирического материала, описывающего свойства механических систем и процессов; теории Дарвина об эволюции видов живых организмов предшествовал этап накопления и систематизации эмпирического материала, описывающего процессы изменчивости, наследственности, борьбы за существование; теории Максвелла предшествовал этап накопления и систематизации эмпирического материала, описывающего взаимосвязь электрических, магнитных и световых явлений.
Развитым формам теории нередко предшествуют частные теоретические разработки. Так, например, до того как появилась классическая механика Ньютона, Кеплер разработал частную теорию, описывающую движение планет, а Галилей открыл закон свободного падения тел.
Научная теория достаточно сложна по своему составу. В состав научной теории входят:
1) основания – фундаментальные понятия (к примеру, понятия «энергия», «сила»), принципы (принцип дальнодействия, принцип суперпозиции полей), законы (закон равенства действия противодействию, закон сохранения энергии), уравнения, аксиомы;
2) идеализированные объекты – абстрактные модели свойств и связей изучаемых предметов (к примеру, «планетарная модель атома», «абсолютно черное тело», «идеальный газ», «материальная точка»);
3) совокупность логических правил, методов, приемов обоснования, способов доказательства;
4) философские установки (к примеру, абсолютность пространства и времени и их независимость друг от друга в классической механике) и ценностные ориентиры (такие, к примеру, как точность);
5) совокупность законов и утверждений, выводимых из основоположений теории.
В период создания теории большую роль могут играть такие требования, как простота (отвечая этому требованию, и по сей день в науке действенно правило, сформулированное еще средневековым мыслителем У. Оккамом – «не вводить сущностей сверх необходимого»), завершенность, как можно более широкая область применения, симметрия, согласованность с другими научными теориями и фундаментальными принципами.
В конце XIX – начале XX века в научных и философских кругах обсуждался вопрос о познавательных функциях научной теории. Этот вопрос обсуждался в связи с проблемой разграничения научного и вненаучного знания. Мыслители и учёные стремились найти такие познавательные функции науки, которые позволили бы выделить её на фоне других форм познания.
Так, В. Дильтей – представитель неокантианства в философии – в качестве главной позитивной функции «наук о природе» выделил объяснение.
Ибо суть всех наук о природе состоит в том, чтобы подвести единичный объект под общий закон (понятие, теорию), а объяснение как раз и подводит единичное под общее. В результате такого преобразования индивидуальные свойства изучаемого объекта полностью уничтожаются этими науками. Как противоположность наукам о природе Дильтей выделяет также «науки о духе», к которым можно отнести весь комплекс гуманитарных дисциплин. Главной познавательной функцией всех наук о духе, как считает мыслитель, является понимание. Ибо эти науки стремятся постичь смысл изучаемого объекта в его индивидуальности, а понимание именно это в себе и подразумевает…
Далее, французский учёный и мыслитель П. Дюгем – представитель эмпириокритицизма в философии – выделил такую познавательную функцию естественных наук, как описание.
Свой выбор Дюгем обосновал следующими доводами. Естественно–научная теория, согласно его убеждениям, основывается на эмпирическом материале. Именно поэтому у учёного появляется возможность оценивать правильность этой теории посредством сопоставления её следствий с эмпирическими данными. Однако если теория будет производить не только описание, но и объяснять сущность явлений, тогда как же учёный сможет судить об истинности теории? (Иными словами, если описание ещё позволяет определить истинность теории, – соответствует ли это описание действительности или нет, – то попытки объяснить что-либо вовлекает учёного в область неопределенного – в область, где невозможно сказать, истинно или ложно то или иное утверждение.) Таким образом, Дюгем стремился «очистить» научные теории от утверждений философского характера, смысл которых и состоит в объяснении сущности явлений. «Учёный – писал Дюгем, – стремящийся достичь успеха в науке, не нуждается ни в какой философии. Информировать о результатах научных исследований, профессиональное владение специальными методами, хорошее чувство здравого смысла и немного везения – вот всё, что ему нужно»…
Наконец, по мнению О. Конта – одного из главных представителей позитивизма в философии – основная функция научной теории состоит в предвидении. Ибо, как утверждал Конт, «главное назначение всех положительных законов – рациональное предвидение».
Вероятно, не так уж и много было бы пользы от науки, если бы она ограничивалась только пределами наблюдаемого мира. Отличительная черта естественных (позитивных) наук, по убеждению мыслителя, как раз и заключается в «прорыве» из настоящего в будущее, в выходе за пределы изучаемого мира. Именно через научное предвидение и проявляется значимость теории. (Эту важнейшую функцию естественных наук Конт и попытался воплотить в социологии, объектом изучения которого является общество.)
В научных и философских кругах обсуждался также вопрос о познавательной ценности научной теории. Почему – стоял вопрос – наука не обходится только знаниями эмпирического уровня? В чем познавательная ценность научной теории? По поводу того, что именно описывает теория и в чем заключается ее познавательная ценность, существуют различные точки зрения. Одну из них можно охарактеризовать как эссенциализм (от лат. essentia – сущность). Сторонники ее полагают, что научные теории описывают и объясняют особый уровень действительности, который в философии называется сущностью. С такой точки зрения уровень эмпирического знания описывает явления, а уровень теоретического знания – сущность. Например, атомная физика описывает и объясняет структуру и свойства атомов (закономерности строения элементарных оболочек атомов) – это уровень сущности. А исследование свойств различных химических элементов посредством наблюдений и экспериментов, это уровень явления. Другую точку зрения можно охарактеризовать как феноменализм (от греч. слова – явление). Феноменалисты утверждают, что разговоры о сущности бессодержательны; задача науки – систематизированное описание явлений, феноменов; научные теории – это удобная форма хранения и передачи знаний об обширных и разнообразных классах явлений. Феноменалистскую точку зрения на научные теории развивал австрийский философ и физик Э. Мах.
Надо сказать, что до сих пор нет однозначного решения по вопросу о времени возникновения науки. С точки зрения одних авторов, наука возникла в античности в VI веке до н.э., по сути, одновременно с философией. Другие авторы утверждают, что наука формируется лишь в Новое время, в XVII веке, начиная с трудов Галилея, а до этого времени знание должно быть охарактеризовано как преднаучное. У обеих позиций имеются веские основания. Какие это основания? Вопрос о времени возникновения науки связан, прежде всего, с выбором признаков научности. В качестве таких признаков научности мы, например, можем предложить следующее: во-первых, это рациональность, доказательность знания; во-вторых, это наличие в составе знания идеальных объектов; и, в-третьих, это неутилитарность знания (т.е. это знание не должно носить прикладной характер). Наверное, научное знание должно обладать такими признаками. И все эти признаки отчетливо обнаруживаются в античности. Поэтому многие авторы считают, что наука сформировалась в античной Греции. Философия и наука здесь, можно сказать, зарождаются одновременно. Учения Платона, Аристотеля, Пифагора, Демокрита и других мыслителей явно несут в себе указанные признаки научности… Однако ради справедливости следует отметить, что в этот период формируются лишь некоторые из наук – геометрия, механика, астрономия, логика, медицина, и они находятся в неразрывном единстве с философией, не образовывая еще своего специфического царства. Есть и другой немаловажный момент: многие достижения античности не получили широкого распространения и в значительной степени были утрачены последующими веками. Поэтому ряд авторов относят Античность и эпоху Средневековья к периоду преднаучного знания. Наука, утверждают эти авторы, рождается в Новое время, когда складывается экспериментальное естествознание, когда появляется базовая научная теория (механика Ньютона), когда наука становится социальным институтом и знания транслируются через поколения без потерь.
Учитывая это разногласие по вопросу о времени возникновения естественных наук, перечислим теперь основные этапы в развитии науки.
В истории естествознания можно выделить несколько этапов. Период приблизительно с VI века до н.э. (начало зарождения философии) и до XVI – XVII веков характеризуется существованием натурфилософии. Далее, с XVI – XVII веков появляется классическое естествознание, которое завершается на рубеже XIX – XX веков. Этот исторический период, в свою очередь, можно разделить на два этапа: этап становления механистической картины мира (до 30-х годов XIX века) и этап зарождения и формирования эволюционных моделей мира (до конца XIX – начала XX века). Затем следует так называемый период неклассического естествознания, который завершается к середине XX века. И, наконец, последний период в истории естествознания, продолжающийся и по сей день, принято обозначать как период постнеклассического естествознания.
Каждая новая веха в истории естественных наук является результатом не только революционных открытий, но и изменений, происходящих в сфере мышления. Именно поэтому в переломные для науки моменты истории как бы из глубины на поверхность всплывают многие философские проблемы – проблемы, которые раньше может быть считались неактуальными.
Первые утверждения научного характера появились ещё в эпоху Античности, в Древней Греции в VI веке до н.э. Приблизительно в это же время появились и первые научные сообщества (милетская школа, платоновская академия, школа пифагорейцев). Познавательный интерес первых древнегреческих мыслителей был направлен на космос, который означал одновременно и порядок, и вселенную. В восприятии древнего грека упорядоченность природы заключала в себе тайну, которая побуждала к размышлениям. Стремление понять устройство природы вылилось в поиск первоначала (неизменной основы), скрывающегося за многообразием явлений.
Так, например, приверженцы пифагорейской школы созерцаемую гармонию мира объясняли при помощи числа. За каждым явлением, в чём они были убеждены, скрывалась числовая пропорция, и интуитивно постигаемый порядок представлял собой не что иное, как множество числовых отношений. Пифагорейцы верили, что в числовых закономерностях спрятана тайна мира. С деятельностью этой школы связывают открытие иррациональных чисел, введение доказательств в геометрию, создание планиметрии прямолинейных фигур, учение о подобии и многое другое. «Всё есть число» – утверждал Пифагор…
Глубокими научными прозрениями было пронизано и учение Демокрита. Наблюдаемые явления Демокрит объяснял при помощи ненаблюдаемого: недоступных глазу мельчайших и неделимых частиц – атомов. Соединение атомов знаменовало рождение вещей, а разъединение – их гибель. И в основе всех возникновений и уничтожений в мире, по убеждению мыслителя, стоял хаос (случай). «Демокрит создал, – отмечает А. Ф. Лосев, глубокий знаток античной культуры, – небывалую картину мирового хаоса, упорядоченного как раз в виде хаоса, без превращения его в стройность и порядок. Это была картина того единственного возможного порядка, на который способен только хаос. Это была картина мирового космогонического бытия атомов» [10, с. 445]…
Огромный вклад в развитие натурфилософии внёс и древнегреческий мыслитель Аристотель. По убеждению многих исследователей античности, Аристотель являлся, пожалуй, первым в истории человечества учёным – мыслителем с научным складом ума. «Как философ, – пишет Б. Рассел, – Аристотель во многих отношениях очень отличался от всех своих предшественников. Он первый стал писать как профессор; его трактаты систематичны, его рассуждения разделены на рубрики, он – профессиональный учитель, а не вдохновенный пророк. Его работы отличаются критическим характером, тщательностью, прозаичностью, без какого-либо следа вакхического энтузиазма» [11, с. 214]. Пожалуй, трудно было бы найти такую область знания, на которую этот мыслитель не оказал никакого влияния. Аристотель построил классификацию наук, разработал принципы формальной логики, которые оставались неизменными до конца XIX века; далее, основываясь на разработанной системе категорий, он дал объяснение очень большому кругу физических явлений, который исследовался им в трактате «Физика». (Кстати, многие его положения, среди которых были и ошибочные, просуществовали более двух тысяч лет)…
Большим научным достижением Античности было и создание геометрии. Приблизительно в III веке до н.э. Евклид, используя аксиоматический метод, полностью построил здание геометрии. Его фундаментальный труд «Начала», состоящий из 15 книг, являлся основным учебным пособием по геометрии на протяжении двух тысячелетий.
В это же время на острове Сицилия в Сиракузах жил Архимед – выдающийся инженер, механик и математик. Ему удалось определить значение числа π, он положил начало гидростатике, сформулировал закон рычага, нашел сумму бесконечной геометрической прогрессии… А кроме того, история хранит память о созданных им военных машинах, которые были применены во время осады римскими легионами города Сиракузы.
В следующую эпоху, эпоху Средневековья, натурфилософия развивалась под определяющим воздействием религиозного мировоззрения. Природа понималась, прежде всего, как творение Бога; её истины скрывались от человека за символами, знаками и приметами, которые могли открыться разуму только при соответствующем (религиозном) истолковании, – ведь все эти приметы были расставлены Богом. Поэтому познавательный интерес человека эпохи Средневековья лежал главным образом в сфере теологии. Достижения античной культуры здесь не получили широкого распространения и были в значительной степени утеряны…
Кстати говоря, в истории науки знания, полученные в период до XVI – XVII веков, иногда характеризуют как преднаучные знания, подчёркивая, тем самым, отличие науки от того, что было открыто античной и средневековой культурой.
И, действительно, натурфилософские знания были неотделимы от соответствующих мифологических и религиозных образований. «Так, например, знания (весьма детальные) о движении небесных светил, накопленные многими древними культурами, составляли в то время в первую очередь компонент религиозно-мифологического комплекса, необходимый для своевременного выполнения соответствующих ритуалов. Знания шамана, колдуна о травах, снадобьях, свойствах человеческого организма, приемах воздействия на психику соплеменников также были компонентом религиозно-мифологического комплекса, с помощью которого они могли осуществлять связи земного мира с миром небесным и миром подземным» [2, с. 234].
Другой характерной особенностью знаний этого периода является их преимущественно рецептурный характер. «Преднаучные знания, в отличие от научных знаний, ещё не образовывали своего специфического царства. Они не были нацелены на описание и объяснение мира; им не свойственны были доказательность, обоснованность и т.п. Они являлись предписаниями, схемами, рецептами практических действий; они были вплетены в реальную, практическую жизнь людей» [2, с. 234]. Так, например, описание основных движений небесных тел было удовлетворительным уже во времена Вавилона, но первые попытки анализа и объяснения относятся только к XVI – XVII векам. Однако очень давно были составлены неплохие календари и сформулированы астрономические прогнозы. Или, приведём другой пример, регулярность в передаче некоторых признаков от родителей детям была отмечена в самой далёкой древности. Но первые научные объяснения были даны лишь после экспериментов в конце XIX – начале XX века. Однако животноводы с давних времён умели, по меньшей мере, предвидеть явления и проводить полезное скрещивание [12]…
Правда, здесь следует добавить, что натурфилософия, как учение о природе, продолжала существовать и в последующие эпохи. Существует она и поныне, как философское учение о наиболее общих закономерностях природы. Большой вклад в становление натурфилософии внесли философские учения таких мыслителей как Б. Спиноза, И. Кант, Ф. В. И. Шеллинг, Г. В. Ф. Гегель…
Первая научная революция произошла в период конца XV – XVI веков, в период, относящийся к эпохе Возрождения. Именно в это время появляется учение польского астронома Н. Коперника. Коперник обосновывает утверждение о том, что Земля не является центром мироздания, и что «солнце, как бы восседая на царском престоле, управляет вращающимся около него семейством светил». Таким образом, на смену геоцентрической (от греч. gé – земля) системы мира Птолемея приходит гелиоцентрическая (от греч. helios – солнце) система мира Н. Коперника.
С появлением учения Н. Коперника, можно сказать, наука впервые указала на то, какую существенную роль она может играть в решении мировоззренческих проблем. Гелиоцентрическая система мира Н. Коперника подорвала устоявшиеся догматы религиозного мировоззрения, которые опирались на считавшуюся в то время неопровержимой геоцентрическую систему мира Птолемея. По этой причине католическая церковь подвергла учёного гонениям, а его главный труд «Об обращении небесных сфер» был занесён в папский «Индекс» запрещенных.
Однако «революционность» этого учения проявилась не только в борьбе с религиозными догматами. Можно заметить, что гелиоцентрическая система мира основывается на предположении о том, что истинное движение, оказывается, может обладать иной наглядностью, чем та, которая дает визуальное наблюдение (ведь мы наблюдаем движение Солнца вокруг Земли, а не наоборот), – это предположение по своей значимости можно расценивать как переворот в научном мышлении, переворот, открывающий перед разумом человека богатые перспективы.
«Наконец, следует подчеркнуть и то, что в отличие от птолемеевской астрономии, опиравшейся на аристотелевскую (качественную) механику, гелиоцентрическая система не имела прочной механической базы и стимулировала её создание. Она не столько завершала старые наблюдения, сколько стимулировала новые, ибо, устранив ряд прежних противоречий и несоответствий и продемонстрировав свою способность решать сложнейшие проблемы (например, вычислять расстояние между планетами было недоступно Птолемею), она оставила целый ряд вопросов открытыми. Именно эта открытость и делала её столь привлекательной для последующих исследований. Таким образом, в отличие от системы Птолемея система Коперника не завершала, а открывала новую эру исследований в астрономии» [13, с. 114].
Одним из сторонников учения Н. Коперника был Д. Бруно, который вообще отрицал наличие какого-либо центра вселенной. В учении Д. Бруно вселенная, будучи бесконечной, заключала в себе множество систем подобных нашей Солнечной системе.
Вторая научная революция произошла ориентировочно в XVII веке, в эпоху Нового времени. Собственно говоря, именно эту эпоху и связывают с эпохой рождения современной науки, фундамент которой был заложен такими выдающимися учеными как Г. Галилей, И. Кеплер и И. Ньютон.
В учении Г. Галилея, применявшим научные методы познания, содержались основы – фундаментальные принципы и законы – классической механики (например, принцип существования инерциальных систем отсчета и закон свободного падения тел). Кроме того, Г. Галилей открыл законы колебания маятника, экспериментально нашел вес воздуха, установил вращение Солнца вокруг своей оси, обнаружил спутники у Юпитера… и этот перечень заслуг далеко не полный. В своей научной деятельности Г. Галилей отстаивал взгляды Н. Коперника, справедливость которых он раскрыл в знаменитой своей работе «Диалог о двух системах мира – птолемеевой и коперниковой».
Выдающийся ученый И. Кеплер занимался исследованием небесной сферы и работал над составлением звёздных таблиц. И. Кеплер прославился, в первую очередь, формулировкой трех законов движения планет относительно Солнца, которые представляли собой обобщение данных астрономических наблюдений. Кроме того, он разработал теорию солнечных и лунных затмений, предложил несколько способов их предсказания, уточнил величину расстояния между Землей и Солнцем…
Научное наследие И. Ньютона весьма обширно. Он разработал, независимо от Г. В. Лейбница, дифференциальное и интегральное исчисление, которым успешно пользовался при решении сложнейших задач в механике. Ему принадлежит открытие законов динамики и закона всемирного тяготения. В своём главном сочинении «Математические начала натуральной философии», опубликованном в 1687 г., И. Ньютон возвел величественное здание механики, фундамент которого составили постулаты движения. В этой работе И. Ньютону удалось математически вывести все известные к тому времени факты механики земных и небесных тел, в том числе и кеплеровы законы движения планет.
Таким образом, к концу XVII века, благодаря ряду революционных открытий, была почти полностью построена классическая механика.
Этот успех науки оказал очень сильное воздействие на все духовные формы жизнедеятельности человека. В том числе – на его мировоззрение. Результаты классической механики легли в основу механистической картины мира, которая с единых позиций объясняла строение всего мироздания.
Основное содержание механистической картины мира можно выразить в следующих положениях.
Заметим, что такое понимание строения мира превращает свободу человека в фикцию. В этом плане очень показательны воззрения П. Гольбаха – французского материалиста XVIII века. «Наша жизнь – пишет он, – это линия, которую мы должны по повелению природы описать на поверхности земного шара, не имея возможности удалиться от неё ни на один момент» [15, с. 208-209]. В конечном счёте, воля и разум человека предопределяются, по П. Гольбаху, взаимосвязями мельчайших материальных частиц. «Если бы мы были – далее пишет он, – в состоянии проследить вечную цепь, связывающую все причины с их следствиями, не теряя из виду ни одного из её звеньев, если бы мы могли распутать невидимые нити, приводящие в движение мысли, желания, страсти тех людей, которых называют могущественными в силу их поступков, то мы нашли бы, что тайными рычагами, которыми пользуется природа, чтобы приводить в движение духовный мир, в самом деле являются атомы. Неожиданная и в то же время необходимая встреча этих неразличимых глазом молекул, их соединение, сочетание, соотношение, брожение, мало-помалу модифицируя человека, часто без его ведома и вопреки ему самому заставляют его мыслить, желать, действовать определенным образом» [15, с.260].
Иными словами, в мире, который представляют себе сторонники механистической концепции, нет ни свободы, ни случайности, ни творчества.
Первый удар по механистической картине мира был нанесён теорией Д. К. Максвелла, сумевшим в единой форме (состоящей из четырех дифференциальных уравнений) описать все известные к тому времени электрические, магнитные и световые явления. Эти уравнения и поныне составляют основу классической теории взаимодействия электрических зарядов и токов; и теория эта получила название электродинамики.
Надо заметить, что в отличие от классической механики, использовавшей принцип дальнодействия, здесь, в электродинамике, теория строится на основе принципа близкодействия, согласно которому передача энергии осуществляется от точки к точке с конечной скоростью. В работах М. Фарадея, а затем и Д. К. Максвелла роль такого переносчика энергии была отведена электромагнитному пол, – новому физическому объекту – которое можно интерпретировать как некое состояние пространства; и вне этого поля один физический объект не способен оказывать воздействие на расстоянии на другой объект. Этот подход, существенно расходящийся с принципами классической механики, позволил, в частности, раскрыть взаимосвязь электрических и магнитных явлений.
Поскольку электромагнитные процессы не сводились к механическим, то мало-помалу стало складываться убеждение, что основные законы мироздания – это не законы механики, а законы электродинамики. К тому же, законы электродинамики могли объяснить более широкий круг явлений и более глубоко выражали предполагаемое единство мира.
Всё это наводило на мысль о создании электромагнитной картины мира…
Не менее серьёзный удар по механистической картине мира был нанесён в биологии теорией Ж. Б. Ламарка (который, кстати говоря, и ввёл в научный обиход термин «биология»). Ж. Б. Ламарк был первым, кто создал целостную концепцию эволюции живой природы.
Коротко суть его концепции состоит в следующем. Виды животных и растений постоянно изменяются, усложняясь в своей организации, в результате влияния внешней среды и некоторого внутреннего стремления всех организмов к усовершенствованию. Приобретаемые под влиянием внешней среды изменения в живых организмах становятся наследственными и служат причиной образования новых видов.
Таким образом, Ж. Б. Ламарк провозгласил принцип эволюции всеобщим законом природы…
Итак, уже в первой половине XIX века господствовавший в естествознании метафизический способ мышления, если уж и не был свергнут с царского престола, то, по крайней мере, «дал трещину». И в дальнейшем эта трещина только ещё более обозначилась. Чему, в частности, способствовали такие открытия, как:
Все эти открытия, во всяком случае, ставили под сомнение механистическую идею о том, что «мир как целое» функционирует по определённым законам, связывающим в единую систему настоящее, прошлое и будущее. Зарождался новый взгляд на мир, согласно которому мир эволюционирует, развивается, а значит, в нём постоянно зарождаются события и явления, которые не следуют с необходимостью из предшествующих состояний.
Объектом исследования классического естествознания был знакомый человеку «макромир» – действительность, состоящая из предметов, размеры которых сопоставимы с размерами человеческого тела, – т.е. это, можно сказать, был видимый и осязаемый нами мир. Однако к концу XIX века учёные-естествоиспытатели, благодаря уникальным экспериментальным постановкам, смогли проникнуть в структуру вещества на атомном и субатомном уровнях и исследовать действительность, состоящую из предметов, размеры которых не превышают 10-8см. С этого момента на основе результатов исследования «микромира» начали складываться идеи неклассического естествознания.
К концу XIX века стало известно о существовании электронов – частиц с отрицательным значением заряда. Приблизительно в это же время была открыта и радиоактивность. И с этой поры радиоактивные элементы стали широко использоваться как источники энергичных частиц, способных проникать вглубь атома.
Далее, в своих опытах Э. Резерфорд, бомбардируя атомы α-частицами, обнаружил плотное ядро, сосредотачивающее в себе почти всю массу атома, с положительным значением заряда. И на основе этого результата он построил так называемую «планетарную» модель атома, в которой ядро атома – это как бы солнце, а вращающиеся электроны – это как бы планеты.
Но такая система из заряженных частиц согласно законам электродинамики не просуществовала бы и миллиардной доли секунды; поскольку электроны, вращаясь, должны были бы постоянно излучать энергию, замедляться и, в конце концов, падать на ядро.
Этот парадокс в теории, вызвавший кризис всей науки в целом, стал отправной точкой более глубоких исследований и теоретических разработок в физике «микромира».
Датский физик Н. Бор существенно усовершенствовал модель атома Резерфорда. Он постулировал существование стационарных орбит, на которых электроны вопреки законам электродинамики не излучают энергии. И только при переходе электрона с одной орбиты на другую происходит излучение (или поглощение) энергии в виде определенной порции – кванта излучения.
Таким образом, в отличие от классических представлений физика «микромира» оказалась квантованной. Получалось, что энергия от одной частицы к другой могла передаваться не непрерывно, а только в виде порций…
Эта теория квантов замечательно объясняла термодинамику излучения и явление фотоэффекта. Объяснение опиралось на предположение, что само электромагнитное излучение должно обладать квантовой природой, оно должно состоять из частиц – фотонов – квантов электромагнитных волн. Иными словами, электромагнитные волны приобретали свойства частиц. (Кстати говоря, в 1905 г. А. Эйнштейн, дав объяснение явлению фотоэффекта – способности электромагнитного излучения выбивать с поверхности твёрдых тел электроны – был удостоен Нобелевской премии.)
Чуть позже Л. де Бройль высказал смелую гипотезу о том, что частице материи присущи непрерывность (свойство волны) и дискретность (квантованность). Это явление получило название корпускулярно-волнового дуализма; в определённых условиях частицы вещества обнаруживают волновые свойства, а частицы поля – корпускулярные.
Теперь в теоретических построениях для описания этих противоречивых свойств материи потребовалось ввести волновую функцию, которая определяла вероятность нахождения частицы в том или ином месте. Таким образом, физическое описание явлений «микромира» стало неопределённым. Более того, немецкий учёный В. Гейзенберг возвел эту неопределённость в принцип.
Из этого принципа, в частности, следовало, что аппаратура принципиально не способна уточнять одновременно координаты и импульсы частиц. Чем точнее экспериментатор будет измерять импульс частицы, тем неопределённее будет её координата, и наоборот. И, стало быть, согласно принципу неопределённости, невозможно точно предвидеть будущее.
Очевидно, такие выводы не согласовались с классическими представлениями в естествознании, и требовалось немалое усилие для того, чтобы принять эти факты…
К революционным открытиям XX века бесспорно относится создание А. Эйнштейном специальной, а затем и общей теории относительности. В этих теориях радикальному пересмотру были подвергнуты фундаментальные понятия науки – понятия пространства и времени. В специальной теории относительности А. Эйнштейн установил математическую связь пространственно-временных характеристик объекта с его движением относительно наблюдателя. В механистической картине мира понятия пространства и времени рассматривались вне связи со свойствами движущейся материи. Пространство было абсолютно и существовало независимо от материального мира, наподобие некоего вместилища. Время тоже было абсолютно и существовало независимо как от пространства, так и от материи. В специальной же теории относительности обособленные понятия пространства и времени объединились в целостный «пространственно-временной континуум». Теперь у объекта, разогнавшегося до скорости близкой к скорости света, линейные размеры укорачивались, масса возрастала, а внутреннее время жизни, соответственно, увеличивалось…
В общей теории относительности пространственно-временные свойства мира, в конечном итоге, определялись гравитационным полем. Ибо именно благодаря влиянию тел с огромными массами происходит искривление путей движения световых лучей.
Сам А. Эйнштейн в книге «Физика и реальность» так трактует изменение взгляда на пространство и время: «Раньше полагали, что если бы у Вселенной исчезла вся материя, то пространство и время сохранились бы, теория относительности утверждает, что вместе с материей исчезли бы пространство и время»…
Итак, период в развитии науки, получивший название неклассического естествознания, сопряжен с целым рядом фундаментальных открытий, которые позволили научному сообществу понять глубинные основания природных закономерностей. Благодаря этим открытиям произошли и значительные «сдвиги» в мышлении человека. В итоге научная картина мира претерпела существенные изменения, а модель мира, рисуемая классическим естествознанием, стала выглядеть слишком уж упрощенной.
Так, отчетливо обнаружилась зависимость научного знания от применяемых субъектом средств и методов познания. Иными словами, граница, разделяющая субъект и объект познания, в какой-то степени размылась.
В классическом естествознании XVII – XIX веков познающий субъект был полностью устранен из научной картины мира. Действительность изображалась как бы «сама по себе», независимо от того, кому и каким образом она раскрылась. По одну сторону существовал «объективный мир» – мир объектов познания, по другую сторону – «субъективный мир» – мир субъекта познания, включавший в себя и техническую аппаратуру, и накопленные знания, и методы исследования. Такая форма познания считалась «узаконенной» ещё со времён Р. Декарта. Именно Р. Декарт в своих философских размышлениях выделяет в мире наличие двух субстанций: мыслящей и протяженной. Причём согласно его воззрениям протяженное не мыслит, а мыслящее не имеет протяжения. Поэтому исследование вещей в пространстве не должно затрагивать сознания, а значит, и познающего субъекта. Но в XX веке развитие науки разрушило эту форму познания. Теперь субъект с помощью приборов, проникая в «микромир», оказывал очень сильное воздействие на изучаемые явления. И, конечно, картина процесса полностью менялась. С точки зрения исследователя познавать теперь означало не «наблюдать со стороны», а активно вмешиваться. И чем более точными требовались результаты, тем более энергичным оказывалось это вмешательство.
В неклассическом естествознании описанию подлежит не то, что существовало бы вне познающего субъекта, а то, что получается в результате взаимодействия субъекта с тем, что он познает…
Можно заметить, что присутствие субъекта познания (наблюдателя) имеется и в теории относительности.
Кроме этого, развитие неклассического естествознания существенно изменило концепцию детерминизма. Детерминизм (от лат. determino – определяю) – это учение об определяемости всех происходящих в мире процессов.
Законы, которые были сформулированы в классической механике, имели универсальный характер: они относились ко всем без исключения объектам. Например, закон всемирного тяготения был действителен для всех материальных тел. Предсказания, выведенные из этого закона (будь то солнечные или лунные затмения, приливы или отливы) имели достоверный и однозначный характер. Случайность, в сущности, исключалась из природы и общества. Проявление случая в классической механике всякий раз означало недостаточное знание причин. Правда, с XVIII века стала складываться теория вероятностей. Предметом рассмотрения этой дисциплины были случайные события. Но статистические законы, формулируемые в теории вероятностей, признавались лишь как удобные вспомогательные средства исследования, и не шли ни в какое сравнение с фундаментальными законами классической механики.
В естествознании XX века взгляд на природу случайности коренным образом изменился. В. Гейзенберг, сформулировавший принцип неопределённости, в сущности, заложил случайность в основу мироздания. Оказывается, достоверные и однозначные законы, которым подчиняются тела в «макромире», зиждутся на случайной природе явлений в «микромире».
Пожалуй, вероятностный характер законов «микромира» тоже указывает на присутствие субъекта познания (наблюдателя) в научной картине мира, как это, к примеру, считает российский учёный и мыслитель В. В. Налимов. «Современная физическая теория, – пишет он, – это теория явлений вместе с теорией наблюдателя… Если классическая физика строила описание как «вещи в себе», т.е. стремилась описать явление как таковое, то вероятностное описание заведомо относится к наблюдателю и, стало быть, описывает и его (наблюдателя) природу, и явления по отношению к нему» [16, c. 64].
Итак, научная картина мира в период становления неклассического естествознания радикально меняется.
Этот период, начавшийся с пятидесятых годов XX столетия, связывают с широким распространением идей и методов синергетики – теории о самоорганизации и развитии сложных систем любой природы – и появлением междисциплинарных отраслей науки.
Теория о самоорганизации сложных систем выросла на почве термодинамики, которая начала складываться с середины XIX века. Этот раздел физики изучает свойства макроскопических систем в состоянии термодинамического равновесия и процессы перехода из одного состояния в другое. Примечательно, что в центре внимания термодинамики стоят системы, развитие которых характеризуются необратимостью. Иными словами, время здесь имеет строго определенную направленность. Например, законы классической механики остаются справедливыми и для тех процессов, время которых обращено вспять. В термодинамике же эта операция со временем неосуществима, поскольку она нарушает один из фундаментальных её законов, согласно которому термодинамические системы всегда изменяются в сторону увеличения энтропии (меры беспорядка). Очевидно, что подобные системы имеют необратимый характер.
Такая же черта, как необратимость свойственна и эволюционным процессам в биосистемах, и, в частности, она присутствует в теории Дарвина о происхождении новых видов растений и животных. Однако если в термодинамических системах процесс идёт в сторону дезорганизации, в сторону увеличения беспорядка, то в биосистемах эволюционные процессы, напротив, сопровождаются усложнением их организации. Одна из причин такого положения дел заключается в том, что термодинамические системы являются изолированными, замкнутыми системами, которые не обмениваются с внешней средой ни энергией, ни веществом, ни информацией (разумеется, такие системы являются научной абстракцией), в то время как биосистемы всегда являются открытыми, ибо они постоянно взаимодействуют с внешней средой.
С появлением синергетики ситуация в корне меняется. В центре внимания этой новой дисциплины стоят теперь открытые системы, способные обмениваться с внешней средой энергией, веществом и информацией. И граница, отделяющая биосистемы от систем неживой природы, размывается.
Одним из основоположников теории о самоорганизации стал немецкий физик Г. Хакен, который и предложил назвать это новое направление исследований синергетикой (что с греч. означает «совместное действие»).
Оказывается, открытые системы способны к самоорганизации, и биологические организмы тому пример. Э. Шрёдингер – один из создателей квантовой механики – в статье «Что такое жизнь? С точки зрения физика» так подчёркивает эту особенность живой природы: «Средство, при помощи которого организм поддерживает себя постоянно на достаточно высоком уровне упорядоченности (равно на достаточно низком уровне энтропии), в действительности состоит в непрерывном извлечении упорядоченности из окружающей его среды» [17, с. 47]. Однако и в неживой природе существует множество систем, способных к самоорганизации. Примером такой системы является лазер, с помощью которого получают мощное оптическое излучение. Хаотичные колебательные движения составляющих его частиц, благодаря поступлению энергии извне, приводятся в согласованное движение, из-за чего мощность лазерного излучения во много раз увеличивается.
Самоорганизующиеся системы, помимо того, что они должны быть открытыми, характеризуются следующими особенностями [18]:
Разумеется, для того, чтобы в самоорганизующейся системе образовался новый, более сложный порядок (и, соответственно, энтропия системы уменьшилась), необходим постоянный приток энергии извне.
Таким образом, синергетический подход позволяет создать общую теорию эволюции как в живой, так и в неживой природе.
А поскольку самоорганизация свойственна как материальным, так и духовным системам, то существование общего подхода дало возможность сблизить естественные и гуманитарные дисциплины.
Огромную роль для этого сближения сыграл принцип коэволюции, который гласит, что эволюционные процессы, прослеживаемые на природном и духовном уровнях, тесно взаимосвязаны между собой.
Этот принцип, в частности, лег в основу социобиологии – науки, образованной на стыке гуманитарных и естественно–научных дисциплин. (Её основоположником считается американский учёный Э. Уилсон, который в 1975 г. выпустил в свет книгу «Социобиология: новый синтез».) С точки зрения социобиологии человек состоит из биологической и социальной компоненты; первая компонента изучается в естествознании, вторая – в гуманитарном познании. И задача, которую видит перед собой социобиология, заключается в том, чтобы дать наиболее полное описание природно-биологических основ жизнедеятельности человека и в том, чтобы объяснить эволюцию культуры изменениями на биологическом уровне. А взаимосвязь природного и социального в человеке обозначается здесь как взаимосвязь генно-культурной коэволюции. (Один из главных тезисов социобиологии звучит так: каждая форма социального поведения имеет генетическую основу, которая «принуждает» индивидов действовать так, чтобы обеспечить максимальный успех для себя и сообщества.)
Объектами познания классической науки были простые системы, состоящие из ограниченного набора элементов. Объектами познания неклассической науки были сложные системы (например, термодинамические системы). В постнеклассической же науке внимание учёных всё больше и больше стали привлекать исторически развивающиеся системы, которые с течением времени способны формировать всё более новые уровни своей организации. Причём возникновение каждого нового уровня сопровождается воздействием на ранее сформировавшиеся уровни, что приводит к изменению композиции их элементов.
Добавим также, что в современной науке теперь стали изучаться «человекоразмерные» системы, к которым, в частности, относятся медико-биологические системы, экологические системы или, например, система «человек – машина».
К особенностям нынешнего этапа в развитии науки можно отнести и наметившуюся тенденцию к сближению природного, объективного мира и мира человека. Причём это сближение осуществляется как со стороны естественно–научных дисциплин, так и со стороны гуманитарных дисциплин. И свидетельством тому является, например, широко распространившийся в естествознании ХХ века так называемый «антропный принцип», согласно которому Вселенная, описываемая теорией, должна теперь включать в себя, хотя бы как возможность, появление человека – своего наблюдателя…
Процесс научного познания, как показывает история науки, идёт не всегда гладко и равномерно. Мы можем в истории науки, например, выделить достаточно длительный период времени, когда открытия научного характера выглядели, как кажется, случайными явлениями, находками на фоне малообоснованных идей; мы можем также выделить периоды, которые можно было бы назвать «застойными», поскольку господствовавшие в те времена идеи (мировоззрение), сковывали мышление человека, лишая его возможности беспристрастно исследовать природу; мы можем, наконец, выделить такие периоды, которые отмечены яркими открытиями, причём в самых разных отраслях естествознания, открытиями, которые очевидно являлись «прорывом» человека в новые, ещё не исследованные области, и эти периоды времени мы, пожалуй, можем назвать «революционными» в истории науки.
Но как бы там ни было, вопросы: «Как развивается наука?», «Какой «внутренний механизм» обеспечивает её динамику?», «Подчинён ли процесс научного познания разумным принципам?» и «Дают ли методы научного познания план развития науки?», не являются такими уж простыми. Эти вопросы, выражающие стремление человека выявить закономерности и движущие силы развития науки, впервые более-менее отчетливо были сформулированы в Новое время, в тот период, когда стала формироваться классическая наука. С тех пор разными философами и учеными было разработано немало интересных концепций.
Ниже рассмотрим некоторые из этих концепций, являющихся основой понимания природы научного знания.
Первая попытка создать концепцию научного роста – повторим еще раз – была предпринята в эпоху Нового времени. В эту эпоху выделились два философских направления: одним из этих направлений был эмпиризм (от греч. empeiria – опыт), который основывал познание на опыте. У истоков его стоял английский философ и естествоиспытатель Ф. Бэкон. Другое направление получило название рационализм (от лат. ratio – разум), который основывал познание на разуме. У истоков этого направления стоял французский философ и математик Р. Декарт.
Оба мыслителя, несмотря на очевиднейшие расхождения во взглядах, единодушно придерживались того мнения, что наука, разработав для себя определенные приёмы исследования природы, сможет, наконец-то, уверенно вступить на путь истинного познания, и, стало быть, эпоха заблуждений и тщетных поисков уйдёт в прошлое.
Таким образом, и Р. Декарт, и Ф. Бэкон видели свою задачу в том, чтобы найти и разработать правильный метод познания природы.
В учении Ф. Бэкона главное препятствие на пути познания заключалось не в предметах «внешнего мира», а в уме человека. Поэтому учёный, прежде чем созидать новые знания, должен сначала освободить свой ум от заблуждений. Ф. Бэкон выделил четыре вида заблуждений, которые искажали процесс познания. Во-первых, это так называемые «призраки рода» – заблуждения, которые обусловлены несовершенством человеческой природы. (Так, например, человеческий ум склонен приписывать вещам большúй, чем есть в действительности, порядок, – из-за чего, по мнению мыслителя, и появилась идея о том, что «в небе любое движение должно всегда происходить по окружностям и никогда – по спиралям».) Во-вторых, это «призраки пещеры» – заблуждения, которые обусловлены субъективным, внутренним миром человека. Каждый из нас, помимо общих заблуждений, свойственных человеческому роду, имеет свою собственную пещеру, создаваемую под влиянием других людей, книг и воспитания; люди, как правило, ищут знаний в своих малых мирах, а не в большом, общем для всех мире. В-третьих, это так называемые «призраки рынка» – заблуждения, которые обусловлены некритичным отношением к употребляемым словам. Неправильные слова искажают знания и нарушают естественную связь разума и вещей. (Так, например, у человека есть склонность давать имена несуществующим вещам, о чём, в частности, свидетельствует пресловутая идея судьбы.) И, наконец, в-четвертых, это так называемые «призраки театра» – заблуждения, которые обусловлены слепой верой в авторитеты и ложные учения. Ведь «истина, – как говорит мыслитель, – дочь времени, а не авторитета».
В свою очередь, созидательная работа учёного должна направляться правильным методом познания. Для Ф. Бэкона это был, прежде всего, метод индукции. Процесс научного познания в учении мыслителя состоял, во-первых, из извлечения фактов из опытов и, во-вторых, из постановок новых опытов на основе полученных фактов. Следуя этому пути, учёный, в конце концов, мог прийти к открытию всеобщих законов. Этот метод, по убеждению Ф. Бэкона, давал возможность достичь бóльших, чем то, что когда-то было доступно древним, результатов. Ибо «как говорят, и хромой, поставленный на верную дорогу, быстрее преодолеет трудный перевал; ведь не знающий пути, чем больше торопится, тем больше плутает» [19, с.146], – отмечает мыслитель.
«Наш путь открытия наук таков, – писал Ф. Бэкон, – что он немногое оставляет остроте и силе дарования, но почти уравнивает их. Подобно тому, как для проведения прямой линии или описания совершенного круга много значат твердость, умелость и испытанность руки, если действовать только рукой, – мало или совсем ничего не значат, если пользоваться циркулем и линейкой. Так обстоит дело и с нашим методом» [19, с.138].
Несколько другой подход разработал философ Р. Декарт.
В своих размышлениях Р. Декарт выделил такие качества истины, как ясность и отчетливость. Истина – это то, в чём мы не сомневаемся. Именно такими истинами обладает математика; поэтому, по мнению мыслителя, она и смогла превзойти все другие науки. И, стало быть, чтобы найти правильный путь познания, следует обратиться к методам, применяемым в математических дисциплинах. Любой тип исследования должен быть устремлён к максимальной ясности и отчетливости, достигнув которого оно уже не будет нуждаться в дополнительных подтверждениях.
«Под методом, – писал Р. Декарт, – я разумею достоверные и легкие правила, строго соблюдая которые человек никогда не примет ничего ложного за истинное и, не затрачивая напрасно никакого усилия ума, но постоянно шаг за шагом приумножая знания, придет к истинному познанию всего того, что он будет способен познать» [20, с.86].
Формулируя эти правила, мыслитель явное предпочтение отдавал методу дедукции. Во всех областях знания человек должен идти от ясных, отчетливых (самоочевидных) принципов к их следствиям. Таким образом, истину устанавливает не опыт, не эксперимент, а разум. Истинные знания проходят через испытание разумом, который убеждается в их достоверности. А учёный – это человек, «правильно» применяющий свой ум.
«Ибо, – как отмечал Р. Декарт, – недостаточно просто иметь хороший ум, но главное – это хорошо применять его. Самая великая душа способна как к величайшим порокам, так и к величайшим добродетелям, и тот, кто идёт медленно, может, всегда следуя прямым путём, продвинуться значительно дальше того, кто бежит и удаляется от этого пути» [20, с.251].
Итак, рост знаний в учениях и Ф. Бэкона, и Р. Декарта определялся, как это видно, применением правильных, оправданных методов познания. Эти методы способны были подводить учёного к новым открытиям в науке.
В учениях Ф. Бэкона и Р. Декарта метод познания, в сущности, предрешал открытия в науке. Правильно применённый метод означал «разумный» метод, который и осуществлял контроль над процессом роста знаний.
Однако можно заметить, что в этой концепции совершенно игнорируется роль случайности, которая проявляется, по крайней мере, на стадии открытия, и, в частности, игнорируются утверждения гипотетического характера. Ведь науке нередко приходится сталкиваться с ситуацией, когда проблема выглядит неразрешимой, когда перспектива исследования перед умственным взором учёного затуманивается, и тогда, бывает, всё неожиданным образом проясняется благодаря смелой гипотезе, догадке, благодаря случаю…
Очевидно, что в науке немалую роль играют утверждения гипотетического характера, которые могут оказаться как истинными, так и ложными.
Но тогда, если признать роль случайности и неопределенности в науке, встаёт вопрос: где и как разум может осуществлять свой контроль над процессом роста знаний? Или, может быть, этот процесс не подлежит контролю со стороны разума, и наука, отданная в полное подчинение случаю, развивается стихийно?
В начале ХХ века сторонники неопозитивизма предложили такую концепцию, которая давала удовлетворительный ответ на поставленный здесь вопрос. Суть этой концепции можно выразить в следующих положениях:
1) учёный выдвигает гипотезу, и из неё дедуктивным путём выводит следствия, а затем сопоставляет их с эмпирическими данными;
2) та гипотеза, которая противоречит эмпирическим данным, отбрасывается, а та, которая подтверждается, приобретает статус научного знания;
3) смысл всем утверждениям научного характера придаёт их эмпирическое содержание;
4) для того чтобы быть научными, утверждения обязательно должны соотноситься с опытом и подтверждаться им (принцип верификации).
Одним из создателей этой концепции был немецкий мыслитель Р. Карнап.
Р. Карнап утверждал, что в науке нет окончательных истин, поскольку все гипотетические утверждения могут иметь лишь ту или иную степень истинности. «Никогда нельзя достигнуть полной верификации закона, – писал он, – фактически мы вообще не должны говорить о «верификации» – если под этим словом мы понимаем окончательное установление истинности».
Таким образом, в воззрениях неопозитивизма именно стадия подтверждения, а не открытия, может и должна находиться под рациональным контролем.
Согласно взглядам К. Поппера, одного из самых ярких представителей постпозитивизма, рост научного знания не представляет собой «кумулятивный» процесс, т.е. процесс, характеризующийся накоплением результатов, связываемых в единую теоретическую систему; гораздо в большей степени он напоминает процесс «естественного» отбора в теории Ч. Дарвина.
«Когда я говорю о росте научного знания, – пишет К. Поппер, – я имею в виду не накопление наблюдений, а повторяющееся ниспровержение научных теорий и их замену лучшими и более удовлетворительными теориями» [21, с.78].
Таким образом, рост научного знания состоит в выдвижении смелых гипотез и формировании наилучших (из числа возможных) теорий, которые затем подвергаются различным попыткам их ниспровержения – именно так и решаются научные проблемы.
Теория же, которая неопровержима никаким мыслимым событием, по убеждению К. Поппера, не является научной (это так называемый принцип фальсификации). Иными словами, неопровержимость представляет собой не достоинство теории (как часто думают), а её порок. Сам мыслитель считает, что «хорошая» научная теория должна содержать в себе запреты на появление определенных событий; и чем более теория запрещает, тем она лучше, поскольку такая теория более проверяема, в большей степени опровергаема и подвержена, так сказать, большему риску.
В концепции К. Поппера, таким образом, научное знание оказывается полностью гипотетичным, оно в любой момент, после серии каких-нибудь новых, до сих пор ещё не проводившихся экспериментов, может быть опровергнуто. И, стало быть, ни одна научная теория не может претендовать на окончательную истинность (если она, действительно, считается научной!), ибо «наука не покоится на твёрдом фундаменте фактов, – пишет К. Поппер. – Жесткая структура её теорий поднимается, так сказать, над болотом. Она подобна зданию, воздвигнутому на сваях. Эти сваи забиваются в болото, но не достигают никакого естественного или «данного» основания. Если же мы перестаём забивать сваи дальше, то вовсе не потому, что достигли твёрдой почвы. Мы останавливаемся просто тогда, когда убеждаемся, что сваи достаточно прочны и способны, по крайней мере, некоторое время, выдержать тяжесть нашей структуры» [21, с.212].
Тогда вполне возможно, что все теории, выдвигаемые с целью познать реальность, оказываются в конечном счете ложными, т.е. не соответствующими реальности, эта радикальная позиция получила название фаллибилизм, позиция, утверждающая, что все теории ошибочны, так сказать, изначально, в зародыше, и К. Поппер – один из сторонников этой позиции.
Стоит также отметить, что концепция К. Поппера сохраняет всё-таки позицию рационализма; рост научного знания находится в подчинении разума. Правда, теперь контроль со стороны разума осуществляется не столько в уме отдельно взятого учёного, применяющего только «обоснованные» методы познания, сколько через посредство деятельности всей корпорации учёных, подвергающих «критике» всё и вся.
Т. Кун – ещё один представитель постпозитивизма. В своей замечательной работе «Структура научных революций» [22] он развивал, в отличие от К. Поппера, существенно иной подход к динамике научного роста.
В качестве орудия анализа научного знания мыслитель вводит понятие «парадигма» (что с греч. означает образец, модель или пример).
«Под парадигмой – пишет Т. Кун, – я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу». Таким образом, сюда можно отнести совокупность ценностей, убеждений и технических средств, применяемых научным сообществом.
Вместе с тем, особо следует подчеркнуть, что понятие «парадигма» включает в себя и «верования» учёного – то, что принимается им безоговорочно. Дело в том, что «сами по себе наблюдения и опыт, – отмечает Т. Кун, – ещё не определяют специфического содержания науки». Существенное влияние на убеждения учёного оказывают и исторические факторы, и прошлый опыт, и имеющийся в распоряжении фактический материал, и индивидуальный склад ума – всё это такие элементы, которые имеют, по всей видимости, случайный характер, и которые, надо полагать, не доступны предвидению или контролю со стороны разума. Но верования сводятся не только к «случайному», многое из того, что входит в состав научной традиции – представления, понятия, приёмы и т.д. – учёный также принимает «на веру», не подвергая их рациональной критике.
Что касается науки в целом, то в концепции Т. Куна она является существенно историчной. В её развитии он выделяет относительно стабильные периоды в деятельности учёных (работающих в рамках признанной парадигмы), которые занимаются главным образом «починкой» существующей теории. Это так называемые периоды функционирования нормальной науки. Научная деятельность, основывающаяся на одной и той же парадигме, опирается на одни и те же правила и стандарты научной практики. Часть деятельности учёных сводится к математическому оформлению теории, в результате чего теория становится более понятной, следствия – более очевидными, а связь с явлениями – более глубокими.
Коротко говоря, нормальная наука конструктивно собирает корпус знаний и понятий, относящийся к некоторой области действительности.
Однако как бы хорошо ни была разработана научная теория, рано или поздно наступает такой момент, когда она относительно каких-либо сторон действительности перестаёт «справляться» с фактами. Ибо «каждая теория, – утверждает Т. Кун, – рождается опровергнутой». Подобные неудачи выглядят как «аномалии».
В конце концов, эти аномалии накапливаются, и некоторые из них фокусируют внимание наиболее деятельных учёных. Так появляются контрпримеры. И вся теоретическая перспектива затуманивается. В этой ситуации – ситуации полной неопределенности и хаоса – единственно возможным выходом является разработка нового подхода, использующего новые понятия. И тогда уже в свете новых идей неразрешимые до сей поры парадоксы могут стать очевидными. Это чудодейственное превращение в науке возможно только в случае смены парадигмы. Такие периоды в развитии науки Т. Кун и называет научными революциями. (Например, такие периоды связаны с появлением работ Н. Коперника, И. Ньютона, А. Эйнштейна, Ч. Дарвина и др.)
Именно в это время особенно актуальными становятся многие философские проблемы науки, которые, как кажется, «вызревают» из глубин теории и требуют незамедлительного разрешения.
После смены парадигмы учёные, можно сказать, начинают жить в совершенно другом мире: старые понятия заменяются новыми, неразрешимое становится очевидным, несущественное – существенным, плюс ко всему вдруг обнажается противоречивость и ограниченность старой теории, которая почему-то раньше казалась безупречной. И по мере того, как новая теория прогрессирует, старые идеи уходят в прошлое.
Итак, развитие науки в концепции Т. Куна, как это видно, образует следующую последовательность: нормальная наука, кризис, революция, новая нормальная наука.
Наконец, стоит, пожалуй, выделить некоторые «общие моменты», характеризующие позицию мыслителя по отношению к науке.
1) Рост научного знания, по убеждению Т. Куна, не представляет собой «кумулятивный» процесс (т.е. не носит накопительного характера).
2) Наука не имеет строгой дедуктивной структуры, не имеет единой методологии и состоит из разъединённых дисциплин, представители которых могут даже не понимать друг друга.
3) В своём развитии наука вовсе не стремится к некоторой подлинной картине мира, поскольку таковой просто нет. И, следовательно, нет никакого прогрессивного движения по направлению к истине, а есть лишь рост технологии, и, может быть, существует «прогресс в удалении от идей», которые никогда больше не покажутся нам привлекательными.
Таким образом, в развитии науки, как считает Т. Кун, существенную роль играют иррациональные факторы. И, стало быть, разум не имеет возможности полностью контролировать процесс роста научного знания.
История науки, по убеждению И. Лакатоса [23], также как и история человечества состоит из событий, которые не являются полностью «рациональными».
Основное понятие, вводимое мыслителем для оценки развития науки, получило название «научно-исследовательская программа».
Под научно-исследовательской программой следует понимать серию сменяющих друг друга теорий, объединённых совокупностью фундаментальных идей и методологических принципов. Научно-исследовательская программа включает в себя:
1) «жесткое ядро» – систему фундаментальных положений, сохраняющихся во всех теориях данной программы;
2) «защитный пояс», состоящий из вспомогательных гипотез и подтверждающих примеров, защищающих от критики систему фундаментальных положений;
3) «положительную эвристику», указывающую учёному, какие направления исследования предпочтительны;
4) «отрицательную эвристику», указывающую учёному, какие направления исследования нежелательны.
Согласно концепции И. Лакатоса, рост «зрелой», т.е. уже сформировавшейся науки представляет собой смену связанных друг с другом теорий, за которыми стоит одна научно-исследовательская программа. Однако это развитие происходит не столько в результате взаимодействия теории и эксперимента, сколько в результате конкуренции научно-исследовательских программ. И сущность научной революции состоит в том, что одна исследовательская программа, в конце концов, вытесняет другую.
Основные исторические этапы в развитии научно-исследовательской программы И. Лакатос обозначает «прогрессом» и «регрессом». На прогрессивной стадии развития «программы» теории, как правило, нацелены на то, чтобы открывать новые, ещё не известные науке факты, в то время как на регрессивной стадии теории, напротив, создаются, как правило, лишь для того, чтобы систематизировать уже известные факты.
Ценность такого духовного образования как научно-исследовательская программа заключается в способности пополнять наши знания и предсказывать новые факты.
Стоит также отметить, что достаточно «богатую» научно-исследовательскую программу, на разработку которой были положены усилия многих научных групп, всегда можно защитить от всевозможных несоответствий её предсказаний с эмпирическими фактами. Иными словами, научно-исследовательская программа «устойчива» по отношению к возможным несоответствиям её предсказаний эмпирическим фактам. Более того, можно сказать, что ни логическое противоречие, присутствующее внутри той или иной теории, ни экспериментально обнаруженная «аномалия» не способны одним ударом уничтожить научно-исследовательскую программу. Но, правда, от этого может несколько пострадать её «привлекательность» в научных кругах.
(Кстати говоря, многие научные теории изначально развивались на заведомо противоречивых основах; достаточно вспомнить здесь хотя бы «теорию множеств» или «анализ бесконечно малых».)
В своём учении И. Лакатос также подчёркивает, что на конкурирующую борьбу между научно-исследовательскими программами очень большое влияние оказывает общество и государство, т.е., если обобщить, это такие факторы, которые можно, пожалуй, назвать «внешними» по отношении к науке. Ведь представители регрессирующей «программы», как правило, сталкиваются в своей деятельности со всевозможными социально-психологическими и экономическими проблемами, иными словами, общество не стремится оказывать им поддержку.
Наука – это не только теории, гипотезы, эмпирические факты, но и деятельность, причём преимущественно коллективная деятельность. Результаты исследований, которые ученый провел в одиночку, еще не составляют содержание научного знания. Ведь прежде чем стать научными, результаты исследований должны стать общественным достоянием. Знание наук имеет коллективную природу.
И открытия в науке по большей части являются результатом коллективного действия людей, ученых.
В обществе полноценная научная деятельность осуществляется благодаря слаженной работе разных коллективов (как научных, так и вненаучных). Какие-то коллективы занимаются разработкой научных проблем, какие-то выполняют необходимые расчеты, кто-то осуществляет экспериментальную часть, кто-то обслуживает техническую аппаратуру, кто-то несет ответственность за обеспечение материальной и технической поддержки.
Сегодня наука представляет собой сложную социальную организацию, обеспечивающую взаимодействие самых разных коллективов. Об этой особенности науки замечательно говорит Л. Флек в своей статье «Наука и среда»:
«Некогда верили, что благодаря науке таинственная и сложная система природы когда-нибудь станет чем-то простым и ясным для понимания. Но теперь наука стала творением, ни в своих основах, ни в целом не более простым, чем природа, и даже ещё менее доступным. В лесу труднее заблудиться, чем в ботанике, вылечить больного легче, чем узнать, что с ним в действительности происходит. Открытие, сделанное специалистом, должно быть несколько раз переоткрыто популяризаторами, чтобы, пройдя ряд этапов, наконец, сделаться доступным для профана или для специалиста, работающего в другой области науки. Поэтому возникает профессиональное посредничество, которым занимаются люди, ставящие своей главной целью согласование, выравнивание уровней знания. Но это уже чисто социальная задача, а не внутренняя цель специальных отраслей научного знания. Результаты работы этих посредников оказывают влияние и на специалиста, который за рамками своей области полностью полагается на них и черпает у них общие понятия, воззрения и стимулы для своих рассуждений» [24, с.49].
И далее Л. Флек продолжает свою мысль: «Наука стала слишком сложным явлением, подчиненным каким-то особенным, нам пока ещё не известным законам, действенным, как правило, независимо от намерений и мнений отдельных учёных. Её черты могут даже казаться иррациональными хотя бы потому, что их нельзя предвидеть, исследователь не может заранее знать, чем станут результаты его собственных исследований, пройдя через огромную мельницу коллективного мышления. Будут ли они подхвачены, или канут в безмолвие, или как-то странно преобразятся? Часто всё это зависит не от содержания, а от формы полученных результатов. Слово, в какой-то момент родившееся лишь как наименование вещи, к изумлению автора, может стать лозунгом, уже потерявшим прямую связь с этой вещью. Лозунг этот вызывает у научной общественности непредвиденные реакции. Здесь мы встречаемся не с зависимостью от культурной среды, а с коллективной природой самого научного труда» [24, с.50].
Коллективная природа научного труда, таким образом, определяет и состояние науки, и её направления развития.
Будучи сложной социальной организацией, наука тесно взаимодействует с другими социальными сферами – с промышленными предприятиями, с государственными учреждениями, с учебными заведениями и т.п.
Общество способно как стимулировать, так и затормаживать развитие науки. Да и наука, в свою очередь, тоже способна определять пути развития общества.
Поэтому большой интерес представляет собой анализ науки как социального явления.
Общественная жизнь складывается из относительно устойчивых отношений между людьми. Сферы, упорядочивающие деятельность людей и выполняющие в обществе определенные функции, называются социальными институтами. В целом общество можно рассматривать как систему взаимосвязанных между собой разных социальных институтов. К примеру, существует социальный институт семьи, социальный институт образования, есть политические и государственно-правовые институты, институт здравоохранения, есть производственно-промышленный и военный комплексы как социальные институты. И наука в общественной жизни представляет собой социальный институт. В ее состав входят научно-исследовательские лаборатории, высшие учебные заведения, библиотеки, академии, издательские центры и т.п.
Социальный институт науки осуществляет как внутренние, внутринаучные задачи и функции, так и внешние задачи и функции.
Рассмотрим сначала, какие задачи и функции осуществляются внутри науки.
Одна из важнейших функций социального института науки – сохранять накопленные знания и осуществлять передачу знаний от поколения к поколению.
Все социальные институты, и наука здесь не составляет исключения, располагают неким массивом знаний, который они поддерживают, пополняют и передают из поколения в поколение. И каждый социальный институт имеет носителей этого своего знания, которых можно назвать экспертами. К примеру, мифическое знание хранилось жрецами. Жрецы выступали экспертами, демонстрирующими время от времени свои знания при совершении обрядов, при составлении календарей посевов и сбора урожая. Религиозное знание хранилось богословами, причем сан религиозного служителя определял уровень его посвященности в знание. Юридическое знание хранится юристами-экспертами.
Процесс распределения знания в обществе и, соответственно, деление на экспертов и профанов, начался с возникновением государств, с разделением труда.
Одним словом, социальные институты формируют в обществе традиции. Большое значение в формировании традиции имеет образование подрастающего поколения – школы, университеты. В религиозной сфере образовательную функцию осуществляют монастыри, где обучение проходят монахи, послушники. В ремесленной сфере эту функцию выполняли цеха ремесленников, где обучение проходили подмастерья.
Сегодня образовательная система в обществе строится в ориентации на науку. Приобщаясь к знанию, обучающиеся усваивают теории, методы исследования, приемы обоснования положений, усваивают как явное, выраженное в учебных пособиях знание, так и неявное знание, передающееся только через личный контакт с ученым или через участие в деятельности научного коллектива.
Надо сказать, что содержание науки, заключенное в ясные формулировки, преподносится сегодня во всем мире в десятках и сотнях новых университетов, тогда как неявное искусство научного исследования для многих остается неведомым. По всей видимости, и для науки придутся весьма кстати следующие слова замечательного французского писателя А. де Сент-Экзюпери, которые сказал (имея в виду особенную природу человеческого знания, хранимую традициями): «Отторгните один-единственный раз одно поколение от другого и ремесло умрет. Если отнять у мельника сына, улетит душа мельницы, исчезнет уклад, усердие, тысяча неприметных умений и навыков, объяснить которые невозможно, но они существуют. В том, что существует, запрятано больше премудрости, чем может вместить слово».
И Кун – исследователь природы научного знания – специально вводит в свой язык понятие парадигма, подчеркивая в этом понятии важность для науки того ускользающего от взора элемента знания, которое не является предметом теоретического обсуждения. Все представители научного сообщества придерживаются определенной парадигмы – модели (образца) постановки и решения научных проблем. Парадигма, другими словами, – это неявное знание, хранящееся не столько в монографиях и учебниках, сколько в установившихся традициях научного поиска.
Следующая функция социального института науки: постановка специфических целей и задач.
На любом этапе истории наука – будь то XVII или XX век – развивалась в результате коллективных дискуссий. В ходе этих дискуссий вклад, внесенный отдельными учеными, возможно, бывает поразительным и оригинальным, однако любой ученый может сыграть эффективную роль в развитии научной дисциплины лишь в том случае, если подчинит свои идеи суждениям существующей профессиональной группы. Пожалуй, коллективные профессиональные интересы науки оказывают более сильное влияние на индивидуальные профессиональные интересы ученых, чем индивидуальные интересы – на коллективные. Цели и задачи ученых должны соответствовать, отвечать требованиям и запросам профессионального коллектива. В противном случае научное сообщество может не откликнуться на высказанные идеи, пусть даже они будут прекрасно обоснованными.
Таким образом, социальный институт науки – это такая среда, в которой индивидуальная деятельность ученого обретает форму коллективной деятельности.
Вместе с тем каждый социальный институт располагает механизмами контроля над поведением и действиями людей. И это еще одна функция, осуществляемая в науке коллективной деятельностью.
Желательные, ожидаемые действия поощряются, нежелательные – осуждаются, наказываются.
В научной деятельности поощрение главным образом проявляется как признание коллег и современников. Это признание может выражаться по-разному:
– избранием ученого действующим членом, член-корреспондентом, почетным членом академий, научных учреждений и обществ;
– присуждением премий и медалей за научную деятельность;
– включением биографических справок об ученом в специальные справочники и энциклопедии;
– участием в работе редакционной коллегии изданий с высоким научным статусом;
– цитированием ученого.
В свою очередь, негативная санкция проявляется как игнорирование коллегами.
Далее, социальный институт науки производит «фильтрацию», отбор значимого знания.
Любые знания, результаты исследования, претендующие на статус значимых, тщательно проверяются коллегами и критически оцениваются в ходе дискуссий и экспертных проверок. При этом, обмениваясь научной информацией, ученый, узнавая от коллег что-то новое, всякий раз рассчитывает на то, что результаты были получены в ходе добросовестно проведенного исследования, с соблюдением надлежащих правил и методов экспериментирования. А это значит, что исследователь, предоставивший эти результаты, несет за них ответственность перед научным сообществом, ведь редко когда всё от начала и до конца перепроверяется коллегами. Тем более что современные эксперименты – на ускорителях или в космосе – очень дорогостоящи. С другой стороны, сам исследователь, делая свои результаты достоянием научного сообщества, рассчитывает на то, что будет беспристрастно, объективно, на должном уровне оценен своими коллегами. И значит, научное сообщество тоже несет ответственность перед исследователем, публично предоставившим свои научные разработки.
Взаимообмен научной информацией может быть плодотворен только в случае полного взаимопонимания между учеными. А для этого необходимо, чтобы, во-первых, результаты были достаточно «прозрачными», понятными хотя бы для специалистов (поэтому и существуют такие требования, предъявляемые к научным работам, как теоретико-методологическое обоснование и описание методики эксперимента), а во-вторых, необходимо, чтобы ученые были достаточно компетентны в своей области.
Из сказанного ясно, что проблема отбора значимого знания тесно переплетается с проблемами профессиональной этики и проблемами методологии науки.
Вместе с тем в истории науки бывали случаи (и даже вопиющие случаи), когда механизм отбора знаний оказывался недейственным. Бывали случаи, когда ученые, то ли из-за своей недальновидности, то ли из-за недостаточной компетентности, не уделяли должного внимания революционным открытиям своих коллег. Именно с такой ситуацией, например, столкнулся выдающийся физик Больцман, когда он сформулировал основные постулаты термодинамики. Ученые-коллеги не признали его революционного открытия, отчасти потому, что второй закон, который он сформулировал, противоречил математически доказанной теореме Пуанкаре. И только после смерти ученого его труды были по достоинству оценены.
С другой стороны, бывали случаи, когда признание, пусть временное, получали идеи, не имеющие должного обоснования и не заслуживающие того.
Современный мыслитель С. Тулмин отмечает также, что в процедуре отбора знаний исключительно важную роль играют влиятельные журналы. Редактор влиятельного периодического издания лично действует в качестве «фильтра», пропускающего только те статьи, которые заслуживают публикации в его журнале. А ведь смысл работы многих научных сообществ заключается в журналах, которые они издают, и только во вторую очередь в их формальных собраниях.
На процедуру отбора знания сильное воздействие оказывает и борьба за власть и влияние, которая существует в научной среде. Социальный институт науки, как и любой другой институт, развивается благодаря деятельности разных партий и групп давления. Процесс тайного голосования, выборы в президиум академии – за этим подчас скрывается тонкая, сложная политическая борьба.
Наконец, социальный институт науки определяет систему норм и ценностей, которой починяется деятельность ученого.
Представители научного сообщества должны соответствовать принятым в науке нормам и ценностям. Нормы задают сферу должного, приемлемого поведения внутри социального института. А ценности определяют те блага, стремление к которым продиктовано нормами социального института. Ценности обозначают то, во имя чего соблюдаются те или иные нормы. По сравнению с нормами ценности представляют собой более высокий уровень регулирования взаимоотношений между людьми.
Нормы и ценности социального института науки устанавливают согласованность интересов и целей учёных. В ходе научной деятельности учёные, обмениваясь информацией и обсуждая проблемы, тесно контактируют между собой. В результате многообразных процессов коммуникаций возникает весьма сложная ткань социальных отношений, благодаря чему каждый учёный имеет возможность согласовывать свою деятельность с деятельностью других учёных.
Нормы и ценности, определяя области должного и не должного, вовлекают учёного, занимающегося познавательной деятельностью, в круг проблем этического характера. Таким образом, внутри научного сообщества формируется своя профессиональная этика.
По мнению американского социолога науки Р. Мертона, следует выделять следующие черты научной этики:
1) универсализм – принцип, отражающий объективную природу научного знания, содержание которого не зависит от того, кем и когда оно получено, важна лишь достоверность, подтверждаемая принятыми научными процедурами;
2) коллективизм – принцип, отражающий всеобщий характер научного труда, предполагающий гласность научных результатов, их всеобщее достояние;
3) бескорыстие – норма, обусловленная общей целью науки – постижение истины; норма бескорыстия в науке должна преобладать над любыми соображениями престижа, личной выгоды, конкурентной борьбы и проч.
4) организованный скептицизм – представляет собой требование критического отношения к себе и работе своих коллег; в науке ничего не должно приниматься на веру, в ходе научного поиска могут подвергаться сомнению даже самые фундаментальные положения.
«Внешне», т.е. по отношению к другим сферам деятельности, наука, благодаря своей упорядоченной социальной организации, выступает как нечто целое, имеющее свои идеалы и ценности.
Наука тесно взаимодействует с самыми разными социальными сферами; она преследует определённые цели, она предъявляет обществу определённые требования, и она стремится удовлетворить его (общества) потребности.
Наука нуждается в поддержке общества. Если в обществе фундаментальные ценности окажутся несовместимыми со специфическими ценностями науки, то социальный институт науки, пожалуй, не сможет существовать. Однако надо заметить, что полного соответствия между ценностями науки и ценностями общества никогда и не было. Отношения между наукой и обществом всегда были более или менее напряженными. Так, например, когда-то господствовавшие в обществе ценности долгое время препятствовали использованию такого важного средства изучения анатомии человека, как вскрытие трупов.
Вообще говоря, взаимоотношения между обществом и социальным институтом науки представляют собой взаимообмен. Наука получает поддержку со стороны общества и, в свою очередь, даёт обществу то, что оно считает полезным и необходимым.
Общественная поддержка науки осуществляется в разных формах, посредством чего наука получает ресурсы, необходимые для своего воспроизводства и развития. Это, во-первых, финансовые ресурсы, которые общество – в лице государства, промышленных предприятий и частных фондов – готово выделять для научных исследований. Во-вторых, это материальные ресурсы (земля, здания, оборудование, материалы, энергия), необходимые для осуществления научной деятельности. И, в-третьих, это интеллектуальные ресурсы, ибо научная деятельность может устойчиво воспроизводиться лишь в том случае, если общество в состоянии обеспечить приток в науку заинтересованной молодежи. А кроме того, науке необходим высокий общественный статус (престиж); общество должно поддерживать ценности науки, – и это является одним из самых решающих факторов формирования науки в социальный институт.
Что же приобретает общество благодаря науке? Прежде всего, это специальным образом проверенные и обоснованные знания. Эти знания могут быть использованы разными способами. Они могут участвовать в формировании культуры и мировоззрения людей (например, это знания, касающиеся эволюции вселенной и происхождения человека). Они порождают новые промышленные, сельскохозяйственные, медицинские технологии, новые источники сырья и энергии, средства связи и транспорт; они порождают и новые сферы человеческой деятельности. Особый вид знаний, вырабатываемых наукой и передаваемых ею обществу, – это знания о путях и методах эффективного использования научных знаний в практических целях. Ведь сам по себе новый научный результат является не более чем “полуфабрикатом”. Кроме того, учёные, занимаясь преподаванием, не только обеспечивают процесс воспроизводства науки, но и формируют интеллектуальный потенциал общества в целом, необходимый для самых разных сфер деятельности. И, наконец, это использование квалификации и опыта учёных, когда они выступают в роли экспертов при реализации различных социальных, экономических, культурных и политических программ [25].
Таким образом, наверное, можно сказать, что наука нуждается в обществе не меньше, чем общество нуждается в науке.
Социальный институт науки начал складываться в эпоху Нового времени в XVI – XVII веках. И поначалу влияние науки на общество проявлялось, прежде всего, в сфере мировоззрения, где до неё в течение многих веков доминировала религия. Теология, как учение о Боге, имела неоспоримый авторитет в решении самых возвышенных проблем, к которым, в частности, относились проблемы происхождения и устройства мироздания. Знание же об окружающих человека вещах не имело большой значимости и базировалось на религиозных догматах. Именно поэтому на начальном этапе становление науки сопровождалось острейшими конфликтами с религией. Наиболее сильный удар по опорным пунктам религиозного учения о мире был нанесён гелиоцентрической системой Н. Коперника. С открытием Н. Коперника наука впервые заявила о своей способности решать мировоззренческие проблемы. И это послужило дополнительным стимулом к дальнейшим научным изысканиям. Кроме того, исследование природы, по убеждению учёных эпохи Нового времени, выражало стремление понять божественный замысел. И наука, располагая своими средствами познания, отвечала этому стремлению, истоком которого, как можно заметить, являлось, в сущности, религиозное мировосприятие.
Итак, начало оформления науки в социальный институт связано с такими ключевыми событиями, как разработка специфических методов познания и признание ценности научных исследований. С этого момента наука начинает выступать как самостоятельная и самоценная сфера деятельности.
Однако в эту эпоху научные изыскания являлись, пожалуй, уделом лишь «избранных». Первые исследователи были фанатично преданные своему делу учёные-одиночки. Наука выглядела герметичной, недоступной широким слоям населения, и эзотеричной, поскольку её методы познания оставались многим непонятными.
В следующую эпоху, в эпоху Просвещения, которая охватывала XVIII век, наука в жизни общества стала приобретать бóльшую популярность. Научные знания стали распространяться среди широких слоёв населения. В школах появились предметы, в которых преподавались естественно-научные дисциплины.
В качестве бесспорный ценности в эту эпоху выступил принцип свободы научных исследований. Истина (или «объективное знание») признавалась высшей целью науки, поскольку наука призвана пополнять запас человеческих знаний. Поэтому идеалом научных исследований выступили такие требования, как нейтральность по отношению к ценностям общества и беспристрастность в оценке результатов.
Теперь с научными знаниями связывались идеи о достижении социальной справедливости и разумного общественного устройства.
В эпоху Просвещения среди прогрессивных учёных и мыслителей стали появляться воззрения, абсолютизирующие роль науки. Ученые считали естественнонаучное знание единственным ориентиром в человеческой деятельности и отрицали мировоззренческую значимость религии, философии и искусства. В дальнейшем на этой почве появился сциентизм – позиция, провозглашающая науку высшей формой культуры и сводящая на нет всё, что выходило за рамки научной строгости и рациональности.
Следующие ключевые события, повлиявшие на оформление науки в социальный институт, приходятся на вторую половину XIX – начала XX века. В этот период общество начинает осознавать эффективность научных исследований. Между наукой, техникой и производством устанавливается тесная взаимосвязь. Если раньше результаты научных исследований служили лишь объяснением того или иного круга явлений, то теперь они активно начинают применяться и на практике. Благодаря научным знаниям стала совершенствоваться и создаваться новая техника. Промышленность, сельское хозяйство, транспорт, средства связи, оружие – вот далеко не полный перечень сфер, где наука нашла своё применение.
Ориентация на научную деятельность, конечно, сказалась и на системе ценностей и приоритетов научного сообщества. В качестве «более перспективных» стали выдвигаться те научные направления, которые имели более широкий практический выход.
Вместе с тем происходит и процесс профессионализации научной деятельности. Учёные всё более и более начинают привлекаться в лаборатории и конструкторские отделы промышленных предприятий и фирм. А задачи, решаемые ими, начинают диктоваться не столько логикой той или иной научной дисциплины, сколько потребностями в обновлении и совершенствовании техники и технологии.
В настоящее же время на нормы и ценности науки существенное влияние стали оказывать экономические, политические, моральные и экологические требования, предъявляемые обществом.
Социальные функции науки сегодня стали весьма многообразными, в связи с чем большое значение в деятельности учёных стала приобретать и так называемая социальная ответственность, т.е. ответственность учёного перед обществом. Иными словами, познавательная деятельность учёных ныне определяется не только «внутренней», профессиональной этикой (которая выражает ответственность учёного перед научным сообществом), но ещё и «внешней», социальной этикой (которая выражает ответственность учёного перед всем обществом).
Проблема социальной ответственности учёных стала особенно актуальной, начиная со второй половины ХХ века. В это время появилось атомное оружие, оружие массового уничтожения; в это время появилось и экологическое движение как реакция на загрязнение среды обитания и истощение естественных ресурсов планеты.
Вот как, например, писал об этом в своих воспоминаниях физик М. Борн, подразумевая науку послевоенного периода: «В реальной науке и её этике произошли изменения, которые делают невозможным сохранение старого идеала служения знанию ради него самого, идеала, в который верило моё поколение. Мы были убеждены, что это никогда не сможет обернуться злом, поскольку поиск истины есть добро само по себе. Это был прекрасный сон, от которого нас пробудили мировые события» [26, с.188].
Сегодня можно сказать, что социальная ответственность ученых оказывается одним из факторов, определяющих тенденции развития науки, отдельных дисциплин и исследовательских направлений (о чем, например, свидетельствует добровольный мораторий (запрет), объявленный в 70-х годах группой молекулярных биологов и генетиков на такие эксперименты в области генной инженерии, которые могут представлять опасность для генетической конструкции живущих ныне организмов).
Что такое техника? Техника (от греч. téchne – искусство, мастерство, умение) в наиболее широком смысле этого слова означает:
1) совокупность устройств, искусственных предметов, артефактов (буквально, предметов, возникших на основе умения), куда входят как простейшие орудия труда, так и сложные технические системы;
2) совокупность различных видов деятельности, направленных на изготовление, обслуживание и применение технических устройств, – к ним можно отнести научно-технические исследования, производственный процесс изготовления и эксплуатацию технических устройств;
3) совокупность знаний, которая включает в себя как предписания (рецепты), характерные для ремесленного дела, так и целую область научно-технического знания.
Коротко говоря, под техникой подразумеваются искусственные предметы, а также деятельность и знание, так или иначе связанные с этими предметами.
Однако такое, предельно широкое толкование техники включает в себя и предметы искусства (музыка, живопись, поэзия), и предметы, скажем так, уже вышедшие из употребления (производственные отходы и т.п.), – ведь все эти предметы тоже искусственны – они созданы человеческой деятельностью. Поэтому в понятие техники нужно ввести уточнение – что же мы, собственно говоря, понимаем под техникой?
Итак, когда речь преимущественно идёт об искусственных предметах, под техникой понимается, прежде всего, система средств, направленных на достижение каких-либо целей. Это одно из наиболее распространенных определений техники.
«В самом деле, ставить цели, создавать и использовать средства для их достижения есть человеческая деятельность. К тому, чтó есть техника, относится изготовление и применение орудий, инструментов и машин, относится само изготовленное и применяемое, относятся потребности и цели, которым всё это служит. Совокупность подобных орудий и есть техника» [27, с.221].
Немецкий мыслитель К. Ясперс – один из ярких представителей экзистенциализма (направления в философии) так поясняет толкование техники как системы средств. «Техника, – пишет он, – возникает, когда для достижения цели вводятся промежуточные средства. Непосредственная деятельность, подобно дыханию, движению, принятию пищи, ещё не называется техникой. Лишь в том случае, если эти процессы совершаются неверно, и для того, чтобы выполнять их правильно, принимаются преднамеренные действия, говорят о технике дыхания и т.п.» [28, с. 117].
Существенным дополнением к данному определению техники можно считать следующие позиции, которые были высказаны разными мыслителями.
Техника – это система средств, которая:
Когда речь преимущественно идёт о деятельности человека, тогда под техникой понимается, прежде всего, наиболее эффективный (наилучший) способ достижения чего-либо.
В самом деле, мы не спешим обозначать словом техника «футбольное поле» или «свитер», но когда мы обращаем внимание на качество футбольного поля или на качество свитера, мы начинаем говорить о технике обработки футбольного поля или о технике вязания свитера.
«Мы говорим не только о технике экономической, промышленной, военной, технике, связанной с передвижением и комфортом жизни, но и о технике мышления, стихосложения, живописи, танца, даже о технике духовной жизни, мистического пути. Так, например, йога есть своеобразная духовная техника. Техника повсюду учит достигать наибольшего результата при наименьшей трате сил. И такова особенно техника нашего технического, экономического века» [29].
Иными словами, техника в таком понимании проявляет себя в самых разных областях человеческой деятельности, там, где необходимы навык, умение, мастерство.
Когда же речь преимущественно идёт о знании, тогда под техникой понимается, прежде всего, совокупность приёмов, правил и операций, ведущих к достижению какого-либо результата.
Техническое знание является обобщением практической деятельности человека. В более узком смысле под техническим знанием понимаются прикладные науки – науки, направленные на достижение какого-либо практического результата.
Стоит также напомнить, что кроме понятия техники есть близкое ему по смыслу понятие технологии. Но, в отличие от техники, под технологией понимается, прежде всего, деятельность и знание, связанные с обслуживанием, применением или изготовлением технических устройств.
Наконец, будет небесполезным затронуть вопрос о вариантах классификации техники – ведь техника очень многообразна. Поэтому её весьма сложно объединить в группы по какому-то одному общепризнанному основанию.
Так, например, технические устройства объединяют в группы по области их применения. Этот вариант деления технических устройств встречается, когда мы говорим, скажем, о «бытовой технике», «военной технике», «экспериментальной технике» и т.п.
Точно так же технические устройства можно объединять в группы, взяв за основу ту область естествознания, которая считается определяющие в работе данного технического устройства. Этот вариант деления проявляется в тех случаях, когда мы говорим, например, о «механической технике», «электротехнике», «пневматической технике» и т.п.
Иногда же технические устройства группируют согласно тем служебным функциям, которые они призваны выполнять. Так, например, мы говорим о «транспортной технике», «измерительной технике», «информационной технике» и т.п.
Наконец, все технические устройства можно объединить в группы, основываясь, главным образом, на той роли, которую они играют в трудовом процессе человека. На этом основании выделяют так называемые «ручные орудия», представляющие собой средства, облегчающие трудовой процесс (однако сам трудовой процесс полностью осуществляется все-таки человеком); выделяют «рабочие машины» – представляющие собой устройства, полностью или частично выполняющие за человека трудовые операции, устройства, нуждающиеся лишь в управлении; и выделяют так называемые «автоматизированные системы», представляющие собой устройства, которые берут на себя также функции контроля и управления в трудовом процессе.
Техника намного старше науки, она возникла вместе с возникновением человека, Homo sapiens. Умение хранить и использовать огонь человек приобрёл приблизительно 800 тыс. лет назад. Это событие, по-видимому, имело огромное значение – укротив огонь, человек уже смог достигнуть того, чего не достигало ни одно живое существо.
Человек развивался вместе с техникой. Первые орудия (копье, каменный топор) стали усовершенствованием руки. Создавая технику, ручные орудия, человек копировал природу и собственный организм. Как отмечает немецкий философ Э. Капп, «изогнутый палец становится прообразом крючка, горсть руки – чашей; в мече, копье, совке, граблях, плуге и лопате нетрудно разглядеть различные позиции и положения руки, кисти, пальцев, приспособление которых к рыбной ловле и охоте, садоводству и использованию полевых орудий достаточно очевидно». В результате использования орудий человек увеличил свою силу, ловкость, быстроту.
Вместе с тем по мере того, как орудие совершенствовалось по образу руки, так и наоборот, рука совершенствовалась по образу орудия.
Здесь, пожалуй, стоит добавить, что в отличие от всех живых существ, прибегающих к техническим приспособлениям, техника человека постоянно усовершенствовалась. На это обстоятельство, в частности, указывает О. Шпенглер. «Техника всех животных, – пишет он, – является техникой вида. Она и не изыскивается, и не овладевается индивидом посредством обучения, и не может развиваться… Со времени своего возникновения, пчела одинаково строит свои соты и будет так их строить, пока не вымрет. Они принадлежат пчеле точно так же, как форма крыла и расцветка тела. Видовая техника неизменна и безлична» [30, с.64]. Человеческая же техника, и только она, не зависима от жизни человеческого вида – она «сознательна, умышленна, личностна, изобретательна».
Однако развитие первобытной техники шло медленными темпами, тысячелетия существования человека оставляли на планете мало следов.
Начиная с V тыс. до н.э., стали формироваться сообщества, в которых складывался государственный порядок. Этому эпохальному событию в истории человечества способствовали развитие языка и, в не меньшей степени, разделение трудовых обязанностей. Внутри первобытного сообщества стали выделяться группы, отдельно занимающиеся земледелием, скотоводством, охотой, изготовлением орудий труда; а также из-за частых столкновений между соседями стали формироваться воины и их предводители, бравшие на себя обязанность поддерживать установленный порядок и защищать сообщество от внешних врагов. Переход от применения личных орудий к организованной деятельности многих свидетельствовал также о возросшей искусности в изготовлении и применении техники. «Вместе с деятельностью многих, – отмечает О. Шпенглер, – совершается шаг от органического к организованному существованию, от жизни в естественных группах к искусственным группам, от стаи к народу, сословию и государству» [30, с.67].
В IV тыс. до н.э. человек изобрёл письменность, и с этого момента начинается, можно сказать, «зримая», прослеживаемая часть его истории.
С появлением государства первобытнообщинный строй постепенно сменяется рабовладельческим. В этот период расцветает ремесленное производство. Совершенствуются методы обработки металлов с применением литья, паяния и сварки, устанавливается производство гончарных изделий, развивается горное и строительное дело. Подъём ремесленного производства происходит одновременно с образованием городов. Люди начинают возводить крупные строительные сооружения. Торговые отношения и военные походы приводят к улучшению способов передвижения по суше и по морю. Появляются дороги и мосты, по которым передвигаются груженые повозки, расширяются границы мореплавания.
Однако по большей части технические изобретения не были направлены на улучшение условий труда. И самую тяжелую, рутинную работу выполняли рабы. Физическая сила людей и животных являлась чуть ли не единственным источником всех технических преобразований. Веками существовавший неэффективный рабский труд не способствовал прогрессу в технике, люди, как и при первобытнообщинном строе, преимущественно пользовались простейшими ручными орудиями. (Механические машины Архимеда и Герона Александрийского можно считать в этом плане редким исключением; к тому же, по заверению Плутарха, они появились на свет как «забавы ученых мужей».)
Вместе с тем период рабовладельческого строя смог продемонстрировать образцы совершеннейших технических творений, к которым относится, в частности, пирамида Хеопса. «Даже если не делать скидок на примитивность орудий, доступных в III тыс. до н.э., ни одно современное сооружение не превосходит её ни технической виртуозностью, ни смелостью замысла. Между тем, великий замысел был приведен в исполнение культурой, которая только что вышла за рамки каменного века и ещё долгое время продолжала использовать каменные орудия, хотя применялась и медь для резцов и пил, служивших для обработки массивных каменных плит для новых памятников. Все операции выполнялись вручную» [31, с. 257].
Подобные творения инженерного искусства являлись результатом сложной работы с высоким уровнем коллективной организации. По убеждению Л. Мамфорда, американского социолога и историка техники, управляемые коллективные действия людей периода рабовладельческого строя представляли собой не что иное, как прообразы машин, реальные образцы которых возникли лишь в XIV веке (механические часы, ветряные и водяные мельницы). Это, можно сказать, были настоящие машины, части которых состояли из человеческих костей, жил и мускулов, выполняющих строго ограниченные механические задачи. Приведённые в действие, эти большие и сложные машины способны были выполнять работу на таком уровне, о каком раньше нельзя было и мечтать.
Разумеется, существование машин, составленных из живых людей, указывает и на безмерно возросшую власть правителей, которая поддерживалась мифологическим мировоззрением и крайне жестокой системой наказаний.
Следующее событие, повлиявшее на развитие техники, связано с широким распространением религиозного мировоззрения. Это время приходится на эпоху Средневековья. Рабовладельческий строй постепенно приходит в упадок. И, по всей видимости, не последнюю роль здесь сыграло религиозное мировоззрение. А вместе с упадком рабовладельческого строя возникает потребность найти эквивалентную замену человеческой рабочей силе, прежде имевшейся в изобилии и потому дешевой. (Правда, ради справедливости надо заметить, что в некоторых отраслях производства – к примеру, в металлургии и на рудниках – рабский труд сохранялся ещё долгое время.)
В эту эпоху начинают применяться ветряные и водяные мельницы – первые экономящие труд устройства, которые почти не нуждались в человеческих усилиях.
Техника стала ориентироваться на улучшение условий труда. Этому явлению содействовало ещё одно обстоятельство: перемена в отношении к труду. В эпоху Античности тяжелый ручной труд считался рабским и недостойным свободного человека. В эпоху Средневековья религиозное мировоззрение изменило эту точку зрения. Теперь ручной труд был наделён благодатью и являлся формой служения Господу, он одухотворял и облагораживал человека. В немалой степени такое отношение к труду сложилось благодаря примерному образу жизни монахов, которые с радостью занимались самой грязной ручной работой.
Подъём промышленного производства и сельского хозяйства в Средние века связан, прежде всего, с многообразными техническими усовершенствованиями, а также с чудесными изобретениями, занесенными в Европу с Востока (бумага, фарфор, компас, порох). В результате улучшились методы выплавки и обработки металлов, и, соответственно, увеличился объём их производства. Металл стал сравнительно дешевым материалом, а широкое его применение позволило разработать более совершенные орудия труда. Далее, благодаря приобретённым в оптике знаниям, была поднята на более высокий качественный уровень стекольная мануфактура, – теперь люди уже смогли получать чистое стекло для очков. Техническим достижением данной эпохи можно назвать и применение пороха в военном деле в качестве метательного средства – это новшество, положившее начало производству огнестрельных орудий, стало поистине революционным в истории военной техники. Очень полезным для человека оказалось изобретение магнитного компаса, это позволило ему значительно расширить пространство путешествий. Можно сказать, что с появлением компаса, почва для великих географических открытий была подготовлена. И, наконец, в 1450 г. было изобретено книгопечатание. Это изобретение позволило разрушить классовую монополию на знания – отныне книги стали доступны самым разным слоям общества.
Вместе с тем средневековая культура породила также и алхимию, представляющую собой уникальный сплав ремесленного мастерства, религиозного мировоззрения и естественно-научных лабораторных поисков. По мнению некоторых исследователей истории науки, алхимия сыграла важную роль в становлении экспериментального естествознания [32]. Главными целями практической деятельности алхимиков были: поиск так называемого «философского камня» – способа превращения неблагородных металлов в золото и серебро, а также способ получения эликсира долголетия и универсального растворителя. Теперь эти цели кажутся нам чудачеством. Однако в деятельности алхимиков несомненно усматриваются и положительные моменты. Так, в процессе поиска чудодейственных средств ими были получены разные минеральные и растительные краски, эмали, металлические сплавы, кислоты, щелочи, соли, лекарственные препараты, а также ими были разработаны некоторые приёмы лабораторной техники – перегонка, возгонка и др.
Любопытно отметить, что с точки зрения алхимика рецепт создания какой-либо вещи с «полезными» свойствами включал в себя не только приёмы и предписания последовательности действий, но и «тайное искусство мастера», который, создавая новое, осуществлял своего рода «мистический синтез» материального и духовного.
Добавим, что к концу эпохи средневековья начали появляться цеха, представляющие собой сословные организации ремесленников, занимающихся определённым видом производства. Внутри таких цехов, мастерских, из-за усложненности технологических операций интенсивно шёл процесс разделения труда. Теперь рабочий оказывался всё более и более привязанным к какой-нибудь одной ручной операции, являющейся лишь частью сложной цепи производственного процесса. Подобными цеховыми объединениями стали и университеты, появившиеся в крупных городах Европы. Средневековые университеты (это были своего рода «цеха учёных») представляли собой церковные корпорации, в которых градация на школяров, бакалавров и магистров в точности соответствовала цеховым градациям на учеников, подмастерьев и мастеров. (Между прочим, основы многих университетских традиций, которые живы и по сей день, были заложены именно в те далекие времена.)
Далее, вслед за эпохой Средневековья последовала эпоха Возрождения, которая охватывала период с XIV по XVI век. Эпоха Возрождения связана с глубокими переменами, произошедшими в образе жизни и мировоззрении людей. В это время появляется такое движение как гуманизм (от лат. humanus – человечный), направленное на создание наиболее благоприятных условий для достойной жизни человека; расцветают искусства, прославляющие духовные и телесные достоинства человека. Одновременно церковь переживает период духовного кризиса; её авторитет ослабевает, о чём, в частности, свидетельствует движение, получившее название Реформации, которое было направлено на восстановление утраченных идеалов христианства. В эпоху Возрождения совершаются первые революционные шаги в науке (Н. Коперник, Д. Бруно). И не менее значимые события происходят в развитии техники.
Именно в эту эпоху в крупнейших европейских центрах появляются первые учёные-инженеры, которые в решении технических задач стали применять знания из области математики и механики. Так, например, в 1564 г. Н. Тарталья делает расчёт угла, на который должен быть повернут ствол пушки, для того чтобы произвести выстрел снаряда на требуемое расстояние, и это уже являлось инженерным расчётом.
Учёные-инженеры, сформировавшись в новое сословие, смогли, благодаря своим знаниям и умениям, снискать признание общества. Они очень высоко ценились и правителями, и горожанами. Людей, умеющих создавать удивительные технические сооружения, почитали за творцов, подражающих в творении действительности искусству Бога, поскольку считалось, и не без оснований, что «ум истинного художника может породить идею совершенного творения, а руки его в силах воплотить сию идею» [33, с. 454].
Одним из самых ярких таких творцов был Леонардо да Винчи – великий живописец, математик, механик и инженер. По убеждениям Леонардо да Винчи технические изобретения, точно также как и искусство (в частности, живопись), представляют собой не плоды воображения или результаты ремесленных предписаний, а следствия глубокого изучения закономерностей природы…
Таким образом, в эпоху Возрождения традиционную ремесленную деятельность мало-помалу сменяет деятельность инженеров.
В эту эпоху появляется также и первая техническая литература. В основном это были энциклопедии. Так, в 1540 г. В. Беренгуччо выпускает в свет книгу под названием «Пиротехния», в которой содержалось обобщение практических знаний относительно производства металлов и сплавов, добычи полезных ископаемых, получения химических веществ (минеральных красок, серы, спиртов, кислот и т.д.). А в 1556 г. выходит в свет работа немецкого учёного и инженера Т. Агриколы «О горном деле и металлургии в двенадцати книгах». И уже в более позднее время Я. Леопольд издаёт своё знаменитое десятитомное произведение под названием «Театр машин», в котором он даёт подробное описание всех существующих к тому времени машин.
Всё это указывает на то, что технические знания в эпоху Возрождения стали, наконец, обретать систематичность.
Наиболее выдающимся техническим достижением этой эпохи можно назвать изобретение механических часов. Отныне жизнь человека всё более и более стала соизмеряться не с восходом и закатом солнца, а с условными перемещениями часовой и минутной стрелок. А контроль над временем стал постепенно проникать во все сферы жизнедеятельности человека.
Начиная с XVII века, благодаря открытиям Г. Галилея, И. Кеплера и И. Ньютона, формируется точное естествознание, основывающееся на экспериментальных методах исследования. И с этого времени между наукой и техникой устанавливается тесная взаимосвязь. Этот этап в развитии техники приходится на эпоху Нового времени.
Естественные науки вряд ли бы могли появиться без техники. Ведь экспериментальные методы исследования требуют наличия самых разных технических приспособлений – телескопа, маятника, часов и т.п. Причём чем выше требования, которые учёные предъявляют к точности научных результатов, тем более усложненными должны быть технические приспособления. Поэтому можно сказать, что требования науки с самого начала стимулировали создание новой техники.
В свою очередь, техника тоже не только пользовалась данными естественных наук, но и сама производила действия и преобразования, которые ставили перед естествоиспытателями новые задачи. Так, например, в 1824 г. С. Карно создаёт, закладывая основы термодинамики, теорию паровых машин и создаёт её в то время, когда они уже успешно работали.
Взаимодействие науки и техники происходило не только в сфере экспериментального исследования. Постепенно и сами технические знания стали приобретать форму научного знания. В XVIII веке Г. Монж разрабатывает начертательную геометрию и это даёт возможность преобразовывать сложные технические конструкции в математические объекты. В инженерных кругах начинают формироваться профессиональные сообщества, подобные научным. Начинают регулярно издаваться научно-технические журналы. Появляются исследовательские лаборатории. А математические теории и экспериментальные методы науки постепенно приспосабливаются к техническим нуждам.
Большой вклад в разработку прикладной математики вносят труды таких учёных, как Л. Эйлер, Ж. Л. Даламбер, Ж. Л. Лагранж, Ж. Б. Ж. Фурье.
Таким образом, техника перенимает от науки не только знания, но и её методы исследования, и социальные институты. Этот процесс оформления технических знаний в научные продолжался и в XX веке.
Стоит напомнить, что эпоха Нового времени стала эпохой становления капиталистического строя. К концу XVII века буржуазные революции уже завершаются в Голландии, Англии и Франции. Спрос на товары теперь диктуется рыночными отношениями. Вместе со становлением капиталистического строя возникают крупные производственные объединения, широко использующие машинную технику. И с этого времени начинают разрабатываться машины, заменяющие рутинный труд людей. И машинная техника превращается в основное средство экономического господства.
Переход от использования ручных орудий к применению машин был значительно ускорен изобретением парового двигателя. Это изобретение, ставшее прорывом в области энергетики, позволило усовершенствовать многие рабочие машины. К концу XVIII века уже существовали подъёмные и паровые машины, прядильные и ткацкие станки, мельницы и т.п. А в XIX веке началось строительство железных дорог и стал появляться водный паровой транспорт.
Здесь стоит отметить, что широкое применение машин и рост промышленного производства ещё более отдалили человека от продукта своего труда. Человек, работающий на крупном производственном объединении, теперь прикрепляется к выполнению лишь малой части технологической операции, и, естественно, он имеет самые смутные представления о том, каким образом осуществляется производство конечного продукта, к которому он всё-таки является причастным. Поэтому труд перестаёт восприниматься как благодать (как это было характерно для эпохи Средневековья) и в большей степени напоминает наказание для человека. Обслуживание монотонной техники выглядит теперь как суровый путь выживания в условиях рынка.
«Поле деятельности человека, – отмечает А. Швейцер в своей работе «Культура и этика», – всё больше ограничивается одной определенной областью. Становится господствующей такая организация труда, при которой только специализация обеспечивает взаимодействие высших производственных показателей… Вера труженика в духовную значимость его труда подрывается. Применение находит только часть способностей человека, что в свою очередь оказывает обратное воздействие на его духовную сущность» [34, с. 43].
Но если эту особенность данной эпохи можно отнести к отрицательным моментам, то следующую, пожалуй, следовало бы отнести к положительным моментам.
В условиях капиталистического строя, несомненно, расцветает «дух изобретательства». И не только потому, что техническое творчество стало «подпитываться» научными открытиями. Дело в том, что не во все времена, не во все эпохи изобретения находили поддержку в обществе, даже если они были очевидно полезными. Нередко в обществе выставлялись социальные запреты на изобретения. Так, например, средневековый ремесленник, вступающий в цеховую организацию, принимал общий устав, цель которого заключалась в том, чтобы обеспечить равные для всех условия труда. Согласно этому уставу запрещалось понижать или повышать цены на производимые товары, запрещалась реклама… и запрещались всякого рода изобретения, которые могли увеличить производительность труда (тем самым нарушая равные для всех условия). Иными словами, технические изобретения здесь считались нежелательными. В условиях же капиталистического строя деятельность человека напротив ориентируется на изобретения, как на то, что открывает ему доступ к финансовому процветанию.
Вместе с тем становление машинного производства завершает также процесс отделения умственного труда от физического.
И, наконец, переход от применения ручных орудий к машинной технике одновременно становится переходом от производства единичных, «штучных» товаров к их массовому производству. С этого момента тонкая взаимосвязь между искусством и техникой, сохранявшаяся на протяжении всего времени существования ремесленного производства, разрушается. Теперь обезличенные товары промышленности, увы, уже не являются предметами искусства.
«Эстетические изобретения играли в попытках человека создать осмысленный мир не меньшую роль, чем практические нужды; а из-за своих требований они служили и значительным стимулом к развитию техники, – пишет Л. Мамфорд. – По сути, каждая постройка, благодаря своему сочетанию объёма, массы, цвета, орнаментального узора, фактуры, являлась новым изобретением, выражавшим и варьировавшим идею о взаимоотношениях человека с мирозданием. Пирамида, обелиск, башня, арка, купол, шпиль, крестовый свод, перекидная подпора, окно из цветных витражей, – вот лишь немногие примеры необузданной технической дерзости, приведенной в исполнение не в порядке удовлетворения физических потребностей или желания материального достатка, а в силу более глубокого поиска смысла» [31, с. 330-331].
Вывод, к которому приходит мыслитель, выглядит довольно печальным. «Нынешнее размежевание искусства с техникой дурная примета современности», – отмечает он.
С середины XIX века в области техники начинается череда выдающихся открытий, приведших к появлению современной техники. Сказанное можно проиллюстрировать, например, теми успехами, которые были достигнуты человеком при создании энергопреобразующих машин.
Так, во второй половине XIX века появились паровая турбина (благодаря которой в настоящее время работает большинство теплоэлектростанций) и двигатель внутреннего сгорания (благодаря которому началось производство автомобилей). Чуть позже появился и электродвигатель. Современные высокопроизводительные машины, станки-автоматы, автоматические линии, заводы-автоматы, а также швейные и стиральные машины, холодильники, электробритвы и т.д. – всё это стало возможным именно благодаря электродвигателям. В первой половине ХХ века появляется газотурбинный двигатель, наибольшее распространение он получил в авиации, а вскоре на основе научных разработок К. Э. Циолковского, был создан реактивный двигатель, который, собственно говоря, и позволил человеку осуществить свою давнюю мечту – выйти в открытый космос.
С появлением новой техники одновременно возникают и новые направления в технических науках. Это самолетостроение, автомобилестроение, радиотехника и т.д.
Период в развитии техники, который начался с середины XIX века, называется также научно-технической революцией.
Когда-то не было ни радио, ни телевидения, ни автомобилей – столь привычных для нас предметов техники. Не было ни отопительных систем, ни газовых плит, ни электрических лампочек. Когда-то человек жил и не подозревал о том, что наступят времена, когда всё это появится. И наверное, не очень сложно представить себе мир, в котором не было бы техники. И люди не ощущали бы её отсутствие и не думали бы о том, что чего-то не хватает; они жили бы внутри замкнутого мира – мира без техники, как в единственно доступной и полностью обжитой ими территории. Возможно, что, живя в таком мире, человек мало чем отличался бы от животного… Но как бы там ни было, техника существует, и она развивается. Меняется техника, меняется человек, меняются исторические эпохи. И то, что техника всё-таки существует, это удивительный феномен. И это нужно признать.
Однако почему же техника развивается? Чтó лежит в основе развития техники? В чём заключается её сущность? И почему именно человек – единственный из всех живых существ – создавал и совершенствовал свою технику?
Эти вопросы волновали многих мыслителей. И ответы, которые были даны на них, заслуживают особого внимания. Здесь мы познакомимся лишь с некоторыми философскими учениями, в которых даётся осмысление сущности техники.
Х. Ортега-и-Гассет о сущности техники. Начнём с размышлений выдающегося испанского мыслителя XX века Х. Ортеги-и-Гассета [35].
Согласно его воззрениям, техника отнюдь не является действием, которое человек выполняет, чтобы удовлетворить свои потребности; напротив, она подразумевает прямо противоположное: отмену этого примитивного действия. «Развести огонь – это не то же, что греться, возделывание поля сильно отличается от такого действия, как приём пищи, а изготовить автомобиль – далеко не то же самое, что бежать». (Первое здесь, как можно заметить, обозначает техническое действие, второе – действие, служащее удовлетворению потребностей.)
«Животное, – пишет Ортега-и-Гассет, – неспособно высвободиться из ограниченного набора естественных актов – исключить себя из природного мира, – поскольку оно и есть самое природа; отделившись, оно просто лишилось бы своего места в ней. Но человек, бесспорно, несводим к собственным обстоятельствам. Он лишь погружен в них, причем так, что иногда всё же способен от них избавиться и, самоуглубившись, сосредоточиться на себе. Лишь тогда, и только тогда, человек может по-настоящему осмыслить всё, что непосредственно и прямо не связано с удовлетворением категорических требований и нужд, возникших в жизненных обстоятельствах. В такие внеприродные, сверхъестественные моменты самоуглубления или возврата к себе человек как раз выдумывает и осуществляет все [технические] действия: разводит огонь, строит жилище, возделывает поле, конструирует автомобиль».
Основываясь на этих рассуждениях, мыслитель даёт следующее толкование техники. «Техника – это реакция человека на природу или обстоятельства, в результате которой между природой, окружением, с одной стороны, и человеком – с другой, возникает некий посредник – сверхприрода, или новая природа, надстроенная над первичной».
«Техника – это главным образом усилие ради сбережения усилий, – утверждает Ортега-и-Гассет. – Иными словами, это действия, которые мы предпринимаем, чтобы полностью или частично избежать неотложных забот и дел, навязываемых обстоятельствами».
Самого же человека, творящего технику, Ортега-и-Гассет определяет как существо, устремленное к избыточному. В отличие от других живых существ человек постоянно стремится к воплощению определенного проекта или программы существования; всё, что он делает, он делает ради осуществления этой программы. И техника является выражением этой устремленности. Причём каждому человеческому проекту, каждому типу жизни соответствует своя техника. «Достаточно, чтобы хоть чуть-чуть – поясняет мыслитель, – изменилась суть самого благосостояния, оказывающего воздействие на человека, чтобы хоть чуть-чуть преобразовалась идея жизни, от имени которой, исходя из которой и ради которой человек делает всё, что делает, – как традиционная техника рухнет, развалится и примет иное направление».
Отсюда можно сделать вывод, что «и смысл, и причина техники лежат за её пределами, а именно в использовании человеком его избыточных, высвобожденных благодаря этой самой техники сил». И таким образом, как утверждает мыслитель, «миссия техники – это освобождение человека, дарующее ему возможность всецело быть самим собой».
Ф. Дессауэр о сущности техники. Несколько с иных позиций даёт толкование сущности техники немецкий философ Ф. Дессауэр, стоявший у истоков философии техники.
Сущность техники, утверждает Дессауэр, проявляется вовсе не в промышленном производстве, которое лишь в массовом порядке воспроизводит, тиражирует результаты когда-то сделанных открытий, и вовсе не в предметах техники, которые только используются людьми в тех или иных целях, но в самом акте творчества. Иными словами, сущность техники, согласно воззрениям мыслителя, сосредотачивается в том ключевом моменте, когда она (техника) впервые появляется на свет в виде замысла, проекта или наброска конструкции.
Конечно, техническое творчество реализуется в полной гармонии с естественными законами природы и сообразно человеческим целям. Однако ни сами по себе естественные законы, ни цели человека не являются достаточными условиями для возникновения новой техники. Помимо этого существует ещё своего рода «внутренняя обработка», которая и приводит, по убеждению мыслителя, сознание изобретателя к контакту с неким царством «предустановленных способов решений» технических проблем. Ведь изобретение какой-либо технической конструкции не является ничем таким, что можно было бы обнаружить в мире явлений.
Надо заметить, что здесь Дессауэр рассуждает в духе платоновской философии. В учении Платона кроме чувственного мира существовал ещё мир вечных и неизменных идей – это некое идеальное царство. Чувственный мир имел материальную природу, мир же идей – духовную. В этом царстве находились идеи всех вещей, идеи всех ценностей, идей всех геометрических тел и т.д. Поэтому когда человек открывал для себя новую истину, он, в действительности, по Платону, лишь приобщался к этому царству идей, в котором уже всё содержалось. Аналогично рассуждает и Дессауэр: техническое решение – это приобщение изобретателя к царству идей.
Итак, техническое изобретение воплощает в материи «бытие идей», и, следовательно, техника является выражением этого духовного царства идей (или «предустановленных решений»).
Люди создают технику, однако её могущество, «сравнимое с мощью горных хребтов, рек, ледникового периода или даже планеты», как считает Дессауэр, превосходит грани всякого ожидания. Техника приводит в действие нечто большее, чем эти могущественные силы, она творит новую действительность. Поэтому современная техника не должна восприниматься просто как «средство облегчения условий человеческого бытия»; через технику мы участвуем в творении действительности, которая является продолжением дела изначального божественного творения. И это, по мнению мыслителя, представляет собой «величайшее земное переживание смертных».
О. Шпенглер о сущности техники. Рассмотрим, какое же толкование сущности техники предлагает О. Шпенглер [30] – мыслитель, чьи произведения в начале XX века вызвали самые оживленные споры в интеллектуальных кругах Европы.
Подход Шпенглера к сущности техники опирается на представление, которое берёт своё начало в философии Ф. Ницше, представление, согласно которому жизнь проявляет себя, прежде всего, как воля к власти.
«Жизнь животных, – пишет Шпенглер, – есть не что иное, как борьба, и в истории этой жизни решающую роль играет тактика жизни, её превосходство или подчиненность «иному», идёт ли речь о живой или неживой природе. Ею [тактикою] решается, в чём судьба – претерпевать ли историю других или быть для других историей».
Исходя из этих рассуждений, мыслитель даёт следующее толкование сущности техники. «Техника есть тактика всей жизни в целом. Она представляет собой внутреннюю форму способа борьбы, который равнозначен самой жизни».
При этом мыслитель неоднократно подчёркивает, что технику ни в коем случае нельзя понимать инструментально: её цель не ограничивается созданием машин и инструментов. Особенную роль в создании новой техники играет способ обращения с ней. Речь здесь идёт главным образом не об оружии, а о борьбе.
Ибо, как поясняет эту мысль Шпенглер, «в современной войне решающее значение имеет тактика, т.е. техника ведения войны, тогда как техника изобретения, изготовления и применения оружия есть лишь элемент целого. То же самое мы обнаруживаем повсюду. Имеются бесчисленные техники без каких либо орудий: есть техника льва, перехитрившего газель, есть техника дипломатии, техника управления, как поддержания формы государства для борьбы в политической истории. Имеются химические методы и техника применения газов. При всякой борьбе наличие проблемы предполагает свою технику. Есть техника живописи, скачек, управления самолетом. И повсюду речь идёт не о вещах, а о целенаправленной деятельности».
В рассуждениях мыслителя, как можно заметить, техника распространяется далеко за пределы человеческой жизни. Имеется своя техника у человека, но есть она и у животных и даже у растений, поскольку техника может проявляться повсюду, где только есть жизнь, а стало быть, и борьба…
Но в отличие от всех других живых существ техника человека вышла за пределы «принуждения вида». Иными словами, человек стал творцом тактики жизни. («В этом – утверждает мыслитель, – заключается его величие и его проклятие».) Природа наделила человека личностным мышлением и особенной организацией тела, и в результате он сделался независимым, свободным.
«Человек, – пишет Шпенглер, – не только избирает себе оружие, он его изготавливает, согласно своим собственным соображениям. И тем самым он обрёл ужасающее превосходство в борьбе с себе подобными, в борьбе против других животных, против всей природы». Человек вырвал у природы привилегии творчества. И теперь его душа идёт по пути отчуждения от всей природы. «Творческий человек, – убеждает Шпенглер, – выходит из союза с природой и с каждым своим творением он уходит от неё всё дальше, становится всё враждебнее природе».
Добавим, что, внимательно прослеживая все этапы в развитии техники, мыслитель, в конце концов, приходит к мрачному предсказанию, согласно которому непомерно возрастающая власть техники ведёт западную культуру к гибели, и это неотвратимо.
М. Хайдеггер о сущности техники. М. Хайдеггер – пожалуй, один из самых выдающихся мыслителей XX века. В статье «Вопрос о технике» [36] он разворачивает оригинальный подход к вопросу о сущности техники.
Согласно его воззрениям, техника – это способ осуществления истины. Или, как он ещё иначе выражает эту мысль, техника – это вид раскрытия потаённости. Причём под истиной надо понимать не «правильное представление», а свершение события, в котором сокрытое в бытии, потаённое, становится явленным, непотаённым. Именно так осуществляет свою истину художник, когда он создаёт творение – благодаря его искусству происходит событие произведения. Именно так осуществляет свою истину и природа – например, при распускании цветов в период цветения. Именно так осуществляет свою истину и ремесленник, изготавливая руками какую-нибудь вещь… И всякий раз здесь осуществляется переход от сокрытого к явленному.
«Сущность техники заключается тем самым вовсе не в операциях и манипуляциях, не в применении средств, а в раскрытии… Техника – это область, где сбывается истина».
Предложив такое толкование техники, Хайдеггер далее, останавливается на вопросе о сущности современной техники. И здесь он отмечает, что характер раскрытия человеком истины со времен ремесленного производства коренным образом переменился.
«Царящее в современной технике раскрытие потаённого, – пишет Хайдеггер, – есть производство, ставящее перед природой неслыханное требование быть поставщиком энергии, которую можно было бы добывать и запасать как таковую… Вот, например, участок земли, эксплуатируемый для производства угля или руды. Земные недра выходят теперь из потаённости в качестве открытой добычи, почва – в качестве площадки рудного местонахождения. Иным выглядело поле, которое обрабатывал прежний крестьянин, когда обрабатывать ещё значило: заботиться и ухаживать. Крестьянский труд – не эксплуатация поля. Посеяв зерно, он вверяет семена их собственным силам роста и оберегает их произрастание. Тем временем обработка поля тоже оказалась втянута в колею совсем иначе устроенного земледелия, на службу которого ставится природа. Он ставит её на службу производству в смысле добычи. Полеводство сейчас – механизированная отрасль пищевой промышленности. Воздух поставлен на добывание азота, земные недра – руды, руда – на добычу, например, урана, уран – атомной энергии, которая может быть использована для разрушения или для мирных целей».
Иными словами, прежде техника была осторожным «раскрытием» таящихся в природе сил. Человек вверял природе свою судьбу, отдавал ей свои силы и принимал, как дары, как благосклонность её участие в нелегких трудовых свершениях. Сегодня же техника представляет собой «поставляющее производство», в котором нещадно эксплуатируются силы природы. Человек посредством техники создал целую сеть машин, цель которых состоит в извлечении максимума энергии… «Выведение из потаённости, которым захвачена современная техника, носит характер предоставления в смысле добывающего производства. Оно происходит таким образом, что таящаяся в природе энергия извлекается, извлечённое перерабатывается, переработанное накапливается, накопленное опять распределяется, а распределенное снова преобразуется. Извлечение, переработка, накопление, распределение, преобразование – виды выведения из потаённости».
Такое состояние современной техники, заявляет мыслитель, следует воспринимать как угрозу человеку, как обращенный к нему вызов… Человек рискует затеряться в «поставляющем производстве», в котором окажутся изгнанными все иные виды раскрытия. И, действительно, надо заметить, что техника подавляет все иные виды раскрытия бытия, которые имеются и в искусстве, и в религии, и в философии. «Угроза человеку идёт не от возможного губительного действия машин и технических аппаратов, – утверждает мыслитель. – Подлинная угроза уже подступила к человеку в самом его существе… Человек может оказаться уже не в состоянии вернуться к более исходному раскрытию потаённого и услышать голос более ранней истины».
Л. Мамфорд о сущности техники. Наконец, остановимся на философских воззрениях американского мыслителя Л. Мамфорда.
Как считает этот мыслитель, в изготовлении орудий труда первобытным человеком не было ничего специфически человеческого (кроме употребления и хранения огня) до тех пор, пока это изготовление техники не модифицировалось языковыми символами, эстетическими замыслами и знанием, передаваемым социальным путём.
По убеждению Мамфорда, на эволюцию человечества большое влияние оказало создание символического мира, посредством которого человек отдалился от животного состояния. («Отдаление человека от чисто животного состояния осуществлялось благодаря именно символам, а не орудиям» [31, с.40].)
«Создавая символический мир, – пишет Мамфорд, – человек ускорил процесс собственной эволюции, за относительно короткий промежуток времени, достигнув изменений, к каким другие биологические виды приходили путём кропотливого труда и органических процессов» [31, с.18].
Иными словами, человеческая техника неотделима от контекста культуры, того символического мира, который человек постоянно созидает.
Кстати, именно благодаря символическому миру стало формироваться человеческое «я», т.е. деятельность человека стала приобретать всё более личностный характер. И, можно добавить, разум человека – тоже есть одно из проявлений его «Я».
В своих работах по философии техники Мамфорд отстаивал взгляд, согласно которому «человек, прежде всего, является животным, творящим собственный разум, обуздывающим себя и самопрограммирующим»… «И пока человек не сделал чего-либо из самого себя, – добавляет мыслитель, – он немного мог сделать в окружающем его мире» [31, с.17].
В конечном счёте, Мамфорд придерживался следующего толкования сущности техники: техника, являясь частью символического мира, представляет собой один из способов самовыражения и самосовершенствования человека.
Однако стоит добавить, что и этот мыслитель находил в современной технике опасные для человека тенденции.
«Любое проявление человеческой культуры, – пишет он, – от ритуала и речи до костюма и социальной организации – в конечном счёте, нацелено на перемоделирование человеческого организма и самовыражение личности. И если эту отличительную черту мы с запозданием признаём лишь теперь, то причина здесь, возможно, в том, что в современных искусстве, политике и технике широко распространились приметы того, что человек может оказаться на грани её утраты, в результате чего он может стать если не животным низшего порядка, то аморфным и амебообразным ничтожеством» [31, с.18-19].
В заключение добавим, что рассмотренные (конечно, очень кратко) философские позиции не столько противоречат, сколько дополняют друг друга.
Вопрос о сущности техники, можно заметить, связан с вопросом о сущности человека. И в этом, пожалуй, нет ничего удивительного. Ведь сама по себе техника, вырванная из сферы человеческой жизнедеятельности, перестаёт быть техникой… Но, с другой стороны, техника существует не просто рядом с человеком, выполняя ряд важных служебных функций; она, о чём свидетельствует история её развития, является и своего рода отражением всех глубинных движений, происходящих в духовной жизни человека. И, следовательно, между человеком и техникой, в сущности, и нет никакой дистанции. За внешней неприступностью технических устройств скрывается, как это ни парадоксально звучит, душа человека.
Технические науки представляют собой особую область знаний. С одной стороны, они основываются на знании естественных наук, и поэтому, кажется, было бы резонно включить их в одну группу – группу естественных наук. Но с другой стороны, между естественными и техническими науками всё-таки имеются некоторые – и возможно даже существенные – различия.
Естественные науки исследуют действительность, которая существует независимо от человека. Гуманитарные науки, в свою очередь, познают человека и результаты его деятельности. Технические же науки ориентируются не на исследование природы, не на поиск истины, а на достижение какого-либо практического результата; и средством достижения этого практического результата выступает техника.
Таким образом, целью технических наук является создание техники, искусственных предметов, представляющих собой творение рук человека и функционирующих благодаря его действиям.
В задачу технических наук входит также поддержание техники в «рабочем состоянии».
Добавим здесь, что исследование в технических науках осуществляется в трех основных направлениях: это создание а) новой техники, создание б) новых технологий и создание в) новых материалов. (Или, как это ещё значится в патентоведении: а) «устройства», б) «способы», в) «вещество».)
Конечно, для того чтобы разработать и воплотить в действительность какой-нибудь технический проект, требуется знание естественных наук. Ведь искусственно созданные предметы подчиняются тем же закономерностям, что и предметы естественные. Поэтому очень часто техника понималась и понимается до сих пор как прикладное естествознание. Задача естественных наук состоит в том, чтобы открывать законы природы, а задача технических наук – в том, чтобы поставлять эти законы на службу человеку. Именно в таком взаимодействии науки и техники большинство людей и видит единственную ценность научного знания для общества. Но эта точка зрения ещё не отражает истинного положения дел.
В самом деле, в истории человечества технические знания не всегда носили характер научных знаний. Достаточно долгое время они развивались в сфере ремесленного производства и входили в состав ремесленного знания. Ремесленник сам изобретал эффективные способы достижения целей своей деятельности, не обращаясь к естественным наукам. Ведь экспериментальное естествознание появилось только в Новое время, поэтому ремесленники Античности и Средневековья могли руководствоваться лишь своим практическим опытом и представлениями. По всей видимости, глубинные основания своей деятельности ремесленник находил в соответствующей эпохе мировоззрении. Так, например, согласно верованиям алхимиков, техника обладала способностью творить чудеса: она могла избавить человечество от несчастий и страданий земной жизни, а деятельность, направленная на её создание, заключала в себе нечто мистическое, сверхъестественное [37, с. 58]. И это представление служило им таким же ориентиром в деятельности, каким сегодня служат инженеру научные воззрения.
Несомненно, что теперь естественные и технические науки тесно переплетены между собой, и знания, добываемые ими, дополняют друг друга. Но всё-таки в технических разработках в большей мере ценятся такие качества, как прочность, надежность, стандартизация, чувствительность, быстрота и т.п., а в естественных науках – теоретическая глубина, истинность, точность, рискованность нововведения, способствующая прогрессу в теории и т.п., и это связано с тем, что цели исследований естественных и технических наук различны.
Далее, в технических науках существуют и свои особенные методы познания. В процессе создания новой техники, новых материалов или новых технологических процессов, учёные-инженеры осуществляют многократное комбинирование самых различных естественных законов, сил, конфигураций деталей, входящих в проектируемое устройство, до тех пор, пока ими не будет найдена оптимальная, строго определённая последовательность взаимовлияний в целостном единстве уже точно установленных сил, свойств, процессов, законов и подсистем, которые и приводят к появлению (производству) качественно новой техники [38]. Так, например, в ходе проектирования и конструирования авиационных двигателей изучаются самые различные комбинации форм, размеров, конфигураций деталей и узлов двигателя, комбинации материалов, жаростойких сплавов и т.д. И в результате появляются двигатели, которые имеют улучшенные эксплуатационные характеристики.
Данный приём исследований получил название комбинационно-синтезирующий метод, который, можно сказать, является наиболее общим методом, применяемым в технических науках.
Комбинационно-синтезирующий метод не следует, однако, отождествлять с методом «проб и ошибок», когда человек в основном наугад подбирает полезные сочетания, скажем, различных веществ, как это имело место в прошлом при поиске лекарств или строительных материалов. Учёный-инженер комбинирует материалы не «вслепую», а со знанием, пусть в общих чертах, свойств как исходных, так и получаемых материалов.
Разумеется, данный метод не является единственным методом, применяющимся в технических науках. В процессе технического творчества взаимодействуют множество методов: это и общие математические методы, и метод приближенных вычислений (в котором формулы подбираются в зависимости от требуемой степени точности), это и системно-структурный анализ, и информационные методы, это и метод идеализации и формализации, это и общие химико-физические методы, это и специфические методы различных технических наук, это и конкретная (рабочая) методика экспериментальных исследований и т.д.
Наконец, к особенностям технических наук можно отнести также следующее. В технических науках изучается особый круг закономерностей (так называемых технических закономерностей), который не изучается другими науками.
Существует мнение, будто законы изучаются только теоретическими или фундаментальными науками (такими как физика и химия); что же касается техники, то она полностью определяется законами природы. Однако если бы это было так, техника вряд ли бы могла совершенствоваться. Ибо простое приложение закона природы к какому-нибудь процессу производства не выведет нас за пределы старого. Для того чтобы создавать качественно новую технику, необходимо такое объединение различных природных законов, предметов и сил в некое целостное единство, которое не наблюдается в естественных условиях. А это возможно только на основе открытия дополнительных закономерностей, выражающих наиболее общие, устойчивые связи искусственно созданной среды.
Эти закономерности, открываемые в рамках технических наук, представляют собой целостное единство нескольких законов, свойств и процессов природы (в естественных условиях это целостное единство, как правило, не достигается). Эти закономерности имеют объективный характер, поскольку существуют самостоятельно, автономно по отношению к человеку. Эти закономерности повторяются, когда создаются похожие условия, и это позволяет воспроизводить их в технических объектах одного типа.
Вместе с тем, в отличие от законов природы, которые действуют во всей вселенной, технические закономерности действуют лишь в области, ограниченной определёнными техническими устройствами. Иными словами, технические закономерности не существуют вне соответствующей аппаратуры; изменяется техника, изменяются и закономерности.
Таким образом, в области техники появляются закономерности, которых в принципе нет в нетронутой человеком природе – это закон рычага 1-го и 2-го рода, закон передаточного числа шестерен, закон шага винта, гидравлического удара, законы порошковой металлургии, закон превращения поступательного движения во вращательное в кривошипно-шатунном механизме, закон усиления электромагнитных колебаний в катодных трубках, в кристаллах полупроводников, в лазерных устройствах [38, с.71] и т.д.
Кстати говоря, многие из технических закономерностей по существу имеют значение фундаментальных законов природы. К ним можно отнести, например, эффект Джозефсона, наблюдаемый в физике сверхпроводимости, эффект Холла, наблюдаемый в физике металлов, или закон цепной реакции, наблюдаемый в атомной физике. Любопытно то, что в естественных условиях эти законы не существуют, так как природа даже случайно не способна создать весь комплекс необходимых для их возникновения условий.
«Обычная точка зрения: Холл не создавал своего эффекта! – рассуждает по этому поводу Я. Хакинг в книге «Представление и вмешательство» [9, с.136]. – Вся работа требовала мастерства. Вся аппаратура была произведена вручную, при этом был сделан ряд изобретений. Но мы склонны считать, что явления, обнаруженные в лаборатории, представляют собой части Божьего рукоделия, которое ещё предстоит открыть. Такой подход нам кажется естественным. Мы формулируем теории о мире. Мы делаем предположения относительно различных законов природы. Явления суть закономерности, следствия этих законов. Поскольку наши теории направлены на то, чтобы добывать истину о вселенной – Бог писал законы в Своей Книге до начала времен, – то из этого следует, что явления всегда существовали, ожидая своего открытия… Но эффект Холла не существует вне аппаратуры определенного типа. Её современный эквивалент стал технологией, производимой надежным и единообразным способом. Эффект, по крайней мере в чистом состоянии, может быть реализован только в подобных приборах… Эффект Холла не существовал до тех пор, пока Холл не понял, как его выделить, очистить и создать в своей лаборатории».
Таким образом, технические науки имеют, как это видно, свои специфические цели и задачи, систему ценностей, имеют свои специфические методы исследования и даже свои специфические закономерности. И, пожалуй, эти перечисленные особенности дают нам все основания для того, чтобы рассматривать их в качестве особой области знаний, не относящейся «напрямую» к естественным наукам.
Очевидно, что наука и техника взаимосвязаны между собой, это как бы две разные стороны одной медали. Технические знания определяют развитие науки, а научные знания, в свою очередь, определяют развитие техники.
Однако более основательный анализ взаимодействия науки и техники ведёт к постановке таких вопросов, на которые трудно найти однозначные ответы.
И, действительно, нет никакой ясности в том, представляют ли собою наука и техника две разные самостоятельные сферы деятельности? Или же, может быть, наука и техника – суть одно, только с наукой мы связываем, главным образом, теоретическую часть, а с техникой – практическую часть познавательной деятельности? А кроме того, если в науке и технике наблюдается прогресс, то, может быть, это связано с тем, что научные открытия обусловливают прогресс в технике? Или, может быть, правильней было бы думать всё-таки наоборот: это развитие техники подготавливает почву фундаментальным научным открытиям?
По поводу этих вопросов бытуют разные мнения. Поэтому нет ничего удивительного в том, что проблема взаимодействия науки и техники представлена в философской традиции несколькими подходами, с которыми мы и ознакомимся.
Первый подход к данной проблеме, на котором хотелось бы заострить внимание, состоит в следующем. Техника истолковывается как прикладная наука. Наука добывает знания, а техника их применяет. Иными словами, наука и техника образуют здесь «неразрывное целое». В философской литературе этот подход получил наименование линейной модели, потому как развитие науки и техники понимается здесь как единый процесс.
Данная позиция обладает достаточно убедительными аргументами. В самом деле, не всегда можно провести границу, отделяющую науку от техники, а в некоторых случаях она выглядит просто произвольной. В таких дисциплинах, как термодинамика, аэродинамика, физика полупроводников, медицина практика неотделима от теории. И учёные, и техники здесь одинаково занимаются теоретическими изысканиями и одинаково работают в лабораториях.
А если мы попытаемся взглянуть на историю науки и техники, то сможем убедиться, что многие учёные (Архимед, Г. Галилей, Б. Паскаль, Л. Эйлер, К. Гаусс, Кельвин и др.) оказали существенное влияние на развитие техники, а многие инженеры (Леонардо да Винчи, С. Карно и др.) стали выдающимися деятелями науки.
И потом, к сказанному можно добавить, что и социальные организации науки и техники в принципе мало чем отличаются друг от друга: те же научно-исследовательские институты, лаборатории, высшие учебные заведения, издательские центры, конференции, выставки и т.д. К тому же, и в естественных, и в технических науках в основном применяются одни и те же средства и методы достижения целей, – и там, и там имеется как своя экспериментальная, так и своя теоретическая часть.
Так что различие между наукой и техникой, пожалуй, состоит только в том, что технические задачи выглядят более узкими, специализированными по сравнению с научными задачами.
Однако это истолкование не является единственным, и оно далеко не безупречно. Следующий подход, с которым мы собираемся ознакомиться, истолковывает науку и технику в качестве самостоятельных, но согласованных сфер деятельности. Иными словами, процессы развития науки и техники здесь рассматриваются как автономные, независимые друг от друга процессы. Этот подход в философской литературе получил наименование эволюционной модели.
Правда, на некоторых стадиях своего развития наука использует технику в качестве инструмента для получения своих результатов, но и техника, в свою очередь, тоже использует научные результаты в качестве инструмента для достижения своих целей. Однако в целом науку и технику представляют различные сообщества людей, в каждом из которых имеются свои цели, задачи и система ценностей. (К примеру, конечный результат деятельности ученых выражается в виде опубликованной статьи, а конечный результат деятельности техника в виде машины, технологического процесса, лекарства.) Согласованность же этих двух сфер деятельности проявляется главным образом в том, что техника задаёт условия для выбора научных вариантов, а наука, в свою очередь, задаёт условия для выбора технических вариантов.
В рассматриваемой модели, вообще говоря, выделяются три взаимосвязанных сферы деятельности: наука, техника и производство. И в каждой из указанных сфер происходит внутренний инновационный процесс. Этот процесс, по мнению С. Тулмина, осуществляется в три этапа: сначала появляются новые варианты, будь то в науке, в технике или в производстве (фаза мутации), затем создаются варианты практического их применения (фаза селекции) и, наконец, наиболее успешные варианты распространяются на другие, смежные сферы деятельности (фаза дифференциации).
Таким образом, данный подход отрицает мнение, согласно которому техника понимается как прикладная наука.
Далее, существует также позиция, утверждающая, что развитие науки определяется главным образом достижениями в технике. Так, например, теория магнита, разработанная В. Гильбертом, базировалась на использовании компаса, термодинамика обязана своим появлением развитию паровых машин, а классическая механика стала исследованием природы благодаря таким техническим приспособлениям как часы, весы, телескоп, маятник и т.д.
И, действительно, в этой позиции есть доля истины. Ведь многие технические изобретения были сделаны ещё до появления экспериментального естествознания.
Однако существует точка зрения, оспаривающая и эту позицию, точка зрения, которая утверждает, что техника, базирующаяся на открытиях в науке, во все времена превосходила технику повседневной жизни.
Именно так считает, например, А. Койре. Согласно его взглядам, вовсе не Галилей учился у ремесленников на венецианских верфях, напротив, он их научил многому. «Он был первым, кто создал первые действительно точные научные инструменты – телескоп и маятник, которые были результатом физической теории. При создании своего собственного телескопа Галилей не просто усовершенствовал голландскую подзорную трубу, а исходил из оптической теории, стремясь сделать невидимое наблюдаемым, из математического расчёта, стремясь достичь точности в наблюдениях и измерениях. Измерительные инструменты, которыми пользовались его предшественники, были по сравнению с приборами Галилея еще ремесленными орудиями. Новая наука заменила расплывчатые и качественные понятия аристотелевской физики системой надежных и строго количественных понятий. Заслуга великого ученого в том, что он заменил обыкновенный опыт основанным на математике и технически совершенным экспериментом… То, что на смену миру «приблизительности» и «почти» в создании ремесленниками различных технических сооружений и машин приходит мир новой науки – мир точности и расчёта, – заслуга не инженеров и техников, а теоретиков и философов» [39, с. 310-311].
Эту же точку зрения высказывает и Л. Мамфорд. «Сначала инициатива исходила не от инженеров-изобретателей, а от учёных, – пишет Мамфорд. – Телеграф, в сущности, открыл Генри, а не Морзе; динамо – Фарадей, а не Сименс; электромотор – Эрстед, а не Якоби; радиотелеграф – Максвелл и Герц, а не Маркони и Де Форест». По мнению этого мыслителя, преобразование научных результатов в практические инструменты было простым эпизодом в процессе открытия.
Однако какому бы из обозначенных подходов мы ни отдали своё предпочтение, не следует всё-таки забывать о том, что до конца XIX века не было регулярного применения научных знаний в технической практике. Наблюдаемая сегодня тесная взаимосвязь науки и техники – это примечательная черта именно нашего времени…
Сегодня наука и техника стали главными факторами, определяющими развитие общества. Лозунги «технический век», «научно-техническая цивилизация» подтверждают правоту этого тезиса.
Но что представляет собой современная техника? И каковы её особенности? И что мы подразумеваем, когда говорим о научно-техническом прогрессе?
Эти вопросы, заметим, сегодня обсуждаются не только философами, но и представителями точных наук, а также социологами, экономистами, историками и футурологами.
Итак, под «современной техникой» понимается та техника, которая образует единство с наукой и производством.
Некогда наука, техника и производство представляли собой самостоятельные и почти ничем не связанные между собой сферы деятельности человека. Учёные были заняты «чистыми», умозрительными проблемами, касающимися устройства мироздания, проблемами, не имеющими непосредственного отношения к практическим нуждам человека. Производство товаров было единичным, «штучным», а технические приспособления облегчали лишь некоторые операции ремесленного производства; технику преимущественно представляли ручные орудия труда, оживающие в руках мастера.
Но с середины XIX века начинается процесс слияния, с одной стороны, науки и техники, с другой стороны, техники и производства. С этого момента открытия в науке находят применение в создаваемой новой технике, а новая техника становится основным условием подъёма промышленного и сельскохозяйственного производства. И выпуск товаров приобретает массовый характер.
Результаты этого процесса слияния:
И все эти явления объединены в понятии научно-технического прогресса.
О величине гигантского «скачка», осуществленного человечеством благодаря научно-техническому прогрессу, можно судить по тем цифрам, которые приводит А. Тофлер в своей работе «Футурошок».
Приведём некоторые выдержки из его работы.
«Если 50 тысяч лет человеческого существования разделить на срок человеческой жизни, продолжительностью в 62 года, то получится 800 таких сроков. Из них 650 человек провёл в пещерах. Во время последних 70 сроков, благодаря письменности, стало возможным эффективное общение поколений. За последние 6 – большинство людей увидело печатное слово. За 4 – человек научился более-менее точно измерять время. За последние 2 – появился тот, кто использовал электрический мотор. И потрясающее количество материальных благ, которыми мы пользуемся сегодня, были созданы за последний, восьмисотый, срок жизни».
«Половина всей энергии, истраченной человечеством за прошедшие два тысячелетия, приходятся на последние сто лет».
«Почти 90 % учёных, существовавших за всю историю человечества, живут в настоящее время, и научные открытия совершаются каждый день».
«В VI тысячелетии до н.э. самым быстрым транспортом на большие расстояния был караван верблюдов – 12 км в час. Около 1600 г. до н.э. изобрели колесницы, – максимальная скорость 32 км в час. Прошло почти 3,5 тысячелетия, когда в 1784 г. в Англии появилась первая почтовая карета со средней скоростью 16 км в час. Первый паровоз мог набирать скорость 20 км в час (в 1825 г.), а большие корабли с трудом достигали и половины этой скорости. Только в 1880-х годах с помощью усовершенствованных паровозов человеку удалось развить скорость 160 км в час. Миллионы лет, чтобы достичь таких результатов. Но чтобы увеличить скорость вчетверо – 50 лет; уже в 1938 г. человек оторвался от земли и преодолел планку в 640 км в час. А через 20 лет и этот предел удвоился. К 1960-м годам реактивные самолеты летали со скоростью 1400 км в час, а космические корабли вращались вокруг Земли со скоростью 30 000 км в час».
«Темпы, в каких человечество поглощало знания о себе и вселенной, увеличивались по спирали на протяжении 10 тысяч лет. Большой скачок был сделан с изобретением письма, но и он проходил веками. Следующий большой скачок по направлению к приобретению знаний – изобретение в XV веке Гуттенбергом книгопечатания. До 1500 г. в Европе издавалось около 1000 книг за год. (Нужен целый век для создания библиотеки в 100 тысяч томов.) Через 4,5 века, к 1950 г. Европа выпускала 120 тысяч книг в год. Количество времени сократилось со столетия до 10 месяцев. К 1960 г. был сделан ещё один рывок, и вековая работа требовала уже 7,5 месяцев. К середине 60-х г. мировое производство книг, включая Европу, достигло уровня 1000 книг в день.»
Или вот ещё такие цифры. В первобытнообщинном строе на одного человека приходилось около 4 тыс. ккал в сутки – примерно столько энергии необходимо было взрослому мужчине для того, чтобы выжить в суровых условиях при тяжелой физической работе. С развитием сельского хозяйства к XV веку эта величина возросла в 5 раз – до 20 тыс. ккал в сутки. В ХХ веке с ростом промышленности ситуация кардинально изменилась: в качестве источника энергии теперь используются уголь, нефть, газ, уран. И энергетическая мощь значительно возросла: сегодня в развитых странах на одного человека приходится 250 тыс. ккал в сутки.
Этот гигантский «скачок», вызванный научно-техническим прогрессом, указывает на глубинные изменения, которые происходят в жизни общества.
С целью демонстрации этих изменений в истории человечества выделяют два типа обществ: традиционные общества и техногенную цивилизацию.
Традиционные общества были характерны для всех древнейших культур, например, для Древней Греции, Древнего Китая, Древней Индии, для государств Средневековья. Это были общества, в которых традиция играла главенствующую роль. Особенностью данного типа обществ являлся низкий темп социальных изменений, поскольку все нововведения сдерживались здесь существовавшими традициями. По убеждению человека традиционного общества, отклонения от предписаний традиции могли повлечь за собой губительные последствия. Поэтому даже на фоне многих поколений «прогресс» здесь был едва заметен. Настоящее повторяло формы прошлого, а всё величественное и необычное считалось уже состоявшимся.
Техногенная цивилизация, в свою очередь, обозначает общество, в котором главенствующую роль играет наука и техника. Особенностью этого типа обществ является постоянно меняющиеся условия жизни, поскольку развитие техники задаёт человеку всё более возрастающий темп социальных изменений. Человек, принадлежащий техногенной цивилизации, всегда ориентирован на нововведения; он делает всё возможное, чтобы достичь ускоренного темпа жизни, и чувствует беспокойство, раздражение и дискомфорт при его замедлении. И все события имеют здесь необратимый характер.
Эти два типа обществ противостоят друг другу. Но в этом противостоянии техногенная цивилизация оказывает разрушительное воздействие на традиционные общества. Техногенная цивилизация агрессивна. Поэтому уникальные культуры традиционных обществ гибнут и поглощаются техногенной цивилизацией. Этот процесс «поглощения» традиционных обществ продолжается и сегодня.
Однако радикальные изменения, вызванные научно-техническим прогрессом, происходят не только в жизни общества. Радикальные изменения претерпевает и сама техника.
Та техника, которая окружает нас сегодня, отличается от той техники, которой пользовались предшествующие поколения. (Так, например, Х. Ортега-и-Гассет различал ремесленную технику старого времени, в которой господствовала польза, а не стремление к новому, и технику нового времени, через которую проявляется всеохватная деятельность человека.) Сегодня техника – это уже не мельницы, паровые котлы и прядильные станки, но скорее – космические ракеты, автоматические линии с числовым программным управлением или лазерный скальпель, применяющийся в хирургии; теперь, можно сказать, техника имеет несколько иной облик.
Существенной чертой, отличающей современную технику, является её возросшая мощь.
Благодаря технике человек не только превзошёл в силе всех животных, но и обрёл могущество природы. Явления, которые способна вызывать современная техника, по мощности сопоставимы с явлениями природы. Мощность атомной электростанции и водородной бомбы сопоставима с мощностью приливов и отливов, с мощностью тайфуна, грозы, извержения вулкана и полярного сияния…
Использование такой могущественной техники, конечно, представляет собой огромнейшую опасность. К тому же, последствия, которые могут быть вызваны её применением, не всегда поддаются прогнозированию.
Пожалуй, здесь стоит напомнить и о том, что порождением научно-техническим прогресса стали так называемые глобальные проблемы, проблемы, которые никогда прежде не вставали перед человеком. Это проблемы, касающиеся загрязнения окружающей среды и возможности полного уничтожения всего живого на Земле. (Так, например, для того чтобы вызвать необратимые изменения в экосистеме достаточно нарушить её энергетический баланс всего на 1 %.)
Следующей отличительной чертой современной техники следует назвать её повсеместность.
Теперь техника встречается повсюду. Это и архитектурные сооружения, и автомобили, и предприятия, и неоновые лампы рекламных щитов, и часы, компьютеры, телефоны, и искусственные спутники Земли и т.д. С помощью техники человек соорудил для себя искусственную среду, ставшую ему заменой естественной среды – природы. Теперь между человеком и природой стоит посредник – техника.
«Природа уже не есть просто наше живописное окружение, – пишет французский мыслитель Ж. Эллюль [40]. – По сути дела, среда, мало-помалу создающаяся вокруг нас, есть прежде всего вселенная машины. Техника сама становится средой в самом полном смысле этого слова. Техника окружает нас как сплошной кокон без просветов, делающий природу совершенно бесполезной, покорной, вторичной, малозначительной. Что имеет значение – так это техника. Природа оказалась демонтирована, дезинтегрирована науками и техникой: техника составила целостную среду обитания, внутри которой человек живёт, чувствует, мыслит, приобретает опыт. Все глубокие впечатления, получаемые им, приходят к нему от техники. Решающим фактором является заполнение нашей чувственности механическими процессами. Именно техника есть теперь «данность» без всяких определений: тут нет надобности ни в смысле, ни в ценности, она навязывает себя просто тем, что существует».
В сущности, у техники и нет сфер, где её участие было бы абсолютно невозможным. В последнее время технические средства и методы всё больше стали применяться в тех сферах, которые традиционно избегали её (техники) вмешательства. И примером тому могут служить дистанционная форма обучения и тестированный приём экзаменов.
Далее, можно выделить и такую отличительную черту современной техники, как её всеподавляющий характер.
Технические объекты, с которыми сегодня имеет дело человек, представляют собой сложнейшие системы, в которых воплощены последние достижения науки из самых разных её областей, и которые сконструированы на основе множества гениальных инженерных изобретений, а без них ни один технический проект было бы невозможно осуществить. Так, например, в электронном оборудовании используются знания из физики полупроводников и волоконной оптики; в изготовлении защитных корпусов используются знания из физической химии, физики металлов, вакуумной техники и т.п. Иными словами, современная техника предстаёт продукцией коллективного творчества, к которому оказываются причастными представители самых разных профессий.
Когда-то, возможно, величественные творения предков (семь чудес света) наводили человека на мысль о совершенстве, сегодня же подобные мысли возникают по поводу современной техники. На фоне этой техники все иные формы творчества выглядят, по меньшей мере, малопривлекательными и бесперспективными. И в этом смысле можно сказать, что современная техника, если и не растворяет в себе все иные формы творчества, то, во всяком случае, оказывает на них подавляющее воздействие.
(Сравните хотя бы международную выставку новых автомобилей с выставкой новых книг, проходящей в какой-нибудь библиотеке.)
«Всё творчество сосредотачивается в области техники, – отмечает Эллюль, – и миллионы технических объектов выступают свидетельством этого творческого размаха, намного более поразительного, чем всё то, что смог произвести художник или музыкант»
Все эти изменения, вызванные научно-техническим прогрессом, по-видимому, оказывают глубокое воздействие и на человека – на его природу, на его интересы, потребности, взгляды, на его мышление, на его чаяния.
Научно-технический прогресс стал одним из решающих факторов общественных преобразований. Путь развития общества определяется нынче развитием науки и техники. Человек вступил в «технический век». И, по всей видимости, техника стала частью его судьбы. То, что нас ожидает в будущем, может быть, уже предрешается теми техническими средствами, которые есть в настоящем.
С одной стороны, техника создаёт для человека новые возможности, но, с другой стороны, не все эти возможности могут оказаться для него желательными. Ведь техника может лишить человека самостоятельности, может подавить его творческое начало и, в конце концов, может полностью уничтожить его. Так что, наверное, следует признать, что в развитии техники присутствуют как позитивные, так и негативные моменты.
Например, с точки зрения сторонников прогресса, к которым, в частности, относится марксистская традиция, техника, прежде всего, является фундаментом всё более расширяющейся свободы. Техника – это благо, поскольку она освобождает человека от оков традиции. С помощью техники человек обретает самостоятельность (независимость); и в этом заключается смысл его истории. А массовое производство и массовое потребление избавляют человека от материальной нужды.
С этим воззрением тесно связано и другое толкование, согласно которому прогресс в технике понимается как проект создания искусственной среды. Через собственные действия, через трудовое формирование действительности, человек освобождается от растительного и животного плена, иными словами, освобождается от материальной зависимости. И, стало быть, техника представляет собой средство достижения всего духовного; посредством техники человек и создаёт мир культуры.
Несомненно, что с научно-техническим прогрессом связаны положительные тенденции, выражающие стремление человека обустроить свою жизнь. Человек вверяет технике выполнение тяжелой, рутинной работы, и, следовательно, у него появляется возможность больше времени посвящать творческой деятельности – т.е. той деятельности, в которой техника уже не способна его подменить. Далее, технические достижения делают возможным увеличивать поток обмена информацией, благодаря чему человек расширяет свой кругозор, и люди лучше узнают и понимают друг друга. Помимо этого, к положительным результатам научно-технического прогресса можно отнести и «рационализацию» деятельности человека. Наука составляет прогнозы и планирует, а техника берет на себя исполнительную функцию, а заодно – осуществляет контроль. Всё неожиданное и неочевидное (иными словами всё иррациональное) сводится таким образом к минимуму. Посредством техники действия человека обретают бóльшую разумность, бóльшую эффективность и бóльшую надежность.
Однако сколько бы мы не перечисляли преимуществ, имеющихся в развитии техники, они не могут перекрыть всех тех отрицательных последствий научно-технического прогресса, которые сегодня представляют собой очень серьёзную для человека опасность.
Так, например, всё убыстряющийся темп социальных изменений приводит к разрушению связей с прошлым, с существующими традициями. Поскольку, как отмечает современный швейцарский мыслитель Г. Люббе, «в динамической цивилизации, с возрастанием количества инноваций в единицу времени, уменьшается хронологическое расстояние до того прошлого, которое во многих жизненных отношениях уже устарело, в котором мы не можем уже распознать привычной структуры сегодняшнего мира, и который поэтому представляется нам чужим и даже непонятным» [41]. Или, говоря другими словами, временные рамки, в пределах которых человек ощущает «сегодняшний мир», сужаются. А это, в свою очередь, приводит к тому, что накопленный человеком опыт оказывается совершенно бесполезным, так как он (опыт) в измененных условиях бытия предстаёт безнадежно устаревшим.
К тому же, направленность, связанная с принципиальной установкой техники на нововведения и вызываемые ими перемены, ввергают человека в состояние вечного беспокойства, в котором он теряет способность размышлять и ориентироваться. Человек стремится к максимуму действий при минимуме «зачем» и «почему».
Эту мысль в работе «Критика научного разума» развивает К. Хюбнер, который, в частности отмечает следующее. «Духовная ориентация, – пишет он, – порождаемая техникой, идеалом которой является точность, а стало быть – голый формализм, несовместима с обязательной иерархией ценностей, на которые мог бы ориентироваться человек. Там, где на первый план выступает манипулирование с простыми формами по строгим правилам и отношениям типа «если – то», а не содержание, вес, значение исходных условий или результатов, там невозможно обоснование всеобщих и обязательных ценностей. Ибо техника как таковая не зависит от ценностей» [1]. Таким образом, человек, по Хюбнеру, в условиях научно-технического прогресса может окончательно утратить способность оценивать события и себя с точки зрения истинного и ложного, справедливого и несправедливого, красивого и безобразного и т.п.
Далее, рационализация деятельности человека, осуществляемая под руководством науки и техники, всеобщее господство Разума – черта, которая была нами выделена как позитивная, может предстать взору и своей оборотной, негативной стороной. Именно с этой, критической позиции, анализирует состояние современного общества другой немецкий мыслитель Г. Маркузе, чьё произведение «Одномерный человек» принесло автору всемирную известность. Это произведение начинается с главного тезиса мыслителя, который звучит так: «В развитой индустриальной цивилизации царит комфортабельная, покойная, умеренная, демократическая несвобода, свидетельство технического прогресса» [42]. По убеждению Маркузе, рациональность науки и техники является «рациональностью господства». Современная индустриальная цивилизация саморегулируется уже не репрессиями, не подавлением влечений и потребностей большинства, но формированием стандартных, ложных потребностей, привязывающих человека к обществу. Эти потребности отнимают у человека возможность самостоятельно, автономно развиваться и противостоять давлению со стороны общества, ибо он делается неспособным отказаться от благ, предоставляемых цивилизацией. В итоге и появляется «одномерный», «управляемый», «рационализированный» человек.
И, действительно, в век научно-технического прогресса человек, надо признать, так и не обрёл столь желаемого досуга и независимости. На место материальной нужды пришло давление новых потребностей, которые воспринимаются сегодня не менее тяжело, чем нужда давними предками.
Серьёзную для человека опасность, по мнению многих исследователей, представляет собой также широкое внедрение в производственный процесс автоматизированных систем.
Автоматизированные системы не только освобождают человека от тяжелого физического труда, но и отчасти выполняют функции по управлению, регулированию и контролю процессом производства. Раньше эти функции выполнял сам человек, теперь же его участие свелось к минимуму. С автоматизацией производства связаны предельное упрощение и стандартизация выполняемых человеком операций. И как следствие этого – «обезличенность», чувство неудовлетворенности, связанное с невозможностью довести какую-либо работу до конца. Творческие способности здесь не находят своего применения; а конечный продукт труда кажется ещё более оторванным, отчужденным от своего исполнителя.
Вместе с тем автоматизация производства требует от человека (оператора автолинии) исключительной сосредоточенности (ибо задержка может приостановить работу гигантского механизма). При этом человек, в сущности, остаётся в бездействии – его напряжение словно растрачивается в пустоте – поскольку конвейерная система оставляет его участие за пределами производственного процесса. И труд человека, таким образом, окончательно лишается смысла.
По мнению социолога Ж. Фридмана, автоматизация воплощает в себе одну из основных опасностей, которые несёт в себе научно-технический прогресс, а именно: полную ликвидацию созидательного, деятельного участия человека в воспроизводстве своего окружения (поскольку он может его контролировать с помощью всё более эффективной техники). «Экран» из аппаратуры, техники между миром и человеком становится всё более плотным [43].
Автоматизированные системы, а также информационные системы, представляющие собой сеть взаимосвязанных технических устройств, стали причиной появления в современном техническом обществе проблемы ответственности, и это, пожалуй, следует расценивать как ещё одно негативное явление, вызванное научно-техническим прогрессом.
Быть ответственным значит: быть готовым при вынужденных обстоятельствах отвечать перед кем-то за содеянное. Чувство ответственности во все времена являлось в жизни общества необходимой компонентой, оно скрепляло общество, оно служило ему опорой.
Однако сегодня в условиях возросшей технической мощи человек не всегда способен предвидеть реальные последствия тех действий и решений, которые затем передаются на выполнение техническим системам. Сила нашей практической деятельности развёртывается теперь быстрее, чем наша способность предвидения. Но если человек не способен предвидеть результаты своих действий, как же, в таком случае, он может нести за них ответственность? И этот вопрос, надо констатировать, сегодня выглядит неразрешимым. Нравственный опыт, накопленный человечеством, оказывается недостаточным для разрешения этой проблемы.
В настоящее время в некоторых сферах деятельности, например в военной области, достаточно ответственные решения могут приниматься техническими системами, так как в случае чрезвычайных ситуаций человек может быть просто не в состоянии быстро и оперативно принимать необходимые решения. Иными словами, здесь возникает ситуация – и очень опасная – когда с человека снимается ответственность и перекладывается на технические системы; важнейшие решения здесь принимаются без «ответственного лица».
Существование подобных проблем наводит на мысль о том, что понятие ответственности в современном техническом обществе теряет свою силу (действенность).
Об этом, в частности, и заявляет немецкий исследователь К. Хефнер, специализирующийся в области философии техники. «Автономно действующий и осознающий свою ответственность человек, – пишет он, – т.е. человек, который был идеалом и целью гуманистов, уже давно как бы растворился и исчез в интегрированных и насквозь сложноструктурированных организациях. С тех самых пор, как появилась информационная техника, заставившая нас включить в свою деятельность новые схемы, состоящие из технических средств и материального обеспечения, для ответственности и компетенции осталось не так уж и много убежищ и то лишь в определенных случаях и сферах деятельности. И такая ситуация возникает вследствие того, что задачи и их решения, которые раньше входили в исключительную компетенцию человека, постепенно берет на себя информационная техника» [44, c. 135].
Разумеется, соображения, что были здесь высказаны, далеко не исчерпывают всей сложности темы «Человек и Техника», однако сказанного, возможно, будет достаточно для того, чтобы всерьёз задуматься над вопросами, предостерегающими вопросами, которые всё чаще и чаще звучат из уст не одних только философов:
«Не проявляется ли демоническое нашего времени через технику (Дворжак)? Не является ли «опознавательным знаком» современной техники беспощадная и все растущая хищническая эксплуатация (Юнгер)? Должен и станет ли человек частью машины (по Ясперсу), частью аппарата (по Эллюлю), рабом машины (по Шпенглеру)? Не отчуждает ли человек – с помощью машины – себя от самого себя, тем самым уничтожая свою творческую способность (Иллич)? Не становится ли человек посредством техники «массовым человеком», «колесиком» гигантской машины «технического государства», в совершенстве функционирующего и технически управляемого административным аппаратом (Г. Шельски)?» [44, c. 85–86].
Учебное издание
ХАЗИЕВ Зия Анварович
ФИЛОСОФские вопросы НАУКИ И ТЕХНИКИ
Подписано в печать… Формат 6084 1/16.
Бумага офсетная. Печать плоская. Гарнитура Times New Roman Cyr.
Усл. печ. л. 8,1. Усл. кр.-отт. 8,1. Уч.-изд.л. 8,1.
ГОУ ВПО Уфимский государственный авиационный технический университет
PAGE 108