варианты реформ которые отторгаются общественным организмом
Работа добавлена на сайт samzan.net:
Цивилизационные парадигмы в истории России.
В перипетиях современной нестабильной и неустойчивой жизни важное место занимает проблема самоидентификации общества, осознания им своей сущности, специфики и места в мировом сообществе. Тупиковость многих нынешних политических ситуаций в России в значительной мере вызвана тем, что реформа торы слабо осознают глубинные, веками складывавшиеся особенности страны и выбирают такие варианты реформ, которые отторгаются общественным организмом. Представление, что советский народ — это авангард человечества, прокладывающий путь к «раю на земле» — коммунизму, для многих потеряло реальный смысл, а для молодежи, котояая не знает «той» жизни, является китай ской головоломкой. Предлагаемые взамен варианты крайних западников («страна рабов», «вечно догоняющая») и ура-патриотов ( «святая Русь») ничего не объясня ют и слабо согласуются с реальностью. Так что же такое Россия?
Все чаще для определения сущности России используется понятие «цивилизация» в той или иной трактовке. Коммунисты, монархисты и либералы легко вписали свои идеи в эту концепцию. То тут, то там сталкиваешься со словосочетанием «российская цивилизация», или «русская цивилизация». При всей разнице в позициях и либеральные, и коммунистические, и патриархально-консервативные версии российской цивилизации исходят из особенностей русской ментальности, русской культуры, русского православия, поскольку рассматрива ют Россию как целостность. Некоторые политики и деятели культуры националь но-патриотического направления при слове «Россия» буквально впадают в эйфорию, и тогда понятие «российская цивилизация» звучит как заклинание, как новая Каббала, которая апеллирует не к разуму, а к вере или даже суеверию. Все это далеко не безобидно. Здесь таится опасность манипулирования общественным сознанием, в котором отсутствует четкое историческое миропонимание — старое разрушилось, новое складывается медленно и трудно.
Наблюдаемые и среди политиков, и среди ученых активные попытки выделить чисто русскую составляющую судьбы России и именно с ней связать представ ление как о прошлом, так и о будущем страны, на мой взгляд, малопродуктивны в научном плане и опасны в политическом. Да, русский народ создал богатейшую культуру. Да, российское государство создавалось как русское! Но эти обстоя тельства не исчерпывают специфики российского мира. Используя циви-лизационный подход, необходимо помнить, что Россия—СССР является государ ством, т. е. продуктом политических процессов: завоеваний, дележа территорий,
Семенникова Любовь Ивановна — доктор исторических наук, профессор, заведующая кафедрой Института государственного управления Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова.
добровольных присоединений, отсоединений и т. п. Причем это государство возникло на стыке христианского мира, мусульманской цивилизации, классичес кого ( буддийского) Востока и огромного региона, являвшегося ареалом расселения кочевых и полукочевых обществ, которые условно можно назвать «природными». Россия — особый, исторически сложившийся конгломерат народов, относящихся ко всем существующим типам цивилизаций, объединенных мощным централизо ванным государством.
Множество народов с разной цивилизационной ориентацией, входивших в состав государства, превращало Россию в неоднородное, сегментарное общество. Это значит, что существует не одна ( русская) Россия, а «много России» в одном государстве. В разное время и в разном объеме в ее составе находились «природ ные» сообщества (народы Сибири и Севера Европы, исповедующие язычество), анклавы мусульманской цивилизации (Поволжье, Казахстан, Средняя Азия, значительная часть Кавказа), а также буддийские регионы (Калмыкия. Тува, Бурятия, Хакассия), регионы с населением, относящимся к европейской цивилизации (Финляндия, Польша, Прибалтика, некоторые другие западные районы). Эти народы исповедуют ценности, которые не всегда можно сочетать, сращивать, интегрировать. Татаро-мусульманские, монголо-ламаистские, пра вославные, католические, протестантские, языческие и др. ценности нельзя ме ханически свести воедино, подчинить православию. Поэтому Россия не имеет социокультурного единства, целостности, и ее специфику нельзя зафиксировать в рамках альтернативы «Восток—Запад» (через наличие восточных и западных черт); она не является самостоятельным цивилизационным типом, определяемым, например, как Евразия. Дореволюционная Россия на протяжении столетий сохра няла и преумножала свой социокультурный и духовный плюрализм. Сущность России пытались изменить в советское время, но безуспешно (это показал распад СССР). Неоднородным в цивилизационном отношении обществом остается Россия и сейчас.
Россия—СССР не может рассматриваться как единая цивилизация. Речь дол жна идти, на мой взгляд, лишь о цивилизационных характеристиках определен ных ее сегментов (регионов), о формах их сосуществования и взаимодействия в рамках единого государства, а также об определенных цивилизационных парадигмах развития, которые менялись от этапа к этапу ее истории.
Россия русская
Древняя Русь, куда уходят истоки истории и культуры трех народов — русско го, украинского, белорусского,— развивалась по европейскому типу и являлась частью Европы, которая постепенно втягивалась в полосу модернизации, породившей современную европейскую цивилизацию. Особенности культуры и общественной системы Древней Руси свидетельствуют, что в исторической перс пективе после распада раннего государства тенденция развития могла быть ана логичной Европе: складывание национального государства, образование единого большого народа как части европейской цивилизации. Однако XIII век внес коррективы в судьбу древнерусских земель. Они оказались под напором западной (католической) и восточной (татаро-монгольской) экспансий, которые привели к разрушению наметившейся социокультурной целостности и определили по край ней мере три линии развития. Западные и юго-западные земли длительное время входили в состав Литовского государства и являли собой периферию Европы. Здесь происходило формирование украинского и белорусского народов. На севе ро-западе Новгородская республика, избежав разрушения и сохранив не зависимость, на протяжении четырех столетий ( XI—XV века) была частью Евро пы, являясь аналогом городам-республикам Ганзейского союза, городам-рес публикам Италии. Земли северо-восточной Руси подверглись масштабному раз рушению в ходе татаро-монгольского нашествия и попали в зависимость от
Золотой Орды. Они оказались в духовной, политической и культурной изоляции от Европы, от христианского мира, под сильным восточным влиянием.
Формирование русского ( великорусского) народа и создание Московского госу дарства на северо-востоке Руси совпали по времени. Государство создавалось в борьбе за независимость как русское, православное. Русские сохранили некото рые связи с другими славянскими народами: славянское письмо, славянский язык, общие традиции. Однако надо помнить, что реально славянского единства уже не существовало. Славянская цивилизация, которая действительно складывалась в начале II тыс. н. э., была рассечена мощными потоками цивилизационной экс пансии, пути славянских народов разошлись. Западные славяне (поляки, чехи, словаки) стали частью европейской цивилизации. Уже в XV—XVI веках у запад ных славян община была разрушена и утверждались индивидуализм, частная собственность, ответственность власти перед обществом. У южных (сербы, болга ры и т.д.) и восточных (русские, украинцы, белорусы) славян сохранилась общность духовной и культурной традиции, опиравшейся на православие, пришедшее из Византии, и приверженность общинным идеалам. Поэтому периодически возрождавшаяся идея общеславянского единства имела своих приверженцев в основном среди южных и восточных славян.
Для возникавшего и утверждавшегося на северо-востоке Руси единого госу дарства в силу исторических обстоятельств характерна восточная цивилиза-ционная ориентация. Причем термин «восточный» в данном случае объединяет все неевропейские влияния и контакты: византийские, мусульманские, классиче ского Востока (особенно Китая, культура которого была воспринята завоевате лями) . В отношениях государства и населения утвердились отношения подданства (как на Востоке), а не вассалитета (как на Западе). Вассалитет в отличие от подданства включал понятие свободы, предполагал определенную автономию общества (и личности) от власти. Отношения вассалитета, зародившиеся в Древ ней Руси, разрушались.
Древнерусская традиция постепенно трансформировалась, но ее корни сохра нялись. Продолжала существовать династия Рюриковичей, которая должна была свидетельствовать об укорененности государства в истории. При этом уже в конце XV века установилась неограниченная единоличная власть московского великого князя. Не только простой хлебопашец, но и знатный боярин были холопами великого князя. Перед лицом государственной власти все оказались равны: бояре и черные люди, светские и церковные. Все зависели от государства. При этом существенно возросла и роль религии.
В конце XV века Московская Русь получила независимость. Однако восточные черты в общественной организации и культуре не только не ушли в прошлое, но, наоборот, были упрочены. В эпоху Ивана Грозного Московское государство вплотную подошло к типу восточной деспотии ( царство). Важнейшая для молодой страны проблема соотношения власти и общества была решена в пользу приоритета власти — завершилось формирование самодержавия. Главной социальной опорой власти стала бюрократия, численность которой постоянно росла. Частная собственность, которая начала утверждаться в домонгольский период, была ликвидирована. Власть становилась верховным собственником, а за гражданами признавались только права владения. Государство, держава, обре тенные в ходе борьбы за независимость, рассматривались как главные националь ные достижения и достояние. Этатизм, приоритет государства и государствен ности стали яркой чертой ментальности русского народа. Интересы государства и личности, общества оказывались слиты, нераздельны.
Государство рассматривалось как предмет национальной гордости. Любое ослабление государства, а тем более его крушение ( что происходило в истории не однажды) наносило сильный удар по национальному самосознанию, вело к росту национализма. В период существования Российской Империи (XVIII — начало XX века) «национальная гордость великороссов» часто перерастала в великодер жавность, что было присуще всем империям того времени. Огромное многонациональное государство рассматривалось как русское, а история страны была прежде всего историей русских. Это подпитывалось тем, что огромные ( чаще всего слабо заселенные) территории Сибири, Казахстана, Средней Азии, да и другие районы осваивались русскими ценой каторжного труда, самоотречения, подвига.
Эти особенности государственного строя и общественного сознания благопо лучно пережили последующие попытки модернизации, эфемерные надежды на построение коммунизма и продолжают оказывать влияние сегодня, отражаясь на ходе реформ. В период Московского государства сформировалась еще одна осо бенность русского общества, которая пережила многие столетия и сопротивлялась разрушению,— корпоративность. Власть имела дело не с гражданами, а с корпо ративными структурами разного вида и соподчиненности: родовыми корпо рациями, посадскими общинами, купеческими сотнями, общинами свободных чер носошных крестьян, основанными на принципах прямой демократии, казачьими общинами, основанными на принципах военной демократии. Даже у крепостных крестьян существовали община и традиции прямой демократии. Государственная бюрократия также являлась корпоративным слоем, имеющим свои интересы. Высший слой бюрократии формировался родовыми корпорациями знати на основе норм местничества вплоть до конца XVII века ( своеобразная средневековая «но менклатура» — знатный род имел право замещать определенные места в госап парате своими представителями).
В дальнейшем нормы местничества были отменены, но корпоративность бю рократии даже усилилась. Каждый человек был связан с определенной корпо ративной ячейкой, в рамках которой складывались своим коллективистские взаимоотношения, коллективистские нормы нравственности, социокультурные предпочтения и общественные идеалы. Большинство русского населения было связано с крестьянской территориальной общиной — миром, в рамках которого утверждались принципы уравнительности, коллективизма, политическая культу ра, основанная на нормах прямой общинной демократии ( крестьянство составляло большинство русского населения вплоть до индустриализации в советское время). Община являлась важнейшим социальным институтом русского народа на протя жении всей его истории.
К слову, корпоративность широко распространена в мире и в прошлом, и в настоящем, а ее исторический опыт очень богат и нагляден (от обществ классиче ского Востока до фашистской Германии). Корпоративная структура общества требует сильного централизованного государства, которое связывает воедино общины, осуществляет функции управления, распоряжения собственностью, идео логического, духовного, политического контроля и т. п. Власть при этом не ограничена и не стеснена никакими рамками, полностью подчиняет общество. Государство предстает как самодовлеющая сила, стоящая над человеком, регулирующая все многообразие отношений между людьми. В таких обществах страх подданных перед всесилием власти сочетается с безграничной верой в ее носителей, их обожествлением. Условие существования такого государства — господство государственной и общественной (коллективной) собственности.
Особенностью «русской» России являлось то, что даже во времена самого жестокого деспотизма власти на низовом уровне ( община) существовала прямая демократия: выборность старейшин и атаманов, согласование индивидуальных интересов, коллективное принятие решений и т. п. Однако демократия не развивалась, а была как бы «законсервирована» на уровне корпоративных ячеек. При этом важно помнить, что прямая демократия «работает» лишь в рамках небольших сообществ. Большие общественные системы на принципах прямой демократии существовать не могут, необходим переход к представительной де мократии. Однако это невозможно при корпоративной структуре, так как при ослаблении контроля государства общество распадается, что представляет собой страшную социальную катастрофу.
В корпоративных обществах существуют богатейшая духовная жизнь и куль тура, но развитие идет медленно. Корпоративность, мощное государство
ограничивают социальную мобильность и личную инициативу. Права и свободы граждан крайне ограничены. Социально-экономическое положение большинства народа — бедственное. Важно понять, что при такой общественной системе про гресс столь замедлен, а жизнь так трудна, что корпоративность, коллективизм не только не являются предметом критики, но и становятся для человека важнейшим фактором социальной защиты и выживания. Чем беднее общество, тем сильнее развиты коллективизм и тяга к корпоративности. Социально-классовая структура в подобных условиях сложиться не может, классовые категории к подобным обществам неприменимы. Такие общественные системы очень устойчивы и тяго теют к воссозданию после катастрофы в неизменном виде. В нашей истории особенно ярко это продемонстрировала Смута начала XVII века: после распада и нескольких лет гражданской войны система восстановилась при поддержке обще ства. Подобные системы не могут изменяться путем эволюции или под давлением массовых движений (массы — за корпоративность). Единственным путем являет ся модернизация — постепенная реконструкция общественной системы, демон таж корпоративных структур и ограничение власти.
Огромную роль в формировании общественного сознания русского народа сыграло православие. Православие как духовная система отличается рядом осо бенностей. Оно ориентировало человека на духовное преображение, стимулировало стремление к совершенствованию души, приближению к христианским идеалам. Это поиск Бога (высших ценностей), правды (идеала), нравственного закона (справедливости, равенства и т. п.). Ставка делалась на духовный уровень как главную определяющую характеристику человека. Каждое деяние полагалось соотносить с определенным православным постулатом — иде алом. Это способствовало появлению такого не известного западному христиан ству феномена, как духовность. При этом православие не давало стимулов для социального и общественного прогресса, для преображения реальной жизни людей. Оно призывало к терпению: Господь муки терпел и нам велел. Считалось, чем больше человек страдает при жизни, тем выше будет оценен его подвиг Богом.
Надо иметь в виду еще одну важную особенность. В восточном христианстве ( православии) более ярко, чем в западном, выражена идея социального равенства, социализма. Христианство возникло как учение, противостоящее классовой дифференциации и социальному неравенству, которые существовали в Римской империи, и на ранних этапах идея социализма была выражена в нем очень сильно. В западном христианстве, которое постоянно менялось, социализм постепенно превратился в «блудного сына», после бунта неизбежно возвращавшегося в лоно общества. Православие же выступало за верность древности, за близость к исто кам, неизменность идеалов, поэтому многое из раннего христианства оставалось актуальным на протяжении столетий, а идея социального равенства была одним из важнейших догматов. Православие всегда обращалось с укором к богатым и с утешением к бедным. Святые на Руси — чаще всего страстотерпцы, великие мученики. Отказ от богатства, жизнь в нищете, аскетизм и даже полное отречение от мира вплоть до ухода в пустынь почитались как признаки высокой духовности. Православие также воспитывало и утверждало коллективизм (соборность), а русская православная церковь была крупнейшей корпорацией в общественной системе, которая объединяла духовно весь народ.
Русские всегда составляли значительную часть населения России, однако с ростом государства доля их снижалась. Огромная роль этого народа в судьбе страны понятна уже благодаря тому, что он всегда был самым большим по численности. Национальное самосознание русских весьма своеобразно. Поле их исторической деятельности — многонациональная среда, мозаичная с точки зрения цивилизационных характеристик. Сама историческая ситуация сделала их открытыми для контактов с другими народами, толерантными к любой этно-национальной среде. Это важнейшее условие их существования и жизнедеятель ности. Когда речь идет о русских, не обязательно подразумеваются русские по
крови. Исторически сложившийся феномен заключается в том, что русские не только сами аккумулируют разные расовые и этнонациональные линии, но и включают в свой состав значительное число нерусских, для которых русский язык, русская культура и традиции выступают как естественные и родные. За время существования российского многонационального государства эти группы постоянно росли и в советское время стали особенно многочисленными (их приня то обозначать как русскоязычные).
Есть еще ряд факторов, которые необходимо учитывать. Уже с конца XV века русское государство стало разрастаться и превращаться в многонациональное. Этот процесс характерен для всех сообществ, которые находятся в стадии роста, становления либо в стадии кардинальной модернизации, и объясняется потребно стью в защищенной территории и ресурсах (людских, финансовых, природных, сырьевых). Но он имеет свои отличия на Западе и на Востоке. Западный тип предполагает выделение метрополии (светское национальное государство) и ко лониальной периферии в качестве донора. В эпоху модернизации Европы сложились огромные колониальные империи, которые просуществовали до се редины XX века. Возник феномен великих держав, служивших опорой мирового равновесия на протяжении нескольких столетий. Восточный тип означал вклю чение других народов в единое государство при доминировании одного народа, находящегося в стадии становления или модернизации. Этот тип был распростра нен в мире, представлен колоссальными государственными образованиями — Арабский халифат, Византия, Османская Турция, Австро-Венгерская империя и т. п. Доминирование одного народа в рамках многонациональной системы неизбежно до тех пор, пока не созреют предпосылки для демократического общественного устройства: кто-то должен устанавливать общие «правила игры», иначе государ ство развалится. Возникновение такого государства создавало защищенное поле для жизнедеятельности, гасило локальные конфликты, обеспечивало стабильность, удовлетворяло потребность в ресурсах.
Для России характерен восточный тип. Восприняв византийскую традицию («Москва—Третий Рим»), Московское государство на протяжении почти двух столетий активно расширялось. С середины XVII века внешняя экспансия спала, так как при «московской» парадигме развития, видимо, наступил определенный предел расширения территории — стадия роста прошла. Если бы не было кардинальных изменений в общественной организации, государство, скорее всего, начало бы слабеть, терять территории и, возможно, стало бы добычей более сильных соседей (как произошло с другими империями такого типа). Новый мощный всплеск внешней экспансии (выход к мировым коммуникациям, сырью и рынкам сбыта) связан с волнами модернизации, которые следуют одна за другой с рубежа XVII—XVIII веков. Произошло некоторое сближение с западным типом, в XVIII веке Россия вошла в круг великих держав, обрела устойчивую зону геополитического влияния и ответственности. Но характер империи остался типично восточным. Не изменился он и в советское время: приобретенные территории включались в состав единого государства при доминировании русско го народа. Русские и русскоязычные на протяжении пяти столетий определяли «правила игры» в рамках Российского государства. Тем не менее это не дает основания сводить историю России только к истории русских: это означало бы уход от сложной и противоречивой реальности, которая существенно влияла и на судьбу русского народа.
В условиях цивилизационно неоднородного общества важную роль играет межцивилизационный диалог и связанный с ним феномен культур (языков)-тран-сляторов. Этот феномен породила эпоха колониальных завоеваний. Достижения разных народов через культуры (языки)-трансляторы становились доступными многим другим народам. В XVIII—XX веках в этой роли выступали французская, испанская, англоязычная культуры. В современных условиях англоязычная куль тура постепенно превращается в мировой транслятор, обеспечивающий доступ к культурному потенциалу почти всей планеты. Культуры (языки)-трансляторы — историческое явление, безусловно, положительного ряда. Они выполняют важные задачи: обогащают свою и другие культуры, стимулируют межцивилизационный диалог, выводят на мировой уровень достижения разных, больших и малых наро дов, способствуют общественному прогрессу. Особенно заметно их влияние в XX веке, когда межцивилизационный диалог поднялся на новый уровень, приобрел глобальный характер. Понятие «мировой уровень культуры» возникло благодаря культурам-трансляторам.
Русская культура ( русский язык) также постепенно ( с XVIII века) превратилась в транслятор на территории огромного многонационального субконтинента, входившего в состав Российского государства. Почему именно с XVIII века, а не раньше, ведь государство было многонациональным и в XVI веке? Дело в том, что культура может выполнять роль транслятора при двух взаимосвязанных ус ловиях: 1) она должна быть светской; 2) она должна быть открытой. Светская русская культура появилась в XVIII веке, тогда же начался процесс ее превра щения в межнациональный транслятор. Произведения культуры, достижения, самобытные идеи разных народов через русскую культуру, с помощью русского языка становились достоянием всей страны, а затем транслировались и на весь мир. Через русскую культуру к нерусским народам приходило многое из мирового опыта. Каналов религиозного, межцивилизационного обмена было немало. Общая экономика, общие территория и правовое пространство в рамках Российского государства создавали естественные стимулы для межнациональных контактов. Особенно интенсивными они были в городах, число которых постоянно росло. Роль русской культуры как транслятора в межцивилизационном обмене в полной мере еще предстоит оценить.
Россия «разная»: многонациональное сообщество
Исторически Россия сложилась как огромное, крайне сложное общество. К началу XX века на ее территории проживало 165 народов. По статистическим данным, в 1913 году население страны составляло около 174100 тыс. человек. Православных было 69,9% (русские, украинцы, белорусы, грузины, крещеные народы Поволжья, Сибири, а также новокрещенцы из магометан, иудеев и т. п.), магометан — 10,8%, католиков — 8,9°о, протестантов — 4,8%, иудеев — 4%, ар-мян-грегорианцев — 0,9% [1]. Язычники и приверженцы ламаизма статистикой не учитывались, так как считались идолопоклонниками. Подавляющая часть христиан всех направлений жила в европейской части страны.
В общественной системе были широко представлены «природные» сообщества, которые вели кочевой или полукочевой образ жизни и существовали в единстве и гармонии с природой. На протяжении 100 лет (с конца XVI до конца XVII века) шла колонизация Сибири, которая в основном была заселена народами, отно сящимися к «природным» сообществам ( чукчи, ненцы, эвенки, удэгейцы, эскимо сы и др.), духовная жизнь которых связана с язычеством ( шаманизм). Особенность подобных сообществ — общинный коллективизм, отсутствие поступательного развития, прогресса. Включенные в природные процессы, не отделяющие себя от них, эти сообщества разрушаются и деградируют под напором чужой цивилизации.
«Природные» сообщества, которые жили в зонах, представлявших резерв для расширения влияния развивающихся цивилизационных формирований, посте пенно становились объектом цивилизационного воздействия и приобщались к иным культурным традициям. Так, Южная Сибирь ( Прибайкалье и Забайкалье) являлась зоной цивилизационного влияния классического Востока. С конца XVII века и на протяжении XVIII—XIX веков в этих районах формировались буддийские анклавы (ламаистского толка) — буряты, хакасы. Это происходило при поддержке русских властей, которые выказывали заинтересованность в пре одолении язычества. Здесь господствовал коллективизм, общественное сознание ориентировалось на религиозные идеалы. Буддийская духовная традиция ставит целью освобождение человека от страданий, которые он испытывает в реальной жизни, путем нравственного совершенствования, ухода от социальной действительности и погружения в нирвану. Для ламаистов характерно обожеств ление высших служителей культа, а также светских правителей (к примеру, Екатерина II для бурят была живой богиней Дара-Эхе). В XVII—XVIII веках улусы Калмыцкого ханства также вошли в состав Российского государства. Обра зовавшееся на развалинах монгольского государства, ханство сохранило связь с классическим Востоком, откуда пришли когда-то завоеватели, и расширило буддийские (ламаистские) анклавы в составе российского общества. Для этих анклавов характерен кочевой и полукочевой быт.
Уже в середине XVI века в состав России были включены анклавы мусульман ской цивилизации — Казанское и Астраханское ханства. Затем мусульманский сегмент страны постоянно увеличивался благодаря присоединению Крымского ханства, мусульманских народов Кавказа. В XVIII—XIX веках в состав России были включены огромные территории Казахстана, служившие полем историчес кой деятельности богатой традициями кочевой цивилизации. Происходило это частью добровольно, но преимущественно военным путем. Средняя Азия, вклю ченная в состав России во второй половине XIX века, была также мусульманской и представляла собой в отношении общественного устройства мозаичную территорию. Одну треть населения составляли сарты (узбеки, таджики, арабы, татары и др.), которые вели оседлый образ жизни. Они создавали основу трех государственных образований, основанных на принципах подданства,— Бу харский эмират, Хивинское и Кокандское ханства. Две трети населения состав ляли кочевники и полукочевники (киргизы, узбеки, туркмены, курама, каракал паки и т. д.), которые находились в зависимости от этих государственных образо ваний. Для мусульманской цивилизации характерны корпоративность и, следова тельно, потребность в сильной власти. Ислам создавал особый духовный климат и играл колоссальную роль в жизни общества, поскольку включал развитую правовую систему. Религия пронизывала все сферы общественной жизни: от властных структур до личной жизни человека. Религиозные установления суро вы: жизнь людей даже в мелочах должна соответствовать требованиям ислама. Детальная регламентация религиозными институтами сдерживала процесс изме нений, ограничивала прогресс. Поэтому развитие мусульманских сообществ шло медленно, они тяготели к неизменности, были преданы традициям.
Кочевники Средней Азии и Казахстана, Поволжья ( казахи, киргизы, башкиры и т. д.) стали резервом для расширения мусульманской цивилизации. Они приняли ислам, но на протяжении столетий сохраняли традиции культуры кочевого типа. Мусульманская духовная традиция у кочевников не была глубокой и устойчивой. Вот что писал В. Наливкин: «Киргиз... допускал некоторое влияние шариата на свою жизнь в области одной только религии, к которой он относился довольно безразлично, в большинстве случаев не зная даже тех молитв, из которых состоит обязательный для каждого мусульманина намаз... Просветительские и миссионерские попытки сартовских книжников в то время (до прихода русских.— Л. С.) по большей части оставались малоуспешными» [ 2, с. 47, 48]. Мусульманский сегмент в Российском государстве был масштабным, но неоднородным. Его ядро составляли оседлые народы, которые имели в прошлом государственность и бога тую духовную традицию.
Сюда же надо отнести горские народы Северного Кавказа, которые жили вольными сообществами на основе родовой или клановой общины. Но в большей своей части — и по территории, и по численности населения — мусульманский сегмент был представлен кочевниками, полукочевниками, т. е. цивилизационным резервом. Расширение мусульманской цивилизации за счет кочевых сообществ означало, что в исторической перспективе кочевники должны перейти к оседлой жизни ( как это произошло с арабами после принятия ислама). Однако процесс этот, если он протекает естественно, занимает несколько столетий при условии постоянных контактов с оседлым населением. Так, переход башкир к оседлой жизни занял три столетия (XVII—XIX века) несмотря на поощрение со стороны властей. Важно отметить, что ареал жизнедеятельности кочевников и полуко чевников составлял не менее двух третей территории Российской Империи. До включения в состав России политическая консолидация кочевников не продвига лась дальше союза племен. Земля считалась коллективной собственностью рода или племени.
Если на восток и даже на юг границы России в масштабах исторического времени продвигались стремительно, то западная граница изменялась медленно, так как здесь были сильные государства, принадлежавшие к европейской цивилизации — Речь Посполитая (объединенное польско-литовское государство, в составе которого находились Украина и Белоруссия) и Швеция, контролировав шая Прибалтику и стремившаяся расширить свое влияние на восток. Вхождение в состав России Левобережной Украины на особых условиях в результате национально-освободительной борьбы в середине XVII века несколько изменило положение дел (хотя и несущественно). Ситуация с западными границами кардинально изменилась в XVIII веке; позиции Швеции на восточных берегах Балтики были ослаблены, а Речь Посполитая перестала существовать как само стоятельное государство.
В состав России были включены Прибалтика (Латвия, Эстония, Литва), Запад ная Украина (без Львова), Белоруссия. В начале XIX века к России отошли еще некоторые анклавы европейской цивилизации: Герцогство Варшавское (Королев ство Польское) по решению Венского конгресса 1814—1815 годов, Великое кня жество Финляндское в результате войны со Швецией 1808—1809 годов. Это были не самые передовые части Европы, но все же там утверждались частная собствен ность, индивидуализм, рыночные отношения, автономия общества от власти, характерные для западной цивилизации. Общественная жизнь носила светский характер, хотя христианство (католицизм и протестантизм) сохраняло важные позиции. Уровень развития этих регионов был выше, чем Центральной России, не говоря уже о Сибири и других частях империи. Однако и численность населения, и территория регионов были невелики по сравнению с просторами страны, распо ложенной на двух континентах.
Таким образом, исторически российское общество сложилось как плю ралистическое по духовным ценностям, социальной организации, культуре, традициям и образу жизни. Причем за исключением европейских анклавов пре обладали сообщества с общинной корпоративной структурой, нераздельностью духовной и светской сфер жизни, колоссальным влиянием религии на обществен ное сознание и повседневную жизнь людей. На чем же держалось единство этого огромного разнородного конгломерата? Огромную роль в обеспечении стабильности и устойчивости многонационального сообщества играло цент рализованное унитарное государство. На всей территории существовали единое административное деление, единая система делопроизводства и суда, единое пра вовое и экономическое пространство. Районы, населенные кочевниками, как правило, включались в унитарную систему России без переходного периода.
Для остальных районов существовал определенный период адаптации к унитарному государству, в течение которого постепенно на новой территории вводились в действие законы России. Так, период адаптации Прибалтики со ставил более 60 лет. Еще большим он был для Украины, которая вошла в состав России, оговорив колоссальную автономию (выборный гетман, собственные вой ска — казаки, право на международную деятельность, таможенная граница и т. п.). В течение 128 лет шел процесс постепенного включения Украины в унитарную систему Российского государства. К началу XIX века от ее автономии не осталось ничего. В XIX веке, политическим вектором которого были ограничение самодер жавия, введение конституции и демократических свобод, в качестве переходной формы практиковались протекторат (Бухарский эмират. Хивинское ханство, поз днее, с 1914 года — Урянхайский край), а также предоставление отдельным регионам автономии ( Финляндии, Польше). При пестроте и сегментарности общественной ткани государство неизбежно стремилось обеспечить свою целостность, постепенно включало и эти территории в унитарную систему. Но до революции 1917 года в полной мере сделать этого не удалось.
Другой фактор, обеспечивавший целостность общества на протяжении столетий, принято называть русификацией. Однако этот термин не совсем точно отражает суть процесса. Русификация, конечно, существовала, но не носила масштабного характера и, надо признать, была малоэффективной. Налив-кин, много лет работавший в российской администрации в Средней Азии и хорошо знавший проблемы этого региона, писал: «Нарождалось новое явление местной жизни, попытка возможно широкого распространения среди туземцев знаний русского языка, русской грамоты и др. предметов нашего школьного препода вания, причем за этой официальной, гласной вывеской прятались смутные и тщательно маскировавшиеся негласные надежды на возможность русификации туземного населения, надежды, впоследствии оказавшиеся, безусловно, несбы точными» [2, с. 101]. Эти попытки русификации и в других мусульман ских регионах были мало перспективными. Вот что писал путешественник конца XIX века об Азербайджане: «Трудно представить себе, что едешь по русскому царству. Нигде ни одного русского лица, ни одного русского слова, ничего русско го. Хоть бы случайно где-нибудь мелькнул крестик православного храма, а ведь вот уже скоро целое столетие, как этот край считается русским» [ 3]. То же касается Прибалтики, Финляндии, Польши, где русификация не была значи тельной.
Особый разговор о русификации Украины и Белоруссии. Имеющие общие с великороссами исторические корни, общие черты в культуре и духовности, бело русы и украинцы сложились в самостоятельные этносы в составе польско-литов ского государства при приоритете западной, европейской традиции, а не москов ской. Однако Великороссия со времен Ивана III считала себя прямой наследницей Древней Руси, добивалась единства всего православного населения под эгидой русской церкви и русского государства, не признавала вплоть до 1913 года право украинцев и белорусов на национальную самобытность. Они считались частью русского народа, а их языки — наречиями русского. Поэтому стремление развивать национальную культуру на Украине и в Белоруссии подавлялось жест че, чем в других регионах, русификаторская политика была более выраженной. Еще до революции здесь были созданы мощные русскоязычные анклавы, которые существенно влияли на судьбу этих народов.
На мой взгляд, следует вести речь о доминировании русского народа в обще ственной системе России (во всех сферах, и прежде всего в государственной). Господство русских выражалось в том, что все народы жили по законам, отража ющим русскую культурную традицию. В органах власти высшего и среднего уровня преобладали русские, русский язык применялся в сфере управления. Православие имело приоритет по сравнению с другими религиозными кон фессиями. Так, право на миссионерскую деятельность (борьба за умы и сердца людей) имела только православная церковь. Были и некоторые другие ограничения, особенно для ламаистов и «язычников», которые считались идоло поклонниками, а в соответствии с традициями православия это страшный грех. В наиболее трудном положении оказались «язычники», исповедовавшие верования предков, а не мировые религии. При Николае 1 началось преследование за испол нение «языческих» обрядов. В 1905 году указом императора было запрещено официально рассматривать ламаистов как идолопоклонников, но язычников это не коснулось [4].
Для того чтобы сгладить цивилизационные различия, государство стремилось формировать русскоязычные анклавы в присоединенных территориях, превращая их в опору власти (они благодаря своему положению неизбежно заинтересованы в сохранении и укреплении унитарного государства). Анклавы создавались за счет переселения русских на новые территории и приобщения к русскому языку, русской культуре части местного населения. Правящая элита России состояла не только из русских, постепенно она становилась многонациональной (хотя и рус скоязычной) . Уже в период Московского государства на службу к царю поступали татарские мурзы, выходцы из Литовской Руси. Затем в политической элите России появились и представители других народов. Что касается низовых органов власти, они состояли в основном из местного населения. Переселение русского — и шире — славянского населения на новые территории тоже не носило масштаб ного характера в дореволюционной России. В огромной Сибири к концу XVII века после 100 лет колонизации насчитывалось около 150 тыс. русских. В Амур скую область (в составе России с 1858 года) за период с 1859-го по 1882-й год переселилось всего 8709 крестьян [5, с. 75]. По переписи 1897 года, в Финлян дии было только 14018 русских (при общей численности населения более 2,5 млн) [ 1, с. 76].
Стремление государства создать опору власти в лице русскоязычных анклавов не разрушало социокультурного плюрализма в обществе. Письменность в мусуль манских регионах существовала на основе арабского алфавита, в буддийских — монгольского, в Молдавии, Польше — латиницы; у некоторых народов была своя самобытная письменность. Для того чтобы представить общество в его плю ралистической реальности, приведем некоторые данные. В Дагестанской области (образована в 1846 году) в конце XIX века население насчитывало 586,6 тыс. человек (аварцы, лезгины, даргинцы, лакцы, татары, русские, евреи и т. д.). Там работало 26 русских школ. С открытием специальных учебных заведений число русских школ увеличилось, к 1915 году их было 93. Но одновременно в Дагестане работало 740 мусульманских школ, 20 горско-еврейских, 1,7 тыс. мечетей не устанно утверждали традиции мусульманской культуры [5, с. 666].
В Бухаре в начале XX века при населении 70—100 тыс. человек было 360 мечетей, свыше 130 медресе и других учебных заведений [5, с. 322]. Агинский дацан (ныне территория Читинской области) был крупным центром буддизма. К 1917 году там действовали 9 храмов, несколько часовен (в том числе в честь коронации Николая II), работали богословская школа (чойра), школа тибетской медицины, типография. Дацан располагал ценнейшим и богатейшим собранием книг и ксилографических досок с религиозными текстами, был центром буддийского иконописания [5, с. 23]. В Бурятии до революции было 16 тыс. лам ( монахов).
Как ни странно это звучит сегодня, самодержавное государство охраняло духовный и социокультурный плюрализм в обществе. Все неправославные кон фессии пользовались правом свободного исповедания своей религии. Огра ничения помимо миссионерской деятельности касались некоторых религиозных обрядов («язычество»). Право вести метрические записи о рождении, браке, смерти ( важнейший социальный институт) было предоставлено всем конфессиям, кроме ламаистов и «язычников». Церковный брак признавался законным не зависимо от вероисповедания. Ограничения на переход из одной веры в другую, ограничения для смешанных с религиозной точки зрения браков также сохраняли мозаичность общественной ткани. Перейти из христианской веры в нехристиан скую было нельзя. Еще более строгие ограничения существовали для православ ных: запрещен переход в другую христианскую ( инославную) веру, не говоря уже о прочих. Переход из нехристиан в христиане был возможен, требовалось по лучить разрешение властей. С нынешних позиций это выглядит малопривлека тельно, но разнородные социокультурные анклавы в российском обществе тем самым ограждались от размывания, поддерживалась непрерывность традиции социокультурного и духовного плюрализма.
Сказанное выше не означает, что жизнь в Российском государстве была идиллией. Даже небольшие переселенческие очаги, попытки русификации вызы вали недовольство, протест. Но проблема была не столько в самой русификации, сколько в отсутствии прав и свобод, в произволе и жестком контроле государства, в бюрократизме и неизбежных при такой системе злоупотреблениях властью. Доминирование русских во всех сферах общества означало неравноправное поло-
жение других народов. Поскольку законы были русскими, в органах власти пре обладали русские, протест часто (хотя и не всегда) принимал антирусский харак тер. Вот примеры из разных эпох. В 1705 году в условиях Северной войны, которая поначалу складывалась неудачно, к башкирам приехали царские чиновники и предъявили непомерные, с точки зрения кочевников, требования: выплатить чрез вычайный налог, выставить 1 тыс. солдат и 5 тыс. лошадей. Чиновники вместо диалога, обсуждения, поиска взаимопонимания повели себя высокомерно по отно шению к башкирским вождям. В результате вспыхнуло восстание, которое про должалось шесть лет и приняло антирусский характер. Сотни русских деревень были сожжены, множество крестьян было взято в плен и продано в рабство в Крыму и на Кавказе. Башкиры, которые во второй половине XVI века доброволь но вошли в состав России, стали искать возможности соединиться с единоверной Турцией.
Еще пример. Мобилизованные на тыловые работы в 1916 году казахи ( их тогда называли киргизами) писали в жалобе: «Омским волостным правителем состоит Мадин Бибатыров, а его писарем Ахмет Татинов. Эти лица при мобилизационных работах допустили много незаконных действий, благодаря которым не были мобилизованы лица, подлежащие принятию на службу, и, наоборот, взяты подле жащие освобождению... Многих освободили благодаря мздоимству... Осво бодились все лица, имеющие деньги...» [6]. Злоупотребления, коррупция при осуществлении мобилизации на тыловые работы, произвол и нежелание работать с населением привели к масштабному восстанию, в ходе которого громили русско язычных. Оба восстания, в Башкирии в XVIII веке и в Средней Азии в XX веке, были подавлены силой, поскольку не существовало механизмов согласования интересов власти и общества.
Сегментарность, цивилизационная неоднородность России, а также преобла дание корпоративности в общественной системе создают угрозу ее распада в условиях кризисов, революций, ослабления централизованной власти. Распад огромного многонационального государства — катастрофа, которая несет неисчислимые бедствия и жертвы. Причем он страшен тем, что идет не только по линиям межцивилизационных границ, но и по всей ткани общества: рвутся нити, связующие корпоративные ячейки.
На протяжении многовековой истории Российское государство распадалось трижды. В период Смутного времени государство не было таким большим, а цивилизационная неоднородность не была ярко выражена, поэтому это была катастрофа прежде всего для русских. Дважды распадалось государство в XX веке: после провозглашения Советской власти в 1917 году и осенью 1991 года. Распад дошел до «дна», т. е. до полного разрушения общества и систем жизнеобеспечения в ходе гражданской войны 1918—1922 годов. В условиях глобальной катастрофы в особенно трудных условиях оказываются русскоязычные анклавы в националь ных районах. Они вытесняются, частью истребляются. В то же время русскоязыч ные анклавы служат базой для воссоздания унитарного государства. После пол ного распада и гражданской войны государство восстановилось в 1922 году в более жестко централизованном варианте. В советское время социокультурный плю рализм в обществе разрушался, но не был преодолен. Осенью 1991 года в новых условиях и на новом уровне распад произошел в более «мягкой» форме: на большие части с четкой цивилизационной ориентацией ( одни постсоветские госу дарства ориентируются на Запад, другие — на Иран, третьи — на Турцию). Одна ко угроза дальнейшего развала России не ослабевает, поскольку она хотя и в меньшей степени осталась цивилизационно неоднородным обществом.
Как же определить цивилизационные парадигмы российского общества? Если взять три среза: духовный, социальный и политический (система власти), надо признать, что цивилизационная парадигма в XVI—XVII веках была восточной. Православие, мусульманство, буддизм утверждали приоритет духовных ценно стей, общественная система была корпоративно-коллективистской (до начала XVIII века в составе России не было больших анклавов европейской цивилизации), а государство строилось на принципах подданства и полностью контролировало общество. При этом Россия и тогда не обладала целостностью. Она была кочевой и оседлой, мусульманской и православной, языческой и буддийской. В дальнейшем, в XVIII—XX веках, цивилизационная парадигма развития была связана с особенностями модернизации страны. Как они влияли на общество и парадигму его развития, следует рассмотреть особо.
ЛИТЕРАТУРА
1. Россия. Энциклопедический словарь. Л., 1991.
2. Наливкин В. И. Туземцы раньше и теперь. Очерк. Ташкент, 1913.
3. Марков Е. Россия в Средней Азии. Очерки путешествия по Закавказью, Туркмении, Бухаре, Самаркандской, Ташкентской и Ферганской областям, Каспийскому морю и Волге. СПб., 1901. С. 109, 110.
4. Полное собрание законов Российской Империи. Собрание третье. Т. XXV. Отд. 1. СПб., 1908. С. 258.
5. Отечественная история с древнейших времен до 1917 года. Энциклопедия. Т. 1. М., 1994.
6. Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстяне. Сб. документов. М., 1966. С. 539, 540.
*************************************
США и Россия
© 1995 г. Г.А. ТРОФИМЕНКО'
ОТНОШЕНИЯ РОССИИ И США В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ
Статья вторая"
Можно выделить три главные конфигурации стран, отношения внутри которых оказывают существенное влияние на региональную и отчасти на глобальную обстановку. Это: США — КНР — Россия; Россия — Япония — США; США — обе Кореи — Россия.
США - КНР - Россия
Этот треугольник возник в конце холодной войны и в качестве интенсивного силового поля все еще играет очень важную роль в региональной и глобальной геополитике. Одно время, в 70-е годы, главные архитекторы этого конкретного баланса — президент США Никсон и его главный внешнеполитический советник Г.Киссинджер — попытались превратить Китай в американского стратегического союзника и даже "передоверить" ему ответственность за ведение большой войны в Азии (очевидно — против СССР), одновременно свертываяяякобы имевшиеся у США готовность и способность к одновременному ведению "двух с половиной" войн. Однако Мао Цзедун, хотя и был тогда в состоянии острой ссоры с Москвой, благо разумно отказался принять "щедрый подарок" дяди Сэма. В конце концов Китай под руководством Дэн Сяопина сосредоточился на игре на советско-американских противоречиях. Вашингтон в свою очередь продолжал совершенствовать свою политику игры на балансе сил в Севере - Восточной Азии. Да и Советскому Союзу, который уже не мог рассматривать Китай в качестве "социалистического брата", тоже пришлось начать проявлять большую внешнеполитиччскую гибкость.
Многие акции американской дипломатии (или отсутствие таковых) в отношении КНР в последние годы, начиная с довольно сдержанной реакции Вашингтона на кровавые события на пекинской площади Тяньаньмынь в июне 1989 г., были продик тованы отнюдь не какими-то либеральными или консервативными, моральными или не столь моральными импульсами (а именно в таких категориях ведутся обычно в США дебаты по внешней политике), а сугубо императивами политики баланса сил. Подобные же соображения можно усмотреть и за такими действиями США, как, например, их приглушенные реакции на систематические силовые демонстрации Китая в Южно-Китайском море, особенно в отношении архипелага Спратли, на который претендуют ряд прилежащих государств; отмена президентом Клинтоном в 1994 г. "увязки" между предоставлением КНР режима наибольшего благоприятство-
ТРОФИМЕНКО Генрих Александрович - доктор исторических наук. профессор, главный научный исследователь ИСКРАН. "Первую статью см. "США-ЭПИ", 1995, № 12.
вания в торговле и соблюдением там прав человека (по поводу чего у США имеется целый ряд претензий к КНР); сравнительно мяякая реакция американских властей на продажу Китаем баллистических ракет М-11 Пакистану в нарушение режима конт роля за ракетными технологиями, к которому Китай якобы присоединился, а также и на китайские сделки с Ираном в сфере ядерных реакторов (в отличие от вселенской шумихи, поднятой Вашингтоном в связи с аналогичным соглашением между Россией и Ираном); хладнокровное принятие колоссального дефицита в торговле с Китаем (29,5 млрд. долл. в 1994 г.)^ и, наконец, хилые американские протесты по поводу использования Китаем труда заключенных для производства товаров на экспорт.
Иными словами, американское правительство ведет себя по отношению к Китаю таким образом, ччобы не раздражать одно из наиболее влиятельных государств Азии и по мере возможности не допускать укрепления его связей с северным соседом (Россией). Конечно, поступая подобным образом, американское руководство учиты вает и важность голоса КНР в Совете Безопасности ООН и ее влияние на непред сказуемый Пхеньян.
По этой же самой причине абсолютно ясно, что, как бы ни помахивал ныне Вашингтон перед Москвой пряником заманчивой возможности для России в каком-то отдаленном хорошем будущем стать полноправным членом НАТО, никакое амери канское правительство не совершит такой безумной глупости, как продвижение зоны ответственности НАТО к границам Китая.
Что же касается самого Китая, то Пекин до последнего времени был удовлет ворен состоянием американо-китайских отношений. Вместе с тем он не позволяет Вашингтону вмешиваться в другие аспекты своей внешней политики, нс говоря уже о внутренней.
Имея на севере ослабленную Россию и в то же время немалые возможности для китайцев делать бизнес на российском Дальнем Востоке, Китай начал культиви ровать то, что можно назвать тесным партнерством с Россией в политической, экономической и в какой-то мере военной сферах. Россия с готовностью отвечает взаимностью на подобную линию, в частности продавая Китаю современную военную технику на 1 — 2 млрд. долл. в год^ Российские специалисты в области военных технологий работают по контрактам в Китае.
Когда в сентябре 1994 г. председатель КНР Цзян Цзэминь посетил Россию, то он и президент Ельцин подписали соглашение,' окончательно определяящее российско-китайскую границу в западном секторе, а также совместное заявление о ненацели вании стратегических ракет на другую сторону (аналогичное соглашениям России с США и Великобританией). Они также вновь подтвердили обязательство не приме нять первыми ядерное оружие против другой стороны и решили еще больше сокра тить численность войск, дислоцированных по обе стороны российско-китайской границы. Такой целенаправленный курс на кардинальное улучшение и дальнейшее развитие отношений сотрудничества и в конечном итоге партнерства с Китаем, — безусловно, мудрый выбор российского руководства^ Этот курс — не только эф-
'"The U.S. News & World Report", 17.07.1995, p.34.
Как известно, двумя самыми крупными клиентами России в покупке оружия являются ныне Китай и Индия. Россия продает Китаю такие сверхсовременные виды вооружений, как истребители СУ-27, ракетные системы "земля— воздух" С-ЗОО, многоцелевые подводные лодки класса "Варшавянка" (класса "Кило" по натовской терминологии), танки Т-80.
Еще два года тому назад в одной из своих публикаций автор размышлял о том, являетсяяли российский курс на военное сотрудничество с Китаем проявлениэм стратегического кретинизма или же результатом долгосрочного предвидения возникающей новой биполярной системы (США против Китая) и убеждения России в том, что ее больше устроит роль младшего партнера Китая, чем (теперь можно добавить) мальчика на побегушках у Вашингтона. cm.: Trofirnenko Н. International Politics and U.S. — Russian Relations. In: Russia and America. From Rivalry To Reconcilliation, Ed. by George Ginsburgs, Alvin Z. Rubinstein and Oles M. Smolansky. New York et al„ 1993, PP.325-342.
2 "США", № 1 33
фективная альтернатива замороженной интеграции России в европейские институты; он позволяет России чувствовать себя в большей безопасности на Дальнем Востоке и дает российскому руководству уверенность в том,- ччо все интриги влиятельных американских политиков, основанные на желании вновь стравить Россию с Китаем с целью половить рыбку в мутной воде конфликта, не увенччются успехом, по крайней мере в ближайшем будущем^.
Прошедшим летом произошли неожиданные события в американо-китайских отношениях, на время сильно обострившие их. Они были спровоцированы неофици альным визитом президента Тайваня Ли Дэнхуэя в США. Обе палаты американского конгресса огромным большинством голосов поддержали выдачу президенту Тайваня американской въездной визы, несмотря на то что официально Вашингтон не поддер живает отношений с правительством Тайваня, который китайские власти рассматри вают как взбунтовавшуюся провинцию Китая. Визит Ли Дэнхуэя в США привел власти материкового Китая в яяость. Официальный представитель китайского правительства заявил, что США тем самым отказались от принципа одного Китая, который они приняли еще в 1972 г. по знаменитому Шанхайскому коммюнике, составленному после первого визита президента Никсона в Китай^.
Параллельно произошли и другие события, способствовавшие обострению аме рикано-китайских отношений: в КНР был арестован бывший китайский диссидент, а ныне гражданин США Гарри У, который прибыл в Китай на основе легальной китайской визы. Правительство КНР отозвало своего посла из Вашингтона и не дало агремана на вновь назначенного американского посла в КНР Джима Сассера (а прежний к этому времени отбыл в США). Масло в огонь китайского гнева подлила поправка, внесенная сенаторами-республиканцами в одну из сенатских резолюций, требовавшая, чтобы правительство США учредило пост американского посла в Тибете (который Пекин считает неотъемлемой частью Китая),
Казалось, что американской политике деликатного балансирования пришел конец. Архитектор "треугольной дипломатии" Киссинджер, незадолго до конфликта вернувшийся из поездки в КНР, разразился панической статьей, опубликованной во многих американских газетах. В ней он обвинил американское руководство в том, что оно допустило серьезнейший сбой в политике на китайском направлении. "Сое диненные Штаты и Китай движутся к столкновению — писал он. — Американская двухпартийная политика, проводившаяся на протяжении 25 лет, которой следовали шесть президентов, разваливается... Выбор суживается. Американо-китайские отно шения становятся уязвимы для случайностей, которые оказываются вне контроля обеих сторон. Опасно базировать политику на часто высказываемом утверждении о том, что добрые отношения с Китаем были важны в период холодной войны, но
Один такой "проект" был обнародован не так давно Зб.Бжезинским во влиятельном аме риканском журнале "форин афферс". Д-р Бжезинский рекомендовал США вступить в сговор с Китаем в форме "неких спокойных американо-китайских политических консультаций" по воп росу, очевидно, о том, как эффективнее отсечь Россию от Центральноазиатских республик СНГ, принимая во внимание "растущее экономическое воздействие Китая на регион и его естествен ную заинтересованность в будущем прилегающих Центральноазиатских государств". Китайское руководство, однако, не выказало энтузиазма в отношении этого и других аналогичных прожектов. cm. Brzezinski Z. The Premature Partnership. - "Foreign Affairs", March/April 1995, p.81.
В совместном американо-китайском коммюнике от 28 февраля 1972 г. говорилось: "Соединенные Штаты признают, что все китайцы по обе стороны Тайваньского пролива считают, что существует лишь один Китай и что Тайвань является частью Китая. Правительство Соединенных Штатов не ставит под сомнение эту позицию". (Полный текст Шанхайского коммюнике приведен в мемуарах Г.Киссинджера: — Kissinger Н. The White House Years. Boston — Toronto, 1979, pp. 1490—1492. Киссинджер добавляет: "Я не думаю, что все, что я делал или говорил, произвело на Чжоу (Чжоу Эньлая — тогдашнего премьер-министра КНР. — Г.Т.) столь же сильное впечатление как эта двусмысленная формула..." /с.783/),
потеряли свое значение после развала Советского Союза. Верно как раз противо положное"^.
Отметив, что в течение 1995 г. США конфронтировали и с Японией и с Китаем, Киссинджер призвал вернуться к умеренности в политике, отказавшись от амери канской привычки диктовать другой суверенной стране, что она должна делать у себя дома и как вести себя на международной арене.
Очевидно, доводы Киссинджера, равно как и давление, оказанное на админи страцию представителями американского большого бизнеса (лишившегося из-за сва ры ряда выгодных сделок с Китаем), возымели должный эффект. 28 июля 1995 г. государственный секретарь США У.Кристофер в большой речи об американской стратегии в АТР фактически извинился перед китайцами. "Немногие страны способ ны играть столь большую роль в формировании будущего Азии, как Китай, — сказал Кристофер, — С его огромным населением, его географическим охватом, его бога тейшей историей культурного влияния в Азии, его растущей военной мощью и его новым экономическим динамизмом, Китай представляет собой уникальное явление".
Назвав озабоченность Китая по поводу "частного визита Ли Дэнхуэя" необос нованной, Кристофер заявил, что это. событие "не означало изменения в нашей политике по отношению к Китаю и Тайваню. Соединенные Штаты не меняли и не собираются менять свою устоявшуюся политику одного Китая... Политика вовлече ния отражает фундаментальное понимание того, что какие-либо попытки изолиро вать или сдерживать Китай не помогут нашей способности реализовывать значи тельные совместные интересы и держать под контролем значительные разнопла-новые интересы. Мы и не собираемся пытаться это делать"^. (При этом, как это стало абсолютно типично для всех заявлений нынешнего американского правитель ства по вопросам АТР, роль России в регионе в стратегической речи госсекретаря была проигнорирована.)
Конечно, смешно даже думать о возможности изоляции Китая в современных условиях. Что же касается его сдерживания, то после того, как США и их партнерам по НАТО в Европе потребовалось три года, чтобы как-то сдержать 2 млн. сербов, затеявших "этническую чистку" с помощью военной силы на территории бывшей Югославии, позволительно усомниться, что у США имеется такая возможность в Азии'против 1,3 млрд. китайцев. Однако, несмотря на все объективные препятствия и вопреки всем заверениям американских официальных лиц об отсутствии у США подобных намерений, все же создается впечатление, что США постепенно готовятся к сдерживанию (containment) Китая. Тем более, что по выражению известного английского теоретика стратегии М.Ховарда, сдерживание есть по сути дела "модер низированный вариант традиционного баланса сил". Другими словами, американское руководство, по-видимому, начало подготовку к будущим неприятным столкновениям с Китаем в результате, мягко говоря, возможного плохого поведения Китая в Азии и, может быть, других событий, таких, как предстоящее развертывание КНР современ ных мобильных межконтинентальных ракет, способных достичь американской территории.
Такие шаги Вашингтона, как восстановление дипломатических отношений с Вьетнамом, последовательные попытки улучшить отношения с Индией, расширение связей с группировкой стран АСЕАН, активизация американских сношений с Тайванем наряду с сохранением в Тихоокеанском регионе мощнейших военно-морских сил и существенной группировки сухопутных войск достаточно наглядно свидетельствуют об ожиданиях Вашингтона и его начальной работе по подготовке к (неминуемой?) конфронтации с Китаем. (Другим событием в том же духе является усилившееся давление США на Японию с целью заставить последнюю "признать
^"The Washington Post", 26.07.1995. ^"USIA Wireless File", 29.07.1995, pp. 19-20.
Китай в качестве потенциальной угрозы" в рамках американо-японского Договора о безопасности, который американские власти вновь выдвигают во главу политической повестки дня двусторонних отношений.)^
Как и следовало ожидать, возникшие недоразумения между Вашингтоном и Пекином были быстро улажены, ибо ни одна из сторон в данный период не желает необратимо портить двусторонние отношения. Китайский суд осудил Гарри У на 15 лет за шпионаж, и китайские власти тут же выдворили его из страны. Супруга президента США приехала в Пекин на конференцию ООН по проблемам женщин в составе американской официальной делегации, послы заняли свои места. Пекин, в порядке ответного жеста доброй воли, объявил о прекращении им помощи Ирану в строительстве атомных электростанций, и американо-китайские отношения формаль но вернулись в нормальное русло.
Однако основные геополитические разногласия между Соединенными Штатами и КНР — новым военно-промышленным гигантом не только в масштабе Азии, но и всего мира, страной, которая неизбежно бросит вызов американскому господству (по крайней мере в Азии) — сохраняются. И не только сохраняются, но и углубляются в немалой степени из-за непрошенного и часто грубого вмешательства США в дела истинно азиатских государств. Потребуется гораздо больше мудрости, чем та, которая ныне наличествует в официальном Вашингтоне, чтобы сохранять спокой ствие в регионе на протяжении длительного времени.
Выбор для России в данной ситуации вполне ясен: продолжать культивировать партнерство с Китаем, еще более демилитаризовать существующую границу и использовать в своих интересах накапливающиеся в американо-китайских взаимоот ношениях "расхождения в интересах". Свара между Вашингтоном и Пекином летом 1995 г. дала России возможность еще раз продемонстрировать свою лояльность Китаю, публично подтвердив свою поддержку политики одного Китая во время июньского визита в Россию премьер-министра КНР Ли Пэна.
Россия —Япония - США
В текущих взаимоотношениях России с Японией больше разговоров, чем дела. Высокопоставленные российские чиновники очень любят наносить визиты в Японию (где всегда принимают великолепно) для рекламирования "колоссальных перспек тив", якобы имеющихся для японского бизнеса в России. Но фактически-то взаимо отношения между двумя странами заморожены и частенько обостряются, когда, например, российская морская погранохрана начинает обстреливать японских рыба ков, которые зарабатывают на жизнь традиционной ловлей рыбы в океанских водах вокруг Южных Курил, которые Россия считает своей эксклюзивной морской зоной.
Недавно весь мир отметил 50-летие со дня окончания второй мировой войны, но мирный договор между Россией и Японией все еще не подписан, и из-за нерешенного территориального вопроса нет конца трениям между двумя странами. Нынешний всплеск русского национализма не позволит даже самому прозорливому правителю России, которая добровольно рассталась со своей обширной империей, распроститься с несколькими крошечными островами, которые никогда до их захвата Сталиным ей не принадлежали. Поэтому-то японцы и ждут до лучших времен. Они ныне могут позволить себе, не теряя хладнокровия, дожидаться справедливого — с их точки зрения — решения вопроса. В проигрыше оказывается Россия, потому что она тем самым отторгает вторую по величине экономику мира от широкомасштабного участия в процессе экономического оздоровления российского Дальнего Востока, почти полностью заброшенного Москвой. И не только великую экономику, но страну, которая духовно ближе России, чем многие другие страны, где функционирует частное предпринимательство и чья модель развития и уникальный
^America, Japan and the Unmentionable, -"The Economist", 25.02.ю955, р.ЗЗ.
36
опыт правительственного руководства частнопредпринимательской экономикой очень подходит к нынешней российской ситуации.
Некоторые российские так называемые эксперты иногда высказывают мысль о том, что для успешного решения нашего территориального спора с Японией следо вало бы привлечь Соединенные Штаты. Но, спрашивается, с какой стати США станут помогать России выбраться из того тупика, в который она сама себя загнала? Американское руководство более чем удовлетворено нынешней напряженностью, как бы уже органически встроенной в российско-японские отношения. Эта напря женность лишает Японию возможности по-настоящему практиковать политику баланса сил в российско-японо-американском треугольнике, иными словами — использовать крепкие связи с Россией для того, чтобы ослабить слишком тесные "дружеские объятия" США.
Альтернативный партнер для Японии — Китай, в котором еще сильна память о японской агрессии, а также и высока настороженность в отношении японской коммерческой экспансии в регионе. Тем не менее экономическое сотрудничество Японии с КНР успешно развивается. Фактически США и Япония вовлечены в острое соревнование за обширнейший китайский рынок, в то время как Россия с ее традиционным экспортным набором, состоящим из сырья и вооружений, не является игроком в этом состязании.
Возможность японо-китайского сговора несомненно теоретически беспокоит американское руководство, но оно не считает возможность такого сговора реальным. вариантом на ближайшее будущее (хотя, как сказано выше, и пытается настроить Японию против Китая). Во-первых, США хорошо понимают глубину и силу внут ренних противоречий между Китаем и Японией, Во-вторых, в Вашингтоне понимают, что, имея дело с Китаем, Япония постоянно оглядывается на США с целью получить "на всякий случай" какую-то гарантию безопасности. В-третьих, они понимают, что Китай и Япония активно соревнуются за лидерство и коммерческие позиции в Азии, что ограничивает возможности их сотрудничества, помимо японских капитало вложений в китайскую экономику. И, наконец, Вашингтон абсолютно уверен, что он может не беспокоиться по поводу внезапного сближения между Россией и Японией: можно положиться на то, что Москва непременно выберет наихудший для себя курс. Это просто чудо, что на китайском направлении Москва действует абсолютно нетипично для себя. Вероятно, 20 лет отсутствия отношений с Китаем с колос сальными расходами, вызванными сначала милитарязацией российского Дальнего Востока, а затем — его демилитаризацией, дали какой-то позитивный, но, к сожалению, сугубо частный, без обобщений, урок.
Морозец в российско-японских отношениях чрезвычайно благоприятен для тех в США, кто занимается стратегическим планированием: они по-прежнему могут использовать Японию как американскую военную базу в северной части Тихого океана, да к тому же базу, которая сама за себя платит^. И при нынешней ситуации американцы не очень беспокоятся о том, что их трения с японцами по эконо мическим вопросам могут подтолкнуть последнюю на коренное изменение их отношений. Японии некуда деваться — ей приходится идти по направлениям, конт ролируемым США, включая азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество, Азиатский форум и т.д.
Однако для того, чтобы подстраховаться от возможности, хотя и маловероятной, неожиданного российско-японского сближения, США стремятся привязать Японию к... НАТО, таким образом "дисциплинируя" Токио привилегией приобщения его к эксклюзивному "Атлантическому клубу" и фактически вовлекая НАТО — уже с
Согласно Дж.Наю, "японская поддержка как принимающей нации является весьма щедрой — свыше 4,5 млрд. долл. в 1995 японском финансовом году. Нам дешевле содержать войска в Японии, чем дома". ("Federal News Service", 27.06.1995.)
восточной стороны России — в проблему российско-японских отношений^. Таким образом, все время предупреждая Россию о неизбежном предстоящем расширении зоны НАТО на восток, поближе к границам России, американские политики продол жают заигрывать со стратегической идеей двух фронтов, или, выражаясь яснее, "сжатия" России с обеих сторон. На эту стратегию российское военное руководство, естественно, не может не обращать внимания, несмотря на участие России в натовской программе "Партнерство во имя мира".
США - КНДР - Республика Корея - Россия
После окончания холодной войны способ ликвидировать высокую напряжен ность в данном четырехугольнике казался весьма простым: "большие братья" — СССР и США, каждый на своей стороне — должны обеспечить сильные стимулы процессу нормализации на Корейском полуострове, начав постепенно ликвидировать то, что произошло в 1945 г., когда две державы раскололи Корею на две части. СССР признает Южную Корею и установит с ней дипломатические отношения, а США поступят так же в отношении Северной Кореи и "процесс пойдет", как любил выра жаться М.Горбачев, В июне 1990 г. он провел неофициальную встречу с президентом Ро Де У в Калифорнии, а позднее в том же году Москва установила полные дипло матические отношения с Южной Кореей. В 1992 г. уже российский президент Б.Ель цин нанес официальный визит в Сеул, в ходе которого был подписан Договор об основах взаимоотношений между Республикой Корея и Российской федерацией.
Россия имела большие виды на Южную Корею, рассматривая ее как отличную замену Японии в плане инвестиций в российскую экономику и поставок высоко технологичных изделий.
Первой "накладкой" во всем этом процессе стало то, что США не торопились ответить взаимностью и нормализовать свои отношения с КНДР. Вашингтон даже не исключил Северную Корею из своего списка "непристойных стран". Второй неожи данностью оказалось то, что розовые надежды Москвы на горячее стремление Южной Кореи стать локомотивом по вытягиванию России из ее экономических неурядиц оказались не более чем плодом воображения. .
К 1995 г. Россия очутилась в глубоком долгу перед Республикой Корея по займу, предоставленному ей ранее, еще Советскому Союзу, в размере 1,47 млрд. долл. (из обещанных 3 млрд. долл.). В то же время инвестиции корейского бизнеса в россий ские проекты оказались тонюсенькой струйкой по сравнению с тем, что было обещано ранее. (Южнокорейские вложения в экономику России составляют всего лишь 50 млн. долл.)
Северокорейцы, между тем, почувствовали, что Россия их предала, особенно пос ле того как Москва начала уверять мир в том, что пункт о взаимопомощи в случае агрессии, содержащийся во все еще действующем Договоре между СССР и КНДР о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи (1961 г.), якобы более не действует, и после того как Москва на деле свернула военное сотрудничество с КНДР^. Тогда Ким Ир Сен начал придумывать какой-то демарш, с тем чтобы привлечь внимание
Выступая со статьей в официальном печатном органе НАТО, заместитель министра иностранных дел Японии Хироши фукуда подчеркнул, что "есть много общих проблем, которые Япония и НАТО могут решать совместно посредством тесного диалога и сотрудничества, соблюдая мировую стабильность. Одной из наиболее важных совместных забот Японии и НАТО является проблема России".. ("NATO Review", No.4, July 1995, p.25).
В статье 1 Договора говорится: "В случае, если одна из договаривающихся сторон подвергнется вооруженному нападению, со стороны какого-либо государства или коалиции государств и окажется таким образом в состоянии войны, то другая договаривающаяся сторона немедленно окажет военную и иную помощь всеми имеющимися в ее распоряжении средствами", (Отношения Советского Союза с Народной Кореей, 1945—1980. Документы и материалы. М., 1981, с.19б.)
всего мира и войти в прямой контакт с США. Он нашел его в нарушении правил МАГАТЭ, которое ведет наблюдение за атомными электро-станциями в странах, подписавших Договор о нераспространении ядерного оружия. Позднее Ким Ир Сен объявил, что КНДР выходит из Договора о нераспространении (к которому она присоединилась, уступив настоятельным уговорам Москвы, в январе 1992 г.).
Все это произошло в то время, когда США и МАГАТЭ стали подозревать Пхеньян в утайке плутония, который содержится в отработанном топливе построенных Россией северокорейских АЭС, и использовании его для изготовления ядерного оружия.
Проблема превращения Северной Кореи в ядерное государство путем секретного изготовления атомных бомб не должна, говоря реалистически, очень уж беспокоить Россию, у которой сейчас немало других гораздо более крупных забот. Россия, хотя она и построила атомный центр в КНДР, никоим образом не помогала и не помогает последней в создании ядерного оружия. В 1992—1994 гг. отношения России с Север ной Кореей заметно охладились и, как поведал президент Ельцин своим коллегам на встрече "Большой семерки" в Неаполе в 1994 г., Россия даже прекратила поставлять
10
КНДР запчасти для ее сделанного в России оружия. В то же время российское руководство уверено, что если КНДР создаст атомное оружие, или уже создало такое оружие, она никогда не дойдет до такого самоубийственного безумства, чтобы применить его против России или КНР^.
То, что приобретение КНДР ядерного оружия может спровоцировать ядерное вооружение Японии, также не может очень беспокоить Россию — Япония с ее небольшой территорией вряд ли решится применить ядерное оружие против России, и еще надо доказать, что России безопаснее иметь рядом один ядерный Китай, чем ядерный Китай и ядерную Японию. В Москве хорошо понимают, что ядерное воору жение Японии (если этого уже тайно не произошло) будет гораздо сильнее беспокоить США и Китай, чем саму Россию^
Единственное остро беспокоящее Россию соображение в связи с возможностью ядерного вооружения КНДР заключается в том, что демонстративный выход Пхень яна из режима Договора о нераспространении и разрыв его отношений с МАГАТЭ создал бы скверный прецедент, благоприятствующий всем рвущимся к ядерному оружию террористическим режимам и вообще государствам, отказывающимся подписать Договор о нераспространении. Такой прецедент может порушить режим нераспространения, что, определенно, не в интересах России. Ведь сама Россия с большими трудностями и лишь при поддержке и гарантиях США убедила три республики бывшего СССР отказаться от их статуса ядерных государств. Пред ставляется, что, руководствуясь такого рода соображениями, Москва безусловно согласилась бы с невоенными санкциями против КНДР, которые мог бы изобрести Совет Безопасности ООН^. В то же время совершенно очевидно, что ни Россия, ни
l^'The Washington Times", 12.07.1994.
Фактически советский КГБ уже в 1990 г. обнаружил, что в Северной Корее изготовлено ядерное взрывное устройство, В июне 1994 т. газета "Известия" опубликовала полный текст секретной записки тогдашнего председателя КГБ В.Крючкова советскому руководству (No.363-K от 22 февраля 1990 г.), в которой, в частности, говорилось: "По полученным данным, в центре ядерных исследований КНДР, расположенном в г. Енбен провинции Пхенанпукто, завершена разработка первого атомного взрывного устройства. Его испытания в настоящее время не плани руются в интересах сокрытия от мировой общественности и контролирующих международных организаций самого факта производства в КНДР атомного оружия". ( "Известия", 24.06.1994.)
"Если после всего американского шума и пыхтения Северная Корея обретет способность применить ядерное оружие или же способность быстро добиться такой возможности, то ста бильность в Азии, американская роль Азии и нераспространение будут серьезно поставлены под угрозу", — отмечает Г.Киссинджер. ("The Washington Post", 6.07.1994.)
После встречи в Москве с президентом Республики Корея Ким Ен Самом Б.Ельцин заявил, что "если дойдет до того, что КНДР будет стремиться расторгнуть Договор о
39
Китай не одобрили бы какие-либо военные действия против КНДР или молча про глотили бы несанкционированные ООН действия против Северной Кореи (напри мер, если бы США предприняли бомбардировку северокорейского атомного центра).
В то же время суета Москвы вокруг указанной проблемы в качестве "весьма вовлеченной" в этот вопрос стороны позволила ей, так сказать, набить себе цену в дальневосточной дипломатии. Акцией того же порядка — сохранить Россию в гуще событий — было предложение министра иностранных дел РФ А.Козырева созвать международную конференцию для обсуждения вопроса о превращении Корейского полуострова в безъядерный, позднее повторенное президентом Ельциным.
Теперь уже одно совершенно несомненно - так называемый ядерный кризис, связанный с провоцирующим поведением Северной Кореи в отношении МАГАТЭ, был раздут американской администрацией и средствами массовой информации США сверх всякой меры. Вместо того чтобы не придавать особого значения браваде из Пхеньяна, намеренно завышавшего ставки с целью выжать максимум благоприятно го для себя из переговоров с Вашингтоном, американские пресса и телевидение пре вратили очередной северокорейский блеф в реальную и непосредственную угрозу войны в Азии.
Администрация Клинтона с целью умиротворить КНДР летом 1994 г. фактически согласилась с тем, что Пхеньян, видимо, уже обладает двумя—тремя атомными бомбами, и вся американская стратегия свелась к тому, чтобы задобрить его какими-то подачками (включая бесплатное для КНДР — за счет союзников США — строи тельство там двух современных ядерных реакторов) в обмен на обещание Пхеньяна не делать больше ядерных бомб и остаться в Договоре о нераспространении ядерного оружия^.
В октябре 1994 г. было заключено так называемое "рамочное соглашение" США и КНДР, предусматривающее строительство в Северной Корее двух современных ядерных реакторов на легкой воде, которые не производят легко выделяемый из сгоревшего топлива плутоний, и установление дипломатических отношений между США и КНДР в ответ на обещание правительства КНДР заморозить свою программу производства и накопления плутония^. В соглашении, однако, есть один сущест венный недостаток: оно отодвигает по крайней мере на пять лет проведение незави симой экспертизы хранилищ ядерных отходов в Северной Корее (что позволило бы МАГАТЭ определить масштабы изъятия плутония из отработанного топлива для производства атомных бомб) ^. Сам факт договоренности существенно девальвиро вал козырную "северокорейскую карту" России.
нераспространении ядерного оружия, Россия будет вынуждена поэтапно начать решение данной проблемы: сначала предупредить, а затем мировое сообщество должно принять решение о применении санкций в отношении КНДР". ("Известия", 4.06.1994.)
Единственным обсуждением, происходившем в Вашингтоне по этому поводу, были дебаты о размерах взятки, которую необходимо дать Ким Ир Сену, чтобы он принял условия американцев. А Ким Ир Сен собственно для этого весь кризис и затеял) Его кончина в июле 1994 г. дала Вашингтону дополнительные импульс и возможности "купить" северокорейское руководство. В конце концов ему удалось это сделать за 40 млрд. долл. плюс дополнительные льготы северокорейской стороне. Выступая на уже упоминавшихся слушаниях в подкомитете палаты представителей конгрессмен Ким сказал: "Северная Корея явно нарушила Договор о нераспространении... И мне кажется иронией то, что мы должны заплатить им около 40 млрд. долл. за то, чтобы они продолжали соблюдать режим нераспространения, который они и так не должны нарушать. И потом, после этого, мы должны отменить наши ежегодные совместные военные учения (с Южной Кореей — Г.Т.) Кроме того, мы согласились поставлять им нефть на 22 млн. долл. ежемесячно. Они, как я понимаю, используют эту нефть для военных целей". ("Fedeial News Service", 27.06.1995.)
Полный текст этого соглашения приведен в цитировавшейся выше книге "Nuclear Policies in Northeast Asia", pp.251-254.
Соглашение между США и КНДР подверглось суровой критике в американской прессе. "Пхеньян установил опасный прецедент. Дерзко нарушив Договор о нераспространении, он
40
Отчаянные попытки России стать участником сделки путем предложения поставить легководные реакторы (которые Россия, кстати, уже начала проектировать для КНДР) не увенчались успехом из-за оппозиции Южной Кореи и Японии. В дополнительном соглашении, выработанном и подписанном в Куала-Лумпуре, КНДР и США согласились, что реакторы будут изготовлены в основном Южной Кореей при участии Японии и поставлены в КНДР без какой-либо маркировки, которая бы показывала, что они сделаны в Южной Корее.
Таким образом, Россию эффективно оттерли в сторону от сделки. В порядке ком пенсации, что ли, Москва оживила свою дипломатию на северокорейском направ лении. Как явствует из некоторых японских источников заместитель министра ино странных дел РФ А.Панов во время своего визита в КНДР в сентябре 1994 г. пред ложил северокорейцам подписать секретный протокол, который предусматривает организацию совместного производства в республике истребителей МИГ. Утвержда лось, что он также вручил корейской стороне персональное послание президента России, адресованное "Главнокомандующему Ким Чен Иру", в котором Ельцин выра зил готовность России развивать и улучшить многосторонние отношения с КНДР^.
Учитывая, что договор 1961 г. фактически ныне не действует, российское прави тельство предложило правительству КНДР заключить новый договор об основах дру жественных отношений. В его проекте, переданном Пхеньяну, нет статьи о взаимной военной помощи в случае конфликта. Это дало повод южнокорейским газетам писать о скором конце "особых отношений" России с КНДР и о "дипломатической победе" Южной Кореи. Однако вряд ли правильно оценивать окончание отношений, продик тованных холодной, да и горячей, войной на Корейском полуост-рове, в категориях той же. холодной войны. На Корейском полуострове она, к сожалению, вряд ли уже полностью закончилась. Она закончится тогда, когда обе стороны перестанут наби рать очки в дипломатическом противостоянии, а их "большие братья" станут по-дело вому сотрудничать в создании обстановки прочного мира и безопасности в регионе.
Не чувствуя себя в полной безопасности в условиях, так сказать, нарастающей асимметрии обязательств Москвы и Вашингтона, Пхеньян неистощим на выходки, нацеленные на привлечение внимания^.
Однако, несмотря на все соглашения и торжественные обещания Пхеньяна начать активный диалог с Южной Кореей, конца "плохому поведению" Северной Кореи пока не видно. Отчасти это объясняется тем, что Пхеньян не хочет стано виться марионеткой США, хотя многие моменты в поведении "старшего брата" — России — в последние годы его к этому подталкивали. Несмотря на плачевные для России результаты в ее ставке на взаимопонимание с США по корейской проблеме, ввиду ситуации неопределенности, продолжающейся сохраняться на Корейском полуострове, окно возможностей для российской дипломатии остается все еще открытым. Россия может использовать складывающуюся ситуацию для того, чтобы
шантажом добился для себя от Запада статуса получателя иностранной помощи". ("The Washington Times", 23.10.1994). "Негативная сторона этого состоит в том, что другие могут решить начать торговаться, вместо того, чтобы соглашаться на просьбы (МАГАТЭ — Г.Т.) о специальных инспекциях", — заявил Л.Спектор, специалист по нераспространению из фонда Карнеги. ("The Washington Post", 20.10.1994). ^"Известия", 23.12.1994.
В июне 1995 г. правительство КНДР, очевидно, стремящееся выудить какие-то дополнительные уступки у США, сообщило Командованию ООН в Корее, возглавляемому американцами, что КНДР выходит из соглашения по перемирию, которое закончило корейскую войну 1950—1953 гг., хотя Пхеньян и не объявил само соглашение недействительным. В августе 1995 г. северокорейские власти арестовали в порту Чхонджин южнокорейское судно, которое доставило в Северную Корею 5 тыс.т риса из общих гуманитарных поставок в 150 тыс.т даро вого риса из Южной Кореи в Северную, осуществляемых по просьбе КНДР, вынужденной на такую просьбу угрозой голода в стране. Арестованных моряков обвинили в... шпионаже) ("The Los Angeles Times", 10.07.1995.)
внести свой вклад в дело сохранения и укрепления мира на полуострове. Несмотря на все потуги США на глобальную и региональную гегемонию, американское руко водство, по-видимому, уже начинает понимать, что оно совершило большую ошибку, оттирая Россию (да и Китай) от участия в процессе нормализации в регионе. Напря женность в регионе была создана во многом в результате политики покровителей каждой из частей разделенной ими Кореи. И решать проблемы нормализации и ста билизации на полуострове можно только совместными усилиями, даже если исходить из того, что не все стороны пока что стремятся к новому объединению Кореи.
В поисках нового курса
Довольно плачевные для России результаты ее дипломатической деятельности в ходе так называемого корейского атомного кризиса по-видимому подтолкнули мидов-ское, да и высшее российское руководство к переоценке стратегии России на Корей ском полуострове и на азиатском направлении в целом. Такая переоценка была порождена не только вопросом о том, как вести дальше дело с двумя Кореями, но и летним кризисом в американо-китайских отношениях, равно как и необходимостью подготовки к сессии азиатского форума (АСЕАН) в Брунее и к предстоящему визиту президента Ельцина в КНР.
Переоценка эта, по-видимому, происходит со скрипом, ибо касается как бы второстепенного вопроса российской дипломатии, до которого все никак "руки не доходят", ибо на первом плане — Чечня, проблема НАТО, избирательная кампания, федеральный бюджет, неплатежи пенсионерам и шахтерам и уйма других неотлож ных проблем. Однако все же как-то спохватились, очевидно не без толчка со сторо ны премьера Черномырдина, заметившего, что мы можем проспать Азию, как мы в свое время проспали Восточную (ныне — Центральную) Европу.
Насколько можно судить, в российских верхах складывается консенсус в том плане, что неудачи нашей политики на западном направлении могут и должны быть компенсированы успехами на восточном. И хотя еще преждевременно оценивать в полной мере результаты новых веяний в азиатской политике России, некоторые тендеции уже явно ощутимы.
Во-первых, налицо явная тенденция к укреплению военно-политических и воен но-технических связей с КНР, что должно быть воочую продемонстрировано в ходе визита Б.Ельцина в КНР, во время которого планируется подписание большого паке та важных документов. Одним из таких документов должно быть соглашение о производстве российских истребителей по лицензии в самом Китаев В этом году группа генералов Народно-освободительной армии Китая начнет проходить полный курс обучения в Военной академии Генерального штаба РФ^.
Во-вторых, очевидно намерение расширить и укрепить российские связи со странами АСЕАН и Индией.
В-третьих, российское руководство намерено сделать упор на расширение экс порта продукции тяжелого машиностроения и вооружений, явно конкурентоспо собных на азиатских рынках, в страны региона.
В-четвертых, Россия намерена предпринять дополнительные усилия для получе ния членства в организации Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудниче ства (АТЭК).
В-пятых, болезненный вопрос о том, что делать после того, как Россию оттерли от ядерной сделки с КНДР, был, как видно, решен в пользу укрепления связей с Сеулом. Если первоначальная ставка на Республику Корею как на инвестора и поста-
^"Известия", 27.9.1995.
Правда, оторопь берет от того, чему их там будут обучать: "По просьбе китайской сто роны, особый упор будет сделан на изучение опыта проведения крупных наступательных операций на приморских направлениях..." — "Независимая газета", 31.10.1995.
вщика новейших технологий в сфере гражданского производства по ряду причин не материализовалась, то теперь, после фактического отхода Москвы от союза с Пхеньяном, благодарные сеульские власти, по-видимому, готовы "наградить" Россию более активной помощью в восстановлении порушенной "реформой" российской экономики.
В конце сентября 1995 г. премьер-министр В.Черномырдин побывал с официаль ным визитом в Сеуле. Он вновь подтвердил готовность России осуществлять военно-техническое сотрудничество с Южной Кореей, включая поставки российского ору жия в счет погашения российского долга^. Решение вопроса российской задолжен ности сняло в известной мере препятствия для южнокорейских инвестиций в России. Среди наиболее крупных инвестиционных проектов, обсуждавшихся в Сеуле, созда ние корейского промышленного комплекса в Находке с ожидаемым объемом инвес тиций около 0,5 млрд. долл. и два газовых проекта: якутский (25 млрд. долл.) и иркут ский (15 млрд.) с поставкой газа в Южную Корею по двум трубопроводам. Один из них должен пройти по территории КНДР, второй — через Монголию и Китай. Юж ная Корея также выразила заинтересованность в создании производств в европей ской части России по сборке легковых автомобилей с последующей их продажей на российском и европейском рынках^.
В то время как в регионе Восточной Азии сохраняются и накапливаются многие сложные проблемы, российско-американское взаимодействие там по сути дела отсут ствует. Отдельные встречи российских и американских экспертов по Азии в госде партаменте США или российском МИДе не ведут к каким-либо заметным сдвигам в сторону сотрудничества. А проблемы региона ныне касаются не только и не столько безопасности, сколько экономики и благосостояния населения.
Все страны региона страдают от ухудшающейся экологической ситуации в Севе ро-Восточной Азии, что в первую очередь затрагивает аборигенов Америки, Канады, России и Японии. Рост преступности и терроризма, который становится все более жестоким и наглым, происходит во всех странах региона, равно как и производство и торговля наркотиками. Пиратство, бич XVIII в., вновь на подъеме, особенно в Юж но-Китайском море. Некоторые смертельные болезни, считавшиеся навсегда побеж денными, вновь угрожают здоровью и жизни десятков тысяч людей. Таковы некото рые из проблем, в решении которых необходимо тесное сотрудничество всех стран АТР, если мы хотим оставить своим внукам мир, в котором можно и стоит жить.
Вот почему такие инициативы, как международная конференция по использо ванию земель в бассейне реки Уссури, прошедшая в Харбине в феврале 1995 г., или же обсуждение состояния экологии в Арктике на международном семинаре в Норильске в августе 1995 г., или щедрая помощь Японии России в постройке обору дования для переработки жидких радиоактивных отходов российского Тихоокеан ского флота, значат ничуть не меньше для создания обстановки стабильности и спокойствия в регионе, чем регулярные встречи дипломатов.
^^ '
Соглалсно ранее достигнутой договоренности, Россия согласилась погасить свой долг Сеу лу за предоставленный заем поставками военного оборудования (45%), вертолетов (5%) и других товаров (50%). В соответствии с договоренностью Южная Корея в течение трех лет получит военной техники на сумму в 209 млн. долл. Военные поставки включают танки Т-80, БМП-З, противотанковые управляемые ракеты и зенитные ракеты для стрельбы по низколетящим целям ("Игла-1"). Hongchan Chun, Ziegler Ch. The Russian Federation and South Korea. Report at the 27th National Convention of the American Association for the Advancement of Slavic Studies, ^"финансовые известия", 28.9.1995, ******************************************************
Введение.
На современном этапе мирового развития все более возрастает роль общественного сознания. В немалой степени это касается религии.
Сегодня большинство населения земного шара воспринимает действитель ность в рамках религиозного мировоззрения. Религиозные представления и моральные ценности по-прежнему выступают как фактор мотивации социаль ной активности многомиллионных масс верующих, как программа широких общественных движений. Ярким примером этого явления служит теология освобождения, широко распространившаяся в католических и протестант ских массах.
Родилась новая теология в Латинской Америке. Ее ..крестным отцом" считают средневекового епископа Бартоломе де Лас Касаса, а некоторые идеологи видят ее корни также в трудах и деятельности прогрессивных мис сионеров (А. де Монтесиноса, X. де Акосты, Б. де Саагуна) и священников, боровшихся за независимость испанских колоний (М. Идальго и X. М. Мо-релоса). Однако большинство теологов освобождения выводят свое учение из документов II Ватиканского (XXI Вселенского) собора (1962-1965 гг.) и II Конференции латиноамериканского епископата (СЕЛАМ) в Медельине (1968 г.).
II Ватиканский собор не случайно стал побудительным импульсом тео ретической и практической деятельности обновленческих сил. Наиболее важный итоговый документ Собора — Пастырская конституция „О церкви в современном мире" („Гаудиум эт спес", 1965 г.) - закрепил пересмотр христианской концепции о спасении души, по традиции отделявшей духов ное (вечное, связанное с Небесным или Вечным городом, Царством Божьим, Будущим или Новым миром, Новым жилищем, Новой землей, Спасением) от светского (временного, мирского, земного города, повседневной жизни, существующей Земли, земной жизни, земного прогресса). Если ранее духов ное подавалось как первостепенное, а земное - как не столь важное из-за своей краткосрочности, то Собор акцентировал внимание христиан на ..че ловеческой истории", ,,земных задачах", необходимости служить людям со временного мира, „братски сотрудничать на службе человеческой семье", ..внести значительный вклад в процветание человеческого рода и мир в мире". Более того, в документе недвусмысленно отмечается, что „христианин, пре небрегающий своими земными делами, своим долгом по отношению к ближ нему... подвергает опасности свое вечное Спасение" (,,Гаудиум эт спес", 76, 21,93,72,43).
В ,,Гаудиум эт спес" и другой пастырской конституции - ,,0 церкви" („Де Экклезия", 1965 г.), основанных на доктрине о богатых и бедных странах, была поставлена проблема развития. Собор высказался за необходимость реформ, которые способствовали бы росту доходов населения „третьего мира", улучшению условий труда, обеспечению полной занятости. Какие конкретно имелись в виду реформы, не уточнялось. Четко подразумевалась только аграрная реформа — речь шла о распределении недостаточно обраба тываемых земель среди ..знающих им цену", но при обязательной компен сации в пользу бывших владельцев.
Отмечалось, что развивающимся странам следует в первую очередь рассчи тывать не на помощь из-за границы, а на внутренние резервы — на использо вание своих ресурсов, культуры, традиций.
Координирование и стимулирование развития, а также равномерное рас пределение технической, культурной и финансовой помощи возлагались на международные организации.
II Конференция СЕЛАМ, которую называют также по месту ее проведе ния ,,Медельин" или по ее значимости — „латиноамериканский собор", интер претировала идеи Собора, исходя из местной ситуации, по словам одного из теоретиков теологии освобождения, живущего в Мексике аргентинского философа и теолога Энрико Дюсселя, использовала ,,язык освобождения, говорила о зависимости и господстве, о международном империализме денег" и „знаменовала переход от слаборазвитости к теории освобождения".
В послесоборный период среди католиков начинается усилившее ся в последние десятилетия расслоение, приведшее к размежеванию сил традиционалистов (интегристов) и прогрессистов — сторонников об новления, часть которых фактически действует параллельно официальной церкви.
Традиционная христианская теология как абстрактные размышления о Боге, объяснение божественного Откровения уже не способна увлечь ве рующих: их все в большей степени волнуют самые земные и конкретные проб лемы. В развивающихся странах это, очевидно, политическое и экономическое освобождение от засилья иностранного капитала, а также сближение нацио нальной церкви с борьбой за социальный прогресс.
Глубокие изменения в общественном сознании, вызванные развитием революционных процессов, включением масс верующих в борьбу против им периализма, за национальную независимость, демократию и социализм, по будили ряд теологов (богословов) задуматьсяянад тем, как дополнить като лическую социальную доктрину таким образом, чтобы в ней можно было найти рекомендации для решения земных проблем и прежде всего опреде лить поведение христианина в революционной ситуации. Протестантские и католические теологи (богословы) , стремящиеся к обновлению христианства и пытающиеся вписать его в контекст современной социальной действитель ности с ее сложными проблемами, начинают создавать новые социальные теологии, или теологии родительного падежа (революции, надежды, развития, политическую), ориентированные по преимуществу на интерпретацию совре менного исторического процесса.
Попытки совместить веру в Бога с участием в революционном движении привели в 1964 году к возникновению внутри протестантизма концепции
теологии революции, необходимость разработки которой была обоснована протестантским теологом Гарвеем Коксом, утверждавшим, что сегодня че ловек направляет свою жизнь только в ее „естественном, посюстороннем из мерении" и что представление о сверхъестественной реальности, определяю щей человеческую жизнь, исчезло.
Основные положения теологии революции прозвучали на конференции в Женеве, созванной Всемирным советом церквей в 1966 году; в 1968 го ду разработки этого учения появились и у католических теологов — бразиль ца Уго Ассмана, бельгийского миссионера Жана Комблена, проживавшего сначала в Бразилии, а затем в Чили, бразильского архиепископа Олинде-и-Ресифе Эльдера Камары и др.
Протестантский теолог Жорж Казалис говорил, что ..теология револю ции требует революции в теологии", подразумевая неспособность традицион ной теологии с ее неподвижной и статичной концепцией освещать современ ный мир во всем его многообразии^. И теология революции исходила из „исконной революционности христианства" — борьбы Христа, апостолов и различных еретиков против фарисеев^. Большинство теологов революции начали связывать спасение души от греха с борьбой против эксплуатации, за построение более справедливого общества, но предпочитали ненасильст венные действия, хотя в сложившейся ситуации не могли полностью отрицать допустимость применения насилия. Э. Камара, в частности, заявлял: „Я против насилия, но не осуждаю священников, которые его избрали. Я их понимаю... Насилию подвергает массы кучка обладающих привилегиями и властью'"^.
Теология революции подразумевала борьбу с отдельными, наиболее во пиющими ..злоупотреблениями" капитализма при сохранении его основ.
Теология надежды Юргена Мольтмана призывает покончить с абстракт ным и формальным толкованием Библии, соотнеся последнюю с современ ной социальной реальностью, чтобы обнаружить, что Библия несет в себе надежду на свободу.
Политическая теология И.-Б. Метца претендует на обновление социаль ной доктрины церкви новейшими научными достижениями, на укрепление связей с широкими массами трудящихся, на связь с их социально-политиче скими устремлениями и т. д.
В известной мере можно отнести к прочим идейным источникам теологии освобождения попытки теологий родительного падежа повернуться к мир ской тематике и создать модель такого христианства, которое окажется способным занять определенную позицию в конкретной социальной и поли тической ситуации. Однако теология освобождения не является ни ..ответв лением", ни .продолжением" политической теологии, или теологии надеж ды, потому что „первое место в теологии освобождения занимает практика, а теологическое отражение практики находится на втором месте"^. В то же время она заимствовала многие свои идеи из теологии революции, с которой в целом совпадает по социальной направленности.
В результате спада леворадикального движения и установления фашист ских режимов в ряде латиноамериканских государств мелкая буржуазия
16
отдельных стран континента отшатнулась от революции. После 1970 года теологи революции перешли на неокапиталистические позиции и трансфор мировались в теологов освобождения.
В „Новой британской энциклопедии" теология освобождения оп ределяется как .движение, которое пытается применять религиозную ве ру, помогая бедным и угнетенным через вовлечение последних в полити ческую и гражданскую деятельность; осуждает социально-экономические структуры, порождающие неравенство, и активно участвует в изменении этих
структур"^.
Институт истории Центральной Америки считает теологию освобожде ния ..новым способом жить в церкви и мыслить о ней", ..новой моделью церкви в рамках официального единства", .движением за обновление церк ви изнутри" .
Теологи освобождения подхватывают именно критическую линию новых европейских социальных теологий, заимствуя и переосмысливая положения, наиболее полно отвечающие специфическим условиям Латиноамериканско го континента.
Идейными источниками теологии освобождения явились также лучшие традиции национальной самобытной культуры латиноамериканских стран, освободительные идеи многих поколений борцов за политическую и экономи ческую независимость континента, за права человека и христианский социа лизм, католический персонализм^ Эммануэля Мунье, религиозно-философ ское учение Пьера Тейяра де Шардена, марксизм в его социально-экономи ческом и политическом аспектах.
Конец 60-х годов стал для основоположников теологии освобождения временем глубоких раздумий, вызванных бурными революционными процес сами на континенте и изменившейся церковной практикой. Однако следует отметить, что основы теологии освобождения еще в марте 1964 года на встре че латиноамериканских теологов в Петрополисе изложил перуанский священ ник профессор теологии Густаве Гутьеррес. Во время последующих ветре" в июне и июле 1965 года в Боготе и Гаване он продолжил свои разработки этого направления. В 1969 году в Монтевидео вышла небольшая книга под названием „К теологии освобождения", содержавшая основные положения выступления Гутьерреса в перуанском городе Чимботе (июль 1968 г.) .избрав шего тогда эту тему вместо порученной ему разработки теологии раз вития. В ноябре 1969 года Гутьерресу предложили сделать докладе теологии развития на конференции в Картиньи, близ Женевы, но он вновь говорил о теологии освобождения. Эти два доклада впоследствии легли в основу ere книги ..Теология освобождения. Перспективы" (1971 г.). Большинство исследователей полагают, что выход этой книги дал имя новой теологии, хотя такое название фигурировало в статьях латиноамериканских теологов уже с 1968 года.
С 1968 по 1971 год в Латинской Америке состоялось множество собраний, симпозиумов, встреч, конференций прогрессивных теологов, обсуждавших основные аспекты будущей теологии, вышло немало бюллетеней, книг, статей. Только за период с марта 1970 года по июль 1971 года в восьми конфереп-
циях по теологии освобождения приняли участие не только теологи различных стран континента, но и некоторые радикально мыслящие теологи Западной Европы и США. Начиная с 1971 года росло число встреч, симпозиумов, кон ференций, причем как национальных, так и региональных, и общеконтинен тальных.
Говоря об идейных истоках теологии освобождения, следует подчеркнуть, что они отнюдь не исчерпываются обновленными теологическими положения ми новых европейских теологий и христианского социализма 60-х годов. В сочинениях ее главных идеологов Густаве Гутьерреса, Леонардо Боффа, Уго Ассмана и др. в модифицированном виде используются экзистенциали-стско^-герменевтическая" методология и некоторые положения неомарк сизма и теоретиков социальной практики из Франкфуртской школы" -Юргена Хабермаса и Герберта Маркузе. В известной мере это можно объяснить тем фактом, что большинство теологов освобождения учились в европейских университетах в период наивысшей популярности взглядов „новых левых"" в молодежной и студенческой среде. Кроме того, нельзя не учитывать и того немаловажного обстоятельства, что значительную часть латиноамериканско го клира составляют иностранцы — выходцы из Западной Европы и США.
Теологи освобождения признают идейный плюрализм, который, по их утверждениям, способствует поиску конкретных решений, адекватных реаль ной ситуации.
Латиноамериканские теолога освобождения построили свою концепцию на .исключительности" Латинской Америки: с одной стороны, католицизм здесь является ,,народной религией", отражающей нужды и чаяния масс тру дящихся, а с другой - тут, по их мнению, сегодня находится центр мирового революционного движения. Общее в различных течениях теологии освобож дения связано с похожестью практической ситуации стран „третьего мира", являющейся исходным пунктом этой теологии.
Очевидно, что речь идет не о выходе из церкви, а о модернизации тради ционных догматики, доктрины, обрядовости в сторону их максимального приспособления к современности. О теологии освобождения судят по кри терию, находящемуся вне ее, - на основе реальной исторической борьбы за освобождение, понимаемой как „конкретное, реальное, материалистическое освобождение человека"^.
Один из латиноамериканских теологов освобождения - аргентинский иезуит Хуан Карлос Сканноне - отмечал, что эта теология не является хри стианской идеологией революции. В традиционной христианской теологии освобождение понимается как эсхатологическое" спасение человека от гре хов, которое должно произойти в потустороннем, загробном мире. Теологи освобождения имеют в виду историческое освобождение и смотрят на мир „под углом революционного процесса в Латинской Америке"^.
Взяв за основу многие положения латиноамериканской теологии осво бождения, африканские богословы разрабатывают свою - негритянскую (африканскую) - теологию освобождения, связывая религиозную веру с борьбой против апартеида. Африканская теология освобождения противо поставляет себя традиционной католической теологии как слишком европей-
ской белой" и „мужской", теснейшим образом связанной с интересами господствующих классов, игнорирующей интересы бедных и угнетенных и узаконивающей систему экономического господства. Африканские теоло ги освобождения связывают свою теологию также и с эмансипацией и африка-низацией местных церквей".
Интерес к теологии освобождения растет и в развитых капиталистических странах.
В связи с распространением теологии освобождения многие деятели католической церкви констатируют „конец эры миссий^ и начало солидар ности" в виде „центрифужной циркуляции идей по кругу Север — Юг — Се вер". Итальянский теолог Эрнесто Бальдуччи пишет, что „каравеллы возвра щаются обратно^ и ..третий мир" уже начал отдавать церкви то, что было
им от нее получено"^.
О теологии освобождения написано очень много. Различные зарубежные авторы предлагают по большей части следующую периодизацию этого движе ния: 1962-1968 годы - подготовительный период (от Собора до Медельина); 19(,9—1976 годы — время формирования; с 1977 года по настоящее время — период систематизации.
В 1976 году на конференции в Дар-эс-Саламе (Танзания) теологи осво бождения определили себя как ^теологическое выражение „третьего ми ра"». Тогда была создана Экуменическая" ассоциация теологов „третьего мира". Теология освобождения шагнула на все континенты; в США она пред ставлена черной теологией, борющейся за гражданские права негритянского на селения; в Европе — это движение за солидарность с „третьим", а также с „четвертым" миром, то есть с бедняками и маргиналами промышленно развитых стран. К теологии освобождения примкнули также феминистские, экологические, пацифистские и антиядерные движения христианского направ ления.
Учитывая ход и масштабы распространения идей, советская историогра фия с известной долей условности предлагает следующую периодизацию латиноамериканской теологии освобождения .
Первый этап (1968—1972 гг.) характеризуется подъемом революцион ного движения на континенте и активным включением верующих и части духовенства в борьбу за национальное и социальное освобождение.
Победа в Чили правительства Народного единства во главе с Сальвадо ром Альенде, приход к власти в Перу, Боливии, Эквадоре и Панаме патрио тически настроенных военных стимулировали активность прогрессивно мыс лящих священнослужителей, которые под влиянием II Конференции СЕЛАМ стремятся осмыслить происходящие на континенте революционно-освобо дительные процессы с новой теологической позиции. Основы нового направле ния заложила книга Гутьерреса ..Теология освобождения. Перспективы". В том же 1971 году в Чили возникает движение „Христиане за социализм", которое признает теологию освобождения выражением своего стремления соединить участие в построении социализма с религиозной верой. Вскоре это движение распространилось в Перу, Колумбии, Мексике, Аргентине, Эквадоре, Уругвае.
В то время как европейские теологи считали теологию освобождения специфически латиноамериканской, рядовые христиане во франкистской Испании создали первое европейское движение „Христиане за социализм" (1973 г.). Через три месяца аналогичное движение появилось в Италии, в 1975 году - в Португалии, Бельгии и Франции, позднее - в ФРГ, Австрии, Нидерландах, США и Канаде^.
Движение „Христиане за социализм" считает, что сегодняшние христиане должны вместе с марксистами участвовать в революционной практике и это для христиан не только историческая необходимость, но и моральный долг. Один из основателей движения, чилийский левый католик Густаве Арройо, говорил: „Мы исходим из теологического постулата о том, что вера не может быть абстрактной. Напротив, она требует освобождения человека. Несомнен но, при этом речь идет о процессе политического освобождения от угнетаю щих человека социально-экономических условий. Без политических условий освобождения вера не полна"^. И Арройо выступает за непосредственное сотрудничество с марксистами, заявляя: „Мы не можем позволить себе рос кошь выбора союзников; наши союзники - это те, кого нам предлагает жизнь, а не кто-то иной... Поэтому в условиях необходимости эффективной революционной деятельности философские расхождения между христиана ми и марксистами отходят на второй план"^.
Некоторые участники движения „Христиане за социализм" стали впо следствии видными идеологами теологии освобождения (Густаве Арройо, Джулио Джирарди и др.). В целом на первом этапе начинается оформление теологии освобождения как течения латиноамериканской католической церкви.
Второй этап (1973—1979 гг.) можно определить как период уточнения основных положений теологии освобождения на базе опыта революционной борьбы против репрессивных военных режимов.
Свержение в результате военного переворота правительства Народного единства в Чили и уход с политической арены патриотически настроенных правительств Перу и Боливии вызвали некоторый спад революционно-осво бодительного движения и наступление реакции во многих странах конти нента. В орбиту развернувшихся массовых репрессий попали и прогрессив но мыслящие священнослужители. Однако, несмотря на террор и репресии, все большее число представителей духовенства включается в борьбу против антинародных диктатур, подвергая острой и аргументированной критике проповедуемую реакционной военщиной доктрину национальной безопасности.
Теология освобождения распространяется вширь и вглубь. Появляется множество работ, уточняющих ее положения на основе практического опыта участия христиан в революционно-освободительных процессах. Теология освобождения приобретает массовую социальную базу среди верующих бед няков, объединенных в христианские низовые (базовые) общины. Начинает ся процесс объединения теологии освобождения с движением христианских низовых общин, укрепляется народная церковь, сторонники которой тяго теют к контактам с левыми силами.
Третий этап (1979-1985 гг.) характеризуется новым подъемом револю ционно-освободительной борьбы на континенте, вызванным победой Санди-нистской революции в Никарагуа. Идет процесс восстановления демократи ческого гражданского правления в Эквадоре (1979 г.). Перу (1980 г.), Гон дурасе (1981 г.), Боливии (1982 г.), Аргентине (1983 г.), Уругвае (1984 г.), Бразилии (1985 г.).
Активное участие широких масс верующих и духовенства в Ника рагуанской революции явилось мощным импульсом дальнейшего углуб ления и распространения в общеконтинентальных масштабах основных по ложений теологии освобождения. Более того, идеи теологии освобождения начинают находить своих приверженцев в развивающихся странах Азии и
Африки.
Вместе с тем данный этап отличается и массированным наступлением кон сервативных сил. Если на первых двух этапах борьба против теологии освобож дения велась стихийно (что отчасти связано с тем, что она еще находилась в стадии становления и не получила широкого распространения), то на треть ем этапе, когда теология освобождения проникла на все этажи церковной иерархической лестницы и привела к консолидации народной церкви, серьез но обеспокоились и Ватакан, и консервативное духовенство, и власть иму щие Латинской Америки, и администрация США.
Начало критики теологии освобожденияяположила III Конференция СЕЛАМ, фактически совпавшая по времени с победой революции в Ника рагуа. На этой конференции существенному пересмотру были подвергну ты решения Медельинской конференции. Ватиканская инструкция „О некоторых аспектах теологии освобождения" (1984 г.), резко критикую щая последнюю, была подкреплена практическими шагами — дисципли нарными санкциями в отношении идеологов теологии освобождения Густаве Гутьерреса и Леонардо Боффа, а также в отношении занимавших мини стерские посты в сандинистском правительстве Никарагуа священников -братьев Эрнесто и Фернандо Карденаль, Мигеля д'Эското и Эдгара Парра-леса.
Четвертый этап (с 1986 г. по настоящее время) — укрепление теологии освобождения в идейном и организационном плане, расширение контактов латиноамериканских теологов освобождения с африканскими, азиатскими и европейскими последователями. Особое значение приобретает вопрос о стратегическом союзе прогрессивно мыслящих христиан с левыми силами в ходе диалога и сотрудничества, в борьбе за демократию и социальную справед ливость во многих странах Латинской Америки.
Учитывая неуклонный рост рядов сторонников теологии освобождения в развивающихся странах, Ватикан продолжает попытки ассимилировать тео логию освобождения.
Папа Павел VI (Джованни Баттиста Монтини, 1963—1978 гг.) осудил обновленческие поиски леворадикальной теологии как не соответствующие духу Священного писания. Однако ряд представителей католической выс шей церковной иерархии, особенно в Латинской Америке, увидели в теоло гии освобождения большой прогрессивный потенциал. Сторонники теологии
освобождения широко использовали энциклику^ папы „Популорум про-грессио" (1967 г.), целиком посвященную проблеме развития.
Еще летом 1979 года Международная теологиччская комиссия католиче ской церкви выступила с заявлением „О продвижении человека и христиан ском спасении"^, в котором теология освобождения критиковалась как подчиненная марксизму и ориентированная на социалистические страны. Таким образом была сделана попытка „отторгнуть теологов освобождения и блокировать сам процесс освобождения внутри и вне церкви"^.
III Конференция СЕЛАМ также осудила народную церковь за исполь зование марксистского анализа.
Нынешний папа Иоанн Павел II (Кароль Войтыла, папа с 1978 г.) не однократно высказывался против теологии освобождения. В ччстности, еще в январе 1979 года он заявил, что политическое, экономическое и социальное освобождение не совпадает с христианским Спасением в потусторонней жиз ни. В феврале того же года он рекомендовал радикалам осуществить пере ориентацию на „свободу, данную нам Христом.
После посещения Никарагуа в 1983 году Иоанн Павел II распорядился, чтобы Конгрегация доктрины веры занялась специальным изучением обнов ленческих тенденций в теологии. В послании епископату Африки папа Вой-тыла, в частности, отметил, что церковь не может принять ..анализ, основан ный на классовых расхождениях и классовой борьбе", так как это „вредит жертвам несправедливости"^.
Предостерегая верующих от политической направленности теологии освобождения, официальная церковь попыталась заменить ее своей версией, основанной на догматической^ теологии, что нашло отражение в двух Ин струкциях Конгрегации доктрины веры, о которых упоминалось выше.
Значительная часть епископов мира встретила первую Инструкцию мол чанием. В левокатолических кругах возникли недоумение, волна протестов. Прогрессисты оценили этот документ как весьма схематичный, чуждый проб лемам Латинской Америки, составленный под явным давлением консерва тивного епископата.
Более дальновидные церковные деятели понимают необходимость приспо собления социальной доктрины католической церкви к особенностям разви вающихся стран. После четырехнедельного пребывания в Бразилии, Перу, Боливии и Чили архиепископ Малина (Брюссель, Бельгия) кардинал Годфрид Данеелс заявил: „Мы не можем упустить этих людей, мы должны поддержать теологию освобождения"^.
Поэтому вторая Инструкция дала позитивное изложение доктрины о сво боде и освобождении. Теология освобождения подспудно присутствует во всей аргументации, ей противопоставлена альтернативная доктрина, основан ная на христианском учении о человеке.
Проблеме развития посвящена седьмая энциклика Иоанна Павла II ,,Сол-лицитудо реи социалис" (1987 г.). Впервые в официальном документе като лической церкви предлагалось отдать церковные богатства бедным — про дать излишки церковных украшений, чтобы дать „многим, лишенным на дежды", хлеб, воду, одежду и жилье.
22
Идея „поворота к бедным" (чтобы церковь стала такой же бедной, как Христос и Франциск Ассизский) была высказана папой Войтылой на Рожде ство 1988 года, причем он утверждал, что такое решение было принято им еще в октябре 1986 года, во время организованного католической церковью совместного богослужения представителей разных конфессий в Ассизи (Ита лия) .
„Соллицитудо" впервые представляет социальную доктрину католиче ской церкви не как альтернативный христианский третий путь, а как этиче скую задачч направления всех людей к общему благосостоянию. Энциклика предлагает не ,,макет идеального общества", а христианский идеал справед ливости. С теологической точки зрения документ говорит о грехе и даже о ..структуре греха", заявляя, что при наличии греха прогресс очень затруд нен, если не невозможен. На семинаре Итальянской конфедерации профсою зов трудящихся по этой энциклике Иоанна Павла II (Франция, 1988 г.) гене ральный секретарь Итальянской епископской конференции Камилло Руини подчеркнул, что „Соллицитудо" ..оценивает библейское освобождение не как альтернативное развитие, а как возможность изменения ситуации к луч шему путем коренного преодоления изнутри логики борьбы и систематиче ских противостоянии"^.
Отношение папы к теологии освобождения, очевидно, не меняется. В 1988 году, во время очередной поездки по Латинской Америке, Иоанн Па вел 11 повторил, что теология освобождения „не должна развиваться исклю чительно в экономической области или вести к классовой борьбе как к един ственно возможному решению", но должна способствовать „полному челове ческому освобождению, не избегающему трансцендентности"^.
Делаются попытки провести в определенном смысле ревизию теологии освобождения, выделяя так называемый „польский вариант", подразумеваю щий освобождение человека от социализма и коммунизма. В связи с этим в начале 1990 года при обсуждении доклада известного польского теолога Юзефа Тишнера на конференции в Каракасе (Венесуэла, 1989 г., док. 22-24) представители итальянской левокатолической группы, формирующейся во круг журнала „Тестимоньянце", выступили в защиту теологии освобождения.
В отличие от традиционной официальной теолоти, теология освобожде ния исходит не из Священного писания, а из практики, из жизни. Размыш ления в ней — вторичный акт: интерпретация реальной ситуации, которая для этих теологов первична, осуществляется в соответствии с источчиками христианских традиций.
Теология освобождения прежде всего интересуется социально-полити ччским аспектом (освобождение угнетенных), затем — антропологическим (построение качественно нового общества путем изменения души человека) и только потом — традиционно теологическим (освобождение от греха как корня всякого угнетения). Поэтому теологи освобождения отдают предпочте ние общественным наукам и постоянно подчеркивают, что используют марк систские методы анализа, особенно экономического характера (динамику развития капитализма, отношение к транснациональным корпорациям, прин цип распределения доходов), а также классовую и идеологическую борьбу,
проблему отчуждения, историзм. Их вождем остается Христос, а Маркс для них — „товарищ по пути", как заявили братья Леонардо и Клодовис Бофф^.
Характерно, что для теологов освобождения, в отличие от христианских традиций, бедные - не объект, а субъект освобождения. Эти теологи убежде ны, что если угнетенные не возьмут в свои руки дело собственного освобож дения, то последнего попросту не будет.
Сторонники теологии освобождения связывают все несправедливости с капиталистической системой и сччтают грехом страдания народа. Святые мученики для них — колумбийский священник Камило Торрес и сальвадор ский архиепископ Оскар Арнульфо Ромеро.
Само освобождение теологи этого направления понимают как трехсто ронний процесс, состоящий из социологического анализа, вскрывающего формы эксплуатации, осознания эксплуатируемыми факта эксплуатации и, наконец, многообразной борьбы с угнетателями (от легальной политической борьбы до партизанской войны). Отдельные, близкие к анархистским или даже ультралевацким группировкам разновидности теологии освобождения объявляют классовую борьбу вечной категорией, отождествляя ее с постоян ным конфликтом добра и зла.
Теологи освобождения поддерживают традиционный христианский догмат о любви к ближнему, видоизменяя его суть: всеобщая любовь возмож на только при отсутствии эксплуатации. В программном заявлении 80 чилий ских священников — основателей движения ..Христиане за социализм" от мечалось, что любить бедных означает участвовать в политической борьбе за их освобождение, а любовь к эксплуататорам подразумевает лишение их средств эксплуатаций^.
Представитель второго поколения теологов освобождения — бразиль ский францисканец Л. Бофф не считает Маркса ни вдохновителем, ни .арест ным отцом" теологии освобождения. Однако он признает, что Маркс помо гает понять логику накопления капитала и сам процесс эксплуатации, а „что бы бороться против бедности и несправедливостей, христианская теология должна лучше знать экономические и социальные механизмы, производя щие бедность"^. Л. Бофф уточнил: ,,Маркс помог нам понять, что дейст вия религиозного характера не ограничиваются только религиозным аспек том. Они включают и политический, и экономический, и идеологический уровни"^.
Г. Гутьеррес справедливо констатировал, что Маркс не изобретал клас совой борьбы, но лишь проанализировал ее причины. Идею примирения клас сов теологи освобождения считают самообманом. По их мнению, долг теоло га — научить рабочий класс идее о неизбежности классовой борьбы и необхо димости включения в нее трудящихся^. Г. Гутьеррес заявил, что через 12 лет после его знаменитой монографии о теологии освобождения он уже не упо требляет многих свойственных последней выражений как из-за того, что они „отдают марксизмом", так и потому, что они могут быть плохо поняты^. В то же .время некоторые теологи освобождения пытаются дополнить Маркса религиозной трансцендентностью и пророчествами. Они предлагают
..оригинальный социализм, основанный на христианстве" и ликвидирующий классовую борьбу путем ..духовного преобразования" эксплуататоров. Ожи дается-, что таким образом капитализм якобы сможет эволюционным путем преобразоваться в социализм.
Один из латиноамериканских ревизионистов, А. М. Ферре, признавал: „Как Гутьеррес, так и я „разрушаем" марксизм, с тем чтобы восстановить его в другом смысле". Разница состоит в том, что он ..пытается покончить с ним одним способом. Другие, в том числе и я. делают это иначе"^ .
Традиционные христианские догматика и символика в теологии освобож дения приобретают иные формы, зачастую максимально приближенные к мест ным условиям.
Основная почва теологии освобождения — базовые христианские общи ны из 10—30 членов каждая, изредка во главе со священником, изучающие Библию и старающиеся оказать помощь беднейшему населению в удовлетво рении непосредственных нужд — обеспечении водой, пищей, одеждой и жиль ем. В некоторых общинах организуют группы матерей, создают ясли для де тей общины и т. д.
Для низовых христианских общин такого рода практиковать евангель скую любовь означает „разделить с бедными и угнетенными хлеб, труд, время, горести и надежду на освобождение, создать на Земле первые зерна Царства Божьего"^.
По словам Гутьерреса, основной метод теологов освобождения индук тивен: он состоит в том, чтобы увидеть проблемы, затрудняющие жизнь, решить („судить"), что об этом говорит Священное писание, а затем дейст вовать, то есть решать эти проблемы в свете веры^.
Большой упор делается на устное слово, потому что в ..третьем мире" мало читают или смотрят телевизор, но часто и много слушают проповедую щих, особенно по повсеместно распространенному радио.
Теология освобождения представляет собой утопическую обновленческую концепцию, отражающую стихийный социальный протест верующих масс. Как отмечал влиятельный испанский еженедельник „Камбио-16", это ..серия альтернативных представлений, рассеянных в большом количестве книг, статей, листовок и проповедей".
Под общим названием теология освобождения объединяет различные, нередко весьма разнородные течения, связанные общей методологией прочте ния библейских текстов в свете современных событий, положения бедней ших слоев населения, их борьбы и требований. У теологов освобождения грех становится социальным грехом эксплуататорских классов, в частности империализма; воскресение бедняков они видят в национальном освобожде нии и в социальной революции, включающей революционную борьбу^.
Наиболее важные различия течений определяются приоритетным на правлением на пастырскую практику, этнический и культурный аспекты (расовая проблема), социально-политический аспект, практику революци онных групп. Против последнего из них и были прежде всего направлены выступления консервативной части католической высшей церковной иерар хии.
В Латинской Америке немногим более 3% епископов являются сторон никами теологии освобождения^, Значительно больше поддерживающих эту теологию священников. В 1968 году в Аргентине появилась организация, позднее названная Движением священников для „третьего мира", которая выступает с осуждением „несправедливостей капитализма, империализма и неоколониализма"^. *************************
Вот почему Миропиеву — весьма основательному, кстати говоря, знатоку не только исламской, но и христианской теологии — удалось доказать, что не только Мюллеру, но и Соловьеву «не хватило смелости утверждать, что Мухаммед был особый избранник Бога, специально посланный Им возвестить Свою волю арабам, что он боговдохновенное лицо, глашатый Бога» [ 2, с. 94, 95].
Миропиева можно считать победителем и в дискуссиях о фундаментальных принципах ислама с современными ему российско-мусульманскими мо дернистами, пытавшимися реабилитировать свою религию (притом не только ее суннитскую, но и шиитскую поросли). Запас специализированных знаний и публицистические приемы у него куда более богатые и эффективные, чем у его противников Гаспринского и Баязитова.
Однако бесспорное профессиональное мастерство было использовано всего-навсего для тривиальной в конечном счете экспликации следующих тезисов:
— ислам есть прежде всего «безотрадный фатализм», который и привел к «полному упадку всех мусульманских государств» [ 2, с. 164, 165];
— ислам «проповедует ненависть и вражду ко всем другим народам, перехо дящие даже в религиозную войну» [ 2, с. 174—176];
— одна из главных задач суфизма состоит в подъеме панисламизма, в ниспро вержении иноверческого господства, в «истреблении всех немусульман» [ 2, с. 220].
Таким образом, по Миропиеву, «мусульманский фанатизм жив и действует до сих пор», ибо он неизменный атрибут любой из разновидностей ислама, источник политических смут и волнений, тормоз объединения России. «Если мы и держимся еще более или менее спокойно на этом вулкане, то только благодаря своей физической силе — силе штыков и пушек. Но мы, при всяком внешнем столкновении, никогда не можем быть уверены, что у нас дома все будет спокойно» [2, с. 238].
А коли так, то долой все программы мусульманских модернистов (и их «русских пособников»), которые призывают «дело образования мусульман ставить на религиозную почву» и тем самым стремятся заставить русский народ «копать себе же яму»; долой «все прельщения Гаспринского», который утвержда ет, что российские мусульмане «понесут вместе с нами цивилизацию на крайний Восток»; «Нет,— восклицает Миропиев,— избави нас Бог от таких сотрудников»; и вообще не в интересах русских усиливать враждебные ему, мусульманские в том числе, народы. Делать надобно только одно: в основу политики по отношению к «инородцам» положить всецело «начала своего, русского, образования, своей, русской, гражданственности» [ 2, с. 370].
С методологических позиций, превалировавших в русской светской, и клерикальной исламофобской литературе, вполне логичным было отвержение эволюционного принципа, который оказывал ( особенно после того, как увидели свет исследования И. Гольдциэра и X. Снук-Хюргронье) влияние на весь корпус западного исламоведческого знания, позволяя изучать мусульманский Восток в его многовековом развитии.
Ценностно-нормативные представления, которыми руководствовался Миропиев, исключали подходы, выстроенные на эволюционистской парадигме. Направление, к которому он примыкал, трактует историю ислама как, по сущест ву, безвариативную, транснациональную и даже, более того, тотально-унифицирующую ( несмотря на дифференциацию мусульман по расовым призна кам — «арийцы», «семиты», «туранцы», «иранцы» и т. п.).
Очевидно, не без сильного влияния блестящего светского исламофоба Э. Рена-на Миропиев подчеркивал: «Теократия в исламе доведена до последних пределов»
и поэтому «всегда способствовала и будет способствовать... уничтожению национальных особенностей и ассимиляции под знаменем одной веры всех му сульманских народов... В их среде нет и не может быть сознания (представ ления.— М. Б.) о своем отечестве, о своей национальности. Мусульманин и сра жается не за свободу своего народа и не за свое отечество, потому что его отечество там, где ислам... он занят идеей панисламизма» [ 2, с. 241, 242]. Ставится и другой, существенный для идеологов русского панисламизма вопрос: «что вреднее для нас, русских,— панисламизм или мусульманско-татарский национализм?» [ 2, с. 245]. Как и следовало ожидать, главным врагом оказывается панисламизм. Здесь мы сталкиваемся с отчетливым ощущением недостаточности «общехристианской теории ислама» и осознанием того, что панисламизм и ло кально-мусульманские национализмы — своеобразные, во многом отличные друг от друга, проекции динамизирующихся исламских реальностей на окружающее их культурное пространство.
Однако употребление на равных понятий «панисламизм» и «мусульманский национализм» не было теоретически осмыслено. Миропиев то уравнивает ислам и панисламизм, то начинает противопоставлять традиционный ислам ( привержен цы коего суть «истинные мусульмане», т. е. наиболее консервативные и, значит, враждебные модернистским веяниям круги) панисламизму и мусульманскому национализму. В этом сказывается стремление великорусского национализма опереться на антидемократические силы в мусульманской среде. Справедливым будет и другой вывод. По «чисто миссионерскому идеалу» такой маневр наносил опасный удар: вел к усилению форм ислама и без того максимально стойких перед лицом атак православия, более того, предоставлял «традиционалистам» широкие возможности вступить в тесный союз с русской охранительной идео логией.
Все это лишний раз доказывает, как непродуктивно смешение шовинистичес-ко-секулярной и специфически-религиозной задач даже тогда, когда и те, и другие направлены на вытеснение нехристианских (или неправославных) верований.
Пагубное неразличение весьма несхожих сюжетов сильно ограничивало у Миропиева и ему подобных идеологов пределы оперативного мышления, мешало определить, кто главный враг великорусского клерикального национализма в его грядущей схватке с пробуждающимися российско-мусульманскими социумами, а кто сравнительно надежный пособник. Разомкнуть два понятия — «ислам» (вклю чая «старый», демодернистский его вариант) и «антагонист русской идеи» — они так и не смогли.
Сошлюсь в качестве доказательства на статьи Миропиева «Положение ино родцев в Сибири» и «Положение инородцев в Туркестане». Их автор обеспокоен не только укреплением ислама, как традиционного, так и модернизированного, среди его вековечных исповедников, не только расширяющимся воздействием мусульманства на «язычников», но и возможностью исламизации тех мно гочисленных русских, которых судьба раскидала по бесчисленным окраинам империи. А ведь там-то, казалось, должна была во всю мощь развертываться преобразующая сила, имманентная «носителям высшей цивилизации», в част ности их невосприимчивость к влиянию «низших культур».
Однако во многом — это признает и сам Миропиев — положение складывает ся совсем по-иному, особенно в Сибири, где русские «отатарились». «Всем извест но,— пишет он,— какое сильное влияние оказывал на нас этот народ еще во времена долговременного господства над нами. Татары, крепко сплоченные своим исламом, обладают замечательною ассимиляционною силою, которой невольно поддаются даже такие крепкие народности, как армяне в Закавказье и греки в Крыму» [2, с. 241, 242]. Но и русские, живя в киргизской (казахской) среде, «окиргизились» [ 2, с. 292, 293].
Как видим, в пространстве существования русского этноса в мусульманских ( или полу- и квазимусульманских) регионах создавались опасные для его «само бытности» силовые линии. В этом отношении наибольшую тревогу вызывает у
Миропиева не столько Сибирь, сколько Туркестан. Знаток Средней Азии Миропиев не только не склонен к ликованию по поводу все новых и новых приобретений царизма в этом регионе, но и темпераментно предупреждает о той разноплановой опасности, которую представляют для русских оседлые жители этой страны — сарты [2, с. 367—370].
На первых порах Миропиев, чтобы оттенить угрозу для русских мусульман ского религиозного института, противопоставляет исламскому духовенству «уз бекскую и таджикскую («сартовскую», по старинной терминологии) буржуазию. Он признает, что этот «торгово-промышленный класс» «служит представителем движения вперед, прогресса... усиливает начала русской цивилизации», является основным звеном для передачи остальным представителям коренного населения «благотворного влияния русских» и т. д. Но буквально сразу же автор спешит предостеречь русско-православную аудиторию о том, что все сарты, в том числе и «торгово-промышленный класс», из всего разнообразия духовно-политических направлений, существующих в Российской Империи, явно предпочитает одно, давным-давно избранное,— исламское.
Окончательно потеряв веру в будущую христианизацию татар и сартов, пред ставители великорусско-клерикальной исламистики на рубеже XX века с гораздо большей озабоченностью, чем в пореформенный период, стали следить за судьбой номадов-киргизов (казахов), на которых посягает агрессивный сартовский и та тарский ислам. Миропиев предостерегает: «Будучи еще недавно язычниками, киргизы с легкой руки... Екатерины Второй, усердно заботившейся о распростра нении между ними ислама, в котором она стремилась видеть переходную ступень от язычества к христианству... делаются все более и более мусульманами, чему особенно способствуют рьяные пропагандисты ислама — татары с севера и сарты с юга, а также и наша православная Казань, которая посредством своих типо графий... распространяет мусульманские издания по всей России, и в том числе — между киргизами» [ 2, с. 375, 376] .
Тем не менее Миропиев сохраняет некоторые надежды на киргизский (ка захский) этнос, поскольку видит в его духовном своеобразии пока еще не замкну тую систему, в которую можно ввести плодотворное, живое и одухотворенное начало в лице православия и русской культуры. В его описании кочевническая ментальность оказывается состоящей из многих структур, находящихся в иерархических отношениях друг с другом. «Время еще не окончательно упущено здесь для русского дела,— утверждает Миропиев,— потому что киргизская на родная масса еще довольно индифферентна к исламу, держась его чисто внешним образом и не желая вполне расстаться со старым шаманством» [ 2, с. 376]. И надо отдать должное его дальновидности, когда он предсказывает, что ассимиляции киргизов с русскими будут способствовать киргизские женщины [ 2, с. 377]. Но лишь эйфорической наивностью можно объяснить упования Миропиева на «природный национальный характер» кочевников. Данному понятию он придает ( а это противопоказано идеально-миссионерским методологическим нормативам) значительную содержательную нагрузку, в результате чего оно становится чуть ли не полюсным по отношению к понятию «ислам».
Судя по всему, одной из главных своих целей великорусско-клерикальная идеология считала подрыв функциональных резервов среднеазиатского ислама и проведение таких структурных изменений, которые привели бы к сужению сферы активности и традиционно-мусульманских, и джадидских, и панисламистских движений.
***********************************
Ю. М. КОБИЩАНОВ
Место исламской цивилизации в этноконфессиональной структуре Северной Евразии—России
Понимание России как чего-то принципиально отличного и от европейской цивилизации, и от цивилизаций Азии имеет долгую историю. В разное время ее характеризовали как цивилизацию или межцивилизационное пространство. Я исхожу из того, что Россия возникла и развивалась как динамичная система различных культур и цивилизаций, из которых одни погибли, а другие обна руживают замечательную жизнеспособность и перспективу на будущие века.
Полтора тысячелетия тому назад территория нынешней России представляла собой доцивилизованное пространство Северной Евразии, наиболее удаленное от теплых, судоходных морей и плодородных южных речных долин. Северная Евразия лежала к северу от пояса древних цивилизаций и к западу от славяно-германской Европы. Великая река Енисей делила Северную Евразию на две части. Западная, до Балтийского моря, была населена в основном угро-финско-самодийскими и отчасти балтскими народами, восточная, до Тихого океана — палеоазиатскими, тунгусско-манчжурскими и — по краям — енисейскими и эскимосскими этносами. В степном поясе в западной половине жили иранские, в восточной — тюркские и монгольские, а посредине — угорские и самодийские народы.
В первые века христианской эры центральные и западные земли степного пояса начали заселять тюркские скотоводы, частью которых были гунны. Они изгоняли или ассимилировали ираноязычных и угроязычных кочевников. Так, угорский компонент участвовал в этногенезе хазар, булгар (татар Поволжья), суваз-чувашей, башкиров, сибирских татар, части алтайцев, хакасов и тувинцев, балкарцев, карачаевцев, кумыков; иранский (сарматский и аланский) — в этноге незе хазар и трех последних из указанных выше этносов, а также крымских татар. В свою очередь, различные тюркские элементы стали составной частью этногене за мадьяр, а также русских, украинцев и болгар ( славян).
Из степного пояса по Лене, Волге и другим рекам тюркские этносы проникали в таежный пояс '. Здесь они смешивались с аборигенами лесов, ассимилировали их и с течением времени образовали новые тюркоязычные этносы.
По данным археологии, в III—IV веках в Нижнее Прикамье уже проникли первые завоеватели-тюрки, смешавшиеся с уграми и сарматами, вооруженные оружием, изготовленным в Средней Азии ( Тураевский курганный могильник). Это были гунны. В конце IV—V века Среднего Поволжья и Прикамья достигла вторая, более мощная волна гуннского переселения, во второй половине VI—VII века — еще одна волна тюрков, связанная с Тюркским каганатом, и, наконец, в IX веке — булгарские племена [ 1—5] .
С запада и юго-запада (из нынешней Украины) в лесной пояс Северной Евразии (вплоть до Верхней Волги) проникали славянские этносы (кривичи, вятичи, новго родские словене и др.), а также скандинавы. К XII—XIII векам славяне заселили новые обширные территории — от Великого Новгорода до Нижнего Новгорода и от Переяславля Рязанского до Переяславля Залесского. Здесь они жили чересполосно с финскими и отчасти балтскими народами, постепенно ассимилируя их.
Кочевники — тюрки и близкие им по культуре монголы — создали первые великие державы Северной Евразии: империи гуннской династии, тюркской династии Ашина, монгольской династии Чингизхана. В истории Восточной Европы особенно значительной была роль Хазарского каганата и Золотой Орды. Сравнительно высокая культура древних гуннов и тюрков имела своим продол жением очаговые ранние цивилизации средневековой Северной Евразии, такие как кыргызская в Минусинской котловине, хазарская и булгарская в Восточной Европе. К северу от них расцвели очаговые цивилизации угро-финских народов — угров Обьиртышья, мордовских этносов (Великая Пермь), а к югу — цивилизации Кавказа и Предкавказья (аланская цивилизация), примыкавшие как горная периферия к цивилизациям Ближнего Востока. Еще один очаг цивилизации в XI—XIII веках начал формироваться на северо-восточной окраине Киевской Руси, где в то время постепенно распространялись славянский язык и христианство, а в следующий исторический период образовалась великорусская народность.
С течением времени почти все эти цивилизации погибли, оставив культурное наследие среди народов нынешней России; сохранились лишь две — исламская и русская. Обе они участвовали в объединении и структурализации культурно-исторического пространства Северной Евразии. Этот процесс проходил в тесной связи с распространением мировых религий, прежде всего христианства и с VII века нашей эры — ислама. Значение этих двух религий в процессе объединения и структурализации Северной Евразии в одно цивилизационное пространство было сходным, но не одинаковым. Достаточно сказать, что ислам в этом регионе мира был связан с одной цивилизацией — исламской; притом преимущественно с одной ее ветвью (тюрко-исламской), а христианство — с несколькими цивилизациями.
В Х—XII веках, когда на территории нынешней России начало распростра няться христианство, отдельные его очаги являлись продолжением весьма различных культурных регионов, а именно славяно-германской Европы (Северо-Восточная Русь как часть Киевской Руси и балтийского мира), Кавказа (Алания и Хазария, включавшая в себя долины Сулака, Терека, Нижнего Дона и др.) и тюрко-монгольского мира азиатских степей, где наибольших успехов достигли несторианские миссионеры.
С течением времени некоторая часть тюркоязычных христиан обрусела или ассимилировалась с другими христианскими народами, небольшая часть (гагаузы) сохранила и прежний язык, и христианскую веру, но основная часть исламизировалась.
Первые общины тюркоязычных мусульман на территории нынешней России появились среди северодагестанских и нижневолжских хазар в VIII—IX веках. В то время они составляли небольшие группы в городах, жившие в окружении христиан, иудеев и «язычников», исповедовавших древнетюркскую религию { 6]. Вместе с мусульманами-хазарами в городских мечетях молились иноземные куп цы (персы, арабы, хорезмийцы) и наемные воины-дейлемиты. В 922 году ислам официально приняли волго-камские булгары во главе с ильтевером (эльтебером) Алмушем, тогда вассалом хазар. Образовался очаг тюрко-исламской культуры — самый северный в средневековом мире анклав исламской цивилизации [71 . В том же Х веке на территории нынешнего Казахстана ислам приняли карлуки (после 960 года), затем огузы, чигили, ягма (и их правители — караханиды), хазары на Нижней Волге (в 965 году; в устье Дона, в Крыму и на Тереке они были христианами), а в 1010 году — печенеги на юге нынешней Украины.
В Х—XII веках в поясе древних цивилизаций, где расцвела исламская цивилизация — одна из самых мощных и передовых в тогдашнем мире,— происходила тюркизация части старых мусульманских стран (Хорезм, Маверан-
нахр, Азербайджан, Малая Азия и др.); в других странах исламского региона (от Египта до Индии) во главе государств становились султаны-тюрки, окруженные тюркским воинством. Они поддерживали связь со степными единопленниками, из числа которых пополняли свои армии.
Тюркские народы пояса евразийских степей оказались под перекрестным влиянием двух очагов исламской, цивилизации и исламизированной тюркской культуры: южного, простиравшегося от Малой Азии до городов Отрар (на юге нынешнего Казахстана), Беласагун (в нынешней Киргизии) и долины рекиТарим (в нынешнем Уйгуристане), и северного, первоначально занимавшего Среднее Поволжье и Прикамье, а в XIV веке расширившегося на юг до устья Волги и на восток до Иртыша и Оби. Процесс территориального расширения булгарского очага тюрко-исламской культуры ускорился в период существования улуса Джучи — Золотой Орды и тесно связанной с ней Белой и Синей Орд. Принятие ислама золотоордынским ханом Бирке в 1252 году, царствование хана Узбека ( 1312—1342), объявившего ислам государственной религией, правления Тохтамы-ша (1381—1398) и Едигея (1398—1415) были наиболее заметными вехами в процессе этнокультурной консолидации тюркских народов на огромном простран стве от Дагестана и даже Азербайджана до Удмуртии и нынешней Тюменской области, от Днепра до Иртыша.
В золотоордынский период волго-камские булгары-мусульмане (в отличие от неисламизированных чувашей) поменяли свой язык, превратившись в татар Сред него Поволжья. В это время в восточной половине Золотой Орды бурно протекал процесс этногенеза на основе ислама, кыпчакского языка и булгарской в основе культуры городского и оседлого сельского населения Поволжья. Р. Мухамедова выделяет три основных этнических компонента в составе татар-мишарей: бул-гарский, мочарский (угорский, как и у башкир) и кыпчакский [8]. К этому Л. Гумилев добавляет русских пленников [ 9]; а я добавил бы также восточ-нофинских, особенно мордовских и марийских. Этногенез казанских татар был не менее сложен, что следует хотя бы из разнообразия их антропологических типов. Кроме булгар домонгольского периода, пленников и пленниц различного этниче ского происхождения, в нем приняли участие несколько групп кыпчаков и близко родственных им саксинов и ногайцев.
О саксинах и их столице Саксин в низовьях Волги нам известно в основном по арабским и персидским источникам. Саксины представляли собой слившихся в один народ потомков хазар, гузов, хорезмийцев и кыпчаков, исповедовавших ислам и живших в XII — первой трети XIII века в низовьях и дельте Волги — единственном в Европе речном оазисе среди опустыненной степи. Наряду с ногай цами и другими народами саксины участвовали в этногенезе астраханских татар. Лаврентьевская летопись сообщает (1229 год): «Саксины и половцы (кыпчаки.— Ю. К.) взбегоша из низу ( Волги) к болгарам перед татары» [ 10].
В течение всего золотоордынского времени в Среднее Поволжье и Прикамье с юга переселялись большие и малые группы кыпчаков, пополнявших правящее и военное сословия Волжской Булгарии. Последней волной этих переселенцев были ногайцы в XV—XVI веках. Родственные булгарам по языку и культуре кыпчаки, саксины и ногайцы полностью слились с ними в Среднем Поволжье в один на род — татарский. Эту преемственность от булгар всегда ощущали сами тата ры. О ней знали и русские. Недаром Никоновская летопись XVI века многократно упоминает о тождестве казанских татар с волжскими булгарами [II]. При этом язык нового тюрко-мусульманского народа оказался ближе к кыпчакскому (но с сильным булгарским [ 12] и огузским [ 13] субстратом), а культура унаследовала булгарскую цивилизационную основу, включив в себя некоторые кыпчакско-но-гайские элементы. Сохранились и особенности местного булгарского ислама [ 7].
Единая татарская народность на этом пространстве тогда не сложилась, но появилась намного более широкая, чем прежде, тюрко-исламская суперэтниче ская общность с непрерывной огромной территорией, занимавшей все централь ные части тюркского мира. Несомненно, более половины территории Джучиева
улуса, или Золотой Орды, входило в эту тюрко-исламскую общность, ставшую реальным этнокультурным центром Северной Евразии. Правда, в ее пределах оставались еще не исламизированные тюркские этносы (среди них предки чува шей). Не следует также преувеличивать глубину исламизации тюркоязычных земледельцев и скотоводов-кочевников, которые приняли ислам. Тем не менее несомненно, что тюрко-исламская культура волго-камских булгар в золотоордын-ское время распространялась не только вширь, но и вглубь, среди тюркоязычных этносов самой Булгарии. Вместе с тем она продолжала обогащаться за счет заимствования элементов иных цивилизаций и культур, входивших в монголь скую империю Чингизидов и ту культурно-политическую общность, которая со хранялась после распада этой державы на империи-улусы.
Особое значение имело культурное взаимодействие татаро-булгарской суперэтниче ской общности внутри Золотой Орды с культурами подвластных ей угро-финских народов (на землях которых появились татарские мусульманские города и княжества) и с Русским улусом — территорией складывавшейся великорусской народности.
Еще в домонгольский период Северо-Восточная Русь, в отличие как от Южной Руси, так и от Новгорода и Пскова, выбрала восточную политическую и культур ную ориентацию в христианстве [ 14]. Этот выбор оказался определяющим на многие века. В бассейне Волги образовалось обширное поле культурного взаимо действия православного христианства с суннитским исламом. Северо-Восточная Русь, в частности Муромское, Нижегородское и Рязанское княжества ( основанные на землях восточнофинских народов), стала его славяно-христианским полюсом, а Волжская Булгария — его тюрко-исламским полюсом.
Некоторые земли угро-финских народов поочередно завоевывались то славя нами-христианами, то булгарами-мусульманами и по нескольку раз переходили из рук в руки. В 1088 году булгары овладели Муромом — крепостицей мордовско го этноса мурома. Но уже в 1092 году близ него был построен Успенский мона стырь, а в XII веке образовалось Муромское княжество, где правила ветвь черниговских Рюриковичей. В 1219 году булгары захватили город Устюг, принад лежавший русичам, но в 1236 году монголы взяли и сожгли их столицу Великий Булгар, а в следующем году разгромили половцев и близкородственных им му-сульман-саксинов в дельте Волги.
Военные столкновения между народами Поволжья были эпизодами их истории, тогда как торговые связи по Волге и ее притокам — постоянным факто ром развития, сопровождавшимся интенсивным обменом элементами культур. При этом жившие вокруг Мурома, Устюга, Нижнего Новгорода угро-финские народы тоже оказались внутри поля культурного взаимодействия булгар-мусуль ман со славянами-христианами; другие угро-финские народы обитали по краям этого поля. Они стремились сохранить свои культуры и религии, но часть их все же приняла христианство и славянский язык, другая часть — ислам и тюркский язык, либо только язык, либо только веру русских или булгар.
Процесс культурного взаимодействия в бассейне Волги усилился, а поле его расширилось в период Золотой Орды. Тюрко-исламский Восток по-прежнему составлял одну из его главных частей, а другую — Владимирское великое княже ство. Этому процессу способствовала и политика веротерпимости, характерная для Золотой Орды. Даже хан Узбек, казнивший тех татар ( христиан и тенгристов), которые отказывались принимать ислам, выдал свою сестру Кончаку замуж за московского князя Юрия и согласился на ее крещение ( под именем Агафьи).
Тесная связь Северо-Восточной Руси с тюркской Золотой Ордой косвенно способствовала фиксации западной границы складывавшейся русской цивилизации. Гумилев считал главной заслугой великого князя Ярослава и его сына Александра Невского заключенный ими в XIII веке союз Северо-Восточной Руси с Золотой Ордой, благодаря которому первая не была поглощена католическим Западом [14, с. 331—362; 15]. В конце золотоордынского периода, по Гумилеву, тюрко-исламский мир оказал еще одну услугу формирующейся России. В 1444 году в битве при Варне турки остановили крестоносцев, после чего заняли весь Балканский полуостров, а европейский католический мир, ослабив натиск на Восток, должен был несколько веков обороняться от экспансии османов в Средиземно морье и в Центральной Европе. В XIV веке московский князь Василий 1 с помощью войск золотоордынского хана Шадибека отстоял Москву от завоевания католиче ской Литвой, отразил набег Едигея и присоединил к Московскому государству Суздальское княжество. Его преемник Василий II укрепил военные силы и, следо вательно, независимость Московского государства, приняв на службу много та тар, причем часть их ( касимовские татары) сохранили ислам [14, с. 461, 462].
Справедливости ради добавим, что и Литва вместе с восточными и западными славянами в то время решала аналогичную задачу, защищаясь от немецкого (и шире — западноевропейского) натиска на Восток. В 1410 году соединенные силы поляков, литовцев, восточных славян, чехов Я. Жижки, татар-мусульман в битве при Грюнвальде остановили этот натиск, а затем чехи с помощью полабских и других славян повели контрнаступление против католической Германии. Великий Новгород и Псков с помощью татар и литовцев сумели сохранить свою независимость от Ливонского ордена и Швеции, но не порвали и с Западом.
В этих войнах за независимость сложился союз славянских народов с литов цами, а также с частью татар-мусульман, существенно отличавшийся от союза Московско-Владимирской Руси с Золотой Ордой. Православная ( гуситская) Чехия и православные земли Руси, не присоединенные к Московскому государству, сохранили свои связи с западным христианством, развили своеобразные национальные культуры ( оказавшие влияние на польскую, словацкую, русскую и пр.), тогда как Московское государство, превращаясь в Россию, проявляло черты особой цивилизации восточнохристианского типа.
В Москве, превратившейся в XIV веке в подлинную столицу великого князя и митрополита Владимирского, народное христианство Северо-Восточной Руси на чало приобретать отчетливо восточные черты, отличавшие его от христианства Малой и Белой Руси, Новгорода и Пскова, не порывавших связей с европейским христианским миром. Как и на христианском афро-азиатском Востоке, а также на Балканах, это объяснялось, с одной стороны, изоляцией от конфессиональных центров под властью восточной державы, частью же — влияниями ислама и древ невосточного христианства. Но русское христианство (кроме староверческого) в XVIII—XIX веках не было настолько ориентализированным, как в странах Ближнего Востока или Балканского полуострова. Это отчасти объясняется относительной слабостью исламского и восточнохристианского влияний по срав нению с украинским, польским и западноевропейским влияниями (данная обширная тема лежит за пределами настоящей статьи). Носителями древнево сточного христианства были тюркоязычные татары-несториане и православные бродники. Гумилев отметил изменение общественного настроения и стереотипа поведения московских христиан, происшедшее, по его мнению, под влиянием примкнувших к местной церкви татар — бывших несториан и тенгристов, частью номинально считавшихся мусульманами [ 14] .
Упадок и распад Золотой Орды и тесно связанных с ней Синей и Белой Орд, начавшиеся междоусобицами 1359—1381 годов и завершившиеся в середине XV века, не разрушили сложившуюся систему взаимодействия, но значительно изменили его характер. В этом смысле Золотая Орда проложила дорогу Москов скому царству.
В то время как в тюрко-мусульманской, восточной части системы на 100 лет возобладала политическая раздробленность, в славяно-христианской западной части произошло объединение отдельных княжеств вокруг Москвы, которая затем завоевала и тюрко-исламские ханства.
На новые восточные и южные земли с их богатыми почвами, рыбными реками и бескрайними лесами, изобиловавшими пушным зверем, из русских земель двинулись потоки переселенцев, за ними последовали ссыльные. Московское правительство также организовывало переселения: татар — в Касимов, Романов, Новгородскую землю и в другие западные области, ногайбаков — в Предуралье, карелов — в Тверскую землю и т.д. Тогда-то в Москве, где уже существовали пригороды, улицы и переулки с арабским названием Арбат, появилось компактно живущее постоянное тюрко-мусульманское население и к 1619 году, как отмечено в одном из документов, имелась Татарская слобода (в Замоскворечье). Мусульма не-татары и христиане-русские жили теперь чересполосно на огромной территории; взаимодействие двух этносов стало еще более интенсивным. В ре зультате как материальная, так и духовная культура русских и татар обна руживает много общих черт.
Характерным является то, что первые московские монеты времен Дмитрия Донского и Василия 1 чеканились с древнерусской надписью на одной стороне и арабской, содержащей имя татарского хана Тохтамыша,— на другой. В письмах московских великих князей и царей XV—XVI веков, адресованных в восточные страны, соблюдались каноны переписки ханов Золотой Орды. Элементы арабско го стиля оформления писем сохранялись вплоть до 1700 года.
Сложное взаимодействие этнических культур и великих цивилизаций привело к тому, что, например, в области музыки Волго-Уральский регион по разнооб разию форм не имеет себе равных ни в России, ни в Европе. Это относится и к другим сферам малой культурной традиции (например, сказочный, поэтический фольклор). Через исламское Поволжье в Россию пришли такие детали русского национального костюма, как сарафан, женский головной платок, армяк, башмаки, халат-поддевка и др. Важными результатами культурного взаимодействия в этом регионе (включающем и Западную Сибирь) стали разнообразный синкретизм и синтез мировых и языческих религий. Эти тенденции носили здесь во многом даже более сложный характер, чем в Турции, где тюрко-исламский мир также встретился с православным христианством.
Надо учитывать, что в отличие от малоазийских турков XI—XV веков лишь малая часть тюрков Джучиева улуса даже при Тохтамыше и Едигее была доста точно исламизирована. Среди волжских булгар предки ччвашей и части ны нешних кряшенов даже формально не приняли ислам, тюрки Синей и Белой Орд были в лучшем случае номинальными мусульманами, а угро-самодийские данники Синей Орды вообще не знали ислама. Недаром персидский историк XV века Шараф ад-Дин Йезди считал приближенных и воинов Тохтамыша невер ными [16]. Как правило, города Золотой Орды с тюрко-мусульманским насе лением были окружены деревнями и кочевьями народов, исповедовавших доисламские религии.
Сходной была ситуация и в Северо-Восточной Руси. В XII—XIII веках христианские общины с церквями существовали преимущественно в городах, тогда как деревенское население сопротивлялось христианизации. И лишь в период Золотой Орды здесь строятся многочисленные монастыри, христианство покоряет деревню, появляется Святая Русь. Но и тогда, как и ранее, в деревенском и городском быту Северо-Восточной Руси процветало и развивалось христианско-языческое двоеверие [14, 17]. Появление Московского царства, его завоевания в Поволжье, Приуралье и Сибири, колонизация этих земель русскими еще более усложнили систему синкретизма. Появились локальные новые подсистемы, например синкретизм у формально крещенных манси и хантов, который вынуждено было признать даже правительство царя Алексея Михайловича ^ В развивавшейся системе синкретизма у народов России ислам наряду с христианством стал одним из центральных религиозно-культурных элементов. Это заметно у чувашей,
2 Так, например, обстояло дело в Кодском княжестве у манси. В период Сибирского ханства кодские князья не приняли ислам, но после завоевания Сибири русскими вынуждены были креститься. Главным фетишем Коды являлся «Палтыш-болван». При крещении хантов и манси в XVI веке московское правительство приказало вывезти фетиш, но затем вернуло его в резиденцию князей. Здесь они в XVI—XVII веках содержали две богато украшенных церкви: одну с причтом, иконами и богослужеб ными книгами, другую — превращенную в сокровищницу — как древние местные святилища. Наряду с православным священником, который жаловался на почти полное отсутствие духовной паствы, при князе состоял шаман; соблюдались и христианские, и традиционные шаманистские обряды [см. 18].
марийцев Поволжья и Башкирии, бессермян Удмуртии, народов Западной Сибири.
Иной тип синкретизма ислама с христианством и древними традиционными культами сложился на Кавказе. Дополняя местную систему социальных отно шений (с гостеприимством, побратимством, аталычеством, куначеством), он ук репился в качестве одной из основ общественной жизни осетин, абхазо-адыгских, вайнахских, аварско-цезских народов. Русское (или обрусевшее) казачество, исповедовавшее христианство, изначально входило в суперэтническое образо вание Северного Кавказа, поддерживаемое сложной системой социальных отно шений и религиозным синкретизмом.
Христианство было официально господствовавшей религией лишь там, где находились русские наместники с гарнизонами регулярных или казачьих войск. За пределами их постоянного присутствия — от Дагестана до Абхазии — ислам в XVI — середине XIX века вытеснял христианство. В течение всего этого времени мусульманские подданные России надеялись на помощь со стороны единоплемен ных и единоверных государей, прежде всего турецкого султана-халифа, и каждый раз в XVII, XVIII и особенно в XIX веке самой дорогой ценой платили за участие в войнах между великими державами. В результате ногайцы и абхазо-адыгекие народы потеряли большую часть своих этнических территорий.
Иначе обстояло дело с потомками исламизированных булгар. После зверств армии Ивана Грозного и последующих притеснений, которые привели к серьезно му сокращению мусульманского населения, российское правительство в основном перешло к политике веротерпимости по отношению к исламу. Правда, еще в первой половине XVIII века Синод и епископ Казанский пытались насильственно обратить в христианство всех нехристиан Поволжья, в том числе татар. Но во второй половине XVIII века, когда взяли верх тенденции просвещенного абсо лютизма, царский режим вернулся к политике веротерпимости по отношению к исламу. Впрочем, время от времени попытки крещения татар-мусульман возоб новлялись и в XIX веке. В целом же можно сказать, что положение мусульман в России было лучше положения православных в Речи Посполитой конца XVII — начала XVIII века.
Главное — в Северной Евразии сохранился сам очаг ислама: здешние мусуль мане не были изгнаны или вытеснены со своей земли, как ногайцы или абхазо-адыгекие народы Черноморского побережья Кавказа, а также арабы Испании, Сицилии и Мальты, где исламская цивилизация была полностью разрушена.
Напротив, в Поволжье, Приуралье и Западной Сибири продолжалось приобщение к исламской цивилизации тюркских народов. Во-первых, номиналь ные мусульмане все глубже усваивали ислам ^ Во-вторых, хотя некоторая часть татар принимала христианство, гораздо больше было немусульман, принимавших ислам в условиях официального господства православного христианства как го сударственной религии. Культура и язык волго-камских татар широко распрост ранились среди различных по своему происхождению этнических групп Среднего Поволжья и Прикамья *, вновь проникли на юг—в Нижнее Поволжье, на восток — в Башкирию, Оренбуржье и Западную Сибирь, где синтезировались с местными тюрко-исламскими культурами и языками. Более того, юго-восточные башкиры, казахи, кыргызы, часть ногайцев, хотя и сохраняли свои языки, но обогатили их татарской лексикой; исламские термины были освоены в татарском произно шении. Волжско-татарское культурное влияние на эти народы (а также на ку-лундинских и барабинских татар) особенно возросло в XIX — начале XX века. Одним из каналов этого влияния (достигавшего Узбекистана на юге) были про-
э До XVIII века мишари не устраивали мусульманских надгробий. Они заимствовали обычай установки надгробий у казанских татар в XVIII—XIX веках [ см. 7] .
* На востоке нынешнего Татарстана булгаро-татарами были ассимилированы поселившиеся там в XV—XVII веках ногайцы, а также башкиры и тептяри чувашского происхождения, сохранившие память о своем происхождении до конца XIX века [ 19] .
4 ОНС, № 2 97
грессивные для того времени мусульманские школы, где преподавали татары, образованные и по-исламски, и по-европейски [ 20] .
Татарские купцы проложили путь русской торговле в Центральную Азию вплоть до Афганистана и Кашгарии. Как известно, татарский язык долгое время (до XVIII века) служил одним из языков дипломатической переписки и устного перевода при сношениях российского правительства и наместников пограничных областей с соседними тюрко-мусульманскими ( а также нетюркскими и немусуль манскими) государствами. Даже с Ойратской державой (последней по времени великой степной империей, на время объединившей нынешние Казахстан, Кыр-гызстан, Синцзян, Алтай, Хакасию, Туву, Тибет и Западную Монголию) вплоть до конца XVII века правительство России вело переписку исключительно на татар ском языке [21] .
*************
2. Гляциологическое дешифрирование по космическим снимкам
3. Он был больше чем человек
4. Тема- Происхождение права
5. НАСЛЕДИЕ СИБИРИ 28 февраля 2014г
6. Тема- ДЕФОРМАЦИИ ТВЕРДОГО ТЕЛА Введение Деформация тел изменение их размеров и формы происходит под д
7. Основи охорони праці
8. Задание 1. Дать понятие- банк денежнокредитная политика кредит депозит ценная бумага Задание 2.
9. план целого который уточняется и модифицируется в ходе развития под влиянием окружающей среды
10. Синдром диссеминированного внутрисосудистого свёртывания
11. Лекция 1 Классический менеджмент и его научные школы
12. річної дитини субфебрильна температура артрит болі в животі кольки і пурпурна висип lloclized на нижніх кінці
13. Особенности формирования коллективных отношений детей младшего подросткового возраста в условиях летнего лагеря
14. тематики НЕОПРЕДЕЛЁННЫЕ ИНТЕГРАЛЫ Методические указания для выполнения семестровой работы
15. Реферат- Особливості екологічного та біологічного моніторингу
16. Цель фестиваля- популяризация активных видов отдыха среди студентов
17. ______________2009 г. ’____ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ СТАНДАРТ НАЧАЛЬНОГО П
18. СТИЛЯГИ Краснодарский Бродвей Дресскод- Девушки надевают яркие открытые вечерние платья перча
19. Бухгалтерский учет хозяйственных операций
20. Реферат- Теория относительности