Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
истоки СПЕЦИФИЧНОСТИ
ГЛАВА
Социальное познание. 26
Словосочетание «социальное познание» само по себе двусмысленно. В одних работах под социальным познанием имеют в виду позна ние обществом всего окружающего нас мира, в том числе при родного, в других — Познание общества. Мы будем говорить о социальном познании во втором смысле.
Учитывая, что общие основы теории познания читателю уже из вестны, сосредоточим свое внимание на том, что отличает позна ние социума от познания других объектов.
1. Социум является самым сложным из объектов познания, ибо представляот собой высшую форму движения материи. В силу этого сущность социальных явлений и процессов, закономерные связи между ними обнаруживаются гораздо труднее, чем это происходит при исследовании неорганической и органической при роды.
2. В социльном познании мы имеем дело с исследованием не ionbKO материальных (как в естествознании), ной идеальных, ду ховных отношений. Эти отношения не просто вплетены, «вмонтиро ваны» в конструкцию материальной жизни общества, но и сами по себе значительно сложнее, многообразнее и противоречивее, чем связи в природе.
3. В социальном познании общество выступает и как объект, и как субъект познания: люди творят свою собственную историю, и они же познают ее. Такое тождество объекта и субъекта не может быть оценено однозначно. С одной стороны, оно имеет положи тельное значение, поскольку процессы, протекающие в обществе, наиболее близки познающему субъекту по его непосредственному и опосредованному жизненному опыту, что способствует глубоко му осмыслению и правильному познанию этих процессов. Но, с другой стороны, в совокупном субъекте познания представлены разные, порой диаметрально противоположные, воли, интересы, цели. В результате и в сами исторические процессы и в их позна ние привносится изрядный элемент субъективизма. Вспомним по этому поводу известный афоризм: «Если бы теоремы Пифагора затрагивали кровные интересы людей, они давно были бы опро вергнуты».
Говоря о специфике социального познания, следует избегать крайностей. Одна из них представляет собой полный перенос есте-
33^
глава пятнадцатая
ственно-научного подхода на изучение общественных явлений (концепция «действия» Т. Парсонса, социометрические идеи Я. Морено и т. д.). В плане психологическом такая ориентация во многом связана с растущим авторитетом физики, химии, биологии, кибернетики. Так, сегодня мы встречаем попытки посредством прямой редукции к физическому, используя, в частности, теорию относительности Энштейна, объяснить причины исторического отста вания России: Россия-де в течение веков использовала иной, чем в Европе, тип энергетического развития — пространственный (а по глощение пространства замедляет течение времени), теперь же предстоит переход на преобладающий в истории тип развития — временной. Но ведь никакого прироста знания — ни концептуаль ного, ни просто содержательного — такое объяснение не дает. Отрицательное воздействие пространственного расширения России на ход ее исторического развития прекрасно сознавали многие русские мыслители еще в XIX веке, заведомо не будучи знакомы с возникшей гораздо позднее теорией относительности. Так, П. Я. Чаадаев писал в «Апологии ^сумасшедшего»: «Есть один факт, который властно господствует над нашим историческим дви жением, который красною нитью проходит через всю нашу исто рию, который содержит в себе, так сказать, всю ее философию, который проявляется во все эпохи нашей общественной жизни и определяет их характер, который является в одно и то же время и существенным элементом нашего политического величия и ис-1ИННОЙ причиной нашего умственного бессилия: это — фактор гео графический»^ .
Ошибочно впадать и в другую крайность, настаивая на непригод ности для обществоведения буквально всех тех методов, которы ми исследуется природа. Конкретные методики действительно от личаются Друг от друга. Так, например, методика исторического исследования включает в себя такие уникальные компоненты, как методика датировки и локализации исторических фактов, методика идентификации личности и т. д.^. Но, разумеется, специфику конк ретных методик нельзя возводить в абсолют: существует взаимо проникновение частных методик. Биология традиционно использует наряду со специфически своими химические и физические методы исследования; социология — методы психологии, социальная ант ропология — биологические методы. И, наконец, все науки (и ес тествознание, и обществознание) сходятся в едином философском методе, непависимо от того сознательно или несознательно приме няется он исследователем.
Таким образом, перед нами типичный пример диалектики обще го, особенного и единичного (специфического).
' Цит. по: Русская идея. М., 1992. С. 48. ^ См.: Пронштейи А. П., Данилевский И. исторического исследования. М., 1986.
Вопросы теории и методика
гл.1ва пятнадцатая
333
332
глава пятнадцатая
1. ЭМПИРИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ
Огромные успехи теоретического знания, восхождение ко все более высоким уровням абстракции нисколько не умалили значи мость и необходимость исходного эмпирического знания. Так об стоит дело и в обществоведении.
наблюдение Первичным и элементарным познавательным В ОБЩЕСТВОЗНАНИИ процессом эмпирического уровня социально го познания, как и научного познания вообще, остается наблюдение. А любое научное наблюдение, в отличие от ненаучного, связано с решением определенной научной проблемы или задачи.
Специфика наблюдения в обществознании дает себя знать уже в так называемом невключенном наблюдении. Подобное наблюде ние широко распространено и в естественных науках. В чем же суть различия? Следует вспомнить, что в обществознании речь идет о познании, касающемся одушевленных, наделенных сознани ем объектов. И если, например, звезды даже при многолетнем наблюдении за ними остаются совершенно невозмутимыми по от ношению к наблюдателю и его затее, то в общественной жизни дело обстоит иначе. Как правило, обнаруживается обратная реак ция со стороны изучаемого объекта, что либо делает наблюдение с самого начала невозможным, либо прерывает его где-то посе редине, либо вносит в него такие помехи, которые существенно искажают результаты исследования.
Вот почему с большим доверием в социологии, истории, соци альной психологии относятся к включенному наблюдению, которое осуществляется не со стороны, не извне по отношению к изучае мому объекту (скажем, малой или большой социальной группе), а изнутри ее. При этом следует различать активное и пассивное включенное наблюдение. В первом же случае наблюдатель (как правило) внедряется инкогнито в интересующий его социальный коллектив "— религиозную общину, бригаду рабочих и т. п. в ка честве ничем не отличающегося от других члена коллектива. При такой включенности вероятность возмущения со стороны объекта исследования сводится к нулю. Пассивная легальная включенность, для того, чтобы привести к достоверным результатам, требует большого взаимопонимания между субъектом и объектом, уве ренности исследуемых, что наблюдение не будет использовано во вред им.
Несколько слов о наблюдении, которое условно можно назвать статистическим. Как правило, оно носит опосредованный характер, то есть исследователь, будучи не в силах лично измерять интере сующие его параметры и индикаторы общественной жизни, вы нужден обращаться к официальным статистическим справочникам,
либо к тому, что встречает в журналистике. И в том, и в другом случае требуется повышенная осторожность. Издавна известен афоризм: «Есть три вида лжи: просто ложь, гнусная ложь и стати стика». Разумеется, в нем высмеивается не статистика как наука и не статистическое ^наблюдение, а тот способ, которым нередко в истории обращались с ними официальные круги различных стран. Наглядным примером в этом отношении могут служить статисти ческие справочники, ежегодно выходившие в бывшем СССР. В це лях дезориентации общественного мнения те или иные экономиче ские и социальные показатели не только искажались (либо умал-чивались), но и нередко преподносились в непригодном для сопо ставления виде. Если, скажем, итоги прошлого года по каким-то позициям давались в абсолютных величинах, то в следующем году они преподносились уже в процентах, что, естественно, затрудня ло, а в некоторых случаях делало невозможным сопоставление и достоверные выводы. Можно привести множество примеров ста тистических фальсификаций в публицистике. Так, несколько лет на зад одно из наших центральных изданий, желая доказать, как хо рошо жили рабочие России до революции, привело диаграммы, из которых следовало, что реальные доходы последних не так уж и отличались от реальных доходов их английских коллег. Но что сделал автор публикации? В одном случае он взял усредненные данные, касающиеся английского рабочего класса в целом, а во втором прибегнул к итогам обследования на одном заводе — Сор-мовском в Нижнем Новгороде. Но ведь Сормовский завод был и остается заводом металлообрабатывающим, машиностроительным, «металлисты» же в силу своей высокой квалификации относились в России к числу самых высокооплачиваемых рабочих.
социальный При всей своей значимости и необходимости ЭКСПЕРИМЕНТ наблюдение в обществознании демонстрирует
те же самые принципиальные недостатки, что и в других науках. Оставаясь в границах наблюдения, мы не смо жем изменить объект в интересующем нас направлении, регули ровать условия и ход изучаемого процесса, воспроизводить его настолько многократно, насколько это требуется для завершенно сти наблюдения. Существенные недостатки наблюдения в значи тельной степени преодолеваются в эксперименте.
Если наблюдение является по своему существу созерцающим, то в эксперименте рельефно вырисовывается его активный, пре образующий характер. В эксперименте мы вмешиваемся в естест венный ход событий. Воспользуемся тем определением экспери мента, которое предложено В. А. Штоффом: «Эксперимент есть вид деятельности, предпринимаемой в целях научного познания, открытия объективных закономерностей и состоящей в воздействии на изучаемый объект (процесс) посредством специальных инстру ментов и приборов, благодаря чему удается: 1) изолировать исс-
гл1)ва пятиадцата;
334
335
глава пятнадцатая
ледуемый объект от влияния побочных, несущественных и затем няющих его сущность явлений и изучать его в «чистом» виде; 2) многократно воспроизводить ход процесса в строго фиксиро ванных, поддающихся контролю и учету условиях; 3) планомерно изменять, варьировать, комбинировать различные условия в целях получения искомого результата»'.
Отвечая данному определению в целом, социальный экспери мент обладает в то же время некоторыми существенными осо бенностями.
1. Социальный эксперимент носит конкретно-исторический ха рактер. Эксперименты в области физики, химии, биологии могут быть повторены в различные эпохи, в различных странах, ибо за коны развития природы не зависят ни от формы и типа производ ственных отношений, ни от национальных и исторических особенно стей. Социальные же экспериментыы нацеленные на преобразова ние экономики, национально-государственного устройства, системы воспитания и образования и т. д., могут давать в различные исто рические эпохи, в различных странах не только разные, но и пря мо противоположные результаты.
2. Объект социального эксперимента (так называемая экспери ментальная группа) обладает меньшей степенью изоляции от оста ющихся вне эксперимента подобных объектов (так называемой контрольной группы) и всех воздействий данного социума в це лом. Здесь невозможны такие надежные изолирующие устройст ва, как вакуумные насосы, защитные экраны и т. п., применяемые в процессе физического эксперимента. А это значит, что социаль ный эксперимент, по сути дела, не может быть осуществлен с до статочной степенью приближения к, выражаясь языком науковеде-ния, «чистым условиям». С этими обстоятельствами связана причи на неудачи многих социальных экспериментов, например, опытов LU. Фурье и его сторонников по созданию фаланг — своеобраз ных первичных ячеек нового, идеального и гармоничного (по мыс ли экспериментаторов) общества; опытов Р. Оуэна по образова нию кооперативов и коммун в Англии и Америке; нашего отечест венного опыта начала 60-х годов по массовому созданию школ-интернатов, замышлявшихся в качестве инкубаторов по выращива нию личностей коммунистического типа. Во всех этих случаях об щая объективная социальная обстановка, нравственно-психологиче ская атмосфера скрадывали и, в конечном счете, сводили на нет предполагавшиеся и даже вроде бы уже в какой-то степени про глядывавшие результаты эксперимента.
3. Социальный эксперимент предъявляет повышенные требова ния к соблюдению «техники безопасности» в процессе его прове дения по сравнению с естественно-научными экспериментами, где допустимы даже эксперименты, совершаемые методом проб и
Штофф В. А. Проблемы методологии научного познания. М., 1978. С. 84—85.
ошибок. И хотя сегодня эта грань между экспериментом социаль ным и экспериментами в ряде отраслей естествознания (в генети ке и биоинженерии, в атомной физике) стала менее резкой, в принципе она сохраняется. Речь идет об особой деликатности со циального эксперимента, который в любой точке своего протека ния, каждодневно и ежечасно оказывает непосредственное воз действие h.i самочувствие, благосостояние, физическое и психиче ское здоровье людей, вовлеченных в «экспериментальную груп пу». Недооценка любой детали, любой сбой в ходе эксперимента может оказать пагубное воздействие на людей, и никакими благи ми намерениями его организаторов оправдать это невозможно. Гуманистичность должна быть заложена в саму конструкцию ис следовательского проекта и тщательно выверена еще до того как начнется осуществление эксперимента. Отсюда еще одно требова ние к социальному эксперименту, точнее — запрет, налагаемый на него.
4. Социальный эксперимент не вправе проводиться в целях пол учения непосредственно теоретического знания. Для понимания сущности этого запрета необходимо учитывать, что эксперимент имеет две функции — познавательную и прагматическую (при кладную). Скажем, когда академик И. П. Павлов и его ученики проводили свои знаменитые опыты на обезьянах и собаках, их не посредственной целью было нахождение физиологических законо мерностей высшей нервной деятельности и создание соответствую щей теории, хотя, разумеется, результаты экспериментов могли тут же использоваться и в прикладных целях. Иначе обстоит дело и обществознании. Ставить опыты (эксперименты) на людях антигу манно во имя любой теории, какой бы респектабельной и много обещающей она ни представлялась. Главная задача социального эксперимента — совершенствование общественной практики. Как же в таком случае он соотносится с теорией? Во-первых, социаль ный эксперимент должен иметь солидное теоретическое обосно вание, в противном случае он перестает быть научным. А во-вто рых, его результаты обязательно учитываются различными отрас лями обществознания и стыковых с ним наук (медициной, архитек турой и т. д.). Но при этом, повторимся, подтверждение, опровер жение или совершенствование теории ни в коей мере не превра щается в самоцель эксперимента.
ОТНОШЕНИЕ К ФАКТАМ
Главной задачей эмпирического уровня науки является накопление фактов. В латинском языке «factum» (от глагола facere — делать)
означает «сделанное», «совершенное». В порядке рабочего опре деления можно сказать, что факт есть фрагмент уже состоявшей ся действительности.
В науке термин «факт» употребляется в двух значениях: 1) факт как объективно существующее (или существовавшее) явление;
336
глава пятнадцатая
глава пятнадцатая
337
2) описание факта в контексте той или иной концепции. В свете этой двузначимости сразу же можно внести дополнение к только что данному рабочему определению. Сам по себе «сырой» факт (факт — событие), как правило, быстротечен и уходит в историче ское прошлое. Его сохранение и включение в содержание науки происходит при помощи языка в так называемых фактофиксирую-щих предложениях. В связи с этим факт должен рассматриваться не просто как фрагмент действительности, а как такой фрагмент, который установлен человеком и хотя бы в общих чертах познан им.
Таким образом, в научной фиксации факта обнаруживается сплав объективного и субъективного, чем и должно определяться наше отношение к источникам, описывающим те или иные факты. С одной стороны, необходимо учитывать элемент субъективности в этих описаниях, связанный с политическими, религиозными, классо выми симпатиями исследователя, с общей атмосферой эпохи. Но, с другой стороны, этот субъективный налет не должен скрыть от нас объективное содержание описанного факта, ибо в противном случае мы невольно приходим к выводу, что исторический факт просто создается человеческим воображением.
В отечественной методологии истории такая трактовка факта в свое время получила заметное распространение с легкой руки Р. Ю. Виппера, который утверждал что «факты представляют наши мысленные опыты, а не реальные отношения самих вещей»'.
В действительности же факты существуют объективно, они не ис чезают по чьему-либо пожеланию, и мы на каждом шагу убежда емся, что «факты — упрямая вещь». Правда, сам этот афоризм должен быть правильно понят. Есть факты и фактики. Когда мы в угоду своим политическим, идеологическим и прочим симпатиям либо в защиту своей концепции вырываем из цельной картины ис следуемого (оцениваемого) отдельные, работающие на нас факты, последние перестают быть «упрямой вещью» и превращаются в фактики. В интересах достижения истины должна исследоваться вся система фактов, характеризующих существо данной эпохи (ес ли исследуется историческая эпоха), данного общественно-эконо мического строя, деятельности данного исторического лица и т. д. Таким образом факты должны браться в системе, и сама система тизация фактов выступает как первый шаг к построению научной теории.
Спецификой исторических фактов является их уникальность, не повторимость. Если физик, химик, биолог могут вызвать заинтере совавший их факт «на бис», многократно воспроизвести его, то ис торик лишен такой возможности — он вынужден реконструиро вать прошлое в большинстве случаев по данным, полученным в
результате источниковедческого анализа (в качестве «меньшинст ва» случаен выступают данные непосредственно проведенных ав торами археологических раскопок или социологических обследова ний). Отсюда чрезвычайно важная для исторической науки про блема отношения к источнику, которая отнюдь не сводится к уста новлению его подлинности и к пониманию его языка: необходимо установить достоверность фактов, описываемых в источнике.
Из уникальности, неповторимости исторического факта вытекает еще одно чрезвычайно важное требование к исследованиям в об ществоведении. Исторический факт должен быть точно датирован, к так же точно должно быть установлено место его совершения. факт, лишенный пространственно-временных координат, вырван ный тем самым из своих структурно-генетических связей, теряет исторический характер и упрощает сложную картину исторического процесса .
2. ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ
По большому счету эмпирический уровень научного познания сам по себе не достаточен для проникновения в сущность вещей, ь том числе в закономерности функционирования и развития об щества. На определенном этапе, когда накоплено уже более или менее солидное, с точки зрения исследователя, количество фак тов, встает, как мы видели, задача их классификации и системати зации. Тем самым обозначается и переход к теоретическому уровню познания.
Сказанное отнюдь не означает, что эмпирическое всегда безус ловно предшествует теоретическому. Исторически это было, ко нечно, так. Наш первобытный предок мог начинать только с нуля. Никаких теорий, даже в виде первоначальных предположений, впереди его эмпирического опыта не было. Однако с появлением науки образуется самонаращивающаяся многозвенная цепочка, в которой теоретическое и эмпирическое постоянно меняются мес тами: новый эмпирический материал является причиной возникно вения научных проблем и пытающихся их разрешить гипотез, а на копленный теоретический материал ( в том числе синтезированные из него методологические принципы) определяют направление дальнейших эмпирических исследований, подходы к методике их проведения и к интерпретации полученных результатов.
Так обстоит дело и в обществоведении, в котором применяются практически все общенаучные методы познания (системно-струк турный, сравнительно-исторический, моделирование, математиза ция, формализация, экстраполяция и т. д.). В то же время каждый из этих методов в социальных науках существенным образом мо-
Виппер Р. Ю. Несколько замечаний о теории исторического познания// Вопросы философии и психологии. СПб., 1900. № 53. С. 470.
' Подробно об этой проблеме см.: Пронштейн А. П.„ Данилевский И. Н. Вопросы теории и методики исторического исследования.
22 Зак. 73
338
глава пятнадцатая
глава пятнадцатая
339
дифицируется. На наиболее важных сторонах модификации мы сейчас и остановимся. Напомним, что ряд общенаучных методов (в том числе системный) уже рассматривался в связи с анализом конкретных проблем.
ИСТОРИЧЕСКИЙ И В целом ряде наук речь идет о познании не ЛОГИЧЕСКИЙ просто сложных и сверхсложных систем, но МЕТОДЫ систем к тому же исторически развивающих ся. Так обстоит дело в геологии, биологии, ас трономии и, конечно, в науках об обществе. Знание истории изу чаемого объекта не только придает любым научным выводам со лидность и достоверность, но и позволяет понять тенденции даль нейшего развития, заглянуть в будущее. Короче говоря, пользуясь историческим методом, мы восстанавливаем «генеалогическое древо» объекта, добираясь до его корней. Как писал В. О. Клю чевский, «изучая предков, узнаем самих себя. Без сознания исто рии мы должны признать себя случайностями, не знающими, как и зачем пришли в мир, как и для чего живем, как и к чему мы должны стремиться...».
Для всех наук, изучающих исторически развивающиеся системы (эволюционная биология, историческая геология, история общества, языкознание и т. д.) в связи с этим ничем не заменимым оказы вается исторический метод исследования, то есть такой метод, ко торый отражает реальную историю объекта в ее конкретном мно гообразии, выявляет значимые исторические факты и стадии разви тия, что позволяет в итоге создать теорию объекта, раскрыть логи ку и закономерности его развития.
Необходимо различать исторический метод и принцип историз ма, хотя они между собой неразрывно связаны и представляют, по существу, гносеологический и онтологический аспекты одних и тех же понятий: метод показывает пути изучения, а принципы представляют собой выводы об объективных характеристиках объ екта, следующие из этого изучения. В свою очередь уже «добы тые» принципы выступают в качестве предпосылок дальнейшего познания. '
Одной из таких предпосылок исторического познания и выступа ет принцип историзма. Он включает в себя, с одной стороны, по нимание развития как смены ряда этапов, каждый из которых рас сматривается относительно завершенным, устойчивым и сопостави мым с другими этапами развития. С другой стороны, сами эти эта пы рассматриваются как смена различных состояний одной и той же системы, и это сохранение элементов общности и преемствен ности позволяет выявить целостность изучаемого явления.
Таким образом, уже в принципе историзма, равно как и в исто рическом методе в целом, заложена потребность и возможность
перехода к теоретическому, логическому осмыслению изучаемого процесса. Действительно, вряд ли кто будет настаивать, что исто рию общества можно сводить к перечислению того, что, где и когда возникло и произошло. Выясняя «что? где? когда?», историк неизбежно задумывается над логикой обнаруженного, начинает понимать недостаточность исторического метода при всей его не обходимости. Историческое должно дополниться логическим, най ти в нем свое теоретическое завершение. Этому служит логиче ский метод, который, в сущности своей является не чем иным, как тем же историческим методом, только освобожденным от ис торической формы и от мешающих случайностей, то есть отраже нием исторического процесса в абстрактной и теоретически после довательной форме.
В связи с проблемой соотношения между историческим и логи ческим методами хотелось бы предостеречь от ее возможного упрощения, а следовательно, и огрубения. Иногда считают, что тео рия может быть только абстрактной, а история — только конкрет ной. Тем самым фактически отождествляют исторический метод с эмпирическим описанием и только логическому методу приписы вают статус теоретического. В действительности же они взаимопро-никают Друг в друга, в связи с чем возникает возможность и це лесообразность формирования такой «стыковой» научной дисцип лины, как теоретическая история, противостоящей по своему смыслу эмпирической, фактографической истории. Если подойти к теоретической истории с точки зрения ее внутренней структуры и формы изложения, то обнаруживается, что по своей структуре теоретическая история в принципе не отличается от общепринятой в исторической науке, то есть в процессе анализа соблюдает хро нологическую последовательность. Что же касается формы, то она уже не конкретно-эмпирична, а более или менее обобщающа, аб страктно-теоретична. Основная задача такого исследования — по казать реальную историческую нить развития какого-либо социаль ного института, общественной группы и т. д. (например, семьи, об щины) в ее закономерности, начиная с генезиса и прослеживая все более поздние формы и ступени. При этом исследователя не интересуют конкретные зигзаги и отступления: он реконструирует историю объекта в ее наиболее существенных моментах.
МОДЕЛИРОВАНИЕ Под моделированием в философской литера туре понимают такой метод научного позна ния, при котором исследование осуществляется не на самом инте ресующем нас объекте (оригинале), а на его заместителе, сход ном с ним в определенных отношениях (на аналоге). Как и в Дру гих отраслях научного знания, моделирование в обществоведении применяется тогда, когда сам предмет недоступен для непосред ственного изучения (скажем, вообще еще не существует — на-
' Ключевский 8. О. Сочинения: В 9 т. М., 1990. Т. 9. С. 375.
' См. об этом подробно: Добриянов В. С. Методологические проблемы теоретического и исторического познания. М., 1968. С. 148—159.
22*
340
глава пятнадцатая
глава пятнадцатая
341
пример, б прогностических исследованиях), либо это непосредст венное изучение требует колоссальных затрат, либо оно невоз можно в силу этических соображений.
И так же, как в других науках, модели, применяемые в процес се социального познания, бывают двух основных типов: материаль ные и идеальные (мысленные). Материальные модели в общест-вознании принимают форму реально-эмпирических. Такое назва ние подчеркивает, во-первых, реальное существование объекта, избираемого в качестве модели; во-вторых, его функциональную принадлежность, использование как средства наблюдения и экспе римента в научном познании конкретных процессов социальной действительности .
Примером такой модели в конкретных социологических иссле дованиях является так называемая выборочная совокупность, взя тая в ее отношении к генеральной совокупности, то есть ко всему множеству социальных объектов, которые составляют предмет изучения. Изучать непосредственно все это множество (скажем, население миллионного и даже стотысячного города) немыслимо и нецелесообразно — нужно огромное количество анкетеров, большие финансовые средства, исследование затянется во време ни. В таких случаях изучение проводится на выборочной совокуп ности объектов, которая должна отвечать всем требованиям, предъявляемым к моделям, и прежде всего — быть репрезента тивной, то есть адекватно воспроизводить структуру генеральной совокупности с точки зрения тех ее характеристик, которые изуча ются в исследовании.
Однако подавляющее число моделей в общественных науках составляют модели второго типа — идеальные, мысленные, среди которых, в свою очередь, выделяются две большие группы: зна ковые модели и модели-образы. К знаковым моделям относятся все модели, построенные с помощью формализованных средств, и прежде всего — мысленные математические модели. В послед ние десятилетия математика прочно вошла в методику социально-гуманитарных исследований, соответственно получило права граж данства и математическое моделирование^.
В качестве модели-образа в социальных исследованиях часто выступает уже имеющийся исторический опыт, многие черты кото рого являются типичными и способны реализоваться в других стра нах, При этом имеется в виду совпадение в модели и объекте ис следования не только общих закономерностей функционирования и развития, но и основного механизма их осуществления. Вместе с тем модель вбирает в себя не только общие закономерности, но
См.: Каракозова Э. В. Моделирование в общественных науках. М., 1986. С. 8. О применении математического моделирования в исторической науке см.: Математические методы в историко-экономических и историко-культурных исследованиях/ Под ред. И. Д. Ковальченко. М., 1977; Математические методы и ЭВМ в исторических исследованиях. М., 1985.
и особенности, присущие данной подгруппе внутри группы одно родных явлений. В то же время модель в отличие от историческо го опыта той или иной страны не включает в себя единичного. Именно такими предстают перед нами модели, воплощающие ис торический опыт буржуазных революций, с одной стороны, в Анг лии, с другой, — в Болгарии. Обе они означали переход от фео дализма к капитализму, и таким образом тождество исходных и конечных точек налицо. Но их конкретно-историческое осуществ ление протекало по-разному. В Англии к середине XVII века сформировался развитой и массовидный капиталистический уклад, и возникшей политической власти буржуазии предстояло только закрепить и упрочить это развитие. В Болгарии же к 70-м годам прошлого века капиталистический уклад существовал только в за родыше, ибо турецкий гнет не просто препятствовал, но во многих случаях сводил к нулю развитие капитализма. Вот почему буржу азная революция в Болгарии начиналась с создания новой полити ческой надстройки, которая приняла затем самое активное участие в формировании нового, капиталистического базиса. Эта («болгар ская») модель буржуазной революции оказывается и сегодня ис тинной для многих слаборазвитых стран.
метод исторических специфичным для обществознания является ПАРАЛЛЕЛЕЙ использование метода исторических паралле лей. В определенной степени этот метод
представляет собой модификацию общенаучного метода аналогии, но модификацию, как мы увидим, весьма существенную.
В формальной логике аналогией называется такой вид умозак лючения, когда на основе сходства в ряде существенных призна ков между двумя или несколькими предметами делается вывод о наличии у интересующего нас предмета признака, характерного для других сравниваемых предметов. Умозаключение по аналогии имеет следующую форму: Предмет А имеет признаки а, б, в, г, д, е Предмет Б имеет признаки а, 6, в, г, д... Следовательно: предмет Б, возможно, имеет признак «е».
В чем же состоят особенности применения этого метода в об щественных науках?
Во-первых, аналог изучаемых природных явлений может быть моделирован в физической форме, а при исследовании социаль ных процессов и феноменов аналог может уже не существовать и даже не может быть воспроизведен. В связи с этим аналогом изучаемого явления выступают часто знания о сходных прошлых событиях.
Во-вторых, в историческом процессе нет полной повторяемости событий и явлений. В лекциях по философии истории Гегель отме чал: «Правителям, государственным людям и народам с важно-
342
глава пятнадцатая
глава пятнадцата;
343
стью советуют извлекать поучения из опыта истории. Но опыт и ис тория учат, что народы и правительства никогда ничему не научи лись из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее. В каждую эпоху оказываются та кие особые обстоятельства, каждая эпоха является настолько ин дивидуальным состоянием, что в эту эпоху необходимо и возмож но принимать лишь такие решения, которые вытекают из самого этого состояния. В сутолоке мировых событий не помогает общий принцип или воспоминания о сходных обстоятельствах, потому что бледное воспоминание прошлого не имеет никакой силы по срав нению с жизненностью и свободой настоящего»^.
В-третьих, исторические аналоги более условны, их вероятност ный характер усугубляется тем, что в протекании и исходе обще ственных событий огромная роль принадлежит субъективному фактору — сознательной деятельности людей, которая далеко не всегда может быть адекватно учтена в выводах по аналогии.
В силу этих особенностей аналогии в обществознании принимают форму исторических параллелей. Уже сам термин «исторические параллели» как бы протестует против представления о полном совпадении, абсолютном повторении общественных явлений. Со бытия, поразительно аналогичные, но происходящие в различной исторической обстановке, приводят к совершенно различным ре зультатам. Вот почему использование метода исторических парал лелей предполагает предварительную разработку важнейших принципов типизации общественных явлений. И хотя задача эта в нашей философской и историко-методологической литературе еще далеко не решена, некоторые из них уже бесспорно выявлены. Это прежде всего наличие у сравниваемых явлений однотипной социально-экономической или технико-технологической почвы, а если речь идет о разных формациях или разных ступенях цивили зации, их принадлежность к однопорядковым эпохам (скажем, к эпохе становления новой формации). Можно указать и на принцип сходства политической обстановки и размежевания общественных сил^.
Метод исторических параллелей — это метод, применяемый прежде всего при обобщении прежнего исторического опыта в его сопоставлении с сегодняшним. Он помогает нам в познании «вертикальных стволов» истории, но он недостаточен для полного и всестороннего познания разветвленной системы ее «горизонталь ных стволов», то есть общего и особенного в развитии различных государств и народов на данном историческом этапе. Достоверная картина исторического прошлого и настоящего предстает перед нами только при одновременном использовании всей системы ме-10ДОВ социального познания.
^ Гегель. Философия истории. Т. 8. М., 1935. С. 7—8.
^ О проблеме типизации общественных явлений см.: Крапп венски и С. Э. К анализу категории «социальная революция». Волгоград, 1971. С. 7—17.
3. СОЦИАЛЬНОЕ ПРЕДВИДЕНИЕ
В своей цслеполагающей деятельности, из которой складывается история, человек всегда стремился постичь будущее. Его не мог ли и не могут не волновать судьбы своей страны, своего народа, своя собственная судьба. Особенно обострился интерес к будуще му в современную эпоху в связи со становлением информацион но-компьютерного общества, в связи с теми глобальными пробле мами, которые ставят под вопрос само существование человечест ва. Обострение же этого интереса привело к настоящему футуро-логическому взрыву. Философы, социологи, экономисты, историки пытаются охватить будущее во всем его широком диапазоне — от проблемы «вызова 2000 года» до проблемы существования чело вечества в течение «следующего миллиона лет», как об этом пи сал Чарльз Гальтон Дарвин — правнук великого биолога.
СУЩНОСТЬ НАУЧНОГО ПРЕДВИДЕНИЯ
Что же представляет собой предвидение (речь пойдет, разумеется, о предвидении на учном в отличие от астрологического, хиро-мантического и т. д.)? Какова его природа и сущность?
Нередко предвидение связывают с «опережающим отражением действительности», открытым в свое время одним из крупнейших физиологов XX века П. К. Анохиным. Между тем у П. К. Анохина речь идет об «опережающем возбуждении», присущем всему би ологическому миру — не только животному, но и растительному. Попытка прямого выведения из этого свойства способности чело века и общества в целом к прогнозированию представляет собой, на наш взгляд, наглядный пример упрощающей редукции, меха нического сведения социального к биологическому. Живой орга низм способен «предвидеть» результат развертывания такой це почки событий, которая реализовывалась уже неоднократно (так, например, дерево, «предвидя» наступление мороза, сбрасывает листья). Человек же в процессе предвидения имеет дело не толь ко с объектами, которые не существуют или не наблюдаемы в данный момент, но и с такими, с которыми он вообще еще никог да не встречался.
Таким образом, с объяснением природы социального предвиде ния все обстоит гораздо сложнее. Даже рассматривая предвиде ние как свойство человеческого сознания, развившееся в процессе общественной практики, мы еще не до конца расставляем все точки над «i». Наверное, надо сказать более определенно: пред видение (тем паче научное) есть функция не индивидуального, а общественного сознания. Даже в своем индивидуальном предви дении, основанном, казалось бы, на чисто личном эмпирическом опыте, человек не может быть свободным от фактологической и генерализующей информации, заложенной в сознании обществен-
344
глава пятнадцатая
глав*) пятнадцатая
345
ном. Общественная природа предвидения особенно рельефно предстает перед нами в научном предвидении, предпосылками которого являются такие продукты общественного духовного про изводства, как гипотезы, законы, теории. В научном предвидении нет ничего мистического, оно представляет собой такое знание о неизвестном, которое основывается на уже известном знании о сущности интересующих нас явлений и процессов и тенденциях их дальнейшего развития.
Следует подчеркнуть принципиальные отличия научного предви дения от пророчества и утопизма.
Прогноз, как мы уже выяснили, опирается на знание реальных взаимосвязей (прежде всего закономерностей), а прорицаниям присуща опора на откровения, видения, фантастические взаимо связи, равно как и для утопий (претендующих на научность и не редко действительно воплощающих в себе определенный элемент научного) характерно восполнение недостающих реальных знаний вымышленными конструкциями и деталями. При этом автор уто пии исходит из субъективных желаний и оценок, из моральных требований, экстраполируя все это на будущую действительность.
Научное предвидение никоим образом не претендует на абсо лютно точное и полное знание будущего, на свою обязательную достоверность: даже тщательно выверенные и взвешенные про гнозы оправдываются лишь с определенной степенью достоверно сти. И если прорицания, как и утопии, пытаются дать, как правило, готовую, статическую, застывшую, изолированную картину прори цаемых или фантазируемых обстоятельств, то для прогноза харак терна картина динамическая, развивающаяся, не претендующая на завершенность.
Прорицания и утопии, как правило, невозможно опровергнуть научными аргументами и соображениями, ибо они не опираются на взаимосвязи, поддающиеся проверке. Прогнозы же могут быть проверены при помощи научно-теоретических суждений, они вполне отвечают выдвинутому К. Поппером принципу фальсифи-цируемости как критерию демаркации науки от ненауки. Это озна чает, что они могут быть как подтверждены, так и опровергнуты.
Научное предвидение, как следует из всего сказанного, есть ве роятностное знание. Степень его достоверности зависит от ряда факторов.
Во-первых, степень достоверности прогностического знания зави сит от того, какое будущее подвергается предвидению — редственное (отделенное от нас, скажем, 20—30 годами), обозри мое (охватывающее собой большую часть следующего столетия) или отдаленное (за указанными пределами). Нетрудно догадаться, в каком направлении будет убывать степень достоверности знания. В первом случае возможны весьма достоверные прогнозы; во втором преобладают знания правдоподобные, основанные на
весьма неполной индукции; в третьим — мы имеем дело с сугу бо гипотетическими предположениями.
Во-вторых, степень достоверности предвидения зависит от того, насколько оно обосновано знанием соответствующих закономерно стей. При этом ненадежность прогноза, как правило, тем больше, чем больше приходится прибегать к гипотезам о законах вместо самих законов.
В-третьих, степень достоверности предвидения зависит от того, насколько оно системно, наскопько оно учитывает всю сложность прогнозируемого состояния общества или отдельного его компо нента.
Все эти детерминанты достоверности социального прогноза дол жны особо скрупулезно учитываться сегодня при решении вопроса о перспективах современной цивилизации.
человечество этот вопрос в различных его аспектах был ПЕРЕД ЛИЦОМ уже поставлен в предшествующих главах кни-ГЛОБАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ ги (в связи с относительной самостоятельно стью в развитии техники, экологическим кри зисом и путями выхода из него, глобальной опасностью вандализа-ции культуры, проблемой «пределов роста», ролью научной раци ональности в современном мире). Сейчас же попытаемся его рас смотреть в более обобщенном виде исходя из системной взаимо связи всех глобальных проблем, вставших перед человечеством на рубеже столетий.
Что же представляет собой эта система? Обычно, говоря о ней, выделяют следующие основные структурные элементы: угроза мировой термоядерной войны; нарастающие «ножницы» в уровне экономического и культурного развития стран, составляющих «ми ровой город» и стран, составляющих «мировую деревню»; исто щение природных ресурсов; катастрофические аномалии в сфере демографической (в виде «взрыва» рождаемости в одних случаях и намечающейся депопуляции в других); подводящее человечест во к последней черте загрязнение природной среды; набирающая темп и разнообразящаяся в пространстве вандализация культуры. Впрочем, последняя проблема включается в анализируемую сис тему далеко не всегда, что в определенной степени свидетельст вует о недооценке ее серьезности. За бортом системного анализа глобальных проблем остаются острейшие проблемы здравоохра нения (наркомании, алкоголизма, СПИДа). С точки зрения сегод няшней статистики такая элиминация вполне объяснима: эти про блемы оцениваются как принципиально менее опасные по сравне нию с угрозой термоядерной войны, экологическим кризисом и т. д. Но если брать глобальные проблемы в их динамике, то вполне понятно, что элиминируемые сегодня из анализа проблемы завтра могут выйти на передний план не только по причине своего
346
глава пятнадцатая
гп.)ва пятнадцатая
347
собственного саморазвития, но и в связи с полным или частичным разрешением других, более приоритетных ныне проблем.
Взаимосвязь и взаимообусловленность всех глобальных проблем современности не подлежат сомнению, и мы об этом уже в опре деленной степени говорили в связи со сложившейся экологической ситуацией (глава седьмая). Но, как известно, сама по себе взаимо связь и взаимообусловленность каких-либо явлений еще отнюдь не свидетельствуют об их принадлежности к единой системе. Со вокупность взаимосвязанных явлений превращается в целостность только тогда, когда среди них наличествует системообразующий фактор. Тщательно перебрав и взвесив только что перечисленные глобальные проблемы, мы приходим к выводу, что ни одна из них не может быть признана системообразующей. Следовательно, за пределами структурного анализа осталось нечто весьма важ ное, без чего нельзя представить совокупность глобальных про блем в качестве системы.
Этим «весьма важным» оказывается проблема стихийности и неравномерности развития человечества, то есть проблема со-циумных свойств, выступавших в качестве атрибутивных не только б предцивилизационный период истории, но и на обеих предыду щих ступенях цивилизации. Могут возразить по небезызвестной формуле «или-или»: либо стихийность и неравномерность есть причина так называемых глобальных проблем, либо они (стихий ность и неравномерность) выступают в роли одного из структур ных элементов самой системы глобальных проблем. Но в том-то и дело, что истина и здесь оказывается на стороне диалектической формулы «и-и». Перефразировав спинозовское «natura est causa sui», можно сказать, что система есть причина самой себя в том смысле, что системообразующий фактор выступает основной внут рисистемной причиной.
Стихийность и неравномерность развития оказывали свое неод нозначное воздействие и на предыдущих этапах исторического процесса. Противоречивость этого воздействия наглядно демонст рирует закон неравномерности развития, возьмем ли мы между народный или внутренний планы его реализации. В плане внутрен нем речь идет о неравномерности развития различных сфер жиз недеятельности внутри данного социума — города и деревни, тех нического базиса и культуры и т. д. Под международным планом имеется в виду неравномерность развития стран, регионов, конти нентов, их противоположность. И как всякая социальная противо положность, неравномерность означает эксплуатацию, угнетение одних общественных коллективов другим. Однако негативные по следствия стихийного и неравномерного развития человечества в прошлом более или менее локализовывались и, несмотря на их «повсеместность», не принимали глобального характера.
Ситуация принципиально изменилась во второй половине XX ве ка, когда научно-техническая революция, подведение под цивили-
зацию информационно-компьютерного технологического базиса, да и логика геополитического и экономического развития сделали наш раздираемый противоречиями мир до предела взаимозависимым. Теперь не только исторический процесс в своей тенденции, но и историческая действительность как сегодняшнее, уже достигнутое состояние этого процесса стали поистине мировыми, всемирными. Каждый отчетливо представляет, что на земном шаре нет такой точки, куда бы не долетела ядерная ракета. Каждый отчетливо представляет, что значит закрыть заслонку на транснациональном газопроводе или прекратить поставки нефти по традиционным обя зательствам. Каждый отчетливо представляет, какую опасность для всего мирового сообщества таит в себе нарастающее отставание афро-азиатского региона.
Какую бы отдельную проблему из системы глобальных мы ни взяли, она не может бать решена без предварительного преодо ления стихийности в развитии земной цивилизации, без перехода к согласованным и планомерным действиям в общепланетарном масштабе. Такие согласованные и планомерные действия, как под черкивается в футурологичсской литературе последних десятиле тий, могут и должны спасти и общество, и его природную среду. В сложившихся к концу XX века условиях ни первая, ни вторая си стема уже не могут продолжать функционировать стихийно без риска катастрофы для каждой из них. Единственный выход — в переходе от саморегулирующейся к управляемой эволюции пла нетарного сообщества и его природной среды.
необходимость В этих условиях неоценимое значение приоб-планетарного ретает единое планетарное сознание, которое СОЗНАНИЯ стихийно формируется на психологическом
уровне как первичное отражение новых для человечества характеристик социального бытия, но требует боль ших усилий для своего становления на более осознанном и (в этом смысле) идеологическом уровне. Идея формирования еди ного планетарного сознания очень долго и болезненно пробивала себе дорогу в отечественном обществознании. Многие годы даже сама мысль о возможности и целесообразности такового воспри нималась как крамольная, как своего рода идеологическая дивер сия со стороны оппонентов из противостоящего социализму лаге ря. Хотя, казалось бы, в возникновении планетарного сознания есть своя железная логика: так же как наличие важных националь ных проблем находит свое отражение в национальном самосозна нии, так и система глобальных проблем конца XX века с неизбеж ностью порождает самосознание общепланетарное.
Каковы же наиболее существенные черты планетарного со знания?
См. например, Кууси П. Этот человеческий мир. М., 1988.
348
глава пятнадцатая
гл;1ва пятнадцатая
349
Во-первых, доминантой планетарного сознания является приори тет общечеловеческих ценностей над более частными (региональ ными, национальными, классовыми). Стоит этой доминантой пре небречь, и планетарное сознание теряет свой смысл. Данная зако номерность обусловлена тем, что даже выработав планетарное сознание, мировое сообщество продолжает оставаться разношер стным и противоречивым. Сохраняются геополитические и эконо мические коллизии между так называемыми великими держава ми; острые, грозящие вылиться в опаснейшие конфликты, противо речия между Севером и Югом; не исчезла межклассовая и меж этническая напряженность во многих странах и регионах. Плане тарное самосознание не способно ликвидировать эти объективные противоречия — его задача заключается в том, чтобы отвести их на задний план и обеспечить конструктивное сотрудничество всех стран и народов в деле разрешения глобальных проблем, навис ших дамокловым мечом над человечеством. Принцип «пусть по гибнет весь мир, но восторжествует справедливость!» всегда был лишен гуманистического смысла, но сегодня, когда мир действи тельно повис над пропастью, следование этому принципу превра щается в преступление. Мир сначала должен быть спасен таким, каков он есть, — справедливым и не очень, прекрасным в одних проявлениях и безобразным в других. Именно эта великая Задача вызвала к жизни планетарное со..знание, или, как его часто называ ли недавно, новое политическое мышление. Если вспомнить, что на международной арене любой вопрос взаимоотношений (эконо мический, экологический и т. д.) превращается, по сути дела, в политический, то употребление этого синонима вполне допустимо. И все же термин «планетарное сознание» точнее, ибо подразуме вает его необходимую массовидность, а не принадлежность толь ко профессионалам-политикам.
Во-вторых (и это вытекает из сказанного), планетарное сознание вызывает существенную коррекцию в общественном сознании от дельных народов и стран, а также в индивидуальном сознании. Космополитическая ментальность, ощущение себя гражданином мира, ранее нередко подвергавшиеся осмеянию и даже остракиз му, сегодня превращаются в органический элемент политической культуры. В связи в этим происходят принципиальные подвижки в соотношении индивидуализма и коллективизма как социокультур-ных ценностей, которыми человек и общество руководствуются в своей практической деятельности. При этом приоритет все больше сдвигается в сторону планетарного коллективизма в противовес господствовавшему веками индивидуализму государств и народов. Иначе и быть не может: чтобы спасти мир, планетарная солидар ность из факта сознания должна превратиться в общечеловече скую практику. Кстати, как отмечалось на XIX Всемирном фило софском конгрессе (Москва, 1993), заметные подвижки в пользу коллективизма ощущаются сегодня в развитых странах Запада и в
связи с продвижением к новой ступени цивилизации и процессом социализации общественных отношений. Нетрудно заметить, что подвижки эти и в своем международном, и в своем внутреннем варианте однонаправлены. Причем речь идет не о новом витке подавления индивида коллективом. Об этом приходится сказать особо, ибо опасения на сей счет существовали и продолжают су ществовать в общественном сознании. Тайяр де Шарден зафикси ровал их следующим образом: «Сосредоточиться на себе, быть в состоянии сказать «я» — это в конечном счете рассматривается нами как привилегия (или скорее недостаток) индивида в той ме ре, в какой он, замыкаясь от остального, становится антиподом це лого. Двигаясь в обратном направлении, к коллективу и универсу му, то есть к тому, что наиболее реально и прочно в мире, «Ego», думается нам, идет на убыль и аннулируется»'. В действительно сти же, как показал де Шарден, налицо продвижение к «диффе ренцированному единству», в котором индивидуальность не теря ется и не смешивается, а еще более совершенствуется.
В-третьих, планетарное сознание характеризуется высшей сте пенью онаученности, что связано с невозможностью решения гло бальных проблем просто при помощи «здравого смысла», в обход новейших достижений естественных, технических, гуманитарных и философских наук. Сложный комплекс глобальных проблем мо жет быть решен только на основе использования всего комплекса научного знания, которое сегодня концентрируется прежде всего в так называемых стыковых отраслях. В частности, планетарное со знание призвано вобрать в себя важнейшие выводы синергетики. Сошлемся лишь на некоторые из них: а) сложноорганизованным системам (таковой является и система «общество—природа») нельзя навязывать пути их развития, скорее необходимо понять, как способствовать реализации их собственных тенденций, как вы водить системы на оптимальные пути; б) для сложных систем, как правило, существует несколько альтернативных путей развития, следовательно, распознав их и отвергнув апокалипсический вари ант, есть возможность осознанно, с использованием достижений того же научно-технического прогресса, найти такой вариант даль нейшего развития, который устраивал бы человека и вместе с тем не являлся бы разрушительным для природы; в) для оптимально го оперирования со сложными системами и управлениями главное не сила, а правильно по своей архитектуре выстроенная цепочка воздействия: наиболее эффективными оказываются малые, но правильно организованные — резонансные — воздействия на сложные системы^. Нетрудно заметить, насколько синергетика и философия в этих выводах взаимопроникают друг в друга.
^ Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М., 1987. С. 204.
2 См.: Пригожин И„ Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1966; Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Синергетика как новое мировидемие// Вопросы философии. 1992 № 12. С. 4—5.
350
глава пятнадцатая
ГЛ.1В.1 пятнадцата1
351
БУДУЩЕЕ КАК
ФИЛОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМА
Будущее человечества всегда было значи тельной мировоззренческой и методологиче ской проблемой, а социальный прогноз всег да выступал как мысленная модель предсто ящего развития, то есть как философское ос мысление будущего. Если верно, что философия не может закон читься, пока налицо социальные изменения, то не менее верно и другое: сами эти социальные изменения нуждаются в солидном философском обосновании. Подчеркнем — в обосновании специ фически философском, не стремящемся превратиться в политиче ские решения и технологические рецепты. Ведь философия, как подчеркивал в свое время А. Шопенгауэр, «по существу своему только размышляет и исследует, а не предписывает. Становиться же практической, руководить поведением, перевоспитывать харак тер — это ее старые притязания, от которых она теперь, созрев в своих взглядах, должна бы, наконец, отказаться».
В чем же тогда может и должна проявиться активная роль фи лософии в этой «пограничной» для всего человечества ситуации?
— философия призвана осуществить методологический и миро воззренческий синтез современного научного знания и дать фило софское обоснование его включения в культуру, обеспечить науку конца XX века новым категориальным аппаратом.
— От социальной философии общественная практика ждет все сторонних исследований научно-технического прогресса и его по следствий, глубокого осмысления сложившихся противоречий между научно-техническим и социальным прогрессом, критиче ского анализа традиционных для техногенной цивилизации и во многом уже устаревающих ценностей.
— Требуется философское обоснование как самой необходимо сти планетарного сознания, так и его важнейших характеристик, присущих ему общечеловеческих ценностей. Исполнение этого «социального заказа», посильное и в то же время не претенциоз ное участие философии в становлении планетарного сознания, при званного спасти мир, отвечает подлинному смыслу самой филосо фии и ее целительным способностям.
— Перед лицом опаснейших глобальных проблем Человек ждет от философии ничем не заменимой духовной поддержки. Ведь с будущим связывает Человек все свои желания и надежды, и он отнюдь не ради любопытства хочет знать, насколько его субъек тивные чаяния «вписываются» в реальные перспективы будущего.
«Смотрите на жизнь философски» — советуем мы своим друзьям и близким в трудные для них минуты, имея в виду внут ренне присущий философии оптимистический характер. «Отличи-
тельный признак мудрости, — подчеркивал М. Монтень, — это неизменно радостное восприятие жизни; ей, как и всему в над лунном мире, свойственна никогда не утрачиваемая ясность». И хотя современная, явно драматическая ситуация не дает поводов для обнаруживаемого в этих словах некоего налета бодр ячества и категоричности, она позволяет философии оставаться на позициях взвешенного оптимизма: будущее человечества не безальтерна тивно, сегодняшний кризис цивилизации может смениться более светлой полосой.
Вселяя в Человека подобный оптимизм, философия с честью выполняет свою важнейшую — гуманистическую — функцию.
ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ
1. Чем определяется специфичность социального познания?
2. Насколько правомерны и возможны социальные эксперименты?
3. Что дает метод исторических параллелей для познания общественных явлений и процессов?
4. Почему именно сейчас человечество столкнулось с необходимостью выра ботки планетарного сознания?
^ Шопемгауэр А. Мир как вопя и представление// Антология мировой философии: В. 4 т. М., 1971. Т. 3. С. 694.
Монтень М. Опыты. Кн. 1. М.—Л., 1954. С. 208.