Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
I. Естественная религия есть творение бога или людей. Нельзя сказать, что людей, поскольку она служит основанием религии откровения.
Если же это творение бога, я спрашиваю: с какой целью бог дал ее людям? Целью религии, которая исходит от бога, может быть только познание необходимых истин и отправление основных обязанностей.
Религия была бы недостойна бога и человека, если бы она преследовала другую цель.
Следовательно, или бог не дал людям религии, которая отвечала бы преследуемой им цели, что было бы нелепо, так как это предположило бы в нем отсутствие могущества или злую волю, или же человек получил от него то, в чем нуждался. Следовательно, ему не надобно было других знаний, нежели те, что он получил от природы.
Что касается средств отправления обязанностей, было бы смешно, если бы он им отказал; так как из трех моментов: знание догматов, отправление обязанностей и сила, необходимая для того, чтобы действовать, и для того, чтобы верить,— отсутствие одного делает другие бесполезными.
Тщетно просвещать меня в догматах, если я не знаю обязанностей. Тщетно познавал бы я обязанности, если бы я коснел в заблуждении или невежестве относительно необходимых истин. Ничего не дало бы мне познание истин и обязанностей, если бы в благодати веры и практики мне было отказано.
Я же всегда был одарен всем этим; следовательно, естественная религия не оставила религии откровения ничего существенного и необходимого для дополнения; и следовательно, эта религия вовсе не была недостаточной.
II. Если бы естественная религия была недостаточной, она была бы недостаточной или в себе самой, или относительно состояния человека.
Но нельзя сказать ни того, ни другого. Ее недостаточность в себе самой была бы ошибкой бога. Ее недостаточность в отношении состояния человека предполагала бы, что бог мог бы сделать естественную религию достаточной, а, следовательно, религию откровения — ненужной, изменив состояние человека. Это то, о чем религия откровения говорить не позволяет.
Впрочем, религия, недостаточная относительно состояния человека, была бы недостаточной и в себе самой, так как религия создана для человека; но всякая религия, которая не предписывала бы человеку воздавать богу то, что бог вправе требовать от него, была бы ошибочна в себе самой.
И пусть не говорят, что бог, будучи ничего не должным человеку, смог по справедливости дать ему то, чего тот хочет, ибо заметьте, что тогда дар божий не имел бы ни цели, ни пользы. Две ошибки, которые мы не простили бы человеку и в которых мы не станем упрекать бога.
Не имел бы цели,— ибо бог не мог бы полагать добиться от нас того, чего он таким же способом не может сделать сам. Не имел бы пользы,— поскольку утверждают, что этот способ недостаточный, чтобы привести к какой-либо пользе по справедливости.
III. Естественная религия была бы достаточной, если бы бог не мог взыскивать с меня больше, чем предписывает мне естественный закон. Но бог не может взыскивать с меня больше, чем предписывает мне этот закон, потому что это его закон и от него зависело лишь в какой-то степени отягчить его наставлениями.
Естественная религия была столь же достаточной для тех, кто жили под этим законом, чтобы быть спасенными, сколь закон Моисея для евреев и христианский закон для христиан. Это закон, который формирует наши обязанности. Мы не можем быть обязаны более, чем то предписывают нам его заповеди.
Итак, естественный закон был таким же достаточным для первых людей, как тот же самый закон после его усовершенствования стал достаточным для их потомков.
IV. Но, если естественный закон мог быть усовершенствован законом Моисея и этот последний — христианским законом, почему же закон христианский не мог бы быть усовершенствован с помощью какого-то другого закона, которого бог не пожелал пока открыть людям?
V. Если естественный закон был усовершенствован, то — либо посредством истин, которые нам были открыты, либо посредством добродетелей, о которых люди не ведали. Но нельзя утверждать ни того, ни другого. Закон откровения не содержит никакого морального наставления помимо того, что я нахожу заповеданным и используемым при естественном законе. Стало быть, он не научил нас ничему новому в отношении морали. Закон откровения не принес нам никакой новой истины. Ибо что такое истина, если не положение относительно объекта, выраженное в словах, представляющихся мне ясными идеями, взаимосвязь которых я постиг? Но религия откровения не дала нам никаких таких положений. То, что она прибавила к естественному закону, состоит в пяти или шести положениях, которые для меня не более вразумительны, чем если бы они были начертаны иероглифами, потому что идеи, представленные в словах, и связь этих идей между собой целиком ускользают от меня.
Идеи, представленные в словах, и их связь ускользают от меня. Но без этих двух условий положения откровения или перестали бы быть таинствами, или были бы очевидно нелепыми. Вот, например, такое положение откровения:
все дети Адама были виновны от рождения, из-за грехопадения их праотца. Доводом, что идеи, связанные со словами, и их связь ускользают от меня в этом положении, является тот факт, что, если я поставлю вместо имени Адама имя Петра или Павла и буду утверждать: все дети Павла были виновны от рождения, из-за грехопадения их отца,— положение становится осознаваемой всеми нелепостью. Отсюда следует то, о чем было сказано выше,— что религия откровения не научила нас ничему в отношении морали и что то, что мы узнаем из нее о догме, сводится к пяти или шести невразумительным положениям, которые вследствие этого не могут почитаться нами за истины. Ибо, если бы вы научили крестьянина, который совершенно не знает латыни и еще менее... логики, стиху
Asserit A, negat E, verum generaliter ambo, полагали ли бы вы, что научили его новой истине? Не исходит ли от природы всякой истины быть ясной и просвещать? Этих качеств не могут иметь положения откровения. Нельзя сказать, что они ясные; они ясно содержат, или ясно, что они содержат, истину, но они темны. Отсюда вытекает, что все то, что следует из них, должно быть также темно, так как следствие никогда не может быть светоноснее основания.
VI. Религия, которая наилучшим образом согласуется с благостью бога, есть лучшая религия. А естественная религия согласуется с благостью бога, потому что один из признаков благости бога — не судить лицеприятно. Естественный же закон лучше всех законов согласуется с этим признаком, ибо о нем действительно можно сказать, что это свет, который человек, рождаясь, несет в мир.
VII. Религия, которая наилучшим образом согласуется с правосудием бога, есть лучшая религия. А естественная религия, или естественный закон, лучше всех религий согласуется с правосудием. Люди, представшие перед судом божьим, будут судимы по какому-то закону. Если бог судит людей по естественному закону, он не совершит ничего неправосудного в отношении кого-либо из них, потому что они все от рождения знают этот закон. Но если он судит их по какому-то другому закону, закону, который не известен всем как естественный закон, тогда будет среди людей тот, кто испытает неправосудие. Отсюда следует, что либо бог каждого человека будет судить согласно закону, который он будет точно соблюдать, либо если он будет судить всех по одному и тому же закону, то это может быть только естественный закон, который равно известен всем и равно всех обязывает.
VIII. Впрочем, я утверждаю: есть люди, знания которых настолько ограничены, что лишь всеобщность вероучений (des sentiments) является доказательством, доступным их пониманию. Отсюда вытекает, что христианская религия не была создана для этих людей, потому что у нее вовсе нет этого доказательства, и что, таким образом, они или избавлены от следования какой-либо религии вообще, или принуждены кинуться в естественную религию, благость которой принимают все.
IX. Цицерон, говорит автор “Философских мыслей”, желая доказать, что римляне — самый воинственный народ на земле, ловко вытянул это признание из уст их соперников. Галлы, кому уступаете вы в смелости, если вы уступаете в этом кому-то? — Римлянам. Парфяне, кто наихрабрейшие после вас? — Римляне. Африканцы, кого устрашились бы вы, если бы вам было кого страшиться? — Римлян. Спросим, например, приверженцев прочих религий, говорит автор “Мыслей”. Китайцы, какая религия оказалась бы лучшей, если бы таковой не была ваша? — Естественная религия. Мусульмане, какой культ приняли бы вы, если бы вы отреклись от Магомета? — Натурализм. Христиане, какая религия является истинной религией, кроме христианства? — Религия иудеев. А для вас, евреи, какая религия истинна, если иудаизм ложен? — Натурализм. Но те, продолжают Цицерон и автор “Мыслей”, кому единодушно отводят второе место и кто не уступают первого никому,— те неоспоримо заслуживают этого первенства.
X. Религия, которая считает разумные существа самыми разумными существами,— такая религия, по мнению разумных существ, самая мудрая, так как она не заставляет их верить во что-то, что было бы выше их разума и что не было бы в ней сообразным.
XI. Религия, которая более представляет божественные свойства, должна быть предпочтительно принята всякой другой. А естественная религия более всех других представляет божественные свойства, поскольку в других культах нет никаких божественных свойств, которые не были бы признаны в естественной религии. В ней есть и то, чего другие религии не имеют: непреложность и всеобщность.
XII. Что представляет собой достаточная и всеобщая благость? Это благость, которая даруется всем людям, в силу которой они всегда могут выполнить свои обязанности и порой выполняют их.
Какая религия будет достаточной, если не естественная, религия, данная всем людям, благодаря которой они всегда могут выполнить свои обязанности и порой выполняют их? Отсюда следует, что естественная религия не только не является недостаточной, но что, собственно говоря, это единственная религия, которая достаточна, и что будет бесконечно более нелепым отрицать необходимость достаточной и всеобщей религии, как и необходимость всеобщей и достаточной благости. Но нельзя отрицать необходимость всеобщей и достаточной благости, не впадая в непреодолимые противоречия; следовательно, нельзя отрицать и необходимости достаточной и всеобщей религии. Итак, естественная религия — единственная, которая обладает этим свойством.
XIII. Если же естественная религия является каким-либо образом недостаточной, из этого следует, что либо ей никогда точно не следовал хотя бы один человек, не знавший и других религий, либо люди, которые точно исполняли один-единственный известный им закон, были бы наказаны или же были бы вознаграждены. Если они были вознаграждены, то их религия достаточна, потому что она производит то же действие, что и религия христианская. Нелепо, если бы они были наказаны. Невероятно, чтобы кто-то не исполнял точно свой закон. Это все равно что заключить всю честность в маленьком уголке земли или наказать в высшей степени порядочных людей.
XIV. Из всех религий предпочтительнее та, истина которой имеет больше доказательств и меньше возражений. Но естественная религия как раз такова, так как никто не выдвигает против нее никаких возражений и все приверженцы других религий согласны признать в ней истину.
XV. Как же доказывают ее недостаточность? — 1. Так как недостаточность естественной религии была признана всеми приверженцами других религий. 2. Так как познание истины и пользование благом не удавались самым мудрым натуралистам. Ложные доводы. Что касается первого утверждения, то, если приверженцы других религий согласны в признании ее недостаточности, вероятно, натуралисты не были бы согласны с этим. В таком случае натурализм относится к одной из тех религий, которые считаются лучшими теми, кто исповедует их, и не считаются таковыми остальными. Относительно второго утверждения: достоверно, что с возникновением религии откровения мы не познаем в ней лучше ни бога, ни наших обязанностей. Бога — потому что все его умопостигаемые атрибуты были раскрыты, а сверхъестественные ничего не прибавляют к нашим познаниям; нас самих — поскольку познание нас самих целиком соответствует знанию нашей природы и наших обязанностей, а наши обязанности изложены в писаниях философов-язычников, тогда как наша природа все еще остается непонятной, поэтому изучением нашей природы занимаются больше, чем философией, что находит выражение в малопонятных или нелепых положениях, если они вообще воспринимаемы; и нет ничего в поведении натуралистов противного натурализму. Так же понятно, что естественная религия благая и что ее наставления плохо соблюдались, что христианская религия истинная, несмотря на то что существует бесконечное множество плохих христиан.
XVI. Если бог не дал людям никакого средства, достаточного для того, чтобы они могли выполнить свои обязанности, то это не означает по крайней мере, что делать людям зло заключено в его природе. А недостаточное средство не может быть хорошим, ибо первое отличительное свойство хорошего средства — быть достаточным. Но если бы естественная религия была совершенно достаточной в силу благости и всеобщего знания, чтобы служить людям на пути честности, кто убедит меня в том, что этого никогда не случалось. Впрочем, религия откровения будет существовать именно как лучшая, а не по совершенной необходимости. И если случалось натуралисту быть твердым в благе, он был бы более достойным, чем христианин, потому что они один за другим делают то же дело, но натуралист с бесконечно меньшим вспоможением.
XVII. Но я прошу, чтобы мне искренно сказали, какой из двух религий легче всего следовать, естественной религии или христианской. Если естественной религии — в чем, как я полагаю, нельзя усомниться,— то христианство представляет собой лишь добавочное бремя и, следовательно, более не является благостью, что слишком трудно, в то время как это же можно было сделать проще. Если же на этот вопрос мне ответят, что легче следовать христианскому закону, то вот мои доводы. Христианскому закону тем труднее следовать, что его наставления многочисленнее и строже. Но, скажут мне, вспоможения для их соблюдения более значительны по сравнению с вспоможениями при естественном законе, так что наставления этих законов не отличаются ни числом, ни трудностью. Но, спрошу я в ответ, кто же все это подсчитал и уравнял? И не пытайтесь ответить мне, что это — Иисус Христос и церковь, ибо такой ответ хорош только для христианина, а я им еще не являюсь: речь идет о моем возвращении. И это не произойдет, вероятно, через решения, которые предполагают меня таковым. Итак, ищите другой ответ.
XVIII. Все, что имеет начало, будет иметь конец, и все, что вовсе не начиналось, никогда не кончится. Так вот, христианство началось, начался иудаизм, и нет ни одной религии на земле, время возникновения которой не было бы известно, за исключением естественной религии; следовательно, только она никогда не закончится, а все другие пройдут.
XIX. Из двух религий предпочтительнее должна быть та, что наиболее очевидно исходит от бога и наименее — от людей. А естественный закон очевидно исходит от бога, и он бесконечно более очевидно исходит от бога, чем очевидно, что какая-то другая религия не исходит от людей; ибо вовсе нет возражений против ее божественности, которая не нуждается в доказательствах, тогда как против божественности других религий выдвигается тысяча возражений и, чтобы быть признанными, они нуждаются в бесконечном числе доказательств.
XX. Та религия является более предпочтительной, что наиболее сообразна с природой бога; а ведь естественный закон наиболее сообразен с природой бога. Быть нетленным — исходит из природы бога; ведь нетленность скорее соответствует естественному закону, чем какому-либо другому. Ибо наставления других законов записаны в книгах, подверженных всем последствиям дел человеческих — отмене, истолкованию в худую сторону, запутыванию и так далее. Но естественная религия, записанная в сердце, в безопасности в нем от всех превратностей, и если она может претерпеть какую-либо перемену из-за предрассудков и страстей, то эти несообразные с ней перемены являются общими другим культам, впрочем, они могут быть вызваны своими собственными причинами.
XXI. Либо естественная религия является благой, либо — вредной. Если она благая, этого мне достанет, я не вопрошаю более об этом. Если она вредная, значит, ваша греховность исходит из ее оснований.
XXII. Если и был какой-то довод в пользу предпочтения христианской религии, религии естественной, то это то, что христианская религия предоставила нам знания о природе бога и человека, которых мы не имели в естественной религии. И ничего больше, ибо христианство, вместо того чтобы прояснять, содержит бесконечное множество неясных и спорных мест. Если спросить у натуралиста, почему человек страдает в этом мире, он ответит: ничего о том не ведаю. Если тот же вопрос задать христианину, он ответит загадкой или нелепостью. Что же лучше, невежество или таинственность? Или, скорее, не является ли ответ обоих тем же самым? Почему человек страдает в этом мире? Это тайна, отвечает христианин. Это тайна, отвечает натуралист. Заметьте, что ответ христианина сводится в конце концов к тому же. Если же он говорит: человек страдает, потому что его предок совершил прегрешение, а вы настаиваете: почему потомок отвечает за глупость своего предка? — он говорит: это тайна. Каково! Я заметил бы христианину, не говорит ли он того, что вначале высказал я: если человек страдает в этом мире, явно не заслужив этого, это тайна? Не кажется ли ему, что он объясняет это явление, как китайцы объясняли пребывание мира в воздушном пространстве? Китаец, что держит мир? Сильный слон. А слона кто держит? Черепаха. А черепаху? О том не ведаю. Каково! Оставь им слона и черепаху, мой друг, и исповедуйся вначале в своем невежестве.
XXIII. Та религия предпочтительнее всех других, которая может приносить только добро и никогда — зло. Но ведь таков естественный закон, высеченный в сердцах всех людей. В себе самих найдут они все предписания для признания его, тогда как другие религии, основанные на принципах, чуждых человеку и, следовательно, неизбежно темных, в большинстве своем не могут не породить распрей. Впрочем, нужно признать то, что подтверждает опыт. Из опыта же следует, что мнимо откровенные религии принесли тысячу несчастий, вооружили одних людей против других и потопили всю землю в крови. А ведь естественная религия не стоила и слезинки роду человеческому.
XXIV. Нужно отбросить систему, подвергающую сомнениям всеобщее благоволение и неизменно ровное отношение бога ко всем. Но система, которая толкует естественную религию как недостаточную, подвергает сомнениям всеобщее благоволение и неизменно ровное отношение бога ко всем. Я вижу лишь существо, преисполненное ограниченных привязанностей и переменчивое в своих намерениях, довольствующееся благодеяниями для небольшого числа созданий и порицающее в одно время то, что оно само заповедовало в другое: ибо, если люди не могут быть спасены без христианской религии, бог становится для тех, кому он в ней отказал, таким же жестоким отцом, как жестока мать, которая отказала бы или может отказать некоторым своим детям в грудном молоке. Если же, напротив, естественная религия достаточна, все приходит в порядок, и я вынужден постичь наивысшие идеи благоволения и ровного отношения бога ко всем.
XXV. Нельзя ли сказать, что все религии мира просто секты естественной религии и что иудеи, христиане, мусульмане и даже язычники также лишь натуралисты-еретики и натуралисты-схизматики?
XXVI. Нельзя ли на этом основании утверждать, что естественная религия — единственная подлинно существующая? Ибо возьмите приверженца какой-либо религии, кто бы он ни был, и спросите его об этом, и вы сразу же заметите, что среди догматов его религии есть несколько, в которые он верит меньше, чем в другие, или даже которые он отвергает без счета, или которые он не понимает, или которые он истолковывает на свой манер. Поговорите с другим представителем той же религии, повторите на нем ваше испытание, и вы найдете его в точно таком же состоянии, как и его соседа, только с единственным отличием, что то, в отношении чего этот последний нисколько не сомневается и что он признает,— именно это другой отрицает или сомневается в этом; то, чего он не понимает, другой считает весьма ясно выраженным; то, что один постигает без труда, для другого не в меньшей мере затруднено; более того, они не согласны относительно правильности или ложности какого-либо толкования. Однако все эти люди собираются у тех же алтарей; можно подумать, что они согласны со всем, тогда как они не согласны почти ни с чем. Поэтому, если бы все принесли в жертву положения, относительно которых они были в споре, их можно было бы считать почти натуралистами, и они перешли бы из своих церквей в церкви деистов.
XXVII. Истина естественной религии в отношении истины других религий неоспорима, что я признаю сам и в чем признаются мне другие; это то, что я чувствую, и то, что я слышу; это то, что я нахожу записанным во мне самом перстом божьим, и то, что люди суетные, суеверные и лживые начертали на листе или высекли на камне; это то, что я несу в себе самом и встречаю всюду, то, что не зависит от меня и изменяется вместе с обстоятельствами; это то, что никогда искренно не было опровергнуто, не отвергается сейчас и не будет отвергнуто в дальнейшем; то, что далеко от признания и от известности, или никогда не было понято, или перестало быть понятным, или вовсе не являлось таковым и совершенно отброшено как ложное; это то, что ни время, ни люди не отвергли и не отвергнут никогда; это то, что проходит как тень; то, что сближает людей цивилизованных и варваров, христиан, неверных и язычников, почитателей Иеговы, Юпитера и бога, философов и народ, ученого и невежду, старца и ребенка, так же как мудрого и безрассудного; и это то, что отдаляет отца от сына, вооружает человека против человека, обращает ученого и мудреца к ненависти и преследованию невежественных и иступленных и орошает время от времени землю их кровью; это тот, кого принимают за святого и величественного все народы земли, и тот, кто был проклят всеми народами, за исключением одного; тот, кто вознес до неба во всех частях света гимн и хвалу, и тот, кто пустил на свет анафему, нечестие, осквернения и богохульство; тот, кто нарисовал мне вселенную как одну-единственную огромную семью, в которой бог — первый отец; и тот, кто представил мне людей разделенными на горстки, находящимися во власти толпы свирепых и зловещих демонов, которые вкладывают им в правую руку кинжал, а в левую — факел и вдохновляют их на убийства, разорения и разрушения.
Грядущие века будут все больше окрашивать одну из этих картин самыми прекрасными красками, а другую — омрачать самыми черными тенями. В то время как культы, которые избрали себе люди, будут продолжать обесславливаться в умах людей из-за их сумасбродства и злодеяний, естественная религия увенчается новым подъемом и, может быть, прикует к себе наконец взгляды всех людей и заставит их себе поклоняться. И тогда люди создадут единое общество и откажутся от этих причудливых законов, которые, кажется, выдуманы лишь для того, чтобы сделать их коварными и преступными, и они будут прислушиваться лишь к зову природы, и тогда они наконец вновь станут простодушными и добродетельными. О, смертные! Как сделали вы себя такими несчастными? Как сожалею я о вас и как я вас люблю! Я полон сострадания и нежности и вполне осознаю это, ведь я обещал вам блаженство, от которого вы отступились и которое ускользнуло от вас навсегда.