Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Виктор Геращенко,
Председатель Банка России
Кризис внес жесткие коррективы, но не разрушительные*
С августа 1998 года на первый план вышла очень непростая задача: не допустить развития дефолта де-факто в дефолт де-юре. Правительством и экономическими ведомствами предпринимались колоссальные усилия, чтобы проводимый после кризиса курс коррекции был адекватно воспринят финансово-банковским комьюнити, прежде всего Международным валютным фондом и Мировым банком. Активные переговоры велись с кредиторами, в первую очередь с Лондонским и Парижским клубами, чтобы находящиеся за рубежом средства государства и его хозяйствующих субъектов не были арестованы, несмотря на юридическую некорректность подобных действий.
В этих условиях Банк России по согласованию с Правительством принял политику плавающего валютного курса. Мне представляется, что объявление осенью 1997 года трехлетнего валютного коридора было стратегической ошибкой, переоценкой достигнутых к тому времени успехов. Жесткий валютный коридор в значительной степени и привел к краху банковскую систему, предоставив ей возможность заимствовать средства на валютно-денежных рынках для финансирования как своих потребностей, так и потребностей своих клиентов, подвигнул отечественные коммерческие банки к заключению форвардных сделок.
Уже с начала 1998 года наблюдалось уменьшение валютных резервов, несмотря на получение 4,8 млрд. долл. от МВФ. Из них только один миллиард был передан Минфину России, а остальные — Банку России. В значительной степени они были потрачены на поддержание валютного курса с последней декады июля по 17 августа. (В связи с неоднократными высказываниями, что страна якобы получила два транша по 4,8 млрд. долл., было заказано специальное исследование, которое подтвердило: транш был всего один.) Но тем не менее с 1 июля по 1 сентября 1998 года Банк России потратил 9,1 млрд. долл. для поддержания неверно выбранной курсовой политики.
Новое соглашение с МВФ было достигнуто лишь к середине прошлого года. Были поставлены дополнительные жесткие условия: выдаваемые до президентских выборов средства должны идти только на выплаты по кредитам, погашение которых приходится на 1999—2000 годы. Это не давало стране дополнительных средств, но позволяло использовать деньги, получаемые вследствие положительного сальдо торгово-платежного баланса, для других выплат. Из обещанных 4,5 млрд. долл. мы получили всего 640 миллионов в 1998 году. Поэтому в прошлом году Правительство Российской Федерации заплатило почти 10 млрд. долл. из своих средств, в том числе из валютных резервов Банка России было приобретено 7 млрд. долл. за 1998—1999 гг.
Однако валютные резервы за 1999 год почти не изменились и оставались на уровне 12—13 млрд. долл. Курс рубля изменялся плавно и к концу года достиг 27 рублей за доллар. Из-за многих субъективных факторов он не отражает покупательную способность рубля. По подсчетам специалистов Банка России, курс 20 рублей за доллар был бы вполне приемлем для основных отечественных экспортеров, позволяя им работать с 10-процентной эффективностью (примерно 50% экспортной выручки страны дают 52 компании, которые специализируются на нефти и нефтепродуктах, газе, черных и цветных металлах). Одним из факторов завышенного курса является утечка капитала, с которой борются экономические органы страны. Это вполне естественно: во всех странах (а мы с ними ведем постоянные консультации) идет жесткий мониторинг всех операций, связанных с валютой.
При глобализации экономических процессов западный мир выступает за прозрачность, а по существу — за отслеживание всех финансовых потоков. Если мы такого рода систему отслеживания не наладим у себя в стране, то рано или поздно вход в западное сообщество для нас закроется. В качестве примера можно привести ситуацию с Bank of New York. Поскольку основная масса расчетов осуществляется в долларах, то был нужен и клиринговый банк в США. На этой потребности Bank of New York и строил свой бизнес, резко увеличив объем операций и прибыль за счет российских банков-корреспондентов, для которых он открыл окно на Запад. Тем не менее под влиянием различного рода процессов, в первую очередь в конгрессе США и других организациях, сейчас вводятся ограничения на открытие счетов определенным банкам, сокращается количество корреспондентов и т.д. Иными словами, Запад начинает вести себя достаточно жестко в этой области.
Безусловно, мы должны учитывать эти тенденции в своей внутренней политике. Тем более что взаимоотношения с международными финансовыми институтами постоянно усложняются. В частности, несмотря на то что в 1999 году все согласованные с МВФ параметры денежно-кредитной политики были выполнены, поступления от Фонда так и ограничились траншем в 640 млн. долл. Такая позиция связана с желанием руководства МВФ дождаться результатов выборов, а также уходом в отставку М.Камдессю, несогласным с проведением через Фонд политической линии США. Его преемником стал представитель ФРГ
г-н Кёлер, который в целом очень неплохо настроен по отношению к нашей стране. Однако при этом очень важно учитывать характер дебатов, которые идут пока в конгрессе США, а в ближайшее время будут перенесены и в рамки Фонда. Смысл их в том, чтобы отказаться от политики предоставления финансовой помощи для структурной перестройки той или иной страны и ограничиться финансовой помощью странам только в случае острой, объективно возникшей проблемы платежного баланса.
И хотя у нас проблема платежного баланса всегда была острой, я думаю, что с надеждами на помощь такого рода финансовых институтов пора прощаться. Можно и нужно сотрудничать с Мировым банком, который дает средства под конкретные проекты, а также с Европейским банком реконструкции и развития. Но дальнейшую работу лучше строить с инвестиционными фондами и корпорациями, которые хотели бы вкладывать деньги как в отечественный реальный сектор экономики, так и в фондовый рынок, который рано или поздно, я надеюсь, начнет развиваться.
Если же говорить о текущих задачах, то полагаю, что второй квартал мы также сможем прожить без больших проблем. Даже с учетом того, что раньше июня МВФ (по чисто техническим причинам) не сможет выделить очередной кредит. До конца квартала предстоит заплатить примерно 2 млрд. долл., один из которых пойдет МВФ. По Закону о бюджете на 2000 год Министерство финансов Российской Федерации имеет право занять у Банка России миллиард долларов. Если сохранятся высокие цены на нефть, а наши основные экспортеры ответственно воспримут ситуацию, поступления экспортной выручки окажутся и во втором квартале не меньше, чем в первом. Поэтому, я думаю, Минфин России сумеет обеспечить необходимые платежи, прибегая или не прибегая к содействию Банка России. До конца года останется выплатить 1,6 млрд. долл., а затем в течение 5 лет мы должны будем платить МВФ по 1,5 млрд. долл. в год, что представляется вполне посильной задачей.
Сложнее обстоит дело с реструктуризацией банковской системы. Но критика, которая высказывается в связи с этим в адрес Банка России, справедлива лишь отчасти. Да, у нас не был принят закон о гарантировании вкладов, но не из-за позиции Банка России, а под влиянием олигархов, которые не желали платить отчисления в фонд гарантирования вкладов и пролоббировали Государственную Думу. Кстати, в серьезных кругах Запада на уровне управляющих центральными банками считают, что система гарантирования вкладов — это пережиток прошлого, кризиса 30-х годов, и с учетом процесса глобализации и огромных изменений, которые будут происходить уже в ближайшие годы в сфере банковских услуг, от нее надо отказываться. Поэтому я не уверен, что указанный закон нам так уж необходим. Видимо, Правительству Российской Федерации и Банку России достаточно продолжать гарантировать вклады в Сберегательном банке. Именно поэтому, возможно, одним из условий Мирового банка и МВФ для предоставления очередного транша является требование ревизии пассивов и активов Сбербанка России и последующего контроля за их управлением.
Анализ балансов большинства банков, в том числе бывших системообразующих, показывает, что сумма средств, привлеченных ими от населения, как правило, равнялась их вложениям в ГКО. Поэтому и позиция Банка России была такова: прежде всего государство должно определиться с погашением ГКО. К середине 1998 года пакет облигаций, принадлежащих иностранцам, составлял 10—15%, а основной объем ГКО находился у Банка России и Сбербанка. В результате реализации известного решения о переводе средств вкладчиков крупнейших банков в Сбербанк потери Банка России составили 9 млрд. руб. Говорить поэтому, что Банк России только выиграл и ничего не потерял, совершенно несправедливо.
Реструктуризация банковского сектора осуществлялась традиционными методами, принятыми на Западе. Было создано Агентство по реструктуризации кредитных организаций и с большим трудом принят соответствующий закон — иначе действия Банка России и АРКО могли бы оспариваться в суде. В результате фактически реструктуризация началась только с середины 1999 года. И хотя наши оценки состояния банковской системы были довольно пессимистичными, большинству банков удалось выжить. Более 20 из них находятся под управлением АРКО, многие, в том числе и крупные банки, находятся в стадии ликвидации. На уровне всех территориальных учреждений Банка России установлен контроль за финансовым состоянием банков.
В 1999 году началась капитализация банковской системы. Сначала она шла в основном за счет отделений иностранных банков в России, и их доля в общем капитале банковской системы в какой-то момент достигла 25%, что стало вызывать определенную тревогу. Но со второго квартала 1999 года началась капитализация чисто российских коммерческих банков, и к 1 марта текущего года доля иностранного капитала в банковской системе составила всего 14%. Сам по себе этот момент показателен: если иностранные банки проводят капитализацию, несмотря на неясности нашего экономического положения и изменения курса рубля, то это значит, что иностранные организации, которые работают с реальным сектором, готовы вкладывать деньги в нашу экономику.
Сейчас активно дискутируется вопрос о выведении надзорных полномочий из компетенции Банка России. По-видимому, рано или поздно мы к этому придем. Считаю, однако, что сегодня это не первоочередной вопрос. Не потому, что мы держимся за надзор, — наоборот, это дополнительная нагрузка. Но если подходить к проблеме ответственно, то надо четко представлять, что делать, как и в какой последовательности. Иначе получится та же картина, что и с Казначейством, — работа идет уже 10 лет, расходы на его содержание громадные, а результат пока невелик.
Не секрет и то, что система территориальных учреждений Банка России, которая сложилась на областном уровне, себя изжила. Есть понимание того, как можно ее реорганизовать, но сделать это непросто: достаточно сложно строить новую систему на базе не сложившихся экономически и политически регионов, не все руководители на местах способны воспринять ее адекватно. Сегодня бесспорно лишь одно: существующую систему надо менять, и в этом направлении предстоит основательно поработать. Кстати, если говорить о будущей модели надзора за коммерческими банками на территории страны, то ее нужно выстраивать в соответствии с той структурной перестройкой, которую будет проводить Банк России: поскольку надзор на местах ведут наши территориальные учреждения, то и кадры могут быть взяты только оттуда. Таков, на наш взгляд, наиболее правильный и логичный подход.
Сейчас вносятся изменения в законы о банках и банковской деятельности, о банкротстве, в Гражданский кодекс и другие акты, которые призваны устранить выявленные несовершенства существующей законодательной базы. Мы считаем, что необходимые изменения должны быть внесены и в Федеральный закон “О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)”. Первый раз он принимался в 1990 году, потом были внесены коррективы в 1995 году, сейчас назрело время для очередных поправок.
Мы за то, чтобы Банк России был прозрачен и подотчетен, чтобы наш баланс соответствовал международным стандартам. В этом году предпринята первая попытка составить баланс 1999 года и по принятым в нашей стране стандартам, и по международным.
В завершение хотелось бы отметить, что экономика, на мой взгляд, развивается в целом неплохо. Хотя полного представления о ее реальном состоянии мы, к сожалению, не имеем, так как значительная часть экономики находится в “серой” зоне, до сих пор велика роль неденежных расчетов. В связи с этим одна из важнейших задач — усиление монетизации. Есть ряд инструментов ее решения, которые были выработаны в разных странах. К примеру, во Франции после войны был принят закон, требующий выплачивать зарплату каждого француза только через его счет в банке. Не уверен, что через нашу Думу пройдет такой закон, поэтому предстоит очень сложная работа.
По прогнозам, инфляция в этом году не превысит 18%, вполне возможно, что и 15%. Соответственно будет снижаться и ставка рефинансирования Банка России. Если действительно, как свидетельствуют некоторые специалисты, основные узлы коррупции сосредоточены в судебных органах, то при определенных административных решениях с этой проблемой можно покончить относительно быстро и легко. А это значит, что жить и работать в стране будет легче.
* Материалы выступления в Финансовой академии при Правительстве Российской Федерации на международной научно-практической конференции “XXI век: новая модель специалиста-экономиста” (публикуются также в журнале “Банковское дело в Москве”).