У вас вопросы?
У нас ответы:) SamZan.net

ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ПЕРЕГОВОРОВ О МИРЕ Советские условия мира

Работа добавлена на сайт samzan.net:

Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Выберите тип работы:

Скидка 25% при заказе до 28.12.2024

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

БРЕСТСКИЙ МИР

1. ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ПЕРЕГОВОРОВ О МИРЕ

Советские условия мира. 22 (9) декабря в 4 часа 24 минуты пополудни в офицерском собрании в Брест-Литовске начались переговоры о мире. Главнокомандующий Восточным фронтом принц Леопольд Баварский сухим, банальным приветствием открыл заседание мирной конференции, после чего покинул зал. Место председателя занял глава германской делегации министр иностранных дел фон Кюльман. За столом рядом с советской делегацией расположились: австро-венгерская делегация во главе с министром иностранных дел графом Черниным, болгарская, возглавляемая Поповым, и турецкая с председателем Талаат-беем.

Кюльман выразил пожелание, чтобы ход работ был «быстрым и успешным», и предложил установить порядок ведения переговоров: языком переговоров являются языки всех присутствующих держав, а также французский; председательствуют попеременно представители участвующих стран.

Первый холодок пробежал по залу, когда советская делегация потребовала, чтобы заседания были публичными и чтобы каждая сторона имела право полностью публиковать протоколы заседания. Наступило некоторое замешательство. Чувствовалось, что режиссёры не предусмотрели такого выступления. Турецкий представитель Ибрагим Хакки-паша невнятно выразил «свои сомнения». Никто не понял турецкого дипломата. Кюльман поспешил ему на выручку. «Я позволю себе вкратце передать замечание, которое его превосходительство Хакки-паша формулировал от имени турецкой делегации». Сомнения турецкого представителя состоят-де в том, что, не возражая против публичности, он боится газетной полемики, которая будет вызвана публикацией протоколов. Обрадованный поддержкой, турецкий делегат взял слово вторично и подтвердил, что «вынесение на улицу могло бы помешать, по его мнению, успешности переговоров...».

Этот небольшой эпизод показал советской делегации, каковы взаимоотношения в германском блоке. На конференции турецкие представители почти не выступали. Болгары не произнесли ни слова. Один раз только поднялся их представитель, чтобы присоединиться к предыдущему, конечно германскому, оратору. Австро-Венгрия плелась за Германией. Зажав рот своим союзникам, Германия властно выступала от их имени.

Сразу после инцидента слово было предоставлено советской делегации.

Исходя из общих принципов декрета о мире от 8 ноября (26 октября), советская делегация предложила принять за основу  мирных  переговоров   следующую  программу:

  1.  Не допускаются никакие насильственные присоединения захваченных во время войны территорий; войска, оккупирующие эти территории, выводятся оттуда в кратчайший срок.
  2.  Восстанавливается во всей полноте политическая самостоятельность тех народов, которые во время настоящей войны были этой самостоятельности лишены.
  3.  Национальным группам, «не пользовавшимся политической самостоятельностью до войны, гарантируется возможность свободно решить вопрос о своей принадлежности к тому или другому государству или о своей государственной самостоятельности путём референдума; этот референдум должен быть организован таким образом, чтобы была обеспечена полная свобода голосования для всего населения данной территории, не исключая эмигрантов и беженцев».
  4.  По отношению к территориям, населённым несколькими национальностями, право меньшинства ограждается специальными законами, обеспечивающими ему культурно-национальную самостоятель-ность и, при наличии фактической к тому возможности, административную автономию.
  5.  Ни одна из воюющих стран не обязана платить другим странам так называемых «военных издержек»; взысканные уже контрибуции подлежат возврату. Что касается возмещения убытков частных лиц, пострадавших от войны, таковое производится из особого фонда, образованного путём пропорциональных взносов всех воюющих стран.
  6.  Колониальные вопросы решаются при соблюдении принципов,  изложенных в пунктах 1, 2, 3 и 4.

В дополнение к этим пунктам советская делегация предлагала признать недопустимыми какие-либо косвенные стеснения свободы более слабых наций со стороны наций более сильных, как-то: экономический бойкот, морскую блокаду, не имеющую в виду военных действий, хозяйственное подчинение страны при помощи навязанного торгового договора и т. д.

Противоречия в германском блоке. По заслушании предложений советской делегации Кюльма попросил представить их всем делегатам в письменном виде и предложил объявить перерыв в работе конференции на один день. На самом деле перерыв затянулся па три дня. Немцы знали советский декрет о мире. Несомненно, они предвидели, что советская делегация на конференции будет исходить из его основных принципов. В Германии заранее обдумывали, что ответить на советские условия. 18 декабря в Берлине состоялось совещание, на котором присутствовали рейхсканцлер Гертлинг, Гинденбург и Людендорф. Через два дня у Гертлинга произошла встреча представителей всех партий Рейхстага. Выяснилось, что общая формула русских может быть принята.

Накануне открытия мирной конференции в Брест-Литовске у генерала Гофмана произошло совещание с Кюльманом и Черниным. Оба министра высказались за присоединение к русской формуле мира, при условии, что к переговорам приступят и державы Антанты. Гофман резко выступил против этого. Он ядовито заметил, что Австро-Венгрия ничего не теряет от присоединения к советской формуле «без аннексий и контрибуций»: ведь она знает, что Антанта хочет расчленить Австро-Венгрию. Но зачем нам подделываться под русский стиль, негодовал Гофман, зачем связывать себя какими-то условиями о присоединении Антанты? «Немецкие генералы, — писал по этому поводу Чернин, — „боятся”, что Антанта согласится на заключение общего мира.  Противно слушать такую дребедень».

Гофман предлагал заявить, что советская делегация не имеет полномочий выступать от имени стран Антанты, поэтому на конференции речь может итти только о сепаратном мире. Взволнованного генерала стали успокаивать. На его замечание, что принятие советских предложений означает для Германии отказ от Польши, Литвы и Курляндии, последовал ответ: эти страны не подходят под понятие аннексий; они уже отделились от России; вопрос своего существования они будут решать с Германией.

Кюльман, как и Чернин, готовился, таким образом, к заявлению в самой общей форме. Но советские предложения были сформулированы точно и ясно. Отделаться общими фразами нельзя было. Приходилось давать весьма конкретные ответы. И это оказалось всего труднее. Прежде всего надо было так редактировать ответ, чтобы удовлетворить германское командование; с другой стороны, предстояло добиться согласия у турок и болгар, которые не были предупреждены о намеченной дипломатической игре. Всё это оказалось нелёгким делом.

На совещании делегатов германского блока, где обсуждался проект ответа советской делегации, турки настаивали, чтобы русские войска немедленно очистили Кавказ, Но такое требование было неудобно для немцев; из него вытекало, что и они в свою очередь обязаны освободить Польшу, Литву, Курляндию. С большим трудом удалось убедить турок отказаться от своего требования. Далее, турки добивались, чтобы в мирном договоре было подчёркнуто обязательство России не вмешиваться в чужие дела. Туркам указали, что Австро-Венгрия имеет больше оснований опасаться вмешательства России; тем не менее Чернин не высказывает сомнений. Туркам пришлось удовлетвориться такими разъяснениями.

Труднее было поладить с болгарами. Попов заявил, что при заключении союза Германии и Австро-Венгрии с Болгарией ей были обещаны сербские области и Добруджа. Если Болгария согласится теперь с русской формулой мира, то тем самым будет похоронено обещание Германии и Австро-Венгрии. Болгары требовали специально оговорить в ответе, что приобретение Болгарией румынской и сербской территорий не является аннексией.

Долго уламывали болгар. Заседания шли утром и вечером. Болгарам раскрыли все карты, объяснили, в чём смысл игры, но они упирались. «Напрасно Кюльман и Чернин расточали перед Поповым всё своё красноречие, — писал Гофман. — В сотый раз они ему доказывали, что наш ответ русским никого ни к чему не обязывает, что речь идёт только о том, чтобы с самого начала произвести хорошее впечатление, что, поскольку Франция и Англия сейчас не собираются приступить к переговорам, все наши теперешние декларации, естественно, теряют свою силу». Болгары грозили отъездом, если им не уступят. Кюльман и Чернин ответили, что в конце концов не возражают против самостоятельного выступления Болгарии с ответом. Попов запросил Софию. Оттуда, как и надо было ожидать, последовал отрицательный ответ.

Принятие Германией советской формулы мира. Только 25 (12) декабря, поздно вечером, возобновилось заседание мирной конференции. На нём Кюльман представил ответ германского блока на советские условия. Кюльман заявил: «Делегации союзных держав исходят из ясно выраженной воли своих правительств и народов как можно скорее добиться заключения общего справедливого мира.

Делегации союзников, в полном согласии с неоднократно высказанной точкой зрения своих правительств, считают, что основные пункты русской декларации могут быть положены в основу переговоров о таком мире.

Делегации Четверного союза согласны немедленно заключить общий мир без насильственных присоединений и без контрибуций. Они присоединяются к русской делегации, осуждающей продолжение войны ради чисто завоевательных целей».

Итак, Германия и её союзники присоединились к предложениям советской делегации. Многочисленные чиновники делегаций, эксперты, работники отделов министерств, секретари, корреспонденты газет — а их было на Брест-Литовской конференции свыше 400 — устроили из выступления Кюльмана целую сенсацию. В печати был поднят невообразимый шум. Корреспонденты газет германского блока строчили хвалебные статьи о демократичности Германии. Чиновники посольств в интервью распространялись о её миролюбии. Члены Рейхстага разглагольствовали о новой эре в международных отношениях. Никто при этом не отметил небольшой оговорки в заявлении Кюльмана:

«Необходимо, однако, с полной ясностью указать на то, что предложения русской делегации могли бы быть осуществлены лишь в том случае, если бы все причастные к войне державы, без исключения и без оговорок, в определённый срок, обязались точнейшим образом соблюдать общие для всех народов условия».

Ясно было, что оговорка Кюльмана сводит на-нет согласие Германии на мир без аннексий и контрибуций.

В самом ответе немцы давали ограничительное истолкование отдельным пунктам советской декларации. Так, например, § 3 требовал предоставления возможности национальным группам, не пользовавшимся политической самостоятельностью до войны, свободно, путём референдума, решать вопрос о своём государственном существовании. По этому поводу. немцы заявили, что данный вопрос должен решаться в каждом отдельном случае самим государством вместе с народом. Особенно резко выступили немцы против § 6 о колониях. Германское правительство заявляло, что ни в коем случае не может отказаться от своих колоний. Осуществление в них права самоопределения в настоящее время представляется практически невозможным, добавлялось в ноте.

«В германских колониях туземцы, — гласила нота, — несмотря на величайшие затруднения и при минимальных шансах на победу, в борьбе с противником, во много раз более сильным, пользующимся неограниченным подвозом с моря, в самых тяжёлых положениях оставались верны до смерти своим германским друзьям.

Это может служить доказательством их привязанности и их решимости при всех обстоятельствах остаться с Германией. Доказательство это по своей вескости и значительности далеко превосходит какое бы то ни было „изъявление народной воли”».

Заявление о «дружбе» немцев с африканскими неграми звучало особенно цинично. В памяти всех ещё жива была кровавая расправа с неграми-герреро в 1904 — 1907 гг., когда немцы фактически истребили почти всё туземное население.

Советская делегация отметила все германские уловки; она подчеркнула имеющиеся разногласия между делегациями, прежде всего по вопросу о колониях. Однако на данном этапе огромное значение имел уже самый факт присоединения германского блока к советской формуле мира «без аннексий и контрибуций». Констатировав это присоединение, советская делегация предложила объявить десятидневный перерыв, чтобы народы, правительства которых не примкнули ещё к переговорам о всеобщем мире, могли ознакомиться с его принципами. Во время перерыва было решено обсудить в комиссиях непосредственно между государствами отдельные пункты будущего договора.

Германия раскрывает свои империалистические замыслы. Политическая    комиссия    начала    работать 26 (13) декабря. Предстояли переговоры между Германией и Советской Россией. Но Кюльман заявил, что Германия имеет много точек соприкосновения с Австро-Венгрией и что Чернин со своей делегацией также примет участие в переговорах. Советская делегация старалась выдвинуть на первый план территориальные вопросы. Однако Кюльман всячески уклонялся от их обсуждения, опасаясь открыть раньше времени захватнические замыслы Германии. Кюльман пытался создать впечатление, что переговоры идут нормальным, деловым порядком. Он настаивал на рассмотрении таких вопросов, как восстановление старых договоров, возобновление торговых соглашений, отмена законов, изданных в целях экономической войны. Немцев интересовали вопросы советской концессионной политики. Кюльман расспрашивал, подвергаются ли национализации иностранные концессии, не будет ли каких-либо изъятий из общего закона.

Вести заседание Кюльман старался в игривом, развязном, а порой и пренебрежительном тоне. Часто он злоупотреблял латинской терминологией, с явным намерением подчеркнуть воображаемое невежество советских делегатов в области международного права. При этом самодовольный немец зачастую срывался с тона и сам попадал в неловкое положение.

Так, немцы предложили немедленно освободить и доставить на родину интернированных и сосланных лиц гражданского состояния. Советская делегация выразила пожелание, чтобы в их состав были включены и лица, пострадавшие за пропаганду мира.

«Таких у нас нет, — возразил Кюльман и добавил под смех немцев: — Я хочу сказать, что мы принимаем это пожелание к сведению, но я полагаю, что у ваших союзников вы найдёте в этом отношении гораздо более обширное поле деятельности».

«А Карл Либкнехт?» — заметили Кюльману из советской делегации. Кюльман ничего не нашёл сказать в ответ и поспешил перейти к другим вопросам.

Под конец заседания советская делегация решительно предложила обсудить территориальные вопросы. Кюльман промолчал. Советский представитель вторично потребовал постановки этих вопросов. Тогда Кюльман ответил с явным раздражением:

«Я полагаю, нам не следует поднимать сейчас этот вопрос. Разговоры на эту тему могут вылиться в совещание, а мы ещё не подготовились к обсуждению этой темы».

Шумиха, поднятая самими же немцами по поводу формулы мира, смутила германское военное командование. Из перехваченного радио немцы узнали, что советская делегация уже сообщила в Петроград о присоединении Германии к демократической формуле мира. Один из офицеров германской делегации передал генералу Гофману, будто в частной беседе русский офицер, прикомандированный к советской делегации, выразил надежду, что немедленно по подписании мира немцы отведут свои войска к границам 1914 г. Германские дипломаты, выступавшие перед своим общественным мнением в роли миротворцев, полагали, что и советские представители только на открытых заседаниях и лишь для публики произносят демократические фразы, а при конкретном обсуждении отдельных вопросов уже «по-деловому» начнут обсуждать с ними, какие страны и народы будут уступлены победителям. И вдруг оказалось, что советская делегация всерьёз приняла согласие немцев на ведение переговоров о демократическом мире.

В Германии поднялся переполох. Из германской ставки в Крейцнахе в адрес Гофмана и Кюльмана поступила телеграмма Гинденбурга с требованием внести ясность в положение. Гофман предложил раскрыть русским «всю призрачность их радужных надежд». Кюльман и Чернин согласились. Вечером 26 (13) декабря за чашкой чаю Гофман заявил советскому представителю, что Германия понимает мир без аннексий иначе, чем советская делегация. Германия не может очистить Польшу, Литву и Курляндию, во-первых, потому, что там расположены мастерские, работающие на вооружение; во-вторых, сами же русские стоят за национальное самоопределение вплоть до отделения. Опираясь на это право, Польша, Литва и Курляндия уже высказались за отделение от России. Если эти три страны вступят теперь в переговоры с Германией о своей дальнейшей судьбе, то это отнюдь не будет аннексией со стороны Германии.

Поражённая цинизмом германских представителей, советская делегация потребовала встречи с Гофманом, Кюльманом и Черниным. Совещание длилось несколько часов. Оно прерывалось не раз по просьбе представителей Германии и Австро-Венгрии, которым нужно было договориться между собой. Чернин предлагал компромисс: пока мир не заключён, продолжается оккупация занятых территорий; по заключении мира плебисцит в Польше, Литве и Курляндии должен решить судьбу этих стран; плебисцит будет проведён под наблюдением нейтральной страны. Идея Чернина была отвергнута не только советской делегацией; она не устраивала и немцев.

Атмосфера в Брест-Литовске начинала накаливаться. «Положение, — записано в дневнике Чернина 27 декабря днём, — всё ухудшается. Грозные телеграммы Гинденбурга об отказа от всего. Людендорф телефонирует через час; новые припадки гнева. Гофман очень раздражён».

Советская делегация заявила о своём отъезде и прекращении переговоров. Эта угроза едва не поссорила Германию с Австро-Венгрией. Чернин говорил Кюльману, что Австро-Венгрия начнёт с Россией сепаратные переговоры, если Германия слишком далеко пойдёт в своих требованиях. Кюльман выразил пожелание, чтобы заявление Австро-Венгрии было представлено в письменном виде: это нужно было ему для давления на германское командование. Чернин написал, что требовалось. Одновременно он послал в кабинет к Гофману своего военного советника Тишерича повторить угрозу насчёт сепаратного мира.

В конце концов решено было перенести в комиссию детальное обсуждение условий эвакуации.

27 (14) декабря, вечером, после почти двухдневного перерыва, второе заседание политической комиссии открылось выступлением советской делегации по вопросу об очищении оккупированных областей.  Предложение советской делегации  гласило:

«В полном согласии с открытым заявлением обеих договаривающихся сторон об отсутствии у них завоевательных планов и о желании заключить мир без аннексий Россия выводит свои войска из занимаемых ею частей Австро-Венгрии, Турции и Персии, а державы Четверного союза — из Польши, Литвы, Курляндии и других областей России».

В соответствии с принципом самоопределения наций Советская Россия обещала предоставить населению перечисленных областей возможность самому решить вопрос о своём государственном   существовании.   При   этом в самоопределяющихся областях не должно быть допускаемо присутствие каких-либо войск, кроме национальных или местной милиции. Сроки эвакуации войск устанавливаются специальной военной комиссией.

В ответ на советское заявление Кюльман выдвинул контрпредложение, согласованное с Австро-Венгрией. «Мы стараемся, — говорил Кюльман, — насколько позволяют обстоятельства, пойти навстречу взглядам русской делегации, с которыми мы ознакомились из хода переговоров». В первом пункте контрпредложения Германия обязывалась, как только мир будет заключён и демобилизация русской армии закончится, очистить занятые русские области, «поскольку это не будет противоречить статье 2-й».

В статье же 2-й, предложенной немцами, значилось:

«Так как российское правительство, в соответствии со своими принципами, провозгласило для всех без исключения народов, входящих в состав Российского государства, право на самоопределение вплоть до полного отделения, то оно принимает к сведению заявления, в которых выражена воля народов, населяющих Польшу, Литву, Курляндию и части Эстляндии и Лифляндии, о их стремлении к полной государственной самостоятельности и к выделению из Российской федерации.

Российское правительство признаёт, что эти заявления при настоящих условиях надлежит рассматривать как выражение народной воли, и готово сделать вытекающие отсюда выводы».

После этого Кюльман спросил, не согласится ли советское правительство вывести свои войска из всей Лифляндии и Эстляндии, чтобы дать местному населению возможность соединиться со своими единоплеменниками, живущими в занятых немцами областях. Генерал Гофман осведомился, как обстоит дело с самостоятельностью Финляндии. Через несколько мокнут генерал Гофман задал вопрос, в каком состоянии находится пассажирское сообщение с Украиной. Советская делегация выразила недоумение по поводу такого вопроса. В ответ Гофман пояснил, что от Украинской Центральной рады поступило сообщение о выезде в Брест-Литовск украинской делегации. Генерал хотел бы знать, каким путём прибудет делегация, для того чтобы позаботиться об установлении с ней телеграфной связи.

Маневр немцев был ясен. Оккупацию Польши и Прибалтики они хотели прикрыть ссылками на национальную политику советской власти; эти области, согласно принципу самоопределения, якобы отделились от России, и дальнейшая их судьба является собственным их делом. А генерал Гофман уже без всякой дипломатии, по-солдатски грубо дал понять, что в случае протеста Советской России против неё будет двинута Украина.

Германская дипломатия приоткрыла свои карты; империалисты обнаружили свои хищнические замыслы. Советская делегация прервала переговоры, решив выехать в Петроград. Спохватившись, не слишком ли рано сброшена маска, германская делегация поспешила смягчить впечатление, созданное её требованиями. Под предлогом ознакомления советской делегации с предварительным проектом мирного договора 28 (15) декабря созвано было заседание политической комиссии мирной конференции. Проект был прочитан, но уже без спорных параграфов по территориальным вопросам. При этом Кюльман поднял вопрос об Аландских островах, настаивая на соблюдении старого договора, по которому эти острова ни в коем случае не подлежат укреплению.

Вечером состоялся пленум мирной конференции. Все рассыпались в любезностях перед советской делегацией. Болгары уверяли, что ей должно быть благодарно человечество. Турки называли русских замечательными дипломатами. Говорилось о новой эре в истории международного права, о творцах мира. Словом, делалось всё, чтобы поддержать всё ту же иллюзию «демократичности и миролюбия» победителей, а также делового характера конференции.

Советская делегация выехала в Петроград.

2. ВТОРОЙ  ПЕРИОД  МИРНЫХ  ПЕРЕГОВОРОВ

Использование Германией предателей из Украинской Центральной рады. Во время перерыва в работе конференции Наркоминдел снова обратился к правительствам Антанты, приглашая их принять участие в мирных переговорах. Антанта попрежнему не ответила. Перед советским правительством встал вопрос, как быть дальше с Германией, которая уже показала свои когти. Ленин предложил перенести переговоры в Стокгольм или другой нейтральный город. Из нейтральной страны можно было легче демонстрировать советскую политику мира перед народами воюющих стран. В нейтральной стране советская делегация была бы свободнее от стеснительного надзора немцев, а её радиосообщения не перехватывались бы противником. Отпала бы и военная цензура немцев, которые фактически контролировали даже все переговоры по прямому проводу.

О перенесении переговоров советская делегация беседовала ещё в Брест-Литовске с Кюльманом и Черниным. Те ответили, что возражают против переговоров в нейтральной стране, но готовы по окончании конференции выехать в Россию, чтобы подписать мир не на оккупированной территории, а, например, в Пскове. Тогда Ленин решил настаивать на перенесении переговоров. 2 января 1918 г. (20 декабря) председателям германской, австро-венгерской, турецкой и болгарской делегаций была послана телеграмма, в которой советское правительство настойчиво предлагало перенести переговоры в Стокгольм. Вместе с тем в.телеграмме подчёркивалось, что формулировка германского блока по территориальным вопросам противоречит принципу свободы самоопределения наций, даже в том ограничительном его толковании, которое дано в декларации немцев от 25 (12) декабря.

Телеграмма советского правительства вызвала переполох в лагере противника, особенно в Австро-Венгрии. «Настроение как у нас, так и у германцев весьма подавленное, — писал в своём дневнике Чернин. — Нет сомнений, что если русские решительно прервут переговоры, положение станет весьма тягостным. Единственный выход из положения заключается в быстрых и энергичных переговорах с украинской делегацией».

Советской делегации была послана телеграмма, решительно отклонявшая перенесение мирных переговоров из Брест-Литовска. Делегация ожидается в Бресте не позже 5 января (23 декабря), подчёркивалось в ответе.

4 января (22 декабря) германский канцлер Гертлинг в своей речи в бюджетной комиссии германского Рейхстага сообщил о требовании советского правительства перенести мирные переговоры из Брест-Литовска в нейтральную страну. Он заявил, что германское правительство на это не согласилось. Гертлинг выступил с протестом против содержащихся в советской прессе обвинений Германии в аннексионистских захватах. Попутно он информировал о прибытии в Брест-Литовск делегации Украинской Центральной рады. Тем самым недвусмысленно давалось понять, что возможны отдельные переговоры с Украиной.

4 января (22 декабря) от советского правительства пришла телеграмма с сообщением, что оно продолжает настаивать на перенесении переговоров. Но так как все делегации уже прибыли в Брест-Литовск, то и советская делегация выезжает туда же, в уверенности, что там легче можно будет договориться о новом месте переговоров.

Прибытие телеграммы из Петрограда сразу повысило настроение дипломатов Германии и Австро-Венгрии. «Было занимательно наблюдать, — писал Чернин, — с каким восторгом это известие было встречено немцами; лишь внезапное и бурное веселье, охватившее всех, показало, какой над ними висел гнёт, как сильно было опасение, что русские не вернутся».

Что касается Украины, то по отношению к ней интересы Германии и Австрии не совпадали. 2 января (20 декабря) в Германии состоялось совещание между верховным командованием и главой правительства, после чего открылось заседание тронного  совета.  Линия  Кюльмана  в  Бресте  была  одобрена. Теперь предстояло внести ясность в вопрос о судьбах оккупированных территорий и прежде всего Польши. Вопрос этот обсуждался не раз в течение всей войны. Верховное командование Германии настаивало на полном присоединении отторгнутых от России окраин к Германии. Кюльман стоял также за присоединение окраин к Германии. Однако он высказывался против открытой аннексии, а предлагал прикрыть её добровольным соглашением с оккупированными странами.

Масла в огонь подлил генерал Гофман. Он боялся разбавить   однородность   немецкого населения империи присоединением   всей   Польши.   Поэтому   он   предлагал   ограничиться исправлением германской границы за счёт отдельных частей Польши.   На  аудиенции  у  Вильгельма   II Гофману удалось убедить императора в преимуществе своего варианта. На тронном совете Вильгельм II поддержал точку зрения Гофмана. Это  вызвало  протесты Гинденбурга и Людендорфа. Гинденбург грозил уходом, требовал   отставки Гофмана. Кюльман предложил Людендорфу самому поехать в Брест, чтобы принять участие в переговорах, но тот заявил, что его поездка была бы лишней затеей: «он там может только напортить». Обсуждение продолжалось несколько часов. В конце концов Вильгельм II отказался уволить Гофмана, а по  вопросу  о Польше принял точку зрения Гинденбурга. Это решило спор. Оставалось уговорить Австро-Венгрию пойти на эту комбинацию.

Однако в Австро-Венгрии к ней отнеслись отрицательно. В начале войны Германия предлагала отдать Польшу Австро-Венгрии в  обмен  за компенсацию  в виде таможенной  унии или вечного таможенного союза с Германской империей и особого соглашения о железных дорогах и военных делах.   Но в тот период Австро-Венгрия высказалась против присоединения Польши. Возможно, при этом играло роль то соображение, что без Франции, Англии и России решение польского вопроса не может быть окончательным. Притом же в некоторых кругах Австро-Венгрии считали более тесный союз с Германией слишком дорогой компенсацией за  Польшу: боялись попасть в полную зависимость от Германии. Сыграл свою роль и протест Венгрии, ибо включение Польши в состав двуединой империи в виде третьего самостоятельного её члена превратило бы двуединую монархию в триединую и грозило умалением влияния Венгрии в делах Габсбургской империи. Так или иначе, в начале войны Австро-Венгрия не приняла «подарка» Германии.

С течением времени обстановка изменилась. Уход Тиссы с поста   председателя совета министров Венгрии ослабил сопротивление со стороны Венгрии: австро-венгерские деятели стали склоняться к мысли о присоединении Польши. Но по мере продвижения  Германии  на  восток   её  собственные  аппетиты возрастали.   Немцы  потребовали,  чтобы  австрийцы   оставили Люблин. Австрийцы сопротивлялись. Союзные дипломаты спорили, интриговали в Польше, шпионили друг за другом. Дело осложнялось тем, что польские деятели, с которыми велись переговоры, требовали восстановления Польши, включая Галицию, а эта область находилась в руках Австро-Венгрии. Был момент, когда Австро-Венгрия соглашалась отдать Галицию Польше; но зато австрийцы хотели получить в обмен Румынию. «Так как невозможно было сломить сопротивление, исходящее от генерала Людендорфа, — признавался Чернин, — то в дальнейшем мы временно останавливались и на идее присоединения к Австро-Венгрии Румынии вместо Польши».

Но у Германии были свои виды на Румынию. Чтобы сломить сопротивление Австро-Венгрии, немцы согласились на переговоры с украинской делегацией, надеясь разыграть украинскую карту и против Советской России и против Австро-Венгрии.

Деятели Украинской Центральной рады вели в это время сложнейшую интригу. На Украине находились представители Антанты. Они давали деньги Раде и всячески натравливали её против Советской страны. Поддерживаемая этими агентами, Центральная рада помогала русской контрреволюции — генералам Каледину и Дутову, не пропускала советских войск, направляемых для борьбы с мятежными генералами, разоружала советские отряды. Словом, Рада действенно включилась в контрреволюционный блок.

17 (4) декабря 1917 г. советское правительство потребовало от Центральной рады прекратить эту враждебную работу. В случае неполучения удовлетворительного ответа Совнарком предупреждал, что будет считать Раду в состоянии открытой войны против советской власти. Опасаясь возмущения народных масс, Центральная рада, имевшая уже соглашение с представителями Антанты и получившая от них денежные авансы, предложила и советской власти начать переговоры. 2 января 1918 г. (20 декабря 1917 г.) Совнарком постановил принять предложение Рады.

Буквально в эти же дни украинские дипломаты вступила в переговоры и с представителями Германии и Австро-Венгрии. Получилось любопытное положение: Центральная рада вела переговоры сразу с тремя взаимно исключающими сторонами. Немцы ухватились за столь универсальных дипломатов и ускорили их прибытие в Брест-Литовск. Предварительные переговоры с украинцами вёл Гофман. Делегаты Рады знали, что против их правительства поднялся народ. Они видели, как быстро уменьшается территория, над которой властвует Рада. Только иностранные штыки могли их спасти. Они готовы были   пойти   на   любое   предательство,   лишь   бы   добиться вооружённой помощи Германии. Они обещали дать немцам хлеб, продовольствие, руду, отдать под немецкий контроль железные дороги, при одном условии — поскорее двинуть немецкие войска на Украину.

Гофман быстро разобрался, с кем имеет дело. Генерал решил сначала использовать украинских дипломатов против Австро-Венгрии. Гофман   недвусмысленно подсказывал украинцам, как себя вести, что запрашивать.   Украинские предатели претендовали на присоединение Холмщины, Буковины и Восточной  Галиции.  Гофман разъяснил им,  что они  хватают через край: о Холмщине ещё может итти речь, но требовать присоединения   австро-венгерских   провинций — это   уже   слишком. Представители Рады прикусили языки. По указанию Гофмана они   согласились  добиваться   лишь Холмщины; Буковина и Восточная Галиция должны были образовать   самостоятельную австро-венгерскую коронную территорию под владычеством Габсбургов. Оба эти проекта явно были на-руку немцам, ибо  ставили  в  затруднительное  положение  Австро-Венгрию. Если   бы   Австро-Венгрия   согласилась   на   отделение   Холмщины от Польши и на присоединение её к Украине, она тем самым вызвала бы резкое раздражение у поляков. С другой стороны, создание самостоятельной коронной территории из Галиции и Буковины усилило бы национальное движение среди других национальностей Австро-Венгрии, что вело к ослаблению двуединой   монархии.  Так   Гофман   с   помощью  изменников Украины добивался уступок со стороны Австро-Венгрии в польском вопросе. Он из-за кулис дирижировал марионетками и сам любовался своей же работой. Он писал по поводу позиции украинцев: «Они прекрасно знали, что ничего не имеют га собой, кроме возможной немецкой помощи; они прекрасно отдавали себе отчёт и в том, что их правительство представляет собой   фиктивное понятие.   И  всё же   в  своих  переговорах с графом Черниным они твёрдо держались своих ранее выставленных  условий и не  уступали  ему  ни  на  йоту».

Чернин, конечно, понимал, что представители Рады — только марионетки в руках немцев. Отчаянное положение с продовольствием в Австро-Венгрии вынуждало Чернина добиваться скорейшего договора с Украиной. Но расплачиваться за её хлеб приходилось дорогой ценой: нужно было двинуть на Украину армию, с жадностью прислушивающуюся к переговорам о мире, и уступить ряд областей. Чернин упирался.

Переговоры с украинцами затягивались. Пришлось даже отложить открытие конференции. Кюльман и Чернин приехали на конференцию 4 января (22 декабря), а первое её заседание состоялось только 9 января (27 декабря).

Германская дипломатия переходит в наступление.  Перед самым открытием конференции Кюльман и Чернин снова решили сообща наметить линию поведения, чтобы не повторилось замешательство, имевшее место в самом начале переговоров в связи с выступлением советской делегации. После тщательного обсуждения всех возможных ходов остановились на следующем решении: предупредить возможный удар со стороны советской делегации и нанести его самим. Были распределены роли, намечен тактический план. В ход предполагалось пустить все виды оружия — выступления дипломатов и угрозы военных.

Как только открылась конференция, слово взял Кюльман. Он напомнил, что по предложению русской делегации в переговорах был сделан десятидневный перерыв, чтобы привлечь к ним и другие страны. Срок этот истёк 4 января 1918 г. в 12 часов ночи. Ни от одной из основных участниц войны не поступило заявления о присоединении к мирным переговорам.

«Как следует из содержания сообщения союзных держав от 25 (12) декабря 1917 г., — говорил Кюльман, — одно из самых существенных условий, которые были в нём поставлены, это — единогласное принятие всеми враждующими державами условий,  одинаково обязательных для всех народов.

Неисполнение этого условия повлекло за собой последствие, вытекающее как из содержания заявления, так и из истечения срока: документ стал недействительным».

Оговорка, внесённая Кюльманом в декларацию держав Четверного союза от 25 (12) декабря 1917 г., выручила немцев. Теперь, опираясь на неё, они отказывались от присоединения к советской формуле мира «без  аннексий и контрибуций».

Не давая никому возразить, Кюльман сразу после этого перешёл к вопросу о перенесении переговоров в нейтральную страну. Он объявил «окончательное решение держав Четверного союза, не подлежащее отмене». Переговоры будут продолжаться в Брест-Литовске. Что касается обещания перенести окончательное подписание мира в Россию, данного в «необязательной форме», как подчёркивал Кюльман, то он «ради международной вежливости» не возражает против подписания договора в другом месте. Закончил свою речь Кюльман протестом против нелойяльного тона советской прессы в отношении Германии, что якобы подвергает опасности мирные переговоры.

Вслед за Кюльманом выступил Чернин. Он также высказался против перенесения переговоров в Стокгольм. Это невозможно, во-первых, по причинам технического характера: из Бреста все делегации связаны прямым проводом со своими столицами.

«Ещё важнее, однако, второй мотив, — говорил Чернин. — Вы, милостивые государи, в своё время пригласили нас на всеобщие мирные переговоры. Мы приняли приглашение и пришли к соглашению относительно основ всеобщего мира. Оставаясь верными принятым основам, вы поставили союзникам десятидневный ультиматум. Ваши союзники вам не ответили, и сегодня речь идёт не о всеобщем мире, но о мире сепаратном между Россией и державами Четверного союза».

Вслед за Черниным выступили от Турции Талаат-паша и от Болгарии Попов. Оба заявили о полном согласии с предыдущими ораторами.

«Удар в лоб», как выражался Чернин, состоял в том, что германские и австро-венгерские империалисты прямо заявили советским представителям: довольно разговоров о всеобщем мире, дело идёт только о сепаратном мире между нами и вами. За министрами иностранных дел выступили военные представители. Первым поднялся генерал Гофман с резким протестом против радиотелеграмм и воззваний советского правительства, обращенных к германским войскам. Военные делегаты австро-венгерской, болгарской и турецкой делегаций присоединились к этому протесту.

Поведение военных придавало выступлению немецких дипломатов характер ультиматума.

На следующем заседании, 10 января (28 декабря), Кюльман выдвинул вперёд украинцев. Они огласили декларацию Центральной рады. В этом документе заявлялось, что власть Совнаркома не распространяется на Украину. Поэтому и мир, заключённый Совнаркомом, не обязателен для Украины. Центральная рада будет вести- переговоры самостоятельно.

Едва Голубович, председатель делегации Центральной рады, закончил чтение, как Кюльман спросил председателя советской делегации: «Намерен ли он и его делегация и впредь быть здесь единственными дипломатическими представителями всей России?»

Дальнейшими вопросами Кюльман настойчиво добивался ответа, следует ли считать украинскую делегацию частью русской делегации или же она является представительством самостоятельного государства.

Дипломатическое наступление немцев достигло своей цели только вследствие предательства Троцкого, который возглавлял советскую делегацию во втором периоде переговоров, с 9 января (27 декабря). Троцкий знал, что против Центральной рады поднялось восстание, что Рада фактически находится в состоянии войны с Советской Россией. Ясно было, что дни Рады уже сочтены. Тем не менее Троцкий признал украинскую делегацию самостоятельной. Тем самым он изменнически пошёл навстречу германским империалистам.

Вечером 10 января у Чернина с Кюльманом и Гофманом вновь состоялось совещание по вопросу о дальнейшей линии поведения. Генерал Гофман настаивал на продолжении угрожающего нажима на советскую делегацию. «Нужно ещё раз хорошенько ударить по голове», — восклицал он. Но оба министра предлагали перейти к более спокойному обсуждению, рассматривать условия параграф за параграфом, откладывая в сторону всё неясное. Такой тактики требовал прежде всего тот факт, что переговоры с украинцами ещё не завершились из-за грызни между Германией и Австро-Венгрией. К тому же из Украины поступали сведения о выступлениях против Центральной рады, территория которой катастрофически сокращалась. По предложению Кюльмана, обсуждение отдельных пунктов договора перенесено было в политическую комиссию.

На первом же заседании политической комиссии советская делегация вновь потребовала начать с обсуждения территориальных вопросов. Она заявила, что основное разногласие касается судеб Польши, Литвы и Курляндии. Отправляясь в Брест-Литовок, советская делегация пригласила с собой представителей трудящихся этих стран. Они ждут, что скажет им конференция. Кюльман вновь отвёл советское предложение. Пусть приехавшие займутся пока экономическими и правовыми вопросами, заявил он.

Конференция топталась на месте. Каждый пункт вызывал споры.

Длительные дискуссии шли по поводу отдельных формулировок. При этом оказывалось, что немцы и австрийцы не всегда договаривались о согласованных выступлениях. В статье 1, заявлявшей о прекращении войны, имелась формулировка: «Оба государства решили впредь жить в мире и дружбе». Советская делегация предложила снять эту формулировку, ибо она имеет чисто декларативный характер. Немцы и австрийцы запротестовали.

Кюльман предлагал: «оба народа решили впредь жить в мире».

Советская  делегация:   «оба государства  решили».

Немцы: «обе нации решили».

Советская делегация: «Здесь написано „оба договаривающихся государства”».

Кюльман, начиная уже раздражаться, твердит: «„обе нации решили”. Поэтому я и удивляюсь, что вы так сильно возражаете... Приемлема ли для вас редакция: „обе нации”?»

Советская делегация: «оба народа».

В спор вмешивается Чернин: «Редакция „оба народа” невозможна, потому что в Австро-Венгрии живёт много народов».

Кюльман разъясняет, что речь идёт о Германии и России. Чернин настаивает на такой редакции, которая подошла бы и для Австро-Венгрии.

Кюльман повторяет, что проект формулировки имеет в виду германо-русские   отношения   и   потому   гласит:   «обе   нации». Чернин: «Я ничего не имел бы против того, чтобы сказать „договаривающиеся стороны”». И дальше в том же духе.

Два дня тянулись переговоры в комиссиях. Одновременно Германия и Австро-Венгрия продолжали тайные сношения с Украиной.

Предъявление условий мира. Замедление    мирных    переговоров    раздражало германское верховное командование. Каждый новый день отсрочки подписания мира всё больше разлагал армию. Генерал Людендорф писал: «Переговоры не двигались с места. Таким способом, каким они велись в Бресте, вообще нельзя было добиться мира, а возможно было лишь ещё больше подорвать наши моральные силы». Людендорф бомбардировал Гофмана телеграммами. «Я сидел,— писал Людендорф, — в Крейцнахе, как на углях, и нажимал на  генерала  Гофмана,  чтобы  он  ускорил  переговоры».

Гофман требовал от Кюльмана и Чернина предоставления ему возможности выступить. Целые дни, по свидетельству Чернина, сидел он над подготовкой своей речи. Несколько раз Гофман порывался подняться. 12 января (30 декабря), утром, он снова выступил с протестом против рассылки советской делегацией радиограмм и распространения на фронте советской прессы. Наконец, случай для нового «удара по голове» как будто представился.

Вечером 12 января, на заседании политической комиссии, советская делегация огласила свои формулировки по спорным вопросам. Она требовала, чтобы правительства Германии и Австро-Венгрии категорически подтвердили отсутствие у них намерений включить в территорию Германии или Австро-Венгрии какие бы то ни было области бывшей Российской империи. Решение вопроса о будущей судьбе самоопределяющихся областей должно проходить без всякого внешнего давления, в условиях полной политической свободы. Голосование должно производиться после вывода из этих областей чужеземных войск и по возвращении на родину беженцев и выселенцев. Окончательное решение о государственном устройстве этих областей осуществляется путём всенародного референдума.

Гофман вскипел. «Я должен, — резко заявил он, — прежде всего   протестовать против тона этих заявлений. Русская делегация заговорила так, как будто бы она представляет собой победителя, вошедшего в нашу страну. Я хотел бы указать на то, что факты как раз противоречат этому: победоносные германские войска находятся на русской территории».

В пространной речи, уснащённой злобными выпадами против советской власти, генерал Гофман изложил историю «соглашения» между Германией, с одной стороны, Литвой и Курляндией — с другой. Закончил генерал объяснением, почему германское правительство отказывается очистить оккупированные районы:

«...И из технически-административных соображений верховное германское командование должно отклонить очищение Курляндии, Литвы, Риги и островов Рижского залива. Все эти области не обладают органами управления, не имеют судов и органов судебной защиты, не имеют железных дорог, телеграфа и почты. Всё это создано Германией и управляется Германией.

Равным образом в ближайшем будущем эти народы не будут в состоянии иметь свои собственные войска или милицию из-за отсутствия соответствующих органов, которые могли бы создать всё это».

По Гофману выходило, что немцы застали в Литве и Латвии чуть ли не дикую страну, без дорог и почты. Взбешённый генерал явно потерял чувство меры. Даже делегаты германского блока с трудом скрывали своё смущение. Чернин писал по этому поводу: «Гофман произнёс свою несчастную речь. Он работал над ней целые дни и очень гордился ею. Кюльман и я не скрыли от него, что она достигла только того, что раздражила против нас тыл».

Действительно, в тылу положение обострялось. В столице Австро-Венгрии вспыхнули продовольственные беспорядки. Вена стала умолять Берлин о помощи. В Германии разрастались забастовки. Росло недовольство войной и в армии. Германское командование настойчиво требовало скорее кончать мирные переговоры в Брест-Литовске. Наконец, 18 (5) января, на заседании политической комиссии, победители предъявили свои условия. Вынув карту, генерал Гофман заявил:

«Я оставляю карту на столе и прошу гг. присутствующих с ней ознакомиться».

Генерал даже не счёл нужным объяснить, что представляет собой та линия, которая намечена была на его карте. На требование объяснений генерал отрезал: «Начерченная линия продиктована военными  соображениями; она  обеспечит  народам, живущим по ту сторону линии, спокойное государственное строительство и осуществление права на самоопределение».

Линия Гофмана отрезала от владений бывшей Российской империи территорию размером свыше 150 тысяч квадратных километров. Германия и Австро-Венгрия занимали Польшу, Литву, некоторую часть Белоруссии и Украины, кроме того, часть Эстонии и Латвии. В руках у немцев оставались также Моонзундские острова и Рижский залив. Это передавало им контроль над морскими путями к Финскому и Ботническому заливам и позволяло развить наступательные операции в глубь Финского залива, против Петрограда. В руки немцев переходили порты Балтийского моря, через которые шло 27% всего морского вывоза из России. Через  эти же порты шло 20%  русского импорта.

Линия Гофмана почти не имела естественных рубежей. Мало того, на берегу Западной Двины у Риги оставался плацдарм для наступательных операций Германии, угрожающих правому флангу русской оборонительной линии. Двинская крепость оказывалась непосредственно в зоне огня. Установленная граница была крайне невыгодна для России в стратегическом отношении. Она грозила оккупацией всей Латвии и Эстонии, угрожала Петрограду и в известной мере Москве. В случае войны с Германией эта граница обрекала Россию на потерю территорий в самом начале войны.

Советская делегация потребовала нового перерыва мирной конференции на 10 дней.

Ультиматум. Германия   и   Австро-Венгрия   использовали перерыв для завершения переговоров с Украиной. Украинская Центральная рада к этому времени уже перестала существовать. Территория её свелась только к той комнате, которую она занимала в Брест-Литовске. Представителям Украинской Центральной рады после перерыва еле-еле удалось вернуться на конференцию. Как выяснилось позже, дипломаты Рады пробрались в Брест-Литовск обманным путём: они заявили красногвардейцам, что составляют часть советской делегации. Председатель делегации Голубович так и не попал в Брест. К 30 (17) января, когда вновь открылась конференция, в Брест прибыли представители победившей советской власти на Украине. Они и выступили со своей декларацией. В ответ Чернин заявил, что 12 января на пленарном заседании Германия и Австро-Венгрия признали делегацию Украинской Центральной рады самостоятельной и правомочной представить Украинскую Народную Республику. «В настоящее время, — говорил Чернин, — мы вынуждены признать Украинскую Народную Республику как свободное суверенное государство, вполне правомочное вступать в международные сношения».

Всё же изгнание Центральной рады восставшими рабочими и крестьянами поставило Германию в затруднительное положение: не стало правительства, с которым велись переговоры. Дипломатическая постройка, с такими ухищрениями возведённая Кюльманом и Черниным, рушилась. На этот раз уже немцам пришлось добиваться перерыва в заседаниях мирной конференции. 3 февраля (21 января) Кюльман и Чернин выехали в Берлин.

Туда же прибыл и Людендорф. На совместном совещании дипломатов и союзного верховного командования подвергнут был обсуждению вопрос, подписывать ли мир с несуществующим правительством Украины. Помимо того, что приходилось заключать союз с мёртвыми душами, Чернин опасался, что последствием подписания мира явится враждебное отношение к Австро-Венгрии со стороны Польши. Но продовольственное положение Австро-Венгрии было крайне тяжёлым: она не могла обойтись без украинского хлеба. Представитель австро-венгерского командования со своей стороны определённо заявил, что Австро-Венгрия и её армия обречены на голод. Решено было договор с Украиной подписать. Людендорф потребовал от Кюльмана, чтобы в течение 24 часов после подписания мирного договора с Украиной им был предъявлен ультиматум советской делегации. Кюльман дал такое обещание. На том же совещании обменялись мнениями об условиях мира с Румынией. Людендорф требовал  против  неё  решительных мер.

Закончив 6 февраля (24 января) совещание в Берлине, Кюльман и Чернин вернулись в Брест-Литовск. Здесь 9 февраля (27 января) был подписан мир с Украинской радой. В основу его было положено её обязательство поставить до 31 июля 1913 г. для Германии и Австро-Венгрии — взамен военной помощи против большевиков — миллион тонн хлеба, 400 миллионов штук яиц, до 50 тысяч тонн живого веса рогатого скота, сало, сахар, лён, пеньку, марганцевую руду и т.. д. В секрет-вой приписке к мирному договору Австро-Венгрия обязывалась образовать в Восточной Галиции автономную Украинскую область. В тот же день на заседании политической комиссии Чернин сообщил о подписании мира с Украиной. «Мы признали правительство Украинской рады, — заявил он, — следовательно, для нас оно существует». Чернин заверял, что этот договор не является недружелюбным актом по отношению к Советской России.

В тот же день Людендорф позвонил из Берлина Кюльману и напомнил ему обязательство через 24 часа после заключения мира с Украиной прервать переговоры с советской делегацией. Одновременно и Гинденбург, ссылаясь на то, что русское правительство якобы обратилось к германской армии с призывом к неповиновению, потребовал от Вильгельма II указания Кюльману кончить переговоры. Вильгельм II приказал Кюльману предъявить советской делегации ультиматум о принятии германских условий и кроме оккупированных областей потребовать от советского правительства немедленного очищения ещё не занятых немцами областей Лифляндии и Эстляндии, притом без всякого права их народов на самоопределение.

Выполняя эти приказания, Кюльман предъявил советской власти в ультимативной форме требования принять немецкие условия мира. Однако упомянуть об Эстонии и Лифляндии Кюльман всё же не решился.

«Наши предложения, — говорил Кюльман, — известны уже давно, все связанные с ними вопросы подробно обсуждались, и, я полагаю, можно сказать с полным правом, что все возможные доводы подверглись всестороннему рассмотрению, и теперь настало время решений».

Вслед за тем Кюльман продиктовал предлагаемую немцами формулировку: «Россия принимает к сведению следующие территориальные изменения, вступающие в силу вместе с ратификацией этого мирного договора: области между границами Германии и Австро-Венгрии и линией, которая проходит... впредь не будут подлежать территориальному верховенству России. Из факта их принадлежности к бывшей Российской империи для них не будут вытекать никакие обязательства по отношению к России. Будущая судьба этих областей будет решаться в согласии с данными народами, а именно на основании тех соглашений, которые заключат с ними Германия и Австро-Венгрия».

Передавая эту формулировку советской делегации, Кюльман добавил, что принятие её является conditio sine quo non, т. е. абсолютно обязательным условием.

10 февраля (28 января) советской делегации предстояло дать ответ на ультиматум Германии и Австро-Венгрии. Вопреки прямой директиве Ленина заключить мир Троцкий объявил, что войну Советская Россия прекращает, но мира не подписывает — «ни войны, ни мира». Мирная конференция кончилась. Делегации разъехались по своим странам.

13 февраля (31 января) в Гомбурге состоялось совещание, в котором приняли участие Вильгельм II, имперский канцлер Гертлинг, Кюльман, Гинденбург, Людендорф, начальник морского штаба и вице-канцлер. На совещании было принято решение «нанести короткий, но сильный удар расположенным против нас русским войскам, который позволил бы нам при этом захватить большое количество военного снаряжения».

Решено было также занять Украину, подавить там большевизм и приступить к извлечению из неё хлеба и сырья. Гинденбург изложил и самый план военного продвижения:  предлагалось занять всю Прибалтику вплоть до Нарвы и оказать вооружённую поддержку Финляндии. На совещании придумали и формальную мотивировку отказа от перемирия. Решено было считать, что «неподписание Троцким мирного договора автоматически влечёт за собой прекращение перемирия».

Из троцкистской предательской установки — «ни войны, ни мира» — Германия сделала нужный ей агрессивный вывод: а6февраля она объявила, что уже 18-го, в 12часов дня, начнётся наступление против русской армии. Тем самым верманские генералы грубо и вероломно нарушили одно из условий перемирия, требовавшее предупреждения о разрыве за 7  дней.

18 февраля австро-германские войска начали наступление по всему фронту от Балтийского до Чёрного моря.

3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ БРЕСТ–ЛИТОВСКОГО МИРА

Новый немецкий ультиматум. Как только были получены известия о наступлении немцев, Ленин предложил немедленно подписать мир. Изменник Троцкий настаивал на необходимости выждать, пока развернётся наступление немцев. Тем самым он предательски предоставлял немцам возможность захватить побольше территории и боеприпасов. 18 февраля, вечером, Ленин вновь настаивал на своём требовании. На этот раз Троцкий предложил запросить немцев, чего они хотят. Это предложение явно вело к затяжке времени и позволяло немцам ещё больше углубиться в Советскую страну. Ленин разоблачил вероломную цель этого предложения. «Теперь кет возможности ждать, — заявлял он. — Это значит сдавать русскую революцию на слом... Если запросить немцев, то это будет только бумажка... Бумажки мы пишем, а они пока берут склады, вагоны, и мы околеваем. Теперь на карту поставлено то, что мы, играя с войной, отдаём революцию немцам».

Сломив сопротивление изменников, немецких пособников, провокаторов войны, Ленин 19-го рано утром послал немцам следующую радиограмму: «Ввиду создавшегося положения, Совет Народных Комиссаров видит себя вынужденным подписать условия мира, предложенные в Брест-Литовске делегациями Четверного Союза. Совет Народных Комиссаров заявляет, что ответ на поставленные германским правительством точные условия будет дан немедленно».

Для того чтобы немцы не могли сказать, что радиограмма ими не получена, и под этим предлогом не продолжали наступления, Ленин вручил копию радиограммы специальному курьеру, посланному навстречу наступавшим германским войскам. 20.февраля генерал Гофман ответил, что радиограмма получена. Однако она должна быть подтверждена письменно и передана непосредственно в руки германского коменданта города Двин-ска. Гофману было сообщено, что такой курьер уже выехал. Тем не менее наступление немцев продолжалось. «Немедленно ночью получился ответ, — свидетельствует Гофман, — что курьер с таким письменным предложением в пути. Повидимому, он очень спешит, — мы же нет. К сожалению, наше наступление идёт слишком медленно, нехватает лошадей, дороги плохи. Пока мы не дойдём до озера Пейпус, мы не остановимся».

Копию радиограммы Гофман переслал в Берлин, а сам продолжал наступление. Немецкие войска продвигались по Прибалтике, далее — па Ревель, оттуда — на Нарву и Петроград. Другая группа немцев шла на Псков, чтобы угрожать Петрограду с юга.

21 февраля Ленин объявил «социалистическое отечество в опасности». Повсюду спешно создавались, отряды. Вся страна была призвана к отпору иностранным интервентам. Под Псковом и Нарвой полки молодой Красной Армии преградили дорогу немцам. Немецкие передовые отряды были отброшены. Триумфальное шествие кончилось. Германским империалистам стало ясно, что впереди — длительная война с народами Советской страны. День организации отпора немецким захватчикам — 23 февраля — стал днём  юбилея Красной Армии.

Только 23 февраля, в 10 часов 30 минут, получен был, наконец, ответ от немцев. Генерал Гофман писал в своём дневнике: «Только сегодня- утром отправили ультиматум. Надо прямо сказать, Министерство иностранных дел и верховное главнокомандование хорошо поработали. Ультиматум содержит все требования, какие только можно было выставить».

Германский ультиматум состоял из 10 пунктов. Первые два пункта повторяли ультиматум от 9 февраля (27 января), т. е. подтверждали «линию Гофмана». Но в остального ультиматум шёл несравненно дальше. Пунктом 3 дополнительно предлагалось немедленно очистить Лифляндию и Эстляндию от русских войск и красногвардейцев. Обе области занимались немцами. Пунктом 4 Россия обязывалась заключить мир с Украинской Центральной радой. Украина и Финляндия должны были быть очищены от русских войск. По пункту 5 Россия должна была возвратить Турции анатолийские провинции и признать отмену турецких капитуляций.

Пункт 6. Русская армия немедленно демобилизуется, включая и вновь образованные части. Русские корабли в Чёрном и   Балтийском   море   и  в   Ледовитом океане; должны быть приведены в русские порты и разоружены. Возобновляется мореплавание. В Ледовитом океане сохраняется немецкая блокада до заключения мира.

Пункт 7. Восстанавливается германо-русский торговый договор от 1904 г. К нему присоединяются гарантии свободного вывоза, право беспошлинного вывоза руды, гарантия наибольшего благоприятствования Германии по меньшей мере до конца 1925 г. и обязательство начать переговоры о заключении нового торгового договора.

Пункты 8 и 9. Вопросы правового порядка будут регулироваться согласно решениям русско-германской юридической комиссии. Россия обязуется прекратить всякую агитацию и пропаганду против стран германского блока как внутри страны, так и в оккупированных ими областях.

Пункт 10. Условия мира должны быть приняты в течение 48 часов. Уполномоченные с советской стороны немедленно отправляются в Брест-Литовск и там обязаны подписать в течение трёх дней мирный договор, который подлежит ратификации не позже чем по истечении двух недель.

24 февраля, в 4 часа 30 минут утра, Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет принял германский ультиматум. В 7 часов утра Ленин сообщил в Берлин, Вену, Софию и Константинополь о принятии ультиматума и отправке делегации в Брест-Литовск. Делегация выехала туда в тот же день. Однако немцы продолжали своё наступление на Белоруссию и на Украину. Прибыв в Псков 25 февраля в 9 часов вечера, советская делегация заявила резкий протест против продолжения военных действий. И всё же наступление продолжалось. 28 февраля советская делегация была уже в   Бресте.   Здесь  она   вновь  выступила  с резким  протестом.

Заседание мирной конференции в Б.рест-Литовске началось 1 марта. Министры иностранных дел четверного блока отсутствовали на её заседаниях. Они выехали в Бухарест, где начались •переговоры о заключении мира с Румынией. Германскую делегацию представляли посланник фон Розенберг и генерал Гофман. Открывая заседание конференции, Розенберг заявил, что в распоряжении конференции имеется только три дня. Он добавил, что военные действия будут прекращены только после подписания мирного договора. «Мы собрались здесь, — добавил он, — не для речей и прений, но для подготовительных работ по подписанию мирного договора и для заключения самого договора».  Розенберг предложил закрыть заседание и организовать три комиссии: политическую, экономическую и правовую, для обсуждения отдельных пунктов мирного договора. Советская делегация отклонила  это предложение.   Она  заявила, что её задача состоит лишь в том, чтобы «принять условия, которые с оружием в руках продиктованы Германией российскому правительству».

Розенберг выразил сожаление, что русская делегация отклонила его предложение, и прочитал условия мирного договора. Оказалось, что немцы изменили свой последний ультиматум. Спохватившись, немцы отрезали в пользу Турции ещё несколько городов. Розенберг предлагал к пункту 5, в котором шла речь о возвращении Турции анатолийских провинций, прибавить: «с включением округов Ардагана, Карса и Батума». При этом Розенберг пояснил: «Однако мы на этом не настаиваем во избежание упрёков в аннексионистских стремлениях». Это не значило, что немцы отказываются от требования отдать Турции Ардаган, Каре и Батум. Как разъяснил Розенберг, его ремарка означала, что в договор можно и не включать этой формулировки; однако указанные три округа должны быть немедленно очищены русскими.

Вечером состоялось совещание председателей" делегаций. Здесь советская делегация заявила, что заключение мира «совершается в небывалых условиях, в неслыханной атмосфере насилия». Германские войска продолжают наступать; на обсуждение договора даётся только три дня. В связи с этим советская делегация отказывается обсуждать условия мира и принимает их в той форме, в какой они предлагаются. Розенберг в ответ на это цинично заявил: «Между тем условия да и наши требования изменились. Требования увеличились; но и теперь они ещё далеки от того, чтобы их можно было рассматривать как бесцеремонную  эксплоатацию  соотношения  сил».

Вслед за Розенбергом выступил представитель Австро-Венгрии Мерей. Он заявил, что присоединяется к декларации представителя Германии. Мерей добавил: «Считаю, однако, необходимым подчеркнуть также и от имени Австро-Венгрии, что мир, подлежащий подписанию, никоим образом не может рассматриваться как мир, насильственно навязанный и продиктованный России».

Представитель Болгарии присоединился к словам предыдущих ораторов. Расхрабрившись, он даже пустился в нравоучения. «Настоящее положение вещей, — высокомерно заявил он, — является   результатом  близорукой  политики   России».

Кстати любопытно отметить, что темой своего первого публичного выступления в 1919 г. глава немецких фашистов Гитлер избрал Брестский мир. Вслед за Розенбергом и прочей германской военщиной Гитлер уверял, что Брестский мир отнюдь не является унизительным или несправедливым, это — образец мира. Историк германского фашизма пишет, что выступление Гитлера имело место, «возможно, по поручению свыше», т. е. по предложению германского главного командования. Таким образом, уже при своём зарождении так называемый национал-социализм выступал как прямая и неприкрытая агентура германского империализма.

Договор должен был быть заключён на пяти языках. Оказалось, однако, что имеется только немецкий текст, а остальные ещё не готовы.

3 марта состоялось пленарное заседание мирной конференции. Советская делегация вновь заявила, что готова немедленно подписать мирный договор, отказываясь от всякого его обсуждения как бесполезного при создавшихся условиях. Дипломаты четверного блока в своих выступлениях опять доказывали,  что заключаемый мир нельзя считать насильственным.

В конце концов стороны приступили к подписанию.

Мирный договор с приложениями экономического и правового характера и дополнениями был подписан 3 марта 1918 г. в 5 часов 50 минут вечера.

В 5 часов 52 минуты мирная конференция была объявлена закрытой.

В тот же день ВЦИК обратился ко всем Советам с телеграммой, в которой сообщал о подписании мирного договора и о созыве на 12 марта Всероссийского съезда Советов для его ратификации.

Для ратификации был дан срок в две недели. В Германии и в особенности в Австро-Венгрии имелись опасения, что Советская республика не ратифицирует этого договора. На этот случай намечались соответствующие меры. «Мы ждём, согласится ли Россия ратифицировать мир, — записал в своём дневнике 7 марта генерал Гофман. — Она должна это сделать через 13 дней, иначе мы пойдём на Петербург».

15 марта Всероссийский съезд Советов большинством голосов ратифицировал мирный договор. Советская страна добилась передышки. Но на Украине продолжалось наступление германских и австро-венгерских войск.

Брестский мирный договор. Брестский мирный договор состоял из следующих документов: 1) Мирный договор между Россией, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией, Турцией — с другой, 2) Заключительный протокол к договору о таможенных пошлинах и тарифах на отдельные товары, 3) Русско-германский дополнительный договор к мирному договору, 4) Русско-австро-венгерский дополнительный договор, 5) Русско-болгарский дополнительный договор, 6) Русско-турецкий дополнительный договор. Все дополнительные договоры касались вопросов о восстановлении дипломатических и консульских сношений, об обмене военнопленными и гражданскими пленными, о вознаграждении за частно-правовые  убытки и т. д.

Мирный договор между Россией и центральными державами состоял из 13 статей. В основных статьях было обусловлено, что Россия, с одной стороны, Германия и её союзники, с другой, объявляют о прекращении войны. Россия производит полную демобилизацию своей армии; военные суда России переходят в русские порты до заключения всеобщего мира или же немедленно разоружаются. От Советской России по договору отходили Польша, Литва, Курляндия, Лифляндия и Эстляндия. Кроме того, в руках немцев оставались те районы, которые лежали восточнее  установленной договором границы и были  заняты к моменту подписания договора немецкими войсками. На Кавказе Россия уступала Турции Каре, Ардаган и Батум. Украина и Финляндия признавались самостоятельными государствами. С   Украинской   Центральной   радой   Советская   Россия   обязывалась заключить мирный договор и признать мирный договор между Украиной и Германией. Финляндия и Аландские острова очищались от русских войск. Советская Россия обязывалась   прекратить   всякую   агитацию против правительства Финляндии. Вновь вступали в силу  отдельные статьи невыгодного для России русско-германского торгового   договора 1904 г.

В Брестском договоре не были зафиксированы границы России, а также ничего не говорилось об уважении суверенитета и целостности территории договаривающихся сторон. Мало того, что касается территорий, которые лежали к востоку от линии, отмеченной в договоре, то Германия соглашалась их очистить только после полной демобилизации советской армии и заключения всеобщего мира. Военнопленные обеих сторон отпускались на родину. Но Россия должна была уплатить большую сумму за содержание русских военнопленных. Дипломатические и консульские сношения должны были возобновиться немедленно после ратификации мирного договора.

Констатируя исключительно тяжёлые условия Брестского мира, Ленин призывал советский народ не впадать в отчаяние, организоваться и собирать силы для новой борьбы. На VII съезде РКП(б) Ленин высказал чрезвычайно важную мысль о роли договора при поражении. «Никогда в войне формальными соображениями связывать себя нельзя, — говорил Ленин. — Смешно не знать военной истории, не знать того, что договор есть средство собирать силы: я уже ссылался на русскую историю. Некоторые определённо, как дети, думают: подписал договор, значит, продался сатане, пошёл в ад. Это просто смешно, когда военная история говорит яснее ясного, что подписание договора при поражении есть средство собирания сил».

История доказала, что Брестский мир был выдающимся достижением советской дипломатии. Заключение Брестского мира вывело Советскую страну из войны. Мир дал стране некоторую передышку: он позволил демобилизовать старую разложившуюся армию, приступить к социалистическому строительству и накопить новые силы для грядущих победоносных битв.

Брестский договор вошёл в историю как свидетельство тактического гения Ленина, как блестящий образец дипломатии социалистического государства, находящегося в капиталистическом окружении.

«В период Октябрьской революции, — указано в Кратком курсе истории ВКП(б), — Ленин учил большевистскую партию, как нужно бесстрашно и решительно наступать, когда для этого имеются необходимые условия. В период брестского мира Ленин учил партию, как нужно в порядке отступать в момент, когда силы противника заведомо превосходят наши силы, с тем, чтобы с величайшей энергией готовить новое наступление против врагов».

Предложения военной помощи со стороны Антанты. Трудное   положение Советской республики в Бресте дипломатия Антанты   попыталась использовать в своих целях.  По мере того как затягивались брестские переговоры, у союзников укреплялась надежда, что большевики будут вынуждены вновь воевать с Германией. Это заставило союзную дипломатию на время изменить свою тактику по отношению к Советской республике. В парламентах и прессе Англии, Франции, Италии стали раздаваться голоса в пользу признания советского правительства и посылки дипломатических представителей в Россию.

16 января 1918 г. в английском Парламенте депутаты-лейбористы Макдональд и Кинг задали правительству вопрос: «Есть ли в Петрограде какой-нибудь официальный представитель Англии?» Министр иностранных дел Бальфур ответил: «Мы не признали ни де факто, ни де юре русскую власть как правительство русского народа; неофициально, через агента, действующего по инструкции посольства, мы имеем с ней связь».

В Соединённых штатах отдельные группы выступали с предложениями помощи Советской республике. Если непосредственно после Октябрьской революции американский посол Фрэнсис заявлял, что США не признают советской власти, то на втором этапе брестских переговоров тон американской дипломатии стал иным. Начальник американской военной миссии, в России генерал Джонсон от имени своего правительства заявил, что «американцы питают величайшую симпатию к русскому народу: они не поддерживают ни одной из борющихся партий в России». В беседе с представителями советского правительства Джонсон сделал такое же официальное заявление: «Если когда-либо существовал момент для протестов и угроз, адресованных советскому правительству, то теперь этот момент миновал». Сам американский президент Вильсон в одном из своих выступлений вдруг заговорил о симпатиях Америки к русскому народу. «Верят или не верят в это их теперешние руководители, — заявил президент, — но самым искренним нашим желанием является найти какую-нибудь возможность помочь русскому народу осуществить его сокровенные надежды на свободу и мир». В том же приблизительно духе была составлена позднее и приветственная телеграмма Вильсона IV съезду Советов. Близкий сподвижник Вильсона полковник Хауз вскрывает истинные мотивы президента. «Послание съезду, выдержанное в дружественном тоне и обещающее поддержку, — писал он, — могло способствовать отказу съезда от ратификации».

В английском Парламенте также заговорили об оказании помощи России. Официальные и неофициальные представители Антанты обращались к Наркоминделу, обещая оружие, деньги, инструкторов для войны с Германией. Все контрреволюционные партии в России — кадеты, эсеры, меньшевики — вслед за Антантой агитировали за войну с Германией. В том же направлении действовали и предатели внутри большевистской партии в лице троцкистов и бухаринцев. Прикрываясь демагогической фразой о недопустимости соглашения с империализмом, эти пособники капиталистов толкали молодую, ещё не окрепшую советскую власть на схватку с Германией.

Во время брестских переговоров в буржуазной печати появились сообщения о том, будто Япония готовится заключить сепаратный мир с Германией и выступить совместно с ней против Советской республики. В. И. Ленин запросил американского представителя Робинса, что предприняла бы Америка, если бы Япония, в силу открытого или тайного соглашения с Германией, попыталась захватить Владивосток и КВЖД, отрезала бы таким образом Советскую Россию от Тихого океана и повела бы вооружённую борьбу против последней.

Переговоры Ленина с Робинсом являются примером ленинской тактики в период брестских переговоров. Эта тактика допускала принятие помощи от одной группы капиталистов, чтобы отбиться от другой.

Роль Ленина в дипломатических переговорах о мире. Особого      внимания заслуживает роль В.И. Ленина в создании системы советской дипломатии. Ещё до Октябрьской революции большевики имели свою    платформу по основным вопросам внешней политики. С первого дня образования советского правительства Ленин принимал активное участие в решении всех, даже самых мелких, дипломатических вопросов. В своих беседах с руководителями Наркоминдела он давал анализ международного положения, а нередко и сам составлял текст ответов тому или другому правительству. Эти ленинские советы и составленные им политические документы могут служить образцами дипломатического искусства, гибкости и одновременно последовательности советской дипломатии. Яркий пример ленинского маневрирования представляет его беседа с представителем Франции де Люберсаком, о которой  сам Ленин рассказывает в  своём  «Письме  к американским рабочим». «Когда хищники германского     империализма, — писал      Ленин, — в   феврале 1918 года повели свои войска против безоружной, демобилизовавшей свою армию,  России, доверившейся международной солидарности пролетариата раньше, чем вполне созрела международная революция, тогда я нисколько не колебался вступить в известное „соглашение” с французскими монархистами. Французский капитан Садуль...  привёл ко мне французского офицера де    Люберсака. Я монархист, моя единственная цель — поражение Германии,   заявил мне  де Люберсак. Это само собою, ответил я... Это  нисколько  не   помешало мне „согласиться” с де Люберсаком насчёт услуг, которые желали оказать нам  специалисты подрывного дела, французские офицера, для взрыва железно-дорожных путей в интересах помехи наступлению немцев. Это было образцом „соглашения”, которое одобрит   всякий   сознательный   рабочий,   соглашения  в   интересах социализма.  Мы жали друг другу руки с французским монархистом, зная, что каждый из нас охотно повесил бы своего „партнёра”.   Но наши   интересы на  время совпадали.  Против наступающих хищников немцев мы использовали в  интересах русской и международной  социалистической  революции  столь же   хищнические   контр-интересы других империалистов. Мы служили таким образом   интересам рабочего класса России и других стран, мы усиливали пролетариат и ослабляли буржуазию всего мира, мы употребляли законнейшее и обязательное во всякой войне маневрирование,  лавирование, отступление».

Нет сомнения, что только благодаря необычайному ленинскому искусству маневрирования между двумя лагерями империалистов Советское государство сумело выйти из труднейшего положения в период Бреста и добилось мира.

Признание независимости Финляндии. В то время как германские победители перекраивали целые страны, не считаясь с интересами     народов,  советская власть давала пример правильного решения национального вопроса.

В ноябре 1917 г. в Финляндии было образовано буржуазное правительство во главе со Свинхувудом. 19 (6) декабря финляндский сейм утвердил декларацию правительства о независимости Финляндии. Новое правительство вступило в переговоры с Советской Россией. 31 (18) декабря 1917 г. Совнарком признал государственную независимость Финляндской республики. В тот же день декрет о признании республики был вручён Лениным финляндской делегации в составе Свинхувуда и К. Энкеля, государственного секретаря.

4 января 1918 г. (22 декабря 1917 г.), по докладу товарища Сталина, ВЦИК утвердил декрет о признании независимости Финляндии. Для разработки мероприятий, вытекающих из признания независимости Финляндии, была создана российско-финляндская согласительная комиссия на паритетных началах.

Работы комиссии подвигались медленно: за спиной Финляндии начала интриговать Германия. Немецкие империалисты ещё во время войны связались с буржуазными кругами Финляндии, стремясь с их помощью оторвать Финляндию от России. В Германии тайно формировались батальоны из финской молодёжи.

После Февральской революции 1917 г. интриги Германии в Финляндии усилились. В Финляндии стал формироваться шюцкоровский корпус из сынков крупной и мелкой буржуазии. Во главе корпуса стал генерал Маннергейм, шведский помещик, до революции генерал-майор свиты последнего русского царя Николая II.  Немцы доставляли шюцкору оружие.

После победы советской власти в Петрограде Германия усилила нажим на финское буржуазное правительство Свинхувуда, рекомендуя ему добиваться полного отделения от России. Независимость Финляндии Германия расценивала как начало расчленения России. Немецкий журнал «Deutsche Politik» писал 18 января 1918 г.: «Суверенитет Финляндии означает нечто большее, чем новое государство, входящее в систему государств на севере Европы. Он означает начало расчленения России. Финляндия окажет большое влияние на другие прибалтийские страны, на Украину и далее, возможно, на Кавказ».

Во время работ советско-финской комиссии германская пресса, по указанию своих хозяев, разжигала аппетиты Финляндии, всячески подстрекая её против Советской страны. Автор приведённой выше статьи из немецкого журнала писал, что трудно себе представить «более ярко выраженную естественную границу между Финляндией и Россией, чем Онежское озеро».

Российско-финляндская комиссия не успела закончить свою работу: в Финляндии произошла революция. Было создано новое правительство — Совет народных уполномоченных. 1 марта 1918 г. Советская Россия подписала договор «для укрепления дружбы и братства» с правительством социалистической рабочей республики в Финляндии. По этому договору Советская Россия передавала Финляндии всё недвижимое имущество, расположенное в пределах бывшего Великого княжества Финляндского, все реквизированные во время войны суда. Торговым кораблям обеих стран обеспечивался свободный доступ в порты. Советская Россия уступала Финляндии Печенгский край (Петсамо), предоставив тем самым Финляндии доступ к Северному Ледовитому океану. Финляндия обязывалась разрушить крепость Ино, находившуюся на подступах к Кронштадту. Кроме того, обе договаривающиеся стороны согласились предоставить российским гражданам финляндского происхождения в России, равно как и финляндским гражданам российского происхождения в Финляндии, одинаковые права с остальными гражданами соответствующей страны.

Этот первый международный договор Советской России показал всему миру пример справедливости и уважения к незавивимости малой страны.

Германский империализм, однако, не прекратил своей агрессивной деятельности в Финляндии. Немцы решили помочь финской контрреволюции в борьбе против финского народа.

7 марта 1918 г., через неделю после заключения мира между
Советской страной и Финляндией, в Берлине был подписан мирный договор между Германией и свергнутым прежним правительством Финляндии. Снова, как и на Украине, германское правительство вступало в союз с мертвецами. По мирному договору Германия обещала содействовать тому, чтобы независимость Финляндии была признана всеми державами. Представители прежнего правительства Финляндии во главе со Свинхувудом обязались взамен этого не уступать никому никакой части своей территории и вообще не предоставлять на ней никому никаких прав без предварительного согласия Германии. Так они превращали свою страну в вассала Германии. Немедленно по заключении договора Германия приступила к действиям.

В Финляндию был переброшен егерский батальон, который
формировался в Германии во время войны. Ещё 5 марта немцы заняли Аландские острова и захватили город Або. 3 апреля в Ганге, в тылу финских революционных войск, высадилась германская 12-я ландверная дивизия под командованием генерала фон-дер-Гольца. Через несколько дней в городе Ловизе высадился немецкий отряд генерала Бранденштейна. С помощью германских интервентов финская революция была удушена. Немецкие интервенты превратили Финляндию в плацдарм для наступления против Советской России. Германский флот подошёл к устью Финского залива, мечтая о захвате Балтийского флота. Благодаря героизму советских моряков советский флот, преодолевая неимоверные трудности — Финский залив ещё был покрыт льдом, — ушёл в Кронштадт и Петербург. Флот был спасён. Но Финляндия в руках германского империализма осталась «револьвером, приставленным к Петрограду».

Захват Бессарабии Румынией. Затруднительным     положением     Советской России    во    время    брест-литовских    переговоров  воспользовалась  Румыния.  Агенты Румынии ещё в 1917 г. проникли в Сфатул-церий (краевой совет Бессарабии), добиваясь оккупации Бессарабии. Но Сфатул-церий высказался против присоединения к Румынии. 15 (2) декабря 1917 г. Сфатул-церий провозгласил создание Молдавской Народной Республики и вхождение её в состав Федеративной Российской Демократической Республики. Румыны не признали решения Бессарабского совета. В декабре румыны, поддержанные генералом Щербачёвым, вторглись в Бессарабию.

Введя войска в Бессарабию, Румыния заявила, что делает это для охраны русских и румынских границ и что немедленно выведет свои полки, как только в крае установится порядок и спокойствие.

29 (16) декабря 1917 г. Наркоминдел обратился с нотой протеста к румынскому послу. Приведя ряд данных о бесчинствах румын, разоружении и аресте русских, Наркоминдел категорически протестовал против вторжения румынских войск в Бессарабию. Вместе с тем Наркоминдел предупреждал, что советская власть не остановится перед самыми суровыми мерами против «контрреволюционных румынских заговорщиков, сообщников Каледина — Щербачёва и Рады, совершенно независимо от того, какие посты занимают эти заговорщики в румынской иерархии».

В своём ответе румынское посольство признало, что в Бессарабии действительно имели место события, указанные в ноте советского правительства. Выразив сожаление по поводу этих фактов, румынское посольство вместе с тем указало, что сами русские войска якобы вмешивались во внутренние дела Румынии.

Агрессивные действия Румынии продолжались. 13 января 1918 г. (31 декабря 1917 г.) в Петрограде была получена телеграмма 49-й революционной дивизии, сообщавшая, что 194-й Троицко-Сергиевский полк был окружён румынами, разоружён и отведён в тыл и что румынские власти арестовали комитет 195-го полка.

14 (1) января 1918 г. Ленин по радио обратился к румынскому правительству с ультиматумом. Изложив протест 49-й революционной дивизии, Ленин от имени Совнаркома писал: «Совет народных комиссаров требует от румынского правительства освобождения арестованных, наказания произведших аресты, беззакония и бесчинные действия румынских властей, и гарантий, что подобные действия не повторятся.

Неполучение ответа на это наше требование в течение 24 часов будет рассматриваться нами как новый разрыв, и мы будем тогда принимать военные меры, вплоть до самых решительных».

 В тот же день Совнарком отдал приказ о немедленном аресте румынского посольства во главе с послом Диаманди и всей румынской военной миссии. В официальном правительственном сообщении Совнарком объяснял, почему он прибег к этой мере: «Чтобы предотвратить войну между русскими солдатами и румынскими, которых несправедливо было бы наказывать за бесчинства их властей, Совнарком решил принять экстраординарную меру, чтобы наказать румынские власти».

В час дня 14(1) января 1918 г. американский посол Фрэнсис, старшина дипломатического корпуса, по телефону сообщил Ленину, что весь дипломатический корпус просит принять его в 4 часа дня. Ленин принял дипломатов. Американский посол Фрэнсис на приёме выразил протест против ареста румынского посла и вручил Ленину меморандум, подписанный дипломатическими миссиями всех наций, представленных в России.

Французский посол Нулане добавил, что по существующим международным нормам арест Диаманди является актом недопустимым.

Ленин ответил, что румынский посол Диаманди был арестован в силу чрезвычайных обстоятельств, никакими дипломатическими обрядностями не предусмотренных. Румыния формально не объявила войны Советской России; в то же время она окружила советскую дивизию, обезоружила её, арестовала её выборных лиц. По отношению к такой стране репрессии вполне допустимы. В заключение Ленин обещал доложить Совнаркому о просьбе дипкорпуса освободить румынского посла.

Вечером того же 14 (1) января собрался Совнарком. На заседании была оглашена телефонограмма, только что полученная в Наркоминделе:

«Американский посол заверяет, что он немедленно по освобождении Диаманди пойдёт к нему с протестом по поводу нападения румын на русские войска и сделает через американского представителя в Румынии соответствующее заявление румынскому правительству. Он рассматривает акт ареста Дпамапдн как формальное выражение протеста русского правительства против действий румынского командования».

Принимая во внимание, что обещание американского посла подтверждает достижение советским правительством своей цели, а именно — выразить самый резкий протест против действий румынского правительства, Совнарком постановил:

«Румынского посла освободить, сообщив ему, что в три дня должны быть приняты меры к освобождению арестованных румынами русских солдат».

Румыны получили надлежащий урок. Но они не прекратили своих бесчинств. Чувствовалось, что за их спиной стоит некая крупная держава. События скоро показали, кто именно подстрекает Румынию.

В официальном вестнике Сфатул-церия был опубликован следующий документ, полученный от французской миссии в Румынии:

«Французская миссия в Румынии. Яссы. 15 января 1918 г. Французский посланник в Румынии г-ну французскому консулу в Кишинёве М. Сарре.

Полковник Дальбия передал мне просьбу директории, желающей получить письменную гарантию как с нашей стороны, так и со стороны наших союзников, касательно вопроса о вступлении румынских войск в Бессарабию. Все мои коллеги, послы союзных держав и я сам уполномочены вам официально сообщить, что вступление румынских войск в Бессарабию является мерой исключительно военной, имеющей целью охрану нормального функционирования тыла румынско-русского фронта, согласно правилам, установленным всеми воюющими державами.

Вследствие этого вступление румынских войск в Бессарабию не будет влиять ни в чём ни на нынешнее политическое состояние Бессарабии, ни на судьбу этой страны в будущем.

Я вас уполномачиваю сообщить официально всё изложенное директории, и если будет выражено пожелание, то передать ей заверенную копию этого сообщения.

Посланник Франции в Румынии Д. Сент-Олер.

Копия верна: 18 января 1918 г. Сарре, французский консул в Кишинёве».

Франция поддерживала румынское вторжение в Бессарабию, обещая в будущем вывести оттуда войска. Впрочем, последнего обещания Франция не выполнила.

Исчерпав все возможности мирного разрешения конфликта, Совнарком постановил 26 (13) января 1918 г.:

«1.  Все дипломатические  сношения с Румынией прерываются. Румынское посольство и все вообще агенты румынской власти высылаются за границу кратчайшим путём.

2. Хранящийся в Москве золотой фонд Румынии объявляется неприкосновенным для румынской олигархии. Советская власть берёт на себя ответственность за сохранность этого фонда и передаст его в руки румынского народа».

Начались военные действия. Советские войска разгромили румынскую дивизию, перебравшуюся через Днестр, и захватили всю её артиллерию. Получив решительный отпор, румыны начали мирные переговоры. Закончились они 5 марта подписанием договора в Яссах, подтверждённым в Одессе 9 марта 1918 г. Румыния обязалась очистить Бессарабию в течение двух месяцев и не предпринимать никаких военных или других действий, ни сама, ни с какой-либо державой, против Советской России. Со своей стороны Советская Россия обещала предоставить Румынии излишек хлеба в Бессарабии. В случае вынужденного отступления румынской армии со своей территории ей предоставлялось убежище и продовольствие на русской территории.

Однако на помощь Румынии пришла Германия. В тот самый день, когда Румыния подписывала договор с Россией об очищении Бессарабии, румынское правительство подписало договор и с Австро-Венгрией и с Германией. Одним из его условий была передача Бессарабии Румынии.

Для Германии Румыния имела большое значение. Там можно было достать нефть и хлеб, в которых столь остро нуждалась Германия. Ещё в январе 1918 г. немцы стали разрабатывать условия возможного мирного договора с Румынией. Прежде всего нужно было создать там новое правительство. Немцы требовали, чтобы король и королевская семья покинули страну до заключения мира. Далее, Германия добивалась того, чтобы Румыния передала в руки немецких торговых обществ нефтяные промыслы, железные дороги и гавани и поставила свои финансы под контроль Германии. Что касается территориальных вопросов, то германское командование предлагало передать южную Добруджу Болгарии. Северную Добруджу немцы хотели оставить за Румынией. Германское командование предлагало, далее, создать зону свободного порта от Констанцы до Черновод, с германским управлением во главе. Против значительного территориального расширения Венгрии за счёт Румынии Германия возражала. Немцы соглашались только на частичное исправление границ в пользу Венгрии. На этих условиях Германия была согласна сохранить румынскую армию. В обмен за территориальные уступки Германия соглашалась на захват у Советской России Бессарабии и передачу её Румынии.

Таким образом, в дополнение к неслыханному грабежу, оформленному Брест-Литовским миром, германские империалисты продолжали отрывать новые куски советской территории.

После того как были разработаны предварительные условия мира, Германия решила познакомить с ними своего австро-венгерского партнёра. Но оказалось, что за спиной германского союзника Австро-Венгрия сама уже начала договариваться с Румынией. Бывшему военному атташе в Румынии, полковнику Ранда, Чернин поручил вступить в переговоры с румынским королём и предложить ему мир. «Мы не были обязаны просить Германию о разрешении пойти на такой шаг», — оправдывался Чернин.

У австрийцев были свои расчёты. В пику немцам они стояли за сохранение династии в Румынии, надеясь с её помощью помешать Германии играть там руководящую роль.

Кроме того, Австро-Венгрия высказывалась за передачу всей Добруджи Болгарии и за предоставление Венгрии крупных территориальных приобретений. Но против этого возражали не только немцы, но и турки. Их войска участвовали в захвате Добруджи. Турки предъявили болгарам встречное требование — вернуть уступленные Болгарии в 1913 г. территории.

Румыны знали о всех этих противоречиях. Сами они занимали колеблющуюся позицию. Между прочим в Румынии была и такая группа, которая настаивала на ведении переговоров с Антантой.

В Австро-Венгрии решили преодолеть эти колебания, переговорив с королём Румынии. 27 февраля намеченная встреча состоялась.

Чернин заявил королю, что в настоящий момент он ещё может заключить мир и сохранить за собой престол, если же будет протестовать, то лишится трона. Румынский король начал сдаваться. Он уныло ответил: вряд ли найдётся министерство, которое согласится па австрийские условия мира. Чернин подсказал королю и соответствующую кандидатуру в лице Маргиломана. Наконец, чтобы прекратить колебания короля, Чернин пообещал ему присоединить Бессарабию к Румынии. Ответ Чернин просил дать в течение 48 часов. Румыния приняла предложение. Кабинет был смещён. Прежде чем Маргиломан вступил в исполнение обязанностей, он имел несколько бесед с Черниным.

5 марта был заключён прелиминарный мир с Румынией. По этому договору Румыния обязывалась в течение ряда лет доставлять Германии и Австро-Венгрии все продукты своего сельскохозяйственного производства. Нефтяные промыслы были переданы в аренду победителям на 90 лет.

Труднее оказалось помирить Турцию и Болгарию. После бесконечных заседаний, во время которых то турки, то болгары угрожали выходом из германского блока, пришли к такому решению. Старая Добруджа была уступлена Болгарии до железной дороги Черноводы — Констанца; северная Добруджа поступала в совместное владение центральных держав. Немцы и австрийцы обещали Румынии сохранить торговый путь через Констанцу.  Бессарабия была передана Румынии.

Соблазнённая германскими империалистами, Румыния нарушила своё обязательство, данное в Яссах. 9 апреля 1918 г. Сфатул-церий, три четверти состава которого уже были арестованы румынской полицией, вынес решение о присоединении Бессарабии к Румынии. 7 мая 1918 г. Бухарестский мирный договор подтвердил условия прелиминарного мира.




1. лабораторні етапи виготовлення
2. Конституционное право Российской Федерации для сдачи государственного экзамена для студентов направ
3. Проведения аудита лизинговых операций
4. Термодинамический цикл Ренкина
5. Статистика 1
6. Лекция доцент Волошина Н
7. Пояснительная записка Студент- Лавренова О
8. САНКТ ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МОРСКОЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ Кафедра Экономики судостр
9. В самом прямом буквальном Смысле ~ скорее всего нет
10. Теоретические аспекты исследования подготовки [3] беременных к родам [4] 1.html
11. Детский сад ’ 55 г
12. Найти значение сечения вынужденного излучения в центре спектральной линии если известно- тип уширения
13.  Общая характеристика водносолевого обмена
14. Тема Анализ маркетинговой деятельности предприятия Вопросы- Анализ продаж
15. Night vision system to enble drivers to see better fter drk
16. Келісілді
17. Контрольная работа- Практический аудит
18. Ротация персонала её виды значение Ротация кадров ~ назначение работника по горизонтали на должность о
19. Лабораторна робота 5 ldquo; Умовний оператор в мові Сrdquo; Виконав-студент групи
20. История западного искусства в новое и новейшее время Абак греч