Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
ЖИЗНЕУТВЕРЖДАЮЩИЙ ХОББИТ-2. БЕСЕДА В "МК" (фрагменты интервью с Андреем Кураевым).
Почти все церковные иерархи по настоящему пьяны. Они упоены своей властью. Я думаю, что все последние скандалы в церкви, о которых вы говорите, это проявление Божьей Воли. Для того, чтобы сказать нам: детский сад окончился. И то сусальное золото, с которым ассоциировалась церковь в первые годы после выхода из советского рабства, закончилось. Церковь – это огромный социальный институт, со своими проблемами и бедами. Не надо думать, что там ангелы. Человек всегда остается человеком, со всем его говном, которое он проносит с собой хоть в метро, хоть в Кремль, хоть в Патриархию. Значит, нам в общении друг с другом надо терпеть друг друга и надо отличать, что от Бога, а что – от людей. Чтобы не разочаровываться - не надо очаровываться.
…Другой вопрос: предусмотрены ли сейчас в нашем просвещенном государстве какие-то механизмы дискуссии низа с верхами? В церковной жизни власть полностью защищена от критики снизу. Если епископ захочет меня стереть в порошок, ему для этого ничего не нужно. Никаких официальных процедур. Возьмет и сотрет, причем заочно.
…У нас в церкви создана система абсолютной глухоты к критике снизу. Епископ бесправен перед Патриархом, священник перед епископом, прихожане перед волей настоятеля. Церковный суд против начальства рядовому священнику выиграть невозможно. Суд возглавляется местным епископом, состав суда назначается им же и он сам утверждает приговор.
…А в «темные» века, представьте себе, игумена выбирали, крестьяне выбирали себе священника. Многое решила улица. В Византии даже императоров должны были считаться с голосом улицы (тут многое зависело от партий, носивший очень современные названия - «голубые» и «зеленые»). А сегодня почему-то в России считается, что христиане так одичали, что им нельзя дать ни малейшего влияния на жизнь церковного руководства.
Но я бы все же хотел, чтобы церковная жизнь стала зависимой от своего же церковного народа.
- Как вы это себе представляете?
- Мы сегодня даже толком не знаем, кто наши прихожане. Нужно поименное членство в общинах. Тогда можно проводить не-фиктивные приходские собрания. Сейчас же в храмах даже ради приличия не вешаются объявления об этом. Я в храме двадцать с лишним лет служу и ни разу такого не видел. А где границы моего прихода? По какому переулку они проходят? Кто мои прихожане? Рядом ли они живут или приезжают с другого конца города? Люди ведь открывают душу священнику не по месту прописки. Потому и должно быть не географическое, а поименное членство в приходе. Тогда можно собрать реальное приходское собрание и обсуждать реальные проблемы прихода. Это наш приход. У нас есть нужды и траты (повышение коммунальных услуг или еще что-то). Люди отдают священнику свои деньги, но они получают право и контролировать расходы церкви.
- Церковная десятина?
- Десятина или меньше. Понятно, что для жертвователей любые требы с тех пор совершаются в приходе бесплатно, что называется – «у меня абонемент». Это не фантастика. Такие правила давно существуют в нашей же русской церкви, но за рубежом.
Есть совершенно очевидный диссонанс: в обществе 21-го века церковь оказывается самой закрытой структурой. Если сама церковь не может выработать элементарные нормы нравственной самоочистки, возможны два пути: либо ввести внешнее управление от государства, как это было в царской России, либо меняться благодаря инициативе снизу, через народ. Начать со своего подъезда, что называется… То сексуальное насилие, о котором я говорю, это всего лишь проявление совершенного одурения своей властью. От избытка сытости и внутреннего хамства.
…Многие десятилетия они (католики) тоже заметали все под коврик, но в итоге завоняло так, что скрывать уж не стало никакой возможности. И лишь тогда они начали делать что-то реальное, вплоть до того, что автоматически все поступающие сигналы о насилии, поступающие в церковные управления, прямо передаются в полицию. То есть никакого внутреннего церковного расследования (а, значит, и возможности сокрытия). Сразу в полицию. В 2011году папа Бенедикт лишил сана 260 священников-педофилов, в 2012 – 126.
… С каждым годом, скажу честно, мне все тяжелее оставаться в стройных рядах официальных апологетов РПЦ. Проблема не в том, что я меняюсь – церковь меняется. Это уже не вполне та церковь, в которой я крестился. Одно из самых страшных ее изменений – появление циничных политтехнологий. Много раз еще в 90-х я говорил, что больше всего я боюсь вырождения православия в православизм, проповеди – в пропаганду. И именно это происходит на наших глазах. Пришли циничные техники манипулирования и промывки мозгов молодежи.
…Я действую по единственному заказу – своей совести.
А совесть моя уже давно загружена Евангелием, добрыми книгами и фильмами детства и мужественной мудростью Святых Отцов. Я не монах, чтобы на все шаги и слова испрашивать благословения начальства. Свою совесть я обещал я ее только Христу и никому не сдавал ее на хранение. И вообще зачем корчить из себя маленького мальчика, который без подсказки сверху не может дать нравственную оценку телекартинке? Не надо входить в мир моей совести по административно-командной дорожке. В этот мой внутренний мир не вхожи ни президент, ни патриарх.
- А Чаплин говорит, что все дело в пиаре.
- Мне кажется, что этот человек живет в каком-то кошмаре и поэтому он проецирует свой собственный кошмар на остальных... Я не хотел бы оказаться на его месте. Он видит мир как сплетение бесконечных интриг, политтехнологий, подначек. А предположить, что христианский священнослужитель может действовать просто по убеждению он почему то не может.
- Неужели вы думали, что вам спустят с рук такие откровенные разоблачения?
- У меня была надежда на чудо. А вдруг? Вдруг хоть одна чешуйка все же отпала с бронированной шкуры дракона? Я выступил без стратегии и без заказа. Я просто не мог этого не делать. Мне 51. Впереди болезни, старость и бессонные ночи. Вот я просто эгоистически не хочу, чтобы бессонница усугублялась муками совести.
- А если, не дай Бог, вас все-таки отлучат от церкви? Куда дальше?
- В церковь. Молиться-то они мне запретить не могут. Я не собираюсь идти путем раскола. Несмотря ни на что, останусь в Русской Православной Церкви, не уеду за границу, зачем? Вот ведь в чем еще причина – видите, Катюха мешает нам говорить, под кроватью конфеты ищет. Это внучка моя. Там за стенкой ее братик семимесячный ползает… Вырастут малыши, со временем я начну рассказывать им сказки и былины, героические истории про воинов и богатырей. И кто-то из внуков однажды обязательно спросит меня: «Дедушка, а с кем ты сам воевал?» Неужели я им отвечу: «Жил-был голубой Дракон, и вот он однажды на меня пшикнул, а я спрятался и убежал»? Мне будет просто стыдно сочинить такую сказку. Поэтому и нет у меня теперь выбора, кроме как с этим Драконом сражаться…