большой восьмерке
Работа добавлена на сайт samzan.net:
Образование олигархии
Первоначально сближение государства и капитала в России проходило по линии установления привилегированных связей с наиболее крупными бизнес-структурами, способными взять на себя функцию агентов государства или даже собственно государственные функции, которые в тот период были ему не под силу. Основными вехами этого процесса стали формирование института уполномоченных банков, акционирование ОРТ 1994г. (тогда пресса впервые заговорила о "большой восьмерке" - по числу акционеров) и залоговые аукционы 1995г.
Такого рода связи обычно дополнялись патронажем со стороны конкретных чиновников достаточно высокого ранга. Бизнес-структуры, ставшие объектами бюрократического патронажа, часто переживали периоды бурного роста. (Подобные периоды имелись, например, в истории Альфа-банка, Национального резервного банка, ОНЭКСИМбанка).
Символом такого патронажа для СМИ и общественного сознания в 1994-96 гг. был бывший первый заместитель министра финансов А.Вавилов. Другой знаковой фигурой такого рода летом-осенью 1997г. стал тогдашний руководитель Госкомимущества А.Кох. Реже и глуше говорилось об управляющем делами президента П.Бородине, покровительствующем ряду банков и компаний.
В то же время многие крупные предприниматели не довольствуются поиском в верхних эшелонах власти покровителей или доверенных лиц, а сами стремятся стать составной частью власти. Это связано с тем, что статус предпринимателя, в отличие от депутата и высокопоставленного государственного чиновника, пока еще носит достаточно неопределенный характер. Отсутствие четких правовых рамок во взаимоотношениях власти и бизнеса приводит к тому, что новоиспеченный госслужащий сохраняет реальный контроль над возглавлявшейся им коммерческой структурой, что ведет к превращению его в высокопоставленного лоббиста собственных коммерческих интересов.
Однако долгое время обстановка для личной унии бизнеса и власти в структурах федеральной исполнительной власти продолжала оставаться неблагоприятной. Для отношения политической элиты к руководителям крупнейших финансовых, банковских и коммерческих структур было характерно социальное отчуждение и политическое недоверие. В частности, стремление главы группы Менатеп М.Ходорковского и руководителя "Интерпрома" М.Юрьева с начала 90-х гг. занять министерские посты не увенчалось успехом. Правда, ряд высокопоставленных российских государственных чиновников (например, О.Давыдов, С.Дубинин, Т.Парамонова) имели в своем послужном списке работу в предпринимательских структурах, однако скорее всего они просто пережидали там временное отлучение от госслужбы.
Первой ласточкой, свидетельствующей о начале изменения ситуации, стало появление в начале 1996г. на должности первого вице-премьера президента АО АвтоВАЗ В.Каданникова - с одной стороны, еще "красного директора", а с другой, уже бизнесмена, обеспечившего по крайней мере выживание своего завода в условиях рынка.
Активная поддержка представителями новой экономической элиты кандидатуры действующего президента Б.Ельцина на раннем этапе избирательной кампании способствовала преодолению прежнего политического недоверия. В ходе избирательной кампании новая экономическая элита установила прямые связи с высшим политическим руководством страны, а после выборов ее представители были включены в высшие этажи исполнительной власти. В правительство на полгода пришел банкир В.Потанин, финансист Б.Березовский на год стал заместителем секретаря Совета безопасности, руководитель крупного рекламного агентства "Видео Интернешенел" М.Лесин сначала на короткое время возглавил новое управление Администрации Президента, (а после его возвращения в свое агентство, в управлении осталась приведенная им команда во главе с М.Маргеловым), а осенью 1997г. стал первым заместителем председателя ВГТРК. В конце 1996 года в СМИ циркулировали слухи о претензиях руководителя Национального резервного банка Александра Лебедева на пост министра финансов.
Во взаимоотношениях государства с верхушкой бизнеса наступил новый этап. Из привилегированной группы давления, находящейся в непосредственной близости от власти и способной влиять на принимаемые решения, она трансформировалась в особую подгруппу на границе экономической и политической элиты. В то же время в эту новую систему прямых взаимоотношений с исполнительной властью оказалась вовлечена не вся система деловых сообществ и даже не какая-то их часть, а только ведущие банкиры и финансисты.
Во многом это произошло потому, что консолидация новой экономической элиты намного опередила динамику самоорганизации групповых интересов бизнеса по отраслям и секторам. В результате наиболее значимая часть взаимоотношений бизнеса с государством переместилась в узкое социальное пространство, свободное от институциональных ограничений. Центральное место в нем заняли неформальные связи на высшем уровне. Связь бизнеса с властью превратилась в личную унию. "Сверхэлита", опередившая остальную часть делового сообщества в установлении связей с государством, превратилась в "олигархию" или по крайней мере стала так восприниматься. В СМИ заговорили о могущественной "семерке" (или "семибанкирщине") - группе наиболее приближенных к власти крупнейших финансовых структур.
Специфика новых, симбиотических отношений государства с бизнесом во многом определялась особенностями социальной организации элиты бизнеса. Нынешняя олигархия - это прежде всего неформальное и горизонтальное образование, у которого отсутствует не только единая организационная структура, но и неофициальная иерархия. Для него характерен низкий уровень внутренней консолидации - его члены не только сотрудничают, но и соперничают друг с другом. Члены этого образования строят свои взаимоотношения с государством на индивидуальной основе и тщательно защищают свою автономию во взаимоотношениях с властью. В частности, они противодействуют присвоению кем-либо из членов олигархии полномочий говорить от имени всех остальных.
Это образование с открытыми внешними и внутренними границами - возможно как перемещение из экономической элиты во властную (Потанин, Березовский), так и "выпадение" из олигархии вниз (Бойко, Ефанов). Оно состоит не из самодостаточных одиночек, лично контролирующих свои финансовые и промышленные "империи", а из лидеров бизнес-структур с коллективным руководством, часто способным сместить своего лидера. Это важное обстоятельство служит своего рода "гарантией от авантюризма", от чрезмерного увлечения рискованными проектами и втягивания в политические игры.
По линии взаимоотношений с государством олигархия отличается неоднородностью. Она распадается на "политических капиталистов" (Потанин, Березовский, Гусинский, ранее - Бойко) и бизнесменов, сторонящихся политики (Смоленский, Ходорковский и остальные). Небольшая группа политических капиталистов принципиально неустойчива. Она занимает "пограничное" положение между верхушками двух элит. Это резко повышает вероятность перехода в состав политической элиты не только по формальным позициям (место работы), но и по содержанию выполняемых функций, а значит - и ослабления связей с исходной бизнес-структурой. Примером последнего служит уход Гусинского от руководства МОСТ-банком и сосредоточение на работе со СМИ. Последний пример может быть показательным и с точки зрения невозможности длительного совмещения ролей "банкира" и "политика".
Утвердился "олигархический" тип согласования интересов. Небольшая группа бизнесменов и директоров получила прямые выходы в сердцевину политической системы. Эта верхушка консолидированной экономической элиты ориентирована на "индивидуалистические" стратегии. Фактически она не нуждается ни в корпоративных формах самоорганизации, ни в создании "партии интересов". Власть, к которой она получила постоянный доступ, становится для нее и "партией", и "корпорацией". Ей нужна стабильность - и как возможность сохранить свои привилегированные позиции в системе власти, и как способ недопущения новых экономических потрясений и политических катастроф.
Главная особенность олигархической формы социальной организации лучше всего описывается формулой "слабая организация - высокая эффективность". Наиболее сильное влияние на властные структуры оказывается не через официальную систему представительства, а по неформальным каналам. Интересам, включенным в неформальную систему связей с госструктурами, нет нужды создавать союзы и ассоциации. В отличие от остальных групп давления, воздействующих на механизмы принятия решений извне, это - "внутреннее лобби", являющееся составной частью управленческих структур или интегрировавшиеся с ними.
Потребность в формальной самоорганизации и создании представительства возникает у таких интересов только тогда, когда происходит отключение от системы неформальных взаимоотношений или возникает реальная опасность такого развития событий. Другими словами, потребность в публичной политике появляется тогда, когда возникает необходимость оспорить или "переиграть" то, что уже произошло в сфере бюрократической политики, а возможности неформальных согласований исчерпали себя. Для интересов, ставших частью олигархической системы координации, превращение в официальную лоббистскую группу служит показателем не силы, а слабости.
Положительная сторона связей олигархического типа определяется их способностью обеспечивать необходимый минимум координации и стабильности. Ограниченность круга участников и неформальный характер взаимоотношений придает этим связям гибкость и оперативность, позволяет легче договариваться, быстрее принимать решения. К числу достоинств олигархических форм относится и тот факт, что они покончили с политической изоляцией экономической элиты, существовавшей в первый период президентства Б.Ельцина, и преобладанием представителей "директорского корпуса" в системе власти.
Подключение верхушки бизнеса к механизмам принятия решений на высшем уровне создало у нее прямую заинтересованность в поддержании политической стабильности. Олигархическая координация представляет собой шаг вперед и по сравнению с системой "бюрократических согласований" советского типа, поскольку плюрализм олигархических форм укоренен в экономике, а не в системе административного управления. Подтверждением служат экономические неудачи "Олби" и "Микродина", лидеры которых первоначально непосредственно входили в "высшую лигу". Это обстоятельство делает партнеров власти более независимыми, их состав - подвижным, а саму власть наделяет реальной, хоть и несовершенной системой обратных связей с агентами рынка.
Уязвимость олигархической координации связана прежде всего с ее неустойчивостью - она осуществляется на узком социальном пространстве и при отсутствии формальных процедур. Неформальный характер договоренностей и соглашений делает их непрочными и ставит в прямую зависимость от соотношения сил внутри олигархии. Ограниченность неформальной координации верхушкой экономической элиты порождает среди основной части российского бизнеса политическое отчуждение от власти. По данным опросов, масштабы этого отчуждения резко возросли в последние годы.
Стремясь вырваться из политической изоляции и обеспечить доступ в государственные структуры, различные группировки бизнеса вступают в альянс с политическими силами за пределами "партии власти", включая политическую оппозицию вне зависимости от ее окраски. Все это не позволяет считать олигархию оптимальной моделью координации интересов в условиях политической демократии. Тенденция к превращению олигархических связей между бизнесом и властью из временного в постоянный тип отношений стала потенциальным источником политической напряженности и неустойчивости.
Кризис "сращивания"
Особенности социальной организации олигархии во многом предопределили непрочность ее политической консолидации в ходе президентской избирательной кампании 1996г. Уже в конце 1996-начале 1997 года заговорили о появлении двух больших группировок - "старого" и "нового" капитала, ориентированных, соответственно на премьера В.Черномырдина и (тогда еще) главу администрации президента А.Чубайса. Первая группировка включала Газпром, ЛУКойл, Национальный резервный банк, банк "Империал", вторая - ОНЭКСИМбанк, Менатеп, СБС-Агро, Альфа-банк, МОСТ-банк, Уникомбанк, Московский национальный банк и ЛогоВАЗ. Главной линией дифференциации стала разница "происхождения" и политического патронажа ("старый" капитал - Черномырдин, "новый" капитал - Чубайс).
Реорганизация правительства весной 1997г., отставка В.Потанина с поста первого вице-премьера и последующее появление в его составе трех автономных политических фигур (В.Черномырдин, А.Чубайс, Б.Немцов) вместо прежних двух (В.Черномырдин и А.Чубайс) усложнили конфигурацию политических ориентаций в верхушке экономической элиты. Появление Немцова привело к распаду прежней биполярной схемы и положило начало появлению новой трехполюсной. Вокруг каждой из трех автономных политических фигур в руководстве правительством стала складываться система союзов. От экономической группировки Чубайса откололись и отошли в разных направлениях СБС-Агро и структуры, связанные с Б.Березовским: первый, похоже, примкнул в Черномырдину, вторые вместе со своим политическим патроном на некоторое время переориентировались на поддержку Б.Немцова.
В дальнейшем взаимоотношения между группировками еще более усложнились. Во-первых, связи крупных предпринимателей с А.Чубайсом утратили прежнюю определенность. Широкая финансовая группировка, сложившаяся в ходе президентской избирательной кампании вокруг А.Чубайса, оказалась в значительной степени разрушена. Его политическая база в экономической элите сузилась. По одной версии, из всех традиционных финансовых союзников остался один ОНЭКСИМбанк. По другой версии, А.Чубайсу удалось сохранить связи также с некоторыми другими представителями "нового капитала". Более того, произошла и иерархизация - на роль лидера внутри этой группировки выдвинулся ОНЭКСИМбанк.
С несколько большей определенностью можно говорить об изменившейся политической ситуации ОНЭКСИМбанка. Недавний безусловный фаворит оказался в положении, начинающем напоминать политическую изоляцию. Его конфронтационное поведение (на конкурсе по Сибнефти) и стремительное наращивание публичных ресурсов (приобретение газет "Комсомольская правда" и "Известия", начало выпуска "Русского телеграфа"), помимо прочего, свидетельствовало о дефиците связей в верхушке власти. Лишь отношения с Б.Немцовым продолжали оставаться относительно прочными.
Экономические структуры, которые принято считать объектом политического патронажа премьера В.Черномырдина, попали под жесткий административный нажим и на время оказались политически ослаблены (Газпром и структуры ТЭКа в целом). Произошло некоторое сближение экономических структур, в той или иной степени ориентированных на В.Черномырдина, с интересами Б. Березовского. Стал более явным экономический альянс СБС-Агро с Березовским.
Первому вице-премьеру Б.Немцову удалось внедриться в систему экономических связей Черномырдина. Как новичок в федеральной элите, Немцов нуждается в надежной экономической опоре и использует свои позиции в правительстве для врастания в экономическую элиту на участке, который ранее контролировался В.Черномырдиным. В то время последний был не в состоянии помешать Немцову, получившему санкцию президента Б.Ельцина, действовать в этой сфере влияния. Со своей стороны, РАО "ЕЭС России", Газпром и ЛУКойл стремятся использовать свой большой "интеграционный" потенциал для ассимиляции новичка.
Возникшая после реформы правительства система коалиций ведущих политиков и финансовых групп не оказалась устойчивой, а ее перестройка - законченной. Сохранились основне источники потенциальной нестабильности, подрывавших изнутри и так уже ослабленную систему олигархической координации. Одним из таких источников стало политическое положение обоих первых вице-премьеров. Новые полномочия порой вынуждали действовать без оглядки на интересы финансовых групп. Это превращало их в объект возможного давления со стороны союзников и оппонентов в элите бизнеса. Другим источником потенциальной нестабильности, способной серьезно изменить контуры складывающей системы коалиций между финансовыми группировками и ведущими политиками, стал новый раунд перераспределения собственности.
Своеобразной формулой разрешения противоречия можно считать тезис о "финансовом кризисе" и новом раунде аукционов по новым правилам, призванных решить наиболее острые финансовые проблемы государства (задолженность по пенсиям и зарплате многочисленной категории работников бюджетной сферы). Это создавало возможность совместить решение обоих задач - собрать деньги в бюджет для выплаты социальных долгов государства и укрепить связи с финансовыми группами, продемонстрировавшими готовность взаимодействовать с государством по новым правилам игры.
До недавнего времени поведение участников приватизационного процесса регламентировалось схемой "штучных" сделок, предполагающей предпродажную работу с приватизируемым объектом и фактические неформальные соглашения между участниками (представителями государства и частного сектора). Выбор "штучной" схемы определялся условиями, в которых приходилось проводить приватизацию, а также конечными целями, которым было подчинено разгосударствление собственности (не столько пополнение госбюджета, сколько создание жизнеспособных хозяйственных структур).
Судя по всему, помимо стремления к рационализации приватизационного процесса, в основе пересмотра условий приватизационных конкурсов в сторону приближения к универсалистской схеме лежали также и определенные политические мотивы. Выбор в пользу этой схемы оказался вполне совместим с укреплением базы "молодых реформаторов" в элите бизнеса.
Известно, что из всех финансовых групп публично поддержал идею новых правил игры только ОНЭКСИМбанк. В.Потанин активно демонстрировал готовность к новым, более "прозрачным" отношениям с государством. Такие отношения в принципе весьма созвучны идеям, с которыми публично выступали "молодые реформаторы" в правительстве. Такая позиция ОНЭКСИМбанка, судя по всему, объяснялась возможностью широкой мобилизации денежных средств на западных финансовых рынках. И неформальными связями с чиновниками ответственными за приватизацию.
Проведение летом 1997г. конкурса по Связьинвесту по новым правилам привело к вспышке "банковской войны" в СМИ. Группировка ОНЭКСИМбанка столкнулась с финансовыми группами Березовского и Гусинского. По позициям ОНЭКСИМбанка в публичном пространстве был нанесен "электронный удар" телекомпаниями ОРТ и НТВ, связанными с его противниками. Произошла стремительная эскалация конфликта, но она была асимметричной. Политическая и экономическая элита оказались неравномерно затронуты конфликтом. "Банковская война" началась против Потанина, но очень быстро мишенью для ударов становятся сначала руководство ГКИ в лице А.Коха, а потом предполагаемые политические патроны Потанина по конкурсу по Связьинвесту - Чубайс и Немцов. Конфликтное поле "затянуло" первых вице-премьеров.
В элите бизнеса разрастания конфликта не произошло. Там он оказался локализован и не вышел за рамкми непосредственных заинтересованных сторон - участников конкурса по "Связьинвесту". Остальные держали нейтралитет, хотя и с различным политическим оттенком (в качестве примера можно привести позиции Смоленского и Ходорковского).
Политический эффект "банковской войны" в СМИ был двояким. Прежде всего, исполнительной власти был нанесен серьезный политический ущерб. Конфликты вокруг "Связьинвеста" и "Норильского никеля" продемонстрировали, что именно она рискует оказаться главной жертвой столкновения между враждующими финансово-политическими группировками. Последние в ходе развернувшегося конфликта предпринимали действия, направленные против лиц в исполнительной власти, которых они считают своими противниками, используя существующие и порождая новые противоречия внутри нее.
В результате серьезно пострадал авторитет руководства правительства. В двусмысленном положении оказался первый вице-премьер А.Чубайс, выступивший в защиту итогов конкурса. Президенту Б.Ельцину пришлось открыто заступаться за первого вице-премьера Б.Немцова, ставшего объектом резкой критики части СМИ, после того, как тот поддержал победителя конкурса ОНЭКСИМбанк. Определенный ущерб был нанесен и репутации премьер-министра, который оказался вынужден в течении нескольких дней принимать взаимоисключающие решения по "Норильскому никелю". По имиджу политического режима был нанесен чувствительный удар.
Объявленный переход на новые условия сделок на приватизационных конкурсах и аукционах освободил высокий конфликтный потенциал во взаимоотношениях между ведущими участниками и разрушил хрупкое равновесие в бизнес-элите. Связи внутри "семерки" и за ее пределами и раньше не отличались особой прочностью, однако после "банковской войны" настало время подвижных коалиций, определяемых интересами участников приватизационного процесса каждый раз заново перед новой крупной сделкой.
После всего происшедшего говорить об "олигархии" как о каком-то устойчивом образовании, да еще обладающем властными полномочиями в системе государственной власти, стало весьма затруднительно. "Банковская война" (как и более ранний "казус" с "Обращением 13" в ходе президентской избирательной кампании весной 1996г.) убедительно продемонстировала, что государство остается ведущей стороной во взаимоотношениях с бизнесом. Различные группировки экономической элиты в состоянии бороться лишь за влияние на государство. "Большая олигархия" окончательно распалась на несколько "малых олигархий", ориентированных на разных патронов в руководстве исполнительной власти.
Но "банковская война" показала и другое. Было совершенно очевидно, что конфликт стал оборотной стороной симбиотических отношений между властью и элитой бизнеса. Изнанкой "сращивания" стал перенос конфликтов из бизнеса в верхние эшелоны государственной власти.
Новый курс?
Выход из конфликта, в который исполнительная власть оказалась вовлечена вместе с участниками приватизационного процесса, был осуществлен в несколько этапов. Из правительства был удален А.Кох, как наиболее раздражающая фигура. Президент Б.Ельцин встретился с ведущими банкирами и финансистами (впервые после избирательной кампании 1996г.). Было дано понять, что исполнительная власть не потерпит прямого давления со стороны бизнеса (этот тезис получил подтверждение в ходе одного из последущих публичных выступлений президента).
Последующие события показали, что политические корни кризиса, порожденного распадом "большой олигархии", оказались гораздо глубже. В ноябре 1997г. произошло его новое обострение в связи с отставкой Б.Березовского с поста заместителя секретаря Совета безопасности. За этим вскоре последовал ответный удар. В результате громкого "книжного дела", связанного с получением явно завышенных гонораров за книгу о приватизации, в отставку были отправлены заместитель руководителя администрации президента А.Казаков, вице-премьер и глава мингосимущества М.Бойко, директор федеральной службы по делам о несостоятельности П.Мостовой. Первый вице-премьер А.Чубайс потерял основных членов своей "команды" в правительстве и оказался на грани отставки, лишившись поста министра финансов. Другим следствием разгрома "команды Чубайса" стало новое ослабление системы политических связей группы ОНЭКСИМ в верхушке исполнительной власти, по глубине и масштабам сопоставимое лишь с отставкой В.Потанина с поста вице-премьера. Правда, в его политической орбите продолжает оставаться Б.Немцов. Однако он, сохранив, как и Чубайс, должность первого вице-премьера, уступил посты министра топлива и энергетики и представителя государства в РАО "Газпром", что очевидно означает потерю значительной части контроля над ключевыми отраслями ТЭКА - газовой и нефтяной.
Распад "большой олигархии" и начало острого противоборства между "малыми олигархиями" поставил в повестку дня вопрос о перестройке взаимоотношений исполнительной власти с ведущими бизнес-структурами. Был выдвинут лозунг об "отделении государства от капитала". В качестве инструмента реализации этого лозунга были подтверждены переход к новым универсальным правилам игры на приватизационных аукционах и курс на изъятие бюджетных средств у коммерческих банков. Последняя мера была объявлена составной частью курса на ликвидацию (фактически - ограничение) института уполномоченных банков.
На первый взгляд, даже общие контуры объявленной "смены вех" свидетельствуют о полном изменении взаимоотношений государства с ведущими бизнес-структурами: после "сращивания" - увеличение дистанции между властью и крупным капиталом. Однако был избран высококонфликтный вариант преодоления симбиотических отношений, неспособный порвать с их главными атрибутами - патронажем и фаворитизмом.
Вряд ли можно сомневаться в том, что укрепление автономии государства предотвращает опасность приватизации публичной власти частными интересами. Но насколько реальной была такая опасность? Особенности социальной организации элиты бизнеса, сдвиги в высших эшелонах власти весной-осенью 1997г., наконец нынешнее состояние взаимоотношений между ведущими финансовыми структурами говорят об обратном. "Олигархия" оказалась не столько реальной политической силой, сколько фантомом массового сознания. Публичная реакция на нее стала проявлением "здорового демократического инстинкта" отторжения самой возможности появления в российском обществе нелегитимной "частной власти", которая везде за пределами традиционных обществ справедливо воспринимается как нечто противоестественное.
Курс на усиление государства и ослабление "олигархии", скорее всего, будет с пониманием и поддержкой встречен общественным мнением, в котором сращивание банкиров и чиновников воспринималась как форма коррупции, проявление слабости государства и вызывало тревогу за судьбу демократических институтов. В то же время, практическая реализация нового курса в том виде, в каком он сейчас складывается, в перспективе может привести к противоположным последствиям.
Во-первых , курс на ликвидацию института уполномоченных банков оказался неудачным пропагандистским преувеличением (и вряд ли мог быть чем-либо иным). Фактически можно говорить лишь об их определенном ограничении, связанном с постепенным изъятием бюджетных счетов. В действительности в этой области проводится достаточно разумная политика (в своем интервью "Независимой газете" незадолго до начала "банковской войны" Б.Немцов рассказал, что указ о свертывании полномочий уполномоченных банков готовился в режиме консультаций с руководителями ведущих финансовых и банковских структур).
Во-вторых , создается впечатление, что практическое воплощение универсалистских правил пока укрепляло только одну финансовую группировку. Официальный принцип "кто больше даст" оборачивается фактическим подыгрыванием экспансии наиболее финансово сильного и обладающего наилучшими связями с организаторами конкурсов-аукционов.
Ситуация, когда один из участников, сосредоточив в своих руках целый пакет важнейших ресурсов, фактически превращается в незаменимого партнера, вряд ли может способствовать усилению автономии государства от бизнеса. Напротив, укрепление автономии государства во взаимоотношениях с большим бизнесом предполагает предотвращение образования сверхвлиятельных частных структур. Никакие, даже очень авторитетные банкиры, не могут вступать в отношения публичного соперничества со вторыми и тем более первыми лицами исполнительной власти, поскольку это подрывает репутацию и престиж государства и наносит ему серьезный политический ущерб.
Условия для перевода всего приватизационного процесса в универсалистскую схему еще не возникли. Часть обстоятельств, заставивших государство пойти по пути "штучных" сделок, остались неизменными. Прежде всего, это неоднородность самих объектов, оптимальная приватизация которых требует использования разных схем. Даже в зрелой рыночной и демократической среде неограниченное применение универсальной формулы вряд ли вообще возможно, поскольку и там продажа крупных и стратегически важных объектов собственности никогда не похожа на сделку в Макдональдсе. Такие объекты обязательно имеют "немонетарную" составляющую, а универсалистское начало и ориентация на максимизацию финансовой выгоды всегда корректируется другими факторами.
В-третьих , ориентация на универсальные правила и демонстративный разрыв связей способна политически ослабить государство.
Желание "разорвать связи" психологически понятно, особенно когда оно опирается на эффект недавней "банковской войны" и устойчиво негативную реакцию общественного мнения на сам феномен "сращивания" власти и бизнеса. Юридически такая позиция безупречна: поскольку теперь действуют новые "универсальные правила", построенные на принципе "кто больше даст", - а отношение государства к последствиям таких сделок можно сформулировать короткой фразой: "А нам какое дело?" (примерно так можно суммировать аргументы, исходившие от некоторых представителей государства в ходе "банковской войны" вокруг Связьинвеста).
Тем не менее, такую позицию государства вряд ли можно считать разумной, поскольку участники крупных приватизационных сделок обладают особым статусом. С одной стороны, все они принадлежат к числу квазипубличных или "общенационально значимых" структур (этот статус официально подтвержден обслуживанием через ОПЕРУ-2 ЦБ). С другой стороны, все участники крупных приватизационных сделок располагают не только формальными, но и реальными возможностями добиваться защиты своих интересов. Последнее гарантируется наличием у многих представителей элиты бизнеса солидных политических ресурсов. Указанные обстоятельства делают необходимым включение в систему взаимоотношений государства с ведущими финансовыми структурами, помимо правовых норм и соображений, связанных с экономической эффективностью и фискальной выгодой, также и определенных политических принципов, обеспечивающих сохранение общественного порядка, частью которого выступают участники этих взаимоотношений.
Буквальное следование заявленным курсом будет способствовать еще большему усилению центробежных тенденций в элите бизнеса. Ее превращение в раздробленное и пронизанное конфликтами сообщество серьезно угрожает политической стабильности государства. Разобщенность экономической элиты создает опасность для "партии власти" на президентских выборах 2000 года. С учетом того, что все разобщены, перессорились и у каждого появился свой собственный фаворит из числа кандидатов в президенты, консолидировать экономическую элиту вокруг "партии власти" будет гораздо труднее.
Высокий уровень конфликта в элите бизнеса может оказывать фрагментирующее влияние извне и на саму "партию власти", усиливая и внутри нее центробежные тенденции. На будущих президентских выборах она может победить только в том случае, если будет консолидированной и выставит единого кандидата. Достаточно будет одного серьезного раскола, чтобы поставить под сомнение исход выборов, а вместе с ним - и перспективу преемственности власти и долгосрочной политической стабильности российского государства.
Исполнительная власть не в состоянии покончить с феноменом "сращивания" при помощи простого "разрыва связей" с капиталом. Крупный капитал нуждается в политических ресурсах и в демократическом государстве имеет на это полное право вместе с остальными участниками гражданского общества. Простая ликвидация "сращивания" с исполнительной властью - без выстраивания каких-то альтернативных форм связей с нею - толкает капитал к "сращиванию" с другими политическими (или квазиполитическими) структурами. Что и происходит в настоящее время.
На лозунг "разрыва связей" крупный капитал отвечает вполне "симметричными" мерами. Началось наращивание автономных от государства политических ресурсов. Движение под лозунгом "Каждому банку - свою многотиражку!" набирает силу. Активное проникновение в СМИ, наблюдающееся в последнее время, свидетельствует о том, что ведущие финансовые группы ведут серьезную подготовку к будущим конфликтам. Если раньше в этой сфере действовала преимущественно ограниченная группа (МОСТ-банк, СБС, Березовский), то сейчас - практически все (в той или иной форме). По-существу началась "вторая волна" освоения этого рынка крупнейшими бизнес-структурами. Связи с общественным мнением через контролируемые или "дружественные" СМИ начинают восприниматься руководителями этих структур как ресурс, вполне сопоставимый по своему весу с привилегированными отношениями с государством.
Одна из особенностей СМИ как политического инструмента состоит в том, что он служит крупному капиталу посредником в установлении привилегированных взаимоотношений с перспективными политическими лидерами, в том числе с потенциальными участниками следующих президентских выборов. Отказываясь от партнерства с крупным капиталом, исполнительная власть подталкивает его к установлению патронажа над политиками и политическими структурами. Помимо обеспечения благоприятного имиджа избранным политикам, такой "перевернутый" патронаж сопровождается нанесением политического ущерба оппонентам из структур власти.
Отказ государства от выстраивания эффективного взаимодействия с крупным капиталом выталкивает последний в потенциально конфликтное политическое поле. Это может обернуться новым раундом политизации групп давления бизнеса, аналогичным тому, который имел место в "гайдаровский" период экономической реформы, когда ставка была сделана на стратегию сдерживания хозяйственных интересов. Правда, почти все созданные тогда в результате политизации групп давления "партии интересов" (Гражданский союз, Предприниматели за новую Россию, Партия экономической свободы) не оказались успешны. Но крупный капитал сделал из этого выводы и уже на парламентских выборах 1995г. предпочел вкладываться в надежные структуры, возглавляемые профессиональными политиками (См: А.Зудин. Россия: бизнес и политика. Формы организации бизнеса. - МЭиМО, 1996, N3, стр.19-31; его же. Россия: бизнес и политика. Стратегии взаимодействия бизнеса и государства. - МЭиМО, 1996, N4, стр.17-27).
Самоизоляция исполнительной власти от взаимодействия с крупным капиталом кроме всего прочего приведет к тому, что его внимание обратится на иные структуры - Государственную Думу, оппозиционные политические партии и политических лидеров. Именно по этим направлениям устремятся контакты, консультации, коммуникативные и экспертные ресурсы, наконец, финансовые потоки.
В недавнем прошлом отказ исполнительной власти от взаимодействия с хозяйствующими субъектами во многом был оправдан политической враждебностью наиболее организованных групп давления, связанных с разлагающейся старой государственной экономикой, аморфностью интересов в формирующемся рыночном секторе, наконец, общей слабостью структур новорожденного российского государства. Короче говоря, отсутствие диалога государства с бизнесом объяснялось во многом неготовностью к нему потенциальных партнеров. Насколько попытка оборвать связи с капиталом оправдана в настоящее время?
"Институциональная" модель: возможности и ограничения
Порвав со "сращиванием", государство должно предложить альтернативную модель, которая позволит ввести взаимоотношения с бизнесом в менее конфликтное русло.
Альтернативная модель основана на институционализации взаимоотношений государства и бизнеса. Центральным посредником во взаимодействии государства и бизнеса становятся союзы и ассоциации предпринимателей. Такова практика всех без исключения развитых западных стран. Насколько готов к ней российский бизнес?
Исследование, проведенное Центром политических технологий по заказу Центра международного частного предпринимательства (CIPE) при Торговой палате США в 1996г., отчасти позволяет дать ответ на этот вопрос. За время, проишедшее с начала экономических реформ в 1992г., уровень организованности российского бизнеса резко повысился. Доминирующими стали те союзы и ассоциации, которые появились после 1992г., относятся к отраслевой и секторной категории и созданы самими участниками.
В отраслях и секторах постепенно преодолевается фрагментация и формируются единые системы представительства интересов. Большинство обследованных ассоциаций ориентируются на удовлетворение запросов своих членов через систему услуг. Расширение членской базы сопровождается повышением уровня требований к участникам, возникают различные системы регулирования поведения на рынке (типа "кодексов деловой этики"). Союзы и ассоциации освободились от излишней политизации и ориентируются на взаимодействие с государством по конкретным вопросам, в большей мере - с исполнительной властью (подробнее смотри об этом: Система представительства российского бизнеса: формы коллективного действия. Проект CIPE-ЦПТ. Центр политических технологий, М. 1997).
В настоящее время в наибольшей степени к роли посредника во взаимоотношениях между бизнесом и государством приближаются жизнеспособные союзы и ассоциации преимущественно новых секторов экономики и Торгово-промышленная палата РФ. В отличие от этого, государство еще не создало институты, способные стать "местом встречи" с организованными интересами, и само еще не готово стать партнером бизнеса по взаимодействию.
Правда, положительный опыт уже появился. В настоящее время уже можно говорить по крайней мере о двух типах взаимодействия государства с бизнесом через ассоциации. Условно их можно обозначить как "режим консультаций" и "режим делегирования". Первый используется в Министерстве внешнеэкономических связей (МВЭС). При нем постоянно действует особый консультативный орган - Совет отраслевых объединений производителей и экспортеров, который объединяет более двадцати союзов и ассоциаций.
Второй вариант взаимодействия с бизнесом через ассоциации применяется на фондовом рынке. Там Федеральная комиссия по ценным бумагам (ФКЦБ) работает в постоянном диалоге с секторным союзом предпринимателей - Национальной ассоциацией участников фондового рынка (НАУФОР). Этот вариант предполагет гораздо более глубокое взаимодействие, поскольку часть своих функций ФКЦБ делегирует НАУФОР, которая наделена особым статусом "саморегулирующейся организации". Интересные и важные сами по себе, эти формы взаимоотношений продолжают оставаться исключениями и не определяют основного объема взаимодействия между государством и бизнесом.
"Ресурс гибкости"
Главное достоинство институциональной модели состоит в том, что она позволяет государству порвать со "сращиванием" и строить взаимоотношения с бизнесом на цивилизованной основе. В то же время, институциональная модель содержит ряд изъянов, которые не позволяют считать ее оптимальной формой взаимодействия государства и бизнеса в России. Главный изъян состоит в ее "жесткости" и высокой бюрократизации данной модели. Перевести весь объем взаимоотношений в ассоциации невозможно по двум основным причинам.
Во-первых, опыт показывает, что интересы крупных структур не полностью удовлетворяет система представительства, основанная на союзах и ассоциациях. Большая их часть представляют собою диверсифицированные образования, связанные сразу с несколькими отраслями и секторами современной экономики. Эти интересы слишком многообразны, чтобы быть адекватно представлены в одном или нескольких союзах и ассоциациях бизнеса, и часто требуют оперативных и быстрых решений, что плохо согласуется с медлительностью бюрократических процедур, предусмотренных системой представительства интересов, основанной на союзах и ассоциациях. Во-вторых, "принудительное синдицирование" бизнеса (не важно - формальное или фактическое) представляет особую опасность для реформируемых, а потому неустоявшихся и подвижных структур "переходной" экономики.
Наконец, можно указать еще на одну причину, делающую неоптимальной основанную на ассоциациях "институциональную" модель взаимоотношений. Это причина перспективного свойства. Пока она никак о себе не заявляет, но неизбежно даст о себе знать по мере того, как российская экономика начнет выходить из переходного состояния. Строение мирового экономического пространства требует от участников необходимой гибкости и оперативности, предусматривает многообразие форм связи, а значит и разнообразие каналов связи с государственными и общественными структурами. Эти требования находятся в противоречии с институциональными особенностями взаимодействия, основанного на посреднической роли союзов и ассоциаций предпринимателей.
Ассоциации помогают избежать ловушки "сращивания" во взаимоотношениях бизнеса с государством, но делают это взаимодействие чрезмерно "жестким", "неповоротливым" и чреваты опасностью принудительной синдикализации, когда членство в корпоративных объединениях формально или фактически становится обязательным для предпринимателей. Прямое взаимодействие политической и экономической элит, свободное от институциональных ограничений, позволяет избежать неудобств синдикализации, но создает угрозу "сращивания". Оба варианта сопряжены с высокими издержками и для них, и для государства.
Мировой опыт показывает, что можно избежать как ловушку "сращивания", так и угрозу "принудительной синдикализации". Цивилизованное взаимодействие крупных структур с государством помимо ассоциаций становится возможным благодаря возникновению в механизме этого взаимодействия нового звена - сектора независимых посредников, продолжением которого служат соответствующие "микро-структуры" внутри самих крупных актеров. Такие службы и агентства - естественное дополнение и конкурент ассоциаций. Их присутствие придает институциональной модели необходимую гибкость.
Дальнейшее развитие таких структур идет по пути профессионализации, специализации, дифференциации и расширения спектра услуг. Оно создает возможность выбора и своеобразные рынки посредничества и услуг, связанных с обеспечением представительства интересов. Двухсекторная система связей (по формуле "ассоциации+агентства") наделяет институциональную модель необходимым "ресурсом гибкости" и позволяет избежать как опасности "симбиоза", так и угрозы "принудительного синдицирования" крупных бизнес-структур в предпринимательских союзах и ассоциациях.
Долгое время двухсекторная система связей с государством считалась национально-специфическим атрибутом "американской модели", а общим правилом признавалось доминирование ассоциаций во взаимоотношениях государства и бизнеса, характерное для западноевропейских стран и Японии. Сочетание внутренних сдвигов с глобализацией мировой экономики изменило картину. "Институциональная гибкость" стала превращаться в важнейший стратегический ресурс - везде, в том числе и в системах представительства интересов. В конце 70 - начале 80-х гг. начался поворот систем представительства интересов в направлении сближения с американской моделью. Переносчиком двухсекторной системы связей стали транснациональные корпорации, для которых ни национальные, ни международные союзы предпринимателей не могли создать оптимальные формы связей с государством и обществом в странах "приема". (Указанная тенденция в развитии систем представительства бизнеса в странах Запада была рассмотрена автором настоящего раздела в коллективной монографии - Современный империализм: тенденции и противоречия. Под ред Е.М.Примакова и В.А.Мартынова. М., 1988, стр. 250-272).
Оптимальная модель взаимоотношений современного российского государства с крупным бизнесом
В эволюции взаимоотношений государства и бизнеса в России прослеживается определенная закономерность, в соответствии с которой периоды сближения участников взаимодействия чередуются с периодами взаимоудаления. "Романтический" период неформального тесно го сотрудничества 1990-91 гг. уступил место стратегии сдерживания в 1992-94 гг. Частичное ослабление последней с 1995г. постепенно перевело взаимоотношения в фазу "сращивания". Своеобразным апофеозом "сращивания" после президентских выборов 1996г. стал пр иход ведущих представителей элиты российского бизнеса на командные позиции в структуре исполнительной власти. За этим последовало новое восстановление дистанции под лозунгом "разрыва связей" с лета-осени 1997. Можно говорить о наличии определенных циклов, которым подчиняются взаимоотношения государства с бизнесом.
Каждый раз и точка поворота и амплитуда колебаний определялись государством. Точнее, тем обстоятельством, что оно никак не может выбрать какую-то определенную позицию. Бизнес свою позицию вырабатывает уже после того, как ставится перед фактом изменения правил игры на политическом рынке. При этом, конечно, никогда не подвергались сомнению основополагающие принципы взаимоотношений с бизнесом, которые входят составной частью в идеологическую и политическую идентичность нового российского государства. Но о ни чересчур общи, чтобы с опорой на них можно было выстроить устойчивое взаимодействие.
Создается впечатление, что взаимоотношения государства и бизнеса воспринимаются как одна из множества важных, но, тем не менее, периферийных проблем, лежащих в стороне от основных направлений государственного строительства - взаимоотношений двух ветвей власти, федерализма, институционализации политической оппозиции, взаимоотношений государства с политическими партиями и профсоюзами. Между тем, именно в контексте государственного строительства взаимоотношения с бизнесом приобретают стратегическое значен ие. От того, какой тип отношений складывается между ними уже сейчас, в конечном счете зависит, какой тип государства утвердится в России.
В силу исторических обстоятельств в России сейчас только два ведущих агента модернизации. Это государство, инициировавшее экономическую реформу, и большой бизнес, возникший в ее ходе. Именно там в первую очередь аккумулируются ресурсы общенационального развития - профессиональные кадры, компетенция, передовые управленческие, организационные и финансовые технологии. Из всех институтов современного российского общества только эти два включены в глобальные процессы (государство - больше, бизнес - меньше, но быстро сокращает разрыв, расширяя связи и вовлеченность в мировой рынок).
Только партнерство государства и ведущих бизнес-структур способно обеспечить такой переход в XXI век, который позволит России занять подобающее место в мировом сообществе. (При слабости прочих агентов модернизации именно такое партнерство в послевоенно й Японии смогло обеспечить сначала быстрый экономический рост, а затем и переход этой страны в разряд экономических лидеров.)
Сейчас российский бизнес уже в гораздо большей степени готов к переходу на партнерские отношения с государством, чем несколько лет назад. Повысился уровень его организованности. Но он не может навязать свои правила государству. Именно государству прина длежит последнее слово, именно оно в конечном счете определяет, какими станут взаимоотношения и будут ли они партнерскими. Важное условие перехода к таким отношениям - не только зрелость потенциального партнера, но и изменение парадигмы его восприятия.
Сохранение демократических основ российской государственности предполагает признание общественным достоянием плюралистических форм социальной организации. Нынешним, весьма несовершенным прообразом плюралистических форм социальной организации экономичес кой элиты стала олигархия. В демократическом государстве политической ценностью обладает не просто каждый член олигархии, но и сама олигархия как особый социальный институт. "Олигархия" во многом представляет собою синоним несовершенного плюрализма. Один из патриархов французской политической науки Раймон Арон выдвинул тезис об "олигархической природе" всех "конституционных" (демократических) режимов. С поправкой на время, когда он был выдвинут, можно, наверно, уточнить, что речь скорее идет об олигархиче ском прошлом всех демократических режимов ( Р.Арон. Демократия и тоталитаризм. М., 1993, стр.106-120).
В настоящее время социальный облик современных западных элит определяет не олигархия (так же, как не определяет его марксистский концепт "господствующего класса" или неомарксистский концепт "властвующей элиты"), а "плюралистическая" и "поливалентная" э лита. Оба понятия фиксируют две важнейших характеристики социальной организации современных элит: "плюрализм" - особенности внутренней структуры, "поливалентность" - специфику внешних связей, способность гибко взаимодействовать с другими элитами, государс твом и обществом, не "захватывая" и не "приватизируя" публичную власть. (См. об этом - И.Бунин. Буржуазия в современном французском обществе. Структура. Психология. Политические позиции. М., 1978; его же. Послесловие в кн.: П.Бирнбаум. Французский правящий класс. М., 1981, стр.229-252).
Но для нынешних российских условий и олигархия, бесспорно, - ценный общественный институт. Ценный и для построения эффективной рыночной экономики, и для формирования устойчивой политической демократии.
А потому переход к долгосрочному, устойчивому и плодотворному партнерству между государством и большим бизнесом предполагает ликвидацию асимметрии публичного статуса крупных структур. Пока признание их "социальной значимости" носит асимметричный характ ер и выражается в форме особенно жесткого контроля, в частности для банков в системе ОПЕРУ-2 Центрального банка. Ликвидация этой асимметрии предполагает наделение официальным правом представительства тех крупных интересов, социальная значимость которых пр изнается государством.
Взаимоотношения государства с большим бизнесом должны развиваться в оптимальных для политической демократии и рыночной экономики формах. Это означает, что система представительства интересов должна быть гибкой и обладать способностью выражать не только агрегированные, но и индивидуализированные интересы, и законное место в ней должно быть предоставлено не только ассоциациям, но и сектору "микроструктур" и независимых посредников.
В России уже появились предпосылки для развития "второго сектора" институциональных связей и прообразы образующих ее структур. Это независимые исследовательские центры, рекламные агентства, службы "связей с общественностью", центры политического консул ьтирования. Внутри крупных структур возникают их функциональные аналоги и партнеры - аналитические службы (в том числе институты, как показавает пример Менатепа, создавшего Институт проблем инвестирования во главе с бывшим министром экономики Сабуровым), рекламные подразделения, которые занимаются не только коммерческой рекламой, отделы по связям с общественностью и даже "политические отделы". В секторе независимых консультантов в настоящее время идут процессы горизонтальной самоорганизации. Создаются объ единения, призванные укрепить профессиональные стандарты, упорядочить взаимоотношения между собой, с заказчиками и клиентами (такие, например, как Ассоциация PR-агенств или Ассоциация центров политического консультирования).
Ресурс гибкости институциональных связей особенно важен для развивающегося российского бизнеса, когда неясно, какими должны стать оптимальные хозяйственные пропорции. В то же время важность гибкой системы представительства выходит далеко за рамки нынеш них конкретных потребителей ее услуг (политических лидеров, политических партий, предпринимательских структур и государственных учреждений). Развитие сектора независимых посредников и консультантов имеет более широкое значение. Его присутствие в системе п редставительства интересов в конечном счете определит возникающий в России тип гражданского общества.
Гибкая система представительства и взаимодействия снижает общий уровень конфликтности и политизации взаимодействия государства с обществом. Мировой опыт свидетельствует, что потребности дальнейшего развития будут подталкивать такую систему к постепенно му расширению социальной базы своего существования и к вовлечению в свою орбиту новых участников - мелкий бизнес, женские организации, общества потребителей, профсоюзы, экологистов. Утверждение двухсекторной системы представительства и взаимодействия став ит процесс формирования структур гражданского общества в зависимость от повышения уровня самоорганизации социальных актеров и стимулирует наполнение гражданского общества реальным социальным и политическим содержанием.
2. Реферат- Факторы и резервы роста производительности труда.html
3. слова одной части речи совпадающие или близкие в одном или нескольких значенияхto killto murderto ssssin Различие м
4. Ордена Ленина трест
5. СМИ это совокупность таких субъектов массовой коммуникации как периодическое печатное издан
6. Борьба за время
7. денежного обращения в связи с развитием государства и его потребностей в ресурсах
8. Эксплуататорский авторитаризм при котором руководитель не доверяет подчиненным редко подключает их к при
9. Основные функции службы управления персоналом
10. руб 7305.
11. ТЕМА Гіпертекстові технології
12. 1- Общий прирост объема продукции за счет 2х факторов- Iwt 3220 - 3000 1
13. системы верований
14. Нецінові фактори, недискреційна фіскальна політика, соціальний захист Центральний банк України
15. Вейделевская средняя общеобразовательная школа Вейделевского района Белгородской области
16. Тема 6. Організація праці Сутність і значення організації праці Організація праці це спосіб п.html
17. Задание 1. В каком слове совпадает количество звуков и букв Подчеркни его
18. Модус ~ 063 Изм
19. ойой ~Разлила казан с кутьейИ козу решили резатьПоп с женоюпопадьей
20. Национальный японский характер