Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Автор: Benzin/Дарья Ивлева
Название: Арабская ночь
Бета: сама
Статус: закончен
Жанр: Slash, AU, romance, angst, adventure
Рейтинг: R
Пейринг: Том/Билл (Абильхан)
Размер: макси
От автора: Хочу сказать огромное спасибо за помощь в подборке материалов моим замечательным подружкам – Die Bonbon, Юлькалтк и Каро.
Всякое препятствие любви только усиливает ее.
Уильям Шекспир
Пожилой араб, кряхтя и сутулясь, вышел из дома, неплотно прикрыв за собой хлипкую дверь, спустился по ступеням и опустился на низкую лавочку, вколоченную в землю. Оглядев двор, старик втянул носом пыльный воздух, покачал головой чему-то, известному только ему, и достал из кармана столько же дряхлую, как он сам, трубку. Начиняя ее табаком, он увидел, как, выйдя из-за поворота, галдя и толкаясь, бросилась к нему толпа ребятишек.
- Дед Ахмед! Дед Ахмед!
Дети окружили его и кричали, перебивая друг друга и размахивая руками. Дед лишь ухмылялся в седую бороду, посасывая трубку, пережидая, пока эмоции чумазых мальчуганов и девчушек схлынут. Наконец, ребята замолчали, и самый рослый, бойкий десятилетний Хишам, хрипло спросил:
- Дед Ахмед, ты выздоровел?
Ахмед сощурился, хитро глядя через разросшиеся брови.
- Выздоровел, родной, выздоровел. Спасибо тебе.
Дети топтались, опустив глаза на песок, наиболее смелые нетерпеливо разглядывали старика. Араб рассмеялся, и несколько звонких, детских голосов присоединились к нему.
- Знаю, чего вы ждете от меня. Долго болел я, скучно вам было. Так и быть.
Дед хлопнул себя по коленям, и ребята быстро расселись вокруг него прямо на землю. Из окон и дверей соседних домов уже выглядывали улыбающиеся люди, знающие, что дед Ахмед знает много чудесных и интересных историй. Старик кивнул им, приглашая присоединиться.
- Долго хранил я эту историю, берег ее для вас, ждал подходящего момента. И чувствую теперь, что пора поведать ее, ведь времени у меня осталось не так мало.
Ребята молчали, хлопая глазами, не понимая, о чем говорит Ахмед, а взрослые грустно склоняли головы, отводя печальные взгляды. Дед улыбнулся и потрепал по голове сидящего подле него мальчишку.
- Историю эту услышал я, будучи совсем молодым, чуть постарше вас, от своего отца. Ему ее рассказал его отец, а отцу моего отца передал его дед. Прадеду нашему довелось в молодости служить при дворце калифа, там-то он и узнал эту легенду и с тех пор передавал ее из поколения в поколение нашего рода. И я ношу эту легенду в сердце, ибо там ее место, в самый трудный час выручала меня память о ней. Легенда та о великой любви, родившейся в плену и приведшей к свободе, о любви, ниспосланной на землю самим Аллахом…
Среди золотых песков пустынь и изумрудных оазисов, омываемый волнами Средиземного моря и великой реки Нил, отражающими бездонную синь небес, сверкая своим величием подобно солнечным лучам, стоял могучий Арабский Халифат. Простирался он от Индийского до самого Великого океана, и не было равных ему держав ни по силе воинской, ни по красоте городов его и храмов, потому что сам Аллах держал Халифат на ладони своей. Был столицей в то время Дамаск, самый прекрасный и могущественный город Сирии, и правил в нем халиф Шахджахан-аль-Амин. Правление его было мудрым, со всех концов света ехали к нему люди за советом. О своем народе халиф заботился и радел перед Аллахом, зорко охранял границы Халифата, требовал от людей тщательного и неукоснительного соблюдения заповедей Корана и сам был праведным мусульманином. С большой любовью и терпением относился Шахджахан ко всему, что было в его стране и в его дворце, но более всего болело и радовалось его сердце за единственного его сына – молодого принца Абильхана…
Шахджахан был недоволен. Подперев одной рукой подбородок, пальцами второй, унизанными драгоценными перстнями, нервно постукивал он по колену и шумно вздыхал, то и дело бросая взгляд на массивную, обитую железными узорами дверь, из которой добрых четверть часа назад должен был появиться его сын. Абильхан бесстыдно опаздывал, и, памятуя об упрямом нраве сына, халиф знал, что тот может не явиться на совет вовсе.
Советники Шахджахана осуждающе качали головой и неслышно переговаривались, если, конечно, не дремали на своих местах – многие из них были очень стары, чуть ли не вдвое старше своего повелителя. От них было мало прока, но исключать знатных и почтенных старцев из совета халиф не спешил – жалел.
Впрочем, был у правителя один толковый визирь. Тощего и носатого Хакима аль-Амину прислал его брат аль-Мамун, бывший наместником халифа в Багдаде, посоветовавший этого пронырливого араба за хитрость и изворотливость ума. Хаким отлично разбирался в людях и нередко помогал халифу принять верное решение. Шахджахан был безмерно благодарен брату за этого человека.
Задумавшись, аль-Амин не сразу заметил, как визирь зовет его, склоняясь в поклоне.
- Что? – Опомнился халиф.
- Господин, я прошу прощения, но невежливо заставлять советников ждать так долго. Позволите начать совет?
- Да, ты прав. Пора начинать.
Визирь хлопнул в ладони, обращая внимание присутствующих. Гул прекратился. Шахджахан выпрямился на троне и заговорил.
- В последнее время я редко собирал совет, лишь в тяжелых случаях. Но сегодня нам нечего бояться, наоборот, хочу действовать в мирных целях. Арабский халифат находится в расцвете своих сил, наш народ живет в покое и достатке. Другое меня тревожит – ведь чем сильнее и прочнее государство, тем больше завистников и недоброжелателей у него. Найдутся и те, кто задумает погубить халифат. Наша военная мощь с легкостью может отразить нападение любой страны. А если наш враг обзаведется союзником? Тогда и нам следует иметь друга, союзника, на которого мы могли бы рассчитывать во время войны, а в мирное время могли бы обмениваться с ним товарами и знаниями.
Советники закивали головами, одобряя мысль халифа.
- Какое государство видишь ты, о мудрейший, нашим союзником? – Спросил один из них.
- Отвечу на твой вопрос. Предок мой, достопочтимый Харун-аль-Рашид привел халифат к величию, заключив договор с Карлом Великим, королем Франкского государства. Но после кончины обоих государей отношения эти, к сожалению, прекратились. Поэтому я предлагаю отправить послов к сыну Карла Великого, Людовику Первому Аквитанскому, дабы заключить новый союз, столь же крепкий и дружный, какой был раньше. Что скажете?
- Согласны!
- Нужно отправить послов.
- Союз с Франкией – это хорошо.
Аль-Амин перевел взгляд на брата. Тот улыбнулся и склонил голову в знак уважения:
- Мудрое решение, халиф.
- Кого повелитель желает отправить в путь? – Уточнил один из советников.
- Чтобы доказать Людовику серьезность и важность данного союза, я отправлю послом к нему во Франкию моего сына Абильхана-ибн-Шахджахана и моего ближайшего советника Хакима-ибн-Салаха. Им я доверяю, как себе, Абильхан, как будущий правитель Арабского халифата полноправно представит мою волю Людовику Первому и, может быть, для пущего укрепления отношений найдет себе среди дочерей франкского короля жену. В подарок королевскому двору пошлю я драгоценные ткани и сосуды, золотые украшения для женщин, а также знаменитую дамасскую сталь.
- О, халиф, позволь мне сказать, - подал голос аль-Мамун. - Я знаю, что предписано шариатом отправлять лишь двух послов, но не можешь ли ты отправить своего наследника в долгий и трудный путь без охраны? Ты знаешь, как люблю я своего племянника и дорожу им, позволь мне предложить в сопровождение ему лучший конный отряд, какой только есть в гарнизоне Багдада. Говорят, что по земле бывшей Римской империи и по степям Франкии бродят разбойники, дикие варвары, не желающие жить достойно и честно.
- Благодарю тебя, брат мой, я и сам велю снарядить воинов, дабы не смогли эти дикари приблизиться к моему сыну. В силе и ловкости твоих конников и моих лучников я уверен, они не допустят, чтобы с Абихальном случилось несчастье.
Отпустив советников, Шахджахан вышел из приемного зала и направился по длинному коридору. Стены коридора были украшены разноцветной мозаикой, повторяющимися орнаментами желтого, синего и зеленого цветов, в полукруглые окна через витражи просачивались лучи солнца, бросая на пол разноцветные пятна. Шаги халифа были уверенными, но тихими, мягкие туфли с поднятыми вверх носами бесшумно касались мраморного пола. У двери, ведущей в покои, принадлежащие принцу, стояли два стража с саблями из той самой дамасской стали, рукояти которых были из золота. Стражи расступились перед правителем, пропуская его внутрь.
В покоях сына было светло, цветные стекла были выставлены, и через окна и балкон помещение заливал яркий свет. Но самого Абильхана здесь не было. Халиф прошел по ярким персидским коврам в смежную комнату, не имеющую окон, а потому всегда темную. В ней кадил лишь одинокий ночник. Абильхан лежал на разбросанных по полу подушках, небрежно завернутая на голове чалма стлалась по полу в опасной близости от лампы. Казалось, молодой принц спит, но Шахджахан знал, что тот просто ленится.
- Мне следовало бы наказать тебя за непослушание, - сказал он. – Я велел тебе явиться на совет.
Абильхан открыл глаза и посмотрел на отца.
- Я был занят.
- Я вижу, чем ты занимаешься, Абильхан. Если ты забыл, Коран причисляет лень к смертным грехам, он завещает нам неустанно трудиться каждый миг своей жизни, а не предаваться праздности.
- Я знаю, что говорит Коран, отец, я знаю в нем наизусть каждую суру. И я был действительно занят сейчас – вот видишь, я сочинял рубаи. – Абильхан показал отцу лист бумаги, исписанный и перечеркнутый вдоль и поперек.
Шахджахан улыбнулся уголками рта, но тут же вернул себе серьезное выражение лица.
- Вернемся к тому, с чего я начал…
- Отец, к чему все это? С чего бы мне приходить на совет, если я против? – Перебил принц, поднимаясь с подушек и проходя в светлую комнату. – Я считаю союз с Франкией пустым делом, ты знаешь.
- Почему, сын, разве ты не тревожишься о своем народе?
- Я тревожусь и еще как! Но почему именно Франкия? Пожалуйста, заключай союз с кем угодно, хоть с Русью, но только не с Франкией.
- Чем тебя не устраивает Франкия? Карл Великий был мудрым королем и удачливым завоевателем.
- Да, это так. Но он умер, а преемник его не имеет и пятой части его ума.
Шахджахан вопросительно поднял брови.
- Брось, отец, ты же слышал, что говорят о Людовике Первом. Это ничтожный, слабовольный правитель! Он едва взошел на престол, а его страна уже трещит по швам. Если случится так, что Арабскому халифату будет угрожать война, он дойдет со своими войсками к нашим границам как раз тогда, когда она закончится. Зачем нам этот груз?
- Как бы то ни было, я решение уже принял. Обозы с подарками и провизией уже снаряжаются. Послом к Людовику пойдешь ты.
- Что? – Вскричал Абильхан. – Я? Отец, что за шутки?
- Это не шутки. Распорядись собирать вещи, что понадобятся тебе в дороге, я знаю, их будет немало. – Халиф не смог сдержать улыбки, видя потрясенное и растерянное лицо сына.
- Но я не хочу! Почему я?
- Потому что тебе я доверяю, как никому другому. С тобой поедет Хаким и охрана, мои лучники и конники аль-Мамуна.
- О, нет, - простонал принц, опускаясь на ковер. – Мало того, что родной отец отправляет шайтан знает куда, так еще и компанию подобрал такую, что хоть вешайся.
- Чем плоха компания Хакима?
- Тем, что твой любезный Хаким – крыса аль-Мамуна! Неужели ты не замечаешь, что Хаким наушничает аль-Мамуну? Все твои решения, все ходы твой брат узнает в считанные дни и использует их, выдавая за свои!
- Что ты такое говоришь, Абильхан? – Воскликнул халиф. – Как смеешь ты отзываться так о своем дяде?
Абильхан промолчал. Открыть отцу то, что аль-Мамун добивался любви племянника еще когда тот был ребенком, он не осмеливался – боялся того, что Шахджахан не поверит и разочаруется в сыне, а еще больше – того, что поверит и велит казнить распутного брата.
- Просто так. Он мне не нравится, мне кажется, он желает быть халифом вместо тебя, - буркнул Абильхан, теребя кисточку на подушке.
Аль-Амин вздохнул и сел рядом с сыном, доставая из-за пояса карту.
- Смотри, - сказал он, разворачивая ее. – Из Дамаска отправитесь в Византийскую империю, там на корабле через пролив переправитесь в Константинополь, после через землю южных славян и вдоль Адриатического моря поднимитесь как раз во Франкию. Я уже отправил гонца, на границе вас встретят и проводят в столицу Франкии, где ты встретишься с Людовиком.
- Как далеко… И, наверное, это займет очень много времени.
- Да, сын, но поверь, это необходимо.
- Может, кого-нибудь другого пошлешь? – Абильхан жалобно поглядел на отца. – Путь долгий, опасный, неужели тебе не жаль меня, своего единственного сына? Не будешь скучать по мне?
- Это нечестный прием, - рассмеялся Шахджахан. – Кстати, при дворе Людовика советую обратить внимание на его дочерей…
- Опять? – Принц вскочил и встал напротив отца, сложив руки на груди. – Опять старая песня? Ну, сколько можно? Мне всего двадцать!
- Тебе не всего двадцать, тебе уже двадцать. Я в твоем возрасте уже имел двух жен, и одна из них была твоя мать. Ее мне, между прочим, привез твой дед из Египта, и я не возмущался. Она была такой красавицей! Ты весь в нее. Она бы была очень горда тобой…
- Это нечестный прием, - сказал Абильхан, отвернувшись и чувствуя, как вновь внутри разливается тоска по матери.
- Все, не капризничай. Съездишь, повидаешь мир, поупражняешься в латыни, которую ты тоже ленишься учить.
- Я не ленюсь, она просто плохо мне дается.
- Тем более. Абильхан, рано или поздно тебе придется заниматься всем этим, ведь скоро придет твой час занять трон халифа. Привыкай.
- Не хочу…
- Так захоти. Это я сейчас говорю не как твой отец, а как правитель Сирии и всего Арабского халифата. Собирайся.
Шахджахан вышел, оставив принца одного. Абильхан обиженно поглядел ему вслед и подошел к окну. Он глядел на Дамаск с высоты дворца бесчисленное множество раз, но любовь и восхищение родным городом каждый раз как впервые заполняли его душу. Внизу толпились каменные дома простолюдинов, пестрели разноцветные войлочные навесы над входами, радовали глаз красотой и изяществом мечети. Принц мог даже отсюда слышать крики торговцев и бедуинов, погоняющих млеющих от жары верблюдов. Абильхан любил Сирию, и предстоящая долгая разлука приносила ему горькую, сжимающую изнутри боль, он уже тосковал по родине, по ее горячим пескам. И к тоске примешивался страх. Страх оставить отца один на один с вероломным аль-Мамуном, страх остаться практически одному с его продажным слугой Хакимом. Страх того, что он может не вернуться домой. Абильхан вновь расправил карту, оставленную ему отцом. Даже на куске бумаги пустые, без единого значка территории казались ему пугающе-опасными, таящими в себе все зло мира. Выронив карту, Абильхан почувствовал, как его затрясло от тягучего, заставляющего кровь холодеть предчувствия.
Хаким торопился, почти бегом направляясь в одну из самых дальних комнат дворца. Полы его халата запутывались между ног, мешая ходьбе, а нос одной туфли все время норовил зацепиться за пятку другой. Хаким то и дело оглядывался, опасаясь увидеть кого-либо из стражников халифа или знати.
Добежав до заветной двери, он юркнул в нее и прижался к стене, переводя сбившееся дыхание. Заперев дверь на засов, он подбежал к другой двери в противоположной стене и простучал в нее пароль. Дверь открылась, и появившийся в проеме человек втащил в нее слабо сопротивляющегося визиря.
- Да, господин, я нужен вам? – Пролепетал Хаким.
- Тихо. У этих стен наверняка есть уши, - прошипел аль-Мамун. – Слава Аллаху, Шахджахан решил-таки отправить своего сынка к Иблису на рога. Этот Абильхан хитер, как лисица, и скользок, как уж…
- Пока нас не будет, вы свергнете аль-Амина с трона? – Шепотом спросил Хаким.
- Это не так-то просто. У меня есть план, в котором я главную роль отвел тебе, мой друг Хаким. Твоя задача – сделать так, чтобы Абильхан не добрался до Франкии. Убей его или продай в рабство, делай, что хочешь. Но он должен исчезнуть, а вместе с ним, естественно, и лучники халифа. Действуй, мой конский отряд в твоих руках.
- А что потом?
- Ничего. Избавишься от принца и возвращайся в Багдад. Только старайся, чтобы тебя не заметили. А дальше я возьму все в свои руки.
- Хорошо, господин, - поклонился Хаким и выскользнул из комнаты. Аль-Мамун ухмыльнулся и поднес к лицу руку, на ладони которой лежала золотая монета с изображением профиля принца на греческий манер.
- Прощай, Абильхан. – Монета мелькнула в воздухе и со звоном закатилась в угол.
Принц не находил себе места, меряя комнаты шагами, бесцельно слоняясь из одной в другую. Ничто не приносило успокоения, наоборот, - стоило ему присесть или остановиться на мгновение, как тут же накатывало беспокойство и неукротимое раздражение. Абильхан начинал нервничать, покрикивал на слуг, которые недостаточно расторопно собирали его вещи, ругался на носильщиков за неаккуратность и тряску, с которой они несли его во время прогулки по Дамаску, затем велел остановиться и, выйдя из носилок, долго стыдил припавшего к его ногам бедуина за то, что его верблюды перегородили всю улицу. Но в крике его переживания не уменьшались, и к концу дня принц вернулся во дворец безумно уставшим.
- Ничто не расслабит больше, чем ванна, - справедливо решил Абильхан и велел нести молоко.
О молочных ваннах он узнал от матери, та поведала ему, что все египетские царицы, чтобы сохранить красоту и молодость, наполняли ванны молоком вместо воды. Особой разницы принц не замечал, но его тешила мысль, что он является наследником традиций Клеопатры и Нефертити. Абильхан тщательно следил за собой, ежедневно помимо купаний в свежем молоке слуги натирали его эфирными маслами, и дабы достичь высшего совершенства в своей красоте принц регулярно удалял расплавленным воском излишнюю, по его мнению, растительность на своем теле. И, лежа в теплом молоке, он с непритворным ужасом думал о том, что в дороге у него не будет времени и возможностей ухаживать за собой.
«Отвратительно, во Франкию, ко двору короля я приеду весь покрытый грязью и волосами. Наверняка вокруг меня будет летать рой мух. Я буду похож на… на обезьяну!».
Презрительно фыркнул в ответ своим мыслям, принц начал плескаться с особым усердием.
После купаний длинные волосы Абильхана спутались, и служанка больно тянула за них, расчесывая. Поначалу он терпел, скрипя зубами, потом не выдержал:
- Ну, что ты делаешь, недотепа? Без волос меня оставить решила? Аккуратнее!
- Простите, господин, - пролепетала девушка, стараясь распутать волосы пальцами. Зажатый у нее подмышкой гребешок выпал и, наклоняясь за ним, служанка снова дернула Абильхана за прядь. Вспылив, принц вскочил и ударил ее по щеке, выхватывая гребешок.
- Пошла прочь!
- Простите меня, я нечаянно…
- Я сказал – пошла прочь!
Служанка выбежала, и Абильхан сам принялся за расчесывание. Настроение его мгновенно испортилось, недовольство от предстоящего похода снова вернулось.
- И зачем отец вздумал отправлять меня в поход? – Сказал он самому себе. – Бес с ним, с союзом, от него все равно не будет никакого толка. Лишь я окажусь в убытке, столько дней в поту и дорожной пыли. Мое место здесь, во дворце, в уюте и спокойствии. Это ко мне должны приезжать, чтобы лицезреть меня, а не я должен мотаться по свету верхом на вонючем верблюде или лошади. Когда я стану халифом – никуда не буду выезжать!
Уложив волосы на плечи, он долго смотрел на свое отражение в зеркале. Без лишней скромности он отмечал, что Аллах наградил его красотой, перед которой преклонялись все без исключения жители и гости халифата. И, как это часто бывало, принц впал в самолюбование.
Перебросив через плечо копну смоляных волос, Абильхан принялся втирать ароматное масло в золотистую мягкую кожу тонкой шеи.
- Найти себе невесту… Все-таки отец мой остряк! Зачем мне нужны эти хилые франкские невесты? Я сам как невеста. Меня самого следует лелеять и холить. Интересно, есть ли на свете человек, достойный меня?
Перед сном Абильхан долго ворочался, стараясь уснуть, взбивал подушки, ложился ближе к окну, чтобы дышать свежим воздухом. Лежал на спине, в сотый раз разглядывая узоры на потолке. Принц старался отвлечься от грустных мыслей и думать о том, что он увидит во Франкии, как выглядит страна и дворец Людовика, во что одеты знать и слуги. Незаметно для себя он уснул, но и во сне его преследовало чувство тревоги и одиночества.
Перед отъездом выяснилось, что в путь вместо посольского обоза отправляется целый караван. Абильхан, встав с утра пораньше, заявил, что не пристало сыну халифа ездить как простолюдину, поэтому в срочном порядке в поход собирались – личный повар принца, личный лекарь, помощник для переодевания, учитель латыни, ученый муж, бывший однажды во Франкии, другой учебный муж, с которым принц собирался беседовать о поэзии и Коране, двое личных охранников, что будут дежурить у шатра Абильхана, когда тот будет спать, и молодой юркий мальчик-на-побегушках для различных мелких поручений. Шахджахан качал головой, списывая все это на извечную капризность и придирчивость сына. Принц относился к своему народу с уважением и заботой, но подчеркивать свое положение не забывал никогда. Сам же Абильхан, перечисляя, сколько людей ему понадобится в дороге, преследовал иную цель – он старался окружить себя как можно большим количеством человек, расписать свой день так, чтобы у него не оставалось времени наедине с Хакимом. Визирь с прищуренными глазами и длинным носом вызывал у принца почти физическое отторжение.
Обозы были собраны, верблюды навьючены, скакуны запряжены. Ждали только Абильхана. Обняв отца, тот долго стоял, прижавшись к нему, старательно охватывая взглядом стены родного дома, запоминая каждую завитушку в росписи, каждую колонну и ступень, каждый звук, доносившийся с улиц. Халифу было тяжело, и, гладя сына по спине, он чувствовал, что еще немного – и он отменит поездку. Но Абильхан отстранился и, поцеловав руку отца, отошел к каравану, садясь на приготовленного для него одногорбого верблюда - драмадера. Последний взгляд на дворец – и послы отправляются в путь.
Покинув Дамаск, путники взяли курс на север, в Византию. Первый перевалочный пункт находился в городе Антиохия, расположенной в дельте реки Ороит. В Антиохии находилась резиденция халифа, и принц не раз был там, поэтому караван, сохраняя уверенную скорость, почти без остановок, добрался до города к закату. Переночевав, на следующий день послы возобновили путь, обогнули небольшой залив и сменили направление с северного на северо-западное. Последним крупным населенным пунктом халифата в этом направлении был город Тарс, а там рукой подать до границы с Византией.
Удрученный принц молчал и мало разговаривал с сопровождающими. Ему хотелось забраться в самую просторную и чистую повозку, в которой ему устроили скромный, но уютный кабинет, и не выходить оттуда до самой Франкии, но Абильхан решил ехать верхом, пока они еще находятся в пределах халифата. А после границы – спрятаться и не показывать носа, заглушая грусть чтением. Ученый муж Шариф предложил Абильхану вести журнал путешествия и записывать туда все, что принц видит. Абильхан воодушевился и даже держал под рукой бумагу и чернила, но кроме пустыни, холмов и редко встречающихся мелких речушек по дороге ничего не попадалось. Он впал в уныние, желая лишь одного – поскорей вернуться домой, и даже такие важные и обязательные остановки, как молитва Аллаху, что должна произноситься пять раз в сутки, казались принцу невыносимыми.
У границы с Византией Абильхана охватила паника, и только воспитание и благородное происхождение не позволили ему развернуть коня и погнать его обратно в Дамаск, наплевав на все приказы отца. Поэтому принц, молча сходя с ума, гордо пересек границу первым.
Природа Византии мало чем отличалась от Сирии – все те же пустыни и дюны, те же редкие города и верблюды, равнодушно развалившиеся на песке. На третий день пути поднялась пылевая буря, заставлявшая укрывать лица и низко пригибаться, чтобы не получить полные глаза, ноздри и рот песка. Не выдержав, Абильхан укрылся в повозке, кашлял и долго умывал лицо из кувшина. Глянув в зеркало, принц расстроился – глаза сильно покраснели и слезились, угольная подводка от солнца размазалась, оставив разводы по всему лицу. Из-за растрепавшейся чалмы все волосы тоже были в песке, а от горячего ветра и палящего солнца стали сухими и ломались в пальцах. Распереживавшись, Абильхан повалился на импровизированное ложе из подушек, устроенное в повозке, и забылся беспокойным сном.
Проснулся же он в слезах и еще большем расстройстве – ему приснилось, будто он странствовал по миру много лет, а вернувшись, узнал, что отец забыл его и родил себе другого сына. Караван долго стоял у византийского города Иконий, ожидая, пока пригодившийся лекарь отпаивал принца успокаивающим отваром и заверял того, что Шахджахан безумно любит своего сына и никогда с ним так не поступит. Соглашаясь с лекарем, Абильхан продолжал накручивать себя, думая о том, что у отца есть три законных жены и целый гарем из тридцати молодых и здоровых наложниц, и что любая из них может понести от халифа. В итоге принц свалился с мигренью и пролежал в повозке всю дорогу до порта Никомедии.
Свежий морской бриз оказал на Абильхана благотворное воздействие, он вышел к самому берегу и с удовольствием вдыхал соленый воздух полной грудью. Абильхан любил море – он напоминало ему родную пустыню. Та же бескрайность, те же бегущие от ветра волны. От Дамаска было недалеко до Средиземного моря, и принц часто изъявлял желание провести на берегу несколько дней, что сразу же исполнялось.
Вид Черного моря, его шум и запах оказали поистине лечебное воздействие на Абильхана. Когда обозы и животные были погружены на византийский корабль, отправлявшийся в Константинополь, принц с удовольствием прогуливался по палубе, наслаждался брызгами и криками ловких птиц, на лету ловящих из воды серебристых рыбин, а после поедающих свой улов, сидя на мачтах корабля. Свесившись с борта, Абильхан, не отрываясь, смотрел, как загребают воду большие весла, выпущенные из круглых отверстий по бокам корабля, как синхронно и плавно движутся они, как бурлит и пенится между ними вода. В трюме он впервые за дни пути с аппетитом поел приготовленную корабельным поваром рыбу и нашел эту пищу восхитительной. И был непритворно огорчен, когда к концу дня корабль зашел в порт Константинополя.
Проведя ночь в величайшем городе Византии, Абильхан пришел к выводу, что в его положении нет ничего такого ужасного, и восстал духом. Но по вечерам, ложась спать в своей повозке или в раскладываемом шатре, к нему возвращалась тоска по дому и отцу.
Сменив верблюдов на коней, путники снова двинулись в дорогу. До границ Франкии оставалось примерно столько же, сколько уже было пройдено от Дамаска до Никомедии, только теперь строго по северо-западной прямой. В Византии, особенно в Македонии остро ощущался дух Древней Греции, ее влияние было заметно во всем, что окружало послов. Учитель латыни Салах приобрел в Константинополе несколько книг греческих философов на латыни и читал их принцу перед сном. Абильхан машинально повторял четко выговариваемые учителем фразы и тут же забывал их, голова была занята совершенно иным. Салаху оставалось лишь вздыхать, видя, как принц во время его уроков летает в облаках. Но хуже приходилось старцу, когда на нерадивого ученика вдруг нападало беспричинное веселье, и тот начинал намеренно коверкать латинские слова, менять их местами во фразах, а то и вовсе выдавал полную абракадабру.
Шариф терпел от взбалмошного Абильхана не меньше, чем его почтенный коллега. Великие арабские поэты, цитируемые ученым мужем, подвергались жесточайшей критике со стороны принца, Абильхан начинал переделывать их произведения так, «как следовало написать», а после выносил вердикт, что все эти поэты и философы были пьяницами и ничего не смыслили в жизни. Сам же принц, несомненно, сочинял рубаи лучше всех.
Шариф долго смотрел в листок, врученный ему Абильханом. Бросая мимолетные взгляды на принца из-под густых бровей, старец лихорадочно соображал, чтобы бы ему сказать принцу. Искра таланта у того была, но дело стопорилось из-за лени Абильхана – тот часто пользовался избитыми приемами, употреблял повторяющиеся словосочетания и рифмы, не утруждая себя поиском новых форм и красок. Шарифа так и подмывало указать принцу на его легкомысленное отношение к искусству, но выжидательно поднятая бровь и пронзительный взгляд не сулили ничего хорошего.
- Что ж, это очень хорошо, - осторожно начал ученый муж, приглаживая бороду. – Но я уверен, что принц может еще лучше. Все это уже было у других поэтов. Не пристало великому халифу пользоваться приемами никчемных писак. Я знаю, ты можешь найти такое, что удивит всех.
Абильхан сощурился, думая, похвалил ли его Шариф или раскритиковал. Но на всякий случай поблагодарил старца, забирая обратно свои рубаи.
Раскинув лагерь вблизи города Скопе, караван остановился на ночлег. Абильхан велел всем расположиться у костра, чтобы послушать рассказы о Франкии старого араба, бывавшего там раньше.
- Франки, так же как и мы, поклоняются Аллаху, но они извратили его учение, потеряли его истину. Аллах послал им книгу – Писание, как нам Коран, и пророка Ису, а они считают, что Иса был сыном Аллаха.
- Невозможно, - улыбнулся Абильхан. – Аллах один, у него не может быть сына, ведь у него нет жены.
- Франки считают, что у Аллаха был сын от земной женщины.
Принц засмеялся, а вслед за ним и остальные.
- Эти люди совершенно не чтят Аллаха, - продолжал ученый муж. – Они не соблюдают салят, не постятся во время рамадана, их женщинам позволяется ходить, не закрывая лица и тела. Женщины их ходят полуголые, их грудь видна всем мужчинам, не только законному мужу, волосы они не убирают.
- Вот бесстыдство! – Воскликнул принц.
- Их нравы совершенно точно бесстыдны и безнравственны. Они не внушают детям приличия, дети их вступают в связи очень рано, и их за это не наказывают, а наоборот – стараются как можно скорее поженить.
Арабы осуждающе качали головами и плевали на землю, выражая свое презрение к нравам неверных.
- Их государи не умеют решать конфликты мирным путем, они часто развязывают междоусобные войны, наслаждаются видом кровопролития, бросают своих подданных умирать на поле брани. Войной идут на всех, кто не согласный с ними, а нас считают неправоверными!
Возглас возмущения пронесся по каравану.
- Дикари, - сказал Абильхан. - Варварский народ, мне их жаль. И с этими людьми отец хочет заключить союз!
- О мудрейший, скажи, - спросил один из стражей. – Правда ли, что эти невежды едят свинину?
- Да, мой друг, они едят ее постоянно и не задумываются о чистоте своей.
- И как у них еще свиные рыла не выросли? – Изумился тот же страж, вызывая своими словами одобрительный смех попутчиков.
- Что еще ждать от людей, что идут с мечом на брата? – Подытожил мудрец, разведя руками.
На последних словах Абильхан покосился на сидящего поодаль Хикама, и в груди заныло.
Хакиму приходилось нелегко. Франкия приближалась, а принц еще был цел и невредим. Абильхан словно подозревал, словно чувствовал что-то и намеренно действовал так, чтобы у Хакима не было шансов подобраться к нему и навредить. Пищу Абильхану готовил только его повар и под наблюдением самого принца, и визирь не мог незаметно подсыпать ему в еду яда. Спал Абильхан только при неусыпном бдении стражей, и пробраться к нему в шатер с кинжалом визирь не мог. За конем принца ухаживал только специально обученный слуга, ослабить на нем седло или сбрую, чтобы принц мог упасть, тоже не представлялось возможным. Да и Хаким понимал, что убить принца – наихудший из вариантов, если того поутру найдут мертвым, то лекарь быстро выявит причину его гибели, а там найти убийцу не составит труда.
В каждом городе, в котором останавливались послы, Хаким ночами ходил по злачным местам, по самым закоулкам, узнавая, где можно найти невольничьи рынки, искал разбойников, что за небольшую плату согласились бы совершить нападение на караван. Но, узнавая, сколько в караване воинов, бандиты тут же отказывались.
- Вот тебе и самая легкая часть дела, господин аль-Мамун, - сетовал Хаким. – Самую грязную и сложную работу наказал. Как же я избавлюсь от принца? А не выполню задание – мне несдобровать…
- Принц Абильхан, у меня хорошие вести – сегодня вечером войдем во Франкию, - торжественно объявил знавший Франкию старец. – А там нас встретят гонцы Людовика и проводят к его двору.
- Правда? – Обрадовался Абильхан. – Слава Аллаху, добрались!
- Прошу, Абильхан, веди себя при дворе Людовика достойно, - попросил Шариф. – Помни, что отцу твоему важно заключить этот союз. Забудь те разговоры о возмутительных обычаях и будь приветлив и доброжелателен.
- Хорошо, хорошо. Покажу Людовику язык.
- Абильхан!
- Я пошутил. – Принц обворожительно улыбнулся. – Только пусть он сначала приготовит мне ванну, у меня все тело зудит.
- У франков не принято мыться, - заметил мудрец. – Там считается, что чем грязнее человек, тем он святее.
Абильхан поперхнулся и с усилием подавил тошноту, подступающую к горлу.
- Что же, путешествие в целом было довольно приятным, - заметил принц, готовясь ко сну в своей повозке. – Я зря тревожился, ничего страшного не произошло. Разбудите меня, когда мы встретимся с франкскими гонцами.
Абильхан отдал коня слуге и поднялся в повозку. Сменив походную одежду на спальную, он устроился на ложе, предвкушая, как скоро поедет домой, и с каждой верстой над горизонтом будут все выше подниматься башни родного Дамаска…
Арабы, прежде не бывавшие нигде, кроме халифата, ощущали себя словно в другом мире. Под ногами и копытами коней была твердая черная земля, вытоптанная дорога с явными следами от колес, по бокам от дороги росла трава, но была она не зеленой и сочной, как изумруд, а темной и поникшей, и густой лес с толстыми, высокими деревьями. И самое главное – арабы мерзли, чувствуя, как щиплет носы и уши, руки становятся красными и нечувствительными.
Лес кончился, и путникам открылось унылое плоскогорье, разорванное пополам широким рвом, на глубине которого чуть слышно журчала вода. Через ров был перекинут деревянный мосток шириной едва превышающей ширину повозки. Послам пришлось спешиться и тщательно следить, чтобы повозки не съехали с моста в ров. Преодолев ров, караван вышел к другому лесу, в который и уводила дорога. С обеих ее сторон от нее лежали огромные камни, будто отколовшиеся от целой горы.
- Странно, когда я был здесь в прошлый раз, на этом месте стояли пропускные ворота во Фракию.
Арабы остановились, с недоверием глядя в темный прогал леса.
- Давайте останемся здесь на ночлег, а завтра с утра к нам наверняка подойдут франки, - посоветовал кто-то.
- Может, спросим у принца?
- Зачем? Пусть отдыхает. Я думаю, он и сам не захочет соваться в это страшное место, - сказал Шариф.
Хаким вглядывался в темноту между навалами камней.
- Стойте-ка! – Воскликнул он. – Там кто-то есть!
Из леса показался небольшой конный отряд. Всадники явно заметили караван и остановились у развалин, от них доносилось только конское ржание.
- Эти люди по виду похожи на франков, одеты так же.
- Наверное, это и есть королевские гонцы.
- Нужно поговорить с ними и пригласить переночевать вместе, чтобы завтра отправиться в путь.
- Давай, Хаким, ты визирь халифа, тебе и говорить с ними, - подтолкнул вперед Шариф советника.
Хаким почесал подбородок, окликнул своих конников и направился к франкам. Всадники не двигались навстречу, только смотрели на приближающихся арабов.
Подъехав вплотную, Хаким спешился, вежливо поклонился и произнес на латыни:
- Братья наши, подданные могущественного короля Франкии Людовика Первого Аквитанского! С превеликим уважением и почтением обращаюсь к вам. Вы ли те гонцы от королевского двора, что посланы нам на встречу? И здесь ли находится путь в вашу достойную страну?
Хаким еще раз поклонился и стал ждать подобного ответа, как подобает приличным людям. Но всадники не спешили спешиваться и обмениваться любезностями, что неприятно удивило визиря. Франки засмеялись, бряцая тяжелыми мечами и кольчугой. Отсмеявшись, один из них ответил, грубо и насмешливо:
- А вы, должно быть, те арабы, что притащились с другого конца света, чтобы лизнуть Людовику его морщинистые пятки? Тогда вы ошиблись верст этак на пять. Там теперь гостей Людовика встречают. А это место называется Шакалий кряж, и приличные люди здесь ой как давно уже не ходят.
Хаким растерялся и только пробормотал:
- А вы кто?
Всадники снова огласили окрестность дружным хохотом. Смеялись они с надрывом и подвываниями, как гиены.
- Сразу видно, что не местные, - сказал другой всадник, держась за живот. – От нас, едва завидев, обычно убегают, что есть мочи, или запираются в своих крепостях на все засовы. А ты к нам любезничать пришел, ай да смелый человек!
- Хватит, Йохан, зачем пугаешь добрых людей? Они же с миром пришли, - осадил друга первый франк, видимо, являвшийся главным. Он повернулся к Хакиму и настороженным воинам и сказал: - Видели мы ваших гонцов. И даже привели их к вам. Вот они!
Франк поднял левую руку, до этого скрытую за его спиной, и у визиря от ужаса встали волосы дыбом. В вытянутой руке всадник держал за волосы отрубленную человеческую голову с вытаращенными глазами, из развороченной шеи которой на землю лилась кровь.
- О, Аллах! – Взвизгнул Хаким. Конники подхватили его и пустились прочь от шайки разбойников, бросавших им вслед головы несчастных гонцов. От криков попутчиков воины повскакивали на ноги, тут же занимая круговую оборону вокруг повозки принца.
- Что случилось? – Закричал Шариф, видя бледного как полотно Хакима.
- Варвары! Варвары! – Кричал тот, валясь на землю с коня.
Главарь разбойников громко свистнул, и тотчас из леса показались другие всадники. Их было много, около сотни, и все были вооружены острыми мечами, копьями и палицами.
- Стреляйте же, стреляйте! – Закричал Хаким, не помня себя от страха. Лучники как один пустили по варварам волну из стрел. Несколько всадников упало на землю, у других подкашивались и падали кони, придавливая седоков. Но разбойники будто не замечали потерь, а продолжали так же неспешно наступать, не прекращая хохотать и свистеть. Один из варваров тоже прицелился из лука и выстрелил. Лучник халифа дернулся и завалился назад, из глаза у него торчала стрела.
- Бросаем обозы, уходим! – Крикнул кто-то. – Спасаем принца!
Арабы начали отступать, отстреливаясь, чтобы не подпустить варваров. Хаким бросился к повозке и, забравшись на нее, скомандовал:
- Отступаем!
Старые мудрецы кое-как взобрались на лошадей, слуга вскарабкался рядом с Хакимом и стеганул коней, впряженных в нее, воины погнали повозку и старцев впереди себя, стремясь как можно быстрее покинуть кряж. Пролетев через мост, караван гнал скакунов, пока взмыленные лошади не остановились без сил.
- Они не преследуют нас!
- Аллах всемилостивый!
- Абильхан! Как он? – Вскрикнул Салах, страж ринулся к повозке, отталкивая Хакима и распахивая дверь.
Караван замер в безмолвном ужасе. Страж дрожащими руками вытащил из повозки сундук с шелками. Арабы рвали на себе волосы, глядя на керамические сосуды, золото и сабли. Вместо принца Абильхана они спасали дары Людовику.
Абильхан проснулся посередь ночи от шума, за стенами повозки раздавалось конское ржание, грохот, громкие крики боли и страха, но больше всего принца напугал приближающийся, не прекращающийся ни на миг свист, от которого по телу бежали мурашки, а волосы вставали дыбом. Подбежав к двери, Абильхан выглянул наружу и застыл в ужасе. Прямо на его скромное обиталище из леса неслась орда страшных людей на конях, они свистели и угрожающе размахивали мечами. Сердце принца ушло в пятки, он не мог пошевелиться, глядя на их свирепые лица. В нескольких сантиметрах от головы Абильхана, звонко тенькнув, пролетела стрела, заставив его, наконец, очнуться, и он стал оглядываться в поисках своих воинов. Но те удирали прочь от повозки, таща за собой обоз с подарками, попутно отстреливаясь из луков по приближающимся разбойникам.
- Куда вы? – Закричал принц. – Вернитесь! Немедленно вернитесь! Я приказываю вам!
Но его зов утонул в свисте и топоте копыт, не долетев до спасающихся и оставляющих господина на произвол судьбы слуг.
Увидев, что остался один, Абильхан поспешил скрыться в повозке и запереться изнутри. Он бросился в ее глубь и спрятался за большим сундуком с одеждой, дрожа от страха. Звуки, доносившиеся снаружи, говорили о том, что повозку окружили со всех сторон. Гомон прекратился, сменившись грубыми криками и возгласами, которыми, вероятно, всадники разговаривали друг с другом. Абильхан вслушивался в едва слышные обрывки фраз на непонятном языке, но смог различить лишь два голоса. Один – хриплый спокойный бас, принадлежавший, видимо, крупному мужчине в возрасте. Второй был чуть выше, обладатель его был моложе и веселее, но голос принцу не понравился, в нем четко слышалась нервозность и неприкрытая жажда крови, говоривший словно изнывал от переполняющего его лихорадочного желания. Эти двое переругивались между собой, голоса набирали высоту и угрожающие интонации. Третий голос вмешался внезапно, заставив два предыдущих умолкнуть, а принца вздрогнуть от неожиданности. Говоривший был молод, но, судя по манере говорить и по смирным ответам спорящих, имел власть и авторитет. Абильхан приложил ухо к стенке повозки, стараясь запомнить этот голос, вобравший в себя уверенность и мудрость первого мужчины и безрассудство и горячность другого.
Постепенно звуки утихли, и Абильхан решил было, что ночное нападение ему привиделось. Но тут повозка качнулась и сдвинулась с места, трясясь и подпрыгивая на неровной дороге. Неизвестные и опасные люди, обратившие его храбрых и закаленных воинов в бегство, увозили ее как трофей в свое неведомое логово, а вместе с ней и принца - прочь от своих людей, прочь от посольской миссии, прочь от дома… Абильхан почувствовал, как к глазам подкатывают слезы, и прижал к ним ладони, чтобы не дать слезам пролиться. Нашарив рукой на своем ложе Коран, Абильхан крепко стиснул его в пальцах, взывая к Аллаху о помощи, умоляя Его всей душой и сердцем, чтобы происшедшее оказалось лишь страшным сном, а завтра утром принц проснулся бы в своих покоях в Дамаске, целым и невредимым.
Проснувшись утром, принц обнаружил себя скрючившимся в неудобной позе на полу, все тело затекло и неприятно ныло. Вспомнив о событиях прошлой ночи, Абильхан встрепенулся и с отчаянием понял, что это был не сон. Оперевшись о стенку, он поднялся и подошел к небольшому окну в повозке, затянутому плотным войлоком. Аккуратно отогнув край, Абильхан с опасной приблизил лицо к образовавшейся щели.
- О, Аллах, варвары, - прошептал принц, увидев, что находится он в совершенно незнакомом месте, окруженный облаченными в кожу и меха воинственными дикарями. Разбив лагерь посреди степи, варвары отдыхали, лежа прямо на земле, расседлывали и стреножили коней, пили из курдюков и начищали оружие. Абильхан опустился на пол, проклиная себя и сопровождавших его людей за то, что на пути с ним произошло именно то, чего он более всего боялся. Плен.
Резкий удар в дверь заставил принца вновь юркнуть в свое убежище за сундуком и свернуться в клубок. Второй удар вышиб тонкую дверь с петель, и в повозку хлынул солнечный свет. В его отражении на полу Абильхан увидел тень мощной фигуры, на поясе которой висела палица с длинными острыми шипами и замер, стараясь даже не дышать. Шаги варвара были тяжелыми, сапоги стучали по дощатому полу, который скрипел и прогибался. Мужчина заговорил, обращаясь к кому-то вне повозки, и принц узнал его, это был из вчерашних голосов, первый, пожилой. Варвар поднимал и вертел в руках расшитые подушки, а Абильхан жался к полу в надежде, что его не заметят. Но все надежды развеялись, когда шаги прозвучали прямо над головой, а перед глазами Абильхан увидел стертые, подбитые железными пластинами сапоги…
Дети сидели вокруг Ахмеда, затаив дыхание, боясь пропустить хоть одно слово. Дед сделал паузу в повествовании, затянувшись трубкой и с хитрой, но доброй улыбкой поглядывая на ребят.
- Так что же стало с принцем? – Не выдержали дети. – Неужели его убили?
- Что вы, милые мои, конечно же, нет… Но, увы, Абильхан попал в плен.
- К разбойникам? А эти разбойники были благородными и справедливыми? – Пропищала маленькая девочка, сидевшая посередине.
- Нет, к сожалению, они были далеко не благородными, а наоборот, злыми и коварными.
Дети заволновались, елозя на месте, некоторые скорчили личики и зашмыгали носами, готовясь заплакать.
- Не плачьте, дорогие, - утешил их старик. – Давайте-ка я лучше расскажу вам об их главаре.
- Шакал! – Пронзил усталое спокойствие лагеря надрывный крик. – Где он?
- Он там, - неопределенно махнули рукой варвары. Йохан пошел в другой край расположившегося на отдых отряда. Его главарь, который сам себя предпочитал называть вождем, имел тягу к уединению, во время передыха или зимних стояний он забирался в самое тихое и дальнее место, предупреждая, чтобы его не беспокоили. Обычно варвары прекрасно обходились сами, решая возникающие проблемы своими силами. Но не в этот раз.
- Шакал! – Вновь гаркнул Йохан, и ветер разнес его крик по всей округе. Со стоящего неподалеку дерева вспорхнули испуганные птицы.
Вождь нашелся на самом конце лагеря, спокойно сидевший на щите подле пасущегося коня. Задумчиво жуя сухую былинку, он смотрел прищуренными глазами вдаль, думая о чем-то своем или не думая вовсе, - по его отстраненному виду неотесанному коновалу Йохану было не понять.
- Вот ты где, сукин сын! Ты чего не отзываешься? – Сердито спросил Йохан, пиная носком сапога щит. – Я тебя ищу, зову, а ты тут расселся молчком.
Шакал выплюнул травинку и перевел взгляд на разбойника.
- Я не слышал.
- Ну, конечно, не слышал он, да я так орал, что у всего отряда коней пронесло!
- Чего надо? – Грубо оборвал главарь гневную тираду Йохана.
- Э-э-э… - растерялся тот. – Пойдем, там Якоб в обозе, который мы вчера угнали, нашел кого-то.
Вождь удивленно поглядел и, поднявшись со щита, пошел за Йоханом.
У арабской повозки уже столпилась гурта варваров, что-то живо и со смехом обсуждающих. Завидев главаря, они тут же расступились, открывая тому проход. Шакал прошел в круг и увидел то, о чем говорил Йохан. Старый варвар Якоб стоял у входа в повозку и держал за плечи свою находку. Шакал подошел к ним вплотную, разглядывая пленника.
Это был молодой арабский юноша с длинными черными волосами и чистой кожей цвета свежего меда, облаченный в легкие льняные шаровары и такую же рубашку с серебряными пуговицами. Араб был тонким и стройным, как осина, и так же дрожал на ветру, в своих жарких краях не привыкший к суровой природе Франкии.
- Ты кто? – Спросил Шакал. – Откуда взялся?
- Он по-нашему не говорит, Томас, - ответил за пленника Якоб. – Я его в повозке нашел, видать, вчерашние арабы как удирали, так и оставили его. Визжал и царапался как кошка, вопил что-то на своем арабском. Такой худой, я его чуть не переломил, пока вытаскивал.
- Что в повозке?
- Подушки расписные, побрякушки драгоценные, сундуки с какой-то бабской одеждой, книжки, масла… - Перечислил Якоб. - Его вещи, видать.
Шакал протянул руку к лицу араба, и тот вскинул голову. Из-под занавеси из волос сверкнули большие темные глаза. Томас сощурился, видя в них презрение и гордость, пусть и покрытые пеленой страха. Юноша выглядел и держался так, словно принадлежал к зажиточному или даже знатному роду.
- Аристократ, - с отвращением выплюнул Шакал и потер большим пальцем подбородок пленника. – Ишь, какой мягкий.
- Хергер, когда вчера королевских прихвостней выслеживал, слышал, как они говорили, что арабское посольство к Людовику едет. Наверное, этот оттуда, - сказал Якоб. – Какой-нибудь арабский граф или что-то вроде того.
- Выглядит как наложник, - фыркнул Йохан, толкая локтем стоящего рядом разбойника. Тот тоже засмеялся, и многие подхватили их смех, показывая пальцами в араба. Пленник побледнел и сжал челюсти.
- Непонятно только, чего его бросили, - задумчиво поговорил Томас. – Так напугались, что забыли, или нарочно…
- Так что делать-то?
- Дойдем до Саксонии, там за золото купим оружие, ткани и масла обменяем у женщин на еду. Повозку оставим себе, пригодится.
- А с этим что? – Якоб ткнул пальцем в юношу, тот покачнулся.
- Черт его знает. – Шакал пожевал губами. – Пусть будет пока.
- Ты что, Шакал? Зачем нам еще один лишний рот? И так жрать нечего! Убьем его, и дело с концом! – Возмутился Йохан. – Давай, я ему кишки выпущу?
- Нет. Из Саксонии повернем на юго-запад и продадим его в Кордовском эмирате, я слышал, испанские арабы таких любят. Якоб, закрой пока его обратно. Только корми получше и выгуливай иногда, чтобы не подох.
Йохан скрипнул зубами, глядя, как пожилой варвар заводит пленника обратно в повозку и запирает дверь.
- Ну, Шакал… - Вдруг его лицо разгладилось, а в глазах сверкнули хитрые искры. – Постой-ка, я догадался, зачем ты его оставил. Араб-то пригожий, молоденький. Что, надоели девки, да?
Томас вскинулся и схватил варвара за ворот.
- Закрой пасть, олух. Ты меня кем считаешь? – Процедил главарь.
- Да ладно, я пошутил, - посерьезнев, ответил Йохан. Томас разжал кулак и быстрым шагом направился к своему коню. – Шакал!
Разбойник догнал его и пошел рядом, озадаченно бормоча себе под нос.
- Я тебя обидеть не хотел, если что, не хочешь – не надо. А я вот бы не отказался, второй месяц с женщиной не был…
- Араба не трогать, - отрезал Томас. – Нам за него чистого в два раза больше дадут. Дойдем до стойбища – все девки твои.
Томас ускорил шаг, чтобы поскорей отвязаться от надоедливого друга. Вернувшись на свое место, он снова сел на щит и положил голову на скрещенные руки.
Безродный щенок. Том слышал это с рождения везде, куда бы не пошел. Он не знал ни матери, ни отца, и ему суждено было бы умереть, если бы старая полуслепая бабка Августа не пошла бы в один осенний день полоскать белье на пруд и не услышала бы детский плач под гнилым деревянным мостиком. Кряхтя и охая, старуха спустилась с берега и увидела среди мха и вымытого на землю ила грязный сверток, в котором надрывался от плача измазанный в собственных испражнениях младенец. Синий, с необрезанной пуповиной, он едва появился на свет и уже был предан этим светом. Августа, похоронившая всех своих детей и мужа, принесла домой ребенка и стала выхаживать его, как своего, не оглядываясь на недоумение и осуждение соседей, которые издевались над старой и считали ее сумасшедшей.
Его гнали отовсюду, и взрослые и наученные ими дети. Августе то и дело приходилось промывать целебными настоями ссадины и синяки мальчишки. Старуха ходила по домам деревни и просила людей не трогать ребенка, позволить ему играть с детьми, но ее гнали из каждого дома, смеясь и угрожая вслед.
Однажды в деревню приехал богатый человек в карете, запряженной четырьмя красивыми лошадьми. Он осмотрел окрестности, а затем собрал местных жителей и объявил себя хозяином этой земли. Деревня перешла под его владение, а ее жители были обязаны платить ему дань. Богатый человек возвел себе усадьбу на холме, которая вскоре разрослась в настоящий замок. Помолясь, Августа пошла к князю с поклоном, думая попросить того взять Тома в услужение. Князь выслушал старуху и велел слугам выставить ее вон. Выброшенная двумя здоровыми мужиками за порог, Августа упала на землю и повредила ногу.
Маленький Томас бегал по деревне, прося милостыню, воровал овощи с полей и куриные яйца из сараев, чтобы прокормить себя и неподвижно лежащую на койке бабку. Августа плакала, боясь, что ребенка поймают, и это случилось.
Увидев в своем сарае маленького вора, хозяйка дома позвала мужа, и они вдвоем потащили ревущего и вырывающегося Тома в замок на холме. Их дочь зашла в каждый дом в деревне и звала жителей с собой к князю просить того, чтобы положил конец «безобразиям». Господин оказался внимательным и чутким. Отпустив крепостных по домам, он велел слугам избавиться от безродного щенка по их усмотрению. Тома связали, положили в телегу и повезли прочь из деревни. Мальчик, не переставая, плакал и молил пощадить его, и слуги князя сжалились. Но ослушаться своего господина они не могли. Вывезя ребенка в чащу леса, они оставили его там и вернулись, сказав князю, что мальчик мертв.
Августа, опираясь на палку, несколько дней выползала на порог и звала Тома. Понимая, что с мальчиком случилось что-то плохое, она переживала и просила о помощи всякого, кто проходил мимо ее покосившейся лачуги, но люди равнодушно проходили мимо. Не дождавшись ни Томаса, ни сострадания, она вскоре умерла от голода.
Через десять лет деревню было не узнать, она разрослась, похорошела. Князь вычистил поселение, построил школу, церковь, расчистил пруд. Старые избы исчезли, а на их месте выросли новые добротные дома, появились огражденные пастбища для скота и обширные общие поля, на которых дружно трудилось все население. На площади проходили веселые ярмарки, народ веселили ряженые, играла музыка, детям раздавали пироги и леденцы. Жители славили доброго господина, принесшего счастье в их деревню.
И в один такой светлый день, во время потешного представления над поселением пронесся свист. Он залетал в каждый уголок, проникал в каждый дом, приносил страх в сердце. Люди, беспокоясь и недоумевая, вертели головами по сторонам, пытаясь увидеть источник этого дикого свиста. Князь отдал стражам приказ найти и привести к нему нарушителя порядка, дабы наказать по заслугам. И стражи привели его, он сам пришел, не оказывая сопротивления, встал перед князем, ухмыляясь и буравя того тяжелым взглядом.
- Да это же… безродный щенок! – Воскликнул кто-то из толпы, узнавая в высоком крепком парне замурзанного и забитого мальчишку. Том оглянулся, оскалившись, и глаза его блеснули.
Сразу несколько домов с разных окраин вспыхнуло, огонь тут же перекидывался на крыши сараев и изгороди, огненная волна пошла пожирать спелые колосья пшеницы. На улицы из окружающего селение леса хлынули грозные люди с факелами. Проносясь сквозь толпу, они взмахивали мечами, снося головы с плеч, пускали стрелы по мечущимся в панике жителям, вешали на сучьях и перекладинах всех без разбору – мужчин, женщин, стариков, гнали бьющихся в истерике детей в лес. Свист не прекращался ни на миг. Томас, избавившись от охранников, вскочил на пьедестал, на котором вжимался в кресло побелевший от ужаса князь.
- Я Шакал, - сказал он, вгоняя короткое копье – франциску в грудь человека, так жестоко распорядившегося его судьбой.
Замок князя, крепостные дома, бараки – все выгорело дотла. Варвары уходили, оставляя за собой мертвое поле, покрытое пеплом. Стереть это место с лица земли – было первым приказом нового варварского вождя, Томаса по прозвищу Шакал.
Всю ночь арабское посольство беспомощно стояло на одном месте, воины тревожно вглядывались в темноту, а мудрецы спорили и ссорились, как мальчишки, выясняя, кто виноват в том, что случилось. Охрипшие от крика, они били себя по груди и обвиняли друг друга, вздымали руки к небу, призывая Аллаха в свидетели. А когда запас умных слов и весомых доводов иссяк, почтенные старцы и вовсе перешли на брань и взаимные оскорбления. И видеть это было бы забавным для суровых стражей, лучников и конников, с острыми мечами на поясах, если бы не глодала их души запредельная вина и страх за жизнь принца и свои головы.
- Довольно, - наконец, махнул рукой осипший Шариф. – Руганью Абильхану не поможешь. Мы должны что-то делать, чтобы помочь ему… если он все еще жив.
- Давайте повернем обратно в Сирию, - сказал Хаким. – Скажем халифу, как есть, положимся на его волю.
- Сколько мы тебя слушали, Хаким? Сделал тебя халиф визирем своим, а мудрости в твоих решениях что-то не наблюдается! Это из-за тебя мы постоянно задерживались, не туда повернули, и это ты перепутал повозки! – Мудрецы наступали на Хакима, и тот вжал голову в плечи, испугавшись того, что они могли разгадать его истинные намерения.
- Оставьте его, все мы виноваты. И всех нас ждет казнь. Когда Шахджахан узнает, что мы потеряли его сына, он тотчас велит всем нам снести головы.
- Тогда поступим так, - осторожно предложил Хаким, почуяв смутный шанс. – Я, как визирь халифа, поеду к нему и расскажу, как было дело, приняв всю вину на себя. Я думаю, наш господин смилостивится, он добр и великодушен. Наверняка Шахджахан выдвинет войско на поиски сына или хотя бы тех, в чьи вонючие лапы он попал. А вы тем временем все же отправляйтесь к Людовику и просите его о помощи. Возможно, он захочет помочь, да и должен, если союз имеет для него значение. В любом случае его солдаты могут найти Абильхана быстрее, чем я доберусь до халифата.
Мудрецы задумались.
- Хм… Да, действительно, ничего другого нам не остается.
Едва забрезжил рассвет, караван разделился на две части, и одна возобновила путь во Франкию, а вторая повернула обратно на восток. Хаким радовался тому, что остальные приняли его идею, и он сможет достойно послужить своему господину аль-Мамуну.
Но через тысячи километров, через степи и пески, отцовское сердце уже почуяло неладное. Дворец в Дамаске стоял, погруженный в ночную мглу, готовую тонко задрожать от предвкушения поднимающегося над горизонтом солнца. Шахджахан не спал всю ночь, терзаемый ноющей болью в сердце и тревогой. Он бродил по своим покоям, садился за книги, ложился, но снова вскакивал и начинал нервно ходить от стены к стене. Предчувствие беды не отпускало.
Лишь когда последние клочки ночной прохлады растаяли, и небо смиренно приняло в себя первые лучи солнца, халиф забылся, даже сквозь сон ощущая, как болит сердце. Ему снилась гробница своей любимой жены, безвременно почившей от неизвестной хвори. Шахджахан услышал легкие шаги, и жена вышла из тени в своем похоронном одеянии, как живая.
- Атхар? – Спросил халиф, почему-то не почувствовал удивления. – Или ты джинн, принявший ее облик? Отвечай!
Дух Атхар покачал головой и заговорил, а его голос гулко отражался от стен и проникал внутрь тела и души Шахджахана, заполняя его изнутри.
- Я вижу змею, свернувшуюся у тебя на груди, она готова ужалить тебя. Оглянись и увидишь, из чьих глаз она глядит. И вижу я крысу, что несет дурные вести, но до тебя они не дойдут.
- Что за вести? – Шахджахан скривился от особо сильного укола в груди.
Дух словно в подтверждение этому уколу кивнул головой.
- С Абильханом случилась беда?! – Вскричал халиф, хватаясь за голову.
- Ищи шакала, что свистит, скрывшись в лесной чаще, - сказал дух и исчез.
Взор Шахджахана заволокло туманом, а когда туман рассеялся, он узрел странные голые земли, покрытые сухой травой, огромные дремучие леса, которых прежде он никогда не видал, и слышался топот копыт как от целого войска, видел где-то вдалеке пыль, поднятую этими копытами.
- Ищи шакала, что свистит, скрывшись в лесной чаще… - Вновь услышал халиф звенящий голос с того света.
Резко проснувшись, как от толчка, Шахджахан спустился в тронный зал и велел снаряжать войско для похода во Франкию.
- Что за шакал, который свистит, скрывшись в лесу? – Размышлял он вслух. – Шакалы ведь не свистят, а воют, и обитают они не в лесу, а на равнинах. Где же я найду такого шакала? И чем он мне поможет? Эх, Атхар, всегда любила ты морочить мне голову…
Как только большой варвар закрыл дверь в повозку, Абильхан бросился на ложе и закусил угол подушки, чтобы не раскричаться от отчаяния. Было унизительно стоять перед дикарями, хохочущими и говорящими что-то о нем на своем языке, и знать, что им ничего не стоит убить его, надругаться и убить. Но хуже вожделеющих и насмешливых взглядов была неприкрытая ненависть, обжегшая принца своим ледяным огнем из глаз вождя этих варваров, такая, что у Абильхана от страха задрожало все внутри. Принц невольно удивился, что все еще жив, и он не был уверен, что, когда его придут убивать, он сохранит свое достоинство и не бросится варварам в ноги, умоляя пощадить.
Дверь снова открылась, и принц вскочил на ноги, быстро вытирая ладонью проступившие слезы. В повозку снова зашел пожилой варвар, сказал что-то на латыни и поставил перед пленником две небольшие миски, в одной из которых лежал кусок жареного мяса с какой-то зеленью, а в другой была вода.
- Спасибо, - удивленно поблагодарил Абильхан, не ожидав такой заботы. Варвар свел брови, подумал и молча ушел. Оставшись один, принц набросился на еду, забыв обо всем на свете.
Варвары снова были в пути, и к пленнику почти никто не заглядывал. Абильхан маялся, ожидая своей участи, и прислушивался к разговорам за стенкой повозки. Иногда в речи дикарей проскальзывали знакомые слова, но их было так мало, что даже приблизительно представить, о чем они говорили, не было возможным. Спать юноша не ложился, боясь, что в это время к нему могут зайти с дурными намерениями. Мучила естественная нужда, но Абильхан не знал, как попросить остановить повозку, и не хотел делать этого на виду у всех. Мысль использовать для этого один из кувшинов принц категорически отверг. Оставался лишь один выход. Появлению своего надзирателя принц несказанно обрадовался. Отодвинув принесенную еду и воду, Абильхан встал перед варваром и, выразительно на того посмотрев, неопределенно помахал рукой перед пахом. Бородач ухмыльнулся и кивнул, приглашая выйти.
Выйдя на воздух, Абильхан опасливо оглянулся на лагерь и, заметив любопытные взгляды, быстро завернул за повозку. Надзиратель гремел сапогами сзади, предупреждающе звякнув мечом. Стоять голыми ногами на земле было холодно, а под присмотром сурового варвара неприятно и стыдно.
- Отвернись, прошу, - попросил Абильхан. – Мне все равно не убежать.
Тот не понимал, хмуря брови. Скрепив сердце, принц отвернулся сам.
Вернувшись в свое убежище, он закрыл глаза и медленно выдохнул, и впервые пожалел о том, что так легкомысленно относился к занятиям по латыни. Устало опустившись на подушки, Абильхан просунул руку под одну из них и нащупал пальцами бумагу. Глядя на обложку Корана, он вспомнил, что Салах оставил у него в повозке свои латинские книги.
- Что же, самое время стать примерным учеником, - вздохнул принц, вспоминая обиженно поджатые губы и возведенные к небу глаза его учителя. – Хотя бы умру ученым.
Абильхан не поднимал головы от страниц, изредка прерываясь на еду и прогулки под надзором того же бородатого варвара. На второй день пути он поднял голову и спросил входящего с бурдюком надзирателя:
- Ut thee dico?
Варвар замер на пороге, удивленно открыв рот.
- Якоб, - наконец, прохрипел он.
- Абильхан.
- А-а… би… ха… - попытался повторить Якоб, растягивая гласные.
- Абильхан, - повторил принц, улыбнувшись. – А-биль-хан.
Варвар задумался, смешно шевеля губами.
- Биль, - выдал он, просияв. – Билл.
- Non! – Принц помотал головой. – Абильхан!
- Билл, - не терпящим возражением тоном заявил Якоб и поставил перед пленником воду. Юноша проводил его взглядом и повалился на пол, мгновенно проваливаясь в долгожданный сон.
Сложив руки на коленях, принц собирался с духом. Этим утром он проснулся и, услышав голоса варваров, отчетливо понял, о чем они говорят. Понимание это поразило его, он словно знал латынь всегда, или какой-то мудрый и терпеливый учитель за ночь научил всех дикарей говорить по-арабски. За дверью раздался привычный и ставший каким-то дружественным бас Якоба. Когда тот вошел, неся пленнику завтрак, Абильхан улыбнулся ему и сказал:
- Доброе утро, достопочтенный Якоб! Позвольте выразить вам свою искреннюю признательность за заботу и неусыпное бдение моего покоя.
Якоб замер на пороге, во все глаза глядя на заговорившего вдруг по латыни араба
- Мне Шакал велел следить за тобой, - ответил тот, наконец.
- Якоб, не будешь ли ты так любезен пригласить вашего военачальника? Я бы хотел говорить с ним, как посол от Арабского халифата.
- Хорошо, - пробормотал не привыкший к подобным церемониям дикарь и попятился к выходу, попутно врезаясь спиной в косяк. Выйдя на порог, варвар почесал в затылке и зычно крикнул, приложив руки ко рту:
- Позовите Томаса!
- Томаса зовите! – Передал кто-то дальше, повернувшись к расположившемуся лагерю.
- Вождя к повозке!
- Шакал! – Гаркнул Йохан последним, сидя в метре от главаря. Томас бросил в варвара птичьей косточкой.
- Дурень, - сказал он и поднялся на ноги.
У повозки Шакала перехватил Якоб.
- Этот араб хочет говорить с тобой, он знает наш язык, - выпучив глаза, прошептал он. – Его Билл зовут.
Шакал хмыкнул и поднялся в обоз. Араб встал ему навстречу, одетый в зеленое платье, расшитое золотыми нитями, а голова была обернута зеленым платком с крупным блестящим украшением надо лбом. Томас мрачно оглядел наряд пленника и небрежно бросил:
- Звал Шакала, вот он я. Чего надо?
Араб вскинул голову и чинно произнес:
- Я желаю поговорить о своем положении, если уж мне выпало находиться в вашем плену.
- Чем оно тебя не устраивает? Жрать тебе дают, срать выпускают – чего еще надо?
Абильхан поморщился от таких грубых слов и решил положиться на волю Аллаха.
- Мое имя – Абильхан-ибн-Шахджахан-аль-Амин, я наследный принц Арабского халифата, посланный с мирной миссией к королю Франкии Людовику Первому. И я требую, чтобы меня сейчас же отпустили и дали сопровождение до дворца Людовика! – Выпалил он на одном дыхании.
Но варварский вождь не повел и бровью.
- А меня кличут Томасом Шакалом, я разбойник, убийца и вор. И мне плевать, кто ты и откуда.
- Вы не имеете права держать меня в плену! – Вскричал принц. – Я будущий халиф, вы обязаны отпустить меня!
- Где же твои слуги, халиф? – Насмешливо спросил Томас. – Они убежали, поджав хвосты, и бросили тебя. А здесь ты не халиф, Билл, здесь ты пленник, и твоя жизнь ничего не стоит.
- Мое имя Абильхан. – Принц сжал кулаки от негодования.
- Да хоть Папа Римский. Твоя судьба уже решена, мы продадим тебя в Кордовском эмирате в рабство. Сиди и помалкивай – и доберешься до своего будущего хозяина целым и невредимым.
Шакал вышел и захлопнул за собой дверь. Абильхан всхлипнул и сорвал чалму, кидая ее на пол и давя драгоценную заколку ногой, а потом, бросившись на пол сам, разрыдался как ребенок.
Когда ночь затянула небо, варвары остановились на ночлег под сенью леса. Несколько костров вспыхнуло в кругу лагеря, нанизанная на длинные тонкие ветки жарилась пойманная днем дичь, из потайных отделений сумок доставалось вино. И хотя Шакал запретил всадникам напиваться на случай тревоги, тут и там вскоре начал раздаваться пьяный смех и подколки. Томас и сам нарушил свой приказ, прикладываясь к горлышку бурдюка. В голове затуманилось, и на главаря напало веселье.
- Эй, Якоб! – Крикнул он. – Веди сюда нашего принца, пусть посидит с нами!
- Да! – Подхватил Йохан. – Веди-веди, пусть освятит наш скромный ужин своим величием!
Абильхан гордо смотрел на сидящих вокруг костра варваров, стараясь вложить во взгляд как можно больше презрения, но этот взгляд, способный повергнуть его подданных в смятение и страх, совершенно не действовал на диких воинов, вовсю глумившихся над его царским происхождением.
- Да ты присаживайся, Билл, чего стоишь? – Йохан, пошатываясь, подошел к принцу и надавил ему рукой на плечо, заставляя сесть. – Мы ж не кусаемся.
- Вина? – Предложил Томас, покачивая бурдюком. Принц отрицательно покачал головой. – Что так?
- Я не пью вино.
- Ох, это же напиток для простолюдинов! Тогда, может быть, птицу? - Шакал поднял из костра поджарившееся крыло.
- Нет.
- Ну, что ж так, а? Мы ведь стараемся угодить тебе, о, великий халиф.
Варвары засмеялись, глядя мутными глазами и икая. Принц поджал губы, не отводя осуждающего взгляда от лица Шакала. В свете огненных всполохов его лицо приобрело какое-то неземное выражение, окрашивая его во все оттенки красного и желтого, делая похожим скорее на порождение преисподней, чем на смертного человека. Отсветы костра плясали в его зрачках, словно поджигая затаившуюся в них злобу, как сухой порох, и новоиспеченный Билл мог поклясться, что слышал, как она трещит, угрожая взорваться.
- Молчит… Гордый! Видимо, жить надоело. А умишка-то нет совсем, зато гонора хоть отбавляй. Иначе не стал бы кичиться тут тем, что он король, а мы… - Шакал сузил глаза и, отчетливо разделяя слоги, произнес: - … безродные щенки.
- Тебе не удастся запугать меня, - ответил Билл. – Я рожден принцем, такова воля Аллаха. Ищи источник своей ненависти в себе.
Томас отхлебнул вина и выхватил из голенища сапога короткий нож, лезвие которого было источено и кое-где изъедено ржавчиной.
- Здесь я принц, - сказал он, и варвары одобрительно загудели. – А ты – мой раб.
Главарь поднялся и подошел к сидящему Биллу, играя ножом. Принц не шевельнулся, хотя внутри все сжалось от страха.
- Любопытно, хороши ли сапоги будут из мягкой арабской кожи? – Деланно задумчиво проговорил Шакал, становясь рядом с пленником и держа лезвие на уровне его глаз.
- Освежуй его, и поглядим, - хохотнул Йохан.
- Нет, дадим бедняге еще один шанс. – Томас нагнулся и схватил Абильхана за волосы, наматывая их на кулак и оттягивая его голову назад. Принц закусил губу, чтобы не вскрикнуть от боли.
- Ну что, арабский халиф, признаешь меня своим господином?
- У меня лишь один господин – Аллах, - ответил Абильхан и тут же почувствовал, как шею обдало холодом стали. Шакал вдавил лезвие в кожу принца.
- Выбирай, непокорный ты наш Билл, либо это, либо смерть.
Абильхан судорожно выдохнул, ощущая, как напор и яростная сила этого человека давят его к земле, и словно со стороны увидел свое бездыханное тело на холодной чужой земле, черного от горя отца, тающие в дали, как мираж, башни Дамаска. Принц открыл было рот, чтобы смиренно признать себя рабом, как во взгляде Шакала увидел на мгновение отчаянное и мучительное ожидание – того, что пленник сдастся.
- Убей меня, - спокойно ответил Билл. – Убей и не мучайся. Ибо я вижу, как ты боишься того, что я не склонюсь.
Взрыкнув, Томас замахнулся ножом… и всадил его в землю возле Билла. Выпрямившись, он вдруг расхохотался, закинув голову. Вслед за ним засмеялись притихшие варвары.
- Уведи его, - отсмеявшись, махнул главарь Якобу и уселся на свое место. Исподлобья взглянув на удаляющегося араба, он заскрипел зубами и плюнул в огонь.
- Чертова переправа! – Носился над берегом голос Йохана. – Чертов Инн, что за проклятая река?
- Хватит драть глотку! – Рявкнул Шакал, направляя коня в воду. – Переправляйся!
Варвары спускались с берега и пускали коней вплавь через поток. Вода в броде была неглубокой, едва доходила лошадям до брюха, но течение было сильным и порой относило коней вместе с седоками от отряда.
- А что с повозкой-то делать, Томас? – Крикнул Якоб удаляющемуся вождю.
- Переправляй!
- Но ее унесет!
- Попробуй хотя бы!
Покачав головой, Якоб хлестнул поводьями доставшихся ему арабских скакунов. Кони неохотно вошли в воду, потянув за собой повозку, и тут же заскользили по дну, увлекаемые течением. Якоб с усилием понукал их, но кони были меньше, чем их северные братья, и совершенно не приспособленными к переправам. Повозка с громким плеском упала на воду и потащила за собой упирающихся лошадей.
Билл с визгом вскочил с пола, из которого вверх начала подниматься холодная вода. Жалобно заскрипев, обоз накренился и перевернулся на бок. Принц, не удержав равновесия, упал, поднимая руки к голове, чтобы защититься от летящих на него сосудов, подушек и прочих вещей. Тяжелый сундук с драгоценными вещами проехал по полу от противоположной стены и врезался в полуметре от Билла, ломая кованым боком деревянные доски. В пролом хлынула вода, тут же наполняя повозку, отчего она начала медленно погружаться. Захлебываясь и кашляя, принц попытался встать, но голые ступни скользили по мокрому дереву, и он вновь падал в воду.
Повозку уносило потоком вместе с беспомощно ржущими конями. Якоб, отплевываясь от воды, пытался отцепить их от обоза, чтобы дать шанс выбраться на берег.
- Бросай их, Якоб! – Кричал Томас, несясь вдоль берега. – Выбирайся!
- Не могу! Нога застряла в стремени!
- Вот черт! – Выругался Шакал. На скаку он поднялся и встал на седло ногами. Когда повозку подбило чуть ближе к берегу, Шакал оттолкнулся и прыгнул, оказавшись в воде возле брыкающегося и хрипящего коня. Сделав несколько мощных гребков, он подплыл к повозке и, уцепившись за колесо, взобрался на ее бок. Несколькими ударами тяжелого меча главарь перерубил одну деревянную балку, соединявшую повозку с упряжкой. Якоб дернул уздечку на себя, вытаскивая из воды почти утопшего коня. Под весом упряжки вторая балка хрустнула и сломалась, освобождая лошадей и Якоба из смертельной хватки. Река делала крутой поворот, огибая берег и выходя из узкого междулесья на широкий простор, леса расступались, давая ей больше места и глубины. Дождавшись поворота, варвар резко пришпорил коней, направляя к берегу, копыта заскользили по сырой земле.
Повозку вынесло из узкой колеи и завертело по большой воде. Томас держался за край, высматривая возможный путь к спасению. Почувствовав под коленом пустоту, он опустил голову вниз и увидел в повозке отверстие с болтающимся у него куском твердого полотна. Из этого самодельного окна показались белые от холода пальцы и лихорадочно вцепились ногтями в размокшее дерево. Перебравшись ближе, Шакал нырнул в проем и вытащил наружу своего пленника. Билл распластался безжизненным телом, остекленевшими глазами глядя перед собой. Процедив проклятие сквозь зубы, Томас взвалил его на плечо и бросился в воду. Ледяная вода сводила ноги судорогой, а неподвижный груз тянул ко дну, но Шакал, сжав зубы, упорно пробивался к берегу. Очередная волна оказалась сильнее прежних, и Шакал ушел под воду вместе с ношей.
Вынырнув, Томас жадно вдохнул ртом воздух и вновь ринулся к берегу. Течение с размаху бросило его на торчащие из земли тугие корни деревьев, и он ухватился за один из них, сдирая кожу на ладони. Собрав последние силы, он перевалил араба на скользкий берег, норовящий сбросить тело обратно в воду, и, хватаясь за корни и стебли, выполз на землю сам, тут же падая ничком.
Откуда-то со стороны Шакал слышал голоса и крики своих людей, а сбоку маячило белое пятно, резко выделяющееся на фоне черной земли и темно-зеленой травы. Все еще рвано дыша, Томас приподнялся и придвинулся к лежащему навзничь пленнику. Он казался мертвым, с белой кожей и синими губами, и широко распахнутыми глазами, в которых словно стояли слезы. Шакал протянул руку и просунул ее под прилипшую к телу, ставшую прозрачной рубашку, прикладывая ладонь к груди Билла.
- Живой, - сказал Томас, ощущая слабые удары сердца, и резко надавил на грудь принца. Изо рта Билла полилась вода, и тот закашлялся, переворачиваясь на бок и сгибаясь пополам. Придя в себя, Билл с трудом открыл глаза и изумленно посмотрел на Томаса. Вождь отвернулся, поднимаясь навстречу обеспокоенным варварам.
- Ты как? – Спросил он у подбежавшего Якоба.
- Я-то в порядке. А вот одного арабского коня придется забить, он сломал ногу.
Томас махнул рукой, давая согласие.
- Черт, столько добра пропало! – Сокрушался Йохан вслед уплывающей повозке. – И все из-за тебя, Шакал! Говорили же, что обоз не пересечет брод! И этого зачем-то спас… - Варвар подошел к дрожащему Биллу и навис над ним. – Зачем ты его спас? Пусть бы утонул со своим скарбом.
- Пригодится.
- Да он вымок весь, еще подохнет от лихорадки. Добьем его так же, как и лошадь.
Йохан потянулся к висящей на поясе палице, но Шакал оттолкнул его плечом, проходя к своему коню и снимая с него сумку.
- Оставь его. Разожгите костры, надо просохнуть!
- Проклятье, теперь ни оружия, ни еды не купим, - продолжал возмущаться Йохан.
- Кто ж виноват, что в это время года Инн особо буйный, - сказал Якоб. Варвар подошел к Биллу и накинул на него свой подшитый мехом зимний плащ. – Парня надо укутать, а то правда замерзнет. Томас? Что ж делать-то теперь? Конура-то его утонула, как возить будем?
Том оглянулся и посмотрел на меховой кокон, из которого был виден лишь кончик носа араба.
- Посадишь на коня и привяжешь к своему, чтобы не сбежал.
- А я предлагаю бросить его и идти дальше.
- Да что ж ты какой, Йохан! – Воскликнул Якоб. – Иди вон коня поломанного добей, раз крови хочется. Иди-иди!
Молодой варвар зло выдохнул, глядя на пожилого, и, выхватив палицу, направился к лежащей на земле лошади. Укутанный с головой Билл, стуча зубами, проследил взглядом его путь, вздрогнув и застыв, когда Йохан, замахнувшись, одним ударом добил несчастное животное, а потом оглянулся и метнул в пленника свирепый взгляд. Билл поежился и накрылся с головой, проваливаясь в тревожное забытье.
Принц очнулся от того, что его трясли за плечо. Разлепив глаза, он увидел перед собой все ту же черную, с проседью, бороду, которая хлопотала рядом, когда он заснул. Якоб снял с огня маленький котелок и бросил в него несколько пахучих листьев. Билл втянул носом ароматный пар, напомнивший о доме и его изысканных запахах. Дрожь прекратилась, но голова была тяжелой и гудела, нос заложило. Якоб помешал варево, приподнял голову Билла и приставил к губам плошку.
- Пей, это поможет.
- Что это? – Просипел Билл, удивляясь своему голосу.
- Травы целебные. Шалфей, мята, коренья кое-какие. – Принц глотнул обжигающий отвар и поморщился. – Давай, выпей все. Сейчас бы молока горячего, но я свое выпил, а другие не дадут. Погоди-ка, пойду у Томаса спрошу.
- Почему ты обо мне заботишься? – Спросил Билл, останавливая рукой поднимающегося варвара. Якоб задумчиво свел брови.
- Мне Томас велел за тобой приглядывать.
- А если бы он не велел? Если бы приказал убить меня?
- Тогда бы убил. Лишние рты нам ни к чему, мы и своих-то больных и умирающих не тянем за собой. А уж чужаки нам и вовсе не нужны.
- Тогда не помогай мне. – Билл часто задышал ртом от обиды. Как он мог подумать, что хоть кто-то из этих дикарей способен проникнуться к нему сочувствием? – Оставь меня. Вам не нужен груз, а я не хочу так жить. Что это за жизнь такая, в плену? Меня, наследного принца, продадут как жалкого раба. Нет, лучше умереть.
Якоб с жалостью глядел на него.
- Послушай, ты хороший парень, и такой судьбы никому не пожелаешь. Если бы я мог, я бы тебя отпустил, езжай обратно на свой восток. Но у нас тут Томас заправляет, он сказал тебя продать.
- Но как так можно? Я же принц, а не безродный щенок какой-нибудь!
Варвар вздрогнул и оглянулся на костер, у которого сидел главарь.
- Ты это… Только при Томасе не вздумай сказать такое.
- Почему это? Я сын халифа, могу говорить все, что захочу. Кто он такой, чтобы я боялся его?
- А бояться стоит. Не любит Томас вашего брата, ой как не любит. Бьет нещадно всякого, кто встретится. Тебе еще повезло.
- Я должен рассыпаться в благодарностях? С какой стати? Я не собираюсь мириться с тем, что какое-то отрепье мою судьбу вершит.
Билл попытался встать, но от резкого движения сознание помутилось, и он со стоном завалился на спину. Якоб покачал головой и пошел к Томасу.
- Как пленник? – Спросил тот, не поворачивая головы.
- Бредит, - солгал Якоб, виновато отводя взгляд. – Дал бы ты молока, а то загнется.
Том хмыкнул и достал из сумки флягу. Якоб хотел взять ее, но главарь встал и сам направился к больному арабу. Остановившись над закутанным в зимний плащ Биллом, он сложил руки на груди и стоял, молча разглядывая его. Якоб торопливо грел молоко, чувствуя себя неуютно под пристальным надзором мальчишки, что годится ему в сыновья. Пленник тяжело дышал, прикрыв глаза, из его рта вырывалось горячее дыхание, на холодном воздухе превращавшееся в облачки пара. Билл был одинок, болен и безоружен, но взгляд его из-под мокрых ресниц был полон решимости и силы, и жалящее осиным ядом презрение в нем не угасало ни на миг.
Тому хотелось протянуть руку и сжать в ней худое горло, чувствуя, как упирается в ладонь кадык, впиться пальцами в кожу, услышать хруст ломаемых позвонков, предсмертные хрипы, увидеть, как лицо синеет и вываливаются глаза. Том любил терзать добычу, резать ее тело на длинные полоски, слизывать с пальцев голубую кровь аристократов и давиться мерзким тошнотворным привкусом золота и власти. Любил смотреть, как те, что вчера в своих роскошных залах и спальнях с мягкими перинами, забавляясь, подсчитывали, сколько пинков они дали крепостным детям, сколько юбок задрали деревенским девкам, сколько мужиков отправили на казнь, - сегодня ползали в его ногах, умоляя сохранить им жизни, обещали несметные богатства, забыв о всякой брезгливости, старательно вылизывали подошвы его сапог. Шакал мог с легкостью вспомнить каждый из таких случаев в малейших подробностях. Ему не нужны были богатства. Лишь сила, способная сделать его сильнее и выше них… до тех пор, как очередная жертва не испускала дух.
Том смотрел, как арабский принц болезненно жмурился, глотая горячее молоко, как обессиленно откинулся на подложенную под голову Якобом сумку, проследил взглядом каждую каплю пота, скатившуюся со лба. Билл еще сверлил главаря гневным взглядом, пока усталый сон окончательно не сморил его. Пленник не сдастся просто так, Шакал понимал это. Но он умел ждать.
Билла бесцеремонно выдернули из сна громкими криками и топотом копыт, от которого земля ходила ходуном. Якоб поставил его на ноги, и Билл оперся на его плечо, опустив голову вниз в попытке унять бешеный стук пульса в висках.
- Давай, соберись, парень, ну же, - поддерживал его варвар. Принц тоскливо оглядел приготовленного для него коня. Последние силы уходили на то, чтобы просто стоять, а сесть на лошадь уже не представлялось возможным. Мимо проезжали ухмыляющиеся варвары, насмешливо фыркающие, глядя, как араб беспомощно держится за поводья, уткнувшись лбом в прохладный бок коня.
- Ну что тут у вас? Вы задерживаете весь отряд. – Билл сжал зубы, услышав ненавистный голос.
- Томас, ему плохо, он не может сам взобраться на коня, - поспешил вступиться Якоб.
- Так подсади его, в чем дело? – Раздраженно сказал Том. – И привяжи покрепче к седлу, поедем быстро. Хергер донес, что видел неподалеку отсюда всадников с коронами на щитах и доспехах. Пора уносить ноги, нам ни к чему лишние стычки.
- Вот тебе и храбрый варвар, - проговорил через силу Билл. – А я думал, ты только и ищешь, кому бы голову отрезать.
- А я бы на твоем месте не язвил. Вчера я спас тебе жизнь, а сегодня могу ее отнять.
- Я не просил спасать мне жизнь. Невелика честь быть спасенным тобой.
Том усмехнулся.
- Такова твоя благодарность?
- Будь ты благородным человеком, я был бы благодарен. А ты…
Лицо Шакала мгновенно помрачнело.
- Договаривай, - процедил он, сжимая кулаки до побелевших костяшек.
- Безродный щенок, - сказал Билл, с удовлетворением отмечая, как главарь багровеет от ярости. Якоб схватился за голову. Том медленно выдохнул, раздувая ноздри, и, внезапно подавшись вперед, сцепил пальцы на шее пленника. Земля ушла из-под ног принца, и Билл повис, судорожно открывая рот и тщетно скребя ногтями по руке Шакала.
- Паршивый арабчонок, я тебя задушу! – Том вдавил большой палец в кадык Билла, и тот издал непонятный писк, дергаясь и закатывая глаза.
- Умоляю тебя, Томас! – Не выдержав, Якоб подбежал и схватил Тома за руку. – Не делай этого, ради памяти Ангуса! Прошу, сжалься над ним!
Том медленно разжал пальцы, и Билл рухнул на землю, как подкошенный. Не говоря ни слова, Шакал пришпорил коня и умчался в начало отряда, оставив за собой облако пыли.
Варвары скакали быстро, преодолевая многие версты, а Биллу казалось, будто они топчутся на одном месте и никак не выйдут с одного-единственного поля, давно утратившего все пышное летнее одеяние и сейчас стоявшего голым и унылым. Принц чувствовал себя мешком, набитым разным ненужным тряпьем, так же лежал на коне, зарывшись лицом в гриву, так же был надежно привязан к седлу, чтобы ненароком не свалился в пути. Жесткие конские волосы лезли в рот и липли к мокрым от слез щекам, тело затекло, но Билл не шевелился, чтобы облегчить себе положение, и не откликался, когда Якоб звал его. Перед самым закатом отряд остановился на привал, Билл дождался, пока Якоб отвяжет его, и повалился с лошади на землю.
Он лежал, считая загоравшиеся в небе звезды и попутно вспоминая их названия, покорно позволял Якобу поить себя отваром, краем уха слушал его неспешные байки о разгульной жизни варваров, о том, как во все времена их боялись, как их предки покорили Римскую империю. И о том, как могучий и воинственный народ постепенно превратился в отдельные разбойничьи шайки, преследуемые по законам короля.
- Почему он такой? – Спросил Билл, когда бородач замолк на минуту, чтобы отхлебнуть вина из бурдюка. Тот поперхнулся и спросил, вытирая бороду.
- Кто?
- Томас. Почему он такой?
- Ну… - Варвар поерзал, думая, что сказать. – Он всегда таким был, сколько помню его. Вечно на всех кидался, если кто косо взглянет, дрался, как собака. А уж как подрос, так вообще будто в зверя превратился, врага будет трепать, пока не доконает. За то и Шакалом прозвали.
- А почему он так ненавидит меня? Неужели лишь за то, что я принц?
- Нет, он вообще всех ненавидит, - засмеялся Якоб. – Всех, у кого власть есть, селян терпеть не может, землевладельцев всяких, я ж говорил. А тебя… наверное, так и есть – за то, что принц истинный. Не покоряешься.
Билл промолчал, осторожно потрогав шею. Следы пальцев Тома отозвались тупой болью. Варвар отпил еще вина, разлегся на земле, опираясь на локоть, и снова заговорил уже захмелевшим голосом:
- Мы его в лесу нашли, ребенком малым, мне тогда то ли тридцать зим было, то ли тридцать пять целых. Вождь наш прошлый, покойный Ангус с дозором ходил и нашел его. У него как раз брюхатая жена померла в то время, видать, и сжалился. А пацан-то худой был, голодный, истерзанный весь, не говорил почти. Шугался нас, все в сторонке сидел. Потом уж, как попривык маленько, сказал, как звать его – Томас, безродный щенок.
Билл поднял голову и изумленно поглядел на Якоба, но тот не заметил взгляда Билла и продолжал говорить.
- Ангус его на стойбище привез, сыном нарек своим. Томас маленький все бегал только за ним, к нашим пацанам играть не ходил, зато драться был горазд, еле отучили. Скакать быстро научился, с мечом и луком управляется с малолетства. Как семнадцать исполнилось, свой отряд собрал из парней, разбойничать ходили. А через год Ангуса дружина Людовика схватила, и казнили его. Томас на его место встал.
Принц перевернулся на бок и устремил взгляд вглубь лагеря, где должен был устроиться Шакал.
- Вы, наверное, его очень любите.
- Как тебе сказать… Сложный он человек. Воин хороший, чего уж тут скрывать, но человек норовистый, мрачный. Бывает, развеселится, смеяться будет, говорит по-доброму. Но это редко у него, чаще сядет где-нибудь и сидит как сыч.
Якоб икнул, вытер губы и завалился на бок, что-то бормоча себе под нос. Билл дождался, пока варвар захрапит, и бесшумно выпутался из плаща.
- Не может быть такого, чтобы человек был злым просто так, - прошептал он себе под нос, усилием воли заставляя себя идти прямо и не пошатываться. Стараясь пробираться незаметно для укладывающихся спать варваров, принц даже позабыл о жаре и дрожи, охватывающей больное тело.
Завидев Шакала, Билл присел на корточки за лениво жующим остатки травы конем. Его хозяин обернулся и осоловелыми от вина глазами взглянул на Билла.
- А ну, тихо! – Шикнул на него принц, и варвар, пожав плечами, улегся. Билл затаился, не сводя с Шакала любопытных глаз. Томас сидел на щите как был, в кольчуге и шлеме, устало опершись на рукоять меча. Смиренная обреченность, сквозившая в его облике, поразила Билла, привыкшего видеть главаря разбойников собранным и дерзким. Том выпустил из рук меч, тихо упавший на траву, и потянул с головы шлем. Принц захлебнулся очередным вдохом и невольно подался вперед из своего укрытия, когда на плечи Шакала из потемневшего грубого шлема струящимся потоком хлынули длинные светлые волосы.
Билл поднялся и, отряхнув одежду от приставших травинок и земли, несмело вышел из своего укрытия, стараясь ступать бесшумно. Но Шакал повернул к нему голову, едва уловив слухом шорох легких шагов, не усиленных тяжелыми сапогами. В глазах Тома на мгновение промелькнуло удивление, тут же сменившееся на привычную холодность, не оставляя на лице и следа от бывшей чуть ранее грусти. Билл замер в нескольких шагах от главаря, подбирая слова в объяснение тому, что он делал возле него. Невесть откуда взявшаяся решительность так же испарилась, оставив принца беспомощно стоять перед Томасом и молчать, блуждая глазами по суровому лицу варвара.
- Мне, наверное, нужно перепоручить тебя кому-нибудь другому, - сказал Томас, внимательно разглядывая ночного гостя. – Якоб слишком добр к тебе и плохо за тобой следит.
- Не надо, - ответил Билл. – Он единственный, кто видит во мне человека, а не товар.
Томас встал и разостлал на земле свой зимний плащ, подвигая его ближе к догорающему костру.
- Значит, иди и растолкуй ему, чтобы не привязывался к тебе. Если, конечно, не хочешь, чтобы старик переживал, когда ты отправишься ублажать какого-нибудь кордовского толстосума.
- Послушай, не продавай меня! – Воскликнул Билл, подходя ближе. – Я могу быть воином в твоем отряде, я прекрасно держусь в седле, умею обращаться с мечом, разбираюсь в военном деле. Каждый мужчина в нашем роду – умелый боец, с детства нас обучают конному и пешему бою. Я могу подсказать, как лучше вести бой, какое выбрать построение, какую стратегию, знаю, как избежать больших потерь, как лучше укрепить лагерь. Зачем продавать меня, ведь я могу принести пользу.
- Мне не нужно твоей пользы, в моем отряде я главный, и все это знаю без тебя. Не трать попусту время для сна, завтра мы поднимаемся вместе с рассветом.
Конь Тома радостно зафыркал, когда хозяин повесил ему на морду торбу с кормом. Принц смотрел на его руку, ласково треплющую животное по спутанной гриве, почесывающую гладкий бок, и оно доверчиво тыкалось мордой в ладони и грудь Шакала. Главарь обращался со своим конем лучше, чем с людьми. Билл вздохнул и провел рукой по крупу лошади.
- Ты либо очень черств, либо очень упрям, - тихо проговорил он. Томас обернулся и встретился с ним взглядом. – Либо есть что-то еще, но ты прячешь это ото всех.
Шакал ухмыльнулся, и принц подумал, что еще не видел, как тот улыбается.
- Ждешь, что я исповедуюсь тебе о своих грехах? Для этого ты пришел – думаешь разжалобить меня притворной заботой?
- Вовсе нет. Я лишь хочу понять, что заставляет тебя быть… Шакалом.
- Думаешь, этому есть причина?
- Конечно. И если бы я знал ее, я бы смог тебе помочь.
Том резко развернулся и отошел к своему самодельному ложу.
- Мне не нужна помощь жалкого раба.
- А помощь арабского халифа? – Билл, не отставая, направился вслед за варваром.
- Тем более.
- А помощь человека?
Шакал остановился, и принцу удалось заглянуть ему в лицо, находя в нем не только раздражение, но и растерянность.
- С чего ты взял, что мне вообще нужна помощь? – Возмущенно спросил главарь.
- Я вижу это. - Билл перевел дух, ожидая ответа. Томас смотрел на него, бронзовый в свете огня, с напряженными скулами, с молчащими губами, не знавшими улыбки, с красивым открытым лицом, на котором принц с удивлением заметил небольшие шрамы. Легкая светлая прядь от дуновения ветра перепорхнула с плеча на лицо, прикрывая прозрачной завесой прищуренный глаз, прямой нос и невесомо касаясь губ. Волосы чуть колыхались от дыхания Томаса, и Билл поднял руку, чтобы убрать ее.
- А знаешь, что я вижу? – Внезапно спокойно сказал Шакал, перехватывая его руку и сжимая запястье в железных тисках. – Я вижу изнеженного аристократа, что, прикрываясь маской добродетели и заботы, играет жизнями простых людей, как костями или куклами. Вижу жадного феодала, что сидит на золотом троне и пьет вино из черепов своих слуг, попирая ногами их жалкие останки. Вижу холеные руки, никогда не знавшие сырости земли и грубого дерева черенков лопаты и топора, вижу пальцы, способные только носить перстни с камнями и подписывать смертные приговоры. Вижу избалованного ребенка, сопливого мальчишку, что возомнил себя пупом земли, что так зазнался от собственного величия и считает, будто он знает больше других.
Билл похолодел и попытался вырвать руку, но сильные пальцы лишь сильнее впились в кожу.
- Сколько я вас таких видал, - говорил Шакал, наклоняясь ближе к лицу принца. – И ты такой же в точности. Считаешь себя лучше меня, выше?
- Да! Но не потому, что я богат и знатен, а потому, что я не убийца и вор, и люблю свой народ. А ты ненавидишь всех вокруг, режешь, калечишь, крадешь, лишь чтобы потешить свою звериную природу, оправдывая это тем, как ты беден и несчастен. Не зря тебя Шакалом прозвали! – Прокричал Билл в лицо Тому.
Рассвирепев, главарь дернул на себя принца изо всей силы и, когда тот упал, потащил его по земле в сторону спящего Якоба через лагерь. Билл извивался, острые камни разрезали тонкую ткань одежды и ранили тело, обдирали ноги в кровь. Варвары подскакивали, просыпаясь от шума, недоуменно глядели вслед своему вождю и его пленнику. Принц вскрикивал от жгущей боли и старался встать на ноги, но каждый рывок Тома вновь валил его на землю, покрытую режущей травой и конским навозом.
Дотащив пленника до места, Шакал швырнул его на грудь храпящему варвару, и Якоб тотчас проснулся, глядя на главаря непонимающими сонными глазами. Билл скатился с бородача и свернулся в клубок под его боком.
- Томас? Ты чего? – Прохрипел Якоб, с усилием садясь и держась за ставшую негнущейся спину.
- Я велел тебе следить за этим выродком! – Рявкнул Томас, указывая на Билла. – Какого черта он пришел ко мне среди ночи? Ты, верно, стал слишком стар и мягкотел. Когда мы дойдем до стойбища, ты останешься в нем вместе с женщинами и детьми. В походы с нами больше не пойдешь.
Якоб, открыв рот, глядел вслед удаляющемуся вождю, потом наклонился к дрожащему и плачущему подле него Биллу.
- Эй, парень, что случилось-то?
- Прости меня, - всхлипнул принц. – Я пошел к нему, хотел поговорить. Думал, что после того, что ты мне рассказал, смогу достучаться… Все из-за меня.
- Эх, что же ты, а? Говорил же я – ненавидит тебя Томас. Нет в Шакале сострадания к тебе.
- Это неважно уже. Теперь из-за меня пострадал ты, я не хотел этого, клянусь Аллахом!
- Ну, не убивайся так… - Якоб почесал в затылке и беспомощно вздохнул. – Насчет меня ты не переживай. Я давно хотел бросить это дело. Вернусь к жене, буду пасти скот, работать в кузнице…
- Как я мог подумать, что есть в нем душа? – Прошептал Билл сквозь слезы.- Вот глупец! Лучше бы я сразу умер!
Варвар укутал пленника в плащ и сел рядом, приготовившись добросовестно блюсти пост. Но вскоре сон сморил и его.
- О, Аллах, я похож на оборванного дервиша, - сокрушался Билл, оглядывая себя. Нежная льняная ткань полностью пропиталась грязью, штаны были протерты и порваны. Ступни, кое-как завернутые в подобие портянок, потрескались и иссушились от холода, под ногти забилась земля. – Если бы мой отец увидел меня сейчас, он бы не узнал меня.
Вспомнив об отце, принц загрустил и обернулся на восток, но увидел лишь серое низкое небо и плотную стену леса, в ветвях которого запутался утренний туман. Над деревьями, истошно крича, летали какие-то птицы. В груди снова перехватило, но Билл сдержал себя, он и так слишком часто давал волю слезам. Разумом он понимал, что вернуться домой ему не суждено, но душа не хотела мириться, и в ней теплился огонек надежды, что отец найдет его, заберет домой, накажет его похитителей. Билл вспомнит, наконец, что он – принц Абильхан, собственноручно приговорит Шакала к смертной казни и будет смотреть, как тот корчится от боли и захлебывается собственной кровью… Но унылый пейзаж вокруг и подтрунивающие над ним дикари всякий раз возвращали Билла на землю из его мечтаний.
Томас, как и в предыдущие дни, не подъезжал к ним, не заговаривал, передавая свои распоряжения через других. Билл иногда видел его далеко впереди, скрытого за своими плащом и шлемом, и чувствовал, как волна отчаянной ненависти затопляет его. Он косился за колчан, висящий за спиной Якоба, и перебарывал в себе желание стянуть у варвара лук и выпустить по главарю пару стрел. И лишь страх того, что могут сделать после этого с ним разбойники, останавливал его. Ведь жив он пока только волей Томаса.
- За что Аллах послал мне такое наказание? – Вслух рассуждал принц в пути от привала к привалу. – Я ведь соблюдал все его заветы, и сейчас продолжаю молиться. Никому зла не сделал в жизни. Но почему те, кто достойны кары, продолжают творить свои грязные дела, а мне приходится сносить побои и унижения в плену?
Тревожное чувство вновь и вновь терзало душу, Билл страдал от того, что не сможет разделить с отцом любую его участь, будто даже гибель от рук подлого дяди. И молил Аллаха лишь о том, чтобы Шахджахан был жив и здоров.
- Чего грустишь, парень? – Окликнул притихшего Билла Якоб. – Чего нос повесил?
- Тоскую по дому, - признался принц. – Больше по своему отцу.
- Хороший человек твой отец? – Якоб достал из сумки кусок подсохшего хлеба и отправил его в рот.
- Хороший. Он халиф нашего государства. Очень умен, проницателен, благороден… Жаль, что брату своему слепо верит.
- А что не так с его братом?
- Его брат хочет свергнуть моего отца с трона и сесть на него самому! В моем караване был человек, что служил ему, и я думаю, именно он распорядился бросить меня, когда вы напали.
- Ха! У нас такое каждый божий день происходит! – Варвар хлопнул Билла по плечу. – Наши франкийские короли друг друга травят, ссылают, заточают в тюрьмы. Мы привыкшие, для вашего-то брата это обычное дело.
- Ты не понял, Якоб, речь о моем отце. – Принц серьезно посмотрел на старика. – Я люблю его и беспокоюсь о нем. Поэтому-то я и хочу вернуться домой, не потому что привык жить в роскоши, а чтобы знать, что с ним все в порядке.
- Понимаю. Но я тебе вот что скажу. – Варвар наклонился к Биллу и доверительно прошептал. – Если твой отец такой же, как ты, ему ничто не грозит.
- Правда? – Билл изумленно поднял брови. – Ты уверен?
- Уверен. – Якоб кивнул и улыбнулся, а затем вдруг указал куда-то за спину принцу: - О, взгляни!
Билл обернулся и застыл. У кромки леса в нескольких метрах от лагеря стояло большое животное, которого принц раньше никогда не видел. Оно не было похоже ни на лошадь, ни на верблюда, ни на корову, хотя у него тоже были копыта. Высокое и грациозное, с бурой шкурой, длинной мордой и большими ушами, оно излучало силу и красоту. Но больше всего Билла поразили высокие ветвистые рога, что росли из головы животного, крепкие, гордо поднимающиеся вверх.
- Кто это? – Прошептал принц севшим от восторга голосом.
- Ну, ты даешь, парень! Олень это, не видел никогда, что ли?
Билл лишь покачал головой в ответ. Олень лениво жевал ветку растущего рядом куста, так же неотрывно глядя на Билла большими, внимательными глазами.
- Их полно в наших лесах, - сказал Якоб. – Скачут везде, листья подъедают. Мясо у них вкусное, хоть и жестковато, шкура теплая…
- Он смотрит как человек. – Принц спешился и осторожно, чтобы не спугнуть оленя, подошел поближе. – Добрыми и доверчивыми глазами. Прекрасное творение Аллаха, рожденное быть свободным, живущее так, как заложено в нем Создателем. Не делая никому зла, без лжи и предательств. Чудное безответное создание.
- Вот сейчас Томас из него обед сделает, - услышал Билл за спиной и охватил взволнованным взглядом толпу варваров. Главарь целился в оленя из лука, закрыв один глаз, тетива, натянутая до предела, мелко дрожала в его пальцах. Олень спокойно стоял на месте, шевеля ушами, словно не подозревая об опасности. Билл почувствовал, что Шакал собирается выстрелить, и громко крикнул:
- Нет!
Рука Тома дрогнула, и стрела пролетела мимо цели, едва не задев брюхо животного. Олень встрепенулся и кинулся в лес, растаяв между деревьев.
Поднялся возмущенный гул. Том опустил лук и покосился на пленника, ожидая увидеть на его лице усмешку, но во взгляде Билла было лишь осуждение. Билл помешал охоте нарочно, но не для того, чтобы поглумиться и выставить главаря дураком. Шакал скривился и кивнул нескольким варварам, направляя коня к лесу.
- Нет! Постой! – Билл бросился наперерез Тому, путаясь в накинутом плаще, не обращая внимания на смех потешающихся над его видом варваров.
- Ну, что опять? – Оскалился Том, останавливая коня.
- Не убивай оленя! Он должен жить!
- А мы должны есть. У нас кончается провизия. Тебя это тоже касается.
Принц подбежал и вцепился Тому в сапог, глядя на него снизу вверх. Шакал отвел глаза, вновь необъяснимо теряя всю уверенность.
- Прошу тебя, оставь ему жизнь. Он такой красивый и свободный! Он король леса!
- Он наша еда, - возразил Том.
- Ну, почему все должно быть так, как захочешь ты? – С надрывом воскликнул Билл.
- Шакал, да пни ты его в живот! – Усмехнулся стоящий рядом Йохан. – Вот прицепился как пиявка!
Принц с негодованием почувствовал, как ему в бок упирается носок сапога ненавистного дикаря. Разозлившись, он повернулся к Йохану и наотмашь ударил раскрытой ладонью по крупу его лошади. Фыркнув, она лягнула задними копытами воздух и понесла. Заголосив, Йохан не удержался на брыкающемся животном и свалился из седла, приземлившись головой вниз под дружный хохот своих друзей. Подняв оцарапанное лицо, варвар метнул в пленника взгляд, не предвещавший ничего хорошего.
Но Биллу не было дела до злобных рож Йохана, которые тот корчил в его спину. Он завороженно наблюдал за Томом, за его всегда сомкнутыми губами, уголки которых так необычно и так удивительно тепло были чуть подняты вверх. Том едва улыбался, но и эта едва уловимая улыбка меняла его будто бы изнутри, добавляя в мрачный облик каплю свечения. Билл почувствовал, как обида на Тома за злые слова уходит, утекая из сердца сквозь ноги в землю.
- Так и быть, - сказал, наконец, Том, отбирая у принца мимолетное наваждение. – Пусть живет.
Билл благодарно улыбнулся Шакалу, но тот, испуганно дернувшись в седле, поспешил отъехать от пленника в другой конец лагеря.
Через несколько дней горизонт зыбко забрезжил, и отряд выехал на берег очередной реки, но она была еще шире и полноводнее ее предшественницы, но вода не бурлила, поток был спокойным. Она текла между двух низких берегов, не обремененных густыми лесами, на них лишь кое-где виднелись небольшие группы деревьев.
- Дунай! – Торжественно произнес Якоб, разводя руки в стороны.
- И как же мы переберемся? – Тревожно спросил Билл, с ужасом вспоминая предыдущую переправу.
- Через Регенсбург, он выше по течению реки. Мы обычно проходим там рано утром, пока не слишком много людей.
Варвары нашли самое удобное место, где был наиболее пологий сход к воде, и подвели коней. Радостные животные опустили морды в воду, жадно хлебая ее. Дикари спешивались, снимали тяжелые доспехи, со вздохом облегчения валясь на землю, некоторые шли к воде, разматывая сети, чтобы запастись рыбой. Билл бродил вдоль берега, разминая ноги, сзади грузной тенью топал Якоб. Неподалеку от лагеря берег порос густой осокой и стояли в ряд несколько деревьев, ветви которых нагибались к самой воде. Раздвинув гибкие стебли руками, принц обнаружил небольшой уединенный залив, спрятанный уходящими в воду полукругом камышами. Странные ветви деревьев были очень тонкими, с узкими листьями, касались воды, образуя живой навес. Шелест ветра в листьях заворожил Билла, он долго стоял, слушая его беззвучный шепот в своих волосах, слушая, как переговариваются между собой пожелтевшие камыши, и смотрел, как это чудное дерево гладило своими листочками-пальцами гладкую поверхность реки, и как разбегались от его прикосновения круги, словно дрожь по телу.
- Я хочу искупаться здесь, - сказал Билл Якобу.
- Вода холодная. Опять заболеешь.
- Я быстро. Прошу, я весь в пыли и грязи.
Якоб нахмурился, с подозрением глядя на пленника.
- Я не уплыву далеко, - улыбнулся Билл. – Не беспокойся, я не сумасшедший, чтобы пытаться спастись бегством в ледяной воде.
- Хорошо, - согласился старик. – Но только быстро.
Билл снял плащ и аккуратно сложил его на траве. Повернувшись к Якобу, он выжидательно поднял бровь.
- Что? – Не понял тот.
- Ты не мог бы уйти или хотя бы отвернуться? Я же не буду раздеваться при тебе.
Варвар картинно закатил глаза и скрылся в камышах. Принц стянул с себя засаленную одежду, бывшую когда-то искусно сотканной изо льна пижамой, нежно прилегающей к телу, и брезгливо осмотрел ее. Бросив ее поверх плаща, Билл осторожно коснулся ступней воды и тут же отдернул ногу. Кожу обожгло холодом. Желание купаться тут же исчезло, но тело было покрыто корочкой из пота и пыли, поэтому принц крепко зажмурился и с разбегу бросился в реку. Конечности тут же свело от холода, Билл вынырнул и, хватая ртом воздух и широко раскрыв глаза, принялся судорожно растираться и сучить в воде ногами, чтобы не замерзнуть.
Плавая и ныряя, вскоре принц немного согрелся и позволил себе наслаждаться той свежестью и легкостью, что дарил мокрому телу налетающий иногда ветерок. Расслабившись, Билл откинулся на спину, позволяя воде скользить сквозь черные волосы. Вдоволь наплескавшись, Билл встал, выжал воду из прядей и, повернувшись лицом к берегу, издал испуганный возглас. Под деревом, задумчиво кусая губы, стоял Шакал, в упор глядя на принца. Ощущение холода снова вернулось, и Билл задрожал, стуча зубами, но выходить на берег под пристальным взглядом Томаса не решался. Том продолжал молча смотреть на него, и принц, запинаясь, позвал:
- Томас?
Шакал медленно перевел глаза от линии воды на лицо пленника, и от его взгляда Биллу стало неловко. Он поспешил отступить подальше от берега, чтобы вода покрыла его обнаженную грудь. Том бросил на землю туго свернутый узел и пару потертых, но добротных сапог.
- Это одежда для тебя, - сказал он. – Выброси свои тряпки, в них только морозиться.
Том подцепил носком сапога разодранные шаровары Билла и откинул их в камыши. Билл кивнул, переставая чувствовать ноги. Том оглядел посиневшего пленника и усмехнулся.
- Вылезай уже. Что там у тебя такого, что показать боишься? Не женщина поди…
Оскорблено поджав губы, принц на негнущихся ногах вышел на берег и, не глядя на главаря, стал одеваться в принесенную им одежду. Теплые штаны, шерстяная рубаха, плотная куртка были очень кстати, и ощущение уюта, подаренное ими, несказанно обрадовало Билла. Сапоги на удивление пришлись впору, а главное – в них было сухо, и Билл блаженно переминался с ноги на ногу. Последним в узелке принц нашел широкий ремень с большой грубой застежкой. Толстая кожа плохо гнулась и не хотела оборачиваться вокруг тонкой талии Билла. Но когда он, пыхтя, все же согнул ремень, обнаружилось, что отверстий для языка застежки в ремне было всего три, и все они располагались ближе к концу, так, что закрепленный на них ремень свободно падал на землю, совершенно не поддерживая штаны.
- Ну, что ты там все копаешься?
Билл вздрогнул и оглянулся на Тома.
- Я… - начал было он и осекся. Шакал стоял у кромки воды, сбросив всю одежду, как до него принц.
- Ремень, что ли, застегнуть не можешь? – Спросил Том. Билл лишь кивнул, облизывая ставшими отчего-то сухими губы.
- Дырки нет, - растерянно отозвался он. Главарь нагнулся и вытащил из кучи одежды свой нож, в котором Билл с содроганием узнал тот самый, которым Шакал угрожал ему. Том подошел к Биллу и потянул на себя застежку, ремень легко выскользнул из руки Билла и плавно проехал по бедрам. Сложив ремень вдвое, Том принялся протыкать кожу ножом через равные промежутки.
Принц старался смотреть лишь на его работу, но взгляд, как шаловливое дитя, словно сам собой вырывался из-под контроля и бегал по телу Шакала, по широким плечам, крепкой безволосой груди и норовил спуститься туда, куда порядочным людям смотреть не положено. Сам Том, казалось, вовсе не испытывает смущения и стыда, спокойно стоя перед своим пленником полностью обнаженным. Было видно, что он закален недружелюбным климатом Франкии, холодная погода и ветер не оставляли на его теле россыпи из проворных мурашек и не заставляли это тело биться в дрожи. Билл же дрожал, но понять не мог отчего, ведь будучи одетым, как варвары, он давно согрелся.
- Держи. – Том вернул ремень. – Теперь там сколько угодно дырок.
- Спасибо, - выдохнул Билл и попятился к камышам, увидев в ответ удивленный и недоверчивый взгляд Шакала. Вертя нож в руке, Том отвернулся от Билла и пошел к воде, попутно бросая клинок на одежду, и принц с содроганием лицезрел на его спине заживший бледно-красный шрам, проходящий по косой от лопатки до поясницы.
Выбравшись из кустов, Билл подбежал к Якобу, безуспешно пытаясь проглотить комок в горле. Варвар развел руками и восторженно пробасил:
- Вот это да! Выглядишь как настоящий варвар! Только меча не хватает и щита.
Билл криво улыбнулся, поправляя ремень.
- Постой-ка… а откуда у тебя наша одежда? – Якоб почесал в затылке, оглядывая пленника.
- Томас принес, - пожал плечами принц.
- Так вот зачем он к тебе туда ходил… А я-то напугался уже, думал, опять бить станет. Это ведь его купальня там, он там сидит каждый раз, как мы на этой поляне останавливаемся.
- Что? – Испуганно переспросил Билл, закрепляя плащ Якоба поверх одежды. – Почему ты мне сразу не сказал?
- Так забыл совсем, старый уже. Он там купается, переодевается… Хм, странно… На тебе будто бы его запасная одежда.
Билл изумленно провел руками по рубашке и брюкам, которые ему отдал Том. Знание того, что Шакал по своему желанию уступил продрогшему чужаку свою теплую одежду, отозвалось в душе приятным томлением. Принц благодарно улыбнулся колышущимся камышам и грустным деревьям, не замечая устремленного на него из этих зарослей внимательного взгляда.
Десятки огней расплывчато отражались в спокойной глади ночной воды, десятки костров жег отряд дикарей, варя в котелках над пламенем пойманную в реке рыбу. Якоб помешивал ароматный бульон, кидая в него разные корешки, хранящиеся у него в маленьком тряпичном мешочке. Билл ерзал на месте и сглатывал слюну, нетерпеливо стуча пальцами по коленям и заглядывая в котелок. Заметив это, Якоб усмехнулся и зачерпнул полную ложку варева.
- На-ка, попробуй. Что скажешь? Горячо!
Билл поднес ложку к губам и аккуратно подул на нее. Отхлебнув бульона, принц зажмурился и причмокнул.
- Вкусно… А что это?
- Уха! Темные вы в своем халифате, оленей не видели, ухи не ели...
Билл улыбнулся ему, глядя, как Якоб пробует уху сам, недовольно бормоча под нос. Мимо гурьбой прошли варвары, среди которых был Йохан. Принц презрительно посмотрел ему вслед, и тот оглянулся. Его глаза пробежались по Биллу и угрожающе сузились.
- Шакал! – Крикнул он. – С каких пор раб выглядит, как варвар? Кто ему позволил носить нашу одежду?
Томас, сидевший у своего костра, исподлобья глянул на Йохана и что-то сказал сидящему рядом воину. Парень встал и подошел к соседнему костру, хлопнул другого по плечу, передавая слова вождя. Последний варвар громко свистнул, привлекая внимание Йохана:
- Эй, горлопан! Шакал передает тебе, чтобы ты закрыл свой рот и не портил нам аппетит!
- Ну, уж нет! Я этого стерпеть не могу! Где ж это видано, чтоб арабская потаскуха как свободный воин выглядела?
Билл вскочил на ноги, задыхаясь от гнева.
- Что ты сказал?! – Вскричал оскорбленный принц.
- А то и сказал! Арабская потаскуха!
Билл сжал кулаки и нагнулся к Якобу.
- Дай мне свой меч.
- Посмотрите-ка, он собирается драться со мной! – Расхохотался Йохан.
- Дай мне меч, - процедил Билл, трясясь от негодования. Старый варвар, не посмев противиться, послушно протянул ему ножны, брошенные рядом. Принц ухватился за рукоять и не без усилия вытащил меч. Оружие, предназначенное для крепкого и рослого варвара, было чересчур увесистым для араба, но Билл, превозмогая неудобную тяжесть, выпрямился и гордо встал напротив Йохана. Тот фыркнул и достал свой меч, игриво перекладывая его из руки в руку. Любопытные варвары оставили свои места, подтягиваясь к костру Якоба, и образовали круг, предвкушая кровавое зрелище.
- Давай, нападай! – Подзуживал Йохан Билла, обходя того по кругу. – Проучи меня!
Билл стоял на месте, держа перед собой меч, следя за противником только глазами.
- Да он боится! – Крикнул кто-то из толпы, подбадривая своего. – Надери ему зад!
Йохан рыкнул и бросился на принца, рубанув воздух. Билл пригнулся, уходя от удара, и, быстро выпрямившись за спиной варвара, сильно толкнул ногой того пониже спины. Йохан, взмахнув руками, сделал пару шагов и упал на колени. Поднявшись, он вновь бросился на Билла, занося оружие над головой для удара, но принц вновь ловко отскочил в сторону, а когда варвар, не сумев вовремя остановиться, пробежал вперед, ударил его плашмя по спине мечом. Взревев от боли и ярости, противник бросил свой меч на землю и, засучив рукава, ринулся в рукопашную. Дождавшись, пока Йохан подбежит ближе, Билл вогнал лезвие в землю и, опершись на него, толкнул Йохана ногами в грудь. Варвар отступил и упал на спину, подбрасывая ноги в воздух.
- О-хо-хо! – Загоготали воины, показывая пальцами на барахтающегося на земле друга. Йохан тяжело поднялся, налитыми кровью глазами ища того, кто в очередной раз выставил его посмешищем перед отрядом. Найдя араба, варвар стал наступать, протягивая вперед руки со скрюченными пальцами, готовый задушить врага.
- Хватит! – Кто-то дернул его назад за ворот рубахи. Том встал между ним и пленником, указывая на толпу. – Иди, набей живот, а то с голода соображать перестал.
Йохан сплюнул на землю и указал на Билла, а потом ребром ладони провел по своей шее. Принц улыбнулся и обвел собравшихся поглазеть торжествующим взглядом. Том перехватил его взгляд и насмешливо хмыкнул, вынимая из ножен свой меч. Якоб вскочил на ноги, в тревоге пробираясь к середине круга, в котором довольный от схватки с Йоханом Билл с каждым мигом терял свою уверенность. Сражаться резко расхотелось. Принц не боялся, что Том победит его, что презрительно рассмеется, поставив ему, распластанному на земле, ногу на грудь. Но, стоя напротив Тома и видя холодный блеск его глаз, Билл не хотел сражаться, у него не было не единого шанса, проще сразу признать свое поражение. Не потому, что он был трусом, не потому, что мудрее будет отступить. А потому, что что-то внутри, извиваясь и сворачиваясь под этим холодным огнем, требовало покориться.
Том, поигрывая оружием, медленно приближался к принцу. Крутанув лезвие вокруг своей оси, он сделал резкий колющий выпад в сторону Билла. Удар был неожиданным, Билл едва успел отклониться назад и ударить по мечу Тома своим. Развернувшись, Шакал присел и махнул мечом по низу, и Биллу пришлось подпрыгнуть, чтобы удар не пришелся по ногам. Замахнувшись, он обрушил оружие на соперника сверху, но главарь отразил удар, встретив его своим мечом. Лезвия заскрежетали, соприкоснувшись, а новый удар выбил из стали несколько искр, погасших не достигнув земли. Билл чувствовал, как тело становится ватным, сил хватило только, чтобы отразить последний удар. Том вывернул рукоять, обводя меч Билла своим, и выдернул его из послушно разжавшихся пальцев принца, отбрасывая к ногам веселящихся варваров. Принц опустил руки, глядя, как пламя костра танцует отраженным в лезвии меча, застывшего перед его лицом. Горечи от поражения он не чувствовал.
Том убрал оружие в ножны под дружные возгласы.
- У варваров нет уловок и хитростей в боях, - сказал он, разминая хрустящие пальцы. – Смерть нужно встречать лицом, а не спиной.
Дикари снова зашумели, потрясая в воздухе кулаками, и стали расходиться, усаживаясь на свои места у огня и вылавливая из котелков переваренную рыбу.
- Я не ищу смерти, а предпочитаю обмануть ее, - ответил Билл. Том выгнул бровь и наклонился к пленнику, приблизив лицо к лицу.
- Смерть нельзя обманывать, - негромко проговорил он. – Она злится из-за этого.
- Можно. Нельзя обманывать лишь самого себя.
Шакал покачал головой и оставил принца. Билл дернулся, подавляя неуместное желание пойти следом за ним, и вернулся под бок к Якобу. Бородач потрепал его по голове и похлопал по плечу широкой ладонью.
- Смелый ребенок, добавил ты мне седых волос в бороду!
Билл засмеялся и набросился на еду, не обращая внимания на испорченный долгой варкой вкус.
Ночь выдалась еще промозглее, чем предыдущие, с реки шел влажный воздух, оседая противным каплями на вещах и одежде, покалывая лицо. Биллу едва ли удавалось задремать, неугомонные жучки, названные Якобом сверчками, то и дело принимались стрекотать в траве, мешая своими долгими монотонными беседами спать. Якоб тоже не давал Биллу уснуть, ворочаясь и жалостливо покряхтывая во сне. Высунув голову из-под плаща, Билл долго вглядывался в темноту, пока не заметил в ней варвара, мелко дрожащего и пытавшегося свернуться клубком от холода. Почувствовал укол совести, принц выбрался из своего кокона и укрыл старика плащом, чтобы тот не мерз, а сам сел у костра, подтянув ноги к груди, и положил подбородок на колени. Угли в костре почти потухли и не давали тепла, как Билл не ворошил их. Спать не хотелось, слишком много в прожитом дне было впечатлений, и они всплывали в памяти снова и снова, то полными картинами, то отдельными деталями, но во всех них мелькал лишь один образ, благодаря которому они возвращались снова и снова, представая перед глазами. Билл поднял голову и стал сматриваться в темные силуэты храпящих на разные лады варваров, вытягивая шею, стараясь угадать в одном из них Шакала.
Когда ноги от долгого сидения в одной позе затекли, принц встал и медленно пошел вдоль лагеря, переступая через людей и обходя фыркающих коней. Было что-то привлекательное в таких прогулках по ночам, в неслышном скольжении между поднимающихся куда-то ввысь сновидений, в риске быть замеченным, пойманным. Билл вдыхал ночную свежесть, направляясь туда, где вчера он купался в ледяной воде, в тот скрытый от мира крохотный залив. Словно не желая нарушать тишину, камыши расступились под руками принца, и Билл спустился к берегу.
- Опять гуляешь без стражи? – Раздался в темноте голос. Билл испуганно замер и заметил сидящего у воды Томаса.
- Опять изобьешь меня за это? – С вызовом спросил принц, но голос все равно дрогнул.
- Не буду, если станешь сидеть тихо и не позволять себе болтать лишнего.
- Значит, мне можно остаться?
Том помолчал.
- Можно.
Билл опустился на землю в нескольких шагах от Шакала. Он видел, как поднялись, напрягшись, его плечи, и в темноте будто снова загорелся шрам, прочертивший рваную линию на спине. Молчание тяготило принца, слишком много вопросов требовало ответа, слишком сильным и диким было желание вновь услышать задумчивый низкий голос, словно плотный молочный туман покрывающий собой существо принца, заглянуть хоть на мгновение за завесу из жестокости и черствости и увидеть, что скрывается за ней. Рискуя вновь испытать на себе гнев главаря, Билл осторожно сказал:
- Расскажи мне… - Принц задумался на мгновение, подбирая слова, - … что-нибудь.
- Что же? – Спокойно отозвался Томас.
- Хотя бы, как называется это чудное дерево, под которым мы сидим.
- Ива.
- Ива… - повторил Билл. – У нас нет таких деревьев, как у вас. У нас одни только пальмы… И земля не такая. У нас лишь пустыни, а земли каменистые и сухие. У вас земля влажная и мягкая.
Принц положил ладонь на землю и сжал ее, набирая горсть. Земля была сырой и холодной, оставляла на коже черные пятна. Вновь поднялся ветер, развевая ивовые ветки, и их шелест, при свете дня дружелюбно приветствовавший Билла, ночью казался угрожающим и таинственным.
- Холодно, - сказал Билл, запахивая куртку. – Почему так холодно?
- Потому что скоро зима, - насмешливо ответил Том.
- Ну и что? У нас в это время становится еще жарче.
- А у нас падает снег. Ты когда-нибудь видел снег?
Билл выпрямился, удивленный, что Том спрашивает его о чем-то.
- Нет. Но я слышал, что он белый и холодный. И что, если взять его в руку, он тает и превращается в воду.
- Так и есть.
Шакал поднялся и направился к камышам, намереваясь уйти.
- Постой! – Остановил его Билл, вскакивая на ноги. – Я хочу знать кое-что.
- Что?
- Почему ты отдал мне свою одежду?
- Ты чем-то не доволен?
- Нет, наоборот, очень признателен. Но ты ведь сам говорил, что я раб и поганый аристократ. Зачем же помогать мне? Только не говори, что это для того, чтобы я не заболел и не умер, и ты смог бы выгодно меня продать.
Главарь молчал, слившись во тьме со стеной осоки, и Билл подумал, что тот давно ушел, а он разговаривает с пустотой. Наконец, Том шевельнулся и произнес:
- Какая разница? Все равно эта причина – главная, и она все решает.
- Значит, есть и другие? – С надеждой воскликнул Билл, но ответом ему послужил лишь шорох и хруст камышей, ломающихся под удаляющимися шагами.
Окружающий мир опустился в непроглядную тьму, небо в считанные мгновения заволокли грозные тучи, готовые разразиться злым осенним ливнем. Билл все вглядывался в темноту между гибких, колышущихся на усиливающемся ветру теней, туда, где растаял, как ночное приведение, Томас. Гудящие от напряжения ноги готовы были сами оторваться от земли, тело в едином порыве с душой рвалось догнать оставившего после себя столько вопросов Шакала. Но страх незримыми, но цепкими нитями держал Билла на привязи, давил ему на плечи, будто погружая в черную вязкую землю, как в болото смирения. Безвольные ивовые ветки извивались и крутились в воздухе, как пойманные за хвост змеи, хлестали Билла по спине, опутывали руки, что-то злобно шептали на ухо. Принц опустил голову, не в силах смотреть, как буйное, напуганное воображение заставляет видеть в переплетающихся ветвях переплетающиеся ноги и руки, гнущимися к земле камышами рисует гнущееся тело – его, Абильхана, под настойчивыми, похотливыми руками, под толстыми, увешанными перстнями пальцами, жадно и больно пробирающимися в запретные места…
- Нет! – Билл бросился напролом через осоку вслед за Томом. Встречный порыв, ударивший в лицо с открытого берега, не вышиб из груди удушающего омерзения, возникшего от образов рабского будущего. Будущего, которое кроил ему угрюмый варварский вождь. – Постой! Томас! Остановись!
Принц догнал Тома и схватил его за руку, удерживая на месте. Том выдернул руку, скривившись как от ожога.
- Ну, что тебе нужно? – Надрывно спросил он.
- Прошу, выслушай меня! Мой отец хороший человек, он очень печется о нашем народе, открывает больницы и богадельни, раздает беднякам наделы земли и скот, а дань берет только с тех, кому есть, что дать. И я стараюсь быть похожим на него, я обходителен со слугами, всегда подаю милостыню нищим. За время правления моей семьи, у нашей страны не было ни одной войны!
- Зачем мне все это?
- Затем, что я не такой, каким ты меня считаешь! Может, те, кто встречался тебе раньше, и были подлыми и ничтожными людьми, но я не тот. Поверь, у нас правителями становятся наместники Аллаха на земле, мы не можем грешить и лукавить перед лицом Всевышнего. Он все видит!
Шакал усмехнулся.
- Причем тут ваш бог? Ты так боишься умереть, что пытаешься напугать меня им?
- Речь не о жизни, а о чести! Мы чтим наши честь и достоинство, и попрать их – преступление. Ты хочешь продать меня в наложники – это ли не унижение чести?
- Какое мне дело до твоей чести? А достоинство? Что это такое? Не трать свое красноречие, аристократ, разве мне, неотесанному дикарю, знакомы такие слова?
Билл мотнул головой, удивленно вглядываясь в темный овал лица Тома.
- Я не понимаю…
- Ты ведь считаешь меня нелюдем. Жалким выродком без имени и рода, - прошипел Шакал, и его тело передернула дрожь, заставляя подобраться, как для прыжка.
- Вовсе нет! – Воскликнул Билл. – Я так не думаю, клянусь Аллахом, не думаю! Я же вижу, как ты заботишься обо мне, я знаю, что ты не хочешь мне такой участи, какую прочишь…
- Ты видишь то, что хочешь видеть, ищешь во мне слабость.
- О, Господи, ну, зачем ты так? – Застонал Билл. – Зачем тебе нужна эта жестокая личина, зачем ты притворяешься бессердечным и злым? Неужели ты не страдал? Если бы ты пережил хоть долю того, что я…
- Откуда тебе знать, что я пережил? – Закричал Том, и его крик влился в оглушающий раскат грома. Темное небо в завитках туч прочертил ослепительный зигзаг молнии, осветив перекошенное яростью лицо Тома. Новая вспышка разрезала навес туч, и на землю хлынул ливень.
- Я не знаю! – Билл сжал голову, чувствуя, как его сносит потоком отчаянной горечи, лившейся из глаз Шакала. – Но очень хочу знать! Если бы ты поделился со мной, мы бы нашли способ, как помочь тебе!
- Ты уже это говорил, - устало сказал Том, закрывая глаза. – И я повторюсь – мне не нужна помощь.
Принц внутренне был рад тому, что со всех сторон налетает сильный ветер, и что дрожь волнения, бьющую тело, можно выдать за дрожь от холода.
- Я хочу тебя узнать, - прошептал он немеющими губами. – Я очень хочу тебя узнать…
Том не ответил, лишь нервно качал головой из стороны в сторону.
- Чем я хуже людей, что окружают тебя? – Билл кивнул на берег, где в спешке и суматохе носились варвары, собирая свои нехитрые пожитки и укрывая коней от дождя.
- Ничем. Им также нет дела до меня.
- Но мне есть...
- А тебе-то какое дело?
- Я не могу объяснить… - Билл замялся, отводя взгляд. – Поначалу я, скажу прямо, ненавидел тебя. Но теперь мне кажется, что это все не зря…
- Не надо, - холодно оборвал Том. – Я не верю тебе.
Принц запнулся и замолчал, изумленно переводя глаза с лица Шакала на его пальцы, едва касающиеся плеча пленника. Тотчас его прошиб озноб, и он присел, обхватывая себя руками.
- Т-ты д-даже н-не дал мне ш-ша-анса… - С трудом проговорил он, утыкаясь лбом в колени.
Том поднял лицо к небу и медленно выдохнул. Позволяя каплям стекать по лицу и шее под одежду, он открывал рот и ловил небесную воду, по-детски наивно представляя, как она падает внутрь, туда, где в центре груди, как в центре земли, горело и жгло адским огнем, где спорил и бесновался груз прожитого, с туго набитой котомкой опыта из обманутых ожиданий и разрушенных надежд, из разочарований и страхов. Приклеившийся намертво к лицу облик угрюмого и молчаливого зверя пророс глубоко в сознание, пустил корни в душу, черные и бугристые, как руки зла.
«Не верь ему, он лжет, он хочет запутать тебя, пустить пыль в глаза, а сам ударит в спину» - бились в голове мысли Шакала, и Томас внимал им.
«Верь ему… верь… посмотри ему в глаза… загляни в себя… ты же устал…» - отвечало что-то еще, новое, неизвестно откуда пришедшее, тонкой красной нитью пульсирующее в сердце.
Том смахнул воду с лица и, подхватив пленника под руками, рывком поднял его на ноги. Билл покачнулся и стал падать, не держась на ослабевших ногах, и Тому пришлось сильно встряхнуть его, чтобы вернуть в чувство. Билл всхлипнул и открыл глаза.
- Томас… - выдохнул он. Шакал сглотнул, с удивлением заметив, что принц пытается обнять его, отстранился и сказал:
- Я должен убедиться, можно ли тебе верить. У тебя еще есть время.
- Я докажу, - уверенно заявил Билл. Том отступил на шаг назад, оглядел пленника, и, зябко ежась от прилипшей к телу одежды, направился в лагерь. Принц опустил глаза, вновь невесомо погружаясь в чувство странной, щемяще-нежной прострации, что находило на него в прожитом дне не раз, когда, глядя в спину Тому, он вспоминал его, нагого, у заводи.
Порт Никомедии был переполнен, как никогда со дня его постройки. Старожилы города не могли припомнить, чтобы когда-либо с одного берега на другой переправлялись за раз столько кораблей. Торговцы и путешественники занимали таверны, бесцельно ошивались по улицам и досадливо бурчали, перемывая косточки тому, ради которого правитель города распорядился на день занять все их корабли. Но вслух никто не возмущался, предпочитая услужливо уступать и склоняться в поклонах. Ведь корабли требовались самому Шахджахану, арабскому халифу, во главе могучего войска направлявшемуся в военный поход на Франкию.
Воины и слуги сновали по пристани, погружая на борта множество сундуков, ящиков с провизией, связок и узлов, загоняли упрямящихся коней и верблюдов. Шахджахан наблюдал за ними из-под навеса, то и дело тяжко вздыхая и качая головой, халифу казалось, что работа продвигается слишком медленно, а он дорожил каждой минутой, ведь они отделяли его от дорогого сына, бедствующего где-то вдали.
Узнав о горе халифа от посла, правитель Византии, его старый друг, тотчас распорядился немедленно открыть все дороги арабскому войску, снабжать в пути водой и едой, и обещал по прибытию в столицу дать в подмогу и своих солдат. Шахджахан мучился в раздумьях. Он не хотел воевать, единственное, к чему он стремился, - отыскать Абильхана. Но если войны не избежать, он должен был быть готов к незамедлительному нападению.
Толстопузый начальник пристани, поправляя съезжающую с потного плеча тунику, гостеприимно распахивал объятия, целовал слюнявыми губами руки халифа и заискивающе лебезил, восхваляя величие и мудрость Шахджахана. Халиф лишь кивал в ответ, отстраненно замечая, как искажается лицо подлизы при виде драгоценных украшений и расшитых золотом одеяний правителя. Раньше его забавляли подобные ситуации, но теперь не осталось сил даже на холодную надменность.
«Отец, зачем они делают вид, что рады нас видеть?».
Шахджахан отошел от толстяка, пряча мокрые глаза. Будь рядом сын, он бы не преминул сказать этому противному типу что-нибудь язвительное и насмешливое. Но Абильхана не было рядом, и халиф не знал, сможет ли он когда-нибудь смириться с этим, если ему не суждено будет найти сына. Сердце упрямо хотело верить в лучшее, но горькие тревожные мысли доводили до исступления.
- А что, если Атхар ошиблась? – Успокаивал он себя, бродя между суетящимися слугами. – Что, если с Абильханом все в порядке, и он спокойно выполняет свою миссию? А я заявлюсь на границе Франкии и тем самым положу начало бессмысленной войне…
И тут же качал головой, отрицая собственные слова. С того света не приходят просто так, мертвые не ошибаются. А любимая жена не лгала ему и при жизни…
Поднявшись на палубу, Шахджахан устроился на носу корабля в ожидании появления другого берега и, успокоенный мерным скольжением по воде, незаметно для себя погрузился в воспоминания. Он помнил, как двадцатилетним мальчишкой, выбегал на мраморные ступеньки дворца навстречу вернувшемуся из поездки в дружественный Египет отцу. Вот отец спускается из своих носилок и подмигивает ему, подводя закутанную, как мумию, будущую жену. Свободными оставались только глубокие черные глаза, пустившие молнию прямо в сердце юному Шахджахану. Обомлевший, он мог только по-рыбьи открывать рот, влюбившийся с первого взгляда в один только гордый взгляд невесты. Шелестя многочисленными тканями, она быстро просеменила мимо и закрылась в своей комнате, и близко не подпустив назначенного ей мужа.
Целых две недели Шахджахан, забыв об учениях и обязанностях, слонялся около запертой двери, умолял и требовал, угрожал и пылко клялся в любви, но египетская красавица оставалась непреклонной, и даже гнев халифа не испугал ее. Отчаявшись добиться ее, Шахджахан вылез в окно соседних покоев и по узкому парапету, держась за рельефные узоры и рискуя сорваться вниз, перелез в комнату к невесте. Узнав об этом, его отец свалился с болезнью сердца, зато изумленная и напуганная египтянка тотчас признала Шахджахана своим мужем и господином. Так прекрасная Атхар стала его женой.
Она была красива, как египетская богиня, с вьющимися смоляными волосами и рядом жемчужных зубов между розовых сочных губ, умна, как сотня ученых мужей, умела читать и писать, ездить верхом и ткать кружева, танцевала, как фурия, пела и играла на лютне. Шахджахан любил Атхар до безумия, забросив других жен, проводил время только с ней. Остальные жены ревновали и завидовали черной завистью, но ничем не могли сравниться с Атхар, хоть и была та с норовом и могла выгнать мужа из спальни, если была чем-то недовольна, – все ей прощалось. Старались ее соперницы, как могли, но внимания мужа добивались редко.
Долго не могла Атхар понести дитя от Шахджахана, и он переживал, ведь хотел, чтобы наследника ему родила именно она. Отчаявшись, она плакала и отправляла мужа к другим женам, но тот и слышать ничего не хотел. Лишь через пять долгих лет их ожидания вознаградились. Шахджахан забросил все дела, целыми днями ухаживая за любимой, сам выбирал для нее лучшие фрукты и мыл ей ноги перед сном. Тяжело носила Атхар, и лекари, опустив голову, советовали халифу и его жене избавиться от ребенка, иначе Атхар не выносит его. Шахджахан в гневе выгонял мудрецов прочь, а сам шел в мечеть и молился Аллаху, не поднимаясь с колен. И Аллах даровал чудо – в день летнего солнцестояния, среди лучших лекарей халифата, под молитвы и заклинания появился Абильхан, сделав Шахджахана самым счастливым человеком на свете.
Халиф очнулся от того, что слуга звал его к столу. Полуденное солнце стояло высоко и пекло голову даже через чалму. Халиф направился вслед за слугой в каюту и сел обедать, все так же погруженный в воспоминания.
Его сын был как две капли воды похож на свою мать. Стая нянек и учителей не могли догнать проворного мальчишку, путаясь в своих одеждах, они ковыляли за убегающим принцем, но в итоге им приходилось лишь слушать удаляющийся топот детских ножек. Абильхан мог вбежать в тронный зал во время серьезного совета и спрятаться за троном отца, а то и вовсе вскарабкаться ему на колени. Мог влезть на пальму, растущую в саду дворца и довольно взирать сверху на столпившихся вокруг дерева растерянных наседок. Слушался маленький принц только родителей, по первому зову бежал к столу или в кровать. Шахджахан часто брал его в свои поездки и водил сына, показывая ему дома, площади и земли. Абильхан был очень любопытным, стремился везде заглянуть, все потрогать, со всеми поговорить. Единственный способ удержать его рядом - положить ладонь на вихрастую черноволосую голову и неспешным голосом рассказывать обо всем, что встречалось на пути. Возвращаясь домой, принц бежал к матери и, засыпая у нее под боком, пересказывал ей услышанные от отца истории.
Но правду говорят мудрецы, что счастье не может быть вечным, и семью Шахджахана постигло горе. Едва принцу исполнилось десять, Атхар неожиданно захворала и сгорела за два дня. Халиф в это время находился с визитом в Басре, и узнал о несчастье от срочного гонца. Бросив все, он вернулся домой, где его встретил брат аль-Мамун, поведавший, что, приехав в гости к племяннику, обнаружил Атхар в бессознательстве и бреду. Аль-Мамун тотчас вызвал лучших врачей, но ни один не помог женщине.
Потеряв жену, Шахджахан нашел утешение в сыне и сблизился с братом, который не отходил ни на шаг от халифа, поддерживая его. Но халиф с недовольством замечал, что Абильхан не признает дядю, старается спрятаться и придумывает разные отговорки, чтобы не видеться с ним. И халиф задался целью однажды помирить двух самых дорогих ему людей.
Но потерял еще и сына.
Сойдя на берег, Шахджахан отдал приказ держать курс на дворец византийского царя. Оседлав своего скакуна, он выпрямился и обвел взглядом вечернюю пристань. Переправы ждала лишь небольшая группа всадников, и, приглядевшись к ним, халиф задрожал, чувствуя, как внутри все закипает.
Посланные воины в мгновение ока окружили всадников и пригнали их к халифу. Бледного как смерть Хакима стащили с коня и швырнули на землю перед правителем.
- А ну, объясни мне, мерзкая крыса, что ты делаешь здесь и где мой сын? – Угрожающе спросил Шахджахан.
- Не губите, господин! – Взмолился визирь, ползая на коленях возле коня халифа.
- Где мой сын? – Вскричал Шахджахан. – Где он?
- Ради Аллаха, о мой господин… не велите казнить… он в плену…
- Что?! – Халиф покачнулся, теряя опору, и слуги едва успели подхватить его, чтобы тот не упал с лошади. – Как?.. Кто посмел взять принца в плен? Неужели это вероломные франки?
- Нет, господин, варвары! Варвары! Они перехватили нас на подходе во Франкию!
Халиф рассвирепел и, перегнувшись, схватил визиря за ворот.
- Как ты, пес, мог допустить это? Лучшие воины Сирии отправились с вами, как, отвечай?! Как вы посмели оставить его? Слуги! Отрубить ему голову!
- Нет! – Несколько слуг подошли к Хакиму и подняли его с земли. Хаким задергался, суча ногами в воздухе. – Клянусь вам, халиф, это не моя вина! Дикарей было слишком много! Что я мог сделать?
- А где остальные? Они тоже в плену?
- Нет, господин, они отправились к Людовику за помощью. А я к вам, чтобы доложить! Умоляю, не казните! Я помню место, где все случилось, я могу указать вам…
- Довольно, - сказал Шахджахан. – Мы сию же секунду выдвигаемся в путь, и ты нас поведешь.
- О, милосерднейший… - Хаким снова упал на колени и принялся целовать сапог халифа. – Простите меня, жалкого труса…
Халиф дернул ногой, отбрасывая визиря.
- Предупреждаю тебя, если с моим сыном случилась беда, если хоть один волос упадет с его головы… я расправлюсь со всеми вам без промедления, придумаю вам такую казнь, какая и в самом страшном кошмаре не приснится! И ваши трупы будут гнить вдали от дома, пожираемые червями, а души гореть в адском пламени!
Хаким втянул голову в плечи. «Аль-Мамун будет страшно разозлен», - подумал он.
Утро после ночного ливня было недобрым. Ветра не было, но от промозглого влажного воздуха, забирающегося за ворот одежды, все равно пробирал озноб, а в ушах гудело и ныло. Дорога была полностью размыта дождем и стояла в воде, потеряв свои очертания, и лишь глубокие отметины колес и комья мокрой земли по бокам от них свидетельствовали об ее местонахождении. Над землей вновь стлался почти непроницаемый туман, и принц подумал о том, что за все время его пребывания во Франкии, днем ни разу не было солнечно и ясно. Биллу хотелось спать, унылая погода влияла на его состояние, превращая энергичного и бодрого юношу в вялого и медлительного.
- У вас никогда не бывает солнца? – Спросил Билл едущего как всегда рядом Якоба.
- Почему же? Бывает. Просто осень такая выдалась, дождливая, пасмурная. А скоро зима, по всем приметам студеная…
- Вы и зимой так же переезжаете от места к месту? – Ужаснулся принц.
- От погоды зависит. В ясный день едем, в метель стоим. Иногда вьюга так разыграется, что приходится пережидать несколько дней, пока утихнет.
- И чем же вы питаетесь в такие дни? А спите прямо на морозе?
- Нет, ты что, так и замерзнуть недолго. Зимой мы вместе со стойбищем передвигаемся, мясо едим, молоко, спим в шатрах и кибитках, с женами под боком.
- А где же сейчас ваше стойбище?
- Прямо за Регенсбургом, полдня пути. Городок небольшой, тихий, вот там пока и оставили. Скоро уже, увидишь, как мы живем…
Билл вздохнул, переставая донимать старика вопросами. А вопросов было немерено, и все настойчиво требовали ответа. Что ждет его в стойбище варваров? Где он будет жить? Что будет делать? Как к нему будут относиться? Якоб сказал, что там их ждут семьи, жены. Значит, у него больше не будет времени, чтобы оберегать принца. Кто тогда будет заботиться о нем?
Билл вытянул голову и нашел взглядом Тома. Ответы предстоит искать у него. Принц закрыл глаза, мысленно возвращаясь в прошедшую ночь. Шакал дал ему шанс завоевать доверие, доказать, что Билл достоин быть отпущенным на волю, а не проданным в рабство или убитым. Но будет ли у Билла время, чтобы воспользоваться этим шансом? А вдруг у Тома тоже есть жена, и ему будет не до пленника?.. Принц с удивлением почувствовал неприятный укол в груди при этой мысли. Ведь Шакал, невзирая на всю нелюдимость и грубость, был молодым и красивым мужчиной, более того – предводителем своего крошечного обособленного государства. И вполне мог иметь жену.
- Как будто мне есть до этого дело, - пробурчал Билл себе под нос, злясь из-за все усиливающегося беспокойства.
- Чего говоришь? – Переспросил Якоб.
- Ничего, - поспешно отозвался Билл. – Это я просто так, сам с собой.
- А-а, ну, смотри, парень, сам с собой – это не по-мужски. – Варвар затрясся в седле от беззвучного смеха, поглядывая на растерянного принца.
- Что? – Непонимающе отозвался тот.
- Э-э-э… Да не бери в голову, мал еще. Вот, кстати, доехали уже до города, - перевел тему Якоб.
Из тумана словно сама собой проявилась деревянная крепостная стена с парой невысоких башен по бокам от запертых ворот. Отряд остановился подле стены, и от него отделилась пара воинов, подъехавших к калитке, вырезанной в воротах. Главарь оглядел своих всадников и несколько раз громко ударил в нее. Через некоторое время дверь отворилась, и из нее показался стражник в плаще, с которым Том вступил в переговоры. Ожидая, пока кончится разговор, и отряд сможет проехать через город, варвары нетерпеливо постукивали пальцами по коленям, мяли в руках поводья и обменивались короткими фразами. Билл поднял голову, разглядывая стену первого встретившегося ему франкийского города, и отметил, что по сравнению даже с самым маленьким арабским городом укрепления Регенсбурга кажутся лишь детской постройкой. Не найдя ничего интересного, принц посмотрел на ворота. Стражник, кривясь и воровато оглядываясь за дверь, принимал из рук Тома какой-то мешок. Затем он скрылся, и через мгновение послышался лязг отодвигаемых засовов, и одна створка ворот приоткрылась. Отряд устремился в город, проходя через ворота по одному.
До этого арабский принц считал, что в диком краю франков его уже ничем нельзя удивить, но город поразил его. Отец, наставляя его в путь, рассказывал, что во франкийских городах мощеные дороги и высокие каменные дома с резными фасадами, зеленые сады с цветами и фонтанами и невероятной красоты замки, поднимающие к небу шпили. Но копыта варварских коней месили все ту же непролазную грязь, что и в степи, а с двух сторон дороги ютились покосившиеся хибары в пару этажей из почерневшего от сырости дерева. Кое-где вокруг домов торчал из земли кривой частокол, за которым прямо во дворе бродили коровы и, к благочестивому ужасу принца, свиньи. Куры и прочая домашняя птица через дыры в заборах выходили прямо на дорогу под копыта коням и колеса телег. На улицах в такую рань было почти безлюдно, но Билл был уверен, что и в разгар дня здесь было также серо и тихо. Изредка навстречу отряду ковыляли грязные деды и старухи с клюками, в одном дворе в корыте полоскала белье худая изможденная женщина в платье с закатанными до локтя рукавами. Жители долго смотрели вслед варварам, и Биллу становилось не по себе от их тяжелого и пристального взгляда.
- Есть хочешь? – Голос Якоба прозвучал так неожиданно и резко, что Билл подпрыгнул в седле.
- Х-хочу, - ответил он, заикаясь.
- Сейчас. – Якоб остановился, спешился и направился к одному дому. – Жди меня здесь. Потом догоним своих.
Принц покосился в сторону постепенно отходящего отряда. Воцарилась звенящая тишина, и в ней мрачно и пугающе звучали крики летающих над городом ворон и тоскливое мычание коров. Сзади послышалось позвякивание сбруи и фырканье лошади. Билл обернулся и увидел Тома.
- Я думал, ты во главе отряда, - сказал Билл, удивленно глядя на него. Шакал объехал пленника и натянул поводья, вынуждая коня встать.
- Был, сейчас нет. Что ты здесь делаешь?
- Якоб хочет купить еды.
Том кивнул и, приложив кулак ко рту, зевнул.
- Отлично. Только место вы выбрали не самое удачное. Видишь вон тот особняк в конце улицы? – Главарь махнул рукой в сторону широкого побеленного дома, сильно отличающегося от остальных в городе. – Это дом местного главы. А рядом казарма с его солдатами. И они могут в любой момент выйти и схватить нас, если мы покажемся им подозрительными. А мы покажемся таковыми, будь уверен.
Принц побледнел, тревожно поглядывая в сторону казармы.
- Тебя-то, может, они и отпустят, - продолжал Том, усмехаясь при виде испуга пленника. – А меня, как только узнают мое имя, тут же препроводят в Париж на аудиенцию к Людовику. И местный глава получит награду, а я в лучшем случае буду брошен в темницу до конца своих дней.
- А в худшем? – Полушепотом спросил Билл, не уверенный, что хочет знать ответ.
- Меня казнят, - безучастно пожал плечами Шакал, словно речь шла не о нем. Сердце принца ухнуло куда-то вниз, и он завертелся в седле, отчаянно желая, чтобы Якоб вернулся поскорее.
Билл уже был готов спрыгнуть с коня и бежать искать варвара, как тот сам вышел из дома, неся в руках сверток и кувшин.
- Вот, парное молоко и свежий хлеб, - сказал он, косясь на главаря. – Поешь пока, до стойбища только вечером доберемся.
Билл благодарно принял еду и, повернувшись к Тому, протянул ему. Тот вопросительно посмотрел на принца, поднимая брови. Билл открыл рот, силясь придумать мотив своему порыву.
- Угощайся, - выпалил он. Руки, держащие кувшин, дрожали, и молоко, пузырясь, омывало горлышко белой пенкой.
- Оставь себе, я не голоден, - задумчиво проговорил Том. – Пора ехать.
Пнув коня в бок сапогом, Шакал двинулся в дорогу, стараясь спокойно проехать мимо дома главы, не привлекая к себе внимания. Билл опустил голову и глядел в белый кружок в горлышке кувшина, ощущая, как греет бок теплый хлеб, завернутый в тряпку. Том вновь проявил великодушие, оставив пленнику всю свежую еду, но отчего-то Биллу было досадно и грустно.
Принц чувствовал себя так, будто кто-то, отняв у него слух в мрачном Регенсбурге, внезапно вернул его, усилив до невозможности остроту. Еще тогда, когда, покинув город, к сумеркам отряд подходил к небольшому поселению, спрятанному в очередном поросшем елями лесу, Билл уловил странный звук, похожий на шум далекого базара. И вскоре, когда впереди едущие и загораживающие взор всадники вдруг припустили вскачь, увидел, что навстречу из поселения к ним бегут непрерывно кричащие дети и плачущие женщины. Истосковавшиеся по семьям варвары спрыгивали на землю, подхватывали на руки сыновей и дочерей, целовали радостных жен и матерей. Вместе они шли к расположившемуся стойбищу, где уже поджидали старики, отъездившие свое, и новорожденные младенцы, гулившие в самодельных колыбелях. Уставшие, но счастливые воины разбредались по своим шатрам и поставленным на землю повозкам, служившим домами, распрягали и отпускали пастись коней, скрывались за дверями и навесами, на какое-то время превращаясь из бесчинствующих и нагоняющих страх дикарей в обычных семьянинов и скотоводов. Билл топтался на месте, провожая варваров взглядом, в растерянности вертя головой по сторонам. Никто, казалось, вовсе не замечал присутствия чужака, поглощенный долгожданным воссоединением семьи. Лишний и забытый, принц краем глаза увидал, как невысокая полная женщина, одновременно бранясь и хваля бога, тащит прочь Якоба, волоча его за рукав, а улыбающийся Якоб покорно идет следом, ведя за собой своего коня. Билл остался один, как никогда раньше ощущая, как кричит внутри душа от боли и тоски по дому.
- Эй, Билл, - окликнул принца Том. – Иди за мной.
Украдкой смахнув проскользнувшую сквозь ресницы слезу, Билл пошел за главарем вглубь поселения, с облегчением отмечая, что он тоже один.
Шатер Шакала был с виду таким же, как и у остальных, но внутри оказался шире, навесами перегороженный на две продольных части. Откинув полог, Том вошел и кивком позвал за собой принца. Первая половина шатра была узкой и заставленной каким-то нехитрым скарбом, а вторая, гораздо шире и свободнее, служила покоями главарю. Зайдя в них вслед за Шакалом, Билл остановился, с интересом разглядывая жилище Тома. Пол был мягким и теплым, выстланный, к большому удивлению Билла, старыми выцветшими коврами. На них стоял низкий столик, расписанный некогда китайскими гравюрами, а теперь потрескавшийся и облезший. В углу, заваленный одеждой и тряпками, стоял сундук наподобие того, что был у принца в сгинувшей в реке повозке. Но не награбленное добро путешественников разных стран привлекло Билла, а большая постель из шкур разных размеров и цветов, брошенных прямо на пол. Добротно выделанные и чистые, они так и манили своей мягкостью и теплом после утомительных дней дороги и сна на голой земле. По бокам от постели горели два привязанных к длинным шестам факела, освещающих весь шатер. И было в этом шатре для принца что-то необъяснимо уютное и родное, в отсветах огня на тканевой стене, колышущейся от налетающего снаружи ветра…
- Жди здесь, - сказал Том, возвращая Билла на землю. – Сейчас я решу, куда тебя пристроить.
Бросив кольчугу и меч на пол, он вышел широкими шагами из шатра, оставляя принца наедине со своими мыслями.
«Пристроить… как надоевшую собаку. А я-то, наивный, подумал было, что у себя оставит, руку подаст. И почему не учусь я на своих ошибках? Ждал я, что даст он мне возможность поговорить с ним, а он и оставаться со мной наедине не желает, будто убить я его намереваюсь. Может, я и вправду ошибся, и на самом деле Шакал черен в душе, как сажа. В таком случае нечего мне сидеть и ждать, пока распорядится он мной».
Глубоко вдохнув, Билл преисполнился решимости. Дорогу до Регенсбурга он помнил, верхом он сможет добраться туда к утру. А в городе он пойдет к главе и спросит дорогу на Париж и сопровождение. А взамен… если понадобится… откроет, где искать одного опасного разбойника.
Почувствовав угрызения совести, принц мотнул головой, выбрасывая их прочь. Да, выдавать Шакала он не хотел, и позорно спасаться бегством тоже. Он просто хотел домой, в Дамаск, к отцу.
Осторожно выглянув из-под навеса, Билл оглядел окрестность. Тома нигде не было видно, равно как и других варваров. Выскользнув из шатра, он перебежал к соседней повозке и, скрывшись за ней, стал красться к загону, куда отвели его коня.
В загоне молодой варвар разливал из ведра воду в лохани. Принц, спрятавшись за телегой, долго выжидал, когда парень уйдет, а потом подбежал и перемахнул через ограду. Конь, привыкший к седоку, послушно пошел за Биллом и позволил надеть на себя седло и сбрую. Опасливо оглядываясь, Билл потянул коня из загона, направляясь к лесной дороге, по которой отряд пришел в стойбище.
- Куда это ты собрался?
Принц застыл, как обданный ледяной водой. Медленно повернувшись, он выпустил поводья из рук, глядя на обнаружившего его Шакала. Подлетев к Биллу, Том вцепился пленнику в плечи и несколько раз сильно встряхнул его.
- Я спрашиваю, куда это ты собрался, дрянь?
- Я… - Заплетающимся от страха языком попытался ответить Билл.
- Сбежать решил, падаль?! Сдать меня?!
- Нет! – Вскрикнул Билл, пытаясь перехватить трясущие его руки Тома. Лицо Шакала, изуродованное яростью, было таким ужасным, что принц не выдержал и отвел глаза. Но главарь истолковал это по-своему…
От сильного толчка в грудь Билл повалился навзничь, ударяясь затылком о землю. Том нагнулся и, схватив его за ноги, поволок в шатер, принц беспомощно пытался уцепиться за землю пальцами, срывая ногти и заново обдирая едва зажившую кожу на ладонях. Втащив пленника внутрь, Шакал швырнул его на пол. Билл пролетел через весь шатер, упав в нескольких сантиметрах от угла китайского столика. Ощутив, как земля почти осязаемо дрожит от приближающихся шагов Тома, принц перевернулся на спину и попытался подняться на ноги.
- Прошу тебя, дай мне объяснить!
Удар сапогом в грудь откинул принца обратно на землю, и Билл задохнулся, выкатывая глаза.
- Нечего тут объяснять! Я все понял!
Нависнув над распластанным телом, главарь приподнял его за ворот и сощурился.
- Ловко же ты меня обдурил, - усмехнулся он, с ненавистью гладя в широко распахнутые от боли и шока глаза Билла. – Так умолял меня тебе верить. И я уж бы подумал, что и впрямь кому-то нужен стал… Глупец, какой же я глупец!
Том замахнулся, и принц глухо застонал, когда крепкий кулак главаря ударом заставил его голову дернуться вбок. Острые костяшки ранили нежную кожу, вминая ее до самой кости, но худшую боль приносили не меткие удары, а едкие слова Шакала.
- Искусный лжец…
От удара в живот Билл согнулся пополам, но тут же взвыл, разгибаясь от другого удара, пришедшегося в поясницу.
- Умен оказался, паук… Меня же против меня самого использовал!
Принц слабо защищался, поднимая к разбитому лицу руки, пачкаясь в текущей по подбородку крови. Шакал бил пленника с остервенением, часто попадая по одному и тому же месту ударов, пинал и катал по полу, не переставая оскорблять и унижать принца.
- Чертова мразь, хорошо тебе сейчас? Хорошо? Сейчас вырву тебе ноги, чтобы нечем убежать было! И язык, чтобы нечем было меня выдать!
Захлебываясь собственной кровью, Билл прохрипел:
- П… рости… меня…
Занесенный для очередного удара сбитый в сукровицу кулак замер. Мелькнувшее в красных глазах Тома изумление сменилось еще большей яростью.
- Опять дуришь меня? Думаешь, сжалюсь и отпущу? Ну уж нет, никогда в жизни я больше не куплюсь на сладкие речи и красивые глазки! Лучше убью тебя!
Боль из истерзанного тела вдруг хлынула в центр груди и взорвалась там, сжигая душу в огне и вырываясь слезами и криком.
- Так убей, убей же! Убей и докажи, что ты зверь, потерявший душу! Убей меня и будь проклят! Будь ты проклят!
Взревев, Шакал отбросил от себя Билла, и, встретившись виском с ножкой опрокинутого столика, принц погрузился в непроглядную темноту.
Темнота была наполнена покоем, принесла избавление от боли и страха. Словно плотное черное полотно окутало сознание, услужливо охраняя его от жестокого внешнего мира. Сладостное умиротворение звало остаться в нем навечно, тянуло чем-то вязким в никуда. Но внезапно извне пришел холод, обжигающий, множеством ледяных капель пробирающийся в легкие, выдирающий из небытия. Пелена забрезжила и развеялась, пустив неясный свет светить сквозь сомкнутые веки.
Билл застонал и очнулся. Пережитое тут же навалилось на него неподъемным грузом, отозвавшись во всем теле тянущей и ломящей болью. В голове громко стучало, отчего перед глазами все кружилось, а распухшие от ударов губы отказывались двигаться. Принц замер, не шевелясь, стараясь медленно и глубоко дышать, чувствуя, как текут под одежду тоненькие струйки невесть откуда взявшейся воды.
На голову вновь хлынул холодный поток. Принц дернулся и беспомощно замычал от болезненной судороги, прострелившей насквозь тело. Рядом послышался шорох, и Билл посмотрел в его сторону повлажневшими глазами. Рядом с ним, громко дыша и сопя, возилась безобразная старуха, похожая на ведьму. Седая, с лицом, полностью покрытым глубокими морщинами, и большим крючковатым носом, одетая в грязный широкий балахон, она копошилась в своем подоле и что-то бормотала себе под нос. Билл затаил дыхание, с беспокойством глядя на нее, на ее костлявые руки, ломающие и складывающие в глубокую глиняную плошку какие-то корешки. Старуха выглядела устрашающе, будто выжившая из ума, трясла головой и косилась на Билла бесцветными глазами.
- Кто ты? – Прошептал Билл, почти не шевеля губами. – Что ты хочешь со мной сделать?
Бабка не ответила, даже не оглянулась, продолжая свое нехитрое дело. Принц вздохнул, смаргивая дрожащую на ресницах влагу.
- Это знахарка, - услышал он тихий голос, так плавно влившийся в треск горящих факелов, что был едва различим. – Она готовит отвар, чтобы помочь тебе побыстрее поправиться.
Билл всхлипнул, в телесную боль шершавой нитью вплелась душевная. В памяти возникло лицо Шакала со злым оскалом, обезумевшими от ярости глазами и вздувшимися венами на лбу. И режущий, словно клинок, голос, выкрикивающий оскорбления, бывший сейчас таким спокойным и мирным.
- Зачем? Сперва чуть не убил меня, теперь выхаживать взялся. – Принц крепко зажмурился, причиняя боль поврежденной каменными кулаками коже, но вернувшееся из недавнего кошмара видение не исчезало. Том промолчал, задумчиво скользя взглядом по ссутуленной спине пленника, а затем поднялся со своего места в углу шатра и вышел прочь.
Он помнил лишь неподвластный приступ злого сумасшествия и мучительное желание убить араба, омыть руки в его теплой крови, но каждый удар приносил ответную боль, словно били его самого. Вид бессознательного, истекающего кровью пленника отрезвил Тома, размыв багряную поволоку перед глазами. И все его существо тотчас наполнилось таким острым чувством вины, что заставило Шакала заметаться по шатру с воем, как зверя в клетке, бессильно царапая грудь и вырывая волосы. Придя в себя, Том приблизился к Биллу и долго стоял над ним, не решаясь прикоснуться, боясь причинить еще больше страданий. Осторожно подняв принца на руки, Том перенес его на шкуры, едва сумев удивиться тому, каким легким был араб, несмотря на высокий рост. Оставив того лежать на боку, чтобы ненароком не захлебнулся собственной кровью, Том вышел из шатра и направился в ближайший такой же «дом», разбудил хозяина тычком в бок, наказав тому позвать старую ведунью, имени которой уже никто не помнил.
В ожидании старухи Том сидел подле Билла, не сводя с него глаз и напряженно вслушиваясь в его слабое редкое дыхание, не замечая, как задерживает свое, замирая над телом. Под головой араба постепенно расплывалось темное пятно от струившейся от носа и губ крови, волосы прилипли к содранной и покрытой сукровицей коже. Шакал медленно сходил с ума, и виной тому был безотчетный страх, не имевший объяснения, что Билл не очнется, и удушающее осознание своей неправоты – пожалуй, впервые в жизни.
Но и сейчас, когда пленник, наконец, открыл глаза и даже заговорил, Тому не стало легче. Он покинул шатер и побрел вдоль стойбища, угрюмо наблюдая, как замедляют шаг и обходят стороной его встречные варвары, а дети, ловя его тяжелый взгляд, куксятся и прячутся за материнские юбки. Как будто все осуждали его за содеянное, как будто сами присутствовали при избиении несчастного араба. Том остановился у наспех сколоченного из необтесанных досок амбара и ударил кулаком во врытый в землю столб, держащий навес. Гнев вытеснил чувство вины и стыда, заставляя раздувать ноздри и сжимать челюсти. Множество вопросов и восклицаний негодования роились в голове, словно личинки в дупле, проедая сознание, как кору дерева. Разве он не защищал свою жизнь и свободу? Ведь араб собирался бежать и сдать его правосудию на расправу. Почему должен он заботиться и обхаживать пленника, кто он – разбойничий главарь или нянька? Не он ли бессердечный головорез и грабитель, наводящий ужас на мирных жителей, называемый исчадием ада? Отчего тогда теряется всякий раз, стоит только арабу взглянуть на него своими большими темными глазами?
Старуха долго мешала свой отвар, монотонно что-то напевая, и ее гнусавый голос успокаивал Билла, вводя его в состояние апатии. Закончив варить, ведунья придвинулась к принцу и, надавив ему на подбородок, влила в открытый рот содержимое миски. Горячий травяной отвар обжег горло, проливаясь на щеки и шею, и Билл закашлялся, морщась от щиплющего язык горького вкуса. Накатила дурнота, мир вокруг закружился и слился в одно пятно. Билл откинулся на шкуры и вновь потерял сознание.
Он метался между сном и явью, то приходя в себя, то погружаясь в черноту, ощущал себя легким, как перышко, а в следующий миг хрипел от тяжести собственного тела, ломающей кости. Зелье проникало в кровь, заставляя ее бурлить и закипать, а потом застывать, и Билла начинало трясти в ознобе. В минуты редкого прояснения он неподвижно лежал и смотрел вверх, думая о том, целебного ли отвара дала ему ведьма или яда.
Иногда, находясь в полудреме, не засыпая, но и не и имея сил поднять свинцовые веки, он чувствовал, как кто-то ходит возле него, садится рядом, поправляет на нем укрывающую шкуру, невесомым прикосновением касается его лица. Принц хотел схватить этого человека за руку, но когда, преодолев слабость, поднимал руку, то хватал лишь воздух.
Через какое-то время Билл открыл глаза и понял, что может двигаться почти без труда. Тело подчинялось его воле, лишь глухо ныло в тех местах, куда сильнее всего приходились удары. Билл, с подозрением прислушиваясь к своему телу, пошевелил под покрывалом ногами и руками, несколько раз повернул голову из стороны в сторону. Стараясь не напрягаться и сохранять силы, он аккуратно сел и увидел, что был без одежды, облепленный какими-то широкими листьями и обмазанный неприятного вида субстанцией. Брезгливо морщась и сдерживая тошнотные порывы, принц поддел ногтем засохшую корку и сковырнул ее.
- Мерзость… - Произнес он, отбрасывая ее от себя. За пологом, разделяющим половины шатра, послышался шум, и Билл накрылся шкурой, пряча обнаженное тело. Вошла старуха, волоча в скрюченных пальцах затертые тряпки. Она остановилась рядом с Биллом, оглядела его и, повернувшись к пологу, громко и сердито что-то крикнула. Плотный навес обрисовал контуры крепкого мужского тела, и в шатре появилась спина Якоба, тащившего за собой вместительную лохань с водой. Принц улыбнулся, успевший соскучиться по своему доброму другу. Красный и отдувающийся от напряжения варвар выглядел весьма забавно.
- Здравствуй! – Воскликнул Билл. – Как же я рад тебя видеть!
- Уфф… - Якоб вытер лоб внешней стороной кисти. – А я-то как рад! Эх, ты, бедолага… Совсем одного оставить нельзя.
Бородач сел возле Билла, пока ведунья вытряхивала из привязанных к поясу тряпочных мешочков в лохань разные травы. Оглядев принца, он болезненно сморщился.
- За что же он тебя так? – Горько спросил Якоб. – За что изувечил?
Билл промолчал, погрустнев, вспоминая свой опрометчивый поступок.
- Наверное, я заслужил, - проговорил он, подумав. – Я пытался убежать, как только остался один… и он меня поймал.
Якоб всплеснул руками с изумленным возгласом.
- Совсем рассудка лишился, парень? Да что ж это такое? И как не убил тебя Томас совсем за такое самоволие?
Принц обиженно посмотрел на варвара.
- А что мне оставалось? Разве кому-нибудь я нужен здесь? В походе ты меня на поруки взял, а здесь разве смею я тебя от семьи отвлекать?
- Что за глупости? Моя семья тебе рада будет, как своего примем. Сегодня же с Томасом поговорю, заберу тебя к нам. А то убьет до смерти, а я и знать ничего не буду…
Билл покачал головой, благодарно улыбаясь.
- Спасибо тебе, но ты не обязан меня оберегать. Раз уж суждено мне через эти тяготы пройти, пройду сам.
- Калекой ты после этих тягот останешься, - пробурчал Якоб. – Гляди, какой нарыв под глазом всплыл.
Билл осторожно коснулся пальцами липкой и чувствительной кожи под глазом и вздохнул. Старуха подошла к ним и что-то заговорила, указывая на него пальцем.
- Что она говорит?
- Говорит, что тебе искупаться надо, мазь лечебную смыть. Плещись пока, а я пойду Томаса искать. Негоже так с хорошими людьми обращаться.
- Но он и так тебя из отряда выгнал? Еще больше разозлится ведь!
- И пускай! – Варвар махнул рукой и покинул шатер.
Придерживаемый непрерывно бормочущей ведуньей, принц встал и, слегка пошатываясь, перебрался в лохань. Вода была еле теплой, и он ежился и вжимал голову в плечи, когда бабка поливала его из черпака, но вместе с тем чувствовал себя довольным, впервые за долгое время принимая ванну. Обмыв принца, старуха хлопнула его по плечу, и Билл послушно, хоть и с неохотой вылез из лохани.
Живя во дворце, принц привык к тому, что его всегда окружали слуги, помогая и принимать ванну, и одеваться, и не стеснялся своей наготы в их присутствии. Но здесь, среди чужого народа, даже рядом с безразличной ко всему старухой он стыдился и прикрывался, краснея, вытираясь всученными ею серыми тряпками. Все было не так, иначе в мире, где мужчины заковывались в доспехи с ног до головы, а женщины ходили с голой грудью.
Том появился в шатре лишь ближе к закату. В полном молчании он прошел мимо Билла к сундуку, даже не взглянув на пленника, и стал перебирать в нем что-то. Билл украдкой смотрел ему в спину, мучаясь мыслями, что не давали ему покоя весь день с того момента, как он проснулся.
«Как мне теперь быть с ним, как вести себя? Стоит презирать и ненавидеть его, ведь он избил и унизил меня, даже не удосужившись выслушать. Я просил у него прощения, не так ли? А арабские халифы не просят прощения, это их молят о снисхождении. Он отверг мою дружбу, стоит ли вновь пытаться наладить отношения?».
Шакал скинул куртку и стянул через голову рубаху, бросив их на сундук. Мысли внезапно спутались в голове, как нитки в клубке, хаотично перемешались.
«О чем я думал только что? Соберись, Абильхан… Помнится, я его проклинал. А есть вообще человек, что не проклинал бы его?».
Том обернулся и пронзил Билла холодным взглядом.
- Возьми себе покрывало и иди спать в угол. Довольно понежился на моей постели.
- Нет, - твердо ответил принц. – Я останусь здесь.
- Вот как? – Главарь сложил руки на груди, и Билл скользнул по ним взглядом. – С чего это ты взял?
- Я еще не оправился от твоих побоев.
Том поджал губы так, что они побелели.
- Хорошо, - процедил он. – Но завтра ты отправишься к Йохану в лачугу. Он там найдет тебе достойное место.
Билл зло выдохнул и стал выбираться из-под шкуры.
- Покрывало возьми.
- Не нужно. – Принц отошел в самый дальний от Шакала угол и сел на пол, обхватив колени руками. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, пока Том не отвел взгляд. Подняв с пола странную палку, похожую на половник, он погасил сначала один, потом второй факел, и шатер погрузился во мрак.
Биллу было холодно и жестко, вдобавок ко всему жалобно заурчало в животе – принц не помнил, когда ел в последний раз. Он согнулся еще сильнее, чтобы унять эти звуки, и устроился на боку. Несмотря на застеленный пол шатра, Билл все равно чувствовал каждый камень, что лежал на земле под настилом.
- Когда ты уже уймешься? – Раздраженно пробурчал Том из темноты. – Хватит там вздыхать и возиться.
- Мне было бы гораздо легче, если бы кто-нибудь дал мне поесть, - ответил Билл.
- Потерпишь до утра.
- Тогда пеняй на себя, стонать и ворочаться я не перестану.
Принц услышал сердитый возглас Тома и шорох шкур и сжался в комок, ожидая, что вот-вот из темноты на него вновь посыплются удары. Но раздался лишь скрежет кремня, и в шатре вновь вспыхнул свет. Главарь вышел, обдав пленника порывом воздуха из откинутого полога.
Билл почти задремал, когда Том вернулся вместе с Якобом. Варвар протянул ему миску с дымящимся бульоном, в котором плавал кусок мяса, посыпанного зеленью. Принц повел носом, втягивая аромат, и нахмурился.
- Что это за мясо? – Спросил он.
- Свежее, можешь не волноваться, - с улыбкой ответил Якоб.
- Я не об этом. Чье оно?
- Какая разница? Ты хотел есть, ешь.
- Это важно. – Билл выжидательно поглядел на бородача
- Свинина, - сказал тот.
Услышав это, Билл поспешно отодвинулся и закрыл нос ладонью.
- Что? Она же свежая.
- Я не буду.
- Почему это?
- Не буду. Убери. Мне нельзя свинину.
- Слушай, ты, неженка арабская, - прошипел Том, теряя терпение. – Ты уже достаточно позлил меня. Долго я еще буду прыгать вокруг тебя? Есть только свинина, и ты будешь ее жрать!
- Томас, прошу тебя…
- Моя вера запрещает мне есть свинину! – Воскликнул Билл.
- Ну и подыхай тогда с голода! – Крикнул Шакал и выбил миску из рук Якоба. Посудина упала на пол и раскололась, бульон выплеснулся на пол, жирными каплями расплываясь на ковре. Принц вскочил на ноги, чувствуя, как страх ползет по позвоночнику, и попятился прочь от главаря, сверлящего его налитыми кровью глазами.
- Забери меня! – Закричал он, бросаясь в руки Якоба. – Забери меня, умоляю!
Испуганно оглядываясь на Тома, варвар вытащил на улицу бьющего в истерике принца, держа ударяющие его в грудь худые руки.
- Тихо, тихо… - Повторял он, не надеясь, что сможет успокоить Билла. – Не плачь, все будет хорошо… все будет хорошо…
Ослабший Билл выскользнул из его рук, бессильно опускаясь на землю.
- Умоляю, помоги мне! – Зарыдал он. – Отведи меня домой! Отведи домой! Клянусь, я дам тебе все, что пожелаешь! Любые богатства! Золото, камни, все, что захочешь! Только помоги!
- Не надо мне золота… - Якоб попытался поднять Билла, обнимающего его ноги. Несдержанные слезы тускло блестели в его бороде.
- Мой отец сделает тебя военачальником… или советником… Твоя семья будет жить в роскоши, только помоги мне вернуться домой… Я так больше не могу!
Тут Билл надрывно взвыл и стал вырывать руки из ладоней варвара. Якоб оглянулся и увидел Тома, идущего к ним из шатра. Старик загородил собой пленника, но Шакал властно отстранил его и, наклонившись к Биллу, с размаху ударил его по лицу раскрытой ладонью. Всхлипнув, принц упал на землю и затих.
- Да что ж ты делаешь-то? – Накинулся на Тома Якоб. – Что ж ты творишь-то, ирод? За что же ты парня калечишь? Что он тебе сделал, что ты его убить хочешь?
- Ирод? Ирод невинных младенцев резал, а я – хитрого араба, плетущего против меня сети.
- Что ты говоришь такое, Томас, какие сети? Это же ангел чистый, неужто тебе его не жаль?
- За что я его жалеть должен, за то, что выдать меня хотел? За то, что тебя склоняет к этому? А ты и ведешься, старый дурак! Уши развесил! Рассказываешь ему про меня байки всякие, печешься… Понравились тебе его посулы золота и власти? А? Вижу, как тебя это манит. Всего лишь надо указать королевским солдатам, где Шакала искать.
- Ты чего, Томас? – Неверяще спросил Якоб. – Чего говоришь? И в мыслях у меня не было выдавать тебя, я ж тебя с малолетства знаю, зачем обижаешь меня? Я ж первый Ангуса поддержал, когда…
- Не надо вспоминать Ангуса. Он-то был вам любимым вождем, надеждой вашей. А я? Кто я вам? Кто я, ответь мне, Якоб?
- И ты наш вождь и надежда, - сказал Якоб, кладя руку на плечо Тома. Шакал скинул руку.
- И зачем ты лжешь мне? Я наелся этой ложью аж до тошноты. Думаешь, я так слеп или опьянен властью своей? Я не вождь вам, а овца на заклание. Идете за мной на любое дело, прикрываясь преданностью и памятью Ангуса, но любой готов связать меня ночью спящего, и сдать, а потом прийти на мою казнь и встать в первый ряд!
Том задохнулся от крика и замолчал, медленно выдыхая. Приблизившись к Якобу вплотную, он тихо проговорил:
- А я ведь жить хочу, понимаешь? Доверять хочу, а некому. Все меня зверем считают, выродком каким или клещом, что кровь сосет из вас. А я человек, Якоб, понимаешь? Я ведь не из земли или конского навоза сделан, а из мяса и костей, как ты и как он. – Том кивнул на поднимающегося с земли Билла. – У меня внутри не вода течет, а кровь. Или ты моей крови не видел?
- Видел, Томас, - виновато пробасил варвар, отводя глаза.
- Почему же ты тогда меня иродом называешь? Я так же за свою жизнь борюсь, как и араб этот. Да вот только отчего-то в его царском праве на жизнь никто не усомнился никогда. А мне, шакалу, места на белом свете нет, раз даже собственная мать мною побрезговала, в сточную канаву кинула.
Том горько усмехнулся и взглянул на Билла, оглядел его мокрое и испачканное в пыли лицо. Тот стоял, держась за руку старика, а в глазах мутной влажной пеленой стояла боль, молящая об избавлении. Но Шакал отвернулся от этих глаз, не желая больше верить им.
- Как же так, дедушка? – Внезапно во время рассказа воскликнула одна маленькая девочка. – Ты обещал рассказать нам историю о любви, но где же она? Злой варвар только делает принцу больно, разве же это любовь? Мне жалко Абильхана!
Девочка зашмыгала носом, собираясь заплакать. Ахмед сочувственно покачал головой и сказал:
- Дитя мое, любовь рождается в муках, подобно человеческому ребенку, и взращивается непрестанным трудом, как редкий цветок. И чем больше человек трудится над ней в поте лица, тем слаще будут ее плоды.
- А мне жаль Томаса, - заявил самый рослый мальчишка. – Он такой храбрый и сильный, но совсем один и несчастлив.
- И это понятно, мой мальчик. Свое счастье надо заслужить, выстрадать. Аллах всевидящ, и за любую боль он воздает сполна, лишь надо вовремя углядеть свое счастье и не бояться ухватить его.
- Я не побоюсь! – Гордо воскликнул мальчишка.
- А ну замолкни, - шикнула на него его старшая сестра, стоящая позади, молодая девушка на выданье. – Так что же там дальше, дед Ахмед? Скорее же расскажи, что с принцем!
Старик улыбнулся нетерпеливости девушки и продолжил:
- Сказал Шакал эти недобрые слова, махнул рукой и ушел прочь. Хотел было Якоб пойти за ним, но не смог оставить Абильхана одного, тем более что держался тот за варвара, как за последнюю соломинку. Ничего не оставалось Якобу, как увести принца к себе домой, в тесную повозку, снятую с колес и поставленную на землю. Привел он Абильхана, постелил ему у стены и уложил спать. Билл свернулся калачиком и забылся тревожным сном…
И потянулись ночи, беспросветные, безлунные, дни, унылые и серые. Зарядили дожди, превращающие мшистую лесную землю в болото, пружинящее под ногами. Завыл ветер, плутающий между деревьев, сбрасывая с засыхающих веток пожухлые листья. Протяжно скрипела и хлопала дверь лачуги, нагоняя холоду в маленькое пространство. Билл открывал глаза и видел перед собой занозистые влажные доски повозки. Он не вздрагивал от налетающих и бьющих в спину порывов ветра, скорее отрешенно понимая, чем чувствуя, - холодно. Но сворачиваться и кутаться в покрывало не было желания и сил, да Билл бы и не согрелся, внутри него все замерзло.
Целыми днями принц пребывал в состоянии полудремы-полуяви, медленно теряя уходящую сквозь половицы в землю жизнь и забывая, кто он есть. Сверкающие на солнце белоснежным мрамором башни и стены родного Дамаска, оранжевые жгущие пески, вид из окна спальни, украшенной фресками из драгоценных камней – все это казалось далеким сном, пришедшим откуда-то из глубин сознания, или прекрасной сказкой, никогда не бывшей на самом деле, туманным призраком прошлого. А в настоящем была лишь полутьма продуваемой коробки из отсыревшего дерева, и Билл лежал в ней, не двигаясь, как в склепе.
Обездвиженное тело, не получавшее пищи, слушалось все хуже, голодные спазмы крутили живот, но принц не подчинялся им. Доски стенки слились в одно полотно, дрожащее, словно зыбь на воде. Билл подносил к глазам посиневшую руку и бездумно смотрел на линии, исчертившие тонкую ладонь. Округлая линия жизни, огибающая большой палец была отчетливой и глубокой, но, чуть отступая от ее начала, была перечеркнута едва заметным коротким шрамом. Биллу понадобилось немало времени, чтобы собрать воедино обрывки пустых мыслей и вспомнить, откуда он появился. Кажется, когда-то давно, в детстве, он упал и поранил ладонь о стекло… А может, этого не было, и он сам себе это сейчас придумал… Но шрам был, он делил его жизнь на две половины. До и после плена. До – такая маленькая, но яркая и любимая половина. И после – бесконечно долгая, тянущаяся до самого конца ладони, равнодушной резьбой говорящая о том, что дальше будет только ночь, беспросветная, безлунная.
- Совсем заледенел…
Билл почувствовал, что больше не спит, но открывать глаза не стал. Большая шершавая ладонь гладила его по голове.
- Замерзший птенец… Пора выручать, Агнесс, погибнет дитя.
- Помнится, когда приволок, говорил, что неприятностей мальчишка не доставит, - недовольно ответил женский голос. – А он, мало того, что полхибары занял, так еще и помирать у нас собрался.
- Агнесс, не будь жестокой. Плохо человеку, не видишь? Выходим его, поправится, будет нам помогать по хозяйству. Вот увидишь, никаких неприятностей…
- Как же, никаких. На то его Шакал и трепал, что сам его боится. Знаешь ведь, что про арабское племя говорят – все они, арабы эти, колдуны и чернокнижники.
- Глупости говоришь, обычные люди арабы, и Билл простой мальчишка, как все мальчишки в нашем стойбище.
- Дурень старый, глаза-то разуй! Коли Шакал так его ненавидит, зачем покрывать взялся? С отряда вышвырнули, теперь будешь сидеть и кряхтеть. Выгони ты этого араба взашей, пусть его вождь наш недоделанный до конца загрызет. А будешь защищать – и мы с тобой в лесу останемся, на сучьях висеть.
- Откуда в тебе столько зла, Агнесс?
- Не зло это, шкуры наши я сберечь хочу. Эх, не слушаете вы, мужики пустоголовые, жен своих. Говорила ж я, не будет нам счастья с этим чертом лесным, одни беды. Не подбирай то, что другой выбросил. Ангус жену свою уморил и дитя сатанинское пригрел.
- Что говоришь такое, дура? – Повысил голос Якоб. – Есть у тебя ум или нет?
- Давай, давай, громче ори, пусть еще арабский колдун очухается. А то, что дура – то правда, дурою была, коли пошла за тебя, родную деревню оставила. Застудилася вся в походах, малютку своего так и не родила. Дубина ты, Якоб, тьфу на тебя…
Сердитое ворчание и удаляющиеся шаги стихли. Теплая ладонь снова легла Биллу на голову.
- Давай, просыпайся, парень, открывай глаза. Не заставляй старину Якоба будить тебя силой.
Принц с трудом приоткрыл глаза. Варвар с тревогой прислушался к слабому дыханию, из бекровных губ едва вырывался сизый хвостик пара. Вскочив, Якоб засуетился, пытаясь плотнее закрыть покосившуюся дверь и пододвигая ближе к Биллу самодельную горелку – угольный костер в прокопченном тазу. Якоб повернул Билла на спину и легко встряхнул за плечи, голова принца запрокинулась.
- Будем тебя к жизни возвращать. Ты уж меня прости, не знахарь я, во всех делах этих не смыслю ничего. Как мог, так и лечил, да толку никакого вот. В шкуры оборачивал, ноги растирал. Ведунью эту звал на подмогу, да, видно, совсем старая чокнулась, не пошла. Бормочет все чего-то… я не разобрал, понял только, что не может она тебе помочь, и что я не помогу. Будто только тот, кто тебя ранил, излечить может. Но оставлять тебя помирать – лучше уж самому…
Варвар говорил без передышки, видя, что Билл еле заметно, дрожанием ресниц, но откликается на его басовитый голос. Аромат куриного супа поднимался от висящего на двух толстых прутьях над огнем котелка, постепенно вытесняя запах сырости и болезни.
- Скоро в шатер переберемся, я эту халупу летом срубил, перед походом. Вот и вышла такая злачная, вся ходуном на ветру ходит. Жена пилит меня за это, косоруким обзывает. Попробовала бы сама топором помахать, посмотрел б я на нее. Курей гонять да сплетни распускать дело нехитрое. У нас-то все для скота делается, а мы сами на холоде спать привычные. Тебя вот греть только, а то все мерзнешь и мерзнешь, еле живой… Эх, горе… Есть хочешь, небось?
Прикрытые глаза Билла влажно блестели, ставшие от долгого пребывания в темноте черными, зрачок затмил собой янтарную радужку.
- Нет, - беззвучно выдохнул он, даже не двигая губами.
- Хочешь, - настоял варвар и посадил Билла, прислонив его к стене. Разучившийся глотать, Билл лишь открывал рот, а наваристый бульон по капле сам стекал по языку в горло. Измученный голодом желудок с недоверием принимал долгожданную пищу, от которой в животе зарождалось тепло и расползалось по телу, жадно всасываемое каждой клеткой. Когда суп кончился, Якоб снова уложил Билла, закрывая его шкурой по горло. Оживший взгляд принца вновь стал подергиваться дымкой, и старик вновь заговорил, понимая, что нельзя отпускать Билла блуждать между сном и явью. Намеренно громко стуча посудой и прихлебывая из кружки, варвар говорил первое, что приходило ему в голову, постоянно дотрагиваясь до Билла, чтобы тот не засыпал.
- Ты на жену мою, коли слышал чего, внимания не обращай, она всегда сварливой бабой была. Любви у нас особой не было никогда, хоть живем вместе всю жизнь. Не по чести я поступил, когда взял ее. Любил другую, когда молодой был, и она меня любила, да был у нее недостаток – хромая нога. Мне отец и сказал: «Нечего брать с собой, не вынесет она нашей кочевой жизни». Ну, я и пожалел, красивую выбрал, а она вредной оказалась, как нечисть болотная. Поначалу я мучился, ох как мучился. До сих пор иногда думаю – женись я на той, счастлив бы был всю жизнь… Да ладно, привыкли уж с Агнесс друг к другу, старые оба стали, чего уж жалеть…
Якоб посмотрел на Билла и увидел, что тот по-прежнему смотрит на огонь, но равнодушие во взгляде принца сменилось на тихую печаль.
- Мой отец был воякой, и в отряде мы были скорее друзьями, чем родней, - продолжил варвар. – Для нас, варваров, отец один – наш вождь. Еще когда Вотану наши предки поклонялись, завещали нам, чтобы почитали вождя и во всем на него полагались. Был у меня один такой – Ангус покойный. Хороший был человек, мудрый. Вот как ты про своего отца рассказывал, вот таким же и Ангус был. Бывало, подсядет за костер к нам и давай байки травить, весь отряд покатывался. А жену свою берег, тут опять Агнесс брешет, неправда, что уморил. Сама пошла на болото и лихорадку там подхватила. Ангус горевал… а потом в лесу мальчонку подобрал… м-да… кто ж знал, что парень такой окажется.
Старик почесал бороду, раздумывая и не замечая, как лицо Билла осунулось и посерело.
Позволив Биллу заснуть, Якоб вышел из повозки и вдохнул полную грудь воздуха, холодного и свежего. Агнесс стояла неподалеку в окружении нескольких женщин и что-то обсуждала с ними, размахивая руками. При приближении Якоба женщины замолчали и вперили в него недовольные взгляды.
- Агнесс, - сказал Якоб миролюбивым тоном, понимая, что рискует обрушить на себя гнев жены. – Не могла бы ты сходить в лес и набрать ягод? Я хочу побаловать Билла, он, конечно же, не ел наших вкусных ягод.
Агнесс сдвинула брови и взвизгнула, оглядываясь на подруг в поисках поддержки.
- Нет, вы посмотрите на него! Служанку нашел! Сам возьми да сходи! Нет, чтобы жену порадовать, он какому-то арабу полудохлому прислуживает. Не пойду я никуда и готовить тебе жрать не буду, надоел ты мне, как пес блохастый.
Остальные женщины закивали, соглашаясь с Агнесс. Якоб побагровел и выпалил жене в лицо:
- Вот как? Тогда, раз готовить не будешь, в дом тоже не приходи, новый себе ищи. Выгоняю я тебя! Намучился я с тобой, сил нет. Дура!
Жена замокла, вытаращив глаза и открыв рот. Якоб плюнул на землю и отправился вглубь леса, решив самому раздобыть ягод. Слыша за спиной причитания и жалобы Агнесс, он ухмылялся в бороду, ощущая смешанное чувство досады и облегчения. Избавился от опостылевшей жены, но обрел человека, о ком будет заботиться, как о родном сыне.
Ягод в лесу почти не было, год выдался холодным, и они не успели набираться соком и цветом. Лишь кое-где на хлюпающей под ногами топи встречалась клюква. Зато тут и там из-под мха и листьев выпрыгивали шляпки грибов. Якоб разворашивал желтую, прибитую дождем к земле траву и срезал грибы, складывая их в поясную сумку. Иногда встречались лисьи норы и следы, и варвар подумал о том, что к зиме следует запастись их рыжими шкурами и сшить из них Биллу добротный полушубок, – зима обещала быть суровой. Но на глаза попалась засохшая уродливая коряга, и старику вдруг вспомнилась несвязная речь ведуньи о том, что араб зачахнет, несмотря на все его, Якоба, старания.
- Чушь какая, - буркнул под нос Якоб. – Я ж здоровья Биллу хочу, забочусь о нем, с чего бы ему зачахнуть у меня? Однако старая без дела не скажет, больше нашего все же ведает. Страшно мне, отдавать не хочется Билла Томасу в руки… Пусть так будет – если увижу знак, слова ведуньи подтверждающий, так и быть, вновь к Томасу пойду в ноги кланяться.
Якоб нагнулся к очередному грибу и услышал хруст за спиной. Оглянувшись, варвар замер и крепче сжал в руке нож. В нескольких шагах от него, давя лапами выстлавший землю тонкий хворост, стоял небольшой серый шакал. Якоб знал, что шакалы не нападают на людей, но все равно приготовился пырнуть зверя ножом в живот, если тот прыгнет. Шакал спокойно посмотрел в глаза человека, повел носом. Лязгнул клыками, будто говоря что-то, и убежал. Старик опустил нож, глядя на удаляющегося, неизвестно откуда взявшегося в чаще леса степного зверя.
- Вот и знак, - задумчиво проговорил он.
Порывистыми, резкими движениями Том застегивал позвякивающую сбрую на коне, и животное, недовольное таким обращением хозяина, возмущенно фыркало и трясло головой, жуя уздечку. Несколько бессонных ночей давали о себе знать, и руки тряслись, когда Том пытался затянуть на запястьях ремешки кожаных рукавиц. Он чувствовал себя разбитым и безмерно уставшим, проводя дни в бесцельном хождении по своему шатру, как маятник, туда-сюда, а валясь на шкуры, не мог провалиться в сон. И теперь, когда несколько воинов из его отряда, и он в их числе, собирались на охоту, Том был рад тому, что сможет хоть ненадолго вырваться из духоты своего шатра, наполненного утомляющим треском факелов и одиноким молчанием.
Йохан уже был верхом и гарцевал вокруг главаря, с воодушевлением что-то рассказывая о своих похождениях за эти дни и бурно жестикулируя. Том скрипел зубами и молчал, раздраженный его чрезмерной болтовней. Йохан был как пиявка – избавиться от его назойливого присутствия было весьма сложно, он не уходил и пропускал мимо ушей намеки, заговаривая людей до изнеможения.
- … а потом зашел ее папаша, и мне пришлось удирать от него через весь огород. Шакал, ты слушаешь? Он был с топором, а я даже штаны толком не натянул…
- Томас! – Донесся со стойбища голос Якоба. Шакал уперся лбом в шею коня и вздохнул. «Еще один», - подумал он.
- Томас!
Запыхавшийся Якоб подбежал к собирающемуся уезжать небольшому охотничьему отряду и остановился, согнувшись и опершись ладонями о колени. Том выжидательно смотрел на него, желая поскорее уехать.
- Томас, постой минуту, надо поговорить, - сказал бородач, переведя дух.
- Мы уже уезжаем, Якоб. Когда вернусь, поговорим.
- Это не займет много времени. Прошу тебя, пару слов.
- Ну, хорошо, - неохотно согласился Том. – Только быстро и по делу.
Якоб взглянул на возвышающегося над ними Йохана, тот с интересом переводил взгляд с одного на другого.
- Что? – Переспросил он, ловя взгляд старика.
- Оставил бы ты нас.
- Ладно тебе, Якоб, что ты там можешь сказать такого, что Шакал бы от меня скрыл. Правда ведь, Шакал?
- Черт, езжай отсюда Йохан, - отозвался главарь. – Веди отряд, я догоню.
Молодой варвар обиженно цокнул языком и отъехал.
- Чего тебе?
- Томас, ты только не ярись снова. О Билле хочу поговорить.
Шакал закатил глаза и отвернулся.
- Он совсем плохой, Томас! – Поспешно продолжал Якоб. – Ничего не ест, не встает, даже по нужде не ходит! Весь ледяной, не двигается, спит только да глядит в одну точку. Вчера весь день руки свои рассматривал, как умалишенный, а по щекам вот такие слезы катятся! Помог бы ты, Томас…
- А я-то что сделаю? – Огрызнулся Том, впиваясь пальцами в гриву лошади.
- Так ведь бабка-ведунья сказала, что ты только его спасти можешь.
- Бабке твоей помирать пора.
- Эх… За что же ты его так, а? Понимаю, что и тебе худо, так ведь не виноват в том мальчишка этот. Поможешь?
Шакал подтянулся и взобрался в седло.
- Приеду – поговорим, - сказал он, пришпоривая коня и срываясь с места.
- Ангус же тебя состраданию учил! – Услышал он вслед.
Том никогда ни с кем не делился воспоминаниями о своем детстве, храня их в памяти. Что-то - бережно и с теплом, редко позволяя себе возвращаться к ним, что-то – с болью от впившихся в ладони ногтей и закушенных губ, прокручивая их в голове вновь и вновь перед тем, как надо было идти в бой и поднимать меч. Он помнил все до последней мелочи, хоть и тщательно скрывал ото всех чувства, вызываемые прошлыми днями. Но все знали, как трепетно он относился к своему приемному отцу Ангусу, как любил его и старался походить. И Тома приводило в ярость, заставляло всего подбираться и отчаянно грубить то, как пытались порой люди стойбища воздействовать на него именем и памятью отца, как бесстыдно упоминали Ангуса везде и всегда, не заботясь о его покое. Он знал об отце больше, чем другие, и знал, каково тому пришлось, когда однажды тот подобрал в лесу ребенка…
- Эй! Куда делся? Где он, видал?
- Да вон, под столом сидит.
Мужчина опустился на колени и заглянул под стол. Том отполз к стене, обхватывая ноги руками и затравленно глядя на него.
- Ты чего, малыш, а ну вылезай! Сидеть надо за столом, а не под ним… Слушай, прямо как волчонок смотрит. Одни только глаза блестят.
Рядом с мужчиной опустился второй, и Том сжался еще больше. Здоровые, с одежде из железа, они пугали мальчика, напоминая тех, кто отвез его в лес.
- Посидит и вылезет, - сказал второй мужчина. – Жрать захочется все равно. Не будет же он там вечно сидеть.
- Нет, давай вытащим. Жалко пацана, дикий какой-то.
Человек подполз под стол и поймал Тома за ногу. Мальчик пронзительно закричал, лягаясь и колотя по чужой руке.
- Тьфу ты, чуть по морде не надавал! Так, Якоб, поступим – поднимай стол, а я его схвачу.
Том не успел опомниться, как оказался прижатым к стальной груди двумя сильными руками. Заголосив, он пытался выскользнуть из хватки, но безрезультатно.
- Вертлявый, как уж! – Гоготал Ангус, уворачиваясь от машущих во все стороны рук и ног Тома. Изловчившись, мальчик вывернулся, оказался нос к носу с мужчиной и впился зубами ему в нос. Тот вскрикнул и оторвал от себя мальчишку, со смехом и выступившими от боли слезами смотря на него.
- Вот проказа! – Улыбнулся он, держа Тома перед собой на вытянутых руках. – Кусается, как щенок…
Услышав это обидное слово, за которым обычно следовали побои, Том перестал сопротивляться и расплакался, безвольно повиснув у Ангуса в руках. Варвар удивленно переглянулся с другом, тот пожал плечами. Перехватив ребенка поудобней, Ангус сел на стул, сажая его к себе на колени. Том, подчиняясь движению руки, давящей на затылок, послушно уткнулся мужчине в грудь и тихо завыл.
- Черт знает что, - проговорил вождь. – Потерялся, что ли? Бедное дитя…
- Эй, Ангус, взгляни-ка! – Воскликнул Якоб. – Пацан-то как на тебя похож!
Ангус отодвинулся и, удивленно подняв брови, оглядел растрепанные белесые волосы ребенка, недоверчивые карие глаза и выпуклую изогнутую жилку на лбу.
- И правда, похож! Я тоже в детстве из носа так пускал!
Мужчины рассмеялись, а Том, раскрасневшийся от плача, шмыгал носом и икал, держа Ангуса за палец, неведомым чувством внутри понимая, что этот человек его не обидит.
Шакал вздрогнул и поднял голову. Сидящий рядом Йохан оскалился, обгладывая рыбную кость.
- Опять в облаках витаешь, Шакал? Что хоть снится-то, расскажи.
- Ничего, - буркнул Том, протирая глаза.
- Какой скрытный, а? Ну и ладно, больно надо мне знать. Все равно расскажи что-нибудь, скучно мне.
- Я что-то не припомню, чтобы шутом твоим становился. Скучно тебе – сядь задницей в костер, и сам побегаешь, и нас позабавишь.
- Да он надрался уже! – Сказал другой воин. – Ко всем пристает, достал уже.
- Не пьяный я! Шакал, чего он лжет? Я трезв… - Йохан придвинулся к Тому и шепотом спросил его: - Кстати, а за что ты пленника своего измордовал, а?
Том покосился на осоловелые глаза Йохана и проглотил комок презрения, вставший в горле.
- Ни за что, - ответил он и встал.
Кора деревьев приставала к рукам, влажный воздух оседал на коже каплями. Том отошел от костра и прислонился плечом к стволу, позволяя ночной темноте, завязшей между деревьев, затягивать его взгляд и топить его. Наощупь потрогал разнывшиеся вдруг сбитые костяшки пальцев на правой руке.
«Он совсем плохой, Томас! Ничего не ест, не встает, даже по нужде не ходит! Весь ледяной, не двигается, спит только да глядит в одну точку. Вчера весь день руки свои рассматривал, как умалишенный, а по щекам вот такие слезы катятся…».
Шакал разжал кулак и повернул руку ладонью вверх. Не было видно даже самой ладони, не то что линий на ней, но Том помнил, на той линии, что огибает большой палец, у него был давно заживший шрам, белой ниточкой разделивший эту линию на две части.
Внезапно из тьмы каменным валом навалились свежие, до страха живые воспоминания – распахнутые глаза, холодные хрустальные слезы, горячая алая кровь на лице и руках, губы, открытые в безмолвном крике… Том сполз спиной по стволу дерева и сел на землю, опуская голову лбом на колени. Благодарная улыбка в обмен на жизнь глупого оленя, тихий голос за спиной, слившийся с шумом камышей у заводи, умоляющий взгляд под проливным дождем…
И волна болезненного разочарования, что он испытал, увидев пленника у загона с конями, собирающегося бежать… Шакал зажмурился и сжал ладонь на левой половине груди – там словно кто-то ковырялся острыми и кривыми когтями.
«Помог бы ты, Томас».
«Помочь? Я сам себе помочь не могу. Как я могу помочь кому-то другому?»
«Помоги ему, и он поможет тебе».
Том открыл глаза и прислушался. Ему почудился странный голос, прозвеневший в голове как маленький колокольчик.
«Помоги ему».
Шакал поднял голову и изумленно открыл рот. Перед ним между деревьев стояла женщина, похожая на русалку или лесной дух, полуголая, черноволосая. Том моргнул, и видение пропало. Поспешив вернуться в лагерь, он сел у костра, вспоминая, кого ему напомнила эта таинственная женщина.
Охотники вернулись в лагерь спустя пару дней, неся с собой добычу на все стойбище. Том оставил коня в загоне, отмахнулся от обычая дележа лучших кусков между охотниками и твердыми быстрыми шагами направился к дому Якоба.
Билла он заметил издалека – тот сидел у повозки рядом с Якобом и сонно смотрел, как варвар вырезает из дерева неуклюжие забавные фигурки. Том приблизился к Биллу, проигнорировав взволнованный взгляд старика. Принц поднял голову, и его глаза чуть расширились.
- Пойдем, - не сразу смог произнести Том, испытывая неожиданную робость. – Пойдем… со мной.
Билл посмотрел на Тома пустыми, ничего не выражавшими глазами и отвернулся, продолжая равномерно покачиваться на ступеньке, обняв себя руками. Том скрипнул зубами.
- Вставай. Ты идешь со мной, - повторил он с нажимом. Пленник мотнул головой и придвинулся к Якобу. Том метнул на варвара быстрый взгляд, и тот, взяв Билла за руку, тихо сказал:
- Билл, тебе правда лучше будет пожить у Томаса. У него в шатре тепло и сухо, не то что у меня в хибаре.
Принц вздохнул и уткнулся лицом в плечо Якоба, чуть слышно прошептав:
- Не хочу.
- Ну, парень, давай не ленись. – Якоб участливо потрепал принца по взлохмаченной макушке. – В шатре Томаса гораздо уютнее. Да и в компании с ним тебе будет интереснее, чем со мной, дряхлым ворчуном.
Варвар попытался отстранить Билла от себя, но тот сильнее вжался в старика, цепляясь ногтями за его рубаху. Видя это, Том вдруг ощутил необъяснимый прилив злости – руки Якоба, обнимающие принца, раздражали его, заставляя все внутри дрожать. Перехватив его мечущий молнии взгляд, Якоб беспомощно пожал плечами и встал, попутно поднимая Билла.
- Пошли-ка. Я тебя провожу, прослежу, чтобы Томас тебя по всем законам гостеприимства принял, - бодро проговорил он. Шакал угрюмо кивнул в ответ на его молчаливый призыв к согласию.
- Не пойду, - наотрез отказался Билл, выворачиваясь из-под руки Якоба и скрываясь в доме.
- Подожди, Томас, - сказал Якоб, почувствовав, как накаляется воздух вокруг главаря. – Я с ним поговорю. Иди, я приведу Билла.
Билл отшатнулся от двери, услышав скрип ступени под ногами варвара, и быстро отошел вглубь повозки. Едва отворилась дверь, принц умоляюще воскликнул:
- Прошу, не заставляй меня возвращаться к нему!
Старик подошел к нему и покачал головой.
- Я знаю, Билл, тебе страшно, но так надо…
- Кому надо? Для чего? Если я надоел тебе, так и скажи.
- Нет, что ты! Я рад, что ты со мной. Но ты должен идти к Томасу.
- Я не понимаю, Якоб, скажи, зачем? Он ненавидит меня и хочет убить. Почему ты настаиваешь? Он угрожал тебе, заставлял отвернуться от меня?
- Нет, но что-то подсказывает мне, что так будет правильнее. Поверь, я бы не стал делать что-то, что могло бы причинить тебе вред.
- Откуда ты знаешь, что мне не будет плохо?
- Я чувствую это… ведь ты мне родной, ты мне как сын.
Принц запнулся и с грустью посмотрел на варвара. Сжав руки, он с тяжелым сердцем проговорил:
- Не говори так, прошу… не называй меня сыном. - Билл нерешительно потупился. – Я благодарен тебе за все, но… у меня есть отец и он ищет меня.
В глазах Якоба промелькнула тень, и он опустил голову. Повисло неловкое молчание.
- Прости. – Билл шумно сглотнул. – Мне действительно лучше уйти.
Том отнял ухо от двери и тихо спустился на землю с подножки. На душе было пасмурно из-за отказа Билла, а услышанное после оставило горькое ощущение общей обиды и безнадежности. Мелкая противная морось, весь день сыплющаяся с серого неба, сильнее удручала, будто пронзая крошечными каплями-лезвиями кожу и достигая сердца.
За спиной скрипнула дверь, и в проеме появился поникший Билл. Он молча спустился к Тому, безысходно готовый ко всему. Шакал внимательно взглянул на пленника, но тот поспешно сомкнул веки, не давая вырваться блестящим под ними слезам, бережно сжимая в руках криво выструганную Якобом фигурку какой-то птицы.
До шатра Шакала шли молча, Билл безучастно переставлял ноги, ведомый скорее смирением, чем страхом перед главарем. Том шел чуть впереди, сутулясь, пригибаемый к земле обреченным молчанием пленника. «Идет как в темницу или на эшафот», - мрачно подумал Том и поддел носком сапога лежащий на дороге камень. Отправленный сильным ударом в полет камень перелетел через дорогу и упал в жестяную миску, напугав лакавшую из нее воду собаку.
Внутри шатра было душно, Том плотно запахнул все отверстия и щели наружу, отгораживаясь от мира, и висел низким облаком удушливый запах истлевших факелов. Войдя, Билл тут же закашлялся, а на глазах выступили слезы. Шакал откинул полог, пуская в шатер воздух, и зажег новые огни. Принц зажмурился, ослепленный не то ярким светом, не то острыми, как кинжал, воспоминаниями о случившемся с ним здесь. Томас был спокоен, но засохшее темное пятно на ковре у столика заставляло Билла сжиматься в комок в ожидании и понимании своего бессилия и одиночества, особенно сейчас, когда он нечаянно, но так больно обидел своего единственного друга.
Том шуршал шкурами, стягивая сшитые из них покрывала со своего ложа. Бросив пару из них возле Билла, он обернулся и встретился с тревожным взглядом принца.
- Хватит смотреть на меня так, - сердито буркнул Шакал. – Не буду я тебя бить.
Вернувшись на шкуры, Том уселся, опираясь горячим лбом на ладони и с привычным немым отчаянием ощущая, как наваливается со всех сторон ватная густая тишина, наполненная неизбывной тоской по чему-то далекому, необъяснимому, никогда не встречавшемуся раньше.
- Зачем я тебе здесь? – Проник в тишину голос пленника, разрезая ее тонкой нитью звука. Том открыл глаза и посмотрел на него через плечо. Билл продолжал стоять у входа, смотря перед собой, глаза казались выцветшими от постоянно стоявшей в них влаги. Шакал промолчал – у него не было ответа. Что он мог ответить? Что не спал ночами, мучаясь от стыда и волнения, что боится кары судьбы, явившейся к нему в виде лесного призрака? Том удивленно приоткрыл рот, ловя это чувство в себе за хвост, чувствуя его хрустящей землей на зубах – забитое, гонимое, но возвращающееся столь же неотвратимо, как птицы весной. Страх, свой и смешивающийся с ним страх араба, покрытый сейчас слоем зыбкой отрешенности.
- Тебе страшно? – Спросил Том. – Боишься умереть?
- Нет, - отозвался Билл.
- Тогда прекрати дрожать и ждать от меня нападения. Ложись спать. Так и быть, обещаю, даже не подойду к тебе.
Принц, морщась, присел на негнущихся ногах и повалился на бок на постеленные ему шкуры, подбираясь так, будто хочет занять как можно меньше места. Но его глаза упрямо не закрывались, продолжая бесцельно скользить по стенкам шатра, то и дело срываясь на Шакала, и лишь тогда мутная поволока в них колыхалась, грозя прорваться. И даже засыпая, Том чувствовал на себе его болезненный взгляд.
- Знаешь, что более всего заставляет человека жить?
Том помотал головой.
- Страх умереть. Если кто-то говорит, что он не боится или даже хочет умереть, - не верь ему. Все боятся, до единого. Правда, есть тут одно но… так, дружок, нажимай-ка ножом сильнее. Колья надо затачивать, а не скоблить. Вот так. Что я говорил?
- Про одно но, - прогнусавил Том, старательно снимая стружку с маленькой деревяшки.
- Да, точно. Порой человек так боится умереть, что и жить-то перестает. Спросишь меня, как так? А вот представь - купаться на реку не ходит, боится, что утонет, не ест ничего, боится подавиться, на коне не скачет, боится, что скинет его конь да затопчет. Волков бояться – в лес не ходить, слыхал такую поговорку? Это не жизнь ведь вовсе, а чушь собачья.
- Значит, человек все делает потому, что боится умереть?
- Почти всегда. Инстинкт такой, зверя страх гонит. Человек тоже зверь, только двуногий. Страх наша основная начинка.
- Но есть же бесстрашные люди? Как рыцари из легенд!
- Нет бесстрашных людей. Есть, Томас, еще один страх, не менее сильный – не только себя, но и родных своих потерять, беде их подвергнуть. Тоже жить заставляет, вертеться, думать все время. Те же рыцари, они почему так храбро сражались? Потому что боялись, что вот погибнут они, а их семьи без защитника останутся. В походы за королем ходили не потому, что король славный был, а потому что он им золото давал, чтобы семью содержать.
- А у тебя есть семья?
Ангус поднял взгляд на мальчика. Том смотрел на него ясными глазами, и варвар видел в них свое отражение.
- Была, - ответил он и тяжело вздохнул.
Послышались приближающиеся мужские голоса и звон. Вождь выпрямился и увидел нескольких своих воинов, идущих к нему из кузницы.
- Эй, парень! – Прогрохотал один из них, кивая Тому. – Научился колья строгать?
Дернувшись, мальчик вскочил и в мгновение ока оказался у Ангуса за спиной, настороженно глядя на варваров. Злые и страшные, эти большие мужики не внушали ему доверия. Ангус поймал вопросительные взгляды друзей и, обернувшись к Тому, сказал:
- Поиграй пока, устал небось. Иди в шатер, земляники поешь.
Том попятился, не сводя глаз с воинов, а затем бросился со всех ног и скрылся под пологом.
- Все еще не оставляешь надежды приручить парнишку, Ангус? – Спросил вождя Юрген, кузнец с опаленной бородой.
- Не приручить, а подружиться с ним, - поправил Ангус. – И мне это удается. Томас нелюдим, но он смекалистый и очень добрый.
- Что-то не заметно, что он добрый, - недовольно возразил другой варвар. – Вчера моего сына отдубасил ни за что, ни про что.
- Твой сын получил заслуженно, он обзывался. Томас лишь защищал себя.
- Он бросился на моего сына с палкой! Это ты называешь защитой?
- Возможно, Томас бывает чересчур яростен, но это пройдет. Мы не знаем, как он жил до того, как я нашел его, как с ним обращались. Я его перевоспитаю.
- Ангус, дружище. – Рыжеволосый варвар с пронзительным взглядом, подошел к вождю и положил руку ему на плечо. – Мы знаем, как тебе тяжко, ты потерял и жену, и нерожденного ребенка. Но чужой сын не заменит тебе своего. Тем более этот мальчишка… Нам его жаль, но он словно волчонок, то шарахается от всех, то бросается без причины. Давай оставим его в следующем городе, сдадим на постоялый двор в услужение.
Ангус прищурил глаза, и от них лучиками разошлись мелкие морщины.
- Да что вам сделал-то этот ребенок? Неужто вы до сих пор, как дети малые, в лесного духа верите, думаете, он нам Томаса послал? Или с ума слетели все до единого?
- Ангус…
- Не отдам я этого ребенка, он мне богом послан! – Горячо воскликнул вождь. – Он мне послан, чтобы горе свое утешить. Я семью потерял и он потерян, так почему ж мне ему отцом не стать? Раз могу я несчастному ребенку свою любовь отцовскую подарить, отчего ж мне не сделать этого?
- Не назовет он тебя отцом, посмотри, у него глаза волчьи. С рождения он отравлен, не сможешь ты его вырастить, не станет он таким, как ты.
- А я не хочу, чтобы он таким, как я, стал. Хочу, чтобы он стал счастливым…
Томас сидел за пологом и смотрел в щелку, из которой в темноту шатра рвалось круглое пятно света. Мальчик загребал из глиняной миски горсти ягод, и ягодный сок тек по его пальцам и подбородку, капая на штаны и рубаху. Суровые варвары с их напряженными лицами и обидными словами мало волновали его, за свою недолгую жизнь Том слышал всякое. Нет, сейчас ему хотелось выбежать из душного шатра и повиснуть на шее у Ангуса, прижимаясь к его колючим щекам. Хоть кто-то, кроме оставшейся где-то далеко бабки Августы, любил его, и этого было достаточно маленькому ребенку для его маленького счастья.
Ангус пришел в шатер вечером, потрепал Тома по голове и лег, повернувшись к мальчику спиной. Том подождал, пока варвар обратит на него внимание, а потом, не выдержав, сам запрыгнул на шкуры и прижался к широкой спине. Ангус отвел руку назад и обнял мальчика.
- Расскажи еще что-нибудь, - попросил Том, вдыхая запах пота и сухой травы, каким пахла рубаха Ангуса. – Расскажи, как с медведем бороться!
- С медведем не надо бороться, - глухо ответил вождь. – Медведь тебе ничего не сделал. Нужно упасть на землю и притвориться мертвым. Медведь тебя понюхает и уйдет. А если бороться с ним будешь, он почует твой страх и задерет тебя.
- Но ты же сказал, что страх помогает жить.
- Не в этом случае. – Мужчина вздохнул.
- А есть что-нибудь сильнее страха?
- Есть… Любовь есть. Но ты еще слишком маленький, чтобы знать это. Подрастешь - поймешь…
Том лежал на спине, закинув руки за голову. В полутьме образы в голове вставали один за другим, принося с собой грусть и сожаление. Вспоминал и переживал в который раз, но со все усиливающейся болью свои незначительные стычки с отцом и промахи, заставлявшие того быть недовольным и краснеть за приемного сына. Томас любил Ангуса, но редко позволял себе называть его отцом. Да и имел ли он право? Ведь где-то, может быть, все еще жил его настоящий отец, жила его мать, но Том, как не старался, не мог представить себе их.
В этот момент, как никогда раньше, хотелось вдруг открыть рот и заговорить, без остановки, говорить все, что вертится в голове, вынуть и показать все, что накопилось внутри. Хотелось услышать рядом чей-нибудь небезразличный голос. Том повернулся на бок и посмотрел на свернувшегося в углу Билла. Тот спал, открыв рот словно в немом стоне, и глубокие тени залегли под его глазами. Том неотрывно разглядывал бледное лицо пленника до тех пор, пока перед глазами все не поплыло и не померкло.
Размеренное спокойствие стойбища подошло к концу. Варвары разбирали по доскам сколоченные на лето хибары, сворачивали шатры и водружали годные еще для поездок повозки обратно на колеса. Женщины суетились по дворам, в спешке снимая белье с веревок и выдергивая из земли остатки скромных огородов.
Проснувшись, Билл долго сидел, вспоминая, как оказался в шатре Шакала. Выйдя на воздух, он не узнал лагерь – в нем царила полная разруха, все бегали вокруг и кричали.
- Наконец-то, проснулся! – Том появился рядом словно из воздуха, отодвигая Билла от шатра. Несколько человек вбежало за ним внутрь, начиная сворачивать ковры, заталкивать толстые шкуры в обоз. Через некоторое время шатер просел и рухнул на землю большим пластом, заставляя принца изумленно хлопать глазами и открыть рот, как выброшенная на лед рыба.
- Что происходит? – Спросил он, когда Том вновь появился из-под тяжелых навесов, лежащих грудой на земле.
- Снимаемся с места, - ответил главарь, обходя Билла и вновь принимаясь за работу.
- Что? Снова? Но зачем, чем плохо это место?
- Тем, что зимой здесь будет нечего есть, - знающе ответил Том. – И нечем кормить скот. Кроме того, из леса через сугробы будет непросто выбраться. Пока еще есть время, мы должны выйти на открытое пространство, а зимой будем двигаться от поселения к поселению. Еще есть вопросы?
Билл топнул ногой в бессильной злобе. Последние призрачные надежды на воссоединение с отцом развеялись. Варвары вновь отправлялись в дорогу, а это значило, что они уводят принца еще дальше от дома, что их следы затеряются где-то в лесах и степях, покрытые приближающимся снегом. И если Шахджахан ищет сына, то может никогда не найти его, бесконечно двигаясь по кругу за кочующими варварами.
Расстроенно выдохнув, принц оглянулся по сторонам и увидел Якоба, запрягавшего лошадь в телегу. Билл медленно направился к нему. Он боялся, что Якоб не захочет больше говорить с ним, но желание примириться с другом было велико, без поддержки старика приходилось туго.
- Здравствуй, - сказал Билл, подойдя к Якобу. Варвар обернулся и кивнул в ответ. Принц виновато вздохнул. – Ты сердишься на меня? Не сердись, прошу. Ты очень нужен мне.
Якоб добро усмехнулся и взъерошил волосы на голове Билла.
- Разве я могу на тебя сердиться? У меня не было и не будет уже такого друга, как ты, парень. Так что не майся ерундой, а лучше обними старика, да покрепче, соскучился я по тебе.
Радостно улыбнувшись, Билл бросился к Якобу и как мог крепко стиснул варвара в объятиях.
- Куда мы снова идем? – Спросил принц, отстранившись.
- Куда и хотели – в Саксонию. Есть там на самой северо-восточной окраине Франкии город Магдебург. Каждую зиму туда ходим. Томаса туда тянет чем-то… родной земли, верно, зов. Мы там, в тех краях, его нашли.
Якоб замолчал, указывая взглядом Биллу за спину. Принц обернулся и увидел подъезжающего верхом к ним Тома. Рядом с конем главаря шел арабский скакун Билла, поводья которого Том держал в своей руке.
- Пора отправляться, - сказал Шакал. – Ты теперь будешь ездить рядом со мной. Вперед меня не скакать и не отставать.
Принц переглянулся с Якобом и, улыбнувшись ему на прощание, забрался на коня.
Большое кочевое поселение шло гораздо медленнее, чем воинский отряд, скот постоянно разбредался или вставал, упрямо не желая идти дальше, дети, не слушаясь матерей, бегали между всадниками, заставляя тех сбавлять шаг. То и дело в разных концах обоза слышались крики, ругань и шум, движение несколько раз останавливалось из-за поломанного колеса или упавшей коровы. Люди нервничали, но было видно, что им не привыкать.
Не привыкшим был только Билл. Общая тревожность передалась и ему, и принц постоянно озирался и вглядывался в противоположный край, волнуясь, что кто-то может отстать и потеряться. Билла раздражало и тяготило равнодушие главаря к своим людям, Том ехал спокойно, терпеливо ждал, когда все подтянутся, ни разу не объехал обоз проверить, все ли в порядке. Молча злясь, но не решаясь высказать Шакалу свои претензии, Билл сверлил его негодующим взглядом и презрительно отворачивался, когда Том, перехватив этот взгляд, ухмылялся в ответ.
Остановка на ночлег была шумной и долгой, тут же на протяжении большого пространства раскинулись легкие походные шатры и зажглось множество костров. Билл, чувствуя неприятную тяжесть внизу живота, пересилил, наконец, свою гордость и обратился к Тому.
- Мне нужно отойти.
Шакал отложил ветку, которой ворошил разгорающиеся угли, и поднялся на ноги.
- Пошли. Только в лес, а не в лагере.
Том неотступно следовал за принцем, и Билл чувствовал себя опасным преступником под конвоем. Было неловко и стыдно, но перечить главарю было опасно. Отойдя на приличное расстояние от лагеря, Шакал вдруг остановился и сказал, указывая на почти облетевший куст.
- Орехи. Последние в этом году. Пожалуй, надо собрать. Ты иди…
Билл шел вглубь леса, пока Том не скрылся из вида за деревьями. Он не понимал, что произошло с главарем, недавно грозившимся убить его, а теперь проявлявшим вдруг к пленнику милосердие и даже некоторую заботу. Принц пообещал себе разобраться в этом и выяснить, а пока зов природы настойчиво требовал свое.
Освободившись, Билл облегченно выдохнул и вдруг услышал странное ворчание, не походившее на человеческое. Обернувшись на звук, Билл оцепенел – всего в паре десятков шагов от него стояло огромное чудище. Крупное, покрытое бурой шерстью, с толстыми лапами, увенчанными острыми длинными когтями, и длинной мордой. Существо потянуло носом воздух в направлении застывшего в ужасе Билла и снова издало низкий рокочущий звук. Билл лихорадочно завертел головой по сторонам, ища хоть какую-нибудь палку или камень, чтобы обороняться. На глаза попалась длинная сучковатая ветка, сломанная ветром. Билл сделал к ней шаг, наступая ногой на хворост, громко затрещавший под его весом, и страшный зверь вдруг поднялся на задние лапы, становясь поистине огромным, и громко заревел, обнажая клыки. Угрожающий рев существа разнесся эхом по лесу, и Билл вскрикнул от страха.
Тут же он ощутил сильный толчок в спину и упал ничком на землю, придавливаемый сверху чьим-то тяжелым весом. Судорожно вдохнув воздух, принц приготовился позвать на помощь, как над ухом раздался голос Тома:
- Тихо, не кричи. Не двигайся. Тихо…
Билл замер под Томом, слыша, как гулко и быстро бьется его сердце, а удары, проникая из прижатой груди в землю, возвращались и били в ухо набатом. Во рту от испуга пересохло, и Билл постоянно сглатывал, мучаясь в ожидании того, что чудище сейчас нападет на них, беззащитно распластавшихся на земле. Но этого не происходило. Принц, не моргая, глядел перед собой, но темнеющий лес и фигура чудовища были едва видны за навесом из светлых волос Тома, упавших на лицо.
- Тихо… тихо… - чуть слышно выдыхал Том, щекоча дыханием щеку Билла. Он прижимал телом Билла к земле, повторяя его силуэт своим, подавляя любое малейшее движение принца, – оно могло вывести медведицу из себя. Прищурив глаза, Том следил за зверем, который медленно и неуверенно приближался к людям. Подойдя, медведица наклонилась и стала обнюхивать Тома. Ее большие ноздри раздувались, шумно втягивая воздух и выдыхая, отчего волосы Тома шевелились, как живые.
Билл видел перед собой мощные лапы существа, видел, как вонзались в землю загнутые когти. Одним ударом такой лапы чудище могло убить человека, а навалившись своим весом сверху, – раздавить их обоих. Но равномерное дыхание и биение сердца Шакала успокаивали его, и принц невольно начал дышать в том же ритме, что и главарь, страх перед чудищем куда-то ушел. Ведь если Томас не боялся его – значит, и самому принцу нечего бояться.
Внутри словно ворочался теплый клубок, и холодная земля в колющихся сучках и высохшей траве внезапно стала казаться уютной, как пуховая перина. Тело Тома повторяло его тело малейшим изгибом торса или неловко повернутым при падении коленом, и поверх руки, покоящейся на земле у лица, лежала ладонь Тома. Пальцы поверх пальцев, ровно, плотно, надежно. И лапы страшного зверя, и его дыхание над головой уже не пугали, потеряв всякое значение. Билл смотрел на их сложенные ладони и видел, какими одинаковыми они были.
Еще немного поворчав и подумав о чем-то своем над телами людей, медведица медленно удалилась, неуклюже переставляя косолапые ноги и уводя вглубь леса спрятанных за буреломом медвежат. Том проследил ее взглядом, и как только она скрылась из вида, поднялся с Билла. Принц, подавив разочарованный вздох, тоже встал, отряхиваясь от грязи и чувствуя, как холодно стало нагретой спине.
- Уходим, пока она не вернулась, - сказал Том и потянул его прочь из леса, ускоряя шаг и переходя на бег. Шакал бегал быстро, и Билл едва успевал за ним, уворачиваясь на бегу от нависающих веток и перепрыгивая через вспоровшие землю корни. Едва между стволом замаячили огни костров, они сбавили ход, выравнивая дыхание.
- Что это за демон? – Спросил Билл, отдышавшись.
- Демон? Никакой это не демон, а просто медведь. Скорее всего, медведица, раз угрожала, наверное, где-то поблизости были ее детеныши.
- О Аллах… Я думал, она убьет меня. – Принц оперся плечом о дерево и вытер пот со лба.
- В следующий раз, если встретишь медведя, падай на землю и притворись мертвым. А если он бросится на тебя – убегай со всех ног.
Билл удивленно моргнул, глядя на Тома и думая, послышалось ли ему неприкрытое беспокойство в голосе главаря или нет. Том пристально смотрел на принца, и лицо его было серьезным.
- Спасибо, - благодарно произнес Билл, каким-то необъяснимым чувством понимая, что за нелепую попытку побега он прощен, и в тот же самый миг прощая сам.
Любовь — как дерево;
она вырастает сама собой, пускает глубоко корни во все наше существо
и нередко продолжает зеленеть и цвести даже на развалинах нашего сердца.
В.Гюго
Третий день лил дождь, то утихая, то вновь усиливаясь так, что плотная стена капель застилала обзор как туман. Билл зябко кутался в плащ, мрачно глядя на глубокие лужи, булькающие под копытами коней, на грязные волны, расходящиеся от колес. Отвратительная погода накладывала отпечаток и на людей – стойбище еле брело в полном молчании, женщины и дети попрятались в повозках, не высовывая наружу носа. Всадники же ехали, накинув на головы широкие капюшоны плащей и склонившись к коням, словно само темное и тяжелое от туч небо гнуло их к земле. Порой в низинах пузыри на поверхностях луж лопались у самого стремени, и Билл опасливо подбирался в седле, памятуя о своей встрече с холодной рекой, едва не окончившейся для него трагично.
С севера шли и шли тучи, набиваясь в пухнущий клубок, и Билл, поглядывая на них из-под кромки капюшона, чувствовал, как так же изменяется и набирает силу что-то у него внутри. Что-то неведомое, встающее комом у горла и заставляющее неметь кончики пальцев, что-то, что ворочалось в груди и билось вместе с сердцем, проникая в сердце… Принц глубоко вздохнул, успокаивая мысли свежим воздухом, и опустил голову, рассудив, что если перестанет мучить себя думами, то причина душевных метаний отыщется сама.
Тело само собой выпрямилось в седле, голова вскинулась, а глаза стали взволнованно бегать по спинам и силуэтам варваров. Билл чувствовал призыв, словно кто-то упорно хотел поймать его взор, заглянуть ему в глаза. Принц даже привстал, ища того, кто безмолвно, но так отчаянно звал его. И лишь встретившись со знакомым колючим взглядом с прищуром, Билл замер и опустился обратно в седло, неосознанно стараясь не потревожить почти осязаемую натянутую нить, протянувшуюся между ним и Томом.
Шакал продержал взгляд Билла чуть дольше мгновения и отвернулся, натягивая ниже на лицо грубую ткань плаща. Он стоял, пропуская тяжело передвигающихся в воде всадников вперед себя. Билл оглянулся вокруг и едва смог сдержать улыбку – задумавшись, он отстал от Тома и ехал теперь без надзора, как один из варваров. И Том терпеливо дожидался его вместо того, чтобы прикрикнуть на замешкавшегося пленника. Принц прибавил шагу, понукая коня, и нагнал главаря, смиренно становясь рядом, чтобы не испытывать судьбу.
Дождь все не кончался. Выбившиеся из сил лошади вставали, несмотря на волю седоков, скот ложился прямо в воде. Уставшие варвары оборачивались на главаря и переговаривались в ожидании приказа. Билл косился на их нахмуренные брови и поджатые губы, ощущая, как растет в воздухе недовольство.
Шакал задумчиво смотрел куда-то вдаль, отрешившись от действительности, и лицо его казалось чистым и невинным, на несколько мгновений все тяжелые думы и невзгоды стерли с него свои следы. Продольные морщины на лбу и в уголках рта разгладились, и четкий профиль на фоне темной холщовой ткани светился, словно очерченный искусным художником – высокий лоб, ресницы с блестящими на них каплями дождя, нос, по-детски закругленный вверх, расслабленные губы.
Билл закусил губу, не желая рушить этот хрупкий покой, так странно и зыбко царивший вдруг в Томе. Но выбора не было – к ним уже подъезжал зло пыхтящий варвар, готовый разразиться негодованием. Принц положил руку и плечо Шакала и сжал пальцы. Тот очнулся и повернул голову, глядя на Билла уставшими глазами.
- Шакал, ты нас утопить решил? – Грозно спросил варвар, картинно всплеснув руками. – Того гляди водянку все подцепим, сколько можно нас по воде гонять? Когда отдыхать будем?
Зрачки Тома увеличились, а темные радужки вдруг тускло замерцали, по узорчатым прожилкам побежали крохотные золотые искорки, добавляя в цвет янтаря. Билл смутился, и его ладонь, соскользнув с плеча главаря, проехалась по руке Тома до локтя и сжалась в кулак. Шакал вздрогнул и поспешно повернулся к варвару.
- Отдыхать захотел? Ну, отдыхай. Прямо в лужу и ложись, как свинья. Как тебе такое предложение?
Варвар засопел и процедил сквозь зубы:
- Люди устали…
- И что я, по-твоему, должен сделать? Велеть дождю прекратиться? По-твоему, я господь всемогущий? Отчего же ты так неучтиво со мной разговариваешь, коли я господь?
Билл поморщился, задетый богохульством Тома, но промолчал
- Кто еще хочет пожаловаться? – Крикнул Том, оборачиваясь к остальным варварам. – А? Можете ныть сколько угодно, но идите, выбора у нас нет. Либо можете остаться и подохнуть, как вам угодно! А ты… – Шакал вновь обратился к нахохлившемуся всаднику. – Ты мужчина или кто? Не в дворце живешь, чтобы на плохую погоду сетовать. Даже мой раб не жалуется, хоть он и арабский неженка.
Том ухмыльнулся и возобновил путь. Принц, не веря своим ушам, возмущенно открыл рот, глядя ему вслед. Уязвленное самолюбие потребовало взбунтоваться против такого обращения, но, завидев косой взгляд надувшегося здоровяка, Билл благоразумно решил держаться ближе к Шакалу.
Спустя некоторое время изможденному обозу удалось выйти на возвышенность. Небольшой пригорок был совсем не укрыт от дождя деревьями, но вполне пригоден для привала – лучшего места в ливень было не найти. Размокшая земля проваливалась под тяжестью людей и повозок и сползала с пригорка пластами. Том махнул рукой, разрешая остановиться, и по лагерю разнесся вздох облегчения, смешанный с недовольным ропотом. Варвары вбивали в податливую почву колышки и протягивали на них плотные полотна, пытаясь разжечь в самодельном укрытии костерки. Но дождь как назло изменил направление и хлестал наискось, заставляя людей проклинать коварное буйство природы.
Билл спешился, морщась и шипя, одежда худо-бедно защищала от холода, но холодные струйки текли с волос за шиворот. Якоб помахал ему рукой, приглашая присоединиться к слабо разгоравшемуся костру, но принц остановился в нерешительности, оглядываясь на Шакала. Том пожал плечами и бросил:
- Иди.
Маленький костер неуверенно дымился, несколько мужчин, сидящих в кругу, загородили его спинами от ветра и воды, доставая из котомок нехитрую провизию. Принц приблизился к ним, с удивлением отмечая, что не только его друг, но и другие варвары теснятся, давая ему дорогу к теплу.
- Боюсь, горячего не будет, - пробурчал Якоб. – Придется перебиваться холодным, да еще и всухомятку. Что у нас есть?
- Хлеб, солонина, овощи, - ответили ему.
- Хорошо, что солонина. У меня еще есть сушеная рыба…
Билл покосился на беловатый кусок, похожий на мраморный брус, усыпанный кристалликами соли.
- Это что? – Спросил он.
- Солонина-то? Замороженное мясо. Не свинье. – Якоб подмигнул Биллу и стал делить кусок мяса на равные доли. Билл улыбнулся, оглядывая лица варваров. Все они были радостными, оживленно переговаривались, и даже бьющие в спины струи не могли испортить долгожданный отдых.
- Давайте выпьем вина, чтобы согреться. Где тут моя фляжка родимая?
- Давайте… за память Ангуса.
Варвары приложились к горлышкам фляжек и бурдюков. Принц потупился, испытывая тянущее чувство на сердце, и обернулся, выискивая взглядом Тома. Одинокая фигура Шакала возвышалась над скорчившимися над землей людьми, он стоял поодаль от всех, подверженный злым порывам ветра и острым уколам капель дождя. Билл сжал руки и повернулся к Якобу.
- Извини, - виновато сказал он. – Но… я пойду к Томасу. Спасибо тебе.
Бородач бросил быстрый взгляд в сторону главаря и кивнул. Билл аккуратно завернул в подол плаща свой кусок солонины, подумав, взял еще один и поднялся.
Огибая дрожащие группки людей, он продвигался к Тому, как вдруг услышал отчетливое:
- Совсем щенок борзой стал, сладу нет никакого. Руки чешутся проучить.
Принц остановился, как вкопанный, а в душе волной поднялось негодование. Разум твердил не вмешиваться, не подвергать себя опасности. Но его заглушила почти забытая, почти стершаяся царская гордость принца. Билл посмотрел на того, кто позволил себе неуважение в адрес своего господина, это бы тот самый варвар, что возмущался ранее. Вояка заметил гневный взгляд Билла и осклабился.
- Чего уставился? Раб…
- Как ты смеешь говорить так о своем вожде? – Негодующе спросил Билл. – Ты хоть можешь себе представить, каково это – принимать важное решение, от которого зависит судьба людей? Знаешь, какая это ответственность? Полагаю, что нет. Но, видимо, ты метишь на место вождя, раз позволяешь себе чернить его за спиной. Уймись, жалкие черви способны лишь пресмыкаться по земле, а не править.
- Чего? Я червь? – Варвар раззявил рот, пораженно хлопая глазами. По рядам притихших и слушавших перепалку людей прошел смешок. Мужчина привстал, хрустя кулаками. – Да я тебя сейчас…
- А ну сядь. – Том вышагнул из-за спины принца и толкнул в грудь незадачливого драчуна. Тот приземлился на зад, не успев толком встать. Шакал навис над ним, загораживая собой пленника. – Какой прыткий, полез к хилому арабу драться. Ты со мной подерись!
Грубиян вжал голову в плечи, исподлобья глядя на главаря.
- Давай, раз уж я тебе так осточертел, сразимся, посмотрим, кто из нас более достоин людей вести.
Варвар мотнул головой, опуская голову. Том сплюнул, презрительно скривив губы, и направился к своему месту, кивком указав Биллу следовать за собой. Дойдя до повозки, перевозившей его большой шатер, Том нагнулся и пролез под днище, устраиваясь прямо на земле. Принц остановился рядом, недоуменно глядя на сапоги Шакала, торчащие из-под телеги.
- Ну, чего там мокнешь? Залазь, - послышался голос Тома. Билл потоптался и неохотно последовал за ним. К приятному удивлению Билла на хлюпающей земле был разостлан кусок прочной шершавой ткани, а днище телеги было сухим, и с него не капала вода. Устроившись на спине, Билл затих, блуждая взглядом по былинкам и паутине, застрявшим в щелях между досками. Шакал молчал, его тихие выдохи были созвучны с шумом падающей воды. Дождь постепенно утихал.
- Чего это ты меня защищать взялся? – Нарушил неловкую тишину Тома.
- Это солидарность, – подумав, ответил Билл. – Мои подданные никогда бы не позволили себе хаять своего правителя. И твои не должны.
- Подданные? – Главарь коротко и хрипло рассмеялся, и по телу принца от этого тихого звука прошла дрожь. Билл повернул голову к Тому, изумленно распахнув глаза. В полумраке блеснули ровные зубы, и Шакал тотчас сомкнул губы, пряча улыбку. Искоса глядя на Билла, он кашлянул и продолжил: - Подданные у Людовика, а у меня лишь мешок с гадюками, исходящими ядом, и они держат меня, как кандалы. Будто я тяну их куда. Давно бы уже осели в каком-нибудь княжестве и отдавали свои запасы в дань. Мне никто из них не нужен.
- Зачем же тогда ты их ведешь?
Том смотрел вверх невидящим взором. Он приоткрыл губы, вдыхая, словно хотел сказать что-то, но промолчал. Билл вздохнул и зашевелился, вытаскивая завернутую в плащ солонину.
- Я принес еду.
Шакал приподнялся на локте и усмехнулся.
- Ты хоть знаешь, что это?
Принц замер.
- Якоб сказал, что это не свинья.
- Не свинья. Это оленина. Делается из тех самых оленей, которых ты мне стрелять мешал.
Билл поджал губы, чувствуя, как накатывает тошнота, и отодвинулся от мяса.
Расстроенный вздох, печальные глаза. Том отвернулся, отходя в противоположный угол шатра и складывая руки на груди. Ангус покачал головой, глядя на ссутуленные плечи сына.
- Томас, прошу тебя. Не будь ребенком. Тебе четырнадцать, пора понимать…
- Не хочу. Черт! Почему ты меня не слышишь? Я не хочу быть вождем!
- Но почему?
- Как ты не понимаешь? – Горячо воскликнул Том, взмахивая руками. – Это значит, что я должен буду править, всем указывать! Я должен буду все всегда решать, за всех думать. Это же власть! Она портит людей, заставляет думать, что они лучше всех, распоряжаться чужой жизнью. Я не хочу стать тираном!
- Значит, по-твоему, я тиран? Я думаю, что я лучше всех?
Том прикусил язык.
- Нет, ты другой. Но тебя выбрали вождем твои друзья, да тебе и самом нравится быть вождем, ты вырос среди них, знаешь, что им лучше.
- А разве с тобой не точно так же? – Ангус поднялся и подошел к сыну, кладя руки ему на плечи и смотря в глаза. – Ты тоже вырос среди варваров и тоже знаешь нашу жизнь.
Мальчик отвел взгляд.
- Томас, ну что с тобой? Я вложил в тебя все свои знания, воспитал тебя настоящим воином. Конечно же, я хочу, чтобы ты стал моим наследником, моим преемником. Что в этом такого?
- Я не смогу быть таким, как ты, - тихо ответил Том, глядя в пол. – Я не такой. И меня не примут.
- Глупости…
- Меня уже не принимают! Я же не слепой! Я вижу, как меня сторонятся, слышу, что говорят обо мне. - Ангус помрачнел, и Том, заметив это, заговорил тише и спокойнее: - Нет, ты не беспокойся, меня это не обижает. Мне не привыкать… Но я не смогу дать твоим людям то, что им нужно.
- Нашим людям, Томас.
- Твоим людям, отец. Я не хочу быть их вождем.
Варвар крепко обнял сына, прижимая его к груди.
- А чего же ты тогда хочешь?
- Я не знаю… Просто сесть на коня и мчаться на нем, пока хватит сил. Куда-нибудь далеко… туда, где всегда тепло и всегда светит солнце… и город… такой белый, с высокими башнями и разноцветными стеклами… со странными деревьями, на которых растут самые сладкие плоды…
- И что же в этом чудесном городе такого?
- Там живет моя судьба. У нее черные волосы и тонкие руки. Я приеду в этот город, и она выйдет ко мне из самого красивого замка, сядет позади меня на коня, и я увезу ее на край света.
- Здорово ты придумал, - добро усмехнулся Ангус и потрепал сына по голове. Том вывернулся из-под руки, обиженно глядя на отца.
- Я не придумал! Это мне бабка Августа нагадала! Она сказала, что так все и будет!
Ангус опустил голову, пряча улыбку, а затем серьезно посмотрел на Тома.
- Сын, нельзя путать сказки с явью. Твоя бабка тебя любила и жалела. Я тоже, но я хочу, чтобы ты знал, какая она, эта судьба. Судьба не дает что-то, она приходит лишь отнимать. Томас, прошу тебя. У нас вся жизнь впереди, я буду рядом, буду помогать тебе. Здесь не только я, но и все остальные – твоя семья. Ты нужен своей семье.
Том стиснул зубы. Отец смотрел на него с болью и мольбой во взгляде. Мальчик не мог подвести его.
Сквозь сон пробивался запах мокрой земли, чистой омытой травы. Билл почувствовал его, едва проснувшись и еще не открыв глаза. Принц вдохнул свежую сладость утра полной грудью и потянулся. Запоздало пришла мысль, что спал он не один, и Билл, опомнившись, прижал руки к груди и открыл глаза, чтобы проверить, не потревожил ли он сон Тома. Но нечаянного соседа рядом не было, а сам Билл лежал посередине, раскинув в разные стороны руки и ноги. Полежав еще немного и прогоняя остатки сна, он вылез из-под повозки.
Лагерь был тих и спокоен, солнце едва всходило над горизонтом, окрашивая край неба в нежный малиновый цвет. Билл подошел к краю лагеря и восхищенно выдохнул, вглядываясь в представшую его взору картину. Блестящий и переливающийся от росы холм спускался в низину, стоящую в воде и кажущуюся глубоким зеленым озером. Прибитая к земле трава выпрямилась и шелестела, ветер будто пускал по ней легкие волны, равномерно качая гибкие стебли. Впереди, за травяным морем, слепил разноцветьем лес, тонкие лиственные деревья уже печально отпускали пожелтевшие листья на волю, горели багряным осязаемым закатом. Лишь кое-где еще виднелись вкрапления упрямого зеленого – это упорно держали оборону могучие насупившиеся дубы и гордые ели, невозмутимо хранящие покой среди отчаянно прощающихся с летом обнаженных стволов и ветвей. А над всем этим радужным великолепием постепенно прояснялось и светлело бездонное синее небо, пожалуй, единственное имевшее право на вечную жизнь и красоту. Билл улыбался, чувствуя, как присмиревший ветер ласково играется его волосами, вид смиренно грустившей природы подарил его душе мягкое умиротворение и волнительное ощущение счастья рядом.
- Нравится? – Том подошел и встал рядом с принцем, тоже глядя на увядающий лес.
- Это удивительно. Я никогда раньше не видел ничего подобного. Столько тоски, от которой не убежать. Эти мертвые листья, теряющие силы, засыхающая трава… как напоминание о том, что жизнь тленна. Это помогает нам ценить каждое мгновение, каждый день, отпущенный Всевышним.
Шакал ухмыльнулся и покачал головой.
- Ты во всем божье провидение видишь?
- Конечно. – Том хмыкнул.
- А я не люблю осень. И без нее тяжело волочить свой крест, а эта унылость и сырость только хуже угнетает. Мне весна больше по душе. Осенью видишь, как все умирает, и знаешь, что рано или поздно смерть заберет и тебя. А весной еще есть надежда, что успеешь хоть немного пожить.
Билл повернулся к Тому. Лучи выглядывающего солнца раскрасили лицо главаря теплым медовым цветом.
- Свой дом нужно любить всяким, какой бы он ни был, - мягко заметил принц.
- У меня нет дома. Только дорога.
- Тогда люби свою дорогу. Пусть она будет трудной и жестокой, как вчера, или тихой и светлой, как сегодня. Она может быть какой угодно. В конце концов, любая дорога ведет к дому. Так говорят мудрецы моей страны.
- А я слышал, что любая дорога упирается в погост. – Том присел и, сорвав высокую травинку, стал бездумно крутить ее в пальцах. Билл долго смотрел на его беспокойные руки, а затем вновь перевел взгляд в даль.
- Странно, как непохожи наши края, - сказал он, помолчав, когда высоко в небе на юг пролетела стая птиц. – Здесь столько простора! Столько плодородной земли! Можно построить дом где угодно, пахать землю, собирать дары леса – и все будет твое. Блаженная тишина… А у нас пустыня. Она так же безгранична, как ваши степи, но в ней нельзя жить. Поэтому все люди живут рядом, дом возвышается над домом, улицы петляют и извиваются, как змеи, и все полны народа. У нас всегда шумно. И когда утром выходишь на балкон, видишь город, полный движения и голосов.
- Твой дом там, где всегда тепло и светло, - задумчиво произнес Том. – А твой город? Какой он? Он белый?
- Да, он белый, из белого мрамора. А в окнах моего дворца цветные витражи, и когда они ловят наше солнце, такое же белое, то разноцветные лучики ползают по полу и столам, и виноград становится красным, а персики синими.
Билл с нежностью вспоминал родной дом, а Том сидел, кусая острыми зубами губы, и сжимал кулаки, вгоняя в ладони обкусанные ногти. Хрупкая сломанная былинка безвольно висела в его пальцах.
Тяжелые каменные своды угнетали своим мрачным великолепием. Снаружи замок был похож на угрюмую военную крепость или обиталище злого колдуна, а внутри – на сырую темницу или огромный тайник со множеством ловушек, ходов и комнат. Серые стены мало украшали грубо выполненные фрески, а на высоких окнах стояли решетки, что еще больше подавляло. Небольшой тронный зал квадратной формы освещался подвешенной под потолком люстрой из кованого железа, в которой, капая растаявшим воском, тускло горели свечи.
Шахджахан сидел за высоким дубовым столом, не придвигаясь к нему – днище столешницы было испещрено торчащими щепками и зазубринами. После многих и многих дней почти беспрерывного пути долгожданный отдых не приносил удовлетворения. Может быть, для его воинов – но не для него. Едва опустившись на стул, он вновь желал вскочить и броситься делать что-то, лишь бы не чувствовать, как по капле из его души уходит надежда.
- Простите меня за столь скудный прием, халиф Шахджахан, к сожалению, обстоятельства не позволяют мне закатить в честь вашего визита достойный вашего положения пир.
- Поверьте, менее всего мне сейчас хочется пировать. – Халиф устало потер лоб.
Король Франкии Людовик был старше его раза в два, смотрел бесцветным взглядом, по которому нельзя было понять, что он чувствует. По глубоким морщинам на лбу и нервной судороге у рта короля Шахджахан мог видеть, что монарху довелось многое перенести за свою жизнь. Людовик был стар и слаб, и уже не был способен держать в руках власть над своим большим государством. Впрочем, халиф знал, что и в молодости Людовик этим не отличался.
- Отдохните с дороги, халиф Шахджахан, утолите голод. Даю вам свое слово, мы найдем вашего сына. Я разошлю отряды во все концы Франкии, они прочешут каждый закоулок, обыщут все холмы и леса. Мы не остановимся, пока не отыщем принца. Это будет первым доказательством моей преданности вам, как вашего союзника.
Вокруг стола бесшумно сновали слуги с подносами, но халиф не притрагивался к еде. Низко опустив головы, рядом с ним горестно молчали Шариф и другие мудрецы, сопровождавшие Абильхана в пути. Шахджахан не выразил им своего гнева и не грозил смертной казнью, но обреченное отчаяние, сквозившее в его облике, мучило их сильнее. Невыносимое беспокойство за судьбу принца болью выворачивало старцев наизнанку.
- Шариф! – Ученый муж вздрогнул от гулко прозвучавшего голоса халифа. – Расскажи, как все было.
Мудрец сглотнул и несмело начал:
- Мы остановились на ночлег. Вероятно, где-то до этого мы сбились с пути и посчитали, что идем по верной дороге. Это была заброшенная местность. И была ночь. Тут Хаким увидел людей, выходящих из леса. Мы решили, что это встречающие, посланным королем Людовиком. Хаким, что они тебе сказали?
Хаким, сидевший по правую руку от Шахджахана, затрясся мелкой дрожью, вспоминая тот злополучный вечер.
- Это были варвары, - сказал он. – Они стали глумиться и кидать в нас отрубленными головами несчастных солдат. А потом напали. Их было много, очень много! Они вышли из леса, стали свистеть и стрелять по нам…
- Они бы перебили нас всех, как детей! – Воскликнул Шариф. – Наши воины пытались отразить атаку, но ничего не вышло. Мы решили бежать, чтобы сохранить жизнь принцу. Но… господин… милосерднейший… Прости нас, дряхлых дурней! Вели казнить! Нет нам места на земле!
Старец тихо заплакал, закрыв глаза ладонью. Шахджахан покачал головой и поднялся из-за стола.
Два правителя неспешно прогуливались по коридорам замка. Халиф подавленно молчал, и Людовик не утомлял его беседами. Проводив гостя до двери отведенной ему покоев, король пригласил его внутрь и запер дверь.
- Когда ваши послы прибыли ко мне, на них не было лиц. Я видел мудрость в их глазах и почтенные седины, но они рыдали, как дети, и валялись у меня в ногах. Я сразу понял, что случилась беда, ведь принца среди них не было. В письме, которое вы мне прислали, говорилось, что прибудет ваш сын, что он молод и горяч, но умен и смекалист не по годам…
Шахджахан кивнул, вздыхая.
- Так и есть. По крайней мере, был… Людовик, я не знаю, как благодарить вас за помощь. Абильхан – мой единственный сын, моя надежда, моя отрада… Если я потеряю его, то и мне незачем жить на свете.
- Понимаю вас. Потому-то я и обязан вам помочь, из глубочайшего к вам уважения, а так же из простой отцовской зависти. – Людовик невесело улыбнулся. – У меня много детей, халиф, много сыновей. И все они по очереди восстают против меня. Мой старший сын Пипин дважды восставал против меня, и к нему присоединились и младшие сыновья, Лотарь и Людовик. Мне пришлось сходиться на поле со своими сыновьями, представляете?
Халиф изумленно глядел на короля. Слова, с горечью произносимые Людовиком, казались нелепыми и страшными.
- Мы вернем вам сына, а после все вместе приедем в Ахен, в мой роскошный замок, устроим праздник, я покажу вам собор, который построил сам, он невероятно красив. Может, потом съездим в Париж, я планирую перенести туда столицу…
За закрытой дверью в коридоре послышались громкие голоса и топот. В дверь застучали сразу несколько рук, крики усиливались. Людовик подошел к двери и распахнул ее, сердито глядя на посмевших помешать королевской беседе.
- Ваше величество! – Наперебой закричали слуги. – Там гонец! Гонец из Сирии!
Шахджахан обеспокоенно переглянулся с Людовиком, и монархи поспешили спуститься в тронный зал. Гонец лежал навзничь, раскинувшись на полу, и часто дышал. Вокруг него толпились взволнованные арабы, кто-то подносил чарку с водой к иссохшим губам. Шахджахан склонился над измученным гонцом.
- Я слушаю тебя, храбрый воин, - сказал он.
- Господин… беда… - Гонец закашлялся.
- Ну же, говори! В чем дело?
- Ваш брат аль-Мамун… он захватил Дамаск… и объявил себя правителем Арабского халифата…
Арабы возмущенно вскрикнули, глядя на халифа. Тот медленно выпрямился и сжал кулаки, сдерживая себя. Хаким трусливо спрятался в тень, боясь, что Шахджахан догадается о его предательстве. Халиф совладал с собой и вновь обратился к гонцу с непроницаемой маской на лице.
- Чего он хочет?
- Хочет, чтобы вы признали его власть и уступили ему трон. А если вы не согласны, он вызывает вас вернуться и вступить с ним в бой, иначе он устроит расправу над вашими приверженцами.
- Что будем делать, господин? – Спросил Шариф.
Шахджахан задумался, прикрыв глаза. В тяжелой тишине угрожающе потрескивали свечи.
- Жизнь моего сына важнее неуемных амбиций моего брата, - наконец, ответил он. – Передай аль-Мамуну, что он может прохлаждаться на троне, пока мы будем искать Абильхана. Но затем я вернусь, и он ответит за все.
- Смотрите-ка, сколько добра, настоящее богатство!
Варвары, довольно гогоча, разбирали содержимое большой телеги, с замысловатыми узорами по бортам, в которых Билл с удивлением узнал византийскую роспись. Проснувшись утром, он обнаружил, что Тома и большинства всадников не было, и большую часть дня кочевое варварское племя шло под руководством Якоба и еще нескольких мужчин в возрасте. Лишь к вечеру они нагнали молодых воинов, которые, как оказалось, промышляли на торговых дорогах Франкии. «Промысел» оказался удачным – несколько телег обоза из Византии, наполненных восточным товаром, парчовыми тканями, выкрашенными мереной и шафраном, закупоренными сосудами с оливковым маслом и виноградным вином. Варвары в шутку укутывались в отрезки тканей, изображая византийских богачей, и от души смеялись над нерадивым другом, по ошибке отхлебнувшим из кувшина масла вместо вина.
Билл подошел к телеге и с замиранием сердца провел ладонью по знакомой, но почти забытой гладкости искусного шелка. Внутри все затрепетало от воспоминаний о нежности постельного белья, летящих одеяниях, ласкающих кожу. Том, стоящий рядом, заметил его мечтательный взгляд и поглаживание руки, пробующей мягкую поверхность.
- Если после дележа что-то останется, возьмешь себе, - негромко бросил он, чтобы не слышали остальные. Принц улыбнулся краем губ и, оглядевшись по сторонам, спросил:
- А где же торговцы? Вы убили их?
- Нет, они струсили и сбежали, едва завидев нас, побросали все свое добро. – Том поднял голову и посмотрел Биллу в глаза. – Прямо как твоя охрана той ночью.
Билл удивленно поднял брови, заметив лукавые искорки во взгляде Шакала.
- Что в этом веселого?
- То, что про арабов ходят слухи, будто они жестоки и упорны в бою, а на деле оказывается, что трусы.
- Неправда! – Воскликнул Билл, оскорбившись. – Мы просто не видим смысла в пустом безрассудстве. Если понятно, что враг превосходит по силам, мы предпочитаем отступить, чем бессмысленно жертвовать жизнью.
Том оперся локтем о борт телеги, подкидывая в руке массивную позолоченную брошь, найденную в сундуке. Билл растерянно смотрел на него, не понимая, как объяснить странное веселье главаря и чего стоит от него ожидать.
- Твои люди бесстыдно бросили тебя, а ты их оправдываешь. Неужели ты и впрямь так великодушен? Или тебе просто не хочется признавать, что они вовсе не уважали тебя?
Глаза Билл сузились, и он обиженно поджал губы.
- Просто я умею прощать, а не ношу зло в себе и не пестую его, как любимое дитя. Если только и делать, что злиться и помнить обиды, когда же тогда жить?
Шакал выбросил брошь обратно в сундук и отошел от телеги, нахмурив брови.
- Опять лезешь мне в душу?
- Ты начал этот разговор первым! – Принц стукнул кулаком по деревянной стенке телеги и решительно догнал Тома. – Знаешь, ты только и делаешь, что говоришь об этом, постоянно оскорбляешь, проклинаешь, задираешь… И почему-то только в моем присутствии. Ты хочешь, чтобы я тебя пожалел? Но стоит мне попытаться сделать это, как ты унижаешь меня побоями. И если бы я не знал, как сильно ты ненавидишь аристократов, вроде меня, подумал бы, что тебе нравится мое внимание.
Шакал резко остановился и обернулся на Билла, хватая ртом воздух от смешанного чувства негодования и удивления. Хотелось одновременно и ударить чересчур прозорливого араба, и сесть на землю, закрыв голову руками от оглушительного осознания того, что тот все же прав, что становится так спокойно и тепло, когда пара глубоких светящихся жизнью глаз обращена только к нему.
Билл напрягся, готовый в любое мгновение уйти от удара, но Том не двигался, продолжая ошеломленно сверлить пленника взглядом. В груди парным молоком разливалась предательская радость, растерянное лицо всегда собранного главаря вызывало в сердце необъяснимую привязанность к человеку, причинившему немало боли. Принц слышал, как Якоб зовет его, но не мог сдвинуться с места, воздух между ним и Шакалом пружинил, словно примагничивая их друг к другу.
Том не выдержал немой схватки первым и отвел глаза. Нужно было найти причину, любую, чтобы только не молчать, не смотреть, не позволять этому арабу и дальше читать себя как открытую книгу. И причина нашлась – из-за поворота узкой лесной дороги мчался его дозорный Хергер, взмокший и напуганный.
- Шакал! – Закричал он. – Королевская конница! Они выследили нас!
- Чертова плешь! – Главарь сорвался с места, мигом оказавшись верхом на коне. – Якоб! Отводи лагерь в лес! Йохан, Ричард! Собирайте своих! Будем прикрывать!
Варвары заметались, в спешке и панике налетая друг на друга и утягивая вещи и улегшийся скот под сень деревьев. Со стороны дороги, откуда примчался Хергер, показался отряд конников, облаченных в сияющие доспехи, с большими круглыми щитами. Командир отряда нес пурпурное знамя с вышитым на нем королевским гербом. Обученные воины, завидев мечущихся варваров, тут же образовали стену, выставляя вперед длинные копья.
- Билл! Да очнись же ты! – Принца схватили за руку и грубо дернули, возвращая из оцепенения. – Пора уносить ноги!
- Но как же… - Старик не слушал, подталкивая оборачивающегося Билла к спасающемуся среди деревьев обозу. Спотыкаясь и морщась от хлестких ударов ветками по лицу, Билл из-за плеч Якоба видел лишь мелькающие среди всадников светлые волосы Тома.
- Сомкнуть ряды, мечи наготове!
Принц вывернулся и припал к дереву, впиваясь пальцами в кору, не отводя взгляда от готовящегося сражения. Шакал был в первом ряду, и острия копий королевской дружины были нацелены ему в грудь. За плотными рядами всадников натягивали тетивы варварские лучники, примериваясь пустить стрелы над головами своих по врагам.
- Именем короля! – Гордо вскрикнул командир отряда, покачивая стягом. – Вы, неразумные варвары, вредители великого Франкского государства! Сдайтесь на милость короля и будете судимы по закону или умрите, как собаки, все до единого!
- А судимы по закону – это как? – Ехидно пропел Йохан.
- Если вы раскаетесь в своих прегрешениях пред лицом нашего короля и Господа Бога, ваши женщины и дети будут отпущены на волю, а вы будете сосланы на труд во благо Франкии. Если же нет – пеняйте на себя…
Билл не заметил знака, поданного Томом, лишь услышал отрывистый свист, но притаившиеся за спинами всадников лучники внезапно разом выстрелили. Несколько стрел с грубыми наконечниками пролетели мимо, заставив рыцарей отшатнуться, пара пробила нагрудники, слегка оцарапав кожу, и лишь одна из всех стрел торчала из шеи заваливающегося с лошади воина. Взмахнув мечом, командир дал приказ наступать на обнаживших оружие варваров.
Мгновение – и королевский отряд налетел на преграду в виду варварских всадников, встречающих их колья грудью и щитами. Перевернувшись в седле, несколько человек рухнуло на землю с проткнутыми насквозь телами, встречая смерть в первые секунды боя. Том уклонился от несущегося в лицо острия колья и перерубил древко мечом, тут же снова поднимая меч и вонзая его в горло противника. Подскочивший с другой стороны рыцарь отразил удар сверху щитом, но не смог вовремя увернуться от полоснувшего по боку меча.
Билл кусал губы и вздрагивал, стоило Шакалу схлестнуться в бою. По телу раз за разом проходила судорога от страха и облегчения, когда главарь, озаряемый кровяными брызгами, уходил от смерти, разворачивая ее лицом к нападающим конникам. Шакал ловко уворачивался от любых выпадов, заставляя сердце принца сжиматься. Но, лишая очередного противника жизни, Том не заметил приближающегося сзади командира дружины. Тот, перехватив копье двумя руками, направил древко на Тома и на полном скаку вышиб главаря из седла.
- Нет! Томас! – Принц кинулся к не сумевшему оставить его Якобу и вырвал из рук старика поводья своего коня.
- Стой! Нет, остановись, ты погибнешь!
Якоб бросился за Биллом, но тот вдавил шпоры в бока коня что есть силы, и вылетел на место битвы.
Оказавшись на земле, Том едва успел откатиться в сторону прежде, чем на него сверху рухнул раненый конь. Вскочив на ноги, Шакал закружился на месте, пытаясь предугадать удары сразу со всех сторон. Вокруг мельтешили взмыленные лошади и кричали люди. А за страшной картиной кровавой людской ярости, несущей смерть, он увидел скачущего к нему Билла. Тому казалось, что от взволнованного образа его пленника, от почерневших распахнутых глаз, от разметавшихся волос мощной волной дунуло колючим ветром, сметавшим на пути все, и он выпрямился, подставляя под этот ветер грудь. Губы тронула легкая улыбка, и все вокруг вдруг стало двигаться медленно и плавно, как летящий по воздуху пух. И лишь исказившееся от ужаса лицо араба вернуло Шакалу ощущение реальности.
Резко обернувшись, он отпрянул и упал спиной на землю – перед самым лицом вставший на дыбы конь молотил копытами. Ухмыляющийся королевский командир спрыгнул с коня и навис над Томом, наступив ему ногой на грудь.
- Ах ты, чертово отродье, готовься встретиться с папочкой! – Процедил он, замахиваясь мечом. Но у горла сверкнуло лезвие, лицо на мгновение затемнила пронесшаяся мимо тень, и голова всадника сползла с плеч, покатившись по земле. Шакал отпихнул от себя обезглавленное тело и поднялся, глядя, как льется на землю из шеи алая кровь, словно вино из откупоренной бочки.
Бой был окончен. Уцелевшие варвары, хромая и бранясь, снимали с чужих коней броню и уходили с залитой кровью лесной дороги. Том, тяжело дыша, приблизился к хрипящему коню, истекающему кровью. Присев рядом с ним, главарь расстроенно погладил животное по голове.
- Это был мой любимый конь, - сказал он и поднял взгляд на подошедшего Билла. – Придется добить.
Встречаемые радостными криками варвары подтягивались к лагерю, жадно набрасываясь на воду, и валились на землю, все еще напряженно дергаясь и взмахивая руками. Якоб, завидев Билла, кинулся к нему и несколько раз ощутимо встряхнул принца.
- Ах ты пес, когда прекратишь мне душу вынимать?!
- Угомонись, Якоб. – Том сжал плечо старика, призывая того успокоиться. – Он мне жизнь спас, так что полегче с ним.
Отойдя от пыхтящего старика, Шакал громко спросил:
- Сколько раненых?
- Да, считай, всем досталось, - ответили ему.
- А убитых?
- Трое. И Людвиг едва держится…
Том скрипнул зубами и подошел к раненому варвару. Тот поприветствовал главаря открытой бутылкой вина и отхлебнул из нее, тут же закашлявшись. Рубаха его прилипла к телу, пропитанная кровью.
- Выпьем за тебя, - пробормотал Шакал, принимая чарку с вином.
- Нет! – Хрипло возразил Людвиг. – Мы будем пить за тех, кто уже отправился к праотцам. И за нашего араба! Иди сюда, ты, восточная красотка! Пьем за тебя и за погибших друзей.
Варвары с дружным возгласом подняли вверх бурдюки и чарки с вином и осушили их. Билл несмело улыбался, тихо благодаря в ответ на похвалы и подбадривания с их стороны. Грубые похлопывания по плечу и спине были радостным знаком того, что в воинственном племени дикарей он теперь свой.
Постепенно варвары разбрелись, собирая по лесу хворост и ветки. Том, оглядевшись, ухмыльнулся и кивком позвал Билла отойти. В повозке со своим шатром он нашел высокий тонкий кувшин и подал его Биллу.
- Это медовый напиток, - ответил он на невысказанный вопрос принца. – Ты же не пьешь вино. Но ты меня спас, и это надо отметить.
Билл принял кувшин и прикоснулся губами к горлышку, пробуя нежную сладость. Глаза его пьяно и счастливо блестели.
Шумно трещали съедаемые огнем поленья, гибкие языки костра лизали чернеющие головешки. Билл чувствовал, как бьет его крупная дрожь, но не мог отвести взгляда от дикой, поражающей его существо картины – варвары предавали огню погибших в бою воинов. Лежащие в гордых позах они все еще сжимали в руках рукоятки приложенных к груди мечей, и лица их казались благородными, как у непобедимых королей древности, изображаемых на фресках соборов и замков. Билл едва ли знал их, лишь по обрывкам фраз, брошенных вслед, но что-то привычное, бьющееся тонкой жилкой жизни исчезло, уносилось ввысь вместе с разносимым по ветру пеплом и растворялось в воздухе, смешиваясь с запахом горелого дерева и преющих листьев. Тела павших обугливались, рассыпались золой, освобождая бренный дух, отправляющийся в долгое путешествие в царство вечного сна. Варвары провожали улетающие в небо души громкими возгласами, потрясая обнаженными клинками и выплескивая в костер вина, чтобы его хмельной дурман скрасил ищущим новое пристанище дорогу.
К сумеркам ритуальные костры догорели, и варвары разошлись по своим обыденным делам как ни в чем не бывало. Вокруг вновь зазвучали ежедневные звуки жизни, и Билл, вздрогнув, очнулся и поспешил за удаляющимся от черного пепельного круга Томом. Главарь погрузил в повозку ополовиненные кувшины с медом и вином и, зевнув, полез под телегу, намереваясь забыться блаженным сном после тяжелого дня. Принц оперся спиной о деревянную стенку повозки и сполз по ней на землю, отрешенно глядя перед собой.
- Ты чего притих? – Приглушенно спросил Том.
- Нет, ничего, просто… Вы поступаете так со всеми умершими? Вы всех их сжигаете на кострах?
- А что такого? Или в твоей стране это считается дурным?
- Нет, мы вообще так не делаем. Мы хороним умерших в земле.
- Но тогда душа останется навеки заключенной в бесполезное тело, погребенная под сырой землей, а черви будут грызть гниющее мясо. Сожженное же тело рассыпается в прах, унося с собой все грехи и зло, которое совершил человек при жизни, а душа наконец-то становится свободной.
- Это не так, грехи остаются в душе, и, даже умирая, человек не избавляется от них. И на том свете мы все за них ответим перед лицом Аллаха. Глупо считать, будто можно всю жизнь грешить и творить злодеяния, раз после смерти все простится. Человеческая душа – не платье, которое можно постирать от грязи и снова надеть. Раз запачкав, уже не ототрешь.
Шакал приподнялся на локте, задумчиво глядя на темную фигуру принца, сидящего у повозки.
- Снова твои убеждения, твоя вера… Это все слишком сложно, чтобы выполнять.
- Вовсе нет, надо лишь принять это все как истину, и это станет неотделимой частью твоей жизни, как еда и сон. И тебе не придет в голову сомневаться в этом или лениться выполнять заповеди и законы.
- Говоришь так, словно хочешь убедить меня поверить в твоего Аллаха, - усмехнулся Том.
- Было бы неплохо. Только тебе придется много молиться, чтобы Он простил тебе твои грехи, и желательно съездить в Мекку... Хотя для того, чтобы отмолить все твои грехи, тебе придется там дневать и ночевать.
- Эй, мечтай молча, я еще не выжил из ума, чтобы связывать свою волю верой в Бога.
Бурча, Том снова улегся и затих. Принц вздохнул и пролез под днище, устраиваясь за спиной главаря. Сон не хотел принимать в свои объятия смятенного в чувствах Билла, вынуждая его бесцельно разглядывать широкую спину Тома. Воздух наполнялся ночной прохладой, и Билл свернулся клубком, осторожно придвигаясь ближе к Шакалу.
Том проснулся от щекочущего ощущения в животе, от неровного горячего дыхания, волнами гладящего его между лопаток бархатными прикосновениями. Оглянувшись из-за плеча, он увидел сжавшегося пленника, сиротливого греющего руки на груди. Шакал долго смотрел на трепещущие ресницы, слушал тихие выдохи. И, поддавшись внезапному порыву, придвинулся ближе, со странным удовольствием чувствуя, как тут же прижался к нему Билл, вытягивая свое тело вдоль его тела и кладя замерзшие ладони на его горячие бока. Холодные пальцы в поисках тепла скользнули в подмышку. Том прижал их рукой и провалился в сон.
Утро выдалось на удивление теплым и солнечным, земля высохла, глубоко впитав всю подаренную небом воду. Билл проснулся поздно, лагерь уже был наполнен шумом и суетой, как весенний муравейник. Потянувшись, он скинул с себя заботливо наброшенный кем-то плащ и выбрался на прогретый воздух.
- Эй, Билл, пошли завтракать! – Крикнул Якоб, размахивая дымящимся черпаком.
- Сейчас, - на ходу отозвался Билл. Ноги сами несли его по лагерю на поиски Тома. «Просто покажусь на глаза, спрошу, куда идем, только и всего», - подумал он, не замечая, как убыстряет шаг, едва послышался недовольный голос главаря.
Том стоял возле лежащего на земле Людвига, рядом копошилась ведунья. Раненый был совсем плох, лицо его приобрело земляной цвет, губы побелели. Из разрезанной рубахи виднелась глубокая рана на груди, на ее поверхности лопались кровяные пузырьки. Людвиг хрипел, закатывая глаза, на лбу блестела испарина.
- Он умирает? – Тихо спросил Билл, приблизившись. Том промолчал, сосредоточенно кусая губы. На виске его пульсировала набухшая синяя венка, напряженные скулы резко очертились – он весь был сжат изнутри, словно комок нервов. Принц почувствовал, как начинает ныть в груди сожаление.
- Что будем делать?
Том ответил, указывая кивком на старуху:
- Она может приготовить зелье, но у нее нет подходящих трав.
- Зелье? Здесь бессильно варево из листьев и корешков. Погляди, рана слишком глубокая. Ему нужен лекарь, который сможет залатать рану.
- У нас нет такого лекаря! - Шакал вскинулся, но тут же взял себя в руки, умерив тон. – Все, что у нас есть, это дряхлая колдунья. Мы можем положиться только на нее.
- В Дамаске меня учили врачевать, самую малость, - задумчиво проговорил Билл. – Но даже если бы я и был хорошо сведущ в этом, вряд ли смог чем-то помочь. Нужны лечебные порошки и инструменты, чистые повязки…
- Значит, ты понимаешь в целебных травах?
- Совсем немного.
Главарь повернулся к принцу.
- Я отправляюсь на поиски, и мне нужен помощник.
Билл взглянул в полные решимости глаза Тома и не смог отказать.
Они шли вдвоем через весь лагерь, и принцу отчего-то необъяснимо казалось правильным – идти за Томом туда, куда идет он, послушно выполнять его нехитрые поручения, смиренно сносить его раздраженные и ехидные слова, коими, правда, Шакал удостаивал его все реже. И угнетенный царский дух уже почти не бунтовал против натертых мозолей, ободранных рук, пресной пищи. Шагая за главарем и попутно вновь отказываясь от предложения Якоба разделить трапезу, арабский принц вдруг осознал, пораженный этим осознанием как ударом ослепительной молнии, - он слушался Тома так, как не слушался своего отца-халифа. Билл вздрогнул и впился взглядом в Тома.
- Над каждым великим господином есть еще более великий господин, - говорил Шахджахан, гладя по голове сидящего рядом сына. – Так говорят мудрецы.
- Ты говоришь об Аллахе?
Халиф задумался.
- Знаешь, у этого изречения двойной смысл. Один – тот, который прозвучал из твоих уст.
- А другой?
- Другой тебе еще рано знать. Подрастешь – узнаешь.
Черная земля, покрытая желтым хрустящим покрывалом из листьев и травы, редко радовала глаз проблеском зеленого. Солнце уже стояло в зените, припекая из последних сил, отпущенных ему в этом году. Том и Билл углублялись в лес, тщательно обыскивая островки не увядших еще трав в поисках растений, чей сок хранил в себе целебную силу.
Билл с сожалением понимал, что его обрывочные знания о лекарственных травах совершенно не годны, его мешок для сбора был пуст, и на глаза не попадалось ничего стоящего. В очередной раз склонившись над зеленым пятном, снова состоящим из одних лишь былинок, он с разочарованным вздохом распрямился и сказал:
- Все напрасно, травы уже отцвели. Я ничего не нашел.
Том, идущий чуть впереди, обернулся и подошел к принцу, заглянув тому в поясную сумку, а затем поднял насмешливый взгляд.
- Неважный из тебя помощник, - сказал он. Билл смутился и пробормотал:
- Сам меня позвал с собой. Я не знахарь.
Шакал развязал свою сумку и показал Биллу ее содержимое.
- Ладно, смотри, что нужно собирать. Тебе знакомо что-нибудь из этого?
Билл пожал плечами, вертя в руках большие пористые грибы, кусочки древесной коры и комки мха.
- Это разве все годится для лечения?
- Годится. В лесу все полезно, что не ядовито. Возьми себе мою сумку и срезай с деревьев все, что в ней видишь. Только срезай аккуратно, не вреди деревьям.
Том отдал Биллу сумку и скользнул руками за спину принца. Билл вздрогнул, тело внезапно обдало жаром. Шакал развязал ремень сумки за его спиной и отстранился, забирая мешок себе.
- А я пока поищу коренья, - сказал он, не заметив растерянного взгляда принца. – Когда травы умирают, их сила уходит в их корни.
Главарь отошел и присел, принимаясь копать землю ножом. Билл передернул плечами и подошел к ближайшему дереву. Сырой ствол был покрыт у основания темным влажным мхом, и Билл стал осторожно соскабливать его лезвием.
- Что ты делаешь?
Билл замер, недоуменно поворачиваясь к Тому.
- Ты сам сказал срезать мох…
- Целебный мох! А ты срезаешь обычный. От него больше вреда, чем пользы.
Принц обиженно выдохнул и бросил нож в землю.
- Откуда мне знать, какой мох целебный, а какой нет? Я даже не знал, как выглядит этот мох до того, как ты показал.
Том улыбнулся краем губ и опустился рядом с Биллом.
- Смотри, - сказал он, поднимая с земли нож. – Вот здесь. Они различаются, видишь? У этого мха есть сила, его сок заживляет раны. А этот бесполезен, от него раны только загниют. Теперь понятно?
- Да…
- И кору не всю срезать надо, только ту, которая тонкая, внутри. Которая сверху, жесткая, годится только в костер. Древесные грибы тоже в сумку.
- Вот эти, уродливые?
- Зато они тоже полезны. А вон тот красивый гриб под кустом ядовитый, его нельзя трогать.
- Я уже хотел его срезать…
Оставив дерево в покое, они двинулись дальше, Том то и дело наклонялся, вытаскивая из земли и очищая коренья трав. Постепенно лес рассеялся, и взору открылся небольшой каменистый холм, залитый осенним солнцем. Том бросил на землю сумку и снял куртку, расстилая ее на земле.
- Немного передохнем, - сказал он, ложась на нее и подкладывая руки под голову.
Шакал лежал с закрытыми глазами, его грудь равномерно вздымалась. Билл сидел рядом, вытянув зудящие ноги. Разглядывать в упор другого человека считалось неприличным, но принц не мог с собой совладать – он отводил взгляд, принимаясь насильно любоваться пестрыми красками леса, но глаза упрямо искали Тома, бесстыдно скользя по голым до локтя загорелым рукам и спокойному лицу. Рассердившись на себя, принц поднялся и побрел по склону, позволяя солнцу ласкать соскучившееся за долгие дни дождя по теплу тело. Щурясь от лучей, он со смехом представлял, будто неспеша прогуливается по саду своего дворца, пока что-то блестящее сбоку не привлекло его внимание.
На нагретом камне, спрятанном среди зарослей вереска, свернув тело тугими кольцами, грелась змея, гладкая чешуйчатая шкура отливала на солнце. С широкой головой и толстым телом, она была длиной около полуметра, и по сравнению с восточными кобрами, показалась Биллу крошечной, почти игрушечной. Билл невольно приблизился, заинтересованный необычным окрасом змеи – красноватым, с желтой полосой вдоль всей спины.
Змея открыла глаза и, завидев приближающегося человека, подняла голову и угрожающе зашипела. Билл остановился и замер, зная, что означает это шипение. Самодовольно хмыкнув, принц снова сравнил эту змею с кобрами, поднимающимися над землей и раздувающими свои капюшоны, оскаливая зубы-иглы, и угроза красной змейки только позабавила его.
Принц не успел отдернуть протянутую было руку – змея, подобравшись, выбросила тело вперед, впиваясь зубами в руку Билла. От боли и неожиданности Билл вскрикнул, отпрянув назад, но змея не поползла за ним, нападая, как кобра, а скрылась в кустах вереска. Задрожав, принц зажал укус ладонью и побежал к Тому, проснувшемуся от крика.
- Что такое? – Шакал вскочил на ноги, по привычке выхватывая кинжал из голенища сапога. Не в силах произнести ни звука, Билл отнял ладонь, и Том увидел на его руке чуть выше запястья две продолговатых царапины, заканчивающихся двумя отверстиями от зубов.
- Что за черт! Это же укус гадюки!
Билл глухо застонал, учащенно дыша. Том сжал руку Билла сильнее, поворачивая к себе место укуса, и занес над ним кинжал.
- Что ты делаешь? – Воскликнул принц и тут же дернулся, когда острое лезвие впилось в кожу. Шакал молча сделал на каждом отверстии укуса крестообразные надрезы.
- Молчи, - бросил он сквозь зубы и, сдавив руку, припал к укусу ртом, с силой всасывая кожу. Билл сжал зубы, терпя боль, чувствуя, как течет из раны кровь. Том высасывал из укуса яд, смешанный с кровью, и сплевывал на землю бурую жидкость, от вида которой у принца подкашивались ноги и мутилось сознание.
Усадив ослабевшего от шока Билла за землю, Шакал полез в сумку, доставая из нее кусочек темного мха и отправляя его в рот. Измельчив мох зубами, Том выплюнул кашицу на ладонь и прижал ее к укусу, тут же туго завязывая сверху оторванным от своей рубахи лоскутом.
- Тебя разве никогда не кусали змеи? – Ухмыльнулся он, глядя на побледневшего Билла. Тот лишь мотнул головой и тяжело вздохнул.
- У нас очень большие змеи, очень ядовитые. - Произнес Билл. – Я подумал, что эта маленькая змея не ядовита.
- Подумал он… Это же гадюка, она очень ядовита.
- Я теперь умру?
Главарь покачал головой, пряча нож в голенище.
- Жить будешь. Только вот ты как глупый ребенок – везде лезешь, все трогаешь. За тобой только ходить и приглядывать.
- Научи меня, - попросил принц, умоляюще глядя на Тома. – Научи меня, как жить здесь, как различать, что можно и что нельзя.
Шакал удивленно смотрел на Билла. Сердце, бившее тревожный набат с тех пор, как сквозь сон он услышал испуганный крик пленника, постепенно выравнивало ритм.
- Не сейчас, - наконец, ответил он. – Нужно спешить обратно в лагерь. Да этому и не научиться за один день. Потом… потом я рассажу тебе.
Ведунья снова колдовала над варевом, и Билл, слушая ее извечное бормотание, вспоминал ее старания над его искалеченным телом. Но, обращая взгляд на сидящего напротив Тома, затачивающего противно лязгающие ножи и меч, принц вновь убеждался, что больше не испытывает к Шакалу ненависти и злобы. Главарь варваров, ворвавшийся в его жизнь ураганом, разрушил его спокойный мир, строя на обломках этого мира свой – с дикими обычаями, суровыми условиями жизни и жестокостями природы и людских нравов. Но Билл чувствовал, что и этот новый, темный и таинственный мир варварского Запада, приживающийся болезненно и грубо, уже стал частью его самого, равно как и хрустальный утонченный мир Востока.
В очередной раз перехватив задумчивый взгляд принца, Том кивнул ему и спросил:
- Рука болит?
- Ноет, - ответил Билл, поглаживая свежую повязку, сделанную умелыми руками ведуньи.
- Пройдет. Погляди, зато Людвигу уже лучше, мы его спасли.
Билл посмотрел на спящего варвара, рана которого была заполнена смесью зеленоватого цвета.
- Вы и правда варвары. Ваши методы лечения просто ужасны. Если бы Людвига лечили наши, арабские лекари, он поправился бы гораздо скорее.
Том хмыкнул и насмешливо проговорил:
- Чем это ваши лекари лучше нашей старухи?
- Тем, что все они – ученые и мудрецы, изобрели множество лекарств и инструментов. Я уже говорил – для того, чтобы рана Людвига зажила, ее необходимо зашить. У наших ученых есть специальные иглы и нить, могущая зашивать человеческое тело. Рану сначала надо обезвредить, чтобы она не была заражена. Главный лекарь моего отца изобрел жидкость, как раз для того, чтобы убивать заразу, - называется алко-холь. У нее резкий неприятный запах, зато все микробы тут же погибают.
- Но ты же сказал, что вы лечитесь растениями – возразил Том, отложивший оружие в сторону и внимательно слушавший Билла.
- Да, мы берем их свойства за основу. Ученые выделяют из них сок и силу с помощью инструментов, а сами травы выбрасывают. Потом к их сокам добавляются различные кислоты и порошки. А вы жуете травы и кладете ее на рану вместе со своей слюной…
- Послушай, если бы я сегодня не нажевал мха и не приложил его к твоей руке, сейчас бы ты здесь не сидел.
Принц поджал губы и промолчал, почувствовав укол совести.
- Да… да, правда. Спасибо тебе.
Старуха бросила что-то в котелок, и на поверхности воды вспыхнул и сразу потух огонь.
- Видал? – Кивнул Том на костер. – Колдовство. Твои хваленые ученые поди так не могут.
Билл не сдержал улыбки.
- Могут, Томас. Это лишь реакция воды на какое-то вещество, только и всего. Это не колдовство.
- Какой ты знающий, - недовольно буркнул Том, но в глазах его Билл с радостью увидел смех.
- Просто мы из разных миров, - сказал принц.
- В этом ты прав. В твоем мире все умны, счастливы и добры друг к другу. А у нас все совсем не так… Это как копнуть земли – сверху колосится золотая пшеница, растут цветы, а внутри черви, личинки, и все это копошится, поедает друг друга… У нас круглый год дожди и ветры, летом, зимой – солнца почти нет, нет света. Люди ведь те же животные, а если животному не показывать солнца, что будет? Оно или уснет навсегда, или отгрызет себе лапы и поползет по земле, как та же гадюка. И только открывать рот будет, поглощая все на свое пути…
Билл нервно сглатывал, слыша, как мысль Тома уводит того все дальше, петляет, видя, как глаза, недавно светившиеся улыбкой, тускнеют и проваливаются.
- Постой! – Не выдержал он. Том очнулся, выныривая как из болота, и посмотрел на Билла. Принц прикусил изнутри губу, пытаясь подобрать хоть какие-то слова, что смогут разбавить черное напряжение, густеющее в воздухе. – Мне… мне не нравится твое имя.
Шакал поднял брови и изумленно моргнул.
- Томас - это похоже на имя какого-нибудь рыцаря или лорда, - говорил Билл, заливаясь краской. Произносимые им слова казались ему полной чушью. – Оно тебе не подходит. Разве что для отдачи приказов. Надо придумать тебе другое.
Главарь пожевал губами и неуверенно предложил:
- Моя бабка называла меня просто Томом. Такое имя мне подходит больше?
- Том… Том… , - несколько раз повторил принц. Имя рождалось на языке звенящей пружиной и падало вниз, отскакивая от сердца и растворяясь в животе. – Я буду называть тебя Том.
- А ты оказался не таким, как другие, - вдруг тихо проговорил Том, когда Билл уже почти заснул, пригревшись у костра. – Чем дольше я тебя знаю, тем больше убеждаюсь в этом. Странно, но я опять начал доверять тебе. Кажется, что ты знаешь меня лучше, чем все, кто был рядом со мной всю жизнь…
- Это значит, что я теперь могу стать твоим другом? – Так же тихо спросил Билл, едва сдерживая растущее ликование в душе. Том еле заметно кивнул и отвел взгляд, коря себя за слабость. Но эта слабость отчего-то была сладкой.
Стояли погожие осенние дни, и все живое выползало на свет из своих нор, впитывая тепло, стараясь ухватить его побольше, чтобы сохранить до следующей весны. Переменчивая и разная, природа Франкии раскинулась под небесным светилом, хвастаясь перед ним своими красивыми нарядами. По лесам и полям царило золотое спокойствие, проникающее в сердца людей, и даже молчаливые, вышколенные на тренировочных площадках королевские рыцари блаженно щурили глаза и замедляли шаг коней, чтобы вдохнуть свежего воздуха.
Но Шахджахану было не до любований и восхищений, хоть и не доводилось прежде ему бывать севернее Византийской империи – где-то там, вдали, скрытый обманчивым великолепием осени был его сын, одинокий, потерянный в чужом краю и, возможно, терпящий страдания.
Желтые резные листья деревьев, мелко трепещущие на ветру, напоминали изящные золотые серьги, носимые когда-то красавицей Атхар, халифу даже казалось, что если прислушаться, то можно уловить их мелодичный звон. Хрустальным шепотом между ветвей просквозило: «Не забудь…».
- Скажите, Людовик, - произнес халиф, приглаживая бородку. – У вас при дворе есть толкователи снов или звездочеты?
- Да я и сам неплохо разбираюсь в астрономии. Попробую разгадать вашу загадку.
- Перед тем, как мне сорваться к вам, я увидел сон. Мне явилась моя почившая жена и молвила такую фразу – ищи шакала, что свистит, скрывшись в лесной чаще. Утром я сразу же выехал, не успев посоветоваться с моими мудрецами, и теперь все мучаюсь, пытаясь понять, что же она имела в виду. Ведь, насколько мне известно, шакалы не свистят…
Людовик задумался, хмуря брови. Задумался и ехавший рядом с халифом Шариф. Старик просиял и обратился к Шахджахану:
- Господин, позвольте мне высказать мои догадки.
- Слушаю тебя.
- Слова покойных не стоит понимать буквально. Возможно, госпожа Атхар имела в виду не животное шакала, а образ, скорее всего, человека, имеющего повадки этого зверя.
- Постойте! Господин, я знаю, как разгадать эту загадку, - вмешался Хаким, перебив мудреца. – Те варвары, что напали на нас и отбили принца, скрывались в лесу перед тем, как атаковать…
- А в нападение шли с громким свистом, - добавил Шариф, кивая. – Устрашали нас.
- А когда я подъехал к ним для беседы, один из них назвал место, где мы расположились, Шакальим кряжем…
- Значит, Абильхан до сих пор находится у той шайки бандитов, - сказал халиф. – Нам нужно вернуться на то место, Шакалий кряж, и найти логово этих псов.
- Сомневаюсь, что они еще там. – К остановившимся в раздумье монархам подъехал высокий и широкий в плечах командир королевской охраны Хлодвиг. – Я знаю эти края, они кишат кочевыми варварами. Это что-то вроде поселений на колесах – они возят с собой женщин, детей, скот, останавливаются почти всегда в лесах. На одном месте их застать почти не возможно, а если лагеря обнаруживаются, то там остаются только безоружные женщины и дети, их же не скрутишь и не посадишь в темницу.
- Эти бандиты называют себя шакалами? – Спросил у рыцаря Шахджахан. Хлодвиг потер квадратный, заросший щетиной подбородок.
- Нет, они себя варварами называют. Хотя… я знаю, о чем вы говорите. Ваше величество, помните, герцог Баварский жаловался, что его деревни варвары одолевают?
- Это было три года назад, Хлодвиг. Но мы же поймали главаря тех разбойников и казнили его. Ангус Самозванец его прозвище было.
- У него остался сын. Мой кузен служит при герцоге Баварском, он рассказывал, что сын этот хуже чумы. Ангус тот больше воровством промышлял да угоном скота, а отпрыск его и убийствами не гнушается, и поджоги учиняет. Шакал его прозвище, вот кого искать надо.
Халиф помрачнел и опустил голову.
- Что за напасти такие? – Горько сказал он. – Сам Иблис, видимо, шутки шутит с нами, Абильхан. Сердце кровью истекает, страшно представить, каким мучениям подвергают тебя эти дьяволовы выродки… Клянусь Аллахом Всемогущим, я найду этого Шакала и собственноручно предам смерти за то, что осмелился поднять руку на арабского принца!
Билл спешился с коня и с наслаждением развалился на ковре из сухих листьев, вытягивая зудящие ноги. Варвары отправились в дорогу, едва Людвигу стало лучше настолько, что он мог держаться в седле, и скакали несколько дней почти без передыха, наверстывая упущенные дни. Змеиный укус днем почти не болел, ранки затягивались, напоминая о себе неприятным покалыванием по вечерам, когда дневное тепло спадало. Тогда Билл грел руку, кладя ее рядом с костром или теплой спиной Тома, то и дело приподнимаясь и воровато глядя в лицо спящему главарю.
В подошву сапога настойчиво пнули, призывая подниматься. Принц открыл один глаз, ища того, кто потревожил его отдых. Довольный Якоб потряс в воздухе пузатым горшком, обернутым в одеяло.
- Что это? У нас намечается пир? – Спросил Билл, вставая и подходя к варвару.
- Это каша. Овсяная. Жаль, подсластить нечем…
- Каша? – Принц поднял брови, глядя на белое варево, от которого шел пар.
- Не говори только, что каши не ел, парень.
Билл улыбнулся, неопределенно поводя плечами. Якоб раскладывал кашу по плошкам, радостно гудя под нос.
- Агнесс сварила. Назад просится, говорит, осознала. Я вот подумаю еще ей назло, пусть знает, кто в доме хозяин…
- Ты с ней суров. – Билл хмыкнул, придерживая обжигающую миску кончиками пальцев.
- Ничего, мужик всегда прав. Баба она на то и баба, чтобы варить да детей нянчить. А ей-то только варить и надо, не понимаю, чего взбесилась на старости лет…
Якоб зачерпнул кашу ложкой и осторожно попробовал. На усах и бороде остались белые следы.
- Не отравлено вроде, есть можно.
Принц засмеялся и, помедлив, спросил:
- Тома позовем?
- Кого? – Бородач вытер усы рукавом.
- Тома, ну, Томаса. Вряд ли ему кто-то сварил поесть.
Старик удивленно посмотрел на Билла, а затем по сторонам. Отложив миску, он придвинулся к Биллу, недоверчиво прищурившись.
- Я вот, кстати, спросить хотел, что у вас за отношения теперь. Смотрю, ты от него ни на шаг не отходишь, да и он тебя везде высматривает… Помирились, что ли?
- Да, враждовать глупо. Он здесь главный, и я должен подчиняться. Мы решили стать друзьями.
- Друзьями? – Варвар поперхнулся, тараща глаза. – Вот уж не думал, что на своем веку услышу такое.
- Почему ты так удивлен?
- Просто вы то порвать друг друга готовы, то вдруг друзьями становитесь. Странно это, он тебя чуть в землю не вогнал, а ты все равно к нему тянешься.
- Я тоже был несправедлив к нему. – Билл поморщился. – Мы дали друг другу еще шанс. Неизвестно, сколько я проживу у вас, может быть, всю оставшуюся жизнь. Я же не могу провести ее в вечно борьбе с ним.
- Хм, верно. – Якоб почесал в затылке. – Ладно, зови Томаса или как там ты его зовешь… Том… надо же.
Принц, не обращая внимания на кряхтения старика, поднялся. Том нашелся там же, где и всегда, сидящий на щите подле своего нового коня.
- Эй, - позвал Билл. – Хочешь каши?
Том выплюнул травинку и потянулся.
- Если ее сварил Якоб, тогда не буду. Он кидает в нее все, что попадается под руку.
- Нет, ее Агнесс сварила.
- Тогда другое дело. Она ведь не напускала туда своего яда?
Билл засмеялся и, нагнувшись, потянул главаря за рукав. Шакал лениво поднялся и побрел за Биллом.
В сумерках горели только несколько костров, варвары ложились спать, мгновенно проваливаясь в сон. Якоб тоже мерно храпел, завернувшись в плащ, отмахиваясь во сне от кого-то невидимого, но очень надоедливого. Принц отстраненно глядел на него, гладя руку, снова начавшую ныть. Засаленная одежда цеплялась к телу, и кожа под ней зудела и чесалась.
- Помыться бы сейчас, - вздохнул Билл, скребя ногтями засохшую грязь на штанине. Сидящий напротив Том отбросил пустую флягу и сказал сквозь зевок:
- Тут неподалеку деревня есть, там бани топят. Можно попроситься.
- Бани? – Оживился Билл. – Я бы сейчас не отказался от бани. Чувствую себя так, будто никогда в жизни не принимал ванны, уже кожи не видно под коркой грязи.
Шакал скривился, видя, с какой надеждой смотрит на него принц.
- Ты же не хочешь, чтобы мы поехали прямо сейчас?
- Почему бы и нет? Все спят, дозор расставлен. Завтра будет уже некогда, я же не могу заставить весь обоз меня ждать… а упускать такой шанс не хочется. Прошу, Том.
- Черт… хорошо. Бери коней.
Пока Билл неслышно выводил коней, Том приблизился к варвару, держащему пост. Тот встал навстречу главарю.
- Я вернусь под утро. Скажи остальным, чтоб глядели в оба, и сам не засыпай. Люди на вашей совести.
Дозорный кивнул, молча наблюдая, как его главарь и пленник собираются куда-то вдвоем. Проводив взглядом всадников, скрывшихся среди деревьев, варвар недоуменно нахмурился.
Ночи осенью были темнее всех в году. Лишь по шуршанию листьев над головой можно было понять, что вокруг растут деревья, а копыта коней погружались словно в никуда, земли не было видно. Билл вцепился в гриву коня, едва успевая уворачиваться от нависающих сверху веток. В какой-то момент все лесные шумы внезапно стихли, и принц, не услышав ничего, кроме собственного дыхания, замер. Вокруг плыла лишь темная и вязкая тишина.
- Том? – Позвал он в темноту, испугавшись того, как дрожит его голос.
- Что? – Раздалось совсем рядом, так, что Билл почувствовал дыхание на своих волосах.
- Я совсем ничего не вижу. – Билл повернулся на голос. – Будто ослеп… Куда идти?
- Давай поводья.
Билл протянул руку наугад и разжал пальцы. С мягким шелестом поводья скользнули по боку коня мимо руки Тома.
- Черт, выронил… - Нащупав поводья снова, принц повернулся в сторону Тома. – Вот, держи.
Сильные пальцы ухватились за запястье, стискивая повязку, и Билл зашипел от стрельнувшей боли.
- Осторожней, – сказал он, чувствуя жжение в прижатой коже. Шакал отдернул руку, подцепляя поводья. На языке вертелись извинения, но он не решился произнести их вслух.
- Я не видел, - пробормотал он вместо этого и потянул поводья, вытягивая их из руки Билла. Принц сложил руки на коленях, доверяясь чутью Тома.
Ветер, свободно дунувший в лицо, говорил о том, что лес остался позади. Впереди на холме чернели приземистые деревянные дома, но нигде в окнах не горел свет.
- Я говорил, что не стоит идти, - сказал Том. – Видишь, никто нам не откроет. Пускать ночами в дом непонятно кого – рискованное дело.
- Идти ночью через лес – тоже. Давай постучимся, если уж пришли.
- Приспичило тебе мыться, никто нам и топить не будет в такое время.
- Я думаю, если хорошо попросить, то нам откликнутся. Вот в нашем мире все готовы помочь друг другу, для нас гость – самый главный человек в доме.
- Если гости такие, как я, вы забудете об этом своем гостеприимстве. – Том усмехнулся.
Подойдя к первым воротам, Шакал громко постучал в них. Во дворе залаяла собака. Хлопнула дверь, и за воротами раздался старческий голос:
- Кто там принесло среди ночи?
- Старая, пусти путников в бане помыться! – Отозвался Том.
- Еще чего! Я вас пущу, а вы мне дом спалите да обворуете!
- Мы тебе дом спалим, если не пустишь!
- Идите отсюда, пока целы, а то собаку спущу! – Взвизгнула старуха и посеменила к дому, причитая: - Сынок! Сынок, неси топор, воры ломятся!
Принц и варвар переглянулись и сорвались с места, унося ноги от старухи с топором. Добежав до стоящей посередине улицы колокольни, они завернули за нее. Споткнувшись в темноте, Билл упал на землю и расхохотался, стуча по земле ладонью. Привязанные здесь же кони удивленно зафыркали и затрясли головами, словно осуждая поведение своих хозяев. Вытерев выступившие слезы, он услышал сдержанный, чуть хриплый смех Тома.
- Она за нами не гонится, оторвались, - пошутил Шакал, выглядывая из-за угла.
- Ты был прав, такого невежливого гостя, как ты, на порог никто не пустит. Слава Аллаху, у меня с воспитанием дела обстоят куда лучше. Теперь я попробую.
Еще раз оглянувшись на дом старухи, Билл с улыбкой направился к соседнему, за ним, посмеиваясь, вел лошадей под уздцы Том.
Стук в ворота – и вновь слышится недовольный голос хозяев.
- Ну, кому там чего надо?
- Добрые хозяева, мир вашему дому! – Сказал Билл, посматривая на презрительно ухмыляющегося Тома. – Мы сбились с пути и ищем ночлег. Мы вас не потревожим, нам бы только кров найти.
Щелкнул засов, и ворота открылись, впуская Билла и Тома с конями. Пожилой мужчина с тускло светящей жировой лампой оглядел их и кивнул, приглашающе указывая на свой дом.
- Проходите. Грех не помочь заблудившимся ночью. Обогреем, накормим. Коней в хлев давайте, сейчас скажу внучке, чтобы сена им бросила…
Половину широкой комнаты с низким потолком, заменяющей гостиную, занимал стол, на котором за ужином разместилась вся семья приютившего путников деда. Биллу и Тому отвели место во главе стола, тут же принеся на их долю луковой похлебки и каши со шкварками. Домашние смотрели на гостей с любопытством, особенно на Билла, угадывая в нем чужестранца.
- Так кто вы будете? – Спросил глава семьи после ужина. Семья и не думала расходиться на ночь, предвкушая рассказы о странствиях и дальних странах.
- Мы торговцы, - не моргнув глазом, солгал принц. Том выразительно хмыкнул и опустил глаза в чашку с похлебкой. – Идем из Византии ко двору короля, везем ему дары императора. Но с нами случилось несчастье – мы отбились от своего каравана и теперь не можем напасть на его след. Нам бы переждать ночь, а завтра мы снова пустимся в дорогу.
- Тогда вам надо отдохнуть после тяжелого дня, - сказал старик и обернулся, обращаясь к молодой девушке, не сводящей глаз с гостей: - Быстро постели гостям.
- Прошу прощения, нам так неловко вас тревожить. – Принц тяжело вздохнул и намеренно грустно взглянул на главу семьи. Том сжал зубы, чтобы не рассмеяться. – Если вам не составит труда, то мы бы хотели помыться в бане. Мы в пути уже месяц, сами понимаете…
Дед понимающе закивал и вскочил с места.
- Горазд же ты лгать, - довольно заметил Шакал, поднимаясь следом.
- Это не ложь, это дипломатия, - резонно ответил Билл.
Принц опасливо ступил на порог покосившейся сырой хаты, внутри которой клубился дым.
- И это баня? – Он брезгливо поежился, не спеша разуваться и становиться на голые мокрые доски.
- Да, ты же просился в баню. Или ты ждал чего-то другого? Мойся, ночь уже.
- Я не буду здесь мыться. Где мраморный пол, где краны, которые подают горячую и холодную воду, где слуги с полотенцами и мылом? Тут больше заразы нахватать можно, чем искупаться.
- Полотенца здесь есть, вон они лежат. – Билл посмотрел туда, куда указывал Том, и его губы скривились. В углу безобразным комком лежали грязные тряпки. – Не кривись, выбора другого нет. Либо плещешься в той лохани, либо ходи грязным и не волнуйся. Я же не волнуюсь.
- Хорошо, лучше так, чем никак, - нехотя согласился Билл, снимая куртку. – Надо что-то постелить на пол…
Том, веселясь, смотрел, как топчется на месте принц, не решаясь стянуть сапоги и встать на пол босыми ногами. Заметив негодующий взгляд Билла, Шакал поднял руки вверх и примирительно сказал:
- Ладно, пойду спрошу у хозяев чистые тряпки.
Он скрылся за дверью, а Билл с недоверием потрогал воду, налитую в лохань. Вода была чуть теплой и не совсем чистой.
- Может, все-таки не стоит? – Задал он вопрос самому себе, проводя ладонью по голове. Волосы были спутанными и сальными. Билл обреченно посмотрел на черные полоски под ногтями и ответил сам себе: - Стоит.
Опершись ладонями о борт лохани, принц посмотрел в свое расплывчатое отражение. На него из воды смотрел худой и бледный юноша со впалыми щеками и синими кругами под глазами.
- Какой красавец, принц Абильхан, - иронично усмехнулся Билл и провел пальцами по отражению, нарушая его.
За дверью вновь раздались шаги, и Билл резко выпрямился от промелькнувшей в голове мысли , что ему придется быть перед Томом обнаженным и видеть Тома самому. И они будут одни в самый разгар темной ночи.
Он был еще одет, но кожа покрылась стайкой мурашек, как от холода, а звук открывшейся двери напугал. Принц, дрожа, глядел на Тома, словно тот застал его за неприглядным делом. Шакал вошел в баню, бросая на лавку у стены стопку чистых тряпок.
- Вот тебе полотенца. Да, и слугу я тоже нашел…
Билл удивленно поднял бровь и заметил за спиной Тома смущенную девушку, кокетливо улыбавшуюся им весь ужин. Главарь подошел к Биллу вплотную и чуть слышно проговорил:
- Как она тебе? Спину потрет, голову помоет, а там уж посмотрим, для чего еще пригодится.
Принц неотрывно смотрел на Тома круглыми глазами, отказываясь верить в услышанное. Слова Шакала резали его наискось по груди, заставляя лицо гореть от стыда.
- Ты не смотри на меня так, если что я тебе ее первому уступлю, - сказал Том, расценив замешательство Билла по-своему. Принц перевел взгляд с лица главаря на девушку, нетерпеливо мнущую подол платья. Девушка в ответ невинно улыбнулась и принялась стягивать платье с круглых плеч, усыпанных веснушками. Сняв платье, она переступила через него ногами, обнажая маленькую грудь и черный треугольник внизу живота, и с готовностью подошла к мужчинам, бесстыдно глядя в глаза. Том кивнул на нее, вопросительно глядя на Билла.
- Нет, спасибо, - выдохнул принц через зубы. – Не буду вам мешать.
Подхватив куртку, Билл вылетел из бани и зашагал прочь, путаясь в рукавах. Накатившая внезапно дурнота развеялась, оставив после себя паршивый привкус гадливости.
- Билл! Стой! – Том догнал принца у самых ворот и развернул к себе за плечо. – Куда ты собрался?
- Точно, надо забрать коня. – Билл дернул плечом, сбрасывая руку Тома и намереваясь идти в хлев.
- Да что такое? И чем я оскорбил тебя или твою веру на этот раз? – Главарь непонимающе всплеснул руками.
- Причем тут я? Это же просто… мерзко! Зачем ты позвал ее?
- Я не звал, она сама пошла. Это плата за ночь проживания такая, девка-то не порченная еще, а ей уже пятнадцатая зима…
Билл сжал голову руками и застонал.
- О, Аллах…
- Да прекрати ты! У вас самих там и наложницы, и женитесь вы, едва ходить начинаете. Ты сам говорил, что женщины у вас голоса не имеют.
- Это совершенно другое! Речь о твоем мире, Том. Посмотри на нее! – Билл махнул рукой в сторону выходящей из бани девушки, стыдливо завязывающей платье. – В моем мире она была украшением дома, будущей матерью, чьи дети почитали бы ее как святыню.
- Если не наложницей…
- А даже если и так? Она жила бы в роскошном дворце, носила бы драгоценности и занималась науками. Наши женщины молчаливы и покорны, но они не унижены и не распутны. А у вас?
Том ошеломленно молчал. Принц отвернулся и прислонился плечом к забору, закрыв лицо руками.
- Ты сам просил меня научить тебя жизни в нашем мире, - угрюмо сказал Том.
- Это слишком трудно для меня, - глухо выдохнул Билл. – Слишком…
Шакал цокнул языком, непривычно ощущая вину на сердце. Желая чем-то утешить Билла, он несмело похлопал его по плечу. Под его тяжелой рукой худое плечо араба казалось еще более хрупким, и Том ощутимо сжал его в ладони, испытывая ласкающее изнутри чувство превосходства его силы, но вместе с тем – желание защитить. Принц отнял руки от лица и повернулся к Тому. Встретившись с ним взглядом, Билл вспыхнул и толкнул главаря в грудь. Удар оказался неожиданно сильным, заставив Шакала отступить на шаг.
- И вообще, как ты посмел предложить мне, наследному принцу, такую низкую забаву?
- Так вот чем ты недоволен, оказывается. А я уж думал, что ты и правда о чести девки печешься. А ты только о своей…
- А что плохого в том, чтобы беспокоиться о своей чести? Ах да, с кем я говорю об этом? Глупо учить свинью манерам, она и сама в грязи изваляется, и всех остальных измажет. Подумать только, что за дикость! Для тебя нет ничего сокровенного. Выставить напоказ тайну соития!
Билл задыхался от гнева, отчаянно размахивая руками и бранясь. Выдохнувшись, он замолчал, убирая волосы со взмокшего лба. Шакал спокойно смотрел на него.
- Все сказал?
Принц сжал кулаки, разъяренно выдыхая.
Хозяева дома недоуменно смотрели вслед уезжающим гостям, не посетившим баню и не оставшимся на ночлег. Билл ехал впереди Тома, гордо подняв голову и не подавая виду, если конь в темноте вдруг оступался в рытвинах, грозя выронить седока из седла. Шакал ехал следом, разглядывая очертания прямой спины араба, и посмеивался тому, что гневные речи принца казались скорее детскими капризами, чем негодованием оскорбленной чести.
- Так и будешь молчать? – Спросил он. Ответа не последовало. – Как хочешь. Между прочим, ты едешь не в ту сторону.
Билл молча выправил ход коня, не удостоив Тома взглядом. Молчание начинало раздражать, и Шакал, хмыкнув, бросил:
- Ведешь себя как потекшая девица.
Принц резко натянул поводья, и конь, заржав, врос копытами в землю.
- Что ты сказал?
- Заговорил-таки… Что слышал.
Принц спешился, снимая плащ и кладя его на седло. Том объехал его и тоже спрыгнул на землю.
- Вернись и ответь за свои слова!
- И как ты будешь драться? У тебя нет меча.
- И я без меча с тобой справлюсь!
- Как же, оттаскаешь меня за волосы?
Рассвирепев, Билл бросился на варвара, желая вцепиться ему в горло. Шакал ловко отклонился, отступая назад и отбивая раскрытыми ладонями удары принца. Билл сильнее злился, видя ухмылку на лице противника, и напал с двойным ударом. Но Том перехватил его руку и заломил ее, ловя вторую и тоже заводя ее за спину Билла. В одно мгновение принц оказался прижатым щекой к земле, зло пыхтя и пытаясь сбрыкнуть усевшегося на ноги главаря.
- Отпусти! Я проучу тебя!
- И ты думаешь, я отпущу тебя после твоих угроз?
- А ну, слезь с меня! – Билл забился выброшенной на берег рыбой, но железная хватка на запястьях стала еще крепче.
- Не рыпайся, а то я ненароком переломаю тебе руки.
Билл положил голову на землю и сдул прядь с лица.
- Как только ты меня отпустишь, я тут же надеру тебе зад.
- Да ну? Проверим? – Том привстал, и Билл напрягся.
Шакал отпрыгнул в бок, выпуская принца из захвата. Билл вскочил на ноги и кинулся за Томом, припустившим от него наутек по лесной опушке и хохочущим в голос. Главарь петлял, то резко меняя направление, то останавливаясь и поджидая Билла и вновь срываясь с места, когда тот подбегал ближе. Принц захлебывался воздухом, с непривычки кололо в боку. Но земля приятно пружинила под ногами, а легкий ветер, дующий в спину, подгонял, и Билл чувствовал, как вот-вот оторвется от земли и полетит, побежит ввысь по черному небу. Тома почти полностью скрывала ночная мгла, но его смех прорезался сквозь нее вспышками света, и Билл бежал на него, и кружился вокруг своей оси, и прыгал, хватая рукой далекие серебряные звезды, и чувствовал, как растут за спиной невидимые, но осязаемые крылья свободы.
Выбившись из сил, он замедлил шаг и рухнул на землю, тяжело дыша и слыша частый стук сердца в ушах. Рядом упал появившийся из темноты Том, самодовольно посмеиваясь.
- Ну что, надрал мне зад?
Билл лениво пнул его коленом, улыбаясь.
- Я выдохся и не прочь бы сейчас поспать.
- Тогда надо искать место ночлега. Утром мы должны быть уже в лагере. Поднимайся.
Принц поморщился и встал, с сожалением отрываясь от земли.
- Никогда так раньше не бегал, - сказал он.
- Никогда?
- Нет, а жаль. То есть бегал, конечно, но от своих нянек и учителей, а не с ребятами. Халифу не положено дурачиться и бездельничать, поэтому с рождения моя жизнь была подчинена распорядку, в котором не было места играм.
- В твоем дворце не было других детей?
- Были, но меня редко пускали играть с ними. Порой было очень тоскливо сидеть в комнате и смотреть из окна, как они играют, а самому в это время зубрить латынь и математику… Зато тебе, наверное, было весело в детстве, вас не заставляют учить целыми днями. Бегай себе сколько хочешь, играй…
Том пожал плечами.
- Да, наверное.
- Наверное? Тебя тоже учили?
- Да нет же! – Хохотнул Шакал. – Разве я похож на образованного? Я и читать-то не умею, а писать тем более.
- Тогда у тебя должно быть веселое детство.
- Да… должно быть.
Главарь замолчал, и Билл подъехал к нему ближе, почувствовав перемену в его настроении. Том снова закрывался от него, и он не мог этого допустить.
- Расскажи мне о себе.
- Опять, Билл… Зачем тебе это?
- Мы же друзья, а я ничего не знаю о тебе, кроме того, что мне рассказал Якоб.
- Якоб слишком много болтает.
- Он мой друг, а друзья должны делиться своими мыслями и тайнами.
- И много у тебя друзей?
- Достаточно. И пока ты единственный не хочешь со мной говорить.
- Потому что мне нечего тебе рассказать.
- Ну ладно, не хочешь делиться, значит, варись в своем котле в одиночку.
Том шумно вздохнул и проговорил с надрывом:
- Ну, что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? В моей жизни нет ничего интересного и занятного, поверь.
- А мне и не нужно, чтобы ты меня развлекал. Поделись со мной, о чем думаешь, что тебя гложет.
- Я ни о чем не думаю. Об этом лучше не думать ни мне, ни тебе.
- Но ты думаешь, я вижу. Каждый день. И тебя это мучит. Я вижу, ты что-то скрываешь, поверь, легче пережить что-то, когда есть кому сказать…
Шакал молчал, и принц, не видя, знал, что его лицо вновь превратилось в каменную маску.
- У меня тоже есть тайна. Если я открою ее, тебе будет легче говорить со мной?
- Может быть…
Билл помедлил, собираясь с мыслями.
- У моего отца есть брат, наместник Багдада, второй столицы халифата. Аль-Мамун. Он льстит моему отцу и лжет, притворяясь добрым братом, а сам строит козни за его спиной. Я знаю, что он хочет свергнуть моего отца с трона и стать халифом самому.
- И твой отец ничего не знает об этом?
- Нет, к сожалению, он слишком доверяет аль-Мамуну. В нашем окружении есть гнилые люди, продавшиеся Мамуну, и они делают все, чтобы отец оставался слеп. Я бы давно сказал, но мне нечем доказать это. И есть еще кое-что… чем мой подлый дядя меня пугает…
- Что же это?
Принц сглотнул и отвел глаза.
- Когда я был ребенком, аль-Мамун пытался совратить меня. И он обещает выдать это отцу, если я вздумаю что-то сказать. И я боюсь, как это отразится на отце, он до безумия любит меня… Думаю, я и попал к вам неслучайно, с нами ехала крыса Мамуна, Хаким, он мог подговорить остальных бросить меня. И теперь, когда я здесь, отец остался один, и я терзаюсь от мысли, что с ним может случиться.
- Разве ты смог бы чем-то помочь ему, если бы был рядом?
- Нет… но я бы разделил с отцом любую его судьбу.
Том пристально смотрел на Билла, на лице которого даже в темноте явственно проступала мука. Тихий голос принца вплетался в воздух, обретая очертания картины, представшей перед глазами Тома. Шакала передернуло, едва он представил темную комнату и тишину, полную стыда и обиды, заплаканного ребенка, отбивающегося от жадных грубых рук, и похотливый блеск в глазах.
- Черт, - вырвалось у Тома.
- Что?
- Нет, ничего… Билл, если хочешь что-то спросить – спрашивай.
Принц повернулся в седле так, чтобы видеть Тома. Небо прояснилось, и поляну, по которой они объезжали лес, залил свет луны, проявившейся сквозь плотный настил туч, спешащих на юг вслед за птицами.
- Почему ты стал разбойником? – Спросил Билл.
- Так вышло… Я хотел быть похожим на отца, но перестарался.
- Твой отец был разбойником?
- Нет, скорее озорником. Он был вождем своего народа и кормил его, как мог. Угонял скот, разорял амбары. Но нападал всегда только на зажиточные деревни, у которых было достаточно запасов, чтобы прокормиться.
- Почему бы ему было не осесть с людьми и не выращивать свой хлеб?
- Многие кочевые варварские племена так делали. Но это означает потерю свободы. Рано или поздно в их деревни приходят князья, они отнимают земли себе, а работающих на ней людей заставляют отдавать дань. Но Ангус не хотел покориться им. За это его и убили. Нашли и казнили на площади, на глазах у тех, кто гремит золотом и ездит по костям простых людей в бархатных каретах.
- Поэтому ты убиваешь? Ты мстишь за него?
- Отчасти так.
- Отчасти? Есть и другие причины?
- Да. Я просто ненавижу людей.
- Богатых?
- Бедные не лучше на самом деле. И те, и другие скроены из одних и тех же пороков, богатство лишь усугубляет их. Человек может никогда не видеть в глаза золотой монеты, но перегрызть горло другому ему труда не составит. И чем меньше и слабее попадается противник, тем сильнее хочется его разорвать, истоптать.
- Почему ты так думаешь?
Том остановил коня и посмотрел на Билла.
- Взгляни на меня. Ты думаешь, я всегда был Шакалом?
- Уверен, что нет, - твердо ответил Билл. – И я хочу узнать, что тебя изменило.
- Люди. Люди меня таким сделали. И я решил – раз они видят во мне дьявола, я буду им. Ведь я все равно не знаю, кто я на самом деле.
- Что ты имеешь в виду? Ты – человек.
- Разве? – Том хмыкнул. – Что это значит по-твоему? Человек рождается в любви и заботе отца и матери, с Богом в душе, с трудом в руках и милосердием в груди. Человек ступает по земле, и ему открыты все двери, и из глаз других людей на него льются уважение и доброта. Согласен? А теперь скажи мне, можно ли считать человеком того, кого родили не на чистые простыни, а в сливную яму? Человек ли тот, кого с малолетства били все вокруг чем только под руку не попадалось - сапогом, оглоблей, прутьями? Человеком ли станет тот ребенок, пришедший просить в милостыню кусок хлеба, которому на голову выливают ведро с помоями?
- Ты о себе говоришь? – Прошептал Билл в оцепенении. Том рыкнул и схватил Билла за ворот, притянув к себе.
- А о ком еще? Господи, я ведь даже не знал, за что…
Шакал отпустил Билла, отстраненно пригладив смятый ворот рубахи.
- Мне и сейчас вслед шипят проклятия и гадости, даже те, кому я помогал, кого из беды выручал. Как будто у меня на лбу печать, уродом делающая. Знать бы только, кто ее поставил, я бы спросил с того сполна!
Том проехал вперед, оставляя застывшего принца ломать ледяные пальцы и шататься в седле, как больного. Главарь остановился и сказал, не оборачиваясь:
- Нет у меня никакой тайны, Билл. Только та, что не человек я, а зверь, и зверем мне суждено жить и помереть… О, вот здесь можем заночевать, место хорошее. Да и дождь вроде не собирается.
Шакал спешился и привязал коня к стволу дерева. Ровное сухое место между корнями толстого дуба было мягко выстлано листьями. Том расстелил на них плащ и оглянулся вокруг, ища сучья и ветки для костра. Ему хотелось скорее согреться в тепле огня, тело прошиб липкий холодный пот от вынужденных признаний, от волнения к горлу подкатывала тошнота.
Билл неловко спрыгнул с коня и упал на землю как подкошенный, даже не ощутив удара головой об подвернувшуюся некстати сломанную ветку. Он чувствовал, как внезапно сердце прорвалось и вылетело вон из груди, оставляя после себя зияющую черную пустоту, вытягивающую из тела тепло и дарящую вместо него тупую боль, скапливающуюся у глаз. На плечо несмело легла рука, и голос Тома произнес сверху:
- Эй, ты только не вздумай меня жалеть.
Боль брызнула из глаз, и Билл, вцепившись зубами в свою ладонь, тихо завыл. Ссутулившийся Том сидел рядом, беззвучно шевеля губами, коря себя за болтливость, и растерянно глядел на плачущего принца, плачущего от жалости к нему, первого после давно ушедшей Августы. Шакал проглотил комок в горле и, наклонившись к Биллу, погладил его по голове, как когда-то утешала его самого бабка. Всхлипнув, принц взял его руку и положил себе под голову, прижавшись щекой, и Том отчаянно зажмурился, чувствуя горячие капли, стекающие сквозь его пальцы.
- Абильхан… дорогой…
Билл услышал зов и открыл глаза. Приподнявшись на локте, он изумленно оглянулся вокруг – белые стены с мозаикой из камней, расписной ковер на полу и витражные окна. Выскользнув из белоснежной шелковой постели, он, неслышно ступая босыми ногами, вышел из покоев. Мелодичный женский голос повторял его имя с нежностью, на которую способна лишь одна женщина во всем мире, - это был голос матери, Билл узнал его.
Спустившись по холодным ступеням, принц вышел в сад. По нежной сладости, разлитой в воздухе, он понял – пришла весна. В круглых, квадратных и ромбовидных клумбах цвели дивные цветы, поражающие обилием красок, на пальмах наливались соком фрукты. Журчал небольшой фонтанчик, и хрустальная вода бежала от него по искусственному ручью, заключенному в берега из мраморных плит, огибала резную беседку. Билл приблизился к беседке и увидел в ней сидящую вполоборота мать. Атхар сидела в глубоком лиловом кресле, расшитом золотой тесьмой, одетая в роскошный праздничный наряд, на волосах и руках у нее блестело и слепило красотой множество драгоценных украшений. Атхар повернулась к сыну и улыбнулась ему.
- Это ведь сон, так? – Билл улыбнулся в ответ. – Я не знаю этого места.
Мать кивнула и протянула сыну руку, принц сжал ее в своих ладонях и поцеловал.
- Ты ведь не просто так явилась ко мне во сне.
- Я всегда говорила, что мой сын умен не по годам. Ты прав, Абильхан. Я пришла передать тебе ключ.
- Какой ключ?
Атхар откинулась в кресле, и Билл заметил ребенка, сидящего на низком стуле у ее ног. Это был маленький мальчик с длинными светлыми волосами, на вид ему было едва ли больше шести лет. Ребенок отложил в сторону шкатулку из черного дерева, которой играл, и поднял на Билла глаза. Принц подался вперед, он был готов поклясться, что раньше видел этот взгляд.
- Это дитя – твой ключ.
- К чему, мама?
- К твоей судьбе.
Женщина поднялась и взяла ребенка за руку, поднимая его на ноги. Подведя мальчика к сыну, она передала детскую ручонку ему, и Билл послушно взял ее в ладонь.
- Теперь ты бережешь его, Абильхан. Но помни, что сперва этот ключ нужно почистить от ржавчины, иначе он не подойдет к замку. – Атхар снова улыбнулась и погладила сына по щеке.
- Я по тебе скучаю, - прошептал Билл.
- Однажды мы встретимся. Но не сейчас. Сейчас ты должен идти. Не потеряй ключ.
Билл склонился и вышел из беседки, ведя за собой ребенка. У ограды сада в небо уходила радужная лестница, и принц ступил на нее, следя за тем, чтобы мальчик не отстал. Семь ступеней – и лестница мягко прогнулась, подбрасывая принца вверх. Билл раскинул руки и полетел в небо необыкновенного синего цвета, а внизу плыли изумрудные луга, голубые озера и оранжевые пески, плавно перетекающие друг в друга, как части одного целого. Белоснежный дворец на горе удалялся, и вот уже в вышине Билла окружали маленькие смеющиеся звезды. Полет все ускорялся, кружа голову, и принц вдруг понял, что больше не он держит ребенка за руку, а его самого держат. Оглянувшись, увидел, что дитя исчезло, а вместо него рядом летит Том, хватая по пути звезды широкой ладонью.
- Так ты и есть мой ключ? – Воскликнул Билл. Том притянул его к себе, и принц радостно прижался к нему, зарываясь лицом в его шею и чувствуя запах…
… прелой осенней листвы. Билл, морщась, поднял голову с земли и провел рукой по лицу, снимая сон и прилипший ночью к мокрым щекам земляной мусор. Лес уже наполнился утренним светом, но серые тучи пока еще скрывали солнце, наряжавшееся в свой лучший наряд, чтобы показаться миру во всей красе. Билл медленно сел и повернулся к Тому. Шакал спал на спине, вытянув одну руку вдоль тела, а вторую положив на грудь, мерно поднимающуюся от спокойного дыхания. Лицо, не обезображенное тяжелыми раздумьями и разрывающими изнутри чувствами, было прекрасно, и Билл был не в силах отвести от него взгляд. Бесшумно придвинувшись ближе, он лег рядом, касаясь своей рукой руки Тома, впервые так осознанно любуясь им, и заворожено слушал, как бьется в груди его новое сердце, полное любви к Шакалу.
- Пойдем по другой дороге, выйдем как раз навстречу лагерю. Я сказал дозорным, что мы вернемся на рассвете, но уже давно утро, мы проспали. А у нас не принято дожидаться, наверняка они уже снялись с места…
Билл поднял глаза со своих рук, держащих поводья, на спину Тома. Шакал редко был в приподнятом настроении, но это утро было исключением – Том был бодр и весел, и много говорил, что было ему вообще несвойственно. И его голос мягко вился в воздухе и сознании принца, подобный небольшой, но уверенно несущей свои воды реке, тихо журчащей, пока проходит она сквозь пологие земли, или с громким всплеском врезающейся в возникающие на пути камни – когда вдруг посреди спокойной речи Том резко повышал голос, говоря о чем-то более важном.
Билл молчал, чувствуя, как все больше запутывается в своих мыслях и ощущениях, пытался ухватить из вереницы слов и воспоминаний в голове что-то, но каждый миг терзаний лишь добавлял новых красок в перемешавшуюся палитру. Послушно следуя за Томом, он изумленно наблюдал, как на глазах меняется привычный ему образ пленившего его главаря варваров, словно узнавая его заново. Или внезапно упала с лица вуаль, искажавшая истину… Принц скользил взглядом по Тому, подмечая мелочи, не удостоенные ранее внимания, а знакомые мимолетные жесты приобретали новый смысл. Ехидно искривленный уголок губ, принимаемый всегда Биллом за презрительную ухмылку, оказался старательно сдерживаемой улыбкой, рвущейся наружу сквозь плотно сомкнутые губы. Cсутулость, присущая Шакалу при пешей ходьбе, исчезала, стоило ему оказаться в седле, голова поднималась, а пугающий взгляд исподлобья сменялся на насмешливый и гордый взгляд сверху вниз. Небрежно стянутые в хвост волосы открыли взору забавной и по-детски трогательной формы уши, почти такие же, как у самого Билла – пожалуй, единственной части тела, которой принц стеснялся.
Подавив улыбку, Билл опустил глаза, всматриваясь в себя. Все это отпечатывалось внутри, словно рельеф монеты на застывающем золоте, и превращалось в бесценное богатство, продать или разменять которое не под силу никому. И это звенящее чувство заполняло его, доказывая, что все наяву, что принц не пребывает более во власти сна с его загадками и тайнами. И пусть над землей хмурое и слепое, а не бездонное синее небо, и вокруг не белоснежные стены дворца, а сырые голые деревья – тот человек из сна был рядом. Но его лицо не было счастливым и безмятежным, и Билл хотел увидеть его таким вновь.
Погрузившись в думы, принц не сразу заметил, что Том остановился и внимательно смотрит на него. Лошадь сама встала, боднув перегородившего ей дорогу сородича, и Билл встрепенулся, натыкаясь на вопросительный взгляд Тома.
- Ты какой-то притихший сегодня, - сказал Шакал. – Ни слова не обронил за всю дорогу. Обычно не отвяжешься от тебя.
- Я просто неважно спал, - отмахнулся Билл, отводя глаза.
- А я спал как убитый, хоть и лег только под утро. Казалось мне, что ходит какой-то зверь вокруг, пришлось караулить… А ты и правда плохо спал, ворочался, говорил что-то.
- Что я говорил? – Испуганно вскинулся принц.
- Так ты ведь по-своему, по-арабски бормотал, мне-то откуда знать. Что тебе снилось такое?
- Ничего… ничего особенного.
Том сощурил глаза.
- Это из-за вчерашнего разговора?
- Нет, нет! – Билл замахал руками. – Не из-за него.
- Вот и ладно. А то я уже жалею о том, что тебе рассказал.
- Почему же? Разве тебе не стало легче?
- А должно?
- Ну… да. Намного легче. И если ты хочешь, мы можем потом еще поговорить об этом.
- Нет, - отрезал главарь. - Не хочу. И ты забудь и не вспоминай. Достаточно и того, что я тащу этот груз.
- Мне не тяжело его разделить.
- Я все сказал. Мы не будем больше ворошить мое прошлое, и это не просьба, Билл. Тебе неприятно, а уж мне вдвойне.
Шакал хмуро оглядел Билла и пришпорил коня.
- Мне нужно очистить ключ от ржавчины, - прошептал принц, глядя ему в спину, и вздохнул.
Всадники влились в поток варваров незаметно и тут же разделились, Том возник во главе обоза, выслушивая отчеты дозорных, а Билл присоединился к Якобу, занявшему место на облучке очередной повозки.
- И где же ты был всю ночь? – С наигранной суровостью спросил варвар, но глаза его смеялись. Билл улыбнулся в ответ.
- Мы с Томом искали, где бы помыться, но не вышло.
- Ничего, еще день-два пути, и до Саксонии дойдем. Там деревенек много, остановимся где-нибудь, попросимся. Надо бы, прав ты, сполоснуться напоследок. Скоро зима, не до этого будет…
Принц кашлянул и жалобно взглянул на Якоба.
- Три месяца не мыться?
- Какие три? Пять! Все шесть даже, если апрель холодным выдастся. Хотя и в ноябре тоже холодно будет…
Билл откинулся на стенку повозки и нервно рассмеялся. Ровная дорога укачивала, и он закрыл глаза, намереваясь поспать. Но сон не шел, под сомкнутые веки пробивался дневной свет, рисуя плавающими разноцветными пятнами лицо Тома, то оскалившееся в болезненной ярости, то мирное, со светящейся кожей, то украшенное мимолетной улыбкой и веселыми морщинками у глаз. Вздохнув, принц выпрямился и повернулся к напевающему себе под нос Якобу.
- Ты веришь в вещие сны?
Бородач свел брови и фыркнул.
- Опять ты со своими странными вопросами! Не верю, может, ведьме нашей они и снятся, но обычным-то людям нет, конечно. А что, тебе вещий сон приснился?
- Я видел свою покойную мать. И она сказала мне кое-что… о моей судьбе.
- Вообще-то, парень, покойники обычно к перемене погоды снятся. А ты раз тебе мать твоя приснилась, значит, мороз скоро грянет, это наверняка. - Якоб поймал обиженный взгляд Билла и перестал смеяться. – Ну ладно, шучу я. Не хотел память твоей матери обидеть. А что она сказала, предсказывала что-нибудь? Ты веришь в это?
- Да, то есть… не знаю. Во сне я верил ей без сомнения. Но при свете дня я уже не так уверен. Я не знаю, что должен делать, и как мне к этому относиться.
Старик пригладил бороду и покачал головой.
- Как все сложно у вас. Мы вот верим, что наши умершие предки пируют себе на том свете, отдыхают от дел земных. И до нас им нет никакого дела.
- Я уже не знаю, что мне думать. Я верю, что мертвые не приходят просто так, но в то же время смотрю на живых и… - Билл судорожно выдохнул и с горечью произнес: - Я уже не знаю, во что мне верить. И нет никого рядом, чтобы развеять мои сомнения. Если бы отец был здесь…
- Так спроси у меня, может, я что дельное подскажу.
- Хорошо. – Билл помедлил, обдумывая вопрос. – Как понять, что пришла любовь? Что это именно она, одна на всю жизнь? Не быстро вянущее увлечение, и не дружеская симпатия, и не простое восхищение.
Якоб хмыкнул и с весельем в глазах посмотрел на Билла.
- Разве ты никогда не влюблялся?
- Нет. Все мои познания о любви заканчиваются обычно словами: «Ваша дочь, османский султан, без сомнения, очень красива, но я еще не готов к женитьбе».
Якоб расхохотался, отчего едущие рядом варвары оглянулись на него. Принц смутился и поджал губы.
- Знаешь, это ведь так просто не распознать, - сказал варвар, отсмеявшись. – Могут потребоваться многие годы, чтобы понять, кто был твоей единственной любовью. А некоторые могут не узнать этого никогда.
- Помнишь, ты рассказывал о девушке, в которую был влюблен молодым?
- Да, помню… Мы стояли тогда долгое время под их деревней. Селяне давали нам провизию и кров, а мы помогали им по хозяйству, кто дрова заготавливал, кто на полях, кто помогал хату чинить. Я помню, как каждое утро вставал с петухами и бежал первым, хватал любую работу, чтобы только на глазах у нее почаще появляться. Чтобы оценила, какой из меня муж работящий выйдет. Ну, а дальше… ты знаешь уже. И столько воды утекло с тех пор, а я до сих пор жалею и помню ее. Вот она, моя истинная любовь была.
- Но я не хочу понять это спустя десятилетия жизни. Я не хочу провести жизнь, сожалея о том, чего не сделал. Я должен знать именно сейчас.
- Здесь я тебе ничем не помогу. Никто не может знать этого, любишь ты или просто кто красотой приглянулся.
- Дело не в красоте, это я знаю точно. – Принц опустил голову, глядя на исчезающую под колесами дорогу.
«Эй, ты только не вздумай меня жалеть».
- А может быть, это лишь только жалость, - задумчиво произнес Билл, вглядываясь вдаль сквозь толпу всадников. – Может быть, после всего, что он мне сказал, я лишь жалею его, не больше. Может быть, жалость я принял за любовь.
- Кого – его?
- Якоб! – Принц повернулся и пристально посмотрел в глаза варвару. – Ты говорил, что твоя любовь была калекой. Может быть, ты жалел ее, а не любил? Ведь так бывает, когда видишь, что кому-то плохо, что кто-то незаслуженно страдает – и хочется сделать для него что-то доброе, подарить ласку. Это ведь легко спутать с истинными чувствами…
- Думаешь, я стал бы до сих пор просто жалеть кого-то? Нет, парень, я достаточно пожил, чтобы научиться отличать одно от другого. Из жалости можно бояться отвергнуть, но полюбить из жалости – такого не бывает. А у моей любимой были и без меня ухажеры, потому что была она всегда добра и приветлива к людям, и не горевала лишний раз над своей хромотой. Наравне со всеми работала и на гулянки бегала. Много было у нее женихов, я даже бился с ними за нее. И лишь моя вина в том, что упустил свою судьбу, потому что трус был поганый и не верил в нашу любовь. А она ведь все может пережить, все побороть.
Якоб поспешно отвернулся, но Билл успел заметить блеснувшие в его глазах слезы. Пристыжено замолчав, принц сидел, отрешенно глядя на тянущийся мимо лес, и не замечал, как то и дело обеспокоенно оборачивается и высматривает его среди варваров Том.
Билл все же задремал, привалившись спиной к повозке, но едва ватные объятия сна распахнулись для него, как чей-то голос вновь вернул его в реальность. Недовольно поморщившись, принц открыл глаза и повернулся к бесцеремонно тормошившему его человеку. Спросонья лицо человека показалось незнакомым, и Биллу пришлось перебороть лень и хорошенько протереть глаза, чтобы понять, кто перед ним.
- Хергер? – Билл удивленно посмотрел на варвара. – Что случилось?
- Я это… Просто Томас собирает всех. Я подумал, тебе тоже надо. – Разведчик почесал в затылке.
- Ты чего, дружище? Неужто с коня навернулся? – Йохан выехал из-за спины Хергера, возмущенно раздувая ноздри. – Пусть сидит здесь, ему среди нас не место.
Принц нахмурился.
- Томас сказал позвать всех. Он не уточнял, звать араба или нет.
- Еще бы он стал отдельно про него говорить. Шакал не из тех, кто на разную шваль внимание обращает.
Билл поднялся и спрыгнул на землю с облучка, бросив на Йохана рассерженный взгляд. Чванливый и излишне шумный варвар начал ему надоедать.
- У Шакала есть имя, пора бы запомнить его. А если тебе так нравится называть его по прозвищу, тогда и себе придумай такое, что твою сущность отражает. Клещ или Навозная муха тебе очень пойдет.
Йохан заскрежетал зубами, глядя вслед удаляющему арабу, и повернулся к Хергеру.
- Слыхал? Да кто он такой?
- Чего ты бесишься? – Со смехом спросил Хергер. – Отличный парень, мне он нравится. Ты сам к нему без дела все время задираешься.
- Потому что неспроста он везде за Шакалом ходит. Не к добру это, вот увидишь, зуб даю. И Шакал сам не видит ничего, не сталкивался еще с такой хитростью. Но меня не проведешь.
Варвар наклонился к собрату и заговорщически прошептал:
- Я от Агнесс слышал, этот араб колдует. Когда он у них со старым дуралеем Якобом жил, она сама видела, что он с духами разговаривает.
Лицо Хергера вытянулось, и он ответил Йохану таким же шепотом.
- А у косой Берты между ног мужской хрен висит, бабы говорят. Как думаешь, правда?
Йохан скривился и отвернулся от хохочущего друга. Всадники вязли курс туда, где уже собрались остальные варвары, выслушивая своего вождя.
- Дойдем до Саксонии, там расположимся под Магдебургом. Скоро начнется снегопад, переждем, пока снег не ляжет и не уплотнится. Потом пойдем на запад, через Везер, он должен к тому времени заледенеть. По пути будем заходить в города, закупать провизию. В этом году нам повезло с добычей, но берем только самое нужное, на пряники и румяна для женщин не тратимся. Потом пойдем по Рейну, к весне снова будем в Баварии.
- Но ты же говорил, что в Испанскую марку пойдем! Араба в Кордовский эмират продавать! – Крикнул через всю толпу Йохан. Люди зашумели, и десятки пар глаз уставились на Билла. Принц сглотнул и почувствовал, как покачнулась земля под ногами.
Том помолчал, искоса глядя на своего пленника, взгляды принца и главаря встретились. Билл отвел глаза первым, сникая.
- Я передумал.
- Почему это? Ты сам сказал, что за него большие деньги дадут! Давай лучше действовать по намеченному, тогда и на пряники с румянами денег хватит.
- Здесь решения принимаю я, а не ты. Повторяю для глухих и строптивых - мы не пойдем в Испанскую марку и араба продавать не будем. Все, расходитесь, пора ехать дальше.
Варвары потянулись обратно к коням и повозкам, кто со вздохом облегчения, что не придется проделывать долгий путь, кто с недовольством. Принц подошел к Тому и тронул его за плечо, чуть же отдернув руку.
- Что? – Не оборачиваясь, буркнул главарь.
- Ты не станешь продавать меня в рабство? – Все еще не веря спросил Билл.
- Не стану. Друзей же не продают. – Том обернулся и посмотрел на Билла со странным выражением в глазах. – Знаешь, что за город Ахен?
- Столица Восточной Франкии…
- Пойдем по Рейну мимо Кельна, а от него до Ахена пара дней пути. Оставлю лагерь на привал и провожу тебя до столицы, а там уже сам разберешься.
Билл мотнул головой, непонимающе морща лоб.
- Зачем мне в Ахен?
Том неотрывно глядел на принца, а потом тяжело опустил веки.
- Я тебя там отпущу, - сипло выдохнул он. – Пойдешь к Людовику, он отправит тебя домой, в Сирию. Только не говори ему, где меня искать.
Главарь развернулся и взобрался в седло, отъезжая от Билла, застывшего посередине дороги. Душа трепетала, как бабочка, но крылья ее были окрашены в разные цвета – светлого ощущения радости и благодарности за возможность вернуться домой… и набирающей темноту тоски, колющей влюбленное сердце.
Темные кривобокие сеновалы и амбары тянулись вдоль небольшого поля, черного и бугристого от комьев перекопанной земли с торчащими из них желтыми стебельками и корнями. На противоположном конце поля располагалось село, жители которого возделывали это поле, и варвары старались вести себя на привале как можно тише, чтобы не привлечь их внимание. Прячась за скрипящими на ветру деревянными сооружениями, они жгли костры, прикрывая их сверху навесами из плащей и покрывал, чтобы дым от сырых головешек не сильно распространялся, выдавая их присутствие. Теплое время кончилось, и впереди была лишь зима, неотвратная и стремительно надвигающаяся.
Билл устало опустился на землю, подтягивая ноги к груди и ежась. Вжавшись лбом в колени, он в который раз попытался собрать воедино мозаику из обрывков мыслей и желаний в своей голове и в который раз безуспешно. Казалось, что силы думать и решать покинули его, оставив один на один с извечным вопросом, имеющим множество ответов и в то же время не имеющим ответа вовсе – как быть?
- Опять хандришь, парень? Понимаю, и на меня в твоем юном возрасте эта тоскливая пора уныние наводила. А сейчас уж… все равно. Ты, наоборот, радоваться должен, слыхал – Томас тебя не продаст на утеху богатеям.
- Я знаю. Он сказал, что отпустит меня в Ахене.
- Так это ж замечательно! Честное слово, не ожидал от него такого великодушия. А для тебя-то как хорошо, домой вернешься, в теплые края, к родному отцу под крыло. Ну, чего нос повесил?
Билл пожал плечами.
- Я знаю, что должен радоваться. Я и рад этому, просто… я уже не ждал этого и оказался не готов. Мне сложно объяснить, что я чувствую. Я уже привык к этой жизни и привязался к тебе…
- Это из-за нее, да?
- Из-за кого?
- Из-за той, которую ты полюбил. Ты ведь не просто так меня днем вопросами засыпал. Полюбил кого-то из наших красавиц?
Принц пожевал губами и не решился открыть Якобу правду.
- В том-то и дело. У меня есть шанс вернуться туда, где я должен быть. Но с другой стороны – этот сон и предсказание моей матери. Может быть, это мне лишь почудилось, и я принял желаемое за действительное. И что нет вовсе никакой судьбы. Или она ошиблась сама. В самом деле, что она может знать о жизни? Ее нет в живых уже больше десяти лет.
- Ну-ну, зачем ты так? Зачем мать свою обижаешь? Уж если она с того света тебе путь указала, так значит, и надо пути этому следовать.
Якоб с сожалением смотрел на подавленного Билла, и тут его лицо прояснилось.
- Слушай, а чего бы тебе с собой свою любезную не забрать, а? Проси руки у ее родителей. Не откажут они, думаю. Одно дело, когда Ганс какой-нибудь босоногий сватается, а тут – халиф наследный. Заберешь ее и езжай в свою страну, будете вместе править.
Билл закинул голову и рассмеялся под недоумевающим взглядом Якоба.
- Не все так просто. Слишком много правил и обязанностей сковывают мою жизнь. Когда я вернусь домой и стану править, то моей любви… моей любви не будет места в моей жизни. У нас есть шариат - свод законов, по которым должен жить правоверный и порядочный араб, и их попрание карается. И моя вера, которую я не посмею предать, она и вовсе запрещает мне любить так, как меня угораздило…
Принц потер глаза пальцами и оперся о стену амбара. Якоб хмыкнул и подбросил веток в огонь.
- Знаешь, что я думаю? Чушь все это – можно любить, нельзя любить. Разве ж человеку дано выбирать? Если бы я мог выбрать, я бы и Агнесс нерадивую полюбил, раз уж мне никуда от нее не деться. Любовь нам не просто так дается, чтобы мы расшвыривались ей, уж поверь мне, я знаю, что говорю.
Билл поднял глаза от нехотя разгорающихся языков пламени и почувствовал, как скручивается в животе ком. Том, угрюмо оглядывающийся по сторонам, пробирался через разлегшийся скот к соседнему сеновалу, а за ним, пряча глаза и придерживая измазанный в грязи подол, семенила молодая девушка. Поймав взгляд Билла, Шакал замер, и в его глазах отчетливо проступила вина. Сморгнув ее, он резко отвернулся, продолжая путь, и сгорбился, словно стараясь спрятаться от взгляда Билла.
- Что там такое? – Спросил Якоб, заметив, что его друг вытянулся и, не мигая, смотрит в одну сторону. Старик повернулся и тоже посмотрел. – Это она? Ты в нее втюрился, парень?
Билл не ответил, ком в животе поднялся в груди и встал в горле. Том у самого порога обернулся, мельком глянув на Билла, и скрылся внутри, вслед за ним за дверью исчезла и девушка.
- Ох, вот ведь… незадача, - задумчиво проговорил бородач и участливо похлопал принца по плечу. – Понимаю, каково тебе. Ты бы шел, что ли, поговорил с Томасом, пусть уж не трогал бы твою зазнобу…
- Нет, пускай… - Выдохнул Билл, царапая отросшими ногтями плотную ткань штанов на коленях.
Сеновал был пуст, лишь пол был устлан мелким слоем застрявшей в половицах соломы. Из щелей между кое-как приколоченными друг к другу досками дул ветер, пронизывая постройку насквозь. Том прошел внутрь, под подошвами сапог скрипел дощатый пол. Место было совершенно не годным для любви и даже противным, но напряжение, дававшее о себе знать последние дни, требовало выхода. Но сейчас он, привыкший утолять свои желания по первому зову, явственно ощущал, как противится предстоящему что-то живое и забитое внутри. Том оперся ладонями о шершавую занозистую стену и наклонил голову, тяжелую от пульсирующих в висках мыслей.
«Что происходит?.. Это лишь ночь, не больше. Так было и раньше, и будет потом. Я не каменный и мне нужно это… Почему же так гадко? Чувствую себя животным, которому все равно, на что взбираться».
Шакал обернулся на спутницу. Девушка стояла, глядя на него большими слезящимися глазами, и Том видел в них страх и вдруг отчетливо представил, чего она ждет. Стремительных шагов, замаха руки и горящий след ладони на лице. А после – холод пола под спиной, задранный подол и боль…
- Ты меня боишься? – Спросил Том. Девушка мелко затрясла головой.
- Н-нет…
- Не бойся меня. – Шакал подошел и провел ладонью по ее щеке и шее. Покрытая дорожной пылью кожа казалась застиранной простыней на ощупь – гладкой, но жесткой. И Том не чувствовал ни чуть пружинящей матовой мягкости, а линия подбородка не колола озорно шершавые пальцы. И глаза не смотрели прямо и спокойно, а затравленный взгляд готовой к худшему девчонки угнетал. Все было не так. – Я не собираюсь тебя бить.
Он развязал тесьму на груди и стянул платье с круглого плеча, и девушка затряслась крупной дрожью, вырывающейся сдавливаемыми всхлипываниями через сжимаемые зубы. Шакал раздраженно рыкнул и отошел, отворачиваясь от нее, перепуганной до полусмерти.
- Так дело не пойдет. Раз боишься, проваливай, нечего мне тут слезы лить.
В ответ раздался лишь быстрый удаляющийся топот. Том сел на пол, скрещивая ноги, и удрученно подпер голову рукой.
- Ну и пусть, - произнес он в сгущающуюся темноту. – Все равно я хотел не ее.
Том покинул свое ветхое убежище лишь когда над дремлющим лагерем опустилась ночь. В воздухе раздавались храпы уставших варваров, недовольные звуки потревоженного скота, кое-где догорали костры. Том вгляделся в черные пятна, залегшие у оснований старых построек, ночь набросила на деревянные сараи и амбары вуаль таинственности, и они казались гигантскими камнями, выросшими из-под земли. Шакал тихо двинулся вперед, скользя между разлегшимися на земле людьми и животными, не видя, но угадывая чутьем в темноте, куда ступать.
Сон Билла был зыбким и тревожным. Почувствовав, что кто-то сел рядом, он тотчас открыл глаза и прислушался. Знакомое дыхание тяжело вырывалось из груди и падало в воздухе камнем.
- Не спишь? – Шепотом спросил Том. Билл, зашуршав, сел, касаясь плечом плеча главаря. Даже это легкое, незначительное прикосновение заставляло веки наливаться ласковой тяжестью, а голову – клониться на плечо, на мягкие волосы, светлыми струями спускавшиеся до груди. Пересилив себя, принц ответил:
- Нет, что-то не тянет меня в сон. А ты что все бродишь?
- Тоже не спится. Думал, если ты не спишь, то поговорим, чего скучать поодиночке.
– Но ты же вроде хотел уединиться с девицей. Я видел… - Билл закусил губу.
- Хотел, да только она шибко пугливая оказалась. Тряслась вся, бледная, как смерть, будто я ее бить собирался, а не любить… Все они такие.
- Тебе не везет с женщинами? – Принц слабо улыбнулся.
- Они меня боятся. Не пойму, почему я им так страшен, насилием никогда не занимался, жестоким не был с ними. И все равно, как увидят меня, так с лица спадают. Родители их, наверное, запугивают, вот и обходят меня стороной девки. А я вроде не дурак да и собой недурен…
- Напротив, они-то и дуры, раз слушают ерунду всякую. Ничего они не понимают. – Билл сдержал вздох. – Хотя женщины обычно тянутся к тем мужчинам, которые с ними грубы и необходительны. Мой отец говорил: «Хочешь привязать к себе женщину, скажи ей «не люблю».
- Предлагаешь мне брать девиц силой? – Том усмехнулся, бесцельно вороша носком сапога холодную золу в костре.
- Нет, но… Ох…
Билл опустил голову на руки. Не было сил говорить и давать советы, сохраняя участливый вид, когда вся душа и тело протестовали против каждого сказанного слова. Принц немел и робел под пристальным взглядом, и чувствовал, как переворачивается внутри боль, раня своим колючим боком душу, пока он подбирал слова, не смея выпустить наружу те единственные, что хотелось сказать. Присутствие Тома обжигало и морозило.
- А как у тебя с женщинами? – Голос Шакала был отстраненным и пустым.
- Я же халиф, - приглушенно ответил Билл. – У меня было бы много женщин, даже если бы я был кривым и горбатым.
- Хорошо быть халифом. – Том откинулся на спину, закладывая руки за голову. – Делаешь, что хочешь, получаешь все, что хочешь.
- Ты думаешь, халиф только и делает, что берет? Халиф – это пример для народа. Он ездит и строит, издает указы и законы, следит, чтобы выполнялась Божья воля на земле, воюет и охраняет границы…
Принц повернулся к Тому и услышал тихое сопение. Шакал спал.
- И только потом получает все, что хочет, - прошептал Билл, глядя на него. – Но иногда он хочет невозможного.
Небо было беззвездным, лишь кусок грязно-серой луны выглядывал из-за дырявой тучи. Варвары ворочались и бормотали, невнятно сетуя на холод, щиплющий бока и бегающий по спине. Билл неподвижно сидел, сцепив руки в замок, и смотрел поверх лежащих людей куда-то вдаль, и слившиеся в одну темную полосу деревья виделись ему каменной стеной.
- Невозможно, я еще одну такую ночь не перенесу, – кряхтел Якоб, держась за спину. – Как стреляет в пояснице! Этот нестерпимый холод меня доканает.
- Предыдущие осени тоже были холодными, однако, ты не жаловался, - заметил Том.
- А что ты хочешь, я не молодею! Я уже стар, чтобы ночевать на сырой земле под открытым небом. Я хоть и привыкший к нашим морозам, а замерз, что уж говорить, что нашего друга из восточных краев. Дрожит каждую ночь, как птичка.
Шакал бросил быстрый взгляд на Билла.
- Хорошо, со следующей ночи ставим шатры. И раз уж ты так беспокоишься, так и быть, снова возьму твою восточную птичку к себе, пусть греется.
Билл вскинул голову, глядя на Тома с испугом и волнением.
- Зачем же тебе утруждать себя? У меня тоже есть шатер, не такой большой, как у тебя, но тоже теплый и прочный.
- К тебе же вроде Агнесс собиралась вернуться? – Шакал вопросительно поднял брови. – Вот и ночуй с ней. Ни к чему Биллу твои храпы ночью слушать.
Якоб почесал в затылке и повернулся к принцу.
- Ты будешь со мной ночевать или с Томасом?
Билл растерянно молчал, переводя взгляд с одного варвара на другого.
- Со мной! – Якоб вздрогнул, удивленно уставившись на главаря. Том поджал губы, над переносицей собрались сердитые складки. – Что неясного? Раньше он был моим пленником, а теперь он мой гость. Я все еще должен приглядывать за ним.
- Ну, раз ты настаиваешь. – Бородач развел руками и отошел запрягать коня. Том встретился с Биллом взглядом и тут же отвернулся, пряча нахлынувшее смущение. Принц медленно выдохнул, держась за поводья своего скакуна так, словно они были единственным, что мешало ему упасть.
Дорога казалась нескончаемой. Степи и леса тянулись и тянулись, и иногда принц начинал думать, что они не сходят с места или бредут по кругу, пейзажи повторялись, а впереди маячили все те же спины и хвосты лошадей.
- Господи, мне уже кажется, что я езжу так всю свою жизнь, - проговорил Билл, покачиваясь в седле. Том, оставивший свое место во главе кочевников, обернулся и внимательно посмотрел на него.
- Что? – Не понял Билл.
- Ты сказал «господи».
- Э-э-э, да. А что такое?
- Обычно ты говоришь «Аллах». А сегодня вдруг сказал так.
Принц наклонил голову, задумавшись.
- Да, действительно. Наверное, я просто подстроился к тому, как говорите вы… А ты заметил это.
- Я во всех подмечаю мелочи и перемены. А за тобой я просто обязан был наблюдать. Поскольку ты чужестранец, в тебе много забавного.
- Чего же, к примеру?
- Дай-ка подумать. Хм… Ты постоянно что-то бормочешь себе под нос, стараясь при этом поворачиваться на восток. Никогда не берешь еду левой рукой. А еще у тебя не растут борода и усы, хотя я никогда не видел, чтобы ты брился. Вообще, у тебя много чудачеств.
- Это вовсе не чудачества! – Принц засмеялся. – Позволь мне разъяснить все эти странности для тебя. Постоянно бормочу себе под нос – это молитва, нам положено пять раз в день совершать молитву лицом на восток, потому что там находится наша главная святыня – Мекка. Левая рука у нас считается грязной, поэтому мы стараемся как можно меньше использовать ее в быту. А насчет бороды… задел за живое. Она действительно у меня не растет! Точнее, растет, но… не так, как положено.
- Это как, внутрь, что ли? – Том округлил глаза, но на губах играла улыбка. Билл невольно представил себе это и содрогнулся.
- Нет, что ты. Неловко это говорить, но борода у меня на лице растет… клочками.
- Как у плешивого козла.
- Нет! – Билл стукнул кулаком по колену и согнулся в приступе смеха. Шакал улыбался, глядя на принца прищуренными глазами. – Ну, и мне приходится сбривать ее, чтобы не позориться. Но вообще для нас, арабов, борода очень важна, каждый уважающий себя мужчина должен носить ее и ухаживать за ней. Я вижу, что и у вас почти все ходят с бородами.
- Для пущего тепла. К тому же, многим просто лень скоблить лезвием свою морду.
- А тебе не лень?
Том потер подбородок. Короткая, почти незаметная щетина кололась и царапала ладонь, обломок старого кинжала, которым он наспех и небрежно брился, давно не затачивался и совсем затупился.
- Не люблю, когда лицо зарастает. Я же не старик какой-нибудь, чтобы бороду отращивать. Еда в ней застревает, а летом преет кожа и чешется. Приходится скрести каждый день.
Шакал натянул поводья, и конь встал. Билл повторил за ним и едва успел понять, в чем дело, как острая игла жара пронзила его насквозь, ударив в затылок и падая вниз по телу, растворяясь, оставляя щекочущее ощущение в пятках. Том протянул руку и осторожно, но настойчиво, взял лицо принца за подбородок и повернул к себе. Его пальцы чуть сжались, вминая гладкую кожу и слегка оттягивая ее, губы принца разомкнулись, обнажая ровный ряд нижних зубов. Билл замер, боясь шелохнуться, боясь даже моргнуть, чтобы не упустить из виду ни одной искры, бегающей в глазах Шакала, чтобы впитать прикосновения его грубых пальцев все до одного.
Том в последний раз коснулся щеки принца и отнял руку, возвращаясь из внезапно открывшегося ему солнечного мира в унылый и промозглый осенний день.
- У тебя и правда не растет борода, - выдавил он из себя. – Даже щетины нет. Не то, что у меня.
Резким движением мазнув ладонью по своему лицу, он двинулся дальше, оставив позади Билла, щеки которого наливались румянцем, а кровь в венах кипела и стремилась по кругу с двойным рвением.
Берег крошечного озерца приютил варваров. Даже в тоскливую осеннюю пору это место казалось прелестным, и Билл, склонившись над водой и глядя на свое отражение, пытался представить, как здесь бывает, когда деревья полны зелени, а вода прозрачна и чиста. Даже деревья на берегу росли будто иначе, образуя своими стволами-колоннами чудный природный дворец с множеством коридоров и зал. Одинокий желтый лист проплыл перед глазами Билла, нарушив образ его водяного близнеца, и принц встал, удивляясь тому, как за несколько мгновений на берегу выросла целая деревня из шатров и навесов. Несколько варваров шумели и толкались у повозки с так и не поделенным трофеем – византийским товаром. Там был и Том, среди гула недовольных возгласов раздавался и его голос, и принц направился туда, вновь и вновь смиряясь с мыслью, что готов идти за этим голосом куда угодно.
- Я же говорил, сразу надо было разбирать! Как вот теперь быть? – Причитал один варвар с плешиной на голове, но длинной вьющейся бородой до пупка.
- Сразу говоришь? – Том хмыкнул. – Да, надо было милостиво попросить тех королевских дружинников погодить на нас нападать, пока мы добычу поделим. Или свалить погибших в кучу и делить добро. Так, что ли?
Варвар скривился так, будто собирался заплакать.
- Нет, конечно, но жалко же, столько добра пропало…
- Что случилось? – Спросил Билл у Тома.
- У византийской повозки отсырело дно, и мешки с какими-то травами все сгнили, - ответил Шакал. – Несколько кувшинов еще разбилось. А в сундуках, посмотри, дыры – мыши прогрызли, полакомились заморскими тканями.
Билл поднял с земли брошенный отрез ткани и развернул его. Нежное полотно было все в складках от долгого лежания в сундуке, в пятнах от мышиного помета, кое-где виднелись дырки от острых зубов прожорливых тварей.
- Совсем ничего не уцелело? – С сожалением спросил принц.
- Немного. Масло вон стоит. Только мы все равно не знаем, куда его девать, вряд ли бабы будут с ним готовить, вкус больно необычный. Сундук с драгоценностями тоже почти не пострадал. Но его я забрал к себе, будем обменивать в Саксонии. А то растащат по своим девкам…
- Фу, ну и вонища! – Заорал кто-то, отшвыривая прочь мешок. – Все прогнило!
- Билл, сходи пока к Якобу или поброди по лесу, - снизив голос, сказал Том, глядя на копошащихся в повозке мужиков. – Я тебя позову потом в шатер.
- Ты хочешь снова привести девушку? – Деланно равнодушно спросил Билл.
- Нет. Просто мне нужно побыть одному.
Принц кивнул и поспешно отошел, сжимая кулаки и кусая губы.
Едва стемнело, Билл, уставший бесцельно бродить вдоль берега, вернулся к шатру. Несмело пождав у полога, он откинул его и вошел в знакомый полумрак, свет давал лишь один факел. Скромная обстановка обиталища главаря была все той же, медвежьи шкуры у стенки, маленький китайский столик рядом с ними, заваленный разным хламом сундук в углу. Билл не чувствовал страха и обиды, вновь оказываясь в этом месте, он был даже рад вернуться, несмотря на то, что тяжелый запах впитавшейся в ковер крови все еще слышался в воздухе.
Но кое-что, невесть откуда возникшее посередине шатра, удивило принца. Старая лохань, та самая, в которой сумасшедшая ведунья купала его, прогнувшаяся и покрытая бурыми пятнами ржавчины, стояла, наполненная доверху водой. От ее поверхности поднимался ленивыми кольцами пар.
- Ну, что стоишь, залезай. – Том неслышно оказался за спиной, перебирая что-то в руках.
- С чего мне вдруг такой подарок? – Неверяще улыбаясь, спросил Билл.
- Это не подарок. Я лишь выполняю твою просьбу, я привык держать слово.
Том подошел к Биллу, протягивая ладонь – в ней лежала горсть засушенных цветков, многие лепестки раскрошились в белую пыльцу.
- Пахнет хорошо, - сказал он, растирая ее в пальцах.
- Это мирт, - сказал Билл. – Из него благовония делаются. Символ вечной славы.
Шакал высыпал цветы в лохань и отряхнул руки.
- Вот тебе королевская ванна, - ухмыльнулся он. Билл подергал завязку на рубахе, смущенно глядя на главаря.
- Нехорошо выгонять хозяина из собственного дома, но все же… Не мог бы теперь ты оставить меня одного?
- Да что ж ты стыдливый какой. Хорошо, только не плещись слишком долго, я хочу спать. – Том покачал головой и вышел из шатра.
Проводив его взглядом, Билл спешно разделся и переступил в корыто. Вода поднялась и выплеснулась через края. Принц улыбался, наслаждаясь проникающим в тело и расслабляющим напряженные мышцы теплом.
Том вернулся, когда Билл уже стоял одетым, вытирая волосы втихомолку утащенным из повозки единственным чистым куском льняной ткани.
- Чувствую себя живым, - довольно сообщил он Шакалу. Тот усмехнулся и принялся стаскивать с себя одежду.
- Тоже хочу искупаться.
- Ты, что, будешь мыться прямо в этой воде? – Изумленно воскликнул Билл.
- А что? Вода не такая уж и грязная.
- Но я в ней уже мылся!
- У тебя есть блохи? - Принц опешил, пораженный вопросом. - Раз нет, то и нечего возмущаться.
Главарь дернул ремень, и Билл отвернулся, сглатывая. Он понимал, что следует уйти, но ноги словно приросли к земле, не желая двигаться.
- Расскажи мне еще что-нибудь о своей жизни, - попросил Том, водя пальцем по воде. Билл вздохнул и стал говорить, с трудом удерживая дрожь в голосе.
- Обычно, когда я принимаю ванну, мне прислуживают, моют голову, трут ноги…
- А что же ты тогда меня выгонял, если все равно не один моешься?
- Это совсем другое. То слуги, а это ты. Они обязаны помогать во всем своему господину и получают за это кров и пищу.
- Вот как? Может, мне тоже за кров и пищу спросить с тебя?
Билл обернулся и обиженно посмотрел на Тома.
- Я думал, я твой друг, а не слуга.
- Я не поленился и притащил тебе эту лохань, так что с тебя причитается. Давай, вымой мне голову, а я буду воображать, будто я халиф.
Отбросив в сторону тряпку, принц медленно обошел Тома и встал у него за спиной. Взгляд упал на волосы главаря, касающиеся концами самого пола. Билл опустился на колени, собирая их в хвост и перебрасывая их Тому через плечо. Обнажившаяся спина, покрытая каплями воды, длинный шрам на ней, литые плечи – все резало Биллу глаза, слепя и сводя с ума. На какой-то миг свет померк, и принц, прикрыв веки, подался вперед, мечтая обхватить руками руки Тома, переплести пальцы и, прижавшись щекой к его шее, слушать его дыхание, забыв дышать самому. Но Шакал вдруг шумно вздохнул, и принц отшатнулся от него, как от огня.
- Откуда у тебя этот ужасный шрам? – Голос не слушался, дрожа и сбиваясь.
- Дрался, - просто ответил Том. – И все остальные оттуда же. Какой-то в склоке заработал, какой-то из детства, когда лупили почем зря. А этот… Сцепился с одним гадом, а он дружков подозвал. Они меня держали, а он царапал. Но я потом его проучил. Связал и скинул в волчью яму. Ну, ты будешь мне голову мыть или нет?
Билл принялся судорожно черпать рукой воду и лить ее Тому на голову.
- А я никогда раньше не дрался до того, как попал сюда, только на учебных поединках. И никто не смел меня наказывать, разве что отец, но он никогда не делал этого. Когда я баловался, он всегда усмирял меня словом. И всегда повторял при этом, что меня любит. Но с другими всегда был строг, а если надо – то и жесток. А вот моя мать считала, что все искупляется любовью, и что даже своих врагов надо любить.
Волосы послушно струились сквозь пальцы, разделяясь на прядки, темнея в руках и отливая золотом. Принц мягко сжимал их в ладони и снова распрямлял, приглаживая.
- Как же это – любить своих врагов?
- Я не могу объяснить. Но нельзя отвечать злом на зло. Чем больше зла ты делаешь, чем больше оно возвращается к тебе. А любовь просто развевает все зло, как дым, не позволяя ему коснуться тебя.
- Какая чушь! – Том резко поднялся, обдав Билла брызгами, и вышагнул из лохани. Принц опустил глаза, чтобы не смотреть на его нагое тело. – Если бы я любил своих врагов, то давно бы валялся мертвым. Когда ко мне приходят с оружием, я должен защищаться, а не встречать их с объятиями, иначе за эти объятия меня и убьют.
- Я не о том говорил, что надо обниматься с ними. Разъяренного недруга, желающего причинить тебе вред, можно победить словами, не применяя оружия. Прежде всего, он – человек, а значит, достоин уважения. Уважение заключается в том, чтобы общаться с ним словами, а не мечом.
- Тебе легко говорить, ты спрячешься за спины солдат, великий халиф, - язвительно возразил Шакал. – Сам говорил, никто не смел пойти против тебя. Конечно, ты мог и словами отговориться, под страхом смерти никто бы не кинулся на тебя с кулаками. Правда в том, что ты – сын короля. Будь ты деревенским мальчишкой, тебе некогда было бы болтать, только успевал бы от тумаков уворачиваться.
- Ты снова обвиняешь меня в моем происхождении?
- Нет, уже нет. Но ты не имеешь права судить о том, чего не знаешь.
- Теперь я знаю достаточно. Для того я и говорю все это, чтобы помочь тебе.
- Я не просил помощи. Я просил только, чтобы ты забыл об этом раз и навсегда.
- Я не могу забыть это!
- А я могу? – Крикнул Том. Билл сжал зубы, задрожав. В глазах Тома он снова с ужасом видел ненависть, направленную на него. – Как я могу забыть все это? Ответь мне! Не смей, не смей говорить мне о любви и добре, не смей укорять меня за жестокость и злобу, слышишь? Что ты привязался ко мне? Почему ты делаешь это?
- Потому что… потому что…
Том тяжело дышал, возвышаясь над неподвижно сидящим на земле Биллом. Принц судорожно втягивал воздух, шевеля онемевшими губами.
- Потому что я люблю тебя.
- Что? – Шакал поморщился, едва расслышав слова. Билл перевел дух и прямо взглянул ему в глаза. Пути назад не было.
- Я люблю тебя, - повторил он громче и уверенней.
Лицо Тома вытянулось, сбросив маску ярости, глаза заполнили растерянность и недоумение.
- Какого… какого черта? – Выдохнул он, вдруг весь передернувшись, словно его ужалили. – Это что… ты, что, смеешься надо мной?
- Нет! – Выкрикнул Билл, вскакивая на ноги. – Я полюбил тебя! Это правда!
Том попятился назад, качая головой, и принц застонал от боли, видя его безобразную усмешку.
- Что это, Билл? Это благодарность за то, что я решил отпустить тебя? – Слова Шакала били в самое сердце. – Или ты пожалел меня, такого несчастного, которого все ненавидят? Ты решил, что я нарочно тебе жалуюсь, чтобы ты меня пожалел?
- Не говори так, Том! Я полюбил тебя не из жалости, не оскорбляй меня!
- Ты сам сейчас меня оскорбил! Кем ты себя возомнил? Думаешь, я буду благодарен тебе за твое снисхождение? Думаешь, я брошусь тебе в ноги, благодетель?
- Нет, Том…
- Избалованный напыщенный аристократишка! Думаешь, можно в угоду своей прихоти и капризам играться с другими людьми?
- Том, прекрати!
- Какого черта ты ворвался в мою жизнь и гнешь ее под себя? Кто дал тебе право? Я тебя ненавижу!
Охнув, Билл бросился к Тому, сжимая его лицо в руках. Пальцы Шакала сомкнулись в кулак на вороте рубахи принца, не давая ему приблизиться вплотную.
- Я люблю тебя, - прошептал Билл, с мольбой глядя в налитые кровью глаза.
Шакал резко оттолкнул его, и Билл отлетел, спотыкаясь о борт корыта и падая в грязную воду.
- Мне не нужна твоя любовь! – Том выбежал из шатра.
Билл медленно поднялся из лохани и глубоко вздохнул. Отчаяние достигло предела и взорвалось, иссушая его диким пламенем. Закричав, принц опрокинул лохань, заливая пол водой, и набросился на нее, яростно ударяя по дну ногами. Поскользнувшись на мокром полу, он упал ничком и затих.
Любовь — восхитительный цветок, но требуется отвага,
чтобы подойти и сорвать его на краю ужасной пропасти.
Стендаль
За ночь деревья поседели, покрывшись тонким слоем инея, небольшие лужицы в изрытой копытами и колесами земле застыли, жалобно хрустя под ногами. Еще не замерзшее, но уже ледяное озеро обиженно смотрело на берег, перестав плескать и призывно сверкать водной гладью. Ледовая корка таяла от человеческого тепла, сводя колючим холодом голые ступни, а топорщащаяся кора старого дерева царапала спину, болезненно тревожа кривой шрам на ней. Том ушел из шатра в одних лишь наскоро натянутых штанах, но вернуться было выше его сил, и он сидел, покорно позволяя ночному морозу нещадно грызть и студить его тело. У самых ног его молчала вода, не пытаясь достать его своими пальцами-волнами, а на ветвях деревьев, протянувшихся друг к другу, будто желая сплестись в одну большую паутину, полуночными бдящими сидели вороны, но и они не нарушали тишины хриплым карканьем. Их черные глаза блестели и светились в темноте, и Шакалу казалось, что это сама ночь смотрит на него десятками хитрых, лживых глаз, что коварные демоны, висящие в воздухе и сидящие под водой, вновь пришли к нему – выжидать, когда прорвется из клетки в груди человека их брат.
Том мог бы просидеть так всю ночь, столько, сколько понадобится безразличному холоду, чтобы добраться до сердца и остановить его. Но инстинкт жить гнал прочь от этого места, заставляя шевелиться и подниматься с земли. Шакал привстал, но одеревеневшие ноги не слушались, и, пошатнувшись, он упал на колени у самой кромки воды. Невесомо колыхнувшись, озеро показало ему крепкого статного юношу с литыми плечами и широкой грудью, с красивым молодым лицом, мягкими ресницами и красной линией искусанных губ. Но Том этого не видел. Из зыбкого водного отражения на него глянуло поросшее шерстью чудище с клыками и рогами, таращащее круглые желтые глаза без зрачков. Ужаснувшись, Том отшатнулся и, падая и спотыкаясь, побрел в свой шатер, отчаянно надеясь, что там уже никого нет.
Промокший пол громко чавкнул под ногами, вода поднялась и запузырилась вокруг ступней Тома. Шакал удивленно огляделся, замечая перевернутую лохань и мокрые края пологов. Билл сидел под неохотно горящим факелом, подобравшись. Услышав шорох, он поднял голову и взглянул на Тома.
- Ты вернулся?
Главарь замер, взгляд принца, полный тоски и надежды, обездвижил его, голос приковывал к месту.
- Прости за то, что я учинил здесь, - сказал Билл и встал, делая шаг к Тому. Шакал отступил назад. Он мог с голыми руками броситься на вооруженного до зубов противника, но перед безоружным принцем чувствовал себя беззащитным мальцом. Всему виной были эти глаза, молящие о чем-то, и эти слова, до сих пор отдающиеся в ушах набатом. Отражать такую атаку Том не умел.
- Тебе лучше уйти, - выдохнул Шакал, обходя принца стороной и поднимая с пола сырую одежду.
- Почему?
Том зажмурился.
- Уходи, Билл.
- Почему ты отвергаешь меня?
- Я хочу, чтобы ты ушел, прошу, оставь меня одного.
Билл сжал ладони, и его губы скривились в попытке улыбки.
- Мне сватали самых красивых и богатых принцесс со всей Азии, невесты всего Востока мечтают стать моими женами. Любая девица готова умереть за один мой взгляд в ее сторону. Я же говорю слова любви тебе, а ты просто просишь меня уйти?..
- Чем я лучше твоих принцесс? – Криво усмехнулся Том. – Твои принцессы подойдут тебе лучше, чем я.
- Это мне решать. Мое сердце выбрало тебя.
- Господи, да за что? – Шакал швырнул в угол вещи и повернулся к Биллу, почти мечтая о том, чтобы увидеть на лице принца издевательскую ухмылку, презрение, любой знак того, что он насмехается. Но, вглядываясь в блестящие глаза напротив, лишь больше увязал в ошеломляющем осознании того, что Билл не лжет.
- Ни за что. Любят ведь не за что-то, а вопреки всему.
- Вопреки всему, - повторил Том и нахмурился. Быстрым шагом подойдя к принцу, он сжал руки на его плечах. Билл скрипнул зубами, но промолчал. – Вопреки всему? Это ли не жалость? Все ненавидят, а ты… Ты просто заблуждаешься. Это лишь наваждение, Билл, тебе только кажется. Если бы ты знал, какой я на самом деле, ты бы не твердил, что…
- Разве ты не рассказывал мне? Если ты о том, то знай, это не причина разлюбить тебя. Я лишь сильней хочу отдать тебе свою любовь, потому что уверен – она способна помочь тебе забыть о прошлом.
- Ты знаешь далеко не все. И я не хочу, чтобы ты знал, но поверь мне, там, внутри… - Том схватил Билла за руку и порывисто прижал ее к своей груди, - … там нет ничего, что отзовется тебе. И если ты действительно любишь меня, то тебе следует как можно скорей покинуть меня и забыть. Потому что придет время, и ты тоже будешь висеть на суку, я просто избавлюсь от тебя за ненадобностью. Неужели ты не боишься этого?
Билл мягко высвободил руку и провел ладонью по щеке Шакала, убрал с его лица волосы.
- Не боюсь. Ведь ты угрожаешь мне лишь за тем, чтобы уберечь, не нужно быть излишне прозорливым, чтобы понять это. Но если ты решишь убить меня, я буду только рад принять смерть из твоих рук. Расскажи мне все! И если ты окажешься прав, что я разлюблю, я уйду и больше не стану донимать тебя.
Том молча смотрел Биллу в глаза, а затем с усилием отвел взгляд.
- Нет. Ты вернешься домой и все забудешь, я просто требую этого от тебя. До прибытия в Ахен тебе лучше держаться подальше от меня. Уходи.
Принц болезненно поморщился и прижал ладонь к глазам.
- Ну и дурень! – Надрывно крикнул он. – Думаешь вечно строить из себя молчаливого страдальца? Твоя боль никогда не уйдет от тебя, потому что ты сам держишь ее! Тебе самому удобно жить и ждать от всех подвоха, во всем видеть злой умысел. Легче творить зло и отговариваться тем, что добра не видел! Если бы ты хоть раз оглянулся вокруг, вылез из своей темной клетки, ты бы увидел, что мир не делится на тебя и остальных! Открой глаза, наконец. На твоей стороне есть еще я…
Главарь не шевелился, продолжая стоять спиной к принцу. Билл отчаянно взмахнул руками и выбежал, бросившись прочь от шатра.
- Абильхан, ну куда ты собрался?
- Не могу, отец, не могу больше здесь находиться. Я пойду к себе.
- Ты не можешь уйти, еще две невесты ждут, что ты их примешь.
- Мне не нужна невеста! Хватит и тех двадцати, что уже покрасовались передо мной.
- Их было всего четыре, Абильхан. По-моему, очень миловидные и сообразительные девушки.
- Да, они сообразили, что замужество за принцем – выгодно. Теплое местечко!
- Не понимаю, чего ты так злишься, сын. Это понятно и так с самого начала, мы заключаем браки, прежде всего, для укрепления своего положения. Ты женишься на дочери богатого и знатного человека, тем самым покровительствуешь ему и его семье, а он, в свою очередь, помогает тебе держаться своими связями и золотом.
Абильхан повернулся к отцу и сложил руки на груди. Шахджахан сидел на троне, чуть заметно улыбаясь. Его сын был забавен в своем юношеском гневе.
- Я себе это по-другому представляю. Ты говоришь – связи и золото, а нас самом деле все зависит от того, буду ли я спать с его дочерью или нет.
Халиф развел руками и улыбнулся.
- Издержки ремесла, дорогой.
Принц рыкнул и пнул кадку с растущим в ней лимонным деревом. Крупный желтый плод на стебле сорвался и упал на пол, покатившись в угол.
- Я не хочу обнимать незнакомую мне девицу, не хочу целовать ее, не хочу, чтобы мне рожала наследников какая-то чужая, непонятная, нелюбимая мной женщина! Как я смогу любить своих детей, если не буду любить их мать? Рядом со мной должен быть человек, которому я буду доверять, на которого надеяться, которому смогу рассказать, что у меня на душе.
- Для этого есть визири, - заметил халиф.
- И, тем не менее, жене своей я тоже хочу верить. Как можно верить человеку, которого я знать не знаю? А вдруг ее отец переворот готовит?
- Не преувеличивай, Абильхан.
- Нет, я буду! – Лимонное дерево вновь покачнулось от удара по кадке.
- Послушай, сын. – Шахджахан устало вздохнул и поднялся с трона. – Что за глупости ты говоришь? Почему ты не сможешь любить своих детей? Я же люблю тебя.
- Не сравнивай, отец, твой наследник рожден от любимой жены.
- Это правда, но мне просто повезло встретить ее.
- Я тоже хочу, чтобы мне повезло! Я буду ждать, пока судьба не сведет меня со своей любовью.
- Ты должен понимать, что так может и не быть. Ты всегда сможешь снова взять в жену ту, которую полюбишь, но тебе пора уже сейчас готовиться к тому, что проживешь всю жизнь без нее. Возможно, все сложится так, что ты полюбишь и ту женщину, которую тебе придется взять в жены против желания сердца, и она заменит тебе твою любовь.
Принц выпустил из рук тонкую ветку лимона и повернулся к отцу, серьезно глядя тому в глаза.
- У тебя три жены и целый гарем наложниц, - проговорил он. – Смогла ли хоть одна из них заменить тебе твою любовь?
Шахджахан медленно выпрямился, лицо его стало суровым.
- Знаешь, я думаю, тебе и правда следует пойти в свои покои, - холодно сказал он, указывая рукой на дверь. Абильхан быстро вышел из тронного зала и побежал к себе мимо склоняющих перед ним головы слуг и стражников. Влетев в свои покои, он громко хлопнул дверьми, с шумом опуская засов, и бросился на ложе, пряча лицо в подушках.
- Вот увидишь, я найду свою любовь и не отпущу ее ни за что! Ни за что! – Шептал он, давясь слезами.
Спустя некоторое время дверь покоев тихо скрипнула, и халиф проскользнул в спальню. Сын лежал ничком, будто спал. Шахджахан опустился рядом и погладил его по голове.
- Прости, дорогой. Наверное, я погорячился, решив так рано тебя женить, тебе ведь нет еще и восемнадцати. Конечно же, ты сам волен решать, когда тебе вступать в брак, ведь ты сам халиф. Если Аллах предначертал тебе судьбоносную встречу, разве я могу препятствовать его воле?
Принц сел и прижался к груди отца, смахнув со щек прозрачные капли.
- Я чувствую ее, понимаешь? – Сказал он. – Я знаю, что где-то она есть, и что она тоже тоскует обо мне. И, может быть, прямо сейчас моя судьба думает обо мне, как я о ней.
Гулкий хлопок – и очередной глиняный горшок разлетается на крупные бурые осколки. Брызжут соком во все стороны пронзенные стрелой яблоки. Падают с подставок тяжелые мешки с песком, осыпая себя содержимым, будто раненые тела кровью. То и дело слышатся одобрительные возгласы и хлопки. Ангус улыбался, хитро сощурившись и поглядывая по сторонам, - сегодня его приемный сын показывал свои умения стрелять из лука. Вождь кивал и довольно хмыкал, наблюдая за сыном, прицеливающимся к очередному яблоку, привязанному за черенок длинной ниткой к ветке дерева. Том разжал пальцы, и стрела метнулась по прямой, разрезая грубым наконечником яблоко пополам и впиваясь в дерево. Колчан опустел, и Том, снимая его с плеча, подошел к отцу.
- Молодец. – Ангус похлопал юношу по плечу. – Стреляешь прямо как я.
Чем старше становился Том, тем сильнее был похож на отца, хоть и не текла в их жилах одна кровь. Вместе с умением орудовать мечом и луком, скакать на коне и ловко скрываться, он перенял у Ангуса и выразительный прищур глаз, и привычку играть ножом, подбрасывая его вверх и ловя, и даже его волосы светлели и разлетались при ходьбе совсем как у вождя. Но были и большие различия, печалившие варвара. Тому было уже семнадцать лет, а он так и ходил угрюмый и молчаливый, с ровесниками почти не водился, да и старших особо не почитал. Ангусу, имевшему веселый и дружелюбный нрав, смотреть на сына было тяжело.
- Ну что? – Спросил мужчина, пока они с сыном шли к своему шатру. – Гулять сегодня с ребятами идешь? Говорят, в городке, у которого мы остановились, ярмарка идет. Сходил бы со всеми, не киснул со мной тут.
- Не хочу.
- Да брось ты, когда еще день свободный выдастся? Сходи.
Том скривился и мотнул головой. Ангус закатил глаза, сын скорее упрямился, чем не желал развлекаться. Впереди послышался девичий смех, и варвар, присмотревшись, улыбнулся.
- Смотри, - кивнул он сыну. – Хельга тоже собирается с подружками. Девчонки-то все по парам будут, одна она без ухажера.
Ангус пихнул сына локтем и заметил, что на мгновение отстраненный взгляд того стал чуть мягче.
- Хорошо, - согласился Том. – Если ненадолго, то можно.
- Вот и здорово… Эй, девушки! Томаса моего захватите с собой. А то он скромный, сам подойти стесняется.
Юноша скрипнул зубами. Тонкая и легкая Хельга, с рыжей косой из вьющихся волос, подбежала и, схватив его за руку, повлекла за собой в стайку молодых ребят, собиравшихся на ярмарку. Том молчал и покорно шел следом, изредка поглядывая на ее веснушчатое радостное лицо.
Вдоволь насмотревшись на корчащих гримасы шутов и наевшись кренделей, юноши и девушки спешили обратно в лагерь, смеясь и распевая.
- Стой! – Вдруг шепнула Хельга и, оглянувшись на уходящих друзей, потянула Тома в сторону стоящего на окраине сарая. – А ты целоваться умеешь?
Том неопределенно повел плечом, но девушка сочла этот жест за согласие и, обняв юношу за плечи, задрала голову вверх и сложила губы трубочкой.
- Я тебе нравлюсь? – Удивленно спросил Том. Хельга открыла глаза и засмеялась.
- Конечно, ты ведь наш вождь будущий.
Молодой варвар прикусил язык.
- Только поэтому?
- Нет, ты еще красивый. Давай, целуй меня!
Разочарованно вздохнув, Том отодвинул от себя Хельгу и пошел следом за скрывшимися между деревьев ребятами.
- Ну и черт с тобой! – Крикнула ему в спину раздосадованная девушка. – Ишь какой нежный выискался! Да я всех подговорю, чтобы ни одна девчонка с тобой не пошла! И не нравишься ты мне нисколько, приблудыш!
Хельга долго шла следом и, видя, что на ее слова не отвечают, язвила и обзывалась. Но, что она говорила, Том не слушал. Стойкая обида на самого себя душила и вертелась внутри волчком.
- А я вот возьму сейчас и не приду обратно! И пусть все думают, что ты меня обесчестил и убил. – Хельга перегнала Тома и встала перед ним, показывая язык. Юноша поднял взгляд на нее, и вдруг глаза заволокло чем-то черным, превращая молодое лицо девушки в старушечью маску…
Костер радостно трещал, досыта накормленный ветками и сухими листьями. Голодные варвары переговаривались, теснясь вокруг огня. Билл сидел рядом с Якобом, невпопад кивая на его бормотание, глядя пустыми глазами на превращающиеся в пепел сучья и ощущая жар этого костра у себя в груди.
- О, Томас, Томас! – Крикнул кто-то. – Пошли к нам! В тесноте да не в обиде…
Принц сжался, словно пытаясь стать меньше, а то и вовсе исчезнуть, раствориться в воздухе. Главарь сел неподалеку, тоже отводя взгляд, и принялся с усердием хлебать пресную похлебку, чтобы его не донимали беседами.
- Бабы совсем бешеные стали, - посетовал кто-то из круга. – Привела вчера одна свою соплюшку и говорит, мол, ваш отпрыск мою принцессу целомудрия лишил. А я ей говорю – а оно было, целомудрие-то ваше?
- Хо-хо, точно. Молодые девицы теперь совсем стыд потеряли. Сами приходят и нарываются. Недавно только свою порол, чтобы юбкой не крутила у мальчишек перед носом.
- Вот, правильно. Раньше, помню, чтобы девицу уломать, приходилось и так, и сяк, и ходили за ними, бывало, что и по году. И то – для того, чтобы в щеку поцеловать дала.
- Хватит скулить, ты хоть со своей уединиться смог, а меня ее отец застукал и жениться заставил. И после этого только до дочери допустил… собака.
- Я б на его месте так же поступил! Нечего тут… Но ты прав, бабы тоже озверели. У моего брата сына в деревне соседка в свою постель уложила! Самой скоро внуков нянчить, а она мальчишку молодого нецелованного совратила!
- Ну, это парню на пользу пойдет, она его научит, как с женщинами это самое… обращаться. Я вот тоже в объятиях материной тетки мужчиной стал. И ничего, кое в чем понятие имею.
- Ну, хватит вам языками молоть! – Крикнул Якоб, стукнув кулаком по колену. – Постыдились бы перед гостем, что он о вас подумает!
Билл поневоле расплылся в улыбке, глядя на сердито отдувающегося в бороду друга.
- О! Раз гость арабский с нами сидит, пусть расскажет что-нибудь. Скажи-ка, Билл, женщины арабские красивые?
- Красивые, - согласился принц. – Но только красота их законным мужьям и доступна. Они ходят в длинных одеждах и закрывают лица платками, чтобы никто не смог на них смотреть.
- Ну и дела, а как же я тогда увижу, красавица там или страх какой? Посвататься захочу к девице, а у нее под покрывалом… - Варвар изобразил страшную рожу, и сидящие у костра дружно загоготали.
- У нас на Востоке о свадьбе договариваются родители. И если у тебя нет достаточного богатства, чтобы жениться, то ни о каком сватовстве речи быть не может. К тому же, если тебе с девушкой нужно только побаловаться, то знай, что в этом случае никто не подпустит тебя к ее дому и на расстояние полета стрелы.
- Вот как… - Молодой воин разочарованно вздохнул и покачал головой. Якоб ухмыльнулся и, придвинувшись к Биллу, толкнул его локтем и хитро спросил:
- А ты сам-то мужчина или мальчик еще?
Варвары переглянулись и наклонились вперед, заинтересованно глядя на принца. Билл покраснел и украдкой посмотрел в сторону молчащего Тома. Шакал отрешенно смотрел в сторону, безучастный к разговорам.
- Нет, конечно! И своим первым разом я горжусь. Это было в день, когда мне исполнилось четырнадцать, мой отец устроил по такому поводу большое празднество. И хотя в мою честь праздники устраиваются каждый год, тот раз был особенным. Отец решил, что мне уже пора вкусить запретного плода. После пира в моих покоях на тонких шелковых простынях меня ждали три самые красивые и искусные наложницы, присланные со всех концов света – китаянка, индианка и чернокожая египтянка. – Билл мечтательно улыбнулся под завистливо-восторженные возгласы слушателей. – Китаянка была невероятно нежна, индианка весела и затейлива, а негритянка – неукротима…
- Вот это я понимаю, не то, что мы, босяки, кто под забором, кто в сарае, тьфу.
- Ха! На то они с народа дань и собирают, чтобы баб с шиком драть! – Йохан неуклюже уселся рядом с Биллом, плеща вином из кружки. Опершись рукой о землю позади себя и вытянув ноги, он нашел осоловелыми глазами Тома и подмигнул ему. – Я вам лучше расскажу сейчас, как мы с Шакалом с одной девицей развлекались.
Том помрачнел и повернулся к Йохану, качая головой. Но захмелевший варвар продолжал говорить, посмеиваясь.
- Остановились мы как-то у деревеньки одной, и я подбил его сбегать туда, полазить по домам, пока селяне на поле все. Прошлись мы с ним, яблок набрали, хлеба, а в последнем доме на окраине на какую-то девчонку нарвались молодую. Эх, братцы, как она вырывалась, как скулила, да только нас двое было – один держит да рот зажимает, другой под юбку лезет…
- Йохан, закрой рот, - прошипел Том сквозь зубы.
- А чего такого? Скажешь, не было? Было и не раз, нечего отнекиваться.
- Я сказал, замолчи.
- Да ты что, неужели раскаиваться вздумал? – Йохан рассмеялся, показывая пальцем на главаря. – Поруганную честь чужую жалко? Ах ты, бедолага!
Варвары успели только отпрянуть от костра, как через него одним прыжком с места перемахнул Том и повалил Йохана на землю. Якоб вскочил, оттаскивая Билла в сторону. Йохан хрипел, прижатый к земле, и беспомощно вращал глазами, хмель затуманил ему голову, не давая защищать себя.
- Ты чего, дружище? – Бессвязно пробормотал он, пытаясь выползти из-под вцепившегося в него Шакала. – Ты чего, обиделся, что ли?
- Я тебе велел рот закрыть, какого черта ты нарываешься? – Том оттолкнул от себя Йохана, и тот упал на землю, ударившись затылком. Выпрямившись, Том перевел дух и оглядел растерянно топчущихся на месте варваров. И каждый отводил глаза, лишь Билл продолжал смотреть с неясным волнением. Отвернувшись, Том быстрым шагом направился к себе в шатер.
Дождавшись, пока варвары разойдутся и шум стихнет, Билл подошел к шатру главаря и нерешительно заглянул внутрь. Том сидел на шкурах, низко опустив голову и нервно сцепив пальцы.
- Ковры надо вынести, чтобы просохли, иначе затухнут, - сказал принц, чтобы разбить тугую тишину, грубо вливающуюся в уши.
Том поднял голову и посмотрел Биллу в глаза, отчего по спине того прошла дрожь, - Шакал уже не пытался прятать боль, позволяя ей сочиться черной пеленой из глаз и заливать лицо.
- Ты ведь все слышал. Мне тоже было четырнадцать, и я уже стал насильником. И после этого было еще несколько раз, я высматривал по деревням молодых женщин, и если они мне отказывали, я просто утаскивал их подальше от дома и брал свое. В семнадцать я убил девушку, в которую был влюблен, просто за несколько обидных слов, брошенных в спину. И в драке с тем парнем, изувечившим мне спину, я сам виноват. Он обозвал меня, а я не смог сдержаться. А позже, когда я занял место отца, первое, что я сделал, – сравнял с землей место, где родился. И все люди, что там жили, все погибли, и дети, и старики – я никого не отпустил. Целое село выгорело дотла. А сколько раз я грабил и разбойничал, лишая людей крова и пищи, я уже не могу вспомнить.
Билл покачнулся, чувствуя, как земля и воздух вдруг поплыли в разные стороны, грозясь порвать его пополам. Он мог лишь молчать, изумленно глядя на Тома.
- И если ты спросишь меня сейчас, зачем я делал все это, мне нечего будет тебе ответить. Потому что я сам не знаю, зачем. Клянусь, я хотел бы все бросить, все забыть, но стоит мне услышать дурное слово в свой след, увидеть, с какой ненавистью и отвращением на меня смотрят, как перед глазами все темнеет. Как будто что-то вселяется в меня и тащит с собой вниз, в самый огонь. Я никому не говорил об этом, даже отцу, я думал, что когда-нибудь смогу избавиться от этого, но все зря… Однажды в детстве я услышал, как одна женщина сказала моей бабке, что брошенными детьми завладевает бес, и что приютить меня и дать мне шанс выжить – значит, дать шанс выжить и этому бесу. С каждым разом я лишь больше уверяюсь в том, что она была права. Я не могу справляться с собой! И я смирился, думал, что так тому и быть… до тех пор, пока не появился ты. Ты, такой чистый и светлый, прощающий все зло и всю боль, такой красивый, такой добрый. Поэтому я и хочу, чтобы ты ушел. Я так боюсь сделать тебе больно, но делаю, черт бы меня побрал! И я не могу понять, не могу, как ты можешь любить меня?
Том зажмурился и закрыл лицо руками. Глухо застонав, он согнулся, складываясь пополам, как от режущей боли. Билл сжал кулаки, раня ладони острыми ногтями. Порыв ветра распахнул сзади полог, и прочная ткань скользнула по спине принца, словно напоминая о том, что он может сделать иной выбор – покинуть шатер, оставив Тому его мучения, а себе – право вернуться домой и жить спокойно. Но без малейшей тени сомнения Билл отверг эту мысль. Для него не было выбора – он любил.
Большими шагами Билл пересек шатер и опустился перед Томом на колени. Убрав его руки от лица, он провел ладонями по лицу Шакала, стирая залегшие на нем темные пятна страха и печали. И, гладя колючие щеки, зарываясь пальцами в мягкие волосы, Билл поцеловал Тома. Губы главаря были сухими и обветренными, но принц с упоением ласкал их, скользя по ним губами и языком, гладил и впивался со всей нежностью, на какую был способен, и не сразу заметил, что Том не отвечает ему, застыв куском льда. Но едва Билл отстранился, Том вдруг дернулся, смыкая руки вокруг него и с силой вжимая в себя, впечатываясь в губы снова, завладевая дыханием принца, забирая его и даря свое. И Билл чувствовал, понимал, что лед тает под его горячими поцелуями и течет по лицам огненной соленой водой, застывая на губах и сплавляя их воедино.
- Твои поцелуи сладкие и вязкие, как хурма.
Шепот Билла, прижавшегося лицом к влажной шее, его прерывистое дыхание сбегали по коже Тома горячими потоками, скользили по телу, обнимали еле ощутимыми прикосновениями, столь нежными, что они приносили боль. Принц льнул к Шакалу, обвивая руками его плечи, и, словно в полубреду, целовал и говорил неведомые раньше слова, невыносимые, заставляя Тома теряться и дрожать.
- Билл…
- Твоя кожа пахнет ветром.
- Постой же, Билл…
Том отстранил от себя принца, почувствовав, как тут же без его объятий под ворот рубахи скользнул холод. Поднявшись, он отошел, обхватывая гудящую от переполняющих ее мыслей голову. Билл спокойно смотрел на него, будучи не в силах, да и не желая очнуться от любовного дурмана.
- Что же это такое? – Проговорил Шакал, едва держась на ослабших ногах. – Так нельзя. Мы не ровня друг другу… да и после всего, что я сделал…
Билл устало потер веки пальцами и вздохнул.
- Опять ты за свое. Это было в прошлом! Ты был одинок и озлоблен. Но теперь ты не один, и подобного больше не повторится. Я буду рядом.
- Откуда ты знаешь? Я же сказал, любой косой взгляд выводит меня из себя. А что, если ты попадешься под руку? Я себе этого не прощу.
- Ты и так слишком многого не прощаешь. Ни себе, ни другим. Том… - Принц подошел к главарю, кладя ему руки на плечи. - Том, послушай. Перестань пытаться напугать и отвадить меня. Перестань повторять, какой ты плохой и сколько злодеяний совершил. Сколько раз я должен сказать тебе о своей любви, чтобы ты поверил мне? Я могу делать это без устали.
- Дело не в том, сколько раз ты это скажешь.
- А в чем же?
Шакал отвел взгляд, и сердце Билла сжалось.
- Ты не хочешь, чтобы я был рядом? Чтобы я вмешивался в твою жизнь?
- Я не знаю. Я столько лет мечтал встретить того, кто хотя бы немного меня полюбит, но когда это случилось, я испугался. Я боюсь того, что это сон, но явь пугает меня еще больше. Я не знаю, как мне вести себя с тобой, что говорить тебе, как откликаться на твои слова. Мне хочется ударить тебя и хочется обнять…
- Ты не оттолкнул меня, когда я тебя поцеловал. – Билл улыбнулся. – Наоборот.
- Да, это так. Но почему я это сделал…
- Скажи, что ты чувствуешь ко мне?
Том замешкался. Принц внимательно смотрел ему в глаза.
- А что я должен чувствовать?
- Спрашивай не у меня, а у своего сердца. Тут может быть только два ответа – любишь ты меня или нет.
- Я никого никогда не любил. Как я могу сказать, что чувствую к тебе? Что я должен испытывать, чего хотеть? Я не знаю. Потому твои признания и настораживают меня – ты говоришь о любви, но что она значит?
- Хорошо, я попробую объяснить… Твое лицо для меня красивее самой розовой зари, самого огненного заката. От вида твоего нагого тела во мне разгорается пожар, и я изнываю от желания прикоснуться к тебе. Твой голос мелодичнее любой прекрасной музыки, чище звона прозрачнейшего хрусталя, нежнее шелеста лепестков на ветру. Когда ты рядом со мной, весь прочий мир перестает существовать для меня. И когда ты поцеловал меня, я готов был умереть от счастья, и я думал, мое сердце разорвется – так сильно оно билось.
Шакал покачнулся и отступил на шаг, в изумлении глядя на Билла, чьи слова оглушали, ослепляли, били в грудь сгустками щемящей сладостной боли. Том чувствовал, как немая каменная стена, так старательно возводимая им вокруг своего сердца, сковывающая его взволнованное биение, трескается и осыпается. Сердце билось, мощными толчками превращая стену в песок, и он жег в глазах, просясь пролиться на щеки слезами.
Билл видел, как глаза Тома краснеют и влажнеют, и как Том всеми силами старался сдержаться. Сделав шаг к Шакалу, принц попытался обнять его, но тот отвернулся, зажмуриваясь и сцепляя зубы. Вздохнув, Билл прижался к спине любимого, обнимая его за пояс и кладя голову ему на плечо. Том напрягся, но не отодвинулся.
- Я тебя не заслуживаю, - прохрипел он. – Я не знаю, как мне воздать тебе за все, что ты делаешь для меня, не знаю, смогу ли почувствовать к тебе то же самое, что ты ко мне…
- Не нужно пытаться, если не сможешь, - отозвался Билл. – Я лишь хочу помочь тебе, чтобы ты освободился от своего гнета. Я готов ради этого на что угодно. Неважно, если ты потом выберешь не меня. Мы сможем остаться друзьями, как ты пожелаешь. Но позволь мне быть рядом и сделать все возможное…
Время замерло, невидимой дымкой повиснув в пространстве, ограничивая его всепроникающую силу в непрочных полотняных стенах шатра. Даже спокойный огонь факела перестал зыбко струиться вверх к потолку и тоже застыл, превратившись в переливающийся светлыми оттенками кристалл, мягко освещая свои скромные владения. Том щурился, веки наполнялись сонной тяжестью. Билл не шевелился у него за спиной, тихо и спокойно дыша, казалось, будто он уснул. Том перевел взгляд на пальцы принца, переплетенные на его животе, так несмело и так бережно касающиеся его. Осторожно, чтобы не нарушить устоявшийся покой и тишину, Том поднял безвольно висевшие вдоль тела руки и накрыл ладонями эти тонкие пальцы, дрогнувшие в ответ.
Шакал слышал, как бьется сердце Билла. Равномерно и громко, оно ударялось принцу в грудь, прижавшуюся к спине Тома так крепко, что его удары Том ощущал и в своей груди. Это любящее сердце неустанно и жадно пыталось достучаться до своего черного и потухшего собрата, омывая его своей кровью, очищая от наростов времени и прошлых окаменевших обид.
- Так тихо, - вдруг шепнул Билл, скользнув легкой щекоткой ресниц по плечу Тома.
- Наверное, идет снег, - ответил Том. Принц поднял голову, с любопытством оглянувшись на полог.
- Снег? Я хочу увидеть это!
Схватив Тома за руку, Билл выбежал из шатра и остановился, глядя вверх. С темного, без единой звезды, неба, бесшумно кружась в воздухе, падал крупный белый пух. Он ложился на землю, припадая к ней, на ветки деревьев и окутанный сном лагерь варваров, укрывая все вокруг тонкой вуалью, поблескивающей в свете лениво выглядывающей из-за тучи луны множеством крошечных мерцающих огоньков. Падая на лицо, снег тут же таял, не оставляя после себя даже капли воды, весело кололся на подставленной ладони, исчезая на глазах. Билл протягивал руку, ловя послушных снежных бабочек, смиренно красующихся на рукаве переплетением изысканных узоров, погибающих от дыхания. Черная даль с прожилками голых деревьев пестрела белым, мрачная уставшая земля укрывалась пушистым мягким саваном, чтобы забыться до весны.
В черных волосах Билла серебряными звездами сверкал снег. Том молча смотрел на него, и на душе тянуло и плакало что-то необъяснимое, что-то царапало и просилось на свободу, подкатывало к горлу комком невысказанных, обрывочных слов, но сомкнутые губы не раскрывались. Билл опустил руку и задумчиво смотрел перед собой, изредка жмурясь от летящего в глаза снега.
- Я знал, что это должно быть красиво, но не знал, что так невесело.
- Что? – Очнулся Том. Билл повернулся к нему и смущенно проговорил.
- Мне почему-то стало грустно. Вокруг так тихо и темно, а этот снег хоть и красивый, но мертвый. Как будто пепел летает… Как будто что-то ушло навсегда и не вернется.
«Моя прошлая жизнь», - подумал Том, но вслух сказал:
- Тебе только кажется так. Поверь, зимой не так тоскливо, как ты думаешь. У нее есть много достоинств, не надо землю возделывать, например.
Принц рассмеялся, и Шакал тоже несмело улыбнулся.
- Это лишь сон природы, не больше. Ей, как и нам требуется отдых. – Том сощурился и ухмыльнулся. – Видишь, Билл, я уже меняюсь рядом с тобой. Раньше я не рассуждал обо всех этих глупостях.
Принц радостно выдохнул и, оглядевшись напоследок, вернулся в шатер. Том последовал за ним, плотнее запахивая полог, чтобы не намело снега.
Проснувшись, закутанный с ног до головы в шкуры Билл потянулся и, зевая, приподнялся на локтях. Тома, спавшего на другом краю немудреного ложа, не было, и принц прикрыл глаза, вспоминая, как перед сном долго уговаривал главаря разрешить ему спать рядом с ним, обещал вести себя скромно. Том недовольно хмурился, но все же сдался, стараясь лечь как можно дальше от Билла. Улыбнувшись, Билл выпутался из покрывал и встал. Выходить из шатра не хотелось, мороз проникал в его нагретое пространство и неприятно щипал расслабленное после сна тело.
Но, выглянув наружу, Билл с удивлением понял, что тоска от прихода зимы внезапно развеялась. Наметенный за ночь снег задорно хрустел под сапогами, деревья казались хрустальными скульптурами, а нетронутые сугробы под ними – пуховыми перинами, манящими прилечь на них. Мимо принца пробежала стайка детей, подбирающих с земли горсти снега и бросающих ими друг в друга. Дети весело смеялись, радуясь метким ударам, и проворно вытряхивали упавшие за пазуху комки. Билл осторожно обошел их стороной, чтобы не попасть под новый град из снежков.
Том обнаружился в привычном окружении воинов, бурно обсуждавших что-то наболевшее. Снова услышав крики детей, Билл улыбнулся и нагнулся, зачерпывая в ладони холодный снег. Горсть не пролетела и полпути, рассыпавшись по дороге.
- Ну что ты делаешь? – Пробормотал подошедший Якоб. – Снежок сначала слепить надо. Вот, смотри.
Бородач тщательно смял в руке снег, придавая ему форму шара, и, прицелившись, бросил. Метко пущенный снежок угодил в голову Хергера и рассыпался, застревая в волосах.
- Ай! Старый баран! В детстве не наигрался? – крикнул недовольный варвар, отряхиваясь. Якоб засмеялся, показывая в ответ кулак.
Том обернулся поглядеть на расшалившегося старика, и тотчас прямиком ему в лоб попал комок, брошенный Биллом. Принц ойкнул и застыл. Всадники скорчились, с опаской поглядывая на главаря. Том смахнул с лица снег и, лукаво ухмыльнувшись, наклонился к земле. Вскрикнув, Билл бросился бежать, но снежок оказался быстрее, ударив ему в спину. Споткнувшись, принц упал и растянулся на животе посреди дороги, замечая, что зима начинала ему нравиться.
- Как по мне, так зима – самое веселое время, - басил Якоб, когда лагерь уже отправился в путь. – Вы в своей Арабии и веселья не видали никакого. У вас же там кроме песка и нет ничего. Но со мной ты не пропадешь, я тебя всему научу, что знать положено. На полозьях будем кататься, бабу лепить снежную…
- Бабу снежную?
- Да, не бойся, там несложно, справишься. Снежками ты уже кидался, только веселее, когда народу много. О, вспомнил! Знаешь, какая самая лучшая забава для детей зимой?
- Какая же?
- Сосульки есть! Ты ел сосульки? Ах, да, куда ж тебе… Так вот, сосульки всяких там леденцов и конфет вкуснее! Они и больше намного. Отломил сосульку – и вся тебе.
- Что говоришь-то такое, дурень? – Встряла ехавшая позади на повозке Агнесс. – Все сосульки ему! А то, что язык примерзнет, это ничего? Дети глупые, налижутся сосулек, а потом чихают и кашляют до самой весны. Глупости не говори!
- Ай! – Якоб отмахнулся. – Не слушай ее, парень, она ничего не понимает.
Агнесс возмутилась, привстав и пытаясь достать мужа тряпкой, Якоб уворачивался и бранился. Билл, не переставая улыбаться, отъехал, чтобы не мешать семейной перепалке. Еще издалека он заметил сердитый излом бровей и поджатые губы у Тома – главарь был чем-то озадачен.
- Что случилось? – Спросил Билл, поравнявшись с ним.
- Приметы указывают, что зима будет морозной и вьюжной. Нам придется снова разбить стойбище и оставить в нем семьи и скот. Терпеть не могу, когда приходится делать так, долго стоять на одном месте. Всегда лишняя опасность, лишние хлопоты.
- Это меняет все ваши планы…
- Да, я надеялся по весне прийти в Баварию, а теперь, похоже, по весне мы только покинем Саксонию. Черт! – Том раздраженно дернул поводья, принц поспешил за ним.
- Я все больше убеждаюсь в том, что тебе приходится куда тяжелей, чем арабскому халифу. Пусть халиф и правит огромной страной, но все ее жители сами добывают себе пропитание и крышу над головой. А тебе приходится думать еще и об этом.
- Ненавижу это, - тихо произнес Том. Билл удивленно посмотрел на него.
- Тогда почему ты? Неужели не было кого-то другого, кто хотел бы вас возглавить?
- Все из-за отца, он очень хотел, чтобы я принял его место. Я не мог ему отказать.
- Ты так сильно любил его?
Шакал задумался.
- Наверное. Всегда мечтал стать таким, как он. Я обязан ему жизнью и всем, что он мне дал. Он меня спас… хотя неизвестно, спас или обрек.
- Том! – Принц рывком натянул поводья, и конь резко встал. Главарь обернулся, подняв брови.
- Что?
- Я не могу больше это слушать. Это невыносимо! Я прошу тебя, чтобы ты прекратил очернять себя передо мной, а ты все равно продолжаешь. Господи, мне уже кажется, что я никогда не смогу достучаться до тебя. Я делаю шаг к тебе, а ты два шага от меня. Если я со своей глупой любовью не нужен тебе, так и скажи! Я не буду навязываться и оставлю тебя с твоим бесом, раз уж он для тебя так дорог.
Том сглотнул, растерянно отводя взгляд, разочарование и укор в голосе принца хлестко били по лицу.
- Билл, я… прости.
Билл запнулся от неожиданности. Помолчав, он продолжил уже мягче:
- Видимо, я должен оставить тебя одного. Подумай и реши, что тебе нужно. Найдешь меня сам.
Принц развернул коня и ускакал в сторону продолжающего лениво переругиваться с женой Якоба. Том проводил его глазами, пока Билл не затерялся среди варваров. Всадники объезжали главаря, словно вросшего в землю и напряженно вглядывающегося вдаль, и пожимали плечами, переглядываясь.
- Эй, Шакал, у тебя кобыла примерзла, что ли?
Том повернулся на голос и устало простонал.
- Опять ты…
- Опять я, - язвительно передразнил Йохан. – А куда мне деться? Я тут спросить все хочу – а ты чего вчера на меня набросился-то, а?
- А ты не болтай, чего тебя не просят.
- А я и не болтал. Я, может, про себя рассказывал, а не про тебя. Откуда мне было знать, что ты такой совестливый стал? Ты вот мне губу рассек, видишь?
Главарь хмыкнул и возобновил путь, подгоняя лошадь легкими ударами сапога. Йохан, ухмыляясь, не отставал, подъезжая так близко, что касался Тома локтем.
- Погодь, куда убегаешь? Я еще узнать кое-что хочу.
- Ты слишком много спрашиваешь.
- Что у тебя с этим арабом?
Том скрипнул зубами.
- Ничего. А что у меня с ним может быть?
- Ну, мало ли что. Не зря ж ты его в своем шатре держишь.
Шакал повернулся к Йохану, одарив его взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Варвар отодвинулся, скалясь уже не так весело.
- Ты в своем уме? Я мужчина, он мужчина, так что между нами быть может?
- Да ты не злись, я просто так спросил.
- Я тебе просто так сейчас глаза выколю, если не отвяжешься от меня.
- Да все понял я…
Йохан остановился, пропуская главаря вперед. Том прямо держался в седле, невозмутимо осматривая своих людей, и на лице его не отражалось ни одно из чувств, бушевавших внутри. Он смотрел на скупые на краски зимние пейзажи и вереницу закутанных в меховые одежды варваров, закрывая глаза, видел плавающие пятна под нагретым солнцем веками. Но все это терялось и сливалось в один образ, так бесцеремонно и так нежно овладевший им всем.
Шахджахан молчал, безразлично смотря на падающий с неба снег. Невиданное на жаркой родине зрелище не вызывало у халифа ни восхищения, ни изумления, ни интереса. Холодный и колючий, снег бесшумно застилал землю, и халиф живо представлял себе, как пускает этот снег корни глубоко в почву, и как слабые корни будущих трав и цветов съеживаются и замерзают, склоняя головы.
Арабы сидели под походным навесом вокруг стола, на котором тускло горели накрытые стеклянными колпаками свечи. Робея и теряясь перед лицом зимы, они молчали, оглядываясь на снующих вокруг франкских солдат, привыкших к морозам и безразличных к ним. Шахджахан прошел мимо них в шатер Людовика, просторный и светлый, украшенный королевскими гербами. Мудрецы проводили его взглядами и все разом вздохнули.
- Господину лишь сорок пять лет, а его голова уже посеребрилась.
- И это только за последний месяц…
- Я тут подумал – как хорошо, что у нас на Востоке нет снега. У нас годы измеряются лишь нажитой мудростью. А здесь этот снег как напоминание о смерти, такой же тихий и неотвратимый. Я сразу почувствовал, как я стар…
- Да, скорее бы вернуться домой, - подал с края стола голос Хаким. Старцы повернулись к нему, укоризненно глядя. Визирь вжал голову в плечи.
- Не о том мечтаешь, Хаким. Лучше пожелай, чтобы Абильхан поскорее нашелся.
- А ты веришь, что он найдется, Шариф?
Мудрец помолчал и горько сказал:
- Я хочу верить в это. Принц силен духом, но бывает несдержан. Боюсь, как бы горячность его нрава не вышла ему боком.
Неспешную беседу прервал спешный конский топот и ржание, под навес влетел запыхавшийся всадник. Спрыгнув на землю, он бросился в королевский шатер.
- Ваше Величество!
Людовик выглянул, и гонец, что-то неразборчиво бормоча, отвел его в сторону. Выслушав, король кивнул и сделал знак рукой. Всадник бросился к мешку, привязанному к седлу.
- Халиф, выйдите, тут для вас есть вести, - громко позвал Людовик. Шахджахан выбежал из шатра, старцы тоже поднялись с места, взволнованно глядя на приехавшего.
- Я от герцога Баварского, - запинаясь, начал гонец. – Крестьяне выловили в реке Инн повозку, на вид арабскую, в ней были вещи, которые могут принадлежать только знатному человеку. Сундук с одеждами…
- Есть что-нибудь с собой? – прервал гонца Людовик.
- Да, Ваше Величество, вот…
Всадник протянул правителям мешок. Развязав его, халиф побледнел и разжал пальцы. Мешок упал, и из него показалась книга с арабскими письменами и изящное украшение, потемневшее от воды.
- Это вещи принца! – Вскрикнули мудрецы, падая на колени и хватая мешок. Шахджахан отошел и оперся рукой о стол, сникая и горбясь.
- Герцог уже дал указ искать по всему руслу реки, - неуверенно продолжил гонец, но Людовик жестом велел ему замолчать.
- Судя по виду этих вещей, они провели в воде достаточно времени, - сказал Хаким, поглядывая на халифа. – Не знаю, господин… Принц был не очень хорошим пловцом.
- Не смей говорить о нем так, будто он умер! – Закричал Шахджахан, набросившись на советника. Хаким испуганно икнул и рухнул на колени, прижимаясь лбом к земле.
- Простите, господин!
- Даже если это и случилось… - Лицо халифа мучительно исказилось. – Я должен найти его тело, чтобы забрать и похоронить достойно…
Повисла тишина, полная немого сожаления и неизбывной горечи. Последние искры надежды в душах таяли, оставляя после себя ожоги, неспособные зажить. И только зима равнодушно взирала на людское горе свысока, плетя свои белые, как саван, кружева.
Саксония встретила путников снегом и ветром. Чем дальше на север продвигались варвары, тем суровее и беспощаднее становилась природа. Мороз, гонимый небесными силами с Северного моря, набрасывался на людей, без устали кружа вокруг них и завывая.
Продрогший арабский скакун принца едва переставлял ноги, спотыкаясь и грозясь упасть на землю, Билл с трудом справлялся с ним. Снег облепил морду коня, и тот тряс головой, пока взвинченный и не менее уставший всадник стряхивал снег рукавицей. Старания Билла были тщетными, ветер продолжал дуть в лицо, и его бесконечные ледяные плевки в мгновение ока растворялись на коже, стекая под ворот.
В очередной раз оступившись, конь все же упал на подломившихся ногах, едва не прижав принца. Билл испуганно дергал поводья, вынуждая коня встать, но тот не слушался и жалобно ржал, перебирая ногами. Принц склонился над ним, чувствуя, что сейчас заплачет от безысходности.
Кто-то дернул его за руку, поднимая с земли.
- Оставь его! – Крикнул в ухо Якоб. – Снимай седло и поехали!
- Оставить?
- Да, от него все равно никакого толку.
- Но я не могу! Я весь путь проделал с ним!
- Можешь! Билл, поехали, не задерживай движение. Твой конь выбился из сил, пусть лучше умрет здесь, чем в дороге под тобой.
Билл с сожалением посмотрел на коня. Якоб спешился, сам принимаясь снимать седло и сбрую, и подтолкнул принца к повозке своей жены, чтобы не мешался, топчась рядом.
Под вечер первая зимняя буря стихла, и снег вновь кружился спокойно и плавно, и Билл, успевший полюбить его, вновь смотрел на ложившийся вокруг белый пуховой слой с недоверием и тоской. Последнее, что напоминало ему о доме, чистокровный арабский скакун замерз в северной глуши, не совладав со стихией, и принц чувствовал себя одиноким. Снятая с коня сбруя позвякивала в руках и бликовала от горящего рядом костра.
- Хватит горевать, парень. У нас такое очень часто случается. Знаешь, сколько коней мы теряем за год? Они и тонут на переправах, и ноги ломают, и загоняем мы их. Много хороших, сильных коней заканчивают или так, или в котелках с похлебкой. - Принц сглотнул и скривился. – Ты не кривись, и нам питаться чем-то надо. Жалко лошадей, конечно, но что поделаешь.
Билл вздохнул и отложил сбрую, подтягивая ноги к груди и обнимая их.
- Страшная сегодня была метель. Я боялся замерзнуть…
- Это разве метель была? – Якоб хохотнул. – Это так еще, легкий ветерок. Зима только началась, друг мой, подожди, впереди такие бураны ждут, что только будем успевать потерянных считать. Наших всегда во время бурана и метели отстает…
Старик покачал головой, Билл повернулся к нему, возразив:
- Но Том сказал, что мы остановимся где-то, чтобы переждать зиму.
- Когда это он сказал?
- Вчера или позавчера. Он сказал, что зима будет очень холодной, и он не будет рисковать и не поведет нас через нее.
Якоб удивленно посмотрел на принца.
- Странно, я думал, он ненавидит оставаться в стойбищах. А где встаем-то?
- Он не говорил.
- Пойду спрошу… А, вот он и сам идет.
Том подошел к костру и остановился, глядя на Билла.
- Томас, ты что ж скрываешь, что стоять будем, или не решил еще?
- Мы как раз обсуждали это, пока ты игрался в снежки, словно дите малое.
Бородач кашлянул и почесал в затылке.
- И где встанем?
- Под Магдебургом. Придем к месту стоянки как раз завтра.
- Это же у самой границы с сербами, в заливе Лабы. Не опасно ли вставать там?
- Не думаю. Сербы все ушли на восток, а Магдебург слишком маленький и тихий городок, чтобы нам было опасно останавливаться у него. В ясные дни будем ездить туда за провизией, обмениваться с местными.
- Там разве до сих пор заправляет община? Вездесущие наместники и князи не добрались туда?
Том сел у костра и протянул руки к огню. Билл поднял взгляд на его лицо и заметил тень недовольства в глазах главаря.
- Я знаю, по меньшей мере, две причины, почему Магдебург и другой город, Галле, еще не прибрали к рукам. Первое – эти поселения стоят на самой границе Франкии, и править ими, значит, быть готовыми в любой момент отразить нападение чужестранцев, поднять народ. Никому из богатеев не хочется подвергать себя такой опасности и тратить свою казну на укрепление города и обмундирование для жителей. И второе…
Глаза Шакала потемнели, он мельком взглянул на Билла, и принц вдруг понял, что Том извиняется перед ним.
- Были там наместники всякие да сплыли. Испугались за свою шкуру после того, как разбойники убили одного из них и спалили все его владения.
Якоб открыл рот и тут же закрыл его, переглянувшись с Биллом. Том молчал, не видя замешательства старика, вызванного его словами. Бородач помнил, что своей первой волей новый вождь собрал молодых варваров и на несколько дней пропал из оплакивающего Ангуса лагеря. Он слышал о том, что тогда Томас с отрядом совершили что-то дикое и ужасное, но продолжал верить, что это лишь слух… Прочистив горло, он поднялся и пробормотал:
- Пойду посмотрю, что делает Агнесс.
Том молчал, собираясь с духом. Билл терпеливо ждал, не торопя его, понимая, что Шакал хочет сказать что-то важное, что решит их судьбу.
- Ты велел мне решить, чего я хочу, - медленно начал Том. – Я подумал над этим и могу дать тебе ответ.
- Я слушаю тебя. – Билл замер, холодея от мысли, что главарь может вновь отвергнуть его. Беспокойство сжало сердце, отдаваясь неприятным сосущим ощущением в животе. Том тяжело вздохнул и прикрыл глаза.
- Я устал от одиночества. От самого себя устал. У меня не остается сил, чтобы бороться в одиночку. Билл, ты нужен мне. Но только не думай, что это потому, что никто больше не желает иметь со мной дело. Лишь потому, что это ты, я согласен пустить тебя в свою душу. Я не знаю, что у нас получится в конце и получится ли вообще, но ведь главное – попытаться, так?
Принц кивнул, облегчено разжимая сжавшиеся пальцы, и пересел ближе к Тому. Пальцы Тома дрожали, когда Билл взял его руку в свою и успокаивающе погладил ее.
- Клянусь, я сделаю все, что только смогу, и даже больше. Но и ты должен мне помогать, иначе мы обречены.
- Да, я понимаю. Я хочу кое-что сделать, хоть и не знаю, правильно ли поступаю. А впрочем, я всю жизнь только и делал, что ошибался, но все же… Завтра, когда мы прибудем в Магдебург, я хочу сводить тебя в одно место и кое-что показать. Чтобы ты понял, что я не привираю и не шучу, позволь мне напугать тебя еще раз. А после – делай со мной, что хочешь, хоть режь.
Билл усмехнулся.
- Ну уж нет, резать я тебя не собираюсь, у меня на тебя другие планы.
Том криво улыбнулся в ответ.
- Слушай, а как же то, что мы оба мужчины?
Холодная ладонь главаря теплела, Билл старательно растирал ее, согревая.
- Подумаем об этом потом, хорошо?
Шакал пожал плечами. Билл оглянулся и, убедившись в том, что никто не смотрит в их сторону, отрывисто коснулся губами виска Тома.
Магдебург располагался в устье реки Лабы, неподалеку от него в уютном междулесье и остановились варвары. Небольшая поляна, огороженная вставшим полукругом лесом, была чиста и спокойна. Том обошел ее по кругу в сопровождении других варваров и, получив их одобрение, велел расчистить ее от снега и разбить стойбище. Тут же в поднявшейся суете послышались удары топоров, делающих срубы, стали подниматься от земли шатры. Мужчины работали слаженно и быстро, и вскоре пахнущие свежим деревом сараи уже обогревались зажженными факелами, кострами и теплом загнанного в них скота.
В поставленном шатре Тома неспешно хозяйничал Билл, аккуратно настилая шкуры одну на другую. Зайдя и увидев это, Шакал хмыкнул и принялся устанавливать четыре вместо двух длинных жердей, к которым крепились факелы, под одному с каждого края получившейся постели.
- А что у тебя в том сундуке? – спросил Билл, указывая рукой в угол.
- Так, всякая ерунда.
- Но ты ее хранишь и всегда приносишь в шатер вместо того, чтобы оставить в повозке.
- Хорошо, там не совсем ерунда. Точнее, ерунда, но… Я тебе потом как-нибудь покажу.
Билл согласно кивнул, поправляя складку на шкуре.
- Том, ты хотел меня куда-то сводить.
- Я помню. Чуть позже, когда суматоха уляжется. Все найдут себе место, и мы поедем.
- Нужно куда-то ехать?
- Здесь недалеко. Успеем за день и туда, и обратно.
Выйдя из шатра, принц удивился. Подле леса выросла небольшая деревенька, подобная той, в какую Билл попал впервые после разлучения со своей свитой. Шатры и повозки вытянулись вдоль поляны, образуя широкую улочку, несколько готовых сараев имели подобия трубы, из которых уже тянулся дым. Прямо перед входом в шатер стояла неуклюжая, скатанная неумелыми детскими руками фигура из снега, таращащаяся на Билла круглыми черными глазами, нарисованными сажей. И от всего этого веяло умиротворением и покоем, и в груди принца появилась какая-то нежная и веселая радость, словно он был ребенком, выпущенным гулять в родное село.
Том бесшумно возник за спиной, но Билл почувствовал его приближение и оглянулся.
- Едем? – спросил Шакал.
- Едем.
Отдохнувшие и сытые кони вывезли своих седоков из стойбища, довольно фыркая и стремясь вперед без понукания. Новый конь Билла был норовистым и свободолюбивым, воле всадника подчинялся с неохотой и с гораздо большим интересом шел к оголившимся тонким прутьям кустарника, чем по нужному пути. Билл пыхтел и дергал поводья, пытаясь справиться с бунтарем, и обиженно глядел на ухмыляющегося Тома.
- Раньше на нем ездил парень, у которого нрав был еще круче, чем у коня, - пояснил главарь. – Он колотил животину почем зря за малейшее непослушание. Странно, но этот конь своего бывшего хозяина все равно любил, а в тебе чует слабину, вот и капризничает.
- И где сейчас его хозяин?
- Убили в каком-то городе за излишнюю дерзость.
Путники сошли с дороги и направились вглубь леса. Постепенно деревья вставали все плотнее, и их ветки смыкались над головами подобно арке. В самой чаще даже снега лежало меньше, упорства зима пока не хватало, чтобы пробраться и сюда. До сумерек было еще далеко, и иногда даже проглядывало солнце, но здесь царила вечная тень, словно ночная мгла заблудилась в лесу и не найдет выхода.
Билл тревожно смотрел по сторонам. Нигде не было заметно признаков жизни, не было даже нор и птичьих гнезд на деревьях. Нависающие сучья цеплялись за ворот и волосы, не желая пускать дальше. Сама природа противилась и ограждала все разрастающимся лесом что-то, запятнавшее ее лик. Даже строптивый конь опустил голову и покорно шел. Но Том уверенно продвигался вперед, и было ясно, что он не в первый раз идет этой дорогой.
Что-то беспокойно заворочалось в груди принца, ладони повлажнели. В памяти внезапно и неуместно всплыл рассказ Шакала об убитой в лесу девушке, и Билл закусил губу.
«А что, если вчера он солгал мне, сказав, что я нужен ему? Что, если он ведет меня куда-то, чтобы избавиться втайне? Черт, мне так страшно… Что же делать? Я обещал доверять ему».
- Куда мы все-таки едем? – спросил он как можно спокойнее, но голос предательски дрогнул. Том обернулся и посмотрел через плечо.
- Уже почти приехали.
- Мы направляемся в самую глушь, не заблудимся?
- Билл, не бойся. Я же обещал тебе, ты мне веришь?
Билл выдохнул, страх в последний раз кольнул в душе и затих.
- Конечно, верю.
Вдруг деревья, как по чьему-то немому приказу, расступились, выпуская всадников на свет. Принц выехал из леса вслед за Томом и застыл в седле.
Перед глазами расположилось просторное пологое междулесье, протянувшееся на целую милю. На нем могло бы расположиться большое село или небольшой город… и когда-то это место действительно было населено. Теперь же оно было похоже на поле брани. Кривыми страшными рядами из-под белого снега торчали обгорелые бревна и жерди, осыпающиеся каменные стены с черными опалинами. Скрипела на легком ветре высокая перекладина с перекинутой через нее потрепанной веревкой. И кроме этого скрипа над сожженным поселением не раздавалось ни звука. Мертвые останки домов и сараев медленно гнили, превращаясь в пыль. Впереди на холме еще продолжало держать оборону от ветра, дождя и солнца большое здание с обвалившейся стеной и пустыми окнами-глазницами. В нем тоже когда-то бушевал огонь, но дорогая усадьба была построена на совесть, разоренная пожаром, она еще стояла, неумолимо кренясь к земле.
Билл спрыгнул с коня и не услышал хруста снега под сапогами. Сжав горло рукой, он подошел к Тому и выдавил из себя:
- Так это правда? Я до последнего не верил…
- Поэтому я и хотел тебе это показать, - прервал его Том. – Это село, где я рос, то самое. Здесь все и началось, и я хотел бы, чтобы здесь все и закончилось. Я хочу прервать этот замкнутый круг. Каждый год я приезжаю сюда, чтобы что-то понять, найти выход для себя. И не нахожу. Я взял тебя с собой в надежде, что ты мне поможешь.
Шакал робко протянул руку и прикоснулся к Биллу. Принц придвинулся, позволяя взять себя за руку. Том мягко потянул его за собой, подводя к небольшому оврагу, с разных берегов которого тянулись друг к другу щербатые деревянные доски. Том присел, увлекая за собой Билла.
- Посмотри туда, под мост. – Билл наклонил голову, глядя, куда указывает Том. – Сейчас не видно под снегом, но у одной подпорки рядом была когда-то маленькая яма, подпорка расшаталась, и земля отошла от нее. В этой яме меня бабка и нашла.
Принц отвернулся и спрятал лицо, прижавшись к шее главаря.
- Не хочу смотреть, - пробубнил он. Том обвил рукой его шею и, уткнувшись подбородком ему в плечо, сощурив глаза, смотрел на пустую землю, припорошенную снегом.
- Там был наш дом, - задумчиво проговорил он. – Наверное, они дождались, пока бабка помрет, и снесли его, чтобы не мозолил глаза. Когда я вернулся, его уже не было.
- Вернулся откуда?
- Для них – с того света. Когда-то здесь был князь, и по воле его подданных меня должны были умертвить. Только вот палач жалостливый попался, он просто оставил меня в лесу одного. Там же в лесу меня нашел Ангус.
- Постой-ка. Сколько тебе было лет?
- Восемь или девять. Я не помню точно. Десять лет я жил у Ангуса, а когда его казнили, привел сюда воинов, и мы вычистили тут все до дна. Тогда мне казалось, что я поступаю верно, что имею право карать людей так, как мне вздумается. Здешние жители и ребенком меня считали демоном, хоть я и был безобиден, а став взрослым, я решил вернуть им их страхи сполна. Но ответа на свой вопрос я так и получил, мертвые не разговаривают, хоть и смотрят на меня своими вытекшими глазами…
Билл поднял голову и взглянул на Тома.
- Том… что ты хочешь сказать? Как мертвые могут смотреть на тебя?
Шакал сглотнул, исподлобья глядя в сторону сожженной деревни.
- Если я скажу тебе, ты сочтешь меня помешанным.
- Том. – Билл нахмурился. – Не шути.
- Я и не шучу. Я их вижу, Билл, вижу убитых мной людей. Они стоят там, посреди дороги, и смотрят на меня. Я вижу, как кости выглядывают через их обгоревшую кожу, слышу ее запах. Не оглядывайся, ты их не увидишь. Это только мой кошмар, плата мне за то, как я с ними расплатился. Они стоят здесь всегда и ждут меня, и где бы я ни был, я знаю, что они все еще здесь.
- О, господи, Том! Зачем они ждут тебя?
Главарь повел плечом, вставая на ноги.
- Может, чтобы забрать с собой…
Принц горько глядел на Тома, гладя его плечи и грудь и тяжело дыша. Шакал смотрел за его спину, не мигая, но его остекленевшие глаза говорили о том, что он видит там то, чего не может видеть никто другой. Билл снова оглянулся и подумал, обращаясь к невидимым призракам:
«Я не отдам вам его».
- Я знаю, что тебе делать, - сказал он вслух. – Ты веришь, что я смогу тебе помочь, и я смогу. Послушай, Том. – Билл провел ладонью по щеке главаря, поворачивая его лицо к себе. – Ты не должен искать у них ответа на свои вопросы. Они не скажут тебе, за что ненавидели, за что гнали и желали смерти. Ты опоздал с этим вопросом, но я не думаю, что и при жизни они бы дали ответ. А теперь они лишь призраки, их души в огне не нашли дороги в иной мир, и им приходится оставаться здесь, как в западне, не имея пути ни на небо, ни в ад. Погибая, они отдали свои силы страху и ярости, а ты поглотил их. И все, чего они хотят от тебя, - это отпущения на волю.
Шакал непонимающе моргнул.
- Пускай идут, я не держу их…
- Ты не понимаешь. Том, дорогой… Сердце, полное ненависти и страха, не может любить. Твое сердце, твоя душа наполнены чернотой, которую оставили после себя эти люди. Ты до сих пор не можешь простить их, поэтому они ждут тебя здесь. Отпусти их, и они отпустят тебя. Я уверен, они осознали, как несправедливо были жестоки к тебе. Они еще будут наказаны, но не тобой.
Билл отошел в сторону и зажал рот ладонью – сердце билось так, что хотелось кричать. Том в оцепенении стоял на месте, не в силах пошевелиться, тело словно налилось свинцом.
Впереди неясной толпой колыхались в воздухе призраки убиенных людей в вечном немом ожидании. Позади сдавленно стонал, сдерживая слезы, Билл. Призраки обещали вечную ночь, полную бредовых, изматывающих кошмаров, и острые нити страха, проворачивающиеся сквозь сердце. Билл обещал солнце, встающее из-за горизонта, золотые лучи на ясном небе, бесконечные дни радости и долгожданный покой, невесомым облаком опустившийся на тяжелую душу.
Ноги едва гнулись, но Том заставлял себя идти, приближаясь к мутной пелене из обезображенных лиц. С каждым шагом животный страх сильнее наваливался на него, но Шакал, стиснув зубы, превозмогал его удушающую хватку. Прошлое брезжило на расстоянии вытянутой руки. Билл обернулся, большими от волнения глазами глядя на ссутулившуюся напряженную спину главаря. Том пригнулся, словно готовясь к прыжку, и вдруг выпрямился, опуская плечи.
«Уходите. Все кончено. Я больше не принадлежу вам».
Призраки продолжали висеть, тараща сотни пустых глазниц.
«Я вас отпускаю. Уходите и ищите себе новое пристанище».
По видению прошла легкая рябь, и Том изумленно смотрел, как чудища обретают человеческий вид. Обрастая кожей и клочками одежды, мужчины и женщины беззвучно, плакали и тянули к нему руки.
«Я вас всех прощаю и отпускаю. И вы меня простите. Пусть каждый идет своей дорогой. Вы свободны».
Том лишь услышал легкий странный хлопок, и видение исчезло, в мгновение ока растворившись в воздухе. Тут же высоко в небе закричала птица, а усадьба со страшным грохотом рухнула на землю, деревья зашумели, трогая друг друга ветками. Сильный порыв ветра налетел и ударил Тома в грудь, и Шакал попятился, чувствуя, что тело становится воздушным, а ноги не касаются земли, голова запрокинулась. Вскрикнув, Билл подбежал к Тому, подхватывая на руки безвольное тело.
- Том, что с тобой? Не молчи, прошу тебя!
Шакал молчал, отчетливо, как никогда раньше, слыша стук собственного сердца. Высоко вверху было небо, невзрачное, бесцветное, но не скованное ничем, свободное. Такое же свободное, каким стал и он сам. На лицо падали горячие капли, и Том, наконец, очнулся и перевел взгляд на Билла.
- Том! – обрадовался принц. – Как же ты меня напугал! Скажи, скажи скорей, они исчезли?
Главарь сел и огляделся. Между обугленных деревяшек промелькнул и спрятался какой-то белый зверек.
- Их нет, - произнес он. – Их нет. Они ушли. Я смог. Я смог, Билл!
Билл расширившимся глазами наблюдал, как изменилось лицо Тома, как тот неуверенно хохотнул, а затем счастливо рассмеялся и повалился на спину, раскидывая в стороны руки. Он наконец-то был молод и свободен.
- Я так рад, - прошептал Билл, улыбаясь. – Что ты сейчас чувствуешь?
Том перестал смеяться и пристально посмотрел на принца.
- Что я чувствую? Ну, мне хочется есть.
Билл потупился, ощущая невесть откуда взявшуюся неловкость и растущую досаду.
- А еще… тебя. Тебя чувствую, Билл.
Том не мог уснуть. Рука, придавленная тяжестью тела Билла, постепенно онемевала, но высвобождать он ее не хотел. Спутанные на ветру волосы принца приятно щекотали лицо и пахли чем-то неуловимым, сладковатым, отчего в груди все стеснительно замирало. Том чутко прислушивался к этому чувству, боясь вдруг вновь заметить в нем опостылевшие примеси черноты, но каждое чуть серое пятно дрожало и исчезало, смываясь из души. Прежние думы не давали покоя, принося в сон жуткие видения и боль, но и сейчас сон не смежал веки, главаря не оставлял иной страх – страх того, что он уже пребывает во власти обманного сна и, проснувшись утром, обнаружит, что чудесное избавление ему пригрезилось. И он не спал, бережно держа в руках единственное, но такое важное доказательство того, что с гнетом бесов над ним покончено. Пусть они явятся из темноты, нашептывая на ухо коварные речи, и он покажет им, кому теперь принадлежит, и если понадобится, вступит с ними в бой. Том свел брови и погрозил темным углам кулаком, как делал его отец, укладывая маленького боящегося злых ведьм сына спать.
Билл глубоко вздохнул и пошевелился, открывая глаза. Он чуть обернулся, и Шакал вернул руку на его живот, притягивая ближе и зарываясь лицом в шею. Принц поежился от сладкой дрожи, пробежавшей по телу, и улыбнулся.
- Не спится? – шепотом спросил он. Том кивнул, проведя носом по тонкой коже за ухом Билла. Зажмурившись от удовольствия, Билл поднялся и сел, ладонь главаря мягко скользнула по боку и придержала его за руку. Том вопросительно посмотрел на него.
– Мне нужно выйти, нужда зовет.
Шакал ухмыльнулся и разжал пальцы.
Вернувшись, Билл увидел, что уже зажжен факел, а Том сидит, задумчиво смотря перед собой, но на самом деле внутрь себя. И понял, что не может снова заснуть, оставив его наедине со своими мыслями. Принц подошел и сел рядом.
- Знаешь, я подумал, может, ты покажешь мне, что в твоем сундуке? Мы все равно оба не заснем.
- Там нет ничего занятного, Билл. Но, раз ты просишь, так и быть.
Том встал и подтащил сундук к шкурам, сбросив с него наваленную одежду. Замка не было, кованые узоры, когда-то покрытые позолотой, истерлись и покрылись пятнами ржавчины, синяя краска потускнела, но сундук все еще был прочен и красив. Открыв его, Том развел руками, позволяя Биллу самому брать все, что приглянется. Принц вынул из сундука маленький мешок, в котором перекатывались и глухо стучали друг о друга какие-то деревянные фигурки. Билл развязал его и улыбнулся.
- Похоже на шахматы.
- Что? – переспросил Том.
- Это такая игра индийская. Мы с отцом часто играли. Я бы показал тебе, но их слишком мало, и доски нет.
- Не знаю ничего про это. Меня на этих фигурках отец считать учил. Правда, он и сам плохо умел. Как-то так… - Том взял в руки пару фигурок. – В дозор идут вдвоем или втроем. А вот в отряде два раза по пять или три раза по пять… Но тут столько нет.
Принц опустил глаза, сдерживая улыбку от сосредоточенного выражения лица Тома.
- Я тебя научу как-нибудь. И читать тоже. – Билл взял в руки небольшую книжку в твердом переплете. – Но я сомневаюсь, что из меня выйдет достойный учитель, я и сам ленился на уроках латыни. Мне кажется, это ваш христианский Коран. Жаль, что мои книги все утонули, они бы для учения сгодились больше.
- Почему?
- Во-первых, они были написаны учеными мужами. А во-вторых, это помогло бы тебе узнать меня, мою страну. Ведь вся жизнь араба строится на Коране.
- А какая разница между вашим Кораном и нашим?
- Ну… - Билл замялся. – На самом деле это почти одно и то же, у нас одна и та же вера. Но различий много…
- Но если одна вера, то и эта книжка сойдет, так ведь?
Главарь насмешливо глядел на растерянного принца. Забрав у него книгу, он бросил ее обратно в сундук.
- Билл, я не прочь поучиться читать, и мне сгодится любая книга с буквами. Я уже говорил, что не верю ни в какого Бога.
- Даже после того, как ты исцелился?
- Именно, я только стал свободным, и мне не нужны новые оковы.
- Неужели ты считаешь, что это лишь твоя заслуга?
Том недоуменно нахмурился.
- Не понимаю тебя. Не ты ли мне говорил, что это я сам должен отпустить свои обиды? Я отпустил, я сумел. И если я кому и должен быть благодарен, так это тебе, что открыл мне глаза.
- Но я так долго молился, чтобы на меня сошло прозрение, как помочь тебе. И молился, чтобы у тебя появились силы…
Билл расстроенно вздохнул, и Том мысленно обругал себя бранными словами. Убрав лежащие между ними шахматы, он придвинулся к принцу и привлек его к себе.
- Спасибо тебе за это, я бы без тебя не справился. Но прошу, не будем больше о богах, я не хочу, чтобы мы спорили из-за этого.
- Ты прав, я не должен настаивать. – Принц мотнул головой, отгоняя мысли, и вернулся к сундуку. – А зачем ты хранишь рваную одежду и негодное оружие? Обломанные рукояти и сточившиеся наконечники стрел – зачем тебе все это?
- Одежда не такая уж и рваная. Она еще послужила бы, да некому залатать. А из рукояток и наконечников еще можно что-то смастерить, но никак не дойдут руки. Отец мог сделать из этой рухляди что угодно, а я нет. Своего кузнеца у нас нет, помер давно, а городские кузнецы за работу берут плату.
- А у тебя нечем платить? – Билл выудил со дна сундука туго набитый позвякивающий кошель и лукаво взглянул на Тома. – Ты награбил по всей Франкии для того, чтобы монеты лежали без дела?
Шакал усмехнулся и покачал головой.
- Я же не умею считать.
- Ах, да. – Принц рассмеялся и убрал монеты. На самом дне сундука он нащупал какой-то продолговатый камень, завернутый в тряпку. Развернув ее, Билл округлил глаза и воскликнул: - Это же мыло! Настоящее мыло! Почему ты не дал мне его, когда я мылся?
- Я забыл про него. Не так часто роюсь в этом сундуке.
- Настоящее арабское мыло из козьего жира… Том, я хочу помыться.
- Опять? Мы же недавно прекрасно помылись в лохани.
- Это было больше похоже на размазывание грязи по себе. А ты вообще залез в воду после меня, нечистоплотный северный варвар. Том, прошу тебя, это не прихоть, а необходимость!
- Хорошо, капризная арабская неженка, заворачивай свое чертово мыло. Но воду я тебе греть не буду. Поедем утром в Магдебург искать тебе баню.
- Тогда, может, и в кузницу заедем? Я посчитаю.
Том посмотрел на Билла и улыбнулся. Тот, пыхтя и возбужденно бормоча что-то под нос, сворачивал в узел обломки клинков и наконечников, складывал в сумку ласкающие слух звоном монеты и бережно завернутое мыло. Откинувшись на спину, главарь закрыл глаза, и долгожданная усталость накрыла его. Уже в дреме он почувствовал, как ложится рядом Билл, как обнимает его, - и легкое прикосновение к губам, настолько легкое, что кожа почти не ощутила его, но ощутила и затрепетала в ответ душа.
На рассвете они вновь покинули стойбище вдвоем, оставив почесывающего бороду Якоба присматривать за порядком. Бородач долго глядел вслед удаляющимся всадникам и недоумевал, пытаясь понять, что произошло. Что-то изменилось в его вожде, и эта перемена резко бросилась в глаза, как только Шакал показался из-под полога своего шатра. Спокойный взгляд, гладкий лоб без поперечных складок у переносицы, расслабленные, а не плотно сжатые губы – все это было слишком редким, чтобы быть обычным. Якоб обернулся на Билла, но тот с вдохновенным лицом пробежал мимо, нетерпеливо кружась вокруг запрягаемого коня. Том махнул рукой, бросив: «Мы в город, приглядывай тут», и они уехали по свежему снегу.
Магдебург едва ли отличался от встречаемого ранее на пути Регенсбурга – все те же унылые крепостные стены, деревянные дома и недружелюбные жители, но в этот раз Билл не ощущал гнущего к земле тяготения. Покрывший все снег скрадывал черноту и убогость построек, а из-за облаков иногда показывалось солнце, ослепительно отражаясь от белой земли. Принц еще помнил, что случилось с ним после того, как дождливый Регенсбург остался позади, но теперь эти воспоминания казались далекими и неправдоподобными, как забывающийся сон. Билл смотрел на беззаботно покачивающегося в седле Тома и, как не пытался, не мог поверить самому себе, что именно этот человек едва не отправил его к праотцам. Тот другой, с безобразным лицом и окровавленными руками, проклятый всеми Шакал и этот молодой улыбчивый юноша двадцати лет, заботливо обнимающий во сне и терпеливо дожидающийся, пока Билл справится с возобновившим попытки сбросить седока конем, не могли быть одним человеком. Шакала, одержимого местью и презрительно щурящегося на него, с которым принц познакомился, выволоченный незнакомым бородатым мужиком из повозки, не стало, и Билл не позволит ему вернуться. Он понимал, что только теперь по-настоящему узнает Тома.
В конце улицы путники завернули в открытые ворота постоялого двора. Хозяин вышел им навстречу, что-то жуя и вытирая руки о рубаху. Том и Билл спешились и подошли к нему.
- Чего хотите? – грубо поинтересовался мужик, оглядывая гостей.
- Баню и пожрать, - в тон ему ответил Том. – А так же кузнеца. Есть в вашем городе хороший кузнец?
- Нет, только криворукий, - съязвил хозяин.
Билл отодвинул главаря и, достав из кармана кошель, позвенел им.
- Просим вас, нам нужна горячая баня, сытный обед и кузнец с золотыми руками.
Хозяин двора расплылся в беззубой улыбке и развел руками.
- Добро пожаловать, будьте как дома! Проходите, моя жена вас накормит, а я пока распоряжусь обо всем.
Повернувшись к конюшне, он свистнул, и из-за угла выбежал худой подросток и потянул коней за поводья. Билл и Том вошли в харчевню, в которой за столом возилась дородная женщина средних лет. Увидев постояльцев, она засуетилась и скрылась на кухне.
- Какие все падкие до монеток, - сказал Том, садясь за стол. Принц сел напротив.
- Бедняков можно понять. Не думаю, что постоялый двор в таком глухом месте приносит большого дохода.
- Они-то бедняки? Да они обсчитывают только так, будь настороже.
- Не знаю, не знаю, вряд ли обсчитают так, как могут на востоке. У нас это довольно знатная работа, но у любого араба при звоне и виде золота загораются глаза. Ты не представляешь, какие мы на самом деле жадные и хитрые.
Том ухмыльнулся. Из-за двери, ведущей в кухню, показалась хозяйка и поставила перед гостями миски с дымящейся похлебкой.
- Что за мясо? – строго спросил Билл.
- Кура, - ответила женщина, и принц довольно кивнул.
После трапезы вслед за хозяйкой путники поднялись на второй этаж в отведенную им комнату.
- Баня уже готова, - сказала женщина. – Можете идти мыться. За кузнецом послали, тоже сейчас придет.
Билл повернулся к Тому. Главарь отошел и сел на кровать.
- Я буду ждать кузнеца, иди пока первым.
- Ты не пойдешь со мной? – Билл почувствовал отголосок досады. Шакал поморщился.
- Не стоит, я думаю. Я схожу в баню после тебя. Обещаю помыться, как следует.
Принц промолчал. В голове возникли воспоминания о Томе у залива – упругая кожа, покрытая мурашками на холодном ветру, и становившиеся фиолетовыми соски – и подтянутое тело в свете факелов, блестящее от воды. Билл отвел глаза, сжимая в руках дорожную сумку.
- Ты прав, лучше по отдельности. Сходи к кузнецу и попроси хозяйку припасти что-нибудь нам на обратную дорогу. Скажи, что расплатимся перед уходом.
Том кивнул, глядя в пол, и Билл вышел.
Добротно сколоченная баня понравилась Биллу, ее стены и пол были сделаны на совесть. Раздевшись в предбаннике, он радостно вошел в горячее пространство, освещаемое лишь маленьким окошком под потолком. Опустив руки в горячую воду, принц с наслаждением прикрыл глаза, тепло побежало по телу, даря ласку каждой промерзшей частице. От долгого лежания мыло засохло и пенилось плохо, и Билл просто тер им кожу. Кусок выскальзывал из руки, оставлял блестящие разводы на теле, мелкую пену на курчавившихся волосках на подмышках и низу живота.
Шакал выложил перед кузнецом из мешка весь накопленный скарб. Почесывая в затылке, тот принялся перебирать наконечники, раздумывая, что с ними можно сделать. Оставив кузнецу железо и обещание заплатить перед отъездом, Том вышел на свежий воздух. Зимний день был короток, и вновь начинало смеркаться, двор погружался в темноту. Хозяин закрыл ворота, перед ними лежала лохматая собака, выгрызая из шерсти блох. За спиной открылась дверь, и выглянула хозяйка.
- Вы в баню? Возьмите лампу, там уж темно, наверное. Дрова в предбаннике, если похолодало.
Том принял из ее рук лампу и пошел, освещая протоптанную в снегу тропинку. Из трубы бани вверх поднимался дым, а сама она была маленькой и теплой и неудержимо манила, приглашая забрать скрытое за ее стенами свое нечаянное счастье.
Старые петли тихо скрипнули, и круг света пал на вещи Билла, аккуратно сложенные на низкой лавке. Поставив лампу на пол, Том торопливо разделся, дрожащими руками бросая свою одежду рядом. В стене у самого пола за маленькой дверцей горел огонь, главарь открыл ее и бросил в печь несколько деревяшек. Пытаясь пересилить волнение, он толкнул влажной ладонью дверь в баню, и вырвавший оттуда пар обволок его, затягивая внутрь. Лампа осветила вьющиеся клубы пара и белое тело, спрятанное за ними. Билл быстро обернулся, испуганно глядя на вошедшего. Том поставил лампы на скамейку у двери и подошел к нему.
- Знаешь, если долго сидеть в бане, можно и удар схлопотать, - сказал он. Лица Билла почти не было видно, и Том лишь слышал его дыхание и чувствовал жар мокрого тела. Он наугад подался вперед, встреченный на полпути губами Билла. Принц скользнул в его объятия, оказываясь в крепком кольце рук, жадно целуя в ответ.
Пар заполнил тесное пространство, захватывая воздух в плен, жара сдавила со всех сторон. Билл с судорожным вздохом оторвался от губ Тома, прислоняясь лбом к горячему плечу. Его лицо пылало от счастья и стыда за свое твердое обжигающее желание.
Принц отсчитал положенные за гостеприимство монеты, и, забрав наточенные наконечники и возрожденные заново клинки, они покинули постоялый двор и Магдебург, несмотря на то, что стояла уже ночь. Мир превратился в сверкающий черно-белый, с отливающими серебром звездами-бриллиантами, брошенными на атлас ночи неведомой богатой царицей. Один самый большой лунный алмаз катился вслед за путниками по небу, освещая им дорогу. Ночь была ясной и тихой, без единого порыва ветра или холодного шепота мороза. И всадники ехали молча, не смея нарушить эту гармонию, позволяя себе лишь легкую улыбку на губах.
- Почему ты не захотел остаться на ночлег? – наконец, спросил Билл. – Переночевали бы там, а утром вернулись. Лагерь же никуда не уйдет.
- Я не привык спать в чужом месте. Лучше в своем шатре. Или ты устал? Почему не сказал, мы бы не остались.
- Нет, я не устал, наоборот, полон сил. Почему бы нам не построить свою баню в стойбище? Не греть же всем воду на кострах и мыться в лохани.
- Хорошо бы было. – Том зевнул. – Да только там тоже премудрости свои, печь надо сложить, стены как-то конопатить… Да и куда нам ее потом девать? Большую часть года мы ездим, где в деревне вымоемся, летом в реках. Это только для оседлых самое то.
Билл повернулся к Тому и задумчиво посмотрел на него.
- Я тут подумал… Вчера утром, когда я вышел из шатра, мне показалось, что мы так стояли всегда и могли бы стоять. Не то, чтобы я почувствовал себя дома, но… мне понравилась эта мысль.
- Намекаешь на то, что теперь мне не от чего бежать? Может и так. Но я пока не готов к тому, чтобы осесть и обрасти корнями.
- Почему нет? Теперь тебя ничто не заставляет искать укрытия и прятаться по лесам.
- Пойми, я все еще считаюсь негодяем и душегубцем. Останься я жить где-нибудь, рано или поздно меня найдут, я тогда я никому не докажу, что отрекся от зла.
Принц понимающе промолчал и натянул поводья.
- Давай передохнем. Мой желудок снова пуст. Что нам дала с собой хозяйка двора?
Том спешился и отцепил от седла сумку. Скинув плащ, он постелил его на снег и сел.
- Тебе должно понравиться.
- Что это? – Билл глядел на плотно завязанные горшки. Главарь достал хлеб и отрезал от него два больших куска.
- Сметана и мед. Хлеб, как видишь, не самый свежий. Сделан из остатков муки и отрубей. Где-то была у меня ложка…
Билл осторожно поворачивал в руках хлеб с толстым слоем густой сметаны на нем и политым сверху золотистым медом. Мед стекал с краев на пальцы, норовя капнуть на одежду или забраться каплями под рукав. Его сладость, кисловатый вкус сметаны и сухого хлеба слились для принца в одно долгое ощущение безмятежной ночи и радостного волнения. Но кое-что все же не давало ему покоя.
- В кувшине молоко, но придется пить прямо из горла, кружек с собой нет, - бормотал Том, попутно пережевывая свой кусок.
- Том, - позвал Билл, и он поднял голову. – Том, я люблю тебя.
Шакал опустил глаза, чуть улыбнувшись в ответ. Принц поджал губы и, проглотив ком в горле, сказал:
- Я хотел бы знать, что ты решил насчет меня. Теперь, когда твоя душа открыта, мне нужно знать, что ты чувствуешь ко мне.
- Я же сказал тогда, на пепелище. И сегодня… Я пришел к тебе не просто так, а потому что хотел видеть тебя.
- Это можно воспринять как угодно. На пепелище ты сказал, что чувствуешь меня, а это может значить, что я был первым живым человеком, которого ты почувствовал рядом. А насчет бани – мне было приятно, не скрою. Но ты, вероятно, привык ласкаться в банях, в прошлый раз вообще девку притащил…
Главарь хмыкнул, отхлебывая из кувшина.
- Нашел, что сравнить. Билл, ты, помнится, говорил, что тебе все равно, полюблю я тебя или нет, лишь бы быть со мной рядом.
Билл замер, грудь наискось пронзила нить боли.
- Да, но…
Том посмотрел на Билла – губы того дрожали, и весь он сник разом – и всплеснул руками.
- Ну, что ты хочешь услышать от меня? Что я тоже люблю тебя? Что уже не мыслю жизни без тебя? Ну, что тебе в этих словах, Билл? Когда ты признался мне, я понял, что хочу ответить тебе тем же, и мечтал, что смогу сказать тебе те слова, что ты ждешь от меня. Но сейчас я понимаю, что их слишком мало, непростительно мало. Какое они имеют значение? Разве я смогу в них выразить, что чувствую к тебе?
Принц мгновение молчал, затаив дыхание, а затем расцвел в улыбке и уронил голову на руки, радостно выдыхая. Том покачал головой, глядя на него.
- Неужели тебе этого достаточно? – Билл кивнул несколько раз, пряча блестящие глаза. – А мне - нет. Я хочу доказывать это своими делами. Ты доказал мне свою любовь, теперь моя очередь. Я хочу быть достойным твоей любви.
Билл выпрямился и решительно потянул на себя главаря. Измазанные медом и молоком губы столкнулись, сливаясь в нежном поцелуе, за которым уже кипело и томилось сладкое безумие. Принц мягко опустился на землю под напором Тома и вдруг почувствовал, как сильно закружилась голова, а звезды на небе завертелись и смешались в одно. Положив ладонь Тому на грудь, Билл отстранил его и с трудом вымолвил:
- Едем… скорее…
Билл не помнил, когда разум его вдруг померк, снисходительно уступая зову тела. Он помнил лишь, как они ворвались в шатер, как Том легко подтолкнул его на шкуры, как его дрожащие пальцы пробрались под пояс штанов, стягивая их с узких бедер. Краснея, принц приподнялся, выскальзывая из одежды. Где-то далеко, за пределами сознания потерялись стыд, страх и грозящие карой запреты.
В шатре было темно, факелы давно потухли, и Билл был рад этому, не зная, что Том прекрасно видит в темноте, как горит изнутри его тело, а кожа мерцает золотым свечением. Билл был рад, что не видит Тома, иначе б он совсем лишился рассудка. Он чувствовал его робкие, но страстные прикосновения, жаркое дыхание, запах его влажного гибкого тела, и всего этого было достаточно, чтобы сходить с ума, извиваясь на щекочущих голую спину шкурах. Они лишь касались друг друга, безотчетно целуя в губы, шеи и плечи, переплетаясь и раскрываясь друг другу.
Тело пронзали мириады крохотных молний, и пальцы ныли от нестерпимого желания. Осмелев, Билл опустил руку и коснулся Тома. Тот замер на мгновение и с глухим стоном подмял принца под себя, стискивая ладонями гладкие ягодицы. Билл вскрикнул, выгнувшись и поднимая навстречу обжигающему Тому бедра. Том вжался в них, вздрагивая от трения напряженной плоти, сминал черные волосы в пальцах и целовал, захватывая губами мягкую кожу, гладил ее, лизал, упиваясь сладостью и податливостью желанного тела. Они двигались навстречу друг другу, разрывая благосклонную ночную тишину вздохами и бессвязным шепотом, пытаясь крепче ухватиться друг за друга, скользя и задыхаясь. Билл судорожно цеплялся за плечи и спину Тома, чувствуя, как стремительно накрывает с головой волна ослепительного восторга, одна на двоих…
Пальцы Тома крепко сжимались на бедре, принося ощутимую боль, и принц лениво накрыл ладонью его руку, расслабляя ее. Он был счастлив, так счастлив, что в глазах стояла влажная пелена, а виновник этого все еще лежал на нем, тяжело дыша и медленно приходя в себя. Другой рукой Билл обнимал его и улыбался – тому, как стекает по его телу их обоюдное удовольствие, тому, как бесстыдно он вел себя, достигнув пика, тому, как болели от поцелуев губы.
Том пошевелился, сползая с него и поворачиваясь на бок, сонно обнял Билла, укладывая голову на его плечо. Чуть слышно произнес:
- Люблю тебя…- и мерно задышал. Билл, прикоснувшись губами к его волосам, нащупал край покрывала и натянул его на их остывающие тела.
Ночь постепенно слепла, одну за другой снимая с неба свои звезды.
Плавный ход рассказа прервался надрывным сухим кашлем, и Ахмед закрыл рот ладонью, болезненно сводя брови. Из дома тут же выбежал молодой слуга, протягивая господину пиалу с целебным снадобьем. Ахмед отпил из нее, чувствуя, как при каждом глотке горло смягчается и перестает першить. Вернув слуге пиалу, он протянул ему и свою трубку.
- Начини-ка, дружок, ее по новой, совсем истлела.
- Но, господин, - возразил слуга. – Врач запретил вам курить.
- Ничего, мы ему не скажем. Я и так уже болен, ничего не будет от одной трубки. Мне нужно держать ее в руках, иначе мысли все путаются…
Ахмед сложил руки в ожидании, глядя на слушателей выцветшими улыбающимися глазами, наблюдая, какое впечатление производит на них его неспешный рассказ. Сидящие вокруг дети были еще слишком малы, чтобы понять, в чем смысл и таинство последних событий этой истории. А юноши и девушки постарше смущенно отводили глаза и принимались с чрезмерным интересом оглядывать пыльную улицу, залитую полуденным солнцем. Соседка Ахмеда, почтенная мать семейства, поймав его хитрый взгляд, возмущенно отвернулась, пробормотав:
- Совсем старик стыд потерял, рассказывать такое…
Слуга вынес из дома начиненную трубку и залез на маленькую лестницу, расправляя над хозяином войлочный навес, чтобы защитить от палящих лучей. Ахмед закусил конец трубки, собираясь с мыслями.
- Что я вам рассказывал? Ах, да…
Девушки оживились, горя от нетерпения узнать, что еще произошло между принцем и варваром, но стеснялись спросить. Но старик, к их сожалению, произнес:
- Оставим пока наших героев нежиться в сладкой дреме. Пусть отдыхают пока, ведь на этом их путь не заканчивается. Оставим пока и халифа переживать свое горе, избавим его от нашего ненужного сострадания.
- О чем же тогда ты нам расскажешь, дед? – Взрослый мужчина в чалме подошел и сел рядом с Ахмедом. – Может, о том, какие дела творятся в Дамаске в отсутствие правителя? Ведь подлый аль-Мамун захватил там власть и творит злодеяния.
Старик кивнул, выпуская изо рта дым.
- Это так, вволю аль-Мамун потешился над народом, указы издавал немудрые, казни проводил жестокие. Но всему на свете есть отплата, и бесстыдному тирану стали являться ночные видения…
- Господин, наместник Исфахана отказывается признавать ваше правление.
- Отказывается? Что ж… - Аль-Мамун поднялся с трона и подошел к гонцу, заложив руки за спину. – Его право. Увы, я не Аллах, чтобы изменить его волю. Мне ничего не остается, кроме как сломить ее. Отправляйся обратно в Исфахан и передай этому зарвавшемуся глупцу, что если он добровольно не склонится передо мной, то я превращу его город в руины, а его самого – в корм для падальщиков.
Гонец поклонился и вышел из зала. Лжеправитель сжал кулаки, хрустя суставами, и подошел к большому аркообразному окну, обращенному на площадь перед дворцом. Повседневная жизнь, казалось, текла как раньше, но страх сковывал движения простого народа, спешившего по делам, рынок все так же шумел, но люди ходили с опущенными головами, прятали лица и обеспокоенные, полные боли глаза. Площадь перед дворцом они старались обходить стороной, лишь безразличная стража бродила по ней, смотря по сторонам, да крупные стервятники, расправив широкие крылья, по-хозяйски вышагивали, слетевшись на добычу. Поживиться им было чем – посреди площади на длинной перекладине висели восемь придворных советников и наместников, наотрез отказавшихся признать нового халифа. Аль-Мамун поковырял в зубах, раздумывая, с какой стороны повесить непокорного из Исфахана.
Один за другим, мудрецы и визири, воины и просто знатные люди отвергали его власть, оказывали сопротивление его гнету и воле, оставаясь верными Шахджахану. Каменные плиты площади были пропитаны их кровью, ее душные испарения поднимались вверх, отравляя горячий воздух. Аль-Мамун надеялся запугать людей, заставить их покориться, вешал трупы на обозрение, чтобы они были напоминанием и предостережением для излишне горделивых, но все было тщетно. Он ярился, метался и рычал, угрожал и расправлялся, но верных его брату не уменьшалось. Пониманию деспота было недоступно, почему они выбирали смерть. Он объявил о гибели Шахджахана и молодого принца, но ему не верили.
Аль-Мамун отошел от окна и вышел из тронного зала, направившись вдоль по коридору. Стражи и слуги, встречающиеся по пути, покорно склоняли головы, но их ненавидящие взгляды жгли спину, их мысленные проклятия были почти осязаемыми. Ему пришлось перевести из Багдада почти всех верных ему людей и наполнить ими дворец, все кажущиеся ему опасными изгонялись прочь. Лишь поставив под дверью отряд вооруженных до зубов солдат, он мог уснуть. Но от ночных кошмаров охрана за дверью не спасала.
Вот уже которую ночь повторялся один и тот же страшный сон. Аль-Мамун видел себя стоящим в густом живом тумане, пробирающемся своими невесомыми пальцами в его тело, наполняющими изнутри. Из-за тумана невозможно было понять, где он находится, в узкой ли комнате или на бескрайнем поле. А может, в дремучем лесу-лабиринте, потому что вскоре в туман вплетался звериный вой, и начинали зажигаться зловещие огни желтых глаз. Вдруг жадные челюсти начинали щелкать острыми клыками у самых ног, когтистые лапы хватали его и раздирали в кровь. Он видел, как из тумана высовываются волчьи морды, как капает с клыков слюна, видел обезумевшие глаза. Крича и отбиваясь, он пятился прочь, ища выход, и тут из тумана проступало бездонное черное нечто, и аль-Мамун срывался в него… Подскакивая на постели, он просыпался, все еще слыша свист ветра в ушах, и нестерпимый холод заставлял его кутаться в одеяла и стучать зубами. А ноги болели, горели, как от укусов.
Лжеправитель потоптался у двери, ведущей в его покои, недовольно поглядывая на стражников, становившихся невольными свидетелями его ночных страданий. Он снова сжимал и разжимал пальцы, и суставы снова хрустели и щелкали, громко и отчетливо. Развернувшись на пятках, аль-Мамун вновь попетлял по коридорам, пока не оказался у запертой двери покоев пропавшего принца. Внутри было светло и тепло, и чисто, и все так, как будто бы Абильхан всего лишь вышел на мгновение и вскоре вернется. Большое зеркало в оправе из золота стояло у стены, а рядом с ним на столике из слоновой кости множество флаконов и склянок, наполненных маслами и духами, миртом и акацией. В спальне аккуратно сложенные подушки и одеяла еще хранили запах волос и тела принца, рядом лежали книги, заложенные закладками, листы бумаги и перья с чернилами, блестя начищенным боком стоял кальян, знавший царские губы. Аль-Мамун присел на опустевшее ложе и провел рукой по гладким тканям, податливо шелестящим под ладонью. Плечи передернулись от приторного желания, и он искривил губы, чувствуя, как хорошо и вместе с тем дурно ему становится. Пальцы сжались в кулак, сгребая тонкую простынь, и аль-Мамун упал лицом в рассыпавшиеся подушки, вдыхая впитавшийся в его сознание аромат молодого тела, и застонал, заходясь в похотливой дрожи.
- Смотрите-ка, кто пришел, - внезапно прозвучал в тишине тихий голос. – Соскучился по родному мальчику?
Аль-Мамун вжался сильнее, закрывая уши.
- Сгинь! Тебя нет!
Потусторонний смех отразился от стен каскадом водяных брызг.
- Я должна быть благодарной тебе за это. В прошлый раз ты так бежал, что только пятки сверкали. А я лишь хотела поблагодарить тебя за то вино. Оно было очень вкусным…
- Пошла прочь!
- Как же ты невоспитан. Неудивительно, что твой отец выбрал своим наследником не тебя.
Тиран вскочил и вперил взгляд в самый темный угол покоев. В полумраке он видел лишь по-кошачьи очерченные глаза, не мигая смотрящие на него.
- Чего тебе нужно от меня? – рявкнул он. Из темноты к его ногам выпрыгнула черная кошка и потянула носом, обнюхивая.
- Все, что мне было нужно от тебя, я получила. Хоть это и стоило мне жизни… но я не смею жаловаться. Кому, как не тебе, знать, что не только причина моей внезапной смерти является нашей общей тайной. А ты так мерзко себя повел…
Аль-Мамун заскрипел зубами и топнул ногой, отгоняя кошку.
- Я пришла предупредить тебя. Немедленно прекращай разрушения и казни, склонись перед Шахджаханом. Он – единственный наш господин. Тогда, может быть, ты будешь помилован.
- Думаешь, я прислушаюсь к совету дохлой потаскухи? Я халиф, это мое место! И ни Шахджахан, ни твой ведьмовской отпрыск не займут его!
Глаза продолжали смотреть на него из угла. Кошка, вильнув хвостом, исчезла в темноте. Тьма сгустилась, и из нее с тихим свистом поплыл белый туман. Вскрикнув, аль-Мамун попятился и бросился прочь из покоев.
Утро в стане варваров было спокойным и добрым. Солнца не было на выбеленном зимой небе, но утра это не омрачало. Женщины выходили из своих жилищ и принимались за утренние хлопоты, мужчины потягивались и расхаживали по стойбищу, обмениваясь приветствиями. В ожидании завтрака был выгнан из дома и Якоб. Старик оглянулся по сторонам, отмечая, что почти все шатры, хижины и повозки уже наполнились дневной суетой. И лишь шатер главаря стоял, погруженный в сонную дымку. Недолго думая, бородач зашагал к нему, полный намерений разбудить ленивых пройдох.
Том разлепил глаза и поморщился, сдувая с лица мягкую прядь черных волос. Билл еще спал, прильнув к нему, повторяя изгибами своего гибкого тела его тело, тепло дышал ему в шею и по-хозяйски обнимал рукой. Вернув на место сползшее покрывало, Том прислонился щекой ко лбу принца, решив украсть у сна еще несколько сладких мгновений, но тут у полога, разделяющего шатер на две части, послышался шорох и чье-то бормотание. Выругавшись шепотом, он выскользнул из тепла, поспешно натягивая штаны, и одним движением укрыл Билла шкурой вместе с головой.
За пологом нерешительно копошился и чесал в затылке Якоб. Том цокнул языком, проклиная неуемное любопытство старика. Увидев полуголого главаря, варвар издал растерянный возглас, оглядывая его с ног до головы.
- Чего тебе? – недовольно спросил Том. Якоб моргнул и открыл рот.
- Я это…
- Подсматривал?
- Нет, нет! – Старик замахал руками. – Я разбудить пришел, день уже в разгаре.
- А то мы бы не встали без тебя, - ухмыльнулся Том и тут же осекся, выпустив это случайное «мы». Но Якоб, казалось, не придал этому значения, и главарь выдохнул.
- Все равно поднимайтесь. Я Агнесс велел, чтобы на вас тоже готовила, так что ждем.
Старик помедлил под выжидающим взглядом, но все же вышел. Том выглянул из шатра, убедившись, что больше никто не собирается потревожить их, и вернулся. Поднимая и одевая разбросанную одежду, натягивая сапоги, он искоса поглядывал на шевелящегося под покрывалом Билла и улыбался.
Проснувшись, Билл потянулся во весь рост, раскидывая руки и ноги в стороны. Он мог бы пролежать так вечность, нежась в пушистой истоме, но природа брала свое, и принц выбрался из шкур. Тома уже не было рядом, но он чувствовал его присутствие в воздухе, пропитанном страстью, в заботливо сложенных в одну кучу вещах, в миске с водой для умывания, стоящей рядом с ними. Приведя себя в порядок, принц вышел, сразу направляясь к Якобу.
- Что-то ты припозднился, парень, Томас уже набил брюхо, - встретил его варвар. – Все не наспишься никак.
- Мы вчера поздно вернулись из города, - уклончиво ответил Билл, принимаясь за еду. На столе были каша из крупной серой крупы и соленые лепешки.
- А что вы там делали?
- Где?
- В городе.
Принц нарочно долго пережевывал кусок, измельчая его зубами, и пристально глядел на друга.
- Искали кузнеца и баню.
- Нашли? – Якоб, сощурившись, буравил Билла взглядом в ответ.
- Нашли, на постоялом дворе. А что такое?
- Просто нам всем бы кузнец пригодился. Да и помыться лишний раз не помешало бы. Я подумал, раз уж идти, то всем надо было, постоялые дворы в это время обычно пустуют.
Билл промолчал, не найдя, что ответить. Перед Якобом стало совестно, но проведенную ночь наедине с Томом он бы ни за что не променял. Вспомнив полуночную трапезу под звездным небом и сладкие от меда губы главаря, принц не смог сдержать довольной улыбки.
Агнесс, закончив домашние хлопоты, вышла, и Якоб нагнулся к Биллу через стол.
- Мне вот один вопрос покоя не дает, - сказал он, и Билл напрягся. – Ты, конечно, не подумай, что лезу не в свое дело, прости старика, коли невеждой покажусь каким, но уж больно любопытно, не удержаться. Сильно изменился наш вождь с твоим появлением, особенно в последние дни. Мягок стал, на людей не кричит, волком не смотрит. Нам-то это на руку, но все равно странно. И понятно, что ты этому виной, парень, только слепой не заметит, как о тебе Томас печется. Агнесс все твердит, что ты колдун арабский и чары свои напустил. Я в эти старушечьи бредни не верю, конечно, не выжил еще из ума. Но ты мне все-таки скажи, как тебе это удалось.
Принц перевел дух, с облегчением вздыхая.
- Не в чарах дело. Любой из вас мог бы то же чудо совершить, если б захотел. Говорить с ним надо было и слушать его, помогать ему.
- Так разве ж не говорили мы? И помогали, и слушать всегда готовы были. Это он не поддавался и не откликался, а мы-то…
Билл нахмурился и покачал головой.
- По одному разу вы с ним говорили? Да и о чем? Корили, поди, да наставляли, что нельзя на людей косо смотреть да мечом махать. Страшно вам было за свои шкуры. Говорили вы с ним, чтобы у вас добрый вождь был, чтобы вас берег да по голове гладил. Не с этими побуждениями надо было с помощью лезть, а ему желать помочь. Потому-то и печется он обо мне, что некому больше душу излить.
Якоб медленно кивнул и подпер голову кулаком.
- Не перестаю я тебе удивляться. И правда, с другого мира ты к нам пришел. Все-то ты понимаешь, всем помогаешь, мальчишку нашего непутевого на ноги поставил. Если доведется мне раз в жизни с твоим отцом повстречаться, поклонюсь ему в ноги за то, что вырастил из тебя человека.
Тихая и безветренная погода звала пройтись, дыша свежим холодным воздухом, и, покинув Якоба, Билл побрел вдоль лагеря по вытоптанной дороге. Завидев Тома, он опустил глаза, чтобы не выдать себя при свете дня ни смущенным румянцем, ни улыбкой. Том шел ему навстречу, с серьезным лицом и плотно сомкнутыми губами, но Билл мимолетным взглядом слишком многое прочел в его глазах.
Тома окликнули, и он обернулся, поджидая спешившего к нему варвара. Принц остановился поодаль, украдкой любуюсь обретенным возлюбленным и чувствуя досаду от того, что позволить себе сейчас может только скромный взгляд из-под ресниц.
- … обоз из Вердена в Галле пройдет сегодня вечером недалеко отсюда, - тараторил запыхавшийся Хергер. Проходящие мимо варвары останавливались, навострив слух. – Думаю, ничего ценного не везут, но провизия и оружие найдутся. Людей там немного.
Рядом с Томом словно вырос из-под земли Йохан и, заслышав о наживе, потер ладонями, довольно цокая языком.
- Королевских солдат нигде не замечено, в Магдебурге все тихо, так что опасаться нечего, - закончил Хергер. Главарь кивнул и, повернувшись, сделал шаг к Биллу.
- Никаких не будет приказов? – спросил дозорный, растерянно глядя ему в спину.
- Нет, - бросил через плечо Том. – Отдыхай.
- Эй, постой! – крикнул Йохан. – А как же обоз? Он же скоро пройдет!
- Пусть проходит.
- Но надо же собрать отряд, запрячь коней, сделать засаду…
- А кто сказал, что мы собираемся нападать?
Варвар замер, открыв рот, и часто заморгал. Неверяще озираясь по сторонам, он тряс головой и разводил руками. Однако поддержки у остальных воинов он не находил, те, услышав, что очередного разбойничьего нападения не будет, спешили разбежаться и скрыться с глаз главаря, пока тот не передумал. Том быстро подошел к Биллу и, взяв его за локоть, произнес:
- Уйдем скорей.
Йохан обогнал их и встал перед ними, нервно посмеиваясь.
- То есть как, Шакал, не будем нападать? Что-то я не пойму, растолкуй мне. Или это потому, что мало добычи будет? Да, это так, но в обозе все равно что-то будет, чем можно поживиться.
- А зачем? Еды нам пока хватает, крыша над головой есть у всех, скот цел. Лишний раз показываться ни к чему.
- Раньше ты и мелкие повозки не пропускал, и одиноких всадников чистили, - возразил варвар.
- А тебе все не терпится кому-нибудь кровь пустить? – ответил Том, начиная раздражаться. – Уйди с дороги и найди себе дело, не майся дурью.
Главарь отодвинул Йохана с пути и прошел вперед. Тот оглядел Тома и идущего рядом с ним Билла, и глаза его расширились.
- Вот значит, как. - Он поднял верхнюю губу, обнажая желтые зубы. – Вот как ты заговорил, да? Значит, кровь мне пустить не терпится, да? Сам-то давно перестал пускать ее всем без разбора? Я смотрю, ты из себя рыцаря корчишь какого, радетеля за людские души. Думаешь, раз меня в кровожадности обвинил, то у самого теперь руки чистыми стали?
Том отпустил Билла и обернулся, подходя к Йохану, с отчаянным страхом видя, что лицо задирающего его варвара превращается во множество мельтешащих черных точек.
- Что ты сказал?
- Не нравится правду слушать, да? Я говорю, что рожа у тебя вся в кровище, и руки в кровище, и внутри у тебя чужая кровища хлещет, до верха ты ее нахлебался уже, и все мало. Спокойный стал, мирный, да? То давишь всех сапогами своими, то ходишь с блаженным лицом, как монах. Перед кем личину меряешь, Шакал? Лжец ты и тварь, каких только свет не видывал.
Главарь замахнулся, подавшись на Йохана, и тот отшатнулся, ощерившись. Билл бросился вперед, повисая на руке Тома и дергая его на себя.
- Нет, Том! Остановись! - Принц крепко сжал его руку, подавляя попытки вырваться и ударить Йохана. – Успокойся же, наконец! Довольно!
Том повернулся к Биллу, сбивчиво дыша. Клокочущая буря в груди стихла так же внезапно, как и разыгралась, мошки перед глазами исчезли.
- Вот так… А теперь иди в шатер, я сейчас приду. – Голос принца стер злость бархатным прикосновением. Смерив Йохана равнодушным взглядом, Том развернулся, направившись прочь.
Йохан изумленно переводил взгляд с удаляющегося главаря на стоящего рядом араба. Билл сам едва сдерживал себя, чтобы не наброситься на опостылевшего ему варвара с кулаками.
- Так вот под чью дудку наш главарюшка пляшет, - процедил Йохан, придя в себя. – Так я и думал.
- Он не пляшет. Тебе следовало бы разуть свои глаза и понять, что Том не тот и никогда не был тем, кем ты его считаешь.
- Сколько ты знаешь его, милашка? Лишь эту осень, и ту ты провел под крылом у простака Якоба.
- Я знаю о Томе достаточно, чтобы судить о нем. Зато ты провел рядом всю жизнь и не удосужился узнать ничего.
Йохан ухмыльнулся и поцокал языком.
- Какие слова… Заблуждайся, заблуждайся, милая красавица. Упивайся своей властью над нашим главарем. Думай, пока можешь, что от душевных мук его избавил, что душу вылечил. Потом поймешь, что лечить там нечего, что Шакал сам по себе зверь и зверем останется. Беги, свернись у его ног, пока он не пнул тебя сапогом в спину.
- Если Том и станет вновь Шакалом, то по вине таких, как ты. Давай договоримся по-хорошему, оставь его в покое. Хочешь грабить и убивать – собери себе отряд таких же безголовых вояк и действуй. Но Том не вернется к прежнему.
Билл быстрым шагом покинул место перепалки, почти срываясь на бег. Йохан долго смотрел ему вслед, кривя рот, и вдруг понял. Сплюнув на землю, он пробормотал:
- Не верит? Придется доказать.
Том обернулся на входящего Билла, и принц поспешил улыбнуться ему, чтобы не показывать волнения.
- Что он тебе говорил?
- Ничего, что могло бы иметь хоть какое-то значение для меня.
- Что я зверь, что у меня нет души, что ты скоро пожалеешь, что связался со мной… Он это говорил всем, кто изъявлял желание узнать меня.
Принц помолчал, а затем присел рядом.
- Зачем?
Главарь откинулся на спину, закладывая руки за голову.
- Не знаю. Может, он тоже в меня влюблен.
Билл удивленно вскинулся, и Том рассмеялся.
- Мне вызвать его на поединок?
- Не надо, я просто так сказал. Откуда мне знать, почему он так хочет видеть меня прежним? Только и твердит без конца – Шакал, Шакал…
- Надо придумать тебе новое имя, - задумчиво сказал Билл, отмеряя пальцами по лицу Тома крошечные шажки. Том открыл рот и поймал его пальцы, прикусив их. - Что-нибудь правдивое и грозное. И непонятное, чтобы враги боялись и ломали головы. На моем языке хотя бы. Я уже придумал одно.
- Какое?
Главарь поднял брови, и Билл отвернулся, сдерживая смех.
- Бала буре.
- И что это значит?
Не выдержав, принц улыбнулся.
- Волчонок.
Темный навесной потолок над головой плыл и растворялся, сливаясь с ночным небом, качался и затягивался матовой дымкой – а может, это пеленой счастья затягивался влажный взгляд, пытающийся выхватить из темноты широкую теплую ладонь, скользящую по телу. Билл вздыхал и наощупь жался к груди Тома, позволяя ему ласкать себя и покорно двигаясь навстречу его рукам. Ладонь то невесомо гладила, едва касаясь кожи, то властно сжималась, и принц запрокидывал голову, кусая губы, чтобы не выдать себя рвущейся наружу песней влюбленных.
Дневным переживаниям в тесном пространстве их мира места не осталось, как и для суровой пурги, воющей вокруг шатра, завистливо припадающей ухом к его стенкам, чтобы урвать кусочек чужой любви. Забрезжило хмурое утро, оно перешагивало через деревья и дома и, косясь на просыпающихся людей, разворачивало свой длинный перечень дел, которые нужно было успеть до наступления новых сумерек. Были в этом перечне и нечаянные радости, и чье-то горе, и новые трудности, испытывающие на прочность. Где-то в нем были и имена забывшихся в объятиях друг друга араба и варвара, но они еще не разомкнули глаз, чтобы думать о новом дне. У них было еще несколько мгновений, чтобы принадлежать только друг другу.
Билл сквозь сон почувствовал, как Том зашевелился и поднялся, лишая его своего нежного тепла.
- Куда ты? – пробормотал он. Том нагнулся и тихо сказал, касаясь губами его уха:
- Сейчас вернусь. Спи.
Принц легко улыбнулся в ответ, зарываясь в покрывало. В шатре по-прежнему было темно и тихо, но без Тома уже не клонило в сон, а мягкие шкуры не грели так, как его объятия. Билл лежал, закрыв глаза, отсчитывая про себя мгновения отсутствия любимого, ожидание было томительным, но знание того, что Том сейчас придет, скрашивало его, делая приятным.
Наконец, он услышал шуршание отодвигаемого полога и шаги на ковре.
- Долго тебя не было, я успел замерзнуть, - сказал Билл, улыбаясь и поеживаясь, покрывало сползло с плеча. Вошедший остановился над ним, и принц внезапно понял, что это был не Том. Похолодев, он задрожал, сжимая пальцами покрывало. Засопев, чужак грузно опустился за его спиной и схватил за плечо, рывком поворачивая к себе. Билл вскрикнул, перед глазами блеснуло лезвие клинка.
- Лежи тихо, а не то я вскрою твою вонючую глотку, - процедил Йохан. Острие вжалось в кожу на шее, и принц судорожно сглотнул, чувствуя его обжигающий холод. Варвар придавил принца, взобравшись на него и поставив колено ему на грудь. Покрывало обвилось вокруг тела Билла, словно путы, не давая ему оказать сопротивление.
- Что тебе надо? – прохрипел он, голова от страха кружилась и тяжелела. – Хочешь убить меня?
- Хочу, о да, я хочу. Ты не представляешь, как я хочу тебя прикончить. Но я подожду Шакала, и мы выпотрошим тебя вместе.
Билл, словно окаменевший, смотрел Йохану в глаза и видел в них бурлящее черное нечто, выползавшее из глаз и бегающее по лицу извивающимися пиявками. Дурнота накатила на принца, и все его тело тотчас покрылось испариной, а сердце заметалось в груди, ища выход из обездвиженного тела.
- Ненавижу тебя… - выдохнул варвар и расплылся в безумной улыбке.
За спиной Йохана распахнулся полог, Том застыл на пороге, издав невнятный возглас. Билл хотел повернуться к нему, но успевшее раскалиться в потной ладони варвара лезвие не давало ему сделать этого, и принц крепко зажмурился, тяжело дыша.
- Ты чего творишь? – взревел Том, бросаясь к Йохану, но тот оскалился, покачав головой.
- Стой, где стоишь! Только дернешься, и я зарежу твоего любовничка.
Главарь замер, выставляя вперед дрожащие руки.
- Совсем ополоумел? Какого черта?
- Ну-ка, ответь честно, Шакал – чего это араб на твоем месте спит да еще и голяком?
- Какое тебе дело?
- А такое! Не ожидал я от тебя такого, разочаровал ты меня. Я думал, ты, Шакал, мужик, а ты… с этим, тьфу!
- Как будто за тобой таких грехов не водится, - прошипел Том, медленно подходя ближе.
- И то верно. – Йохан расхохотался и, перехватив клинок, провел им в воздухе, едва не касаясь шеи Билла. Лезвие зазвенело, опаляя своей опасной близостью. – Слушай, дружище, я вот что подумал. Мы же с тобой с самого детства бок о бок, плечом к плечу. К чему нам из-за этого сопляка ссориться? Мы же как братья с тобой, ты и я, одинаковые. А он встал между нами, кто ему право давал? Избавимся от него, а?
- Братья? – Том насмешливо поднял брови. – Одинаковые? Больше нет. А если и было такое, то об этом я более всего жалею.
- От дружбы нашей открещиваешься? Знатно тебе голову запудрил этот хлыщ… Ничего, я тебя прощаю, даже помогу тебе излечиться от мерзости этой. Пойди сюда, дружище, давай эту змею вместе порежем. Я же знаю, как ты это любишь – когда трепыхается в руках, когда кровь течет, горячая, красная…
Том приблизился и опустился на шкуры рядом с Йоханом, не сводя с него глаз.
- Хорошо.
- Я ж говорил, я знал, дружище…
- Дружище, - повторил главарь, хватаясь за руку варвара, держащую рукоять. Йохан изменился в лице и выдернул руку, вырывая ее из цепких пальцев, но Том успел перехватить ладонью лезвие. Взмокшая рукоятка выскользнула из ладони Йохана.
От толчка Йохан скатился на землю и пополз, перебирая ногами, пока не уткнулся спиной в сундук. Вскочив, он бросился к пологу, но главарь настиг его, сшибая с ног и нависая над ним. Перекатившись на спину, Йохан едва успел увидеть кулак, приближающийся к лицу, и услышать отчетливый хруст в носу. Из ноздрей хлынула кровь, заполняя рот и стекая по щекам и подбородку. Рассвирепев, варвар попытался встать, но новый удар опять пригвоздил его к земле. Глядя на барахтающегося Йохана, когда-то бывшего другом и правой рукой, Том с отвращением скривил губы и занес над головой клинок. Йохан в ужасе поднял к лицу руки, ожидая разрезающего, разрывающего болью удара, но его не последовало. Том опустил руку и распрямился, с усилием выдыхая ярость.
- Убирайся, пока цел, - произнес он, не глядя на Йохана. Отброшенный клинок гулко стукнулся о землю и, завертевшись, отлетел в угол, затерявшись среди наваленного барахла. Йохан, покачиваясь, поднялся и вытер лицо рукой, растирая кровь.
- Ты за это отплатишь, Шакал. Я тебе клянусь, ты отплатишь.
Развернувшись, он быстро вышел из шатра, сплевывая через зубы красную слюну.
Том оцепенело стоял, словно приросший к месту. Лишь услышав зов Билла, он встрепенулся и подошел к нему, падая на шкуры и сгребая принца в объятия.
- Господи, Том… я так напугался…
- Все хорошо.
- Я не знаю, что со мной случилось, я не мог двигаться… В нем бесы, Том, понимаешь?
- Я знаю. Не бойся.
- Он будет мстить, ты слышал? Он опасен, нужно быть начеку!
- Ничего он не сделает, он только пугает.
- Все равно… У тебя кровь!
Том опустил голову, смотря на свою руку в руках Билла. Правую ладонь прочертил наполненный кровью надрез.
- Это от клинка.
- Нужно перевязать! Постой же, нужно остановить кровь!
Том не двигался, прижимая принца к себе целой рукой и вздрагивая от все еще колющего пережитого страха потерять его. Билл успокаивающе целовал его волосы и плечо, зажимая порез своей ладонью.
Они так и сидели в полном молчании, пока принц осторожно промывал рану, оказавшуюся неглубокой, и перевязывал ее куском наиболее чистой тряпки, которую можно было найти в сундуке. Том благодарно улыбнулся Биллу одним взглядом, ловя и возвращая немые посылы, способные сказать больше, чем слова. Их взгляды берегли тишину, чтобы они смогли услышать в ней стук сердца, поделенного надвое.
Тяжелые шаги за пологом заставили их одновременно обернуться и отодвинуться друг от друга, размыкая переплетенные пальцы. В шатер зашел Якоб, запыхавшийся, растерянно и взволнованно подбегая к ним.
- Чего расселись? Быстрее, так такое началось!..
- В чем дело? На нас напали? – Том вскочил, бросаясь в угол и подхватывая с земли меч.
- Да, напали! На вас двоих. – Якоб нахмурился и направился прочь, оглядываясь на друзей и поторапливая их. Непонимающе переглянувшись, Том и Билл поспешили за ним.
Еще издалека они увидели Йохана, стоящего на повозке, и собирающуюся вокруг него толпу. Йохан что-то крикнул, показывая в их сторону, и варвары разом повернулись к ним. Билл сбавил шаг, и нараставшее предчувствие беды укрепилось в нем отчаянной уверенностью.
- Посмотрите-ка, решили явить нам свои бесстыжие глаза! – Йохан подошел к краю повозки и похлопал рукой по ее деревянному борту. – Подойди сюда, Шакал, есть у нас к тебе вопрос один.
Том встал в стороне, мрачно глядя на него. Розовая капля дрожала на носу Йохана, застывая на морозе, он распалялся, размахивая руками, и люди окружали его, косясь на главаря.
- Подойдите все сюда! Детей берите своих, жен, пусть все знают! Видите все, как измордовал меня наш вождь?
- Опять нарывался? – спросил кто-то из толпы, посмеиваясь. – Любишь ты это дело.
- Нет! Послушай меня сначала, а потом суди. Я, может, и наглец, и пьянь, но голова на плечах есть! Всегда для вас старался. Ангуса чтил, как и каждый из вас! Об этом хочу сказать. Он нам добрую память оставил, славу свою, честно жил и открыто, о нас думал, не о себе. А наследник его с мужчиной ночует!
Билл вздрогнул, тревожно оглядываясь по сторонам. Варвары смотрели на них и переговаривались, кто удивленно, кто с улыбкой – словам Йохана люди верить не торопились. Но упрямый варвар не отступал, желая обратить гнев толпы против оскорбившего его главаря.
- Чего смеетесь? Думаете, вру? А я вам прахом своего отца клянусь, своими глазами видел! С арабом с этим Шакал шашни крутит, в постель свою уложил. Как добычу делим, так лучшее ему несет. Мед и молоко, хлеб ему таскает из закромов, ваших детей объедает!
Женщины поджали губы, и их гневные взгляды устремились на принца, словно стрелы. Худые и изможденные, они казались еще более суровыми и страшными, чем их облаченные в доспехи мужчины.
- Это ложь, - упавшим голосом произнес Билл, но его голос потонул в шуме.
- Раньше наш Шакал худо-бедно да заботился о своих людях, ведь не просто же так его Ангус после себя поставил. А как появился этот принц арабский, так нет ему дела до нас! Ему бы араба своего ублажать, больше нет беды! Томасу нашему надоело нас тащить, мы ему обуза. Пожалуй, знаю я, что ему араб этот посулил. Поди, что заберет его в свои жаркие страны и сделает слугой своим, золотом осыплет. А нас на растерзание королевским псам оставят! Чтоб мы подохли все в темницах, как разбойничье племя, а жен наших дружина насиловать будет и убивать!
По толпе прокатился изумленный вздох, сужающийся тревожным кольцом, и глаза варваров вспыхнули сомнением и обидой. Скрипнув зубами, принц подался вперед и сжал плечо Тома.
- Сделай же что-нибудь, прошу тебя!
Главарь молчал, спокойно и устало смотря в лица людей. Одно за другим, эти лица искажались и приобретали багровый цвет ярости, такой же, как у Йохана.
- А Йохан прав! – послышался чей-то голос. – До чего довел нас это горе-повелитель? Нас по всем лесам и болотам с оружием ищут!
- Правильно! - подхватил другой. – Убивать нас заставлял! А теперь непотребство сеет среди нас, зачем нам такой вождь?
- Ангус наших детей храбрости учил, доблести, а этот чему? Задницы лизать проходимцам всяким? Ни за что!
- Это все ложь! – крикнул Билл, пытаясь перекричать толпу. – Йохан лжет!
- Помолчи, свинья! – перебил его Йохан, махнув рукой. – Не спрашивали тебя!
Принц открыл рот, задохнувшись. В середину протиснулась Агнесс и громко сказала, показывая пальцем на Билла.
- А я говорила, он колдун!
- Да вы что несете-то, люди? – не выдержал Якоб, загораживая собой Билла. – Опомнитесь, вы кого слушаете? Это же Йохан, пес брехливый, а вы уши развесили!
- И ты, Якоб, поддался, защищаешь их. Кто еще брехливый из нас? Совсем старый стал, помолчал бы. Видите, какую заразу занес этот араб к нам? Шакала отравил, Якоба, кто еще хочет? Я вам скажу – довольно нам это терпеть! Выгнать обоих в шею! Пусть катятся к чертям подальше от нас!
- Да! – взревела толпа, поднимая вверх руки. Билл отчаянно застонал, ноги ослабли и почти не держали его.
На повозку рядом с Йоханом вдруг забрался дозорный Хергер, отпихнув ликующего варвара, он закричал, пытаясь усмирить разошедшихся сородичей.
- Вы что, черти, делаете? Чем вам Шакал не угодил? Разве плохо он обращался с нами, разве не заботился? Да каждую ночь дозор стоит, мы по всем дорогам ездим, следим, чтобы опасность какая не пришла! Это мы рискуем, отряд его, вас стережем! Вы-то, старики и бабы, чего разорались? Разве не таскаем мы вас за собой по приказу Шакала, разве не добываем для вас еду и кров? Не от главаря вам избавляться надо, а от бестолковости своей!
- Именно! – подхватил Якоб. – Дело парень говорит! А то, что с Биллом спят вместе, так это брехня! Брехня ведь, Билл?
- Брехня, - отозвался принц, но его голос дрогнул.
- Пусть убираются! – крикнул Йохан, и шум начался снова.
Разделившийся надвое лагерь быстро закипал, крик становился громче. Требующие изгнания варвары наступали на Билла и своего главаря, защитники Тома теснили их обратно, и кое-где в ход уже пошли кулаки и оружие. Где-то в толпе истошно визжала женщина, задавленная с двух сторон, а на повозке Йохан и Хергер наседали друг на друга, рискуя свалиться с нее в бурлящую толпу.
- Господи, это безумие, - шептал Билл, хватаясь за Тома влажными руками. – Это просто ад…
- Да не стой ты, черт побери! – рявкнул Якоб, с усилием толкнул Тома в спину. Главарь сделал шаг вперед и, набрав в грудь воздух, зычно гаркнул:
- А ну молчать!
Шум и потасовки стихли в одно мгновение. Отпустив друг друга, варвары повернулись к главарю, смотря на него. Том обвел всех взглядом и, остановившись на Йохане, сказал:
- Мы уйдем сами.
От неожиданности Билл покачнулся и оперся на Якоба, изумленно глядя на главаря. Варвары растерянно переглядывались, растеряв желание спорить и драться. Том развернулся и направился в шатер, кивком позвав за собой принца. Вслед им стремились десятки взглядов и белая поземка по дороге.
Том в последний раз оглядел шатер. Они почти ничего не брали с собой, лишь пару свернутых шкур и немного еды в сумках и бурдюках. Скромные богатства старого сундука были сложены в дорожную сумку и уже висели пристегнутыми к седлу запряженного коня. Том встретился взглядом с Биллом и кивнул ему. Пришло время покидать стойбище.
Их почти никто не провожал. Длинная улица из самодельных домов полностью опустела, словно люди прятались по убежищам, боясь показать на свет, боясь встретиться глазами со своим вождем. Лишь Хергер суетился у коней, проверяя ремни и поводья, крепя получше мешки.
- Кто тебя за язык тянул, Томас, - буркнул он, завидев главаря. – Успокоили бы их, там делов-то было – дать Йохану в рыло, чтоб заткнулся.
- Дело не только в нем. Я так решил.
- И куда теперь вы поедете? Еще и на ночь глядя. А если пурга поднимется?
- Не пропадем. Поедем пока в Эрфурт, а там посмотрим. Готово?
- Да.
- Тогда поедем.
- Подожди, Том, - сказал Билл. – Я хочу попрощаться с Якобом.
Старик появился через мгновение, ведя под уздцы своего коня и неся в руке увесистый мешок. Хмурый и сердитый, он едва взглянул на остальных, принимаясь привязывать ношу к седлу.
- А ты куда собрался? – улыбаясь, спросил Том.
- Куда-куда… с вами поеду, здесь мне делать нечего.
- Нет, Якоб, ты должен остаться здесь.
- Не останусь я. К Агнесс не вернусь, сам не хочу, да и она не пустит – поколотил я ее… Да и так мне что делать? Вы мне как родные, одних я вас не отпущу.
Том задумчиво кивнул.
- Я знаю, как ты к Биллу прикипел. Обещаю тебе присматривать за ним. – Билл опустил взгляд и хмыкнул. – Я хочу, чтобы ты остался и присматривал за людьми. Кто-то должен держать их в узде, а Йохан, чувствую, еще долго будет дурака валять. Я могу положиться только на тебя да на Хергера.
Якоб вздохнул и развел руками.
- Как скажешь, Томас. Эх, болит сердце, не хочу вас отпускать. Возьмите мой мешок, что ли, там тоже снедь кое-какая. Далеко не уезжайте только.
- А лучше – возвращайтесь, - добавил Хергер. – Мы вас будем ждать.
Том хлопнул дозорного по плечу, а Якоб прижал к себе Билла, по-отечески целуя его в макушку. Простившись, Том и Билл взобрались на коней и пришпорили их, отправляясь в путь. Хергер махнул рукой и побрел по лагерю, а Якоб долго провожал их взглядом, пока путники не скрылись из вида. Тяжело вздохнул, старик поднял голову вверх и посмотрел на начинающее темнеть небо.
- Присмотри уж за сыном-то, тебе сверху виднее, - произнес он. В сгущающейся синеве, словно в ответ, вспыхнула и тотчас погасла звезда.
Вечер плавно становился ночью, на счастье, тихой и звездой, мирно падал снег, дорога была легкой и пустой. Билл ехал рядом с Томом, и их кони шли так близко, что они касались друг друга коленями. Принц не сводил с Тома глаз, с удивлением видя, что произошедшее днем будто бы нисколько не потревожило его, не оставило отпечатка. Главарь был спокоен и даже доволен.
- Билл, спрашивай, не томись, - наконец, нарушил тишину Том, искоса поглядывая на принца.
- Да, я хочу знать… Почему ты не защищался, когда Йохан говорил все это? Почему не оборвал его, не сказал, что он лжет?
- Кое в чем он был прав. – Том ухмыльнулся, похлопав принца по колену. Билл смутился.
- И что? Об этом следует знать лишь нам двоим. А он наговорил таких гадостей! Почему ты молчал? Еще и вызвался добровольно покинуть стойбище. Нам ведь действительно некуда идти, негде укрыться. Ты выглядишь так, словно рад тому, что случилось.
- Я действительно рад. Ведь сбылось то, о чем я мог мечтать все эти годы.
- Ты мечтал об изгнании? – Билл поднял бровь, и Том усмехнулся.
- Ты же знаешь, что я ненавидел быть вождем. Люди, скот, забота о них – все это на самом деле было для меня обузой, лишним грузом. Не потому, что я ленив или глуп, а потому, что это не мое место, не моя судьба. Ведь ты не стал бы пасти коров.
- Не стал бы.
- А я бы с большей радостью пас коров… Пусть так, с позором, но я наконец отделался от этой доли. И я счастлив, Билл, у меня теперь есть все, что нужно. У меня есть ты и есть жизнь, которой я волен распоряжаться сам.
- Пожалуй, ты прав. – Билл протянул руку и положил ее на запястье Тома. – Большего и не надо.
- Единственное, о чем я сейчас переживаю, так это о том, сможешь ли ты жить так, не возненавидишь ли меня спустя пару дней скитаний.
- О чем ты говоришь? Я и так слишком многого натерпелся от тебя, чтобы отступить перед бродяжничеством и ночлегами в канавах.
Том рассмеялся, останавливая коня и придерживая Билла за руку. Конь принца тоже остановился и капризно заржал, норовя укусить за ухо некстати подвернувшегося собрата. Улыбка исчезла с лица главаря, и взгляд стал серьезным.
- Не оставляй меня, - тихо сказал он. Билл подался вперед, вжимаясь губами в губы Тома.
- Я никогда не оставлю тебя.
Налегке, не обремененные людьми и тяжелыми повозками, увязающими колесами в снегу, путники достигли города Эрфурта через два дня, почти не задерживаясь в пути на ночлег. Завернув в первый попавшийся на дороге постоялый двор, Том и Билл спешились, отдавая поводья подбежавшим мальчишкам, и вошли в трапезную, потирая онемевшие от мороза руки. Поеживаясь от пробирающегося под обмерзлую одежду тепла, они подошли ближе к огню, пальцы тут же стало покалывать и жечь.
- Эй, хозяин! – крикнул Том вглубь дома. Возле них тут же появился круглолицый коротыш, услужливо склоняясь. – Мне и моему… брату нужна теплая комната и плотный ужин. Мы провели в дороге несколько дней и чертовски вымотались.
- Как пожелаете. – Толстяк внимательно оглядел гостя, а затем перевел взгляд на Билла. Том заметил, что он сравнивает их, ища братское сходство, и нарочно громко откашлялся. Хозяин тут же отвернулся и провел постояльцев наверх, попутно отдавая распоряжение об ужине.
Комната находилась прямо над кухней, в ней было тепло и пахло едой. Том недовольно покосился на две отдельные койки, стоящие у противоположных стен, и поймал взглядом улыбку Билла.
- Что?
- Ты представил нас братьями, это меня рассмешило. Мы с тобой совершенно не похожи друг на друга, у тебя светлые волосы, а у меня темные. Хотя, если приглядеться…
Билл подошел ближе и прищурился, разглядывая лицо Тома, - гладкую линию лба, широкие брови, смеющиеся глаза, губы. Варвар сжал его локоть и притянул к себе.
- Почему бы и нет? Ну и что, что один из нас безродный бродяга, а другой будущий правитель с богатой родословной.
- Моя родословная самая обычная. Мой отец всего лишь халиф, потомок турецких завоевателей, а в жилах моей матери текла кровь египетских фараонов – разве это имеет какое-нибудь значение?
Том некоторое время смотрел на Билла, задумчиво поглаживая его по плечу.
- Я хочу есть, - наконец, сказал он. – Наверняка хозяева уже приготовили что-нибудь, идем.
- Сейчас, только умоюсь с дороги, глаза от ветра все заледенели.
Том оставил Билла, спустившись вниз, стол для гостей уже был накрыт. Хозяин двора развел руками, приглашая к ужину.
- Какие вести у вас в городе? – спросил Том, решив подождать принца и пока не приступать к еде. Ему не было любопытно, но скоротать время как-то было надо. Толстяк уселся напротив него и охотно начал говорить.
- О, господин, Эрфурт вообще-то скучный городишко, и происшествия у нас самые обычные. У нашего соседа недавно собака издохла, а лавочник товары вдвое дороже продает, чем должен, - вот и все новости. Хотя несколько дней назад все же случилось у нас нечто необычное.
Том лениво поднял бровь, прося этим жестом хозяина продолжать.
- К нашему наместнику в усадьбу сам король пожаловал! Представляете? Самолично, с рыцарями своими расположился.
- Неужели?
- Чистая правда! Да еще и не один – с ним гости из далекого Востока прибыли! Говорят, сам арабский повелитель прибыл, как его там. Не знаю, правда, что им в нашем городе запонадобилось, но бабы говорят, что ходили дружинники по домам и спрашивали у всех, не видали ли они кого-то там.
Том поперхнулся вином и застыл, чашка едва не выскользнула из его руки. Вино выплеснулось и стекало тонкой струйкой с его пальцев на поверхность стола. Едкое беспокойство затянуло душу, скручиваясь изнутри в тугой ком. Билла искали. Напрасно он втайне надеялся, что арабский правитель опустит руки, посчитав сына погибшим, что будет мирно горевать, сидя на троне в своей стране. И Билл не заговаривал уже давно о возвращении на родину, не выказывал тоски, и Том уже осмелился решить, что отныне и навсегда Билл будет принадлежать лишь ему.
Но халиф оказался столь же упрямым, как и его сын. И страх закрался в сердце Тома, страх встретиться с халифом и проиграть ему.
- Не говорите при моем брате про арабов, - произнес он, глядя в свое отражение в чаше. – Он их не любит.
- Чем это нас угощают? – Билл появился сзади и, проходя мимо варвара, незаметно скользнул ладонью по его спине. Том метнул на хозяина двора настороженный взгляд, и тот понимающе раскланялся.
- Билл, нам нужно как можно скорее уехать из Эрфурта. Может, даже после ужина.
- Что? Почему?
- Поверь мне, я знаю, что говорю. Мы должны ехать.
- Но, Том… я едва держусь на ногах от усталости. Да и ты тоже выглядишь неважно. Давай хотя бы переночуем, прошу, хотя бы одну ночь в тепле.
Том вздохнул, но возражать не стал.
- Хорошо. Но завтра утром мы уедем.
Принц пристально глядел на него, от былой радости не осталось и следа.
- Что с тобой? Что тебя гложет?
- Ничего, - подумав, ответил Том. – Наверное, ты прав, я все же беспокоюсь за своих, что теперь с ними будет.
Ужин прошел быстро и в полном молчании. После него они снова поднялись в свою комнату, и Том, задвинув засов, вдруг порывисто сжал Билла в объятиях и повалил на постель. Билл нежно целовал его, гадая, что могло так огорчить его возлюбленного и почему так неровно и испуганно бьется его сердце.
Том разбудил Билла с первыми лучами солнца, в городе еще было темно. Билл, собираясь, ворчал и сетовал, но не из-за того, чтобы был сердит, а чтобы скрыть свое недоумение и смутные опасения. Вчера вечером Том что-то видел или слышал, что могло бы принести им неприятности, и теперь старался увести его от них. Принц доверял варвару, поэтому послушно выехал за ним из города той же дорогой, какой они прибыли, и путники отправились в окружную, огибая широкую крепостную стену.
Но вскоре солнечный день и ясное небо сделали свое дело, и все тревожные мысли исчезли. Лицо Тома прояснилось, и Билл вздохнул с облегчением, вновь начав льнуть к нему и посылать многозначительные взгляды.
- Вот видишь, а ты не хотел покидать Эрфурт, - смеясь, заметил Том, когда разошедшийся Билл в очередной раз попытался достать его носком сапога.
- Все же там слишком много чужих глаз и ушей. Но ты мог бы и объяснить причину нашего быстрого отъезда.
- Хозяин таверны положил на тебя глаз, - ухмыльнулся Том. – А поскольку я сказал, что ты мой брат, а не кто-либо другой, он стал допытываться у меня, не хочу ли я сбагрить ему своего надоедливого братца.
- Ты лукавишь. Если бы он сказал такое, ты бы снес ему голову.
- Верно.
- Том, расскажи мне, что тебя так напугало? Я не мог спокойно спать всю ночь.
- Просто я узнал, что по городу ходит королевская стража. Вряд ли они знают меня в лицо, но испытывать судьбу лишний раз мне не хочется.
Варвар отвернулся, чувствуя, как его начинает мучить чувство вины за то, что приходится лгать Биллу. Он замолчал, разглядывая белоснежную даль, где-то далеко впереди вдруг резко переходящую в странного сиреневого цвета небо, и в этой дали светящимися на солнце жилками росли деревья.
- У меня в бурдюке кончилась вода, - с сожалением сказал Билл, тряся пустую флягу. – Я не проверил ее в городе, а надо было, теперь уж поздно.
- Наберем в следующем поселении. Или снега растопим.
Они поднялись на холм, щурясь от солнечных лучей, и Том вдруг натянул поводья, его конь встал на дыбы, пронзительно заржав. У подножья холма располагался большой лагерь, тут и там на флагах, доспехах и шатрах красовался герб королевского двора. Холодный пот прошиб Тома, и он принялся разворачивать коня, увязающего копытами в снегу. Принц с любопытством разглядывал лагерь.
- Билл, уходим. Скорее, пока нас не заметили!
- Подожди, это ведь герб Франкии, верно?
- Да, поэтому нам лучше убраться отсюда.
- Но, может, спросим у них воды? Только возьмем и уйдем…
- Нет, это слишком опасно.
- Ты сам сказал, что тебя не узнают. У них нет причин нападать на нас или брать под стражу. Мы лишь учтиво попросим воды, что в этом такого?
Том скрипнул зубами.
- Ладно, твоя взяла. Но я сам спрошу, оставайся здесь.
Билл нахмурился, уязвлено глядя на варвара.
- Что за недоверие? Чего ты опасаешься, того, что я сделаю что-то не так? Или ты думаешь, что я подъеду к ним и скажу, что я потерявшийся арабский принц, заберите меня? Что за глупость, я не собирался так поступать. А если бы и сказал, мне бы все равно не поверили.
- Я лишь беспокоюсь за тебя. У этих вояк нравы еще хуже, чем у самых матерых разбойников. Они, прикрываясь законом и церковью, творят такое, что и представить страшно.
Принц недоверчиво поглядел в сторону лагеря.
- Раз так, то нам, и правда, лучше уехать.
Они развернулись, намереваясь спуститься с холма, но грозные окрики заставили их замереть на месте – из лагеря в их сторону уже скакали воины, требуя остановиться.
- Проклятье! – ругнулся Том, по спине заструился холодный пот. Рыцари окружили их, тесня в сужающемся пространстве.
- Кто такие? Чего бродите тут? – выступил один из них, вероятно, главный.
- Мы путники, - спокойно ответил Билл. – Странствуем из города в город.
- Путники, говоришь? Небось, воровством промышляете?
- Вовсе нет. На пропитание зарабатываем помощью по хозяйству или боевое мастерство на ярмарках показываем.
Рыцарь придирчиво оглядел обоих и висящие на поясе ножны.
- Не думаю, что бродяги большим мастерством отличаются. Хорошо, бродяги, а ну-ка ответьте, слыхали что-нибудь про разбойничье варварское племя, которое Томас Шакал водит? Говорят, последний раз его в Саксонии видели.
Том сглотнул и опустил голову, волосы, выбившиеся из-под шлема, закрыли лицо.
- Нет, - уверенно сказал Билл. – Мы не ходим разбойничьими тропами.
- Эх, не везет нам сегодня. – Воин тряхнул головой и махнул остальным. – Поехали обратно, оставьте их.
- А не найдется ли у вас, доблестные, немного воды для нас? – крикнул им в спину Билл, и Том застонал, рассерженный. - Мы не знаем, когда доберемся до ближайшей деревни.
- Да найдется, отчего нет. Айда с нами в лагерь, наберем вам.
Принц улыбнулся варвару, но в ответ получил лишь недовольный взгляд.
Подъехав к лагерю, командир отряда перекинулся парой слов с кем-то, указывая на путников, и тот кивнул, забирая у Билла пустые фляжки. Том воровато озирался по сторонам, мысленно прося бурдюки наполняться быстрее, - странное предчувствие разгоралось в нем, сводя с ума. И кое-что, увиденное им, заставило его насторожиться, мгновенно подобраться, сжав в руке рукоять меча. К ним медленно брел неизвестный смуглый человек, с закутанной головой и смоляной курчавой бородой, он во все глаза смотрел на Билла, пожирая его взглядом. Том сделал шаг вперед, готовый в любой момент выхватить меч из ножен и напасть.
Билл с благодарностью принял обратно раздувшийся бурдюк и поднял взгляд на приближающегося мужчину.
- Принц Абильхан? – шепотом произнес мужчина на чистом арабском. Билл изумленно молчал, смутно вспоминая стоящего перед ним человека. – Принц Абильхан, неужели это ты?
- Абдулла? - Глаза Билла расширились, и он, вздрогнув, выронил из рук ношу. Вода выплеснулась, застывая льдинками на снегу.
- Принц Абильхан, родимый! – Абдулла с криком повалился на землю, утыкаясь лбом в холодный снег у ног Билла, и принялся целовать его затертые сапоги. – Как же мы искали тебя, как ждали! Слава Аллаху!
Франкские воины недоуменно смотрели на происходящее и переговаривались. На восторженный голос Абдуллы уже спешили остальные арабы и, не веря своим глазам, падали на колени, складывая ладони в молитвенном жесте. Билл несмело улыбался, боясь дышать.
- Что там за крики? – спросил Людовик, отрываясь от шахматной партии против халифа. Встав, он подошел к пологу шатра и откинул его, недовольно глядя на стражу. – Что за шум?
- Ваше Величество, это арабы шумят, - пожал плечами один из воинов. Людовик повернулся к Шахджахану.
- Ваши солдаты, халиф, устроили переполох. Не желаете разобраться?
Шахджахан вышел из шатра вслед за королем, но на полпути к месту шума его едва не сбил с ног запыхавшийся Хаким. Визирь схватил халифа за руку и забормотал, заикаясь:
- Господин, люди сошли с ума! Они приняли какого-то оборванца за принца Абильхана! Это немыслимо! Это же…
Речь Хакима прервал возглас Шарифа, семенящего навстречу халифу. Мудрец всплескивал руками и, не стесняясь, плакал в голос.
- Дитя! Господин, дитя нашлось! Слава Аллаху!
Шахджахан оттолкнул советника и бросился вперед, выискивая в толпе сына, бежал, поскальзываясь и едва не падая.
Принц счастливо смеялся, окруженный причитающими и норовящими обнять его людьми, воины, стражники и мудрецы, сопровождавшие его, наперебой славили Аллаха и целовали ему руки.
- А отец? Где мой отец? – Билл вытянул голову и даже подпрыгнул, но не мог ничего увидеть.
- Позовите халифа!
- Халиф идет!
Растолкав слуг, Шахджахан прорвался к тому, кого называли его сыном, и остановился, как вкопанный. Перед ним стоял худой бледный юноша со спутанными волосами и обветренным лицом, но халиф узнал его по улыбке, по озорному блеску в глазах. Почувствовав, как что-то напряженное, держащее в плену печали долгие темные дни лопнуло в груди, халиф покачнулся и шагнул вперед, прижимая к себе потерянного сына, так крепко, насколько хватило сил.
- Абильхан, сынок… Дорогой мой, наконец-то! Аллах смилостивился! Я уж думал, что не увижу тебя больше…
Шахджахан порывисто поцеловал сына в лоб, в мокрые щеки, в глаза, а Билл мог только улыбаться, растеряв вдруг все силы говорить. Слезы радости и облегчения хлынули наружу, и теперь принц мелко дрожал, судорожно цепляясь за отца.
Том молча смотрел стекленеющим взглядом, как Билл исчезает за спинами галдящих арабов. Выкрикнул пару раз его имя, но принц не услышал. Среди темных голов мелькнула одна в золотом платке, и Билл утонул в объятиях высокого мужчины, похожего на него. Том понял, что это и был халиф, от встречи с которым он пытался увести Билла, а привел прямиком к нему.
Толпа вновь сгустилась и двинулась от него, уводя в себе так внезапно и так ярко расцветший смысл его грязной жизни, полной когда-то ночных видений и страхов. Билл стер это из его жизни взмахом тонкой руки - а сейчас он уходил, оставляя его одного, забирая свой драгоценный дар. И пустая любовь, оставшаяся ему в воспоминание, жгла и мучила израненную душу сильнее кровожадных бесов мести. И зов ее было невозможно утолить.
Том очнулся и провел ладонью по лицу, огляделся по сторонам. Среди снующих и суетящихся воинов никто не обращал на него внимания. Сзади, нетерпеливо топчась на месте, пофыркивал его конь, словно напоминая о лежащей перед ним дороге. Том в последний раз посмотрел на уводимого от него Билла и отвернулся.
- Я обещал отпустить – я отпустил. С отцом ему будет лучше, чем со мной. В конце концов, кто я и кто он. – Том ухватился за седло и низко опустил голову, зажмурившись. Прихлынувший к глазам жар заставил его содрогнуться и стиснуть зубы. Совладав с собой, Том подтянулся и устроился в седле. – Мне больше нет места рядом с ним. Все кончено. Прощай, принц Абильхан…
Том дернул поводья и вогнал каблуки сапог в бока коня. Конь сорвался с места и вылетел из лагеря, выбивая копытами комья снега. Через несколько мгновений он скрылся из вида.
Билл выворачивал шею, пытаясь разглядеть стоящего позади Тома. Один раз он смог увидеть в просвет между головами знакомый хвост светлых волос, метнувшийся, как хвост лисицы. Билл пытался остановиться и открыть рот, чтобы позвать его с собой, пытался махнуть рукой, но его подталкивали в спину, руки перехватывали и сжимали, покрывая мелкими поцелуями. Принц был безмерно рад долгожданной встрече с отцом, Шахджахан не выпускал его из рук, беспрестанно обнимая и засыпая вопросами. Отвечая что-то невпопад, Билл оглядывался, но любимый был потерян из виду, и в груди нарастало волнение.
У самого полога королевского шатра процессия, наконец, остановилась, и халиф с гордостью в голосе сказал встречающему их Людовику:
- Вот, король Людовик, вот мой сын принц Абильхан! Живой и невредимый!
- Видимо, Бог услышал наши молитвы, и наши старания окупились, - с улыбкой ответил король, разглядывая взъерошенного Билла. – Я рад вашему воссоединению, халиф. Позвольте пригласить вас к столу, юный принц наверняка голоден.
- Пойдем, дорогой, поешь, как следует. Ты так исхудал, что мне больно на тебя смотреть. – Шахджахан улыбнулся, и в уголках его глаз заблестели слезы. – Абильхан… Я бы выпорол тебя, как мальчишку, но меня не слушаются руки. Ты бы знал, что я пережил, разыскивая тебя. Но мне страшно представить, что пережил ты.
- Не волнуйся, со мной не случилось ничего плохого. Я встретил замечательных людей, многому научился. Я обязательно все расскажу тебе, как только приду в себя. А сейчас я хочу познакомить тебя с одним человеком, который стал для меня очень дорог за это время. Его зовут Том, и он сделал все, чтобы мне жилось хорошо.
- И где же этот человек? За его доброту я велю осыпать его золотом, дам столько богатства, сколько сможет унести.
Билл улыбнулся и огляделся вокруг. Среди любовно глядящих на него арабов Тома не было. Не было его и среди стоящих поодаль франков.
- Наверное, остался возле коней, - пробормотал принц. – Я схожу за ним.
- К чему же самому? Пошли за ним кого-нибудь из слуг.
- Нет. Я позову его сам.
Халиф неохотно выпустил руку Билла из своей ладони и ревниво смотрел ему вслед, пока сын бежал вдоль лагеря, ища своего нового друга. Он боялся, что долгожданная встреча лишь сон, мираж, который развеется, как только он моргнет.
- Том! – крикнул Билл. – Том! Где же он? Том! Куда ты делся?
Билл вернулся на место, где они набирали воду, и растерянно выдохнул, увидев только свою лошадь, брошенную среди дороги. Тома не было, как не было и его коня. Билл прошел вперед, ощущая нарастающее отчаяние и боль.
Том оставил его, уехал, ни сказав ни слова. Не дождался, не понял, бросил одного, унес с собой половину его сердца.
- Ушел… - прошептал Билл, беспомощно глядя вдаль. – Ушел! Нет! Что ты наделал, Том? Том!
Поднялся ветер, безжалостно трепля его черные пряди. Крупный колючий снег засыпал лицо и грудь, опускаясь сквозь одежду и кожу в душу, выстилая горечи ледяную дорогу.
Стойбище молчало, погрузившись в пугливую тишину. Где-то среди повозок надрывно выла какая-то женщина, раскачиваясь на месте, по привычке укачивая хныкающего ребенка. Все мужчины, от дряхлых стариков до молодых, стояли посредине лагеря, и смотрели друг на друга, ожидая, что кто-нибудь из них подаст голос. Их семьи прятались по укрытиям, боясь произнести хоть звук, и не было ни одного, кто бы не вспомнил изгнанного вон главаря, что мог бы спасти их от нагрянувшей беды.
Королевские конники напали внезапно, под утро, ворвались в сонное стойбище, вытаскивали наружу из постелей ничего не понимающих варваров и вышвыривали их на морозный воздух. Они переворачивали сундуки, рылись в вещах, как лисы в мышиных норах, ломали хрупкие простенки и заглядывали под днища. Не найдя того, что они искали, воины окружили варваров, наставив на них оружие и угрожая стрелять из лука по всем, кто вздумает бежать.
Хлодвиг сжал кулаки, похрустев ими, и сказал стоящему рядом соратнику:
- Не зря я уговорил короля разделиться, без него мы управились гораздо быстрее. Араба не нашли, ну и черт с ним, убили его давно, что тут думать. Зато Шакала найдем, прославимся.
- Только что-то эти выродки помалкивают, не выдают этого Шакала. Мы с ребятами им уже и угрожали, и плату сулили, а они только молчат да таращатся на нас. Не понимают, что ли? А ты уверен, что это именно Шакальи люди?
- Уверен, я его по людям Ангуса узнал. Все они понимают. Нет, здесь по-другому надо. Сам попробую.
Бряцая начищенными доспехами, Хлодвиг подошел к варварам и внимательно оглядел их, остановив взгляд на Якобе.
- Ладно, болваны, в последний раз по-хорошему обращаюсь. Выдайте нам своего главаря Томаса Шакала. А взамен мы вас всех освободим, будете свободными честными людьми. Никто не пострадает, только Шакала отдать нужно.
- Откуда нам знать, что не обманете? – спросил Якоб, подозрительно сощурившись. – Мы вам Шакала, а вы нас постреляете всех и дома наши пожжете. Не верим вам.
- Рыцарскому слову не верите? А мы вам перед лицом Господа поклянемся, именем короля нашего Людовика.
Якоб отмахнулся.
- Ерунда! Мы и Богу не верим, а уж королю и подавно.
- Ты, дурень старый, прекрати нахальничать. Говорю – не тронем вас, чтоб мне голову отсекли, коли совру. Давайте Шакала сюда!
Старик отошел к своим, и варвары сгрудились вокруг него.
- Что делать будем? Якоб, посоветуй. По следу Томаса их послать?
- Вечно мне разгребать, не жалеете мои старые кости. Не будем мы наших выдавать, и так виноваты. Раз клянутся нас в покое оставить, значит, надо им отдать.
- Кого?
- Того, кто недоглядел за нами. Вождем себя возомнил, а сам ни еду добыть не может, ни атаку отразить.
- Томас бы давно в дозор послал, мы бы были предупреждены, что опасность идет, да ушли давно, - подхватил Хергер.
- Ну что, выгнали Томаса, а сами попались, как кур в ощип, - удрученно сказал Якоб. – Пора самим выбираться. Ну, кто за то, чтобы избавиться от напасти, поднимай кулаки!
Ворота конюшни с грохотом распахнулись, варвары прошли в самую глубь. В несколько рук разгребли наваленное стогом сено и за ногу вытащили упирающегося Йохана.
- Ай, отпустите меня! Вы что делаете, псы блохастые, вождя своего выдать решили? – заскулил Йохан.
- Вылазь да отвечай, как подобает вождю. Бросил нас, а сам трусливо спрятался, как девица! С тобой королевский посол говорить хочет, а ты сидишь в говне и трясешься.
- Королевский? – Йохан вытянул шею и поднялся на ноги. – Тогда другое дело, если от самого короля ко мне прибыли, стану говорить.
Йохан вышел из конюшни, отряхивая с одежды солому. Он встал перед Хлодвигом, горделиво задрав голову, - рыцарь был выше его на целую голову.
- Ты, что ли, Томас Шакал, прославленный разбойник и душегуб? – насмешливо спросил Хлодвиг.
- Какой еще Томас? Нет, я теперь вождь этого славного варварского племени! Я, Йохан Гривастый Лев! А вашего Шакала выгнали с позором.
Хлодвиг перевел недоверчивый взгляд на Якоба и нахмурился.
- Нет у нас больше Томаса, - отозвался бородач. – Ушел он от нас, а потом мы нашли его в лесу, растерзанного зверями.
Королевский конник почесал шершавый подбородок.
- Незадача. Подох, значит? Тем лучше для него. Так и быть, вяжите этого. Скажем, что это он Шакал.
Воины обступили Йохана, валя его на землю и стягивая на нем путы. Варвар заверещал и забился, пытаясь освободиться, но тщетно. Взвалив пленника на круп лошади, конники собрались и потянулись из стойбища. Хлодвиг взобрался в седло и бросил варварам через плечо:
- Я свое слово держу. Но указы отдает король, так что ему решать, оставить вас в покое или нет.
Едва рыцари скрылись из вида, как Якоб метнулся в конюшню, выводя своего запряженного коня.
- Значит так, - крикнул он. – Йохан молчать не станет, живо проболтается. Хергер, Карл и остальные, собирайте лагерь, натачивайте мечи! Я поеду вдогонку Томасу и верну их с Биллом обратно. Буду скакать день и ночь, но догоню их!
Якоб пришпорил коня и под дружные крики варваров покинул стойбище.
Разлука уменьшает умеренную любовь и увеличивает сильную подобно тому,
как ветер тушит свечу и раздувает огонь.
Ф. Ларошфуко
Колючий зимний ветер трепал стяги и тонкие пологи шатров, и их жалобный треск единственный нарушал уставшую тишину лагеря франков. Людовик нервно стучал пальцами по столу и вздыхал, подавляя нарастающее нетерпение. Не выдержав, он встал и прошел в соседний шатер, где расположился его восточный гость.
Шахджахан привстал в знак приветствия, увидев короля, а его сын не шелохнулся, едва кивнув головой. Людовик опустился в резное кресло рядом с халифом и вкрадчиво спросил:
- Халиф, ваш сын уверен, что не стоит послать на розыски этого сбежавшего юноши? Бесполезно дожидаться его возвращения. Мы стоим уже два дня, и пока к лагерю не приближался никто, кроме лис и волков.
Халиф повернулся к сыну.
- Абильхан, король Людовик прав. Ни к чему тратить время. Твой друг не вернется.
- Прошу, подождем еще один день. Вдруг он передумает?
- Принц Абильхан, приношу извинения, но мы не барышни, чтобы ждать, когда соизволит вернуться какой-то ветреный мальчишка. – Билл поджал губы, и король обратился к Шахджахану. – Халиф, я обещал вам помочь отыскать сына. Теперь он с вами, и мне хотелось бы вернуться к своим обязанностям. Моя страна не ждет.
- Я понимаю.
- Помнится, я приглашал вас с сыном в Ахен, чтобы отпраздновать ваше воссоединение. Поедем, после такого долгого испытания вам обоим должно отдохнуть. Я настаиваю на том, чтобы вы были моими гостями.
- Мы бы с удовольствием остались, но нам тоже пора ехать. Вы знаете, что случилось за время моего отсутствия в халифате. Я должен как можно скорее вернуться и положить конец бесчинствам моего брата.
Билл встревожено взглянул на отца, осознавая, что его давние опасения подтвердились.
- И то верно. Но, позвольте заметить, с вами недостаточно воинов, чтобы выступить против армии, которую соберет ваш брат. Как ваш союзник, я не только обязан, но и буду очень рад дать вам в подмогу своих людей.
- Благодарю вас. – Шахджахан благодарно поклонился, и король, улыбнувшись, оставил шатер.
- Что случилось? Аль-Мамун захватил власть? – нахмурившись, спросил Билл. Халиф, помедлив, кивнул, и принц вскочил с места, отходя в угол. – Я так и знал! Я знал, что он что-то замышляет! Он всю жизнь плел свою паутину вокруг нас, мечтал избавиться…
- Почему же ты не поделился со мной своими опасениями?
- А ты бы стал слушать? Я ведь говорил тебе, что его излишняя доброта и беспокойство не внушают мне доверия. Он скользкий, как уж, он везде совал свой нос! Но он твой брат, ты им дорожил, и я не мог просто взять и ткнуть в него пальцем. Я надеялся, что заблуждался.
- А заблуждался как раз я. – Халиф горько вздохнул. – Кто бы мог подумать, что мой брат способен на такое. Когда умирал мой отец, он взял с нас клятву, что мы всегда будем рядом, что будем помогать друг другу…
Билл задержал дыхание, и его рука, поднятая в гневном жесте, скользнула в воздухе и повисла. Ровные синие полосы на белой стенке шатра задрожали перед глазами и пошли мелкой рябью.
- Клятвы… - тихо повторил он. – Ничего не значат. Они даются и берутся, как дешевая безделушка. Глупая ненужная вещица.
Шахджахан встал и подошел к сыну, разворачивая его к себе и кладя ему ладони на плечи. Лицо принца было серым от тоски.
- Абильхан, что с тобой? Что случилось с моим веселым и жизнерадостным сыном? Ты мало ешь, почти не спишь. Все время думаешь о чем-то, а когда я зову тебя по имени, не сразу откликаешься, словно я обращаюсь не к тебе.
- Я просто отвык, - повел плечом Билл. – Абильханом меня здесь никто не называл. Меня звали Билл.
- Билл… Слишком просто для тебя, мой дорогой. Ты принц и достоин более звучного имени.
- Только потому, что я принц? – Билл поднял бровь и внимательно поглядел на отца. Халиф наклонил голову, разглядывая его.
- Расскажи мне все, Абильхан. Расскажи, что было, что ты пережил. Ты так переменился, что я почти не узнаю тебя. Я знаю, что ты провел это время среди темных людей, поэтому с твоим появившимся невежеством и дурными манерами я могу смириться. Но твои суждения мне непонятны и даже настораживают. Я смотрю в твои глаза и вижу в твоей светлой душе скорбь и страх.
Принц опустил голову и высвободился из объятий отца.
- Я боюсь за Тома.
- А что за него бояться? Он же тоже воин, знает эти места, может за себя постоять. Не пропадет.
- Нет, я о другом. Слишком долго объяснять и слишком тяжело.
- Ничего, я попробую понять, и время у нас есть. Мы всем делились всегда. Неужели это злое приключение разделит нас? Ты можешь не сомневаться, я все тот же и готов выслушать. Все, с самого начала, сколько бы времени и наших душевных сил это не отняло.
- Поймешь ли? – Билл усмехнулся и набрал полную грудь воздуха. От волнения его мелко затрясло, и он обхватил себя руками. – Однажды ночью я проснулся, вышел из своей повозки и увидел, как мои слуги улепетывают, что есть мочи, бросив меня одного среди вооруженных до зубов разбойников. Эти варвары хотели поживиться нашим добром, а достался им я. Поначалу мне пришлось тяжело. Аллах уберег, меня не трогали, не измывались, но я был пленником, бесправным. Надо мной смеялись и низко шутили. Несколько раз я чуть не погиб, мог утонуть в реке и быть задранным зверем…
Шахджахан опустился на стул и положил голову на руки.
- … но всякий раз меня спасал Том. Презирал меня, ненавидел, но спасал. Он был грубым, жестоким, его все боялись и сторонились. А я… а для меня он стал всем. – Билл зажмурился и заговорил быстрее, распаляясь. - Я знал, что он может быть опасным, но когда он подходил ко мне, мое сердце начинало биться вдвойне быстрее. Его взгляд был убийственным, острым, как наша дамасская сталь, ядовитым, как жало кобры. Но если он не смотрел на меня, это было еще большим мучением. Я не мог больше терпеть это. Я просто заставил его увидеть меня!
Билл обернулся и посмотрел на халифа. Тот сидел, непонимающе глядя на сына, а на лбу его пролегла глубокая морщина.
- У нас был долгий путь, - уже тише произнес принц. – Мы обжигались друг о друга, ранили друг друга. И были такие мгновения, которые убивали нас, не оставляя ничего, что могло бы позволить жить дальше. Я мечтал вернуться домой, забыть обо всем, зажить в беззаботной радости, не помня его имени. Жить, как раньше…
- Так и будет, Абильхан. – Голос Шахджахана дрожал. – Я заберу тебя домой, и все останется в прошлом. Больше не будет страданий и метаний. Ты станешь прежним, моим сыном.
- Ты не понял, отец. Я не могу вернуться, не могу уйти просто так. Я должен увидеть Тома, поговорить с ним. Пусть он оставил меня, но я его не оставлю.
- Что это значит? Разве ты не хочешь вернуться домой?
- Хочу. – Билл поник и сел подле отца. – Моя душа по-прежнему рвется в пески и камни Дамаска. Но сердце навсегда потерялось в здешних лесах. Том увез его с собой.
Принц прижался щекой к колену отца и тяжело вздохнул, прикрыв глаза. Халиф молчал, отстраненно гладя его по голове. В голове Шахджахана роились десятки мыслей и вопросов, но что сказать, он не знал. Из всех предположений о судьбе его сына верным оказалось то, о каком он и помыслить не мог. Но момент решения подошел, и халиф, проглотив ком в горле, сказал тихо и уверенно:
- Любовь ранит, Абильхан, но все раны со временем заживают. Они рубцуются в нашей памяти и остаются как напоминание о прошлых ошибках.
- Ты меня осуждаешь? – Билл поднял голову. Отец помедлил.
- Я не знаю. Судить имеет право только Аллах.
- Но ты его наместник на земле.
- Тебя я не смогу судить непредвзято. Ты и сам знаешь, что мужеложство это грех. Именно поэтому ты должен вернуться со мной, пока еще не поздно. У тебя нет другого выбора.
- Но Том…
- Он как раз уже сделал свой выбор, когда уехал. И я считаю его выбор разумным. Уедем, Абильхан. Наша родная Сирия и весь халифат в опасности. Там ты нужен больше.
Билл еще смотрел в глаза отцу со слабой надеждой, но тяжелого груза правды было не отринуть. Задушив в себе рвущиеся наружу слезы протеста, он покорно склонил голову.
Пурга заунывно тянула свою песню и заново покрывала лесную дорогу снегом, засыпая испортившие ее белое покрывало следы-пятна. Сухой и колючий снег летел в лицо и за шиворот, залетал в глаза, заставляя их слезиться, - а может, вовсе и не он был причиной соленой влаги, струившейся по щекам. Том вытер рукавом лицо и еще раз оглянулся. За спиной вставала только кружащаяся над землей непогода.
Мчась во весь опор прочь от лагеря, он не чувствовал ничего, кроме ветра, а теперь, привалившись к замерзшему дереву, Том жалел о своем поступке. Но возвращаться было поздно, да и ветер, разгоняя сугробы, спрятал дорогу из вида. Не было сил и желания садиться на взмыленного коня и продолжать свой путь в никуда. В стойбище его не ждали, и Билл не появлялся из пелены, умоляя вернуться. И не подъезжали закованные в латы всадники, несущие долгожданное избавление на острие меча. Были только холод и мрак.
За спиной вдруг отчетливо послышался приближающийся топот, басовитое «Тпру!» и возмущенное конское ржание. Поняв, что ему не кажется, Том поднялся с земли и выглянул из-за дерева. Мужчина, закутанный в плащ по самые глаза, стоял у его коня и растерянно озирался по сторонам. Завидев Тома, он взмахнул руками и бросился к нему с возгласом:
- Черт побери, Томас! В прятки играть удумал?
Схватив Тома за ворот, запыхавшийся Якоб несколько раз встряхнул его.
- Откуда ты здесь? – произнес Том еле шевелящимися губами, ощущая смутную радость.
- По грибы пришел! За вами еду, конечно же, что же еще? Постой-ка, а где Билл?
Тупая резь в груди привычно напомнила о себе, Том прислушался к ней со слабой улыбкой.
- Да ты чего тут, совсем окоченел? Где Билл, спрашиваю!
- Не волнуйся, он в порядке. Он встретил своего отца.
- Отца? – Якоб разжал руки и недоверчиво посмотрел. – Как? Где?
- Под Эрфуртом королевский лагерь. Там-то и встретил. Они как раз его искали. Ну, и нашли…
Бородач оглядел Тома и неуверенно произнес:
- Раз так, то ладно… А ты тогда чего тут мерзнешь? Погоди-ка, чего усмехаешься? Неужто погнали тебя?
- Нет. Я сам ушел. Мое время рядом с Биллом вышло.
- Он сам это тебе сказал? – помолчав, спросил Якоб.
- Нет, ему было некогда говорить. У него там отец, который его искал, куча слуг, падающих ему в ноги. Он не будет долго думать, соберется и уедет в свою страну, где снова будет принцем. Зачем ему тратить время на объяснения со мной?
- Так ты уехал, не поговорив с ним? Просто сел на коня и смылся?
- Какой может быть разговор, Якоб? Он скажет, что благодарен мне за заботу, его отец отсыплет мне золотишка, и меня выставят, как приблудившуюся собаку. Только мне не нужно золото, мне Билл нужен. Да ладно, я уже говорил, что не имею права, мое дело в стороне стоять.
Том махнул рукой и отвернулся. Вдруг что-то тяжелое ударило его в затылок, и в глазах потемнело. Том изумленно обернулся, хватая ртом воздух и держась за голову.
- За что?
- Дубина! Чурбан неотесанный! – взревел Якоб, потрясая кулаком у самого носа Тома. – Дурак деревенский! Давно надо было тебе всыпать, чтобы дурь из башки выбило! Мало тебе одной оплеухи, сейчас еще добавлю…
Старик замахнулся, но Том отпрыгнул, уворачиваясь.
- Ума лишился, старый? Чего дерешься?
- Это ты ума лишился, дурень! Нет, чтобы головой думать да счастье свое беречь, вечно надо дурость какую учинить! Домой Билл поедет, значит, да? Забыл ты, что ли, сопливый ребенок, что дом его врагом захвачен? Куда он поедет-то, в лапы тирану какому?
Том опустил руку, потирающую затылок, и выдохнул.
- Черт, верно… забыл я.
- Да ты и не помнил поди. Ты ж у нас обделенный самый. Давно я заметил, что Билл к тебе всей душой, для тебя все делает, о себе забывает. А ты один для себя существуешь на свете. Хоть бы раз о ком другом подумал! Вот уехал ты сейчас, а дальше что? Не подумал, как там Билл без тебя будет? Отец – это одно, так ведь тебя он не заменит. Пустоголовый ты, Томас, как горшок, сам арабский принц тебя выбрал, а ты поступаешь так.
Том моргнул, звон в голове рассеялся, сменяясь нарастающим гневом на самого себя.
- Ты прав… Что же я за человек такой? Сколько мне Билл добра сделал, а я так плачу ему. Я должен вернуться!
Он кинулся к лошади, хватая ее под уздцы и пытаясь усмирить сопротивляющееся животное.
- Куда? – крикнул Якоб. – Моего бери, моего! Он посвежее будет. Вот что, Томас, скачи обратно, ищи Билла, останови их! А я поеду к нашим, соберу всех. Дождитесь нас, вместе в Арабию пойдем, дом нашему Биллу отбивать!
Зима присмирела, притихла, испуганно сторонясь всадника, разрезающего ее узорчатые занавеси снегопада неудержимым скачем. Он проносился, и после него, казалось, колеблются в воздухе всполохи пламени, тут же тающие среди снегов. Конь хрипел и возмущенно ржал, высоко вскидывая копыта, но послушно нес своего седока вперед, зараженный его стремительным запалом. Том ушел из лагеря два дня назад, но пройденная дорога словно сама крутилась ему навстречу, приближая миг встречи.
Том не удивился, увидев, что место лагеря опустело, и на нем остались только множество следов и врытые в снег деревяшки. Не останавливаясь, он пустился по следу, как собака, ведомый не нюхом, но зовом своего сердца, оставленного Биллу. Вниз, через исток Везера, туда, где на запад поворачивает заледеневший Майн. Туда, откуда сквозь сплошной заслон снега и опускающейся ночи на него смотрели любимые глаза.
На рассвете, в ясном и чистом от прошедшего снегопада утре он увидел впереди уходящих франков и, в последний раз отчаянно вогнав каблуки сапог в дрожащие от усталости бока лошади, рванул вперед. Стражники поворачивались на его окрики, останавливались, щурясь, пытаясь понять, кто несется им вслед и грозит ли опасность. Догнав их, Том взмахнул рукой, что-то прокричал и упал из седла в снег…
Нестройные отдельные звуки постепенно начали складываться в речь, и в этой речи умиротворяюще и нежно звучал голос Билла. Том сморщился и приоткрыл глаза. Окружающее шло кругами, предметы переливались один в другой.
- Билл… - Во рту все пересохло, и родное имя вышло хриплым стоном.
- Том, ты очнулся! – Принц сжал руку варвара, с облегчением вздыхая. Тряпка на лбу Тома высохла, и Билл вновь смочил ее в воде прежде, чем вернуть назад.
- Билл… скажи им… наши придут, Якоб приведет их… скоро, пусть подождут… надо подождать…
- Не говори ничего, береги силы. Тебе нужно выспаться, после поговорим.
- Билл…
Теплое безвкусное питье проникло в горло, смягчая жжение и сухость. Том снова провалился в целительный сон.
Пробуждение было на удивление легким и приятным. Том не без опаски открыл глаза, но рези в них и боли в голове не было. Приподнявшись, он огляделся, отмечая роскошь убранства шатра. Полог отодвинулся, и в шатер вошел Билл, а за ним мужчина в богатых одеждах. Увидев принца, Том едва сдержался, чтобы не вскочить и не кинуться к нему, он помнил о своем деле.
- Билл, - начал он. – Я должен сказать кое-что твоему отцу, ты передашь ему?
- Говори так, он знает ваш язык, - пожав плечами, ответил Билл. Том выдохнул, поняв, что принц таит на него обиду.
Халиф смотрел на него с недоверием и неким любопытством, под его пристальным взглядом Том чувствовал себя неуютно. Но глаза не отвел, обратившись к нему напрямую. Как говорить с правителем, Том не знал, поэтому начал с главного:
- Скоро подойдут люди, они друзья Билла. Мы знаем, что творится в вашей стране, и хотим помочь.
Шахджахан удивленно открыл рот и перевел взгляд на сына. Билл сам выглядел пораженным.
- Но как? – спросил он. – Ведь нас же выгнали, как они могут прийти?
- Якоб приведет их. Он соберет всех мужчин, способных далеко идти и драться.
- А сколько этих людей? – спросил халиф. – Каково их мастерство?
- Нас не так много, но мы хотим вступиться за Билла. Он стал нам всем родным. – Том сглотнул, покосившись на принца. – И, может, мы не владеем мастерством красиво сражаться, зато в смелости нам не откажешь. Если вы разрешите нам идти с вами, вы убедитесь, что мы не сбежим с поля боя, как трусливые зайцы.
- Что ж… - Шахджахан задумчиво пригладил бороду. – Я должен посоветоваться с Людовиком. В конце концов, нам действительно нужны воины.
Халиф еще раз оглядел варвара и своего сына и вышел из шатра, понимая, что им предстоит трудный разговор.
Билл поймал молящий взгляд Тома и отвернулся. Обида ощущалась сильнее в его присутствии, но радость от встречи все же согревала душу.
- Зачем ты вернулся? Я благодарен Якобу и остальным, но они нам не помогут. Ты зря проделал такой изнурительный путь.
- Дело не только в нашей вам помощи. Я совершил ошибку, уехав.
- И ты вернулся исправить ее?
- Да!
- Как? Ты исчез, не удосужившись обронить ни словечка. Просто растаял в воздухе. Я сходил с ума, боясь, что с тобой могло что-то случиться. Думаешь, можешь просто уходить и возвращаться, когда вздумается?
- Я сглупил, признаю! Прости меня за это! Я увидел, как ты счастлив встрече с твоим отцом, как эти люди тебя окружают, а я остался в стороне…
- И ты подумал, что я забыл о тебе?
Том виновато опустил голову.
- Я посчитал, что больше не нужен тебе.
- Как ты мог так решить? Том, ты взял с меня клятву и сам нарушил ее!
- Прости. – Том опустился обратно на скамью и спрятал лицо в ладонях. – Я просто боялся потерять тебя. И сейчас боюсь. Я привык к презрению к себе от других людей, но увидеть это в твоих глазах было бы для меня невыносимо. Пока мы были вдвоем, я знал, что нужен тебе. Но сейчас…
- А что сейчас? Что изменилось?
- Все, а больше всего я сам. Ты вернешься домой и вновь станешь принцем, тебе придется, ведь не будет нужды терпеть кого-то и выхаживать, как меня. Но я так не смогу, мне уже не стать Шакалом, я простился с ним. Ты сделал меня другим, приручил. Как я буду жить, когда ты уйдешь?
Билл прерывисто вздохнул, смягчаясь и переставая злиться. Он подошел к Тому и сел рядом, обнимая его. Том судорожно вцепился в Билла, вдыхая его запах.
- Ты кое в чем заблуждаешься, - грустно ответил Билл. – Во мне тоже изменилось слишком многое, чтобы легко все забыть. Все, что случилось с нами, вообще не забыть. Нам обоим никогда не стать прежними. Я смотрю на своего отца, учителей и слуг и думаю, что это среди них я уже словно гость. Словно моя настоящая жизнь – рядом с тобой, в стойбище, среди варваров. Я врос в эту грубую одежду, я лучше чувствую себя в седле, чем сидя в кресле с расшитой золотом накидкой, я давно не молился Аллаху… Я не знаю, сколько времени мне понадобится, чтобы снова привыкнуть быть принцем, смогу ли я вообще снова стать им. Тот, кем я стал теперь, противится этим переменам.
- И кто же ты теперь?
Билл лег, сворачиваясь в клубок, и потянул к себе Тома, прижимая ладони к его груди.
- Я – это ты.
Том обнял Билла, переплетаясь с ним, обвивая руками его худую спину, зарываясь лицом в волосы. Принц издал тонкий звук и замолчал, застыв в горячих объятиях, изредка шумно и тяжело выдыхая во влажную шею.
Солнце вставало и садилось, но обещанное подкрепление не подходило. Оставленный халифу Людовиком грозный военачальник Рольф бранился и сплевывал на землю, грозясь самолично пересчитать ребра каждому чертову варвару, если тому не поздоровится попасться на его пути. Его воины бесцельно бродили по лагерю, маясь от скуки и проводя время за распитием вина и драками. Шахджахан все больше мрачнел, поглядывая на Тома, расхаживал по шатру и громко вздыхал, показывая, как надоело ему пустое ожидание. В такие моменты Билл старался занять его чем-нибудь, вспоминая из своей жизни среди варваров новые занятные истории, пересказывал услышанные от Якоба легенды – словно становясь тем самым незримой стеной между отцом и возлюбленным, опасаясь гнева первого и нарастающего расстройства второго.
На третий день халиф хлопнул рукой о стол и отрезал:
- Выступаем. Больше никаких задержек, довольно.
Билл виновато оглянулся на Тома. Тот отвел глаза, качая головой. Значит, у Якоба не вышло, не получилось собрать людей. Том понимал их, идти в неизвестность за нелюбимым вождем никому не хотелось. Ему нечего было предложить им и нечего арабскому правителю.
- Выдвигаемся сегодня же! Неслыханная глупость – ждать, пока полусотня каких-то вшивых дикарей соизволит явиться! – доносился снаружи крик Рольфа, тумаками и пинками поднимающего с земли своих солдат.
- Что мы будем делать? – спросил Билл у Тома. – Даже если с Якобом никто не пойдет, он сам будет искать нас.
- Я знаю. Я бы мог выехать ему навстречу, чтобы предупредить, но тогда нам с тобой снова придется расстаться. И я сомневаюсь, что твой отец снова примет меня после этого. Я ему не по душе, это же видно.
Билл разочарованно выдохнул.
- Он смирится.
- Ему придется это сделать, потому что я иду с тобой.
Тяжелые повозки и телеги со скрипом сдвинулись с места, увлекаемые впряженными лошадьми. Путь предстоял долгий и трудный. Шахджахан взобрался в седло и оглядел свое немногочисленное войско.
- И это все… Кучка полутрезвых наемников и мои измотанные донельзя конники. А впереди еще многодневная дорога, и некоторые ее не перенесут. – Халиф повернулся к мудрецу Шарифу и с горечью добавил: - Если бы не долг и не честь моей семьи, я бы не рискнул и думать о том, чтобы возвращаться и сражаться с аль-Мамуном. Эта война мною заранее проиграна. Видимо, чем-то я прогневал Аллаха.
- Не делайте поспешных выводов, мой господин. Аллах милосерден, мы будем уповать на то, что Он явит нам чудо.
- Отец! – Принц подъехал к халифу и умоляюще сложил ладони. – Они должны подъехать, обязаны! Я знаю этих людей, для них данное слово свято.
- Я вижу, как они держат свое слово. А ты уверен, что твой немытый друг ничего не напутал? Из-за него мы потеряли уйму времени…
Рольф наморщил лоб, чужая речь выводила его из себя. Втиснувшись между принцем и халифом, он рявкнул:
- Хватит ждать непонятно чего! Король послал нас на войну, и мы готовы к ней! А эти варвары могут только грабить, они струсят и дадут деру, как только возникнет опасность.
Билл с негодованием посмотрел на франка. Большой и волосатый, как медведь, этот королевский воин вызывал у него еще больше презрения, чем когда-то насмехающиеся и глумящиеся разбойники. В этот момент Рольф обернулся и поймал тяжелый взгляд Тома.
- И вообще, этого сопляка пора вздернуть. Что он тут возомнил о себе?
Том ухватился за меч, готовый встретить удар, но Билл, пришпорив коня, преградил дорогу воинственно настроенному Рольфу.
- Только тронь его и будешь гнить в овраге, грязное животное! – процедил он. Франк скривился и отошел, исподлобья сверля принца взглядом. Шахджахан предупреждающе кашлянул, а мудрецы изумленно переглядывались, впервые услышав от своего царственного ученика такую брань.
Том вдруг настороженно замер на месте и ухватил Билла за локоть, вынуждая его наклониться к себе.
- Ты слышишь? – шепотом спросил он. Билл напряг слух. Земля под ногами мягко дрожала, и со стороны тускло освещенного пустым небом холма шел нарастающий гул. Франкские воины забеспокоились, привычка быть начеку гнала их к краю каравана, заставляя доставать из ножен мечи и стрелы из колчанов. Халиф вытянул голову и сощурился.
- Что это такое? – спросил он.
Холм дрогнул, и над ним неровной каймой поднялась темная полоса. Стуча сотнями копыт и щитов, она потекла вниз множеством всадников, гикающих и кричащих, одетых в потертые блеклые доспехи и меховые плащи.
- Нет, не стреляйте, не стреляйте! – закричал Билл, увидев, что франки натягивают тугие тетивы, собираясь выпустить по непрошенным гостям рой стрел. – Это помощь пришла!
С края ощетинившейся королевской дружины к всадникам бросился Том. Якоб выехал ему навстречу, гордо подбоченившись в седле.
- Вы все-таки пришли!
- А ты как думал? Я своих обещаний никогда не нарушаю.
- Я и не сомневался, но… откуда столько народу? Где ты взял столько людей?
- Пришлось заглянуть в пару местечек былой славы. Почему, ты думаешь, мы задержались? Нас самих мало оказалось, стыдно было идти на выручку. Заезжали в деревни по пути, вот и собрали.
Гарцующий рядом Хергер хлопнул Тома по плечу и насмешливо сказал:
- У старого пройдохи полно секретов. Видать, много где отличился он, но, скажу тебе, мужчины тут же за ним поднимались, стоило ему где появиться. Хотя, сдается мне, они больше за награду все пошли.
- За какую еще награду?
- За ту, которую арабский король даст!
Варвары расхохотались, осыпая друг друга дружественными тычками. Якоб вытер глаза и радостно улыбнулся, глядя на приближающегося Билла.
- Все здесь, - неверяще пробормотал принц. – Неужели мы с Томом прощены?
- А за что было вас прощать? Это вы нас простите. Но у Томаса есть перед нами должок один. – Якоб повернулся к Тому и громко сказал, разводя руками, приглашая этим жестом остальных быть свидетелями его словам. – Томас Шакал, сын Ангуса Самозванца! Раз не хочешь быть нашим вождем – ну, и черт с тобой. Но сводить нас в бой напоследок ты обязан! Чтобы было что вспомнить, чем похвастаться перед детьми и внуками. Чтобы целый век потом раны ныли! Чтобы помнили тебя, как грозного вождя, как сына, достойного своего отца! Веди нас в бой, Томас, черт бы тебя побрал!
Оглушительный многоголосый крик грянул, сопровождаемый грохотом и звоном оружия. Том ухмыльнулся, и глаза его загорелись изнутри хитрым пламенем.
Темная фигура в плаще торопливо бежала по коридорам, чьи мраморные стены и полы, казалось, сами источают душный яд опасности. Человек оглядывался и нервно что-то бормотал под нос, вздрагивал, когда на каждом повороте навстречу из темноты ему вышагивали охранники. Они занимали оборонительную позицию, но тут же, узнавая человека, опускали мечи и открывали ему дорогу.
Массивная дверь со скрипом отворилась, пропуская его вперед. Тронная зала была погружена во тьму, лишь полоса лунного белого света лежала на полу, брошенная ночью через окно.
- Господин аль-Мамун, вы здесь? – тихо позвал человек.
- Наконец-то! – раздался голос со стороны трона. – Жалкий пес Хаким! Долго же ты заставляешь себя ждать!
- Простите, господин, но я не смог исполнить вашего поручения…
- Это я уже понял. Я сделал ошибку, посвятив тебя в свои дела.
- Это все Шахджахан! Если бы не он, все бы получилось! Я уже направлялся обратно, как наткнулся на него. Он заставил меня ехать с ним под угрозой смерти.
- И ты поверил? Он слишком мягок, чтобы казнить просто так. А вот мне не составит труда отрубить тебе голову за то, что подвел меня.
Хаким молчал, трясясь от страха.
- Но ты мне еще пригодишься. Итак, раз уж ты явился ко мне, значит, Шахджахан где-то поблизости.
- Он с войском у границы, пара дней пути. Я уехал вчера рано утром, чтобы успеть предупредить вас, вызвался разведать обстановку.
- С войском говоришь? И кто с ним?
- Франкский король Людовик дал ему своих людей, и, когда мы проходили через Византию, еще и тамошний король расщедрился. Всего тысячи две воинов, не больше.
- И все? Шахджахан надеется победить меня с двумя тысячами?
- С ним еще какие-то северные варвары, несколько сотен. Но вряд ли Шахджахану будет от них какой-то толк, они шумные и недисциплинированные. К тому же сильно измотаны, непривыкшие к нашей жаркой погоде.
- Что за варвары? Наемники? Интересно, чем же Шахджахан будет с ними расплачиваться? – Аль-Мамун рассмеялся. – Смертью под стенами Дамаска?
Визирь помолчал.
- Не думаю, господин. Их ведет молодой военачальник, и мне кажется, что… что это любовник принца Абильхана…
- Что? Любовник? – Тиран вскочил с трона и выбежал на свет, его лицо исказилось от ярости. Хаким вжался в угол, залепетав:
- Я не знаю, господин мой, так ли это, но я подслушивал у их походного шатра, они говорят друг с другом, словно любовники.
Аль-Мамун сжал кулаки, хрустнув пальцами. Отойдя к окну, он сложил руки на груди и сказал уже спокойным голосом:
- Значит, Шахджахан будет здесь через два дня. По пути к нему присоединятся эти крысы, наместники ближайших городов. Все эти города небольшие, так что к Дамаску он придет, возможно, с четырьмя тысячами воинов. Он встанет под стенами Дамаска, но осаждать его не станет, как и нападать первым, Шахджахан не станет рисковать жизнями жителей города. Чтобы совсем связать ему руки, на стену я вместе с лучниками велю загнать простых людей, тогда он точно не будет штурмовать стены. И пока он будет терять время в раздумьях, я пошлю в Багдад за отрядами моих конников. К тому времени, как Шахджахан созреет для атаки, они уже будут здесь. Я знаю, где мой братец попытается прорваться в город, - через торговые западные ворота. К ним-то я и отправлю конников. Шахджахан попадет в ловушку.
- И что потом? – просипел Хаким, потирая горло.
- Я уничтожу его вместе с его нелепым войском. Но Абильхана я, пожалуй, пощажу. И буду день за днем наблюдать, как ломается его гордый нрав, как сереет от тоски его прекрасное личико… А когда он станет дряблым и безвольным, как старуха, вышвырну его вон, пусть сдохнет или побирается, на его усмотрение.
Визирь сглотнул, прижимаясь мокрой от пота спиной к холодной стене.
- Мне можно идти, господин?
- Да, иди. Скажешь Шахджахану, что все чисто, дорога свободна. Надеюсь, ты в этот раз не испоганишь свое поручение, иначе я не буду долго раздумывать над твоей судьбой.
Хаким нащупал дверь и вылетел из тронного зала, задыхаясь и падая.
Дамаск вымер, опустел, оставив свои узкие пыльные улицы на растерзание солнечной тишине. Испуганные мирные жители, которым не посчастливилось попасться на глаза бессердечным слугам тирана, за волосы и ноги притаскивались на стену города, и теперь с ужасом и тайной надеждой взирали сверху на простирающееся внизу полотно воинов. Откуда-то снизу на стену, скрывавшую за собой смертельную опасность, смотрел халиф, качая головой и вздыхая.
- Как это похоже на него, - сказал Шахджахан. – Никогда не прощу себе, что так слепо доверял ему, до самой смерти буду винить себя. Осталось лишь надеяться, что смерть за мной придет не сегодня.
- Какие будут приказания? – спросил эмир Абдулла.
- Ждем подмогу из Иерусалима. Затем ты, Абдулла, поведешь присоединившиеся к нам отряды к Багдаду. Аль-Мамун может надеяться только на преданность своих конников, поэтому вам нужно будет перехватить их, он наверняка вызвал их. А я вместе с франками и византийцами атакую отсюда.
- Почему не с торгового входа? Там и укрепления слабее, и подступов изнутри для воинов меньше.
- Это было бы предсказуемо, к тому же Хаким как раз подтвердил мои догадки. – Шахджахан повернулся к топчущемуся рядом визирю. – А с тобой я разберусь позже. То, что ты признался в предательстве, делает тебе честь, но вины не умаляет.
Хаким склонил голову, сгорая от стыда. «Хоть бы меня сегодня убили», - подумал он.
Билл стоял рядом, оглядываясь вокруг. Родные виды и пейзажи проявлялись в его душе, как яркая гравюра прошлого, и он ощущал смутное волнение и трепет. Халиф обратился к нему:
- Абильхан, ты поведешь своих дикарей.
- Не могу, отец. Их ведет Том.
- Хм… Тогда объясни ему, что к чему. Чтобы не убивали мирных жителей и дома не жгли. Их цель – вражеские солдаты.
- Отец, они это знают. Они понимают, что пришли на войну. Не беспокойся.
- Хорошо, я спокоен. Но ты держись к ним поближе, передавай им мои приказы.
Билл улыбнулся.
- Как скажешь. Хотя Том и сам тебя поймет, за время пути я научил его кое-каким словам.
Шахджахан кивнул, и принц отъехал к варварам. Теперь они, как никогда раньше, оправдывали свое незавидное прозвище, - полураздетые, взлохмаченные, мокрые и блестящие на солнце, они выглядели дико и устращающе. Том улыбнулся ему уголками губ, отбрасывая назад влажные тяжелые волосы. Билл улыбнулся ему в ответ, позволяя себе незаметно скользнуть взглядом по обнаженной груди.
Утром лучники и дозорные аль-Мамуна настороженно глядели со стены на резко поредевшие ряды противников. Арабские воины исчезли с поля боя, а оставшиеся чужеземцы суетились, хаотично перестраиваясь в непонятные фигуры. Шахджахан довольно глядел на готовящуюся атаку. Пришедшая ночью подмога привезла таран, и франки-дружинники уже примеряли его к толстым воротам. Искусные византийские лучники образовали собой квадрат, скрывшись под щитами.
Вскоре со стен полетели первые стрелы. Они застревали в щитах и песке, изредка впиваясь в доспехи. Арабы целили в раздетых варваров, но те ловко уклонялись от стрел и прикрывались щитами. Первый удар тарана в ворота заставил обороняющихся сгрудиться в кучу на стене и стрелять уже по франкам. Первые жертвы начали падать на песок, либо сразу на подкошенных ногах, либо, распластавшись в воздухе, лететь со стены, сбивая собой близко подошедших противников.
Постепенно, жалобно треща, ворота начали поддаваться и громко хрустеть ломающимися досками. Распахнувшись, их створки, звеня сдерживающими цепями, ударились о стены, и из города хлынули вооруженные пехотинцы.
- О, вот это уже по нашей части! – закричал Якоб, и варвары бросились навстречу, схлестываясь в бою. Изголодавшиеся по поединкам, они рвались вперед, как будто на них снисходили из голубой Валгаллы души их предков, воинственных германцев и готов, вкладывая в мечи и копья свою языческую мощь. И арабы отступали, напуганные не столько яростной атакой чужеземцев, сколько безумным блеском в их глазах, вспыхивающим все сильнее с каждой полученной раной. Измазанные в своей и чужой крови варвары теснили врагов обратно в город, прорывая оборону.
Ворота рухнули, покрывая собой лежащих на земле погибших воинов. Шахджахан вступил в город.
Один за другим сдавались воины, лишь дворец халифа оставался островком коварства и лжи среди отвоеванного города. Аль-Мамун стоял на балконе, с безобразной ухмылкой наблюдая, как дворец окружают, как оставшиеся верными ему багдадские воины еще пытаются напугать врагов, потрясая в воздухе копьями. Билл увидел его и почувствовал, как все внутри заклокотало.
- Все кончено, подлец! – крикнул Шахджахан. – Выметайся из моего дворца и сдавайся!
- Нет, дорогой брат, все только начинается. Думаешь, обхитрил меня, как бы не так… Мои конники уже жаждут перебить свое жалкое войско.
- Твоих конников уже самих перебили. У тебя больше нет людей, аль-Мамун, пришло время сдаться.
- А что ты можешь предложить мне в обмен на трон? Заходи, и мы потолкуем с тобой об этом. Только ты и я… и Абильхана с собой возьми.
Шахджахан нахмурился и спешился.
- Абильхан, ты остаешься.
- Нет! Одного я тебя не отпущу.
- Но аль-Мамун, возможно, заманивает меня в ловушку.
- Ну и что? Один ты не пойдешь. Если умирать, так вместе.
- Я тоже пойду. – Том обтер лицо и подошел к Биллу.
- Но Том…
- По той же причине, по какой ты идешь с отцом. Не возражай.
Билл выдохнул и коснулся рукой руки Тома.
Молчаливые воины пропустили их во дворец, смыкая за спинами оружие. Всегда светлый и полный жизни дом Билла был холоден и тускл, как покрытое паутиной стекло. Аль-Мамун сидел на троне, вцепившись сухими руками в подлокотники, и смотрел перед собой с пугающей улыбкой. Шахджахан прошел вперед, показывая рукой сыну, чтобы тот остался у порога. Двери залы захлопнулись, отрезая их от мира, оставляя с тираном, источающим зло.
- Должен признать, что недооценивал тебя, Шахджахан, брат мой. Я всегда считал тебя тюфяком и никчемным правителем, но ты меня удивил.
- Моя вина только в том, что я, глупец, верил тебе. Но теперь я поумнел. В нашем мире нельзя доверять даже собственному брату. Я думал, что всегда могу положиться на тебя, а ты оказался подлым, прогнившим насквозь самодуром и лжецом. Как ты смел пойти против своего брата, родной крови? Неужели тебе наплевать на заветы нашего отца?
- А что отец? – Аль-Мамун поднялся с трона и встал напротив Шахджахана. – Ты считаешь его мудрым и честным человеком? Лишь потому, что ты был его любимцем. Я должен был стать халифом! Да, ты родился от его законной жены, а я от рабыни, но я рожден первым! Это мое место по праву! Но он выбрал тебя.
- Не только он, Совет одобрил его выбор. Ты не отличался выдержкой и мудростью в делах.
- А ты? Я интересовался халифатом больше, чем ты. Отец знал это, он видел мое стремление быть подобным ему. Но он жалкий лицемер, предатель!
- Не смей так говорить о нем!
- Но теперь я восстановил справедливость. Я имею на трон все права, милый братец. Ты даже не знаешь, сколько у меня на него прав…
Аль-Мамун повернулся к Биллу и пронзил его неясным взглядом. Принц отступил, ощущая накатившее удушье. Лжеправитель усмехнулся и вкрадчиво заговорил:
- Шахджахан, ты явился и распинаешься здесь о том, какой я коварный и злой. Но у тебя и самого множество недостатков. Ты недальновиден, доверчив, подвержен слабостям. Только недалекий умом халиф мог бросить свою страну и умчаться искать заблудшего сына. Ведь Абильхан – он твоя самая большая слабость. Твоя радость, утешение и гордость. Но знаешь ли ты, Шахджахан, что даже на своего единственного ребенка ты не имеешь прав?
- Что? Я не понимаю тебя. – Халиф сердито наморщил лоб. – Не морочь мне голову!
- Посуди сам – у тебя три чудные жены, целый гарем из прекрасных дев, и ты наведывался к ним еженощно. Неужели тебя не смущает то, что ни одна из них не понесла от тебя? Эти прелестницы знают о том, что их ребенок мог бы стать следующим правителем халифата, но ни одна так и не родила тебе.
- О чем ты говоришь? – крикнул Шахджахан.
- О том, что ты бесплоден! – так же крикнул в ответ аль-Мамун. – Абильхан не твой сын! Я его отец!
Голос тирана взорвался под сводами потолка оглушительным громом. Билл похолодел, цепенея.
- Ты лжешь! – Халиф обнажил меч, наступая на брата. – Ничтожество! Это ложь!
- Увы, Шахджахан. Но, должен признаться, всему виной Атхар, милая, нежная Атхар. Она так любила тебя, что не могла расстроить известием, что ты слаб, как мужчина. Она попросила меня об этой небольшой услуге. И все бы было чудесно, если бы у твоей прекрасной жены вдруг не проснулась совесть. Она возжелала вдруг покаяться тебе в измене. Но это не входило в мои планы, и пришлось ее отравить…
Халиф заскрежетал зубами.
- Как ты мог… - прошептал Билл. – Если я твой сын, как ты мог…
- Ты был слишком хорош, чтобы я мог устоять в стороне. Мои отцовские чувства требовали выхода. Поэтому, мой сладкий Абильхан, поэтому я тебя домогался.
Взревев, Шахджахан перехватил меч и ринулся на брата. Аль-Мамун спрыгнул с пьедестала, выхватывая свое оружие, и отразил рубящий удар халифа. Братья схватились в поединке в центре залы, с яростью и ненавистью стараясь задеть друг друга. Лжеправитель сделал колющий выпад, но халиф отскочил, ударяя его по руке мечом плашмя. Меч аль-Мамуна, звеня, упал на пол, и Шахджахан отшвырнул его ногой в сторону. От удара кулаком в лицо аль-Мамун попятился и упал на спину. Надвигающийся халиф был полон решимости оборвать его жизнь одним взмахом меча. Тиран зашипел и выдернул из голенища клинок. Шахджахан вскрикнул и выронил оружие, хватаясь за живот, и по его рукам потекла кровь.
- Нет! – крикнул Билл, бросаясь к нему. – Нет!
Халиф покачнулся и упал на подставленные руки принца. Аль-Мамун встал на дрожащих ногах и бросил окровавленный клинок, безумными глазами смотря на раненного брата. Развернувшись на пятках, он кинулся бежать, скрываясь за маленькой боковой дверью.
- Том, он уходит! – воскликнул принц, зажимая ладонью рану халифа.
- Я догоню его!
Узкая винтовая лестница уводила петляющим коридором на самую верхнюю башню дворца. Крутые высокие ступеньки скользили под ногами, и аль-Мамун спотыкался, пытаясь преодолеть их, путался в подоле одежд, хватался за каменные стены. Сзади слышались быстро приближающиеся шаги, кто-то гнался за ним, стремительно сокращая расстояние. Выбравшись на верхнюю площадку, аль-Мамун захрипел, толкая дверь и вваливаясь в башню. Опустив засов, тиран отбежал от двери, судорожно ловя ртом необходимый воздух.
В несколько толчков хлипкий засов слетел, и дверь распахнулась. Из проема на него двинулся тот самый человек, на которого аль-Мамун поначалу и не обратил внимания. Варвар наступал, вращая в ладони рукоять меча, и из его глаз смотрело что-то темное, яростное, готовое сорваться с цепи. Лжеправитель пятился, пока не уперся спиной в стену. Рука, заведенная за спину, нащупала пустоту – окно.
- Оставь меня! – визгливо крикнул тиран. – Проклятый дикарь! Пошел прочь!
- Прыгай, - вдруг произнес варвар по-арабски. Забрызганное кровью лицо было невозмутимым. – Прыгай вниз.
- Оставь меня! Я заплачу тебе, больше, чем Шахджахан! Отпусти меня!
- Прыгай, - повторил Том. – Иначе я убью тебя.
Он наклонился вперед, и аль-Мамун, отшатываясь, перегнулся через окно. Каменная рама выскользнула из влажных рук, и, вскрикнув, тиран полетел вниз. Ударившись о покатую крышу нижней башни, он рухнул на белый мрамор площади. Звук упавшего тела всколыхнул воздух.
Том посмотрел вниз, где в испуганной немоте затаился город. Оглядевшись на простор окружающей пустыни, он покинул башню и спустился в тронную залу.
Война была окончена. Ненавистный правитель был мертв, и гонцы приносили вести из других городов об освобождении и преклонении перед вернувшимся халифом. Сам халиф лежал в постели, окруженный лекарями, врачевавшими его рану. Принц сидел рядом, не выпуская из ладоней холодную руку Шахджахана.
Халиф приоткрыл глаза и посмотрел на Билла.
- Абильхан, ты здесь.
- Я здесь. Все хорошо, лекари говорят, что рана небольшая.
- Абильхан, то, что сказал аль-Мамун…
Билл резко перебил отца.
- Нет, ничего не хочу слышать! Я не знаю, что он там сказал, мне это безразлично! У меня только один отец, это ты, и другого я не знаю. Мы больше не вернемся к этому, забудем об этом раз и навсегда!
Халиф слабо улыбнулся и сжал руку сына.
- Благодарю тебя.
Лекари дали Шахджахану целебное питье, от которого он задремал. Принц еще посидел рядом с ним, а затем вышел. В коридоре возле покоев халифа его ждал Том.
- Как твой отец?
- Он поправится. - Билл подошел к Тому, и тот распахнул для него объятия, обвивая руками вздрагивающего от пережитого возлюбленного. – Том, моя жизнь перевернулась…
Горький шепот обжег плечо Тома, и тот еще крепче прижал к себе принца, не зная, чем можно его утешить.
Как только истинный халиф встал на ноги, он тотчас отдал указ о проведении торжеств по случаю своего возвращения. Улицы и дома города заполнили гуляния и торжества, освобожденные от гнета жители славили своего повелителя и его сына, волей Аллаха вернувшихся из дальнего похода живыми и невредимыми. Дворец халифа переливался огнями, и к его дверям то и дело темнокожие слуги подносили носилки со знатными людьми и подъезжали телеги, везущие снедь на кухню, где готовились изысканные блюда на праздничный стол.
Гостей, полулежащих на расшитых узорами подушках, обносили роскошными кушаньями, запахи которых заставляли желудки урчать от предвкушения. На подносах лежали молодые зажаренные барашки, покрытые твердой хрустящей корочкой, под которой скрывалось сочное, нежное мясо. В глубоких тарелках дымились густые супы с мясом и бобовыми, тушеная в томате дичь и горы чудной кукурузной каши, приправленной пастой из фиников. Пораженные обилием угощений варвары терялись, удивленно вертя головами по сторонам, хватали то плов с инжиром и миндалем, то сладкие пшеничные лепешки, пропитанные медом, желая попробовать все сразу. Диковинные фрукты и овощи, не растущие на суровом севере, притягивали взгляд, манили вонзить зубы в тонкую матовую кожицу, облизать пальцы, залитые сладким соком. Острые приправы и специи, так обожаемые арабами, обжигали рты и языки, заставляя франков кашлять и выкатывать слезящиеся глаза, и смеяться над собой и соседом, тоже рискнувшим попробовать жгучее иноземное блюдо.
Местные же гости халифа, советники и эмиры, ученые и мудрецы, пришедшие выразить правителю свое уважение и преклонение, искоса наблюдали за чужестранцами, усмехаясь их невоспитанности и прожорливости. Варвары налегали на ароматные сладости, сметая с подносов халву, рахат-лукум и зефир, облизывали пальцы и собирали крошки, упивались медом и бесстыдно кривились и плевались любимым напитком арабов – кофе, в который мастера-повара душистой щепоткой бросали шафран и мускатный орех, кардамон и гвоздику.
Пиршеству сопутствовала музыка, мелодичные переливы струнных, волнующие звуки духовых и четкий ритм ударных. В середине залы в такт музыке изящно двигались танцовщицы, одетые в полупрозрачные шаровары, усеянные блестками лифы и скрывающие лица летящие вуали. Взгляды мужчин были прикованы к их обнаженным животам и бедрам, то плавно покачивающимся из стороны в сторону, то начинающими вдруг мелко трястись, и сердца храбрых воинов заходились в горячем волнении.
Лишь две пары глаз не были подчинены таинственной магии танца. Том, лениво обводя взглядом извивающихся дев, из-под полуопущенных век смотрел перед собой, туда, где на противоположном конце залы, подле халифа, сидел Билл, так же смотрящий на него в ответ. Этим вечером Билл, наконец, снял грубую и некрасивую одежду варваров и облачился в свое истинное одеяние, какое подобает носить принцу. Белоснежная шелковая ткань струилась по его телу, сделанные из мягкой кожи сандалии были покрыты золотым напылением, перстни с драгоценными камнями и изумрудное украшение на чалме сверкали при свете огней. Но принц, казалось, не замечал всего этого роскошества, кубок был отставлен в сторону, а яства оставались нетронутыми. Все его мысли и желания были сосредоточены на Томе, сидящем слишком далеко от него, чтобы прикоснуться, но недостаточно далеко, чтобы перестать слышать его дыхание. Билл щурился, разглядывая его и с едва заметной улыбкой наблюдая, как тает в его пальцах сладкая лимонная нуга. Сам Билл не прикасался ни к нуге, ни к пастиле, ни к прочим излюбленным когда-то лакомствам – все было пресным и сухим по сравнению с поцелуями возлюбленного.
Веселье постепенно подходило к концу. Гости прощались с Шахджаханом и разъезжались, а многие варвары спали прямо на полу, громко храпя, слуги переступали через них, собирая посуду и остатки еды. Том отложил растаявший кусочек нуги и вытер пальцы о тряпку. Билл дождался, пока он снова посмотрит на него, и кивнул, поднимаясь на ноги. Том спрятал улыбку и тоже встал, проходя за колонны, куда звал его принц. Встретившись, они вместе вышли из залы, и Билл повел Тома по длинному темному коридору. Шахджахан проследил их взглядом до выхода и вздохнул.
У самой двери в покои принца Билла с Томом поджидал слуга. Поклонившись, он сказал:
- Принц Абильхан, господин халиф хочет поговорить с вашим другом. Он велел мне позвать его.
Билл стиснул зубы, но не подал виду, что встревожен. Повернувшись к Тому, он произнес:
- Я буду ждать тебя у себя. Возвращайся скорее.
Том кивнул и пошел за слугой, проворно семенящим вперед.
Шахджахан ждал на балконе, с которого открывался просторный вид на погружающийся в темноту Дамаск. Посланный им слуга вскоре появился рядом, а вслед за ним и тот, кто занимал думы халифа все последние дни. Шахджахан с усилием поднялся из кресла навстречу Тому и отослал жестом слугу. Том молчал, понимая, что халиф захотел увидеться с ним неспроста. Правитель разрешил ему сесть и начал разговор, ненавязчиво рассматривая молодого варвара.
- Я надеюсь, ты не в обиде на меня за то, что пристаю со своими разговорами в столь поздний час. Нам все не выпадал подходящий момент, чтобы побеседовать, а ты мне интересен, сам понимаешь. Я все это время наблюдал за тобой, и у меня возникали вопросы, ответов на которые я не знаю. Будет лучше, если ты сам мне расскажешь, кто такой и чем живешь.
Том неопределенно повел плечом, раздумывая, что ответить. Поведать о своей темной жизни халифу не представлялось возможным.
- Я не знаю, что можно рассказать о себе, в моей жизни не было ничего, что можно было бы вспомнить и чем похвалиться.
- Отчего же, к примеру, ты храбрый и смелый воин. Должен признать, ты и твои друзья в бою превосходны, суровый нрав Франкии закалил вас. Кто воспитал в тебе это?
- Мой приемный отец. Он учил, что никогда не стоит опускать оружия, в какую бы переделку не забрасывала судьба. И сам погиб, сражаясь до последнего.
- Твой отец, вероятно, был благородным человеком. Будь он жив, я бы пригласил его, как дорогого гостя. Что же, ты достойно исполняешь его заветы и сейчас ты мой дорогой гость. Хотелось бы знать, какого мнения ты остался о нашей стране, арабском халифате.
- Очень жарко. И этот песок везде, лезет в глаза вместе с ветром. Вокруг только камень один, ни лесов, ни рек, словно мертвый край мира. А вчера я видел на улице, как одна женщина выметала из дома мерзкого вида насекомых, здоровых таких, стрекочущих. Честно говоря, я не хотел бы жить здесь. Но пища ваша выше всяких похвал.
- Что ж, и на том спасибо. – Шахджахан хмыкнул. – Но и Франкия встретила нас не вполне гостеприимно – холодом и снегом.
- Зимой всегда так. Но весной снег тает, становится тепло, начинают цвести деревья. Чтобы увидеть это, стоит переждать зиму. А Билл был в восторге от зимы, и мне не терпится показать ему, как весной распускаются почки, это должно порадовать его…
Улыбка исчезла с лица Шахджахана, и он, прихрамывая, отошел к ограждению балкона и заложил руки за спину.
- Ты же понимаешь, что Абильхан не может вернуться с тобой? – сказал он, помолчав. Ответа долго не было, Том сидел, напряженно сцепив пальцы.
- Почему? – наконец, выдохнул он.
- Ответ очевиден. Абильхан принц Арабского халифата и его будущий правитель. Его судьба и жизнь неразрывно связаны с нашей страной. Когда придет мой час умирать, он встанет во главе и будет править, в этом его предназначение.
- Он уже не хочет править.
- Дело не в том, хочет или нет. Он понимает, что у него нет выбора. Он должен стать новым халифом, как того требует наша религия, обычаи и честь нашей семьи. С этим не поспоришь.
Том беспомощно сжал кулаки. Слова Шахджахана попадали в него свинцом, топя в болоте безысходности.
- Если Билл захочет, он уйдет со мной, и вы не удержите его,- только и смог выдавить он.
- И что он найдет, если покинет отчий дом и забудет о долге? Даже если бы Абильхан был не единственным моим сыном и не наследником трона, смог бы он добровольно отречься от жизни во дворце в окружении слуг и богатств? Абильхан вырос, словно цветок в теплице, в условиях кочевого северного племени он быстро зачахнет.
- Среди нас он был своим и никогда не выказывал, что ему трудно. Ваш сын силен и вынослив, он сможет перенести все.
- Он был вынужден приспособиться, потому что был пленен. Но разве разумным было бы добровольно променять спокойную царскую жизнь на твою? – Халиф обернулся и серьезно посмотрел Тому в глаза. – Что ты можешь дать ему? Может, теплую кровать или вкусную пищу? Может, красивые одежды, книги для духовности? Немудрено понять, что промышляете вы воровством и разбоем, ходите по лезвию кинжала. Неровен час, и вас всех перебьют, а вместе с вами и моего сына, словно он тоже бродяга без роду-племени.
- Я бы никогда этого не допустил. Сам бы погиб, но Билла защитил.
Халиф вновь опустился в кресло и вздохнул, зажмурив на мгновение глаза.
- Послушай, Том, я знаю, как это тяжело. Аллах свидетель моим словам, я уверен, что именно ты достоин моего сына больше всех, но отпустить его с тобой – значит, поступиться и законами Корана и будущим моего народа. Мне нелегко видеть, как он грустит, когда тебя нет рядом, мое сердце обливается кровью, едва я подумаю, как он будет тосковать по тебе. Ты спас его, помог выжить, за это я безмерно благодарен тебе, но дальше ваши пути должны разойтись. Пойми это и прими. Чем скорее ты уйдешь и оставишь нас, тем скорее Абильхан забудет тебя, тем скорее он перестанет страдать. Иногда любовь дается для того, чтобы принести ее в жертву.
Том долго стоял у двери покоев принца, упершись взмокшим лбом в гладкую поверхность стены. Пересилив нервную дрожь в теле, он потянул на себя дверь и тут же столкнулся на пороге с взволнованным Биллом.
- Почему так долго? – воскликнул Билл. – О чем вы говорили?
Большие темные глаза Билла были полны тревоги, и Тома вновь охватила давящая горечь, преодолеть которую он пытался, пока плутал по дворцу в расстроенных чувствах. Сердце едва билось, медленно падая в груди куда-то вниз, и Том тяжело оперся о дверь.
- Ты такой красивый сегодня, - хрипло произнес он. Билл задержал дыхание и закрыл глаза, обреченно догадываясь, что сказал Тому Шахджахан. Закрыв дверь на засов, он взял Тома за руку и потянул в одну из комнат.
- Пойдем со мной.
Влажный горячий воздух опахнул лицо. Том огляделся, и его губы невольно расплылись в улыбке. Стены и пол комнаты были выложены синим мрамором с бирюзовыми прожилками, а в потолке диковинным образом светили множество белых шаров тусклым из-за пара огнем. Посредине был пьедестал из пары ступеней с четырьмя колоннами, подпирающими его, украшенными завитками и цветами, а в самом пьедестале – глубокая ванна, до краев наполненная пенящейся ароматной водой.
- Это выглядит лучше, чем наши деревянные бани, - сказал Том. – С такого долгого пути, какой мы проделали, и правда, не мешает как следует сполоснуться, а то от меня несет, как от борова.
Билл улыбнулся и расстегнул пряжку ремня на штанах Тома, вытягивая его и бросая на пол.
- Пойдем, я покажу тебе царскую жизнь, - шепнул он, сверкая взглядом. Том поддался напору его рук и стянул через голову потную рубаху, вышагнул из упавших к ступням штанов. Принц, скромно потупившись, подтолкнул его к ванне. Варвар несмело поднялся по ступеням и переступил в горячую воду. Рой мурашек тут же хлынул по телу, и он, передернув плечами от удовольствия, опустился в ванну, вытягивая ноги. Вода доходила ему до плеч.
Билл с улыбкой наблюдал за ним, расстегивая неслушающимися пальцами пуговицы из слоновой кости. Его одежды легким облаком накрыли собой вещи Тома, лежащие на полу. Принц бросил поверх них чалму и остался лишь в одной тонкой тканевой ленте, обернутой вокруг бедер. Подойдя к ванне, он присел на ступени, лукаво глядя на варвара.
- Сегодня ты будешь халифом, а я твоим слугой, - сказал он и, не выдержав, рассмеялся. Том поднял руку из воды и провел мокрой ладонью по его ноге, от острого колена до бедра, приподнимая воздушную ткань.
- Такой гладкий, - задумчиво заметил он, оставляя ладонь на горячей коже.
- Я нарочно убираю волосы расплавленным воском, - признался Билл. – Это больно, но необходимо, чтобы оставаться гладким и красивым.
- Ты и без этого был гладким и красивым, так что не надо истязать себя. Убери это, оно мешает мне видеть тебя.
Щеки Билла покрылись румянцем, когда пальцы Тома сжались в кулак, сминая повязку, слабый узел развязался, оставляя принца совсем нагим.
- Вот так, - прошептал Том, вновь возвращая руку на бедро Билла. Их взгляды переплетались, превращаясь в одну расцветающую алым нить.
- Помнишь, как я в шатре мыл тебе волосы в лохани? – Том кивнул и поморщился, вспоминая, что было дальше. – Хочешь, я сделаю сейчас то же?
- Хочу.
Билл устроился у Тома над головой, придвигая к себе изящный флакон синего стекла, и вылил на ладонь ароматную прозрачную жидкость. Влажный пар подхватил чарующий запах, разнося его по всей ванне и дурманя усладой голову.
- Эту воду сделали для меня, - говорил принц, растирая в руках пряди волос Тома. – В ней сандаловое дерево, мирра и цветки акации, и еще что-то, всего не упомнишь. Волосы сразу делаются мягкими как шелк и душистыми как цветущий сад.
Том откинул голову на колени Билла, и его волосы накрыли бедра и живот принца. Билл склонился, мягко сжимая губами губы Тома, скользнув языком по нижней, поцеловал подбородок, потянувшись вперед, оставил трепетный след на шее. Том выгнулся, целуя и лаская языком грудь принца. Его неровное дыхание мягко щекотало кожу Билла, доставая своим теплом до самого сердца. Билл задрожал и оторвался от Тома, соскальзывая с пьедестала в воду. Они прижались друг к другу, сталкиваясь губами, обхватывали друг друга руками и ногами, размыкали жадные поцелуи и заглядывали в глаза, слова ища друг друга и себя в затопляющей огненной волне.
Билл горел в руках Тома. Он обнимал варвара разведенными коленями и безотчетно притирался к нему, всхлипывая и извиваясь. Белые огни ламп слились в одно светящееся небо, опускающееся ему на голову и лишающее рассудка своим ослепительным светом. Ладони варвара гладили его, распаляя, скользя по выгибающейся спине, властно сжимали ягодицы, разводили их, и Билл изумленно хватал ртом воздух, чувствуя между ними плоть Тома. Спрятав раскрасневшееся лицо на шее Тома, он измученно застонал, слыша над ухом тихий голос.
- Я так ждал этого. Я так жаждал твоего тела, с самой первой нашей встречи. Столько раз я усмирял себя, чтобы не наброситься на тебя, не разорвать на тебе одежду, не сделать тебя своим…
Билл вздрогнул всем телом и выскользнул из объятий Тома, выбираясь из ванны. Варвар растерянно посмотрел на него мутными от желания глазами.
- Сделай это сейчас, - свистящим шепотом произнес принц, отступая к двери. - Сделай меня своим, возьми меня! Я хочу принадлежать тебе, сейчас и всегда!
Зарычав, Том выскочил из воды и прижал Билла к запотевшей стене. Принц трепетал в его руках, как пойманный зверек, дрожал всем телом, но не от страха – его черные зрачки расширялись, вытесняя янтарный блеск, и Том видел в них чистое любовное безумие. Билл потянулся к губам любимого и испуганно ухватился за его плечи, почувствовав вдруг, как ноги отрываются от земли.
В изголовье постели в золотых подставках медленно тлели ладановые свечи, и шлейф их томного аромата тянулся по спальне белесой дымкой. Том осторожно опустил Билла на покрывало и сел рядом, прожигая его взглядом, словно заколдованный не смея отвести глаз. Принц лежал перед ним, блестящий от водяных капель, переливающихся в огне свеч, растрепанный и возбужденный, и Том чувствовал, как в его груди растет невыносимое облако нежности. Судорожно вздохнув, он приподнял узкую ступню принца и припал к ней губами, прижал к лицу и повел раскрытыми губами вверх, покусывая и посасывая гладкую кожу. Поднявшись, он окинул взглядом быстро вздымающуюся грудь Билла и погладил шершавыми пальцами соски.
- Они как ягодки, - ухмыльнулся он. – Так и просятся в рот…
Билл застонал, сжимая ладонями голову варвара, склонившуюся над ним. Пальцы Тома сводили его с ума, мягко надавливая на сокровенное место между ног. Принц потянулся, заводя руки за голову, наощупь находя среди многочисленных благовоний и мазей круглую бутылочку с длинным горлышком. Стеклянная крышка выпала, и терпкий запах, потекший из горлышка, заставил Тома открыть глаза и поднять голову.
- Что это?
- Масло белого мускуса. – Билл отдал флакон Тому, переплетая их пальцы. – Оно поможет… нам…
Варвар взял флакон и наклонил его над телом Билла. Масло тонкой жемчужной струйкой побежало на бледный живот, стекая по бедрам, холодило и будоражило. Том окунал в него ладонь и пальцы, рисовал тут же исчезающие узоры, размазывал масло по мягкой коже, смягчая ее еще больше. Его прикосновения и одурманивающий запах мускуса вводили Билла в состояние истомы, и он призывно поднимал бедра, готовый принять своего возлюбленного и стать его частью.
Том опустился на принца всем весом и двинулся вперед, в нежную тугую плоть, раскрывающуюся под его напором. Билл вскрикнул и зажал рот ладонью, из глаз брызнули слезы. Том причинял ему боль, и тело металось и плакало, но принц терпел, лишь сильнее прижимая его к себе, стонал сквозь стиснутые зубы. Лишь сильнее сжимал бедра, кусал губы, усугубляя боль, смаковал ее, принимал, как лучший из даров.
Том врывался в него, сходя с ума от долгожданного наслаждения, не скупясь на ласки и не сдерживая стонов. Каждое его движение, каждый поцелуй, каждое слово, вплетенное в бессвязный задыхающийся шепот, приносили Биллу всплеск безотчетной радости, выливающейся наружу сквозь дрожащие ресницы. Он подавался вперед, приподнимаясь и сползая на постели, жадно двигался навстречу, позволяя себе громкие вздохи, переходящие в протяжные стоны. Боль стихла, оставаясь чуткой пряностью в теле, отзывавшемся удовольствием, и принц был счастлив ловить ее отзвуки в накрывшей неистовой буре усладе. Он чувствовал ее – а значит, чувствовал Тома, слышал, как стучит его сердце и течет кровь по венам. Они срастались, вплавлялись друг в друга, актом любви смешивая судьбы и жизни, стирая поцелуями последние грани, за которыми начинался другой. На пороге последнего мига они прижались лбами, неотрывно глядя друг другу в глазу, - и закричали, зовя друг друга, становясь едиными в новом мире, в котором не существовало никого, кроме них двоих.
Волосы Тома легко текли между зубьями гребешка жидким золотом, распрямлялись и даже светились, ласково щекоча лицо и руки Билла. Варвар лежал между его ног, умиротворенно закрыв глаза, покорно позволяя принцу колдовать над его головой. Билл разделял податливые пряди, стягивал их тонкими лентами и переплетал между собой, превращая светлое полотно в гибкие косы. Оба молчали, не говоря о случившемся между ними, бережно запоминая затухающее блаженство. Оба чувствовали возникшую нерушимую принадлежность друг другу и готовность исполнить все ради другого.
Тени от вещей на полу и стенах вскоре стали заметнее, обозначились от серого света, идущего из дверного проема. Билл задумчиво проговорил:
- Скоро рассвет.
Том долго молчал прежде, чем с глубоким вздохом решиться на печальные слова:
- Утром нам придется уехать.
Рука Билла замерла, и атласная лента бесшумно выскользнула из пальцев. Он поник, сгорбившись. Том сел и повернулся к нему, притягивая к своей груди.
- Ну, что ты…
- Как мне жить, как жить без тебя после всего, что случилось с нами? – горько прошептал принц. Варвар взял его лицо в ладони и поднял, целуя мокрые ресницы.
- Не смей грустить. Ни сейчас, когда ты только что подарил мне себя. И ни потом, никогда.
- Мы ведь увидимся? Я не смогу просто расстаться с тобой, если буду знать, что больше не увижу. Прошу тебя, Том, пообещай, что мы снова встретимся! Мне нужна хотя бы крошечная надежда…
- Обещаю. Я что-нибудь придумаю, чтобы почаще приводить людей в Баварию, оттуда ближе всего к тебе. Каждое лето, пока они сами могут прокормиться на земле, я буду любыми способами пытаться попасть к тебе. Буду наниматься на торговые корабли или навязываться в караваны, идущие к вам. Только и ты ко мне навстречу иди, иначе, я боюсь, что твой отец не пустит меня на земли халифата.
- Я буду сбегать, даже если он будет против. Будем встречаться в Риме или Афинах... Нет, я буду сам приезжать к вам! Вы остановитесь в Баварии, а там я найду вас. Мы будем вместе, хотя бы несколько дней…
Солнце грозило своими лучами, показывая их из-за белеющего горизонта. Ночь подходила к концу, а вместе с ней истекали и последние мгновения самого желанного и горького счастья на свете – быть рядом.
Площадь перед дворцом была полна людей. Арабы провожали своих союзников и друзей в обратный путь, собирая им в дорогу еды и дорогие подарки за помощь – прославленные дамасские мечи, крепкие щиты, украшенными каменьями поводья для коней, вместительные бурдюки и другие полезные вещи. Шахджахан лично благодарил каждого из воинов, пожимал им руки.
- Проводите наших друзей до границы, помогайте им, следите, чтобы им не угрожала никакая опасность, - наставлял он своих конников, идущих в сопровождении.
Билл долго не мог заставить себя выйти попрощаться с людьми, ставшими ему родными за долгое время. Воспоминания о проведенных вместе днях, о пережитых невзгодах остро кололи в сердце и закипали у глаз, и, как бы он ни пытался, унять дрожь в теле не мог. Лишь известие о том, что варвары уже готовы отправиться, заставило его выбежать на улицу из дворца, перепрыгивая через ступени.
Якоб, все время искавший взглядом своего молодого друга, радостно улыбнулся и подошел к принцу, дружелюбно похлопав его по плечу.
- Ну, парень, вот и пришло время нам расставаться. Честно сказать, скучать буду, как бы не завыл с тоски, как старый волк. – Билл боялся поднять глаза, чтобы бородач не увидел, что он едва сдерживается от слез. Но Якоб прекрасно понимал все и так. – Что ж, пора нам ехать, достаточно мы погостили у тебя. Пообещай мне только, что будешь мудрым и справедливым правителем своей страны, тогда я буду спокоен. И не плачь, сынок, ведь правителям не должно плакать.
Поцеловав Билла в лоб, он отошел и взобрался в седло. Всадники направились через весь город к воротам, чтобы пройти через жаркие пески халифата и сады Византии и вернуться в родные земли, где все еще свирепствовали зимний холод и вьюга. Последним из всех к Биллу подошел Том. Он молча сжал в ладонях руки Билла и вложил в них что-то, затем быстро отошел, птицей взлетая в седло, и пришпорил коня, в мгновение ока догоняя своих. Билл смотрел ему вслед, не моргая, не смыкая век, чтобы запомнить милый образ, выжечь его в памяти, пока глаза не заболели от ветра и горячего воздуха. Ноги едва держали его на месте, подгибаясь от желания бежать за уезжающим Томом, бежать, пока хватит сил.
Варвары и франки покинули город, и царской семье пришлось вернуться во дворец. Шахджахан положил руку принцу на плечо и улыбнулся, чтобы как-то поддержать сына. Жизнь вернулась в прежнее русло, совершая новый виток. А Билл, вновь ставший Абильханом, по привычке добрел до своих покоев и остановился у окна, за которым все так же, как и несколько месяцев назад, шумел знойный день, кричали верблюды и пестрели навесы рынков. На раскрытой ладони лежала грубая шахматная фигурка, из тех, что бережно хранил Том в старом сундуке. Билл смотрел на нее и чувствовал, как внутри ширится и стынет, проникая во все его существо, неизбывная тоска.
Любовь есть вечный союз между Богом и человеком.
Она — огонь невидимый,
которым сердце расплетается к Божиему слову или воле,
а посему и сама она есть Бог.
Сковорода Г. С.
Ахмед замолк и окинул взглядом сгущающиеся теменью небеса. Солнце неохотно ползло за горизонт, теснимое ночью, словно не желало идти на покой, а желало остаться и тоже услышать, чем же закончилась история, рассказываемая стариком. Притихшие дети смирно сидели у его ног, еще не до конца в силу своей юности понимая, почему им так грустно. Где-то позади слушателей, закрыв лицо платком, плакала девушка.
- Как же так? – тихо спросил кто-то из собравшихся. – Неужели их пути так и разойдутся? Дед Ахмед, ты обещал нам историю о любви, а любовь оказалась несчастливой.
- Так и должно быть, - возразил другой. – Великие легенды всегда заканчиваются печально. Герои и храбрецы погибают, а влюбленные разлучаются ради блага остальных. Эта легенда тоже не исключение.
- Не спеши делать выводы, мой дорогой друг, - сказал Ахмед, не переставая улыбаться. – Вы еще не дослушали мою историю до конца. До заката солнца осталось совсем немного времени, но я успею вам поведать ее, откладывать уж нет смысла.
Он вздохнул и, снова затянувшись трубкой, нараспев заговорил.
- День за днем, ночь за ночью – покатилось колесо жизни с прежней скоростью. Постепенно былой порядок в стране восстановился, забылись злодеяния бессердечного аль-Мамуна, выскреблась песками кровь невинных с площади. Снова стал править Шахджахан, снова стали заседать Советы мудрейших и устраиваться пышные торжества. Но халиф вынес и свой урок из предательства брата, стал более осмотрительным и недоверчивым, жестким в решениях, самолично дотошно проверял каждого приближенного ко дворцу, чтобы оставить трон сыну безопасным, а тыл прочным.
Только не была все равно спокойной его душа. Надеялся Шахджахан, что по прошествии времени забудет принц Абильхан о своем северном возлюбленном, но шли дни, недели, а затем и месяцы, а рана в сердце принца не заживала. Все так же выходил Абильхан встречать знатных гостей, все так же улыбался им. На занятиях с учителями вел себя прилежно и учтиво, являлся на все переговоры и советы, в делах халифата был сведущ. Но мысли его были далеко и не принадлежали они ни народу своему, ни развлечениям, ни даже отцу. Лишь одному человеку, что где-то далеко, за синим морем, за зелеными долинами и серыми холмами, думал о нем, повернувшись обветренным лицом на восток…
Подарки, присланные из Каира от родственников матери, были забавными и красивыми, пестрели разнообразием и поражали дороговизной.
- Старый Шукри знает, чем порадовать глаз и сердце, - довольно приговаривал Шахджахан, вертя в руках усыпанную рубинами трость. – А вот, смотри, как занятно! Бывают же умельцы, способные сотворить такое, что песок в их руках становится послушным.
Билл посмотрел на стоящие в ряд стеклянные сосуды, в которых из разноцветного песка были невероятным образом сделаны картины. Красные дворцы, серые с голубым отливом верблюды и белые узоры на желтом фоне.
- Мило, - сказал он.
Халиф вдруг всплеснул руками и, восторженно охая, вытащил из горы даров звенящую изнутри коробку.
- Взгляни, Абильхан! Первые монеты имени тебя! Золото чистой плавки! Теперь ты самый молодой арабский принц, в чью честь выкованы деньги.
- Я рад. Теперь мной будут платить и размениваться.
Принц отложил очередной по счету отрез атласной ткани и, поклонившись, вышел из залы. Шахджахан бросил монеты обратно и, опустившись в кресло, устало подпер голову кулаком.
Билл вернулся в покои, где проводил почти все свое время. Забивался в угол, как испуганный зверь, подолгу сидел в темноте, пока тело не затекало и не начинало жалобно ныть. Спешил укрыться здесь после занятий, прогулок и приемов, чтобы остаться наедине с собой и местом, где он был счастлив в последний раз. Он пытался превозмочь себя каждый раз, вставая по утрам с постели, клялся, что пересилит себя и обернется прежним Абильханом, но все больше напоминал себе изможденного раба, обреченного на вечную каторгу. Он словно высох изнутри, вышел из тела немым духом, наблюдая со стороны, как дышит и ходит по дворцу, как принимает пищу, как говорит с кем-то. Билл понимал, что его безучастный и тоскливый вид причиняет отцу боль, и ненавидел себя за это, но ничего не мог с собой поделать.
Тоска по Тому не стихала на ни миг, и скрыться от нее нельзя было ни во сне, где лукавое подсознание играло с ним, ни во время пиров и гуляний, ни во время усиленных учений. Билл исполнял свои повседневные дела и обязанности, стиснув зубы, боясь, что каждое произнесенное им вежливое слово, каждый поклон и каждый сантиметр шелковой ткани на теле еще больше отдаляет его от Тома. Среди шумных гостей, лебезящих перед ним, на душных улицах, за тонкими занавесями носилок, даже на молитвах, со лбом, упершимся в холодный пол или колючий ворс коврика, - Том незримо присутствовал рядом, но невольно дрогнувшие от наваждения пальцы вместо его руки всегда ловили лишь пустоту. Утешавшая поначалу надежда, что все вернется на круг своя, стоит только телу забыть родные объятия, развеялась, как мимолетное видение. Слишком сильна была эта болезнь, и времени не было подвластно излечить ее.
Они, как могли, держали свое слово искать друг друга. Через год после того, как варвары покинули халифат, Билл, невзирая на протесты отца, собрался в дорогу и выехал навстречу неизвестности. На каменистых берегах Адриатического моря они встретились, принц издалека завидел – нет, почувствовал чем-то в груди – знакомую до боли фигуру, усмиряющую взглядом сощуренных глаз соленый морской ветер. Несколько дождливых дней промелькнули, как в тумане, они сжимали друг друга в объятиях, пытаясь насытиться друг другом, целовали до онемения в губах. И долго не могли проститься, надрывно шепча слова утешения и любви, лишь усугубляющие боль нового расставания. По возвращении домой принца трясло и ломало, словно в лихорадке, от желания вновь прикоснуться к любимому, становящимся нестерпимым зудом, который, затухая, продолжал тянуть в каждой клетке тела, куда бы Билл ни направлялся, что бы ни делал.
Второй год разлуки обернулся для принца воплотившимся в явь страшным сном. Поплутав несколько дней по лесам Франкии, он так и не встретился с Томом. Чащи и топи вставали на пути, как будто сам черт водил их по кругу, не давая выйти на дорогу. Наконец, выбравшись, Билл узнал от местных жителей, что кочевой отряд стоял здесь неподалеку чуть раньше, но уже ушел. Впавший в ступор принц не сказал своим слугам на обратном пути ни слова. Вернувшись в Дамаск, он закрылся у себя и вышел лишь тогда, когда голод стал нестерпимым.
Шахджахан молчал, терпеливо ожидая, когда упорство сына иссякнет, но смотреть на метания Абильхана становилось все больнее. Принц чах, как лишенный воды цветок, летящая быстрая походка исчезла, Билл ходил по дворцу молчаливой тенью. И глаза его уже не сверкали, как прежде.
На днях принцу исполнилось двадцать три, и халиф подумывал о том, чтобы передать ему в правление какой-нибудь город, чтобы сын увлекся делами и забыл, наконец, этого проклятого варвара. Он долго откладывал свое решение назначить Билла наместником Багдада, который со смерти аль-Мамуна так и стоял без власти, но известие о том, что сын вновь собирается во Франкию, заставило его немедленно собраться с духом для разговора.
Постучавшись, халиф заглянул в покои сына. Сундуки с одеждой были разворошены, кругом валялся разный хлам и мусор, а сам принц посередине комнаты собирал дорожную сумку, то складывая в нее вещи, то доставая их и заменяя другими. Билл выглядел веселым и радостным, и Шахджахан залюбовался им, редко когда теперь балующим своей улыбкой. Принц сосредоточенно пыхтел, не замечая присутствия отца.
- Опять поедешь искать своего варвара? – подал голос Шахджахан. Билл поднял голову и кивнул, смущенно улыбнувшись. Халиф покачал головой, неодобрительно глядя на хаос, царящий в покоях. – В прошлый раз ты вернулся ни с чем. Уверен, что хочешь отправиться сейчас?
- Уверен, отец. Я знаю, Том дождется меня. Наверное, в прошлом году ему пришлось уйти из-за лагеря, но теперь он наверняка все продумал.
- А что, если он просто не захотел прийти? – осторожно предположил халиф. – Он устал и не хочет больше быть связанным призрачными обетами. Ты не думал об этом?
- Не беспокойся об этом. Я хорошо его знаю, он верен своему слову, как никто другой. Даже если он решит оставить меня, он придет сказать об этом. – Билл помолчал, прислушиваясь к себе. – Нет, мое сердце еще бьется, а значит, Том по-прежнему любит меня. Я не упущу его!
Принц вскочил на ноги, тараторя без умолку.
- Я должен что-то подарить ему. Как я мог не подумать об этом раньше? Что-то, что займет место в его сундуке, достойное этого. – Он сжал в ладони висящую на шее на золотой нити фигурку. – Я подарю ему тот разноцветный песок с верблюдом!
Билл бросился в спальню, но Шахджахан придержал его за локоть.
- Подожди, Абильхан. Нам надо поговорить с тобой.
Жестом указав сыну сесть, он опустился напротив, заставляя себя быть непреклонным, глядя в глаза сыну, полные томительного ожидания встречи с любимым. Билл нетерпеливо теребил застежку у горла, его ладони стали влажными от волнения.
- Мне было нелегко решиться на этот разговор, я знаю, что ты будешь испытывать потом. Но, Абильхан, сейчас я хочу поговорить с тобой не только как отец с сыном, но и как правитель с правителем. Как с мужчиной, которому знакомо и близко понятие чести и долга. Я много думал и решил, что тебе пора уже приобщаться к правлению, начинать действовать со мной наравне. Не за горами тот день, когда тебе придется стать халифом. Я решил сделать тебя своим наместником в Багдаде.
- Что? – Билл выпрямился, изумленно глядя на отца. – Но я не…
- Ты готов. Ты умный, дальновидный, храбрый – все, что нужно, остальное приложится с опытом. А самое главное, что я хочу сказать, - ты должен забыть этого своего Тома. Когда ты станешь халифом, будет непозволительно мотаться к нему на другой конец света, ведь на твоих плечах будет лежать ответственность за такую большую страну, как наша. Хватит, Абильхан, пора оставить это в прошлом.
Принц невесело усмехнулся.
- Я догадывался, что речь пойдет об этом. Ты же знаешь, что я не могу. По происхождению я халиф, но на самом деле лишь простой человек. А людям свойственно любить и жаждать любви. Я же не виноват, что мой избранник находится за многие мили от меня, что он дикарь, а не богатая принцесса.
- Жаль, что он не богатая принцесса. Тогда бы ты имел право жениться на ней и рожать детей. А с этим дикарем тебе только дорога в ад, потому что Коран запрещает мужеложство.
Билл махнул рукой и встал, начиная вновь собирать сумку. Весь его вид говорил о том, что подчиняться законам принц не намеревался. Шахджахан прикусил губу, думая, какими словами образумить сына.
- Пойми, что твое влечение к нему гибельно.
- Влечение? – вскинулся Билл, бросая вещи на пол. – Это ты мне говоришь? С каких пор ты стал судить, как надменный старикан?
- Абильхан, не смей говорить с отцом в таком тоне.
- А ты не смей делать вид, что тебе это не знакомо! Вспомни себя самого, ты ведь тоже совершал глупости, чтобы привлечь внимание матери. При том, что даже не видел ее лица и ни разу не говорил с ней. Я достаточно провел времени с Томом, чтобы знать, что он – моя судьба. Ты требуешь от меня забыть о нем, но как я могу сделать это, ведь это значит забыть о себе самом.
Халиф помолчал, задумчиво меряя шагами нагретый солнцем пол. Билл пристально смотрел на него, ожидая ответа.
- Может, ты и прав, и я напрасно взываю к твоему разуму. Наверное, я не имею права лишать тебя счастья любви, ведь такой дар выпадает раз в жизни, и то не всем. Но, с другой стороны, твой титул – не пустяк, чтобы играть с ним, как вздумается. Халиф это опора и надежда народа, он должен быть непогрешимым, чтобы смочь защищать и хранить покой в стране.
- Неужели ты на моем месте не поступал бы так же? Неужели не искал бы встречи с любимым любой ценой?
- Я не знаю, сын. Я рад, что ты познал любовь, как и я когда-то, но наши случаи слишком различны, чтобы сравнивать их. Пойми, я всем сердцем желаю тебе добра и беспокоюсь за твое будущее. Как правитель халифата, я хочу оставить после себя наследника, который не уронит честь и достоинство трона. Как отец, я желаю тебе крепкой семьи, преданных жен и детей, мира в твоем доме. Как видишь, твой варвар не вписывается ни там, ни там. Я даже как мужчина понять тебя не могу.
- Что же мне тогда делать? – с горечью произнес Билл. Шахджахан подошел к сыну, кладя руку ему на плечо и заглядывая в глаза.
- Ты уже достаточно взрослый, чтобы принять решение самому. Я просто прошу тебя, Абильхан, подумай, хорошенько подумай. И сделай верный выбор.
Сказав это, халиф оставил Билла одного. Принц со вздохом опустился на пол и закрыл лицо руками.
Зеленые берега Средиземного моря утопали в цвете. Белые цветки усеивали ветки деревьев, источая благоухание, назревали первые плоды персиков и абрикосов. Теплые лазурные волны плескались, вынося на камни быстро таящую пену, а где-то далеко, у самой кромки горизонта, рассекая водную гладь, плыли корабли с парусами, полными ветра. Белоснежные дома, похожие на древнегреческие храмы, принадлежащие богатым господам, возвышались на холмах, а у самого берега вокруг извилистой пыльной дороги ютились маленькие домики из желтой глины. По улицам неспеша расхаживали одетые в легкие туники местные жители.
Билл долго искал нужный ему дом. Рыбацких хижин, стоящих на отшибе, было много, но та, единственная, под кривым кипарисом, все никак не хотела появляться в поле зрения. Оставив сопровождающих воинов в таверне города, он спустился к берегу и поехал вдоль него.
Сердце вдруг оглушительно застучало, посылая по всему телу волнительную дрожь. Билл охнул и пришпорил коня, мелкая галька брызнула из-под копыт во все стороны. Стоящий у хижины Том обернулся и бросился ему навстречу с радостным возгласом. Высвободив ноги из стремян, принц скатился с седла прямиком в его объятия.
- Я нашел тебя, нашел! – Билл прижался к Тому, счастливо смеясь. – Ты здесь! Господи, я так боялся, что мы больше не встретимся. В тот раз я чуть не умер, когда мы разминулись.
- Прости меня за это. Я был вынужден увести лагерь, местные жители грозились нас выдать. Я сам проклял все на свете.
- Ничего, не вини себя. Сейчас мы вместе.
Кажущаяся маленькой снаружи хижина внутри была просторной и сухой. Из убранств были лишь стол, пара стульев и соломенный тюфяк в углу, накрытый выцветшим покрывалом. Билл огляделся и улыбнулся, ощущая греющую душу теплоту, накатившие воспоминания, словно полузабытый сон.
- Какое прекрасное место, - с искренним восхищением сказал он.
- Если ты свободен от своих царских дел, мы можем побыть здесь подольше, - ответил Том. – Хозяин ушел в плавание на торговом корабле, обещал вернуться не раньше начала следующего месяца. За моими людьми присмотрит Якоб. Да, он просил передать тебе, что помнит тебя и очень любит.
Билл неотрывно смотрел на Тома, лаская его взглядом. Солнце, бившее из окон, красило его в золотистый цвет, спокойного, светящегося. Принц почувствовал давящую тяжелую вину за то, что должен был сказать любимому.
- Том, я… я не могу остаться с тобой надолго. Через несколько дней я должен буду возвращаться в Дамаск. Отец считает, что мне пора готовиться к правлению. Он ставит меня наместником в Багдаде.
Том вздрогнул и выронил из рук кувшин, из которого разливал по стаканам свежее козье молоко. Белоснежные брызги вперемешку с осколками разлетелись по столу. Билл испугался и спешно заговорил, пытаясь сохранить голос уверенным:
- Но это ничего не значит, Том, я все равно буду находить время, чтобы приехать к тебе, а если его не будет, тогда отменю свои дела. Мы все равно будем вместе, даже когда я стану халифом, меня не сдержат никакие законы и преграды. Том, поверь мне, я…
Том сел на стул и опустил голову на руки. На загорелой обнаженной коже Билл с болью в сердце заметил свежие шрамы. Подойдя к нему, Билл взял ладонь Тома в свои и коснулся ее губами.
- Я буду любить тебя, несмотря ни на что, - произнес он.
- Перед отъездом из лагеря я попрощался со всеми и передал Якобу право быть вождем, - глухо отозвался Том. – Я больше не мог просыпаться по утрам, искать тебя рядом с собой и не находить. Я устал от снов, в которых я хочу прикоснуться к тебе, а ты растворяешься в воздухе. Когда я ехал сюда, то надеялся забрать тебя, жить с тобой так, как того требует моя душа, оберегать тебя от всех напастей. Меня никак не оставляли эти мечты, я представлял, как мы построим дом на берегу моря, я буду ходить в море ловить рыбу, а ты будешь ждать меня.
- Я мечтаю о том же, но моя судьба уже предрешена. – Билл опустил голову.
- Судьба… Она только смеется над нами! – Том вскочил, опрокидывая стул, и зашагал по дому, с яростью пиная все, что лежало на пути. – Верно отец говорил, что не стоит ждать от нее милости. Она подразнила меня бесценным подарком и тут же его отняла! Что это за проклятье такое – любить того, кто никогда не будет со мной!
- Разве ж я виноват? Ты жалеешь о том, что встретил меня?
- Нет, не виноват. Тут нет ничьей вины. – Том остановился и тяжело вздохнул. – Но от этого только больнее. Наверное, я зря грешу на судьбу, а должен быть ей благодарен. Я ни о чем не жалею, ведь ты был у меня. Стоит жить ради тех дней.
- Говоришь так, словно мы разлучаемся навеки…
- Разве нет, Билл? Я не имею права что-то требовать от тебя, кто я один против целого народа. Никто. Ты должен быть халифом. А я…
Том замолчал, обреченно отводя взгляд. Билл встал и подошел к любимому, обнимая его. В доме повисла тишина, солнечные пятна на полу побледнели и растаяли. Снаружи послышался приближающийся раскат грома, и по деревянной крыше застучали капли дождя. Небо плакало от жалости к своим детям.
Билл медленно открыл глаза, не сразу вспоминая, где находится. Из щелей между досок стены крались по полу желтые полосы, свежий и чистый после прошедшего дождя воздух свободно влетал в открытое окно. Приподнявшись на локте, принц оглядел спящего Тома. Тот хмурился во сне, и у переносицы собирались недовольные складки. Билл помнил, что точно так же любовался спящим варваром в то утро, когда впервые ощутил в себе искры любви к нему. Он вспоминал каждый миг, проведенный вместе, каждый шаг навстречу друг другу. Перед глазами вставали образы, сменяя друг друга, живые и яркие, нестираемые из памяти ничем. Вот Якоб, тогда еще страшный незнакомый человек, вытаскивает его из повозки, и среди потешающихся над ним разбойников появляется их главарь с полным презрения взглядом. Вот Шакал грозит ножом ему у костра, требуя склониться, а вот уже спасает принца, едва живого, из ледяной буйной реки. И дальше, от первых рассветных часов до ночных сумерек, смежающих веки. Том был рядом всегда, с самого рождения на свет их связывала нить, сплетенная кем-то свыше. А теперь он должен уйти и разорвать ее, лишая из обоих возможности дышать.
Билл встал, осторожно укрывая Тома. Подняв с пола одежду, он бесшумно оделся, оглядываясь и проверяя, не разбужен ли варвар. У самого порога он еще раз обернулся, целуя Тома влажными глазами. Выдохнул, решаясь, и выскользнул за дверь. Сердце громко билось, а душа замирала, словно не веря принятому решению. Билл оседлал коня и направился в город, к своим воинам. Свой Рубикон принц перешел.
Том дернулся, как от удара плетью, и проснулся. Ему хватило мгновения, чтобы понять, что Билла рядом нет, как не было и одежды принца, и его лошади, привязанной к столбу на улице. Вскочив, Том выбежал во двор и заметался по берегу.
- Ушел… Ушел! Бросил меня! – закричал он, запнувшись и падая на землю. – Даже слова не сказал, исчез! В любви клялся, помнить обещал! А сам оставил меня, не нужен я ему!
Задохнувшись, он с отчаянным возгласом зачерпнул горсть мелких камней, бросая ее в сторону просыпающегося города, и согнулся, сворачиваясь и утыкаясь лбом в колени.
- Вернись, умоляю, - беззвучно выдохнул он на исходе сил, каждое слово отдавалось болью в груди.
Окаменевший от горя, он все же не мог не услышать приближающийся конский топот, а затем и быстрый шаг человеческих ног. Том сделал над собой усилие и выпрямился, увидев перед собой обеспокоенное лицо Билла.
- Что случилось? Ты ранен? – испуганно спросил принц, опускаясь рядом с ним. Том вцепился в него, сжимая пальцами тонкие плечи, боясь, что тот снова исчезнет.
- Ты вернулся? Ты настоящий?
Билл недоуменно улыбнулся.
- Это я, Том. Я с тобой рядом. Ты чувствуешь? Я здесь.
Том облегченно застонал, притягивая к себе Билла.
- Я думал, ты уехал. Черт возьми, я чуть с ума не сошел. Испугался, что ты решил вернуться домой, не попрощавшись со мной.
- Ну что ты, как я мог? Я ездил в город, чтобы отпустить своих охранников.
- Но как? Ты поедешь обратно один?
Принц помолчал. Взяв лицо Тома в свои ладони, он прижался к нему, нежно целуя в губы и зарываясь пальцами в волосы.
- Я не поеду обратно, Том. Я хочу построить с тобой дом и ждать тебя в нем, пока ты ловишь в море рыбу. Я хочу каждый день просыпаться с тобой и засыпать с тобой. Ничего другого мне не надо.
- Но как же твоя страна и твой отец? – прошептал Том. – Ты отказываешься от трона… ради жизни со мной? От всего богатства и почестей?
- Зачем они мне? Все это золото, драгоценные камни, слуги, хвалы в мою честь, роскошный дворец, пиры и наложницы… Зачем мне все это, если у меня есть ты? Я уже познал лучшее из счастий. Я люблю тебя, так люблю, что готов отдать за тебя все на свете.
Том неверяще смотрел на Билла, почти не дыша. Билл казался ему эфемерным, сказочным видением, и он боялся моргнуть, чтобы случайно не спугнуть его. Осознание пьянящего, накрывающего с головой счастья, затопляющего его изнутри, медленно приходило откуда-то извне, вместе с жаркими поцелуями и теплыми ласковыми пальцами, играющими с его телом – и душой, подобно фениксу восстающей из-под тлена прошлых лет. И птица эта несла на крыльях свет, исцеляющий раны одним взмахом, обещающий что-то новое вдали, полное мира.
«Дорогой мой отец! Не вели казнить гонцов, принесших эту весть от меня, хоть и не по нраву она придется тебе. Я послушался твоего совета и хорошо подумал перед тем, как сделать свой выбор. Поверь, что более тяжелого выбора мне еще не доводилось делать. Я корю себя за то, что приходится огорчать тебя, ведь был твоей надеждой, но своего решения своего не изменю. Я остаюсь с Томом.
Я по-прежнему бесконечно люблю Отца нашего Аллаха и чту его заповеди, но, готов поклясться на Коране, только с Томом я почувствовал, как близко могу быть к Нему. Только познав лишения и тяготы в плену, я понял, как мне следует жить. Священные книги и заветы не передадут словами той истины, ведь слова лживы и путанны, а истина неуловима, лишь сердцем можно увидеть ее. А сердце слепо ровно до того момента, как не поселится в нем любовь. Она и есть высшее проявление божественной сущности, лишь она способна открыть нам глаза и помочь отыскать верные пути. Я люблю Тома и свой путь уже нашел.
Я знаю, что, возможно, ты так и не сможешь понять и принять мой выбор, но, прошу, попытайся. Ради меня самого, ради памяти матери и вашей любви. Не вини меня и не тоскуй, я в тех руках, что позаботятся обо мне как ничьи другие. Я хочу открывать этот мир заново, рядом с ним, я хочу видеть, как распускаются цветы, ждать долгой зимой весны, хочу наслаждаться этой жизнью и всем, что она мне даст. Мне больно оставлять халифат, но достойного тебя правителя из меня не выйдет, я не смогу вложить всю душу на благо страны. Ты вправе назвать меня олухом и бесстыжим лентяем, я того заслуживаю. Если судьбой уготовано мне, что я разочаруюсь в своем выборе и прокляну себя за него, что ж, я готов и к этому. Лучше жалеть о сделанном, чем об упущенном.
Я никогда не забуду о тебе. Если ты примешь нас, мы вернемся, будем приезжать, если будешь ждать. Я и Том. Он половина меня, а значит, тоже твой сын. Прошу, не отрекайся от нас, ты один из немногих, кто может поддержать нас, на чье плечо мы еще можем опереться. Я очень люблю тебя и буду молиться за твой покой. Что бы ни случилось на жизненном пути, ты навсегда останешься моим отцом.
Твой непутевый сын Абильхан».
Шахджахан отложил письмо и потер уставшие глаза.
- Я так и знал, - проговорил он и вздохнул. Халиф был расстроен, но что-то подсказывало ему, что выбор сына был самым честным и правильным из всех, что могли быть.
- Шахджахан недолго горевал, что сын его, Абильхан, предпочел вольную жизнь титулу халифа. Часто он ходил в усыпальницу к покойной Атхар и, говорят, что в один из таких визитов явился к нему дух жены. О чем они беседовали – никто не знает, но с тех пор жизнь во дворце изменилась. Халиф перестал хмуриться и тосковать, а вскоре после этого у другой его жены родился сын, а потом и дочь, и закружилась жизнь. Но и про старшего сына он не забывал ни на мгновение, горячо и с любовью молясь за него Аллаху.
А сам Абильхан прожил долгую жизнь рядом с возлюбленным своим Томом. Они уехали во Франкию и путешествовали по ней, пока не изъездили вдоль и поперек, от севера до юга, иногда приходили в земли, на которых осели их друзья-варвары, построив небольшую деревню, старостой в которой был Якоб. А после, как и мечталось им, построили дом на берегу моря и жили в нем до исхода своих лет.
Ахмед закончил рассказ и кивнул самому себе, словно ставя немую точку в повествовании.
- Так кончается моя история. Долгой и тревожной была она, но есть в ней серьезный урок. Лишь упорством и верой в себя можно побороть все невзгоды и заслужить любовь. Помните об этом и в самый трудный час не опускайте рук. И будут вознаграждены все ваши старания.
- Спасибо, спасибо, дед Ахмед! – наперебой закричали дети, вскакивая на ноги. На улице уже совсем стемнело, и встревоженные родители принялись разводить их по домам, гадая, как им уложить спать своих непослушных чад.
Слуга помог подняться Ахмеду с лавки и завел его домой, стеля низкую постель и готовя целебный чай, помогающий крепкому сну. Приняв отвар, старик лег и вздохнул, думая о былом, мысленно подсчитывал, сколько всего может положить на ту или иную чашу весов, вспоминал все, с чем предстанет перед Судом. Постепенно сон сморил его, уводя в призрачное царство, где на душе легко и спокойно, а под ногами шуршит мягкая трава. Ахмед вышел из неясной тени на залитый солнцем обрыв, раскинул руки – и невесомые ветры подхватили его, поднимая вверх, к солнцу, просящемуся в раскрытые ладони. Паря среди кудрявых облаков, он слышал детский смех, звенящий серебряными колокольчиками, и сам радовался, как ребенок. А внизу, на изумрудной земле, полной жизни, видел двух неспешно едущих всадников, срывающих со стеблей цветы ярчайших красок и вдевающих их друг другу в волосы. Ахмед узнал их – то были герои его последней земной истории, арабский принц и северный варвар, любящие, любимые и бесконечно верные друг другу, начинающиеся и заканчивающиеся друг другом, принадлежащие друг другу, как трава - земле, солнце - небу, а жизнь – любви.
Дай мертвым бессмертие Славы,
живущим — бессмертье любви.
Рабиндранат Тагор
КОНЕЦ