Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Хосе Ортега-и-Гассет родился в Мадриде 9 мая 1883 года. Его отец был известным журналистом, депутатом кортесов, а мать принадлежала к семье, из которой вышел ряд известных мадридских издателей. Детство будущего философа прошло в доме, где господствовали либеральные традиции, существовал живой интерес к языкам, к вопросам текущей журналистики и к политическим судьбам страны. Все это способствовало формированию у О. литературно-эстетических и философских интересов.
Вслед за своими двумя старшими братьями О. был отдан отцом в 1891 году в иезуитскую коллегию Мирафлорес дель Пало, близ Малаги, где его необычные, блестящие способности почти сразу же привлекли внимание товарищей и наставников. Обучаясь в колледже, О. овладевает в совершенстве латынью и древнегреческим. По свидетельству сверстника О., поэта Х. Р. Хименеса, во время пребывания в иезуитской школе О. пережил религиозный кризис, вызванный разочарованием в господствовавшей там зубрежке и школьной схоластике. Кризис этот привел его к увлечению Ренаном, а затем – Ницше.
В 1902 году О. почти одновременно сдает экзамены на звание лиценциата Мадридского университета (куда он поступил в 1898 году) и вступает на литературное поприще в мадридских газетах и журналах в качестве фельетониста и критика.
Защитив в Мадриде в декабре 1904 года диссертацию “Ужасы тысячного года” (о хилиастических настроениях во Франции эпохи раннего средневековья и породившей их исторической обстановке), О. продолжает свое философское образование в Германии – в университетах Лейпцига, Берлина и Марбурга. Одним из сверстников, с которыми О. здесь сходиться и охотно ведет дружеские дискуссии, был будущий известный философ и эстетик Н. Гартман.
После возвращения в Испанию Ортега с июня 1908 года становиться в Мадриде профессором Высшей педагогической школы. Следующие его годы – годы его высокой журнальной и политической активности. Критикуя жизнь и культуру современной Испании, он в своих выступлениях не щадит не только испанское государство и консервативную монархическую партию, но и испанских либералов, принимая не редко участие в социалистических митингах и поддерживая требования испанских социалистов.
С ноября 1910 года О. возглавляет кафедру метафизики факультета философии и языка Мадридского университета, которой руководит в течение 25 лет. Научную и преподавательскую работу он совмещает с журналистской и издательской деятельностью. В 1914 О. опубликовал свою первую книгу – “Размышления о Дон-Кихоте” и прочитал знаменитую лекцию “Старая и новая политика”, в которой изложил позицию молодых интеллектуалов того времени в отношении политических и моральных проблем Испании. Некоторые историки считают это обращение существенно важной вехой в цепи событий, которые привели к падению монархии. В 1915 в сотрудничестве с Асорином, Барохой и Пересом де Айела основал журнал “Испания”, а в 1917 – “Эль Соль”. Вскоре О. стал известен в Латинской Америке; в 1916 он прочитал серию лекций в Аргентине. В 1923 учредил журнал “Ревиста де Оксиденте”, где единственным автором является он сам. В этом журнале испаноязычному миру предлагались новейшие достижения в области философии, науки и литературы. Когда генерал Примо де Ривера провозгласил себя диктатором Испании в декабре 1923, О., как и многие другие профессора, отказался от должности в университете. В феврале 1931 за два месяца до смены режима он образовал небольшой политический союз “Группа на службе республики” тем самым, участвуя в свержении монархии Альфонса 3. Затем был избран в новую конституционную ассамблею. В 1933 ушел из политики, а когда началась гражданская война, покинул Испанию. В 1936–1945 жил в Европе, Аргентине и Португалии. С 1936-1937 годов О. выступает против фашизма. Вторая мировая война вынуждает его эмигрировать в Аргентину, откуда он возвращается в Мадрид в 1945 году. В 1948 году основал в Мадриде Институт гуманитарных наук. Умер в Мадриде 18.10.55.
Положение науки и исторический разум. //Что такое философия. М. Наука, 1991.
1.Предварительные замечания.
“Реальный мир и мир мысленный - это два плотных, непрерывных космоса, в которых нет ничего обособленного и разорванного: из любой их точки мы можем плавно, без скачков переходить ко всем остальным и созерцать их совокупность. Именно эта идея непрерывности Вселенной находится в преддверии современной науки. Из нее исходит Декарт, устанавливая новую форму знания”.
В последние годы XVI и в первые XVII в., т.е. в то время, когда размышлял Декарт, западный человек верил, что мир обладает рациональной структурой, иными словами, что организация реальности совпадает с организацией человеческого ума, разумеется, с самой "чистой" его формой: с "чистым", или математическим, "разумом". Чистота состоит в том, что в математических рассуждения мыслитель отвлекается от мира, не заботясь о том, каковы вещи за пределами его мысли, напротив, он занят исключительно нормами своего мышления, строит идеальный мир по своему усмотрению. Те, кто считал наблюдение и эксперимент самыми характерными чертами новой науки, совершали непоправимую ошибку. Не сведения извне, не глаза и уши были той твердой почвой, на которую уверенно опирались Декарт и Галилей - каковы бы ни были их взаимные разногласия, - а математические символы, возникающие в собственном сознании человека, чрезмерно замкнувшемся в себе.
Это новая “живая” вера в “новую науку”; о ее значении для человека 15-16 вв., лишенного ориентиров.
2. Эпоха прогресса и эпоха опасности.
О ”религии науки” по аналогии с “религией свободы” у Кроче, где место Бога занимает то, что дополняет человека, что дает ему ориентиры, смысл жизни, “твердую почву”, что дает ему уверенность в том, что его жизнь, его существование не являются беспощадно и жестоко искалеченными.
О поколениях людей, от Бэкона, Декарта, Галилея, которые жили “живой верой в науку”: “... Мысли о том, что науке может грозить историческая опасность, что западный человек разочаруется в науке и почувствует к ней если не враждебность, то равнодушие, не могли появиться на горизонте прошлого поколения. То было последнее поколение из тех, кто всецело принадлежал к великому историческому циклу поколений, у истоков которого стояли Бэкон, Галилей и Декарт. Они жили живой верой в науку. Чтобы считать свое существование осмысленным, им достаточно было знать, что человек способен заниматься физикой, иными словами, они полагали, что наука - под этим или под более общим названием "культура" - есть величайшая ценность в мире и, следовательно, обладает высшим правом. Для этих людей идея науки была основой, на которой строились и упорядочивались все человеческие проблемы, поэтому моральные и политические вопросы для них легко решались обращением к простому требованию, предписывающему обществу и государству такую организацию, при которой ничто не может воспрепятствовать прогрессу наук”.
3. Частные мнения людей, противоречащие вере их времени, не подлинны.
...вера в науку, прежде всего, была не просто личным мнением, а мнением коллективным, а коллективное, или общественное, мнение, как и лежащие перед нами камни, есть независимая, находящаяся вне нас реальность, с которой мы должны считаться, хотим мы того или нет. Наше личное мнение может противоречить общественному, однако последнее не становится от этого хоть сколько-нибудь менее реальным.
Тот, кто убежден, что его мнение расходится с общепринятым, сам того не замечая, оказывается во власти действующего верования и на самом деле живет уже этим верованием, а не расхождением с ним.
4. Почему вера в разум пришла в упадок.
Наука в опасности, я не преувеличиваю - ибо не говорю, что европейское сообщество совершенно утратило веру в науку, - но в наши дни эта вера превратилась из живой в мертвую.
...Сегодня наука обладает поразительно точным знанием о множестве вещей, происходящих на самых отдаленных звездах и чужих галактиках. Наука по праву этим гордится, и поэтому, хотя и с меньшим правом, распускает на академических собраниях свой павлиний хвост. Но тем временем оказалось, что эта самая наука перестала быть живой общественной верой, став почти презираемой обществом.
...Чудесные успехи естественных наук как познания вещей находятся в резком противоречии с их бессилием перед собственно человеческим. Человеческое ускользает от физико-математического разума, подобно воде, вытекающей из решета.
...Вот вам причина плачевного упадка веры в разум. Человек не может больше ждать. Он требует, чтобы наука объяснила ему человеческие проблемы. В глубине души он уже несколько устал от небесных тел, нервных реакций и атомов. Первые поколения рационалистов верили, что с помощью физической науки сумеют объяснить судьбу человека.
…за три века культ физики приучил нас игнорировать как нечто несущественное и нереальное именно эту странную реальность - человеческую жизнь...
... Ошибка натуралистического разума заключалась в том, что он, несмотря на несовершенство своих методов бесспорно, превосходных и неподражаемых, - он является второстепенным разумом, второстепенным для человеческой жизни, всего лишь одним из проявлений которой он является.
5. Крах, открывающий путь жизненному разуму.
Жизнь быстротечна и нуждается в острейшем знании того, чего ей следует придерживаться, и эту неотложность необходимо превратить в метод поиска истины. Прогрессизм помещающий истину в неопределенное завтра оказался опиумом, оглупляющим человечество. Истина есть то, что является истинной сегодня, а не то, что собираются открыть когда-то в будущем.
... Физический разум был единственным, во что верил человек, когда же истина этого разума понадобилась для решения более близких человеку проблем, то оказалось, что ему нечего сказать. И западные народы внезапно ощутили, что почва уходит у них из-под ног, что они теряют точку опоры, их охватил панический страх, им показалось, что они идут ко дну, погружаются в бездну.
И, тем не менее, достаточно проявить немного выдержки, чтобы вновь ощутить под ногами восхитительную твердь матери Земли, элемента, способного удержать человека. Как и всегда, для этого необходимо и достаточно, откинув страх и не теряя головы, превратить в точку опоры именно то, что вызывало представление о бездне. Физический разум не способен сказать о человеке ничего определенного. Прекрасно! Но это означает лишь то, что мы должны со всей решимостью отказаться от изучения человека с помощью физических и естественнонаучных методов. Вместо этого рассмотрим человека в его спонтанности, таким, каким он нам видится, каким выходит нам навстречу. Или, иными словами, крах физического разума открывает путь жизненному и историческому разуму.
Человек нуждается в новом откровении.
6. Человек нуждается в новом откровении, которое не способен дать физический разум.
Для меня разум в подлинном и строгом смысле слова есть всякое действие ума, посредством которого мы устанавливаем связь с реальностью и встречаемся с трансцендентным. Все остальное только ум, нехитрая домашняя игра без последствий, которая сначала развлекает, затем развращает и, наконец, приводит человека в отчаяние, заставляя презирать самого себя.
...выражение "исторический разум" следует понимать во всей полноте его смысла. Не как внеисторический разум, который якобы осуществляется в истории, а буквально как-то, что происходило с человеком, как откровение реальности, трансцендентной по отношению к созданным человеком теориям, как сущностный разум, которым является он сам, вне зависимости от этих теорий.
Я говорю вам, что в науке о человеке зреет новое поразительное откровение. Царство разума не кончилось. Физический разум умер! Да здравствует исторический разум.