Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
68
КУРСОВАЯ РАБОТА
на тему:
"Проблемы интеллектуальной миграции в России и пути их решения"
Екатеринбург 2009
Введение
В условиях глобализации начинает формироваться не только единый рынок капиталов, товаров, технологий, но и рабочей силы. Интеллектуальная миграция –одна из важнейших миграций населения. Ей, как и миграции населения в целом, свойственно циклическое развитие.
Современный период характеризуется высокой миграционной активностью. Не случайно этот процесс привлекает внимание ученых и государственных деятелей. Если международной миграции ученых перед 2-ой мировой войной посвящено большое количество научных работ, то факторы и механизмы современной интеллектуальной миграции мало изучены. Особенно это относится к российской миграции. Именно этим и объясняется выбор данной темы.
Данная тема, безусловно, актуальна, т.к. на настоящий момент мы имеем миграцию, развивающуюся крайне противоречиво и иррационально. Миграционные взрывы в России характеризуются не только масштабами, но и нетрадиционными причинами, а также своеобразными формами проявления. Если в прошлом главными факторами миграции являлись в основном обстоятельства внутринаучного порядка, то в настоящее время решающую роль играет ситуация, складывающаяся за пределами науки, т.е. в рамках общества в целом: кризис экономики, социальных, межнациональных и политических отношений, культуры. Этот кризис преломляется и в сфере науки таким образом, что личность, посвятившая себя научному познанию, не имеет возможности самореализоваться в качестве ученого.
В результате возникает парадоксально-трагическое положение. Те труженики науки, которые не находят себе места или лишаются места в ней, мигрируют в другие области деятельности (чаще всего в бизнес), либо мигрируют в другие страны. Масштабы обратного движения –из стран дальнего и ближнего зарубежья –пока неизмеримо меньше. Все это придает миграционным процессам особую качественную специфику, их нельзя считать нормальными процессами миграции из периферии в центр мирового научного пространства. Уже сейчас возникают серьезные трудности в высшей школе; демографические характеристики миграции, ее омоложение заставляют весьма основательно задуматься о будущем российской науки и технологии.
При выборе темы была поставлена цель –оценка потенциала России на основе изучения современных миграционных процессов.
Для достижения выбранной цели были решены следующие задачи:
В зависимости от конкретных задач использовались определенные методы и приемы. Основу работы составили аналитический метод и сравнительный анализ статистических данных.
Изучение как позитивного, так и негативного зарубежного опыта регулирования миграционных потоков может дать ценный материал для выработки ориентиров совершенствования законодательных основ соответствующей политики России.
1. Экономическая сущность интеллектуальной миграции
1.1 Интеллектуальная миграция: общая характеристика
В современном мире человеческий фактор социально-экономического развития стал непосредственным капиталом. А миграция формирует значительнейшую часть этого капитала. Данная функция миграции получает зримое выражение в ее количественных параметрах. Характерными особенностями международной миграции населения являются постоянное увеличение ее масштабов, вовлечение в миграционный кругооборот населения практически всех стран мира, быстрый рост в нем доли трудовой миграции. Большое значение для определения роли межгосударственной миграции в общественных процессах приобретают ее структурные характеристики. Она становится все более дифференцированной по профессиональным, квалификационным, образовательным признакам, специальностям ее участников. Постоянно растет доля вовлекающихся в нее высококвалифицированных работников.
Переход к постиндустриальному обществу существенно повысил роль научного и инженерного труда в социально-экономическом развитии стран, в эффективном использовании ими имеющихся ресурсов. Как отмечает американский ученый П. Друкер, «настоящим капиталом развитой экономики являются знания, а работники интеллектуального труда превратились в группу, определяющую ценности и нормы общества» [1]. Естественным следствием этого стало быстрое развитие весьма специфического сегмента рынка труда – рынка научных кадров и квалифицированных специалистов (прежде всего в области научного обслуживания), умножение численности ученых, менеджеров, специалистов, рост мобильности соответствующих кадров. В 1962 г. в докладе Британского королевского общества впервые появилось понятие «brain drain». Оно было использовано для обозначения эмиграции ученых, инженеров и техников из Великобритании в США. Но очень быстро его стали применять повсеместно, поскольку уже тогда описываемый им феномен получил общемировое звучание.
В этой связи следует сделать важное методическое замечание: в любую историческую эпоху процесс научного и технологического развития должен рассматриваться как общечеловеческий и преодолевающий любые препятствия. Одна из самых распространенных форм такого преодоления –беспрерывное пространственное перемещение талантливых людей, носителей передовых научных знаний, через различные, в том числе этнические и национальные границы. Воистину история развития мировой цивилизации –это история интеллектуальной миграции.
Уже средневековые университеты пытались поднять свой престиж, переманивая ученых из университетов других стран. В России первые деятели науки были зачастую эмигрантами из Германии, приглашенными лично государями. В середине XVIII в. из 107 членов С.-Петербургской академии наук лишь 34 были россиянами. [2] История знает немало и таких примеров, когда люди, посланные для обучения за рубеж, отказывались возвращаться на родину. Россия впервые столкнулась с подобным явлением в XVII в.: тогда четыре студента, отправленные на обучение в Англию, не захотели вернуться, объясняя свое решение неблагоприятной политической обстановкой на родине.
Современная международная миграция научных кадров тоже складывается как бы из двух потоков: из специалистов, переезжающих из одних развитых стран, преимущественно европейских, в другие, расположенные за пределами Европы (Великобританию, например, ежегодно покидает около тысячи талантливых ученых), и из уроженцев стран Африки, Азии, Латинской Америки, Восточной Европы и СНГ, получивших образование в американских и европейских вузах, но не вернувшихся на родину.
Итак, «утечку умов» отождествляют в первую очередь с учеными, а ее первые примеры относят ко времени возникновения самой науки. Вместе с тем то, как «утечка» проявилась на рубеже 40–50-х годов XX в., сделало ее во многом новым явлением. Тогда впервые приобрел массовые масштабы отъезд талантливых ученых и выпускников университетов Европы, обычно молодых людей, нацеленных на научную деятельность и продолжение образования, за океан, в научные центры США, отчасти Канады и Австралии. Процесс этот затронул ФРГ, Великобританию, Италию, в известной мере Францию и ряд других стран. Только за 1950–1960 гг. в США прибыло около 100 тыс. высококвалифицированных специалистов, что немало способствовало развитию не только науки, но и экономики американского общества. Ибо «до 40-х годов Америка могла быть охарактеризована высоким уровнем развития технологии, доминирующим промышленным производством, но относительно слабым развитием науки. Центр всемирной науки в те годы находился в Европе». А затем «…произошло удивительное изменение. Экономистами документально доказано, что в Соединенных Штатах Америки со времен Второй мировой войны появление в науке новых технологий объясняет более половины всех повышений экономической выработки на душу населения». И многие такие технологии создавались в ходе фундаментальных научных исследований, проводившихся в США «импортированными» учеными. [3]
Опыт Второй мировой войны сделал очевидной роль науки и технологического обновления как в обеспечении военного преимущества и, соответственно, национальной безопасности, так и в ускорении экономического роста. В развитых странах была ясно осознана необходимость интеллектуализации общественного труда. Занятость в сфере научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок (НИОКР) стала мощным двигателем научно-технических прорывов и социально-экономических преобразований. Но интенсивная разработка, использование и развитие сложных технологий, широкое распространение компьютерной и информационной техники предполагают наличие и использование высококвалифицированных трудовых ресурсов нового типа. И с 60-х годов страны Запада начали проводить целенаправленную политику по формированию таких ресурсов.
Тогда в следующее десятилетие в индустриально развитых странах был принят целый ряд законов и других нормативных актов, нацеливавших все субъекты экономической деятельности на развитие интеллектуального потенциала рабочей силы, поощрявших и государственные организации, и частные фирмы, и корпорации к «инвестициям в человека». Также старались стимулировать иммиграцию работников, пригодных для занятости в области интеллектуальной деятельности.
Развивающиеся страны, естественно, стали испытывать громадные затруднения из-за нехватки кадров как высшей и высокой, так и средней квалификации. Поэтому появилось новое определение «утечки мозгов» как «миграции талантливых и высококвалифицированных индивидов из бедных и изолированных мест в индустриальные центры».
Таким образом, по сравнению с послевоенным периодом интеллектуальная миграция заметно расширила свой ареал, а главными поставщиками приезжих ученых стали развивающиеся страны Азии, Латинской Америки и Африки. Всего за 1961–1980 гг. только в США, Англию и Канаду перебрались свыше 500 тыс. специалистов –преимущественно ученых, инженеров и медицинских работников. В последние годы благодаря либерализации режима выезда из бывших социалистических стран и устранению былой закрытости их научных сообществ выходцы из них также активно включились в интеллектуальную миграцию. Правда, прогнозы о лавинообразном наплыве эмигрантов «с Востока», исчисляемом чуть ли не сотнями тысяч ученых, оказались несостоятельными. Тем не менее, новое направление миграции оказало и продолжает оказывать существенное влияние на тенденции развития мирового рынка научных кадров.
1.2 Факторы, причины и условия интеллектуальной миграции
По мере того как поток интеллектуальной эмиграции набирал силу, он получал отражение и в попытках его концептуализации. Довольно быстро сложились две конкурирующие концепции.
Согласно концепции обмена знаниями и опытом (brain exchange) люди мигрируют в поисках нового места приложения труда с учетом своей профессии и квалификации. И «приток умов» (brain gain), и их «утечка» (brain drain) характерны для экономик всех стран и предполагают двусторонний обмен информацией о положении в стране-экспортере и стране-импортере трудовых ресурсов. Это сведения не только о рынках труда, но и о финансах, товарных рынках, условиях жизни.
В рамках концепции растраты умов (brain waste) интеллектуальная эмиграция рассматривается в качестве чистой потери для совокупной рабочей силы страны-экспортера. Считается, что отток высококвалифицированных кадров подрывает способность страны к социально-экономическому развитию, что ведет к снижению в ней уровня жизни населения.
В настоящее время обе концепции представляются недостаточно доказанными. Чтобы разобраться в специфике современной эмиграции научных кадров, необходим анализ сложного сочетания факторов, причин и условий эмиграции, их конкретных пространственно-временных особенностей.
Среди структурных факторов эмиграции выделяются профессиональные. Существует устойчивая корреляция между уровнем образования, профессиональной квалификацией и мобильностью населения. Когда же в качестве главных субъектов эмиграции выступают научные кадры, профессиональные факторы тем более выходят на первый план. Этому способствует само содержание интеллектуального труда. Существенную роль играет и такой «смежный» фактор, как возможность максимальной реализации творческого потенциала. Еще один действенный структурный фактор – это обладание большей информацией; он обеспечивает высокую потенциальную приспособляемость к изменившимся условиям. Для научных эмигрантов из России важны также этнические факторы.
Стимулирующие факторы эмиграции (ее движущие силы) могут быть подразделены на две основные группы: «притягивающие» (pull) факторы, в которых суммируется сила открывающихся возможностей, и «выталкивающие» (push) факторы, или бремя ожидаемых трудностей. И в той, и в другой группе присутствуют экономические и неэкономические факторы.
Так, в отношении стран Восточной Европы было отмечено, что «из-за ухудшения условий исследовательской работы и серьезных социально-экономических проблем… которые оказывают сильное влияние на творческую работу, большинство ученых покидают свои страны не вследствие профессиональных, а чисто экономических причин». [4]
В развивающихся странах одним из главных выталкивающих факторов является отсутствие в них «критической массы» интеллектуального труда, научная изоляция местных ученых.
Применительно к странам СНГ с большой силой действует такой неэкономический фактор выталкивания, как происходящее в последние годы обеднение интеллектуальной среды, вызываемое политикой государств в области языка и вообще культуры и собственными последствиями миграции –эрозией и распадом интеллектуального сообщества, существовавшего до ее начала. В разряд стимулирующих факторов следует включить и различные виды дискриминаций: по национальному, языковому, образовательному (непризнание дипломов), религиозному признакам и др.
И все же решающее значение имеет, видимо, трудовая детерминанта. Начать с того, что очень уж велики различия в оплате труда высококвалифицированных кадров, занятых в НИОКР в России и других странах.
Однако простого выделения трудовой детерминанты на индивидуальные мотивации выезда недостаточно. Нужно еще проследить причины и механизмы ее воздействия на уровне всего общества. И тут сразу становится очевидно, что во многих развивающихся странах относительная (т.е. соотнесенная с капиталом и другими факторами производства) цена высококвалифицированной рабочей силы при сравнении ее с ценой в развитых странах была и остается заниженной.
В прошлом за счет этого был обеспечен широкий или даже всеобщий доступ к высшему образованию, подготовка кадров высокой и высшей квалификации обходилась недорого. Оборотной стороной медали стала систематическая недооценка фактора живого труда и малоэффективное его использование. А при переходе к рыночной экономике образовался переизбыток научных кадров (не говоря о структурных диспропорциях), многие научные исследования и разработки оказались невостребованными.
В причинах интеллектуальной эмиграции результируются отношения между объективными факторами существования индивида и его субъективными потребностями. Особое значение имеют два важнейших, объективных по своей природе регулятора миграционного поведения – среда и социальные нормы, опосредующие процесс принятия миграционных решений на индивидуальном уровне. Непосредственной же причиной эмиграции выступают, как правило, противоречия между уровнем развития личности, ее потребностями и возможностями, с одной стороны, и условиями их удовлетворения – с другой. Потенциальный эмигрант постепенно приходит к убеждению, что разрешить это противоречие он может, лишь перешагнув через государственную границу.
Большинство эмигрантов руководствуются двумя главными целевыми установками. Для одних главной целью переезда является обеспечение чисто профессиональных интересов, а само перемещение служит только средством ее осуществления. Иными словами, потребность в профессиональной реализации, без удовлетворения которой проблематично надежное обеспечение персонального статуса и личного достоинства ученого, как бы диктует смену места приложения труда и жительства.
Своего рода альтернативный вариант – стремление к удовлетворению потребностей в лучшем комплексе жизненных условий, в расширении и укреплении индивидуальной экономической безопасности. В этом случае эмигрант в первую очередь оценивает различия в уровнях социально-экономического развития государств выбытия и прибытия. Главная цель – сам переезд в другую страну, новая же работа – лишь средство к существованию.
Впрочем, обе установки взаимосвязаны и образуют единый комплекс мотиваций, а какая из них возобладает, зависит от конкретной личности. По данным социологических исследований, проведенных в России в начале 90-х годов, среди тех, кто хотел бы выехать за границу, 39% были заняты в науке, культуре и здравоохранении. При этом 62% респондентов в качестве главной причины возможного выезда указали хорошие заработки, а 56%–невозможность реализовать в стране свои знания и потенциал (опрошенные могли выбрать несколько ответов, поэтому сумма превышает 100%). [5]
В ряде государств и регионов существенную роль в формировании установки интеллектуальных мигрантов на временный или постоянный выезд играют причины политического характера.
Условия интеллектуальной миграции значительно отличаются от тех, что присущи переселениям внутри страны. «Утечка умов» автоматически подпадает под воздействие механизмов защиты национального суверенитета. Состояние национального и международного рынков труда, соотношение на них спроса и предложения по профессиям и квалификации образуют область, в которой интересы разных государств могут как совпадать, так и сталкиваться и во всяком случае требуют согласования.
В юридическом плане это предполагает существование законодательных актов, действующих на международном, национальном и региональном уровнях. В зависимости от структурных характеристик миграции они либо способствуют притоку мигрантов, либо ограничивают его, в большей или меньшей степени обеспечивая безопасность вовлеченных в него лиц.
Значительные сдвиги в оценке позитивных и негативных сторон международной миграции предопределили в последние годы проведение большинством государств в соответствии с целями и задачами их социально-экономического развития довольно жесткой миграционной политики. Она представляет собой систему специальных национальных мер и законов, а также международных соглашений (как двусторонних, так и многосторонних) по регулированию миграционных потоков, ограничению притока или оттока беженцев и нелегальных мигрантов и по стимулированию притока экономически эффективного человеческого капитала, в первую очередь научных кадров и высококвалифицированных специалистов. В том же направлении действуют и статусы, устанавливающие права и обязанности граждан при переселении: они существенно различаются в зависимости от того, какова страна въезда и страна выезда, а также от мотивов эмиграции.
Наряду с возрастанием роли государств в регулировании иммиграции и их сотрудничества в этой области существенное влияние на условия интеллектуальной эмиграции оказывает также отношение принимающего населения к пришельцам из-за рубежа. В целом же нельзя не отметить, что даже сила давления трудовой детерминанты на миграционное поведение ученых и специалистов ощутимо зависит от того, каким образом –выталкивающим или сдерживающим –на интеллектуальную миграцию влияют ее политико-правовые и социально-психологические условия, все более приобретающие характер системного миграционного режима.
Поскольку «утечка умов» – часть интеллектуальной межгосударственной миграции населения, при ее изучении необходимо рассмотреть все три стадии миграционного процесса: стадию формирования мотивов территориальной подвижности, стадию собственно переезда и стадию адаптации новоселов к новому месту. В отношении второй стадии имеется некоторая более или менее достоверная информационно-статистическая база. Информация, касающаяся первой стадии, формируется на основе опросов и вследствие этого несет в себе значительную долю погрешностей. О третьей стадии можно судить опять-таки по опросам и косвенным данным. Между тем, хотя данные по второй стадии, конечно, необходимы, так как позволяют установить количественные и качественные параметры миграционных потоков и их направленность, для выяснения причин и результатов миграции куда более важны первая и третья стадии.
Изучение причин необходимо не только в теоретическом плане (для выявления взаимозависимости между уровнем квалификации, научной активностью, возрастом и т.д. или влияния внешних факторов на принятие решения эмигрировать), но и в практическом – для составления прогнозов.
Акцент на третьей стадии позволяет оценить, в какой мере осуществились различные мотивы решения эмигрировать, состоялась ли наряду с социально-экономической и профессиональная адаптация мигрантов (т.е. удалось ли им не просто приспособиться к новым условиям жизни – в чем они как люди в большинстве своем молодые обычно добиваются неплохих успехов, – но и получить соответствующую их квалификации и интересам работу), каков эффект от эмиграции для страны-реципиента, какое значение она имеет в свете глобальных тенденций развития науки, технологии и общества.
К сожалению, из-за неразработанности методологических подходов и скудости информационной базы все, что происходит на третьей стадии, нашло наименьшее отражение в работах отечественных и зарубежных ученых. То же, правда, в меньшей мере справедливо и в отношении первой стадии. Пока эти пробелы не будут заполнены, мы не будем располагать материалом, необходимым для разработки программ по регулированию процесса «утечки умов» и налаживанию сотрудничества с соотечественниками, работающими в других странах.
1.3 Интеллектуальная эмиграция: особенности международного и внутреннего рынка научных кадров
Если спрос на ученых и специалистов детализировать по регионам и странам, он оказывается достаточно ограниченным и избирательным, причем не только по уровню квалификации, но и по дисциплинарной структуре. Наибольшим спросом пользуются специалисты в научных дисциплинах, определяющих основные тенденции развития современной науки и технологии. Это физика, математика, вычислительная техника, биология, химия, медицина, космические исследования. Соответственно реагирует на такой спрос и структура эмиграции. Так, количество выезжающих из России на Запад математиков составляет сегодня 25% ежегодного их выпуска элитарными факультетами. Но отсюда следует, что именно страны иммиграции диктуют условия на мировом рынке труда.
Традиционно здесь на первом месте стоят США, предъявляющие высокий спрос на отдельные категории специалистов, что находит отражение в соотношении «своей» и «пришлой» рабочей силы в ряде отраслей занятости. Сейчас в США около 40% докторов наук в области инженерных и компьютерных дисциплин и 25% преподавателей технических дисциплин в вузах – иммигранты. Специализированный отбор не противоречит, однако, общей установке на привлечение в страну всех тех, чей труд представляется выгодным с экономической точки зрения. В середине 90-х годов в США проживало более 11 млн. иммигрантов. Они зарабатывали 240 млрд. долл. в год, из которых 90 млрд. отдавали в казну в виде налогов, тогда как на социальное вспомоществование иммигрантам американское государство ежегодно тратит всего 5 млрд. долл. Неизмеримо выше тот вклад, который вносили и вносят высококвалифицированные иммигранты в развитие американской науки, медицины, искусства.
Ужесточение в последние годы иммиграционной политики во многих странах Западной Европы, объективные трудности адаптации к условиям труда (как правило, необходимо сочетать научную деятельность с преподаванием, что предполагает свободное владение языком страны пребывания), высокий уровень конкуренции усложнили приток научных кадров в этот регион. Наиболее притягательными в Европе остаются Германия, Великобритания, Франция и Скандинавские страны. Вместе с тем статистические данные показывают быстрый рост интеллектуального потока из Европы в Австралию, Юго-Восточную Азию, Северную Америку, Южную Африку.
Государства-доноры тоже оказывают определенное влияние на рынок труда высококвалифицированных кадров. Выражается это в том, что объемы предложения по определенным категориям специалистов со стороны отдельных стран (или групп стран) влияют на положение на профессиональных рынках труда. Типичный пример – рынок программистов в США: особенности его развития во многом определяются эмигрантами из бывшего СССР. Аналогичное влияние прослеживается и на локальных рынках труда. Так, научные центры Бостона и Калифорнии отличаются повышенной долей выходцев из России; Скандинавских стран – притоком эмигрантов из Латвии, Литвы и Эстонии; Турции – выходцев из Азербайджана.
Отмечается устойчивая корреляция между уровнем научной квалификации, научной специальностью и намерением эмигрировать. Для обществоведов большую роль играют культурные и языковые ограничители. Наибольшая мобильность характерна опять-таки для ученых естественнонаучных и инженерно-технических специальностей: математиков, физиков, химиков, биологов и медиков, программистов.
Сочетание российского образования с высокой технической оснащенностью западных научных центров позволяет получать высокие результаты. Тот же эффект дает соединение различных научных подходов – воспринятого эмигрантом в родной стране и осваиваемого в стране иммиграции. Видимо, закономерно, что эмигранты причастны почти к 90% всех новых идей, разработанных в США за последние полвека. В значительной степени это относится и к ученым из стран Восточной Европы и СНГ, которые имели самобытные научные школы во многих областях науки. Так, свойственный российской науке стиль мышления с его глубокой теоретичностью и широтой охвата предмета исследования, тесной связью естественнонаучного и философского подходов, соединяясь с рационалистическим и в значительной мере технократическим западным стилем, нередко дает выдающиеся результаты. Поэтому вряд ли оправданна точка зрения, согласно которой Запад больше не нуждается в российских «мозгах». Многие российские ученые вполне отвечают тем критериям отбора, которые господствуют сейчас на международном рынке интеллектуального труда: молоды, владеют дефицитными специальностями, обладают высокой квалификацией и готовы к соединению разных научных подходов и стилей работы.
Представление об интеллектуальной миграции как о возвратном процессе достаточно условно. По данным Национального научного фонда США, наблюдается постоянный рост числа ученых, инженеров и студентов, которые после временного пребывания в США выражают желание остаться на постоянное жительство. В 70-х годах иммигрантами становились от 32% до 38% работавших по контракту или учившихся в американских университетах, в 80-х – уже от 46% до 56%.
Кроме того, имеется немало примеров, когда вернувшийся домой специалист не удовлетворен условиями и организацией научного труда, условиями жизни на родине, а потому сознательно ищет возможности для новых выездов за границу. Формально он не эмигрант, но фактически его научная карьера протекает за пределами воспитавшей его страны. Здесь мы сталкиваемся со своего рода «маятниковой» миграцией, только со значительным временным лагом.
Под влиянием интернационализации мирохозяйственных связей существенное развитие получает и система «транзитной» миграции, которая удовлетворяет потребности в специфических профессиях и квалификациях, периодически возникающие на национальных рынках труда развитых стран. Она основывается на перемещении по каналам транснациональных корпораций рабочей силы высокой квалификации на срок от одного до трех лет.
Возросшее значение интеллектуального труда, масштабы миграции высококвалифицированных специалистов, вовлеченность в этот процесс большинства стран мира, последствия «утечки умов» для стран-доноров и стран-реципиентов, проведение более развитыми странами целенаправленной иммиграционной политики – все это подтверждает тезис о необходимости выделения интеллектуальной миграции в качестве специфического фактора развития международного и внутреннего рынков труда.
1.4 Кризис науки в России и эмиграция российских ученых
Обращаясь к России, приходится признать, что нынешний глубокий кризис отечественной науки является и ведущим фактором, и основной причиной, и одним из решающих условий интеллектуальной эмиграции.
Прежде всего наблюдается значительное сокращение внутренних затрат на научные исследования и разработки. За последние годы они в сопоставимых ценах уменьшились в 15–18 раз. Правда, довольно велик прирост средств, полученных по некоторым научным направлениям от иностранных компаний, фондов и на государственном уровне (до 10% всего бюджета отечественной науки в 1998 г.). Но кардинально решить проблему за счет этого, естественно, невозможно. Выживают лишь те институты, у которых доля бюджетных ассигнований не превышает 25% 40.
Затраты на НИОКР в России за последние годы составляют 0,4–0,6% ВВП, что сопоставимо с показателями таких стран – научных аутсайдеров как, Аргентина (0,3%), Румыния (0,45%), Болгария (0,5%), Португалия (0,5%), Греция (0,6%). Для сравнения: доля ВВП, расходуемая на содержание чиновничьего аппарата, приближается к 3%, т.е. превышает расходы на науку почти в 10 раз 41.
Низкая оплата труда, ухудшение его условий, невостребованность результатов научной деятельности привели к ощутимым потерям квалифицированных кадров. Отток специалистов происходит, во-первых, за счет их ухода в другие сферы экономики, во-вторых, в связи с организованным высвобождением (сокращением) работников и, в-третьих, за счет эмиграции.
Обвальное сокращение численности ученых и специалистов в России происходит на фоне ее роста в развитых странах мира, уже имеющих хорошо сформированную структуру НИОКР. Так, в США общая численность работников, занятых в сфере научных исследований и разработок, оценивается в 950 тыс. человек, численность технических работников увеличивается в год на 2%. В настоящее время по количеству исследователей, приходящихся на 10 тыс. человек трудовых ресурсов, Россия отстает от Японии, США, Германии, и, скорее всего, это отставание сохранится.
На современном мировом рынке технологий основным требованием является минимизация инновационного цикла. В России, наоборот, он продолжает удлиняться. Вследствие этого страна утрачивает былые позиции на рынке высоких технологий. Сейчас около 30% этого рынка принадлежит США, 20% – странам ЕС и Японии и лишь 0,3% – России. Более того, мы как бы консервируем свою отсталость: лишь 60 из 264 технологий, признанных у нас приоритетными, действительно соответствуют международным стандартам, и только по 17 технологиям Россия находится на уровне передовых достижений мирового рынка. В общем объеме российского экспорта наукоемкая продукция составляет только 1,5–2%.
Впрочем, и внутри страны результаты, получаемые российской наукой, используются слабо. Результативность НИОКР держится в России на уровне 3–5% (в ФРГ доля внедрения, то есть производства наукоемкой продукции, близка к 45%).
Ближайшие перспективы развития также не внушают оптимизма. Средний уровень российского технологического развития – это результат наших научных исследований 20–30-летней давности. Производительность труда в стране примерно в десять раз меньше, чем в развитых странах.
Все это чревато серьезными угрозами технологической безопасности страны и даже технологической катастрофой.
Как следствие в России неуклонно падает не только общий индекс развития человеческого потенциала (human development index), но и разработанный М. Руткевичем и В. Левашовым специальный индекс интеллектуального потенциала (IP index), представляющий собой интегральный показатель, который отражает состояние интеллектуальной жизни общества посредством описания двух сфер: науки и образования.
Обобщая, можно констатировать следующее. Сокращаются объемные параметры научно-технического потенциала (по таким важнейшим показателям, как численность занятых и величина затрат). Ухудшаются его качественные характеристики (вымывание наиболее работоспособных сотрудников, научной молодежи, социально-психологическая деградация работников, старение и потеря материально-технической базы НИОКР). Сужаются возможности для воспроизводства научных кадров (трудности в системе аспирантуры и докторантуры, непривлекательность научной карьеры для молодежи, уменьшение строительства объектов науки, кризис научного приборостроения и т.д.).
Результат: «утечка умов» практически неизбежна. Это понимают и сами ученые. Социологическое исследование потенциальной эмиграции элиты научной интеллигенции, проведенное в конце 1998 г. с использованием корреспондентской сети «Телетестинг», обнаружило, что 55% этой элиты – «пессимисты». Характерным представляется мнение одного из российских ученых, выехавшего за рубеж и успешно там работающего: «главная проблема – не в «утечке умов», а в том, что современной России не нужны ученые».
1.5 Масштабы и структурные особенности миграции российских научных кадров
Российская интеллектуальная миграция является составной частью двух миграционных потоков: безвозвратной (при сохранении или несохранении гражданства) и трудовой (в принципе подразумевающей возврат временно выезжающих научных кадров) миграции.
Единственные доступные и более или менее достоверные данные о внешних мигрантах касаются только тех, кто направляется на постоянное жительство за рубеж. Это данные Управления виз и регистраций МВД России. Однако с их помощью можно составить представление (и то неполное) о масштабах только безвозвратной миграции. Госкомстат проанализировал информацию, полученную при обработке талонов статистического учета к листку убытия. Высшее образование имели 23,2% выехавших, среднее специальное – 24,2%. Следовательно, притом, что только 13% всех россиян имеют высшее и незаконченное высшее образование, среди всех эмигрантов оно было более чем у 20%.
К сожалению, российская статистика не учитывает масштабы трудовой миграции за границу. Как отмечает директор региональных программ Независимого института социальной политики Наталья Зубаревич, «в основном квалифицированные специалисты уезжают по рабочим визам, и отследить их крайне сложно, они не проходят через миграционную службу. Трудовые визы не попадают в российскую статистику, фиксируются только выезды на ПМЖ. Многие вообще выезжают в США по грин-карте и сохраняют российское гражданство», –отмечает эксперт. При этом, по ее словам, до 2003 года россияне уезжали за границу на постоянное место жительства в основном из сельской местности, в начале 90-х в составе мигрантов превалировало старшее поколение –дети перевозили за границу своих родственников. «Российская статистика по миграции на ПМЖ сильно искажена, она отслеживает бабушек и дедушек и не фиксирует выезд за границу квалифицированных специалистов, –жалуется на трудности учета Зубаревич. –Не удивлюсь, что поток россиян достаточно большой и в ближайшее время только увеличится, поскольку работать и жить в России становится все менее комфортно». [6]
В то же время если структура трудовой миграции в основном определяется положением дел на рынках труда как в стране-доноре, так и в стране-реципиенте, структура безвозвратной миграции в значительной степени зависит от того, в каких отраслях народного хозяйства страны выезда были преимущественно заняты эмигранты той или иной национальности. Именно поэтому среди выезжающих в Германию столь велика доля лиц, работавших в сельском хозяйстве, а в Израиль – в науке, здравоохранении и культуре.
Обратимся теперь к трудовой миграции ученых и специалистов. Определение масштабов интеллектуальной эмиграции, основывающееся только на данных УВИР МВД (которые, по мнению многих, и отражают классическую «утечку умов»), в действительности дает картину весьма и весьма усеченную. Дело в том, что выезд с формулировкой «на постоянное место жительство» ни в коей мере не может считаться преобладающим. Обследование 16 научно-исследовательских институтов РАН, проведенное в середине 90-х годов, обнаружило, что куда более распространен выезд ученых по временным контрактам. Так, из Института химической физики имени Н.Н. Семенова за два года по контрактам уехало 172 научных работника, на постоянное место жительства – ни одного, из Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе – соответственно 83 и 15 человек.
Люди, уже принадлежащие к научной элите, равно как и молодые исследователи, собирающиеся повышать уровень своей научной квалификации, уезжают, в том числе и безвозвратно, в основном с временными контрактами на руках. Суммарный выезд по таким контрактам, на стажировку и на учебу превышает выезд на постоянное место жительства в 3–5 раз. Если постоянно проживающая за границей российская научная диаспора насчитывает около 30 тыс. человек, то число «контрактников» в четыре раза выше – не менее 120 тыс. В связи с этим стоит напомнить, что некоторые ученые подразумевают под «утечкой умов» всякий выезд специалиста из страны сроком на год и более.
Особая проблема – отток за границу высококвалифицированных специалистов из сферы НИОКР военно-промышленного комплекса (ВПК), из закрытых городов. Тут научные работники явно преобладают, интенсивность их выезда самая высокая. Среди работающих они составляют 61%, среди уехавших – уже 75%. Высока и интенсивность выезда людей, имеющих ученую степень: среди работающих она есть у одной трети, а среди уехавших – у половины.
С точки зрения поддержания качественного уровня российского научно-образовательного комплекса далеко не безразлично, из каких именно центров выезжают ученые. Наибольший урон эмиграция наносит как раз ведущим центрам.
Среди стран въезда интеллектуальных мигрантов лидируют развитые: США, Канада, Австралия, страны ЕС. Значительным остается и отток российских ученых и специалистов в страны, которые долгое время относились к разряду развивающихся, и в социалистические страны Азии. Раньше в них на контрактной основе по линии бывшего Государственного комитета по экономическим связям и других министерств и ведомств направлялись главным образом преподаватели, врачи и инженеры-практики.
Ныне ситуация изменилась. Во-первых, во многом иным стал перечень государств третьего мира, в которые устремляются выходцы из России: лидирующие позиции в нем заняли Бразилия, Аргентина, Мексика, Южная Корея, ряд стран Ближнего и Среднего Востока, а также Китай и КНДР.
Во-вторых, наибольшим спросом пользуются ученые и специалисты в области фундаментальных и прикладных исследований, причем максимальная заинтересованность наблюдается в специалистах по технологиям двойного (промышленного и военного) назначения. Эмиграция ученых и специалистов из сферы ВПК представляет, естественно, значительную угрозу и для национальной безопасности России, и для глобальной безопасности (хотя этим ее значение не исчерпывается). Точные данные по этому контингенту отсутствуют, по оценкам же с начала 90-х годов «по всему миру разъехалось около 70 тыс. сотрудников наших оборонных институтов и предприятий».
1.6 Основные причины эмиграции и миграционные намерения
Чаще всего среди основных причин отъезда за рубеж фигурирует низкий жизненный уровень, вынуждающий искать возможности хорошего заработка там, где интеллектуальный труд высоко оплачивается. Эти причину указали 76% респондентов. Абсолютное большинство из них считают, что оплату научного труда в России необходимо поднять до международных стандартов, повысив ее в 10–30 раз. В качестве важнейшего шага в этом направлении предлагается переход к контрактной и конкурсной системе оплаты. Эту идею поддерживают 68% опрошенных.
Второе место по частоте упоминаний (53%) заняли указания на низкий и продолжающий снижаться престиж науки, на недооценку обществом социальной значимости интеллектуального труда (по условиям опроса можно было отметить не одну, а несколько причин, так что сумма ответов превышает 100%). Следующий по значимости фактор – отсутствие возможностей реализации себя как ученого (50%). Только 46% респондентов считают, что реализуют свой творческий потенциал полностью, 31% полагают, что используют его лишь наполовину, а 13% – что им это удается в малой или даже минимальной степени. Упоминались также атмосфера уязвимости и незащищенности, в которой оказались наука и занятые в ней, неясность перспектив карьеры и деятельности. За этой группой ответов стоят реальные факты и тенденции: опять-таки невысокий престиж научной работы; незащищенность прав собственности на продукты интеллектуального труда (эта причина вкупе с указаниями на общую незащищенность ученых собрала 19% ответов); материальные, информационные и иные препятствия общению с зарубежными коллегами; ограниченность доступа для талантливых молодых ученых с периферии к крупным научным центрам; распад научных коллективов.
Нестабильность политической ситуации, угрозу социальных конфликтов назвали причиной выезда 40% ученых, профессоров и преподавателей московских вузов. Еще 35% опрошенных выделили беспокойство за судьбу своих детей и столько же – общее ухудшение экономической обстановки, угрозу безработицы.
Интересны оценки социальных и психологических факторов, способствующих принятию решения уехать за рубеж. Около 84% опрошенных отметили неудовлетворенность условиями жизни, 28% – желание вести исследования в более сильном научном коллективе, 26% – молодой возраст, 22% – наличие таланта, высокий интеллектуальный потенциал, 13% – наличие научных контактов с зарубежными партнерами, научными центрами, 11% – умение себя подать, завязать знакомства, 8% – научный авторитет среди зарубежных коллег (соответствующий авторитет среди российских коллег оказался стимулирующим фактором лишь для 1% респондентов), 7% – наличие близких родственников за рубежом; 5% – связи в российской научной элите.
Социологи постарались выявить и факторы, тормозящие «утечку умов». Для этого тем респондентам, которые не собираются уезжать, предложили вопрос: «В чем причина Ваших сомнений или неготовности уезжать?». Ответы распределились следующим образом: 12% заявили, что могут работать только в своей стране, 13% полагают, что могут реализовать себя, свои научные планы в России и поэтому не испытывают потребности уезжать на Запад, 15% ответили, что в трудное для страны время не хотели бы ее покидать. Остальные в качестве причины отказа от эмиграции сослались на объективные причины: уровень квалификации ниже требуемого в мировой науке (14% опрошенных), незнание иностранных языков (10%), семейные обстоятельства (12%) и др.
Что касается миграционных намерений реальных и потенциальных (студенты) научных работников, то их уровень довольно высок. Об этом свидетельствуют, например, результаты социологического исследования в Иркутской области (в целом корреспондирующие с данными других опросов): для 23,2% респондентов характерны сильные эмиграционные намерения, еще 21% имеют не столь определенное намерение выехать. При этом в качестве основного канала выезда предполагается трудовая возвратная миграция на контрактной основе. Анализ эмиграционных намерений отдельно студентов показал, что 73% опрошенных – потенциальные эмигранты. Это опять-таки соответствует общероссийской картине распространения среди студенчества всех миграционных намерений – от сугубо «мечтательных» до вполне определенных. Не исключено, что после августовского кризиса 1998 г. доля учащейся молодежи, намеревающейся эмигрировать, возросла, и до половины студентов размышляют сейчас о выезде всерьез.
Специальные масштабные опросы студентов с целью выяснения их миграционных намерений были проведены в Москве в середине 90-х годов. Они охватили около 2,2 тыс. студентов «элитарных» специальностей МГУ, МАИ, МИФИ и МИЭМ и фактически подтвердили вывод, который можно сделать и по итогам рассмотренного выше обследования причин и факторов выезда ученых. А именно: факторы, наряду с законодательными ограничениями сдерживавшие «утечку умов» в 60–80-х годах, в первую очередь идеологические установки, важные для респондентов того времени (хотя в их искренности можно усомниться), ныне если не полностью размыты, то потеряли былую значимость. Только 8% студентов придерживаются оценок, свойственных нашему обществу в прошлом: считают, что эмигранты фактически предают страну, которая дала им образование, в трудный для нее момент. Все остальные относятся к эмиграции как к естественному явлению, вызванному невостребованностью уехавших, общественной недооценкой их труда. Иными словами, воспринимают «утечку умов» как ответную реакцию людей на отношение общества к их труду и к ним самим.
На фоне такого отношения неудивительно, что в разных вузах от 15% до 20% будущих выпускников признали, что могут в ближайшие годы уехать из страны, причем 9–12% – безвозвратно. В данном случае выяснялась самооценка личных возможностей. На вопрос же о желании («Хотели бы Вы уехать в другую страну?») утвердительно ответили уже 56% опрошенных, а 7% заявили, что не только хотят уехать, но имеют конкретные планы и собираются сделать это в ближайшее время. При этом несколько меньшую склонность к выезду продемонстрировали гуманитарии.
Если же говорить о конкретных мотивах выезда, то тут наблюдается большое разнообразие. 60% гуманитариев и 42% студентов технических вузов хотели бы «посмотреть мир, как живут люди в других странах, и вернуться». 24% первых и 31% вторых ориентированы на то, чтобы «поработать в другой стране, заработать денег и вернуться». На получение образования за рубежом нацелен 31% студентов-гуманитариев и 17% студентов технических вузов, на частный бизнес за рубежом – соответственно 9% и 16%. Около 14% гуманитариев и 18% будущих инженеров заявили, что их больше устраивает жизнь в другой стране. При этом гуманитарии больше ориентированы на эмиграцию в Западную Европу, тогда как «технари» – на эмиграцию в США.
1.7 Последствия «утечки умов»: проблема оценки
В научной литературе нет единого подхода к оценке последствий интеллектуальной эмиграции. Когда это явление стало принимать крупномасштабный характер, возобладали негативные оценки. Получали их почти исключительно путем подсчета реальных и потенциальных потерь, преимущественно экономических. В потери включали фактические затраты на обучение эмигрантов, ущерб, наносимый снижением научно-технического потенциала страны выезда и ухудшением его структуры, упущенную выгоду, то есть долю ВВП или величину поступлений в бюджет, недополученных из-за отъезда необходимых специалистов. Таким образом, оценки давались только с точки зрения интересов стран-доноров, и предметом учета становились последствия, как поддающиеся, так и не поддающиеся количественному измерению.
Со временем получил распространение и другой взгляд, согласно которому эмиграция ученых и специалистов может быть полезной не только для принимающей, но и для отправляющей страны. Она способствует рассасыванию безработицы среди оставшихся, а эмигранты значительно улучшают свое материальное положение. Ознакомление эмигрантов с зарубежным опытом может принести стране значительную пользу, если хотя бы часть из них вернется на родину на постоянное жительство или, оставаясь за границей, будет сотрудничать с отечественными учеными. Тут излюбленный пример – китайские ядерщики, после долгого пребывания в США вернувшиеся в КНР и эффективно работающие на ее оборону.
Своей односторонностью положительные или оптимистические оценки интеллектуальной эмиграции напоминают концепцию «обмена знаниями», а отрицательные или пессимистические – концепцию «растраты умов». Каждая из этих концепций замыкается только на одном уровне анализа, то же характерно и для каждого из двух господствующих направлений оценки. Сторонники первого изо всех сил подчеркивают, что интеллектуальная эмиграция – это фактор глобального социально-экономического развития, представляет собой закономерное движение «человеческого капитала» на мировом рынке; сторонники второго чрезмерно сосредоточены на том, что миграция ухудшает возможности национального социально-экономического развития, ослабляет позиции государств-доноров на международном рынке труда. В чем обе стороны близки друг другу – так это в том, что каждая из них считает избранный ею ракурс оценки если не единственно возможным, то оптимальным.
Однако ни та, ни другая сторона не в состоянии достаточно убедительно обосновать преимущества отстаиваемой позиции. По-видимому, попытки привести все возможные последствия эмиграции к единому знаменателю изначально обречены на неудачу. Тем более что даже для выявления ее экономических последствий приходится прибегать к многочисленным допускам. А ведь необходимо еще оценить и то, как отток научных кадров сказывается на политическом, социальном, культурном и других аспектах безопасности. В этом количественные расчеты мало могут помочь: в лучшем случае они позволяют определить лишь доминирующие тенденции тех изменений в стране выезда и за ее пределами, которые гипотетически увязываются с «утечкой умов».
Следует также добавить, что независимо от направлений анализ последствий ведется обычно в рамках стандартного «треугольника»: влияние оттока специалистов на страну выбытия, притока – на страну въезда, оттока и притока совместно – на мировой рынок высококвалифицированных кадров. На уровне индивида взаимосвязь интеллектуальной миграции и безопасности исследуется довольно редко, хотя решение об эмиграции в основном принимается как раз на этом уровне.
Наконец, при любых оценках необходимо проводить различие между временной и постоянной миграцией. В последние десятилетия научный мир превратился в подлинно международное сообщество. Его отличают все возрастающая интенсивность информационных трансфертов и высокая мобильность кадров. Оба эти качества обеспечиваются современной системой транспорта и связи, разветвленной информационной инфраструктурой, трансграничным характером социально-экономических процессов, возросшим числом межправительственных и общественных организаций и фондов различного профиля, интенсификацией научного обмена. Перед учеными открылись перспективы широкого участия в международных мероприятиях, долго- и среднесрочных командировках, различных курсах – без утраты гражданства и работы в стране постоянного проживания. Подобная временная миграция свободу международных перемещений соединяет с последующим возвращением на родину научных работников, обогащенных зарубежным опытом и знаниями и способных применять их в своей стране. Поэтому она либо ничего не меняет с точки зрения безопасности стран, участвующих в такого рода обмене, либо чаще укрепляет, чем ослабляет их безопасность. Сдвиги в индивидуальной безопасности самих временных мигрантов также носят обычно позитивный характер.
Иное дело – эмиграция или миграция на весь оставшийся ученому период его трудовой деятельности. Когда сотни и тысячи ученых по различным причинам покидают свою страну и отправляются на длительное или постоянное жительство в другую, отпускающее общество явно несет значительные экономические потери. Впрочем, в некоторых важных отраслях науки для этого достаточно выезда всего лишь нескольких крупных ученых.
Согласно методике, разработанной ООН, экономический ущерб для страны, вызываемый эмиграцией ее ученых и специалистов, может быть определен по формуле:
Y = (Рвос.обр + Птр.д + Кп) N1 – (Вим + Этр.д + Д) N2, [7]
где Рвос.обр – расходы на воспитание, образование и повышение квалификации ученого / специалиста;
Птр.д – упущенная выгода;
Кп – косвенные потери (из-за снижения научно-технического потенциала, ухудшения качества подготовки и использования научных кадров);
N1 – число не возвратившихся ученых и специалистов;
Вим – выгода, полученная в результате возвращения части эмигрантов в страну; рассчитывается аналогично Рвос.обр;
Этр.д – выгода от повторного включения бывших эмигрантов в экономическую жизнь страны;
Д – поступления в бюджет от различного рода сборов и пошлин, выплачиваемых эмигрантами, а также их денежные переводы, участие капиталом, научно-технической мыслью и «ноу-хау» в совместных предприятиях и т.п.;
N2 – число возвратившихся ученых и специалистов.
Конечно, оценки, получаемые в результате применения такой методики, нуждаются в дальнейшем уточнении и дополнительной интерпретации. Так, вследствие того, что «утечка умов» может происходить по каналам одновременно и безвозвратной и трудовой миграции, появляются различия в вероятности реэмиграции: в первом случае она значительно меньше, чем во втором. В зависимости от типа миграции изменяются структура и направленность денежных трансфертов: при безвозвратной миграции они могут различаться по форме и двигаться в обе стороны (валютные переводы – из страны-реципиента в страну-донор, пенсии – в противоположном направлении), при трудовой мы обычно имеем дело только с переводами из страны въезда в страну выезда и так далее. Тем не менее указанная формула позволяет определить хотя бы порядок цифр.
2. Анализ российской интеллектуальной эмиграции
2.1 Современная миграционная ситуация в России
Миграционные процессы в России в минувшее десятилетие определялись влиянием отрицательных и положительных факторов. К отрицательным факторам относятся распад бывшего Союза ССР, проявления национализма, терроризм, незащищенность отдельных участков государственной границы Российской Федерации, ухудшение качества жизни людей и состояния окружающей среды, экономическая нестабильность и социальные конфликты. В то же время к положительным факторам относятся демократизация общественно-политической жизни, реализация конституционного принципа свободы передвижения, развитие рыночных отношений и вхождение в международный рынок труда.
Современная миграционная ситуация в Российской Федерации, являясь следствием сложной социально-экономической обстановки, свидетельствует о том, что для достижения социального процветания и экономического прогресса требуются твердая воля государства и внимание всего российского общества к достижению в стране прочного правопорядка и законности в области регулирования миграционных процессов. [6]
Известно, что миграция населения является одним из основных факторов динамики численности и структур населения стран и отдельных их регионов. Именно благодаря длительному интенсивному выезду населения в города возникла проблема депопуляции в сельской местности российского Нечерноземья, еще задолго до того, как она стала в стране повсеместным явлением. Напротив, молодая, «прогрессивная» возрастная структура населения, сложившаяся в регионах так называемого «нового освоения», сложилась в результате быстрого роста населения этих регионов за счет мигрантов в молодых возрастах, приезжающих со всей страны. Часто в регионах с быстрорастущим за счет миграции населением и большим распространением «мужских» (реже – «женских») профессий нарушаются возрастно-половые пропорции населения, особенно в молодых трудоспособных возрастах. Известно также, что быстрому старению населения в крупных городах препятствует миграционный приток извне. [5]
Миграция способна изменять этническую структуру населения принимающего и отдающего социума, содействовать изменению образовательной структуры населения (как в сторону повышения, так и понижения, в последнем случае часто говорят об утечке умов), влиять на ситуацию на брачном «рынке» и тому подобное.
В свою очередь, сами структуры населения, прежде всего, возрастная, влияют на миграционную активность населения. Еще в советское время быстрый рост численности молодежи в сочетании с трудной ситуацией на рынке труда в республиках Северного Кавказа и Закавказья (считалось даже, что в этих регионах есть невиданное для социализма явление – безработица) создали ситуацию, когда молодые мужчины были вынуждены в поисках работы выезжать в другие регионы страны на «шабашки». Есть много примеров этнических миграций, которые на рубеже 1980–1990-х гг. коренным образом меняли этнический состав населения целых стран и регионов.
Демографическую структуру населения можно с полным правом назвать одним из важнейших факторов миграции, пространственной мобильности. Наиболее важным, в определенной мере, синтетическим фактором, является возрастная структура населения. Известно, что возрастная структура мигрантов и возрастная интенсивность территориальной подвижности населения – весьма устойчивые во времени и в пространстве параметры миграционного процесса [8]. Как бы ни отличались миграционные потоки по регионам, общему уровню и интенсивности, профили возрастной структуры миграции имеют очень сходные черты по различным странам и регионам. Наиболее высока пространственная мобильность в молодых трудоспособных возрастах, затем она снижается; зачастую возникают всплески активности в околопенсионных возрастах. Все это определяется жизненными циклами индивидов, участвующих в миграции.
Зависимость миграции от пола выражена значительно слабее, в современной России миграционная активность мужчин незначительно выше уровня миграционной активности женщин [9], по крайней мере, для регистрируемой миграции, которая связана со сменой места постоянного жительства.
Согласно данным статистики, за последние 10–12 лет, миграционные процессы в России характеризуются следующими особенностями:
– масштабы постоянных миграций постепенно уменьшаются (табл. 1), общее число зарегистрированных миграционных перемещений, как внутренних, так и внешних, сократилось более чем в два с половиной раза – с 6,3 млн. в 1989 до 2,4 млн. человек в 2001 г.;
– доля внутренних миграций в общем объеме переселений (включающем также миграционный обмен со странами СНГ, Прибалтики и дальнего зарубежья) увеличилась с 65 до почти 90% [10];
– в составе мигрантов преобладает население в трудоспособном возрасте, на долю которого приходится 3/4 от общего их числа (рис. 2); во всех потоках среди мигрантов преобладают женщины, главным образом за счет старшей возрастной группы [10];
Таблица 1. Общие итоги миграции населения, 1994–2001 гг., млн. чел.
|
Потоки миграции |
1994 |
1996 |
1998 |
2000 |
2001 |
|
В пределах России |
3,0 |
2,9 |
2,6 |
2,3 |
2,1 |
|
Обмен с зарубежными странами: |
|||||
|
прибывшие |
1,2 |
0,6 |
0,5 |
0,4 |
0,2 |
|
выбывшие |
0,3 |
0,3 |
0,2 |
0,2 |
0,1 |
Диаграмма 1. Возрастная структура мигрантов внутри Российской Федерации, 2001 г., %
Рисунок 2. Доля отдельных возрастных групп в общей структуре миграционного потока (А), %, и возрастные интенсивности миграции (в расчете на 1000 населения данной возрастной группы) в 1990–2004 гг. (Б), все прибывшие
На рис. 2 представлены структура мигрантов в России по возрасту и возрастные интенсивности миграции в России за ряд лет. Данные рассчитаны по всем прибывшим, то есть суммарно по внутренней и международной миграции. На первый взгляд, пропорции отдельных возрастных групп в миграционном потоке менялись за это время мало (рис. 1, А). Однако снижение коэффициентов миграции в гораздо большей мере затронуло население самых активных молодых трудоспособных возрастов (рис. 1, Б). Сравнение рассчитанных возрастных коэффициентов интенсивности миграции в 2004 и 1990 гг. показывает, что в наибольшей мере снизалась интенсивность миграции в возрастах 15–19 лет (составив только 24% от уровня 1990 г.) и 20–24 лет (30%). При этом интенсивность миграции в возрасте 55–59 лет осталась на неизменном уровне, а в младших пенсионных возрастах была 60–64%, т.е. снизилась наименее значительно.
В результате, при сохранении общего возрастного профиля миграции его очертания в последние годы сгладились. Причины тому – видимо, в общем постарении населения, а также в несколько более позднем вступлении в активную жизнь нового поколения молодежи. Исследователи, характеризуя изменение возрастной структуры миграции последних лет, говорят о вынужденном характере миграции старших возрастных групп населения, а также о том, что переселение из северных и восточных регионов страны именно людей старших возрастов финансируется государством, а также рядом крупных акционерных компаний и Всемирным банком. Сокращение миграции населения молодых возрастов справедливо рассматривается как один из факторов сложностей адаптации молодежи к новым социально-экономическим условиям, сужением для нее каналов социальной мобильности. Немаловажное значение имеет и тот факт, что для многих российских семей сейчас затруднительно содержать студента или учащегося вдали от дома.
Кроме того, с середины 1990-х годов листки статистического учета не заполняются на военнослужащих срочной службы, а также студентов. Эти категории регистрируются по месту пребывания и в текущий учет не попадают. То есть из текущего учета были исключены преимущественно мигранты молодого возраста. Да и временные трудовые мигранты, которые сейчас восполняют дефицит рабочих рук крупных городах и ряде ресурсодобывающих регионов страны, – это люди, прежде всего, молодых трудоспособных возрастов. Многие из них вообще не регистрируются в местах, куда приезжают работать. Так что немаловажным представляется и влияние возрастной специфики недоучета миграции.
– иммиграция в Российскую Федерацию, в том числе из стран со сложной общественно-политической, экономической и санитарно-эпидемиологической обстановкой, носит масштабный характер. Количество въехавших в Россию иностранных граждан постоянно превышает количество выехавших граждан, причем в приграничных районах интенсивно формируются иностранные общины. Как внутренние, так и внешние миграционные потоки направлены преимущественно в южные и центральные регионы европейской части России. Это приводит к стихийному и неконтролируемому росту населения и ухудшению криминогенной обстановки в данных регионах. Отсутствует эффективный государственный контроль над миграционными процессами.
Количество въехавших в Россию на постоянное место жительства превышает численность выехавших за ее пределы, что обеспечивает механический прирост населения (с начала 90-х годов он составил почти 3,5 млн. человек). Однако миграционный прирост не в состоянии компенсировать естественную убыль населения, которая за тот же период превысила 8 млн. человек;
–в 90-е годы из России ежегодно уезжало до 250 тыс. человек. Среди них от 100 до 125 тыс. высококвалифицированных специалистов, что негативно отражалось на трудовом и профессиональном потенциале России. При этом особое беспокойство вызывает эмиграция из России молодых инженеров, программистов, выпускников вузов, которые не могут найти возможности достойного применения своих сил в России.
– Интенсивный отток населения в последнее десятилетие из северных, восточных и приграничных районов страны приводит к сокращению его численности на этих территориях, богатых сырьевыми ресурсами. В результате оттока населения изменяется его этническая структура в ряде субъектов Российской Федерации. [13]
Концепция регулирования миграционных процессов в РФ:
– в последние годы эмиграционный отток населения из России в страны дальнего зарубежья снизился. В 2001 году он составлял 58,6 тыс. человек, в 2002 году –,7 тыс. человек, в т.ч. 42,4 тыс. человек –в Германию.
– получила развитие и нелегальная эмиграция. В российской и зарубежной прессе можно встретить материалы о выезде за границу девушек и молодых женщин якобы в модельный бизнес или в сферу обслуживания, но фактически становящихся объектом сексуальной эксплуатации. У женщин отбирают паспорта и заставляют работать фактически бесплатно.
– во внешнем миграционном обороте доминирует миграционный обмен (сумма прибывших и выбывших) между Российской Федерацией и странами СНГ и Прибалтики, который в рассматриваемый период уже превысил 11 млн. человек. Только за счет миграционного обмена с этими государствами Россия в период 1991–2000 гг. получила свыше 4 млн. человек;
– значительно выросли масштабы вынужденной миграции – число зарегистрированных мигрантов, получивших в соответствии с действующим законодательством статус вынужденных переселенцев и беженцев, достигло к концу 90-х годов более 1 млн. человек. К росту этой категории мигрантов, главным образом в первой половине 90-х годов, привели многочисленные вооруженные конфликты, возникшие на постсоветском пространстве (Нагорный Карабах, Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Таджикистан, Пригородный район Северной Осетии – Алании, Чечня), а также политика, направленная на «выдавливание» русскоязычного населения, сопровождавшая первый этап суверенизации новых независимых государств. Однако в последующем по мере прекращения активных вооруженных действий и достижения перемирия количество конфликтов сократилось;
– на фоне сокращения перемещений населения на постоянное место жительства заметно возросли потоки временных внешних миграций, связанных с отдыхом, ростом числа деловых поездок и поездок по частным приглашениям.
Таким образом, позитивная, необходимая для развития экономики социально-экономическая миграция населения внутри Российской Федерации продолжает сокращаться. Это вызвано несбалансированностью между оплатой труда в легальном секторе экономики и рыночной стоимостью жилья, передачей объектов ведомственного жилищного фонда в муниципальную собственность, отсутствием механизмов обеспечения рабочей силой производств за счёт территориального перераспределения внутренних трудовых ресурсов. Всё это создаёт трудности для обеспечения рабочей силой новых и возрождающихся производств, не способствует экономическому росту.
Сокращается прирост постоянного населения России. За счёт миграции всё меньше восполняется естественная убыль населения. Во многих регионах Российской Федерации уменьшение миграционного прироста населения происходит на фоне значительного сокращения численности населения в результате роста смертности и снижения рождаемости.
В последние годы миграция населения не обеспечивает перераспределения населения по территории страны в целях сбалансированности спроса и предложения на рынке труда. Оживление национальной экономики, неизбежные при этом территориальные и отраслевые диспропорции потребуют более активного перераспределения населения и трудовых ресурсов в пределах страны, что вызовет необходимость разработки механизмов стимулирования трудовой миграции граждан, в том числе за счет развития рынка жилья. Следует всемерно способствовать стремлению мигрантов к самообустройству и осуществлению трудовой деятельности.
Рыночный механизм предопределяет необходимость осуществления государственного управления миграционными процессами на основе обеспечения прав граждан на свободу передвижения и создания с этой целью системы экономических стимулов.
Указанная миграционная ситуация требует новых подходов, с тем чтобы миграционные процессы в Российской Федерации стали фактором, способствующим позитивному развитию российского общества, исходили из потребностей экономики, интересов национальной безопасности, охраны общественного порядка и здоровья населения при строгом соблюдении международных обязательств Российской Федерации.
2.2 Пути решения проблем миграционной политики России
Важнейшей проблемой миграционной политики России является «утечка умов», или отток высококвалифицированных кадров за рубеж, а также отсутствие аналогичного притока из стран дальнего зарубежья. Решение этой проблемы необходимо искать на современном уровне, а именно рассматривать и анализировать действия молодых специалистов.
В настоящее время наблюдается стремительный отток молодых кадров из научно-исследовательского сектора и их последовательный переход в другие сферы профессиональной деятельности. Так, только 2% выпускников вузов планируют сферой своей работы инновационное предпринимательство. Часть намерены пойти на государственную службу (27%), уйти в другие направления бизнеса (52%), а оставшиеся (31%) выражают желание уехать работать за границу. [14]
При этом во время обучения на первых курсах института 68% молодых людей высказывали намерение после получения диплома заняться реализацией собственных инновационных разработок. Отсюда можно сделать вывод, что смена профессиональных ориентиров у молодежи возникает после практического знакомства с реалиями работы российского инновационного сектора.
Одну из главных проблем молодых инноваторов эксперты видят в том, что крупнейшие государственные венчурные фонды и государственные корпорации не заинтересованы в поиске и инвестировании проектов, поскольку получают хорошую прибыль за счет размещения собственных средств на банковских депозитах.
В качестве одного из средств решения существующих проблем эксперты предлагают разработать и принять систему налогового и административного стимулирования учреждений, создающих условия для развития талантливой молодежи, а также создать молодежный антикризисный комитет. [15]
Как показывают многочисленные исследования, возрастной уровень российских ученых и технологических разработчиков стремительно повышается. Сейчас средний возраст сотрудников российских научных организаций равен 47,4 года, кандидатов наук –года, докторов наук –лет. Одновременно с этим отмечается падение интереса у действующих молодых ученых к практической реализации своих научных идей. Только 3% от общего числа ученых и разработчиков моложе 30 лет подают заявки на получение научных и исследовательских грантов, в то время как в США этот показатель составляет 83%. Таким образом, сегодня мы открыто сталкиваемся с проблемой «старения» научных кадров, что несет в себе угрозу утраты преемственности в отечественной науке.
Единственный выход из сложившейся ситуации –включение российского элитного высшего образования в международную образовательную систему, для чего нужно расширить университетскую автономию и академическую свободу внутри самих университетов.
Научные знания и человеческий капитал становятся главной движущей силой экономического роста XXI века, а энергию для ее непрерывного развития поставляет высшее образование, в особенности его вершина – элитные исследовательские университеты. Всегда считалось, что это положение верно только для развитых стран, но в последние годы растет осознание, что оно справедливо и для развивающихся стран, а также для стран со средним уровнем доходов. Если раньше, условно говоря, Север полностью контролировал высший сегмент «производственного цикла», оставляя производство менее «знание насыщенных» продуктов и услуг Югу (и Востоку), то сегодня страны Юга все чаще уверенно занимают ниши производства инновационных продуктов. Это стало возможным благодаря экономической глобализации и быстрорастущей мобильности знаний, технологий, студентов, ученых и высококвалифицированных профессионалов.
Утечка мозгов, о которой говорили в прошлые годы как об угрозе, обернулась стремительным ростом успешных случаев циркуляции мозгов, обогащающих всех включенных в этот процесс. И студенты, и ученые – используют в странах прибытия вновь приобретенные знания, а также связи и сетевые сообщества, знание особенностей и культуры стран происхождения для создания новых индустрий и осуществляют вклад в развитие и рост знаниевой экономики.
Для того чтобы страна могла играть в игру циркуляции мозгов, ей необходимо ответить положительно на следующие вопросы. Открыты ли экономика и общество этой страны? Совместимы ли государственные институты – формальные и неформальные – с международными нормами? Есть ли в стране высококачественные университеты и исследовательские учреждения, способные конкурировать на мировой арене и при этом следовать общим стандартам деятельности и установленным правилам игры?
Россия, будучи страной со средним уровнем доходов населения, согласно принятой мировой системе оценки ВВП обладает гораздо более высоким, чем требуют международные нормы, научным, технологическим и университетским потенциалом и традициями. Проблема до начала 1990-х годов заключалась в изоляции страны от глобального научного сообщества. В силу этого, а также по причинам системного, доктринального и исторического характера секторы науки и высшего образования развивались в направлении, во многом несоотносимом с мировыми трендами. Между тем Россия с ее богатейшими научными традициями и многовековой историей в состоянии не только внести значительный вклад в мировой научный процесс, но и получить от него намного больше других. И то и другое напрямую зависит от успешной трансформации науки и высшего образования в конкурентоспособный формат относительно своих глобальных партнеров и от создания в России атмосферы открытости внешнему миру.
Исходной точкой глобальной научной и академической деятельности всегда считался исследовательский университет, возникший в ходе революционных изменений высшего образования в Германии в начале XIX века и ассоциируемый с открытием Берлинского университета братьями Гумбольдт, которые объединили базовые научные исследования с обучением. Постепенно исследовательский университет проявил себя как главная сила развития, активно расширяющая горизонты науки и одновременно обеспечивающая быструю доставку научных открытий как самим студентам-выпускникам, так и, непосредственно при их участии, всей экономике и обществу.
Французская, немецкая и другие европейские системы высшего образования позднее несколько сдали позиции, увеличив количество независимых исследовательских институтов и таким образом восстановив обособленность обучения и исследований. В то же время университеты в США значительно улучшили немецкую модель, объединив учебные классы с научными лабораториями. Это трансформировало природу университетов: из мощной консервативной силы, сохраняющей и распространяющей знания и традиционные ценности, они превратились в более сбалансированные институты, выступающие также пионерами в создании новых знаний и пересмотре имеющихся ценностей. Соединение обучения и исследования под одной крышей определяет не только точность и скорость доставки научных знаний. Оно определяет природу исследовательского подхода к обучению, способствуя поиску решений сложных исследовательских задач и поощряя аналитический способ мышления.
В то время как большинство континентальных европейских систем высшего образования до сих пор остаются под контролем государства и сохраняют высокую степень централизации и жесткую иерархию, когда каждым содержательным направлением управляет один человек (заведующий кафедрой), американская (и до какой-то степени британская) система развивалась с начала XIX века в сторону более открытой модели: с многофокусными направлениями работы и управления факультетами, с высоким уровнем внутреннего и внешнего (межфакультетского) плюрализма, соревнованием внутри университетов и между университетами, значительной мобильностью профессорско-преподавательского состава и самих студентов внутри и между университетами. Они также внедрили систему срока академических полномочий и расширили границы академической автономии и свободы внутри этих границ. Именно система определения сроков исполнения академических полномочий, при разумном ее использовании, обеспечивает правильный баланс между стимулом к деятельности и гарантией стабильности и защищенности на рабочем месте. В итоге американская система высшего образования способствовала появлению негосударственных некоммерческих институтов. Такая структура создала необходимые стимулы и поощрения для достижения наилучших научных результатов.
Многие уверены, что именно открытые плюралистические модели исследования и обучения обеспечили США базовое превосходство над континентальной Европой в области исследований и академического качества. В последние десятилетия в Европе, Азии и Латинской Америке наметилось постепенное движение в сторону американской модели, которая, в свою очередь, с учетом вклада других стран трансформируется в глобальную модель. Количество новых «центров успешности», или исследовательских университетов, созданных в континентальной Европе за последнее время на основе этой глобальной модели, тому доказательство. То же происходит в ряде развивающихся стран и стран Юга со средним уровнем доходов.
Современные университеты испытывают постоянное напряжение между требованиями, предъявляемыми обществом и экономикой к профессиональному обучению, и стремлением к либеральному образованию – обучению для собственной пользы и удовольствия. Братья Гумбольдт в Германии XIX века стремились к либеральному образованию, но в течение столетия Берлинский и другие немецкие университеты претерпели сильные изменения в сторону профессионализации образования.
Период после Второй мировой войны характеризовался, кроме того, двумя тенденциями, повлиявшими на классическую модель исследовательского университета: усилилось внимание к собственно процессу обучения и прикладным исследованиям. Первая тенденция заключалась в том, что образование было демократизировано и стало доступным большему количеству студентов. И вторая, отчасти следствие первой, – высшее образование оказалось под постоянно растущим бюджетным давлением, что увеличило его зависимость от исследовательских контрактов с бизнес-сектором. При этом повсеместно ведутся дебаты о том, должны ли университеты, и если должны, то до какой степени, быть вовлечены в область прикладных исследований. Решение, все чаще осуществляемое на практике, особенно в развивающихся странах и странах со средним уровнем доходов, заключается в создании или назначении одного или нескольких исследовательских университетов на роль «центров успешности», позволяя при этом другим вузам сконцентрироваться на обучении и прикладных исследованиях. Так, трехуровневое устройство системы высшего образования в Калифорнии (исследовательские университеты, университеты подготовки по массовым профессиям, колледжи) может быть наиболее приемлемым решением.
Что касается России, с момента открытия Петром Великим в 1724 году Санкт-Петербургской академии наук и Московского государственного университета, основанного Иваном Шуваловым и Михаилом Ломоносовым и учрежденного указом императрицы Елизаветы в 1755 году, университеты до революции развивались в рамках европейской модели университетов с некоторой долей большего разделения между обучением и исследованиями, чем в Европе. Это разделение увеличилось в советский период, особенно в связи с учреждением и функционированием советской Академии наук и открытием большого количества новых вузов.
Разделение процесса обучения и исследований прекрасно отвечало потребностям коммунистического тоталитарного режима – контролировать содержание обучения в университетах и содержание научных открытий, чтобы как «настоящие», так и «неудавшиеся» открытия, а также потенциально опасные, не говоря уже о новых идеях и ценностях, происходили внутри наиболее изолированных исследовательских институтов. Исследования, большинство которых носило военную направленность, проводились относительно небольшим количеством тщательно отобранных специалистов и, как правило, в обстановке особой секретности. Политическая элита диктовала направления и сферы исследования даже в естественных науках. В гуманитарных и социальных областях такой контроль был абсолютным, а разделение исследования и обучения – еще сильнее, что затруднило сдвиг парадигмы образования в переходные 1990-е годы.
В то же время в СССР научные исследования и собственно высшее образование имели высокий статус, пользовались приоритетным щедрым финансированием, ведущие ученые и разработчики передовых технологий имели материальные и социальные привилегии. Советский Союз был в числе стран с наибольшей плотностью научных работников и инженеров на душу населения.
Поскольку значительная часть этих усилий была направлена на реализацию военных целей, а другая часть предназначалась для индустриализации и обеспечения экономического роста, делался акцент на естественные науки, математику и инженерию. Социальные науки служили главным образом инструментом контроля для закрепления коммунистической идеологии, поэтому эмпирические исследования здесь были предельно ограниченными, а исследовательские методы – устаревшими. Некоторые направления в гуманитарной сфере, культуре и искусстве находились на очень высоком уровне, но и они были чрезвычайно идеологизированы и ограниченны.
Огромные бюджеты и большое количество студентов и ученых отчасти компенсировали негативное влияние централизованной советской системы на качество образования. А это жесткий контроль сверху; искаженные стимулы; идеологические предрассудки и отсутствие академической свободы и инициативы; такое состояние дел, когда назначение и продвижение по службе основывались на идеологической преданности и личных знакомствах и зачастую не были связаны с профессиональными достижениями; изоляция, минимальная мобильность внутри институтов и, что не менее важно, изоляция от всего остального мира.
Образовательная и научная система с централизованным планированием, позволяющая людям осваивать только минимум знаний, необходимых для выполнения предписанных профессиональных обязанностей (так же как и их социальных и политических ролей), хороша до тех пор, пока планирование человеческого ресурса оправданно и сама система остается относительно статичной. Это условие, однако, выполняется редко. Острая нехватка академических кадров в начале большого скачка в 1930−х оправдывала такой узкий подход. Результатом стало разделение высшего образования в СССР на большое количество узких направлений в университетах, в особенности в ведущих вузах, гораздо более узких, чем в западных университетах. Такой подход сильно ограничил число академиков с широкими взглядами, которые могли бы быть слишком независимыми и критичными. В условиях стремительных технологических и структурных изменений в экономике узкая специализация противоречит естественной потребности в гораздо более широком образовании, нацеленном на освоение скорее общих подходов, нежели специфических знаний и инструментов, необходимых непосредственно сейчас. В ходе исследования, проведенного в начале 1990-х годов, было обнаружено, что в странах с рыночной экономикой образование обеспечивает большую степень креативности («применение знаний в неожиданных обстоятельствах»), чем в странах с плановой экономикой. При этом первые превосходят последние и в области «осознания фактов», то есть аккумуляции знаний, приобретенных на практике.
В 1990-х годах вследствие значительного сокращения бюджета на высшее образование и из-за состояния хаоса исследовательские институты и университеты серьезно пострадали от снижения качества человеческого ресурса. Произошел массовый исход ученых и студентов-выпускников из страны и внутри нее. Одни (около 250 тыс. человек) уехали на Запад, в большинстве своем это были опытные ученые с известными именами (внешняя утечка мозгов); другие – в еще большем количестве – ушли из науки в поисках лучшей доли в нарождающейся рыночной экономике России (внутренняя утечка мозгов). Только после финансового кризиса 1998 года ситуация начала выправляться: бюджеты для высшего образования и исследований начали расти, институты стали внедрять новые программы обучения, особенно в области социальных и гуманитарных наук, объем утечки мозгов сократился, а количество студентов в вузах выросло.
Тем не менее, в системе высшего образования в России до сих пор практически ничего не было сделано в области структурного реформирования исследовательской деятельности и управления ею. По мнению внешних наблюдателей, плохое управление и неэффективная система стимулирования в университетах представляют сегодня самую большую угрозу развитию страны в этой области.
Из всего сказанного ясно, что процесс реформ в высшем образовании и науке в России связан с процессом интеграции в международное высшее образование. Внутренние реформы должны помочь соотнести российскую вузовскую систему со стандартами и форматами, признанными и принятыми глобальным сообществом. В то же время политические решения, открывающие высшему российскому образованию путь к международному сотрудничеству, должны помочь ускорить эти реформы.
Несколько лет назад Россия вместе с другими странами присоединилась к Болонскому процессу ЕС – процессу, направленному на структурное трансформирование модели традиционного континентального высшего образования в модель, более близкую к американской. Речь идет о сдвиге в сторону трехступенчатой академической системы – бакалавр, магистр и доктор, стандартизации академических требований, введении системы взаимозачетов академических результатов студентов и высоком уровне кооперации между странами. Последнее предусматривает совместные исследовательские программы, создание совместного консорциума для докторантуры, широкую и более свободную мобильность преподавателей, а также академические назначения и повышения, основанные на профессиональной конкуренции и объективных показателях профессиональных компетенций. Новая модель направлена на создание общей системы европейского высшего образования с целью «соотнести деятельность лучших систем образования мира, включая США и Азию». Почти каждый из перечисленных пунктов требует огромных усилий со стороны российских властей и столкнется с жесточайшим сопротивлением со стороны ректоров и близкой им профессуры. Болонский процесс по определению включает в себя условия обязательного признания другими странами иностранных учебных степеней, в том числе докторских, публикации в международных журналах (и в журналах других стран), то есть требования, до сих пор не получившие в России признания.
В рамках Болонского процесса основные реформы образования в России должны заключаться в ослаблении и смягчении жесткой государственной системы, в увеличении автономии и академической свободы собственно университетов. Предполагается, что большинство вузов должно остаться в рамках государственного сектора (хотя деятельность некоммерческих институтов тоже надо поощрять). Университеты, отвечающие предписанным стандартам качества, должны иметь право вводить собственные вступительные экзамены, определять содержание обучения и выпускать собственные дипломы. Управляться они должны независимыми советами. Государство должно будет по-прежнему обеспечивать львиную долю университетских бюджетов, но гранты следует структурировать так, чтобы они поощряли университеты наилучшим образом выполнять свои функции: привлекать большее количество студентов, в том числе лучших; проводить больше высококвалифицированных исследований, часть из них должна подкрепляться публикациями в ведущих международных журналах с высоким статусом. Чтобы обеспечить стабильную финансовую поддержку государства и в то же время академическую независимость университетов, можно посоветовать создать единый совет высшего образования, находящийся между правительством и университетами. Такие системы бюджетного финансирования в сочетании с независимыми управляющими советами университетов эффективно функционируют, например, в Великобритании и Израиле.
Все эти институциональные изменения должны повлиять на процесс глобализации и развитие реформы в правильном направлении. Но это лишь необходимые условия для работы университетов и для удовлетворения потребности в тесной академической кооперации между российскими учеными и учеными всего мира. В тех дисциплинах, где российская наука сильна, такая кооперация может принять форму взаимного обучения и научных визитов, совместных исследовательских проектов и публикаций, обмена выпускниками, совместных конференций и других мероприятий подобного рода. Двигаясь этим путем, российские ученые сами увидят и отберут лучшие способы обучения и исследовательской деятельности и внесут свой вклад исходя из собственных знаний и опыта. Это запустит процесс конвергенции, эффективной кооперации и взаимных научных и академических достижений.
В тех дисциплинах, где России требуются более радикальные изменения в содержании образования, способе обучения, исследовательских методах, таких как экономика, бизнес и, возможно, социальные науки, изначальная кооперация должна быть прежде всего направлена на поддержку российских партнеров. Здесь требуется наибольшее число профессоров, приезжающих в Россию, вплоть до руководителей программ, а также преподавателей и студентов, обучающихся и получающих постдипломное образование на Западе. Кроме того, надо приложить максимум усилий для возвращения и трудоустройства в российские университеты экспатриантов с западными степенями. Они станут «агентами изменений» не только содержания обучения и учебных программ, но и стиля обучения, проведения исследований, академического управления и т.д., поскольку в этой области сопротивление старых преподавателей может быть сильнее и, следовательно, реформы могут продвигаться медленнее.
Выше говорилось о волне интеллектуальных эмигрантов из России в первые переходные годы. Они, как и тысячи студентов, отправившихся учиться за границу, составляют потенциальную академическую диаспору, способную обеспечить значительную научную поддержку при условии, что институциональная и физическая инфраструктура адекватна и доброжелательна. В настоящее время в России есть всего несколько изолированных островков, соответствующих этим условиям; в целом же среда весьма агрессивна, а инфраструктура в большей своей части еще не готова.
Учитывая высокую стоимость создания и содержания элитных исследовательских университетов и одновременно их ключевую роль в интернационализации российского высшего образования, разумно будет ограничиться относительно небольшим числом так называемых центров успешности. Их можно учредить на основе национального тендера, который определит высокие академические и правительственные стандарты, включая те, что напрямую связаны с перечисленными выше международными усилиями. Чтобы обеспечить высокий уровень научных исследований, эти центры, вероятно, должны объединить ведущие академические университеты с ведущими исследовательскими институтами, возможно, с теми, которые сегодня являются частью РАН. Очень важно, чтобы такие центры финансировались за счет массированных правительственных пожертвований, грантов. Остальные вузы можно сгруппировать по разным уровням качества и включенности в академические исследования, как функционируют, например, Калифорнийский университет, университеты Великобритании и Израиля.
2.3 Создание в России университетов мирового класса
Есть три стратегии создания в России университетов мирового класса. Любая из них требует больших инвестиций, интернационализации высшего образования и совершенствования управления вузами.
В докладе Всемирного банка, посвященном экономике знаний, предлагается схема перехода стран к такой экономике. В ней четыре стратегических элемента: адекватная экономическая и институциональная система, сильная база для наращивания человеческого капитала, динамичная информационная инфраструктура и эффективная национальная система создания и распространения инноваций. Высшее образование занимает важное место во всех четырех элементах. Поэтому страны, имеющие лучшие по мировым меркам вузы, быстрее прочих строят знаниевый тип экономики.
Прежде всего, речь опять же идет о таком типе университетов, который принято называть исследовательским. Дело в том, что университеты, ориентированные на подготовку специалистов массовых квалификаций (обучающие университеты), могут быть сколь угодно выдающимися, но им не приходится конкурировать на международном рынке знаний и высших квалификаций. Они ориентированы на местный рынок труда и на локальную экономику, могут легко заимствовать и осваивать современные учебные программы и образовательные технологии. А исследовательские университеты всегда работают на глобальном рынке. Так же, как не бывает «местных» знаний, не может быть локального исследовательского университета – он по определению должен быть глобальным и конкурировать с лучшими мировыми вузами.
Как же включиться в эту конкуренцию? Критерии обретения статуса университета мирового класса содержатся в популярных международных рейтингах, из них два самых полновесных – Рейтинг университетов мира, составляемый Times, и Академический рейтинг университетов мира Шанхайского университета.
Times отбирает и ранжирует 200 лучших университетов. Главный критерий ранжирования – международная репутация, оцениваемая с помощью разных данных, включая число иностранных студентов и преподавателей, авторитетность преподавательского состава, оцениваемую по ссылкам на научные работы, и результаты опросов, выясняющих выпускников каких вузов предпочитают работодатели.
Шанхайский рейтинговый лист лучших 500 университетов делается с помощью методики, основанной на результатах учебной и научной работы преподавателей, выпускников и штатных сотрудников. Она учитывает число публикаций, ссылок и эксклюзивных международных наград (Нобелевская премия, Филдсовские медали и проч.).
Только два российских вуза – Московский и Санкт-Петербургский государственные университеты – входят в эти рейтинги. В последнем рейтинге Times МГУ занял 155-е место, СПГУ – 168-е, а в Шанхайском МГУ на 70-м месте, а СПГУ вошел в четвертую сотню. Конечно, можно не соглашаться с этими рейтингами, но нельзя не признать, что даже если они не вполне точно отражают качество образования в вузах, то в значительной степени формируют конкурентную среду в глобальном высшем образовании. Игнорировать их – значит обрекать систему высшего образования на изоляцию и дальнейшее сокращение ее влияния на мировой арене.
Анализ этих международных рейтингов показывает, что университеты, входящие в тридцатку лучших, имеют общие характеристики – это, во-первых, большой процент талантливых и продуктивных преподавателей и студентов; во-вторых, высокая обеспеченность ресурсами для создания качественных условий обучения и проведения исследований; в-третьих, система управления, позволяющая принимать решения без лишней бюрократии.
Для большинства университетов мирового класса характерна высокая доля студентов магистратуры и аспирантов в общем числе обучающихся: Гарвард – 59%, Стэнфорд – 64%, Массачусетский технологический институт – 60%, Лондонская школа экономики – 51%, Пекинский университет – 53% (в российских университетах эти цифры в несколько раз ниже). Данные свидетельствует о сильном научном потенциале этих вузов и о способности отбирать лучших студентов из других учебных заведений. Здесь важно подчеркнуть, что магистры и аспиранты в таких вузах являются важной движущей силой исследований и разработок. Их привлекают отличными условиями и щедрыми стипендиями. Поэтому качество студентов в значительной степени определяет качество исследований. Понятно, что такие университеты не могут быть очень крупными, среднее число обучающихся в них – 20–тыс. человек.
Университеты с большим количеством студентов (Мексиканский автономный университет – 137 тыс. студентов, Университет Буэнос-Айреса – 183 тыс.) не попадают в высшую лигу, несмотря на то, что у них есть отделения и научные центры действительно мирового класса. Дело в другом: очень трудно поддерживать высочайшее качество подготовки в массовых процессах.
Другой особенностью привлечения кадров является международный масштаб. Международная ориентация все больше определяет конфигурацию элитных вузов: в Гарвардском университете 19% учащихся-иностранцев, в Стэнфорде – 21%; в Колумбийском университете – 23%, в Кембридже 18% студентов не являются гражданами Великобритании или стран ЕС. Весьма важно, что такие учащиеся являются не только источником дополнительных финансовых средств, их присутствие создает интеллектуальное сообщество, отличающееся многообразием культур, что необходимо для развития творческой и инновационной деятельности. Руководство стран, в которых находятся эти университеты, рассматривает привлечение иностранных студентов в исследовательские вузы прежде всего как импорт мозгов, а не как экспорт услуг. Большинство иностранных студентов на престижных магистерских и особенно докторских программах получают стипендии.
Другой аспект борьбы за таланты – привлечение лучших преподавателей и исследователей с глобального рынка: в Гарварде доля иностранцев в преподавательском составе составляет примерно 30%, в Оксфорде – 36%, в Кембридже – 33%. Лидирующие университеты добиваются, чтобы их страны максимально облегчали визовый режим для талантливых преподавателей-иностранцев. Важно также, что лидирующие университеты активно стимулируют мобильность собственных выпускников, отдавая предпочтение выпускникам других вузов.
Высокий уровень обеспеченности ресурсами – вторая черта, отличающая большинство университетов мирового класса. Эти университеты могут позволить себе огромные затраты на содержание и эксплуатацию наукоемких университетских комплексов. Университеты имеют три основных источника финансирования: государственное для покрытия текущих расходов и расходов на научную деятельность; доходы, образующиеся за счет привлечения университетами частного капитала и средств, передаваемых в дар университетам; плата за обучение.В Европе государственные средства – основной источник финансирования, в США, наоборот, среди 20 лучших университетов только два (Университет штата Мичиган и Беркли) являются государственными. Лучшие университеты Великобритании получают солидную поддержку от частных инвестиционных фондов и в последние годы повышают плату за обучение, Канадские – первые по доходам от научно-исследовательской деятельности. Процветающие частные университеты есть только в США и Японии. Их прочная финансовая база формируется за счет привлечения частного капитала и успешной конкуренции преподавателей за государственное финансирование научной деятельности. Из спонсорских средств и заработков создаются фонды целевого капитала, доходы от которого используются для финансирования новых проектов. К 2006 году фонд Гарвардского университета составил почти 30 млрд. долларов, Йельского – 18, Стэнфорда – 14. Национальный университет Сингапура, ставший частной корпорацией в 2006 году, создал фонд из привлеченного капитала в размере 774 млн. долларов, сегодня он богаче любого британского университета, за исключением Кембриджа и Оксфорда.
Столь большие объемы средств дают импульс для цепной реакции, позволяющей вузам привлекать все больше лучших преподавателей и ученых, а те, в свою очередь, добывают внешние средства для финансирования научных исследований, привлекают внимание жертвователей.
Третья характеристика – система управления – зависит от учебной и хозяйственной самостоятельности. В отчете журнала Economist по итогам международного исследования, проведенного в 2005 году, система высшего образования США названа лучшей в мире. Ее успех объясняется не только финансовой состоятельностью, но и полной независимостью от государства и способностью оперативно делать учебный процесс и его результаты значимыми и полезными для общества.
Независимые университеты легко внедряют новые учебные программы, создают новые структуры, ликвидируют старые и неэффективные. Органы управления формируются с участием общественности, и все виды их деятельности полностью прозрачны. Институциональная самостоятельность охватывает и финансовые аспекты: даже государственные университеты получают деньги из бюджета в форме грантов без распределения денег по статьям бюджета.
В прошлом участие государства во взращивании университетов мирового класса не было критически важным фактором. На протяжении нескольких столетий Оксфорд и Кембридж имели государственное финансирование, но при этом обладали полной самостоятельностью в управлении, определении задач и способов работы. Сегодня, однако, вряд ли можно создать университет мирового класса без целевой государственной поддержки – хотя бы потому, что для формирования передовых научных центров и подразделений необходимы большие затраты, причем быстрое формирование таких центров требует и значительных разовых инвестиций, и политической поддержки.
Более ста лет назад на вопрос Джона Рокфеллера, что необходимо для создания университета мирового класса, Чарльз Элиот, бывший в то время президентом Гарварда, ответил: «Пятьдесят миллионов долларов и двести лет». Но, например, Чикагский университет, созданный в начале XX века, смог выйти на мировой уровень за двадцать лет, затратив на это около 100 миллионов. Сегодня эксперты оценивают стоимость создания университета мирового уровня примерно в полмиллиарда долларов.
Поэтому один из ключевых вопросов, на который необходимо ответить государству, – сколько университетов мирового класса оно может себе позволить без ущерба для финансирования других приоритетных направлений.
Задача иметь в стране университеты мирового класса вовсе не означает, что все вузы могут или должны претендовать на такой статус. Более реалистичной целью является создание комплекса учебных, научных и производственных учреждений в качестве базы для поддержки нескольких центров передового опыта, которые со временем могут превратиться в вузы мирового уровня. Даже в самых богатых странах ОЭСР очень мало высших учебных заведений, которым удается концентрировать у себя самые лучшие силы и средства. В США из примерно пяти тысяч вузов около 300 можно отнести к категории исследовательских, из них не более 30 относятся к лучшим университетам мира. В Великобритании менее 10 таких университетов, в Японии – не более пяти.
Международный опыт позволяет выявить три основные стратегии создания университетов мирового класса. Первая – можно повысить уровень нескольких из существующих университетов, имеющих потенциал для превращения в передовые учебные заведения. Вторая стратегия состоит в слиянии ряда вузов в новый университет, который мог бы обеспечить синергизм, отличающий вуз мирового класса. Третья подразумевает создание новых университетов с нуля. Каждая из стратегий имеет свои преимущества и недостатки.
Если говорить о затратах, то первая стратегия самая дешевая, но довольно рисковая. Главным препятствием для повышения уровня существующих учебных заведений являются их инерция и консерватизм. В первую очередь это касается вузов с большой историей, они предпочитают брать на работу своих выпускников и разрабатывать учебные планы и программы на основе «великих традиций». И часто используют свой исторический престиж в качестве оружия против инноваций.
Этот подход вряд ли будет успешным в странах с жесткими структурами и механизмами управления, препятствующими развитию современных систем управления и подбора кадров. Показателен пример Малазийского университета и Национального университета Сингапура. На момент получения независимости Малайзии в стране был один университет с двумя подразделениями – в Куала-Лумпуре и в Сингапуре, входившем в состав малазийского государства. Первый с самого начала был флагманским университетом Малайзии, а второй, поскольку Сингапур недолго пребывал в составе Малайзии, стал Национальным сингапурским университетом. Несмотря на общие культурные и исторические корни и одинаковый возраст, университет Сингапура сегодня занимает 30-е место в рейтинге Times, а Малазийский – даже не входит в рейтинг-лист.
Что ограничило возможности Малазийского университета? Во-первых, проводимая правительством Малайзии политика наибольшего благоприятствования коренным жителям (бумипутра), составляющим большинство населения страны. Согласно требованиям этой политики, университет не может самостоятельно отбирать студентов и принимать только самых способных. Кроме того, министерство образования ввело ограничение на долю иностранных студентов: таких могло быть не более 5%. В сингапурском университете доля иностранцев составляет 20% среди получающих диплом бакалавра и 43% среди студентов магистратуры и аспирантов. Во-вторых, в Сингапуре удалось мобилизовать почти вдвое больше денег (годовой бюджет 205 млн. долларов против 118 млн. в Малазийском университете) за счет доходов от инвестиционной деятельности. В-третьих, в Малайзии действуют нормативные акты, ограничивающие оплату труда преподавателей и ученых, включая иностранцев. Сингапурский университет, наоборот, может выбирать и привлекать лучших ученых и преподавателей со всего мира, оплачивая их работу по ставкам мирового рынка.
Все больше вузов в последние годы отдает предпочтение второй стратегии – слияниям. Во Франции отдельные университеты и высшие школы изучают возможности объединения на региональной основе. В Великобритании почти не осталось «отдельно стоящих» медицинских колледжей – за последние тридцать лет они присоединились к университетам. В Дании создан Инновационный фонд, который используется как источник поощрительных инвестиций на объединение аналогичных вузов. В результате слияний образуются крупные университеты. Делается это для усиления междисциплинарного характера образования и исследований, для экономии на масштабах, а также чтобы «встряхнуть» консервативные организационные культуры. Неявно на этот процесс влияют и международные рейтинги, учитывающие такие параметры, как количество научных публикаций вне зависимости от числа студентов.
Международный опыт показывает, что в некоторых странах в долгосрочном плане эта стратегия является эффективной. Китайский «Проект 211», программа «Brain Korea XXI» в Южной Корее и «Институты тысячелетия», недавно созданные в Чили, служат примерами того, как разные государства стимулируют консолидацию вузов. Как правило, успешный результат достигается не простым слиянием, а присоединением слабых вузов к сильному (с одновременной санацией слабых) или объединением сильных специализированных университетов. Кроме того, укрупнение само по себе может решить проблему ресурсов, но не обеспечивает притока талантов (иногда даже потеря бренда препятствует этому) или эффективной системы управления.
Слияния – палка о двух концах, поскольку они сопряжены с риском конфликта институциональных культур. В 2004 году в Великобритании произошло объединение Манчестерского университета и Манчестерского научно-технического института, в результате появился самый крупный университет Великобритании, официально заявленная цель которого – «к 2015 году оказаться среди 25 лучших вузов мира». Пока же Манчестерский университет столкнулся с негативными последствиями слияния: произошло дублирование штата и учебных планов, поглощение трудовых контрактов и долгов организаций. В результате его бюджетный дефицит составляет 30 млн. фунтов стерлингов. К тому же объединенный вуз вложил много средств в формирование суперзвездного преподавательского состава, что еще больше увеличило задолженность по зарплате, унаследованную этим учебным учреждением – как правопреемником – от своих предшественников.
В странах, где институциональные традиции, громоздкие административные структуры и бюрократические методы управления препятствуют инновационному развитию традиционных университетов, третья стратегия (создание новых учебных заведений), вероятно, является лучшим подходом, но при условии достаточного финансирования. Основное преимущество новых учебных заведений – их быстрое реагирование на меняющиеся условия внешней среды.
Примером страны, последовательно вставшей на этот путь развития, является Казахстан. Казахстанское правительство создает в Астане Международный университет, который в сотрудничестве с ведущими мировыми университетами будет реализовывать инновационные учебные программы. Успешным опытом является создание индийских технологических институтов (ИТИ), постепенно достигших уровня мирового класса. Парламент Индии придал им статус «институтов национального значения» – государственных учебных заведений, пользующихся максимальной свободой в академической деятельности и управлении, предлагающих учебные программы высокого качества и значимости в области инженерной техники, технологии, прикладных наук и управления. Первоначально ИТИ подвергались критике за содействие «утечке мозгов», поскольку около 40% выпускников уезжало за рубеж. Сегодня, с быстрым ростом индийской экономики, этот недостаток становится большим достоинством в смысле развития международного сотрудничества и инвестиций. Успешное развитие научного цента Бангалора во многом обязано явлению «обратной утечки мозгов».
Другой многообещающий пример – Парижская школа экономики, созданная в 2007 году по модели Лондонской школы экономики. В этой инициативе элементы слияния сочетаются с формированием совершенно нового типа учебного заведения. Поддержанная четырьмя Высшими школами (Grands Ecoles), Университетом Париж-I (Пантеон-Сорбонна) и Национальным научно-исследовательским центром, Парижская школа экономики будет действовать как частное учреждение, объединяющее лучшие экономические факультеты участвующих вузов. Первоначальное финансирование предоставляется из средств государства, региона, частных компаний и одним из фондов США. В отличие от традиционных французских университетов школа будет весьма избирательно подходить к набору студентов и вести обучение в основном на английском языке.
От государства ожидается прежде всего содействие в финансовом обеспечении потенциального элитного университета. Часто правительства по политическим соображениям предоставляют первоначальные инвестиции и забывают о необходимости постоянной поддержки новых университетов. Очевидно, что целевая финансовая поддержка такого проекта должна оказываться в течение как минимум десяти лет.
Усиленное финансирование способствует привлечению лучших профессоров и научных работников со всего мира, но этого мало для быстрого повышения уровня квалификации сотрудников университета. Правительство может помочь в привлечении лучших студентов и профессоров за счет поддержки в создании нового бренда университета и обеспечения международного признания. В Казахстане Министерство образования и МИД ведут диалог с ведущими иностранными университетами для поддержки бренда нового университета в Астане. В ОАЭ руководство страны непосредственно было вовлечено в поиск управленцев для своих новых университетов на международном рынке.
В целом государство играет ключевую роль в изменении основ управления и создании благоприятных правовых условий для расширения независимости нового университета. Например, правительство может установить различные режимы для разных учебных заведений: тем из них, которые отобраны для участия в мировой конкуренции, могут предоставить больше прав и больше автономии в финансовой деятельности и в вопросах, связанных с учебными программами.
Но самая важная роль государства – привлечение новых университетов к осуществлению национальной инновационной политики. Это поможет направить большие средства на НИОКР, будет способствовать открытости университетов. Успехи ИТИ объясняются во многом их активным участием в амбициозных государственных программах в космической и атомной промышленности. Наряду с этим правительство может использовать свои полномочия для установления партнерских связей отобранных университетов с национальными и международными деловыми структурами.
Что должен иметь университет, претендующий на мировой уровень? Сильный менеджмент, ясное представление о миссии и задачах учебного заведения и четкую стратегию преобразований.
Разработка концепции отчасти состоит в определении областей, в которых вуз хочет и может занять лидирующие позиции. Университет даже мирового класса не должен, да и, вероятно, не может добиваться превосходных результатов во всех областях. Гарвардский университет, признаваемый вузом номер один в мире, имеет лучший рейтинг только в области экономики, медицины, образования, политологии, права, бизнеса, английского языка и истории. ИТИ специализируются на нескольких технических дисциплинах. Лондонская школа экономики известна своими выдающимися успехами в экономике, социологии, политологии и антропологии.
Ускорить превращение вуза в университет мирового класса поможет и его интернационализация. Программы на иностранном языке, прежде всего на английском, станут мощным фактором привлечения иностранных студентов. А для того, чтобы привлечь зарубежных профессоров и исследователей, университеты должны предложить им гибкие условия работы и оплаты труда. В некоторых случаях можно предлагать профессорам не полную занятость, а приглашать их на временной основе. Индия и Китай добились больших успехов в интернационализации, используя ресурсы диаспоры в разных странах. Пекинский университет в период реорганизации нанимал сотни преподавателей китайского происхождения. Университет тщательно отслеживает китайских преподавателей и ученых, работающих за границей, и создает благоприятные условия для их возвращения на родину.
В этой же плоскости лежит вопрос о том, обладают ли национальные исследователи необходимыми языковыми навыками для публикации своих работ. Поскольку указатели цитирования составляются преимущественно по данным англоязычных журналов, возможность распространения результатов исследований на английском языке становится важнейшим фактором укрепления репутации вуза. Для университетов, ориентирующихся на достижения в области технологий, хорошим показателем того, насколько высока их научная репутация, является возможность заключать контракты на проведение исследований с иностранными фирмами и транснациональными корпорациями.
Иногда считается целесообразным приглашать из-за границы антикризисных менеджеров – они руководят университетом во время реорганизации. К такой практике прибегали Южная Корея, Великобритания и Австралия. Это один из способов, помогающих руководству университетов научиться нестандартно мыслить и дающих шанс изменить управленческие установки. Однако этот подход принимается не всеми, и немногие страны объявляют международные конкурсы на замещение высоких руководящих должностей.
Выше были названы три фактора, способствующих успеху университета в мировой конкуренции: таланты, ресурсы и управление. Но есть еще ряд базовых условий, без которых включаться в конкуренцию вузов мирового класса бессмысленно. К ним относится кампус: большинство университетов первой сотни любого рейтинга располагаются в выделенных компактных кампусах с отличными условиями проживания. Другое базовое условие – гибкость образовательных стандартов. Не может быть успешным в мировом масштабе национальный университет, работающий по тем же стандартам, что и университеты массового образования. Важнейшим (особенно для России) является условие реальной интеграции образования и исследований – возможность для профессоров осуществлять исследования наряду с образовательной деятельностью, что, в свою очередь, требует значительного снижения учебной нагрузки.
Из рассмотренных трех стратегий в последнее время в развитии российской системы образования использовались две: модернизация и слияние. Значительный объем ресурсов на конкурсной основе распределялся между вузами в поддержку их модернизации. В рамках Инновационного проекта в области образования, реализованного при содействии Всемирного банка, 40 вузам предоставлялась поддержка в таких областях, как совершенствование структуры управления и преподавания экономики, социологии и политических наук. Все эти гранты были довольно скромными – до 3 млн. долларов. В рамках национального проекта «Образование» предлагалась другая шкала: отобранные университеты получали до 40 млн. долларов на внедрение инновационных программ.
Первые результаты этих проектов показывают, что для многих вузов получение грантов в конкурентной борьбе стало толчком к формированию центров качественного образования и исследований, а в некоторых случаях и к серьезным переменам в управлении. Однако перспективы превращения этих вузов в университеты мирового уровня пока неясны. Щедрые гранты в основном истрачены на приобретение оборудования, которое имеет свойство устаревать. Они в большинстве своем оказались не подкреплены долгосрочной стратегией, которая включала бы в себя следующие элементы: стабильное (не менее пяти-семи лет) финансирование осуществляемых университетами инноваций; изменение нормативно-правовой базы, позволяющее вузам гибко и эффективно использовать эти средства, привлекать лучших профессоров и изменять учебные планы по мере необходимости; поддержку совместных НИОКР, осуществляемых вузами и деловыми структурами; новый порядок найма сотрудников, позволяющий вузам стимулировать молодые таланты; финансовую, нормативно-правовую и политическую поддержку международного сотрудничества в области обучения и научных исследований, включая финансирование совместных проектов и программ для получения дипломов в двух университетах.
В последние годы были также сделаны попытки укрупнения вузов через слияния. В Ростове и Красноярске из пяти и четырех вузов соответственно было создано два федеральных университета. Это было воспринято как своего рода сигнал для многих других регионов, где подготовлены аналогичные предложения. Еще рано судить о вероятности успешного завершения этих экспериментов. Весь международный опыт показывает, что этот процесс очень труден и без четкой концепции, радикальных изменений в структуре, кадровом составе и управлении любые ресурсы могут быть потрачены напрасно. Труднее всего этим объединенным вузам обновить кадры, поскольку они были объединены без санации слабых факультетов и подразделений.
В России много вузов, и, видимо, этим объясняется то, что правительство в последнее время не создает новых университетов. В начале 1990-х таких попыток было больше – новым вузам предоставлялись значительные ресурсы и благоприятные условия управления, и некоторые проекты оказались успешными. Например, Высшая школа экономики и Российский государственный гуманитарный университет вошли в группу ведущих вузов и имеют хорошую международную репутацию. В это же время появились сильные негосударственные вузы. Среди них Российская экономическая школа, Московская высшая школа социальных и экономических наук, Российский новый университет. Они начали формировать инновационное поле в высшем образовании.
При дальнейшем реформировании университетов Россия могла бы выбрать стратегию, наиболее соответствующую ее прошлым достижениям и наличным ресурсам. Возможно, следует со вниманием отнестись к третьей стратегии (создание новых вузов), учитывая трудности, с которыми столкнулись две другие.
Не существует формулы, позволяющей определить оптимальное число университетов мирового уровня для России. Однако поддержка пяти-шести университетов высшего класса и 15–университетов с факультетами (специализациями) высшего класса является разумной задачей на среднесрочную перспективу. Решение этой задачи зависит, как уже говорилось, от решения трех проблем: привлечения лучших учащихся и академических кадров, надлежащего финансирования высшей школы и появления новых схем управления вузами.
Университетам, стремящимся достичь мирового уровня, необходимо изменить соотношение количества студентов и аспирантов, если они хотят укрепить научно-исследовательскую направленность. Сейчас в МГУ и СПбГУ насчитывается лишь 15 и 11% аспирантов, что значительно ниже показателя лидирующих мировых университетов. В том, что касается иностранных студентов, российские вузы сталкиваются со значительными трудностями: это и язык обучения, и обеспечение современных академических и бытовых условий, а также участие в глобальной сети, оказывающей поддержку международным выпускникам иностранных вузов.
Два аспекта будут играть ключевую роль в укреплении преподавательского и научно-исследовательского потенциала российских университетов, стремящихся достичь мирового уровня. Во-первых, важно определить, является ли структурное разделение между академиями наук и университетами, ведущими научно-исследовательскую работу, оптимальной схемой для развития научно-исследовательской инфраструктуры в России. Во-вторых, необходимо пересмотреть систему оплаты труда с тем, чтобы привлекать лучшие академические кадры из ведущих мировых университетов. Российская диаспора в США и Европе может быть мощным источником высококвалифицированных преподавательских и научно-исследовательских кадров, имеющих богатый международный опыт. Однако, как показывает опыт Китая и Индии, бывшие соотечественники не хотят возвращаться, пока им не созданы соответствующие условия. Кроме того, нужны стимулы для повышения уровня внутрироссийской мобильности педагогических кадров.
Для дальнейшей интеграции университетов, ведущих научно-исследовательскую работу, в мировое научное сообщество можно выделить на конкурсной основе больший объем средств на длительные НИОКР, совместные программы для привлечения иностранных профессоров и исследователей мирового уровня, как это делают Сингапур и Китай.
И наконец, никакие вложения не оправдаются, если для потенциально лидирующих университетов не будут приняты специально разработанные модели управления, предусматривающие значительную автономию (включая гибкость в формировании и расходовании средств). Невозможно представить высшие учебные заведения мирового класса, живущее по тем же правилам, что и остальные вузы. Создание независимых руководящих органов с широким представительством заинтересованных сторон и полномочиями назначать руководителей ведущих университетов на конкурсной основе может стимулировать процесс инноваций в этих университетах.
Наряду с перечисленными шагами, носящими в основном догоняющий характер, российскому высшему образованию стоит поискать «безумные» идеи, которые дали бы шанс на быстрый рывок. Речь может идти о создании международного университетского центра в быстро развивающихся отраслях. Можно пофантазировать об университете, построенном на новых технологиях коммуникации и обучения. Инвестиции в подобные фантазии рискованны, но они позволяют резко усилить креативность университетской системы. В любом случае конкурентоспособность российских вузов зависит от честного сравнения себя с конкурентами и возможности опереться на лучший опыт и самые смелые идеи.
Заключение
По окончании работы были сделаны определенные результаты и выводы. Миграция с момента ее научного выделения в качестве особого феномена всегда рассматривалась в каком–либо контексте –экономическом или социальном, историческом или культурном, демографическом или этническом, и это не случайно. Миграционные процессы сильно детерминированы изменениями, происходящими в жизни общества, и в этом смысле являются индикатором развития практически любой из ее сторон.
Современная миграционная ситуация в Российской Федерации свидетельствует о том, что необходимо государственное реформирование миграционных процессов и создание новых методов миграционного контроля.
На настоящий момент возвращение мигрантов, находящихся за границей, практически не представляется возможным. Между тем, если обратиться к возрастной структуре миграций, мы можем наблюдать старение интеллектуального слоя населения, что в дальнейшем приведет к полному обмирщению научной сферы, если не принять меры. Поэтому на настоящий момент следует ориентироваться и делать ставку на молодых высококвалифицированных специалистов.
Решением «утечки умов» за рубеж может послужить вовлечение Российской Федерации в мировое интеллектуальное пространство, систему международного обмена знаниями и сотрудничество с передовыми государствами в сфере науки. Для этого необходимо создание качественной системы высшего образования, соответствующей международным стандартам, которая позволит наладить коммуникации с элитными международными университетами, привлечь в российские университеты мигрантов из дальнего зарубежья и полноценно участвовать в обмене знаниями и рабочей силы.
Список использованной литературы