Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
ГЛАВА ВТОРАЯ
КОРНИ ИЗ ГЛАЗГО
Девиз шотландской династии Фергюсонов гласит: «Dulcius ex asperis», что означает «Жизнь слаще от пройденных испытаний». Эта фраза ободряла меня на протяжении тридцати девяти лет работы в футбольном менеджменте. За это время – начиная с четырех коротких месяцев работы в «Ист Стерлингшире» в 1974 и заканчивая «Манчестер Юнайтед» в 2013 – я прошел настоящий путь через тернии к звездам. С каждым годом моего руководства командой возрастало чувство ее превосходства над любым соперником.
Много лет назад в одной газетной статье я прочитал: «Алексу Фергюсону, несмотря на то, что он родом из Гована, удалось достичь огромных жизненных успехов». Подчеркнуто оскорбляющая фраза. Знаете: пожалуй, всем своим спортивным достижениям я обязан именно тому, что родился в этом судостроительном районе Глазго. Происхождение – это не преграда на пути к успеху. Если вы хотите оценить, насколько успешен человек – узнайте побольше о его матери и отце; уточните, какое у него образование – чтобы понять его стремления и решимость. «Рабочие» корни никогда не были препятствием для кого-то из великих игроков, которых мне довелось тренировать. Напротив, этот фактор подстегивал их и в определенной степени становился причиной высоких достижений.
За время своей карьеры я прошел путь от управления «Ист Стерлингширом», футболисты которого играли за 6 фунтов в неделю, до продажи Криштиану Роналду в «Реал» за 80 миллионов. Недельный оклад моих подопечных в бытность тренером «Сент-Миррена» составлял 15 фунтов, а летом парням приходилось сводить концы с концами самостоятельно, ведь условия контракта предусматривали неполную занятость. Максимальной зарплатой в «Абердине» за все мои восемь лет работы в клубе были 200 фунтов в неделю. Распределением финансов тогда занимался мой исполнительный директор Дик Дональд. Таким образом, за практически сорок лет тренерской практики разброс зарплат моих игроков состоял от 6 фунтов в неделю до 6 миллионов в год.
Однажды я получил письмо от парня, в 1959-1960 годах работавшего в доках Гована и посещавшего местный паб. В своем послании он вспоминает, как однажды порог этого заведения пересек человек, собиравший средства для забастовки рабочих низшего звена, при этом тарахтевший словно двигатель трактора. Об этом «агитаторе» автор знал лишь то, что он играл за «Сент-Джонстон». В конце этого письма был заключен вопрос: «Не вы ли это были?»
Сначала я не смог вспомнить своих вмешательств в дела на политической арене, однако вскоре в моей памяти всплыл факт, что когда-то я действительно ходил по барам наших окрестностей в поисках денег на забастовки. Если для попадания в число политиков необходимо пройти прослушивание, я бы точно завалил его. Назвать мой ор публичным выступлением – значит сильно преувеличивать: ораторскими качествами я обделен. Как сейчас помню свои идиотские попытки связать слова воедино, когда в одном из пабов меня попросили объяснить, на что же я собираю деньги. Чтобы выслушать эти речи до конца, вы должны были либо хорошенько вмазать, либо находиться в действительно хорошем расположении духа.
По молодости пивнушки являлись одной из основных зон моей деятельности. Первой бизнес-идеей стало вложение моего скромного дохода в покупку торговой лицензии – так сказать, чтобы обезопасить будущее. Первым пабом оказалось заведение на пересечении Гован-роуд и Пэйсли-роуд-уэст, где в большинстве своем обитали докеры. Пивные бары многое рассказали мне о людях, их мечтах и неудачах. Эта информация заметно облегчила мои попытки понять футбольную торговлю, в которой в то время я ничего не смыслил.
Для примера, в одном из моих пабов образовался «Клуб Уэмбли», члены которого делали денежные взносы на протяжении двух лет, чтобы отправиться на «Уэмбли», на матч сборных Англии и Шотландии. Я должен был удвоить собранную сумму, чтобы они могли уехать на четыре-пять дней. По крайней мере, в теории все выглядело именно так. Я же присоединялся к ним в день матча. Мой лучший друг, Билли, уезжал на матч в четверг и возвращался через неделю. Правда, такое незапланированное удлинение поездки вызывало недовольство в его семье.
В следующий четверг после субботней игры на «Уэмбли» я был дома, когда зазвонил телефон. Звонила Анна, жена Билли.
– Кэти, спроси у Алекса, куда пропал Билли, – сказала она моей жене.
Я, признаться, не имел об этом никакого понятия. Сорок посетителей моего паба поехали взглянуть на игру в Башнях-близнецах1, но я понятия не имел, почему Билли уехал, даже не попрощавшись. Хотя надо отметить, что для любого парня из рабочего класса моего поколения посещение важного футбольного матча было сродни священной обязанности – и почти так же сильно, как саму игру, они любили этот дух товарищества, который царил на трибунах.
Паб на Мэйн-стрит находился в одном из самых больших протестантских районов Глазго – Бриджтоне. В субботу перед Оранжевым парадом2 здоровяк Тэм, почтальон, сказал мне:
– Алекс, ребята спрашивают, во сколько ты открываешься в следующую субботу. Мы собрались в Ардроссан (а это, прошу заметить, на западном побережье!). Наши автобусы отъезжают в 10 часов утра, но все пабы будут работать. Тебе бы тоже следовало.
Откровенно говоря, я смутился.
– Хорошо, во сколько же тогда открывать? – спросил я.
– В семь, – ответил Тэм.
На месте я был в пятнадцать минут седьмого в компании своего отца, брата Мартина и крошечного итальянского бармена, работавшего на нас. Мы хорошо подготовились к застолью, потому что накануне Тэм сказал мне:
– Не помешало бы хорошенько затариться – нам понадобится очень много выпивки.
Итак, ровно в семь паб открылся. Уже совсем скоро тут во весь голос зашумели участники Оранжевого парада, а полиция просто наблюдала за происходящим, не говоря при этом ни слова.
В полдевятого я уже надрался по самое не хочу. И всего за полтора часа – выпил очень много водки. Мой отец сидел около барной стойки, тряся головой. А через час мы уже усердно трудились, подготавливая помещения для оставшихся клиентов. Честное слово, отдраили весь паб. Но по-прежнему были дико пьяны.
Работать в пабах было достаточно тяжело, и в 1978 году я решил отойти от работы на двух алко-источниках в целях собственной безопасности. Управление «Абердином» не оставляло времени на соревнования с пьяницами и заботу о репутации заведений. Но то время сохранило в моей памяти столько отличных историй, что их хватило бы для целой книги. Докеры вместе со своими женами приходили ко мне по утрам в субботу, чтобы забрать полученные в пятницу вечером и оставленные на сохранение зарплаты. Пятничными ночами я чувствовал себя миллионером. Иногда мы понятия не имели, чьи же там на самом деле деньги – наши или чужие, и переживали за безопасность «ночного сейфа». Поначалу Кэти даже пересчитывала купюры, раскладывая их на ковре. А в субботу утром приходили люди и забирали свои кровные. Учет данных транзакций велся в письменной форме – для этого у нас велась специальная «книжечка с галочками».
Одна женщина, носившая имя Нан, с особой прытью относилась ко всему, что связано с деньгами мужа. С ее языка сыпались проклятия, как у настоящего портового рабочего.
– Ты нас тут совсем за тупых держишь? – спросила однажды она, сверля меня своим взглядом.
– Что? – удивился я, пытаясь выиграть немного времени.
– Мы, по-твоему, совсем тупые? Эта твоя книжулька, я хочу ее видеть!
– Эм, вам нельзя, – попытался сымпровизировать я. – Она неприкосновенна. Работники налоговой службы не позволят вам взглянуть на нее, они ее каждую неделю у нас проверяют. Вам нельзя ее видеть.
Нан, немного успокоившись, повернулась к своему мужу и спросила:
– Это правда?
– Не уверен, – ответил тот.
Но, так или иначе, буря миновала.
– Если я найду фамилию своего мужа в этой книге, вы меня никогда больше не увидите, – сказала Нан.
Это одно из последних воспоминаний прекрасной молодости, проведенной вместе с людьми, обладавшими великолепным характером и необычайной устойчивостью. Конечно же, эти люди были и жесткими. В те времена я нередко приходил домой с раскалывающейся головой и чересчур широкими зрачками. Это была пивная жизнь. Когда что-то внутри заведения выходило из-под контроля, необходимо было восстанавливать порядок. Порой, разнимая двух участников драки, приходилось и самому получать в челюсть. Оглядываясь назад, я понимаю, каким прекрасным было то время. Какие персонажи, какая комедия жизни.
Навсегда запомню парня по имени Джимми Уэстуотер, который пришел в паб не в состоянии даже дышать. Его кожа была серого оттенка.
– Господи, что с тобой? – воскликнул я.
Оказалось, Джимми, желая смыться из порта незамеченным, пополз к выходу, замотавшись в шелк. В огромный кусок отборного шаньдунского шелка. Но замотался так, что едва мог дышать.
Еще один такой Джимми, сотрудник моего паба, который, надо отметить, содержал его в безупречном порядке, как-то раз заявился на работу в бабочке. Кто-то из завсегдатаев паба сразу же усомнился в его выборе:
– Бабочка в Говане? Да ты издеваешься!
В один из пятничных вечеров я узнал, что за барной стойкой один человек продает пакетики с птичьим кормом – в этой части Глазго практически каждый держал дома голубей.
– Что это? – поинтересовался я.
– Корм для птиц, – ответили мне, будто это была самая очевидная вещь в мире.
Один ирландец, Мартин Корриган, гордился тем, что мог достать все что угодно. Посуда, столовые приборы, холодильник – все, что захочешь. Другой парень пришел как-то раз и предложил красивый бинокль, упакованный в пергамент:
– Не нужен бинокль? Мне нужны деньги, – это был милый парень, немного заикавшийся. – Всего за пятерку.
– Только при одном условии, – ответил я. – Я дам тебе пятерку, если ты будешь пить тут – не ходи в «Бакстерс».
Я купил у него бинокль, а он тут же потратил в пабе три фунта.
Кэти сразу начинала злиться, когда в доме появлялись такие покупки. Однажды я принес замечательную итальянскую вазу, которую позже Кэти увидела на витрине одного магазина за десять фунтов. Незадача была в том, что я заплатил за нее четвертак.
Как-то раз я притащил замшевый пиджак, который на мне отлично сидел.
– Сколько? – поинтересовалась Кэти.
– Семь фунтов, – ответил я, довольный собой.
Двумя неделями позже мы собрались на маленькую вечеринку, которую устраивала Бриджет. Я стоял перед зеркалом, любуясь своей удачной покупкой. Отряхнул рукава, чтобы они разгладились, как следует – и те просто скатились по моим рукам. Я остолбенел в этом пиджаке без рукавов.
Кэти смеялась до слез, а я кричал: «Я убью его!» У этого пиджака даже подкладка была ненастоящая.
Сейчас на стене в моей бильярдной висит портрет Билла, моего лучшего друга. Этот парень был нечто! Он не мог даже заварить себе чашку чая. Однажды, мы обедали у него дома, и я попросил его поставить чайник. Он ушел и не вернулся даже через пятнадцать минут. Я нашел его у телефона, разговаривающим с Анной, его женой:
– Как сделать чай?
Анна как-то оставила в духовке мясной пирог, а Билли в это время смотрел «Ад в поднебесье»3. Когда через пару часов она вернулась, из кухни уже валил дым.
– Боже, почему ты не выключил духовку? Ты что дыма не заметил?
– Я думал, что дым идет из телевизора! – Билли решил, что это какой-то спецэффект.
Все мы любили собираться дома у Билли, как мотыльки тянутся к свету. Правда, мало кто называл его Билли, в основном все знали его как МакКечни. Два его сына, Стивен и Даррен, до сих пор дружат с моими сыновьями. Билли с нами больше нет, но я помню, как весело нам было вдвоем.
У меня осталось немало отличных друзей с того времени. С Дунканом Петерсеном, Томми Хендри и Джимом МакМилланом мы знали друг друга с четырех лет, когда впервые встретились в детском саду. Дункан работал водопроводчиком в Гранджемуте, но довольно рано ушел на пенсию. Сейчас у него милый домик в Клируотере, штат Флорида, и он любит путешествовать. У Томми проблемы с сердцем, он, как и Джим, работал инженером. Четвертый, Ангус Шоу, присматривает за своей больной женой. Джон Грант, с которым мы тоже были очень близки, переехал в Южную Африку в шестидесятых. Его жена и дочь занимаются оптовой торговлей.
Мой уход из «Хармони Роу»4 разделил меня и ребят из Гована. Они считали, что я ошибся, покинув команду и перейдя в «Драмчапэл». Мик МакГован, владелец «Хармони Роу», не обмолвился после этого со мной и словечком. Он был непримирим. Одноглазый МакГован всей душой болел за «Роу», и после моего ухода я просто перестал для него существовать. Но мы с гованскими мальчишками все равно ходили вместе на танцы до двадцати лет. В то время у каждого уже начали появляться девушки.
После этого наши пути начали окончательно расходиться. Я женился на Кэти и переехал в Симсхилл. Остальные тоже обзавелись семьями. Дружба начала разваливаться, мы все реже связывались друг с другом.
Джон и Дункан играли со мной в «Куинз Парк» в 1958-1960 годах. Когда я стал тренером, у меня оставалось мало времени на что-либо, не связанное с работой. В «Сент-Миррен» я ни с кем не виделся, но все же наши отношения до конца не прекращались. За два месяца до того, как я покинул «Абердин» в 1986 году, мне позвонил Дункан и сказал, что в октябре будет двадцать пятая годовщина его свадьбы. «Заглянете с Кэти?» Я ответил, что мы с удовольствием придем. Этот момент стал поворотной точкой моей жизни. Все наши ребята съехались на праздник, мы снова встретились. У нас были счастливые семьи, сами мы повзрослели. Через месяц я уехал в «Юнайтед», но с тех пор наша компания больше не теряла дружеских связей.
Когда вам около двадцати, пути дружбы могут разойтись, но они все равно держались вместе. Только один я жил по-другому, хотя никогда не избегал общения с ребятами. Просто так сложилась моя жизнь: у меня было два паба, и я работал тренером в «Сент-Миррен». В 1978 году я перешел в «Абердин», но эта дружба оставалась со мной и в «Манчестер Юнайтед». Они приходили в наш дом в Чешире на фуршет, и мы устраивали импровизированный концерт под старые пластинки.
Все мои друзья отлично пели. Меня же вино наполняло преувеличенной уверенностью в своих певческих способностях: я считал, что так же хорош, как Фрэнк Синатра. Просто ни на секунду не сомневался, что могу порадовать публику великолепным исполнением «Лунной реки»5. Не пропев и пары слов, я открывал глаза и видел перед собой пустую комнату.
– Вы в моем доме, едите мою еду и после всего этого осмеливаетесь смотреть телевизор в соседней комнате, когда я пою? – возмущался я.
– Ты ужасно поешь. Даже не уговаривай нас слушать это!– отвечали мне.
Мои друзья хорошие и надежные люди. Почти каждый из них в браке больше сорока лет. Я благодарю Бога за ту поддержку, которую они мне оказывают, и прощаю им стрелы острот, выпущенными в мою сторону. Мы слеплены из одного теста, вместе выросли и поддерживаем друг друга в трудные минуты. Когда мой клуб терпит поражение, я слышу не «это было ужасно», а «вы хорошо поработали».
В Абердине я тоже обрел много друзей. В Шотландии я усвоил одну вещь – чем севернее живут люди, тем они тише. Им требуется больше времени, чтобы стать друзьями, но их дружба куда теснее и глубже. Гордон Кэмпбелл ездит с нами на отдых, мой адвокат Лес Дальгарно, Алан МакРэй, Джордж Рэмзи, Гордон Хатчон.
Чем больше полномочий у меня появлялось в «Юнайтед», тем меньше я общался с людьми. Я перестал выбираться в город по субботним вечерам – футбол высасывал из меня все силы. Если матч стартует в три, то я вернусь домой не раньше, чем без четверти девять. Такова цена успеха – еще 76000 человек возвращаются домой в это же время. Стремление пойти куда-нибудь постепенно угасло, но я сдружился с некоторыми людьми: Ахмет Курцер – управляющий «Олдерли Эдж Хотел», Сотириос, Миммо, Мариус, Тим, Рон Вуд, Питер Дан, Пэт Мерфи и Пит Морган, Гед Мэйсон, великолепный Харольд Райли и, конечно же, мой персонал, поддерживающий меня во всем. Джеймс Мортимер и Вилли Хои - два моих приятеля из моего родного города, Мартин О’Коннор, Чарли Стиллитано из Нью-Йорка и Экхард Крауцун из Германии – все они хорошие люди. Когда мы могли собраться вместе, то классно оттягивались.
В мои первые годы в Манчестере я дружил с Мэлом Мачином6, главным тренером «Сити», который был уволен вскоре после победы над нами со счетом 5:1. По-моему, основной причиной его отставки было то, что Мэл недостаточно часто улыбался. Если бы в «Юнайтед» руководствовались теми же принципами, меня бы уже давно вышвырнули. Немало оказывал поддержки мне и Джон Лайалл, тренер «Вест Хэма». Я не знал всех игроков Англии и не очень доверял селекционному отделу «Юнайтед», поэтому довольно часто звонил Джону, а тот рассказывал мне про футболистов для укрепления клуба. Я мог во многом ему довериться. Когда нужно было сказать, что «Манчестер» сейчас играет плохо, Джон говорил:
– Я не вижу в игре этой команды Алекса Фергюсона.
Бывший тренер «Рейнджерс», вспыльчивый Джок Уоллес7, однажды ночью в отеле тоже сказал мне:
– Я не чувствую в этой команде Фергюсона. Тебе следует как-нибудь вернуть его на поле.
Эти люди помогали мне советами в нужные моменты. Бобби Робсон был тренером сборной Англии8, поэтому у нас были совсем другие отношения, но и с ним мне удалось сблизиться. Ленни Лоуренс – еще один друг из того времени, и, безусловно, остается им до сих пор.
Мы пересеклись с Робсоном на товарищеском матче в честь 50-летия Эйсебио9 в Португалии, где Бобби тренировал «Порту» и лиссабонский «Спортинг». Это был дебютный матч для Эрика Кантона. Я навсегда запомню, как Бобби пришел в наш отель и начал искать Стива Брюса, чтобы сказать:
– Стив, я ошибался насчет тебя. Мне следовало взять тебя в сборную, и я хочу извиниться за то, что я этого не сделал.
И это на глазах у всех игроков!
Почти все, что знал к концу своей карьеры, я усвоил именно в свои первые годы в качестве тренера, пусть даже иногда не понимая, что в моей голове откладываются какие-то знания. Человеческую натуру мне удалось изучить задолго до того, как уехать на юг в «Манчестер Юнайтед».
Другие люди видят игру или мир иначе, и порой тебе приходится подстраиваться под них. В «Сент-Миррен» у меня был игрок по имени Дэви Кэмпбелл. Он мог бегать, как олень, но не мог поймать и зайца. Я разговаривал с ним в перерыве, когда открылась дверь и заглянул его отец.
– Дэви, ты отлично справляешься, так держать! – сказал он и снова исчез за дверью.
Однажды у «Ист Стирлингшира» была игра в городке Коуденбите, перед которой мы совсем позабыли поинтересоваться о погоде. Поле было очень жестким, поэтому нам пришлось поехать в центр и купить двенадцать пар бейсбольных бутс. Но в те времена ни у кого не было резиновых подошв. К перерыву мы проигрывали со счетом 0:3. Во второй тайме меня похлопал по плечу Билли Рентон, с которым мы раньше играли в одной команде.
– Алекс, я хотел бы познакомить тебя со своим сыном.
– Ради Бога, Билли, мы же проигрываем! – воскликнул я.
Через пару минут Фрэнк Коннор, играющий тренер, милый парень с дьявольским темпераментом, вспылил от решения, принятого против него, и швырнул скамью на поле.
– Матерь Божья, Фрэнк, счет же 3:0, – сказал я.
– Это позор, – бросил он мне в ответ.
Вокруг меня все время кипели страсти.
По этому поводу мне вспоминается Джок Стейн10 и его постоянная борьба с Джимми Джонстоуном, великолепным игроком и легендарным повесой. Однажды Джок заменил Джимми посреди игры в наказание за отказ выступать на выезде в Европе. Как только Джимми сошел с поля, он выругался – «Одноногий ублюдок!» – и пнул скамейку запасных. Футболист тут же убежал в туннель, а громила Джок направился за ним. Джимми в ужасе тут же заперся в раздевалке.
– Открывай дверь!
– Нет, ты же будешь бить меня, – отвечал Джимми.
– Открой сейчас же эту дверь! – повторил Джок. – В последний раз предупреждаю!
Джим открыл дверь и запрыгнул прямо в ванную с горячей водой.
– Вылезай оттуда! – Джок уже кричал.
– Нет, ни за что! – все так же отвечал Джимми, а снаружи, на поле, своим ходом продолжалась игра.
Быть тренером значит справляться с постоянной чередой испытаний. Многие из них лишь доказывают бренность человеческого бытия. Был случай, когда несколько шотландских футболистов после веселой ночи с горячительными напитками решили запрыгнуть в гребные шлюпки. Вся эта история закончилась тем, что, пока Джимми Джонстоун распевал песни, его уносило волнами от берега, а весла он уже умудрился куда-то сбросить. Когда новость дошла до «Селтик Парка» и Джоку Стейну доложили, что малютка Джинки был спасен береговой охраной в Ферт-оф-Клайд, тот пошутил:
– Лучше бы он утонул. Мы бы устроили в его честь прощальный матч, позаботились бы о его жене, и, возможно, у меня еще остались бы волосы.
Джок был забавным. Припоминаю, когда мы работали вместе с ним в сборной Шотландии, нам удалось победить Англию со счетом 1:0 на «Уэмбли» в мае 1985 года. После этого мы полетели в Рейкьявик на матч со сборной Исландии, и все были очень довольны собой после победы. В ночь нашего прибытия, у персонала был банкет с креветками, лососем и икрой. Великан Джок никогда не пил, но я уговорил его поднять бокал белого вина в честь нашей победы над англичанами.
В игре против Исландии мы еле выцарапали победу с минимальным счетом. Нашу игру можно было назвать катастрофой. И после этого Джок повернулся ко мне и сказал:
– Ты это видел? Это все из-за тебя и твоего белого вина.
Несмотря на то, что у меня был кое-какой опыт, я осторожничал в мои первые годы в «Юнайтед». Но надо признать, что мне помогала собственная вспыльчивость, от которой я мог сорваться при малейшей оплошности с чьей-либо стороны. У Райана Гиггза похожий характер, но он медленнее реагирует. Моя вспыльчивость была довольно полезна – с ее помощью я устанавливал свой авторитет, показывая игрокам и персоналу, что не намерен с каждым нянчиться.
Но всегда находятся люди, которые не хотят тебе подчиняться, хотят пойти против тебя. Когда я только начинал, в мои первые дни в «Ист Стерлингшире» у меня было противостояние с центральным нападающим, к тому же еще и зятем одного из директоров, Боба Шоу.
Однажды этот футболист – его звали Джим Микин – сообщил мне, что вся его семья уехала на выходные в сентябре. У них это было традицией.
– И что ты хочешь? – спросил я.
– Я не хочу играть в эту субботу, – ответил Джим.
– Отлично, ты можешь не играть в субботу, но тогда можешь и не возвращаться обратно.
Он сыграл, но сразу же после игры уехал к своей семье в Блэкпул.
В понедельник он позвонил мне:
– Босс, у меня сломалась машина по дороге, – кажется, он сказал, что это случилось в Карлайле. Наверное, он принял меня за дурака.
– Я плохо тебя слышу, дай мне свой номер – я тебе перезвоню.
Тишина.
– Можешь не возвращаться.
Шоу был очень недоволен мной. Недовольство длилось неделями, а председатель все упрашивал меня:
– Алекс, сделай так, чтобы Боб перестал ходить за мной по пятам, дай уже Джиму сыграть.
– Нет, Уилли, с ним все кончено. Хочешь сказать, я смогу работать с ребятами, которые сами решают, когда именно им нужен отпуск?
– Я понимаю тебя, но прошло уже три недели!
На следующей неделе он пошел за мной в туалет, встал передо мной и застонал:
– Пожалуйста, Алекс, если в тебе есть хоть капля христианского понимания…
– Ладно, – ответил я после небольшой паузы.
И он поцеловал меня.
– Ты что совсем выжил из ума от старости? – возмутился я. – Ты же целуешь меня посреди общественного туалета!
В октябре 1974 года началась новая стадия моей карьеры – я перешел в «Сент-Миррен». В первый же день у нас была съемка для «Пэйсли экспресс». На фотографиях я заметил, что капитан команды активно жестикулирует за моей спиной, и на следующий день вызвал его к себе и сказал:
– У тебя свободный трансфер, если ты хочешь перейти куда-либо. В нашей команде тебе нет места. Ты больше не будешь играть.
– Почему? – спросил он.
– Раз ты ставишь рожки своему тренеру, значит ты недостаточно опытный и взрослый игрок. Капитан должен быть взрослым, а это была выходка ребенка из старшей школы. Тебе придется уйти.
Ты должен оставлять решения за собой.
Никогда не влюбляйся в своих игроков, потому что они тебя все равно обманут
Великан Джок говорил мне:
– Никогда не влюбляйся в своих игроков, потому что они тебя все равно обманут.
В «Абердине» мне приходилось мириться со всеми видами проступков. Тогда я наотлавливал немало нарушителей, всегда смеясь до упаду над их реакцией.
– Я? – спрашивали они с идеально отрепетированными удивленными выражениями.
– Да, ты.
– Я ездил повидать своего приятеля.
– Неужели? На целых три часа? И вернулся мертвецки пьяным? – чаще всего меня испытывали Марк МакГи и Джо Харпер.
Еще в «Сент-Миррене» был Фрэнк МакГарви. В один из уик-эндов мы повезли с собой на кубковую игру в «Фир Парк» пятнадцать тысяч фанатов, но проиграли со счетом 2:1. «Мотеруэлл» вышвырнули нас со своего стадиона, а за то, что я назвал рефери слабаком, на меня настрочили в ШФА11.
Той ночью мне позвонили. На другом конце провода был мой приятель Джон Донаши:
– Я не хотел говорить тебе перед игрой, ты бы наверняка слетел с катушек, но в пятницу я видел МакГарви в баре, пьяного.
Я тут же позвонил тому домой. Ответила его мать.
– Фрэнк дома?
– Нет, – сказала она. – Он в городе. Ему что-нибудь передать?
– Передайте ему, чтобы он перезвонил мне, когда вернется. Я буду ждать и не лягу спать, пока он мне не позвонит.
Звонок раздался за пятнадцать минут до полуночи. Когда я поднял трубку, раздался гудок, который звучит при звонке с платного телефона.
– Я дома, – сказал Фрэнк.
– Но я слышал гудок.
– Да, у нас платный телефон дома, – ответил он. Хоть это и было правдой, я не поверил, что он звонил оттуда.
– Где ты был в пятницу ночью?
– Я не помню.
– А я напомню тебе – ты был в баре в Ватерлоо. Ты дисквалифицирован на всю жизнь. Можешь больше не приходить на тренировки. Ты исключен из сборной U-21, и с этого момента ты больше ни разу даже не пнешь мяча, – тут я повесил трубку.
На следующее утро мне позвонила мать Фрэнка:
– Мой сын не пьет. Вы его с кем-то перепутали!
– Я так не думаю. Каждая мать молится на своего сыночка, но лучше бы вы спросили у него еще раз.
Я наказал его на три недели, и все игроки шептались между собой об этом.
Нам предстояла решающая игра в лиге с «Клайдбанком», и я сказал своему помощнику, большому Дэну Провану, что для этого матча мне нужен Фрэнк. Клуб расположился в мэрии в Пейсли перед игрой. Я прогуливался там с Кэти, как неожиданно из-за колонны выскочил Фрэнк.
– Дайте мне еще один шанс, – умолял он меня.
Это был настоящий подарок с небес. Я раздумывал, как мне вернуть его снова в команду, не потеряв при этом лицо – и вот он сам появляется. Я сказал Кэти пройтись пока без меня, а сам обратился к Фрэнку с самым суровым тоном:
– Я же уже сказал, ты больше не будешь играть.
Тони Фитцпатрик, наблюдавший в стороне, вступился:
– Босс, дайте ему еще один шанс, я готов проследить за его поведением.
Еще одним моим ценным качеством было умение принимать решения. Я никогда не боялся этого, даже когда школьником отбирал ребят в команду. Еще тогда я наставлял игроков – «Ты играешь тут, а ты – тут». Один из моих первых тренеров, Уилли Каннингэм, говорил мне:
– Знаешь, ты раздражаешь.
– Вы уверены в этом? – спрашивал я его, когда мы обсуждали тактику.
– Как же ты надоел, – отвечал он.
Остальные игроки садились вокруг, слушали, как я препирался с тренером, и гадали, как скоро меня убьют за неповиновение. Но это все только потому, что я умел принимать решения. Не знаю, откуда это во мне, но помню, что еще мальчиком я был главным организатором, инструктором и именно поэтому отбирал игроков в команды. Мой отец был простым рабочим, очень умным, но ни в коем случае не лидером, так что это у меня не от родителей.
С другой стороны, у меня есть и другие качества, например, стремление к одиночеству. Когда мне было пятнадцать, я играл за школьную команду из Глазго. В один день – лучший день в моей жизни – как только я вернулся после победы над командой из Эдинбурга, отец рассказал мне об интересе со стороны большого клуба. Мой ответ удивил нас обоих:
– Я хочу прогуляться. Хочу сходить в кино.
– Да что с тобой? – спросил отец.
А я хотел отгородиться от этого, не знаю почему. До сих пор не понимаю, что со мной было. Мне нужно было побыть одному. Мой отец был горд и словно сиял, мама танцевала, приговаривая: «Это так замечательно, сынок!» Бабушка чуть не сошла с ума от радости. Забить эдинбургским парням было важным достижением, но мне нужно было закрыться в своем внутреннем мире.
Между «тогда» и «сегодня» прошло немало времени. Когда я начинал в «Юнайтед» в 1986 году, Уилли МакФол работал тренером в «Ньюкасле». В «Сити» был Джимми Фриззел, а «Арсеналом» руководил Джордж Грэм. Мне нравится Джордж – хороший человек и великолепный друг. Когда у меня были проблемы с Мартином Эдвардсом насчет контракта, председателем совета директоров был сэр Роланд Смит12. Акционерные общества способны порой создавать трудности, и приходилось долго ждать, пока дело примут к рассмотрению. Сэр Роланд предложил, чтобы Мартин, юрист клуба Морис Уоткинс13 и я отправились на остров Мэн, чтобы наконец разобраться с моим новый контрактом.
У Джорджа в «Арсенале» была зарплата вдвое больше моей.
– Если хочешь, могу дать тебе мой контракт, – сказал он мне тогда.
– Ты не шутишь?
На остров Мэн я поехал с контрактом Джорджа. Я считаю, что Мартин был хорошим председателем. Он был сильным. Единственной его проблемой было то, что он считал каждый пенни своим и платил столько, сколько хотел тебе платить. Не только мне – всем.
Когда я показал ему контракт Джорджа, Мартин мне не поверил.
– Позвони Дэвиду Дейну, – предложил я.
Он так и сделал, и Дэвид Дейн, председатель «Арсенала», опровергнул то, что Джордж получает сумму, указанную в контракте. Это был какой-то балаган, ведь на документах Джорджа стояла подпись Дэвида! Если бы не Морис и Роланд Смит, я бы уволился в тот же день. Но я все равно был близок к тому, чтобы уйти.
Здесь, как и во всех моих тридцати девяти годах на передовой, есть смысл. Ты должен уметь постоять за себя. Иначе никак.
Ты должен уметь постоять за себя. Иначе никак.