Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Глава 10
РАБОТА С КОНФЛИКТАМИ: ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ
Психотерапия: диалог человека с самим собой
— психоаналитическая работа с конфликтами
— поведенческая психотерапия
— работа с конфликтами в гуманистической психологии
а) клиент-центрированная терапия
б) гештальт-терапия
в) экзистенциальная психотерапия Психологическое консультирование Групповая психотерапевтическая работа Взаимодействие психолога и клиента
Проблема метода: от оппозиции к интеграции, от запретов к свободе
Переживая ситуацию конфликта как состояние нарушения согласия, гармонии, как состояние дезинтегрированности, люди стремятся к восстановлению целостно сти и гармонии, к преодолению противоречий как в своей душе, так и в отношениях с другими. Ранее рассматривались несколько основных форм реагирования челове ка на возникающие трудности. Уход от проблемы или подавление несогласной час ти своего «Я» или другого человека, как правило, оказываются неэффективными способами решения проблем. Конструктивной формой разрешения конфликта яв ляется диалог как способ достижения согласия и гармонии в себе самом и в отноше ниях с другими людьми, как поиск интеграции, взаимопонимания или компромисса.
Если человек не справляется со своими проблемами, он может прибегнуть к по мощи психолога. Люди обращаются к психологу, стремясь обрести мир и покой в своей душе, достичь согласия в семье, в отношениях с самыми близкими людьми. Человек испытывает трудности в конструктивном проведении такого диалога, и за дача психолога фактически сводится к инициированию и организации его диалога с самим собой или с другими людьми. Применительно к проблеме разрешения кон фликтов различные виды психологической помощи представляют собой разные фор мы организации этого диалога: психотерапевтическая работа — это помощь чело веку в диалоге с самим собой, психологическое консультирование — это диалог человека с другими людьми, психологическое посредничество — диалог между людьми.
Психотерапия: диалог человека с самим собой
Общепризнано, что понятие психотерапии сегодня фактически используется для обозначения различных теоретических и практических подходов в работе с людьми. Это делает невозможным однозначный ответ на вопрос о том, как с помощью психоте рапевтических методов оказывается помощь по преодолению конфликтов. Данная задача усложняет'ся тем, что в целом цели психотерапии часто формулируются как раскрытие и проработка конфликтов человека — как глубинных, внутриличност-.ных, так и межличностных, обусловленных внутренними проблемами и нарушенны ми отношениями личности. В этом смысле, независимо от того, идет ли речь об инди видуальной или групповой психотерапии, это всегда работа с внутренним миром чело века, это всегда побуждение его к внутренней работе, будь то понимание себя, отно шение к себе или саморегуляция. Таким образом, целью психотерапии всегда является внутренняя работа человека «с самим собой* или — в предложенной форму лировке — «диалог с самим собой». Если сами указанные цели психотерапии и не деба тируются, то способы достижения этих целей весьма различны и часто выступают в оппозиции друг к другу.
Соответственно трем основным направлениям в психологии выделяются и три основных направления в психотерапии — психоаналитическое (или шире — дина мическое), поведенческое (или бихевиористское) и гуманистическое. Каждое из них представляет собой систему теоретических представлений о личности, личностных изменениях, психотерапевтическом процессе и его целях и систему практических форм, технологий и техник работы.
Сами психотерапевты исчисляют применяемые сегодня в психотерапии методы сотнями, при этом многие используемые методы претендуют на то, чтобы рассмат риваться не просто как технический прием, а как отдельный теоретический подход. Отказываясь от подробного анализа разных теоретических оснований психотера певтической работы, обратимся к тому, как терапевт организует процесс проработки внутренних проблем человека.
Психоаналитическая работа с конфликтом
Обращение к описаниям конфликта и его феноменологии в психоаналитической традиции требует известной осторожности. Как уже отмечалось, специфичность используемых ею понятий, методов диагностики и интерпретации конфликтной фе номенологии сужает возможности корректного соотнесения психоаналитического материала с иными психологическими концепциями и построениями. В основе пси хоаналитической работы в ее классическом варианте лежит то, что может быть на звано общемедицинской моделью работы с пациентом. Под ней мы имеем в виду ту ситуацию, когда врач, обследуя больного, выслушивая его жалобы, задавая вопро сы и т. д., на основе известных симптомов ставит диагноз (который он может сооб щить пациенту, а может и несообщать, если считает это травмирующим), опреде ляет схему лечения, которая должна привести к ясному для него результату (иде альный вариант которого может быть заранее обозначен как полное выздоровление).
Далее врач реализует эту схему в виде соответствующих процедур. Идея необходимо сти активности самого пациента, его сотрудничества с врачом, его собственной «рабо ты^ по преодолению своей болезни принципиально ничего не меняет в этой модели. Психоаналитик, опираясь на «симптомы», которые по Фрейду понимаются как «обра зующиеся под давлением психического конфликта бесполезные или вредные акты, часто составляющие предмет отвращения и жалоб страдающего ими лица и связанные для него с неприятностями и мучениями» (цит. по:Овчаренко, 1994, с. 216), «ставит диагноз», исходя из известных ему схем возникновения патологии, и далее использу ет отработанные в психоанализе методики и техники для ее преодоления. Терапевти ческое воздействие психоанализа состоит в том, что «приближая бессознательное к сознательному, мы уничтожаем вытеснение, устраняем условия для образования симптомов, превращаем патогенный конфликт в нормальный, который каким-то об разом должен найти разрешение» {Фрейд, 1989, с. 278).
«Уничтожение» (Фрейд) вытеснения требует преодоления сопротивления, которое поддерживает вытеснение. Именно сопротивление приводит к тому, что в процессе психоаналитической терапии имеет место неосознаваемое противодействие пациента врачу и выздоровлению. По Фрейду, «вся психоаналитическая теория, собственно, построена на признании сопротивления, которое оказывает нам пациент при попытке сделать сознательным его бессознательное» (с. 342). Описания практики работы пси хоанализа изобилуют примерами разных форм сопротивления пациента: от проявле ний прямой враждебности в адрес аналитика до «быстрого выздоровления» и «бегства в здоровье», когда исчезновение симптомов есть всего лишь следствие неосознанного желания пациента избежать дальнейшего психоаналитического исследования.
Для преодоления сопротивления пациента психоаналитики предлагают использо вать различные способы, например технику конфронтации. Используя конфронта цию, психоаналитик побуждает пациента к «встрече лицом к лицу» со своей проблемой. С помощью конфронтации внимание пациента привлекается «к каким-либо отрицае мым им особенностям его реакций, отношений с внешним миром или чувств к терапевту без попытки их объяснения или интерпретации» (Психоанализ, 1998, с. 240). В психо аналитической традиции конфронтация определяется как «одностороннее, директив ное действие терапевта, сообщение об объективном факте, о реальности, не меняющей ся оттого, принимает ее пациент или нет» (там же). Даже само по себе взаимодействие пациента с аналитиком, сохраняющим душевное равновесие при столкновении с конф ликтными и разрушительными тенденциями пациента, как считается в психоанализе, является конфронтацией, которая дает глубокий позитивный эффект. Оговаривается, что применение техники конфронтации требует создания особых условий и соблюде ния осторожности. (Очевидно, что конфронтационные приемы отличаются «жесткос тью», «психохирургическим» характером, поэтому целесообразность их применения часто оспаривается психологами, которых, в свою очередь, «медико-ориентирован ные» психотерапевты упрекают в излишнем увлечении эмпатическими приемами, пре увеличении значения «добрых» отношений с клиентами и даже в идентификации с их защитами (Психотерапевтическая энциклопедия, 1998, с. 217)).
Техника конфронтации является иллюстрацией «объективного» метода работы с «пациентом», используя который, аналитик исходит из своей версии «объективных фактов» и «реальности», независимо от отношения к ним самого пациента. Переме щая проблему субъекта в собственную, заданную психоаналитической теорией систе-
му координат, психоаналитик превращает ее в нечто «внеположенное» субъекту. Психоаналитик лучше понимает суть проблемы пациента и сталкивает последнего со своим собственным пониманием этой проблемы. Тем самым психоаналитик становит ся своего рода посредником между человеком и его проблемой, которую он заставля ет звучать, «говорить» (вспомним Лакана: «Бессознательное субъекта — это речь Другого»). При этом психоаналитик — не нейтральная фигура, способствующая их диалогу, это «судья», «арбитр», который «на стороне проблемы». Она «истинна», по скольку соответствует психоаналитическим представлениям о законах психического и личности, а сам*человек — «вытесняющий» проблему, «сопротивляющийся» ей и психоаналитику, репрезентирующему в своем лице объективную реальность. По Фрейду, человек должен «договориться с реальностью». В этом «треугольнике» — пациент—проблема—психоаналитик — все исполнено противоречий и даже проти водействия: пациент сопротивляется осознанию своей проблемы и противодействует стимулирующему этот процесс психоаналитику, психоаналитик борется с вытесне нием проблемы пациентом и преодолевает его противодействие психоаналитическо му процессу и самому психоаналитику. Пациент «не в ладах» ни со своей проблемой, ни с психоаналитиком. Тот, в свою очередь, сражается и с сопротивлением пациента психоаналитическому исследованию и с его отношением к своей проблеме. Един ственное не подвергающееся сомнению отношение — это понимание психоаналити ком проблемы пациента и вера в то, что интеграция личности возможна при полной власти Эго над Ид: «Где было Ид, там будет Эго».
Предоставим слово самому Фрейду: «Вскрытие и выяснение бессознательного происходит при постоянном сопротивлении больного. Выявление этого бессозна тельного связано с неприятным чувством, и вследствие этого неприятного чувства оно всегда снова отвергается. В этот конфликт в душевной жизни больного вы и вмешиваетесь: если вам удастся довести больного до того, что он, руководствуясь более правильными взглядами, примиряется с тем, что, вследствие автоматическо го регулирования чувством неудовольствия, он до того отгонял от себя (вытеснял), то вы совершили известную воспитательную работу над ним» (Фрейд, 1923, с. 26). Фрейд даже предлагает некоторую аналогию между «психоаналитическим лечени ем» и «перевоспитанием для преодоления внутренних сопротивлений» (с. 26-27).
В этом небольшом фрагменте обращает на себя внимание то, что психоанали тик берет на себя миссию «доведения» больного до «более правильного взгляда» и «перевоспитания». Психоаналитик (как, впрочем, и любой психотерапевт или пси холог) занимает позицию «третьей стороны» в столкновении человека со своей про блемой. Функция психоаналика как «третьей стороны» — помочь человеку в его «борьбе» с бессознательным, направленной на «уничтожение» вытеснения и побе ду Эго, а сам психоанализ — это «инструмент, дающий возможность Эго достичь победы над Ид». Победа бессознательного сменяется победой сознательного. И в этой борьбе психоаналитик принимает на себя функции арбитра, которому принад лежит последнее слово и право окончательного суждения в этом противостоянии.
Приведенное описание относится к классическому психоанализу. По свидетель ству Хорни, для него характерно то, что «главное внимание уделялось не личности и ее оптимальному варианту развития; главной целью было понимание и возможное уст ранение явных расстройств. При этом анализ характера человека был только сред ством их устранения. Если же в результате такой работы общее направление развития
Мы обучены быть психологами-ищейками. Инстинкт велит нам «найти и уничтожить» — обнаружить психологическое нарушение, при цепить к нему ярлык и искоренить его. Мы — ■специалисты». Мы—обученный персонал, за служивший право на защиту нормы разработ кой и поддержанием типологии, которая опре деляет всякие отклонения как душевную бо лезнь. По иронии судьбы, это выслеживание отклонений основывается на такой модели кормы, которая в лучшем случае туманна и недифференцирована. Словно ученики чаро дея, мы оперируем смесью мудрости, техноло гии и невежества. Связанные преобладающими культурными традициями своих институцио нальных контекстов, мы исследуем патологию, подобно врачу, который пытается идентифици ровать вирус, — формулируя все новые опре деления отклонений.
С. Минухин, Ч. Фтман
человека становилось благоприятнее, то это было скорее случайным, побочным результатом анали за* (Хорни, 1993, с. 224).
Такой подход связан прежде всего с позицией Фрейда, который «не уделял этому вопросу осо бого внимания, о чем можно судить по его рабо там. Главным образом он интересовался устране нием невротических симптомов; изменения в личности его интересовали лишь в той мере, в ка кой они гарантировали полное устранение симп-тотчов. Таким образом, цель Фрейда можно сфор мулировать через отрицание: достижение "свободы от"... Теоретически неверие Фрейда в стремлении к саморазвитию связано с его постулатом, что "Я" — слабый посредник, мечущийся между требованиями инстинктивных влечений, внешним миром и запре щающим сознанием» (с. 234-235). Именно ориента ция на поиск патологии, отклонений и избавление человека от них становится объек том критики многих психотерапевтов.
Однако следующие поколения психоаналитиков расширили цели психоанализа, он перестал быть просто методом терапии невротических расстройств и начал рас сматриваться как средство общего развития личности. Хорни называет это «пози тивной целью психоанализа»: «освобождая личность от внутренних подавлений, сделать ее свободной для развития ее потенциальных возможностей* (с. 234). Эта «позитивная цель психоанализа» стала основой возникших на базе психоанализа различных вариантов психоаналитической психотерапии, использующих теорию, методы и приемы психоанализа, но отличающихся по отдельным параметрам про цедуры (Психотерапевтическая энциклопедия, 1998, с. 390-397), в том числе и в понимании взаимоотношений клиента и терапевта.
Главное, что объединяет эти подходы, — это «психодинамический способ мышле ния», который «означает учет влияния бессознательных психических сил, взаимодей ствующих динамически с процессами защиты, аффекта и мышления для достижения приспособляемости, большей или меньшей адаптации» (с. 391). Для психодинамичес ких направлений характерны те же представления о существовании бессознательных конфликтов, необходимости разрешения этих конфликтов через усиление Эго и его вла сти над Ид, о возможности позитивных изменений через достижение инсайта. Исполь зуются те же классические методы — свободные ас социации, анализ сновидений,сопротивления,пе реноса. И во многом сохраняется приверженность той же директивной модели поведения психотера певта, когда он занимает активную доминирующую позицию, направляет ход беседы, осуществляет ин терпретации, задает «острые» вопросы и т. д. и тем самым через оказываемое им влияние реализует процесс психотерапевтического воздействия.
В психотерапии примечательно, что здесь невозможно выучить наизусть рецепты и применять их более или менее подходящим образом; лечить можно только из одного цен тра—это понимание пациента как психоло гического целого и подход к нему как к че ловеческому существу, когда вся теория ос тается в стороне и мы внимательно слуша ем, что он имеет нам сказать.
К. Юнг
Поведенческая психотерапия
Под этим названием объединяются те направления психотерапевтической помощи, которые фокусируются на работе с поведением человека. В классической традиции бихевиоризма поведение понималось как наблюдаемое реагирование на внешние воз действия. Сегодня — по крайней мере в рамках поведенческих направлений в психоте рапии — в понятие поведения включаются и мотивационные, и эмоциональные, и ког нитивные компоненты; поэтому в настоящее время чаще говорят о когнитивно-бихеви ористских подхода*. Фейдимен и Фрейгер выделили наиболее существенные характе ристики поведенческого направления с точки зрения целей и принципов практической работы с клиентом. Поведенческая психотерапия, по их мнению, отличается следую щими особенностями:
1) она стремится помочь людям реагировать на жизненные ситуации так, как они хотели бы этого сами, т. е. содействовать увеличению потенциала их личного поведения, мыслей, чувств и уменьшению или исключению нежелательных способов реагирования;
2) не ставится задача изменить эмоциональную суть отношений и чувств лич ности;
3) позитивное терапевтическое отношение — необходимое, но недостаточное условие эффективной психотерапии;
4) жалобы пациента принимаются как значимый материал, на котором терапия фокусируется, а не как симптомы лежащей за ними проблемы;
5) пациент и психотерапевт договариваются о специфических целях терапии, понимаемых таким образом, что и пациент, и психотерапевт знают, когда и как эти цели могут быть достигнуты (Психотерапевтическая энциклопедия, 1998, с. 352).
Специфичной для данного направления психотерапии является работа с улуч шением «реагирования» человека, акцентированная на трудностях, заявленных им самим. В отличие от психоаналитической традиции эти трудности не воспринима ются как симптом глубинной проблемы, нуждающейся в расшифровке. Современ ные поведенческие подходы, конечно, не исключают из сферы своего внимания мир внутренних переживаний, как этого требовал в свое время их предшественник — бихевиоризм, но явно ориентированы на решение задач более эффективной адапта ции человека к социальному окружению и — лишь как следствие этого — на дости жение большей внутренней гармонии.
Наиболее успешными в поведенческой терапии оказались варианты соединения «чистых» бихевиористских постулатов о реагировании человека с когнитивными пред ставлениями, давшие начало разнообразным когнитивно-бихевиористским подходам. Один из самых известных из них — рационально-эмоциональная (или эмотивная) пси хотерапия А. Эллиса(Эллис,Ландж, 1997;Эллис, 1999).Суть рассуждений Эллисаи его сторонников сводится к следующему. Внешние события окружающего мира интер претируются людьми как нейтральные, негативные или позитивные, и именно эта ин терпретация, наша оценка происходящего вызывает у нас соответствующие чувства. Эллис при описании этой взаимосвязи пользуется схемой ABC. A — это активизирую щие события, то, с чем мы сталкиваемся и что оказывает на нас влияние; С — то, как мы реагируем на них, наши чувства и поведение; В, по Эллису, — это то, что реально управ-
ляет нашим поведением и нашими чувствами, а именно — наши мысли по поводу Л, наша собственная оценка происходящих событий. «Чувствовать и действовать соответству ющим образом (С) нас заставляет на самом деле не то, что происходит (Л), а то, что мы думаем и как относимся к этому (В)» (Эллис, Ландж, 1997, с. 24). Наше отношение к происходящему может быть достаточно объективным и рациональным. Однако чело век может иметь и то, что Эллис называет иррациональными установками («неразум ными убеждениями» ), которые не соответствуют реальности и, вмешиваясь в его отно шения с окружающим миром, порождают иррациональные переживания и неадекват ное поведение. Пользуясь прежде использованным нами концептом «определение си туации», можно сказать, что оно предопределено существующими у человека иррациональными представлениями", которые «срабатывают» в отношении конкрет ных событий. Это и делает поведение человека неадекватным, поскольку его реакции зависят не столько от особенностей реальной ситуации, сколько от его собственных установок.
«НЕРАЗУМНЫЕ УБЕЖДЕНИЯ» (по А. Эллису, 1997)
1. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы те, кто важен для меня, не одобрили моих поступков или отказали мне (это могут быть друзья, родственники, начальство, коллеги, преподаватели и т. д.), иначе это будет ужасно, я не смогу вынести этого.
2. Нельзя потерпеть неудачу в важных делах (в бизнесе, учебе, спорте, сексе, отношени ях и т. п.), это ужасно, я просто этого не вынесу.
3. Все должно быть таким, как мне хочется. Если этого не произойдет, это будет ужасно, и мне этого не перенести!.
4. Если со мной произойдет какая-то из трех упомянутых выше неприятностей (меня не будут любить и уважать, меня постигнет неудача, все пойдет не так, как хочется, или со мной поступят несправедливо), я всегда буду сваливать вину на кого-то другого. Они поступили неправильно, так нельзя, они — отвратительные люди, раз поступают так ужасно!.
5. Если я сильно волнуюсь из-за предстоящего события или того, как кто-то воспримет меня, дела обернутся лучше.
6. Для каждой проблемы существует наилучшее решение, и поэтому я должен найти его — и немедленно!.
7. Легче избежать трудной ситуации и ответственности за нее, чем разбираться с ней.
8. Если я никогда не буду ни к чему относиться слишком серьезно, то мне никогда не придется сильно огорчаться и чувствовать себя несчастным.
9. Причиной моих чувств и поступков является мое прошлое, то есть все ужасные собы тия, которые произошли со мной, когда я был ребенком, или в прежнем браке, или на прежней работе.
10. На свете не должно существовать плохих людей и обстоятельств, но если мне все же _______придется столкнуться с ними, то это меня очень сильно расстроит.
Усиление адекватности переживаний и поведения человека может быть достигну то за счет выявления подобных иррациональных установок и работы с ними (как правило, с помощью конфронтации) с целью пересмотра и замены на более рацио нальные и гибкие стратегии отношения. (Заметим, что рационально-эмоциональную терапию не особенно интересует вопрос истории возникновения этих иррациональ-
Менн никогда не учили прислушиваться к своему внутреннему чувству. Наоборот, меня учили слушаться внешнего — родите лей, учителей, вожаков бойскаутов, профес соров, начальников, правительство, психо логов, науку — из этих источников я брал инструкции, как мне прожить мою жизнь. Сколько я себя помню, я всегда хотел быть «правильным-. Беда в том, что определения «правильности» все время меняются. Един ственное, что остается неизменным, —это то, что правильные люди чем-то существенно от личаются от меня.
Дж.Бюджвнталь
ных убеждений.) Например, при работе с руково дителями мы обнаружили, что наиболее сильные эмоциональные затруднения у них вызывает ситу ация, когда начальник вынужден отказать подчи ненному в какой-то его просьбе. Даже абсолютная обоснованность этого отказа не снимала возника ющие у руководителя переживания, а его частые сетования в этом случае сводились к тому, что под чиненный не хочет входить в его обстоятельства, не хочет его понимать и т. д. Анализ этого случая выявил, что основная причина переживаемых эмо циональных трудностей — тревога по поводу воз можного недовольства подчиненного, которое не
может иметь для руководителя никаких иных последствий, кроме угрозы его установ ке («все должны меня любить и уважать»).
Нетрудно увидеть, что большинство иррациональных убеждений, которые ста новятся мишенью рационально-эмотивной терапии, так или иначе связаны с интер персональными ситуациями, социальным взаимодействием, отношениями человека с этим миром в целом. Д. Берне указывает, что в ситуации, когда человек сердится, испытывает раздражение или гнев, типичными искажениями являются следующие:
1) использование «ярлыков». Другой человек может вызывать у нас тревож ные чувства, обвиняя или критикуя, не любя нас или не симпатизируя нам, или просто не соглашаясь с нами. Когда мы называем другого «негодяем» или «свиньей», мы используем деструктивный путь создания образа другого, по зволяющий нам ощутить собственное превосходство;
2) «чтение чужих мыслей». Люди склонны придумывать мотивы, которые объясняют, к их удовлетворению, почему другой человек делает то, что он делает;
3) преувеличение негативного характера происходящего;
4) неадекватные заявления типа «должен» или «не должен». Когда нам не нравятся действия других, мы говорим, что они «не должны» так делать.
Берне приводит в качестве примера работу со Сью, у которой возникли пробле мы в отношениях с мужем, Джоном, из-за его дочери Сэнди. Эта девушка, по мне нию Сью, манипулирует отцом. Женщина пыталась убедить мужа в том, что он дол жен быть более твердым в отношениях с дочерью, но он резко отрицательно реаги рует на ее слова. Сначала Сью по заданию терапевта формулирует свои мысли и чувства, переживаемые ею в этой ситуации, а затем осуществляет своего рода кон фронтацию, подвергая их критике и находя разумные возражения.
|
I «Горячие мысли» Сью |
«Холодные мысли* Сью |
|
\ 1. Как он смеет не слушать меня! |
1. Легко. Он не обязан делать все по-моему. Кроме того, он слушает, но он защищается, потому что я действую так напористо. |
|
2. Сэнди лжет. Она говорит, что работает. |
2. Это в ее натуре врать и лениться и исполь- |
|
но это не так. Она ждет, что Джон ей |
зовать других, когда в школе приходится ра- |
|
поможет. |
ботать. Она ненавидит работу. Это ее проблема. |
|
3. У Джона не так много свободного |
3. Ну и что. Я люблю быть одна. Я в состоянии |
|
времени, и если он тратит его, помогая ей, |
сама позаботиться о своих детях. Я не беспо- |
|
я должна быть одна и сама заботиться о |
мощна. Я могу делать это. Может быть, он за- |
|
своих детях. |
хочет больше быть со мной, если я отучусь не |
|
сердить его все время. |
|
|
4. Сэнди отнимает время у меня. Я не |
4. Это правда. Но я большая девочка. Я могу |
|
огорчалась бы так, если бы он занимался |
потерпеть одиночество некоторое время. |
|
с моими детьми. |
|
|
5. Джон schmuck. Сэнди использует людей. |
5. Он большой мальчик. Если он хочет помо- |
|
гать ей, он имеет право. Не вмешивайся. Это |
|
|
не мое дело. |
|
|
6. Я не могу выдержать этого. |
6. Я могу. Это только временно. Я выносила и |
|
худшее. |
|
|
7. Я ребенок. Я заслуживаю того, чтобы |
7. Я имею право иногда быть незрелой. Я не |
|
чувствовать себя виноватой. |
совершенство и не нуждаюсь в этом. Нет не- |
|
обходимости чувствовать вину. Это не поможет. |
Это помогло Сью почувствовать себя лучше и уменьшить свою склонность конт ролировать Джона. Хотя она еще чувствует, что он не прав, позволяя Сэнди мани пулировать собой, она решила, что он имеет «право» быть «неправым». Сью меньше критикует Джона, и он чувствует меньшее давление. Их отношения улучшаются и возникает атмосфера взаимного уважения и свободы. Конечно, критика ее «горя чих мыслей» была не единственным фактором успешного брака Сью и Джона, но это был необходимый и огромный первый шаг, без которого все легко могло1 бы за кончиться для них обоих (Burns, 1981).
Этот пример демонстрирует типичные способы работы с конфликтами в пове денческой психотерапии. С помощью терапевта клиент «заменяет» свои представ ления, которые являются причиной неадекватного поведения и переживаний, на более конструктивные, что позволяет ему изменить свое эмоциональное отноше ние к происходящему и найти более эффективные стратегии реагирования и выст раивания отношений. Тем самым решается главная задача поведенческой психоте рапии — улучшение «реагирования» человека и его адаптации в целом к проблемам социального взаимодействия. В соответствии с традицией поведенческих подходов они более ориентированы на работы с интерперсональными трудностями и кон фликтами.
Работа с конфликтами в гуманистической психологии
Современные психотерапевтические направления, инспирированные развитием гуманистической психологии, во многом противопоставляют себя классическим под ходам психотерапии. Подобно тому, как в свое время ученики и последователи Фрей да уходили от него и создавали собственные теории и направления, часто в оппозиции к классическому психоанализу своего учителя, так и многие из тех, кто получил первый опыт работы с клиентом в психоаналитической парадигме, впоследствии не просто отказываются от нее, но и активно противостоят ей. Именно поэтому, видимо,
гуманистическое направление в психотерапии и считается наиболее разнородным, поскольку принадлежность к нему зачастую определяется даже не приверженностью каким-то определенным идеям, но противопоставлением себя динамическому и пове денческому направлениям. Не отказываясь от методических приобретений психоана лиза и признавая его терапевтические возможности, современные психотерапевты, однако, оспаривают психоанализ как теорию личности, опасаясь, что предлагаемая им модель человека серьезно ограничивает эффективность и развитие терапевтичес ких стратегий. Изменяется само понятие сути психотерапии, пациент (более деликат ное медицинское наименование больного) становится клиентом, слово «лечение» ис чезает в силу отказа от самой медицинской модели психотерапии, зато появляется понятие личностного роста и даже дебатируется само представление о психотерапев тическом воздействии.
К. Роджерс, один из наиболее популярных в России представителей гуманисти ческой психологии, пишет, что происшедшие в нем профессиональные изменения выразились в следующем: если в начале своей деятельности он задавал себе вопрос: «Как я смогу вылечить или изменить этого человека?», то впоследствии он ставил перед собой задачу: «Как создать отношения, которые этот человек может использо вать для своего собственного личностного развития?» (Роджерс, 1994, с. 74). Одно из явных противопоставлений гуманистического подхода психоаналитическому связа но с протестом против того элемента принуждения, который присутствует в его орто доксальных формах. Роджерс пересказывает эпизод из собственного опыта, когда понравившийся ему пример беседы, в которой «психолог выглядел как проницатель ный умный человек, быстро добравшийся до источников трудностей», через несколь ко лет показался ему «умным юридическим допросом, который убедил родителя в наличии у него неосознаваемых мотивов и вырвал признание его вины. Сейчас я знаю из собственного опыта, что такая беседа не принесет настоящей пользы ни родителю, ни ребенку. Этот случай заставил меня прийти к выводу, что я должен отказаться от любого подхода, который является принудительным или подталкивающим клиента, причем не из теоретических соображений, но потому, что такие подходы только с виду эффективны» (Роджерс, 1994, с. 52).
Традиционные направления психотерапии (прежде всего психоаналитической ориентации) опираются в планировании процесса работы с клиентом на своего рода диагноз — оценку поведения и переживаний клиента в прошлом и настоящем. Тера певты, работающие в гуманистической (и прежде всего экзистенциальной) психоло гии, предпочитают обходиться без диагноза, а зачастую считают его и просто вред ным. Типичные возражения против диагноза связаны с его потенциально искажаю щим влиянием на понимание реальных проблем клиента за счет неизбежной их «типи зации», с «объектным» взглядом на клиента, с «классификацией» его проблем и т. д. Когда Р. Мэй занимался проблемой тревожности, он провел полтора года в постель ном режиме в туберкулезном санатории. Именно в это время он познакомился с дву мя замечательными работами по тревожности Фрейда и Кьеркегора. И хотя Мэй вы соко оценил фрейдовские описания тревожности как возврата вытесненного, как ре акции Эго на потерю, это были лишь теории. Кьеркегор описывал тревожность как борьбу живого существа против несуществования — и это было именно то, что непос редственно переживал сам Мэй в его борьбе со смертью или с перспективой остаться пожизненным инвалидом, то, через что проходил он сам и его товарищи, другие паци-
енты. Если Фрейд описывал психические механизмы возникновения тревожности, то «Кьеркегор описывал то, что непосредственно переживается человеческими суще ствами в кризисе — а именно кризисе жизни и смерти, реальном для нас, пациентов, но кризисе, который, я полагаю, в своих существенных проявлениях не отличается от других кризисов людей, которые приходят за терапией... Фрейд писал на техничес ком уровне, где его гений был высочайшим, и, возможно, больше, чем кто-либо в его время, он знал о тревожности. Кьеркегор, гений другого рода, писал на экзистенци альном, онтологическом уровне; он знал тревожность» (May, 1983, р. 14-15).
Другая явная оппозиция — это отказ от ориентации на поиск причин переживае мых человеком трудностей в его прошлом и перенос акцента на «здесь-и-теперь», на значение непосредственного переживания настоящего. Для большинства сегодняш них психотерапевтических школ внимание к актуальным отношениям, взаимодей ствию, переживаниям человека не означает, однако, отрицания значимости прошло го опыта. Если в классической психотерапии (особенно построенной по медицинской модели) психотерапевтический процесс фактически представляет собой процесс ак тивного воздействия терапевта на клиента, то в психотерапиях современной ориента ции (например, в экзистенциальной психотерапии) психотерапевтический процесс — это то, что происходит в самом клиенте, в его душе. Одну из своих книг Дж. Бюджен-таль начинает следующим образом: «Я слушал в течение более тридцати лет, более пятидесяти тысяч часов мужчин и женщин, которые говорили о том, чего они хотят от жизни. Инженеры, полицейские, проститутки, адвокаты, учителя, администрато ры, домохозяйки, секретарши, студенты колледжа, няньки, доктора, монахини, так систы, министры и священники, наемные солдаты, рабочие, профессора, клерки, ак теры и многие другие приглашали меня побыть рядом с ними, когда исследовали глубины своей души (курсив мой. — Н. Г.), чтобы найти то, к чему они сильнее всего стремятся; когда они преодолевали боль и воспаряли от радости этих поисков, когда они испытывали страх и находили в себе мужество для этой личной одиссеи» (Бюд-женталь, 1998, с. 20).
Это выражение «побыть рядом с ними», а также подчеркивание не просто актив ности клиентов в психотерапевтическом процессе, но их самостоятельной и соб ственной жизни, при фрагменте которой присутствует психотерапевт, очень харак терно для профессиональной и личной позиции Бюдженталя. Но в чем же тогда роль терапевта? Если психотерапевтический процесс — это не процесс воздействия психо терапевта на клиента, а то, что происходит в самом человеке, если терапевт просто находится «рядом», то в чем тогда его функция? Роль психотерапевта в том, чтобы способствовать процессу, идущему внутри клиента, стимулировать его, побуждать к «исследованию» собственного опыта.
Одна из наиболее впечатляющих особенностей подобных подходов заключается в том, что человек должен отказаться от влияния на другого, от попыток его изменить. Склонность к влияниям на других является одним из свойств человеческой природы. «Я думаю, в нашей культуре все подвержены следующему штампу: "Каждый человек должен чувствовать, думать и верить так же, как я". Мы обнаруживаем, что нам очень трудно позволить детям, родителям или супругам чувствовать по-другому в отноше нии каких-либо проблем. Мы не позволяем нашим клиентам или студентам отличать ся от нас или реализовывать их жизненный опыт по-своему. Как нация мы не можем позволить другой нации думать или чувствовать иначе, чем мы» (Роджерс, 1994, с 62).
И хотя Роджерс пишет о своей культуре, пожалуй, речь идет о достаточно рас пространенных свойствах человеческой натуры. Желание, чтобы другие разделяли наши мнения или наши чувства, на мой взгляд, совсем не обязательно является признаком нашего догматизма или приверженности стереотипам. Согласие с нами, разделение нашего опыта — это признание нашей модели, нашего способа суще ствования в этом мире, самой нашей личности, экзистенциальную потребность в котором испытывает каждый живой человек. Напротив, столкновение с иными мо делями жизни, иными способами восприятия или просто иными оценками и пред ставлениями может порождать тревожность или даже неуверенность. Отсюда вы текает одно из требований к профессиональной позиции психотерапевта, отказыва ющегося от права воздействия на других, — это неискажение своим опытом непо средственного переживания клиентом его ситуации. Как пишет А. Маслоу о «под линных» отношениях с другими: «...Им можно позволить оставаться самими собой» (1995, с 162).
В этом случае психотерапия превращается в подлинный диалог человека с самим собой, а психотерапевт — в посредника, помогающего человеку найти путь к самому себе.
Клиент-центрированная терапия. «Клиент-центрированной», или «направлен ной на клиента», терапией Роджерс называет такую психотерапию, которая имеет сво ей целью «реализацию существующих у потенциально компетентного клиента способ ностей, а не искусную манипуляцию более или менее пассивной личностью» (Хресто матия по гуманистической психологии, 1995, с. 46). Использование понятия «клиент» принципиально. Термин «пациент» несет на себе отпечаток медицинской традиции име нования больного, нуждающегося в помощи квалифицированного профессионала. Клиент — это человек, имеющий проблемы, но способный понимать их и работать над ними вместе с терапевтом.
Фундаментальные положения своего терапевтического подхода Роджерс опре деляет следующим образом:
1. «Этот новый подход в значительно большей степени опирается на стремление человека к развитию, здоровью и адаптации. Терапия — это обретение (кли ентом) свободы нормально расти и развиваться.
2. Эта форма терапии больше опирается на чувства, чем на интеллектуальное осознание ситуации.
3. Новая терапия больше занимается непосредственной ситуацией, нежели прошлым человека.
4. Этот подход в большей степени опирается на терапевтические взаимоотно шения как опыт роста и развития» (там же).
Процесс терапии, по Роджерсу, включает в себя следующие важные моменты:
1) клиент приходит за помощью;
2) определяется ситуация;
3) поощрение свободного выражения;
4) консультант воспринимает и проясняет ситуацию;
5) постепенное выражение позитивных чувств;
6) обнаружение позитивных импульсов;
7) появление инсайта;
8) прояснение возможностей выбора;
9) позитивные действия;
10) расширение понимания ситуации;
11) растущая независимость;
12) уменьшается потребность в помощи (там же, с. 51).
Общий процесс изменений, происходящих с клиентом в ходе психотерапии, ко торый Роджерс понимает как «переход от неподвижности к изменчивости, от за стывшей структуры к потоку, от статаки к динамике» (Роджерс, 1994, с. 178), вклю чает семь основных стадий.
Роджерс следующим образом описывает индивида, находящегося на начальной стадии этого процесса. Для него характерно «нежелание сообщать что-либо о са мом себе», «чувства и личностные смыслы не осознаются», «близкие отношения в общении кажутся опасными», «не воспринимается и не признается существование проблем», «нет желания изменяться». И, наконец, заключительная характеристика — «общение с самим собой блокируется», т. е. в используемых нами терминах человек не способен к диалогу с самим собой.
На второй стадии, которая наступает, когда человек чувствует принятие себя психотерапевтом, «выражение чувств перестает быть статичным в высказываниях, не относящихся к себе», «проблемы воспринимаются как внешние по отношению к себе», «отсутствует чувство личной ответственности за проблемы», «чувства могут быть высказаны, но не осознаны как таковые, как принадлежащие этому человеку», «противоречия могут быть выражены, но они почти не осознаются как таковые» и др. Роджерс отмечает, что эти стадии описывают целостный процесс изменения человека от одного полюса континуума к другому и психотерапия не обязательно включает в себя прохождение всех этих стадий. Она начинается с той стадии, на которой находится сам человек, обратившийся за помощью. Например, многие из клиентов начинают со второй стадии, а для того, кто находится на первой стадии, с точки зрения Роджерса, вообще добровольное обращение к психотерапевту мало вероятно.
На третьей стадии наблюдаются «высказывания о своих переживаниях как объек тах», «высказывания о себе как об объекте, отраженном прежде всего- в других», «часто выражаются или описываются чувства или личностные смыслы, отсутству ющие в настоящий момент», «имеется признание противоречий в опыте» и др.
На четвертой стадии «клиент описывает более сильные чувства, не относящи еся к настоящему», «временами чувства выражаются как существующие в настоя щем, иногда они прорываются почти против желания клиента», «чувства принима ются открыто, но в очень малой степени», «опыт истолковывается клиентом более свободно», «клиент с беспокойством осознает противоречия и несоответствия между опытом и "Я"» и др. Если клиент чувствует принятие психотерапевтом выражаемых им чувств, его поведения и переживаний, то он движется в своих изменениях к следу ющей стадии.
На пятой стадии «чувства выражаются свободно, относятся к настоящему момен ту», «переживаются Почти что полностью», «чувства все более принадлежат клиенту, и у
него растет желание слиться с этими чувствами, быть действительно самим собой», «способы истолкования опыта становятся намного свободнее», «происходит все более ясное осознание противоречий и несоответствий в своем опыте», «наблюдается все воз растающая личная ответственность за встающие проблемы» и др.
На шестой стадии «чувство в настоящем переживается сразу, непосредствен но во всем его богатстве», «принимается непосредственность переживания и чув ство, составляющее его содержание», «клиент субъективно живет в этом опыте; а не просто проявляет свои чувства по отношению к нему», «переживание на этой стадии является реальным процессом», «внутренняя коммуникация относительно свободна и не заблокирована», «активно переживается несоответствие между опы том и его осознанием, пока оно не переходит в соответствие», «момент полного чув ствования становится ясным и определенным объектом для обозначения» и др.
На седьмой стадии «наблюдается растущее и длительное ощущение принадлеж ности чувств, принятых клиентом, а также имеющее основу доверие к процессу, происходящему в нем», «переживание почти не связано структурой и стало процес сом, т. е. ситуация переживается и толкуется как новая, а не как бывшая в про шлом», «внутренняя коммуникация становится недвусмысленной, чувства имеют соответствующее им обозначение, для новых чувств вводятся новые обозначения», «клиент чувствует, что может выбрать новые способы существования» и др. (Род жерс, 1994, с. 178-203).
Это превосходное описание постепенного развития диалога в общении человека с самим собой. Пройдя этот путь изменений, клиент оказывается, по выражению Роджерса, «в новом измерении», «живет полной жизнью в своем "Я" как постоянно текущем и изменяющемся процессе», когда «внутренняя коммуникация между раз личными аспектами его "Я" не заблокирована» (там же, с. 204). Характерно, что для выделения стадий терапевтического процесса Роджерс пользуется критерием изме нений, постепенно происходящих в клиенте, а, к примеру, не задачами или действиями терапевта на разных этапах психотерапии. Такой подход соответствует его пониманию сути клиент-центрированнои терапии, при которой именно клиент направляет ее про цесс. Условиями эффективной психотерапии Роджерс считает конгруэнтность тера певта в отношениях и взаимодействии с клиентом, безусловное положительное отно шение к клиенту и его эмпатическое понимание.
Тот же принцип используется Роджерсом в работе с межличностными и даже меж групповыми отношениями. Он считает, что главным препятствием, создающим ин терперсональные трудности, является оценочная, одобряющая или не одобряющая позиция по отно шению к другим людям. Возможности преодоле ния этих трудностей он видит, соответственно, в процессе понимания другой стороны. Его рассуж дения сводятся к следующему. Чем более конгру энтен человек в обращении к другому, тем более понятно будет его обращение партнеру и тем бо лее ясным будет его ответ. Собственная конгруэн тность позволяет ему лучше понять ответ партне ра, который, в свою очередь, чувствует эмпатичес кое понимание себя и вследствие этого испытыва-
Чем более клиент воспринимает терапевта как настоящего, искреннего человека, обла дающего эмпатией, относящегося к нему бе зусловно положительно, тем более он уходит от статичного, жесткого, бесчувственного, безличного типа функционирования; тем бо лее он способен двигаться по направлению к текучей, изменчивой, наполненной диффе ренцированными чувствами жизнедеятельно сти. Следствием этого движения является из менение личности и поведения в направлении физического здоровья, зрелости, более реа листичного отношения к себе, другим и свое му окружению.
К. Роджерс
ет расположение к собеседнику, его барьеры в общении и защиты ослабляются, что приводит к соответствующим ответным реакциям и т.д. Роджерс, правда, оговарива ется, что этот позитивный процесс может быть нарушен, если в сообщении содержит ся угроза, тогда это провоцирует появление защиты, что приводит к нечетким, дву смысленным ответам и возникают обратные эффекты. Тем не менее он считает воз можным на основании предложенного понимания сформулировать закон межлично стных отношений: «Чем более конгруэнтны опыт, его осознание и сообщение о нем одного индивида, тем в большей степени последующие отношения будут включать; тенденцию к взаимному общению со все увеличивающейся конгруэнтностью, тенден цию к более адекватному взаимному.пониманию сообщений, улучшение психологи ческой согласованности и действий обоих партнеров, взаимная удовлетворенность отношениями. И наоборот, чем больше в общении неконгруэнтности опыта и осоз нания, тем в большей степени последующие отношения будут включать: дальнейшее общение того же качества, нарушение точного понимания, ухудшение психологичес кой согласованности и действий обоих партнеров, взаимную неудовлетворенность отношениями» (Роджерс, 1994, с. 407).
Закон межличностных отношений Роджерса невольно вынуждает к сопоставле нию его с другим, ранее приводившимся законом межличностных отношений Дойча. И в той и в другой формулировке на основании исходной ситуации прогнозируется развитие общения. Однако в том, что считается исходной точкой, главным, «ядер ным» фактором, обнаруживаются разные методологические установки авторов. Если для Дойча это ситуация конкурентного или кооперативного взаимодействия, попадая в которую человек соответственно и строит свое дальнейшее взаимодействие с людь ми, то для Роджерса это субъективный мир человека.
Таким образом, усиление личной конгруэнтности и конгруэнтности в общении с другими является основным направлением преодоления внутренних и внешних конф ликтов. Психотерапевтический процесс — это прохождение клиентом через стадии «разблокирования» внутренней коммуникации между разными частями своего «Я», развитие диалога в общении человека с самим собой. Терапевт в клиент-центрирован-ной терапии — это человек, вступающий в равноправные личностные отношения с клиентом, которому он помогает найти путь к самому себе.
Гештальт-терапия. Гештальт-терапия, как и другие направления гуманистичес кой психологии, разделяет идеи феноменологического подхода, акцентирующего внимание на непосредственно переживаемом субъективном опыте человека. Основа тель гештальт-терапии Ф. Перле использовал понятие гештальта, закономерностей его образования и завершения для описания жизнедеятельности человеческого орга низма. При этом он исходил из представления о существовании мощного механизма саморегуляции организма, поддерживающего равновесие как в отношениях человека с окружающим миром, так и в его собственном внутреннем мире. Это касается прежде всего мотиаационной сферы человека, удовлетворения его потребностей. «Каждый орган чувств, движения, мысли подчиняет себя возникающей потребности и готов быстро перемениться, как только эта потребность удовлетворена и затем отступает на задний план. Как только наступает следующая потребность, в здоровом человеке все они служат ей, напрягают все силы для завершения этого гештальта. Все части тела вре-
Возможно, наиболее интересным и важным свойством гештальта является его динамика— потребность сильного гештальта к заверше нию. Каждый день мы испытываем эту динами ку многократно. Лучшим названием незавер шенного гештальта является неоконченная ситуация.
Ф. Перле
менно идентифицируют себя с временно возник шим гештальтом» (Перле, 1995, с. 98).
Этот процесс обусловлен законами динамики гештальта.
Идеи саморегуляции и равновесия естественно переходят в идею гармонии существования челове ка. Здоровых людей отличает способность к реа лизации, осуществлению «Я», к тому, чтобы оста ваться самими собой. Не следование этому — отказ от удовлетворения собственных потребностей, от собственных ценностей, в конечном счете от собственного «Я» — чревато невротическими расстройствами. Акцент в гештальт-психологии делается на взаимодействии противоречащих друг другу и даже противостоящих, полярных сто рон «Я». Человеку свойственно испытывать противоречивые чувства и желания, не обходимость сосуществования разных «Я» является одной из неизбежностей нашей жизни. Тема «нападающего» и «защищающегося» — одна из доминантных в гештальт-терапии. Осознание этих противоположностей и ранее недифференцированных час тей своего «Я» — это путь к лучшему пониманию себя и формированию и завершению гештальтов.
Центральными для гештальт-терапии являются следующие идеи. Во-первых, это представление о целостности организма и, соответственно, его целостной реак ции на какие-то события внешней или внутренней жизни. «Гештальт является недели мым феноменом. Это сущность, которая есть и которая исчезает, когда целое разру шается на компоненты» (Перле, 1995, с. 57). Следовательно, в любом аспекте поведе ния человека проявляется его целостное существование. Во-вторых, это приоритет «здесь-и-теперь», непосредственного переживания человеком настоящего. Фокуси рование на настоящем никак не обедняет информацию о психической жизни субъек та: с точки зрения гештальт-терапии, неоконченные ситуации из прошлого как неза вершенные гештальты неизбежно выявляются как часть переживания в настоящем. И в этом смысле мы лучше поймем прошлое человека и реальное влияние этого прошло го на его жизнь, анализируя его настоящее. В-третьих, это отказ от традиции кау зального подхода, поиска причин тех или иных переживаний или проблем человека. Законы формирования гештальта исключают возможность установления однознач ных связей между какими-то явлениями психической жизни и вызвавшими их собы тиями. Вместо поиска причин и ответа на вопрос «почему человек действует тем или иным образом» внимание переносится на то, «как» человек действует, переживает, реагирует и т. д., т. е. на то, что происходит «здесь-и-сейчас».
Таким образом, наблюдения за поведением человека в настоящем, за разными ти пами его реагирования на окружение, за разными языками его переживаний (вербаль ными и невербальными его проявлениями) позволяют выявить проблемы, рассогла сования, возникающие в связи с реализацией человеком адекватной саморегуляции. С точки зрения гештальт-терапии, существует несколько основных механизмов нару шения естественной саморегуляции. Например, человек усваивает образцы, нормы, стандарты поведения, идеалы, ценности и убеждения, предлагаемые ему другими людьми (в первую очередь, родителями), и стремится реализовать их в Я-концепции, фактически навязанной ему окружением. Однако эта концепция противоречит его истинному «Я», и это рассогласование приводит к невротическим нарушениям. Те же
нарушения возникают при действии другого механизма — отчуждении присущих че ловеку качеств, если они не соответствуют его представлениям о себе. Идет ли речь об этих или других, описанных в гештальт-терапии механизмах нарушения внутренней гармонии, следствием их действия становится утрата целостности личности, ее фраг-ментированность. Восстановление целостности, гармонии личности, ее интегриро-ванности является основной целью гештальт-терапии.
Подобно тому, как Роджерс рассматривает прохождение клиента через различные стадии в его движении к аутентичности, Перле выделяет разные уровни с точки зрения процесса развития человека. С помощью гештальт-терапии клиент переходит от меха нического клишированного и ролевого существования (приводя примеры которого, Перле ссылается на описания игр Э. Верна) к осознаванию их фальшивого и манипуля-тивного характера, к переживанию своего рода тупика, осознанию необходимости пе ремен, внутреннего смятения, отчаяния и затем к аутентичности личности, к своему подлинному «Я». Главным механизмом этого возвращения человека к себе самому яв ляется осознавание. Неслучайно «Практикум по гештальт-терапии» (Перле, Гудмен, Хефферлин, 1995) начинается с упражнений, направленных на «чувствование актуаль-, ного». В ситуации психотерапевтической работы терапевт побуждает клиента к осозна ванию происходящего с ним в данный момент и к постоянному расширению пространства этого осознавания. Психотерапевт видит, где возникает рассогласование (например, за счет несовпадения вербальногои невербального сообщения), где клиент избегает встре чи с настоящим, уходит от него, и побуждает его к продолжению движения. Однако главным действующим лицом этого процесса остается сам человек. Как говорит Перле, «я не могу осознать ваше осознание, я могу только косвенно участвовать в этом процес се» (Перле, 1995, с. 75).
Используемые в гештальт-терапии приемы часто именуются играми. Все они так или иначе направлены на усиление осознавания человеком'своего подлинного «Я» через актуальное переживание его проявлений, внутренних противоречий, на усиление внутренней коммуникации и завершение гештальта (неоконченных ситу аций). Феноменология, описанная гештальт-терапией и являющаяся предметом ее работы, знакома психотерапевтам и не может не признаваться ими.
Проиллюстрируем это примером из описания психотерапевтического случая И. Ялома. Речь идет о его «Лечении от любви». Семидесятилетняя пациентка Ялома жалуется на то, что в течение восьми лет не может избавиться как от наваждения от мыслей и переживаний, связанных с ее терапевтом, с которым у нее был роман. Вне запность и интенсивность их интимных отношений резко контрастировали для паци ентки с неожиданностью и необъяснимостью разрыва. Все ее попытки восстановить этот дорогой для нее контакт терпели неудачу. Они ненадолго встретились только пос ле ее попытки суицида, но эта встреча ничего для нее не прояснила. Восемь лет она живет мыслями и воспоминаниями о нем, и все ее попытки освободиться от наважде ния терпели неудачу. Как пишет Ялом, «навязчивость получает энергию, отнимая ее у других областей существования* (Ялом, 1997, с. 30). В терминологии гештальт-тера пии речь идет о неоконченной ситуации, незавершенном гештальте, ибо самым мучи тельным для пациентки Ялома была необъяснимость происшедшего и потребность понять его. В нашей работе был аналогичный пример. За консультацией обратилась одна из участниц групповых занятий. За несколько месяцев до этого она рассталась со своим возлюбленным. Причиной их разрыва стала случайная и незначительная
ссора, после чего он перестал звонить ей. Она счи тала, что он должен позвонить первым, но он не делал этого, а время шло. Рассказав об этом, она спросила, не стоит ли ей позвонить ему. Однако, отвечая на вопрос о том, хотела бы она восстано вить отношения с этим человеком, она задумалась, а потом достаточно уверено ответила отрицатель но. «Я с самого начала чувствовала, что это не на долго, — сказала она. — Кроме того, у него тяже лый характер, и я устала от этого». Что же тогда не позволяет ей забыть эту ситуацию? Незавершен ность. Обсуждение ситуации показало, что неза вершенность связана со случайным поводом их разрыва и недостающим — для женщины — фраг ментом в ситуации разрыва их отношений, а имен но отсутствием заключительного объяснения, ко торое и должно было бы, по ее мнению, стать осно вой последующего разрыва. Разрыв произошел, но это объяснение не состоялось, и теперь она чув ствует потребность в этом фактически уже не нужном разговоре, единственный смысл которого в том, что он «завершит гештальт».
Теоретическое понимание личностного кон фликта как дезинтеграции личности и возможнос ти ее преодоления через внутренний диалог на шло прямое выражение в хорошо известных при емах в практике гештальт-терапии. Психотера певт предлагает клиенту провести диалог между разными частями своей личности — между «напа дающим» и «защищающимся» «Я», диалог с соб ственными чувствами или воображаемым собесед ником. Имитируется ситуация разговора, в про цессе которого клиент пересаживается со своего «горячего» стула на противостоящий и обратно и пытается максимально отождествить себя с раз ными фрагментами своего «Я». Противополож ность «нападающего» и «защищающегося» — час то анализируемый в гештальт-группах пример противоположности — как правило, интерпрети руется как хорошо известное в психологии проти востояние «требующего», указующего, «родитель ского» и инфантильного, слабого начала. Человек должен попытаться максимально пережить эти оба аспекта своего «Я», осознать то, что обычно
отвергается как неприятное или даже неприемлемое, так как только осознание от крывает путь к их интеграции в личности. Воссоздание сторон конфликта и их диалог,
Формирование структуры «фигура/фон» предписывает, что только одно событие мо жет занимать передний план, определяя си туацию. Иначе возникает конфликт и заме шательство. И формирование структуры * фигура/фон", которая является наиболее сильной, временно примет контроль за всем организмом. Таков основной закон саморе гуляции организма — ни специфическая по требность, ни инстинкт, ни намерение или цель, ни свободное желание не окажут ника кого влияния, если они не поддерживаются возбужденным гештальтом. Если появляется более чем один гештальт, единый контроль и действие находятся в опасности. В нашем примере с жаждой это не жажда, которая ищет воду, но весь организм. Я ищу это. Жажда направляет меня. Если появляется более чем один гештальт, развивается рас кол, дихотомия, внутренний конфликт, ос лабляющий потенциал, необходимый для за вершения неоконченной ситуации. Если воз никает более чем один гештальт, человек начинает «решать", часто доходя до «реше ния» играть мучительную игру нерешитель ности. Если желает возникнуть более чем один гештальт и природа будет предоставле на самой себе, тогда не будет решений, но произойдет предпочтение. Такой процесс представляет порядок, а не конфликт. Не су ществует иерархии «инстинктов", есть иерархия появления более безотлагательно го гештальта. После завершения этот геш тальт отступает на задний план, освобождая передний план для появления другого геш тальта или необходимости. После того как один гештальт удовлетворен, организм мо жет иметь дело со следующей настоятельной фрустрацией. Всегда первым делом — са мое важное. Когда звонок, срочные письма или семинарские занятия требуют моего вни мания, эта работа остается на заднем плане. Она не исчезает, она забывается /ли подав ляется. Она сохраняется в живости обмена структура «фигура/фон». Когда эта книга выступает на передний план, я почти не об ращаю внимания на беспорядок на столе или красоту ландшафта за окном. Любое вмеша тельство в гибкое взаимодействие передне го плана — фона вызывает невротические или психологические феномены. Передний план и фон должны легко взаимозаменяться в соответствии с потребностями моего суще ствования. Если этого не происходит, мы на капливаем незаконченные ситуации, фикси рованные идеи, ригидные структуры хара ктера.
Ф. Перле
инициируемый методиками гештальт-терапии, совсем не предполагает, что «носи тель» этого конфликта должен сделать выбор между ними: «Цель диалога заключает ся в том, чтобы "закончить" в настоящем ситуации, не законченные в прошлом, то есть "оживить" процесс формирования и завершения гештальта. Разрешение конф ликта может потребовать компромисса между двумя группами потребностей или одобрительного принятия отрицательного компонента своего "Я"» (Рудестам, 1990,
с. 159).
Рудестам (1990, с. 159-160)приводит пример диалога по методике «двух стуль ев»: женщина стремилась к интимным отношениям с мужчиной, но как только их отношения действительно стали многообещающими, она сразу же их прервала.
Защищающийся. Я очень одинока, мне так хочется, чтобы меня кто-нибудь ждал дома.
Нападающий. У тебя есть дети, этого достаточно для тебя. Защищающийся. Мне хорошо днем, пока я занята делом, и хорошо ночью, когда я очень устаю, но...
Нападающий. Не будь ребенком. Ты должна стать более независимой. Защищающийся. Но я не хочу быть независимой! Я хочу иметь рядом мужчину, который бы заботился обо мне и принимал решения за меня, и... Нападающий. Решение, ха! Где ты видела таких мужчин? Разве они мо гут принимать решения? Они все слабаки — ты кончишь свои дни, ухаживая за ними!
Защищающийся. Но я хочу! Пауль был прекрасен, он брал ответ ственность на себя, и проблемы становились такими простыми... я любила его, пока...
Нападающий. Да, пока! Пока ты не добилась того, что он не мог и шагу ступить без тебя. В тебе нет ничего хорошего для мужчин. Защищающийся. Но я хочу, чтобы было! Я ненавижу себя, когда веду себя с мужчинами подобным образом. Я ненавижу себя, когда не могу уде лить им время.
Нападающий. Забудь их, детка; оставь их в покое. С ними со всеми что-то не так.
Приведенный пример — не частная иллюстрация. Принцип инициирования, организации внутреннего диалога человека является одним из основных в гештальт-терапии, которая в целом диалогична, то есть ориентирована на диалог человека с самим собой. Одним из примеров этого является сама автобиографическая работа Ф. Перлса «Внутри и вне помойного ведра», где он — автор — периодически вступа ет в диалог с самим собой, в котором части его «Я» спорят друг с другом, наступают друг на друга, критикуют и защищают автора, который, в свою очередь, наблюдает за ними, прислушивается к ним, прекращает их полемику и т. д. Это стремление слышать «внут ренний голос» или, точнее, «внутренние голоса», характерно для гештальт-терапии, являющейся одним из ведущих направлений современной гуманистической психо логии.
Экзистенциальная психотерапия. Экзистенциальное направление в психоло гии и психотерапии не имеет столь явно очерченных границ, как ранее упоминавшие-
ся подходы. Под определение, приводимое в учебнике К. Холла и Г. Линдсея (1997, с. 310), — «Экзистенциальную психологию можно определить как эмпирическую науку о человеческом существовании, использующую метод феноменологического анализа» — подпадают многие современные направления психотерапевтической ра боты. На этом основании авторы «Психотерапевтической энциклопедии» полагают, что экзистенциальная психотерапия — это «собирательное понятие для обозначения психотерапевтических подходов, в которых делается упор на "свободную волю", сво бодное развитие личности, осознавание ответственности человека за формирование собственного внутреннего мира и выбор жизненного пути» (1998, с. 690-691). Дей ствительно, если считать, что экзистенциальные направления изучают проблемы су ществования человека и фокусируются при этом на «свободном субъекте», то тогда едва ли не все направления современной гуманистической психологии следует счи тать экзистенциальными. Так, впрочем, и происходит: например, гештальт-терапия часто считает себя экзистенциальным подходом, а вся гуманистическая психология нередко вообще обозначается как экзистенциально-гуманистическая. Однако, когда речь идет о персоналиях, картина становится более определенной. Далеко не все гу манистические психологи объявляются экзистенциалистами, но практически неиз менно в качестве таковых называются имена Л. Бинсвангера, В. Франкла и Р. Мэя, к которым обязательно надо добавить Дж. Бюдженталя и И. Ялома. Проблема диффе ренциации в общем гуманистическом движении в психологии давно уже является предметом дискуссий, в том числе и вокруг того, «сколько» гуманистических психо логии существует. Интересный анализ, выполненный Д. Леонтьевым, выделяет ряд критериев, отличающих экзистенциальное направление в рамках гуманистической психологии от того ее направления, которое условно может быть обозначено как «личностно-центрированный подход» (Леонтьев, 1997). Эта и другие работы, на наш взгляд, не оставляют сомнений в правомерности выделения самостоятельного направ ления экзистенциальной психологии и экзистенциальной психотерапии. Другое дело, что в известном смысле вся современная психология, особенно в ее практичес ком выражении, имеет, так сказать, «экзистенциальное измерение», «экзистенциаль ный вектор», учитывающий самые сущностные стороны человеческого существова ния.
Дальнейшее наше изложение относится к экзистенциальному направлению в практической психологической помощи человеку в ее узком самостоятельном зна чении. Своеобразие экзистенциальной психологии и психотерапии наиболее явно обнаруживается в феноменологии, на которой она фокусируется. Чтобы продемон стрировать отличие понимания сути базисного конфликта человека в экзистенци альной психологии, выдающийся психотерапевт экзистенциального направления И. Ялом сравнивает его с описанием базисного конфликта в психоанализе. Если в классическом психоанализе основной конфликт человека — это конфликт между подавленными инстинктивными устремлениями, если в неофрейдистской трактовке — это конфликт с интернализованными значимыми взрослыми, то экзистенциальный подход считает, что базисный конфликт человека — это «конфликт, возникающий вследствие столкновения индивидуума с данностями существования» (Yalom, 1980, р. 8). Что такое данности существования? В каком-то смысле задача понимания при роды данностей нашего существования не трудна. По Ялому, основным методом этого понимания является личная рефлексия. Ее условия просты: уединение, молчание,
Серьезные проблемы жизни, однако, никогда полностью не разрешаются. Если кажется, что они разрешены, это явный знак, что что-то упу щено. Значение и цель проблемы состоят не в ее разрешении, а е нашей постоянной работе над ней.
К. Юнг
время и свобода от повседневных отвлекающих факторов, которыми заполнен обыденный мир каждого из нас. Если мы сможем отойти, отвлечь ся от повседневности, глубоко погрузиться в раз мышления о нашей «ситуации» в мире, о нашем су ществовании, наших ограничениях и возможнос тях, если мы достигнем при этом самых основ, мы
столкнемся с «глубинными структурами», с данностями нашего существования. Этот процесс рефлексии может быть инициирован, «запущен* какими-то событиями, таки ми, например, как столкновение с чьей-то смертью, или принятие важных необрати мых решений, или разрушение некоторых фундаментальных смыслообразующих моделей (схем), в общем, тем, что часто обозначают как «пограничные» ситуации.
Свою знаменитую книгу «Экзистенциальная психотерапия» (1980) И. Ялом посвя щает рассмотрению четырех данностей, четырех первичных проблем человеческого существования — смерть, свобода, изоляция и бессмысленность. Именно столкнове ние человека с этими проблемами и порождает экзистенциальный конфликт.
Проблема смерти, возможно, наиболее очевидная из всех названных, соотно сится с ключевым экзистенциальным конфликтом между осознанием неизбежнос ти смерти и желанием продолжать быть.
Другая первичная проблема человеческого существования — это проблема свободы. Обычно свобода рассматривается как очевидно позитивный концепт, то, за что борются и о чем мечтают. В экзистенциальном смысле свобода есть отсут ствие внешней структуры. В противоположность обыденному опыту экзистенциа листы считают, что человеческие существа не входят в хорошо структурированный универсум со свойственной ему схемой строения (и не покидают его). Скорее инди вид является автором, ответственным за свой собственный мир, способ жизни, вы бор и действия. Свобода в этом смысле означает, что нет никакой основы, нет ника кой почвы; и мы оказываемся в ситуации противоречия между нашим желанием основы и структуры и нашим столкновением с отсутствием этой основы.
Третья первичная проблема — это экзистенциальная изоляция, означающая не межличностное одиночество или внутриличностное отчуждение от частей своего «Я», но фундаментальную изоляцию от других существ и от этого мира. Независимо от того, насколько тесно, близко мы связаны с окружающими, всегда остается после днее, непреодолимое расстояние, и мы в одиночестве начинаем наше существование в этом мире и в одиночестве его заканчиваем. Экзистенциальный конфликт — это на пряжение между нашим осознанием своей абсолютной изолированности и нашим желанием контакта, защиты, нашим желанием быть частью большого мира.
Проблема смысла является еще одной первичной проблемой или данностью су ществования. Действительно, задается вопросом Ялом, если мы должны умереть, если мы сами создаем свой мир, если каждый из нас изначально одинок в этом безраз личном универсуме, в чем тогда смысл нашей жизни? Если он никак не предопреде лен, значит, каждый из нас должен сам создать свой смысл жизни. Экзистенциальный динамический конфликт проистекает из дилеммы ищущего смысл существа, находя щегося в не имеющем смысла универсуме. Напомним знаменитое высказывание В. Франкла: «У каждого времени свои неврозы — и каждому времени требуется своя психотерапия» (Франкл, 1990, с. 24). Р. Мэй пишет, что если для прошлого был ха-
рактерен тип пациентов, которых нередко пугал контакт с окружением и они жили в своем узком жизненном пространстве, то в наши дни конформизма и человека, на правленного вовне, доминирующий невротический паттерн принимает противопо ложную форму растворения в социальных контактах и идентификации с другими людьми, что грозит человеку утратой собственной сущности. Мэй называет подоб ные явления психо-культурным феноменом организационного человека, существова ние которого подчинено функционированию (May, 1983, р. 21-22; р. 95).
Мэй считает, что с проблемой свободы глубоко связано состояние тревожности. Он ссылается на высказывание Кьеркегора о том, что тревожность — это реаль ность потенциальной свободы, прежде чем свобода материализуется, Тревожность всегда содержит внутренний конфликт, конфликт между бытием и небытием, и по является тогда, когда индивид сталкивается с возникающими возможностями реа лизации своей экзистенции. Однако те же самые возможности предполагают разру шение имеющейся безопасности, что порождает тенденцию отказа от нового потен циала. Тревожность, по Мэю, является состоянием индивида, сталкивающегося с проблемой реализации своего потенциала. Если же он отказывается от своих воз можностей или терпит неудачу в реализации этого потенциала, то переживает чув ство вины. Вина, таким образом, является онтологической характеристикой чело веческого существования (May, 1983, р. 111-112). К. Холл и Г. Линдсей называют это «великой дилеммой», с которой сталкивается каждый человек, и так описывают ее в формулировке Босса: «Человек изначально виновен. Его изначальная вина берет начало с рождения. Именно тогда он начинает быть в долгу перед своим Dasein, на сколько это касается его способностей и всех возможностей жизни. В этом смысле человек остается виновным всю свою жизнь — то есть должным в отношении всех требований, уготовленных будущей его жизнью, до последнего дыхания... Каждое действие, каждый выбор означают отвержение других возможностей, также принад лежащих человеческому существованию в данный момент... Экзистенциальная вина человека состоит в невозможности выполнить наказ реализовать все свои возможно сти» (Босс, цит. по: Холл, Линдсей, 1997, с. 325).
По Мэю, онтологическая вина в той или иной мере присуща всем и берет свое начало в самоосознавании. Ее, однако, не следует смешивать с невротическим чув ством вины, и в целом онтологическая вина имеет конструктивное значение для личности (May, 1983, р. 116). Основной задачей терапевта является помощь чело веку в осознавании себя и своего существования в этом мире.
Приведем в качестве примера фрагмент психотерапевтической беседы Дж. Бюд-женталя со своим пациентом Холом, в котором терапевт пытается стимулировать процесс движения пациента к лучшему осознанию своей субъективности.
— «Джим, думаю, что теперь я лучше, чем когда-либо раньше, понимаю, что зна чит находиться внутри самого себя, но это все еще остается для меня недоступ ным. Мне просто хотелось бы получше за это уцепиться.
— «Уцепиться за это»,.. Вы так сказали, как будто это какая-то вещь или предмет, за который можно уцепиться.
— Да, и... Ну, ладно, уцепиться за мою... за идею... за свое понимание того, как быть внутри себя, быть субъективным или как там. Просто не знаю, как это сказать, но смысл в том...
— Хол, не хочу придираться к словам, но думаю, есть важная причина, по которой
вы говорите о цепляний за "это" как за некий предмет. Я думаю, вы — как и я — научились превращать самого себя в объект. Когда мы пытаемся заставить этот объект вести себя по-другому, наш язык остается языком объектов, мы произ носим "это", "эти вещи", а не "я", "мне" и т. д.
— Конечно, я понимаю, но как это изменить... э-э, как я могу изменить свой спо соб мышления? Не знаю, как это сделать.
— Я думаю, когда мы действительно находимся внутри самих себя, не существует
вообще никаких "как". Мы просто знаем, чего хотим, и делаем это.
— Звучит здорово, но я не могу себе этого представить.
— Можете: просто подумайте минуту. Как вы поете "Дом на горе"? Не существует никакого «как»; вы знаете, что вы хотите сделать, и делаете это. Как рассказы ваете кому-нибудь об идее, которая взволновала вас? Вы просто знаете, что хотите выразить идею, и у вас это получается. Вы можете, если возникают трудности с какой-то частью, остановиться и рассмотреть более объективно процесс выражения, но чаще всего вы просто внутри своего волнения и высказы ваете идею без всякого "как". Разве нет?» (Бюдженталь, 1998, с. 231 -232; более подробное описание этой беседы см. Bugental, 1990).
Мэй отмечает, что экзистенциальный подход не имеет каких-то специальных тех ник и вообще не очень интересуется техническими приемами; это прежде всего путь понимания существования человека. Более того, по его мнению, акцент на техниках скорее препятствует пониманию человека, превращая последнего в объект анализа и воздействия. Западная традиция полагает, что понимание следует за техникой; экзис тенциальный подход — в противоположность этому — исходит из того, что техника следует за пониманием. Основной задачей терапевта является понимание человека и его существования в этом мире, а технические проблемы подчинены этому пониманию. Следствием этого является разнообразие техник, используемых представителями эк зистенциального подхода. Важным принципом становится то, что психологические ди-намизмы могут быть поняты только в контексте актуальной экзистенциальной ситуа ции человека. Делается акцент на присутствии, означающем, что терапевт является ча стью пространства отношений клиента, и именно это обеспечивает его понимание кли ента. Терапевт стремится понять, что происходит с клиентом «здесь-и-сейчас». Иллюстрацией может служить фрагмент психотерапевтической беседы между докто ром Бюдженталем него пациенткой Кейт: «...Она сидела напротив меня, застыв как ка мень, и молчала. "Вы выглядите очень неприступной, Кейт". Она немного нахмурилась, но ничего не сказала, Я ждал. Несколько минут мы оба молчали, затем она слегка поше велилась, еще сильнее сжав сумочку в руках, и произнесла ровным голосом: "Мне нече го сказать". — "Понимаю". Снова молчание. "Я рассказала вам о своей жизни. Что еще вы хотите знать?" — "То, что вы переживаете прямо сейчас". — "Я сказала вам — ниче го". — "Не могу поверить в это, Кейт. Выражение вашего лица просто кричит, ваше тело напряжено, и весь ваш вид говорит, что внутри вас происходит нечто очень важное"» (Бьюдженталь, 1998, с. 267).
Присутствие терапевта в пространстве клиента и значение того, что происходит между ними, столь велико, что следует избегать всего, что способно разрушить это при-
сутствие, в том числе и «аналитического» подхода. Целью терапевтического процесса является осознавание своего существования настолько полно, сколько возможно, что включает и осознание своих возможностей, и возможность действовать на их основе. Таким образом, сфера работы терапевта экзистенциальной ориентации — это про странство экзистенциальных конфликтов, возникающих из столкновения человека с наиболее «сущностными» проблемами человеческого существования. Способ работы — усиление субъективности человека через осознавание себя и своего существования в этом мире, при этом роль терапевта заключается в инициировании процесса исследо вания клиентом глубин своей собственной души.
По своему греческому происхождению слово психотерапия означает процесс исцеления и воспи тания души. В повседневном словоупотреблении психотерапию обычно ставят в один ряд с другими видами терапии, особенно с медицинским лечением. Однако психотерапия, которую я описываю в этой книге, имеет мало общего с лечением малярии, переломов, вирусных инфекций и ссердечно-сосудистой хирургией. Она почти прямо противоположна ситуации, в которой пациенты говорят врачу о своих симптомах, а затем врач проводит свое собственное обследование (в котором паци ент пони мает довольно мало или вообще ничего не понимает) и выписывает рецепты на латыни, а пациент выполняет предписания, не думая ни о чем, кроме того, чтобы быть «пациентом» и ждать излечения. Однако эта заманчивая картина соблазняет как пациента, так и терапевта. Часто оба в действительности хотят, чтобы терапевт был «настоящим врачом» или, еще лучше, взял на себя роль Бога... Многие пациенты хотят, чтобы терапевт взял на себя эту роль, и всегда готовы подыг рывать. Они хотят, чтобы кто-то принимал за них трудные решения, хотят восставать против кого-то, хотят услышать от кого-то определенные ответы, хотят гарантированных результатов, хотят, чтобы некто был больше, чем просто человеком. (И в то же время, конечно, они не хотят, чтобы кто-то делал все это—точно также, как терапевт не хочет играть роль Бога, даже когда поддается такому искушению.) Терапевту очень легко соскользнуть в процессе консультирования на позицию Бога, и у него есть много стимулов для этого. Его авторитет редко подвергается сомнению, его утвержде ния часто рассматриваются какоткровения свыше, одобрение и неодобрение глубоко влияет на тех, кто часто становится его преданным последователем. Как бы часто терапевт ни напоминал себе о своих постоянных ограничениях, он чаще, чем ему бы хотелось, уступает легкому, почти бессозна тельному убеждению, что он действительно обладает более тонким восприятием и более сильным влиянием и может благотворно вмешиваться в жизнь своих пациентов. Как бы я ни был осторожен, я все же иногда ловлю себя на том, что пытаюсь вмешаться в их жизнь, говоря себе, что это абсолют но безвредно и наверняка поможет... Постепенно я все больше осознаю, что, вмешиваясь, я демон стрирую утрату доверия к самому себе, к моему пациенту и к самому психотерапевтическому про цессу. Если я смогу сохранить веру и помочь пациенту воспользоваться собственной мудростью и самостоятельностью, я понимаю, насколько более твердыми становятся достижения пациента... Каждый раз, когда я пытаюсь вмешиваться, чтобы помочь пациенту в определенной жизненной ситуации, я в каком-то смысле ослабляю и его, и себя. Когда я настаиваю на главном, на том, что происходит именно в тот момент, когда мы с пациентом находимся вместе, ...я помогаю ему намно го больше. Раскрытие его потенциала не только положительно влияет на нашу работу, но вносит также важные улучшения в его работу, в его отношения с детьми и с окружающими людьми. Но я никогда полностью не преодолею искушение быть Богом. Я чувствую — и должен чувствовать— свою вину за это. Вину в экзистенциальном смысле, в смысле понимания, что я не сохранил веру в человеческий потенциал моего пациента и в свой собственный. Однако слишком большое чувство вины тоже является искажением. Я не Бог, чтобы в совершенстве избегать роли Бога. Сдается мне, только Господь никогда не играет роль Бога {Бюдженталь, 1998, с. 256-258).
Психологическое консультирование
Одно из определений консультирования, используемых в американской практике лицензирования, гласит: «Консультирование — это совокупность процедур, направ ленных на помощь человеку в разрешении проблем и принятии решений относитель но профессиональной карьеры, брака, семьи, совершенствования личности и меж личностных отношений» (Кочюнас, 1999, с. 7). Сходным образом «Психотерапевти ческая энциклопедия» определяет психологическое консультирование как профес сиональную «помощь пациенту в поиске решения проблемной ситуации» (1998, с. 413). К этим проблемным ситуациям относятся экзистенциальные кризисы, межлич ностные конфликты, семейные затруднения, проблемы профессионального выбора. В качестве основного отличия психологического консультирования от психотерапии подчеркивается, что «пациент воспринимается консультантом как дееспособный субъект, ответственный за решение своей проблемы», однако тут же отмечается, что сегодня границы между психотерапией и консультированием стираются (с. 414). Дей ствительно, если придерживаться ортодоксальной трактовки психотерапии как мето да лечения, ориентированного на личность с клиническими нарушениями, то психо логическое консультирование рассчитано на здоровых людей без подобных отклоне ний. Однако, как уже отмечалось, в наши дни понятие психотерапии, психотерапев тической помощи и психотерапевтических клиентов используется более широко, и в этом случае границы психотерапии и психологического консультирования становят ся трудно различимыми, и подчас эти понятия начинают использоваться как синони мы. Иллюстрируя это, Р. Кочюнас опирается на сравнение диапазона существующих форм работы с континуумом, один из полюсов которого — консультирование, а дру гой — психотерапия, область же между ними фактически может быть названа как консультированием, так и психотерапией. «Чистым» консультированием в этом при мере является деятельность, направленная на работу с ситуационными проблемами, возникающими у здоровых индивидов и решаемыми на уровне сознания (Кочюнас, 1999, с. 12-13). Однако ориентация на «ситуационность», нередко используемая в качестве отличительного признака процесса консультирования, на самом деле харак терна не для всех его видов. Авторы «Психотерапевтической энциклопедии» считают. что в психологическом консультировании можно выделить по меньшей мере три ос новных подхода:
1) проблемно-ориентированное консультирование (consulting) направлено на анализ проблемы и ситуацию, внешние причины ее возникновения;
2) личностно-ориентированное консультирование (counseling) предполагает анализ личностных детерминант возникновения проблемы у человека и ра боту с ними;
3) решение-ориентированное консультирование (solution talk) направлено, как явствует из его названия, на решение проблемы, поиск ресурсов и вариантов ее решения.
Особо подчеркивается, что при личностно-ориентированном консультировании консультант воздерживается от советов и организационной помощи при решении проблемы; тем самым предполагается, что другие виды консультирования их, очевид но, допускают (Психотерапевтическая энциклопедия, 1998, с. 414).
Обращения к «именитым» авторам в попытке более четко определить границы психо логического консультирования не проясняют ситуацию. Так, Мэй (напомним — автор первой появившейся на русском языке книги по психологическому консультирова нию) в качестве цели процесса консультирования называет трансформацию личности и указывает на основные элементы последней фазы консультирования — факторы, способствующие трансформации личности. По его мнению, по крайней мере, в от дельных случаях целесообразно «изложить клиенту все возможные конструктивные варианты избавления его от проблемы». Положительная роль, которую может сыг рать этот прием, тедно связана с другим фактором — созидательной функцией пони мания в целом, ибо «само понимание проблемы приводит в действие механизм транс формации». Следующий элемент — влияние эмпатической связи, возникающей меж ду клиентом и консультантом и способствующей позитивным и конструктивным про явлениям клиента. Важным фактором трансформации личности становится также такой значимый в работе консультанта элемент, как «утилизация переживаний кли ента». Принципиальным для гуманистической психологии становится представление, что «консультант должен стремиться не столько избавить клиента от переживаний, сколько направить их в конструктивное русло» (Мэй, 1994, с. 94-98). В этом приме ре переплетаются как те компоненты и приемы, которые могут считаться характер ными для консультирования, так и то, что вполне типично для психотерапевтической работы.
Ф. Холлис предлагает следующую классификацию техник, используемых в кон сультировании и социальной работе. Во-первых, это техники, которые могут быть названы поддерживающими процедурами. Они включают в себя такие действия, как демонстрация интереса, желания помочь, понимания, признание возможностей и компетентности клиента, успокаивание его относительно тех проблем, которые вы зывают у него тревогу и вину. Это наиболее универсальные техники, применяемые фактически во всех видах практической работы.
Во-вторых, это процедуры прямого влияния, среди которых наиболее часто ис пользуются предложения и советы. В ситуациях социальной работы сотрудник мо жет высказать свое мнение относительно тех действий, которые стоит предпринять клиенту. Применение техник этого вида не столь универсально, оно более связано с особенностями консультируемого случая, и их эффективность, по мнению Холлис, в высокой степени зависит от наличия сильной позитивной связи между клиентом и консультантом. Добавим к этому четкое описание техник прямого вмешательства, выполненное П. Пэпп: «Под прямыми вмешательствами понимаются советы, объяс нения, предложения, интерпретации и задания, предназначенные для того, чтобы их поняли буквально и следовали им так, как предписывает терапевт. Они имеют целью непосредственно изменить правила или роли в семье. В их числе — обучение родителей управлению детьми, перераспределение обязанностей между членами семьи, установ ление правил дисциплины, регулирование права на личную жизнь, установление воз растной иерархии и сообщение информации, которой семья не располагает. К ним относятся также содействие открытому общению, выявление скрытых чувств, уста новление в семье личностной обратной связи и интерпретация внутрисемейных взаимо действий. Предпринимая прямые вмешательства, терапевт рассчитывает на то, что его ука? шиям будут следовать, и поэтому прибегает к ним в тех случаях, когда считает, что они окажут воздействие на семью» (Минухин, Фишман, 1998, с. 246-247).
Третья группа — это те действия консультанта, которые могут быть названы катар-сическими, или проясняющими. Они направлены на помощь клиенту в проявлении и выражении его чувств, эмоционально тяжелых воспоминаний, также способствуют снижению напряжения.
Следующая категория приемов широко обозначается как рефлексивное рас смотрение актуальной ситуации человека, как пишет Холлис, «конфигурации чело век—ситуация». Она включает в себя:
а) приемы, направленные на описание клиентом своей ситуации, ее экономичес ких, социальных, физических и других аспектов, людей, с которыми он связан;
б) приемы, имеющие своей целью прояснение того, что человек думает по поводу своих действий, своего поведения, его последствий, и направленные на обсуж дение возможных альтернативных стратегий поведения, использование дос тупных ресурсов, его отношений с людьми, с которыми он связан;
в) побуждение человека к рефлексивному отражению своих чувств, установок, представлений, которые могут не вполне осознаваться, быть невербализо-ванными или не рассматриваться как значимые; побуждения к анализу соб ственных действий или реакций, которые могут не соответствовать ситуации или создавать проблемы;
г) действия, направленные на уточнение отношений клиента и консультанта.
Все эти приемы, или «техники», обязательно используются, хотя бы частично, при работе консультанта с любым случаем.
Пятая категория методов включает в себя процедуры, направленные на побуж дение клиента к рефлексии и осознанию внутренних детерминант динамики его ре акций, на осознание взаимосвязи между различными аспектами его поведения, на осознание его искажений реальности или неадекватных реакций и т. д. Эта группа методов также ориентирована на осознавание человеком своей субъективности, взаимосвязей различных аспектов своего поведения и внутренних реакций и т. д., но, в отличие от предыдущего, «в историческом плане» — ранее интернализованных спо собов реагирования, которые становятся частью актуальной ситуации. Все эти при емы, в большей или меньшей степени используемые при работе с разными «случая ми», в конечном счете «работают» на понимание того, как человек воспринимает свою жизненную ситуацию — его реальную ситуацию, его способ реагирования на нее и их взаимосвязи (Hollis, 1964).
Приведенные примеры, число которых могло бы быть увеличено, фактически сви детельствуют, что психологическое консультирование сегодня — это своего рода со бирательное понятие для обозначения разных видов и приемов психологической по мощи людям; его непросто дифференцировать не только от психотерапевтической работы, но и от других видов психологической помощи — среди которых специалисты упоминают «советы», «информирование», «прямое действие», «обучение» и «системные изменения*. (Психологическая помощь и консультирование..., 1*998, с. 57). В общем, можно сказать, что психотерапию часто считают более «глубоким» (или «глубин ным») видом психологической помощи, имея в виду «глубину вовлеченности личнос ти клиента (пациента) в процесс психотерапии в отличие от процесса консультирова ния» (с. 61). Соответственно считается, что консультирование релевантно случаям, когда «проблемы клиента не носят "встроенный" характер, т. е. являются следствия-
ми не его развитых внутренних ригидных невротических паттернов, а скорее обуслов лены давлением внешних факторов» (с. 60-61). Для психологического консульти рования характерно более пристальное внимание к ситуациям, которые иногда обо значаются как «давление социальной реальности». В явном или скрытом виде цели психологического консультирования часто связываются с расширением адаптацион ных возможностей человека: это проявляется, в том числе, и в использовании выра жений типа «улучшение функционирования», «усиление эффективности» и т. д. Че ловек обращается за психологической консультацией, потому что у него возникают проблемы. Эти проблемы могут переживаться как межличностные затруднения: кон фликты в семье, на работе, с другими людьми. Человек сам не может справиться с возникшей ситуацией, он хочет понять, что делать, как выйти из этой ситуации, как добиться понимания со стороны другого или, может быть, воздействовать на него и т. д. Переживаемые трудности в этом случае, как правило, описываются как интер персональная ситуация — т. е. описание отношений, взаимодействия, поведения сто рон и т. д. Эти конфликты интерпретируются как возникающие «проблемы с други ми», решение которых требует изменений в интерперсональной плоскости отноше ний и взаимодействия.
При психотерапии психолог содействует диалогу человека с самим собой. Что же происходит при психологическом консультировании? Проведенный анализ дает осно вания для понимания процесса психологического консультирования в ситуциях пере живаемых клиентом конфликтов как психологической помощи в диалоге человека с другими. Действительно, если принять позицию, согласно которой при консультирова нии (в отличие от психотерапии) проблемы клиента имеют не «встроенный» характер и в большей мере обусловлены «давлением социальной реальности», то это «давление» всегда проявляется в интерперсональном контексте, в отношениях со «значимыми дру гими», в конфликтах с которыми и «персонифицируется» это «социальное давление». В этом смысле психологическое консультирование — по крайней мере, в том, что каса ется работы с конфликтами — это всегда психологическая помощь человеку в поиске его взаимопонимания с «другими», работа с «человеком-в-ситуации». В пользу этого свидетельствует и анализ литературы по проблемам консультирования, в том числе и описания конкретных случаев работы. Стоит добавить, что изначально сложившаяся ориентация консультирования на «здорового индивида» открыла большие возможнос ти работы с интерперсональными ситуациями (и, соответственно, конфликтами), по скольку возникающие у индивида проблемы рассматриваются уже не столько как след ствие его внутренних нарушений, а как результат его неэффективного взаимодействия сокружением.
Групповая психотерапевтическая работа
Групповая психотерапия определяется как такой «психотерапевтический метод, специфика которого заключается в целенаправленном использовании групповой динамики, т. е. всей совокупности взаимоотношений и взаимодействий, возникающих междуучастниками группы, включая и группового психотерапевта, в лечебных целях» (Психотерапевтическая энциклопедия, 1998, с. 103). Соответственно цели групповой
психотерапии формулируются как «раскрытие, анализ, осознание и переработка про блем пациента, его внутриличностных и межличностных конфликтов и коррекция не адекватных отношений, установок, эмоциональных и поведенческих стереотипов на основе анализа и использования межличностного взаимодействия» (с. 105); более ко ротко — как расширение сферы самосознания пациента в области самопонимания, от ношения к себе и саморегуляции.
Фактически групповая психотерапия решает те же задачи, что и индивидуальная. Основываясь на таком понимании сути групповой психотерапии, ей нередко отказыва ют в статусе самостоятельного направления в психотерапии, поскольку и ее основные принципы, и ее цели, в сущности, совпадают с таковыми в индивидуальной психотера певтической работе, а различия состоят лишь в том, что в групповой психотерапии ин струментом воздействия на отдельного человека становится не только психотерапевт, но и группа. Безусловно, в какой-то степени это зависит от процедур, используемых в каждом конкретном случае, однако в целом подобная точка зрения на групповую пси хологическую работу представляется не вполне справедливой. Наиболее существен ным приобретением групповых форм работы является возможность «проживания» индивидом терапевтического процесса в контексте его взаимоотношений и взаимодей ствия с окружающими. Признано, что используемые человеком модели взаимодей ствия в группе и устанавливаемые им отношения с членами своей группы отражают его истинные взаимоотношения в повседневной жизни и их привычные формы. Благодаря процессам, возникающим в группе, проявляются внутренние конфликты и нарушен ные отношения человека. А за счет специфических принципов работы психологичес кой группы, например обратной связи, он получает возможность лучше осознать свои проблемы. Кроме того, сама групповая динамика порождает эмоциональные конфлик ты между участниками, становящиеся «материалом» терапевтической работы. «Реак ции других на тебя и твои на других в группе могут облегчать разрешение межличност ных конфликтов вне группы» (Рудестам, 1990, с. 23). Однако было бы ошибочным ду мать, что интерперсональный контекст группы направлен в большей мере на работу с межличностными конфликтами, напротив, чаще практика группой психотерапии ори ентирована на проработку индивидуальных внутренних конфликтов.
Основные идеи групповой психотерапии были сформулированы достаточно дав но. Так, уже А. Адлер считал, что группа позволяет выявить основные эмоциональ ные нарушения человека и обладает возможностями оказывать влияние на индиви да, на изменение его установок, модификацию переживаний и т. д. Особое место в истории групповых форм работы занимает имя К. Левина, исследования которого показали силу влияния группы на индивидуальные изменения. Дальнейшее развитие групповая психотерапия получает в рамках гуманистического направления в психо логии. К. Роджерс в своих работах уделил много внимания терапевтическим возмож ностям группы, стимулирующим самораскрытие ее участников. Это прежде всего атмосфера взаимного принятия, облегчающая переживание членами группы болез ненных чувств и проявлений. В традиции Роджерса центром терапевтической работы в группе является поиск аутентичности и открытости в отношениях с другими. В гештальт-терапии также применяются групповые формы работы, однако они облада ют своей спецификой. Если обычно для психологических групп характерно вовлече ние всех участников в групповой процесс и опора в терапевтической работе на груп повую динамику, то в классической гештальт-группе терапевт работает с одним из
учаСТНИКОВ ГруППЫ, а ОСТаЛЬНЫе наблюдают За Группа — это реальный мир в миниатюре, С
ПРОИСХОДЯЩИМ И, благодаря ЭТОМу, ПО замыслу теми же видами задач и межлич1юстныхконф-г / пиктов, которые встречаются на нашем жиэ-
Перлса, лучше понимают свои проблемы. ненномпути.
И. Ялом (1999) перечисляет следующие основ- к.Рудестам
ные характеристики групп, выступающие в каче- |_________|__________________
стве терапевтических факторов:
1. Сплоченность.
2. Внушение надежды. Вера в успешность и надежда на возможность достиже ния благополучия.
3. Обобщение. Понимание того, что и другие люди испытывают те же проблемы.
4. Альтруизм. Ощущение своей нужности и пользы, приносимой другим, оказы вает сильное терапевтическое воздействие.
5. Предоставление информации/рассуждения. Использование приемов ин формирования и дидактического инструктирования.
6. Множественный перенос. Этот фактор связан с тем, что любые трудности прошлого и настоящего, переживаемые человеком, проявляются в отношени ях в группе, которые и становятся предметом исследования и анализа при груп повом терапевтическом процессе.
7. Межличностное обучение. В группе происходит апробация новых форм по ведения и взаимодействия, способствующая личностному росту участников.
8. Развитие межличностных умений.
9. Имитирующее поведение. Воспроизведение иных образцов поведения, на блюдаемых человеком в группе, открывает дорогу творчеству.
10. Катарсис. В терапевтической группе становится возможным обсуждение скрытых или подавленных «неприемлемых» чувств и потребностей, что ведет к психологическому очищению, облегчению и свободе.
Все эти особенности психотерапевтической группы «работают» на разрешение конфликтов каждого участника с помощью диалога, идущего в группе, который сти мулирует диалог человека с самим собой. Для иллюстрации групповых форм работы с конфликтами обратимся к одной из наиболее ранних форм групповой психотера пии, отличающейся оригинальностью и безусловной групповой специфичностью, — к психодраме.
В отличие от других методов групповой психотерапии, которые нередко перено сились в группу из практики индивидуальной психотерапии часто в почти неизменном виде (как, например, в гештальт-терапии), психодрама сразу создавалась ее автором Дж. Морено как метод именно групповой работы. Первым шагом к постепенному раз витию и оформлению основных идей психодрамы стал театральный эксперимент Море но. Изначально он не был прямо связан с психотерапией, а был направлен на поиск форм развития и реализации творческого начала в человеке. Сам Морено так пишет об этом: «Моя версия театра была основана на представлении о спонтанном творче стве личности. Но сама идея спонтанной и творческой личности была глубоко дискре дитирована и предана забвению в те времена, когда идея фикс побудила меня бороться с ее противниками за возрождение личностного в человеке, бороться, используя лю бые возможности убеждения и саму драму. Вена 1910 г. была местом, наглядно иллю стрирующим три формы материализма, которые в наш век бесспорно владели миром:
экономический материализм Маркса, психологический материализм Фрейда и техно логический материализм парового двигателя, аэроплана и атомной бомбы. Все эти три формы материализма, насколько бы далеки они ни были друг от друга, молчаливо соглашались в одном — в глубоком страхе и отвращении, почти что ненависти к спон танному и творческому в личности (что никак не следует смешивать с индивидуаль ным гением, одной из многочисленных форм проявления спонтанности)» (Морено,
1993, с. 10-11).
Возможности стимулирования спонтанности, креативности, свободного начала в человеке Морено увидел в театральной игре. Свой опыт он описал в работе «Театр спонтанности*. Он исходил из идеи, что естественная склонность людей к игре может быть использована для экспериментирования с жизненными ролями, для раскрытия спонтанного начала в человеке и развития его творческого потенциала. Понятие спонтанности также связано с творческими возможностями личности; по Морено, «спонтанность — это адекватная реакция на новые условия или новая реакция на старые условия» (Лейтц, 1994, с. 113). Постепенно вырисовываются принципы, на основе которых театр Морено превращается в психотерапию, в психодраматическую проработку человеком своих проблем и конфликтов. Проигрывание собственных ролей и ролей своих партнеров по повседневному взаимодействию помогает осознать свои проблемы, переосмыслить их, прийти — с помощью терапевта и группы — к более адекватному их пониманию и пониманию себя в целом. «Целью психодрамати ческой терапии является высвобождение блокированных чувств и мыслей и перевод их в действие» (Лейтц, 1994, с. 149).
Драматическое действие, проигрывание ролей — не просто методический прием, найденный Морено; с его точки зрения, «непосредственно осязаемыми аспектами того, что называется "Я", являются роли, в которых оно действует» (цит. по: Лейтц,
1994, с. 23). Именно в ролевом поведении, в ролевом взаимодействии с окру жающими, по его мнению, в наибольшей степени проявляется Я человека с его конф ликтами, внутренними и межличностными трудностями. Проведенные исследования показали, что психодраматический процесс разыгрывания ролей оказывает влияние на изменение поведения, отношений, установок, на эмоциональное реагирование че ловека (Психотерапевтическая энциклопедия, 1998, с. 404-405). Диалог в психодра ме обеспечивается особой процедурой, главным участником которой является субъект (протагонист), представляющий свои проблемы. Ему помогают другие участ ники группы, или котерапевты, исполняющие вспомогательные роли. Терапевт, по добно режиссеру, организует действие, создает общую атмосферу, побуждает прота гониста и других участников игры к спонтанности. Остальные члены группы — зри тели — участвуют в обсуждении состоявшейся игры.
По Морено, роль является продуктом интерперсонального опыта человека, по этому для ее актуализации, проявления необходима ситуация взаимодействия, меж личностного общения. Одной из основных техник в психодраме является обмен роля ми (смена, инверсия ролей). Участники игры, импровизируя, изображают партнеров протагониста по реальному взаимодействию (в семье, на работе и др.). При этом они исходят из собственных представлений, однако когда их поведение перестает соответ ствовать представлениям протагониста, играющие меняются ролями: протагонист начинает выступать в роли своего партнера, а его роль теперь исполняют другие уча стники, в соответствии с тем, как он вел себя до этого.
Протагонист психодраны... не актер. То, что он играет, не является запланированным и от репетированным. Он играет это в произволь ном действии, на основе импровизации. Он играет собственную жизнь, настоящее, про шлое, будущее, о котором мечтает или кото рого желает; он играет все это искренне и по-настоящему, исполненный чувствами, к кото рым он вряд ли был бы способен на одном только вербальном уровне коммуникации. Выражая свои чувства в психодраме, он не только познает себя самого с собственной своей позиции, но и при обмене ролями со сво им визави смотрит на себя его глазами. Он воспринимает точку зрения ближнего. Психо драматическое действие захватывает всю личность исполнителя, его мысли, чувства и действия.
Г. Лейтц
Конкретная техника работы с конфликтом за висит от того, какова природа конфликта протаго ниста. Г. Лейтц, известный авторитет в области психодрамы, ученица и ближайшая соратница Морено, в своей работе различает следующие виды конфликтов: иншраролевой конфликт в рамках одной роли, интерролевой конфликт между различными ролями человека, интрапер-сональный и интерперсональный конфликты.
Представление об интраролевом конфликте в психодраматической традиции связано с поняти ем кластерного эффекта: каждая роль фактически представляет собой скорее ролевой конгломерат, содержащий — в рамках одной роли — ряд парци альных ролей, субролей. В примере Лейтц мать принимает роли роженицы и женщины, любящей своих детей, но отвергает роли кор милицы и воспитательницы. Интраролевой конфликт может болезненно переживать ся человеком, если он сам осуждает свое отвержение или неудовлетворительное ис полнение какой-то части своей роли, а также может создавать межличностные труд ности, поскольку, как уже отмечалось, любая роль интерперсональна по своей сути и ее исполнение каким-то образом воспринимается и оценивается окружением, непос редственными партнерами по взаимодействию. Лейтц считает, что эффективная тера пия интраролевого конфликта может быть реализована за счет формирования нового отношения к своим ролям в ходе проведения соответствующих ролевых игр, которое позволяет преодолеть их отвержение и, напротив, обеспечить их принятие и последу ющее адекватное исполнение. Другой вариант — психодраматическая переработка конфликта — предполагает более глубинную работу, позволяющую выявить часто достаточно глубокие и скрытые причины отвержения ролей и помочь клиенту либо преодолеть это отвержение, либо принять его как собственную невозможность ис полнения роли или право ее не исполнять.
Понимание интерролевых конфликтов в психодраме достаточно традиционно — как противоречие или даже несовместимость разных ролей человека. В психодрамо-терапии подобного конфликта используется такая известная техника психодрамы, как множественное дублирование. Она представляет собой сценическую материали зацию внутреннего драматического диалога протагониста. Допустим, речь идет о жен щине, которая оказывается в ситуации интерролевого конфликта из-за того, что от крывающиеся перед ней перспективы профессиональной карьеры находятся в явном противоречии с ее семейными ролями жены и матери. В технике множественного дублирования женщина — протагонист — располагается на сцене, слева и справа от нее — два других участника игры, исполняющие вспомогательные роли. Сначала протагонист начинает рассказывать о своем конфликте. Когда женщина останавлива ется, один дубль говорит о потребности в удовлетворении профессиональных устрем лений, аргументируя право протагониста на реализацию этой потребности, а то и необходимость ее реализации. Следует реакция протагониста на эти слова, затем го ворит второй дубль, который защищает роли жены и матери, также сопровождая свои высказывания соответствующими аргументами. Диалог разных «ролей» переме-
жается словами самого протагониста, комментирующего выступления «дублей», выс казывающего свои переживания и возникающие у него по ходу диалога позитивные и негативные реакции. Этот прием позволяет носителю конфликта как бы со стороны наблюдать борьбу своих разных «Я», персонифицированных в противоречащих друг другу ролях. Он помогает ему более четко осознать реальность возникшего противо речия, его масштабы, возможные следствия и т.д.
Разрешение конфликта может быть связано с тем, что в ходе такого обсуждения проблемы протагонист постепенно начинает склоняться в пользу позиции одного из «дублей», в отношении которой у него возникают позитивные реакции, тогда как на слова другого он начинает реагировать все более устойчиво негативно. В приве денном нами примере это не означает, что женщина осуществляет выбор в пользу одной из ролей и отказывается от другой, но скорее под влиянием проживания си туации этого диалога происходит сравнительная переоценка их значимости, и на смену их равнозначности приходит иерархия, в которой одна из этих ролей — по крайней мере, на какой-то жизненный период — оказывается приоритетной. Лейтц в своей книге предостерегает, однако, от возникновения противоположного эффекта. В результате подобного обсуждения конфликта у клиента может возникнуть стойкая амбивалентность, когда протагонист соглашается с аргументами и одной и другой стороны и в конце концов начинает чувствовать подавленность и невозможность раз решить эту ситуацию. В этом случае используется проигрывание конфликтных ролей (в соответствии с психодраматическими представлениями, действие эффективнее слов), инсценировка проекций будущего (как клиент представляет себе свое жела тельное будущее через год, пять, десять лет) и другие приемы, которые должны по мочь клиенту преодолеть эту амбивалентность. Еще раз подчеркнем, что эффектив ный результат этого диалога может выражаться не только — и возможно, не столько — в предпочтении одной роли, потому что за этим предпочтением может стоять скрытое подавление проблемы, сколько в их интеграции в разных возможных формах.
Интраперсональные ролевые конфликты, по Лейтц, отличаются тем, что они берут свое начало не в актуальной ситуации индивида, а в его прошлом. В примере Лейтц (с точно таким же конфликтом пришлось столкнуться и нам) мужчина не может последовательно и искренне реализовать роль отца, но анализ текущей си туации не дает ясной картины истоков этого конфликта. В результате психодрама тического воспроизведения сцен из его детства, его отношений и взаимодействия с отцом оказалось, что он был лишен подлинного общения с отцом. Воспитание маль чика целиком осуществлялось дедом, фактически подавлявшим и самого протаго ниста, и его отца, который по-своему любил сына, но даже не мог и не умел проявлять свои чувства. Протагонист признал, что в отношениях с собственными детьми он оперирует опытом взаимодействия со своим отцом. Осознание этого факта изменяет его отношение к собственной роли отца, к своему поведению и даже к собственным неудачам и открывает возможность творческого поиска новых форм реализации от цовской роли.
Еще один вариант ролевого конфликта — это интерперсональный ролевой кон фликт. Речь идет о ситуации взаимодействия людей, взаимное ролевое несоответствие которых порождает у них внутренние проблемы. (Следует отметить, что даже партне ры с внутренними проблемами могут успешно дополнять друг друга и их взаимодей ствие не только не будет порождать конфликты, но может иметь терапевтическое зна-
чение.) По аналогии с Лейтц, адекватным примером такого конфликта будет следую щая ситуация из нашей практики. Молодых супругов объединяло желание иметь уют ный, теплый дом. Атмосфера в их родительских семьях, несмотря на относительное внешнее благополучие, была достаточно непростой, и им хотелось в своей семье обре сти любовь и покой. Первые годы совместной жизни им удавалось достичь желаемого, появление ребенка только способствовало этому. Однако профессиональная жизнь жены оказалась более успешной, и постепенно она добивается большего, чем ее муж, как с точки зрения статуса, так и в материальном отношении. Это становится пробле мой для ее мужа, который ориентирован скорее на патриархальный тип семьи с мужчи-ной-«кормильцем» во главе. Внешне проблема начинает проявляться в том, что муж упрекает жену за то, что она из-за работы приносит в жертву интересы семьи и, в первую очередь, ребенка. Поскольку у женщины имеет место, хотя и не сильно выраженный, межролевой конфликт, попреки мужа переживаются ею сильнее. В свою очередь, она считает, что если она должна соответствовать требованиям мужа «больше быть женщи ной», то это возможно лишь в том случае, если ее муж «будет мужчиной», т.е. будет более эффективно выступать в роли кормильца семьи. Внутренний конфликт ее мужа связан с невозможностью соответствовать собственному представлению о роли отца и мужа в семье, и ответственность за это он возлагает на собственную жену. Внутренний конфликт жены связан с тем, что она испытывает неудовлетворенность собственной ролью в семье, определенной сложившимся в семье распределением обязанностей; она считает эту рол ь вынужденной, навязанной ей и потому упреки мужа в том, что именно ее поведение разрушает их семью, считает несправедливыми. Сложившаяся в семье си туация актуализирует проблемы прошлого каждого из них. Муж вырос в семье со сла бым отцом с низким социальным и личностным потенциалом, в семье полностью главен ствовала мать, ни во что не ставящая отца и мало заботящаяся о детях. Жена в силу об стоятельств своей семьи росла самостоятельным ребенком, привыкшим полагаться на самого себя. Каждому из супругов недоставало в детстве заботы, и они надеялись полу чить ее в своей семье. Лейтц указывает, что при остром интерперсональном конфликте трудно рассчитывать на быстрый успех психодрамотерапии, однако и здесь могут ока заться эффективными ролевые игры со сменой ролей, когда партнеры получают воз можность увидеть ситуацию глазами другого. Исходя из опыта Лейтц, «конфликт, ко торый прежде вменялся в личную вину партнера, может теперь оцениваться более объективно и, быть может, впервые обсуждаться адекватным образом. В этом состоит прогностически благоприятная предпосылка для его интеграции» (Лейтц, 1994, с. 309). Также позитивную роль могут сыграть игры-фантазии и инсценировки-проек ции, способствующие творческому преодолению конфликта. Трудности в его успеш ном разрешении связаны с ролевой ригидностью партнеров. Однако во многих случаях подобных «запущенных» и острых конфликтов необходима супружеская терапия (о которой пойдет речь в следующей главе).
Выбор психодрамы в качестве иллюстрации групповых форм работы с конфликта ми определен ее историческим статусом. Психодрама Морено, как уже отмечалось, — одна из наиболее давних сложившихся форм групповой терапевтической работы. Она оказала безусловное методическое (как минимум) влияние на общую практику груп повой психотерапии разных направлений, в частности, ролевые игры являются едва ли не непременным ее атрибутом; из всех существующих практик психодрама внесла наибольший вклад и в теоретическое понимание ролевых конфликтов.
В целом, групповая психотерапевтическая работа имеет своей целью помочь — за счет группового контекста — проявлению, осознанию и «проживанию» своих конф ликтов человеком. Фактор группы — при умелом использовании ■— содержит мощ ный терапевтический потенциал: он обеспечивает проявление конфликтов человека в его реальном взаимодействии с другими людьми, дает возможность «обратной связи», позволяет осознать общность своих проблем с опытом других людей и т. д. Конкрет ные формы использования возможностей группы зависят от ориентации терапевта на те или иные теоретические подходы. Так, в группах «поведенческого» направления акцент будет делаться на модификации поведения, в гештальт-группах, — на прора ботке внутренних конфликтов и т. д. Психодрама позволяет «материализовать» в сце ническом действии, диалоге конфликты человека как с самим собой, так и с другими людьми. Понятно, что индивидуальная и групповая психологическая работа не явля ются взаимоисключающими формами. Например, после (или в ходе) индивидуальной работы терапевт может прийти к выводу о целесообразности помещения клиента в группу, где тот столкнется с другими пациентами, которых беспокоят аналогичные или, напротив, совсем иные проблемы. Взаимодействие клиентов и совместное об суждение их проблем способствует продвижению человека на пути осознания соб ственных конфликтов. Такого рода примерами перемежающейся индивидуальной и групповой психотерапевтической работы с пациентами изобилуют тексты Дж. Бюд-женталя(Бюдженталь, 1998;Bugental, 1990).
Фактически в рамках тех координат, которые использовались нами прежде, мож но говорить об используемых в групповой работе формах побуждения человека как к внутреннему диалогу с самим собой, так и к диалогу с другими. При этом в отдельных случаях реальный диалог с другими участниками группы помогает каждому лучше понять себя и свои проблемы, а в других — он фактически является диалогом со «значимыми другими» этого человека.
Взаимодействие психолога и клиента
На протяжении всего обсуждения разных типов практической психологической работы с конфликтами мы исходили из идеи инициирования, организации психоло гом диалога человека с самим собой или другими как способа, помогающего осознать свои проблемы и научиться их преодолевать. Понятие диалога в данном случае, под черкнем еще раз, означает, что человек ведет «честный» разговор с самим собой, не подавляя противоборствующие стороны своего «Я» и не игнорируя внутренние про тиворечия; то же относится и к его — реальному или воображаемому — диалогу с другими. Более того, используемые терапевтами специальные процедуры организа ции этого диалога «задают» равенство сторон. Однако этот идущий в самом клиенте диалог, в свою очередь, «встроен» в другой процесс — в процесс взаимодействия кли ента с терапевтом, и этот процесс, отвечая формальному пониманию диалога как кон такта и беседы двоих, совсем не обязательно является подлинным диалогом двух рав ноправных людей. Вспомним, каким был контакт терапевта и пациента в психоанали зе — исторически первой психотерапии как способа «лечения души». Фактически это было — в нашем современном понимании — скорее избегание контакта. Впро чем, психоаналитическая процедура с ее специфическим представлением о контакте
между пациентом и терапевтом уже давно подвергалась критике. Так, Морено, обра щаясь к психоаналитикам, писал, что процедура их работы «допускает анализ, но исключает действие... Пациент пассивно располагался на кушетке, аналитик садился позади него, чтобы его не видеть и избежать интеракции... Ситуация была гермети чески закрытой... Вполне логично, что вашей проблемой стало изгнание жизни из врачебного кабинета и "бой с тенью" вместо терапевтического процесса» (Moreno, 1964, цит. по: Лейтц, 1994, с. 26-27).
Сегодня фактически речь уже не идет о каком-то определенном типе контакта терапевта с пациентом, скорее о диапазоне возможных позиций психолога в этом взаимодействии. Эта проблема затрагивается Р. Кочюнасом в связи с обсуждением им вопроса о консультативном контакте, в котором выражаются отношения клиента и консультанта, их установки и чувства друг к другу. В частности, он отмечает, что при терапии поведения «консультант является активной и директивной стороной; он ис полняет роль учителя, тренера, стремясь научить клиента более эффективному пове дению»; в рационально-эмотивной терапии (А. Эллиса) «консультант играет роль учителя, а клиент — ученика», в экзистенциальной терапии — «отношение между консультантом и клиентом понимается как контакт "человек — человек", идентич ный встрече двух равноценных людей» (Кочюнас, 1999, с. 48-49).
Особенно принципиальные изменения отношения консультанта и клиента претер певают в гуманистической психологии, где «терапевтический союз не является отно шениями врача и пациента (как в динамической психотерапии) или учителя и студен та (как в поведенческой психотерапии), а представляет отношения одного человечес кого существа к другому. Роджерс (1955) писал: "Я вступаю во взаимоотношения не как ученый, не как врач, который может точно определить диагноз и лечение, но как личность, вступающая в личные отношения"» (Психотерапевтическая энциклопе дия, 1998, с. 124).
В целом, возможные позиции терапевта различаются прежде всего по параметру директивности/недирективности его поведения во взаимодействии с клиентом. Директивное поведение терапевта связывается с такими позициями, как руководи тель, учитель, опекун и т. д., для обозначения недирективного поведения использу ются понятия партнера, консультанта, эксперта, помощника. Фактически «данный аспект взаимоотношений "психотерапевт-пациент" отражает распределение в этой диаде (аналогично в групповой психотерапии) власти, а значит, и ответственности за ходи результаты лечения» (там же, 1998, с. 144).
Выбор той или иной позиции осуществляется терапевтом, исходя из его представле ний о том, какая из них окажется более эффективной с точки зрения реализации психо терапевтического процесса и достижения его результата. Директивные формы поведе ния (проявляющиеся в активной, доминирующей позиции терапевта, направлении им процесса психотерапии, инструктировании пациента, использовании элементов вну шения и т. д.), типичные для начальных этапов становления психотерапевтической практики, несут на себе отпечаток медицинской традиции взаимодействия врача и боль ного. Недирективные формы поведения терапевта, напротив, исходят из представле ния о низкой эффективности или даже возможном негативном эффекте его директив ной позиции. Обычные аргументы, приводимые в подтверждение подобной точки зре ния, связаны с отрицательным влиянием директивности терапевта на процесс измене ний в пациенте (или группе пациентов), так как его «руководящая» позиция ограничивает
самостоятельность клиентов и снимает с них, по крайней мере частично, ответствен ность за происходящее. Предпочтение недирективных форм поведения в современной практике психологической работы сложилось во многом под влиянием гуманистичес кой традиции К. Роджерса с его триадой качеств психотерапевта: эмпатия, принятие, аутентичность. В отношениях психотерапевта и пациента отражаются и принятые в об ществе модели взаимоотношений, и представления самой науки. В сущности, контакт между ними всегда описывается в терминах руководства или партнерства и соотноше ния соответствующих стратегий в общем взаимодействии психотерапевта и клиента.
Вряд ли, однако, целесообразно говорить о преимуществе (с точки зрения потен циальной эффективности) той или иной формы поведения терапевта вообще, понят но, что необходим учет и других факторов, часто в конечном счете играющих решаю щую роль (например, таких как особенности клиента). При пассивности и низкой мотивации пациента терапевт может использовать более директивные формы работы, постепенно все более опираясь на активность самого клиента. Опытный терапевт мо жет владеть разными стилями взаимодействия, что позволяет ему гибко варьировать элементы своего ролевого поведения в зависимости от поведения клиента и протека ния терапевтического процесса.
Особенно важным, на наш взгляд, аспектом обсуждаемой проблемы становится вопрос о границах возможного воздействия терапевта на клиента, в частности его влияния на принимаемые клиентом решения. Дело в том, что «биполярность» самого явления конфликта, вызываемая им внутренняя «борьба» в душе человека и тем более противостояние с другими располагают к поиску «истины», «правильного» ответа на возникающие вопросы. И за этим ответом человек часто приходит к психологу, иног да действительно полагая, что профессионал знает и понимает больше, чем он, а пото му и сможет найти правильное решение, а иногда явно или неявно рассчитывая на то, что психолог просто возьмет на себя ответственность за него. Это делает особенно важной именно в практике работы с конфликтами проблему границ возможного воз действия психолога на позицию клиента, его видение ситуации, принимаемые реше ния и т. д.
Меняется время, и меняются наши представления о свободе человеческой лично сти, ее правах и мере воздействия на нее. В своих воспоминаниях Ювг описывает следующий эпизод из своей практики. К нему был направлен пациент, которому был поставлен диагноз «алкоголическая неврастения» с крайне неблагоприятным прогно зом. Этот человек происходил из богатой и почтенной семьи, занимал ведущий пост в семейной компании, имел жену, с внешней точки зрения его ситуация выглядела вполне благоприятно. Однако он много пил, и Юнг пришел к выводу, что у пациента невроз. Причиной его невроза, по мнению Юнга, был «материнский комплекс». Паци ент находился в угнетающей его зависимости от матери, от давления которой он не мог избавиться, так как был ей обязан работой и не мог решиться пойти против нее и лишиться из-за этого привычного комфорта и стабильности. Предпринятое лечение оказалось успешным, пациент чувствовал себя вполне здоровым, однако Юнг предуп редил его, что возвращение в прежнюю ситуацию может привести к возобновлению его проблем. Так и произошло. Теперь к Юнгу обратилась мать его пациента, контакт с которой лишь дополнителньо убедил терапевта в трудности взаимодействия с ней. Как поступил Юнг? «Я решился на насильственнный шаг. Я сказал матери, что алкого лизм делает ее сына неспособным занимать тот пост, который он занимает. Я пореко-
мендовал его уволить, и она последовала моему совету — сын, естественно, пришел в бешенство. Здесь я сделал то, что в нормальной ситуации считается неэтичным, то, что врач себе позволять не должен. Но я знал, что ради самого пациента я вынужден был пойти на такой шаг» (Юнг, 1994, с. 128-129).
Приведенный пример, при всех оговорках, сделанных Юнгом, примечателен своей несоразмерностью нашим сегодняшним представлениям о мере допустимого воздей ствия психолога на ситуацию клиента. Как уже отмечалось, предполагается, что по крайней мере отдельные виды консультирования допускают возможность если не со ветов, то предложения и обсуждения альтернатив, рекомендации клиентам и т. д. Мэй говорит о возможности «изложить клиенту все возможные варианты избавления его от проблемы».
Отечественные специалисты также признают, что психологическая помощь мо жет быть реализована и в виде необходимой психологической информации, они об суждают принципиальную возможность «давания советов»; с другой стороны, по стулируют недопустимость «решения проблемы» за самого клиента. Эти противо речия и дискуссии, конечно, в какой-то мере являются следствием недостаточнос ти опыта практической психологической работы, малого «стажа» практической психологической помощи в нашей стране, но и не только этого. Кочюнас под рубри кой «Советы начинающему консультанту» указывает: «Старайтесь не давать советы». По его мнению, советы не просто неэффективны, но часто и вредны. Среди основных причин, по которым следует воздерживаться от советов, Кочюнас указывает на то, что советы нарушают автономию личности, мы не вправе решать за других. Давая советы, консультант берет на себя ответственность за их последствия. В результате процедуры «советования» усиливается зависимость клиента от консультанта. Боль шинство проблем клиентов не имеют однозначного решения, а множество противоре чивых советов только усиливают затруднения клиента (Кочюнас, 1999, с. 135-137).
Традиционно к этому добавляют ссылки на позитивные эффекты самостоятельного принятия решений клиентом — принятие им на себя ответственности за свою жизнь и свои решения, усиление уверенности в себе, личностный рост и увеличение собствен ного потенциала и т. д. Все сказанное, безусловно, относится и к ситуациям консульти рования в случае конфликтов. Поскольку в этих случаях речь зачастую идет о весьма конкретных обстоятельствах повседневной жизни людей, вопрос о принимаемых ре шениях довольно проблематичен. Действительно, какое решение хочет принять чело век и почему он идет с этим к психологу? Если отвечать одним словом — то человекхо-чет принять правильное решение, а совета он просит потому, что боится сделать ошиб ку. Какое решение является правильным? Наиболее распространенное представление о критериях оценки «правильности» решений — это их оценка с точки зрения реальных или предполагаемых последствий, В большинстве жизненных ситуаций нам не дано знать все возможные последствия ни решений клиентов, ни даже своих собственных. Правильные решения в жизненных ситуациях — это нередко просто те решения, кото рые люди считают правильными. Поэтому, строго говоря, речь часто идет не о том, что бы помочьчеловеку принять правильное решение, а о том, чтобы помочьему принять то решение, которое он считал бы правильным. И в этом случае — как мы хорошо знаем из теоретических представлений социальной психологии — можно вспомнить, что лю дям свойственно оправдывать и защищать принятые ими решения. Следовательно, если бы мы принимали решения за людей, мы лишали бы их потребности в обосновании сво-
их поступков, лишали бы их уверенности в собственной правоте. Таким образом, если мы хотим придать человеку этой уверенности, равно как и готовности защищать свои решения, чувствовать за них ответственность и стремиться к их реализации, мы долж ны сделать все, чтобы он мог считать принятое решение не навязанным извне, но своим. Для практической психологии аксиоматично звучат слова Эриксона о том, что «каж дый пациент знает решение своей проблемы даже в том случае, когда ему кажется, что он не знает» (Психотерапевтическая энциклопедия, 1998, с. 223).
Проблема метода: от оппозиции к интеграции, от запретов к свободе
При описании разнообразных теоретических подходов к пониманию конфлик тов мы констатировали, что речь не должна идти о выборе или предпочтении того или иного способа их объяснения, поскольку фактически они часто апеллировали к разной феноменологии, к разным явлениям конфликта и реально продемонстрирова ли разнообразие возможных видов конфликтных явлений. Соответственно и понима ние этих конфликтов может быть часто достигнуто через обращение к разным прин ципам их описания.
Рассмотрим в дидактических целях ситуацию, которую мы обсуждали со студен тами на занятиях с точки зрения ее возможных интерпретаций. Представим себе женщину, жалующуюся на то, что ее пятилетний ребенок не хочет ложиться спать, из-за чего вечерами между ними часто возникают ссоры.
С психоаналитической точки зрения, переживания ребенка, связанные с отрывом от родителей, имеют вполне закономерный, понятный и объяснимый характер. В це лом подобные ситуации являются естественными в развитии ребенка. Жестокий кон фликт, переживаемый в детстве, нормален, задача психоаналитика — ослабить его, смягчить, сделать менее болезненным. Возможно, однако, главным фокусом анализа этой ситуации сделать мать ребенка. Может быть, у нее самой в детстве был сходный драматический опыт, и теперь она воспроизводит его, проигрывая заново эту ситуа цию. Или представим себе иной сюжет. О ней не очень заботились в детстве, и, когда все бегали по двору и из окон вдруг начинало доноситься: «Петя, домой!», «Катя, пора ужинать и спать!», ей так хотелось, чтобы и ее тоже позвали. Другие дети завидовали, что ей еще можно погулять, а она втайне завидовала им. Ее родители достаточно равнодушно относились к тому, когда она приходила и укладывалась спать. Ей так не хватало родительской заботы, поэтому теперь она воспроизводит ту же ситуацию с собственным ребенком.
Для анализа этого случая может быть применен и поведенческий подход. Если анализировать поведение ребенка как обусловленное в решающей степени факторами ситуации, то нужно было бы задуматься в первую очередь о том, что изменилось во внешней ситуации для него, что привело к изменениям и проблемам в его поведении. Может быть, что-то напугало его? Он стал бояться темноты? А может быть, что-то произошло в семье? В рамках данного подхода вполне удовлетворительным прозвуча ло бы следующее объяснение: ребенок прожил почти месяц у бабушки, она, по сло вам мамы, потакает всем его капризам. Вот так, сказал бы психолог, ориентирован-
ный на поведенческие интерпретации, произошло научение данному поведению. Как можно изменить его? Попробуем сделать для ребенка ситуацию укладывания спать более привлекательной. Даже незнакомые с психологией родители читают ребенку перед сном сказку (взамен напевавшейся в прошлом колыбельной), дают ему в по стель любимую игрушку, оставляют включенным ночной свет. Наиболее примитив ный вариант позитивного подкрепления — «если будешь хорошо вести себя и вовре мя без капризов ложиться спать — пойдем в воскресенье в зоопарк и я куплю тебе самое лучшее мороженое, какое ты только захочешь; а будешь капризничать — ниче го не будет».
Для когнитивистского подхода важен смысл, значение, придаваемое людьми тем или иным жизненным ситуациям или событиям. Например, мы могли бы прежде всего попытаться понять, почему данная ситуация вызывает у мамы напряжение вплоть до ссор с ребенком, что придает ей драматической оттенок. Простой ответ — потому что ребенка надо уложить спать — является в данном подходе недостаточным и неудов летворительным. Спросив у мамы, почему она так переживает по поводу капризов ребенка и его нежелания ложиться спать, мы можем получить очень разные ответы, разные интерпретации одной и той же ситуации. Что может стоять для нее за этим простым действием — укладыванием ребенка спать? Во-первых, она может сказать, что необходим же какой-то режим, да и воспитательница в садике говорила, что в этом возрасте детей надо укладывать спать в девять часов и ни минутой позже, а то они утром приходят не выспавшиеся и капризничают. Она может чувствовать себя пло хой мамой из-за того, что ее ребенок засыпает не вовремя, к тому же ее собственная мама недовольна тем, что родители не могут ребенка вовремя спать уложить. Интер претация может иметь и совсем иной характер. Ребенок не слушается — ив этом все дело. Он всегда был послушным и покладистым, и вдруг с ним возникают проблемы. Маме хочется, чтобы он по-прежнему был «управляемым» мальчиком, это так выгод но отличает его от детей ее приятельниц. И муж укоряет ее за то, что она не может справиться с маленьким ребенком, и пугает тем, что будет дальше. Тогда версия ее разногласий с ребенком скорее связана с потребностью контроля над ним, управле ния им, с ее установкой на то, что ребенок должен быть именно таким и поступать именно так, как ей хочется. Или же — и это тоже вполне возможный вариант — мама торопится уложить ребенка спать, потому что у нее еще столько дел, и по дому надо кое-что сделать, и подруга просила обязательно позвонить, и с работы принесла до мой бумаги, в которых надо кое-что посмотреть, и т. д., и т. п. Тогда суть проблемы скорее в том, что мама не может, не умеет заниматься своими делами, пока ребенок не спит. И ей надо «избавиться» от него, чтобы почувствовать, что она наконец-то может сделать что-то для себя. Она не может, не умеет жить своей жизнью при ребенке, и поэтому для нее невольно становится важно, чтобы ребенок ложился пораньше, — тогда только ее жизнь и начинается. Может быть, она и могла бы заняться чем-то своим, но для нее характерно представление, что «правильная» мама все свое время посвящает ребенку, а она же не хочет быть «неправильной» мамой. Заниматься свои ми делами, предоставив ребенка самому себе — это «неправильно», поэтому надо сначала уложить его спать, а потом уже можно и о себе подумать.
Этот простой пример иллюстрирует многообразие возможных интерпретаций даже самой обыденной ситуации человеческого взаимодействия. Понятно, что было бы со вершенно неправомерно ставить вопрос таким образом, что какие-то из обозначенных
объяснений заведомо оказывались бы верными или, напротив, заведомо нереалистич ными. Отказ от былого противопоставления и претензий на универсальные терапевти ческие возможности «своего» метода привели к попыткам более трезвого анализа того, в каких случаях целесообразно применение тех или иных подходов к работе с конфлик тами. Современная тенденция скорее проявляется в том, что ценность метода оцени вается не сама по себе, а по ее соответствию клиенту и его актуальной ситуации. Трудно не согласиться с общим представлением, что «отбор пациентов для специфичес кого психотерапевтического подхода зависит от оценки их потребности и способности инициировать различные процессы изменения» (Психотерапевтическая энциклопе дия, 1998, с. 392). Однако практическое решение этой задачи оказывается непростым. Так, в той же «Психотерапевтической энциклопедии» описываются характеристики пациента, для которого «лучшим вариантом будет психоаналитическая психотера пия»: «толерантность к фрустрации», «хороший контроль», «способность к продук тивной работе и поддержанию отношений с окружающими», «наличие чувства юмора и метафоричности мышления» и — как исходная точка — «осознанность страдания или неудовлетворенности наряду с желанием понять себя посредством самонаблюдения» (с. 392). Вряд ли терапевты какого-либо иного теоретического направления, отлично го от психоаналитического, отказались бы от клиента с такими показателями. С этим, похоже, согласны и сами авторы «Психотерапевтической энциклопедии», примени тельно к когнитивной психотерапии указывающие, что «она наиболее показана людям со способностью к самонаблюдению и анализу своих мыслей» (с. 197).
Таким образом, найти персонологические корреляты потенциальной эффектив ности или адекватности того или иного психотерапевтического метода достаточно непросто. Возможно, этот поиск должен скорее вестись не на основе тех или иных характеристик клиента, а исходя из особенностей переживаемого им конфликта, тем более что, как мы видели, разные психологические подходы в определенном смысле «специализируются» на разных видах конфликтов.
Другая тенденция, характерная для современной психологической практики — это тенденция к интеграции, появление новых, «синтетических» направлений, которые невозможно было бы однозначно идентифицировать в рамках привычных классификаций подходов. Уже отмечалось, что синтез поведенческого и когнитив ного подходов — «когнитивно-поведенческая психотерапия» — оказался более пло дотворным, чем практические успехи каждого из этих направлений в «чистом» виде. Происходят перемены даже в такой наиболее разработанной, устоявшейся, а потому и более консервативной практике работы, как психоанализ.
Но, пожалуй, еще более важным результатом отказа от противопоставления раз ных подходов и защиты «чистоты своих рядов» стало освобождение самих психоло гов от прежних жестких канонов работы (традиции которых были заложены многочисленными психоаналитическими процедурными табу). Взгляд на клиента как на свободную творческую личность дал возможность и самим психологам ощутитьсвое собственное право на свободу и творчество, в том числе и право выбора своих действий не «по правилам», право на импровизацию. Ведь конкретная практика не может быть заранее уложена в отработанные схемы, и иногда психотерапевт в интересах клиента решается на неожиданные шаги. Вспомним еще раз новеллу Ялома «Лечение от любви» с ее героиней, семидесятилетней женщиной, восемь лет живущей воспоминаниями о былом романе, которые стали для нее своего рода наваждением. В течение пяти месяцев
Ялом не мог ни изменить состояние своей пациентки, ни избавить ее от этой фиксации. И тогда он принимает решение включить в процесс работы с пациенткой ее бывшего возлюбленного, напрямую столкнув ее с реальностью. Шаги нетрадиционный, и риско ванный. Однако именно он и оказался эффективным (Ялом, 1997).
Бывает очень трудно отнести процедуры реальной практической работы к како му-то одному конкретному типу. В качестве заключительной иллюстрации приве дем случай из практики, который как пример реализации своей стратегии работы с проблемой выбора описывает Ф. Василюк. В консультацию обратилась молодая женщина 22 лет; Т., которая оказалась в ситуации выбора между двумя претенден тами на ее руку. Терапевт предложил ей представить себе свою жизнь в течение ближайших лет в случае выбора в пользу одного, а затем в пользу другого. Далее произошла воображаемая «встреча» клиентки с обеими женщинами, прожившими эти несколько лет с каждым из ее потенциальных избранников (Василюк называет их «посланцами» из двух сценариев ее будущего). Затем состоялась «беседа» с челове ком, который является для клиентки воплощением мудрости, носителем созвучных ценностей, в чьем хорошем отношении к себе она уверена. Роль этого на самом деле реально существующего человека на время взял на себя терапевт. В этой роли он «несколько минут побеседовал с Т., стараясь только оказать эмоциональную поддер жку и максимально ослабить лихорадочность внутреннего требования Т. от самой себя быстрого принятия решения. Завершился этот короткий диалог сказочной реко мендацией: "Знаешь что — утро вечера мудренее. Ни о чем не думай, ложись сегодня пораньше спать, завтра утром проснешься, и все само встанет на свои места"» (Васи люк, 1997, с. 313). Больше они не встретились, а терапевт впоследствии узнал, что Т. отказала обоим претендентам.
Мы привели этот пример (который проигрывает оттого, что он оказался вне кон текста общих рассуждений Ф. Василюка о психотехнике выбора), чтобы продемон стрировать ранее обозначенные нами проблемы. К какому типу практической пси хологической работы может быть отнесен этот реальный случай? Сам автор назы вает его «психотерапевтической консультацией». К какому направлению практи ческой психологической работы могут быть отнесены приемы, использовавшиеся терапевтом в ходе данной консультации? Могут ли они быть однозначно отнесены к какому-либо из известных направлений работы? Наконец, если эта встреча имела разовый характер, можно ли говорить о «разовой психотерапии»? И, наконец, по следний вопрос — имеют ли смысл все эти вопросы?
На наш взгляд, ставить подобные вопросы и искать на них ответы необходимо. Безусловно, современные тенденции в развитии отечественной психологии тако вы, что развитие психологической практики идет столь быстрыми темпами, «навер стывающими» годы невостребованности, что мы фактически во многом не успеваем осмыслить происходящие процессы. Не хватает устоявшихся терминов, понятий с четко определенным содержанием, дифференциации используемых процедур и тех ник, их корректного описания. Любой профессионал понимает, что никакая прак тика не может обойтись без теории. Но было бы большой ошибкой предполагать, что развитие «технической» стороны дела и накопление опыта сами по себе дадут ответы на все возникающие проблемы. Путь «осознавания», который, как мы виде ли на примере нашего анализа, фактически во всех современных направлениях практической психологической работы выступает в качестве непременного условия
эффективного преодоления своих проблем человеком, должен быть пройден и самой психологической практикой. Чтобы получить ответы, надо осознать вопросы и сфор мулировать их.
Резюме
1. Задача практической помощи психолога по преодолению конфликтов челове ка состоит в инициировании и организации его диалога как наиболее конструк тивной формы разрешения конфликта с самим собой или другими людьми. Раз личные виды психологической помощи применительно к проблеме разреше ния конфликтов представляют собой разные формы организации этого диало га: психотерапевтическая работа — это помощь человеку в диалоге с самим собой, психологическое консультирование — помощь в диалоге человека с другими.
2. Соответственно трем основным направлениям психологии выделяются и три основных направления в психотерапии — психоаналитическое (динамиче ское), поведенческое (бихевиористское) и гуманистическое.
3. В соответствии со своим пониманием конфликтов психоанализ видит возмож ность их преодоления в выявлении бессознательного, «уничтожении» вытес нения и победе сознательного. Фрейдовский психоанализ был ориентирован на выявление невротических проявлений. В следующих поколениях психо аналитиков психоанализ начинает рассматриваться как средство общего развития личности, но во многом сохраняется приверженность такой модели взаимодействия терапевта с пациентом, при которой именно психоаналити ку принадлежит активная доминирующая позиция, предполагающая влия ние на пациента, с помощью которого и реализуется психотерапевтическое воздействие.
4. Поведенческая психотерапия фокусируется на работе с поведением человека в широком смысле — включая разнообразные «внешние» и «внутренние* отве ты-реагирования. Она стремится улучшить это «реагирование», исходя из трудностей, заявленных самим человеком. Наиболее успешными оказались «синтетические» когнитивно-бихевиористские подходы, в частности один из са мых известных — рационально-эмотивная терапия. С помощью терапевта кли ент «заменяет» свои представления, которые являются причиной неадекватно го поведения и переживаний, внешних и внутренних конфликтов, на более кон структивные. Поведенческая психотерапия более ориентирована на работу с интерперсональными проблемами, переживаемыми как внутриличностные и межличностные конфликты.
5. Гуманистическое направление в психотерапии является наиболее разнород ным, сформировавшимся в оппозиции к динамическому и поведенческому направлениям. Оно изменяет само понятие сути психотерапии, психотера певтического воздействия, выступая против элементов принуждения в пси хотерапии, против «объектного» взгляда на пациента, воздействия на него,
утверждая принцип работы «здесь-и-телерь» и делая ее целью стимулирование процесса исследования человеком своей души.
6. Клиент-центрированная терапия Роджерса провозглашает своей целью реали зацию потенциала человека, наделенного естественным стремлением к разви тию и адаптации, обретение им возможности такого развития. Психотерапев тический процесс — это прохождение клиентом через стадии «разблокирова ния» внутренней коммуникации между частями «Я», развитие диалога в обще нии человека с самим собой. Усиление личной конгруэнтности человека, а также его конгруэнтности в общении является также основным способом пре одоления интерперсональных трудностей. Психотерапевт — это человек, вступающий в равноправные личностные отношения с клиентом, которому он помогает найти путь к самому себе.
7. С точки зрения гештальт-психологии, утрата целостности личности, ее фраг-ментированность является следствием нарушения внутренней гармонии лич ности. Ее восстановление является основной целью гештальт-терапии, кото рая акцентирует внимание на взаимодействии противоречащих друг другу, противостоящих сторон «Я» человека. В осознании этих противоположностей и ранее недифференцированных частей своего «Я» гештальт-терапия видит спо соб формирования и завершения гештальта, что, в свою очередь, является пу тем преодоления конфликтов. Теоретическое понимание личностного конф ликта как дезинтеграции личности и возможности ее преодоления через внут ренний диалог нашло прямое выражение в хорошо известных приемах инициа ции этого диалога в практике гештальт-терапии.
8. Экзистенциальная психология считает базисным конфликт, возникающий вследствие столкновения человека с данностями существования. Такими дан ностями, первичными проблемами существования, являются смерть, свобо да, изоляция и бессмысленность. Сфера работы терапевта экзистенциальной ориентации — это пространство экзистенциальных конфликтов, возникаю щих из столкновения с этими, наиболее «сущностными» проблемами. Путь их преодоления проходит через усиление субъективности человека с помо щью осознавания им себя и своего существования в этом мире, при этом роль терапевта — это инициирование процесса исследования клиентом своей души.
9. Психологическое консультирование — это собирательное понятие для обо значения разных видов и приемов психологической помощи, трудно диффе ренцируемое от психотерапии и других видов психологической помощи. Счи тается, что психологическое консультирование больше ориентировано на те проблемы клиента, которые обусловлены «давлением» социальных факторов. Это «давление» всегда проявляется в интерперсональном контексте и кон фликтах в отношениях с «другими». Психологическое консультирование — это помощь человеку в поиске его взаимопонимания, в диалоге с другими. Ори ентация на «здорового индивида» открыла перед психологическим консульти рованием большие возможности работы с интерперсональными конфликтами.
10. Групповая психотерапевтическая работа имеет своей целью за счет группового контекста помочь проявлению, осознанию и «проживанию» своих конфликтов человеком. Фактор группы содержит мощный терапевтический потенциал. Конкретные формы использования возможностей группы зависят от ориента-
ции терапевта на конкретные теоретические подходы. В современной практике индивидуальная и групповая психотерапевтическая работа часто сочетаются. Групповая психотерапия позволяет как строить работу по стимулированию внутреннего диалога человека с самим собой, так и вводить его в диалог реаль ного взаимодействия с другими участниками группы, в том числе с их помощью воспроизводить его диалог со «значимыми другими».
11. Диалог, который человек ведет сам с собой или с другими людьми, пытаясь разрешить переживаемые им конфликты, в свою очередь, «встроен» в процесс взаимодействия клиента с терапевтом. В этом взаимодействии терапевт мо жет занимать разнообразные позиции — от учителя, наставника, тренера и др. до позиции партнера, вступающего с клиентом в отношения двух равно ценных личностей. Этот последний тип отношений и создает "возможность подлинного диалога между терапевтом и клиентом. Диалог исключает на ставничество (и любую позицию «сверху») и позволяет терапевту занимать позицию посредника в «главном» диалоге клиента — его диалоге по разреше нию собственного конфликта.
12. Для современной психологической практики характерен отказ от былого про тивопоставления разных подходов и претензий на универсальность какого-то одного метода. Следствием этого стала тенденция к интеграции, к появлению «синтетических» направлений и подходов. Важнейшим результатом интенсив ного развития психологической практики стал отказ специалистов от принци па обязательного следования психотерапевтическому канону, во многом сло жившемуся под влиянием жестких принципов психоаналитической традиции и обретения ими права на свободу и творчество. Отечественная психологичес кая практика должна пойти путем «осознавания», который открывает возмож ности понимания и преодоления ею своих проблем.