Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
УДК 159.923.
А.Н.Гришанов
ТАНАТОЛОГИЯ НАРЦИССИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ
В статье рассматриваются отношения личности нарциссического типа к факту конечности человеческой жизни. Анализируются своеобразие и эффективность действия защит нарциссической личности от страха смерти.
В мифе Овидия юноша по имени Нарцисс умирает от неразделенной любви к Другому, потому что этим Другим в отражении зеркальной глади оказался он сам. Только смерть позволяет Нарциссу выйти из неразрешимой ситуации, избавиться от душевных мук, тем самым определяя наш исследовательский интерес к танатологии нарциссической личности. Тема смерти в историях людей, которых бы мы по современной типологии назвали нарциссическими личностями, присутствует как трагическая развязка в романах М.Сервантеса «Дон Кихот», О.Уайльда «Портрет Дориана Грея», И.А.Гончарова «Обломов». Однако в психологических исследованиях танатология нарциссической личности не была до сих пор предметом изучения. В современной культуре феномен смерти вообще стараются вывести за ее рамки, оставляя общение с ней врачам и профессионалам из "печальной службы». Поэтому любое обсуждение танатологической тематики, даже в рамках научного исследования, вызывает дискомфортное душевное состояние, что обычно трактуется как проявление страха смерти, присущее каждому из нас.
Тем не менее, тема смерти была излюбленной у философов во все времена, начиная от античной философии до ее современных направлений [3,13]. Отношения со смертью отражают одну из сторон базисного конфликта, обусловленного конфронтацией личности с конечными данностями существования: смертью, изоляцией, свободой и бессмысленностью [13]. Н.Бердяев [2] писал, что смерть есть единственное, что придает жизни смысл: «Жизнь в этом мире имеет смысл именно потому, что есть смерть, и если бы в нашем мире не было бы смерти, то жизнь лишена была бы смысла» [2, с.180]. В то же время, многие философы, например, С.Кьеркегор, М.Хайдеггер, Н.Бердяев тесно связывали проблему смерти с проблемой времени. С.Л.Рубинштейн рассматривал смерть человека как перспективу для оставшейся жизни. «… человек обращается к новой опоре, которая могла бы придать большую подлинность жизни, опоре, которую личность уже обретает не в себе, а в самой смерти… осознание смерти дает ему последнюю возможность обобщить свою жизнь, понять ее главный смысл и успеть его осуществить» [1, с.262]
Всегда считалось, что человек боится смерти. Американский психиатр И.Ялом замечает, что страх смерти – «это темное, беспокоящее присутствие, притаившееся на краю сознания» [13, с.34]. Современный философ В.Губин пишет: смерть - это «та точка, в которой разум наталкивается на отсутствие смысла. …ни мое рождение, ни моя смерть не могут быть мне явлены как мой собственный осмысленный опыт, поскольку, если бы я воспринимал их таким образом, я должен был бы предположить себя предшествующим или пережившим себя самого» [3, с.236]. Однако откуда появляется страх смерти у человека? В ответе на этот вопрос есть два варианта ответа.
В первом варианте считается, что бессознательный страх смерти является первичной основой всех душевных и морально-нравственных проблем человека. Этот страх пришел к нам из животного мира. «Для живых существ чувство опасности есть напоминание о возможной гибели. Страх позволяет им выжить. А если бы знание о смерти не было бы намертво вбито в гены, то все живое на земле погибло бы, перестав страшиться любых опасностей» [6, с.80]. М.Кляйн считает, что, если З.Фрейд прав и в бессознательном есть инстинкт смерти, то он находит ответ в форме страха перед уничтожением жизни (страха смерти) [13]. И.Ялом также говорит о первичности страха смерти и пишет о «живущем в бессознательном примитивному ужасу смерти – ужасу, составляющему часть самой ткани бытия и развивающемуся очень рано, еще до формирования четких понятий, … который существует до и вне всякого языка и образа» [13, с.53]. Именно из этих представлений он делает вывод, что не страх сепарации от матери пробуждает у ребенка страх смерти, а наоборот - страх смерти порождает сепарационную тревогу. Н.Бердяев считает, что переживания смерти первичны, а затем они повторяются в разных жизненных ситуациях. Например, переживание угасания чувств или расставание с человеком, городом, домом и т.д. – это и есть переживание смерти. То есть «жизнь есть постоянная борьба со смертью и частичное умирание человеческого тела и человеческой души» [2, с.181]
Во втором варианте ответа на вопрос о появлении страха смерти, исследователи считают, что страх смерти появляется у детей не ранее 2-3 лет и не имеет представительств в бессознательном. Этот подход берет начало от З.Фрейда. Он писал считал, что смерть есть абстрактное понятие отрицательного содержания, не имеющее никаких связей со сферой бессознательного, и «ничто, подобное смерти не может быть пережито, а если и случается, как обморок, то не оставляет после себя заметных следов. Поэтому я склонен придерживаться взгляда, что страх смерти подобен страху кастрации и что ситуация, на которую Я соответствующим образом реагирует, заключается в том, что Я чувствует себя покинутым своим защитником – Сверх-Я, то есть силами судьбы, - и с этим наступает конец уверенности в собственной безопасности» [13]. И.Ялом считает, что с такой позицией З.Фрейд «стал основоположником культа отрицания смерти, продолженного не одним поколением терапевтов» [13, с. 76]. Действительно, в современном психоанализе многие придерживаются примерно такой же точки зрения. Например, финский психоаналитик В.Тэхке пишет: «Мы не боимся переживания смерти как таковой, так как о ней ничего не знаем, но боимся значения, которое мы придаем ей на основе нашего жизненного опыта ….общий прототип для страха смерти обусловлен ранней детской тревогой о потере переживания Собственного Я, которое после своей дифференциации становится носителем субъективно ощущаемого существования …. Смерть как переживание является…фантазией, основанной на переживании жизни, и …даже сама эта фантазия принадлежит жизни» [10, с.182].
Экспериментальные исследования показывают, что обычно готовность к пониманию концепции смерти складывается у ребенка в 2-3 года [13]. Еще до появления Собственного константного Я, в жизни ребенка происходят процессы, которые готовят его к восприятию ограниченности своих возможностей и конечности своего бытия в этом мире. Например, еще до года у ребенка формируется система регуляции произвольного начала и завершения своей деятельности. Появление или исчезновение предмета в поле зрения можно рассматривать, как частный случай восприятия процесса, который имеет начало и конец.
С освоением осмысленных последовательностей действий связано раннее (в районе 2 лет) различение ребенком прошедшего и будущего времени, а также освоение этих времен через структуры языка. Об этом пишет Ф.Жюльен: « «время» всегда обитало в нашей повседневной мысли как одна из ее очевидностей, придавало ей форму» [4, с.15], «..мы прочно обосновались, создали себе жилище внутри этого странного понятия – «времени». Знакомого и незнакомого: именно через него мы и постигаем сущность «жизни»» [4, с.16], «…наши языки, начиная с древнегреческого и латыни, имеют систему спряжения с его оппозицией времен: «прошедшего», «настоящего» и «будущего» [4,с.46]. При этом прошедшее время имеет смысл реализованного события. Будущее время связано с намерением, с представлением желаемого. При этом прошедшее и будущее время связаны с освоением особенности действий и результата, вызванного предшествующими действиями и способного появиться из-за последующих действий [6].
У ребенка через освоение языка постепенно строится определенная временная модель мира, в которую у него постепенно встраивается осознанное представление о конечности своего существования. Всякая смысловая структура не только служит объяснению явлений мира, но и защитой от его опасностей. В случае, если ребенок столкнулся со смертью еще до своей готовности к пониманию этого факта, то это событие будет для него травматичным. В данном случае можно говорить о неготовности внутренней системы смыслов к восприятию ситуации. Например, ребенок видит мертвого человека или животное, но он не готов к осмыслению (пониманию) смерти как явления, т.е. ребенок не готов к отнесению этого явления к внутреннему образу мира [9].
Структура языка не только вводит ребенка в пространство времени, но и наполняет смерть трагичностью, свойственное западной культуре. Если сравнить индоевропейские языки с пространством китайского языка, в котором нет понятия времени, а есть представление о жизни, как о непрерывном процессе, то в китайской культуре рождение и смерть рассматриваются не как трагичные события, а как две части одного непрерывного процесса.
Можно сказать, что в смысловой структуре мира, где есть и время и смерть, время и порождает представление о конечности бытия через факт смерти и старается защитить от него.
Какое представление в процессе становления наших знаний более раннее – время или смерть? Несомненно – второе. Смерть – есть самый глубокий и самый значительный факт жизни и от этого никуда не уйти. А идея времени, как и идея пространства порождены в пространстве метафизики, поэтому в отношении времени они вторичны. Об этом размышлял еще в 19 веке датский философ С.Кьеркегор, связывая конечность существования человека, то есть его смертность с необходимостью появления представлений о времени, которые, как мы предполагаем, можно рассматривать как защиты от страха смерти.
Психические защитные механизмы от страха смерти основаны на отрицании и могут принимать множество вариантов реализации. Однако фундаментальными защитами от страха смерти по мнению И.Ялома [13] являются, во-первых, признание своего всемогущества, исключительности и личной неуязвимости, а, во-вторых, потребность во внешнем защитнике.
Можно отметить удивительную схожесть этих психических защит с двумя полюсами в модели самости Х.Кохута [5], где один полюс – это полюс грандиозного Я, второй - соответствует образу идеализированного родителя. Мы предполагаем, что одна из функций, которую выполняет формирующаяся самость, первоначально – это недопущение появление страха смерти, а позже – это эффективная защита против страха смерти через способность освоения смысла конструкции «время». По мере формирования зрелой самости, то есть снижения ощущения своей грандиозности и деидеализации образа родителя, защитные функции от страха смерти переходят от первых двух полюсов к третьему полюсу, отвечающему потребности человека быть похожим на других. Эту же потребность можно определить, как потребность в Другом. По нашему мнению, именно через построение отношений Собственного Я с Другим, начинается «мышление времени», которое выполняет функцию регуляторного механизма этих отношений. и параллельно более зрелую защитную функцию от страха смерти.
Зрелая самость, по мнению Х.Кохута, предполагает способность к непрерывному восприятию себя во времени [5]. Видимо, на этом уровне развития самости автоматически приручается страх смерти, причем в основном, через вторичные защиты - реализацию исполнения символических форм бессмертия.
И.Ялом [13] со ссылкой на работу Р.Д.Лифтона приводит несколько вариантов, через которыми человек пытается справиться со страхом смерти, разрушая его и символически достигая бессмертия. Существует несколько санкционированных мифов о бессмертии:
1. биологический миф – «продолжение собственной жизни через потомство»;
2. теологический миф – «жизнь на ином, более высоком плане существования»;
3. социальный миф – «жизнь через свои труды, через устойчивое влияние личных творений или личное воздействие на других людей»;
4. восточный миф: «путь вечной природы – мы продолжаем жить благодаря тому, что принадлежим круговороту жизненных энергий природы». Этот путь можно рассматривать в рамках восточных представлений о природе, которая порождается бесконечными взаимодействиями двух энергий. В результате такого подхода мыслится не «время», а процесс и тогда смерть мыслится «чисто феноменологически в соответствии с двойной процессуальной модальностью – изменения и продолжения: «свершилась трансформация, м это рождение, снова трансформация – и это смерть» [4, с.260];
5. гедонистический миф: «трансцендентный путь внутреннего опыта– «потеря себя» благодаря переживанию столь интенсивному, что время и смерть исчезают и мы остаемся жить в «непрерывном настоящем»» [13, с.49] Этот путь впрямую отсылает к переживаниям удовольствия, о чем говорил еще Аристотель, констатируя, «что невозможно двигаться вне времени, тогда как удовольствие можно испытывать и независимо от времени. Ибо в этом случае «то, что происходит в настоящее мгновение, есть все целое»» [4, с.132]
Этот ряд мифов о бессмертии можно дополнить еще одним – «нарциссическим мифом», свойственный личностям нарциссического типа. Этим личностям свойственны незрелые варианты функционирования самости [5], а также специфический способ борьбы со страхом смерти путем погружения в нарциссический миф о бессмертии. Эти миф реализуется в широком диапазоне от массовых форм бессмертия до чисто индивидуальных.
Последние десятилетия в западном мире характеризуются становлением нарциссической культуры [7]. Этой культуре свойственны массовые формы реализации мифа бессмертия, такие, как массовое стремление к сохранению молодости своего тела, через фитнесс клубы, здоровый образ жизни и т.д., в результате чего страх смерти смещается на страх старости и болезни. Другая массовая форма реализации мифа о бессмертия - через психическое самоуглубление в рядах так называемого Пси-движения по самосовершенствованию, самопознанию, поискам своего истинного Я. Правильность этих заключений подтверждают такие факты, что специальность психолога становится одной из самых востребованных, что растет интерес к «испытанию на себе» разных видов психотерапий в индивидуальной работе и групповых тренингах. Нарциссическая культура постепенно отказывается от идеи смерти, что приводит к тому, что человек становится не способен привлечь энергетику идеи смерти для осмыленного существования. Это разрушает представление смысла жизни, которое живет только при отсутствии бессмертия человека, а также разрушает время, которое может существовать только в предположении временности существования.
А каковы индивидуальные нарциссические варианты борьбы со страхом смерти? Н.Бердяев пишет о возможности вечной жизни в глубине каждого мгновения в настоящем [2]. Фактически, это пятый вариант бессмертия из перечисленных выше – потеря себя в интенсивном переживании. Мы хотим указать на еще один вариант, который можно рассматривать как инверсный этому – он заключается не в «потере себя» в интенсивном переживании, то есть не в растворении себя в мире, а, наоборот, в «потере мира» в интенсивном переживании, растворении мира в себе. В результате этого происходит «потеря других» вместе с их временем сосуществования и остается только вечное Я.
Чтобы достичь этого личность должна регрессировать к состоянию первичного нарциссизма, который соединяет в единое целое нарциссическое Я и объективный мир. З.Фрейд в работе «Недовольство культурой» пишет: «…первоначально Я включает в себя все, а затем из него выделяется внешний мир. Наше нынешнее чувство Я – лишь съежившийся остаток какого-то широкого, даже всеобъемлющего чувства, которое способствовало неотделимости Я от внешнего мира» [11]. Обсуждая эту работу З.Фрейда, Г.Маркузе считает, что «…нарциссизм, обычно понимаемый как эгоистический уход от реальности, здесь связывается с единством Вселенной и придает концепции новую глубину:… нарциссизм обозначает фундаментальную сопричастность действительности… нарциссизм, возможно, содержит зародыш иного принципа реальности…» [8,с.180-181].
Можно предположить, что предпосылкой склонности к регрессу к состоянию первичного нарциссизма является неудачи освоения ранней формы идентификации, которая в терминологии В.Тэхке [10] называется функционально-селективной. При освоении ребенком этого вида идентификации «функции и характеристики, переживаемые как относящиеся к объекту, становятся функциями Собственного Я» [10, с.99]. В случае неудачных идентификаций не происходит «трансформации функционального объекта в индивидуальный, а также к замещению переживания Собственного Я, зависящего от состояния потребности, переживанием индивидуальной идентичности»[10, с.106]. То есть, Другой воспринимается, прежде всего, как носитель некоторой функции, необходимой для жизни человека, например, он кормит, любит, выслушивает и т.д. При этом ребенком не осваиваются последующие формы идентификаций - оценочно-селективная и информативная. Именно поэтому окружающий мир для людей с фиксацией на этапе функционально-селективной идентификации является гомогенным в смысле отсутствия «эмоционально значимых представлений внутренних миров объекта и Собственного Я» [10, с.138] , что упрощает слияние такого простого мира с Собственным Я.
В некоторой степени этот вариант борьбы со страхом смерти можно рассматривать как уход в фантазирование, как выход из структуры времени, где настоящее превращается в вечность и определяется термином «всегда». Но это состояние не есть углубление в настоящее по Н.Бердяеву, а наоборот растворение мира с его временем в себе.
На первый взгляд может показаться, что нарциссическая личность живет не в реальном, а в фантазийном настоящем, потому что она не выросла до «взрослых» представлений о времени и смерти, а также до уровня освоения социально санкционированных мифов о бессмертии. Однако это не совсем так, так как в смысловой структуре мира нарциссической личности представления о времени не занимают ключевых позиций. По нашему мнению, это определяется тем, что эта структура слабо соотносится с Другим, а время – это, прежде всего, механизм регуляции отношений с Другим, а не с самим собой.
Чем наполняется содержание фантазий нарциссической личности? В одном случае – желаниями и их исполнением. В случае нарциссической личности эти «сны наяву» определяются характерным нарциссическим содержанием, например, о победах в спорте, открытиях в науке, триумфе в творчестве и т.д.
Однако содержание фантазий может иметь и другой характер, который можно определить как уход в мифологию кругового процесса жизни, которая выполняет функцию борьбы со страхом смерти. Нарциссическая личность по отношению к смерти находится на этапе архаичного человека отрицающего смерть, который в своем развитии не дошел до идеи посмертного возрождения, что связано с принятием смерти и борьбы с этим фактом.
Обычное воспоминание человека возвращает утраченное время, которое было временем «удовлетворения и осуществления». По существу, происходит наполнение настоящего прошлым, «потому, что только воспоминание освобождает радость от тревоги, вызванной ее преходящестью, и, таким образом, придает ей иначе немыслимую длительность. Время лишается своей власти, когда память спасает прошлое» [8, с.251]. Однако нарциссическая личность вспоминает не время «удовлетворения и осуществления», а время «планов и надежд». Воображение наполняется планами, которые уже существовали в прошлом, но которые не были исполнены и сейчас они вновь зажигают нарциссическую личность надеждами о начале жизни.
Многое в прошлом у такого человека откладывалось на потом и проигрывался такой сценарий: «всегда есть возможность повторить и сделать даже лучше, чем сейчас». Поэтому поверхностно читались книги, не доводились до завершения дела, разрывались отношения с людьми. В результате обеднялось прошлое и не обогащалось настоящее за счет былых достижений.
С возрастом нарциссические черты у человека становятся менее выраженными. Он словно возвращается в реальность и начинает осознавать конечность своего существования. М.Хайдеггер говорил, что сознание смерти побуждает человека к переходу на более высокий модус существования – состояние сознавания бытия [13]. Видимо долгое время своей жизни нарциссическая личность существует в модусе забвения бытия, когда конечность существования не осознается. Только возрастные изменения могут привести к сомнениям в своей вневременной позиции. Сможет ли нарциссическая личность теперь принять конечность своей жизни? Способны ли защитить ее психические защиты от давления страха смерти?
Борьба со страхом смерти взрослого нарцисса – это попытка вернуться во времена молодости, хотя бы через воскрешение планов юности. Зрелость нарцисса – это попытка замкнуть круг времени и пройти по нему еще раз. При этом нарциссическая личность избавляется от страха неопределенности будущего – в некоторой степени оно уже известно за счет того, что наполняется прошлыми планами, в которых не было смерти .
Все это свидетельствует о том, что у нарциссической личности психические защиты от страха смерти со временем становятся менее эффективными. Человек пытается бороться со страхом смерти и, в то же время, усиливает текущее, наблюдаемое умирание, которое заключается в том, что он навязчиво повторяет прошлый опыт, хотя и старается улучшить качество его проживания. Такая нарциссическая личность не подпадает под философское определение живого: «Быть живым – значит стремиться освободиться от прошлого и от такого настоящего, которое является лишь тенью прошлого. Каждая юная душа, считал Ницше, должна думать об этом и стремиться к своему освобождению, так же как и эпоха в целом» [3, с.272].
Литература
Абульханова, К.А., Березина, Т.Н. Время личности и время жизни / К.А.Абульханова, Т.Н.Березина. – СПб.: Алетейя, 2001. – 304с.
Бердяев, Н.А. Творчество и объективация / Н.А.Бердяев. – Мн.: Экономпресс, 2000. – 304с.
Губин, В.Д, Философия: актуальные проблемы / В.Д.Губин. – М.: РГГУ: Омега – Л, 2005. – 370с.
Жюльен, Ф. О «времени». Элементы философии «жить» / Ф.Жюльен. - М.: Прогресс Традиция, 2005. – 280с.
Маркузе, Г. Эрос и цивилизация / Г.Маркузе. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. – 312с.
Пучинский, В.М. К общей схеме механизмов субъективного психического / В.М.Пучинский. – М.: Реглант, 2004. – 228с.
Тэхкэ, В. Психика и ее лечение: психоаналитический подход/ В.Тэхкэ. – М.: Академический проект, 2001. – 576с.
Фрейд, З. Недовольство культурой / З.Фрейд // Психоанализ. Религия. Культура. – М.: Ренессанс, 1991. - С. 65 – 134.
Шур, М. Зигмунд Фрейд: жизнь и смерть / М.Шур. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. – 527с.
Ялом, И. Экзистенциальная психотерапия / И.Ялом. – М.: Независимая фирма «Класс», 1999. – 576с.
Лаврин, А.П. Что такое смерть / А.П.Лаврин // Психология смерти и умирания. – Мн.: Харвест, 1998. – С. 35 – 182.
Кохут, Х. Анализ самости / Х.Кохут. – М.: «Когито-Центр»,2003. - 389с.
Липовецки, Ж. Эра пустоты: эссе о современном индивидуализме / Ж.Липовецки – СПб.: - Владимир Даль, 2001. - 331с.