Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
ВОПРОС № 22
НАУКА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН.
ОТНОШЕНИЯ НАУКИ С МИФОЛОГИЕЙ, РЕЛИГИЕЙ, ИСКУССТВОМ
Понимание науки как социокультурного феномена заключается в двух аспектах:
1. Осмыслении ее как особого социального института.
2. Определения ее взаимосвязи с другими формами культуры.
I
Наука как социальный институт
Социальный институт это своеобразная форма человеческой деятельности, основанной на четко разработанной идеологии, системе правил и норм, а также развитом социальном контроле за их исполнением.
Наука удовлетворяет одну из важнейших потребностей общества потребность в получении и передаче знаний. Компонентами науки, взятой в данном ракурсе, выступают: объективное (социализированное) и субъективное (персональное) знание; гносеологический (когнитивные правила), моральный (этические нормы), нравственный (высокие убеждения) кодекс (этос), резюмирующий ценности и консолидирующий ученых в относительно замкнутую, непроницаемую для непосвященных цеховую группу, профессиональную страту с цельными интересами; ресурсы; финансы; инструментарий; получение и повышение квалификации; коммуникация; корпорации и сообщества.
Обратим особенное внимание на этос науки (т.е. систему ее норм и ценностей). Функционирование научного сообщества, эффективное регулирование взаимоотношений между его членами, а также между наукой, обществом и государством осуществляется с помощью специфической системы внутренних ценностей, присущих данной социальной структуре, «научного этоса». Последний подкрепляется соответствующим набором мотиваций и системой запретительных («наказательных») и поощрительных санкций, частично оформленных юридическими законами. Как известно, экспликация норм научного этоса впервые была осуществлена в 30-х годах XX века основоположником социологического изучения науки Р. Мертоном. Он считал, что наука как социальная структура опирается в своем функционировании на четыре ценностных императива универсализм, коллективизм, бескорыстность и организованный скептицизм. Позднее Б. Барбер добавил еще два императива рационализм и эмоциональную нейтральность.
1. Императив универсализма утверждает внеличностный, объективный характер научного знания. Надежность нового знания определяется только соответствием его наблюдениям и ранее удостоверенным научным знаниям. Универсализм обуславливает интернациональный и демократичный характер науки.
2. Императив коллективизма говорит о том, что плоды научного познания принадлежат всему научному сообществу и обществу в целом. Они всегда являются результатом коллективного научного сотворчества, так как любой ученый всегда опирается на какие-то идеи (знания) своих предшественников и современников. Права частной собственности на знания в науке не должно существовать, хотя ученые, которые вносят наиболее существенный личный вклад, вправе требовать от коллег и общества справедливого материального и морального поощрения, адекватного профессионального признания. Такое признание является важнейшим стимулом научной деятельности.
3. Императив бескорыстности означает, что главной целью деятельности ученых должно быть служение истине. Последняя никогда в науке не должна быть средством для достижения личных выгод, а только общественно значимой целью. Беспристрастность, или нейтрализм, как характерная черта мышления и поведения ученого заключается в том, что он стоит всегда выше каких бы то ни было партийных страстей, клановых интересов и служит только интересам истины. Истина дорога ему сама по себе, как бы приятна или неприятна она ни была для кого-нибудь. Ученый не может, не имеет права ни приукрасить, ни очернить результаты какого-либо научного исследования; его экспертные оценки и научные выводы продиктованы только беспристрастным научным анализом, а не соображениями вненаучного характера.
4. Императив организованного скептицизма предполагает не только запрет на догматическое утверждение истины в науке, но, напротив, вменяет в профессиональную обязанность ученому критиковать взгляды своих коллег, если на то имеются малейшие основания. Соответственно необходимо относиться и к критике в свой адрес, а именно как к необходимому условию развития науки. Истинный ученый скептик по натуре и призванию. Скепсис и сомнение столь же необходимые, важнейшие и тонкие инструменты деятельности ученого, как скальпель и игла в руках хирурга.
5. Ценность рационализма утверждает, что наука стремится не просто к объективной истине, а к доказанному, логически организованному дискурсу, высшим арбитром истинности которого выступает научный разум.
6. Императив эмоциональной нейтральности запрещает людям науки использовать при решении научных проблем эмоции, личные симпатии, антипатии и другие ресурсы чувственной сферы сознания.
Необходимо сразу же подчеркнуть, что изложенный подход к научному этосу есть чисто теоретический, а не эмпирический, ибо здесь наука описывается как некий теоретический объект, сконструированный с точки зрения должного (идеального) его существования, а не с позиций сущего.
Основные институциональные признаки и их проявления в науке
Функции науки как социального института
Явные функции: удовлетворение социальных потребностей, ради чего он был создан и существует. Однако для осуществления этой функции каждый институт выполняет в отношении своих участников функции, обеспечивающие совместную деятельность людей, стремящихся к удовлетворению потребностей. Это прежде всего следующие функции.
1. Регулятивная функция состоит в том, что функционирование социальных институтов обеспечивает регулирование взаимоотношений между членами общества путем выработки шаблонов поведения. Вся культурная жизнь человека протекает с его участием в различных институтах. Каким бы видом деятельности ни занимался индивид, он всегда сталкивается с институтом, регламентирующим его поведение в этой области. Даже если какой-то вид деятельности не упорядочен и не урегулирован, люди немедленно начинают институционализировать его. Таким образом, с помощью институтов человек проявляет в социальной жизни предсказуемое и стандартизированное поведение. Он выполняет ролевые требовапия-ожидания и знает, чего ждать от окружающих его людей. Такое регулирование необходимо для совместной деятельности.
2. Интегративная функция. Эта функция включает в себя процессы сплочения, взаимозависимости и взаимоответственности членов социальных групп, происходящие под воздействием институциональных норм, правил, санкций и систем ролей. Интеграция людей в институте сопровождается упорядочением системы взаимодействий, увеличением объема и частоты контактов. Все это приводит к повышению устойчивости и целостности элементов социальной структуры, в особенности социальных организаций. Всякая интеграция в институте состоит из трех основных элементов или необходимых требований: 1) консолидация или совмещение усилий; 2) мобилизация, когда каждый член группы вкладывает свои ресурсы в достижение целей; 3) конформность личных целей индивидов с целями других или целями группы. Интегративные процессы, осуществляемые с помощью институтов, необходимы для скоординированной деятельности людей, осуществления власти, создания сложных организаций. Интеграция - это одно из условий выживания организаций, а также один из способов соотнесения целей его участников.
3. Транслирующая функция. Общество не могло бы развиваться, если бы не было возможности передавать социальный опыт. Каждый институт для своего нормального функционирования нуждается в приходе новых людей. Это может происходить путем как расширения социальных границ института, так и смены поколений. В связи с этим в каждом институте предусмотрен механизм, позволяющий индивидам социализироваться к его ценностям, нормам и ролям. Например, семья, воспитывая ребенка, стремится ориентировать его на те ценности семейной жизни, которых придерживаются его родители. Государственные учреждения стремятся воздействовать на граждан, чтобы привить им нормы повиновения и лояльности, а церковь старается приобщить к вере как можно больше членов общества.
4. Коммуникативная функция. Информация, произведенная в институте, должна распространяться как внутри института с целью управления и контроля за соблюдением норм, так и во взаимодействиях между институтами. Причем характер коммуникативных связей института имеет свою специфику - это формальные связи, осуществляемые в системе институционализированных ролей. Как отмечают исследователи, коммуникативные возможности институтов неодинаковы: одни специально предназначены для передачи информации (средства массовой информации), другие имеют весьма ограниченные возможности для этого; одни активно воспринимают информацию (па-учные институты), другие пассивно (издательства).
Явные функции институтов являются ожидаемыми и необходимыми. Они формируются и декларируются в кодексах и закреплены в системе статусов и ролей. Когда институт не справляется с выполнением своих явных функций, его непременно ждут дезорганизацияи изменения: эти явные, необходимые функции могут быть присвоены другими институтами.
****
Латентные функции:
1) Повышение престижа;
2) Уклонение от службы в армии;
3) Источник обогащения (высшая школа);
4) Средство манипулирования общественным сознанием.
II
Наука и другие формы культуры
Наука зависит от многообразных сил, токов и влияний, действующих в обществе. Возникают различные образы науки: наука античности, наука Нового времени, современная наука. Они пронизаны свойственными для той или иной эпохи нормами, ориентирами и установками, и обладают надындивидуальным характером. Наука претерпевает процесс адаптации к культурной среде, подключается к культурной традиции, вплетается в культурный контекст. Стиль мышления ученого и те задачи, которые он решает, во многом обусловлены его временем. Вместе с тем и сама культурная среда трансформируется под воздействием научных открытий и достижений.
Когда мы говорили о специфике науки, то указывали, что конкретно-научные дисциплины могут развиваться, не учитывая опыт других форм общественного сознания. Физика, например, может благополучно прогрессировать без учета опыта истории искусства, о химия невзирая на распространение религии, математика может выдвигать свои теории без учета норм нравственности, а биология не оглядываться на императивы правоведения. Однако же нельзя сказать, что наука находится в абсолютном вакууме и никак не соотносится с другими формами культуры. Культура вообще сущностно едина, ее части взаимосвязаны и дополняют друг друга. Проследим особенности отношений науки с мифом, религией, искусством.
НАУКА И МИФ
В контексте универсального рационализма миф всегда воспринимался как антагонист научной истины. И вопрос, можно ли соотносить миф и истину, в большинстве случаев решался отрицательно. Да и как может самое систематизированное, рациональное и сознательное знание о мире сочетаться с вымыслом, произвольной фантазией, сказкой? Наука всегда выступала как воинственно «опровергающая миф».
Особенности мифологического мировоззрения и их проекция на науку.
1. Коллективный характер мировоззрения парадигмальное научное сообщество.
2. Антропоморфность, т. е. рассмотрение явлений природы (например, движение облаков, землетрясения и т. п.) по аналогии с человеком; им приписывались все те свойства, которые были у человека: ощущения, реакции на негативные факторы, желания, ненависть, страдание и т. п. (разница лишь количественная). Любопытно заметить, что отголоски мифологического сохранились в современном языке не только в его поэтической форме: «земля спит», «небо хмурится», но и в научно-техническом и, в частности, в кибернетическом языке: «машина ищет», «машина запоминает» и пр.
3. Объединение естественного и сверхъестественного. С одной стороны, мифологическое сознание содержит в себе вполне реалистические элементы. связанные с предметной деятельностью человека (собирательство, охота, ремесло, скотоводство и т. д.). С другой же, оно переполнено мистикой, страхом перед невидимыми божествами. Эти два плана - естественный и сверхъестественный тесно переплетаются друг с другом и составляют единую ткань. Для первобытного мышления существует только один мир. Мир науки также един, только все выводится из естественного.
4. Неразличение объекта и идеи этого объекта: зависимость результатов наблюдения от приборов и теорий.
5. Отсутствие «субстанций» (т.е. чего-то неизменного, постоянного, всегда себе тождественного). Отсюда стихия непредсказуемых изменений и превращений. Каждая вещь способна превращаться в любую другую вещь. Свойства вещей «мигрируют», т. е. могут переходить от одного предмета к другому. Языческие божества, колдуны, шаманы принимают зооморфный облик, нечистая сила внедряется в человека и т.п. Заметим, что всеобщее оборотничество (превращение всего во все) это древнейший принцип герметизма («все во всем»), который перекочевал в первую философию древних греков. Этот принцип своеобразный прототип закона сохранения и взаимопревращения энергии. Ныне же его отголоски все более явственно проступают в официальном кредо науки, устремленном к созданию единой картины мира и в менее официальной голографической гипотезе реальности. Согласно последней (holos «целое» и grafos «описание») видение целого может осуществиться в любой части и в любой точке универсума. «Каждая частица есть зеркало и эхо Вселенной», сказал в свое время известный отечественный психолог Рубинштейн.
6. Основным принципом решения мировоззренческих вопросов в мифологии был генетический. Объяснения по поводу первоначала мира, происхождения природных и общественных явлений сводились к рассказу о том, кто кого породил. Если задуматься, то есть в стройном здании науки та черта, выход за которую самой науке не доступен. Речь идет все о той же «злосчастной» проблеме «начала всех начал» о генезисе мироздания, или о возникновении Вселенной. На языке интерпретаторов мифа этот раздел носит название «космогонические мифы», которые парадоксальным образом в массе своей тождественны у различных племен и народов. Сюжет же космогонического мифа, в котором рождение Вселенной стало возможным в результате разрушения Космического Яйца, навевает ассоциации о «Большом взрыве», или «антиколлапсе», о которых речь идет в современной физике. Но, когда физики говорят о предшествовавшем «Большому взрыву» первоначальном сингулярном состоянии Вселенной, они по сегодняшний день не дают убедительной версии того, каков же субстратный состав этого первоначального сингулярного состояния, а лишь отделываются замечаниями о том, что современные представления о пространстве и времени, о материи и энергии к нему неприложимы. Значит, их или уже нет, или еще нет. Эзотерики-каббалисты в данном отношении более свободны в выводах. Они величают это первое и исходное как непостижимый принцип, который может быть раскрыт только путем исключения всех познаваемых качеств. Считается, что то, что остается после исключения всего, есть вечное состояние Бытия, и хотя его невозможно определить, это источник невыразимой сущности. Таким образом, то, что становится стартовой площадкой науки в качестве исходной модели возникновения мироздания, есть своего рода весьма недоказуемая и не имеющая научного статуса в строгом смысле этого слова доктрина, или иначе мифологема. Ей удалось «мифологическим», чудесным образом занять почетное место объяснительной модели возникновения Вселенной.
7. Связь с магией, что свойственно более зрелому первобытно-общинному сознанию и выражается в действиях колдунов, шаманов и других людей, вооруженных зачатками научных знаний о теле человека, о животных, растениях. Наличие магического элемента в составе данной формы мировоззрения позволяет отвергнуть точку зрения, будто это мировоззрение не было связано с практикой, а являлось лишь пассивно-созерцательным. В науке эксперимент.
Отличия науки от мифа: по замечанию Гегеля, в основе мифологии лежит фантазирующий разум. Образы и представления, которыми он пользуется, всего лишь эрзацы понятий, несовершенные его формы. Поэтому миф можно рассматривать как начальную форму мышления, когда мысль не может себя выразить в адекватном виде и от неумения отразить объективно разумное содержание в разумных же формах начинает фантазировать, обращаясь к вспомогательным средствам образам и представлениям.
Но: французский этнолог Л. Леви-Брюль (18571939) настаивал на дологическом, а не алогическом, отрицающем всякую логику, характере мифологического мышления. В нем, например, не соблюдался закон исключения третьего, а следовательно, противоположности сходились. Объект мог быть и самим собой, и чем-то иным, что весьма схоже с квантовым поведением частиц микромира. Э. Кассирер (18741945), немецкий философ-идеалист, считал, что специфика мифа состоит в том, что в нем «конструируется символический мир» по своей логике, законам и правилам. Просто у науки эти свойства другие, и совершенно не значит, что они лучше.
****
Вывод: считается, что научная картина мира преодолевает мифологическую и история движется от мифа к логосу. Однако в качестве некоего уровня или фрагмента мифология может присутствовать в самых различных культурах, а особенности мифологического сознания могут сохраняться в массовом сознании и по сей день. И если ищущих истину в науке отталкивает бездуховность, то особая «полнота» мифа достигается за счет включения в него эмоционального, образного и интуитивного начал. Это не позволяет объявить его доминирующей составляющей лишь архаических времен и установить жестко диахронное отношение между мифом и наукой, при котором первое (мифологическое мышление) рассматривается как нечто исключительно предшествующее второму. Правильнее было бы увидеть отношение синхронии, т. е. сосуществования мифологии и научного мышления как двух уровней или планов идеального отражения мира.
В самом общем случае источником процесса ремифологизации (возрождения мифологии) является неудовлетворенная потребность в целостном взгляде на мир. Не последнюю роль играет и иллюзорно-упорядочивающая функция мифотворчества, состоящая в преодолении вселенского хаоса посредством конструкций фантазии. Она направлена на то, чтобы вернуть чувство эмоционального и интеллектуального комфорта. Можно сказать, что миф нацелен на превращения хаоса в космос, и именно подобное иллюзорное действие столь необходимо мятущемуся современнику в эпоху «заката» и «конца», в период «тотального беспорядка». В мифе четко просматривается компенсаторная функция. Он замещает отсутствующие связи и служит своеобразным средством выражения «вечных» психологических начал, стойких культурных моделей. Может быть, этим объясняется столь частое обращение к мифологии современных писателей эпохи постмодерна: Джойса, Кафки, Маркеса и др. Возрождение мифа и мифологизма в литературе трактуется как осознание кризиса цивилизации, как острое разочарование в сциентизме, позитивизме, в науке в целом. Исследователи утверждают, что в XX в. мы сталкиваемся с ремифологизацией, значительно превосходящей все предшествующие романтические увлечения мифом. Ибо именно выразительные средства, свойственные мифомышлению, во многом адекватны тому современному пласту мироощущения, вошедшему в историю под названием «неравновесный, нестабильный мир».
Так является ли миф антагонистом истины? В поисках ответа на поставленный вопрос заметим, что сакрально-когнитивные комплексы древних эпох имели отличное от нынешнего наполнение центра и периферии, иное соотношение рационального и внерационального. Центр заполняла вера в трансцендентное, а на периферии оказывалось рациональное, которое мыслилось как побочный продукт когнитивных структур сакрально-магических и ритуально-символических действий. Дальнейшая эволюция, как показал исследователь данной проблемы А. Огурцов, проходила в направлении смещения центра и превращения периферии, заполненной рациональностью, в ядро культуры. Из подчиненного, служебного момента сакрального комплекса рациональность превратилась в первичный центрирующий элемент, во многом определивший судьбу европейского рационализма.
НАУКА И РЕЛИГИЯ (ХРИСТИАНСТВО)
1. Наукоцентризм. Богословы отмечают, что наука всегда оказывала существенное влияние на мировоззрение людей, затрагивая при этом и их представления о Боге и о его отношении к миру. Так, еще в XVII в. Р. Декарт разрабатывал концепцию дуализма материи и разума, в которой «область компетенции» Бога существенно ограничивалась. Мыслители эпохи Просвещения XVIII в., заменив Бога механикой, соглашались оставить за религией в лучшем случае функцию поддержки морали. В XIX в. пиетет перед наукой достиг апогея. Физика казалась полностью построенной и обладающей безграничными возможностями для познания мира. Дарвинизм дал научное объяснение эволюции организмов и происхождению человека. И, хотя сами по себе научные достижения не отрицали достоверность Бога, именно такая точка зрения стала укрепляться в умах образованных людей. Вслед за Лапласом, считавшим, что его теория внутренней стабильности Солнечной системы устранила необходимость веры в божественного корректора (которой придерживался, в частности, И.Ньютон), многие люди пришли к убеждению, что и они не испытывают нужды в «гипотезе Бога». Сегодня распространению такого убеждения во многом способствует развитие специфического стиля мышления, порожденного особенностями XX столетия, и прежде всего, научно-техническим прогрессом. Наука сейчас буквально пронизывает всю нашу жизнь. Это и общедоступные средства массовой информации, и предсказания погоды с помощью спутников, и кислотные дожди, и многое-многое другое. Кроме того, научное познание проникает в глубинные тайны мироздания, психики человека и его поведения, давая, в частности, естественное объяснение возникновения и развития Вселенной, самых сокровенных человеческих чувств и мыслей, разнообразных социальных процессов. Все это способствует тому, что мировые события больше не рассматриваются многими людьми как акты Бога. Скорее наоборот, во всем чувствуется «рука» человека, а не Бога. Отсюда многие сегодня делают вывод, что «наши жизни создаются силами, которые полностью описываются в рамках науки». А распространение такого убеждения, в свою очередь, имеет следствием то, что, по свидетельству известного немецкого протестантского теолога В. Панненберга, и «религиозная интерпретация реальности больше не принимается как универсально надежная, а рассматривается как предмет частного отношения, если вообще не как суеверие». В итоге прогресс человечества стал связываться только с наукой, а религию многие предпочитают трактовать как ее антитезу.
2. Подстройка религии под науку. Такая ситуация, а также объективная потребность теологии в ассимиляции научных достижений с целью развития религиозного мировоззрения и собственно теологии поставили христианство перед необходимостью быть более тесно связанной с современной жизнью и, особенно, с одним из важнейших ее феноменов наукой; расширить и углубить свои представления о мире и его Творце.
Сегодня вопрос ставится даже так: «Если церковь должна говорить с современным миром и ответственно взаимодействовать с ним, она должна взаимодействовать с современной наукой». Для этого многие богословы считают необходимым направить свои усилия на установление как можно более тесного контакта религии и науки, на развитие конструктивного диалога между теологами и учеными. Решению данной задачи богословы уделяют сегодня огромное внимание. В работах целого ряда христианских мыслителей подчеркивается даже необходимость построения системы преподавания и изучения религии на научной основе. Это, как им представляется, поможет укрепить авторитет христианской веры, а также будет способствовать развитию собственно теологии. Более того, в христианстве сегодня активно развивается возникшее еще в начале века направление теологической методологии религии и науки, которое к настоящему времени стало весьма значительным и репрезентативным. В рамках этого направления теологами проводится сравнительный анализ религии и науки, в ходе которого выявляются их специфические и сходные характеристики, обсуждаются особенности их предмета, методов, языка, целей и задач, объективности предоставляемой ими информации, институциональной организации, развития этих феноменов культуры. Как считают некоторые богословы, сегодня вообще крайне затруднительно провести четкую границу между научным и религиозным способами постижения мира. И, быть может, именно это обстоятельство обуславливает то влияние, которое наука оказывает на религию, а также возможность их естественного, а не насильственного взаимодействия друг с другом.
3. Конкретные примеры.
I. Модели Бога.
В христианстве всегда считалось, что, хотя сотворенный мир не тождествен Богу, тем не менее, он несет на себе отпечаток некоторых существенных черт Творца. А коль скоро творение есть в известном смысле отображение Творца, то, исследуя сущность сотворенного мира, можно обнаружить и некоторые характерные особенности его Создателя. Таким образом, изменения в ходе развития науки представлений о мире с необходимостью влекут за собой модификации «моделей» его Творца.
****
Монархическая «модель» Бога. Как, замечает Я. Барбур, в средние века господствовало представление о наличии в мире статичного порядка:
фундаментальные, базисные формы, лежащие в основе всего сущего, считались строго фиксированными и неизменными;
с этим, в свою очередь, согласовывалось субстантивное рассмотрение всего сущего, составные части которого трактовались как раздельные, автономные, независящие друг от друга материальные субстанции;
иерархическая субординация считалась такой, в которой низшая форма должна служить высшей;
мировоззрение было религиозно-телеологическим, согласно которому утверждалось, что бытие всякой «твари» выражает ее собственные цели и глобальную, божественную цель. Модель Бога здесь «монархическая», ибо Бог рассматривается как единоличный, всемогущий правитель, господствующий над универсумом.
****
Деистическая «модель» Бога. На смену средневековому пришло мировоззрение нового времени, часто называемое ньютоновским, которое по всем своим существенным параметрам отличалось от предыдущего.
Оно допускало изменения, правда, только как перекомбинацию неизменных компонентов.
Фундаментальными реальностями считались не субстанции, а частицы. Мир, таким образом, трактовался не как субстантивный, а как атомистический.
При объяснении взаимоотношений разноуровневых форм организации материи использовался не иерархический, а редукционистский принцип, ибо предполагалось, что мировые события детерминируются механизмами низшего уровня.
Наука нового времени отказалась от формальной и финальной причин. Мир, с позиций мировоззрения Нового Времени, трактовался не как телеологический, а как детерминистичный. Все мировые события объявлялись детерминированными не целями, а механическими причинами. Этот новый, полностью описываемый в рамках механики и потому сам «механоморфный» мир представлялся точными часами, где все детерминировано причинными связями. В новое время чрезвычайно популярным было мнение о том, что природа это библия Бога, а структура мироздания демонстрирует божественную механику и математику. Ньютоновскому мировоззрению соответствовала и новая «модель» Бога деистическая, в которой Бог уподоблялся часовщику, налаживающему и пускающему в действие хорошо подогнанный часовой (природный) механизм.
****
Процессуальная модель Бога. Наука XX в. значительно отошла от ньютоновской концепции природы и (под влиянием, в первую очередь, эволюционной модели с ее «слепой» случайностью и квантовой механики с ее принципом неопределенности) разрушила механистическое мировоззрение в целом и приступила к формированию нового видения мира. Основные его характеристики таковы:
универсум возник в результате Большого взрыва и его возраст составляет около 20 млрд. лет;
природа вся исторична и даже базисные, фундаментальные ее формы радикально изменяются. Именно так, эволюционно, возникали последовательные уровни организации физическая материя, жизнь, психика, культура;
мир способен к самоорганизации, самоупорядочиванию, которые реализуются благодаря тому, что сама природа оказывается в состоянии отобрать наилучшие варианты из спектра осуществляющихся возможностей;
человеческое бытие не является необходимым, оно случайно в смысле его неприсутствия во всех возможных актуальных мирах. «Возникновение человеческого сознания с его свойствами свободы и восприятия возможно только в космосе, характеризующемся определенными ограничениями, лимитами, давлениями. Космический порядок является необходимым пререквизитом сознательного, персонального, человеческого существования»;
природа теперь рассматривается как целостная и взаимосвязанная. Основу же реальности составляют не субстанции или частицы, а отношения;
редукция, как и прежде, признается плодотворной, но не как универсальный природный принцип, а только как метод анализа отдельных компонентов систем. А главное внимание теперь уделяется целому самим системам;
вместо строгого механистического детерминизма теперь предлагается сложная комбинация закона и случая. С появлением теории о квантово-волновой природе света стало ясно, что поведение электрона подчиняется не однозначным, а вероятностным законам, и его местоположение в атоме можно определить только вероятностно. При анализе поведения частиц на всех атомных уровнях мы вынуждены пользоваться принципом неопределенности. С такой же неустранимой неопределенностью ученые столкнулись и при попытках точного определения энергии и времени. Вместе с тем, вероятностные процессы, проходящие на более низких уровнях вполне совместимы с детерминированными процессами, характерными для более высоких уровней организации материи.
Эта современная научная картина мира порождает новый образ Бога. За всем развертыванием мирового процесса стоит Бог, присутствующий во всем, но не участвующий в каждом событии в качестве его причины, действующий посредством сложной комбинации закона и случая, экспериментирующий с миром и не знающий конечного результата своих экспериментов.
Здесь случай не является ни пугающим, ни привлекательным. Он просто представляет собой то, что требуется для реализации возможностей универсума. Если мир обязан своим существованием Богу-Творцу, то нет оснований сомневаться в том, что Бог мог «позволить развиваться потенциальностям своего универсума во всем его многообразии через действие случайных событий». То, что так смущало А.Эйнштейна, играющий в кости Бог теперь оказывается как раз соответствующим действительности. «Здесь, утверждает А. Пикок, случай это поисковый радар Бога, простирающийся через все возможные мишени, доступные его исследованию».
Рассуждая подобным образом, ряд христианских богословов приходит к выводу, что современной картине мира, в которой природа изображается как развивающаяся посредством взаимодействия случая и закона, как непрерывно эволюционирующая, как представляющая собой «взаимосвязанную сеть бытия», соответствует новая «модель» Бога и его отношения к миру. Эта модель ни монархическая, ни деистическая. Это модель процесса.
Здесь Бог ни всемогущ, ни беспомощен. Он не детерминирует и не контролирует мир, а участвует в нем на всех уровнях, улучшая согласованность его составных частей и поддерживая его существование. «Бог не действует непосредственно, и ничто происходящее не является исключительно актом Бога... Бог не вмешивается спорадически со стороны, а скорее присутствует в развертывании каждого события». Бог учится и растет вместе со своим творением. Таким образом, становление и развитие мира есть одновременно становление и развитие Бога. Итак, по мнению А.Пикока, известного протестантского теолога Ч.Хартсхорна, Я. Барбура и ряда других богословов, творение мира еще не закончено, оно продолжается, и Бог по отношению к нему имманентен и трансцендентен. Творец, конечно, больше чем мир. Но именно в Боге мир существует. И именно Бог через многообразные уровни творения открывает свое значение для человека. Бог дает миру бесконечный и случайный потенциал для его развития. Именно случайный, ибо, создавая мир, Бог не только играет в кости, но и сыплет эти кости «снизу» ( будучи фундаментальной основой всего сущего), что обуславливает свободное развитие сотворенных им организмов. Таким образом, творение, оставаясь зависимым от Бога, обретает и относительную независимость. Поэтому Бога не следует рассматривать просто как дающего базис всему сотворенному миру. На физическом уровне «Бог не является ни архитектором, ни часовщиком; он Плазма и Процесс».
****
II. БАЗОВЫЕ ДОГМАТЫ
А. Новое отношение к библейской доктрине творения. Развитие научного познания и человеческой культуры в целом привело к тому, что в современной христианской теологии широко распространенным стало убеждение в том, что библейские повествования о творении мира не отражают реальный ход событий. Так, по мнению американского богослова Ч. Барретта, только «людей прошлого, которые жили в донаучные времена и в ненаучных культурах, видимо, можно извинить за прочтение историй творения в «Бытии» как буквального объяснения физических начал мира». Библейские рассказы о творении можно рассматривать только как свидетельство определенного этапа развития человеческого опыта, знания о мире, стиля мышления и речи людей того времени. Данное в Библии объяснение происхождения мира ни по своим методам, ни по полученным результатам (т.е. по предоставляемой информации) не может и не должно претендовать на научность. Как отмечает немецкий протестантский теолог У.Гербер, важнейшей задачей того или тех, кто писал «Бытие» была вовсе не информация о возникновении и развитии мира, а восхваление Бога как всемогущего Творца. И здесь «творение вызывает интерес не как естественнонаучное событие, а как этап святой деятельности Бога».
Что же касается буквального прочтения библейских рассказов о творении, то отношение многих богословов к этой позиции можно охарактеризовать словами известного специалиста в области проблематики взаимодействия науки и христианской религии, руководителя исследовательского общества М. Планка в Шлитц-Хессене и преподавателя философско-теологической высшей школы г. Фулда И. Иллиеса. Ссылаясь на то, что еще Августин говорил о смехотворности буквальной трактовки шести дней творения, И. Иллиес утверждает, что тот, «кто сегодня еще придерживается идеи постоянства видов и шестидневного творения... в своем усердии может даже принести вред христианству».
Б. Теистический эволюционизм. Утверждение научных принципов глобального эволюционизма во взглядах на возникновение и развитие Вселенной и многообразных форм организации материи, развитие космологии, физики, биологии и других наук, открытие радиоуглеродного метода определения возраста горных пород и ископаемых останков дали возможность существенно развить наши представления о мире. Разрабатываемую сегодня на научной основе картину мира многие теологи расценивают как весьма адекватную и считают возможным синтезировать ее основные положения с религиозным видением мира. Одной из характерных реализаций такого синтеза является развитие в христианской теологии направления теистического эволюционизма. Коротко позицию его сторонников можно обозначить следующим образом:
они соглашаются с тем, что универсум имеет историю, насчитывающую миллиарды лет, что жизнь на Земле появилась около 3 миллиардов лет назад;
они признают основные характеристики и закономерности эволюционного процесса (например, значение мутационной изменчивости, важную роль естественного отбора, формирование сложных организмов на основе более простых и т.п.);
здесь допускается идея о естественной эволюции человека от животных предков в телесном отношении, хотя отстаивается утверждение о сверхъестественном характере его духовной эволюции;
но в рамках этой позиции категорически отрицается возможность допущения фундаментальной роли случайности в развитии универсума и считается, что опосредованно, через вторичные причины, этот процесс однозначно детерминирует и направляет Бог.
Весь универсум развивается закономерно, согласно воле Бога и в направлении заданной Богом цели.
В. Человек - не «венец творения». В контексте современной научной картины мира теологами делаются новые акценты в их трактовке места человека в мире. Творение мира непрерывный процесс, характеризующийся множеством непредвиденных новшеств. Одним из «непредвиденных новшеств» является и возникновение человека. Этот процесс, считает А. Пикок, представляет собой «только одну, хотя, несомненно, золотую нить, которая вытягивается из запутанного клубка эволюционной истории». Внутримировое творение, таким образом, не направлено исключительно на человека. Это вовсе не уменьшает значения и достоинства человека. Но осознание данного факта поможет нам оценить мир «без всякого следа антропоцентризма». С идеями центризма, замечает Х. Ролстон, нужно вообще быть очень осторожными, ибо они регулярно терпят поражение.
Коперник опроверг представления о привилегированном положении Земли.
Дарвин представил появление человека как результат слепого естественного отбора.
Эйнштейн поставил определение нашего местонахождения в пространстве и времени в зависимость от положения наблюдателя.
Таким образом, представление об универсуме как обусловленном изначальной божественной целью создать человека встречает серьезные возражения у многих теологов. Более того, некоторые богословы вообще трактуют возникновение нашего универсума как результат простой случайности и считают возможным принять точку зрения о существовании многих миров, низвергая тем самым не только идею антропоцентризма, но и утверждения об особом статусе именно нашей Вселенной.
Г. Принцип дополнительности. Важное значение для взаимопонимания между богословами и учеными, как считают многие христианские богословы, для теологии имеет принцип дополнительности.
Как известно, согласно квантовой механике, невозможно одновременно получить точную информацию о скорости и координатах частицы. Для получения же о ней целостной информации физики используют принцип дополнительности, выдвинутый Н.Бором для истолкования познавательной ситуации, возникшей в квантовой механике. Рассматривая дополнительность как эвристическое приспособление в познавательном процессе, многие теологи в своих доктринах используют ее язык. Так, известный немецкий католический теолог Г. Кюнг замечает, что можно провести прямую параллель между непостижимостью и непредставимостью света как волны и частицы, и непостижимостью и непредставимостью феномена воскрешения (жив и мертв). При помощи языка дополнительности выражается также двойственность человеческого и божественного в единстве трех ипостасей, разрабатываются и применяются персональные и имперсональные модели Бога. Некоторые богословы даже полагают, что по принципу дополнительности можно вообще строить отношения между религией и наукой. Х. Ролстон, в частности, считает, что, исходя из возможности рассматривать электрон и как волну, и как частицу, и как волну и частицу одновременно, подобным образом можно трактовать и взаимоотношения религии и науки они могут быть и исключающими, и дополняющими друг друга.
4. К поиску взаимосвязи. Современные христианские богословы обращают внимание на то, что наука играет огромную роль в жизни общества и в целом высоко оценивают ее значение для социального и культурного развития человечества. Наука рассматривается в современном христианстве как одно из величайших достижений человечества. Конечно, научные исследования «трансформируют мир и открывают возможности для лучшей жизни», а в «донаучных культурах жизнь была короткой и суровой».
Вместе с тем, оценивая гуманистический статус науки, христианские богословы отмечают, что научные исследования сегодня нередко утрачивают «этический горизонт». Что дал человечеству научно-технический прогресс? Поэтому-то и вечны шедевры искусства, что они говорят о вечных проблемах человека, а значит ни одной из этих проблем научно-технический прогресс (НТП) не решил. Чего же все-таки мы достигли?
Одной из главных задач поставленных перед НТП, как мы увидим дальше, еще в эпоху Возрождения (когда никаким НТП и не пахло) было освобождение человека от тягот физического труда, т.е. того самого «пота лица», которым Господь наказал человека за грех. Казалось бы мы достигли колоссальных успехов: сеялки, веялки, уборочные машины, доилки, поилки и пр. в сельском хозяйстве; экскаваторы, подъемные краны и множество машин и станков в промышленности; пылесосы, стиральные и моющие машины, программируемые плиты и печи в домашнем хозяйстве. Но каков же результат? Большинство людей, как белки в колесе, мечутся, добывая хлеб насущный, а некоторым, как в древние времена, приходится трудиться непосильно. Как в древности, так и теперь, есть люди, которые умудряются не трудиться и жить за счет других, и этих людей как тогда так и сейчас поражает моральное разложение, худшее, чем непосильный труд. Единственное заметное изменение - это замена преимущественно физического труда на преимущественно умственный. В результате меняется и форма переутомления: вместо усталых ноющих мышц - издерганные нервы и «едущая крыша», но вряд ли такими изменениями можно гордиться.
Другая благородная цель, которую ставили адепты НТП победить нужду, т.е. через достигнутое с помощью НТП материальное изобилие накормит голодных, одеть холодных и т.п. Опять же успехи НТП в материальном производстве превзошли всякие ожидания, но желаемого результата мы не достигли. Хотя очевидно, что сегодняшний производственный потенциал способен накормить, одеть и дать крышу над головой всему земному населению, из-за черствости, жадности и эгоизма людей этого не происходит, и множество людей не имеют самого необходимого.
Необходимо отметить еще один аспект проблемы имущественного неравенства: помимо людей, действительно лишенных необходимого, гораздо большее количество людей чувствуют себя обделенными из-за зависти более богатым. Чувство же зависти невозможно насытить никаким НТП, и древний скотовод с одной козой, взирая на соседа с двумя козами, чувствует себя также плохо, как и владелец «Жигулей», взирающий на владельца «Мерседеса»
К чему же мы пришли? Несмотря на усилия множества лучших умов человечества, огромный багаж добытых знаний, множества построенных на основе этих знаний остроумнейших технологий, приблизиться к поставленным целям нам не удается.
Ощущение движения вперед поддерживается еще и тем, что внедрившиеся в нашу жизнь достижения НТП кажутся нам жизненно важными. Ложность этого ощущения легко увидеть на примерах новинок НТП освоенных в обиходе в самое последнее время. Великий русский писатель Федор Михайлович Достоевский написал все свои сочинения от руки, великому русскому писателю Льву Николаевичу Толстому посчастливилось дожить до пишущих машинок, а сейчас каждый первоклассник печатает «мама мыла раму» на компьютере и искренне уверен, что без компьютера он не сможет приготовить уроки.
Другой пример это происходящая на наших глазах мобильная телефонизация всей страны. Лет пятнадцать назад нас волновало множество вещей, но не отсутствие мобильной связи, а сегодня кажется, что жить без нее очень плохо.
Конечно, и инфраструктура общества подстраивается под внедрения НТП, делая их необходимыми (если задания у первоклашек будут принимать только напечатанными на принтере, то, в самом деле, без компьютера уроки не сделать).
Итак, реального движения к поставленным целям не происходит, но наша жизнь становится зависимой от все большего и большего количества вещей, т.е. мы как бы «подседаем» на каждый внедренный в жизнь продукт НТП. «В русском языке такая ситуация называется «как белка в колесе», в науке принят английский термин «Red Queen effect» (В книге Л. Кэрролла «Алиса в Зазеркалье» красная королева (Red Queen) берет Алису за руку и заставляет бежать из всех сил, но они остаются на месте. На замечание Алисы, что в Англии бегут изо всех сил, когда хотят куда-нибудь попасть, королева отвечает: «Какая медленная у вас страна, у нас надо бежать изо всех сил, чтобы остаться на месте, а если хочешь куда-то попасть, то надо бежать еще в два раза быстрее»).
В чем же причина этого бега на месте? Чтобы ответить на этот вопрос подробно, потребовался бы отдельный трактат, но можно указать три основные причины, а каждый читатель пусть сам попытается проследить действие этих причин в окружающей жизни.
****
Первая причина коренится в свойствах человеческой природы, которая в одних своих свойствах неизменна, а в других если и меняется, то не под влиянием НТП, но под действием совсем других сил. Душа человека сотворена Богом так, что насыщается только духовной пищей, а материального блага, сколько их не давай, насытить ее не способны. С другой стороны, душа человеческая после грехопадения подвластна греховным страстям. Страсти эти, бушуя в душе отдельного человека и в обществе в целом, не позволяют правильно использовать плоды НТП.
Вторая причина заключается в том, что премудрость человеческих творений, каких бы высот она не достигала, есть ничто по сравнению с непостижимой до конца для человека премудростью Божьего мироустройства. Здесь мы должны вспомнить еще одну задачу, поставленную человеком перед НТП, вернуть утраченную при грехопадении власть человека над природой. Отметим, что власть эта понимается, как насильственная добываемая в некой войне с природой. Конечно, такие задачи не могут быть сформулированы в рамках атеистической философии современных апологетов НТП, но они присутствуют в их подсознании и выплескиваются в виде эмоций. Вспомним, например, хорошо знакомый всем старше сорока висевший в школах плакат: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их наша задача». Вспомним слова песни В.Высоцкого о физиках: «Мы тайны эти с корнем вырвем у ядра…» Вспомним, наконец, стихи для детей младшего возраста, написанные С.Маршаком о строительстве ДнепроГЭС: «Человек сказал Днепру: я стеной тебя запру… но ответила вода: ни за что, и никогда». Становится ли человек победителем в этой войне? С одной стороны он в чем-то покоряет природу. С другой, дерзко нарушает равновесие мира устроенного Богом для благополучного обитания человека.
В Божьем мироустроении учтено все, а человек не в состоянии предвидеть и десятой доли последствий своих действий. В результате, эти непредвиденные последствия часто сводят на нет все плоды человеческих усилий. Здесь, прежде всего, вспоминаются техногенные и экологические катастрофы, которые пока поражают нас локально, но грозят поразить глобально. Это и загрязнение среды обитания человека, и истощение энергетических ресурсов, и уничтожение растительного и животного мира, это и изменение климата. Техногенное изменение климата привело к тому, что уже сегодня сводки новостей пестрят сообщениями о стихийных бедствиях. Бесконечные наводнения, лавины, тайфуны, извержения, землетрясения создают для нас ощущение осажденного города и, хотя НТП дал человеку мощные средства защиты от стихийных бедствий, он же сделал человека и более уязвимым. Ведь теперь наша нормальная жизнь зависит от множества вещей: транспорта, связи, энергоснабжения, водоснабжения, канализации и т.д., а все это подвержено разрушительным ударам стихии.
Еще одним «плодом» НТП является угроза демографической катастрофы, которую современные мыслители старательно не замечают. Нетрудно видеть, что человечество, как биологический вид, находится при всех своих блестящих достижениях на грани вымирания. Для того, чтобы человечеству поддерживать свою численность каждая нормальная семья должна иметь в среднем троих детей (здесь учтено наличие семей бесплодных и людей, вовсе не имеющих семьи). Если этот показатель не достигается, то не только снижается численность народонаселения, но и меняется его возрастная структура, т.е. возрастает число стариков, за которыми становится уже некому ухаживать. До эпохи НТП, экономически общество было устроено так, что многодетность давала семье преимущество. Теперь, особенно в развитых странах, многодетность становиться с трудом выносимым подвигом, ставящим семью на грань нищеты. В результате, не только в многострадальной России, но и в благополучных западных странах желаемые демографические показатели не достигаются.
Третья причина заключается в том, что поскольку цели НТП не соответствуют Божиему определению о человеке, то Господь разрушает плоды человеческих усилий. В такую ситуацию человечество, как нам повествует Библия (Быт.11:1-9), уже попадало при строительстве Вавилонской башни. Тогда люди восхотели построить башню до неба, а Господь вместо одного, общего для всех людей языка, дал разным родам разные языки, так что люди перестали понимать друг друга и вынуждены были бросить свой труд. С высоты наших сегодняшних знаний тогдашний замысел людей кажется до смешного наивным. До какого неба они хотели достать? Физического неба как какой-то определенной поверхности, как мы сегодня знаем, не существует. Достать же до духовного неба, т.е. места обитания Бога и ангелов, никакой башней невозможно (хотя и сегодня атеистическая пропаганда в своих примитивных формах доходит до высказываний типа: «в космос летали, а Бога не видали»). Да затея с башней крайне наивна, а не такой же наивной глупостью выглядит, если вдуматься, «блестящие» планы идеологов НТП? Достичь человеческого счастья с помощью кучи материальных благ этот план выглядит наивным и глупым не только с точки зрения библейского учения о человеке, но и с точки зрения простого человеческого опыта. Более того, этот план, как план строителей башни, не только наивен и глуп, но и пагубен. Поэтому Господь, разрушивший тогда план вавилонских столпотворителей, разрушает и теперь планы строителей НТП, сохраняя для человека спасительный труд в поте лица своего ради хлеба насущного.
Особого разговора заслуживает НТП в медицине. По первому впечатлению здесь преследуются самые благородные цели избавление человека от приносимых болезнями страданий и преждевременной смерти. Посмотрим, насколько это первое впечатление соответствует действительности, и прежде всего попытаемся глобально оценить достигнутые научной медициной результаты.
Даже не являясь профессиональным медиком, любой человек назовет вам кучу болезней, практически изгнанных научной медициной с лица земли, и перечислит множество других медицинских достижений. Однако, попробуем увидеть за деревьями лес. Примерно за 800 лет до Рождества Христова святой царь Давид написал в одном из псалмов: «Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет…» Конечно, в этих строках Давид имел ввиду не предельный возраст людей того времени, ибо Симеон Богоприимец прожил более 300 лет, а некий средний возраст. Обратимся к нашим дням, и мы увидим, что спустя почти три тысячелетия жизнь человека в среднем все те же семьдесят восемьдесят лет.
Итак с НТП в медицине наблюдается та же ситуация что, и с НТП в производстве. Мы бежим все быстрее и быстрее, но мало сдвигаемся с места. Та же ситуация и те же три причины, только теперь с «медицинским акцентом». Во-первых, бушующие греховные страсти ведут к губительному для здоровья образу жизни, сводя на нет усилия врачей. Каждый, наверное, может привести тому множество примеров, но один из ярчайших это СПИД, распространение, которого в 99% случаев обусловлено грехом. Во-вторых, искажение с помощью НТП богоустановленного порядка жизни наносит мощные удары по здоровью человека, выводя на арену вместо изгнанных медициной чумы, оспы и другие новые болезни. Так, невооруженным взглядом видно, насколько участились и «помолодели» сердечно-сосудистые заболевания (наиболее распространенная сегодня причина смерти) и рак (вторая по распространению причина смерти). Все причины этого явления на сегодня неизвестны, но некоторые можно назвать определенно. В случае сердечно-сосудистых заболеваний - это нервные стрессы, постоянно сопутствующие человеку в мире, построенном на успехах НТП, и нарушения липидного обмена, вызванные неправильным питанием и дефицитом физического труда в современном обществе. В случае рака основной причиной несомненно являются порождаемые современными технологиями канцерогены в пище и окружающей среде. Примеры вредоносного действия НТП этим конечно не исчерпываются. На наших глазах набирает силу новая напасть болезни позвоночника, так что в медицине возникает новая специальность вертебрология. Вероятная причина изменение метаболизма костной и хрящевой ткани позвоночника под действием неправильного питания и химического загрязнения окружающей среды. Итак, НТП одной рукой побеждает старые болезни, а другой рукой порождает новые.
Следует отметить, что и собственно медицинский прогресс имеет не только благие для человеческого здоровья последствия. Одной из главных проблем, порождаемых прогрессом медицины, является все убыстряющийся рост генетического груза в человеческом роде, т.е. накопление неблагоприятных мутаций. Раньше носители этих мутаций не выживали или, по крайней мере, не оставляли потомства, а теперь медицина дает им такую возможность, и вредные мутации не устраняются. Сегодня проблема стоит настолько остро, что гуманное человечество подумывает о евгенике, т.е. каком-либо «гуманном» убийстве носителей неблагоприятных мутаций. В сущности, евгеника уже в действии, когда пренатальная диагностика обнаруживает дефекты у плода в утробе, матери предлагают его умертвить.
Как мы помним, третья причина неэффективности НТП заключалась в прямом вмешательстве Божьего промысла, пресекающего небогоугодные начинания человечества. Ярким примером такого вмешательства является уже упомянутый выше СПИД. Когда научная медицина научилась справляться с сифилисом, поражавшим развратников и прелюбодеев, Господь послал грянувший, как гром среди ясного неба, СПИД. Эта, появившаяся как бы ниоткуда во второй половине ХХ-го века болезнь, поражает не только прелюбодеев и развратников, но и новоявленных грешников наркоманов.
Конечно, наше мирское «мудрование» протестует: почему же цели научной медицины являются небогоугодными? Неужели Бог хочет, чтобы человек страдал и умирал от болезней? Как ни трудно нам это воспринять, но если мы истинные христиане, то мы должны признать, что болезни, да и сама смерть, попущены по велению Божию. Христианская догматика учит нас, что болезни и смерть были попущены человеку после грехопадения, как наказание за грех и как средство исправления.
Яркой иллюстрацией сказанного является рассказ Библии о том, как Господь сокращал сроки человеческой жизни. Адам и Ева после грехопадения и все их потомство стали смертными, но первые люди жили почти по тысяче лет. С более глубоким проникновением греха в человеческий род срок жизни патриархов сокращался, но все еще составлял несколько сотен лет. С дальнейшим умножением греха Библия приводит следующее определение Божие: «И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть: пусть будут дни их сто двадцать лет». Ко дням царя Давида Господь, как мы видели в словах псалма (Пс.89), еще сократил срок жизни человека до 70-80 лет, и таковым этот срок пребывает и доселе несмотря на все усилия медицины.
Совместимо ли все это с образом Всеблагого и Любящего Бога? Да совместимо, но только в том случае, если мы твердо веруем в вечную жизнь человеческой души. Если умирает только тело, а душу за гробом ожидает вечность, то уже не важно сколько лет прожил человек, а важно то, как его временная жизнь скажется на его вечной участи. Церковь Христова учит нас, что болезни и смерть (даже если она кажется нам по человеческим понятиям преждевременной) всегда даются во благое, или даруя душе вечное блаженство, или, по крайней мере, облегчая ее загробную участь. Если же мы не верим в вечную жизнь, то смысл болезней и смерти остается от нас сокрытым, но и тогда мы не можем не видеть (если смотрим без шор и предрассудков), что прогресс в медицине является таким же «бегом белки в колесе», как и НТП в других областях.
Сказанное выше может вызвать вопросы даже у верующих читателей: что же оставить без помощи болящих и страдающих? А как же слова премудрого Иисуса сына Сирахова «врачи и лекарства от Бога», а как же сонм бескорыстных врачей именно за свое «безмездное врачевство» причисленных к лику святых?
Чтобы ответить на эти вопросы обратимся к истории медицины. Свидетельства о врачах мы находим во всех человеческих сообществах, до которых достигает историческая наука, так что профессия врача (наряду, правда, с некоторыми другими) может быть по праву названа древнейшей. О том, что древние врачи умели лечить, свидетельствует само их существование, а слава выдающихся врачей древности (таких как Гиппократ или Гален) гремела по всему миру и дожила до сих пор. (Иногда шарлатаны и жулики от медицины добиваются большей известности и популярности, но эта известность не держится больше нескольких десятилетий). Однако врачи древности, как рядовые, так и великие светила, не имели практически никаких знаний по анатомии и физиологии человеческого организма (те «знания», которые, им казалось, они имели были полной галиматьей). Как же они находили методики лечения и лекарственные препараты? Безбожники предполагают что древние врачи подбирали методы лечения чисто эмпирически, т.е. путем проб и ошибок. Но представим, сколько же нужно времени, чтобы найти таким образом хоть одно лекарство, а чтобы разработать таким способом все методики лечения, которыми владели древние врачи, не хватит всей истории человечества. Гораздо разумней предположить что Бог научил человека по крайней мере некоторым методам лечения и дал ему интуитивную способность находить лекарство в окружающей природе. Это предположение подтверждается вышецитированными словами Библии «врачи и лекарства от Бога». При внимательном взгляде такую дарованную Богом интуицию мы видим и у лучших современных врачей. Даже больших современных знаний часто не хватает для принятия научно обоснованного решения и врачу необходимо использовать интуицию. Обратим теперь внимание на вторую часть библейской фразы «лекарства от Бога». Задолго до развития научной фармакологии человек нашел множество лекарств в окружающей его живой и неживой природе. Безбожники объясняют наличие у природных веществ лекарственных свойств опять же таки случайностью. Представим себе, однако, что мы пытаемся найти вещество случайно обладающее лекарственными свойствами в магазине бытовой химии, получится ли у нас это? А если вспомнить что некоторые растения содержат целую аптеку лекарственных средств в нужных дозах, то приходится признать естественные лекарства это не случайность, а дар Божий. Подведем итоги: милостью Божией человечество обладало достаточно эффективной медициной задолго до того как получило достоверные знания об устройстве человеческого организма. Более того, т.к. современные врачи не способны в отличие от древних лечить без искусственно созданных лекарств, то становится ясным что научная медицина разучилась в значительной мере пользоваться природными лекарствами. А ведь негативные побочные эффекты природных лекарств значительно меньше чем побочные эффекты лекарств искусственных созданных человеком, научная медицина многое приобретая, многое теряет. (Сегодня в обществе осознается преимущество природных лекарств перед искусственными, но к сожалению восстановить утраченное не так просто, стремление людей к природным лекарствам эксплуатируется жуликами и шарлатанами).
Переход от донаучной медицины к медицине научной породил и ряд трудно разрешимых или вовсе неразрешимых морально-этических проблем. Корень их лежит в том, что то, что раньше определялось только Всепремудрым Божиим промыслом стало благодаря успехам научной медицины доступно человеческой воле. Так Господь положил после грехопадения особое наказание женщине в муках рожать чад своих. Раньше это определение исполнялось естественным путем, а теперь человек решает сам терпеть ли родовые муки или обезболить роды и бежать от Божьего наказания. Современные медицинские методы позволяют многие годы поддерживать беспомощных больных, жизнь которых становится в тягость и себе и близким. В связи с этим возникает проблема эфтаназии, когда больной просит врача безболезненно прервать его жизнь. Должен ли врач делать это или нет? Так же долгие годы поддерживается жизнь больных с распадом личности (более 90% людей старше 85 лет страдают болезнью Альцгеймера, а ведь есть еще болезнь Паркинсона и многие другие болезни поражающие мозг) и даже больных с полностью или почти полностью отключенным мозгом (жизнь таких больных поддерживается искусственным сердцем и легкими, кто и когда принимает решение об отключении этого аппарата?) А вот еще ряд вопросов: можно ли лечить людей клетками из убиенных младенцев (абортивного материала)? Можно ли клонировать себе «на запчасти» (т.е. как источник иммунологически совместимых клеток близнеца? Можно ли вообще клонировать людей с какими-либо целями? Все эти и многие другие вопросы Господь человеку не задавал, но человек сам взвалил их на свой ограниченный разум и теперь стонет под их тяжестью. (НТП порождает морально-этические проблемы не только в области медицины. Сегодня, например, остро встала проблема глобализации. Эта проблема заключается в том современные методы коммуникации и построенная на результатах экономика превратили мир как бы в единый большой рынок, в котором из всех видов разнообразия выживают только наиболее удобные для большинства и экономически выгодные. Это касается языка стилей и других искусств, одежды пищи и многого другого. В итоге «цветущая сложность» (термин К.Леонтьева) мира превращается в унылое «попсовое» однообразие).
****
Многие богословы полагают, что именно отдаляясь от религии, наука становится бездуховной, а ее применение теряет нравственные, гуманистические ориентиры. А это и приводит в итоге к негативным социальным последствиям применения достижений науки, превращая ее из служителя человеку в силу, направленную против него. И здесь, с точки зрения теологов, церковь должна рассматриваться как «моральный посредник, способный помочь обществу в ответственном занятии наукой...».
Одним из важнейших каналов оказания такой помощи является использование религиозного наследия, которое должно пронизывать как нашу личную, так и общественную жизнь.
СХЕМА: НАУКА → ЦЕРКОВЬ → ОБЩЕСТВО
****
НАУКА И ИСКУССТВО
Можно выделить два вектора их движения к взаимодополнению
1. Образность, индивидуальность, интуитивность. Искусство это форма общественного сознания, связанная с надэмпирической трансляцией опыта человечества посредством художественных образов. Понятие «искусство» помимо обозначения многоплановой сферы творческой деятельности означает еще и мастерство, умение того или иного субъекта, а также искус, искушение, хитрость и обман. Искусство предлагает одну из древнейших форм знания художественное знание, которое предстает как личностно-субъективное отображение мира на основе художественных образов. В отличие от науки и научного знания, которое общезначимо или надличностно, отражает мир в понятиях и предполагает наличие общей для всех системы способов и правил построения знания, в художественном знании человек проявляет свою индивидуальность, творческие способности, закрепляет личностно - эмоционалъное видение мира. Искусство сопряжено с богатой палитрой эмоциональных переживаний, предоставляет возможности для самовыражения человека, для отражения и познания отдельных, частных сторон жизни и пограничных жизненных ситуаций, ускользающих из сферы ведения науки. Этим искусство обеспечивает способ надэмпирической трансляции человеческого опыта и выступает как источник духовного обогащения личности на основании сопереживания судьбам героев и драматическим ситуациям, отраженным в ткани художественного произведения. Именно искусство с очевидностью показывает, насколько отражение действительности зависит от способа ее восприятия. Ученый, как и художник, это творец, способный подчинить своему замыслу окружающую действительность, наделенный недюжинной силой воли и энергии. В своей деятельности он испытывает огромные интеллектуальные и эмоциональные нагрузки, и его мысль способна к невероятному напряжению. Существует предположение, согласно которому чрезмерное развитие рациональных способностей ведет к сужению и даже атрофированию всех прочих каналов мировосприятия. И когда ученые ссылаются на интуицию, они тем самым манифестируют свое стремление вырваться за пределы жесткой рациональности.
Искусство включает в себя знаковые системы разнообразных видов искусств, однако к ним не сводится. Оно обнажает ту особенность, что искусству нельзя научиться по учебнику, оно воплощает творческое вдохновение, содержит в себе личностные смыслы. В искусстве много интуитивного, оно обеспечивает вид удовольствия, который сродни свободному чувству эстетического наслаждения. Опредмечивание художественного видения мира, вхождение в сферу искусства формируется в процессе общения с учителем, мастером, но возможно лишь благодаря особым способностям и одаренности личности.
2. Разрешение противоречия в пределах науки. Для фундаментальной науки характерно стремление познать мир каков он есть вне и независимо от человека и его познания. Прикладная наука, напротив, стремится изменить мир для удобства человека. Она целиком зависит от социального заказа. Получаем противоречие внутри научного познания между фундаментальными и прикладными исследованиями, точнее, между экзистенциальными мотивами фундаментальных и прикладных исследований.
Это противоречие неразрешимо внутри научного знания. До середины XX века его разрешение не было актуальным вообще прикладные науки просто брали из банка фундаментальных открытий то, что им требовалось. Но с появлением атомной бомбы и генной инженерии все принципиально изменилось возникает моральная ответственность фундаментального знания перед прикладным и наоборот.
Разрешение противоречия фундаментального и прикладного начал в науке приходит извне прежде всего из мира искусства, которое смягчает и отстраненность фундаментальной науки от непосредственной жизни человека, и узкопрагматическую направленность прикладной науки. Обращение к искусству всегда, а в конце XX века особенно, гуманизирует стихию науки, делает ее более целостной, человечной, глубокой и органически включенной в культуру.
Таким образом, противоречие фундаментальною и прикладного начал в пауке это противоречие культуры и цивилизации. А значит, его разрешение возможно за пределами и культуры, и цивилизации.
Эта идея заставляет нас глубже проникнуть в мысль, высказанную выше, об искусстве как силе, при помощи которой действительно может быть снято противоречие фундаментального и прикладного и науке.
Что есть в искусстве такого, чего нет в науке? Размышляя о различии науки и искусства, мы можем констатировать, что искусство, безусловно, имеет в себе момент познания, но познание здесь выступает лишь средством, тогда как творчество является самоцелью. Но что творит искусство? Понятно, что оно не может лишь повторять окружающий мир ибо тогда эта деятельность не будет созданием нового бытия, а потому она противоречит идее творчества. Процесс творчества происходит тогда, когда разрешаются до сих пор неразрешимые противоречия человеческой жизни. Поэтому искусство обретает себя как художественное разрешение противоречий человеческой жизни. Необходимо осознать, что наиболее глубокое искусство как и философия, и религия не берется разрешать противоречия, которые могут быть разрешены в стихии жизни и без него. Оно как и философия, и религия тяготеет к постановке и разрешению трагических противоречий человеческого бытия (любовь и долг, жизнь и смерть, гений и толпа). При восприятии произведений такого искусства у зрителя возникает состояние потрясения и очищения «катарсиса», как говорил Аристотель. Именно это состояние и соединяет искусство с жизнью.
В высших своих формах наука и искусство устремлены к синтезу, который осуществляется в гениальном познании и творчестве. Без достижений искусства теоретическое познание вырождается в механистическое огрубление картины мира и при помощи техники превращает саму действительность мира людей в механизм. Отбрасывая возможности теоретического познания, художественное творчество становится вакханалией образов и произведений, между которыми часто утрачивается связь. Соединение достоинств искусства, стремящегося к созиданию нового бытия, и возможностей науки, систематически познающей - осваивающей бытие, было необходимо всегда. И оно происходило всегда в личности Гения. Но на рубеже XX-XXI веков такое соединение стало болезненно актуально. Ибо всеми переживается необходимость гуманизации мира, который мы построили.
Гуманизация мира означает смягчение отношений между людьми, расширение горизонтов видения, преодоление уродливой специализации отчужденных людей-полуавтоматов XX века и возвращение им космической целостности, которой достойна каждая личность. Такая гуманизация требует новой гениальности, способной осуществить синтез науки, удивительно расширившей свои пределы и пределы сознания, и искусства, удивительно углубившегося в себя и в подсознание человека.
16