Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
PAGE 1
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА
преп. Ляско Александр Кимович
ЛЕКЦИЯ «ИНСТИТУТЫ И ИХ ЗНАЧЕНИЕ В ЭКОНОМИКЕ»
North (1990): институты – это правила игры, вместе с механизмами их осуществления, или созданные человеком рамки, которые задают взаимоотношения между людьми. Институты уменьшают неопределенность, определяют и ограничивают набор альтернатив, имеющихся у каждого человека. Пример: приветствие других людей, покупка товаров, организация своего бизнеса.
Институциональные ограничения бывают формальными (законы) и неформальными (условности), они могут быть запрещающими, разрешающими и предписывающими. Соблюдение институциональных правил должно контролироваться, а нарушение – наказываться.
Hargreaves Heap (1989): институты – это любое соглашение, регулярная практика или набор правил, которые влияют на поведение, вырабатывают информацию и создают ожидания людей. Институты вносят предсказуемость в социальную жизнь (но, конечно, она не однозначна).
Schotter (1981): социальный институт – это регулярность в поведении, которая определяет поведение в повторяющихся ситуациях и либо самоуправляется, либо управляется внешней властью.
Если институты – это правила, то организации и отдельные люди – игроки по этим правилам. Институты оказывают влияние на то, как возникают и развиваются организации. Организации используют возможности, обусловленные институциональными ограничениями, а при необходимости и выгодности – изменяют сами институты.
Институты уменьшают неопределенность в отношениях между людьми, устанавливая устойчивые (хотя и подверженные изменениям) правила взаимодействия. Они не обязаны быть эффективными; кроме того, они различаются в разных обществах, что обуславливает разные пути развития и скорости роста национальных экономик.
Hodgson 1997
Роль норм, привычек и правил в экономике
Повсеместное распространение норм, привычек и правил в экономике обусловлено наличием следующих проблем:
(а) пределы оптимизации (покупатель в магазине: невозможность производить сложные вычисления; невозможность зафиксировать оптимум, даже находясь в нем; запрограммированность поведения соответственно ценам и способностям агента без учета его действительных желаний и самой проблемы выбора),
(б) масштабность поиска информации (поиск информации в библиотеке при ограниченности времени и внимания агента, например, поиск по известным авторам и новым книгам),
(в) сложность задачи (например, игра профессиональных шахматистов предусматривает выбор институтов для заполнения разрыва между способностями агента и трудностями анализа игровой ситуации),
(г) неопределенность (принципиальное неведение агента относительно будущих или настоящих событий, которое исключает приписывание рисков и вероятностей наступления определенных исходов),
(д) познавательные ограничения (трудности сортировки и распределения данных по категориям, вычленения нужной информации),
(е) трудности обучения (проблемы неверного восприятия и ошибочной трактовки, развертывания знания и адаптации к внешнему миру),
(ж) трудности общения (взаимодействие между агентами путем взаимно понятных сигналов).
Незнание и удовлетворительность
Simon (1978): экономические агенты часто предпочитают удовлетворительность вместо оптимизации, поскольку существуют когнитивные (познавательные) ограничения, а способность к обработке информации сама является редким ресурсом. Другими словами, они избирают процедурную рациональность (рациональное движение к цели) вместо формального достижения рационального результата. Их интересует не математическое нахождение оптимума, а сравнение цели и результата по принципу больше – меньше (достигает или не достигает полученный результат заранее заданного уровня удовлетворительности).
Ограниченная рациональность представляет собой выбор между вариантами, а не расчет величин. В неоклассических теориях индивид всегда принимает решение, объективно наилучшее с точки зрения заданной функции полезности. Ограниченная рациональность означает, что процесс принятия решения является наилучшим с точки зрения доступных индивиду знаний и методов расчета. Именно рациональность диктует агенту применение подразумеваемых правил там, где прямое применение теории невозможно – по причине отсутствия данных, непонимания теории или неопределенности решения.
Hargreaves Heap (1989): инструментальная рациональность – это ситуация, когда индивиды наилучшим образом удовлетворяют стабильные ожидания. Процедурная рациональность возникает, когда индивид следует нормам, предписаниям или процедурам действия. По Саймону, индивид поступает так из-за практической невозможности оптимизации (потому что он является плохим вычислителем). В действительности процедурная рациональность имеет более широкий смысл: индивид включен в сеть общественных правил и норм, которые определяют ожидания других агентов по поводу его поведения в определенных ситуациях. Главное, что эти правила и процедуры разделяются другими агентами, а не только одним индивидом, как у Саймона. Следование процедурам влияет на результаты взаимодействий между людьми, а не только на удовлетворение заданных индивидуальных склонностей одного агента.
Неоклассическая теория и неполнота информации
Stigler (1961): неоклассический подход к проблеме недостающей информации заключается в следующем: поиск информации прекращается, когда ожидаемый доход от ее приобретения сравнивается с издержками ее получения.
Arrow (1974) вносит существенные коррективы в эту модель, если речь идет о более сложных участниках экономических взаимодействий, а именно – о фирмах и других видах организаций: (а) информация в организации неполна, (б) не может быть полностью усвоена, (в) обладает неопределенностью при передаче между участниками, (г) кроме того, инвестиции в информацию необратимы (что накладывает ограничения на действия по ее приобретению).
North (1990): расшифровка информации неразрывно связана с идеологическими конструкциями в уме человека, который сталкивается с новым явлением, а также с ограничениями в способности усваивать информацию. Именно существование встроенного набора институтов позволяет человеку не думать, принимая решения в стандартных ситуациях экономического выбора. Но как только решаемые вопросы выходят за пределы личного опыта, неопределенность результатов возрастает. Представления оказываются неполными, а поступающая информация – слишком слабой, чтобы улучшить модели поведения.
Heiner (1983): разрыв между сложностью задачи и способностями агента ее решить приводит к образованию институтов с целью снижения неопределенности. Чем шире разрыв, тем скорее люди выработают немногочисленные и простые стереотипы, понижающие сложность ситуации.
Hodgson (1994): информация перерабатывается и усваивается индивидом в соответствии с его личными представлениями, а также социальными концепциями (системой образов, языком, историческим опытом). Значения одной и той же информации могут быть разными для разных индивидов и культур. Входящая информация, в свою очередь, изменяет познавательные ограничения и систему предпочтений индивида. Часть информации вообще не может передаваться между субъектами (неявное знание), а может только вырабатываться в ходе личного опыта. Никакая информация не может быть свободна от общественных концепций, норм и правил (институтов), которые явно или неявно воздействуют на личные представления.
Несовпадение неоклассической теории и практики
Идеальная область применения неоклассической теории – это совершенно конкурентный рынок. Его основные характеристики: (а) большое количество участников, не влияющих на цены; (б) однородные и полностью определенные товары; (в) полная информация о полезных свойствах товаров; (г) отсутствие барьеров входа и выхода.
Автономов (1998): модель экономического агента в неоклассической теории включает следующие основные черты: (1) экономический человек ограничен в ресурсах, не может одновременно удовлетворить все потребности и потому вынужден делать выбор, (2) предпочтения индивида эндогенны и устойчивы, ограничения внешней среды (особенно цены и доходы) задаются извне и меняются, (3) индивид оценивает различные возможности, которые должны быть сопоставимы между собой, (4) выбор индивида руководствуется его собственными предпочтениями, а все его отношения с другими агентами приобретают форму обмена, (5) информация в распоряжении агента ограничена и не бесплатна, (6) выбор экономического человека рационален: из известных вариантов выбирается тот, который, согласно его мнению и ожиданиям, в наибольшей степени будет отвечать его предпочтениям (максимизировать целевую функцию). Ошибки агента могут быть только случайными, а не систематическими.
Machina (1987): и стандартная теория потребления, и теория ожидаемой полезности предполагают, что объекты выбора могут быть описаны однозначно и объективно и что одинаковый набор возможностей приводит к одинаковому выбору. Предпочтения транзитивны, то есть, если первый предмет предпочтителен по отношению ко второму, а второй – к третьему, то первый предмет предпочтителен по отношению к третьему. Индивид способен производить сложные математические вычисления (включая расчет вероятностей сложных событий).
Экспериментальные опровержения этих постулатов состоят в следующем: нарушения транзитивности, проблемы формулировки выбора (различия в формулировке альтернатив порождают различный выбор), нарушения фактической шкалы предпочтений по сравнению с первоначально заявленной, проблемы оценок субъективных вероятностей.
Hodgson 1998
Классическая институциональная теория
Классическая школа старого институционализма рассматривала институты как результат процессов, происходивших в прошлом, фактор социальной инерции. Институты обеспечивают преемственность в экономических процессах, а посредством эволюции институциональной среды экономика адаптируется к изменениям технологий. Изменение институтов помогает индивиду приспособить доступные ему средства к меняющимся целям.
Например, в институциональной теории цены рассматриваются как соглашения, поддерживаемые привычками и укорененные в особых институтах. Такие соглашения изменяются в зависимости от типов товаров, способов расчета и установления цен, процедур принятия ценовых решений. Имеют значения все аспекты институтов, связанные с формированием цен: какие издержки принимаются в расчет и как они считаются? Какие правила управляют ценообразованием? Какая информация известна и какая недоступна? Какие правила ответственны за пересмотр цен, учет рыночной структуры, обработку новой информации?
Как пример можно рассмотреть понятие административных цен. Means (1935) предложил этот термин для установления цен менеджерами крупных корпораций, когда значения цен остаются неизменными в целой серии контрактов. Рыночный механизм – это организация и координация многочисленных продавцов и покупателей через установление рыночных цен. Административная координация означает, что менеджер, собственник или правительственный чиновник организует использование ресурсов и выпуск под своим контролем. Если у крупной корпорации достаточная власть над работниками, поставщиками и потребителями, то она устанавливает жесткие административные цены.
При совершенной конкуренции (фирма-ценополучатель) цены изменяются под действием рыночного спроса, в то время как объем выпуска варьирует мало. В административном секторе (крупные корпорации с разделением собственности и управления) все наоборот – прибыль не максимизируется, а поддерживается на запланированном уровне. Цены не изменяются, а выпуск варьирует.
Тот факт, что действие институтов длится дольше, чем усилия отдельных индивидов (институты могут передаваться от одних групп людей к другим и от одних поколений к другим), позволяет принять институты, а не индивидов в качестве единицы экономического анализа. Это значит, что в институциональной теории анализируется не поведение стандартных экономических агентов (потребителей, фирм), а поведение правил, регулирующих их отношения (внутренняя структура фирмы, формы контрактов, распределение прав собственности, способы защиты экономических интересов).
В старой институциональной традиции индивид не принимается как данность, как неизменный (и известный) набор функций предпочтения. Вместо этого вводится понятие об эволюционном изменении индивидов и институтов в результате взаимодействия между ними.
Привычки индивидов могут быть определены как в основном бессознательная склонность следовать ранее принятым образцам поведения. Они являются формами устойчивого поведения в повторяющихся ситуациях. Классическое определение У. Хэмилтона гласит: «институт – это преобладающий способ мышления или действия, укорененный в привычках группы или в обычаях народа». Это определение развивает представление Т. Веблена об институтах как об установившихся мыслительных привычках некоторой общности людей.
Согласно Дж. Коммонсу, когда привычки становятся частью групповых представлений или социальной культуры, они превращаются в традиции или рутины. Институты представляют собой длительные и интегрированные комплексы обычаев и рутин. Привычки и рутины сохраняют знание, а институты переносят их в течение длительных периодов времени. Имитация и самостоятельная выработка поведенческих привычек приводит к распространению и поддержке деятельности институтов. В свою очередь, институты усиливают действие отдельных привычек и типов поведения и помогают передавать их новым членам социальных групп. Таким образом, привычки и правила получают двоякое значение: они поддерживают индивидуальные нормы поведения, а также обеспечивают индивида средствами познания, посредством которых поступающая информация может быть интерпретирована и усвоена.
Eggertsson 1998b
Неэффективные институты и экономический рост
Неэффективные институты способны замедлять экономическое развитие общества и устойчиво препятствуют возникновению новых технологий, организаций или отраслей. Рассмотрим два примера из экономической истории Исландии:
(1) традиционно в Исландии были сильны институты коллективного (взаимного) социального страхования. Как обычно в традиционных обществах, люди были ответственны за благосостояние своих родственников, причем семейное родство определялось до пятого поколения. Если у бедняка не было близких родственников, способных позаботиться о нем, функция поддержки переходила к родственникам в третьем и четвертом поколениях, при условии, что их благосостояние превосходило определенный минимум.
Если не хватало семейной поддержки, местные самоуправляющиеся коммуны (около 160 по всей территории Исландии) должны были занять место семьи в системе коллективной безопасности. Эти же коммуны следили за уплатой местных налогов и контролировали использование общественных пастбищ. Местная коммуна могла приписывать бедняков к более состоятельным семьям. В случае временных затруднений коммуна предоставляла семьям субсидию, а если проблемы не могли быть решены даже за длительный срок, коммуна распределяла членов семьи по более процветающим домохозяйствам.
Члены коммуны были обязаны компенсировать часть убытков хозяйству, пострадавшему, например, от пожара (в пределах половины убытков и не более 3 раз за время существования хозяйства). Сверх того, компенсации потерь от стихийных бедствий разделялись между владельцем земли и ее арендатором. Чтобы исключить обман со стороны пострадавших, были включены дополнительные механизмы защиты: например, компенсацию за потерю стада можно было получить только после гибели четверти поголовья, а размер выплат находился в пределах 1-процентных отчислений фермеров, входивших в коммуну.
Далее, к концу 17 века 85% фермеров не владели участками земли и 96% арендовали землю. Контракты в основном заключались на условиях фиксированных рентных отчислений. Это означало высокую подверженность арендаторов риску (неурожая или гибели животных), значит, чтобы избежать массового разорения арендаторов, контракты должны были или содержать неформальные оговорки о разделении потерь или перестраховываться институтами с низкими издержками противостояния риску.
Действие первого механизма состояло в понижении арендной платы после эпидемий или стихийных бедствий. Для того, чтобы арендаторы, в свою очередь, не обманывали землевладельцев, избыточно используя земельные ресурсы и выплачивая только оговоренную ренту, коммуны специально следили за состоянием общественных пастбищ и оплачивали инспекторов, которые оценивали состояние частных участков земли при переходе от одного арендатора к другому (виновный в избыточном истощении земли выплачивал штраф). Если арендовалась не земля, а скот, то владелец скота нес риски гибели животных в результате эпидемии, в родах или от удара молнии, в то время как арендатор брал на себя все остальные риски (в том числе, погодные). В итоге все эти сложные формальные и неформальные институты разделения риска приводили к тому, что арендаторы зачастую придерживались очень рискованных стратегий выращивания животных: в погоне за быстрыми деньгами они резко увеличивали поголовье скота в условиях относительно мягкого климата, не заботясь о том, что все поголовье может погибнуть в результате одной-единственной суровой зимы. Ясно, что бедные наниматели не в состоянии будут компенсировать владельцу стада крупные потери, значит, владельцы скота рассчитывали на действие контрактных оговорок и коллективные институты социального страхования.
Рискованные игры против природы были массовым явлением, именно благодаря общественной подстраховке риска. Каждую осень фермеры могли тратить усилия на заготовку кормов для животных (предполагая, что зима будет суровой) или пренебрегать этими затратами (но рискуя при этом гибелью животных). Факты свидетельствуют о том, что фермерские хозяйства не были подготовлены к суровым зимам: в 1800-1802 годах было потеряно три пятых поголовья овец в стране (171 тысяча в абсолютном выражении), в 1881-1883 потери составили 187 тысяч овец.
В течение столетий реформаторы и центральная администрация советовали местным коммунам запасать сено на зиму, потому что ограниченные запасы кормов и периодический голод среди домашних животных представлялись им очевидным провалом действующих институтов. Датская королевская комиссия рекомендовала в 1771 году установить общественный контроль за поголовьем стад, наказывать фермеров за избыточный скот и создавать запасы сена под контролем коммун. В 1874 году парламент принял закон, по которому коммунальным властям вменялось в обязанность следить, чтобы фермеры под угрозой штрафов не сохраняли на зиму больше скота, чем могли прокормить в условиях холодов. Ничто не помогало: фермеры и местные коммуны игнорировали и законы, и рекомендации.
Что послужило причиной неэффективной стратегии фермеров: ограниченная рациональность, провал коллективных действий или побочные эффекты действующих институтов? Логично предположить, что сообразительность или согласованность коллективных действий, которые хорошо проявлялись на уровне ферм и коммун, не могли вдруг исчезнуть, когда речь заходила о сохранности стад домашних животных. Значит, дело в неэффективных институтах, которые препятствовали принятию решений, очевидных для внешнего наблюдателя. Одним из таких институтов стала незащищенность частных прав собственности в коммуне как следствие избыточных механизмов коллективного страхования.
В традиционном исландском институциональном устройстве фермеры, которые выбирали стратегии с пониженным риском, могли обнаружить, что несут все издержки, связанные с хранением запасов, но при этом лишены выгод от резервирования. Уже наиболее древние законы размывали частные права собственности на запасы сена, поскольку требовали, чтобы фермеры продавали излишки сена соседям по их требованию. По закону, фермеры, которым не хватало сена на зиму, могли потребовать его общественных продаж в местной или соседней коммунах. Специальные агенты затем оценивали, есть ли у кого-то из фермеров округи запасы сена, превышающие их потребность на зиму. Если фермер не подчинялся этим законам, его излишки конфисковывались, а сено продавалось за полцены (покупатель вдобавок получал еще и половину штрафа, взимаемого с владельца излишков).
Закон (и возникшие позже на его основе социальные нормы) подрывал права собственности на излишки кормов. Разумный фермер просто не стал бы создавать излишки сена на зиму (и, следовательно, неоткуда было брать корма для принудительной распродажи в пользу более беспечных владельцев скота). В конце концов, в 20 веке для стабилизации поголовья скота пришлось не только проявлять инициативу парламента и национального правительства, но и оказывать значительную финансовую помощь из бюджета на создание страховых запасов кормов для животных (хотя эта задача решалась теперь легче за счет того, что возросли масштабы заготовки и хранения кормов, из-за развития рыболовства появилась рыбная мука как альтернатива сену и намного улучшились пути сообщения).
(2) Отличительной чертой экономической истории Исландии является неразвитость ее рыболовецкой индустрии на протяжении всего периода вплоть до конца 19 века, хотя это был очевидный способ вырваться из тисков бедности и снизить зависимость от рискованного земледелия и скотоводства. Несмотря на то, что начиная с 15 века Исландия пыталась заимствовать новые технологии рыбной ловли, предприниматели так и не создали в стране эффективную, ориентированную на экспорт рыбную отрасль. Океанская рыбная ловля была ограничена размерами маленьких открытых лодок и разрешением выходить в море только фермерам и их работникам.
Почему же исландская элита боролась за сохранение неэффективного статус-кво и усиливала институциональные ограничения, привязывавшие труд к земле и противостоявшие промышленной специализации? Существуют два объяснения устойчивой неэффективности институтов: одно связано с существованием все той же системы коллективного социального страхования, другое – с сохранением доступа к дешевой рабочей силе.
Опасения, что специализированные рыбаки будут бесплатно пользоваться благами системы социального страхования, могли быть основаны на том, что колебания в объемах производимого продукта выше в рыболовстве, чем в фермерском хозяйстве. Уже в наиболее старых исландских законах содержатся запреты устраивать домашние хозяйства без скота, если коммуна явно не согласится страховать их имущество.
Отсталые технологии и примитивный капитал исландских рыбаков вполне объясняют, почему рыболовство рассматривалось в обществе как ненадежное занятие. До появления палубных судов, пригодных для круглогодичной рыбной ловли вдали от берега и для следования за мигрирующими косяками рыбы, рыболовство на лодках не было приспособлено к зимним штормам в Северной Атлантике и ограничивалось однодневными вылазками вдоль побережья. Поэтому совокупность формальных и неформальных соглашений препятствовала рыбакам заниматься промыслом на свой страх и риск из опасений увеличенных выплат из общественных фондов.
Другой причиной, по которой сообщество фермерских хозяйств поддерживало институты, привязывавшие работников к земле и ограничивавшие их мобильность, было желание сохранить низкие издержки оплаты труда. Если бы рынок труда существовал без ограничений, относительно высокая производительность рыболовства (даже подверженного риску) могла бы повлиять на требования увеличить зарплату в низкопроизводительном сельском хозяйстве. Хотя рост заработков рыбаков вызвал бы увеличение спроса на продукты сельского хозяйства, владельцы земли были больше озабочены возможной нехваткой рабочих рук и давлением конкурирующего рыболовецкого сектора с более высокой оплатой труда.
Кроме того, жизнеспособная рыболовецкая индустрия требовала взаимодействия с иностранными партнерами, как в части приобретения современных судов и технологий, так и в части экспорта рыбы. Датская корона, опасаясь потери контроля за Исландией, запретила подобную независимую внешнюю торговлю в обход королевской монополии. Таким образом, интересы Дании сошлись с интересами правящих землевладельцев Исландии, в результате чего надолго замедлилось развитие специализированной и эффективной рыбной отрасли.
Peng and Heath 1996
Институты и фирмы в переходной экономике
Влияние институтов, регулирующих экономическую жизнь общества, может быть настолько большим, что становится фактором, определяющим стратегическое поведение отдельных фирм и целых отраслей. В качестве примера авторы рассматривают воздействие институтов переходной экономики на процессы роста фирм. Эти процессы организованы, вообще говоря, по-другому, чем в развитой рыночной экономике (и тем более сильно отличаются от условий плановой экономики). Традиционно фирма на Западе могла использовать для своего роста два основных принципа – экспансию (простое расширение административных границ, например, добавление новых отделов) или приобретение других фирм (слияние или поглощение). Позже к этим механизмам добавился третий – сетевой рост (стратегические альянсы, совместные предприятия, исследовательские консорциумы). Мотивы для образования подобных гибридных форм включают разделение риска, получение доступа к новым технологиям и рынкам, экономию от масштаба и соединение дополняющих друг друга ресурсов.
Рост фирм имеет множество измерений: он может характеризоваться увеличением активов и количества занятых, прибыльности, направлений деятельности, так же как и расширением продуктовых линий и освоением новых экономических функций. При этом западная фирма действует в рыночной среде, то есть она относительно свободна в преследовании своих стратегических задач роста. Этот рост инспирируется и направляется топ-менеджерами фирмы, которые используют набор физических, человеческих и организационных ресурсов (в предположении, что внутри фирмы существуют свободные ресурсы какого-либо вида и их можно дополнительно задействовать в той или иной комбинации). При этом фирменный рост сдерживается двумя ограничениями: (1) способностью фирмы вырабатывать постоянные организационные правила (рутины), которые передаются ее участникам, и (2) ее способностью преодолевать дополнительные издержки управления, возникающие в ходе роста.
Теперь обратимся к институциональным влияниям, которые воздействуют на принципы роста фирм в экономике другого типа – плановой экономике до ее перехода к рыночной. Мы наблюдаем в ней следующие основные формальные институты: тотальное централизованное планирование и бюрократический контроль. В вопросах расширения и роста типичная фирма подчиняется решениям плановых органов, а не выступает независимым рыночным игроком. Так называемые «мягкие бюджетные ограничения» позволяют фирме не очень заботиться о прибыльности, поскольку правительство спишет долги и предоставит необходимые оборотные средства. Таким образом, у предприятия практически отсутствуют финансовые стимулы, мотивы и средства к росту объема продаж, прибыли или продуктовой номенклатуры.
Когда такая фирма попадает в переходный экономический период, старые формальные институты планирования и контроля ослабляют свое воздействие. Вместе с тем новые формальные правила (закрепление и защита прав собственности) в значительной мере еще не сложились. Если раньше ресурсы государственных фирм направлялись на цели роста посредством бюрократического контроля и отношений власти, то теперь фирмы, которые постепенно становятся частными, должны перераспределять ресурсы самостоятельно, на рыночной основе. Однако у них для этого не хватает формальной институциональной основы – положений коммерческого права, законодательства о банкротстве, о залоге, о свободном обороте основных рыночных ресурсов (включая земельные участки). Как следствие не работают (или работают с большими искажениями) рынки стратегических факторов производства, необходимых для роста. В отсутствие институтов защиты прав собственности растет неопределенность, а следом возрастают издержки и потери фирм, принимающих решения о своем расширении или росте на традиционной для западной экономике основе.
Существуют также неформальные институциональные ограничения, унаследованные предприятиями переходного типа от плановой экономики. К ним относится система персональных связей между менеджерами фирм и полулегальная деятельность по снабжению и сбыту в условиях тотального дефицита.
Фирмы в переходный период должны быстро наращивать свои технологические и организационные возможности, поскольку традиционные способы снабжения и сбыта уже перестают работать, а новые рынки еще только предстоит завоевать. Эти процессы осложняются жесткой конкуренцией с иностранными компаниями за внутренний рынок, а также с компаниями всех видов – иностранными и национальными – за право выхода на экспортные рынки, дающие доступ к твердой валюте. Рост контролируемых активов или числа занятых, как правило, не интересует переходные фирмы, поскольку эти показатели и так уже были чрезмерно велики в плановый период. Их больше интересует совершенствование продуктов и услуг, дающее доступ к финансовым ресурсам, а в перспективе – к увеличению объемов продаж и прибыли. Но как достичь этого вида роста?
У переходных фирм (как следствие экономики дефицита и экстенсивного роста) есть значительные избыточные мощности, запасы сырья и полуфабрикатов, а также излишнее количество занятых. Но неразвитость факторных рынков не позволяет ни продать неиспользуемый капитал, ни сдать его в лизинг, а социальные ограничения не дают возможности прибегнуть к массовым сокращениям работников. Не лучше обстоит дело и с менеджерскими ресурсами, качество и количество которых явно недостаточно для обеспечения рыночного роста, особенно для управления холдингами, образованными в результате массовых слияний и поглощений. Невозможность продажи продукции по ценам, покрывающим высокие издержки, перегруженность предприятий долгами и неразвитость банковской системы служат ограничением роста со стороны финансовых рынков.
Как следствие, простому расширению границ фирмы препятствует нехватка организационных навыков работы в рыночной экономике, которые могут в массовом порядке передаваться менеджерам, а рост на основе слияний и поглощений сдерживается отсутствием формальных институтов защиты и перераспределения прав собственности, зачаточным состоянием финансовых и факторных рынков, а также избытком физических ресурсов низкого качества. Что же остается растущим фирмам на тот период, пока не будут выработаны ясные и четкие институциональные нормы исполнения контрактов, слияний и банкротств? Они могут принять стратегию роста, основанную на формировании сетевых структур или на размывании границ между фирмами.
Это значит, что сложившиеся неформальные отношения между топ-менеджерами позволяют выстроить стратегические альянсы между фирмами, которые вместе с тем избегают сложностей формального перехода прав собственности. Желание избежать неопределенности и бюрократических издержек приводит к тому, что фирма в составе сетевой структуры использует внешние ресурсы для своего роста, но формально ими не владеет. Посредством доступа к информации, основанной на внутренних источниках, используя отношения доверия, координируя ресурсы, доступные членам группы, фирмы могут обеспечивать не только совместный рост и экономию от масштаба, но и накопление организационных знаний. Неформальный сетевой рост будет поддерживаться до тех пор, пока выигрыш от использования коллективных ресурсов не будет превзойден издержками взаимного неформального согласования, торга и контроля за соблюдением интересов всех участников группы.
Stiglitz (1994): институты реформы должны действовать одновременно. Например, проведение приватизации без одновременного запуска институтов конкуренции может привести к дружественной распродаже государственных активов (происходит ослабление государства и разрушение общественного порядка посредством коррупции и присвоения имущества представителями властных органов).
Успех рыночной экономики не сводится только к экономическим стимулам: критически важные роли играют нормы, общественные институты, социальный капитал и доверие. Рыночному обществу необходим неявный социальный контракт, который нельзя просто ввести постановлением реформаторского правительства. Одна из трудных задач – переход от старого к новому неявному социальному контракту. Простое разрушение старых норм и ограничений не учитывает, что процесс создания новых норм занимает много времени, и приводит к тому, что новые институты остаются бездействующими.
Пример: норма переобучения и переквалификации безработных не работает без денег, технических ресурсов и точной информации о потребности в рабочих местах на долгосрочную перспективу.
Нестеренко (2000): экономический рост требует новых формальных и неформальных институтов, возникающих по воле государства, помимо и даже вопреки ему. Базовые институты (частная собственность, антимонопольное законодательство, соблюдение прав акционеров) должны обрасти дополнительными нормами, чтобы избежать институциональных разрывов. Иначе какие-то социальные отношения не будут иметь устойчивых, предсказуемых и общепризнанных норм поведения (что особенно опасно в сфере трудовых отношений и реструктуризации нежизнеспособных предприятий). Отсутствие институтов ведет к произволу в трактовке решений вышестоящей власти и к оформлению особых договоренностей между чиновниками, собственниками и менеджерами в ущерб оздоровлению предприятий, выплате налогов, инвестициям.
Пример: цены «Газпрома» как монополиста ограничены и регулируются государством, но способы урегулирования задолженности, цены и условия поставок газа для каждого отдельного предприятия могут быть предметом индивидуального торга. Открывается дорога для сговора и уменьшения налоговых выплат, что входит в противоречие с другими системными институтами переходной экономики.
Модернизация – это не столько технологические изменения, сколько создание институтов роста – свободного предпринимательства и частной собственности. Возникающие в ходе культурной эволюции неформальные нормы, поощряемые этими институтами, сделают возможным развитие экономики на добровольной основе, без государственного принуждения.
Пример: различия в поведении малого бизнеса, зажатого административным и налоговым давлением, - и его роль в институционально развитой экономике (уведомительная регистрация, защита от вымогательства).
ЛЕКЦИЯ «ИНСТИТУТЫ И ОБЩЕСТВЕННЫЙ ВЫБОР»
Общественные блага
Чисто общественные блага потребляются всеми гражданами независимо от того, платят они за потребление или нет (национальная оборона, среднее образование в государственных школах). Они характеризуются неизбирательностью и неисключаемостью.
Неизбирательность означает, что потребление данного общественного блага одним человеком не уменьшает его доступности для других. Пример: чистый воздух в городском парке. Предельные издержки производства дополнительной единицы чисто общественного блага равны нулю.
Неисключаемость означает, что человек не может быть отстранен от потребления чисто общественного блага, даже если отказывается за него платить (национальная оборона).
Чисто общественное благо – в отличие от частного – не может быть разделено на отдельные порции и продано каждому потребителю по той цене, которую тот согласен заплатить. Все потребители используют объем чисто общественного блага целиком. Если кривые спроса на частные блага суммируются по горизонтали (сумма объемов потребления каждого человека при заданной цене), то кривые спроса на общественные блага складываются по вертикали (ценности блага для каждого индивида суммируются для заданного объема выпуска общественного блага).
Даже если бы можно исключить кого-то из пользователей из числа потребителей общественных благ, это часто было бы нежелательным (слишком дорогостоящим). Например, общественный скверик можно огородить забором и посадить на входе охранника с билетами, но это увеличит расходы по содержанию скверика и ухудшит его внешний вид. Аналогично, частные выгоды от прививки против гриппа могут быть меньше, чем частные издержки (малый риск заболеть по сравнению с отвлечением рабочего времени и реакцией на вакцину), но для общества в целом выигрыш перевешивает затраты (противодействие эпидемии). Именно из-за этого расхождения государство должно принуждать к производству определенных общественных благ (через систему запретов, предписаний и налогов).
Иногда общественные блага создаются отчасти частным образом. Судовладелец может поставить несколько маяков для своих судов, хотя ими при этом будут бесплатно пользоваться и другие суда. Владелец участка может выращивать цветы на нем, при том что его сосед будет бесплатно ими любоваться. Но в обоих случаях производитель общественного блага принимает в расчет только свои частные издержки и выгоды, поэтому общество в целом может и не получать оптимального количества благ.
Хотя общественные блага потребляются коллективно, выгода от них для каждого человека индивидуальна. Если каждый человек должен будет оплачивать свою долю в производстве общественных благ соответственно его предельной выгоде, то появится стимул для сокрытия и искажения информации о том, насколько ценно данное благо для человека. В то же время проверить показатель ценности «со стороны» часто бывает невозможно. Пример: налоги на всеобщее школьное образование – каждый преуменьшал бы значение государственных школ, если бы должен был платить налог соответственно ценности образования для его детей, а проверить важность школьных услуг для его семьи нельзя.
Olson (1965): всякий раз, когда возникает возможность получить общественное благо, заплатив за него меньше остальных (или вообще не заплатив), появляется проблема безбилетника. Пример: постройка площадки для автомобилей возле жилого дома. Проблема связана с трудностями получения информации об истинных предпочтениях и поведении потребителей, а также с невозможностью объективного контроля. Поэтому проблема безбилетника чаще возникает в больших и разрозненных группах людей. Но если бы все люди безнаказанно имели возможность платить за общественные блага по минимуму или вообще не платить, общественные блага никогда бы не были произведены (или производились бы в меньших размерах, чем нужно). Проблема безбилетника состоит в том, что общественные блага нужны всем (предельные, или дополнительные выгоды от новой единицы общественного блага, высоки), но никто не хочет за них платить (нести предельные издержки), предпочитая, чтобы это сделал сосед, и зная, что его все равно не исключат из пользователей общественного блага, когда оно будет произведено (например, если он будет всего лишь вносить помесячную текущую плату за стоянку своего автомобиля).
Условие эффективности общественного производства: сумма предельных норм замещения (каким количеством частных товаров человек готов пожертвовать ради дополнительной единицы общественного блага) равна предельной норме трансформации (от скольких частных товаров нужно отказаться, чтобы произвести дополнительную общественную единицу). Иными словами, сумма готовностей платить должна быть равна цене производства. Но возникают две проблемы: (а) люди занижают свои потребности (оценку общественного блага), (б) даже честно заявив о своих потребностях, они не всегда готовы их оплатить.
Поэтому государство, не полагаясь на «рыночную» волю большинства граждан, само организует выпуск общественных благ (или поручает это своим частным подрядчикам) на деньги, собранные в форме налогов в принудительном порядке. Пример: разница между автостоянкой возле жилого дома и муниципальным гаражом для общественных автобусов – сбор добровольных вкладов в одном случае и местных налогов в другом.
Эти и подобные им провалы рынка представляют собой случаи, когда рынок оказывается не в состоянии обеспечить эффективное распределение ресурсов (ведь от строительства автостоянки лучше станет всем, но не пострадает никто, поэтому новое состояние будет более эффективным по Парето). К провалам рынка относят: (а) существование монополий, (б) асимметрию информации, (в) внешние эффекты, не учтенные в ценах (загрязнение окружающей среды, за которое никто не получает компенсацию), (г) недопроизводство общественных благ. Государство помогает решить эти проблемы, проводя антимонопольную политику, развивая фондовый рынок (который сам заинтересован в раскрытии информации о предприятиях), вводя корректирующие налоги и самостоятельно выпуская общественные блага на сумму собранных доходов.
При этом государство стремится не только наладить работу рынка, но и изменить рыночные пропорции, которые с его точки зрения нежелательны. Отсюда – введение государственных пенсий, социальных пособий, дотаций корректирующих налогов. Таким образом, государство не только устраняет провалы рынка, но и становится самым мощным рыночным игроком, участвуя как в производстве, так и распределении рыночных благ. Как установить пределы его вмешательства в экономику?
Общие соображения состоят в том, что государство должно не заменять собой рынок (прямые запреты, очереди, рационирование), а ослаблять или усиливать рыночные сигналы (налоги и субсидии). Но где граница между этими подходами? Пример: установление предельных цен на продукцию естественных монополий – одновременно и коррекция рынка, и его замена административным распоряжением. Многие меры государственного регулирования дают противоречивые эффекты (например, пособие по бедности, стимулирующее не работать). Эффекты от введения государственного регулирования могут быть разными в краткосрочном и долгосрочном периодах. Пример: сокращение общественного потребления в пользу инвестирования в создание тяжелой индустрии в конце 20-х годов в СССР. Наконец, государство может сдвигать вверх и вправо границу общественных возможностей (заставляя производить общественные блага), что является улучшением по Парето, а затем перераспределять результат в пользу одной из сторон (сдвиг вдоль новой кривой максимальной эффективности), что ухудшит положение другой стороны.
Поэтому для принятия решений по поводу производства и распределения общественных благ необходимо вначале сделать правильный общественный выбор.
Общественный выбор
Теория общественного выбора изучает различные способы, посредством которых люди используют политические институты и организации в своих собственных интересах. В основе этой теории лежат три принципа: методологический индивидуализм, концепция экономического человека, представление политики как обмена.
(а) индивидуализм. Основная предпосылка теории общественного выбора состоит в том, что люди действуют в политической сфере, преследуя свои личные экономические интересы, и что нет непреодолимой границы между политикой и экономикой. Государство также преследует свои интересы (интересы правящих групп) в большей степени, чем интересы общества. Рациональные политики поддерживают в первую очередь те программы, которые способствуют расширению их сферы влияния в государстве и приведут к их переизбранию на ближайших выборах.
(б) экономический человек. Предполагается, что человек в политике ведет себя рационально (сравнивая предельные выгоды и издержки) и максимизирует свою функцию полезности. При этом он либо располагает всей полнотой информации и идеальными способами ее обработки, либо учитывает ограниченность информации и способностей к ее восприятию в разряде издержек. Предельные выгоды и издержки предполагаются известными и измеримыми (например, в деньгах), в том числе, в будущих периодах.
(в) политика как обмен. Джеймс Бьюкенен в своей нобелевской лекции «Конституция экономической политики» говорит следующее: «Политика есть сложная система обмена между индивидами, в которой последние коллективно стремятся к достижению своих частных целей, так как не могут реализовать их путем обычного рыночного обмена. Здесь нет других интересов, кроме индивидуальных. На рынке люди меняют яблоки на апельсины, а в политике – соглашаются платить налоги в обмен на блага, необходимые всем и каждому: от местной пожарной охраны до суда».
Таким образом, политический рынок по своему смыслу аналогичен товарному: люди конкурируют на нем за влияние на принятие решений, за доступ к распределению ресурсов, за места в иерархии. Но форма проявления этого рынка особенная: избиратели и политики обмениваются голосами и предвыборными обещаниями, причем форма реализации этого обмена весьма сложна: избиратели выбирают своих представителей в парламент, парламент принимает законы, а чиновники государственной власти организуют их исполнение. При этом парламент вступает в отношения обмена с чиновниками (поскольку принимает их отчеты и контролирует их деятельность), а все они вместе – с избирателями, поскольку заставляют их платить налоги, чтобы исполнить пожелания избирателей.
Непосредственный выбор
Прямая демократия означает, что каждый гражданин имеет право непосредственно выразить свое мнение и голосовать по любому конкретному вопросу общественного выбора. Пример непосредственного голосования по поводу программы озеленения: пусть на улице стоят 3 дома, а покупка и посадка одного дерева стоят 60 долл. Если предельные издержки (60 долл.) равномерно распределяются между 3 семьями, то каждая из них должна заплатить по 20 долл. предельных затрат. Предельная выгода измеряется как приращение выгоды в расчете на каждое новое дерево:
Число деревьев Общая выгода Предельная выгода
1 180 180
2 340 160
3 480 140
4 600 120
5 700 100
6 780 80
7 840 60
8 880 40
Если выгоды и издержки распределяются равномерно, то будет посажено 7 деревьев (предельные издержки равны предельному выигрышу, 60 долл.). Допустим теперь, что затраты распределяются равномерно, а выгоды – нет (изменены места посадки деревьев). Первая семья получает 50% общей выгоды, вторая семья – 30%, а третья – 20%. Тогда третьей семье все равно, сажать или не сажать пятое дерево (доля дополнительной выгоды – 20 долл., предельные затраты – тоже 20 долл.), а посадка шестого дерева для третьей семьи убыточна (16 долл. выигрыша против 20 долл. затрат). Седьмое дерево невыгодно уже для второй и третьей семей (12 и 18 долл. предельных доходов при 20 долл. предельных затрат). Большинством голосов семьи остановятся на 6 посаженных деревьях, что меньше, чем при равномерном распределении затрат и выгод. Если затраты распределяются равномерно, а выгоды нет, то при непосредственном голосовании будет иметь место недопроизводство общественных благ (как, например, в случае с равным финансированием строительства теннисных кортов богатыми и бедными налогоплательщиками).
Представим противоположный случай: выгоды распределяются равномерно, а издержки нет. Пусть пропорция распределения издержек та же, что и выгод в предыдущем примере: 50% издержек несет первая семья, 30% - вторая и 20% - третья. Тогда для 8 деревьев доли в предельных издержках второй и третей семей будут 12 и 8 долл. соответственно, а предельные выгоды – по 20 долл. Для первой семьи будет безразлично, сажать или не сажать восьмое дерево (20 долл. против 20 долл.), и большинством голосов восьмое дерево будет куплено и посажено. Если выгоды распределяются равномерно, а издержки нет, при непосредственном голосовании будет иметь место перепроизводство общественных благ.
В обоих случаях этого выбора, сделанного большинством голосов из трех семей, решающей была позиция второй семьи, находившейся в центре. Модель медианного избирателя означает, что принятие решений при голосовании осуществляется в соответствии с интересами избирателя, находящегося в середине шкалы интересов данного общества. Медианный избиратель – это тот, по отношению к кому ровно половина избирателей предпочитает увеличение государственных расходов, а другая половина – уменьшение. Очевидно, «среднее число» не значит «оптимальное количество»: большинство голосов может выбрать и недопроизводство, и перепроизводство общественных благ. Такой механизм голосования позволяет учесть усредненные оценки затрат и выгод, но не выгоды и затраты каждого отдельного индивида.
И все же желание платить за общественные товары в общем случае означает возрастающую функцию дохода. Высокооплачиваемый индивид тратит на общественные товары больше денег по сравнению с бедным не потому, что у него другие вкусы, а потому, что у него больше возможностей. Если бы все платили налоги поровну, богатые приобретали бы меньше общественных благ, чем им хотелось бы (недопроизводство). Налоги, пропорциональные доходам, конечно, позволяют бедным пользоваться общественными товарами за меньшую цену. Но уплата налогов малоимущими, пусть и небольшая по объему, все же сокращает на какую-то величину взносы богатых людей – им не приходится финансировать производство нужного им количества общественных благ целиком.
Представительный выбор
Модель медианного избирателя сохраняет силу и для представительной демократии, когда граждане избирают в парламент профессиональных представителей их интересов. Если спектр позиций от крайне левых до крайне правых распределен в обществе нормально, то пик кривой распределения приходится на точку М – медианного избирателя. Пусть избиратели отдают свои голоса тому кандидату, который ближе им по идеологическим предпочтениям. Если существует два кандидата М – центрист и А – левый, то голоса правее М уйдут к М, левее А – уйдут к А, а расположенные между А и М поделятся пополам между кандидатами. При нормальном распределении предпочтений победит центрист М. Победа среди нормально распределенных избирателей достанется тому, кто лучше отразит позицию избирателя-центриста, но проблема заключается в том, что эта позиция часто не бывает ясно выражена. Именно для того, чтобы она получила выражение, люди в сущности и идут голосовать, даже заранее понимая, что победит центристская позиция.
Но, разумеется, если будет много кандидатов-центристов, они будут отнимать голоса друг у друга, что может привести к победе крайнего кандидата, даже находящегося в «хвосте» нормального распределения. Не работает центристская ориентация и в случае бимодального или полимодального распределения предпочтений (например, когда в обществе имеется два ярко выраженных пика предпочтений – левые и правые), в том числе, когда предпочтения асимметричны.
При представительной демократии избиратель через определенные промежутки времени голосует за пакет программ (то есть, он лишен возможности одновременно голосовать за разных депутатов для решения различных проблем. Но главное, что рациональный избиратель должен принимать в расчет, что информация о политических интересах небесплатна. Если он минимизирует затраты времени и денег на приобретение политической информации, то может поддаться рекламе или вовсе не голосовать. Это явление называется рациональным неведением. Существует определенный порог предельной (дополнительной) прибыли от голосования, ниже которого рациональный избиратель не станет тратить время и деньги на процесс выбора.
Хотя представительная демократия использует разделение властей и профессионализм депутатов и чиновников, она же создает предпосылки для принятия политических решений в интересах третьих лиц с концентрированными интересами. Как правило, предельные затраты воздействия обычного избирателя «с улицы» на своего депутата больше, чем предельные выгоды от голосования депутата по тому или иному вопросу (особенно, если учесть еще и издержки сбора информации о последствиях разного политического выбора). Но зато у представителей концентрированных интересов (например, производителей сигарет) это соотношение может быть обратным. Деньги, которые перераспределяются в результате политических решений (субсидии отраслям и территориям, государственные заказы, изменения налогов на импорт), могут быть очень большими, что оправдывает значительный объем предельных затрат на принятие нужного решения, тем более, что затраты фокусируются в малочисленной, хотя и влиятельной группе – скажем, ассоциация табачных фабрик или профсоюз горняков. Поэтому имеет смысл лоббирование – совокупность всех видов давления на политические организации с целью принятия решения, выгодного только для одной группы экономических агентов.
Выгоды от принятия лоббируемого закона будут сконцентрированы внутри группы (производители табака или жители Кузбасса), а издержки распределены на все общество в целом. Даже если величина издержек будет велика, их доля в расчете на каждого избирателя все же не будет настолько большой, чтобы побудить его устраивать контркампанию. Концентрированный интерес меньшинства побеждает распыленные интересы большинства. В отличие от прямой демократии с непосредственным выражением воли каждого избирателя, представительная система придает группам с особыми интересами относительно больший вес, чем доля голосов, которую они представляют. Проблема безбилетника решается гораздо проще именно в малых группах, где имеется полная информация о затратах и выгодах принимаемых решений, а также система принуждения к исполнению группового интереса.
Лоббизм упрощается тем, что информация от избирателей часто не может быть сформулирована ни четко, ни непротиворечиво (теорема Эрроу), а также плохо доходит до политиков (чего не скажешь о позиции групп с особыми интересами). Лоббисты могут имитировать действия альтруистически настроенных политиков, в то время как избиратели не способны будут их различить. Кроме того, лоббизм предоставляет источники финансовой и выборной поддержки депутатам и чиновникам, причем эти источники никак не зависят от мнения и поддержки рядовых избирателей. Если бы не работала система институциональных ограничений, власть давно была бы куплена и поделена между представителями групп с особыми интересами пропорционально контролируемым ими капиталам.
Парадокс голосования
Парадокс голосования показывает, что общественный выбор может зависеть от регламента голосования или даже вообще не приводить к определенному равновесному (максимально эффективному) исходу. Пусть в парламенте имеются три фракции – молодые коммунисты (МК), старые коммунисты (СК) и очень старые коммунисты (ОК), которые ранжируют товары, подлежащие дополнительному обложению акцизом: пиво, сигареты и крепкие напитки:
Общественные цели МК СК ОК
Пиво 3 2 1
Сигареты 1 3 2
Крепкие напитки 2 1 3
Так как каждая фракция преследует разные цели, прямое голосование не выявит предпочтений. Тогда на голосование ставятся пары целей. На что ввести акциз – на пиво или на сигареты (сравнение рангов по вертикали)? Выигрывает обложение пива (СК и ОК против МК). Сигареты или крепкие напитки? Побеждает обложение сигарет (МК и ОК против СК). По принципу транзитивности пиво должно преобладать над крепкими напитками, - но прямое сравнение этих пар дает прямо противоположный результат.
Отсюда следует теорема Эрроу: при ряде допущений относительно принципов выбора (в частности, упорядоченность и транзитивность предпочтений, а также независимость альтернатив) невозможно найти недиктаторское общественное решение, удовлетворяющее этим принципам. Другими словами, невозможно найти идеальный способ агрегирования индивидуальных предпочтений в общественные.
Голосование большинством по парам решений не выявляет действительных предпочтений общества. Причина в рассмотренном случае – в порядковом, а не количественном ранжировании, когда большинство голосов (2 из 3) перевешивает тот факт, что интенсивность относительных предпочтений может быть различной (1 против 2 не то же самое, что 1 против 3). Но и учет абсолютных предпочтений сделал бы патовой ситуацию с первым же голосованием (2 голоса с одинарным предпочтением против 1 голоса с двойным предпочтением).
Сам принцип голосования не позволяет сделать согласованный выбор, зато позволяет манипулировать результатом (победит тот, у кого в руках повестка дня, то есть порядок голосования, или тот, кто исказит свои действительные предпочтения, зная о парадоксе голосования). Допустим, например, что очень старые коммунисты контролируют повестку дня. Они сначала сталкивают конкурирующие проекты между собой (побеждает обложение сигарет), а затем – также большинством голосов – проводят свой вариант (обложение пива против обложения сигарет). Точно так же могут поступить две оставшиеся группы, если они контролируют повестку дня.
Чтобы все-таки преодолеть парадокс голосования, депутаты объединяют свои позиции в пакеты, обеспечивая взаимную поддержку законопроектов (логроллинг). Каждый депутат выбирает важнейшие для его избирателей вопросы и стремится получить по ним необходимую поддержку других депутатов. Взамен он отдает свой голос в защиту проектов других депутатов, не противоречащих его интересам.
Торговля голосами может приводить к росту эффективности распределения ресурсов, а может давать и противоположный эффект. Например, принципиально важные решения (в том числе, ограничение экономических прав) могут быть куплены ценой частных налоговых льгот и удовлетворения мелких местных интересов.
Бюрократия и общественный выбор
Бюрократия развивается как иерархическая структура внутри государства, причем избиратели, проголосовавшие за депутатов, оказываются в непосредственном подчинении у бюрократов. Бюрократия необходима как стабилизирующая структура, основа для долгосрочных программ. Система бюрократических организаций не производит экономические блага, которые можно оценить, но зато извлекает часть доходов из источников, не связанных с продажей результатов основной деятельности.
Бюрократия связана не столько с избирателями, сколько с законодателями, поскольку реализует законы и участвует в их подготовке. Бюрократия подает наверх и вниз информацию, препарированную, как она считает нужным, при этом сами бюрократы активно помогают лоббирующим организациям. Благосостояние бюрократии зависит от успешной отработки интересов влиятельных групп.
Бюрократы реализуют в первую очередь собственные интересы и интересы влиятельных групп и потому проводят решения, расширяющие сферу их доступа к ограниченным ресурсам. Принятие масштабных и дорогостоящих общественных программ позволяет бюрократии усилить свое влияние на распределение ресурсов, укрепить связь с группами особых интересов и увеличить личное богатство.
Искажение информации, раздувание бюджетов и ограничение альтернатив принятия решений становится возможным, поскольку в государственном аппарате, в отличие от частной фирмы, нет однозначного критерия эффективности работы. За бюрократией организован недостаточный контроль, а внутри бюрократического аппарата не слишком развита конкуренция, зато устранена угроза банкротства и массовых увольнений. Максимизируется не прибыль и не объем продаж общественного продукта, а некоторая сложная и неявная функция, состоящая из прироста личного капитала, сохранения иерархических позиций, укрепления связей с сильными лоббистскими группировками и поддержания значительного объема ассигнований на общественные программы. Бюрократия конкурирует с другими фирмами за выделение разнородных фондов (Niskanen 1971), причем дело осложняется различием целей и различием моделей восприятия среди разных групп бюрократии.
Krueger (1974): поиск политической ренты – это стремление получить экономическую ренту с помощью политического процесса. Правительственные чиновники проводят такие решения, чтобы получить материальную выгоду как за счет общества в целом, так и за счет групп давления с особыми интересами. Политики и бюрократы равно заинтересованы в принятии решений с явными и немедленными выгодами, но также и со скрытыми, трудно определимыми издержками.
Nordhouse (1975): политико-экономический цикл – цикл экономической и политической активности правительства между выборами. После выборов новое правительство активно изменяет цели и масштабы программ предыдущего кабинета (изменяются тенденции в налоговой и бюджетной сфере, перераспределяется очередность расходования общественных средств). Затем активность правительства снижается, а незадолго до выборов (чтобы не успели забыть) повышается вновь, причем, желательно, до более высокого уровня, чем предвыборная активность предыдущего кабинета.
Теория рационального общественного выбора выступает за ограничение экономических функций государства. Даже производство общественных благ связано с тем, что разные категории налогоплательщиков извлекают неодинаковую выгоду из государственных программ. Поэтому лучшим выходом был бы перевод общественных благ в категорию обычных экономических товаров, производимых и распределяемых на рыночной основе. Функции государства должны быть ограничены нерушимыми конституционными принципами, а экономические свободы граждан должны поддерживаться мягкой инфраструктурой (Niskanen 1971) – укреплением прав собственности, ответственности за контрактные обязательства, гарантий прав меньшинства и пр.
Государство подвержено провалам в не меньшей степени, чем рынок. Случаи неэффективного производства и распределения общественных ресурсов связаны: (а) с ограниченностью (или асимметрией) информации, необходимой для принятия решений, (б) с несовершенством политического процесса (лоббизм, рациональное неведение, манипулирование голосованием), (в) с ограниченностью контроля над бюрократией, (г) с неспособностью точно предвидеть краткосрочные и долгосрочные последствия принимаемых решений.
Существующие демократические институты могут быть полностью преобразованы в соответствии с моделью конституции Фридриха Хайека (Hayek 1982). Если парламент может издавать любой закон и сам же контролировать его исполнение, то власть в стране принадлежит не закону и не избирателям, а парламенту. Парламент будет всячески укреплять и расширять свою власть, раздавая льготы населению и влиятельным группам, искажая предпочтения большинства и растрачивая общественные ресурсы. Защита демократического идеала от административного произвола, по мнению Хайека, может быть достигнута при согласованном государственном строительстве. Наверху властной пирамиды находится конституционное собрание (собирается с большими перерывами и вносит поправки к конституции с тем, чтобы максимально оградить частную сферу деятельности людей от вмешательства государства). Ниже находится законодательное собрание, утверждающее законы, не противоречащие конституции. Еще ниже – правительственное собрание, распоряжающееся общественными ресурсами на основе принятых законов. Наконец, в нижней части пирамиды – чиновники правительства и их административный аппарат. Таким образом, происходит усиление разделения властей.
Роль институтов в общественном выборе
Очевидно, что роль институтов в процессе общественного выбора чрезвычайно важна, поскольку институты снижают неопределенность во взаимодействии между людьми, в том числе, политическом взаимодействии. Институты предопределяют поведение людей в условиях нехватки информации, ограниченности познавательных способностей, неверных моделей восприятия внешнего мира и недостатка обратной связи.
North (1990): следующие ограничения индивидуального и рационального выбора способствуют развитию институтов: (а) существуют уникальные ситуации политического выбора, (б) политические предпочтения меняются во времени, (в) адаптация избирателей к сложным политическим коллизиям может быть долгой и трудной (асимметрия информации, разрыв между способностями индивидов и сложностью задач), г) избиратели могут сотрудничать друг с другом на основе альтруизма и идеологических предпочтений.
Shepsle and Weingast (1987): институциональное устройство Конгресса США базируется на неформальном балансе силы отдельных комитетов, которое не закреплено в формальных правилах, но является отражением повторяющихся ситуаций парламентского выбора. Комитеты и их руководители приобрели влияние на прохождение законопроектов, которое не может быть выведено ни из норм индивидуальных интересов, ни из формальных правил. То же самое происходит в других законодательных учреждениях (в частности, в российской Государственной Думе).
North (1990): чем ниже цена выражения идей и убеждений, тем большее влияние оказывают они на выбор депутатов, делая возможным даже отказ от максимизации дохода депутата или его группы (в качестве примера можно привести голосование коммунистов по вопросу о частной собственности на землю). Без идеологии затраты на политическое взаимодействие власти и избирателей, а также внутри этих групп были бы исключительно высокими. Идеология определяет также варианты ограниченно рационального общественного выбора, когда результаты зависят от процедуры выбора (например, с определенной точки зрения мог бы считаться рациональным отказ от финансирования социальной помощи пожилым людям, если бы не идеология общества в целом и индивидов в отдельности, которые не хотели бы оказаться в положении пожилых в этом случае).
Независимо от того, учитываем ли мы альтруизм как один из аргументов функции нашей собственной полезности (Becker 1983) или как альтернативную функцию полезности, направленную на группу (Margolis 1982), принятие в расчет благосостояния других противоречит одному из основных постулатов рационального выбора – независимости индивидуальных предпочтений. Но чем больше индивидов следуют норме альтруизма, тем больше стимулов для остальных (в частности, выборных политиков и чиновников) проявлять (или, по крайней мере, имитировать) альтруистическую заботу. Каждый, кто соблюдает мораль кооперации, вправе рассчитывать на такое же поведение со стороны другого (поведенческая рациональность, Hargreaves Heap 1989). Возникает самоподдерживающаяся мораль кооперации (Sugden 1986), которая противодействует норме индивидуализма.
Даже сам по себе индивидуальный выбор, учитывающий только собственные предпочтения, формируется под действием общества и господствующих в нем представлений. Индивидуальные политические и экономические права и свободы различаются в разное время и для разных обществ, они принимают различные формы в соответствии с имеющимся набором общественных институтов, включая ментальные конструкции. Взаимодействия членов общества происходят внутри заданной системы институтов, но иногда отдельные группы могут счесть целесообразным затратить силы и средства на изменение институциональных норм (например, ввести в действие ранее отсутствовавшие антимонопольные законы).
Простые теории логроллинга и лоббизма предполагают, что все выгоды от законопроекта заранее известны и что фактор времени не имеет значения. Между тем иногда бывает необходимо давать политические обещания, заслуживающие доверия, на будущее. Этому способствует институциональная система. Даже при высоких личных желаниях законодателей соблюдать договоренности и поддерживать репутацию, политическому обмену препятствуют высокие издержки оценки и обеспечения соглашения: необходимо следить, кто, кого и насколько серьезно обманывает, выявлять «безбилетников» и решать, на кого ложатся затраты по наказанию нарушителей. Поэтому институты представляют собой систему соглашений, вырабатываемую еще до ожидаемого сотрудничества и снижающую уровень неопределенности в политике.
В итоге в политических организациях образуется стабильная смешанная система из формальных правил и неформальных соглашений. Например, в парламенте происходит не торговля каждым голосом по отдельности, а взаимодействие профильных комитетов, у каждого из которых есть дополнительные права: вынести определяющее мнение перед общим голосованием по законопроекту, рассматривать или не рассматривать определенные поправки, контролировать альтернативные проекты, выносимые на голосование. Эта система влияния комитетов упрощает обмен голосами депутатов и облегчает процесс взаимодействия между ними. Следует понимать, что, например, лоббизм как таковой становится возможным благодаря тому, что лоббисты изменяют формальные правила расходования общественных средств.
В условиях неполной информации и высоких издержек выявления и наказания нарушителей соглашений участники политического рынка будут стремиться к получению односторонних выгод за счет оппортунизма. Поэтому необходима третья сторона, которая обеспечивала бы кооперативные соглашения между игроками, - государство. Но оно играет по собственным правилам, его представители учитывают собственные функции полезности и собственные издержки.
Никакая конституция не в состоянии полностью устранить вмешательство государства в контрактные отношения и распределение богатства и власти. Конституции США и стран Латинской Америки формально очень схожи. Но в первом случае они обеспечивают гораздо большую защиту индивидуальных экономических свобод от монополизма, вмешательства государства, коррупции и интересов теневого сектора. Нормы поведения, общественная история, субъективные модели игроков, обратная связь – все это различается для случаев Северной и Южной Америки, следовательно, приводит к различным результатам в политике и экономике.
Наконец, конституционные правила сами по себе образуют институциональную надстройку над поведением парламентов и правительств. Так, например, конкретные решения депутатов и чиновников могут быть ограничены правилами высшего порядка – например, о направлении дополнительно собранных налогов на финансирование малоимущих или об обязательной увязке новых бюджетных расходов с источниками их финансирования. То же самое касается правил об ограничении срока занятия постов для предотвращения устойчивых рентоориентированных коалиций. Практика информационной прозрачности правительственных программ или публикации отчетности об их исполнении также представляет собой набор конституционных правил, ограничивающих политический оппортунизм во всех его проявлениях.
ЛЕКЦИЯ «ФОРМАЛЬНЫЕ И НЕФОРМАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ»
Дилемма заключенного и проблемы кооперации
Machina (1987): применение теории игр в экономике связано с исчислением вероятностей и ожидаемой полезности. Оно основано на тех же допущениях, что и неоклассическая теория: (1) объекты выбора могут быть описаны однозначно и объективно, (2) ситуации с одинаковым набором возможностей приводят к одинаковым исходам, (3) индивид способен производить расчет вероятностей сложных или зависимых событий, (4) предпочтения индивида упорядочены и транзитивны.
Стратегическое взаимодействие игроков может включать многих агентов и много стратегий, но мы ограничимся рассмотрением игры двух агентов с конечным числом стратегий. Пара стратегий приходит к равновесию по Нэшу, если выбор, сделанный А, оптимален при данном выборе В, а выбор, сделанный В, оптимален при данном выборе А. Ни один из игроков не знает, что будет делать другой, когда первому приходится выбирать стратегию. Однако первый игрок может иметь разумные ожидания по поводу возможного выбора партнера. Заметим, что выбор В должен быть предсказуемым и понятным для А (в условиях ограниченной рациональности, включая неполноту информации, когнитивные ограничения и проблемы коммуникации).
Даже если в игре с чистыми стратегиями имеется равновесие по Нэшу, оно не обязательно совпадает с равновесием по Парето. Рассмотрим игру «дилемма заключенных». Каждого из двух заключенных (соучастников преступления) допрашивают в отдельных камерах. У каждого из заключенных имеется выбор: либо признаться в своем преступлении (и тем самым впутать другого), либо отрицать свое участие в преступлении (и тем самым отрицать участие другого). Если признается лишь один из заключенных, его освободят, а наказание постигнет второго (6 лет тюрьмы). Если оба заключенных будут отрицать свою вину, оба получат по 1 году по формальному поводу. Если оба игрока признаются, обоих приговорят к 3 годам заключения.
Игрок В
Признаться Отрицать
Игрок А Признаться -3, -3 0, -6
Отрицать -6, 0 -1, -1
Рассмотрим действия игрока А. Если игрок В решит отрицать, что совершил преступление, то игроку А лучше признаться: тогда его освободят. Подобным образом, если В признается, игроку А тоже лучше сознаться: его приговорят не к 6, а только к 3 годам. Что бы ни делал игрок В, игроку А лучше признаваться. То же самое можно сказать о В – ему тоже выгоднее признаться. Значит, признание обоих игроков дает равновесный исход по Нэшу.
Но если бы оба они отрицали свою вину, то каждый из них получил бы еще меньший срок, что являлось бы улучшением по Парето. Если бы каждый игрок был уверен, что другой промолчит, ему бы тоже было выгодно сохранять молчание. Проблема в том, что в данной версии игры никто не в состоянии дать ему эту уверенность. Игроки лишены возможности координировать свои действия (давать достоверные обещания) и потому не доверяют друг другу.
Дилемма заключенного иллюстрирует, например, проблему разоружения, если стратегию «признаться» заменить на «развертывание ракет», а стратегию «отрицать» заменить на «отказ от развертывания ракет». Если противник развертывает ракеты, вам тоже лучше повысить свою обороноспособность, несмотря на то, что наилучшей стратегией было бы прийти к соглашению о взаимном неразмещении новых ракет. Однако, если не существует способа заключить соглашение, обязывающее его участников к выполнению под угрозой санкций, оба игрока развернут ракеты и благосостояние обоих понизится.
Ту же структуру игры имеет проблема соблюдения ценовых условий в картеле. Предположим, что участники картеля ограничены квотами выпуска. Тогда стратегия «признаться» может быть заменена на «превышение квоты выпуска», а «отрицать» – на «сохранение первоначальной квоты». Каждому участнику выгоднее проявить оппортунизм и превысить квоту (и если остальные ее превысят, и – тем более – если остальные сохранят старые квоты выпуска) до тех пор, пока не существует институтов, способствующих выполнению картельного соглашения.
Если игра типа «дилеммы заключенного» играется один раз, то рациональный эгоист будет стремиться нарушать условия соглашения и не кооперироваться с другими игроками. То же самое относится к играм с конечным числом раундов (зная, что игроки взаимодействуют в последний раз, каждая из сторон будет стремиться нарушить соглашение, причем ретроспективно этот анализ можно распространить на все раунды, вплоть до первого).
Однако если игра будет происходить бесконечное (или неопределенное) число раз, у одного игрока есть способ предотвратить нарушение соглашения другим игроком: в случае отказа партнера от сотрудничества первый игрок может отказаться от кооперации с ним в следующем раунде. До тех пор, пока будущий выигрыш важен для обеих сторон, угроза отказа от сотрудничества в следующих раундах побуждает игроков к кооперативному поведению.
Axelrod (1984) провел компьютерный турнир между каждой парой из присланных ему стратегий поведения в «дилемме заключенного» и нашел, что наибольший выигрыш приносит стратегия «око за око»: в первом раунде игрок вступает в сотрудничество (отрицает вину), а в последующих раундах поступает так же, как поступал другой игрок в предыдущем раунде (нарушает соглашение, если его первым нарушил другой игрок, и продолжает отрицать вину, если и другой партнер ее отрицал). Немедленное (но ограниченное одним ответом) поощрение и наказание партнера достаточно для получения эффективного исхода в бесконечно (или неопределенно долго) играемой «дилемме заключенного».
Приведем пример действия стратегии «око за око». Платежная матрица игры дуополистов имеет ту же структуру, что и «дилемма заключенного». Если бы каждая фирма думала, что другая сохранит цену реализации неизменной, она сочла бы выгодной для себя снизить цену по отношению к цене, назначенной другой фирмой. Ценовая война закончилась бы в точке, где цены сравнялись бы с предельными издержками (равновесие по Нэшу). Если каждая из фирм назначает высокую цену и сотрудничает в поддержании этого ценового уровня, они обе получают большую прибыль. Но как только одна из фирм назначает высокую цену, другая оказывается перед искушением хотя бы немного снизить свою цену, захватить рынок первой фирмы и получить еще большую прибыль.
При неограниченной продолжительности игры стратегия «око за око» способна противодействовать нарушению кооперации. Например, если один из дуополистов снизит цену ниже согласованной, то на следующей неделе так же поступит другой. Угроза разрушительной ценовой войны, обозначенная только одним шагом (с возможностью не делать таких шагов в дальнейшем в случае возобновления кооперации), может способствовать поддержанию высоких цен.
Когда авиакомпания Northwest ввела льготы для полетов в ночное время в города Западного побережья (чтобы загрузить пустые места в самолетах), другая компания Continental истолковала это как попытку захвата рынка и ответила согласно стратегии «око за око»: снизила все тарифы в западном направлении до уровня ночных тарифов Northwest, но только на несколько дней (то есть, подала информационный сигнал о нарушении кооперации). Тогда Northwest ввела дешевые тарифы на все полеты из Хьюстона – опорного пункта Continental (тоже на несколько дней), дав понять, что считает свои первоначальные льготы оправданными, а ответ Continental неуместным.
Axelrod (1984): условия кооперации в игре типа «дилемма заключенного»:
(1) требования к игре и к игрокам: неопределенное количество взаимодействий, способность распознавать другого игрока и помнить историю их предыдущих взаимодействий,
(2) выигрыши игроков не обязательно должны быть сравнимы между собой, являться симметричными, измеряться в абсолютных величинах (достаточно измерений друг относительно друга),
(3) кооперация не обязательно считается желательной со стороны внешних наблюдателей,
(4) нет необходимости предполагать рациональность индивидов (в строгом неоклассическом смысле) или даже сознательность их выбора,
(5) не нужно предполагать доверия между игроками: норма взаимности сама по себе делает выход из игры непродуктивным,
(6) нет необходимости в альтруизме: успешные стратегии могут привлечь к сотрудничеству даже эгоистов,
(7) наконец, не нужна центральная власть: кооперация, базирующаяся на взаимности, может быть самоподдерживающейся.
Вес (или важность) последующих шагов по отношению к текущему шагу представляет собой степень, до которой выигрыш на каждом шаге дисконтируется по отношению к предыдущему шагу. Возможность дальнейшей встречи игроков означает, что сегодняшний выбор не только определяет результат данного шага, но и может влиять на последующий выбор игроков. Поскольку суммарный выигрыш в бесконечной игре стремится к 1/1-w, при достаточно большом весе w (между 0 и 1) игроки придают значительный вес будущему, что способствует кооперации.
«Око за око» - это политика кооперации на первом шаге, а затем повторение действий партнера на предыдущем шаге. Игрок выходит из игры после каждого выхода другой стороны. Но эта стратегия не может быть лучшей при всех условиях: при играх с ненулевой суммой (когда интересы партнеров частью совпадают, а частью противоречат друг другу) эффективность зависит не только от избранной стратегии, но и от стратегий других игроков.
Hardin (1982): коллективные действия в «дилемме заключенного» со многими участниками затруднены тем, что результаты кооперации зависят от размеров группы и от соотношений между издержками и выигрышами игроков как при сотрудничестве, так и при одностороннем выходе из игры. Нормы и обычаи могут возникать в группах при наличии асимметричных мотивов и возможностей игроков (и при их наблюдаемости). Условные стратегии в этих играх включают контроль и принуждение к исполнению правил путем угроз. Во всех случаях кооперация обусловлена первоначальными представлениями индивидов, с которыми они вступают в игру, а также наличием институтов, позволяющих соблюдать соглашения.
Schofield (1985): фундаментальная проблема сотрудничества в «дилемме заключенного» состоит в том, каким образом игроки узнают о предпочтениях партнеров и их ожидаемом поведении. Эта проблема взаимна: каждый индивид должен не только располагать информацией о предпочтениях других, но и знать, что другие тоже располагают информацией о предпочтениях и стратегиях индивида. В малых группах и при хорошо известных социальных нормах игроки располагают знанием, побуждающим их к сотрудничеству. Но в более общих социальных ситуациях индивиды менее способны делать разумные заключения о мнениях и намерениях других.
North (1990): индивиды действуют в играх на основе неполной информации и субъективных, часто ошибочных моделей. Информационная обратная связь часто недостаточна для коррекции этих моделей. Институты далеко не всегда побуждают игроков приобрести дополнительную информацию, исправить ошибочные модели и не отклоняться от верных стратегий. Поэтому институты влияют на результаты игр, изменяя и выигрыши, и стратегии.
Hodgson (1998): невозможно принять допущение о том, что вначале сообщество людей не имело никаких институтов, а затем на основе координационных игр возникли устойчивые привычки и правила (например, соглашения о принципах торговли или организации дорожного движения). Для какого бы то ни было взаимодействия людей сразу же требуется наличие институтов (общий язык, общие ментальные концепции). Далее, координационная (или любая другая) игра должна быть описана на языке метаигр (то есть, приведены общие правила игры, структура выигрышей, набор возможных стратегий). Все это подразумевает наличие некоторой системы институтов до того, как будут выстроены другие, более сложные системы. Отсюда возникает необходимость «инкультурации» индивидов (в том числе в экономическую среду: рынки, например, также не являются первозданной природой, они организованы по весьма сложным правилам, включающим спецификацию и защиту прав частной собственности, правила обмена информацией, правила движения товаров и денег).
Формальные и неформальные институты
North (1990): во всех обществах люди накладывают на себя ограничения, которые позволяют структурировать их отношения с другими людьми. При недостаточной информации и познавательных способностях эти ограничения снижают издержки взаимодействия между людьми. Проще описать формальные правила, создаваемые развитым обществом, и следовать им, чем описать неформальные правила, вырабатываемые людьми, и следовать этим правилам. Но, хотя содержание неформальных правил не поддается точному описанию, они имеют большое значение.
Даже в самых развитых обществах формальные экономические правила составляют небольшую часть ограничений, которые определяют экономический выбор. Неформальные нормы, соглашения и условности регулируют поведение и фирм, и отдельных индивидов (приведем пример: публикация объявлений о проведении собраний акционеров – формальная обязанность ОАО, но размещение пресс-релизов об успешной производственной деятельности «на правах рекламы» – неформальная норма).
Одни и те же формальные правила в разных обществах имеют разные проявления. Это значит, что неформальные институты важны сами по себе, а не просто как дополнение к формальным кодексам. Целые отрасли могут регулироваться неформальными соглашениями. Революции, войны и оккупации могут полностью изменить систему формальных правил (Япония, Россия), но неформальные ограничения упорно сохраняются и после таких изменений.
Неформальные ограничения возникают из информации, передаваемой через социальные механизмы, и являются частью культуры. Путем обучения или имитации культура передает от одного поколения к другому знания и ценности, влияющие на поведение. Путем коммуникации культура задает концептуальные рамки для познания и обучения (включающих кодирование и интерпретацию информации). Культура обеспечивает непрерывность, благодаря которой неформальные решения проблем обмена, найденные в прошлом, переносятся в настоящее и делают прежние неформальные ограничения важным источником непрерывности в ходе длительных социальных изменений.
Неформальные нормы являются: (1) продолжением, развитием и модификацией формальных правил (как в политических институтах), (2) социально санкционированными нормами поведения (под угрозой остракизма), (3) внутренне обязательными для человека нормами поведения (включая альтруизм и идеологию).
Обычай представляет собой правила, не придуманные специально, но в соблюдении которых заинтересован каждый (так как они сокращают издержки обмена). Часть неформальных норм имеет самоподдерживающийся характер, другая часть – более сложна, так как им должны сопутствовать дополнительные нормы, снижающие издержки наблюдения, контроля и исполнения условий обмена.
Классификация формальных правил (Ostrom 1986): (1) позиционные – набор статусных позиций и число людей, которые могут занимать их, (2) ограничительные – как люди занимают и оставляют позиции, (3) правила сферы влияния – на что может оказывать влияние действие человека, каковы выгоды и издержки определенных действий, (4) правила управления – набор действий, которые индивид может осуществлять на определенном посту, (5) правила агрегирования – каким образом действия человека на определенном посту преобразуются в деятельность фирмы или общества, (6) информационные правила – как должностные лица общаются и обмениваются информацией.
Формальные правила могут дополнять неформальные ограничения и повышать их эффективность. Они могут снижать издержки получения информации, надзора и принуждения, то есть регулировать более сложные обмены. Наконец, формальные правила могут вводиться для того, чтобы пересмотреть неформальные ограничения.
Формальные правила включают политические (юридические) правила, экономические правила и непосредственные контракты. Политические и юридические правила определяют структуру общества и принятия решений в нем, а также способы контроля за соблюдением этих правил. Экономические правила определяют права собственности (включая использование собственности, получение остаточного дохода и ограничение постороннего доступа к собственности). Контракты устанавливают конкретный факт обмена правами собственности и его условия.
Функция правил состоит в том, чтобы облегчать политический или экономический обмен в интересах некоторых его участников (которые и стремятся установить эти правила). Иногда игроки считают выгодным для себя потратить ресурсы на преобразование существующих формальных институтов, чтобы изменить имеющиеся у них права.
Формальные правила обычно предусматривают механизм их защиты, позволяющие установить факт нарушения, измерить степень нарушения и его последствия для сторон, а также наказать нарушителя. Но если издержки оценки свойств обмениваемых благ и поведения индивидов превышают выигрыш, то нет смысла соблюдать правила и уточнять права собственности.
Axelrod (1986): одна из причин соблюдения и поддержания норм – вмешательство закона. Нормы часто предшествуют законам, но затем поддерживаются, управляются и расширяются законами. Закон поддерживает норму несколькими путями. Самый очевидный из них заключается в том, что закон силой государства поддерживает механизмы частного принуждения к исполнению норм. Под действием закона проблема принуждения к исполнению нормы как коллективного блага исчезает, так как специальные индивиды (судьи, полицейские, инспекторы) получают селективные возможности находить и наказывать нарушения.
Закон также имеет значительную власть сам по себе, отдельно от вопросов его принудительного исполнения. Однако уважение к закону имеет свои пределы. В большинстве случаев закон может работать только как дополнение (а не замещение) неформального принуждения к исполнению норм. В дополнение к принуждению и уважению третьим преимуществом закона является прозрачность. Закон определяет обязательства гораздо более ясно, чем неформальная норма.
Ostrom (1990): правила меняются не так часто, как стратегии, принимаемые индивидами в рамках этих правил. Изменение правил увеличило бы неопределенность, с которой сталкиваются индивиды. Правила обеспечивают стабильность ожиданий, а усилия по изменению правил могут быстро уменьшить эту стабильность.
Ostrom 2000
Коллективные действия и эволюция социальных норм
Проблема коллективного действия в трактовке Мансура Олсона состоит в том, что рациональные и эгоистичные индивиды не заинтересованы в достижении коллективных или групповых интересов до тех пор, пока их к этому не принуждают (в том числе неформальными методами в малых группах). Об этом же говорит и подразумеваемое отсутствие кооперации в играх типа «дилемма заключенного»: индивиды не могут преодолеть проблемы коллективного действия и вынуждены полагаться на правила, поддерживаемые извне, чтобы достичь своих долгосрочных интересов.
Тем не менее, этот тезис находится в противоречии с повседневной практикой: люди продолжают голосовать, не уклоняются от налогов и вносят вклады в добровольные учреждения. Во всех частях света индивиды добровольно объединяются из внутренних побуждений, чтобы сохранить окружающую среду, использовать коллективные выгоды от торговли и обеспечить взаимную страховку от риска. Но при этом сохраняется и опасность оппортунистического поведения. Во всех самоуправляющихся сообществах, которые регулируют доступ к коллективным ресурсам, участники инвестируют средства в мониторинг и санкционируют защитные действия, чтобы сократить вероятность появления проблемы безбилетника.
Эксперименты с коллективным предоставлением общественных благ опровергают посылку о том, что рациональный индивид не станет сотрудничать с другими, предполагая, что и все остальные тоже не склонны к сотрудничеству. Например, по условиям линейных игр типа «общественное благо» индивиды наделяются стартовыми активами и должны решить, какую их часть они вложат в общественное благо. На каждые 10 единиц частных вложений индивиду предоставляется, скажем, 5 единиц общественного блага. Коллективный оптимум достигается, если участники вложат всю сумму начального вклада в производство общественных благ: например, при 10 участниках это будет означать доступ каждого из них к 50 единицам коллективного блага при затратах всего в 10 единиц. Но предсказание стандартной теории игр для случая конечного числа взаимодействий состоит в том, что индивид вообще ничего не будет вкладывать в достижение коллективных целей, поскольку рассчитывает бесплатно пользоваться общественным благом, произведенным за чужой счет. При этом индивид соблюдает принципы полной рациональности, максимизирует ожидаемый финансовый результат, располагает полной информацией об игре и ожидает от других игроков такого же индивидуалистического поведения. В дополнение к этому предполагается, что в игре нет внешнего механизма принуждения к исполнению обязательств перед игроками, так что любые договоренности являются недостоверными.
Следующие факты, не имеющие объяснения в рамках стандартной теории игр и представлений о рациональности индивидов, были зафиксированы в линейных играх типа «общественное благо» на протяжении длительного периода (с 1977 года) и в самых различных условиях их проведения:
(1) индивиды вносят от 40 до 60% своих начальных активов на цели производства общественных благ как в однократной игре, так и в первом раунде конечных игр,
(2) постепенно склонность к инвестированию средств в коллективное благо снижается, но все же не становится нулевой. Свыше 70% индивидов ничего не вносят на коллективные цели в последнем раунде конечных игр,
(3) те, кто ожидает сотрудничества от других игроков, сами вносят больший коллективный вклад. В то же время на стратегию рационального игрока не должны влиять представления о возможном вкладе партнеров: доминирующая стратегия определяется нулевым вкладом, что бы ни предпринимали остальные,
(4) обучение в процессе игры приводит к увеличению, а не уменьшению уровня сотрудничества. При переходе от 10 раундов конечных игр (с заранее объявленным финалом) к 40, а затем к 60 раундам индивиды постепенно (хотя и умеренно) повышают свою склонность к кооперации,
(5) личное общение между игроками существенно увеличивает уровень сотрудничества во всех раундах, включая последний. В отличие от анонимных игр, участники получают возможность определить, кто из их партнеров сам склонен к сотрудничеству. С точки зрения теории игр, в некооперативных взаимодействиях, когда игроков нельзя принудить исполнять взятые на себя обязательства, любые переговоры являются пустой болтовней, так как не оказывают влияния на ожидаемый исход игры. Но вместо того, чтобы использовать негарантированные обещания, чтобы ввести в заблуждение других игроков и побудить их к финансированию общественного блага, участники тратят свое время на обсуждение оптимальной совместной стратегии, на принятие взаимных обязательств и на подачу речевых сигналов, когда коллективный вклад падает ниже согласованного уровня. Интересно, что когда участники сигнализируют о своей готовности сотрудничать не в непосредственном контакте, а через компьютерные терминалы, уровень кооперации оказывается гораздо ниже, чем в случае общения «лицом к лицу»,
(6) если структура игры позволяет подобные действия, участники тратят свои персональные ресурсы, чтобы наказать тех, чьи вклады в коллективное благо оказываются ниже среднего. Они расходуют свои средства даже в последнем раунде конечных игр. Никакой рациональный эгоист из классической теории не стал бы ничего тратить на цели наказания других игроков, поскольку положительный эффект таких действий поровну распределяется между всеми игроками, независимо от вклада каждого из них. Эксперименты, проведенные в США, Швейцарии и Японии, показывают, что индивиды, в наименьшей степени доверяющие другим игрокам, более склонны инвестировать свои ресурсы в систему санкций, а при наличии такого механизма проявляют сильную склонность к сотрудничеству,
(7) уровень вклада в общественное благо зависит от различных факторов, включая степень конкуренции между игроками, возможности общения и наличие режима санкций.
Эти факты никак не укладываются в рамки неоклассической теории ожидаемой полезности, согласно которой индивиды, сталкивающиеся с одной той же объективной структурой игры, делают один и тот же выбор. Даже увеличение размера выплат, предлагаемых участникам экспериментов, принципиально не меняет результатов игр. Например, игры типа «ультиматум» (где один из участников предлагает второму разделить начальный вклад в некоторой пропорции, а другой игрок волен принять или не принять это предложение), проведенные в Индонезии по ставкам, равным трехмесячной зарплате в стране, показали, что 56% игроков не поддаются искушению оставить почти всю сумму себе (как должен поступить рациональный эгоист) и предлагают партнеру от 40 до 50% суммы, подлежащей разделу.
Можно предположить, что в коллективном действии, помимо рациональных эгоистов, участвуют еще два типа игроков, использующих нормы сотрудничества – приверженцы «условной кооперации» и «желательного наказания». «Условные кооператоры» стремятся инициировать сотрудничество, если они ожидают от партнеров взаимности, и продолжают сотрудничать до тех пор, пока значительная часть игроков поддерживает кооперативные отношения. Именно «кооператоры» являются основным источником высоких вкладов в однократных играх или в начальных раундах повторяющихся игр типа «дилемма заключенного» или «общественное благо».
«Условные кооператоры» доверяют другим и сами заслуживают доверия в играх типа «дилемма заключенного» до тех пор, пока пропорция игроков, оправдывающих доверие, достаточно высока. Однако «кооператоры» по-разному реагируют на проблему безбилетника. Некоторые из них быстро разочаровываются в партнерах, если те не делают инвестиций в коллективное благо, и начинают сокращать собственные вложения. Уменьшение вклада в коллективное благо, в свою очередь, отталкивает других сторонников «условной кооперации» от дальнейших инвестиций в общественные нужды. Без дополнительного общения или институциональных механизмов, останавливающих раскручивание этой спирали, в конечных раундах игр только наиболее преданные сторонники кооперации продолжают делать положительные вклады в коллективное благо.
Первые четыре факта, приведенных выше, совместимы с предположением об активной роли «условных кооператоров» в большинстве ситуаций коллективного действия. Их доля среди игроков должна быть достаточно большой, чтобы обеспечить от 40 до 60% расходования средств на коллективное благо в однократных играх или играх с конечным числом раундов. Предполагая, что другие игроки также склонны к сотрудничеству, они увеличивают собственную склонность к кооперации. Наконец, зная, что число раундов игры достаточно велико, «условные кооператоры» стараются подавить свое недовольство поведением «безбилетников» и поддерживают умеренный уровень сотрудничества на протяжении длительного времени.
Пятый и шестой факты, установленные в экспериментах, указывают на существование еще одной группы игроков – сторонников «желательного наказания», которые стараются, если есть такая возможность, наказывать безбилетников либо устным осуждением, либо материальными штрафами. Эти же игроки склонны вознаграждать партнеров за сотрудничество, если сложившиеся отношения позволяют им премировать игроков, положивших в общественный банк больше, чем минимальный уровень взносов. Некоторые «условные кооператоры» также могут выступать в роли сторонников «желательного наказания». В процессе общения «лицом к лицу» сторонники «желательного наказания» резко осуждают партнеров, которые не ответили взаимностью на проявленное к ним доверие, а также одобряют игроков, благодаря которым уровень сотрудничества оказывается высоким.
Возникает вопрос: каким образом эти типы игроков, использующие нормы в своем поведении, смогли появиться и выжить в мире рациональных эгоистов? Эволюционная психология считает, что человек в процессе своего исторического развития унаследовал свойство обучения социальным нормам. Социальные нормы представляют собой общее представление о действиях, которые обязательны, разрешены или запрещены. Индивиды придерживаются определенных норм еще до того, как вступают в игру. Затем, в ходе игры они адаптируют свои предпочтения, исходя из объективных выигрышей и оценок поведения других игроков.
Например, для рационального эгоиста в «дилемме заключенного» субъективная оценка результата совпадает с его объективным выигрышем, так как он не придает никакого значения норме взаимности. Наоборот, «условные кооператоры» добавляют к объективному выигрышу еще и положительный субъективный параметр, если их доверие к другим вознаграждается встречным доверием. При совершенной информации о действиях других игроков «условные кооператоры» перестают вступать во взаимодействие с рациональными эгоистами (стремящимися покинуть игру с односторонним выигрышем, а не сотрудничать с партнерами). Из-за этого доверие «условных кооператоров» все чаще оправдывается, а их выигрыш растет. Наоборот, выигрыш рациональных эгоистов постоянно снижается, поскольку им перестают доверять.
Если тип игрока становится известным всем участникам, рациональные эгоисты не могут выжить в ходе эволюции. Правда, допущение о наличии совершенной информации является слишком сильным и не выполняется в большинстве реальных ситуаций. В отсутствие информации о типах других игроков или их выигрышах (при анонимности игры) в ходе эволюционных процессов выживают только рациональные эгоисты. В промежутке между этими крайними альтернативами находятся более реалистичные варианты: например, когда известно, какая часть игроков заслуживает доверия, но неясно, как поведет себя каждый конкретный индивид. В этом случае «условные кооператоры» будут доверять остальным игрокам до тех пор, пока ожидаемые выигрыши от взаимного доверия будут превосходить выигрыши, получаемые в результате классической стратегии рациональных эгоистов.
Таким образом, эволюционный подход помогает объяснить устойчивое наличие различных типов игроков в коллективных взаимодействиях. Участники вступают в игру с различными внутренними предпочтениями и оценками выигрышей из-за разной приверженности нормам взаимности и доверия. Постепенно они обучаются, наблюдая за действиями остальных и меняя свои предпочтения в свете опыта и получаемых объективных выигрышей. Неформальные институты, основанные на следовании нормам, оказывают достаточно сильное воздействие на результаты игр. Например, участников однократной игры «дилемма заключенного» попросили проранжировать свои предпочтения относительно конечных результатов игры еще до того, как они могли узнать предпочтения других игроков. 40% участников оценили кооперативный результат выше, чем односторонний выход из игры с выигрышем, хотя в материальном плане они приобрели бы больше, если бы последовали стратегии рационального эгоиста. Еще 27% игроков оказались безразличны к выбору между кооперацией и односторонним бегством. Таким образом, не все игроки подходят к ситуации коллективного действия с позиции рациональных эгоистов. Некоторые с самого начала вносят в игру нормы и ценности, которые поддерживают сотрудничество.
Эксперименты и практические исследования показывают, что социальные нормы могут поддерживать кооперативное поведение не хуже, чем навязанные извне системы правил и механизмы наблюдения и санкций. Больше того, неформальные нормы поддерживают склонность к сотрудничеству в течение длительного времени, в то время как кооперация под действием внешних правил может исчезнуть спустя короткое время после отмены действия этих правил. Наконец, самый плохой случай наблюдается, когда внешняя власть навязывает индивидам правила, которые может поддержать лишь слабыми механизмами мониторинга и санкций. В мире, где правят сильные внешние санкции и контроль, сотрудничество поддерживается без помощи неформальных норм. В мире без внешнего наблюдения и принуждения могут возникать внутренние социальные нормы, поддерживающие кооперацию. Но в промежуточном случае мягкий режим внешнего наблюдения и санкций препятствует образованию внутренних социальных норм и в то же время предоставляет отдельным индивидам возможность безнаказанно нарушать правила, навязанные извне.
Уровень сотрудничества при производстве коллективного блага изменяется от очень низкого до очень высокого под действием многих факторов: типы функций производства и распределения коллективного блага, предсказуемость потока коллективных ресурсов, относительная редкость коллективного блага, размер и однородность группы, коллективные выгоды и предельные вклады участников, сила искушения покинуть игру в одностороннем порядке и потери остальных игроков от отсутствия кооперации, прошлый опыт и накопленный социальный капитал. Но несмотря на все препятствия к осуществлению кооперативных стратегий, участники производства коллективного блага все же могут вводить и поддерживать внутренние неформальные нормы, которые позволяют управлять коллективными ресурсами более эффективно, чем навязанные извне правила.
Наличие коллективного ресурса означает, что поток природных или искусственных благ ограничен, их потребление одними членами коллектива уменьшает доступность блага для других, но при этом исключение кого-либо из круга пользователей сопряжено с высокими затратами. Индивиды, использующие коллективный ресурс, оказываются перед лицом двух дилемм. Первая из них возникает потому, что каждый индивид предпочел бы, чтобы другие ограничивали размер использования блага, в то время как он сам мог бы использовать его свободно. Вторая дилемма обусловлена тем, что правила распределения доступа к ограниченному ресурсу сами являются коллективным благом: каждый индивид предпочел бы, чтобы затраты по мониторингу режима использования и применению санкций к нарушителям несли бы другие агенты. Тем не менее, во многих сообществах научились преодолевать обе дилеммы, избегая, таким образом, субоптимальных результатов, связанных с односторонним отказом от сотрудничества. Более того, самоорганизующиеся режимы использования коллективных ресурсов, редко полагающиеся на принуждение третьей стороны, часто работают лучше, чем режимы доступа, организованные официальными властями и опирающиеся на внешние формальные правила.
Как предсказывает эволюционная теория, вначале некоторые индивиды демонстрируют приверженность нормам взаимности и склонность к ограничению использования коллективного блага, если и другие воздерживаются от его избыточного использования. Небольшие группы, склонные к кооперации, начинают создание неформальной организации. В нее входят те члены местного сообщества, кто придерживается данных норм, и из нее исключаются несогласные. При этом неформальные институты, поддерживающие сравнительную эффективность использования коллективных благ в течение длительного времени, содержат в себе определенные принципы:
(1) должны быть определены четкие правила, устанавливающие границы сообщества. Они помогают участникам определить, кто входит в состав группы и с кем можно сотрудничать в использовании коллективного блага,
(2) местные правила должны ограничивать количество, сроки и технологию использования ресурсов, а также приписывать выгоды от доступа к коллективным благам пропорционально вкладу в их создание. Если некоторые участники станут присваивать выгоды от использования ресурсов, но при этом не будут нести издержек, другие также со временем перестанут подчиняться правилам. Например, в неформальных режимах распределения воды для сельских нужд в засушливых районах Азии применяются разные системы учета затрат (иногда по принципам долевого участия, иногда по очереди, иногда по размерам земельных участков), но при этом выгоды всегда пропорциональны издержкам,
(3) большинство индивидов, интересы которых затрагивает режим распределения коллективного блага, должны участвовать в выработке и изменении неформальных правил регулирования – и чтобы лучше приспособить правила к местным условиям, и чтобы правила рассматривались участниками взаимодействий как справедливые. Оба этих фактора рождают доверие в сообществе, основанном на неформальных нормах. И напротив, при изучении 48 режимов ирригации в Индии было обнаружено, что качество содержания каналов значительно хуже там, где правила использования не были выработаны фермерами, а были навязаны местными властями. Больше того, в деревнях, где использовались правительственные режимы регулирования доступа и распределения воды, правила нарушались чаще, а фермеры вносили меньше средств в коллективные фонды,
(4) режимы использования коллективного блага должны предусматривать мониторинг местных наблюдателей, входящих в неформальное сообщество или нанятых им. В этом случае местное сообщество не полагается на одних только сторонников «желательного наказания» нарушителей правил. Наличие наблюдателей (в роли которых по очереди могут выступать все пользователи блага) убеждает «условных кооператоров» в том, что кто-то постоянно следит за соблюдением местных норм. В этом случае они продолжают сотрудничать в производстве общественного блага без опасений, что другие воспользуются этим для получения односторонних преимуществ,
(5) режимы использования ресурсов должны предусматривать различные санкции для нарушителей, в зависимости от тяжести и контекста каждого случая. Самые мягкие санкции могут вообще оказаться незаметными при расчете издержек и выгод от нарушений местных норм. В этом случае санкции служат скорее информационным сигналом для нарушителя и остального сообщества. Каждый может совершить ошибку или оказаться в тяжелых обстоятельствах, побуждающих его нарушить правило. Однако, нарушения правил могут вызвать цепную реакцию в группе, которая полагается только на условную кооперацию и не имеет возможности налагать санкции. В режиме постепенного ужесточения санкций намеренный или случайный нарушитель норм уведомляется о том, что другие заметили нарушение (при этом усиливается его уверенность, что и нарушения со стороны других также не останутся незамеченными). Индивид убеждается, что остальные партнеры, в общем, продолжают ему доверять. Самоорганизующиеся режимы использования коллективного блага больше полагаются на «полудобровольное» сотрудничество, нежели на только добровольную или только вынужденную кооперацию. Реальная угроза существованию правил возникает, когда некоторые участники нарушают правила повторно. Возможность усиливать санкции извещает членов сообщества о том, что они будут платить все больше, если не перестанут нарушать нормы, и в конечном счете их могут даже заставить покинуть сообщество,
(6) важно иметь доступ к быстрым и недорогим способам устранения конфликта между участниками сообщества или между местным сообществом и официальными властями. Четкость действия правил и известные способы разрешения конфликтов делают взаимоотношения между участниками более предсказуемыми и поддерживают взаимное доверие. Если индивиды хотят следовать правилам на протяжении длительного периода времени, нужен еще и механизм для обсуждения и внесения изменений в правила, поскольку меняются внешние условия их действия. Индивиды, принявшие на себя условные обязательства сотрудничать в выработке коллективного блага, хотят наблюдать за поведением партнеров, чтобы убедиться в отсутствии обмана со стороны других агентов. Условная кооперация и взаимный мониторинг поддерживают друг друга, так что со временем подчинение общим нормам и высокий уровень сотрудничества достигаются без помощи пристального и затратного наблюдения за действием правил,
(7) неформальные режимы доступа к коллективному благу должны признаваться организованной властью – местным или центральным правительством. Иначе индивиды, недовольные решениями сообщества, могут обращаться к внешним властям, угрожая тем самым существованию неформального режима. Например, во многих береговых зонах (как при ловле лобстеров в штате Мэн) местные рыбаки разработали разветвленную систему правил, кто и с каким оборудованием может находиться на различных участках лова. Поскольку правительство признает законность таких неформальных правил, рыбаки могут самостоятельно поддерживать их действие. Но если власти сочтут, что только они могут издавать обязывающие решения, местным жителям станет трудно поддерживать самоорганизующийся режим доступа к коллективному благу.
ЛЕКЦИЯ «ИНСТИТУТЫ ДОВЕРИЯ И ВЛАСТИ. ТРАНСАКЦИИ И ТРАНСАКЦИОННЫЕ ИЗДЕРЖКИ»
Ostrom 1998
Доверие, взаимность и коллективное действие
Общение между партнерами в играх типа «общественное благо» способствует кооперации, поскольку игроки получают возможность обмениваться обязательствами и увеличивать уровень взаимного доверия, что влияет на их ожидания по поводу поведения других игроков. Без возрастающего взаимного доверия обещания сотрудничества остаются пустым звуком и никак не влияют на поведение партнеров по игре. Общение помогает игрокам определить степень доверия по отношению к партнерам и решить, будут ли те придерживаться взятых на себя обязательств.
Но чем больше величина общественного блага, подлежащего распределению, тем сильнее становится искушение в одностороннем порядке повести себя по принципу «безбилетника» или «дилеммы заключенного» и, следовательно, тем труднее вырабатывать доверие между игроками только на основе механизма общения. Поэтому помимо добровольных соглашений используются еще и механизмы санкций. Четкие механизмы наблюдения за исполнением правил и договоренностей вместе с постепенно нарастающими санкциями за отклонение от правил помогают игрокам убедиться, что их партнеры также соблюдают взятые на себя обязательства. Как и механизм общения, институт санкций увеличивает степень доверия в сообществе игроков.
Индивиды, которые в большей степени доверяют другим игрокам, вносят в общественные фонды примерно на 20% больше, чем игроки, не испытывающие доверия к партнерам. Но зато, когда в игре появляется возможность создать механизм наказания игроков, вкладывающих в общественное благо значительно меньше остальных, партнеры с низким уровнем доверия охотно вносят свои частные ресурсы в формирование этого механизма и в результате достигают гораздо более высокого уровня кооперации в игре (в финальных раундах они направляют в общественный фонд до 90% своих ресурсов).
В процессе взаимодействий индивиды постепенно обучаются нормам взаимности, которые помогают им увеличить выигрыш от участия в кооперации. Нормы взаимности представляют собой семейство стратегий, включающих: (1) определение круга партнеров, (2) оценку вероятности того, что другие игроки являются сторонниками условной кооперации, (3) решение сотрудничать с игроками, заслуживающими доверия, (4) отказ от сотрудничества с игроками, не проявляющими взаимности и (5) наказание тех, кто не оправдал доверия. Таким образом, норма взаимности означает, что позитивные реакции индивида следуют в ответ на позитивные действия остальных партнеров, а негативные реакции – в ответ на негативные действия.
Стратегия «око за око» является самой известной практикой взаимности. Эволюционные игры показывают, что в обществе, состоящем из безусловных эгоистов (никогда не сотрудничающих с другими), безусловных сторонников кооперации (всегда сотрудничающих с другими) и сторонников стратегии «око за око», стратегия «око за око» является эволюционно стабильной, то есть, успешно противостоит вторжению эгоистов и обеспечивает больший чистый выигрыш ее приверженцам. Правда, для этого должны выполняться некоторые условия: число раундов должно быть достаточно большим, а индивиды должны иметь возможность группировки, то есть, чаще взаимодействовать с игроками, придерживающимися той же стратегии, что и они сами, чем с сообществом игроков в целом.
Поскольку индивиды обучаются использованию различных норм (в том числе, нормы взаимности), не все игроки в итоге становятся сторонниками одних и тех же норм в аналогичных ситуациях. Некоторые могут быть достаточно хитры, чтобы скрывать свои намерения, имитировать взаимность или использовать свою власть над другими игроками, вовлекая их таким образом в коллективные действия, а затем в одностороннем порядке покидая игру вместе с выигрышем. Если группа первоначально состоит только из игроков, придерживающихся нормы взаимности, опыт выявления и наказания партнеров-обманщиков может в ней отсутствовать, что приведет ее к значительным потерям в первых же раундах столкновения с рациональными эгоистами. Слишком большая доверчивость может быть опасна.
Таким образом, индивиды существенно различаются между собой в вероятности использования определенных норм, во влиянии структурных параметров игры на их уровень доверия и взаимности, а также в том, как они строят свою репутацию. Некоторые партнеры проявляют взаимность только в ситуациях с четким наблюдением за игроками и наказанием эгоистов. Другие используют норму взаимности, если они связали себя публичным обязательством сотрудничать и получили заверения от других игроков, что доверие будет взаимным. Наконец, третьи считают, то им легче добиться высокой репутации, если они станут сотрудничать с другими игроками до тех пор, пока те не обманут доверие. В случае не оправдавшегося доверия они выходят из режима кооперации и либо покидают игру, либо ищут возможности наказать девиантных игроков.
Одно из непосредственных подтверждений того, что люди широко используют норму взаимности в экономических взаимодействиях, следует из экспериментов с играми типа «ультиматум». Владелец некоторой начальной суммы предлагает второму игроку разделить ее в определенной пропорции, а второй игрок волен принять или не принять эти условия. Если второй игрок отвергает предложение, обе стороны не получают ничего. Рациональная стратегия владельца суммы – оставить себе все, кроме очень небольшой части, которая предназначена партнеру. Рациональный второй партнер, в свою очередь, не отказывается от этой малой суммы, поскольку небольшой выигрыш все же лучше, чем не получить ничего.
Тем не менее, в реальных экспериментах партнеры приходят к приблизительно равному распределению начальной суммы в соответствии с нормой взаимности, а не на основании рационального сравнения ожидаемых материальных издержек и выгод. В сотнях экспериментов установлен один и тот же результат: игроки систематически отвергают распределение, в котором получают от первоначального владельца менее 30% от суммы капитала, как несправедливое. Если же изменить условия игры так, что в случае отказа второго игрока от предлагаемого распределения стартовой суммы, первого игрока ждет наказание (а не нулевой результат), вероятность отказа второго игрока от несправедливого распределения денег повышается, в среднем, втрое.
Когда многие партнеры используют норму взаимности, появляется стимул приобретать репутацию игрока, который выполняет обещания и придерживается стратегии сотрудничества с краткосрочными издержками и долгосрочными выгодами. Таким образом, индивиды, которые доверяют только партнерам с репутацией заслуживающих доверия игроков (и избегают игроков с репутацией эгоистов), могут получать взаимные выгоды даже в ситуации коллективных дилемм. Репутация игрока, заслуживающего доверия, наказывающего тех, кто не придерживается обещаний, или справедливо распределяющего коллективную выгоду, становится ценным активом.
Доверие к другим игрокам, инвестиции в репутацию надежного партнера и высокая вероятность использования норм взаимности усиливают друг друга и способствуют росту кооперации по поводу коллективных благ. На начальном этапе взаимодействий индивиды пытаются оценить намерение сотрудничать со стороны остальных игроков, степень, в которой те заслуживают доверия, а также влияние внешних переменных на ожидаемый результат игры. Если эти оценки способствуют высокому уровню кооперации уже в первых раундах, индивиды могут вскоре научиться доверять друг другу и станут придерживаться норм взаимности. Когда все больше игроков использует норму взаимности, имеет смысл приобрести репутацию партнера, заслуживающего доверия. Таким образом, уровни доверия, взаимности и надежной репутации оказываются позитивно связанными между собой. Наоборот, уменьшение проявления любой из этих норм может повлечь за собой отрицательный каскадный эффект и в конечном счете привести к разрушению кооперации.
Taylor 1982
Власть и стратегии коллективных взаимодействий
Каким образом один из участников игры может побудить другого изменить свою стратегию? Одним из способов, который заставляет другого игрока предпринимать шаги, которые тот не совершил бы без такого воздействия, является изменение набора альтернатив, стоящих перед ним, так что для него является рациональным выбрать новый образ действий. Тейлор называет это использованием власти. Обладание властью – это способность влиять на побудительные мотивы игроков.
Среди способов, которые изменяют выбор рационального индивида, основными служат: изображение действия более привлекательным образом путем приписывания ему некоторого обещания или предложения награды; изображение действия менее привлекательным образом путем приписывания угрозы или наказания; использование комбинации угроз и предложений.
Во многих ситуациях взаимозависимого принятия решений индивид может побудить партнера поступать иначе, просто предоставляя ему объективные доводы, чтобы тот поверил, будто сам предпочел бы некоторый образ действий, без всякой связи с наложением премий или санкций в зависимости от его поведения. Для индивида А обладание властью над В (и способность принуждать В) зависит в общем не только от того, что А обладает важными ресурсами, но и от ресурсов и предпочтений В. Например, А не может принуждать В, если В не находит угрозы А достоверными или, даже при достоверных угрозах, предпочтения В таковы, что он предпочитает не подчиняться им.
Другой процесс, посредством которого индивид может заставить другого сделать что-либо, что тот не стал бы делать сам, является изменение сознания партнера. Обычно это можно сделать путем предоставления информации и аргументов о природе выбора, последствиях различных действий и их издержках и выгодах. Манипулирование – это процесс, в котором индивид начинает думать и поступать иначе, чем раньше, не задумываясь о причинах изменения своего выбора (и даже не думая, что им манипулируют).
Но если власть в сообществе распределена относительно равномерно, то что же принуждает партнеров к кооперации в этом случае? Все сообщества (хотя бы до некоторой степени) характеризуются тремя существенными чертами: (1) наличием общих ценностей (со значительным разбросом в их масштабе, степени выраженности, силе приверженности со стороны индивидов), (2) прямыми и многосторонними отношения между партнерами, (3) нормами взаимности (действия участников являются альтруистическими в краткосрочном периоде, обеспечивая выигрыш других за счет альтруиста, но все вместе они улучшают положение каждого участника в долгосрочном периоде). Все эти характеристики размываются или ослабевают по мере роста сообщества, что и затрудняет сотрудничество в больших и неоднородных группах.
Социальный капитал
Coleman 1988
Роль социального капитала в экономике
Оптовый рынок алмазов являет собой странную для внешнего наблюдателя особенность. В процессе переговоров о продаже лота один торговец передает другому набор драгоценных камней, который тот может исследовать у себя в офисе, без оформления страховки, что второй торговец не подменит камни менее ценными или вообще подделками. Стоимость лота может при этом измеряться сотнями тысяч долларов.
Анализ показывает определенные признаки социальной структуры торговцев алмазами. Каждое их сообщество обычно очень замкнуто, как по частоте взаимодействия между собой, так и по этническим и семейным связям. Оптовый рынок алмазов в Нью-Йорке, например, традиционно принадлежит еврейским семьям, с большим количеством внутренних браков, живущим в одном сообществе в Бруклине и посещающим одни и те же синагоги. Близкие связи по линии семьи, сообщества и религии обеспечивают неформальную страховку, поддерживающую рыночные обмены (аналогично эффекту рыночной репутации торговца). Торговец алмазами, который присвоит камни или подменит их, разом потеряет семейные, общественные и религиозные связи. Сила этих связей делает возможными сделки, в которых доверие принимается как данность и торговля происходит с легкостью. В отсутствие таких связей потребовалась бы сложная и дорогостоящая система обязательств и страховых средств, иначе сделки не совершались бы.
Если А делает что-либо для В и надеется, что В ответит ему взаимностью в будущем, это означает ожидание со стороны А и обязательство со стороны В. Обязательство подобно кредитному договору, которым А определяет будущее поведение В. если А владеет большим числом таких договоров, связывающих его с разными людьми, сходство с финансовым рынком усиливается еще больше. Эти договоры составляют значительные суммы кредита, которые А может при необходимости попросить вернуть, - если, конечно, он не зря проявил доверие и не образовались «плохие» долги, которые не будут оплачены.
В некоторых социальных структурах принято, что люди всегда оказывают друг другу взаимные услуги. Восточный рынок (скажем, базар Эль-Халиль в Каире) представляет собой крайний случай такой структуры, где отношения участников переплетаются на многосторонней основе (например, когда один торговец рекомендует покупателю определенных продавцов других товаров, которые связаны с первым торговцем родственными или клановыми связями). В тех структурах, где индивиды более самодостаточны и независимы, в каждый момент времени выпускается меньше таких «кредитных обязательств».
Форма социального капитала зависит от двух элементов: степени доверия в общественном окружения (предполагающей, что неформальные обязательства будут оплачены) и размером принятых на себя обязательств. В качестве примера можно привести ассоциации поочередного кредита в Юго-Восточной Азии (или кассы взаимопомощи на советских предприятиях). Эти ассоциации состоят из групп друзей и соседей, каждый из которых ежемесячно вносит определенную сумму в центральный фонд, по очереди передаваемый одному из членов ассоциации. По истечении n месяцев каждый из n участников делает n вкладов и получает один кредит.
Эти ассоциации служат эффективным средством накопления сбережений на небольшие капитальные нужды. Но без высокой степени доверия среди членов группы такой институт не смог бы существовать: участник, который получил бы кредит в один из первых месяцев, мог бы затем скрыться, принеся высокие потери для остальных. Невозможно вообразить себе ассоциацию поочередного кредита, успешно действующую в городских районах с высокой степенью социальной дезорганизации, то есть, другими словами, с недостатком социального капитала (напротив, кассы взаимопомощи на советских предприятиях были защищены от оппортунизма участников, так как их формировали люди, долгое время работавшие в тесном контакте друг с другом, при развитых неформальных отношениях внутри коллектива и ограничениях на перемену места работы и жительства).
Когда неформальная норма существует и является эффективной, она создает мощную, хотя подчас и хрупкую форму социального капитала. Особенно это касается норм, предписывающих и поощряющих действия в интересах коллектива. Иногда эти нормы интернализованы (входят в сознание людей), в других случаях они поддерживаются внешними наградами за альтруизм и неодобрением эгоистического поведения. Но, какими бы санкциями они ни поддерживались, нормы этого сорта преодолевают проблему коллективного блага (безбилетника), которая всегда существует в сообществах людей.
Решение проблемы безбилетника не дается бесплатно. Возникающий социальный капитал стимулирует определенные действия и ограничивает другие. Больше того, эффективно действующие нормы могут ограничивать любые инновации в поведении людей – не только отклонения, которые могут вредить интересам других, но и поступки, от которых каждый может выиграть (люди начинают придерживаться нормы конформизма).
Формирование социального капитала частично снимает проблему коллективного блага, но сам по себе социальный капитал (как и любой институт) тоже является коллективным благом. Агенты, которые больше других участвуют в выработке социального капитала, обычно получают лишь малую долю коллективных выгод, что ведет к недоинвестированию в социальный капитал. Например, активная позиция родителей в школе, которая может привести к улучшению материального или иного обеспечения школьных занятий, вознаграждается точно так же, как выжидательная позиция других родителей. В результате социальный капитал появляется и исчезает без сознательных усилий людей, без оценки и признания, как побочный продукт другой деятельности (для которой как раз и рассчитывается соотношение индивидуальных издержек и выгод).
Nahapiet and Ghoshal (1998)
Социальный капитал внутри фирм
Социальный капитал возникает в отношениях между людьми и среди людей. В отличие от других форм капитала, социальный капитал совместно принадлежит участникам взаимодействий и исключительные права собственности на него не могут быть присвоены только одним игроком.
Социальным капиталом также практически нельзя торговать: обязательства и дружеские связи не могут легко переходить от одного человека к другому (хотя можно обменивать доступ к различным сферам применения социального капитала). Наконец, социальный капитал позволяет достигать экономических целей, которые были бы невозможны без образования устойчивых отношений с элементами доверия, норм и обязательств или достигались бы с большими издержками. Но эта возможность появляется лишь благодаря тому, что люди несут затраты разного вида по созданию и поддержанию общественных структур, знаний и норм поведения).
Возникновение социального капитала особенно характерно для систем с большим количеством устойчивых во времени, тесных, взаимных отношений между людьми. Чем более плотной и замкнутой является сеть таких отношений, чем чаще взаимодействуют партнеры, чем многостороннее их сотрудничество, тем легче образуется и поддерживается социальный капитал. Такие условия гораздо чаще встречаются внутри фирм, чем на открытом рынке.
К тому же нормы многостороннего взаимодействия внутри фирм поддерживаются еще и постоянным воздействием административной иерархии, которая следит за результативностью и эффективностью коммуникаций между участниками фирмы. Формальные нормы финансовой, юридической и социальной закрытости корпораций поддерживают неформальные нормы общения, доверия и обмена идеями внутри фирмы, что, в свою очередь, порождает и развивает ее социальный капитал.
Вместе с тем, создание и поддержка социальных структур является весьма затратным делом. Социальный капитал скорее будет укоренен в разветвленных и сложных фирменных (или даже межфирменных) структурах. Но сама эта сложность заставляет резко увеличивать затраты по поддержанию социальных взаимодействий (издержки обучения, коммуникаций, обмена опытом внутри фирмы). Таким образом, наращивание социального капитала представляет собой инвестиционную задачу, которая решается обычным путем сравнения издержек и выгод от существования социального капитала для поддержания устойчивого конкурентного преимущества фирмы.
Beugelsdijk et al (2001)
Влияние социального капитала на экономический рост
Уровень социального капитала, накопленного в местном сообществе, оказывается положительно связанным с динамикой его экономического роста. Социальный капитал измерялся в 50 европейских регионах за период с 1950 по 1998 год. При этом степень доверия индивидов к другим участникам рыночных контрактов колебалась в очень широких пределах: от 5.5% на острове Сардиния до 64.6% в восточной части Нидерландов.
Уровень доверия, сложившийся в регионе, влияет на степень роста и в более, и в менее индустриально развитых странах. Но чем лучше развита формальная институциональная структура, тем в большей степени доверие определяет скорость экономического развития. У института доверия проявляются две различные роли: в экономике, руководствующейся в основном неформальными нормами, доверие замещает собой отсутствующее или недостаточное формальное законодательство. В экономике с разветвленными формальными правилами и законами институт доверия служит дополнением к формальным нормам и позволяет обеспечивать сложные трансакции, снижая степень неопределенности в контрактных отношениях.
При этом уровень доверия, взятый сам по себе, еще не определяет, насколько динамично растет экономика региона: быстро растущие регионы вовсе не характеризуются высоким уровнем доверия в экономике. Необходимо еще, чтобы участники рынка не просто испытывали друг к другу высокую степень доверия, но и активно вступали в добровольные контрактные отношения (в рамках коммунальных сообществ, профсоюзов, школ, политических или профессиональных организаций). Социальный капитал представляет собой результат сложного сетевого взаимодействия людей, а не просто следствие доверия, которое они испытывают друг к другу.
Трансакции и их виды
Commons (1934): трансакция – это деятельность человека в форме отчуждения и присвоения прав собственности, которые происходят в процессе планирования, адаптации и контроля за выполнением принятых обязательств. Трансакции – это не обмен товарами, а отчуждение и присвоение прав собственности на экономические блага. Институты обеспечивают влияние людей на результаты трансакций за пределами области их физического контроля (страхование, фьючерсы, отложенные поставки). Благодаря институтам мы можем быть уверены в достижении запланированных и упорядоченных результатов в больших общностях людей, разделенных в пространстве и во времени.
Характерный пример трансакции – приобретение прав собственности на земельный участок. Помимо установления физического владения и передачи денег сделка сопровождается сбором информации, проведением переговоров, оформлением купчей (и, возможно, закладной), страхованием недвижимости, официальной регистрацией прав. В рыночном мире с разветвленными и специализированными отношениями трансакции становится гораздо более сложным явлением, чем простая сделка.
Существуют следующие виды трансакций по Коммонсу: (1) трансакции сделки, (2) трансакции рационирования, (3) трансакции управления. В трансакции сделки для перехода прав собственности необходимо добровольное согласие экономических агентов в соответствии с их относительной переговорной силой и юридическим статусом. В сделке возможно соблюдение симметрии в отношениях между партнерами (чего нельзя сказать об управлении и распределении).
Трансакция сделки может происходить между агентами, не равными между собой по экономической силе (банк и заемщик, менеджер и президент корпорации), но при этом каждая из сторон самостоятельно принимает решение о вступлении в сделку, даже если она обеспечивает асимметричную выгоду. Асимметрия может проявляться и в сделках по поводу изменения самих экономических правил (институтов), например, в виде права первого хода со стороны государства, воздействующего на структуру выигрышей и стратегий частных игроков.
Трансакция управления предполагает такое взаимодействие между людьми, когда право принимать решения принадлежит только одной стороне (делегирование или узурпация полномочий). Эти трансакции существуют во внутрифирменных отношениях, в бюрократических организациях и вообще в иерархиях. Право на принятие решения предоставляется вышестоящим административным руководителям в обмен на доход, ожидаемая величина которого выше, чем альтернативная ставка заработной платы. В трансакции управления (мастер и рабочий, начальник и подчиненный) наблюдается не только экономическое, но и правовое неравенство. В трансакции управления руководитель отдает команды, выражая свою волю непосредственно, а подчиненные выполняют ее вне зависимости от того, совпадает ли она с их интересами. Если подчиненные не согласны с управленческими решениями, принимаемыми в корпорации, в их распоряжении есть две процедуры: голосования или выхода (Hirschman 1970).
Трансакция рационирования означает, что стороны находятся в асимметричных правовых отношениях, но место управляющего агента занимает коллективный орган, выполняющий функцию перераспределения прав собственности. Пример: составление и утверждение бюджета компании на совете директоров, рационирование дефицитных продуктов, принятие политических решений по поводу налогообложения. Хотя разные стороны могут выдвигать доводы (или давать обещания) в поддержку того или иного распределения прав (их присвоения или отчуждения), формально лишь одна сторона трансакции рационирования принимает окончательное решение. Рационирование отличается от управления тем, что рационирующий субъект не обладает возможностью непосредственно определять действия рационируемого. Наделение общественным благом предполагает процедуру обращений и аргументированных переговоров, которая практически отсутствует в системе управления.
Почему существуют разные типы трансакций? Потому что существуют трансакционные издержки, которые являются разными для разных типов контрактов и разных форм экономических институтов. Например, если государство не ограничивает максимальный процент по банковскому кредиту, предоставление и получение кредита преимущественно относится к трансакциям сделки. Если государство устанавливает предельный процент, то потери в денежном доходе банка могут быть компенсированы возможностью навязывать свою волю заемщикам (трансакция управления) или самому устанавливать правила отбора заемщиков (трансакция рационирования во избежание накопления «плохих», избыточно рискованных кредитов). Таким образом, правила экономических взаимодействий влияют не только на координацию агентов (вступление в трансакции определенных типов), но и на распределение взаимных выгод между их участниками.
Чем отличается трансакция от обмена? Обмен как неоклассическое понятие существует в одной точке пространства и времени, в условиях совершенной информации и нулевых трансакционных издержек. Даже трансакция сделки, наиболее похожая на обмен, может быть длительной во времени (фьючерсный контракт на благо, которое еще не произведено), не подвергаться непосредственному физическому контролю или не быть однократной (например, постоянное существование остаточных прав на капитальную стоимость акционерного общества). В последнем случае не происходит непосредственного присвоения и отчуждения прав собственности: сложившиеся отношения собственности воспроизводятся в течение длительного периода времени.
Пример сложной трансакции представляет собой экспортно-импортная сделка с участием банков, представляющих интересы торговых фирм. Существующий конфликт интересов и высокий уровень неопределенности делает контракт неосуществимым в отсутствие ряда институтов. Чтобы внешнеторговый контракт стал возможен, должны существовать институты финансового посредничества (с возможностью выпуска финансовых инструментов и формирования репутации), институты денежного рынка (позволяющие трансформировать финансовые инструменты друг в друга), институты деловой информации (об условиях выпуска аккредитивов, надежности банков, кредитной истории импортеров). В рамках этих правил выпускаются безотзывные аккредитивы от имени банка импортера, выставляются переводные векселя на оплату со стороны банка экспортера, происходит взаимная верификация документов и наличия денег.
Вступая между собой в сделки, агенты могут выбирать одну из альтернатив в рамках заданной институциональной структуры или выбирать между самими институциональными структурами. Действия, которые экономический агент предпринимает в рамках существующих институтов, называются товарными трансакциями, а действия, предпринимаемые для изменения существующих норм и правил – институциональными трансакциями (Bromley 1989). В различных институциональных структурах агенты будут достигать разных результатов, даже совершая однотипные сделки.
Любой процесс возникновения правил должен приводить к снижению неопределенности и более четкому установлению прав собственности. Но этот процесс происходит в условиях асимметрии переговорных позиций сторон (неравномерное распределение власти, богатства, информации или временных предпочтений). Отсутствие общественно признанных критериев распределения ресурсов, полученных в результате взаимодействия, препятствует возникновению обмена. Если количество ресурсов, на которые претендуют индивиды, меньше количества располагаемых ресурсов, необходимы четкие правила распределения между индивидами, предъявляющими законные требования.
Например, рационирование промышленных кредитов в Японии до либерализации финансовых рынков происходило при поддержке следующих институтов: предоставление ресурсов по низким ставкам, залог части кредита в выдавшем его банке, плотный контроль за деятельностью корпорации со стороны банка-кредитора (больше, чем со стороны индивидуальных акционеров и иностранных инвесторов). Причина этого заключалась в дефиците доступа к другим источникам финансирования со столь же низкими издержками (внутренний рынок ценных бумаг, международные рынки капитала). После изменений в институциональной структуре рынка (правил использования финансовых инструментов) влияние банков на политику компаний значительно уменьшилось, что, в частности выразилось в сокращении объема долгосрочных кредитов по отношению к акционерному капиталу.
Трансакционные издержки
Wallis and North (1986) вводят разницу между трансакционными и трансформационными издержками. Трансакционные издержки – это затраты ресурсов для планирования, адаптации и контроля в процессе присвоения и отчуждения прав собственности. Трансформационные издержки связаны с изменением или воспроизводством физических характеристик благ.
Трансакционные издержки существуют не только на рынке (во взаимодействии между фирмами), но и внутри организаций, и во внерыночных системах. Их можно рассматривать как ценность ресурсов, направленных на создание и использование институтов (Furubotn and Richter 1997). При этом наличие институтов оказывает обратное влияние на величину трансакционных издержек.
Трансакционные издержки возникают вследствие неопределенности (неполноты информации и несовершенства ее обработки) и несовпадения экономических интересов различных агентов. Трансакционные издержки не позволяют полностью исчерпать выгоды обмена (Niehans 1971), ограничивают получение выгод от специализации и разделения труда, препятствуют поиску новых возможностей использования ресурсов (или их новому комбинированию), а также ограничивают изменения институтов.
В мире с нулевыми трансакционными издержками достижение Парето-оптимального распределения ресурсов происходило бы без учета первоначального распределения прав собственности (в этом состоит одно из основных положений институциональной экономики, называемое теоремой Коуза). Но в реальности трансакционные издержки всегда положительны. Этот факт объясняет и зависимость институционального развития от предшествующей траектории, и несовершенство механизма обратной связи и обучения в процессе коллективной экономической деятельности. Наличие трансакционных издержек объясняет, почему существуют различные режимы собственности (частная, коммунальная, государственная), различные типы контрактов (в зависимости от используемых ресурсов и рыночной неопределенности), различные, часто неэффективные институциональные структуры управления экономикой.
ЛЕКЦИЯ «ВИДЫ ТРАНСАКЦИОННЫХ ИЗДЕРЖЕК. ИХ МИНИМИЗАЦИЯ И ИХ КОЛИЧЕСТВЕННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ»
Виды трансакционных издержек и их снижение
Если при анализе различных типов трансакций трансформационные издержки полагаются неизменными, можно рассматривать действия фирм и индивидов как направленные на минимизацию одних только трансакционных издержек. В этой связи необходимо понять, какова внутренняя структура трансакционных издержек и как можно повлиять на снижение каждой из их компонент.
Откуда происходят трансакционные издержки? Аналогии с трением в механике или метафоры типа «издержек использования ценовой системы» (Arrow 1971) не приближают нас к ответу, поскольку ничего не говорят о природе трансакционных издержек. Объясняя возникновение трансакционных издержек, исследователи делают акцент: (а) на проблеме неопределенности (неполноты информации) и оппортунизма агентов (Williamson 1985), (б) на издержках, возникающих в рамках отношений «принципал – агент» и также имеющих отношение к неопределенности контракта и оппортунизму сторон (Jensen and Meckling 1976), (в) на издержках координации ресурсов в процессе совместного производства и выявления вклада каждого из участников команды (Alchian and Demsetz 1972), (г) на издержках измерения (Barzel 1989).
Можно рассматривать трансакционные издержки как изначально неоднородное явление, включающее издержки получения информации о предпочтениях и возможностях потенциальных партнеров, достижения соглашения, контроля за его выполнением и защиты полученных результатов. Можно, вслед за Клодом Менаром, выделить 4 основных источника, порождающих по своей природе трансакционные издержки: разделение коллективной деятельности (как в случае с измерением трудового вклада каждого из участников фирмы методом приближения или аналогий), обработка информации (расходы по кодированию, передаче, расшифровке и обучению восприятия сигналов), масштаб деятельности (рост организационных затрат в разветвленной системе специализированных контрактов), оппортунизм (связанный с расходами по выявлению и наказанию нарушителей соглашения).
По мере роста трансакционных издержек у экономических агентов усиливаются стимулы создания таких правил, которые позволили бы сократить слишком дорогостоящие взаимодействия (заменив их менее затратными) или, по крайней мере, уменьшить часть трансакционных издержек. Рассмотрим теперь элементы этих затрат и возможности их экономии по отдельности.
(1) Издержки поиска соглашений. В условиях неопределенности (неполноты информации) неизбежно возникают издержки, обусловленные взаимным поиском покупателей и продавцов (для трансакции сделки) или управляющих и наемных работников (для трансакции управления). Фрагментарность и неоднородность информации, находящейся в распоряжении каждого из агентов, влечет за собой разброс представлений о ценах на одни и те же блага или о предпочтениях партнеров (по количеству, качеству, условиям поставки, ценам). Разброс цен на одно и то же благо в пределах локального рынка является признаком его несовершенства и требует применения институтов, снижающих неопределенность данного рода.
В отсутствие таких институтов поиск информации в условиях заданного распределения вероятностей различных цен описывается неоклассической теорией информации (Stigler 1961): поиск прекращается, когда ожидаемый доход от очередного шага поиска становится равным издержкам дальнейшего сбора информации. Но если агент не может определить или рассчитать соответствующие вероятности, ему все же остаются доступными институциональные меры по сокращению трансакционных издержек поиска. Для этого используются: (а) специализированные рынки, (б) реклама, (в) покупка коммерческой информации, (г) репутация. Эти институты порождают организации, специализирующиеся на уменьшении трансакционных издержек (по крайней мере, для некоторых участников рынка): биржи, деловая пресса, банки-гаранты, фирмы-поручители.
Организованные рынки способствуют выравниванию цен за счет усиленной циркуляции информации об игроках и объектах сделок. Репутация также помогает сократить объем исходной информации, необходимой для начала сделки (например, новый клиент банка проходит собеседование, открывает счет, проводит по нему операции, только потом получает чековую книжку и только затем кредитную карту).
Схожую роль играют торговые марки и фирменные названия – в сделках франчайзинга или в продажах на множественных рынках они гарантируют определенный уровень качества товаров и услуг, сокращая информационные затраты покупателей. Экономия на трансакционных издержках в этом случае настолько значительна, что часть ее может быть переведена в дополнительную торговую наценку, которую оплачивает покупатель (например, цена джинсов известных марок в несколько раз превышает издержки их изготовления, но тем не менее потребители соглашаются уплачивать эту разницу в обмен на еще большую экономию на издержках поиска джинсов гарантированного качества).
Частным случаем экономии на информационных издержках является существование денежных систем, а также клиринга, кредитных карт и прочих видов встречного зачета финансовых требований. При современной специализации и интенсивности обменных операций каждый агент, связанный с множеством партнеров, должен принимать и отправлять платежи, следить за их полнотой и своевременностью (включая покрытие собственных обязательств). Деньги как средство исчисления обменных соотношений и средство расчета могут уменьшить информационные издержки партнеров. Агентам, использующим деньги, не нужно знать предпочтения и ограничения всех участников рынка, как при бартере. Они также не обязаны различать качество неизвестных им товаров. Достаточно, чтобы каждый агент исчислял полезность товаров в деньгах, принимал их к оплате и был уверен, что другие также принимают деньги как средство платежа.
Дальнейшее сокращение трансакционных издержек осуществления расчетов происходит благодаря экономии платежей в клиринговых системах (включая системы пластиковых карт). Если имеется N банков, то платежи между ними по поручениям клиентов могут быть представлены в форме квадратной матрицы, где горизонтальная строка означает платежи каждого банка в адрес всех остальных банков, а вертикальная строка – платежи, принятые им от всех остальных банков (элементы главной диагонали – это внутренние переводы в пределах одного банка). Зачет встречных требований проводится, например, в форме вычитания суммы платежей и суммы поступлений в каждый банк. Лишь образовавшаяся разница (сальдо платежей) реально переводится из одного банка в другой.
(2) Издержки измерения. Любое благо имеет множество измерений, поскольку обладает целым комплексом полезных свойств. Например, приобретая автомобиль, индивид получает взамен определенную конфигурацию кузова и салона, вместимость багажника, ходовые качества, расход топлива, цвет отделки. Существуют издержки измерения как физических, так и правовых характеристик блага. Измерение предполагает затраты на соответствующую аппаратуру или экспертов, а также на приобретение информации о проявлениях полезных свойств. Торговые инспекции, общества потребителей, оценщики возникают в результате институциональной реакции на проблемы высоких издержек прямого измерения полезных свойств благ.
Поскольку существуют два рода товаров – опытные (с запретительно высокими издержками измерения их качества до момента потребления) и исследуемые (со сравнительно низкими затратами предварительного определения качества), необходимы два разных типа институтов, снижающих издержки измерения в каждом из этих случаев. Для исследуемых благ вполне пригодны неформальные нормы контроля: опора на привычки и обычаи, непосредственный выборочный контроль, следование поведению основной массы потребителей. В случае покупки опытного блага (особенно длительного пользования) ключевую роль в снижении издержек играют институты предоставления гарантий, послепродажного обслуживания, отзыва при рекламациях (как это принято в отношении автомобилей). Гарантии и примыкающие к ним обязательства, заслуживающие доверия, являются своего рода страховкой, при которой часть сэкономленных покупателем трансакционных издержек измерения уплачивается производителю блага в качестве дополнительной торговой наценки.
Информация о полезных свойствах блага распределяется неравномерно между участниками рынка (экспертами и новичками). Эта асимметрия приводит к тому, что сторона, обладающая меньшим объемом (или худшим качеством) информации несет дополнительные трансакционные издержки, чтобы достоверно измерить полезные свойства блага. Сокрытие информации, позволяющей одной из сторон более точно учесть полезность товара или услуги, является одной из форм проявления оппортунизма.
Высокий уровень издержек измерения в совместном производстве может привести к образованию фирм, которые заменяют собой систему рыночных контрактов. Предприниматель самостоятельно несет издержки измерения вкладов всех остальных участников фирмы, но взамен обладает правом на остаточный доход фирмы (после оплаты всех ее контрактных обязательств). Такой подход к проблеме измерения внутрифирменной деятельности (Alchian and Demsetz 1972) означает, что трансакционные издержки зависят от распределения прав собственности в фирме, а также вида контрактов между владельцами производственных факторов и формы их хозяйственной организации.
(3) Издержки заключения контракта. Поскольку неопределенность не позволяет определить субъективную вероятность многих событий (и даже предвидеть наступление этих событий), контракты должны содержать детальные условия, придающие устойчивость экономическим взаимодействиям. Но при этом разработка и согласование условий контракта между сторонами (как и адаптация контракта к меняющимся внешним условиям) требует значительных затрат. Например, прежде, чем будет заключено кредитное соглашение между банком и заемщиком, происходит: (а) рассмотрение заявки и проведение интервью с клиентом, (б) сбор информации о кредитоспособности клиента (включая внутреннюю финансовую отчетность) и рискованности проекта, (в) оценка бизнес-плана с возможным привлечением независимых экспертов, (г) подготовка встречных предложений банка по условиям предоставления и погашения ссуды, срокам и проценту, (д) документальное оформление кредита, включая гарантии, предписывающие нормы и санкции за их нарушение.
Поскольку в повседневной деятельности фирмы такой же (или еще более разветвленный) процесс согласований требовался бы в случае каждого совместного решения участников фирмы, они могут сэкономить на трансакционных издержках заключения контрактов, если вступят между собой в долгосрочные, не полностью определенные и гибкие соглашения, предусматривающие общие и не изменяемые в дальнейшем принципы отношений между предпринимателем и владельцем фактора производства. Таким образом, фирма, понимаемая как сеть неявных контрактов между ее участниками, экономит на издержках постоянного перезаключения соглашений.
Чем более детально разработан контракт, тем меньше вероятность последующего оппортунизма одного из партнеров (и соответствующие трансакционные потери). Но снижение риска оппортунизма достигается за счет роста трансакционных издержек заключения контракта. Таким образом, компоненты трансакционных издержек могут заменять друг друга (в том смысле, что экономия на одном из их видов оплачивается возрастанием издержек другого вида).
Williamson (1985): издержки согласования контракта в общем случае тем выше, (а) чем сильнее проявляется неопределенность в последующей совместной деятельности сторон, (б) чем реже осуществляются сделки данного вида, (в) чем в большей степени стороны используют специфичные активы (предназначенные только для данных сделок и данного круга партнеров). Формализация всех вариантов возможного развития событий, а также судебная защита правомочий сторон могут иметь слишком высокие трансакционные издержки. Поэтому стороны, связанные условиями редкости, неопределенности и специфичности сделок, стараются заключать неявные и не полностью определенные контракты с гибкими и неформальными институтами адаптации. В случае конфликта стороны стремятся к разрешению спора путем переговоров и неформального арбитража третьей стороны.
(4) Издержки определения и защиты прав собственности. Спецификация прав собственности представляет собой определение субъекта, объекта и набора правомочий, используемых в экономических сделках, а также механизма их защиты. Поскольку деятельность агентов отражает их индивидуальные цели, а объем ресурсов в их распоряжении ограничен, систематическое и гарантированное соблюдение прав других участников требует введения санкций, не позволяющих нарушать условия контрактов. Трансакционные издержки соблюдения прав собственности могут быть весьма значительными: даже такие простые трансакции, как, например, приобретение земельного участка, требуют большого объема легальных действий, связанных с размежеванием земли, внесением недвижимости в реестр и план застройки, согласованием на подвод коммуникаций, выдачей разрешения на строительство, выявлением ограничений на использование земли, содержанием судебных инстанций по защите нарушенных прав собственника.
North (1990): безличный обмен в рамках высокоспециализированных контрактов может существовать только в системе формальных институтов, которые образуются и поддерживаются государством (к ним, в частности, относится хозяйственное, залоговое, земельное право). Но важная роль в защите прав собственности принадлежит также неформальным институтам, которые помогают индивидам сформировать общие представления, схожим образом интерпретировать информацию, руководствоваться едиными нормами, идеологией и моралью. Сильные неформальные институты позволяют экономить на издержках легального обеспечения прав собственности в экономических обменах за счет интернализации норм и уменьшения затрат на согласование различных интересов, складывающихся у разных экономических агентов.
(5) Издержки противодействия оппортунизму. Неопределенность, несовпадение задач отдельных агентов и ограниченность их ресурсов ведут к проявлению оппортунистического поведения, то есть преследования своих экономических интересов с использованием обмана. Оппортунизм проявляется, если издержки, связанные с уклонением от условий контракта, оказываются ниже, чем ожидаемые выгоды от оппортунистического поведения.
(а) Предконтрактный оппортунизм реализуется, в частности, в форме неблагоприятного отбора. Пример: рынок подержанных автомобилей («лимонов»), где плохие и хорошие автомобили продаются по одной и той же цене. Автомобиль является опытным благом, так что до начала эксплуатации разобраться в его качестве трудно. Продавцы различают качество автомобилей, а покупатели – нет. Поэтому покупатели склонны занижать цену спроса, что не отвечает интересам владельцев хороших автомобилей, которые уходят с рынка, оставляя место плохим. Таким образом, наличие скрытых от наблюдателя свойств приводит к тому, что в конечном счете на рынке остаются экономические агенты, которые наименее желательны в качестве партнеров (Akerlof 1970). Однако в этом случае продавцы хороших машин могут производить сигналы, позволяющие выделить их автомобили из общей массы. Например, фирмы могут давать гарантию на определенный пробег или срок эксплуатации хороших старых машин (владельцы плохих машин в предоставлении таких гарантий не заинтересованы).
Другой вариант неблагоприятного отбора происходит на рынке труда. Если фирма устанавливает зарплату на уровне средней производительности, то непроизводительные работники получают больше, чем выпускают, а производительные работники – наоборот, меньше. Поскольку хорошие работники считают, что им недоплачивают по сравнению с их реальной выработкой, они покидают фирму и постепенно в ней остаются только непроизводительные служащие.
Институциональной реакцией на такой вид оппортунизма может являться использование разнородных сигналов (например, дифференциация зарплаты не только по производительности, но и по другим параметрам – стажу, квалификации, опыту работы, учебному заведению), а также получение информации через независимые кадровые агентства, частные рекомендации, резюме и собеседования. Неформальные методы отбора на рынке труда применяются особенно часто там, где прямое измерение трудового вклада оказывается затруднительным (рекламные агентства, инновационные фирмы). Еще одним вариантом взаимного предотвращения оппортунизма может стать соглашение о недоплате зарплаты по сравнению с реальной производительностью в первое время работы на фирме, а впоследствии – повышение ее сверх уровня выработки. Работник не уйдет с фирмы, которая инвестирует в его человеческий капитал, поскольку рассчитывает на вторую часть программы, а фирма, в свою очередь, дорожит своей репутацией или несет обязательства по компенсационным выплатам в случае досрочного увольнения сотрудника.
(б) Постконтрактный оппортунизм может проявляться в различных видах морального вреда (включая отлынивание). Он выражается в сокрытии информации одной стороной, что в ходе исполнения контракта приводит к ущербу для другой. Пример: покупка страховых полисов по одной и той же цене здоровыми и хронически больными (но скрывающими этот факт от страховой компании) клиентами. Отлынивание может заключаться в имитации бурной деятельности или усиленном менеджерском потреблении на рабочем месте. Возможен и вариант оппортунизма в форме одностороннего давления на партнера с целью перераспределения выгод уже после заключения контракта, если у стороны, оказывающей давление, есть важные преимущества (вымогательство).
Институциональной реакцией на проблемы морального вреда является мониторинг (например, со стороны топ-менеджеров фирм или банков-кредиторов), предварительный сбор информации о возможности постконтрактной зависимости от партнера, изменение системы стимулов в сторону большей симметрии издержек и выгод (системы премирования и наделения акциями, опционы на покупку акций по льготной цене).
Трансакционные издержки имеют четко выраженный временной характер и могут быть разделены по принципу ex ante (затраты на составление соглашения и проведение переговоров по нему) и ex post (организационные затраты по управлению структурами по мониторингу контрактов и разрешению споров, затраты на адаптацию контрактов и защиту прав собственности).
Измерение трансакционных издержек в экономике
Wallis and North (1986), впервые измерившие общий уровень трансакционных издержек в экономике США, проанализировали с этой целью 4 типа экономической деятельности: (а) отношения между отдельными покупателями и продавцами, (б) внутрифирменные отношения, (в) производство услуг фирмами-посредниками, (г) отношения по защите прав собственности.
Рассмотрим в качестве примера первого вида отношений трансакционные издержки, которые возникают при покупке и продаже дома. Со стороны покупателя трансакционные издержки включают потери времени на осмотр дома, затраты на получение информации о ценах и других количественных параметрах сделки, гонорары юристам, пошлины нотариусам, уплату залога при согласии на покупку (чтобы подтвердить достоверность обещания). В трансакционные издержки продавца включаются найм агента по продаже недвижимости, расходы на рекламу, время, затрачиваемое на показ дома потенциальным покупателям, расходы на оформление сделки. Часть этих затрат может быть оценена на основе рыночных данных (найм юриста или агента по недвижимости), другая часть представляет собой нерыночные трансакционные издержки. Часть затрат можно измерить непосредственно, другую – только грубым приближением, на основе оценок по аналогии (например, затраты времени, инвестиции в репутацию).
Издержки трансакций внутри фирм могут быть суммированы по всем отдельным контрактам, заключаемым внутри организации (между владельцами и менеджерами, менеджерами и бухгалтерами, менеджерами и рабочими). Но проще рассмотреть агрегированный контракт между владельцами фирмы и непосредственными производителями и оценить ту часть издержек, которая не может быть отнесена к этим производителям (мастера, инспекторы, клерки, бухгалтеры, менеджеры). Тогда трансакционные издержки отражают расходы на координацию, контроль и распределение результатов внутри фирмы.
Что касается фирм, входящих в трансакционные отрасли, то к ним могут быть отнесены следующие сектора: финансы и недвижимость (обеспечение передачи прав собственности, включая поиск альтернатив, подготовку и осуществление сделок), банки и страхование (посредничество и обеспечение перехода прав собственности в контрактах, связанных с неопределенностью или асимметрией информации), юридические услуги (координация и контроль за выполнением контрактов в условиях сложной системы формальных правил), оптовая и розничная торговля (обеспечение контактов покупателей и продавцов, а также непосредственного перехода прав собственности).
Количественные оценки трансакционных издержек в частном секторе экономики США (в процентах от ВНП):
Год 1870 1910 1920 1930 1940 1950 1960 1970
% ВНП 22,2 31,5 35,1 38,3 37,1 40,1 41,3 40,8
В государственном секторе также могут быть либо суммированы непосредственные затраты на трансакционные услуги (оборона, полиция, суды, коммуникации, финансовое управление), либо выделены государственные затраты, которые не могут быть прямо отнесены к производству услуг в госсекторе и, следовательно, относятся к трансакционным издержкам. Два варианта расчета общественных трансакционных затрат в сумме с трансакционными издержками частного сектора дают следующий общий результат по трансакционному сектору в экономике США:
Год 1870 1910 1920 1930 1940 1950 1960 1970
% ВНП 26,1 35,2 40,0 46,4 43,7 51,2 55,4 54,7
% ВНП 24,2 33,4 37,2 40,8 42,0 44,6 45,4 46,7
Могут быть даны следующие объяснения непрерывного роста трансакционного сектора: (1) значительное увеличение издержек спецификации и защиты контрактов в результате усложнения информационных и транспортных потоков, системы права, специализации обменов, (2) технические изменения, когда использование капиталоемких технологий и достижение эффекта масштаба требуют дорогостоящей координации и контроля внутри фирм (то есть, происходит общий рост трансакционных издержек при опережающем снижении трансформационных затрат), (3) снижение издержек использования политической системы для перераспределения прав собственности (активная экономическая политика Конгресса и правительства, лоббизм).
Трансакционные издержки внелегальной экономики
Высокие трансакционные издержки обмена легально зафиксированными правами собственности могут помешать наиболее эффективным собственникам получить необходимые им правомочия. Но это не значит, что экономический обмен замирает. Просто он переходит во внелегальную область. Внелегальность – отказ индивидов от использования норм закона и обращение к неформальному праву (традициям, обычаям, личностным механизмам разрешения конфликтов по поводу обмена и защиты прав собственности). Теневая или неофициальная экономика включает в себя как нелегальную деятельность (торговля краденым товаром, производство и сбыт наркотиков, проституция, мошеннические финансовые операции), так и легальные экономические сделки, выведенные из-под государственного контроля и налогообложения (утаиваемый доход от предпринимательства и самостоятельной занятости, заработки, полученные от незарегистрированной деятельности в легальном секторе производства).
De Soto (1989): как показало исследование внелегальной экономики латиноамериканских стран, государственная судебно-правовая система обеспечивает лишь незначительную часть перераспределения прав собственности в экономике. Например, строительство нового многоэтажного жилого дома в Лиме начинается не с получения разрешения в мэрии, а с захвата участка по принципу «первым пришел – первым получил».
Легальная экономическая деятельность сопровождается высокими издержками заключения контракта, издержками спецификации и защиты прав собственности от третьих лиц. Эти виды затрат можно объединить в «цену подчинения закону». Она включает в себя: (1) издержки доступа к закону (затраты на регистрацию юридического лица, на получение лицензии, на открытие банковского счета), (2) издержки продолжения деятельности в рамках закона (необходимость выплаты налогов, соблюдение трудового законодательства, судебные издержки при разрешении конфликтов в рамках легальной системы). Цена подчинения закону включает не только прямые денежные затраты, но и потери времени на выполнение легальных процедур. Например, процедура получения официального разрешения на строительство жилого дома в Лиме занимает 4 года 1 месяц, получение разрешения на сооружение мелкооптового рынка – 17 лет, на открытие небольшого магазина – 43 дня.
Издержки регистрации фирмы в Латинской Америке
Страны Затраты времени Денежные затраты
(дни) (% от годовой прибыли)
Боливия 15-30 0,3-3
Бразилия 31-60 3-8
Чили 12-65 3-6
Эквадор 60-240 15-24
Мексика 83-240 -
Уругвай 75-90 6-160
Гватемала 179-525 4-9
Венесуэла 170-310 6-24
Пример расчета минимальной цены доступа к закону при регистрации магазина в Лиме (Перу):
Документ Длительность Издержки
(дни) (долл.)
Санитарный сертификат 19 221
Коммерческий реестр 3 10
Реестр социальных выплат 3 10
Лицензия на право торговли 25 350
Всего: 591 долл. прямых затрат, а также упущенная выгода по ставке минимальной зарплаты (1.25 долл.), умноженной на количество дней (62.5 долл.).
Именно высокая цена подчинения закону объясняет низкий процент применения норм закона для обеспечения повседневной работы предприятия:
Доля предприятий, соблюдающих законодательные нормы (%):
Страны Зем. НП МЗП Дл. раб. Соц. Безоп.
налог дня защита труда
Алжир 53 83 54 30 58 29
Эквадор 63 87 49 36
Ямайка 46 33 20 27
Нигер 29 9 2 2 5 7
Таиланд 20 60 34 33 40 42
Тунис 75 26 60 49 52
Для оценки размеров внелегальной экономики используют следующие подходы: (1) монетарный метод (по динамике движения наличной денежной массы, (2) метод балансов расходов и доходов (сравнение декларируемых доходов и фактических потребительских расходов), (3) метод технологических коэффициентов (сравнение динамики выпуска и потребления электроэнергии), (4) метод опросов домашних хозяйств и руководителей предприятий.
Агрегатные оценки внелегальной экономики (в % к ВВП, в среднем за 1990-93 годы, по монетарному и энергетическому методу):
(а) развитые страны:
Греция, Италия, Испания, Португалия, Бельгия – 24-30%,
Швеция, Норвегия, Дания, Ирландия, Франция, Нидерланды, Германия, Великобритания – 13-23%,
Япония, США, Австрия, Швейцария – 8-10%,
(б) страны Центральной Европы и бывшего СССР:
Венгрия, Болгария, Польша – 20-28%,
Румыния, Чехия, Словакия – 9-16%,
Грузия, Азербайджан, Украина, Беларусь – 28-43%,
Россия, Литва, Латвия, Эстония – 20-27%,
(в) страны Африки:
Нигерия, Египет – 68-76%,
Тунис, Марокко – 39-45%,
(г) страны Центральной и Южной Америки:
Гватемала, Мексика, Перу, Панама – 40-60%,
Чили, Коста-Рика, Венесуэла, Бразилия, Парагвай, Колумбия – 25-35%,
(д) страны Азии:
Таиланд – 70%,
Филиппины, Шри Ланка, Малайзия, Южная Корея – 38-50%,
Гонконг, Сингапур – 13%.
Оценки внелегальной экономики для некоторых стран (Нигерия, Египет, Таиланд) показывают, что их теневой сектор составляет примерно три четверти от официально регистрируемого ВВП. Во многих государствах, особенно в странах Южной и Центральной Америки, размеры внелегальной экономики колеблются от четверти до трети официального ВВП. В азиатских странах, где размер общественного сектора невелик, а также существует развитая мораль подчинения налоговым законам и (или) суровые санкции за уклонение от уплаты налогов (как в Гонконге или Сингапуре), теневая экономика занимает такое же место, как и в ряде европейских государств. В странах Южной Европы причиной относительной распространенности внелегального сектора служит неофициальная занятость, а в скандинавских странах – высокое налоговое бремя. Наконец, размер теневого сектора оказывается наименьшим в странах с умеренным регулированием экономики и уровнем налогов, и особенно в странах с небольшим общественным сектором и высокой сознательностью налогоплательщиков (Япония, Швейцария, США).
Существует прямая связь между высокой ценой подчинения закону и значительными размерами внелегальной экономики. Однако совершение обменов во внелегальном режиме также связано с издержками. Экономя на цене подчинения закону, экономические агенты вынуждены платить цену нелегальности. Она складывается из следующих элементов:
(1) издержки уклонения от правовых санкций (подкуп официальных чиновников, расходы на финансовых консультантов, потери реализации из-за отсутствия широкой рекламы, потери на трудностях контроля и учета при ведении «двойной бухгалтерии»),
(2) издержки, связанные с передачей доходов (необходимость уплаты хотя бы косвенных налогов в бюджет без получения встречных правовых услуг от государства),
(3) издержки уклонения от уплаты налогов (в частности, невозможность формировать легальные пенсионные отчисления работников),
(4) издержки отсутствия легальных прав собственности (невозможность доверия вне пределов социальной группы или клана, невозможность капитализации прав собственности, свободной продажи, инвестирования, передачи по наследству, залога),
(5) издержки, связанные с невозможностью использования контрактной системы (отсутствие законодательно закрепленных прав инвесторов в долгосрочном проекте, которые были бы защищены судебной системой),
(6) издержки ограниченности круга партнеров по сделке (невозможность открытого учета интересов третьих лиц в возникающих экстерналиях, например, при строительстве жилья или рынка),
(7) издержки доступа к внелегальным процедурам разрешения конфликтов (поддержание персональных связей с большим количеством влиятельных людей клана, налог на услуги мафии).
По опросам 1998 года, в России предприниматели следующим образом ранжировали различные виды трансакционных издержек внелегальности: издержки отсутствия легальных правомочий фирм 0,14, издержки невозможности использовать контрактное право 0,25, издержки доступа к внелегальным процедурам 0,26, издержки трудностей учета и контроля 0,4, издержки ограничений на доступ к господдержке 0,5, издержки уклонения от легальных санкций 0,77 (максимальный ранг равнялся 1).
ЛЕКЦИЯ «ВЕРТИКАЛЬНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ И ТРАНСАКЦИОННЫЕ ИЗДЕРЖКИ»
Обычно вертикальную интеграцию рассматривают как инструмент монополистической политики, приводящей к ценовой дискриминации покупателей или образованию барьеров для входа конкурентов. В то же время можно считать, что вертикальная интеграция повышает технологическую эффективность, позволяя экономить на издержках выпуска. Другими причинами образования интегрированных фирм могут быть: экономия на налогообложении промежуточных продуктов, применение трансфертных цен на продукцию подразделений, снижение неопределенности и распределение рисков по поводу колебаний цен на сырье и комплектующие. Хотя последний вид экономии прямо относится к трансакционным издержкам, основной вопрос, который решается в ходе вертикальной интеграции, касается других компонент трансакционных затрат, а именно соотношения между снижением издержек противодействия оппортунизму партнеров и ростом издержек внутрифирменной организации. Основным фактором, который учитывается в решении об интеграции фирм, Оливер Уильямсон считает специфичность их активов.
Вообще, интеграция фирм – «назад» (с охватом производства сырья), «по горизонтали» (комбинирование выпуска компонентов) и «вперед» (с охватом системы сбыта) – становится актуальной в связи с необходимостью разработки, производства и эффективной продажи технологически сложных товаров и услуг. Казалось бы, технические интересы (экономия материалов и энергии, выпуск на основе легкозаменяемых деталей и узлов) требуют интеграции во всех случаях сложных производств, за исключением разве что редких ситуаций, когда, например, внешние поставщики владеют ключевыми патентами или когда они достигают исключительной экономии от масштаба и разнообразия поставок. В этих последних случаях внешняя контрактация представляется более привлекательной, чем слишком дорогостоящее внутрифирменное производство.
Но в действительности технологические соображения не играют главной роли при принятии решения об интеграции. Если бы это было не так, наблюдалась бы повсеместная вертикальная интеграция производителей сложных товаров с поставщиками сырья или сборочных компонентов, что далеко от реального положения вещей (например, в автомобильной индустрии). Более важным представляется вопрос о возможности экономии на трансакционных издержках вертикальной интеграции, то есть о том, что выгоднее - рыночные трансакции сделки или иерархические трансакции управления. Технологическая же схема организации выпуска только тогда диктует решение об интеграции фирм, когда, во-первых, действующая технология уникальна и не может быть заменена или откорректирована, а, во-вторых, эта технология диктует выбор определенной организационной формы предприятия.
Пусть в производстве используется одна и та же технология, а само производство может быть разделено на две стадии, так что продукт первой стадии является сырьем для второй. Одна из возможностей заключается в том, что фирма организует внутреннее производство только на стадии 2, а по поводу производства на стадии 1 устраивает тендер среди квалифицированных внешних поставщиков необходимого продукта. Другая возможность заключается в интеграции «назад» и организации собственного производства на стадии 1. Одним из доводов в пользу собственного производства является возможность экономии на транспортных издержках. Но почему же независимый производитель не захочет размещать свое производство (на стадии 1) в непосредственной близости от фирмы (производящей на стадии 2), так чтобы полностью сориентировать собственное производство сырья на интересах фирмы-покупателя и снизить до минимума ее транспортные затраты и в случае рыночных закупок? Потому что существуют скрытые (и не учитываемые неоклассической теорией) трансакционные издержки, зависящие от используемых в сделке активов и от характеристик контрактных отношений.
Допустим, что независимый производитель, выпускающий продукт на стадии 1, должен приобрести для этого оборудование, которое дает гораздо меньшую отдачу в другом месте или при перепрофилировании на нужды других потребителей. Тогда независимый производитель должен инвестировать в создание специфических активов. Следовательно, он попадет в зависимость от фирмы, ведущей производство на следующей стадии 2. Чтобы соблюсти интересы обеих сторон, следует разработать долгосрочный и достаточно гибкий контракт, дающий защиту от оппортунизма партнера и адаптируемый к изменениям внешних обстоятельств. Проблема, однако, заключается в том, удастся ли составить и соблюдать такой контракт с низкими издержками. При отрицательном ответе проблемы высокой специфичности активов и неопределенности дальнейших событий диктуют решение о введении совместной собственности на обе производственные стадии. Тогда перезаключение контрактов в ходе их адаптации к изменениям среды будет осуществляться не на основе регулярных рыночных торгов, а путем административных решений.
В отсутствие специфичности активов рыночные контракты, связывающие смежные стадии производства, обладают хорошими способностями к минимизации издержек. Внешний поставщик, накапливающий заказы разных потребителей, может достигать экономии производственных издержек в результате действия эффектов масштаба и разнообразия, а также несет незначительные управленческие расходы. Однако с ростом специфичности активов внутренняя организация производства становится более предпочтительной. Рассмотрим влияние интеграции отдельно на управленческие расходы (предполагая, что эффекты масштаба и разнообразия отсутствуют или еще не достигнуты при данном объеме выпуска), а затем на саму экономию от масштаба и разнообразия.
Основные различия между рынком и внутренней организацией заключаются в следующем: (1) рынки более эффективно, чем организации, обеспечивают внутреннюю мотивацию индивидов, (2) рынки могут выгодно агрегировать спрос и реализовывать экономию от масштаба и разнообразия, (3) внутренняя организация предполагает специальные затраты на административное управление. В данном анализе рассматриваются только два последних различия.
Отвлекаясь от эффектов масштаба и разнообразия, фирма принимает решение о внешних закупках или самостоятельном производстве компонента, оценивая издержки контроля за производственным процессом и адаптации контрактов к меняющимся обстоятельствам. Если отложить по оси абсцисс степень специфичности актива К, то при низких значениях этого параметра разность издержек внутрифирменного управления и рыночного управления М (откладываемая по оси ординат) находится в положительной области. Это значит, что бюрократия хуже, чем рынок, мотивирует производство несложных продуктов общего назначения и массовой реализации, поскольку не столь жестко контролирует издержки выпуска. Однако значение положительной разности М убывает по мере возрастания К, поскольку рыночная координация – именно в силу значительных эгоистических мотивов – оказывается не в состоянии решить усложняющиеся проблемы адаптации контрактов. В определенной точке специфичности активов К1 эта разница М становится равна нулю, что отражает равную возможность выбора между фирмой и рынком при закупках (или при самостоятельном производстве) компонента. Правее точки К1 разница издержек переходит в отрицательную область: внутрифирменная интеграция становится определенно более выгодной, чем рыночные поставки.
Теперь рассмотрим возможности экономии издержек выпуска от масштаба и разнообразия (обратная ситуация: на этот раз мы не учитываем управленческие издержки). Обозначим через С разницу затрат между случаем выпуска компонента внутри фирмы для собственных нужд и случаем закупки компонента на рынке. Чем выше показатель К, тем сильнее снижается (первоначально высокий) показатель С. Дополнительные производственные затраты при использовании внутренней организации велики для неспецифических трансакций (где всегда возможно агрегирование спроса многих рыночных потребителей). Но чем выше специфичность компонентов, тем более разнородными становятся заказы и тем труднее добиться эффекта от их агрегирования. При выпуске уникальных продуктов (машин, предназначенных для использования только одним потребителем, скажем, космических станций) эффект масштаба полностью поглощается специфичностью выпуска и С асимптотически стремится к нулю.
Складывая кривые изменения разностей затрат М и С, мы получим суммарную убывающую кривую, которая пересекает ось абсцисс при некотором значении К, большем чем К1. Следовательно, дополнительный эффект масштаба и разнообразия делает рынок более предпочтительной формой контрактации при более высоких значениях специфичности активов, чем это наблюдается при анализе управленческих затрат в отсутствии эффекта масштаба.
Отсюда возникают следствия: (1) рыночные закупки имеют преимущества с точки зрения издержек управленческих расходов и экономии от масштаба при незначительном уровне специфичности активов, (2) внутренняя организация выпуска является более предпочтительной при высокой специфичности активов (рынок не способен экономить на издержках из-за невозможности агрегирования спроса, в то же время адаптация контрактов затруднена взаимным оппортунизмом из-за высокой специфичности активов), (3) для промежуточных значений специфичности характерно возникновение смешанного управления, при котором одни фирмы предпочитают закупки на рынке, а другие – собственное производство, (4) поскольку фирма всегда находится в менее выгодном положении по сравнению с рынком с точки зрения производственных затрат (С всегда положительна), фирмы не будут осуществлять интеграцию исключительно по причинам, связанным с издержками производства, а будут вступать в интегрированные отношения в связи с появлением трудностей адаптации контрактов при высоких значениях специфичности активов.
Дополнительные следствия: (5) поскольку негативное воздействие более высоких производственных издержек собственного выпуска (С) уменьшается с ростом объема производства (появляется дополнительная экономия от масштаба), точка перехода от рыночных к административным контрактам в этом случае будет смещаться влево, то есть, более крупные фирмы будут более активно стремиться к вертикальной интеграции производства компонентов, чем мелкие (при той же степени специфичности активов), (6) по аналогичным причинам дополнительной экономии на бюрократических издержках мультидивизиональные фирмы будут иметь более интегрированную структуру контрактов, чем унитарные (при той же степени специфичности активов).
Специфичность активов может принимать различные формы, в зависимости от которых меняются организационные решения. Различают специфичность местоположения (например, расположение шахты и железной дороги в непосредственной близости друг от друга, что позволяет сторонам экономить на издержках перевозок и хранения), специфичность физических активов (например, когда автомобильная фирма использует особые виды штампов для изготовления кузовов), специфичность человеческих активов (например, особые навыки менеджеров по рекламе или по продажам благодаря обучению на рабочем месте), специфичность целевых активов (инвестирование в специализированные активы в связи с перспективами продажи значительного объема продукта, произведенного с их помощью, определенному кругу потребителей).
(1) Специфичность местоположения. Объединенная собственность является обычным решением при близком взаимном расположении смежных производственных стадий. Высокая специфичность активов объясняется их немобильностью, поскольку их ввод в действие или перемещение сопряжены со значительными затратами. В рамках интегрированной структуры обмен может поддерживаться в течение всего срока службы активов.
(2) Специфичность физических активов. Если покупатель обладает исключительными правами собственности на такие активы, то поставки сырья и компонентов для их работы могут быть осуществлены на рыночной основе (организация конкурса на право поставок). Поскольку участники тендера не владеют специфическими активами, они не могут проявлять оппортунизм в ходе последующего исполнения контракта (в этом случае они будут заменены победителем следующих торгов за право поставок), поэтому нет необходимости в организации внутрифирменного производства.
(3) Специфичность человеческих активов. Обучение на рабочем месте, трудности перемещения сработавшихся команд, импорт знаний и навыков других фирм благоприятствуют отношениям внутрифирменного найма по сравнению с заключением контрактов между автономными фирмами.
(4) Целевые активы. Специализированный покупатель редко соглашается интегрироваться с производителем, инвестирующим в специфический основной капитал. Но в целях разделения и уравновешения более подвижных торговых рисков стороны могут согласиться на некоторое расширение контрактных отношений между ними (как в случае сотрудничества между автомобильной корпорацией и разработчиками важнейших узлов и компонентов).
В каком случае компоненты закупаются, а в каком производятся фирмой самостоятельно, если их производство вне фирмы не связано с какими-либо ощутимыми затратами для покупателя? Другими словами, каким образом пролегают рациональные границы фирмы? Чтобы выяснить ответ на этот вопрос, нужно исследовать следующие проблемы: (1) будет ли отсутствовать экономия от масштаба, если фирма станет самостоятельно выпускать компонент для своих нужд? Может ли быть реализована в рамках фирмы экономия от разнообразия? (2) имеет ли данный компонент специфические особенности? Позволяет ли экономить на издержках технология его производства? (3) возникнет ли двусторонний оппортунизм в рамках отношений обмена между производителем и покупателем? Нужно ли часто адаптировать отношения обмена к непредвиденным внешним осложнениям?
Поскольку для каждой стадии производственного процесса (получение сырья, производство добавленной стоимости, сбыт готового продукта) есть две альтернативы – производить самим или закупать у внешних поставщиков, - границы фирмы могут очерчивать довольно сложное сочетание самостоятельных производств и внешних закупок. Однако можно сделать общие выводы: (1) для многих основных производств общая собственность (интеграция) естественна в силу специфичности местоположения (например, при взаимодействии между мельницами и пекарнями), (2) организация собственного производства для ряда трансакций практически всегда уступает место внешним закупкам (в частности, при использовании неспецифических видов сырья), (3) существует множество трансакций, которые выборочно интегрируются фирмами в зависимости от соотношения трансакционных издержек собственного производства и рыночного приобретения.
С точки зрения экономии трансакционных издержек рассматриваются два типа интеграции: (1) смежных производственных стадий в рамках единой технологии, (2) периферийных производств, типа горизонтальной интеграции с производителями других компонентов, интеграции «назад» с поставщиками сырья и интеграции «вперед» с системой сбыта.
Есть много примеров того, что смежные производственные стадии, расположенные близко друг от друга, как правило, интегрируются (то есть, имеют общих владельцев). Но дело не только и не столько в возможной экономии на транспортных, складских и энергетических расходах: этой экономии можно было бы достичь и без объединения собственности. Почему же в рамках единого технологического цикла одни производства интегрируются, а другие остаются независимыми? Почему, например, автозаправки могут быть частными структурами, работающими по контрактам франчайзинга и не входящими в нефтеперерабатывающие холдинги, а лаборатории для контроля качества нефтепродуктов и резервуары для их хранения являются административными подразделениями интегрированных корпораций?
Ответ заключается в анализе трансакционных издержек со специальным акцентом на проблемах высокой специфичности активов, частоты и неопределенности трансакций (и, следовательно, необходимости адаптации контрактов к изменениям внешней среды). В частности, совокупное действие физической специфичности (потерь на перепрофилировании) резервуаров или лабораторий, а также необходимость своевременной адаптации их работы к особенностям технологического цикла, диктует их включение в вертикально интегрированные структуры нефтеперерабатывающих корпораций. Таким образом может быть решен вопрос о том, когда интегрируются между собой смежные стадии производства.
(а) Интеграция «вперед»
Интеграция производства «вперед» (со стадией сбыта) участилась в американской экономике в связи с развитием железнодорожной сети (гарантирующей дешевые и надежные перевозки) во второй половине ХIХ века. Но проявления этой интеграции были различными: наблюдалось и ее отсутствие, и объединение производителей только с оптовой торговлей, и объединение сразу с оптовым и розничным сбытом.
Сохранение существования независимых оптовых и розничных торговцев было характерно для неспецифических товаров, продававшихся через бакалейные лавки, аптеки, скобяные, ювелирные, винные и галантерейные магазины. Вовлечение производителей в оптовую торговлю происходило в трех формах: (1) предварительная продажа еще не произведенного товара, (2) управление товарными запасами, (3) владение недвижимостью, необходимой для оптовой торговли.
(1) Когда в 1881 году была изобретена машина для массового выпуска сигарет, предприятия Джеймса Дюка резко снизили цены на сигареты, развернули массированную рекламную кампанию и организовали собственную сбытовую сеть в крупнейших городах Америки. Ее возглавляли профессиональные менеджеры, которые координировали маркетинг и продажи (при этом реализация сигарет параллельно шла и через независимых оптовых торговцев). Непрерывное производство сигарет и связанная с этим экономия от масштаба увеличили возможности по внедрению новых торговых марок сигарет, а также сопутствующему сбыту спичек, круп, сухих завтраков, супов, фотопленки. Все это побудило табачные фабрики открывать собственные системы оптовой дистрибуции.
(2) Независимые оптовики были также вытеснены из торговли упаковками высококачественных конфет (поскольку производители были заинтересованы в торговле только самым свежим товаром). На долю обычной оптовой торговли остались только недорогие шоколадные плитки и коробки конфет. С целью контроля за качеством дорогие шоколадные наборы продавались непосредственно розничным торговцам (в рамках регулируемых долгосрочных контрактов), с тем чтобы производители могли регулировать потоки скоропортящихся продуктов и избегать недовольства покупателей.
(3) После изобретения холодильных камер производители пива и фасованного мяса инвестировали капитал в приобретение собственного парка холодильников. Скот было выгоднее забивать на Среднем Западе, а затем вести на побережье разделанные туши в вагонах-рефрижераторах. Но эта идея встретила сопротивление местных заготовителей и оптовых торговцев на восточном побережье. Лидер в разработке новых методов переработки мяса Густав Свифт был вынужден построить собственные вагоны-рефрижераторы и холодильные установки, а следом открыть сеть оптовых торговых представительств для продажи мяса в розничные магазины.
Наиболее амбициозный вариант интеграции «вперед» имел место в случае объединения производства со стадией конечных (розничных) продаж и обслуживания. Три типа продуктов явились объектами интеграции: (1) специализированные потребительские товары краткосрочного пользования, (2) потребительские товары долгосрочного использования с применением кредита и послепродажного сервиса, (3) аналогичные товары производственного назначения.
Примером первого типа товаров являлась фотопленка «Кодак» (в начальный период ее продаж). Ее изобретение позволило печатать фотографии на бумаге, а не на специальных пластинах, но зато для ее использования требовались особые фотокамеры и системы проявки. Не встретив серьезного интереса со стороны профессиональных фотографов, Истмен и партнеры решили создать рынок для этой фотопленки в среде фотографов-любителей. Для этого они организовали общемировую маркетинговую сеть, которая доставляла пленки розничным покупателям в возможно более короткий срок (в условиях ограниченного срока годности фотопленок).
Второй тип интеграции был характерен для производства швейных машин и автомобилей. Хотя патенты на выпуск швейных машин в США после окончания судебных споров в 1854 году получили 24 фирмы, только 3 из них создали собственную розничную сеть. Они и стали впоследствии лидерами в отрасли. Например, «Зингер» укомплектовывал каждое из розничных отделений манекенщицей, демонстрировавшей продукцию, механиком, производившим ремонт и обслуживание, и менеджером, отвечавшим за поступление выручки и торговлю в кредит.
Аналогично, автомобильные фирмы применяли «полуинтегрированные» структуры розничных продаж, учредив систему привилегированных дилеров и исключив из реализации независимых оптовиков. В рамках специальных контрактов дилеры соглашались демонстрировать возможности новых моделей, предоставлять информацию о правильном обслуживании машин, держать наборы запасных частей и квалифицированных механиков для ремонта автомобилей. Задачи розничной продажи и обслуживания все более разносторонних моделей требовали, таким образом, трансакционно-специфических инвестиций в форме особых отношений между автозаводами и розничными дилерами.
Производственные товары длительного пользования продавались через розничные сети двух типов. Мелкое стандартное оборудование продавалось через агентов-комиссионеров и независимых оптовиков. Но реализация технологически сложного и дорогого оборудования специальной конструкции шла через внутрифирменные (принадлежащие производителям) маркетинговые сети, располагавшие штатом специалистов для установки и ремонта. Примерами являлись продажи сельскохозяйственного и конторского оборудования, демонстрация, продажи и обслуживание которых требовали специальных навыков. Аналогично поступали производители текстильного, сахарного, теплового, электротехнического оборудования, стремившиеся наладить прямые контракты между покупателем и поставщиком.
Случаи ошибочной интеграции производства со сбытом имеют прямое отношение к неучету низкой специфичности активов. Например, полностью провалились дорогостоящие попытки American Sugar вытеснить конкурентов из бизнеса путем скупки оптовых и розничных торговых сетей. Аналогично закончились попытки крупных пивоваров приобретать сеть салонов, которые затем сдавались в аренду с целью организации торговли пивом только своих сортов. (Очевидно, что пивному бару все равно, чьим пивом торговать, если рентабельность операций по каждому сорту находится на приемлемом уровне. Максимум, что может сделать владелец определенной торговой марки – гарантированно снабжать посетителей бара своей продукцией в рамках долгосрочного контракта и размещать в баре рекламу своего сорта пива.)
Таким образом, если долгосрочный двусторонний обмен затрагивает специфические активы, то для адаптации отношений между сторонами лучше подходит вертикальная интеграция. Экономия основных трансакционных издержек (предотвращения оппортунизма со стороны торговых сетей) поддерживается экономией на издержках измерения (обеспечение единого стандарта качества во всей интегрированной сети продаж), издержках поиска контракта покупателем (поддержание репутации торговой марки), издержках согласования контрактов (адаптация товаров и услуг под конкретные потребности различных групп покупателей).
Однако к неспецифическим товарам все сказанное не относится или относится в гораздо меньшей степени. Поэтому сухие завтраки, булочки, мясо и молоко продаются через обычные неинтегрированные продовольственные магазины.
(б) Горизонтальная интеграция (комбинирование)
Комбинирование, в отличие от чистой вертикальной интеграции, приводит к самообеспечению компонентами или составными частями конечного продукта (а не сырьем, как в случае интеграции «назад»). Классический пример комбинирования касается закупочной политики General Motors (Klein, Crawford and Alchian 1978). В 1919 году General Motors подписала контракт на 10 лет с Fisher Body, согласно которому обязалась приобретать у Fisher все крытые кузова для производства своих автомобилей. Цены для GM не должны были превосходить цен аналогичной продукции для фирм-конкурентов. Размер цен устанавливался по принципу «издержки плюс надбавка». Споры по поводу цен подлежали решению арбитража. Но спрос на автомобили GM превысил первоначальные прогнозы, и корпорация стала выражать недовольство порядком формирования цен на кузова. Кроме того GM требовала от Fisher строительства кузовного завода в непосредственной близости от GM, чтобы сэкономить на издержках перевозок и хранения, а Fisher этому сопротивлялся, опасаясь попасть в специфическую зависимость от заказчика. Тогда GM начала процесс приобретения Fisher, и в 1926 году произошло слияние двух фирм (в форме поглощения инженерной компании).
Трансакционный анализ этого сюжета показывает, что на первом этапе сотрудничества (поставки старых, неспецифических кузовов) интересы сторон вполне удовлетворяла автономная контрактация. Когда были разработаны специальные кузова для автомобилей GM, потребовались инвестиции в специализированные физические активы для строительства кузовов, а следом возникли проблемы возможного оппортунизма (GM могла бы потребовать изменить в свою пользу условия контрактов с Fisher после строительства высокоспецифичного кузовного завода). Ни особые контрактные условия, ни установление формы регулирования цен, ни отсылка к возможности арбитражного урегулирования споров не смогли решить проблему оппортунистической угрозы, и в результате двустороннее управление поставками уступило место внутрифирменной интеграции.
Дальнейшие исследования внесли коррективы в анализ специфичности активов, использовавшихся General Motors. Они показали, что: (1) General Motors уже владела к 1926 году 60% акций Fisher, поэтому была защищена от контрактного оппортунизма в связи с нежеланием строить новый завод поблизости от GM или менять систему вознаграждения по принципу «издержки плюс», (2) целью окончательной покупки Fisher Body было получение доступа к специфическому человеческому капиталу братьев Фишер, которые в этой связи стали проявлять оппортунизм после, а не до покупки, (3) не подтверждаются данные о том, что независимая позиция Fisher мешала построить новый завод или внедрить более эффективные технологии, (4) вертикальная интеграция была в действительности вызвана желанием GM более гибко реагировать на требования рынка путем полного применения всех специфических способностей братьев Фишер.
Эти данные говорят о том, что вертикальная интеграция вовсе не решает всех проблем, связанных с оппортунизмом, а лишь переводит оппортунистические действия агентов в иную форму. В действительности следует сравнивать между собой трансакционные потери, связанные с оппортунизмом, вне и внутри фирмы, а также учитывать иные виды трансакционных затрат (измерения специфических вкладов, согласования условий контрактов, защиты прав собственности).
Два других исследования – автомобильной и компьютерной индустрии – также показали, что специфические для каждого производителя компоненты являются ближайшими кандидатами для вертикальной интеграции. Интеграция оказалась связанной с увеличением степени специфичности активов и трудностей в измерении результатов деятельности поставщиков (особенно в части разработки «ноу-хау»).
Те же результаты дало исследование контрактов между индустриальными производителями и железными дорогами на оказание транспортных услуг по перевозке сборочных компонентов. Хотя большинство железнодорожных контрактов стандартны и однотипны, некоторые из них предполагают использование специальных вагонов или способов погрузки. В частности, речь идет о специфических вагонах и внутреннем оборудовании для перевозок автомобильных деталей, отдельные части которого разрабатываются для нужд конкретных производителей (и не годятся для других сборочных компаний). Если раньше такими вагонами владели железнодорожные компании, то теперь, в результате проявления трудностей, связанных с трансакционной специфичностью оборудования, стеллажи вагонов оказываются собственностью автомобильных компаний. То же самое касается химических компаний, которые приобретают собственный парк цистерн и крытых вагонов для перевозки специализированных продуктов (эти вагоны не могут одновременно использоваться для перевозки других видов химических соединений).
(в) Интеграция «назад»
Интеграция «назад» (с поставщиками сырья) может производиться как в стратегических целях (предотвращение конкуренции, продажа сырья другим участникам рынка на контролируемых условиях), так и в целях экономии трансакционных издержек. Во втором случае ключевую роль играет специфичность активов и способность к адаптации контрактов между производителем и поставщиком. Например, приобретение делянок леса производителем мебели не представляется разумным из-за низкой специфичности активов и легкости изменения условий поставок древесины (бревен, пиломатериалов, щитов) при изменении рыночных условий.
Напротив, переработка бокситов в алюминий существенно зависит от состава сырья, поэтому российские алюминиевые компании (в частности, «Сибирско-Уральская алюминиевая компания») стремятся к интеграции бокситовых рудников (на Урале и в Коми). По тем же причинам (специфика состава руды, процессов ее очистки и обработки) к вертикальной интеграции с поставщиками бокситов стремилась американская корпорация Alcoa, которая была вынуждена отстаивать свои позиции в ходе антимонопольного судебного процесса.
Недостатки интеграции «назад», не обусловленной экономией трансакционных издержек или стратегическими целями, рано или поздно проявятся в такой степени, что произойдет дезинтеграция (прекращение функционирования или продажа излишних активов). В частности, интеграция российских мясо- и молочных комбинатов с хозяйствами, производящими сырье для переработки (в целях поддержания ритмичных поставок и качества сырья) должна постепенно прекратиться по мере развития рынка поставок (стандартной контрактации) первичной сельскохозяйственной продукции. По этой же причине в процессе рыночных реформ прекратили свое существование подсобные цеха крупных машиностроительных корпораций, созданные в советский период. Таким образом, либо предложение неспецифического сырья является возможным и выгодным для независимых производителей (и тогда с поставками прекрасно справляются партнеры по рыночным контрактам), либо этот процесс невыгоден для фирм-поставщиков (и тем более убыточен, если осуществляется внутри интегрированных фирм, поскольку не позволяет экономить на разделении труда, масштабе и разнообразии).
Интеграция производства «назад» в Японии происходит в форме развития традиционных субподрядных отношений. Например, Toyota рассматривает все свои контракты с поставщиками как долгосрочные, а проблемы адаптации – как подлежащие решению путем совместных усилий. Тем не менее, контракты Toyota с субподрядчиками никогда не возобновляются автоматически: они находятся под дисциплинирующим воздействием ежегодных торгов между потенциальными поставщиками. Один заказ всегда разделяется между двумя и более поставщиками (чтобы избежать даже намека на проявление оппортунизма).
Хотя компоненты, предназначенные для Toyota, не являются высокоспецифичными, заводы поставщиков все же располагаются в непосредственной близости от Toyota, а контракты охватывают практически весь объем выпуска субподрядчиков. Возникающая опасность встречного «шантажа» субподрядчиков снимается посредством создания специального механизма поддержания репутации головной компании и обмена опытом решения технических и менеджерских проблем. При заключении контрактов больше внимания уделяется выстраиванию персональных отношений, чем разработке деталей контракта (которые все равно придется адаптировать в будущем). В случае возникновения конфликтов они улаживаются путем переговоров, направленных на удовлетворение интересов каждого партнера, а не с использованием судебного механизма. Все это не исключает асимметрии отношений и одностороннего диктата со стороны компании-заказчика (например, Toyota принудительно ограничивает поставки комплектующих, в которых она особенно заинтересована, автомобильным компаниям-конкурентам).
Abreu et al. 2000
Модульное производство Volkswagen в Бразилии
Еще более гибкий контракт с субподрядчиками предусмотрен в проекте Volkswagen 1996 года по сборке грузовиков в бразильском городе Ресендо. Поставщики деталей и узлов для грузовиков не просто заключают долгосрочные адаптивные контракты со сборочной компанией, а еще и участвуют в финансировании предприятия (на них приходится шестая часть затрат из общей стоимости проекта в 300 миллионов долларов) и организации сборки компонентов. Большинство работников завода (1300 из 1500 человек) приписано именно к восьми компаниям-субподрядчикам (из США, Германии и Японии), в то время как роль Volkswagen ограничивается дизайном, координацией производства, контролем качества окончательной сборки и маркетингом готовой продукции.
Таким образом, субподрядчики не только обеспечивают своевременную и качественную поставку компонентов, но и руководят их сборкой и установкой на территории завода Volkswagen. Философия немецкой копании в данном проекте выражается ее операционным директором так: «Дом – наш, мебель – ваша». Предполагается, что субподрядчики стремятся к кооперации в вопросах производства и соблюдения качества (поскольку они получают компенсацию своих затрат только после продажи очередной партии грузовиков) и, таким образом, преодолевают проблему координации усилий множества независимых юридических лиц. Тем не менее, потребности кооперации иногда не совпадают со способностью фирм-субподрядчиков координировать свои действия.
Volkswagen отвечает за качество финальной сборки грузовиков, проданных конечным покупателям, иначе он рискует размыванием капитала, заключенного в его брэнде. Но, несмотря на тщательный отбор субподрядчиков и долгосрочные соглашения о поставках (финальный контракт разрабатывался в течение года командой из 12 юристов и насчитывает 80 страниц), производительность завода в Росенде не достигает и половины производительности сопоставимых заводов в Европе и США. Треть грузовиков, сошедших с конвейера, требует последующей доработки. К тому же формальный контракт, как бы тщательно он ни был разработан ex ante, не может охватывать всех обстоятельств производства ex post. Поэтому, когда, в частности, возник вопрос о транспорте для рабочих, живущих вдалеке от завода, восемь компаний так и не смогли договориться о разделе транспортных затрат между собой, в силу высоких издержек многосторонних переговоров и согласований.
Все же интегральная модель Volkswagen принята на вооружение и другими производителями автомобилей. В частности Ford запустил в 2001 году в бразильском штате Байя сборочный завод по выпуску автомобилей Amazon, в котором 12-15 ключевых субподрядчиков ответственны за распределение трети от общей суммы проектных затрат в 1 миллиард долларов. В то время как они должны сосредоточиться на поставке и сборке отдельных компонентов, Ford оставит за собой операции, тяготеющие не к производству, а к сервису: дизайн, маркетинг, глобальные продажи и обслуживание автомобилей.
Институты задают общие рамки взаимодействия индивидов. Конкретные же рамки, описывающие условия совершения сделок, фиксируются положениями контракта между взаимодействующими сторонами. Контракт представляет собой соглашение двух или нескольких лиц об установлении, прекращении или изменений прав и обязанностей, то есть об обмене правами собственности и их защите с помощью формальных и неформальных правил.
Институциональные рамки не только запрещают и ограничивают некоторые действия участников контракта, но и могут создавать предпосылки координации сторон. Например, неформальная норма доверия и формальное правило соблюдения контрактных обязательств позволяют совершать обмен правами собственности, даже если контракт растянут во времени, то есть между моментом его заключения и исполнением проходит некоторый значительный промежуток времени. Тем не менее, воздействие неопределенности по поводу будущего приводит к необходимости адаптировать контракты к изменениям внешней среды. Возможны три варианта воздействия внешней среды на результаты взаимодействия между индивидами:
(1) среда не влияет на исполнение контрактов. В этом случае индивиды находятся в условиях определенности, когда принимаемые ими решения приводят к заранее известным результатам,
(2) внешняя среда влияет на результаты взаимодействия, но ее влияние предсказуемо, поскольку известна вероятность наступления альтернативных результатов. При известном распределении вероятностей исходов агенты находятся в ситуации риска (как, например, при покупке лотерейных билетов с известным числом выигрышных билетов),
(3) среда влияет на результаты взаимодействия, и ее влияние непредсказуемо, поскольку известны только альтернативные исходы, но не вероятности их наступления (как в случае ставок на тотализаторе). В этом заключается ситуация неопределенности.
Поскольку индивиды делятся на нейтральных по отношению к риску, склонных к риску и избегающих риска, существуют разные формы контрактов, которые отражают особенности отношения участников к риску и неопределенности. В частности, контракт о найме дает возможность одной из сторон отказаться от риска, получив право на гарантированный доход вне зависимости от влияния внешних условий на результаты взаимодействия. Однако при этом сторона контракта, являющаяся противником риска, отказывается от претензий на получение большего дохода в случае благоприятного стечения обстоятельств.
Контракт о найме предусматривает взаимодействие между избегающим риска наемным работником и нейтральным к риску работодателем. При любых изменениях рыночной конъюнктуры и спроса на продукт, производимый работником, он получает фиксированное вознаграждение за труд. В контракте не содержится исчерпывающий перечень действий, за исполнение которых наемный работник получает вознаграждение: их характер проистекает из наступления тех или иных изменений внешней среды. Фактически контракт о найме фиксирует лишь необходимость подчинения наемного работника административным указаниям работодателя.
В ходе заключения контракта о найме происходит добровольное делегирование права контроля над определенным в контракте видом деятельности индивида. При этом агент сохраняет за собой право контроля своих действий, находящихся за рамками контракта, а также может вернуть себе делегированное право контроля по завершении срока действия контракта (или при его досрочном расторжении). Следовательно, право владения по-прежнему остается у индивида, который делегирует право контроля за своими действиями в определенных сферах, не желая брать на себя риск непредвиденных последствий этих действий и будучи уверенным, что другой агент распорядится правом контроля лучше.
Альтернативой контракту о найме является контракт о продаже, где оговариваются не совокупность возможных задач, а конкретные задачи, принимаемые сторонами к исполнению в будущие периоды времени и определенные на основе известных вероятностей наступления событий.
Известны три базовых типа контракта – классический, неоклассический и отношенческий. Классический контракт, являющийся производным от контракта о продаже, четко определяет все условия взаимодействия. Отношенческий контракт, происходящий от контракта о найме, наоборот, исключает четкое определение условий взаимодействия, которые стороны рассчитывают специфицировать в ходе выполнения контракта. Неоклассический контракт объединяет в себе элементы контракта о продаже и контракта о найме. Он позволяет сторонам отступать от буквы контракта при возникновении непредвиденных обстоятельств.
Классический контракт заключается в том случае, когда результат не зависит от состава участников, каждому из которых может быть с легкостью найдена замена. Он заключается в стандартной форме, в которой полностью оговорены все детали его выполнения. Стороны контракта сохраняют полную автономию. Контракт заключается на короткий период с возможностью его возобновления на новых условиях. Вознаграждение сторон привязано к выполнению конкретных задач, зафиксированных в контракте.
Неоклассический контракт подразумевает высокую степень взаимозависимости сторон в связи с трудностями нахождения равноценной замены. Форма контракта разрабатывается специально под данный тип сделки, причем контракт не полностью специфицирован, а оставляет возможности для корректировки. Стороны сохраняют некоторую автономию, а срок исполнения контракта охватывает средне- и долгосрочный периоды. Контракты адаптируются путем переговоров, согласования позиций и взаимных уступок.
Отношенческий контракт сводится к передаче одной стороной права контроля своих действий другой стороне (с возникновением отношений власти). Период действия такого контракта долгосрочный: он возобновляется до тех пор, пока для одной из сторон выгоднее делегировать право контроля, чем пользоваться им самостоятельно. При этом одна из сторон контракта подчиняется решениям другой. Мотивация выполнения контракта существует в ослабленной форме: одна из сторон контракта получает фиксированное вознаграждение в связи с фактом делегирования права контроля.
Американский правовед Ян Макнил (Macneil 1974) выделяет три необходимых условия для возникновения контракта, содержащего обязательства: (1) специализация труда и обмена, (2) существование проблемы выбора, (3) осознание длительности контракта во времени. Специализация труда и обмена означает несовпадение набора производственных функций и потребностей индивидов и фирм. Для преодоления этого несоответствия организуется специализированный обмен активами и произведенными благами.
Ситуация выбора предполагает свободу агента в принятии решения по поводу различных контрактных альтернатив, отбор которых зависит от ограниченной рациональности агента. Вместе с тем нельзя сказать, что существует идеальная форма контракта, которую агент избирает добровольно, без какого-либо давления внешних обстоятельств. Конкуренция в мире ограниченных ресурсов приводит к наличию взаимного торга и асимметрии в контрактных отношениях, поэтому форма контракта часто избирается агентом вынужденно.
Длительность контракта во времени предполагает его адаптацию к меняющейся среде, а, следовательно, планирование и предсказание деятельности различных агентов, обучение в процессе исполнения контракта, явную и неявную коммуникацию между его сторонами. Отсюда проистекает явление, названное Оливером Уильямсоном «фундаментальная трансформация» - превращение многосторонних отношений между экономическими агентами до заключения контракта в отношения двусторонней зависимости ex post вследствие специфичности используемых ресурсов.
Влияние институциональной среды на форму заключаемых контрактов может быть проиллюстрировано примером из экономической истории по поводу общинной системы землевладения. Ее суть состоит в том, что крестьяне обрабатывают участки, принадлежащие им только до момента сбора урожая и разбросанные в разных уголках земли, которой владеет община. До сбора урожая решения по поводу работы на участке принимает семья, которая присваивает доход, полученный от продажи зерна. После сбора урожая земля становится общей, так что никто из участников не определяет единолично направления ее использования: теперь на ней пасется общинный скот.
Система общинного землевладения (с ежегодным переделом земли между хозяйствами или без такового) является институтом, поскольку предполагает наличие определенной системы неформальных правил, структурирующих взаимодействие семей друг с другом и с общиной в целом. Субъективные последствия существования этого института выражаются в следующем: (1) крестьяне не имеют стимулов для долгосрочных инвестиций, поскольку результаты этих инвестиций впоследствии распределяются между всеми членами общины (происходит размывание частной ренты и проявляется проблема безбилетника), (2) общественная собственность на пастбища приводит к избыточному использованию земли для выпаса скота, (3) асимметрия (сокрытие) информации о способах обработки частных земельных наделов приводит к избыточному использованию (истощению) земли, отведенной под посевы зерна (так проявляется оппортунизм временных владельцев наделов).
Объективные результаты общинного землевладения могут быть представлены в виде дополнительных затрат сельского населения следующим образом: (1) потери в фактическом урожае по сравнению с потенциально возможным, если бы участки располагались более компактно, не перераспределялись бы каждый год, а закреплялись в исключительной семейной собственности, (2) высокие издержки передела земли и перехода семей на новые участки, (3) неиспользование сравнительных преимуществ различных участков земли. Но если общинное землевладение является настолько неэффективным, как могло получиться, что контракты, заключенные на его основе, длительное время господствовали в сельском хозяйстве? И что привело к исчезновению данной институциональной системы?
Одно из объяснений заключается в необходимости страхования урожая посредством снижения риска его гибели, которое достигается через диверсификацию земельных участков, находящихся на некотором расстоянии друг от друга. Альтернативные способы страхования урожая затруднены: (1) неразвитостью систем хранения зерна, (2) отсутствием специализированных страховых компаний, (3) высокой ставкой процента на кредитном и страховом рынке, (4) высокими транспортными и трансакционными издержками торговли зерном в связи с неразвитостью институциональной среды.
Постепенное исчезновение системы контрактов общинного землевладения может быть объяснено: (1) развитием технологии, которое привело к стабилизации урожаев и заставило учитывать издержки от некомпактного расположения участков и неисключительной собственности на них, (2) развитием рынка ссудных капиталов, что снизило размер премий за риск и ставок процента в результате усиления государственной защиты прав собственности, (3) сокращением трансакционных издержек торговли зерном в результате позитивного вмешательства государства в процесс определения прав собственности.
Другие объяснения существования общинного землевладения принимают во внимание: (1) эффект экономии от масштаба (за счет общинного выпаса скота) и экономии на трансакционных издержках переговоров о перераспределении земли (поскольку исключительные права собственности привели бы к имущественному неравенству и затруднениям в выработке коллективных решений в общине), (2) эффект экономии на издержках управления за счет предоставления каждой семье возможности самостоятельно обеспечить себя доходом в пределах прожиточного минимума. Семья в этом случае рассматривается как аналог самоокупаемого дивизиона в корпорации, который является центром формирования прибыли, в то время как община принимает только стратегические решения - о сроке уборки зерновых и начале выпаса скота на обобществленной земле.
Таким образом, выбор оптимальной системы контрактации определяется путем сравнения доступных институциональных альтернатив. При изменении институтов и технологий контрактная система также меняется (в частности, общинное землевладение уступает место индивидуальному с последующим ростом производства и перераспределением доходов).
Williamson 1985
Неполнота контрактов, специфичность активов и оппортунизм
«Внутренний мир» контракта трактуется различными авторами по-разному. Главной его характеристикой одни называют планирование, другие – обязательства, третьи – конкуренцию, четвертые – механизм управления (или частный порядок улаживания конфликтов). Теория трансакционных издержек исходит из определяющего влияния на контракт двух обстоятельств: (1) экономически активным индивидам свойственна ограниченная рациональность и (2) они подвержены оппортунизму, заключающемуся в преследовании ими личных интересов с использованием обмана. Кроме того, теория трансакционных издержек утверждает, что (3) наиболее важным параметром при сравнительной оценке трансакций является степень специфичности активов, необходимых для их реализации. Стороны, участвующие в сделке со значительными инвестициями в трансакционно-специфические активы, могут снижать опасность оппортунизма посредством адаптации контракта и поддержания непрерывных отношений. Чтобы разобраться в вопросах неполноты и адаптации контрактов, рассмотрим три случая, в каждом из которых отсутствует один из перечисленных факторов – ограниченная рациональность, оппортунизм или специфичность активов.
(1) Ситуация, когда поведение всех участников контракта является оппортунистическим, активы – специфическими, но зато познавательные способности агентов – неограниченными, отражает ситуацию поиска оптимального контракта (как в математической литературе по проблеме «принципал-агент», связанной с вычислением и перераспределением риска). Все проблемы реализации контрактов устраняются еще на стадии ex ante. Ввиду неограниченной рациональности предконтрактные переговоры носят всеобъемлющий характер, так что удается заранее определить пути адаптации ко всем ожидаемым событиям. Контракт можно планировать идеальным образом, поскольку проблем, связанных с его исполнением ex post либо не возникает совсем, либо они эффективно урегулируются в суде.
(2) Рассмотрим теперь альтернативную ситуацию, когда агенты подвержены ограниченной рациональности, трансакции поддерживаются специфическими активами, но зато исключены проявления оппортунизма (подразумевается, что слова людей не расходятся с их делами). Хотя ограниченная рациональность приведет к пробелам в контрактах, на практике их исполнению ничто не угрожает, так как стороны будут придерживаться взятых на себя ранее обязательств. С момента заключения договора стороны отказываются от получения односторонних преимуществ за счет интересов других сторон. В данном контексте контрактные отношения сводятся к проблеме достоверных обещаний.
(3) Наконец, рассмотрим ситуацию, когда агенты подвержены ограниченной рациональности и оппортунизму, но в которой отсутствуют специфические активы. Участники сделок безразличны к проблеме соответствия партнеров, а сделки заключаются на основе дискретных рыночных контрактов. Обман и контрактные уловки эффективно преследуются по суду, а в отношениях сторон господствует конкуренция.
К сожалению, каждая из этих концепций оказывается неполной, если присутствуют все три ключевых компонента. Планирование контракта непременно оказывается неполным (ввиду ограниченной рациональности), обещания предсказуемо нарушаются (ввиду оппортунизма), становится важным соответствие партнеров друг другу (специфичность активов препятствует свободной конкуренции). Так как перспектива судебного разрешения конфликтов в таком мире довольно проблематична, стороны должны выработать частные механизмы улаживания споров. В их основе лежит принцип экономии трансакционных издержек в условиях ограниченной рациональности и необходимости защиты от оппортунизма. Именно под этим углом изучаются возможности по заключению разного рода контрактов, в том числе со специальными оговорками и встроенными мерами защиты.
(1) Трансакции, эффективно поддерживаемые технологиями и активами общего назначения (специфичность, близкая к нулю), не нуждаются в особых структурах управления. Они оформляются стандартными рыночными соглашениями, заключаемыми на основе конкуренции.
(2) Трансакции, предполагающие специфические инвестиции, но без дополнительных контрактных гарантий (разделение рисков, специализированные структуры управления контрактами и разрешения споров, штрафы и неустойки за досрочное прекращение контрактов) подвержены нестабильности. Они могут превратиться в обычные конкурентные контракты (при замене специфических активов на активы общего назначения) или в защищенные соглашения по длительному использованию специальных технологий.
(3) Специфические трансакции, предусматривающие дополнительные взаимные гарантии, являются наиболее защищенными от риска экспроприации вложений (например, от неокупаемости в результате досрочного расторжения контракта по инициативе оппортунистически настроенного партнера).
Классическое контрактное право отличает стремление полностью предвидеть и заранее зафиксировать будущие моменты исполнения контрактов в настоящем. На рынках, описываемых известным распределением вероятностей, это означает, что обстоятельства контракта просчитываются с точки зрения вероятности наступления различных исходов. Тщательно определяется суть соглашения, и более формальные пункты контракта являются главенствующими в случае, когда происходит столкновение между письменными и устными условиями договора. Точно определяются средства преодоления трудностей в реализации контракта, причем в случае серьезных конфликтов или провала контракта упор делается на соблюдение юридических норм, формальных документов и самоликвидацию несостоятельных трансакций.
Неоклассическое контрактное право лучше подходит для регулирования долгосрочных контрактов, исполняемых в условиях неопределенности. В таком случае возникает несколько проблем: (1) не все возможные в будущем события, требующие адаптации контракта, могут быть заранее предусмотрены, (2) направления адаптации не являются очевидными до момента возникновения новых обстоятельств, (3) жесткие условия взаимодействия, выработанные между участниками, могут служить источником конфликтов в будущем, когда возникнут оппортунистические споры о распределении издержек адаптации к непредвиденным событиям.
В ситуации неопределенности можно было бы вовсе отказаться от трансакций неоклассического типа или же перевести их во внутрифирменную (интегрированную) форму, так чтобы адаптация совместных решений предпринималась в рамках объединенной собственности и при помощи иерархических систем стимулирования и контроля. Третья альтернатива заключается в переходе к неоклассическому регулированию, которое поддерживает торговые операции, но не исключает создания дополнительных структур управления сделкой. Отличительными особенностями неоклассического контракта являются пробелы в его планировании и наличие определенной гибкости в договоре. Помощь третьей стороны в оценке хода реализации контракта и разрешении конфликтов часто имеет преимущество над судебными процедурами (третейский судья может неформальным образом потребовать от участников контракта разъяснения тонкостей технологических процессов или прояснения действий сторон).
Таким образом, особенностью неоклассического контрактного права является признание того, что мир сложен, что любые соглашения неполны и что некоторые контракты не будут заключены до тех пор, пока обе стороны не станут доверять особому, частному механизму урегулирования споров. Тот факт, что агенты вступают между собой в долгосрочные соглашения, означает их желание поддерживать отношения даже ценой отступления от буквы контракта. Судебное разрешение спора ставит под угрозу само существование продолжительных отношений.
Последовательный рост продолжительности и сложности контрактов приводит к вытеснению даже неоклассических методов приспособления к непредвиденным обстоятельствам. На смену им приходит трансакционно-специфический механизм адаптации административного (интегрированного) типа. Вместо дискретных краткосрочных контрактов наблюдается «отношенческая» контрактация. В отличие от неоклассической правовой системы, где отправной точкой для адаптации к непредвиденным событиям остается первоначальное соглашение, в «отношенческом» контракте такой отправной точкой является весь опыт взаимодействия сторон, накопленный за время их отношений (Macneil 1974).
Допустим теперь, что существует значительная неопределенность в отношениях между сторонами, требующая последовательной адаптации контрактов. Выделим два типа трансакций, различающихся по частоте (разовые и регулярно повторяющиеся), и три их типа, различающиеся по степени специфичности участвующих в них активов (неспециализированные, малоспециализированные и высокоспециализированные). Тогда возможны шесть типов трансакций, для которых нужно поддерживать определенные режимы управления:
Неспец. Малоспец. Высокоспец.
Случайные Покупка Покупка Строительство
трансакции стандартного заказного завода
оборудования оборудования
Повторяющ. Покупка Покупка Перемещение
трансакции стандартных заказных полуфабриката
материалов материалов по стадиям
Стандартные трансакции, по всей видимости, не требуют специализированной структуры управления. Им соответствует классическая контрактация (независимо от частоты осуществления сделок). Неоклассическая контрактация требуется для случайных, но нестандартных трансакций. Отношенческая контрактация возникает для обеспечения регулярно повторяющихся и нестандартных трансакций.
Рыночное управление особенно действенно в случае регулярно повторяющихся трансакций, поскольку сторонам достаточно проанализировать свой опыт, чтобы решить, продолжать ли торговые отношения или, с небольшими затратами, сменить партнера. Будучи стандартными, альтернативные соглашения о закупке или о поставке осуществляются достаточно легко. Зачастую можно также опираться на сравнительную оценку предлагаемых услуг или опыт других покупателей данного товара. Поскольку товар или услуга являются стандартными, такие оценки накопленного опыта стимулируют участников сделки вести себя ответственно, не проявляя оппортунизма.
Трехстороннее управление необходимо для случайных трансакций мало- и высокоспециализированного типа. Как только участники таких трансакций заключают контракт, появляются мощные стимулы выполнить его до конца. При этом значительные средства затрачиваются на специализированные инвестиции, в то время как передача создаваемых на основе этих капиталовложений активов новым поставщикам породила бы значительные потери. Рыночная модель управления в данном случае непригодна из-за растущей специфичности активов, а интегрированная структура управления может быть неоправданно дорогой из-за случайности происходящих сделок. Промежуточная институциональная форма – неоклассическое контрактное право – помогает преодолеть недостатки обеих крайностей. Так, вместо того, чтобы немедленно обращаться к судебным процедурам с обязательным для них прерыванием трансакций, для разрешения споров и оценки выполнения обязательств используется помощь третьей стороны (например, в случае привлечения архитектора для решения спора о качестве поставляемых стройматериалов).
Двусторонние структуры управления разрабатываются, как правило, для двух оставшихся типов трансакций: регулярно повторяющихся сделок, поддерживаемых мало- и высокоспециализированными инвестициями. Вследствие нестандартности трансакций в обоих случаях имеет место фундаментальная трансформация. Регулярный характер трансакций позволяет покрыть издержки, связанные с использованием особых структур управления контрактами.
Для осуществления трансакций на рынке промежуточных продуктов используются два типа структур управления – двусторонние структуры, предполагающие сохранение автономности участников сделки, и объединенные структуры, подразумевающие организацию трансакций внутри фирмы на основе административных отношений. Выбор одного из этих типов зависит от степени специфичности капитала. При исключительной специфичности активов отсутствуют возможности экономии от масштаба посредством межфирменной торговли, поэтому более оправдана вертикальная интеграция. Однако при меньшей специфичности активов внешние закупки могут быть выгодными благодаря экономии на масштабе и на организационных издержках.
По сравнению с вертикальной интеграцией внешние закупки способствуют поддержанию мощной рыночной мотивации и ослаблению бюрократических искажений функционирования организации. Проблемы с рыночными закупками тем не менее возникают, когда встает вопрос об адаптации контракта и связанных с ней расходах. В то время как внутри фирмы адаптация происходит по приказу сверху, внешние закупки подразумевают адаптацию путем рыночного взаимодействия сторон. Если возможности адаптации изначально не были заложены в контрактных условиях (что представляется зачастую невозможным или чрезвычайно затратным), остается только заключать дополнительные взаимные соглашения, отражающие изменения в ситуации. Здесь возникает дилемма. С одной стороны, у обоих участников сделки есть стимулы к поддержанию, а не разрушению отношений друг с другом, чтобы избежать потерь на трансакционно-специфических затратах. С другой стороны, каждый из агентов заинтересован в собственной прибыли и потому не может согласиться на любое распределение доходов и убытков в результате изменения контракта.
Одним из способов рыночной адаптации контрактов является пересмотр цен поставки специализированных активов, если для обеих сторон очевидны источники и масштабы изменения цен (например, колебания на биржевом рынке). В других случаях стороны могут пересмотреть неценовые параметры поставки специализированных активов (уменьшение объемов, задержка сроков поставок). При этом покупатели не станут ни искать других поставщиков продукции, ни менять назначение приобретенного товара (перепродавать его), поскольку использование альтернативных поставщиков и переориентация активов связаны с высокими затратами.
Стимулы к торговле ослабевают по мере того, как трансакции становятся все более специфическими. Обычно в этом случае происходит вертикальная интеграция, в ходе которой адаптация происходит без учета межфирменных соглашений. Там, где оба участника трансакции находятся в рамках единых отношений собственности, возникает потребность в максимизации общей прибыли. Поэтому корректировки цен в интегрированных предприятиях будут более полноценными, чем в случае межфирменных торговых сделок.
Таким образом, по мере возрастания специфичности активов двусторонняя контрактация сменяет рыночную и, в свою очередь, вытесняется контрактацией в условиях объединенной собственности (вертикальной интеграции). Но где пролегают границы внутренней организации, в которой контракты организованы по законам административного подчинения? Иными словами, почему все производство достаточно специфичных благ не организовано в рамках единой гигантской корпорации? Почему большая фирма не может делать всего (и даже более того), на что способна группа мелких фирм?
В самом деле, доминирующая фирма может получать те же выгоды от использования специфической технологии, что и мелкая, но при этом она имеет больше возможностей для совершенствования технических решений и экономии на масштабе. Кроме того, неопределенность, усложняющая процессы адаптации фирм, также не может служить ответом на вопрос о границах фирмы, поскольку слияние двух фирм может привести даже к экономии трансакционных издержек, связанных с неопределенностью: можно будет избежать затрат на противодействие оппортунизму партнера. Не годится и объяснение, основанное на ограниченности и искажениях потока информации в объединенной фирме: теоретически можно представить себе выборочное воздействие управляющих, когда фирма вмешивается в работу автономных подразделений только в том случае, когда недостаток координации приносит убытки.
Для объяснения того, почему выборочное вмешательство в работу подразделений оказывается невозможным на практике, предположим, что некоторая фирма-поставщик, управляемая независимым собственником, приобретается покупателем ее продукции. Предположим также, что: (1) цена, по которой активы передаются новому собственнику, является взаимно согласованной, (2) формула определения трансфертной цены, по которой продукт будет передаваться из отделения-поставщика в отделение-покупатель, разработана заранее, (3) для минимизации издержек внутри фирмы используются рыночные мотивы: отделению-поставщику сообщают, что оно будет получать чистый доход от своей деятельности, (4) поставщик без сопротивления будет соглашаться с решением покупателя адаптироваться к новым обстоятельствам с целью получения коллективных выгод.
Таким образом, четкость предварительных условий, мощные побудительные мотивы, выборочность вмешательства вышестоящих менеджеров и отсутствие дорогостоящих торгов вокруг принимаемых решений, казалось бы, должны приводить к экономии трансакционных затрат по адаптации контрактов в интегрированной фирме. Но здесь в дело вступают трансакционные издержки другого рода, - связанные с проблемой «принципал – агент». Часть из них негативна с точки зрения покупателя, другая – с точки зрения поставщика.
(1) После продажи активов своей фирмы бывший собственник-управляющий независимой фирмы-подрядчика становится менеджером отделения-поставщика. Он больше не имеет стимулов к бережной эксплуатации и своевременному техническому обслуживанию активов. В условиях, когда отделению-поставщику достается чистый доход от его деятельности, краткосрочная максимизация дохода будет достигаться за счет усиленной эксплуатации оборудования, а расходы по его ремонту и замене будут переложены на преемников этого менеджера. После этого «богатый менеджер» покинет «бедную корпорацию» и инвестирует свой возросший за счет доходов подразделения капитал в другом месте. В то же время отделение-потребитель будет вынуждено нести дополнительные затраты по мониторингу активов, которых не было в период независимого существования обеих фирм.
(2) Поставщику может быть обещан привлекательный уровень чистого дохода от работы его отделения, в результате чего он соглашается на более низкую цену продажи своих активов в ходе объединения фирм. Но после этого головная фирма может проявить оппортунизм и расторгнуть контракт с отделением-поставщиком. Экспроприация активов поставщика может быть также осуществлена косвенными методами – путем манипуляций с бухгалтерией (завышения затрат или занижения трансфертных цен). Если бы фирмы были независимыми, они могли бы торговаться по поводу цен и затрат, имея в виду возможность выхода из невыгодного соглашения вместе со своими активами. Но менеджер отделения интегрированной фирмы лишен такой возможности: он не может забрать с собой спорные активы (они ему не принадлежат), зато он может быть смещен с должности, чтобы решить спор не в пользу отделения-поставщика.
(3) Мощные рыночные стимулы заменяются внутри фирмы выплатой зарплаты (или дохода подразделения в форме бонуса) по принципу «издержки плюс прибыль», что дает гораздо более слабые побудительные мотивы и к тому же требует постоянных дополнительных затрат на бухгалтерский учет и аудит.
(4) Уменьшаются стимулы к нововведениям, поскольку: (а) неясно, кто из подразделений и в какой степени ответствен за неудачные инновации (и кто и в какой степени должен быть поощрен в случае их успеха), (б) возникает тенденция к уравнительным платежам (и претензии по поводу распределения доходов от инноваций), (в) происходят манипуляции с затратами и трансфертными ценами на инновационную продукцию.
Кроме того, имеются дополнительные издержки бюрократизации управления в крупной фирме, которые проявляются в следующих эффектах: (1) склонность к управлению, когда топ-менеджеры постоянно стремятся к регулированию деятельности подчиненных подразделений, (2) склонность к прощению, когда деятельность подразделений (включая непредвиденный рост издержек) оценивается по менее жестким критериям, чем рынок оценивает деятельность независимых фирм, (3) поведение по принципу «ты – мне, я – тебе», когда менеджеры оказывают друг другу взаимные услуги, приводящие к чистым потерям фирмы, или когда менеджеры отказываются от обновления активов или партнеров фирмы по соображениям сложившихся отношений или карьеры.
Примером искажения мотивации и внутрифирменной справедливости в результате поглощения фирм можно считать слияние компаний Tenneco и Houston Oil в 1980 году. Число занятых в Tenneco составляло 100 тысяч человек, ежегодный оборот превышал 15 млрд. долл. До момента слияния Houston Oil была относительно небольшой фирмой (1200 занятых, объем продаж 383 млн. долл.) и имела репутацию компании, проводящей агрессивные разработки месторождений нефти. В надежде сохранить квалифицированный штат нефтедобытчиков поглощаемой компании Tenneco предложила им специальную систему заработной платы и бонусов, которая не использовалась для ее собственных работников. Tenneco также согласилась сохранить Houston Oil в неприкосновенности и управлять ею как независимой дочерней фирмой.
Тем не менее менеджеры, геологи и инженеры Houston Oil в течение первого года после сделки полностью разочаровались в ее результатах. Начались бюрократические проволочки при получении назначенного им вознаграждения, а также ограничения на размер выплат. Ради следования единому стандарту при определении вознаграждения для каждого работника Tenneco пришлось пожертвовать дифференцированной системой начисления доходов. В результате через год Tenneco потеряла 34% менеджеров Houston Oil, 25% специалистов по разработке месторождений и 19% производственных рабочих, что сделало невозможным сохранение Houston Oil как отдельной производственной единицы. Ушедшие сотрудники перешли на работу в независимые малые фирмы, не имевшие ограничений относительно опционов на акции, бонусов по результатам производства и особенно процента от стоимости добытой нефти, остающегося в распоряжении нефтеразведчиков.
Таким образом, несмотря на самые энергичные усилия крупных компаний, они не всегда способны во всех отношениях имитировать механизм функционирования малых фирм.
ЛЕКЦИЯ «СТРУКТУРА ВНУТРИФИРМЕННЫХ КОНТРАКТОВ»
Основным фактором роста внутрифирменных трансакционных издержек является проблема «принципал – агент». Этим термином обозначается угроза того, что при выполнении поручений и предписаний принципала агент начнет им манипулировать. Манипулирование становится возможным ввиду асимметрии информации и высоких издержек контроля за деятельностью агента.
Расширение фирмы вызывает увеличение затрат «принципала», требующихся для контроля над действиями возрастающего числа агентов. Дилемма принципала заключается в выборе между необходимостью контролировать агента и нежеланием нести издержки, связанные с контролем. Дилемма агента состоит в выборе между добросовестной работой в условиях достаточно высокой вероятности компетентного контроля и отлыниванием с последующим присвоением незаработанного дохода, если надзор принципала ослабевает. При определенном соотношении между издержками контроля и выигрышем от отлынивания агенту становится выгодно отклоняться от стратегии, заданной принципалом, что приводит к несовместимости их внутрифирменных задач.
Главным фактором роста издержек мониторинга за агентами служит не возрастающее количество агентов, а растущая асимметрия между информацией, которой располагают принципал и агенты. Внутрифирменное ценообразование (установление выплат за труд работников) ведется не на уровне их предельного продукта (который зачастую бывает невозможно измерить), следовательно, вся необходимая принципалу информация больше не заключается в рыночных ценах, как предполагается в модели совершенной конкуренции. Кроме того, информация (как указывал Эрроу) искажается по причине ее многоуровневой передачи в фирме, различий в ментальных моделях и в человеческом капитале работников, а также трудностей отделения значимой информации от «шума».
Итак, по мере роста организации происходит усложнение и специализация циркулирующей внутри фирмы информации, но это не сопровождается созданием системы прохождения информации, сравнимой по эффективности с ценовым механизмом свободного рынка. Процесс принятия решений внутри организации включает множество стадий, на каждой из которых входящая информация (при помощи определенных категорий и средств обработки) превращается в частичное и разрозненное знание, часть которого к тому же является неявной и непередаваемой. Этим качественно новым знанием обладают лишь те участники фирмы, которые прямо участвуют в его получении и усвоении. Обладающие уникальной информацией агенты не заинтересованы в ее распространении и неискаженной передаче принципалу, поскольку могут использовать ее как специфический человеческий капитал, укрепляя свои позиции в фирме (включая вознаграждение) сверх предусмотренных контрактом.
Асимметрия информации создает предпосылки для оппортунистического поведения агентов, которые стремятся увеличить свой доход, несмотря на приятые ими при подписании контракта явные (формальные) обязательства довольствоваться некоторым определенным уровнем вознаграждения. Получив с помощью контракта о найме гарантии фиксированного вознаграждения в случае «естественно» возникающих обстоятельств, агент стремится создать искусственные непредвиденные обстоятельства, которые позволили бы ему с помощью манипулирования принципалом перераспределить результаты совместной деятельности в свою пользу. В то же время предвидение всех возможных обстоятельств (в том числе, способов оппортунистического поведения агента) до заключения контракта найма потребовало бы от принципала неприемлемо высоких затрат по составлению контракта ex ante.
Функционирование организаций с неизбежностью порождает возможность оппортунистического поведения агентов как следствие обладания специфическим знанием. Проблема принципал – агент является частным случаем постконтрактного оппортунизма (или морального риска): принципал выступает в роли страховщика от «естественных» рисков, а агент – в роли страхователя, скрывающего важную информацию (о реальных обстоятельствах работы и степени ее сложности).
В рамках рыночных обменов достоверность информации обеспечивается конкуренцией (легкостью перезаключения контракта) и простотой легальной защиты контракта в случае, если сокрытие или искажение информации привело к нанесению ущерба другой стороне. Напротив, сложность мониторинга и специфичность внутрифирменных активов приводят к тому, что в случае контрактов найма асимметрия информации и возможности оппортунизма стимулируют агента манипулировать принципалом. Поэтому принципал заинтересован в построении системы стимулов, способствующих распространению агентом достоверной информации. Наиболее часто осуществляются следующие варианты решения проблемы «принципал – агент»:
(1) Соревнование агентов. В отличие от обычного внутрифирменного контракта, вознаграждается не только достижение агентом заданного уровня выработки, но и достижение наивысшего уровня относительно остальных агентов. Идея конкуренции агентов позволяет использовать их самих для взаимного контроля. Агенты начинают следить за успехами своих конкурентов, поскольку те оставляют все меньше шансов на дополнительное вознаграждение. Конкуренция между менеджерами может поощряться переводом победителя на более высокую должность.
Однако использование принципа внутренней конкуренции имеет свои пределы. Прежде всего, для принципала бывает сложно определить вклад агентов с высокой специфичностью используемых активов, а сама специфичность способствует естественному сокращению конкуренции. Далее, в поисках выигрыша агенты могут предпочитать более рискованные стратегии, что означает ухудшающий отбор: внутри фирмы остаются только агенты, применяющие наиболее рискованные стратегии, но не потому, что это приводит к росту общего выигрыша фирмы, а потому, что позволяет рассчитывать на большее относительно остальных вознаграждение в случае успеха рискованного поведения. Агенты приучаются не замечать естественных опасностей, исходящих из внешней среды, в которой действует фирма. Наконец, конкуренция среди агентов окончательно разрушает кооперацию во взаимоотношениях между ними: задачи, требующие совместных действий, не решаются, поскольку ухудшают результаты сотрудничающих игроков относительно их некооперативных конкурентов.
(2) Участие агента в результатах совместной деятельности в составе фирмы. Этот вариант сводится к заключению с агентом контракта о найме, предполагающего выплату не фиксированного, а зависящего от результатов деятельности фирмы вознаграждения. К этому варианту относятся различные формы участия наемного работника в прибыли или акционерном капитале фирмы (включая опционы на приобретение акций по фиксированной цене в условиях ожидания ее роста). Из всех видов участия агентов в результатах деятельности фирмы наиболее эффективны самые простые схемы, предполагающие линейную зависимость вознаграждения от результатов. Это связано с высокими издержками спецификации контрактов, в которых используются сложные расчеты действий и выплат, а также с ограниченностью восприятия сложных форм со стороны самих агентов.
Разновидностью подобного метода можно считать скользящую форму вознаграждения агента, при которой фиксируется только та сумма, которую он должен выплатить из полученного им дохода принципалу в качестве ренты и части прибыли (подобно договорам лизинга). Ограничениями такой формы стимулирования агента могут являться недостаточные предпринимательские способности агента (и, как следствие, низкая склонность к риску), а также нехватка собственного капитала для осуществления лизинговых платежей (предоставление агенту кредита для выплаты ренты наталкивается на ту же самую проблему морального риска, вытекающего из асимметричного распределения информации между агентом и потенциальным кредитором).
(3) Фирма как коалиция агентов. В этом варианте решения проблемы не только допускается участие агентов в доходах от деятельности, но и функции принципала поочередно выполняются самими агентами. Властные отношения и контроль за выполнением условий контракта не ликвидируются, но права контроля и распределения задач переходят к рядовым работникам фирмы по принципу ротации. Агент, временно исполняющий роль принципала, аккумулирует всю внутрифирменную информацию, необходимую для выработки решений.
Ротация агентов, занимающих позицию принципала, стимулирует передачу между ними достоверной информации (как для защиты потенциальных интересов агентов, так и в силу большей близости к источникам приобретения и усвоения информации). Она создает предпосылки для укрепления доверия между агентами и развития кооперации. Вместе с тем, возникновение внутрифирменной кооперации ограничивается требованиями общности (и низкой относительной специфичности) человеческого капитала, малого размера фирмы и равной возможности агентов исполнять функции принципала.
Различные способы решения проблемы «принципал – агент» приводят к возникновению четырех основных типов внутрифирменной структуры: унитарная (У-структура), холдинговая (Х-структура), мультидивизиональная (М-структура) и смешанная (С-структура).
(1) Унитарная структура фирмы предполагает максимальную централизацию властных отношений и информационных потоков. Все основные решения принимаются принципалом, он же осуществляет контроль. Право контроля над деятельностью агентов делегируется руководителям подразделений по функциональному признаку: главный инженер, главный бухгалтер. Таким образом, руководители функциональных подразделений являются одновременно и агентами – по отношению к руководству фирмы, и принципалами – по отношению к непосредственным исполнителям. В унитарной организации единственным вариантом решения проблемы «принципал – агент» является усиление контроля на основе все новых методов, связанных с понижением издержек контроля.
Когда объем и сложность административных задач возрастают до такой степени, что не поддаются решению силами центрального офиса, менеджеры, которые больше не в состоянии адекватно справляться со стратегическим планированием, начинают вмешиваться в оперативную деятельность нижестоящих подразделений. Возникновение перегрузок в системе координации, оценки экономических результатов и выработки стратегической политики компании приводит к хаосу в управлении и многообразным проявлениям оппортунизма со стороны функциональных агентов, контроль за которыми фактически ослабевает.
(2) Холдинговая структура представляет собой вариант максимальной децентрализации процесса принятия решений и контроля за действиями агентов. Фактически принципал оставляет за собой лишь полномочия по контролю за финансовыми потоками и финансовыми результатами деятельности агентов. Агенты автономны в принятии всех решений, кроме распределения прибыли. Принципал контролирует деятельность агентов не непосредственно, а через организацию конкуренции между агентами, победитель в которой выявляется по финансовым критериям. Хотя сами подразделения свободны в определении стратегических и оперативных приоритетов своей деятельности, это не исключает унитарную внутреннюю организацию самих подразделений (состоящую из принципала – руководителя подразделения и агентов – исполнителей).
(3) Мультидивизиональная структура была изобретена руководителями General Motors и Du Pont в 20-е годы ХХ века. Она подразумевает создание полуавтономных производственных подразделений, действующих на принципе самоокупаемости и сформированных в зависимости от типа продукта, торговой марки или региона деятельности. В мультидивизиональной структуре сохранен принцип централизации принятия стратегических решений (например, по поводу номенклатуры продуктов, покупки других фирм, продажи неприбыльных активов) и в то же время децентрализованы оперативный контроль и управление. Аналогичным образом принцип финансовой самоокупаемости дивизионов (агентов) позволяет им участвовать в доходах от своей деятельности, но руководство фирмы (принципал) при этом сохраняет право перераспределять часть прибыли подразделений в оперативных или инвестиционных целях.
В отличие от холдинговой компании (которая тоже имеет дивизиональную структуру, но с маленькой генеральной дирекцией) М-форма организации располагает возможностями стратегического планирования и распределения ресурсов, а также механизмом мониторинга и контроля за структурными подразделениями. В результате достигается наиболее эффективное распределение финансовых ресурсов компании между отделениями и дифференцированное применение инструментов внутрифирменного стимулирования и контроля.
М-форма порождает внутрифирменный рынок капиталов в миниатюре. Но при этом рост полномочий высших менеджеров по контролю за деятельностью производственных подразделений может породить проблемы оппортунизма уже со стороны принципалов, стремящихся более интенсивно вмешиваться в результаты деятельности нижестоящих агентов.
М-форма не только позволяет разделить общий поток информации, который не может переварить унитарная структура, на меньшие составные части, касающиеся каждого дивизиона в отдельности (и центрального офиса в отношении стратегических решений). Помимо когнитивных ограничений, она помогает также справиться с проблемами оппортунизма за счет дополнительной состыковки стимулов, развития механизмов аудита и разрешения споров.
(4) Смешанная структура возникает в том случае, если одни подразделения компании полностью контролируются руководством фирмы, как в унитарном предприятии (финансовый департамент), другие подразделения зависят от руководства фирмы только в финансовом плане, как в холдинге (департамент научных исследований), а третьи имеют оперативную самостоятельность и действуют на принципах самоокупаемости, как в мультидивизиональной структуре (подразделение по продажам нового продукта).
Основные структуры фирм можно представить как результат принятия централизованных (У-структура) или децентрализованных решений (Х-структура и М-структура). При этом холдинговая структура применяется для неспецифических технологий и активов, где низка опасность оппортунизма и потому не требуется дополнительной защиты неполных внутрифирменных контрактов. Мультидивизиональная структура применяется там, где необходимо защитить специфические активы участников фирмы дополнительными механизмами контрактного управления.
Williamson 1985
Рассмотрим, следуя Уильямсону, три вида отношений собственности на рабочее место – предпринимательский, коллективный и капиталистический – с точки зрения оптимального способа внутрифирменной организации (то есть, максимальной экономии на трансакционных издержках).
Предпринимательская собственность означает, что рабочим местом владеет специалист, выполняющий на нем свою задачу. Возможны два вида предпринимательской собственности: (1) с центральной координацией, когда принципал обеспечивает поставки сырья и сбыт готовой продукции, а работник на собственном оборудовании выполняет определенные технологические операции. В этом случае работники не являются независимыми предпринимателями, продающими продукт на открытом рынке, а зависят от заказчика, определяющего ценовые и объемные параметры снабжения и сбыта (толлинг), (2) федеративный способ организации, при котором каждый работник представляет собой звено технологической цепи и выполняет свою операцию, передавая другим работникам полуфабрикаты все более высокой степени обработки (во избежание остановки производства на каждом рабочем месте создаются буферные запасы).
При коллективном виде собственности рабочие места находятся в собственности трудового коллектива. Возможны два варианта: (3) «работа на себя», когда каждый работник получает свою долю от реализации совместно произведенной продукции, соответственно трудовому вкладу. При этом изделия изготавливаются партиями (чтобы снизить накладные расходы), а работники периодически меняют специализацию (чтобы увеличить объем их полезных знаний и избежать низкооплачиваемых «ловушек»), (4) «группа равных», когда каждый работник получает оплату соответственно средней выработке группы, без учета персонального вклада (уравнительные выплаты). Адаптация работы к новым условиям и предотвращение споров происходят благодаря ротации агентов на посту принципала (временного координатора по оперативным вопросам).
Наконец, при капиталистической фирменной организации основные средства производства, сырье и готовая продукция принадлежат одному принципалу. Возможны два варианта: (5) внутренняя контрактация, когда владелец фирмы обеспечивает помещения и оборудование, поставки сырья, сбыт готового продукта и оборотный капитал, а вся работа по выпуску продукта делегирована внутренним подрядчикам, которые сами нанимают непосредственных исполнителей, контролируют производство и получают от фирмы сдельную оплату (как это принято в строительстве), (6) административное подчинение, когда работник подвергается непосредственному контролю и исполняет все задания, связанные с условиями контракта найма.
Оценим эти шесть видов отношений собственности с точки зрения иерархичности внутрифирменной организации контрактов. При федеративном способе, «работе на себя» или «группе равных» нет центрального агента, заключающего контракты, поэтому иерархия практически отсутствует. Отношения толлинга предусматривают возрастание иерархичности производственной структуры, поскольку принципал управляет снабжением и сбытом. Внутренние подряды и административные контракты (капиталистическая форма собственности на средства производства) регулируются еще более иерархическими способами управления (особенно контракты непосредственного найма).
Теперь рассмотрим степень иерархии не с позиции контрактов, а с точки зрения принятия решений внутри фирмы. При федеративном способе и способе «работа на себя» вообще нет никакого взаимного подчинения: в первом случае решения принимаются на основе технологической логики последовательных двусторонних контрактов, во втором – согласно коллективному мнению. В случаях внутреннего подряда и толлинга появляется возможность административных приказов, но она ограничена, поскольку исполнители подрядов достаточно автономны в отношении методов своей работы и контролируются только по конечному результату. «Группа равных» вполне признает приказы и распоряжения, но командная логика несколько ослаблена ротацией руководящих кадров. Наконец, самое активное административное принуждение характерно для отношений «начальник – подчиненный» в рамках контрактов непосредственного найма.
С точки зрения эффективности работы каждому из шести типов отношений собственности присущи свои виды экономии на трансакционных издержках и свои способы растраты ресурсов. Например, в рамках федеративного и толлингового производства бывает сложно установить ответственного за срыв качества. Кроме того, необходимо содержать значительные запасы сырья и полуфабрикатов на случай технологических сбоев (которые никто из работников-предпринимателей не заинтересован устранять, поскольку они отчитываются только за свой участок работы).
Способ «работа на себя» обладает отличными побудительными мотивами и способствует быстрой адаптации фирмы к меняющимся внешним условиям, в то время как уравнительное распределение доходов вызывает проблему безбилетника. В то же время индивидуальные усилия в первом случае могут привести к субоптимальным коллективным результатам (соблюдению своих интересов в ущерб фирме, например, за счет усиленной эксплуатации оборудования), а «группа равных», наоборот, будет максимально сотрудничать друг с другом и предотвращать ущерб от частного оппортунизма.
Внутренний подряд характеризуется сложностями, связанными с необходимостью контроля за качеством работ, а также сопротивлением каким-либо продуктовым или организационным инновациям со стороны субподрядчиков, которые и так присваивают устраивающий их доход. Административное подчинение реже сталкивается с отказом подчиненного от сотрудничества (поскольку он, в отличие от подрядчика, не владеет никакими правами собственности), но зато предполагает еще большие затраты на контроль.
Подход, основанный на теории трансакционных издержек, можно применить к сравнению не только различных видов собственности внутри фирмы, но и различных форм трудовых контрактов. При этом на динамику трансакционных издержек влияют два основных фактора: степень неопределенности по ходу исполнения контракта и специфичность используемых активов (имеется в виду не наличие редкого знания или умения самого по себе, а относительная зависимость работника и работодателя от этих качеств). Кроме того, трансакционные издержки порождаются трудностями измерения и вычленения вклада каждого из участников фирмы.
(а) Низкая специфичность активов и легкая измеримость трудовых усилий соответствуют стандартным рыночным контрактам: ни одна из сторон не заинтересована в поддержании особых механизмов управления контрактом, поскольку работник и работодатель с легкостью меняют друг друга (как, например, в случае сезонных сельскохозяйственных рабочих).
(б) Низкая специфичность активов и трудности с измерением результатов труда порождают простейшую командную организацию (бригаду), где нужно не только нанимать работников (которые могут быть с легкостью заменены на других), но и следить за их контрактным поведением.
(в) Специфичность человеческого капитала в сочетании с легкостью измерения результатов труда (как в случае ведущих специалистов в бухгалтерии и на производстве) приводят к необходимости заключения двусторонних гарантированных контрактов со следующими оговорками: о затратах на обучение специалиста специфическим для фирмы навыкам и о том, что специалист не расторгнет после этого контракт найма (например, под угрозой лишения выходного пособия).
(г) Специфичность человеческого капитала и трудности с измерением результатов труда приводят к образованию привилегированной «клановой группы» (такова, в частности, компания высококлассных программистов): работники разделяют цели фирмы, совместно адаптируются к внешним шокам и сотрудничают между собой в очень привлекательных социальных условиях.
Даже если работник инвестирует в создание знаний и навыков, специфических только для данной фирмы, он все еще имеет шанс устроиться в другом месте (с некоторой потерей в заработке). Но, как правило, он осознает свою уязвимость и потому настаивает на контрактных гарантиях занятости (в том числе, через коллективные и отраслевые соглашения). В то же время взаимные эффекты репутации приводят к тому, что фирма не рискует беспочвенным расторжением трудового контракта, поскольку на конкурентном рынке специалистов это может привести к снижению ее репутации (и необходимости повышения заработной платы следующим претендентам на место), а работник не шантажирует фирму своим уходом после получения специфических навыков, поскольку рискует ухудшением условий работы в новой компании.
Эффекты репутации не столь важны в случае, когда работники находятся в специфической зависимости от фирмы. Но и в этом случае фирма, прерывая контракт, несет издержки, связанные с прерыванием технологического процесса и обучением новых сотрудников. В свою очередь, работник, желающий извлекать выгоды из своего специфического знания, также заинтересован в продолжении наработанного контракта найма с данной фирмой. Соображения репутации и долгосрочных выгод от специфических инвестиций являются, таким образом, важными залогами, предотвращающими постконтрактный оппортунизм как принципалов, так и агентов.
Lane, Cannella and Lubatkin 1998
Одним из основных предположений агентской теории является следующая зависимость: фирмы без крупных собственников (в том числе, контролируемые менеджерами) чаще приобретают компании, не связанные напрямую с их бизнесом, и более диверсифицированы, чем фирмы, контролируемые крупными акционерами (Jensen and Meckling 1976). Это следует как из большей ответственности крупных акционеров в вопросах покупки компаний, так и из практики более тщательного мониторинга и контроля со стороны крупных собственников за деятельностью менеджеров.
Агентская теория предполагает, что и принципалы (акционеры), и агенты (менеджеры) предпочитают более прибыльные проекты для своих компаний, но их интересы расходятся по поводу риска в этих проектах. Если акционеры нейтральны по отношению к несистематическому риску, связанному с данным проектом, поскольку могут сократить его до нуля путем диверсификации своих вложений, то менеджеры лишены такой возможности. Большая часть их благосостояния напрямую связана с их местом работы, поэтому менеджеры озабочены несистематическим риском и предпринимают шаги к сокращению возможных колебаний их заработка. Если их действия не контролируются тщательным образом, утверждает агентская теория, менеджеры будут исходить из собственных интересов, минимизируя риск рыночных действий, что уменьшает ценность капиталовложений акционеров.
Эти предположения, в свою очередь, основаны на следующих стандартных допущениях агентской теории: (1) менеджеры (но не акционеры) обеспокоены несистематическим риском, (2) если менеджеров не контролировать, они будут действовать своекорыстно и оппортунистически, (3) фирмы, контролируемые собственниками (по крайней мере, одним крупным акционером), более тщательно следят за деятельностью менеджеров, чем фирмы с распыленным капиталом, (4) фирмы, контролируемые собственниками, естественно, максимизируют благосостояние акционеров, (5) несвязанные поглощения и более высокие уровни диверсификации представляют собой две стратегии менеджеров, минимизирующие их риск. Эти предположения резко контрастируют с доводами современной теории менеджмента, которая предлагает более реалистическую картину отношений «принципал – агент» внутри фирмы.
(1) Как менеджеры, так и акционеры обеспокоены возникновением несистематического риска. С точки зрения акционеров это вызвано следующими обстоятельствами: (а) исключительная сосредоточенность на устранении риска для одних только акционеров препятствует сотрудничеству с другими агентами, имеющими интересы в фирме, и, таким образом, сокращает доходы для всех, включая самих акционеров, (б) сокращение уровней риска в фирме побуждает ее партнеров делать крупные физические и личные вложения специфического капитала, которые в противном случае находятся под угрозой дефолта фирмы в отношениях с поставщиками, работниками и потребителями, (в) из-за несовершенства рынка капиталов вложения крупных акционеров в корпорацию могут быть не столь ликвидны, чтобы своевременно диверсифицировать риск, и потому их финансовые инвестиции столь же подвержены несистематическому риску, как и человеческий капитал менеджеров, (г) эмпирические исследования на финансовых рынках показывают, что два несистематических фактора риска (размер фирмы и превышение рыночной оценки активов над бухгалтерской) оказываются более важными для оценки акционерами реальной стоимости фирмы, чем систематический (общерыночный) риск.
(2) Менеджеры не действуют своекорыстно и оппортунистически, пока их интересы не подвергаются прямой и явной угрозе. Агентская теория считает, что менеджеры постоянно сопоставляют издержки и выгоды преследования собственного благосостояния в ущерб интересам акционеров, поэтому их деятельность должна быть ограничена бдительным наблюдением и соответствующими стимулами. В действительности подчинение менеджеров интересам корпорации и ее акционеров вовсе не обязательно является вынужденным. Добровольное сотрудничество может преобладать, поскольку долгосрочные интересы менеджеров совпадают с интересами благосостояния корпорации и поскольку в случае небольших конфликтов менеджеры настроены на соблюдение корпоративных приоритетов, для чего они и были в свое время отобраны, обучены и расставлены на руководящие посты. Напротив, в контексте резких перемен (например, враждебного поглощения) естественная связь между менеджерами и акционерами разрывается, и оппортунистические (по отношению к акционерам) действия менеджеров лучше описываются агентской теорией.
(3) Структура собственности практически не оказывает воздействия на стратегию диверсификации корпорации. Агентская теория предполагает, что наблюдательные функции советов директоров лучше всего выполняются, когда собственность сосредоточена в руках немногих крупных акционеров, которые имеют больше стимулов и лучше информированы для ведения мониторинга. Данные по поводу активности и эффективности крупных акционеров в наблюдении за попытками менеджеров противостоять захватам компаний, где они работают, подтверждают этот тезис. Но это относится только к острому конфликту интересов акционеров и менеджмента, когда возможно прямое вмешательство акционеров в исход конфликта посредством механизма голосования. Обычно акционеры имеют мало возможностей для одобрения или противодействия решениям менеджеров путем прямого голосования. Как правило, акционеры отдалены от повседневной практики фирмы, не могут верно воспринимать причины и последствия решений, предвидеть проблемы, оценивать планы менеджеров тактического уровня или предпринимать корректирующие действия.
Большинство акционеров (включая крупных) оценивают действия менеджеров скорее по финансовым, чем по стратегическим критериям, что создает опасность манипулирования финансовыми показателями и недоинвестирования в исследовательские и прочие венчурные проекты, то есть приводит к тем же неоптимальным последствиям, что и предполагаемое агентской теорией оппортунистическое поведение менеджеров.
(4) Фирмы, контролируемые собственниками, не обязательно максимизируют корпоративное благосостояние, несмотря на то, что собственники несут все последствия принимаемых ими решений. Опросы показывают, например, что собственники бизнеса переоценивают вероятность успеха фирмы (из 3000 опрошенных владельцев новых фирм в опросе 1988 года 81% предсказали, по крайней мере, 70-процентную вероятность успеха их бизнеса, а 33% - 100-процентный успех, хотя статистика предсказывает неудачу большей части вновь учрежденных фирм). Кроме того, крупнейшие собственники могут использовать свою власть и влияние стратегически, препятствуя интересам других акционеров и менеджеров фирмы (которых они могут обвинить в просчетах фирмы и пожертвовать ими, чтобы сохранить свои позиции собственников). Таким образом, даже поведение фирмы, контролируемой крупными собственниками, может быть неоптимальным.
Все эти положения означают, что в условиях повседневного ведения бизнеса (без резких конфликтов, угрожающих основным позициям менеджеров) структура собственности фирмы и ее корпоративная стратегия, принятая на вооружение менеджерами, вообще говоря, являются независимыми показателями. Статистика американских слияний и поглощений 1980-1987 годов показывает практическое отсутствие какой-либо связи между наличием крупных акционеров и интенсивностью мониторинга, с одной стороны, и несвязанными поглощениями, степенью диверсификации, уровнем несистематического риска и прибыльностью фирм, с другой стороны. (Степень мониторинга измерялась для акционеров – аутсайдеров, представленных в совете директоров, поскольку в агентской теории считается, что наблюдение со стороны внешних собственников особенно эффективно для предотвращения внутрифирменного оппортунизма.)
Единственным подтверждением агентской теории является позитивная связь между наличием крупных акционеров и ростом несистематического риска в крупных (поглощающих) компаниях, но это может быть объяснено относительно эффективным механизмом нейтрализации рисков посредством диверсифицированных акционерных портфелей. В остальных случаях стандартные предположения агентской теории о том, что фирмы, контролируемые менеджерами, чаще вступают в неоправданные сделки поглощения и диверсификации, а также допускают меньшие уровни риска и прибыльности, чем фирмы с крупными и (или) бдительными акционерами, не получили никакого подтверждения. В отсутствие враждебных поглощений и других угрожающих событий агентская теория оказывается слишком упрощенной, чтобы верно характеризовать поведение менеджеров. Акционерам, разумеется, следует держать наготове превентивные меры против возможного оппортунизма агентов – менеджеров, но следует также помнить, что это поведение, как правило, не проявляется в случаях, когда интересы менеджеров не вступают в прямой конфликт с интересами акционеров.