Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Тема номера. "Место России в мировой экономике" код 984
ДИСКУССИЯ И ДИАЛОГ
|
Михаил Делягин. Россия - "конченая" страна? |
код 98401 |
|
Игорь Братищев, Владимир Полеванов, Павел Филимонов. Восстановить управляемость! |
код 98402 |
|
Александр Головин. Открытость нуждается в разумном протекционизме |
код 98403 |
|
Ханс-Херманн Хёманн. Государство как фактор кризиса |
код 98404 |
АНАЛИЗ
|
Юрий Шишков. Структурные проблемы врастания России в мировую экономику |
код 98405 |
|
Леон Зевин. Советское наследие и долговые проблемы России |
код 98406 |
КЛАССИКИ
|
Готтфрид Хаберлер.Торговая политика |
код 98407 |
МЕЖДУНАРОДНЫЕ СОПОСТАВЛЕНИЯ ОПЫТ
|
Людмила Евстигнеева, Рубен Евстигнеев.Россия и Китай: движение к цивилизованному рынку |
код 98408 |
|
Рюдигер Цоллер. Экономическое развитие Бразилии и роль государства |
код 98409 |
|
Кристиан фон Хальденванг. Бразилия: политические aспекты экономической адаптации к процессу глобализации |
код 98410 |
ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ
|
Виктор Дроздов.Внешнеэкономическая политика С.Ю. Витте |
код 98411 |
ОТ ТЕОРИИ К ПРАКТИКЕ
|
Вольфганг Эпп. Стимулирование экспорта в Германии после 1945 г. (Исторический обзор) |
код 98412 |
|
Сабине Бюттнер.Поддержка внешнеэкономической деятельности в новых федеральных землях |
код 98413 |
|
Отношения России с ВТО |
код 98414 |
|
Хильдеберт Эренфельд.Содействие экспорту - задача экономической политики |
код 98415 |
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СВЯЗИ
|
Вернер Байтель. К вопросу о вступлении России в ВТО |
код 98416 |
|
Сергей Сильвестров. Внешнеэкономическая деятельность субъектов Российской Федерации |
код 98417 |
Дорогая читательница, дорогой читатель!
В ходе многовекового милитаристского соревнования европейских королевских династий и княжеских родов сформировалось представление, что политически контролируемые территории противостоят одна другой и экономически: население, благосостояние и власть рассматривались как взаимообусловленные величины. Понятия «экономика», «общество», «политика» стали все больше привязываться к общему понятию «граница»; позднее эта идея оказалась воплощенной на практике в XIX в. с возникновением национализма, трактовавшего «границу» в том числе в культурном и этническом аспектах. Возникли идеи «народного хозяйства» и «национальной экономии». С тех пор мировая экономика и политика рассматриваются как система, в рамках которой государства конкурируют между собой, что помогает им взаимно повышать экономическое благосостояние и укреплять политическую власть. Именно поэтому «геополитическая картина» мира в духовном смысле всегда тесно связана с концепциями экономической политики, наделяющими государства ответственностью и полномочиями в развитии «конкурентоспособности» своих территорий.
Подобная позиция представляется само собой разумеющейся, хотя в сущности обоснована слабо. Она, бесспорно, подкреплялась экономической наукой, стремившейся сводить страны к абстрактным «точечным экономикам» в рамках теории внешнеэкономических отношений. Даже системы национальных счетов в принципе ориентированы на понятие «граница» как точку отсчета и наделяют территории (как некие единые структуры) определенными показателями хозяйственной деятельности - подобно показателю веса у слона. Платежный баланс позволяют различать в системах национальных счетов показатели внутриэкономической и внешнеэкономической деятельности, но и они по существу не дают представления об экономических характеристиках внутренней экономики. Нет систем счетов для областей, провинций или федеральных земель, хотя с экономической точки зрения, понятие политической границы является, собственно говоря, абсолютно произвольным. Так, для благосостояния Баварии ее экономические связи с землей Северный Рейн-Вестфалия столь же важны, что и с Францией. О том, какие фатально ложные выводы вытекают из идеи экономической значимости «границы», могут поведать представители целых поколений ученых-экономистов, пытающихся убедить студентов и слушателей, что превышение экспорта над импортом в платежном балансе не свидетельствует о «конкурентоспособности» определенной территории, а отражает лишь внутреннее неравновесие между накоплением и инвестициями; тем самым оценка этого превышения возможна только на основе тщательного анализа факторов, воздействующих на нетто-экспорт капитала. Если же поинтересоваться причинами, по которым капитал уходит за границу, а не инвестируется внутри страны, неожиданно открывается картина колоссальной внутренней сложности экономики конкретной страны, и «точечная экономика» превращается в целый мир. Классическая же теория внешнеэкономических отношений придерживается фиктивных понятий «точечной экономики». «Сравнительные преимущества», «относительная обеспеченность факторами» или «экономия, связанная с расширением масштабов производства» рассматриваются как свойства «точечной экономики», даже если ясно, что к примеру, рост масштабов производства в рамках отдельных отраслей в какой-то степени должен быть сопряжен с пространственной моделью данной «территории». Кто хотя бы немного сталкивался с ведущейся сегодня дискуссией о New Economic Geography, знает, насколько громогласно пропагандируется в рамках классической теории открытие внутренних пространственных структур «точечной экономики», в то время как представители таких периферийных дисциплин, как экономическая география или региональная наука, реагируют на эту тенденцию «пожимая плечами». Здесь они не находят ничего нового («на Западном фронте без перемен»). Вот самый наглядный пример того, как некоторые теории предопределяют восприятие экономической практики, будучи весьма далекими от действительности.
Видный, но, к сожалению, рано умерший немецкий ученый-экономист Аугуст Лёш еще в 1940 г. резко критиковал подобное абстрагирование «точечной экономики» в рамках теории внешнеэкономических отношений; вместо этого он предлагал сосредоточиться на «пространственном порядке экономики», полагая, что концепцию сравнительных преимуществ следует не распространять на территории, а использовать ее лишь для объяснения разделения труда между людьми как собственно производителями. Эту критику, естественно, следует направить на более широкую концепцию «конкурентоспособности». Приписывание «странам» (или «территориям») некой «конкурентоспособности» равнозначно недопустимому абстрагированию и приданию им несуществующей самостоятельной значимости. Совершенно загадочным является также сплошь и рядом употребляемый термин «территориальная конкуренция», на основе которого мир разделяют на две группы экономических структур - пространственные единицы, или «территории», и «предприятия» как продуценты, ориентированные на извлечение прибыли. Последние, в определенном смысле свободно «плавая» в «космическом пространстве» в виде footloose industries (свободные производства. - Англ.), выбирают оптимальное место размещения, превращаясь таким образом в конечную инстанцию, дающую оценку налоговой, социальной и экономической политике территорий.
«А король-то голый!» - воскликнул ребенок, и мир внезапно переменился. «Конкурентоспособность» теперь не может служить характеристикой определен ной территории. В этом смысле научные абстракции и политические эмоции в XIX в., объединившись, дали крайне проблематичную единую форму. Современная дискуссия о глобализации разворачивается вокруг вопроса о «конкуренции наций», но ее участники говорят о территориях; некоторые скептики задаются вопросом: не обречено ли «национальное государство» на умирание в условиях глобализации? Тем не менее обнаруживаются многие аргументы в пользу того, что его функции и существование и впредь будут обеспечены.
Идея конкуренции территорий постоянно выдвигается также вкупе с представлением о том, что на своей территории государство может выполнять определенные функции ради повышения конкурентоспособности. Бесспорными воспринимаются в этом случае такие его задачи, как обеспечение государственной инфраструктуры или поддержание правопорядка. Спорными являются, однако, промышленная политика и протекционизм. Именно в вопросах протекционизма экономистов и политиков по-прежнему разделяет глубокая пропасть. В учебниках по внешнеэкономической деятельности всегда приводятся бесконечные, уничтожающие противников, аргументы против протекционизма как инструмента экономической политики; они часто завершаются цитированием знаменитой пародии Бастиа на изготовителей светильников, требовавших во имя повышения национального благосостояния уничтожить окна, чтобы защитить свое ремесло от солнечных лучей. Вероятно, один из лучших способов для экономиста подорвать свою репутацию - выдвижение и отстаивание аргумента в пользу протекционизма. Между тем политики говорят подчас на другом языке, прибегая к протекционизму как средству достижения целей, связанных с экономической политикой. И тому можно даже, видимо, найти положительные примеры: неудаче с импортозамещением в странах Латинской Америки противостоят успехи Тайваня в «экспортоориентированном импортозамещении». Значит, цель оправдывает средства?
Одна из причин такого противоречивого подхода ученых и политиков к вопросу может, вероятно, заключаться в совершенно различных ценностях, целях и моделях мышления. Но в свете упомянутой дискуссии бросается в глаза, что в противостоянии по поводу протекционизма обе стороны на самом деле рассуждают о «точечной экономике». Идеально-типический инструмент протекционизма - пошлина; она взимается на границе «точечной экономики». Когда противники взимания пошлины говорят о пагубном влиянии групп интересов, они подкрепляют свою аргументацию указкой, упирающейся в определенную точку на географической карте.
Пришло время совершенно по-иному взглянуть на вопросы конкурентоспособности в мировой экономике. Основа этому давно заложена многочисленными тенденциями развития на периферии экономической науки, в экономической географии, а также в науке управления. Центральное место в теории должны занять такие понятия, как «компетенции», «способности», «знания». И здесь с позиций «точечной экономики» делалась попытка свести эти явления к показателям типа «обеспеченность человеческим капиталом», статистически выражающимся в уровне образования. Однако очевидно, что компетенции - характеристики конкретных людей, трудящихся на конкретных предприятиях и поддерживающих конкретные близкие или отстраненные взаимоотношения с другими людьми; эти компетенции нельзя автоматически обрести с окончанием средней школы. Они возникают и динамично меняются в конкретных обстоятельствах, связанных с деятельностью людей. Если подойти к экономике с такой позиции, сразу становится ясно, что дискуссия о «протекционизме» обретает смысл совсем уже «у государственной границы». «Защита производства» с помощью пошлины может вызвать долговременные последствия, зависящие от факторов, весьма далеких от исходных намерений, которыми руководствовались при применение данного хирургического инструмента. Американский экономист А. Дирдорфф однажды назвал протекционизм попыткой провести процедуру иглоукалывания с помощью вилки. Он имел в виду, что иголки вонзаются не только туда, куда нужно, но в то же время и во многие другие места; он полагал, что эти-то другие «уколы» все без исключения контрпродуктивны, что нежелательны именно эти побочные эффекты. Между тем, это положение отнюдь не бесспорно. Мы, собственно, только и знаем, что некие эффекты (как положительные, так и отрицательные) возникают, и лишь четко разработанная теория действительно помогает однозначно утверждать, что они всегда негативны. Это, однако, в каждом отдельном случае означает, что терапия крайне неспецифична: конкурентоспособность возникает совсем не там, где должна действовать пошлина.
Приведем пример. Под давлением конкуренции Японии американская автомобильная промышленность, как известно, вынудила правительство США принять протекционистские меры с использованием такого инновативного инструмента, как добровольное ограничение экспорта, что, конечно, вызвало лишь приток прямых японских инвестиций в США. Однако непосредственное присутствие японских компаний в США ускорило накопление конкурентного опыта американскими производителями автомобилей, так что теперь американский рынок стал значительно более дифференцированным внутренним рынком, а автомобильная промышленность страны вновь обрела конкурентоспособность. Из примера можно было бы сделать вывод, что протекционизм продемонстрировал положительный эффект. Проблема лишь в том, что этот эффект изначально вообще не был целью; естественно, не было и стремления привлечь на рынок японские компании, но противостоять этому не удалось. Протекционистские меры никогда не смягчали конкурентного давления на американских производителей - оно лишь переместилось с внешнего рынка на внутренний. Между тем, сложные последствия протекционизма проявились в деятельности конкретных конкурентных структур, в сфере конкурентных стратегий и процессе переобучения предпринимателей. Но понять это абсолютно невозможно, рассматривая лишь внешнеэкономические эффекты протекционизма. Вообще говоря, в конечном итоге позитивное развитие внутреннего автомобильного рынка США стало случайным результатом внешнеэкономической политики; это было предопределено главным образом присущей американским производителям способностью извлекать уроки и компетентностью. Разумеется, присутствие на территории США японских компаний значительно ускорило процесс «извлечения уроков». Значит, наш пример подтверждает положение М. Портера, что международная конкурентоспособность в конечном счете предопределяется конкурентоспособностью внутриэкономической; она превращается в пространственное и временное явление.
Какое это имеет отношение к вопросу о месте России в мировой экономике? Речь идет о следующем.
• Post factum можно говорить о месте страны в мировом хозяйстве на основе обобщающих, абстрактных суждений о ее конкурентоспособности.
• Отсутствует, однако, политический инструмент, позволяющий exante непосредственно влиять на это положение мировой экономике, поскольку определяющие факторы ни в коем случае не действуют ни на национальном, ни на агрегированном уровне народного хозяйства.
• Конкурентоспособность - характеристика людей, их организаций и форм расселения; она формируется через конкретную трансакционную и интеракционную деятельность.
Подобное видение не означает, что национальные политические меры абсолютно несущественны. Конечно, национальные законы и меры, реально определяющие поведение граждан и компаний страны, могут менять и конкурентоспособность. Как мы убедились на примере автомобильной промышленности, силу и направление подобного воздействия невозможно однозначно предусмотреть - они зависят от взаимодействия конкретных отраслевых и территориальных факторов. Это значит, что одна и та же политическая мера может вызвать различные эффекты, а агрегирование порождает недопустимую абстракцию. Также едва ли разумно на основе «национальных особенностей» делать заключение о направлениях развития, например, о «богатой ресурсами стране» говорить, что она обладает сравнительными преимуществами. Нельзя говорить и о том, что «страна обеспечена ресурсами» - скорее, ресурсы на определенных географических территориях используются конкретными людьми в специфических целях. Так, избыток рабочей силы в Китае ничего не означает, если не учитывать идей, форм организации и местных структур, делающих возможным ее экономически разумное использование.
В современной экономике конкурентоспособность всегда выражается как индивидуальный, связанный с человеческим, фактор опережения в уровне знания, опережения, которое нелегко наверстывается другими. Так что речь должна идти об идеях, способах и методах, которые трудно поддаются имитированию. Подобное единственное в своем роде знание формируется не в безвоздушном пространстве, а чаще возникает на конкретных территориях в ходе взаимодействия людей. Однако это сегодня не значит, что решающая роль принадлежит заданным характеристикам этих территорий. Современная экономика - творчество и изобретательность людей. На практике это означает, что любое суждение о конкурентоспособности и ее стимулировании должно начинаться «с самого нижнего уровня». Такой взгляд выработался в последние годы в связи с исследованиями industrial districts (промышленные районы. - Англ.), «местных сетей» и различных видов «индустриальной культуры». Наблюдатель, исследующий процесс «с высоты птичьего полета», едва ли может порекомендовать в этом смысле что-либо конкретное - он должен сам искать доступ к local knowledge (местное знание. - Англ.), чтобы придать импульс развертыванию творческого экономического подхода. Это простое обстоятельство побуждает «отвести взор» от государственных мероприятий на уровне страны и обратить его на местную администрацию. С помощью мероприятий, принимаемых на уровне страны, едва ли можно, к примеру, сделать разумный вклад в развитие сотрудничества между университетом и компаниями, действующими на данной территории. Если такие мероприятия и осуществимы, то они позволяют расширять конкретные возможности для деятельности местных хозяйственных субъектов, например, в виде децентрализации ответственности перед бюджетом. Важно, чтобы политика страны не сдерживала творческое начало этих единственно важных субъектов. В идеале институты и организации страны - итог взаимодействия местных сил (например, в создании и развитии структур, содействующих развитию внешней торговли).
Такой диагноз и размышления, естественно, едва ли находят понимание у тех, кто облечен ответственностью за страну, или у тех, кто разрабатывает концепции ее политики. Ведь все это снижает их «самозначимость». Уважение достоинства и авторитета короля не позволяют всем зрителям сказать столь нужную правду. И только ребенок, не отягощенный всеми этими условностями, может воскликнуть: «А король-то голый!» К счастью, будущее принадлежит детям.
* * *
С точки зрения колоссального геополитического значения СССР и России в XX в., нынешняя экономическая ситуация в стране не может не вызывать глубокой обеспокоенности. В своей статье Михаил Делягин отвечает на вопрос, находится ли Россия в тупике. С его точки зрения, самую важную роль в этом играет трансформация современного мира в информационное общество. Он считает что глобальная экономика информации и знания однозначно определяется руководящей технологической ролью США, а Россия все больше и больше отстает в этой сфере. На взгляд Делягина, это происходит на фоне победного идеологического продвижения либерализма (с фатальными последствиями для финансовых рынков): как раз ведущие промышленно развитые страны мира фактически используют инструменты протекционизма. Если Россия не прибегнет к внешнеэкономической защите, то будет все больше отставать, пока компьютерный вирус, способный уничтожить любую возможную информацию, не нанесет ее экономике смертельного удара. Только целенаправленная политика государства по защите и развитию экономики может вывести Россию из этого тупика.
Ханс-Херманн Хёманн, комментирующий статью Делягина с германской стороны, сосредоточил внимание на противоречии между либерализмом и тезисом о «сильном государстве», постулируемом многими наблюдателями. Он видит корни кризиса в России именно в том, что либерализация происходит без государственного порядка, поэтому, с одной стороны, понятен призыв Делягина к более сильному государству, с другой стороны, это означает, что подобное государство само должно быть однозначно привержено рыночной экономике. Поэтому решающая проблема в создании такого государства. Только барон Мюнхгаузен может сам себя вытащить из болота за косичку. В этом смысле Хёманн выдвигает требование еще более тесной кооперации с западными странами, которые, однако, нужно непременно призвать к более внимательному учету специфики России как трудного случая трансформации.
С точки зрения Игоря Братищева и др., позиция Делягина, пытающегося объединить либеральные и консервативные взгляды, половинчата. Авторы отстаивают точку зрения, что перед лицом острого кризиса помочь может только решительное вмешательство государства, нацеленное на возрождение производственных мощностей и устранение нарушений в социальной сфере. При дестабилизирующем воздействии внешнеэкономических отношений это прежде всего относится к государственному контролю над внешнеэкономической деятельностью (например, для того, чтобы воспрепятствовать бегству капиталов). Осуществляя такую меру, Россия, по мнению авторов, лишь последует общепринятой практике всех стран мира.
Позицию Александра Головина можно считать весьма четкой. Он согласен с Делягиным в критике «российского либерализма», но ни в коем случае не желает распространять ее на свободную рыночную экономику как таковую. Нарушения развития он считает, как правило, результатом неверной политики и общих государственных установок. Он полагает, что нет альтернативы открытости экономики, поскольку закрытая экономика всегда неравновесна и в конечном итоге принуждается к пассивному (а значит, пагубному) участию в мировом хозяйстве. Поэтому для Головина основополагающим является содействие политике активного участия российских организаций и структур в мировом хозяйстве (к мерам такого рода относится и обеспечение открытости экономики с помощью разумного протекционизма).
Спор о правильной стратегии по обеспечению открытого характера народного хозяйства России и его конкурентоспособности, естественно, можно разрешить, если хорошо понять природу экономических проблем. Статья Юрия Шишкова, посвящена структурно-экономическим факторам, определяющим сегодняшнюю роль России в мировой экономике. Она характеризуется абсолютным преобладанием в экспортной структуре товаров первичного сектора, низкой конкурентоспособностью промышленных товаров и лишь частичным участием в мировой торговле высокотехнологичных товаров. Шишков показывает, что структурные перекосы являются результатом сочетания политики индустриализации, проводившейся в прошлом, и ресурсного обеспечения России. Так, советское плановое хозяйство максимально ориентировало внутреннюю экономику на потребности военно-промышленного комплекса, а экспорт - на блоковое сотрудничество. При этом упор, естественно, делался на богатые природные ресурсы. И все же возникает вопрос: почему после начала реформ не было коренных структурных изменений? Шишков полагает, это объясняется проведением неверной инвестиционной политики, которая находится под сильным влиянием групп интересов. По его мнению, сохранение прежней экспортной структуры связано главным образом с тем, что преобразования в России не сопровождались сменой элит и появлением новых субъектов, принимающих решения. Вместе с тем он придерживается мнения, что при соответствующей политике содействия имеющийся потенциал знаний и техники можно использовать так, чтобы сделать важные «макротехнологии» конкурентоспособными на мировом рынке. Он, однако, не видит перспектив для государственной инвестиционной политики и планирования, поскольку государство больше не располагает необходимы ми ресурсами.
Задолженность страны может стать важным дестабилизирующим фактором внешнеэкономического развития. Ведь задолженность быстро развивающейся страны - не что иное, как механизм оптимального размещения капитала. Между тем проблемы российской внешней задолженности - отражение краткосрочных, но быстро накапливающихся последствий трудной и сложной трансформации.
Леон Зевин обращается к истории и современному состоянию российской внешней задолженности. При этом нужно учитывать, что Россия, с одной стороны, юридически взяла на себя обязательства по внешнему долгу СССР, чтобы поддержать платежеспособность страны как заемщика; с другой стороны, она сама выступает важным кредитором стран третьего мира, таким образом играя заметную роль в Парижском клубе. Неверное управление быстро нарастающим внешним долгом до 1998 г. привело к тому, что сегодня Россия едва ли в состоянии справляться с его обслуживанием. Зевин предлагает последовательную стратегию санации и подключение таких инструментов, как debt-equity swaps (конвертация внешнего долга в акции национальных компаний. - Англ.) с обязательствами по обеспечению ликвидности предприятий со стороны кредиторов. Следовало бы воспользоваться нетрадиционными путями и при мобилизации огромных обязательств других стран перед Россией, например, в виде оплаты долга этих стран в национальной валюте для инвестирования с целью продолжения работ на строящихся (при содействии России) на их территории бывших советских объектах.
Если из аналитических публикаций нашего журнала и можно вывести какое-то заключение (помимо конкретных результатов), оно таково: экономическое развитие существенно предопределяется политикой. Экономические факторы конкурентоспособности (например, относительная обеспеченность конкретной страны ресурсами или рабочей силой) всегда действуют в сочетании с политическими. Это, естественно, относится к таким инструментам внешнеэкономической политики, как пошлины. Последние ни в коем случае нельзя рассматривать только через призму ожидаемого экономического эффекта; прежде всего, нужно тщательно учитывать общие политические условия их применения. Исследование классика Готтфрида Хаберлера проблемы таможенных пошлин в книге Международная торговля, на которой учились целые поколения студентов в немецко-говорящих странах и США, не утратило своей актуальности.
Ход развития в России часто сравнивается с латиноамериканским: Бразилия с ее огромной территорией, политической культурой и ролью государства в стратегии развития в прошлом - бесспорно, хороший пример. Рюдигер Цоллер концентрирует внимание на решающем вопросе. Вопреки тому, что Бразилия переживала один системный кризис за другим, ее экономика постоянно развивалась; несмотря на различие форм общественной модернизации политика страны сохранила приверженность традиционным представлениям об авторитете власти и исторически укоренившихся интересах. Результатом такого сочетания стал экономический рост, сопровождающийся ростом абсолютного числа бедняков. Тем не менее экономические изменения имеют явно многомерный характер, их нельзя сводить только к «прогрессу» или «регрессу». Цоллер четко показывает, что в Бразилии стратегия индустриализации с опорой на «сильное государство» была выработана как реакция на опыт, накопленный в ходе мирового экономического кризиса 30-х годов, от которого страна сильно пострадала. Вплоть до 80-х годов в Бразилии создавались и развивались государственные предприятия, следствием чего стала постепенная «приватизация» самого государства заинтересованными группами, стоявшими за этой политикой. Поэтому бразильское государство в его сегодняшнем виде - главная проблема развития страны.
Именно такая оценка подтверждается в статье Кристиана фон Хальденванга , подчеркивающего противоречие между современными стратегиями стабилизации и традиционными формами политической легитимации. В сотрудничестве с международными организациями Бразилии удалось преодолеть многолетнюю традицию необычайно высоких темпов инфляции и макроэкономической нестабильности. Но центральная проблема в том, что же будет после успешной стабилизации, насколько устойчивой окажется макроэкономическая политика, обеспечившая краткосрочный успех. В этом ракурсе политическая система с сильной ориентацией на фигуру президента становится условно-эффективной, так как общественно -политическая интеграция остается незавершенной из-за мощного влияния групп интересов. Поэтому вяло осуществляются и важные реформы системы государственного управления или реформы в регионах.
Опыт Бразилии показывает, что лучшая экономическая политика подчас заключается в политических реформах, так как именно они обеспечивают функциональность этой политики. Размытого понимания демократии как цели недостаточно.
Другим важным соизмерителем для оценки российской трансформации служит Китай. Людмила и Рубен Евстигнеевы теоретически осмысливают пути трансформации в обеих странах, критикуя распространенное мнение, будто Китай идет по пути постепенных изменений, обладающих преимуществом перед российской шоковой терапией. С их точки зрения, проблему можно решить только на основе институционального экономического подхода. Он обнаруживает, что каждый из трансформационных процессов предопределен различными исходными базисными моделями плановой экономики. Стратегический дрейф внутри социализма практически отсутствует. Россия с необходимостью выбрала интенсивную, макроэкономическую, а Китай - экстенсивную, микроэкономическую стратегию. Так что оба процесса трансформации обусловлены развитием форм социализма и проявляются в специфических для переходной экономики типах экономического роста. Логически российская трансформация стала отражением сильно централизованной советской плановой системы и искаженного распределения ресурсов, а китайская трансформация - отражением возможностей развития рыночного сектора в рамках социализма. Существенны и различия в таких основных факторах развития, как рост народонаселения и отношение к сбережениям.
Анализ Евстигнеевых, как и исследование Шишкова, свидетельствует, что исторические факторы часто оказывают долговременное воздействие. Стремление России освободиться от структурных оков, обусловленных ее преимуществами как экспортера товаров первичного сектора, предопределяло еще внешнеэкономическую политику и политику индустриализации графа Витте. Виктор Дроздов показывает, что для внешнеэкономической политики того времени были, с одной стороны, характерны конфликты между странами (торговая война между Германией и Россией) при отсутствии международного свода правил; с другой стороны, взаимодействие торговли и движения капиталов. Протекционистская политика Витте сопровождалась притоком иностранных инвесторов в Россию и использованием инструмента внешней задолженности. Вместе с тем Дроздов дает дифференцированную (скорее - позитивную) оценку политике Витте, которая даже в то время считалась весьма спорной. Витте занимался, в частности, развитием институциональной инфраструктуры российского экспорта. В теории внешнеэкономической деятельности большое внимание традиционно уделяется режиму импорта, так как на передний план выступает принципиальный спор о протекционизме. Однако именно экспортоориентированная стратегия развития стран Юго-Восточной Азии свидетельствует, что очень важен вопрос о содействии экспорту. В статьях Вольфганга Эппа, Хильдеберта Эренфельда и Сабине Бюттнер подробно рассматривается история и сегодняшнее состояние системы содействия экспорту в Германии. В рамках современного торгово-политического режима недопустимо прямое дотирование экспорта, которое после второй мировой войны короткое время играло определенную роль и в (Западной) Германии. Между тем, есть и другие (отчасти значительные) государственные средства содействия экспорту, в целом направленные на снижение внешнеторговых рисков и разрешение информационных проблем. Риски можно снижать прежде всего путем страхования кредитов (в Германии - через компанию Гермес); информация может предоставляться и государственными агентствами (в Германии - Федеральным бюро по внешнеторговой информации). Некоторые из этих институтов существуют в Германии с XIX в., но в целом было бы неверно понимать под содействием экспорту только государственные мероприятия. Современная ситуация в Германии характеризуется сложным взаимодействием институтов - государственных, полугосударственных (торговые палаты), субсидируемых государством (двухсторонние палаты) и частных (союзы промышленников). В основе государственная политика должна всегда быть «помощью для самопомощи»; именно так ее следовало бы и оценивать. Именно опыт восточных земель Германии показывает, что эффективность государственного экономического содействия обычно ограниченна - оно подразумевает, что предприятия сами активно действуют. В конечном итоге только сами предприятия могут оценивать свои возможности работать на зарубежных рынках.
Далее мы предлагаем Вашему вниманию интервью с Андреем Денисовым по вопросу о вступлении России в ВТО. ВТО, как преемница ГАТТ, прежде всего ставит целью защищать и расширять мировую торговлю, не допуская в рамках внешнеэкономической политики краткосрочных протекционистских мер. Торговые войны (как та, которую Витте вел с Германией) редко успешны, поэтому, если правительства сами налагают на себя ограничения, это вполне разумно - требование протекционистских мер зачастую не принимает в расчет интересов другой стороны; не учитываются и последующие контрмеры затронутых ими стран. Поэтому и у России нет серьезной альтернативы вступлению в ВТО.
Проблемы вступления в ВТО более подробно рассматриваются в статье Вернера Байтеля. В отличие от практики, характерной для стадии создания ГАТТ, сегодня такая страна, как Россия, должна удовлетворять тщательно разработанным и многочисленным условиям. Преимущества вступления в ВТО очевидны. Однако нужно, естественно, принимать к сведению значительные адаптационные проблемы, стоящие перед отдельными отраслями. В ходе переговоров стало ясно, что российская сторона сталкивается со значительными трудностями в получении информации о ситуации в собственной стране. На тысячи специальных вопросов по режиму внешней торговли, поставленных ВТО, часто нельзя дать прямой ответ, не говоря о вопросах, касающихся реальных изменений определенных аспектов этого режима. Важная причина здесь в структурной сложности РФ, которую подробно анализирует Сергей Сильвестров . При вступлении в ВТО правительство РФ должно распространить на все субъекты Федерации обязательства, которые те не всегда соблюдают, потому что распределение компетенций в области внешнеэкономической политики нельзя назвать четким. Во время августовского кризиса в качестве катализатора краха существенную роль сыграла задолженность отдельных субъектов. Но даже президент РФ идет на вмешательства, не предусмотренные Конституцией. В целом все еще существует значительная правовая неопределенность в отношении роли субъектов Федерации во внешнеэкономической политике; они отчасти преследуют независимую стратегию в вопросах региональной интеграции на пространстве СНГ, а также при формировании политики территориального размещения производства.
* * *
Место России в мировой экономике не детерминировано ее географическими и хозяйственными характеристиками, а предопределено творческим подходом ее граждан и их готовностью к сотрудничеству. История России - вовсе не оковы, от которых совершенно невозможно освободиться. Однако из современного кризиса нельзя найти выход, если решать экономические вопросы в узком смысле слова. Даже если можно согласиться с вероятной полезностью «разумных» протекционистских мер, решающим является то, кто именно эти меры разрабатывает и как они осуществляются. Здесь в поле зрения попадает российское государство и элиты страны.
Даже самый лучший скальпель не гарантирует успеха хирургической операции, если у хирурга дрожат руки.