Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Сказка ложь, да в ней... намёк?
— Не понимаю, зачем было тащиться сюда, Малик? Неужели так сложно сразу выдать всю нужную мне информацию?
— Ты должен сам найти ответы на свои вопросы, новичок, – привычно ответил Малик, пальцами руки отстукивая по столу какой-то ритм и глядя на понуро оглядывающего бесчисленные полки с книгами Альтаира.
— Но ты тратишь и моё время, и своё. - Ассасин обернулся через плечо, скинув при этом капюшон. Сегодня у него было особенно приподнятое настроение. Может, сказывался тот факт, что его вновь повысили в звании за успешно выполненное предыдущее задание. А может, просто погода была сегодня необычайно хорошая. В любом случае, Альтаиру вовсе не хотелось провести день среди всей этой... затхлости.
— Я не должен выполнять за тебя твою работу, брат, — с нажимом на последнее слово, произнес Малик, глядя на белую спину вновь отвернувшегося ассасина.
— Моя работа – убить цель, а не копаться в разнообразном хламе Иерусалимской библиотеки, — не сдержавшись, прошипел Альтаир.
Малик счёл за благо промолчать, вернее, сделать вид, что не услышал ворчания ассасина. Он лишь придвинул к себе шаткий стул, присел на его край и обратил внимание на стол. На противоположной его стороне лежало несколько папирусовых листов да небольшое писчее перо с чернильницей. Библиотека была совершенно пуста, если, конечно, не считать всё еще возившегося у книжной полки Альтаира и самого Малика. Последний аккуратно пододвинул листы к себе с целью выяснения их владельца. Разбирать неопрятные каракули было немного тяжело, но Малик, нахмурившись, сосредоточенно стал вчитываться в каждую строку данной писанины. Однако, через несколько мгновений он замер, изумленно уставившись в текст.
Даже тяжело опущенные на стол руки Альтаира несколько минут спустя не смогли вывести главу бюро ассасинов из своеобразного транса.
— Ма-алик, — протянул Альтаир, щёлкнув пальцами перед его носом. Только тогда Малик, поморгав, поднял взгляд на стоявшего перед ним ассасина.
— Что читаешь? — поинтересовался последний, опуская взгляд на стол.
— Не твоё дело, новичок. Я имею право читать всё, что мне заблагорассудится, — как всегда, но каким-то не своим голосом произнес Малик.
Альтаир молча обошел стол, остановился рядом с ним и заинтересованно протянул руку к паре папирусовых листов, после чего поднял их, игнорируя попытки Малика помешать ему.
— Лучше займись своим делом, Альтаир! — рявкнул на него Малик, но уже поздно. Глаза ассасина изумленно распахнулись, а взгляд принялся метаться с одной строки на другую. Однако его реакция оказалась несколько отличной от реакции Малика. Никакого изумления, гнева или чего-то ещё. На лице его лишь появилась какая-то плутоватая ухмылочка.
— Любопытно. Твоё творчество? — насмешливо глядя на Малика, произнес ассасин, махнув перед его лицом листами.
— Еще чего! — резко ответил Малик. Какая-то заторможенная у него, видимо, реакция, но теперь, наконец, на него накатила жгучая волна смущения. Эта волна моментально превратилась в самое настоящее цунами, стоило ему лишь представить то, что было описано в тексте.
— Тогда чьё же? – все с той же лёгкой ухмылкой поинтересовался Альтаир. Всё-таки даже эта затхлая библиотечная атмосфера не смогла испортить жизнерадостного настроя убийцы.
— Ты прекрасно знаешь, что меня это не интересует, брат, — пытаясь придать голосу прежнюю холодность, бросил Малик, при этом опуская взгляд на поверхность стола.
— Скорее всего, кто-то из Братства.
Малик с наигранной равнодушностью пожал плечами и произнес:
— Я так понимаю, Альтаир, ты уже нашел нужную книгу, раз ты позволяешь себе стоять тут и…
Альтаир слегка нахмурился, но мгновение спустя на его лице вновь появилось всё то же плутоватое выражение. Подняв папирус поближе к глазам, он, откашлявшись, сосредоточил своё внимание на тексте.
— «Малик лишь резко выдыхает, чувствуя, как рука Альтаира опускается ему на талию, а сам он, склонившись, почти касается губами его губ…» — торжественно, чуть ли не по слогам зачитал ассасин одну из строчек.
— Альтаир! — уже совсем заметно покрывшись румянцем, воскликнул Малик.
— «Его тело напрягается, он едва сдерживает возбужденный стон, когда колено ассасина становится меж его ног, вплотную к…» — издевательски продолжил Альтаир, время от времени отрываясь от чтения и поглядывая на Малика, наблюдая за его реакцией.
— Прекрати, Альтаир, - вконец смутившись, пробормотал Малик, глядя уже куда-то в пол. — Отвратительная писанина.
— А по мне, так очень даже неплохо. Надо отдать должное автору. Всё так красиво описано, что мне даже повторить это захотелось, — с этими словами ассасин навис над Маликом, заставляя того вжаться в спинку стула. — Куда там колено ставить надо?..
Малик лишь открыл и закрыл рот, видимо, попытавшись что-то сказать. Выглядел он сейчас как выброшенная на берег рыба.
Пришел он в себя лишь тогда, когда почувствовал, что колено Альтаира нагло прижалось к области его паха.
— Альтаир! — вновь рявкнул бывший ассасин, надеясь, что это приведет распоясавшегося «новичка» в чувство.
— «Малик с минуту, если не больше, вглядывается в красивые глаза Альтаира, после чего не выдерживает и тянется к нему за поцелуем, перед этим осторожно прикоснувшись языком к белесого цвета шраму на его губе...» — ничуть не смутившись, прочёл следующую строчку Альтаир.
— Идиот, я тебя даже одной рукой задушу, если ты сейчас не уберешься отсюда куда-нибудь! — яростно процедил Малик, всё еще избегая смотреть на ассасина.
— Не бойся, — со смешинкой скопировал поведение самого себя из той писанины Альтаир, после чего небрежно бросил папирусовые листы обратно на стол.
— Иди ты к дьяволу, Альтаир! — прошипел Малик, которому явно было не до смеха. Ему точно не помешал бы хоть грамм невозмутимости этого ассасина.
— Сам иди, - посоветовал ему Альтаир, не оставшись таким образом в должниках.
— Тогда пусти, и я… — закончить свою фразу Малик не успел, поскольку был заткнут самым деликатным и подходящим в данной ситуации способом. Поцелуй оказался легким, едва ощутимым. Застигнутый врасплох Малик на мгновение застыл, но после уперся ладонью в грудь Альтаира, пытаясь его оттолкнуть. Но хоть Альтаир и был понижен до ранга новичка, сила его никуда не делась, и она значительно превосходила силу однорукого. Поэтому Альтаир лишь ближе придвинулся к Малику, окончательно нависая над ним и углубляя поцелуй, с трудом проникнув языком в его рот. Уж в поцелуях-то Альтаир точно толк знал, чего греха таить? Могу, умею, соблазняю, как говорится... то есть, прошу прощения, практикую, конечно. Малик же, проведя еще несколько мгновений в тщетных попытках оттолкнуть от себя ассасина, в конце концов сдался и сам подался вперёд, судорожно вцепившись рукой в подлокотник стула.
Несколько довольно долгих мгновений спустя Альтаир разорвал поцелуй и слегка отстранился, восстанавливая дыхание.
— Ненавижу тебя, Альтаир.
— Я тебя тоже, — усмехнулся в ответ ассасин. — И, раз уж наши чувства настолько взаимны, мы можем продолжить?
Малик обреченно вздохнул, после чего уцелевшей рукой дернул Альтаира на себя, а тот тем временем вновь приник к его губам.
И никто из них не обратил внимания ни на тихий хлопок двери, ни на притаившегося за книжными шкафами молодого паренька-ассасина, вернувшегося за своими «рукописями».
Вина
Кровавая муть в глазах, монотонный гул вокруг, сквозь который, то и дело, прорывается ругань солдат и короткие приказы убить еретика. Альтаир ринулся к крыше, едва сумев преодолеть короткий пролёт между домами, ноги подкосились, и ассасин рухнул на каменный пол, не в силах подняться. Вражеские голоса приближались,Ла-Ахад отчётливо слышал лязг тамплиерских доспехов и шелест оружия, доставаемого из ножен. Мужчина болезненно скривился, и, собрав остатки сил, всё же смог подняться на ноги, активируя скрытый клинок. Бюро ассасинов находилось прямо под ним, однако это ничего не могло изменить. Никто не будет рисковать братством, ради одного самоуверенного отступника, так и не сумевшего искупить свои грехи перед кланом.
-Крыса, загнанная в угол сопротивляется до последнего, не так ли, ассасин?
Вперёд вышел тамплиер, нагло ухмыляясь в ответ на испепеляющий взгляд исмаилита.
-Сейчас ты умрёшь, а вслед за тобой и все твои дружки!
Блеснуло лезвие меча, Альтаир вскинул руку, блокируя удар, однако его не последовало. Тамплиер всхрипнул, хватаясь за шею, сквозь пальцы хлынула кровь, унося с собой жизнь церковника. Оставшиеся солдаты удивлённо вскинули головы, озираясь по сторонам в поисках затаившегося убийцы.
-Малик… - одними губами прошептал Альтаир, обессилено хватаясь рукой за стену.
-Убить обоих! – рявкнул старший из отряда.
Воины кинулись врассыпную, двое к Альтаиру, а трое оставшихся в сторону, где неподвижно замер до боли знакомый силуэт названного брата. Малик надменно ухмыльнулся, кидаясь навстречу врагам. Клинок закружился в смертельном танце, каждый удар находил цель, оставляя после себя глубокие раны. Альтаир не мог видеть битвы, всё внимание было сосредоточено на собственных врагах. Силы быстро покидали его, движения замедлились, в глазах двоилось, и каждый выпад солдат мог стать последним для ассасина. Сильный удар, лезвие скользнуло о вражеский металл, срывая блок. Второй удар не заставил себя ждать, Альтаир рефлекторно вскинул руку, готовый принять смерть, но секунды шли, а он всё ещё дышал…
Когда мужчина открыл глаза, он увидел лицо Малика. Бесстрастное, как всегда… Брюнет убрал саблю в ножны, протягивая руку.
-Малик, ты…
-Избавился от назойливого шума, - прервал Альтаира глава бюро. – Идём, пока ты ещё можешь двигаться.
Спуск оказался куда сложнее, чем глава мог предполагать. Ассасин то и дело оказывался на грани обморока, приходилось останавливаться и приводить его в чувство. Мысль тащить на себе здорового парня, никак не радовала брюнета, да он и не смог бы сделать этого в силу своих ограниченных физических возможностей.
Как только они переступили порог бюро, Малик помог Альтаиру добраться до кровати, а сам кинулся на поиски медикаментов и перевязочного материала. Расползающееся багровое пятно на амуниции ассасина становилось всё больше, а его самого начало заметно лихорадить.
- Прости…
Брюнет раздражённо дёрнул бровью, срывая с мужчины одежду. Скользнув беглым взглядом по кровоточащей ране, он нервно прикусил губу, отрывая бинт.
-Придётся прижигать.
Альтаир приоткрыл помутневшие глаза, слабо кивая в ответ. Он верил Малику, он знал, что глава бюро не бросит умирающего, даже если этот умирающий убийца его родного брата.
-Закуси это, - приказал брюнет, протягивая ассасину плотный кусок тряпки. – И не смей отключаться.
В голосе ни капли жалости или сострадания, Малик перевернул кинжал в пламени, раскаляя металл до нужной температуры. Альтаир закусил кляп, прикрывая глаза… Эта боль ничто, по сравнению с той, которая терзает его названного брата.
Ассасин глухо зарычал, прогибаясь в спине, в глазах потемнело, всё тело сковало болезненным спазмом. Запахло горелой плотью, Малик брезгливо поморщился и, ополоснув рану водой, оценил проделанную работу. Кровь остановилась. Мужчина обессилено выпустил изо рта тряпку, благодарно кивая.
-Я делаю это не ради тебя, а ради клана, - будто оправдываясь, произнёс араб. – Как только встанешь на ноги, отправишься в Масиаф. Сейчас здесь от тебя никакого толка.
-Я не могу…
-Зачем тогда пришёл в бюро?! В твоём нынешнем состоянии повторная попытка устранить цель будет фатальной. Я не собираюсь подвергать опасности наших братьев! Ослушаешься приказа, умрёшь от моей руки.
Альтаир попытался привстать в кровати, но сил не осталось даже для столь простого действия. Малик был прав, как всегда… Но разве мог он, отступник, предатель собственного кредо, вернуться в родную крепость в столь унизительном состоянии?
-Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, Альтаир, - нарушил молчание глава бюро. – И скажу лишь одно, не повторяй старых ошибок. Твоё безрассудство – твоё наказание. Если будешь продолжать в том же духе, уничтожишь всё, чем ты так дорожишь.
Ассасин скрипнул зубами в безмолвной ярости, будь он здоров, то уже бы попытался заткнуть самоуверенного брюнета, но всё что он мог, это лишь молчать. Малик собрал вещи и затушил свет в комнате. Он выполнил свой долг, теперь можно было возвращаться к картам города, над которыми он работал уже вторую неделю. Дальнейшая судьба ассасина была в его собственных руках. В том, что Альтаир переживёт ночь, Малик не сомневался, этот парень не из тех, кто так просто сдаётся и отступает от своей цели.
На следующее утро Альтаир появился в дверях рабочего кабинета Малика. Глава бюро отвлёкся от своих чертежей, наблюдая за бледным парнем. Пошатываясь и используя в качестве опоры ближайшую стену, он смог добраться до кресла, усаживаясь напротив брата.
-Зачем встал?
Глухой голос не выражал ни капли заботы, однако перевязанные раны ассасина и тёмные круги под глазами брюнета, говорили об обратном.
-Я ухожу.
Малик отложил в сторону перо, поднимая на Альтаира усталый взгляд.
-Делай, что хочешь, Альтаир.
-Это мой долг, как ассасина.
-В Храме Соломона ты тоже выполнял свой долг, - брюнет невольно сжал рукой пустой левый рукав, вспоминая прошлое.
Этого движения хватило, чтобы Альтаир умолк, виновато потупив взор.
-Прости…
-Это была общая ошибка, твоя как ассасина, моя как командующего операцией.
Малик раздражённо поднялся с места, доставая из сундука одежду и оружие исмаилита. Вспоминать прошлое не имело смысла, это не вернёт мёртвых, а лишь принесёт новую боль, от которой он убегал каждый день, с головой зарываясь в работу.
Погружённый в свои мысли, брюнет не услышал тихих шагов за своей спиной. Альтаир обнял Малика, зарываясь носом в тёмные короткие волосы. От подобной наглости А-Саиф опешил, но быстро пришёл в себя, попытавшись вывернуться из цепких рук ассасина.
-Просто постой так, хорошо?
Араб остановился,невольно подчиняясь тихому голосу.
-Каждую ночь я вижу сон… Я вижу смерть Кадара и твою…
Малик покосился в сторону Альтаира, чувствуя, как дрожит голос прославленного убийцы. Это был страх… Страх перед самим собой…
-Ты живёшь прошлым, Альтаир.
-Так же как и ты…
Горячее дыхание обожгло кожу, заставляя парня вздрогнуть от давно забытого ощущения. Малик чертыхнулся сквозь зубы, потянувшись к поясу с оружием, но нащупал лишь пустоту. Между тем рука ассасина скользнула к груди брюнета, где так предательски бешено колотилось его сердце. Секундная пауза и лёгкий поцелуй в изгиб шеи, за которым незамедлительно последовал второй и третий…
То, от чего так усердно бежал Малик, вырвалось на свободу. Осознание обречённости и зависимости, гнев и страх, боль и обида, раскаяние и прощение, всё смешалось в единый хоровод, унося за собой к тому, которого он так и не смог оставить в прошлом.
С письменного стола на пол полетели карты и прочие бумаги. Малик возмущённо вскинул брови, но Альтаир и не думал выслушивать его гневные тирады. Подхватив брюнета, он мягко опустил его на стол, нависая сверху. Мужчина сухо сглотнул, не в силах оторвать взгляд от тёмно-янтарных глаз. Уголки губ едва заметно дрогнули, прежде чем увлечь араба в новый поцелуй. В комнате стало нестерпимо жарко, Малик потянулся к кушаку на талии Альтаира, поспешно его развязывая. Ненужная одежда полетела вслед за многочисленными бумагами со стола главы бюро.
Брюнет скользнул рукой по спине ассасина, обводя пальцами каждый шрам на его коже. К старым добавились новые: навыки убийцы не даются так просто, за знания нужно платить, за жизнь нужно проливать кровь. Альтаир поморщился, сделав неосторожное движение, рана, которую вчера прижёг А-Саиф, дала о себе знать, отдавшись в боку пульсирующей болью.
-Рана может открыться… - разорвав поцелуй, обеспокоенно выдохнул Малик.
Парень безразлично фыркнул, оставляя засос на смуглой шее. Остановиться сейчас, равнозначно смерти. Слишком много времени он не прикасался к этому телу, слишком долго был лишён этой близости.
Грубая ладонь скользнула по груди Малика, коснулась ключиц и замерла возле левого плеча, не решаясь двинуться дальше. Сухие губы мягко коснулись щетинистой щеки, будто прося прощения. Брюнет слабо улыбнулся, встрепав волосы Альтаира. Грудь ассасина тяжело вздымалась от накатившего возбуждения, но он не смел пошевелиться, в нерешительности сжимая плечо А-Саифа.
-Лишь случайность… - произнёс брюнет, заглядывая в глаза ибн Ла-Ахада.
Горячий язык прошёлся по шраму на губе, скользнув внутрь приоткрытого рта. Мужчина подался вперёд, теснее прижимаясь к разгорячённому телу. Хотелось большего, здесь и сейчас! Альтаир провёл рукой по бедру араба, неохотно разрывая жадный поцелуй. Кожу обожгло горячее дыхание брюнета, тёмные глаза прожигали насквозь, умоляя не останавливаться. Резкий толчок и вспышка боли, которая буквально ослепила Малика.
Альтаир замер, обеспокоенно прислушиваясь к сбитому дыханию главы бюро. Осторожное движение назад, за которым последовал тихий судорожный выдох. Чужая ладонь сжала возбуждённый член брюнета, пройдясь по всей его длине. С тонких губ сорвался стон наслаждения, будто испугавшись собственного голоса, А-Саиф прикусил запястье, с шумом втягивая в себя воздух. Альтаир начал медленно двигаться, покрывая шею брата рваными поцелуями. Он чувствовал, как мелко дрожит Малик под ним, борясь с собственными чувствами. Губы поднялись выше, целуя запястье и медленно отводя руку в сторону. Брюнет гневно вскинул брови, однако новый толчок заставил его прогнуться навстречу убийце, захлёбываясь собственным стоном.
Двое слились воедино, упиваясь друг другом в безмолвном танце страсти. Запах пота и секса пропитал комнату, заполнив собой каждый уголок рабочего кабинета. Ибн Ла-Ахад ускорил темп, до боли сжимая бёдра Малика в предчувствии скорого оргазма. Хватило пары минут, чтобы брюнет кончил, обильно изливаясь в ладонь названного брата. Жадный смазанный поцелуй, сквозь который прорвался глухой рык Альтаира. Парень навис над тяжело дышащим арабом, мягко улыбаясь.
Капли пота приятно холодили кожу, скатываясь по разгорячённой коже. Малик сокрушённо закатил глаза, прикрывая лицо ладонью. Он буквально кожей ощущал на себе пристальный взгляд ассасина, а стекающая по ноге тёплая сперма, лишь подливала масла в огонь. А-Саиф готов был умереть на месте, лишь бы избавить себя от этого позора.
-За что мне это, Аллах? – едва слышно выдохнул глава бюро.
Ибн Ла-Ахад слабо улыбнулся в ответ, мягко целуя искусанные губы. Это не искупит его вину и это не заставит Малика забыть ту боль, что он пережил, однако… Альтаир приоткрыл глаза, встречаясь взглядом с названным братом… Однако это вернёт прошлое, в котором они всегда были вместе…
Пока горит свеча
День медленно склонялся к вечеру, Альтаир мог бы поклясться, что слишком медленно. Шумные горожане заполонили улицы и не спешили уходить, у них было еще несколько часов до того, когда солнце скроется за горизонтом. Стражники расталкивали особенно наглых жителей Иерусалима, освобождая себе путь. Они совершали очередной обход. Альтаир немного побродил в этом живом море и скрылся в ближайшем переулке. Он сделал несколько шагов и остановился около низко расположенного окна. Прыжок и ловкие пальцы зацепились за карниз. Альтаир подтянул себя, чтобы руки могли ухватиться за выступы повыше, и начал забираться на крышу. Горячий ветер бросил в лицо пыль и отвратительную смесь городских запахов. Альтаир старался не обращать на это внимание, а как можно быстрее добраться до конторы. Стража на крыше, как обычно, не видела ничего дальше своего носа, в редких случаях ассассина замечали, но он быстро пропадал из виду. Он сделал еще несколько больших прыжков, ухватился за стену и перебрался на крышу бюро. Деревянные балки, образующие решетку над входом в помещение, тихо скрипнули под ногами. Альтаир спустился вниз, в нос ударил легкий запах благовоний, такой пьянящий после городской вони. Солнце только–только садилось за горизонт, от чего духота не покидала город, а в бюро царила блаженная прохлада. Казалось, что бюро никак не связано с остальным городом: столь оно отличалось от находившегося за его стенами.
- Мира и покоя тебе, Малик. – глава бюро все так же возился с картами, когда пришел Альтаир и, казалось, голос ассассина заставил Малика вздрогнуть. Он поднял темные глаза и взглянул на гостя.
- Похоже, что мир и покой ждут меня только в следующей жизни. Зачем пожаловал? – Он еще не закончил свою фразу, а уже снова уткнулся лицом в стол.
- Аль - Муалим сказал, что я должен отдохнуть несколько дней перед важным заданием.
- И ты приехал полюбоваться на красоты Иерусалима? Не смею тебя задерживать, ты свободен.
- Я хочу поговорить, Малик.
- В отличие от тебя у меня нет времени ни на отдых, ни, тем более, на разговоры. Уходи.
Чувство гнева нахлынуло на Альтаира: как же ему хотелось схватить Малика за ворот и вытянуть из-за этой чертовой стойки. Но он лишь с силой сжал кулаки, кожа перчаток тихо проскрипела, как если бы это были совершенно новые неразношенные перчатки. Но они уже давно служили Альтаиру, повидали множество самых неудобных для карабканья стен, тучи высоких башен, чьи шпили отбрасывают на города огромные тени, в этих перчатках было обшарено множество карманов, брошены сотни ножей. Но они никогда не ощущали столько злобы в сжатых кулаках своего владельца. Альтаир развернулся и подошел к стулу стоящему в дальнем углу бюро. Он осмотрел затемненное помещение, взглянул на друга, трудящегося над очередной картой, как же ему обратить на себя внимание. Взгляд зацепился за шахматный стол, правильно, чем еще Малику занимать свободное время, если таковое у него имелось? Альтаир встал, подошел к столу и взял в руку черного короля, вырезанного из какого-то дерева. Ассассин покрутил его в руках, фигура была сделана добротно: гладкая, с насыщенным цветом и очень приятная на ощупь. Сейчас Малик очень походил на черного короля в своем халате поверх формы ассассина.
Альтаир подошел к главе бюро и поставил перед ним фигуру, Малик оторвался от карты и внимательно посмотрел сначала на короля, а затем на Альтаира.
- Малик, давай сыграем партию, если я выиграю – ты меня выслушаешь, нет – я уйду.
- Заманчивое предложение, но я уже говорил, что я занят.
- Думаю играть самому с собой не так интересно, к тому же это отличный шанс для тебя меня выдворить.
- Хорошо, мы сыграем.
Малик вышел из-за ненавистной Альтаиру стойки и направился к шахматному столу. Альтаир проследовал за ним. Ассассин снял с себя перчатки, сложил все оружие в угол и скинул с головы капюшон, чтобы ему ничего не мешало играть.
Они начали быстро. Альтаиру не хватало той сдержанности, которой научился Малик за время сидения в бюро, ассассин делал необдуманные ходы, просто так отдавал фигуры на съедение. Из-за невнимательности он отдал Малику ферзя. Белые нещадно проигрывали. Но Альтаир сделал то, чего не ожидал даже Аль- Саиф, редко когда это удается и мало кто пытается это сделать – он довел пешку до противоположной стороны доски, возвращая себе ферзя. Ла-Ахад потянулся за своей белой королевой, а Малик потянулся, чтобы отдать её ему. Рука Альтаира легла на руку начальника бюро, и ассассин, не задумываясь, слабо сжал её.
- Малик, я хотел…
- Мы еще не доиграли, Альтаир. – Малик разжал фигуру в руке, и Альтаир послушно отпустил его руку, забрав фигуру.
Ла-Ахад мог бы выиграть, если бы не спешил в начале игры. Он мог бы выиграть, если бы думал об игре, а не пытался подобрать слова. Он бы выиграл, если бы не играл против Малика. Но тут все было решено, Аль-Саиф лишь довольно хмыкнул и поднялся со стула.
- Рад был сыграть с тобой, Альтаир, а теперь выполни свое обещание, хотя бы в этот раз.
Злоба вновь заполнила Альтаира, но он не стал в этот раз молча сжимать руки в кулаки: он сделал несколько шагов и, схватив главу бюро за рукав, развернул его к себе. Темные глаза смотрели на него с укором, но обладатель этих глаз не спешил вырываться из хватки. Он был красив. Без каких-то необычных черт, без чего-то неординарного, он был просто красив. Темные, кажущиеся бездонными в свете свечи глаза пленили, губы, вечно искривленные в презрительной усмешке, не отталкивали, а наоборот – притягивали. Он был прост и в то же время необычен.
Альтаир коснулся правой рукой щеки Малика, в то время как левая сжимала запястье его целой руки. Аль- Саиф попытался дернуться, но был схвачен за подбородок, рукой его развернули так, чтобы он мог смотреть на Альтаира. Злоба уступала место другому не менее сильному чувству, а, может быть, именно злоба усилила его. Ла-Ахад приблизил свое лицо к лицу друга, он еще несколько секунд вглядывался в его глаза, а затем резко впился в губы. От удивления Малик не успел ничего сделать, он попытался отступить от Альтаира, но рука с лица уже перескочила на талию и крепко прижимала Аль-Саифа. Ассассин медленно и неуверенно ласкал рот Малика, стараясь словно уговорить того ответить на поцелуй. По телу пробежал легкий электрический разряд, побуждая Альтаира быть более напористым. Малик не отвечал на поцелуй, старался не отвечать. Он усиленно убеждал себя, что ему неприятно, что это не правильно, но с каждым разом все меньше в это верил. Неправильно - это нарушать правила братства, неправильно силой толкать людей на веру, неправильно убивать невиновных, но в правилах ничего не сказано о неправильности чувств, а если и сказано, то уже не имеет никакого значения. Малик ответил на поцелуй, жадно, резко. Он разорвал глубокий поцелуй, чтобы ласково укусить Альтаира за нижнюю губу, слегка оттянуть её, а затем снова проникнуть языком в его рот. Ла-Ахад поддавался Малику, подстраивался под него. Рука, сжимавшая запястье, скользнула вниз и переплелась горячими и влажными от пота пальцами с холодными пальцами Аль-Саифа.
Счет времени давно сбился, ленивое солнце уже спряталось за горизонтом, уступив место молодой луне. Они все так же стояли не в силах оторваться друг от друга, лишь иногда прерывая поцелуй, чтобы глотнуть воздуха. Сильная злоба уступила место еще более сильной страсти, даже рассудительный Малик сдался под её напором. Они думали лишь друг о друге, о том, что у них было всегда, но чего они не замечали. Эти минуты, а может уже часы, они жили лишь друг другом, дышали друг другом. Пламя свечи дернулось на столе, она успела почти догореть, с того момента как её зажег еще увлеченный бумагами Малик. Сейчас она тускло освещала бюро, рисуя замысловатую тень позади Альтаира. Они снова разорвали поцелуй, чтобы сделать несколько глотков воздуха. Ла-Ахад снова коснулся правой рукой лица Малика, провел пальцем по щеке, шее, поднялся к уху, взъерошил короткие угольные волосы. Губы легли на щеку. Один поцелуй, второй, такой по-детски милый и теплый. Альтаир медленно целовал лицо своего друга, а теперь даже больше чем друга, чмокнул в кончик носа и, приподняв рукой подбородок, начал целовать шею. Он провел языком по кадыку, слегка всосал кожу рядом. Альтаир чувствовал, как вздрагивает Малик при каждом прикосновении. А у Аль-Саифа уже уходила земля из-под ног, он мелко дрожал, когда губы Ла-Ахада касались разгоряченной кожи. Малик сделал несколько шагов назад, увлекая ассассина за собой. Альтаир сгреб бумаги, роняя их на пол, затушил свечу и посадил Малика на стойку, которая теперь не казалась ему такой неприятной. Он продолжал целовать шею друга, пока он правой рукой пытался отстегнуть ремень. Это получалось у него довольно паршиво, заметив это, Альтаир попытался помочь, но и у него ничего не выходило. Он оторвался от Малика и начал обеими руками расстегивать ремень.
- У меня то и при свете это не с первого раза получалось – отшутился ассассин, когда все же избавился от неудобного предмета одежды. Малик сразу притянул его к себе. Он провел языком по уху, заставляя теперь Альтаира вздрагивать. Теперь правой рукой Аль-Саиф мог начать стягивать форму с ассассина. Пальцы аккуратно коснулись шеи и двинулись в сторону плеча, мягко задевая кожу. Альтаир дернул головой, освобождая ухо, и снова впился в губы Малика. Они раздевали друг друга медленно, дразнящее, растягивая удовольствие. Каждый вздрагивал от нового прикосновения. Каждый уже медленно сходил с ума.
Тяжелое одеяние свалилось на пол. Альтаир коснулся того, что осталось от левой руки Малика, и тот поморщился.
- Прости меня… - прошептал Альтаир. Другая свеча, догорающая на полке, осветила грустные глаза ассассина. Малик не ответил, он лишь мягко поцеловал Ла-Ахада, завлекая его в очередной долгий поцелуй. Альтаир гладил покрытое мелкими капельками пота тело. Он дотронулся до бусинки соска, от чего подался вперед, прогибаясь в спине. Альтаир не заставил себя ждать, он сомкнул губы на соске, от чего Аль-Саиф издал приглушенный стон. Горячее прерывистое дыхание Ла-Ахада обжигало. Альтаир уже еле сдерживал себя, рука скользнула по бедру, перебралась на его внутреннюю сторону, а затем чуть выше. Малик опрокинул голову и снова издал стон, когда пальцы Альтаира сомкнулись. Второй рукой Ла-Ахад медленно ласкал себя. Пот блестел на мускулистых телах в свете тусклой свечи.
Два пальца проникли в Малика, заставляя того вскрикнуть от боли, но он все равно старался расслабиться. Боль никак не хотела отступать, но так было нужно, они оба это знали. Альтаир ласково целовал Аль-Саифа, стараясь отвлечь его. Постепенно Малик привыкал к этим ощущениям и боль не так беспокоила. Тогда Альтаир медленно вошел в него. Малик подавился воздухом, глаза наполнились слезами. Новая боль была сильнее, неприятнее. Альтаир старался быть нежным, старался не навредить другу. Он целовал его, медленно двигаясь внутри. Сжимал руку Малика в своей, а другой гладил тело. Боль уступала пусть слабому, но удовольствию. Теперь с каждым толчком Аль-Саиф издавал тихий стон, прогибаясь в спине и сильнее сжимая руку Альтаира. Чувства смешивались в жутком водовороте, разум давно отключился. Стойка слабо пошатывалась с каждым движением Альтаира, а пламя свечи дрожало. Оно продолжало освещать два влажных тела, соединяющихся друг с другом. Тяжелое дыхание Альтаира плавило Малику губы, они соприкасались губами на мгновение, чтобы потом снова сорваться на стон. Малик с болью впивался в руку Ла-Ахада, но он не замечал этой боли. Он не замечал ничего, кроме волны небывалого удовольствия. Малик выгнулся дугой и громко застонал с каждым толчком, а затем вязкая жидкость брызнула на живот. Альтаир сделал еще несколько резких толчков, прежде чем тоже сорваться на протяжный стон удовольствия. Он обессилено повалился на пытающегося отдышаться Малика. Они разжали начавшие неметь пальцы, и Аль-Саиф обнял Альтаира. Ассассин слегка приподнялся на локтях и заглянул в глаза своему другу. В те глаза, в которых недавно видел ненависть и укор. Теперь там была лишь радость, сделавшая их еще прекраснее. Альтаир легко поцеловал Малика в губы.
- Ты все это время был нужен мне рядом. – прошептал Малик.
- Я знаю. – Улыбнулся Альтаир и снова поцеловал его.
Тусклое пламя свечи медленно погасло, погрузив бюро в полную темноту. Луна еще не собиралось уходить с неба. И Альтаир отдал бы все сокровища, чтобы эта ночь не заканчивалась.
"Перо"
Поток памяти не дает сосредоточиться на делах.
Между полом, выложенным темной мозаикой, и потолком, украшенным фресками, висит гнетущая, ощутимая пустота. В библиотеках всегда так — отражаясь от стен, голос становится мистическим шепотом, шаги звучат глуше, зато дыхание слышно пугающе отчетливо, и еще стук сердца.
Массивный низкий стол завален пергаментом так, что темной столешницы даже не видно. Отчеты, доклады, доносы, прошения… Взгляд Малика смотрит сквозь них, его мысли далеко. Через витраж окна свет сюда проникает изуродованным и покалеченным, его пестрые многоугольники окрашивают лицо, руки и одежду в яркие, неправильные цвета. Теплые пятна на коже. Изуродованный. Покалеченный. Запятнанный…
Малик закрывает глаза. Пальцы с ненавистью ломают перо. Как же он ненавидит все эти перья! По ночам он просыпается и судорожно хватает воздух - ему снится, что они набились в нос, в рот, не дают дышать, мерзко щекочут, больно вонзаются в тело, и от них нет спасения. Белые перья. И красные тоже.
Пахнет книжной пылью и высохшими чернилами. Не так, как он привык -резкий порыв ветра, вкус крови на губах, безумная, дикая радость от убийства, страсть погони, шуршат под сапогами камешки осыпаясь, а далеко внизу под тобой маленькие люди с их маленькими проблемами: шелк, кувшины, пряности, неверные жены, карманные воришки… Теперь он заживо погребен в бюро среди книг, сплетен и бесконечных перьев. Его проклятье — много раз повторять контур одних и тех же городов. И напрягая слух, до звона в ушах, ожидать шорох шагов по увитой плющом решетке на крыше.
«Рука еще может держать меч, люди до сих пор верны мне». Бравада. Если делать вид, что все в порядке, люди вокруг будут думать, что все действительно в порядке, но никто не знает на самом деле, насколько глубок и пуст его мир по ту сторону кожи. И хочется выть, хочется вывернуться наизнанку, чтобы только избавиться от этой тишины.
А потом вернулся ОН. И стал для Малика глотком отравленной воды в пустыне, смертельно-ярким, выжигающим глаза, светом в беспросветной мгле. Не спросив, стал для него всем. Против его воли.
Малик терзает измусоленный пух.
Рука дрожит и роняет на желтоватый лист крупные черные капли, это потому что тело боится. Страх, желание и страх своих желаний.
-Мира и покоя тебе, – Альтаир откидывает капюшон и небрежно проводит рукой по волосам.
-Мира и покоя…— обычное приветствие, но о каком покое может идти речь?! Сейчас он пришел не от Повелителя. Он пришел получить то, что принадлежит ему.
-Я был в бюро, но…
-Я попросил Рафика заменить меня в Иерусалиме, есть кое-какие дела тут, - вспоминая о приличиях, Малик приподнимается со своего места.
Многозначительное «Угу» и снова молчание. Как-то так вышло, что им не о чем говорить, если это не связано с…перьями.
— А что ты забыл ЗДЕСЬ? – Малик обводит глазами высокие темные книжные громады. Он знает, ЧТО, но вдруг есть и другая причина.
Альтаир усмехается и, обходя Малика сзади, выдыхает ему в самое ухо
-Просто по пути…
-От Иерусалима полдня, если лошадь гнать во весь опор,-Малик закрывает глаза, наслаждаясь легким прикосновением сухих, обветренных губ к шее.
-Вот я и гнал, — руки обжигают даже через одежду. Черный плащ с шуршанием падает и остается лежать в большом квадрате нарезанного света.
-Так чего же сейчас остановился?
Придерживая Малика за локоть, широким жестом Альтаир скинул на пол все, что было на столе, безропотно ложатся друг на друга листы пергамента, катится по камню чернильница, захлебываясь содержимым, а сверху опускается, неизвестно откуда взятое, белое перо.Страсть захлестывает с головой, Малик не смог бы и под пытками вспомнить, как оказался на столе, прижатый сильным тяжелым телом к его гладкой черной поверхности. Альтаир заломил ему правую руку за спину, в этом нет нужды -Малик не сопротивляется, но этот жест заставляет их сильнее ощутить, насколько беспомощен один и как всевластен другой. Это безумно заводит обоих.
Происходящее не кажется реальностью, а какой-то похотливой фантазией. Руки по-хозяйски избавляют от одежды, губы бесстыже дразнят своей близостью. Малик чувствует горячее дыхание Альтаира, его легкие укусы, которые становятся все ощутимее, и возбуждение уже не скрыть. Ладонь ласкает напряженную плоть, но слишком медленно!
-Не мучай! – хриплый стон души.
Сейчас он может позволить себе быть любым, даже настоящим. Слабым, похотливым, несдержанным. Альтаиру неинтересны его маски, он безжалостно срывает их все, оставляя рваные раны.
Альтаир странно улыбается, неторопливо поглаживая и время от времени неосторожно двигая рукой, заставляя смуглые бедра Малика подаваться вперед. Он жадно любуется потоком эмоций на красивом лице, обычно сосредоточенном и суровом, а теперь стыдливо раскрасневшемся. Влажные приоткрытые губы и отведенные в сторону глаза.
-Посмотри на меня! - рука требовательно ложится на волевой подбородок, заставляя повернуть голову. Глаза в глаза. Душа заглядывает в душу, но видит там не горный водопад, а дымящиеся руины. Не обращая внимания на все еще болезненно вывернутую руку, Малик выгибается навстречу неприветливо сжатым губам и целует их, покусывает шею и плечи, прежде чем рухнуть, придавленным требовательными ладонями.
Сейчас плоть Альтаира близко, нетерпеливо трется о внутреннюю сторону ягодиц выступившим рельефом. Глубокий вдох ожидания. Легкое давление, замершее время и сильный толчок, потом еще один. Малик расслаблен, боль уже не ослепляет, и он знает, что скоро она пройдет совсем.
Ускоряющийся темп. Чтобы увеличить соприкосновение их тел, чтобы глубже ощутить в себе бесконтрольный звериный напор Альтаира, Малик сначала неуверенно, потом более решительно обхватывает талию мужчины ногами, притягивает к себе, от безумного полного счастья закрывает глаза. Возмущенно скрипит черный стол, с него алой струйкой стекает пояс и белые крылатые одеяния. Только обнаженные тела, только стоны, только близость. Больше ничего не надо. Под высокие своды потолков долетают глухие страстные стоны.
Не случилось ничего страшного. Все можно пережить. Ты не один. Больше ты никогда не будешь один.
В голове тревожная гудящая пустота, раскрытые глаза темны от наслаждения, почти истеричный вскрик имени. Другого имени, но никто не заметил. Альтаир неуклюже сползает на пол, ладони скользят по отполированной поверхности. Он машинально подает руку Малику, но тот с нескрываемой злостью отталкивает ее.
Все правильно, ему не нужна помощь, он прекрасно справляется сам, как ему не нужна и жалость - он прекрасно обходится без нее. Поэтому Альтаир одевается очень медленно, повернувшись спиной к тому, кто только что в сладком беспамятстве метался под ним. Когда он повернется, Малик уже будет одет. Он спокойно зашпилит свободный рукав и, фыркнув, присядет у разбросанных свитков.
-Там, где ты, Альтаир, всегда нет порядка. Ты-хаос, – голос будет еще чуть подрагивать, но игра сыграна, маски вернулись на место.
Альтаир присядет рядом, поцелует его в висок, жадно вдыхая на прощание пряный, терпкий запах и с улыбкой вытащит из жестких, спутавшихся волос белое перышко. А потом уйдет.
Малик ненавидит перья.
Хочешь?
- Малик! Малик, хочешь?
Я пропал. Стоило ему повернуться, скользнув по мне удивленным взором, я понял, что я пропал. Малик неуверенно подошел, взгляд стал оценивающим, однако я сразу мог сказать, что он не откажется от меня. И я оказался прав…
Твои пальцы скользят по моей коже, словно изучают, медленно, почти нежно. Вдыхаешь мой запах. О да, твой любимый, я знаю, что тебе нравится. Губы расплываются в улыбке. Горячее дыхание касается моей кожи, и я готов стонать от удовольствия, но я естественно молчу. Не хочется тебя отвлекать. Интересно, ты все так изучаешь, с таким пристальным вниманием? Если бы я мог, то, наверное, покраснел. Губы касаются меня, мне хорошо, а ты еле сдерживаешь себя, чтобы не погрузиться в меня раньше времени, я знаю, ты хочешь насладиться мной, не всякому выпадает такая честь. Скажу по секрету: ты мой единственный. Ты не выдерживаешь и пускаешь в ход зубы. А я-то думал, когда ты все же решишься? Ах, а ты нетерпелив. И агрессивен. Твои пальцы словно бы везде, порхают по моей коже. И держишь меня так осторожно, наверное, со своими циркулями ты гораздо небрежнее. Это льстит. Ты горячий. Я никогда бы не подумал, что ты такой горячий! Всегда такой спокойный, уравновешенный, но не сейчас, не со мной. Ты просто пожираешь меня с такой безудержной алчностью, что я боюсь потеряться в тебе, что ты поглотишь меня слишком быстро. Ты вгрызаешься в мою кожу. Но что это? Где моя кожа? С безумной страстью ты словно сдираешь ее с меня, ты будто выдираешь куски моей плоти. Собственник, да? Ни с кем не будешь делиться? Жадничать нехорошо, ты же знаешь Кодекс лучше всех братьев. Ты прекрасен. Ты знаешь это? Особенно сейчас. Когда ты такой, открытый, когда каждое твое движение выдает все твои маленькие тайны. Ты замедляешься. Не хочешь, чтобы все закончилось так быстро? Поверь, я тоже этого не хочу, Малик. Малик. Какое красивое и мягкое имя. Я бы сейчас шептал только его, но я не хочу смутить тебя. Ты снова разрываешь меня на куски: не сдержался, да? Твой неутолимый голод просто сжирает, не оставляя после себя ничего. Твои зубы заменяет язык, ты собираешь все мои соки, с жадностью бродяги в пустыне ты пьешь меня. А мне хорошо. Ты облизываешься, бормочешь что-то о том, какой я сочный. И вся моя влага струится по твоим пальцам. Ты облизываешь их. Ох, нет, не делай так. Это слишком хорошо. Я опустошен, ты видишь это и с разочарованным вздохом последний раз касаешься своими губами моей плоти.
- Мм, Альтаир, мне понравилось, - твой голос доносится словно бы издалека, - Было так сладко. Где ты достал такое вкусное яблоко?
- Для тебя все самое лучшее, - раздается рядом чей-то тихий голос и этот кто-то скрытый капюшоном целует тебя. Как ты можешь доверять тому, кто скрывает свое лицо? Но ничего, на твоих губах еще остался мой вкус! – Дай я выкину огрызок.
Две вещи.
Я помню этот день, словно он был вчера. Вечер, я и братство. Мы пили как моряки, сошедшие на берег, вино лилось рекой. Победа вскружила нам головы, не зря учителя называют нас малыми детьми. Слишком молоды, не умеем контролировать эмоции, думаем, что одержав победу однажды, останемся победителями навсегда.
- Видели бы вы, как я ловко расправился сразу с двенадцатью! – тряся бутылкой со спиртным, громко крикнул кто-то.
- Ты бил полуживых! – засмеявшись, сказал ассассин, лицо которого было накрыто тканью. Мне было хорошо, перед глазами всё плыло, а голова была пуста. Опрокидывая в себя стакан, другой, я забывал о своих неудачах и потерях. Мир стал таким идеальным, прекрасным и потрясающем.
- Сыграешь с нами на желание в Наибис*? – моего плеча коснулась чья-то рука. Я кивнул головой. Всё смешалось. У меня два туза. Во рту всё пересохло. Темно и я не слышу звуков, чувство такое, словно кто-то закрывает и открывает мне глаза и уши. Семёрка червей, дама пик и много треф, ни одного козыря. Все смеются, кажется, я что-то упустил.
- Кто бы мог подумать! – слышу справа от себя.
- Альтаир, ты конкретно попал, - из толпы ассассинов собравшихся вокруг стола, на котором мы играли.
- Не повезло в игре, повезёт в любви.
От этих слов я выплюнул вино обратно в кружку. Я не собирался проигрывать, и не боялся, что придётся выполнять желание собутыльников. Клянусь себе, что как протрезвею не возьму в рот и капли. Одежда ассассина спящего на моём плече пахнет пряностью. Интересно, это корица или гвоздика? Меня подхватывают под руки, да я и не сопротивляюсь. Шатает. «Только бы не уронили» - думаю я, уже не стараясь идти самостоятельно. С нами человек пять, меня несут на мою же смерть, неужели они думают, что я выполню желание? Ну нет, не хочу остаться учеником на всю жизнь.
Мои ноги повисли в воздухе, кажется, меня просто напросто сбросили с дома. За метр до падения лицом на протоптанную дорогу города, подхватывают. Чувствую себя тряпичной куклой, руки неприятно тянет - тяжеловат.
Наконец, я уже узнаю знакомые дома, голубятню, переулок в котором прятался от тамплиеров. Стало смешно, когда я пьян, я не воин, я невменяемый ассассин.
- Чёрт, ну и тяжёлый же, надеюсь, он не спит, а то зря тащились…
- Тш..не буди «зверя» раньше времени, - мы спрятались за угол дома. Один из тех, что наблюдает с крыши, мягко спрыгивает перед дверью в дом даи и громко стучит.
- Он, наверно, спит, не стоит, - говорю так, словно отдаю приказ.
- Да что ты за ассассин, если не выполняешь обещания? – поворачивается ко мне тот, что держит меня под левую руку.
- Выполняю, но только не такие – это глупо, - часто моргаю, что бы не уснуть и наваливаюсь на стену.
- Не важно, пьян ты был или трезв, но делай то, что обещал, - шепчет мне в лицо юноша. Он наверно чуть младше меня, глаза блестят, а от тела жар. Юн и ничего не понимает, наверно и шрамов, раз, два и обчёлся.
- Идёт! – тихо говорит тот, что выглядывал из-за угла, и, хватая меня за истёртую хлопковую ткань рукава, выталкивает из переулка.
Пошатываясь, немного отхожу от двери. Тихо, наверно даи прислушивается.
- Мира и по… - не успеваю договорить, как Малик резко открывает дверь. Свеча в его руке светит ярко и потому, я не могу разобрать выражение его лица. Молчит, наверное думает, что бы такого ответить.
- Слушай, я не могу долго объяснять, но я про…
- Иди и проспись, - он зло смотрит на меня и заметно щурится.
Смотрю на его лицо освещаемое пламенем свечи, и в голове полный кавардак. Всегда такой правильный, гордый, надменный. Хочется сломать эту маску, узнать, может ли он вообще что-то чувствовать кроме злости. Молча пошатываюсь, наверно он вообще считает меня ничтожеством. Малик холодно осматривает меня и медленно начинает закрывать дверь.
- Я не закончил, - останавливаю рукой.
- От тебя сплошные неприятности, - тяжело вздыхает и хмурится. Сзади меня, слышно кашлянул один из ждавших исполнения ассассин, отчего Малик вздрогнул, и зрачки его расширились ещё больше. Он вытянул шею и посмотрел мне за плечо, слава Аллаху на улице была ночь и теней, сидящих на крыше ассассинов, было не видно. «Поцеловать и уйти» - вспомнилось мне, и я потянулся к его лицу.
Но Малик сделал, то, чего никто не ожидал, он обхватил меня рукой и резко затащил вглубь тёмного помещения, захлопнув дверь. Свеча упала на холодный пол и погасла. Я решил, что он захотел меня убить.
- Малик… - он убрал руку, что крепко обнимала меня за талию.
- Кажется, за тобой следили, - тихо произнёс он.
- Свеча погасла… - я сжал в руке его рукав.
- Ты пьяный разгуливаешь по городу, тебя ищут тамплиеры, и ты приходишь ко мне, - раздражённый.
- Это ассассины из братства.
- Тебя теперь личные ассассины в мой дом доставлять будут? - смешок.
- Они должны были удостовериться, что я выполню обещание.
- Говоришь так, словно убивать меня пришёл.
- Хуже, - касаюсь пальцами его кисти, веду вверх, до локтя, по плечам, останавливаюсь только тогда, когда руки держат его лицо. Резко приближаюсь и касаюсь щекой щетины, целую сухими губами тонкую кожу на шее. Чувствую, как Малик поднимает руку, желая оттолкнуть меня. Да, только оттолкнуть, никогда не обнять. Только не в такой ситуации. Давлю на щёки, чтобы он открыл рот, и впиваюсь в губы поцелуем. Упирается мне в грудь рукой и пытается вытеснить мой язык из его рта. Продолжаю одной рукой давить на челюсть, а второй обхватываю его покрепче и прижимаю к себе со всей силы. Он выгибается, пытается избавиться от моих рук ниже пояса, тем самым упускает момент, когда я проникаю языком в его рот. Остановился и перестал бороться, позволил углубить поцелуй. Я старался хоть как-то призвать его к действиям, но он лишь напряжённо дышал. В последний раз поцеловав его губы, я отстранился и замер. На меня нахлынуло мучительное чувство неизвестности, о чём он думает сейчас? Сколько ещё будет молчать?
Мне показалось, мы простояли так минут семь не меньше, в полной темноте и тишине. Я уже было подумал о том, что пора искать дверь наружу, как он неожиданно схватил меня за волосы, и, приблизив к своему лицу, поцеловал.
- Уходи и проспись, - тихо шепнул мне в губы и отпустил мои волосы. Я слышал, как он мягко ступая по деревянным лестницам, поднялся в свою комнату.
Мне оставалось лишь развернуться и осторожно открыть входную дверь.
Когда я вышел, на улице уже никого не было, наверное, они решили, что даи захотел убить меня, и попросту ушли. Медленно шагая, я засмеялся. «Ненавижу только две вещи: выпивку и карты»
Наибис* - первые карты (naibis), были сделаны в Италии.