Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Введение
Древнерусская литература – это литература формирующейся великорусской народности, постепенно складывающейся в нацию. Древнерусская литература – это литература XI-XVII вв., хотя вопрос о хронологических границах древнерусской литературы окончательно не решен нашей наукой, а представления об объеме древнерусской литературы до сих пор остаются неполными. Много произведений погибло в огне бесчисленных пожаров, во время опустошительных набегов степных кочевников, нашествия монголо-татарских захватчиков, польско-шведских интервентов.
Основными хранителями и переписчиками книг в Древней Руси, как правило, были монахи, менее всего заинтересованные в хранении и переписке книг мирского (светского) содержания. И это во многом объясняет, почему большинство дошедших до нас произведений древнерусской письменности носит церковный характер.
Приступая к изучению древнерусской литературы, необходимо учитывать ее специфические черты, отличные от литературы нового времени. Можно выделить несколько особенностей древнерусской литературы: рукописный характер ее бытования и распространения; анонимность, имперсональность ее произведений; ее связь с церковной и деловой письменностью, с одной стороны, и устным поэтическим народным творчеством – с другой; историзм и др. Ее героями являются преимущественно исторические личности, она почти не допускает вымысла и строго следует факту. Даже многочисленные рассказы о чудесах – явлениях, кажущихся средневековому человеку сверхъестественными, не столько вымысел древнерусского писателя, сколько точные записи рассказов либо очевидцев, либо самих лиц, с которыми произошло «чудо». Таким образом, цель моей курсовой работы: рассмотреть основные проявления фантастики и чуда в таких жанрах древнерусской литературы, как: повесть и житие, на примере «Жития Протопопа Аввакума» и «Повести о Петре и Февронии».
Мною поставлены следующие задачи:
Объектом моего исследования являются тексты древнерусской литературы, а предметом исследования – содержание элементов фантастики и чуда в этих текстах.
Глава 1. Вера в фантастику и чудо – неотъемлемый атрибут жизни древнерусского человека
1.1. Христианские и языческие традиции древнерусской литературы
Древнерусская литература была проникнута языческими и христианскими традициями. Языческая культура славян была устной культурой, поэтому языческие предания в Древней Руси не записывались, а передавались устно. Соответственно, фольклор, можно считать универсальной формой выражения общественного сознания всего славяноязычного этноса. Осмысление бытия в язычестве выражалось не языком науки и философии, а языком мифа. Миф, со свойственным ему синкретизмом, отразил религиозный (сакрально-ритуальная сфера), духовно-практический, исторический, художественно-эстетический, нравственный, познавательный и дидактический (передача традиций) опыт народа. Миф являлся древнейшей необыденной формой познания действительности того времени. В дохристианской культуре миф, наряду с религиозной, выполнял мировоззренческую функцию. Таким образом, заключая в себе наиболее общие представления о человеке и мире можно сказать, что миф выполнял некую философскую функцию. На том историческом этапе развития общества миф можно рассматривать как итог постижения действительности в своеобразных и не всегда понятных нам представлениях о мире, его составных частях. Одновременно с тем получали истолкование невидимые за внешней стороной жизни механизмы и движущие силы происходящих в природе перемен.
Мифология – это специфическая форма самоосознания человеком своего места в мире, на той стадии, когда человек еще не обособился от природы, не противопоставил себя ей. Миф представлял собой религиозно-мировоззренческую систему, выраженную образно-поэтическими средствами. В основе образности лежало натуралистическое впечатление от внешне броских черт, в которых являла себя природа. Всякое явление получало свою описательно-смысловую характеристику через уподобление чувственным образам. Свойства малых и близких человеку объектов действительности прилагались к природе. В результате мифопоэтических уподоблений свойства и черты познанного переносились на непознанное. Наделив природу свойствами живого, высшего по отношению к себе существа, общество выработало принципы, на которых основывались контакты между человеком и окружающим его вещественным миром. На обожествленный образ смотрели как на партнера, который как бы читает язык действий, обрядов и ритуалов. Общение основывалось по принципу обмена: человек – природе, природа – человеку. Обожествленную природу представляли не только антропоморфно. Отдельные природные стихии олицетворялись в облике различных животных и птиц. Например – огненная небесная птица и златогривый конь, символизирующие солнце, гибридный образ утко-коня, который указывает на огненно-водную стихию неба, и различные божества, такие как Перун, Хорс и Дажбог. Взятые в совокупности образы как бы отражали разные грани одного явления. Также можно сказать, что для выражения близких или одинаковых идей применялись различные средства. Различные впечатления складывались в суммарное обобщенное описание, где объект виделся как бы под разными углами зрения. Поэтому в мифотворчестве развился способ синонимичного и метафоричного формирования образов и понятий, с помощью которого мифологическое мышление доискивалось причин и сил, детерминировавших изменение форм жизни, а предмет мифологических описаний с помощью синонимических выражений получал свое полное определение. Создание обобщенного образа средствами синонимичности и метафоричности выполняло по существу гносеологические функции максимально глубокого проникновения в сущность предмета или явления на уровне его всестороннего описания, т.е. можно назвать это художественным истолкованием предмета, но не его научным определением. Наряду с уподоблением природных стихий частям человеческого тела, животным, птицам и даже графическим символам, существовали обобщающие образы широкого масштаба, каковыми являлись мифологические характеристики богов, олицетворявшие собой природные стихии. Мифы о богах отразили почитание главного в природе – рождающего начала, что, в свою очередь, было ничем иным как мифологически-образным истолкованием изменений, наблюдаемых в природе. Из тождества богов и природных явлений следовало, что вся природа оживотворялась и обожествлялась.
Если при язычестве характеристика действительности давалась в условно-сказочной манере, и ее мифологическое толкование представляло собой смесь материалистических догадок и фантастики, то с принятием христианства религиозно-мировоззренческая ориентация и культура Руси в корне поменялась.
Христианство открыло перед вчерашними язычниками новый духовный мир, возникли новые для славян жанры в творчестве, связанные с церковью. Смена вер привнесла с собой принципиально отличный от язычества христианский взгляд на бытие.
В новой религиозно-мировоззренческой концепции провозглашался принцип абсолютного превосходства идеального и вечного первоначала над материальной реальностью, т.е. мир высших сил был противопоставлен природному. Бог, как сущность, выводился за пределы материальности. Образ мироздания раздваивался. Природному миру был противопоставлен иной мир, мир высших идеальных сущностей. Причем именно этот иной мир был наделен статусом абсолютной реальности.
Смысл существования каждой отдельно взятой жизни определялся преуготовлением к встрече с вечностью. Христианство привнесло в общественное сознание несколько фундаментальных идей. Например, идею изначальной греховности человека, которая является следствием несовершенства его материальной природы, идею искупления человечества жертвенной смертью Христа, принявшего страдания за грехи человеческие, так же идею спасения. Путь к спасению открывало крещение и праведный образ жизни, а бессмертие предполагалось только для идеальной человеческой субстанции – души. Вводился неизвестный язычеству элемент устрашения: либо наказание и вечные мучения в аду, либо наслаждение райским блаженством. Божество выступало в функции спасителя и мстителя одновременно. Воздаяние зависело от нравственного выбора личности. Не исключалась, особенно в отношении вероотступников и прижизненное воздаяние. Сознание верующего переориентировалось всецело на нравственное восприятие жизни, оценивавшейся с позиции моральных максимумов: либо безусловное благо и добро, либо зло и порок. Действительность, как богоданная, со всеми ее изъянами и пороками, должна была смиренно приниматься такой, какая она есть.
С христианством пришло в сознание представление об иерархической упорядоченности бытия. При этом все подводилось под концепцию единоначалия и повиновения единоначалию. Мировоззрение христианства прививалось средствами перекрестного воздействия церкви на общество. Просветительские усилия миссионеров сопровождались распространением текстов Священного Писания, святоотеческих сочинений, богослужебной, житийной и нравственно-назидательной литературы. Внедрению новых верований и представлений способствовала храмовая архитектура, церковная живопись, проповедничество в разных формах, включая личные примеры праведной жизни подвижников. Каждое из древнейших рукописей как бы заменяло собой целую библиотеку, предлагая множество христианских воззрений. По характеру, это произведения церковно-дидактические, но в силу обобщающего характера и общемировоззренческого их значения, это наиболее философичные тексты древнерусской книжности.
1.2. «Чудесное» – неотъемлемая часть картины мира древнерусского человека
Древнерусская литература, хоть и была серьезной литературой, не допускавших никаких шуток и розыгрышей, была просто насыщена рассказами о чудесах, фантастическими сюжетами, которые мы – современные люди, воспринимаем как что-то вымышленное, сказочное. Вера в чудо была настолько глубокой и всеобщей, что это вызывает у нас недоумение, ведь древнерусская литература – это литература, созданная умными, верующими, отнюдь не наивными людьми.
Все дело в восприятии мира средневековым человеком. Это восприятие имело множество особенностей. Основополагающей особенностью было полное отсутствие строгого противопоставления двух миров: земного и божественного. Эти два мира находились в постоянном контакте. Быт человека не представлялся без чего-то сверхъестественного, оно затрагивало все сферы жизни людей. В чудо верили и не забывали о нем настолько, что все поступки совершали с пониманием того, что в обыденной, мирской жизни в любой момент может встретиться нечто чудесное, фантастическое, неподвластное законам человеческого существования.
Но наряду с постоянной готовностью воспринимать чудеса древнерусским человеком, оно не было спонтанным, а скорее осмысленным, ведь для того, чтобы видеть чудеса, выявлять это чудо из простой жизни, анализировать его и тем более давать ему оценку, необходима была некая интеллектуальная подготовка. Наверное, случалось, что удивительный феномен сам бросался в глаза, будь то необычное явление природы или случайно выстроившаяся цепь фактов, складывающихся в кажущуюся причинно-следственную связь и т.п., но для того, чтобы все вышеназванное стало «чудом» или «знамением», оно должно было быть осмысленно[1].
Предположим, что сверхъестественные явления действительно происходили в реальности, это не меняет дела: в любом случае они должны были быть, как минимум, замечены, осознаны и восприняты соответствующим образом, в противном случае они просто не оставят следа в человеческом сознании и пропадут вовсе. Осознание и осмысление это проходило тем успешнее, и имело тем больший резонанс, чем выше была соответствующая подготовка толкователя.
Соответственно, умение мистически истолковывать земные события требовало определенного интеллектуального навыка. Это умение было неотъемлемой составной частью древнерусской книжной учености, в основе которой было приобретение способности постигать скрытый смысл вещей и развитие умения истолковывать окружающую действительность сквозь призму христианской идеологии. Представители образованной элиты ревностно хранили исключительное право на постижение, истолкование и даже совершение чудес, знамений и пророчеств. И это не удивительно, т. к. «монополия на чудо» имела очень большое значение для управления массовым сознанием рядовых людей той эпохи. Поэтому важно было, чтобы именно представитель церкви или светской власти привлек внимание людей к некоторому явлению и объяснил, что перед ними чудо или знамение, дав ему при этом соответствующее истолкование. Именно этот интеллектуальный навык являлся результатом специальной подготовки, позволявшей идейным вождям общества воздействовать на умы и сознание общества[1].
Итак, чудесное – неотъемлемая часть картины мира человека раннего русского средневековья. Человеку Древней Руси была характерна психологическая открытость к восприятию сверхъестественного, постоянная настроенность на чудо, готовность уверовать во всё. Также это явление может быть определено, как сниженная, по сражению с современным человеком, критичность по отношению к сверхъестественным объяснениям явлений окружающего мира.
Глава 2. Элементы фантастики и чуда в текстах древнерусской литературы
В формировании литературы активно участвуют, с одной стороны, устное народное поэтическое творчество, и с другой – книжная христианская культура, идущая как от южных славян, в частности болгар, так и от Византии. В большинстве произведений древнерусской литературы есть мифологический сюжет.
Особенно четко он виден в таких жанрах древнерусской литературы, как: житийная литература («Житие протопопа Аввакума», «Житие Сергия Радонежского», «Житие Николая Чудотворца», «Житие Феодосия Печорского» и т.д.), сказания («Сказание о Борисе и Глебе», «Сказание о киевских богатырях», «Сказание о попе Савве», «Сказание о Царьграде» и т.д.), повести («Повесть временных лет», «Повесть о бражнике», «Повесть о Ерше Ершовиче», «Повесть о Петре и Февронии», «Повесть о Фроле Скобееве» и т.д.), апокрифы, хождения и др. Мною была перечислена лишь часть названий древнерусских текстов, в сюжетах которых в той или иной степени присутствовали элементы фантастики и чудотворения. Как говорилось ранее, древнерусская литература является фантастической только для нас, для современных людей, а для средневекового человека фантастика и чудеса были неотъемлемой частью его мировоззрения. Подробнее я хочу проанализировать такие тексты древнерусской литературы как «Житие протопопа Аввакума» и «Повесть о Петре и Февронии».
2.1. «Житие протопопа Аввакума»
Важным средством религиозно-нравственного воспитания была агиографическая литература – житийная, посвященная жизнеописаниям так называемых «святых». Обязательным композиционным элементом в житиях являются чудеса. «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Аввакум так определяет рамки своего повествования: «...предлагаю житие свое от юности до лет пятидесят пяти годов»[2]. В двадцать один год Аввакум был рукоположен в дьяконы, через два года в попы, а еще через восемь лет стал протопопом. Он отбирает лишь самые главные вехи своей биографии: рождение в семье сельского священника-пьяницы Петра («...отец же мой прилежаше пития хмельнова») и постницы-молитвенницы Марфы («…мати же моя постница и молитвенница бысть, всегда учаше мя страху божию»); женитьба на Анастасии («И в том же селе девица, сиротина ж, беспрестанно обыкла ходить во церковь, - имя ей Анастасия»), рождение детей; первые испытания во время пребывания в Лопатицах и Юрьевце-Повольском («И тут пожил немного, - только осмь недель: дьявол научил попов, и мужиков, и баб, - пришли к патриархову приказу, где я дела духовныя делал, и, вытаща меня из приказа собранием, - человек с тысящу и с полторы их было, - среди улицы били батожьем и топтали; и бабы были с рычагами»); начало борьбы с Никоном («На утро архимарит с братьею пришли и вывели меня; журят мне, что патриарху не покорился, а я от писания ево браню да лаю») и ссылка в Тобольск («Таже послали меня в Сибирь с женою и детьми»), а затем в Даурию («Посем привезли в Брацкой острог и в тюрьму кинули, соломки дали»); возвращение на Русь («…три года ехал из Даур»), пребывание в Москве и подмосковных монастырских темницах и, наконец, лишение сана и последняя ссылка в Пустозерск.
В житии Аввакума их насчитывается около двадцати случаев. Автор концентрирует их в конце своего произведения, согласно канону, но и в центральной части его жизнеописания происходит немало удивительных событий. Религиозная традиционная фантастика под пером Аввакума приобретает реальные бытовые очертания. Вот, например, «чудо», которое происходит в темнице Андрониева монастыря: три дня сидит на цепи томимый голодом Аввакум, и перед ним предстает то ли ангел, то ли человек, и дает ему похлебать щей – «…и после вечерни ста предо мною, не вем-ангел, не вем-человек, и по се время не знаю, токмо в потемках молитву сотворил и, взяв меня за плечо, с чепью к лавке привел и посадил и ложку в руки дал и хлеба немножко и штец похлебать, - зело прикусны, хороши!»[2]. Или пищаль, из которой пытался убить Аввакума начальник, трижды не стреляет – «…запалил из пистоли, и божиею волею иа полке порох пыхнул, а пищаль не стрелила. Он же бросил ея на землю и из другия паки запалил так же, - и та пищаль не стрелила»[2], и протопоп объясняет это промыслом божиим. Еще «чудо»: «бог» помогает Аввакуму наловить много рыбы там, где ее никто не лавливал. Так же «чудом» можно назвать то, что у священника Лазаря отсекли язык и правую руку, и язык через два года вырос – «Егда исполнилися два годы, иное чюдо: в три дни у него язык вырос совершенной, лишь маленько тупенек…»[2]. Соловецкому иноку Епифанию тоже отсекли язык, и тоже чудесным образом он вырос – «Посем молил пречистую богоматерь, и показаны ему оба языки, московский и здешней, на воздухе; он же, един взяв, положил в рот свой, и с тех мест стал говорить чисто и ясно, а язык совершен обретеся во рте»[2]. Это же произошло и с дьяконом Феодором. Еще один начальник Аввакума Евфимей Стефанович тоже возненавидел Аввакума и даже пытался взять его дом приступом, а ночью Евфимею стало худо, и он позвал Аввакума к себе и просил у него прощения. Протопоп простил его, исповедал, маслом священным помазал, и Евфимей выздоровел. Еще одно чудесное исцеление маленького сына енисейского воеводы Пашкова. Его жена ежедневно присылала своего маленького сына к Аввакуму на благословение, но, когда ребенок заболел, она послала за помощью к мужику-шептуну. Младенец разболелся еще больше, за что Аввакум разгневался на боярыню, но она попросила у него прощения. И когда принесли больного ребенка, Аввакум помолился, помазал его маслом священным, и младенец выздоровел. Так же за «чудо» можно принять тот факт, что сын Пашкова Еремей вернулся из похода на Мунгальское царство живым и невредимым, когда всё войско погибло, а сам он спасся потому, что во сне ему явился Аввакум и указал дорогу – «…и как моим образом человек ему во сне явился и, благословя ево, указал дорогу, в которую страну ехать, он же, вскоча, обрадовался и на путь выбрел»[2]. Келарь Никодим из Пафнутьева монастыря, в котором сидел Аввакум, не открыл протопопу дверь в пасху, после чего заболел, а некто в образе Аввакума явился и исцелил его – «И в нощи против вторника прииде к нему муж во образе моем, с кадилом, в ризах светлых, и покадил его и, за руку взяв, воздвигнул, и бысть здрав»[2].
Вот таких «чудесных» выздоровлений, исцелений, мистических моментов очень много в житии Аввакума, но все «чудеса», описываемые им, не выходят за пределы реального бытового плана. Эти чудеса лишь указывают на его богоизбранность, высокую духовность, на то, что свет его души освещал жизненный путь многим людям, а дела, творимые протопопом, избавляли людей от болезней и бесов, т.е. в данном житии все мифические, фантастические, в понимании современного человека, моменты были больше связаны с христианскими и бытовыми традициями древней Руси.
2.2. «Повесть о Петре и Февронии Муромских»
«Повесть о Петре и Февронии» была написана в середине XVI в. писателем-публицистом Ермолаем-Еразмом на основе Муромских устных преданий. После канонизации Петра и Февронии на соборе 1547 г. это произведение получило распространение как житие.
Герои повести – исторические лица: Петр и Феврония княжили в Муроме в начале XIII в. и умерли в 1228 г. Однако в повести историчны только имена, вокруг которых был создан ряд народных легенд, составивших основу сюжета повести. «Как указывает М. О. Скрипиль, в повести объединены два народнопоэтических сюжета: волшебной сказки об Огненном змее и сказки о мудрой деве»[3].
В «Повести о Петре и Февронии» раскрывается история любви между князем и крестьянкой, которая силой, мудростью и своей любовью была способна преодолеть все жизненные невзгоды и одержать победу над врагами и смертью. Сочувствие автора героине, восхищение ее умом, мудростью и благородством в трудной борьбе против бояр и вельмож, не желающих примириться с ее крестьянским происхождением, определили поэтическую настроенность произведения в целом. Сюжет повести построен на активных действиях двух противостоящих сторон, и только благодаря личным качествам героини она выходит победительницей. Ум, благородство и кротость помогают Февронии преодолеть все враждебные действия ее сильных противников. В каждой конфликтной ситуации высокое человеческое достоинство крестьянки противопоставляется низкому и корыстному поведению ее высокородных противников. На протяжении всего повествования можно встретить множество мифологических моментов и «чудес».
Так, например, повесть начинается с рассказа о родном брате Петра – князе Павле. Дьявол, ненавидящий Павла, послал его жене «на блудное дело злого крылатого змея»[4]. Этот змей появлялся в образе самого Павла только на людях, а при жене представлялся в своем настоящем образе. Жена Павла от него ничего не скрывала и всё мужу рассказывала, но не знал Павел, как одолеть коварного змея. Тогда супруга Павла при удобном случае выведала у змея, как он видит свою смерть, на что змей, забыв об осторожности, рассказал ей, что смерть ему «суждена от Петрова плеча, от Агрикова меча». Павел пожаловался Петру о своих бедах, и Петр решил помочь брату. Достав Агриков меч, Петр стал ждать подходящего случая. В один из таких случаев Петр, выйдя из покоев брата, направился в покои его жены и увидел там снова своего брата. Разгадал Петр, что это вовсе не его брат, а змей в его обличье и убил змея мечом. «Змей же, обратившись в свое естественное обличье, затрепетал и умер, и обрызгал он блаженного князя Петра своей кровью. Петр же от зловредной той крови покрылся струпьями, и появились на теле его язвы, и охватила его тяжкая болезнь»[4].
Вот это начало повести с элементами сказки и фантастики, ведь в реальной жизни змей не мог обернуться человеком, явно показывает принадлежность повести к фольклору, народному эпосу. Следовательно, можно сказать о проявлении языческих традиций бытия славян в данной повести.
Далее в повесть знакомит нас с Февронией. Слуга Петра был послан на Рязанские земли искать лекарство для князя. Он пришел в село под названием Ласково и зашел в одну из изб. Вот в этой избе княжеский слуга и встречает за ткацким станком, в простой одежде Февронию, удивился тогда он чуду: «сидела в одиночестве девушка и ткала холст, а перед нею скакал заяц»[4].
Не иначе как чудесным, нельзя назвать приготовление мази Февронией и исцеление ею Петра: «Она же, взяв небольшую плошку, зачерпнула ею квасу, дунула на нее и сказала: «Пусть истопят князю вашему баню, пусть он помажет этим все тело…». А наутро «Все тело его здорово и чисто, только один струп остался, который он не помазал, как наказывала девушка, и дивился он столь быстрому исцелению»[4].
Когда Феврония стала князю женой, а он стал самодержцем в своем городе, после смерти брата Павла, бояре невзлюбили ее. Однажды, они наговорили князю, что Феврония всякий раз выходя из-за стола, окончив трапезу, складывает крошки в руку, тогда Петр решил проверить свою жену. Он велел ей пообедать с ним за одним столом, и когда они закончили трапезу, Феврония как обычно собрала со стола крошки и положила в руку. «Тогда князь Петр взял Февронию за руку и, разжав ее, увидел ладан благоухающий и фимиам. И с того дня он ее больше никогда не испытывал»[4]. Не иначе как «чудесным» превращение крошек от еды в ладан и фимиам назвать тоже нельзя.
Далее в повести автор называет Февронию святой и приводит пример ее святости. Когда они с мужем остановились на берегу Оки, и повар воткнул маленькие колья в землю, чтобы повесить на них котлы, княгиня благословила эти обрубки после ужина и сказала: «Да будут они утром большими деревьями с ветвями и листвой»[4]. И действительно на утро все увидели вместо кольев большие деревья с ветвями и листвой. На мой взгляд, этот эпизод в повести окончательно доказывает богоизбранность Февронии, ее светлую и высокую духовность.
Но больше всего потрясает воображение «чудесная» концовка повести. Составляя завещание, Петр и Феврония, принявшие монашество на тот момент, пожелали, чтобы их тела положили в один гроб, который был сделан еще при их жизни. 25 июня (8 июля – по новому календарю) 1228 года в один день и в один час Петр и Феврония скончались, но люди разлучили их и положили тела в разные гробы и поставили эти гробы в разных церквях. Каково же было их удивление обнаружить утром пустые гробы, а тела их нашли в их общем гробе в той же церкви, где стоял гроб с Петром. Но глупые люди решили снова их разъединить и положили тела в отдельные гробы, как в первый раз, и на следующий день их тела снова оказались вместе в одном общем гробе. «И после этого уже не смели трогать их святые тела и погребли их возле городской соборной церкви Рождества святой Богородицы, как повелели они сами — в едином гробе, который Бог даровал на просвещение и на спасение города того: припадающие с верой к раке с мощами их щедро обретают исцеление»[4].
Только чудом можно назвать то, что тела Петра и Февронии 2 раза оказывались в одной могиле и это доказывает неразрывность их связи, святости их брака, то, что их брак был «заключен на небесах». Поэтому эти святые так почитаются у супругов.
Действительно, Петр и Феврония – покровители семьи и брака, их брак является образцом христианского супружества, поэтому 8 июля – день семьи и брака в России. Погребены были святые супруги в соборной церкви г. Мурома в честь Рождества Пресвятой Богородицы, возведенной над их мощами по обету Иоанном Грозным в 1553 г., ныне открыто почивают в храме Св. Троицы Свято-Троицкого монастыря в Муроме. Каждый год съезжаются еще не обремененные узами брака и молодожены в эту церковь прикоснуться к раке с мощами святых, попросить их о счастливом, долголетнем браке, о здоровых и многочисленных детях. Многие люди утверждают, что, просто прикоснувшись к раке с мощами этих святых, излечивались от страшных болезней.
Заключение
В моей курсовой работе был сделан анализ элементов фантастики и чудес в двух древнерусских произведениях: «Житие протопопа Аввакума» и «Повесть о Петре и Февронии». Выяснив истоки появления чуда и фантастики в литературе, можно сделать вывод о том, что «чудеса» в этих текстах имели языческие, бытовые и христианские мотивы. Сначала на Руси было язычество, но с принятием христианства литература в корне поменялась, она стала более церковной, философичной.
Чудеса в житии Аввакума отличаются бытовым характером и, соответственно, христианским, ведь жизнеописания святых – это, прежде всего, христианская литература. В «Повести о Петре и Февронии» также прослеживаются христианские, бытовые и языческие традиции быта. Тем не менее, люди верили в чудо, и эта постоянная готовность к восприятию чуда имела вполне определенную функцию в общественном сознании.
Сознание средневекового человека, можно сказать, было неким «предметом» для вложения в общую картину мира фактов, непознанных и необъяснимых с позиции тривиального житейского опыта. Общественное настроение играло большую роль в восприятии таких явлений, как чудо или знамение. Чудесные явления с людьми случались там, где возникала располагающая к этому атмосфера, складывался соответствующий настрой, ожидание чуда, обусловленное политическими, экономическими, социальными или культурными факторами.
Отсюда одна из главных функций чуда и фантастики в текстах древнерусской литературы – указать на неслучайность, на мистическую предопределенность, предначертанность связанного с чудом или знамением события. В древнерусской литературе отчетливо определяется стремление связать важнейшие факты земной, мирской жизни с действием высших сил, выстроить взаимосвязь между миром божественным и миром человеческим.
Также фантастику и мистические мотивы в литературе можно было использовать в качестве идеологического оружия в политической борьбе, но и сами идеологи могли верить в «чудо», ведь «чудеса» не выдумывались, а просто выгодным, а, следовательно, правильным образом истолковывались.
Еще одной функцией использования вымышленных эпизодов можно назвать наиболее убедительный способ подтвердить основную мысль автора, его оценку изображаемых событий. Всевозможные «знамениями», «знаками», «видениями», автор предупреждает о грозящей опасности, указывает средства к ее предотвращению, предсказывают будущее величие человека или свидетельствуют об исторической значимости подвига живого или умершего и т. д.
Таким образом, картина мира человека Древней Руси была просто пронизана фантастическими, мистическими, сверхъестественными мотивами. Они настолько сильно сплетались в мировоззрение человека, что без них не представлялось полноценной религиозной, общественной, политической, частной жизни и др., ведь религиозность и вера – эта особая сфера культуры, связанная со многими очень важными сторонами жизни общества.
Список использованной литературы
PAGE 20