Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
70
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Понятие и сущность исполнения обязательства
.1 Общие положения
.2 Содержание понятия “исполненное обязательство»
ГЛАВА 2. Правовая природа исполнения договорного обязательства
.1 Правовая природа исполнения
.2 Исполнение как сделка вообще
.3 Исполнение как одностороння сделка
.4 Исполнение как двустороння сделка или договор
.5 Проблемы, связанные с квалификацией исполнения как сделки
ГЛАВА 3. Проблемы исполнения договорного обязательства третьим лицом
.1 Общая характеристика института
.2 Условия возложения исполнения
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
Договорное право как ведущая часть обязательственного права развивается в связи с развитием и усложнением самого оборота. Здесь прослеживается дифференциация обязательств в сфере предпринимательской деятельности и обычных, общегражданских обязательств, среди которых выделяются договорные обязательства с участием граждан-потребителей. Развитие отношений обмена усиливает многообразие и усложняет систему гражданско-правовых договорных обязательств, влечет ее все более тщательную внутреннюю дифференциацию (складывавшуюся на основе традиционных, классических типов и видов договоров), появление комплексных (смешанных) и нетипичных договорных взаимосвязей. Оно вызывает также определенное обособление обязательств по отраслям экономической (хозяйственной) деятельности (торговля, строительство, транспорт, жилищная сфера, страховое, банковское обслуживание и т.д.), где нормы о гражданско-правовых договорах и возникающих на их основе обязательствах нередко составляют "ядро" соответствующего комплексного законодательства (иногда неточно называемого "торговым", "транспортным", "банковским", "жилищным" и тому подобным "правом").
При этом можно говорить о все большей коммерциализации современного договорного права, усиливающемся влиянии предпринимательских (коммерческих) обязательств на весь гражданский оборот. Об этом свидетельствует и все более значительное воздействие на него правил о договорных обязательствах, оформляющих внешнеэкономический товарообмен, а также известное усиление роли торговых обычаев, в том числе обычаев международного коммерческого (предпринимательского) оборота.
Все это, однако, не ведет к расчленению или распаду единого в своей основе гражданского оборота. Напротив, в регламентации постоянно усложняющихся и видоизменяющихся отношений товарообмена усиливается роль единых общих норм обязательственного права, позволяющих, в частности, отвечать и на запросы новой практики оборота. Более того, выделяются единые для всех сфер гражданского оборота виды обязательств, например денежные обязательства, возникающие в деятельности всех его участников.
Ряд общих тенденций свойственен и законодательству об обязательствах, особенно договорных. Здесь в первую очередь следует назвать тенденцию унификации договорного права, главным образом в сфере профессионального предпринимательского оборота, реализующуюся в форме создания унифицированных общих институтов, единообразно регулирующих товарообмен независимо от национальной (государственной) принадлежности его участников. Такие институты закрепляются в ряде специальных международных конвенций, в единообразных нормативных и рекомендательных актах, в унификации торговых обычаев, что призвано облегчить и усовершенствовать отличающийся наибольшим динамизмом международный коммерческий (предпринимательский) оборот.
Социальная сфера, отличается наличием обязанностей. Одной из разновидностей обязанностей являются обязанности юридические, среди них можно выделить те, которые возникают из обязательств, а последние можно характеризовать как внедоговорные и договорные. Обязанности подлежат исполнению, иначе в них не было бы никакого смысла. Подлежат исполнению и договорные обязательства. И здесь выступает еще один немаловажный вопрос: "Как должны исполняться договорные обязательства?" Это еще один ракурс социальной жизни, который восходит к еще более общему вопросу: "Как себя вести?"
Если я взял взаймы деньги, то мне ясно, что я должен их вернуть. Попробуем сказать кому-либо просто одно слово: "Верните!" И в ответ обязательно получим серию вопросов: "Что вернуть?", "Кому вернуть?", "От кого вернуть?", "Когда вернуть?", "Где вернуть?", "Каким образом вернуть?"... Кстати, среди них во многих случаях будет и такой: "А можно ли не возвращать?" или "А что будет, если не вернуть?".
В гражданско-правовом смысле отыскание ответов на эти вопросы осуществляется в сфере института исполнения обязательств. В позитивистском смысле общие положения, дающие на них ответы, сосредоточены в Гражданском кодексе Российской Федерации, а именно в гл. 22, где в 20 статьях (ст. 309 - 328) законодатель поместил соответствующее регулирование.
Надлежащее исполнение обязательства - действие правомерное. С теоретической точки зрения можно более или менее точно отграничить действия, которые соответствуют требованиям об исполнении обязательства, и действия, которые этим требованиям не соответствуют (хотя и здесь найдется немало вопросов). По большей части мы обращаем внимание именно на правомерные действия, с тем чтобы определить, как именно должны исполняться обязательства, какие особенности имеются в тех или иных практических ситуациях, как быть в тех случаях, когда в законе не отыскиваются те или иные правила, и т.п.
Последовательность совершения действий по исполнению обязательств, особенно обязательств договорных, имеет важное практическое значение. В гражданском праве можно обнаружить различные подходы к разрешению вопросов, возникающих в связи с последовательностью исполнения обязательств. Наверное, одно из ключевых мест в этой части обязательственного права занимает регламентация исполнения взаимных обязательств сторон двустороннего договора, когда каждая из сторон имеет обязанность перед другой стороной, равно как и право потребовать исполнения соответствующей обязанности.
Целью работы является выявление проблем исполнения договорного обязательства в гражданском праве России.
Реализация поставленной цели предопределила постановку следующих наиболее важных задач:
изучение понятия и сущности исполнение договорного обязательства,
анализ проблем исполнения договорных обязательств,
выявление проблем исполнения договорных обязательств третьим лицом.
Объектом исследования являются правовые отношения, возникающие в процессе исполнения договорного обязательства.
Предметом исследования является правовое регулирование исполнения договорного обязательства.
Методологическую и методическую основу выпускной квалификационной работы составляют общенаучные и частнонаучные методы познания, в частности: системный, логический, технико-юридический, сравнительный, формально –юридический, аналитический, исторический.
Научную основу составили фундаментальные труды М.М. Агаркова, Р.С. Бевзенко, В.В. Бердникова, М.И. Брагинского, В.В. Витрянского, Д. Гаврина, Ю.С. Гамбарова, Н.М. Голованова, Б.М Гонгало, Е.А. Суханова, В.В. Залесского, Ю.М. Доренковой, О.С. Иоффе, К.Д. Кавелина, Р.А. Камалитдиновой, А.А. Кота, Д.И. Мейера, В.К. Райхера, Р. Саватье, С.В Сарбаш. и других.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Теоретическая значимость исследования заключается в научных выводах и предложениях по рассматриваемой проблеме, которые могут стать основанием для дальнейшей научной полемики и предпосылкой проведения новых научных исследований.
Исследуемые в проблемы исполнения договорных обязательств относятся к числу важных проблем современной юридической науки.
Исполнение означает осуществление чего-нибудь. Поскольку мы исследуем понятие исполнения именно обязательства, а не чего-либо другого, следует обратиться к понятию обязательства, легальное определение которого содержится в п. 1 ст. 307 ГК РФ, краткий вариант его и послужит нам отправной точкой.
В силу обязательства одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие либо воздержаться от определенного действия, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности. Таким образом, можно говорить, что обязательство - это программа действий сторон, своего рода сценарий, план. Осуществление этой программы сторонами и есть исполнение обязательства.
Исполнение обязательства является сложным объективным явлением. С одной стороны, оно, будучи принадлежностью экономических отношений, является составляющей оборота, экономической жизни общества. Это проявляется в динамике собственности в экономическом смысле данного понятия и выражается в "перемещении" благ материальных и нематериальных от одного субъекта к другому.
Итак, исполнение обязательств, как и сами обязательства, является объективно необходимым для существования человечества и как юридическая величина составляет элемент гражданско-правового оборота.
С другой стороны, исполнение обязательств представляет собой нематериальную субстанцию, относящуюся к общественным отношениям, а именно правовым отношениям. В этом смысле исполнение обязательств выступает в виде юридического явления. В современном мире оно становится предметом правового регулирования и во всех законодательствах регламентируется с той или иной степенью детальности.
Исполнение обязательств, главным образом возникших из двусторонних и односторонних сделок, составляет один из основных элементов движения имущественных благ. Однако в действительности исполнение обязательств - не единственный элемент такового движения. Имущественные блага могут переходить от одного лица к другому не в связи с исполнением обязательства, но в связи с обязательством (например, в связи с принудительным применением мер гражданско-правовой ответственности за неисполнение обязательства). Помимо других случаев для исследуемой темы особое значение в этом смысле получает так называемое принудительное исполнение обязательства, которое, на наш взгляд, не может рассматриваться ни как сделка, ни как исполнение обязательства в подлинном смысле этого понятия.
Всякое обязательство по самому своему существу стремится прийти к исполнению. Напряженное состояние, созданное обязательством, стремится к прекращению. Нормальным является прекращение путем удовлетворения, т.е. путем осуществления требуемого обязательством состояния.
Стороны для того и вступают в обязательство, чтобы получить или произвести исполнение (исключение, наверное, составляет исполнение обязательства, возникающего из деликта, и исполнение кондикционного обязательства). Видимо, поэтому в литературе иногда отмечают, что механизмом исполнения обязательства является взаимная заинтересованность сторон [19, с.6]. Хотя это не совсем точно, поскольку заинтересованность сторон скорее является мотивом вступления в договорное обязательство, но не его механизмом. Кроме того, практика свидетельствует, что к моменту исполнения должник нередко вовсе не заинтересован в исполнении договорного обязательства, а по определенным видам обязательств (например, деликтным) такого интереса не усматривается в подавляющем большинстве случаев.
Исследование исполнения как самостоятельного правового феномена юридического быта нельзя провести без уяснения тех объективных общественных и физических законов, которые воздействуют на данные отношения и управляют ими. Исполнение, будучи явлением, происходящим в объективной действительности, подпадает не только под правовое регулирование позитивного права. Оно происходит во времени и пространстве, в тех или иных обстоятельствах, между теми или иными лицами. Поэтому и правила об исполнении обязательства, и действия по его исполнению не могут не испытывать влияния этих факторов.
Всякое обязательство подразумевает его исполнение. Не может существовать юридических обязательств, которые в принципе не предполагается исполнять. Если то или иное отношение облекается в форму гражданско-правового обязательства, однако его участники изначально не имеют намерения его исполнять, значит перед нами мнимая сделка.
На исполнение обязательства можно смотреть и как на должное, и как на сущее. Иными словами, можно говорить о том, что существует исполнение обязательства как деяние, подлежащее исполнению, но еще не состоявшееся, а можно исследовать его ретроспективно, т.е. как деяние уже свершившееся.
При исследовании исполнения обязательства обнаруживается тесная связь между исполнением и самим обязательством. Это и понятно, ибо одно немыслимо без другого. При этом само обязательство предопределяет и исполнение, причем не только в смысле обязательности последнего, но и по его характеру. Обязательство является причиной исполнения, а последнее, соответственно, следствием обязательства.
Исполнение обязательства является понятием родовым, поскольку оно охватывает деяния, совершаемые в рамках различных гражданско-правовых правоотношений: договорных и внедоговорных; по различным видам договорных обязательств; по отрицательным и положительным обязательствам; по делимым и неделимым обязательствам; по обязательствам с различным объектом: вещами движимыми и недвижимыми, правами (требованиями), деньгами и ценными бумагами, работами и услугами, информацией и интеллектуальной собственностью и т.д.
Исполнение обязательств зависит, таким образом, от специфики содержания их отдельных видов и даже каждого конкретного обязательства.
Исполнение осуществляется посредством волевых действий сторон обязательства: должник предлагает исполнение, кредитор принимает исполнение. Существование отрицательных обязательств предопределяет наличие исполнения в виде воздержания от определенного действия. Последнее, строго говоря, нельзя назвать действием, но это и не бездействие вообще, ибо оно осуществляется волевым усилием должника. Поэтому единым термином, пригодным для обозначения исполнения положительных и отрицательных обязательств, выступает чаще используемый в уголовном праве термин "деяние".
Действия по исполнению обязательства всегда направлены на прекращение обязательства, ибо надлежащее исполнение является юридическим фактом, с которым правопорядок связывает прекращение притязания кредитора и корреспондирующей ему обязанности должника.
Суммируя изложенное, предварительно можно сказать: юридически каждое исполнение по обязательству характеризуется тем, что оно представляет собой волевые деяния, направленные на прекращение обязательства. Это самое лаконичное и в то же время наиболее общее определение понятия исполнения по обязательству, хотя гражданскому праву известны еще более краткие определения понятия исполнения.
Надлежащее исполнение обязательства как юридический факт влечет прекращение обязательства.
В юридическом действии, т.е. таком действии, которое право принимает под свое ведение, момент воли составляет существенное условие действительности его.
Волевой момент является ключевым в вопросе исполнения. Поэтому в принципе мы согласны с мнением А.М. Гуляева по этому вопросу: "...обязательство или сводится к установлению известного права на имущество, или проявляется в деятельности лица безотносительно к тем последствиям, какие могли бы отразиться на имуществе; но в обоих случаях речь идет о действии лица, о проявлении его воли". В этом смысле примечательно и замечание Р. Саватье: "Исполнение обязательства само по себе представляет материальный акт, но волевой характер платежа превращает его в юридическое действие, результатом которого является прекращение обязательства. Чаще всего воля кредитора и должника в этом вопросе едина" [36, с. 419]. Правда, в замечании французского ученого, на наш взгляд, имеется неточность, ибо волевой характер не имеет первостепенного значения для юридического характера исполнения. Исполнение по обязательству является правовым явлением потому, что объективное право, т.е. правопорядок придает ему такое значение. В жизни имеется немало волевых действий: например, человек бросает курить. Это действие, безусловно, волевое, но для права оно обычно безразлично.
Однако, действительно, не может существовать исполнения обязательства без соответствующего волеизъявления.
С теоретической точки зрения можно предположить, однако, что обязательство исполняется как бы случайно, помимо воли должника, но все же его действиями, за его счет и в точном соответствии с условиями обязательства. Допустимо ли здесь говорить о том, что исполнение обязательства фактически состоялось, а то обстоятельство, что оно совершено без намерения прекратить обязательство должника, существенного значения не имеет? Видимо, и здесь уместен отрицательный ответ, однако последствия такого рода действий вовсе не обязательно будут заключаться в необходимости возврата кредитором полученного при условии, что объективное право распространит на это обстоятельство соответствующее позитивное регулирование.
Коль скоро исполнение связано с волевым моментом, то необходимо коснуться вопросов деформации воли, например, вследствие принуждения. Возможно ли принуждать к исполнению обязательства силой или угрозой? Ответ совершенно очевиден с точки зрения уголовного права: такое принуждение подпадает под деяние, именуемое самоуправством (ст. 330 Уголовного кодекса РФ). Однако если кредитор силой или угрозой вынудил должника исполнить обязательство, является ли это исполнение незаконным с гражданско-правовой точки зрения? Влечет ли оно прекращение обязательства? Подлежит ли оно возврату? В отечественной литературе этому вопросу уделяется немного внимания.
Представляет интерес мнение Ю.С. Гамбарова, который считал, что оспоримыми признаются сделки, достигающие незаконными безнравственными средствами, например побоями, вполне законного результата, например платежа долга. Однако последний случай считается спорным, так как многие юристы стоят еще на римской точке зрения и, не допуская оспаривания того, что было исполнено в силу обязанности ("dolo facit qui petit quod redditurus est"), принимают здесь ответственность за одно лишь самоуправство. С последним Ю.С. Гамбаров согласен не был. Современное европейское право рассматривает незаконным вещный договор, если он совершается под принуждением [12, с. 7].
Но как все же относиться к действию, совершенному не согласно собственной воле? Интересен подход к этому вопросу К.Д. Кавелина. Действие, совершенное человеком в состоянии безрассудства, под гнетом принуждения, невольно и бессознательно, приравнивается к событиям или фактам, происходящим по законам природы, без участия человека. Такие действия, подобно явлениям природы, могут устанавливать и прекращать юридические отношения, но рассматриваются не как действия, а как не зависящие от человека явления. В противоположность преднамеренным, сознательным, свободным и целесообразным человеческим действиям, они наряду с явлениями природы признаются случайностями, случаями. Под ними разумеются не беспричинные явления, а такие, которые совершаются помимо воли, предвидения и намерения людей [23, с. 229].
Наверное, в каком-то смысле случайное, бессознательное "исполнение" должником обязанности действительно близко к природным событиям. Другое дело, что праву, видимо, следует признать обязательство должника прекратившимся вопреки отсутствию подлинного юридического акта, поскольку кредитор добросовестно принял исполнение и оно является надлежащим (концепция совпадения). Иными словами, этому событию следует придать юридическое значение, т.е. отнести его к юридическому факту, который в совокупности с другими юридическими фактами и условиями права влечет прекращение обязательства. Однако непременным условием должны являться добросовестность кредитора и соответствие действия обязательству должника. Обратный подход во многих случаях противоречил бы экономической целесообразности, ибо добросовестный кредитор обязан был бы вернуть то, на что он в ту же секунду имел бы право притязать. В каких-то ситуациях это было бы невыгодно самому должнику, ибо он оказался бы в просрочке, по крайней мере, не освобождающей его от негативных последствий, например обязанности уплачивать проценты за пользование капиталом. Кроме того, в известных случаях здесь открывалась бы возможность и для зачета, что экономически, а отчасти и юридически означало бы то же самое, что и оставление исполненного у кредитора. Нельзя также не отметить, что в данной ситуации можно говорить об отсутствии у должника основания для истребования надлежащего исполнения у добросовестного кредитора.
Однако довольно сложно говорить о том, что точно таким же образом следует относиться и к действию должника, совершенному по незаконному принуждению. Здесь воля должника все же проявляется, однако она деформирована физическим или психическим принуждением (coactus, sed voluit). Едва ли можно считать, что обязательство следует рассматривать прекращенным исполнением, даже если исполнение надлежащее и оно принято кредитором. Для таких случаев нужно установить специальное регулирование публично-правового свойства и особые гражданско-правовые последствия исполнения под влиянием насилия или угрозы. Если исполнение надлежащее и вины кредитора в принуждении или насилии не установлено (насилие или угроза со стороны самостоятельно действующего третьего лица), то обязательство следует считать прекратившимся как бы исполнением. Если насилие или угроза применены по вине кредитора (им самим или третьим лицом), то обязательство также следует считать прекратившимся, но полученное им в виде санкции (уголовно-правовой или административно-правовой) следует обратить в доход государства, либо, если должник по двустороннему договору не получил встречное удовлетворение, ему следует дать право отказа от обязательства с возвращением исполненного.
Исполнение обязательства можно рассматривать не только как процесс, но и как юридический факт. Когда действия по исполнению обязательства стороны уже совершили, остается определить, прекратилось обязательство или нет. Если исполнение было надлежащим, обязательство прекращается, если нет - не прекращается вовсе либо не прекращается в части.
Коль скоро обязательство прекратилось надлежащим исполнением, можно ли говорить о том, что оно более вообще не существует как юридическое явление? Вправе ли мы говорить об исполненном обязательстве, или последнее есть логическое противоречие - если оно прекратилось, то его уже нет. Приблизительно в таком смысле рассуждал Д.И. Мейер, объясняя прекращение сделки в случае исполнения обязательств [30, с. 112].
В литературе иногда указывается, что действие обязательства исчерпывается, как только входящие в его состав права и обязанности полностью осуществлены, при этом чаще всего это происходит в результате исполнения.
Представляется, что термин "исчерпание обязательства" с теоретической точки зрения в чем-то предпочтительнее термина "прекращение обязательства", хотя бы потому, что после исполнения обязательства оно как юридическое явление не исчезает, не прекращается абсолютно полностью. Прекращаются обязанность должника и требование кредитора, и обязательство предстает как бы "опустошенным", оно является и исполненным обязательством, и одновременно прекращенным обязательством. На первый взгляд это может показаться парадоксом: если содержание обязательства (права и обязанности сторон) более не существует, то должна быть утрачена полностью и вся сущность обязательства целиком. Во многом так оно и есть, однако своего рода "тень" или "остаточное явление" обязательства сохраняется, но, конечно, то, что сохраняется, - это уже не обязательство, это явление иного порядка - идеальный результат квалификации обязательства исполненным и, следовательно, прекращенным [19, с. 10].
Обязательства, как известно, могут прекращаться по различным основаниям. Лишь одно из них представляет собой надлежащее исполнение. Следовательно, как с теоретической, так и с практической точек зрения следует различать обязательства исполненные и обязательства прекращенные по иным основаниям, без их надлежащего исполнения. В связи с этим представляется важным приведенная О.С. Иоффе классификация: гражданские правоотношения могут быть разделены на отношения прекращенные (отношения, прекращение которых выражает собой прекращение действия заключенных в них прав и обязанностей до их осуществления) и осуществленные (отношения, прекращение которых выражает собой осуществление заключенных в них прав и обязанностей) [22, с. 573].
Надлежаще исполненное обязательство как определенный факт действительности имеет также практическое значение, например, в свете так называемой кредитной истории должника. Оно имеет значение и для целого ряда других отношений: налоговых, по социальному страхованию, бухгалтерскому учету и др. [36, с. 420].
Термин "исполнение обязанности" можно понимать двояко: как исполнение обязанности должника, так и исполнение так называемой кредиторской обязанности управомоченного в обязательстве. Следовательно, "исполнение обязанности должника" - это совершение должником обусловленных обязательством действий, а "исполнение обязанности кредитора" - совершение кредитором действий по принятию исполнения, а также иных действий, без совершения которых обязанности должника не могут быть исполнены.
Надлежащее исполнение обязанности должника - это, по существу, надлежащее предложение должником исполнения, но не само исполнение обязательства, ибо пока оно не принято либо пока не использован субститут принятия исполнения (депонирование), обязательство не прекращается. Поэтому нам представляется ошибочным утверждение о том, что такой юридический факт, как исполнение обязанности должника, приводит к прекращению обязательства [13, с. 209]. Обязательство прекращается не одним лишь фактом исполнения обязанности должника, но и принятием исполненного или субститутом принятия (депонирование). В противном случае обязательство прекращалось бы при игнорировании воли кредитора. Закон же связывает прекращение обязательства с волеизъявлением кредитора на принятие исполнения (именно поэтому понадобилась норма ст. 327 ГК РФ об исполнении обязательства в депозит). Данный подход можно усмотреть еще в римском праве: "Для исполнения как способа прекращения обязательства существенно его соответствие формально признанному интересу кредитора и формальное согласие последнего". Другое дело, что необходимость выработки некоторых исключений из этого правила, в том числе в связи с концепцией совпадения, диктует сам оборот [31, с. 50].
В гражданском праве и гражданском законодательстве, равно как и в научных работах и на практике, термины "обязательство" и "обязанность" используются нередко в различных значениях. Иногда тождественных, иногда не совпадающих по значению. Так, например, в гл. 22 ГК РФ под "исполнением обязательства" в основном понимаются лишь действия должника. В п. 1 ст. 408 ГК РФ устанавливается, что надлежащее исполнение обязательства прекращает обязательство. Под надлежащим исполнением обязательства понимается исполнение должником обязанностей в соответствии с условиями обязательства и требованиями правовых актов. При таком положении следовало бы прийти к выводу, что достаточно должнику произвести все соответствующие (надлежащие) действия, и его обязанность должна считаться исполненной, причем независимо от того, принял ли кредитор исполнение или хотя и безосновательно, но не принял. Однако такое истолкование закона вступает в противоречие с некоторыми другими законодательными предписаниями, в том числе посвященными исполнению обязательства. Например, из ст. 327 ГК РФ следует, что если кредитор уклоняется от принятия исполнения, то, несмотря на то, что предложение исполнения является надлежащим, обязанность должника не прекращается, для чего ему и предоставляется право произвести исполнение в депозит нотариуса, после чего только его обязанность и будет считаться прекращенной, а также будет считаться прекращенным и обязательство, в том числе и обязанность кредиторская по принятию исполнения у должника. Из ст. 406 ГК РФ о просрочке кредитора также следует, что даже в тех случаях, когда кредитору предложено надлежащее исполнение, но он его не принимает, обязанность должника не считается исполненной, однако последний не несет связанных с этим негативных последствий.
На основании вышеизложенного, можно сделать следующие выводы. Исполнение обязательств - это один из способов прекращения обязательств, состоящий в совершении должником по требованию кредитора действий, составляющих содержание требования и обязанности (передача вещи, уплата денег, выполнение работ и т.п.) и соответствующих требованиям закона, иных правовых актов и обычаев о объекте исполнения; лице-исполнителе; лице, которому производится исполнение; времени исполнения и месте исполнения
Исполнение обязательства состоит в совершении кредитором и должником действий, составляющих содержание их прав и обязанностей или "исполнение обязательства состоит в совершении его сторонами определенных действий, составляющих содержание их прав и обязанностей".
Исполнение - это тот результат, к которому добросовестные стороны обязательства стремятся, полагают его достичь [19, с. 17].
С помощью исполнения обязательств достигается удовлетворение материальных и духовных потребностей граждан, юридических лиц, государства и общества в целом. С общефилософских позиций, наверное, можно говорить о том, что с помощью исполнения обязательств достигаются в том числе и цели общества в целом, однако с гражданско-правовой точки зрения исполнение обязательства достигает цели, поставленной его участниками (должником и кредитором).
В российской цивилистике отсутствует глубокое исследование понятия исполнения обязательства и его природы. Этот вопрос часто затрагивается попутно или весьма поверхностно. Относительно же тезиса: исполнение обязательства является сделкой - высказывается сожаление о том, что этот тезис не стал предметом пристального внимания юристов-практиков. К этому нужно добавить, что эта проблема не стала предметом пристального внимания не только юристов-практиков, но и российских юристов-теоретиков. Нередко и в учебной литературе при изложении понятия исполнения обязательства природа соответствующих действий не раскрывается. Хотя последнее, может быть, в чем-то оправданно, поскольку вопрос этот является чрезвычайно сложным и неясным в гражданском праве, но попытаться прояснить его в учебной литературе для студентов значило бы утяжелить изложение, запутать студента и тем самым более навредить, чем помочь в усвоении материала.
В юридической литературе нет единства мнений по поводу правовой природы исполнения. Пожалуй, все единодушны только в том, что надлежащее исполнение прекращает обязательство, однако что представляет собой исполнение обязательства, ученые видят по-разному. Есть даже такое вполне справедливое заключение: является ли исполнение юридическим действием, сделкой или чем-то иным, составляет глобальную проблему.
Сказанное в общем можно отнести не только к российской науке гражданского права, но и к зарубежной. "В буржуазной цивилистической литературе, - писал С.К. Май, - имеются различия во мнениях по вопросу о том, как следует юридически квалифицировать исполнение обязательства: видеть ли в таком исполнении своего рода договор между должником и кредитором, усматривать ли в нем наличие соответствующих односторонних действий должника или кредитора или же, наконец, считать, что исполнение представляет собою юридический факт, не носящий непременно характера правовой сделки" [33, с. 111].
Проблема юридической природы исполнения прежде собственного разрешения требует ответа на вопрос о возможности выработки единой унифицированной концепции исполнения обязательства. Этот вопрос - ключевой. Можно ли подвести под всякое исполнение, независимо от его вида, унифицированное его понятие, которое охватило бы любое и каждое исполнение обязательства? Или следует признать, что любое и каждое исполнение обязательства зависит от характера совершаемых во исполнение этого обязательства действий, таким образом, оно не может получить унифицированного определения понятия и будет различным, смотря по тому, какое из обязательств исполняется?
Обязательство прекращает надлежащее исполнение, которое, как правило, охватывает собой предложение исполнения должником и его принятие кредитором. Исключение составляет субститут принятия исполнения - передача его в депозит при наличии установленных в законе оснований. Вместе с тем действия должника и действия кредитора, составляя единый волевой акт, имеют и самостоятельную правовую природу. Это юридические действия, поскольку они влекут известные юридические последствия. Они обладают свойством их юридической направленности. Стороны совершают эти действия не бесцельно, в основе лежит юридическая цель. Следовательно, данные действия можно рассматривать как односторонние сделки, поскольку для возникновения определенных юридических последствий достаточно волеизъявления одной стороны [18, с. 8]. Например, должник надлежаще предлагает кредитору исполнение. Этот факт уже сам по себе имеет юридическое значение, поскольку снимает с должника ответственность за неисполнение, причем независимо от воли кредитора, независимо от действий последнего: даже если он не примет исполнения, должник не понесет ответственности за неисполнение обязательства. С точки зрения позитивного российского права юридически значимые последствия предложения исполнения можно, например, увидеть в п. 1 ст. 313 ГК РФ, согласно которому надлежаще предложенное третьим лицом за должника исполнение влечет обязанность кредитора его принять [16, с. 311]. Отрицание за действиями по предложению и принятию исполнения характера сделки требует объяснения того обстоятельства, что формально подпадающее под определение сделки явление вычленяется из этого института, отправляясь в неизведанную сферу юридических фактов, не имеющих ни понятия, ни характеристики.
Пожалуй, наиболее распространенный комментарий исполнения обязательства сводится к определению его в качестве сделки, причем характеристика этой сделки иногда не приводится, определение исполнения как сделки часто дается как бы попутно, т.е. при рассмотрении различных иных вопросов, а не исполнения непосредственно [28, с. 24].
Отдельные исследователи, затрагивая проблему юридической характеристики исполнения, полагают, что сделочная природа исполнения в настоящее время получила законодательное закрепление, при этом они ссылаются на предписание п. 3 ст. 159 ГК РФ, где установлено правило, согласно которому сделки во исполнение договора, заключенного в письменной форме, могут по соглашению сторон заключаться устно [42, с. 10]. Однако последнее является скорее только косвенным нормативным обоснованием сделочной природы исполнения. Данное предписание вовсе не предназначено для решения вопроса об исполнении обязательства вообще. Иными словами, было бы ошибочным полагать, что коль скоро законодатель предполагает возможность заключения сделок во исполнение договора, то всякое исполнение является сделкой.
Намерение (направленность) действий (воздержания от действий) по исполнению обязательства на прекращение последнего часто используется как обоснование исполнения в качестве сделки [52, с. 188]. Это представляется верным, но не полным обоснованием, ибо для этой характеристики важным является также правомерность действий и волевой момент.
В юридической литературе приводится и более развернутая аргументация квалификации исполнения обязательства в качестве сделки: "Исполнение обязательства является правомерным волевым действием, которое влечет прекращение обязанности должника. Следовательно, исполнение обязательства является сделкой. Должник, совершая предусмотренное обязательством действие, стремится освободить себя от лежащей на нем обязанности. Исполнение обязательства представляет собой именно тот результат, к которому стороны стремились, достижение этого результата является целью сторон обязательства" [16, с. 311]. К этому следует добавить, что действия кредитора по принятию исполнения имеют тот же волевой характер и влекут предусмотренные законом последствия в виде прекращения обязательства. Одних лишь действий должника по исполнению обязанности недостаточно.
Волевой момент. Другим определяющим элементом в характеристике исполнения как сделки является наличие воли на ее совершение, которое выражается в волеизъявлении - действии или воздержании от конкретного действия (действий). Здесь можно привести слова Г.Ф. Шершеневича, который верно указывал, что в основе правовой обязанности, как и субъективного права, лежит воля [46, с. 67]. Определяющее значение воли здесь выступает в связи с тем, что таковое качество за ней признается правопорядком.
Правомерность - еще один присущий сделке признак, который также характерен для надлежащего исполнения обязательства. Однако здесь надо поставить вопрос о ненадлежащем исполнении обязанности, т.е. предложении обязанным лицом должного, но с нарушением условий обязательства и требований законодательства. Можно ли сказать, что ненадлежащее исполнение является правомерным действием должника? Если в самом определении такого исполнения содержится негативное к нему отношение, то вроде бы появляется основание сказать, что ненадлежащее исполнение не является правомерным действием. Значит, это действие утрачивает один из определяющих критериев сделки. М.И. Брагинский, указывая, что надлежащее исполнение прекращает обязательство, ничего не говорит о судьбе этого обязательства при ненадлежащем исполнении. Он отмечает, что в этом случае наступают различные неблагоприятные последствия, предусмотренные в общей или специальной статье ГК РФ, в ином законе либо другом правовом акте или договоре [11, с. 449].
В разрешении проблемы неправомерности ненадлежащего исполнения возможно и такое рассуждение. Предложение ненадлежащего исполнения (в ненадлежащем месте, ненадлежащее время, частичного и т.п.) в смысле предложения кредитору удовлетворения по обязательству само по себе как действие правомерно и поэтому не подрывает сделочной теории исполнения. Неправомерным является бездействие должника, которое выражается в несовершении им должных действий, придающих исполнению качество надлежащего. Именно это деяние и является правонарушением, влекущим неблагоприятные последствия для должника. Эти последствия таковы, что они могут повлечь за собой привлечение должника к гражданско-правовой ответственности или, например, предоставить кредитору право отказаться от принятия исполнения. Однако само предложение материального блага кредитору все же неправомерным действием не является. Кроме того, неправомерность ненадлежащего исполнения охватывается условиями обязательства, подлежащего исполнению. Иными словами, обязательство и его исполнение находятся как бы в разных плоскостях, вследствие чего нарушение условий обязательства не влечет неправомерности действия должника по исполнению, но обнаруживает в известном смысле неправомерность в бездействии по обязательству.
Рассмотрение исполнения обязательства в качестве сделки не является характерным только для современной российской науки. Римские юристы рассматривали, например, исполнение обязательства (solutio) по переносу собственности (dare) как юридическую сделку. Дореволюционная юридическая литература также содержала по этому вопросу некоторые данные, хотя и не всегда развернуто аргументированные или ясно выраженные [52, с. 57].
Не до конца четко выражена, например, мысль П.П. Цитовича, который применительно к исполнению обязательства по передаче товара в рамках договора купли-продажи утверждает, что исполнение договора обоюдно: продавец исполняет договор сдачей, покупщик исполняет взятием, получением купленного товара. Из последующего изложения можно заключить, что ученый полагал действия сторон юридическими, т.е. изъявлением воли, имеющим правовое значение, однако каково соотношение этих действий, не уточнялось [45, с. 229].
В литературе было высказано мнение, хотя и без подробного его обоснования, что исполнение обязательства следует отнести к вспомогательным сделкам, которые совершаются для реализации другого, уже ранее существовавшего между сторонами, правоотношения.
Нам представляется это мнение обоснованным. Ведь исполнение - это сделка особого рода, так сказать, сделка второго уровня (или, как иногда не без основания указывают в литературе, "вторичная сделка"). Она всегда совершается во исполнение обязательства. Если последнее возникло из договора или иной сделки, то, следовательно, исполнение - вторая сделка. Если обязательство возникло по какому-либо другому основанию, то вспомогательная, "исполнительская сделка" - второй юридический факт, целью которого является прекращение обязательства, т.е. устранение последствий первого юридического факта.
Изложенный подход не представляет новизны в науке гражданского права. Еще ранее в отечественной литературе в связи с исследованием вопросов, связанных с ценными бумагами, М.М. Агарков, ссылаясь при этом на развитие взглядов Stampe немецким ученым Oertmann, указывал: "Последний предлагает разделять все сделки, входящие в имущественный оборот, на две категории: сделки хозяйственные (Wirtschaftsgeschafte) и специфические (spezifische Rechtsgeschafte) [8, с. 157]. Первые служат для того, чтобы осуществлять тот или иной хозяйственный результат: обмен благ, дарение, возмездное или безвозмездное предоставление пользования и т.п. Вторые служат для достижения определенного правового результата (традиция, составление векселя, отречение, перевод долга, уступка требования). Этот правовой результат не имеет самодовлеющего значения, а всегда служит для осуществления какого-либо хозяйственного эффекта. Но при этом сама сделка не позволяет узнать, для какой хозяйственной цели она предназначена. Так, например, передача вещи может иметь своей целью погашение долга, дарение, возмездную передачу собственности и т.д. Отношения между теми и другими сделками могут быть различны и зависят от правопорядка и воли участников. Правопорядок может игнорировать хозяйственные цели и иметь в виду только правовой результат. Так обстояло дело, например, при римской stipulatio. Хозяйственный эффект является в этом случае только юридически безразличным следствием правового результата (абстрактные сделки). Возможно обратное отношение. Правопорядок имеет в виду непосредственно хозяйственные цели сделок. Специфические сделки являются в таком случае только лишенными самостоятельности составными частями хозяйственных сделок. Наконец, возможна промежуточная комбинированная система, в большей или меньшей степени характерная для современных законодательств. Она заключается в том, что за хозяйственной сделкой признается полная юридическая сила, но при этом целый ряд специфических сделок является не просто составной частью первой, а производит самостоятельное действие. В этом последнем случае мы имеем абстрактные сделки" [8, с. 158].
В литературе обосновывается теория распорядительных сделок, которые совершаются во исполнение договора и посредством которых кредитор получает удовлетворение. Ученые этой позиции во многом используют концепцию вещного договора и распорядительных сделок. Отечественные ученые предлагают именовать такие сделки предметными для противопоставления их обязательственным сделкам. "Обязательственные сделки всегда изменяют правовое положение определенного лица, и никогда не меняют правового положения определенного предмета. В собственном узком смысле слова распорядительные сделки (истинные распорядительные сделки) представляют собой "наделяющие" сделки (Zuwendungsgeschafte), т.е. действия, приводящие к одностороннему обогащению контрагента с изменением предметного правового режима. Такие сделки совершаются исключительно в интересах другой стороны. Акт распоряжения совершает теряющая сторона, вторая же сторона лишь приобретает" [17, с. 24].
Действительно, можно согласиться с тем, что, например, передача во исполнение договора купли-продажи вещи является актом распоряжения вещью и передача вещи должником (продавцом) и ее принятие кредитором (покупателем) разрешает юридическую судьбу вещи. В самом деле, в рамках такой сделки одна сторона приобретает некоторое благо, а другая расстается с ним. Однако поскольку такая сделка не находится в изоляции, говорить о том, что она совершается исключительно в интересе одной стороны, сложно. Применительно к передаваемому объекту это, наверное, правильно, но если посмотреть на этот вопрос шире, то можно обнаружить интерес и у другой стороны. Ведь передачей вещи прекращается обязательство продавца, не говоря уж о том, что договор купли-продажи предполагает и другую распорядительную сделку, по которой уже, наоборот, продавец получает благо от покупателя - деньги. Поэтому интерес здесь все же присутствует, другое дело, что он как бы опосредован. Он лежит не в плоскости передачи и получения вещи, а вне этой распорядительной сделки.
Немецкая теория и практика гражданского права в последнее время оказывает сильное влияние на понимание исполнения в качестве распорядительной сделки. Молодые отечественные ученые полагают возможным воспринять эту концепцию, не всегда, однако, четко представляя ее себе. Так, В.В. Шагова рекомендует следующее: "В ходе работ по совершенствованию действующего законодательства могут быть учтены положения германского гражданского законодательства о необходимости заключения и исполнения двух сделок: из одной должно вытекать право требования передачи определенного имущества, вторая должна быть направлена на фактическую передачу имущества во владение" [47, с. 20].
Речь идет о концепции так называемых вещных договоров, по которым передается право на предмет исполнения по обязательству и которые влекут вещно-правовой эффект. При этом вопрос передачи владения для движимых вещей решается отдельно в рамках института передачи вещи (traditio). Более подробно концепция вещного договора, которая далеко не всеми признается логически сбалансированной и тем более пригодной для отечественного правопорядка, будет рассмотрена ниже. Кроме того, следует принимать во внимание и то обстоятельство, что в современной доктрине немецкого гражданского права, как мы указывали выше, существует не одна, а несколько теорий исполнения обязательства.
Особняком стоит упоминание о том, что сделкой является предоставление исполнения . Нам представляется это верным, ибо предложение исполнения и принятие исполнения являются волевыми односторонними актами и сходны в этом смысле с офертой и акцептом, обмен которыми при соблюдении всех прочих требований закона влечет к их поглощению новой двусторонней сделкой –договором [28, с. 661].
Современная судебная практика в России не единообразна в оценке исполнения различных обязательств. В одних случаях она содержит упоминание о распорядительных сделках и, судя по всему, склонна рассматривать, например, платеж по обязательству в качестве сделки [57, с. 66].
Практика отдельных арбитражных судов, рассматривая действия по исполнению договора (в частности, действия по оплате выполненных работ посредством передачи векселей), отмечает, что передача предмета (векселей) не является самостоятельной сделкой, а служит лишь способом исполнения другого обязательства (договора подряда), в связи с чем не порождает каких-либо новых прав и обязанностей у сторон [62]. Действительно, если рассматривать исполнение в качестве сделки, то следует отметить, что данная сделка, будучи направленной на прекращение обязательства, для конкретного обязательственного отношения имеет характер правопрекращающей сделки. Если исполнение надлежащее, эта сделка приводит к прекращению обязанности должника и права кредитора. Поэтому такую сделку можно именовать ремиссионной. При этом в легальном определении сделки (ст. 153 ГК РФ) содержится указание на действия сторон, направленные на прекращение гражданских прав и обязанностей, поэтому то обстоятельство, что действия по исполнению обязательства не влекут возникновения новых прав и обязанностей у сторон, вовсе не доказывает, что данные действия не могут относиться к сделкам. Как уже указывалось, зачет, например, не влечет возникновения прав и обязанностей, однако является сделкой.
В другом деле оспаривалась передача векселей должником, признанным банкротом. Суд указал следующее. В соответствии с положениями гл. 9 ГК РФ недействительными могут признаваться сделки, как они определены в ст. 153, 154 ГК РФ, а не документы, оформляющие последствия или исполнение этих сделок. Оспариваемые конкурсным управляющим акты приема-передачи векселей не являются сделками. В рассматриваемом случае векселя служат средством платежа по договору за поставленные истцу горюче-смазочные материалы и подтверждают лишь исполнение сделки в части оплаты продукции. Правовых оснований для признания актов приема-передачи векселей недействительными не имеется [63].
При рассмотрении одного из дел Президиум ВАС РФ указал, в частности, что действия сторон, направленные на передачу истцом принадлежащего ему имущества ответчику и принятие его ответчиком на свой баланс, изменяют права собственности на спорное имущество, в связи с чем их следует расценивать как гражданско-правовую сделку [59].
Противоположную позицию можно усмотреть в других судебных актах. В частности, суд указал, что зачисление денег на счет клиента является банковской операцией, осуществленной во исполнение договора банковского счета, а не самостоятельной сделкой. Интересно, что тот же самый суд по другому делу ранее высказался следующим образом. Действия клиента и банка, осуществленные во исполнение договора на расчетное и кассовое обслуживание, соответствуют правилам ст. 845 ГК РФ и свидетельствуют о наличии существенного признака сделки, определенного в ст. 153 ГК РФ, - специальной направленности волевого акта на установление гражданских прав и обязанностей.
Весьма примечательным в этом смысле является дело, рассмотренное Федеральным арбитражным судом Новосибирской области, связанное с оспариванием сделок, совершенных несостоятельным должником в течение так называемого периода подозрительности (шесть месяцев до возбуждения дела о банкротстве). Этот вопрос является здесь особенно важным, поскольку договор как обязательственная сделка может быть заключен еще до начала периода подозрительности, но исполнен уже в течение периода подозрительности. Очевидно, что вред кредиторам наносится именно исполнением договорного обязательства, и, более того, в этот момент действует презумпция известности вредоносности действий должника по совершению сделки. Данная презумпция и является тем правовым мотивом, по которому законодательства допускают опровержение сделок по такому специальному основанию. С этой проблемой и столкнулся, разрешая спор, упомянутый суд. В судебном акте в результате было указано следующее.
Кассационная инстанция полагает, что у суда не было оснований для удовлетворения исковых требований о признании сделки по возврату кредита недействительной по основаниям, предусмотренным ст. 78 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)", поскольку истец заявил о признании недействительными действий сторон по исполнению договора, сами по себе эти действия сделкой не являются [60].
В другом случае суд не признал характера сделки за передачей движимого имущества по акту приема-передачи, полагая, что суды нижестоящих инстанций, обоснованно применяя ст. 153 ГК РФ, пришли к правомерному выводу об отсутствии в вышеупомянутом действии проявления направленной на установление, изменение и прекращение прав и обязанностей воли юридических лиц, имеющих правовой характер.
Сделочную теорию исполнения можно рассмотреть в сравнительном плане с неполноценным исполнением. Общепризнанной в гражданском праве является возможность прекращения обязательства не только его исполнением, но и другими способами, которые реализуются сторонами отношения. В российском праве все неполноценные исполнения являются сделками. Причем некоторые из них односторонние (зачет), другие - двусторонние (новация, отступное, прощение долга). Как надлежащее исполнение, так и неполноценного исполнения приводят к одному и тому же юридическому последствию - прекращению обязательства. В связи с этим можно предположить, что и то, и другое явление должно иметь одинаковую юридическую природу [24, с. 112]. Если это верно, то весь ряд юридических фактов, прекращающих обязательство по воле сторон, необходимо отнести к сделкам. С другой стороны, можно обнаружить и существенное юридическое отличие неполноценного исполнения от надлежащего исполнения. Если к первым должник не обязан, то к надлежащему исполнению он обязан, что может послужить основанием для выявления в исполнении особых качеств, позволяющих вывести его из ряда других юридических фактов, влекущих прекращение обязательства. Итак, сравнение исполнения и неполноценного исполнения, которое приводит к выводу об их сделочной природе, если и может являться доказательством отнесения исполнения к сделке, то лишь косвенно, так как потенциально подвержено контраргументацией.
В вопросе об исполнении как об односторонней сделке необходимо прежде опять оговориться, что понимается под исполнением: только действия должника или также и действия кредитора. Если под исполнением понимать действия обоих субъектов обязательственного отношения, то, следовательно, надо говорить как минимум о двух односторонних сделках. Конечно, можно было бы предположить, что действия должника по исполнению рассматриваются как односторонняя сделка, а действия кредитора, принимающего исполнение, - как что-то другое: фактические действия, юридические действия, не являющиеся сделкой (например, юридический поступок), или что-то третье.
Схожая точка зрения применительно к римской традиции была высказана в литературе. Речь идет о таких случаях, когда волеизъявление каждой из сторон не взаимно, а как бы изолированно. Должник, например, оставляет вещь для кредитора, лишаясь тем самым владения, как бы отказываясь от него, и это односторонняя сделка. Затем кредитор завладевает вещью, что также с его стороны суть юридический односторонний акт. Налицо две изолированные сделки по исполнению обязательства. Однако эта точка зрения представляется не бесспорной, поскольку и первая, и вторая сделки все же не совершаются сами по себе. Должник оставляет владение вещью, чтобы ее взял кредитор и с целью погашения своего обязательства. А кредитор принимает вещь с целью исполнения своей кредиторской обязанности и ввиду предложения ему этой вещи должником. Оба волеизъявления объединяются, составляя единый акт. Тот факт, что внешне это может проявляться в разное время и в разных местах, ничего не меняет в принципе. Оставленная с известной целью вещь как бы удерживает подле себя волю должника по ее передаче. Даже когда вещь не передается из рук в руки, действия по передаче права на нее обоюдные, а фактические действия могут выглядеть как изолированные, но и эта изоляция лишь видимость. Сами стороны понимают, что вещь оставляется для того, чтобы она была взята управомоченным, а не для иных каких-то целей. Должник, обладая хозяйской властью, воздействует на вещь так, чтобы она, согласно условиям соглашения, попала во власть управомоченного, а последний понимает, что ему предоставляют право овладеть ею, заполучив в отношении нее власть хозяина. Как можно не увидеть здесь соглашения сторон, ограничившись двумя якобы отвлеченными юридическими актами? Все это уже достаточно убедительно было обосновано И.Н. Трепициным. Здесь есть и еще один немаловажный момент. Если смотреть, например, на исполнение обязательства по передаче вещи в собственность через призму двух изолированных волевых актов сторон, то может случиться так, что должник, совершив "свою" сделку, лишится права собственности на вещь, а кредитор, по каким-либо причинам, не изъявив "свою" волю права, собственности не приобретет. Но последнее вовсе не отражает цели исполнения обязательства и намерения сторон.
Чаще всего, однако, когда говорят об исполнении как сделке односторонней, имеют в виду действия должника. Так, В.Ф. Яковлев, рассматривая структуру гражданских правоотношений, указывает, что в обязательственном правоотношении каждая из сторон располагает известной свободой односторонних действий, например по исполнению обязательства. При этом остается неясным, какие именно действия имеются в виду. Если речь идет о действиях по предложению и принятию исполнения, мы готовы согласиться с этим, но лишь в том смысле, что односторонней сделкой является предложение исполнения должника, когда же совершится односторонняя сделка кредитора по принятию исполнения, эти две сделки (так же как оферта и акцепт) образуют двустороннюю сделку [52, с. 107].
Соглашаясь с мнением В.С. Толстого, действия должника по предложению исполнения, которые отождествляются собственно с исполнением, рассматривает в качестве односторонней сделки Л.Г. Ефимова. При этом автор рассматривает и получение исполнения в качестве односторонней сделки, в связи с чем ее позиция приближается к трактовке исполнения как двух изолированных односторонних сделок должника и кредитора.
Исполнение характеризуется нередко в качестве односторонней сделки, однако с оставлением непоименованных изъятий из этого. "Исполнение обязательства как правомерное и волевое действие (поведение) должника, направленное на прекращение имеющейся у него обязанности (долга), представляет собой сделку, причем нередко одностороннюю" [17, с. 41]. Заметим, что Е.А. Суханов определяет здесь в качестве односторонней сделки именно действия должника, а не действия кредитора и должника, что само по себе оставляет место для продолжения "развития событий", так же как это происходит с офертой и акцептом. Иными словами, если последует сделка со стороны кредитора по принятию исполнения, то волевые действия сторон сольются в один акт волеизъявления - двустороннюю сделку. Однако дальнейшее изложение в этом источнике применительно к действиям кредитора, кроме указания на его кредиторские обязанности по принятию исполнения, других указаний на правовую природу этих действий кредитора не содержит.
По мнению Г.И. Стрельниковой, действия по исполнению обязательства специально направлены на возникновение, изменение или прекращение прав и обязанностей, т.е. являются односторонними сделками. К сожалению, автор не иллюстрирует, каким образом исполнение обязательства, которое в соответствии с п. 1 ст. 408 ГК РФ влечет прекращение обязательства, может повлечь также возникновение или изменение прав и обязанностей. Возможно, имеются в виду случаи ненадлежащего исполнения, которые действительно могут привести и к возникновению нового обязательства, и к изменению существующего обязательства.
В качестве односторонней сделки рассматривает исполнение О.С. Иоффе, при этом так же, как Е.А. Флейшиц, он относит такую сделку к вспомогательным. М.В. Телюкина, относя исполнение обязательства к односторонним сделкам, добавляет, что последнее является спорным [55, с. 18].
Однако, несмотря на упомянутую спорность, с учетом изложенного представляется достаточно обоснованным считать действия должника по исполнению и действия кредитора по принятию исполнения в качестве односторонних сделок.
Таким образом, мы полагаем, что исполнение обязательства, заключающееся в действиях должника по исполнению и действиях кредитора по принятию исполнения, представляет собой волеизъявление сторон, каждое из которых может рассматриваться как односторонняя сделка, но вместе они образуют своеобразную сделку по исполнению обязательства, прекращающую обязательственное правоотношение.
Современная цивилистика дает немало доводов в пользу отнесения исполнения к договору. Однако институт договора в гражданском праве не представляет собой унитарного учения, поскольку предполагает наличие различных типов, видов и подвидов договора, классифицируемых по различным основаниям. Некоторые наиболее часто встречающиеся подходы мы приводим ниже.
В римском праве исполнение обязательства из договора купли-продажи, как известно, совершалось посредством традиции (traditio), т.е. посредством передачи вещи. При этом традиция рассматривалась исследователями как вещный договор. Следовательно, исполнение обязательства по передаче вещи относилось к договору, причем к вещному договору, в том смысле, что по нему передавалось вещное право (в римском праве разработанной концепции вещного договора не существовало). Кроме того, традиция, по свидетельству Ю. Барона, по римскому праву обсуждается как абстрактная сделка, хотя в гражданском обороте она таковою не бывает.
Исполнение обязательства рассматривается как договор и некоторыми французскими учеными. Так, Л. Жюллио де ла Морандьер, именуя исполнение платежом, указывал, что платеж можно определить как юридическую сделку, направленную на прекращение обязательства, и добавлял, что его можно даже назвать соглашением, ибо он предполагает согласие должника и кредитора. Однако эта позиция вовсе не совпадает с глубоко проработанной немецкой концепцией вещного договора, где исполнение охватывает не только вещным договором, но и собственно передачей [48, с. 32].
В современной российской цивилистике исполнение обязательства по передаче вещи рассматривается в качестве договора Б.Л. Хаскельбергом, что обосновывается им наличием здесь двустороннего волеизъявления сторон [44, с. 57].
Рассматривая вопросы уступки права требования, Л.А. Новоселова присоединяется к мнению других правоведов, квалифицирующих передачу права в качестве двусторонней сделки (соглашения, договора). При этом такая сделка определяется ею как сделка "транспортная", "транслятивная", "распорядительная". Указание же на то, что уступка права может совершаться и посредством односторонней сделки, поскольку ГК РФ не исключает этого, именуя уступку права (требования) сделкой, а не договором, представляется нам спорным. ГК РФ вовсе не предрешает характера уступки права, именуя ее сделкой [48, с. 25]. Последние, как известно, могут быть и односторонними, и двусторонними, и многосторонними. Представляется, что использование законодателем термина "сделка" применительно к уступке права требуется для отграничения от других случаев правопреемства - перехода права в силу закона, т.е. независимо от воли сторон этого отношения. В литературе имеется обоснование необходимости отнесения уступки требования к договору. Причем свойства договора придаются и такой разновидности уступки, как бланковая цессия .
Л.А. Новоселовой, а также другими учеными убедительно доказан абстрактный характер цессии. Таким образом, исполнение обязательства по передаче права (требования) происходит посредством соглашения (договора), являющегося распорядительной абстрактной сделкой.
В.С. Толстой рассматривал действия должника и кредитора как односторонние сделки, ссылаясь при этом на С.Н. Братуся и В.Н. Охоцимского и, напротив, критикуя концепцию О.А. Красавчикова. Однако, как нам представляется, взяв за основу пример договора купли-продажи, В.С. Толстой допустил некоторое смешение исполнения двух обязанностей (должника и кредитора). Он указывает, что каждая из сторон действует самостоятельно с целью погашения своего долга, отсюда им и выводятся две односторонние сделки по исполнению обязанностей: действия покупателя и действия продавца или односторонняя сделка продавца по передаче вещи и односторонняя сделка покупателя по передаче денег [43, с. 21]. Если это и верно, то отчасти, скорее наполовину. Ибо, с нашей точки зрения, каждая из этих сделок дополняется другой односторонней сделкой (соответственно по принятию вещи и принятию денег), но в результате получаются не четыре односторонние сделки, а две двусторонние: 1) передача (предложение) вещи и ее принятие; и 2) передача (предложение) денег и их принятие. В результате договор купли-продажи исполняется посредством совершения двух других распорядительных сделок, каждая из которых опосредует соответственно исполнение обязательства продавца и исполнение обязательства покупателя [38, с. 64].
Однако В.С. Толстой не согласен с квалификацией предложения и принятия долга в качестве двух актов, составляющих в результате договор. "Поскольку, - подчеркивает он, - обязанность принять долг исполняется всегда после предложения, исходящего от должника, имеются некоторые основания утверждать, что она лишь условие, необходимое для выполнения должником обязанности, в то время как обязанность передать выступает в качестве самостоятельной [43, с. 23].
Действия сторон в обязательстве следуют одно за другим, взаимозависимы, направлены на достижение общего фактического результата, поэтому на первый взгляд они представляют собой единый акт. К.К. Яичков так и пишет: "С принятием груза лицом, надлежаще уполномоченным на его получение, акт выдачи груза становится двусторонним актом и вполне законченным юридическим действием". Но в том-то все и дело, что с юридической точки зрения передача и принятие редко тесно примыкают друг к другу. Здесь каждый из участников правоотношения действует во исполнение разных обязанностей, имеет намерение вызвать разные юридические последствия. Поэтому даже тогда, когда сдача-приемка оформляется единым документом, есть серьезные основания полагать, что действия сторон с точки зрения права не являются единым актом" [43, с. 69].
В.С. Толстой в опровержение договорной природы исполнения обязательства приводит сначала довод о несовпадении по времени акта предложения и принятия исполнения и верно тут же отметает его, ссылаясь на случаи оформления сдачи-приемки единым документом (кстати, само по себе это не указывает на совпадение волеизъявлений по времени).
Два других довода следует разобрать отдельно. Итак, можно ли положить в основание критики договорной природы исполнения обязательства тот факт, что каждая из сторон правоотношения действует во исполнение разных обязанностей (имеется в виду обязанность должника и кредиторская обязанность принять исполнение). Во-первых, сам В.С. Толстой немногим ранее указывал на своеобразие кредиторской обязанности принять исполнение. Во-вторых, как представляется, данные обязанности выступают в качестве своего рода мотива для действий сторон, что для самих действий, в которых воплощается воля сторон, значения не имеет. Указание на различие обязанностей сторон, служащих основанием их действий, вовсе не опровергает того, что результатом взаимных действий может являться договор. Приведем пример: одно лицо, действуя на основании договора поручения, заключает договор купли-продажи с другим лицом, которое действует на основании договора комиссии, являясь комиссионером. Каждая из сторон действует во исполнение разных обязанностей, более того, возникших из разных оснований (договор поручения и договор комиссии), однако едва ли мы поставим под сомнение договорную природу заключенной сделки купли-продажи.
Третий довод сводится к тому, что юридический акт каждой из сторон направлен на разные юридические последствия. Представляется, что это не так. Последствием исполнения обязательства является прекращение этого обязательства. Это и есть тот ближайший юридический результат, на который направлены действия сторон. И этот результат един как для кредитора, так и для должника. Последствием этого результата является получение соответствующего блага кредитором и освобождение от бремени должника. Эти юридические последствия действительно различны. Однако нельзя сказать, что кредитор не желает достичь результата, интересующего должника. Все дело в том, что исполнение и его принятие взаимозависимы и в то же время взаимосвязаны. Без предложения нет принятия. По общему правилу без принятия предложение не достигает цели. Можно ли говорить, что должник не стремится к тому, чтобы исполнение было принято. Едва ли, ведь именно принятие освободит его от бремени обязательства. Именно поэтому большинство законодательств допускает возможность на случай неисправности кредитора произвести исполнение в депозит, искусственно заместив тем самым отсутствующие действия кредитора по принятию исполнения. Кроме того, если говорить, что исполнение договора не может рассматриваться в качестве общего для должника и кредитора акта в силу разности юридических последствий, вызываемых их действиями, то следует объяснить и такое обстоятельство в сфере договорных отношений, как возникновение самого договора. Почему же оферта и акцепт смогли соединиться в единый договор? Ведь и здесь эти акты не могут не включать в себя все содержание договора, т.е. все будущие права и обязанности сторон. Но ведь в этих правах и обязанностях исполнение уже запрограммировано, т.е. нельзя сказать, что сторона, намеренная продать, не желает, чтобы другая сторона стала собственником. Это уже встречавшаяся нам логическая ошибка, допускающая возможность передачи объекта без возможности его принятия. Представляется, что в рассматриваемом аспекте направленности воли сторон в обязательстве нельзя расчленить это намерение: я желаю продать (имеем в уме: получить деньги за проданное), но не желаю, чтобы другая сторона стала собственником, ибо этот результат не есть "мой" юридический результат. В реальной жизни, конечно, такое бывает, но эти отношения регулируются иным отраслевым законодательством - уголовным и относятся не к заключению договора, а к мошенничеству под видом заключения договора [38, с. 67].
Отчуждение и в узком смысле представляется единой сделкой, а не соединением двух сделок, из которых одна заключала бы в себе прекращение права для данного лица, а другая - установление права равного содержания для другого. Такое раздвоение сделки отчуждения не может быть допущено уже потому, что тот, кто переносит свое право на другого, хочет именно этого перенесения, а не прекращения права, которое есть для него только последствие, а не цель сделки отчуждения. Это соображение может быть практически важным, и особенно там, где переход права встречается с каким-либо препятствием на стороне его приобретения, например с неправоспособностью приобретателя; в этих случаях не принимается и прекращение права. Данное мнение поддерживается и современными правоведами, при этом верно отмечается, что "результат отчуждения наступает одновременно для отчуждателя и приобретателя" и что иного просто не дано [44, с. 85]. Применительно к исполнению обязательства столь же важным является принятие исполнения. При искусственном разделении этих двух юридических актов мы и в самом деле разошлись бы с самим назначением института удовлетворения по обязательствам. Если, например, юридический акт по получению предмета исполнения и права на него в силу того или иного изъяна является недействительным, но юридический акт по передаче исполнения предмета исполнения и права на него правовых изъянов не имеет, то должник лишится титула без приобретения его кредитором. Излишне обосновывать, что такая ситуация совершенно неприемлема для правильного регулирования отношений сторон по исполнению обязательств.
Если согласиться с тем, что любое исполнение обязательства, т.е. передача и принятие должного, является двусторонней сделкой, то следовало все же поставить этот договор отдельно от так называемых обязательственных договоров. Однако воспринять здесь концепцию вещного договора невозможно, ибо далеко не во всех случаях исполнения обязательства речь идет о переносе вещно-правового титула с должника на кредитора, а во многих случаях вообще никакого титула не переносится (оказание услуги). Поэтому представляется верным именовать такой договор правопрекращающим (ремиссионной сделкой), имея в виду его главную цель - прекращение обязательственного правоотношения сторон. Заключение такого договора влечет прекращение субъективного права кредитора требовать доставления оговоренного блага и прекращения обязанности должника к такому доставлению. Подобная ремиссионная сделка не влечет возникновения нового притязания и нового долга. Если исполнение предложено и принято кредитором, но оно является ненадлежащим, то и здесь наблюдается правопрекращающий эффект: либо обязательство прекращается полностью, но на его месте возникает новое (возмещение убытков, уплата неустойки) правоохранительное отношение, либо обязательство прекращается в части (при частичном исполнении). Возможно сочетание и одного, и другого последствия, смотря по тому, в чем заключалось ненадлежащее исполнение.
Восприятие сделочной теории исполнения влечет за собой необходимость разрешения целого ряда практических и теоретических проблем. Число последних столь значительно, что мы не имеем возможности охватить их все, поэтому затронем лишь часть из них.
Один из ключевых принципов гражданского права вообще и обязательственного в частности - принцип свободы договора. Поскольку на любые сделки распространяется принцип свободы договора, то независимо от того, к какой именно сделке отнести исполнение обязательства - двусторонней или односторонней, она должна подпадать под действие принципа свободы договора. Гражданскому праву известно исключение из действия этого принципа, когда заключение договора является обязательным (ст. 421, 445 ГК РФ). Применительно к сделке исполнения данный принцип окажется практически недействующим, поскольку исполнение обязанности должника и принятие надлежащего исполнения являются обязательными. Иными словами, стороны практически во всех случаях обязаны совершить сделку. Исключение составят случаи, когда в силу закона или соглашения сторон соответствующая сторона имеет право отказаться от исполнения в одностороннем порядке (ст. 310 ГК РФ). Изъятие столь значительного числа сделок из-под действия принципа свободы договора может вызывать теоретические сомнения в правильности квалификации исполнения как сделки (договора). Разрешение этой проблемы видится главным образом в том, что принцип свободы договора заключается в свободе субъекта по принятию на себя юридической обязанности, но как только она принята, возникает бремя ее исполнения. Здесь сам субъект договорных отношений самоограничил себя в собственной свободе, связав себя обязательством. Схожее самоограничение вызывается и предварительным договором. Стороны этого договора обязуются заключить в будущем основной договор, и этот последний также в известной степени выходит за рамки принципа свободы договора, но такой "сдвиг" вызван свободной волей самих сторон, и потому названный принцип вопреки, казалось бы, очевидной несвободе каждой из сторон продолжает проявляться и в основном договоре.
Коль скоро исполнение является сделкой, то, поскольку в законе не делается каких-либо исключений для таких сделок, на них могут быть распространены все нормы о недействительности сделок. В соответствии с п. 1 ст. 181 ГК РФ иск о применении последствий недействительности ничтожной сделки может быть предъявлен в течение десяти лет со дня, когда началось ее исполнение. Однако сделка по исполнению обязательства сама по себе как будто не предполагает исполнения. Поэтому данное правило необходимо модифицировать для целей исчисления исковой давности ничтожности действий по исполнению.
Проблема сделочной природы исполнения находит свое отражение и в сфере регулирования крупных сделок. В исследовании А.А. Маковской затрагивается вопрос о признании сделок, совершаемых в процессе исполнения договора ("вторичные сделки"), если указанный договор квалифицируется как крупная сделка. Здесь обосновывается вывод о том, что сделки, совершаемые в порядке исполнения ранее заключенной крупной сделки, одобренной в установленном порядке, не нуждаются в отдельном одобрении, даже если по формальным признакам они также могут быть отнесены к категории крупных сделок. Однако такое одобрение требуется, если "вторичные сделки" "отступают" от решения об одобрении основной сделки и если их совершение не следовало из существа одобренной основной сделки. Схожая проблема возникает и в отношении сделок с заинтересованностью [29, с. 9].
Восприятие договорной теории исполнения также влечет за собой целый ряд практических и теоретических вопросов. Коль скоро исполнение - договор, то следует определить, какие нормы закона о договоре подлежат применению к этому, безусловно, весьма своеобразному договору.
Какова форма этого договора и порядок его заключения; возникают ли из этого договора обязательства или это совершенно особый договор, не предусматривающий возникновение обязательств; каков предмет этого договора; можно ли его расторгнуть и в каком порядке и т.п.?
Если предположить, что из договора-исполнения возникают права и обязанности, то возникает риск оказаться в замкнутом логическом круге: договор предполагает исполнение, исполнение также является договором, который предполагает исполнение, но и последний договор предполагает исполнение, которое также является договором, который также предполагает исполнение, и т.д. до бесконечности. Парадоксальное на первый взгляд предположение о том, что из договора-исполнения прав и обязанностей не возникает и он сам не исполняется, позволяет избежать попадания в указанный замкнутый круг, но ставит вопрос о том, а можно ли такой очень своеобразный договор относить к гражданско-правовому договору или он настолько утрачивает свои конституирующие свойства, что уже превращается во что-то другое, например двустороннюю сделку, договором не являющуюся.
Данный замкнутый круг в аспекте рассмотрения римской традиции легко разрывался И.Н. Трепициным: "Вещный договор может служить для исполнения обязательственного договора, но сам подлежать исполнению не может. Это объясняется его содержанием: здесь имеется в виду не ожидание получения чего-либо, а обладание, - не обещание только, а действительное, настоящее dare".
Известно и другое обоснование, данное Ю.С. Гамбаровым, который не считал договор исключительно обязательственной сделкой, выделяя в рамках гражданского права наряду с другими договоры обязательственные и договоры вещные. Следовательно, необязательственный договор обязательства не порождает [12, с. 9].
Квалификация исполнения обязательства в качестве договора может привести и к такой проблеме при неисполнении должником обязательства, как заявление иска о понуждении заключить договор. Поскольку исполнение обязательства и принятие кредитором исполнения, которые образуют распорядительный договор, являются обязательными для сторон в силу обязательственного договора, отказ одной из сторон от его совершения и вызывает поставленный выше вопрос о возможности предъявления иска о понуждении заключить договор. По нашему мнению, заявление такого иска в материальном смысле невозможно. Нормы ст. 445 ГК РФ, регулирующие правоотношения по заключению договора в обязательном порядке, с очевидностью направлены на случаи обязательного заключения обязательственного, но не распорядительного договора. Права сторон обязательства при их нарушении контрагентом защищаются гражданским правом иным образом (по отношению к должнику: взыскание, отобрание индивидуально-определенной вещи; по отношению к кредитору: просрочка кредитора, исполнение в депозит), что заменяет исполнение обязательства посредством распорядительного договора.
Квалификация исполнения в качестве договора с необходимостью требует применения к нему общих положений гражданского законодательства о договоре (ст. 420 - 453 ГК РФ). Однако ближайшее рассмотрение указанных норм показывает, что лишь немногие из них могут быть пригодны для регулирования договора-исполнения (ремиссионной сделки).
Исполнение обязательств по общему правилу производится соответствующей обязанной стороной (должником). Как правило, стороны вступают в личные, т.е. обязательственные, а именно договорные правоотношения, учитывая личность контрагента. Кредитор в грядущем договорном отношении предполагает, что должник произведет надлежащее исполнение в соответствии с условиями обязательства. Во многих, если не в большинстве, случаях исполнение производится должником лично - покупатель уплачивает цену, продавец передает вещь, заемщик возвращает заем и т.д.
Однако гражданское право, регулируя в основном имущественные отношения, учитывает, что нередко кредитору бывает безразлично, кто именно предоставит ему соответствующее имущественное благо - сам должник лично или кто-либо другой.
Кредитор, ожидающий возврата займа, или продавец - уплаты покупной цены, с экономической точки зрения должен индифферентно относиться к лицу, оплачивающему сумму долга. Ему значительно более важно получить надлежащее исполнение. "Допустить противоположное правило, т.е. признать, что веритель может отклонить исполнение, предлагаемое со стороны посторонних, а не со стороны самого должника, значило бы допустить право без наличности объективного интереса, значило бы покровительствовать возможности кредитору держать в своих руках должника из личных соображений, без всякого имущественного интереса" [46, с. 404].
Эти достаточно очевидные обстоятельства не могли не оказаться не замеченными цивилистами. Поэтому гражданское право уже достаточно давно при определенных условиях допускает исполнение обязательства третьим лицом. Оценивая возможные перспективы дальнейшего развития института исполнения обязательства третьим лицом, следует заметить, что все усложняющиеся экономические отношения не могут не сказываться и на правовом поле, регулирующем эти отношения. Особенно рельефно это проявляется в области коммерческих, предпринимательских отношений. Представление о личном долге, лежащем на обязанном лице, все более заменяется имущественным интересом не столько в личности, доставляющей удовлетворение по обязательству, сколько в том имущественном результате, в том имущественном благе, которое кредитор желает получить. Конечно, так называемая личная правовая связь между кредитором и должником (vinculum iuris) не исчезает окончательно и, очевидно, в той или иной мере будет существовать, пока индивидуальность субъекта еще имеет ценность в глазах других участников отношений. Между тем нельзя отрицать и того обстоятельства, что все больше появляется таких обязательств, исполнение которых самостоятельно и в полной мере одним субъектом просто невозможно. Это естественное последствие всеобщей, глобальной специализации в человеческой деятельности [19, с. 21]. Для решения тех или иных хозяйственных задач порой требуется выполнение такого большого числа и разнообразия действий со стороны должника, что сам кредитор заинтересован в исполнении этих действий различными субъектами, обладающими для их качественного и профессионального исполнения соответствующими ресурсами, однако вступление с каждым из них в договорное отношение оказывается нередко неэффективным уже с организационной точки зрения. Все эти и, наверное, многие другие объективные обстоятельства позволяют предположить, что институт исполнения обязательств третьим лицом ожидает дальнейшее развитие и, возможно, в сторону известной его либерализации.
По свидетельству исследователей гражданского и торгового права зарубежных стран, правила о надлежащем субъекте договора предполагают широкие возможности осуществления исполнения третьими лицами [15, с. 298].
Российская гражданская кодификация, как и зарубежное гражданское законодательство, также устанавливает нормативное регулирование исполнения обязательства третьим лицом.
В соответствии со ст. 313 ГК РФ исполнение обязательства может быть возложено должником на третье лицо, если из закона, иных правовых актов, условий обязательства или его существа не вытекает обязанность должника исполнить обязательство лично. В этом случае кредитор обязан принять исполнение, предложенное за должника третьим лицом (п. 1).
Пункт 2 данной статьи устанавливает, что третье лицо, подвергающееся опасности утратить свое право на имущество должника (право аренды, залога или др.) вследствие обращения кредитором взыскания на это имущество, может за свой счет удовлетворить требование кредитора без согласия должника. В этом случае к третьему лицу переходят права кредитора по обязательству в соответствии со ст. 382 - 387 ГК РФ.
Институт исполнения обязательства третьим лицом в гражданском праве состоит из трех групп правоотношений. Первую образуют случаи возложения исполнения обязательства на третье лицо. Вторую - исполнение обязательства должника третьим лицом по собственному побуждению при отсутствии акта возложения со стороны должника. Третью группу могут составлять случаи обязанности исполнения обязательства должника третьим лицом в силу нормативных актов [56, с. 9].
Ближайшее рассмотрение текста п. 1 ст. 313 ГК РФ показывает, что законодатель не устанавливает здесь каких-либо оснований возложения исполнения на третье лицо. Как это будет обосновано ниже, основания такого возложения тем не менее имеются во всех случаях, но отыскиваются не в указанной норме, а покоятся на других нормах.
Ретроспективный анализ развития отечественного гражданского права показывает, что изъятие оснований возложения исполнения обязательства на третье лицо из текста соответствующих норм гражданского законодательства последовательно проводилось в последних кодификационных работах. Так, в Основах гражданского законодательства 1961 г. (ст. 38) и ГК РСФСР 1964 г. (ст. 171) содержались три основания возложения исполнения договорного обязательства на третье лицо. Первое - случаи, предусмотренные установленными правилами, второе - связанность третьего лица с одной из сторон административной подчиненностью, третье - связанность третьего лица с одной из сторон соответствующим договором.
Прежде всего следует заметить, что законодатель ограничивал институт исполнения обязательства третьим лицом рамками обязательств, возникающих из договора, что совершенно справедливо признавалось в литературе необоснованным [53, с. 37]. В действующем законе учтен этот недостаток, и теперь нет никаких, даже формальных, препятствий для возложения исполнения внедоговорного, например деликтного, обязательства или обязательства из неосновательного обогащения на третье лицо.
Дальнейшее развитие законодательства в силу влияния развивающихся рыночных отношений видоизменило институт возложения исполнения обязательства на третье лицо. Так в п. 1 ст. 62 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1991 г. устанавливалось, что исполнение обязательства, возникшего из договора, может быть возложено в целом или в части на третье лицо, если это предусмотрено законодательством или договором, а равно если третье лицо связано с одной из сторон соответствующим договором. Упоминание об административной подчиненности было изъято из нормы.
Как указывает М.И. Брагинский, ст. 313 ГК РФ "вынесла за свои пределы весь вопрос об основаниях возложения исполнения обязательства на третье лицо, как и в целом - об отношениях третьего лица с должником".
Вынесение за рамки предписания п. 1 ст. 313 ГК РФ оснований возложения исполнения на третье лицо не означает отсутствия таковых оснований. Они, как это уже упоминалось выше, будут присутствовать тогда, когда имеется само возложение, ибо последнее есть волевой акт соответствующего субъекта гражданского права (должника).
Указанные основания возложения исполнения могут опираться на совершенно различные юридические факты. Практика свидетельствует, что главенствующее место среди этих юридических фактов занимает сделка, и прежде всего договор. Наиболее типичной ситуацией выступает случай, когда третье лицо является должником обязанного перед кредитором лица. Иными словами, третье лицо само является должником должника или его дебитором.
Экономичность гражданского оборота по самой своей сути подталкивает участников этого оборота к тому, чтобы избежать излишних издержек при исполнении обязательств. Зачем должнику получать исполнение от своего дебитора, с тем чтобы потом передать объект этого исполнения своему кредитору? Значительно проще дать указание дебитору передать объект исполнения непосредственно кредитору. Здесь и открывается одно из оснований возложения исполнения на третье лицо - договор. В описанной ситуации мы имеем дело именно с договором. Дебитор должника обязан произвести исполнение в соответствии с условиями имеющегося между ними обязательства. На практике условия такого обязательства далеко не всегда предусматривают обязанность дебитора передавать объект исполнения кому-либо еще, кроме самого кредитора. Поэтому указание кредитора в этом втором обязательстве для должника (третьего лица) не обязательно для него. В связи с этим указание кредитора об исполнении иному лицу представляет собой оферту в соглашении, приводящем к изменению договора между ними и возникающем, если последует акцепт. В том случае, когда третье лицо, являющееся дебитором должника, согласно передать объект исполнения иному лицу, сам факт выполнения такого указания следует рассматривать в качестве акцепта упомянутой оферты. Конечно, такой акцепт может быть сделан не только посредством конклюдентных действий, но и в другой форме [56, с. 9].
Договор между должником и третьим лицом может изначально предусматривать исполнение указанному или не указанному в нем лицу. Если условия договора не позволяют признать его договором в пользу третьего лица (ст. 430 ГК РФ), то, по нашему мнению, здесь обнаруживается изначальное возложение исполнения обязательства на третье лицо. В тех случаях, когда этот договор не устанавливает конкретное лицо, которому следует произвести исполнение, последующее указание контрагенту (третьему лицу) на него не следует рассматривать как оферту. Третье лицо, являющееся дебитором должника, уже обязано произвести исполнение отличному от кредитора лицу. Оно связано соответствующим условием заключенного договора. Данное основание возложения имеет сложный юридический состав: во-первых, это условие договора, предусматривающее обязанность исполнить обязательство не указанному конкретно в договоре лицу, и, во-вторых, это действия соответствующей стороны в договоре, указывающие на конкретное лицо. Два этих обстоятельства и составляют возложение исполнения на третье лицо.
Поэтому идущий в литературе спор о наличии у должника обязанности исполнить указание кредитора об исполнении третьему лицу либо об отсутствии такой обязанности невозможно разрешить, как это пытается сделать А.А. Кот [27, с. 246], без учета различных обстоятельств такого указания: если исполнение третьему лицу предусмотрено условиями обязательства должника и кредитора, исполнение третьему лицу обязательно для должника; если условиями обязательства исполнение третьему лицу по указанию кредитора не предусмотрено, у должника такая обязанность отсутствует, и, следовательно, он вправе проигнорировать указание кредитора, исполнив обязательство в соответствии с условиями договора.
Исполнение обязательства третьим лицом без согласия или вопреки согласию должника является риском как третьего лица, так и кредитора. В случае если такое исполнение является ненадлежащим и наносит вред кредитору, должник не может отвечать перед кредитором, поскольку он непричастен к действиям третьего лица. Закон же не устанавливает, кто в данном случае несет ответственность за действия третьего лица. Поэтому целесообразна разработка норм, предусматривающих способы защиты кредитора от убытков, нанесенных ненадлежащим исполнением третьего лица, осуществленным без согласия должника.
В случае исполнения обязательства третьим лицом в порядке части 2 статьи 313 ГК РФ права кредитора по обязательству переходят к третьему лицу на основании закона по правилам, установленным статьями 382 - 387 ГК РФ. Так, например, арендатору нежилого помещения становится известно, что его арендодатель фактически является неплатежеспособным, в связи с чем существует опасность обращения взыскания на его имущество, в том числе на занимаемое арендатором нежилое помещение, со стороны кредиторов арендодателя. Арендатор при наличии достаточных денежных средств может рассчитаться с кредиторами арендодателя и, таким образом, приобрести их права требования о взыскании с арендодателя погашенной суммы долга.
На практике исполнение обязательства третьим лицом производится в пределах установленного срока исполнения соответствующих обязанностей должника. Однако возможны ситуации, когда исполнение предлагается третьим лицом с нарушением срока обязательства. Практика арбитражных судов в таких случаях допускает возможность исполнения обязательства третьим лицом и после истечения срока исполнения обязательства, если только кредитор не использует предоставленное законом или договором право на отказ от принятия просроченного исполнения.,
Так, ООО "Вестонпром" обратилось в Арбитражный суд Новосибирской области к ОАО "ВладивостокАвиа" с иском о взыскании 5887296 руб. 02 коп. долга за ГСМ и 1600418 руб. 06 коп. процентов за просрочку платежа.
В качестве 3-го лица без самостоятельных требований привлечено ООО "Северстройтрест".
До принятия решения истец в порядке ст. 37 АПК РФ уменьшил сумму процентов до 1019971 руб. 65 коп. в связи с применением учетной ставки ЦБ РФ.
Решением от 25.12.2000, оставленным без изменений постановлением апелляционной инстанции того же суда от 12.03.2001, иск удовлетворен в сумме 5887296 руб. 02 коп. задолженности и 827903 руб. 31 коп. процентов.
Не согласившись с принятыми судебными актами, ответчик обратился с кассационной жалобой, в которой просит их отменить и в иске отказать, указывая на неправильное применение судами норм закона.
Истец и 3-е лицо, напротив, считают и решение, и постановление правильными.
Проверив законность обжалуемых актов в порядке ст. ст. 171, 174 АПК РФ, обсудив доводы жалобы, судебная коллегия не находит оснований к их изменению.
Так, суды обеих инстанций полно, объективно и всесторонне исследовали обстоятельства, имеющие значение для дела, оценили относимые, допустимые и достоверные доказательства, правильно применили закон, и у кассационной инстанции нет оснований для других выводов (ст. ст. 124, 127, 159, 165, 174 АПК РФ).
Доводы жалобы ошибочны и направлены на переоценку обстоятельств, исследованных судами, и иное толкование норм закона, нежели данное ими.
Так, ответчик по сути не оспаривает наличие задолженности за ГСМ, однако, считает ее погашенной новому кредитору - 3-му лицу по делу, в связи с чем его же утверждение о ненадлежащем истце, поскольку ГСМ им не отпускались, необоснованно. Отгрузка нефтепродуктов 3-ми лицами за пределами срока действия договора от 13.01.99 № 5/1 сама по себе не свидетельствует о ее неправомерности (ст. ст. 312, 313, 403 ГК РФ). Ответчик же вправе урегулировать свои отношения с ООО "Авиаинвест" в самостоятельном порядке [65].
Иногда на практике указание на плательщика как на лицо, на которое возложено исполнение обязательства должника, изначально включается в договор между кредитором и должником, что у сторон правоотношений вызывает некоторое недопонимание в правильной квалификации отношений. Так, при рассмотрении одного из дел Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате РФ указал следующее. Доводы ответчика, приведенные в доказательство того, что заключенный между ним и истцом контракт является трехсторонним договором простого товарищества (договором о совместной деятельности), третьей стороной в котором является организация, производящая оплату, нельзя признать состоятельными. Как видно из вводной части контракта, предметом данного контракта является купля-продажа товара, а сторонами, покупателем и продавцом соответственно, - ответчик и истец. Названная ответчиком организация (согласно контракту - "представитель") не является стороной по данному контракту, а действует в качестве лица, на которое ответчиком возложено исполнение обязательств, вытекающих из данного контракта (п. 1 ст. 313 ГК РФ).
Договорные основания возложения исполнения на третье лицо могут быть самыми различными. По договору купли-продажи одна сторона дает указание другой поставить товар или уплатить покупную цену отличному от кредитора лицу; по кредитному договору заемщик указывает третьему лицу на необходимость перечисления суммы кредита своему контрагенту; должник договаривается с третьим лицом о безвозмездном погашении последним его обязательства перед кредитором (дарение); арендодатель указывает на перечисление суммы арендной платы иному лицу и т.п.
Любое предоставление по договору с теоретической точки зрения может быть исполнено не должником, а иным лицом, ибо если какие-либо действия может произвести один, то они могут быть произведены и другим. Иное дело, что эти действия могут качественно отличаться друг от друга. Например, если на концерте обязался выступить известный артист, а вместо него обязательство перед театром исполняет субъект без слуха и голоса.
Исполнение обязательства третьим лицом должно соответствовать требованиям закона, предусмотренным для исполнения обязательств в общем и для данного вида обязательств в частности, и условиям самого обязательства. Так, если законом или условиями обязательства установлены определенные требования к правовому статусу должника, то логично, что и третье лицо должно обладать таковым статусом в той части исполнения, которая им производится. Например, если подрядчик для производства тех или иных работ должен иметь лицензию, субподрядчик, на которого возложено исполнение этих работ, также должен обладать таковой.
Исполнение обязательства за должника третьим лицом признается надлежащим, поэтому кредитор не имеет права отказаться от его принятия, кроме случаев, когда из закона, иных правовых актов, условий или существа обязательства не вытекает обязанность должника лично исполнить обязательство (ч. 1 ст. 313 ГК РФ). В судебной практике арбитражные суды часто оценивают правомерность принятия кредитором исполнения, предоставленного третьим лицом за должника. Так, по одному из дел отмечалось отсутствие в договоре запрета на передачу исполнения третьему лицу, что послужило основанием признания действий кредитора по принятию исполнения правомерными и соответствующими статье 313 ГК РФ
Так, решением от 23.10.2001, оставленным без изменения постановлением апелляционной инстанции от 20.12.2001 Арбитражного суда Новосибирской области, признано недействительным решение ИМНС РФ № 30 по Новосибирской области от 06.09.2001 об отказе ООО "Авиакруг" в возмещении НДС.
Обосновывая этот вывод, судебные инстанции указали, что истец, осуществивший экспорт товаров, получивший за него валютную выручку, уплативший НДС поставщикам, имеет право на льготу, предусмотренную пп. "а" п. 1 ст. 5 Закона РФ "О налоге на добавленную стоимость", в связи с чем решение ответчика об отказе в возмещении НДС и привлечении к ответственности по п. 2 ст. 120 НК РФ незаконно.
В кассационной жалобе ИМНС РФ № 30 по Новосибирской области просит об отмене судебных актов, ссылаясь на то, что они вынесены с нарушением закона.
Проверив материалы дела, выслушав представителя заявителя, поддержавшего доводы жалобы, представителя ООО "Авиакруг", возражавшего против ее удовлетворения, кассационная инстанция не находит оснований для отмены решения и постановления суда.
Вывод судебных инстанций об отсутствии состава правонарушения в действиях истца и возможности привлечения его к ответственности подтвержден материалами дела и основан на пп. "а" п. 1 ст. 5, ст. 7 Закона РФ "О налоге на добавленную стоимость", п. 2 ст. 120 НК РФ.
Экспорт товара, получение за него валютной выручки, уплата НДС поставщикам подтверждены собранными доказательствами.
Доводы ответчика в кассационной жалобе о том, что валютная выручка поступила не от покупателя, а от другого лица, проверялись судом.
Поскольку условиями контракта не запрещена передача исполнения обязательств третьему лицу, истец правомерно, в соответствии со ст. 313 ГК РФ принял исполнение от 3-го лица. [64].
В литературе отмечается, что указание основного общества своему дочернему обществу исполнить обязательство кредитору основного общества также представляет собой случай возложения исполнения обязательства на третье лицо. При этом упомянутое указание основного общества дочернему противопоставляется договорному основанию возложения исполнения обязательства на третье лицо. По нашему мнению, такое противопоставление может вызывать некоторые вопросы. Основное и дочернее общества выступают самостоятельными субъектами в гражданском обороте. Тот факт, что основное общество имеет возможность в силу корпоративного права влиять на волю дочернего общества или даже определять ее формирование, не затрагивает оценку волеизъявления общества в обороте в качестве того или иного юридического факта. Поэтому оценку основания возложения исполнения обязательства основного общества на дочернее следует производить исходя из волеизъявления этих самостоятельных субъектов. Если соответствующие органы управления дочернего общества принимают необходимое решение и производят исполнение обязательства основного общества, то взаимоотношения между этими обществами как самостоятельными субъектами гражданского оборота следует оценивать исходя из предусмотренных гражданским правом оснований возникновения прав и обязанностей (п. 1 ст. 8 ГК РФ). Практика свидетельствует, что исполнение обязательства подчиненной организацией рассматривается судом как соответствующее п. 1 ст. 313 ГК РФ [35, с. 224]. Вместе с тем, если решение об исполнении обязательства дочерним обществом за третье лицо принимается в связи с корпоративным влиянием основного общества, действия дочернего общества не могут быть отвергнуты в тех или иных обстоятельствах основным обществом, поскольку последнее само и определяло эти действия.
Основания исполнения обязательства должника третьим лицом в нормах иностранного гражданского законодательства об исполнении обязательств, как правило, не устанавливаются. Более того, сам факт существования возложения нередко вообще в соответствующих нормах в отличие от отечественных предписаний не упоминается. Схожий подход возможно обнаружить и в дореволюционном гражданском праве. Основной акцент делается на обязанности кредитора принять надлежащее исполнение от третьего лица, если только должник не обязан исполнить обязательство исключительно лично. Столь единообразный подход в гражданском праве, очевидно, можно объяснить известным влиянием римского права. Здесь, по свидетельству романистов, считалось, что исполнение может быть осуществлено третьим лицом, независимо от того, каким отношением оно связано с должником.
Таким образом, установление в нормах гражданского законодательства об исполнении обязательства должника третьим лицом оснований такого исполнения выступает характерной особенностью периода советского гражданского права и представляет собой известное ограничение использования этого института. Объяснение этому обстоятельству, очевидно, следует отыскивать в известном влиянии административного метода управления плановой экономикой, присущего тому периоду.
В то же время отсутствие ограничений по основаниям исполнения обязательства должника третьим лицом вовсе не означает, что любое надлежащее исполнение, предложенное посторонним лицом, кредитор обязан принять.
Редакция п. 1 ст. 313 ГК РФ может привести к выводу о том, что отечественное законодательство допускает возложение исполнения обязательства должником на третье лицо не во всех случаях, а только тогда, когда из закона, иных правовых актов, условий обязательства или его существа не вытекает обязанность должника исполнить обязательство лично. Иными словами, если из закона, иных правовых актов, условий обязательства или его существа вытекает обязанность должника исполнить обязательство лично, возложение исполнения обязательства на третье лицо не допускается, а совершенное возложение будет противоречить предписанию указанной нормы.
Такое понимание института возложения исполнения на третье лицо можно назвать достаточно традиционным в отечественной цивилистике. Так, В.С. Толстой пишет, что "возложение исполнения на третьих лиц допустимо только при том условии, что это не противоречит закону, договору основного должника и его кредитора либо существу отношений между ними" [43, с. 76]. Здесь же автор проиллюстрировал сказанное: "...невозможно, например, переложить на третье лицо исполнение обязанности написать художественное произведение". В том же смысле высказываются и современные учебные работы. В частности, указывается, что ст. 313 ГК РФ разрешает вопрос о том, что должник вправе возложить исполнение на третье лицо, если только из нормативного акта, договора, существа обязательства не вытекает обязанность личного исполнения самим должником.
Такое понимание института возложения исполнения на третье лицо представляется нам не совсем верным как с теоретической точки зрения, так и с позиций практической целесообразности.
Самым общим исходным пунктом для такой оценки выступает принцип свободы договора. Обязательство кредитора и должника по общему правилу связывает лишь стороны этого обязательства (п. 3 ст. 308 ГК РФ). Как было установлено выше, возложение исполнения происходит, как правило, по соглашению между должником и третьим лицом. Это последнее соглашение с юридической точки зрения достаточно автономно (самостоятельно) по отношению к соглашению между кредитором и должником. Следовательно, в силу принципа свободы договора каких-либо препятствий к заключению соглашения об исполнении третьим лицом обязательства должника его кредитору быть не должно. Возложение исполнения на третье лицо потому и допускается без согласия кредитора, что сам факт соглашения о возложении исполнения совершенно не затрагивает интересы кредитора, ибо его права требования определяются не этим соглашением, а договором с должником. Само по себе соглашение между третьим лицом и должником о возложении исполнения обязательства теоретически не может каким-либо образом затрагивать права кредитора. Даже если третье лицо приступит к исполнению обязательства за должника, все юридические возможности кредитора по защите своих прав на получение надлежащего исполнения от должника сохраняются в его арсенале. Если кредитор имеет право требовать личного исполнения обязательства должником, исполнение этого обязательства третьим лицом без согласия или одобрения кредитора не может признаваться надлежащим. В этом смысле представляется обоснованным вывод М.И. Брагинского, который указывает, что "во всех случаях, когда сторона передает исполнение обязательства третьему лицу, несмотря на существующий в законе или договоре запрет на такую передачу, она принимает риск действий последнего на себя" [11, с. 370].
В литературе приводится пример недопустимости возложения исполнения обязательства должника на третье лицо. Так, М.И. Брагинский указывает, что в договоре хранения, за упоминаемыми здесь же исключениями, хранитель вправе передать поклажу и тем самым исполнение своего обязательства третьему лицу лишь при наличии согласия на то поклажедателя [11, с. 372].
В самом деле, передачу вещи на хранение третьему лицу при отсутствии указанных в ст. 895 ГК РФ условий (вынужденность к тому силой обстоятельств, необходимость соблюдения интересов поклажедателя и невозможность получить согласие поклажедателя) следует признать нарушением обязательств хранителя по договору хранения. Однако означает ли нарушение его обязательств перед стороной договора хранения автоматическое уничтожение его же договора с третьим лицом? Не будут ли при таком подходе нарушаться права третьего лица по договору с должником? Не лишится ли добросовестное третье лицо всех преимуществ договорной защиты своих прав при автоматическом уничтожении его договора по причине нарушений обязательств должника перед кредитором? Можно ли признать справедливым отказ поклажедателя от принятия по окончании срока договора сохраненной в целостности вещи только на том основании, что ему стало известно о хранении вещи третьим лицом без его согласия? Каково влияние последующего одобрения кредитором возложения на третье лицо исполнения обязательства, которое должно было исполняться лично должником? Все эти и многие другие вопросы побуждают более взвешенно подойти к разрешению этой проблемы. Возможно, здесь необходим более детальный подход в урегулировании всех разнообразных вариантов возникающих отношений.
В основу одного из направлений такой разработки мог бы лечь уже упоминавшийся принцип свободы договора, а также другой принцип, в общем плане заключающийся в том, что потенциальная возможность исполнения сама по себе не представляет собой обязательного требования для законности самого соглашения (за исключением абсолютной невозможности, которая понимается как невозможность ни для какого лица исполнить обязательство). Должник вправе договориться с третьим лицом о возложении исполнения его обязательства в любом без каких-либо исключений случае. Однако интерес кредитора в личном исполнении обязательства должен быть защищен, так как в противном случае цель заключенного договора не достигалась бы в полной мере. Но и интерес добросовестного третьего лица заслуживает защиты. Поэтому можно было бы предложить не уничтожать соглашение о возложении исполнения обязательства на третье лицо только на том основании, что обязательство должно быть исполнено лично. В силу сохранения и одного, и другого договора и кредитор, и третье лицо получили бы в распоряжение весь арсенал средств защиты, который предоставляет право в связи с нарушением договора. Кредитор вправе был бы не принимать ненадлежащего исполнения, а третье лицо в случае нарушения его прав по договору с должником также могло бы опираться в защите своих прав на условия заключенного с должником договора.
Интересно заметить, что гражданское право в вопросе регулирования возложения исполнения на третье лицо нередко оставляет неосвещенными правоотношения, возникающие в связи с соглашением должника и третьего лица о возложении исполнения. Это новое правоотношение видится отличным от отношений должника и кредитора, а потому и не регулируется специально, ибо к такому договору подлежат применению общие положения.
В отечественной практике арбитражных судов также можно обнаружить случаи, когда предметом судебной оценки выступала правомерность принятия кредитором исполнения. Так, по одному из дел отмечалось отсутствие в договоре запрета на передачу исполнения третьему лицу, что послужило основанием признания действий кредитора по принятию исполнения правомерными и соответствующими ст. 313 ГК РФ [61].
Еще одна проблема, близко примыкающая к вопросу о возложении исполнения обязательства на третье лицо, касается реальных договоров. В качестве примера можно использовать конструкцию договора займа, являющегося односторонне обязывающим реальным договором.
На практике встречаются случаи, когда два участника гражданского оборота намереваются вступить в заемные отношения, оговаривают все условия займа, однако фактически денежные средства заемщику передает не заимодавец, а по его поручению третье лицо. При этом документы, оформляющие договор займа (договор в виде единого документа, подписанного сторонами, письма сторон), свидетельствуют о намерении вступить в заемные отношения именно тех лиц, которые оформили и подписали эти документы.
В соответствии с п. 1 ст. 807 ГК РФ по договору займа одна сторона (заимодавец) передает в собственность другой стороне (заемщику) деньги или другие вещи, определенные родовыми признаками, а заемщик обязуется возвратить заимодавцу такую же сумму денег (сумму займа) или равное количество других полученных им вещей того же рода и качества. При этом договор займа считается заключенным с момента передачи денег или других вещей.
Исходя из этого, до передачи денег или вещей в собственность заемщику заимодавец никаких прав не имеет и в обязательственных отношениях с заемщиком не состоит. Поскольку договор займа является односторонне обязывающим, у заимодавца нет и не может быть каких-либо обязательств перед заемщиком. Поэтому, следуя буквальному смыслу п. 1 ст. 313 ГК РФ, в этом случае возложение заимодавцем исполнения обязательства по предоставлению займа на третье лицо невозможно, поскольку никакого обязательства, исполнение которого можно было бы возложить на третье лицо, строго говоря, нет, а заимодавец не является должником заемщика.
Здесь надо также заметить, что ВС РФ, оценивая отношения по кредитному договору и, как можно судить по тексту судебного акта, полагая, что на стороне банка-кредитора отсутствует долг, указал следующее. Пункт 1 ст. 313 ГК РФ, предусматривающий возможность возложения должником исполнения обязательств на третье лицо, никакого отношения к банковским операциям, связанным с выдачей кредита, не имеет. Косвенным образом из арбитражной практики также можно сделать вывод, что Президиум ВАС РФ полагает, что у банка-кредитора по кредитному договору отсутствует денежный долг, поскольку при наличии у банка обязательств по выдаче кредита не допускается прекращение обязательств зачетом встречных требований в том случае, если заемщик имеет денежное требование к банку [58, с. 13].
С точки зрения гражданского оборота, однако, экономическая, хозяйственная, в том числе организационная, потребность в заключении договора займа (кредита) между одними лицами и предоставление суммы займа по такому договору третьим лицом, безусловно, может возникать. Арбитражные суды в таких случаях применяют к отношениям по предоставлению третьим лицом займа положения ст. 313 ГК РФ.
В связи с этим можно говорить о необходимости de lege ferenda расширения применения принципа, заложенного в п. 1 ст. 313 ГК РФ, на случаи возложения стороной реального договора на третье лицо совершения действий, необходимых для возникновения договорного правоотношения, если это не противоречит закону, существу соответствующего обязательства и намерениям сторон.
Гражданский кодекс РФ не дает определения исполнения обязательства. По смыслу гл. 22 ГК, под исполнением обязательства следует понимать совершение должником действий (воздержание от действий), направленных на удовлетворение интересов кредитора и являющихся обязанностью должника. Такими действиями могут быть: уплата денег и передача другого имущества в собственность, во временное пользование, выполнение работ, оказание услуг и т.д. Примером воздержания от действий может служить обязанность не заключать аналогичные сделки с третьими лицами, обязанность одной стороны договора не конкурировать с другой стороной договора на определенной территории (п. 1 ст. 1033 ГК).
Характер совершаемых должником действий зависит от вида обязательства. Так, в обязательствах, возникающих из договоров, направленных на передачу имущества в собственность, хозяйственное ведение, в оперативное управление (например, купля-продажа, мена, заем), исполнение состоит в передаче имущества приобретателю, а равно сдаче перевозчику для отправки приобретателю или сдаче организации связи для пересылки приобретателю вещей, отчужденных без обязательства доставки
Условия обязательства, которым должно соответствовать его исполнение, определяются законом, договором, односторонней сделкой. В свою очередь, договор должен соответствовать обязательным для сторон правилам, установленным законом и иными правовыми актами (императивным нормам), действующим в момент заключения договора
ГК не знает договоров, в которых воздержание от действий было бы автономной единственной обязанностью должника. Оно всегда предусматривается наряду с совершением активных действий. Однако возможно заключение таких договоров субъектами гражданско-правовых отношений.
На стадии исполнения обязательства внимание обращено, прежде всего, к фигуре должника, так как именно он непосредственно совершает обозначенные выше действия.
Кредитору, как лицу, управомоченному в обязательстве, принадлежит право требовать или не требовать исполнения обязательства. В последнем случае кредитор добровольно принимает на себя неблагоприятные последствия своего решения (ст. 415 ГК). Но у кредитора также есть свои обязанности. Речь идет о его обязанности, принимая исполнение, выдать расписку, вернуть долговой документ либо указать в расписке на невозможность возвратить долговой документ (п. 2 ст. 408 ГК). Эти обязанности, однако, не превращают кредитора в должника. И совершение действий, указанных в п. 2 ст. 408 ГК, не является исполнением обязательства. Обязанности кредитора обеспечивают защиту должника от неправомерных притязаний кредитора.
Лишь в случаях, когда обязанность по принятию исполнения записана в нормах закона, относящихся к конкретному обязательству, или предусмотрена договором, кредитор, согласно п. 2 ст. 308 ГК, становится в этой части должником. Это, например, обязанность покупателя принять товар (п. 1 ст. 454 ГК), обязанность комитента принять исполненное по договору комиссии (ст. 1000 ГК). И как на должников, на действия покупателя, комитента по принятию исполнения распространяются все нормы об исполнении обязательств.
Из изложенного видно, что роли должника и кредитора при исполнении обязательства не только разные, но и прямо противоположные. Эта разница подчеркивается в определении исполнения обязательства.
Исполнение обязательства с соблюдением всех его условий прекращает обязательство (п. 1 ст. 408 ГК) и ведет к достижению того правового результата, ради которого обязательство возникло. В этом основной смысл и роль исполнения обязательства. Так, при исполнении договора купли-продажи покупатель приобретает право собственности на купленную вещь. При возмещении вреда восстанавливается положение потерпевшего, бывшее до причинения вреда.
Неисполнение обязательства или исполнение его с нарушением каких-либо условий влечет ответственность должника.
Исполнение обязательства как правомерное действие, направленное на прекращение обязанностей должника, подпадает под понятие сделки, данное в п. 1 ст. 153 ГК. Это значит, что на исполнение обязательства распространяются все нормы о сделках, кроме тех, которые изменены специальными нормами, относящимися к исполнению обязательств.
Для совершенствования системы ответственности за неисполнение договорных обязательств, усиления ее влияния на исполнение договорных обязательств необходимо осуществление ряда важных мер. Требуется прежде всего устранение явных ошибок и несоответствий в законодательстве об ответственности, затрудняющих ее применение.
В современных условиях рыночной экономики с присущими ей чертами - кризиса неплатежей, отсутствия чувства ответственности у многих предпринимателей, правовой нигилизм и т.п. - гражданско-правовые способы обеспечения исполнения обязательств, изложенные в данной работе приобретают особую актуальность.
На основании изученных материалов можно сформулировать следующие выводы:
Указанные поправки выведут из предмета дискуссии многие обоснованные вопросы, что будет способствовать совершенствованию гражданского законодательства.
Нормативные правовые акты
Учебная и научная литература
Материалы периодической печати
Материалы судебной практики