Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Екатерина Николаевна Вильмонт
Прощайте, колибри, хочу к воробьям!
Екатерина Вильмонт
Прощайте, колибри, хочу к воробьям!
© Вильмонт Е.Н., 2013
© ООО «Издательство АСТ», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Часть 1
Соло
– Константин Петрович, – начала секретарша.
– Марина, все завтра, я уже опаздываю.
– Я только хотела передать мои поздравления Петру Николаевичу.
– Непременно! – улыбнулся шеф. – Все, меня нет!
Отец ненавидит непунктуальность, и опаздывать к нему, тем более в день рождения, нельзя.
День рождения отца, которому сегодня стукнуло шестьдесят шесть, они давно уже праздновали вдвоем. Мама умерла десять лет назад, а ее родню отец не жаловал. Как, впрочем, и сам Константин Петрович. Они оба любили в этот день посидеть в хорошем ресторане, никуда не торопясь. С отцом можно говорить обо всем, можно спросить совета практически по любому вопросу.
Он подъехал к ресторану на такси за две минуты до назначенного времени. И поздравил себя с этим. По крайней мере выговора не будет.
– О, Костя! – Отец стоял возле гардероба, приглаживая густые не по возрасту волосы.
Они обнялись.
– Что это у тебя в коробке? – полюбопытствовал отец.
– Подарок, папа.
– Что за подарок?
– Пошли сядем, там и посмотришь.
Из недавней поездки в Лондон он привез отцу роскошный шерстяной халат. Отец любил такие вещи.
«А он еще хорош, – подумал Константин Петрович. – Как говорится, мужчина хоть куда».
Отец и в самом деле обрадовался подарку.
– Спасибо, сын. Выглядишь усталым.
– Да мотаюсь, папа. А ты цветешь!
– Потому что не мотаюсь, а просто работаю.
– Папа, своя фирма – это…
– Понимаю, накладывает определенные обязательства. Ну, рассказывай.
– Знаешь, пап, как-то нечего рассказывать. Текучка.
– А как твоя красотуля?
– Которая?
– Даже так? Ну, такая роскошная блонда, с ногами от ушей?
– Ох, папа, редкая сука.
– Костя, разве можно так о даме?
– Знаешь, что эта падла сделала?
– И что же? – иронически вздернув бровь, осведомился Петр Николаевич.
– Я должен был улететь в Гонконг, это была чрезвычайно, подчеркиваю, чрезвычайно важная поездка. И эта лярва прекрасно все знала. Вдруг она звонит мне в день отлета и, что называется кровь из носу, требует встречи. И назначает эту встречу в кафе, где мы частенько бывали, аккурат за два часа до отъезда в аэропорт. Ну, я подумал, это даже неплохо, взял чемодан и сижу, жду ее. Является, вся такая красивая, нежная, и вдруг говорит: «Костя, я выхожу замуж!» Ну что ж, вольному воля, отвечаю. «Ты на мне не женишься, а мне нужна семья…»
– В принципе девушка не так уж не права, – заметил отец.
– Погоди! Я спрашиваю, за кого. «А тебе не все равно? Мне надоело быть просто любовницей» Ну что ж, говорю, как угодно даме. Она, видимо, ждала какой-то другой реакции и разозлилась. А я спрашиваю: «Ты и вправду замуж выходишь, или это попытка шантажа?» Она вспыхнула и протянула мне руку, а на руке браслетка с бриллиантами. «Вот! Это подарок жениха!» – «Поздравляю, это ведь именно то, к чему ты всегда стремилась?» – «Ты никогда меня не любил!» – «А я разве когда-нибудь клялся в любви?» Она как зашипит: «Ты гнусный циник! Холодный и подлый!» Вскочила и убежала.
– Ну, нормально. Хоть ты и вел себя все-таки по-хамски, сын!
– Это, папа, еще не все! Она убежала, а ко мне подходит охранник кафе с большой сумкой. Мол, вам просили передать. А из сумки мяуканье! Можешь себе представить, она притащила в кафе Пафнутия! И что мне с ним, спрашивается, делать? У меня самолет в Гонконг, а я остался с котом на руках.
– Привез бы ко мне.
– Времени уже ни на что не было. Вот подлая баба!
– И как же ты вышел из положения?
– Стал умолять официантку подержать его у себя неделю, а она комнату снимает, и хозяйка не потерпит… Но иногда случаются чудеса. Вдруг ко мне подходит женщина и предлагает взять Пафнутия.
– Ты отдал?
– А что мне оставалось? Отдал. Отвез до дома, связал ее с Сашей…
– Кто такой Саша?
– Это чудесный парень, торгует звериными кормами на Ленинградском рынке. Он мне корм и все необходимое раз в неделю доставляет на дом и просто обожает моего Пафнутия. Даже повесил его фотку в своем магазинчике. Ну я попросил его снабдить Пафнутия кормом и уехал.
– Как интересно! А Пафнутий?
– Знаешь, он как-то сразу принял эту женщину. Пошел к ней на руки, песни пел…
– А что за женщина?
– Да ничего интересного. Лет под сорок, глаза какие-то затравленные, что ли… И квартира у нее странная. Почти пустая, только подушки на полу…
– А как хоть ее зовут?
– Женя. А больше ничего не знаю. Когда я вернулся за Пафнутием, она спросила, не соглашусь ли я оставить его у нее. Я, естественно, отказался.
– Да, история… И как же ты теперь будешь? Или новую красотулю завел?
– Да боже избави! Папа, мне уже сорок два.
– И что? Хочешь сказать, что уже импотент?
– Отнюдь! Но в дом я больше баб не пускаю. Я договорился с консьержкой, что она будет брать Пафнутия к себе, она живет в нашем дворе.
– Бедный кот! Может, лучше было оставить его той Жене?
– Папа, ты же знаешь, как я люблю Пафнутия. С какой стати?
– Ты страшный эгоист, мой мальчик. Если б ты любил своего кота, то оставил бы его Жене. Навещал бы его, а там, глядишь, и понял бы, что женщина не обязательно гламурная киска. Меня вот ее поступок впечатлил. А кто она по профессии, ты хотя бы знаешь?
– Она как-то невнятно ответила на этот вопрос. Сказала, что недавно вернулась из Америки. А там… кажется, что-то связанное с музыкой, что ли. Я не запомнил.
– То есть вполне интеллигентная дама?
– Ну вроде…
– О, тогда это не твой кадр. Тебе нравятся безмозглые и хамоватые. Меня огорчает перспектива…
– Какая перспектива?
– Твоя. Ты стареешь, и твои безмозглые киски по закону жанра должны становиться все моложе, а поскольку ты парень не бедный, то недостатка в этих кисках у тебя не будет. Грустно, сын мой!
В перспективе – жалкий мышиный жеребчик.
– Да ладно, папа, давай лучше поговорим о тебе.
– Давай! – засмеялся Петр Николаевич. – Да, кстати, мне подарили два билета в Большой зал на концерт Башмета. Пойдем?
– Когда?
– Завтра.
– А пошли! Сто лет не был в Большом зале. И Башмета люблю.
– Ты все-таки не безнадежен, Костик! Кстати, на концерте я хочу познакомить тебя с одной дамой…
– С твоей дамой?
– Да. И я намерен на ней жениться.
– Ух ты! Молодец!
– Надеюсь, ты не станешь возражать?
– Папа! О чем ты? Я как раз подумал, когда увидел тебя: а он еще хоть куда! А что за дама?
– Ей сорок восемь, она умна, красива и, кажется, любит твоего старика. Она искусствовед. Читает курс в Париже, одним словом, весьма достойная женщина и к тому же восхитительно готовит!
– А как ее зовут?
– Помнишь, «А эту зиму звали Анна»?
– Значит, Анна! И что, папа, будет свадьба?
– Не смеши меня. Просто распишемся и полетим в Ниццу.
– Элегантно!
– Кстати, у нее тоже есть кот. Огромный рыжий мэйнкун по кличке Штраус.
– Опа! А какой Штраус имелся в виду – Иоганн или Рихард? – засмеялся Константин.
– Я не интересовался. А ты вот завтра и спросишь.
– Папочка, я тобой горжусь! Давай выпьем за тебя. Я знаю, ты терпеть не можешь тосты, но сегодня один разок можно! И, знаешь, я никогда не ел таких вкусных цыплят табака. Прелесть просто!
– Молодец, сын! Сразу снизил пафос! У тебя все-таки есть вкус. Если речь не идет о женщинах.
Иногда ранним утром, спросонья, мне чудится, что за окном шумит океан. Но тут же я вспоминаю, что это вовсе не океан, а Москва. И когда вижу свою практически пустую квартиру, где ни одна вещь ни о чем мне не напоминает, у меня становится хорошо на душе. Я освободилась! Поначалу думала отправить кое-что из вещей пароходом, но потом решила – ну их! С нуля так с нуля! Единственное, что я привезла с собой, – это документы и ноутбук. Даже тряпок не взяла, только то, что на мне, и смену белья.
Я летела из Сан-Франциско через Франкфурт, где остановилась на два дня у подружки, с которой еще училась в консерватории. Там я накупила два чемодана одежды на разные случаи жизни. Два дня мы с Лизой, высунув язык, носились по Цайлю – она живет неподалеку. Цайль – самая торговая улица Франкфурта. И теперь мне есть что надеть. И ни одна вещь ни о чем не напоминает, кроме бешеной гонки по Цайлю, а это было весело. И в квартире тоже нет ничего такого… Впрочем, тут вообще ничего, считай, нет. Прямо из аэропорта Шереметьево я попросила водителя поехать в магазин ИКЕА, где купила все необходимое на первое время, чтобы есть, спать и сидеть. К счастью, в квартире, которую я пятнадцать лет сдавала, теперь есть кухонные шкафы, холодильник, стиральная машина и посудомойка. И всегда были стенные шкафы. Разумеется, стоимость техники и кухонных шкафов была удержана из платы за квартиру, но я была счастлива, что хоть об этом не надо думать. И ремонт сделан. Помню, водитель, который затащил мне в квартиру чемоданы и покупки, покачал головой и сказал:
– Надо же, сроду такого не видал – чтоб из Шарика сразу за такими покупками…
– Из какого Шарика? – не поняла я.
– А Шереметьево теперь так зовут.
– А!
Я щедро с ним расплатилась, и он сказал:
– Слышь, Евгения, если тебе что понадобится, звони!
– Спасибо, непременно!
И я принялась наводить уют в пустоте. Я теперь спала на широкой надувной кровати, вместо диванов и кресел у меня были подушки, которые можно как угодно компоновать. Через неделю я обзавелась телевизором, купила еще кое-что из посуды, несколько ваз и… зажила!
В первые же дни в Москве я разослала свое резюме. Однако пока ничего стоящего не предлагали. К счастью, кое-какие деньги у меня есть, и я могу не торопиться. В конце концов, два диплома – Московской консерватории и юрфака МГУ плюс свободный английский, плюс неоценимый опыт и связи успешного импресарио – это не жук начихал. Если в течение двух месяцев ничего интересного мне не предложат, я начну действовать самостоятельно. Предложу свои услуги в качестве импресарио какому-нибудь талантливому, но не слишком успешному музыканту и попробую его раскрутить… Один раз и без всякого опыта мне это удалось. И как удалось! Правда, тогда у меня была настоящая цель, ради которой я жертвовала всем. Но теперь у меня есть опыт, профессионализм, связи, которых тогда не было.
И холодное сердце… Это даже хорошо. Интересно, оно навсегда остыло?
Я возвращалась домой из магазина. У лифта стояла какая-то женщина. Незнакомая. Вообще в подъезде мне не встретилось пока ни одного знакомого. И меня это радовало. Женщина оглянулась. Она была молодая и очень красивая.
– Тетя Женя?! – вдруг воскликнула она.
– Да… – растерялась я.
– Не узнаете? – улыбнулась она. – Я Вика, не узнали, надо же! А я вас сразу…
– Боже мой, Вика? Малышка Вика? Ничего себе ты выросла! И какая красивая!
– Тетя Женя, вы вернулись?
– Да.
– Насовсем?
– Насовсем.
В этот момент подошел лифт. Мы жили на одном этаже. И когда я уезжала, Вика была прелестной маленькой девочкой…
– Ой, тетя Женя, как я рада! Я вас часто вспоминала.
– Вика, а ты здесь живешь? Что-то я ни разу никого из ваших не видела?
– Нет, тетя Женя. Мы сдаем квартиру, вот, за деньгами приехала.
– Может, зайдешь?
– Ой, я с удовольствием! Только поговорю с жильцами и сразу к вам. Ну надо же…
Я обрадовалась. Семья Вики – на редкость славные люди, мы дружили по-соседски… Викина бабушка в годы, когда ничего нельзя было купить, частенько заходила со словами: «Жень, я тебе очередь за яйцами заняла. Бежим!» или «Жень, тебе оливковое масло нужно? В рыбном дают, только тары у них нет. У тебя небось есть пустые бутылки?» А когда я вышла замуж, она подарила мне на свадьбу набор тефлоновых сковородок. По тем временам роскошь неслыханная…
Я быстренько выгрузила покупки, достала из морозильника мороженое. Помню, Вика обожала мороженое…
А вот и она!
– Вика, заходи! Мороженое будешь?
– Ой, конечно, буду! Вы помните, да?
– Помню. Ты такая красивая стала. Ну, что у вас? Рассказывай! Бабушка жива?
– Нет, бабушка уж десять лет как умерла.
А мама с папой развелись через год после бабушкиной смерти. Папа ушел к другой. А мама… сначала чуть с собой не покончила, а потом взялась за ум и открыла брачную контору.
– Да ты что!
– Ну, она же опытный психолог, у нее получилось. И себе мужа нашла…
– А тебе?
– А я замуж не спешу. Неинтересно мне замуж. Как погляжу на замужних подруг, тоска берет! Я окончила журфак, теперь на телевидении работаю.
– Тебе это нравится?
– Да! Я всегда об этом мечтала.
– Значит, ты телестар?
– Нет, я редактор. Ну а вы, тетя Женя? Почему вернулись?
– Да много причин. И очень по Москве соскучилась.
– А как Антон?
– О, у него все прекрасно!
– Я знаю, он теперь такой знаменитый. Не женился?
– Женился.
– И кто она?
– Да никто. Просто красивая жена.
Вика внимательно на меня посмотрела и сказала только:
– Понятно! Ой, тетя Женя…
– Вика, пожалуйста, называй меня просто Женя, а то когда такая взрослая женщина говорит мне «тетя», я чувствую себя замшелой старухой!
– Хорошо, Женя! Знаете, Женя…
– И говори мне «ты»!
– Здорово! Знаешь, Женя… Надо же, получается! Женя, тебе надо срочно поменять прическу! И вообще…
– Что?
– Имидж надо менять!
– Легко сказать! А на что менять? Шило на мыло?
– Вы не правы… То есть ты, Женя, не права! Я работаю на проекте, где как раз этим занимаются. У нас классные стилисты. Могу устроить. Будешь как новая!
– Вика!
– Что Вика? – страшно воодушевилась девушка. – Ты не представляешь, какие к нам на программу иногда монстрюги приходят, умереть, не встать! А уходят такими красоточками! А у тебя все есть – лицо, фигура, из тебя там просто конфетку сделают! Хочешь, на программу тебя протырю?
– Да боже упаси!
– Я так и думала! Да и одета ты вполне… Просто немножко лоск навести, постричь, подкрасить – и будет просто улет! А мама тебя, глядишь, и замуж выдаст!
– О нет, благодарю, этого не нужно! – засмеялась я.
А Вика вдруг вытащила из кармана телефон.
– Алло, мам!
– Привет передавай! – шепнула я.
– Мамуль, знаешь, у кого я в гостях? В жизни не угадаешь! У тети Жени! Как у какой?
У Истоминой! Да! Вернулась! Сейчас! – Она протягивала мне телефон.
Я вдруг обрадовалась.
– Алло, Машуня!
– Ой, Женька, это и вправду ты? Как я рада!
– Маш, а Вика какая красотка стала, глаз не оторвать!
– Она еще не требует от тебя смены имиджа?
– Уже! И я даже думаю согласиться!
– Соглашайся, Жень! Это и вправду круто! Но прежде всего в субботу мы ждем тебя в гости! У нас шикарная новая квартира и вообще… Смертельно хочу тебя видеть! Пока ни о чем не спрашиваю, все при встрече. Вика даст тебе адрес, и в субботу ждем тебя к обеду! Жаль, что муж в отъезде.
Я испеку твои любимые пирожки с мясом!
Я чуть не расплакалась. Она помнит… И мне вдруг стало легко и уютно в родном городе, практически впервые за два месяца.
– Скажи, Анюта, тебе понравился мой сын? – полюбопытствовал Петр Николаевич.
– Интересный мужчина. Только мне его жаль.
– Жаль? Почему?
– Понимаешь, он какой-то эмоционально опустошенный. Он вообще способен любить?
– Любить? В каком смысле?
– Да в любом.
– Разумеется. Он, я уверен, любит меня.
– Пожалуй, но любовь к отцу – это особ статья.
– Он безумно любит своего кота.
– Это, безусловно, плюс, но… А скажи, у него была в жизни любовь? Настоящая, сильная, страстная?
– Хороший вопрос! Пожалуй, что и нет. Или я просто не знаю, он ведь не слишком открытый парень… Но, полагаю, что все-таки не было.
– И он не был женат?
– Был. Дважды. От первой жены у него есть дочь, но эта женщина ушла от него, вышла за другого и уехала с ним в Новую Зеландию.
И дочку увезла. Ей сейчас уже лет двадцать, но она в Москву носа не кажет. Я пытался связаться с ней по Интернету, но девочка дала мне понять, что дедушка в Москве ей ни на фиг не сдался.
– Ты расстроился?
– Чуть-чуть. Я ведь ее практически не помню. А Костя… Да, ты умная женщина, он и вправду производит на меня впечатление человека душевно опустошенного. Но, по-моему, сейчас большинство его ровесников такие…
– А есть у него постоянная женщина?
– Нет, и слава богу!
– Почему?
– Видела бы ты его женщин!
– А что такое?
– Гламурный стандарт. Не старше двадцати трех. Темные, как… Помню, с одной он меня познакомил. Мы сидели втроем в ресторане. У меня сложилось впечатление, что она не понимала ни единого слова из нашего с Костей разговора и, следовательно, умирала с тоски. Только все пила какие-то коктейли. А потом вдруг говорит: «Ой, мальчики, кончайте вашу бодягу! Поехали лучше в ночной клуб, а то я сейчас засну!»
– А Костя твой что?
– Стыдно ему было. Он ее быстренько увел.
– А может, стоит его познакомить с какой-нибудь приличной девушкой?
– Боюсь, это будет пустой номер.
– У моей подруги есть дочка, она развелась два года назад, красавица, умница, первоклассный переводчик-синхронист, прелесть девушка, всего двадцать семь лет.
– Попробовать можно, – как-то вяло отозвался Петр Николаевич.
– Ну, Петя, обидно же – такая девушка… И Костя твой… он же очень интересный мужчина… А вдруг сладится. Может, он с нормальными женщинами и не встречался, а?
– Ну что ж, попробуем. Только это надо как-то случайно подстроить. Если ему напрямую сказать, он просто не придет.
– А я уже придумала! Давай мы устроим что-то вроде свадебного обеда.
Петр Николаевич нахмурился.
– Петя, не волнуйся. Будет только твой Костя и моя лучшая подруга с дочкой. И все.
– А давай! – вдруг воодушевился Петр Николаевич. – Эта девушка… Как, кстати, ее зовут?
– Алёна.
– Хорошее имя. Так эта Алёна действительно хороша собой?
– О да! Высокая, стройная, личико точеное, огромные карие глаза, дивные волосы. А кожа – с ума сойти!
– Хорошо, уговорила, речистая! Впрочем, ты вообще вьешь из меня веревки! Я так счастлив на старости лет… Может, от нашего счастья и сыну моему кусочек перепадет? Ты удивительная женщина, Анюта! Мне уже нравится идея такого обеда. А Алёнушку ты предупредишь?
– Не знаю еще. Я поговорю с Марьяной, она все-таки лучше знает свою дочь.
– Умница моя!
Я решила, что пока не стану покупать машину. Передвигаться по Москве лучше на метро. На эти пробки моих нервов не хватит. Вот если найду работу и там нужна будет машина, дело другое. На встречу с Машуней я бежала с огромной радостью. Купила букет фрезий, бутылку шампанского и коробку конфет. Мне было чуть-чуть страшно, что она начнет расспрашивать об Антоне, но, прислушавшись к себе, я поняла, что, если спросит, я смогу ей все рассказать. Но Машуня, человек редчайшего такта, может и не спросить, особенно если заглянет в Интернет. Там теперь можно найти любую информацию. Правда, интерпретация может оказаться весьма далекой от истинного положения вещей, но я смогу объяснить Машуне, как все было на самом деле. И она мне поверит.
Маша теперь жила у станции метро «Университет» в знаменитых «красных домах». Но я предпочла поехать на троллейбусе, не люблю лишний раз лазить под землю. Доехала до метро и не спеша пошла по направлению к «красным домам». Вдруг около меня затормозила синяя «тойота». Оттуда выскочил какой-то мужчина и загородил мне дорогу. Я отшатнулась.
– Вы с ума сошли!
– Женька, ты?! Не узнаешь?
– Господи, Ваня? – узнала я бывшего мужа.
– А я смотрю, идет женщина, и походка у нее такая стремительная, как у моей Женьки… Потом гляжу, так это же Женька и есть!
– Ванечка, как я рада тебя видеть! – искренне призналась я.
– А я… Жень, дай хоть обниму тебя на радостях!
И он изо всех сил сжал меня.
– Вань, задушишь! – Я чмокнула его в подбородок.
– Садись в машину! – скомандовал он.
И я подчинилась. Я была страшно рада его видеть.
– Тебе куда?
– Да никуда. Я уже почти пришла. Машка теперь тут живет.
– Машка? Соседка?
– Ну да.
– Жень, а что ты делаешь в Москве?
– Живу.
Он вдруг побледнел.
– Как живешь?
– Вот так. Вернулась.
– И с кем… ты живешь?
– Одна живу.
– А где?
– Все там же, на Третьей Фрунзенской.
– Женечка моя! А скажи… Хотя нет. Жень, а можно, я к тебе зайду? Так надо поговорить…
– Приходи, если надо. Скажи, ты женился?
– Женился. У меня двое ребят, Колька и Толька. Погодки.
– Здорово! А сколько им?
– Кольке восемь, а Тольке семь. – Он достал из кармана телефон. – Вот, погляди.
– Хороши! Старший на тебя похож.
– А у тебя есть дети?
– Нет, Ваня, детей нет. И мужа нет. Но я ни о чем не жалею, – поспешила сказать я, чтобы не услышать от него: «Я же тебя предупреждал!»
– Женечка, родная моя… Надо же, ты в Москве… А я искал тебя в разных социальных сетях.
– О! Я этого не выношу.
– Я так и понял. Но об Антоне многое знаю…
– Вань, извини, но мне пора! Неудобно, Машуня ждет.
– А телефон у тебя прежний?
– Нет, поменялся. Запиши. И мобильный тоже. Приходи, буду рада. Все, я побежала!
– Нет, я довезу тебя до подъезда. – Голос у него был грустный.
Он и в самом деле довез меня до подъезда.
– Женька! – взвизгнула Машуня и кинулась меня обнимать. – Ох, Женька, ты чего такая? – вдруг спохватилась всегда удивительно чуткая Маша. – Что-то стряслось?
– Ага! По дороге к тебе встретила Ваньку.
– Да ты что! Расстроилась?
– Нет, но… разволновалась.
– И как он? Постарел?
– Да нет, выглядит хорошо. У него двое сыновей. Но он все равно какой-то родной… Понимаешь?
– Не очень, если честно! Ты ж сама его бросила.
– Я его не бросала. Я просто не могла тогда остаться, а он не захотел со мной уехать.
Она внимательно на меня посмотрела.
– Тебе срочно нужно замуж! И я этим займусь!
– Да ну тебя! Ладно, к черту лирику! Давай рассказывай! И корми меня, я уже чую запах моих любимых пирожков!
Квартира у Машки была удивительно красивая и уютная.
– Хорошо тут у тебя.
– Ох, знала бы ты, чего мне это стоило…
– Могу себе представить.
– Вика мне сказала, что у тебя практически пусто.
– Да. Я, Маша, начала новую жизнь, в которой нет места ни одной старой вещи. Я даже белье, в котором прилетела из Сан-Франциско, выкинула во Франкфурте и купила все новое.
– Круто! Ну, по крайней мере бабки у тебя есть?
– Кое-что я сумела заработать.
– Молодец! Ты не пропадешь, это я всегда знала. Хотя все знакомые ужасались, когда вы слиняли. «Ах, что она сможет!»
– А я смогла! И цели своей добилась, а значит, ни о чем не жалею!
– Жень, я, ты уж прости, кое-что знаю…
– Из Интернета?
– Не только. Я общалась с Валей Жерлиным. И он мне рассказал… Но, может, это сплетня? Расскажи лучше сама, а то, знаешь, слухи, они как снежный ком…
Я посмотрела на старшую подругу. В ее глазах не было любопытства. Только сочувствие.
– Да, Машка. Тебе, пожалуй, я смогу рассказать. И даже, как ни странно, хочу… А то меня это изнутри давит.
– Давай, хочешь, с самого начала!
– Да нет, очень длинно получится.
– А мы разве куда-то спешим? – улыбнулась Машуня.
– Понимаешь, я… Мне было поначалу неимоверно тяжело. Все чужое… И все чужие… Правда, Леонид Исаакович, Антошкин педагог, свел нас с одной русской семьей. Золотые люди, Инга и Лева, тоже музыканты, они нам здорово помогали. Антошка же был от всего в восторге. Ну, сама понимаешь, мальчишка еще. Америка… Поначалу один тип взялся его раскручивать, и у него получалось. Ну, Антошка же такой талантливый… Но потом я поняла: он нас безбожно обкрадывает. Антон получал гроши, а гонорары росли. Но нам от этого было ни жарко ни холодно. Тогда я взяла все в свои руки. Как-никак диплом юрфака, хотя в Америке пришлось переучиваться…
– Представляю! Хотя у тебя же был хороший английский. Плюс характер…
– Ох, и натерпелась я с этим жуликом-агентом, но все же сумела с ним справиться и сама стала представлять интересы брата. Я отправила его в Италию на конкурс, хотя он ни за что не хотел, но я настояла, и он взял там Гран-при, сыграл на скрипке Страдивари, и вообще этот конкурс очень многое ему дал. Я заводила нужные знакомства, крутилась как белка в колесе, даже… Знаешь, я даже спала с одним довольно гнусным типом, чтобы устроить Антону одну запись…
Я ничем не брезговала… И в результате через несколько лет он стал одним из самых успешных и знаменитых скрипачей мира. Ты осуждаешь меня, Машуня?
– Да боже меня сохрани! – искренне воскликнула она.
– У нас появились деньги, и однажды после концерта в «Карнеги-холл» Антошка сказал: «Знаешь, сестренка, у меня даже слов нет, чтобы выразить тебе мою благодарность! Я человек довольно бесхарактерный и без тебя многого не добился бы.
А теперь говори, чего ты хочешь, я исполню любое твое желание. Нам давно пора обзавестись своим домом, говори, где бы ты хотела жить?» Я задохнулась от счастья! И сказала: «Я бы хотела иметь маленький домик в Кармеле».
– Это же в Израиле? – изумленно воскликнула Маша.
– Нет, в Калифорнии тоже есть такой городок, на берегу Тихого океана, там в основном живут художники. Я бывала там у знакомых и влюбилась в это место. Знаешь, я недавно прочла у кого-то фразу: «золотая пыльца влюбленности рассеялась»… Мне этот городок всегда представлялся в такой вот золотой пыльце и не только в каком-то возвышенно-литературном смысле, а в прямом… Я впервые попала туда в феврале, когда все уже распускалось и повсюду цвели какие-то деревья золотисто-желтым цветом… Мне показалось, что это рай на земле. И мы купили там домик, небольшой, с садом, а в саду летали колибри и росло тюльпановое дерево… Ты когда-нибудь видела тюльпановое дерево?
– Кажется, да. В Ялте. Это очень красиво.
– Одним словом, я чувствовала себя там совершенно счастливой. Кроме Антона я занималась еще делами двух русских музыкантов, была занята с утра до ночи, сама неплохо зарабатывала. У Антошки случались какие-то романы, но…
– А у тебя?
– У меня тоже, но ничего серьезного, так, мимоходом, что ли…
– А ребеночка что ж не завела?
– Ребеночка надо от любимого рожать, а не от случайного.
– Ну, это по-разному бывает.
– Да, но у меня Антошка вместо ребеночка был.
– Жень, если тяжело, не рассказывай дальше. Я многое знаю, о многом догадываюсь.
– Да нет, надо, наверное, выговориться. А кому, если не тебе, ты ж нас с Антошкой с детства знаешь…
– Ну да, это правда.
– Понимаешь, я была там счастлива, в этом Кармеле. Все там было по мне. В последние годы я уже не моталась с Антошкой на все гастроли, хотя, конечно, ежесекундно, можно сказать, была на связи. Но в личную жизнь не лезла, дистанцию соблюдала. И прекрасно отдавала себе отчет в том, что его будущая жена может мне не понравиться. Но внушала себе, что он взрослый мужик, а я только сестра и не имею права совать свой нос… Была у него одна девушка, пианистка из Израиля, прелестное существо, очень талантливая, красивая, влюблена в него была по уши, казалось бы, чего лучше… Но… что-то не срослось. Я даже толком не знаю. Короче, разошлись.
А потом вдруг возникла эта… Я как увидала, сразу поняла – беда! Но молчала. Думала, вдруг сам поймет. Не понял. Женился. Я на все молчала. Одно только четко понимала – жить с ней под одной крышей не смогу. И сказала брату: сюда ее не пущу. Покупай другой дом или квартиру где захочешь, я тебе выплачу стоимость этого дома… Он начал орать, что подарки назад не отбирает, просто он считал этот дом и своим тоже, но если тут нет места для его любимой женщины… Я тогда ему сказала первый и последний раз в жизни: «Антон, я для тебя немало сделала, я буквально разрушила свою семью ради тебя и никогда ни одним словом тебя не попрекнула, я никогда не лезла в твою личную жизнь и сейчас не лезу, но я просто не хочу жить с твоей женой под одним кровом. Только и всего. Мы можем сколько угодно общаться, но здесь мое личное пространство, и я не хочу…»
– А он что?
– Да он, как мне показалось, понял. Сказал: «Ну что ж, ты, наверное, права, ты заслужила возможность жить как тебе хочется, ты же знаешь, как я тебе за все благодарен. Не злись. Но я уверен, ты еще оценишь мою Верочку…»
– Она русская?
– Да. Из Волгограда.
– А чем она тебе так не глянулась? Красивая хоть?
– О да. Очень красивая. Но злобная дура.
Я сразу почуяла в ней злобную дуру. И хищницу. И не ошиблась, она меня схавала.
– Каким образом?
– Знаешь, мне поначалу казалось, что все устроилось самым лучшим образом. Мы, что называется, сохраняли вооруженный нейтралитет, и это длилось около года. Но в один прекрасный день мне позвонил знаменитый американский импресарио Вик Дэннелл и назначил встречу в Сан-Франциско. Я не понимала, что ему от меня понадобилось, прокручивала в башке разные варианты, пока ехала, а это не ближний свет. Но то, что я услышала…
Я замолчала, у меня комок стоял в горле. А ведь казалось, я уже это пережила, но боль опять сдавила горло.
Машка погладила меня по руке.
– Женечка, ты скажи, а потом уж забудь.
И поставь на этом крест.
– Да, я попробую…
– Может, тебе коньяку плеснуть?
– Да, плесни!
Я опрокинула рюмку коньяку, как водку. И мне почти сразу стало легче. В самом деле, надо выговориться.
– Понимаешь, он был со мной суперлюбезен, встречу назначил в шикарнейшем ресторане Сан-Франциско, наговорил кучу комплиментов, а мне с каждой минутой становилось все страшнее. И вдруг он говорит: «Дорогая госпожа Истомина, мне чрезвычайно тяжело говорить вам это, но на днях со мной связался ваш брат, он действительно гениальный скрипач, уникальный музыкант, да, так вот, господин Истомин связался со мной и просил меня впредь представлять его интересы». «Как?» – вырвалось у меня. «Ваш брат сказал, что в его карьере наметился застой, что вы уже не в состоянии двигать ее вверх, что он безмерно вам за все благодарен и нежно любит вас как сестру, но именно поэтому и не может сам сказать вам об этом. Надеюсь, госпожа Истомина, вы не станете препятствовать… И поверьте, я наилучшим образом сумею сделать все для такого великого музыканта».
– Вот подлец!
– Кто?
– Антон, кто же еще! Ну, а ты что?
– Это еще не все. Дальше он сказал, что прекрасно понимает мои чувства, но, в сущности, мой брат прав, и посему он, Дэннелл, предлагает выкупить у меня агентство вместе с теми музыкантами, которыми я занималась помимо Антона, а от себя лично дает мне совет: не травить душу и вернуться в Россию. Русские ведь почти всегда страдают от ностальгии, а тут… После, как он выразился, «не побоюсь этого слова, после предательства вашего брата вам и впрямь лучше вернуться на родину, тем более что я знаю, у вас есть квартира в Москве». И, учитывая мой неоценимый опыт и вкус, он бы хотел, возможно, чтобы я была его представителем в России, отыскивала там талантливых, но еще совсем нераскрученных музыкантов, которые обходились бы значительно дешевле лауреатов…
– Охренеть! – простонала Машка. – И ты согласилась?
– Не на все. Я согласилась продать ему агентство и передать тех ребят, с которыми была связана, для них это грандиозный шанс… Но сотрудничать с ним в дальнейшем отказалась категорически. Знаешь, у меня было такое состояние… я как будто умерла… Помню, я вернулась в свой обожаемый дом, вышла налить сиропу колибри, и вдруг в голове возникла отчетливая мысль: «Прощайте, колибри, хочу к воробьям!» И буквально за месяц провернула все. Взяла с собой только документы, ноутбук, пару белья.
И улетела во Франкфурт.
– А что Антон?
– А я его больше не видела. Только послала ему мейл: «Антон, я передала все дела Дэннеллу. Отныне ты свободен. Несмотря ни на что, желаю тебе успеха. Женя». И все.
– И он не примчался к тебе?
– Нет, он в это время гастролировал в Китае.
– А потом?
– И потом ничего.
– Вот сволочь! Это все его баба, я уверена.
– Я тоже. Но если даже Дэннелл считает его предателем…
– И все-таки связывается с ним!
– Ну, Антон Истомин – это бренд! И хорошие барыши. Так что… Бизнес, ничего не попишешь!
– И дом забрал.
– Пусть. Я уже ничего там не хотела.
– Догадываюсь, если даже шмотки все кинула.
– А знаешь, как было весело покупать все новое! Целое приданое! Я первый раз в жизни покупала шмотки, не считая каждую копейку, от души! С нуля так с нуля!
– А он хоть тебя не надул, этот Дэннелл?
– Нет. Рассчитался честно, и я бы даже сказала, щедро. У меня сложилось впечатление, что он хоть и крутой делец, но отлично понимал мое состояние.
– А вот скажи… Что, у Антошки действительно с тобой не было особых перспектив?
– Ерунда! У него уже было мировое имя, и я не сидела сложа руки, он был связан с крупнейшими фирмами звукозаписи и вообще… Но просто то, чего я добилась бы, скажем, через год, Дэннелл добьется через месяц. Только и всего. Я работала одна, а у Дэннелла десятки сотрудников. Так что я оставила Антона в хороших руках, совесть моя чиста. Но брата у меня больше нет. Все, Маш, о нем больше ни слова.
– Погоди, а если вдруг Антон приедет в Москву с концертами?
– И что?
– Ты пойдешь?
– Нет. Я просто уеду на это время из Москвы.
– То есть ты предполагаешь, что он все-таки может заявиться к тебе?
– Я не исключаю такой возможности. Когда сексуальный угар пройдет, он вспомнит, что у него был человек, который знал его лучше, чем он сам, и который готов был помочь в абсолютно любой ситуации, ему может стать грустно, и он захочет восстановить наши отношения. И даже скорее всего он будет биться головой об стену, но я его не прощу. Пойми, если бы он сам пришел ко мне и сказал: «Меня Дэннелл зовет к себе, ты сама понимаешь, как это важно и как почетно», – я бы, видит бог, не стала возражать. Конечно, у Дэннелла другие возможности… Но так – нет. Не прощу. А если даже формально прощу, то в душе – никогда. Я, Машуня, сделала все, чтобы освободиться от него, и я освободилась. И ни о чем не жалею. Я должна была сделать из него большого музыканта, я это обещала маме перед смертью, и я это сделала. А жалею я только об одном. О том, что рассталась с Иваном. Когда я его увидела сегодня… Но ведь и он мог уехать со мной, но не уехал.
– Ты и его считаешь предателем?
– Нет. Тут мы на равных. Я должна была уехать, а он, очевидно, должен был остаться.
– Ты его любишь до сих пор?
– Нет, Машуня. Моя беда в том, что я никого не люблю. Вот разве что Пафнутия… – решила я сменить тему.
– Что еще за Пафнутий? – ахнула Маша.
– О, это очень занятная история! Сижу я как-то в кафе…
– Уже в Москве?
– Да, вскоре после приезда. Настроение унылое – уж больно погода за окном скверная, и думаю: надо мне кота завести. У Антошки аллергия на животных, а я всю жизнь хотела иметь большого толстого кота. Сижу, мечтаю. А неподалеку мужик сидит. Лет сорок, ничего себе, видный, и явно нервничает, на часы поглядывает. Вдруг является девушка, молоденькая, красивая, как картинка в журнале. И о чем-то очень взволнованно начинает говорить, потом сует мужику под нос руку с бриллиантовой браслеткой. Но, видно, тот как-то не так отреагировал. Девушка вскочила и убежала, а мужик только плечами пожал. И тут к нему подходит охранник с большой сумкой, а из сумки громкое мяуканье. Мужик зеленеет, выхватывает из сумки черного котищу, прижимает к себе, что-то бормочет. Тут подбегает официантка: «Ой, какой у вас котик красивый!» Мужик только что в ножки ей не кланяется, просит приютить кота на недельку, ему прямо сейчас надо в аэропорт. Официантка: «Не могу, – говорит, – живу в съемной комнате, хозяйка не позволит».
– Ну и тут ты предложила свои услуги? – рассмеялась Маша.
– Конечно! Да видела бы ты этого кота!
С ума сойти можно. Огромный, черный как смоль, только тапочки беленькие на передних лапках, маленькая манишка и тонкая белая полоска, которая ровно посередине делит лоб и нос. Обалдеть. Глазищи зеленые, шкурка блестящая…
– Пушистый?
– Нет. Я вскочила, подошла к мужику и предложила свои услуги. Ох, как он просиял!
А я попробовала взять кота на руки, и он пошел, не отпихнул меня, а сразу прижался и замурлыкал. Мужик поразился и рассыпался в благодарностях.
– Ну ты даешь! А дальше что?
– Ну, отвез он нас с котом ко мне, позвонил одному парню, который его всякой кошачьей продукцией снабжает, и умчался. А я влюбилась… Ты не представляешь, Машка, что это за кот! Во-первых, он ходит на унитаз. Первый раз я смотрю – вскочил, присел и так недовольно на меня глядит: ты что, мол, подсматриваешь? Я ушла, а он через какое-то время начал мяукать – спусти, мол. А ласковый! Вечером явился ко мне в постель, потоптался на мне, потом улегся рядом.
И меня тогда отпустило. Мне сразу стало легко, я подумала: а я все верно сделала. Если в родном городе я только подумала, что хочу кота, как он сразу образовался, это хороший, добрый знак. И еще я надеялась, что этот мужик оставит мне кота…
– Не оставил, как я понимаю?
– Нет, он сам его до смерти любит. И ревнует. Знаешь, он когда за ним приехал, Пафнутий ему навстречу не вышел. Дрых себе на кровати. Обиделся, наверное. А тот приревновал. Думаю, больше он его мне не привезет, как бы ни припекло его. Знаешь, это смешно, но я по нему тоскую.
– Жень, да заведи себе кота. Тоже мне проблема!
– Заведу, наверное, но пока не могу. Все с Пафнутием сравниваю.
– А что за имя такое идиотское – Пафнутий?
– А мне нравится.
– Дуреха ты… А что за мужик?
– Да откуда я знаю!
– Жень! Ну он хоть интересный?
– Да вроде ничего.
– А звать как?
– Константин. Отчества не сказал.
– Ну хоть как он выглядит?
– Как он выглядит… Ну, такой крепкий, лет сорока, может, чуть больше. Смуглый. Волосы черные с седой прядью, вернее, прядкой, глаза тоже вроде бы черные… Да, в общем, вполне приглядный, но мне…
– Погоди, а он к тебе не клеился?
– Он меня по-моему вообще за мебель принял. Видела бы ты его девушку, куда мне… Да и вообще…
– Тебе надо замуж! И я этим займусь профессионально! Знаешь, какая я сваха! Супер! Сразу могу сказать, сладится у людей или нет. Только по фотографиям.
– С ума сойти! Машка – сваха!
– Ты вот что, обязательно сходи к стилистам, Вика тебя отведет к самым лучшим, у тебя сразу боевой задор проснется…
– Да ну…
– А хочешь, уже в новом образе мы найдем твоего Константина, ты появишься перед ним, он ахнет, влюбится, и ты выйдешь замуж за своего Пафнутия, а Константина возьмешь в приданое! Нехилая идейка, а?
Я расхохоталась:
– Идейка, конечно, зашибись! Только как найти человека в Москве по имени?
– Элементарно, Ватсон! Обратишься к парню, который котов кормами снабжает!
Я озадаченно посмотрела на старшую подругу.
– Маш, а ведь идея гениальная! Да я про этого парня знаю гораздо больше, чем про Константина. Его зовут Саша, у него магазинчик на Ленинградском рынке, и он настолько обожает Пафнутия, что даже повесил у себя его фотографию.
– Супер, Женька! Только к нему надо подослать Вику.
– Почему?
– Жень, ты в своей Америке совсем отупела? Да если у этого Саши есть какие-то отношения с хозяином Пафнутия, то он непременно ему расскажет, что приходила девушка, расспрашивала о нем. Тот спросит, что за девушка, он опишет Вику, а между вами нет ну совсем ничего общего.
– А вдруг он поймет, что это я подослала…
– Жень, он вообще кто? Артист?
– Нет. А при чем тут это?
– Да с какой стати тебе открывать на него охоту? Ему такое в голову не вскочит.
– Да он наверняка и думать обо мне забыл. А вообще, Маш, это все такая дурь, что перед самой собой стыдно. А если меня от этого мужика при ближайшем рассмотрении стошнит, то никакой, даже самый лучший в мире кот не поможет.
– Но к стилистам ты все же сходи. Это в твоих интересах!
– Ладно, к стилистам схожу!
Новая дама отца Константину не слишком понравилась. Чересчур элитарная, как он это для себя сформулировал. Все ее научные труды и диссертации, казалось, у нее на лбу отпечатались, хотя она была безусловно интересной и очень элегантной женщиной. И вполне подходила отцу.
А мне бы чего попроще, подумал Константин.
И еще ему показалось, что она смотрела на него с легким презрением. А он к этому не привык. Но, в конце концов, я уже большой мальчик, злая мачеха мне не страшна, а отцу с ней наверняка будет хорошо, она, похоже, по уши в него влюблена и к тому же отец уверяет, что она отличная хозяйка. Вот и славно! Надо только придумать подарок им на свадьбу. Деньгами тут не отделаешься. И зачем они вздумали устраивать какой-то еще обед, хотели же сначала сразу улететь в Ниццу. Видно, даже такой изысканной бабе охота хоть иллюзию свадьбы… Интересно, она небось наденет какой-нибудь светленький костюм, а может, и шляпку с вуалеткой, как в старых заграничных фильмах. Интересно, есть баба, которой ничего этого не надо? И тут его осенила роскошная идея. Как он понял, жить они будут у отца, а у него телевизор совсем допотопный. Куплю им хорошую плазму, и дело с концом.
Бракосочетание было назначено на субботу.
С самого утра Константин подъехал к дому отца. Достал с заднего сиденья новый телевизор и позвонил в домофон.
– Костя, ты? – раздался голос отца.
– Да, папа, я поднимусь! У меня подарок!
Отец что-то проворчал, но Константин не расслышал. Черт, а цветы? Надо ж было купить цветы! Ох, грехи наши тяжкие! Ничего, успею еще.
– Костя! Что это ты притащил? – Петр Николаевич выглядел замечательно. Очень элегантный темно-серый костюм в тонкую белую полоску, голубая рубашка с темно-красным галстуком. Пышные седые волосы аккуратно подстрижены.
– Папа, пропусти в квартиру!
– Да что это такое?
– Это мой подарок тебе и Анне Михайловне. Телевизор последнего поколения!
– С ума сошел!
– Да нисколько! Но вот из-за этого не успел купить цветы. Но я исправлюсь! А ты впрямь смотришься женихом! Поздравляю, папочка!
А где же невеста?
– А она приедет в загс.
– Так вроде она уже у тебя жила?
– Ах, боже мой, ты что, женщин не знаешь?
– Ага, иллюзия свадьбы. Да?
– Ну, что-то вроде, – добродушно рассмеялся отец. – Да поставь ты эту бандуру. Вон туда, за диван. Вернемся из Ниццы, приедешь, подключишь. Да, кстати, спасибо, Костя!
– На здоровье, папа. А это хорошо, что невесты тут нет. По дороге куплю цветы. Она какие любит?
– Розы.
– О, это проще всего! Ну что, пора ехать. Хоть и суббота, запросто можем попасть в пробку.
– Я готов. Да, а что ж ты на нашей свадьбе даже рюмки не выпьешь? Лучше было взять такси.
– Выпью, папа, как не выпить по такому случаю! А машину отгонит водитель с фирмы. Все предусмотрено.
– А как поживает Пафнутий?
– Нормально. Я теперь никуда его не таскаю. Если уезжаю, консьержка приходит его кормить и убирать. Она любит животных, не обидит, приласкает, так что больше таких экстремальных ситуаций не возникнет.
– Жениться тебе надо, Костя.
– Петр Николаевич, вот доживу до ваших лет, тогда и женюсь, – засмеялся Константин. – А мне и так хорошо. Прихожу домой, никто не зудит, не допытывается, где был, почему задержался, а чей это волос у тебя на плече, а почему от тебя чужими духами пахнет… Нет уж, увольте, сыт по горло. Готовить я и сам умею, получше многих дам, и раз в неделю я готовлю себе обед так, как я люблю, и никто над ухом не пищит: ах, майонез – это гибель! Ах, соль и сахар – белая смерть! Ах, тут столько калорий! Тьфу!
– Ну да, гламурные киски, они только о калориях и думают. А вот моя Аня готовит по старинке. Если б ты знал, какой «Наполеон» она делает, мечта! Вот вернемся, попрошу ее позвать тебя на обед. Тогда и телевизор подключишь.
– Отлично!
– Ты чего затормозил?
– Цветов надо купить, чуть не забыл. Я мигом!
Он действительно вернулся через пять минут с большим букетом белых роз.
– Как считаешь? Сгодится?
– Вполне. Но мы же вечером улетаем.
– Прямо в Ниццу летите?
– Нет, на два дня в Париж, а уж оттуда… Анюта помешана на Париже.
– Ну, по нынешним временам как-то банально – Париж, Ницца… Теперь модно летать на Мальдивы.
– Нет уж, мы для Мальдив несколько устарели, нам и Париж сойдет, – засмеялся Петр Николаевич.
Я с утра валялась в постели и смотрела телевизор, тем самым приобщаясь к жизни в родном городе. И мне многое нравилось. Появилось много прекрасных артистов, а те, кого я помнила, здорово постарели, не менялся только Владимир Зельдин, дай ему бог здоровья. А хорошо иногда полениться, никуда не спешить, я только изредка вскакивала и бежала к зеркалу – взглянуть на свой новый облик. Иногда, спросонья, я забывала о нем и страшно удивлялась, мимоходом взглянув в зеркало. Кто это там? Ах да, это же я, Женя Истомина, московская безработная, одинокая, но почти счастливая. Почему почти? Для полного счастья мне не хватало только Пафнутия!
Зазвонил телефон. И кто это в субботу с утра пораньше?
– Алло, Женя?
Я сразу его узнала.
– С добрым утром, Ванечка!
– Узнала?
– Ты смеешься? Как я могу тебя не узнать?
– Ну да, у тебя же музыкальный слух… Привет, как поживаешь?
– Да хорошо!
– И судя по голосу, не врешь. Жень, а что ты сегодня днем делаешь?
– Ничего. А что?
– Очень хочу увидеться. Может, пообедаем где-нибудь?
– А ты сегодня свободен?
– Ну, раз приглашаю, значит, свободен, – не без раздражения ответил он.
– Да я с удовольствием, Вань! Где и когда?
– Я за тобой заеду в половине третьего.
– Прекрасно.
– Женька, я так рад…
И он повесил трубку. Я тоже здорово обрадовалась. Но тут же вспомнила, что у него двое детей, Колька и Толька. Так при чем тут я? Но, в конце концов, он же не в постель меня тянет, а только в ресторан. В ресторан это можно, это не грех.
И я стала в задумчивости перебирать свои шмотки, что бы такое надеть? Днем можно надеть что угодно, хоть джинсы. Но почему-то хотелось принарядиться. С этим новым имиджем мне теперь все время хотелось наряжаться. Тем более что Ванька, как я успела тогда заметить, одет очень даже неплохо. Надо соответствовать. В результате я выбрала бежевое платье из мягчайшей шерсти с широким замшевым поясом цвета спелой вишни, бежевые замшевые сапожки на шпильках. Здорово! Волосы у меня теперь стали чуть темнее и менее кудрявые, а я еще их немножко разглажу, будет очень стильно! И никто мне сейчас не даст моих сорока. Ванька, конечно, знает, сколько мне лет, но дело даже не в нем, а в том, что я просыпаюсь к новой жизни и, вполне возможно, что в этой новой жизни мне еще захочется любви…
Ровно в половине третьего раздался звонок.
– Жень, я внизу, спускайся!
Я надела пальто. Смешно, ей-богу, иду на свиданку с бывшим мужем и почему-то волнуюсь…
Он ждал возле своей «тойоты». И выглядел как жених. С букетом цветов.
– Привет!
– Жень, это ты? Ты что с собой сделала? – как-то растерялся бывший муж.
– Тебе не нравится?
– Просто неожиданно как-то… Да нет, хорошо, – вдруг расплылся он. – Очень хорошо!
– Вань, это мне цветы?
– Конечно, тебе. Вот, возьми, тюльпаны…
А меня вдруг пронзила страшная боль, я вспомнила, как год назад Антон примчался ко мне с букетом цветов, я спросила, по какому это случаю, а он ответил: «Ох, прости, это Верочке, сегодня День святого Валентина…»
– Что с тобой, Жень? Что-то болит?
– Нет, просто неприятное воспоминание. Ерунда. Спасибо, Ванечка. Обожаю тюльпаны!
– Скоро весна, хотелось поторопить ее. Ну, поехали? Я жутко голодный.
– Я тоже. Едем! А куда?
– Есть один ресторан на Поварской. Там удивительно вкусно готовят. Кухня в основном азербайджанская, уверен, тебе понравится. Женечка моя… – У него дрогнул голос. – Какой я идиот…
– Вань!
– Разве можно садиться за руль, когда едешь в ресторан. Что ж мне, даже вина не выпить с тобой?
Мне показалось, он хотел сказать совсем другое. Ну и слава богу, что вывернулся.
– А я все-таки выпью и оставлю там машину, а завтра заберу.
– Мудрая мысль, мне тоже хочется выпить.
Константин знал, что кроме них будет еще подруга Анны Михайловны. Эта подруга явилась с дочкой. Он сразу смекнул, что это неспроста. Однако дочка ему понравилась. Милая девушка, интеллигентная и даже красивая, если присмотреться. А может, так и надо – присматриваться? Чтобы не шибало в глаза, а постепенно завлекало? Да, в этом что-то есть. Или это уже старость?
Девушка была отлично воспитана, взглянула на него заинтересованно, однако восторга, судя по всему, не испытала. А собственно, с какой стати ей мною восторгаться? Я ж не красавец, не киноактер, да и к чему мне ее восторги?
И имя у нее приятное – Алёнушка. И держится хорошо, и фигурка что надо. Такая точно не подложит свинью. И он начал осторожно ухаживать за милой девушкой. И она с удовольствием эти ухаживания принимала. Но при этом не старалась понравиться, не смеялась идиотским смехом на его шутки, а сдержанно улыбалась…
А что, чем черт не шутит, может, и вправду ценный кадр?
– Петя, по-моему, может что-то получиться, – шепнула Анна Михайловна мужу.
– Ох, как бы я этого хотел, прелестная девочка.
Настроение у Константина было прекрасное. Эта Алёна и впрямь хороша. Надоели мне эти алчные дуры. Бриллиантовый браслетик мне продемонстрировала, коза драная, вспомнил он свою последнюю пассию. А с этой можно говорить… Оказывается, это приятно – говорить с девушкой, которая тебе нравится. Отец когда-то внушал ему, что очень важно, если с женщиной можно еще и поговорить, даже в постели… Раньше я этого не понимал, теперь, кажется, начинаю понимать. Он немало выпил, но не опьянел, а был, что называется, на взводе, и, кажется, Алёне это его состояние нравилось.
– Алёна, есть предложение, – шепнул он ей.
– Какое? – улыбнулась она.
– Когда так называемые молодые свалят в аэропорт, продолжить праздник. Вы сможете уйти от мамы?
– Смогу.
– Вот и отлично! Поедем куда-нибудь кутить, потанцуем, погуляем, нынче погода классная… а может, в кино, а?
– Принимается!
В какой-то момент Петр Николаевич шепнул:
– Костя, выйдем, а?
– Давай! – Он понял: отец хочет ему что-то сказать.
– Дамы, мы вас ненадолго оставим!
– Кость, имей в виду, не стоит сразу тащить девушку в постель.
– Да она, по-моему, не прочь.
– И все-таки, поверь моему опыту.
– Папа, ты забыл, что мне уже сорок два и кое-какой опыт имеется.
– Дело, конечно, твое, но все же… Поверь, так интереснее.
В этот момент из женского туалета вышла дама.
– Ах, хороша! – прошептал Петр Николаевич. – Высокий класс!
– Да, ничего, – вынужден был согласиться Константин. Женщина была как минимум эффектна. И вдруг она ему улыбнулась как старому знакомому.
– Здравствуйте, Константин!
– Здравствуйте… – Он ее не узнавал.
– Как поживает Пафнутий?
– Пафнутий? Ох, Женя, это вы? Простите, не узнал. Он прекрасно поживает.
– Передавайте ему привет! Это лучший кот на свете! Всего доброго!
И она ушла. Вернулась в зал.
– Костя, это та добрая самаритянка?
– Да, она. Но я ее не узнал.
– Ты большой идиот, мой мальчик! Проворонить такую интересную даму, да еще и с добрым сердцем…
– Но она совершенно иначе выглядела.
– Ты просто не дал себе труда вглядеться в женщину, поскольку она не юная блонда. Эх, не будь у меня сегодня свадьбы, я бы за ней сам с удовольствием приударил.
– Что за мысли для новоиспеченного мужа! – рассмеялся Константин. – Ладно, пошли, а то неприлично уже.
Они вернулись к дамам.
А он ничего, этот Константин. Но Ванька лучше. Он родной, как ни дико это звучит. И так на меня смотрит…
– Женечка, попробуй лобио, это так вкусно!
– Правда, вкусно. И вообще тут все вкусно. Знаешь, я первый раз в жизни ем маринованный кизил, прелесть просто. Вань, ты…
– Женя, я хочу спросить. Вот, даже выпил две рюмки подряд для храбрости. Скажи мне, оно того стоило?
– Ты о чем?
– Стоило тогда все порушить, мчаться в Америку… А теперь… разбитое корыто практически… А ведь я любил тебя…
– Но со мной не поехал! – Я рассердилась. – Ванечка, пойми, я не могла остаться. Антону грозила армия. А разве можно скрипачу в нашу армию? И все было не зря. Он стал большим музыкантом, у него мировое имя…
– Антон, Антон, а ты сама?
– А что я? Я рада, что вернулась, что теперь я свободна, и совесть моя чиста!
– А если завтра он позовет тебя?
– Я этого зова просто не услышу. Да он и не позовет. Он же прекрасно понимает, как поступил со мной. Ему смертельно стыдно, и он никогда не сможет через это переступить.
– А я?
– Что ты?
– Ты совсем меня не любила?
– Любила, Ваня. И первое время жутко тосковала. Но ты же сам сделал выбор. И ведь ты не пропал тут, у тебя вроде бы все хорошо, ты преуспеваешь, у тебя сыновья, жена, у тебя все неплохо, Ванечка. Так что твою жизнь я не сломала.
– Ты свою жизнь сломала, Женька!
– Да нисколько! Я профессионал, у меня два высших образования, я исполнила свой долг перед мамой и братом, и я вернулась в родной город. Я еще не старая, у меня, можно сказать, все впереди… Я вот даже имидж сменила… – рассмеялась я.
– Ты просто хорохоришься, Женька!
– Ерунда! Я просто радуюсь жизни и свободе! Ты не поверишь, но сейчас, на выходе из сортира, два мужика чуть шеи себе не свернули при виде меня, у обоих челюсти отвисли…
– И тебя это радует?
– А ты как думал? Конечно!
– Скажи, а почему ты не осталась в Штатах?
– А потому что это все-таки не моя страна. Хотя мне даже предлагали там прекрасную работу. Но я вышла однажды в сад, увидела колибри…
– У тебя в саду водились колибри?
– Да. И я их обожала, а в один прекрасный день вдруг у меня родилась такая строчка в мозгу: «Прощайте, колибри, хочу к воробьям!» И сразу заказала билет во Франкфурт.
– А что, в Америке нет воробьев? – улыбнулся он.
– Почему? Есть. Но в России нет колибри.
– Странная ты, Женька! Но я все равно тебя люблю.
– Вань!
– И не переставал любить. И как только у меня появился Интернет, стал искать всякие сведения о тебе, и многое находил… и в «Одноклассники» вечно лазил…
– И ничего там не нашел. Знаешь, на мой взгляд, эти социальные сети – только иллюзия жизни и общения. А я человек реальный. Я вот посидела тогда у Машки, это было так здорово… И вот сейчас сижу тут с тобой, можно сказать, пьянствую, и мне хорошо. Это реальное общение, я вижу тебя, ты видишь меня, и ты знаешь, что я – это я, а не какая-нибудь придуманная девица с чужой фото– и биографией. Все на чистом сливочном масле, как говорила мама. И поверь, Ванька, я вовсе не несчастная, и не надо меня жалеть… А кто из нас ни разу не сталкивался в жизни с предательством? Это жизнь, Ваня! А таких цыплят табака я сроду не ела, это просто мечта!
Он взял мои руки в свои.
– Жень, я… я хочу тебя.
– Даже и не думай!
– Но почему?
– По кочану!
Константин все время думал об этой странной Жене. Надо же так преобразиться…
– Костя, что с вами? – спросила Алёна.
– Да башка что-то раскалывается, – пробормотал он.
– А вы знаете, я не смогу сегодня с вами кутить.
– Почему? – едва сдержав вздох облегчения, спросил он.
– Я совершенно забыла, что у меня в шесть важная встреча. Просто в первый момент слегка голова закружилась, а сейчас встала на место.
Ох, умная девка, молодец, подумал он. Вот и славно, вроде как она мне отставку дала, выходит, я никого не обижу. Но соблюсти приличия все же надо, не уличное же знакомство.
– Как жаль, Алёнушка! Но, может быть, в другой раз?
– Почему бы и нет?
– Дадите ваш телефон?
– Пожалуйста! – Она вытащила из сумочки визитку. Он достал из бумажника свою.
Обменялись многообещающими улыбками.
А ему нестерпимо захотелось еще разок глянуть на эту Женю. Может, все не так уж и прекрасно?
И стоит приударить за прелестной Алёнушкой? Тем более она намного моложе вроде бы… Он встал и прошел по залу для некурящих, где они и сидели. Ее там не было. Он вышел в другой зал и сразу увидел ее. Она сидела за столиком с элегантным мужчиной.
У него было приятное интеллигентное лицо. Он держал ее руки в своих и что-то страстно говорил ей. Она ласково улыбалась ему, но страсти на ее лице не читалось. Но улыбка у нее завораживающая…
И вообще… Обворожительная женщина! Совершенно не похожая ни на одну из многочисленных красоток, которым он посвятил большую часть своей мужской жизни. Ему вдруг показалось, что он что-то безвозвратно потерял. Что многие годы потрачены зря. Стало вдруг так жалко себя… И встреча с Женей тогда, в кафе, вдруг показалась поворотным пунктом в жизни. Красотка-блондинка сунула ему под нос бриллиантовую браслетку и принесла любимого кота, поставив в безвыходное положение. А другая, настоящая, протянула ему руку помощи, практически спасла, а он ее даже не заметил… Принял предложенное одолжение как нечто само собой разумеющееся…
И вот теперь жизнь ему мстит. А ведь это интересно – посмотреть на женщину другими глазами, разглядеть в ней то, что не видно с первого взгляда…
И дело вовсе не в эффектной внешности, там наверняка еще такие глубины могут открыться… хотя, чего греха таить, не выгляди она столь эффектно, я бы ею все равно не заинтересовался. Потому что дурак. Прав отец. И если бы она сейчас сидела не с мужиком, который только что из штанов не выпрыгивает, а, допустим, с подругой, я бы тоже так не воспламенился. Выходит, я самый примитивный самец. Но это хорошо в ранней молодости, а на пятом десятке как-то неправильно, что ли…
Между тем свадебный обед подошел к концу. «Молодые» спешили в аэропорт.
– Анна Михайловна, папа, от всей души желаю хорошего путешествия!
– Спасибо, Костя! – улыбнулась Анна Михайловна.
А Петр Николаевич обнял сына.
– Позвоните, когда соберетесь возвращаться, если смогу, непременно встречу!
– Мы еще не улетели, а ты уже о возвращении, негодяй! – рассмеялся Петр Николаевич.
Подруга Анны Михайловны взглянула на Константина с плохо скрытым презрением. Потенциальные тещи вообще всегда его терпеть не могли. Видно, точно чувствовали, что так и останутся потенциальными. Алёна слиняла уже час назад. А Женя со своим кавалером по-прежнему сидела за столиком. И сейчас уже смотрела на мужчину даже с нежностью.
«Мы ее теряем» – прозвучала в мозгу фраза из американских медицинских сериалов. Но тут же всплыла спасительная мысль – у меня же есть Пафнутий! Она передавала ему привет. Так что мешает мне, допустим, завтра позвонить ей и передать нежнейший привет от Пафнутия? Еще ничего не потеряно. Наоборот, все еще только начинается! Он вышел из ресторана, поймал машину, вопреки обыкновению сел сзади и закрыл глаза. Черт возьми, как хорошо… Видно, эта Женя мне послана судьбой. Второй раз жизнь сталкивает нас совершенно случайно. И это ведь неспроста…
– Женя, поверь, я на все готов!
– На что ты готов, Ванечка?
– Одно твое слово – и я уйду из семьи, мы опять поженимся и…
– Нет, Ваня, этого слова ты от меня не дождешься.
– Ты такая благородная, да? – Он уже здорово захмелел.
– Дело не в благородстве, просто нельзя дважды войти в одну реку…
– О, это уже совсем другая река!
– Но течет-то по тому же руслу!
– И опять не права… И к чертям все эти веками проверенные банальности! Мы не прожили нашу жизнь, не прожили нашу любовь… И теперь выпадает такой шанс…
– Прекрати! Я не желаю даже слышать об этом!
– То есть ты меня не любишь!
– По-видимому, так, Ванечка.
– Но ты не уверена?
Я промолчала. Мне не хотелось его обижать, но за эти часы я отчетливо поняла, что отношусь к нему с огромной нежностью, но уже не люблю. Выгорела моя любовь. Я никого сейчас не люблю, но, кажется, готова к новой любви… Голос разума говорил мне, что этой новой любви я могу и не встретить, но возвращаться к старой нет ни малейшей охоты. Я ведь все начала заново, с нуля, так при чем тут Ваня?
Утром мне позвонила какая-то женщина.
– Извините, я могу поговорить с Евгенией Истоминой?
– Я вас слушаю.
– Здравствуйте, Евгения. С вами говорит помощник дирижера Фархада Закирова.
– О! – вырвалось у меня.
– Фархад очень хотел бы с вами увидеться, у него есть к вам деловое предложение.
– Какое? – удивилась я.
– Деловое. Но я подробностей не знаю. Мне просто поручено договориться с вами о встрече, Фархад очень занят, у него сегодня концерт в Большом зале. Если вы не против, он оставит вам билет и просит после концерта зайти к нему. Там он сам все вам расскажет. Вы согласны?
– Да, я с удовольствием.
– Тогда билет будет оставлен на ваше имя у администратора. Если вы хотите пойти с кем-то, то два билета.
– Нет, спасибо, два не нужно.
– Отлично, значит, я так и передам Фархаду, что вы придете.
– Разумеется.
Надо же, Фарик! Когда-то мы вместе учились в консерватории, я на фортепьянном, а он на дирижерском.
Веселый, талантливый и удивительно красивый парень. Мы частенько встречались в одной компании, однажды он даже пригласил меня на свидание, но я отказалась. Я была уже тогда без памяти влюблена в Ваньку, и изысканная восточная красота Фарика меня совершенно не привлекала. Он, надо сказать, нисколько не обиделся. Со временем он стал отличным дирижером. Гастролировал по всему миру, насколько мне известно, у него была квартира в Амстердаме, он там одно время дирижировал в Оперном театре и был женат на голландке. Помню, кто-то из общих знакомых говорил мне, что они довольно быстро расстались. Человек, рассказывавший об этом, спел: «Узбек и голландка, они, если честно, не пара, не пара, не пара!» А я тогда не поняла, не знала этой песенки про дельфина и русалку. Меня просветили, и я долго смеялась. А лет пять назад Антон давал концерт в Мадриде, и Фарик пришел на концерт, восхищался игрой Антона… Ох, я буду рада его видеть!
По возвращении в Москву я еще ни разу не была в консерватории, боялась, но это глупо, и вот сегодня я наконец преодолею этот барьер.
В конце концов, консерватория связана для меня не только с Антоном, но и со многими другими людьми, и не самыми плохими. С Фариком, например. И с моим педагогом Медеей Александровной, замечательным человеком. К сожалению, ее уже нет в живых. И какое это у Фарика ко мне деловое предложение, хотела бы я знать? Что ж, сегодня и узнаю. Да, кстати, надо привести себя в порядок, чтобы не ударить лицом в грязь перед старым другом, да мало ли кого еще я могу встретить в Большом зале… Я вспомнила все советы стилиста, который со мной работал, и свято их выполнила. Получилось очень даже недурно. Среди шмоток, купленных во Франкфурте, было чудесное черное платье с большим белым воротником и белой оторочкой на небольшом разрезе внизу. Очень элегантно и вполне соответствует случаю. Я хотела заказать такси, но где гарантия, что не попаду в пробку? Поэтому поехала на троллейбусе. Едва свернув на улицу Герцена, ныне Большую Никитскую, я начала волноваться, и чем ближе подходила к своей альма-матер, тем сильнее колотилось сердце. О, а вот и Петр Ильич сидит! И как всегда, возле него топчутся в ожидании самые разные люди. Вон шикарная дама лет пятидесяти нервно ходит взад и вперед. Паренек со скрипкой то и дело поглядывает на двери Малого зала. Немолодой мужчина сердито озирается по сторонам. Ничего тут не изменилось, жизнь продолжается! Спрашивают лишний билетик, значит, Фарик и в Москве имеет успех. И очень много молодежи. А кто-то говорил, что в Москве молодежь не жалует симфонические концерты. Так это смотря какая молодежь. Ах, хорошо! Так, а какая сегодня программа? Ага, Малер! Отлично! Я получила свой билет, вошла в вестибюль. Когда-то я знала здесь всех гардеробщиц… Я сняла пальто, поправила прическу перед зеркалом и стала медленно, едва справляясь с волнением, подниматься по лестнице. Почему-то вдруг вспомнилась одна история, рассказанная Медеей Александровной. В шестидесятых годах в Большом зале давал несколько концертов великий Герберт фон Караян. Попасть на концерты было практически невозможно, студенты как только ни исхитрялись, но вокруг стоял плотный милицейский кордон. И все-таки одному парнишке как-то удалось прорваться, милиционеры погнались за ним и схватили уже наверху. Церемониться не стали, сшибли с ног и поволокли вниз, голова парня билась о ступени. И вдруг к ментам подскочил композитор Кабалевский и стал на них орать: «Немедленно отпустите парня! Здесь консерватория, а не застенки КГБ!» И они, как ни странно, подчинились. Высокий тощий старик с совершенно седой головой, видно, произвел на них впечатление. «Знаете, – говорила нам, студентам, Медея Александровна, – я никогда не считала Кабалевского большим композитором, но как человека я его зауважала безмерно!» Вот такая вот история. А паренек тот все-таки попал на концерт, его провел все тот же Дмитрий Борисович.
Фарик оставил мне билет в двенадцатый ряд. Зал встретил его бурными аплодисментами. Боже, до чего ж он красив, а как сидит на нем фрак! Как здорово он держится, с достоинством и в то же время немного царственно. Молодец, Фарик! Оркестр у него звучит отменно! Не могу сказать, что Малер мой любимый композитор, но я наслаждалась! В антракте вышла в фойе. Надо же, ни одного знакомого лица. И довольно много странной публики. Не в меру расфуфыренные дамы, мужики такие, что им, по-моему, кроме «Мурки» вовек ничего не надо. Что они здесь делают? Зачем им Малер? Или дело не в Малере, а в том, что попасть на концерт Фархада Закирова считается престижным? Скорее всего. А он и вправду стал первоклассным дирижером. Когда он раскланивался и поднимал оркестр, очень пожилая дама рядом со мной шепнула своей подружке, тоже весьма немолодой:
– Танечка, ну до чего же он красив!
– Не стану спорить, Люся. Хорош! Но главное все-таки очень – талантлив!
– Ну, это само собой…
Аплодисменты еще звучали, а я уже выбралась из зала и пошла за кулисы. Там, как обычно, толпился народ. А Фарик, видимо, еще раз вышел на аплодисменты. Но вот и он, с букетом красных роз.
– Женька! – воскликнул он, сразу выхватив меня взглядом. – Женечка, дорогая моя, как я рад! – Он сунул мне в руки букет и расцеловался со мной. Люди вокруг недоумевали: что это за женщина, откуда взялась?
– Жень, подожди меня минут пятнадцать, я со всеми тут разберусь… – И он подмигнул мне, как подмигивал когда-то в юности. – У меня к тебе очень важное дело!
– Ладно, Фарик, подожду!
Ждать пришлось около получаса, но я никуда не торопилась.
– Простите, а вы кто? – спросила меня какая-то женщина лет пятидесяти.
– В каком смысле?
– Ну, вы… журналистка?
– Нет.
– Музыковед?
– Нет-нет.
– Вы его… знакомая?
В вопросе слышался подтекст: «Вы с ним спите?»
– Мы вместе когда-то учились.
– А! – Она утратила ко мне интерес. Кто она такая, меня не слишком занимало.
– Жень! Ты где раздевалась? – спросил Фарик, продолжая беседовать с каким-то старичком.
– В гардеробе. А что?
– Возьми ключи, синий «БМВ», номер 263, оденься и жди меня в машине, сама видишь, что тут…
Вот даже как! Мне доверяют синий «БМВ», про себя рассмеялась я. Помню, мы были тогда студентами, и парни наши мечтали о машинах… Кто-то непременно хотел «мерседес», кто-то «крайслер», а Фарик всегда хотел «БМВ». Он верен своим пристрастиям.
Я нашла синий «БМВ», открыла и села.
Будь Фарик певцом, меня бы сейчас растерзали его поклонницы, а дирижер все-таки куда более спокойная профессия. Я прождала минут десять. А вот и он!
– Женька, родная! Как я счастлив тебя видеть! – Он уже успел переодеться, а портплед с фраком аккуратно повесил на крючок. – Ну, поехали ужинать, я после концерта умираю с голоду! Ты изумительно выглядишь, Женька!
– Ты тоже, Фарик! Просто неотразим во фраке.
– А без фрака хуже? – засмеялся он.
– Без фрака тоже ничего! Как ты меня нашел?
– Прости ради бога, что не сам тебе позвонил, но твои координаты попали ко мне в последний момент…
– Да ерунда! Знаешь, я не слишком люблю Малера, но сегодня получила громадное удовольствие, ты что-то с ним такое сделал…
– Потому что я его безумно люблю!
– Это чувствуется. Короче, спасибо за чудный концерт. А куда мы едем?
– В одно хорошее местечко, где нам никто не помешает и где вкусно кормят!
– Ах, какой плов ты когда-то готовил!
– Вот пловом я тебя и накормлю!
– Собственного приготовления?
– Нет, что ты! Там плов в миллион раз лучше моего! Это ресторанчик одного моего родственника.
– Миллион лет не ела плова!
– Женька, я тебя обожаю! Если б ты сказала, что в такое время есть плов вредно, я был бы страшно разочарован!
– Ничего не вредно, если запивать зеленым чаем!
– Зришь в корень! Узбеку плов хорош в любое время суток!
– Звучит как стихи! Фарик, а ты где сейчас постоянно живешь?
– В Москве и отчасти в Амстердаме. А гастролирую практически по всему миру. Не женат!
– А это мне зачем знать?
– Ну, мы же будем вместе работать.
– Фарик, я ничего не понимаю!
– Ну, пока не приехали, вкратце: моя помощница, которая тебе звонила, через месяц должна родить. Не от меня! Я был в панике, искал ей замену, но все было не то. И вдруг она сама мне говорит о тебе, нашла твое резюме. Я обрадовался как ненормальный! Жень, ты еще ничего другого не подыскала?
– Нет, Фарик, не подыскала.
– И ты согласна со мной работать?
– А что мне надо будет делать?
– Жень, я думаю, ты это знаешь даже лучше, чем я. Я совершенно не в состоянии сам заниматься администрированием, пиаром и прочая, прочая… Мне нужна правая рука, вторая, ведь в первой я держу дирижерскую палочку. Ты согласна стать моей второй правой рукой? У тебя же огромный опыт.
– Мне надо будет ездить с тобой по миру?
– Да. Иначе не получится. А тебя это смущает?
– Нет.
– Ты будешь получать определенный процент от моих гонораров, поверь, это совсем неплохо.
– Верю.
– И потом, очень важно, чтобы человек, с которым приходится столько времени проводить вместе, не раздражал. Согласна?
– А ты уверен, что я тебя раздражать не буду?
– Уверен, – улыбнулся он. – А вот мы и приехали!
Это был узбекский ресторан, где нас встретили с невероятным радушием, провели в маленький зальчик, где стояли низкие диваны, лежали ковры и пахло не едой, а, похоже, кальяном, поскольку на маленьком столике стояло несколько кальянов. Никогда не курила кальян. Надо будет попробовать.
Фархад расцеловался с каким-то мужчиной в узбекском халате и тюбетейке.
И нам почти сразу принесли большой синий чайник и пиалы.
– Будешь чай? – спросил Фарик.
– Конечно.
Чай оказался удивительно вкусным и ароматным.
– Скажи, Фарик, а у тебя менталитет не очень восточный? – поинтересовалась я.
– То есть? – страшно удивился он.
– Ну, я не знаю… просто я хотела бы, что называется, договориться на берегу…
– А, я понял, – рассмеялся он. – Ты хотела спросить: не стал ли я восточным деспотом, не буду ли унижать твое достоинство европейской женщины, так?
– Ну, в общих чертах…
– Женька, ты что, совсем меня не помнишь? Я вырос в Москве, мой педагог был из старой московской интеллигенции, мой отец учился в МИФИ и работал с Келдышем, а мама была врачом-акушером. О чем ты, Женька? И кстати, мама моя была наполовину русской. Так что с этой стороны тебе ничего не грозит!
– А с какой грозит?
– Ну, я бываю иногда невыдержанным, могу вспылить, могу накричать, правда, потом всегда прошу прощения.
– Ну что ж, Фарик, можно попробовать.
– Отлично, Женька!
– Да, Фарик, еще вопрос. Мне придется охранять тебя от… твоих поклонниц? Не сомневаюсь, их толпы…
– С чего ты взяла?
– Ну я же не слепая!
– Что ты хочешь сказать? Что девицы кидаются на меня, как на тенора или, на худой конец, баритона? – рассмеялся он. – Нет, Женечка, этой проблемы у меня пока нет и, я надеюсь, и не будет. И сразу скажу: у меня есть любимая женщина, она русская, но живет в Англии, она замужем, у нее ребенок. Это грустная история, как-нибудь я расскажу тебе о ней. Поэтому охранять меня не нужно. А вот защищать мои интересы необходимо. И если ты согласна, то прямо завтра Аллочка передаст тебе все мои договоры. Я хочу, чтобы ты просмотрела их с точки зрения юриста. Возьмешься?
– Возьмусь, Фарик! Сказать по правде, я даже мечтать не смела о такой работе. Это как раз то, что я умею. И работать с тобой… это отличная возможность. У меня о тебе самые лучшие воспоминания, и, я вижу, ты не испортился за эти годы. Ну или, по крайней мере, мне так кажется.
– В таком случае, договоримся так – я послезавтра улетаю во Францию, оттуда в Израиль, потом возвращаюсь, и мы летим в Амстердам, я там ввязался в один довольно авантюрный проект, сам еще не знаю, что из этого выйдет и выйдет ли вообще. Короче, у меня есть друг, он помешан на идее продвижения русской оперы, начать решили с «Иоланты». Ты бывала в Амстердаме?
– Два дня.
– О, это считай не была! Тебе понравится, чудесный город. Иными словами, через десять дней будь готова. У меня там большая квартира, но ты будешь жить в отеле неподалеку во избежание ненужных толков.
– Правильно!
– Ну вот видишь, мы понимаем друг друга.
– Похоже на то.
– А ты стала осторожная, Женька.
– Жизнь научила.
– Я наслышан.
– Не будем об этом.
– Не будем. А вот и чудо-плов! Женя, плов надо есть руками!
– Извини, Фарик, не могу!
– Но тебя не смутит, если я буду придерживаться этой традиции?
– Нисколько!
Ах, как красиво и изящно он это делал! Казалось бы, слово «изящество» неприменимо в этой ситуации, но это было именно так – необыкновенно изящно. Но я все же пользовалась вилкой. Плов и вправду был выше всяких похвал.
– Сроду не ела вкуснее.
– И ты права! Дядя Рахим готовит лучший плов в мире! Но вернемся к нашим баранам.
– Так тут мы тоже имеем дело с барашком, насколько я понимаю.
Он расхохотался:
– Женька, какое счастье!
– Ты о чем?
– Аллочка была замечательной помощницей, аккуратной, исполнительной, инициативной, но… два недостатка у нее все-таки были, а у тебя их точно нет.
– Это каких же?
– У нее было неважно с чувством юмора, и она ни хрена не смыслила в музыке.
– Но у меня могут обнаружиться куда более существенные недостатки.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
– Не думаю. И потом я же мирился с недостатками Аллочки.
– Фарик, а мне можно будет иногда присутствовать на репетициях «Иоланты»?
– Да. Но не вмешиваться.
– Боже упаси!
– Однако, если у тебя вдруг возникнет какое-то замечание, потом обязательно мне скажи.
– Ты уверен, что это стоит делать?
– Не знаю, – засмеялся он. – Но попробовать можно. Ох, Женька, как я рад, что мы будем работать вместе.
– Фарик, а я вот что хочу спросить… А если, паче чаяния, тебе предложат сыграть концерт с… Истоминым…
– Я вряд ли откажусь, он потрясающий музыкант.
– Вот! Но я не договорила… А можно мне будет не присутствовать тогда?
– Безусловно. Даже не обсуждается. Я все понимаю, Женька, – сказал он и ласково потрепал меня по руке.
– В таком случае, Фарик, я согласна.
– Женька, мы же были друзьями, а это так приятно – обрести старого друга. Вообще-то они имеют тенденцию с годами теряться.
– Зависть?
– И она тоже, но не только… Жизнь разводит. В этой жизни много грустного, Женька, но и радости бывают огромные.
– Это правда, Фарик!
Константин маялся. Его так и подмывало в тот же вечер позвонить Жене, но кто ее знает, вдруг обед с тем мужиком закончится в постели? И при чем тут я? Позвоню завтра. Завтра вечером. И он позвонил. Но она не ответила. А мобильный был отключен. Звонить после одиннадцати почти незнакомой женщине попросту неприлично. Ладно. Звякну днем.
И если она свободна, приглашу на вечер куда-нибудь… А может, ну ее, позвоню лучше Алёне. Вполне милая девушка и куда моложе… Но при воспоминании о том, как тот мужик сжимал руки Жени, ему делалось тошно. С ума я, что ли, спятил? Зачем мне понадобилась баба, уже траченная жизнью? Ей наверняка хорошо за тридцать… Но это может быть интересно… Или все дело в отце, в том, что он так восхитился ею? Но какое мне дело до вкусов отца? А, ладно, ну их всех к черту. Да, к черту, к черту!
Днем на работе было не до лирики. Навалились неприятности, один заказ им вернули с кучей замечаний. Пришлось разбираться, и выяснилось, что молодой талантливый сотрудник Митя Фокин безбожно накосячил.
– Мить, в чем дело? Ты хоть понимаешь, во что фирме обойдется твой косяк, если ты его не исправишь в течение двух дней? – весьма сурово спросил он у парня.
– Константин Петрович, ей-богу, все исправлю! Там не так уж все страшно, я допустил только одну ошибку…
– Но кардинальную!
– Да это-то куда проще! Просто пересчитаю все по новой! Когда кардинальная ошибка, это проще, чем вылавливать блох…
– В принципе ты, наверное, прав. А успеешь?
– Зуб даю! Завтра к обеду все будет чики-пуки!
– Посмотрим. А вот ты мне скажи, почему был так невнимателен? У тебя какие-то проблемы? Скажи лучше, может, можно помочь?
– Да нет, – покраснел вдруг Митя, – это из-за бабы… Чем тут поможешь?
– Бросила, что ли?
– Да нет, но лучше бы бросила, наверное…
– А! Ладно, сам разбирайся, но чтобы работа была сделана. Проблемы с бабами в нерабочее время! Все, иди!
Звонить Жене на мобильный отчего-то не хотелось. Может, она уже нашла работу, а тут здрасте – привет от Пафнутия! Глупо получится.
А дома никто не снимал трубку. Жаль, у нее нет автоответчика, а то сказал бы, привет, мол, вам от Пафнутия и попросил бы перезвонить. Позвонила бы – хорошо, а нет – все и так понятно. Но автоответчика у нее нету. Может, просто плюнуть? Он несколько раз в день принимал решение плюнуть, но через полчаса внутренний голос говорил ему: позвони! Что за наваждение?
Она откликнулась уже в десятом часу вечера. Наконец-то!
– Алло! Женя, это Константин. Вам привет от Пафнутия!
По голосу было слышно, что она обрадовалась. Интересно, ему или привету от Пафнутия?
– Здравствуйте. Как он там поживает?
– Он хорошо. А вы, Женя?
– Я тоже неплохо. Но если вы хотите его оставить со мной, то…
– Нет-нет, Женя. Эту проблему я решил. Просто хотелось бы вас увидеть! Может, поужинаем завтра, как вы на это смотрите?
Она почему-то рассмеялась. И смех у нее был такой…
– Ну а почему бы и нет! – неожиданно легко согласилась она. – Завтра я как раз могу.
Он задохнулся от радости. Совсем с ума спятил!
– Хорошо, Женечка! Куда за вами заехать? Домой?
– Нет. Я уже работаю, если не сложно, заберите меня со Сретенки. Даев переулок знаете?
– Знаю. Но в котором часу?
– Ну, я закончу часов в семь, но это время пробок, так что я просто буду вас ждать, вы позвоните, и я сразу выйду.
– Отлично! Договорились! До встречи, Женя!
Я почему-то обрадовалась. Хотя зачем он мне нужен, особенно без Пафнутия? А может, все дело в том, что я уж и не помню, когда ходила на свидания? Иван не в счет. И он, похоже, на меня обиделся. Ну и что с того? Смешно, ей-богу, завести роман с бывшим мужем. И вообще, романы с женатыми – не мой жанр. И у меня новая жизнь. А этот Константин… С чего это он вдруг соблаговолил меня заметить? Или просто хочет навести мосты на случай, если опять не с кем будет оставить Пафнутия? Но я ведь теперь уже не смогу. Я на той неделе улетаю в Амстердам, с Фариком. Надо отдать ему должное – дела у него в отличном состоянии, Аллочка и вправду молодчина, и очень славная женщина, правда, с чувством юмора у нее не очень, но душевная и добрая. Под большим секретом рассказала мне, причем по собственной инициативе, о «грустной» любви знаменитого дирижера.
– Знаешь, она жутко красивая, такая вся нежная, вместе они смотрятся – офигеть. У нее муж знаменитый футболист, тоже русский, но играет в «Манчестер Юнайтед», зашибает бешеные бабки, куда там Фархаду. Поэтому она от мужа и не уходит. По-моему, совершенно тупая бабенка.
А он с ума сходит.
– Ну, тогда это даже лучше, пусть живет со своим футболистом. В какой-то момент Фархад поймет, чего стоит его Ширин.
– Ширин? – удивилась Аллочка. – Ее вообще-то зовут Зоя.
– Аллочка, ты не помнишь «Фархад и Ширин»?
– Ой, да, точно!
– Знешь, мы в свое время всех девушек Фарика звали «Ширинками».
– А у него их много было?
– Да почти все девчонки в консерватории по нему сохли!
– А он?
– Он… Он, как ни странно, был довольно разборчив.
– Зато теперь так вляпался!
– А ты не была в него влюблена? – полюбопытствовала я.
– Нет, мне такой тип мужчин вообще не нравится. И потом я в музыке ни черта не понимаю. Но человек он очень хороший. Хотя иногда так наорать может…
– Это нестрашно.
– Жень, знаешь как он обрадовался, когда я ему твое резюме показала!
– А я как обрадовалась, когда он мне работу предложил.
– Да, ты здорово сечешь в этом деле… А еще и в музыке понимаешь. А уж как мой муж обрадовался! А то мне скоро родить, а я не могу вот так просто взять и уйти! И, главное, я теперь буду спокойна за Фархада.
Короче говоря, иметь с ней дело было очень приятно.
Я задумалась, как мне одеться, чтобы вечером выглядеть достаточно элегантно. Но скромно. А надену-ка я строгий серый костюм с красным джемпером. С одной стороны скромно, а в то же время слегка вызывающе.
– Ой, Жень, как тебе красный идет! – ахнула Аллочка. – Мне когда-то тоже шел… – грустно сказала она.
– Почему когда-то? Наверняка и теперь идет.
– Что мне может сейчас идти, с таким пузом?
– Ты даже представить себе не можешь, какая ты сейчас хорошенькая!
– Мне муж то же самое говорит, а я как посмотрюсь в зеркало… Я ведь уже старородящая, мне уже тридцать.
– Это только в России есть такой термин. Хамский, по-моему! Что значит старородящая? Раз рожает, значит, не старая, и точка!
– Ага, ты права. Вообще все эти стереотипы… У нас говорят – женщина после тридцати уже не товар.
– Что за бред? Ты где это слышала?
– По телевизору! В программе «Давай поженимся!». Ты ее не смотришь?
– Алла, а ты зачем эту муть смотришь?
– Иногда так устаю, сяду, а по другим каналам только стреляют… А мне сейчас нельзя. Хотя я вообще-то боевики люблю, там таких классных мужиков показывают…
Я засмеялась:
– А твой Игорь разве не классный?
– Классный, но в другом роде. Жень, а ты, случайно, не на свидание собралась? – вдруг спросила она.
– А ты почем знаешь?
– Да вижу. Нарядилась. И глаза блестят. Он кто?
– Понимаешь, я больше знакома с его котом, чем с ним. Кот у него потрясающий!
Аллочка захлопала длиннющими натуральными ресницами:
– Что это значит?
Я рассказала.
– Ну надо же! Красивая история.
– Да ну…
– Но он тебе нравится?
– Да вроде ничего. По крайней мере внешне. Довольно интересный. Но что там окажется… Поглядим. В конце концов, я скоро уезжаю. Так почему бы и не поужинать с интересным мужчиной?
– Жень, а ты была замужем?
– Была. Но давно. А больше не хочу.
– Почему?
– Не знаю. Просто не тянет.
– Но мужик же нужен.
– Да тоже не очень. Я как-то обхожусь.
– Ну, это неправильно. Для здоровья нужно.
– Знаешь, эти истории «для здоровья» иной раз бывают очень вредны для здоровья.
– Не поняла.
– Ой, да ладно, скажи мне лучше, что это за фирма? Я такой не знаю.
– А, это новая японская звукозаписывающая фирма. Они поднялись буквально за год. И уже претендуют на лидирующие позиции.
– И там все чисто?
– Ну, пока вроде никаких нареканий не было.
– Надо же, еще года нет, как я отошла от дел, а тут уже новости. Надо все время держать руку на пульсе. На досуге почитаю в Интернете.
И мы вплотную занялись делами. Но стоило мне хоть немного отвлечься, как вновь и вновь возникала мысль: а почему все-таки этот Константин мне позвонил? Неужто я тогда в ресторане произвела на него впечатление? Похоже на то. Он в тот день несколько раз как бы между прочим проходил мимо нашего с Иваном столика. Наверное, будь я с подругой, он бы на меня и не посмотрел. Хотя кто знает…
Время до вечера тянулось ужасно медленно.
Константин думал: интересно, а надо покупать цветы? Да, пожалуй, небольшой букет купить все-таки следует. Мы ж не по улицам гулять собираемся, а в ресторане цветы поставят в воду. Она потом заберет их, и ей будет приятно. Кажется, она ценит такие вещи. Вот она точно не стала бы совать мне под нос браслетку с брюликами. Совсем другой коленкор. А впрочем, посмотрим. Может при ближайшем рассмотрении оказаться пошлой дурой или претенциозной высокопарной особой. Или говорить с ней будет не о чем. А о чем, спрашивается, ты говоришь обычно со своими красотулями? Смешно, Константин Петрович. Видно, стареешь, поговорить охота? Или это пресловутый кризис среднего возраста?
По дороге он купил букетик сиреневых тюльпанов. Заехав в Даев переулок, позвонил Жене. Она откликнулась сразу. У нее приятный и волнующий голос, отметил он про себя.
– Алло! Вы уже здесь? Иду!
И ноги у нее что надо! Черт возьми, она здорово интересная женщина. И очень элегантная.
– Здравствуйте, Женя! Вот, все-таки уже весна, пора тюльпанов!
– Спасибо! Какой дивный цвет!
– Да, мне тоже понравился. Садитесь, Женечка!
Он помог ей сесть. А какие духи! Как раз такие, как я люблю. Горьковатые, чуть дымные. Ну надо же!
– Расскажите про Пафнутия, – попросила она.
– Да что про него рассказывать! Жив-здоров и невредим.
– Тогда расскажите о себе, я ж о вас совсем ничего не знаю.
– Ну, кое-что все-таки знаете…
– Только имя, примерный возраст, знаю, что любите котов и… красивых, но корыстных блондинок.
Он добродушно расхохотался.
– Ну, не так уж мало. Но все-таки представлюсь более подробно. Мне сорок два, фамилия Турбин, отчество Петрович. Я программист, у меня своя небольшая фирма, довольно успешная, я разведен уже миллион лет, люблю классическую музыку, джаз, живопись и футбол. Вот, пожалуй, и все. Теперь ваша очередь, Женя.
– Ну, меня зовут Евгения Юрьевна Истомина, я в свое время окончила консерваторию, но таланта у меня не было, я окончила еще юрфак, развелась уже давно, много лет жила и работала в Америке. Сейчас нашла работу здесь, правда, связанную с постоянными разъездами. На будущей неделе улетаю в Голландию.
– Надолго?
– Пока еще точно не знаю.
– А что это за работа, можно спросить?
– Конечно. Знаете такого дирижера Фархада Закирова?
– О нем знаю, но никогда не бывал на его концертах.
– А зря. Отличный дирижер. Так вот, я буду его помощницей.
– Секретаршей, что ли?
– Не совсем, скорее администратором. Мы знакомы еще с консерваторских времен. Он прелестный человек, и меня такая перспектива воодушевляет. Во всяком случае, это единственное предложение, которое показалось мне приемлемым.
– О, вот мы и приехали!
Когда они уже сделали заказ, Константин спросил:
– Женя, а почему вы не остались в Америке?
– По целому ряду сугубо личных причин, – довольно сухо ответила она.
Он понял, что этой темы лучше не касаться. Как ни странно, разговор у них потек легко и непринужденно, она была умна, образованна, с хорошим чувством юмора. В какой-то момент он вдруг осознал, что наслаждается беседой.
А при этом она еще и прелестная женщина. Но не делает на этом упора, словно давая понять – я не только прелестная женщина, я еще и человек.
Он мне нравится, у него только глаза совсем черные, непроницаемые какие-то, но хорошая улыбка, и с ним совершенно не скучно.
Он ничего не пил, а я выпила бокал сухого вина.
– Женя, а что вы делаете в субботу днем?
– Пока не знаю. А что?
– Я хотел бы пригласить вас к себе на обед. Я, говорят, неплохо готовлю, ну и с Пафнутием повидаетесь.
Против такого аргумента я не могла устоять.
– Даже интересно, узнает он вас?
– Да вряд ли, столько времени прошло…
– Вот и проведем эксперимент.
Она не ломалась, не хихикала, как идиотка, не закатывала глаза, а просто и естественно приняла приглашение.
– Вы пельмени любите, Женя?
– Неужто вы умеете делать пельмени?
– Умею! Я три года прожил в Новосибирске.
– Я обожаю пельмени! Но это же такая возня!
– Да нет, у меня как-то быстро получается, – чуть застенчиво улыбнулся он. – Заодно посмотрите, как я живу.
– Вы живете где-то в районе метро «Аэропорт»?
– С чего вы взяли?
– Ну, ваш Саша торгует на Ленинградском рынке…
– Ах да! – рассмеялся он. – Но Сашу я давно знаю, и я действительно жил на улице Усиевича, но недавно переехал в новый дом, живу на двадцать первом этаже.
– Ой!
– Я продал свою квартиру и еще квартиру бабушки, которая досталась мне в наследство, и купил эту. Мы всегда жили невысоко, а мне хотелось видеть город с высоты.
Он не лез ко мне, не хватал мои руки, вообще вел себя безукоризненно и, как мне показалось, немного непривычно для себя. Но я видела, что нравлюсь ему, я никогда в таких вещах не ошибаюсь. И он мне очень нравился. В нем есть какая-то загадка, что ли… Хотя не могу сказать, что я влюбилась, нет, но он здорово меня заинтересовал. А со мной так давно этого не было. Кажется, и в самом деле для меня начинается новая жизнь!
На десерт в этом ресторане была только пахлава и несколько сортов экзотического варенья. Мне принесли чай и большую вазочку варенья из грецких орехов. Я никогда раньше его не пробовала. В сиропе плавали черные шарики. Я взяла один в рот. Он был тверденький, но я легко его раскусила. Ах, как вкусно!
– Нравится? – улыбнулся Константин.
– Да, необычно… Но вкусно.
– А моего не хотите попробовать? Это айва.
– Ну, из айвы я даже сама когда-то варила. Правда, совершенно не помню как.
После ужина он отвез меня домой. Даже не пытался поцеловать, просто проводил до подъезда и сказал:
– Женечка, так в субботу встречаемся? За вами заехать?
– Не стоит. Сосредоточьтесь на пельменях.
Он опять улыбнулся своей странной нахально-застенчивой улыбкой.
– Хорошо. Только скажите, с чем вы любите пельмени?
– Как с чем? С мясом! – удивилась я.
– Нет, я хотел спросить: с уксусом, с маслом, со сметаной, с майонезом?
– Со сметаной и с черным перцем.
– Да? Я тоже именно так и ем. Тогда в субботу к трем я вас жду!
– Договорились!
И он уехал.
Как странно, он оказался совершенно другим, чем показался мне поначалу. И очень привлекательным. У меня создалось впечатление, что он попросту не привык иметь дело с женщинами другого толка, нежели его красотка. Он как будто с удивлением смотрел на меня, когда я оказывалась на уровне его каких-то общекультурных познаний. Удивлялся, что я что-то читала, что-то видела и слышала… Неужто весь его мужской опыт ограничен только гламурными девицами? Хотя, говорят, среди них тоже бывают образованные и начитанные, но те, вероятно, не интересуются программистами, если это не Билл Гейтс. А как охота увидеть Пафнутия!
Надо же какая! Интересно, сегодня я даже пальцем к ней не притронулся. Она обиделась или оценила деликатность? Черт их знает, этих интеллигентных дамочек. Но если она была этим недовольна, то вполне могла бы подать какой-то знак, чай не девочка уже, ох, отнюдь не девочка. Говорить с ней одно удовольствие, но ведь хочется еще и трахнуть ее. А может, не стоит? Может, лучше остаться друзьями? Что значит остаться, мы же с ней не друзья. Ладно, вот придет в субботу, там посмотрим. В конце концов, она на днях надолго уедет. А жаль… Хотя нет, это даже хорошо. Помощница дирижера… Интересно, чем занимаются помощницы дирижеров? Дома он первым делом открыл компьютер и набрал в поисковике «Фархад Закиров». О, информации более чем достаточно. А главное – фотографии… Ишь какой красавец. Он нашел в его интерпретации любимую симфонию Моцарта «Юпитер». Послушал. Отлично! Надо же. Посмотрел биографию. Ага, родился в Москве, но корни в Самарканде, разведен. Женя сказала, что они друзья еще с консерваторских времен. Только друзья или бывшие любовники? А может, и не бывшие? Нет, в субботу надо все-таки попытаться… Чем черт не шутит! Я никогда не говорю девушкам о любви, мы, в конце концов, с ней взрослые люди… Никаких драм и трагедий. Я умею с этим справляться, у меня и не бывает драм и трагедий. Но думать о Жене почему-то очень приятно…
В последние два дня у меня скопилось столько дел, что некогда было вздохнуть. Позвонил Фарик, попросил связаться с рядом людей, а Аллочку внезапно положили в больницу, и, по-видимому, до родов она там и останется. Мы держали связь по телефону, но в основном я уже действовала сама. Люблю работать в экстремальном режиме, тогда мне все удается куда лучше.
К тому же выяснилось, что Фарик уже не заедет в Москву, а встретит меня в Амстердаме, там возникли какие-то осложнения, требующие его присутствия. Поэтому он просил меня прилететь не в четверг, а во вторник.
– Женечка, прости, я, кажется, втравил тебя в такое… Все летит, валится уже на первом этапе…
– Послушай, Фарик, до вторника время терпит?
– Ну, до вторника да, терпит.
– Буду во вторник с самого утра, прилечу первым рейсом, ты меня не встречай, я сразу поеду в отель.
– Посмотрим. Но я действительно могу тебя не встретить, у меня в воскресенье еще концерт в Эдинбурге.
– И ты хочешь заскочить в Лондон, я правильно понимаю?
– Я обожаю тебя, Женька! Ты правильно понимаешь, – засмеялся он. И дал мне еще кучу поручений.
В результате только в субботу утром я вспомнила, что в три часа меня ждут на пельмени. Пафнутий! Неужто я сегодня возьму его на руки? Мысль о Константине была второй. Я сама засмеялась. Я что, уже не женщина? Меня пригласил в гости интересный, даже очень интересный мужик, а я в первую очередь думаю о коте! Наверное, потому, что мужчины у меня в жизни были, а котов никогда, а я в душе страстная кошатница? Или просто закомплексованная дура? Похоже на то. И я позвонила Машке. Пусть объяснит мне как психолог, кто я такая. Но трубку взяла Вика и сказала, что мать усвистела в Болгарию. Оказывается, она сосватала одну клиентку с болгарским предпринимателем и ее позвали на свадьбу в Пловдив. Я порадовалась за по-другу, но осталась без совета психолога. Ничего, сама как-нибудь разберусь.
Я по новой, уже московской, привычке стала обдумывать, что бы такое мне надеть… Сначала хотела просто надеть джинсы и тонкий джемпер, но решила, что лучше надену юбку, клетчатую, расклешенную, однако потом предположила, что он потребует снять туфли, а в юбке и мужских тапках вид будет предельно дурацкий, и все-таки натянула джинсы. Так, а как быть с «гостинцем»? Неудобно идти в гости без какого-нибудь сувенира хотя бы. Покупать спиртное как-то неловко, да и неженственно. Куплю просто коробку конфет. Сладкое он любит, это я заметила. Я рассуждала обо всем этом как-то очень спокойно… И вдруг подумала: а Пафнутий?
Я должна ему тоже что-нибудь принести. И решила по дороге заскочить на Ленинградский рынок к Саше. Он меня сразу узнал.
– О, здравствуйте, Евгения Юрьевна! Что, своего кота завели? – улыбнулся он.
– Да нет, вот еду в гости к Пафнутию! Хочу ему какой-нибудь гостинец купить. Что посоветуете?
– Ну вообще Константин Петрович, чтобы его побаловать, покупает ему вот такие штучки, вроде кошачьих конфет. Их много давать нельзя, но иногда, чтобы полакомиться…
– Отлично! Беру!
– А вот еще он любит такие игрушки, правда, расправляется с ними за полдня…
– Ничего, не страшно, давайте!
– Я смотрю, вы его прямо полюбили…
– Так вы тоже! Вон, даже портрет его повесили!
– Он и вправду необыкновенный кот! Кажется, все понимает…
Саша куда-то сбегал, принес маленький подарочный пакетик с котятами, положил в него подарки.
– Вот! Пафнутию привет!
– Непременно, Саша! Спасибо.
Константин волновался, сам себе поражаясь. Ну придет ко мне баба, большое дело, мало их ко мне ходило, что ли? А вот поди ж ты, волнуюсь, старый идиот! Понравиться хочу. Обычно по выходным не бреюсь, а тут с утра уже выскоблил рожу до синевы.
– Пафнутий, брат, сегодня Женя придет!
Кот, занятый умыванием, поднял голову и посмотрел на хозяина, словно спрашивая: «Я не ослышался?»
– Женя придет, – повторил Константин и погладил кота. Тот спрыгнул с дивана и направился к двери. Ни фига себе, подумал Константин. Неужто понял? Но до ее прихода еще два часа. Одно дело, если бы она была уже в подъезде, коты иной раз чуют приближение любимого человека, но за два часа… Значит, он действительно все понимает. Недаром я так люблю этого котяру! Он взял кота на руки, поцеловал.
– Дурачок, она еще нескоро придет!
Посадил кота на диван, и тот как ни в чем не бывало продолжал умываться.
«Обалдеть!» – подумал Константин. Пельмени он слепил с самого утра, бульон для них сварил еще накануне. Собственно, к приходу гостьи все было готово. И он маялся, ничем не мог себя занять, что было ему категорически несвойственно. Черт знает что, наваждение какое-то… Но вот на часах уже три. Она, конечно, вполне может опоздать, не сразу найти… Но вдруг Пафнутий спрыгнул с дивана и, громко мяукая, понесся к дверям. И тут же раздался сигнал домофона. Ничего себе, значит, она еще на первом этаже, а он уже почуял… «Я ревную», – вдруг подумал Константин.
– Алло, Женя, вы?
– Я!
– Открываю! Двадцать первый этаж!
– Я помню!
Он приоткрыл дверь и хотел взять Пафнутия на руки, но тот сам выбежал на площадку. И пошел к лифтам, подрагивая хвостом. Константин только диву давался. И все-таки на всякий случай взял его на руки, а то мало ли, от избытка чувств удерет куда-нибудь, ищи его потом… Но вот двери лифта разошлись.
– Пафнутий! – воскликнула Женя и ткнулась носом в кота, а тот замурлыкал так громко, что, казалось, это слышит весь подъезд. – Можно, я его возьму?
– Берите! Здравствуйте, Женечка!
– Ой, простите, Костя, я…
– Ох, Женя, знали бы вы, как он вас ждал!
Я сказал, к нам придет Женя, а он кинулся к дверям еще за два часа до вашего прихода. И сейчас сразу почуял. Женя, да хватит вам с ним миловаться, идемте в квартиру!
Он осторожно взял Пафнутия. Тот, кажется, тяжело вздохнул.
– Это лучший кот во Вселенной! – заявила Женя, входя в квартиру. Когда дверь за ней закрылась, Константин спустил Пафнутия с рук.
– Ну вот, – слегка смущенно сказал он, – здравствуйте, Женечка!
– Привет! – улыбнулась она и протянула ему руку.
Он на секунду замешкался, а потом неловко поцеловал руку. Чуть ли не первый раз в жизни. Не практиковал он этого.
– Я вот тут принесла, вам и Пафнутию! Гостинцы!
– Какое славное и совсем забытое слово… Спасибо! О, это же его любимая игрушка! Как вы догадались?
– Я просто заехала к Саше.
– Надо же, не поленились… Ну, проходите, Женечка, нет-нет, туфли снимать не нужно. Вот, так мы и живем.
Квартира у него была очень красивая, невероятно светлая и просторная. Он с удовольствием мне все показывал. У него отличный вкус.
– А вот тут наше любимое с Пафнутием место.
Это была очень большая, очень светлая комната, несмотря на темные оконные рамы. А одна стена, от пола до потолка, была покрыта дивной красоты росписью.
– Боже, как красиво! Какие цвета, с ума сойти! Что это?
– Это? Это сделал один мой друг.
– Послушайте, Костя, он гений, этот ваш друг.
– Ну так уж и гений! – почему-то смутился Костя.
А я глаз не могла оторвать от этой красоты. Собственно, это была абстракция, лишь где-то проглядывали очертания каких-то экзотических птиц. И это буквально завораживало. Хотелось смотреть и смотреть. Я и смотрела не отрываясь. А вот проглянули цветы, что-то вроде фиалок…
– Женя! – окликнул меня Костя.
– Ох, простите, Костя, но это так здорово, просто чудо какое-то! Ой, а можно, я сфотографирую Пафнутия на фоне этой красоты?
– Все можно, но после обеда! Панно от вас никуда не убежит! И смотрите, Пафнутий ревнует!
В самом деле! Кот терся о мои ноги, требовал внимания.
Я взяла его на руки. Он прильнул ко мне.
– Все, Женя, мойте руки и за стол!
Стол был накрыт в просторной и очень элегантной кухне.
– У вас чудесная квартира! Кто ее обставлял?
– Я сам.
– Здорово!
– Женечка, что будете пить?
– Ну, к пельменям кроме водки ничего не годится.
– Умница.
На столе стояли красивые современные тарелки, миски с соленьями, горшочек со сметаной.
А Костя, надев смешной фартук с веселым поваренком, колдовал у плиты.
– Я кроме пельменей ничего не готовил.
– И это единственно правильный подход.
– Конечно, лучше съесть побольше пельменей! Имейте в виду, я варю их в бульоне, не как-нибудь!
– С ума сойти, я даже не знала, что так делают. Ох, у меня уже слюнки текут.
Между тем Пафнутий вскочил на стул и с весьма благонравным видом уселся, не сводя с меня глаз. Мне было так хорошо и уютно здесь, я сама себе удивлялась.
Наконец Костя поставил на стол большую миску с крышкой.
– Ну вот, Женечка, чем богаты…
Пельмени были выше всяких похвал. Маленькие, изящные, они буквально таяли во рту.
– Как вкусно! – простонала я. – Костя, это шедевр!
– А давайте выпьем, пока не наелись, а то на сытый желудок плохо пьется!
– Давайте! За ваш чудесный дом и за вас!
– Спасибо, – смутился он.
– А чего вы смущаетесь?
– Да нет, просто…
– А вы давно сюда переехали?
– Полгода уже.
– И как вам на такой высоте?
– Мне – замечательно!
– А вы не боитесь за Пафнутия?
– Я обезопасил все по максимуму. Можно вам еще положить?
– Нужно!
– Как приятно, когда женщина ест с таким удовольствием. А знаете, вы первая женщина, которую я пригласил на пельмени. Обычно я готовлю их для мужской компании.
– Это надо воспринимать как комплимент?
– Безусловно!
– А почему так?
– Да понимаете, я с одной девушкой… имел дело… позвал ее на пельмени, а она сказала: «Какой ужас! Мясо с тестом – это противоречит всем принципам раздельного питания». Ну я и заткнулся.
– Но, как я поняла, вы… имели дело не с одной девушкой?
Он рассмеялся:
– Конечно, нет! Но просто я решил не метать бисер. Приглашал их в кафе, пусть сами выбирают… Или пусть сами готовят.
– Ну и как, готовили?
– Бывало! Они же уверены, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
– А в вашем случае это не так?
– Абсолютно! Я ведь и сам недурно готовлю. А вы, Женя?
– Я? Нет, я умею кое-что, но не люблю. Не моя стихия.
Он очень пристально смотрел на меня, но мне не удавалось ничего прочесть в этих черных глазах. Вот у Фарика глаза тоже черные, но в них я легко читаю, а тут – нет.
– Костя, что вы на меня так смотрите?
– Как?
– В том-то и дело, что я не могу понять. У вас глаза какие-то непроницаемые, что ли…
– Я смотрю на вас, Женечка, с восторгом и… нежностью. Вы мне жутко, просто жутко нравитесь. Я таких еще не встречал…
– Ерунда! Просто, судя по девушке с браслеткой, не в том пруду рыбку ловили!
Я решила сбить его с патетики, я ведь через два дня улетаю… Хотя должна сознаться, что его слова доставили мне огромное удовольствие.
И он сразу все уловил.
Когда мы уже пили кофе с мороженым, он спросил:
– Женечка, а что вы будете делать в Голландии?
– Сама еще толком не знаю. Дело в том, что Закиров собирается в Амстердаме ставить «Иоланту». Спектакль будет целиком русским…
– Но, насколько я помню, «Иоланта» одноактная опера?
– В первом отделении он дирижирует «Симфоническими танцами» Рахманинова, а «Иоланта» во втором.
– И сколько времени это может занять?
– Насколько я понимаю, месяца два.
– И вы все время будете там торчать?
– Не думаю. У Фархада очень плотный гастрольный график, и я, вероятно, буду ему нужна не только в Амстердаме. Но там будет видно.
– Он такой красавец, ваш Фархад…
– И что?
– Да ничего, – смутился опять Костя.
В этот момент зазвонил телефон.
– Извините, Женечка!
Он встал и вышел из кухни.
Он мне нравится, он мне очень нравится. И я ему, кажется, тоже… Ну и что? Я уеду. Он останется, за это время у него может появиться еще целая орава баб, и при чем тут я?
Константин закончил разговор, но не спешил вернуться на кухню. Он был растерян. Эта женщина жутко нравилась ему, в ней была какая-то удивительная простота, но именно это его и настораживало. И ведь я ей вроде бы тоже нравлюсь, так почему бы сейчас не подойти, не обнять, все сразу стало бы ясно… Я что, боюсь? Глупо, до чего же глупо! Но факт, боюсь. Боюсь отказа? Или боюсь ненароком обидеть? Черт знает что! Я уж и не помню, когда терзался такими мыслями. Лет двадцать пять назад. И так не хочется с ней расставаться… Кто знает, а вдруг она ждет от меня каких-то действий и обидится, если не дождется?
– Костя, куда вы пропали? – раздался вдруг ее голос.
– Я не пропал! Просто позвонили, надо было найти одну бумагу…
Она сидела, держа на руках Пафнутия, а тот с совершенно блаженным видом ластился к ней и громко пел.
– Мне, наверное, пора, – как-то неуверенно проговорила Женя.
– Нет, Женя, не уходите! – Он подошел сзади и положил руки ей на плечи. Оба вздрогнули. Ага, есть контакт, подумал он и нежно коснулся губами ее волос.
– Женя, Женечка, вы сводите меня с ума, – шепнул он.
И вдруг Пафнутий громко зарычал. Каким-то утробным басом.
Костя невольно отпрянул.
– Это еще что за номер? – фыркнул он. – Ты не кот, а венецианский мавр! А ну, пошел отсюда!
– Костя!
– Нет, ну что это?
– Костя, неизвестно еще, на кого он рассердился, полагаю, на меня, – со смехом сказала Женя.
Кот удалился с явно обиженным видом.
– Нет, Женя, это он решил не подпускать меня к вам, вступился за вашу честь, скотина!
– А ведь он прав, Костя. Зачем спешить?
Я на днях надолго уезжаю, и не стоит…
– Да, может быть… Но… А знаете что, пойдемте в боулинг?
– В боулинг? – крайне удивилась Женя.
– Ну да. Поиграем, разомнемся после пельменей, а потом я отвезу вас домой. На такси, я же пил.
– А что? Я с удовольствием! Давно не была в боулинге. И вообще люблю…
– Вот и чудесно!
– Только сначала я сниму Пафнутия на фоне этого дивного панно.
– Ради бога!
Но Пафнутий куда-то запропастился. Обиделся.
– Костя, пообещайте мне, что как-нибудь снимете Пафнутия и пришлете снимок мне.
– А меня вы снять не хотите? – засмеялся он.
Он вдруг залился краской.
– Ну почему же… Давайте, сниму вас на фоне панно.
– А без панно неинтересно?
– Костя, вы кокетничаете?
– Тьфу ты черт, в самом деле может создаться впечатление… Просто я от вас немножко дурею, Женя!
А сам подумал: после боулинга я поеду ее провожать, и тогда, может быть… Ведь если бы не Пафнутий, все могло бы уже состояться… Или нет? Конечно, нет! Она же ясно дала понять, что не стоит спешить, то есть хочет держать интригу. Чтобы я ждал, мучился. Но я не буду мучиться. С какой стати? Была бы честь предложена! Он почему-то вдруг рассердился непонятно на кого, скорее всего на себя.
– А где тут у вас боулинг?
– Да в нашем же доме, но с другой стороны.
– Здорово!
Она хорошо играла, пожалуй, не хуже, чем он.
А он-то думал, что будет ее учить, показывать, как лучше брать шары… А она наслаждалась, ей было весело, она раскраснелась, глаза сверкали…
– Привет, Костян! – подошел к нему сосед с восемнадцатого этажа, с которым они, бывало, выпивали вместе, ходили на футбол и в боулинг.
– Привет, Феликс!
– Твоя дама классно играет! Познакомишь?
– Женя, это Феликс! Мой сосед. А это Женя, моя подруга!
– Классная у тебя подруга! Супер! Где вы так научились, Женя?
– В городе Кармель, штат Калифорния, – засмеялась Женя.
– Вы там живете?
– Жила одно время.
– А вы кто по профессии? – полюбопытствовал Феликс.
– Импресарио!
– Импресарио? А разве еще есть такая профессия? Мне казалось, это теперь называется – продюсер или агент…
– Да, но мне больше нравится импресарио! Мало ли как сейчас что-то называется… Когда-то боулинг назывался кегельбаном.
– Правы! Но играете вы классно, импресарио! – засмеялся Феликс и быстро слинял.
– Ну что, Женечка, передохнем? Выпьем чего-нибудь?
– Да. Я хочу мохито!
– А я, пожалуй, выпью текилы.
Они выпили, поиграли еще, а потом Константин вызвал такси и повез Женю домой.
Я провела чудесный день, мне было весело, по-настоящему весело, я чувствовала себя молодой, привлекательной и даже, кажется, чуточку влюбленной. После того как Пафнутий объяснил нам, что сегодня не нужно спешить, Костя даже в машине не пытался лезть ко мне, вел себя в высшей степени корректно. И мне это понравилось. У моего подъезда он вышел, довел меня до дверей и спросил:
– Женечка, вас не надо провожать?
– Куда провожать?
– В аэропорт.
– Да нет, спасибо, Костя. Не нужно.
– А звонить вам можно?
– Можно. Буду рада. И спасибо за чудесный день. Ваши пельмени выше всяких похвал! И берегите Пафнутия. Это просто чудо природы.
– Да уж, чудо! Кайфоломщик! – засмеялся он. И уехал.
Утром в день отлета мне почему-то подумалось, что Костя все-таки приедет в аэропорт. Но он не приехал. Я даже не ощутила разочарования. В самом деле, в будний день в Москве ехать в Шереметьево, просто чтобы увидеть женщину, это, наверное, абсурд. Можно запросто всюду опоздать – и в аэропорт, и на работу. Так что все правильно. На секунду мне стало грустно, никто не провожает, никто не встретит…
Но я ошиблась! В Амстердаме, едва я вышла с багажом, ко мне подошел мужчина.
– Госпожа Истомина?
– Да! – удивилась я.
– Рад, душевно рад! Я Мирон, я, собственно говоря, художественный руководитель проекта, Фархад не смог вас встретить, ну а я не счел за труд… Это все ваши вещи? Отлично! Идемте!
Я вспомнила, что Фарик как-то упомянул о нем. Сказал, что очень креативный товарищ. Он был совсем небольшого роста, ниже меня, но крепкий и плотный, эдакий боровичок-здоровячок, лицо простое и приятное, хотя он ни разу даже не улыбнулся. Но в нем чувствовалась какая-то значительность и даже, как ни дико, определенное мужское обаяние. Ну надо же!
Мы подошли к большому джипу. Ну, естественно, недостаток роста восполняется размерами автомобиля. Он легко, будто пушинку, закинул мой чемодан в багажник.
– Сейчас я отвезу вас в отель, но к завтраку вы уже не поспеваете, мы позавтракаем в кафе, а потом сразу в наш офис.
– В офис? – удивилась я.
– Ну да! В театр нас пока еще не пускают.
И правильно делают. Мы ведь еще в самом начале процесса, а вот когда уже будем готовы к сценическим репетициям, тогда… Фархад говорил мне, что вы опытный агент, Антон Истомин большой музыкант, и вы смогли сами вывести его на орбиту, это дорогого стоит и хорошо вас рекомендует. Я очень рад, в нашем деле так не хватает порядочных людей. Это правда, что вы музыкант и юрист в одном флаконе?
– Правда. Но музыкант я только по образованию.
– Это, собственно говоря, не имеет значения. В музыке вы сечете.
– Факт, секу!
– Отлично! Сегодня вечером дают «Трубадура», хотите послушать? Отличный состав!
– О, с удовольствием.
– Отлично! А вот и ваш отель.
Отель располагался на набережной одного из каналов, старинный, прелестный. Мирон сам отнес чемодан в мой номер, который оказался очень красивым и уютным.
– Здесь все хорошо, кроме освещения, – заметил он. – Предполагается, собственно говоря, что в номере гостиницы люди только спят и трахаются, чтение не предусмотрено, но я распорядился, и к вечеру тут поставят хорошую настольную лампу.
– Спасибо большое, Мирон.
– Сколько времени вам нужно, чтобы собраться?
– Двадцать минут.
– О’кей! Жду вас в холле.
Я мгновенно приняла душ, переоделась и ровно через двадцать минут уже была внизу. Мирон читал английскую газету. Поднялся мне навстречу.
– Пунктуальность не российская!
– Я много лет жила в Америке.
– Это не всем помогает. Ну, пошли завтракать! Тут, собственно говоря, совсем недалеко, пройдемся пешком?
– С огромным удовольствием.
Здесь весна была уже в разгаре. Градусов пятнадцать, солнышко. Хорошо! И эти старинные дома вдоль каналов, и звуки башенных часов где-то неподалеку… Прелесть!
– Женя, вы не против, если мы сядем на воздухе, а то я курю…
– Прекрасно.
– Вас не смущает, что я курю?
– Ничуть. Курите сколько угодно.
– Отлично! Женя, Фархад прилетит только вечером, сегодня я буду вас опекать.
– Фарик мне говорил, что у вас проблемы с партией Роберта.
– Да. Был отличный исполнитель, но он соскочил, его позвали в «Ковент-Гарден», у нас ведь все только затевается, а там… Но ведь нельзя брать абы кого. У нас проект отчасти показушный, но в хорошем смысле слова. Поэтому…
– Понимаете, Мирон, Роберт – партия хоть и эффектная, но кроме сильного голоса ничего, собственно, не требует. Играть там нечего. Ну, правда, внешность нужна, но эффектных баритонов в России не так уж мало. Это же не «Риголетто» все-таки…
– А как вам Дроздовский? Такое имя, и голос, и внешность… Я с ним уже говорил, и он в принципе согласен, но такую цену заломил, мама, не горюй!
– Ну, если вам нужно имя, то с Робертом он справится. Без сомнения, Роберт и Эскамильо – вот две партии, которые ему по зубам.
– То есть вы считаете, что другие партии ему не по зубам? У него же мировое имя! И сказочный голос.
– Ну, не знаю… Я его не люблю, но, может, я несправедлива к нему.
– А вот сегодня мы его послушаем в «Трубадуре». Может, пересмотрите свое отношение?
– Попробую.
И Мирон принялся рассказывать мне о своей мечте:
– Поймите, Женя, русские певцы сейчас поют по всему миру и очень успешно, но они рассеяны, ну, вроде как евреи…
– А вы хотите создать что-то вроде оперного государства Израиль? – засмеялась я.
– Вот именно! – воодушевился он. – Мы с Фархадом около двух лет носимся с этой идеей, и у нас уже стало что-то вытанцовываться, но нужны огромные деньги, я кое-что надыбал, но мы решили начать с «Иоланты», одноактная опера, недорогая в постановке, немноголюдная и такая красивая. Но одного спектакля для такого проекта мало.
– Понимаю. Но нет возможности замахнуться сразу на несколько, это, так сказать, пробный шар? Но у Фархада большое имя, оно само по себе уже приманка…
Мне позвонил Фархад.
– Женечка, все в порядке?
– Да, Мирон вовсю меня опекает, вечером идем слушать «Трубадура».
– Я скоро прилечу, в оперу не пойду, так что увидимся завтра утром. Заеду за тобой в гостиницу в половине десятого.
– Хорошо, Фарик. У тебя грустный голос.
– Просто устал. Не беспокойся, Женечка. Все в порядке.
«Трубадур» – одна из моих любимых опер.
И в сегодняшнем спектакле было немало удач. Роскошный Манрико, потрясающая Азучена, дивная Леонора, не было только графа Ди Луна… То есть он был – красивый, фактурный, с роскошным тембром, но как бы его и не было. Мирон очень внимательно наблюдал за моей реакцией.
А публика, надо сказать, была в восторге.
– Ну, Женечка, я смотрю, Дроздовский вас не впечатлил?
– Нет. Понимаете, Мирон, Ди Луна же сложный, неоднозначный образ.
– Но публика сходит с ума!
– Это личное дело публики. А мне не нравится. Понимаете, он же совершенно пустой…
– Пустой? – Мирон внимательно на меня посмотрел.
– Ну конечно! Он же влюблен только в себя. Знаете, Марио Ланца когда-то сказал гениальную фразу…
– Ну-ка, ну-ка!
– «Принято говорить, что у человека прекрасный голос, но это не важно, важно, чтобы у прекрасного голоса был человек». Это не дословно, но…
– А ведь и вправду гениально сказано.
– Ну вот! А я в данном случае человека за этим роскошным голосом не ощущаю. Абсолютно! Но Роберта споет, не сомневаюсь.
– Женя! Женечка! Как же мне не хватало именно этой мысли! Не стану я его брать! И платить ему сумасшедший гонорар не хочу! Я вспомнил одного парня из Молдавии, у него сказочный голос, и для него приглашение в такой проект будет просто счастьем, у парня не очень ладится… Решено, посылаю Дроздовского! И экономия существенная, и можем вытянуть одаренного парня на европейский уровень!
– А Фархад его слушал?
– Не знаю. Честно говоря, я о нем позабыл совсем, но когда вы сказали про человека… Там он есть… И у него еще бездна юмора…
– А как его зовут?
– Андрей Мунтяну.
– Никогда не слышала, хотя это неудивительно.
– А давайте я сейчас вам его покажу. – Он помахал перед моим носом своим планшетником, с которым не расставался. – Хотя нет, сперва надо поужинать. Вот что! Ужинать поедем за город, в машине посмотрите и послушаете.
– Годится! – воодушевилась я. Я уже чувствовала себя с этим боровичком как со старым приятелем.
И тут Мирону позвонил Фарик.
– О, друг! Ты приехал, а мы с Женечкой собираемся ужинать, может, ты с нами? Я тут вспомнил про одного парня с таким голосом… Женя Дроздовского забраковала. И так, знаешь ли, убедительно. Хорошо, спускайся, мы сейчас за тобой заедем. Женя, Фарик едет с нами!
Я обрадовалась. Я чувствовала себя в своей стихии.
– Друзья мои! – воскликнул Фарик. – Вы, кажется, нашли общий язык? Я страшно рад.
– Да, Женя – редкая умница! – восторженно произнес Мирон. – Невероятно ценный кадр. Я тут целый день с ней пообщался… По-моему, Узбек, тебе жирно будет держать ее на ролях твоего секретаря. Давай лучше она будет у нас секретарем проекта или как там эта должность называется…
Фархад слегка растерялся.
– Нет, – сказала я. – Я пока еще не в состоянии заниматься оперным проектом, и вообще, у вас тут что-то вроде русских сезонов Дягилева затевается, мне это пока не по силам. Я буду заниматься делами Фарика и по мере возможности чем-то помогать проекту. Только так.
– Ты видал, Фархад? Вот это женщина!
– Спасибо, Женька, ты настоящий друг.
– Мирон, а давайте послушаем вашего молдаванина.
– Да-да, разумеется.
Он остановил машину, включил планшетник, поискал там что-то, и вдруг машину заполнил голос, от которого я вздрогнула и мурашки по спине побежали. Он пел арию Ренато из «Бала-маскарада» Верди.
– Кто это? – закричал Фарик. – Это не итальянец, у него произношение неважное, но голос… А музыкальность какая… Мироша, кто это?
– Андрей Мунтяну.
– Никогда о нем не слышал. Но это же…
– Я завтра вызываю его сюда, – заявил Мирон.
– А он что, свободен?
– Да, ему не везет почему-то.
– С такими данными? Значит, повезло нам. Мы сделаем с ним Роберта… – крайне воодушевился Фарик, – давно не слышал такого волшебного тембра. Черт, а он ведь молдаванин, это может быть препятствием…
– Нет. Он женат на русской, живет в Москве, оттого и провис… Живи он в Молдавии, они бы из него сделали национальную гордость, а так…
– Мирон, а почему ты только сейчас о нем вспомнил?
– Это благодаря Жене!
– Ну да, – засмеялась я, – благодаря Жене, которая даже не подозревала о его существовании.
– Именно! Я вспомнил о нем, когда услышал от Женечки слова Марио Ланца.
– Какие слова? – заинтересовался Фархад.
– Насчет того, что не у человека должен быть голос, а у голоса человек.
– Ну надо же, как сформулировано!
– Женя утверждает, что у Дроздовского есть голос, но без человека за ним.
– А ведь верно! Мне он зачастую тоже казался пустым…
– Вот, еще суток нет, как Женя с нами, а от нее уже грандиозная польза и экономия. Мунтяну будет довольствоваться тем, что мы ему предложим, а Дроздовский пусть гуляет!
В результате в отель я попала в половине второго ночи и уснула, едва уронив голову на большую мягкую подушку.
Петр Николаевич с женой возвратились в Москву. В аэропорту их встречал Константин.
– О, вид у вас истинно молодоженский! – воскликнул он.
– Костя, как мило с вашей стороны, что вы нас встретили!
– Да ерунда! К тому же я должен подключить свой подарок!
– Какой подарок? – удивилась Анна Михайловна.
– Как? Папа вам не сказал, что я преподнес вам на свадьбу телевизор?
– Ну что вы, Костя, конечно, сказал! Я просто не сразу, как теперь говорят, врубилась! А новый телевизор – это прекрасно! Но я не уверена, что мы с ним справимся…
– Справимся, Анюта, что ж мы с тобой, самые глупые? – засмеялся Петр Николаевич.
Они хорошая пара, думал Константин, выруливая со стоянки. И она славная, почему она мне с первого взгляда не понравилась? Прав папа, я ни хрена не смыслю в женщинах.
– Анна Михайловна, я вот хотел спросить: а ваш Штраус с кем оставался?
– Штраус? С моей подругой!
– А теперь он будет жить с вами?
– Ну конечно! А вы, Костя, не познакомите меня с вашим Пафнутием? Я столько о нем слышала!
– Да, Костя, ты должен позвать нас на пельмени! Анюта, Костя гениально делает пельмени!
– Позову, непременно позову! Папа, я сколько раз звал тебя посмотреть мою новую квартиру, а ты ни в какую!
– Петя, но как это возможно? – возмутилась Анна Михайловна.
– Да он нарочно забрался на двадцать первый этаж! Знает, что у меня высотобоязнь!
– Что за чепуха! Просто не надо выходить на балкон!
– А у меня нет балконов.
– Короче, Костя, как только вы нас позовете, мы непременно придем!
– Договорились! В следующую субботу вас устроит?
– Вполне!
Пока Константин возился с телевизором, Анна Михайловна достала из чемодана привезенные из Франции деликатесы и принялась что-то стряпать на скорую руку. А Петр Николаевич уселся рядом с сыном.
– Ну что, Костик, с Алёной у тебя склеилось?
– Да нет, папа, не склеилось. Ты же знаешь, я не люблю, когда мне что-то навязывают, даже таких милых девушек.
– Но ведь поначалу она явно пришлась тебе по вкусу?
– А знаешь, папа, я, кажется, втюрился.
– В очередную киску? – поморщился Петр Николаевич.
– Ну, киской ее никак не назовешь. Хотя Пафнутий от нее в восторге.
– Погоди, уж не та ли это эффектная дама?
– Она, папа, она! Меня вдруг пробило… – сам себе поражаясь, заявил Константин. Ему смертельно хотелось поговорить о Жене.
– И что?
– Она уехала.
– Надолго?
– Неизвестно.
– У вас уже что-то было?
– Ничего. Но она… она такая милая… такая естественная, с ней так легко, она хорошо образованна…
– Что с тобой, сын? Стареешь? Раньше тебя волновали какие-то другие параметры…
– Видимо, старею, – не без горечи усмехнулся Константин.
– Нет, парень, ты просто повзрослел! Но лучше поздно, чем никогда. Ну, а чем она занимается?
– Она, как она сама выражается, импресарио. Вывела в люди своего младшего брата, Антона Истомина.
– Истомина? Скрипача? Он гений! – воскликнул Петр Николаевич.
В комнату вошла Анна Михайловна.
– Простите, я краем уха услышала, вы говорили об Истомине?
– Ну да. Оказывается, наш Костя ухаживает за его сестрой.
– Серьезно? Бедная девушка!
– Почему? – в один голос воскликнули отец и сын.
– Ох, простите, это не к Косте относилось. Просто я слышала от подруги-музыковеда, что Истомин как-то очень по-свински обошелся с сестрой, которая буквально всю жизнь служила ему верой и правдой. Это был разговор о том, что гений и злодейство иной раз вполне совмещаются. Впрочем, в случае с Истоминым это вряд ли злодейство. Скорее, бесхарактерность… А впрочем, кто его знает… А она интересная женщина?
– Очень! – воскликнул Петр Николаевич.
– А ты ее знаешь?
– Нет. Видел один раз.
– Подруга мне сказала, что она вернулась в Москву с разбитым сердцем к разбитому корыту.
– Мне она этих подробностей не рассказывала, мы еще мало знакомы. Но сейчас Женя нашла работу, она помощница дирижера Закирова…
– Фархада? Боже, какой он красавец! И превосходный дирижер! Костя, я очень хочу познакомиться с этой Женей!
– Зачем? – вырвалось у Константина. Ему заявление Анны Михайловны показалось бестактным. И вообще его крайне тяготил этот разговор. И зачем я его затеял? Дурак! Просто так хотелось поговорить о ней!
– Извините, Костя! Я жутко любопытная.
И пойдемте на кухню, буду вас кормить.
Он хотел отказаться, но не стал огорчать отца, тому явно было неловко. И не буду я Женю ни с кем знакомить. Вот еще! Он все собирался позвонить ей, но почему-то не решался, прошло уже больше недели с ее отъезда. Вот сегодня обязательно позвоню. Не ответит, оставлю голосовое сообщение. Перезвонит – хорошо, не перезвонит – тоже, наверное, хорошо. К чему мне эти заморочки? Не привык я к сложностям, ну их…
Но она ответила!
– Алло! Костя, вы?
– Да! Женечка, как вы там?
– Хорошо! Очень интересно! Но кручусь как белка в колесе!
– А мы с Пафнутием скучаем, Женя!
– Знаете, я тоже… скучаю…
– А что вы сейчас делаете, Женя?
– Еду в аэропорт. Встречать одного певца.
– Откуда?
– Из Москвы.
– А сами в Москву не собираетесь?
– Боюсь, в ближайшее время не получится.
– Жаль… Женя, а у вас выходные-то бывают?
– Практически нет. Сейчас нет. Пока мы не выпустим спектакль, вряд ли будет свободная минутка. Но я рада, Костя, что вы позвонили. Вспоминаю с восторгом ваши пельмени…
– А где вы живете, Женя?
– В отеле. Костя, я уже подъезжаю, спасибо, что позвонили, я была очень рада. Пафнутия поцелуйте.
– А я вас целую, Женечка!
Он не был уверен, что она услышала эту фразу. Телефон отключился.
А Константин понял, что пропал. Она там крутится среди театральной богемы, кто знает, может, у нее уже завелся любовник или вот-вот заведется… Певца какого-то встречает… И дирижер этот красив, как Шахрияр. Впрочем, с чего я взял, что Шахрияр был красавцем? Чепуха! Да и Женя не Шахерезада. Но она прелесть, и не оценить этой прелести мог только такой набитый дурак, как я. Но я же оценил? Поздно, брат! Вот если бы сразу… Тогда, быть может, она не уехала бы с этим красавцем, не мыкалась в амстердамском отеле, не ездила бы встречать каких-то певцов, а встречала бы меня с работы, ухаживала за Пафнутием и была бы моя…
Но она будет моей, я этого хочу! Хочу целовать ее, хочу спать с ней, хочу просто быть с ней рядом, и, наверное, я даже мог бы рассказать ей то, что не рассказывал ни одной живой душе. Это моя, только моя тайна, даже отец ничего не знает. А ей, наверное, можно было бы рассказать…
Часть 2
Трио
Я давно не ощущала такого подъема, не чувствовала себя такой нужной! И, должна признаться, что к жизни на Западе я уже приспособлена лучше, чем к московской. Здесь у меня куда меньше недоумений, что безмерно восхищает и радует Фархада.
– Ох, Женька, как мне повезло! Ты же тут как рыба в воде, а Аллочка иной раз становилась в тупик, как и я. Видно, совковость впитана с молоком матери. А тебе хоть бы хны! Да, ты знаешь, Мирон от тебя в полном восторге!
– Мне он тоже нравится. Такой обаятельный! Вот вроде бы ни кожи ни рожи, а чувствуется мужик…
– Я заметил, он нравится женщинам, – как-то грустно улыбнулся Фарик.
Мы на машине ехали в Дюссельдорф, где ему предстояло дирижировать «Тоской».
– Фарик, ты почему так грустно это сказал? Можно подумать, ты женщинам не нравишься!
– Да нет, не в том дело. Просто все как-то глупо в жизни складывается. А впрочем, не хочу об этом говорить.
– Ну и не надо! Расскажи мне лучше про Мирона. Кто он, собственно, такой? Не пойму.
– О, Мирон интересная фигура! Мы с ним выросли в одном дворе. Он из совсем простой семьи, но всегда жадно тянулся к искусству. Помню, нам было лет по двенадцать, он вдруг подошел ко мне и говорит: «Слышь, Узбек (у меня во дворе была кличка Узбек), ты, говорят, в музыке петришь?» Я так удивился!
– Ну!
– А ты можешь сказать, есть у меня музыкальный слух?
– В принципе могу! А тебе зачем?
– Интересно!
– Давай попробуем! Айда ко мне!
– Зачем?
– Ну, я тебя проверю!
– А тут тебе слабо?
– А зачем надо на виду у всех? И потом, у меня дома пианино, с ним легче проверить.
– А ты на пианине хорошо играешь?
– Говорят, прилично. Да ты что, боишься?
У меня сейчас никого дома нет.
– Ладно, пошли.
Я чувствовал себя дико польщенным, Мирон был отпетым хулиганом и большим авторитетом во дворе, сама понимаешь. И слух у него оказался просто великолепным! Я ему это сказал, а он в ответ:
– Слышь, Узбек, если кто во дворе обижать будет, мне скажи! И еще… Ты когда-нибудь в оперном театре был?
– Ну, сколько раз! Меня бабушка водила!
– А это… не скучно?
– Ну, по-разному бывает. Вот мы на Вагнера ходили, мне скучно было.
Он как-то засмущался.
– Знаешь, у нашей соседки пластинка есть, она часто ее заводит, там мужик какой-то поет: «На земле весь род людской…»
– А, это из «Фауста» Гуно.
– Ты эту штуку знаешь?
– Всю оперу? Нет.
– Ну, а вот это про род людской?
– Знаю!
– Я вот сейчас тебе попробую напеть, сможешь определить, правильно я пою или же нет.
– Смогу! Валяй!
И он запел! С одной стороны, это было смешно – такой шкет Мефистофеля поет, а с другой – это было просто здорово! И голос у него был, мальчишеский совсем, но был! Короче, на другой день я отвел его к подруге моей бабушки, которая была аккомпаниатором детского хора. Она его послушала, ахнула, сказала, что у парня абсолютный слух, но в хор ему поздно, вот-вот голос ломаться начнет, но заниматься музыкой ему необходимо, тем более что способности редкие, а он даже нот не знает. Она стала с ним заниматься, совершенно бесплатно, а когда мать Мирона окончательно спилась, забрала парня к себе и даже завещала ему свою крохотную квартирку в Кузьминках.
А потом он куда-то исчез. Говорили разное: то посадили его, то за границу сбежал, короче, сгинул. И вот несколько лет назад, я как раз дирижировал «Фаустом» в Будапеште, такой помпезный спектакль, но состав был отличный, успех нешуточный, и вдруг после спектакля Аллочка мне шепчет: «Фархад, там к вам какой-то человек рвется, странный такой, говорит: “Передай Фарику, что к нему Мирон!”» Я еще не отошел от спектакля, даже сразу и не сообразил. И вдруг смотрю, и глазам своим не верю! Мирон! Шикарно одетый, весь какой-то значительный такой, руки ко мне протягивает и говорит вдруг: «Фарик, а фагот у тебя в первом акте слегка сфальшивил!»
Я начал хохотать как сумасшедший! Обрадовался жутко. Ну, мы пошли с ним посидеть в ресторанчик, и он мне рассказал… История, заслуживающая внимания, как минимум. Короче, он, конечно, авантюрист, и бандитская стихия девяностых не прошла мимо, он, уж не знаю как, но заработал кое-какие деньги и подался, куда бы ты думала?
В Милан! И окончил Миланскую консерваторию!
– Боже мой! По вокалу?
– Да! У него неплохой голос, баритон, но ничего выдающегося, к тому же он прекрасно понимает, что с его внешностью в опере ему мало что светит, но зато с дипломом Миланской консерватории он сможет всегда найти себе применение в оперном деле. Он занялся бизнесом, никак с оперой не связанным, и у него пошло дело. Но ему втемяшилось стать вторым Дягилевым! Он очень умный, трезво себя оценивает и прекрасно понимает, что делать широковещательные заявления пока не стоит. Поэтому он решил для начала не соваться в Париж или Лондон, а сделать русский проект в Голландии. И привлек к этому меня. Мы, наверное, года два обсуждали все по-дробности и пришли к выводу, что проект должен быть максимально доступным и демократичным.
– Согласна! Ну надо же, как интересно. Фарик, а он женат?
– Был. На какой-то певичке из Сочи. У него есть дочка, он их вывез в Европу, а сам с ними не живет. А ты что, глаз на него положила? – засмеялся Фарик.
– С ума сошел! Просто он мне симпатичен.
– Да, это истинно русская натура… И знаешь, у него замечательный вкус, во всем, исключительно одаренный тип.
– А какой у него бизнес?
– Что-то связанное с производством фруктовых соков. Знаешь, что он мне недавно заявил? Что я нагло использую тебя в личных целях…
– Что? – ахнула я.
– Да-да, что ты способна сделать карьеру многим талантливым музыкантам, а я тебя узурпировал…
– Но это же мой выбор!
– Жень, ты пойми, он человек дико увлекающийся, сейчас для него Мунтяну свет в окне…
И он считает, что ты могла бы заняться его карьерой лучше, чем кто-то другой!
– Ерунда! Я вокалистами никогда не занималась, у меня нет связей в этом мире, да и вообще… Я не хочу! С меня хватит. Я его раскручу, а он уйдет к кому-то покруче… Нет, меня моя роль вполне устраивает. Мне хорошо, интересно, я увлечена еще и вашим проектом, а больше мне ничего не надо. А Мунтяну после премьеры, я думаю, заметят и так. Хотя, конечно, Роберт не та партия… Да нет, у него такой волшебный тембр… Любая женщина задрожит и оценит…
– Жень, а у тебя… кто-нибудь есть?
– Что ты хочешь спросить? Есть ли у меня любимый мужчина?
– Ну да, – чуть смущенно улыбнулся он.
– Есть.
– А как его зовут?
– Пафнутий!
– Как?
– Пафнутий!
– Что это такое? Пафнутий!
– Вот такое у него оригинальное имя!
– Ты меня разыгрываешь!
– А хочешь, покажу его фотографию?
– Покажи!
– Вот доедем до места, покажу!
– Договорились! Надо же, Пафнутий!
Но по приезде в Дюссельдорф нам обоим было уже не до лирических разговоров. Фарику поступило предложение возглавить Оперный театр в Ташкенте. Он пришел в смятение.
– Женя, я в растерянности! С одной стороны, я все-таки узбек, а с другой – я в куда большей степени уже европеец. И там, я знаю, придется ставить национальный репертуар, а я эту музыку не люблю. Но, с другой стороны, как я могу отказаться? Это же… Меня не поймут!
– Фарик, скажи, ты этого категорически не хочешь? Мне-то ты можешь сказать честно?
– Категорически не хочу!
– Но боишься обидеть своих соотечественников?
– Ну да.
– Не волнуйся, я что-нибудь придумаю!
– Что можно тут придумать?
– Успокойся и положись на меня! К тому же у тебя уже все расписано на два года вперед.
Я пошлю в Ташкент твое расписание, и они поймут, что просто опоздали. А ты подумай, кого ты мог бы им предложить вместо себя, конечно, желательно тоже узбека.
– А ведь ты права! Есть такой парнишка в Питере. Ему двадцать шесть лет, и для него это было бы… Но они могут не согласиться, у него еще нет имени.
– Короче, Фарик, сейчас ты идешь на репетицию и ни о чем, кроме «Тоски», не думаешь!
А я этим вопросом займусь.
– Жень, ты чудо!
– Подожди, пока еще рано об этом говорить. Только скажи, как зовут этого парнишку из Питера?
– Алишер Махмудов.
– Отлично. Все. Иди!
В его прекрасных черных глазах отразилась детская радость. Даже странно, этот человек так тверд, уверен, властен в общении с оркестром, но совершенно теряется в таких вот ситуациях. Для восточного человека он на удивление бесхитростный. Я уже любила его, как родного брата. Нет, сейчас куда больше, чем родного брата.
Я не спеша выпила кофе с куском творожного торта и прямо в кафе открыла ноутбук, чтобы навести справки об Алишере Махмудове. Потом пошла в свой номер, и тут мне позвонил Мирон.
– Женя, у нас опять катастрофа!
– Что стряслось?
– Только что позвонила Ермилова и отказалась петь. Мы горим синим пламенем! У нас ни одного мирового имени, и кому мы будем нужны?!
– Мирон, подожди, у тебя есть кто-нибудь на примете?
– Есть, Таня Соловьева, но она совершенно не раскручена. На кого будем публику заманивать? Это же кошмар!
– Погоди! Эта Соловьева хорошо поет?
– Божественно, но что с того?
– А знаешь, у меня есть идея.
– Слушаю тебя внимательно.
– Проект имеет уже официальное название, зарегистрированный бренд?
– Пока нет.
– Слава богу! Тогда постарайся скорее его зарегистрировать! И называться он должен «Русский сюрприз». И танцевать ты будешь именно от слова «сюрприз». Неизвестные пока миру имена! Так в сто раз интереснее. И я не знаю Соловьеву, но Мунтяну сведет с ума всех!
Я говорила с ним по скайпу и видела, что он глубоко задумался.
– Вообще-то мысль хорошая, но слово «сюрприз» – не русское.
– А если вспомнить Дягилева, то слово «сезон» тоже не русское…
– Ты права. А что у нас получается? Роберт – молдаванин, дирижер – узбек, Водемон – татарин, Рене – еврей, и выйдет у нас одна только Соловьева русская?
– Тогда так: «Сюрпризы из России». А Россия многонациональное государство.
– Евгения… Ты – голова! Нет, ты мозг! Тебе нет цены! Это такая роскошь может получиться… Супер! Просто супер!
– Послушай, Мирон, ты все-таки там в эйфории не захлебнись.
– Да что ты, великая моя! Я в ближайшие дни регистрирую бренд, и я вот что еще придумал, Женя! Недалеко от Сингла сдается роскошный особняк. Я его сегодня же снимаю, и это будет наша база, которая так и будет зваться: «Российские сюрпризы».
– Да, так лучше, чем «Сюрпризы из России». И здесь европейцы вообще вряд ли уловят разницу, а русские не смогут придраться.
– Кайф, Женечка! А кстати, жить все будут тоже там, ну, кроме Фарика, конечно. Выйдет дешевле, все лучше сдружатся, и еще одно… в таком варианте я куда легче найду спонсоров. Поеду в Казань, в Молдову, хотя нет, Молдова отменяется. Ничего, придумаю…
Он так воодушевился, что мне стало страшно. А вдруг эта моя идея окажется провальной? В самом деле, мода на Россию давно прошла. Одно дело звезды вроде Дроздовского, их уже в России меньше знают, чем на Западе, и совсем другое – никому не известные певцы…
Фарик пришел в гостиницу совершенно измученный. Ему категорически не нравился Каварадосси. Это был шведский знаменитый певец.
– Понимаешь, он дубина! Ему нельзя петь Пуччини. Я попытался кое-что ему объяснить, но он так самоупоен, что просто меня не слышит!
К тому же нередко не попадает в ноты. Это будет провал!
– Не будет провала! Успокойся! Завтра все встанет на свои места! Это что, первый раз, когда тебе не нравится исполнитель?
– Да нет, – грустно улыбнулся он, – я по пальцам одной руки могу сосчитать спектакли, где меня все устраивали.
– Ну, а я о чем? К тому же на спектакле твой швед соберется. Ты ведь уже ничего изменить не можешь, это вообще замена, если бы Георгиади не заболел…
– В том-то и дело! Я не хочу, чтобы говорили, что Георгиади – это класс, а Закиров…
– Никто так не скажет! Успокойся, возьми себя в руки!
– Легко сказать… Да, а что там с Ташкентом?
– Все будет нормально. Не думай об этом! Думай о чем-нибудь приятном, ну хоть о своей даме…
Он горько усмехнулся:
– Знаешь, по-моему, эта страница скоро будет перевернута… Я понял, что не больно-то ей нужен. Мне, по сути, нечего ей предложить. И у нее ребенок… А я кочевник. И не футболист, у меня таких денег быть не может по определению.
– А ты сам – этого для нее мало?
– Мало! И неинтересно. Я в ее кругу как-то не очень котируюсь.
– Но она тебя любит?
– О нет!
– Фарик, ты с ума не сошел? Зачем тебе сдалась жена футболиста с ребенком, которая тебя еще и не любит? Тебя, такого талантливого, красивого, знаменитого, а еще и доброго и благородного, – задохнулась я от возмущения.
– Понимаешь, это иррационально… Она сводит меня с ума… Хотя теперь я уже многое понимаю, осознаю…
– То есть это как наркотик?
– Ну да… что-то вроде…
– Знаешь, у одной моей знакомой в Америке дочка была наркоманкой. Ее посадили в тюрьму на два года за какую-то кражу. Там наркотиков не было. И она вылечилась.
– Что ты хочешь этим сказать? Мне надо сесть в тюрьму?
– Боже упаси! Просто забудь о ней на какое-то время. Не мотайся в Лондон при каждом удобном случае, не звони ей, оглядись по сторонам, мало ли вокруг красивых и милых женщин.
– Я знаю. Вот ты, например…
– Здрасьте, приехали!
– Ах да, у тебя там какой-то Пахом или Панкрат…
– Пафнутий!
– Ох, извини! А ты обещала показать его фотографию! Покажешь?
– Запросто!
Я достала свой айфон и нашла на днях присланный Константином снимок Пафнутия на фоне панно.
– Вот смотри!
– Какая красота! Так Пафнутий – это кот? – рассмеялся Фархад.
– Как видишь!
– Хорош! Но это не твой кот?
– Увы!
– А что это за фон? Невероятно красиво!
– Просто стена в одной московской квартире… Там живет Пафнутий.
– А кто еще?
– Еще? Костя, который готовит сказочные пельмени.
– А портрет Кости у тебя есть?
– Есть.
– Покажи! – потребовал Фарик.
Я показала.
– Хорошее лицо. Мне он нравится, Женька! Он тебя любит?
– Нет.
– А ты его?
– Тоже нет. Просто мы оба любим Пафнутия.
– Жень, а выходи за меня замуж! По-моему, это для нас обоих идеальный вариант.
– Нет, Фарик, это чепуха. Мы только друзья. Просто тебе сейчас хреново и одиноко… А я, Фарик, еще хочу любви, как ни смешно это звучит.
– Почему смешно?
– Возраст уже и вообще…
– Знаешь что, я сейчас умру с голоду! Пошли куда-нибудь, поужинаем, только не говори, что ты не ужинаешь. В крайнем случае съешь какой-нибудь фруктовый салат.
– Ладно, идем!
Мы вышли на улицу.
– Знаешь, я обожаю в Германии и в Австрии всякие простецкие заведения, там почти всегда вкусно. Ты была в Зальцбурге?
– Да.
– Там есть одно уличное кафе, где подают такую штуку, я забыл, как она называется… Это сладкое блюдо из яиц, что-то вроде гигантского омлета, одному его съесть немыслимо, а вдвоем – милое дело. И больше уже ничего съесть просто невозможно. Но кроме Зальцбурга я нигде больше этого не видел. О, Женя, ты любишь дичь?
– Люблю.
– Тогда пошли вон туда, там подают седло косули!
Но в меню седла косули не оказалось, и мы заказали рыбу.
– Знаешь, когда я ставил в Мюнхене «Пиковую даму», я частенько обедал в ресторанчике напротив оперного театра, вот там готовят оленину – это с ума сойти! С грушей, брусникой, упоительным соусом со сметаной и к этому еще мисочка макарошек размером с ноготь. Умереть – не встать!
– Да ну тебя, Фарик, я есть не хотела, а теперь…
– А между прочим, «Пиковая» хорошо там прошла, удачный спектакль был.
– Да, кстати, о спектакле. Я сперва с твоих слов и со слов Мирона поняла, что у вас уже все на мази, а сегодня выяснилось, что все это на стадии замысла, да и то не окончательно оформившегося. Я права?
– Права, дорогая моя, права! Просто это мечта, которую Мирон выдает за действительность, хотя многое уже все-таки сделано, нам обещают два спектакля в конце сезона, но мы не успеваем… И это может обернуться катастрофой! Но у Мирона такая сила убеждения, что я невольно поддаюсь и начинаю верить, что случится чудо! Он уже потратил кучу денег, но нас преследуют неудачи, то крупные, то мелкие…
– Так, может, похерить этот проект и взяться за что-то другое?
– Нет, Мирон просто не позволит этого сделать.
– А что, лучше провалиться?
– Понимаешь, если все получится, мы не провалимся с такими голосами.
– Вот! По-моему, всю ставку надо делать на голоса, и только.
– Ты хочешь сказать…
– Да, я хочу сказать, что надо сделать пробу, заявку… Дать спектакль в концертном исполнении. И если будет успех, в следующем сезоне как следует подготовить ту же «Иоланту» и, допустим, «Моцарт и Сальери» и «Веру Шелогу» Римского-Корсакова. Три разные одноактные и не слишком популярные на Западе оперы…
Он смотрел на меня с таким восторгом, что я даже смутилась.
– Идея – гениальная! Жень, да тебе цены нет! Это будет куда серьезнее, строже и элегантнее. Это будет всего лишь проба! И у нас есть целых полтора месяца на подготовку вокальных партий.
– Мирон сказал, что хочет снять особняк, чтобы все исполнители жили вместе.
– Ерунда! Я сейчас с ним свяжусь! Алло, Мирон!
– Да, Узбек, тебе чего неймется?
– Послушай, у Жени родилась гениальная идея! – И он изложил ему мое предложение.
У Мирона вытянулось лицо.
– Но это же… Кому это надо… в концертном исполнении… Выйдут певцы и просто споют…
И вдруг Фарик хлопнул в ладоши.
– Есть идея! – закричал он. – Жень, покажи ему фотографию кота…
– Зачем? – обалдела я.
– Покажи, говорю! Пошли ему сейчас же.
Я послала.
– И зачем мне этот котяра? Хотя… Ты, Узбек, имеешь в виду задник?
– Именно! И все! Это придаст колорит.
– А кто художник? – уже очень деловито спросил Мирон.
– Это сделал друг моего знакомого, расписал стену у него в квартире.
– Ты можешь с ним связаться? – крайне воодушевился Мирон.
– Непосредственно с художником – нет.
А со своим приятелем могу. Но в Москве уже давно все спят.
– Значит так, ребята, я через час выезжаю к вам, и утром мы с Женей летим в Москву. Находим этого парня и если он согласится, то мы спасены!
– Но у меня завтра спектакль!
– Узбек, ты что, маленький? Без няньки не обойдешься?
– Да нет, обойдусь, конечно, – засмеялся Фарик.
Мирон уже отключился.
– Ой, Фарик, а вдруг Кости нет в Москве?
– Ну, у тебя же есть его мобильный?
– Конечно.
– Значит, позвонишь ему и спросишь координаты художника. Ничего страшного. Главное, чтобы художник согласился.
– Господи, Фарик, вы с Мироном как два мальчишки, которые кидаются в какую-то авантюру, ни о чем как следует не подумав, ладно Мирон, он вообще авантюрист, но ты-то, дирижер с мировым именем…
– Не преувеличивай!
– Я не преувеличиваю, у тебя действительно мировое имя, и меня восхищает твое умение руководить оркестром, твоя решительность, властность, но в этой истории ты как маленький мальчик, которого поманили красивой сказочкой… Это Мирон так на тебя действует?
– Может быть, – улыбнулся Фархад, – может быть… Но, поверь, Женечка, мы миллион раз все обсудили, подсчитали, нас многие поддержали, но в какой-то момент все вдруг начало сыпаться… Ну, ты же знаешь, как это бывает. Но такая простая и элегантная идея никому из нас в голову не пришла. А тебе, Женька, и впрямь нет цены! И ты таки будешь заниматься этим проектом, и если с этим художником все выгорит, мы еще и ему имя сделаем… Ну а на худой конец обойдемся просто концертным исполнением. Сейчас, как говорится, не до жиру.
Константин уже сел в машину, чтобы ехать на работу, когда у него зазвонил мобильный. Он глянул на дисплей. Женя! Его захлестнуло радостью.
– Алло, Женечка, вы?
– Костя, здравствуйте! Я в Москве, и мне необходимо срочно с вами увидеться! Я понимаю, вы работаете, но, может, в обеденный перерыв, вы скажите, куда мне приехать…
У нее был странно возбужденный тон, совершенно для нее нехарактерный.
– Что-то случилось, Женя? Я сейчас в машине, могу говорить. Нужна моя помощь?
– Да, Костя, нужна!
– Я готов.
– Костя, я… Мне просто необходимо связаться с вашим другом.
– С каким другом? – совершенно ошалел Константин. – С Феликсом?
Это единственное, что пришло ему в голову.
– Я не знаю, как его зовут, вы, по-моему, не говорили…
– Ну, с тем парнем, с которым мы в боулинге встретились?
– Ох, нет, – засмеялась она. – Нет, Костя, с тем художником, который расписал у вас стену.
– А… Господи, зачем он вам понадобился?
– Для него есть очень интересная работа. Вы можете меня с ним связать?
– Ну, разумеется. Я просто не уверен, что он возьмется… Он довольно странный тип… и совершенно не умеет вести переговоры. Вот что, Женя, давайте встретимся, вы мне все изложите, а я потом с ним свяжусь, и если его это заинтересует, сведу его с вами. Так будет проще и быстрее, с ним тяжело иметь дело.
– Он что, сумасшедший?
– Ну, в некотором роде, – хмыкнул Константин. – Хорошо, Женечка, давайте в половине второго в том кафе, где мы впервые встретились.
– Отлично! Договорились!
– Ну что, что он сказал?
Я передала Мирону все, что сказал Костя.
– Ладно. Хотя я не люблю иметь дело с сумасшедшими. Жень, а что это у тебя глаза какие-то… ты что, влюблена в этого Костю?
– Да нет, просто всю ночь не спала, надо было подготовить все для Фарика… И ты еще должен был нагрянуть. Тебе хорошо, ты спишь в самолете…
– Знаешь что, ты иди на эту встречу одна!
– Почему?
– Мне кажется, тебе этого хочется.
– Что за чушь? – рассердилась я, хотя, должна признаться, именно этого мне и хотелось.
– Иди-иди. А если что, свяжешься со мной, я поприсутствую виртуально. И не спорь!
– Да ладно. Виртуально так виртуально. Но что-то мне вдруг показалось, что из этой затеи ни черта не выйдет.
– Откуда пессимизм, Женюра?
– Не знаю.
– Ладно, сейчас заброшу тебя домой, примешь душ, отдохнешь, и твой оптимизм к тебе вернется.
Господи, как мне не понравилась вдруг моя квартира! Какое-то депрессивное логово. С этим надо что-то делать, не должна женщина так жить… Но где взять время? У меня и с Фариком-то минуты свободной нет, а если на мои плечи ляжет еще и этот проект, мне даже вздохнуть будет некогда. А может, и хорошо? Некогда будет мечтать о любви. Любовь и деловая женщина – разве это совместимо? А Костю хочется увидеть. Мне показалось, он обрадовался моему звонку. И был, кажется, разочарован и озадачен, когда узнал, зачем я звоню. Вид у меня после бессонной ночи был не слишком привлекательный, и я решила наведаться в салон красоты, который мне рекомендовали стилисты, занимавшиеся сменой моего имиджа. Да, но без записи заранее я вряд ли туда попаду. Однако мне повезло, и меня приняли.
К тому же салон был расположен неподалеку от того кафе, где мы должны были встретиться с Костей. Все мои вещи остались в Амстердаме, с собой у меня был только красный костюм, в котором я собиралась пойти на «Тоску» в Дюссельдорфе. Не слишком ли это нарядно для встречи в половине второго дня?
А что, если накрутить на шею серый шарф? То, что нужно! Странно, я почему-то полюбила красный цвет. Хотя раньше редко его носила.
Выйдя из салона красоты, вполне удовлетворенная своим видом, я посмотрела на часы. Четверть второго. Я все успеваю! Но ужасно волнуюсь.
И даже боюсь. Чего, интересно? Встречи с Костей или провала своей миссии? Все-таки, вероятно, провала. Ведь от моей встречи с Костей ничего, собственно, не зависит… Чепуха! От моей встречи с Костей и зависит успех моей миссии. Я вошла в кафе. Огляделась. Его еще нет. Это показалось мне дурным предзнаменованием. На часах уже тридцать пять минут второго. Мог бы хоть позвонить… Но вот он! Вошел, огляделся. Заметил меня. И просиял!
– Женечка, дорогая, простите, ради бога!
– Пробки?
– Да какие пробки, я тут работаю в соседнем переулке, но мне в последний момент надо было подписать один документ… Словом, простите!
– Прощаю!
– А вы чудесно выглядите! Нет, вы ослепительны! Женя, мы с Пафнутием соскучились! Как вам живется-можется в Европе?
– Ох, муторно! Столько дел, что… Костя, вас, вероятно, удивил мой вопрос по поводу вашего друга?
– Да, не скрою, удивил.
– Видите ли, в чем дело. Я и наш продюсер специально прилетели в Москву, чтобы с ним встретиться. Для него это шанс…
– Какой шанс?
– Скажите, а ваш друг… У него есть имя в этом мире? Его знают?
– Нет, совершенно не знают. Он… человек другой профессии, это его хобби.
– Боже мой, но…
– Женечка, изложите мне вашу идею, а я уж с ним свяжусь.
Я изложила ему идею. И добавила то, что рассказал мне в аэропорту Мирон:
– Кроме этого задника мы выпустим буклеты и приглашения в обложке с тем же рисунком, разумеется, все это будет оплачено, и, вполне возможно, в дальнейшем, если наша затея будет иметь успех, мы закажем ему оформление к другим спектаклям.
– Но, позвольте, Женя, насколько я понимаю, чтобы оформлять спектакль, нужно как минимум учиться сценографии. Мой друг… он просто любитель. Он и рисует только вот такие фантазийные штуки… Орнаменты, что ли… Я даже толком не знаю, как это называется. Понимаете, он ведь расписал у меня стену… как бог на душу положит… А вам обязательно нужен именно этот рисунок?
– Нет, конечно, нет. Но у него, может быть, есть что-то еще, эскизы, наброски?
– Ну, вероятно, есть. Но я не знаю. Это ведь надо будет ехать куда-то… Это займет время…
– Конечно. Но все-таки это шанс. Он редкостно талантливый человек. Все, кто видел даже просто в телефоне это панно, сразу приходили в восторг…
Я видела, что Костя слегка растерян.
– Костя, вас что-то смущает?
– Да.
– Что именно?
– Да как вам сказать…
– Так и скажите!
– Я не уверен, что он согласится. Вот если бы можно было сделать это в Москве…
– Что? Задник?
– Ну да. У него даже нет загранпаспорта. Он вообще странный тип…
– И все-таки, Костя, поговорите с ним.
– Хорошо. Я поговорю.
– А вы не можете сейчас ему позвонить?
– Попробую.
Он достал мобильник и куда-то позвонил. Даже мне было слышно: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
– Не волнуйтесь, Женя, в крайнем случае я вечером заеду к нему домой.
– Я с вами!
– Женя, не стоит. Я сам. Скажите, это надо будет делать на холсте?
– Полагаю, что да.
– А размеры холста?
– Ну, мы прикинули, примерно четыре на четыре.
– Женя, мою стену он расписывал около трех месяцев, а там куда меньше площадь. Он просто может не успеть.
– Но у вас он ведь не целыми днями работал, правда?
– Конечно. Только в свободное время.
– Ну вот! Если он возьмет отпуск, то за месяц должен справиться.
– Женя, а с чего все-таки вы решили обратиться именно к нему?
– Потому что это то, что нам нужно! У нас случились всякие накладки, первоначальный замысел сгорел синим пламенем, и вот, чтобы спасти идею, мы решили сделать спектакль в концертном исполнении, ну а для придания колорита повесить такой вот фантастически красивый задник.
– Но в принципе без него можно и обойтись?
– На худой конец…
– Знаете, Женя, я сегодня же отыщу его.
– А кстати, как его зовут?
– Его? Ксаверий. Ксаверий Лунин.
– Как у вас все необычно. Кот Пафнутий, друг – Ксаверий!
– Женя, я самый большой идиот в Москве! – вдруг выпалил он.
– Почему? – засмеялась я.
– Потому что не разглядел вас с первого раза.
– Но теперь разглядели?
– Да. И ослеп.
– Всему виной красный костюм?
– Нет. Но вы лучше снимите этот шарф. Он тут лишний. Вот, так лучше… Женя!
Его черные глаза горели странным огнем, опасным и жутко завлекательным. А в манерах появилась неожиданная мягкость. Ох, непростой мужичок, ох непростой!
Он взял мою руку, обоих тряхнуло током.
– Костя, не надо!
– Почему? У вас кто-то есть?
– Костя!
– Женя, мы взрослые, даже более чем взрослые люди…
У меня зазвонил телефон.
– Алло!
– Женя, это Мирон. Ну что?
Я вкратце изложила ему то, что узнала от Кости.
– Хрень какая-то! Я через десять минут буду, и не возражай! Я сам с ним поговорю!
– Валяй! – засмеялась я.
– Кто это? – спросил Костя.
– Наш продюсер.
– И что?
– Ничего. Я просто перед ним отчиталась.
И он сейчас будет здесь.
Действительно, через десять минут явился Мирон. Я познакомила их. Мирон был на две головы ниже Кости, но это ничуть не умаляло его значительности.
– Весьма рад. Скажите, я мог бы своими глазами взглянуть на эту роспись, которая у вас в квартире? Знаете ли, гаджеты это одно, а живое восприятие другое. Я элементарно и, возможно, даже по-хамски напрашиваюсь к вам в дом.
– Да не проблема! Можно хоть сейчас поехать!
– Давайте только сначала поедим, я страшно голоден, да и Жене поесть не мешает, она в самолете практически ничего не ела.
– Ну хорошо, давайте поедим, – как-то растерянно пробормотал Костя.
– А Пафнутий дома? – спросила я.
– Нет, Пафнутий ушел в салон красоты, – хмыкнул Мирон, – перед твоим визитом.
Костя фыркнул.
– А ему не надо, он и так прекрасен! – расхохоталась я. Надо же было задать такой идиотский вопрос!
Я была рада появлению Мирона. Этот Костин взгляд не сулил ничего хорошего. Мне сейчас совсем не нужны любовные потрясения. Дура набитая, о любви мечтала. Тут любовью и не пахнет. Только сексом. А я так не хочу. Я хочу, чтобы меня любили, заботились обо мне, баловали… Понимаю, мечта несбыточная. Но ведь если сбыточная, то уже не очень мечта.
Наскоро перекусив, мы сели в машину Кости и поехали.
– Ох, не люблю я небоскребы, – проворчал Мирон. – Какой у вас этаж?
– Двадцать первый! А я в восторге.
– Дело вкуса.
Когда Костя отпер дверь квартиры, оттуда пулей вылетел Пафнутий и кинулся ко мне.
Я подхватила его на руки.
– Пафнутий, любименький мой!
Кот терся о мое плечо, громко мурлыкал и слегка когтями прихватывал кожу.
– Нет, вы видали такое? – проворчал Костя.
– Это любовь. Так бывает, – констатировал Мирон. – А котяра и вправду хорош. Ну, пусть они тут милуются, а вы покажите мне роспись.
– Идемте!
А Пафнутий вдруг стал как-то странно мяукать, он словно рассказывал мне что-то, словно жаловался…
Я села с ним на диван.
– Что, маленький мой? Ты скучал?
– Мяу!
– А я как скучала! Если хочешь знать, у меня в номере на тумбочке твоя фотография стоит.
– Мяу!
– Ты меня любишь, кот?
– Мяу, мяу, мяу!
Я разревелась. Этот чужой кот любил меня, и мне казалось, что без его любви моя жизнь была бы куда беднее.
А он все продолжал жаловаться мне.
– Женя, куда вы пропали? Господи, вы плачете? – перепугался Костя.
– Скажите, с ним что-то случилось за это время?
– С кем?
– С Пафнутием! Он мне что-то рассказывает, как будто жалуется…
– Он говорит вам, что очень скучал, что ему вас не хватает, что вы, наконец, в ответе за тех, кого приручили… Ну и еще, что мы любим вас… Оба. Только он куда красноречивее меня, в этом все дело.
– Костя! А где Мирон?
– Обнюхивает роспись.
Но тут появился Мирон.
– Послушайте, друзья мои, у меня появилась идея. Но мне нужен для этого человек, круто разбирающийся в компьютерах.
– Ну, я в этом деле кое-что смыслю, – хмыкнул Костя.
– Да? Отлично. Так скажите мне, а если… Черт, не знаю, как поточнее сформулировать. А что, если взять, предположим, эту роспись и компьютерными средствами зафигарить на стенку концертного зала? Это в принципе возможно?
– Конечно.
– И это много времени займет?
– Ну, за два часа с этим не справиться. А недели за две можно.
– А эффект будет?
– Ну, в принципе, конечно будет, а если без спешки, то и вовсе… будет лучше, чем ручная роспись.
– Мирон, зачем? – огорчилась я. – Компьютерные штучки сейчас кто только не делает… А ручная работа…
– Понимаете, Женя, – вмешался вдруг Костя, – я так понял, что опера пойдет в концертном исполнении, то есть это будет своего рода эскиз, верно? И тут компьютерный задник будет уместнее живописного. А если дело выгорит, то и времени на подготовку будет больше, там можно уже будет сделать и ручную роспись.
– Может быть.
– Знаешь, Костя согласился, чтобы мы использовали это панно.
– Но как же авторское право? У нас могут быть большие неприятности.
– Нет-нет, я сейчас же поеду к Ксаверию и возьму у него расписку. Не волнуйтесь, Женечка! И еще я свяжусь с одним парнем, который делал такие штуки для Михайловского театра в Питере. Если он свободен, сделает, а нет, кого-то порекомендует.
– Ну что, Женюра, я вызываю такси. А завтра в обеденный перерыв жду тебя и Костю к обеду в «Пушкине». В два часа.
Мы вместе спустились вниз. Костя сел в свою машину, я с Мироном в такси. Я была вся в слезах после прощания с Пафнутием.
– Да, интересно все… – проговорил через несколько минут Мирон. – Очень интересно!
– Что тебе так интересно?
– Ты что, ничего не поняла?
– А что я должна была понять?
– Да, Женька, и на старушку бывает прорушка. Ты вроде умная баба…
– Да в чем дело-то?
– А в том, что никакого Ксаверия Лунина просто не существует.
– То есть как?
– А очень просто. Костя твой все это сделал сам, но поскольку он человек совсем другой профессии, то, по ходу, стесняется этого, не уверен в себе и, понятное дело, боится. Знаешь, как он обрадовался, когда я спросил, а нельзя ли воспользоваться уже готовым рисунком? Просто как гора у него с плеч свалилась.
– Да ну, чепуха.
– Ничего не чепуха. Я, если хочешь знать, зашел к нему в сортир, а там шкаф, я туда сунул нос, а там акриловых красок до хрена и больше.
– Ну и что? Может, просто Ксаверий оставил?
– Жень, выключи дуру!
– Не понимаю, почему надо это скрывать?
– Ну, милая, мало ли какие у человека комплексы. Он технарь, бизнесмен, а тут художественная богема навалилась, предлагает выйти на европейский уровень. А он просто самоучка… Да еще тут любовь примешалась.
– Какая любовь?
– А он тебя любит, дорогая моя. Да и ты не вовсе к нему равнодушна. Одним словом, фигня получается, Женька!
– Он что же, как Гоген?
– При чем тут Гоген?
– Ну, Гоген тоже был служащим, а потом все бросил и смотался на Таити…
– Ну, не думаю, что тут такой масштаб.
Я, честно говоря, про Гогена этих подробностей не знал.
– А ты почитай роман Моэма «Луна и грош», там как раз про это…
– Жень, а вообще-то он мне не понравился, этот Костя.
– Почему?
– По кочану!
– Дело вкуса, – пожала я плечами.
– Зато котяра у него – суперский! Просто улет! Никогда таких не видал, понимаю, что ты запала… Кстати, ты разберись в своих чувствах. Ты, по-моему, любовь к коту на мужика переносишь, а он тебя не стоит, Жень!
– Мирон, знаешь что…
– Знаю. Я в твою личную жизнь не лезу. Просто по-дружески предупреждаю. Мужик с такими комплексами – это тяжело. На кой ляд он тебе сдался?
– Ладно, Мирон, я устала, хочу домой. Встречаемся завтра в «Пушкине».
– Хорошо. А костюмчик у тебя – зашибись!
Я вылезла из такси, вошла в подъезд и вдруг поняла, что ужасно не хочу домой. И позвонила Маше.
– Ой, Женька, пропащая душа, ты где? – завопила она.
– В Москве, на два дня. И ужасно хочу тебя увидеть.
– Есть тема?
– И не одна!
– Тогда подваливай ко мне в агентство.
– А где это?
– Улицу Губкина знаешь?
– Напротив универмага «Москва»?
– Точно. Записывай адрес!
– Маш, а мы там поговорить-то сможем?
– Конечно, думаешь, у меня тут очереди стоят? Ну, может случиться какой-то клиент, но это нестрашно!
– Еду!
И через полчаса я уже входила в брачное агентство Марии Сабуровой.
Небольшой, но чрезвычайно элегантный офис на первом этаже. Красивая секретарша. На стенах фотографии счастливых супругов, сыгравших свадьбу благодаря агентству Марии Сабуровой. Их не слишком много, поэтому вполне верится в то, что это правда, а не рекламный трюк. И диплом психфака МГУ в рамочке.
– Ну, как тебе? – поинтересовалась Машуня.
– Здорово. Уютно, стильно…
– Кофе или чаю хочешь? Есть сказочное печенье.
– Да нет, пока не хочу.
– Что, Женька, замуж приспичило?
– Отнюдь! Просто вспомнила, что ты говорила, будто по фотографии можешь многое сказать о человеке.
– Могу!
– Тогда смотри! – Я протянула ей свой айфон.
– Кто это?
– Хозяин кота, помнишь, я рассказывала.
– Он как-то опять возник?
– Возник и уже… практически объяснился в любви.
– О, вот это дело! Сейчас поглядим. Ну что, мужик, конечно, интересный, ничего не скажешь, но не простой кадр, есть там второе дно, человек, несомненно, талантливый, и таланты у него разные… То есть, проще говоря, он талантливо делает свое прямое дело, но внутри есть еще какой-то дар, который он… как бы это выразиться, зарыл в землю, что ли… И даже, возможно, стесняется его. Может, он петь любит или рисовать…
– Господи, Машка, как тебе это удается?
– Я все правильно говорю?
– Ты даже не представляешь себе, до какой степени! – закричала я. – Просто чудо какое-то!
– Расскажи!
Я рассказала.
– Да, как все запущено…
– А я не догадалась. Это Мирон.
– Кто такой Мирон?
Я рассказала и это.
– А его фотка есть?
– Есть.
– Ага! Тоже непростой мальчик. Но сильный, и таланты тоже разные…
– Ну, это я тебе рассказала.
– Погоди, тут просто не все так наглядно.
У него амбиции очень большие… Он себе ставит цель и добивается ее, чего бы ему это ни стоило. И он настоящий мужик. Во всем. Такие сейчас редко встречаются. С ним, что называется, можно идти в разведку. Умный очень. И друг надежный. Словом, мужик, что надо.
– Метр с кепкой!
– А это не важно, Женька, когда в мужике такая концентрация мужика.
– Как интересно, Маш! А вот об этом что скажешь?
Я показала ей Фарика.
– Погоди, что-то лицо знакомое… Это, часом, не Фарик твой?
– Он!
– Хорош! Красив, как бог! И вообще хороший человек, добрый, но к жизни плохо приспособленный, его легко надуть, в личной жизни невезучий… Но страшно талантлив, и это в нем главное.
– Да, Машка, теперь я понимаю, почему ты стала такой успешной свахой. Людей насквозь видишь!
– А еще я вижу, что тебе из этих троих только один подходит.
– Кто?
– Мирон. Он именно то, что тебе нужно!
– О нет!
– Я говорю то, что я чувствую, ну а ты, конечно, свой выбор сама сделаешь. Но, между прочим, самый гармоничный союз мог бы быть у тебя с Фариком. И меньше всех тебе подходит Костя. Но, как я понимаю, тянет тебя именно к нему.
– Ну, в общем… Хотя я не знаю. Мирон считает, что я переношу на него свои чувства к его коту.
– Я ж тебе сказала, что Мирон зверски умный мужик.
– Хорошо, это что касается личной жизни, а вот скажи мне, почему же у этих двоих, у Фарика и Мирона, ни фига не складывается? Почему все рассыпается с их проектом?
– Ну, милая, я только сваха, я не кризисный менеджер, – засмеялась Маша. – Но есть у меня одно соображение…
– Поделись, Машуня!
– Просто, по-моему, Голландия не их страна.
– Думаешь?
– Предполагаю. Такое бывает. Знаешь, у меня был один клиент, мы с ним потом подружились…
– Ты его женила?
– Женила, конечно. Удачно, он очень доволен. Так вот он мне рассказывал, что затеял бизнес в Чехии, и никак у него дело не шло. Хоть тресни. И его вдруг все там стало дико раздражать. Он возьми и перекинься в Болгарию, и вдруг у него все пошло, он нежно любит теперь Болгарию и болгар, язык выучил… переехал даже жить туда…
– Погоди, это к нему на свадьбу ты ездила?
– Нет, к его сестре!
– Да, Машуня, это интересная мысль. Может быть… Узбек московского разлива и дворовый хулиган с дипломом Миланской консерватории не слишком монтируются с Голландией. Надо же… Мне бы и в голову не пришло… Ведь удалось же мне с нуля раскрутить Антона в Штатах, хотя это тоже не моя страна.
– Понимаешь, тобой двигала сумасшедшая энергия сестринской великой любви, а ими что движет в Голландии? Подбрось им эту мыслишку, Жень!
– Ну, можно попробовать… Ладно, расскажи лучше о себе!
– А что рассказывать, когда все, слава богу, неплохо? У меня замечательный муж, он часто уезжает по делам, мы не успеваем надоесть друг другу, он в прекрасных отношениях с Викой. Работа тоже приносит массу позитива, а о негативе я вообще ненавижу распространяться. О нем всегда лучше молчать, если он не давит душу, или говорить с коллегами. Так что все хорошо, Женечка, чего и тебе желаю! А пошли мороженого поедим, а? Рабочий день окончен. Можем себе позволить. Я знаю одну кафешку, там сами мороженое делают, это недешевое удовольствие, но зато такая вкуснота! Я приглашаю!
– Давай! А где это?
– Тут не очень далеко, но я на машине! А потом тебя отвезу домой.
– Принимается! – обрадовалась я.
Константин пребывал в крайнем смятении. Что же это? Зачем? И почему я повел себя как полный идиот? Придумал какого-то Ксаверия… Черт знает что! Но самое ужасное, что этот недомерок, похоже, обо всем догадался. И выставит меня кретином в глазах Жени… А я и есть кретин – не разглядеть такую женщину! А вот он, похоже, разглядел, этот недомерок чертов! Он влюблен в нее, это и слепому видно. И в нем, черт подери, есть харизма. И он кажется надежным, как скала. Женщины это чуют, одинокие в особенности. Но я же практически открытым текстом признался ей в любви… Ну и что? Плевать она хотела. Она ни о чем не догадывалась. А я, как всегда, опоздал. Вот признался бы ей еще тогда, когда она впервые мою роспись увидела, и не попал бы в такое идиотское положение. Ксаверий Лунин! Надо ж такую хрень придумать! И как теперь быть? Завтра назначена встреча… Что делать? Сказать правду! Признаться, что свалял дурака. Хотят они компьютерный вариант, ради бога, и никаких денег я с них не возьму. И пусть напишут, что автор Ксаверий Лунин. Пусть наврут с три короба про этого Ксаверия, а я позориться не хочу! Мало ли что я намалевал для души у себя на стенке… Но ведь произвела же эта стенка впечатление на людей… Ну и что? Они говорят, это талантливо… Возможно. Но я же ничего не умею и оформить ничего не смогу… Тоже мне – художник по задникам! Смех да и только! У меня есть профессия, я в ней вполне состоялся, а это мое хобби. И точка! Да, решено! Именно так я и поступлю. Пусть берут рисунок задарма и до свидания. Так я им и заявлю!
Приняв решение, он успокоился. Его только точила ревность.
Кажется, я вчера переела мороженого. Оно было невероятно вкусное, сроду ничего вкуснее не ела! Но с утра побаливает горло. И вид неважнецкий, хотя я хорошо спала. Я сбегала в аптеку, купила какую-то брызгалку, которую посоветовала продавщица, и еще «стрепсилс». Вроде стало полегче.
В час дня позвонил Мирон.
– Жень, ты готова? Я за тобой через пять минут заеду. Кстати, «Тоска» имела грандиозный успех!
– Да? – обрадовалась я. – Ты говорил с Фариком?
– Нет. Новости из Интернета. Подъеду, позвоню.
Я обрадовалась, хотя чувствовала себя не очень хорошо. И тут же позвонил Фарик.
– Женечка!
– Я уже знаю, что все прошло прекрасно!
– Да. Ты была права, на спектакле этот швед делал все, что я ему сказал… И все равно я недоволен.
– Ну, ты почти всегда недоволен. Но отзывы прекрасные.
– А как ваши дела?
– Да пока неопределенно. Сейчас едем на встречу с художником. – Мне не хотелось по телефону посвящать Фарика во все подробности. – А ты сейчас где?
– Еще в Дюссельдорфе, но скоро еду назад в Амстердам. Знаешь, я вдруг почувствовал, что когда тебя и Мирона там нет, меня там страшно все раздражает.
О, Машуня, как она была права!
– Мы после встречи с тобой свяжемся. Думаю, я уже завтра вернусь. Все остальное Мирон и без меня сделает.
– Возвращайся, я уже соскучился. Мне тебя не хватает!
И тут же позвонил Мирон.
– Я внизу!
– Бегу!
– Тебе что, нездоровится? – спросил Мирон, едва я вышла из подъезда.
– Горло побаливает, но я уже приняла все меры. Фарик звонил. Он, конечно, недоволен.
– Интересно, этот дурак Костя будет продолжать свою игру или признается?
– Мирон, а может, ты все-таки ошибаешься?
– Зуб даю! А что ты вчера делала?
– Встречалась с одной подругой, она психолог.
– Терпеть не могу эту породу!
– Ты и представить себе не можешь, какая она умница и профессионал. Ей достаточно поглядеть на фотографию, и она все точно расскажет об этом человеке.
– И, конечно, она рассказала тебе о Константине Великом?
– Не только. О тебе тоже. И о Фарике.
– И что она обо мне сказала?
– О, все только самое хорошее.
– Например?
– Что ты жутко умный, надежный, хороший друг, что умеешь добиваться цели, что у тебя большие амбиции.
– Ну надо же! Нехилая характеристика!
А что еще она сказала?
– Ну, она еще и про Фарика многое сказала, но главное, она предположила, что вам с Фариком Голландия не подходит, поэтому у вас все время что-то валится с вашим проектом. Что страна как женщина, она твоя или не твоя…
– Серьезно?
– Более чем. И мне вдруг показалось, что она права.
– А знаешь, может быть… Но сейчас уже поздно, мы должны кровь из носу дать эти два спектакля, пусть в концертном исполнении, с задником или без, не важно, но должны, иначе придется платить огромную неустойку и окончательно потерять репутацию.
– Понимаю. Но потом…
– Да, пожалуй… Но с другой стороны…
– Знаешь, Фарик мне сказал, что, когда нас с тобой там нет, Амстердам стал его даже раздражать.
– Ну, мало ли…
Но тут мы приехали.
– Мирон, а кстати, что это за машина?
– Моя. У меня в Москве есть квартира и машина.
Он отдал ключи парковщику ресторана.
– Пошли!
Константин уже ждал нас. Он, как мне показалось, взглянул на Мирона чуть ли не с ненавистью. А тот был сама любезность.
– Ну-с, Константин Петрович, что сказал господин Лунин?
– Он… Мирон, Женя, я должен вам признаться, что никакого Лунина не существует.
– Можете не продолжать, – перебил его Мирон. – Я сразу догадался. Только, честно говоря, не понял, зачем вы это придумали. Эта роспись великолепна. Вы талантливый человек, Константин Петрович, и не надо этого стесняться.
– Да я… Это не то… Просто это мое хобби. И превращать хобби в профессию я не считаю ни нужным, ни даже возможным. Я нигде этому не учился, не знаю даже азов, поэтому если вас все-таки интересует это панно, то я его вам подарю, делайте что хотите, если нужно указать автора, пишите Ксаверий Лунин. А больше я ничего делать не стану. Это не мое. Я делал это для себя, я не ставил себе ни задач, ни сроков, я просто ловил кайф от процесса. И все!
Я почему-то обрадовалась. Это был настоящий мужской поступок.
– И вы раньше ничего подобного не делали?
– Нет. Я всегда любил рисовать какие-то орнаменты, но как-то не всерьез. А когда купил эту квартиру, подумал, а распишу-ка я здесь стенку… В конце концов, закрашу, если не получится… даже мой отец не знает, что это моих рук дело.
– Но, может быть, это шанс? – спросила я.
– Какой шанс?
– Заняться наконец тем, к чему лежит душа?
– Да не лежит у меня к этому душа! Это просто стереотип – если человек умеет немножко рисовать, то он непременно мечтает стать художником… В моем случае это совершенно не так.
Я терпеть не могу дилетантизма. А вообще во всем виноват Пафнутий. Если бы Женечке не вздумалось во что бы то ни стало иметь у себя фото моего кота на фоне этой росписи…
– Ну что ж, это ваше решение, – подвел итог Мирон. – И, наверное, не станем мы вешать задник. Как говорил поэт, он будет «как яркая заплата на ветхом рубище певца…». Так, кажется?
– Вот и славно! – искренне обрадовался Костя. – Мне только жаль, что вы зря потратили время, прилетели в Москву, хотя, не скрою, ваше предложение мне польстило, и не говоря уж о том, как я рад был видеть Женю… Женя, а что с вами? Мне кажется, у вас жар! – Он протянул руку и пощупал мне лоб. – Мирон, да она вся горит!
А мне и в самом деле было скверно. Меня тряс озноб. У меня крайне редко поднимается температура, я вообще в жизни редко хвораю, но уж если, то переношу это очень тяжело.
– Надо отвезти ее домой и вызвать врача! – решительно заявил Мирон.
– Врача не надо. У меня ангина, я знаю, что делать… Ненавижу врачей!
– Без разговоров! – рявкнул Мирон. – От ангины могут быть тяжелые осложнения.
У меня не было сил с ним спорить.
– Делайте что хотите!
– Мирон, я предлагаю отвезти Женю ко мне.
– Зачем это?
– Ну, я понял, что вы завтра улетаете? Женя лететь не сможет. Кто за ней будет ухаживать? И вы вообще были у нее в квартире? Это же совершенно нежилое пространство… Депрессивное, я бы сказал. А у меня, кроме всего прочего, Пафнутий! Кошки лечат.
– Но не от ангины же! – буркнул Мирон, понимая, что Костя прав. Он мог бы отвезти ее к себе, но завтра он, кровь из носу, должен быть в Амстердаме. А Женя сидела, скорчившись, на заднем сиденье и почти не участвовала в разговоре. Ей было совсем плохо.
– Ладно, – сказал Мирон. – Женя, дай ключи от квартиры, я привезу тебе какие-то вещи…
– Куда? Зачем?
– Ты сейчас поедешь к Косте, там тебе будет лучше.
– Нет! Нет!
– Женечка, вас там будет лечить Пафнутий!
– Пафнутий? Тогда ладно… Он меня вылечит… Хорошо, Мирон, вот ключи, привези халат, две пижамки…
– Сам как-нибудь соображу, – проворчал Мирон.
Когда он вошел в Женину квартиру, то сразу понял, о чем говорил Костя. У этой женщины все совсем не так радужно, как она хотела представить… Тут и впрямь просматривается депрессия, которую она тщательно ото всех скрывает, более того, она сама не подозревает о ней. Хотя… вчера на ней был такой яркий, такой элегантный костюм… Да и вообще, она всегда красиво одета, это как раз свидетельствует об отсутствии депрессии. Мирону приходилось иметь с этим дело. Но если не депрессия, то скорее всего полный раздрызг в душе… А чему удивляться? Хрупкой женщине пережить такое предательство, такое крушение… И эта ее прямо-таки ненормальная любовь к чужому коту… Черт побери, тут без пол-литра не разберешься. А может, и нет никакой депрессии, никакого раздрызга, просто вернулась в пустую квартиру, не успела как следует устроиться-обставиться, а тут подоспел Узбек со своим предложением… Да, скорее всего именно так, просто этот Константин влюблен в нее по уши, вот и выдумывает черт знает что, депрессию какую-то… ну, подумаешь, мебелишки нет… Просто он хотел увезти ее к себе… А я? Я, кажется, тоже влюблен в эту женщину. И своими руками отправил ее к сопернику куда более видному, чем я. Ничего, я умею добиваться своего. Я умнее и целеустремленнее, чем он. Я добьюсь ее, только бы сбросить с плеч этот чертов проект… Похоже, Женина психологиня права и Голландия не наша страна. А какая тогда наша? Россия? Кому мы тут сдались? Хотя… Кажется, я придумал… Надо будет перетереть это с Узбеком… Кажется, такого в России еще нет. Оперная антреприза! Да, это то, что нужно! Пусть не Дягилев, пусть Мамонтов! Впрочем, они оба плохо кончили, усмехнулся про себя Мирон. И вообще, зачем мне быть как кто-то? Ладно, это в дальнейшем, а пока что связался с Голландией и хочешь не хочешь, а два спектакля мы должны дать! А вот потом… Но мне нужна будет Женя. У нее такая светлая голова, она так здорово умеет выходить из положения… Да и я ей нужен, ей необходима опора, а этот Костя разве может быть опорой? Я женюсь на ней! Втроем мы такое замутим, чертям будет тошно! Вот если бы Женя была с нами с самого начала, разве влипли бы мы так, да никогда! Узбек вообще только в музыке смыслит, а Женя…
Он собрал вещи и поехал к Константину.
– Ну, как она? – спросил он с порога.
– У нее тридцать девять и шесть! Вся горит, а согреться не может. Я вызвал врача.
– Это правильно. А что за врач? Районный?
– Нет, это старый друг моего отца. Превосходный терапевт.
– И когда он будет?
– Полагаю, минут через сорок. Я отправил за ним машину.
– Тогда, с вашего разрешения, я его дождусь. Хотелось бы уехать уже с какой-то ясностью…
– Да ради бога!
– Она в сознании?
– Да. Но иногда бредит. Меня только напугало, что Пафнутий к ней не пошел…
– Почему это вас напугало?
– А говорят, когда кошки не идут к больному, это плохо. Значит, больной… в очень тяжелом состоянии.
– Вы так шутите?
– Какие шутки! Хотите кофе или чаю?
– Кофе. Послушай, ты ее любишь, а? – спросил вдруг Мирон.
Константин вздрогнул:
– Что?
– Я спросил: ты Женю любишь?
– А тебе какое дело?
– До тебя – никакого, просто хочу сказать – я люблю эту женщину.
– Мог и не говорить, я сразу понял.
– Ишь ты, понятливый какой… А я тоже про тебя понял…
– Ну и что мы теперь будем с этим делать?
– Ну, как говорится, чья возьмет! И хотя ты с общечеловеческой точки зрения привлекательнее меня, но все же по большому счету у тебя передо мной только одно преимущество.
– Какое, интересно?
– А котяра твой!
Костя вдруг рассмеялся.
– Знаешь, Мирон, ты, похоже, золотой мужик, но я в жизни не вел и даже не слышал более идиотского разговора. Ты хоть отдаешь себе в этом отчет?
Мирон вообще почти никогда не улыбался. Но тут улыбнулся.
– Есть такое дело! Прав! Мы два идиота!
Раздался сигнал домофона.
– Это доктор!
Доктор Отар Шалвович Гургенидзе был близким другом семьи Турбиных, лечил Костю еще мальчишкой, но в последние годы как-то редко появлялся, жил в основном за городом и выращивал на даче какие-то диковинные розы.
– Ну ты и забрался на верхотуру! Как можно жить в таком отрыве от земли, Котэ? Ну, что стряслось, кто заболел? Я потом непременно посмотрю, как ты тут устроился, а сейчас – где можно помыть руки? Я, знаешь ли, врач старой закалки, привык мыть руки. А то недавно мне одна моя старая подружка жаловалась, что их районный доктор руки не моет. Ну, веди меня к больной.
– Хороший доктор, сразу видно, – сказал Мирон.
Прошло не меньше получаса, прежде чем Отар Шалвович вышел из комнаты, где лежала Женя. Вид у него был довольно хмурый.
– А вы кто? – спросил он у Мирона.
– Друг, – кратко ответил тот.
– Ну вот что, друзья, дело серьезное.
– Это не ангина? – спросил Мирон.
– Это ангина. В тяжелой форме, но беда не в том. У этой женщины крайнее нервное истощение, на фоне которого и более легкое заболевание может приобрести угрожающую форму, а тут… И сердечко у нее неважное. Конечно, надо бы ее в больницу… Но где гарантия, что в больнице ей будут уделять достаточно внимания?
– А если увезти ее за границу? В Голландию? Там… – начал Мирон, но Отар Шалвович замахал на него руками.
– Молодой человек, даже не заикайтесь об этой чепухе! Сделаем так. Я вижу, вы оба люди не бедные, я пришлю вам опытнейшую сиделку, это моя бывшая медсестра, на нее я могу положиться. Она будет здесь жить, это возможно, Котэ?
– Безусловно!
– Отлично. Уж она-то сумеет обеспечить необходимый уход. И если новых осложнений не будет, надеюсь, дня через три нашей дамочке станет полегче. Но…
– Доктор, может быть, нужны какие-то лекарства из-за границы?
– Да нет, молодой человек, слава богу, ничего не нужно. Я сейчас выпишу все, что требуется, и отправляйтесь в аптеку. Уколы кто-то из вас умеет делать?
Мужчины растерянно переглянулись.
– Так, суду все ясно! Тогда живо в аптеку! Первый укол я сам сделаю, а дальше уж Надежда Сергеевна примет эстафету.
– Я все куплю! Костя, где тут у вас аптека?
– Дядя Отари, а она… может умереть?
– Полагаю, до этого не дойдет, но все назначения надо исполнять свято… И еще… Ее надо будет, когда температура спадет, хорошо кормить. Ну, это Надежда Сергеевна знает. А теперь показывай квартиру, Котэ!
– Дядя Отари, а скажите мне… Вот у меня кот, он вообще-то обожает Женю, я даже ревную… А сейчас он к ней не подошел…
– И молодец! Куда ей с температурой под сорок еще такой котище? Вот спадет температура, он от нее не отойдет!
– То есть он понимает, что сейчас ей это вредно?
– Именно так. А ты, я смотрю, влип, мой мальчик! – лукаво улыбнулся доктор. – Не волнуйся, вылечим мы твою Женечку. Ох, а кто же такую красоту нарисовал?
– Один приятель.
– Здорово! Надо же… Настроение поднимает. Да, а что за жена у твоего папаши?
– А вы с ней не знакомы? – удивился Костя.
– Нет еще, все никак не познакомимся. Скажи мне, Котэ, а свадьба была?
– Да что вы, дядя Отари! Расписались и в тот же день улетели в Ниццу!
– Ну, а какая она?
– Она довольно милая. Очень образованная, искусствовед, читает лекции в Париже, готовит прекрасно, и ей всего сорок девять лет.
– Ну надо же… А знаешь, я страшно обрадовался, когда ты ко мне обратился. Вот, думаю, еще нужен кому-то старый цветовод!
– Дядя Отари, но вы не такой уж старый… Могли бы еще работать и работать.
– А я не хочу! Я не вписываюсь уже…
Я начинаю учить молодых, а они не очень-то хотят учиться. Считают, что сами умные, и мне с ними неинтересно. Есть, конечно, и другие, но… Одним словом, с розами мне сейчас лучше. Вот как поправится твоя Женя, привози ее ко мне, я ей такой букет подарю… А, кстати, что за тип тут еще вертелся?
– Это Женин друг.
– Ой, смотри, Котэ, такой друг еще может и отбить. Он чем занимается?
– Оперой!
– Чем? Он опер?
– Да нет, он руководит оперным проектом…
– Ну надо же… А я думал, он какой-нибудь или суперагент или, прости господи, бандит…
И что, он действительно разбирается в опере?
– Он выпускник Миланской консерватории.
– Обалдеть! Как все интересно в наше время!
Доктор сделал Жене укол и решил дождаться прихода Надежды Сергеевны, чтобы лично ее проинструктировать.
Мирон прилетел в Амстердам в расстроенных чувствах. Он волновался за Женю, но тот факт, что минимум две-три недели ее не будет с ними, расстраивал его еще больше, ему казалось, что без нее у них вообще ничего не получится. Он сразу набрал телефон Фархада, но тот не отвечал. Это было странно. Он позвонил на домашний. Там тоже никто не брал трубку. Может, он просто репетирует с артистами и не слышит? Хотя по времени вряд ли. Может, пошел в театр? Но тогда бы он отключил телефон. Мирон оставил голосовое сообщение. И вдруг ему стало тревожно. Неужто и с Узбеком что-то стряслось? Только этого не хватало! Он сел в такси и назвал адрес Фархада. На звонок никто не открывал. Мирон вспомнил, что у него есть ключ от квартиры с тех пор, как он еще жил у Узбека. Квартира была двухэтажная.
– Эй, Узбек, ты дома? Эй!
Ни ответа, ни привета. Но в прихожей Мирон заметил любимые ботинки Узбека. Он, конечно, мог надеть другие, но почему-то Мирон решил, что Фархад дома. Единым духом взлетев на второй этаж, он ногой распахнул дверь в спальню. Там было темно, но из ванной падал свет…
В ванне лежал Узбек, белый как полотно, с закрытыми глазами, а вода была темно-розовой…
– Сволочь! – закричал Мирон и кинулся к Фархаду. Тот был жив. Мирон с трудом выволок его из ванны. Как ни странно, крови было мало, а опасная бритва валялась на полу. Мирон знал, что делать в таких случаях. Рана была только на левом запястье. Мирон перетянул руку жгутом и на махровой простыне выволок Фархада из ванной. Потом стал бить его по щекам.
– Очнись! Очнись, скотина! Очнись, падла!
Фархад открыл глаза.
– Ты что это вздумал, гад!
– Мирон? Ты зачем?
– А что такое, ты что, решил драпануть, слабак? Дерьмо собачье! У меня слов не хватает, чтоб сказать тебе… Предатель!
– Не кричи, Мирон! – поморщился Фархад.
– А как не кричать? Или ты это просто решил показательные выступления устроить? Вторую руку даже не вскрыл… И водичка у тебя только розовенькая. Кого ты ждал в таком виде? А?
– Я не хочу больше жить… Просто я, видимо, потерял сознание раньше времени…
– Твое счастье! Как ты мог? У нас и так дела хуже некуда, а тут еще ты… Что случилось? Твоя сучонка тебя послала? Я этого ждал!
– Почему? – еле слышно пролепетал Фархад.
– Потому что всем известно, что она снюхалась с бразильским миллионером…
– Ты знал?
– Кажется, об этом не знал только ты, идиот! И стоило из-за такой дешевки кончать с собой?
А наш проект? А…
– Знаешь, я вдруг подумал… Если… меня не станет, он сам собой развалится и к тебе никаких претензий не будет…
– Ну ты идиот! Я даже не думал…
– Мирон, ты никому не скажешь?
– Сейчас пойду и дам интервью на весь мир. Фархад Закиров хотел свести счеты с жизнью из-за дешевой потаскухи! Интересно, а ее футболист тоже руки на себя наложит? Сильно сомневаюсь! Ну что, вызывать психиатров? Или обойдемся своими силами? Надеюсь, ты не будешь повторять свои попытки…
– Нет. Я думал, это трагедия, а она превратилась в фарс… Это мне знак… Да, а где Женя? Поехала в отель?
– А вот с Женькой все плохо! И по-настоящему.
– Что? Что с ней?
– Заболела. У нее тяжелая ангина на фоне крайнего нервного истощения.
– Ничего себе… Она в больнице?
– Нет.
И Мирон ввел друга в курс дела.
– Ох, беда… От ангины бывают жуткие осложнения. Помнишь, у нас в девятом доме жила девочка, Таня Веснина, с такой длинной косой?
– Ну?
– Она умерла от ангины.
– Тьфу ты! Типун тебе на язык, и вообще, пошел бы ты на… – Мирон бегом спустился вниз, на кухню, достал из буфета две бутылки красного вина, из холодильника фрукты и сыр, поставил все на поднос и побежал опять наверх.
– Мирон, ты что?
– Тебе надо пить красное вино! Пей, сукин сын, пей! И я сегодня буду ночевать тут! И вообще, глаз с тебя не спущу.
– У меня послезавтра концерт в Антверпене.
– Я поеду с тобой!
– Мирон, прости меня, мне так стыдно…
– Я прощу тебя, только… А, хрен с тобой! Знаешь, что я придумал?
– Погоди, а что с художником?
– Сплошная фигня! И вообще… У нас период большой фигни! Но я вот что придумал, Фарик: мы дадим эти два спектакля, будь они неладны, а потом…
– Ну говори уж, не пугай!
– А потом мы с тобой организуем в России оперную антрепризу!
– В России? Ты с ума сошел!
– Нет! Я уже связался с одним мужиком, у него мощная драматическая антреприза, и он сказал, что это вполне возможно!
– Но позволь, одно дело драматический спектакль, а опера…
– А мы начнем с концертов оперной музыки! Под рояль!
– А я что, буду за роялем сидеть?
– Нет, ты будешь по-прежнему гастролировать по всему миру и еще будешь художественным руководителем! Но это на первое время! Пойми, мы будем ездить по провинции, где люди изголодались по хорошей музыке… И они пойдут к нам! Ты вот не смотрел российскую версию «Голоса», а я смотрел! Знаешь, сколько голосов, и каких, осталось, так сказать, за кадром. Но они все-таки уже приобрели известность, мы их тоже подхватим! А там, глядишь, и спонсоры найдутся, может, откроем еще настоящий оперный театр в каком-нибудь крупном культурном центре, где пока оперного театра нет…
– Ну, ты размахнулся, в оперном театре должен быть еще и балет… И таких спонсоров мы точно не найдем. А вот твоя идея с классическими концертами… Это реально, наверное… В первом отделении будем давать популярные арии, а во втором уже что-то посложнее. К примеру, вечер опер Чайковского…
– Да, у Петра Ильича все популярное.
– Не скажи… Например, «Чародейка», «Черевички», даже «Мазепа» по популярности не сравнятся с «Онегиным» и «Пиковой».
– А если с нами поедут для начала Мунтяну и Соловьева, то на коду дадим финальную сцену из «Онегина», и публика будет наша! – воодушевился Мирон. Но при этом одним глазом он следил за каждым движением Фархада.
– Все это прекрасно, Мирон, но… нам нужен настоящий финансист. Ты, конечно, ушлый парень и бизнесмен, но слишком давно живешь на Западе, как и я, кстати, и Женька тоже, а в России совершенно другая специфика и нам нужны будут люди, которые…
– Которые нас не обдерут, так?
– Это как минимум. Но тут одной честности мало. Тут нужна деловая и чисто российская смётка…
– И энтузиазм!
– Ой, Мирон, энтузиазма в России больше чем достаточно.
– Слушай, нам знаешь кто нужен…
– Ну?
– У Женьки есть подруга-психолог! Она такого про нас с тобой наговорила, только взглянув на наши фотки у Женьки в айфоне. Насквозь видит!
– И что?
– Ну, она у нас будет консультантом, всех партнеров будем проверять с помощью этой тетки!
Фархад вдруг начал хохотать.
– Ты чего, друг?
– Знаешь, мы, по-моему, недалеко ушли от Тома Сойера и Гекльберри Финна. Даже со стороны не скажешь, что я опытный дирижер, а ты бизнесмен. Какие-то детские дилетантские мечты… Смешно, ей-богу! Один раз мы уже вляпались, теперь не знаем, как разгрестись, а ты уже…
– То есть ты хочешь сказать, что мы – два идиота?
– Именно!
– Знаешь, не буду возражать. Но ты все-таки бо́льший идиот!
– Согласен, друг! И спасибо тебе!
– Пей вино, Узбек! А я все равно своего добьюсь!
– Знаешь, давай мы пока с мечтами завяжем, а? Сейчас мы все силы должны бросить на то, чтобы не опозориться с нашими двумя спектаклями! А вот когда они пройдут, тогда поговорим!
– Заметано!
Я проснулась и ничего не поняла. Рядом со мной в кресле дремала какая-то незнакомая женщина. Да и комната была незнакомая. И пахло какими-то лекарствами, что ли… Ох, кажется, я заболела и Костя привез меня к себе? Ужасно хотелось пить. Я протянула руку к стакану, стоявшему на тумбочке.
– Ой, вы проснулись! – встрепенулась женщина. – Вот и хорошо. Пить хотите? Вот, пейте, это клюквенный морс. Как вы себя чувствуете?
– Да я не знаю…
Она пощупала мне лоб.
– А температура держится. Ну ничего…
– Простите, а вы кто?
– Меня зовут Надежда Сергеевна, я медсестра. А Константин Петрович на работе. Сейчас мы с вами укольчик сделаем. А куда это вы собрались? В туалет? Так я вас провожу!
– Спасибо. Я хотела бы душ принять…
– Нельзя! Вот тут влажные салфетки, я вас оботру, будет приятно, а вреда никакого.
– Я сама!
– Ну сама так сама.
Но мне все-таки не удалось обойтись без ее помощи. Сил не было совершенно, и опять начался жуткий озноб.
– Ничего, ничего, миленькая, все пройдет, вот мы сейчас температурку померяем, потом давление, а потом надо покушать…
– Не хочется.
– Ну, много вам сейчас и нельзя, а чуток надо. Что ж, температура все-таки немножко пониже – тридцать восемь и шесть, а вчера вообще почти сорок было! Уже хорошо. А давление совсем низкое… Понятно, откуда силам-то взяться.
– Надежда Сергеевна, а я давно тут валяюсь?
– Со вчерашнего дня.
– А где… Пафнутий?
– А ему сейчас к вам нельзя.
– Почему?
– Доктор не велел. Температура высокая. Да он и сам не идет…
– Это значит, я умираю?
– И-и-и, милая! В наше время от ангины помереть, да еще и в таких условиях… Кто ж тебе позволит? Просто, видать, мало в жизни болела?
– Правда, мало.
– Знаешь, если человек редко болеет, а потом все же свалится, то уж тяжело… Вот, полежи, я сейчас тебе бульончику куриного принесу, Константин Петрович сам сварил!
– Надо же…
– Такой хозяйственный мужик! С самого утречка на рынок смотался, цыпленочка привез и сам бульончик сварганил.
У меня от ее разговоров заболела голова, и я обрадовалась, когда она вышла из комнаты. Но она вернулась очень скоро с чашкой бульона.
– Вот, миленькая, поешь хоть чуток.
– Ладно.
Бульон оказался очень вкусным.
– Вот и умничка, поела. А теперь еще таблеточку выпей. Вот! Вроде все дела справили, теперь капельницу поставим.
– Ой!
– Ничего не ой! Надо!
– А можно еще морсу?
– Конечно, пей на здоровье.
– А морс тоже Костя варил?
– Он. Ох, золотой у тебя мужик…
– Он не у меня. Он просто друг.
– Да ладно, что ж я, слепая? Друг! Друг сердешный.
– Ой, Надежда Сергеевна, а где мой телефон?
– Знать не знаю! Доктор не велел тебе телефон давать! А я предписания Отара Шалвовича не нарушаю. Сорок лет с ним проработала, ни разочка ничего не нарушила.
– Но мне очень надо позвонить!
– Ничем тебе помочь не могу. Я не знаю, где твой телефон. Вот вернется Константин Петрович, ему скажешь, он позвонит куда надо. А тебе нельзя!
– Но почему?
– Приказы не обсуждаются. Ты лучше поспи.
Она поставила мне капельницу.
– Это надолго?
– На сорок минут. Не о чем говорить. А то знаешь, какие капельницы бывают? Часов на пять. Так что радуйся.
Я закрыла глаза. А может, и в самом деле не надо никуда звонить? Мирон же знает, что я больна, значит, сообщит Фарику… Ох, у него в ближайшее время столько концертов и спектаклей… Как он там без меня? Бедолага! Но хуже всех Косте. Привез меня к себе, сиделку нанял, бульоны варит. Хорошее начало романа… А странный он, Костя. Наврал насчет какого-то Ксаверия… Стесняется своего таланта… Боится даже… Хочет казаться серым воробышком… Да, Фарик и Мирон – они из породы колибри. Он тоже, но не хочет… Хочет быть воробьем… А я ведь хотела воробьев… Прощайте, колибри, хочу к воробьям… Смешно, какие они колибри, Мирон и Фарик? Они совсем другие птицы, Фарик скорее зимородок, а Мирон… пожалуй, скворец…
А Костя кто? Тоже не воробей, отнюдь… Он – снегирь… Ерунда, разделение на колибри и воробьев не имеет отношения к орнитологии. Просто колибри – это что-то яркое и… чужое, а воробьи – свое, привычное. Вот и выходит – они все трое воробышки… Господи, что у меня в голове? Это от жара… И как опять холодно!
Выбрав минутку, Константин позвонил домой.
– Надежда Сергеевна, как дела?
– Заснула. Бредила опять, все птиц каких-то поминала. Но поела бульончику вашего, сказала, вкусно. И морсику попила. А теперь спит.
– Надежда Сергеевна, ничего не нужно покупать?
– Да нет, все есть. Она телефон требовала. Все рвалась звонить.
– А кому, не говорила?
– Нет.
– Понятно. Все. Спасибо!
Он пребывал в смятении. Присутствие Жени в его квартире и радовало, и смущало его. Что же теперь будет? А, ладно, что будет, то будет! По крайней мере сама собой отпала тема художественной карьеры. Бред сумасшедшего! А он и есть сумасшедший, этот Мирон! У тебя передо мной только одно преимущество – твой кот! Это ж надо так неадекватно себя оценивать! А я тоже хорош – лежит у меня в квартире больная сорокалетняя баба, в сущности, почти незнакомая, а у меня сердце замирает от радости, что она моего бульончику поела… Бред… Сюр! Ты ли это, Костенька? А может, это пресловутый кризис среднего возраста? Или… любовь? Больше похоже на любовь… А я ведь даже еще не спал с ней. Кому сказать – не поверят. Сам себе удивляюсь. Надо было дожить до сорока двух лет, чтобы вдруг так резко поменялись приоритеты. И все из-за Пафнутия? Умора! Он вдруг вскочил и вышел в приемную.
– Марина, я сейчас уеду и сегодня уже не вернусь.
– Константин Петрович, у вас же в пять встреча!
– Какая еще встреча?
– А с Самойловым!
– Отмените! Перенесите на любой другой день! Я должен срочно уехать! И извинитесь за меня перед Самойловым.
Уже в машине он вдруг опомнился. Куда я сорвался? Зачем? Я хочу видеть Женю! ответил он сам себе. И почему-то рассмеялся.
Ему навстречу вышла Надежда Сергеевна.
– Константин Петрович, вы так рано?
– Да, освободился. Ну как она?
– Спит.
– А температура?
– Потихонечку снижается. В последний раз было тридцать восемь ровно. Это хорошо. Но к ночи может опять подскочить.
– Будем надеяться, что не подскочит. Я загляну к ней.
Он приоткрыл дверь, и в комнату пулей влетел Пафнутий. Вскочил на кровать и улегся в ногах. Женя не проснулась.
«Слава богу», – подумал Константин. И сердце его переполнилось нежностью. Он на цыпочках подошел и сел в кресло. Женя почти сразу открыла глаза.
– Костя?
– Как вы, Женечка?
– Кажется, лучше, – улыбнулась она.
– Да не кажется, а точно! Вон у вас в ногах свидетельство тому.
– Ой, Пафнутий! Миленький мой, пришел!
– Женя, вы не хотите есть или пить?
– Пить хочу.
Он подал ей стакан с морсом.
– Ох, хорошо… вкусно… спасибо за все, Костя. Думаю, дня через два уже смогу вернуться домой.
– Даже и не думайте! Мне Мирон запретил.
– Мирон? Что он вам запретил? – крайне удивилась Женя.
– Запретил отпускать вас домой. У вас там, как он выразился, крайне депрессивная обстановка. И потом, вам разве плохо тут?
– Ну что вы… Если хотите знать, за мной никто так не ухаживал с тех пор, как умерла мама.
– Вот и прекрасно, лежите тут и набирайтесь сил.
– Костя, а можно мне телефон? Я хочу позвонить Фархаду, узнать, как там дела…
– Женечка, не стоит. Давайте договоримся, если завтра с утра температура будет не выше чем тридцать семь и пять, я отдам вам и телефон и планшетник, а пока… не стоит. Вдруг там что-то не так, вы взволнуетесь! Не нужно. Хотите, я вам телевизор включу?
– Ох нет, не надо.
– Может, Надежду Сергеевну позвать?
– Вы спешите?
– Я? Нет.
– Тогда посидите еще со мной… немножко.
– О, конечно! – обрадовался он.
Он взял ее руку и поднес к губам. Потом прижал к щеке. Пересел на краешек кровати.
– Костя, вы можете заразиться…
– Чепуха какая! Или… вам неприятно?
– Ну что вы… Мне так приятно, Костенька…
– Женя, я сам в недоумении… Я, кажется, люблю вас… Нет, не кажется, я просто люблю вас, Женя. И ревную…
– Боже, к кому? – Она засмеялась счастливым смехом.
– А ко всем, но больше всего к Мирону.
– Костя, ты с ума сошел!
– Ты? Как хорошо, Женечка! Мы будем на ты… Тогда я чуть отредактирую свой текст. Я люблю тебя, Женька!
– И я люблю тебя, Костя! На вы у меня как-то не получалось…
Он схватил ее, приподнял с подушек и поцеловал.
– Костя, не смей, ты заразишься!
– Ангиной? А у меня гланды вырезаны.
И вообще… – Он опять поцеловал ее, и она уже не отталкивала его.
– Женька моя… А помнишь, когда ты впервые была у меня, я хотел обнять тебя, а Пафнутий не позволил?
– Да, а сейчас он не возражает… Да, Костя, а почему ты ревнуешь меня к Мирону?
– Потому что он любит тебя. И он здорово харизматичный тип.
– Господи, с чего ты взял?
– А он сам мне сказал, открытым текстом… Что он со мной еще поборется за тебя и что, в сущности, у меня перед ним всего одно преимущество…
– Всего одно? – удивилась Женя. – И какое же?
– Пафнутий!
Женя засмеялась. Смех был такой счастливый…
Утром я проснулась и почувствовала, что мне гораздо лучше. И сразу вспомнился вчерашний вечер, Костя, наши с ним разговоры, его поцелуи, нежность… И, наверное, если бы не Надежда Сергеевна, он остался бы у меня на ночь… Но, с другой стороны, хорошо, что не остался, у меня было слишком мало сил. Куда спешить? Успеем.
– Ну что, миленькая, как самочувствие?
– Гораздо лучше!
– Надо думать! Такой интересный мужчина лучше всякого доктора… – лукаво улыбнулась она.
– А где…
– Уехал на работу! А ты вот градусник возьми!
– Да я чувствую, температуры нет.
– Ничего, градусник нам лучше скажет. О, тридцать семь и четыре! Слава богу! Вот умница!
– А можно мне душ принять?
– Ни в коем случае! Салфетками обойдешься! Ты вот пока оботрись, а я тебе завтрак принесу!
– А может, я уже встану?
– И не мечтай! Есть хочешь?
– Хочу!
– Вот и умница!
После завтрака я взмолилась:
– Надежда Сергеевна, дайте мне телефон, умоляю!
– Дам, Константин Петрович разрешил, если температура невысокая будет. Сейчас принесу.
Она принесла мне телефон, но он оказался разряженным. А зарядник остался у меня дома! Я попросила планшетник. И тут же связалась с Фархадом.
– Фарик, это я!
– Женька! Как ты там?
– Лучше!
– Жень, ты только раньше времени не вскакивай, береги себя. Ты нам так нужна!
– А что у вас?
– Да все нормально, не волнуйся. И помни, ты нужна нам здоровая! Поэтому не спеши!
А, кстати, ты там замуж еще не собралась?
– Нет, Фарик, не собралась.
– Слава богу! А то Мирон тут впал в меланхолию. Говорит, она нас бросит, у нее там полоумный компьютерщик с котом…
– Компьютерщик есть и кот его тоже, и у нас… все хорошо, но вас я не брошу… Успокой Мирона!
– Постараюсь.
– А ты-то как без меня обходишься?
– Честно сказать, не очень… Мне тут поступило несколько предложений, а без тебя я не знаю…
– Фарик, вышли мне все проекты договоров на почту, я посмотрю.
– Спасибо, Женька! Обязательно! Ты настоящий друг!
Мирону я звонить не стала. Открыла электронную почту. Один адрес был мне неизвестен. И почему-то мне ужасно не хотелось открывать это письмо. Но вдруг это что-то важное?
Это оказалось письмо от Веры, жены Антона. Оно гласило: «Здравствуйте, Женечка! Я, честно говоря, не очень поняла, почему Вы вдруг так сорвались, ведь этот дом в Кармеле принадлежит и Вам. Я на Ваше имущество претендовать не собираюсь. Вероятно, Вы обиделись на Антона за то, что он перешел к Дэннеллу. Но это было необходимо! И сейчас его карьера неудержимо идет в гору. Кому, как не Вам, надо бы этому радоваться. Надеюсь, Вы и радуетесь. А теперь к делу. Я уже писала, что не претендую на Вашу часть имущества. Подчеркиваю – на Вашу. Но Антон ведь тоже имеет право на половину московской квартиры. Вы так не считаете? Поэтому, Женя, я предлагаю Вам или выкупить у него эту половину по, разумеется, рыночной стоимости. По-моему, это только справедливо! Мы Вас торопить не станем, можем заключить договор о постепенном возвращении этого долга. Я узнавала, такая квартира в Москве стоит не меньше пятнадцати миллионов рублей. Значит, с Вас будет причитаться для ровного счета семь миллионов. И если вы будете выплачивать Антону по миллиону в квартал, то за два года и расплатитесь. Разумеется, если Вам такие суммы сейчас недоступны, мы можем оговорить иные условия возврата денег. По-моему, Женя, это только справедливо! Напишите мне, что Вы решили. Я Вас не тороплю, Вам надо все хорошенько обдумать. Да, еще одно – Вы можете сколько угодно жить в кармельском доме, но претендовать на половину стоимости не имеет смысла, дом ведь куплен на имя Антона. Всех Вам благ, Женечка!»
Я не поверила своим глазам и еще раз перечитала текст. Нет, это не бред, а вполне реальное требование. И первой мыслью было – а Антон об этом знает? Скорее всего нет. А что будет, если узнает? Уймет свою женушку или согласится с ней? А впрочем, какая разница… Он все равно не сможет ее унять. А чего гадать, нужно просто отправить ему это письмо. Эх, если бы я могла просто швырнуть ей в морду эти деньги… Но у меня такой суммы нет. Ненавижу долги! И почему, Господи, почему они не оставят меня в покое? Я не плакала, но по щекам неудержимо катились слезы.
– Это еще что такое? Что стряслось? Так я и знала, нельзя было давать тебе эту чертову штуку, от нее одни только неприятности!
Надежда Сергеевна отобрала у меня планшетник. И вдруг ко мне подскочил Пафнутий и начал осторожно слизывать слезы и громко мурчать.
– Пафнутий, миленький мой, тебе меня жалко, да? Ты меня любишь, мой родненький…
Когда я немного успокоилась, кот улегся рядом со мной на подушку.
– Ох, до чего умная животина, – покачала головой Надежда Сергеевна. – Ты чего ревела? Что стряслось-то?
Я вдруг поняла, что должна выговориться…
– Да ты скажи, легче же станет. И не думай, я пойму… Обижают ведь всегда люди… Я, может, не пойму какие-то ваши дела, но про людей… Это ж от людей ты плачешь?
– От людей, Надежда Сергеевна, от людей.
– Так поделись!
Я поделилась.
– А, может, брат-то и не знает, ты бы и вправду эту писульку ему отправила. И поглядела, что будет. Может, братишка-то ни сном, ни духом… Хотя родня частенько хуже самых расчужих бывает… Вон у нас в больнице случай был. Бабушку к нам привезли. Ее сынок родной из дому на мороз выгнал. Хорошая такая бабушка, добрая, безобидная. Так что ты думаешь? Ее наша докторша одна к себе взяла, ребятишек нянчить, у нее девчонка и мальчишечка двойняшки были. И такая ей от той бабушки помощь вышла, что она даже диссертацию смогла защитить. И по сей день бабушка у нее живет, и все ее там уважают и любят как родную, и сейчас совсем уже старенькая, девяносто в прошлом году исполнилось, а все равно докторшину внучку теперь ростит. Бог он все видит. А сынок тот злыдень совсем спился и под электричку попал. Так что от родных всякой пакости ждать можно.
А уж от жадной бабешки и вообще… Пошли брату-то письмецо. Пусть почитает.
– Да, наверное, вы правы.
И я отправила это письмо Антону без всяких комментариев.
Ответ пришел минут через десять. Видно, Антон где-то в Европе, ведь в Америке сейчас глубокая ночь.
«Женя, Вы напрасно это сделали! Антон великий музыкант, и его все эти дела не должны касаться. Всем этим занимаюсь я. И прихожу к выводу, что Вы добровольно отдать деньги не намерены. Что ж, даю Вам еще время на размышление. Две недели. И если положительного ответа не будет, я обращусь в суд. И московские юристы говорят, что у Вас практически нет шансов выиграть это дело. То есть Ваша половина остается, разумеется, за Вами, но уж что наше, то наше! Подумайте, Женя!»
Так! Она отслеживает еще и его почту. Ну что ж, братик, бачили очи, шо куповалы.
Слез не было. Но и сил тоже. Пафнутий по-прежнему спал рядом со мной. Я обняла его, закрыла глаза и провалилась в сон. А когда проснулась, меня опять знобило.
Константин вошел в квартиру с букетом розовых гвоздик. Ему навстречу вышла на цыпочках Надежда Сергеевна.
– Ну, как дела?
– Тсс!
– Что случилось?
– Хуже ей стало. Опять температура поднялась… Письмо она подлючее получила.
– От кого?
– От жены брата. Та еще подлюка! Хочет у Жени квартиру оттягать!
– Погодите, Надежда Сергеевна!
– Да чего годить-то? Женя мне все рассказала, и письмо это брату послала, а там эта паскуда караулила, перехватила письмишко-то и Жене судом грозит… А она, бедолажка, сперва слезьми умылась, а потом у нее опять температура подскочила. Чего делать-то будем, Константин Петрович?
– Может, надо ей успокоительного дать?
– Дала. Спит сейчас. А мне, Константин Петрович, надо на ночь-то уехать, у меня у дочки беда, без меня не справится. Вы уж тут побудьте с ней, а я завтра с утречка приеду.
– А процедуры ей никакие не нужны?
– Да нет, все уж сделано. Вы только после ужина таблетки ей дадите, я все там написала, не попутайте.
– Ну что ж делать. Хорошо.
– Ой, а кот-то ваш, как Женя плакать начала, слезы у ней вылизывал. Мурчал, как трактор прямо, а теперь не отходит от нее. Где ж вы такое золото-то приобрели?
– Я не приобретал, я просто подобрал… Отбил у мальчишек, которые его мучили. И не зря. Кот и вправду чудо!
– Ох да! Хороший вы человек, Константин Петрович.
– Да не очень, Надежда Сергеевна.
Репетиции шли полным ходом. Как-то вдруг все успокоилось, и, хотя до спектакля оставалось меньше двух недель, у Мирона и Фархада появилась вдруг уверенность – теперь все получится. Ну еще бы, с такими-то голосами! Фархад был довольно мрачен, но репетировал в полную силу. И однажды на репетиции оркестр устроил ему овацию. Впервые в его жизни. Он растерялся и несказанно обрадовался. А одна из дам-попечительниц, присутствовавшая на репетиции, сказала Мирону:
– Знаете, друг мой, мне казалось, что у вас ничего не получится.
– Нам тоже так казалось.
– Понимаете, дружочек, «Иоланта» слишком наивная и сентиментальная вещь, а в концертном исполнении это все уходит на второй план и остается только дивная музыка и фантастические голоса… Этот ваш Мунтяну просто чудо!
И Соловьева хороша необыкновенно! И я теперь убеждена – вы будете иметь большой успех! Публика истосковалась по красивой музыке. Так сказать в чистом виде! А то берут сказочную музыку и делают из нее черт-те что! Я слышала однажды «Волшебную флейту» в современном прочтении. Это кошмар, Папагено там был… сбежавшим из сумасшедшего дома психом…
– Я тоже видел и слышал этот бред. Бедный Вольфганг Амадей небось перевернулся в гробу… Хотя, кажется, у него даже гроба не было по бедности…
– А ваш Закиров тоже чудо! Удивительный дирижер. Только, знаете, Мирон, скажите ему, что нынче не стоит на такой концерт выходить во фраке. Это уже немного демоде́.
– А в чем же ему выходить?
– В смокинге, например, или даже в черной шелковой рубашке.
– Да-да, я такое видел, но не уверен, что он согласится. Он консервативный человек. Может, вы сами попробуете ему сказать?
– О нет. С моей стороны это было бы неделикатно. Лучше вы, голубчик! А я дам вам адрес одной фирмы в Гонконге, они в течение недели пришлют вам несколько таких рубашек, надо только отправить им мерки. И сошлитесь на меня.
– Не знаю, не знаю…
Дама, которую звали Елизавета Захаровна, русская по национальности, была замужем за богатейшим египтянином по имени Ихаб, жила в Голландии, но очень любила Россию. И ей хотелось, чтобы российские артисты, независимо от их национальности и вероисповедания, имели успех в Европе. Щедрой меценаткой назвать ее было нельзя, однако ее весьма обширные связи в самых разных областях, подчас самых неожиданных, бывали чрезвычайно полезны. А к Мирону она вообще питала слабость, называла его дружочком и голубчиком. Даме шел уже восьмой десяток, однако она была невероятно энергична. Вот и сейчас она достала из сумочки айпэд, довольно долго там что-то искала, а потом протянула Мирону:
– Вот, взгляните!
Мирон посмотрел. Действительно, рубашки были отличные!
– Вот, это дивный израильский пианист в такой рубашке, а это бразильский скрипач… И вот еще… Хотите, я скину вам эти картинки, вы их покажете Закирову…
– Ну что ж…
– А пока суд да дело, я все-таки закажу две рубашки на свой страх и риск. На худой конец, Закиров сможет их носить просто летом… Это будет мой подарок! Только мне нужно знать его размер.
– Очень любезно с вашей стороны, Елизавета Захаровна.
После овации, устроенной оркестром, Фархад воспрял духом. Вечером они с Мироном ужинали у него дома.
– Ты проперся, Фарик?
– А ты как думал? Спасибо тебе, Мирон! А ты, я смотрю, мрачный… Случилось что-то плохое?
– Случилось, Фарик. Но не со спектаклем, тут все тьфу-тьфу-тьфу… Хотя знаю, нельзя так говорить…
– Да что? Не томи!
– Женька…
– Что Женька?
– Ей стало здорово хуже.
– Да ты что? Вроде уже все пошло на поправку…
– А она письмецо получила от жены брата, та у нее решила квартиру московскую оттяпать.
– Что?
– Что слышал! Требует с Женьки половину стоимости. А у нее нет таких денег. И у меня сейчас, сам знаешь, блоха в кармане…
– А сколько она требует?
– Семь лямов.
– Лямов? Это лимонов? Долларов?
– Да нет, деревянных.
– Ну, у меня кое-что есть, но далеко не столько…
– Слушай, с этим надо что-то делать!
– А ты думаешь, угрозы этой бабы имеют под собой основания?
– Конечно. По российским законам дети наследуют родителям все в равных долях…
– А скажи, эта погань требует всю сумму разом?
– Нет. По лимону в квартал. О, Фарик, я, кажется, придумал… А давай выложим в Интернет инфу, что скрипач с мировым именем и заоблачными гонорарами хочет выселить из квартиры сестру, которая вывела его на орбиту и все такое…
– Нет, Мирон, нельзя.
– Да почему?
– Потому что Женя этого точно не хотела бы…
– Думаешь?
– Уверен! Скажи, а ты откуда узнал?
– Позвонил этому психу Косте, а тот мне рассказал. Он в испуге, в растерянности, он тоже любит Женьку до опупения…
– Тоже? Мирон, ты чего краснеешь? Ты ее любишь?
– Да я не знаю… Показалось в какой-то момент… – крайне смутился Мирон, хотя смущение было ему совершенно несвойственно.
– А он тебе это письмо не переслал?
– Переслал, а что?
– Покажи!
– На, любуйся!
– У меня нет приличных слов, только матерные. Знаешь что, Мирон, давай не будем доводить до суда. Просто скинемся на первый взнос, по крайней мере на квартал заткнем пасть этой бабе… А там… Я знаю, что делать!
– Что?
– Я продам к чертям эту квартиру! Она дорогущая. В конце концов, у меня есть квартира в Москве…
– Нет, Фарик, ты сейчас не сможешь хорошо ее продать. Кризис, мать его. Я знаю, элитная недвижимость в Амстердаме сейчас плохо продается. Шансов мало. А вот я продам свою московскую квартиру. Мне такая здоровенная ни на фиг не нужна. И в Москве как раз такая недвижимость с песней улетит! А я куплю себе двушку в приличном районе, и мне за глаза хватит, и пусть эта тварь подавится!
– Это мысль! Но только я тоже буду в этом участвовать. И, может, привлечем еще и Костю!
– Нет. Он и так там за ней ухаживает, сиделку нанял, врачи там, то, се…
– Мирон, ты хочешь быть единственным рыцарем-спасителем? – засмеялся Фархад.
А Мирон густо покраснел.
– Идея вполне пацанская, но если она все же не оценит твоей жертвы?
– И не надо!
Фархад вдруг о чем-то задумался.
– Интересно, а Антон в курсе?
– Точно нет! Эта баба отслеживает его почту.
– А ведь это не проблема…
– То есть? Ты хочешь сам с ним связаться?
– Думаю пока.
– А что… Хорошая мысль! А если он в курсе?
– Был бы он в курсе, его женушка не отслеживала бы его почту. Пусть знает. К тому же весь музыкальный мир в курсе, сколько Женька для его карьеры сделала… Ох, ему не понравится огласка такого рода…
– Что ж, можно попробовать!
– Нет, – сказал Фархад, – не стоит. Что ж, мы с тобой вдвоем на полквартиры в Москве, да еще в рассрочку, не наскребем, а?
– Люблю тебя, Узбек, ты настоящий пацан! Слушай, а ты вообще его знаешь?
– Антона? Знаю.
– Ну и какой он?
– Да вроде неплохой парень был…
– А эту бабу его ты видел?
– Не имел счастья! А давай посмотрим в Сети. Врага надо знать в лицо! А вот и она.
– У, стерва! Та еще… Кстати, чем-то напоминает твою.
– Да, я тоже заметил.
– Слышь, Узбек, а давай ей подлянку кинем?
– Какую?
– Отдадим сперва первый взнос, а уж потом поставим в известность скрипача, а? Если он нормальный, ей мало не покажется. Ну а мы же все равно хотели Женьке помочь…
– Мирон, вот за что тебя люблю, ты в душе остался тем же дворовым пацаном… Но мы этого не сделаем.
– Почему?
– Как говорила моя училка в ЦМШ – негоже! Не царское это дело!
– Понял! – подмигнул другу Мирон. – Значит, я выставляю свою квартиру на продажу.
– Послушай, а если покупатель быстро найдется, ты же не сможешь уехать?
– У меня есть в Москве человек с генеральной доверенностью. Я предвидел такую возможность.
– Женя, ну как ты?
– Да ничего, просто ужасная слабость. А температуры нет.
– Сейчас тебе станет лучше. У меня хорошая новость.
– Какая?
– Я получил мейл от Мирона. Они с Закировым уже заплатили первый взнос этой жабе!
– Боже мой! Но каким образом? Откуда они узнали? Неужели это попало в Интернет? – вдруг жутко испугалась я.
– Нет, конечно, – улыбнулся Костя. – Просто, когда тебе стало хуже, позвонил Мирон. Я ему и сказал… Он попросил переслать ему письмо. Ну, ты была в таком состоянии, и я взял на себя смелость…
– Зачем они…
– Они тебя любят, Женька! Они твои друзья.
– А ты?
– А я тебя просто люблю. Знаешь, мне так странно… Ты мне судьбой послана, Женька.
Надежда Сергеевна теперь не могла быть со мной круглые сутки. Она приезжала только утром, когда Костя уходил на работу, а вечерами он заботился обо мне. И мне так это нравилось…
– Костя, а Мирон не пишет, как у них там дела?
– Пишет, что у Фархада был кризис, но теперь все хорошо, и недавно на репетиции оркестр устроил ему овацию. Что твоя идея концертного исполнения имеет успех у попечителей, и вообще… А теперь ты должна поесть, вон сколько хороших новостей.
– Знаешь, я хочу чего-нибудь сладкого.
– О, это меня радует. Такое выраженное желание. Но мороженого тебе нельзя.
– Нет, я хочу какое-нибудь пирожное с кремом…
– Сможешь побыть одна минут двадцать?
Я сбегаю в соседнее кафе, там вполне пристойные пирожные.
– Смогу!
– Я побежал!
Он чмокнул меня в лоб и унесся. А я вдруг почувствовала себя счастливой. Мои друзья и мой любимый мужчина не дадут меня в обиду! А это ли не счастье – сознавать, что у тебя есть такие друзья и такой мужчина! Позапрошлой ночью меня опять колотил озноб, Костя просто не знал, что со мной делать и в результате просто лег со мной рядом и стал отогревать своим теплом.
Я согрелась и заснула, а когда проснулась, нас обоих охватил такой огонь, в котором сгорели все сомнения, недоверие, опасения. И озноба больше не было, но и сил тоже.
– Я все-таки кобель, – посетовал Костя, – безнадежный кобель, накинулся на больную женщину… Но ты так меня волнуешь, Женечка…
– Нет, ты, конечно, в определенном смысле кобель, но в хорошем смысле, Костенька, а в данном случае это был порыв не кобеля, а настоящего мужчины, который хотел согреть заледеневшую женщину.
– О, Женька, знаешь, это так приятно…
– Что?
– На сорок третьем году жизни вдруг осознать себя не просто кобелем, а мужчиной…
– С большой буквы!
Он рассмеялся и кинулся меня целовать.
– А мне всегда казалось, что для мужика важнее всего ощущать себя именно кобелем.
– Это правда, – засмеялся он. – Но еще очень важно, чтобы твоя женщина…
– Не была сукой?
– А вот и нет! Очень важно, чтобы твоя женщина считала тебя мужчиной, да еще с большой буквы. Ведь это понятие включает в себя и некоторую долю кобелизма, разве нет?
– Вне всяких сомнений!
– Антон, ты в курсе, чем теперь занимается твоя сестрица? – спросила Вера, сидевшая с ним рядом в самолете Сан-Франциско – Франкфурт.
– Что?
Жена листала какой-то глянцевый журнал.
– Вот тут интервью Закирова, она, оказывается, теперь его облапошивает.
– Вера! Я попросил бы…
– Ну, Антоша, ты же не можешь не видеть, как пошли в гору твои дела, с тех пор как ты перешел к Дэннеллу. И вообще, она же удрала… все бросила, скорей-скорей, улетела или, как говорят в России, поспешила сделать ноги. Ясно же… Ни с кем даже не попрощалась. А теперь вот состоит при Закирове…
– Дай сюда! – Антон почти вырвал журнал у жены.
– Они когда-то были друзьями, – задумчиво проговорил он, пробежав глазами статью.
– Ничего, скоро и он от нее избавится.
– Ну, судя по этому интервью, он ею очень доволен. И вообще, я не понимаю, что, собственно, ты имеешь против моей сестры? – раздраженно бросил Антон. – Она столько для меня сделала…
– И спасибо ей за это. Послушай, зачем нам дом в этой дыре? Только лишние расходы. Давай по возможности продадим его и купим квартирку, допустим, в Париже. Сколько времени ты там проводишь? От силы две-три недели в году, так стоит ли…
– Это дом Жени.
– Но он записан на тебя.
– Ну и что? Я подарил ей этот дом и…
– А она оттуда сбежала, даже трусы свои оставила.
– Какие трусы? – поморщился Антон.
– Ну, она же не взяла даже ни одной тряпки. А их у нее не так мало было. Все кинула. Даже бельишко. Мне пришлось все это собирать.
– И что ты с этим сделала?
– Отдала в благотворительное общество Кармеля. Что же еще? Пусть лучше бедные люди пользуются.
– Ну, в принципе ты, наверное, права… А как ты думаешь, почему все-таки Женька все бросила?
– Говорю же, спешила унести ноги.
– А почему ты мне раньше этого не говорила?
– Не хотела бередить твои раны. Ты же был тогда очень расстроен всей этой историей…
– Я и по сей день ею расстроен. Ладно, не будем о грустном. Я лучше посплю.
Он откинул кресло, надел мягкую черную маску и в самом деле вскоре уснул. А Вере не спалось. Кажется, я не ошиблась и у этой гнусной Женьки есть-таки денежки. Во всяком случае, первый взнос поступил очень быстро. Миллион рублей. Не бог весть какие деньги, но все же…
И это мои личные деньги, Антон о них не узнает. А мне они пригодятся. Жаль, конечно, что в рублях, но… В конце концов, это около тридцати тысяч долларов. Совсем не кисло. Надо бы хоть дня на три-четыре слетать в Москву, там тоже можно со вкусом потратить кое-что из этой суммы, да и вообще… Я устала все время быть на стреме. Все время опекать мужа, отслеживать его почту. Нет, нельзя, как говорится, Бога гневить, все у меня хорошо. Муж – великий музыкант, мировая величина, у него блестящая карьера, блестящие гонорары.
И я с ним рядом выгляжу на все сто. Я достойная жена мировой знаменитости. И это здорово приятно, когда ему устраивают овацию, и я умею так себя подать, что Антон просто светится от счастья, когда слышат, какая у него красавица жена. Да, я достойная пара ему. Года через два придется родить ему ребенка. Это, конечно, прискорбно, но ничего не поделаешь, надо. А пока… Решено, я не полечу с Антоном в Шанхай, что я там забыла? В конце концов, это интересно в первый и даже второй раз, но в четвертый… Увольте!
К тому же тамошний менеджер надежен как скала. Антон будет ухожен и присмотрен с гарантией. А я ему скажу, что хочу навестить бабушку в Москве. Кстати, надо купить бабушке хороший подарок. Да я и рада буду ее повидать. Бабуля, как никто, меня понимает. Вот с кем можно обсудить абсолютно все, даже перемыть кости этой идиотке Женьке. Ух, как я ее ненавижу! Но ничего, я чувствую, у нее рыло-то в пуху, раз так легко заплатила. Чего-то она все же боится… Надо бы покопаться в ее делах, но, увы, она все передала Дэннеллу, а он почему-то меня не очень жалует, так сказать, в пределах вежливости. Ну и черт с ней! И с Дэннеллом тоже! А меня в Москве ждет совсем неплохой куш. А еще в Москве надо бы встретиться с моим Тигриком, да он и не Тигрик вовсе, а настоящий тигр. Всем хорош Антон, а вот в постели так уступает Тигру… У нее сладко заныло в животе. Ах, две ночки с Тигром, и жизнь будет поистине фантастична! А что, отличная мысль! Восстановить отношения с Тигром и примерно раз в квартал мотаться в Москву к слабой здоровьем бабушке. Это будет такой оздоровительный курс!
Когда Антон проснулся, она потерлась щекой о его плечо.
– Антоша, мне Маринка написала, что бабушке нездоровится. Давай ты один полетишь в Шанхай, а я на эти дни смотаюсь в Москву, к бабуле, как ты думаешь?
– Ну, Зайка, смотайся. Мне, конечно, жаль с тобой расставаться, но…
– Тошик, я тебя обожаю! Встретимся тогда в Лондоне, идет?
– Конечно, любовь моя.
– Только не проси меня в Москве встречаться с твоей сестрой!
– Даже и не думал об этом. Такая встреча не доставила бы удовольствия обеим сторонам, – усмехнулся он.
– Но и ты пообещай мне, что не станешь с ней связываться.
– Не стану, Зайка, – грустно покачал головой Антон. – Я не люблю никому навязываться, даже родной сестре.
– Я просто не хочу, чтобы ты расстраивался, у тебя сейчас такой плотный гастрольный график.
– Не волнуйся, Зайка. К тому же мне надо еще столько музыки учить. А Закиров очень красив, правда? – кивнул он на по-прежнему раскрытый журнал.
– Не в моем вкусе.
– Я его совсем молодым помню. Женька говорила, что по нему все девчонки умирали. Хорошо бы он женился на Женьке.
– С ума сошел!
– Почему?
– Он хоть и не в моем вкусе, но бесспорно на редкость красивый мужчина, так зачем ему эта старая мочалка, твоя сестра?
– Послушай, Зайка!
– Ну объективно же! Ей уже сорок, она объективно уже старая мочалка…
– Зая, это сейчас тебе двадцать семь, а не успеешь оглянуться, тебе тоже стукнет сорок.
– Ну, я уж сумею и в сорок выглядеть максимум на тридцать, а у твоей Женечки все ее годы на морде написаны. Товарный вид безнадежно утрачен. Ну, может, и найдет себе какого-нибудь бухгалтера… Или в лучшем случае засушенного музыковеда. Впрочем, дай ей бог, как говорится.
– Зая, давай мы больше не будем говорить о Жене. Мне это неприятно.
– Да мне тоже! Все, забыли!
Вера нашла на айпэде свой любимый американский сериал, а Антон достал ноты скрипичного концерта, который ему предстояло играть через месяц в зале Плейель в Париже.
Мне с каждым днем становилось все лучше. Вернее, с каждой ночью. Теперь мы спали втроем. Пафнутий на вторую ночь явился к нам.
– А ты заметила, какой он деликатный? – спросил Костя. – Приходит, только когда уже можно.
– А ты заметил, что он ложится рядом со мной?
– Скотина он!
– Не смей так говорить.
– А я ревную!
– Кого к кому? – засмеялась я.
– Тебя к нему, а его к тебе.
В услугах Надежды Сергеевны теперь необходимости не было. Но выходить на улицу одной Костя мне категорически запрещал.
– Не вздумай! Мало ли, голова закружится, или толкнет кто-то ненароком, а ты едва на ногах держишься.
– Но я не в состоянии больше сидеть в четырех стенах.
– Ничего, вот в пятницу после работы повезу тебя в наш ресторанчик. Летом там можно сидеть во дворике. Под липой. А в субботу поедем за город, на дачу к папиной жене. Познакомлю тебя с ними.
– Зачем это?
– Как зачем? А ты разве не собираешься за меня замуж?
У меня сердце оборвалось.
– Костя!
– Что Костя?
– Но пока таких предложений от тебя не поступало.
– Считай, уже поступило! Или я обязательно должен встать на одно колено, протянуть красную уродскую коробочку с каким-нибудь ювелирным изделием, букет роз и все такое?
– Да нет, – засмеялась я.
– И так сойдет?
– Ну, на худой конец сойдет! Тем более что я отвечу тебе отказом.
– Как? – побледнел он.
– Костя, милый, любимый, зачем нам жениться?
– Ну как зачем? – явно растерялся и, кажется, даже обиделся он. – Ты чудовищно нелогична.
– Почему?
– Говоришь: Костя, любимый, значит, любишь меня?
– Факт. Люблю. Но…
– Я, Женька, вообще никогда не объяснялся в любви своим ба… дамам, вообще, ну или только в ранней юности, что называется, под напором спермы, и вообще не глядел на женщин старше двадцати пяти, а ты перевернула мне душу…
– Знаешь, Костенька, дорогой мой, любимый, мне никогда ни с кем не было так хорошо, обо мне никогда никто так не заботился, но…
– Какое тут может быть «но»?
– Моя работа. Я не могу и не хочу ее бросать.
– Что это за работа? Секретарша у красивого дирижера?
– Это можно назвать как угодно, однако…
– Жень, да я же не против, работай!
– Ты правду говоришь?
– Конечно! Мне нужна жена, любимая женщина, а вовсе не домработница. Ты же видишь, мой быт вполне налажен, я сам все могу, есть женщина, которая убирает… А то, что придется расставаться, так это, может, даже и неплохо, зато встречи будут бесценными…
– Костя!
– Так ты согласна, дуреха?
– Да! Да! Да!
– И в субботу утром мы поедем на дачу?
– Поедем!
– Женька! А я буду иногда сваливаться тебе как снег на голову! У твоего Фархада, допустим, концерт или спектакль в Брюсселе, а я возьму и прилечу!
– Это будет прекрасно!
– А Мирон?
– А что Мирон? Мирон с нами не ездит. Да и я не всегда езжу с Фариком. Так что можешь запросто промахнуться со своим сюрпризом!
– Женька, я такой счастливый сейчас…
– И я! Костя, а расскажи мне хоть что-то о своем отце…
– Что тебе рассказать? Он у меня из породы мамонтов.
– То есть?
– Ну, теперь таких уже не делают. Джентльмен до мозга костей! Любимец и любитель женщин. Но при этом крупный ученый, был раньше гениальным хирургом, но в Афгане схлопотал осколок в плечо, не смог оперировать, но не спился, как многие, а защитил докторскую диссертацию на основе своего полевого опыта, теперь преподает и консультирует. Его нередко приглашают за границу на консультации. А при этом он так любит жизнь…
– Как человек, часто имевший дело со смертью, да?
– Именно! Между прочим, он первый обратил на тебя внимание в том ресторане… И сказал, если б не его свадьба, он бы сам за этой дамой приударил. Да, кстати, а кто был тот мужик?
– Мой бывший муж.
– И он явно хотел тебя вернуть…
– Но я уже этого не хотела. К тому же у него двое детей. А жена твоего отца?
– Ой, Жень, в субботу сама увидишь. Одно скажу – они неплохая пара. И с обоими всегда есть о чем поговорить. Все. Иди ко мне, невеста!
– Костя, а давай полетим в Лас-Вегас и там поженимся, а?
– Это зачем? – как-то недобро прищурился Костя. – Мне брак понарошку не нужен.
– А что, тебе нужен штамп в паспорте?
– Мне – нет. Мне нужна ты. Я просто думал…
– Что женщине этот штамп жизненно необходим? Да ерунда это все! И со штампом тебя могут послать, и вообще… Ненавижу узы! Но особенно родственные… Они так легко рвутся, а там даже и штампа нет. Все, Костя, мы просто любим друг друга и будем вместе, пока нам обоим это в радость, идет?
– Господи, Женька, знаешь, Пафнутию надо поставить памятник при жизни, ведь если бы не он…
– И, как я сегодня узнала, не твой папа…
– Ага! Такой памятник – папа сидит в кресле и держит на руках Пафнутия!
Как хорошо мне было, как легко, весело, как радостно…
И действительно в субботу мы поехали на дачу. Его отец и мачеха оказались очаровательными людьми, прекрасно меня приняли. Анна Михайловна, в высшей степени интеллигентная и даже изысканная дама, была к тому же превосходной кулинаркой. Да вдобавок оба знали и любили музыку, так что нам было о чем поговорить.
Я рассказала о планах Мирона, о том, что из этого получилось…
– Вы сказали Мунтяну? – переспросила Анна Михайловна. – Я однажды его слышала в небольшой партии в Михайловском театре. Голос упоительный, но что-то не задалось у него.
– Он совершенно не может участвовать в конкурсах. Нервы сдают. Но я надеюсь, его все-таки оценят.
– А вот о Соловьевой я никогда даже не слышала. Как интересно… Вот бы попасть на этот спектакль…
– А что? Поехали! – вдруг страшно воодушевился Костя. – Это реально, Жень?
– Попасть? Боюсь, что реально.
– Боитесь? Думаете, билеты есть?
– Сейчас посмотрю! – Я достала свой планшетник. – Невероятно! На первый спектакль все билеты проданы. Аншлаг! – возликовала я. – И на второй тоже, с ума сойти! Ничего, вас с Петром Николаевичем мы посадим, будьте уверены. Господи, какое счастье, все билеты проданы!
– Женечка, постучите по дереву и поплюйте через левое плечо! – улыбнулась Анна Михайловна. – Но я, увы, не смогу, у меня лекции.
– А я без Анюты не поеду!
– Ничего, посмотрим в Интернете.
Спектакли должны были состояться в пятницу и субботу. Я решила улететь в среду. Но сообщать никому не буду. Я знала, что Мирон перевез мои вещи к себе. Я заказала номер в куда более скромной гостинице, чем раньше. Без вида на канал, но зато в двух шагах от квартиры Фархада. Так будет куда удобнее.
В понедельник утром Костя уехал на работу, а я стала просматривать документы, которые мне переслал Фарик. Из Ташкента пришло благодарственное послание. Они всячески расшаркивались перед Фариком и благодарили за кандидатуру Алишера Махмудова, а также выражали надежду, что, когда уважаемый Фархад сможет, он не откажется продирижировать каким-нибудь спектаклем по своему выбору. Я тоже расшаркалась за Фарика и туманно пообещала, что непременно, при первом удобном случае и т. д. Один договор оказался просто чудовищно безграмотным с юридической точки зрения, пришлось указать на это приглашающей стороне. Словом, я взялась за работу, и настроение у меня было просто роскошное. Пафнутий, разумеется, улегся рядом с компьютером, свернулся клубочком и заснул. Кажется, ему что-то дурное снилось, он изредка тихонько мяукал во сне.
И вдруг зазвонил домашний телефон. Я бы не стала снимать трубку, но Костя иногда звонил мне на домашний.
– Алло!
– Извините, это квартира Турбина? – спросил женский голос.
– Да.
– Простите, а с кем я говорю?
– Вам нужен Константин Петрович?
– Да.
– Он на работе.
– А вы не дадите его рабочий телефон?
– Не могли бы вы представиться?
– Вы его секретарь?
Голос вдруг показался мне знакомым. Но этого просто не может быть.
– Ладно, я поняла. Позвоню вечером.
От этого звонка остался какой-то неприятный осадок. И когда через полчаса позвонил Костя, я пересказала ему разговор.
– Ты можешь представить себе, кто это был?
– А ты ревнуешь?
– Просто не люблю загадок.
– Жень, ну мало ли какие дуры мне звонят? Главное, что я с дурами навсегда покончил! И я люблю тебя, а на остальных мне начхать. Все. Успокойся!
От звуков его голоса я успокоилась, поцеловала Пафнутия, почесала за ухом, он «испек крендель». Костя так называл его переворот на спинку, потом на другой бок, что было признаком высшего блаженства. Я успокоилась и снова взялась за работу. За время моей болезни скопилось много документов. Потом мне захотелось кофе. Я включила кофеварку, достала из холодильника яблочный пирог, купленный в «Азбуке вкуса», и решила передохнуть полчаса у телевизора. И тут раздался звонок в дверь. Не в домофон, а именно в дверь. Наверное, кто-то из соседей.
Я открыла дверь. И не поверила своим глазам – на пороге стояла… Вера, жена моего брата. Ослепительно красивая. Как она меня тут нашла и, главное, зачем?
На ее лице тоже отразилось неподдельное изумление.
– Женя? Что вы тут делаете?
– А вы? Что вам еще от меня нужно? Вы, кажется, получили деньги?
– Так! Интересно! А все-таки, что вы тут делаете, а?
– Я? Я тут живу, а вот что вы тут делаете?
– Может, вы впустите меня, не объясняться же на лестнице!
От растерянности я впустила ее.
Она вошла, окинула любопытным взглядом квартиру.
– Женя, я не ошиблась, это квартира Константина Турбина?
– Совершенно верно.
– И в качестве кого вы тут находитесь? Домработницы?
Кровь бросилась мне в лицо.
– В качестве его жены, а вот вы…
– Жены? Я не ослышалась?
– Нет, не ослышались. Я его жена.
– Как интересно! Надо же… Он, наверное, болен?
– Да нет, вполне здоров. А в чем дело? Я так понимаю, вы приехали в Москву за моими деньгами и заодно решили навестить бывшего любовника, так?
Она позеленела от злости.
– Ну почему же бывшего? Совсем даже не бывшего! Теперь я понимаю, почему он разыскал меня. Мы с ним так зажигаем… А еще если жена такая старая грымза… Костя – мужчина горячий. Только вот со временем, видно, что-то напутал, говорил, что вы должны уехать… Вы же вроде работаете у Закирова?
– Это вам Костя сказал?
– Ну конечно. Я мало интересуюсь вашей жизнью.
– Но зато интересуетесь моими деньгами.
– Это деньги Антона.
– А вы не боитесь, что Антон узнает, как вы зажигаете в Москве?
– Нет. Не боюсь. Вы же не станете огорчать великого музыканта. Поймите, Женя, ваш брат, конечно, великий музыкант, но в постели он весьма посредственный исполнитель. А когда есть такой любовник, как мой Тигр… Это я Костю так называю…
Мне казалось, что я сейчас умру. Но я все-таки собралась с силами и заметила:
– А сумочка-то моя… Не побрезговали?
– А зачем? Вещь шикарная, дорогая… Все остальное я отдала в благотворительный фонд. Вы не возражаете?
– О нет! А сейчас пошла вон отсюда!
– Фу! Я всегда знала, что вы только строите из себя интеллигентную даму, а на самом деле вульгарно обобрали родного брата, и как появилась опасность, что вас прищучат, дали деру, даже вот сумочку такую оставили… Не до того, видно, было!
– Пошла вон!
– Да уйду я, охота была на такую постную харю глядеть… Интересно только, чем вы Костю напугали, что он на вас женился?
– Вон отсюда! – Я едва могла говорить от душившей меня ненависти.
И вдруг словно черная молния пронеслась по прихожей. А мерзкая баба завизжала так пронзительно, что я невольно вжала голову в плечи. Это Пафнутий с книжной полки прыгнул ей на плечи и принялся ее драть. Он был в ярости! Шипел, фыркал! Но красавице досталось, одна щека была расцарапана в кровь и лоб тоже. А потом, вдруг сильно оттолкнувшись задними лапами, он прыгнул на книжную полку.
– Я тебя засужу, сука рваная! Ты у меня кровью умоешься, – вопила мерзкая баба.
А я очень хладнокровно снимала этот концерт на телефон.
– Твоего зверюгу отравлю на фиг! А ты у меня в тюрьме сгниешь.
– Заткнись, паскуда! Ты ничего не сделаешь ни мне, ни моему коту. Как только ты тут появилась, я весь твой концерт записала на телефон. Так что только рыпнись, Антон все узнает! И я не стану его жалеть. Жить с такой бабой – это хуже наказания… Все, пошла вон!
И она выкатилась, поджав хвост. А мой героический Пафнутий все еще тяжело дышал и как будто всхлипывал.
Боже мой, что это? Неужто Костя и в самом деле как-то связан с этой кошмарной бабой? Ну, мало ли с кем он был связан… Тигр… Фу! Но откуда же иначе она знает его адрес? И то, что я работаю с Фариком? И на днях уезжаю? А ведь он знал, что эта баба практически разрушила мою жизнь, отняла у меня брата, а теперь еще тянет с меня деньги… А может, эти деньги они собираются прокутить вдвоем, смеясь над моей глупостью? Нет… Ерунда… Ну, допустим, я заболела, и он был вынужден проявлять ко мне какое-то внимание… Но тогда зачем все остальное? Зачем эти разговоры о женитьбе, зачем знакомство с отцом и мачехой? Нелогично. И вдруг я поняла – я не смогу со всем этим жить! С подозрениями, с недоверием, с сознанием какой-то роли в его жизни этой бабы… Не могу и не хочу! Мы говорили о том, что я буду работать, то есть часто отсутствовать… У него тоже частенько случаются командировки… И что? Я же каждую минуту буду думать, что он где-то пересекся с этой… Тигр! Нет, это не для меня! Не желаю! И выяснять у него ничего не буду.
Я села к компьютеру и мгновенно выяснила, что на сегодняшний вечерний рейс в Амстердам есть еще билеты, потом связалась с отелем, предупредила, что приеду сегодня, они сказали, что это возможно. А потом позвонила Мирону.
– Женечка, дорогая, как ты? Поверишь, нет минутки даже позвонить!
– Мирон, ты сможешь меня сегодня встретить?
– А когда ты будешь?
Я сообщила ему номер рейса.
– Что-то стряслось, Женька?
– Стряслось.
– Что-то с Костей? Поссорились?
– Нет, но я решила… Я не хочу…
– Женька, ты плачешь?
– Нет.
– Ладно, я тебя встречу! Но твой номер…
– Не важно, я уже заказала себе номер в другом отеле.
– Я тебя встречу, а сейчас прости, время поджимает, но я надеюсь, ты сможешь включиться в процесс на этом этапе?
– Безусловно!
– Вот и умница!
Женя должна была прилететь в половине одиннадцатого. В перерыве между репетициями Мирон отозвал Фархада в сторонку.
– Слышь, Узбек, Женька прилетает.
– Когда? – просиял Фархад.
– В половине одиннадцатого. Просила ее встретить. Она, по ходу, разосралась со своим Костиком. Я всегда говорил, что он псих, а с психами, сам знаешь, нельзя дело иметь.
– Там что-то серьезное?
– Думаю, да. Женька по пустякам не стала бы… Она плакала…
– А мне казалось… Она писала мне и уже начала работать, я думал, она счастлива…
– Мы должны ее сейчас завалить работой, чтоб ей даже дышать некогда было!
– Ну, это не проблема в нашей ситуации, – рассмеялся Фархад. – А знаешь, я поеду с тобой в аэропорт.
– Так у тебя же вроде репетиция с певцами?
– Нет, я отменю. Пусть передохнут, а то еще загоним их…
– А я тебе что говорил.
– Прав был, признаю…
– Знаешь, мне жутко жалко Женьку, она такая…
– Какая? – лукаво усмехнулся Фархад.
– Ну такая… своя… пацанка!
– В твоих устах, Мирон, это почти что признание в любви…
И Мирон покраснел.
Константин вернулся домой, открыл дверь и сразу увидел Пафнутия, в какой-то странной позе лежавшего на полу в прихожей. Казалось, кот заболел.
– Что с тобой? – испугался Костя. – Жень, ты дома?
Ни ответа, ни привета.
Он подхватил кота на руки, тот всхлипнул.
– Что такое? Женя! Жень, ты где? Она ушла, а ты загрустил? Ну ничего, вернется. – Он открыл стенной шкаф, чтобы повесить ветровку, и обнаружил, что там нет Жениной куртки. Ему вдруг стало страшно. Он кинулся в спальню. Женины вещи исчезли. Сбежала? Но почему? Что могло случиться? И почему она не поставила меня в известность? Он заглянул на кухню. На столе лежала записка.
«Костя, прости меня! Спасибо тебе за все, что было. Просто за то, что ты был в моей жизни. Но то, что случилось сегодня, делает невозможным нашу совместную жизнь. Не буду разводить таинственность. Сегодня сюда явилась женщина, которая однажды сломала мою жизнь. Да нет, уже дважды… Мне хватило ума записать этот концерт на телефон. Я сбросила запись тебе на компьютер. Полюбуешься. Думаю, ты поймешь, что мной двигало. Еще раз спасибо за все. Прощай!»
Он сидел как пыльным мешком прихлопнутый. Что это за баба, сломавшая Женину жизнь? И какое она ко мне имеет отношение? Он почесал в затылке, но тут же вскочил и кинулся к компьютеру.
Я люблю летать и меня сроду не укачивало в самолете, но сегодня мне было так плохо… Головная боль, тошнота, дышать трудно… Стюардесса наклонилась ко мне:
– Мадам, вам плохо? Я могу чем-то помочь?
– Да нет, спасибо.
– Позвольте… – Она пощупала мне пульс. – У вас, наверное, поднялось давление. Вы пользуетесь какими-то препаратами?
– Нет.
– Я принесу. Вот, выпейте, это слабенькое растительное средство, оно просто успокаивает… У вас нет какой-то выраженной аллергии?
– Да вроде нет.
– Тогда выпейте.
Я проглотила желтую таблетку, и, как ни странно, минут через пятнадцать мне стало легче.
– О, я вижу, таблетка помогла? – улыбнулась мне девушка. – Вот и хорошо. Принести вам водички?
– Нет. Спасибо вам большое.
Участие этой девушки, как мне показалось, было не только, так сказать, по долгу службы.
Я закрыла глаза и задремала.
Часть 3
Квинтет
– Господи, Женька, на кого ты похожа? Тень отца Гамлета! – воскликнул Мирон.
– Ох, ребята, как я рада вас видеть!
– А мы как рады! Мы тут без тебя вообще пропадаем! Имей в виду, мы тебя загрузим так, что попи́сать будет некогда…
Когда мы сели в машину, Фарик сказал:
– Ребята, у меня родилась гениальная идея! Мы сделаем новаторский спектакль! Поставим «Гамлета»! Он в последнем акте не умрет, а попадет в монастырь, где его будет выхаживать опять-таки выжившая Офелия и ему, принцу датскому, будет являться уже тень его мамаши… Успех будет офигенный!
– Фарик, что ты несешь! – не могла не улыбнуться я.
– Да идите вы! – рассердился Мирон. – Хотя… Нет, надо не так… Надо заказать оперу «Принц датский». И там, в монастыре, наш принц оттрахает всех монахинь. Вот это будет хит!
– А что, вполне в духе времени. Я вот когда лежала больная, видела по телику новую «Бесприданницу». Так она кончилась тем, что Карандышев, бедный, но благородный офицер, пристрелил Паратова и Ларису вроде бы тоже, но в финале он через пять лет выходит из тюрьмы, и его встречает у ворот Лариса!
– Жень, ты врешь?
– Клянусь!
– И скандала не было? – полюбопытствовал Мирон.
– Да ну… «Бесприданницу» в наше время никто и не знает, разве что «Жестокий романс».
– Ладно, ребята, не трындите! Женька, колись, что случилось? И, кстати, ты есть хочешь?
– Ужасно!
– Тогда забросим сейчас твои вещи в отель и пойдем ужинать.
– Я вам покажу видео, закачаетесь, ручаюсь.
Боже, как они хохотали!
– Что вы ржете? У меня жизнь сломана, а вы…
– Да ладно, Женька, я так и думал, что Костя твой тот еще потаскун. Но кот у него… За такого кота полжизни не жалко, – заметил Мирон.
– Полцарства за кота! Опять-таки перефразируем старика Шекспира, – сквозь смех сказал куда более начитанный Фарик.
– Женька, а это и есть женушка твоего брата? Повезло парню, нечего сказать! Ты бы ему это видео послала, вот бы впечатлился…
– Нет, не стану я этого делать. Это был его выбор, пускай сам и расхлебывает…
– Ну да. А она красивая, зараза, кстати, здорово похожа на твою идиотку, Узбек!
Лицо Фархада болезненно исказилось.
– Мирон!
– Все, молчу! Хотя нет, не могу молчать! Знаешь, Женька, она его мало того что бросила, так выяснилось, что еще и ободрала как липку! Ты имей это в виду при заключении контрактов, наш великий маэстро, как говорится, на мели.
– Мирон!
– Женька должна это знать, она же с тобой работает!
– Все, мальчики, мы больше не касаемся этих тем, проехали! Зато у нас все билеты проданы!
– Это да! Вот, кстати, Женька, срочно нужна твоя помощь! – воскликнул Мирон. – Одна из дам-попечительниц, много для нас сделавшая, хочет, чтобы Закиров выступал не во фраке, а в черной шелковой рубашке, которую в количестве двух штук она самолично выписала из Китая.
А этот упертый Узбек даже слышать об этом не желает.
– Да, не желаю! С какой стати я должен менять свои привычки? Всю жизнь дирижирую во фраке…
– А ты хоть примерил эти рубашки?
– Нет. Я все равно не буду в них дирижировать. Да хотя бы из суеверия! Ни за что!
– О! Фарик! Это роскошная отмазка, против нее никакая дама не устоит. Музыканты часто очень суеверны! – включилась я в разговор. – И никто не обидится!
Они переглянулись.
– Вот что значит умная женщина! Нам обоим даже в голову не пришло, что это и впрямь гениальная отмазка.
– Вот! А на фуршет после спектакля ты, Фарик, наденешь эту рубашку. И волки будут сыты, и овцы целы.
– Господи, казалось бы, так все просто… – почесал в затылке Мирон. – Гляди-ка, Узбек, а тень мамки Гамлета уже даже и не тень, а вполне себе аппетитная женщина…
– Ох, ребята, если б вы знали, как я вас люблю! И как я счастлива, что вы у меня есть…
Первый спектакль прошел с ошеломляющим успехом. Публика неистовствовала, однако надо было еще дождаться мнения критиков, а оно зачастую не совпадает с мнением публики. И все равно мы чувствовали себя такими счастливыми! Как я и думала, Мунтяну пел божественно. Наверное, лучшего Роберта мне слышать не доводилось. Там было все, что нужно для исполнения этой эффектной, но в общем-то довольно пустой партии. Он не пытался наполнить ее несуществующим смыслом и подтекстом, но его волшебный и поистине блестящий голос идеально лег на эту партию, и в результате получился шедевр. Да и другие исполнители были на высоте, хотя Таня Соловьева вышла петь больная, однако справилась с собой. Водемон, на мой вкус, был излишне нежным, но публика так не считала. И роскошный бас Бориса Вейнберга – Рене, и, конечно, тончайшая нюансировка Фархада… Он вообще изумительный именно оперный дирижер, певцы его обожают, он никогда их не глушит, как это нередко случается… Словом, я чувствовала себя почти счастливой. Почти. Теперь еще пережить второй спектакль…
И мы его пережили! Успех был еще больше. Мунтяну даже заставили бисировать, что никак не было предусмотрено. Однако Фархад сделал ему знак, и тот еще раз спел. Я вдруг подумала: у него такой сексуальный тембр, ему надо спеть, например, Демона. Это должно быть здорово! На прощальном фуршете он вдруг подошел ко мне.
– Женя, можно к вам обратиться?
– Ну конечно, Андрей! Вы были просто великолепны.
– Спасибо! Но я хотел вас попросить…
– Да?
– Женечка, не могли бы вы мне помочь в одном деле?
– Ну, если это в моих силах…
– Я сегодня утром получил приглашение в театр «Колон».
– В Буэнос-Айресе?
– Да. Приглашают петь Малатесту в «Доне Паскуале» и «Онегина»!
– Поздравляю, Андрей. Театр «Колон» – это марка!
– Вот Закиров тоже говорит, чтобы я согласился.
– А что вас смущает?
– Да, собственно, ничего. Я должен встретиться послезавтра с их представителем.
– И что?
Я чувствовала, что он мнется.
– Да что такое, Андрей?
– Женечка, – решился он, – вы не поможете мне немного приодеться… У меня ни черта нет приличного. Здесь, в Амстердаме, это не важно, но…
– Разумеется, помогу! Завтра с утра и займемся. Я, правда, не очень знаю, что носят в Аргентине, но нас это не касается. Будете выглядеть по-европейски элегантно, как подобает оперной звезде.
– Женя, я вас умоляю… Тоже мне, звезда без порток.
– Портки купим! А звездой вы уже стали.
У вас такой сказочный голос! Я думаю, еще год – и вы заткнете за пояс Дроздовского.
– Скажете тоже… Хотя, если честно, мне вообще он не нравится.
– И мне! Значит, в одиннадцать встречаемся у Музея мадам Тюссо.
– Почему? – улыбнулся он.
– Потому что я уверена, что лет через пять там появится и ваша фигура!
– Ох, Женя… – засмеялся он.
– Чего от тебя хотел Андрюха? – со странным выражением лица спросил Мирон.
– Чтобы я помогла ему купить кое-какую одежку. Он получил приглашение в «Колон»!
– Ни хрена он туда не поедет!
– Почему это?
– Потому что я уже веду переговоры с Метрополитен.
– Ты серьезно?
– Серьезней некуда! Только ты пока ему не говори, а то вдруг не сладится.
– А что ему предлагают там?
– «Отелло».
– Обалдеть! Такая партия в Метрополитен…
– Именно!
– Он должен быть гениальным Яго. Господи, Мирон, я так за него рада!
– А ты что, влюбилась в него?
– До чего же вы, мужики, примитивные существа. Я влюбилась в его голос! И в человека, который есть у этого голоса… Но не в мужчину!
– Это хорошо.
– А почему, собственно?
– Слушай, подруга…
– Да?
– А как ты ко мне относишься?
– К тебе? Я к тебе прекрасно отношусь, нет, я к тебе отношусь изумительно! Я тебя просто обожаю, Мирон!
– И тебя не смущает, что я… не очень высокий?
– Да плевать я на это хотела!
– Правда? Но тогда… Может, ты выйдешь за меня замуж, а?
У меня отвисла челюсть.
– Мирон!
– А что Мирон? Мы бы с тобой открыли музыкальное агентство, стали бы раскручивать талантливых певцов из России, которым там не пробиться… У нас было бы общее дело…
– Мирон…
– Я тебе неприятен?
– Дурак ты! Просто я не могу так сразу. Может, это и хорошая мысль… Просто дай мне время отойти от последних событий.
– Надеешься, что Костя приползет?
– Нет, Костя, собственно, ни в чем не виноват. Я просто не смогу жить с такой историей в анамнезе… И он, похоже, все-таки виделся с ней.
– С чего ты взяла?
– А откуда она может знать, что я работаю с Фархадом, что я собиралась уезжать…
– Это вполне объяснимо. Про Фарика она могла узнать из Интернета, из любого его интервью последнего времени, а что собираешься уезжать – тоже все просто: если она знает про работу с Узбеком, то вполне может знать, что ты хочешь попасть на наши спектакли, все логично, Женька. И он может ни сном ни духом…
– Ты чистое золото, Мирон!
– Так выходи за меня… Ну ладно, не сейчас, а когда остынешь?
– Хорошо, – вдруг решилась я. – Только давай отложим решение этого вопроса, ну, скажем, на полгодика. Если к тому времени ты не передумаешь, я за тебя выйду!
Он просиял:
– Я люблю тебя, Женька! И хотя ты пока еще любишь этого психа Костю или его кота, не знаю, но со временем…
– Только давай, Мирон, на полгода мы обо всем этом забудем, а? И никому ничего говорить не станем.
– Даже Узбеку?
– Даже ему.
– Ну что ж, дело нормальное. Я умею ждать.
И он улыбнулся мне так, что я невольно подумала: а может, и впрямь выйти за него замуж? Это будет муж, и друг, и каменная стена… А что он ниже меня ростом, так это чепуха. Ну не буду носить туфли на высоких каблуках, только и всего. Невелика жертва! И у меня вдруг стало как-то хорошо и спокойно на душе…
Когда утром я встретилась с Андреем, я по глазам попыталась понять, знает ли он уже про Метрополитен или нет? Впрочем, глаза его были скрыты за темными очками.
– Андрей, я считаю, что к выбору одежды надо подходить с умом. А посему предлагаю сначала выпить кофе и составить список того, что вам необходимо в первую очередь.
– Согласен!
Мы сели в кафе там же, на Дамм, заказали кофе, и я достала блокнотик.
– Итак?
– Как минимум два костюма, рубашки к ним.
– Под галстук?
– Да. Обувь, тоже как минимум две пары.
– Дальше?
– Ну, плащ, наверное.
– И шляпу!
– А шляпу зачем? – испугался он.
– Вам должна жутко пойти шляпа.
Андрей как-то смущенно провел по довольно-таки лысой голове, правда, остатки волос были очень коротко пострижены, и его это ничуть не портило.
– Вам должна пойти шляпа… А впрочем, посмотрим. Что еще вам нужно?
– Хороший смокинг.
– Черный?
– Конечно. И все, что к нему полагается. Ну и что-то еще вполне повседневное, пару брюк, джинсы, может быть, и к ним какой-нибудь полувер.
– Андрей, не полувер, а пуловер!
– Ох, спасибо, Женя. Вы меня поправляйте.
– Хорошо. Только, чур, не обижаться!
– Да нет, что вы…
– Андрей, а как вышло, что с такими данными вас практически никто не знает? Это же нонсенс!
– Знаете такое слово – «непруха»?
– Просто непруха?
– Ну да. Стоило мне вписаться в какой-то проект, как он прогорал. Меня позвали петь в Бухарест, там неплохой театр, но для начала дали спеть Амонасро в «Аиде».
– Это не ваше.
– Именно! Не прозвучал. В другой раз я должен был петь Жермона, и вроде все складывалось, но спектакль в целом провалился. И все в таком роде. А потом кто-то решил: приглашать Мунтяну – значит обречь себя на неудачу.
Я думал податься на эстраду… Но там я сто лет никому не нужен. Пытался преподавать. Но это уж совсем не мое. И вдруг предложение от Закирова. Я чуть с ума не сошел, хотя Роберт – это не совсем то…
– А что вам хотелось бы спеть в идеале?
– Ну, Онегина, конечно, а вообще… Я безумно люблю Верди… Ренато…
– Я впервые вас услыхала именно в «Бале-маскараде».
– Вам понравилось?
– Не то слово!
– Знаете, Женя, никому еще не говорил, но вам могу… Моя самая заветная мечта – это Яго.
– О да! У вас должно получиться. Это был бы очень интересный образ и вокально и актерски… И я почему-то уверена, что ваша мечта сбудется в самое ближайшее время! Вы, кстати, уже согласились ехать в Аргентину?
– Так нет еще, у меня только завтра встреча. Я уж не говорю об Онегине, но и Малатеста тоже роскошная партия. Там столько юмора… Кстати, там есть дуэт с басом, вот бы с Вейнбергом спеть…
– Все у вас будет, Андрей. Кончилась темная полоса.
– Женя, нельзя так говорить!
– Можно и нужно, Андрей! Нам вы принесли удачу! Без вас я не уверена, что…
В этот момент у него зазвонил телефон.
– Мирон звонит. Алло! Да, мы тут с Женей… Что? – Он вдруг страшно побледнел. – Мирон, это шутка? Но так не бывает… Честно говоря, у меня крыша едет… Да, конечно, какие вопросы! Да, да, да! Хорошо, передам.
– Что случилось, Андрей?
– Вам привет от Мирона.
– Он звонил, чтобы передать мне привет? – Я понимала, что Андрей просто боится поверить услышанному.
– Женя, знаете, что он сказал? Что меня приглашают в Метрополитен… Петь Яго… Женя, что это?
– Это? Светлая полоса началась, Андрей! Поздравляю!
– А дирижером будет Фархад!
– Да вы что? – Вот это было новостью и для меня.
– Да! И это счастье… С ним работать настоящее счастье… Я не верю себе, Женечка, ущипните меня! Женя, значит, вы тоже полетите в Нью-Йорк?
– Скорее всего да.
– Невероятно! Невероятно! Любой певец о таком дирижере может только мечтать… Он настолько тонкий музыкант… И, главное, он любит артистов.
– Ну не всех! Далеко не всех! Слышали бы вы, как он ругал Гундерсона, который пел Каварадосси в Дюссельдорфе. Причем после репетиций, а после спектакля остался более или менее доволен…
– А я это понимаю, – улыбнулся Андрей. – Гундерсон неплохой певец, но, что называется, с гонором… Но, видно, понял, что если не спрячет свой гонор в карман, провалится. Хватило ума. Боже, Женя, мне это все не приснилось?
– Нет, Андрей! Но нам пора в путь, надо же экипировать звезду Метрополитен!
– Женя!
– Что Женя? – засмеялась я.
– Рано! Пока еще чудовищно рано! Я боюсь!
– Хорошо, тогда пойдем экипировать Андрюху с Кишинева!
– О! Вот так-то лучше! Идем!
Мы довольно долго слонялись по магазинам. У Андрея была отличная фигура, вещи на нем сидели великолепно. Я все-таки настояла, чтобы он примерил шляпу.
– Боже, Андрей, теперь вас должны пригласить еще и в Голливуд. Играть гангстера пятидесятых годов. Вы неотразимы!
– А вообще-то да… Здорово. Женя, а я не буду выглядеть идиотом?
– Ну, Андрей… Вот с этим плащом просто идеально… И знаете что, я полагаю года через два появится фирменный стиль Андрея Мунтяну. И все мужики кинутся покупать шляпы…
– Все лысые мужики! Вот что, Женя, я жутко проголодался. Приглашаю вас зайти перекусить. Я был тут в одной забегаловке, там вкусно кормят, пошли?
– Пошли!
– Женечка, – обратился он ко мне, когда мы выпили пива, – пожалуйста, не могли бы вы позвонить Мирону?
– Зачем?
– Женя, спросите у него: это все правда?
Мне как-то не верится…
– Без проблем! Алло, Мирон!
– Да, Женька, рад тебя слышать. Ты чего звонишь?
– Андрей попросил. Ему как-то не верится…
– Скажи ему, что я клянусь самым дорогим, что у меня есть.
– Хорошо, скажу.
– А тебе неинтересно, чем я клянусь?
– И чем же?
– Тобой.
– Вот если бы ты сказал кем, я может, и догадалась бы…
– Ох, эти грамотеи-интеллигенты! Чтоб вас черти съели! Да, кстати, скажи этому молдаванину, чтоб не спешил отказываться от приглашения в «Колон», может, по срокам удастся еще и туда успеть. Ну, как Фигаро. Фигаро здесь, Фигаро там… А вот интересно, почему его еще никто не позвал Фигаро петь?
– Потому что он всем уже надоел.
– А как проходит процесс экипировки?
– Все купили и уже пьем пиво.
– Во обнаглели!
– Кто кому надоел? – встревоженно спросил Андрей.
– Да Фигаро. Успокойтесь, Андрей, все правда, и еще Мирон сказал, чтобы вы не спешили отказываться от Буэнос-Айреса, может быть, удастся совместить… Будете нарасхват…
– Нет, правда?
– Послушайте, Андрей, вам тридцать шесть лет, вы дико талантливый, интересный, сексуальный, судьба просто не имела права вам не улыбнуться, она же все-таки женщина…
– Кто?
– Андрей, не тупите! Судьба – женщина и не могла перед вами устоять. Но теперь важно, чтобы вы смогли устоять перед той армией баб, которая вскоре откроет на вас охоту.
– Знаете, Женя, я, конечно, не монах, но и не оголтелый бабник. И возраст солидный, и поздновато начинаю. Я должен прежде всего состояться как певец, как артист.
– Ну а девушки, а девушки потом?
– Да.
– Бедняжки!
– Знаете, Женя, я недавно развелся… Вот буквально в прошлом месяце. Моя жена не хотела жить с неудачником.
– А вы любили ее?
– Когда-то любил, но она выпила из меня кровь.
– Обожаю такие истории! – хлопнула в ладоши я.
– Какие истории? – не понял он.
– Вы избавились от нее…
– Точнее – она избавилась от меня.
– Еще лучше! Она избавилась от вас и буквально тут же перед вами открылась перспектива мировой славы! И кто в этой ситуации неудачник, а?
Он засмеялся и тихонько пропел:
– Пусть неудачник плачет!
И вдруг я увидела парня, которого приметила еще в магазине, где мы купили плащ и шляпу. Он сидел за столиком неподалеку и старательно делал вид, что не замечает нас.
– Андрей, похоже, на вас уже открыли охоту папарацци, – шепнула я.
– Да ну, с чего вы взяли?
– Вон там сидит парень, я его видела в магазине.
– Женя, ну мало ли… Может, он тоже ходил по магазинам, а потом решил выпить пива?
– Да это же здорово, Андрей! Завтра уже появятся ваши снимки в какой-нибудь газете… Русский артист первым делом бежит покупать себе штаны! Чем не сенсация!
– Да пошли они! Эх, Женя, вот если бы вы могли быть моим агентом…
– Нет, Андрей, в этом мире у меня нет никаких связей. Но, насколько я поняла, Мирон хочет взять это на себя.
– Нет, правда?
– Ну, мне так показалось.
– Женя, а можно задать личный и, возможно, бестактный вопрос?
– Валяйте!
– Женя, а почему такая потрясающая женщина одна?
– Непруха, Андрей, – рассмеялась я.
– Я слышал, вы сделали карьеру вашему брату, а он вас кинул?
– Да. Но я ни о чем не жалею. Моя совесть чиста. А чистая совесть для меня важнее всего.
И, кстати, я вовсе не считаю себя потрясающей женщиной. Но вам за этот эпитет спасибо. Кукушка хвалит петуха…
– А вы в курсе, что Мирон вас любит?
– Опа! Это что, уже всеобщее достояние?
– Нет, я бы сам никогда не допер, мне Таня Соловьева сказала, когда вы болели в Москве, он просто с ума сходил… Вы не знали?
– Догадывалась.
Тут мне позвонил Фархад:
– Женя, ты сейчас можешь ко мне приехать?
– А ты где?
– Дома. Понимаешь, пришло приглашение в Метрополитен, надо посмотреть мой график и во что бы то ни стало выкроить на это время, а сам я совершенно не справляюсь.
– Буду через сорок минут.
– Спасибо, Женечка!
– Фархад вызывает меня утрясти график с Метрополитен.
– Боже мой, Женя, у меня голова идет кругом!
– Наденьте шляпу! – засмеялась я.
– Если б было хоть чуточку похолоднее, видит бог, надел бы.
Фархад открыл мне со словами:
– Женя, не вздумай завести роман с Мунтяну!
– Здрасте, приехали!
– Женя, тебе нужна эта головная боль? Ты можешь себе представить, что скоро начнется? Всемирное бабье помешательство!
– Фарик, ты меня вызвал для этого разговора?
– Разумеется, нет! Но заодно уж…
– Послушайте, ребята…
– Это ты ко мне во множественном числе обращаешься?
– Нет, просто я тут с ума с вами сойду, все решили заняться моей личной жизнью! Я скромная сорокалетняя баба, никаких выдающихся данных, достаточно невезучая в личной жизни, – разозлилась я, – что вы все лезете со своей заботой? Я хоть и работаю с тобой, но в твои личные дела не лезу, и ты не лезь!
– Постой, ты чего раскипятилась? А кто еще, кроме меня…
– И Мирон, и Андрей, все обо мне заботятся.
– А это разве плохо? Мы же любим тебя, Женька! И потом иногда нужно вмешаться в чужую жизнь…
– Нет!
– Дурочка ты! Если бы Мирон однажды не вмешался, это была бы уже не личная жизнь, а личная смерть, – тихо и очень печально произнес Фархад.
– Что ты хочешь сказать?
– Ничего. Я все уже сказал. А теперь к делу!
– Папа, мне необходимо с тобой поговорить!
– Костя, у тебя такой голос… Что-то случилось?
– Случилось, папа, случилось, и я, скажу честно, в полной растерянности.
– Это связано с Женей?
– Да!
– Ну хорошо, давай встретимся, а хочешь, приезжай к нам. Может быть, и Анюта что-то посоветует.
– Нет, я хотел бы с глазу на глаз.
– Хорошо, тогда поужинаем вместе, но мне не хочется на твой двадцать первый этаж.
– Как скажешь, папа.
– Тогда в половине восьмого в нашем ресторане.
– Господи, Костя, на кого ты похож? – поразился Петр Николаевич. Вид у сына был плачевный – похудевший, небритый, и глаза какие-то несчастные. Пожалуй, таким я его видел лишь на похоронах матери… – Ну что случилось? Женя, я надеюсь, жива?
– Папа!
– А если человек жив, ничего непоправимого еще не случилось! Ну, излагай!
Костя достал из сумки компьютер.
– Вот, папа, взгляни, что произошло в мое отсутствие.
– Погоди, что это значит?
– А то, что Женя догадалась записать все это на телефон. Ты посмотри, посмотри!
– Так! А что это за баба?
– Была у меня одна, несколько лет назад. Потом она уехала в Америку, и я думать о ней забыл. Да ты смотри, смотри!
И вдруг Петр Николаевич рассмеялся.
– Ай да Пафнутий! Вот это кот, всем котам кот! А ты, Костя, осел!
– Да я-то тут при чем?
– Ладно, что было дальше?
– Дальше? А дальше я пришел домой. Пафнутий с совершенно несчастным видом валяется на полу, нос горячий, не ест, а Женя уехала. Забрала вещи, оставила вот эту записку и смылась. На мои звонки не отвечает. Собственно, это все… – Он протянул отцу листок бумаги.
– А что значит вот эта фраза?
– Какая? А… Дело в том, что, оказывается, эта тварь в Америке вышла замуж за Женькиного братца.
– Да ты что! Вот это номер! Бедная Женя!
– Но я-то чем виноват? Я даже этого не знал, я вообще не подозревал… И, кстати, эта баба теперь еще тянет с Женьки деньги за квартиру…
– Какие деньги?
Костя объяснил.
– И что?
– Ее друзья внесли первый взнос.
– А ты куда смотрел? Сам не мог внести?
– Я просто считал, что…
– Ты считал, а они сделали!
– Но я собирался внести второй взнос…
– Собирался он…
– Папа, что мне делать?
– Ехать к ней! Падать в ножки…
– Папа, я, конечно, с этими деньгами промедлил, но за это она не была ко мне в претензии… Тогда в чем я должен каяться?
– Да не каяться… Да, дожил до таких лет, а без папы разобраться с женщиной не можешь! Только не говори, что до сих пор как-то справлялся. И судя по воплям этой сучки, неплохо справлялся. Костя, да это шваль, неужто ты в женщинах видел только экстерьер?
– Папа, я все уже давно понял, но что конкретно мне делать? Да еще и Пафнутий объявил голодовку…
– По-моему, это твой шанс!
– Что?
– Пафнутий. Там же какая-то безумная любовь… Чтобы кот так кинулся на защиту хозяйки, причем ведь физически эта баба Жене не угрожала…
– Папа, но это же смешно – рассчитывать, что она выйдет замуж за кота!
– Действительно, абсурд.
Отец и сын рассмеялись.
– Думай, сын! Думай!
Интернет взорвался! Никому неведомый певец получил приглашение в Метрополитен-опера! Ролик с ариозо Роберта в исполнении Мунтяну за неделю побил рекорды посещаемости в Ю-Тубе. Никто не мог такого ожидать! И, разумеется, куча грязных сплетен тоже появилась, а как в Интернете без этого! Кто-то даже додумался до такого: «Евгения Истомина, в свое время выведшая на орбиту своего гениального брата Антона Истомина, по-видимому, собралась с силами для нового броска – теперь она поддерживает Андрея Мунтяну, никому не известного до сей поры баритона из России, молдаванина по происхождению. Голос у Мунтяну и вправду недурен, так что мощные связи госпожи Истоминой приносят свои плоды – Мунтяну уже приглашен в Метрополитен-опера в Нью-Йорке!
В случае с братом все было понятно, а тут… Вряд ли у Мунтяну есть средства, достаточные, чтобы оплатить услуги госпожи Истоминой, а посему создается впечатление, что бедному певцу приходится расплачиваться, что называется, натурой. Впрочем, госпожа Истомина еще довольно привлекательная женщина…» И все в таком роде. Ну и, разумеется, фотографии: мы с Андреем в магазинах, в пивной и т. п.
Андрей пребывал в такой эйфории, что даже не замечал этих пакостей. Я только посмеивалась. Но Мирон негодовал!
– Вот поймал бы скотину, своими бы руками придушил на фиг!
– Да не обращай внимания! Это же клоака! Всякий идиот и недоносок имеет возможность выплескивать в Сеть свою злобную зависть, свои комплексы. Не бери в голову! Зато Андрей уже получил чуть ли не всемирную известность! Ищи в этом дерьме жемчужное зерно!
– Я люблю тебя, Женька!
– Мирон, мы же договорились!
– Хорошо. Я тебя ненавижу!
– Вот так-то лучше!
Через три дня мы с Фариком летели в Барселону, на два концерта. Он был очень печален.
– Фарик, что с тобой?
– Да так… Знаешь, я тут много музыки слушал и пришел к выводу, что я никудышный дирижер…
– Как интересно!
– Понимаешь, успех у публики и даже у критиков – это чепуха, главное, как ты сам себя оцениваешь. Я вот послушал записи Фуртвенглера… Вот это был дирижер! Знаешь, он как-то слушал в «Ла Скала» «Фиделио», а дирижировал Караян, можешь себе представить? Так Фуртвенглер сказал о нем: «Я недавно летел на самолете и видел в окно поля цветов. Красиво, но запаха-то нет». Вот и мне кажется, что у меня нет этого запаха…
– Фарик, мы же не знаем, что говорил, допустим, Тосканини о том же Фуртвенглере…
– Ты чудо, Женька, – вдруг улыбнулся он. – Тосканини однажды услышал по радио, как Фуртвенглер дирижирует «Тристаном» и схватился за голову: «Он играет на семь минут медленнее, чем надо! Он с ума сошел!»
– Да-да, я знаю, а Фуртвенглер на это заявил, мол, передайте Тосканини, что я немец, а немцы даже ходят медленнее итальянцев! Так что успокойся, Фарик…
– Жень, скажи, а это правда?
– Что?
– Что ты согласилась выйти за Мирона?
– Так! Он тебе проболтался?
– Ну да. Он подвыпил на радостях и под большим секретом мне признался…
– А ты зачем проболтался?
– Я понимаю, Женечка, ты это сгоряча, от обиды на своего Костю… Но только ничего у вас с Мироном не выйдет. Вы с ним овощи с разных грядок. Я от всей души желаю счастья и тебе и ему, но…
– А разве так важно быть с одной грядки?
– Да. С годами это начинаешь понимать. Конечно, бывают исключения…
– Мирон – чудесный человек!
– Согласен. И прекрасный друг… И вообще… Но, поверь, выйдя за него, ты будешь несчастной, ты ведь не любишь его. И еще потеряешь надежного друга. Знаешь, твой Костя не виноват в том, что когда-то сошелся с такой скверной бабой.
– Это я понимаю, я даже могу согласиться с тем, что она все наврала по поводу их недавней встречи. Я знаешь чего не могу пережить?
– Что это именно она?
– Да, и не только…
– А что еще?
– Что она называла его Тигром. Меня тошнит.
– Женечка, это чепуха, – улыбнулся Фархад. – Знаешь, если бы вся эта заваруха случилась лет эдак через восемь-десять и ты собралась бы за Мирона, я бы молчал… А сейчас этот брак – нонсенс. Если ты выйдешь за него, будешь несчастной, и он, кстати, тоже, а вы оба мои самые близкие люди, и я не хочу видеть вас несчастными. Помнишь, как у Пастернака? «Нас мало, нас, может быть, трое…»
– Фарик, а эта твоя футбольная жена, она что-нибудь в жизни читала?
Он рассмеялся.
– Только кулинарные книги.
– Вы с ней тоже были с разных грядок!
– И чем это закончилось?
– Но ведь ты любил ее?
– Я не знаю. Это было наваждение… Я увидел ее впервые в Марбелье, на пляже. Она была поистине совершенна, я глаз не мог оторвать. Но она была с компанией, и я даже подойти к ней не осмелился. А однажды я поехал верхом…
– Ты ездишь верхом?
– Да, и очень люблю, но почти никогда времени нет… Так вот, я поехал верхом и вдруг увидел ее. Она одна прогуливалась в парке. Я опять ослеп… А она сказала: «Ну надо же, живой принц…» Вот так и завертелось.
– Тебе ее не хватает?
– Нет. Все кончилось. Я прозрел, и мне стало стыдно. А впрочем, это уже прошлое, вот видишь, я уже смог спокойно рассказать тебе о ней. И мне даже стало легче. Знаешь, вероятно, самый умный поступок в моей жизни – это работа с тобой. Говорят, не надо работать с друзьями, это чепуха! Хотя… Если бы не ты, наша работа с Мироном могла бы закончиться плачевно, – засмеялся он. – Вот поэтому я и хотел бы сохранить наш тройственный союз. А кстати, твой Костя не возражал бы?..
– Нет. Он говорил, что это даже хорошо, если мы будем расставаться… Но, знаешь, я не могу о нем думать.
– Но это пока?
– Кто знает…
– Жень, ты только не говори Мирону об этом разговоре.
– Я-то не скажу.
– Знаешь, если бы не Мирон…
– То что?
– Я бы сам на тебе женился. Мы с одной грядки, мы понимаем друг друга с полуслова…
– Нет, Фарик, ерунда это все, не пойду я замуж ни за тебя, ни за Мирона, ни за Костю… Не хочу! Я лучше всего чувствую себя, когда я свободна как ветер. А ты скоро влюбишься в очередную красавицу…
– О нет! С меня хватит!
– Никогда не говори «никогда»!
– А ты знаешь, что Мирон спас мне жизнь?
– Ты как-то намекнул…
– Да, если бы он пришел на час позже… Да ну, стыдно рассказывать. Короче, я оказался слабаком… И странно, тебе я почему-то могу в этом признаться…
– Брось, Фарик! Что было, то было. А я вот, свинья такая, не поблагодарила тебя…
– За что?
– За деньги, которые вы перевели этой…
– Ох, Женька, это такая чепуха.
– Нет, это не чепуха.
– Мы же друзья. Разве ты для меня не сделала бы что-то подобное, если бы могла?
– Не вопрос!
– Вот, мы с тобой так рассиропились, даже не заметили, как прилетели.
Обожаю Барселону!
Был уже поздний вечер, но Фарик потащил меня ужинать, а потом повел в кабачок, где, по его словам, можно увидеть настоящее фламенко.
Вышла немолодая некрасивая и даже довольно полная женщина. Я внутренне сжалась. Но боже мой, что это было! Раньше я как-то не понимала, почему многие сходят с ума от фламенко, но тут… Какое мастерство, какой темперамент!
И вот уже кажется, что эта немолодая женщина – самая прекрасная, самая желанная и совершенно неукротимая в своей страсти. У Фарика горели глаза.
– Ну, какова? С ума сойти! – шептал он мне. – Нравится?
– Чудо! Просто чудо!
– Вот то-то же!
Когда уже глубокой ночью мы возвращались в отель, он сказал:
– Знаешь, я одно время мечтал, чтобы Кармен танцевала так… Но это нереально.
– А по-моему, и не нужно.
– Почему?
– Да лишнее это было бы. И музыка там совсем другая. К тому же и Мериме и Бизе были французами…
Он вдруг остановился посреди улицы.
– Женька, почему мне в голову не приходят такие простые и здравые мысли? Вроде бы ничего нового не сказала, никакую Америку не открыла, просто, можно сказать, констатировала факт…
– Да брось, Фарик, все элементарно – ты художник, ты мыслишь другими категориями, ты стремишься создать идеальный спектакль, тебя в этом стремлении зачастую заносит, и, более того, ты хочешь быть не только дирижером, но и режиссером спектакля, а в то же время сам еще этого боишься. Ты видишь свой идеальный спектакль в целом, а в реальности этот идеал пока недостижим. Ты законченный романтик и потрясающий музыкант. А уж вдвоем с Мироном вас вообще в заоблачные выси тянет.
– Женька, золото мое! Знаешь, у меня ведь была сестра. Она умерла в четыре года от болезни сердца. Но, видимо, мне на роду написано иметь сестру. А тебе брата. Родных мы потеряли. Но, оказывается, многое в жизни поправимо. Отныне, Женька, у меня опять есть сестра, а у тебя брат.
– Я же говорю – законченный романтик, – сквозь подступившие слезы проговорила я и не выдержала, разревелась.
– Женечка, родная, ты чего? Тебе такой брат не нужен?
– Нужен, еще как нужен! Ты лучший человек из всех, кого я знаю, братишка мой любимый…
Хорошо, что нас никто не видел, уж больно душещипательная сцена разворачивалась посреди ночной Барселоны. Романтики – опасный народ, но без них жизнь была бы слишком грустной…
Костя заехал на бензоколонку. Перед ним стоял изящный «мини-купер» – желтенький, с красной, в клеточку, крышей. Ясно, баба за рулем. Ни один уважающий себя мужик не сядет за руль «мини-купера». Женщина, вылезшая оттуда, показалась смутно знакомой. Алёна, что ли? Она! Красивая, нарядная, хрупкая. Черт возьми, а почему бы и нет? Я, в конце-то концов, живой мужик…
– Алёна, это вы?
Девушка оглянулась.
– Костя? Вот так встреча!
– Видно, судьба!
– Ну, так уж сразу и судьба! Вполне обыденная встреча на бензозаправке, – улыбнулась она.
Какая хорошенькая, прелесть просто!
– Ну, Алёнушка, это вопрос толкования.
Я вот решил, что судьба. – Он пристально посмотрел на нее. Она чуть смутилась. – А потому… Давайте сходим вечером куда-нибудь?
– Я после шести не ем.
– А пьете? Тогда можно в бар, выпить и потанцевать? Любите танцевать?
– Обожаю!
– Значит, договорились. В половине восьмого, без моторов, встретимся… Где? А давайте я на такси за вами заеду. Вы где живете?
– Улица Дмитрия Ульянова.
– И, разумеется, в академическом доме?
– Как вы догадались?
– А я вообще догадливый. И у меня сохранился ваш телефон.
– У меня ваш тоже.
– А говорите – не судьба.
Они разъехались. Алёна страшно обрадовалась. Он такой привлекательный, этот Костя… И, как выражается подружка Ася, не хрен с горы. Известно, что не альфонс, не проходимец. Вполне возможно, что законченный циник и козел, но… Мне он нравится, меня к нему тянет, так почему бы и нет?
Я слышала, у него случился какой-то роман, но там вышел облом, так почему бы мне его не утешить?
Я смогу. За него хорошо выйти замуж, то, что нужно… Только пока никому ничего говорить не буду, чтоб не сглазить, особенно маме. Мне уже двадцать восемь, сама справлюсь. Хотя одну глупость я уже допустила – сказала, что не ем после шести, идиотка! Подумаешь, съела бы что-нибудь, не развалилась бы, большое дело! А то мужик после работы хочет есть, значит, обязательно поест, и ему, может быть, уже лень будет переться на танцы. Дура! Дура!!
А впрочем, с какой это стати я должна изменять своим принципам ради первого встречного мужика?
После рабочего дня Костя зашел в кафе перекусить. Это было то самое кафе возле его работы, где он впервые встретился с Женей. Но его туда неудержимо тянуло, как будто он надеялся в один прекрасный день зайти и сразу увидеть ее за столиком… Но, конечно же, ее там не было. Она сейчас скорее всего в Барселоне, где гастролирует Закиров. Костя по Интернету следил за его гастролями, и иной раз соблазн плюнуть на все и полететь туда, где Женя, был так велик, что он уже готов был заказать себе билет на самолет. Надо же в конце концов встретиться, поговорить, посмотреть друг другу в глаза… Она вроде бы ни в чем меня не винит, просто не может пережить, что я когда-то был с той гадиной… Но ведь это было так давно, задолго до Жени. И пусть она, глядя мне в глаза, скажет, что не хочет меня. Но тут же в душу закрадывался страх, что она с горя или со злости сошлась с этим невозможным красавцем Закировым, или влюбленным в нее по уши недомерком Мироном, или с этим певцом, от которого вдруг все сошли с ума? В Сети полно их совместных фотографий, как, впрочем, и всяких грязных намеков и сплетен… И они, эти три мужика, куда ближе ей по духу, чем я… Как она шутила: «Прощайте, колибри, хочу к воробьям!»? Но, как известно, в каждой шутке… Эти ее дружбаны все – колибри, а я серый воробей. Но ей куда привычнее среди колибри. Да и престижнее, наверно… А потому я сейчас поем, заеду за очаровательной Алёнушкой и постараюсь сегодня же ее трахнуть. Может, тогда жизнь представится в совершенно ином свете. Алёна приличная интеллигентная девушка, очень милая, кстати, папа будет в восторге, не говоря уж об Анне Михайловне. Хотя им обоим страшно понравилась моя Женька… Не моя, не моя, в том-то и беда. Нет, беда как раз в том, что она совершенно, абсолютно, до мозга костей моя! Ладно, проехали… Сегодня на повестке дня Алёна, а там будет видно… Женька, за что ты так со мной?
Алёна прелестно танцевала, с удовольствием пила мохито, очаровательно улыбалась ему, а при этом не порола чепуху, напротив, демонстрировала хороший литературный вкус, разбиралась в живописи и даже, как выяснилось, заняла второе место в каком-то кулинарном конкурсе. К тому же у нее были чудесные духи, вполне аппетитные формы, и, обнимая ее во время танца, Костя почувствовал, что здорово завелся. Она тоже это почувствовала и явно не была против.
– Поехали ко мне? – шепнул он ей. – Или к тебе?
– Лучше к тебе, у меня мама.
– До утра сможешь остаться?
– Конечно!
– Вот и славно!
Костя проснулся от того, что на грудь ему навалилось что-то тяжелое. Он открыл глаза. На груди у него сидел Пафнутий.
– Ты чего? – шепнул Костя.
Кот смотрел на него своими зелеными глазищами, и взгляд этот ничего доброго не предвещал. Такого еще не бывало.
– Э, брат, ты чего? – Он протянул руку, чтобы погладить кота, но тот больно укусил его за палец. – Совсем спятил?
Но тут Костя заметил, что Алёны нет рядом. Он вскочил, натянул трусы и выбежал в гостиную. Алёна спала на диване, укрывшись пледом. На часах было около пяти. Девушка выглядела прелестно. Он поправил на ней съехавший плед. Захотелось поцеловать ее. Он наклонился, но тут на диван вскочил Пафнутий и злобно ощерился на хозяина. Вот это да!
Алёна открыла глаза.
– Ой, – испуганно воскликнула она, – уйди, зверюга! Костя, он у тебя ненормальный. Выгнал меня из постели… Ой, убери его, я боюсь!
Костя взял на руки кота, но тот изо всех сил отпихнул его, спрыгнул на пол и важно удалился, возмущенно мяукая.
– Ну и кот! Бешеный какой-то… А вернее, просто невоспитанный!
– Такого воспитаешь! Он сам кого хочешь воспитает! – засмеялся Костя. – А как это он тебя из постели прогнал?
– Очень просто! Я спала, он вскочил на кровать между нами и начал меня выпихивать. А когда я попыталась его отогнать, стал рычать и щериться, как пантера. Он так тебя ко всем твоим дамам ревнует? – Девушка кокетливо потянулась, на ней ничего не было, и выглядела она при этом весьма соблазнительно. Костя поднял ее с дивана.
– Пойдем, я запру дверь, он больше не явится, – жарко прошептал он ей на ухо. Войдя в спальню, он огляделся, не видно ли где Пафнутия, и тут его взору представилась поистине поразительная картина – на одной подушке красовалась кошачья кучка, а на другой мокрое пятно.
И запах стоял соответствующий.
– Ни фига себе! – ахнул Костя.
– Фу, гадость какая! – воскликнула Алёна и, схватив свои вещи, бросилась в ванную.
За шесть лет, которые Пафнутий прожил у Кости, ничего подобного никогда не случалось.
А ведь это он охраняет Женину территорию, как может, протестует против другой женщины, и надо еще сказать ему спасибо, что не испакостил ее шмотки и не изодрал в клочья саму Алёну, а просто дал понять, что здесь ей не место. Подушки придется выбросить. И учесть на будущее – дам сюда не водить! Надо заметить, что в глубине души Костя даже гордился своим любимцем. Это же ума палата!
Алёна вышла из ванной полностью одетая, на ее хорошеньком личике читалась неподдельная обида.
– Вызови мне такси!
– Как угодно даме! Алён, ты что, на кота обиделась?
– Знаешь, животные ведут себя так, как им позволяют хозяева. Если бы ты сразу ткнул его мордой в эту пакость, вмазал бы ему как следует…
– Я вызвал такси! И я ужасно не люблю, когда меня учат, как мне обращаться с моим котом! – вдруг взбесился Костя.
– Ну, если твой кот управляет твоей личной жизнью, это уж чересчур…
– Извини, но…
– И знаешь, ты больше не звони мне. Я думала, ты мужик, а ты пляшешь под дудку паршивого кота! И не провожай меня!
– Черный «ситроен», 052, – сухо бросил Костя.
Алёна громко хлопнула дверью. И вся любовь!
И тут же откуда-то возник Пафнутий и стал тереться о ноги хозяина, словно прося прощения или благодаря за избавление от противной тетки. Костя взял его на руки, поцеловал в нос, нос был горячий.
– Кот, ты не заболел? – встревожился Костя. – Или это на нервной почве? А знаешь, ты оказался прав, она нам совершенно не подходит. У нее неважно с чувством юмора… И с любовью к животным тоже. Она совсем не понимает вашего брата…
Пафнутий громко замурлыкал. Мир был восстановлен.
Жизнь так закрутила меня, что и вздохнуть было некогда. Мы с Фархадом мотались по гастролям, но очень много времени проводили в Нью-Йорке. Репетиции «Отелло» шли полным ходом. Андрей отлично репетировал и помимо этого брал еще уроки итальянского, на чём настоял Фархад, так как произношение Андрея оставляло желать много лучшего и обоих это нервировало.
– Ты пойми, – внушал ему Фархад, – нельзя, чтобы итальянцы не понимали тебя, это нонсенс! Ты потом еще мне спасибо скажешь!
– Фархад, я и так тебе по гроб жизни благодарен!
– Дело не в благодарности, а в совершенстве, которого ты можешь, а следовательно, обязан добиться. Ты из тех редких ныне певцов, которые поют не ноты, а музыку, за что и ценю…
Фарик умеет говорить с музыкантами жестко, иной раз даже жестоко, однако эти разговоры, как правило, их окрыляют.
Однажды я случайно услышала, как певица из Болгарии, исполняющая партию Эмилии, отличное меццо, говорила одному из оркестрантов:
– Знаешь, Генрих, никогда не думала, что из такой в сущности второстепенной партии можно извлечь столько нюансов. Он не просто гениальный музыкант, он еще и режиссер великолепный, с ним работать одно удовольствие…
– Ну еще бы, – не без яда заметил скрипач, – когда дирижер так красив, любая артистка почтет за счастье потакать всем его капризам…
– Это не капризы, – отрезала Станка, – это безупречный вкус и чувство стиля.
– А я думал, ты влюблена не в него, а в своего Яго… – хмыкнул скрипач.
– Ты болван, Генрих! Я вообще-то предпочитаю женщин!
Генрих остался стоять с открытым ртом. А я безмерно удивилась. Никогда бы не подумала…
Нью-Йорк – не мой город. Там тяжелый для меня климат. Кроме того, слишком о многом тут вспоминается, но работа с Фариком искупала все. Он наконец позволил мне присутствовать на репетициях, и я подчас чувствовала себя совершенно счастливой. Это было захватывающе интересно. Постановщиком спектакля был знаменитый театральный режиссер из Испании. Его постановка «Отелло» в драматическом театре Лондона произвела фурор, но оперу он ставил впервые, видимо, чувствовал себя не слишком уверенно, и нередко у них с Фархадом возникали жаркие баталии. Он, например, требовал, чтобы Андрей играл очевидного злодея, а Фарик хотел другого.
– Пойми, Хулио, все злодейство Яго есть в музыке, Верди все написал, никто в нем ангела не заподозрит, но в Андрее масса обаяния, в том числе и мужского, и Яго должен этим всем пользоваться!
– Яго не должен быть обаятельным!
– Должен! Обязательно должен! Один очень крупный советский режиссер, ты о нем вряд ли слышал, говорил: «Если бы я ставил «Отелло», то отдал бы роль Яго самому обаятельному артисту в театре». И он был прав! Давай попробуем, надо стараться показать все грани дарования артиста. Вот, например, Яго должен отнять платок у Эмилии, и хотя Эмилия его жена, он все равно пустит в ход все свое обаяние, а не просто отберет на правах мужа… Так куда интереснее, и все дамы в зале будут умирать по Яго… – Фарик говорил все это мягко, не напирая, но в его речах чувствовалась такая убежденность, что заносчивый испанец задумался.
– Послушай, – сказал он на следующий день, – пожалуй, стоит попробовать. А кстати, как звали того режиссера? Любимов?
– О нет! – улыбнулся Фарик. – Тот режиссер давно уже умер, а звали его Каарел Ирд.
– Он был не русский?
– Нет, он был эстонец.
– Эстонец? Первый раз слышу. Но, кажется, он был умный…
И когда наконец Андрею велено было включить свое обаяние на полную мощность, образ Яго заиграл совершенно новыми красками.
– Вот увидишь, Женька, если спектакль будет иметь успех, эту трактовку непременно припишут Хулио, – с мягкой улыбкой сказал мне Фарик за завтраком. – Но пусть, мне не жалко…
– Почему ты так думаешь?
– Чувствую. Но, повторяю, мне не жалко. Результат важнее личных амбиций. Да, кстати, ты видела, завтра в «Карнеги-холл» играет Дина Либерман? Давай сходим?
– Давай! – обрадовалась я.
Дина Либерман, потрясающая пианистка, мы с ней вместе учились, и она была из нашей компании. Едва закончив консерваторию, она вышла замуж за австралийского бизнесмена, но вскоре ушла от него и пустилась в самостоятельное плавание. У нее всегда был сильный характер, она выиграла несколько престижных конкурсов, ее делами с самого начала занимался Вик Дэннелл.
– Отлично! Ты сейчас со мной на репетицию?
– К сожалению, нет. У меня сегодня куча дел, хотя я просто обожаю твои репетиции.
Он посмотрел мне в глаза.
– Жень, скажи, а Костя…
– Что Костя? – испугалась я.
– Он тебе пишет?
– Нет. Это все в прошлом, Фарик.
– Прости, я вижу, тебе больно… Прости еще раз.
Он ушел.
О, если бы он только знал, как мне больно! Как по ночам я кусаю подушку, чтобы не завыть в голос. Если бы знал, какая ненависть к Вере меня душит… Но когда терпеть уже нет сил, я просматриваю запись, где мой верный Пафнутий бросается на нее. Господи, как он там, мой любимый котище? Костя-то наверняка уже утешился с какой-нибудь девицей, а вот Пафнутий… Хотя что скрывать, по Косте я тоскую не меньше… ладно, раны имеют свойство заживать, рано или поздно… Как-нибудь…
И я занялась делами.
После чудесного концерта мы с Фариком пошли поздравить Дину. При виде нас она вдруг взвизгнула и даже подпрыгнула от радости.
– Ой, ребята, родные мои, Женька, Фарик, вы что, теперь вместе?
– Мы вместе работаем, – ответила я.
– И по-прежнему дружим, – добавил Фарик.
– Я слышала, ты в Метрополитен ставишь Верди?
– Да.
– Я всегда знала, что ты многого добьешься. А с ним, наверное, хорошо работать, а, Жень?
– Лучше просто не бывает!
– Ох, ребята, у меня скоро самолет в Париж, надо уже мчаться, график просто сумасшедший. Какие же вы молодцы, что пришли, хоть я не очень довольна концертом…
– Дина, – Фарик положил руку ей на плечо, – поверь, все было отлично!
– Ты восточный человек, Фарик, правды не скажешь, – засмеялась Дина, расцеловала нас, и на этом встреча однокашников завершилась.
– Женька, я голодный. Имей в виду, я заказал столик в отличном ресторане. Там подают сказочных лобстеров.
– Годится!
В этом ресторане мы раза два-три были с Антоном. И вдруг, войдя туда, я поняла, что мысль о нем уже не причиняет боли. Отболело! Мне стало так легко и хорошо!
– Вина выпьешь?
– Обязательно!
– Ты что это вдруг так повеселела?
– Признала правоту царя Соломона.
Он пристально посмотрел на меня:
– Все проходит, да?
– Господи, Фарик, я тебя обожаю!
Он засмеялся. И вдруг изменился в лице, но тут же постарался скрыть это. Я оглянулась.
И увидела, что в ресторан вошел… мой брат со своей супругой. Меня затошнило.
– Хочешь, уйдем? – предложил Фарик.
– Еще чего! Да плевать я на них хотела!
– Ох, ты и боевая! – Фарик улыбнулся и погладил меня по руке. – Их провели в другой конец зала, – сообщил он. – Ой, кажется, Антон нас заметил. Идет сюда. Держись, подруга!
– Фархад! Господи, Женька! Как я рад!
Он подошел к нам один.
– Женечка, какое счастье, что я тебя встретил! Нам просто необходимо поговорить. Я знаю, что виноват, но…
– Оставь, Антон, – совершенно спокойно ответила я. – Поверь, объяснения только хуже все запутают. Мы теперь существуем раздельно. Ты от этого только выиграл, я рада. И очень довольна жизнью, иными словами, все к лучшему в этом лучшем из миров. Все. Иди, тебя твоя благоверная заждалась. В карете барыня и гневаться изволят.
– То есть ты знать меня не хочешь?
– Пожалуй, не хочу.
– Женя, но это несправедливо. Фархад, скажите ей… Я вовсе не хотел разрыва… Она сама все бросила…
– Простите, Антон, но я не имею права вмешиваться. Это дело семейное.
– Женька, ну прости ты меня, дурака, я знаю, что повел себя по-свински… Ради памяти мамы прости!
– Антон, я давно не держу на тебя зла. Считай, я тебя простила. Но прежнего не вернешь. – Я говорила твердо и совершенно искренне.
– Ну что ж, насильно мил не будешь. А я…
Я так обрадовался, когда тебя увидел… И Верочка тоже. Ладно, не буду вам мешать.
И он ушел, понурив голову. А мне совсем не было его жаль. Я сама себе удивлялась.
– Извини, Фарик, что тебе пришлось присутствовать при семейных разборках. Скажи, тебе не видно, эта шалава не окривела после атаки Пафнутия?
Фархад расхохотался:
– Да, Женька, ты сильна! Даже мне стало его жаль!
– А мне – нет. Он уже большой мальчик. Он даже ни разу не попытался написать мне, как-то объясниться… А увидал в ресторане, да еще и в компании со старым знакомым, очень удобный случай невзначай попросить прощения и облегчить и без того не слишком обремененную душу.
– А ты можешь быть жестокой…
– Жизнь заставляет.
На следующий день портье в отеле передал мне конверт:
– Вот, мадам, это оставили для вас.
– Спасибо.
Интересно, что там? Я поднялась в номер. Вскрыла конверт. Там лежало письмо.
«Женька, Женечка моя золотая, мне безумно жаль, что связь между нами порвалась. Но я, ей-богу, не предполагал, что ты все так воспримешь. На мой взгляд, немного неадекватно. Но, как говорится, бог тебе судья. Я надеюсь, что рано или поздно ты остынешь и простишь своего, вероятно, не очень умного брата. Твой дом в Кармеле я продал. Он мне не нужен, но поскольку этот дом был куплен для тебя, то деньги за него тоже по праву принадлежат тебе. Прими их и сделай с ними все, что захочешь. Только не вздумай швырять их мне в морду, я просто убежден, что это будет твоим первым порывом. Но я все равно их не возьму. Да, это, возможно, тебя немного позабавит, буду рад, если так – Вера настаивала, чтобы я поделил эти деньги пополам, но я проявил-таки характер, сказал, что подарок есть подарок. Она, кажется, здорово разгневалась, ну да бог с ней.
Женька, родная, знай, что я люблю тебя, вполне осознаю, что ты для меня сделала, и смиренно надеюсь, что рано или поздно ты меня все-таки простишь. Всегда твой братишка Антошка». К письму прилагался чек на кругленькую сумму.
О! Кажется мой братец потихоньку начинает понимать, на ком женился. Ну что ж, это обнадеживает. А как поступить с этими деньгами, я знаю. Прежде всего верну долг Фархаду и Мирону, выплачу все этой твари, и у меня еще останется кое-что на обстановку квартиры и… на кое-какие шмотки, которые можно купить у Сакса. Мне теперь нужно много шмоток! Но Костя меня в них не увидит. Как все глупо и мерзко получилось… Если Антону было за что просить прощения, то Костя-то ни в чем, похоже, не виноват, но проклятая гордость никогда не позволит мне сделать первый шаг…
Мне пора было ехать в театр, к Фархаду, чтобы в перерыве между репетициями обсудить кое-какие срочные дела. Едва я вышла из номера, как у меня зазвонил мобильник. Наверное, Фарик уже торопит. Но номер был незнакомый.
– Алло, Женя?
Мне показалось, что я ослышалась. Такого просто не может быть!
– Да. Кто это?
– Женя, это Вера.
– Что вам еще от меня нужно? – Меня физически затошнило.
– Женя, я хочу извиниться…
– Я не желаю с вами разговаривать.
– Женя, ради бога, вы все не так поняли, мне необходимо с вами поговорить с глазу на глаз.
– Мне не о чем с вами разговаривать. В ближайшее время вы получите все, что вам причитается. Платеж просрочен не будет. Все!
Я дрожащей рукой сунула телефон в сумку. Он снова зазвонил, но я сбросила звонок. Что еще этой бабе от меня нужно? Скорее всего будет требовать половину денег за дом. Ну уж фигушки! Хотя нет, побоится… Знает ведь, паршивка, какой компромат у меня в руках. Значит, попытается каким-то образом у меня его выманить или даже выкупить. Но дудки, дудки, дудки! Едва я вышла из отеля, как подкатило такси, и оттуда выскочил… Мирон!
– Женька!
– Ты откуда? – жутко обрадовалась я.
– От верблюда! А ты куда намылилась?
– В театр, к Фарику.
– Обожди меня, я только закину вещи…
– Не могу, и так опаздываю.
– Ну а оттуда вы куда?
– У Фарика перерыв, нам надо кое-что обсудить за ланчем.
– Нормалёк! Я через час к вам подвалю.
У меня куча новостей.
– И, судя по твоей физиономии, хороших?
– В общем и целом да. Женька, до чего ж я рад тебя видеть!
Войдя в театр, я сразу наткнулась на Андрея. Он был бледен, в глазах паника, руки трясутся.
Я испугалась.
– Андрей, в чем дело? Вам плохо?
– Женечка, как хорошо, что вы пришли!
Я просто не знаю, что теперь будет…
– Да в чем дело?
– Фархад дал в морду Хулио. Чует мое сердце, спектакль сорвется, это все моя непруха…
– Фархад дал в морду Хулио? – не поверила я своим ушам. – Как это возможно? За что?
– Ну, вообще-то за дело… За дикое хамство. Понимаете, Хулио жутко орал на Станку и всячески ее оскорблял. Фархад услышал, вступился за нее, а Хулио завопил, что не желает работать с лесбиянками, вот Фархад и не сдержался. Ох, Женя, я не знаю, что теперь будет, как бы тут не предпочли испанца узбеку… И тогда прощай, Яго…
– Спокойнее, Андрей, держите себя в руках, все будет нормально.
Я понеслась в репетиционный зал. Навстречу мне шел Фарик, на лице которого был написан такой боевой задор, что я ахнула.
– Фарик!
– Уже в курсе?
– Ну да!
– Нормально, Женька! В Америке нельзя безнаказанно оскорблять представителей секс-меньшинств, и вообще этот дон тут уже всех достал!
– Но к тебе у него не будет претензий? Он в суд не подаст?
– Пусть попробует! Мне, Женька, овацию устроили, директор пожал руку, а Хулио предупредил – еще один скандал и с ним расторгнут контракт. Наша взяла, Женька! И этот наглец вынужден был извиниться перед Станкой.
– Андрей в панике!
– А он-то тут при чем? А, боится своей знаменитой непрухи?
– Именно! Фарик, Мирон приехал.
– С чего бы это? По тебе соскучился?
– Говорит, у него хорошие новости, с минуты на минуту будет здесь. Но… Я никогда не знала, что ты умеешь драться!
– Дать в морду хаму не называется драться.
Я внимательно на него посмотрела.
– Адреналин бушует?
– Есть немного, – засмеялся он.
Вдруг к нему подбежала взволнованная Станка.
– Фархад, я впервые вижу мужчину, достойного этого звания! Спасибо, мало того, что вы гениальный музыкант, вы истинный рыцарь!
Фарик смущенно улыбнулся.
В этот момент мне на телефон пришло сообщение от Мирона: «Ребята, простите, но я что-то спёкся после перелета, должен хоть два часа поспать. Потом вас найду».
Появился бледный как тень Андрей.
– Ну что?
– Андрей, забудь к чертям о своей непрухе, – накинулся на него Фархад, – все, она кончилась, плюнь и разотри или, если хочешь, сходи в церковь и поставь свечку за упокой этой своей непрухи, одним словом, не смей о ней даже вспоминать, а то накличешь! Считай, ты уже звезда мировой оперы!
Во время этого монолога я вдруг вспомнила, что в сумке у меня лежит очень красивый блокнот, купленный накануне. Я вытащила его, черкнула на первой странице одно слово и протянула Андрею.
– Вот, держите!
– Что это?
– Это? Ваша новая жизнь. Откройте первую страничку.
Он взял блокнот даже со страхом. И вдруг просиял.
– Ох, Женя!
– Что там такое? – полюбопытствовал Фархад.
На первой страничке крупными буквами было написано «ПРУХА!!! ».
Андрей вдруг опустился на одно колено и поцеловал мне руку.
– Я буду хранить этот блокнот как талисман. – Он поцеловал книжицу, спрятал в карман и ушел. Это был уже совершенно другой человек.
– Пошли, Женька, поедим, я что-то здорово проголодался, но здесь нам спокойно поесть не дадут.
Он привел меня в маленький итальянский ресторанчик, где нам подали волшебную лазанью.
– Фарик, ты сейчас в состоянии говорить о делах?
– Конечно.
– Тогда смотри, что предлагают англичане.
– Жень, не хочу я Бриттена ставить, не люблю.
– Не хочешь – не надо. Но откажу я им под каким-нибудь другим предлогом, а то могут обидеться.
– Правильно. Ссориться с ними не будем. Что там еще?
Мы все подробно обсудили, а Мирон так и не прорезался.
– Дрыхнет, ясное дело. Ну пусть, у меня до вечера репетиции, так что, я думаю, встретимся за ужином. Знаешь, закажи столик в том еврейском ресторане, где мы недавно были, там дивно кормят, а наша оперная братия туда не ходит, сможем спокойно пообщаться втроем.
– Как скажете, босс!
Когда я вернулась в отель, портье сообщил мне, что меня ждут в баре. Почему-то я решила, что это Андрей. Но я ошиблась. За столиком сидела Вера. При виде меня она вскочила.
– Женя!
Устраивать сцену в баре респектабельного отеля я сочла недопустимым.
– Что вам еще от меня нужно? – ледяным тоном осведомилась я.
– Женя, я пришла сказать… точнее, извиниться за грубость и вообще… Я тогда вам наврала… Я много лет не виделась с Костей. Просто я никак не ожидала вас там встретить… от неожиданности разозлилась, ну и вот… Вы простите меня?
– К чему вам мое прощение?
– Ну… я осознала, что вела себя неправильно. Да, и вот еще. – Она вытащила из сумочки конверт. – Пожалуйста, возьмите!
– Что это?
– Деньги. Я отказываюсь от всех претензий на московскую квартиру.
– С чего это вдруг?
– Женя, у меня только одна просьба…
– О, я даже догадываюсь какая. Вам нужно, чтобы я уничтожила ту запись, да?
Она вспыхнула.
– Ну да… если можно…
– Боитесь потерять Антона?
– Очень, очень боюсь.
– А он же, как вы изволили выразиться, весьма посредственный исполнитель?
– Это я со злости… Женя, ради всего святого…
– Видите ли, я, конечно, могу стереть эту запись, но она есть еще у Кости, у Закирова…
– Ну… Они же не станут…
– Они, конечно, не станут. Но если вам еще вздумается чего-то от меня требовать…
– Никогда! Женя, я клянусь вам, никогда!
– Хорошо. Вот эта запись, я ее стираю!
– Спасибо, спасибо, Женя!
– Минутку! Мне нужна от вас расписка.
– Я уже написала, она в конверте.
Действительно, там лежала расписка и чек, уже второй за день.
Не могу сказать, что я торжествовала, нет.
Я чувствовала себя последней дурой. Значит, не было у нее ничего с Костей в последнее время, значит, нет у меня оснований в чем-то его подозревать… Идиотка, собственноручно разрушила свое счастье, свою любовь… Но прошло уже несколько месяцев, от Кости ни слуху ни духу, он наверняка утешился с другой… Он не из тех мужчин, что могут долго обходиться без женщин. Иными словами, мой удел – работа, которую я обожаю, и дружба. А что, дружба с такими людьми, как Фарик и Мирон, – огромный подарок в жизни. И, наверное, надо все-таки выйти замуж за Мирона. И ровно в эту минуту он позвонил.
– Женька, я проснулся. Ты где?
– Мирончик, я заказала нам столик в еврейском ресторане, заходи за мной через полчасика.
– А Узбек?
– Узбек подвалит туда.
– А как надо одеться?
– Как угодно.
– Совсем хорошо.
Когда мы поужинали, выпили вина, Мирон вдруг заявил:
– Родные мои! Я принял суперважное решение!
– Начало настораживает, – улыбнулся Фарик.
– Нет, на сей раз все более чем разумно.
Я, ребята, понял: все мои грандиозные идеи и планы – чушь, нет у меня для этого ресурсов, прежде всего интеллектуальных.
– Вот те раз! – ахнул Фархад.
– Не вышел из меня Дягилев… Ну и ладно, кому нужна его жалкая тень? Короче, я продал свой бизнес и все вложил в агентство «Звезды русской оперы». Московское агентство. В России с оперой сейчас обстоит плачевно, голосов до хрена, а они либо утекают на Запад, либо тихо спиваются.
И у меня уже есть клиенты, прежде всего Мунтяну, Боря Вейнберг, Танюшка Соловьева и еще три человека… Но одному мне не справиться. Узбек, отдай мне Женьку, вдвоем с ней мы такого наворочаем…
Фарик задумчиво посмотрел на старого друга.
– Вот что, брат, ты будешь и моим агентом тоже. Такой клиент сразу поднимет твой рейтинг, согласись? А Женя будет по-прежнему заниматься моими делами, а еще и делами других клиентов. Она справится, уверен на сто процентов. А то и впрямь для меня одного это слишком жирно, хоть и приятно с ней работать, чертовски приятно, но она нужна многим! Видел бы ты, как она сегодня подняла дух нашему Андрюхе…
– Стоп, мальчики! А меня спросить не надо? Дайте мне сказать, засранцы!
Они расхохотались. И выжидательно на меня уставились.
– Во-первых, я возвращаю вам долг! – Я достала из сумочки Верин чек.
– Какой еще долг? – хором закричали они.
Я объяснила.
– Вот что, Мироша, а давай-ка мы эти деньги вложим в твое агентство.
– Узбек, ты мозг!
– Так! А я, между прочим, еще не договорила…
– Засранцы? – спросили они хором.
– Мои любимые засранцы! Так вот, мне сегодня тоже вернули долг, и это очень хорошие деньги. Я тоже хочу сделать свой взнос и войти в долю. И не вздумайте спорить. Нам совершенно необходимы педагоги по иностранным языкам, сейчас певцов этому почти не учат. Итальянский, немецкий, французский! Можно найти какого-нибудь пенсионера-преподавателя, владеющего всеми тремя языками, платить ему достойные деньги, чтобы он был у нас в штате.
– Верно мыслишь, подруга! – кивнул Фархад. – Я даже знаю в Москве одну старую даму, которая великолепно владеет языками, всю жизнь преподавала на филфаке…
– Супер! – воскликнул Мирон. – Конечно, лучше пока одного взять… Экономнее.
– Мирон, а офис у тебя уже есть? – поинтересовалась я.
– Пока нет, подыскиваю. Хотелось бы в Центре… То есть я понимаю, что вы меня поддерживаете?
– Целиком и полностью!
– И бабками тоже, – со слезами на глазах проговорил Мирон. – Знаете, когда я вдруг понял, чем мне надо в жизни заниматься, мне стало так легко, а теперь вааще… Давайте-ка выпьем за нас, за наше трио!
Мы выпили, потом еще.
– Фарик, а как же ты без меня? – всхлипнула я.
– Почему это без тебя? – закричал Мирон. – Я же сказал, будешь совмещать, он будет, так сказать, вип-клиентом, и если все мы будем помнить, кто мы и откуда, и вести себя по-пацански, все у нас получится!
Я разревелась.
– Жень, ты чего? – перепугались мои пацаны.
– Я люблю вас, мальчики!
Они переглянулись.
– Она устала, – констатировал Фарик. – Вот что, Женька, ступай-ка в уборную, приведи себя в божеский вид, а то сидит тут, слезы льет…
– Да-да, ступай скорее, а то уже глаза красные, нос распух, страхолюдина такая, нам это не нравится, мы же эстеты, скажи, Узбек?
– Еще какие эстеты! – нежно улыбнулся Фарик.
Пришлось подчиниться. Я пробыла в дамской комнате минут двадцать, не меньше. Сначала никак не могла справиться со слезами, а потом со следами слез. И чего, дура, реву? Все же у меня хорошо! Просто великолепно, лучше и быть не может…
Когда я вернулась, лица у моих пацанов были какие-то смущенные.
– Женечка, ты прости, – начал Мирон, – я не знаю, почему он прислал это на мой адрес. На, посмотри… – И он протянул мне свой планшетник. Во весь экран была фотография Кости с Пафнутием на руках. Вид у обоих был понурый, особенно у Пафнутия. И текст: «Женечка, родная, за что ты с нами так? В чем мы виноваты? Пафнутий почти ничего не ест, нашел в шкафу твой шарфик, целыми днями лежит на нем. Мы пропадаем без тебя, Женька! Выходи за нас замуж! А не хочешь меня, забери хотя бы кота, а то, боюсь, помрет с тоски. Я, может, и не помру… Хотя нет, без вас обоих точно помру! Сжалься, Женька, мы же любим тебя!»
– Глянь, Узбек, опять ревет! Жень, я заказываю тебе билет в Москву!
– Что?
– Билет, говорю, заказываю, а то котяра и впрямь с тоски подохнет. Жалко, хороший зверь.
– Но полетишь не больше чем на неделю, ты мне тут нужна пока, – строго предупредил Фарик. – Ты там быстренько выйди за них замуж и возвращайся. Ну, все же хорошо, чего ты опять ревешь?
– Мирон, мы еще и на офисе сэкономим…
– Она от радости бредит? – покачал головой Мирон.
– И не думаю! Просто у нас уже есть офис. В моей квартире, она все равно нежилая, а я буду жить с ними и работать с вами…
– Супер! Вот, Женька, летишь завтра вечером Аэрофлотом, обратно ровно через неделю. Давай, отпиши своим женихам…
И я написала.
«Костя, Пафнутий, простите меня, дуру! Я люблю вас! Встречайте послезавтра в Шереметьеве. Ваша Женя».
– Узбек, как ты думаешь, этот псих припрет котяру в аэропорт?
– Зуб даю, припрет! – рассмеялся Фарик.
– А как по-твоему, Женька за кого замуж выходит, за Костю или же за кота?
– За кота! Костю она бы еще поманежила, а как увидала исхудавшего кота, так и поплыла.
– А вообще-то обещала выйти за меня, – рассмеялся Мирон. – Но я же всегда знал, что у Кости передо мной весомое преимущество. Не поспоришь.
– Зачем спорить? Просто примем Костю и Пафнутия в нашу компашку. Они вроде нормальные пацаны.
– Да, а куда деваться-то? И будет у нас уже не трио, а квинтет.
Зал прилетов аэропорта Шереметьево огласил громкий восторженный вопль: «Мяяяу!!!»