Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Дмитрий Емец Таня Гроттер и Исчезающий Этаж
Глава 1 Чемодан с привидениями
Что-то пролетело со свистом, кто-то завопил, где-то посыпались стекла. Обычное утро обычного дня в обычной школе для трудновоспитуемых волшебников Тибидохс, что находится на острове Буяне в море-океане.
Черные Шторы ехидно захихикали. Таня Гроттер оторвалась от толстенного справочника «Драконы: разведение, дрессировка, лечение» и подбежала к окну. На небольшой поляне перед Тибидохсом происходило нечто интересное. Два здоровенных циклопа, которым было поручено носить валуны для строительства, поссорились и теперь с увлечением выколачивали друг из друга пыль узловатыми дубинками. Одна из дубинок разлетелась, и ее обломок, описав в воздухе красивую дугу, свалился точно на нос богатырю Усыне, который, подложив под щеку носилки, мирно дремал в тени Лукоморского дуба.
Минутой позже Таня наблюдала, как Усыня, сцапав одного из циклопов за ноги, со свистом раскручивает его. Явившиеся на вопли другие богатыри-вышибалы Дубыня и Горыня, обнаружив, что нос у их братца распух и приобрел цвет свеклы, принялись хохотать. Они размахивали руками, подталкивали друг друга и в конце концов обрушили чудом уцелевший до сих пор участок стены. А тут еще Усыня отпустил ноги циклопа и тот, свечкой взмыв в поднебесье, врезался головой в Большую Башню. Посыпались кирпичи. Циклоп же, как ни в чем не бывало, поднялся и потрогал лоб.
– Просто сут снает сто такое! Опять сыска будет! – недовольно прошепелявил он.
Привлеченная шумом, на балкончик Большой Башни выскочила доцент кафедры нежитеведения Медузия Горгонова. За шиворот она держала пинающегося болотного хмыря. Она только что поймала его на столешнице у себя в кабинете, где он выцарапывал гвоздем всякие гадости.
Заметив осыпавшуюся стену, Медузия от возмущения разжала ладонь. Болотный хмырь, точно жаба, плюхнулся на пол и быстро улепетнул куда-то, ругаясь нехорошими словами и грозя Тибидохсу неприятностями.
Но доцент Горгонова уже забыла о нем. Ей надо было разобраться с распоясавшимися циклопами и братьями-богатырями. Щеки у Медузии запылали, а волосы зашипели как змеи. Впрочем, почему как? Только – тшш! – какой же женщине понравится, когда открывают ее маленькие тайны?
– Искрис фронтис! – крикнула Медузия.
Из ее магического кольца вылетела ослепительная боевая искра, и несколько большущих валунов сразу рассыпались в порошок. Громадные циклопы попадали на землю и безуспешно попытались спрятаться за травинками, покрытыми белой изморозью. Им было хорошо известно, что с разгневанной Медузией шутки плохи.
– Полниссимо-дебилиссимо! Что это такое? – крикнула доцент Горгонова. – Две недели работы и – никакого результата! Развалили даже то, что не тронули титаны! Вы понимаете, балбесы, что детям негде жить? Что крыша протекает? Что своды Тибидохса вот-вот рухнут?
Циклопы мелко задрожали, а богатыри-вышибалы виновато потупились.
– Мы чего? Мы ничего… Циклопы… ы-ы… сами первые начали, – забубнил Усыня, удрученно шмыгая своим свекольным носом.
– Сами? А ну марш работать, или останетесь без обеда! – нахмурилась Медузия и вскинула кольцо, полыхнувшее новой искрой. Искра, как это бывает у магов, придавала заклинанию необходимую силу: – Голодронус голодрыгус!
Таня слышала это заклинание впервые. «Интересно, для чего оно служит?» – задумалась она, но тотчас ощутила такой волчий голод, что едва не вцепилась зубами в Черные Шторы. В этот миг она могла съесть абсолютно все, даже позавчерашнюю овсяную кашу тети Нинели с образовавшейся на ней корочкой, которую Пипа называла пуленепробиваемой. Таня сообразила, что магия Медузии случайно зацепила и ее: ведь она тоже видела искру.
Циклопы и братья-богатыри разом зашевелились и поспешно принялись сгребать камни в кучу. Голод подгонял их.
– Никакого обеда, пока не закончите уборку! Ясно вам? Тунеядцы! – крикнула Медузия. Она круто повернулась и, как всегда стремительная, ушла с балкончика.
Жуя случайно оставшийся после завтрака бутерброд, Таня отодвинулась от окна и снова взяла в руки книгу. Не вечно же ей смотреть на циклопов? К тому же из здоровенной трещины в потолке за шиворот девочке давно стекала струйка воды.
«А ведь это из-за меня все мучаются!» – виновато подумала Таня.
После той истории, когда она неосторожно выпустила из подземелья титанов, а те, сражаясь с Чумой-дель-Торт, разнесли половину Тибидохса, здесь стало невозможно жить. Если разобраться, от всей огромной школы трудновоспитуемых волшебников остался только подвал, Зал Двух Стихий и Большая Башня с Главной Лестницей. Но и они порядком пострадали.
По коридорам бродили сквозняки, среди ночи начинали хлопать рамы, а в многочисленные трещины захлестывал дождь. Даже призракам, во множестве населявшим Тибидохс, и тем было неуютно. Лишившись своей любимой Башни Привидений, где они знали каждый закуток, призраки толпами шатались ночами по коридорам, стонали, гремели цепями и портили всем настроение.
К тому же время было далеко не летнее. Декабрь. А разве возможно как следует заниматься, когда в классе по практической магии обледенел весь пол? А на снятии сглаза все ученики вынуждены сидеть в шубах, а зубы все равно стучат так, что не выговоришь ни одного заклинания?
Таня встала, чтобы захлопнуть распахнувшуюся от сквозняка дверь. Закрывая ее, она случайно увидела, как по коридору на цыпочках прошмыгнул Поклеп Поклепыч – маленький кособокий человечек с крошечными глазками-буравчиками, бывший черный маг, перешедший в белые. К груди он прижимал здоровенную живую рыбину, колотившую его по носу хвостом. Таня догадалась, что суровый завуч Тибидохса бежит к пруду кормить русалку. Все удивлялись, что пруд с русалкой до сих пор не замерз, и говорили, что тут точно не обошлось без мощной магии. От постоянного переедания русалка жутко растолстела, и характер у нее сделался на редкость сварливым. Целыми днями она валялась в тине, уплетала рыбу и швыряла во влюбленного Поклепа водорослями и улитками.
И угораздило же обиженного купидончика подкараулить завуча и пустить в него стрелу! Академик Сарданапал уже несколько раз порывался снять с Поклепа заклятие, но безуспешно. Любовная магия самая тонкая и сложная из всех магий. Снять ее может лишь тот, кто наложил. Да вот только купидончик наотрез отказывался – все еще дулся на Поклепа, сломавшего его любимый лук.
– Ох уж эти русалки! Одно слово: нежить! Недавно пиявками его всего облепила – просто из озорства. Любишь, мол, так докажи. Так и ходил, бедолага, весь в пиявках. Одна прям даже на носу, – ворчала Ягге.
Прежде она не особенно жаловала Поклепа, а теперь порой даже принималась его жалеть. Ягге была старая волшебница, заправлявшая в магпункте. Кроме того, она приходилась еще и родной бабушкой Баб-Ягуну, хорошему приятелю Тани.
Таня сосредоточилась и, заставив ускользающие мысли вновь течь в одном направлении, засела за занятия. Ей пришлось это сделать, потому что справочник «Драконы: разведение, дрессировка, лечение» начал уже недовольно фыркать и пускать искры. Еще немного, и он подпалил бы одеяло на кровати. С драконами лучше не шутить, даже если это не сами драконы, а всего лишь книга о них.
С недавних пор, не без влияния своего друга Ваньки Валялкина, Таня твердо решила, что посвятит свою жизнь ветеринарной магии. Разве это не замечательно – лечить сфинксов, гарпий, русалок, кентавров, драконов, которых год от года становится в волшебном мире все меньше и меньше? И это в волшебном! В мире же лопухоидов эти диковинные полумагические существа почти совсем перестали встречаться. Недаром лопухоиды – обычные люди – почти уже перестали в них верить.
К тому же Таня надеялась, что умение ладить с драконами поможет ей показать хорошие результаты в любимой игре всех магов – в драконболе. Правила игры просты: две команды по десять игроков, два дракона и пять мячей: чихательный, пламягасительный, одурительный, перцовый и обездвиживающий. Воротами служит пасть неприятельского дракона. Не каждому по силам забросить туда мяч, особенно потому, что битва ведется в воздухе. К тому же дракон соперничающей команды вовсе не сидит на месте, послушно разинув рот. Ничего подобного! Напротив, он стремительно перемещается, изрыгает огонь и изо всех сил пытается проглотить замешкавшихся игроков. Поэтому нередко получается, что до окончания матча добрая половина нападающих томится в тесном драконьем желудке и надеется, что кто-нибудь забросит ему в пасть перцовый мяч, который заставит дракона их выплюнуть.
Именно поэтому Таня и мечтала теперь узнать все о драконах и поладить с ними. Вспыльчивые, стремительные, яростные, драконы никому не подчинялись и не терпели никакой дрессировки. Даже к игрокам своей команды они привыкали с огромным трудом и часто, перепутав, заглатывали их вместо игроков противника.
Таня вздохнула и перевернула страницу. До чего же тоскливо сидеть и зубрить один параграф за другим. Особенно тоскливо потому, что это не домашнее задание, а собственная блажь.
«ЗАГАДКА ОГНЕМЕТАНИЯ
Если ваш дракон перестал выдыхать огонь, это свидетельствует о его внутреннем затухании. В этом случае должна помочь настойка красного перца, горчицы и серы обыкновенной в сочетании 3:4:2, разбавленная нитроглицерином пополам со ртутью. Поить три раза в день по восемь ведер. Смесь взрывоопасна! Не взбалтывать и тщательно соблюдать пропорцию».
– По восемь ведер! – повторила Таня, прикидывая, каким образом вливать эти ведра в дракона, если он, к примеру, не захочет открыть пасть? Ноздри ему зажимать? Или, может, явиться с половником и: «Ути-пути! Открой ротик, малютка! Ложечку за мамочку, ложечку за папочку! И не вздумай толкать ведро, а то так рванет, что от мамочки шнурков не останется!»
Таня поморщилась. Вечно в этих справочниках понапишут, а потом ломай голову, разбирайся!
«Надо будет спросить завтра у Тарараха. Уж он-то точно знает, как пичкать драконов», – подумала она.
Бессмертный питекантроп Тарарах – преподаватель ветеринарной магии – был ее любимым учителем. Разве только на нежитеведение к Медузии Горгоновой она ходила с таким же удовольствием. Да это и не удивительно, так как предметы во многом пересекались. Среди магических и полумагических существ встречалось немало опасной нежити, которую, перед тем как лечить, требовалось еще и укротить. Именно этим – укрощением нежити и изучением ее привычек – Медузия и занималась.
Неожиданно кто-то сильно толкнул дверь, и ввалилась Гробыня Склепова, соседка Тани по комнате. Гробыня была девочкой из темных магов с очень специфическим чувством юмора. Это ее кровать в форме гигантского гроба занимала почти все пространство у окна. А вешалкой ей служил скелет по прозвищу Паж. Пару раз в месяц он оживал и начинал бродить по комнате, щелкая зубами. Однажды он даже сожрал Танины ботинки.
Одним словом, Гробыня Склепова была та еще особа. Худшей соседки по комнате не могло привидеться даже в кошмарном сне. Впрочем, Таня не жаловалась. Дочка дяди Германа Пипа, с которой она росла до того как попала в Тибидохс, была ничуть не лучше.
Покосившись на Таню, Гробыня, не разуваясь, плюхнулась на кровать.
– Привет, дурацкая сиротка! У меня для тебя прекрасная новость. От этой новости ты облысеешь, а на носу у тебя появится новая родинка, еще безобразнее той, которой ты лишилась по милости Той-Кого-Нет! – заявила она.
Таня оценивающе посмотрела на Гробыню, прикидывая, не запустить ли в нее боевой искрой. Ладно, пускай живет. Если Гробыня в чем-то и виновата, так только в том, что у нее дома был скользкий подоконник, а у детской кроватки, куда ее впервые положили, не оказалось дна.
– Ну и что за новость? – спросила она.
Гробыня сложила ладонь подзорной трубой и, нарочито затягивая паузу, с интересом стала разглядывать Таню в дырочку.
– Как, ты не знаешь? Ты в курсе, что тебя завтра отсюда выпирают? Только вообрази: возвращаешься к своему зелененькому дядечке-вурдалаку и его толстой жене, у которых ты жила на лоджии! Здравствуйте, вот и я, дайте мне дырку от бублика на обед и фантик от конфеты на сладкое!
– С какой это стати? Брось шутить, Склепова! – сказала Таня. Параллельно она припоминала, не натворила ли чего-нибудь в последнее время? Да нет, вроде все было нормально.
Гробыня фыркнула.
– Какие уж тут шуточки? Нас всех отсюда выпирают. Жаль, не тебя одну. Отправляют по домам, пока Тибидохс не отстроят заново. Заниматься тут все равно невозможно, вот Сарданапал и решил отослать всех учеников по домам. Наш декан, профессор Клопп, с ним согласился, так что мы, темные маги, тоже отчаливаем… Ту-ту, на тихом катере! Чао-какао, Тибидохс!
Гробыня встала и, распахнув шкаф, стала бросать на кровать вещи, явно определяя, что взять с собой, а что оставить.
– Не забыть мини-юбку из летучих мышей, перчатки с когтями и чулки на каблуках! Надо, чтобы у лопухоидов сразу глаза на лоб полезли, – бормотала она себе под нос.
«Это правда! Все правда!» – осознала вдруг Таня.
В глазах у нее потемнело. Справочник выскользнул из рук и раздраженно принялся летать по комнате, выдыхая языки пламени, точно заправский дракон. Таня этого даже не заметила. Неужели придется бросать такой родной, такой любимый Тибидохс и возвращаться к дяде Герману и тете Нинели, которые терпеть ее не могут, одевают в обноски и заставляют есть вермишель, такую скользкую, что она дохлым червяком висит на вилке, зато отлично прилепляется к кафелю в кухне?
Слезы сдавили Тане горло. Она не могла больше оставаться в комнате и выбежала в коридор. В общей гостиной она увидела Баб-Ягуна и Ваньку Валялкина, которые, отойдя к окну, о чем-то негромко совещались. Едва взглянув на их убитые лица, Таня догадалась, что им уже все известно. Так вот отчего сегодня они не заходили к ней целый день!
– Почему? Почему вы мне не сказали? А еще друзья называются! Разве честно, что я узнаю обо всем от Гробыни! – крикнула она и, заметив, что оба мальчишки разом повесили носы, бросилась вниз по лестнице.
– Погоди! Никто не понимает, почему Сарданапал так решил! Никто! Тут дело явно нечисто! – крикнул Ванька Валялкин, худенький вихрастый мальчуган в длинной желтой майке, которую когда-то подарил ему отец.
Лучший Танин друг, он единственный из всех учеников упорно отказывался переодеться в плащ и мантию Тибидохса. Мальчуган, две недели прятавший под кроватью гарпию и лечивший ей крыло. И это несмотря на то, что когти гарпии пропитаны смертельным ядом, а об их скверном характере ходят легенды.
Сейчас Ванька бросился было следом за Таней, но вскоре остановился и беспомощно сел на ступеньку.
Таня сама не помнила, как проскочила Зал Двух Стихий, свернула в широкий преподавательский коридор и оказалась у нового кабинета Сарданапала, куда он перебрался, когда рухнула Башня Привидений. Она толкнула дверь и, глотая слезы, вбежала туда.
Таня застала Сарданапала в минуту крайней занятости. Академик белой магии, лауреат премии Волшебных Подтяжек, глава легендарного Тибидохса Сарданапал Черноморов гонялся вокруг стола за своим золотым сфинксом. Голодные книги по черной магии, которыми он иногда пользовался для снятия заклятий, взволнованно подскакивали и бились о прутья большой клетки.
– Нет, ты видела этого нахала? Утащил у меня мясо. А мне книги кормить! – заметив Таню, пожаловался академик.
Роскошные усы Сарданапала гневно завивались в колечки, а длиннющая борода то становилась невидимой, но вновь появлялась.
Таня хотела что-то сказать, но не смогла. Она лишь всхлипнула и, повернувшись, попыталась выбежать из кабинета. Сарданапал поймал ее за руку.
– Что с тобой, девочка? Опять снилась Чума-дель-Торт? – с беспокойством спросил он.
Во всем Тибидохсе только двое – сама Таня и академик – не боялись называть грозную волшебницу, повелительницу хаоса, по имени. Остальные предпочитали употреблять неопределенное – Та-Кого-Нет.
– Это п-правда? Правда, что завтра надо будет в-возвращаться к лопухоидам? – заикаясь, выговорила Таня.
Усы Сарданапала удрученно повисли.
– Увы, – вздохнул он. – Увы! Видит Древнир, я старался, чтобы вы узнали об этом как можно позже, но другого выхода просто нет… На пару месяцев придется прервать занятия. Я знаю, что тебе не хочется к дяде Герману и тете Нинели, но хотя бы на время… Иначе просто невозможно.
– Но почему?
Академик беспомощно развел руками, словно пытаясь разом охватить многочисленные трещины на стенах и потолке.
– Сама видишь! Тибидохс, которым мы всегда так гордились, походит на решето. Позавчера рухнула еще одна угловая башня, а остальные держатся на честном слове. Магия уже не помогает. Да и какая тут магия? Не положишь же между каждым кирпичом по заклинанию? А отстроить Тибидохс за одну ночь было бы не по силам даже великому Древниру.
– А циклопы? А богатыри Усыня, Горыня и Дубыня? Они же работают! – недоверчиво спросила Таня.
Сарданапал презрительно поморщился.
– Как работают, ты видела? Эти гиганты удивительно бестолковы. Одну стену поставят – две обрушат. В Тибидохсе холодно, неуютно. Атланты уже не держат своды – что они могут держать, когда все обвалилось? – и от безделья шатаются по коридорам. Вчера кто-то из них случайно наступил на профессора Клоппа – замечательного ученого и великолепного мага. Вот только в темноте его лысина смахивает на гриб, так что ошибку атлантов в принципе можно понять. У бедняги три закрытых перелома. Конечно, Ягге срастит ему кости, но потребуется время. Вот я и решил, что стоит вас всех выселить хотя бы на время и устроить капитальный ремонт. Согнать сюда всю нежить, всех леших, всех великанов, пригласить со стороны побольше джиннов – и заставить всех строить. Тогда будет толк.
– Но зачем нам уезжать? Мы могли бы жить в Большой Башне! Она же крепкая, да и места всем хватит! – цепляясь за последнюю соломинку, предложила Таня.
Усы Сарданапала выпрямились и заметались, как автомобильные дворники.
– Нет, нет и еще раз нет, – непреклонно сказал он. – Здесь никто не останется. Да, Большая Башня крепкая, но… Видишь ли, есть еще одна причина, о которой ты представления не имеешь…
Академик опасливо оглянулся на сфинкса, чуть поклонился, поднес палец к губам и прошептал:
– Только учти: то, что я скажу, секрет! Никто не должен об этом знать! Клянешься сохранить тайну?
Таня пообещала. Сарданапал наклонился к самому ее уху и сказал негромко:
– Три дня назад мы с Медузией и Поклеп Поклепычем спустились в подвал и обнаружили, что фундамент дал трещины.
Таня пожала плечами. Она не увидела в этой новости ничего кошмарного или хотя бы интересного.
– Ну и что? – спросила она. – Трещин теперь везде полно! Вон угловая башня рухнула, и ничего, никто не испугался. Замазать их, да и все дела!
Сарданапал укоризненно посмотрел на нее.
– Ты не понимаешь. Трещины совсем близко от Жутких Ворот! И каждую секунду они могут пойти вглубь. Тогда из темницы вырвется хаос, вырвутся древние боги и не оставят от острова камня на камне! Это главная причина, по которой мы настаиваем, чтобы все ученики покинули Тибидохс. Здесь останемся только мы, преподаватели, и займемся ремонтом всерьез. Надеюсь, мы сумеем укрепить подвалы и создать прочную магическую преграду. Только помни: никому не слова!
– Договорились, – кивнула Таня.
Серьезность Сарданапала передалась и ей. Теперь она понимала, чем опасны трещины в фундаменте. Ведь Тибидохс не только школа для трудновоспитуемых юных волшебников с «белым» и «черным» отделениями. Тибидохс – это еще и крепость-тюрьма, в подвалах которой заточены древние духи, языческие боги и хаос.
После того как Шурасик, порабощенный Той-Кого-Нет, золотым мечом перерубил волос Древнира, тысячелетиями сохранявшийся баланс сил между добром и злом был нарушен. И хотя она, Таня Гроттер, сумела не позволить Чуме-дель-Торт открыть Жуткие Ворота и дать ей освободить хаос, такая угроза по-прежнему существовала. Силы зла бессмертны. Они там, в подвале – ревут и сотрясают Ворота. Теперь все время придется быть начеку.
– Можно я останусь? Я буду помогать. Ну пожалуйста! – попросила Таня.
Сарданапал покачал головой.
– Невозможно. Если останешься ты, захотят остаться и другие, а сама понимаешь, к чему это может привести… Мы и так идем на риск – отпускаем в мир к лопухоидам целую кучу недоученных волшебников! Кошмар! Поклеп Поклепыч уже сейчас в ужасе от того, что вы там натворите.
Тане стало стыдно, что она не смогла сдержаться и ворвалась в кабинет к академику. Теперь, когда она узнала правду, ей стало ясно, что решение Сарданапала было единственно верным и отменить его не удастся.
– Кстати, Танюш, у меня к тебе одно поручение… – продолжал академик. – Не в службу, а в дружбу. Тебе придется кое-что захватить с собой в мир к лопухоидам. Медузия подумала и… э-э… я решил, что во время ремонта многое может пострадать или потеряться. Будет лучше, если мы отдадим их тому, кому доверяем.
– Что взять с собой? – заинтересовалась Таня.
Сарданапал наморщил лоб. Его усы запрыгали с таким оживлением и вдохновением, точно дирижировали симфонией.
– Во-первых, ты возьмешь с собой Черные Шторы… – сказал он.
Таня едва не застонала. Только Черных Штор ей не хватало! Можно подумать, что они здесь, в Тибидохсе, попортили ей мало крови.
– Ой, только не это! Зачем они мне нужны? Они же будут ночью летать и подглядывать сны. Или напугают кого-нибудь до полусмерти, – возразила она.
– Вот именно поэтому за ними кто-то и должен следить, – парировал Сарданапал.
Таня кивнула. Она знала, что спорить с главой белого отделения Тибидохса бесполезно. Особенно когда Медузия за него подумала, а он решил…
– А еще тебе нужно будет захватить с собой вот это! – Сарданапал щелкнул пальцами, и из-под его стола выполз здоровенный кожаный чемодан.
Чемодан взлетел и на огромной скорости помчался к Тане. Девочка в испуге заслонилась ладонями, уверенная, что ее сейчас сшибет с ног. Но чемодан оказался легким. Похоже было, что он вообще пустой.
– А что там внутри? – спросила Таня, потянувшись к поблескивающим замкам.
– СТОП! А вот открывать его не надо! – быстро сказал академик.
– Почему?
– Видишь ли… – Сарданапал замялся, оценивающе покосившись на Таню. – Ну да ты все равно узнаешь. Там привидения.
– Привидения?.. – уныло переспросила Таня.
Рядом с привидениями Черные Шторы, которые ей подсунули вначале, сразу стали казаться пустяком.
– А какие там привидения? Надеюсь, не Безглазый Ужас?
– Что ты, что ты! – заулыбался академик. – Ужас мы отдадим кому-нибудь из старшеклассников. В этом чемодане всего лишь поручик Ржевский и Недолеченная Дама… Забери их с собой, а то нам они только мешают. Разумеется, ты должна быть очень осторожна: лопухоиды ни за что не должны узнать, что у тебя в чемодане. Они очень неправильно относятся к привидениям. Некоторые, говорят, даже хлопаются в обмороки.
Таня убито уселась на чемодан. Вот так нагрузочка – совершенно в духе академика Черноморова. Ржевский опять будет отмачивать свои идиотские шуточки и щеголять двенадцатью ножами в спине, а Недолеченная Дама с утра и до вечера стонать и жаловаться на болячки.
– Поверь, волноваться тебе не о чем! – бодро продолжал академик, с каждой секундой все сильнее воодушевляясь. – Видишь на ручке сургучную печать? На сургуче оттиск моего кольца. Привидения боятся его до жути. Недаром кольцо когда-то принадлежало повелителю духов! Но даже если бы сургуча и не было, они все равно бы не вылетели.
– Почему? Разве привидения не проходят сквозь каменную кладку, не просачиваются сквозь стены? А тут всего лишь чемодан, – недоверчиво сказала Таня.
– Это особенный чемодан. Видишь ли, он сделан из кожи Минотавра, грозного полубыка, которого когда-то победил Тесей. Привидениям сквозь нее не пройти… Вот смотри!
Сарданапал поднял чемодан и энергично встряхнул его. Из чемодана, правда, никто не вывалился, зато заточенные в нем привидения оживились.
– Ура! Да здравствуют качельки! Еще хочу! – с хохотом закричал поручик Ржевский, а Недолеченная Дама застонала, что умирает, и потребовала, чтобы ей немедленно вызвали доктора.
– Я не могу больше находиться в обществе этого хама! Он не меняет носки и все время рассказывает одни и те же анекдоты! Он курит вонючие папиросы! Он наступает мне на шляпу с розочками! – пожаловалась она.
– Она все врет! – возмущенно закричал поручик. – Это меня от нее надо спасать! Она целый день пьет йод и перечисляет свои болячки! А эта ее шляпка с розочкой! Еще бы кактус нацепила! В гробу я ее видел в белых тапочках!
Таня с академиком понимающе переглянулись. Недолеченная Дама опять запричитала, грозя, что сейчас прибьет этого мужлана зонтиком.
– Не голоси! Чего же ты хочешь? – спросил у нее Сарданапал.
– Поставьте мне градусник! Дайте мне микстуры! Выпейте со мной рюмку зеленки на брудершафт! Или всех поубиваю! Подсыплю в чай крысиной отравы! Буду швыряться моим аппендиксом! – пригрозила Недолеченная Дама.
Академик Черноморов улыбнулся и покрутил у виска пальцем. Похоже, угрозы призрака его позабавили.
– Это они и у дяди Германа будут бесплатные концерты закатывать? К нам же весь дом сбежится! – поинтересовалась Таня.
– А печать на что? Вот смотри! Берешь ее вот так и слегка проворачиваешь… Именно слегка, чтобы не оборвать проволочку! – Сарданапал сжал двумя пальцами сургуч, слегка повернул его, и голоса привидений разом смолкли, словно им выключили звук.
– Вот и все дела! Это я называю «ставить на место» и «подкручивать гайки». Пока печать цела и чемодан закрыт, с призраками у тебя не будет никаких хлопот. Порой ты можешь даже позволять им проветриться, чтобы они не зачахли от тоски. Большого вреда я в этом не вижу, – сказал академик.
Неожиданно его золотой сфинкс насторожил уши и негромко зарычал. В коридоре послышались торопливые шаги, и в кабинет, спотыкаясь, вбежала Зубодериха. Она была маленькая, кругленькая, молодая, с челкой на глазах, как у пони. У белых магов она преподавала снятие сглаза, а у темных – его наложение. Обожала читать заумные стихи и нюхать цветочки. Правда, это не мешало ей в учебных целях насылать на учеников сильные порчи, так что они иногда по полчаса с резью в животе катались по полу, пытаясь вспомнить отменяющее заклинание.
– Это было ваше домашнее задание! В следующий раз будете ответственнее относиться к урокам! – говорила в таких случаях Зубодериха, задумчиво крутя в пальцах василек или ромашку.
Теперь же преподавательница по снятию сглаза вела себя так, будто была вне себя от ужаса.
– Академик! – крикнула она, задыхаясь. – Скорее!.. Исчезающий Этаж… он опять появился… Я только что поднималась по лестнице и видела, как туда скользнула чья-то тень, а потом… Это просто кошмар! Я едва жива!
Таня была поражена. До этого она могла поклясться, что преподавательницу по снятию сглаза совсем не просто напугать. Однажды во время урока Безглазый Ужас – самый жуткий призрак во всем Тибидохсе – подкрался к ней и с жутким воплем кинулся на нее сзади. Скорее всего Ужас рассчитывал, что она завизжит и опозорится перед всем классом, да только не на ту напал. Слегка обернувшись, Зубодериха защитным заклинанием впечатала его в стену и как ни в чем не бывало продолжала объяснять тему. После этого случая ребята дали ей прозвище Великая Зуби, о котором она сама знала и которым гордилась.
Однако теперь Великую Зуби сложно было узнать. Неужели это она, едва живая от страха, висла у Сарданапала на рукаве?
– Академик, сделайте же что-нибудь! Умоляю! – восклицала она, то и дело испуганно оглядываясь. – Почему вы молчите? Вы же знаете, что раз Этаж появился, то… Надо немедленно что-то делать! По лестнице ведь может кто-то пойти, и тогда… Правда, я встретила Поклепа, но если он не успеет…
– Тихо, Зуби! Потом поговорим! Мы не одни! – резко одернул ее Сарданапал, кивнув на Таню.
Спохватившись, Зубодериха зажала себе рот ладонью.
– Тебе пора идти!.. – академик повернулся к Тане. – Передай, что завтра после обеда все должны быть в Зале Двух Стихий. Абсолютно все! Да, и чемодан захвати!
С любопытством покосившись на Зубодериху, Таня попрощалась и вышла. На секунду у нее мелькнула мысль слегка подзадержаться у дверей, но следом за ней из кабинета выскользнул золотой сфинкс и встал на страже. Академик Сарданапал умел охранять свои секреты.
– Не очень-то и хотелось! – хмыкнула Таня и пошла к себе. – Два месяца… Два месяца с дядей Германом, Пипой и тетей Нинелью, когда здесь начинается самое интересное! Взвыть можно! Уж лучше Чума-дель-Торт, чем дядя Герман! – ворчала она, пиная перед собой чемодан с привидениями.
Она уже подходила к Главной Лестнице, когда навстречу ей выскочил Поклеп Поклепыч. Теперь завуч был без рыбины, зато до глаз заляпан тиной. Похоже, его свидание опять завершилось неудачно.
Заметив Таню, завуч решительно преградил ей дорогу. Его маленькие бесцветные глазки, собранные над переносицей в кучку, впились девочке в лоб. Как бывало и прежде, Тане почудилось, что внутри у нее все замерзает. Так действовал этот страшный властный взгляд.
– Ты куда идешь? – рявкнул Поклеп. – А ну назад! По Главной Лестнице нельзя ходить!
– Почему нельзя? Всегда же было можно! – удивилась Таня.
– Не твое дело почему нельзя! С этой минуты я закрываю эту Лестницу! Навсегда! – крикнул Поклеп Поклепыч и, отвернувшись, торопливо стал накладывать защитные заклинания.
Красные искры слетали с его кольца вперемежку с зелеными. Когда нужно было поставить защиту, завуч Тибидохса всегда охотно прибегал к черной магии.
А по коридору к ним уже топали циклопы. Мгновение – и они уже замерли по обеим сторонам от входа.
– Стоять здесь и никого не пускать! – велел им Поклеп. – А ты, Гроттер, иди! Здесь нельзя стоять!
«Наверняка это тоже связано с Исчезающим Этажом… Ну разве это честно, что от нас все скрывают?» – с грустью подумала Таня.
Глава 2 Купидончик в шкафу
Во всей Москве не было семейства зануднее, склочнее и невыносимее, чем семейство Дурневых. Состояло оно из дяди Германа, тети Нинели и их дочки Пипы (сокращенно от Пенелопы). Даже не верилось, что Дурневы состояли в родстве с Гроттерами. Правда, родство это было дальним: дядя Герман приходился троюродным племянником бабушки Леопольда Гроттера, отца Тани.
Других родственников среди лопухоидов у Гроттеров не было. Именно по этой причине, когда Танины родители погибли в схватке с Чумой-дель-Торт, Сарданапал и Медузия подкинули годовалую девочку дяде Герману, положив ее ему на порог в футляре от контрабаса.
С этим футляром из драконьей кожи Таня и стояла теперь у дверей квартиры Дурневых. Только сейчас в футляре у нее лежал летающий контрабас, а в левой руке она держала сверток с Черными Шторами, перевязанный особым, обуздывающим магию шнурком. Пока шнурок был цел, Шторы были не в состоянии выкинуть ни один из своих фокусов.
Рядом с Таниной ногой стоял чемодан, в котором вполголоса переругивались привидения. Дама донимала поручика рассказами о своих болячках, которых было у нее больше, чем значилось в медицинской энциклопедии. Во всяком случае, за те долгие часы, что Таня летела над океаном, сжимая коленями лакированные бока контрабаса, Дама успела перечислить только те свои недуги, которые начинались на букву «а».
Тане это чем-то напомнило дядю Германа с его чудовищной мнительностью. Стоило Дурневу случайно чихнуть, как он немедленно ехал консультироваться к своему доктору. Если же к чиху добавлялся еще и насморк, дядя Герман ложился на кровать, скрещивал на груди ручки и принимался многословно прощаться с тетей Нинелью и Пипой.
«Два месяца! Я должна прожить тут целых два месяца!» – повторяла Таня, с тоской глядя на дверь и не решаясь нажать на кнопку звонка.
– Тише! Я сейчас буду звонить! – сказала она разошедшимся призракам.
– Ухти-пухти, как страшно! Я уже в обмороке! – хохоча, завопил поручик Ржевский.
– Как, ты сказала, зовут твоих родственников? Дядя Пульман и тетя Фланель? Я покажу им мои гланды и расскажу про печеночные колики!.. Уверена, это будет для них поучительно! – с воодушевлением сказала Недолеченная Дама.
– О да! О да! Куда уж интереснее! – передразнил поручик. – У меня просто голова от интереса отваливается! Ой, держите ее!.. Чмяк!
Недолеченная Дама громко взвизгнула.
– А вы, армейский остряк, приставьте свою голову на место! Нашли, где головами разбрасываться!.. Брр, мерзость какая! Она так противно моргает у меня на коленях! – сердито крикнула она.
Поручик снова разразился идиотским смехом.
– Я вас предупреждала! Или сидите тихо, или… Короче, сами напросились! – Таня поправила на чемодане сургучную печать, и оба привидения мигом притихли.
Набравшись храбрости, Таня нажала на кнопку звонка.
«Интересно, как Дурневы отнесутся к моему возвращению? Скорее всего, не очень обрадуются!» – подумала она.
Дребезг звонка еще не смолк, а в квартире уже залаяла такса. Таксу звали Полтора Километра. Толстая и склочная, она была достойным членом семейства Дурневых. Ее любимым занятием было хватать гостей за пятки. Если же ее прогоняли в коридор, то Полтора Километра от злости пускала слюну в стоящие там ботинки.
Еще через полминуты в глубине квартиры распахнулась дверь, и по линолеуму гулко забухали толстые пятки. Таня поежилась. Тетя Нинель! Ее шаги можно было узнать из тысячи.
– Почему ты лаешь, мой крысеночек? Иди к мамуле на ручки! – засюсюкала тетя Нинель.
Ее толстые пятки перестали, наконец, шлепать, и Таня поняла, что ее пристально разглядывают в глазок.
– О, нет! – дурным голосом взвыла тетя Нинель. – О, нет! Герман! Герман! Это твоя племянница! Недаром меня сегодня всю ночь душил какой-то скелет!
Послышались еще чьи-то шаги. На этот раз они были негромкие и звучали примерно так: «цук-цук-цук». Дядя Герман был втрое легче своей супруги. Тощий, с зеленым лицом, он сильно смахивал на вурдалака. И даже, кажется, был в родстве с графом Дракулой. Но не по Таниной линии, а по какой-то совсем другой. Так, во всяком случае, утверждала Ягге.
Вот только, в отличие от своего клыкастого родственника, дядя Герман не был магом. И вообще не верил в волшебство. Вот бы он удивился, если бы узнал, что эти несколько месяцев Таня жила не на вокзале, а училась в настоящей школе для магов.
– Да, это она! Я же говорил: ударят морозы, и она притащится как миленькая! – услышала Таня ехидный голос дяди Германа. – Пипа, Пипа, иди сюда! Посмотри и ты тоже!
Догадавшись, что у глазка сейчас появится злорадствующая Пипа, Таня в профилактических целях высунула язык. Ей было хорошо известно, что дурневская дочка терпеть ее не может. Все раннее детство Тани было отравлено общением с Пипой. Сколько раз она обижала Таню, запирала на лоджии, ябедничала, устраивала пакости! За то время, что Таня была в школе магии Тибидохс, Пипа едва ли могла измениться к лучшему.
– Танька Гроттер! О нет! Только ее тут не хватало! Я так надеялась, что с ней что-нибудь случилось! Что ей кирпич на голову упал или ее в тюрьму посадили! – завопила Пипа, отрываясь от глазка.
– Пипочка, что ты говоришь? Так нельзя говорить. Мы должны жалеть бедную сироту. Она же не виновата, что у нее были никчемные родители и она сама точно такая же никчемная, – елейным голоском сказала тетя Нинель.
– Не-ет! Мам, пап, не открывайте! Давайте забаррикадируемся и не впустим ее! Пусть катится откуда пришла! – завизжала Пипа, повисая у своей мамаши на ноге.
– Успокойся, Пипочка! Нельзя ее не впускать. Об этом узнают журналисты и испортят твоему папе карьеру. Лучше потом мы потихоньку сплавим ее в интернат строгого режима для детей с уголовными наклонностями, – зашептала тетя Нинель.
– Почему потом, а не прямо сейчас? – закричала Пипа. – Если вы ее впустите, я уйду из дома! Это из-за нее я хожу лысая! И чаем меня тоже она ошпарила!.. Дайте ей коврик, и пусть ночует на лестнице! Ясно вам?
Однако тетя Нинель и дядя Герман решили иначе. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и Таня оказалась лицом к лицу с Дурневыми. Впереди всех неприступным бастионом возвышалась тетя Нинель, похожая на бегемота в домашнем халате и мягких тапочках. В руках у нее клокотала такса. Чуть сбоку стоял дядя Герман, а из-за спины у него выглядывала Пипа.
Волосы, которых Пипа лишилась, попытавшись залить клеем волшебную книгу, успели слегка отрасти и теперь торчали коротким колючим ежиком. Зато прыщей у Пипы стало вчетверо больше. И еще Пипа была в пижаме. «Значит, у лопухоидов теперь ночь! Ой, я же сама видела, что ночь! Как же я сразу не сообразила? Перебудила их!» – спохватилась Таня.
Однако в данном случае это обстоятельство сыграло ей на руку.
– Ты знаешь, сколько времени? Почти три часа! – раздраженно сказала тетя Нинель. – Сегодня уже поздно, я завтра с тобой поговорю!
Дядя Герман пока молчал, однако его маленькие глазки злобно сверлили незнакомый кожаный чемодан и сверток с Черными Шторами. Таня догадалась, что сейчас Дурнев непременно поинтересуется, что это такое и где она взяла эти вещи.
– Дядя Герман, а как поживают ваши кролики? – спросила она, надеясь смягчить его. – Уже спят?
Ее вопрос – самый, казалось бы, невинный – заставил всех Дурневых посинеть от злости. Они терпеть не могли вспоминать об этом эпизоде в их жизни. О том, как дядя Герман, пытаясь дать Тане затрещину, попал рукой по магическому контрабасу. А волшебные инструменты не любят, когда с ними так обращаются. В результате дядя Герман возомнил себя кроликом Сюсюкалкой, завел в квартире целых сто ушастых собратьев и даже дал интервью по телевизору, заявив, что отказывается от политической карьеры, потому что обожает животных…
– Чтоб я больше не слышала о кроликах! Мы их отдали в зоопарк! Ясно тебе? Хищников тоже надо кормить, – злорадно произнесла тетя Нинель.
– Между прочим, папулю снова избрали депутатом! Избиратели почти единогласно проголосовали за него после того интервью… Папуля теперь жутко популярен! У него даже автографы берут! – добавила Пипа.
– Но ведь дядя Герман… Он и правда их любил! Он же сам был кроликом Сюсю… – удивилась Таня.
Дядя Герман затопал ногами. Так как он был очень тощий, то, чтобы топать громче, ему приходилось высоко подпрыгивать.
– НЕТ! Молчать! Никем я не был! Я Герман Дурнев – депутат! Глава самой доброй фракции и председатель самого гуманного комитета! Ясно тебе? – брызжа слюной, взревел он.
Он так позеленел, что Таня испугалась, что он ее ударит, и на всякий случай отодвинулась.
– Ясно, ясно. Вообще-то я уже иду спать… – сказала она, грустно подумав, что как кролик дядя Герман был куда симпатичнее.
Хоть дядя Герман едва ее не придушил, зато воспоминание о «морковно-капустном» периоде его жизни заставило самого доброго депутата забыть про подозрительный чемодан. Он сжал руками виски и, раскачиваясь как маятник, ушел в спальню. За ним, семеня короткими ножками, убежала Пипа. С Таней осталась только тетя Нинель.
– Сейчас зима, на лоджии холодно, поэтому ляжешь в большой комнате! И попробуй только шастать ночью по квартире – шкуру спущу! Свет не включать! Телевизор не трогать! – сказала она, глядя куда-то в стену над Таниной головой.
Тетя Нинель закрыла входную дверь на все замки, задвинула цепочку и удалилась вслед за дядей Германом.
«Добро пожаловать! Вот я и дома!» – грустно подумала Таня.
Забравшись на диван, она обхватила руками колени. Ей вспомнилось прощание с Баб-Ягуном и Ванькой Валялкиным. Расставаясь, они обменялись адресами. Будут ли они писать? Всего шесть часов назад она вылетела из Тибидохса, но уже теперь одиночество глодало ее как червь. Ей ужасно нужен был кто-то близкий и любящий, кому можно обо всем рассказать.
Она задвинула чемодан с привидениями под диван, положила сверток с Черными Шторами на кресло и легла, прижав к себе контрабас.
– Только ты у меня остался! Даже не знаю, сможем ли мы здесь с тобой летать? – всхлипывая, сказала она контрабасу.
Струны контрабаса печально загудели.
* * *
Потянулись тоскливейшие дни. Дурневы словно сговорились отравить Тане жизнь, сделать ее как можно невыносимее.
Пипа шпионила за ней целыми днями и чуть что мчалась ябедничать. Тетя Нинель донимала бесконечными придирками, а дядя Герман вообще ее не замечал, словно вместо Тани было пустое место. Он даже по имени к ней почти не обращался, а когда однажды в кухне Таня случайно села на его стул, дядя Герман брезгливо потребовал: «Уберите это отсюда! Это здесь не сидело!»
Зато когда к ним приходили журналисты, дядя Герман неузнаваемо преображался. Он заставлял Таню сесть рядом с собой, обнимал ее за плечи и говорил:
– Я ужасно рад, что она нашлась! Она мне как родная! Хотя, знаете, с этой девчонкой столько проблем. Мы с женой взяли ее из трудной семьи…
– Почти что с помойки! – немедленно влезала Пипа.
– Дочка! Это невежливо! – фальшиво ужасалась тетя Нинель, но тотчас начинала громко шептать: – Хотя, говоря по секрету, так оно и было… Каких трудов нам стоило ее отмыть и элементарно научить пользоваться ножом и вилкой!
Таня терпеливо сносила все это, хотя была чистоплотнее Пипы в сто раз, а уж вилкой пользовалась явно лучше самой тети Нинели, которая чистила ею ногти. Просто Дурневы обожали говорить гадости про Леопольда Гроттера и его жену Софью.
До десяти лет Таня не знала, что ее родители погибли. Она думала, что ее папа сидит в тюрьме, а мама попрошайничает на вокзале. Так ей, во всяком случае, врали Дурневы. Лишь в Тибидохсе она узнала правду, что Леопольд и Софья Гроттеры были величайшими магами и погибли, защищая ее, когда Тане не исполнилось еще и года.
В школе же – в ее старой лопухоидной школе – все было вообще кошмарно. Таня и не предполагала, что успела так от нее отвыкнуть. Все предметы казались ей ужасно бестолковыми. Не было ни летающих журналов, ни закопченных котлов, ни преподавателей, спускавшихся с потолка на гамаке, как профессор Клопп. Никто не лечил на уроках грифонов, как Тарарах, и не накладывал сглаза, как Зубодериха, чтобы веселее было учить заклинания. Все было скучно и обычно. А самое скверное, что не было магического пилотажа – любимого предмета Тани.
Одноклассники, науськанные Пипой, смотрели на Таню подозрительно и все допытывались, куда подевалась ее родинка с кончика носа. Она что, пластическую операцию сделала? Откуда им было знать, что то, что они принимали за некрасивую родинку, на самом деле было талисманом Четырех Стихий, исчезнувшим во время схватки Тани с Чумой-дель-Торт?
Зато Генка Бульонов – бестолковый увалень, когда-то случайно подглядевший, как Таня летает на контрабасе, – ходил за ней по пятам и приставал с дурацкими расспросами. Вскоре Тане это надоело, и она всерьез стала подумывать, не наложить ли на него, чтобы он отстал, какую-нибудь небольшую порчу.
Вернувшись в пятницу из школы, Таня обнаружила, что тетя Нинель стоит у кресла и держит в руках сверток с Черными Шторами.
«Вот дырявая голова! И почему я их не спрятала?» – спохватилась девочка.
Крича «Не открывайте его! Не надо!», Таня бросилась к свертку, но тетя Нинель уже щелкнула ножницами. Перерезанный магический шнурок скользнул на пол и, превратившись в юркую змейку, быстро уполз за батарею.
– Какие тяжелые кисти! А знаешь, ничего! Старомодные, но стиль есть!.. Где ты их взяла? – подозрительно спросила Дурнева, разглядывая шторы на свет.
– Мне их дали…
– Ах да, знаю… тот самый чокнутый старичок! – презрительно воскликнула тетя Нинель.
Зная, что Дурневы все равно ей не поверят, Таня ничего не рассказала им про Тибидохс. Они же отчего-то решили, что девочка прожила целый месяц у какого-то старичка и его жены, адрес которых отказывается говорить. И этот-то задвинутый старичок якобы и подарил Тане шторы и чемодан.
– Знаешь, что я решила? Я повешу их у себя в спальне! Это будет стильно! – заявила тетя Нинель. – Только вначале их нужно сдать в химчистку! На них грязи три килограмма!
– Их нельзя в химчистку! Ни в коем случае! – испугалась Таня, заметив, что края штор гневно затрепетали.
Как всякий уважающий себя волшебный предмет, шторы ужасно гордились, что их не стирали со времен Древнира.
– Можно – нельзя… У тебя спросить забыла! Марш делать уроки! – фыркнула тетя Нинель и ушла, перекинув Черные Шторы через плечо.
Разумеется, она не могла заметить того, что отлично было видно стоявшей позади Тане. А именно, что Черные Шторы мстительно изобразили скрещенные кости и череп. Причем череп неуловимо смахивал почему-то на лицо тети Нинели.
Таня вздохнула, сообразив, что тетю Нинель ей не переубедить. Она толстокожая как бегемот и упрямая как целое стадо ослов.
– Ну и ладно! Я предупреждала. Зато теперь она не будет жаловаться на бессонницу! – пробурчала Таня и заглянула под диван, проверяя, цел ли чемодан с привидениями.
Чемодан был на месте, и Таня успокоилась. Значит, Пипа сюда еще не добралась, хотя и шастала все время где-нибудь поблизости.
* * *
Той ночью Таня долго не могла заснуть. Она лежала на диване, смотрела в белеющий над головой потолок со здоровенной хрустальной люстрой, похожей на осиное гнездо, и думала о Тибидохсе.
За окном выла вьюга. Она подхватывала сухой колючий снег, кружила его и бросала в окно. Тане постоянно казалось, что кто-то барабанит в стекло, поэтому, когда в форточку на самом деле постучали, она не сразу обратила на это внимание.
Только когда стук стал совсем уж громким, Таня повернулась и… едва не закричала от восторга! Невероятно! Снаружи висел купидончик в красных подтяжках, продрогший до невозможности.
Купидоны, или амуры, были почтальонами волшебного мира. Целыми днями с сумками через плечо они носились от одного мага к другому и раздавали им письма, посылки и телеграммы.
Таня распахнула форточку. Купидончик влетел в комнату и, сердито попискивая, принялся вытряхивать снег из колчана со стрелами. Потом он точно так же стал трясти свою почтальонскую сумку, и из нее выпало два конверта, слегка размокших от снега. Одно письмо было от Баб-Ягуна, другое от Ваньки Валялкина.
– Ура! Почта! – обрадовалась Таня, прижимая письма к груди.
Так и не решив, какое из двух читать первым, она с закрытыми глазами перетасовала конверты и открыла тот, что оказался сверху. В нем было послание от Ваньки Валялкина.
«Привет! – писал Ванька. – У меня вроде все нормально. К родителям я не пошел, ты же знаешь, какие они у меня. Пьют просто жутко. Но если бы я к ним заявился, стали бы за ремень хвататься – это ясное дело.
Живу я теперь у бабушки, скучаю по Тибидохсу… Помнишь, как здорово было лечить жар-птиц и единорогов? А вот с гарпиями лучше не связываться: они кошмарно пахнут и когти у них острые.
Тут недавно в школе один парень, старше меня, ему уже тринадцать, стал задираться, влез в мой рюкзак и выпил настойку для русалок. Рыбья чешуя ему страшно не идет, ведь она у него и на ладонях, и на щеках, и на шее, а я не знаю, как сделать, чтобы она пропала. Написал Тарараху, но он пока не ответил. Даже не знаю, ответит ли, потому что с грамотой у питекантропов не ахти. Но ведь Тарарах и попросить кого-нибудь может, если захочет… Того же Клоппа, или Ягге, или Зубодериху. С другой стороны, этому парню так и надо, потому что он мне просто житья не давал. Вот такие вот дела! И ты мне тоже пиши, не пропадай.
Я часто о тебе вспоминаю. Ведь ты же знаешь, что я… (дальше несколько слов были много-много раз зачеркнуты). Короче, пока! Пиши!
Кстати, совсем забыл тебе сказать. Недавно я видел огромную птицу. Ну ужасно похожа на Мертвого Грифа! Правда, я так и не понял, он это или не он. Если он, непонятно, что он делает в мире у лопухоидов? Ну все, еще раз пока, на всякий случай будь поосторожнее.
Твой друг Ванька».
Внимательно рассмотрев на свет зачеркнутые слова, Таня засмеялась и вскрыла конверт от Баб-Ягуна. Если Ванька написал свое письмо на обычном листе, криво вырванном из школьной тетради, то Баб-Ягун использовал большой кусок бересты. На обратной стороне бересты был рецепт его бабки Ягге, в котором она прописывала кому-то крокодильи слезы и молодильные яблоки.
Письмо Баб-Ягуна было совершенно в его духе, то есть без «здрасьте», без «до свидания», даже без знаков препинания. Сплошной поток сознания: что вижу, то и пишу.
Зато пришло оно не откуда-нибудь, а из самого Тибидохса. Баб-Ягун был единственным учеником, которому позволили остаться в школе на время ремонта. Сарданапал просто не мог никуда его отдать, потому что у Баб-Ягуна не было родственников в мире у лопухоидов. Вообще никого не было, кроме Ягге.
«Я тут недавно пылесос разобрал поставил новую насадку на трубу теперь он у меня не будет чихать при взлете Правда бабушка говорит всякий раз как я чиню пылесос она мне потом кости сращивает потому что нечего внутрь лезть если руки растут как у меня а как они у меня растут нормально как у всех Интересно а ты когда-нибудь разбирала свой контрабас хотя там наверное ничего внутри нет стоящего Таня ты отлично играешь в драконбол мы все время с бабусей тебя вспоминаем как ты здорово забросила тогда пламягасительный мяч в пасть дракону оборотней мы тогда все просто обалдели кое-кто вообще чуть со скамейки не грохнулся Жаль только матч не был закончен потому что драконы подрались а этот свинья Шурасик перерубил волос Древнира и заварил всю эту кашу ну да ладно авось еще поиграем Недавно я был в ангарах у драконов Гоярын теперь в спячке а у Ртутного рана от копья уже заросла хотя Тарарах каждый день к нему приходит как и раньше
Тут чего-то странное в Тибидохсе творится мне ничего не говорят да только Поклеп как ты помнишь перекрыл Главную Лестницу и они все чего-то боятся понаставили всюду кучу заклинаний Просто невозможно стало ходить каждую секунду чего-то срабатывает А еще тут сейчас такая стройка идет что ого-го домовых отовсюду собралось и леших и великанов и нежити всякой ну прям не поверишь сколько Строят днем и ночью Усыня с Горыней только успевают им камни подносить а Дубыня не носит потому что ему подвесной мост на голову упал Он хотел выяснить как мост работает и сунулся макушкой Бабуся говорит другого бы прибило а он ничего только получил сотрясение мозга и с тех пор все время хихикает но скоро перестанет
Как там твой дядя Герман не очень достает если очень ты мне скажи я с ним разберусь Он ведь такой же вредный как Та-Кого-Нет Да вот еще одна новость Когда в подвале разбирали завалы Ту-Кого-Нет не нашли Сарданапал говорит ничего страшного но ведь должно было хоть маленькое пятнышко остаться
Недавно я слышал как Зубодериха говорила про это с Тарарахом только они сразу замолчали когда меня увидели и велели мне идти куда я шел а я никуда не шел я так просто гулял потому что мне одному тут скучно бабуся говорит уроки учи но чего я больной учиться когда никто не учится и занятий нет
Может я скоро попытаюсь пробраться на ту Лестницу которую Поклеп перекрыл потому что ужасно неудобно все время далеко ходить Лестница как Лестница чего там может быть страшного
Ну все я пошел а то купидону надоело ждать пока я письмо закончу и он тут у бабуси конфеты искал и все настойки разлил ну и влетит же мне потому что он то улетит а бабуся у меня с характером Ей обязательно надо кому-нибудь по первое число всыпать».
Таня перечла письмо Баб-Ягуна два или три раза, прежде чем разобралась в его каракулях.
«Опять свой пылесос разобрал!» – весело подумала она, решив, что Баб-Ягун ничуть не изменился. Все так же любит возиться с магической техникой. Лучше бы он, правда, унял свои беспокойные ручки, потому что пылесос с вертикальным взлетом штука деликатная и требует особого обращения.
Тане захотелось заодно перечитать и письмо от Ваньки, но тут кто-то принялся возмущенно попискивать и дергать ее за ночную рубашку. Купидончик! Она совсем о нем забыла! Тане стало совестно, что она не побеспокоилась о почтальоне.
– Ты замерз? Хочешь у батареи погреться? – спросила она.
Купидончик замотал головой и показал пальцем сперва на свой рот, а затем на живот. Он явно требовал, чтобы его накормили. Пухлые купидончики были ужасными сладкоежками. Недаром за доставку почты с ними обычно рассчитывались пирожными или конфетами. Никаких других средств оплаты они не признавали.
– Хорошо. Пошли на кухню. Только тихо… А то еще проснется кто-нибудь, – прошептала Таня и первой выскользнула в коридор.
Квартира самого доброго депутата, родственника графа Дракулы, Германа Дурнева была совсем немаленькой. Одних только туалетов тут было целых три штуки, а в коридоре отыскалось даже место для пальмы. Вот только Тане было здесь неуютно. Куда больше ей нравились запутанные лабиринты Тибидохса – с гудящими сквозняками, с таинственными ларями в нишах и с проеденными молью турецкими коврами-самолетами, в которых мягко утопали ноги.
Купидончик, не отставая, летел за Таней, в предвкушении сладкого хлопая подтяжками. В темноте он не разглядел поворота и врезался лбом в дверь комнаты Пипы. Бабах!
– Кто ко мне приперся? Чего надо? – сонным голосом крикнула из-за двери дочка дяди Германа.
Купидончик, растирая на лбу шишку, принялся возмущенно пищать, высказывая все, что думает об этой двери. Таня схватила его и зажала рот.
– Я спрашиваю: кто там? – нервно повторила из-за двери Пипа.
Таня поняла, что еще секунда – и она начнет визжать. Надо было срочно что-то придумать.
– Ав-ав! – негромко гавкнула Таня, царапая ногтями дверь. Уж что-что, а таксу она умела передразнивать просто отлично.
Услышав знакомый лай, Пипа мигом утихомирилась.
– Убирайся отсюда, Полтора Километра! Не пущу! Ты мне тапки обслюнявишь! – зевнула она, падая носом в подушку.
На кухне у шкафа, в котором тетя Нинель хранила сладкое, Таня в замешательстве остановилась. Она была уверена, что Пипа еще с вечера обклеила шкаф секретными нитками и волосками. Если хоть один из них будет оборван, завтра поднимется страшный визг.
Но откуда Пипе было знать про существование отличного заклинания «Туманус прошмыгус», которому Таня обучилась у Гробыни? Тому, кто использовал это черномагическое заклинание, можно было не опасаться замков и запоров. Правда, во все запертые двери входить нужно было только спиной вперед.
Прошептав: «Туманус прошмыгус!» – Таня отвернулась и, просунув руку сквозь дверцу шкафа, принялась шарить внутри. Зашуршали многочисленные пакеты. Хотя тетя Нинель вечно сидела на диете, это не мешало ей регулярно пополнять запасы.
– Ага, вот… Ты что хочешь: печенье, вафли, конфеты, пирожные, шоколад или мармелад? – спросила Таня, на ощупь определяя, что где лежит.
Купидончик начал возбужденно подпрыгивать и стучать себя по животу, показывая, что хочет абсолютно все.
– А не лопнешь? – удивилась Таня. – Ну ладно, ты сам хотел.
Когда через полчаса она выложила на стол последнее пирожное, купидончик не смог даже пропихнуть его в рот, хотя пытался сделать это обеими руками. Его живот растянулся как резиновая груша, а подтяжки, казалось, готовы были лопнуть.
Благодарно пискнув, купидончик замахал крылышками и попытался взлететь. Однако самое большее, что у него получилось, это оторваться на полметра. Здесь силы окончательно оставили перекормленного почтальона. Он осоловело захлопал глазками, блаженно улыбнулся, сложил крылышки и – с ужасным грохотом рухнул носом на стол. Таня бросилась к нему. Она была убеждена, что купидончик свернул себе шею, но свернувшие шею так сладко не посапывают и не подкладывают под щеку упаковку от вафлей.
Таня запоздало вспомнила, что Медузия на занятиях по нежитеведению советовала им ни в коем случае не перекармливать купидонов, потому что они не знают чувства меры. Но он так умильно просил, что она не удержалась.
«И что мне теперь с ним делать?» – подумала Таня.
Ругая себя, она стала сметать со стола крошки, но тут в глубине квартиры послышались чьи-то торопливые шаги. Размышлять было уже некогда. Подхватив купидончика на руки, Таня ухитрилась затолкать его в посудный шкафчик. Едва она захлопнула дверцу, как кто-то ворвался в кухню.
Вспыхнул свет. Ослепленная Таня закрыла глаза. Когда же она вновь обрела способность видеть, то обнаружила, что перед ней вырос разъяренный дядя Герман. У его ног заливалась лаем предательница-такса.
– Что ты тут делаешь? Кто тебе разрешил приходить ночью на кухню? Ты же знаешь, как я чутко сплю! – взревел дядя Герман. – Тебе мало было на ужин рисовой каши?
– Нет, не мало. Я обожаю, когда каша прилипает к тарелке, – сказала Таня, пытаясь незаметно затолкать ногой под стол фольгу от шоколада.
Разумеется, от проницательных глаз самого доброго депутата это не укрылось.
– Лжешь! Ты наглая испорченная лгунья! Вся в своего отца! – прошипел он. – Живо иди к себе и не смей никуда выходить! Утром я с тобой разберусь!
Таня повернулась и, пожав плечами, отправилась в свою комнату. Дядя Герман, раздраженно сопя, тащился за ней следом. На кухне осталась одна такса. Она подозрительно огляделась, принюхалась и принялась рычать на посудный шкафчик.
Через некоторое время дверца шкафчика распахнулась. Оттуда выглянул сердитый купидончик, на голове у которого была нахлобучена любимая синяя чашка тети Нинели. Увидев купидончика, Полтора Километра зачихала от злости.
Купидончик не выносил бытового хамства. Недолго думая, он столкнул на таксу большую кастрюлю, накрывшую ее с головой. Испуганно взвизгивая, кастрюля заползла под стул. Зевнув, купидончик аккуратно закрыл дверцы, подложил себе под голову колчан и вновь заснул.
* * *
Утром Таня ждала от Дурневых разноса и даже сурового наказания, но дядя Герман рано уехал по делам, а тетя Нинель была во вполне благодушном настроении. Когда Таня пришла на кухню, она сидела за столом и ела лимон. Стоило Тане взглянуть на это, у нее сразу свело челюсти. Сама же тетя Нинель даже не морщилась.
– Каждый уважающий себя человек должен обязательно съесть с утра целый лимон! – бодро сообщила она девочке. – Это крайне полезно! Восстанавливает кислотность и очищает мозговые извилины от излишней информации! Подай мне, пожалуйста, блюдце! Мне некуда выплевывать косточки!
Таня двинулась было к посудному шкафчику, но внезапно сообразила, что там спит переевший почтальон.
– Чего копаешься? Хочешь, чтобы я сама встала? – нетерпеливо крикнула тетя Нинель.
– Не надо, я сама! – стараясь загородить спиной дверцу, Таня осторожно приоткрыла шкафчик и с облегчением перевела дух. Купидончик исчез. Похоже было, что он проснулся рано утром и улетел.
Таня передала тетке блюдце и села рядом.
– Ах да! Сегодня утром принесли из химчистки твои шторы… – сказала Дурнева.
– Уже? – испуганно спросила Таня. Она не думала, что в химчистке управятся так быстро.
Тетя Нинель подняла брови.
– Для меня это тоже было неожиданно. Кстати, я раньше почему-то не замечала, что у нас в химчистке работают одни заики, – сказала она.
«Вскоре тут тоже будут жить одни заики», – подумала Таня, но распространяться не стала. Зачем загружать очищенные лимоном извилины тети Нинели излишней информацией?
Из-под стола донеслось тявканье. Полтора Километра, смягченная и рассеянная, лежала на коврике и умильно смотрела на старую кепку дяди Германа, которую самый добрый депутат обычно нахлобучивал в теплое время года, оберегая темечко от солнечного удара. На лбу у таксы была шишка, а рядом с кепкой лежала перевернутая кастрюля.
В воскресенье сразу после завтрака тетя Нинель и Пипа уехали в клуб играть в боулинг. Таню они не взяли, да она и не рвалась. После драконбола все остальные игры кажутся неинтересными. Да и разве что-то может сравниться с тем, когда вокруг свистит ветер, а ты, сжимая коленями контрабас, уносишься от настигающего тебя дракона, а потом, резко уйдя в пике, забрасываешь ему в пасть пламягасительный или перцовый мяч?
Воспользовавшись тем, что ей никто не мешает, Таня написала ответы Ваньке Валялкину и Баб-Ягуну. «Спрячу их под ковер, а ночью отправлю!» – решила она.
Вызывать купидона днем было опасно. Пухлый мальчуган с крылышками, щеголявший красными подтяжками, наверняка бросился бы в глаза лопухоидам.
Таня выдвинула из-под дивана кожаный футляр, ладонью стерла с него пыль и щелкнула старинной застежкой. Крышка откинулась, и девочка увидела магический контрабас мастера Феофила Гроттера – великого изобретателя и не менее великого ворчуна, чей голос жил теперь в ее кольце.
В Тибидохсе Таня тренировалась каждый день, и теперь, стоило ей взглянуть на инструмент, у нее появилось неудержимое желание вновь испытать восторг полета.
«Конечно, Медузия и Сарданапал предупреждали. Лопухоиды, мол, увидят, и все такое… Но ведь должна же я практиковаться, а то как весной играть в драконбол? А чтобы лопухоиды не заметили, я просто наберу нужную высоту и все. Не станут же они всматриваться в крошечное пятнышко, да еще и против солнца?» – легко находя себе оправдание, подумала Таня.
Она оделась и, захватив контрабас, выскользнула на лоджию.
Был солнечный морозный полдень. Выпавший за ночь снег искрился так, что глазам больно было на него смотреть. Таня забралась на контрабас, поудобнее перехватила смычок и, шепнув: «Торопыгус угорелус», выпустила из кольца зеленую искру.
У-у-у!
В тот же миг контрабас сорвался с места и пулей взмыл в небо. Недаром Таня использовала самое скоростное из всех существующих полетных заклинаний. Мгновение – и она уже неслась, ловко лавируя между многоэтажными домами. Когда ей нужно было сделать вираж, она наклонялась вперед, крепко обнимала локтем гриф и смычком указывала контрабасу направление.
Воображая, что за ней гонится дракон противника, Таня то круто взмывала ввысь, то камнем падала вниз, уходя от его атак. Ей давно хотелось отработать прием, который Соловей О. Разбойник, черный маг и их тренер по магическому пилотажу, называл «мгновенным перевертоном».
Суть «мгновенного перевертона» заключалась в том, чтобы, удирая от дракона, ловко перевернуться на своем инструменте и, продолжая лететь спиной вперед, забросить мяч прямо в распахнутую пасть. После этого надо было резко откинуться назад и направить летающий инструмент в отвесное пике.
Казалось бы, просто, но на словах все просто, на деле же перевернуться на стремительно несущемся инструменте, ухитрившись не потерять при этом смычок, почти нереально. А ведь сразу после броска нужно еще увернуться от драконьего пламени, которое он наверняка выдохнет, и пронестись над самой землей, не врезавшись в нее.
«Вот бы Баб-Ягун удивился, если бы у меня получилось! Особенно во время матча! Да он бы просто в осадок выпал! А Гробыня? Да она от досады поотгрызала бы все ногти вместе с пальцами!» – мечтала Таня.
Раз за разом она отрабатывала «мгновенный перевертон» и упорно сталкивалась с тем, что во время поворота невозможно удержать смычок ровно. Контрабас начинал вихлять и терял скорость, а значит, будь поблизости дракон, она бы точно уже оказалась у него в пасти.
«А если бы мне сейчас пас дали? Брякнула бы мяч на голову главному арбитру! А арбитры терпеть не могут, когда на них сверху валятся мячи, особенно перцовые…» – недовольно размышляла Таня.
После двадцатиминутной тренировки она окончательно уверилась, что нестись на контрабасе спиной вперед по силам далеко не каждому. Тут одно из двух: надо быть или прирожденным драконболистом, или полным психом! Да и неудивительно, кто еще отважится лететь вслепую, не видя, а скорее угадывая, что происходит за спиной? Поток морозного воздуха буквально сбивает с инструмента, а тем временем за спиной неизвестно откуда вырастает стрела подъемного крана или узкая башня многоэтажки.
Таня ловко проскользнула под грифом у контрабаса и села уже нормально, лицом вперед. Перед ней серело четыре одинаковых девятиэтажных дома, сомкнувшихся вокруг футбольной площадки во дворе. Девочка слегка наклонилась вперед и, вытянув руку со смычком, ушла в пике, решив проскочить между домами. Контрабас послушно нырнул вниз.
Она уже собралась вновь набирать высоту, как вдруг на одной из крыш мелькнула фигура в оранжевом плаще. Таня еще удивилась, что лопухоиды носят такие же плащи, как маги, как вдруг фигура вскинула руку, а в следующий миг смычок в руках у девочки вспыхнул.
Вначале пламя охватило лишь его кончик, но уже через секунду пылал он весь, а огонь подбирался к кисти. Таня завопила и от неожиданности едва не разжала руку. Лишь в последний момент она вспомнила, что бросать смычок нельзя. Без него контрабас станет неуправляемым и разобьется. Морщась от боли, Таня еще крепче вцепилась в пылающий смычок и, выкрикнув подстраховочное заклинание: «Ойойойс шмякис брякис», стала снижаться. Тут уже и речи не было о том, чтобы приземлиться красиво. Главное, не сломать себе шею и постараться не разбить инструмент.
Тридцать метров, двадцать… Между домами белели сугробы. Земля стремительно приближалась. Контрабас почти уже не повиновался смычку. Таня видела, что падает прямо на электропровода. Если она на такой скорости врежется в провод, он просто перерубит ее или отсечет ноги.
Мгновенный перевертон! Иного выхода нет. Таня быстро изогнулась и всей своей тяжестью откинулась назад, как в самом сложном, заключительном элементе «мгновенного перевертона». И перевертон получился! Получился в самых невероятных обстоятельствах! Прижавшись спиной к контрабасу и слившись с ним в одно целое, девочка проскользнула между проводами, ухитрившись не задеть ни один!
– Чебурыхнус парашютис! – выкрикнула она тормозящее заклинание.
Перстень дедушки Феофила поспешно выстрелил зеленую искру. Спасибо хоть обошелся на этот раз без докучливых нотаций.
И – заклинание сработало, сработало в самый последний миг!!! У земли контрабас вновь, уже в последний раз, послушался смычка, от которого оставался один оплавленный обрубок. Он снизил скорость, завис в воздухе и довольно безобидно рухнул в большой сугроб.
Скатившись с инструмента, Таня отбросила смычок и торопливо сунула обожженную ладонь в снег. Ледяные иголочки приятно закололи покрасневшую кожу. На трех пальцах правой руки уже начинали вздуваться волдыри.
Внезапно голова у Тани закружилась. Какое-то недавнее воспоминание пронзило ее, ударило оплеухой. Фигура на крыше!
Продолжая держать руку в снегу, Таня вскинула голову, оглядывая ближайшие дома. Нет, не этот, снова не этот… Вот тот четвертый серый дом! Зловещая фигура в оранжевом плаще все еще была на крыше. Держась за перила, она внимательно всматривалась вниз. Похоже было, человеку в плаще очень хотелось определить, сумела ли Таня уцелеть.
Убедившись, что девочка на ногах, силуэт в плаще раздраженно махнул рукой, раза три быстро повернулся на месте, полыхнул плащом и исчез. Таня пожалела, что не разглядела лица: расстояние было слишком большим. Она не могла даже приблизительно сказать, кто был на крыше: мужчина, женщина или подросток. Но одно точно. Там, на крыше, только что стоял сильный маг, и этот маг пытался убить ее. Убить расчетливо. Если бы она растерялась и выпустила смычок, у нее не осталось бы уже времени, чтобы произнести тормозящее заклинание.
Таня вспомнила, что за секунду до того, как смычок у нее загорелся, с пальца у неизвестного точно прыгнула пурпурная точка! Красная искра, которую может выбросить только кольцо темного мага!
Тане стало страшно. Страшно не на шутку. Неужели это все наяву? Кому нужна ее смерть, особенно теперь, когда Чумы-дель-Торт больше нет? Или опасения Медузии верны и она жива? Была ли это сама Чума или кто-то из ее помощников?
Вопросов было явно больше, чем ответов. Вспомнив, что Сарданапал разрешил писать ему, когда она только захочет, Таня подумала, что сегодня же отправит письмо. Раз здесь, в мире лопухоидов, ей грозит опасность, то, может, ей позволят досрочно вернуться в Тибидохс?
Таня взвалила контрабас на плечо и поплелась домой. Теперь, когда смычка у нее больше не было, магический инструмент стал тяжелой обузой. Через некоторое время, устав, Таня остановилась перевести дыхание и прислонила его к скамейке у какого-то подъезда.
Ладонь жутко болела, и девочка лихорадочно пыталась припомнить, нет ли у нее где-нибудь в тетрадях, тайком привезенных из Тибидохса, подходящего рецепта или заклинания. На тренировках по драконболу и особенно во время матчей ей часто случалось получать ожоги. Но тогда поблизости всегда была Ягге с отличным средством – упырьей желчью.
Это универсальное средство против ожогов, если не считать кошмарного запаха, имело только одну неприятную особенность – стоило случайно лизнуть его, даже просто прикоснуться к нему языком, как сделавший это немедленно превращался в упыря. Превращался мгновенно и бесповоротно. Именно поэтому в команде упырей никогда не было недостатка в хороших игроках. Вот только где взять упырью желчь здесь, в мире у лопухоидов? Интересно, какая физиономия была бы у дяди Германа, если бы она шутки ради попросила его сбегать за ней в аптеку?
Железная дверь подъезда лязгнула. Оттуда, решительно волоча за собой сутулого недоросля с пластырем на лбу, вышла дама в меховой шапке. Заметив Таню, дама остановилась и умиленно произнесла:
– Миша, посмотри какая хорошая девочка! Она играет на контрабасе даже на улице, на морозе! А тебя палкой не заставишь ходить в музыкальную школу!
– Да ну ее! Она просто зубрила! Ботаничка заученная! – с досадой косясь на Таню, прошипел недоросль.
И несмотря на нелепость своего положения, несмотря на то, что ее только что пытались убить, что ладонь у нее обгорела, а в ботинках хлюпала вода, – несмотря на все эти обстоятельства Таня расхохоталась.
Глава 3 Следы на потолке
Когда Таня наконец дотащила контрабас до квартиры дяди Германа и тети Нинели, колени у нее уже дрожали от усталости. Чтобы убедиться, что дома никого нет, она несколько раз энергично позвонила. Никто не отозвался, и девочка решила применить магию. Опасливо покосившись на дверь их соседа, штабного генерала Котлеткина, отвечавшего в армии за зубные щетки и обожавшего подглядывать в глазок, Таня прошептала: «Туманус прошмыгус!» – и спиной протиснулась в квартиру.
Оказавшись с той стороны, она хотела уже открыть дверь и втащить следом за собой контрабас, но тут ей на нос что-то капнуло. Таня машинально вытерла каплю, взглянула на ладонь, и внезапно горло у нее перехватило. Ее ладонь была в чем-то липком и красном. Вскинув голову, она увидела на потолке крупные красные следы, ведущие в сторону спальни тети Нинели и дяди Германа. Девочке стало жутко.
Она осторожно прокралась в спальню и… увидела поручика Ржевского, который разгуливал по потолку головой вниз. Подошвы у привидения были измазаны кетчупом, здоровенная бутылка которого каким-то чудом удерживалась у призрака в руках.
Когда Таня вбежала в комнату, он выпустил бутылку, и она с громким шлепком врезалась в ковер у самых ног девочки.
– Промахнулся! Дай мне кетчуп, я еще раз кину! А ты стой прям вон там! – велел поручик.
Таня вышла из себя. Что скажут Дурневы, когда вернутся и случайно посмотрят на потолок? Кого они посчитают виноватым? Пипу? Как бы не так! Даже взорви их Пипочка Кремль, Дурневы только умилятся!
– Ты где стоишь? – снова завопил поручик. – Я же сказал тебе там стоять, глупая девчонка! Рота, цельсь! По Танькам Гроттершам залпами – пли!
– Сейчас тебе будут залпы! Искрис фронтис! – крикнула Таня, вскидывая руку.
Из перстня вылетела зеленая боевая искра и ударила в привидение. Застонав, поручик обрушился с потолка на кровать дяди Германа и тети Нинели.
– О, нет, только не это… Что ты наделала? Я смертельно ранен! Я умираю! – всхлипнул он, зажимая ладонью рану на животе, откуда тонкой струйкой сочился синеватый дым. – Что скажет Сарданапал, что скажет Медузия? Я сейчас исчезну! Мне конец! Еще минута – и меня не станет!
Он становился все прозрачнее и прозрачнее, съеживаясь на глазах.
– Я… я не хотела… – растерялась Таня.
– А-а, ты не хотела… – простонал призрак, истаивая на глазах. – Не хотела, но убила меня, глупое, но безобидное привидение, которое никому не желало зла… Неужели я никогда больше не увижу родной Тибидохс, не услышу шум океанского прибоя?
Поручик Ржевский поднял на Таню укоризненный взгляд. Его бесплотная рука, легкая, как дуновение ветра, неосязаемо коснулась ее ладони.
На глаза у Тани навернулись слезы.
– Прости, я не хотела… Что же теперь делать? – крикнула она.
– Что теперь сделаешь? – прохрипел поручик. – Я хочу, чтобы ты знала одно: это была бесчестная дуэль!.. Но учти, я не согласен умирать один! За мной еще последний выстрел!
С этими словами поручик Ржевский извлек из воздуха здоровенный пулемет и, слегка привстав на локте, принялся поливать Таню длинными очередями. Призрачные гильзы разлетались по комнате. Больше никакого вреда этот обстрел не причинял.
– Тра-та-та-та! Последний выстрел… еще один последний… Последняя дюжина обойм! Пушкин размазывает Дантеса по стене! – вопил поручик, оживая на глазах.
Живший через стенку генерал Котлеткин проснулся от грохота, упал с дивана и забрался под стол. Спросонья ему померещилось, что началась война и неприятельские парашютисты воруют у него с лоджии коробки со щетками и зубной пастой.
Тем временем за стенкой окончательно оживший призрак отбросил пулемет и принялся прыгать по покрывалу, выпуская из подушки перья. Таня, все еще в слезах, ошеломленно смотрела на него.
– Нет, вы посмотрите на эту дурищу: она думала, что можно убить привидение! Разве можно убить привидение! А она поверила! – хохотал поручик Ржевский.
Таня с облегчением сообразила, что боевая искра не причинила призраку никакого вреда. Для отпугивания привидений существует другое надежное заклинание – «Дрыгус-брыгус».
Таня уже собралась произнести его, но вначале решила выяснить, каким образом привидениям удалось выбраться.
– Почему ты не в чемодане? – спросила Таня.
– Потому что из чемодана нас вытурили! Вытурили нагло и бесцеремонно! – пожаловался печальный голос из шкафа, и сквозь дверцу выплыла Недолеченная Дама.
На шее у нее загадочным образом удерживался сиреневый шарфик тети Нинели, а припудренный чем-то носик покраснел от слез. Похоже, страдающая дама совала нос в пакетики от моли.
– Кто вас вытурил из чемодана? – быстро спросила Таня.
Она старалась разговаривать с Недолеченной Дамой как можно меньше, потому что та кого угодно могла заболтать насмерть.
Недолеченная Дама поморщилась:
– И тебе это интересно? В самом деле? Это была неприятная девица с толстой физиономией. Не пожелала слушать про мою язву. А визжит она просто отвратительно. Будь я жива, у меня точно приключился бы разрыв сердца. Но, к счастью, я уже мертва…
– Пипа! Так вот кто вас выпустил! – воскликнула Таня.
Внезапно ей все стало ясно. По какой-то причине Пипа вернулась домой одна, без тети Нинели, и добралась-таки до ее чемодана.
– Отлично! Ну вы мне и удружили! – горько сказала Таня. – А сейчас Пипа скорее всего уже несется в боулинг, чтобы растрепать обо всем тете Нинели!
– Ничего подобного! Никуда она не несется! Она испугалась и сидит в нашем чемодане! Это единственное место, куда мы не можем проникнуть из-за кожи Минотавра! – заявила Недолеченная Дама.
– Что? Пипа в чемодане? – не поверила Таня.
Она бросилась к дивану. Сургуч с личной печатью Сарданапала болтался на одной проволочке. Однако сама печать, к счастью, была цела. В кожаном чемодане кто-то тихо сопел.
– Теперь веришь, что она там? – поинтересовался поручик Ржевский. – Спряталась туда, когда я – хи-хи – попросил ее поправить кинжальчик у меня в спине. Мы изредка подвываем, чтобы она там не скучала. Вот смотри!
Издавая леденящие кровь стоны, призрак принялся летать над чемоданом. Чемодан мелко затрясся и стал подскакивать. Дочка дяди Германа завизжала.
– Ржевский! Отстань от нее, кому говорю! – велела Таня, сообразив, что Пипа вполне может тронуться от ужаса. Лопухоиды мало приспособлены к таким встречам.
Но поручик и не думал останавливаться. Чем сильнее подскакивал чемодан, тем больше он входил в раж. Даже принялся поливать чемодан кетчупом, стеная: «Кровь! Всюду кровь!»
– А ну перестань! Дрыгус-брыгус! – рассерженно крикнула Таня.
Призрак с громким чавкающим звуком втянулся в пол, а Недолеченная Дама, превратившись в серый туман, поспешно юркнула в вазу.
– Нельзя так обращаться с привидениями. Тут ужасно пыльно! У меня пчхи… аллер… пччхи!.. гия! – немедленно застонала ваза.
Чемодан перестал вздрагивать. Тот, кто в нем сидел, явно прислушивался.
– Вылезай, Пипенция! А то еще задохнешься, – велела Таня.
– Не вылезу! Это ты во всем виновата! Ведьма проклятая! Тебя на костре надо сжечь! – отозвалась из чемодана Пипа, ухитряясь одновременно всхлипывать и шипеть.
Таня рассердилась. Доченька Дурневых, как всегда, оставалась в своем репертуаре.
– Вылезай, кому говорят! Кто тебя вообще просил туда заглядывать? Я в твоих вещах когда-нибудь рылась?
– Ну и что? Это моя квартира, моих родителей. И все вещи тут мои, твоего тут ничего нет… У-у-у! Мне страшно! Ду-у-ура! – внезапно голос у Пипы дрогнул, и она разрыдалась.
Таня едва не оглохла. Поручик Ржевский со своим устрашающим воем в сравнении с Пипой был просто любитель.
Забившаяся в вазу Недолеченная Дама как раз рассказывала про какую-то очередную свою болячку. Услышав Пипины рыдания, Дама решила, что Пипа плачет от сочувствия, и сама разрыдалась.
– Как это трогательно! Не думала, что история моей мозоли на пятке так тебя потрясет. Не то что все эти бесчувственные ослы! – всхлипывая, произнесла она.
Из коридора осторожно выплыл поручик Ржевский, оправившийся уже от действия сдерживающего заклинания. На этот раз неугомонный призрак был в синем рабочем халате, со шваброй в руках. И то и другое он явно позаимствовал из шкафа у домработницы, приходившей к Дурневым три раза в неделю.
– Дамочки, я оченно извиняюсь! Уборщицу вызывали? Я тута! – поинтересовался поручик и, не дожидаясь ответа, принялся летать по комнате, растирая по потолку красные следы.
Таня поняла, что если немедленно не выгонит Пипу из чемодана и не вернет туда привидения, это может закончиться чем угодно. Окончательно распоясавшийся призрак разгромит все в квартире и начнет летать по всему дому, пугая соседей, а Пипа будет рыдать и визжать до тех пор, пока кто-нибудь не вызовет милицию.
– Все, Пипенция, вылезай! Брысь оттуда! Мне нужен чемодан! – велела Таня.
Она попыталась откинуть крышку, но Пипа вцепилась мертвой хваткой и держала ее изнутри.
– Погоди! Сейчас я ее вытурю! – поручик Ржевский воспользовался тем, что во время борьбы крышка чемодана слегка приподнялась, и, держа швабру наперевес, просочился в щель.
– А вот и бригада уборщиц-психопаток с новыми тряпками для носа! Слезки вытереть не надо? – заворковал он.
Из чемодана послышался уже не визг, а вопль. Крышка откинулась, и Пипа как ошпаренная выскочила наружу, по пятам преследуемая спятившим призраком и Недолеченной Дамой. Причем Даме взбрело в голову поведать, как однажды во время операции хирург забыл у нее в желудке свои очки.
Пипа вопила не переставая, скачками носясь по комнате и пытаясь прорваться в коридор. Но всякий раз на пути у нее возникал поручик Ржевский, с невозмутимым видом жонглирующий собственными ушами и носом. Пипа махала на него руками и отскакивала назад.
Таня сидела на кровати и, подперев голову руками, наблюдала все это безобразие. Потом вспомнила, что забыла контрабас на лестнице, и отправилась за ним. Контрабас был на том же месте, где она его оставила. Штабной генерал Котлеткин был слишком напуган, чтобы протягивать к нему свои загребущие лапки.
«Хорошенького понемножку! Сходить с ума тоже надо постепенно!» – подумала она, возвращаясь.
– Именем повелителя духов возвращайтесь назад! – произнесла Таня и, присев, дотронулась до теплого сургуча с печатью.
Что-то ослепительно вспыхнуло. Завертевшийся смерч всколыхнул гардины. Неведомой силой привидения затянуло в чемодан. Крышка захлопнулась. Облегченно вздохнув, Таня осторожно поправила печать и задвинула чемодан под диван.
Пипа еще несколько раз по инерции пробежала по комнате, а потом выскочила в коридор и стала оттуда угрожать Тане всякими неприятностями.
– Вот погоди! Папуля увидит потолок, и тогда тебя точно отправят в колонию для несовершеннолетних! – визжала она.
– Но потолок измазала не я! – возразила Таня.
– А я скажу, что ты! Ты, ты! Все равно никто не поверит в привидения! Я скажу, что ты взяла ботинок, надела его на швабру и делала на потолке отпечатки! – противненько захихикала Пипа. Она на удивление быстро приходила в себя после потрясения.
Эта угроза была последней каплей. Таня вспылила. Она прижала Пипу в угол, прицелилась в нее средним пальцем и, для острастки выпустив пару зеленых искр, произнесла с самым серьезным видом:
– Лапундриатис пипус свинис преобратимус!
После этого Таня повернулась и спокойно пошла к себе. Как она и ожидала, встревоженная Пипа рысью кинулась следом. Она была ужасно мнительная – ну просто вылитый дядя Герман.
– Погоди! Что ты только что сказала? – забормотала она.
– Что я сказала? – не поняла Таня.
– Ну это… пипус свинис… лапун…. чего-то там…
Таня повернулась и, прищурившись, посмотрела на Пипу.
– А, вот ты о чем! Это замедленное заклинание превращения! – многозначительно пояснила она.
– В кого превращения? И почему замедленное?
– Потому что действует не сразу! Да и вообще заклинаньице пустяковое, не загружайся.
– Пустяковое? – недоверчиво переспросила Пипа.
– Угу. Просто если сегодня вечером у меня будут неприятности или вообще ты вякнешь что-нибудь лишнее, у тебя вырастут свиные уши, а на лице появится щетина! Будешь ходить в школу в противогазе… Эй, Пипенция, что с тобой?
Пипа задрожала. Она отлично помнила шерсть, которая выросла на руке у главной ее подхалимки Ленки Мумриковой, когда они пытались залить клеем самоучитель волшебства.
Недаром Пипа была дочкой депутата. Она мигом все просчитала, и в глазах у нее появился ужас.
– А если у тебя не будет неприятностей? – быстро спросила она. – Если не будет?
– Хм… Тогда, возможно, заклинание и не сработает, – сказала Таня, изучающе глядя на Пипу.
Она уже поняла, что победила. Наспех сочиненное бессмысленное заклинание оказалось как нельзя кстати. Откуда Пипе знать, что замедленное волшебство проходят только на третий или четвертый год обучения? Все-таки лопухоиды есть лопухоиды. Верят же они всяким гадалкам, печатающим свои объявления в газетах!
Таня так никогда и не узнала, что именно придумала Пипа и как она объяснила родителям разгром в квартире, но неприятностей у нее не было никаких. Скорее всего, Пипа просто оговорила кого-то из своих подруг, потому что о привидениях она тоже предусмотрительно не заикнулась. Единственное, что предприняли Дурневы – это вызвали бригаду штукатуров, чтобы срочно привести потолки в порядок.
Дядя Герман то и дело довольно хмыкал и вообще был мягче, чем обычно. Через неделю к нему должны были приехать с телевидения, чтобы снять самого доброго депутата в кругу семьи. Дурнев уже заранее готовился: отрабатывал перед зеркалом ласковую улыбку и, думая, что никто не слышит, репетировал в туалете торжественные речи. Таня отчетливо различала, как он повторяет, спуская воду: «Герман Никитич Дурнев… А это моя семья! Добро пожаловать в наш гостеприимный дом!»
Тане же Дурнев сказал:
– У нас в гостях будет сам Николай Шмыгликов, ведущий «Семейных встреч»! Учти это, потому что ты тоже будешь присутствовать на съемках! Я уже предупредил телевизионщиков, что взял на воспитание дурно воспитанную сироту. Они тобой заинтересовались. Постарайся показать себя не с самой плохой стороны. А чтобы ты не слишком много болтала, будешь держать на руках таксу.
– Да хоть кроли… крокодила, – поправилась Таня, заметив, как сразу побагровел дядя Герман.
К дурневским наставлениям Таня особенно не прислушивалась, потому что была уверена, что через неделю ее уже здесь не будет. Сегодня она отправит письмо, а завтра или послезавтра Сарданапал разрешит ей вернуться в Тибидохс. Да и как же может быть иначе?
Вечером, когда Дурневы улеглись спать, Таня осторожно зажгла лампу и села сочинять письмо академику.
«Нельзя его особенно волновать, – подумала она, с треском вырывая из тетради двойной листок. – Начну как бы между прочим…»
«Здравствуйте, дорогой Сарданапал!
Вы просили писать, как у меня дела, как я учусь и вообще про настроение. Учусь я неважно, потому что учебники у лопухоидов сами знаете какие. Тоска зеленая, а не учебники. Не летают по классу, и картинки в них не оживают…
А вот дела у меня неважные, потому что сегодня меня пытались убить. Кто-то боевой искрой поджег смычок, когда я отрабатывала «перевертон». Только вы не волнуйтесь, потому что настроение у меня нормальное. Дурневы не очень меня допекают. То есть допекают, конечно, но жить можно.
Привидения чувствуют себя хорошо. Недавно они загнали Пипу в чемодан. Пипа сама виновата, потому что никто ее не просил совать нос куда не надо. Черные Шторы тетя Нинель почистила (ну и разозлились же они!) и повесила у себя в спальне…
Конечно, вы велите мне вернуться в Тибидохс. Но для перелета мне нужен новый смычок.
С надеждой на скорую встречу
уважающая Вас
Таня Гроттер».
Таня поставила точку и приложила к письму свое кольцо. Она не раз видела, как взрослые маги так подписывались. Перстень Феофила Гроттера довольно хмыкнул и с явным наслаждением сделал красивый оттиск. Ему не потребовалось для этого даже подушки с чернилами.
Вызвав особым свистом купидончика, Таня вручила ему конверт. Купидончик ссыпал в почтальонскую сумку полпачки печенья «Алфавит» и отчалил, торопливо ударяя крылышками и проваливаясь в воздушные ямы.
Таня рухнула на диван. Обожженная ладонь болела, а перед глазами прыгали искорки суетливых воспоминаний. Контрабас… смычок… фигура в оранжевом плаще… ножи в спине у поручика… фиолетовые прыщи любимой сестренки… уф… спятить можно.
«Но скоро все это кончится!» – подумала она. Быть не может, чтобы после такого письма Сарданапал не разрешил ей вернуться в Тибидохс. А раз так – прощайте, Дурневы! Здравствуй, школа волшебства!
Глава 4 Тридцать четыре пожарника
Проснуться ночью иногда приятно. Полежать, посмотреть в потолок, подумать о чем-нибудь. Или даже посидеть на кухне и выпить тайком чашку какао. Но за одним исключением… Если просыпаешься не от жуткого вопля тети Нинели, как это случилось под утро с Таней.
Таня рывком села на диване, спросонья не понимая, кто вопит и почему. Потом вскочила и кинулась в спальню к тете Нинели. Тетя Нинель, с головой накрытая Черными Шторами, в ужасе визжала и барахталась. Дядя Герман бестолковым козликом прыгал рядом, не зная, с какой стороны подступиться и вообще смутно представляя себе, что происходит. Не прошло и минуты, а тетя Нинель уже походила на кокон редкой бабочки.
– Герман! Сделай что-нибудь! Разрежь их, я задыхаюсь! Скорее! – кричала тетя Нинель.
Окончательно растерявшийся депутат стал сдирать со стены острый ятаган, который ему подарили на приеме в посольстве Турции. Руки у него даже не дрожали, а ходили ходуном. Таня поняла, что еще секунда – и вместо одной сварливой тетки у нее появится целых две. Шторы в ожидании этого язвительно похихикивали.
– ГЕРМАН!!! Разрезай! – снова завопила тетя Нинель, черным коконом катаясь по кровати. Кажется, она не представляла, что ей угрожает. Она боялась штор, а надо было опасаться дяди Германа.
Самый добрый депутат вытаращил глаза и с безумным видом занес ятаган. Нужно было срочно вмешиваться.
– Дрыгус-брыгус! – вполголоса пробормотала Таня, незаметно выпуская зеленую искру.
Это простенькое, часто применяемое заклинание отлично срабатывало как против привидений, так и против несложных биовампиров вроде штор. Недаром Медузия обучала ему на первом же занятии по нежитеведению. Шторы мгновенно обмякли, и тетя Нинель смогла выбраться.
– Уф! Я снова могу дышать! – обрадовалась она, но внезапно завизжала, увидев над собой дядю Германа с занесенным ятаганом и зажмуренными глазами.
Дурнев был бледен и решителен. Правда, его колотила такая дрожь, что блестящее лезвие прыгало у него в руках, представляя явную опасность как для самого дяди Германа, так и для окружающих.
Следующие пять минут ушли на то, чтобы обезоружить самого доброго депутата и убрать ятаган в ножны.
– Что это было? А, понятно… Я плохо повесила шторы. Они упали с карниза, я запуталась и едва не задохнулась… Но только как они могли так далеко отлететь от окна? – простонала тетя Нинель, выдвигая ящичек с лекарствами.
Таня почувствовала, что ее тетке неловко, что она предстала перед девчонкой в таком глупом виде.
Таня хотела пояснить, что Черные Шторы никого не душат. Они только подглядывают сны, чтобы потом целые дни их показывать. Но дядя Герман не дал ей и рта открыть. Придя в себя и обнаружив, что Таня у них в спальне, он стал подпрыгивать на месте и вопить:
– А ты что тут встала? А ну марш спать, пока я не сдал тебя в приют! Что за моду взяла шастать ночами по квартире?..
– Посмотрите туда! – сказала Таня, кивая на тетю Нинель.
Дядя Герман обернулся.
– Погоди, Нинеличка, ты пьешь уже третий пузырек валерьянки! Так ты успокоишься насмерть! – забеспокоился он.
– Меня всю колотит! – сказала тетя Нинель замороженным голосом.
Дядя Герман решительно взял Таню за плечи и выставил ее за дверь. Но еще раньше, чем дверь захлопнулась, девочка увидела, что Черные Шторы уже вовсю отражают какие-то синие котлетки с лапками, водящие хоровод вокруг здоровенной елки со стволом из колбасы и ветками из сосисок… Так вот какие сны снились тете Нинели, третью неделю безуспешно пытавшейся влезть в новое платье!
Таня постучала себя согнутым пальцем по лбу и вернулась на диван. Подумав про себя, какие же все-таки Дурневы олухи, она снова собралась лечь спать, как вдруг в форточку настойчиво забарабанили.
За окном висел все тот же купидончик, ухитрившийся обернуться туда-сюда удивительно быстро: всего за одну ночь.
На этот раз купидончик экипировался куда как старательнее. Он был без подтяжек, зато вокруг шеи у него был обмотан синий шарф. Купидончик обменял письмо Сарданапала на три пряника и банку с джемом, шмыгнул носом и улетел с крайне деловым видом.
Таня распечатала конверт.
«Милая Таня! – писал Сарданапал. – Отвечаю тебе сразу, пока этот крылатый пройдоха грызет печенье и ужасно крошит на пол… Я, конечно, понимаю, что тебе хочется поскорее вернуться в Тибидохс, но ремонт еще не закончен. В подвале заделаны далеко не все трещины, а из пяти рухнувших башен восстановлено пока только три… С богатырями тоже много проблем. Вчера Усыня на спор съел мешок с цементом и теперь лежит в магпункте с жутким запором. Ягге никак не сообразит, как ему помочь. Кстати, Медузия тоже недавно целый день провела в магпункте из-за сильной головной боли. Сказываются жуткие нагрузки, да и с нежитью масса возни.
Вот еще новость, которая наверняка тебя заинтересует. Вчера ночью твой приятель Баб-Ягун попытался проникнуть на закрытую Лестницу. Ему удалось прошмыгнуть мимо циклопов, но он совсем забыл про охранные заклинания Поклеп Поклепыча…
Теперь Баб-Ягун сидит у себя в комнате, потому что с лягушачьими лапами только и можно, что прыгать. Надеюсь, этот пример и тебя чему-то научит. Поклеп, на чьи заклинания он напоролся, утверждает, что лягушачьи лапы останутся у Баб-Ягуна примерно на неделю, на две, а если пытаться отменить магию раньше, то могут остаться и на всю жизнь.
Таня! Теперь о главном!
Каждый день ко мне приходит множество писем от учеников Тибидохса! Это было бы приятно, если бы все как один не выдумывали разную чушь, чтобы досрочно вернуться. Гуня Гломов пишет, что он случайно покусал собаку и собака взбесилась. Рита Шито-Крыто якобы превращается по ночам в вампира и гоняется за родителями, а Дуся Пупсикова утверждает, что террористы взяли ее в заложники и требуют выкуп: ящик шоколада, но если шоколада нет, то сойдет и мармелад…
Ты говоришь, что кто-то пытался убить тебя, но мы с Медузией в это не особенно верим. Скорее всего смычок у тебя в руках загорелся по какой-то другой причине. Может, ты случайно произнесла зажигательное заклинание? Помни, зажигательные заклинания не игрушки!
Вернуться в Тибидохс ты сможешь, но не раньше чем через пару недель вместе с остальными ребятами. Ремонт идет полным ходом, так что надеемся успеть если не полностью, то хотя бы частично.
Я еще пришлю тебе купидона с письмом. Ни в коем случае не пытайся отправиться в Тибидохс сама! Ты можешь погибнуть! Заклинание перехода заблокировано для всех, кроме почтальонов! Попасть из магического мира в мир лопухоидов теперь практически невозможно. Разве что очень сильному и опытному магу. Для остальных это почти верная смерть.
Теперь о приятном:
Медузия шлет тебе в подарок новый смычок. Только требует обещать, что ты не станешь больше летать в мире у лопухоидов и тем более отрабатывать всякие там «перевертоны». Смычок заколдован таким образом, что мы немедленно будем оповещены о всяком его незаконном использовании и сделаем соответствующие выводы.
С уважением,
лауреат премии Волшебных Подтяжек,
академик,
Сарданапал Черноморов».
Таня прочла ответ Сарданапала трижды, прежде чем до нее дошел его смысл. Отказ! Ей запрещают возвращаться в Тибидохс! Сарданапал ей не поверил! Еще и написал: «Может, ты случайно произнесла зажигательное заклинание? Помни, зажигательные заклинания не игрушки!»
«Нет, вы это слышали! За кого они меня принимают? Найдется ли вообще такой идиот, который станет произносить зажигательное заклинание, когда его инструмент выходит из пике?» – возмущенно подумала Таня.
Две недели! Целых две недели! А ведь Новый год уже совсем на носу! Выходит, что и праздничную ночь, когда в Тибидохсе, по слухам, всегда происходит много радостных чудес, ей придется провести с Дурневыми!
Все подступы к елке, как всегда, будут забаррикадированы подарками для Пипы, и лишь в самом дальнем углу будет валяться пакет для Тани. В нем окажутся старые лыжные ботинки тети Нинели, какая-нибудь жилетка без пуговиц дяди Германа, бутылочка из-под шампуня или что-нибудь в этом духе. В зависимости от того, на что у Дурневых хватит фантазии.
Глаза у Тани защипало от этой явной несправедливости. Хотя академика с Медузией тоже можно понять. К ним приходит столько дурацких писем, что они уже не знают, чему и кому верить.
Девочка задумалась и вспомнила, что нечто приятное в письме все же содержалось. Смычок! Вспомнив о подарке Медузии, она внимательно оглядела конверт. Смычок в нем явно отсутствовал, да и не мог быть: он бы просто не поместился.
Таня уже хотела вернуть купидончика, явно забывшего передать ей сверток, как вдруг услышала негромкий свист. В форточку стремительно влетело что-то тонкое и довольно длинное, похожее на стрелу. Влетело и замерло прямо под напоминающей осиное гнездо люстрой.
Таня нерешительно протянула руку, но смычок уже сам прыгнул к ней в ладонь. Таня была ошеломлена. Ее прежний смычок сам не летал и в полете был скорее обузой. Новый же, казалось, отлично представлял, что ему нужно делать. Изготовленный из великолепно отполированного темного дерева, он был упругим и легким. Казалось, ему не терпится мчаться сквозь тучи, управляя бешено несущимся инструментом.
«Упрямый, с характером, но в то же время чуткий и послушный. Смычок не для дилетанта, а для настоящего профи. А что самое ценное – его нельзя потерять. Он сам находит ладонь!» – сразу определила Таня, преисполняясь благодарности к Медузии.
Не возьми Медузия с нее обещание, что она не будет летать в мире у лопухоидов, Таня непременно испытала бы смычок. А теперь хочешь не хочешь приходилось держать клятву. Медузию не проведешь: недаром нежить шепчется, что она видит на три метра под землей. А тут еще эти оповещающие заклинания, с которыми лучше не связываться…
Таня открыла футляр и бережно положила смычок рядом с контрабасом. Потом провела рукой по теплой драконьей коже и защелкнула старинную медную застежку с таинственными рунами. Надо ждать.
Дни перед каникулами всегда кажутся длинными, а уроки бесконечными. Секундная стрелка словно прилипает к циферблату, а на минутную лучше не смотреть, потому что вскоре возникает чувство, будто она пятится назад. Выпавший глубокий снег превращается в слякоть, потом выпадает еще снег и снова становится слякотью. Короче, тоска. Тоска снаружи и внутри.
Пару раз Таня выпускала из чемодана призраков. Однако привидения тоже были какие-то унылые. Поручик подавленно гремел своими ножами, а Недолеченная Дама жаловалась на здоровье почти вдвое меньше обычного, что уже само по себе было подозрительно.
– Эй, вы чего? Обиделись, что ли? Я же даю вам развеяться! – спросила у них как-то Таня.
– И это она называет развеяться – сунуть нос в пудреницу твоей тетки или завязать морским узлом галстук дяди Германа! Ха, ха и еще раз ха! Ты что, не знаешь, что скоро Новый год? – неохотно буркнул поручик.
– Вот и отлично! Радуйтесь! Праздник же! – сказала Таня.
Будто услышав явную чушь, призрак возмущенно зарябил.
– Чему радоваться? Тому, что в Новый год всегда приходит Король Привидений и убивает кого-нибудь из нас… Чудный повод для радости! Я просто умиляюсь, с какими недоучками приходится иметь дело!
– Король Привидений? – недоуменно переспросила Таня. – Но ведь привидения бессмертны, как же их можно убить?
– Как бы не так! – хмыкнул поручик. – Бессмертны! А зачем же тогда забывать ножики у меня в спине? Неудачно пошутишь и – раз! – двенадцать столовых и один кинжал… Неужели нельзя было объяснить по-хорошему? Ну что нельзя класть ноги на стол и бросаться на балу котлетами? Правда, тогда я еще был жив, но какая разница?
Таня заинтересовалась. Она впервые слышала о трагических обстоятельствах, при которых Ржевский стал привидением.
Недолеченной Даме тоже захотелось поговорить, и она перебила поручика.
– Он прав… – ковыряя в ухе градусником, встряла она. – Бессмертен только тот, кто никогда не рождался. Да, нас, в отличие от так называемых живых, нельзя проткнуть мечом или пристукнуть кирпичом! Мы не боимся насморков и проходим сквозь большинство преград. Но Королю Привидений дана над нами неограниченная власть. Раз в год один из нас, призраков, обязательно исчезает и появляется один новый. Разумеется, исчезать никому не хочется. Даже мне, несмотря на все мои недуги… пчхи!.. желательно еще пожить…
Дама обвела всех сокрушенным взглядом.
– И притом хоть бы одна, с позволенья сказать, свинья посочувствовала! – заявила она. – Хоть бы кто-нибудь спросил меня утром: «Как ты себя чувствуешь, милочка? Не ломит ли у тебя спину? Не стучит ли в висках?» Так нет – все только убегают, не успею я появиться! Морщатся, будто я прокаженная!
Обнаружив, что его компаньонка опять начинает ныть, поручик с громким чавканьем втянулся в пол. Прошла целая минута, прежде чем его голова, осторожно озираясь, появилась в цветочном горшке.
– Так вот… Король Привидений. В Тибидохсе перед Новым годом мы всегда прятались, но все равно кто-нибудь пропадал. В прошлом году исчез Сумасшедший Дедушка… Странненький такой был призрак, явно не в себе. Все бегал и искал чего-то. Не желал слушать про мою мигрень и полипы в носу! – продолжала Недолеченная Дама с такой укоризной, будто это и было причиной того, почему он пропал.
– А что он искал? – с внезапным интересом спросила Таня.
– Сумасшедший Дедушка? – отозвался поручик. – То ли клад, то ли чего-то еще… Он вообще был жуткий молчун. Только ходил сквозь стены и вечно пропадал где-то. За триста лет никто ни разу не услышал его голоса. Правда, у нас поговаривали, что он один знает ход на Исчезающий Этаж, по которому можно вернуться назад.
Таня подалась вперед. Уже во второй раз она слышала про Исчезающий Этаж. Так значит, туда существует безопасный ход!
– Ты что, Ржевский? – вдруг испуганно воскликнула Дама. – Зачем ты это ей говоришь? Это же тайна…. Тайна всех привидений! Если узнает Король, он пришлет тебе метку, а потом…
– Не встревай, зануда! Ничего я ей не сказал! Как я могу рассказать ей про ход, когда сам не знаю, где он? – буркнул поручик.
Ржевский храбрился, но заметно было, что он порядком обескуражен.
Вскоре поручик превратился в струйку дыма и нырнул в чемодан. Недолеченная Дама, продолжая безостановочно ныть, устремилась за ним. Поняв, что больше ей ничего не расскажут, Таня захлопнула за ними крышку.
* * *
За неделю до зимних каникул сразу две учительницы – по русскому и по географии – свалились с гриппом. Завуч же поставила на замену столько математики, что в головах у всех буквально зарябило от чисел и дробей, иксов и игреков.
Математик в школе, где учились Таня с Пипой, был просто кошмарный тип. Звали его Игорь Валентинович. Огромного роста, с сизым носом и встопорщенным ежиком волос, он чем-то смахивал на Мертвого Грифа. Разве что пахло от него не тухлятиной, а всего лишь ушной серой. Таня была почти уверена, что он бы понравился профессору Клоппу, главе «темного» отделения Тибидохса.
Больше всего Игорь Валентинович ненавидел неточные ответы и шутки. За малейшее отступление от правил ставил двойки. А правил у него было множество. Поля в тетрадях должны быть ровно четыре клетки. Циркуль должен лежать справа от линейки. В пенале должно быть два простых карандаша, причем каждый заточен с двух сторон. Учебник должен стоять на подставке. Дневник должен лежать сразу за учебником, открытый на странице, где обычно пишут замечания. Руку поднимать строго перпендикулярно парте – и так до бесконечности. И наконец последнее, самое невозможное правило состояло в том, чтобы наизусть знать все эти правила…
Зато тишина на уроках у Игоря Валентиновича была просто мертвая. Любой случайно кашлянувший ученик мгновенно втягивал голову в плечи.
В тот день математик отчего-то был особенно не в духе. Хмуро поздоровавшись, он написал на доске задачу и велел всем решать ее.
Задача звучала так:
«На соревнованиях по пожаротушению 34 пожарника потушили 75 костров за 3 минуты. Сколько времени потребуется 3 пожарникам, чтобы потушить 109 костров?»
Таня уныло уставилась на доску. Ну и умеют же лопухоиды изобретать себе проблемы! Любой, даже самый тупой ученик школы Тибидохс, даже тот же Гуня Гломов, расправился бы с этими кострами за одну секунду! Чтобы потушить огонь, надо сказать: «Трыгус шипелус» и выбросить магическую искру, и погаснут все костры, сколько бы их ни было поблизости. Хоть пять, хоть сто пять. А всем пожарникам, если они не маги, останется только вздыхать, поливать из шлангов цветочки и от нечего делать меняться касками.
Размышляя об этом, Таня машинально стала рисовать в тетради пожарников и костры и так увлеклась, что вздрогнула, когда над ее ухом раздался вдруг яростный вопль:
– ГРОТТЕР!
Подняв голову, Таня с ужасом обнаружила, что над ее тетрадью склонился сам Игорь Валентинович, взбешенный как сотня болотных хмырей.
В Тибидохсе никому не запрещалось рисовать на уроках. Ну скажите, разве это плохо, если у вас по тетради, изредка перескакивая со страницы на страницу, будут бегать тридцать четыре пожарника с лестницами и топорами? А носиться они будут обязательно, потому что все рисунки, сделанные магом, моментально оживают. Иногда даже раньше, чем им успеют дорисовать уши, волосы и ноги. И это самое неудобное. Попробуй дорисуй каску пожарнику, который носится по странице как угорелый.
– Гроттер, что ты делаешь? Я тебя спрашиваю! – с яростью повторил Игорь Валентинович.
– Ничего, – испуганно ответила Таня, поспешно прикрывая ладонью разбегающихся пожарников, грозивших математику своими шлангами и ломами.
– Я и сам вижу, что ничего! А должна решать задачу! – побагровел Игорь Валентинович. – Давай дневник!
Таня замешкалась, боясь убрать ладонь, под которой, поспешно уволакивая лестницу, суетились человечки.
Математик схватился за подставку, но дневника на месте не было. Таня как назло забыла его дома, потому что всю ночь писала письма Ваньке и Баб-Ягуну.
Линейка, которую Игорь Валентинович держал в руках, с треском сломалась.
– И дневника нет? Родителей в школу! – велел он. – Немедленно! Рысью марш! Одна нога здесь – другая там!
– Мой папуля не придет. И мамуля тоже не придет. Они за эту дуру краснеть не собираются. Мы ее и так из милости держим! Она невме… м-м-мя-мя… Тьфу! – Пипа хотела еще что-то брякнуть, но внезапно подавилась собственным ластиком, который неизвестно как оказался у нее во рту.
– Родителей нет, дневника нет, на уроках ничего не делает… Отлично, просто отлично, – мрачно сказал математик. – Тогда я вынужден принять особые меры. Я не потерплю эту особу у себя на уроках. Кто-нибудь позовите сюда завуча… нет, лучше директора!
– Давайте я! – радостно вызвалась Ленка Мумрикова.
Громко шепнув Пипе: «Ну все, конец Гроттерше!», она стремительно сорвалась с места и выбежала из класса.
Тем временем Игорь Валентинович заметил на руке у Тани кольцо.
– А это что еще такое? Сколько раз я просил не надевать в школу украшений! А ну дай его сюда, я передам его твоим опекунам! Ты еще маленькая, чтобы носить такие вещи!
Таня крепко сжала ладонь. Не хватало только, чтобы ее магический перстень перекочевал сперва к математику, а потом к дяде Герману. Без кольца она не сможет совершенно ничего, даже вызвать купидона, чтобы отправить в Тибидохс весточку.
– Не отдам! – тихо, но внятно сказала она. На глаза у нее навернулись слезы. Даже когда ее подозревали в краже золотого меча, ей не было так скверно.
– НЕ ОТДАШЬ? Так я заберу! – взревел окончательно выведенный из себя Игорь Валентинович и стал силой срывать кольцо у нее с пальца.
Магические перстни не любят подобного обращения. Если кто-то и способен их снять, то лишь сильный маг, знающий особые заклинания, и уж никак не лопухоид. К тому же кольцо у Тани было особое, с кошмарным характером и скрипучим голосом дедушки Феофила Гроттера. Правда, разговаривать оно могло только пять минут в день, зато сварливый характер оставался у него постоянно.
– Не надо! – крикнула Таня, но было уже поздно.
Прошипев «Вот тебе!», раздраженное кольцо выбросило две зеленые искры. Искры скользнули математику по носу, затем разделились, и одна нырнула ему в правое ухо, а другая – в левое.
В тот же миг волосы у Игоря Валентиновича встали дыбом. Зрачки расширились, бестолково заметались в орбитах и скрестились на переносице. Таня испугалась. Точно такая же история происходила со зрачками дяди Германа, перед тем как он возомнил себя кроликом Сюсюкалкой. Неужели еще один кролик? Но нет, на этот раз явно было что-то новенькое.
Мгновенно забыв о Тане, Игорь Валентинович выпустил ее руку и подбежал к доске.
– Продолжаем урок! Всем сидеть смирно! – начал он суровым голосом. – Я вам покажу, как решать такие задачки… Я их как орешки… Трем пожарникам потребуется… э-э… Кстати, почему в учебнике не написано, как зовут пожарников? Это безобразие! Допустим, один… м-м… Вася, другой Петя, а третий… третий… м-м…
Класс оживился.
– Сережа! – предположил Генка Бульонов.
– Точно, Сережа… Откуда ты знаешь? А вроде такой дурачок с виду! – обрадовался математик. – Вася с Петей тушат, а Сережа…
– Балуется с зажигалкой… – подсказала Пипа, с трудом выплевывая ластик.
– С ЗАЖИГАЛКОЙ?
Игорь Валентинович содрогнулся. Если раньше его воображение не шло дальше десятичных дробей, то теперь оно бурлило и фонтанировало.
– Точно, с зажигалкой! – быстро продолжал он. – Другие пожарники потушат, а он, паразит, колесиком чирк – и снова пожар! Они тушат, а он снова – чирк! Кошмар! Задача зашла в тупик! Дурная бесконечность!
В крайнем беспокойстве Игорь Валентинович забегал по классу. Он даже потерял один ботинок, но ничего не заметил.
– Ой-ой! Беда-то какая! Подать мне этого Сережу! Я ему покажу, как поджигать! А если там поблизости бумажный завод? А если склад с динамитом? – вскрикивал он.
В дверь коротко постучали. В класс заглянул директор. Он был маленький и кругленький, ужасно похожий на стриженную ежиком букву О. За спиной у него злорадно подпрыгивала Ленка Мумрикова.
– Ну? У меня было совещание. Что еще такое с Гроттер? – недовольно спросил директор.
Услышав новый голос, Игорь Валентинович замер. Его скрестившиеся глазки подозрительно заморгали.
– С Гроттер потом разберемся… Ты кто такой? Почему опоздал? Дневник на стол! – рявкнул он на директора.
– Кто, я? Я? – не понял директор.
– Да, ты! Ты что, новенький? Как тебя зовут? – продолжал громыхать математик.
– Это что, шутка? Я Сергей Андреич… – машинально сказал директор.
Математик дернулся как ужаленный. Глазки у него метнулись в разные стороны и вновь сошлись на переносице.
– Ага! Сережа! Вот ты какой! – сказал он сладким голосом. – С зажигалочкой балуемся? Задачи мешаем решать? Хотим школу поджечь?
Директор попятился.
– Я вас не понимаю, – растерянно сказал он.
Лучше бы он промолчал. Математик тотчас грозно навис над ним и схватил его за шировот.
– Не понимаешь? – заорал Игорь Валентинович. – Еще бы ты понимал! А ну дай сюда зажигалку! Сто девять костров развел, ханурик! В учебнике про него написали! А если бочка с бензином?
Директор вырвался, наступил на ногу Ленке Мумриковой и выскочил из класса, бормоча что-то про психиатрическую лечебницу.
– А ну стой! И таких еще берут в пожарники! Родителей срочно в школу! И бабушку с дедушкой тоже в школу! И пусть все приходят с ремнями! – гонясь за ним, кричал математик.
Таня выбежала следом за ними. Да что же это такое! В Тибидохсе им строго-настрого запретили использовать магию в мире у лопухоидов, а она делает это почти каждый день. Ну и влетит же ей от Сарданапала и Поклеп Поклепыча!
– Отменяй немедленно заклинание! – зашептала она своему кольцу.
– Никак невозможно! – проскрипел перстень голосом дедушки Феофила. – Оно трехдневное. И вообще, я уже точно не помню, какое заклинание наложил. У меня – хи-хи! – глобальный склероз.
– Веселенькая история! А что-нибудь ты можешь сделать? – рассердилась Таня, наблюдая, как подбежавший физкультурник Приходькин скручивает пинающегося и плюющегося Игоря Валентиновича.
– Что могу? Спеть могу! – поразмыслив, сказал перстень и нудно затянул: – Жили у бабуси два веселых гуся!
Зная, что кольцо теперь ни за что не замолчит, пока не истекут пять минут, Таня поспешно сунула руку в карман и отбежала в конец коридора. Но и из кармана у нее скрипучий голос еще долго выводил:
Один серый, другой белый –
Два веселых гуся!
* * *
Поздно вечером, уже ложась спать, Таня услышала из чемодана с привидениями рыдания. Рыдала Недолеченная Дама. Причем рыдала как-то по-особенному – горько и приглушенно. Как непохоже это было на демонстративное нытье, которым она обычно сопровождала свои жалобы на здоровье!
Таня слегка приоткрыла чемодан. Призрак выплыл из него и, горестный, сгорбленный, присел на край дивана, не касаясь его. Розочки на соломенной шляпе печально поникли.
– Ты что? Что с тобой? – спросила Таня.
Дама разжала ладонь. На ней лежала мерцающая серебряная пластинка – узкая и длинная, чем-то похожая на ключ.
– Это метка. Я получила ее от Короля Привидений. А это значит, что он придет за мной… Я исчезну… – жалобно произнесла она.
Глава 5 Король привидений
За пару дней до Нового года купидончик принес Тане новое письмо от Баб-Ягуна. Выпрашивая конфеты, пухлый младенец в красных подтяжках так вертелся, что из колчана у него выпала золотая стрела. Таня обнаружила ее, когда он уже улетел.
– Вот оболтус!
Она спрятала стрелу между двумя большими диванными подушками и почти сразу о ней забыла. Ей не терпелось узнать, о чем пишет Баб-Ягун.
«Ты конечно догадалась от кого это, – как всегда не здороваясь и не утруждая себя знаками препинания, начинал внук Ягге. – Прости что неразборчиво это все из-за Поклепа то есть из-за лягушачьих лапок Ими жутко неудобно писать наверное поэтому среди лягушек до сих пор не завелось ни одного профессора Жаль я так и не сумел узнать чего они прячут на Главной Лестнице Прилетай скорее мы обязательно туда еще разик нагрянем Теперь я придумал как обойти все охранные заклинания Поклепа
Ты тут записку передавала просила узнать про Короля Привидений Он тебе насолил так ты скажи Я выпросил у джинна Абдуллы кое-какие книжки Значит так: Король Привидений – это такой призрачный субъект с беззубым ртом на всю голову Кто-то говорит что он перводжинн кто-то что полтергейст но все сходятся на том что он может втягивать в себя духов и растворять их Еще говорят что у него очень сильные проклятия и что все его пророчества сбываются А вообще-то известно о нем очень-очень мало Так мало что его даже на нежитеведении не проходят
Увидеть Короля Привидений можно только в канун Нового года и то если поблизости есть призрак которого он собирается унести «Дрыгусом брыгусом» с таким фруктом не справишься это факт – так что и не пытайся Прогнать его можно одним единственным заклинанием – «Караваждис феокссирис»
Вот и все Надеюсь ты разобрала мои каракули Как там твой контрабас? Соловей О Разбойник велел передать тебе привет Он сказал что матчи по драконболу в этом году будут очень серьезными Все-таки не хухры-мухры – первенство мира Нашими «воротами» как и в прошлом году станет сам Гоярын Джинны уже получили приказ надраивать его чешую до ослепительного блеска и вообще готовить Гоярына чтобы он был в лучшей форме
Ну все пока! Кстати я не сообщал тебе новость? Соловей взял меня в сборную вместо одного из старшеклассников Ну все попрыгал я Хочу еще раз смазать свой пылесос»
Заметив внизу письма здоровенное масляное пятно, Таня улыбнулась. Она отлично представляла, как Баб-Ягун смазывает свой пылесос. Он буквально затапливает его маслом, пока все внутри не начинает булькать. Однажды Ягун так переусердствовал, что даже сесть на пылесос не мог: все время соскальзывал.
«Если он не бросит своих привычек, то дракон противника не долго останется голодным», – подумала Таня.
Неожиданно в коридоре послышались голоса, и в комнату, размахивая руками, вбежал дядя Герман. За ним румяным колобком катилась озабоченная тетя Нинель. Таня поспешно спрятала письмо.
– Да что же это такое? Ты меня до инфаркта хочешь довести? – плаксиво крикнул самый добрый депутат. – Разве ты забыла, что через двадцать минут приезжает телевидение?
Тетя Нинель окинула Таню критическим взглядом.
– Тебе надо переодеться. Возьмешь что-нибудь из вещей Пипочки, – велела она.
Дурневы ничего не жалели для Пипы, а Таню всегда одевали просто кошмарно – в ношеное старье, которым торговала фирма Германа Дурнева «Носки сэконд-хэнд». При этом почему-то всегда получалось так, что Тане доставалось либо то, во что невозможно было влезть, либо вещи, явно предназначенные для гиппопотамов. В первом случае тетя Нинель говорила: «Не ври, тебе это не мало!», а во втором: «Детям всегда покупают на вырост!»
Едва Таня закончила переодеваться, как два коротких звонка в дверь сообщили о приезде телевизионщиков. Перестав толкаться, Таня с Пипой осторожно приоткрыли дверь и выглянули в коридор. Дядя Герман поспешно натягивал на лицо свое самое ласковое выражение и здоровался за руку с ведущим – низеньким, крепеньким человечком в круглых очках и длинными волосами до плеч. Это и был Николай Шмыгликов – популярный ведущий «Семейных встреч». За спиной у ведущего маячила его свита: бородатый оператор с камерой, звукооператор и гример.
– Д-зебрый день! – кокетливо причмокивая, приветствовал Шмыгликов дядю Германа. – Над-зеюсь, мы не опод-зяли? На вашей Рюблевке такие пррь-обки!
– Ничего страшного… Вы почти вовремя! – сказал дядя Герман.
Телевизионщики деловито прошли по квартире.
– Снимать будем здесь… Все поместятся, и свет естественный! – решил бородатый оператор, кивая на большой диван, на котором Таня недавно читала письмо Баб-Ягуна.
– Хород-зе, я согласен. Только сюда нужно принед-зсти стол. И еще какой-нибудь д-зветок в горзд-ке. Мне нужно где-нибудь спрятать бумад-зку с моими вопрёсами, – томно сказал ведущий.
Дядя Герман поспешно закивал.
– Нинеличка, принеси, пожалуйста, два цветка! Я свою бумажку с ответами тоже спрячу! – попросил он.
– Вот этого не надо! Все должно быть ед-зтественно! Вы же у себя дома! – запротестовал Шмыгликов.
Пока оператор, руководимый тетей Нинелью, перетаскивал стол и приносил цветы, знаменитый ведущий плюхнулся в кресло и надул щеки. Гример тотчас запорхал вокруг с кисточками и пудреницей.
Тем временем дядя Герман извлек откуда-то вазочку с ирисками и поставил ее на стол рядом с Таней.
– Попробуй только сболтнуть что-нибудь лишнее! Сиди и ешь конфеты! И не вздумай выпускать таксу! – вполголоса прошипел он.
– А они не отравленные? – не удержалась Таня.
– Я с тобой после поговорю, – дядя Герман слегка позеленел и заулыбался так ласково, что Тане просто стало жутко.
Вскоре началась съемка. Таня сидела с таксой на коленях и жевала ириски, как ей велели. Ириски были не отравленные, но зато такие липкие, что она и рта не могла открыть: зубы зацементировались насмерть. Так вот в чем состояло коварство дяди Германа!
– Д-зравствуйте, д-зорогие телед-зрители! – ослепительно улыбаясь, затараторил Шмыгликов. – Мы находимся в гостях у видного политика, прод-зцветающего бид-знесмена депутата Германа Никитича Дурнева и его д-замечательной семьи. Герман Никитич, не представите нам ваших домочад-зцев?
Дядя Герман начал многословно представлять Пипу и тетю Нинель. Таня особенно не вслушивалась в его слова, но вздрогнула, когда он неожиданно произнес ее имя.
– А это Таня Гроттер! Сиротка, которая живет у нас вот уже десять лет… Очень сложный ребенок! Нам подбросили ее, ха-ха, в футляре от контрабаса… – сказал дядя Герман.
Бородатый оператор мгновенно направил на Таню объектив своей камеры.
– Д-зя? Ее род-зители были муд-зыканты? – оживился Шмыгликов.
– Да где им! Наверняка нашли футляр на помойке! – фыркнула тетя Нинель, но тотчас, спохватившись, быстро добавила: – Но все равно мы любим эту девочку как родную. А с моей дочерью Пипой они вообще лучшие подруги.
Услышав такое, Пипа яростно чихнула. Таня же, чьи зубы все еще были склеены предательской ириской, смогла только протестующе замычать.
Ведущий осторожно выдвинул из-за цветка бумажку.
– Что это д-зя чудная сябака в руках у вашей водз-питанницы? – спросил он, благоразумно не пытаясь погладить таксу.
– Это Полтора Километра! – сказал дядя Герман.
– Какое оригинальное имя! – восхитился Шмыгликов. – Я внимательно ц-ледил за вашей предвыборной комп-янией. Это было так необыд-цно. А где сейчас ваши крёлики?
Дядя Герман замялся.
– Они за городом… Мы их часто навещаем! Герману очень тяжело без своих пушистиков, но он старается, – пришла ему на выручку тетя Нинель.
Внезапно такса, давно дожидавшаяся подходящего случая, ловко перескочила с Таниных колен на стол и схватила зубами страницы с вопросами ведущего. Это была ее любимая игра: держать что-нибудь в зубах и не отдавать.
– Мой текст! Она его вд-зяла! – жалобно воскликнул Шмыгликов.
– Это чужая бумажка! Нельзя ее брать! Отдай папочке! – приказал дядя Герман, энергично пытаясь отвоевать у таксы листки.
Это была уже серьезная ошибка. Если бы дядя Герман сделал вид, что бумажки никому не нужны, такса сама отпустила бы их через минуту. Теперь же Полтора Километра намертво сомкнула челюсти. Она собиралась сражаться до конца, и тетя Нинель это верно уловила.
– Герман! Лучше давай унесем собачку! – предупреждающе проворковала она, но самый добрый депутат уже вошел в раж.
– Отдай! – шипел он. – Ты, вермишель длинная! Чисто конкретно говорю! Ты на кого в натуре наехала?
Но не тут-то было. Рыча, такса уперлась лапами в стол и не отпускала. Вырывая листки, вспыливший Дурнев вскочил и стал раскручивать собаку над головой.
– Не надо! – взвизгнула Пипа, но было уже поздно.
Страницы с треском порвались, а Полтора Километра, загребая лапами, шлепнулась точно на голову ведущему.
– Мой парик! Выключай камеру! Она сорвет мой парик! – испугался Шмыгликов и, бестолково замахав руками, нечаянно толкнул стол.
Тяжелый стол ударил дядю Германа под коленки. Самый добрый депутат потерял равновесие и со всего маху плюхнулся на диван, просевший чуть ли не до пола.
А еще секунду спустя дядя Герман взвыл нечеловеческим голосом и подскочил к потолку.
– Я ранен! Ужасная боль! В меня стреляли снайперы! Хуже, я сел на иголку! – застонал он.
Тетя Нинель с Пипой кинулись к дяде Герману.
– Герман, не волнуйся! У тебя нет даже капельки крови! – осмотрев его, успокоила супруга тетя Нинель.
– В самом деле? А что же тогда меня укололо? – не поверил дядя Герман.
Но еще раньше, чем он это произнес, Таня вспомнила про золотую стрелу купидончика, спрятанную между диванными подушками. Если дядя Герман укололся этой стрелой, он непременно в кого-то влюбится, но вот в кого?
Тем временем с Дурневым определенно что-то происходило. Вначале он посинел, затем побагровел, затем перед глазами у него запрыгали пухлые красные сердечки, а в груди сладко закололо.
– Я умираю! Мне конец! – простонал он, сползая на пол.
– Снимай, снимай все, кроме меня! Это будет сенсация! – прикрывая ладонью лысину, крикнул Николай Шмыгликов бородатому оператору.
Такса Полтора Километра высунулась из-под стула и, выплюнув измусоленный парик ведущего, стала стаскивать с дяди Германа тапки. Она решила, что раз хозяин умер, тапки ему не нужны и в них можно теперь пустить слюни. Однако дядя Герман вдруг открыл один глаз и метко лягнул таксу ногой.
– Эй, помогите кто-нибудь подняться! – потребовал он у тети Нинели. – Мне что-то не умирается!
Оперевшись на руку жены, дядя Герман встал и недоуменно стал озираться по сторонам. Заметив в серванте свое отражение, самый добрый депутат сперва отпрянул, а потом смущенно заулыбался:
– Ух ты! Кто это такой хорошенький? Вон там! – обратился он к тете Нинели.
– Герман, что с тобой? Это же ты! – удивилась та.
– Я? В самом деле? – обрадовался Дурнев. – Как я рад! Какие у меня красивые глазки, какой правильный носик… А волевой подбородок? А ведь я еще наверняка и умный!
– Э-э… Ну да… – промямлила пораженная тетя Нинель.
Дядя Герман снисходительно потрепал ее по щеке.
– Я так и думал. Бедная толстушечка, уверен, ты без памяти в меня влюблена! В меня просто невозможно не влюбиться! Если хочешь, я немножко отойду, и ты будешь любоваться мной издали! Где-нибудь тут есть большое зеркало? – воскликнул дядя Герман и, размахивая ручками точно бабочка крылышками, упорхнул в коридор.
– Интересно, кто-нибудь сможет любить меня так сильно, как я сам себя люблю? – вопил он по пути.
За ним торопливо помчался оператор, Шмыгликов со всей свитой и Пипа с тетей Нинелью. В комнате осталась одна Таня. Она каталась по дивану от хохота, слушая, как дядю Германа пытаются оторвать от зеркала, а он восклицает:
– Тру-ля-ля! Идите смотреть, какой я красивый! А бровки? Бровок вы еще не видели! Эй, уберите этого лысого! Почему он бегает за мной с микрофоном? Кто-нибудь, дайте мне мухобойку! Этот тип мной плохо любуется!
Вслед за тем послышался громкий шлепок. Похоже, дядя Герман хлопнул ведущего ладонью по лысине. Николай Шмыгликов жалобно заверещал. Звукооператор и гример кинулись его защищать. В коридоре завязалась потасовка. На стороне дяди Германа сражались тетя Нинель и такса. Пипа в панике спряталась в шкаф и визжала.
Не прошло и минуты, как громкий топот ног по лестнице и торжествующее улюлюканье дяди Германа известили, что самый добрый депутат и его могучая супруга одержали нелегкую победу.
– Эй, девочка! – крикнул дядя Герман дочери. – Вылезай из шкафа! Ты видела, какой я сильный? Как я отважно дрался? И это все покажут по телевизору! Меня увидит вся страна! Кстати, где та страшная толстуха, которая тут всех расшвыряла? Так и быть, пусть мной полюбуется, хотя она и не в моем вкусе.
– Я здесь, Герман! – послышался низкий голос, и в дверях выросла тетя Нинель – красная как кумач и разъяренная как бык.
Расставив руки, она медленно надвигалась на супруга. Дядя Герман мгновенно оценил угрозу и трусцой помчался прятаться под кровать.
– Не поломай мне нос! С поломанным носом меня не возьмут в фотомодели! – в ужасе попискивал он.
Хохоча, Таня сползла с дивана на пол. Бывший кролик Сюсюкалка в очередной раз побил все рекорды! Интервью с ним точно будет незабываемым!
* * *
Оставшиеся до Нового года дни прошли довольно пресно – без каких-либо интересных событий.
Дядя Герман казался совершенно нормальным, во всяком случае, пока у него не начинали отбирать зеркальце. Пару раз он даже съездил в Думу и был ужасно возмущен, что им там плохо любовались. Скандальная передача прошла по телевидению, но шуму, вопреки ожиданиям, не наделала и карьеры не испортила – Дурнева и так уже воспринимали как шута. К тому же мысли у всех были заняты предстоящими праздниками.
Вскоре после полуночи, просидев пару часов у стола, а потом у телевизора, Дурневы отправились спать, многозначительно сказав Пипе, что завтра под елкой ее будут ждать подарки.
«Класс! Небось, Дед Мороз притаранит на тележке с квадратными колесами!» – хмыкнула Пипа.
В Деда Мороза Пипа верила еще меньше, чем не знающие зимы африканские племена, зато верила в силу нытья. К тому же она успела подглядеть, куда тетя Нинель спрятала все свертки и пакеты, когда та только еще принесла их из машины.
Таня тоже вскоре легла и стала думать о Тибидохсе. Она пыталась представить, какие подарки сделает она Баб-Ягуну и Ваньке и что подарят они ей. Ее мечты начали уже постепенно превращаться в приятные и легкие новогодние сны, как вдруг какой-то неприятный шипящий звук разбудил ее.
Открыв глаза, Таня рывком села. Посреди комнаты клубился, сгущаясь, сероватый туман. Потом он закружился вдруг в воющем бешеном вихре – и тем страшнее было, что от этого вихря не шевельнулись даже листы бумаги на столе.
– Кто тут? – взволнованно спросила Таня.
Туман окончательно сгустился, и посреди комнаты прорисовался вдруг низенький горбун с огромной шишковатой головой и узким жабьим ртом. Сквозь его тело зыбко проглядывал подоконник.
Глаза горбуна равнодушно скользнули по комнате и остановились на Тане.
– Где она? – спросил горбун скрипучим голосом.
– Кто?
– Призрак, которому я прислал метку! Недолеченная Дама… Ей пришло время исчезнуть! Ага, я уже чую ее…
Горбун повернул безобразную голову. Из-под дивана явственно доносились безуспешно сдерживаемые рыдания.
Король Привидений щелкнул пальцами, и крышка чемодана откинулась. Недолеченная Дама, стеная, вылетела наружу. Пытаясь скрыться, она устремилась было к ближайшей стене, но стена не пропустила ее.
Король Привидений засмеялся. Его зрачки запылали, как два красных угля. Он распахнул рот, и Таня ужаснулась. Чудовищный рот рассекал голову горбуна как сабельный рубец и был похож на бездонный черный колодец.
Недолеченная Дама завизжала, в последний раз рванулась, а потом безвольно поплыла навстречу своей гибели. Гипнотический взгляд Короля Привидений притягивал ее словно петлей.
– Не мешай мне! Не мешай! Чтобы появился новый призрак, кто-то из старых должен исчезнуть! Я выбрал ее! – рот Короля Привидений распахивался все шире.
Опомнившись, Таня поспешно схватила со стола письмо Баб-Ягуна. Где же это заклинание? Ага, вот!
– Караваждис феокссирис! – крикнула она.
Зеленая искра скользнула по кольцу и сразу потухла…
– Я сказал: не мешай!
Горбун презрительно отмахнулся от Тани сухой рукой. В тот же миг что-то словно толкнуло девочку в грудь. Она покачнулась и упала на пол возле дивана, ощутив щекой мягкий ворс ковра. Недолеченная Дама продолжала безвольно двигаться к отвратительной, засасывающей как трясина пасти.
«Почему заклинание не сработало?» – как сквозь туман подумала Таня, пытаясь поднять руку. Веки наливались тяжестью. Призрачный горбун размывался, сливаясь с люстрой.
Неожиданно она смутно вспомнила, что говорил им на занятиях Сарданапал. Магия не в словах, слова лишь помогают ее высвободить. Но магия и не в искре. Она – в сознании, в умении, в волевом усилии. Если этого нет – не поможет ни самое мощное кольцо, ни самый толстый справочник заклинаний из библиотеки джинна Абдуллы. Надо всей душой возненавидеть это мерзкое пожирающее чудовище, всей душой захотеть помочь – и тогда…
– Не смей! – заорал вдруг горбун, странным образом проникая ей в мысли. – Не смей! Ты об этом пожалеешь!
«Ага, значит, все правильно! Так и есть!» – подумала Таня, ощутив вдруг, как внутри у нее крепнет уверенность.
– Караваждис феокссирис! – отчетливо произнесла она.
Кольцо Феофила Гроттера мгновенно нагрелось и выстрелило искру. Искра, крошечная как спичечная головка, раздулась и стала размером с мяч для драконбола. Подлетев к Королю Привидений, она стремительно втянулась в его распахнутую пасть и бесшумно взорвалась. Контуры призрака стали стремительно опадать и сворачиваться.
– Ты не представляешь, что наделала… Чьему призраку помешала появиться, – с ненавистью просипел Король. – Я могу видеть будущее: тебя ждут величайшие испытания. Едва ли ты выживешь… А я уж постараюсь, чтобы ты стала привидением и попала ко мне в рабство… Ты тысячу раз пожалеешь!
Он уже был едва виден. Мгновение – и он исчез совсем.
Посреди комнаты, трепеща, плавала теперь одна Недолеченная Дама, да из чемодана выглядывал довольный поручик Ржевский.
– Чтоб мне ожить! – воскликнул он. – Никогда не слышал, чтобы кто-то помешал Королю Привидений унести выбранную жертву! Интересно, чей призрак он должен был выпустить в мир вместо нашей дамы? Видать, какая-то важная шишка, раз он так суетился.
Таня опустилась на диван. Раскалившееся кольцо все еще дымилось. «Ты тысячу раз пожалеешь!» – вспомнила она угрозу Короля Привидений. Нет, это была не просто угроза.
– А если он снова явится? – спросила она.
Поручик Ржевский замотал головой так энергично, что она добрый десяток раз провернулась у него в одну сторону. Когда же голова наконец остановилась, то нос обнаружился у нее на затылке.
– Не явится, – уверенно заявил призрак, приставляя его на место. – У Короля Привидений есть только одна ночь в году. А за год может многое измениться. Но все равно, на твоем месте я бы очень серьезно отнесся к его предупреждению. Если он говорит, что тебя ждут серьезные испытания, значит, так оно и будет…
«Очень мило. Раньше у меня хоть Талисман Четырех Стихий был, а теперь, интересно, кому я насолила?» – подумала Таня, вспоминая фигуру в оранжевом плаще, которая, свесившись, смотрела с крыши, разбилась ли она.
Недолеченная Дама окончательно пришла в себя и кокетливо поправила шляпку с розочками.
– Вот и чудненько… – томно сказала она. – Раз я жива, значит, смогу рассказать, как однажды подавилась костью. Уверена, это будет поучительный рассказ. Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Вдобавок, я вся покрылась сыпью размером с кулак. Доктор, когда меня увидел, умер от ужаса. Я потом была у него на похоронах…
Таня поспешно заткнула пальцами уши, а поручик Ржевский с истошным воплем вновь втянулся в чемодан.
Глава 6 Пассажир для контрабаса
Утром одиннадцатого января, в первый день третьей четверти, когда Таня поспешно собирала сумку, в открытую форточку влетел окоченевший от мороза купидончик.
На колени к Тане упало письмо. Она осторожно распечатала конверт. Внутри был плотный шершавый лист, исписанный острыми, как горные пики, буквами. Буквы то вспыхивали, то гасли, то начинали суетливо перебегать с места на место. Ничего невозможно было разобрать.
Таня подумала, что эти энергичные зигзаги очень мало походят на круглый, со множеством кокетливых завитушек почерк Сарданапала.
«Ничего не понимаю. От кого это?» – растерялась она.
В тот же миг буквы перестали прыгать, и посреди листа отчетливо проступило:
«Внимание! Письмо зашифровано магическим шифром. Если ты Таня Гроттер, приложи к нему свое кольцо! Если нет, лучше не прикасайся к нему! Будут неприятности!»
«Таня Гроттер – это, кажется, я. Значит, можно рискнуть», – с некоторым сомнением подумала девочка и осторожно приложила к письму перстень дедушки Феофила.
Буквы вновь задвигались, перетасовались и сложились в предложения:
«Здравствуй, Таня!
Академик Сарданапал очень занят, поэтому тебе пишу я.
Ремонт еще не совсем закончен. Отстроено только три из пяти башен, но мы решили, что ученики уже могут вернуться в Тибидохс. Последние дни в мире у лопухоидов слишком часто используется магия, и это возмутительно. Виновных ждут взыскания, поэтому они уже сейчас могут сделать соответствующие выводы…
Просьба захватить с собой Гробыню. У нее что-то с пылесосом, и она не может добраться сама.
Адрес Гробыни: город Звенигород, Сиреневая улица, дом 5. Это личная просьба профессора Клоппа. Вылететь тебе лучше, не откладывая. Я сняла заклятие с твоего нового смычка.
Все ученики должны быть в Тибидохсе не позднее сегодняшнего вечера. Завтра начинаются занятия, и никаких поблажек пропустившим не будет.
В полете соблюдайте осторожность.
Доцент кафедры нежитеведения,
преподаватель школы Тибидохс,
МЕДУЗИЯ ГОРГОНОВА».
Когда Таня дочитала письмо, подпись Медузии вдруг вытянулась и приобрела очертания ее строгого греческого профиля.
Таня сорвалась с места. Сидеть больше она просто не могла. Ей казалось, что в груди у нее, раскачивая массивным языком, призывно загудел огромный вечевой колокол. В Тибидохс! В Тибидохс! Наконец-то! Даже то, что ей придется везти с собой противную Гробыню, не могло испортить настроения.
Она выскочила в коридор. Пипа, уже совсем готовая, давила перед зеркалом прыщи. Дядя Герман, музыкально булькая, полоскал в ванной горло. Тетя Нинель, собиравшаяся провожать их в школу, шумно допивала на кухне чай. Схватив куртку и ботинки, Таня метнулась назад в комнату. Здесь она в одну минуту оделась и выдвинула из-под дивана футляр с контрабасом и чемодан с призраками.
Ничего не забыла? Ах да!
Она торопливо кинулась в спальню и сдернула с окна шторы. Сворачивать их времени уже не было, и девочка попросту набросила их сверху контрабаса.
Вспрыгнув на подоконник, Таня потянула шпингалет, щелкнувший как затвор винтовки, и рванула на себя тяжеленную раму. В комнату, опрокидывая цветочные горшки и раскачивая висящие на стенах гавайские циновочки тети Нинели, ворвался свежий морозный ветер.
Таня уже сидела на контрабасе, когда дверь распахнулась. Пипа просунула из коридора голову и завизжала.
– Папуля, мамуля, она у окна! Улетает на Черных Шторах! – истошно закричала Пипа, не замечая под шторами контрабаса.
В комнату вбежали дядя Герман и тетя Нинель.
– А ну стой, гадкая девчонка! Герман, она хочет выброситься из окна, чтобы у тебя были неприятности на службе! – закричала тетя Нинель.
Опрокидывая стулья, самый добрый депутат метнулся к Тане. Таня взмахнула рукой. Смычок послушно прыгнул ей в ладонь.
– Торопыгус угорелус!
Перстень выбросил зеленую искру, а уже в следующий миг контрабас рванулся вперед. Дядя Герман успел ухватиться рукой за раздувавшиеся Черные Шторы и стал тянуть Таню к себе.
– Скорее, Нинель, помоги мне! – кричал он.
Тетя Нинель бросилась на подмогу, но тут свободный конец штор приподнялся и щелкнул самого доброго депутата по носу.
Дядя Герман пугливо ойкнул и отскочил, держась за нос. Контрабас вырвался на улицу. Дурневы пораженно застыли у окна, провожая взглядами крошечную точку.
– Вот она – черная неблагодарность! Я так и знала, что от этой девчонки не стоит ждать ничего хорошего! – с чувством произнесла тетя Нинель.
– Я же говорила, что из-за нее мне клей сам на голову вылился, а вы не верили! – пискнула Пипа.
Дядя Герман тоже хотел произнести нечто фундаментальное, но все величественные мысли, подходящие к случаю, у него как-то порастерялись. Дурнев вздохнул, захлопнул раму и совершенно буднично произнес:
– Ну и ладно… Нам же лучше! Нинеличка, поищи, пожалуйста, мой красивый синий шарфик. Я хочу быть нарядным. Мне сегодня выступать в Большом театре перед балеринами.
* * *
Пригнувшись к контрабасу, Таня мчалась над городом. Черные Шторы, по милости которых она едва не была схвачена дядей Германом, теперь оказались даже полезны: они придерживали чемодан с привидениями и футляр от контрабаса. Иногда Таня доставала из кармана письмо Медузии, превратившееся в подробную карту. На этой карте Москва была размером с большое яблоко, а контрабас обозначался крошечной стрелкой.
Эта стрелка уверенно двигалась по карте в ее нижний левый угол, где пурпурно мерцали скрещенные кости. Несложно было догадаться, что этим знаком Медузия обозначила Гробыню. Похоже, у суровой преподавательницы нежитеведения тоже было чувство юмора.
Дом номер пять на Сиреневой улице был низенький, приземистый, но очень длинный. На крыше у него торчало множество телевизионных антенн. Теперь между антеннами разгуливала Гробыня в оранжевой куртке и трескала «примагниченный» из ближайшего магазина шоколад. Под ногами у нее уже шуршало множество оберток.
Гробынин пылесос с вертикальным взлетом и рюкзак с вещами лежали здесь же, на крыше.
– Привет, несчастная сиротка! – крикнула она. – Чего так долго? Пешком по тучкам шла? Я окоченела.
– А ты бы попрыгала на месте. Очень полезно, – посоветовала Таня, подумав про себя, что Гробыня просто свинья неблагодарная.
– Уже прыгала, теперь вот шоколад трескаю… – сообщила Гробыня. – Ну так как, берешь меня?
Таня вздохнула.
– Запрыгивай, что с тобой делать? Не бросать же у лопухоидов, – сказала она.
Склепова попыталась забраться на контрабас сзади, но оказалось, что она взяла с собой столько вещей, что вместе с рюкзаком никак не помещалась. К тому же Черные Шторы, не слишком любившие Гробыню, все время язвительно хрюкали и норовили сбросить ее. Даже заклинание «Дрыгус-брыгус» на них не действовало, потому что было слишком холодно, а искра, которую выбрасывало кольцо, получалась недостаточно горячей.
– Плохо дело, – признала наконец Гробыня. – Придется тебе тащить меня на буксире. Я сяду на свой пылесос, а конец трубы привяжем к твоему контрабасу.
– А так можно? – усомнилась Таня.
– Запросто, – заверила ее Гробыня. – У меня же пылесос не поломан. У него только направляющий талисман все время развязывается. Взлетать он может, а вот в воздухе начинает рыскать.
Если бы вскоре после этого случайный пешеход поднял голову и посмотрел на небо, он надолго лишился бы дара речи. Над Звенигородом неторопливо летел контрабас, которым управляла небольшая темноволосая девочка лет десяти, придерживающая локтем здоровенный чемодан. За контрабасом на длинном шланге тащился пылесос, на котором восседала высокая девица в оранжевой куртке с растрепанными фиолетовыми волосами.
Примерно раз в пять минут испорченный пылесос принимался упрямиться и взбрыкивать, точно норовистый скакун. Тогда девица с фиолетовыми волосами вцеплялась в него обеими руками и начинала вопить: «Стой, Гроттерша! Стой! У меня талисман опять развязался!» или «Ты куда летишь? Ты туда лети!».
– У меня карта в другую сторону показывает! – возражала Таня.
– Плевать на карту! А я тебе говорю, что в эту! – заявляла Гробыня.
Нечего и объяснять, что полет до Тибидохса не доставил Тане никакого удовольствия. Вместо обычных нескольких часов они тащились почти полдня. Причем все это время Гробыня безостановочно ворчала и ругалась. Началось это, когда в полете она попыталась перекрасить ногти из ядовито-зеленого в фиолетовый и ветром у нее выбило кисточку.
Когда в гудящем воздушном потоке они пронеслись над континентом, внизу разом исчезли все ориентиры. Таня смотрела на карту, уже не отрываясь. Тонкий пунктир и красная стрелка уверенно вели их над океаном. Заклинание перехода могло сработать в одной-единственной точке земного шара, где в океане, невидимый для простых смертных, был знаменитый остров магов Буян. Наконец наступил момент, когда кольцо на пальце у девочки потеплело, и на карте вспыхнул вдруг большой остров, похожий на жирафью голову.
– Готовься! Пора! – крикнула Таня, оборачиваясь.
Наступал самый ответственный момент – момент произнесения заклинания перехода. Нужно было решительно, не боясь разбиться, направить летающий инструмент вниз и, выпустив искру, крикнуть «Грааль Гардарика». Стоило на миг усомниться или замешкаться, и их ждала бы смерть. Тело оказалось бы в одном мире, а сознание – в другом. Недаром заклинание перехода считалось едва ли не самым опасным заклинанием Высшей Магии.
– Эй-эй, Гроттерша! Погоди! – засуетилась Гробыня. – Я еще не настроилась. Дай хоть до трех досчитать!
– Ну, считай! – согласилась Таня.
Гробыня набрала полную грудь воздуха:
– Раз… два… э-э… четыре… пять…
– А где «три»?
– Неужели пропустила? – удивилась Гробыня. – Тогда поехали заново… Два на веревочке… два на ниточке… два на сопельке… Давай скорее, пока я не передумала! Не тяни! Ой, мама!!! ТРИ!
Таня прижалась грудью к контрабасу и направила смычок вниз. Ветер ударил им в лицо, рваная пелена туч надвинулась и сразу скомкалась, как мокрая вата, скатанная в сотни шариков. Бурлящий океан становился все отчетливее, все различимее. Уже можно было разглядеть отдельные волны, уже ветер швырял в лицо влажные брызги. Невозможно было поверить, что там внизу остров. Казалось, еще немного, и они на огромной скорости врежутся в бурлящую воду.
– Грааль Гардарика! – крикнула Таня, не различая своего голоса в рокоте океана.
Кольцо дедушки Феофила выстрелило зеленой искрой. Мир завертелся… замерцал… раскололся надвое… Океан и небо слились в единое целое и вновь разошлись… Тане почудилось, что нечто могучее подхватило ее и протиснуло сквозь бесконечно узкую воронку песочных часов.
Внезапно их стремительное падение замедлилось. Из океанской пены выступил большой остров. Седые сердитые волны, бурля и постепенно смягчаясь, накатывали на длинную песчаную косу, узким клином уходящую в океан. Сразу за песчаной косой начинались потрескавшиеся скалы, кое-где поросшие красными соснами с бугристыми, похожими на щупальца спрутов корнями.
Контрабас больше не падал, а снижался широкими кругами. Таня перевела взгляд выше, и у нее радостно защемило сердце. Она увидела колоссальную черепаху с наростами на панцире. Такую огромную и такую родную. Ее невозможно было ни с кем и ни с чем спутать, потому что именно такой черепахой казался с высоты Тибидохс! Там, где у черепахи были складки на панцире, у Тибидохса тянулись короткие и длинные галереи, связывающие множество его частей.
На вершине скалы возвышалась гигантская башня. Это и была знаменитая Большая Башня – главная из пяти башен Тибидохса. Вернее, это раньше башен было пять. Теперь же их оставалось всего три – Большая и две угловые. Другие две только начинали отстраиваться заново. На деревянных лесах, сомкнувшихся вокруг их основания, копошилась нежить. Как следует приглядевшись, можно было рассмотреть даже рыжеватую шерсть на спинах у леших и небольшие оранжевые каски на головах у домовых. В эти каски их наверняка заставил облечься Поклеп Поклепыч, обожавший во всем порядок.
Контрабас сделал еще полкруга, и Тибидохс стал виден со стороны главных ворот – единственного прохода через его защищенные множеством заклинаний неприступные стены.
Над главными воротами крепости, как и прежде, сияла надпись. Буквы надписи переливались, сотканные точно из живого огня.
«ТИБИДОХС – ШКОЛА МАГИИ ДЛЯ ТРУДНОВОСПИТУЕМЫХ ЮНЫХ ВОЛШЕБНИКОВ. БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ ОТДЕЛЕНИЯ».
Только теперь к этой надписи добавилась еще одна, более мелкая, но зато четкая:
«НА ГЛАВНУЮ ЛЕСТНИЦУ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!»
У ворот прохаживался одетый в овечьи шкуры мрачный циклоп с секирой. Под его единственным глазом багровел здоровенный фонарь. Должно быть, братья-богатыри Усыня, Дубыня и Горыня опять поленились выучить пароль.
Тане захотелось поскорее оказаться внутри, увидеть Ваньку Валялкина, Баб-Ягуна. Захотелось посмотреть, как изменился Тибидохс за те томительные недели, что она прожила у дяди Германа и тети Нинели. Она направила смычок вниз и стала быстро снижаться.
– Эй, эй, поосторожнее! Не дрова везешь! Мне мои косточки еще не надоели. Они мне дороги как память! – послышался знакомый вопль.
Обернувшись, Таня увидела Гробыню. Девочка из черных магов висела на шланге, болтая в воздухе ногами. Ее барахлящий пылесос куда-то исчез. Гробыня сообщила, что талисман развязался в самый неподходящий момент и при произнесении «Грааль Гардарика» пылесос попросту срезало.
Поигрывая секирой, циклоп загородил девчонкам дорогу.
– Пароль! – рявкнул он.
– Парусник! – сказала Таня.
– Это старый пароль, – заупрямился циклоп. – Нужен новый!
– Запросто! Подбитый глаз! – насмешливо встряла Гробыня.
Поручик Ржевский в чемодане радостно заржал, а циклоп побагровел от злости. Его единственный глаз, окруженный фиолетовым сиянием фонаря, стремительно стал вращаться в орбите и покрылся десятками синеватых прожилок.
– Что? Что ты сказала? А вот этим вот по кумполу не хочешь? – проревел циклоп, занося над головой секиру.
Гробыня завизжала.
– Девочек нельзя бить, – быстро сказала Таня.
Циклоп задумался.
– Даже секирой? – уточнил он.
– Секирой тем более. От Медузии влетит.
Циклоп еще с минуту подумал и грустно опустил секиру.
– А без пароля все равно не пропущу! – сказал он злорадно.
– Тогда позови Сарданапала. Или кого-нибудь из преподавателей, – предложила Таня.
– Не-а, – замотал головой циклоп. – Не буду звать.
– Почему не будешь?
– А потому, что неправильные пароли говорите. Издевательские, – заявил циклоп и обиженно повернулся спиной.
Неожиданно Таня засмеялась и толкнула Гробыню локтем.
– Чего ты? – поморщилась Гробыня.
– Посмотри вон туда! – прошептала Таня.
Склепова посмотрела и тоже стала хохотать. На спине у циклопа мелом было крупно выведено: «Русалочий хвост». Тане показалось, что она узнала почерк Ваньки Валялкина.
– Эй, я вспомнила! Пароль – «русалочий хвост»! – громко сказала она.
Циклоп так удивился, что даже сел на землю.
– Вот и ты тоже… Все почему-то не знают, а потом догадываются, – убито пожаловался он. – Да, точно, «русалочий хвост». Знаете, кто его придумал?
– Поклеп Поклепыч? – легко угадала Таня.
– Угу, он самый. У него теперь все пароли русалочьи. Позавчера была «серебряная чешуя», три дня назад «люмпомпусечка»… У меня от этой «люмпомпусечки» просто язык узлом завязался! Ладно, шут с вами, топайте.
Циклоп неуклюже поднялся и открыл тяжелые ворота. Только теперь, шагнув на первую из множества каменных ступеней, ведущих к Большой Башне, Таня окончательно уверилась, что очутилась в Тибидохсе, в своем Тибидохсе…
Она поднялась на дюжину ступеней, увидела свисающий сверху канат, тяжелое колесо подвесного моста, знакомый скол на дубовых дверях кладовки, и глаза у нее защипало. У Тани появилось ощущение, что она наконец оказалась дома, в том единственном доме, который мог у нее быть.
– Ох, мамочка моя бабуся! – восторженно завопил кто-то хорошо знакомый.
Навстречу ей уже бежали Баб-Ягун и Ванька Валялкин.
Глава 7 Скатерть-самооборонка и куриное заклятие
На следующий день с утра, как и обещала Медузия, в Тибидохсе начались занятия. Ученикам не дали отдохнуть ни одного дня. Перед занятиями Сарданапал и Медузия собрали всю школу в Зале Двух Стихий.
Кругленький Сарданапал был одет в новую мантию. Рядом с академиком Черноморовым, высокая и строгая, стояла Медузия. Поклеп Поклепыч, похожий на нахохлившегося ворона, сидел в стороне на небольшом стульчике. На коленях у него лежала толстая пачка пергаментов. Над пергаментами само собой порхало обдерганное гусиное перо и что-то быстро записывало. Вид у этого гусиного пера был самый что ни на есть кляузный и доносительский. Изредка Поклеп Поклепыч поглядывал на пергаменты и как-то нехорошо усмехался.
– Не нравится мне этот тип. Как ты думаешь, что он там записывает? – прошептал Ванька.
– Не знаю, – честно сказала Таня.
– А я думаю, что наши проступки, которые мы совершили в мире у лопухоидов, – предположил Валялкин.
В этот момент Поклеп Поклепыч с каким-то особым злорадным выражением поднял глаза и взглянул на Таню, что помогло ей окончательно увериться в правоте Ванькиных слов. Обдерганное перо ловко нырнуло в чернильницу и помчалось к очередному пергаменту.
Таня сердцем почуяла, что это за пергамент. Ее пергамент с ее проступками!
Но тут, словно приходя ей на помощь, невидимый оркестр духов заиграл торжественный гимн Тибидохса. Стульчик завуча стал нетерпеливо подскакивать. Поклеп Поклепыч торопливо встал и вытянулся в струну.
– Дорогие ребята! Рад приветствовать всех в Тибидохсе! – сказал Сарданапал.
Ученики стали незаметно подталкивать друг друга локтями, едва сдерживая смех. В то время, как академик обращался к ним с речью, его усы все еще продолжали дирижировать невидимым оркестром. И сам Сарданапал об этом явно представления не имел.
– Я знаю, что многим из вас в мире у лопухоидов было нелегко. Поверьте, нам тоже непросто было решиться на этот шаг. В любом случае, теперь вы снова в Тибидохсе и можете приступить к занятиям… И я очень этому рад… Мы сделали все, чтобы вернуть вас сюда как можно скорее. Несмотря даже на то, что он не до конца еще отстроен… – голос Сарданапала чуть дрогнул.
Усы академика начали было насмешливо прыгать, но длинная, то исчезавшая, то появляющаяся борода грозно шевельнулась, и они сразу притихли.
После Сарданапала слово взял Поклеп Поклепыч.
– Юные маги-недоучки, оказавшиеся в мире лопухоидов без надзора, совершили множество тяжелейших проступков! – визгливо начал завуч, потрясая стопкой пергаментов. – Некоторые… не буду пока называть имен… позволяли себе летать, другие направо и налево использовали заклинания, третьи пытались применять высшую магию превращений. В результате несколько очень добропорядочных лопухоидов до сих пор… э-э… проявляют некоторые странности в поведении. Не так ли, почтенный Семь-Пень-Дыр? Может, вы убедите их перестать лаять и кусать прохожих за ноги. У Зубодерихи это почему-то не получается. Кое-кто другой заколдовал отцовский ремень так, что уважаемый, педагогически грамотный, политически подкованный лопухоид отстегал ремнем самого себя!
– Поклеп! Спору нет: проступки действительно возмутительные. Однако этот тип был наказан за дело! Я уже говорил тебе: никто не заставлял его бить ремнем детей! Пусть один раз побывает на их месте! – перебил его Сарданапал.
Поклеп Поклепыч поморщился.
– Ну хорошо, это вычеркнем… – неохотно пробурчал он. – Между прочим, порой встречались просто вопиющие факты! Кое-кто из здешних любимчиков, например, выпускал из чемодана привидения и разбрасывал направо и налево купидоньи стрелы…
Таня поежилась, сразу поняв, к кому это относится.
– Я считаю, что любого из этих проступков достаточно, чтобы подвергнуть виновных зомбированию и, отняв все магические способности, отправить навечно в мир к лопухоидам… Я бы лично так и поступил! – гневно продолжал Поклеп.
Несколько сотен учеников замерли. Тишина повисла такая, что, казалось, слышно даже, как бежит муха по носу у Гуни Гломова. Потом взлетает и перелетает на ухо к Рите Шито-Крыто.
– Однако, к сожалению, если применять зомбирование, этот зал полностью опустеет, поскольку среди вас нет ни одного, кто не совершил бы хотя бы одного серьезного проступка, – неохотно продолжал завуч. – Именно поэтому мы временно отложим это наказание. Я подчеркиваю – ВРЕМЕННО. До первого значительного нарушения дисциплины!
Поклеп Поклепыч грозно потряс пергаментами и отступил. По залу пронесся вздох облегчения. Все слишком хорошо знали Поклепа и не заблуждались на его счет. Дай ему волю, он бы зомбировал учеников даже за пятиминутное опоздание. Однако, по счастью, в Тибидохсе был еще Сарданапал. Должно быть, он заступился за них и на этот раз. Недаром его усы дрогнули теперь так лукаво, хотя лицо по-прежнему оставалось важным и осуждающим.
Медузия сделала шаг вперед. Как всегда, она была очень краткой и конкретной.
– Я уверена, вы серьезно отнесетесь к словам Поклеп Поклепыча. А теперь все классы расходятся на занятия. Учитывая, что два месяца пропущены, расписание составлено очень плотное. Заниматься вам придется с утра и до позднего вечера. Едва ли у кого-то останутся силы на проказы. Кроме того, наш библиотекарь джинн Абдулла просил передать, что будет накладывать на любого, кто не сдаст книги вовремя или, что еще хуже, станет вырывать страницы, тройные проклятия. Так что будьте внимательны. Это все, что я хотела сказать. До встречи на нежитеведении!
Прямо из Зала Двух Стихий классы стали расходиться на занятия. Настроение у всех было неважное.
– Похоже, преподы решили взяться за нас всерьез, – сказала Рита Шито-Крыто.
– Угу, – подтвердила Гробыня. – В бараний рог согнуть! Если не придумать что-нибудь интересненькое, здесь будет тухло, как у лопухоидов.
– Гы! Интересно, как меня заставят заниматься, если я не захочу? – гоготнул Гуня Гломов.
Этот сутулый, похожий на гориллу субьект сидел в первом классе уже несколько лет подряд и до сих пор не мог удовлетворительно превратить табуретку в гуся. Вместо этого у него всякий раз получалось какое-то уродство: то живая табуретка, то гусь с четырьмя ножками. Таня никак не могла уяснить, как Гломов вообще сумел оказаться в Тибидохсе.
– Да, скверное дело. Придавят они нас своей зубрежкой, – грустно сказал Ванька Валялкин.
Баб-Ягун засмеялся и поманил Таню и Ваньку в сторону. Ноги у Баб-Ягуна лишь недавно перестали быть лягушачьими лапами, поэтому Баб-Ягун до сих пор порывался не ходить, а прыгать. Однако ни Таня, ни Ванька Валялкин над ним не смеялись. Попасть под заклинание Поклепа дело нешуточное. Особенно под заклинание, которым он охраняет Исчезающий Этаж.
– Чего такие тухлые? На вашем месте я бы не слишком унывал! – весело сказал Баб-Ягун.
– Почему это? С утра до вечера заниматься. Такого никакие мозги не выдержат, – возразил Ванька.
– Медузия не все сказала. Она умолчала про чемпионат по драконболу. Когда он начнется, никого попросту не засадишь за книги. Поэтому они с Поклепом такие сердитые. Только чур меня не выдавать! Мне бабушка по секрету сказала, – с заговорщицким видом прошептал Баб-Ягун.
Настроение у Тани резко поднялось. И как она могла забыть: Баб-Ягун же предупреждал ее о чемпионате! А раз на носу чемпионат, то придется много тренироваться. Наверняка Соловей О. Разбойник не захочет, чтобы их команда ударила лицом в грязь!
Рядом кто-то кашлянул, привлекая их внимание. Зубодериха всегда появлялась бесшумно.
– Молодые люди! Почему вы не на занятиях? Что у вас сейчас? А ну марш, а то сглажу! – весело прикрикнула она на них.
Первоклассники уставились на часы. Еще в первом полугодии они успели выучить, что часы в Тибидохсе особые – магические, без цифр, зато с небольшими оживающими картинками. Теперь стрелка показывала на закопченный котел, змеящийся вонючей струйкой дыма.
Таня поежилась. Она отлично знала, что означает этот котел: нужно отправляться на практическую магию к профессору Клоппу.
– Ох, мамочка моя бабуся! Если бы вы знали, как я ненавижу этого старикашку! Меня от него просто воротит! – с чувством воскликнул Баб-Ягун. – А тебя, Ванька?
Ванька ничего не ответил, зато загадочно улыбнулся. Таня очень внимательно на него посмотрела. Ей хорошо была знакома эта улыбка. Когда Ванька так улыбался, в самое ближайшее время нужно было ожидать чего-то интересного. К тому же Таня заметила, что Валялкин единственный из всех не посмотрел на часы. Похоже, и без того знал, к кому им сейчас предстоит направиться.
Аудитория, в которой профессор Клопп всегда проводил занятия, находилась под самой крышей узкой круглой башни. На стенах висели пучки магических трав, змеиная кожа, мешочки с ядами и связки засушенных летучих мышей. Все это нужно было профессору Клоппу для приготовления его кошмарных эликсиров и снадобий. На партах стояли закопченные котлы, которые запрещалось мыть. Клопп утверждал, что именно в этой накопившейся за столетия копоти – их главная магия.
Послышался шорох. Сверху, из узкого люка в потолке, спустился веревочный гамак. На гамаке полулежал профессор Клопп, глава «темного» отделения Тибидохса. Его голова походила на редьку, а на лице было столько морщин, что было удивительно, как они все там помещаются. Одет он был в шерстяную жилетку, сверху которой на длинной цепочке висела бронзовая ложка.
– Сдраствуйт, киндер! – сказал он со своим обычным акцентом. – Я вижу, вы все пока жиф и здороф! Но это ненадолго. Уверен, до конца занятий многий из вас будет попадать в магпункт! Хи-хи!
– Почему это? – басом спросил Гуня Гломов.
Профессор Клопп стал поигрывать бронзовой ложкой, вертя ее за цепочку.
– Ах, Гломоф, Гломоф! Ви так туп, что всякий раз о том забывать! В магпункт ви будете попасть потому, что наш сегодняшний тем – «Прыгательный эликсир». Тот, кто выпивать эликсир, смочь подскакивать выше потолок! Но это не есть еще самый приятный известий! Самый приятный известий есть то, что эликсир есть делать сильный бабах, когда его неправильно готовить. Очень сильный бабах! После такой бабах ученик сразу отправляться в магпункт с разбитый голова! Потому я так обожать этот тем!
– Ай! – громко взвизгнула Верка Попугаева, самая большая трусиха в классе.
Ее нос был слегка искривлен на правую сторону. Произошло это еще у лопухоидов, когда она подглядывала за старшей сестрой, целовавшейся с мальчиком. Именно тогда у Верки и проявилась способность видеть сквозь предметы.
Профессор Клопп нетерпеливо махнул ручкой.
– А теперь всем слушать внимательно! Я не буду повторять! Вы должен взять пучок разрыф-трава… три чешуйка удаф… четыре волос вурдалак… семь хвост от дохлый крысс… и двенадцать больших ложка порох! Хорошо размешивать порох в рыбий слизь и ставить все на огонь… Потом ждать, пока эликсир не запахнуть тухлый яиц… Тогда он есть готоф и им можно смазывать босая нога! Если он сделать бабах или не пахнуть тухлый яиц – вы все делать заново! У кого есть глюпый вопрос? Нет глюпый вопрос! Тогда начинать!!!
Таня придвинула к себе котел и, стараясь не слишком пачкаться о его края, проделала все так, как велел профессор Клопп. Размешивать порох в рыбьей слизи да еще добавлять в него крысиные хвосты было не особенно приятно, а уж ставить все это на огонь… С другой стороны, научиться получать прыгательный эликсир было заманчиво. Мало ли когда он мог пригодиться.
Профессор Клопп по своей привычке прохаживался по классу и наблюдал за работой, отпуская едкие замечания. Если верить этим замечаниям, весь класс без исключения состоял из одних тупиц.
– Склепоф, не размахивать ложкой!.. Валялкин, не брызгать рыбий слизь!.. Гроттер, ты уметь считать? Сколько крысиных хвостов ты взять?
– Но это очень длинный хвост. Я думала, он сойдет за два, – робко возразила Таня. Хвост, попавшийся ей, и точно был просто поразительных размеров.
– Я сказал семь хвост и четыре волос! Короткий хвост, длинный хвост – это есть неважно. Ты есть глюпый дум-дум… – нахмурился профессор Клопп.
Когда он отвернулся, Таня не удержалась и показала ему язык. Но тотчас пожалела об этом, вспомнив, что у профессора Клоппа, по слухам, есть глаз и на затылке. И как назло именно в этот момент он оказался открытым. Мгновение – и Клопп яростно повернулся к ней.
– Гроттер, как ты сметь! Зачем ты показывать мне твой язык?
– Э-э… меня сглазили… Он у меня сам высовывается… Вот смотрите! – быстро выпалила Таня.
Клопп ехидно улыбнулся. Его маленькие глазки приобрели самое сладкое выражение.
– Не огорчаться, Гроттер. Такое часто бывать, – проворковал он. – А мое перо само часто ставить двойка в журнал. Вай-вай, какой нехороший перо!
Черный маг уже щелкнул пальцами, подзывая журнал, но тут что-то оглушительно взорвалось. Во все стороны разлетелись осколки и раскаленные брызги.
Лиза Зализина с воплем нырнула под парту. По счастью, она отделалась лишь испугом. Зато котел раскололся надвое.
Профессор Клопп подбежал к ней.
– Зачем ты накрывать котел крышка? – закричал он. – И сколько ты положиль порох? Лучше бы взрываться твой пустой голоф! Я ставить вам всем плохой оценка! Весь класс! Это быть мой любимый котел! Он стоять тут двести лет!
Взбешенный Клопп выхватил из кармана платок и хотел промокнуть им вспотевший лоб. Но произошло непредвиденное – неожиданно платок вырвался и схватил Клоппа за нос. Схватил так крепко, что его невозможно было оторвать. Взбешенный Клопп вскинул руку, чтобы ударить платок красной искрой, но вовремя сообразил, что обожжет себе нос.
Правильно оценив затруднительность ситуации, в которой оказался преподаватель, класс захохотал. Почти никто не смог удержаться, уж больно потешно было наблюдать, как глава «темного» отделения на своих кривых тонких ножках прыгает по классу и никак не может отвязаться от настырного платка.
Наконец Клоппу удалось отлепить его от носа и бросить на пол. Выкрикивая угрозы, он выскочил из класса и вскоре вернулся с Поклеп Поклепычем.
Не дотрагиваясь до лежащего на столе платка, завуч внимательно оглядел его. Потом протянул палец и слегка ковырнул его желтым ногтем. В тот же миг все четыре угла платка взвились и попытались обвить палец Поклеп Поклепыча.
Поклеп Поклепыч что-то пробормотал сквозь зубы. Его тяжелый перстень выстрелил сдвоенной зелено-красной искрой. В классе зашушукались. Применять одновременно белую и черную магию строго воспрещалось, однако завуч свободно пользовался и той и другой. Недаром до перехода на «белое» отделение он считался одним из самых сильных черных магов. Для многих оставалось загадкой, почему Сарданапал взял Поклепа к себе и даже сделал его завучем. Скорее всего здесь была какая-то тайна.
– Скатерть-самооборонка! – прошипел Поклеп, сдувая со стола пепел, совсем недавно бывший платком.
– Самооборонка? Разве не самобранка? – подала голос Дуся Пупсикова, толстая щекастая девочка. Она так любила сладкое, что однажды превратила свою подругу в пряник, отчего и попала в Тибидохс.
– Кто это сказал? – рявкнул Поклеп Поклепыч, яростно мигая близко посаженными глазками.
Дуся испуганно втянула голову в плечи.
– Я знаю, о чем говорю! – продолжал громыхать Поклеп. – Есть скатерть-самобранка, а это скатерть-самооборонка, ее взбесившаяся разновидность! Точнее, ее угол, отрезанный по форме платка. И тому, кто подбросил ее профессору, придется дать ответ!!! Мне и не только мне, уверен, очень хочется знать, как скатерть с Исчезающего Этажа могла попасть сюда!
Таня осторожно покосилась на Ваньку. Ей почудилось, что тот слегка побледнел.
Ледяной взгляд Поклепа скользил по рядам, на несколько секунд останавливаясь на каждом ученике. Потом Поклеп круто повернулся и вышел. Таня сообразила, что он торопится проверить свои заклинания на Главной Лестнице. К тому же завуч, видно, спохватился, что напрасно упомянул об Исчезающем Этаже при таком скоплении учеников. Они явно не пропустят это мимо ушей и по школе поползут всякие слухи.
– Не думайте, что это сошло вам с рук! Мы еще вернемся к этому разговору – и очень скоро! – сказал он, еще раз просовывая голову в дверь.
Шипя от злости, профессор Клопп стал продолжать урок. Двойки и замечания сыпались градом. В конце концов прыгательный эликсир получился только у Верки Попугаевой, которая от испуга все сделала правильно. Клопп похвалил Верку, пробурчав, что и у идиотов бывают проблески, и поставил ей четверку.
Любопытный Гуня Гломов ради эксперимента зачерпнул горсть мази и, разувшись, намазал ею свои огромные ступни.
– Ну и чё? Где тут магия? – разочарованно прогудел он.
– А ты прыгни, Гунечка! Прыгни, родненький! – сладким голосом посоветовал профессор Клопп.
Гломов опасливо покосился на свои босые лапищи и слегка подпрыгнул. Вернее, это он попытался слегка подпрыгнуть. Получилось же нечто совсем иное. Словно подброшенный мощной пружиной, Гломов взвился к потолку и, врезавшись в него затылком, растянулся на полу без чувств.
Профессор Клопп удовлетворенно улыбнулся.
– Кто-нибудь уносить этот простак в магпункт! Урок закончен, – сказал он. – На следующем занятии мы будем варить и разливать по бутылкам микстур хитрости, так что все приносить с собой стеклянный посуд, чтобы делать буль-буль.
* * *
Таня едва дождалась, пока профессор Клопп усядется на свой гамак с тысячью узелков и втянется в верхний люк. Потом она схватила Ваньку Валялкина за рукав и оттащила его за огромный шкаф с ядами.
– Это ведь ты? Скажи, ты? – нетерпеливо спросила она.
Ванька внимательно оглядел свою желтую майку, потом руки.
– Да, я – это я.
– Перестань шутить! Я совсем о другом! Это ведь ты подсунул Клоппу скатерть-самооборонку, ну признайся!
Ванька лукаво улыбнулся.
– Почему ты так решила?
– Догадалась. Так ты?
– Ну я, – признал Ванька.
– А как ты пробрался через Главную Лестницу? Неужели ты был на Исчезающем Этаже?
Ванька покачал головой.
– Не-а, на Исчезающем Этаже я не был. Тут Поклеп чего-то напутал. Я нашел скатерть за статуей каменной рыбы. Ну знаешь, у которой еще изо рта бежит струйка воды?
Таня слышала о таком фонтанчике впервые.
– Где это? – спросила она.
– Сразу за мастерской магических предметов. Это в старой части Тибидохса. Там никого почти не бывает, да и мастерская давно заброшена. Ее еще при Древнире закрыли, потому что черные маги мастерили там всякие опасные вещи. Вот я и решил туда пробраться.
– Зачем это?
– Да так, сам не помню толком зачем… Ага! Хотел стащить немного летающих стружек, чтобы дразнить Клоппа. Знаешь, как это весело? Они по классу летают, под потолком кружатся как мухи, а их никак не схватишь.
Ванька почему-то уныло вздохнул.
– Да только в мастерскую я так и не попал, – добавил он.
– Почему?
– Потому что там уже кто-то был. Я подкрался и вижу: с той стороны свет пробивается. Голубоватый такой свет, странный. Только я хотел уйти, как вдруг дверь начинает открываться. Медленно так, со скрипом. Я испугался и кинулся бежать. Надо было обратно по коридору, а я побежал в тупик. А тут эта рыба, очень кстати. Ну бросился я за нее и затаился.
– А ты видел, кто из мастерской вышел? – спросила Таня.
– Не-а, – сказал Ванька. – Как бы я видел, когда у меня нос в эту рыбу дурацкую упирался? В самый хвост! А когда вылез, то мастерская уже снова была закрыта и никакого голубого свечения. Вообще ничего. А тут смотрю, мою ногу что-то обхватило, да крепко так. Гляжу – скатерть. Еле от нее отцепился, а потом решил профессору Клоппу вместо платка подкинуть. Вырезал кусок и подменил. Только я тогда не знал, что она самооборонка, и про Исчезающий Этаж тоже понятия не имел. Думал, просто драчливая скатерть. Мало ли тут всяких забавных штуковин?
Таня задумалась. Куда больше скатерти ее почему-то волновало голубоватое свечение. Кто прятался в мастерской? Зачем? Почему-то при одной мысли об этом Таней овладевало нехорошее предчувствие. Голова начинала кружиться, как в тот миг, когда на крыше появилась фигура в плаще и подожгла искрой ее смычок.
– Может, это привидение светилось? – спросила она с сомнением.
– Что я, привидений не видел? – возразил Ванька. – Да, некоторые из них светятся, но совсем не так. У привидений свет мягкий, такой розовато-расплывчатый, а тут острый такой, сильный, прямо глаза режет… Не бывает таких привидений. И потом, я же еще шаги слышал…
Внезапно кто-то торжествующе хмыкнул. Из-под шкафа на четвереньках выползла Гробыня. Она была наделена потрясающей способностью оказываться в неподходящее время в неподходящем месте.
– Привет, шептуны! Ужасно полезно иногда уронить блокнотик и полезть за ним под шкаф! Уверена, Поклепу Поклепычу будет очень интересно узнать про платок! – насмешливо заявила она.
Таня бросилась к Гробыне, но та ловко отпрыгнула за парту, а потом сразу юркнула за дверь. Таня и Ванька переглянулись. Они были уверены, что Гробыня помчалась ябедничать, но тут Склепова вновь просунула в дверь свой нос.
– Испугались, тараканы? И правильно сделали, что испугались… Но я еще, может, не сразу ему скажу. Что толку, что твоего приятеля сразу зомбируют и отправят к лопухоидам? Лучше я сперва хорошенько вас помучаю. Так что пока живите! – добавила Гробыня.
Таня метнула в нее боевую искру, но Гробыня уже скрылась. С винтовой лестницы долго слышен был ее хохот.
* * *
Вечером к Тане подошел Баб-Ягун и с таинственным видом прошептал, что Соловей О. Разбойник созывает всю сборную команду Тибидохса для первого инструктажа. В руках Баб-Ягун трепетно держал новенький пылесосик, из трубы которого капало что-то густое. Стоило каплям оказаться на полу, как к ним немедленно начинали сбегаться многочисленные жуки и муравьи, жившие в трещинах кладки.
– Это что, масло, что ли, такое? – поинтересовалась Таня.
– Сама ты масло! Это настоящий лопухоидный майонез! – с гордостью пояснил Баб-Ягун. – Я теперь маслом не смазываю. Оказывается, полезнее смазывать майонезом. Разгон лучше. Вот смотри!
Он сунул руку под рубашку и извлек истрепанный каталог «10 000 новинок для супердраконболиста».
– Я теперь днем и ночью только его и читаю… Смотри, сколько всяких полезных приспособлений! Держатель для мяча. Мигающая майка, отпугивающая драконов. Ветровые очки с определителем расстояния. Противоожоговый крем. Зеркальце, чтобы пускать в глаза драконам солнечные зайчики… Взрывающиеся конфетки… Резиновый клей для штанов…
– Чего-чего? – удивленно переспросила Таня.
– Ну, это… Штаны сзади обмазываешь, чтобы с пылесоса не свалиться на крутых поворотах. Приклеиваешься просто капитально. Очень полезное изобретение. Руки свободны для мяча, – серьезно пояснил Баб-Ягун. – Правда, есть один минус.
– Какой?
– Штаны потом от пылесоса не отклеиваются. А вылезать из штанов на глазах у тысячи болельщиков как-то неудобно… Так что я пока не буду его покупать… А вот эта штукенция знаешь для чего? – Ягун показал на картинку в каталоге.
– Веер? – осторожно предположила Таня.
Баб-Ягун взглянул на нее с легким презрением.
– Веер? Эх ты, бабуся твоя мамочка! Это же щекотатель! Ты начинаешь щекотать им желудок дракона, и он тебя выплевывает. Здорово, правда?
– Здорово. Всегда мечтала, чтобы меня проглотили, а потом выплюнули, – буркнула Таня, размышляя, брать ей с собой контрабас или не стоит.
Тащить его по коридорам не особенно хотелось, тем более что внутри стен Тибидохса все полетные заклинания блокировались.
В конце концов контрабас Таня решила не брать. Едва ли они будут летать на первом же занятии, да еще и в сумерках. Скорее всего, Соловей хочет просто посмотреть, в каком состоянии команда вернулась из мира лопухоидов.
Команда Тибидохса собиралась на игровом поле у драконьих ангаров. Когда Баб-Ягун и Таня подошли, все остальные уже были на месте.
Соловей О. Разбойник был маленький, широкоскулый и одноглазый. Его левая нога при ходьбе не сгибалась в колене, а нос был сплюснут. Шептались, что эти боевые отметины оставлены Ильей Муромцем. Недаром же у лопухоидов есть на этот счет соответствующая былина. Однако расспрашивать никто не решался. Черный маг и тренер по магическому пилотажу был не из тех, с кем хочется просто так потрепаться.
Вот и теперь он хмуро оглядел всех ребят и велел тем, у кого были с собой инструменты, сделать круг над полем. Другая половина, у которой инструменты остались в школе, ждала внизу. Когда все снова собрались вокруг него, Соловей сплюнул себе под ноги и сказал:
– Хуже не бывает. Старая ведьма, летящая в магазин за кефиром, держится в воздухе и то лучше. А весной начинается чемпионат. Вы понимаете, что это означает?
– Понимаем, – обиженно сказал Баб-Ягун.
Он облетел свой круг совсем неплохо, и сравнение со старой ведьмой показалось ему несправедливым.
– Ни осла вы не понимаете! – рявкнул Соловей. – Весной к нам в Тибидохс соберутся лучшие! Самые лучшие! Гордость мирового драконбола! Вас просто размажут по игровому полю. Да что там по полю! Вы все будете сидеть в желудке у их драконов и краснеть за собственную неуклюжесть!
Оттопыренные уши Баб-Ягуна рубиново запунцовели. Про эти уши в Тибидохсе слагались легенды. Так, Гробыня утверждала, что если Баб-Ягун быстро-быстро захлопает ушами, то сможет даже взлететь. Разумеется, это были враки. Но уши, точно, были феноменальные.
– Мы будем тренироваться… – пообещал Семь-Пень-Дыр, отличный нападающий с великолепной реакцией.
Когда ему исполнилось двенадцать, он случайно превратил свою учительницу в выдру, после этого оказался в Тибидохсе. Сейчас Семь-Пень-Дыр был уже в последнем, пятом классе. Летом ему должно было исполниться семнадцать.
Соловья это обещание не слишком впечатлило.
– Летать они будут! – фыркнул он. – Зеленая муха летает! Нужно вкалывать, вкалывать и еще раз вкалывать! Никаких прогулов! Тренировки каждый день с шести утра до восьми. Потом после занятий с восьми вечера до десяти. Наш первый матч, чтоб вы знали, с африканскими бабаями, а они были третьими в прошлом чемпионате мира! Третьими!
Ребята приуныли. Об африканских бабаях каждому из них приходилось слышать, и не раз. Бабаи были прирожденными драконболистами. Поговаривали, что многим из них для полета не требуется даже магический коврик и они сидят на нем чисто для проформы. Потерпеть у бабаев поражение в первом же круге означало вылететь из чемпионата в самом его начале. Причем вылететь с позором. А все потому, что правила в матчах по драконболу были очень суровыми. Любая проигравшая команда не участвовала больше в первенстве и должна была ждать следующего года.
– Эх, пролетели мы с жеребьевкой! Небось сглазил кто-то! – уныло пробурчал Юра Идиотсюдов.
– Точно! Надо было с собой на жеребьевку Зубодериху захватить! – согласилась с ним Рита Шито-Крыто, остролицая девочка, летавшая на гитаре с прицепом.
Этот внешне нелепый инструмент позволял ей с чудовищной скоростью перемещаться над полем. Вот, правда, на поворотах его вечно заносило, так что нередко Рите приходилось куковать добрую половину матча внутри у неприятельского дракона.
– Ерунда! Магические жеребьевки нельзя сглазить и нельзя подтасовать! – возразил Баб-Ягун. – Вы знаете, из чего вытаскивают бумажки? Из черепа отца Гамлета! Он не пропускает магию.
– Ага. Только в глазницы можно подглядывать. Уж лучше бы просто в мешок сунули, – хмыкнула Рита Шито-Крыто.
Тренер раздраженно махнул рукой.
– Хватит! Сглазили или нет – мы играем с бабаями и точка! А теперь я хочу, чтобы Баб-Ягун еще раз представил всех членов нашей команды! У нас есть изменения.
Баб-Ягун вскочил на пылесос. Ему не раз приходилось быть комментатором, так что он знал абсолютно всех. Таня задумчиво смотрела на своего приятеля, неподвижно зависшего над полем на высоте около двух метров. Ее контрабас не смог бы так зависнуть. Он должен был все время находиться в движении. Но все равно она не променяла бы свой старинный инструмент и на десять пылесосов.
– Итак, дорогие болельщики, перед вами сборная команда Тибидохса! – обращаясь к отсутствующим зрителям, весело прокричал Баб-Ягун. – Лучшие из лучших! Прошу любить и жаловать! Номер первый, Жора Жикин. Инструмент – швабра с пропеллером. Играет в полузащите. И неплохо играет. Вот только пас ему давать неудобно – мяч все время попадает в пропеллер… Номер второй. Демьян Горьянов, из «темных» магов. Нападение. Пылесос модели «Буран-100У», в воздухе рыскает и вообще ведет себя как холодильник. Обычно дракон противника глотает нашего Дему в первые пять минут матча. Дракона немедленно начинает тошнить от такого подарочка, и до конца матча он летает как дохлая курица. Поэтому Горьянова и держат в команде…
Таня засмеялась. Ей было хорошо известно, что Баб-Ягун и Горьянов просто на дух друг друга не переносят, примерно как она сама и Гробыня.
– Ягун! Только спустись! Я тебя убью! – заорал взбешенный Горьянов, подпрыгивая и пытаясь ухватить Баб-Ягуна за ногу.
– Угрозы – оружие дураков! – заявил Ягун, поднимаясь на пылесосе чуть выше. – Номер третий. Катя Лоткова. Защита. Пылесосик «Грязюкс». Катю очень любят драконы и не только драконы… Я тоже, например, всегда люблю смотреть на ее игру. И еще как она улыбается!
– Ягун, мне что-то капнуло на лоб! – засмеялась Лоткова.
– Не обращай внимания! Это я раздаю всем майонез на ужин… – пояснил Баб-Ягун, предупредительно отодвигая трубу в сторону.
Он облетел над полем небольшой круг, дразня, пронесся над головой у Горьянова и замер в трех метрах от трибуны.
– Номер четвертый, Семь-Пень-Дыр. Отличный нападающий с удивительной реакцией. Вот только до сих пор не пойму, зачем он превратил свою учительницу в выдру?.. Номер пятый, Рита Шито-Крыто. Кто же не знает Риту и ее гитару с прицепом? Номер шестой, Кузя Тузиков. Полузащита. Если бы он так часто не падал со своего реактивного веника, цены бы ему не было… Номер седьмой Юра Идиотсюдов, капитан команды. Обладает очень громким голосом и на всех орет. Больше ничем не примечателен.
– ЯГУН!!!!!! – возмущенно рявкнул номер седьмой.
– Ну что я говорил? Все слышали голосок нашего капитана? – обрадовался Ягун. – Это я тебя специально доводил, не обижайся… Номер восьмой… Ну что тут скажешь? Раньше номером восьмым был Рома Кисляков. Однако он ушел из команды. Теперь вместо него я – Баб-Ягун, единственный и неповторимый.
– Чем это ты неповторимый? Ушами? – заржал Демьян Горьянов.
– Глупо, тупо и нелепо! Там, где у меня чувство юмора, у тебя круглый нолик! – парировал Баб-Ягун, капая ему на нос майонезом.
– Номер девятый, Лиза Зализина, – продолжал он. – Летает на часах с кукушкой. Все бы хорошо, да только кукушка клюется как чокнутая. Причем почему-то клюет только своих… И, наконец, десятый номер, Таня Гроттер. Королева полета. Ее старинный контрабас просто супер! – в голосе у Ягуна появилось искреннее восхищение.
– Да ладно тебе, – хмыкнула Таня.
Однако в глубине души слышать такое про себя ей было приятно. Вот только не подвести бы в решающий момент, не упустить мяч, не испугаться огненной пасти дракона!
– Вот такая вот у нас команда! С такой командой глупо бояться бабаев! – с воодушевлением воскликнул Баб-Ягун.
Неожиданно крайний левый ангар затрясся. Из отверстий в его крыше повалил густой белый дым. Тотчас со всех сторон к ангару кинулись джинны, выполнявшие в Тибидохсе роль драконюхов.
– Это Гоярын. Он снова разбушевался, – озабоченно сказала Катя Лоткова.
Многие называли ее самой красивой девчонкой во всем Тибидохсе. И недаром. Когда она жила в мире у лопухоидов, весь асфальт возле ее дома, все лифты и весь подъезд были исписаны признаниями в любви. По вечерам на каждой ступеньке сидело по поклоннику. Это было бы еще терпимо, не будь в доме девять этажей… Наконец, даже волшебники забили тревогу, и Сарданапал велел перенести Катю в Тибидохс. И точно – все дело оказалось во врожденной приворотной магии, которую Катя унаследовала от своей прабабки-колдуньи.
Гоярын снова ударил хвостом. Бронированный ангар загудел, как пустая консервная банка. Оглушенные джинны, зажимая руками уши, стали выскакивать наружу. А Гоярын все ревел и ревел.
Ребята подбежали к ангару. Заглядывать внутрь никто не решался, поскольку там бушевало настоящее пламя. Его раскаленные струи ежеминутно прорывались наружу. А в промежутках слышно было, как Гоярын с хрипом втягивает воздух и сразу же вновь начинает дышать огнем, прогоняя остававшихся еще джиннов.
Когда из ангара выскочил последний закопченный джинн и, закричав что-то, возмущенно испарился, к ангару, прихрамывая, подошел Соловей.
– Не нравится мне это… С Гоярыном что-то происходит. Сейчас январь, и он должен быть в спячке. А он проснулся. Уже три дня его никак не успокоят, – сказал он.
– Он не заболел? – спросила Таня.
Соловей задумчиво посмотрел сначала на нее, потом на раскалившуюся дверь ангара и пожал плечами.
– Надеюсь, что нет… Жду вас завтра ровно в шесть! Никому не опаздывать! – велел он.
* * *
На другой день на снятии сглаза Зубодериха вздумала отработать с учениками куриное заклятие.
– Считайте это проверочным заданием. У вас есть двадцать минут, чтобы его снять! Приготовились? Начали! – произнесла она и, небрежно щелкнув пальцами, что-то негромко пробурчала себе под нос.
Из ее кольца выскочила красная искра. Сразу же класс заволокло розоватым дымом. На несколько секунд все скрылось из виду. Когда же дым рассеялся, Таня увидела, как Рита Шито-Крыто, захлопав руками как крыльями, вскочила с ногами на парту и, вытягивая шею, громко закукарекала. Гробыня Склепова и Лиза Зализина немедленно отозвались ей со своих мест.
Дуся Пупсикова на корточках прыгала по классу и все время оглядывалась, взволнованно квохча. За ней торопливо прыгали цыплята: Верка Попугаева и Баб-Ягун. При этом Верка Попугаева держала во рту какую-то нитку, явно принимая ее за червяка.
Но потешнее всех было наблюдать за Гуней Гломовым. Здоровенный гориллообразный недоросль, явно возомнивший себя несушкой, с озабоченным кудахтаньем высиживал… пенал.
– Чего они все? С ума посходили? – удивилась Таня, но тут часть розоватого облака доползла и до нее.
А еще через несколько секунд Таня с изумлением обнаружила, что сидит на полу и пытается носом клевать зерна. Это было странное, очень странное ощущение… Она была курица и одновременно не курица. И мысли у нее тоже были какие-то половинчатые – частично ее собственные, частично куриные.
Таня сама не понимала, что заставляет ее клювом выщипывать у себя перья или гоняться за Ритой Шито-Крыто, уже охрипшей от кукареканья. Недаром сглазы Зубодерихи всегда были просто убойными. Настолько убойными, что даже Поклеп Поклепыч предпочитал не связываться со своенравной преподавательницей.
Зубодериха удовлетворенно оглядела последствия своей магии и, открыв верхний ящик стола, достала томик русских поэтов серебряного века.
– Чудненько! Наконец-то есть время почитать стихи! – певуче сказала она.
Продолжая царапать нос об пол в поисках зерен, Таня поспешно припоминала заклинания, которые учила вчера вечером. Как же снимать этот куриный сглаз? Короджогло богло? Хмырюс капустис? Нет, опять не то… Сосредоточиться было ужасно трудно. Попробуй соберись с мыслями, когда приходится все время прыгать и кудахтать.
Только за пять минут до звонка Тане удалось вспомнить контрзаклинание. Даже не вспомнить, а случайно подглядеть в чьей-то тетради, которую Верка Попугаева и Гуня Гломов расклевали в клочья.
– Ливодис курекус! – крикнула Таня и, освободившись, осторожно встала. Она вся была в пыли. Кончик носа досадливо ныл.
Кроме нее, от сглаза освободились только Ванька Валялкин, Гробыня и Лиза Зализина. Остальные продолжали еще рядком сидеть на воображаемом насесте, изредка зачем-то отгрызая себе пуговицы.
Зубодериха со вздохом покосилась на часы и захлопнула томик стихов.
– Скверно! – сказала она, одной искрой исцеляя весь класс. – Очень скверно! А ведь куриное заклятие совсем слабенькое!
– Ничего себе слабенькое! – гневно фыркнула Гробыня. – Да я едва живая!
Зубодериха окинула ее оценивающим взглядом.
– Плохо, Склепова, плохо! Вы провозились почти полчаса и то еле справились с куриным заклятием. А теперь представьте, что было бы, наложи я на вас роковую порчу, которую снимать в сотни раз труднее?
– А что было бы? – пугливо спросила Лиза Зализина.
– У вас было бы всего пять минут на все про все. И больше ни одной секунды, – пояснила Зубодериха.
– А потом? – услышала Таня свой голос.
– Ты что, совсем тупая? Стало бы на одну бестолковую сиротку меньше! – встряла Гробыня. – Жаль, Гроттерша, что на тебя ее еще никто не напустил. Давно мечтаю одна пожить в комнате.
– Боишься, что кто-нибудь узнает, как ты храпишь и зовешь во сне мамочку? – поинтересовалась Таня.
Класс захохотал, а Гробыня прикусила язычок. Таня поняла, что ей удалось поставить Склепову на место. Больше она встревать не будет. Во всяком случае в ближайшее время.
Таня вопросительно посмотрела на Зубодериху. Преподавательница по сглазу одна не смеялась и очень серьезно смотрела на нее. Серьезно и озабоченно.
– Гробыня, к сожалению, права. Повторяю: речь идет о роковой порче. Самой сильной и убийственной из всех существующих. Правда, наложить ее по силам только очень сильному магу, – сказала она.
Тане почудилось, что Зубодериха произнесла эти слова с каким-то особенным выражением. Вот только с каким? Что она хотела этим сказать?
– А как защититься от роковой порчи? – спросила Таня.
– Вот это, Гроттер, мы будем проходить через несколько занятий. Но на всякий случай запомните: верный признак роковой порчи – дикая резь в животе. Ваши внутренности словно скручивает в тугой узел, – сказала Зубодериха.
Неожиданно Дуся Пупсикова громко ойкнула и схватилась за живот.
– Как у меня! Мне больно! У меня резь! – пожаловалась она.
– Ты хочешь сказать, что на тебя наложили роковую порчу? – нахмурилась Зубодериха. – Терпеть не могу глупых шуток!
– Это не шутка… Я, кажется, свое кольцо склевала, когда была курицей… И теперь у меня резь. Что мне делать? – простонала Дуся.
Глава 8 Самый яростный дракон
Перед вечерней тренировкой Таня разыскала Ваньку Валялкина. Она нашла его в кабинете у Тарараха, самого лучшего (а некоторые злопыхатели добавляли: «и единственного») в мире преподавателя ветеринарной магии.
Тарарах и Ванька Валялкин занимались делом далеко не самым приятным: вытаскивали занозу из ноги у сатира. Козлоногий сатир, один из строителей Тибидохса, то жалобно блеял, то начинал выкрикивать что-то на древнегреческом языке. Похоже, ругался. Когда ему становилось особенно больно, он пытался лягнуть Ваньку Валялкина здоровым копытом. Однако Тарарах держал его крепко, и сатиру было никак не вырваться из его здоровенных ручищ.
Наконец, заноза была извлечена и нога обработана. Сатир, прихрамывая, удалился, вместо благодарности сильно боднув рогами дверь. Ванька Валялкин и Тарарах с облегчением перевели дух.
– Ну и фрукт попался! Слабонервный. Чуть все тут не разнес. Только за занозу берешься, сразу лягаться начинает, – сказал Ванька.
– Разве ветеринарная магия занимается сатирами? – спросила Таня.
Тарарах почесал ручищей мохнатую грудь.
– А шут его знает, занимается или нет. Тут запутанный вопрос. Он, конечно, разумный, но все-таки, если разобраться, козел, – произнес он.
– Точно! Тут как дело было: сатир вначале к Ягге пошел в магпункт, а она ему говорит: если бы у тебя заноза в руке была, я бы вытащила. А нога у тебя козлиная, так что отправляйся ты, родной, к Тарараху… На самом деле, она, наверное, сообразила, что ей такую орясину не удержать. Зато Тарарах кого угодно удержит, хоть лошадь, – добавил Ванька.
Тарарах польщенно хмыкнул. Он, и правда, был такой широкоплечий, что казалось, в ширину он больше, чем в длину. Нижняя челюсть у него была тяжеленная, как у всех питекантропов, лоб низкий, а длинные волосы такие всклокоченные, будто их не расчесывали уже сотню лет. Его любимой историей была история о том, как он стал бессмертным. Он повторял ее так часто, что весь Тибидохс знал ее уже наизусть.
– Ну вроде как завалили мы белого дракона… – охотно рассказывал Тарарах. – Не знали, конечно, что дракон. Одно слово, пещера, народ темный… Поджарили на костре и стали лопать… А лопать-то драконов нельзя, особенно белых. Ну смотрю, охотники наши стали все раздуваться и лопаться прямо как шары… Страшно до жути. Думаю, и я сейчас рвану… Да только не рванул, а стал бессмертным, потому как мне попался особый кусочек, около хвоста. Сто лет прошло, потом тысяча, а я все не умираю и даже не старею. Так-то вот. А потом я вообще со счету сбился: все живу и живу, в ус не дую. И так, пока Сарданапал меня не отыскал.
– Кто хочет чай? С бубликами! – торопливо предложил Ванька.
Он знал, что Таня слышала эту историю уже раз двести, и решил осторожно перевести разговор в другое русло.
– Все хотят! – оживился Тарарах. – Вода горячая есть, вот только в чем бы заварить? Этот рогатый полукозел разбил мне чайничек… Возьми, что ли, вон ту банку!
Ребята взяли банку. Банка была самая обычная, стеклянная. Вот только сбоку на ней был нарисован череп с костями, под которым было подписано: «Цианистый калий».
– Тут что, яд был? – испуганно спросила Таня.
– Да вроде того… Клопп как-то подарил, – подтвердил Тарарах. – Да ты не думай, что я дурак такой. Я ее ополоснул. Наливай, Ванька!
– Э-э… Спасибо. Мне что-то расхотелось, – быстро сказала Таня.
– И мне расхотелось. Мы лучше одни бублики. Спасибо, Тарарах, – поблагодарил Ванька.
Он примерно представлял, как Тарарах моет банки. Да у него в банку и ручища не пролезет. Не говоря уже о том, что горячей воды питекантроп принципиально не признает.
– Ну не хотите как хотите! – расстроился Тарарах, но очень быстро воспрянул, свернув на знакомую тему: – Так вот, когда Сарданапал меня отыскал, он и говорит: «Почему бы тебе не изучить ветеринарную магию? Оно, конечно, ты не маг, но времени-то у тебя полно…»
Таня некоторое время поболтала с Тарарахом и Ванькой, пока не спохватилась, что нужно идти на тренировку. Она поднялась и стала прощаться.
– Послушай, Тарарах, – сказала она напоследок. – Ты не посмотришь Гоярына? Говорят, в последние дни с ним творится что-то неладное.
Тарарах провел громадной ручищей по волосам, вытирая налипшие на ладонь крошки.
– Я его уже смотрел. Я у него каждый день бываю, – сказал он.
– А чем он болеет? – спросила Таня.
– В том-то и дело, что он не болеет. И температура у него в пасти нормальная: тысяча градусов. И пламя нормального цвета. Аппетит тоже хороший, – словно убеждая сам себя, сказал Тарарах. – Да только беспокоит его что-то, это ясно. Иначе он бы не просыпался. У них, драконов, сейчас самая сильная спячка должна быть. Их и пушкой не добудишься. И Ртутный спит, и Ослепительный… Все дрыхнут, как сурки.
– А Гоярын почему не спит? – спросил Ванька Валялкин.
Он уже целую минуту укоризненно поглядывал на Таню. Обижался, что она раньше не рассказала ему про Гоярына.
– Если бы я знал, почему… – протянул Тарарах. – Да только теперь в Тибидохсе такое творится, что неудивительно… Просто как на вулкане живем, но все прикидываются, что ничего не происходит. Сарданапал уж сколько ночей не спит, да и не только он. Поклеп не спит, Медузия, Зубодериха опять же… Драконы они же не чурбаки, они все чуют: когда хорошо и когда плохо… У них нюх о-го-го какой, особенно у старых, вроде Гоярына.
– Тарарах! – окликнула она полушепотом. – Ты мне скажи, это ведь не с подвалом связано? Не с трещинами?
Тарарах удивленно моргнул.
– Ты и про подвал знаешь? Ну, шустрая девица! Нет, врать не буду, не с подвалом. Там вроде все заделали, все трещины… Поклеп целую неделю на четвереньках ползал с мастерком, а Зубодериха все чего-то ему на песочек наговаривала. Теперь хаос не вырвется, если, конечно, кто Жуткие Ворота не откроет.
– Значит, Лестница? Или то, что на Лестнице? Ты ведь не думаешь, что там кто-то может прятаться? Кто-то, Кого Нет? – спросила Таня, осторожно, но очень ясно намекая на Ту-Кого-Нет, на Чуму-дель-Торт.
Однако Тарарах уже спохватился, что наговорил много лишнего.
– Ты это, Танька, брось всякую ерунду думать. Той-Кого-Нет – ее и правда уже нету. Недаром же академик говорит, что ее титаны прихлопнули. И вообще, надо будет, так он вам сам все расскажет. Или Поклеп Поклепыч. А я не стану, – решительно сказал он.
«Опять Исчезающий Этаж… Или не только Этаж? Что же они там скрывают?» – в который раз уже подумала Таня.
* * *
Погода была скверная, настоящая зимняя. Дул резкий пронизывающий ветер с океана. Магическая преграда совсем его не задерживала. С побережья же хрипло донесся гудок нефтеналивного танкера «Папа Карло».
С Буяна этот проходящий по своему обычному курсу танкер был отлично виден. Даже название на борту и трехцветный российский флаг, зато с танкера невозможно было различить остров, даже вздумай они смотреть в сильный бинокль. Для экипажа танкера здесь были лишь океанские валы. Так действовала могучая магия Древнира, с годами становившаяся лишь сильнее. Именно поэтому острова магов не было ни на одной из карт. Он мог не опасаться ни радаров лопухоидов, ни их космических спутников – они все равно бы его не обнаружили.
– А они не могут в нас случайно врезаться? – спросила Таня, кивая на танкер.
– Не-а, – заверил ее Баб-Ягун, с которым они вместе шли на тренировку. – Он просто пройдет сквозь остров и все… Понимаешь, ну будто мы призраки…
– Но мы же не призраки, – Таня с некоторой опаской взглянула на свою руку, розовую, теплую и вполне материальную.
– Не-а, не призраки. Мы сами по себе, призраки сами по себе. Но нас заклинание перехода защищает. Тут же все магическое, а там все лопухоидное… Короче, эти два мира не могут встретиться. Как-то мы с бабусей сидели у нее в магпункте, так сквозь нас спортивный самолет пролетел. Буквально насквозь… Летчик даже ничего не заметил. Я от неожиданности едва со стула не брякнулся, а бабуся моя даже вязать не перестала. Только пробурчала, что в былые времена только маги летали, а теперь и лопухоиды за чужое дело берутся. Да только где уж им тягаться с летающими инструментами? Вот хоть бы с ним!
Тут Баб-Ягун с гордостью посмотрел на свой пылесос и даже погладил его по трубе.
На вечерней тренировке Соловей заставил их разделиться на две команды и играть друг против друга. Воротами служили два молоденьких дракончика, сыновья Гоярына, которых специально для сегодняшней тренировки разбудили джинны. Дракончики были довольно мелкие – каждый примерно с легковую машину. Проглотить они еще никого не могли, зато летали так стремительно, что едва можно было уследить за ними глазами. При этом дракончики еще ухитрялись поливать игроков огнем. Не слишком горячим, но достаточным, чтобы, зазевавшись, превратиться в обжаренную котлету. Хорошо еще, что все игроки заблаговременно нанесли на кожу и даже на волосы упырью желчь.
Матч получился суматошным и велся на таких скоростях, что у непривычного зрителя закружилась бы голова. Почти все броски пролетали мимо цели – слишком быстрыми были молодые драконы. Только в конце второго часа Семь-Пень-Дыр с торжеством забросил в пасть дракону чихательный мяч. Дракончик, для которого этот матч был самым первым, расчихался, перекувырнулся в воздухе, врезался в магическую преграду и с перепугу попытался удрать в ангар.
Баб-Ягун, временный капитан противоположной команды, приуныл было, но потом, всмотревшись в оставшегося на поле дракона, увлеченно гнавшегося в этот момент за Ритой Шито-Крыто, вдруг радостно заорал.
– Чего ты вопишь? Вы же проиграли! Мы вас сделали как сосунков! – насмешливо крикнул Демьян Горьянов.
– Эх, мамочка моя бабуся! Это мы вас сделали как сосунков! – возразил Баб-Ягун.
– Почему это?
– А потому что вы драконов перепутали! Вы своему дракону мяч в пасть забросили! А наш-то вон! – сказал Ягун.
Семь-Пень-Дыр и Горьянов не поверили, помчались спрашивать джиннов, и точно, оказалось, что в суматохе они перепутали драконов. Это было несложно, потому что оба были одного размера и расцветки. Даже джинны различали их с трудом, по каким-то чешуйкам на переносице и малозаметным складкам на крыльях.
– Это нечестно! Все равно мы выиграли! – завопил взбешенный Горьянов и погнался за Баб-Ягуном, пытаясь сбросить его с пылесоса.
– Где уж тебе, болезному, ха-ха! Парашют не забудь пристегнуть! – хохотал Ягун.
Он ловко уходил от погони, перебрасывая трубу из одной руки в другую и меняя высоту. Потом выбрал подходящий момент и попытался протаранить Горьянова снизу. За Демьяна вступился Юрка Идиотсюдов. Он внезапно налетел сбоку и едва не сшиб Баб-Ягуна с пылесоса. Дружеский матч постепенно переходил в совсем не дружескую потасовку.
Внезапно раздался оглушительный свист. С поля вихрем взметнулся песок. Магические инструменты стало швырять в воздухе точно щепки. Жора Жикин не усидел на своей хлипкой швабре с пропеллером и повис на ней, уцепившись одной рукой. С трудом удержавшись на контрабасе, Таня посмотрела вниз и увидела Соловья О. Разбойника. Тот с хладнокровным видом вынимал изо рта два пальца.
– Кончай базар! – крикнул он. – Кисейные барышни! Если так будете играть, бабаи размажут вас как масло по тарелке! Что там масло? Можете сами распахнуть пасть своего дракона и пошвырять туда все мячи!..
Ребята приуныли. Неужели все в самом деле так скверно? Или Соловей говорит так, чтобы они не расслаблялись?
– Завтра утром всем быть на поле! Будем отрабатывать элементы магического пилотажа. А теперь марш спать! – велел Соловей.
Он повернулся и, прихрамывая, пошел с поля. Уставшая команда потянулась следом. Таня отправилась было со всеми, но потом вспомнила, что сегодня ей так ни разу и не удалось применить «мгновенный перевертон». Свои тренировки она пока держала в тайне. Даже Баб-Ягун ни о чем не подозревал. Таня мечтала достичь такого мастерства, чтобы перевертон получился у нее в самую решающую минуту. Например, во время матча с бабаями.
– Эй, ты чего? Тебя подождать? – удивленно крикнул Баб-Ягун.
– Не надо. Я скоро приду! – Таня нетерпеливо махнула рукой, раздосадованная, что у нее не получилось незаметно отстать.
Подождав, пока поле опустеет, она убедилась, что за ней никто не подсматривает, и набрала высоту. Оказавшись под самым невидимым куполом, она стремительно перевернулась на контрабасе, а потом спиной вперед помчалась вниз. Повторив этот маневр три или четыре раза, Таня спрыгнула с контрабаса и, спрятав его в футляр, отправилась в раздевалку.
Контрабас как всегда, когда его приходилось тащить, оттягивал ей плечо, и Таня остановилась посмотреть на Тибидохс.
Уже почти стемнело. В разлившейся синеве было хорошо видно, как полукруглые окна-бойницы подсвечиваются изнутри красноватыми магическими огнями. Особенно интересно было наблюдать за окнами недавно восстановленной Башни Привидений. То и дело от ее чердачного окна отрывались белые полупрозрачные тени и, описав вокруг башни круг-другой, неторопливо вплывали в одну из бойниц. Привидения совершали свой обычный вечерний променад. Девочке даже почудилось, что среди них она увидела Недолеченную Даму и поручика. Хотя, возможно, это были и не они. С такого расстояния сложно было сказать наверняка.
Отдохнув, Таня подняла контрабас, но тут крайний ангар затрясся от рева. Из всех щелей повалил густой дым. Мгновение – и все вновь смолкло. На этот раз дракон бушевал совсем недолго, но все равно его явно что-то тревожило.
«Опять Гоярын! Надо посмотреть, что там такое!» – решила Таня. Она подождала, не появятся ли джинны, а потом поставила футляр с контрабасом на траву и подбежала к ангару.
Открыть тяжелые ворота ей было явно не по силам, поэтому она просто легла на песок и ловко, точно уж, проскользнула в щель под ними. Будь девочка потолще, ей не удался бы этот трюк.
В ангаре было темно и дымно. Слышно было, как в сумраке хрипло дышит дракон. В ноздри ударил особый запах – резкий, одурманивающий. Примерно так пахнет покрытый водорослями камень из реки, когда его вдруг бросаешь в костер или на раскаленные угли.
Таня замерла, робко ощупывая стены. Никогда раньше ей не приходилось бывать в драконьем ангаре. Она даже примерно не представляла, далеко теперь дракон или близко. Сколько, если считать в шагах? Пять шагов? Десять? По его шумному дыханию ничего нельзя было понять – было такое чувство, что оно раздается сразу отовсюду.
Таня сделала шаг, потом другой, осторожно шаря перед собой руками. Что-то гулко звякнуло и ударило ее по ступне. Девочка едва не вскрикнула, но вдруг поняла, что это ведро, в котором Гоярыну носят ртуть. Драконы ничего не пьют, кроме ртути. Вода им не нужна, а в большом количестве даже опасна.
Интересно, слышал Гоярын, как она уронила ведро? Знает ли он вообще о ее присутствии? А что, если дракон ее проглотит или ударит хвостом? Здесь, в тесном ангаре, где нет контрабаса и неба, она совсем беззащитна. Догадается ли кто-нибудь искать ее в драконьем желудке?
Таня сделала еще несколько шагов и повернулась, пытаясь вспомнить, в какой стороне остались ангарные ворота. Там? Или, может быть, там? Теперь снаружи было уже так темно, что свет под воротами совсем не пробивался. «Хоть бы луна выглянула, а то так и схрумкают в потемках…» – тоскливо подумала Таня.
Внезапно прямо перед ней вспыхнули разом два зеленых огонька. Таня машинально потянулась к ним, но тотчас сердце у нее словно оборвалось… Упало и разбилось вдребезги. Она поняла, что эти сверкающие в темноте изумруды – глаза Гоярына. Огромный дракон был совсем близко. Вглядевшись, Таня сумела даже различить его контуры.
Она стояла, боясь шелохнуться. Никогда прежде Таня не осмеливалась приблизиться к дракону так близко. Разве что во время матча, но там это бывает всего на считанные секунды, когда нужно, разом собравшись, метнуть мяч. Здесь же Гоярын был совсем рядом. Стоит ему теперь выдохнуть пламя и все, конец… Даже упырья желчь, стершаяся, когда она протискивалась в узкую щель под воротами, теперь не поможет.
Зеленые изумруды моргнули. Таня от неожиданности взвизгнула и отпрянула. Тотчас ее окутало обжигающее облако. Она схватилась за лицо, но тотчас поняла, что это был всего лишь дым. Да, раскаленный, но все-таки дым, а не огонь. Гоярын нетерпеливо пошевелил шеей. Это был явный приказ остаться.
Таня поняла, что еще один шаг назад, к воротам ангара, и ее просто вынесет из этих ворот в струе пламени. С Гоярыном, самым старым и сильным драконом Тибидохса, шутки плохи. Недаром даже джинны опасаются заглядывать к нему лишний раз и притом никогда в одиночку.
– Ты хочешь, чтобы я тут с тобой посидела? – дрожащим голосом спросила Таня.
Вместо ответа Гоярын тяжело опустился на плиты ангара. Он был так огромен, что перед Таней словно выросла целая гора. Пряный запах дракона – раскаленного изнутри и влажного снаружи – щипал ноздри.
Девочка осторожно присела рядом на край глубокой поилки. Ее глаза начинали понемногу привыкать к темноте. Она могла уже по очертаниям догадаться, где длинная шея дракона переходит в туловище и что вот этот странный утончающийся изгиб, который идет вдоль стены, его хвост.
Дракон сощурился как большая кошка. Сверкающие изумруды его глаз стали узкими горящими щелками.
– У тебя что-то болит? Почему ты не спишь, ведь теперь январь? – спросила Таня.
Она не была уверена, что дракон понимает ее, драконы не особенно разумны, но интонации ее голоса явно успокаивали Гоярына. Стоило Тане замолчать, как его шея начинала нетерпеливо шевелиться, а узкие щелки делались шире. Гоярын явно требовал, чтобы Таня говорила и дальше.
– Значит, ты не спишь, да? Думаешь, заполучил меня болтать с тобой?.. Хотя, конечно, скучно сидеть все время в этом ангаре. Небось полетать хочется, да? Нет, не хочется? Ну о чем бы тебе таком рассказать? – рассеянно начала говорить Таня.
Она говорила, говорила, боясь замолчать, а дракон все слушал. Очень скоро Таня уже исчерпала все темы. Даже рассказала сказку про Златовласку и про трех медведей. Дракону было все равно. Он внимательно слушал даже тогда, когда Таня начинала сбиваться.
Через некоторое время девочка осмелела настолько, что протянула ладонь и коснулась чешуи на носу у Гоярына. Чешуя была теплой. Такой же, как на ее футляре для контрабаса. Таня вспомнила, как ей нравилось в детстве лежать в футляре, будто спрятавшись от всего мира, гладить его и слушать тихий, похожий на ворчание скрип.
Гоярына, видимо, успокаивали тихие поглаживания. Хриплое дыхание стало едва различимым, а щелки глаз – совсем узкими. Он засыпал. Его голова опустилась так низко, что Тане неудобно стало гладить нос, и она провела ладонью по складчатой шее дракона. Неожиданно Гоярын хрипло заревел и вскочил. Боясь быть раздавленной, Таня прыгнула на его шею и обхватила ее руками.
– Успокойся! Успокойся! Что с тобой? Все же хорошо! – принялась она мягко успокаивать дракона.
Яростное клокотание в раскаленных недрах чудовища начало уже смолкать, когда неожиданно пальцы Тани задели короткий шип. Он был воткнут в шею Гоярына в складки чешуи. Стоило ей коснуться шипа, как Гоярын вновь заревел и хлестнул хвостом. Ангар загудел. А Гоярын все бил и бил. Он словно обезумел. Если бы он мог дотянуться до Тани, то точно убил бы ее. Понимая это, девочка держалась изо всех сил.
Короткие языки пламени вырывались из его пасти, выхватывая из мрака то желоб кормушки, то арку ворот, то большой транспарант, натянутый над стендом с красными пожарными топорами и ломами: «Огнеопасно! В ангаре не курить и магических искр не выбрасывать!»
– Так ты бесишься из-за этого шипа? Да? Ты потерпишь, если я его вытащу? – крикнула Таня.
Зная, что ответа все равно не будет, она крепко схватилась за головку шипа и что было сил дернула его. Гоярын зашипел от боли и вновь выдохнул пламя. Но шип уже был у Тани в руках. Размером он был с небольшой кинжал и очень холодный на ощупь. Внешний его край заканчивался округлой шляпкой, чем-то похожей на шляпку гвоздя. Больше в темноте разглядеть было ничего невозможно, и Таня осторожно сунула шип в держатель для мячей, все еще закрепленный у нее на предплечье.
Теперь, когда шип уже не причинял ему боли, Гоярын быстро успокаивался. Вскоре он перестал бить хвостом и вновь опустился на плиты. Таня осторожно сползла с его шеи.
– Я пойду, хорошо? – спросила она у Гоярына. – Мне уже пора, а то в Тибидохсе будут волноваться.
Таня осторожно сделала шаг, другой… Гоярын был спокоен. Более того, он явно засыпал. Должно быть, раньше ему мешал впасть в спячку лишь предательски воткнутый шип.
– Я к тебе еще зайду, ладно? А теперь пока! – Таня приготовилась быстро юркнуть в уже знакомую ей щель, как вдруг ворота ангара, лязгнув, распахнулись.
Девочка была ослеплена лучами множества фонарей, разом направленными ей в лицо. Она поспешно заслонилась рукой и отскочила назад, к Гоярыну. Задремавший было дракон вновь открыл глаза и недовольно заклокотал. Ему тоже не нравилось, когда его ослепляют.
– А, вот она где! – раздался торжествующий вопль Поклепа Поклепыча. – А мы ее по всему Тибидохсу ищем! «Темное» и «белое» отделения на ногах! А ну живо сюда! Ты мне ответишь за нарушение режима!
Заслонив козырьком ладони глаза, Таня разглядела рядом с суровым завучем четырех ангарных джиннов, укоризненно клубившихся в воздухе. У двух джиннов в руках были крючья, а еще один держал нечто вроде клещей для разжимания драконьей пасти. Однако, несмотря на все свое оружие, джинны предпочитали прятаться за спиной у Поклепа.
– Что ты стоишь рядом с этим уродом? Хочешь, чтобы он тебя сожрал? А ну живо сюда! Ты у меня к лопухоидам отправишься в два счета! Я тебя зомбирую! – снова заорал Поклеп, потрясая кулаками.
Таня медлила. Ей совсем не хотелось, чтобы Поклеп вцепился в нее своими короткими пальцами и грубо, как мешок, поволок к Тибидохсу на расправу.
– А-а, не хочешь идти! Так я тебя заставлю! А вы что встали? А ну марш! Схватите девчонку! – закричал Поклеп на джиннов.
Те застенчиво замерцали, но почему-то не спешили втягиваться в ворота. Два джинна с крючьями пытались пропустить вперед джинна с клещами, а тот изо всех сил делал вид, что клещи заедают.
– Я сейчас за масличком сбегаю, за масличком… Разработать бы надо! – бубнил он, делая неловкие попытки улетучиться.
– Вы что, боитесь эту зеленую ящерицу? Этого крылатого крокодила? Да я его за хвост и на солнышко! – рассвирепел Поклеп.
Куда полезнее для завуча было бы просто промолчать в тряпочку. Гоярын не любил оскорблений. Драконы слишком долго живут среди магов, чтобы не научиться хотя бы разбирать их интонацию.
Он стал медленно втягивать ноздрями воздух, раздувая внутри пламя. Складчатые бока дракона растягивались, становились все больше, шире… Кожа натягивалась. За спиной у Тани словно вырастал гигантский холм, едва вмещавшийся уже в ангаре. Возможно, кто-то другой не придал бы этому значения, но Таня все-таки уже полгода играла в драконбол. Она отлично представляла, зачем драконы раздуваются.
– Так уберете вы этого урода или нет? Или мне его отсюда пинком вышвырнуть? – снова заорал Поклеп.
Гоярын перестал раздуваться. Оба его изумрудных глаза сошлись точно на груди у Поклепа. Дракон явно прикидывал расстояние. Бывалые ангарные джинны побросали крючья и щипцы, попадали на землю и закрыли головы руками. Теперь в воротах ангара торчал один лишь только визжащий Поклеп Поклепыч.
Еще мгновение и…
– Только не огнем! Лучше дымом! – торопливо крикнула Таня, в самый последний миг отскакивая в сторону.
Гоярын выдохнул. Створки ворот вырвало и отшвырнуло на середину поля, но если бы только створки… Таня на всю жизнь запомнила, как страшный завуч школы волшебников, кувыркаясь, уносится по воздуху к чернеющей стене далекого Тибидохса. Даже заряди его кто-нибудь в пушку, едва ли полет его был бы столь же впечатляющим.
«Хорошо еще, что дымом!» – подумала она, вставая на ноги и отряхиваясь от песка. Ангарные джинны, оставшиеся без своего свихнувшегося полководца, уже удирали по полю, петляя как зайцы. Возвращаться обратно с подкреплением или без подкрепления они явно не собирались.
Гоярын удовлетворенно заурчал и закрыл глаза. Теперь уже никто не мешал ему спать…
* * *
На другое утро о «подвиге» Тани знала вся школа. Оба отделения – «белое» и «темное» – шепотом передавали друг другу новости и показывали, как летел по воздуху Поклеп.
– Теперь этого и за сто лет никто не забудет! Это же надо: так отфутболить самого Поклепа! – восторгался Баб-Ягун. – А я, представляете, смотрю в окно, а там вдруг что-то темное вжик – и в стекло! Ну, думаю, из катапульты, что ли, выстрелили?
– Что же вы хотите, это же сама Гроттер! Она ведь и с Чумой-дель-Торт справилась! И титанов она выпустила! – завистливо вздыхала Дуся Пупсикова.
«Гроттер! Гроттер! Таня Гроттер!» – слышалось отовсюду.
Даже старшеклассники, обычно презиравшие мелюзгу, смотрели на Таню с обожанием. Гуню Гломова, вздумавшего было обозвать Таню «тупой сироткой», потом полтора часа снимали со шпиля Большой Башни, на котором Гломов висел, зацепившись штанами. Ванька Валялкин утверждал, что тут не обошлось без сложного заклинания левитации, которое проходят обычно не раньше четвертого класса.
Одна Таня не слишком радовалась. Она отлично знала, что ее еще ждет разбирательство. Так и оказалось. Сразу после третьего урока ее позвали в кабинет к Сарданапалу.
– К лопухоидам тебя отправят! Пакуй вещички! – вполголоса прошипела Гробыня, когда Таня проходила мимо.
– Удачи! – крикнул Ванька. – Мы за тебя заступимся! Держись!
Таня уныло кивнула. Как они, интересно, за нее заступятся, если Сарданапал и Медузия решат выслать ее из Тибидохса?
Когда Таня, понурившись, вошла в кабинет, там все уже были в сборе. Сарданапал сурово сидел за столом и барабанил по нему пальцами. Рядом, скрестив руки на груди, стояла Медузия.
Поклеп Поклепыч, недавно вернувшийся из магпункта, где с ним всю ночь и все утро провозилась Ягге, был весь в бинтах. Правая его рука висела на перевязи. Зато маленькие близко посаженные глазки просто пылали от ярости. Тане было даже страшно в них смотреть – в нее мгновенно начинали всверливаться два ледяных буравчика.
– Мы собрались здесь, чтобы обсудить твое поведение, – начал Сарданапал. – Не помню, чтобы за последние пятьдесят лет мы сталкивались с чем-то подобным… Уверен, нам придется принять самые серьезные меры, иначе дисциплина в Тибидохсе будет подорвана раз и навсегда.
Академик сделал паузу. Таня не помнила, когда прежде видела его таким разгневанным. Его длинные усы прямо-таки прыгали от возмущения.
– Самое грустное, что ты учишься на «белом» отделении. Отделении, которое должно служить примером для всего Тибидохса. Учись ты на «темном», я не был бы так разочарован. А теперь получается, что меня подвела та, кому я особенно верил. Буквально вонзила нож мне в сердце, – горестно продолжал Сарданапал. – Недавно я говорил с профессором Клоппом. Он очень доволен. Крайне доволен, хотя и скрывает это. Говорит, что давно ожидал от белых магов нечто в этом духе. «Это раньше вы были «беленькие», а теперь стали «грязненькие», – заявляет он. Представляю, сколько еще подобных острот мне предстоит выслушать.
Медузия согласно кивнула. Таня уставилась себе под ноги. Она почувствовала, что ее щеки заливает краска. Так подвести «белое» отделение. Позор!
Сарданапал испытующе посмотрел на нее.
– Теперь я хочу, чтобы Поклеп Поклепыч кратко ввел нас в курс дела, – попросил он. – Пожалуйста, Поклеп! Начинай!
Поклеп Поклепыч, прихрамывая, вышел вперед.
– Вчера вечером мне сообщили, что ученица Гроттер пропала. Ее не было в комнате ни в одиннадцать, ни в половину двенадцатого. Ее соседка Склепова ничего не знала. Более того, она уже спала и запустила в меня подушкой. Я не виню ее: у всех черных магов скверный характер, особенно спросонья. Я поднял всех на ноги и организовал поиски. Мы прочесали все этажи, башни и подвалы. Ученики школы, даже те, которые уже спали, были разбужены и все участвовали в прочесывании территории.
– Ужас! И это в такое тяжелое время! – с укором сказала Медузия.
Поклеп негодующе закивал.
– Тогда кто-то вспомнил, что вечером она была на тренировке по драконболу. Я вызвал нескольких джиннов, вооружил их и вместе с ними отправился на поле. Вскоре нам удалось обнаружить футляр с контрабасом, лежащий недалеко от ангара с Гоярыном. Мы открыли ангар и увидели там ученицу Гроттер. Я предложил ей выйти, но она вместо этого кинулась к дракону и стала науськивать его на меня. И – вот результат! Я чудом остался жив! Эта юная леди едва не стала убийцей! Вот, взгляните на это!
Завуч театрально показал на свои бинты.
Тане захотелось, чтобы с потолка упала плита и раздавила ее. Тогда бы хоть не было так стыдно. Сарданапал снова забарабанил пальцами по столу. Его золотой сфинкс зарычал и недружелюбно уставился на девочку.
– Значит, ты утверждаешь, что это она заставила Гоярына напасть на тебя? – уточнил академик.
– Она, она! Она крикнула, чтобы он меня убил! Она ему приказала! Я едва остался жив! Ее надо зомбировать, лишить всех магических способностей, отнять перстень и отправить в мир к лопухоидам! Вот что я предлагаю! – зашипел Поклеп.
Таня пошатнулась. Если бы рядом не было клетки с книгами, за которую она успела ухватиться, она бы упала. Неужели снова к дяде Герману? О, нет! Лучше она будет жить на вокзале!
Сарданапал повернулся к Медузии.
– Мнение завуча мы выслушали. А что об этом думает наш преподаватель нежитеведения?
– Преподаватель нежитеведения считает, что вначале надо установить истину. Зомбировать дело пяти минут, – помедлив, сказала Медузия.
Ее медные волосы, похожие на змей, слегка зашипели. Тане стало еще страшнее. Страшнее даже, чем в ангаре у Гоярына. Тот мог сжечь ее, но не грозил отправить к тете Нинели.
– Если бы на уважаемого Поклеп Поклепыча дунула огнем ученица Гроттер, я, вне всякого сомнения, согласилась бы с ее зомбированием и высылкой, – продолжала Медузия. – Теперь же стоит разобрать ситуацию более подробно. Итак, повторим все еще раз. Что именно крикнула девочка, когда вы, Поклеп Поклепыч, ворвались в ангар к дракону?
– Она… э-э… я точно не помню, что она сказала… смысл был такой, чтобы он дунул на меня! Она натравила его! Это же ясно! – выкрикнул Поклеп.
Он устремил на Медузию яростный взгляд, но она не слишком испугалась его ледяных буравчиков.
– То есть вы утверждаете, что Татьяна Гроттер крикнула примерно так: «Гоярын, дунь на Поклеп Поклепыча так, чтобы он, как кегельный мяч, пролетел по воздуху триста метров, посшибал все строительные леса и впечатался носом в раму кабинета Сарданапала», – уточнила Медузия.
Сарданапал невольно улыбнулся.
– А ведь, правда, все так и было, – сказал он. – Поклеп, разбив стекло, влетел прямо ко мне в кабинет, а на шее у него висела оконная рама. И он прямо с ходу заорал: «Я сотру эту Гроттер в порошок! Она меня чуть не прикончила!»
Медузия подошла совсем близко к Тане и присела рядом с ней на корточки.
– Теперь мы выслушаем тебя, – продолжала она. – Что ты можешь сказать в свое оправдание? Заметь, что речь теперь идет о твоей дальнейшей судьбе. Останешься ли ты среди нас или… сама знаешь, каким может быть это «или»…
У Тани запершило в горле.
– Я… я не хотела… – пробормотала она. – Я только помню, что меня ослепили фонарем. Потом я испугалась, что Гоярын испепелит Поклеп Поклепыча. Гоярын стал раздуваться, стал огромный, как гора… И я что-то крикнула, а вот что, уже не помню…
Голос у нее сорвался. Она замолчала, поняв, что сейчас разрыдается. Медузия ободряюще положила руку Тане на плечо.
– Милая девочка! Ты не помнишь, зато это помнит один из джиннов, – сказала она. – Ты крикнула: «Только не огнем! Лучше дымом!» Другими словами, ты понимала, что дракон уже не может не выдохнуть, иначе он просто взорвется. Огонь или дым – что-то одно… Поклеп, ты хотел бы, чтобы на тебя дохнули огнем?
Завуч хмуро промолчал.
– Значит, не хотел бы? – уточнила Медузия. – Учитывая, что ты был не защищен упырьей желчью, ты немедленно превратился бы в пепел – вот и все дела. В данном случае дым был куда как предпочтительнее, несмотря даже на то, что рама в кабинете почтенного академика до сих пор не вставлена…
– А я боюсь сквозняков! – добавил Сарданапал.
Взбешенный Поклеп ощутил, что жертву уводят у него прямо из-под носа.
– Но она отправилась ночью в ангар! Она не имела права вообще туда идти! – крикнул Поклеп. – Мы искали ее по всему Тибидохсу! Мы подняли на поиски всю школу!
– А вот это уже серьезный проступок, – согласился Сарданапал. – И за него Таня Гроттер, безусловно, понесет наказание. Мы с доцентом Горгоновой обдумаем, какое именно. Но в мир к лопухоидам она сослана не будет, это уже ясно…
Разочарованный Поклеп Поклепыч даже подскочил на месте. Его маленькие глазки выкатились от злости и стали совсем рыбьими. Похоже, он ожидал совсем другого решения.
– Вы делаете большую ошибку, Сарданапал! Эта Гроттер… мало вам, что она уже выпустила титанов? Она нарушает все школьные правила, своевольничает… Если ее не наказать, скоро тут в школе все будут ходить по потолку, не только привидения!
– И неудивительно! Ведь даже почтенные завучи подают им такой пример, вышибая головами рамы! – негромко сказала Медузия.
– ЧТО? Я ПОДАЮ ПРИМЕР?
На миг Тане показалось, что Поклеп сейчас бросится на Медузию, но этого не произошло. Завуч резко отвернулся и отошел к окну, угрожающе прошипев:
– Ладно! Я еще разберусь с этой Гроттер! Я глаз с нее не спущу! Вы поймете, как глупо верить этой девчонке…
Таня растерянно посмотрела на Сарданапала, и ей почудилось, что академик ободряюще подмигнул ей, словно призывая ее особенно не волноваться. Однако, когда он заговорил, голос его был строже, чем обычно:
– Ступай на занятия! Мы сообщим, какое взыскание будет на тебя наложено. И впредь попытайся относиться к школьным правилам с большим уважением!
Золотой сфинкс, мягко ступая, пошел по ковру, провожая девочку к дверям. Медузия вышла вслед за ней.
– Погоди! Мой смычок еще у тебя? – спросила она.
– Да, – подтвердила Таня, опасаясь, что Медузия заберет его в наказание за проступок.
– Не бойся. Я не отниму у тебя смычок, хотя, возможно, и стоило бы лишить тебя полетов. Но мы, тем не менее, выберем тебе другое, более приемлемое наказание, – успокоила ее доцент Горгонова. – Я хотела спросить тебя о другом. Как ведет себя смычок в воздухе?
Таня попыталась вспомнить свои ощущения.
– Он отличный. Лучше прежнего, но я еще не совсем к нему привыкла. Он очень своенравный… Иногда мне кажется, что он сам принимает решения, куда лететь и что делать. Будто бы не я управляю им, а он мной, – сказала Таня.
Медузия задумчиво облизала губы.
– Но, когда ты сконцентрируешься, ты все-таки берешь над ним верх? – уточнила она.
– Когда сконцентрируюсь, да.
– Ясно, – кивнула Горгонова. – Почему-то мне так и показалось, когда я недавно случайно видела вашу тренировку… Больше ты ни о чем не хочешь рассказать?
– Да нет, ни о чем.
– Тогда удачи. И постарайся быть более дисциплинированной. Если ты совершишь действительно серьезный проступок, мы с Сарданапалом не сможем выгородить тебя, имей в виду!
Преподавательница нежитеведения, прищурившись, посмотрела на Таню и вернулась в кабинет.
А Таня вдруг сообразила, что ничего не рассказала Медузии о шипе, который обнаружила в шее у Гоярына. О шипе, который теперь, спрятанный, лежал у нее под матрасом. Девочка хотела вернуться в кабинет к академику, но золотой сфинкс, успевший уже вспрыгнуть на двери, слегка оскалился, всем своим видом показывая, что не пустит ее.
Таня пожала плечами и, обозвав про себя сфинкса глупой кошкой, помчалась на снятие сглаза. Зубодериха терпеть не могла опоздавших. Против самых злостных она даже применяла торопыжный сглаз. Все сглаженные до конца дня могли перемещаться только бегом, причем в такой спешке, что врезались носами в косяки дверей и опрокидывали стулья. Был даже случай, когда один туповатый второклассник, поклонник Гробыни, едва не захлебнулся супом, второпях пытаясь поглощать его сразу двумя ложками.
С другой стороны, склеповские поклонники всегда бывали с приветом. Некоторых из них даже сглаживать не требовалось.
Глава 9 Загадка медного шипа
– Ничего себе шип! Неудивительно, что Гоярын проснулся в январе, – присвистнул Баб-Ягун.
Все трое – Таня, Ванька и Баб-Ягун – сидели в комнате и разглядывали лежащий перед ними медный шип.
Его конец был очень тонким и расширялся лишь к противоположному краю. Острие же шипа было таким острым, что, когда Ванька дотронулся до него, на пальце у него мигом выступила капелька крови. Ванька поморщился и слизнул ее.
– Вот сволочи! Не пойму, кому понадобилось портить Гоярына? Чем он им насолил? – сказал он.
– Может, это как-то связано с чемпионатом по драконболу? – предположила Таня. – Кому-то очень хочется, чтобы мы проиграли. Вот он и решил подстраховаться. Если не дать Гоярыну спать, он выбьется из сил и не сможет играть…
Баб-Ягун пожал плечами.
– Так-то оно так, но пока жеребьевка прошла только на первую игру. Еще непонятно, какие команды будут встречаться между собой дальше. Значит, это могли сделать только бабаи. Но бабаи и без того убеждены, что выиграют. Все ставят на них, а их дракон, по слухам, ничуть не хуже Гоярына. А раз так, то зачем им рисковать?
Таня подумала, что Ягун, скорее всего, прав. Да и потом, как бабаи смогли бы пробраться в Тибидохс, защищенный заклинанием перехода? Попытайся кто-то сделать это, это сразу стало бы известно Сарданапалу и Поклепу. Нет, незамеченным в Тибидохс не попасть, это железно.
– Мне другое интересно, – добавил Баб-Ягун. – Кто мог вогнать шип в шею Гоярыну и, главное, как ему это удалось?
– Как удалось? Запросто. Взмахнул шипом и – раз! Попадись только мне этот тип в руки! Он бы у меня носом все ступеньки в Большой Башне пересчитал! – с негодованием произнес Ванька.
– Я не о том… – перебил его Баб-Ягун. – Вообрази: ты подкрадываешься к Гоярыну и вонзаешь в него эту колючку. Что сделает Гоярын, почувствовав боль?
– Сожжет огнем, – подсказала Таня.
– Точно, мамочка моя бабуся… Причем сожжет моментально. Даже если вымазаться упырьей желчью, все равно поджаришься. А тут он никого не поджарил. Значит, одно из двух: или Гоярын хорошо знал того, кто вогнал в него этот шип, или это был сильный маг – такой маг, который может моментально переместиться в пространстве.
– Вроде Чумы-дель-Торт? – спросила Таня.
Она почему-то опять вспомнила фигуру в оранжевом плаще, замершую на краю крыши. Теперь ей казалось, что эти события как-то связаны. Не могут быть не связаны.
«Ты не представляешь, чьему призраку ты помешала появиться… Ты тысячу раз пожалеешь!» – прохрипел, исчезая, Король Привидений. Чей это был призрак? И ведь не может же призрак, к тому же так и не появившийся, вонзить шип в дракона?
– Это могла быть Чума-дель-Торт? – повторила Таня.
Баб-Ягун поежился и пугливо втянул голову в плечи. Никто в Тибидохсе не осмеливался называть страшную волшебницу по имени.
– Могла… Ведь ее костей так и не нашли! Она просто испарилась и все. И никто до сих пор не знает, жива она или мертва, – неохотно подтвердил он. – Но мог быть и кто-то другой. В Тибидохсе много сильных магов.
Таня снова взяла в руки медный шип и принялась пристально его разглядывать, пытаясь найти какую-нибудь зацепку. На его выпуклой шляпке она разглядела небольшой отпечаток – крошечный знак, похожий на паука. Глубокий оттиск в центре и четыре коротких полоски по бокам. Именно они и придавали знаку сходство с пауком.
– Ты когда-нибудь видел такой? – спросила она у Ваньки.
Валялкин покачал головой.
– Не-а, не видел. Давай сбегаем в библиотеку и спросим у Абдуллы… – предложил он.
Вспомнив сурового библиотечного джинна, обожавшего накладывать на всех должников проклятия, Таня поежилась.
Сквозь потолок в комнату, хрюкая от смеха, просочился поручик Ржевский. Бестолковый призрак вечно сидел без дела и обожал шататься по Тибидохсу в поисках компании. Или, если компании не найдется, чтобы просто довести кого-нибудь до белого каления. Это было ничуть не менее приятно.
– Привет, юные недоучки! Хотите анекдот? – предложил он и, не дожидаясь согласия, продолжил: – Один лопухоид говорит другому: «Знаешь, я учусь играть на барабане!» – «Да? И как успехи?» – «Отличные успехи! Сосед уже повесился!»
Никто не улыбнулся. Если, конечно, не считать самого рассказчика. Сам поручик буквально затрясся от хохота и стек по стене на пол, превратившись в большую лужу. Лужа забурлила. Потом на ней поочередно открылись два любопытных глаза и уставились на шип, который Таня держала в руках.
– Ого, какой кинжальчик! – сказал он. – Славная штучка! Я уже у кого-то видел точно такой. Никто не хочет воткнуть мне его в спину? Я не прочь пополнить свою коллекцию симпатичных ножичков. Так никто?..
Если раньше Таня слушала поручика вполуха, терпеливо дожидаясь, пока он отчалит, то теперь что-то заставило ее встрепенуться. Дело в том, что только что призрак сказал нечто интересное.
– Где ты его видел? Где? – набросились на него.
Лужа, начавшая уже выбулькивать очередной анекдот, даже растерялась.
– Кого видел?
– Шип! Ты только что сказал, что видел у кого-то шип!
– Ах да, шип… Я еще, помнится, спросил: «А зачем он тебе?» Но мне не ответили. И даже, кажется, запустили в меня «Дрыгусом-брыгусом», так что мне пришлось срочно сваливать.
– Но кто его держал? Кто? Кто запустил в тебя «Дрыгусом»?
Приняв свой обычный вид, призрак сдернул с себя голову и стал в ней шарить. Не нашарив ничего стоящего, он схватил ее за оба уха и потряс, как если бы хотел, чтобы оттуда что-то выпало.
– Забыл! – удрученно сказал он. – Ну просто намертво! Но кто-то такой, довольно неожиданный! Вот уж не думал, что такая почтенная персона запустит в меня «Дрыгусом».
Ржевский, подвывая, принялся летать по комнате. Потом просунул голову сквозь дверь и, гоготнув, прошептал:
– Вас, между прочим, подслушивают…
Баб-Ягун подкрался к двери и сильно толкнул ее. Дверь ударилась обо что-то твердое. Кто-то громко взвизгнул, упал, но сразу же вскочил и бросился наутек. Таня, выскочившая в коридор вслед за Баб-Ягуном, увидела только исчезнувшую за поворотом спину.
– Кто это был? – спросила она у Баб-Ягуна.
– Не знаю. Я не успел понять: он лицо руками закрыл. Но думаю, что мы за ужином легко его опознаем, – сказал Баб-Ягун.
– Как опознаем?
– А по фонарю. Ты видела, как я его дверью припечатал? Мало не покажется, – удовлетворенно произнес Баб-Ягун.
Когда они вновь вспомнили о поручике Ржевском, того уже не было. Безбашенный призрак просочился сквозь стену и исчез в неизвестном направлении.
Джинн Абдулла сизым туманом вился над конторкой. Огромная чалма сползала на лоб. Само лицо было белое, плоское как блин. С семью крупными бородавками. В отличие от обычных лопухоидных бородавок, бородавки джинна Абдуллы не пребывали в покое, а неторопливо переползали то на лоб, то на нос, то на подбородок.
Заметив Таню, Ваньку Валялкина и Баб-Ягуна, джинн неохотно оторвался от пожелтевшего пергамента.
– Чего надо? – хмуро спросил он. – Только не говорите, что забыли сдать книги. Прокляну на месте! Вчера я как раз придумал десяток отличных сглазов и одну уничтожающую поэму… Любой должник библиотеки, выслушав ее до конца, немедленно умирает в страшных судорогах. Вот послушайте…
Абдулла вытек из-за конторки и, закручиваясь спиралью, прочувствованно завыл хорошо поставленным басом:
Ролипродис хмырюм
Выжимайнус биллум …
– Не надо никакого выжимайнуса! Мы все сдали! – поспешно крикнула Таня.
Джинн Абдулла перестал бормотать и заглянул в толстую тетрадь, где у него были записаны все должники.
– Досадно, крайне досадно, – пробурчал он как бы про себя. – Ничего, прокляну в другой раз, ближе к экзаменам… Так чего вам надо?
Ребята переглянулись.
– Мы… э-э… хотим найти какую-нибудь книгу… – нерешительно начал Ванька.
– В самом деле? Здесь двести тысяч книг… – презрительно улыбнулся джинн.
Улыбка у него была отвратительная. Сквозь нее просвечивала полка с формулярами.
– Ванька хотел сказать, что нам нужна не просто книга. Нам нужна книга, в которой можно узнать про этот знак, – добавила Таня, протягивая джинну шип.
Абдулла брезгливо взял шип двумя пальцами, повертел и стал разглядывать знак. Его брови поползли на лоб, тесня бородавки.
– Откуда это у вас? – спросил джинн.
– Н… нашли, – сказала Таня, сама толком не зная, что заставило ее соврать.
Джинн недоверчиво посмотрел на нее.
– Нашли? Такие вещи просто так не находят. Разве что… – тут Абдулла многозначительно подмигнул, – в каком-то очень древнем и забытом коридоре… Не так ли?
– Э-э… Ну да… Именно там…
Джинн осклабился. Видно было, что он не поверил им ни на грош. Однако ложь его почему-то устраивала.
– Современные маги давно забыли, что такое по-настоящему сильные заклятия, – проскрипел он. – Они боятся, они трусят вызывать действительно могучих духов. Таким духам надо платить за их услуги… Платить дорогую цену… Очень дорогую цену…
Абдулла пригорюнился. Он рухнул на конторку и закрыл пухлыми ладонями лицо. На него нахлынули воспоминания.
– Все испортили эти слюнтяи, белые маги… – зашипел он с негодованием. – А началось все с Древнира. Ему, видите ли, хотелось все упорядочить. Он запретил вызывать сильных духов, запретил человеческие жертвоприношения. Теперешняя черная магия и в подметки не годится той, что была. Раньше такие знаки встречались на каждом шагу, не то что в наше время…
– А что это за знак? Что он значит? – спросила Таня.
Абдулла отнял от лица руки и выпрямился во весь свой немалый рост. Все семь бородавок на его лице победоносно зажглись.
– Это призывное клеймо, – сказал он. – Когда-то черные маги с удовольствием его применяли. Вот смотрите, здесь желобок, по которому на клеймо поступает кровь. Кровь должна быть всегда свежей. Самая слабая – у лопухоидов. Самая сильная – у гарпий, у единорогов, у драконов. Вонзаешь этот шип в жертву и ждешь. Иногда приходится ждать долго, очень долго. Все зависит от силы крови и еще от многих причин.
Баб-Ягун незаметно толкнул Таню ногой.
– А кого призывали этим клеймом? Какого именно духа? – спросил он.
Абдулла в досаде вскинул руки.
– О, наивнейший! Как же ты не понимаешь! Дух мог быть любым. В зависимости от того, кого нужно вызвать. А теперь прочь отсюда! Берите свой шип и брысь! У меня нет времени разговаривать с такими глупцами! Я хочу дописать свою «Поэму тысячи проклятий»…
Ребята уже направились к выходу, когда Абдулла вновь окликнул их.
– Хе-хе! Не заставляйте шип ржаветь! Запомните, он любит свежую кровь! – с заговорщицким видом произнес он.
Ребята выскочили из библиотеки. После того, что они только что услышали, непросто было опомниться. Даже джинн Абдулла, явно сочувствующий черной магии и ностальгирующий по временам, когда приносились кровавые жертвы, не поразил их так, как то, что им удалось от него узнать.
– Древняя магия! В Тибидохсе есть преподаватель или ученик, пытающийся вызвать кого-то из страшных духов… – задумчиво сказал Ванька Валялкин.
– Или уже его вызвавший, – уточнил Баб-Ягун. – Ведь шип был в шее у дракона не один день. Интересно, кому это было надо и зачем? Если бы Таня случайно не обнаружила его…
Ягун скорчил жуткую рожу, представляя, видимо, явившегося по зову духа – лопоухого, с вываленным языком и косящими глазками. Передразнивать была его стихия. Если бы в данную минуту вызванный дух оказался поблизости, он бы точно не удержался и стер бы Ягуна в порошок.
Ванька не вслушивался в оживленную болтовню Баб-Ягуна. Он продолжал думать о чем-то своем.
– Такие шипы были запрещены еще Древниром. Помните, как ухмыльнулся Абдулла, когда мы сказали, что нашли его? Он нам ни капельки не поверил. Значит, был абсолютно уверен, что в Тибидохсе такого обнаружить нельзя. Разве что в одном-единственном месте, – заметил Ванька.
– В каком? – спросила Таня.
Она примерно догадывалась, каким может быть ответ, но ей хотелось еще раз убедиться, что она не ошибается.
– Сама подумай. Где есть такое место, куда никто никогда не ходит? Место, где пропадают маги? Место, которое то есть, то его нет? – сказал Ванька.
– Исчезающий Этаж! – разом воскликнули Таня и Баб-Ягун.
– Точно, – подтвердил Ванька. – Кто-то бывает на Исчезающем Этаже и даже ухитряется возвращаться оттуда. Хотел бы я знать, как ему это удается?
На ужин вся школа волшебства, как это бывало уже много столетий подряд, собралась в Зале Двух Стихий. Длинные столы были еще пустыми. Лопухоидам потребовалось бы много часов работы, чтобы все приготовить и накрыть, но в Тибидохсе такие пустые заботы никого не беспокоили.
Академик Сарданапал вынес небольшую шкатулку и, открыв ее, громко позвал:
– Двое из ларца, одинаковых с лица!
В тот же миг крышка шкатулки откинулась, и оттуда вырвалось два стремительных вихря. Мгновение – и плечистые молодцы в красных рубахах уже взметнули над столами скатерти-самобранки.
На несколько секунд в Зале Двух Стихий повисла тишина, какой не бывало даже на занятиях у Медузии. Всякому было интересно, какая скатерть попала на его стол. Это всегда получалось случайно, как в лотерее. Но было немаловажно, потому что каждая скатерть готовила только что-то свое.
Через некоторое время все скатерти разом легонько всколыхнулись, и на них стали возникать до краев наполненные тарелки.
– Ну вот, опять блины! Третий ужин подряд блинная скатерть попадается! Надоела мне уже эта икра! – вздохнул Ванька Валялкин и крикнул: – Эй, народ, кому блинную скатерть поменять?
– Этот четвертый стол вечно выпендривается! Что вам дали, то и лопайте! Мы вон уже вторую неделю от манно-кашной скатерти не отвяжемся! – недовольно отозвался одиннадцатый стол.
– Вот и булькайте своей кашей!.. Эй, соседи! На котлетную меняетесь? – отозвались с третьего стола.
– На картофель фри! – крикнули с пятого.
– На винегретно-вафельную! – предложил первый стол.
– Нет, картофельная на обед была! Вафельная, ну ее… Она вечно в винегрет много лука бухает, а вафли всегда от сгущенки размокают… Небось, магия кривая попалась, – отказался Ванька, отлично изучивший все скатерти. – Лучше дайте нам пончиковую или шоколадную!
Обладатели шоколадной скатерти издевательски захохотали. Не такие уж они были дураки, чтобы меняться. Тем более что, кроме шоколада, скатерть еще могла предложить семь видов мороженого.
– А с тертой редькой слабо? – безнадежно подали голос с седьмого стола.
На тертую редьку никто никогда не менялся. Даже «маннокашники» и те не спешили. Тем более что редька всегда почему-то оказывалась горькой. То ли когда-то скатерть сглазили, то ли все дело было в неудачной заплатке, из-за которой разладилась вся тонкая магия.
В конце концов блинную скатерть удалось променять на скатерть, которая готовила отличную окрошку с квасом. Пятый стол махнул скатерть с картофелем фри на котлетную, а разочарованный Гуня Гломов запустил миску с тертой редькой в Жору Жикина. Жикин пригнулся, и тертая редька, пролетев мимо цели, попала Сарданапалу в новую мантию. Рассерженный академик вызвал циклопа, и тот за ухо вытащил Гломова из Зала Двух Стихий.
Тем временем Баб-Ягун быстро покончил со своей окрошкой и стал оживленно вертеть головой, явно что-то высматривая.
Не успела Таня спросить, чего он вертится, как Ягун больно толкнул ее под столом ногой.
– Чего пинаешься? – рассердилась она.
– Тшш! Посмотри на Риту Шито-Крыто! Только осторожно!
Сделав вид, что уронила вилку, Таня будто случайно взглянула на Риту Шито-Крыто, остролицую, молчаливую девицу с «темного» отделения, про которую говорили, что она сама не знает, что сделает в следующую минуту. Под глазом у нее переливался большой лиловый фонарь.
– Это она! Ее я дверью стукнул! – прошептал Баб-Ягун. – Больше некому… Хотя… Ой! Посмотри на Юрку Идиотсюдова! Он прямо за твоей спиной!
– Умный какой! Не могу же я все время вилку ронять… – проворчала Таня, но все же оглянулась.
Нос у капитана команды Тибидохса распух так, что у него заплыли оба глаза. Встретившись с Таней взглядом, он почему-то быстро отвернулся и уткнулся в тарелку.
– Ничего не понимаю, – шепотом рассуждал Баб-Ягун. – Не вдвоем же они подслушивали? Что-то тут не сходится. Скорее всего, Идиотсюдов с кем-то подрался. Он каждый день дерется. Подслушивать не в его привычках. Я куда больше не доверяю этой молчунье… Опять же и фамилия у нее та еще. Ты когда-нибудь видела, чтобы у честного мага была фамилия Шито-Крыто?
Таня хотела ответить, что Рита Шито-Крыто тоже могла подраться или просто врезаться в кого-нибудь на утренней тренировке, но тут взгляд ее случайно упал на первую красавицу Тибидохса Катю Лоткову. Несмотря на то что в Зале Двух Стихий было по-вечернему сумрачно, Лоткова отчего-то была в темных очках…
После обеда золотой сфинкс академика Сарданапала принес Тане записку. Глава Тибидохса сообщал, что в качестве наказания она на целый вечер поступает в распоряжение профессора Клоппа.
«Не знаю точно, зачем ты ему нужна. Он только намекнул, что твое задание будет связано с маленькими симпатичными букашками», – сообщал академик.
Таня поежилась. От профессора Клоппа она не ожидала ничего хорошего. Он был мастер придумывать кошмарные поручения. Так оно и оказалось. Глава всех «темных» вручил ей большую грязную банку и отправил в подвал собирать жуков-вонючек, которые требовались ему для какого-то зелья.
– Гроттер, учти: пока ты не набрать целый банка, обратно не топ-топ! – сказал Клопп, ехидно улыбаясь желтыми пеньками зубов.
Собирать жуков-вонючек оказалось сущим мучением. Они расползались в разные стороны и вдобавок выбрасывали едкие белые облачка, от которых глаза начинали дико слезиться, а желудок сжимался.
Хорошо еще, что ей помог Ванька Валялкин, обнаруживший щель, буквально заполненную жуками до краев, иначе задание никогда не было бы выполнено.
Зажимая горлышко банки ладонью и стараясь глубоко не дышать, Таня принесла ее Клоппу.
– Почему ты такой зеленый, Гроттер? Тебя тошниль? – спросил профессор.
Боясь открыть рот, чтобы ее и правда не вывернуло, Таня замотала головой. Не забери Клопп у нее банку, ему пришлось бы бежать за тряпкой.
– Теперь скажи, разве я обмануль Сарданапал? Разве ты собираль не маленький симпатичный букашка? – ехидно ухмыльнулся Клопп.
Глава 10 Чукара курачукара и Гуго Хитрый
Таня отложила перо и размяла пальцы. Ей казалось, что рука у нее вот-вот отвалится от усталости. Она только что закончила писать пятистраничный доклад по нежитеведению «Способы приручения водяных: опыт, факты, комментарии». А еще нужно было подготовиться к завтрашнему уроку у Зубодерихи.
Да, преподаватели недаром говорили, что у них не останется времени на баловство. С такой-то загрузкой! Да тут едва до кровати вечером доковыляешь!
Таня щелкнула пальцами, и учебник по снятию сглаза, выпустив короткие, точно паучьи, лапки, пополз к ней по столу. Страницы зашелестели и открылись на нужном месте.
Таня пробежала упражнения, и ей захотелось тихонько завыть. Два были еще ничего, решаемые, на уже пройденные темы, а вот третье…
«УПРАЖНЕНИЕ ПО СНЯТИЮ СГЛАЗА
Черный маг Боягун наложил на белого мага Чихуна немотный сглаз. Белый маг Чихун хорошенько подумал и снял его. Как он это сделал?»
Вот и ломай себе голову. В сверхсекретной, с прозрачными страницами «Энциклопедии магических подсказок», которую подарил ей на Новый год Баб-Ягун, Таня прочитала, что снимающее заклинание – «Бормотухус протухус», но как произнести его, ведь сглаз-то немотный? А при таком сглазе языком и то не пошевелишь. Не азбукой же морзе его выстукивать?
Промаявшись с задачей четверть часа, Таня обратилась за помощью к Гробыне, которая уже закончила все уроки и теперь пыталась заставить скелет танцевать. Но скелет лишь щелкал зубами и, как припадочный, трясся на подставке.
– Противный Паж! Ты все делаешь мне назло! А еще прикидываешься, что любишь меня! – рассвирепела Гробыня, когда скелет, так и не затанцевав, рассыпался.
Лежащая на полу костяная рука шевельнулась, словно Паж пытался сказать: мол, что я могу? Мы свое уже отплясали!
– Склеп, ты сглаз сделала? – спросила Таня.
Гробыня оценивающе уставилась на нее.
– Само собой! – подтвердила она.
– И про Боягуна с Чихуном решила?
Склепова самодовольно кивнула.
– У тебя что, извилин не хватает, несчастная сиротка? – поинтересовалась она. – Так и быть, тупым надо помогать. Вот смотри!
Гробыня вразвалку подошла к Таниному учебнику, выпустила из своего кольца красную искру и громко произнесла:
– Чукара курачукара, покажи ответ!
В ту же секунду книга захлопнулась, завертелась на столе, а потом вновь распахнулась на том же месте. Там, где только что было упражнение, теперь появились корявые, явно написанные от руки буквы:
«Белый маг искупался в первой утренней росе, которая снимает все виды сглазов, кроме рокового проклятия».
– Чукара курачукара, спрячь ответ! – снова велела Гробыня.
Корявые буквы завертелись, запрыгали и исчезли.
– Учись, пока я жива! – довольно сказала Склепова.
Таня подумала, что, когда нужно облегчить себе жизнь, черные маги дадут белым сто очков вперед. Те еще пройдохи!
– И ты так все уроки делаешь? – спросила она.
Склепова нежно погладила сама себя по голове.
– Само собой… Бедной маленькой Гробынюшке нельзя переутомляться! Она такая красивая, что ей это вредно! Знаешь, как называется это заклинание с курачукарой? Заклинание зубрил. Его в справочниках нет, и на уроках его тоже не проходят. Оно в списке ста запрещенных заклинаний, который составил Древнир. Это, типа, такие заклинания, которыми нельзя пользоваться.
– Почему нельзя? – Таня навострила уши.
Она никогда прежде не слышала про список запрещенных заклинаний.
– А я откуда знаю почему? Нельзя и все тут. Может, чтоб не списывали, – передернула плечами Гробыня.
– А ты откуда знаешь это заклинание, если оно запрещенное? – усомнилась Таня.
Гробыня надула щеки и многозначительно закатила глаза. Она обожала напускать на себя важность.
– Я-то? Меня один парень из четвертого класса научил, – небрежно уронила она. – Я и Гломова пыталась ему выучить, просто так, от скуки, да только у Гуни башка совсем дырявая. Он, даже когда списывает, по десять ошибок ляпает. Нет, с ним каши не сваришь.
Гробыня зевнула.
– И-э-э-х! Жаль, на контрольных это заклинание не срабатывает, – пожаловалась она. – Преподы вечно блокировку ставят на чукару курачукару. Они же тоже не совсем дураки, особенно наши, «темные». Ваши-то «белые» – чайники. Их обдурить – раз плюнуть! Чукару курачукару блокируют, а что ручкой на ладони написано – не видят.
– Даже Сарданапала легко обдурить? – поинтересовалась Таня.
Этот странный разговор с Гробыней занимал ее. Почему-то ей казалось, что она вот-вот узнает что-то важное.
– Сарданапала-то? Да он просто бородатый младенец! – презрительно отозвалась Гробыня. – Вот Медузию – ту так просто не проведешь. Она насквозь все видит. Суровая дама. С Поклепом тоже фокусы не проходят, он-то ведь бывший наш, «темный». До сих пор как зыркнет – просто смерть! Изнутри всю заморозит! И почему он в «белые» перешел, что-то тут неспроста. Любой же видит, что никакой он не «белый». Да только я все равно больше всех люблю нашего Клоппа, этого старого пройдоху!.. Вот увидишь, когда-нибудь он подсидит Сарданапала и станет в Тибидохсе самым главным…
Тут Гробыня снова зевнула, да так, что едва не вывихнула себе челюсть.
– А теперь спать! Ты как хочешь, а я баю-бай!.. И не вздумай шуметь! Не забывай, что ты у меня в руках: я могу каждую секунду рассказать Клоппу, кто ему подсунул платок из скатерти-самооборонки!
– Очень страшно! – фыркнула Таня. – А я расскажу всем, что тебе снился Гуня Гломов в розовой пижамке и с сачком для бабочек.
Гробыня покраснела и, отвернувшись, буркнула, что все это враки, но почему-то не слишком уверенно. Явно желая поскорее покончить с этой темой, Склепова прыгнула на кровать и, свернувшись клубком, пробурчала умывательное заклинание: «Чистус трубочистус».
Зубная щетка и мокрое полотенце подлетели к ней и начали свою привычную работу. А еще через минуту на Гробыне оказалась пижама. Таню это не удивило. Она давно привыкла к тому, что ее соседка даже шнурков не завязывает обычным способом, а использует заклинание «Бантикус трибантикус».
– Но кого я в последнее время не узнаю, так это Зубодериху! – сонно сказала Гробыня, забираясь под одеяло. – Какая-то она совсем другая стала. У нее даже глаза цвет поменяли. Не хило, да?
– Как поменяли цвет? Что за ерунда? – не поняла Таня.
– Да нет, на уроках они нормальные. И потом, она же их за очками прячет! А когда вчера в сумерках я встретила ее в коридоре рядом с мастерской магических предметов, так глаза у нее были голубые. Представляешь?
– Ну и что, у многих голубые глаза. Это красиво! – сказала Таня.
– Ничего ты не понимаешь, Гроттерша! Они были не просто голубые! Они были как прожекторы! И свет из них бил такой же – голубой и яркий-яркий. И никаких очков, будто они ей и вовсе не нужны! Я прям почти ослепла. Хорошо еще, она меня не заметила.
– Ты уверена, что это было рядом с мастерской? – быстро спросила Таня.
Уже в который раз ей приходилось слышать об этом месте. Первый раз от Ваньки, который обнаружил за статуей рыбы скатерть-самооборонку.
– Отвянь, сиротка! Я уже в коме! – вяло отозвалась Склепова.
Она повернулась на другой бок и вскоре сладко засопела. Черные Шторы злорадно дрогнули. Они осторожно дотянулись до Гробыни и, накрыв ее голову, принялись вовсю подглядывать сны.
Сегодня Гробыне снился нападающий Семь-Пень-Дыр, стрелявшийся на дуэли со скелетом. Семь-Пень-Дыр и скелет увлеченно палили друг в друга из старинных кремневых пистолетов, причем вместо пуль из пистолетов почему-то вылетали маленькие сердечки, сразу превращавшиеся в мыльные пузыри. Гуня Гломов в красных купидоньих подтяжках и с крылышками, как у эльфа, ловил пузыри сачком для бабочек.
– Ну вот, снова Гуня! И уже даже в подтяжках! Нет, теперь Гробыня точно ничего не скажет Клоппу про Ваньку, – пробормотала Таня.
Она решила было досмотреть сон до конца, но тут в окно кто-то легонько постучал.
Таня выглянула и увидела Баб-Ягуна. Он был не один. Позади него на том же пылесосе, крепко обхватив внука Ягге за пояс, сидел Ванька. Черные Шторы, захлебнувшись во впечатлениях, едва не рухнули с карниза. Одна штора принялась отражать пылесос, другая же осталась верна сну Гробыни, так что в результате получилась какая-то каша: Гуня Гломов, играющий на трубе пылесоса, как на свирели.
– Эй! Ты слышишь? – громко зашептал Ягун. – Мы придумали, как проникнуть на Главную Лестницу! Отличный способ! Как нам только раньше это в голову не пришло?
– Не вертись! – Ванька Валялкин толкнул Ягуна кулаком.
Он был озабочен тем, чтобы не сверзнуться с пылесоса. Тем более что непоседливый внук Ягге ежесекундно принимался подскакивать. А еще Тане показалось, что Ванька что-то прячет под майкой, что-то довольно непоседливое, такое, что нужно постоянно придерживать ладонью.
– Какой способ? Через циклопов? – поинтересовалась Таня.
Ягун таинственно хмыкнул.
– Нет, через бойницу, – сказал он. – Там в Башне есть отличная небольшая бойница. Выходит прямо на лестницу. Очень высоко. Уверен: Поклеп, когда ставил свои заклинания, о ней забыл. Так ты с нами?
Таня кивнула, радуясь, что еще не успела раздеться.
– Тогда заскакивай на мой пылесос! Бойница слишком узкая: твой контрабас не пройдет! И потом, он же не умеет неподвижно зависать, – принялся распоряжаться Баб-Ягун.
Он обожал подчеркивать преимущества своего пылесоса перед контрабасом.
Убедившись, что Гробыня крепко спит, Таня осторожно приоткрыла окно и забалансировала на широком обледеневшем подоконнике. Внизу заснеженным квадратом белел внутренний дворик Тибидохса. У Тани слегка закружилась голова. Она не боялась высоты, только когда ощущала под собой седлообразный, всегда теплый бок своего контрабаса.
Как оказалось, волновалась она не напрасно. Едва она прыгнула на пылесос позади Ваньки и крепко вцепилась ему в пояс, как перегруженная машина ухнула в воздушную яму. Замелькали окна. Заснеженный квадрат дворика неуклонно надвигался на них снизу. Таня успела подумать, что еще немного – и поручик Ржевский будет рассказывать всем анекдот про три лепешки!
– Пилотус камикадзис! – наконец спохватился Баб-Ягун, переходя на более медленное, но надежное заклинание.
Пылесос надсадно загудел и, выйдя из воздушной ямы, стал постепенно набирать высоту. Когда это случилось, мощенный булыжником дворик был всего в нескольких метрах.
– Ты что, был на «Торопыгусе угорелусе»? – набросился на Ягуна Ванька.
Он не мог поверить, что Ягун додумался произнести скоростное заклинание, зная, что его пылесос будет перегружен.
– Я как-то не подумал, – засмущался Баб-Ягун. – И вообще, чего ты пристал, не разбились же!
– Дать бы тебе по шее! – мечтательно сказал Валялкин.
– Не вздумай! Во-первых, сам получишь. А во-вторых, пылесос станет неуправляемым! – поспешно предупредил Ягун.
Они обогнули Большую Башню с севера, пролетели под несколькими небольшими арками, а потом Баб-Ягун направил трубу вверх. Пылесос неторопливо пополз вдоль глухой стены, сложенной из огромных камней.
– Мы сейчас поднимаемся вдоль Главной Лестницы, но только снаружи… – объяснил Ягун. – Ну и осел же этот Поклеп! Небось, думает, что все полетные заклинания в Тибидохсе блокируются. Но это они раньше блокировались, до ремонта. А теперь старых уже нет, а новых еще не протянули.
– А как ты узнал про бойницу? – спросила Таня.
– Захватил с собой на тренировку подзорную трубу… А вот и она, смотри! Я уж думал, проскочили.
Пылесос замер. Прямо перед собой Таня увидела в сплошном камне узкую бойницу с закругленным сверху проемом, отлично приспособленную для того, чтобы стрелять из арбалета или пускать боевые искры. Баб-Ягун осторожно направил туда пылесос и посадил его на широкой площадке, где справа и слева на влажных камнях плясали красноватые отблески факелов, вспыхнувших при их появлении.
Таню охватило нехорошее предчувствие. Она отчего-то очень усомнилась в том, что Поклеп Поклепыч забыл об этой бойнице. Скорее, это смахивало на ловушку. Если их поймают, то ей достанется больше всех. После истории с драконом Поклеп придерется к любому нарушению, чтобы отнять у нее магический перстень, зомбировать и вернуть в мир к лопухоидам.
Снизу донеслись грубые голоса.
Таня осторожно нависла над перилами. Площадкой ниже три циклопа играли в самотасующиеся карты. Один из них жульничал. Сверху Тане отлично было видно, как он, делая вид, что чешет шею, незаметно спускает лишние карты себе за воротник. Два других циклопа постоянно проигрывали и послушно подставляли ему лбы для щелбанов. Победитель загибал огромный палец и с наслаждением щелкал, вышибая у своих приятелей последний ум. Их лбы гудели точно медные котлы.
Ванька Валялкин снял со стены факел и осветил уходящие наверх мраморные ступени. Отчетливо стали видны две потрескивающие завесы явно магического происхождения.
– А вот и защитная магия! – сказал Ванька.
– Угу. Я на такую в прошлый раз и нарвался. Обратно на лягушачьих лапках прыгал… Ква-ква, тьфу, вспомнить противно, – поморщился Баб-Ягун. – Ладно, сейчас проверим, смогу ли я одурачить Поклепа.
Он скинул со спины небольшой рюкзак и вытащил из него оранжевую мантию. Бросив ее на ступеньки, внук Ягге принялся что-то бормотать, изредка заглядывая в небольшую книжку, которая, попискивая, начинала подсказывать ему тоненьким голоском. Наконец он выпустил зеленую искру и отступил на шаг назад.
Оранжевая мантия медленно оторвалась от пола, словно внутри у нее поселился беспокойный призрак. Надувшись изнутри, она неторопливо поплыла по лестнице. У Тани внутри все сжалось. После той истории, когда смычок у нее вспыхнул, она не могла спокойно смотреть на все оранжевое. Но оранжевых плащей и мантий в Тибидохсе было много – их носили все преподаватели и многие ученики.
– Пошли! От нее нельзя отставать! – Баб-Ягун бросился следом.
Оранжевая мантия медленно проплыла половину лестничного пролета и мягко столкнулась с первой магической преградой. Зеленоватая завеса ослепительно вспыхнула, поменяла цвет и погасла. То же самое произошло и со следующей.
– Как тебе удалось снять заклятия Поклепа? – поразился Ванька.
Уши у Баб-Ягуна запунцовели, что было видно даже в полумраке.
– Пришлось поломать голову, – довольно сказал он. – Две недели, пока у меня лапы лягушачьи были, только об этом и думал. По комнате прыгал и думал. А потом меня словно осенило: заклятия Поклепа действуют на всех, кроме него, ведь так? Потому что если бы они на самого Поклепа срабатывали, он бы не смог здесь ходить и все проверять. А раз он ходит и всюду нос сует, значит, для него самого эта магия не опасна. Так?
– Вроде логично. Недаром же говорят, что заклинания Поклепа может снять только сам Поклеп, – подтвердила Таня. Пока она еще не понимала, куда Ягун клонит.
– А дальше проще! Я нашел в шкафу у своей бабуси его старую мантию. Он когда-то в магпункте лечился и ее случайно оставил. Ну а дальше остались пустяки: оживить ее… Тут мне очень помогла вот эта книжечка!
Баб-Ягун с гордостью продемонстрировал маленькую потрепанную книжицу, которая недавно подсказывала ему заклинания. Книжка хитро подмигивала изображенным на обложке глазом, а на ее корешке то и дело загорались красные буквы: «Проделки белых магов в пересказе Гуго Хитрого».
«И что, он в самом деле был хитрый?» – подумала Таня.
«И еще красивый!» – немедленно заверили ее буквы. А еще через мгновение название книжки изменилось. Теперь надпись на корешке гласила: «Проделки белых магов в пересказе Гуго Красивого и Умного».
Спохватившись, что книжка подзеркаливает ее мысли, девочка быстро заблокировала сознание. Да, этот Гуго точно был не промах.
– Где ты взял эту книжку? В библиотеке? – спросила она.
– Не-а, – замотал головой Баб-Ягун. – Абдулла бы мне ее не дал. Она в закрытом доступе. К счастью, этот Гуго когда-то лечился у моей бабуси и подарил ей экземпляр с автографом. Там на первой странице здоровенный такой росчерк.
– А что было у этого Гуги? От чего он лечился? Не от хитрости? – насмешливо поинтересовался Ванька.
– А-а, бабуся уже не помнит, – рассеянно протянул Баб-Ягун. – Ерунда какая-то. То ли перхоть, то ли зуб мудрости резался… А может, просто засунул себе карандаш в ноздрю, а обратно никак. У них, у писателей, еще и не такое бывает, особенно когда вдохновение вдарит.
Книжка недовольно заворчала. Гуго Хитрый явно был недоволен таким отзывом о своей персоне.
Следуя за медленно плывущей по воздуху мантией, которая таинственным образом повторяла все движения Поклепа и даже точно так же подергивала плечом, ребята поднимались по мраморной лестнице. Изредка из рыцарских доспехов и из стен выплывали призраки, но все больше какие-то малознакомые и дикие. У одного в груди торчало длиннющее копье, на которое другие призраки вешали сушиться свои старомодные чулки и кафтаны. Среди этих призраков не было ни поручика, ни Недолеченной Дамы, ни даже Безглазого Ужаса. Призраки хмуро смотрели на друзей и, не отвечая на вопросы, втягивались в свои убежища.
Трижды вокруг мантии вспыхивали зеленоватые вспышки, а один раз даже красная. Похоже, Поклеп не скупился на охранные заклинания. Причем некоторые из них были так хорошо замаскированы, что не было заметно даже привычной уже полупрозрачной завесы. Длинные языки пламени то и дело касались старой мантии Поклепа и сразу же виновато втягивались, словно сообразив, что обознались.
Ребят, которые шли следом, заклинания пропускали уже совершенно свободно. Вероятно, считали, что те следуют вместе с Поклепом и задерживать их нельзя.
Книжка Гуго Хитрого хихикала не переставая. Ее покойный автор был крайне доволен очередным приключением. Сзади на обложке даже проступил его портрет: круглая, как блин, физиономия, короткий вздернутый нос и пышный напудренный парик. Время от времени портрет Гуго начинал оживленно жестикулировать и даже показывал Тане язык.
Так они поднимались довольно долго. Когда Таня уже потеряла ступенькам счет, Ванька Валялкин внезапно остановился, вцепившись в перила. Таня от неожиданности налетела на него и ударилась носом о его плечо. Она хотела возмутиться, но внезапно увидела то, что уже видели Ванька и Ягун, и осеклась.
Главная Лестница обрывалась. Прямо перед ними, отделенный лишь небольшой площадкой, тянулся серебристо-белый подвесной мост. Он проходил прямо сквозь каменную стену, которой для него словно не существовало, и завершался огромным залом с узкими колоннами, которые то исчезали, то вновь прорисовывались четкими белыми линиями. Разглядеть что-либо еще было сложно, во всяком случае не поднимаясь на мост.
Гуго Хитрый в панике вскинул вверх обе руки и, изобразив на лице ужас, провалился за рамку. Несколько секунд спустя он вновь высунулся, но уже без парика. Вид у него был на редкость удрученный. Он то и дело хватался руками за лысину, делая вид, будто рвет на себе волосы.
– Исчезающий Этаж! – прошептал Баб-Ягун.
Ванька Валялкин озорно прищурился.
– Добежим до зала и обратно! Слабо? – предложил он.
Он хотел было шагнуть на мостик, но Баб-Ягун силой оттащил его от края.
– Перегрелся? – поинтересовался он. – Жить надоело? Вот смотри!
Ягун показал на Гуго Хитрого. Тому надоело уже ощипывать пух со своей лысины. Он по пояс высунулся из рамки и, подперев ладонями голову, созерцал Исчезающий Этаж. Когда взгляд его дошел до колонн, Гуго Хитрый задрожал и с ловкостью, которой никак нельзя было ожидать от такого жирдяйчика, скаканул назад в рамку. На миг мелькнули его упитанные ляжки в чулках и старомодные туфли с бантами.
Оранжевая мантия Поклепа неподвижно висела над площадкой. Ее пустой капюшон то вздрагивал, надуваясь пузырем, то вновь опадал. Неожиданно она пришла в движение, несколько раз слепо ткнулась в стены и, покачиваясь, поплыла на подвесной мост. Ребята напряженно следили за ней. Примерно до половины моста мантия добралась без помех. Казалось, еще немного, и она окажется между колоннами, но тут серебристый мост стал вдруг ярко-алым. Он вздулся, заходил ходуном, словно под ним прокатилась невидимая волна, и коснулся мантии.
Мантия вспыхнула, суетливо мотнула пустыми полами и – исчезла. А еще через мгновение подвесной мостик потух и, поскрипывая, закачался как ни в чем не бывало.
Ребята переглянулись.
– Ой, мамочка моя бабуся! Пошли назад… Здесь на Исчезающий Этаж точно не пробраться, – сипло сказал Баб-Ягун.
Таня вспомнила, что поручик Ржевский рассказывал ей про Сумасшедшего Дедушку. Этот безумный призрак много столетий искал в Тибидохсе клад. Нашел ли он его – неизвестно, но потайной ход на Исчезающий Этаж обнаружить ему удалось. Ход, по которому можно не только попасть туда, но и вернуться обратно.
– Напрасно Поклеп охраняет Главную Лестницу. Настоящий ход на Исчезающий Этаж все равно не здесь, – сказала она.
– А где? – быстро спросил Ванька.
– Не знаю. Но где-то есть. Кто-то же сумел принести с Исчезающего Этажа шип и скатерть-самооборонку, – сказала Таня.
Почему-то воспоминание об этой довольно безобидной скатерти, которая только и умела, что хватать замешкавшихся бедолаг за нос, не давало ей покоя. Зачем похититель шипа спрятал ее за статуей рядом с мастерской? Зачем ему вообще понадобилась скатерть? Но ведь понадобилась же!
И что делала возле мастерской Зубодериха, если Гробыня не наврала?
И тут Таня даже вздрогнула, пораженная, что не подумала об этом раньше: что сама Гробыня забыла у мастерской?
Они уже собрались спускаться, как вдруг из прогрызенной дырки в желтой майке Ваньки Валялкина выпала толстая морская свинка и, повизгивая, бросилась на подвесной мост.
– Ты куда? – крикнул Ванька. – Туда нельзя!
Но морская свинка уже была на мостике и целеустремленно топала вперед, к тому месту, где недавно исчезла мантия.
– Назад! – еще раз крикнул Ванька и бросился за ней.
Прежде чем Таня и Баб-Ягун успели его остановить, Валялкин в два прыжка достиг середины мостика и, схватив свинку, метнулся обратно.
Таня подбежала к краю площадки. Она увидела, как мостик за спиной у Ваньки становится алым и стремительно гонится за ним, перекатываясь, как волна. А тот, кажется, ни о чем и не подозревает. Еще мгновение – и его ждет то же, что и оранжевую мантию Поклепа.
– Прыгай! – закричала Таня. – Скорее прыгай!
Ванька оглянулся, потеряв на это драгоценную секунду, и, увидев вздувшийся бугор мостика, прыгнул. Это был не самый лучший его прыжок, ведь Ваньке приходилось прыгать, прижимая к груди морскую свинку, а опора уже уходила у него из-под ног. Если бы Таня и Баб-Ягун не подхватили его под мышки и не втащили бы на площадку, он бы точно сорвался. Ванька лежал на животе и переводил дыхание, а за спиной у него в безудержном, но напрасном уже гневе раскачивался подвесной мостик.
«Чуф-чуф-чуф!» – послышалось чье-то гневное посапывание.
Спасенная морская свинка как ни в чем не бывало встряхнулась и недовольно стала обнюхивать свой темный, в рыжих пятнах бок.
– Эх ты, хоть и морская, а свинья! – укоризненно сказала ей Таня.
Она не удержалась и, протянув руку, ласково взъерошила Ваньке волосы.
Гуго Хитрый осторожно высунул из рамки нос, осмотрелся и с восхищением показал Валялкину большой палец. Потом извлек из-за уха длинное гусиное перо, озабоченно потрогал, хорошо ли оно очинено, и куда-то улетучился.
– Вот графоман несчастный! Помчался описывать твой подвиг! – не без зависти сказал Баб-Ягун.
Таня давно заметила, что у Ягуна с Ванькой нечто вроде дружбы-соперничества. С одной стороны, не разлей вода, а с другой – не проходило месяца, чтобы они не подрались. Особенно когда Баб-Ягун начинал шутить по поводу зверушек, а Ванька в отместку толкал ногой его новенький пылесос, интересуясь, не забыл ли он заправить эту рухлядь тухлыми помидорами.
– Да ну, чего там… Не бросать же ее! – недовольно буркнул Ванька, пряча морскую свинку под майку.
Оказавшись в темноте, свинка с удовлетворением обнаружила, что наступила ночь, и отрубилась.
Освещая факелом дорогу, ребята спустились по мраморной лестнице. Хотя мантии Поклепа с ними уже не было, заклинания с легкостью пропускали их. Наверное, помнили, что наверх они поднимались с хозяином. Лишь одно черномагическое заклинание полыхнуло и окутало их едким дымом. К счастью, из книжки быстро высунулся Гуго Хитрый и что-то буркнул. Дым сразу рассеялся.
Добравшись до оставленного пылесоса, Баб-Ягун старательно принялся заводить его, но пылесос только чихал. И на Баб-Ягуна, и на заклинание «Пилотус камикадзис»,и на зеленые искры.
– Да что же это такое! – огорченный Баб-Ягун топнул ногой.
Тотчас из-под пылесоса выскочила укрывавшаяся там крыса с лягушачьими лапками (еще одна жертва поклеповского произвола!) и упрыгала в щель. В зубах у нее была изгрызенная веревочка от магического талисмана, отвечавшего за вертикальный взлет воздушной машины.
Снизу все еще слышались громкие шлепки карт и недовольное сопение проигравших.
Баб-Ягун удрученно почесал лоб.
– Вот свинство! И что нам теперь делать? Через бойницу нельзя, а внизу циклопы! Просто хоть сиди и жди, пока Поклеп пойдет с обходом и нас накроет! Слышь, Тань, может, вызовем купидончика и пошлем его за твоим контрабасом? В бойницу он не пролезет, но мы оставим его снаружи.
Таню такая перспектива не привлекала. Она слишком хорошо знала купидонов, чтобы быть уверенной: они раскокают контрабас в пять минут.
– Один купидончик его не дотащит, – сказала она. – А двоих или троих вызвать – они такой шум поднимут, что всю школу перебудят. Да еще начнут Гробыню щекотать и Черными Шторами ее обматывать… Придумай что-нибудь другое!
Она осторожно свесилась через перила и заглянула вниз. Выигрывал все тот же жуликоватый циклоп. Двое других послушно подставляли лбы, на которых успели уже вздуться шишки. Таня напряглась, вспоминая нужное заклинание, которому не так давно обучала их на уроке Медузия.
– Бумазейкус выползанус! – прошептала она.
Жуликоватый циклоп озадаченно зашевелил лопатками, ощутив между ними легкое щекотание. Вначале из-под воротника выползла крестовая дама, за дамой десятка, а потом и бубновый туз. Карты скользнули по бритому затылку циклопа и, точно злоупотребившие нектаром мотыльки, легкомысленно запорхали у него перед носом. Приятели циклопа тупо уставились на них, не сразу сообразив, откуда взялось это пополнение к колоде. Все испортил сам жулик, который, шмыгая носом, стал стыдливо отмахиваться от карт и даже попытался порвать крестовую даму на мелкие кусочки.
– Караул! Убивают! – завизжала крестовая дама, колотя циклопа веером по пальцам. – Бей его, ребята! Он шулер!
Два других циклопа переглянулись. На их плоских лицах разом отразилась одна и та же глубокая мысль. Они медленно поднялись.
– А-а! Не подходи, зашибу! – провинившийся циклоп суетливо схватился за дубину.
В следующий миг клубок из трех сцепившихся циклопов покатился вниз, сшибая на своем пути все заклинания Поклепа, а следом за ним торопливо бежали Таня, Ванька и Баб-Ягун, пыхтящий под тяжестью пылесоса, стукавшего его по коленкам.
– И зачем я купил пылесос без колесиков? Вот осел! – ругал себя Баб-Ягун.
Перешагнув через трех жалобно квакавших лягушек, одна из которых держала во рту крестовую даму, друзья знакомыми коридорами вернулись на жилой этаж.
Там все было тихо. Их ночное путешествие сошло незамеченным.
Глава 11 «Гряллиум пуллиум» и «малютка Клоппик»
Утром Таня проснулась от дикого вопля Гробыни. Забившись в угол кровати, ее соседка показывала дрожащей рукой на Черные Шторы.
– В чем дело, Склеп? Опять Гломов в подтяжках приснился? – зевнула Таня.
После ночного путешествия голова была тяжелой. Веки словно налились свинцом.
– Это не Гломов! Мне этого не снилось! – крикнула Гробыня.
Таня бросила взгляд на окно и оцепенела. На Черных Шторах неподвижно замерла желтая старуха с высохшим лицом и пустыми глазницами. Ее отрубленные руки тянулись к Тане. Черные Шторы хихикали, довольные, что смогли поймать такой редкостный сон.
– Дрыгус-брыгус!– крикнула Таня, выбрасывая зеленую искру.
Черные Шторы дрогнули. Старуха с них исчезла. Однако долго еще Таня не могла прийти в себя. Ей все мерещились отрубленные руки и пустые глазницы Чумы-дель-Торт…
ПОЧЕМУ ОНА ВИДЕЛА ТАКОЙ СОН? Этого Таня никак не могла понять.
Очередной урок по снятию сглаза, первый в тот день, в пятницу, 13 февраля, начался как-то необычно. В руках у Зубодерихи не было привычной книжки стихов, да и сама она выглядела совсем другой – отрешенной и сосредоточенной. Стекла на ее выпуклых очках казались толще, чем обычно.
Не для того ли, чтобы спрятать глаза?
Таня сразу прогнала эту мысль, хотя неприятный осадок все равно остался.
Под мышкой Зубодериха держала черный классный журнал. Журнал негромко бормотал что-то – он вообще был слегка с придурью. Так, во всяком случае, утверждал Баб-Ягун.
– Начнем, как всегда, с проверки домашнего задания! – сказала Зубодериха.
Она небрежно подбросила журнал, и он принялся стремительно летать над классом, зависая на несколько секунд над макушкой каждого ученика. Его страницы шелестели. Длинное гусиное перо что-то быстро записывало, то и дело ныряя в чернильницу. Ребята невольно втягивали головы в плечи.
– Сейчас Гломова по макушке огреет! – хихикнула Дуся Пупсикова.
Все уже так привыкли к тому, что журнал всегда расправляется с Гуней, что сам Гломов больше всех озадачился, когда, миновав его макушку, журнал с чувством хлопнул по лбу Гробыню.
– А меня за что? Я все сделала! – возмутилась Склепова.
«Чукару курачукару?» – негромко пропищал журнал и вернулся к Зубодерихе.
Та мельком просмотрела выставленные отметки и кивнула.
– Как вы помните, я обещала, что мы будем проходить роковую порчу, – утвердительно произнесла она. – Так вот, сегодня тот самый день. А чтобы вы относились к теме серьезнее, я одолжила у Поклеп Поклепыча кое-что из реквизита…
Зубодериха щелкнула пальцами. Дверь распахнулась, и в класс вкатился большой дубовый гроб. Крышка откинулась, и стало видно, что гроб пуст.
– Ух ты какой… Вот бы полежать! – восторженно выдохнула Склепова, переставая тереть лоб.
Она знала толк в хороших гробах, недаром ее родители-лопухоиды работали в конторе «Ритуальные услуги». Возможно, от них Гробыня и унаследовала свой черный юмор и коллекцию идиотских шуточек.
Кое-кто захихикал. Зубодериха нахмурилась:
– На вашем месте я бы воздержалась от смеха. Вполне возможно, что к концу урока в этом гробу окажется кто-то из вас. Скорее всего тот, кто не будет соблюдать моих рекомендаций или не дослушает до конца объяснений. Поверьте, что роковаяпорча – не просто заурядный сглаз, с которым может справиться всякий, кроме Гломова… Гломов, ты что, не понял? Перестань поджигать боевыми искрами парту!!! Останешься после урока и будешь ее красить!.. Если, конечно, доживешь!
Гуня пискнул и выронил кольцо.
– Роковая порча – это самое страшное, что существует в современной черной магии, – спокойно продолжала Зубодериха. – Она входит в список ста запрещенных заклинаний Древнира. Обучать этим заклинаниям запрещено, однако, к сожалению, многим магам еще известно, как ее накладывать. Именно поэтому мы и проходим роковую порчу на снятии сглаза.
– Прямо в первом классе? – осторожно спросила Рита Шито-Крыто.
Зубодериха, прищурившись, посмотрела на нее и поправила очки. Похоже было, что она сомневается, стоит ли ей отвечать. Но остролицая Рита была одной из любимых ее учениц, и Зубодериха смягчилась:
– Хорошее замечание, Шито-Крыто! Обычно роковую порчу проходили в пятом классе, когда ученики уже овладели большинством навыков. Однако сейчас, в связи с некоторыми обстоятельствами, Сарданапал посоветовал мне провести уроки по роковой порче во всех классах.
Таня и Ванька Валялкин переглянулись. «В связи с некоторыми обстоятельствами» звучало грозно и неопределенно. И потому страшно.
– А зачем такая спешка? Что, кто-то может ее наложить, эту порчу? – поинтересовался Ванька.
Зубодериха скрестила на груди руки. Похоже было, что вопрос застал ее врасплох.
– Что за глупости, Валялкин? С чего ты это взял? – нервно ответила она. – И больше чтоб никаких вопросов! Всем ясно? А теперь запоминайте. Действует роковая порча следующим образом: вначале сильная резь в животе, потом тот, на кого она наложена, съеживается и становится похожим на мумию. Снять порчу можно только в течение первых пяти минут. Если эти пять минут упущены, помочь вам не сможет даже Сарданапал. Можно сразу заворачиваться в белую простыню и отправляться на кладбище! Все понятно, Склепова?
– Чего уж тут непонятного? – неохотно буркнула Гробыня.
– Вот и прекрасно! Запоминайте дальше! Для снятия роковой порчи существует одно-единственное заклинание: «Дуллис нуллис». Первый слог долгий, в последнем слове ударение на «у». Заклинание необходимо сопровождать двойной зеленой или красной искрой. Кроме того, необходимо крайнее напряжение воли. Если вы замешкались или испугались – это все, конец…
Зубодериха сделала внушительную паузу и несколько раз повторила заклинание отвода.
– А теперь перейдем к практическим занятиям. Есть желающие испытать на себе действие рокового проклятия?
Желающих не оказалось. Все, на ком случайно останавливался взгляд Зубодерихи, пытались незаметно сползти под парту. Рита Шито-Крыто даже как-то ухитрилась стать невидимой. Правда, только частично, потому что одежда все равно была видна.
– Очень жаль, что все такие трусы! – удрученно сказала Зубодериха. – Тогда придется кого-нибудь выбрать самой.
Она прошлась по классу, пристально вглядываясь в каждого из ребят. Гробыня дрожала. Громадный Гуня Гломов безуспешно пытался спрятаться за пеналом. У Баб-Ягуна громко стучала нижняя челюсть. Внезапно Зубодериха остановилась, показала пальцем на Верку Попугаеву и негромко произнесла:
– Пробкис вырубонис!
– А-а-а! – Верка завизжала и рухнула со своего стула.
Гроб на колесиках нетерпеливо захлопал крышкой.
– Она умерла! Умерла! Ее убили! – закричала Дуся Пупсикова, с ужасом уставившись на свою подругу, неподвижно растянувшуюся на полу.
Класс замер. По лицу у Попугаевой разливалась смертельная бледность, руки были раскинуты. Пунцовел лишь красный, некогда прищемленный дверью носик.
Зубодериха неторопливо подошла к Верке и присела рядом на корточки.
– Она умерла, умерла! – продолжала причитать Пупсикова.
– Умерла, говоришь? Не думаю! Да и не с чего! – насмешливо произнесла Зубодериха. – Я только хотела попросить Веру помочь мне. Да будет вам известно, что «Пробкис вырубонис» – простейшее заклинание, гасящее свет. Мы проходили это на одном из первых уроков. Мне обидно, что Попугаева так невнимательно слушает объяснения и имеет такую дырявую память!
Немного погодя Верка осторожно открыла глаза и присела, явно пребывая в сомнении, на каком она свете – на том или еще на этом. Все убедились, что она действительно жива и здорова, а если и хлопнулась в обморок, то лишь от страха. Она смогла даже выпустить зеленую искру и погасить в классе все светильники. Класс погрузился в полутьму, лишь сквозь неплотно задернутые шторы пробивалось несколько слабых лучей.
– Чудненько, просто чудненько, – сказала Зубодериха. – Роковую порчу обычно накладывают ночью, так что и снимать ее вам придется в темноте.
В голосе у преподавательницы прозвучало хорошо скрытое злорадство. Тане, которая в этот миг смотрела на нее, почудилось, что сквозь толстые стекла очков Зубодерихи ударил яркий голубоватый свет. Но это длилось всего лишь миг…
– Гроттер! – вдруг услышала Таня. – Попрошу вас выйти на середину класса и встать возле моего стола!
Таня вздрогнула и встала. Колени у нее ослабли и подламывались. До сих пор Зубодериха ни разу не посмотрела на нее, так что этот вызов оказался совсем неожиданным.
Цепляясь за парты, Таня вышла к учительскому столу. Мысли у нее путались. В полутьме она видела, как Зубодериха нацелила на нее свой длинный палец и начертила на сгустившемся сиреневом воздухе страшный знак из нескольких пересекающихся линий.
– Фурыллис эббус труфус бонирайис аппедицитус болотомус! – негромко произнесла она.
Страшный иероглиф пришел в движение и стал наползать на Таню, неторопливо вращаясь и рассекая тьму острыми краями. Девочка вскрикнула и попыталась отбить знак ладонью, но он уже сам растаял.
А потом Таня вдруг ощутила, как желудок у нее сжался чудовищным комом. Не устояв на ногах, она упала. Виски ломило, голова пульсировала болью. Гроб на колесиках заскрипел и кистями стал отстукивать похоронный марш.
Внутри Таня ощутила сосущую пустоту. Из нее словно глоток за глотком, капля за каплей выпивали жизнь. Она пыталась, но никак не могла вспомнить контрзаклинание… Вообще ни одного заклинания, даже простейшего, полетного, которое произносила по десять раз на дню.
«Я умираю? Или уже умерла? А, какая разница!» – мелькнула равнодушная, какая-то чужая мысль.
Безразличие охватило ее, все остальное она помнила уже точно в полусне.
– Сражайся! – крикнула ей Зубодериха. – Сражайся! Вспоминай! У тебя осталось только две минуты!
Таня попыталась встать, но пол притягивал ее. Сделав усилие, она сумела лишь присесть. Голова кружилась. Внутри был все тот же мрак и пустота, пустота, пустота. Она равнодушно, почти не различая слов, следила, как округляются в крике губы Зубодерихи, как Ванька Валялкин и Баб-Ягун срываются с места и бегут к ней.
– Дуллис нуллис! – кричал Баб-Ягун.
– Дуллис нуллис! Скажи дуллис нуллис! – тряс ее за плечо Ванька.
Таня и слышала их, и не слышала. Голова у нее раскалывалась от тупой боли. Теперь она уже знала, что нужно прознести, чтобы снять сглаз, но почему-то медлила.
Медлила потому, что ей мерещилось, как из темноты выплывают яркие рубиновые буквы. Выплывают и складываются в краткую и страшную фразу.
– Гряллиум пуллиум! – выпалила Таня, не задумываясь.
Кольцо Феофила Гроттера, раскалившись, выбросило тройную красную искру. В темном классе полыхнула ослепительная вспышка. Баб-Ягун и Ванька, как картонные фигуры, разлетелись, опрокинув парты. Даже Зубодериха едва устояла на ногах. С гроба на колесиках сорвало крышку. Старинные рамы, сохранившиеся со времен Древнира, разом лишились всех стекол.
Таня, покачиваясь, встала. Виски у нее еще ныли, но боль уже прошла. Почему-то она была уверена, что роковой сглаз уже не висит над ней Дамокловым мечом. Она сумела исцелиться, но как? Этого она и сама не понимала. Более того, заклинание, которое она только что выкрикнула, помнилось ей уже как-то смутно.
– Тройная красная искра! Ну Гроттерша дает! И это на «белом» отделении! Да сам Клопп никогда не выпускал больше двух красных искр сразу! – услышала она пораженный возглас Гробыни.
«Темные» маги смотрели на нее с уважением, «белые» – со страхом и непониманием. Ванька и Баб-Ягун, морщась, поднимались на ноги. На их лицах были обида и непонимание. К Тане они уже не подходили.
Она сама бросилась было к ним, чтобы попросить прощения, но Ягун с Ванькой отстранились, и она замерла. Всем ясно было, что произошло что-то ужасное, неожиданное, что-то, что не должно было случиться…
Зубодериха слепо нашаривала на полу треснувшие очки. Наконец кто-то подал их ей, и она сумела их надеть.
– Всем выйти из класса! Гроттер, останься! Кто-нибудь позовите Сарданапала, – крикнула Зубодериха севшим голосом.
Таня не запомнила, когда из класса выскользнул последний ученик и вошел академик Черноморов. Она опомнилась, лишь когда вспыхнули светильники. Оказалось, что она стоит посреди класса рядом с опрокинутой партой, а Сарданапал с Зубодерихой неотрывно смотрят на нее, словно пытаются увидеть что-то глубоко сокрытое.
– Я не знаю, как такое могло произойти… – оправдываясь, торопливо говорила Зубодериха. – Я вызвала Гроттер, потому что была уверена, что она справится. Ей не грозило ничего серьезного. Отводящее заклинание совсем несложное, и потом, я была рядом… Но Гроттер… Вы сами видите, академик, она сняла роковую порчу сама, причем очень странным образом. Даже не знаю, сможет ли она теперь оставаться в Тибидохсе. Она произнесла… – тут Зубодериха, пугливо прикрыв глаза и крепко обхватив ладонью свой перстень, что-то шепнула на ухо Сарданапалу.
Шепнула совсем тихо, но Таня все равно разобрала часть фразы. Зубодериха сказала: «Три красные искры».
Академик удрученно покачал головой, а потом повернулся и, поманив Таню за собой, вышел из класса. До самой лестницы, ведущей к его кабинету, он молчал. Оба его уса задумчиво подрагивали, а борода, обвившись вокруг шеи, старомодным шарфом стекала по плечу.
Белый маг выглядел порядком озадаченным и даже растерянным. У лестницы он повернулся к Тане и, не глядя ей в глаза, произнес:
– Я, конечно, все понимаю: ты была напугана, тебе было больно. Эта роковая порча крайне неприятная вещь… Но откуда, клянусь волосом Древнира, тебе известно запрещенное заклинание высшей магии, которое не осмеливаемся использовать даже мы с Медузией? Заклинание, которое так любила использовать Чума-дель-Торт?
* * *
Для Тани начались тяжелые дни. Ребята из «белых» магов избегали ее или пугливо косились, а «темные», напротив, наперебой заискивали, что было не менее неприятно. Гробыня присмирела, а Гуня Гломов, тот вообще, открыв рот, ходил за ней хвостом, как некогда у лопухоидов Генка Бульонов. Это было потешное зрелище – невысокая девочка и громадный длиннорукий оболтус, который, зазевавшись, все время наступал ей на пятки.
– Ты что, Глом, тоже мечтаешь банк ограбить? А шапочка с прорезями у тебя есть? – иногда с досадой набрасывалась на него Таня.
– Ты чё? – недоуменно говорил Гломов.
Банков в Тибидохсе не было, а шуток Гуня не понимал. А потом кто-то сказал Тане, что Гломов действительно изготовил себе шапочку с прорезями и бродил в ней вечером по Залу Двух Стихий, изо всех сил стараясь допрыгнуть до люстры и свинтить с нее золотые шишечки. Так Гломов и прыгал, пока его не поймал за ухо один из атлантов.
Профессор Клопп, который раньше терпеть не мог Таню, тоже резко переменился. Он слащаво улыбался, а во время урока подходил и гладил ее по головке своей потной ручкой. Более того, он поставил ей в журнал целых две пятерки подряд, хотя Таня так и не смогла сварить из перебродивших мухоморов, ушной серы циклопов и крылышек дохлых мух эликсира болтливости.
А в другой раз, когда все уже разошлись, профессор Клопп попросил Таню остаться и показать ему свой перстень. Тане неудобно было сказать «нет», и она вынуждена была протянуть Клоппу свое кольцо. Глава «темного» отделения долго рассматривал его красненькими глазками. Его припухшие, с вылезшими ресницами веки озадаченно моргали.
– Я сошель с ума! – пробормотал Клопп. – Этот колец для «белой» магия! Почему он не расплавился после трех красных искр?
Перстень прадедушки Феофила неожиданно ожил.
– Кто это там еще болтает? – брюзгливо спросил он.
Услышав этот голос, суровый профессор Клопп неожиданно вздрогнул и втянул голову в плечи.
– Я спрашиваю, кто там болтает? – с раздражением повторил перстень.
– Это есть вы, магистр Феофил? – испуганно спросил Клопп.
– Кто это назвал меня по имени?.. – подозрительно поинтересовалось кольцо. – Ах да, малютка Клоппик? А ну марш в угол, дрянной мальчишка, и не смей выходить до конца урока!
– Я… Как вы смеете? – возмутился было Клопп, но кольцо не обратило на его писк ни малейшего внимания:
– Если еще раз увижу, что ты грызешь пальцы на ногах, пьешь противомозольный декокт и прячешь под одеялом скунса, это станет известно всему Тибидохсу! – отрезало оно.
Профессор Клопп отшатнулся, выронил перстень и, беспрестанно оглядываясь, засеменил к своему гамаку. Он выглядел раздавленным. Таня подняла перстень и надела его на палец.
«Ну и дела! Так вот какие штуки вытворял когда-то Клопп! Грыз пальцы на ногах и пил противомозольный декокт!» – пораженно подумала она. Ей сложно было поверить, что профессор был когда-то трудным подростком да еще и учился магии у ее прадедушки Феофила Гроттера.
– Малютка Клоппик! – повторила Таня и засмеялась, решив, что обязательно расскажет об этом прозвище Ваньке и Баб-Ягуну.
Жаль только, что Ванька и Баб-Ягун не то чтобы поссорились с ней – после того случая они довольно скоро помирились, но Таня нередко ощущала на себе их настороженные взгляды. Оба ее приятеля хотели, но не могли относиться к ней так же, как и прежде…
В тот день, когда все произошло и она выкрикнула любимое заклинание Чумы-дель-Торт, Таня долго размышляла, с кем ей посоветоваться. Подойти к Медузии она не решалась, а Сарданапал стал с ней сухим и строгим. Таня даже опасалась, что он переведет ее к Клоппу на «темное» отделение, как это произошло когда-то с провинившимся Шурасиком.
Наконец Таня решилась и пошла к Ягге. Та всегда неплохо к ней относилась. Сухонькая старушка, закутанная в пеструю цыганскую шаль, только что сняла с огня котелок. В отличие от кошмарно пахнущих зелий профессора Клоппа, скользких полов его класса и древних котлов, покрытых толстым слоем плесени, в магпункте у Ягге всегда было чисто. Пахло мятой, душицей, под деревянными лавками лежали растрепанные березовые веники. Да и сами настойки, которыми Ягге лечила своих пациентов, чаще всего были ароматными и приятными на вкус.
Недаром сам бессменный глава Тибидохса Сарданапал Черноморов любил лечиться ее настоечками. Нередко случалось, что после такого лечения он настолько оздоравливался, что маршировал по коридорам с магической булавой Древнира и, дирижируя себе усами, распевал санскритские заклинания с затемненным смыслом.
– Помоги-ка мне! Выплесни это вон туда! – велела Ягге, передавая Тане котелок с варом.
На столе девочка увидела стеклянную бутыль с широким горлышком, в которой плавали крошечные личинки, смахивающие на головастиков. Едва она вылила вар в воду, как личинки стали жадно выхватывать из него кусочки мяса, раздуваясь на глазах.
– Не советую опускать туда палец. Если, конечно, ты с ним не в ссоре, – посоветовала Ягге.
– А что это за головастики? – поинтересовалась Таня.
– Это не головастики, а костеростки, – ворчливо пояснила Ягге. – Надо развести их побольше. Скоро чемпионат по драконболу. А это значит, пробитых голов, сломанных рук и ног будет более чем достаточно.
Таня поежилась, подумав, что тоже может оказаться среди переломщиков. Она вспомнила, что когда-то уже видела взрослую костеростку у Баб-Ягуна. Это было большое плоское насекомое, похожее на пятирублевую монету с лапками. Насекомое могло бы показаться неприятным, если бы не его удивительная способность сращивать сломанные кости. Правда, для этого их надо было поместить под гипс. Да и щекотка, если верить Баб-Ягуну, была просто жуткая.
Закончив с кормлением костеросток, Ягге присела отдохнуть. В руке у нее сама собой возникла трубочка с коротким вишневым чубуком. Ароматные клубы дыма складывались в оживающих диковинных зверей.
Таня растерянно стояла рядом, не решаясь начать. Ягге ласково щурилась на нее, потом дружелюбно спросила:
– Ну что ты там натворила? Произнесла запрещенное заклинание?
– Заклинание Чумы-дель-Торт. Так сказал Сарданапал, – грустно повторила Таня.
– Да, знаю. Древнир называл его заклинанием хаоса. Просто удивительно, что все остались живы. Ты знала его раньше?
– Нет, – покачала головой Таня. – Откуда? Я испугалась, что не сумею снять роковой сглаз, а потом… потом все и произошло.
– Действительно странно, – кивнула Ягге. – Но, кажется, Сарданапала больше насторожило не то, что тебе известно заклинание – ты ведь могла где-нибудь его случайно услышать или прочитать, а три красные искры. Столько искр по силам выбросить только очень сильному черному магу. Магу уровня Той-Кого-Нет.
Таня почувствовала, что у нее дрожат руки.
– А разве искры выбрасывает не кольцо? – с сомнением спросила она.
– Кольцо, – заверила Ягге. – Но само по себе кольцо ни на что не способно. Оно лишь собирает энергию мага. Отдай его лопухоиду – и не будет ни одной, даже самой хилой искры.
Они помолчали. Таня смотрела на морщинистые руки Ягге, на узоры ее пестрого платка, слушала, как потрескивают в печи березовые поленья. «Не хочу… Не хочу больше слышать этого имени. Чума-дель-Торт не я. И я не она», – думала она.
– Тебе не снятся непонятные сны? Сны, которые тебя пугают? – вдруг задала вопрос Ягге.
– Нет, – ответила Таня и тотчас поняла, что солгала.
Откуда тогда Черные Шторы взяли желтую мертвую старуху с пустыми глазницами, полыхающими рубиновым огнем? Старуху, чьи отрубленные руки тянулись к ней?
– Мне пора на тренировку. Через две недели матч с бабаями, а Соловей говорит, мы еще не готовы, – буркнула Таня, вставая.
Ягге проницательно взглянула на нее. В уголках ее глаз собрались грустные морщинки.
– Удачи! Надеюсь, костеростки тебе не пригодятся. Последи там за моим Ягуном, чтобы слишком не горячился. В прошлом сезоне большую часть костеросток я извела именно на него, – сказала она.
– Ладно, я постараюсь, – кивнула Таня.
Она уже была у дверей магпункта, когда старушка вновь окликнула ее:
– Постой! Я хочу, чтобы ты кое-что запомнила и… ничего не боялась. Магическая сила – именно сила, а не умение – не может исчезнуть, когда исчезает сам маг. Она ищет себе нового хозяина и находит его. А как использовать эту силу, решать ее новому владельцу. Никто не может заставить его творить зло, если он сам того не захочет…
Глава 12 О буках, бяках и… бабаях
Это была ее первая весна на острове. Таня была изумлена, как стремительно она наступила. Кажется, еще несколько дней назад всюду были слякоть и лужи, а потом по холмам, оврагам, по выветренным склонам гор пробежала зеленая волна.
Странно было смотреть на корявые деревья в лесу, подернувшиеся вдруг нежно-зеленой, трепетной и словно расплывчатой еще листвой.
Купидончики совсем забросили свои почтальонские обязанности и целыми днями носились над клумбами, весело попискивая, хохоча и пуская в кого попало золотистые стрелы.
Русалка целыми днями лежала на отмели и грелась на солнце. Когда к ней подходили, она брызгалась и швырялась рыбьими скелетами. Больше всех, разумеется, доставалось Поклепу, потому что остальные обходили пруд стороной.
Завуч из бывших черных магов бегал вечно мокрый, дерганый и злой. Даже Сарданапал не отваживался с ним заговаривать. Дел у Поклепа было множество: нужно было подготовить Тибидохс к встрече болельщиков и участников кубка мира по драконболу, который должен был начаться уже через несколько дней.
Но уже сейчас Поклеп наклеил на драконий ангар огромную афишу с оживающими буквами:
27 марта
главный драконбольный стадион Буяна
СБОРНАЯ ТИБИДОХСА – БАБАИ
ОСОБЫЕ ПРАВИЛА Всемирного чемпионата по драконболу
Запрещается:
1. Проходить на трибуны без билетов.
2. Занимать чужие места.
3. Дразнить драконов, проникать на поле во время матча.
4. Накладывать на судей и арбитров, а также на игроков команд роковые проклятия.
5. Драться, используя боевые искры, заговоры, сглазы, запуки, а также зонтики, дубинки и кирпичи.
– Класс! – насмешливо воскликнул Баб-Ягун. – Обожаю Поклепа! Хочешь драться – дерись! Только не используй зонтики и запуки! Ну-ка посмотрим, что он разрешает.
Допускается:
1. Использовать талисманы счастья и амулеты удачи.
2. Запускать фейерверки, салюты, вопилки и прочие магические и немагические средства выражения восторга.
– А вопилки напрасно разрешили! – прокомментировал Ванька. – Вот увидите, перед вторым матчем их уже запретят. На прошлом чемпионате то же самое было. Кому охота оглохнуть в самом начале? А ты, Таня, что думаешь?
– Угу. Никому неохота, – согласилась с ним Таня, довольная, что Баб-Ягун и Ванька наконец оттаяли.
Неприятный случай с заклинанием хаоса был на время забыт, да и Чума-дель-Торт не появлялась больше на Черных Шторах. Только надолго ли?
Теперь Шторы день и ночь показывали полузащитника Жору Жикина – смуглого тринадцатилетнего парня. Похоже было, что Гробыня в очередной раз влюбилась. Семь-Пень-Дыр и Гуня Гломов были отправлены в отставку.
Каждое утро Гробыня с возмущенными воплями пыталась стряхнуть изображение Жикина со Штор, но оно всякий раз показывало язык и улетало на швабре с пропеллером. Шторы же принимались пакостно хихикать и хикикали до тех пор, пока в них не запускали дрыгусом-брыгусом.
Таню все это откровенно забавляло. Она слишком часто видела Жикина на тренировках, чтобы заблуждаться на его счет. Его швабра с пропеллером разгонялась и точно лихо, но только пока на пути у нее не вырастало какое-нибудь препятствие. Тогда швабра оказывалась даже бесполезнее, чем метла, и Жикина приходилось буквально выкапывать из песка, толстым слоем покрывавшего стадион.
– Завтра прилетят бабаи, – сообщил Ягун. – Знаете, где их поселят? В Башне Привидений. Поручик Ржевский уже сейчас готовится. Обещает, что будет выть и пугать бабаев всю ночь, чтобы они хуже играли. А Безглазый Ужас приказал Инвалидной Коляске, чтобы она до рассвета скрипела в комнате у их тренера.
– Это нечестно! – возмутился Ванька. – Надо сказать Медузии.
– Да ладно тебе. Всем известно, что бабаи используют запрещенные приемы. Думаешь, зачем им такая куча талисманов? А когда они начинают проигрывать, то еще и разбрасывают заклинания-ловушки. Попробуй потом что докажи, – сказал Ягун.
– Откуда ты знаешь? – не поверил Ванька.
– Моя бабуся триста лет смотрит все чемпионаты. Уж ей-то все их фокусы известны. Она и тренера бабаев знает – Амата. Говорит, представь что-то среднее между Поклепом и Клоппом и помножь это все на Тарараха.
Таня честно попыталась представить себе результат, но так и не смогла. Среднее между Поклепом и Клоппом находилось легко, а вот на Тарараха как-то не умножалось. В воображении что-то заедало.
Они только что вернулись с утренней тренировки. Таня не успела даже смазать воском струны и спрятать контрабас в футляр. Голова все еще слегка кружилась от множества бочек и мертвых петель, которые ей пришлось выполнить. На щеке была ссадина – Семь-Пень-Дыр не слишком аккуратно передал ей пас. Сложно было поймать мяч, пущенный с такой силой. Правда, едва ли в матче с бабаями будет проще.
Таня чувствовала, что Соловей О. Разбойник ею доволен, хотя чаще он ворчал, а хвалить никогда почти не хвалил. Разве что буркал под нос «ничего».
Вот только к новому смычку – подарку Медузии – Таня привыкала с трудом. Спору нет, он был гораздо лучше прежнего, но порой Тане казалось, что он ведет себя слишком своевольно.
Гоярын, уже проснувшийся, с чешуей, надраенной джиннами до слепящего блеска, тренировался вместе со всей командой. За зиму он отяжелел, и это беспокоило Соловья, который успел уже навести справки о драконе бабаев.
Баб-Ягун, прищурившись, всмотрелся в зеленую полоску горизонта.
– Проскочим к лесу? – предложил он. – Там сейчас здорово!
Подумав, что она как следует еще не видела Буяна, а Тибидохс – это далеко не весь остров, Таня легко вскочила на контрабас. Подождав, пока Ванька заберется позади нее, она позволила смычку прыгнуть в ладонь и произнесла заклинание. Баб-Ягун, пригнувшись к трубе пылесоса, уже мчался вперед.
Между холмами, почти не петляя, тянулась узенькая тропинка, над которой они и летели, держась где-то на уровне вершин. Они проносились над сурово темнеющими елями, легкомысленными красноватыми соснами и корявыми дубами, которые лишь немногим уступали в древности знаменитому лукоморскому. Таня бы не удивилась, окажись на каждом из них золотая цепь с бродящим по ней огромным черным котом. Вдалеке, едва различимая за потрескавшейся горой, синела узкая полоска океана.
Баб-Ягун, похоже, хорошо знал дорогу. Вскоре он оглянулся и коротко взмахнул рукой, показывая, что нужно садиться.
– Чебурыхнус парашютис! – Таня произнесла тормозящее заклинание и опустилась на небольшую поляну, тесно окруженную лесом.
На поляне росло одно-единственное дерево – легкая островерхая береза, похожая на зажженную свечу.
– Ага, я угадал! Сейчас самое время!.. – довольно произнес Баб-Ягун. – Смотрите, что сейчас будет, и загадывайте желания! Только не упустите момент!
Он подобрал с земли увесистый сучок и, размахнувшись, забросил его в березовую крону. Удар по стволу пришелся вскользь, листья чуть зашуршали и замерли, точно и не было ничего. А потом что-то вдруг вспыхнуло. От березки отделилось прозрачное, золотой пылью запорошенное привидение, повторяющее форму ее кроны.
Золотистое облако пыльцы замерло в воздухе, а потом медленно, почти неуловимо поползло к роще. Добравшись до зеленеющей кромки леса, привидение исчезло.
– Успела загадать желание? – спросил Баб-Ягун у Тани.
Девочка покачала головой. Все произошло слишком быстро.
– Нет? – огорчился Баб-Ягун. – Я же предупреждал! Я вот загадал, чтобы мы расколошматили бабаев. А ты, Ванька?
Ванька загадочно улыбнулся.
– Не скажу, – сказал он. – Так, есть одна мечта… Вот если сбудется, тогда другое дело.
Они уже собрались улетать, когда Таня заметила справа от березы, ближе к роще, странное облачко, чем-то напомнившее ей человеческий силуэт. Это была Недолеченная Дама. Она уныло плыла по лугу, изредка по шею погружаясь под землю, чтобы коснуться носом полевых цветов и вдохнуть их запах.
– Да, я знаю, что нам, привидениям, солнце смертельно опасно. Но нет, не смейте гнать меня в сырость и тьму этой кошмарной башни! Лучше я погибну здесь! Замучаю себя до смерти! – с надрывом простонала Недолеченная Дама, едва заметив ребят.
– С чего ты решила, что погибнешь? – хмыкнул Баб-Ягун. – Ты же была недавно у моей бабуси. Ягге сказала, что для призрака у тебя просто бычье здоровье и цветущий вид.
– Не смей так разговаривать с женщиной! – оскорбилась Дама. – Твоя бабка ничего не понимает в благородных недугах! Пусть лечит свои насморки и мозоли! Я знаю, что мне грозит смерть, и я приму ее с до… с достоинством!
Недолеченная Дама уронила голову на грудь и горько зарыдала. Ребята переглянулись. Конечно, Дама была известная всему Тибидохсу паникерша, но ведь и у паникерши должен быть какой-то повод.
– Вчера ночью я снова встретила Короля Привидений… – произнесла она сквозь слезы.
– Это невозможно! Он появляется только в Новогоднюю ночь! – заспорил Баб-Ягун.
– Но это был точно он… Он посмотрел на меня и мерзко улыбнулся жабьим ртом. И у кого еще может быть такой горб? А потом, потом он исчез в стене… – глотая слезы, произнесла Дама.
– Где это было?
– В старой части Тибидохса, у мастерской магических предметов. Я любила плакать там в одиночестве, но больше я туда ни за что не пойду… Там теперь все время кто-то шатается, особенно ночью. Топает, мешает плакать, и эта статуя рыбы так громко скрежещет…
– Статуя рыбы скрежещет? – не поверила Таня.
– Ну да, он же ее все время отодвигает! – раздраженно воскликнула Дама.
Ей было досадно, что ее расспрашивают о такой ерунде, вместо того чтобы жалеть.
– Кто отодвигает? Король Привидений?
– ДА НЕТ, НЕ КОРОЛЬ! – завопила окончательно выведенная из себя Дама. – О жалкие тупицы, вы отравляете мне последние минуты! Зачем Королю что-то двигать, когда он может проходить сквозь стены? Говорят вам, что Король там был не один! С ним еще шел какой-то тип в оранжевом плаще!
Таня почувствовала, как ее рука сама собой вцепляется в смычок.
– В оранжевом плаще? Кто он, ты его узнала?
Недолеченная Дама возмущенно уставилась на нее:
– Я же была в шоке! Да и вообще я не приглядывалась! Я заочно презираю всех, кому безразлично мое здоровье!.. А теперь, прошу прощения: в это время суток у меня по плану двадцатиминутный обморок. Всегда надо серьезно относиться к своим обязанностям!
Дама зарябила, надвинула на глаза соломенную шляпу с розочкой и, томно закатив глаза, сползла в обморок. Но даже в обмороке она не забывала поглядывать на часы.
– Статуя рыбы и мастерская… Снова они… Это ведь там я нашел скатерть-самооборонку. Надо будет туда еще раз наведаться… – сказал Ванька.
– Только после матча! – упрямо заявил Баб-Ягун. – Сейчас нам с Таней надо хорошо спать по ночам, чтобы бабаи нас позорно не вздули. Ясно тебе?
– Ясно, – кивнул Ванька.
Он сорвал травинку и стал ее задумчиво пожевывать, поглядывая в сторону громадной каменной черепахи Тибидохса, упиравшейся в небо острыми наростами-башнями. Такое смирение показалось Тане подозрительным.
* * *
За день до матча прилетели бабаи. Весь Тибидохс высыпал на стены встречать их. Не было ни одной бойницы, из которой не выглядывала бы чья-нибудь любопытная физиономия. Гуня Гломов на радостях ухитрился даже свалиться с крепостного зубца и по самую шею был теперь в корсете из гипса, под которым ползали костеростки.
Все преподаватели, кроме Тарараха, которого Соловей попросил еще раз посмотреть Гоярына, толпились на верхней галерее Большой Башни.
Сарданапал, с благоухающими усами, с расчесанной бородой, негромко обсуждал что-то с Медузией. Профессор Клопп нетерпеливо семенил по галерее на своих тонких кривых ножках, то и дело поправляя висевшую на жилетке огромную иностранную медаль, которой, по слухам, наградил его великий Мерлин. По другим же слухам, эту медаль Клопп просто где-то нашел и забыл вернуть владельцу.
Зубодериха мечтательно улыбалась, поглядывая то вдаль, откуда должны были появиться бабаи, то в книгу диалогов Платона, с которым она была когда-то лично знакома.
Поклеп Поклепыч, одетый в новенький эсэсовский мундирчик (военный трофей 1945 года, память о взятии Рейхстага советскими войсками), был великолепно выбрит. Из расстегнутой кобуры у него торчал тугой свиток бересты с приветственной речью.
Завуч то и дело многозначительно похмыкивал и поправлял вставленный в глаз монокль. Рядом с ним из огромной бочки торчала голова русалки, которую он как-то ухитрился перетащить на Башню. Чтобы русалка не брызгалась, вода в бочке была лишь на самом дне.
Даже Безглазый Ужас, самый жуткий призрак Тибидохса, выплыл на стену в Инвалидной Коляске, которую он использовал, когда хотел нагнать на кого-нибудь особенный страх. Ужас нехорошо ухмылялся. На нем была заляпанная кровью рубашка, в каждой вене у него торчало по капельнице, а в рот ныряла резиновая трубка.
Никогда прежде призрак так кошмарно не наряжался. Таня подумала, что бабаев ждет незабываемая ночь. Поручик Ржевский тоже неплохо подготовился. Все ножи и кинжалы, торчавшие у него в спине, были начищены и наточены. Изредка безбашенный призрак как бы случайно приоткрывал принесенный с собой мешок, до краев наполненный динамитными шашками.
Под руку с поручиком, томно поправляя шляпку, прохаживалась Недолеченная Дама. Похоже было, что от предыдущего обморока она благополучно оправилась, а падать в новый было еще не время. Однако на всякий случай Дама то и дело поглядывала на часики, чтобы не упустить момент.
– Внимание, школа! Заклинание перехода сработало! Они летят! – донесся сверху зычный крик Сарданапала.
Таня встала на цыпочки, нетерпеливо всматриваясь в белые кучевые облака, которыми Тибидохс был обложен точно пуховыми подушками.
Когда стоявшие на стенах вконец уже потеряли терпение, из ближайшего к ним облака вынырнуло нечто, смахивающее на журавлиный клин. Бабаи летели в строгом порядке. Впереди тренер, в центре дракон, а по обе стороны от него с идеально равным интервалом десять игроков.
Мохнатые, широкоплечие, эти древние египетские полубоги ужасно походили на обезьян-бабуинов, разве что были повыше ростом и имели более осмысленный вид. Поджав под себя ноги, они сидели на небольших плетеных ковриках с кистями, скользивших по воздуху с поразительной и даже отчасти подозрительной стремительностью.
Вероятно, команды коврикам отдавались мысленно или голосом, поскольку руки у бабаев оставались свободными. По стене прокатился печальный вздох. Все игроки и болельщики Тибидохса мигом сообразили, что свободные руки дают бабаям неоспоримое преимущество. Попробуй поймать мяч, когда вторая рука вцепилась в смычок или в трубу пылесоса, а вот двумя руками – как нечего делать!
– Эх! – удрученно вздохнул Юрка Идиотсюдов. – Теперь понятно, почему их почти никому не удавалось разбить!
Подлетев к стене Тибидохса, тренер бабаев Амат – низкорослый, очень толстый, со свисавшими точно у бульдога щеками – оглянулся и что-то крикнул своим. В тот же миг все бабаи разом, как на параде, повернулись и стали облетать Тибидохс кругом почета.
Они летели нарочито медленно. Неподвижные, замершие как истуканы, они буквально приросли к коврикам, увешанным десятками небольших амулетиков.
– Знаем мы эти «почетные круги»! Запугивают! – сплюнув в сторону, негромко сказал нападающий Семь-Пень-Дыр.
Приблизившись к Большой Башне, бабаи уже без всякой команды резко взмыли вверх и замерли, позволяя облепившим стены зрителям рассмотреть своего дракона.
Дуся Пупсикова в ужасе завизжала. Да что там Дуся Пупсикова – даже Таня ощутила предательскую дрожь в коленях.
Египетский дракон был коричневатым, с небольшой мордой. Там, где она переходила в шею, ее защищали сросшиеся с головой костяные щитки с острыми наростами. Нижняя челюсть была намного крупнее верхней. Два острых и тонких клыка выступали вверх почти вертикально, немного приподнимая складчатую кожу верхней губы и мешая ей опуститься. Благодаря этому рот египетского чудовища казался приоткрытым, но не настолько, чтобы забросить туда мяч.
Зеленые, лишенные зрачков глаза дракона походили на два гигантских изумруда, которые то меркли, то ослепительно вспыхивали. Смотреть в них было опасно: голова начинала кружиться, а воля слабеть.
Склизская, явно пропитанная ядом чешуя светлела к брюху, становясь грязно-желтой. Огромные кожистые крылья, легко державшие дракона в воздухе, заканчивались несколькими острыми шипами, один из которых – верхний – был как наконечник копья. Длинный и гибкий хвост завершался костяным шаром размером эдак с небольшую кувалдочку, которым, безусловно, было бы крайне неприятно получить по макушке.
Но самым досадным открытием было не это. Обычные драконы обходятся только парой задних лап. Передние же лапы переходят у них в крылья. У этого же египетского звероящера лап было четыре. Длинные и сильные, они заканчивались мощными когтями – три впереди и один загибающийся сзади.
Таня старалась не смотреть на них, но они все равно невольно притягивали ее взгляд.
– Интересно, бабаи объяснили своему дракону, что он должен глотать игроков противника, а не убивать их? – с сомнением протянул Баб-Ягун.
– Что-то я очень в этом сомневаюсь. Посмотрите только на их жирного тренера. Ни у кого не видела такой ехидной физиомордии! – влезла Верка Попугаева. Она обожала отвечать на все вопросы, особенно на те, которые задавались не ей.
Завершив круг почета, бабаи все в таком же идеальном порядке опустились на подъемный мост. Одноглазый циклоп, прогуливавшийся у ворот с секирой, по привычке стал было спрашивать пароль, но лишь пока его блуждающий в орбите зрачок не встретился с изумрудными глазами дракона.
Тогда циклоп кинулся открывать ворота с таким рвением, что даже уронил секиру.
Не прошло и минуты, как, оставив дракона внизу, бабаи поднялись на стену. Это были серьезные и суровые ребята. Каждый держал под мышкой скатанный летательный коврик. Руки у бабаев были очень длинными и цепкими, а вот ноги короткими, так что при ходьбе они то и дело опирались о землю пальцами рук.
– Ах, умираю! Какие роскошные мужчины! – охнула Недолеченная Дама, картинно сползая вдоль стены.
Она явно надеялась привлечь к себе внимание, но, к сожалению, ее надежды не оправдались. Все взгляды были прикованы к поручику Ржевскому, забрасывавшему бабаев динамитными шашками, от которых было много шума и – никакого вреда.
– Ур-ра! Получи, фашист, гранату! Стоять бояться! Контртеррористс вин! – вопил он.
Бабаи смотрели на поручика с недоумением. Некоторые удивленно озирались и даже вертели пальцами у виска.
– Это и есть ваш торжественный встреча? – с заметным акцентом поинтересовался тренер бабаев Амат.
С Большой Башни, отдуваясь от быстрого бега, буквально скатился Поклеп Поклепыч. Он торопливо щелкнул пальцами, и поручик Ржевский с чавканьем втянулся в стену, успев на прощанье тоненько пискнуть: «Измена!»
Завуч Тибидохса откашлялся, перевел дыхание и, выдернув из кобуры свою пространную речь, стал ее зачитывать.
– Кхе-кхе… В этот торжественный день, предшествующий открытию мирового первенства… мы от лица всех белых и черных магов рады приветствовать уважаемых египетских гостей на земле Буяна… – бодро начал он.
Тренер Амат зорко оценил размер берестяного свитка и невежливо прервал Поклепа:
– Мы едва не пролетать ваш остров мимо… Хорошо, мой дракон Тефтелет иметь хороший чутье. Мы специально давно его не кормить, чтобы он быть зол. Дружище, вы попросить своих болельщик не подходить к нему: он разрывать их на мелкий клок.
Игроки команды Тибидохса, обменивающиеся с бабаями вызывающими взглядами, невольно поежились. Подтверждались их худшие предположения. Перед ними был дракон-людоед, дракон-убийца, способный в своей ярости на все.
Поклеп, сбитый в своем ораторском порыве, поправил монокль и вновь уставился в бересту, но Амат уже бросился обниматься с Сарданапалом, успевшим спуститься с Башни.
– О, старый проказник! Рад, что ты еще жиф! Надеюсь, твой команда так же хорош, как и твой борода! – воскликнул египтянин.
Академик улыбнулся, показывая, что оценил шутку.
– Завтра узнаем, – сказал он. – Но где же твои болельщики? Или в Египте уже кончились маленькие бабайчики?
Глазки толстяка чуть-чуть сузились, однако улыбка стала еще шире.
– О, нет вопрос! Наш болельщик прилететь сюда завтра! Утром здесь будет много-много болельщик! На стадионе не остаться свободных мест! – заверил он. – Но где же твой сборный команд? Или ты – ха-ха! – прятать от меня свой игрок?
– Зачем же прятать? Вот они! – Сарданапал показал на стоявших полукругом ребят.
Маленькие глазки главного бабая на миг задумчиво остановились на Семь-Пень-Дыре и совсем уже без интереса скользнули по остальным. Таня со стыдом ощутила, что их даже не приняли всерьез. Бабаи смотрели на них как на пушечное мясо, из которого завтра сделают фарш.
Амат неторопливо снял с шеи кожаный шнурок, на котором висел прозрачный камень, похожий на большую каплю янтаря.
– Старина, давай спорить, что мой команда победить! Я ставить свой Амулет Истин! Он багроветь, когда при нем кто-то говорить ложь! Если я проиграть, я отдать его тебе. Если же проиграть твой команда, ты отдать мне свой Перстень повелителя духов! – предложил он.
Таня почувствовала, что Сарданапал на миг растерялся. Его перстень был достоянием всего Тибидохса. Без него школа волшебства утратит значительную часть своей охранной магии. Однако отказаться от пари значило показать, что он не верит в собственную команду. Как же ребята смогут играть после этого?
– Идет, – кивнул академик. – Мой перстень против Амулета Истины.
Бабай надулся от удовольствия. Можно было подумать, что магический перстень уже у него на пальце.
– Завтра мы будем расколошматить вас в пук и прах! – убежденно воскликнул он.
Несмотря на серьезность положения, усы Сарданапала насмешливо запрыгали.
– То-то и оно, что в пук! – заметил он.
Больше никаких прогнозов, касавшихся завтрашнего матча, глава Тибидохса не делал.
* * *
Амат не обманул. Когда на другое утро главный судья состязания персидский маг Тиштря готовился дать свисток к началу и выпустить в небо две сигнальные искры, на огромном стадионе не было ни одного свободного места.
Первые болельщики начали прибывать еще с вечера и прибывали потом всю ночь и все утро. Некоторые, не рассчитав, пролетели мимо острова, и богатырям Усыне, Дубыне и Горыне пришлось срочно выуживать их из океана. Усыня даже промочил при этом носки и очень огорчился. Носки были подарены Усыне самим царем Горохом семьсот лет назад. Братец-вышибала так трепетно относился к царскому подарку, что никогда его не стирал. Ночью он трепетно ставил носки у подушки и клал рядом свою богатырскую палицу.
Теперь Усыня, Горыня и Дубыня сидели в проходе и, сложив ладони козырьком, чтобы не ослепнуть от солнца, всматривались в небо. Богатыри не прочь были перебраться и на трибуны, согнав или даже придавив часть болельщиков, но опасались Медузии, изредка сурово грозившей им пальцем.
Поклеп Поклепыч, до матча пытавшийся лично проверить у всех билеты и изобличить подделки, едва не сошел с ума, стал кусаться и был унесен в магпункт. На посту его сменили два циклопа. Сперва они рьяно принялись проверять билеты, толкаться и хамить, но вскоре не устояли и проворовались, принимая у безбилетников яркие пуговицы, иностранные монетки и бутылки с наливкой. В результате зрителей набилось раза в полтора больше, чем вмещал стадион. Многим пришлось стоять, а некоторым даже повиснуть в воздухе. То и дело вспыхивали драки.
Порядок не восстановился, даже когда вернулся Поклеп, убежавший из магпункта. Как выяснилось, рассудок у него был в порядке, просто завуча сгоряча сглазил какой-то восточный дэв, использовавший жуткое пятибуквенное проклятие.
Сборная команда Тибидохса собралась вокруг Соловья О. Разбойника. Тренер по магическому пилотажу воспользовался этим для последнего инструктажа.
– Всем собраться! – рявкнул он. – Я верю в вас! Не такие уж мы слабаки! Жикин, Лоткова, не отлетайте далеко от Гоярына! Не позволяйте ему садиться на поле: бабаи обожают атаковать сверху!.. Их нападение постарается вначале увлечь его за собой, а потом прижать к полю и забросать мячами! Все ясно?
– Ясно, ясно, – подтвердил Жикин, запуская мотор на своей швабре.
Красавица Катя Лоткова предусмотрительно отодвинулась от Жоры, чтобы не попасть под его пропеллер. Она снова была в темных очках. Последние месяцы Лоткова носила их не снимая. Во всяком случае, Таня ни разу не видела ее без очков.
– Тузиков, будь увереннее в средней линии! Активнее участвуй в распасовке! – продолжал распоряжаться тренер. – Семь-Пень-Дыр, осторожнее с их драконом! Не подлетай к нему снизу: помни про когти… Лучше со стороны крыла, там он не сможет махнуть хвостом… Шито-Крыто, побольше перемещений по полю! Никаких прямых атак! Путай бабаям карты! Гроттер…
Таня подняла на тренера глаза. Черный маг взволнованно хромал к ней, подволакивая несгибавшуюся в колене ногу. Его страшный, резкий как труба голос звучал непривычно мягко.
– Я… я надеюсь на тебя… Будь осторожна, девочка! Слишком не рискуй! Бабаи наверняка постараются сбить тебя с контрабаса. Не трать сил на второстепенные мячи. Помни, твой мяч обездвиживающий. В крайнем случае, перцовый и одурительный!.. Хорошо?
– Ладно, – кивнула Таня.
– Вопросы есть? Нет? Тогда все марш по инструментам!!! – снова взорвался Соловей.
Он повернулся и заковылял с поля на скамью, где, самодовольно поглаживая себя по животу, уже сидел тренер бабаев Амат.
– Эй, а мне будут инструкции? – спохватился Баб-Ягун, догоняя Соловья.
– Только одна. Не упади с пылесоса мне на голову! – буркнул тренер.
Баб-Ягун на мгновение обиженно замер, а потом, вновь преисполнившись самоуверенности, вернулся к команде.
– Ну, что он тебе сказал? – ехидно спросил Демьян Горьянов.
– А ты не слышал, глухарь? Он сказал: последи за Горьяновым, чтобы он не запросился к мамочке! – парировал Баб-Ягун.
– Что? Что ты вякнул?
Горьянов кинулся было на него с кулаками, но капитан команды Идиотсюдов поймал его за шкирку и встряхнул.
– После матча, ясно тебе? А теперь марш к пылесосу и выкладывайся на полную катушку! Если Сарданапал потеряет из-за нас свой перстень, я просто со стыда сгорю! – сказал он.
Помахав рукой сидевшему на трибуне Ваньке, Таня села на контрабас и осторожно подкрутила колки.
– Ты уж постарайся, хорошо? Не ударь в грязь лицом! – сказала Таня контрабасу.
Струны низко загудели.
Перед тем как оседлать пылесос, Баб-Ягун приколол к вороту маленький магический рупор. Сарданапал вновь доверил ему быть комментатором – причем не простым комментатором, а играющим. Возможно, это был не самый правильный шаг, но лучше, чем Ягун, с этим все равно никто бы не справился, так что выбирать не приходилось.
* * *
– Приготовились! – главный судья по драконболу, разноглазый и бодрый маг Тиштря, вскинул вверх правую руку.
Две оранжевые сигнальные искры сорвались с его кольца и взорвались с оглушительным треском.
Сразу двадцать игроков – десять бабаев и десять тибидохцев – взмыли в небо. Бабаи моментально построились своим обычным боевым порядком – клином, только теперь впереди был не тренер, а капитан команды. Это был серьезный плечистый бабай с покрытым шерстью лбом и маленькими, сбитыми в кучку глазками. Его ковер-самолет скользил по воздуху с такой стремительностью, что у следившего за ним Горыни закружилась голова, и он рухнул, как подрубленный дуб.
– Ох, мамочка моя бабуся! До чего же славный солнечный день! – немного запыхавшись после стремительного взлета, начал Баб-Ягун. – Мы находимся на главном драконбольном стадионе Тибидохса. Только что был дан сигнал к началу матча «Тибидохс – бабаи» – первого матча в этом сезоне! С вами я, неунывающий и всеми любимый Баб-Ягун на отличном новеньком пылесосике. Надеюсь, к концу матча от него уцелеет хотя бы труба, а от меня хотя бы мое чувство юмора. Ха-ха! Это, разумеется, шутка!
Однако Таня почему-то остро ощутила, что не такая уж это и шутка. Особенно когда бабаи переглянулись с каким-то особенным выражением.
Баб-Ягун слегка снизился и извлек из-под мантии мощный бинокль.
– Что за шум там внизу? Это ревут трибуны! Момент, которого все так ждали, наконец наступил. Ворота Северного и Южного ангаров одновременно распахиваются. Джинны пугливо бросаются в стороны и – вылетают драконы! Наш Гоярын еще разгоняется для взлета, а египетский Тефтелет уже стремительно набирает высоту! Брр! Мне не по себе… Давно я не видел такого монстра. Изрыгая языки пламени, Тефтелет парит под самым магическим куполом, высматривая добычу. Я, конечно, понимаю, что перед матчем драконов не кормят, но кормили ли бабаи своего дракона хоть когда-нибудь? Во всяком случае, эта «чокнутая птичка» явно собирается перекусить сегодня на поле. Его зелененькие глазки с любопытством разглядывают пухленького Демьяна Горьянова. Я бы даже сказал, «пожирают». Что ж, трудно осудить его за этот выбор…
– ЯГУН! Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ!!! – во весь голос взвыл Демьян Горьянов, пришпоривая свой пылесос «Буран-100У».
– Мальчики! Мальчики! – крикнула Рита Шито-Крыто, а капитан Идиотсюдов показал Горьянову кулак.
– Эх, мамочка моя бабуся! Чего же медлят судьи? – продолжал Баб-Ягун. – Драконы уже в воздухе. Давно пора выпускать мячи! Так и есть… Главный судья Тиштря дает сигнал, и арбитры выносят корзину с мячами! Напоминаю, что всего их пять: пламягасительный, одурительный, перцовый, чихательный и обездвиживающий. Мячи забрасываются в пасть «воротам», то есть дракону команды противника, и взрываются, высвобождая скрытый в них магический заряд.
Таня поморщилась. «Зачем он объясняет? Неужели кто-то может не знать правил драконбола? Разве что среди зрителей затесался бы случайно лопухоид», – подумала она.
Младший арбитр сдернул с корзины крышку и отпрыгнул, прикрывая голову. Сразу пять мячей – каждый своего цвета – стремительно взвились вверх.
К ним разом устремились тибидохцы и бабаи. Мячи петляли в воздухе, уходя от погони. Помня совет Соловья, Таня пока держалась в стороне, не участвуя в схватке. Она лишь зорко всматривалась, пытаясь понять, где находятся в данный момент синий одурительный мяч и желтый обездвиживающий.
С ее наблюдательной позиции в центре поля Тане хорошо были видны оба дракона. Гоярын пока еще был спокоен, никого не атаковал и лишь изредка выдыхал короткие языки пламени, смешанного с дымом. Он всегда медленно выходил из себя и был пока настроен довольно миролюбиво.
Зато египетский дракон Тефтелет вел себя на удивление целеустремленно. Он уже полторы минуты гонялся за Лизой Зализиной, пытаясь длинными струями огня сшибить ее с ходиков. Пока что Лизе удавалось ускользать, все время меняя направление полета, но ее кукушка была уже в панике. Причем самое поразительное, что у Лизы не было даже мяча. Дракон атаковал ее явно из гастрономического интереса.
– Какое стремительное начало игры! Поразительный накал борьбы! – восклицал Баб-Ягун. – Бабаям удался захват мячей. Они завладели тремя мячами, а команда Тибидохса только одним! Пятый мяч пока еще никем не пойман, однако нападающие бабаев уже отважно атакуют Гоярына. Катя Лоткова и Жора Жикин стараются помешать им. Жикин стремительно разгоняется на швабре… Сейчас произойдет столкновение Жикина и номера третьего из команды бабаев Аппендицити! Ковер-самолет и швабра стремительно сближаются…
Трибуны тревожно загудели.
– Столкновение уже почти неизбежно! И… оно происходит! Жора Жикин на полной скорости врезается в магический купол. Пропеллер отлетает, сам же Жикин, не успев вытащить платок-парашют, летит на песок. К нему уже спешат санитары. Аппендицити же, в последний момент ловко ушедший от столкновения, как ни в чем не бывало продолжает атаковать Гоярына. Он даже не потерял мяч. Какая поразительная маневренность!
Таня поморщилась, с жалостью глядя на крошечную фигурку Жикина, которого санитары уже утаскивали с поля на носилках. Его швабра, не имевшая равных в полете по прямой и бесполезная при виражах, так и осталась валяться на песке. Почему же Жикин не послушался? Соловей же ясно говорил, чтобы он не увлекался погоней и не отлетал далеко от дракона! Теперь команда Тибидохса потеряла защитника в самом начале матча.
А вот Катя Лоткова на своем маленьком резвом пылесосике «Грязюкс» не поддалась на уловки бабаев. Вместо этого она подлетела к самой морде Гоярына и принялась успокаивать его, мешая ему погнаться за бабаями, старавшимися прижать дракона команды Тибидохса к земле.
– Опасный момент! – снова крикнул Баб-Ягун. – Номер пятый, Птах, нападает на Гоярына снизу с чихательным мячом. Он давно бы сделал бросок, но рот Гоярына закрыт. Птах дразнит его своими быстрыми перемещениями, стремясь вызвать дракона на огнеметание… Да, так и есть! Гоярын выдыхает пламя, но нападающий бабаев легко уходит от него нырком вниз. Птах доволен! Он явно рассчитывает, что теперь Гоярын распахнет пасть, чтобы втянуть воздух для нового огненного залпа, а вместе с воздухом втянет и мяч. Номер третий, Аппендицити, уже подкрадывается к Гоярыну сбоку. Я не могу разглядеть, какого цвета у него мяч… Так и есть – пламягасительный! Момент уже не опасный, он критический! Если Гоярын сейчас распахнет рот, в него будет заброшено сразу два мяча! Идиотсюдов и Шито-Крыто спешат к «воротам», но успеют ли?
Вытянув вперед руку со смычком, Таня тоже помчалась к Гоярыну. Она видела, что Аппендицити и Птах уже повисли у него над самой мордой и приготовились к броску. Катя Лоткова металась от одного к другому, но явно не могла помешать сразу двоим.
Невольно Таня почувствовала восхищение. Как отлично бабаи все рассчитали! Как хорошо они знают привычки драконов и их анатомию! После огненного выдоха дракон обязательно должен сделать вдох, иначе он просто рухнет вниз, так как весь воздух у него внутри уже выгорел. Сделать же новый огненный залп и отогнать врага ему уже нечем. Именно в этот момент он наиболее уязвим.
Тренер бабаев Амат встал и с насмешкой оглянулся, отыскивая взглядом Сарданапала.
Но кое-чего бабаи все же не учли. Гоярына сложно было назвать безобидным дракончиком. Это был самый старый и опытный дракон Тибидохса. Недаром в желудке Гоярына побывала не одна сотня игроков противника и неосторожных болельщиков.
– Невероятно! – воскликнул мгновение спустя Баб-Ягун. – Какой потрясающий удар хвостом! Номер пятый, Птах, сбит с коврика и уносится прочь точно камень из катапульты. Если у него не сломана дюжина костей, я ничего не смыслю в драконболе! Бабуся, готовь костеростки! Аппендицити не решается на бросок и поспешно набирает высоту. Чихательный мяч потерян. Его перехватывает Катя Лоткова и собирается дать пас… Интересно, кому она его даст? Неужели? Она дала его МНЕ!.. Есть, я его поймал!
Баб-Ягун прервал свой репортаж и в крутом вираже ушел от столкновения с одним из бабаев, явно шедшим на таран.
– Только что меня едва не прихлопнул номер седьмой, Хапри. Этот настырный бабуин, извиняюсь, бабай, и сейчас еще висит у меня на хвосте. Минуточку!
Баб-Ягун набрал высоту и, развернув трубу пылесоса, метко залепил преследующему его бабаю глаза майонезом.
– Артиллерия, пли! Как славно, что я догадался смазать свой пылесосик! – довольно воскликнул он. – Правда, перелил чуть-чуть, но с кем не бывает?
Пока бабай, бормоча разные нехорошие слова, брезгливо протирал глаза кистями коврика, играющий комментатор отважно ушел в пике и направил свой пылесос наперерез Тефтелету.
Египетский дракон уже поджидал его. Два крепких бабая на ковриках кружили вокруг головы Тефтелета, вызывающе посматривая на Ягуна.
Когда Ягун был уже на расстоянии огненного залпа, Тефтелет лениво разинул пасть и выплюнул – нет, не огонь, а часы с кукушкой Лизы Зализиной.
– Невероятно! Мы лишились еще одного игрока! Держись, Лиза! Главное, что ты не попала в когти, а из драконьего желудка мы тебя вызволим! – крикнул Баб-Ягун.
Он выждал, пока Тефтелет снова разинет пасть, и с силой метнул мяч. В следующий миг египетский дракон выдохнул пламя, и Ягуну пришлось срочно спасаться.
Он ждал, что чихательная магия сработает, но почему-то этого не происходило. Пораженный Ягун оглянулся и, заметив недалеко от драконьей пасти облачко пара, возле которого суетились сторожевые бабаи, крикнул:
– Нет! Этого не может быть! Тефтелет сжег чихательный мяч! Интересно, как отнесется к этому судья, или его пора сдавать на мыло?
А на трибунах возмущенный Сарданапал уже подбегал к Тиштре.
– Назначьте штрафной! Только что был мощный выброс «темной» энергии! Я почти уверен, что защитники применили магию!
Хитрый перс, держащий в одной руке кальян, а в другой чашечку с кофе, удрученно вздохнул.
– Правилами драконбола не запрещается сжигать мячи в воздухе, – благодушно сказал он. – А что защитники бабаев замедлили мяч, это надо еще доказать. Поверьте моему трехсотлетнему опыту судейства, виновного нам все равно не найти. На месте ваших игроков я бросал бы мяч только наверняка.
Усы Сарданапала возмущенно встопорщились.
– Это нечестно! Вы подыгрываете бабаям!
Тиштря с наигранным возмущением закатил глазки.
– Отойдите от меня, назойливый человек! Вы отвлекаете меня от важных дум! – томно попросил он.
– От каких дум?
Персидский маг тонко улыбнулся и стал покуривать кальян.
– От дум, какими словами я поздравлю дорогого бабая Амата, если случится, что его команда возьмет верх.
– ЧТО?! – вспылил Сарданапал. – Что вы сказали?
В следующий миг чашка с кофе вырвалась из рук Тиштри и вылилась персидскому магу на лысину, что же касается кальяна, то он просто-напросто исчез и лишь спустя много времени был найден в снегах Антарктиды, где вокруг него с недоумением прогуливались пингвины.
Медузия и Поклеп Поклепыч буквально оттащили рассвирепевшего Сарданапала от судьи. Им никогда не приходилось видеть благодушного академика в таком гневе.
– Зачем вы это сделали? Теперь он точно будет подыгрывать бабаям! – озабоченно сказал Поклеп, оглядываясь на мага Тиштрю, которому тренер бабаев услужливо промокал лысину своим платком.
– Он и так уже на их стороне, разве не видно? – пропыхтел Сарданапал, позволяя Медузии и Поклепу увести себя.
Тем временем борьба на поле приобретала все более ожесточенный характер. Бабаи несколько раз налетали на Гоярына, но тот раскидывал их ударами кожистых крыльев. Правда, удары проходили все больше вскользь, так что новых потерь бабаи пока не несли.
Катя Лоткова, буквально повиснув у дракона на шее, умоляла Гоярына не открывать пасть. Бабаев это не устраивало. Выбрав момент, когда Катя на своем пылесосике «Грязюкс» начала облетать Гоярына с другого боку, один из бабаев будто бы случайно врезался в нее.
– Возмутительно! – закричал Баб-Ягун. – Отвратительный прием! Номер девятый, Свеклид, нагло протаранил защитника команды Тибидохс Лоткову! Кате удалось усидеть, но пылесос получил серьезные повреждения. Она с трудом удерживает его в воздухе и… неужели пойдет на посадку? Да, так и есть! Ее «Грязюкс» буквально рассыпается в воздухе. Защитник Екатерина Лоткова повисает на платке-парашюте! К ней, разинув пасть, устремляется дракон египтян Тефтелет, но нападающая Тибидохса Татьяна Гроттер и Семь-Пень-Дыр успевают доставить Катю в зону безопасности. Она уцелела, но без пылесоса не сможет уже принимать дальнейшего участия в матче! Куда смотрит судья? Неужели он не покажет Свеклиду кузькину ма… красную карточку! Да, ура, он показывает ее, но… эй-эй-эй! Кому? Не верю своим глазам! Нападающему Тибидохса Семь-Пень-Дыру!!! Якобы Семь-Пень-Дыр подрезал в воздухе одного из бабаев! Да их не подрезать надо! Их надо из пулеме…
– ЯГУН! – крикнула Медузия.
– Я хотел сказать, что это просто безобразие! – поправился Баб-Ягун. – Команде Тибидохса назначается штрафной! Пробивать его будет номер шестой, Тут-Он-Хам-Он… Вот уж точно говорящее имя! Этот Хам-Он… я хотел сказать, Тут-Он… неторопливо плывет на коврике в одиннадцатиметровую зону. Особым заклятием Гоярына вынуждают приоткрыть пасть и… пламягасительный мяч залетает точно в ворота. Магия срабатывает с громким хлопком! Три очка!!! Команда бабаев открывает счет, а Гоярын до конца матча лишается возможности выдыхать огонь! Минутку… Я прерываю свой репортаж!
Заметив, что впереди мелькнул одурительный мяч, случайно упущенный одним из бабаев, Ягун погнался за ним, но его опередил Семь-Пень-Дыр. Поймав мяч, он отважно атаковал Тефтелета. Чуть позади, готовая в случае необходимости принять пас, мчалась на гитаре с прицепом Рита Шито-Крыто. Наперерез им уже спешили четверо бабаев – Аппендицити, Тут-Он-Хам-Он, Свеклид и Тошнотти. Догнав нападающих Тибидохса, бабаи не стали идти на таран, а применили странный и хорошо продуманный маневр. Аппендицити, Свеклид и Тут-Он-Хам-Он взяли их в кольцо, а Тошнотти полетел сзади…
– Какой наглый прием! – разнесся на весь стадион голос Баб-Ягуна, который первым сообразил в чем дело. – Нарушения как будто нет, но подумайте сами! Бабаи гонят нападающих Тибидохса навстречу огню своего дракона. Семь-Пень-Дыр и Шито-Крыто в безвыходном положении! Окруженные плотным кольцом бабаев, они не могут набрать высоту или уйти в пике. Если же они повернут назад, им грозит лобовое столкновение с Тошнотти! Нет сомнений, что, если такое произойдет, малоуважаемый и никем не обожаемый судья Тиштря немедленно воспользуется этим и назначит очередной штрафной удар. Семь-Пень-Дыр и Шито-Крыто в тяжелейшем положении ведут себя достойно. Набирая скорость, они устремляются в лобовую атаку на Тефтелета. Их отвага граничит с безумием! Ох, мамочка моя бабуся! Тефтелет распахивает пасть и выдыхает пламя! С такого расстояния промахнуться невозможно! Семь-Пень-Дыр встречает пламя грудью, загораживая собой Шито-Крыто. Упырья желчь позволяет ему уцелеть, но его пылесос расплавлен, а волосы дымятся. Какое мужество! Камнем падая вниз, он успевает все же передать пас Рите Шито-Крыто… Тефтелет переворачивается в воздухе и пытается встретить Риту своими кошмарными когтями…
Трибуны замерли от ужаса. Многие тысячи глаз были прикованы к небу, где в этот момент происходило нечто невиданное. Один циклоп даже хлопнулся в обморок, проломив затылком тренерскую скамью. Соловей успел отскочить, а Амат заработал под глазом лиловый фонарь, подсветивший его оплывшее лицо и придавший ему неожиданное выражение вдохновенного безумия.
– Рита гонит свою гитару с прицепом прямо навстречу когтям, – обеспокоенно тарахтел Баб-Ягун. – У нее нет уже возможности свернуть… Не-ет!!! Он прикончит ее! Поразительно! Недаром Риту называют самым непредсказуемым игроком Тибидохса!.. Она набирает высоту и, избежав столкновения с когтями, влетает в пасть Тефтелета, не теряя мяча! Так вот в чем состоял ее план! Прицеп ее гитары встает торчком, буквально затыкая дракону пасть! Прежде чем Тефтелет успевает расплавить ее огнем, Рита, прижимая мяч к груди, ласточкой прыгает ему в горло, укрываясь в драконьем желудке от его когтей и зубов!.. Что ж, учитывая, что там уже находится Лиза Зализина, Рите будет с кем потрепаться, дожидаясь конца матча!.. Одурительный мяч с хлопком срабатывает, принося Тибидохсу одно очко. Тефтелет в ярости. Он начинает бестолково метаться по полю, гоняясь за кем попало, в том числе за игроками своей команды! Бабаи трусливо разлетаются в разные стороны!.. Им совсем не улыбается оказаться в страшных когтях своего же дракона.
После подвига Риты Шито-Крыто болельщики Тибидохса воспряли, но ненадолго. Несмотря на заброшенный мяч, по очкам все равно продолжали вести бабаи. К тому же в команде Тибидохса оставалось всего пять игроков против девяти игроков у бабаев.
Используя количественный перевес, бабаи играли все настойчивее. Двое бабаев – Тошнотти и Свеклид – умело спровоцировали потасовку. Один из них ловко подставился под Юру Идиотсюдова, а другой, стремительно налетев сзади, сшиб капитана сборной Тибидохса с летательного инструмента. Почти одновремено у Кузи Тузикова заглох реактивный веник, и он вынужден был воспользоваться платком-парашютом.
Судья Тиштря почесал нос и не стал назначать штрафного.
– Ваш игрок сам виноват. Никто не просил его таранить Тошнотти. И прошу вас не свистеть у меня над ухом. Я не хочу оглохнуть, – сказал он возмущенному Соловью.
Избегая прямых столкновений с бабаями, Таня стремилась отыскать в воздухе обездвиживающий мяч – единственный мяч, который мог еще спасти игру. Однако он, не даваясь никому в руки, то совсем исчезал, то вдруг появлялся в самых непредсказуемых местах.
Еще через пять минут игры Демьян Горьянов, увлекшись погоней за перцовым мячом, слишком близко подлетел к Тефтелету и попал под удар его крыла. Санитары выкопали Демьяна Горьянова из песочка и деловито утащили его с поля. Перцовый мяч был перехвачен Свеклидом, который попытался забросить его в пасть Гоярыну. Однако мяч пролетел мимо цели, а в пасти у дракона оказался сам Свеклид.
– Положение становится все отчаяннее! – комментировал Баб-Ягун. – В нашей команде осталось всего два игрока – я и Таня Гроттер. Бабаев же целых восемь обезь… я хотел сказать, магов! После неудачи Свеклида они временно отказались от атак на Гоярына и любой ценой стремятся вывести из игры меня и Таню, а уже потом неторопливо расстреливать нашего дракона мячами.
Ягун деловито оглянулся.
– Как вы видите, по меньшей мере четыре бабая висят у меня на хвосте. К сожалению, мне видны не все номера, но я все же попытаюсь предположить, кто это может быть… Тошнотти, Тут-Он-Хам-Он… А вот кто третий? Гнусав или Дурамзес?
– Осторожно! – закричала Таня. – ЯГУН!!!
Она первой поняла, что Ягуна погубило его комментаторство. Увлекшись перечислением бабаев, он почти не смотрел вперед, а когда повернулся, то было слишком поздно. Страшные когти Тефтелета были уже совсем близко. Сомкнувшись, они процарапали Ягуну плечо. Другой коготь вонзился бы ему в сердце, но, к счастью, натолкнулся на пылесос и скользнул по нему.
Ягун успел спрыгнуть и теперь падал вниз, продолжая сжимать в руке ненужную уже трубу. Взбешенный Тефтелет сложил крылья и преследовал его, выставив все четыре когтистые лапы. Еще несколько секунд – и сразу шестнадцать страшных когтей пронзят Ягуна. Его горящий пылесос уже падал завывающей огненной кометой.
Трибуны застонали. Не сговариваясь, болельщики Тибидохса стали обстреливать Тефтелета боевыми искрами. Но искры отскакивали от магического купола, призванного оберегать зрителей от драконьего пламени.
– Ой, мамочка моя бабуся! Он меня сейчас прикончит! Хочу памятник с крылышками! – завопил Баб-Ягун, чудом не утративший чувства юмора.
– Держись крепче! Не открывай платок-парашют! – крикнула Таня.
Не задумываясь, что делает, она прижалась грудью к контрабасу и метнулась наперерез дракону. В тот миг, когда черная тень Тефтелета почти уже накрыла ее, она схватила Баб-Ягуна за шиворот и дотащила его до безопасной зоны.
Упав на четвереньки, Ягун быстро метнулся под небольшой защитный колпак, похожий на перевернутую миску, – колпак, специально созданный, чтобы сбитые с инструментов игроки могли прятаться под ним от драконов, для которых были бы слишком легкой добычей. Убедившись, что опасность ему больше не угрожает, Таня резко бросила контрабас в сторону, а затем вверх.
Кожистое крыло Тефтелета рассекло воздух совсем близко. Контрабас толкнуло порывом ветра. Бабаи, которым спина их дракона на несколько секунд заслонила Таню, были поражены, когда она вдруг скользнула мимо его бока и поднялась под самый купол.
Тефтелет попытался выцарапать Ягуна из-под защитного колпака, но не сумел и вновь взлетел. Убедившись, что дракон удалился, Баб-Ягун осторожно высунул нос из укрытия.
– Уф! Продолжаем наш репортаж с места событий! С вами я, все еще несъеденный, но уже лишившийся пылесоса Баб-Ягун! – отдышавшись, продолжал он. – Теперь из всей команды Тибидохса в игре остались лишь нападающая Татьяна Гроттер и наш дракон Гоярын. Им противостоят восемь бабаев и огнедышащая взбесившаяся гора мяса, едва не отправившая меня на тот свет…
Египетский дракон, словно сообразив, о ком идет речь, выпустил длинную струю пламени, загнав незадачливого комментатора под защитный колпак.
Бабаи захохотали.
– А, не любишь критики, паразит! Чтоб ты на тушенку пошел! Полцарства за огнетушитель! – потрясая кулаком, возмущенно крикнул Баб-Ягун.
Высовываться он больше не рисковал и вел репортаж из укрытия.
– Татьяна Гроттер активно включается в борьбу за оставшиеся мячи. Сразу несколько бабаев устремляются к ней со всех сторон. Тошнотти подрезает, Аппендицити атакует снизу, Тут-Он-Хам-Он сверху. Держись, Таня! О, какая отличная бочка! В последнюю секунду Татьяна Гроттер красиво отрывается от противника. Тут-Он-Хам-Он и Аппендицити не успевают затормозить и сталкиваются на том самом месте, где мгновение назад был контрабас! Аппендицити от удара слетает с ковра и падает. Шлеп! Из песка торчат только его пятки… Тут-Он-Хам-Он успевает ухватиться за кисть своего коврика и старается подтянуться. Он почти успевает, но… снизу уже приближаются Гоярын и Тефтелет. Кому из них, интересно, достанется эта лакомая тефтелька, да простят мне каламбур! О, мамочка моя бабуся! Драконы перетягивают Тут-Он-Хам-Она каждый в свою сторону. Эй-эй, ребята, не ссорьтесь! Можно же и поделиться! Пусть один возьмет себе Тут-Он, а другому достанется Хам-Он… Нет, Гоярын великодушно уступает, и весь Тут и Он же Хам в полном комплекте рук и ног достается Тефтелету… Надеюсь, Рита Шито-Крыто и Лиза Зализина окажут бабаю первую магическую помощь и уж во всяком случае не защекочут его до смерти…
Гробыня на гостевой трибуне поднесла к глазам бинокль. На несколько секунд в бинокле возникло кислое лицо главного судьи Тиштри и круглая мясистая физиономия Амата, который, возмущенно вопя, с такой яростью размахивал руками, что болельщики с ним рядом разлетались точно кегли.
«Ну и дела! А Гроттерша-то и правда ничего! Все-таки три красные искры есть три красные искры!» – не без зависти подумала Склепова.
Тем временем, выйдя из очередной мертвой петли, Таня внезапно заметила оба мяча. За одним из них – перцовым – гнался на коврике Тошнотти, гнался и не видел, что совсем недалеко, почти под ним, над песком арены повис обездвиживающий мяч.
– Не подведи! Давай! – крикнула Таня контрабасу, словно он был живой, и, вытянув руку со смычком, рванулась вперед.
Перед глазами все смазывалось: лица зрителей, мелькавшие коврики бабаев, светлая чешуя на брюхе кружившего над ней дракона. Контрабас несся как стрела, как солнечный блик. Таня не видела и не замечала ничего, кроме заветной желтой точки впереди. Когда она была от нее на половине пути, бабаи тоже заметили мяч. Сразу пять ковриков, рассекая воздух, помчались следом.
– Невероятно! Бешеная, сумасшедшая гонка! Какие скорости! – пораженно восклицал Баб-Ягун. – Татьяна Гроттер уверенно приближается к мячу! Но бабаи не отстают. В воздухе они разделяются и окружают Таню. Сумеет ли она завладеть мячом и вырваться из такого плотного кольца? Обездвиживающий мяч висит совсем близко от прозрачной магической стены. Даже в обычных условиях сбросить скорость и развернуться на таком коротком отрезке почти невозможно…
Таня и сама видела уже магическую стену. Та, хоть и прозрачная, слегка серебрилась. Облака за ней съеживались, походили на мокрый пух. Обездвиживающий мяч – главный мяч игры, точно в насмешку, висел совсем рядом, почти касаясь стены.
Действуя по наитию, Таня стремительно накренилась влево и развернула контрабас боком. Теперь она летела – точнее тормозила – в наклонном положении, вытянув вперед ноги и балансируя смычком. Стремительный полет замедлялся, темные точки преследующих ее бабаев становились все отчетливее. Уже можно было разглядеть шерсть на их плоских лицах и кисти ковров со множеством амулетов.
Удар! Ее ступни спружинили обо что-то упругое, как мат. На миг в глазах потемнело, но уже в следующую секунду в ладонь ей ткнулся переливающийся шар. Получилось! Обездвиживающий мяч у нее!
– О, мамочка моя бабуся! – почти застонал Баб-Ягун. – Татьяна Гроттер тормозит, заваливает контрабас набок и отталкивается от магической преграды ногами. Отлично! Последний раз этот опасный прием удался в 1567 году легендарному Скородуму Сплюснутому! Правда, Скородум спружинил о магическую преграду собственным носом, отчего и получил славное прозвище Сплюснутый… Таня ловким нырком уходит от Дурамзеса и летит навстречу Гнусаву. Неужели попытка тарана? Я вижу уже гнусную ухмылку на гнусной физиомордии гнуснейшего Гнусава, но… какой ловкий нырок под днище контрабаса! Гнусав беспомощно проносится над ее головой. Кажется, он даже зажмурился, ожидая столкновения!.. Молодец, Таня! Потрясающая джигитовка – и это с мячом в руках, когда приходится еще держать смычок! Нет, я ошибся, Тане удалось закрепить мяч на предплечье… Теперь она старается определить, в какой части поля находится Тефтелет, чтобы отважно атаковать его.
По песку скользнула тень. Свист брошенного мяча и короткий драконий рык привлекли внимание комментатора. Ягун повернулся.
– Погодите, я что-то пропустил! – крикнул он. – Острый момент на другом конце поля! Тошнотти с перцовым мячом атакует Гоярына. Отличный бросок и… вы это видели? Гоярын ловит мяч губами! Магия не срабатывает, поскольку значительная часть мяча находится снаружи! Теперь, чтобы завладеть мячом, Тошнотти придется в буквальном смысле залететь Гоярыну в рот, но не думаю, что он на это отважится. Да, так и есть! Бабай лишь кружит рядом, стараясь не попасть под удары крыльев. Гоярын снова издает короткий рык. Такое чувство, что он окликает кого-то, но вот только кого?
Таня тоже услышала рык Гоярына. И – в отличие от Баб-Ягуна – поняла, кого он зовет. Развернув контрабас, она метнулась к своему дракону.
Тошнотти, скалясь, слегка отодвинулся и сделал ручкой приглашающий жест. Вероятно, перегревшись на весеннем солнышке, он решил, что Таня перепутала драконов и сейчас с обездвиживающим мячом влетит прямо в глотку к Гоярыну. Но еще раньше Гоярын, узнав ее, с силой мотнул головой. Перцовый мяч описал в воздухе широкую дугу, и Таня, заложив крутой вираж, смогла перехватить его.
Ухмылка мгновенно стерлась с физиономии Тошнотти, а сам он стремительно рванул за Таней, буквально сев ей на хвост. Даже не оборачиваясь, Таня ощущала протянутые к ней длиннющие лапы. Она пыталась отделаться от Тошнотти резкими поворотами и внезапными рывками, но бабай висел как приклеенный.
С севера к ней приближались Гнусав и Дурамзес, упорно отсекая ее от Тефтелета. Теперь, чтобы пробиться к дракону противника, Тане пришлось бы протаранить их, на что тяжелые бабаи и надеялись.
– Нет, вы такое видели? Татьяна Гроттер, единственный уцелевший игрок команды Тибидохса, завладевает самыми важными мячами матча – перцовым и обездвиживающим! Если она сумеет забросить хотя бы один – победа обеспечена! Правда, это будет непросто: одна хрупкая девочка и шестеро озлобленных мака… бабаев! – надрывался Баб-Ягун.
Наконец ложным поворотом Тане удалось обхитрить приклеившегося к ней Тошнотти. В тот миг, когда он, поверив в ее маневр, бросил свой ковер вправо, Таня резко взмыла вверх.
Глаза слезились. Смычок нетерпеливо дрожал в руке. Никогда прежде Таня не ощущала с ним такого единения. Порой ей даже начинало казаться, что он опережает ее мысли и управляет всеми ее действиями в воздухе. Если в первые минуты матча она жутко трусила и не совсем доверяла смычку, то теперь ощутила вдруг странную легкость. Даже грозные бабаи, с ненавистью скрежещущие зубами, и их свихнувшийся дракон-убийца перестали пугать ее.
Неожиданно, почти в тот самый миг, когда Таня поверила, что нет ничего невозможного, ее контрабас вдруг провалился в воздушную яму. Взмахнув смычком, она кое-как выровняла его, но налетевший неизвестно откуда вихрь закружил ее как щепку.
«Он меня сбросит. Я сейчас свалюсь!» – подумала Таня с ужасом.
Недоумевая, что стало с ее инструментом, она изо всех сил старалась удержаться. Струны жалобно выли, нос контрабаса нырял то вниз, то сразу вверх. Во время одного из безумных нырков Таня случайно увидела лицо ближайшего к ней бабая. Тот неподвижно завис на своем коврике и, держа в руке кисть с талисманом, быстро бил им себя по ладони, что-то шепча. На Таню он при этом не смотрел: все его внимание было приковано к талисману.
– Нечестно! – закричал в то же самое время Баб-Ягун. – Где справедливость? Бабаи используют сглаз!.. Я отлично вижу, что их полузащитник Дурамзес делает со своим талисманом! Неужели судья не вмешается? На мыло такого судью, на колбасу, на студенческие сосиски!.. Контрабас Татьяны Гроттер вот-вот врежется в песок… Но что это? Какой отличный маневр! Проносясь мимо Дурамзеса, Таня со всей силы бросает в него перцовым мячом! Отличный удар! Дурамзес от неожиданности проглатывает свой талисман, который, нашептывая, держал слишком близко ко рту!
Трибуны с болельщиками Тибидохса торжествующе заревели.
– Вы только посмотрите: теперь самого Дурамзеса швыряет из стороны в сторону! – в восторге восклицал Баб-Ягун. – Он пытается выплюнуть талисман, но бесполезно. Из его ушей вырываются вихри, а из носа пар! Другие бабаи в ужасе разлетаются! Какое кошмарное зрелище! Дурамзес срывается с коврика и падает с огромной высоты, да еще на голову главному судье Тиштре, выбежавшему на поле! Зато теперь Тиштря не сможет утверждать, что тут обошлось без сглаза. Пока же главного судью стараются выкопать из песка, в который Дурамзес вбил его по самые уши…
Таня – потом ее много раз об этом спрашивали – и сама толком не могла объяснить, почему швырнула в полузащитника бабаев перцовым мячом. Уж больно искусительной мишенью была его остроухая голова со свалявшейся шерстью на затылке. То же, что он подавился талисманом, можно было отнести к неожиданным, но приятным случайностям.
– Жаль, что это не дядя Герман! И не Чума-дель-Торт! – буркнула Таня, проводив Дурамзеса взглядом.
Ее контрабас послушно вынырнул из последней ямы и, едва не зацепив лакированным днищем песок, взмыл под самый купол, где перед носом у Тефтелета уже роились оставшиеся пять бабаев. Пробиться к дракону, минуя их, не было ни малейшей возможности. Заметив, что перцовый мяч, отскочивший от головы Дурамзеса, все еще висит в воздухе, Таня подхватила его и прикрепила к предплечью.
Бабаи недружелюбно наблюдали за ней, медленно надвигаясь. Похоже, отчаявшись справиться с ней в схватке один на один, они решили взять Таню методичной осадой, используя Тефтелета как передвижную огнеметную пушку.
Таня растерялась было, но тотчас в памяти у нее послушно всплыл абзац из справочника «Драконы: разведение, дрессировка, лечение». Того прожорливого справочника, который когда-то едва не отгрыз ей палец на руке, а потом долго улепетывал от джинна Абдуллы, отказываясь вставать на библиотечную полку.
Абзац же, проявившийся у Тани в памяти, гласил:
«Драконов легко вывести из себя. Будьте осторожны. Помните, что они всегда бросаются на быстродвижущиеся предметы!»
– А что, если?.. – не успев еще додумать эту соблазнительную мысль до конца, Таня уже вовсю петляла у Тефтелета перед носом, дразня его быстрыми перемещениями и яркими мячами.
– Отлично, отлично! Татьяна Гроттер умело выводит из себя дракона египтян! Тефтелет угрожающе ревет. Похоже, испытывая его терпение, Танюша чересчур увлеклась. Внезапная струя огня едва не превращает ее в поджаристый тост. Будь осторожна, Таня! Сейчас дым рассеется и… Да, так и есть! Взбешенный дракон и пятеро кипящих от злости бабаев, изменив своей тактике постепенного наступления, преследуют Таню на всех парах… Что она сделает? Нет, такого просто не может быть! Это безумие! На полной скорости Татьяна Гроттер переворачивается на контрабасе и летит теперь спиной вперед…
Не только Ягун был поражен. Гробыня уронила бинокль на голову сидящему впереди Гуне Гломову. Соловей О. Разбойник вскочил, забыв про несгибающуюся ногу. Поклеп Поклепыч схватился за сердце и сполз под скамью. Русалка, высунувшись из бочки, поспешно обмахивала его хвостом.
Тренер египтян Амат поочередно хватался за свои амулеты и что-то бормотал. Его лысина даже вспотела от усердия. Он не замечал снисходительной усмешки Медузии, поставившей блок на всю его черную магию.
Доцент Горгонова вела себя уравновешеннее всех болельщиков. Прикрыв козырьком глаза, чтобы не ослепляло солнце, она ни на миг не отрывала внимательного взгляда от смычка в руках у Тани.
Лишь незадолго до того, как Таня провалилась в воздушную яму, Медузия ненадолго отвлеклась, чтобы строго зыркнуть на богатырей-вышибал Дубыню, Горыню и Усыню. Могучие братцы, возмущенные жульничеством, явно сговаривались накостылять судье Тиштре и Амату и присмирели только после взгляда Медузии.
Баб-Ягун подскакивал от нетерпения, то и дело стукаясь лбом о защитный колпак, и кричал в свой крошечный рупор:
– Я не верю своим глазам! Какая смелость! Молодец, Таня! Вот что значит моя школа! Бабаи трусливо оглядываются. Они вынуждены разорвать дистанцию из опасения попасть под обстрел своего дракона, у которого после одурительного мяча шарики закатились за ролики! Тефтелет все ближе! Опаснейший маневр! Таня подпускает его к себе, а потом резко откидывается на спину и… почти падает вниз. Раскаленный язык пламени проносится в каком-то полуметре от ее лица. Сомнений нет – мы стали свидетелями «мгновенного перевертона»! На огромной скорости Таня выпрямляется, и вот уже два мяча летят в не успевшую захлопнуться пасть Тефтелета! Двойная вспышка!.. Тефтелет выплевывает проглоченных игроков, снижается и… вот он уже лежит на песочке, не в силах сдвинуться! Какой громкий храп! На месте судей я переименовал бы обездвиживающий мяч в мяч-храпун! Ха-ха!.. Наша взяла! ПОБЕДА!!! «Мгновенный перевертон» и победа!!! Ур-ра!
– Ур-ра!
Многочисленные болельщики Тибидохса восхищенно взревели. Казалось, их радостный вопль разнесся далеко за пределы Буяна и раскатился по всему земному шару, где у приемников и зудильников замерли тысячи магов, не сумевших лично попасть на состязание.
Уже у самого песка, поспешно перевернувшись, Таня направила смычок вверх и заставила инструмент вновь взмыть в небо. Струны надсадно загудели, но справились с перегрузкой. Тане захотелось расцеловать свой контрабас и не только его. Не обращая внимания на сконфуженных бабаев, бросавших на нее косые, но уже бессильные взгляды, она подлетела к Гоярыну и обхватила его за сверкающую шею.
– Мы победили! Понимаешь, Гоярын, победили! Какой же ты все-таки молодец! – восклицала Таня. По лицу у нее текли слезы.
Страшный дракон довольно сопел. Внутри у него что-то урчало, а Таня так почему-то и не могла вспомнить, проглотил он кого-нибудь сегодня или нет. Но это было уже неважно.
Так вместе они и опустились на поле: Таня и Гоярын.
К ней, прихрамывая, уже восхищенно ковылял Соловей О. Разбойник, а за ним густой толпой валили прорвавшиеся болельщики, которых не могла уже остановить никакая магическая преграда.
Едва дождавшись, пока джинны уведут Гоярына, Таню подхватили и стали в восторге подбрасывать вместе с инструментом.
– Эй, народ! Контрабас! Контрабас не разбейте! – встревоженно восклицала Таня, пытаясь не выпустить его из рук.
– Ах, какая ты чудесная! Ах, какая ты настойчивая! Ах, какая ты смелая! Можно я к тебе прикоснусь? – восторженно пищала Дуся Пупсикова, пробиваясь вперед сквозь толпу болельщиков, и вдруг: – Ой, не роняйте мне ее на голову! Ой, я боюсь! Ой, я не успела ее поймать!
Тане помогли подняться и отряхнуться от песка.
– Ну что, Пупсикова, прикоснулась ко мне? Довольна? – буркнула Таня, отбирая у кого-то контрабас и проверяя, нет ли на нем трещин.
– Но я, правда, не успела! Ты так быстро падала, а у меня такие слабые руки! – оправдывалась Дуся. – Ты ведь не ушиблась, нет?
А на трибуне Сарданапал, улыбаясь, подошел к Амату. Тренер бабаев хмуро сунул ему Амулет Истины. Прозрачный камень был теперь черным как смоль, что неудивительно: Амат был зол как собака. Лишь в руках у академика он вновь приобрел прежний вид.
– Ну что, Амат, чья взяла? – спросил Сарданапал.
– Если бы не этот ваш гениальный девчонка, все сложилась бы по-другому! Она поломать нам всю игру! Почему ее фамилий есть Гроттер? Она родственница Леопольда? – раздраженно спросил египтятин.
– И очень близкая. Это его дочь, – пояснил академик.
Пораженный бабай всплеснул руками, нечаянно заехав по носу одному из арбитров.
– Что? – воскликнул он. – Я об этом ничего не ведать! Так это та Таня, которая победить Ту-Кого-Нет! Тогда я понимать, почему она побить мои мальчики! Только недолго осталось ей играть в драконбол! Смерть стоять у нее за плечами и говорить ха-ха!
Усы Сарданапала недобро встопорщились.
– Это что, угроза? – холодно спросил академик.
В его голосе появилось нечто такое, отчего Амат тревожно сузил глаза. Одновременно он на всякий случай отодвинулся от бороды Сарданапала, явно имевшей намерение его придушить.
– О нет, академик! Это не угроза! – поспешно сказал тренер бабаев. – Мои мальчики и я не причиним ей вреда. Мы умеем достойно проигрывать. Но перед чемпионатом мы всегда гадать на бараний лопатка! Бараний лопатка сообщать, что кто-то победить нас в честный бой – один против многих. Если бы я знал, что это произойти в первой же игре, я никогда бы не спорил на ваш перстень! Еще лопатка сказать, что тот, кто побить мои мальчики, должен потом бояться стекло! Очень бояться стекло! Если вы мне не верить, взгляните на мой… уже на ваш… Амулет Истины.
Сарданапал задумчиво взглянул на выигранный амулет. Камень, похожий на янтарную слезу, и не думал багроветь. Египтянин говорил правду.
Глава 13 Плащ, шип и кинжал
Баб-Ягун уронил голову на учебник по нежитеведению, который тотчас принялся сочувственно обмахивать его страницами.
– Все! Я больше не могу! Пусть меня лучше зомбируют! – простонал он. – Мы герои матча с бабаями, гордость Тибидохса! Мы помогли Сарданапалу сохранить перстень и выиграли ему Амулет Истины! Ну скажи: разве можно задавать нам столько уроков?
– Чего ты ко мне пристал? Я тебе, что ли, задаю? Жалуйся Медузии! – огрызнулся Ванька Валялкин.
В последние дни он стал какой-то нервный, дерганый. Похоже, переутомился, пытаясь выполнить все задания. А ведь еще надо было помогать Тарараху.
– Ага, пожалуешься ей! – фыркнул Баб-Ягун. – Она только и твердит, что об экзаменах! Совсем озверела. Я бы таких преподавателей прямиком ссылал в подвал, по ту сторону Жутких Ворот. Она бы там весь хаос разметала и древних богов по росту построила.
– Да ладно тебе… – примирительно сказала Таня, отрываясь от написания доклада по практической магии.
Доклад назывался «Болотные пиявки в системе современного мироздания» и должен был содержать только собственные мысли. Тему для доклада ей дал профессор Клопп, который после истории с кольцом дедушки Феофила придирался по всякому поводу.
– Именно по ту сторону Ворот! И чтоб она там сидела и не квакала! – продолжал возмущаться Баб-Ягун.
Он смотрел в другую сторону и не видел, что толстый «Вампиро-упырский словарь» (3-е дополненное издание под ред. доц. Медузии Зевсовны Горгоновой) осторожно отрывается от парты.
– Берегись! Сзади! – крикнула Таня.
Баб-Ягун обернулся, вскочил и бросился наутек. «Вампиро-упырский словарь» мчался следом, то и дело пикируя как бомбардировщик.
– Ой, мамочка моя бабуся! Я больше не буду! Медузия хорошая!.. Самая лучшая! БАХ! Только не по голове! Она у меня и так плохо думает! – вопил внук Ягге.
Таня засмеялась. Ругая Медузию, Баб-Ягун поступил неосторожно. Преподавательница по нежитеведению умела постоять за себя, даже отсутствуя.
Через некоторое время Ягун вернулся сконфуженный.
– Я ему тоже навалял, вы не думайте! Он меня долго помнить будет! – буркнул он и молча засел за уроки.
Примерно через час круглый столик, за которым они готовили домашнее задание, соскучившись, начал приплясывать на гнутых ножках. Перо скользнуло, и Таня поставила кляксу на бересте с докладом. Клякса немедленно расползлась, сложившись в ехидную ухмылочку.
– Дрыгус-брыгус! – крикнула Таня, заставляя столик утихомириться.
Вся мебель в Тибидохсе была живая, и это порождало множество трудностей. Например, стулья имели привычку отпрыгивать в тот самый момент, когда на них почти уже сели. А парты начинали предательски визжать: «Караул! Он списывает!», когда на контрольной отчаявшийся ученик пытался вытащить учебник.
Таня раздосадованно разглядывала кляксу. И надо же было ухитриться поставить ее в самом конце, когда доклад был уже почти закончен! И зачем магам гусиные перья, разве нельзя пользоваться шариковыми ручками, карандашами или фломастерами? Нет, что ни говори, а лопухоидам куда как проще…
Таня попыталась промокнуть кляксу, но та ловко удирала от нее по всему листу, смазывая уцелевшие буквы. При этом клякса ухитрялась принимать то форму виселицы, то черепа, то маленького профессора Клоппа с его головой в форме редьки.
– Ягун, что делать? Она не стирается! – пожаловалась Таня.
Баб-Ягун хмыкнул:
– А она так и не сотрется. Лучше за ней не гоняйся. Тут особая промокашка нужна.
– У тебя есть?
– Не-а, сейчас нету, – замотал головой Ягун. – У моей бабуси есть. Хочешь, я сбегаю в магпункт?
Таня отказалась от его помощи и отправилась в магпункт сама. Она устала. Ей чудилось, что мозги ее сварились вкрутую, как яйцо.
Скорее бы начались летние каникулы! Как утверждали старшеклассники, каникулы в Тибидохсе всегда проходили очень интересно. Целых три месяца на океанском побережье, в лесу и в горах! Никаких уроков, никаких занятий, только тренировки по драконболу. Не то что в заграничных магических школах, где на каникулы всегда отфутболивают к лопухоидам.
Главная Лестница все еще охранялась циклопами, и, чтобы попасть в магпункт, Тане нужно было сначала пройти через Зал Двух Стихий, а потом по старой лестнице атлантов с ее огромными ступенями.
Суровые атланты стояли на мраморных тумбах и держали на плечах каменные своды Тибидохса. Изредка то один, то другой начинал щеголять силой и пытался приподнять потолок выше других. Остальным атлантам становилось обидно. Они гневно ревели, принимались трясти своды, и Большая Башня начинала ходить ходуном. Обычно, чтобы утихомирить их, Сарданапал посылал вниз своего золотого сфинкса.
Сейчас, впрочем, большинство атлантов дремало стоя, остальные же угрюмо смотрели перед собой, не обращая на нее внимания, так что Таня проскочила этот опасный участок без приключений. Запыхавшись, она почти уже вскарабкалась на последнюю ступеньку, когда внезапно впереди послышались громкие голоса.
Это было так неожиданно, что девочка мгновенно юркнула за ногу последнего в ряду атланта и, присев на корточки, притаилась.
Из бокового коридора, ведущего к подъемному мосту, появились Тарарах и Поклеп Поклепыч. Оба были заляпаны ряской и тиной и распространяли болотный запах. Перед лестницей они остановились, чтобы привести себя в порядок.
– С ней правда все в порядке? Она не болеет? – обеспокоенно спросил Поклеп.
– Нормально. Только кончай ее рыбьим жиром поить. Целыми ночами песни орет – спать невозможно! – проворчал Тарарах, обирая с груди водоросли.
– Но она же просит! – удивился Поклеп.
– Мало ли, кто что попросит. Тебя в школе не учили, что нежить нельзя перекармливать? А уж спаивать и подавно. Ты что, маленький? Таким истеричкам даже кофе не наливают.
Суровый завуч вздохнул.
– Лямур есть лямур… А почему у нее чешуя позеленела? Это не опасно? – снова забеспокоился он.
– Лето на носу, пруд цветет, потому и позеленела. Что ей, этой рыбине, сделается? Ее и оглоблей не убьешь! – хладнокровно отвечал Тарарах.
– Нет, ты ее так не называй! – оскорбился Поклеп. Голос у него дрогнул. – Она… она не такая! Она не рыбина! У нее, знаешь, душа какая! Огромная душа! Ранимая! То она меня хвостом колотила, а вчера, представляешь, засмеялась так ласково и в щечку поцеловала!
Тарарах сочувственно хмыкнул.
– Уши б поотрывал купидонам за такие дела! Что с мужиком сделали! – буркнул он.
Простившись с Поклепом, питекантроп стал было спускаться по лестнице, но внезапно вернулся.
– Погоди-ка! Дети уже знают, что матчи по драконболу здесь, в Тибидохсе, перенесены на неопределенное время? – озабоченно спросил он.
– Нет, не знают, – ответил Поклеп.
– Это свинство! Они же так ждут! Почему вы не скажете им правду? – возмутился Тарарах.
– Какую правду?
Поклеп Поклепыч моментально переменился. Его крошечные глазки вновь стали колючими, а движения резкими.
– Правду про то, что происходит в Тибидохсе. И про то, что случилось вчера ночью, – сказал Тарарах.
– Нет! Они не должны этого знать! Я убедил Сарданапала держать все в секрете. Это может посеять панику. Возможно, через несколько дней придется закрывать не только Лестницу, но и всю Башню. Ума не приложу, куда мы денем учеников. Возможно, снова придется отсылать их к лопухоидам.
– Значит, он еще не перестал пульсировать? – с беспокойством спросил Тарарах.
Завуч помрачнел.
– Не только не перестал. Сияние с каждым часом становится все ярче. Магический проход расширяется. Мои заклинания уже почти его не сдерживают. Кажется, что там открылась огромная воронка, втягивающая все в себя. Даже циклопы теперь не решаются подняться выше второй площадки – и я их могу понять.
– Это после того страшного случая? – спросил Тарарах.
– Да, после него. Он точно взбесился.
– Но такое… такое же бывает, только когда он захватит добычу!
– Похоже, что и на сей раз он ее захватил. Не знаю как, но захватил. И самое скверное, мы до сих пор не знаем, кто туда проник и как проник. Вроде бы все на месте, – неохотно ответил Поклеп.
Тарарах огорченно опустился на ступеньку. Теперь он был совсем близко от Тани, так близко, что мог бы коснуться ноги атланта, за которой она пряталась. Девочка старалась громко не дышать, чтобы не выдать себя. Ей и так уже ясно было, что она услышала то, чего не должна была слышать.
– Ишь ты какое дело! Воронка открывалась уже трижды, – задумчиво сказал питекантроп. – Первый раз за день до того, как мы отправили детей к лопухоидам. Второй раз – незадолго до их возвращения. И вот сейчас… И всякий раз нам не удавалось узнать, кто именно стал его жертвой. Все ученики и преподаватели на месте, нежить же вообще не может стать добычей, поэтому в расчет не берется. Прям башка трещит от всех этих мыслей!
– Тибидохс всегда умел хранить свои тайны, – мрачно сказал Поклеп.
Вытащив из-из уха прилипшую водоросль, завуч некоторое время тупо разглядывал ее. Потом бросил на пол, растоптал и, махнув Тарараху рукой, исчез в одном из коридоров.
Через некоторое время ушел и Тарарах, а Таня, ошеломленная, забывшая о том, что направлялась к Ягге, еще долго сидела неподвижно. Матчи по драконболу перенесены! А возможно, что вскоре их вообще отменят! И это когда у команды Тибидохса впервые за много лет наконец появились неплохие шансы! А теперь еще и загадочное мерцание Исчезающего Этажа!
Таня сорвалась с места, кинулась к Баб-Ягуну и Ваньке и пересказала им подслушанный разговор. Ванька нахмурился: новости явно его не обрадовали. Куда страннее повел себя Баб-Ягун. Он ничуть не удивился и даже не выказал огорчения. Вместо этого он самодовольно заявил:
– Видишь, как я мудро поступил, послав тебя к своей бабусе! Цени меня, пока я жив!.. Кстати, ты уверена, что они говорили про Исчезающий Этаж?
– А про что? Где еще есть магический проход и что Поклеп защищает заклинаниями? – удивилась Таня.
Баб-Ягун облизал губы.
– Ну про Этаж так про Этаж. Разве я спорю? – сказал он.
– Я другого не пойму, – задумчиво продолжала Таня. – Тарарах удивлялся, что у Этажа уже три жертвы, а все ученики и преподаватели на месте. Со стороны тоже никто явиться не мог: заклинание перехода не пропустило бы. Чем ты это объясняешь? Как могло произойти, что трое пропали, а никто их не хватился?
Баб-Ягун хмыкнул.
– Что тут непонятного? Объяснение может быть только одно. Довольно скверное.
– Какое?
Ягун понизил голос и поманил их к себе.
– Представьте, что все, кто побывал на Этаже за последнее время – а такие любопытные шустрики почему-то всегда находятся, и не только среди «темных», – каким-то чудом сумели вернуться и теперь среди нас. Заметим мы, что они пропадали? Нет, конечно! Мало ли кого не было на месте час или два? Да его за такое короткое время никто и не хватится.
– Ерунда! – перебил его Ванька. – Если бы кто-то побывал на Этаже, он бы точно об этом рассказал. Не удержался бы! Хоть по секрету, но разболтал бы. Это же такая слава! Он навсегда попал бы в историю Тибидохса! Подумать только – вернуться живым с Исчезающего Этажа!
– Может, и разболтал бы… – прищурившись, согласился Баб-Ягун. – Но разболтал бы, если бы остался прежним. А предположим, эти трое вернулись назад, но вернулись уже другими, порабощенными мощной магией. Жалкими зомби, рабами Короля Привидений и Той-Кого-Нет…
Едва Ягун произнес страшное имя, как Таня ощутила головокружение, вспомнив желтую старуху из своих снов. Вчера Гробыня утверждала, что опять видела ее на Шторах.
– Ты думаешь, Чума-дель-Торт там, на Этаже? Скрывается там и делает каждого, кто проникнет на Этаж, зомби? – спросила она с ужасом.
– Я не знаю, есть она там или нет, но исключить такого нельзя, – пожал плечами Баб-Ягун. – Я просто предположил, что эти трое вернувшихся – трое шпионов – теперь прячутся где-то среди нас. Притаились и чего-то ждут… Тогда становится понятно, кто вонзил шип в шею Гоярыну и кто пытался убить тебя, когда поджег твой смычок.
– И кто же? – Ванька задумчиво посмотрел на Ягуна.
– Кто-то из этой троицы. Вспомни, что сказал Тарарах. Вначале магический проход открылся, когда все еще только собирались к лопухоидам. Потом – когда все были у лопухоидов. И в третий раз совсем недавно. Значит, Таню мог попытаться убить только тот, самый первый зомби. Второй скорее всего захватил с собой шип и вонзил его в Гоярына, а вот третий… что сделает третий, я еще не знаю… но тоже, уверен, какую-то гадость… Эй, что ты делаешь? – Ягун удивленно уставился на Таню.
– Рисую. Мне так лучше соображается, – сказала она.
Придвинув к себе чистый лист бересты, Таня быстро начертила пером три фигурки, которые тотчас со злодейской целеустремленностью разбежались по углам. Первая фигурка куталась в длинный плащ, вторая размахивала длинным шипом, похожим на кинжал; а третья… третья казалась растерянной, будто сама еще не понимала, какая роль ей отведена в этой загадочной пьесе.
– Вот смотрите! – сказала Таня, показывая на первую фигурку. – Этот зомби появился, когда мы все еще были в Тибидохсе. Значит, рассуждая логически, это может оказаться как ученик, так и преподаватель. Так?
– Осторожно! Перо! – воскликнул Ванька.
Таня неосторожно поднесла перо слишком близко к нарисованной фигурке, и та ухитрилась подпалить его крошечной искрой. Правда, пламя оказалось слабым, и перо погасло, стоило девочке на него подуть. Ванька попытался дать фигурке щелчка, но она захихикала, закружилась на месте и исчезла.
– Кошмар! И это всего лишь несчастный рисунок! Ну и дела творятся в Тибидохсе! – вздохнул внук Ягге и с каким-то особенным выражением уставился на вторую фигурку, которая угрожающе размахивала шипом, словно запрещая к себе приближаться.
– Но-но, мамочка моя бабуся, без истерик! Не очень-то мы боимся твоей колючки! – небрежно сказал Ягун. – Готов поспорить, что этот второй зомби – преподаватель. Да и кто еще? Учеников же в Тибидохсе не было. Согласны?
– Точно не было? Ни одного? – глядя в сторону, поинтересовался Ванька.
– Ни одного, – подтвердил Ягун.
– Хорошо, – кивнул Ванька. – Значит, со вторым все ясно. А вот кто третий?
– С третьим опять непонятно. Под подозрением все – и ученики и преподаватели, – Таня кивнула на последнюю, самую загадочную фигурку.
Смекнув, что речь идет о ней, фигурка быстро перебежала на центр листа и принялась размахивать руками и подпрыгивать, будто пыталась привлечь к себе внимание. Таня стала напряженно всматриваться в ее жесты, но тут Ягун вдруг решительно скомкал бересту и, подкинув в воздух, сжег ее боевой искрой.
– Искрис фронтис! Так будет со всеми шпионами и изменниками! И нечего с ними возиться! – сказал он и, собрав тетради, отправился к себе в комнату смазывать пылесос.
Забытый «Вампиро-упырский словарь» полетел вслед за хозяином.
Ванька Валялкин проводил Ягуна невеселым взглядом и опустил голову на руки.
– Ты чего такой кислый? – спросила у него Таня.
– Ничего.
– Нет, скажи! Я же вижу, что ты что-то скрываешь! Уж я-то тебя знаю!
– Ладно, – неохотно согласился Валялкин. – Тебя не поразила осведомленность Ягуна? Ну, что он так быстро просек, что зомби Той-Кого-Нет прячутся среди нас, поэтому нельзя опредилить, кто был на Этаже, а кто не был?
– Вообще-то да. В два счета расколол. Просто как сыщик, – согласилась Таня.
Ванька кивнул.
– В том-то и дело. Я тоже вначале не обратил внимания, а потом понял, что Ягун сказал не всю правду. Помнишь его рассуждения про вторую фигурку? Он заявил, что в школе оставались только преподаватели и не было учеников.
– А разве это не так? Разве мы не торчали два месяца у лопухоидов? – возмутилась Таня.
– Все да не все… Сам-то Ягун был в Тибидохсе. Более того, пытался проникнуть на Этаж… Он еще писал нам об этом, помнишь? – с неохотой произнес Ванька.
– Ну и что, что пытался. У него же не получилось. Он нарвался на охранное заклинание. Помнишь его лягушачьи лапки? – вступилась за Ягуна Таня.
– Так-то оно так… Но мало ли куда он на них допрыгал, на своих лапках? Странно все это, очень странно… – произнес Ванька.
– Нет, Баб-Ягун не может оказаться зомби! Он же… он же Баб-Ягун! Наш Баб-Ягун! Ты понимаешь? – запротестовала Таня.
– Я и не утверждаю, что он зомби. Я просто говорю, что слишком много совпадений, – неохотно сказал Ванька.
В своей большущей, не по размеру, желтой майке он казался худеньким и встрепанным, как воробей. И таким же озабоченным.
Настроение у Тани было испорчено. Она не хотела подозревать Баб-Ягуна, но одновременно ловила себя на мысли, что в словах Ваньки есть доля истины. Ей вдруг пришло в голову, что ведь и имя Той-Кого-Нет – Чумы-дель-Торт – сегодня первым произнес именно он. Почему Ягун так уверенно заявлял, что Чума на Этаже?
Валялкин, все это время внимательно наблюдавший за ней, ободряюще улыбнулся.
– Да ладно тебе! Может, с Ягуном все и нормально. Я и сам не особенно верю, что он может оказаться зомби. Слишком уж он много пижонит! Зато другого зомби я вычислил совершенно точно.
– Кто он? – напряглась Таня.
– Не он, а она. Зубодериха! Помнишь, ты рассказывала, что Гробыня видела ее у магической мастерской? А потом, это голубоватое свечение из глаз… Ты когда-нибудь видела, чтобы такое было у нормальных магов? Нет, она точно зомби. Думаю, нам стоит последить за ней. Согласна?
– Лады… – кивнула Таня.
Теперь, когда у них был хоть какой-то план действий, она уже не ощущала себя такой беспомощной.
* * *
На другой день, дождавшись окончания занятий по снятию сглаза, Таня подошла к облезшему медвежьему чучелу, на шее у которого висела серебряная табличка «Ай лав Гринпис!». По одним сведениям, этот медведь умер от роковой порчи, которую наложила на него сама Великая Зуби, а по другим – это был охотничий трофей поручика Ржевского, который он, став привидением, как-то ухитрился протащить в Тибидохс, одурачив заклинание перехода. Когда это было необходимо, призрак становился очень пронырлив.
Оглянувшись и обнаружив, что на нее никто не смотрит, Таня быстро нырнула за чучело и притаилась. Выставив наружу маленькое зеркальце, она стала осторожно наблюдать за тем, что происходило в классе.
Выходя из кабинета, Ванька обернулся и, как они договаривались, незаметно показал большой палец. Это означало, что место хорошее и увидеть Таню нельзя.
Постепенно просторное помещение опустело. Зубодериха сидела за учительским столом и перелистывала журнал. Казалось, ее ничто больше не интересует. Но так было лишь до тех пор, пока не вышел последний ученик. Тогда Великая Зуби быстро встала и плотно закрыла дверь класса, два раза провернув в замке ключ.
Таня отчего-то вспомнила день, когда все началось. Разве не Зубодериха первой обнаружила Исчезающий Этаж и забила тревогу? Какой непривычно напуганной она была, когда ворвалась в кабинет академика. Не случилось ли так, что в тот момент она уже находилась под воздействием зомбирующей магии? Тогда она еще сопротивлялась, но вскоре магия засосала ее целиком, сделала своей послушной рабыней. А раз так, то на крыше в оранжевом плаще тоже стояла Зубодериха.
У Тани закружилась голова. Страх, который она испытала в воздухе, сжимая пылающий смычок, возвращался. А тут еще Великая Зуби повернулась к чучелам и негромко окликнула:
– Не прячься! Я тебя вижу!
Таня едва не выронила зеркальце.
– Долго тебя ждать? Выходи! Или мне подойти самой? Неужели ты думала, что от меня можно спрятаться? – нетерпеливо повторила Зубодериха.
Обреченно вздохнув, Таня хотела уже встать, но тут где-то совсем рядом послышался отчетливый шорох. Из-за соседнего с медведем чучела снежного барса, отделенного от ее убежища лишь тонкой перегородкой, кто-то выбирался. Таня осторожно перевела зеркальце. Вначале она увидела чьи-то ноги, потом спину и, наконец, светлые волосы.
– Что за глупые фокусы? – рассердилась Зубодериха. – Я же просила тебя больше ко мне не приходить! Это опасно! Когда будет нужно, я сама тебя позову.
Учительница раздраженно сдернула очки с толстыми стеклами. Из ее глаз брызнул мертвенно-голубоватый свет. Девочка, стоявшая к Тане спиной, теперь повернулась к ней вполоборота и тоже сняла темные очки. Таня едва не вскрикнула. Она узнала Катю Лоткову. Глаза у первой красавицы Тибидохса светились точно так же, как и у Зубодерихи.
Горящие взгляды учительницы и ученицы встретились. Казалось, что у Зубодерихи с Лотковой происходит дуэль. Дуэль взглядов.
Боясь ослепнуть, Таня поспешно отвела зеркальце. И в самое время. Одна из парт вспыхнула. Массивный светильник стал с лязганьем раскачиваться на цепях. Впрочем, этого можно было уже не делать, потому что дуэль окончилась так же стремительно, как и началась.
– Ладно, хватит… Мне надоели твои глупые шутки! – отводя взгляд, буркнула Зубодериха. – Чего тебе надо?
– Я так больше не могу. Не могу прятаться, не могу ходить в этих очках. Вы уже придумали, как от него избавиться? – спросила Катя Лоткова.
Небрежно щелкнув пальцами, Зубодериха потушила пылающую парту.
– Я пыталась. Пока ничего не получается, – сказала она.
– Но его же надо срочно убрать! Срочно! Более подходящего случая не представится.
Преподавательница кивнула.
– Я знаю, я об этом уже думала. Мы снимем его завтра ночью. Полнолуние самое подходящее время. Но для этого нужно проникнуть к нему в кабинет… Захвати с собой кинжал!
Катя Лоткова вздрогнула.
– Вы хотите, чтобы это сделала я? – спросила она.
– Неважно, кто это сделает. Главное покончить с ним. Ты согласна?
Чуть помедлив, Катя кивнула.
– Хорошо. Я постараюсь достать кинжал.
– Значит, договорились. Встречаемся в три часа у кабинета Сарданапала, – повторила Зубодериха.
Показывая, что разговор завершен, она надела очки. Катя последовала ее примеру. Великая Зуби подошла к двери и открыла ее, выпустив Лоткову в коридор.
Учительница некоторое время смотрела ей вслед, а потом пробормотала:
– Девчонка начинает меня утомлять. Возможно, я совершила ошибку, когда доверилась ей… Ну ничего. Скоро все будет кончено.
Зубодериха усмехнулась и, захватив со стола журнал, вышла из класса.
Таня с трудом выбралась из-за медвежьего чучела. Ее била дрожь. Она не сомневалась, что стала свидетельницей страшного заговора.
– Нет, ты слышал! Зубодериха и Лоткова хотят убить Сарданапала. Заколоть его ночью кинжалом! Хорошо хоть Баб-Ягун тут ни при чем! – с ужасом обратилась она к медведю.
Чучело ничего не ответило. Оно любило Гринпис, а все остальное ему было по барабану.
Глава 14 О чем молчат рыбы
Подслушав разговор, Таня поняла, что никак не может сохранить его в тайне. Она решила немедленно разыскать Сарданапала и рассказать ему о грозящей ему опасности. Однако академика в кабинете не оказалось, а его золотой сфинкс зарычал на девочку так грозно, что она вынуждена была уйти.
В учительской Сарданапала тоже не было, зато Таня наткнулась там на профессора Клоппа и Медузию. Главный черный маг Тибидохса и преподавательница нежитеведения о чем-то озабоченно переговаривались, сидя на низеньком черном диване. При этом профессор Клопп по привычке поигрывал большой ложкой, висевшей на цепочке у него на животе. Тане показалось, что Медузия с Клоппом обсуждают чемпионат мира по драконболу. Во всяком случае, когда она входила, профессор произносил нечто вроде:
– Этот дракон все равно никуда не годился!
Заметив Таню, Клопп и Медузия замолчали и разом повернулись к ней.
– А-а, малютка Гроттер, наш славный чемпион! – осклабился профессор. – Какими судьбами? Ты пришель узнать свой годовой оценка по практической магии?
– Да… То есть нет, – растерялась Таня, жалея, что отправилась в учительскую, вместо того чтобы искать Сарданапала в другом месте. Но теперь уже было поздно.
Доцент Горгонова изучающе посмотрела на нее.
– Позволь спросить, разве у тебя сейчас не ветеринарная магия? По-моему, сегодня ваш класс проходит аспидов. Очень важная и ответственная тема, – холодно произнесла она.
– Я не пошла к Тарараху. Я потом все выучу, – призналась Таня.
Честно говоря, после того, что она узнала, ветеринарная магия попросту вылетела у нее из головы.
– Потом – это когда? Ты уже договорилась об отработке? – нахмурилась Медузия.
– Нет, не договаривалась, – сказала Таня, ощущая, что с каждой минутой влипает все больше.
– Не предполагала, что Тарарах разрешает пропускать свои уроки. Это возмутительно. Я обязательно выясню у него, как он относится к твоим прогулам, – недовольно продолжала Медузия. – А теперь, может, ты скажешь, зачем ты пришла в учительскую?
– Мне… э-э… нужен Сарданапал.
– Ты прогуляла занятия, чтобы найти Сарданапала? Это уже интересно. У тебя к нему что-нибудь срочное?
– Да, очень. Вопрос жизни и смерти, – ответила Таня.
Ей захотелось поразить Медузию, чтобы та наконец перестала говорить с ней таким тоном.
Доцент Горгонова приподняла брови.
– Значит, вопрос жизни и смерти? А с нами ты не хочешь поделиться? – спросила она не без насмешки.
Таня замялась и что-то пробормотала. Ей стало обидно, что Медузия явно не принимает ее всерьез, однако говорить при Клоппе все равно не собиралась. Догадавшись, что ее смущает, Медузия повернулась к Клоппу и, улыбнувшись, попросила:
– Профессор, мне не терпится почитать ту книгу о медленных ядах, о которой я от вас столько слышала. Не могли бы вы принести ее?
– С превеликий удовольствий! Этот книг об отравлений очень интересный! Я всегда читаль этот книг на ночь! Там на каждый страница по десять покойник! – согласился Клопп.
Он нетерпеливо вскочил с диванчика и бодро запрыгал на своих подагрических ножках к двери.
– Три красный искра! Три красный искра! Зер гуд, ха-ха! – пропел он напоследок, противненько подмигивая Тане своими маслянистыми глазками.
Когда Клопп ушел, Медузия указала ей на диван рядом с собой.
– Садись и рассказывай. Что за вопрос жизни и смерти, раз ты бегаешь по Тибидохсу и ищешь Сарданапала? – спросила она уже значительно мягче.
Поколебавшись, Таня решила ничего от нее не скрывать. В конце концов, Медузия была третьей по важности в Тибидохсе после Сарданапала и Поклепа, а кое в чем так даже и первой.
Рассказывала она подробно, начав с того дня, когда на крыше появилась фигура в оранжевом плаще. Единственным, про что Таня умолчала, были каменная рыба и мастерская. Упомянув о них, пришлось бы впутать Ягуна и Ваньку – ведь это была их общая тайна. Проболтайся она о рыбе – они бы не простили.
Медузия слушала ее внимательно, не перебивая и лишь изредка задавая вопросы. Особенно заинтересовала ее Чума-дель-Торт на Черных Шторах и шип, обнаруженный в шее у Гоярына. В покушение на саму Таню она, похоже, до сих пор не особенно верила. Либо, что тоже возможно, ее попросту не интересовало ничего из происходящего в мире у лопухоидов.
– Какая поразительная способность оказываться в самых невероятных местах в самое невероятное время! Ты удивляешь меня, Гроттер! – задумчиво сказала Медузия, когда девочка замолчала.
– Просто так случайно получилось, – смутилась Таня.
– Случайно получилось, что ты нарушила все существующие правила Тибидохса? Да одной десятой части твоих проступков хватило бы, чтобы Поклеп подверг тебя полному зомбированию, – отчеканила Медузия.
Ее строгий греческий профиль стал еще отчетливее, а волосы зашипели.
– Ты пробиралась в драконий ангар, бродила ночью по Главной Лестнице, шпионила за учителями! Твой отец сто раз покраснел бы за такую дочь, хотя и сам, поверь мне, был не паинькой. Когда его только доставили в Тибидохс, а было ему тогда лет двенадцать, он изготовил динамит и попытался взорвать золотую рыбку.
– Зачем? – поразилась Таня.
Доцент Горгонова улыбнулась.
– Ему, видите ли, захотелось выяснить, каким образом она исполняет желания и чем ее анатомия отличается от анатомии обычных рыб. Якобы для того, чтобы сделать всех без исключения рыб волшебными… Если золотая рыбка не всплыла брюхом кверху, то лишь потому, что ни одно оружие лопухоидов здесь не срабатывает. «Ты бы хоть на удочку ее ловил! Зачем же сразу взрывчаткой?» – говорил ему потом Сарданапал. «На удочку она не клевала!» – отвечал твой отец.
Таня засмеялась. Медузия, заметив это, удрученно покачала головой.
– Ну вот, и ты точно такая! Поклеп потом постоянно требовал, чтобы твоего отца перевели на «темное» отделение, но мы с академиком за него заступались. Мы же видели, что Леопольдом движет не злоба и не корысть. Он был скорее ученый… Ладно, о твоем отце и о твоем отвратительном поведении мы поговорим после… Ты видела на шипе какое-нибудь изображение?
– Да, там был знак призывного заклятия. Кто-то вызывал умерших. А может, жутких духов, – кивнула Таня.
Медузия поморщилась.
– Какая мерзость! Но откуда ты знаешь про призывное заклятие? Небось, спросила у джинна Абдуллы?
В который уже раз Таня подумала, что обмануть доцента Горгонову или утаить что-нибудь от нее невозможно.
– Так от Абдуллы? – повторила Медузия.
– Ага.
– Очень мило. Я всегда говорила Сарданапалу, что глупо держать в библиотеке этого спятившего старикашку, сочувствующего черным магам. Ведь Абдулла еще и поэт, ты знаешь? В молодости он написал десять томов рифмованных проклятий убийственной силы. Древниру пришлось взять с него клятву, что он не будет их использовать. Но, к сожалению, клятва касалась только старых проклятий, а он чуть ли не каждый день пишет новые… Где ты прячешь шип?
– В комнате под матрасом! – смутившись, ответила Таня.
Доцент Горгонова расхохоталась.
– Гениально придумано! У кого хватит фантазии искать его там? Не говоря уже о том, что ночью матрас может съехать, и шип проткнет тебя! – с иронией воскликнула она.
– Да, но я…
– Не надо оправдываться! – отрезала Медузия. – Сегодня же ты принесешь этот шип мне. Поверь, я сумею сделать его безопасным. Про Зубодериху и Лоткову никому пока не говори. Лучше если они ничего не будут подозревать. Не волнуйся: я расскажу обо всем Сарданапалу, и мы примем необходимые меры. Разумеется, задерживать их или сажать под замок никто не будет.
– Да, но они же… Вдруг они убьют академика? – испугалась Таня, но тотчас по посуровевшему лицу Медузии поняла, что сморозила глупость.
– Убить академика Черноморова жалким кинжалом? Он бессмертен! Его можно связать, усыпить, заточить в каменный мешок, но не убить! – отрезала Горгонова. – Если же Лоткова и Зуби действительно были на Исчезающем Этаже и вернулись – а это почти невозможно! – то наверняка подверглись воздействию зомбирующей магии – самой отвратительной магии из всех существующих, поскольку она отбирает у волшебника его личность. Высасывает, как лимонную дольку, превращает в ничтожество. Ты представляешь себе, как действует такая магия?
– Ну, не очень.
– Другого я и не ожидала услышать. Надо много лет учиться, чтобы постигнуть ее тонкости. О Зубодерихе и Лотковой больше не думай. Поверь, тебе не о чем беспокоиться.
Медузия энергично поднялась с дивана и озабоченно посмотрела на часы.
– На ветеринарную магию ты уже не успеваешь. Договорись с Тарарахом об отработке. Кроме того, попытайся больше времени уделять учебе. Твой отец был бы недоволен твоей успеваемостью. Сам он всегда был отличником! – сказала она.
Таня уже выходила из учительской, когда Медузия остановила ее.
– Погоди, Гроттер! Запомни еще кое-что! Чтобы больше никаких ночных походов!.. Никаких нарушений! Ночью надо спать, а не бродить по закоулкам Тибидохса. Тебе ясно?
– Ясно, – вздохнула Таня.
Заметив ее огорчение, Медузия посмотрела поверх ее головы и как бы между прочим произнесла:
– А если все же соберешься в поход – мало ли какая будет необходимость? – не забудь захватить с собой мой смычок. Один смычок, без контрабаса. Он позволит тебе избежать многих неприятностей. И уж во всяком случае не сбиться с дороги. Все, ступай!
Уже в коридоре Таня запоздало осознала, что только что получила недурной совет, как нарушать школьную дисциплину. Причем получила его от той, кого всегда считала одним из главных ревнителей этой дисциплины…
С Ванькой Валялкиным и Баб-Ягуном Таня встретилась за обедом. Оба были в неважном настроении. На их столик попала скатерть-самобранка с тертой редькой, и вечно голодного Ваньку, да и Ягуна тоже, это никак не устраивало. А меняться с ними никто не хотел.
– Свинство! Хуже редьки может быть только рисовая каша, а хуже рисовой каши только запеканка… – бурчал Ванька.
– А что хуже запеканки? – заинтересовалась Таня.
– Тертая редька, – уверенно заявил Валялкин.
Круг замкнулся.
Поискав тему для разговора, Таня спросила про ветеринарную магию, не рассердился ли Тарарах, что она пропустила урок.
– Не-а, куда там рассердился. Он даже не заметил, – успокоил ее Баб-Ягун.
– Как это не заметил?
– Ему не до того было. Мешок с аспидами продырявился, и все они расползлись. Девчонки такой визг подняли, ты бы слышала…
– И Гробыня визжала? – спросила Таня, жалея, что не присутствовала.
– А как же! Громче всех! Я едва не оглох. А по столам скакала – прям как горная коза… – сказал Баб-Ягун.
Пока Ягун рассказывал об аспидах, Таня незаметно вглядывалась в него. Внук Ягге был точно такой же, как всегда – самодовольный, хвастливый, шумный, с такими же торчащими рубиновыми ушами. «Нет, это не может быть он. Зомби себя так не ведут», – подумала Таня, успокаиваясь. Все опасения Ваньки показались ей вдруг полной ерундой.
– Мы хотели Тарараху помочь аспидов собрать, но он нас прогнал. Говорит: «Если что случится, я себе не прощу. Я-то бессмертный, мне их яд не страшен». Так и шуганул. Тогда мы с Ягуном прикинули, что время еще есть, и пошли к рыбе… К той самой, каменной! – Ванька Валялкин таинственно понизил голос.
Хотя он говорил совсем тихо, Таня опасливо оглянулась на преподавательский стол, за который в этот момент, подбирая длинную юбку, как раз садилась Зубодериха. Ей почудилась, что Великая Зуби скользнула по их троице внимательным и настороженным взглядом.
– Зуби на нас смотрит! Тихо! – прошептала Таня, но было уже поздно. Зубодериха явно что-то услышала.
– Что за разговоры во время еды? Что за тайны у наших первоклассничков? – с подозрением обратилась она к ним.
Ребята растерялись. Им почудилось, что на их стол разом уставилась вся школа.
– Никаких тайн нет. Просто мы говорили, что обожаем, когда нам достается эта скатерть! – первым нашелся Баб-Ягун.
– Что? – не поверила Зубодериха. – Вы хотите сказать, что любите тертую редьку? Это правда, Гроттер?
– Просто праздник для души! – подтвердила Таня и с преувеличенным энтузиазмом принялась хрумкать редьку.
Баб-Ягун и Ванька последовали ее примеру. Рассеивая подозрения Зубодерихи, они проявили столько героического рвения, что Юрка Идиотсюдов громко завопил:
– Посмотрите на этих трех психов! Никогда не видел, чтобы кто-то так лопал тухлую редьку!
– Идиотсюдов, вон из-за стола! Не тухлую редьку, а тертую! Вот что значит здоровый детский аппетит! У меня у самого когда-то был такой же! И я тоже обожал редьку! Возможно, она была не самой вкусной, но зато самой полезной! – умилился Сарданапал, роняя в луковый суп скупую мужскую слезу.
Спохватившись, что они привлекают к себе слишком много внимания, Таня поумерила пыл, тем более что от редьки у нее уже сводило челюсти. Что же касается Баб-Ягуна, то этот любитель полезной еды вообще сидел подозрительно зеленый и зачем-то зажимал себе рот рукой.
– Ай-ай-ай, как нехорошо! Мальчик так охотно кушал! Не иначе как его кто-то сглазил! – огорчился академик.
После обеда друзья собрались в старой физкультурной раздевалке. Здесь, среди ржавых железных шкафчиков с приоткрытыми дверцами, в царстве длинных деревянных банкеток можно было поговорить без помех.
Ванька и Баб-Ягун рассказали, что, хотя целых полчаса провозились с рыбой, так и не смогли сдвинуть каменную глыбу с места. Скорее всего просто не нашли секретный механизм, приводивший ее в движение.
– Там можно две недели убить. Мы и так уже все камни вокруг ощупали. Нужен кто-то, у кого на эти дела нюх, – сказал Ванька.
– Может, попросим поручика Ржевского? – неуверенно предложил Баб-Ягун.
– Ага, чтобы об этом через пять минут узнал весь Тибидохс! Лучше уж просто написать объявление и повесить его в Зале Двух Стихий! Валяйте, мол, на Исчезающий Этаж все кому не лень… – с насмешкой прокомментировал Валялкин.
– Значит, привидения отпадают. А кто же тогда может видеть сквозь предметы? – спросил Ягун.
– ВЕРКА ПОПУГАЕВА! – воскликнула Таня, вспомнив эту тощую тринадцатилетнюю особу со свернутым набок носом, от пронзительного взгляда которой не спасала даже толстая дверь.
Ванька недоверчиво хмыкнул.
– А мы ее уговорим? Она же жуткая трусиха. Ни за что никуда не пойдет ночью, а уж на Исчезающий Этаж и подавно.
– Про Исчезающий Этаж ей сообщать необязательно. Просто придумаем что-нибудь про каменную рыбу. Например – ха-ха! – что профессор Клопп хранит там свои любовные письма к Зубодерихе. Попугаева просто умрет от любопытства. Она обожает разнюхивать, кто с кем встречается и кто в кого влюблен! – засмеялся Баб-Ягун.
Вскоре после полуночи Таня, зевая, незаметно выскользнула из комнаты. Баб-Ягун и Ванька уже ждали ее в темном углу гостиной.
– Зачем ты взяла смычок? Ты что, летать собралась? Тогда почему без контрабаса? – удивился Ягун.
– Потом узнаешь, – буркнула Таня.
Как она могла объяснить это Баб-Ягуну, когда и сама толком не представляла, зачем ей смычок? Да только Медузия явно была не из тех, кто дает необдуманные советы.
Через некоторое время появилась Верка Попугаева. Она с любопытством вертела головой, терла рукой нос, что было у нее признаком крайнего беспокойства, и все время повторяла:
– А вам точно известно, что Клопп влюблен в Зубодериху? Точно?
– Не точно. Мы только знаем про письма. Вполне возможно, что он влюблен в тебя. И письма тоже к тебе, – многозначительно сказал Баб-Ягун.
– Ой! Он же такой страшный! И старый! – Верка зарделась, как бутон, и глупо захихикала. Зато письма ей захотелось заполучить с утроенной силой.
По дороге в старую часть Тибидохса Попугаева все время спотыкалась, наступала всем на ноги и задавала дурацкие вопросы.
– Ой, мы куда идем?..
– В старую часть Тибидохса, – терпеливо отвечал Ягун.
– Ой, а почему ночью?
– Потому что туда ходят именно ночью.
– Ой, как темно!..
– Ночью всегда темно.
Верка кивала как китайский болванчик.
– Я понимаю. Я же не дура! – возмущенно заявляла она и тотчас начинала по новой: – Ой, а как вы узнали, что Клопп прячет там письма?
Вскоре Попугаева так всем надоела, что Тане захотелось превратить ее в мартышку. И не только Тане. Баб-Ягун и Ванька явно испытывали то же самое желание. Вот, правда, раньше третьего класса подобные заклинания не изучались.
Недалеко от караульного помещения, где спали сменившиеся с дежурства циклопы, Верка на мгновение застыла и вдруг заорала, показывая на выплывающую из стены белую тень:
– АЙ! ПРИВИДЕНИЕ!
От ее вопля белая тень втянулась в стену. В караулке послышался топот. Кто-то из циклопов явно бежал к дверям, чтобы выяснить, кто кричал.
– Ай, циклопы! Это все из-за вас! Я сдаюсь! – снова закричала Верка Попугаева. Она была уже в полной панике.
Баб-Ягун и Ванька бестолково заметались по прямому и длинному коридору, не зная, где им укрыться. Уж очень неудачным было место!
Неожиданно Таня ощутила, как в руках у нее что-то шевельнулось. Смычок изогнулся, удлинился, и его конец указал на малозаметную нишу в стене. Точнее, это была даже не ниша, а узкая странной формы щель, верхний край которой едва доставал девочке до пояса. Громадным циклопам это отверстие вообще должно было казаться крысиной норой.
– Туда! – прошептала Таня, на корточках забираясь внутрь.
За ней, зажимая голосящей Верке рот, протиснулись Баб-Ягун и Ванька. Они успели как раз вовремя. Здоровенный циклоп уже озадаченно крутил башкой, просунув ее в двери. Никого не обнаружив, он хотел уже уйти, как вдруг довольно осклабился и поднял что-то с пола. После чего спокойно повернулся и исчез в караулке.
– Что он взял? – спросил Ванька.
– Мой кроссовок! Опять шнурки развязались. Завтра циклоп отдаст его Поклепу, а тот в два счета узнает, чей это! – уныло сообщил Баб-Ягун, разглядывая свою разутую ногу.
– Чего ты вопила? Ты что, привидений никогда не видела? – набросился на Попугаеву Ванька.
– Я их боюсь! Они такие влажные! Такие противные! Такие скользкие! – запричитала Попугаева.
– Сама ты скользкая и противная! А ну пошли вон из моего склепа! Вон, кому говорю! – оскорбленно проскрипел кто-то.
Из узкого лаза, грозя костлявым пальцем, выглядывало бледное длинноносое привидение в напудренном парике.
– Мама! – простонала Попугаева и, закатив глазки, лишилась чувств.
Дальше Ваньке Валялкину и Ягуну пришлось тащить ее на себе. Хорошо еще, что длинноносый призрак, оказавшийся забытым в шкафу любовником одной графини, согласился показать им короткую дорогу в старую часть Тибидохса.
Ориентироваться ночью было непросто. Из извилистых ходов наползал мрак, а магические светильники были далеко не повсюду. Пока они шли, Таня внимательно наблюдала за своим смычком. Продолжая изгибаться, он показывал дорогу, точно стрелка компаса, причем часто определялся в запутанных коридорах намного раньше самого привидения.
Проводив их до мастерской магических предметов, призрак галантно откланялся и растаял. Верка Попугаева слезла со спины Баб-Ягуна. Как выяснилось, она уже давно очнулась, но не подавала виду: ее не так часто носили на руках, чтобы стоило отказываться от удовольствия.
– Клопп нашел хорошее место для тайника! – сказала она Тане и стала деловито осматривать статую рыбы.
Таня пораженно смотрела на Верку и едва узнавала ее. Попугаева преобразилась. Ее искривленный носик, словно принюхиваясь, втягивал воздух, глаза буквально пронизывали камень, а тонкие пальцы деловито простукивали рыбу со всех сторон. Верка даже сунула руку в текущую изо рта рыбы струю и хорошенько пошарила внутри.
– Странно… Я не вижу никакого механизма! Может, Клопп отодвигает ее магией? – произнесла наконец Верка.
– А ты рыбу-то насквозь видишь? – разочарованно спросил Баб-Ягун.
– Она для меня просто как прозрачная! – с гордостью сказала Верка. – Да только там ничего интересного. Никаких писем. Лишь колодец какой-то с водой прямо под рыбой. Может, письма в дыру упали?
До Тани не сразу дошел смысл сказанного. А когда дошел, она схватила Попугаеву за плечо.
– Что? Там вода? Ты уверена?
Верка ойкнула.
– Спятила так сжимать? У меня же синяк будет! Ну вода, вода… По-твоему, откуда она берется, чтобы у рыбы изо рта течь?
Попугаева отошла от рыбины, повернулась и… внезапно челюсть у нее отвисла.
– Что там такое? Вон там?! – с беспокойством спросила она.
– Где там?
– Да там же, говорят тебе… Колбы какие-то, инструменты и еще что-то… Откуда они тут?
Проследив направление Веркиного взгляда, Таня поняла, что та разглядывает сплошную стену. Точнее, это для нее тут была стена. Для Попугаевой же кладки словно и вовсе не существовало.
– Ну и дела! Все эти вещи прямо как вмурованы в стену! – продолжала удивляться Верка.
Первым сообразив, в чем тут дело, Баб-Ягун кинулся к низенькой дверце.
– Это же мастерская магических предметов! Помогите мне кто-нибудь ее открыть! – крикнул он.
Таня подбежала к нему. Тяжелая дубовая дверь была заколоченной, но девочке почему-то показалось, что совсем недавно ее открывали. Она даже смогла разглядеть несколько глубоких свежих царапин.
– Это из-за нее тогда пробивалось голубоватое свечение! Помните, когда я прятался за рыбой и нашел самооборонку! – прошептал Ванька.
Таня хотела применить известное заклинание «Туманус прошмыгус», но случайно надавила на дверь плечом. Толстая доска, казавшаяся намертво прибитой, отвалилась сама собой.
– Смотрите: кто-то вытащил все гвозди! Оставил только шляпки! – сказал Ванька, нажимая на ручку в форме тигриной лапы.
Дверь скрипнула и открылась. Стоило ребятам шагнуть внутрь, как в мастерской магических предметов разом вспыхнули все светильники.
– Ух ты! Клянусь б-бабусей! Да тут целая алхимическая л-лаборатория! – Баб-Ягун даже заикаться стал от восторга, всматриваясь в причудливое переплетение трубок и медных арок.
На столах стояли закопченные котлы. В стеклянных колбах и сосудах переливались и бурлили разноцветные жидкости. Под некоторыми из склянок, потрескивая, плясали синие язычки магического пламени.
– Как-то мне не верится, что со времен Древнира тут никого не было! – с сомнением сказала Таня.
Не обращая внимания на котлы и пробирки, Верка Попугаева решительно направилась к старинному шкафу и потянула на себя дверцу. На нее посыпался ворох бумаг и пергаментов.
– «Сто запрещенных заклинаний. Для прочтения погрузите свиток в мышиную кровь…» – прочитала Верка. – Фу, какая гадость… А где любовные письма моего Клоппика?
– Их тут нет, – согласилась Таня.
– Наверное, Клопп их перепрятал. Он же хитрый! – огорчилась Верка, но неожиданно захихикала. – Ой, я вспомнила, как он на меня позавчера смотрел на уроке! Просто ел глазами.
– Скажи спасибо, что только глазами. Ты разнесла ему полчердака… – напомнил ей Ванька.
– Подумаешь! Любой может перепутать селитру с толчеными костями динозавра! – обиделась Верка Попугаева и с таким возмущением захлопнула дверцу, что со шкафа слетела бутыль с кислотой.
Бутыль разбилась, и кислота потекла по полу, разъедая камни и пергаменты. Спасаясь от ожога, Таня, стоявшая ближе всех, подпрыгнула и повисла на массивном бронзовом светильнике, свисавшем с потолка на цепях.
Цепь, лязгая, вытянулась. Одновременно снаружи послышался громкий скрежет. Баб-Ягун выскочил в коридор, и секунду спустя Таня услышала его взволнованный крик:
– Скорее сюда! Ты нашла, как отодвинуть рыбу!
Открывшийся под рыбой колодец был не очень широкий. Мутная, розоватого оттенка, вода в нем стремительно вращалась, как воронка. Таня осторожно опустила туда руку. Ладонь кольнуло, а потом с силой повлекло к центру воронки. Девочка едва успела выдернуть ее, и вот чудо – ладонь даже не была влажной.
– Сухая вода! Такого просто быть не может! Здесь явно какая-то магия, – сказала она, наблюдая за искрящейся дымкой, клубящейся над колодцем.
– Ну что, будем нырять? – без особого энтузиазма предложил Ванька.
– Нырнуть-то можно, а вот вынырнуть… Ты уверен, что мы не захлебнемся? Эх жаль, в первом классе не учат отращивать жабры! А до второго класса можно попросту не дожить! – пожалел Баб-Ягун.
Таня задумчиво посмотрела на смычок. Его изогнувшийся конец решительно показывал на колодец.
– Смычок хочет, чтобы мы туда прыгнули! – сказала она.
– Много хочет – мало получит! Я, может, хочу, чтоб он морским узлом завязался, – проворчал Баб-Ягун.
Внезапно Верка Попугаева пронзительно завизжала, прижимаясь к стене.
Из темного конца коридора на них медленно надвигался огромный мерцающий шар, похожий на сгусток фиолетового пламени. Сразу за шаром, прикрываясь им точно щитом, шли Зубодериха и Катя Лоткова.
Обе были без очков. Из их глаз били холодные голубоватые лучи…
– Сдавайтесь! Вам не уйти от возмездия! Немедленно бросайте свои волшебные кольца! – крикнула Великая Зуби.
Таня никогда не предполагала, что ее круглое лицо, с челкой, как у пони, может вселять такой страх.
Потеряв от страха голову, Попугаева заметалась по коридору.
– А-а! Я боюсь! Я тут ни при чем! – кричала она, не замечая, что Лоткова и Зубодериха уже совсем рядом.
Когда мерцающий шар подкатился к ней, Верка, по-заячьи подскочив, попыталась протиснуться между ним и стеной, но шар, изменив форму, легко дотянулся до нее длинным фиолетовым языком.
Мгновение – и Верка застыла точно статуя. Ее одежда, кожа и даже волосы были покрыты тонкой корочкой льда. Остановившись, Катя Лоткова деловито сдернула у нее с пальца волшебное кольцо и спрятала себе в карман.
– Замораживающая магия! – вполголоса пробормотал Ванька Валялкин.
Его худое лицо стало злым, собранным и сосредоточенным.
Глава 15 Исчезающий этаж
Вскоре замораживающий шар уже прижал их к глухой стене за мастерской. Казалось, еще полминуты – и им суждено стать такими же ледяными фигурами, как и Верка Попугаева.
– Ждите меня здесь! Я попытаюсь его расплавить! – крикнул Баб-Ягун.
– Мы с тобой! – вызвалась Таня.
– Не надо, я один!
Ягун метнулся к каменной рыбе, забрался на нее и, дождавшись пока шар приблизится, крикнул:
– Искрис фронтис!
Зеленая боевая искра ударила шар сверху. В первую секунду он съежился, но потом начал стремительно разрастаться, заполняя весь коридор. Спасаясь от него, Баб-Ягун спрыгнул с рыбы и начал отступать.
– Последний раз предупреждаю! Бросайте волшебные кольца! Его нельзя уничтожить! – крикнула Зубодериха.
Ее обычно тихий голос дробился теперь эхом, разносясь по всему коридору. Таня подумала, что тут точно не обошлось без громкоговорящего заклинания.
Видя, что Ягун не сдается, а продолжает бежать, Зубодериха махнула рукой. От ее ладони оторвалось нечто похожее на светящуюся золотистую сеть, которая, быстро вращаясь, помчалась к внуку Ягге.
– ЯГУН! – закричала Таня. – СЗАДИ!
Баб-Ягун на бегу обернулся и обстрелял сеть боевыми искрами, но они пролетели между ячейками, не причинив сети никакого вреда.
Сеть упала на Ягуна, опутав его. А в следующий миг его уже накрыл мерцающий шар. Когда же шар прокатился, стало видно, что посреди коридора на полу скрючилась еще одна ледяная фигура. Зубодериха присела перед ней, снимая с пальца у Ягуна кольцо.
– Ты понял? Понял? Он не был зомби! – крикнула Таня.
– Да, не был! Он не зомби! – хрипло ответил Ванька.
Его взгляд напряженно шарил по стенам в поисках укрытия. Внезапно что-то обожгло Тане ладонь. Смычок в ее руке вновь пылал, но, и пылая, продолжал показывать на колодец. Таня вскрикнула. Значит, она не ошиблась! Это Зубодериха пыталась убить ее на крыше!
Великая Зуби что-то негромко приказала. Магический шар раздулся еще сильнее и вдруг лопнул, распавшись на сотни крошечных огоньков. Огни потекли по стенам и потолку, окружая Таню и Ваньку.
Поняв, что движениями шара управляет Зубодериха, Таня вскинула руку с перстнем и произнесла усыпляющее заклинание:
– Пундус храпундус!
Зеленая искра стремительно помчалась к Зубодерихе, но та успела запахнуться в оранжевый плащ. Скользнув по плащу, искра угодила в Катю Лоткову. Лоткова зевнула и, сонно причмокивая губами, сползла вдоль стены.
Зубодериха озабоченно склонилась над ней. Преподавательница выглядела изумленной, даже, пожалуй, ошеломленной, но вот только чем? Не простеньким же усыпляющим заклинанием, действия которого хватало едва ли на несколько часов?
Разбираться времени не было. Пылающий смычок все настойчивее показывал на колодец.
– Скорее, нам туда! – крикнула Таня.
Огненный кокон, смыкавшийся вокруг них, становился все теснее. Он почти уже охватил рыбу, когда ребята – вначале Ванька, а за ним и Таня – спрыгнули в колодец. Они не видели, как каменная рыба со скрежетом вернулась на прежнее место, надежно отрезав их от Зубодерихи и ее замораживающего шара.
Оказавшись в колодце, Таня почувствовала, как ее закружил колкий вихрь. Она пыталась отталкиваться руками и плыть, но это было невозможно. Течение волокло ее то вниз, то резко в сторону, то почему-то вверх, где плясали и прыгали серебристые, как рыбки, пузырьки. В сознании все перемешивалось, мелькали чьи-то глумливые лица. Тане казалось, что ее несет по узкому, то и дело разделяющемуся каналу, непредсказуемо петлявшему где-то внутри толстых стен Тибидохса. Даже при мгновенном перевертоне ей не приходилось испытывать ничего подобного.
Воздух в легких заканчивался. Чтобы не паниковать, Таня попыталась считать, но сбилась уже после восьми. Она уже почти потеряла сознание, когда внезапно ее резко вытолкнуло наверх. Кашляя, девочка выбралась животом на холодную каменную плиту. Справа и слева двумя ровными рядами тянулись белые колонны. За крайней колонной раскачивался подвесной мост. В его скрипе слышалась бессильная ярость: ведь Таня была уже с другой стороны.
«Исчезающий Этаж! Я на Исчезающем Этаже!» – поняла она.
Пошатываясь, Таня поднялась на ноги. Ее била дрожь, хотя одежда по-прежнему оставалась сухой.
– Ванька! Ванька! – позвала она.
Ей отозвалось лишь слабое эхо. Худенький паренек в желтой майке исчез. Вспомнив сложное переплетение каналов, Таня поняла, что спрыгнувшего первым Ваньку могло утянуть течением по одному из боковых ответвлений.
Зато смычок, с которого в колодце сбило пламя, как ни странно, все еще был у Тани в ладони. Вот что значит опыт игры в драконбол! Даже кувыркаясь в колодце, она не выпустила его из руки.
Теперь изогнувшийся конец смычка решительно указывал в сторону, противоположную мостику. Держа наготове перстень, Таня двинулась вдоль колонн. Она уже видела, что в самом конце длинного узкого зала темнеет что-то, резко отличающееся по цвету от белых плит.
Неожиданно рядом послышался булькающий смех, и прямо из пола медленно поднялся безобразный горбун с шишковатой головой.
– Король Привидений! – воскликнула Таня, безуспешно пытаясь вспомнить отгоняющее заклинание. И почему в критические минуты у нее всегда все вылетает из головы?
Узкий жабий рот скривился в усмешке.
– А-а! Узнала! Что, забыла нужные слова? Не тревожься: убью тебя не я, сегодня не мой день! Это сделают другие. Я же заберу твою душу, когда она расстанется с телом.
– Она с ним не расстанется! – сказала Таня.
– А вот тут ты ошибаешься! Расстанется, и очень скоро! До встречи, моя будущая рабыня!
Очертания горбуна стали расплывчатыми. Тонкая струйка грязноватого тумана уползла в трещину в полу.
– Какой милый старикашка! Всегда услышишь от него что-нибудь приятное! – пробормотала Таня, носком ботинка сбрасывая в трещину подвернувшийся камень.
– Вот тебе подарок от рабыни! – крикнула она, отправляя вслед за камнем еще парочку искр.
В трещине что-то возмущенно зачавкало. Было похоже, что ее будущий хозяин только что получил по своему призрачному кумполу.
Вытянувшись как стрела, так что струна на нем напряглась до легкого гула, почерневший от огня смычок подгонял Таню вперед. Он указывал точно на темное пятно, которое при приближении к нему оказалось большим, идеально ровным кубом из шести зеркал.
Таня невольно заглянула в ближайшее зеркало, но вместо своего отражения увидела лишь сосущую черноту. Потом в зеркале забрезжил крошечный огонек, и девочка увидела, что из глубины навстречу ей плывет лодка с сидящей в ней желтой старухой.
Отрубленные руки старухи держали узкую коричневую свечу. Пустые глазницы смотрели прямо Тане в лицо.
– Ну вот мы и встретились! Долго же мне пришлось тебя ждать! – прошелестел знакомый голос.
Таня отпрянула. Ей стало жутко.
– Чума-дель-Торт! Но ты же мертва!
Старуха заскрежетала зубами.
– К сожалению, да. Титаны, которых ты выпустила, раздавили меня. От моего тела не осталось ничего, а болотные хмыри унесли и похоронили кости. То, что ты теперь видишь, лишь никчемное отражение. Но я не погибла. Мой верный слуга Король Привидений перенес мою душу сюда, в Черный Куб, на пересечение шести Зеркал Пустоты. Это не просто Исчезающий Этаж, как вы все думаете. Это место абсолютной магии, последний островок хаоса на Тибидохсе, где не властен никто, кроме меня. Сколько раз Древнир пытался уничтожить его – все было тщетно. И вот Древнира давно нет, а я есть! Я существую! Я, Чума-дель-Торт, властительница хаоса!
Таня глубоко вдохнула. Первый страх, который она испытала, увидев Чуму, уже проходил. В ней медленно просыпалась ненависть к мерзкой старухе, убийце ее родителей.
– Не очень-то радуйся! Ты не властительница хаоса, а ноль, пустое место! Твой хаос заточен в подвалах Тибидохса и никогда оттуда не вырвется. Ты же сама существуешь лишь внутри этого Куба. Да, ты ничто, тебя нет! – крикнула она.
Старуха мерзко осклабилась.
– Да, я живу лишь в этом Кубе! У меня нет ни былой магической силы, ни даже возможности вырваться отсюда! Я могла стать призраком, как того хотел Король Привидений, но ты помешала мне. Но это даже хорошо. Призраку не так просто осуществить то, что я намереваюсь сделать…
– А, так это ты должна была появиться в Новогоднюю ночь! Вот о чьем призраке он говорил! – воскликнула Таня, вспоминая слова отвратительного горбуна, когда заклинанием она заставила его уйти.
– Да, это была я. Но ты не позволила этому ничтожеству, Недолеченной Даме, исчезнуть, и я не смогла занять ее место. Ты заступила мне дорогу, а потом ты перебежала ее снова, когда мой дух был вызван драконьей кровью и ко мне начали уже прибывать силы… – с ненавистью сказала Чума-дель-Торт.
– Шип в шее у Гоярына!
– Да, это снова была я, и снова ты встала у меня на пути… Как я ненавидела тебя, каких проклятий только не посылала, но все они были бесполезны, потому что моя былая сила тоже перешла к тебе. До сих пор не пойму, как такое могло произойти? Обычно сила выбирает себе равного, а разве ты, ничтожная девчонка, равна мне? Скорее всего ты просто оказалась поблизости.
Глазницы черепа яростно запылали. Сухие руки потянулись к Тане, бессильно уперевшись в поверхность стекла.
– Ну ничего, все к лучшему! – сипло сказала Чума-дель-Торт. – Можешь меня поздравить! Скоро у меня будет тело! Отличное юное тело, очень сильное и ловкое! Я буду шевелить его ручками, ходить его ножками, смотреть его глазами, дышать его легкими. Осталось только вытряхнуть из него прежнюю душу и, как кость, бросить ее моему верному псу, Королю Привидений! Последнее время бедняга заскучал без новых жертв.
– И где ты возьмешь это тело? – недоверчиво воскликнула Таня.
Чума расхохоталась, явно забавляясь ее несообразительностью.
– Не беспокойся! Мне не нужно будет за ним даже ходить. Мое новенькое славненькое тельце само ко мне пришло. Хочешь на него взглянуть? Вдруг ты его уже где-нибудь видела?
Чума щелкнула пальцами. Чернота зеркала расступилась, и Таня увидела в нем свое бледное перекошенное лицо и темные волосы.
– Ну, как тебе мое новенькое тельце? Ничего? – поинтересовалась Чума, возникая в соседнем стекле.
– Но это же мое тело! – Таня едва узнала свой охрипший голос.
– Это ненадолго, – успокоила ее Чума. – И не надо нервничать! Я не хочу, чтобы мое будущее тельце свалилось с сердечным приступом. К нему надо относиться бережно. Ты поняла это, глупая дочь наивного мага? Что ты дышишь, как перепуганный щенок? Разве ты еще не поняла, что твоя игра закончена?
Она что-то сделала, и Танино отражение с ехидным видом помахало ей рукой.
– Я не отдам тебе свое тело! Ты его у меня не отнимешь!
– Я? Утихни, малютка Гроттер! Я не собираюсь ничего у тебя отнимать, – хрипло сказала Чума. – Это сделают мои слуги, мои славные зомби. Их у меня трое – один другого лучше.
Прикажи я любому перегрызть тебе горло или даже отрубить самому себе ногу, он сделает это не задумываясь. Своей воли в каждом из них осталось не больше чайной ложки. И все втроем в разное время они совершили одну и ту же ошибку: попытались уничтожить мой зеркальный куб… Жалкие простофили, где им было понять, что я сама заманила их на Этаж, а без меня им вовек не найти сюда дорогу. Ее знал только тот спятивший призрак, но и его унес Король Привидений… Не правда ли, он очень милый, мой горбун с жабьим ротиком, в который он засасывает души?
Чума-дель-Торт пристально посмотрела на Таню.
– А теперь, если хочешь, я могу тебе их представить. Хотя, уверена, в представлении они не нуждаются!.. Эй, вы там! Подходите по одному!
Чума-дель-Торт призывно щелкнула сухими костяшками. Из-за белой колонны шагнула… Да, это была доцент Горгонова, одетая в длинный оранжевый плащ. Ее распущенные волосы по змеиному шипели и тянулись к Тане.
– МЕДУЗИЯ! – пораженно воскликнула Таня.
– Она самая! – подтвердила желтая старуха. – Второе лицо Тибидохса, гроза всей нежити, доцент Медузия Горгонова. Мне важно было заполучить именно ее, и я это сделала… Король Привидений незаметно подбросил ей пергамент со старинной картой, когда она была в библиотеке у джинна Абдуллы. Я сама рисовала ее, когда была еще жива. А на карте… разумеется, там был путь сюда, на Исчезающий Этаж. Но даже и по карте, догадавшись, что нужно отодвинуть рыбу, Медузия не смогла бы попасть ко мне, если бы я не направила магический поток по нужному ответвлению колодца. В противном случае, любой, кому довелось бы сунуться, оказался в тупике и погиб.
– Но Медузия… Почему она не смогла взять верх? Ведь она такая сильная волшебница… – убито пробормотала Таня, пытаясь разглядеть хоть каплю сочувствия на неподвижном, точно скованном льдом лице Горгоновой.
– Да, я рисковала. Медузия едва не сожгла мой куб. Так ей хотелось меня уничтожить. Но, как видишь, у нее ничего не получилось. Я взяла верх, наложила зомбирующую магию и обрела очень полезного союзника. Не правда ли, Меди, ты ведь мой союзник? – ласково сказала Чума-дель-Торт.
– Да, хозяйка. Если нужно, я умру за тебя! – эхом отозвалась Медузия. Ее огромные глаза казались теперь совсем пустыми.
Внезапно в руке у Тани что-то зашипело. Смычок, превратившийся в змею, попытался обвить ее запястье. Девочка с криком отбросила его. Гадюка быстро заскользила по полу к хозяйке. Медузия присела и подставила ей ладонь, позволив гадюке скользнуть в рукав. Доцент Горгонова выглядела чуть более оживленной, чем в первую минуту, когда появилась из-за колонны. Кажется, Чума-дель-Торт соблаговолила дать своему зомби чуть-чуть свободы, не выпуская ее, однако, из тисков своей воли.
– Очень мило, что ты захватила с собой мою любимую змейку! Мне ее так не хватало. Из всех моих змей эта самая сообразительная. Между прочим, я для того и сожгла твой прежний смычок, чтобы заслать к тебе этого шпиона, – с насмешкой сказала Медузия.
Таня вздрогнула. Ее ладонь вновь обожгло той старой болью.
– Так значит… на крыше у лопухоидов! А я думала, что Зубодериха…
Медузия рассмеялась.
– Что, Зуби на крыше?.. Представляю, как уморительно бы она выглядела… Да эта клуша попросту свалилась бы с крыши, потому что жутко боится высоты. Нет, на крыше была я. Мне пришлось на целый день покинуть Тибидохс. Я сказала Сарданапалу, что у меня дико болит голова. Я легла в магпункт, заблокировала двери и воспользовалась окном. Дважды обмануть заклинание перехода было совсем непросто, но я справилась. Даже Поклеп ничего не заподозрил. Он лишь удивился, что купидончики летают в этот день чаще обычного. Мертвый Гриф постоянно следил за тобой, поэтому подкараулить тебя, когда ты пролетала мимо крыши, было не так уж и сложно. Горгонова прищурилась. – И нечего так трястись! Поверь, тебе ничего не грозило. Захоти я всерьез тебя убить, то с легкостью сделала бы это, наложив более серьезное заклятие. Но мне просто нужно было оставить тебя без смычка. Ты была рада подарку, не правда ли?
– Но я едва не разбилась! – крикнула Таня.
– Ты бы не разбилась, даже если бы бросила смычок. Поверь мне, я бы этого не допустила! – уверенно сказала Медузия. – Нам не нужна была твоя смерть. Подумай сама. Стоило мне лишь пожелать, змея ужалила бы тебя ночью, и ты умерла бы в страшных мучениях, распухнув, как эта колонна. Но хозяйке нужно было твое тело, твое живое тело. Ты не представляешь, сколько усилий я потратила, чтобы не дать этому молоденькому телу пострадать во время матча с бабаями!
Таня содрогнулась от омерзения и стыда. Она вдруг вспомнила, как во время матча у нее несколько раз возникало ощущение, будто смычок сам отдает приказы контрабасу. Так значит, смычком, вернее змеей, управляла Медузия.
– Так значит, то, что я так хорошо играла…
Доцент Горгонова кивнула.
– За это можешь поблагодарить меня. Я использовала очень тонкую усиливающую магию, которой не заметил даже Сарданапал. Где уж этому идиоту Амату с его примитивными талисманами?.. Но кое-что ты сделала все-таки сама. Например, мгновенный перевертон в финале! И оба мяча забросила тоже ты, так что не считай, что весь матч целиком провела я. Ты тоже кое-что умеешь, надо признать…
– А шип в шее у Гоярына? Его тоже вонзили вы? – спросила Таня.
Медузия покачала головой.
– Нет. Я лишь завернула его в скатерть-самооборонку, чтобы случайно не уколоться, и вынесла с Исчезающего Этажа. Кстати, эту скатерть потом нашел твой дружок и стал что-то подозревать. Шастать ночами вокруг рыбы.
– А шип?
– Шип я отдала кое-кому еще – второму зомби, которого заманила сюда по приказу хозяйки. Заманила ночью, с помощью все той же карты, которую дала мне хозяйка. Как же все клюют на эту простейшую удочку, даже скучно! Вдвоем мы быстро разобрались с ним. Он даже не успел выставить магический блок. Он, этот второй зомби, и вонзил потом шип, – пояснила Медузия.
Она ничего не скрывала, да и какой смысл ей был что-то скрывать, когда одной десятой ее магической силы хватило бы, чтобы душа Тани Гроттер навеки разлучилась с телом?
– Но Гоярын… почему он не растерзал его? – крикнула Таня.
– О, это отдельный разговор! Я отлично все рассчитала! – вмешалась Чума-дель-Торт. – Представь, у моего второго раба врожденный дар обращения с животными. Он даже занимался когда-то ветеринарной магией… Жар-птицы, кентавры, русалки – всякая дребедень… Гоярын, тот его просто обожал, когда был драконенком. И уж никак не мог предположить, что тот вонзит ему шип в шею. Друг-то!
– Тарарах? – не поверила Таня. – Неужели Тарарах! Не верю!
– О нет! Не Тарарах! Вонзиль шип уже я! – послышался знакомый картавый голос, и Таня увидела профессора Клоппа.
Она даже толком не поняла, откуда он взялся. Должно быть, прятался за кубом.
– Я хорошо относился к фам, Гроттер! Я даже стафил фам хороший отметка сфой предмет! А какой неблагодарность сделаль фы? Фы фытащиль у Гоярына мой шип, когда я хотел вызвать дух моей хозяйки из этот большой зеркаль! – укоризненно произнес профессор, приближаясь к Тане на своих кривых ножках.
Его старинный перстень зловеще потрескивал, выбрасывая одиночные и спаренные красные искры, прожигавшие пол у девочки под ногами.
Таня попятилась и уткнулась спиной в холодный мрамор колонны.
– Так вот почему на вас тогда наступил атлант! – вспомнила вдруг она.
– Откуда фы об этом знать? Ах да, я поняль: фы же еще не улетать к лопухоид… Нет, тогда я не быль слугой хозяйки! Я только бродиль ночами по Тибидохсу и искаль, как попасть на Исчезающий Этаж. Тогда Медузия еще не нашель меня и не прифель сюда. Я не хотель зажигать фонарь, и глюпый атлант не уфидель меня…
Профессор Клопп скривился как от зубной боли.
– Ну фсе, дефчонка, теперь тебе конец! Я буду делать паф-паф! – заявил он.
Клопп стал поднимать перстень. Пытаясь опередить его, Таня выпустила искру, но зомби легко отбил ее плащом. Потом Клопп прицелился и сам выстрелил. Огненная искра пронеслась совсем близко от щеки, обдав ее жаром. Колонна треснула. Вниз посыпались куски мрамора. Таня едва успела отскочить.
– Ты чуть не раздавил ее, глупец! Не смей портить мое новое тело! Девчонка нужна мне невредимой! Отойди от нее! – рассвирепела высохшая старуха в Черном Кубе.
Профессор Клопп съежился и отступил, как побитая собака. Видно было, что ему ужасно хочется сделать паф-паф, но он не может ослушаться хозяйку.
Мертвый голос Чумы-дель-Торт заполнил, казалось, весь Исчезающий Этаж.
– Дочь Гроттера, подойти ко мне! Не бойся! Еще пять или десять минут ты проживешь. Мои зомби не тронут тебя, пока я им не прикажу.
Таня нерешительно приблизилась к Кубу. Всеми силами она старалась оттянуть время и собраться с мыслями. А что, если, петляя и уворачиваясь от искр, рвануть к мостику, а потом по ступенькам Большой Башни вниз, к циклопам? Но нет, Таня слишком хорошо помнила, что стало с мантией Поклепа. По мостику ей не пробежать.
К тому же оставался еще один вопрос, на который Таня никак не могла получить ответа. Вопрос, давно тревоживший ее.
– Вы ведь ждали меня здесь, на Этаже? Но откуда Медузия и Клопп узнали, что я буду тут сегодня ночью? Это все смычок, да? – спросила она.
Чума-дель-Торт погрозила ей пальцем.
– Нет, смычок нужен был лишь как проводник, чтобы ты – хи-хи! – не заблудилась и вовремя привела ко мне мое симпатичное тельце. На Этаж же тебя заманил мой последний слуга. Ему не пришлось даже подбрасывать карту, он и так все время крутился поблизости. Все, что было нужно – это заставить рыбу вовремя сдвинуться со своего места, что и сделал профессор Клопп, когда в нужный момент привел в действие механизм. Между прочим, этот третий стал зомби всего несколько дней назад, буквально накануне этого идиотского матча с драконами и летающими мячиками. И что здешние болваны находят в драконболе? Когда я стану повелительницей Тибидохса, открою Жуткие Ворота и швырну Сарданапала хаосу, никакого драконбола не будет, я обещаю, – сказала Чума-дель-Торт. – А теперь, пока ты еще не отправилась в рабство к Королю Привидений, взгляни на моего третьего «сыночка». Эй, слуга, покажись!
Таня услышала, как кто-то выступил из-за колонны прямо у нее за спиной. Девочка повернулась и вскрикнула. Даже появление Клоппа, которого она совсем не подозревала, так не поразило ее.
Знакомая желтая майка мешком висела на худом теле, а глаза – глаза зомби – смотрели словно сквозь нее. И как она прежде ничего не замечала! Могла бы догадаться еще тогда, когда он оговаривал Баб-Ягуна. Так, значит, Ванька уже побывал на Исчезающем Этаже, не удержался и наведался сюда в ночь перед матчем! Побывал и вернулся послушным зомби, преданным Чуме-дель-Торт!
– Как ты мог, как? – со слезами крикнула Таня.
– Я слуга своей повелительницы, – мертвым голосом произнес Валялкин.
– Ты же всегда ненавидел Чуму!
– Я ошибался. Теперь я слуга своей повелительницы! – повторил Ванька.
– Так оно и есть. Мой слуга и больше ничего. Не суди его слишком строго! Зомби есть зомби. Он поплатился за собственное любопытство. Поверь, твой приятель сопротивлялся моей магии куда сильнее, чем Клопп или даже Медузия. Ему ужасно не хотелось предавать. Но древняя магия есть древняя магия, – хмыкнула Чума-дель-Торт.
– А как же Зубодериха? Как же Лоткова? – крикнула Таня, цепляясь за это как за последнюю соломинку. – Если эти трое зомби, то кто же тогда они? Мы же только что сражались с ними! И у них светились глаза!
– Очередная глупость! Простенькая вирусная магия и ничего больше! – презрительно отозвалась Чума-дель-Торт. – Эти две дуры ставили опыты в заброшенной мастерской. Они использовали одно запрещенное заклинание, и в результате с их глазами стала происходить вся эта ерунда. Обратись они за помощью к Сарданапалу – он исцелил бы их за пять минут, но эти трусихи не посмели.
– Но я же сама слышала, как они хотели пробраться завтра ночью в кабинет к академику! С кинжалом! – не поверила Таня.
– Пробраться, да. Но никого убивать они не собирались. В кабинете Сарданапала есть древний талисман, который снимает все сглазы. Попросить его у академика они не решились, потому что он узнал бы про мастерскую, а ведь бывать там запретил еще Древнир! Вот Зуби и задумала проникнуть в кабинет Сарданапала ночью, когда там никого нет. Кинжал же они собирались захватить на всякий случай, если столкнутся с золотым сфинксом. Его, так и быть, открою тайну, усыпляют только блики света на стали…
– Но почему Зубодериха и Лоткова напали на нас сегодня?
– А это уже меня нужно спросить! – перебила Медузия. – Я догадывалась, что вы отправитесь ночью к рыбе, – и сказала им, что вы и есть зомби. Надеясь захватить вас, Зуби и придумала этот нелепый фокус с замораживающим шаром. Он пришелся даже кстати. Мы разом избавились от лишних свидетелей – Ягуна и Верки Попугаевой. Да ты еще ухитрилась усыпить Лоткову. То-то Зубодериха, должно быть, удивилась. Ведь искра, ударившись в ее плащ, должна была погаснуть, но она отскочила, к тому же точно в цель…
Чума-дель-Торт нетерпеливо встала, разом заняв все зеркала.
– Хватит болтать! Мне нужно ее тело! – приказала она.
Прежде чем Таня успела что-то предпринять, профессор Клопп, Медузия и Ванька сомкнулись вокруг нее и вскинули свои перстни. Таня попыталась рвануться, но поняла, что не в силах даже пошевелиться. Тело было как деревянное. Неподвижные глаза зомби и магия их колец приковывали ее к месту.
– Вот и все, – сказала Чума. – Теперь одна искра точно в лоб, коротенькое выселяющее заклинаньице, и твоя душа покинет тело, освободив его для меня… Ах да, забыла спросить, как часто ты чистишь зубы? Не хочешь отвечать? Ладно, сама разберусь! Зомби, приступайте!
Отвратительно ухмыльнувшись, профессор Клопп хотел выпустить искру. Таня зажмурилась, чтобы не видеть вспышки, но тут Чума-дель-Торт крикнула:
– Стоп, я передумала! Пусть это сделает мальчишка! Погибнуть от руки лучшего друга удается не каждому!
Клопп неохотно посторонился, уступив место Ваньке. Юный зомби поднял руку. Теперь его кольцо почти касалось Таниного лба. Под глазами у Ваньки были синие круги, скулы обострились.
– Ты меня убьешь, да? Ты? А помнишь свое письмо, где ты зачеркнул целую строчку? Помнишь? Думаешь, я не сумела ее прочитать? – спросила Таня.
Рука у Ваньки на мгновение дрогнула.
– Я слуга своей повелительницы! – сказал он.
Почему-то Тане не было страшно. Скорее уж, ее охватило вдруг безразличие. «Лучше уж Ванька, чем «малютка Клоппик» со своей привычкой грызть пальцы на ногах. Интересно, сейчас он тоже их грызет?» – подумала она.
По грязной Ванькиной щеке, прочерчивая бороздку, скатилась слеза. Значит, где-то там внутри все же осталась частица ее прежнего друга. Но перстень все так же твердо смотрел ей в лоб.
– Готов? – поинтересовалась Чума-дель-Торт. – Прикончишь ее на счет «три». Все ясно? Один… два… Капут тынетут!!!
– Искрис фронтис! – крикнул звонкий мальчишеский голос.
Ослепительная боевая искра сорвалась с Ванькиного перстня и ударила в нос профессора Клоппа.
Глава «темных» бестолково взмахнул руками, завизжал и опрокинулся на спину. В этот момент он ужасно был похож на сморщенную жабу.
Кинувшись к Тане, Ванька обнял ее.
– Я все помню, все! Я не отдам тебя этим гадам!
– Проклятые чувства! Он сорвался с моего крючка! – прошипела Чума-дель-Торт и, отвернувшись, посмотрела на Медузию: – Зомби, ты слышишь меня?
– Да, госпожа! – откликнулась доцент Горгонова.
– Убей мальчишку! Живо! Девчонку не трогать! Она нужна живой!
Медузия двинулась к ребятам.
– Беги! Я их задержу! – Ванька толкнул ошеломленную Таню за колонну и, пригнувшись, метнулся за соседнюю.
Через мгновение в колонну попали несколько боевых искр, выпущенных Медузией. Посыпались камни. Ванька пытался отстреливаться, но где ему было справиться с сильным магом такого уровня. Если ему и удалось опрокинуть профессора Клоппа, то лишь потому, что тот никак не ожидал нападения.
Доцент Горгонова с легкостью отбивала Ванькины искры плащом и выбрасывала свои, такие мощные, что мрамор крошился, как печенье. Ее перстень непрерывно потрескивал, выбрасывая все новые и новые магические разряды огромной силы.
Ваньку спасало лишь то, что он успевал перебегать и прятался за колоннами.
– Беги! Что ты стоишь, беги к мостику! – крикнул он. – А ты что мажешь, крокодилица? Подзорную трубу дома забыла? Пали давай!
Рассерженно побагровев, Медузия что-то пробурчала. От ее кольца оторвалось сразу две искры. Одна помчалась к Ваньке, отвлекая его внимание, а другая тем временем незаметно обогнула колонну сзади и ударила его в спину.
Ванька вскрикнул, упал и попытался отползти.
– Отлично! Ты попала! Теперь прикончи его! – приказала Чума-дель-Торт.
Медузия неторопливо приблизилась к Ваньке и подняла кольцо.
– Тебе конец, сосунок! Против моих заклинаний нет противодействия. Я постараюсь, чтобы ты умер быстро… – сказала она.
Поняв, что сейчас произойдет, Таня наконец опомнилась.
– Стой! Не смей его трогать, или я разнесу твою хозяйку! – крикнула она и, выскочив из-за колонны, вскинула перстень Феофила Гроттера.
Теперь он был нацелен точно в Черный Куб, где в шести зеркалах поочередно отражалась Чума-дель-Торт. Медузия растерянно замерла.
– Что делать, госпожа? – спросила она.
– Я же сказала: прикончи мальчишку! – приказала Чума. – Или нет, погоди, пускай она стреляет первой! Так будет даже лучше!
Таня хотела уже выпустить искры, но внезапно острое подозрение пронзило ее. Почему Чума так ждала ее выстрела? Ах да, зеркало! Куб зеркальный! Не означает ли это, что любая выпущенная в него магия отразится и вернется к ней самой?
Да, так оно и будет. Магия ударит ее силой всех своих шести зеркал и подчинит Чуме. Не это ли произошло с Медузией и Клоппом? Эти опытные чародеи, впервые проникнув на Этаж, наверняка пытались уничтожить Куб, но лишь зомбировали сами себя, вложив в свой удар слишком много разрушительной силы.
Не потому ли Чума-дель-Торт была такой спокойной?
Медузия хохотала в полный голос. Профессор Клопп, опомнившийся от боевой искры, привстал на локтях. На его лысой, похожей на редьку голове багровел синяк.
Продолжая держать Черный Куб на прицеле, Таня быстро скользнула взглядом по подножию ближайшей колонны, куда не так давно попала искра Медузии.
– Ну что, чего же ты не стреляешь? – издевалась Чума. – Ну же! Подари мне пару искорок!.. Не хочешь?.. Эй, зомби, мне надоело ждать! Кончайте мальчишку!
– Погоди! Ты хотела искру? Получай!
Таня метнулась к раскрошенной колонне и схватила кусок мрамора. Камень сразу оттянул ей руки. Хорошо еще, что она не выбрала самый большой, а взяла тот, что смогла поднять! Вскидывая его над головой, Таня шагнула к Кубу. Ей почудилось, что она бросает перцовый мяч в раскаленную драконью пасть.
– Не-е-ет! Остановите ее! У нее камень! – дико закричала Чума-дель-Торт, появляясь сразу во всех зеркалах.
Сразу несколько искр, одновременно выпущенных Медузией и Клоппом, помчались к Тане и попали в нее. Ни одна не пролетела мимо цели. Страшная боль пронзила девочку, прожгла ее насквозь, будто раскаленным прутом.
Но остановить камень было уже невозможно. Описывая в воздухе дугу, мраморный обломок уже летел к Черному Кубу. Долой магию! Почему бы не применить старый способ, известный всем лопухоидам! «Кирпич надежней пистолета. Он не дает осечек!» – любил иногда шутить дядя Герман, самый добрый депутат самой доброй партии.
Уже падая, Таня услышала звон разбитого стекла и страшный крик Чумы-дель-Торт. А потом непроницаемое озеро мрака сомкнулось над ней.
* * *
Таня очнулась. Вокруг была темнота. Она лежала и не понимала, где находится. Вдруг это и есть смерть? Неужели она уже рабыня Короля Привидений, а он избрал для нее такую муку – вечную темноту? Таня боялась даже повернуть голову. Вдруг она попытается это сделать и обнаружит, что никакой головы у нее нет? И тела нет? Лишь через минуту она набралась храбрости и повернулась. Получилось! Слева смутно забелела подушка. Это успокоило Таню. Теперь она уже знала, что лежит в кровати. Проведя руками, девочка смогла даже ощутить мягкую ткань пижамы. Сомнений нет: она жива.
С трудом привстав, Таня дотянулась до лампы. Вспыхнул свет. Комната была незнакомой. На низеньком диванчике рядом с ее кроватью дремали Баб-Ягун и Ванька.
Свет, ударивший им в лицо, разбудил их. Мальчишки проснулись и ошалело заморгали.
– Тшш! Зачем ты включила свет? Ты нас выдашь! – забеспокоился Баб-Ягун, бросаясь к лампе.
– Выдам?
– Ну да! Ты же в магпункте. Сарданапал строго-настрого запретил тебя посещать. Но я-то знаю, на какое заклинание моя бабуся обычно запирает двери! Вот мы и пробираемся сюда!
Таня благодарно посмотрела на него. Как славно все-таки иметь друзей!
– И давно я тут?
– Уже третью ночь. Ты приходила в себя и раньше, но ненадолго. Ягге едва успевала поить тебя отварами из трав. Уже на второй день ты пошла на поправку, хотя еще бы парочка искр и все, конец… Тебе повезло, что Куб разбился сразу! – застенчиво улыбнувшись, сказал Ванька.
– Отличный был удар! Я потом смотрел! – похвалил Баб-Ягун. – Одним камнем расколоть сразу шесть зеркал – такое не каждый сумеет! Вот что я называю: моя школа.
– Не хвастайся! Хвастун! – Таня с трудом улыбнулась.
Голова у нее все еще раскалывалась, а губы были точно резиновые.
– А как я оказалась в магпункте? Кто меня нашел на Исчезающем Этаже? – спросила она.
– Тебя вынесли Медузия с Клоппом. И меня они тоже вынесли, хотя я не был так серьезно ранен. Уже через пару часов я вполне оклемался, хотя Ягге все равно заставила меня целый день проваляться в кровати. Ну и скукотища! Хорошо еще, что на соседней койке размораживался Ягун! Ну и воды же от него натекло! Зубодериха тоже кое-что понимает в магии! – засмеялся Ванька.
– А зачем Медузия с Клоппом нас спасли? Они же хотели нас прикончить? – Таня поежилась от неприятного воспоминания.
– Ну да, хотели… Да только ведь это не они хотели, а Чума их заставляла. Сами они были такими же пленниками, как и я. Только я сумел сорваться с ее крючка, а они нет. Когда Черного Куба не стало, вмести с ним пропала и зомбирующая магия. Представляешь, как они удивились, когда обнаружили себя на Исчезающем Этаже рядом с осколками зеркал? Медузия опомнилась довольно быстро, а вот Клопп… Я опасался даже, что он спятит.
– И есть отчего! Сегодня на обеде, что было, знаешь? – перебил Ваньку Баб-Ягун. – Верка Попугаева в своей лучшей блузке, накрашенная как сто пять тысяч индейцев, по пятам преследовала Клоппа, а тот прятался от нее по углам… Она все-таки нашла его любовные письма.
– Письма? Неужели они существовали? – не поверила Таня.
Уши у Баб-Ягуна насмешливо замерцали.
– Да нет, конечно… Их Гробыня написала и Верке подкинула. Ты же знаешь, как Склепова любит такие шутки.
Таня слабо улыбнулась.
– Кстати, как там мой контрабас? Гробыня не пустила его на дрова? Она давно грозилась, – спросила она.
– Пусть бы только попробовала! – возмутился Баб-Ягун. – Не такая уж она дура! Кстати, я открою тебе секрет – Соловей О. Разбойник достал для тебя отличный смычок. Действительно отличный – и уж точно без черной магии. Сарданапал и моя бабуся лично его проверяли.
– Правда? – обрадовалась Таня.
– Станем мы тебе врать! Хочешь, я за ним сейчас сбегаю? По Главной Лестнице тут одна минута, – вызвался Ванька.
– По Главной Лестнице? Ты что? Там же…
Ванька засмеялся.
– Ты об Исчезающем Этаже? Не беспокойся: Поклеп Поклепыч уже снял все заклятия и вернул циклопов в караулку… Теперь это просто еще один этаж Тибидохса. Всего-навсего. Вся магия была в Черном Кубе. Правда, с мостика по-прежнему можно сверзнуться, если очень постараться. Хотя он уже и не трясется как бешеный.
Спеша за смычком, Ванька выбежал было в коридор, но тотчас Таня услышала его удивленный крик. Пятясь, Валялкин вскочил обратно и попытался запереть двери, но не успел.
В магпункт уже входили Поклеп Поклепыч, Сарданапал, Медузия и Зубодериха, а за их спинами маячили профессор Клопп, Тарарах и Ягге.
Ванька и Ягун попытались нырнуть под кровать, но спрятаться им уже не удалось. Вспыхнул свет, и на них устремилось сразу множество укоризненных глаз.
– Так вот кто это! Валялкин, Ягун! Так я и думал! Пробравшись в магпункт к ученице Гроттер, да еще и среди ночи, вы серьезно нарушили режим! Не сомневаюсь, что вы будете сурово наказаны! Вы будете лишены летних каникул, а профессор Клопп лично выдаст вам банки для сбора жуков-вонючек, расплодившихся у нас в подвалах. Или даже лучше ведра! – хмурясь, начал завуч.
– Поклеп! – негромко окликнул Сарданапал.
– Что Поклеп? – окрысился тот. – Чуть что, так Поклеп! Должен же я хоть кого-нибудь лишить каникул или там отослать к лопухоидам? Завуч я, в конце концов, или не завуч? Меня уже первоклашки и те не боятся!
– В другой раз, Поклеп. Но не сегодня… Сегодня счастливый день! С утра сообщили о том, что матчи по драконболу все же состоятся, и состоятся у нас, в Тибидохсе! – сказал Сарданапал.
– Ура! – завопил Баб-Ягун так громко, что Медузия даже зажала уши, а Ягге погрозила внуку кулаком.
– А теперь… теперь вот еще одна радость! Таня пришла в себя! – академик Сарданапал растроганно высморкался и дал знак Зубодерихе.
Та вышла вперед, прокашлялась и торжественно начала:
– Гроттер, от лица всех присутствующих здесь преподавателей я с удовольствием сообщаю вам приятную новость! Вы проявили столько храбрости и так много сделали для Тибидохса, что академик Сарданапал решил сделать вам подарок и позволить некоторое отступление от существующих правил…
Таня приподнялась на подушках. Вот это да! Интересно, каким будет это отступление? Может, ей позволят не делать уроков или разрешат спать до двенадцати дня? Вот было бы классно!
– С сегодняшнего дня по личному распоряжению академика скатерть с тертой редькой будет навечно закреплена за вашим столом! – сказала Зубодериха.
Ванька Валялкин с грохотом обрушился на пол. Академик Сарданапал, воспринявший это как проявление восторженных чувств, скромно заулыбался.
– Не надо благодарности, ребятки! В редьке так много витаминов! – произнес он.
Оглавление
Глава 1 . Чемодан с привидениями
Глава 2 . Купидончик в шкафу
Глава 3 . Следы на потолке
Глава 4 . Тридцать четыре пожарника
Глава 5 . Король привидений
Глава 6 . Пассажир для контрабаса
Глава 7 . Скатерть-самооборонка и куриное заклятие
Глава 8 . Самый яростный дракон
Глава 9 . Загадка медного шипа
Глава 10 . Чукара курачукара и Гуго Хитрый
Глава 11 . «Гряллиум пуллиум» и «малютка Клоппик»
Глава 12 . О буках, бяках и… бабаях
Глава 13 . Плащ, шип и кинжал
Глава 14 . О чем молчат рыбы
Глава 15 . Исчезающий этаж