Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Вместо предисловия
Идея написать что-то подобное давно витала в воздухе, но не хватало чего-то вроде искры, которая воспламенила бы меня взяться за написание этого всего…
Такой искрой послужило обращение ко мне из школы рока “RockWay”, где меня желали видеть на одном из своих мероприятий, посвященных истории возникновения рока в Коми. Ее директор, очень приятный симпатичный молодой человек Александр Вахрушев (кандидат геологических наук, кстати) пожелал меня в качестве живого свидетеля тех далеких лет. Я сразу же и немедленно обратился с призывом ко всем знакомым мне старым сыктывкарским рокерам – поучаствуйте в написании истории рока (не всей Коми, она большая, одна только Воркута чего стоит!) в Сыктывкаре. Ответная реакция последовала, но оказалась довольно вялой, видимо годы уже не те, да и быт, если еще не съел, то уже основательно заел...
Тем не менее, отклики все же были. Александр Панюков (сейчас в Москве) прислал сканы старых фотографий. Нашлись энтузиасты среди пишущей в Сыктывкаре братии, много сделавшие в этом направлении, и с большим энтузиазмом продолжающие писать в том же духе.
Михаил Казанцев, корреспондент «Красного Знамени»(выпускник 14-й школы, как и я сам) как раз из их числа. Он откликнулся, мы пообщались, и в этой газете появилось мое интервью 14 декабря 2013 года. Я был поражен не только тем, как оно интересно написано. Менее чем за сутки статья была просмотрена более 700 раз, и число просмотров продолжало расти как снежный ком! Стало очевидным, что в рамках одного интервью невозможно охватить и описать все, что было. А это было возникновением целого явления, никак не меньше! Пусть даже и в прошлом, но зато какое это было прошлое… Как же мы тогда были молоды, красивы, искренни, доверчивы и наивны одновременно! Это явление, в виде рок-музыки (пусть даже и в «советизированном» варианте), однажды пришло и в Коми. Не просто пришло, но и прижилось, «устаканилось». Оно и здесь пережило свои этапы становления, развития, были взлеты, случались и падения. По большому счету, рок - это целое направление музыкальной культуры. Раньше считалось, что это своеобразный, т.н. пласт «молодежной» культуры. Как бы не так, пардон! Я и сам-то уже совсем не молод, а вот, поди ж ты – все еще продолжаю рокерствовать (или «роковать, рокеровать, рок-н-рольничать» не знаю как правильно). Производные от термина «рок» в русском языке явно «недоразработаны». Нет-нет, да временами и что-то побренчу, или куплю гитарку – другую…А то и вообще – «на людях» иногда с ними возьму, да и покажусь… Так что рок - это уже вовсе и не молодежный культурный пласт, а общечеловеческий, ни больше, ни меньше! Очень может быть, что именно благодаря популярности рока и, особенно, «Битлз» среди молодежи всего мира, Третья Мировая Война, к которой долгие годы тщательно готовились противостоящие другу социально-политические системы, так и не состоялась.
Рок в Коми (и не только) существует и поныне. Он совершенно точно уже никогда и никуда не денется, не растворится и не сгинет, как бы кое кому-то этого не хотелось. С этим вряд ли кто возьмется спорить, и это также явилось еще одной их причин, по которой я все это пишу здесь и сейчас.
Сегодня живых «рок-ненавистников», облеченных властными полномочиями, практически не осталось. Хотя, с другой стороны, до рока власть предержащим почти никакого дела нет. Танцевальные и фольклорные коллективы еще как-то худо-бедно все-таки поддерживаются государством. Министерством культуры (хотя министром культуры могут назначить человека, очень далекого от нее, также, впрочем, как и министра здравоохранения – человека без медицинского образования), иначе им точно «кранты». Как-никак – нужны костюмы, наряды и прочие дорогостоящие фольклорные атрибуты и бутафорские принадлежности. Это стоит не дешево, все это пошить и сработать на заказ, ох как не дешево!
Рок же – напротив, он вообще никак, почти никому, кроме самих рокеров и их ближайших друзей и поклонников не нужен. Зато его могут использовать (можно сказать и более грубо, прямо и откровенно – проституировать!) для своей популяризации отдельные политики в определенные периоды, особенно во время предвыборных компаний. Так что если уж совсем что-то не так (я имею в виду «зажим» рока властями), то сегодня рокеры могут обратиться прямо к премьеру России Дмитрию Медведеву. Он большой поклонник Deep Purple и Led Zeppelin (об этом несколько лет назад заявил на встрече с Bono, вокалистом легендарных ирландцев U2 в Сочи), а не так давно в одном из интервью упомянул, что его любимая группа - Pink Floyd…Учтите это, российские рокеры всех возрастных групп и поколений!
Да и наш президент Владимир Путин (в Питере же вырос, в нашей рок-столице) в свое время (когда бывший «Битлз» приехал, наконец, в Россию) разгуливал по Александровскому саду в Кремле, и беседовал «на камеру» с самим Полом Маккартни, Это тоже неспроста. Показало же это телевидение не только всей стране, но и всему миру! Это была великолепная пиар-акция государственного уровня! Да и на Красной-то площади только Полу Маккартни и позволили сыграть…Вот на какой уровень может выйти рок при умелом и удачном раскладе – на уровень государства, не больше, и не меньше!
Маккартни еще и в Питере на Дворцовой (самое священное место в северной столице!) навел такого шороху, что местные до сих пор забыть не могут…Говорили, что толпы народа забили кроме Невского все улочки и переулочки за три квартала до площади. Директор Эрмитажа Пиотровский опасался, что люстры с потолков могут попадать - настолько мощную аппаратуру Маккартни предоставила фирма, которую он подрядил на обеспечение звука.
С другими, менее популярными рокерами можно и без таких церемоний, без всяких Красных и Дворцовых площадей. Вот вам взамен Манежная площадь, там играйте, но не на Красной. Из-за этого, как говаривали да пописывали, «парсонсы аглицки» да «скорпионы германски» отказались играть…Обломилась «парсонсам» со «скорпами» вкупе Красная площадь.
Еще скромнее оказались Deep Purple, и The Rolling Stones. Им в свое время вполне хватило московских стадионов «Динамо» и «Лужники» соответственно. Вторые сами провели пиар-акцию в Москве. Кит Ричардс, гитарист «Роллингов», так тот вообще бездомного пса тогда дюже полюбил. Шлялся по стадиону тот пес попусту и тщетно-голодно. Пока одни обслуживающие знаменитую рок-группу выстраивали звук, другие – свет, третьи – бродячую собаку заприметили. Соответственно, роллинговскому начальству про пса доложили. Собака очень понравилась жене Кита Ричардса, и этим все было сказано. Пса накормили, официально во всех советских органах зарегистрировали, привили, все необходимые прививочно-карантинные бумажки на вывоз животного обтяпали. Кит Ричардс свез русскую собаку куда-то к себе в Нью-Йорк. Может теперь пес сторожит коллекцию гитар, у Кита их больше 3000?!. А может музыкант долгие годы мучался мыслью – где собака зарыта? В России, Кит! Узнали бы про эту историю наши российские бомжи…Многие из них наверняка бы сказали – «как бы я хотел стать псом Кита Ричардса, да здравствуют Роллинг Стоунз»!
Итак: рок – это явление. Не больше, но и не меньше. Что, и для кого – уже другой вопрос. Для одних – фон и звук, для других – расслабляющий душу ностальгический бальзам, Для третьих – образ жизни, участие или соучастие, нередко коммерчески выгодное. Так или иначе, есть публика, для которой в роке весь смысл ее жизни. Ее невозможно не уважать.
Не хочу делать слишком длинным вступление, здесь можно было бы еще много чего понаписать. У меня нет каких-либо контрактов с какими бы то ни было издательствами, поэтому меня в этом отношении ничто не связывает, по крайней мере, сейчас, в декабре 2013 – январе 2014. Я связан только одним внутренним обязательством перед самим собой - написать, как все было в действительности. С эмоциями, с вернувшимися вновь чувствами (очень воспалительные воспоминания!), но ничего ни нарочито преувеличивая, ни умаляя. Единственное, за что хочу заранее попросить прощения – я могу что-то уже просто не вспомнить (все же прошло больше сорока лет). Здесь причина уже чисто механическая – число нервных клеток, которые все это помнят, с возрастом уменьшается, а они, как известно, не восстанавливаются.
И еще – кое-что из того, я написал ниже, может быть воспринято как самолюбование. К этому, поверьте, я не стремился. У меня нет ни малейшей необходимости что-то наигрывать и пытаться выглядеть в глазах читателя лучше, чем я есть на самом деле.
Все началось, пожалуй, с того, как родители купили нам с братом (младше меня на три года, звали Дмитрий) магнитофон. Это произошло в начале лета 1971 года, в мое отсутствие (я был в пионерском лагере, в Крыму), поэтому приобретение оказалось для меня вдвойне приятным из-за неожиданности. Такого от своего отца (человек был с довольно жестким и крутым характером) я точно не ожидал. Вещь по тем временам была просто шикарная! Красавица, «Астра-4», крышка с защелками из черной пластмассы, серебристая панель спереди, закрывающая (аж три штуки!) динамики. Все металлические детали корпуса были элегантно покрыты пленкой под дерево! В общем дизайн по тем временам просто невероятный! Скорости 4,76 и 9,53 см/сек. А какой звук! Его достигли за счет раздельных регуляторов тембров по высоким и низким частотам. Кстати, у меня было с чем сравнить во всех отношениях свою красавицу «Астру-4». Почти в то же время моему другу детства Толику Точеному и его брату Шурке (они жили этажом ниже, прямо под нами, в том же доме и подъезде, Октябрьский проспект, 14, напротив Мичуринского парка) купили магнитофон «Комета-212». Он стоил ровно столько же двести советских рублей. У него была еще и скорость 19, но, увы, на него не влезали большие катушки, был всего один регулятор тембра, только два динамика. Звучала «Комета» хуже и тише, чем «Астра». Запись на скорости 19 обеспечивала высокое качество, но в реальной жизни тогда этим преимуществом никто не пользовался, это было слишком дорого и расточительно.
Позднее (уже учась в Перми, в медицинском институте) я узнал, что на скорости 19 все-таки иногда стоило делать запись, но только прямо с диска-оригинала, чтобы обеспечить наивысшее качество. «Писали» за деньги – такса была от трех до пяти рублей за запись винилового диска, которая влезала на обе стороны катушки с лентой тип-6. Деньги (не бог весть какие) зарабатывала пермская предприимчивая рок-музыкальная публика, которая пускала их в оборот – приобретала на них новый фирменный винил.
Людей, которые занимались таким бизнесом, называли «фарцовщиками». Почти все новинки рок-музыки появлялись в те времена в СССР через них из рук ездивших «за границу» только таким путем. Сейчас, задним числом, по отношению к ним возникают смешанные чувства. Тогда им многие завидовали, что они «одеты в фирму» (в джинсовые куртки и брюки, да и только!), ходят по ресторанам и барам. Якобы имеют большие деньги…Мало кто знал, что на самом деле почти все они, продолжая заниматься фарцовкой, «под колпаком» в КГБ, дали там соответствующую подписку, и собирают самую подробную информацию на любого, кто с ними в контакте. Разумеется из тех, кто интересует «контору». Взамен «стукачам» контора давала гарантии неприкосновенности.
Возвращаюсь к своему удивительному магнитофону. К тому времени (к лету 1971 года) в продаже появились магнитные ленты для записи на лавсановой основе. Очень дорогие, их все звали тип-10, но зато они, в отличие от дешевых тип-2, CPR (производства ГДР) и тип-6, не рвались. Тем не менее, наибольшим спросом пользовались ленты тип-6, на ацетатной основе, они всегда тогда были в большом дефиците. Обрывы лент все тогда клеили крепким уксусом.
Впрочем, что же вообще в те годы не было дефицитом? Разве что дешевое вино за 1 р.02 коп., 1 р.07 коп., или водка - тогда уже стоила не 2,87 руб., а 3,62 и даже 4,12 руб. Это, впрочем, не очень-то повлияло на пьющую братию – кто был склонен к выпивке – продолжал это делать, не взирая на розничные цены…В советских ресторанах и, тем более, по ночам у таксистов водка имела совсем другую цену. Но…тогда, в те времена, никто «не борзел» (эти цены, скорее всего, установили криминальные «авторитеты»), и все четко знали, что и чего стоит – как «на вынос с ресторану», так и у таксистов ночью…Поражало, что одно и то же спиртное стоило по-разному днем и ночью…Кто хотел бухать – тот пил…так всегда было.
Дефицитными также не были консервы «Завтрак туриста», рыбный вариант, за всего лишь 37 копеек банка - его не ели даже дворовые и/или бездомные собаки…
Ловлю себя на том, что несколько отвлекся от темы. Мы (я веду речь о сверстниках) тогда были молоды, полны энергии, и круг наших интересов не замыкался на дне бутылок из-под вина.
Что касается других марок магнитофонов, которые были тогда в СССР в розничной продаже – были еще гораздо более дешевые «Дайны» (прибалтийского производства) и «Чайки»…Откровенная дрянь во всех отношениях – как чисто в технических характеристиках, как по звуку, так и по качеству записи… Были, правда, еще и магнитофоны «Днiпpo». Их делали в Киеве солидно и основательно, под «радиолу», в деревянном корпусе. Стоили они недешево, но воспроизводили звук хуже «Астры-4». Не хватало как высоких, так и низких частот. На них стояли динамики гораздо худшего качества.
Итак, у меня в распоряжении оказался супер-магнитофон, с ним в руках я и начал вояжи по родному Сыктывкару, очень любил улицу Куратова – тихая, зеленая, никакого общественного транспорта. Это были визиты в гости к некоторым одноклассникам и знакомым, у которых водились записи западной музыки. В те годы еще даже не было такого понятия как «рок-музыка», или оно еще твердо не устоялось. Популярнее были такие термины как «бит», «бит-музыка» и еще что-то в подобном духе. Было понятно, что они происходили от названия знаменитой британской группы The Beatles, которая пользовалась невероятной популярностью.
В те теплые летние дни или вечера 1971 года иногда из окон некоторых домов (в которых, кстати, проживали большие советские чиновники) можно было услышать, как кто-то (скорее для «понта», а не для себя) очень громко крутит битловскую «Can’t Buy Me Love» или что-то подобное, очень боевое, типа «Ooby Dooby» Creedence Clearwater Revival. Так, иногда «забавлялись» некоторые тогдашние поклонники западной музыки. Часто это были дети больших советских чиновников, причем именно у них и были лучшие коллекции записей или даже фирменного винила. Западная «рок-зараза» не посчиталась с их привилегированным положением… Она не обошла многих из них стороной, и они, соответственно, слезно просили своих папочек привезти кое-какие пластиночки из своих загранкомандировочек. Страны т.н. «социалистического содружества» уже тогда сильно болели этой «рок-заразой», издавали ее на своих пластинках фирм «Балкантон» (Болгария), «Муза» (Польша). Но всех в этом отношении переплюнули югославы, которые почти синхронно, по лицензиям соответствующих ведущих западных фирм типа EMI, выпускали альбомы ведущих западных групп. Позднее стало очевидным, что не менее половины всей западной «рок-новизны» в нашу страну, тогда СССР, попадало именно этим путем.
В течение июля – августа 1971 года мне кое-что удалось записать. У «хозяев» тех записей не было четких представлений о том, что из себя представляет данное мне в перезапись, как-то: названия групп, композиций, год появления. В итоге тогда, летом 1971 года, я переписал полный винегрет в виде различных песен (это выяснилось задним числом) групп The Beatles, The Rolling Stones, Hollies, Bee Gees, Monkees, Ventures, Shoking Blue («Venus» and «Hot Sand» с необычной и очень удачной ситарной аранжировкой в индийском стиле, и женским вокалом Маришки Вереш, да-да, именно те самые!).
Удивительно, но что-то похожее годом раньше, когда в нашем доме еще и не пахло магнитофоном, я слышал краем уха с чужой свадьбы. Соседи с первого этажа, Тарабукины, «женили» своего старшего сына Сашу, он тогда работал (не знаю кем, но…) на прилично оплачиваемом месте в аэропорте. В общем, услышал я тогда уже «Шиз-гарру» группы «Шокин Блю»…
Вообще, на той свадьбе «летчики» крутили много такой музыки, которая как нельзя кстати пришлась для развития и возникновения «рок-мозгов» у подростка, вроде меня. Для их (я о своих рок-мозгах) последующего формирования это было очень важным.
В те годы выпускались пластинки с записями Bee Gees, The Beatles, но при этом не указывались наименования западных рок-групп. Выглядело это все довольно нелепо, но я полагаю, что на фирме «Мелодия» в те годы работали энтузиасты, которые продвигали в советские народные массы подобную продукцию по принципу «умный - не скажет, дурак – не поймет». Видимо, при этом еще и не было проблем с авторскими правами, а также лицензиями западных звукозаписывающих компаний. Хотя понять что и к чему было совсем несложно, прочитав, к примеру, на этикетке маленькой пластинки, что автором песни «Солнце восходит» является некий Дж. Харрисон, а композицию «Потому что» написали Дж. Леннон и П.Маккартни…Или еще были вот такие «ляпы» - на одной из больших грампластинок фирмы «Мелодия» среди массы зарубежных исполнителей была песня The Beatles “Girl”, но она была там указана, как «английская народная», зато было честно указано, что ее исполняет квартет «Битлз.
Несколько позднее я «пересекся» с публикой, которая серьезно относилась к зарубежному року, и любила порядок в своей магнитофонной аудиотеке. Кроме всего прочего, желала знать о записи почти все - название группы в оригинале, название альбома, годы выхода, наименования трэков. Я учился в 14-й языковой школе, так что мне сам Бог велел не только знать все это, но и пытаться понять, о чем поют те или иные исполнители, причем это довольно часто удавалось.
Таким ценителем рока оказался мой товарищ по школе Александр Савин, у которого я переписал The Rolling Stones, ранние записи – «Satisfaction», «Time Is On My Side», «Last Time» и другое, в том же духе из того же альбома. У него же была запись The Beatles «Magical Mystery Tour», которая меня сильно впечатлила. Пару недель в моей голове навязчиво крутилась мелодия «Strabberry Fields Forever».
В свою очередь Сашу Савина поразила услышанная им с моего магнитофона музыка Led Zeppelin (первый альбом), ее я переписал незадолго до начала учебного года в августе 1971 у Саши Аврамова, сына известного тогда в Коми артиста драматического театра. Я думаю, что Сашу Савина, как и самого меня позднее поразили гитарные риффы и соло-пассажи Джимми Пейджа. То, что играл Пейдж, я какое-то время считал «неподбираемым» и невозможным для исполнения на гитаре. Потом, потихоньку, все-таки подобрался и к нему, кое-что (играемое в стандартном строе EADGBE) сумел подобрать.
Вообще, отмечу, что музыка первого альбома Led Zeppelin тогда привела меня в полное изумление. Мало того, что я был поражен игрой гитариста, так нет же, на этом все не закончилось – композиция «Your Time Is Gonna Come» вообще начиналась со вступления на электрооргане «Hammond». Впечатлила и следовавшая за ней «Black Mountain Side», на акустической гитаре. Несмотря на все мои героические усилия, мне так и не удалось ее подобрать. Я не знал тогда, что Jimmy Page играл ее в строе DADGAD (узнал об этом в конце 1990-х, прочитав его интервью, изданное в виде брошюры).
Позднее, уже зимой в начале 1972 года в распоряжении нашей «рок-тусовки» оказались аудиозаписи хорошего качества почти всех альбомов The Beatles и Creedence ClearWater Revival. На срочную военную службу в Сыктывкар тогда по призыву попал один москвич по имени Женя, рокер-меломан. Он по счастливому стечению обстоятельств вступил в контакт с тогдашними сыктывкарскими рокерами и музыкантами. Узнав про бедственное местное положение в части аудиозаписей он немедленно взялся его исправить. Его отец («пепс», так говорил «Гусь», о Гусе вообще будет отдельный разговор) тоже «волок» в роке, и переслал сыну несколько бандеролей с аудиокатушками, на которых были «первые» (прямо с винила) записи, высочайшего качества, по тем временам ничего лучше просто не было. Мы перезаписывали это все днями и ночами, были в полном восторге от того, что к нам попало.
Примерно в то же время я столкнулся с музыкой The Rolling Stones. По отношению к этой группе в Сыктывкаре среди рок-тусовки было тотально негативное отношение. Меня же это, наоборот, подзадоривало – чего же такого есть в их музыке, что бесит моих друзей-меломанов? «Гусь» как-то сказал: «вот на этой катушке есть какой-то альбом Роллингов, хочешь – пиши себе!». Я взял и переписал, и послушав, пришел почти в полный восторг! Это был альбом 1968 года «The Beggar’s Banquet». Позднее привезли из Перми записи их альбомов «Let It Bleed» и «Sticky Fingers» Я понял, что рок может обойтись и без слащавого вокала, звучать более жестко, грубо и тяжело. Музыка Led Zeppelin (к моменту окончания школы я имел записи всех их четырех альбомов) говорила о том же – вокалист мог петь по-другому, гитарист навроде Пейджа мог творить нечто невероятное. Так или иначе, меня стал приводить в полный восторг альбом Роллинг Стоунз «Let It Bleed», и это не прошло до сих пор, как первая любовь…
По весне 1972 года болгары (приехавшие в Коми на лесоразработки в Удорском районе) привезли записи Deep Purple – «Deep Purple In Rock» и «Fireball». После этого, как я понял, в мозгах местной рок-тусовки началось умопомрачение…Еще до кучи появились записи Black Sabbath, альбом «Параноид», это подлило масла в огонь. Некоторые «битломаны» стали искренними поклонниками тяжелого рока. Кроме того, появились записи замечательной лирической австралийской группы Bee Gees, а также Jethro Tull – альбомы «Stand Up» «Benefit» и «Aqualung». Последняя играла на стыке стилей фолк и прогрессив, их музыка считалась элитной, и доступной для понимания далеко не всем, что полностью соответствовало действительности.
Гитары
В те годы обычные акустические гитары, почти все были семиструнные 4/4 были страшным дефицитом. Их часто не покупали, а «доставали по блату» где-нибудь на промтоварных базах. Даже если они и появлялись в розничной продаже, то расходились мгновенно, быстрее горячих пирожков. Стоили они, кажется, 7 руб.50 коп, качество было очень посредственным, иногда просто ужасным – дребезжали струны из-за неточно подобранной высоты ладов, не была выстроена как следует мензура, из-за чего многие гитары не строили. Все они изготавливались тогда в Ленинграде, на фабрике по ул.Чапаева, 15.
В большом дефиците были и гитарные струны, но они в те года продавались по отдельности, самой дефицитной была третья. Таким образом, придя в магазин (в Сыктывкаре это все продавалось в ЦУМе, на первом этаже вместе с телевизорами и магнитофонами) одни струны было можно купить, другие (часто первую и, тем более, третью) - нет. Уже много позднее ленинградское производственное объединение «Светлана» все-таки стало выпускать наборы струн неплохого качества, но они больше подходили для электрогитар.
Было очень модным делать самодельные электрогитары. Брался гриф фабричного производства, деку делали сами. Электронную начинку в виде 2-3 звукоснимателей иногда доставали, но были умельцы, способные изготовить их самостоятельно. Они все это паяли, соединяли с регуляторами громкости, закрывали декоративной пластиной, чаще из плексигласа. Затем вставлялась батарейка «Крона» и все это уже играло, причем довольно неплохо. В нашем школьном ансамбле (о нем речь ниже) две из трех гитар были самодельными, и ничего, играли с удовольствием на этих «дровах».
Мы завидовали «Гуне» (Сергею Попову, его родители были высокопоставленными партработниками), у которого была советская электрогитара фабричного производства «Тоника», которая стоила тогда огромных денег – 200 рублей. Он учился в нашей школе, но играл в ансамбле школы №4, достаточно виртуозно по тем временам. У «Гуни» была отличная, одна из лучших и полных тогда в Сыктывкаре коллекция аудиозаписей различных рок-групп. Жил он в элитном доме по ул. Интернациональной 106, в котором тогда находился ЗАГС.
Позднее в розничной продаже все-таки стали появляться электрогитары отечественного производства, но по своей цене они не были доступны школьникам. Это были гитары «Тоника», с двумя звукоснимателями, «машинкой» и довольно удобным грифом, но очень тяжелые по весу. С такой гитарой можно было смело выходить на битву, и не опасаться, что она сломается во время «махаловки»…
Были также полуакустические электрогитары, производившиеся в Ленинграде, с двумя звукоснимателями, я довольно много играл на таких. Забавно, что к этой гитаре прилагался шнур, один конец которого был рассчитан на пятиштырьковое гнездо, как во всех магнитофонах, а другой был в виде обычной вилки к розетке на 220 в. В сопроводительной инструкции сообщалось, что «электрогитару ни в коем случае нельзя включать в сеть». А что не включить-то? Вилка-то ведь такая же, как и у магнитофона или утюга! Да само название – «электрогитара», это же прямо побуждает гражданина взять, и включить гитару в сеть! Еще были электрогитары марки «Крунк», которые производились в Ереване. Позднее появились электрогитары «Урал», неплохой инструмент, намного легче «Тоники», с тремя звукоснимателями и кучей кнопок, позволявшей получать разные звучания инструмента. Тем не менее, профессиональные музыканты, те же «лабухи», играющие в ресторанах, брезговали всеми этими «дровами», и сталась достать всеми правдами и неправдами немецкие (ГДР) «Музимы», либо чехословацкие «Йоланы». Лучшими электрогитарами считались полуакустические чехословацкие «Торнадо» и немецкие «Этерны».
«Расстреляли» Led Zeppelin
Зимой 1972 года, по-моему в январе, среди меломанов поползли слухи о том, что на одном из концертов какой-то маньяк, бывший в состоянии экстаза от их музыки, расстрелял из автомата эту группу в полном составе прямо на сцене… Мы тогда очень переживали и сокрушались по этому поводу. Один из одноклассников моего младшего брата Дмитрия, кажется Игорь Мангилев, даже написал по этому поводу в редакцию какого-то пионерского журнала, и попросил сообщить подробности. Через некоторое время оттуда ему пришел очень вежливо написанный ответ. В нем говорилось, что ничего подобного с группой Led Zeppelin не происходило, и просили не беспокоиться. Было также добавлено, что в редакции журнала пока нет интересного материала об этой группе.
Но ведь запустил же кто-то этот слух, об этом мне говорили позднее и пермяки, и кировчане…Может быть слух запустила «контора», явно обеспокоенная популярностью Led Zeppelin, которая тогда, после выхода четырех их первых альбомов, росла во всем мире с фантастической скоростью, включая наших тогдашних «друзей» по лагерю социализма.
«Гусь», «Хиппи» и еще кое-кто
Об этих людях следует рассказать отдельно. Мы жили неподалеку с «Гусем», его настоящие имя и фамилия – Сергей Лебедев. Я жил в доме по адресу Октябрьский проспект 14, «Гусь» - в соседнем доме №20. В том же доме жили братья Сивковы. Старший, Александр, ровесник «Гуся», великолепно выучившийся играть на соло-гитаре, в этом отношении тогда в Сыктывкаре ему не было равных. По окончании Коми пединститута работал в системе МВД, в последние годы чуть ли не зам.министра МВД РК. Его младший брат Володя, по-моему 1958 года рождения, тоже очень увлекался рок-музыкой, но ни на чем не играл. Он предпочитал сложную музыку, в стилях «арт» и «прогрессив» (Genesis, Yes, ELP, Gentle Giant, Jethro Tull etc.) Он также окончил пединститут, но устроился работать в КГБ. К сожалению, Володя умер в 2001 году.
Продолжаю, однако, про Гуся. Он был всего лишь на четыре года меня старше. Искренне любил рок, конечно же «Битлз», приветствовал и поддерживал всех битломанов. Он очень хорошо играл на гитаре. Говаривали, что в свое время он играл даже по ночам. Поражало то, что он был совершенно бескорыстным в своих взаимоотношениях. Он показывал аккорды различных песен, приемы игры на гитаре. У него можно было переписать практически любую рок-музыку, которой он располагал. Его знала и уважала (если не сказать больше – обожала) вся битломанская тусовка Сыктывкара. Его популярность среди молодежи тогда была велика. Он «заразил» вирусом битломании очень много молодого честного народа. Последний должен быть очень благодарен Гусю – вероятно, многие, заразившись битломанией, не попали в дурные компании и не угодили за решетку. Хотя сам Гусь там недолго, но побывал – в 1973 году на него «сшили» уголовное дело «за тунеядство». Если человек не работал нигде и не учился более трех месяцев без уважительных причин, это в СССР считалось уголовным преступлением…
Мы были в очень хороших дружеских отношениях. Гусь мне говорил, что ты хорошо поешь с приличным английским произношением, тебе бы надо петь и играть бас, соло ты играешь довольно коряво и нечетко, пусть это делают другие...Может он и был прав тогда. Уже позднее, учась в Перми и привозя домой «свежие» аудио записи, я в первую очередь шел к Гусю. Сейчас это выглядит почти невероятным, но тогда, в 1972 году, в Сыктывкаре не было качественных записей аж трех альбомов «Битлз» - «A Hard Day’s Night», «Help!» и «Rubber Soul»! Я привез их (и не только) из Перми.
Однажды он у кого-то попросил на полдня книгу «Библия Битлз» и принес ее мне. Сама книга, увесистое отличное издание с массой фотографий, была на венгерском языке. В самом конце книги было приложение с каталогом всех официально выпущенных альбомов и миньонов с указанием всех песен и точных дат их выхода в свет. Приложение было на английском языке. Вот это как раз Гуся (впрочем, как и меня самого) больше всего интересовало. Он попросил меня тщательно переписать все из этого предложения, что я и сделал с огромным любопытством и удовольствием. Теперь у нас была абсолютно точная информация, что именно и когда выпустили Битлз. Информационный вакуум вокруг этой великой группы стал существенно меньше. Это дорогого стоило в СССР в те времена «железного занавеса».
В конце 1975 года Гусь увидел в пареньке, которого звали Женя Машкин (жил в доме №224 по ул. Карла Маркса) грядущие гитарные дарования и взялся основательно его обучать игре на гитаре. Он делал это довольно жестко, без всяких поблажек (вероятно и сам тоже учился, спуску не давал и себе самому!). Кое-что в процессе обучения они записывали через микрофон, и внимательно затем прослушивали, анализировали ошибки. Так что это было более, чем серьезное обучение. Зато сегодня Евгений Машкин в представлениях не нуждается – это, вне сомнений, лучший джазовый (пришел к джазу через рок) гитарист Республики Коми. Его группа «Джаз-графика» продолжает успешно выступать.
Гусь учил и массу другой молодой публики, которая и сейчас продолжает поминать его добрым словом. Очень жаль, что он так и остался одинок. Он ведь нашел в себе силы и еще в начале 1970-х бросил курить! Но потом, особенно после смерти матери в начале 2000-х запил…Видимо, почувствовав полную безысходность, наложил на себя руки…Царство ему небесное и земля пухом…
Теперь о «Хиппи». Это тоже была незаурядная персона. Сергей «Хиппи» Потолицын ни на чем не играл, но высоко котировался в местной рок-тусовке. Гусь уже в начале 1972 года считал его почти законченным алкоголиком. Он говорил так – «если где-то есть хоть малейшая возможность накиряться, то Хиппи там обязательно появится…». Были и другие эпизоды, недвусмысленно указывавшие на его пагубное пристрастие. В середине 1970-х его часто видели подшофе в кафе «Северянка», что на ул. Коммунистической или в других «злачных» местах. Впрочем, Гусь и про Жору (Георгия) Орлова говорил что-то похожее: «вот денег, чтобы купить какую-нибудь приличную электрогитару ему жалко, а вот пропить такую же сумму – нет»…
Мы с «Хиппи» познакомились жарким летом 1972 года, вместе искупались в Сысоле (какая-то добрая женщина еще и дала нам мыла вымыть головы). Потом, после каких-то перезаписей, я аж три недели пытался забрать у него свой магнитофон, который имел неосторожность оставить «до завтра»…Да уж, совсем не так, как с Гусем…У Хиппи была очень злая и свирепая мать, тетя Надя, и об этом знала вся рок-тусовка. Пьянство сына еще сильнее озлобляло и без того не совсем добрую одинокую женщину. Они жили тогда в однокомнатной квартире в панельке, за Юбилейным магазином, на Октябрьском проспекте. Потом они перебрались в «двушку» в соседнем доме, но тоже жили вдвоем, пока Сергей в 1980 не женился и переехал в Эжву, в тамошний микрорайон Строитель.
Возвращаюсь к «Хиппи» - его IQ был куда выше, чем у Гуся. Он был очень развитым и начитанным, и вообще довольно интересным собеседником с очень тонким чувством юмора. Через него можно было достать практически любую аудиозапись, а позднее – и фирменный винил. Я сам как-то покупал у него пару пластинок Jethro Tull, Pink Floyd «The Dark Side Of The Moon», это было уже, кажется осенью 1984 года. Им интересовалась «контора». У него, вероятно, водились и «зеленые», возможно, была и запрещенная в СССР диссидентская самиздатовская литература. Во всяком случае меня однажды в Перми, после окончания зимних каникул вызвали на допрос в органы, и поинтересовались, не я ли привез в Сыктывкар пластинку Emerson, Lake & Palmer «Tarkus»? Я ответил – да, привез, а затем поменялся ей с Потолицыным Сергеем Дмитриевичем на диск Pink Floyd «Meddle» (1971), произведенный аж в Индии.
Его жизнь оборвалась трагически, возможно из-за пьянства. Он отмечал свое 40-летие 5 сентября 1992 года, а уже через два дня, 7-го числа его нашли мертвым на обочине дороги на Эжву возле поворота на Верхний Чов, сбила машина. Виновных так и не нашли. Существует еще и такое предположение в отношении его смерти. У него водились «зеленые», которые очень котировались в те криминальные времена сразу после распада СССР. Возможно он, будучи прилично выпившим, обещал расплатиться ими с подвозившими его. Они отобрали у него доллары и выбросили его из машины на дорогу так, что он попал под другую, которая ехала следом на большой скорости, было уже довольно поздно и темно, у Хиппи было очень слабое зрение…Скорее всего об этом уже никто и никогда не узнает.
Наш школьный ансамбль
В сентябре 1971 года школа №14, в которой я учился, приобрела ударную установку, совершенно неслыханная вещь по тем временам. В школе были также усилительная колонка «Электрон» и электрогитара «Marma» (чехословацкая, кажется), с одним звукоснимателем и джазовым звуком, полуакустическая такая красавица. Вся моральная атмосфера побуждала к тому, что в школе обязательно должен быть свой ансамбль. Так считала и директор школы Бобина Галина Николаевна, вовек ее и никогда не забуду! Именно благодаря ее усилиям школа №14 быстро превратилась из обычной в элитную, таковой остается до сих пор! Безусловно, нам помогали и «летчики» - нашу школу опекало Сыктывкарское авиапредприятие, очень богатая в те времена контора.
Организовать ансамбль взялся Саша Савин, который годом раньше неплохо поиграл на соло-гитаре вместе с Александром Тюрниным («Тюлей») и Сергеем Поповым («Гуней»). Гуне родители купили электрогитару «Тоника», но он играл на ней в ансамбле школы №4, с нами контактов практически не имел, если не считать одного эпизода, когда я купил у него магнитофонную катушечку с записью The Beatles «Sgt.Pepper’s Lonely Hearts Club Band». Иметь свою электрогитару тогда было неслыханной роскошью. У Гуни, кстати, была отличная по тем временам коллекция рок-аудиозаписей, водился и винил – были фирменные грампластинки Creedence Clear Water Revival, «Green River» в частности, и много другого.
После пары-тройки репетиций определился окончательный состав группы – Александр Савин «Сава» (соло-гитара), Витя Осетров «Рыба» (бас-гитара), Владимир Мороков «Мора» (ритм-гитара). Играть на ударных пригласили Андрея Машковцева, который учился в 12 школе, понимал в этом толк и был уже довольно известным в этой ипостаси в Сыктывкаре. Андрей к тому времени успел «постучать» летом аж в Кировском парке с профессиональными музыкантами. Там его однажды прилюдно, в микрофон объявили «сыктывкарским Ринго Старром».
Мы серьезно и тщательно репетировали, играли инструментальные композиции, который предлагал Саша Савин, лидер группы. Я играл ритм на чехословацкой «Марме», а две другие наши электрогитары были самодельными. Саша Савин играл на самоделке, которую нам приносил наш друг (учился в другой, кажется в 12-й школе) и большой любитель «Роллингов» Сергей Коми «Комин». Витя Осетров играл на самодельной бас-гитаре, струны были четыре верхние от обычной гитары. «Рыба» играл очень смешно, производя удары медиатором по струнам только в одну сторону, снизу вверх - как бы «ковырял». Зато никто из участников нашего ансамбля не разучивал так тщательно и до мелочей партии, которые необходимо было сыграть. «Рыба» никогда не сбивался, и не делал ошибок при исполнении партий баса. Впрочем, так тогда играли и другие местные «виртуозные» соло-гитаристы. О настоящей электрической бас-гитаре тогда и не мечтали
И вот наше первое выступление, в спортивном зале родной 14-й школы. Помимо учащихся двух десятых классов нас пришли послушать все преподаватели, им было еще и попросту любопытно – что и как мы сыграем. Наше первое выступление увенчалось полным успехом – все были в восторге, как одноклассники, так и учителя, последние от нас такого точно не ожидали…Ну а дальше – пошло, поехало…Через неделю мы сыграли пару композиций в концерном зале Дома профсоюзов, что в самом начале улицы Бабушкина, почти у Кировского парка. Потом несколько раз играли в школе, часто в помещениях классов.
Конкурс «Tutti»
Нас пригласили выступить на конкурсе «Tutti» в детскую музыкальную школу (ДМШ) в декабре 1971 года. Для нас это было серьезным испытанием. Было условие – надо обязательно сыграть песню «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина» в своей аранжировке, ну а потом что-то свое. В наш состав тогда для усиления включили Алешу Лавровского играть на клавишах. Он это делал великолепно, о нем восторженно отзывались все без исключения преподаватели ДМШ. Сыграл он с нами отлично.
В качестве еще одного «усиления» с нами взялась выступить и учительница музыки из нашей школы в качестве вокалистки. Так и не узнал, как ее звали. Помню только, что она была молодая, довольно красивая, высокая, «наштукатуренная» косметикой, внешне была чем-то похожа на куклу и. смотрелась очень эффектно! Она еще журила меня за проблему перейти из одной тональности в другую, и была права. Дело было в том, что в тональности ре мажор петь «Толстого Карлсона» ей было низко, и она просила нас играть в ми мажоре, на тон выше.
Теперь ближе к тому конкурсу. Алеша Лавровский и наш соло-гитарист Саша Савин быстро разобрались, каким будет вступление, и что дальше мы будем играть в этой «Рябине». Мне надо было всего лишь четко сыграть партию ритм-гитары. Вторым номером, как я уже сказал, решили сыграть «Толстого Карлсона» (кавер «Yellow River» английской группы Christie, они с ней пробились на музыкальный социалистический фестиваль в польский Сопот в 1971 году). Пела наша учительница музыки.
Выступить на конкурсе приехали музыканты с мебельной фирмы «Север», но вот получилась незадача – все они были пьяные, что-то попробовали побренчать, но ничего не вышло. Вроде включили что-то, и пробовали настроиться, но сыграть так ничего и не сумели, пребывали в непотребных кондициях. Это было вдвойне постыдно, поскольку музыкальная школа была детской. Тем не менее, ответственные за проведение конкурса сделали вид, что ничего не произошло, не знаю, сообщили или нет на фабрику про этот инцидент, скорее всего нет.
Жюри ожидал еще один эксцесс, связанный со следующим «выступлением». От имени школы №1 выступил Сергей Худяев, рок-меломан, поклонник Маккартни. «Выступал», посадив за ударную установку младшего брата, пятиклассника. Сначала что-то то ли мычал, то ли блеял, под барабанную дробь братца, а потом вдруг сорвался в «забой» и начал орать, играя какие-то аккорды на гитаре. Сейчас такой тип пения называют то ли скримом, то ли гроулом. У зрителей в зале и жюри возникло ощущение, как будто бы они «объелись супа из речной рыбы»…Выкинул Сережа фортель, не столько насмешил, сколько изумил честной народ, слушавший его «выступление».
В конкурсе участвовал ансамбль из ресторана «Вычегда» под руководством великолепного виртуоза-гитариста Киселева (не помню имени) Выступили профессионалы, великолепно сыграли и «Рябину», а потом уже другие очень сложные джазовые вариации. Киселев потом передал прямо в руки Саше Савину свою «Торнадо», показал, какие клавиши на ней надо переключать, так что Саша играл на ней во время нашего выступления. Я в своей жизни больше не помню ничего подобного, чтобы вот так запросто матерый музыкант дал свой инструмент в руки молодому старшекласснику, да еще его и подбодрил, давай, парень, зажигай!
Мы хорошо сыграли обе композиции, и жюри присудило нам победу. Конечно же ощущения были незабываемы. Рейтинг ансамбля резко пошел в гору в школе. Нас очень полюбили учащиеся 10а и 10б, и мы с удовольствием для них играли. Зима в тот год была морозной, но в наших молодых душах было более, чем горячо. Нам удавалось подогревать все это своими гитарами. Фантастическое было время…
Продолжаем играть
Саша Савин настоял на том, чтобы я тоже учился играть соло. Сказал, что ему тяжело все время играть соло и вообще, в ансамбле должна быть какая-то взаимозаменяемость – мало ли, кто-то не сможет прийти и поиграть? Вот здесь он оказался прав – танцевальный вечер под живую гитарную музыку не может сорваться из-за того, что вместо трех гитаристов, к примеру, явились только двое. Мне пришлось проверить свой собственный характер на прочность – упорно учиться и учиться игре на гитаре, осваивать новые и более сложные приемы и пассажи. Мои, подчас просто героические усилия (часто играл по ночам на кухне, глушил звук струн поролоновой прокладкой) дали результаты – к моменту окончания школы я играл на соло не хуже Саши Савина. Мы разучили несколько композиций, в которых партии соло-гитары играл уже я. Попутно я подобрал очень много всего из Creedence Clearwater Revival, кое-что из The Rolling Stones, причем еще и пел все это с хорошим английским произношением, все-таки учился в 14-й языковой школе, спасибо ей за это! Довольно скоро (уже в Перми, в том же 1972 году) это многих очень впечатлило. И это притом, что своей собственной гитары дома у меня не было до 1978 года. Брал «поиграть» у соседских парней, иногда на многие недели. У них, в отличие от меня, не было желания по серьезному и хорошо овладеть инструментом.
Играл наш школьный ансамбль и потом, уже зимой и весной 1972 года. Особенно запомнился один из вечеров танцев, когда в нашу школу пригласили участников какой-то молодежной лыжной спартакиады. Вот тогда я и поработал очень хорошо и эффектно на соло-гитаре – мы безупречно сыграли новые инструментальные композиции. Мой лучший школьный друг Сашка Турышев сумел тогда очаровать и, как тогда говорили, «закадрить» одну лыжницу из Волгограда. Потом в дальнейшем покупал или где-то находил все выпуски газеты «Советский спорт». В ней публиковали почти все технические результаты самых разнообразных соревнований, и Сашка следил за ее спортивными успехами. Вот какая любовь неожиданно получилась при моем «гитарном соучастии». Саша иногда играл у нас на ударных, когда не мог прийти Андрей Машковцев, учившийся в другой школе.
Соло-гитарист нашей группы Саша Савин был доволен, что еще кто-то, в данном случае я, научился играть не хуже его, может даже и получше. Он не считал себя выдающимся гитаристом. В таких случаях у других людей, особенно с завышенной самооценкой, нередко развиваются «комплекс неполноценности» и зависть. В тяжелых случаях «производные» зависти ужасны - сначала неприязнь, потом - ненависть, а уж она-то может обернуться какими угодно иррациональными и неадекватными поступками. Не сомневаюсь, что многим это знакомо.
В последний раз мы играли вместе в июне 1972 года на выпускном бале. Сыграли две или три композиции, «Толстого Карлсона» на этот раз пела Марина Минина. Для нас играла лучшая тогда в Сыктывкаре рок-группа из пединститута во главе с Александром Сивковым. Потом всем классом пришли к Валере Белькову на Советскую, 22, посидели, пообщались. Потом гуляли до рассвета по городу и играли с Витей Осетровым в две гитары битловскую «I Want You (She So Heavy)» из альбома «Abbey Road». Все, окончен бал, погасли свечи, закончена школа, ансамбля больше не стало.
Очень прилично играли тогда ансамбли в школах №4 и №12. Последний из них, по-моему возглавлявшийся тогда Александром Ванеевым, их поющим гитаристом, однажды даже показали по местному телевидению. Одна из песен была их собственного сочинения. В ней, как помню, пелось что-то лирическое и новогоднее одновременно.
В нашем классе учился Анатолий Наместников, который играл на соло-гитаре в ансамбле «Электрины», который организовал коми композитор Вацлав Мастеница. Они гастролировали по сельской местности, и выступали в клубах, исполняя песни собственного сочинения на коми языке. У них были даже большого размера афиши с фотографиями участников, отпечатанные в типографии. Композитор также курировал вокально-инструментальный ансамбль в кружке при Дворце пионеров.
Хорошая группа тогда играла рок-н-ролл в пединституте. Ее наши партийные органы пригласили играть у нас в школе на выпускном вечере. Лидер группы – Александр Сивков «Сивс» считался лучшим соло-гитаристом Сыктывкара. Кроме того, его часто звали играть в ДК авиаторов, что в двухэтажном деревянном здании на улице Виктора Савина по пути в Лесозавод. Там была настоящая кузница кадров, играли братья Орловы, Боб и Жора (Владимир и Георгий соответственно), Леша Кузнецов, Гусь. Но Сивсу и там поручали самые сложные партии гитарных соло. Через эту кузницу кадров позднее прошли многие сыктывкарские музыканты.
Позднее Александр Сивков работал многие годы в системе МВД, и дорос там до поста зам. министра МВД Республики Коми.
Был известный ансамбль «Медвежата» при Сыктывкарском механическом заводе (СМЗ), но о нем отдельно и ниже.
Разумеется, вокально-инструментальные ансамбли играли тогда в ресторанах «Вычегда», «Центральный», на ж/д вокзале. Каждое лето на танцплощадке играл эстрадный оркестр на тогда еще деревянной танцплощадке (до 1977 года, пока не возвели каменную «сковородку») играл профессиональный эстрадный оркестр с большой по численности духовой секцией. Однако, мне больше нечего о них сказать, поскольку с их участниками я не «пересекался», и знаком не был.
Рок «на картошке»
Моими первыми пермскими слушателями стали студенты-медики, первокурсники, товарищи по группе. В сентябре 1972 нас послали «на картошку» и мы оказались в татарской деревне Юлаевке, Суксунский район, почти на самом юге Пермской области. В моих руках оказалась единственная юлаевская гитара, принадлежавшая сыну бригадира. Последний на ней совершенно не умел играть, и понятно – кому учить-то?
Вот тогда я и почувствовал, что не зря в свое время осваивал инструмент и подобрал массу всего из репертуаров «Криденса», «Роллингов», «Битлз» и других групп. В Перми тогда был всеобщий культ «Битлз», а также невероятной популярностью пользовались американские «Криденс» и голландские «Shocking Blue», где пела «Шиз Гарра», Маришка Вереш, дочь венгерского цыгана. Своим сокурсникам я играл каждый вечер в избушке, где у нас днем была столовая, а вечером нечто вроде клуба. Выделил нам избушку юлаевский бригадир (главное лицо в деревне), да еще и распорядился кормить как можно лучше. Он надеялся, что студенты выучат его сына играть на гитаре, или он приглянется какой-нибудь из наших студенток, но ничего не получилось – он оказался каким-то очень скромным или забитым деревенским пареньком, хотя он был примерно нашего возраста.
Один раз мы позволили себе под мою гитару то, что нельзя квалифицировать иначе как изощренное музыкально-этническое хулиганство (ст.206 ч.2 УК СССР). На мелодию одной довольно популярной тогда песни Hollies «Stop» мы втроем (соучаствовали два пермяка, Саша и Андрей) сочинили, с позволения сказать, «текст» на татарском языке. Этот «текст» состоял из набора матерных татарских слов, оборотов и выражений. Затем, выпив браги (всегда можно было купить за копейки у местных, причем в разных домах), громко все это распевали в нашей избе. Мы не сразу посмотрели в окно и заметили там массу глаз деревенских детей…Оказывается нашлись слушатели. Результаты не заставили себя долго ждать – на следующий день мы много раз слышали, как детские голоса пели «трап, трап, трап, трап, сиг…га…» и в том же духе…Ужас, вот оно, тлетворное влияние на подрастающее поколение! На этот раз наше…
Мои игра на гитаре и вокал на хорошем английском (спасибо родной 14-й школе!) произвели сильное впечатление на сокурсников. Вскоре это «аукнулось» - по мединституту покатились слухи, что появился какой-то новый хороший гитарист, сам он из Сыктывкара.
Рок-музыка и рок в городе Перми
Пермь оказалась очень рок-н-ролльной. Еще бы – почти миллионный огромный город. Понятно, что поэтому в ней было в разы больше как меломанов, так и музыкантов. Да и музыки, причем самой разнообразной. Довольно много было и фирменных виниловых пластинок, правда значительная их часть была изрядно «попилена». Поэтому пластинки часто «скрипели», «трещали», «щелкали» и «прыгали». Тем не менее, они распространялись на черном рынке за очень большие, подчас просто безумные деньги. В те времена «железного занавеса» так обстояло дело не только во всем СССР, но и в т.н. социалистических странах, за исключением Югославии. С пластинок музыку записывали на магнитофоны в монофоническом звучании. Стереомагнитофоны появились позднее, в середине 70-х. Широко практиковалась запись за деньги, запись одной пластинки стоила от 3 до 5 рублей у разных обладателей фирменного винила, «дискачей», как их тогда называли. Последние собирались по выходным на вещевом рынке, барахолке, звали ее «балкой». Там происходили купля, продажа или, главным образом, обмен дисками. Многие менялись на неделю, чтобы записать себе. Позднее у меня самого появился фирменный винил, я тоже стал «дискачем», и стал бегать по выходным на «балку». Вот таким образом у меломанов постепенно и собирались коллекции записей рока на катушках. «Контора» следила за этим всем, но не очень ревностно. Милиция вмешивалась в этот процесс очень редко, и то лишь по заявлению пострадавших. Один из таких случаев был, когда у одно «дискача» ограбили квартиру и похитили практически полную коллекцию пластинок «Битлз» в хорошем состоянии.
В Перми было много хорошо играющих вокально-инструментальных ансамблей, я буду вести речь только о тех, кто играл на танцах, «лабухи» (так зовут и по сей день музыкантов, играющих в ресторанах) не в счет. Они играли в домах и дворцах культуры, которых в Перми немало, по выходным. Очень хорошо играла группа в ДК им.В.И.Ленина, что в Мотовилихе. Неплохой ансамбль «Апрель» играл в ДК поселка Первомайский. Многие пермские группы играли каверы различных западных рок-групп, причем довольно неплохо. Кое-какие из них уже тогда пытались играть тяжелый рок типа «Into The Fire» Deep Purple. Летом начинали работать танцплощадки в садах и парках. На некоторых из них виртуозно играли и пели очень хорошие исполнители. Лично мне запомнился один из соло-гитаристов, игравший в саду им. Свердлова в Мотовилихе. Он, в сопровождении своей группы из ритм-гитариста, басиста и ударника, играл много каверов Джимми Хендрикса. У него была, кажется, чехословацкая гитара «Jolana», неплохой инструмент, не намного хуже «Фендера». Запомнилось то, что он играл виртуозно и красиво, в манере Хендрикса, совсем не глядя на гриф. Его взор с какими-то почти стеклянными глазами навыкате был все время устремлен куда-то ввысь. Приглядевшись к нему более внимательно я понял, что он - наркоман.
Вокально-инструментальные ансамбли в мединституте
В 1972 году, когда я поступил в Пермский мединститут, в нем основным, представлявшим ВУЗ везде и всюду, был ансамбль «Альтаир». Они играли исключительно советскую эстраду, причем довольно качественно. Каверов песен зарубежных рок-групп они не исполняли. Играла группа «Лаутары», к моменту моего поступления в мединститут ее участники группы учились лишь на втором курсе. Основатель «Лаутар», молодой человек, литовец, был отчислен из института за неуспеваемость. Говорили, что у него были необычайные вокальные данные, и он умел брать голосом необычайно высокие ноты. Может какой-нибудь родственник Витаса? Все может быть – мир тесен, а Литва мала. «Лаутары» делали каверы некоторых западных рок-групп, но все-таки предпочтение отдавали инструменталу. Соло-гитарист группы Андрей Микрюков был фанатиком The Ventures, знаменитого инструментального американского ансамбля. Моя игра ему понравилась, и я даже однажды выступил с «Лаутарами», играя партии back up, подыгрывая соло-гитаристу и вокалисту . Но в дальнейшем что-то у них в самой группе не заладилось, они поссорились из-за чего-то, и в конце концов, «Лаутары» распались. Их барабанщик Андрей Востриков, учившийся на нашем курсе и лишь чуть-чуть успевший поиграть в «Лаутарах», через какое-то время стал участником нашей группы. Был еще ансамбль «Дружба» с большим количеством музыкантов, включавшим клавиши и духовую секцию. Они играли эстраду и джаз. Их лидером был пианист Владимир Гершуни, которого, впрочем, позднее отчислили из института за неуспеваемость.
Медицинский институт располагал двумя комплектами музыкальных инструментов и звукового оборудования. Один из них, сравнительно простенький использовался для репетиций и выступления ансамблей невысокого уровня. Другой комплект инструментов и аппаратуры, очень приличный по тем временам, использовался только для официальных выступлений, да и то не всем позволяли на нем играть. Его выдавали практически только «Дружбе» и «Альтаиру». Заведовал всем этим оборудованием Владимир Евлампьев, очень колоритная и своеобразная персона. Он был старше нас всех как минимум на пять лет, и относился очень серьезно к своим обязанностям. В звуковой аппаратуре он действительно понимал толк, и поддерживал ее в рабочем состоянии. Как выяснилось позднее, Евлампьев учился на стоматологическом факультете, который окончил в следующем, 1973 году.
Возникновение нашей рок-группы и ее первые успехи
Профком и ответственные за культурную работу среди студентов приняли решение создать из первокурсников как минимум два вокально-инструментальных ансамбля на нашем, лечебном, и санитарно-гигиеническом факультетах. Было организовано нечто вроде отбора (сейчас это называется кастингом). Я в нем не участвовал, но двое ребят из Кировской области, которые прошли отбор и слышали мою игру, сами позвали меня в организуемый ими ансамбль в качестве соло-гитариста. Это были Саша Некрасов из Котельнича и Женя Полев из Омутнинска. Некрасов играл на ритм гитаре, Полев – на бас-гитаре и пел очень красивым голосом, мог брать очень высокие ноты. Он уже успел немало поиграть в своем Омутнинске до поступления в мединститут. Позднее к нам присоединился Андрей Востриков, барабанщик распавшихся к тому времени «Лаутар». По поводу репертуара было решено, что будем играть не только советские песни, но и делать каверы западных рок-групп. Было решено, что песни на русском будут петь Женя и Саша, на английском – я. Добавлю, что Женя никогда не пел на русском песни, которые, что называется, «у всех на слуху», и не имел такого желания. Очень лирические и мелодичные, с текстами приличного качества. Мы так и не узнали, кто, где и когда их написал в Кировской области, откуда Женя Полев был родом.
Что же было такого в моей игре, что изумляло честной народ? Я точно по слуху подобрал на гитаре очень много всего из репертуара различных западных рок-групп. В общежитии №3 благодаря гитаре я быстро набирал популярность. Меня послушали и пермские студенты, бывавшие в гостях в нашем общежитии. Среди них была и т.н. «золотая молодежь», с замашками снобов, которая вела себя высокомерно и надменно, относясь уничижительно ко всем иногородним сокурсникам. Кроме игры на гитаре, их поразила моя осведомленность в области рок-музыки, и, особенно, «Битлз». Забегая наперед скажу, что Новый 1973 год я встретил именно в их компании, куда они меня пригласили. Я действительно мог по памяти назвать все песни знаменитой группы во всех альбомах, причем в порядке их последовательности в каждом альбоме. Соответственно, пошла молва, и моя личная популярность скоро вышла за пределы общаги на институтский (и не только!) уровень. Я практически играл «один в один» почти все композиции «Криденса», который тогда по свой популярности уступал только битлам. Ну а решение играть «вживую» большое количество песен этой группы представлялось публике неслыханной дерзостью даже в масштабах миллионного города – ни одна из групп тогда эти песни еще не играла. С другой стороны, это вызывало восхищение слушателей, поскольку мы очень неплохо исполняли песни «Криденса». Скажу честно, что это было вовсе несложно, и вообще весь шарм музыки этой группы как раз и заключался в ее простоте. Больше всего слушатели восторгались исполнением соло в таких композициях «Криденса» как «Ooby-Dooby» и, особенно, «Pagan Baby», во второй соло было очень длинным и эффектным одновременно. Ко времени создания группы я играл очень прилично по тем временам. Никаких педалей гитарных эффектов и разного рода процессоров в те годы не было и в помине. Несколько позднее я освоил технику игры слайдером, поэтому мои соло иногда звучали как игра на гавайской гитаре. Это приводило публику в полный восторг в сочетании с изумлением – в такой манере даже в миллионной Перми тогда не играл никто. В качестве слайдеров во время выступлений иногда демонстративно использовал пустые бутылки, а как-то раз - большой стеклянный химический стакан. На публику это зрелище производило неизгладимое впечатление.
Встал вопрос о названии группы. Саша Некрасов предложил название «Луинги» - сокращение слов «лучший инструмент – гитара», от каждого из слов были взяты первые две буквы. Так назывался ансамбль, в котором он играл в Котельниче до поступления в институт. Нам название очень понравилось, представлялось интригующим. В нем не было ничего пафосного или космического (типа «Знамя», «Пламя», «Альтаир», «Орион» или «Ариэль»). Разумеется, происхождение названия нам пришлось объяснять профсоюзно-комсомольскому активу института. Позднее по поводу названия довольно тонко иронизировал пришедший позднее руководить художественной самодеятельностью всего института Макаров (уже не помни имени и отчества). Острил он так: Вам бы, ребята надо переименоваться в «худший инструмент - гитара». Судите сами, каким бы стало при этом название группы…Он нас несколько раз послушал и нашел многое в нашем пении слабым. После этого мы довольно охотно и регулярно ходили к нему на уроки совершенствовать технику вокала, и были очень ему благодарны – он помогал нашей группе расти профессионально. Амбициями или завышенной самооценкой никто из нас не страдал.
Репетиции проводили как в здании анатомки, где было выделено для этого помещение, так и в общежитии, в акустическом варианте, без барабанов. К нескольким песням на русском языке я придумал очень красивые проигрыши на соло-гитаре. Позднее Полев признался, что услышав их, стал полностью уверен в том, что у нас все получится. Один из моих соло-пассажей был навеян «Александриной», которую пела тогда лучшая в СССР группа «Песняры».
Помимо нас, первокурсников-«лечфаковцев», свой ансамбль пытались создать и первокурсники с санфака, но у них ничего не получилось. Они с треском провалились на первом же публичном выступлении и после этого оставили свою затею.
После нескольких репетиций мы решились, наконец, выступить, поиграть на танцах. Первые же наши выступления прошли с невероятным успехом. Некоторые из них организовывались в общежитиях, но чаще всего мы играли в здании санитарно-гигиенического факультета на улице Куйбышева (сейчас там ректорат Пермской медицинской академии). По городу поползли слухи, и послушать «Луингов» приходило все больше молодежи, которая в нашем институте не училась. Дело близилось к Новому, 1973 году, поэтому мы играли очень часто – для разных курсов, факультетов, а один раз даже для аспирантов и молодых преподавателей. После окончания сессии и коротеньких зимних каникул в весеннем семестре все это возобновилось с еще большей энергией, мы играли каждую субботу. Это не прошло бесследно – мы сами почувствовали, что играем и поем все лучше и лучше.
Нельзя не рассказать еще об одном человека, который был с нами все годы существования группы, да и позднее, до самого окончания ВУЗа мы были очень близки. Это был, по сути, наш «звукарь» и техник. Звали его Александр Шевнин, у него было очень странные прозвища «Пальто», «Пальтуха», к которым он привык, и не обижался, когда его так звали. Уже и не припомню точно, кто именно «прицепил» к нему это прозвище, кажется кто-то из пермских студентов-снобов, «золотой молодежи с Компроса» («Компросом» называли Комсомольский проспект, едва ли не самую главную улицу Перми).
Он был очень веселым по натуре, любил разные приколы и «дурки», был невысокого роста, и чем-то походил на молодого Валерия Золотухина в роли Бумбараша из одноименного знаменитого фильма. Иногда и сам бывал очень смешон, когда на полном серьезе с деловым видом нес такое, что вокруг все хватались за животы и катались со смеху. И в то же время Пальтуха был очень добрым, безобидным и беззлобным по натуре. Все его очень любили, иногда в наших компаниях вообще складывалась какая-то такая атмосфера, когда отчетливо ощущалось, что не хватает не кого-нибудь, а именно его!
Пальтуха был родом из Вятских Полян, до поступления в ПГМИ успел отслужить в армии. Он очень хорошо разбирался в электронике, магнитофонах и прочих «железках», с этим связанных. Поэтому практически с самого начала он помогал нам в техническом отношении, устранял технические неисправности. Его высоко ценил Евлампьев, о котором я упомянул выше. Его присутствие оказалось совершенно бесценным во время нашего вояжа в Коми-Пермяцкий автономный округ, об этом ниже.
Вояж в «глубинку» в составе агибригады
Профсоюз института летом 1973 года решил сформировать две студенческие агибригады и послать их с концертами в глубинку Пермской области. На это отводился июль месяц – две недели на подготовку, и две – на собственно «гастроли». Попытка создать агитбригаду из студентов-санфаковцев вновь бесславно провалилась. У нас, лечфаковцев, дела шли успешнее. Кроме нас, «Луингов», в агитбригаду входили девушки танцевальной группа, две певшие девушки (мы им подыгрывали) и Володя Жуков (руководитель агитбригады, он был много старше нас). Жуков здорово читал стихи, в том числе и собственные, а также ставил театральные миниатюры, мог выступать в жанре «театра одного актера».
С начала июля все участники агитбригады приступили к репетициям, причем делали это очень тщательно, с большим старанием. Нас дважды прослушивала серьезная комиссия, в которой были и профессиональные знатоки в области художественной самодеятельности. Она осталась довольна агитбригадой. Вот когда мы по-настоящему прочувствовали, что значит репетировать всерьез. Репетиции начинались главном корпусе института в 10 часов и заканчивались примерно в 18 часов. После этого хватало сил лишь перекусить в ближайшей пельменной, и добравшись до общежития, мы падали в полном изнеможении, засыпали как убитые. На следующий день все повторялось заново, так продолжалось все две недели, пока мы репетировали.
«Луинги» выехали на гастроли в несколько измененном составе, не было Жени Полева, поэтому играть на бас-гитаре и петь на русском пришлось Саше Некрасову, нашему ритм-гитаристу. С нами поехала играть на электрооргане Наташа Пинегина, она училась на нашем факультете, но курсом старше. Она участвовала в исполнении не всех, а только некоторых композиций.
Пальтуха тоже поехал с нами. Мы совершенно упустили из виду, что у нас нет микрофонов и голосовых усилителей для выступлений на гастролях, и это выяснилось в самый последний момент. Пальтуха не растерялся – мы просто взяли микрофоны со стойками, через которые репетировали в главном корпусе. Прихватили там же, в большой аудитории главного корпуса и болгарский голосовой усилитель. Звуковые колонки к нему сняли прямо со стен аудитории, при этом провода, через которые они были подключены, пришлось обрезать. Вот так мы «бездирективно узурпировали» аппаратуру, без которой петь на гастролях было бы попросту невозможно. Это нам впоследствии никто не пенял, другого выхода из положения тогда просто не было – все описанное произошло в день отъезда агитбригады рано утром, когда мы собрались.
В тот же день мы полетели на самолете АН-2 в Гайны, один из районных центров Коми-Пермяцкого автономного округа. Округ считался самым отсталым и заброшенным во всей области, поэтому одной из наших задач было приободрить своими выступлениями местное население. Сам районный центр Гайны представлял из себя большое село на высоком берегу Камы. Река, правда, оказалась совсем не такой могучей, как в Перми, но все же была судоходной, шириной примерно с Вычегду в районе Сыктывкара.
Каждый день мы выступали в клубе какого-нибудь поселка. Если поселок был недалеко от Гайн, то нас привозили на автобусе после выступления обратно. Мы жили в гостинице. Хотя она и была кирпичной, в ней не было водопровода и почему-то постоянно ощущалась сырость, несмотря на теплый июль. Обедали в столовой, Володя Жуков, руководитель агитбригады, каждый раз за всех расплачивался, бригаде выделили определенную сумму наличными на эти цели. В других случаях нас размещали на ночлег в поселках, где были концерты, если это было далеко от Гайн. Нас поразило то, что в некоторых поселках даже не было электричества! В этих случаях запускали «движки», которые по несколько раз глохли во время концерта. Нас везде встречали очень тепло и радушно. В одном поселке местные наловили много рыбы и сделали грандиозную уху, в другом - приготовили на всю бригаду роскошное жаркое из белых грибов, которые здесь росли в совершенно фантастических количествах. С другой стороны, иногда просто поражала убогость местной жизни. Некоторые поселки являли собой вольные поселения, где после отбытия наказания жили уголовники. Кое-кто из такой публики вел себя довольно агрессивно, поэтому приходилось опасаться и, иногда, вступаться за наших девочек. К счастью, все обошлось благополучно, никого из ребят не побили, из девочек - не изнасиловали. Нам довелось поездить не только на выделенном автобусе, но и на поезде по узкоколейке. Но чаще мы все-таки к вечеру возвращались в Гайны, где нас ждали с огромным нетерпением. Дело в том, что по вечерам мы играли на танцах в районном Дворце культуры, довольно современном по тем временам здании из бетона со стеклянным витражом. Да и нам самим больше нравилось играть на танцах, чем исполнять то, что мы играли на концертах в поселках. Нетрудно представить как нам надоело изо дня в день играть одно и то же. К тому же мы все это еще и репетировали в течение двух недель до начала гастролей.
На танцах мы исполняли в свою удовольствие совсем другое – рок-н-ролл! Да еще какой, он действительно исполнялся нами от души. Местной публике особенно нравилась песня «Venus» Shoking Blue, которую мы на всякий случай разучили незадолго до поездки агитбригады. Как выяснилось, вовсе не зря, ох не зря разучили! «Венеру» просили исполнить на «бис» по 5-6 раз каждый вечер! Во время перерывов, когда я выходил покурить, меня за углом ДК иногда «причащали» аж коньяком с единственной просьбой – после перерыва начать с «Венеры»! Я потом и сам не до конца понимал, как мне удавалось петь эту знаменитую песню в ре миноре, той же тональности, что и Маришка Вереш, вокалистка Shoking Blue, дочь венгерского цыгана Лайоша Вереша. В конце припева надо было выкрикивать «ля» второй октавы, это очень высоко! Я быстро стал кумиром гайнинской молодежи, и виной всему «Венера». Гайнинцы знали, что Володя (так они меня звали) родом из Сыктывкара, и это «подливало масла в огонь» - мы как-никак находились в Коми-Пермяцком округе. Это пробуждало в местных жителях помимо душевного восторга еще и добавочную финно-угорскую радость.
«Луинги» в радиоэфире, или как мы однажды «шарманили»
В те годы довольно модным среди меломанов было «шарманить». Другими словами, заниматься радиохулиганством. Технически это было вовсе не сложно – собирался радиопередатчик средневолнового диапазона, подключался к обычному радиоприемнику (последний выполнял в этом случае роль усилителя сигнала), и все – ты в эфире! Кто-то (чаще) подключал к передатчику обычный магнитофон и передавал в эфир рок-музыку, кто-то вещал что-то в микрофон, иногда в пьяном виде и с нецензурной лексикой. Радиус действия передатчика мог составлять несколько десятков километров, это зависело от его мощности. Иногда он, напротив, был очень небольшим. Так, один мой знакомый жил в угловом доме напротив цирка в Мотовилихе, часть дома была на улице Крупской, другая – на Уральской. Теплыми летними вечерами он запускал свою «шарманку» и ставил большую катушку с записями «Криденса», после чего мы, со средневолновым радиоприемником в руках, шли купаться на Каму. Приемник хорошо брал «шарманку» только на улице Крупской между цирком и площадью Дружбы, расстояние не больше километра в длину. У него не было проблем с милицией, хотя в его же доме было ее отделение, и его могли легко запеленговать. Вся беда заключалась в том, что «шарманщики» нередко работали на частотах, предназначенных для служебных целей, и мешали диспетчерам поездов, речного транспорта, скорой помощи, авиадиспетчерам, милиции и другим службам. Поэтому с ними, радиохулиганами, как их официально называли, велась довольно жесткая борьба, их пеленговали, наказывали. Один мой знакомый рассказывал, что тоже баловался и «шарманил» до тех пор, пока его однажды не запеленговали, и не оштрафовали на 50 рублей – очень приличную сумму по тем временам (месячная стипендия студента была 40 рублей). Ему пригрозили, что если он еще раз «попадется», то конфискуют все домашнее электрооборудование – телевизор, холодильник, стиральную машину, все, вплоть до утюга и электрочайника! После этого он, что называется, и думать забыл про такие развлечения.
Однажды Пальтуха собрал для группы ревербератор из магнитофона «Чайка-66». Он последовательно впаял в него несколько магнитофонных головок, еще какие-то детали, но принцип состоял в следующем. Первая головка записывала, следовавшие за ней – воспроизводили. За счет того, что одно и то же место воспроизводилось несколько раз, получался эффект «эхо». Глубина эхо зависела от скорости движения ленты и уровня сигналов с воспроизводящих головок. На скорости 9,53 получался эффект эха в горах, на скорости 19 – эхо в большом зале, первый вариант конечно же куда эффектнее.
Мы поиграли и попели с Женей Полевым в две гитары через микрофон через ревербератор. Потом с приятно удивлены тем, что на магнитной ленте, стоявшей в ревербераторе-магнитофоне, получилась довольно неплохая аудиозапись нескольких песен в нашем исполнении. Оказалось, что и у Пальтухи был радиопередатчик, поэтому он, недолго раздумывая, быстро смонтировал «шарманку». Через нее мы запустили нашу запись, и взяв с собой средневолновый приемник, пошли в ближайший магазин за «очередной дозой» дешевого белого вина. По дороге, да и в магазине, не без удовольствия и внутреннего душевного умиления, слушали себя сами и оценивали, как мы звучим со стороны. Оказалось, что вовсе неплохо, да еще с эффектом эхо. Потом катушка с этой записью «гуляла» где-то среди студентов. В тот день нас слышали и другие «шарманщики». Перед тем, как включить записанное нами, Пальтуха сказал что-то прикольное в микрофон, как-то обозвал то ли себя, то ли нашу «радиостанцию». Судя по ответной реакции других «шарманщиков», радиус действия нашего радиопередатчика был довольно приличным – нас слышали в Левшино, Нытве и Добрянке. Это примерно в 30-40 км от Перми, если не дальше. Нас никто не запеленговал, мы не ругались матом в эфире, а пели. И вообще, дело-то было 8 Марта 1974 года, в праздничный день. В нашей компании, однако, не было девушек. Мы приехали в гости к Пальтухе, в частный дом на краю поселка Южный, недалеко от трамвайных линий по улице Старцева и завода ВРЗ, где он снимал комнату у старушки, это тоже в Мотовилихе. При таком раскладе брать с собой еще и подружку было как-то не с руки. Нашей главной целью все-таки было испытать в деле ревербератор, который Пальтуха только что сделал для группы, а не поздравлять и ублажать слабый пол по случаю Международного женского дня.
Ревербератор с успехом использовали для последующих выступлений. Он давал эффект «эхо в горах», повторяя целиком короткие музыкальные фразы в моих пассажах на соло-гитаре.
Однажды я сыграл с лучшими рокерами Сыктывкара
Осенью 1974 года один раз мне удалось поиграть в самой лучшей сыктывкарской группе, где в то время играли Боб и Жора Орловы, «Гусь», Леха Кузнецов, «Сивс». На ноябрьские праздники я приехал (вернее прилетел из Перми домой). По-моему 8 ноября вечером мы случайно встретились с Сивсом на улице, где-то в районе аэропорта. Он очень обрадовался, мы пообщались и затем он взял меня с собой – он направлялся в ДК авиаторов играть на гитаре. По дороге в ДК навстречу нам попался какой-то мужик, который нес в сетке никак не меньше десяти бутылок какого-то вина в бутылках по 0,7 л. Мы его упросили продать нам одну бутылку и направились в ДК авиаторов. Там уже полным ходом шла «веселуха», какой на обычных танцах я еще не видал. Вдоль стен танцевального зала были расставлены столы, которые буквально ломились от выпивки и закусок. В общем, шведский стол, меню – не хуже, чем на свадьбах. Можно поплясать, «принять на грудь», закусить, и снова пускаться в пляс. Так что летчики праздновали очередную годовщину Великой Октябрьской социалистической революции очень весело, что называется, по полной программе.
Из музыкантов были Боб Орлов, как всегда на басу и с мощным вокалом, не помню, кто был за ударными. Жоры Орлова не было, так что прибытие Сивса (лучший в городе соло-гитарист) было как нельзя кстати. Были еще Гусь и Леха Кузнецов. Получилось так, что Гусь почему-то играть не мог, палец на левой руке, что ли порезал? Почему-то не мог (или не хотел?) играть и Леха Кузнецов, перебрал что ли? Или может они повздорили с Бобом? Вообще Леха был большой весельчак, и при нас разыгрывал свою хохму с телефоном (в гримерной, где мы были во время антракта, был телефонный аппарат). Он снимал трубку и говорил в нее буквально следующее: «алло, алло, Смольный? Это Смольный? Броневик к подъезду, да, да прямо сейчас! Броневик мне! Кто у телефона? Леня? Брежнев? А, привет, привет!». Мы ухохотались чуть не до слез.
Но хохмы хохмами, но антракт кончился, и надо было выходить играть. Гусь с Сивсом показали на меня Бобу и сказали, что он запросто может не только все сыграть, но и спеть кое-что. И вот мы с Сивсом взяли в руки гитары. Боб посмотрел на меня с некоторым удивлением (мы вообще не были знакомы и, тем более, никогда не играли вместе) спросил, смогу ли я сыграть «Since I Saw Her Standing There» The Beatles? Конечно смогу, я только спросил в какой тональности, он ответил что в ре. Ну и мы поехали! «One, two, three, four!». Песня начинается с этих слов. Я четко отбил ритм обычными роковыми риффами. Затем играли «She’s Woman» и что-то еще из битловского репертуара. Все это я давно подобрал по слуху, будучи еще десятиклассником. Затем я осмелел и спел «Rock Over Beethoven», довольно удачно. Сивс безупречно играл партии соло-гитары, а пока Боб пел, также играл ритм риффами. Так что все звучало очень четко, ритмично и энергично, получилось здорово и эффектно. Боб спросил меня, смогу ли я прийти на следующий день. Увы, на следующий день мне надо было лететь обратно в Пермь, авиабилет был на руках. Какая, черт возьми, досада! С каким удовольствием я бы не только пришел на следующий день, но и вообще остался бы играть с концами в этой группе!
Продолжаем играть. Начало конца.
С началом нового учебного года наша группа возобновила свою деятельность. Чувствовалось, что летняя поездка в Коми округ не прошла бесследно, мы стали исполнять все еще более четко и сыгранно. Играли много, удачно и успешно. По крайней мере студенты и другая молодежь были нами довольны.
Тем не менее, в чем-то наша группа выбивалась из тогдашних общепринятых стереотипов и представлений о вокально-инструментальных ансамблях. Мы совершенно не играли советских песен, которые тогда были у всех на слуху. Это происходило по двум причинам. Во-первых, многие из них нас попросту не впечатляли. Во-вторых, если песня и была хорошей, то ее уже кто-то играл, и мы вовсе не были уверены в том, что у нас получится исполнить ее лучше. Мы несколько раз отказались играть какие-то комсомольские или патриотические песни. Точно также отказывались аккомпанировать нескольким девушкам, желавшим что-то спеть «на людях». Просто на поверку выяснялось, что их вокально-музыкальные способности ниже всякой критики, и нам элементарно не хотелось позориться. Или песни были такими, что аккомпанировать их лучше было бы баянистам - мы, соответственно, и рекомендовали девушкам обратиться к ним. Все это вело к тому, что среди профсоюзно-комсомольской верхушки постепенно начало развиваться и накапливаться нарастающее раздражение «Луингами».
Один из дней оказался для группы «черным». Мы выступали в рамках институтского конкурса, где отбирались те, кому предстояло защищать честь мединститута на общегородском конкурсе «Студенческая весна» художественной самодеятельности ВУЗов (их в Перми было еще пять помимо нашего). Я уже отметил, что нам не раз предлагали исполнить что-нибудь такое патриотическое, идейно-комсомольское, мы неизменно отказывались. Но на этот раз согласились, решили спеть какую-то песню, которую, опять-таки неизвестно где нашел и взялся спеть Женя Полев. Мы ее нормально репетировали, она была про детей отцов, которые не вернулись с войны. Да и сама песня по мелодике была хорошей. Женя Полев взялся спеть ее под гитару, я играл эту песню на басу. В припеве песни были такие слова: «много нас, много нас, кто по снимкам лишь знает отцов». Вот это находка, здорово, патриотичнее просто некуда!
Всего мы играли в том концерте три песни. Первую исполнили на «пять с плюсом» ко всеобщему восторгу зрительного зала. Но дальше случилось непредвиденное. Во время исполнения второй, как раз той самой патриотической песни, наш барабанщик Андрей вдруг стал выбивать какой-то странный ритм, вроде боссы-новы. С чего бы это он вдруг стал так чудить - переволновался что ли? Я играл эту песню на басу, удивился, но не растерялся, и повел соответственно свою партию под его «боссу-нову». Мы не остановились и сыграли песню до самого конца в этом странном ритме. Последняя, третья композиция «Алена» была исполнена в блюзовом стиле, но на этот раз почему-то прозвучала тяжело. Я в ней с досады выпилил длинное соло с потяжками в духе Дэвида Гилмора. Было понятно, что со второй песней мы капитально «облажались» и терять уже нечего. Оставалось только «оттянуться» на хорошей гитаре, я играл на «Этерне» производства ГДР. Нашей досаде не было границ, конечно же мы пеняли барабанщику его странную игру. Он все понимал, но ничего не мог объяснить ни нам, ни себе самому. Всякое с людьми случается. Как результат – члены жюри недоуменно переглянулись между собой, а затем восприняли такое странное исполнение песни патриотического содержания как кощунство и издевательство. Они решили, что мы преднамеренно сыграли патриотическую песню в таком странном ритме. Что касается третьей песни – мне указали, что моя манера игры явно не советская, не комсомольская (я тогда состоял в рядах ВЛКСМ).
После этого концерта недовольство и раздражение профсоюзно-комсомольского актива нашей группой резко усилились. Самая передовая и общественно активная, идеологически и политически подкованная молодежь института все больше склонялась к мнению, что группа «Луинги» по большому счету не только бестолковая, но и вредная. В самом деле – и репертуар какой-то безыдейный, много песен на английском языке. Звучание и драйв «Луингов» какие-то совсем несоветские, некомсомольские. Группа явно испорчена тлетворным влиянием глубоко чуждой и враждебной нам западной буржуазной рок-заразы. Под разными предлогами «Луинги» неоднократно уклонялись от исполнения комсомольских и вообще советских песен. Вот взялись, наконец-то, спеть хорошую патриотическую песню, да и ту изуродовали своим исполнением. Решили поэкспериментировать? Но не на такой же патриотической песне это надо было делать, и не на этом общеинститутском смотре! Явно перестарались! И вообще все это не может не свидетельствовать о почти полном идеологическом разложении, инфантилизме и политической деградации участников ансамбля. Да и название какое-то вообще непонятное - в нем есть нечто идейно чуждое. Название группы «Луинги» по своему звучанию вообще лишний раз напоминает о существовании преступной и кровавой чилийской хунты генерала Пиночета. Группа популярна среди студентов, поэтому опасные последствия ее тлетворного влияния на студентов института могут оказаться довольно масштабными, исключительно пагубными и вообще непредсказуемыми. Поэтому дальнейшие существование и деятельность в институте т.н. вокально-инструментального ансамбля «Луинги» следует признать маложелательными.
Мы не сразу поняли, что угодили «в опалу», что это начало конца. Дальнейшие события, однако, показали, что все обстояло именно так.
В сельской местности
Летом 1974 года мы с Женей Полевым решили подзаработать деньжат в стройотряде «Скифы». Нас с радостью включили в его состав – еще бы, как-никак музыканты, значит скучать точно не придется. Наш отряд строил школу в селе Сосновка Березовского района. Это южнее Кунгура с его знаменитыми пещерами. Примерно в десяти километрах от Сосновки была Березовка, районный центр, большое село. Нашего командира (сын доцента кафедры факультетской хирургии) быстро осенила идея, что нам с Полевым можно давать задания выступить перед сельскими трудящимися или другими трудовыми коллективами в акустическом варианте, просто под две гитары. Мы такие задания выполняли с удовольствием. Еще бы - это куда приятнее, чем бить балдой или рыть лопатой! Потом командир возил нас в райцентр. Выяснилось, что в районном Дворце культуры имеется комплект инструментов и звуковой усиливающей аппаратуры, но местный ансамбль распался, так что в райцентре уже давно никто не играет. Мы все это музыкальное имущество проверили. Довольно паршивое, но оказалось, что играть на нем все-таки можно. Вообще-то давно известно, что мешает плохому танцору, и именно из этого мы и исходили. Больше всего радовала неожиданно представившаяся возможность снова поиграть группой, а не петь под акустические гитары. Командир договорился с березовскими властями, что они предоставляют автобус, на котором бойцы стройотряда прибудут в Березовку со своими музыкантами и устроят там танцы на открытой летней танцплощадке. Помимо нас с Полевым в стройотряде был Ваня Кочетков, бывший участник «Лаутар», он неплохо играл и на ударных. В итоге мы образовали трио, вполне пригодное для сельской местности. Наше первое выступление осталось не до конца понятым березовской молодежью. В автобус, увозивший бойцов стройотряда обратно в Сосновку на ночлег, бросили несколько камней. Однако через пару дней командир сообщил, что нас с нетерпением ждут в следующие выходные и готовы с удовольствием слушать все, что мы играем и плясать под наш рок-н-ролл. Мы тогда «жгли» от души, для поднятия настроения нам подносили по паре-тройке чарочек «беленькой» во время выступления. Я играл на отечественной полуакустической гитаре (точно такие же были у нас и в институте), но струны были чуть ли не на сантиметр выше ладов, поэтому пальцы были разбиты чуть ли не в кровь. Тем не менее, играли здорово, с задором, было очень весело. Подвыпившая березовская молодежь плясала от всей души. Командир требовал, чтобы наши рок-импровизации были как можно продолжительнее, и в нашем пении был элемент, именуемый ныне скримом. Ну что же, раз надо, значит надо – «скримовали» (хрипло орали), играя подшофе. Командир и сам к середине вечера обычно бывал уже изрядно пьян. Потом он как-то выпросил у березовцев инструменты и аппаратуру аж на неделю, и все это было привезено в Сосновку. В итоге получилась незабываемая неделя, когда мы играли каждый вечер в сельском клубе, который был в здании бывшей церкви. Все были в восторге. Под высокими каменными сводами была потрясающая акустика, все звучало совершенно по-другому.
Конец «Луингов»
В начале следующего учебного года выяснилось, что отношение профсоюзно-комсомольского актива к группе «Луинги» более, чем прохладное. Актив решил окончательно покончить с безыдейностью в институтской художественной самодеятельности. Кроме того, очень приличный ансамбль собрали только что поступившие в институт первокурсники-пермяки, в его репертуаре было много бодрых комсомольских песен. Нам больше не предлагали играть на каких-либо институтских мероприятиях. Более того, нам не предоставили мест в общежитии на следующий учебный год, и мы были вынуждены мыкаться по частным квартирам, домам. Хозяевами, сдающими комнаты, оказывались, как правило, законченные алкоголики. При такой жизни было уже не до творчества. Нас по-прежнему уважали студенты, многие надеялись еще услышать. Но увы, что и кому слушать, что и кому играть в те годы решали совсем другие, которые испытывали по отношение к нам глубокую неприязнь. А может зависть? Ненависть и неприязнь – это производные зависти. Профсоюзно-комсомольская верхушка (несомненно, вопреки ее пожеланием) не имела среди студентов вообще никакой популярности, а ее активистов скорее презирали и сторонились, может быть и побаивались. Группа «Луинги», несмотря на свою популярность и довольно высокий исполнительский уровень, прекратила свое существование как безыдейная, политически инфантильная, и поэтому глубоко чуждая идеологии в эпоху развитого социализма. Такое решение принял узкий круг людей. Спасибо хотя бы за то, что у них не было полномочий решать, что нам есть и пить, и во что одеваться и обуваться. Саша Некрасов, Женя Полев и барабанщик Андрей Востриков до самого окончания института нигде больше уже не играли.
Еще одна пермская группа
Уже в самом конце учебного года, примерно в июне 1975, я получил предложение играть еще в одной группе. Как сейчас вспоминаю, у этой группы не было названия, причем никого из участников это особо не напрягало, никто не думал мучительно на эту тему. На этот раз в составе группы студентов (кроме меня) не было. Меня взяли в эту группу по рекомендации моего большого приятеля по «балке» Коли Филимонова, тоже студента-медика.
Лидером группы был Олег Казей, дипломированный инженер-электронщик, именно он и собрал коллектив. Олег играл на гитаре и скрипке, в которую был встроен то ли микрофон, то ли звукосниматель. На бас - гитаре играл Женя Елизаров, меломан и коллекционер фирменного винила, хотя на «балке» я его ни разу не видел. За ударными был Коля Рямзин, очень добродушный, высоченного роста, наверное никак не меньше двух метров. На электрооргане играл еще один Женя Ханжин, помню, что он все время бормотал что-то себе под нос, абсолютно точно так же, как Джим Моррисон из Doors. Я так и не понял – или демонстративно, при нас, или искренне, от души. Возможно он и был поклонником этой легендарной группы, но ни разу не предлагал разучить, отрепетировать и сыграть что-нибудь из Doors. В этом случае Моррисона пришлось бы изображать именно ему, и он не был уверен в своих «моррисоновских» возможностях. Да и потом, Doors – это скорее элитная группа, у нее никогда не было огромного количества поклонников в сравнении с теми же Deep Purple, Led Zeppelin, Pink Floyd, The Rolling Stones и другими. В группе была девушка Галя Шакирова, невысокого роста татарка с очень хорошим, скорее блюзовым голосом и отличным английским произношением. Теперь о профессиях музыкантов. Все ребята работали инженерами на различных пермских заводах, которых тогда было бесчисленное множество, а Галя преподавала английский язык в Пермском университете, по-моему на филологическом факультете. Вот такая серьезная собралась публика! Разумеется, музыка была для всех (включая и меня) не больше, чем хобби, увлечение, но зато какой силы! Не играть каждый из нас просто не мог, и этим было все сказано.
Ко мне участники группы отнеслись очень благожелательно. Я начал с роли ритм-гитариста, соло тогда играл Олег. Мы играли несколько советских песен, песни «Conqistador» и «Locomotive Breath» прогрессив-групп Procol Harum и Jethro Tull соответственно. Исполнение каверов таких групп меня поначалу больше всего и удивило, ни с чем подобным я раньше не сталкивался. Галя пела эти песни с великолепным английским произношением (еще бы – как-никак преподаватель английского в ПГУ).
Наша репетиционная база располагалась на каком-то заводе, я толком так и не узнал на каком, в районе Военторга и гарнизона недалеко от Южной дамбы. Этот завод назывался формально назывался Часовым, но производил совсем другое. По крайней мере, часов пермского производства в розничной продаже я никогда не видел. Мы довольно часто и тщательно репетировали, затем несколько раз выступили, играли также и на свадьбах. Играли довольно много инструментала, иногда Олег солировал на скрипке. Почти сразу же меня экипировали немецкой полуакустической гитарой «Musisma», хороший инструмент, сработанный в ГДР. Гитара была у меня все лето 1975 года, до каникул, и я постоянно практиковался. Пару раз мы выступили, уже и не помню где. Затем наступила пауза, связанная с драматическими событиями в моей жизни. Скажу лишь, что в эту группу я вернулся двумя годами позднее, в 1977 году, о чем напишу далее.
Снова играю в Сыктывкаре
Я оказался дома в середине осени 1975 года. Место для приложения своих гитарно-вокальных дарований нашел очень быстро в ДК «Металлист», в дублирующем составе ансамбля «Медвежата». Несколько слов об этом ансамбле. Его много лет тому назад создал Михаил Бреккель, этнический немец, каких было довольно много в те годы в наших краях. Михаила знала вся тогдашняя рок-тусовка Сыктывкара – Гусь, братья Орловы и практически все другие музыканты. У него были родственники в ФРГ, которые периодически присылали ему фирменный винил западных рок-групп. Лично я держал в руках винил (две пластинки) рок-оперы The Who «Tommy». Я не знаю, что побудило Бреккеля так назвать свой ансамбль, но внешне он был очень крупной комплекции, и чем-то напоминал медведя. Администрация Сыктывкарского механического завода (СМЗ), на котором работал Михаил, всесторонне поддержала своих музыкантов, приобрела для них все необходимые инструменты и аппаратуру. Когда в 1973 году был достроен ДК «Металлист», «Медвежата» занял в нем свое законное место. Это были серьезные и профессионально играющие музыканты. В составе ансамбля помимо традиционных гитар были клавиши и саксофон. Их репертуар состоял из советских песен, но кое-какие каверы западных рок-групп они тоже играли. Они играли на танцах в «Металлисте», в этом же ДК всегда проводились концерты, сопровождавшие все праздничные мероприятия. «Медвежата» неизменно на них выступали. На танцы в «Металлист» всегда ходило очень много молодежи. Однажды «Медвежат» даже показали по местному телевидению.
Теперь несколько слов о дублирующем составе, в котором я начинал поздней осень 1975 года. Он состоял всего из трех человек. Леня Ильюшенко (бас) неплохо пел, за ударными был Саша Соловьев, последний уже в то время был ярым поклонником тяжелого рока, особенно «тащился» от Black Sabbath. К тому времени уже появились (у меня уже тогда был этот винил), пожалуй, лучшие альбомы этой группы – «Sabbath Bloody Sabbath» и «Sabotage».
Мы приступили к репетициям, и уже вскоре довольно неплохо выступали – помимо «Криденса» (я приехал с готовыми навыками исполнения песен этой группы из Перми), который к тому времени уже выходил из моды, мы играли некоторые инструментальные фрагменты из некоторых композиций тех же Black Sabbath, Wishbone Ash. Играли также кое-что из Budgie, Wishbone Ash, Nazareth, Christie, я играл на гитаре и пел все это на английском. Леня где-то достал для меня (или она была его собственной?) очень хорошую полуакустическую «Музиму», но модель была какая-то другая, звучала куда лучше, гриф был удобнее.
Для дублирующего состава всего из трех человек достигнутые менее, чем за два месяца результаты были более, чем приличными. Наша игра произвела благоприятное впечатление и на основной состав «Медвежат». Так продолжалось до середины января Нового 1976 года.
В новогодний вечер 31 декабря 1975 года в ДК «Металлист» с музыкантами из основного состава случился большой конфуз. Все они (за исключением Александра Попова, басиста и вокалиста) явились настолько пьяными, что были практически не в состоянии играть. Саша Попов в тот злополучный вечер был где-то на рабочей смене, и оказался непричастен к происшедшему. Во время концерта «Медвежата» еще пробовали что-то исполнить (это выглядело ужасно, один из них упал прямо на сцене вместе со своим инструментом), то играть на танцах, которые были назначены на 1.00 уже первого января наступившего 1976 года были физически не в состоянии. В ДК «Металлист» был объявлен антракт с 23.00 31.12.1975 до 1.00 01.01.1976 – всем дали возможность отлучиться, чтобы встретить Новый Год не где-нибудь, а именно в домашних стенах.
Спасать ситуацию пришлось нам, дублирующему составу. В отличие от основного, мы бы были абсолютно трезвыми, разве что бегали домой встречать Новый Год, где выпили по бокалу шампанского. Мы все трое присутствовали при конфузе, который я описал выше. Нас предупредили, что играть на танцах придется именно нам. Мы играли примерно до трех часов, ночи, очень устали, практически исчерпали весь свой репертуар. Кое-что сыграли по нескольку раз, в самом конце играли черт знает что, чуть ли не «Цыпленок жареный». Это, однако, только подлило масла в огонь – подвыпившему пляшущему пролетариату именно это больше всего и пришлось по душе. Директриса ДК «Металлист» упрашивала нас играть дальше, сказала, что заплатит, и «разберется» с основным составом «Медвежат». Я почти валился от усталости и понял, что единственный разумный выход из создавшегося положения – бегство. Я вышел через основной вход якобы ненадолго покурить, через запасной мне вынесли гитару и пальто.
Был большой скандал, «Медвежат» уволили, а басисту и вокалисту Саше Попову поручили набрать новый состав. Он сразу же остановил свой выбор на мне в качестве «лидер-гитариста» (так он меня представлял). Кроме того, в состав новой группы включили Толю Стененкова по кличке «Стеня». За ударными был Андрей Машковцев, очень хороший барабанщик. О нем я уже писал, когда он четырьмя годами ранее играл в нашем школьном ансамбле.
Мы довольно быстро, в течение менее чем недели, после пары – тройки репетиций уже неплохо подыгрывали Саше Попову – он пел те же песни, что и в прежнем составе «Медвежат», но на этот раз без саксофона и клавиш. Зато я от души «сдобрил» исполняемое своими «фирменными» соло-пассажами с потяжками, местами играл и слайдером. Все это придало звучанию группы какой-то другой, более свежий и роковый драйв. Мы получали даже какую-то зарплату за свою игру. Еженедельно играли каждую субботу и воскресенье. Часто собирались и на неделе по вечерам, когда надо было разучить и отрепетировать что-то новое. Так продолжалось до июня 1976 года.
С нами тоже приключались неприятные ситуации, связанные с пьянством. Несколько раз в дымину пьяным являлся Стеня, и был способен только дремать в репетиционной комнате, будучи прислоненным к стене. Нам приходилось играть втроем, что, впрочем, практически не отражалось на качестве музыки. Однажды, когда на улице стоял тридцатиградусный мороз, мы с братом под руки привели Стеню спать к нам домой. Он жил где-то в Строителе и было ясно, что в таком состоянии домой к себе не доберется, просто замерзнет.
Еще один casus belli приключился в канун 8 Марта. Тогда тоже были назначены танцы, но до этого у нас был «междусобойчик» с очень красивыми девушками из танцевального коллектива нашего ДК «Металлист». Мы, основательно накачавшись вином, вышли играть…Играли и пели ужасно. После исполнения двух песен у меня вырубилась гитара, и я играл на другой, которую навесил на себя не сняв неисправную. Так и играл, обвешанный двумя гитарами…Потом, примерно через неделю в газете «Молодежь севера» появилось письмо некоей студентки. Она сообщала, что они с подругой пришли на танцы в «Металлист» и были неприятно удивлены поведением музыкантов, которые были пьяны и кричали в микрофоны хриплыми голосами. В этой связи администрацией ДК было проведено целое служебное расследование, по его итогам нас как следует приструнили.
Мы играли «подшофе» и несколько позднее, не помню точно когда в Доме политического просвещения, где проходил какой-то Пленум ВЛКСМ. Там еще показывали документальный фильм про БАМ, который тогда был у всех на устах. Мы играли перед его показом. Присутствовавший там ответственный за культуру обкома КПСС Вокуев пожурил нас – как же можно являться на такие мероприятия в нетрезвом виде? Вообще это был очень интеллигентный и порядочный человек, который как в силу занимаемой должности, так и воспитания говорил то, что нравилось далеко не всем. Он, кстати, вполне мог просигнализировать в ДК «Металлист» о нашем «подшофе», но не сделал этого.
Все-таки следует заметить, что хотя пьянство и имело место, оно не имело решающего значения. На первом месте стояли все-таки исполнительское мастерство и уважение к аудитории. О наркотиках тогда вообще никто не слышал.
Кроме ДК «Металлист» танцы были в ДК «Строитель», где играла, пожалуй, лучшая тогда в Коми АССР рок-группа «Второе дыхание». В отличие от нас, эти ребята играли более тяжелую музыку – каверы Deep Purple, Uriah Heep и других групп в том же стиле. Они доводили молодежь до визга, и часто были вынуждены покидать ДК через черный ход на заранее заказанном такси. Они спасались от экзальтированных и доведенных до полного экстаза поклонников и поклонниц, готовых растерзать их на сувениры. Совсем как битлы и роллинги, круто! Ребят даже вызывала в гости на собеседование «контора». Там им говорили, что вы пагубно влияете на молодежь. На другие группы КГБ особого внимания не обращал, там больше старались мониторить фарцовшиков, распространявших фирменный винил. Одним из таких, попавших «под колпак», был Хиппи.
К началу лета 1976 года танцы в обоих ДК прекратились, наступили каникулы. Зато заработали танцплощадки сначала в Кировском, а затем и в Мичуринском парках. Я играл в последнем, поскольку жил в доме прямо напротив него. Танцев в Кировском парке тем летом после июня практически не было, поскольку старую деревянную танцплощадку разобрали, а «сковородку» из кирпича еще построить не успели.
То, что там происходило до конца августа можно назвать непрерывным «джемом». Там успело поиграть очень много музыкантов, всех уже не помню. Были ребята из Эжвы, среди них – отличный клавишник Эдуард Цвингер со странной кличкой «Орхида». Заметен был Виктор Трубецкой, игравший на бас-гитаре. Позднее, к сожалению, он стал более известным в криминальном мире в котором имел кличку «Труба». В джеме принимали участие также барабанщик Игорь Скоров, Павел Коврижко и Александр Модин из «Второго дыхания». Павел играл на басу, имел отличные вокальные данные в смысле исполнения рока, причем тяжелого. Александр Модин оказался виртуозным соло-гитаристом, который постоянно оттачивал и совершенствовал свое мастерство. Он, безусловно, в этом амплуа был лучшим, и вряд ли кто-нибудь тогда (да и сейчас, пожалуй, тоже, Александр до сих пор играет) вообще мог с ним тягаться.
Мы играли каверы разных групп или инструментал, энергичный и медленный. Кое-что могу примомнить. Так из репертуара Nazareth испоняли «Wake Up This Morning», довольно энергичная песня. Из репертуара Led Zeppelin выбрали относительно медленную «What Is And What Will Never Be», где я пел куплет, а Павел Коврижко – припев, я играл соло слайдером (использовал ключ от квартиры). Мы осмелились даже изображать Pink Floyd «Breathe» - я ее пел, и местами играл протяжное соло слайдером, так же как и в оригинале. Без особых проблем у нас получался кавер Status Quo «Rain» с только что появившегося альбома этой группы.
Вообще 1976 год мне запомнился еще и тем, что новые альбомы самых знаменитых рок-групп очень быстро появились в Сыктывкаре в виде виниловых дисков. Так, я держал в руках пластинку Led Zeppelin «Presence» уже 15 мая, в июне появился новый альбом Nazareth с заглавной композицией «Telegram». Несколько позднее я записывал себе у друзей с винила новые альбомы The Rolling Stones «Black And Blue» и Paul Mc’Cartney «Wings At The Speed Of Sound». Мой хороший знакомый Ваня Васильев, танцевавший в ансамбле «Сигудэк», привез новый альбом Status Quo «Blue For You» из Югославии, где они были на гастролях.
Как оказалось впоследствии, лето 1976 года, к сожалению, оказалось последним, когда в мичуринском парке играла живая группа. Уже следующим летом 1977 там никто не играл. Я, бывший тогда дома на каникулах, живой тому свидетель. Даже Гусь, большой энтузиаст «живого» рока скептически смотрел на возможность найти или сколотить «живую» группу для этой пустующей танцплощадки. Из этой затеи действительно ничего не получилось.
Вернулся в Пермь и снова играю
Я снова оказался в Перми осенью 1976 года. В мединституте великолепно играл ансамбль «Дружба» под руководством Александра Билева, с которым я оказался в одной группе. Сейчас А.Е.Билев – профессор кафедры инфекционных болезней Самарского медуниверситета. Однажды послушав ансамбль «Дружба», я понял, что места в художественной самодеятельности ПГМИ для меня уже не найдется. Музыканты пермской группы с Часового завода тоже какое-то время не собирались, но весной 1977 года все возобновилось на той же репетиционной базе. Несколько раз играли. Для меня купили своеобразную гитарную примочку, такие педали тогда только начали производить в Полтаве, на Украине. Педаль давала три эффекта – квакушка, работавшая от педали, не очень хороший дисторшн типа «фузз», его можно было использовать только убрав на самой гитаре до минимума высокие частоты. «Фуззом» я иногда пользовался, поскольку в гитаре был переключатель, и в одном из положений высоких частот гитара практически не давала. Но самым ценным эффектом этой полтавской педали было «автовау», частота «вау» регулировалась. При максимальной частоте получался эффект «тремоло», который делал очень приятным звучание инструмента как при исполнении соло-пассажей в медленных композициях, так и при задних подыгрышах как боем, так и переборами. Гитара звучала точно также, как у Дэвида Гилмора во второй части композиции «Any Colour You Like» знаменитого альбома Pink Floyd «The Dark Side Of The Moon». Я был в полном восторге, поскольку Гилмор оказал заметное влияние на мою манеру игры на соло-гитаре. Послушав его, я и стал использовать потяжки пальцами, «машинками» никогда не пользовался, поскольку из-за этого гитара быстро расстраивалась. Для быстрых и тяжелых вещей эффект «автовау-тремоло» не годился, больше подходил «фузз». Очень неплохая гитарная примочка для тех лет.
Осенью 1977 года Олег нашел другое, более достойное место как для репетиций, так и выступлений – ДК Гознака, красивое, довольно изящное здание в Балатово. Мы произвели на комиссию, которая нас прослушивала, самое благоприятное впечатление. В этом ДК уже была группа, которая играла тяжелый рок и/или ритм-энд-блюз на танцах, администация ДК была невысокого мнения об этих музыкантах. Нас же официально представляли как ВИА ДК Гознака, и мы играли только на концертах, которые проходили в ДК. Иногда удавалось сыграть на свадьбах.
К этому времени Олег собрал сам (как-никак инженер-электронщик) мощнейший усилитель, в котором было много входов разной чувствительности, можно было включать как микрофоны, так и инструменты, что мы и делали. В действительности, как я понимаю, этот усилитель представлял собой несколько самостоятельных усилителей, и только усиленные сигналы с разных входов и усилителей в оконечном каскаде были смешаны и выводились через соответствующие выходы на две мощные колонки. Сигнал на выходе не был стереофоническим. Через собранную Олегом систему мы обычно подключали два микрофона и две гитары. Для бас-гитары и органа имелись отдельные усилители и динамики.
Олег купил себе электрогитару «Урал», в принципе это неплохой инструмент с тремя звукоснимателями и массой кнопок. С помощью различных их комбинаций можно было добиться разного звучания инструмента. Я играл в ДК Гознака на великолепном по тем временам инструменте – чехословацкой полукаустической «Торнаде». В принципе это была наилучшая модель полуакустической гитары, которые выпускались в т.н. странах социалистического содружества. Удобный гриф, три звукоснимателя, великолепный сустейн, возможность выстроить звук от резкого до очень мягкого с массой обертонов. Я был от этой гитары в полном восторге, тем более, что играл через полтавскую «примочку», о которой писал выше. Немецкие полуакустические «Музимы» и, тем более, болгарские «Орфеи» и «Хебросы» были гораздо хуже по звучанию.
Мы очень много играли в канун Нового 1978 года, ежедневно. Последний концерт завершился после 22 часов 31 декабря 1977, и нам с приятелем удалось приехать к месту встречи Нового года только благодаря такси. Потом эта активность как-то стихла. Наша группа играла на свадьбах у двух моих друзей – Валика Ченцова и бывшего участника группы «Луинги» Саши Некрасова. Все это было в июне 1978 года. Больше вместе мы не играли.
«Рок-шорох» в Кизеле
В июле 1978 года мы проходили практику в шахтерском городе Кизеле, северо-западнее Перми. Таких городов там несколько – Кизел, Губаха, Александровск и другие небольшие шахтерские поселки. Все это вместе называлось Кизеловским угольным бассейном. Мы с моим другом (тоже меломан и рокер, каких поискать) Сергеем Давыденковым как-то заглянули в ДК шахтеров (так кажется у них назывался дворец культуры) и поинтересовались, кто и что там играет. Оказалось, что в данный момент, в середине лета, большие проблемы с музыкой и вообще несколько раз срывались танцевальные вечера из-за того, что некому было играть. Открытых летних танцплощадок в Кизеле не было, поэтому и летом все продолжалось в ДК. Мы предложили администрации ДК свои услуги в качестве музыкантов, чему там очень обрадовались. Местный барабанщик оказался очень даже очень неплох, и играл с нами постоянно, каждый вечер. Мы сказали руководству ДК, что за свою игру не запросим ни копейки, но будем играть что хотим. Мы их успокоили – этим делом занимаемся давно, поэтому довольно тонко чувствуем, чего хочет публика – пуститься в пляс под энергичный рок-н-ролл, или поприжиматься друг к другу в «медляке».
Мы были приятно удивлены как звуковой аппаратурой, так и набором инструментов, которые приобрели для своего ДК шахтеры. Очень хорошая ударная установка, мощные и качественные звуковые усилители и звуковые колонки венгерского производства, самые лучшие гитары, которые тогда только можно было приобрести – я снова играл на чехословацкой полуакустической «Торнаде». В качестве примочек – была стандартная советская и широко распространенная к тому времени педаль «вау – фузз». Я уже играл с этой штукой раньше, и никогда на ней не «квакал» - для этого надо работать педалью. А вот «фузз» на этой примочке можно было выстроить так, что вместо «фузза» (я никогда не любил такие «фуззерные» соло) получался очень неплохой «дисторшн», отличный как для ритмических риффов, так и соло-пассажей в определенной манере. У них в ДК оказался очень толковый технарь, который поддерживал всю аппаратуру (похоже, что он искренне любил ее) в исправном рабочем состоянии. Мы между собой звали его «кизеловским Пальтухой». В один из вечеров он включил микрофон через самодельный ревербератор, через такие устройства я успел поиграть еще в Перми несколькими годами раньше. Точно такой же, какой собрал нам Пальтуха, но на базе какого-то другого магнитофона. Принцип его работы я уже описывал в магнитофон впаивается несколько головок, первая из них записывает, все остальные – воспроизводят. Теперь можно было играть и петь с эффектом «эхо в горах» там, где это было уместным – в медленных композициях и на соло с «потяжками».
Мы с Сергеем на басу в сопровождении кизеловского ударника играли каждый вечер в свое удовольствие и к восторгу местной публики около трех недель. Ударник, как я уже заметил, был очень неплохой, какой-то «заводной». Он стучал, и при этом одновременно возбуждался до почти экстатического состояния. Его энергия передавалась как нам с Сергеем, так и танцующим в зале. У него было какое-то странное прозвище «Сонач». Как его звали на самом деле, я уже не помню, но «жег» он что надо! Как-то, директор ДК (или может и.о. на летний период?), довольно молодая женщина, спросила у нас, почему мы играем так «забойно». Мы ответили, что по-другому просто не умеем, это все-таки рок-н-ролл, и любое другое его исполнение никакого впечатления на публику не произведет. В последний вечер она публично при всех танцующих поблагодарила нас с Сергеем и вручила сувениры на память о Кизеле, очень милые – кристалл, кирка. До сих пор храню и берегу его на память о тех днях.
Увлечение «прогрессивом» и 12-струнной гитарой
Музыкой в стиле «прогрессив» я увлекся после того, как в 1975 году впервые услышал группу Genesis. До этого я слышал музыку групп того же плана – Yes, ELP, Jethro Tull, но все-таки Genesis, в частности их альбом «Trespass» 1970 года и явился тем «триггером», который определил на многие последующие годы мои музыкальные вкусы и пристрастия. Последующие услышанные мною их альбомы «Nursery Cryme», «Foхtrot», и, особенно, «Selling England By The Pound» привели меня в полный восторг. Очень впечатляли их аранжировки с использованием 12-струнных гитар, которые играли переборами, причем не одна одновременно. В результате получалась какая-то сказочная вязь из 12-струнных переборов. Так до них не звучала ни одна группа. В манере игры их соло-гитариста Стива Хэкетта было что-то чарующее. Кроме того, Хэкетт очень хорошо играл на акустической гитаре. Все это, в сочетании со своеобразным мягким, и в то же время старческим голосом Питера Габриэля и очень тонкой и элегантной работой клавиш Тони Бэнкса производило неизгладимое впечатление. Кроме альбомов Genesis, появился также сольный альбом Хэкетта «Voyage Of The Acolyte», который мне также очень понравился.
Я стал пробовать подбирать по слуху то, что играл Хэкетт, в частности «Horizons» из альбома «Foxtrot», и у меня получилось, что называется «один к одному», включая флажолеты. Стал пытаться сам сочинять что-то похожее, парочка пьес вроде получилась неплохо, во всяком случае студенческой аудитории они очень понравились.
С Сергеем Давыденковым (я его упоминал выше, когда мы были в Кизеле, он играл на басу) мы как раз и сошлись как поклонники прогрессива, в первую очередь Genesis. Затем подобрал арпеджированные глиссандо вниз и некоторые фрагменты с «потяжками», характерные для манеры игры этого гитариста. Его «потяжки» звучали совсем не так, как у Дэвида Гилмора из Pink Floyd. Много интересного я услышал и в его соло-альбоме Хэкетта.
Появилась мечта обзавестись 12-струнной гитарой. Тогда это было практически немыслимым, разве что изготовить самодельную. Тем не менее, в начале зимы 1979 года один из знакомых достал мне обычный советский гриф, переделанный (по-моему с использованием крюка от хоккейной клюшки) под 12 колок. Сергей Давыденков принес деку от такой же старой советской гитары, и в результате получилась 12-струнка. Бридж, правда, очень эффектно «стрельнул» через пару – тройку дней, нагрузка натяжения 12 струн все-таки очень велика. Это меня не смутило, бридж приклеили эпоксидным клеем на прежнее место, изнутри с другой стороны приклеили «контрбридж» и закрепили еще двумя винтами. Теперь могло произойти все, что угодно, но нижний порожек больше «стрельнуть» никак не мог, был закреплен намертво. Звук у 12-струнки был совсем другой, и всех изумлял своей красотой. Однажды, осенью 1979, я выступил перед практически всем своим курсом в рамках какого-то вечера, который проходил в ДК им. Калинина. Присутствовал практически весь наш шестой курс. Было разыграно несколько шуточных миниатюр с пародиями или, скорее, дружескими шаржами на наших преподавателей. По этой причине многие из преподавателей также присутствовали в зрительном зале, и внимательно следили за происходящим на сцене. Я исполнил пару своих собственных сочинений. Как выяснилось, моя 12-струнка произвела на присутствующих довольно сильное впечатление. Одна из сокурсниц спросила, почему у меня так звонко и ярко звучит гитара. Свое мнение по поводу моей игры высказал и доцент Кассин, которому в свое время я успешно сдал экзамен по гистологии. Он отметил мои музыкальные дарования и добавил, что ни в коем случае не надо забрасывать гитару, а напротив, продолжать в том же духе. С этим самодельным инструментом в руках мне удалось поиграть в Перми еще в одной, на этот раз в фольклорной группе. Это было в 1980 году, когда окончание института было совсем близко.
«Свиристели»
В нашем институте примерно двумя годами ранее была организована фольклорная группа «Свиристели». Они исполняли русские народные песни под акустические гитары, бубен и/или маракасы и дудочку. Лидер группы Александр Ощепков и сам писал музыку на различные фольклорные стихи, потом это все аранжировалось в фольклорном духе с помощью инструментов, перечисленных выше. Александр Ощепков пел очень красивым высоким голосом. Впрочем, в некоторых местах пели все четверо. Кроме Александра в группе играли и пели Миша Решетов (гитара), сын заведующего военной кафедрой; Владимир Гришин (перкуссия), и Константин Шмагель (духовые – дудочка или небольшая продольная флейта). Я был включен в состав, чтобы усилить гитарную секцию, «сдобрить» ее переборами на 12-струнной гитаре, так, чтобы все звучало еще «вкуснее».
Отношение к группе со стороны профсоюзно-комсомольского актива института было весьма благожелательным, совсем не таким, какое мне знакомо по «Луингам». Не последнюю роль здесь, видимо, сыграло и то, что Владимир Гришин был комсомольским активистом. Иногда нас просили сыграть как скоморохов на банкетах, организуемых для участников различных научных конференций. Наше самолюбие не было сильно затронуто такими предложениями - эти выступления были короткими, не дольше получаса. И потом – нас все-таки слушала не подвыпившая ресторанная публика, обожавшая «Мурку», а профессура, съехавшаяся со всей страны, светила медицинской науки.
В 1980 году «Свиристели» получили право представлять наш институт на заключительном общегородском конкурсе «Студенческая весна» – почти высшая ступень пьедестала для художественной самодеятельности. Мы успешно выступили на этом конкурсе. Хотя первое место присвоили не нам, все, включая нас остались очень довольными. Потом нас приглашали выступить и в других Пермских ВУЗах. Мне запомнилось выступление в политехническом института.
Двое участников «Свиристелей» в последующие годы и десятилетия сделали очень успешную профессиональную карьеру. Так, однажды утром (это было уже в начале 2000-х) включив телевизор на кухне, я увидел на экране Владимира Гришина, которого после краткого интервью ведущая представила его как директора Фонда обязательного медицинского страхования (ФОМСа)! Причем Всероссийского, Федерального! Круче некуда! По представлению тогдашнего президента России Б.Н.Ельцина стал профессором экономики и получил звание заслуженного экономиста РФ.
Константин Шмагель еще будучи студентом, занимался в студенческих научных кружках и сделал успешную научную карьеру. Способного студента заприметил Валерий Александрович Черешнев, тогда профессор кафедры физиологии (сейчас – академик, вице-президент РАН). Шмагель защитил сначала кандидатскую, а затем и докторскую диссертации. Мы с ним «пересекались» дважды на научных съездах иммунологов в Екатеринбурге (2001) и у нас, в Сыктывкаре (2010). Он продолжает работать в Перми в НИИ экологии и генетики микроорганизмов.
ВУЗ окончен, что дальше?
По окончании ВУЗа мне поначалу было не до музыки. Обзавелся семьей, появились дети, почти погодки. Делал профессиональную карьеру, на этом поприще добился более, чем впечатляющих результатов. Конечно же рок-музыку слушал всегда, но бывали и периоды, когда дома вообще не было гитары, и не на чем было играть. Если играл, то включал музыку, в которой по слуху подбирал партии гитар, а затем «подыгрывал» оригиналу. Это были группы самого разного плана – и AC/DC, и The Alan Parsons Project и другие. В июне 1997 года Игорь Федорович организовал в помещении юношеской библиотеке нечто вроде вечера, посвященного 55-летию Маккартни. Я был приглашен на это мероприятие. Там были Женя Машкин, Боб Орлов, Саша Чувьюров, меломаны, мои очень хорошие знакомые Евгений Гортинский и Юра Баканов. Были и представители средств массовой информации, которые отсняли небольшой сюжет для последующего показа по местному телевидению. В сопровождении двух или трех акустических гитар мы музицировали, пытались, как могли, исполнить песни как Битлз, так и Маккартни. Боб очень здовово спел «She’s Woman». Мой отец, увидев меня на экране, с трудом скрывал свое недовольство. Видимо в его голове попросту не укладывалось – разве возможно, чтобы доктор медицинских наук «играл на гитаре по телевизору»!? Вполне возможно, и я это показал.
DrGTR
В конце 2000 года у меня появилось компьютерное программное обеспечение, позволявшее самому записать, отредактировать и свести все наигранное. Оказалось вполне возможным самому наиграть поочередно партии всех гитар, а затем с помощью многих программ (я освоил только Sound Forge и Cool Edit, но и этого оказалось достаточно) свести все дома. Мой сын очень быстро освоил софт, который был на компакт-диске «Музыканту и звукорежиссеру», и местами помогал мне. Главное – он набрал сэмплы различных ритмов с брейками. Очень многое (хотите верьте, хотите – нет) наиграно на самодельной (сделал мой сын) электрогитаре. «Washburn» мы купили ему лишь в конце 2003, сам я играл и писал себя на нем только начиная с 2004 года. У нас дома очень редко была бас-гитара, но это меня не смущало – партии баса я играл на обычной гитаре с убранными высокими частотами, затем опускал все на октаву, правил эквалайзером и все, басовые партии были готовы!
Я выбрал себе брэнд DrGTR (доктор гитара), и решил давать английские названия композициям только потому, что во многих случаях файлам надо давать имена латиницей, а не кирилицей.
Всего с декабря 2000 по настоящее время (январь 2014) я наиграл и свел более 60 композиций. Почти все – собственнного сочинения, каверы можно пересчитать по пальцам, их всего пять (только что сосчитал). Все это выложено в социальных сетях, в частности «Вконтакте». Для этого достаточно с моей страницы зайти в раздел аудиозаписей. Ради интереса я пробовал «искать себя» через различные системы – Яндекс, Google и находил не только в социальных сетях, но и в других местах типа Muzofone и других интернет-хранилищах mp3 файлов.
Через социальные сети я разыскал Сергея Давыденкова. Оказалось, что он уже более 12 лет работает врачом в США на круизных судах, плавающих по Карибскому морю. Он купил себе гитару «Epiphone», у него прямо на судне ноутбук и отличный аудиософт. Оказалось, что он тоже увлечен «самозаписью» с последующим сведением, причем владеет этим в совершенстве. Мы с ним даже записали вместе версию моей колыбельной «Lullaby». Я записал и переправил ему несколько аудиофайлов с гитарными партиями. Он наиграл все остальные инструменты и окончательно все свел. Мы назвали наш проект Transatlanic Internaction Project. Эта запись есть на моей странице «ВКонтакте» в разделе аудиозаписей, хороша она или не очень – судить Вам.
В 2010 году, а именно первого мая мне удалось поиграть на 12-струнке бывшим сокурсникам. Тогда мы с дочерью проделали большой путь на автомобиле из Сыктывкара до Перми, чтобы успеть на празднование 30-летия окончания института. Поспели, правда, только к банкету, но от этого впечатления не сделались менее яркими, осталось много фотографий и даже фрагменты видеозаписи моего выступления. За рулем автомобиля была моя дочь, она же и снимала меня на камеру.
В последнее время я играю и записываю мало, поскольку возник эффект «дежавю» - в 2012-13 годах на выходе получается примерно то же самое, что уже было в 2002-2003 гг. Я сам себе надоел…В принципе, если делать все очень тщательно, то это очень нелегкая и, иногда, просто выматывающая работа – каждую партию надо исполнить много раз, а только потом сводить наилучшие из них вместе. Поэтому нередко бывало и так – наиграешь все, сведешь воедино, но слушать конечный результат уже нет абсолютно никакого желания – «обрыдло», пока играл и записывал. И вообще томиться в одиночестве, не играя нигде, тоже со временем надоедает. Мне, однако, снова повезло, и я опять нашел свою группу. Несколько слов об этом ниже.
«Своя компания»
В январе 2012 года я смотрел на «Юргане» очередную музыкальную передачу «Jam Session», где показывают различные самодеятельные рок-группы Республики Коми. На этот раз там выступала группа «Old Blues Way». Она мне не просто понравилась, я почувствовал нечто большее – в этой группе можно не просто поиграть, но и привнести в ее музыку что-то свое. Когда фронтмэн группы объявил, что им нужен хороший ритм-гитарист, для меня вопрос был окончательно решен, я начал действовать, и оказался в составе группы «Old Blues Way», которую ее лидер в октябре того же года переименовал в «Свою компанию». Не буду далее что-либо детализировать, поскольку эта история не только не закончена, но еще и не развилась как следует. Развитие успешно продолжается. Мое хроническое и неизлечимое «рок-заболевание» тоже, ну и пусть!
10 января 2014, Сыктывкар