Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
PAGE \* MERGEFORMAT 3
Министерство образования и науки Российской Федерации
Стерлитамакский филиал
федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования
«Башкирский государственный университет»
Юридический факультет
Кафедра уголовного права и процесса
Выпускная квалификационная работа
по специальности «Юриспруденция»
ТАКТИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ, ПРИМЕНЯЕМЫЕ СЛЕДОВАТЕЛЕМ ПРИ РАССЛЕДОВАНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ
|
«Допускается к защите» Заведующий кафедрой д.ю.н., профессор |
Научный руководитель к.ю.н., старший преподаватель
|
СТЕРЛИТАМАК – 2015
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………………..…3
ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ТАКТИЧЕСКИХ ПРИЕМОВ…....…11
1.1. Понятие и сущность тактического приема……………………………..…11
1.2. Признаки тактического приема………………………………………...…..16
ГЛАВА 2. ВОПРОС О КЛАССИФИКАЦИИ ТАКТИЧЕСКИХ ПРИЕМОВ…..26
2.1. Проблема систематизации видов тактических приемов………………….26
2.2. «Линия поведения» как фактор классификации тактических приемов…36
ГЛАВА 3. НРАВСТВЕННЫЕ ОСНОВЫ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ ПРАКТИКИ…………………………………………………………………...…….46
ЗАКЛЮЧЕНИЕ..........................................................................................................66
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ…………………………...….69
ВВЕДЕНИЕ
Тема работы очень интересна и весьма актуальна и по данной проблеме достаточно много литературы. Именно эти факторы сыграли решающую роль при выборе темы дипломной работы.
Актуальность работы. Сколько человечество помнит себя, на протяжении всего этого времени происходят преступления. Долгие годы криминалисты искали разнообразные пути оптимизации процесса расследования преступных деяний. Криминалистическая наука разрабатывала все более совершенные тактические приемы для расследования преступлений. Этот путь развития криминалистики бесконечен. Именно поэтому, исходя из выше сказанного, можно сделать вывод, что проблема исследования не потеряла актуальности на сегодняшнее время. И пока будут происходить преступления, и будет необходимость их раскрытия, тема моей квалификационной работы не утратит своей актуальности.
Актуальность исследования научных основ формирования тактических приемов, обусловливается тем, что это позволит: расширить уровень знаний о сущности тактического приема и его содержании, что позитивно скажется на его использовании; вести полную разработку тактических приемов с учетом их цельного природного характера; существенно улучшить тактические приемы.
Проведем аналитический обзор литературы по исследуемому вопросу. Историография данной темы достаточно обширна. Выделяются труды зарубежных ученых дореволюционного времени, отечественных – советского периода, а также работы современных исследователей.
Во всем мире следователи применяют тактические приемы для раскрытия преступлений, поэтому естествен интерес к этой теме ученых разных стран.
Прежде чем приступить к осуществлению анализа литературы по данной проблеме необходимо отметить, что изложение материала будет проводиться согласно хронологическому принципу.
Для начала рассмотрим труды зарубежных авторов. Их конечно немного, но в работе они присутствуют.
В 1903 году вышла книга Франсиса Люиса Веллмана «Искусство перекрестного допроса». В работе присутствуют описания и детальный разбор массы тактических приемов перекрестного допроса. Несмотря на долгое время, прошедшее с момента первого выхода этой книги в свет, на сегодняшний день изображенные в ней тактические приемы составляют «золотую коллекцию» способов перекрестного допроса.
Также к зарубежной литературе относиться произведение профессора, генерал-лейтенанта милиции Украины, Денисюка Станислава Федоровича и доктора юридических наук, профессора Шепитько Валерия Юрьевича. Работа называется «Обыск в системе следственных действий (Тактико-криминалистический анализ)». В пособии описаны главные проблемы, относящиеся к проведению обыска, дан подробный анализ признаков и функций обыска, исследованы объекты поисковой деятельности, рассмотрены его виды. В работе есть бесценные рекомендации по подготовке и процедуре обыска, а также типовые системы тактических приемов и тактические комбинации, являющиеся самыми эффективными при обыске.
Далее рассмотрим работы отечественных криминалистов советского периода.
Среди отечественных авторов огромный интерес представляют собой работы доцента Казанского государственного университета, Якушина Станислава Юрьевича. В моем исследовании рассмотрены две его книги. Первая работа называется «Тактические приемы при расследовании преступлений». В ней рассматриваются актуальные теоретические и практические вопросы криминалистической тактики: виды тактических приемов, исследуются методологические вопросы применения тактических приемов при допросах. Вторая работа – «Тактическое обеспечение расследования преступлений: вопросы теории и практики». Пособие составлено специальной литературы, для того что привить будущим следователям глубоких теоретических знаний и практических навыков в сфере тактики организации расследования и производства отдельных процессуальных следственных действий.
В дипломной работе рассматривался труд доктора юридических наук, профессора Комиссарова Владимира Ивановича – «Теоретические проблемы следственной тактики». В монографии обобщен опыт развития теории следственной тактики и практика реализации ее рекомендаций. Определив цели криминалистики и особенности средств их достижения, автор предлагает новое понимание сущности и структуры следственной тактики, конфликтов в деятельности следователя, тактических ситуаций и т. д. на базе чего анализируются традиционные и выявляются дополнительные основания группировки тактических приемов производства отдельных следственных действий.
Отметим также работу доктора юридических наук, профессора. Васильева Александра Николаевича – «Следственная тактика». Монография состоит из четырех глав. В гл. 1 автор останавливается на дискуссии о путях становления и развития кри миналистики, о сущности криминалистики как науки, о ее предмете и дает определе ние советской криминалистики. О тактических приемах применения логических методов познания, роли индуктив ных умозаключений для оценки собранных доказательств и построения версий гово рится в гл. 2. В отдельном параграфе рассматривается такой своеобразный тактиче ский прием, как следственная версия. Тактическим приемам психологии отношений следователя с другими участниками следственных действий посвящена гл. 3. Большое внимание Александр Николаевич уделил разграничению «сфер влияния» криминалистики и психологии, их различию в предмете, целях и методах. К тактическим приемам организации расследования, основанным на научной организации труда (гл. 4), автор относит планирование, мобилизацию, расстановку и использование сил, взаимодействие следственных и оперативно-розыскных действий и исследование материальной обстановки.
Теперь подвергнем анализу работы современных отечественных ученых.
Не менее пристальный интерес вызывает совместное исследование Гусакова Анатолия Николаевича и Фелющенко Анатолия Алексеевича – «Следственная тактика». В пособии излагаются вопросы следственной деятельности со стадии начала уголовного дела до завершения расследования. Но, к сожалению, вопросы тактики до следственной проверки материалов и иные, выходящие за границы предварительного расследования, не рассмат риваются. Некоторые проблемы следственной так тики выделены в отдельные главы, но наиболее важные вопросы рассмотрены в контексте смежных проблем.
Рассмотрим работу профессора Белкина Рафаиля Самуиловича – «Очерки криминалистической тактики». В ней описываются: криминалистическое учение о версии и планировании судебного исследования, о розыске; теоретические концепции криминалистической тактики – концепции следственной ситуации, тактического решения, тактического приема и тактической комбинации (операции); тактика следственного (судебного) действия; теория и тактика осмотра, допроса, поисковых действий, проверочных действий.
В работе присутствует диссертация под названием «Нравственные основы уголовного процесса (стадия предварительного расследования)», доктора юридических наук, Москальковой Татьяны Николаевны. Это первая монографическая работа, в которой комплексно, с позиций философии, общей теории права и отраслевых юридических дисциплин, исследованы, нравственные проблемы предварительного расследования. Также в автореферате на основе анализа этических категорий, определяющих нравственное содержание уголовного процесса, и механизма их защиты в стадии предварительного расследования сформулированы выводы о закономерностях в исследуемой области общественных отношений.
В диссертации профессора Шадрина Виктора Сергеевича «Обеспечение прав личности при расследовании преступлений», впервые комплексно, с использованием методов анализа и синтеза исследуются как взаимосвязанные и взаимозависимые вопросы обеспечения прав личности и содержания, характера, форм стадии расследования. В итоге достигается получение существенных теоретических выводов и практических предложений, направленных на решение научной проблемы, имеющей важное государственно-правовое, социальное и политическое значение.
В работе рассматривались работы доктора юридических наук, профессора Полстовалова Олега Владимировича. Например, его диссертационная работа «Процессуальные, нравственные и психологические проблемы криминалистической тактики на современном этапе». В исследовании анализируются понятия «тактический приём», «тактическая рекомендация», «следственная ситуация» и пр. Также рассмотрены вопросы определения места и значения конфликтов в деятельности по расследованию преступлений, развита концепция распознавания получаемой информации, определены направления развития тактических приёмов установления психологического контакта и преодоления конфликта.
Кандидат юридических наук Москвин Евгений Олегович в своей монографии «Тактический прием» рассмотрел понятие и сущность тактического приема; классификацию тактических приемов; критерии допустимости тактического приема; источники формирования тактических приемов.
Интересна работа Дудаева Анатолия Борисовича, доцента Белгородского юридического института МВД РФ. Учебное пособие называется «Криминалистическая тактика в вопросах и ответах». Это научно-практическое пособие предуготовлено для оказания содействия в усвоении теорией криминалистической тактики и получения практи ческих навыков и уметь производства отдельных следственных действий.
Нужно отметить книгу Малютина Михаила Петровича «Тактические приемы в расследовании преступлений». Михаил Петрович является кандидатом юридических наук, доцентом Кубанского государственного университета. Работа описывает тактические приемы, их допустимости и применению для достижения тактических целей допроса. В исследовании анализируют главные понятия криминалистической тактики: тактический прием, тактическая комбинация, тактическая операция и следственная ситуация; критерии допустимости тактических приемов: право приемлемость, научность, этичность; тактические цели допроса, их достижение.
Также интересным произведением является работа старшего преподавателя кафедры криминалистики Нижегородской академии МВД России, Крепышевой Светланы Константиновны – «Понятие, содержание и задачи криминалистической тактики». В исследовании анализируют общие тезисы криминалистической тактики, ее взаимосвязь с остальными науками, а также главные понятия криминалистической тактики.
Стоит отметить труды кандидата юридических наук, Томского государственного университета, Князькова Алексея Степановича. Первая работа – «Концептуальные положения тактического приема». В ней с учетом правовой природы криминалистики описываются концепции тактического приема как основного элемента поисково-познавательной деятельности следователя. Системному разбору подвергаются такие проблемы как понятие, сущность, признаки, источники, элементы тактического приема, соотношения с тактической рекомендацией, допустимости применения тактических приемов. Второй труд Алексея Степановича называется «Аналитические тактико-криминалистические средства досудебного производства». В работе системно рассматривают понятия, сущности и классификации тактико-криминалистических средств, а также вопросы системного их применения, в поисково-познавательной работе следователя. Важнейшее место в исследовании занимают вопросы аналитических тактико-криминалистических средств, призывающих к более глубокому изучению в силу их характерных черт.
Рассмотрим также работу старшего преподавателя Новосибирского государственного технического университета, Коровина Николая Кондратьевича – «Криминалистика. Раздел III. Криминалистическая тактика». Исследование включает в себя краткое изложение раздела криминалистики. Учебный практикум наглядно проиллюстрирован большим количеством фотоснимков из практической деятельности сотрудников.
Кроме учебников и монографий в исследовании присутствуют периодические издания.
В статье «Процессуально-правовые предпосылки трансформации целей и задач криминалистической тактики в современных условиях» О. В. Постовалова, рассматривается проблема трансформации целей и задач криминалистической тактики на современном этапе и в современных условиях, проводится сопоставительный анализ точек зрения ведущих ученых - криминалистов. Также в статье автор проводит разграничение целей и задач криминалистической тактики.
Также рассмотрим статью кандидата юридических наук, доцента – Кочневой Ирины Павловны. Статья называется «К вопросу о соотношении тактического и тактико-технического приемов как основных категорий криминалистической тактики». В ней анализируется разнообразные подходы специалистов-криминалистов к понятию тактического приема, как главной категории криминалистической тактики. В итоге исследования виды тактических приемов, далее автором выводится определение понятия тактико-технического приема, т.к. автор считает, что кроме тактических приемов криминалистической логики существенную роль в раскрытии и расследовании преступлений играет криминалистическая техника, а правила и порядок ее применения именуются тактико-техническими приемами.
Проанализировав литературу, можно сделать вывод о том, что зарубежные и отечественные авторы в своих трудах повествуют об одинаковой тактике расследования преступлений.
Что касается ученых современного периода, их тактические приемы расследования преступлений, не сильно отличаются от тактики ученых советского периода.
А некоторые тактические приемы используемые учеными дореволюционного периода являются актуальными и по сей день.
Следует также отметить, что в работе присутствуют нормативно-правовые источники: Конституция Российской Федерации и уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации.
Цель исследования. Целью данной работы является изучение тактических приемов, применяемых следователем в расследовании преступлений.
Из вышеуказанной цели можно выделить следующие задачи исследования:
Методологическую основу работы составляют основные положения диалектического метода познания как метода общего познания объективной действительности. Помимо этого метода, в исследовании применяли общенаучные и специальные методы познания: логический, исторический, социологический, статистический анализ, метод сравнительного исследования, системный подход и другие.
ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ТАКТИЧЕСКИХ ПРИЕМОВ
1.1. Понятие и сущность тактического приема
Начнем с того что предваряя анализ существующих подходов к решению названных в заголовке вопросов, следует сказать, что значительная часть авторов, при их различном понимании тактического приема и его сущности, обоснованно видят генетическую связь между этими понятиями.
Отметим, что важным является то, что сущность, а вместе с ней и явление динамичны, подвижны; в силу этого категория сущности служит для выделения в системе (объекте) таких её свойств и отношений, которые обусловливают другие её свойства и отношения. Понятие явления определяется как форма проявления сущности, как внешнее обнаружение сущности.
Следует сказать, что в определениях тактического приема, даваемых отдельными авторами, присутствует указание на его специфическую связь с информаций, имеющей значение для уголовного дела. Так, о направленности тактического на получении информации говорит М.П. Малютин, определяющий тактический прием как «...наиболее рациональный и эффективный способ действия, свободно избираемый лицом, осуществляющим расследование, в конкретных следственных и судебных ситуациях, с целью создания условий, обеспечивающих максимальную результативность производства отдельных следственных и судебных действий».1 Указанная формулировка позволяет говорить, что к тактическим приемам названный автор причисляет лишь способы действия обеспечительного характера (например, тактические приемы подготовки следственного действия), не считая таковыми приемы, непосредственно направленные на объекты, содержащие доказательственную информацию.
Профессор О.В. Полстовалов в своей диссертации пишет, что «Под тактическим приемом следует понимать рекомендованный криминалистикой и практикой расследования и разрешения уголовных дел соответствующий требованиям закона и морали наиболее эффективный в данной ситуации способ осознанного поведения лица, осуществляющего доказывание, направленный на оптимизацию расследования (судебного следствия) в целом и (или) производства отдельных следственных (судебных) действий».2 В другой своей работе Олег Владимирович добавляет – «…следует акцентировано выстраивать систему тактических приемов на основе их предназначения, а не формальной составляющей».3
В.И. Шиканов особенностью тактического приема считает обусловленность его сферой психологического контакта. «Тактический прием», – отмечает он, – «независимо от того, применен ли он в спортивном единоборстве, на войне или в процессе расследования обстоятельств, послуживших основанием для возбуждения уголовного дела, во всех случаях это локальный поведенческий акт, предпринятый в сфере субъект-субъектных отношений с целью определенным образом повлиять на коммуниканта: изменить его психологическую установку, отношение к конкретным социально-значимым ценностям, вызвать те или иные нейрофизиологические реакции и т.д.».4 Несмотря на такое, казалось бы, точное описание тактического приема, в его определении отсутствует главное: указание на получение имеющей значение для уголовного дела информации, прежде всего сведений доказательственного характера.
Нельзя не обратить внимания на то, что в рассуждениях В.И. Шиканова «военизированным» представляется лишь тактический прием, но не сама криминалистическая тактика. Последняя рассматривается указанным автором как совокупность тактических приемов и иных приемов, находящихся в арсенале следователя. Из приведенного определения можно сделать вывод, что тактическими приемами не могут считаться многочисленные способы подготовки следственного действия и фиксации его хода и результатов, а также способы исследования материальной обстановки. К сожалению, названный ученый не раскрывает природу иных, в его понимании, приемов и не указывает характер их взаимосвязи с тактическими приемами.
В основе понимания О.Я. Баевым тактического приема лежит концепция противодействия. Соответственно, тактическим приемом он видит «...научно и экспериментально обоснованный рациональный и допустимый способ действия или такую же линию поведения при собирании, исследовании и использовании доказательственной информации субъектом соответствующего вида криминалистической тактики в условиях потенциального или реального, непосредственного или опосредованного противодействия со стороны лиц и (или) органов, имеющих иные, чем данный субъект, личные или профессиональные интересы в уголовном судопроизводстве».5 Причем возможность такого противодействия связывается не, только с поведением лица, но и с неблагоприятными проявлениями природы, создающими, подчас препятствия следствию. Из понимания тактического приема О.Я. Баевым и его сторонниками логически следует вывод о том, что оказываемое следователем противодействие защитнику осуществляется с помощью тактических приемов, поскольку других законных способов, не считая процессуальных действий, у него нет.
Таким образом, главной является мысль о том, что сущность тактического приема в наибольшей мере выражает его рекомендательность; этого мнения придерживаются многие авторы, считающие, что иное решение вопроса неминуемо приведет к размыванию предметных границ криминалистики и уголовного процесса. Я солидарен с мнением этих ученых.
Другая точка зрения состоит в том, что тактическими приемами следует считать и отдельные уголовно-процессуальные правила; соответственно, тактический прием, ставший нормой уголовно-процессуального закона, остается таковым. Наиболее рельефно выразили это положение О.Я. Баев и Д.А. Солодов. «...Нормы доказательственного права», – указывают они – « нужно соблюдать не только потому, что они таковыми являются и регламентированы Уголовно-процессуальным кодексом, но и потому, что заложенные в них тактические приемы и рекомендации, на взгляд законодателя, оптимальны для получения полной и объективной информации в процессе судопроизводства о любых преступлениях в любых следственных, и, соответственно, судебных ситуациях». 6
Следование названной точке зрения иногда проявляется в том, что уголовно-процессуальное и тактико-криминалистическое получает у О.Я. Баева чрезмерно неразделимое понимание.
В криминалистической литературе отстаивается точка зрения, в соответствии с которой следует говорить о сущности тактического приема в двух аспектах: научном – как о категории, характеризующей оптимальное поведение следователя в типичных ситуациях расследования, и практическом – как о способе действия субъекта доказательственной деятельности.
Однако более точным будет считать, что сущностная характеристика тактического приема, даваемая теорией, есть одновременно и сущностная характеристика тактического приема, выступающего средством поисково-познавательной деятельности следователя и проявляет она себя, в конечном счете, через тактическое воздействие. Ситуация применения того или иного тактического приема, наряду с индивидуальными характеристиками, имеет типичные черты, которые криминалистика старается показать, конструируя тактический прием; в ином случае отсутствовала бы практическая нуждаемость в научных разработках.
Несхожесть научного и практического аспектов тактического приема, на мой взгляд, проявляется в другом: тактический прием, применяемый следователем, есть «оцененный» конкретный способ действия, рекомендованный криминалистикой. Причем оценка направлена не на подтверждение его научности и законности, а на то, может ли быть применен конкретный тактический прием с учетом существующей следственной ситуации, в том числе характера объекта тактического воздействия.
Завершая рассуждения о понятии и сущности тактического приема, следует сказать следующее:
1.2. Признаки тактического приема
Вначале повествования стоит отметить, что такие понятия как «признаки тактического приема» и «критерии допустимости тактических приемов» между собой соотносимы.
Соотношение понятий «признаки тактического приема» и «критерии допустимости тактических приемов» хорошо прослеживаются в специальных работах Е.О. Москвина и М.П. Малютина, посвященных проблемам тактического приема, с привлечением трудов других ученых.
Несмотря на заглавие этого раздела, в этой главе будут выложены некоторые выдержки из научных работ по вопросу, в контексте термина «критерии допустимости тактических приемов».
Природа и сущность тактического приема как основного элемента криминалистической тактики не могут быть познаны без выяснения его признаков (свойств, критериев). Это связано с тем, что содержанием любого понятия называется совокупность отличительных и существенных признаков предмета, который мыслится в данном понятии.
В конечном счете, «дать определение тактического приема можно лишь назвав признаки, выделяющие его из круга объектов, имеющих родовую схожесть».7
Неоднозначность взглядов на тактический прием приводит к тому, что число его признаков, их наименование, содержание и значение для деятельности следователя в понимании отдельных авторов подчас радикально различны.
Прежде всего, во многих случаях называется такое обстоятельство, как возможность свободного выбора приема, т.е. его избирательность.
На мой взгляд, у профессора А.Н. Васильева и других ученых указание на данный признак выполняло задачу правильности обоснования других предлагаемых ими признаков – рекомендательности и научности тактического приема. Это связано с тем, что уголовно-процессуальное правило, которому Р.С. Белкин и его сторонники придавали значение тактического приема, также имеет научный характер, в силу того, что одним из принципов законодательного процесса является его научность. По этой причине указание А.Н. Васильевым и другими авторами на возможность свободного выбора тактического приема было дополнительным аргументом в научном споре, и избирательность приема рассматривалась как возможность его свободного выбора из числа других способов поведения.
Прежде чем дать оценку такому подходу, отметим существование однозначно спорного понимания избирательности тактического приема как обстоятельства, которое само по себе, в ходе его применения, делает априори невозможным ошибочное влияние на невиновное, непричастное к преступлению лицо, исключает возможность искажения истины, в том числе дачи недостоверных показаний.
Анализируя представленную точку зрения, нужно отметить, что такое обстоятельство, если даже признать его признаком (свойством, критерием), будет присуще, лишь тактическим приемам допроса и очной ставки. Однако главное состоит в другом: предлагаемое понимание сущности «избирательности воздействия» как признака тактического приема сводит на нет остроту дискуссии об этичности тактических приемов допроса, получающих выражение в умолчании следователя об имеющихся в его распоряжении доказательствах, создании преувеличенного представления об осведомленности относительно определенных обстоятельств, в отвлечении внимания допрашиваемого с целью вызвать его проговорку, задавании внезапного вопроса и т.п., поскольку в таком случае изначально, по мысли сторонников этой позиции, они будут по отношению к невиновному лицу нейтральными, неспособными породить у него этические переживания. Здесь логика размышления сторонников данной точки зрения невольно принимает следующий вид: нужно спорить не о том, вправе ли следователь применять указанные и другие приемы с учетом требований морали, а об их возможности извлекать достоверную информацию, что, на мой взгляд, не одно и то же. Следуя такому умозаключению, можно рассматривать в качестве тактического приема сообщение обвиняемому ложных сведений о том, что его соучастники дали правдивые показания, на том основании, что на невиновное лицо такой прием отрицательного воздействия произвести не может.
Критикуемое мною понимание избирательности тактического приема объективно предоставляет дополнительные аргументы сторонникам взгляда о недопустимости в принципе какого-либо отхода от общих норм морали в ходе досудебного производства, затрудняя тем самым поиск правильного решения вопроса об основаниях и пределах допустимого ограничения статуса подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего и свидетеля, отказывающихся сотрудничать со следствием.
Разделяя взгляд на тактический прием как научную рекомендацию, все же отметим, что возможность быть выбранным из числа подобных в целях осуществления определенного вида деятельности отличительным и существенным признаком самого способа действия быть не может.
Это обстоятельство не определяет содержание тактического приема, не является имманентно присущим ему, а отражает фактическое положение дел, когда из группы приемов, нередко схожих друг с другом по алгоритму, выбирается наиболее действенный, оптимальный, эффективный способ действия. В моем понимании речь следует вести о признаке рациональности: именно оценка предполагаемого к применению тактического приема как рационального и предопределяет возможность его выбора.
Некоторые авторы к свойствам тактического приема относят целенаправленность (передача коммуниканту определенной информации, призванной изменить его поведение), селективность, т.е. избирательность воздействия на коммуниканта; локальность как проявление территориального и временного диапазона действия тактического приема. Такой подход продиктован ограничением области применения тактических приемов лишь сферой субъект-субъектных отношений, что, на мой взгляд, является неточным. Однако безотносительно к этому очевидно, что два последних признака являются производными от первого и, по сути, конкретизируют его.
Нередко в качестве признаков называют одинаковые обстоятельства, например рациональность и эффективность; эффективность, на мой взгляд, входит своим содержанием в рациональность тактического приема и означает, что тот или иной способ действия несет в себе параметры обстановки, в которой его применение будет наиболее продуктивным.
Напротив, иногда говорят о двух объективно различных признаках, например, рекомендательно и целесообразности, но понимают их одинаково, как возможность применить тактический прием в соответствии со следственной ситуацией.
Наряду с научностью тактического приема предлагается выделять такой признак, как его направленность на установление истины. На мой взгляд, указание на научность тактического приема делает излишними разговоры отдельно о признаке направленности, поскольку способствование выполнению назначения уголовного производства является главной задачей криминалистики, что находит отражение в характере её научных рекомендаций.
Анализ многочисленных работ и собственное исследование позволяет прийти к мнению о том, что признаками тактического приема как научной рекомендации являются законность, этичность и рациональность.
Давая характеристику такому признаку тактического приема, как законность, необходимо подчеркнуть, что он, как и этичность, носит общий, «рамочный» характер, поскольку в уголовно-процессуальном кодексе криминалистические рекомендации как таковые отсутствуют.
Следует заметить, что оценка способа действия именно как тактического приема должна происходить путем анализа соответствия названного способа не только «принципу законности»,8 но и другим принципам уголовного судопроизводства: это положение, на мой взгляд, должно явиться темой отдельного, самостоятельного исследования.
Раскрытие аспекта законности того или иного приема должно опираться на положения уголовно-процессуального кодекса, которые, в свою очередь, не должны противоречить Конституции Российской Федерации, содержащей, например, «правила об основаниях, порядке и пределах ограничения прав и свобод»,9 а кроме того – общепризнанным принципам и нормам международного права.
Стоит также отметить что «принятие нового УПК стало событием знаковым, позволяющим по-новому взглянуть на, казалось бы, незыблемые тактические рекомендации».10
В имеющихся исследованиях все нарушения уголовно-процессуального закона подразделяются на существенные (например, нарушение требования УПК РФ об участии защитника в уголовном деле, нарушение прав подозреваемого и обвиняемого при назначении и производстве судебной экспертизы, необеспечение защитнику возможности ознакомления с уголовным делом) и несущественные (например, нарушение процессуальных сроков, отсутствие необходимых реквизитов уголовнопроцессуальных документов, нарушение прав специалиста, эксперта и т.п., нарушение процессуальной обязанности явки лица к следователю).
Очевидно, что перечисленные виды нарушений законности, как существенные, так и несущественные, не способны дать исчерпывающее представление о точных параметрах законности того или иного применяемого следователем приема; они могут служить лишь ориентиром, позволяющим соотносить выбранный им способ действия с возможным наступлением уголовно-процессуальных последствий, названных выше.
О достоверности моей точки зрения свидетельствует тот факт, что как в вышеназванной, так и в других работах, в которых исследуется вопрос обеспечения законности при собирании доказательств, не акцентируется внимание на недопустимые с точки зрения закона способы поисково-познавательной деятельности следователя, которые могут привести к нарушениям прав субъектов, вовлеченных в уголовный процесс, прежде всего потерпевшего и обвиняемого (подозреваемого). Очевидно, что раскрытие аспекта законности тактического приема не может ограничиваться рамками уголовно-процессуального закона, хотя бы потому, что существенные нарушения в основном связываются с не обеспечением права лица, подвергнутого уголовному преследованию, на процессуальную защиту. Весьма спорным будет связывать аспект законности тактического приема лишь с уголовно-процессуальными нарушениями: такие действия, как пытки, другое жестокое или унижающее человеческое достоинство, подлежат оценке со стороны уголовного и гражданского права.
Имеющиеся в литературе иллюстрации незаконности применения тактического приема носят специфический характер: авторы приводят примеры незаконности процессуального решения и его последующей реализации, но не тактического приема. Так, например, Е.О. Москвин, рассуждая о законности как критерии тактического приема, называет случай, когда «следователь, не имея достаточных оснований для производства обыска, проводит это следственное действие».11
М.П. Малютин в качестве примера незаконности применяемого тактического приема ссылается на допрос в качестве свидетелей лиц, подозреваемых в совершении убийства; как свидетельство незаконности тактического приема отмечают решение следователя получить показания с нарушением требований ст. 55 Конституции России; О.Я. Баев законность тактического приема связывает с неукоснительным соблюдением запрета задавать наводящие вопросы, предъявлять для опознания менее трех лиц и т.д. Подобного рода примеры еще раз подтверждают спорность отнесения уголовно-процессуальных правил к тактическим приемам.
Зачастую при анализе содержания рассматриваемого признака тактического приема вовсе отсутствуют примеры его законности либо незаконности, хотя даваемые при этом противоречивые рассуждения о требовании правомерности тактического приема как соответствия его закону и подзаконным нормативно-правовым актам, а затем – и о требовании допустимости тактического приема, означающем соответствие приема «духу и букве закона»12, делали бы эти примеры весьма уместными.
Вопрос о критерии этичности тактического приема является в криминалистической науке наиболее сложным. Вызвано это не только особенностью указанного феномена, но и тесным переплетением этичности и законности в уголовном судопроизводстве. По этой причине проблемы этичности данного тактического средства проанализированы в заключительной главе данной работы. Не менее спорным является суждение о том, что оценка тактического приема лишь неэтичным, не влечет признания полученных доказательств недопустимыми. Однако такой подход идет вразрез с положением о тактическом приеме как системном образовании, предполагающем наличие определенного числа элементов и структурных связей между ними.
Анализируя признаки той и другой групп, следует отметить спорность рассмотрения тактического, этического и правового как обстоятельств равноуровневого характера, поскольку тактическое действие по своей сути есть действие правовое и этическое. Уголовно-процессуальный запрет применения действий, создающих «опасность для жизни и здоровья»13 позволяет безопасность считать содержанием правового признака тактического приема и так же не требует его самостоятельного выделения.
Наиболее часто разделение признаков тактических приемов основывается на выделении критерия их допустимости, причем у разных авторов содержание данного критерия, его доктринальное и практическое назначение являются различными.
Подводя итоги исследования, проведенного в этой части работы, следует назвать наиболее важные его результаты:
ГЛАВА 2. ВОПРОС О КЛАССИФИКАЦИИ ТАКТИЧЕСКИХ ПРИЕМОВ
2.1. Проблема систематизации видов тактических приемов
Известно, что существуют различные общие и частные классификации тактических приемов и правил. Невозможно предоставить абсолютный список тактических приемов (такой перечень был бы слишком объемен и устарел бы еще до опубликования). В дипломной работе не будут рассматриваться отдельно по параграфам виды тактических приемов, они будут рассмотрены в комплексе, как говорилось выше – перечень тактических приемов весьма велик, и объем дипломной работы для этого не рассчитан.
Современное развитие криминалистики предполагает широкое использование системных исследований в самых различных её частях; это предопределено тем обстоятельством, что криминалистическая наука выступает систематизированным знанием о таких сложных объектах, как преступная деятельность и деятельность, направленная на раскрытие и расследование преступлений. В узком смысле классификация тактических приемов выступает методом, позволяющим осуществить систематизацию научных знаний; в широком смысле она представляет собой специфическую разновидность систематизации таких знаний.
Прежде всего следует отметить классификацию, построенную по степени задействованности того или иного способа действия в поисково-познавательной деятельности следователя. Соответственно, выделяются общие и частные тактические приемы. В. И. Комисаров отмечает, что «в отличие от процессуальных действий, приемов и средств, тактические рекомендации (т.е. тактические приемы) могут и, как правило, должны иметь общий характер: они предполагают возможность реализации их не в одном, а в нескольких следственных действий».14 В качестве примеров таких, по терминологии указанного ученого, сквозных приемов указываются: «установление психологического контакта, логический анализа информации»15 и т.п.
В приводимых примерах в числе общих тактических приемов называются приемы, позволяющие оптимизировать следственную ситуацию, в которой предстоит получить доказательственную информацию. Однако не меньшей ценностью будут обладать те «сквозные», общие тактические приемы, которые носят непосредственно исследовательский характер, будучи направленными на получение доказательственной информации.
С учетом прикладного характера криминалистики непреходящее значение имеет классификация по признаку научных дисциплин, чьи положения кладутся в основу создания того или иного тактического приема. Так, различают:
1) логические тактические приемы, к числу которых относятся приемы, связанные с эффективным предъявлением доказательств, оптимальным использованием противоречий в показаниях допрашиваемого лица или же опровержением его показаний очными ставками и т.д.;
2) психологические тактические приемы, которые основываются на факторе внезапности, создают впечатление о большем, чем в действительности, объеме доказательств, находящихся в распоряжении следователя, направлены на формирование благоприятного эмоционального климата и установление необходимых коммуникационных связей с конфликтующим и иными субъектами и т.п.;
3) организационно-управленческие тактические приемы, направленные на создание стройной системы взаимодействия по уголовным делам, выбор оптимальной формы предварительного следствия, направление следственных поручений органам дознания и запросов в информационные центры, экспертно-криминалистические подразделения, организации, проведение подготовительных мероприятий для последующего производства следственных действий, их комплексов и др.16
Интересной в теоретическом и практическом планах является классификация тактических приемов, в основе которой лежит степень их автономности; соответственно, выделяются устойчиво-зависимые и относительно- зависимые тактические приемы.17
Заслуживает внимания классификация, построенная на структурно-информационном соотношении тактического приема со следственным действием; соответственно, выделяют тактические приемы, опосредующие производство следственного действия, и иные приемы.
Неоднозначной представляется классификация тактических приемов, даваемая по признаку достигаемых криминалистических целей и решаемых задач. Так, Н.В. Кручинина говорит об особой классификационной системе тактических приемов – приемах, направленных на проверку алиби, относя к ним: «...1) тактические приемы проверки алиби, направленные на выявление вопроса, насколько добросовестно на следствии поведение конкретных лиц (подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля); 2) приемы, связанные с правомерным психическим воздействием на лиц, занявших деструктивную позицию по проверке следователем достоверности информации об алиби; 3) приемы, призванные активизировать волевые процессы у законопослушных допрашиваемых лиц, стремящихся помочь следствию».18
С одной стороны, тактические приемы рассматриваются указанным автором безотносительно к тому или иному следственному действию, что позволяет считать их общими. Так, например, приемы проверки алиби, направленные на оценку добросовестности поведения потерпевшего (свидетеля), могут существовать в числе приемов проверки показаний на месте, приемов производства следственного эксперимента и т.д. С другой стороны, предложенное разделение способов действия носит характер «встроенной классификации»: если первая группа тактических приемов указывает на цель (задачу) их применения – проверку алиби, то в дальнейшем речь уже идет о «производящем» начале приемов: в основе тактических приемов и второй, и третьей групп лежит правомерное психическое воздействие, ведущее к активизации волевых процессов. На мой взгляд, рассматриваемая классификация получила бы более стройный вид, если бы тактические приемы классифицировались в зависимости от предположения следователя об истинности заявляемого (обеспечиваемого) алиби.
Р.С. Белкин классификацию тактических приемов выстраивает на основе выделения уголовно-процессуальных правил с тактическим содержанием. Соответственно, в зависимости от их законодательного закрепления тактические приемы, прежде всего делятся на приемы, имеющие обязательный нормативно-правовой характер, и иные, не получившие такого статуса, причем первые есть результат признания законодателем их целесообразности, рациональности и эффективности.
О.В. Полстовалов в зависимости от назначения тактических приемов делит их на: «1) изобличающая тактика (тактические приемы допущения легенды, косвенного допроса и пр.); 2) корректирующая тактика (тактические приемы выявления и пре одоления непроизвольных ошибок в показаниях, тактика оказания помощи в припоминании забытых фактов); 3) переговорная тактика (тактика убеждения в необходимости отказа от противодействия расследованию, оказания помощи в раскрытии пре ступления); 4) тактика обеспечения, т. е. создания условий для эффективной реа лизации тактических приемов непосредственного воздействия (распозна ние ложных показаний, установление психологического контакта и пр.)».19
Одной из последующих в этом ряду предстает классификация тактических приемов, имеющих уголовно-процессуальную форму; например, С.Ю. Якушин выделяет следующие уголовно-процессуальные нормы, содержащие тактические средства: «1) нормы, определяющие содержание тактических приемов; 2) нормы, устанавливающие порядок осуществления тактических приемов; к их числу была; 3) нормы, представляющие критерии оценки результатов применения тактического приема; 4) нормы, включающие указание на цели применения тактического приема».20
Различные суждения высказываются в отношении возможности классификации тактических приемов, основанием которой выступает информация. Так, например, А.А. Чебуренков, являющийся сторонником данной классификации, выделяет: 1) тактические приемы производства следователем действий, непосредственно направленных на выявление и сбор доказательственной информации; 2) тактические приемы фиксации полученной доказательственной информации; 3) тактические приемы, направленные на исследование и оценку имеющейся доказательственной информации; 4) тактические приемы производства следователем действий по использованию доказательственной информации в ходе дальнейшего расследования.21
О доказательственной информации говорят и ученые-процессуалисты. Такая информация, чаще всего, рассматривается как оцененная следователем, воспринятая в ходе следственного действия, еще не ставшая доказательством и существующая в его сознании в виде идеальных образов до её объективизации с помощью описания; моментом появления сформированного доказательства является закрепление воспринятых указанным субъектом сведений с помощью предусмотренных законом средств фиксации. Данная позиция перекликается с точкой зрения М.С. Строговича о том, что «до момента процессуального закрепления нельзя утверждать, что доказательство действительно обнаружено, поскольку неизвестно, что именно обнаружено и является ли действительно доказательством то, что обнаружено».22
Стоящий на позиции понимания тактического приема как локального поведенческого акта, предпринятого в сфере субъект-субъектных отношений В.И. Шиканов, говоря о содержании криминалистической тактики, различает два вида приемов, которыми может оперировать следователь: собственно «тактические приемы и другие классы, виды и подвиды приемов – организационные, логические».23
Несомненно, положительным в этом суждении является указание на необходимость различения природы многочисленных приемов, которые применяет следователь и которые, будучи рекомендациями, включены в предмет такой части науки, как криминалистическая тактика.
Во многом спорной является классификация тактических приемов, даваемых в зависимости от этапа расследования преступления. Например, к тактическим приемам, реализуемым на этапе проверки сообщений о преступлении, относят такие обстоятельства, как привлечение к работе над материалами специалиста, неразглашение результатов производства проверочных действий, запросы в справочные информационные службы и т.п.
Неоднозначным является подход к разделению тактических приемов по их содержанию на операциональные (как способы действий следователя) и поведенческие (рекомендуемая линия поведения). В то время как одни авторы видят несомненную теоретическую и практическую целесообразность такой классификации, другие говорят о её спорности. В силу определенной методологической значимости этого вопроса и с учетом структуры настоящей работы ему посвящена отдельная, следующая глава.
Существует предложение выделять, наряду с тактическими приемами расследования преступлений, также тактические приемы их профилактики; критерий такой классификации и сами специфические приемы не указывается: отмечается лишь, что в основе названных приемов должны лежать общие тактические приемы, применяемые в процессе раскрытия и расследования преступлений.
Многозначной, на мой взгляд, является классификация тактических приемов в зависимости от субъектов (следователя, суда, защитника или государственного обвинителя), которые используют их.
Учет важности места тактического приема в криминалистической тактике и значимости её положений для конструирования методик расследования отдельных видов преступлений подчас приводит к тому, что в основу той или иной классификации тактических приемов кладутся понятия, определяющие предметную особенность криминалистической методики. Как верно отмечается в специальных исследованиях, в этом случае происходит недопустимое смешение классификационных признаков, применяемых для целей двух самостоятельных разделов криминалистики.
Собственно, так делает В.Г. Лукашевич, предлагающий деление тактических приемов по их уровням: первым уровнем назван методический уровень; кроме этого, указывается «тактический уровень, охватывающий тактические приемы производства следственных действий, и ситуационный уровень, связывающий деление тактических приемов с определенной процессуально-тактической ситуацией».24
В конечном счете, указанная «система координат» позволяет более тщательно осуществить классификацию перечисленных и других видов тактико-криминалистических средств и успешно применять их на практике.
Так, например, ориентирование следователя на использование в ходе поисково-познавательной деятельности «нетипичных» тактических приемов не будет способствовать успешной версионной работе; более того, оно затруднит определение тактической задачи и выбор тактического решения, поскольку предполагает нетипичность последних.
Главным в построении любой системы классификаций тактических приемов должно быть строгое логическое следование выбранному концепту построения такой системы, что неравнозначно использованному логическому основанию той или иной классификации, которую включают в названную систему.
Проведенный мною анализ позволяет прийти к выводу о том, что при решении задачи построения именно системы классификаций тактических приемов в основу всегда кладется категориальное обстоятельство: у одних авторов им является деление криминалистической тактики на уровни (Н.А. Якубович), у других – это понимание принципов соотношения криминалистики и уголовного процесса (Р.С. Белкин), у третьих началом системы тактических приемов служит понимание тактико криминалистической деятельности как формы специфического конфликта (О.Я. Баев). Отдельные авторы справедливо видят в выявлении и анализе оснований того или иного теоретического построения методологический инструмент, позволяющий выстроить непротиворечивую, применяемую на практике систему знаний.
Тактические приемы как способы воздействия на тот или иной объект предположительно содержащий криминалистически значимую информацию, могут быть дальше классифицированы на обеспечительные и исследовательские тактические приемы.
В свою очередь, каждый из видов обеспечительных тактических приемов можно классифицировать на общие и частные.
Примером общих тактических приемов фиксации хода и результатов следственного действия являются приемы фотофиксации путем выполнения ориентирующей, обзорной, узловой и детальной съемки.
Примером частных тактических приемов в этом случае выступают приемы фото фиксации проверки показаний на месте, в которой участвуют несколько проверяемых лиц: подозреваемых, обвиняемых и т.д.
Предлагаемая мною классификация дана в рамках концептуального понимания тактического приема; по этой причине в работе не рассматривается вопрос о классификациях тактических приемов отдельных следственных действий. Вместе с тем основные положения предложенной здесь системы классификаций могут быть, на мой взгляд, использованы для системной классификации тактических приемов отдельных следственных действий.
Завершая исследование вопроса о классифицировании тактических приемов, можно сформулировать наиболее важные выводы:
2.2. «Линия поведения» как фактор классификации тактических приемов
Понятие «линия поведения», употребляемое отдельными авторами для целей характеристики тактической деятельности следователя, как и возможность в принципе оперировать указанным понятием, в криминалистической литературе вызывает различные суждения.
Наиболее критическое суждение относительно выделения данного понятия принадлежит В.И. Шиканову, заметившему, что рассмотрение в качестве тактического приема линии поведения (помимо способа действия) «...раскрыло шлюзы, через которые хлынул поток измышлений, относящих к тактическим приемам не только поведенческие акты в сфере субъект-субъектных отношений, но и субъект-объектных отношений »,25 т.е. тактические приемы исследования материальной обстановки.
Разъясняя свою позицию, В.И. Шиканов пишет, что предлагаемое Р.С. Белкиным и другими авторами понятие тактического приема как линии поведения является «неопределенным, размытым, а, следовательно – и некорректным с точки зрения науки».26 При этом В.И. Шиканов видит в определении тактического приема как способа действия и линии поведения фактическое уравнивание двух разноплановых понятий, а именно: «тактический прием» и «тактика», которая, помимо тактических приемов, охватывает собой и другие классы, виды и подвиды приемов, находящихся в арсенале следователя: различного рода технические приемы – организационные, логические и т.д.
Не давая оценку высказыванию В.И. Шиканова, попробуем исследовать позицию Р.С. Белкина и его сторонников с помощью метода анализа, заключающегося в сравнении взглядов определенного автора, с одной стороны, на криминалистическую тактику как раздел науки, а с другой – на тактический прием как её «ядро». Рассматривая «тактический прием как рациональный способ действия или такую же линию поведения»,27 Р.С. Белкин при этом так определяет криминалистическую тактику: «Криминалистическая тактика – это система научных положений и разрабатываемых на их основе рекомендаций по организации и планированию предварительного и судебного следствия, определению линии поведения лиц, осуществляющих судебное исследование, и приемов проведения следственных и судебных действий, направленных на собирание и исследование доказательств, на установление причин и условий, способствовавших совершению и сокрытию преступлений».28
Незначительные терминологические отличия можно обнаружить в определении криминалистической тактики, даваемом названным ученым и в последующем. Однако главное состоит в том, что в приведенном выше определении тактики как раздела криминалистической науки понятие «линия поведения» не поглощается понятием «тактический прием», а существует наравне с ним. Нельзя не заметить и другое: в этом определении «линия поведения» не связывается с производством следственных действий: следственные, в том числе судебно-следственные, действия опосредуют лишь приемы (способы действия).
Магия термина «линия поведения» приводит отдельных авторов к очевидному логическому противоречию. Так, например, О.А. Крестовников, говоря о многообразии определений криминалистической тактики, замечает, что «...недостатками определений тактики как оптимальной линии поведения лиц, осуществляющих расследование и главного организующего начала в системе методов и средств криминалистики»29 состоит в том, что такое определение отождествляет тактику с криминалистической деятельностью в целом, что неизбежно затрудняет ее разграничение с криминалистической методикой, а также определение её места в системе криминалистики.
Сам О.А. Крестовников, на мой взгляд, дает крайне упрошенное, фактически бессодержательное, понятие данного раздела криминалистики, отмечая, что «...криминалистическая тактика – приемы воздействия участников расследования в типовых ситуациях принятия решения».30
Формулируя затем понятие тактического приема, указанный автор оставляет без внимания собственное критическое замечание и считает приемом наиболее рациональный и эффективный способ действия или наиболее целесообразную линию поведения при собирании, исследовании, оценке и использовании доказательств и предотвращении преступлений.
Более поздняя корректировка определения тактического приема, представляющего последний как «...способ организации взаимодействия и линию поведения осуществляющего расследование лица, наиболее эффективно обеспечивающие решение задач, связанных с расследованием преступлений»,31 не меняет главного: «линия поведения» понимается как разновидность тактического приема; что касается тактического приема, выступающего в форме способа действия, то в уточненном определении ему отводится лишь вспомогательная роль, заключающаяся в организации взаимодействия следователя с другими субъектами.
Нельзя не сказать о существовании сугубо специфического взгляда на соотношение понятий «тактический прием» и «линия поведения».
Так, С.Ю. Якушин при определении криминалистической тактики указывает лишь на оптимальную линию поведения, выступающую конструктивным началом тактики, в то время как при раскрытии содержания отдельной части криминалистической тактики в качестве вырабатываемых наукой рекомендаций называет «рекомендации о выборе, как тактического приема, так и линии поведения соответствующего субъекта».32
Здесь, как видно, тактический прием не объемлет своим содержанием «линию поведения», и существует наравне с ней. К сожалению, по каким-то причинам названный ученый (впрочем, как и другие, видящие в «линии поведения» тактический прием) не приводит примеры, позволяющие оценить справедливость такого суждения.
Главное заключается в том, что в работах, авторы которых оперируют понятием «линия поведения», отсутствует аргументация в пользу рассмотрения линии поведения как тактического приема; такое положение уже само по себе создает предпосылки для критического анализа этой позиции. Проявляется названное положение в том, что сторонники данной точки зрения не дают определение рассматриваемого явления; соответственно, не раскрывают содержание «линии поведения» как формы тактического приема и не показывают её отличия от другой формы – способа поведения (действия). Не ставится на обсуждение ряд других вопросов, логически вытекающих из понимания линии поведения как разновидности тактического приема.
Случаи, когда о линии поведения говорят в том или ином контексте, крайне редки. Можно предположить, что «линия поведения» получает свое выражение в следовании правовым положениям, закрепляющим нравственные начала уголовного судопроизводства, хотя ясно, что альтернативы не существует, поскольку действия следователя должны быть только нравственными. Говоря о конфликтной ситуации допроса, О.М. Ушаков пишет, что в таких случаях «...важное значение имеет установление психологического контакта с допрашиваемым, как линии поведения следователя».33 Однако установление психологического контакта с различными лицами – важнейшее условие успешной деятельности следователя, не оставляющее ему возможности тактического выбора, а именно: устанавливать либо не устанавливать такой контакт. О некой линии поведении он упоминает в связи с называнием контрольной тактической комбинации, позволяющей следователю «...выяснить правильность линии своего поведения на допросе».34 Но и в этом случае контекст, в котором употребляется термин «линия поведения», также не позволяет судить о понятии, сущности, признаках и содержании данного феномена.
В доступной мне литературе я нашел только одно определение поведения участника уголовного судопроизводства, а именно: «Под поведением участника уголовного процесса в рамках криминалистической тактики следует понимать комплекс интеллектуальных и биологических телесных проявлений личности, формирующийся и проявляющийся при проведении следственных и судебных действий».35 Как видно, данное определение, во-первых, охватывает поведение широкого круга лиц, а не только следователя, во-вторых, в своем биологическом проявлении поведение здесь имеет предельное выражение, называемое «жизнь».
Гораздо точнее, на наш взгляд, поведение определяется как система взаимосвязанных действий, осуществляемых субъектом с целью реализации определенной функции и требующих его взаимодействия со средой. Вместе с тем и в том, и в другом определении поведения фактически речь идет о комплексе, совокупности действий. Нельзя при этом не заметить, что термин «линия поведения» указывает на неопределенную по времени тактическую активность следователя, которая может пониматься как его уголовно-процессуальная деятельность в целом и которая делает это понятие принадлежащим криминалистической методике. О том, что такое понимание возможно, может свидетельствовать суждение о направленности линии поведения на решение задач предварительного расследования.
В подтверждении правильности нашего вывода сошлемся еще на одну работу, в которой есть указание на два вида «линии поведения»: одна из них реализуется в ходе следственного действия, другая – в ходе предварительного расследования как стадии уголовного процесса, причем содержание понятия «линия поведения» не раскрывается ни в том, ни в другом случаях.
При определенных условиях можно было бы предположить, что «линия поведения» употребляется сторонниками рассматриваемого подхода в качестве синонима тактической комбинации (операции). Однако это не так: и Р.С. Белкин, и другие авторы различают указанные понятия, что также нужно учитывать при оценке анализируемой точки зрения.
Попытка остаться на позиции понимания «линии поведения» как разновидности тактического приема приводит отдельных авторов к рассмотрению её в качестве комбинации действий. Так, в своем диссертационном исследовании О.В. Полстовалов, определяя тактический прием, пишет, что им является «...способ действия (бездействия), система действий и (или) комбинация действий, т.е. линия поведения лица, осуществляющего доказывание».36 Даваемое им затем уточнение, касающееся различения тактического приема в качестве просто действия, в форме системы действий и в виде комбинации действий (т.е. линии поведения) сводится к тому, что такое разделение есть всего лишь определённое допущение, «...поскольку следует различать сложные тактические приемы («косвенный допрос», «перефраза» и пр.), которые невозможно представить в форме отдельного поведенческого акта, и тактические комбинации, т.е. система тактических приемов, решающие более сложные задачи».37 В автореферате диссертационного исследования указанный автор отказывается от такой сложной конструкции тактического приема, замечая, что им является способ осознанного поведения лица, осуществляющего доказывание.
В отдельных работах можно встретить критику неточности трактовки тактического приема как «линии поведения». Суть её сводится к тому, что «...тактический прием намечает линию поведения, помогает концентрации умственной деятельности следователя в необходимых основных направлениях. Действует же, осуществляет «наиболее целесообразную линию поведения» на основе тактических приемов следователь...».38 При всей значимости такой критики, в скорректированном подходе отсутствует указание на место понятия «линия поведения» в криминалистической систематике, категориальном аппарате науки.
Кроме того, по мысли указанного автора, направление расследования определяет не следственная ситуация, вызывающая необходимость принятия соответствующего тактического решения, а сами тактические приемы, что, на наш взгляд, является спорным и противоречит положениям, содержащимся в доктринальных исследованиях криминалистической ситуалогии.
В доступной мне литературе отсутствуют рассуждения о выборе линии поведения следователя при производстве осмотра места происшествия, проверки показаний на месте, следственного эксперимента, опознания и т.п. Это обстоятельство можно было бы объяснить тем, что проведение названных следственных действий предполагает согласие соответствующего лица участвовать в них. Однако и в отношении тактических положений освидетельствования термин «линия поведения » также не используется, хотя нередко возникает необходимость преодолевать отказ лица подвергнуться освидетельствованию.
Не применяется данный термин и при изложении вопросов тактики обыска, в ходе которого обыскиваемый нередко оказывает в тех или иных формах противодействие следователю. Оперирование указанным термином осуществляется при рассмотрении тактических положений очной ставки и особенно – допроса, но при этом конкретизация содержания «линии поведения» отсутствует. Более того, в подавляющем большинстве работ после раскрытия понятия тактического приема с помощью термина «линия поведения» этот термин не применяется вовсе, хотя эти работы посвящены вопросам производства следственных действий.
Нельзя в этой связи не сказать, что сторонники взгляда о существовании двух видов тактического приема – способа действия и линии поведения – нередко сами признают сложность их строгого отграничения.
Так, например, Р.С. Белкин, подразделяя тактические приемы на деятельностные и поведенческие, подчеркивает условность такого различения, замечая, что «...поведенческий прием может реализоваться в деятельности».39
Фактически «линия поведения» рассматривается как некий общий тактический ориентир, своего рода предпосылка выбора способов действия, которая задается позицией допрашиваемого лица. Её методологическое начало, по нашему мнению, может быть более точно охарактеризовано путем указания на частную криминалистическую цель допроса, например оказание помощи лицу, желающему дать полные и непротиворечивые показания, изобличение допрашиваемого во лжи, склонение его к даче правдивых показании.
Правильность этого вывода подкрепляется имеющимися работами, в которых линия поведения отождествляется со следственными ситуациями поведения допрашиваемого на допросе. Можно, на наш взгляд, утверждать, что модель поведения обвиняемого, подозреваемого, потерпевшего и свидетеля на стадии предварительного расследования находит свое наиболее яркое выражение в образе его поведения на допросе; более того, эта модель нередко определяет суть поведения названных субъектов в ходе производства и других следственных действий с их участием. Именно эта связь допроса и других следственных действий позволяет, очевидно, отдельным авторам не только рассматривать «линию поведения» в качестве характеристики тактики допроса, но представлять её как разновидность тактического приема в его доктринальном понимании. Одним из редких случаев, когда раскрывается содержание криминалистического понятия «линия поведения», является указание на то, что ею являются целесообразные в конкретных условиях расследования «...эмоциональный настрой, актуализация внимания допрашиваемого лица и др.»;40 и вновь, как видим, это связано с производством допроса.
Представляется, что отнесение к тактическому приему наряду со способом действия также и линии поведения следователя продиктовано во многом тем, что сторонники такого определения тактического приема причисляют к нему и отдельные уголовно-процессуальные правила, которые содержательно представлены рядом действий. Неслучайно приверженцы анализируемой позиции выделяют процессуальные тактические комплексы, относя к ним, так называемые процессуальные приемы, а также следственные действия. Разумеется, закрепленный в законе порядок действий при производстве, например, опознания легко может быть представлен в виде линии поведения, которой должен следовать властный субъект уголовного судопроизводства в силу императивных положений ст. 193 УПК РФ «Предъявление для опознания».41 Однако этого недостаточно для того, чтобы считать эти (равно как и другие содержащиеся в УПК РФ) юридические правила тактическим приемом: каким-либо тактическим потенциалом воздействия на опознающего и опознаваемого лиц, получающим свое выражение в актуализации их памяти, укреплении либо ослаблении воли и т.п., такие процессуальные действия не обладают.
На наш взгляд, этот термин характеризует тактический прием с позиции генерализированной тактической задачи, смыкающейся с задачей предварительного расследования в целом, которая иногда именуется стратегической задачей; фактически понятие «линия поведения» является синонимом понятия «стратегия поведения» субъекта доказывания. Правильной представляется позиция тех авторов, которые при определении тактического приема ограничиваются указанием на способ действия соответствующих субъектов, таких как следователь, а также государственный обвинитель и судья.
Таким образом, могут быть сделаны следующие выводы:
ГЛАВА 3. НРАВСТВЕННЫЕ ОСНОВЫ В ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ ПРАКТИКЕ
Вопрос о нравственных основах уголовного судопроизводства и криминалистической тактики в отечественной науке является одним из наиболее дискуссионных. Как верно отмечено, достаточно стройной системы принципов, на базе которых у работников правоохранительных органов формировалось бы правильное представление о роли и формах проявления морали в борьбе с преступностью, пока не разработано.42
Данное положение неслучайно, поскольку речь идет о сложном феномене, проявляющем свои свойства во взаимоотношении с другими социальными регуляторами, прежде всего правом. По этой причине специфические проявления морали в правоприменительной деятельности, в том числе в уголовном судопроизводстве, могут быть установлены лишь в контексте её соотношения с правом, при условии различения её юридических и нравственных начал.
Трудность достижения компромисса между правовым и этическим проявляется в большей мере не на уровне доктринальных суждений, а при оценке конкретного поведения, лежащего в правовой сфере.
Справедливо отмечается, что общественная жизнь, в силу её многообразия, многогранности и сложности, вызывает жизненные ситуации, когда указывая на возможность и условия формально-идеального совпадения права и справедливости, отдельные авторы замечают, что в реальном правоприменении, когда есть правовой спор и столкновение интересов между участниками возникших правоотношений, право в виде закона и принятого решения по результатам юридического процесса оценивается каждым участником, исходя из его интересов и доминирующего представления в обществе о существующих отношениях.
Отсюда делается вывод о том, что право и законность есть всеобщие категории, в то время как справедливость всегда конкретна, индивидуальна, персонифицирована.
Разделяя данную позицию и считая её методологической, укажем на сложность различения юридической и этической оценки в гносеологическом плане, поскольку законность не может быть выведена из самой себя: её нормативное выражение черпает свое содержание из этической природы человека, которая характеризуется дуалистичностью.
Именно это положение и заставляет говорить о соблюдении буквы и духа закона.
Однако последнее обстоятельство не является основанием для отождествления законного и этического: «исследование работ И. Канта, автора общепризнаваемой формулы категорического императива (закона свободы, или, по-другому, нравственного закона) выявляет строгое разделение им свободы личности как понятия, относящегося к строгому праву, к которому не примешивается ничего этического, и свободы как этического понятия. При этом исследователи учения И. Канта приходят к выводу, что мыслитель, хотя и выводил право из морали, вместе с тем отмечал, что в ряде случаев право может вступать в противоречие с этическими нормами. Это обусловливается тем, что право регулирует лишь внешнюю сторону отношения (внешнюю свободу) между людьми в государстве».43
Право, как указывал известный российский ученый Я.М. Магазинер, дистиллирует, выделяет свой объект особого рода, правовое поведение, т.е. поведение, которое является для человека не нравственно обязательным или практически выгодным, а юридически закрепленным, и если бы он от него уклонился, то оно могло бы быть от него потребовано как содержание чужого права, а не испрошено у него как дело его личной совести или расчета. Здесь правовое поведение строго отграничивается от нравственного, справедливого, утилитарного и т.д., которое в праве не исследуется. Говоря об отличительных чертах правоведения, данный автор отмечает, что оно «изучает только те интересы и цели, которые поставлены правом, не входя в изучение тех интересов и целей, которые охраняются другими регуляторами поведения, например моралью».44
Немаловажным для целей настоящей работы является то, что право, закрепляя внешнее поведение субъектов, не может предусмотреть всех его нюансов, создавая возможность злоупотребления правом, т.е. такого поведения, которое, будучи оторванным от конкретной ситуации, по своим формальным признакам остается законным.
Применяемый иногда термин «нравственно-правовые основы», по сути, указывает на то, что нравственное «растворяется» в юридическом и не существует отдельно от него. Этические принципы подчас исследуются, исходя лишь из сущности «правового»: так, в одной работе утверждается, что «...полное раскрытие содержания нравственных принципов невозможно без упоминания об их правовых свойствах».45
При таком подходе ставится знак равенства между этическим и юридическим; соответственно, признание факта отступления от общенравственного (учитывая высокую степень абстракции этических правил) будет означать необходимость автоматической оценки такого отступления как противозаконного. Таким образом, употребление термина «нравственно-правовые основы» имеет не только положительное значение, указывающее на то, что право в своей основе должно иметь нравственность, но и отрицательное, позволяющее оставить «в тени» непростые вопросы соотношения права и этики.
На мой взгляд, в этой связи следует обратиться к позиции известного дореволюционного российского правоведа Г.Ф. Шершеневича, который, указывая на сложную связь права и нравственности, отмечал три принципиальные положения: во-первых, «право может определять нравственность»;46 во-вторых, некоторые юридические нормы могут не иметь отношения к нравственности, в третьих, право может отдельными нормами вступать в противоречие с нравственностью. На тех же позициях находятся и другие известные правоведы.
На этике, в отличие от права, не лежит обязанность обеспечить устойчивость юридических статусов (юридическую определенность), играющих важнейшую роль в обеспечении стабильности общества. Такая обязанность затруднительна уже потому, что «...мораль, в отличие от права, имеет несколько пластов, слоев, основанием деления которых выступает принадлежность субъектов, придерживающихся определенных нравственных принципов, к группам, имеющим различный экономический, социальный, политический, религиозный, культурный, национальный и иной статус».47
Наконец, на непростую взаимосвязь права и морали оказывает влияние тот факт, что процессы изменения права и морали могут не совпадать: какой-либо регулятор общественного поведения в своем развитии может опережать другой.
Специфическая природа морали получает соответствующее отражение в тех или иных философских подходах. Так, сторонники эмотивизма (вызывающий эмоции), этической теории логического позитивизма, утверждают, что моральные суждения и понятия не являются ни истинными, ни ложными; они лишены познавательного содержания, поскольку не могут быть подвергнуты верификации и служат лишь для выражения и возбуждения нравственных эмоций.
В соответствии с логикой оценок, для целей моего исследования значимым является вывод о том, что «...логика оценок никоим образом не утверждает, что если, к примеру, искренность является хорошей в каком-то отношении, то неискренность не может быть хорошей ни в каком другом отношении».48 Нетрудно увидеть, что, во-первых, логика оценок имеет в виду ситуативность проявления нравственно оцениваемого поведения, во-вторых, она также требует нормы («договора между всеми »): в данном случае речь идет о норме, описывающей ситуацию, в которой, например, неискренность должна рассматриваться с позитивной точки зрения.
Оптимальное совмещение этического и юридического, как отмечают отдельные авторы, всегда было трудноразрешимой задачей для всех правовых систем. Противоречия между ними можно сгладить, но не снять, хотя и право, и мораль являются регуляторами поведения и в этом качестве взаимно дополняют друг друга. Так, например, отмечается, что обязательное предупреждение об уголовной ответственности добросовестного свидетеля может показаться ему обидным; по этой причине, с позиций морали законодательное требование такого предупреждения является, очевидно безнравственным. Многие авторы говорят (в принципе) о трудностях, подстерегающих любого исследователя, стремящегося дать строгий научный анализ этическому началу уголовного процесса. Это имеет большое значение при интерпретации нравственных начал уголовного судопроизводства, распространяющих свое влияние на этические основы криминалистической тактики. «Непросто, например, подвергнуть такую абстрактную цель, как справедливость, – пишет Н.Г. Стойко, – проверке на эффективность»49. В качестве примера сложности оценки действий должностного лица с позиций нравственности можно привести решения Европейского суда по правам человека, который, пытаясь ответить на вопрос о соблюдении судьями, рассматривающими уголовные дела, в ходе расследования которых они давали согласие на заключение обвиняемых под стражу, требования беспристрастности, по двум аналогичным делам вынес противоположные решения.
В контексте рассуждения о соотношении юридического и этического следует сказать о регулятивных возможностях права. На примере понятия «унижающее человеческое достоинство обращение» видны предельные возможности права формализовать поведение, которое затрагивает важную социальную ценность – достоинство. Часть вторая ст. 9 УПК РФ «Уважение чести и достоинства»50 называет лишь такие конкретные виды посягающего на достоинство участника уголовного судопроизводства поведения, которые могут быть формализованы, – насилие и пытки; в отношении других видов запрещенного поведения такого предметного выражения нет, а есть лишь их общее называние – другое жестокое или унижающее человеческое достоинство обращение. Т.Н. Москалькова правильно указывает на группу нравственных правил, получивших закрепление в российских (а также международных) нормативных правовых актах, относя к ним правило, не допускающее действий, унижающих достоинство личности. «В ряде случаев, – отмечает она, – законодатель устанавливает специальные нормы, направленные на предупреждение действий, унижающих человеческое достоинство»:51 в качестве примера называется правило производства личного обыска, указывающее на половую принадлежность, обыскиваемого, должностного лица и понятых. На мой взгляд, «специальность » таких норм определяется не только нравственным интересом общества и государства, но и тем, что это действие может быть объективировано в конкретных поведенческих актах. Оценивая данное положение и тезис о том, что в уголовно-процессуальном законе невозможно детализировать тактику производства следственных действий, процедуру применения мер процессуального принуждения, поведение должностного лица, производящего допрос, освидетельствование, обыск, можно прийти к выводу, что законодатель оценку нравственности либо безнравственности тех или иных способов действия субъекта предварительного расследования, которые он не может формализовать в конкретном поведении, оставляет на усмотрение следователя, что получает свое выражение в применяемых тактических приемах, реализующих тактическое решение.
Рассматривая проблему обеспечения прав личности при расследовании преступлений, B.C. Шадрин считает необходимым установить в уголовно-процессуальном кодексе «...запрет подавлять свободу воли и волеизъявления обвиняемого (подозреваемого) путем жестокого обращения, изнурения, физического воздействия, введения в организм специальных препаратов или гипноза, а также запрет на угрозы применения недопустимых законом мер...».52 Можно заметить, что B.C. Шадрин в основном называет действия, параметры которых поддаются выявлению и оценке; неясное содержание у него получает, на мой взгляд, такое обстоятельство, как жестокое обращение: указание на него наряду с такими обстоятельствами, как изнурение, физическое воздействие, введение в организм специальных препаратов, заставляет думать, что эти действия не могут считаться жестоким обращением.
О.В. Полстовалов делая анализ нравственной проблемы криминалистической тактики утверждает что «Убеждение следователя противодействующей стороны может основываться преимущественно на двух направлениях: 1) нравственно-оценочное воздействие, через обращение к этическим нормам с целью вызвать критическое отношение противодействующего лица к собственному поведению; 2) воздействие через разъяснение положительного отношения закона и правоприменительной системы к позиции сотрудничества по отношению к расследованию (например, разъяснение смягчающих вину обстоятельств)».53
Ответы на принципиальные положения о соотношении права, в том числе уголовно-процессуального, и нравственности призвана давать судебная этика, в рамках которой должны формироваться исходные этические начала правоприменительной деятельности. Создание такой отрасли знания, как судебная этика, несомненно, было направлено на поиск объективно существующей взаимосвязи между правом в его нормативном выражении и нравственностью. Можно утверждать, что пока эта задача далека от своего решения; это получает свое выражении в непрекращающейся научной полемике относительно таких «повседневных » явлений, как справедливость, добро, искренность, правдивость, сострадание, совесть, долг, культурность и т.п. В своем концентрированном виде споры сводятся к рассмотрению вопроса о возможности выделения особой, профессиональной юридической этики.
Нынешние реальности таковы, что одной из актуальных проблем теории и практики является эффективное обеспечение защиты лиц, сотрудничающих с правосудием. Неслучайно ст. 11 УПК РФ «Охрана прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве»54 закрепляет важное правило, обязывающее суд, прокурора, следователя, орган дознания и дознавателя при наличии достаточных данных о том, что потерпевшему, свидетелю или иным участникам уголовного судопроизводства, а также их близким родственникам, родственникам или близким лицам угрожают убийством, применением насилия, уничтожения или повреждения имущества либо иными опасными противоправными деяниями, принимать в пределах своей компетенции в отношении указанных лиц меры безопасности. Одной из таких мер, как известно, является указание следователем в протоколе допроса потерпевшего и иных защищаемых законом субъектов их псевдонимов вместо данных о личности.
Ряд современных ученых-криминалистов допускают возможность выделения профессиональной этики с некоторой оговоркой. В частности, В.И. Комиссаров пишет: «В нашем обществе существует единая... нравственность. Специальной же профессиональной в “жестком” смысле слова, как и “профессиональной формы общественного сознания”, очевидно, нет».55 С учетом сказанного, делает вывод названный автор, можно допустить употребление термина «профессиональные нормы морали».
Оценивая рассуждения отдельных авторов об этических основах следственной деятельности, можно увидеть одновременное оперирование двумя, по сути взаимоисключающими друг друга, тезисами. Это проявляется в том, что вслед за выделением такого явления, как профессиональная следственная этика, тут же следует «уточнение», что она не представляет отдельного этического образования. «Профессиональная этика», – отмечает Е.Г. Сизарева, – «не является особым видом морали, она не создает новых, специальных норм для того или иного вида деятельности, а представляет собой конкретную форму выражения общечеловеческой морали».56 Специфика правоохранительных задач, отмечает указанный автор, обусловливает ряд особенностей профессиональной деятельности, к которым относятся:
а) осуществление властных полномочий, основанных на государственно-правовом принуждении;
б) разнохарактерность субъектов общения (лиц с разным уровнем образования, социальной принадлежности, интеллектуального развития, различной национальности и т.п.);
в) служебное общение часто носит вынужденный и конфликтный характер; г) общение происходит не только с законопослушными лицами, но и с правонарушителями.
В итоге делается вывод о том, что профессиональная этика допускает некоторые отступления от общечеловеческих нравственных принципов в силу специфических целей – борьбы со злом. Из данного суждения можно сделать вывод: если этика следователя не представляет особый вид этики, значит, оценка его поведения должна быть общей, и наоборот.
Рядом с вопросом, следует ли различать одну либо несколько моральных систем, стоит вопрос о том, являются ли нравственные критерии деятельности следователя одинаковыми независимо от процессуального статуса лица, в отношении которого применяются те или иные способы действия, либо различающееся процессуальное положение отдельных участников уголовного судопроизводства, а также занятая ими позиция в ходе предварительного расследования требуют дифференциации этического подхода. Сторонники одной точки зрения говорят, что общие положения морали, лежащие в основании тактических приемов, должны быть одинаковыми, без изъятий для указанных выше случаев, например применяемых при допросе обвиняемых, дающих ложные показания, и потерпевшего, желающего сообщить правдивые сведения.
В противоположность им, другие авторы полагают, что нравственные критерии уголовно-процессуальной и тактико-криминалистической деятельности определяются применительно к конкретному следственному действию; и в случаях оказания противодействия расследованию допустимым является отступление от них, с чем следует согласиться.
В ситуации, когда у следователя существует возможность использования единственного тактического средства, применение которого неизбежно приводит к побочным неблагоприятным последствиям, Р.С. Белкин видит необходимым прибегнуть к дополнительному этическому критерию, носящему название принципа «меньшего зла».57 В соответствии с ним следователь должен сопоставить вред, который может наступить от применения этого средства, и вред, могущий возникнуть в случае отказа от его применения».
Считая возможным руководствоваться данным положением, заметим, что сам по себе этот принцип не дает ответа на вопрос, остается ли следователь в рамках этических требований либо выходит за их пределы.
Следом за этим вопросом возникают и другие, а именно: является ли такой выход противоправным? Если такой выход не является противоправным, то является ли это доказательством существования особой профессиональной этики следователя, обязывающей должностное лицо ограничить общий нравственный статус лица, вовлеченного в уголовный процесс? Нельзя не увидеть, что само наименование указанного принципа наводит на мысль, что следователь все же выходит за рамки этических требований, пусть и вынужденно.
Представляется, что главная трудность точного, однозначного определения этичности поведения любого субъекта правоприменительной деятельности состоит в том, что выбранный им тот или иной способ действия должен быть одновременно и рациональным, и морально безупречным. Но если признак рациональности связан с явлением материального мира, т.е. способом действия, и может быть объективирован путем указания его конкретных свойств, то признак этичности характеризует не столько сам способ действия, сколько отношение к нему, его оценку. Видимо, по этой причине в ходе исследования определенных правовых проблем, имеющих существенное значение для перспектив развития общества, отмечается, что некоторые из них относятся к разряду явлений, которые в принципе невозможно решить нравственно безупречным образом.
Однако, на мой взгляд, это не является основанием для отказа в поиске возможностей правовой регламентации соответствующих общественных отношений, связанных с применением определенных методов: напротив, возрастает роль закона как нормативно-правового акта высшей юридической силы.
Следует иметь в виду, что законодательство и правоприменительная практика во многом отражают господствующие в обществе взгляды на понимание роли нравственности, способы и пути решения тех или иных этических коллизий. Говоря о традициях отечественной дореволюционной исследовательской мысли, отдельные авторы отмечают, что собственные начала русской научной школы основываются на нравоучительной морали, покоящейся на немецкой философии; в тех же случаях, когда исследователь сталкивался с уголовно-процессуальной практикой, не соотносящейся с философско-догматическими абстракциями немецкой философии, он уходил в область изучения исторических судеб русского уголовного права. Учет данных положений приводит отдельных авторов к мысли о том, что увлекаться в настоящее время дореволюционными доктринами нравственных положений уголовного судопроизводства, особенно теми, которые имеют в своем основании западноевропейскую юридическую мысль, не следует.
В равной мере это замечание относится и к современным зарубежным доктринам. К примеру, рассуждая о возможности и необходимости строгого разграничения таких альтернатив, как справедливость или польза, зарубежные авторы приходят к выводу о том, что, во-первых, существует несколько интерпретаций справедливости, во-вторых, иногда право отвергает всякую целесообразность справедливости, предпочитая ей мир, порядок и безопасность. Таким образом, идеологической основой правовой системы мшут быть и идеи пользы, и идеи справедливости, выступающие в такой роли либо поочередно, либо одновременно.
Ученые, исследующие вопросы влияния моральнопсихологических факторов на реформирование отечественной уголовно-исполнительной системы, отмечают, что понимание общечеловеческих ценностей в их западной интерпретации исходит из приоритета свободы и индивидуализма личности, в то время как в восточной ментальности эти ценности занимают подчиненное место после категорий ответственности и коллективизма: с учетом того, то Россия одновременно является и европейской, и азиатской державой, это обстоятельство имеет определенное значение, которое следует принимать во внимание при оценке взглядов на взаимосвязь права и нравственности.
Говоря о соотношении правовых и нравственных начал уголовного судопроизводства в контексте сущности и содержания правоприменительной деятельности, представляется необходимым видеть два аспекта.
Первый из них заключается в том, что нравственное есть внутреннее проявление сущности права как более позднего по сравнению с моралью регулятора общественных отношений, получившего закрепление в законодательном акте. Здесь противоправное поведение одновременно есть и безнравственное поведение. В этом смысле приводимые теми или иными авторами примеры безнравственных действий, например пытки, являются семантически допустимыми". Нельзя не сказать о том, что проявлению этой стороны нравственности в её взаимодействии с правом посвящено значительное число работ, в том числе монографического характера.
Другой аспект соотношения этики и права основывается на оценке нравственности как более раннего, по отношению к праву, регулятора поведения, выполняющего в условиях действия последнего роль дополнительного фактора упорядочения общественных отношений, в том числе как гарантия злоупотребления правом. Именно этот случай имеют в виду, когда отмечают, что право само по себе, без религиозного и нравственного обоснования входит в систему общепризнанных ценностей, но в силу кризисных общественных явлений, связанных с правовым нигилизмом, требует подкрепления с помощью авторитета религии и нравственности.
Эта сторона вопроса отражает подход, в соответствии с которым правоприменитель должен не только руководствоваться этическими положениями, которые получили отражение в законе (т.е. следовать закону), но и соблюдать общие нравственные требования. Изучение этого аспекта соотношения этики и права для целей правоприменительной деятельности необходимо в силу того, что возможности права предоставлять модель отдельных отношений ограничены в силу характера этих отношений. Опасение оставить без социальной защиты, несомненно, важные общественные отношения вызывает необходимость построения различного рода этических систем, выражением которых являются кодексы поведения должностных и иных лиц. При этом особая сложность формулирования норм этических кодексов состоит в необходимости строгого разделения юридических и этических начал профессиональной деятельности. Можно встретить небесспорное суждение о том, что обязывающая норма профессионального (этического) кодекса отсылает к юридическому закону; это порождает замкнутый круг: чтобы быть нравственным, необходимо соблюдать требования юридической нормы при её применении. Монографические работы, в которых исследуется проявление этой стороны нравственности в её взаимодействии с правом, в настоящий момент отсутствуют.
В рамках рассмотрения второго аспекта соотношения этики и права научно-исследовательский акцент надлежит делать на регулятивных возможностях моральных норм, позволяющих уточнять весьма непростые в оценке ситуации, возникающие в деятельности правоприменителя.
В силу того, что уголовно-процессуальный закон определяет лишь рамки тактической деятельности следователя и иных субъектов уголовного судопроизводства, нормы нравственности становятся некой производительной силой: и как дополнительным средством защиты прав и свобод, и как фактором, призывающим участников уголовного судопроизводства следовать началам общечеловеческой морали. В то же время именно указанные выше ситуации являются предметом диаметрально противоположных суждений о допустимости либо недопустимости тех или иных способов действия. Происходит это, на мой взгляд, потому, что этической оценке подлежит не просто поведение, а поведение в процессе правоприменительной деятельности, изначально предполагающей возможность применения должностным лицом мер государственно-правового принуждения.
Если нравственное и законное априори совпадают, то безнравственное не всегда означает незаконное. Такого рода корреспондирование позволяет приблизиться к раскрытию содержания нравственных основ уголовного процесса, нравственных аспектов тактического приема, тактической комбинации и тактической операции. Безнравственным в узком смысле является такое воздействие, в том числе тактическое, которое, не будучи осуждаемым как противозаконное, вместе с тем способно вызвать переживания конкретного лица в рамках его социокультурного существования, поскольку оно нарушает его религиозный, идеологический, патриархальный и этнический статусы. Разумеется, при этом само такое социокультурное существование не должно противоречить закону.
Можно предположить, что попытка наделения морали свойствами, которые присущи только праву, способна привести к подмене законности целесообразностью и в отдельных случаях вызвать её нарушение.
Трудно не заметить также и того, что подобная трактовка законности и этичности в деятельности следователя подчас лежит в основе формирования необъективной оценки его труда, приписывания ему «злого умысла», «стремления достичь узкокорпоративного интереса» и т.п.
Налицо применение такого запрещенного в дискуссии приема, как «довод к личности». Отмечается, например, что искаженное представление о законности и нравственности оперативно-розыскной деятельности, их соотношении, на основании которого отдельными учеными отрицается необходимость развития теории оперативно-розыскной деятельности, негативно сказывается на совершенствовании практики борьбы с преступностью.
Прежде всего, независимо от решения вопроса о том, имеется ли рациональная основа для определения нравственного в той или иной сфере общественной практики, нельзя забывать, что в конкретном случае речь идет о нравственных основах правоприменительной деятельности. В силу этого отказ от исследования характера и пределов проявления нравственного в уголовно-процессуальной и тактико-криминалистической деятельности без учета природы правовых явлений является необоснованным.
Кроме того, в теории права сущность разрешительного типа правового регулирования понимается гораздо шире тех рамок, которые формально обозначены текстуальным выражением этого юридического режима.
«Предоставляемые в разрешительном порядке права, – пишет С.С. Алексеев, – могут иметь за «своей спиной» не запрет, а просто незапрещенность, непредусмотренность, т.е. неактивную зону юридического регулирования».58 Это положение представляется весьма важным для понимания того, каким образом, исходя из формулы «разрешено лишь то, на что специально указано законом», можно применять в судопроизводстве тактические приемы, которые не названы в УПК РФ.
Излишне категоричным выглядит и суждение о том, что в уголовном процессе нет места для действия общедозволительного типа правового регулирования. Все чаще в уголовно-процессуальной науке стали исследоваться вопросы о месте общедозволительного типа правового регулирования в деятельности субъектов стороны обвинения. Одним из доктринальных положений, позволяющих взвешенно подойти к определению нравственного характера тактико-криминалистических средств, является положение о свободе поведения участников уголовного судопроизводства, в том числе со стороны обвинения. При этом под свободой поведения понимается возможность, которая объективно определяется уровнем экономического, социального, духовного развития общества, установленная законом в определенных пределах или не противоречащая закону, поступать, действовать, осуществляя соответствующую уголовно-процессуальную функцию, в соответствии со своими убеждениями, взглядами и представлениями о желаемом и должном, добиваться осуществления поставленных перед собой целей. Применительно к деятельности должностных лиц общедозволительный тип правового регулирования получает выражение в форме усмотрения. Как верно отмечают отдельные авторы, возможность усмотрения должностных лиц может иметь место, если четкая регламентация правовых отношений и правомочий должностных лиц правоохранительных органов, осуществляющих уголовное преследование, невозможна, она (возможность усмотрения) предусмотрена законом и не сможет каким-либо образом повлиять на реализацию прав других участников уголовного судопроизводства и вытекающую из них свободу поведения.
Таким образом, с одной стороны, следователь как должностное лицо органа государственной власти действует официально; по этой причине его действия и решения опосредуются разрешительным типом правового регулирования. С другой стороны, в своей деятельности он использует способы действия, на которые Уголовно-процессуальный кодекс прямо не указывает, говоря лишь, что таковые должны соответствовать закону и нравственным положениям, и в этом случае видны контуры общедозволительного типа правового регулирования. На мой взгляд, принимая уголовно-процессуальное решение в ситуации, когда возможен выбор из числа вариантов, названных в законе, субъект предварительного расследования реализует законное право на усмотрение.
Тогда же, когда он осуществляет выбор из числа тактических приемов, речь идет о реализации его права на тактическое решение.
Первым шагом на пути установления соотношения юридического и нравственного, проявляющегося в деятельности следователя, должно стать признание того, что использование тактических приемов в точно названных законом параметрах следственного действия означает одновременно соответствие этого тактического действия этическим основам уголовного судопроизводства. Другими словами, бесспорная оценка нравственности того или иного способа действия следователя может быть точно дана лишь в тех случаях, когда нравственное существует как атрибут законного, точно названного в юридической норме поведения, исключающего возможность его различного истолкования. В данном случае нравственное сливается с юридическим: я имею дело с правом как более поздним и эффективным регулятором поведения, учитывающим и закрепляющим определенные моральные нормы. Так, например, уголовно-процессуальный закон допускает освидетельствование свидетеля и потерпевшего для установления на их теле следов преступления или наличия особых примет, и в этом случае, если соблюдены требования, касающиеся половой принадлежности участников следственного действия, а также недопустимости действий, унижающих достоинство освидетельствуемого, поведение следователя является нравственным.
По этой причине спорным является объявление аморальным принудительное освидетельствование указанных лиц в случае их отказа подвергнуться соответствующим действиям. Не менее спорным является предложение считать аморальным изъятие в ходе следственного действия личных документов обвиняемого (архивов, переписки, записных книжек) с целью изучения его личности, хотя, как известно, ст. 84 УПК РФ определяет в качестве доказательств «иные документы».59
В контексте сказанного представляется верным суждение о том, что в тех случаях, когда уголовно-процессуальный закон представляет следователю право при производстве следственного действия прибегнуть к принудительным мерам, если обязанное лицо отказывается добровольно выполнить предписание закона, нравственное требование будет заключаться, лишь в обязанности следователя вначале применить к такому лицу меры убеждения. Тогда же, когда поведение субъекта предварительного расследования может быть многовариантным, протекает в ситуации процессуального и тактического конфликта, этическая оценка деятельности следователя может быть дана исходя из ситуации, причем в основу этой оценки должна быть, положена правовая норма. На этих же позициях находится и практика: результаты опроса следователей, проведенных отдельными авторами, показывают, что 64 % опрошенных отмечали наличие противоречий между нормами права и нормами морали, причем 76 % анкетированных подчеркнули, что в случае такой коллизии следует поступать в соответствии с правом.
В конечном счете, оценка нравственности поведения следователя в процессе расследования должна быть дана в рассуждениях правового характера, поскольку уголовно-процессуальное законодательство устанавливает юридические правила, позволяющие судить о законности действий и решений, состоявшихся в рамках уголовного судопроизводства, в том числе способов действий, являющихся тактическими приемами.
Резюмируя наиболее важные результаты, достигнутые в данной главе, отметим следующее:
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, в данной дипломной работе были рассмотрены теоретические основы тактических приемов применяемых следователем в расследовании преступлений.
Конечно, в рамках одной дипломной работы невозможно охватить весь спектр проблем данного вопроса.
Исходя из представленного материала, изучив ее, сделаны следующие выводы:
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1 Малютин М.П. Тактические приемы в расследовании преступлений. – М.: Юрлитинформ. – 2009. – С. 17.
2 Полстовалов О.В. Процессуальные, нравственные и психологические проблемы криминалистической тактики на современном этапе: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – Уфа, 2009. – С 10.
3 Полстовалов О.В., Попова И.А. Процессуально-правовые предпосылки трансформации целей и задач криминалистической тактики в современных условиях // Юридическая электронная библиотека. – 2011. URL: http://www.juristlib.ru/book_8254.html (дата обращения: 14.09.2014).
4 Шиканов В.И. «Оксюморон Белкина» – феномен, который тормозит развитие теории тактических приемов следователя // Проблемы развития и совершенствования российского законодательства: Сб. статей. Вып. IV. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. - С. 117.
5 Баев О.Я., Солодов Д.А. Производство следственных действий. Криминалистический анализ УПК России, практика, рекомендации. – М.: Эксмо. – 2010. – С. 34-35.
6 Баев О.Я., Солодов Д.А. Производство следственных действий. Криминалистический анализ УПК России, практика, рекомендации. – М.: Эксмо. – 2010. – С. 4.
7 Васильев А.Н. Следственная тактика. – М.: Юрид. лит-ра. – 1976. – С. 30.
8 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ // Собрание законодательства РФ, 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921. Ст. 7.
9 Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) // Собрании законодательства РФ, 04.08.2014, N 31, ст. 4398. Ст. 55.
10 Полстовалов О.В. Уголовный процесс и криминалистическая тактика: новые точки соприкосновения // Сайт Константина Калиновского. – 2003. URL: http://kalinovsky-k.narod.ru/b/ufa20034/42.htm (дата обращения: 20.09.2014).
11 Москвин Е.О. Тактический прием. – М.: Юрлитинформ. – 2006. – С. 76.
12 Якушин С.Ю. Тактическое обеспечение расследования преступлений: вопросы теории и практики. – Казань: ИСПО РАО. – 2003. – С. 44.
13 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ // Собрание законодательства РФ, 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921. Ст. 7.
14 Комиссаров В.И. Теоретические проблемы следственной тактики. – Саратов: Изд-во Саратовского ун-та. – 1987. – С. 34.
15 Там же. – С. 35.
16 Васильев А.Н. Следственная тактика. – М.: Юрид. лит-ра. – 1976. – С. 48
17 Полстовалов О.В. Процессуальные, нравственные и психологические проблемы криминалистической тактики на современном этапе: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – Уфа, 2009. – С. 7.
18 Кручинина Н.В. Основы криминалистического учения о проверке достоверности уголовно-релевантной информации: автореф. дис. … канд. канд. юрид. наук. – М., 2003. – С. 47.
19 Полстовалов О.В. Системно-структурный анализ в теории криминалистической тактики // Сообщество криминалистов и экспертов. – 2005. URL: http://kriminalisty.ru/stati/sistemno-strukturnyi-analiz-v-teorii-kri.html (дата обращения: 17.09.2014).
20 Якушин С.Ю. Тактические приемы при расследовании преступлений. – Казань: Изд-во казанск. ун-та. – 1983. – С. 38.
21 Чебуренков А.А. Общетеоретические положения и практические аспекты криминалистической тактики. – М.: Юрлигинформ. – 2008. – С. 53.
22 Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Основные положения науки советского уголовного процесса. Т. 1. – М.: Наука, 1968. – С. 302.
23 Шиканов В.И. «Оксюморон Белкина» – феномен, который тормозит развитие теории тактических приемов следователя // Проблемы развития и совершенствования российского законодательства: Сб. статей. Вып. IV. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. – С. 117.
24 Лукашевич В.Г. Основы теории профессионального общения следователя: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – Киев, 1993. – С. 31.
25 Шиканов В.И. «Оксюморон Белкина» – феномен, который тормозит развитие теории тактических приемов следователя // Проблемы развития и совершенствования российского законодательства: Сб. статей. Вып. IV. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. – С. 118.
26 Там же. – С. 120.
27 Белкин Р.С. Очерки криминалистической тактики. – Волгоград: Издательство BСШ МВД РФ. – 1993. – С. 5.
28 Там же. – С. 71.
29 Крестовников О.А. Общая структура практической криминалистической деятельности // Криминалистика: информационные технологии доказывания: учебник для вузов. – М. – 2007. – С. 379.
30 Крестовников О.А. Общая структура практической криминалистической деятельности // Криминалистика: информационные технологии доказывания: учебник для вузов. – М. – 2007. – С. 482.
31 Там же. – С. 483.
32 Якушин С.Ю. Тактическое обеспечение расследования преступлений: вопросы теории и практики. – Казань: ИСПО РАО. – 2003. – С. 68.
33 Ушаков О.М. Теоретические и практические проблемы тактики допроса лица, склонного к даче ложных показаний: дис. … канд. юрид. наук. – Владивосток, 2004. – С. 76.
34 Ушаков О.М. Теоретические и практические проблемы тактики допроса лица, склонного к даче ложных показаний: дис. … канд. юрид. наук. – Владивосток, 2004. – С. 126.
35 Карузина В.В. Тактика использования данных о поведении участников уголовного процесса в ходе следственного действия: дис. … канд. юрид. наук. – СПб, 1998. – С. 34.
36 Полстовалов О.В. Процессуальные, нравственные и психологические проблемы криминалистической тактики на современном этапе: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – Уфа, 2009. – С. 118.
37 Там же. – С. 119.
38 Малютин М.П. Тактические приемы в расследовании преступлений. – М.: Юрлитинформ, 2009 г. – С. 16.
39 Белкин Р.С. Очерки криминалистической тактики. – Волгоград: Издательство BСШ МВД РФ. – 1993. – С. 202.
40 Веллман Ф.Л. Искусство перекрестного допроса / пер. с англ. – М.: Американская ассоциация юристов. – 2011. – С. 38.
41 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ // Собрание законодательства РФ, 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921. Ст. 193
42 Комиссаров В.И. Теоретические проблемы следственной тактики. – Саратов: Изд-во Саратовского ун-та. – 1987. – С. 150.
43 Калинина И.А. Проблемы свободы личности в государственно-правовых взглядах Канта: автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Тамбов, 2009. – С. 14.
44 Магазинер Я.М. Избранные труды по общей теории права. – СПб.: Юридический центр Пресс. – 2006. – С. 61.
45 Бондаренко А.Н. Этика обвинения в суде: дис. … канд. юрид. наук. – Саратов, 2004. – С. 38.
46 Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. – М., – 1911. – С. 319.
47 Шидловская Т.Ю. Соотношение права и морали в правотворческом процессе (на примере Российской Федерации): дис. … канд. юрид. наук. – М., 2005. – С. 58.
48 Ивин А.А. Логика:учебник. – М.: Гардарики. – 2004. – С. 200.
49 Стойко Н.Г. Уголовный процесс западных государств и России: сравнительное теоретико-правовое исследование англо-американской и романо-германской правовых систем. – СПб.: Изд-во юридического факультета СПбГУ. – 2006. – С. 90.
50 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ // Собрание законодательства РФ, 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921. Ст. 9.
51 Москалькова Т.Н. Нравственные основы уголовного процесса (стадия предварительного расследования): дис. … канд. юрид. наук. – М., 1997. – С. 52.
52 Шадрин B.C. Обеспечение прав личности при расследовании преступлений: дис. … д-ра юрид. наук. – Волгоград, 1997. – С. 14.
53 Полстовалов О.В. Процессуальные, нравственные и психологические проблемы криминалистической тактики на современном этапе: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – Уфа, 2009. – С. 39.
54 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ // Собрание законодательства РФ, 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921. Ст. 11.
55 Комиссаров В.И. Теоретические проблемы следственной тактики. – Саратов: Изд-во Саратовского ун-та. – 1987. – С. 28.
56 Сизарева Е.Г. Нравственные проблемы профессиональной деятельности сотрудников правоохранительных органов // Вестник Владимирского юридического института. – 2006. – № 1. – С. 61.
57 Белкин Р.С. Очерки криминалистической тактики. – Волгоград: Издательство BСШ МВД РФ. – 1993. – С. 127.
58 Алексеев С.С. Общие дозволения и общие запреты в советском праве. – М.: Юрид. лит. – 1989. – С. 164.
59 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ // Собрание законодательства РФ, 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921. Ст. 84.