Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Унижение и достоинство человека. 13
В.А. СЕНДЕРОВ
Две трактовки одной темы; Византия и Рим
Семь лет назад в России рухнул тоталитарный коммунизм - одна из самых бесчело вечных диктатур всех веков христианской истории. Борьба с ней была прежде всего борьбой духовной — но именно в этом качестве она остается неизученной, остается подлинным "белым пятном". Какие ценности и какие силы противостояли тоталитар ной системе? Как протекал процесс борьбы, процесс взаимодействия между системой и этими силами? И какие внутренние факторы обеспечили, в конце концов, победу этих сил?
"Этих сил"... Я умышленно выражаюсь пока столь обтекаемо. Конечно, можно сказать, что коммунизму противостояли сторонники демократии и права, это будет справедливо (если ограничиваться политическим уровнем точности терминологии), это будет привычно — и вряд ли встретит возражения аудитории. Но целью настоящего сообщения как раз и является уточнение понятий, а там, где приблизительность граничит с неверностью, - переоценка и замена этих понятий. Поэтому мы не пойдем по проторенному пути.
Предметом нашего скепсиса являются не сами по себе понятия демократии и права. И не необходимость их для нашей страны — она несомненна. Суть вопроса, пред ставляющегося нам весьма спорным, состоит совсем в другом.
Всякое явление может быть побеждено лишь сомасштабным по величине, хотя и могут играть роль различные побочные факторы: грубо говоря, солдат может победить взвод, роту, но все же не неприятельскую армию. Коммунизм как теория пришел в Россию с Запада (что и любят подчеркивать сторонники теории его нерус ского, "неорганичного для России" характера). Нов России он нашел для себя благо приятную почву, которой в ведущих странах Запада уже не было.
Несколько веков назад и на Западе постоянно бушевали хилиастские мятежи, попытки построить человеческими силами рай на Земле схожи с коммунистическим экспериментом даже количественными характеристиками: и в странах Запада в Сред ние века "рай" отбирал у народов до трети жизней. Но единая ересь возможна лишь в странах, где господствует единое церковное (гораздо реже - национальное) сознание. Взглянем на коммунистические и радикально социалистические эксперименты христианской истории: почти всегда они выступают извращением ортодоксального церковного сознания. Часто православного, часто католического. Великая Француз ская революция, Октябрьская революция в России, красные мятежи в Испании и в Абиссинии стоят в одном и том же типологическом ряду.
Таким образом, почва для коммунизма в России была. Теперь посмотрим была ли соразмерная органическая база для демо-правовбго противостояния утопии?
Ценности либерализма насчитывают в России несколько докатастрофных десяти летий: причем в развитии этих ценностей главную роль играла русская монархия, хотя она же порою и ограничивала их рост. Система представительных институтов (тоже в объемлющих рамках самодержавной власти) просуществовала еще меньше, никакой устойчивости она при этом не обрела.
И все же почва для противостояния в России была: именно ХРИСТИАНСКИЕ ЦЕННОСТИ, - но понимаемые не в современной, западной их интерпретации.
Для осмысления Происходившего и происходящего в России необходимо постоянно иметь в виду тысячелетнюю "византийскую" историю нашей страны. Необходимо ясно осознать, что христианин, воспитанный на теории "симфонии властей", будет реагировать на те или иные проблемы совсем иным образом, чем христианин, воспи танный на теории "двух мечей'". Так считает один из авторитетных специалистов, сотрудник Центра русских исследований в Медоне.
Эту разницу поведенческих стереотипов можно продемонстрировать на простейших примерах. Скажем, "жалость" - чувство обидное, унижающее достоинство, никто из нас не хотел бы быть его объектом. Это положение кажется очевидным, в глубоких объяснениях оно, как представляется, не нуждается.
Обратимся, однако, к русской литературе прошлого века. "Я ее не любовью люб лю, а жалостью", - говорит главный герой романа Достоевского "Идиот"; об этой "любви-жалости", в сущности, и написан роман. Попробуем, для сравнения вообразить подобную тематику в великой западной литературе того же периода - скажем, у Стендаля.
В русской литературе, в частности, в литературе последних десятилетий находят отражение особые понятия восточнохристианской культуры, такие как "элеос": "умиление", т.е. "любовь как жалость и милость, любовь с заплаканным лицом"^ Разу меется, в бытовых ситуациях "загадочная славянская душа" ничем не отличается от любой другой западной души: мы воспитаны, "обтесаны" Европой, а "христианский мир" и "западный мир" - эти термины исторически сделались почти идентичными.
Но противостояние коммунизму в экстремальных условиях (например, если оно происходило в тюрьмах и концлагерях) вернее отнести к "ситуации Достоевского", чем к ситуации бытовой.
Сформулируем несложные первоначальные выводы, они определят наши дальней шие рассмотрения.
1. Духовной базой сопротивления коммунизму была христианская ценностная система.
2. Эта система была во многом восточнохристианской, а поэтому общепринятые сегодня подходы и термины нуждаются, по отношению к этой системе, в существен ной корректировке. Например, говорить о защите права было бы достаточно не точно. О защите достоинства ЛИЧНОСТИ - тоже все еще не точно: понятие личности трактуется неодинаково в римской и византийской традициях. А вот "достоинство ЧЕЛОВЕКА" - произнеся эти слова, мы достигаем уже абсолютной точности. Ибо человек как образ Божий - основополагающее, общее для Востока и Запада понятие христианской культуры.
Мы вступаем в область тонких материй. На Западе христианское достоинство было предварено достоинством свободного жителя полиса либо римского гражданина. Но на Востоке (где, вспомним, возникло и первоначально формировалось христианство) уни жение и достоинство человека были неразрывно связаны, дополняли друг друга и переходили друг в друга.
В нашем изложении мы будем опираться на "Поэтику ранневизантийской литера туры" С.С. Аверинцева; название одной из глав этой фундаментальной книги стало и названием нашего сообщения.
Два образа стоят у истоков современной иудеохристианской культуры: Сократ и Иисус. Сократ - законопослушный гражданин: даже и после смертного приговора он отказывается от предложенного друзьями побега, дабы не высказывать неуважение к
Закону. Ни конфликты "чрезмерно яркой" личности с полисом, ни смертные приговоры как следствие конфликта редкостью не были. Но никто не мог лишить Сократа права спокойно оправдываться перед согражданами: его речь не могла быть прервана, как краткие слова Иисуса: ударом по устам. Никто не посмел бы отказать Сократу в праве на предсмертный жест: неторопливо поднести к губам чашу с ядом. Вспомним, кстати, что и враги римских тиранов, получившие приказ вскрыть себе вены, не спеша, беседуя с друзьями, завершали жизнь. Вспомним и другое: в античном мире предсмертный'жест был едва ли не самым значимым событием в жизни героя. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть Тацита, Светония. Презрительно звучит замечание Тацита о заговорщиках, которые покончили с собой, "не свершив и не высказав ничего достопримечательного".
Далее. Приговоренные к смерти античные герои имели право на самоубийство; для античного уха это словосочетание вовсе не было бы игранным. Осудить "насилие над собственной жизнью" - значит "закрыть дорогу свободы", - полагал Сенека.
Сократ пьет свою чашу С УЛЫБКОЙ; и .вообще, представить его плачущим трудно. Здесь тоже - глубокая античная традиция. "Мифы представляют богов плачу щими не всегда, а вот смеющимися - непрестанно... Смех относится к целокупным и неизменно движущимся нолнотам... всеобъемлющей энергии. Поэтому полагаю я, что если мы распределим демиургические действия междулюдьми и богами, то смех достанется роду богов, а слезы - собранию людей и животных", - писал античный философ Прокл Диадох.
Подытожим. Закон и уважение к нему; право на защиту; право на предсмертный жест (как бы на вещественное "последнее слово") — и традиция, узаконившая важ ность этого права; смех - над врагом, над жизнью, над всем. Мы видим античную ценностную систему, весьма близкую к правовому и житейскому стереотипу Запада последних веков.
Пока мы говорим о духовных ценностях; но античный культ тела можно отнести, выражаясь современным языком, к материальным правам человека. "Древняя Гре ция... превратила гармонически развитое тело полноправного гражданина, не оскверненное ни рабской пыткой, ни рабским трудом... в знак общественного ранга. Гордость господ стала, как никогда, телесной, но через это телесность стала слишком публичной и зрелищной, чуть-чуть отвлеченной, духовно отчужденной от своего носителя в пользу гражданского коллектива"^
Посмотрим теперь на иудейскую культуру и, одновременно, на выросшее из нее христианство первых веков.
Был ли Иисус законопослушен? Да-но в смысле, противоположном сократовскому. Для христиан мирская власть и мир вообще - нечто абсолютно несущественное, а вопросы о власти - по существу, мелки и праздны. Совет воздать "кесарю - кесарево" дается, по отношению к власти, настолько "сверху вниз", что и неудивительно жесто чайшее преследование этой властью законопослушных христиан.
Победить мир, воспарив ВЫШЕ мира, в область чисто духовного, - этот подход имел, в частности, исторические и социальные предпосылки.
Никаких правовых и личностных гарантий у жителей Ближнего Востока не было. В греко-римском мире распятие на кресте было рабской казнью; на Востоке любой не угодивший царю вельможа или даже наставник мог быть распят или посажен на кол. Попробуй-ка сохранить невозмутимость и спокойствие не перед чашей с цикутой -перед тем, как тебе выколют глаза, усекут нос, вырвут язык!
"Как овца. веден был он на заклание, и, как агнец пред стригущим его безгласен, так он не отверзал уст своих". Таков образ достоинства человека, неоднократно явленный в ветхозаветных текстах. Такой же образ - норму поведения для христиан -явил и Иисус.
"Уловляющий в плен мудрецов совершил свою победу через молчание". Для этого поведения Христа византийские экзегеты указывали, разумеется, мистические основания, но наряду с этим - вполне прак" ,'ческие причины, лежащие в социальной
2 Вопросы философии, №7 -^
плоскости; "Научимся и мы отсюда, чтобы, если будем находиться пред несправед ливым судом, ничего не говорить, когда не слушают наших оправданий" (С. Аверин-цев).
В греко-римском мире равных граждан победу дают возвышенная речь и смех; в мире восточных деспотий - безгласие и слезы.
"Эллину и в голову не пришло бы как-то связывать слезы жалости со сферой духа, с путями внутреннего самоочищения сердца. Приведем для контраста рассужде ние сирийского христианского мистика ранневизантийской эпохи - Исаака Ниневий-ского:
"И что такое сердце милующее?.. Возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари... От великого терпе ния умаляется сердце, и не может оно вынести, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварию. А посему и о бессловесных, и о врагах исти ны, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит человек молитву, чтобы сохранились и очистились; а также и о естестве пресмыкающихся молится с великою жалостию, какая без меры возбуждается в сердце его по уподоблению в сем Богу.
... Этот идеал вполне чужд античной культуре. В пределах языческого мировоз зрения такая жалость явно бессмысленна..." (С. Аверинцев).
Вспомним еще раз о Иисусе: он плакал, но никогда не смеялся (сравним с Сократом!).
Отметим, что подражание Христу, "слезная" победа над плотью и миром возносят человека (с его плотью!) не только выше материального мира, но и выше чистой духовности.
Как говорит Иоанн Златоуст, "человека, который был ниже камней, Христос поставил выше ангелов, архангелов, престолов, господств". Перспектива человече ской участи уходит вверх в бесконечность, которая есть Бог: "Возлюбленные! мы теперь дети Божьи: но еще не открылось, что будем".
В нашем изложении не затрагиваются богословские вопросы: само собою разу меется, что на теологическом уровне и Восточная, и Западная Церкви приняли ценно сти древнего христианства. Трудно, однако, отрицать, что на ментальном уровне современный европеец (в частности, интеллигентный россиянин) унаследовал греко-римскую ценностную систему. Неудивительно поэтому, что еще в начале нашего века предпринимались попытки объявить эллинизм "подлинным Ветхим Заветом христиан ства". Еще соборы первых веков признали такой подход еретическим, но... речь ведь идет не о богословии.
Впрочем, миллионы людей все же являются христианами. Номинальными в обыденной ситуации: но церковные ценности воскресают в нас в экстремальные моменты нашей жизни.
Мы уже почти располагаем базой для описания двух моделей недавнего противо стояния коммунизму: восточнохристианской и западно-правовой. Для ясности нам еще необходимо несколько задержаться на византийском "перевале": иудейско-ближне восточные по происхождению ценности мы получили именно через него.
Для потомка граждан полиса историческое "перемещение" в Восточную Римскую империю было, безусловно, перемещением на Восток, в деспотию. Однако были и существеннейшие отличия от деспотий дохристианских и нехристианских; вот главное из них. Христиане, три века гонимые за отказ воздавать Божие кесарю, признали власть кесаря — безоговорочно признающего над собой власть Бога. И это было основой подчинения "маленького человека" василевсу. И у бл. Августина, и у Иоанна Златоуста мы находим совпадающие рассуждения: непокорная воле Божией и Его законам власть - не законная власть, а шайка разбойников. Но на Западе, в условиях разделения властей приоритетность папской власти над королевской была весьма часто теоретической. В Византии же еще в XIII веке власти, желающие, для спасения от турок, унии, были вынуждены считаться с тем, что такой политики не примет верующий народ.
<i "В том обстоятельстве, что новорожденный Иисус Христос был записан как подданный императора Августа, византийские экзегеты усматривали принципиальную отмену пафоса власти п подданства" (С. Аверинцев).
Борьба с коммунизмом: модель восточнохристианская и модель правовая
В течение всего коммунистического семидесятилетия в России существовала Ката-^омбная, или Истинно-Православная Церковь. Члены этой Церкви - от епископов до прихожан - не признавали никаких компромиссов с безбожной властью. Эти люди не Только не участвовали ни в каких коммунистических мероприятиях типа переписей населения или выборов: они считали грехом брать в руки деньги (на них портрет "антихриста" - Ленина), произносить имя "антихриста" и производные от него слова. Например, если нужно было упомянуть название "Ленинград", они произносили так: "Л-град". Это была разветвленная конспиративная система: священников и прихожан, подвергавшихся опасности, подчас через "своих" железнодорожников пересылали за тысячи километров, в другой конец страны. В недоступных горах существовали монастыри Катакомбной Церкви. Существовали они и в городах, в этом случае они были, разумеется, невелики: домик с несколькими насельниками.
Речь идет о единственной в стране тайной организации, которую не смогли разгромить ЧК - ГПУ - НКВД - КГБ. Прежде чем продолжить рассказ, приведем свидетельства, подтверждающие масштаб явления.
1. После падения советской власти катакомбные христиане перешли на легальное положение, однако отказались присоединиться к официальной РПЦ, иерархи которой сотрудничали с коммунистами. На базе Истинно-Православной Церкви создана Свободная Российская Православная Церковь, она насчитывает около двухсот при ходов в различных частях страны.
2. Политические лагеря 80-х годов были невелики по объему: одновременно в них во всех содержалось в среднем около двухсот человек. Правительство предпочитало сажать своих противников в психбольницы, в уголовные лагеря либо вынуждать эмигрировать: политзоны были неприятным "пятном" на цивилизованной одежде, в которую рядились власти СССР.
На фоне этой цифры оценим такой факт: через политлагеря в 80-е годы про шло несколько человек из ИПЦ. Это зафиксировано в мемуарной литературе^ Кроме того, списки политзаключенных СССР, издававшиеся на Западе, содержат и имена истинно-православных христиан - узников уголовных лагерей и психиатрических больниц.
Будучи арестованными, истинно-православные христиане отказывались отвечать на любые вопросы. Даже на вопрос "Как ваше имя?" следовал ответ: "Бог знает".
Вот эпизод одного судебного процесса, судили молодого священника ИПЦ и нескольких прихожан. Судья допрашивает главного обвиняемого.
- Признаете ли Вы советскую власть?
- Не признаю.
- А... какую же власть вы признаете?
- Признаю власть Государя моего, помазанника Божия, носителя скипетра и короны. И вы узурпаторы, похитители царской власти.
- Подсудимый... Вы понимаете, что Вам дадут 10 лет?
- Слава тебе, господи! Хоть пятьдесят!
В Суздале в монастыре живет на покое монахиня Серафима, в конце 30-х годов она была приговорена к расстрелу как настоятельница катакомбного женского монастыря. Расстрел заменили на 25 лет лагерей, которые мать Серафима отбыла полностью. Вспоминая о прожитой жизни, она сожалеет лишь об одном: о том, что оказалась недостойна пострадать за Господа до конца и быть убитой безбожниками.
Вот еще один, также знакомый мне лично пример. В одном из уголовных лагерей в 1989 году находились, за отказ от службы в армии, два истинно-православных христиа-
1* 35
нина, родные братья. Одному из них в лагерном цеху сорвавшаяся со станка деталь выбила глаз, изуродовала лицо. "Какой же Господь милостивый, хоть немножко дозво лил за Себя потерпеть",- радостно говорил пострадавший.
После случая в цеху произошло нечто для них непонятное. Шла всесоюзная пере пись. Братьям "переписываться" даже и не предложили: знало начальство, что ни на какие вопросы отвечать они не станут. Потому что ответы на бумагу советскую заносятся. А на бумаге той — печать Зверя.
Вызывают обоих: "С вещами!" Ребята собираются для карцера: думают, по 15 суток отсидеть надобно, за отказ от участия в переписи.
"Все вещи берите!" Провожают к лагерным воротам, открывают: "Убирайтесь отсюда! "
Процедура прошла без излишних формальностей, справки об освобождении братьям и предлагать не стали. Все равно перекрестят и разорвут в клочья: печать Зверя на них.
А перед этим мы о выбитом глазе узнали, подняли шум. Ситуация "новому мышлению" несколько противоречила, вот и пришлось перестройщикам братьев выпускать^.
Разумеется, не только истинно-православные христиане давали примеры "восточно-христианского" поведения. Интересным полем, предоставляющим возможности для разнообразных наблюдений, были политические лагеря 80-х годов.
Известный сионист и правозащитник Натан Щаранский пробыл в карцере более двухсот суток, требуя Тору. Окончилось это отправкой Щаранского из лагеря в Чистопольскую тюрьму: там священную книгу дали.
В аналогичной ситуации оказался и автор настоящего сообщения. Более года подряд я провел в карцере, настаивая на выполнении двух требований: дать мне Библию и предоставить возможность заниматься математикой. И первое требование, и частично второе были выполнены - после перевода в тюрьму.
Такая реакция на поведение и Щаранского, и мое была естественна. Лагерь - место "воспитания", это все еще часть советского общества. И "на своей территории", на глазах у сотен людей коммунисты уступить не могли. А тюрьма рассматривалась ими как самое тяжкое наказание, как "край света". Здесь каждый изолирован в своей камере, и отступление властей возможно.
Сказанное не значит, что компромиссы со стороны властей были невозможны в лагере. Но лишь на "западно-правовом" поле, как ни парадоксально это, на первый взгляд, звучит. "Есть законы, мы их соблюдаем, а если ошибаемся - жалуйтесь, и наше начальство поправит нас". Какие были законы и как они соблюдались - это иной вопрос; но в принципе эта схема не противоречила советскому мышлению. Хотя бы потому, что она де-факто легитимизировала советский строй.
Дать же заключенному Тору или Библию - значило уступить иному ценностному миру, тому, в котором важна КНИГА БОЖИЯ. А соблюдение или несоблюдение законов, сам факт лагерного и запроволочного бытия, материальное и чувственное — явление из мира теней. Это - тот же феномен, то же отношение к иудеям и христианам, которое мы наблюдаем и в древние времена.
В общем же политзаключенные были, в основном, людьми западно-правового типа. Соответственно этому и меры властей, направленные на то, чтобы сломить их сопротивление, имели своей целью унижение ДОСТОИНСТВА ЛИЧНОСТИ.
К таким мерам относились, например, личные обыски: с раздеванием догола и тщательным осмотром тела. Подчас эта процедура применялась к одному и тому же человеку несколько раз в день — в том случае, если она мучила и унижала его.
Однако личный обыск не мог умалить достоинство человека, т.е. образ Божий в нем. Человек восточнохристианского настроения мог лишь пожалеть несчастных, обреченных на не самую приятную работу: постоянный осмотр чужого нижнего белья и различных частей чужого тела. И власти в таких случаях ощущали свое бессилие, сводя число обысков к "положенному" минимуму.
Единственные физические пытки, которые применялись в карцере, - пытки холодом н голодом.
Но и физическая пытка имеет моральную сторону, и наиболее важной является именно она.
Среди рукописей золотого века христианства (1-IV века) сохранились записи брошенных в подземелья за веру людей. "По воле Божией убит голодом" - этой лаконичной фразой увековечивали наши братья времен катакомб память погибших. "Родившихся" - поправляют меня из тех времен. Дни плотского временного появления в мир тогда не отмечали. Праздновали - день мученического рождения в жизнь вечную!
Попробуем оценить положение обитателя карцера вчерашней политзоны глазами христианина тех времен. Каждый день тебе дают четыреста пятьдесят граммов черного хлеба неплохого качества, через день горячую пищу. На восемь часов в сутки ты обеспечен специальными досками (нарами), чтобы спать. Хуже всего в карцере 1 холод. Однако легкие ты не отморозишь. Холод регулируется, у пытки другая задача: 1 сломать тебя нравственно.
Думаю, христианина первых общин мы совратили бы таким рассказом в грех смеха. Вспоминается поведение "религиозников" (осужденных за веру). Когда им зачиты вали постановление о водворении в карцер, они вслух молились: благодарили Бога и просили Его помочь им. Этим они исповедовали древнехристианский принцип: не посрамить Господа, открыто возложить все надежды лишь на Него (а не на свою самость), - тогда и Он не посрамит тебя.
Тюремщики хохотали: будучи современными людьми, они считали открыто •высказываемый страх признаком слабости. В итоге же "религиозники" выдерживали карцерные сроки более стойко, чем другие заключенные.
Перейдем теперь к борьбе, которую вели в лагерях правозащитники. Внешняя схема выглядит просто: власти нарушают правила и законы, заключенные требуют их выполнения. В действительности дело обстоит несколько сложнее.
Власти СССР, подписавшие хельсинкские соглашения, не были заинтересованы в многообразных нарушениях законов и международных норм. Конечно, они грубо попирали права человека уже самим фактом ареста своих политических противников.
Но вот ты уже осужден, бороться с тюремщиками за освобождение бессмысленно: реальны лишь постоянные попытки ввести в законные рамки то, что происходит вокруг тебя. И тут-то всевластный режим вел себя достаточно хитро. Скажем, есть порог калорийности питания, занижение которого признано в Нюрнберге пыткой. Так вот, норма обычного (не карцерного) питания была как раз пороговой: ни калорией выше, ни калорией ниже. Было ли это нарушением законов? С формальной точки зрения (а как к закону можно подходить неформально?), - не было.
Впрочем, борьба за законность не носила чисто локального характера: "вы нару шили то-то и то-то - извольте выполнять! Борьба была оправдана концептуально, а именно, следующими рассуждениями.
"Сытная еда, теплая одежда, мягкая постель, право па информацию, медицинское обслуживание и многое другое - естественные составные части достойной жизни. В цивилизованном мире эти составные части обеспечивают личное достоинство, и мы должны добиваться того же и в нашей стране".
Отметим, что этот подход, сам по себе логичный и полезный, противоположен восточнохристианскому. Этот подход резко увеличивает физические невзгоды, превра щая их в нравственные.
В чем состоят в подобной ситуации ощущения восточного христианина? Это мне довелось испытать на себе.
«Когда "товарищам" невмочь держать меня дольше в карцере, меня перевели в ПКТ (лагерную тюрьму). На патрицианский строготюремный режим. Каждый день (трижды) горячая еда! Телогрейка! Как я благодарил Господа, залезая вечером под бушлат и одеяло!
Религиозные мыслители - от Тертуллиана до Бердяева - твердят нам: все, что имеешь, не твое. Все дано тебе взаймы Богом, все милость Его. Раньше я читал это. Но как я ощущал после годовой отвычки всю Его щедрость! В паре теплых носков, в миске ячневой каши. .."^.
Удалось ли правозащитникам добиться своих целей: заставить коммунизм уважать законы, а прежде всего - соблюдать международные правовые нормы? Несомненно, это изменило бы государство и общество эволюционным путем; но сегодня такая гипотеза звучит уже риторически. В действительности произошло совсем другое: власти под влиянием внешних и внутренних факторов приоткрыли форточку гласно сти, гласность же вырвалась далеко за предназначавшиеся пределы. Миллионам людей стала необратимо ясна сущность коммунизма, этих людей невозможно было уже принудить к молчанию - и коммунизм рухнул.
И все же диссидентская деятельность была чрезвычайно важна: правовое обучение России необходимо, и начинать его надо с самих себя и с окружающих нас - каковы бы все мы ни были. Об этой важной истине помнили в семидесятые-восьмидесятые годы, но редко вспоминают сейчас.
Однако не менее важен и "восточнохристианский" урок тюрем и лагерей. За школьными партами и на научных конференциях, в супермаркетах и кинотеатрах мы видим наших соотечественников - русских европейцев. Никаких "загадок души" в них нет.
Но Россия лишь вступила, после семидесятилетнего перерыва, на европейский путь. Попытка эта не первая, удачных пока не было. И невозможно предполагать, что на пути этом не будет рытвин и ухабов, - а на них-то и проявится специфическая ментальность миллионов россиян. Католический мир понимает это (позволю себе не множить число цитат). Было бы хорошо, если бы наша "двуорловость" стала ясна и некатоликам, воспитанным на теории "двух мечей". Мы - часть христианского мира (т.е. Европы). И мы - особая часть христианского мира: наследники Византии, восточные христиане.
Такова "европейская формула" России: лишь в своем двуединстве формула эта верна и эффективна.
Примечания
' Руло Франсуа. "Двуглавый наш орел и два меча" // "Новая Европа", Милан - Москва, 1996. № 8. С. 16-27.
^ Аверинцев С.С. На границе цивилизаций и эпох: вклад восточных окраин римско-византийского мира в подготовку духовной культуры европейского Средневековья. В кн.: Восток - Запад. М., 1985. С. 5-20.
^ Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С. 320. Далее ссылки на эту работу специально не оговариваются.
* Ратушинская Ирина. Серый - цвет надежды. Цит. по рукописи.
^ СендеровВ.А. Бог и тюрьма//Новый мир. 1995.№ II. С. 172-182.