Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Перевод с английского языка – Ushwood
Бета-редактирование – Lady Astrel
Русифицированные иллюстрации – Danholm
Любое коммерческое использование данного текста или его фрагментов запрещено
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Заключительная глава
С тех пор, как они покинули церковный город Рубинхейген, минуло уже шесть дней. С каждым днем становилось все холоднее, небо уныло хмурилось; из-за этого даже легкий ветерок пробирал до дрожи.
Еще хуже стало, когда они выехали на дорогу, идущую вдоль реки: теперь ветер нес с собой холод речной воды; это добавило мучений.
Вода в реке, казавшаяся какой-то непонятной смесью жидкости и серых облаков, даже на вид была невероятно холодной.
Несмотря на несколько слоев поношенной зимней одежды, купленной в Рубинхейгене, холод пробирал до костей.
Вернувшись воспоминаниями к тем давно минувшим дням, когда из-за чрезмерной увлеченности покупкой товаров ему не хватило денег на зимнюю одежду, и к последовавшему затем очень морозному путешествию на север, он вымученно улыбнулся. Охватившее его чувство ностальгии заставило его даже забыть о холоде… в какой-то степени.
За прошедшие с тех пор семь лет тот неопытный торговец, похоже, заметно вырос и возмужал.
Кроме того, на этот раз, помимо теплой одежды, было еще кое-что, позволяющее не думать о холоде.
Бродячий торговец Лоуренс, вошедший в самостоятельную жизнь в юном возрасте восемнадцати лет и собирающийся вскоре встретить седьмую зиму своей торговой жизни, обернулся к человеку, что сидел на козлах рядом с ним.
Как правило, здесь, рядом с ним, не сидел никто, хоть влево посмотри, хоть вправо.
Даже в тех редких случаях, когда Лоуренс путешествовал не один, его спутник вряд ли мог рассчитывать на то, чтобы сидеть вместе с ним на козлах, и уж тем более – чтобы согревать колени под общим покрывалом.
– …Что? – поинтересовался спутник.
Спутник, изъясняющийся в немного архаичной манере.
Внешне этот спутник походил на девушку лет пятнадцати с ослепительно-белыми зубами, лучистыми глазами и длинными русыми волосами, которым могла бы позавидовать и аристократка. Лоуренс, однако, завидовал вовсе не ее волосам и даже не надетому на нее прекрасному плащу.
Зависть его вызывал пушистый хвост, который она разложила поверх покрывала и любовно расчесывала.
Хвост был бурого цвета, с белым кончиком; густой мех казался очень теплым. Если из этого хвоста сделать шарф, любая богачка его бы с руками оторвала. Какая жалость, что он не продавался.
– Скорее кончай чесать хвост и сунь его обратно под покрывало.
Едва ли погрешил бы против истины тот, кто сказал бы, что девушка в плаще, расчесывающая гребнем звериный хвост, походит на бедную монашку за работой.
Однако, едва услышав слова Лоуренса, девушка сузила свои янтарные с красноватым отливом глаза и, разлепив губы, которые совсем не страдали от холодного ветра, недовольным тоном произнесла:
– Не говори о моем хвосте как о какой-то грелке для коленей.
Хвост в ее руках слегка дернулся.
Разумеется, путешественники и бродячие торговцы, мимо которых они проезжали, думали, что это просто кусок меха; на самом же деле этот хвост до сих пор рос из своего владельца.
Хвост был частью тела той самой девушки, которая сейчас его аккуратно расчесывала. И девушка эта обладала не только хвостом: под капюшоном ее плаща пряталась пара нечеловеческих, звериных ушей. Разумеется, обладателя хвоста и звериных ушей едва ли можно было назвать обычным человеком.
О существовании людей, одержимых духами и демонами и отчасти потерявших человеческий облик, было хорошо известно; эта девушка, однако, к таким людям не относилась.
Истинным обличьем ее было обличье огромной богоподобной волчицы, которая обитала в пшенице, и звали ее Хоро, мудрая волчица из Йойтсу.
Для любого знающего служителя Церкви Хоро была языческим божеством, внушающим страх. Для Лоуренса же времена, когда он боялся Хоро, остались в прошлом.
Нынешний Лоуренс мог не только с легкостью смеяться над хвостом, которым Хоро так гордилась, но и зачастую пользоваться им как грелкой.
– Ведь мех на твоем хвосте такой густой и гладкий, от него одного под покрывалом теплее, чем от целой горы обычных шерстянок.
Как Лоуренс и рассчитывал, Хоро при этих словах гордо хмыкнула и убрала хвост обратно под покрывало; на лице ее было написано: «ну ладно, ладно, сдаюсь».
– А кстати, мы что, еще не приехали в город? Мы сегодня успеем приехать, нет?
– Просто поедем вдоль реки, и окажемся там совсем скоро, – Лоуренс указал на реку.
– Наконец-то можно будет поесть горячего. Надоела холодная тюря, да еще когда вокруг тоже холодно. Что бы там ни говорили, но это ужасно.
Даже Лоуренс, привычный к плохой пище куда больше, чем Хоро, не мог с ней не согласиться.
Трапеза была едва ли не единственным удовольствием, которому можно было предаться во время путешествия; однако зимой и она теряла большую часть своей прелести.
Все, что можно было делать в дороге в морозные зимние дни, – это жевать черствый и горький ржаной хлеб либо сперва размочить его в воде и получить тюрю; а дополнить трапезу могли лишь почти безвкусные кусочки сушеного мяса да хорошо хранящиеся овощи – лук и чеснок.
Хоро, будучи волчицей, не любила резкий вкус лука и чеснока, а горький ржаной хлеб и вовсе терпеть не могла; поэтому все, что ей оставалось, – это делать тюрю из хлеба и воды и глотать ее как можно быстрее.
Для обжоры и лакомки Хоро это наверняка было настоящей пыткой.
– О да, в том городе, куда мы направляемся, скоро будет большой праздник, так что поесть будет что. Начинай готовить свой живот.
– О… а ты уверен, что твой кошель это выдержит?
Всего неделю назад в церковном городе Рубинхейгене жадность завела Лоуренса в ловушку одной из торговых гильдий. Какое-то время он даже был уверен, что разорение неминуемо. В конце концов, после многих событий и приключений, разорения Лоуренс все-таки избежал; но и прибыли в итоге не получил, а, наоборот, понес убытки.
Что касается военного снаряжения, которое и послужило причиной всего этого, то, поскольку зимой везти его будет гораздо труднее, а цены на него на севере могут оказаться еще ниже, чем в Рубинхейгене, Лоуренс вынужден был продать его в Рубинхейгене за бесценок.
Хоро, хоть и постоянно теребила Лоуренса, прося купить ей то одно, то другое, все же тревожилась о состоянии его кошеля.
Конечно, она обладала весьма надменным характером и обожала доставлять людям неприятности, но в глубине души она все же была добрым созданием.
– Если речь всего лишь о том, чтобы купить тебе еды, я не разорюсь.
– Ммм… – несмотря на успокаивающие слова Лоуренса, в лице Хоро все же читалась озабоченность.
– И потом, ведь в Рубинхейгене я так и не купил тебе персиков в меду. Считай, что таким способом я это тебе возмещаю.
– Конечно… но…
– Что?
– Половина всех моих страхов – о твоем кошеле, но вторая половина – обо мне самой. Если я потрачу деньги на еду, значит, нам придется остановиться в постоялом дворе похуже?
«Теперь понимаю», – подумал Лоуренс и с улыбкой ответил:
– Ну, я собираюсь найти приличный постоялый двор. И не вздумай сказать, что если в комнате не будет очага, то она тебе не подойдет!
– Столь многого просить я не собиралась. Но мне не хотелось бы, чтобы ты воспользовался тем, что покупаешь еду для меня, как поводом…
– Поводом?
Обнаружив, что лошадь немного сбилась с направления, Лоуренс перевел взгляд вперед и шевельнул поводьями, чтобы ее чуть поправить. Хоро потянулась к самому его уху и прошептала:
– Мне не хотелось бы, чтобы ты воспользовался нехваткой денег как поводом выбрать комнату всего с одной кроватью. Я бы с удовольствием поспала одна хоть иногда.
Лоуренс невольно дернул поводья. Лошадь ответила недовольным ржанием.
Однако, будучи уже привычен к постоянному подтруниванию со стороны Хоро, он быстро пришел в себя. Изображая хладнокровие, он прохладным тоном ответил:
– Удивительно это слышать от особы, умеющей так беззаботно храпеть.
Ответ Лоуренса застал Хоро врасплох. С кислым видом надув губы, она отодвинулась от него.
Лоуренс не мог упустить шанса развить наступление.
– И кроме того, ты не в моем вкусе.
Уши, которыми обладала Хоро, умели безошибочно различать правду и ложь.
То, что только что сказал Лоуренс, было не совсем ложью.
Хоро это явно поняла. Она потрясенно застыла.
– Ты ведь знаешь, что я не вру, – нанес последний удар Лоуренс.
Некоторое время Хоро могла лишь молча сидеть и ошеломленно смотреть; губы ее при этом слегка шевелились, словно она пыталась придумать достойный ответ. Вскоре, однако, она осознала, что такая реакция явно выдает ее поражение.
Уши ее поникли (это было видно даже несмотря на капюшон), и она уныло понурилась. Наконец-то Лоуренс одержал долгожданную победу.
Впрочем, это была не совсем победа.
Хотя слова, что Хоро не в его вкусе, были не совсем ложью, чистой правдой их тоже нельзя было назвать.
Все, что оставалось Лоуренсу, – сказать ей это, и тогда его отмщение за то, что он вечно был игрушкой в ее руках, будет полным.
Будь то беззащитно спящая Хоро или Хоро, полная смеха и веселья, – Лоуренсу она очень нравилась.
И когда она тосковала – тоже.
Иными словами…
– Я тебе нравлюсь такой, какая я сейчас, да?
Глаза Лоуренса внезапно встретили устремленный снизу вверх взгляд Хоро, и он покраснел.
– Дурень. Чем дурее самец, тем больше ему нравятся слабые женщины. Тебе никак не понять, что слабая здесь только твоя голова – твоя и других таких, как ты.
Хоро насмешливо ухмыльнулась, обнажив два острых клыка. Как всегда, ситуацию в свои руки она вернула мгновенно.
– Если ты хочешь, чтобы я изображала слабую принцессу, ты сам должен быть хотя бы могучим рыцарем… а на самом деле что, как ты думаешь?
Хоро указала пальцем на Лоуренса; тому сказать в ответ было нечего.
В памяти его одна за одной всплывали сцены, которые болезненно напоминали ему, кто он есть на самом деле – никакой не избранный рыцарь, а всего лишь простой бродячий торговец.
При виде реакции Лоуренса Хоро удовлетворенно вздохнула; но тут она, похоже, что-то вспомнила. Уперев указательный палец в подбородок, она задумчиво произнесла:
– Хмм. Если подумать, один раз ты взаправду был рыцарем.
Лоуренс попытался еще раз переворошить чердак своих воспоминаний, пытаясь понять, когда это он вел себя мужественно.
– Что? Уже забыл? Помнишь, ты стоял передо мной и защищал меня? Когда мы ввязались в эту историю с серебряными монетами, там, в подземелье.
– …Ах, это.
После слов Хоро Лоуренс вспомнил тот случай, но, по правде сказать, тогдашнего себя он едва ли мог сравнить с рыцарем. Ведь одеяние его тогда было порвано, да и свое тело он едва удерживал в вертикальном положении, его всего шатало.
– Рыцарское поведение не всегда требует гигантской силы. Но то был первый раз, когда меня кто-то защищал.
Хоро улыбнулась чуть застенчиво и приклонилась к Лоуренсу. Быстрота, с какой менялось ее настроение, Лоуренса по-прежнему пугала. Даже торговец, умеющий легко приспосабливать свое поведение к различным ситуациям – когда он в прибыли или в убытке, – при виде такой Хоро бежал бы прочь в панике.
А Лоуренсу бежать было некуда.
– Ты ведь и дальше будешь меня лелеять, будешь?
Сейчас сидящая рядом с ним волчица походила скорее на котенка; на лице ее заиграла нежная, невинная улыбка. Ни один мужчина, занимающийся торговлей в одиночестве, не благословлен способностью выдерживать такую улыбку. Только эта улыбка была фальшивой. Хоро по-прежнему сердилась на Лоуренса за его слова, что «она не в его вкусе». И, похоже, не просто сердилась, а была чрезвычайно зла.
Что такое гнев Хоро, Лоуренс прекрасно знал.
– …Прости.
Обычное извинение оказалось волшебным словом: лицо Хоро осветилось настоящей, искренней улыбкой, и она села прямо и хихикнула.
– Именно это мне в тебе и нравится.
Подшучивание и подтрунивание друг над другом – совсем как веселая возня двух игривых щенков.
Именно такая дистанция устраивала их обоих.
– Комната с одной кроватью – это нормально. Но тогда обед должен быть из двух блюд.
– Хорошо, хорошо.
Погода была далека от жаркой, но Лоуренс весь вспотел. Увидев, как он вытирает пот, заливающий ему глаза, и услышав последнюю реплику, Хоро снова рассмеялась.
– Итак, есть какая-нибудь особенно вкусная еда в здешних краях?
– Ты имеешь в виду основные блюда здешней кухни? Ну, вряд ли это можно назвать основным блюдом, но здесь…
– …Рыба, верно?
Хоро сказала именно то, что собирался произнести Лоуренс, чем немало его удивила.
– Не думал, что ты это знаешь. К западу отсюда есть озеро. И рыбу, которую там ловят, можно в некотором смысле назвать здешним главным блюдом. Да и в реках, которые здесь текут, водится много разнообразной рыбы. Но откуда ты узнала?
Чувства людей Хоро умела различать превосходно, но не мысли же читать… или это тоже?
– Мм, просто только что ветер донес запах. Смотри! – и Хоро правой рукой указала в противоположную от реки сторону. – Несколько повозок, они, должно быть, везут рыбу.
Лишь после этих слов Лоуренс заметил караван влекомых лошадьми повозок, появившийся из-за холма в отдалении. Его зрения хватило лишь на то, чтобы разобрать, сколько было повозок, но, конечно, не их содержимое. Судя по направлению движения каравана, хоть он и шел сейчас в ту же сторону, что и их повозка, но в скором времени их пути должны были пересечься.
– Кстати о рыбе – я просто не представляю, какие из нее могут быть блюда. Что-то вроде того угря, что мы ели в Рубинхейгене?
– Тот угорь был просто зажарен в масле. Есть другие блюда, которые готовятся труднее и дольше. Рыбу могут варить с овощами или мясом, жарить, добавив щепотку ванили, да мало ли способов ее приготовить. Кроме того, есть еще одно блюдо, оно встречается только в городе, куда мы скоро приедем.
– О…
Глаза Хоро блеснули. Используемый в качестве меховой грелки хвост заметался под покрывалом.
– Какое именно – скажу, когда доберемся до города. Терпи пока.
Услышав эти слова, Хоро чуть надулась; но, конечно, такого поддразнивания было недостаточно, чтобы ее рассердить всерьез.
– А может, купишь рыбы нам на ужин, если в этих повозках она будет хорошая?
– Я неважно умею различать хорошую и плохую рыбу. Однажды я из-за этого понес убыток, и с тех пор я с рыбой не осмеливаюсь связываться.
– Волноваться не о чем, есть же мои глаза и нос.
– Ты умеешь определять качество рыбы?
– А если так, ты хотел бы, чтобы я определила и твое качество? – проказливо поинтересовалась Хоро. Лоуренсу ничего не оставалось, кроме как сдаться.
– Прекрати, ладно. Но если там будет хорошая рыба, мы купим немного, а потом в какой-нибудь лавке приготовим. Так и дешевле выйдет, кстати.
– Да, предоставь это мне.
Лоуренс не мог на глаз определить, где именно его путь пересечется с путем каравана, предположительно везущего рыбу; но он заметил, что расстояние между ними постепенно сокращается, и потому просто позволил лошади идти как шла.
Покосившись на Хоро, Лоуренс подумал: «Когда Хоро сказала, что оценит рыбу с помощью своих глаз и носа, она имела в виду, что определит качество рыбы по виду и запаху. А если она может так определять качество рыбы, то, верно, она и впрямь может так же и людей оценивать».
Конечно, Лоуренс немедленно понял, какая глупость только что пришла ему на ум, и улыбнулся про себя; однако все же эта мысль его самую малость встревожила.
Стараясь, чтобы его действия не бросались в глаза, он наклонился к собственному правому плечу и понюхал. Он решил, что, хоть и ведет кочевую жизнь, слишком уж дурно пахнуть он не должен. Кроме того, запасной одежды не было даже у самой Хоро.
Размышляя об этом, словно пытаясь найти оправдание, Лоуренс ощутил на левой щеке чей-то взгляд.
Он предпочел бы не встречать этот взгляд своим, но все же обернулся. Хоро безмолвно смеялась.
– Серьезно, ты такой милый. Я даже не знаю, как быть, – с неверящим видом произнесла она. Лоуренс не нашелся что ответить.
***
Река несла свои воды лениво, словно не двигаясь вообще. Лоуренс проезжал мимо людей, которые подходили к воде, чтобы дать своим лошадям отдохнуть и напиться, а может, просто чтобы переложить груз. Заметил Лоуренс бродячего кузнеца-оружейника – редкое зрелище; тот, вместо вывески воткнув в землю меч, лег щекой на руки в своей палатке и сонно зевал.
Здесь же был лодочник, он спорил о чем-то с рыцарем, который пытался завести коня на плоскодонку, привязанную к мосткам. Судя по нехитрому снаряжению рыцаря, это был простой гонец, направляющийся в какую-нибудь крепость. Скорее всего, лодочник не хотел отплывать, потому что желающих переправиться через реку было мало, отсюда и спор.
Лоуренсу самому доводилось приходить в ярость от несговорчивости лодочников, когда он спешил, так что это зрелище вызвало на его лице неловкую усмешку.
Бесконечная, казалось, степь наконец-то подошла к концу, сменившись полями. Впереди виднелись работающие в полях люди.
Постоянная смена пейзажа, проплывающая мимо жизнь – Лоуренсу никогда не надоедало наблюдать за этим.
Наконец-то повозка нагнала караван с рыбой, который он и Хоро заметили раньше.
Повозок в караване было три, каждую тянула пара лошадей. Козел для возницы на повозках не было. В последней повозке сидел элегантно одетый молодой человек, а трое мужчин – вероятно, наемные работники – следили за тем, как идут лошади.
Первой мыслью Лоуренса было: как же впечатляюще выглядят двухлошадные повозки. Приглядевшись, однако, он понял, что две лошади были запряжены в каждую повозку вовсе не для того, чтобы производить впечатление.
На повозках стояли бочки и деревянные ящики, в которые вполне поместился бы взрослый человек. В некоторых бочках плескалась вода – очевидно, там плавала живая рыба.
Любая рыба, не обработанная солью, ценилась дорого, независимо от того, что это была за рыба. Естественно, живая рыба ценилась еще дороже.
Перевозка живой рыбы – такое зрелище можно было увидеть не каждый день. Но больше всего изумило Лоуренса вовсе не это.
Изумило его то, что владельцем этого каравана из трех повозок, перевозящего столь ценный груз, был торговец моложе даже, чем сам Лоуренс.
– Покупаешь рыбу? – спросил Лоуренса человек, сидящий в последней повозке, когда Лоуренс поздоровался с ним.
Человек этот был одет в засаленный кожаный плащ, вполне типичный для торговцев рыбой. Голос его, донесшийся из-под капюшона, был совсем юным.
– Не окажешь ли мне любезность, продав несколько рыбин? – поменявшись местами с Хоро, спросил Лоуренс. Ответ юного торговца последовал незамедлительно.
– Мне очень, очень жаль. Но рыба, которую мы везем, уже назначена покупателям.
Такой ответ Лоуренса удивил. Эта реакция не осталась незамеченной торговцем: тот опустил капюшон и открыл лицо.
Лицо, появившееся из-под капюшона, вполне соответствовало голосу – это было лицо совсем молодого человека. Возможно, слово «юнец» для его описания и не совсем подходило, но, во всяком случае, торговцу едва ли было больше двадцати лет. Кроме того, юноша был совсем не похож на типичного рыботорговца: те, как правило, были суровыми, крепко сбитыми мужчинами, а стоящий перед Лоуренсом человек был сложен скорее худощаво. Светлые волосы, танцующие на ветру, создавали впечатление общей элегантности.
И тем не менее если этот торговец мог перевозить три повозки свежей рыбы зараз, недооценивать его не следовало.
– Прошу прощения, уж не бродячий ли торговец передо мной?
Лоуренс никак не мог понять, дружелюбная улыбка юноши – искренняя или деловая? Но, как бы там ни было, он решил, что единственной достойной реакцией будет ответная улыбка.
– Да, и я еду из Рубинхейгена.
– Вот как. Ну, тогда езжай по той дороге, которой мы приехали сюда, и через полдня доберешься до озера. Пообщайся с тамошними рыбаками, и наверняка сможешь приобрести у них немного рыбы. Карп в это время года очень хорош.
– О, нет, я покупаю не для того, чтобы потом торговать. Я просто надеялся, что ты поделишься несколькими рыбинами для нашего сегодняшнего ужина.
Улыбка юного торговца внезапно сменилась удивленным выражением; вполне возможно, такую просьбу ему прежде слышать не доводилось.
Для тех рыботорговцев, что перевозили на большие расстояния засоленную рыбу, подобная просьба была вполне обычной, но человек, просто ездящий между городом и близлежащим озером, едва ли был к такому привычен.
Впрочем, удивленное выражение лица юноши тут же сменилось задумчивым.
Скорее всего, задумчивость его была вызвана тем, что ситуация противоречила его деловому нюху, и сейчас он размышлял, нельзя ли ей воспользоваться, чтобы завести какое-то новое дело.
– Ты и впрямь настоящий торговец, – заметил Лоуренс. При этих словах юноша, охнув, пришел в чувство и смущенно улыбнулся.
– Прошу прощения. Да, ты хотел купить рыбу для сегодняшнего ужина, это значит, что ты останешься ночевать в Кумерсоне, я прав?
– Да, я приехал посмотреть большую зимнюю ярмарку и праздник.
Кумерсон – именно так назывался город, куда направлялся Лоуренс. И как раз сейчас в этом городе должна была открыться крупная ярмарка, которая проходила дважды в году, летом и зимой.
Одновременно с зимней ярмаркой всякий раз проходило и празднество.
С подробностями празднества Лоуренс был незнаком, но слышал как-то, что празднество это было языческим, и притом настолько буйно языческим, что любой служитель Церкви, попавший на него, лишился бы чувств на месте.
Кумерсон лежал всего в шести днях пути к северу от церковного города Рубинхейгена, который и сегодня использовался как база, откуда отправлялись карательные экспедиции против язычников. Здесь, однако, взаимоотношения между Церковью и язычниками были не столь просты, как в южных краях.
Обширные земли к северу от Рубинхейгена принадлежали стране Проании, среди правителей которой было немало язычников. И потому, вполне естественно, приверженцы Церкви и язычники нередко мирно сосуществовали в одном и том же городе.
Кумерсон принадлежал влиятельным аристократам Проании. Это был крупный город, стремящийся в первую очередь развивать торговлю и ремесла, но не ввязываться в сложные религиозные споры.
Именно поэтому храмов Церкви в Кумерсоне не было, и миссионерская деятельность церковников также была под запретом. Задавать вопросы наподобие того, церковный это праздник или языческий, было просто-напросто не принято – он считался «традиционным кумерсонским праздником», и все.
Поскольку, во-первых, событие это было редким, а во-вторых, язычники могли посещать его свободно, на этом так называемом «празднике Раддоры» всегда было очень многолюдно.
Поскольку обычно Лоуренс приезжал в Кумерсон летом, прежде он на этом празднике никогда не бывал.
Учтя все услышанное им, он специально постарался приехать заблаговременно; но, похоже, он недооценил положение.
- Позволю себе поинтересоваться, заказал ли ты себе комнату заранее? – озабоченно спросил юный рыботорговец.
– Но ведь праздник начнется лишь послезавтра, верно? Уж не хочешь ли ты сказать, что мест на постоялых дворах уже нет?
– Именно это я и хочу сказать.
Хоро рядом с Лоуренсом слегка поерзала. Видимо, ее встревожила возможность того, что им не удастся найти комнату на постоялом дворе.
Лоуренс не очень хорошо представлял, каково ей в волчьем обличье, но в человеческом она страдала от холода ровно так же, как любой обычный человек. Несомненно, ночевки под открытым небом в такую холодную погоду ей уже смертельно надоели.
Однако на этот случай у Лоуренса был запасной план.
– Ну, если так, то, думаю, иностранные отделения торговых гильдий дают комнаты своим членам на время праздника. Я попрошу о помощи свою гильдию.
Если Лоуренс попросит помощи у иностранного отделения торговой гильдии, его наверняка подвергнут тщательному допросу на тему его отношений с Хоро, и потому он предпочел бы этого не делать; но, похоже, сейчас иного выхода у него не оставалось.
– А, значит, ты принадлежишь к одной из торговых гильдий. Прошу прощения, но могу ли я поинтересоваться, к какой именно?
– К Гильдии Ровена, кумерсонское отделение.
При этих словах лицо юного рыботорговца просветлело.
– Какое счастливое совпадение, я тоже принадлежу к Гильдии Ровена.
– Ооо, это наверняка провидение Господне… эээ, может, такого рода слова в здешних краях под запретом, нет?
– А-ха-ха, все в порядке, я тоже приверженец Истинной веры из южных земель.
Посмеявшись немного, юноша прокашлялся и продолжил:
– В таком случае позволь мне представиться. Я Ферми Амати, торговец рыбой, занимаюсь торговлей в Кумерсоне. Торговые партнеры зовут меня просто Амати.
– Крафт Лоуренс, бродячий торговец. По делам меня зовут просто Лоуренс.
Оба они во время представления сидели в своих повозках, но совсем рядом друг с другом, так что завершили церемонию знакомства рукопожатием.
Затем настал черед Лоуренсу представить Хоро.
– Мою спутницу зовут Хоро. Мы путешествуем вместе. На то есть свои причины, но мы не женаты, – с улыбкой произнес он. Хоро чуть подалась вперед и улыбнулась Амати.
Да, когда Хоро вела себя тихо и воспитанно, она была само очарование.
Амати, конечно, удалось сбивчиво представиться вторично, но щеки его при этом заалели.
– Госпожа Хоро – монахиня?
– Ну, в общем, она странствующая монахиня.
Паломничество вовсе не было чем-то, что разрешалось лишь верующим мужчинам. Городские женщины совершали паломничество нередко.
Большинство женщин, совершающих паломничество, называли себя странствующими монахинями. Это избавляло от самых разных проблем куда надежнее, чем если бы они говорили всем, что просто горожанки-паломницы.
Однако любое одеяние, по которому его обладателя можно было опознать как имеющего отношение к Церкви, создало бы ему трудности, едва он оказался бы в Кумерсоне. Чтобы избежать этих трудностей, такие люди по традиции прикрепляли к одежде три пера и лишь затем входили в город. Хоро, естественно, тоже уже имела у себя на капюшоне три бурых, потрепанных куриных пера.
Амати, несмотря на юный возраст и на то что, по его словам, он был с юга, заметил все это мгновенно. Вопросов он больше не задавал – видимо, понимал, что у бродячего торговца наверняка имелись свои резоны путешествовать вместе с молодой женщиной.
– Что ж, думаю, можно сказать, что трудности, с которыми мы то и дело сталкиваемся, – это испытания, посланные нам небесами. Я это говорю потому, что если бы вам нужна была одна комната, я, пожалуй, смог бы это устроить, но найти две комнаты будет трудновато.
Предложение Амати стало для Лоуренса сюрпризом. Заметив его удивление, Амати улыбнулся и продолжил.
– Мы принадлежим к одной гильдии; должно быть, нас ведет сам Господь. Мне достаточно попросить помочь один постоялый двор, с которым у меня деловые связи, и, уверен, они с удовольствием дадут вам комнату. А если ты придешь в отделение Гильдии вместе с женщиной и попросишь помочь, сидящие там старые крысы наверняка в тебя вцепятся и не отстанут.
– Да, тут ты прав. Но прилично ли обременять тебя такими заботами?
– Конечно. Я ведь торговец, и предложение свое делаю ради выгоды. Проще говоря, я хотел бы, чтобы вы оба, пока живете на постоялом дворе, насладились множеством блюд из свежей рыбы.
Способный в столь юном возрасте вести дела с таким размахом, как три полных повозки рыбы, Амати, несомненно, был весьма неординарной личностью.
Его поведение идеально описывалось словами «гибкость» и «тактичность».
Лоуренс, отчасти с горькой завистью, отчасти с признательностью, ответил:
– Да, у тебя явно отличное деловое чутье. В таком случае могу ли я попросить тебя это устроить?
– О да. Предоставь все мне, – улыбнулся Амати.
На мгновение взгляд Амати дернулся в сторону от Лоуренса. Тот сделал вид, что не заметил, но не сомневался, что взгляд этот был обращен на Хоро.
Лоуренс подумал, что, возможно, предложение Амати было вызвано вовсе не деловыми мотивами, а, скорее, желанием порисоваться перед Хоро.
При этой мысли Лоуренс ощутил легкое чувство превосходства – он-то путешествовал вместе с Хоро. Однако он знал также, что если будет забивать голову подобными бесполезными мыслями, Хоро, несомненно, будет жалить его своим язычком еще сильнее.
Вытряхнув лишние мысли из головы, Лоуренс сосредоточился на том, чтобы лучше познакомиться с юным талантливым торговцем.
Вскоре, когда солнце только начало садиться на западе, Лоуренс и прочие прибыли в Кумерсон.
***
В центре стола в обеденном зале красовалась супница, наполненная горячим супом с кусочками карпа и кореньями. Вокруг супницы стояло множество мисок с разнообразными кушаньями, в основном из рыбы и моллюсков.
Скорее всего, влиянием рыботорговца Амати, помогшего Лоуренсу и Хоро устроиться на постоялом дворе, в той или иной степени было вызвано то, что и главное блюдо, и все прочие так сильно отличались от типичных для южных стран мясных трапез. В первую очередь привлекали взгляд вареные улитки.
Считалось, что от поедания морских моллюсков люди медленнее старятся, а вот от пресноводных лишь живот болит; поэтому жители южных краев не ели улиток, хотя морских двустворок употребляли с удовольствием. Церковь заявляла даже, что в раковинах улиток селятся демоны, и наказывала людям их не есть.
Однако в отличие от других наставлений Церкви, которые были по сути учением Единого бога из Священного писания, этот наказ был скорее практическим. Лоуренс во время одного из своих путешествий заблудился и, не в силах противостоять грызшему его голоду, питался речными улитками, результатом чего действительно стала мучительная резь в животе.
С того самого времени Лоуренс не осмеливался притрагиваться к моллюскам, как к речным, так и к морским.
К счастью, улитки не были поделены на порции, и Хоро уплетала их с явным удовольствием.
Всю пищу, которую Лоуренс не осмеливался попробовать, он предоставил Хоро.
– Ммм… вот, значит, каковы на вкус моллюски, – произнесла Хоро, не переставая одну за другой отправлять себе в рот улиток, выуженных из раковин кончиком ножа, который ей для этой цели одолжил Лоуренс. Что до самого Лоуренса, он наслаждался вкусом засоленной щуки.
– Не увлекайся. Если слишком много съешь, живот будет болеть.
– Хмм?
– В раковинах речных улиток селятся демоны. Если ты случайно одного проглотишь, результат будет ужасен.
Хоро, задумчиво склонив голову набок, посмотрела на улитку, только что извлеченную из раковины, а затем кинула ее в рот.
– За кого ты меня принимаешь? Я не только пшеницу могу различать хорошую и плохую.
– Ну, вообще-то ты сама говорила как-то, что съела однажды красный перец, и тебе потом было очень плохо.
Хоро при этом замечании Лоуренса слегка рассердилась.
– Определить вкус исключительно по внешнему виду невозможно даже для меня. Та штука была вся красная, как спелый фрукт!
Говоря эти слова, Хоро одновременно извлекала из раковины очередную улитку. Время от времени она прикладывалась к своей кружке и всякий раз после этого зажмуривала глаза.
Поскольку власть Церкви в здешних краях была слаба, крепкое спиртное, запрещенное Церковью к продаже, встречалось тут повсеместно.
Кружки Лоуренса и Хоро были наполнены почти бесцветным напитком, известным как «жгучее вино».
– Хочешь, я закажу для тебя что-нибудь послаще?
– …
Хоро молча покачала головой. При виде того, как она сидела, зажмурив глаза, Лоуренсу подумалось, что, вероятно, если убрать плащ Хоро, под ним обнаружится очень, очень сильно распушившийся хвост.
Наконец Хоро удалось проглотить вино. Глубоко выдохнув, она вытерла уголки глаз обшлагом рукава.
Разумеется, крепкое спиртное, известное также как «вино Выбейдух», Хоро пила не будучи одетой в облачение монахини. Сейчас, в повязанной на голову треугольной косынке, она походила на типичную городскую девушку.
Перед ужином Лоуренс вместе с уже переодевшейся Хоро вновь подошел к Амати, чтобы поблагодарить. На лицо Амати тогда было просто жалко смотреть. Не только Лоуренс – даже владелец постоялого двора не смог удержаться от смеха.
Хоро же, словно специально стремясь усугубить тяжесть своих грехов, еще сильнее, чем обычно, старалась изображать юную скромницу, когда благодарила Амати.
Если бы Амати увидел ее манеры сейчас, за ужином, его мечты, вне всякого сомнения, разбились бы в мгновение ока.
– …Я уже почти забыла этот вкус, – произнесла Хоро, сделав очередной глоток.
То ли потому что напиток был очень уж крепок, то ли из-за того, что его вкус разбудил воспоминания о родном городе Хоро, на глаза ее навернулись слезы.
И правда, чем севернее, тем чаще встречалось вино Выбейдух.
– Даже я плохо разбираюсь в спиртном такой крепости.
Хоро, которой, по-видимому, надоели улитки и которая поэтому принялась за блюда из вареной и жареной рыбы, весело ответила:
– Цвет, форма – это легко забыть уже через десять лет, а вот вкус и запах и через века не забудешь. У этого вина вкус совершенно такой же, какой был в Йойтсу. Сразу такие воспоминания…
– Крепкие напитки вообще на севере чаще встречаются. Ты всегда пила такие? – поинтересовался Лоуренс, кинув взгляд сперва на свою кружку, а затем на Хоро.
Хоро, в уголке рта которой прилип кусочек жареной рыбы, гордо ответила:
– Сладкие вина не подобает пить столь благородной и мудрой волчице, не правда ли?
«Какие сладкие вина? Хоро, когда она в человеческом обличье, выглядит так, словно ей подобает пить лишь молоко с медом», – подумалось Лоуренсу, но он предпочел лишь согласно улыбнуться.
Несомненно, вкус вина пробудил в Хоро ностальгические воспоминания о родине.
Перед Хоро был вкуснейший ужин, подобным которому она не могла наслаждаться уже очень долгое время, но не это было причиной улыбки на ее устах.
Каким-то образом Хоро вдруг всей кожей ощутила, что Йойтсу совсем близко. Подобно юной деве, получившей нежданный подарок, она вся светилась улыбкой.
Лоуренс был не в силах оторвать взгляда от Хоро.
Его не волновало, что он может забыться, так вот на нее глядя, и подвергнуться затем ее насмешкам.
Все время, что Лоуренс был знаком с Хоро, он скрывал от нее легенду о том, что Йойтсу был давным-давно разрушен.
Из-за этого смотреть на невинную улыбку Хоро, вызванную воспоминанием о родине, было тяжелее, чем на слепящее солнце.
И тем не менее Лоуренс не мог разрушить с таким трудом достигнутое радостное настроение.
Чтобы не дать Хоро заглянуть в его мысли, Лоуренс не без усилий прогнал из головы всю грусть и улыбнулся Хоро, которая как раз потянулась за куском вареного карпа.
– Похоже, вареный карп тебе пришелся по вкусу.
– Да, я и не знала, что вареный карп… такой вкусный. Дай еще кусок.
Вареного карпа подали в большом горшке, который стоял далековато от Хоро, поэтому добавку ей клал Лоуренс. Всякий раз, когда он это делал, в его собственной деревянной миске прибавлялось луковиц. Похоже, Хоро не выносила лук даже в вареном виде.
– А где ты раньше ела карпа? Его мало где подают.
– Хмм? В реке, конечно. Карпов легко ловить, они такие неуклюжие.
Вот, значит, как. Хоро была в волчьем обличье, когда ловила рыбу.
– Никогда не пробовал карпа сырым. Каков он на вкус?
– Чешуя застревает в зубах, и костей слишком много. Я всегда завидовала птицам, которые глотали их целиком. Сырая рыба – это не для меня.
Лоуренс попытался представить себе, как Хоро впивается карпу в голову.
Карп был известен тем, что очень долго живет. Церковь считала его священной рыбой, но одновременно называла слугой дьявола. Поэтому в пищу карпов употребляли только на севере.
Конечно же, почитать карпа с его лишь немного большей, чем у человека, продолжительностью жизни, в краях, где живут волки, подобные Хоро, просто смешно.
– Да, пища, приготовленная людьми, хороша. Кстати, хороша не только готовка, но и вся рыба очень свежая, ее наверняка специально отбирали. Этот мальчуган Амати превосходно разбирается в рыбе.
– Он еще так молод, а уже торгует таким потрясающим количеством рыбы.
– А ты, наоборот… что у тебя в повозке?
Взгляд Хоро внезапно потяжелел.
– Э? Там гвозди. Как в этом столе… это не имеет никакого отношения к…
– Я прекрасно знаю, что там гвозди. Я имела в виду, что ты мог бы купить что-нибудь более впечатляющее. О, или тебя напугала неудача в Рубинхейгене?
Лоуренса это замечание немного рассердило, но, поскольку Хоро всего лишь высказала чистую правду, возразить ему было нечем.
Из-за собственной жадности он накупил оружия и доспехов на сумму вдвое большую, чем у него была; это привело к тому, что он оказался близок к полному разорению и к тому, чтобы провести остаток дней в рабстве. Кроме того, Лоуренс причинил большие неприятности Хоро, и из-за него она оказалась в очень постыдном положении.
Учтя все это, Лоуренс принял решение накупить гвоздей на четыреста серебряных монет Тренни – довольно осторожная покупка. Зато в результате он остался с неплохим запасом денег.
– Конечно, мои товары не столь привлекательны на вид, но они дадут нам неплохую прибыль. Кроме того, у меня в повозке не только непривлекательные предметы.
Хоро с щучьей костью в зубах по-кошачьи уставилась на Лоуренса, склонив голову чуть набок.
Лоуренсу пришла в голову гениальная фраза.
Чуть прокашлявшись, он раскрыл рот и громко заявил:
– У меня в повозке есть ты.
Прозвучало вообще-то довольно неестественно, но Лоуренсу казалось, что сказано прекрасно, и он не смог сдержать довольный смешок.
Однако когда он, все еще посмеиваясь и потягивая вино, глянул на Хоро, то увидел, что она перестала уплетать рыбу и сидит, изображая покорность судьбе.
– …Что ж, похоже, это самое большее, на что ты способен, – и она вздохнула.
– Эй, ничего с тобой не случится, если отнесешься с немного бОльшим сочувствием, знаешь ли!
– Если с самцом обращаться слишком мягко, он быстро избалуется. А если он привыкнет к такому обращению и его собеседнику придется раз за разом выслушивать одно и то же, как же это будет скучно.
– Эээ…
Решив, что смолчать сейчас никак нельзя, он попытался возразить:
– Ну хорошо же, с этого момента я…
– Дурень.
Лоуренс замолчал на полуслове.
– Сколько нужно денег, чтобы самец себя нормально вел?
– …
Наморщив брови, Лоуренс принялся безмолвно потягивать вино; но волчица не желала выпускать свою жертву.
– Кроме того, когда у меня грустный вид, ты ведь хочешь быть со мной ласковей, да?
Глядя на невинно улыбающуюся Хоро, Лоуренс не мог найти что сказать.
Хоро была просто-напросто слишком хитрая.
Все, что оставалось Лоуренсу, – возмущенно смотреть на Хоро; та ответила самой великодушной из своих улыбок.
***
К тому времени, когда Лоуренс и Хоро закончили наконец свой давно предвкушаемый полноценный ужин и вернулись в комнату, улицы близ постоялого двора наконец затихли.
Несмотря на то, что к их приезду в Кумерсон солнце уже садилось, степень буйства городских улиц превзошла все ожидания Лоуренса.
Не наткнись они на Амати, Лоуренс, вне всякого сомнения, был бы вынужден обратиться в иностранное отделение своей гильдии с просьбой о помощи в поиске комнаты. А в худшем случае ему с Хоро пришлось бы остановиться в самом этом отделении.
Повсюду на улицах Кумерсона виднелись непонятные соломенные чучела и деревянные статуи. Не только улицы, даже самые узкие проулки были забиты толпами зевак, движущихся следом за скоморохами и музыкантами.
На большой площади в южной части Кумерсона по-прежнему работал рынок – в эти дни он закрывался намного позже обычного. Площадь буквально кипела жизнью; ничего удивительного, ведь сейчас было время городской ярмарки. Даже ремесленники, которым вообще-то было запрещено продавать товары собственного изготовления, выставили лотки вдоль больших улиц, примыкающих к площади.
Лоуренс открыл окно, чтобы охладить свое тело, которое после крепкого спиртного, казалось, все горело. В лунном свете он увидел, что некоторые из уличных торговцев начали наконец-то сворачиваться.
Постоялый двор, комнату в котором Амати нашел для Лоуренса с Хоро, был заведением высшего разряда, одним из лучших в Кумерсоне. Самому Лоуренсу даже в голову не пришло бы здесь остановиться. Комната их была на втором этаже, и ее окна смотрели на большую улицу, проходящую через центр города с юга на север. Сам постоялый двор располагался на углу этой и еще одной крупной улицы, что шла с запада на восток. Как Хоро и желала, в комнате были две кровати. Лоуренс, однако, сильно подозревал, что это явилось результатом сверхнастойчивых усилий Амати.
Хотя это подозрение вновь подарило Лоуренсу легкое ощущение превосходства, в то же время он был благодарен Амати за то, что тот нашел для них с Хоро комнату; поэтому он уставился в окно и решил прекратить гадать попусту.
На широких улицах, похоже, остались теперь одни шатающиеся.
Слегка улыбнувшись, Лоуренс обернулся и обнаружил, что Хоро сидит, скрестив ноги, на кровати, и наливает в свою деревянную кружку еще вина, словно ей было мало.
– Еще раз повторяю: если завтра утром ты начнешь помирать, я и пальцем не шевельну. Ты что, уже забыла, какое похмелье у тебя было в Паттио? – сказал Лоуренс.
– Мм? А, не беспокойся. От хорошего спиртного плохо не бывает, сколько его ни пей. Но если я не буду пить, плохо станет моему сердцу, поэтому как же мне не пить?
Наполнив кружку, Хоро с довольным видом сделала глоток и откусила от ломтя сушеной лососины, оставшегося с ужина.
Лоуренс не сомневался, что если он предоставит Хоро самой себе, она продолжит пить и есть, пока не лишится чувств от опьянения. Однако хорошее настроение Хоро было для него важнее.
А все из-за того, что Лоуренс знал что-то, что никак не мог ей рассказать.
Лоуренс изменил своему обычному торговому пути и заехал зимой в Кумерсон, куда обычно наведывался лишь летом, потому что направлялся на родину Хоро.
И тем не менее Лоуренс ни разу не спросил у Хоро, где именно находится Йойтсу. Хотя название это он прежде слышал, но только в легенде, и потому точное местонахождение Йойтсу для него было загадкой.
Не спрашивал он Хоро потому, что всякий раз, когда упоминалось название Йойтсу, Хоро ностальгически улыбалась, а потом вспоминала, как далеко от нее Йойтсу и в пространстве, и во времени, и ее охватывало уныние.
Самого себя Лоуренс находил в таких случаях бесполезным, и одного этого достаточно было бы, чтобы он не мог решиться заговорить про Йойтсу.
Правда, Лоуренсу показалось, что Хоро не будет так уж сильно расстроена, если поднять эту тему именно сейчас. Приняв решение, Лоуренс уселся за стоящий у стены стол и сказал:
– Да, кстати, пока ты не лишилась чувств от выпитого, я хочу с тобой кое о чем поговорить.
Не скрытые сейчас под одеждой уши и хвост Хоро показали, что она вся внимание.
Взгляд обратился к Лоуренсу секундой позже.
– О чем?
Проницательная волчица, похоже, поняла по тону Лоуренса, что он не просто хотел побеседовать. В уголках губ притаилась легкая улыбка – Хоро явно пребывала в хорошем настроении.
С трудом разомкнув потяжелевшие губы, Лоуренс произнес:
– О твоем городе.
Услышав, как Лоуренс без обиняков перешел сразу к делу, Хоро безмолвно рассмеялась и вновь хлебнула из кружки.
Лоуренс был уверен, что Хоро от его слов посерьезнеет, и такая реакция застала его врасплох.
Лоуренс начал думать, не слишком ли Хоро уже опьянела; но тут она проглотила то, что было у нее во рту, и заявила:
– Все-таки ты не знаешь, где он. Я уже давно догадалась и начала беспокоиться, когда же ты меня спросишь.
Улыбнувшись своему отражению в кружке, она вздохнула и продолжила:
– Ты, видимо, веришь, что от любого разговора о Йойтсу я начинаю печалиться, я угадала? Неужели я кажусь настолько слабой?
Лоуренс собрался было напомнить ей, как она плакала, увидев сон о своем городе, но решил, что это она и так помнит. Хвост Хоро радостно вилял.
– Нет, вовсе нет, – ответил он.
– Дурень, в таких случаях ты должен отвечать «да».
Впрочем, Хоро, судя по всему, получила именно тот ответ, которого ждала. Сейчас, виляя хвостом, она выглядела еще радостнее, чем прежде.
– Тебя такие странные вещи беспокоят. То, что ты наконец-то решился, – это потому, что ты увидел мою реакцию за ужином и решил, что теперь можно? Да уж… какой же ты добряк.
Улыбнувшись немного смущенно, Хоро вновь отхлебнула из кружки и продолжила.
– Не скажу, что твоя заботливость мне так уж неприятна. Впрочем, видимо, можно сказать, что на твой дурацкий вид в такие минуты интересно смотреть. А если бы ты продолжал молчать, пока не выяснилось бы, что мы уже пришли на север, но совершенно не туда – что бы ты тогда делал?
Лоуренс лишь пожал плечами.
– Хорошо. Чтобы не дать мне, с моим дурацким видом, пойти не в ту сторону, не скажешь ли ты, где находится Йойтсу?
Снова потянув из кружки, Хоро призадумалась.
Затем она испустила долгий, тихий вздох.
– Откровенно говоря, я сама плохо помню.
Словно стремясь упредить лоуренсово «ну и шуточки у тебя», она поспешно продолжила:
– Если нужно направление, это я могу сказать легко. Нам туда.
Лоуренс посмотрел, куда указывает Хоро, и тотчас сообразил, что она имеет в виду север.
– Но я не помню, сколько гор нужно покорить, сколько рек перейти, сколько степей пересечь. Мне казалось, что я буду постепенно вспоминать, когда мы подберемся ближе. Я была неправа?
– Ты совсем никаких деталей не помнишь об этом месте? Дорога вовсе не обязательно прямая, а когда мы доберемся на север, найти надежную карту будет совсем непросто. А есть места, куда и вовсе нельзя попасть иначе как обходными путями. Может, ты помнишь, как называются другие города поблизости? Тогда мы попробуем ориентироваться на них.
Поразмышляв немного, Хоро задумчиво приставила указательный палец к виску и проговорила:
– Единственные названия, что я помню, – это Йойтсу и Ньоххира. Был еще… уммм, как же он назывался… Пи…
– Пи?
– Пире, Пиро… о, точно – Пироморден.
Хоро радостно улыбнулась, словно вытащила наконец что-то, что застряло у нее в груди. Лоуренс, склонив голову чуть вбок, сказал:
– Никогда об этом городе не слыхал. Еще какие-нибудь?
– Уммм… городов-то там было много, но не все они имели имена, как сейчас. Нам достаточно было сказать: город по ту сторону такой-то горы – и все понимали, о каком городе идет речь, поэтому названия были не нужны.
Да, Лоуренса эта особенность удивила, когда сам он впервые приехал торговать на север. Тогда он приехал в некий город и выяснил, что название этого города известно лишь путешественникам. Ни горожане, ни те, кто жили поблизости, названия не знали.
Один старик, которого повстречал Лоуренс, даже сказал, что если городу дать имя, это навлечет на него злых божеств.
Под так называемыми «злыми божествами», скорее всего, подразумевалась Церковь.
– Что ж, давай тогда начнем с Ньоххиры. Где она находится, я знаю, – кивнул Лоуренс.
– Это имя тоже навевает воспоминания. Там по-прежнему есть горячие источники?
– Мне доводилось слышать, что, хоть это и языческий город, многие епископы и даже короли втайне ездят туда, на огромные расстояния, специально чтобы понежиться в тамошних горячих источниках, – ответил Лоуренс. – Слухи ходят, что из-за этих источников ни один поход против язычников Ньоххиру не затронул.
– В общем-то, лишь те горячие источники не во власти какой-либо страны, – с улыбкой кивнула Хоро. – В таком случае… – она слегка прокашлялась, затем продолжила. – Если б мы сейчас были в Ньоххире, нам нужно было бы туда.
Хоро указала на юго-запад. Лоуренс чуть расслабился – он опасался, что она покажет дальше на север.
Если бы Йойтсу располагался еще севернее, чем Ньоххира, наверняка снег там не сходил бы даже летом.
И все-таки, если все, что было известно, – это что Йойтсу находился к юго-западу от Ньоххиры – этого было слишком мало.
– А сколько добираться от Ньоххиры до Йойтсу? – спросил Лоуренс.
– Я добралась бы за два дня. На человеческих ногах… не знаю.
Лоуренс припомнил, как ехал на спине Хоро близ Рубинхейгена. Несомненно, Хоро была способна легко и быстро преодолевать любое бездорожье.
Да, если это учесть, область поисков все равно окажется гигантской, даже если известно, что начинать надо от Ньоххиры. Искать в такой огромной области определенный город, а возможно, даже небольшую деревню – все равно что искать иголку в пустыне. Лоуренс был бродячим торговцем, работа которого включала в себя путешествия между небольшими городами, разбросанными повсюду, и именно поэтому он прекрасно понимал, насколько трудная задача им предстоит.
И вдобавок еще это упоминание в услышанной Лоуренсом легенде о том, что Йойтсу был разрушен огромным медведем-демоном.
Если легенда правдива – найти руины города, разрушенного несколько веков назад, будет просто невозможно.
Лоуренс не был аристократом, который мог себе позволить целыми днями ничего не делать. Если он будет уходить со своих обычных торговых путей и шляться по незнакомым землям, его хватит на полгода, а то и меньше. А после неудачи в Рубинхейгене он оказался еще дальше, чем был, от осуществления своей мечты о собственной лавке; тем меньше времени он мог позволить себе потерять.
Пока Лоуренс об этом размышлял, слова, блуждавшие у него в голове, сами сорвались с языка.
– А из Ньоххиры ты сама сможешь добраться? Ты ведь знаешь, в какую сторону идти.
Если Йойтсу лежал всего в двух днях пути от Ньоххиры, то, как Хоро и говорила, она наверняка вспомнит дорогу, оказавшись поблизости.
С этой мыслью Лоуренс и сказал то, что сказал, ни о чем больше не думая. Однако едва слова вылетели из его рта, он тут же понял, что допустил гигантскую оплошность.
Потому что Хоро смотрела на него совершенно остолбенело.
На лице Лоуренса отразилось удивление. В то же мгновение Хоро отвела взгляд.
– Ага… да. Если я доберусь до Ньоххиры, конечно, я вспомню дорогу до Йойтсу, – и она вымученно улыбнулась. Лоуренс все пытался понять, что же не так. Наконец изо рта у него вырвался возглас.
Однажды – это было в городе Паттио – Хоро сказала, что нет ничего хуже одиночества.
Хоро так боялась одиночества. Лоуренс, конечно, не имел в виду ничего дурного, но Хоро все-таки сразу подумала о худшем. Кроме того, она слишком много выпила.
Возможно даже, она решила, что Лоуренсу просто надоело искать ее город. Подумав так, Лоуренс поспешно добавил:
– Погоди минуту, не подумай ничего такого. Если ты сможешь добраться туда в два дня, тогда я могу просто дождаться тебя в Ньоххире.
– Да, этого будет достаточно. Ты отвезешь меня в Ньоххиру, да? Я хотела навестить еще несколько городов.
Разговор продолжился без заминки. Лоуренс, однако, был немного разочарован: он чувствовал, что гладким продолжением разговора он обязан быстроте мысли Хоро.
При кажущейся гладкости беседы где-то в глубине образовалась трещина.
Хоро оставила свой родной город сотни лет назад. Она наверняка хотя бы думала о возможности того, про что Лоуренс слышал в легенде, – что Йойтсу перестал существовать. И даже если не думала – прошло столько лет, одного этого было бы достаточно, чтобы все вокруг переменилось до неузнаваемости. Наверняка в сердце Хоро сейчас царила неуверенность.
Должно быть, ей было страшно отправляться домой в одиночку.
Невинная улыбка, что появилась у нее на устах, когда вкус вина напомнил ей о Йойтсу, – возможно, на самом деле то была улыбка неуверенности.
Если поразмыслить немного, становилось яснее, что чувствует и думает Хоро. Сейчас Лоуренса грызло глубокое раскаяние из-за его бестактной фразы.
– Послушай, я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помочь. То, что я только что сказал – это бы-…
– Разве я не спрашивала совсем недавно, сколько нужно, чтобы самец себя нормально вел? Ты, не тревожься так сильно обо мне, а то это станет уже неприятно.
С озадаченным выражением лица Хоро натянуто улыбнулась и, поставив кружку на пол возле кровати, продолжила:
– Я просто ужасна, я всех и все сужу по своей мерке. В конце концов, я лишь глазом моргну, а ты и все остальные уже состаритесь. Я все время забываю, что для вас, с такой короткой жизнью, каждый год ценен.
Хоро сидела, окутанная вливающимся в окно лунным светом. Зрелище это на какое-то мгновение показалось Лоуренсу призрачным, ненастоящим; он даже не мог решиться подойти. Он боялся, что если подойдет, Хоро просто исчезнет, словно облачко тумана.
Наконец Хоро подняла голову, которую понурила, когда поставила кружку; на лице ее по-прежнему была неловкая улыбка.
– Ты такой добряк, правда. Когда у тебя такое выражение лица, мне становится неловко.
Что можно сказать в подобной ситуации? Лоуренс никак не мог найти подходящих слов.
Этим вечером в этой комнате между ними двумя пролегла расщелина.
И Лоуренс не мог найти слов, чтобы перекинуть мост через эту расщелину. Даже если он выдумает какую-нибудь ложь, против Хоро это будет бесполезно.
Что еще важнее, из-за последних слов Хоро Лоуренсу стало еще труднее что-либо говорить. Он не мог набраться духа и сказать что-нибудь вроде: «Сколько бы времени это ни заняло, я найду Йойтсу и отвезу тебя туда». Торговцы были существами чрезвычайно практичными – настолько практичными, что произнести что-либо подобное они просто не могли. Для Лоуренса даже Хоро с ее многовековым возрастом была слишком далеким созданием.
– Это я забыла очевидные вещи. Рядом с тобой было так спокойно, и я немного… избаловалась, – застенчиво улыбнувшись, произнесла Хоро, и ее уши смущенно затрепетали. Возможно, эти девичьи слова шли из глубины души.
Только Лоуренс от этих слов счастливее не стал.
Ибо слова Хоро звучали почти как прощание.
– Хех, похоже, я все-таки напилась. Пора в постельку, а то я не знаю, что еще я наговорю.
Однако после этих слов Хоро отнюдь не смолкла. Она все продолжала говорить, словно сама с собой; Лоуренсу показалось, что она просто пытается казаться сильной.
А сам он до самого конца так и не смог ей ничего сказать.
Единственное, о чем мог Лоуренс думать, – что Хоро все же не собрала вещи и не ушла сразу же, как только в комнате установилась угрюмая атмосфера. Вообще-то он не верил, что такое может случиться, но в глубине души чувствовал, что Хоро из тех, кто на такое как раз способен.
Однако он так остро ощущал свое бессилие, что готов был заорать на самого себя.
Ночь пришла безмолвно.
С улицы из-за закрытых деревянных ставней доносился веселый пьяный смех, но это лишь усилило щемящее чувство пустоты в душе Лоуренса.
К оглавлению
Есть такая поговорка: как торговец ни тревожится, а ночью все равно уснет.
Лоуренс все волновался, не уйдет ли Хоро одна… а потом проснулся от щебета птичек, пробивавшегося через деревянные ставни.
Конечно, Лоуренс был не из тех, кто легко теряет самообладание; но все же, кинув взгляд на соседнюю кровать и убедившись, что Хоро по-прежнему там, он не удержался от вздоха облегчения.
Встав с постели, Лоуренс раскрыл ставни и высунулся из окна. Даже в комнате сейчас было довольно прохладно, а утренний воздух снаружи был еще холоднее. При каждом выдохе изо рта Лоуренса вырывалось облачко тумана.
Зато небо снаружи было чистым и безоблачным; утро словно хрустально звенело.
На широкой улице перед постоялым двором начали появляться люди. Глядя на городских торговцев, поднимающихся на ноги даже еще раньше, чем торговцы бродячие, Лоуренс прокрутил в голове список дел на сегодняшний день. Затем он пробормотал «так», обозначив для самого себя готовность действовать.
Не то чтобы он хотел искупить вину за свой ляп минувшим вечером, но все же решил: чтобы в полной мере насладиться начинающимся завтра праздником вместе с Хоро, все простые дела надо сделать сегодня.
«В первую очередь надо продать товары из Рубинхейгена», – с этой мыслью Лоуренс развернулся лицом в комнату.
Хотя ночь осталась в прошлом, на сердце у него по-прежнему было неспокойно. Все же он решил, что пора разбудить по-прежнему спящую спутницу, и подошел к ее кровати. И вдруг он нахмурился.
Хоро частенько дрыхла до полудня, подобно какой-нибудь аристократке, поэтому Лоуренса не удивило то, что она до сих пор спит; но тут он кое-что заметил.
Того беззаботного храпа, который обычно издавала Хоро, не было.
«Только не это…» – подумал Лоуренс, протягивая вперед руку. Хоро, похоже, заметила: одеяло, которым она была накрыта, чуть дернулось.
Лоуренс осторожно приподнял край одеяла.
И тяжко вздохнул.
Из-под одеяла показалось лицо Хоро; оно было несчастнее, чем у брошенного котенка.
– Снова похмелье?
Поскольку двигать головой было для Хоро слишком мучительно, она ответила лишь движением глаз.
Больше всего сейчас Лоуренсу хотелось ее как следует отругать, но, вспомнив произошедшее минувшей ночью, он проглотил слова, вертевшиеся на языке. Кроме того, он сомневался, что на Хоро эти слова сейчас подействуют.
– Я чуть позже принесу воды попить и ведро, на всякий случай. А ты пока будь хорошей девочкой и поспи еще.
Лоуренс специально сделал ударение на словах «будь хорошей девочкой», но Хоро в ответ лишь вяло шевельнула ушами.
Даже если б он тысячу раз это сказал – Хоро просто-напросто не могла быть хорошей девочкой и делать то, что он ей говорит. Однако, судя по тому, как ей сейчас было плохо, едва ли она способна вытащить себя наружу. А значит, собраться и уйти в отсутствие Лоуренса она тоже не сможет. При этой мысли Лоуренс немного расслабился.
Разумеется, в голове Лоуренса мелькнула мысль, что все это лишь притворство Хоро; но, какой бы искусной лицедейкой она ни была, изменить по желанию цвет лица было выше ее сил.
Тщательно обдумывая все это и не заговаривая более с Хоро, Лоуренс быстро собрал все необходимое, чтобы отправиться наружу. Лишь затем он вновь подошел к Хоро, не способной даже повернуться, и сказал:
– Праздник начнется только завтра. Так что волноваться не о чем.
На полумертвом, совершенно обессиленном лице Хоро, для описания которого слово «страдание» было чересчур мягким, тотчас отразилось облегчение. Лоуренс не удержался от смеха.
Праздник явно значил для Хоро больше, чем собственные муки похмелья.
– Я вернусь около полудня ненадолго.
Уши Хоро остались неподвижны; похоже, только что сказанное было ей неинтересно.
Лоуренс в ответ на такое ее поведение мог лишь неловко улыбнуться. В это мгновение Хоро медленно открыла глаза, и уголки рта ее изогнулись в слабой улыбке.
Она явно сделала это с умыслом.
Пожав плечами, Лоуренс накинул одеяло ей на голову. Он был абсолютно уверен, что там, под одеялом, она над ним смеется.
Если даже Лоуренс и стал вновь объектом насмешек, главное, что унылая атмосфера минувшей ночи все-таки рассеялась. На душе у Лоуренса полегчало. Прежде чем выйти из комнаты, Лоуренс вновь обернулся к Хоро. Кончик хвоста, торчавший из-под одеяла, вильнул два раза; Хоро словно махала ему на прощание.
«Надо будет купить для Хоро что-нибудь вкусненькое на обратном пути», – подумал Лоуренс, тихо затворяя дверь.
***
Вообще-то любой градоправитель запрещает людям торговать, пока не прозвонит колокол, возвещающий открытие рынка; в особенности это относится к торговле непосредственно на рынке.
Однако в определенное время и в определенных случаях это правило не блюдется так уж строго.
В Кумерсоне в ярмарочные дни, чтобы как-то уменьшить толпу, заливающую рынок сразу после открытия, людей едва ли не подталкивали к тому, чтобы торговать в неурочные часы.
Именно поэтому в такую рань, когда солнце еще только начало выглядывать из-за крыш, на рынке, что занимал больше половины южной площади Кумерсона, уже было полно народу.
То тут, то там виднелись пирамиды мешков и башни деревянных ящиков; в узких проходах между торговыми палатками и лотками были привязаны куры, свиньи и прочая живность. Кроме того, поскольку в этих удаленных от моря краях Кумерсон был крупнейшим источником рыбы, время от времени на глаза Лоуренсу попадались бочки с живой рыбой, точь-в-точь как те, что вез Амати накануне.
Как Хоро приходила в возбуждение всякий раз, когда видела ряды палаток, торгующих лакомствами, так и Лоуренс не мог оставаться спокойным при виде такого разнообразия товаров.
Какую прибыль можно извлечь, если свезти такой-то товар в такой-то город? А вот этого товара так много – наверно, его здесь в избытке, а значит, и цена должна быть невысокой? Эти и подобные мысли непрестанно кружили в голове Лоуренса.
Когда Лоуренс только стал бродячим торговцем, он ничего не знал о ценах на различные товары; поэтому все, что он мог, – это бегать по рынкам наобум. Нынче же он был способен заметить множество вещей с одного взгляда.
Когда торговец познает во всей полноте тонкую, запутанную сеть взаимосвязей между различными товарами, он становится подобен алхимику.
Такое вычурное сравнение пьянило Лоуренса; впрочем, припомнив свою неудачу в Рубинхейгене, он тут же пришел в себя и вымученно улыбнулся.
Если все время идешь на поводу у собственной жадности – когда-нибудь обязательно сделаешь неверный шаг.
Лоуренс сделал глубокий вдох, чтобы утихомирить воспаривший было дух и взять себя в руки, и решительно направился в глубь рынка. Палатка, возле которой он остановился, в эти ранние часы уже работала, как и остальные. Владелец этой палатки, тоже некогда бродячий торговец, был на год старше Лоуренса. Теперь, однако, у него было свое место на рынке, и даже с навесом. Конечно, его палатка не отличалась размерами, но тем не менее он стал настоящим городским торговцем пшеницей, и это как он сам, так и все окружающие считали настоящим подарком богини удачи. Все городские торговцы Кумерсона и соседних земель подстригали бороды так, чтобы лицо их становилось прямоугольным; и с этой точки зрения лицо владельца палатки выглядело безукоризненно.
Едва осознав присутствие Лоуренса, торговец пшеницей Марк Коул изумленно заморгал, но тотчас улыбнулся и приподнял руку в знак приветствия.
Другой торговец, с которым Марк в это время общался, тоже повернулся к Лоуренсу и приветственно кивнул. Случайные знакомства нередко приводили впоследствии к хорошим сделкам, так что Лоуренс ответил своей деловой улыбкой и жестом предложил торговцу продолжить прерванный разговор.
– Ре, си бон диа мито. Вант эрржье.
– Ха-ха. Пирежье, бао.
Похоже, деловые переговоры как раз завершались. Торговец обменялся с Марком еще несколькими словами на незнакомом Лоуренсу языке и был таков. Разумеется, уходя, он не забыл улыбнуться Лоуренсу своей деловой улыбкой.
Лоуренс запомнил лицо торговца, чтобы узнать, если когда-нибудь встретит его в другом городе.
Такие вот мелочи, накапливаясь со временем, могут когда-нибудь принести нежданный доход.
Дождавшись, когда торговец, явно прибывший по делам откуда-то с севера, исчезнет в толпе, Лоуренс сошел со своей повозки.
– Похоже, я помешал твоим переговорам.
– Нет, вовсе нет. Этот тип всего лишь увлеченно расписывал мне могущество бога горы Питора. Хорошо, что ты приехал и спас меня, – с этими словами Марк уселся на деревянную скамью, свернул в свиток лист пергамента из кожи козленка и улыбнулся, всем видом показывая, как же ему надоел тот торговец.
Марк, как и Лоуренс, принадлежал к Гильдии Ровена. Познакомились они, когда несколько лет подряд приходили торговать на один и тот же рынок в одно и то же время. Поскольку они знали друг друга со своих первых шагов на торговом поприще, общались они свободно и неформально.
– Если б я знал раньше, ни за что не стал бы учить их язык. Вообще-то они ребята неплохие, но стоит им найти кого-то, кто по-ихнему умеет, тут же начинают ему объяснять все про великодушие и милосердие их местного бога.
– Ну, если сравнить с богом, который не желает даже вылезать из своего забитого золотом храма, возможно, местный бог и впрямь более милосерден, – заметил Лоуренс. Марк похлопал себя по голове пергаментным свитком и с улыбкой ответил:
– Ха-ха, так и есть, точно. И потом, я слышал, все божества урожая – красивые женщины.
В голове Лоуренса тотчас всплыло лицо Хоро. Улыбнувшись, он согласно кивнул.
Впрочем, следующую мысль – «но с кошмарным характером» – он оставил при себе.
– Ну, давай кончать с этими разговорами, пока я не схлопотал от жены. Давай-ка лучше дела обсудим. Ты ведь пришел по делу, верно?
Лицо Марка сразу приобрело деловой вид. Конечно, официально-вежливый стиль общения между собой им был не нужен, но все-таки они оба были торговцами. Лоуренс тоже посерьезнел и ответил:
– Я привез немного гвоздей из Рубинхейгена. Не желаешь приобрести?
– Гвоздей? Вообще-то я торгую пшеницей. Ты слышал где-то, чтобы люди сбивали пшеничные снопы гвоздями?
– Мне казалось, что сейчас многие люди с севера приезжают сюда, чтобы перед долгой зимой запастись всем необходимым. Я просто подумал: возможно, ты мог бы продавать им гвозди вместе с пшеницей. Снега будет много, а дом без гвоздей не починишь, верно?
Марк повращал глазами, глядя куда-то в пространство, после чего вновь обратил взор на Лоуренса.
– Нужда такая, конечно, есть, но гвозди, хех… сколько их у тебя?
– Трехпаттовых сто двадцать штук, четырехпаттовых двести, пятипаттовых тоже двести. Что до их качества, то у меня есть подтверждающее письмо от кузнецкой гильдии Рубинхейгена.
Марк погладил щеку пергаментным свитком и вздохнул. Городские торговцы обожали томить людей таким вот образом.
– Десять с половиной румионов – и я их беру, – произнес он наконец.
– А сколько монет Тренни здесь дают за румион?
– Было тридцать четыре вчера вечером, когда рынок закрывался. Так что получаем… триста пятьдесят семь.
– Мало.
Это было даже меньше, чем Лоуренс потратил на их покупку. Услышав мгновенный ответ Лоуренса, Марк нахмурил брови.
– Ты разве не слышал про падение цен на доспехи? Поскольку северную экспедицию в этом году отменили, мечи и доспехи сейчас продают по бросовым ценам. Другими словами, стало много плавленого железа, так что цена на гвозди, скорее всего, тоже упала. Даже десять румионов было бы дорого.
Лоуренс предвидел такой аргумент со стороны Марка и потому хладнокровно парировал:
– Это верно, но только для южных земель. Даже если стало много железа, которое можно переплавить, сейчас растут цены на топливо, которое нужно для переплавки. Если ты знаешь место в Проании, где в это время года можно плавить железо, я хотел бы увидеть такое место своими глазами. Если какой-то безумец осмелится на такое – уверен, ему тут же раскроят голову топором.
С приходом зимы в тех землях, где снега обильны, торговля дровами замирает. Поэтому все кузнечные работы, связанные с плавкой металла, на зиму останавливаются. Если бы кто-то решился ковать железо зимой, цена на дрова, необходимые для работы кузницы, немедленно бы взлетела до небес, и на голову этого человека неминуемо бы обрушились проклятья всех жителей города. Именно по этой причине, несмотря на обилие мечей и доспехов, которые могли бы послужить сырьем для изготовления гвоздей, цена на гвозди оставалась неизменной.
Любой более-менее опытный торговец легко сделал бы такой вывод.
Конечно, Марк в ответ лишь сердито улыбнулся.
– Послушай. Кончай уже продавать гвозди торговцу пшеницей, а? Если б ты продавал пшеницу, я бы нашел уйму поводов поторговаться; но в гвоздях я просто плохо разбираюсь.
– Ну хорошо, как насчет шестнадцати румионов? – предложил Лоуренс.
– Дорого. Тринадцать румионов.
– Пятнадцать.
– Четырнадцать и две трети.
Марк был чуть ниже Лоуренса ростом и ни толст, ни тощ; но сейчас он казался непоколебимым, как колонна.
Таким образом он давал понять, что больше уступать не намерен.
Продолжать настаивать на своем было бы вредно для их отношений, так что Лоуренс кивнул и протянул правую руку.
– Что ж, цена назначена.
– Ха-ха, вот хороший мальчик.
Возможно, для Марка и эта цена была уже большой уступкой.
Вообще-то, будучи торговцем пшеницей, Марк не должен был продавать и покупать гвозди. У любой гильдии были свои правила касательно того, какими именно товарами можно торговать в ее лавках. Человек, пытающийся продавать что-то новое, должен был либо сперва заручиться разрешением торговцев, которые уже продавали этот товар, либо делить с ними прибыль.
На первый взгляд, этот закон был несправедливым, он мешал совершению множества сделок. Но если бы его не было, крупные и богатые гильдии быстро захватили бы всю торговлю. Именно для того, чтобы этого не допустить, и был принят такой закон.
– Так, ты предпочитаешь оплату деньгами на месте или в долг? – поинтересовался Марк.
– А… в долг.
– Прекрасно. В это время года почти все хотят получить деньги. Так неудобно.
Торговцам разрешалось совершать сделки, используя долговые расписки, но если товар был привезен из другой деревни или города, этим способом не пользовались.
В то же время нехватка денег была общей проблемой всех городов. Если у человека было недостаточно денег, он не мог купить товар, даже если его общее состояние позволяло ему это сделать. Ну а неграмотному селянину долговая расписка и вовсе только на подтирку годилась.
В чистом поле наибольшей властью обладал рыцарь с мечом; в городе же власть была у того, у кого были деньги. Видимо, именно поэтому такой большой властью обладала Церковь, ведь к ней денежные пожертвования текли непрерывным потоком.
– Вот еще что. Продажа в долг меня устроит, но я хотел бы попросить тебя кое в чем мне помочь, – сказал Лоуренс.
Марк уже поднялся с лавки и направился было к повозке, чтобы забрать гвозди. Услышав эти слова, он остановился и обернулся к Лоуренсу, даже не пытаясь скрыть настороженного взгляда.
– Ничего особенного, в общем-то. У меня есть кое-какие дела на севере. Не мог бы ты для меня поспрашивать тамошних обитателей о дорогах и странах? Ну, вроде того покупателя, он же был с севера, верно?
Услышав просьбу, не относящуюся к торговым прибылям и убыткам, Марк явно успокоился.
При виде сосредоточенного лица Марка Лоуренс неловко улыбнулся. Наверняка Марк попытается воспользоваться ситуацией, чтобы поквитаться хоть немного за покупку гвоздей по слишком уж высокой для него цене, подумал он.
– О, ну если дело только за этим, то это не составит труда. Но в таком случае тебе проще было бы приехать летом, как ты и делаешь каждый год. Но, раз ты направляешься на север зимой, думаю, это что-то важное для тебя, э, – заметил Марк.
– Ага, есть кое-какие дела, которые я должен сделать, но это не имеет отношения к торговле.
– Ха-ха-ха, похоже, даже такие вечные странники, как бродячие торговцы, не могут полностью скинуть с себя мирские заботы. Ну хорошо, и куда ты собираешься отправиться?
– В город под названием Йойтсу. Слышал о нем когда-нибудь?
Склонив голову набок и с умным видом изогнув бровь, Марк положил руку на край повозки и проговорил:
– Никогда не слышал этого названия. Но ведь городов и деревень, о которых мы никогда не слышали, больше, чем волос на шкуре коровы. Все, что тебе нужно, – это найти кого-то, кто о нем слышал?
– О, нет, нет. Я собираюсь сперва отправиться в Ньоххиру, так что, если не трудно, поспрашивай просто, знает ли кто-нибудь, где Йойтсу, – ответил Лоуренс.
– А, понял. Ну, если ты собираешься в Ньоххиру, то тебе надо ехать через степь Доран.
– С тобой всегда легко иметь дело.
Марк кивнул и похлопал себя по груди, словно желая сказать: «Ни о чем не беспокойся и предоставь все мне». Кто-кто, а Марк наверняка соберет все сведения, необходимые для путешествия.
Именно по этой причине Лоуренс и пошел изначально продавать гвозди торговцу пшеницей Марку. Если бы в такое занятое время он обратился к Марку исключительно за помощью в сборе сведений, то, во-первых, самому Лоуренсу было бы совестно, а во-вторых, и Марк едва ли был бы в восторге.
Обдумав все это, Лоуренс решил продать Марку гвозди. Он отлично знал, что у Марка есть связи с кузнецами. Так что Марк, вероятно, тотчас перепродаст им все, что купил у Лоуренса, и получит на этом неплохую прибыль.
Более того, Марк даже может попросить тех, кому будет перепродавать гвозди, оплатить часть покупки деньгами. Для торговца пшеницей в это время года наставал последний шанс получить деньги, и такая возможность давала еще больше повода радоваться, чем прибыль сама по себе.
Как Лоуренс и ожидал, Марк согласился помочь не раздумывая. Так что все приготовления Лоуренса к сбору сведений для путешествия были на этом завершены.
– Ах, да, я еще кое-что хотел у тебя спросить. Не волнуйся, это не займет много времени.
– Я что, кажусь настолько скупым? – неловко улыбнувшись, спросил Марк. Лоуренс улыбнулся в ответ.
– Есть ли в Кумерсоне летописцы?
Марк ответил с ошарашенным выражением лица:
– Лето… писцы? Ты имеешь в виду этих парней, которые целыми днями сидят и пишут городские байки?
Летописцами называли историков, которые записывают исторические события в жизни города и горожан и получают за это вознаграждение от Церкви или аристократов.
Услышав, как Марк пренебрежительно обозвал их «парнями, которые пишут городские байки», Лоуренс не смог сдержать смеха.
Такое определение, не то чтобы верное, но в то же время не столь далекое от истины, его изрядно позабавило.
– Несомненно, они бы на тебя сильно рассердились, если б услышали о себе такое, – сказал Лоуренс.
– Все, что они делают, – сидят себе на стуле, пишут весь день, и им за это деньги платят. Меня это раздражает.
– И я уверен, что они не будут в восторге, услышав такие вещи от человека, который стал городским торговцем благодаря такому потрясающему везению.
История с везением Марка была известна всему городу.
Увидев, что Марк истощил свой запас аргументов, Лоуренс улыбнулся и спросил снова:
– Ну так есть или нет?
– Хмм… думаю, есть, только с ними лучше не связываться.
Запустив руку в повозку, чтобы достать оттуда мешочки с гвоздями, Марк продолжил:
– Я слышал, какой-то монастырь объявил их еретиками, и они пришли сюда искать убежища. Ты же наверняка знаешь, таких людей множество, да?
Кумерсон всегда больше интересовался своим процветанием, чем конфликтами между Церковью и язычниками, поэтому, естественно, власть Церкви заканчивалась у его ворот.
Именно поэтому в Кумерсоне искали убежища многие естественники, мыслители и еретики.
– Я просто хотел спросить у них кое-что. Ведь летописцы еще собирают местные легенды, мифы и такое прочее, верно? Я хотел об этом кое-что узнать, – сказал Лоуренс.
– И с чего тебе интересоваться такими вещами? Чтобы было о чем поговорить с местными, когда отправишься на север?
– Примерно так. Вот, и я подумал, просто заявиться к ним внезапно будет не лучшей идеей. Ты не знаешь случайно кого-то, кто мог бы меня им представить?
Марк вновь задумчиво склонил голову набок, впрочем, ненадолго. Затем, держа в одной руке несколько мешочков с гвоздями, он повернул голову и кого-то позвал.
Из-за груды мешков пшеницы в глубине палатки вышел мальчик. Оказывается, с некоторых пор Марк имел уже статус, позволяющий брать подмастерьев, а Лоуренс и не знал.
– Есть один человек. Ведь лучше, если он тоже будет из Ровена, согласен? – произнес Марк, одновременно передавая мешочек с гвоздями мальчику. Никогда еще желание Лоуренса как можно быстрее найти Йойтсу и вернуться к своим обычным торговым делам не было столь сильным, как сейчас, когда он глядел на действия Марка и его подмастерья.
Однако если Хоро почувствует эту его мысль, он окажется в очень затруднительном положении. И кроме того, ему не хотелось слишком быстро расставаться с Хоро.
Даже сам Лоуренс не мог примирить эти два противоречивых желания. Если бы для него и Хоро время текло одинаково быстро, даже один-два года без торговли были бы для него пустяком.
Но жизнь Лоуренса так скоротечна.
– Что такое?
– А? А, ничего, – ответил Лоуренс. – Конечно, кто-нибудь из Гильдии был бы лучше всего. Ты не мог бы попросить его меня представить?
– Конечно, это совсем нетрудно. Я помогу тебе задаром.
Последнее слово Марк подчеркнул; Лоуренс не сдержал смешка.
– Тебе надо все сделать побыстрее? – поинтересовался Марк.
– Да, насколько возможно.
– Тогда я отправлю мальца прогуляться. Есть один старикан, бродячий торговец Ги Бартоз, он сейчас должен быть в иностранном отделении. Он смелый парень, всегда ведет дела с людьми, с которыми ты захотел бы знаться в последнюю очередь. Насколько я помню, он часто вел дела с одним язычником, который живет здесь, в Кумерсоне, и который был когда-то летописцем. А раз в году, в течение недели перед праздником и недели после праздника этот парень, похоже, отдыхает. Так что если ты заглянешь в иностранное отделение около полудня, там его и найдешь, пьяного до беспамятства.
Даже в одной и той же гильдии люди были совсем разные: одни, как Лоуренс, были бродячими торговцами; другие, подобно Амати, торговали все время в одних и тех же краях, и их дороги почти не пересекались. Именно поэтому Лоуренс не знал ни в лицо, ни по имени многих торговцев из своей гильдии.
– Ги Бартоз, – повторил Лоуренс, словно так это имя лучше впечатается ему в память. – Понял, спасибо огромное, – добавил он, обернувшись к Марку.
– Ха-ха, как я могу принять благодарность за такой пустяк? Забудем. Ты остаешься в городе до конца праздника, да? Может, заглянешь как-нибудь ко мне до своего отъезда? Посидим за кружечкой.
– О да, я обязательно найду время заглянуть к тебе и послушать, как ты хвастаешься своими успехами. Считай это расплатой за твою любезность.
Безмолвно рассмеявшись, Марк передал подмастерью последний мешочек с гвоздями и затем вздохнул.
– Ты знаешь, даже после того как я стал городским торговцем, у меня осталось множество забот и проблем. Я частенько думал о том, не бросить ли это все и не стать ли снова бродячим торговцем.
Лоуренс – по сю пору бродячий торговец, лелеющий мечту о собственной лавке и работающий без устали, чтобы эту мечту осуществить, – мог ответить на эти слова лишь неопределенным кивком. Марк, несомненно, заметил состояние Лоуренса; смущенно улыбнувшись, он добавил:
– Ладно, забудь, что я сейчас сказал. Давай просто пожелаем друг другу всех благ. У торговцев всегда множество забот и проблем, не правда ли?
– Точно. Всех благ.
Лоуренс пожал Марку руку и, заметив приближение очередного покупателя, отъехал от палатки.
Повозка медленно продвигалась вперед. Прежде чем нырнуть в толпу, Лоуренс обернулся и кинул взгляд на палатку Марка.
Глядя, как Марк, уже забывший о существовании Лоуренса, обсуждает что-то с новым покупателем, Лоуренс ощутил укол зависти.
И все же, уже став городским торговцем, Марк, похоже, испытывал желание вернуться к бродячей жизни.
Давным-давно, когда некий король собрался идти войной на богатого и процветающего соседа, дабы поправить дела в собственной обнищавшей стране, придворный поэт сказал ему: «Человек всегда видит худшие стороны своей собственной страны и лучшие стороны стран-соседей».
Вспомнив эти слова, Лоуренс погрузился в размышления о себе самом.
Он все время думал о том, как найти родной город Хоро, или о том, что неудача в Рубинхейгене отдалила осуществление его мечты. Но если подумать хорошенько, становилось ясно, что сейчас он обладает величайшей драгоценностью – таким спутником, как Хоро.
Не встреть он Хоро, он, скорее всего, по-прежнему ездил бы взад-вперед одним и тем же путем, терпя пытку одиночеством.
До своей встречи с Хоро он, бывало, думал полушутя о том, что будет, если его лошадь в один прекрасный день превратится в человека и заговорит с ним. Вспомнив об этом, Лоуренс подумал, что, возможно, его мечта уже сбылась.
Очень возможно, настанут дни, когда он снова будет заниматься торговлей в одиночестве. Когда это время придет, он наверняка будет вспоминать все, что происходит с ним сейчас, с ностальгией.
С этой мыслью Лоуренс крепче взялся за поводья.
Потрачу остаток утра на то, чтобы поприветствовать всех в иностранном отделении Гильдии, а потом куплю на обед для Хоро что-нибудь особенно вкусное, подумал Лоуренс.
***
Поскольку церквей в Кумерсоне не было, полдень отмечался ударом колокола на колокольне самого высокого здания в городе – дома аристократа. Естественно, колокол был щедро разукрашен гравировками, а колокольню, притягивающую к себе взгляды со всего города, строили и ухаживали за ней искуснейшие из зодчих.
Говорили, что эту колокольню возвело тщеславие аристократов; сооружение обошлось им более чем в три сотни румионов. Собственно, именно потому что они были способны на такое, они и были истинными аристократами, и потому народ не питал к ним зависти.
Возможно, богатые торговцы, хранившие в своих сокровищницах горы золотых монет, вызывали зависть и неприязнь народа именно потому, что не совершали столь расточительных поступков. Даже самые злобные и необузданные из рыцарей могли стать объектом поклонения людей, если щедро тратили деньги.
Такие мысли плавали у Лоуренса в голове, когда он открывал дверь своей комнаты на постоялом дворе. В следующее мгновение в нос ему шибануло резким запахом спиртного. Лоуренс нахмурился.
«Вот, значит, как от меня пахло…»
Он пожалел было, что не прополоскал рот, прежде чем уйти, но тут же сообразил, что ужасный запах, скорее всего, был вызван не им, а спящей на кровати волчицей.
Когда Лоуренс вошел в комнату, Хоро не выказала ни малейшего намерения выбраться из постели. Но, услышав ее привычный беззаботный храп, Лоуренс решил, что самая тяжелая стадия похмелья уже позади.
Перегар в комнате был настолько густым и невыносимым, что Лоуренс в первую очередь отворил окно, а уж затем подошел к кровати. Он обнаружил, что стоящий при кровати кувшин, в котором он принес воду, сейчас был пуст, ведро – хвала небесам – тоже. Лицо, появившееся из-под одеяла, вернуло себе нормальный цвет. Пожалуй, он правильно поступил, купив пшеничный хлеб (что он делал очень редко), а не булку с медом, подумал Лоуренс.
Когда Хоро проснется, первое, что она скажет, – что она голодна; в этом сомневаться не приходилось.
Лоуренс поднес суму с хлебом к самому носу Хоро, и нос тотчас шевельнулся. В отличие от ржаного и овсяного хлеба, жесткого и горького, мягкий пшеничный хлеб источал невероятно чарующий аромат.
Хоро продолжала втягивать в себя запах хлеба; сейчас при виде ее любой бы усомнился в том, что она все еще спит. Наконец, издав звук «Уааааааа…», она вновь спрятала лицо под одеяло.
Кинув взгляд в сторону ног Хоро, Лоуренс увидел, что кончик хвоста, торчащий из-под одеяла, мелко дрожит.
Вероятно, сейчас Хоро как следует, с наслаждением зевала.
Лоуренс подождал еще несколько секунд, и точно: голова Хоро с чуть слезящимися глазами вновь показалась из-под одеяла.
– Ммм… мне показалось, здесь только что пахло чем-то вкусным… – пробормотала она.
– Тебе уже лучше?
Хоро потерла глаза, вновь зевнула и буркнула себе под нос:
– …Есть.
Лоуренс не сдержал смешка.
Хоро, однако, уселась с совершенно бесстрастным видом и вновь зевнула. Затем она несколько раз втянула носом воздух и беззастенчиво уставилась на суму, что держал Лоуренс.
– Я знал, что ты это скажешь, поэтому вышел наружу и купил пшеничного хлеба.
Едва Лоуренс протянул суму, благородная волчица превратилась в игривого котенка.
– А ты не хочешь кусочек?
Вообще-то, когда Хоро ухватила суму и впилась зубами в снежно-белую мякоть, по ее виду едва ли кто-то сказал бы, что это существо способно расщедриться и поделиться содержимым сумы с кем бы то ни было.
И глаза ее, вопреки только что сказанному, были глазами пса, охраняющего добычу.
Видимо, задать этот вопрос, прежде чем прикончить все содержимое сумы, – это было все, на что хватило ее щедрости.
– Мм, нет, я только что попробовал, – ответил Лоуренс.
Она явно расслабилась и с новыми силами впилась в хлеб.
– Смотри не подавись.
Лоуренс припомнил, как когда-то, вскоре после их знакомства, они укрылись от дождя в церкви; тогда Хоро едва не подавилась картофелиной. Хоро обиженно уставилась на Лоуренса; тот лишь улыбнулся в ответ, после чего подошел к столу и уселся на стул.
На столе лежало несколько запечатанных воском писем. Когда Лоуренс зашел в иностранное отделение Гильдии, чтобы поздороваться со всеми, он получил несколько писем из разных городов.
Бродячие торговцы путешествуют круглый год, но, поскольку они всякий раз посещают одни и те же города в одно и то же время, у них на удивление много возможностей обмениваться письмами.
Иногда в письме предлагались хорошие деньги, если бродячий торговец поможет купить определенный товар, проезжая определенный город; иногда сообщали о вздорожании того или иного товара и интересовались ценой на другой товар. В общем, письма были самые разные.
– А ведь если подумать… – пробормотал Лоуренс, погрузившись в размышления. Обычно он наведывался в Кумерсон летом. Довольно необычно было получить эти письма сейчас, когда город готовится встречать зиму. Одно небольшое происшествие – и они полгода, а то и больше, пролежали бы в какой-нибудь шкатулке в иностранном отделении гильдии. На письмах значилось, что их следует отправить на юг, если Лоуренс не заберет их через две недели после того, как их доставят в Кумерсон. А ведь посылка писем требовала денег.
Лоуренсу было совершенно ясно, что письма эти были крайне срочные.
Все отправители писем были городскими торговцами, живущими к северу от Проании.
Лоуренс принялся осторожно соскребать воск своим ножиком. Внезапно он ощутил на себе чей-то взгляд. Обернувшись, он обнаружил, что Хоро с интересом искоса посматривает на него.
– Это письма, – объяснил он.
– Мм, – коротко кивнула Хоро и, не выпуская из руки куска хлеба, подошла и уселась на край стола.
Поскольку эти письма были не из тех, чье содержание нельзя было видеть посторонним, Лоуренс вскрыл обертку первого письма и извлек оттуда лист.
«Достопочтенный господин Лоуренс…»
Письмо не начиналось словами «Именем Господа нашего» – типично для северян. Пропустив приветственную часть, Лоуренс перешел к главной теме письма.
Он быстро пробежал глазами написанные корявым почерком, явно в спешке, строки, и мгновенно понял суть послания.
Да, письмо и впрямь содержало сведения огромной важности для торговца.
Прочтя второе письмо и убедившись, что в нем написано то же, что и в первом, Лоуренс вздохнул, а затем на его лице появилась улыбка.
– Что там говорят? – поинтересовалась Хоро.
– Угадай.
Получив вопрос в ответ на вопрос, Хоро посмотрела на Лоуренса чуть раздраженно, затем ее взгляд задумчиво описал круг.
– Ну, по крайней мере они не похожи на любовные послания.
Если любовные послания писать таким ужасным почерком, даже любовь столетней выдержки остынет, подумал Лоуренс.
С улыбкой протянув письма Хоро, Лоуренс произнес:
– Полезные сведения всегда приходят, когда уже не нужны.
– Мм.
– Они послали все эти письма из любезности, и мне нужно хотя бы просто выказать им свою благодарность. Но, думаешь, я должен плакать или смеяться, увидев все это?
То ли Хоро насытилась, то ли уже прикончила весь хлеб – но, облизывая пальцы одной руки, другой она взяла письма и пробежала их глазами.
Затем она с недовольным видом протянула их обратно Лоуренсу.
– Я не умею читать слова, – пробурчала она.
– Э? Правда?
Лоуренс был удивлен. Хоро сузила глаза.
– Если ты сказал это специально, то все, что я могу сказать, – твое лицедейство становится все лучше и лучше.
– Нет. Прости, я на самом деле не знал.
Хоро пристально смотрела на Лоуренса, пытаясь понять, правду ли он говорит. Наконец она отвернулась и, вздохнув, произнесла:
– Просто слишком много слов, которые нужно запоминать. А еще много совершенно непонятных словосочетаний. Люди часто говорят, что при письме достаточно следовать тем же правилам, что при разговоре, только это неправда.
Судя по всему, когда-то Хоро пыталась выучиться читать и писать.
– Ты имеешь в виду метки согласных звуков? – уточнил Лоуренс.
– Не знаю, как их назвать. Короче говоря, очень сложные правила. Если уж в чем-то люди вроде тебя и превосходят нас, волков, то как раз в умении пользоваться такими непостижимыми вещами.
«Другие волки тоже не умеют писать?» – хотел было спросить Лоуренс, но вовремя проглотил слова и лишь кивнул.
– Конечно, запоминать слова совсем нелегко. Мне тоже было очень трудно, а всякий раз, когда я ошибался, учитель бил меня по голове. Я, помню, даже тревожился тогда, что там вмятина останется.
Хоро кинула на Лоуренса подозрительный взгляд. На лице ее было написано, что если он просто врет из вежливости, гнев ее будет неминуем.
– Ты наверняка видишь, что я не лгу.
После этих слов взгляд Хоро стал нормальным.
– Ну так что там написано? – снова спросила она.
– О. Там написано, что северную военную экспедицию в этом году отменили, и поэтому мне нужно быть осторожнее, если я решу покупать оружие и доспехи.
С этими словами Лоуренс отпихнул от себя письма. Хоро в первое мгновение была ошеломлена, затем на лице ее появилась натянутая улыбка.
– Если бы ты получил эти письма раньше, с тобой наверняка не случилось бы всего, что случилось, – заметила она.
– Вот именно… но, с другой стороны, эти двое по собственной воле потратили деньги, чтобы передать мне эти сведения. То, что я это знаю, само по себе приобретение. В будущем я смогу им довериться.
– Да. Однако увидеть письмо и не увидеть письмо – нередко разница между одним и другим, как между небесами и преисподней.
– Это совершенно не смешно, но так оно и есть. Содержание одного-единственного письма может перевернуть человеческую жизнь. Если торговец не имеет такого рода сведений – это как если бы он шел в бой с завязанными глазами.
– Если ты таким образом пытаешься скрыть смущение, тебе явно не впервой это делать.
Лоуренс как раз собирался вложить письмо обратно в обертку; при этих словах Хоро его руки застыли. «Черт побери», – выругался он про себя.
– Уаааа. Даже дразня тебя, я все равно хочу спать.
Зевнув, Хоро слезла со стола и направилась обратно к кровати. Лоуренс сердито провожал ее глазами. Вдруг Хоро развернулась к нему лицом и сказала:
– Ах да. Ты. Мы ведь теперь можем пойти посмотреть праздник, можем?
Потянув руку, Хоро взяла плащ, который накануне сняла и кинула на кровать. Ее глаза горели предвкушением. Увидев Хоро в таком состоянии, Лоуренс испытал искушение взять ее с собой, но, увы, у него еще оставались неоконченные дела.
– Прости, пока не…
Лоуренс осекся, увидев, как лицо Хоро преобразилось; казалось, она вот-вот разрыдается. Рука ее судорожно стиснула плащ.
– Пожалуйста, если это ты так шутишь, не делай этого, – попросил Лоуренс.
– Ты же бессилен против такого поведения. Я не должна это забывать.
Даже видя Хоро насквозь, Лоуренс не мог найти что сказать в ответ.
Поворачиваясь вновь к столу, Лоуренс опасливо подумал, что, похоже, Хоро отыскала еще одну его слабость.
– Мм… ты, а можно я выйду наружу одна? – спросила Хоро.
– Даже если я отвечу «нет», ты ведь все равно выйдешь, верно?
– Мм, верно. Но…
Лоуренс сложил все письма и обернулся к Хоро. Та по-прежнему держала свой плащ, и вид у нее был смущенный.
«Только что она призналась, и тут же делает второй раз то же самое?» – мелькнуло у Лоуренса в голове; но тут же он понял.
Идти на праздник без единой монетки – значит лишь смотреть на ряды и ряды торговых палаток. Для Хоро это была бы смертельная пытка.
Хоро, несомненно, хотела получить от Лоуренса денег на расходы, только она не пала еще так низко, чтобы его об этом попросить.
– У меня сейчас нет при себе мелких денег, так что не трать слишком уж много.
С этими словами Лоуренс встал, извлек из привязанного к поясу кошеля серебряную монету Иредо и, подойдя к Хоро, протянул ей.
На монете Иредо был отчеканен портрет седьмого правителя Кумерсона.
– Эта монетка стоит меньше, чем серебряк Тренни, так что на тебя не будут смотреть косо, если ты будешь покупать хлеб. Продавец легко даст тебе сдачу, – объяснил Лоуренс.
– Мм…
Даже получив монетку, Хоро явно испытывала какую-то неловкость. Следующее, что пришло Лоуренсу в голову, – что Хоро хочет еще денег.
Однако если Хоро почувствует его настороженность, она, вне всякого сомнения, тотчас набросится на него.
Поэтому Лоуренс, изо всех сил стараясь казаться бесстрастным, спросил:
– Что такое?
– Мм? Мм…
Когда Хоро держалась так жалостливо, следовало быть настороже.
Лоуренс заставил свой ум работать как при торговых переговорах.
– Я просто думаю, если даже я пойду гулять одна, это будет неинтересно, – заявила Хоро.
В это мгновение из головы Лоуренса исчезли все мысли.
– А какие у тебя еще дела? Если ты возьмешь меня с собой, я верну тебе эту монетку, – продолжила Хоро.
– Э? А, ты про это. Я там договорился кое с кем встретиться…
– Я просто пойду прогуляюсь. Если тебе будет неудобно, что я стою рядом с тобой, я отойду и встану подальше. Так можно я пойду с тобой?
Хоро сейчас не держалась кокетливо, не пыталась выжать слезу – это была совершенно нормальная просьба погулять вместе.
Если бы она, чуть склонив голову, сказала: «Ты ведь возьмешь меня с собой, правда?» – можно было бы заподозрить, что она играет.
Тем не менее, хоть Хоро просила на этот раз совершенно нормально, от нее исходило ощущение слабости.
Если это действительно была ее игра, на такую игру не жалко было купиться.
А если это не была игра – подобные подозрения наверняка ее бы обидели.
– Мне очень жаль. Только на один сегодняшний день прошу – можешь как-нибудь провести время сама? Я должен буду встретиться с одним человеком, а он, вполне возможно, представит меня еще кому-то, и мне придется куда-то идти. Если ты пойдешь со мной, тебе придется ждать в сторонке почти весь день.
– Мм…
– Я за сегодня разберусь со всеми этими мелкими делами, а с завтрашнего дня мы как следует повеселимся на празднике. Поэтому – только сегодня – потерпи, пожалуйста.
Глядя на то, как Хоро со своим ранимым выражением лица стоит у кровати, Лоуренс невольно избрал тон, каким уговаривают маленькую девочку.
Лоуренсу казалось, что он понимает чувства Хоро.
Именно из-за того, что Лоуренс не хотел в одиночку посещать праздник, проводившийся в Кумерсоне в одно время с зимней ярмаркой, он и приезжал сюда всякий раз летом.
Чем больше он ходил взад-вперед через толпу, настолько густую, что люди все время задевали друг за друга, тем глубже становилось его чувство одиночества.
Это чувство было сродни тому, какое испытывал человек, который должен один возвращаться на постоялый двор, тогда как все наслаждаются роскошной трапезой в иностранном отделении торговой гильдии.
Ему очень хотелось взять Хоро с собой, но дело, которым он собирался заняться, требовало ее отсутствия.
Ведь он собирался с помощью Ги Бартоза познакомиться с местным летописцем. Управляющий иностранным отделением, похоже, тоже знал этого летописца, поэтому Лоуренс, когда забирал письма, кое-что разузнал. Как он и рассчитывал, летописец, по словам служащих гильдии, не только хранил бумаги об истории Проании, но также собрал языческие легенды о землях к северу от Проании и переписал их в книги.
Если Хоро окажется там и узнает о древней легенде про Йойтсу, это будет плохо. Если верить легенде, которую Лоуренс когда-то слышал, Йойтсу был разрушен медведем-демоном. Так что едва ли Лоуренсу стоило надеяться, что он сейчас узнает о великом процветании Йойтсу.
Конечно, он прекрасно понимал, что не сможет скрывать это от Хоро вечно; но по крайней мере он сможет найти более подходящий момент, чтобы сказать ей об этом. Ведь эта тема такая деликатная.
Между Лоуренсом и Хоро повисло молчание.
– Да. Как бы это получше сказать… не стоит мне все время мешаться, когда ты делаешь свою работу. Кроме того, я не хочу, чтобы мою руку снова отбросили.
Унылый тон, каким Хоро произнесла эти слова, несомненно, был частью ее игры.
При воспоминании о том, как в Рубинхейгене он ненарочно отбил в сторону руку Хоро, у Лоуренса до сих пор ныло в груди. Проницательная волчица, конечно же, об этом прекрасно знала и упомянула тот эпизод специально. Поскольку Лоуренс не поддался на ее просьбу, она таким образом мстила.
– Я куплю тебе что-нибудь на обратном пути, просто потерпи пока, – сказал Лоуренс.
– …Ты снова пытаешься меня купить подарками.
Глаза Хоро смотрели обвиняюще, но хвост уже метался в предвкушении.
– Тогда, может быть, ты предпочтешь веселую беседу?
– Пфф. Все, что ты говоришь, – грубое, кислое и неприятное на слух. Лучше уж ничего не говори.
Вопреки своим ядовитым словам Хоро улыбнулась и перестала дуться. Лоуренс покачал в воздухе руками, показывая, что сдается.
– В общем, я поброжу тут неподалеку одна.
– Прости, – повторил Лоуренс.
Тут Хоро, словно припомнив что-то, сказала:
– Да, кстати, когда ты вернешься, если увидишь, что в комнате двое, тебе, конечно, будет немного неудобно, но не мог бы ты не входить некоторое время?
Какое-то мгновение Лоуренс не понимал, что Хоро имела в виду, но потом сообразил: она намекает на то, что, гуляя по улице, может подцепить себе ухажера.
У Хоро был такой упрямый характер – в общем-то, совсем нетрудно было вообразить, как она делает что-то подобное.
Лоуренс никак не мог понять, как ему следует реагировать на эти слова.
Рассердиться? Рассмеяться? Нет, лучше всего просто не обращать внимания. Едва Лоуренс пришел к такому решению, Хоро весело рассмеялась.
– У тебя сейчас было такое милое лицо… теперь мне совсем нетрудно будет провести остаток дня одной.
Увидев, как Хоро радостно смеется, Лоуренс мог лишь вздохнуть.
Да, эта волчица была способна рассердить кого угодно.
– Но все-таки сейчас уютнее всего быть рядом с тобой. Так что не переживай.
Лоуренс по-прежнему не мог найти что сказать.
Эта волчица действительно была способна рассердить кого угодно.
***
Полдень уже миновал, и Лоуренс, зайдя в иностранное отделение, обнаружил, что людей там стало гораздо больше, чем он видел утром.
Похоже, многие из городских торговцев Кумерсона и бродячих торговцев, что вели свои дела в Кумерсоне и его окрестностях, решили отдохнуть немного от торговых дел и поучаствовать в празднестве. Целый день эти люди пили и веселились, и весь зал был наполнен смехом.
Человек, который должен был представить Лоуренса летописцу, Ги Бартоз, пока еще не свалился без памяти от выпитого, как живописал Марк. Когда Лоуренс пришел сюда утром, он услышал, что Бартоз ушел из города по каким-то своим делам.
Расспросив владельца отделения, Лоуренс выяснил, что Бартоз пока что не вернулся. Однако если тебе предстоит встреча, пить, пожалуй, не стоит. Чем же тогда убить время?
В иностранном отделении было еще несколько торговцев с той же проблемой, но они все поддались царящей здесь атмосфере трактира и увлеченно наблюдали за карточной игрой, так что пытаться завести с ними разговор было бесполезно.
В конце концов все, что оставалось Лоуренсу, – это беседовать с владельцем отделения, который тоже пил, но не мог позволить себе опьянеть.
Пока они беседовали, входная дверь распахнулась, и внутрь вошел еще один человек.
Стул владельца отделения стоял прямо напротив входа, так что он тотчас увидел, кто появился. Можно было назвать вошедшего торговцем, но больше ему подошло бы определение «юный аристократ». Это был Амати.
– Господин Лоуренс.
Амати тоже заметил Лоуренса мгновенно; он обратился к нему сразу после того, как поприветствовал торговцев, что пили у самого входа.
– Приветствую. Спасибо, что помог найти нам постоялый двор, – ответил Лоуренс.
– Не за что. Это я должен тебя благодарить за то, что заказал так много рыбных блюд.
– Моя спутница, хоть и большая привереда, когда речь идет о еде, не уставала их нахваливать. Она сказала, что ты очень хорошо умеешь выбирать рыбу.
Лоуренс решил не говорить, что ему самому очень понравилась рыбная кухня, а сказать то же самое от имени Хоро. Результат был в точности такой, какого он и ожидал.
Амати просиял, как мальчишка – совершенно неподобающе для торговца.
– Ха-ха, я очень рад получить такую похвалу. Если вы пожелаете какую-то другую рыбу, не стесняйтесь попросить. Я завтра собираюсь покупать рыбу отменного качества.
– Моя спутница говорила, что особенно вкусен был карп, – ответил Лоуренс.
– Вот как… что ж, тогда я выберу рыбу, которая наверняка придется ей по вкусу.
Заметив, что Амати не поинтересовался у Лоуренса, какая рыба понравилась ему, Лоуренс грустно улыбнулся про себя. Амати, впрочем, вряд ли что-то заметил, подумал он.
– Ах да, господин Лоуренс, у тебя есть какие-то планы на сегодня? – спросил Амати.
– Я сейчас убиваю время в ожидании возвращения господина Бартоза.
– Вот как…
– А что?
По лицу Амати внезапно пробежала тень, и его речь стала слегка бессвязной. Впрочем, он тут же пришел в себя и вновь стал торговцем, ворочающим повозками рыбы, и решительно заговорил:
– Да. Я, в общем, думал, возможно, я мог бы показать вам обоим город. Я считаю, что то, что я встретил вас на обратном пути сюда, было провидением Господним. Кроме того, услышав рассказы бродячего торговца, я, несомненно, расширю границы моих познаний.
Хоть Амати и держался скромно, Лоуренс не сомневался, что целью его была Хоро. Если бы у Амати был такой же, как у Хоро, хвост, наверняка он бы сейчас беспрестанно и безостановочно вилял.
И тут Лоуренсу пришел в голову отличный план.
– Это так великодушно с твоей стороны – сделать нам такое предложение. Моя спутница с самого утра хотела выбраться наружу и побродить по улицам, и тут такая возможность. Однако…
Лицо Амати мгновенно переменилось.
– Если ты не имеешь возражений, я мог бы показать город одной госпоже Хоро. Откровенно говоря, на сегодня я закончил работу, и мне до конца дня практически нечего делать.
– Но не слишком ли мы тебя затрудним?
Лоуренс был не уверен, удалось ли ему успешно изобразить удивление, но подумал, что Амати, вероятно, все равно не заметил легкую неискренность в его лице.
Сейчас, судя по всему, его глаза видели лишь образ Хоро.
– Отнюдь. Если бы я пошел гулять один, вероятно, все деньги, что я заработал, я потратил бы на спиртное. Называя вещи своими именами, мне хочется иметь спутника сегодня. Пожалуйста, разреши мне взять на прогулку госпожу Хоро, – снова попросил он.
– Тебя это действительно не затруднит? Однако хочу сказать, эта девушка не из тех, кто останется на постоялом дворе просто потому, что ей так было велено. Так что я не могу быть уверен, что она до сих пор там.
– Ха-ха. Так получилось, что мне необходимо обсудить кое-какую покупку с владельцем того постоялого двора. Я зайду туда и узнаю заодно про нее. Если госпожа Хоро там, я ее приглашу.
– Благодарю за заботу.
– Ну что ты, что ты. Но обязательно позволь мне в следующий раз и тебе показать город.
Вот сейчас, общаясь с Лоуренсом, он вел себя как истинный торговец.
Хоть Амати и был младше Лоуренса на пять или шесть лет и выглядел довольно хилым, но в душе он, несомненно, был настоящим торговцем.
Даже несмотря на то, что все его мысли были сейчас о Хоро, он не забывал о правилах поведения.
Лоуренс как раз напоминал себе, что терять бдительность ни в коем случае нельзя, когда входная дверь вновь отворилась.
Поскольку Амати, кинув взгляд на дверь одновременно с Лоуренсом, пробормотал «как раз вовремя», Лоуренс мгновенно понял, кто только что вошел в отделение.
– Ну, господин Лоуренс, позволь мне откланяться, – сказал Амати.
– А, да. Я рассчитываю на тебя.
Лоуренс не был уверен, действительно ли у Амати не было других дел, ради которых он пришел сюда изначально, или же он просто забыл про них, потому что голова его сейчас была полна Хоро. Так или иначе, Амати вышел наружу, едва распрощался.
Конечно, Лоуренс оставил Хоро серебряную монету, но, скорее всего, волчица до сих пор оставалась в постели.
Судя по влюбленному взгляду Амати, Хоро достаточно будет рот открыть, и Амати купит ей все, что она пожелает. Он будет для Хоро идеальным ходячим кошелем.
При этой мысли Лоуренсу стало немного жалко Амати; но, судя по виду того, он будет только рад лишний раз раскрыть свой кошель.
Если хорошее настроение Хоро можно купить чужими деньгами, для Лоуренса это было как нельзя лучше.
К сожалению, когда Лоуренс находился рядом с Хоро, его мысль бежала не так быстро, как обычно.
Дело не только в том, что он был на шаг позади Хоро всякий раз, когда требовалось среагировать на что-то новое; дело было еще и в том, что он оказывался в дураках после любого, даже самого мелкого ее трюка.
Пока Лоуренс размышлял, как тяжело ему будет превзойти Хоро с ее многовековым жизненным опытом, вошедший в зал человек окинул взглядом всех присутствующих и направился к Лоуренсу.
Лоуренс уже слышал, что подмастерье Марка ради него оббегал весь Кумерсон, так что Бартоз, скорее всего, уже знал, что Лоуренс его ищет; потому-то, видимо, он и шел сейчас прямо к нему.
Чуть кивнув в знак приветствия, Лоуренс улыбнулся своей деловой улыбкой.
– Прошу прощения, это ты господин Крафт Лоуренс? Я Ги Бартоз, – и Бартоз протянул правую руку. Рука эта была грубой и тяжелой, как у прошедшего много битв солдата.
***
Судя по словам Марка, Бартоз был из тех бродячих торговцев, что стремятся зарабатывать деньги, чтобы пропивать их, а не чтобы копить. Но когда Лоуренс увидел его собственными глазами, Бартоз произвел на него совершенно другое впечатление.
Коренастая фигура Бартоза внешне напоминала гроб, правда, чуть более короткий, чем обычно делают. Волосы усов и бороды торчали во все стороны, словно иглы морского ежа, а кожа на лице выглядела продубленной, неприступной ни для пронизывающего ветра, ни для песчаной бури. Его правая рука вовсе не походила на руку бродячего торговца, который держит изо дня в день лишь лошадиные поводья и ведет праздный образ жизни; эта рука, похоже, круглый год таскает тяжелые грузы.
Несмотря на такую внешность, Бартоз вовсе не был ни упрямцем, ни чудаком; в речи его сквозила мягкость, присущая скорее церковнику.
– Я слышал, в последнее время стало очень много таких, как ты, господин Лоуренс, – тех, кто путешествует из страны в страну и торгует то здесь, то там. Я-то всегда хожу по одним и тем же местам и торгую одними и теми же вещами, это становится уже немного утомительно.
– Продавцам и ремесленникам, живущим в городе, такие слова наверняка не понравились бы, – ответил Лоуренс.
– Ха-ха-ха-ха-ха, это уж точно. В конце концов, встречаются и такие торговцы, которые по пятьдесят лет кожаными шнурками торгуют. Так вот просто говорить, что мне надоело, – это точно их оскорбит, – со смехом сказал Бартоз. Сам он покупал и продавал драгоценные руды, добываемые в рудниках Хайрама. Лоуренс слышал, что он ходил от этих рудников до Кумерсона и обратно на протяжении чуть ли не тридцати лет.
Несколько десятков лет таскать на себе тяжелые грузы, карабкаясь по крутым склонам гор Хайрама, обдуваемым такими сильными ветрами, что там даже деревья не росли, – обычный человек был на такое не способен.
Несомненно, Бартоз оставался в Кумерсоне в течение недели до и недели после ярмарки, чтобы насладиться столь необходимым ему отдыхом.
– Однако, господин Лоуренс, ты интересуешься очень необычными вещами.
– Э?
– Я слышал, ты разыскиваешь летописца, чтобы найти какие-то северные легенды. Или это из каких-то торговых интересов?
– Нет, вовсе нет. Я бы сказал, мне это просто очень и очень любопытно.
– Ха-ха-ха-ха. В столь юном возрасте у тебя уже такие занятные интересы. Что до меня, то я старыми легендами заинтересовался недавно. Сначала я рассчитывал извлекать из них какую-никакую прибыль, но в конце концов увлекся самими историями.
Извлекать прибыль из старинных сказаний – до такого Лоуренс едва ли додумался бы; но, заинтересованный тем, о чем говорил Бартоз, перебивать его не стал.
– Я десятилетиями ходил взад-вперед по одним и тем же местам. В один прекрасный день меня словно стукнуло: ведь мир, который я знаю, совсем крошечный. А ведь даже много веков назад здесь уже были люди, которые ходили по тем же дорогам, что и я сейчас, а я совсем ничего не знаю о том, что тогда было.
Лоуренс подумал, что, пожалуй, он понимает чувства Бартоза.
Чем больше краев он посетил, тем сильнее чувствовал, как огромный мир разворачивается у него перед глазами.
Если знание Лоуренса о мире сравнить с шириной озера, то знание Бартоза будет его глубиной.
– Я постепенно старею, мне уже не хватает смелости идти куда-то далеко, а время вспять не повернешь. Именно поэтому, даже если это всего лишь легенды, я все равно хочу побольше узнать о мире, в котором я так и не смог побывать, и о древнем прошлом, вернуться в которое не суждено по злобе небес. Когда я был молод, я гнался лишь за прибылью, что была прямо передо мной, и не задумывался о таких вещах. Будь у меня сила и свободное время подумать об этом, возможно, вся моя жизнь сложилась бы по-другому… именно поэтому, когда я вижу, что тебя это интересует в столь юном возрасте, мне становится немного завидно. Ха-ха, я так все это говорю, должно быть, со стороны я выгляжу скрюченным старикашкой.
Бартоз говорил, посмеиваясь над самим собой, но Лоуренс был его словами глубоко впечатлен.
Лишь когда Бартоз сказал об этом, Лоуренс осознал, что, действительно, благодаря мифам и сказаниям человек может узнать то, что никогда не узнал бы на собственном опыте, и в этом было какое-то манящее очарование.
Наконец-то Лоуренс в полной мере понял те слова, что произнесла Хоро вскоре после их первой встречи.
«Ты и я живем в совершенно разных мирах».
Все люди, родившиеся в одну эпоху с Хоро, давным-давно уже покинули этот мир; практически все те года, через которые прошла Хоро, покрылись мраком неизвестности.
И кроме того, Хоро была волчицей, не человеком.
Если подумать так, начинаешь чувствовать, что в определенном смысле само существование Хоро было чем-то совершенно особенным.
Что довелось повидать Хоро за время всех ее странствий? Что довелось услышать?
Лоуренс решил, что, когда вернется на постоялый двор, обязательно расспросит Хоро о ее предыдущих путешествиях.
– Однако с точки зрения Церкви все эти легенды – не более чем суеверия и языческие байки, – продолжил тем временем Бартоз. – Если Церковь уделяет какому-то краю пристальное внимание, собрать там много легенд очень трудно. Хайрам – горная страна, там есть множество интересных историй. Но, увы, там велика власть Церкви. А вот у Кумерсона этого недостатка нет.
Именно из-за того, что в таких странах, как Проания, приверженцы Церкви и язычники мирно сосуществовали, Церковь и следила так сурово за соблюдением своих законов в краях, где имела влияние.
С другой стороны, любой языческий город, не поддающийся влиянию Церкви, всегда должен был быть готов к битве. Кумерсон, которому удалось найти золотую середину и избежать подобных трудностей, был, вероятно, редким исключением.
Однако утверждать, что проблем с противостояниями между отдельными группами людей в Кумерсоне не было, также не стоило.
Для встречи с летописцем Лоуренс и Бартоз направились в северную часть Кумерсона.
Кумерсон изначально возводился с расчетом на то, что будет расширяться впоследствии, и его стены строились из отдельных деревянных рам, чтобы их легко было разбирать при нужде. Именно поэтому улицы и дома здесь были довольно просторные.
И тем не менее в Кумерсоне, строящемся таким образом, существовала каменная стена высотой больше роста человека.
В части города, огороженной этой стеной, жили все, кто нашел здесь убежище от преследований Церкви на юге или в других городах Проании.
Само то, что место их проживания было обнесено каменной стеной, было железным доказательством существования трений между ними и остальными горожанами. Конечно, в Кумерсоне на них не смотрели как на преступников; но, например, в Рубинхейгене они, несомненно, считались преступниками, подлежащими обезглавливанию. Вполне понятно, что соседство с ними внушало беспокойство.
Впрочем, мнение Лоуренса тут же изменилось.
Возможно, стена была возведена не просто чтобы отделить этих людей, возможно, она была здесь необходима, подумал он.
– Это… запах серы?
– Ха-ха, ты тоже продавал лекарские камни? – ответил Бартоз.
В Хайраме было несколько шахт, в которых добывались самые разнообразные руды. Бартоз, посещавший те места постоянно, вероятно, привык уже к запаху серы; Лоуренс же, вдохнув необычный запах, невольно сморщил нос.
Едва они с Бартозом прошли через деревянную дверь в стене, в нос Лоуренсу шибануло такой вонью, что он мгновенно понял, что за люди здесь живут.
Величайшие враги Церкви – алхимики.
– Нет… но знаю о них немного, – сказал Лоуренс.
– Знание – оружие торговца. Ты хороший торговец.
– …Я польщен.
Едва пройдя через дверь, Лоуренс заметил, что уровень земли в этой части города заметно ниже, чем везде.
Дома тоже стояли теснее. Вообще-то здесь проулки между домами были вполне похожи на те, что встречались в обычных городах, но кое-что было странным.
В первую очередь, идя проулком, Лоуренс обратил внимание, что то тут, то там на земле валялись птичьи перья.
– Ведь ядовитый ветер не всегда несет запах, потому они здесь и держат пташек. Если пташки начнут внезапно дохнуть, значит, пора поостеречься, – пояснил Бартоз.
Вообще-то Лоуренс слыхал прежде, что в некоторых местах, особенно в рудниках, подобные меры частенько используются; но от того, что он сам попал в такое место, по спине его пробежал холодок.
Выражение «ядовитый ветер» было довольно красивым, но Лоуренсу казалось, что используемое Церковью название «рука Смерти» подходит больше: когда человек обнаруживал, что воздух вокруг него необычайно похолодел, и тут же осознавал, что все его тело недвижимо, словно замерзло – говорили, что такие ощущения сродни касанию руки Смерти.
То тут, то там в проулках можно было видеть кошек. Держали ли их с той же целью, что и птиц? Или кошки сами собирались здесь, чтобы охотиться на птиц?
Что одно, что другое – при мысли об обеих этих возможностях Лоуренсу становилось неуютно.
– Господин Бартоз.
Немало воды утекло с тех пор, как Лоуренс в последний раз испытывал страх перед безмолвной прогулкой по мощеной улице.
Из глубины проулков то и дело доносилось мяуканье кошек, или хлопанье птичьих крыльев, или зловещий лязг металла; в воздухе витал удушливый запах серы. Все это было для Лоуренса невыносимо, и он попытался заговорить с шедшим впереди него Бартозом.
– Ты можешь сказать, сколько алхимиков живет в этом месте? – поинтересовался он.
– Ну… если считать вместе с подмастерьями, то, наверно, десятка два. Правда, тут частенько разные происшествия случаются, так что точного числа не назову.
Бартоз имел в виду, что люди здесь умирали нередко.
Лоуренс пожалел, что задал этот вопрос, и поспешил задать другой, более подходящий для торговца.
– А торговля с алхимиками приносит хороший доход? Похоже, вести с ними дела довольно рискованно.
– Мм…
На их пути возникла заляпанная чем-то зеленым бочка, при виде которой любой лишился бы сна. Внутри была какая-то непонятная субстанция. Обойдя бочку стороной, Бартоз лениво ответил:
– Если алхимику покровительствует кто-то из аристократов, доходы будут хорошие. Эти аристократы тогда покупают не только золото, серебро и бронзу, но и железо, свинец, олово, ртуть, серу, фосфор и много чего еще, и в больших количествах.
Бартоз назвал довольно-таки обыденные товары, чем удивил Лоуренса.
Тот ожидал услышать что-то более причудливое, «пятиногих лягушек» и тому подобное.
– Ха-ха-ха, удивлен? Даже среди северян большинство считает алхимиков какими-то чародеями. А на самом деле они мало чем отличаются от обычных кузнецов. Они целыми днями то подогревают разные металлы, то плавят их какими-нибудь кислотами.
Дойдя до узкого перекрестка, Лоуренс и Бартоз свернули направо.
– Хотя есть среди них и те, кто на самом деле изучает магию, – добавил Бартоз, обернувшись к Лоуренсу. Уголки его губ приподнялись, обнажив зубы в ухмылке.
Лоуренс, немного встревоженный последними словами Бартоза, остановился. Заметив это, Бартоз, словно извиняясь за шалость, добавил с улыбкой:
– Но это лишь слух, который мне довелось слышать. А еще я слышал, что живущие здесь алхимики даже не видели ни разу кого-то, кто был бы сведущ в магии. И еще хочу сказать: все, кто здесь живут, – очень милые люди.
Впервые в жизни Лоуренс слышал, как кто-то использует выражение «милые люди» применительно к алхимикам – тем, кто днями и ночами совершает богопротивные действа.
Всякий раз, когда разговор заходил об алхимиках, людей охватывали сложные чувства – смесь страха и любопытства и трудноописуемое ощущение чего-то постыдного.
– Впрочем, как сказать… они меня кормят, в конце концов, так что я просто не могу назвать их плохими людьми, верно?
Последние слова Бартоза были настолько подобающими торговцу, что Лоуренс ощутил некоторое облегчение и улыбнулся.
И почти сразу Бартоз остановился близ одного из домов.
Дорога здесь лежала в глубокой тени. Она была вся в выбоинах и ухабах; то тут, то там темнели лужи.
В стене, обращенной к проулку, было окно с чуть приоткрытыми деревянными ставнями. Возможно, это было лишь воображение, но Лоуренсу показалось, что двухэтажное здание чуть покосилось.
В целом дом по виду мало чем отличался от любого дома в городских трущобах. Впрочем, одно заметное различие все-таки имелось.
В воздухе была разлита гробовая тишина; ни единого звука, ни голосов играющих детей – ничего.
– Не напрягайся так. С человеком, с которым я тебя познакомлю, очень легко найти общий язык.
Бартоз уже не первый раз пытался приободрить Лоуренса такими словами; но Лоуренс смог лишь вяло улыбнуться в ответ.
Просто расслабиться… Бартоз просил слишком многого.
Ведь здешних обитателей заклеймило преступниками большинство организаций, с которыми лучше не ссориться.
– Кто-нибудь дома?
Бартоз без малейшего страха постучал в дверь и спросил совершенно будничным голосом.
Но иссохшая дверь выглядела так, будто ее не открывали годами.
Откуда-то донеслось слабое кошачье мяуканье.
Поселянин, которого какой-то монастырь объявил язычником и еретиком.
В голове Лоуренса появился и тотчас исчез образ старца в запятнанном халате, внешне напоминающего высушенную лягушку.
В этот мир нормальный бродячий торговец никогда не сделает шага.
Дверь начала медленно открываться.
– Хмм? Уж не господина Бартоза ли я вижу?
Эти слова несколько разочаровали ожидания Лоуренса, и у него едва не подогнулись колени.
– Давно не виделись. Ты, похоже, в хорошем настроении. Просто замечательно.
– Ты меня опередил. Вижу, ты жив-здоров, хоть и бродишь все время по горам Хайрама. Похоже, Всемогущий тебе благоволит.
Когда тонкая деревянная дверь открылась полностью, в проеме обнаружилась высокая синеглазая женщина в длиннополом халате. На вид она была старше Лоуренса на несколько лет. Халат свободного покроя на ней смотрелся весьма обольстительно.
Говорила она довольно оживленно; и Лоуренс никак не мог отрицать того факта, что она была невероятно красива.
Но тут же он вспомнил сказания об алхимиках, которые изыскивают магию, дарующую бессмертие.
Ведьма.
Это слово всплыло в голове у Лоуренса, и в то же мгновение взгляд женщины обратился на него.
– О-о, какой красивый мальчик. Но, судя по его лицу, похоже, он принял меня за ведьму.
– Ну, если так, я могу представить ему тебя и как ведьму.
– Не будь таким занудой. Здесь и так мрачно. И потом, как ведьма может быть такой красивой, как я?
– Я слыхал, немало женщин объявили ведьмами именно из-за их красоты.
– Ты все такой же, господин Бартоз. Уж конечно, в землях Хайрама у тебя немало денежных местечек?
Лоуренс понятия не имел, о чем идет речь, но при этом и не пытался понять; он полностью сосредоточился на том, чтобы успокоиться и взять себя в руки.
Лоуренс сделал глубокий вдох, выдох, снова вдох.
Затем он выпрямился и вновь предстал торговцем Лоуренсом.
– Сестрица, сегодня повидаться с тобой кое-зачем нужно не мне, а вот как раз господину Лоуренсу.
Похоже, Бартоз заметил, что Лоуренс пришел в себя. После его своевременного заявления Лоуренс шагнул вперед и, надев на лицо свою деловую улыбку, произнес:
– Прошу простить за то, что потерял самообладание. Я бродячий торговец Крафт Лоуренс. Я хотел бы нанести визит господину Дину Рубенсу. Он дома?
Лоуренс изъяснялся в самой формальной манере, что он делал крайней редко.
Однако едва женщина, опиравшаяся рукой на дверной косяк, услышала эти слова, на ее лице появилось выражение крайнего изумления; затем она весело спросила:
– Тебе Бартоз разве не сказал?
– Ах!
Бартоз хлопнул себя по щеке, словно коря самого себя за упущение, и с извиняющимся лицом обратился к Лоуренсу.
– Господин Лоуренс, перед тобой госпожа Дин Рубенс.
– Я и есть Дин Рубенс. Очень мужское имя, правда? Пожалуйста, зови меня Диана, – с улыбкой произнесла женщина. Теперь она держалась и говорила очень элегантно, словно была настоятельницей какого-нибудь большого монастыря.
– Что ж, не будем торчать в дверях, давайте поговорим внутри. Я тебя не съем, – лукаво добавила Диана, раскрывая дверь настежь и жестом приглашая Лоуренса и Бартоза внутрь.
***
Изнутри жилище Дианы выглядело таким же, как и снаружи: старым и неухоженным. Пожалуй, его даже можно было бы сравнить с каютой капитана корабля после шторма.
По углам комнаты стояли деревянные сундуки, напоминающие пиратские сундуки с сокровищами. Сверху они были укреплены металлическими полосами; крышки сундуков были небрежно откинуты. Можно было увидеть также несколько крепких и дорогих на вид стульев, заваленных книгами и одеждой.
Кроме того, по всему полу комнаты валялось множество снежно-белых писчих перьев; откуда они тут, трудно было даже вообразить. В комнате как будто долго и с наслаждением чистила перья какая-то огромная птица.
В целом для описания комнаты вполне подходило слово «хаос». Единственные более-менее опрятные места здесь – это были книжный шкаф и часть комнаты вокруг стола, за которым Диана работала.
– Итак, по какому поводу ты решил меня навестить? – спросила Диана, вытащив из-под стола стул и усевшись. Солнечный свет вливался в окно и чудесным образом падал прямо на стол. Двум мужчинам Диана присесть не предложила, да и чаю тоже не принесла.
Отбросив прочь мысль о горячем чае, Лоуренс уже начал было думать, что делать, если даже сесть будет негде; но тут Бартоз, словно давно уже к такому привык, освободил один из стульев, просто-напросто стряхнув на пол все, что на нем было, и предложил его Лоуренсу.
Даже заносчивый и надменный аристократ знает, что гостю обязательно надо предложить сесть, подумал Лоуренс.
Впрочем, странный способ ведения дел Дианой он совершенно не находил неприятным. Напротив, было в этом какое-то очарование.
– Сперва прошу позволить мне принести мои извинения за столь бесцеремонный визит, – сказал Лоуренс.
В ответ на столь выспреннюю речь Диана лишь улыбнулась и слегка кивнула.
Откашлявшись, Лоуренс продолжил.
– Дело в том, что, насколько мне известно, ты, госпожа Рубенс…
– Диана, – тут же с серьезным видом поправила Диана.
Лоуренсу не без труда удалось подавить дрожь в сердце и пробормотать «извиняюсь». На лице Дианы тут же вновь заиграла теплая улыбка.
– Кхм… дело в том, что, насколько мне известно, ты, госпожа Диана, очень сведуща в легендах северных земель. Поэтому я подумал, если только это не слишком тебя обременит, не можешь ли ты просветить меня кое в чем.
– Северных земель?
– Да.
Некоторое время Диана, по-видимому, обдумывала услышанное, затем повернулась к Бартозу.
– Я думала, он пришел потолковать о делах.
– Ты шутишь. Если б он пришел по делам, ты же наверняка вышвырнула бы его.
На эти слова Бартоза Диана ответила лишь смешком, но Лоуренс чувствовал, что так бы она и сделала.
– Но я не обещаю, что знаю именно ту историю, которая тебе нужна, – вновь обратилась Диана к Лоуренсу.
– Это значило бы, что история, которую слышал я, выдумана.
– О, если так случится, мы будем считать ее новой легендой, и тогда не ты меня, а я тебя буду слушать.
Диана приветливо улыбнулась. Лоуренс кашлянул и невольно отвел взгляд.
Хорошо, что Хоро здесь нет, подумал он.
– В таком случае я хотел бы спросить тебя про древнюю легенду о городе Йойтсу.
– О… ты имеешь в виду город, который разрушил Медведь Лунобивец?
Свою шкатулку воспоминаний Диана раскрыла мгновенно.
Разговор о разрушении Йойтсу зашел так внезапно, хорошо, что я не взял Хоро с собой, мелькнуло в голове у Лоуренса. Похоже, Йойтсу и вправду перестал существовать. Даже попытка подумать, как сказать об этом Хоро, вызвала у Лоуренса головную боль.
Пока Лоуренс об этом думал, Диана медленно встала и направилась к книжному шкафу – одному из немногих предметов мебели в комнате, которые содержались в порядке. Вытащив из аккуратного ряда толстых томов одну книгу, она сказала:
– Насколько я помню, она где-то здесь… нашла, нашла. Медведь Лунобивец, произносится «Ирава Верр Мухейдехунде». Город Йойтсу, который разрушил Медведь Лунобивец. О Медведе Лунобивце легенд довольно много. Правда, они все очень старые.
Диана говорила не умолкая и одновременно перелистывала страницы. На указательном пальце виднелись мозоли от постоянного письма – красные, набухшие. Лоуренс в душе ей посочувствовал.
Возможно, все книги в этом шкафу были написаны ею.
Сколько же здесь всего языческих сказаний и суеверий?
В этот момент Лоуренсу пришла в голову мысль. Когда Бартоз упоминал, что собирался извлечь прибыль из древних легенд, скорее всего, он имел в виду продажу книг Дианы Церкви.
Если Церковь будет обладать этими книгами, она сможет с легкостью находить, в каких землях работа ее миссионеров не принесла успеха и даже какие именно ошибки они совершали. Именно поэтому служители Церкви, несомненно, отдали бы за эти книги многое.
– Я хотел бы узнать не про медведя, а легенды о городе Йойтсу, – сказал Лоуренс.
– О городе?
– Да. Есть определенные причины, по которым я хочу найти, где он находится. Возможно ли это узнать из легенд и сказаний?
Большинство людей, вероятно, будут озадачены, если у них спросить, в каком именно месте происходило действие древней легенды. Обычно спрашивают, в каком месте был произведен тот или иной товар.
Диана, естественно, не была исключением. На лице ее отразилось удивление. Положив книгу на стол, она погрузилась в задумчивость.
– Где находится, хех… где находится, где находится…
– Это возможно? – снова спросил Лоуренс. Диана положила руку на лоб, словно на нее накатил внезапный приступ головной боли, и жестом другой руки попросила Лоуренса потерпеть.
Сейчас она сидела молча с таким величественным видом, что едва ли кто-нибудь удивился бы, узнав даже, что она настоятельница какого-нибудь крупного монастыря. И тем не менее, глядя на Диану, Лоуренс не удержался от мысли, что у нее, должно быть, есть чувство юмора.
Довольно долго Диана сидела с закрытыми глазами и негромко мычала себе под нос. Наконец она подняла голову и улыбнулась, словно девочка, впервые в жизни сумевшая вдеть нитку в иголку.
– Я вспомнила. К северу от Проании есть река Ром, а у ее истока лежит город Реноз. В тех краях есть одна древняя легенда.
Когда Диана вдруг заговорила с ним таким тоном, каким она прежде говорила с Бартозом, Лоуренс был немного ошеломлен.
Похоже, она полностью теряет контроль над собой, когда кто-то заводит разговор о древних легендах, подумал Лоуренс.
Диана откашлялась, закрыла глаза и начала читать по памяти старинный текст.
– Во времена далекие пришла в деревню волчица. Прозывала она себя Хоруо из Йойтсу, и роста она была такого, что человек задирал голову, чтобы ее разглядеть. Обуяны бесконечным ужасом, селяне узрели в ней кару небесную. Хоруо рекла, что явилась она из глубин безмятежного леса с восхода и уйдет на полдень. Хоруо любила пить веселящую воду и, принявши облик девы, танцевала с женщинами деревни. Была она юна и красива, но обладала притом звериным хвостом. После долгих пиров она обещала деревне добрый урожай и ушла на полдень. Много лет после того деревня видела добрые урожаи. Прозвали люди ту волчицу «Хоруо – пшеничный хвост».
Лоуренс был поражен – не только тем, как свободно, без запинки процитировала Диана древний текст, но и внезапным упоминанием имени Хоро.
Хоть произносилось имя немного не так, все же речь шла, несомненно, именно о Хоро. Фраза про обещание доброго урожая ясно показывала, что это была она, и превращение волчицы в деву с хвостом тоже совпадало с тем, что делала Хоро.
Но это его удивление было ничем по сравнению с удивлением от сказанного в легенде.
Город Реноз, что лежал у истока реки Ром, – этот город существовал и сейчас. Теперь, когда стало известно, что Хоро пришла в Реноз из леса к востоку, можно было провести две линии: от Ньоххиры на юго-запад и от Реноза на восток – и там, где они пересекались, и должен был оказаться Йойтсу.
– Ну как, эта легенда помогла? – вопросила Диана.
– Конечно, ведь лес к востоку от Реноза – это сравнительно небольшая область для поисков, и этого может оказаться достаточно.
– Замечательно.
– Я, вне всяких сомнений, отплачу тебе за эту услугу в ближайшем бу-…
Диана движением руки заставила Лоуренса умолкнуть.
– Увидев меня, ты должен понимать, что, даже если Церковь охотится за мной, я все же безумно люблю древние легенды языческих земель. Кроме того, слушать эти легенды я предпочитаю в их первозданном виде, а не исправленные под надзором Церкви. Ты, судя по всему, бродячий торговец, господин Лоуренс, и я уверена, что ты слышал множество интересных историй. Если ты поделишься со мной какой-нибудь из них, я сочту это достаточной платой.
Слуги Церкви, назначенные писать летописи, старались делать это так, чтобы поддерживать авторитет Церкви. Те, кого нанимали аристократы, восхваляли своих нанимателей; другими словами, они писали «историю для аристократов». И едва ли можно было отрицать, что это разумно.
Церковный город Рубинхейген получил свое имя в честь Святого Рубинхейгена, и в городе ходило множество легенд об этом святом; но все они противоречили тому, что рассказывала Хоро. Скорее всего, эти легенды были подправлены с умыслом утвердить власть и авторитет Церкви.
Конечно же, Диана, живущая в трущобах этого терпимого в вопросах веры и торговли города, не могла простить такого вмешательства – ведь она любила древние легенды. Когда Лоуренс услышал, что Диану в некоем монастыре объявили еретичкой, он предположил, что она придерживается каких-то действительно опасных взглядов, а оказалось, что она всего лишь увлеченная натура, готовая отдать жизнь за свое увлечение.
– Я понял, – пробормотал Лоуренс и принялся рассказывать некую редкую историю.
Это была история, действие которой происходило в богатых пшеницей землях.
История о волчице, властвовавшей над урожаями.
***
Затем, поскольку в доме нашлось что выпить, Лоуренс, Диана и Бартоз завели оживленную беседу о самых разных легендах и сказаниях, рассказываемых в самых разных краях.
Солнце уже начало клониться на западе, когда Лоуренс наконец спохватился. Он вежливо отклонил приглашение Дианы остаться еще и вместе с Бартозом откланялся.
Шагая узкими проулками, Лоуренс и Бартоз оглашали окрестности громким смехом всякий раз, когда вспоминали какие-то детали их теплой беседы в доме Дианы.
В том возрасте, в каком сейчас был Лоуренс, истории о драконах и городах из золота всегда внушают определенное недоверие. Много лет прошло с тех пор, как он в последний раз получал столько удовольствия от обсуждения такого рода историй.
Даже став уже учеником бродячего торговца, Лоуренс долгое время мечтал о том, как он станет странствующим рыцарем и будет путешествовать из страны в страну с длинным блестящим мечом. Сказания об огнедышащих драконах, о гигантских птицах, распахнутые крылья которых закрывают все небо, и о волшебниках, способных двигать высочайшие горы мановением мизинца, захватывали его до глубины души.
Однако с какого-то времени – с какого именно, он и сам не знал – Лоуренс стал понимать, что все эти сказания – не более чем выдумки.
Такими интересными для него эти истории стали благодаря знакомству с Хоро, думал он.
Действительно, множество легенд и сказаний вовсе не были выдуманы, и с бродячими торговцами, подобно странствующим рыцарям путешествующими по разным уголкам огромного мира, могли происходить всяческие приключения.
От одного лишь осознания этого в груди у Лоуренса разлилось теплое, давно забытое чувство.
Однако едва Лоуренс вспомнил, что произошло, когда он провозил золото в Рубинхейген, на лице его появилась кривая улыбка.
Конечно, Лоуренс не видел истинного лица этого существа, но он был уверен, что в темных и страшных лесах близ Рубинхейгена, о которых ходило столько слухов, обитал волк, очень похожий на Хоро. И тогда ведь Лоуренс выступал вовсе не в роли главного героя драмы, но в качестве побочного персонажа, влекомого по волнам сюжета.
В конце концов, торговцу больше всего подходит жизнь торговца.
Прокручивая все это у себя в голове, Лоуренс добрался до улицы, ведущей к постоялому двору. На перекрестке он распрощался с Бартозом.
Поблагодарив Бартоза за то, что тот познакомил его с Дианой, он получил неожиданный ответ: «Когда я иду к сестрице один, на меня все косо смотрят, а когда ты со мной пошел, это было другое дело».
Да. Диана была так красива и общительна, да вдобавок жила там, где обитают алхимики. Если навещать ее в одиночку, конечно, это привлечет множество взглядов.
Ведь подобные вещи были любимыми темами для бесед в иностранном отделении Гильдии.
– Пожалуйста, пригласи меня, если снова к ней пойдешь.
Эта фраза Бартоза вовсе не звучала формально; похоже, он говорил совершенно искренне. Лоуренс, очень приятно проведший время в компании Бартоза и Дианы, столь же искренне кивнул в ответ.
Солнце как раз начало садиться за крыши домов. Ремесленники на большой улице заканчивали работу, торговцы сворачивали свои палатки, селяне, распродавшие все привезенное с собой зерно, овощи и животных и теперь собирающиеся домой, шныряли взад-вперед.
Когда Лоуренс, идя улицей к югу, приблизился к самой шумной части города, в толпе появились также дети и пьяные.
Повсюду виднелись и женщины – обычно с наступлением сумерек их на улицах было гораздо меньше. Улица уже бурлила предпраздничной атмосферой. То тут, то там люди стояли, собравшись в кружок, и в центре такого кружка восседал гадатель и открыто занимался своим делом.
Прорываясь через людскую стену, Лоуренс не свернул к входу на постоялый двор, но продолжил движение в сторону кумерсонского рынка.
Поскольку рассказанное Дианой позволило Лоуренсу более-менее оценить местонахождение Йойтсу, он решил двигаться не в Ньоххиру, а в Реноз.
Во-первых, Реноз был ближе. Во-вторых, понятнее было, как туда добираться. И наконец, Лоуренс лелеял надежду, что в Ренозе он найдет более подробные легенды о Хоро.
Поскольку он решил сменить место назначения, и сведения для путешествия нужны были другие. Именно поэтому Лоуренс вновь пришел к палатке Марка.
– Привет, красавчик!
Подойдя к палатке, Лоуренс обнаружил, что Марк сидит с довольной улыбкой на лице и с кружкой в руке. Что до мальца, который бегал по поручениям Марка и разыскивал нужных людей, то он уже спал внутри. Голова его запрокинулась, лицо раскраснелось.
Заменила этих двух напившихся мужчин жена Марка Адель; она как раз готовилась закрывать палатку, стоя посреди горы товаров. На голове у нее была полотняная лента для защиты от пота.
Заметив Лоуренса, Адель приветливо кивнула и с натянутой улыбкой указала пальцем на Марка.
– Чего? Эххх, сперва выпей, – предложил Марк.
– Да, те сведения, которые я просил тебя собрать сегодня утром… эй! слишком много наливаешь!
Напиток с бульканьем лился из бурого глиняного кувшина в деревянную кружку. Лоуренс призвал Марка остановиться, но тот, похоже, не заметил.
На лице Марка было написано, что говорить с ним будет бесполезно, пока Лоуренс не протянет руку и не возьмет полную до краев кружку.
– Ох уж…
Недовольно глядя на Марка, Лоуренс взял кружку и глотнул. В кружке оказалось довольно неплохое вино. Лоуренсу внезапно захотелось пожевать с этим вином вяленого мяса.
– Вот, так что ты собирался сказать? Неужели решил двигаться в другую сторону?
– О да, именно так. У истока реки Ром есть, кажется, город Реноз. Насколько я помню, он известен своими мехами и дровами, верно? Туда я теперь и собираюсь.
– Охх, ты и впрямь серьезно отклониться решил. А я столько сил потратил, собирая сведения о дороге в Ньоххиру.
Даже когда Марк был пьян, какая-то часть его оставалась трезвой. Иначе он был бы недостоин называться торговцем.
– Прости меня, но ситуация немного изменилась.
– О? – и Марк, улыбнувшись, глотнул вина, словно пил воду.
Затем, кинув на Лоуренса особенно игривый взгляд, он спросил:
– Значит, это правда, что ты и твоя спутница расстались?
Несколько секунд Лоуренс переваривал услышанное, затем спросил в ответ:
– Что ты только что сказал?
– Ха-ха-ха-ха-ха. Я очень тщательно все вызнал, красавчик. Все знают, что ты остановился в богатом постоялом дворе вместе с красоткой-монашкой. Да уж, твое поведение – это как раз то, что называют «богопротивным».
Кумерсон был, конечно, крупным городом, но все же до Рубинхейгена ему было далеко. Любому достаточно было спросить у приятеля, и он получил бы сведения обо всех торговцах в округе – настолько обширны были связи городских торговцев между собой. Скорее всего, кто-то увидел Лоуренса вместе с Хоро, и слух распространился по всему городу мгновенно.
Если даже Марк, сидевший в своей палатке на рынке, знал о существовании Хоро, уж конечно, в иностранном отделении о ней не могли не знать. При мысли, как ему повезло, что он не вернулся туда вместе с Бартозом, у Лоуренса немного полегчало на душе.
Однако он никак не мог взять в толк, почему Марк говорит, что они расстались.
– Отношения между мной и моей спутницей вряд ли могут стать темой для застольной беседы. Но что ты имел в виду, когда сказал про «расстались»? – поинтересовался Лоуренс.
– Хе-хе-хе, похоже, этот красавчик и дурачком прикидываться умеет отлично. И все же, когда при тебе упоминают, что вы расстались, у тебя на лице написано, что сердечко-то дрожит.
– Ну, ведь моя спутница – на самом деле красавица. Если мы действительно расстанемся, это будет для меня большой потерей, верно?
Благодаря своему общению с Хоро Лоуренс сохранил способность отвечать спокойно, что удивило даже его самого.
Правда, сам он предпочел бы, чтобы улучшилось его искусство торговца, а не умение реагировать на подобные ситуации.
Марк рыгнул.
– Да ничего такого, просто сплетню одну я только что услышал. Что один парнишка из нашей гильдии расхаживает по улицам с твоей спутницей, и они отлично ладят друг с другом.
– А. Ты про Ам… про господина Амати.
Хотя Амати был младше, Лоуренс почувствовал, что назвать его просто по имени будет невежливо, и потому добавил слово «господин». Однако, едва это слово вылетело у него изо рта, Лоуренсу показалось, что этим он как бы принизил себя самого.
– Так ты что, уже сдался? – вопросил Марк.
– Боюсь, ты все неправильно понял. У меня весь сегодняшний день не было времени на мою спутницу, а у господина Амати свободное время было, и он предложил показать нам город. Просто одно совпало с другим.
– О…
– Что-то не так?
Лоуренс ожидал увидеть на лице Марка разочарование, но вместо того увидел тревогу в глазах. Это его озадачило.
– Я прежде тоже был бродячим торговцем, как и ты, поэтому хочу предупредить: этот парень Амати кажется слабаком, но на самом деле с ним трудно управиться, – сказал Марк.
– …Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду вот что: если ты и дальше будешь вести себя так же беззаботно, вполне возможно, спутницы своей ты просто лишишься. Такой парень, как Амати, да еще в таком возрасте – если он вобьет себе что-то в башку, то уже не остановится ни перед чем. И более того: ты знаешь, как Амати молод, но знаешь ли ты, каков размах его рыбной торговли? И еще, этот парень родился на юге в какой-то благородной семье. Он был младшим сыном, потому его талант в тени старших братьев не мог раскрыться. И вот три года назад он сбежал из дома, один, пришел сюда и здесь развернул свое дело. Впечатляет, э?
Действительно, глядя на слабую и худую фигуру Амати, в такое трудно было поверить, но Лоуренс своими глазами видел, как он нанял людей, чтобы перегнать три повозки, полные свежей рыбы.
Более того: Амати, конечно, пытался получить за счет Лоуренса дополнительный доход, но все же он смог без особых усилий устроить ему комнату на постоялом дворе, да еще с окнами, выходящими на главную улицу. Сейчас, когда город буквально наводнили приезжие, это было совсем непросто.
Постепенно в сердце Лоуренса начало заползать чувство опасности; но в то же время он чувствовал, что Хоро вряд ли переключит свою привязанность на Амати с такой легкостью.
Вспомнив все, через что они прошли вместе с Хоро, Лоуренс укрепился во мнении, что Хоро его не оставит.
– Волноваться не о чем, моя спутница вовсе не такая ветреная особа, – заверил Лоуренс Марка.
– Ха-ха-ха, а ты в себе уверен. Если б я услышал, что Амати прогуливается с Аделью, я б, наверно, сдался без борьбы.
– Что это ты сейчас сказал про меня и Амати? – поинтересовалась Адель, которая кончила закрывать палатку вместо своего подвыпившего мужа и уже некоторое время стояла у Марка за спиной с устрашающей улыбкой на лице.
Четыре года назад, когда Марк приехал в Кумерсон по торговым делам, он познакомился с Аделью, и они влюбились друг в друга. Среди жителей Кумерсона история их любви очень хорошо известна. Венцом этой любовной истории, которую счел бы совершенно потрясающей какой-нибудь начинающий менестрель, стала их свадьба. Сейчас Адель держалась с достоинством, подобающим жене торговца пшеницей.
Когда Лоуренс впервые с ней познакомился, она была стройной и хрупкой, но сейчас она выглядела еще даже более крепкой и стойкой, чем Марк.
Два года назад Адель родила. Возможно, такая крепость была свойственна всем матерям.
– Я сказал, что если б я знал, что ты гуляешь вместе с Амати, я, любящий тебя так глубоко, горел бы в огне ревности, пока не покрылся бы ожогами с ног до головы, – ответил ей Марк.
– Это хорошо, можешь гореть сколько твоей душе угодно. Когда превратишься в головешку, я этой головешкой разожгу очаг и выпеку превосходный хлеб, которым угощу господина Амати.
От ядовитых слов Адели Марк лишился дара речи и нашел убежище лишь в кружке с вином.
Возможно, в большинстве семей женщины смелее мужчин, подумал Лоуренс.
– По-моему, господин Лоуренс, если пить вместе с этим пьянчугой, даже отличное вино покажется плохим, не так ли? Мы на сегодня уже закрылись, так что приглашаю к нам домой, там я тебя угощу кое-чем вкусным. Правда, от моей крошки может быть многовато шума, – предложила Адель.
При упоминании ребенка Марка Лоуренс безуспешно попытался вообразить, каким сорванцом этот ребенок может оказаться.
Этого одного было бы достаточно, чтобы разубедить Лоуренса, совершенно не умевшего обращаться с детьми, но все же он отклонил приглашение по другой причине.
– У меня все еще есть одно дело на сегодня, так что спасибо, но не получится.
Это, разумеется, была неправда. Но Адель не выказала никаких подозрений, она явно лишь сожалела.
Марк же, глядя так, словно видел Лоуренса насквозь, улыбнулся и сказал:
– Что ж, видно, это неоконченное дело очень важное. Удачи тебе.
Марк и впрямь прочел мысли Лоуренса, и тот вернул лишь неловкую улыбку.
– А-а, да. Насчет новой цели, я понял. Я буду держать палатку открытой все время праздника, так что смогу собрать довольно точные сведения, – добавил Марк.
– Благодарю.
Допив остатки вина в кружке, Лоуренс еще раз поблагодарил супругов и распрощался.
Идя в одиночестве через все еще оживленный, несмотря на ночное время, рынок, Лоуренс вдруг заметил, что невольно ускоряет шаг, и неловко ухмыльнулся.
Надо же, я соврал, использовав этот трюк с «еще одним делом на сегодня», язвительно подумал он.
На самом же деле, глядя на то, как общаются Марк и Адель, он просто ощутил острое желание поскорее вернуться на постоялый двор.
Что до причины, по которой он хотел вернуться поскорее, – даже если сам Лоуренс прекрасно знал, что это за причина, он и думать о ней не желал, не то что говорить кому-либо.
На краткое мгновение в воображении Лоуренса возникла картина весело гуляющих вместе Хоро и Амати и тотчас исчезла.
Как он себя ни одергивал, все же несколько раз замечал, что невольно ускоряет шаг.
***
Пока небо снаружи темнело, гомон толпы за окном становился все громче. Прислушиваясь к шуму, Лоуренс с помощью одолженных у владельца постоялого двора пера и чернильницы начал предавать бумаге свои будущие торговые планы. И тут как раз вернулась Хоро.
Лоуренс сам вернулся только что, причем довольно поспешно – и обнаружил, что Хоро не было. С одной стороны, это его несколько разочаровало, с другой же, хорошо, что Хоро не видела, как он, запыхавшись, появляется на пороге. При этой мысли Лоуренс слегка расслабился.
Хоро сообщила, что Амати проводил ее до входа, так что по лестнице она поднялась уже одна. Однако, судя по шарфу из лисьего меха, украшающего ее шею, Хоро играла с Амати очень жестоко. Похоже, он и помимо шарфа много чего для Хоро купил.
Лоуренса охватило чувство облегчения и радости при виде целой и невредимой Хоро, но также и озабоченность при мысли, как же он сможет отплатить Амати за все это.
– Мм… мне ужасно плохо, – промямлила Хоро. – Мм… ты… помоги немного.
Интересно, подумал Лоуренс, сколько же Хоро съела и выпила сегодня. Она даже свой шелковый пояс была не в силах развязать.
Лоуренс, сам не веря в то, что он это делает, с безнадежным выражением лица встал со стула и помог Хоро, с трудом добравшейся к тому времени до кровати, развязать пояс и снять плащ, обмотанный вокруг талии наподобие юбки.
– Эй, прежде чем ложиться, по крайней мере шарф и накидку сними, а то помнутся ведь.
Хоро в ответ лишь пробурчала что-то неопределенное.
Лоуренсу не без труда удалось не дать сидящей на кровати Хоро улечься; он помог ей снять шарф, накидку из кроличьей кожи и косынку, закрывавшую голову.
Хоро, позволив Лоуренсу себя раздевать, сама уже спала на ходу. Похоже, она распрощалась с Амати, едва добравшись до постоялого двора, именно потому, что полностью обессилела, – все силы она потратила, стараясь не свалиться по дороге.
Когда Лоуренсу все же удалось избавить Хоро от накидки, шарфа и косынки, он позволил ей наконец улечься на кровать.
Глядя на столь беззаботную Хоро, Лоуренс невольно улыбнулся. Однако, едва взгляд его упал на блестящий лисий мех шарфа, он вздохнул. Купив столь прекрасную вещь, вполне нормально было бы ее перепродать, но подарить кому-то – просто немыслимо.
– Эй, не засыпай пока. Ты его еще что-нибудь купить тебе заставила?
Вполне возможно, Хоро попросила Амати купить ей что-то еще более дорогое.
У Хоро, однако, не было сил даже на то, чтобы поднять голову. Она просто лежала и посапывала во сне. Лоуренсу показалось, что даже уши, гордость Хоро, никак не реагируют на его слова; похоже, она и впрямь уже провалилась в глубокий сон.
Думая про себя: «Ну что с ней поделать», – Лоуренс поднял на кровать свешивавшиеся ноги Хоро. Ее это не разбудило.
«Хоро оставляет себя в таком беззащитном состоянии, потому что доверяет мне? Или она просто пренебрегает мной?» – невольно спросил себя Лоуренс. Впрочем, он тут же решил, что думать об этом – лишь неприятностей на свою голову искать, и задвинул такого рода мысли куда подальше.
Положив шарф и накидку на стол, он принялся складывать плащ.
Из плаща что-то вывалилось и со звонким стуком упало на пол.
Подобрав и рассмотрев упавший предмет, Лоуренс обнаружил, что это красивый металлический кубик.
– Железо? Нет, не оно.
Все углы у этого кусочка были идеально прямые, словно аккуратно обтесанные резцом; поверхность была ровная и гладкая, лунный свет, хоть и слабый, отражался в гранях. Судя по тому, как тщательно этот кубик был сделан, он немало стоил, даже если металл сам по себе не имел ценности. Лоуренс мог лишь догадываться, какой скандал закатит Хоро, если он разбудит ее лишь для того, чтобы поинтересоваться, что это за металл. Решив спросить ее на следующий день, когда она проснется сама, Лоуренс положил кубик на стол.
Затем он повесил плащ на спинку стула, сложил косынку и, разгладив морщинки, свернул пояс.
Он безмолвно пожаловался самому себе, что ему приходится заниматься этим делом, более подобающим прислуге. Но, едва он взглянул на безмятежно спящую и, как всегда, похрапывающую Хоро, его недовольство мгновенно улетучилось.
Поняв, что сама Хоро не заберется под одеяло, Лоуренс подошел к кровати и накрыл ее. На лице его вновь появилась неловкая улыбка.
Затем он вернулся к столу и попытался вновь начать думать о деловых планах.
Тот торговый путь, которым Лоуренс ездил обычно, не позволял долгое время оставаться на севере, разыскивая Йойтсу. Значит, следовало просто-напросто спланировать новый путь так, чтобы на этом пути можно было торговать. Даже не касаясь вопроса о новом торговом пути – в любом случае спланировать, чем торговать на севере, было бы нелишне.
Много времени прошло с тех пор, как он в последний раз исписывал бумагу названиями городов из разных краев, линиями путей и списками товаров, приносящих особо высокий доход в тех или иных землях, и обдумывал, куда и в какой последовательности направится.
Вспоминая те времена, когда он с готовностью жертвовал сном ради составления подобных планов, Лоуренс испытал ностальгическое чувство.
Однако между прошлым и настоящим было одно важнейшее различие.
Составлялся ли план ради самого себя или же во имя кого-то другого?
Прислушиваясь к безмятежному храпу, Лоуренс работал быстро и сноровисто, пока светившая ему сальная свеча не сгорела дотла.
***
– Еда, питье, шарф и этот кубик.
– И все? – уточнил Лоуренс.
– Это все. Ну, еще мне досталось огромное количество сладких речей, – произнесла Хоро и взяла в рот гребень, которым расчесывала хвост. Лоуренс смотрел на нее побежденно.
С облегчением убедившись, что на этот раз обошлось без утреннего похмелья, Лоуренс принялся расспрашивать ее о том, что происходило накануне. При ярком солнечном свете он еще больше уверился, что принятые Хоро дары обладали немалой ценностью.
– Вижу, что пила и ела ты вчера вволю. А что с этим шарфом? Ты приняла такой подарок… – сказал Лоуренс.
– Очень хороший мех, правда? Хотя у меня на хвосте лучше.
– Ты сама его попросила?
– Я не такая бесстыжая. Он сам настоял, чтобы купить его для меня. Но вообще-то подарить человеку шарф – это довольно необычно.
Заметив, что взгляд Лоуренса с шарфа метнулся к ней самой, Хоро весело заявила:
– Ты хочешь держать меня при себе и не отпускать.
– У меня нет времени на твои шуточки. Ты же не думаешь, что можешь принять такой дорогой подарок и ничем не отплатить за него? Я ведь сперва просто хотел воспользоваться чьей-то помощью, чтобы ты не скучала, и посмотри, в какие долги я теперь влез.
– Хе-хе-хе, значит, у тебя и впрямь был такой план. Я это еще тогда знала.
– Я вычту плату за шарф из тех денег, что собирался потратить на тебя на празднике.
Хоро кинула на Лоуренса обиженный взгляд, но, заметив, что Лоуренс неотрывно смотрит на нее, тут же отвернулась и сделала вид, что ничего не видела.
– Я уж опасаюсь: ты случайно свои уши и хвост ему не показала, нет? – спросил Лоуренс.
– Об этом можешь не тревожиться. Я не такая глупая все-таки.
При воспоминании о том, в каком состоянии Хоро вернулась накануне, у Лоуренса возникли некоторые сомнения, но он чувствовал, что все равно подобного Хоро не допустила бы.
– Амати спрашивал о наших с тобой отношениях?
– Сперва скажи, почему ты спрашиваешь, – потребовала Хоро.
– Если мы заранее не договоримся об объяснении, люди начнут строить догадки.
– Мда, ты прав. Он меня расспрашивал, очень подробно и о многом. Я сказала, что я странствующая монахиня, которую ты выручил, когда злые люди хотели меня продать.
Кроме «монахини», остальное более-менее соответствует действительности, подумал Лоуренс.
– А потом, поскольку ты меня спас, я оказалась у тебя в долгу. А так как выплатить этот долг деньгами я не могла, я его выплачиваю, молясь за твое безопасное путешествие всю дорогу. Такая я бедняжка… хмм, хмм, я даже как следует постаралась, чтобы голос звучал печально. Как ты считаешь, хорошую историю я состряпала? – продолжила Хоро.
Хотя Лоуренсу показалось, что он в этой истории выставлен не в лучшем свете, все же он не мог не признать, что звучит она убедительно.
– И как только этот мальчуган услышал эту историю, он тут же купил мне шарф, – с улыбкой дьяволенка заявила самозванная странствующая монахиня.
– Что ж, история достаточно убедительная. Хорошо, а что с этим кубиком? Зачем тебе понадобилось такое?
Минувшей ночью при лунном свете Лоуренс не мог отчетливо разобрать цвет этого предмета; теперь же он убедился, что кубик, кажущийся на взгляд работой искусного кузнеца, состоял из какого-то желтого металла.
Если не присматриваться, он напоминал кусочек неполированного золота.
Лоуренсу, однако, уже доводилось сталкиваться с этим похожим на золото веществом.
Это был кусок руды, не подвергавшийся какой-либо обработке человеком.
– А, это? Такими гадатели пользуются, – ответила Хоро. – Говорят, что этот кубик позволяет заглядывать в будущее. Красивая форма, правда? Вообще, впечатляет, что человек может создавать такие красивые вещи. Его наверняка можно продать за хорошие деньги.
– Дуреха, ты думаешь, тебе удастся продать вот такое?
Лоуренс нарочно обратился к Хоро ее же тоном. Уши Хоро при этих словах мгновенно встали торчком, словно выпущенные кошачьи когти.
– Это не кубик, это кусок руды, которая называется пиритом. И кстати, форму ей придал не человек.
Хоро, совершенно не ожидавшая подобного ответа, изумленно уставилась на Лоуренса. Тот, однако, не обратив на ее реакцию ни малейшего внимания, взял со стола кристалл пирита и протянул ей.
– Стало быть, мудрая волчица, властвующая над урожаями пшеницы, с рудами не на такой уж короткой ноге. Этот «кубик» был такой формы, еще когда его выкопали из земли.
Хоро игралась с пиритом и улыбалась; на лице ее было написано: «невозможно».
– Ты должна знать, я не лгу.
Хоро что-то тихонько промычала и крепче сжала пирит.
– Ни для чего особого такая штука не годна, ее частенько продают как местную достопримечательность. И еще, поскольку пирит внешне похож на золото, с его помощью иногда обманывают простаков. Ты видела, чтобы его кто-нибудь еще покупал? – поинтересовался Лоуренс.
– Его многие покупали. Гадатель, который с помощью этих кубиков гадал, совсем не ошибался, даже я была поражена. А потом он взял и заявил, что любой, у кого есть такой кубик, сможет увидеть свою собственную судьбу, и его сразу же захотело купить множество людей, они чуть не передрались. У гадателя были и еще способы продать их побольше.
– Множество людей хотело купить вот это?
– Ага. Даже кубики, не такие красивые и гладкие, как этот, – он и про них говорил, что они могут исцелять или отгонять зло.
Лоуренс ощутил уважение к гадателю, придумавшему столь доходное дело. Во время ярмарок и празднеств нередко случалось, что в моду входят необычные предметы.
Это и называется «воспользоваться суматохой, чтобы получать прибыль», подумал Лоуренс. Для гадателя идея воспользоваться пиритом была, несомненно, весьма удачной.
– На самом деле этот кубик Амати купил с торгов, – продолжила тем временем Хоро.
На этот раз, однако, ей удалось удивить Лоуренса.
– С торгов?
– Тогда все были так возбуждены. Я впервые видела, как люди участвуют в торгах, я была просто поражена. Поэтому он должен продаться за хорошие деньги.
Слова Хоро напомнили Лоуренсу о Бартозе, путешествовавшем между рудниками Хайрама.
Знал ли Бартоз об этом? Если у Бартоза был запас пирита или хотя бы связи с людьми, которые могли доставлять пирит, это могло стать весьма прибыльным делом.
Едва Лоуренс дошел до этой мысли, в дверь их комнаты постучали.
– ?
Первая мысль Лоуренса была, что Амати углядел каким-то образом уши и хвост Хоро; но в то же время он был уверен, что Хоро с ее острым чутьем непременно обнаружила бы это, произойди такое на самом деле.
Переведя взгляд с двери на Хоро, Лоуренс увидел, что она поднимает одеяло, закрывая голову. Похоже, что, кто бы ни стоял за дверью, этот посетитель был не опасен, как те, в речном городе Паттио.
Лоуренс подошел к двери и без колебаний открыл ее.
Снаружи стоял мальчуган из палатки Марка.
– Я очень извиняюсь, что вынужден потревожить вас столь ранним утром. Мой господин велел мне передать сообщение, – произнес мальчик.
Вообще-то время сейчас едва ли можно было назвать «столь ранним утром»; но Лоуренсу не приходило в голову ни одной причины, почему Марку могло понадобиться прислать мальчика с сообщением сейчас, перед самым открытием рынка.
Первое, что приходило на ум, – что Марк серьезно заболел; но, опять же, если бы это было так, вряд ли мальчик сказал бы, что сообщение именно от господина.
Хоро шевельнулась, но лишь чуть-чуть высунула лицо из-под одеяла.
Мальчик тут же осознал ее присутствие и повернулся к ней. Увидев молодую женщину в кровати, укрывающуюся одеялом с головы до ног, он явно сделал неверный вывод и тут же отвернулся с пунцовым лицом.
– Итак, что за сообщение?
– Ах, да… да. Господин сказал, чтобы я передал немедленно, так что я бежал всю дорогу. Дело вот в чем…
Услышав нечто совершенно невероятное, Лоуренс бросился бежать сломя голову по улицам Кумерсона.
К оглавлению
Несмотря на ранний час, улицы Кумерсона уже бурлили.
Пробегая улицей, соединяющей северную и южную части города, и затем двигаясь на восток, в сторону иностранного отделения Гильдии Ровена, Лоуренс замечал мимоходом, что то тут, то там люди развешивали какие-то вывески или, может быть, указатели.
Пробегая вместе с мальчиком, Лоуренс кинул взгляд на эти вывески и убедился, что это действительно скорее указатели; правда, понять, что на них написано, ему не удалось. Он никогда прежде не встречал этого языка. К некоторым указателям для украшения были прицеплены свежесорванные цветы, или листья репы, или солома.
Скорее всего, вывески готовились к празднику Раддоры, который должен был начаться сегодня. Какая жалость, что у Лоуренса не было ни времени, ни настроения узнать доподлинно.
Видимо, из-за того, что Марк постоянно гонял мальчугана то туда, то сюда, бежал он очень быстро и не выказывал никаких признаков усталости. Даже Лоуренс, вполне уверенный в своей силе и выносливости, поспевал за ним с трудом. Он уже тяжело дышал, когда наконец они оба добежали до иностранного отделения.
Прочная деревянная дверь – обычно она была плотно закрыта, и от нее веяло неприступностью – сейчас была распахнута настежь. Несмотря на ранний час, человека три уже сидели и пили у входа.
Эти трое беззаботно болтали между собой, глядя внутрь помещения; обнаружив, что Лоуренс пришел, они тотчас приветственно замахали ему руками и одновременно закричали куда-то вглубь здания:
– Эй, доблестный рыцарь Хашим явился!
Лишь услышав, что его назвали рыцарем Хашимом, Лоуренс окончательно удостоверился, что все рассказанное мальчиком не было ни шуткой, ни ложью.
В одной жаркой стране, окруженной морем и виноградниками, ходила история – знаменитая любовная история о королевстве Ариус.
Главным героем этой истории был придворный рыцарь Хундель ла Хашим.
Ошеломило Лоуренса, однако, вовсе не то, что его сравнили с рыцарем.
Рыцарь Хашим отважно сражался во имя своей возлюбленной, аристократки Элизы, и принял вызов на поединок от Филиппа Третьего, сына короля; победителю должна была достаться Элиза. Но в финале истории судьба его была трагична: он погиб.
Взбежав по каменным ступеням, Лоуренс оттолкнул веселящихся торговцев и ворвался внутрь.
Взгляды всех присутствующих уперлись в Лоуренса, словно копья в преступника, приговоренного к смерти через расчленение.
В дальнем конце зала, иными словами, у стойки трактирщика, за которой устроился на стуле владелец отделения…
…стоял сын короля Филипп Третий.
– И, таким образом, я вновь заявляю!
Через весь зал разнесся сильный, звонкий, молодой голос.
Исходил голос от Амати. Сейчас на Амати было уже не засаленное одеяние, типичное для рыботорговцев, но плащ, приберегаемый для торжественных случаев; в Амати действительно был виден сын аристократа.
Взор Амати был обращен на Лоуренса. Все торговцы в зале, затаив дыхание, смотрели теперь на Амати.
Тот, подняв вверх короткий меч и лист пергамента, которые держал в руках, заявил:
– Я обязуюсь выплатить долг, лежащий на хрупких плечах странствующей монахини. Именем Святого Ламбардоса, покровителя Гильдии Ровена, клянусь: когда прекраснейшая из богинь обретет свободу, я признаюсь в своей искреннейшей любви к странствующей монахине Хоро.
Зал возбужденно загудел – повсюду слышались смех, восклицания, крики.
Амати не обращал на гул ни малейшего внимания. Опустив руки, он повернул меч острием к себе и, держа его за рукоять, протянул Лоуренсу. После этого он заговорил вновь.
– Госпожа Хоро уже дала мне знать о своем несчастье и о том обращении, которое ей приходится терпеть. Я, как свободный человек, намереваюсь использовать все мои силы и мое состояние, чтобы помочь ей вновь обрести крылья свободы, после чего сделаю ей предложение.
В голове Лоуренса всплыли слова, которые Марк произнес накануне.
Такой парень, как Амати, да еще в таком возрасте – если он вобьет себе что-то в башку, то уже не остановится ни перед чем.
Лоуренс мрачно взглянул на обращенную к нему рукоять меча, затем на лист пергамента.
Поскольку он стоял не близко от Амати, то не мог разобрать, что там было написано, но, скорее всего, это было формальное изложение того, что Амати только что сказал. Красная метка в нижнем правом углу, вне всяких сомнений, была сделана не воском, но кровью.
В тех краях, где не было нотариусов, а также в случае, когда кто-то хотел придать договору бОльшую весомость, нежели просто подписав его в присутствии нотариуса, действовал закон обета. Этот так называемый «закон обета» означал, что человек, поставивший на договор печать собственной кровью, должен был вручить партнеру по договору короткий меч и поклясться именем Единого бога.
Если тот, кто поставил кровавую печать, не выполнял условий договора, он должен был либо убить партнера этим самым мечом, либо перерезать собственное горло.
Как только Лоуренс примет меч из рук Амати, договор будет считаться заключенным.
Лоуренс, разумеется, этого не сделал; для него вообще было полной неожиданностью, что все зашло так далеко.
– Господин Лоуренс.
Амати смотрел пронизывающе; и слова звучали резко, словно тоже исходили у него из глаз.
Лоуренс понимал, что он не избавится от Амати с помощью какого-нибудь состряпанного на месте повода и что просто не обращать на него внимания тоже не удастся.
Мучительно пытаясь выиграть, время, Лоуренс сказал:
– То, что у Хоро есть долг передо мной, – правда; правда и то, что я просил ее выплатить мне этот долг молитвами за безопасность моего путешествия. Однако это не означает, что, когда бремя долга будет с нее снято, она не пожелает остаться спутницей в моих путешествиях.
– Конечно же. Однако я абсолютно убежден, что она прекратит сопровождать тебя и перейдет ко мне, – ответил Амати.
– О-о!.. – по залу вновь разнеслись возгласы.
Амати был совершенно трезв, но видом своим он сейчас невероятно походил на Филиппа Третьего.
– …Кроме того, даже если Хоро и не такая уж ревностная служительница Церкви, все же она странствующая монахиня. Чтобы выйти замуж…
– Если ты думаешь, что я не знаю законов, распространяющихся на подобные ситуации, то ты слишком о многом беспокоишься. Мне прекрасно известно, что госпожа Хоро не принадлежит к какому-либо монастырю.
Лоуренс мог лишь плотно сжать губы, чтобы не дать сорваться с них слову «проклятье».
Существовало два типа странствующих монахинь. Одни принадлежали к бессребренным монастырям, не признаваемым Церковью официально. Другие просто сами себя называли странствующими монахинями и не принадлежали ни к какому монастырю.
Большинство их относилось именно ко второму типу; странствующими монахинями они называли себя лишь ради удобства путешествий. Поскольку они не принадлежали к монастырю, на них, разумеется, не распространялись обеты безбрачия, налагаемые на служителей Церкви.
Амати знал, что Хоро – самопровозглашенная странствующая монахиня. Поэтому уже бесполезно было пытаться найти какой-нибудь монастырь и договориться с его обитателями, чтобы они солгали.
Амати тем временем продолжал размеренно ронять слова.
– Говоря откровенно, я не желал бы предлагать тебе договор таким способом, господин Лоуренс. Наверняка ведь все здесь видят во мне Филиппа Третьего из сказания о рыцаре Хашиме? Но, как бы там ни было, согласно законам Кумерсона, если женщина оказывается в долгу, ее стражу принадлежат и права долгодателя. Конечно же…
Амати сделал небольшую паузу, прокашлялся и продолжил.
– …Если ты, господин Лоуренс, как опекун Хоро, согласишься на мое предложение ей без каких-либо условий, в заключении подобного договора не будет нужды.
Столь редкие и драматические события, включающие в себя спор двух мужчин ради женщины, всегда были лучшими темами застольных бесед.
Торговцы перешептывались и пересмеивались, наблюдая, что будет дальше.
Ни один опытный торговец не поверил бы, что отношения Лоуренса и Хоро таковы, какими их описал Амати. Можно было бы даже сказать, что если кто-то верил, что странствующая монахиня действительно молится за безопасное путешествие бродячего торговца, дабы выплатить свой долг, это значило, что у этого кого-то не все в порядке. Любой нормальный человек подумал бы, что монахиня остается с торговцем, чтобы ее вновь не продали. Или же – что она остается по собственному желанию.
Несомненно, Амати об этих возможностях тоже думал, но решил, что истинная причина – первая.
Освободить бедную, несчастную, прекрасную монахиню из когтей долга – это было такое достойное и праведное побуждение! Неудивительно, что Амати решил не обращать внимания на взгляды со стороны и действовать напролом.
Лоуренс в этой ситуации и впрямь выглядел злодеем – даже если сам Амати так не считал.
– Итак, господин Лоуренс, желаешь ли ты принять этот меч и тем самым заключить договор? – вопросил Амати.
Наблюдающие за ними торговцы разинули рты и замолчали.
Бродячий торговец, приведший с собой красивую девушку, похоже, вот-вот должен был лишиться ее стараниями юного рыботорговца – а все из-за того, что потерял бдительность.
Да, столь увлекательное представление не из тех, что видишь каждый день.
И какие бы поводы ни пытался найти Лоуренс, чтобы уйти от заключения договора, – все они привели бы лишь к тому, что сам он в глазах других выглядел бы хуже и хуже.
Единственным выбором Лоуренса было вести себя достойно и благородно, чтобы соответствовать тому, как держался Амати.
Кроме того, Лоуренс был убежден, что Хоро не откажется путешествовать с ним лишь из-за того, что Амати выплатил ее долг, так что тревожиться было не о чем.
– Я не настолько легкомыслен, чтобы заключить договор, даже не прочитав его, – заявил он.
Кивнув, Амати опустил руку с мечом и протянул взамен пергамент с договором.
Под взглядами всех собравшихся в зале Лоуренс медленно подошел к Амати и взял пергамент у него из рук.
Как он и ожидал, написанное на пергаменте мало чем отличалось от того, что Амати только что сказал; оно только было написано более вычурным языком.
Главное, что волновало Лоуренса в этом договоре, – это была сумма, которую Амати должен был выплатить.
Интересно, сколько же долга наплела ему Хоро?
Судя по уверенности, с какой Амати держался и говорил, сумма была незначительная.
Затем Лоуренс нашел на одной из строк число.
На какое-то мгновение ему показалось, что он бредит.
Тысяча серебряных монет Тренни.
Лоуренс ощутил волну облегчения, прокатившуюся от сердца по всему телу.
– Уверен ли ты, что в договоре нет ошибок? – спросил он.
Лоуренс перечитал договор с начала до конца, чтобы убедиться, что там нет двусмысленных фраз, в которых могут таиться ловушки. Разумеется, он заодно попытался найти фразы, в которых не было ловушек, но которые он мог бы использовать к своей выгоде.
Однако написанный жестким и неудобочитаемым языком текст был специально составлен так, чтобы лишить Лоуренса любой подобной возможности и снять всякую ответственность с того, кто этот договор предлагает.
Амати просто кивнул. Лоуренс мог лишь кивнуть в ответ.
– Понятно.
Произнеся это, Лоуренс вернул пергамент Амати и взглядом выразил свое согласие.
Амати вновь протянул Лоуренсу короткий меч рукоятью вперед.
Лоуренс вытянул руку и взял предложенную ему рукоять. В этот момент договор был заключен.
Свидетелями этого стали все присутствующие в иностранном отделении торговцы. И, что еще важнее, договор меча был заверен клятвой на имени Святого Ламбардоса, небесного покровителя Гильдии Ровена.
Отовсюду раздались приветственные возгласы и стук деревянных кружек друг о друга: торговцы отмечали завершение увлекательного представления.
Посреди этого гвалта соперники молча смотрели друг на друга. Затем они оставили пергамент и меч на попечении утомленного владельца отделения.
– Договор длится до окончания праздника, иными словами, до завтрашнего заката. Ты не возражаешь?
В ответ на вопрос Амати Лоуренс кивнул и, в свою очередь, специально добавил:
– Пожалуйста, выплати тысячу Тренни монетами. Никаких споров или рассрочек я не потерплю.
Даже если Амати был способен перевозить зараз три повозки, полные свежей рыбы, раздобыть тысячу монет Тренни за два дня ему будет совсем нелегко. Если бы он был настолько силен, Лоуренс, несомненно, уже давно про него бы знал.
Вот если бы речь шла о какой-то покупке стоимостью в тысячу монет Тренни, это было бы другое дело; такую покупку Амати смог бы сделать с легкостью.
Как бы там ни было, если называть вещи своими именами, Амати все равно что покупал Хоро за тысячу серебряков. Если Лоуренс не пожелает продавать, тысяча монет просто перейдет из кошеля Амати в его кошель.
Если Амати на это пойдет, ему будет не на что покупать рыбу на следующий день. Даже если Хоро согласится уйти к Амати, им предстоит очень суровое будущее. Менестрели говорили, что любовь не купишь деньгами, но обратное тоже было верно.
– Что ж, господин Лоуренс, встретимся завтра здесь же.
Несмотря ни на что, лицо Амати было полно радостного возбуждения. Развернувшись, он с высоко поднятой головой широкими шагами вышел из зала; ни один из собравшихся там не сказал ему ни слова. Затем все взоры вновь обратились на Лоуренса.
Если он сейчас промолчит, все решат, что он никчемный бродячий торговец, попавшийся в ловушку Амати.
Именно поэтому Лоуренс выпрямился и уверенно заявил:
– Не сомневаюсь, что моя спутница не предаст себя ему, если речь идет о таком пустяке, как выплата ее долга.
Отовсюду донеслись приветственные возгласы, словно ободряя: «Отлично сказано!». И тут же следом пошли фразы типа: «Двойная ставка на Лоуренса!», «Четверная на Амати!», «Кто хочет сделать ставку?»
Принимать ставки вызвался торговец солью, которого Лоуренс знал. Заметив взгляд Лоуренса, он ухмыльнулся в ответ.
Выплаты по ставкам на Лоуренса были ниже, чем по ставкам на Амати; это означало, что, по мнению торговцев, Лоуренс имел преимущество. Когда Лоуренс увидел в договоре стоимость в тысячу серебряных монет, охватившее его чувство облегчения было основано не только на надежде, что Амати постигнет неудача. Просто с точки зрения здравого смысла то, что Амати предложил такой договор, было очень глупым поступком.
Ставки сыпались одна за другой; в основном ставили на Лоуренса. Сумма ставок росла, и уверенность Лоуренса росла вместе с ней.
Когда он только услышал, как Амати заявляет, что собирается сделать Хоро предложение, он был страшно напуган; но на самом-то деле шансов, что Амати выполнит условия договора, было очень немного.
Кроме того, хоть сейчас и так ставили в основном не на Амати, было еще кое-что, что внушало Лоуренсу еще бОльшую уверенность.
Пока Хоро не выскажет согласия, она и Амати не поженятся.
Лоуренс был абсолютно уверен, что Хоро этого не сделает.
Амати никак не мог знать, что Лоуренс и Хоро собираются вдвоем разыскивать ее родной город в северных землях.
Лоуренс уже как-то говорил Хоро, что знание для торговца важнее, чем что бы то ни было еще. Не иметь необходимых знаний – все равно что идти в бой с завязанными глазами.
То, что произошло с Амати, как раз было типичным случаем нехватки нужных сведений. Он мог оббегать весь город, приложить все мыслимые и немыслимые усилия и собрать-таки в результате тысячу серебряных монет, чтобы уплатить долг Хоро, – но из-за одного-единственного его просчета Хоро, скорее всего, предпочтет продолжить свой путь на север вместе с Лоуренсом.
Размышляя об этом, Лоуренс извинился перед владельцем иностранного отделения Гильдии за то, что из-за него (хоть и не по его воле) поднялась такая суматоха, и направился к выходу.
Торговцы наверняка вновь обратят свое внимание на Лоуренса, как только закончат делать ставки, поэтому Лоуренс решил, что сейчас самое время уйти. Ему вовсе не хотелось становиться темой застольных бесед.
Когда, не без труда пробившись сквозь толпу торговцев, он выбрался наконец наружу, там его поджидал кое-кто знакомый.
Это был человек, представивший Лоуренса летописцу Диане, – Бартоз.
– Да, похоже, ты влип в неприятности.
Лоуренс в ответ лишь неловко ухмыльнулся. Увидев эту ухмылку, Бартоз тоже сочувственно улыбнулся и продолжил.
– Я уверен, Амати предложил этот договор, потому что знает, как собрать нужную сумму.
После этого неожиданного замечания улыбка с лица Лоуренса исчезла.
– Это просто невозможно.
– Разумеется, способ наверняка какой-нибудь недостойный, – добавил Бартоз.
Не может же это быть что-то вроде того, что сам я применил в Рубинхейгене, подумал Лоуренс.
В Кумерсоне просто не было товара, ввоз которого облагался бы высокой пошлиной. А раз нет проблем с пошлинами, нет и надобности в контрабанде.
– Уверен, совсем скоро новость узнают все. Если я буду слишком уж тебя поддерживать, то Амати будет просто жалок, и это после того, как он набрался смелости сделать такое храброе заявление. Я просто хотел тебе сказать это заранее, господин Лоуренс.
– Но почему?
Бартоз улыбнулся совсем молодой улыбкой.
– Потому что, какова бы ни была причина, путешествовать вместе с кем-то – это счастье. Если бродячего торговца лишают его спутника, для него это слишком жестоко.
Судя по виду Бартоза, говорил он сейчас совершенно искренне.
– Пожалуй, тебе стоило бы поторопиться обратно на свой постоялый двор и придумать ответный план, э? – посоветовал Бартоз.
С точки зрения Лоуренса, Бартоз походил на торгового партнера, который стремился совершить крупную сделку на условиях, выгодных для Лоуренса. Поблагодарив его кивком головы, Лоуренс направился к постоялому двору.
Амати уже нашел способ добыть деньги.
Лоуренс оценил ситуацию неверно; но тем не менее между ним и Хоро было кое-что, о чем Бартоз не знал.
Он продолжал с разных сторон обдумывать ситуацию, идя по улице. В преддверии праздника движение по этой улице упорядочилось специально поставленными людьми.
Лоуренс пришел в итоге к выводу, что Хоро ни за что не склонится на сторону Амати.
***
Пересказав произошедшее Хоро, остававшейся в комнате все это время, Лоуренс встретил неожиданно холодную реакцию.
Хоро, несомненно, была изумлена, услышав переданное подмастерьем Марка послание; однако теперь она словно бы считала расчесывание собственного хвоста более важным занятием. Она сидела на кровати с ногами крест-накрест, положив хвост себе на бедра.
– Значит, ты принял этот договор? – спросила она.
– Да.
– Вот как… – холодно процедила Хоро и обратила взор на свой хвост. Глядя на ее безразличное лицо, Лоуренс невольно ощутил каплю сочувствия к Амати.
Лоуренс уставился в окно, повторяя про себя: «Волноваться не о чем, совсем». Внезапно Хоро вновь раскрыла рот.
– Ты.
– Что?
– Если этот наивный юнец впрямь заплатит тебе тысячу серебряных монет, что ты будешь делать?
Лоуренс почувствовал, что если он ответит вопросом на вопрос: «Что ты имеешь в виду, что я буду делать?» – это наверняка вызовет недовольство Хоро.
Скорее всего, Хоро желала узнать первую мысль, появившуюся в голове Лоуренса, когда она задала этот вопрос.
Лоуренс сделал вид, что размышляет, а потом ответил, специально выбрав не самый идеальный ответ:
– Сперва я разберусь с теми деньгами, что ты истратила, а потом отдам тебе остальное.
Уши Хоро шевельнулись, веки приопустились на глаза.
– Не испытывай меня, – произнесла она.
– По-моему, не слишком справедливо, когда испытывают все время одного меня, верно?
– Пфф.
Хоро недовольно фыркнула и вновь опустила взгляд на хвост.
Лоуренс специально не стал раскрывать первую мысль, пришедшую ему в голову.
Он сделал это, желая проверить, поймет ли Хоро, что он умышленно скрыл правду.
– Если Амати выполнит условия договора, я тоже выполню, – добавил он.
– О?
Хотя Хоро не подняла головы, Лоуренс не сомневался, что сейчас она вовсе не смотрит на свой хвост.
– Разумеется, ты была свободна с самого начала, так что можешь делать что хочешь, по собственной воле.
– А ты довольно самоуверен.
Хоро расплела сложенные крест-накрест ноги, опустив ступни на пол.
Сейчас она приняла «позу готовности»; такую позу она принимала всякий раз, когда собиралась атаковать Лоуренса. Увидев это, он слегка вздрогнул, но тут же ответил с твердостью в голосе:
– Дело не в самоуверенности; просто я тебе доверяю.
Одно и то же можно выразить многими способами.
Хотя мысль в его словах была та же, Лоуренс чувствовал, что, высказанная такими словами, она звучала более по-мужски.
На какое-то мгновение на лице Хоро появилось ошеломленное выражение; но, с ее сообразительностью, она тотчас поняла, что у Лоуренса на уме.
Весело рассмеявшись, она легко вскочила с кровати и заявила:
– Вообще-то ты гораздо симпатичнее, когда паникуешь, как ребенок.
– Я сам впечатлен тем, как я повзрослел.
– Пфф, ты думаешь, что можешь считаться взрослым только потому, что умеешь держаться с достоинством?
– А это не так?
– В игре, если ты хорошо держишься лишь после того, как оценил шансы и понял, что они в твою пользу, это показывает всего лишь, что ты не совсем дурак, а вовсе не что ты взрослый.
Услышав столь блестящее заявление от волчицы, возраст которой исчислялся веками, Лоуренс невольно кинул на нее подозрительный взгляд, словно она была продавцом какого-то странного товара.
– К примеру. Когда Амати предложил тебе договор, если бы ты отказался, это тоже был бы поступок, достойный уважения, разве нет?
Лоуренс не успел даже сказать «нет», как Хоро, полностью завладевшая инициативой, продолжила:
– Я думаю, ты в первую очередь оценил реакцию всех, кто был вокруг, и попытался понять, потеряешь ты лицо или нет, так было?
– Ээ…
– Давай-ка рассмотрим ту же сцену, но обратим всех участников. Иными словами, я скажу так…
Легонько прокашлявшись и прижав правую руку к сердцу, Хоро продекламировала:
– Я никоим образом не могу принять этот договор. Мое желание – всегда оставаться с Лоуренсом. Даже если на мне бремя долга, этот долг – тоже связь, соединяющая меня и Лоуренса. Сколько бы связей ни соединяло меня и Лоуренса, я не выдержу, если разорвется хоть одна… и поэтому, даже если меня поставят к позорному столбу прямо здесь, я не приму этот договор… ну, примерно так. Как тебе?
Это было почти как сцена из оперы.
Хоро говорила с таким серьезным выражением лица, что ее речь тронула Лоуренса до глубины души.
– Если бы я услышала, что кто-то говорит такое мне, у меня бы просто дух захватило от восторга.
Лоуренс, хоть и понимал, что Хоро шутит, чувствовал в то же время, что в ее словах есть резон.
Но, во всяком случае, он не собирался сразу это признавать: если бы он это сделал, это было бы все равно что признать, что он бесхребетный человек, принявший договор лишь из стремления хорошо выглядеть в глазах других. Более того: если бы он и впрямь сделал столь смелое заявление, может, его и не стали бы высмеивать тут же на месте, но это создало бы ему трудности в будущем.
– Возможно, это действительно поступок, достойный мужчины, но вот взрослый ли это поступок – это совсем другой вопрос, верно?
Хоро скрестила руки на груди; взгляд ее какое-то время блуждал в пространстве. Затем она легонько кивнула и сказала:
– Конечно, такое поведение достойно хорошего самца, но в то же время это поведение юнца, который не думает о последствиях. Такое заявление может вызвать восторг, но, пожалуй, оно чрезмерно сильное.
– Я был прав, верно?
– Да. Вообще, если подумать, поведение истинного самца и истинного взрослого – совсем разное. Истинный самец выглядит как ребенок, а истинный взрослый кажется совсем никчемным.
Если бы это заявление Хоро, столь пренебрежительное к мужчинам, услышал какой-нибудь особо упертый рыцарь, он бы, скорее всего, разозлился настолько, что немедленно полез бы в драку с мечом наперевес.
Глядя на насмешливо улыбающуюся Хоро, Лоуренс, естественно, не упустил шанса нанести ответный удар.
– А если так, то что бы сделала мудрая волчица Хоро – истинная женщина и истинная взрослая – в ответ на предложение договора?
Хоро, держа руки скрещенными на груди и продолжая улыбаться, ответила мгновенно:
– Приняла бы договор с улыбкой на лице, конечно же.
От этих слов Лоуренс лишился дара речи. Хоро продолжала улыбаться.
Глядя на эту улыбку и на то, с какой легкостью она согласилась на договор, предложенный Амати, Лоуренс мог лишь вообразить, насколько она была спокойна, собранна и мудра.
Думал он, однако, совершенно не так, как Хоро.
Лоуренс вновь осознал, что перед ним стоял не обычный человек, а Хоро, прозывающая себя мудрой волчицей.
– Конечно, как только я бы приняла договор и вернулась на постоялый двор, я бы подошла вот так…
Хоро медленно, шаг за шагом, двинулась к Лоуренсу, заставляя того отступать, пока он не оказался в углу комнаты. Затем она опустила наконец руки и, чуть потянувшись к Лоуренсу, добавила:
– …и склонила бы голову.
Уши и хвост ее вяло свисали, плечи поникли, словно она полностью обессилела. Впрочем, это бессилие было кажущимся. Если Хоро затеяла очередную ловушку, она была не из тех, что можно было легко заметить.
В следующую секунду раздался смешок Хоро. Сердце Лоуренса наполнилось странным предчувствием.
– Однако ты сошел за хорошего торговца. Уж конечно, ты подписал договор, потому что решил, что в этой игре у тебя хорошие шансы на выигрыш. И все же ты наверняка предпримешь множество тайных шагов, просто на всякий случай.
Хоро подняла голову и с радостным видом встряхнула ушами и хвостом. Одновременно она описала полукруг и прижалась к Лоуренсу сбоку.
Разумеется, ее намерение Лоуренс понял мгновенно.
– Ты хочешь, чтобы я взял тебя с собой на праздник, верно? – спросил он.
– Чтобы выполнить договор, торговец не постесняется подкупить кого-нибудь, правда?
Договор между Лоуренсом и Амати не относился к Хоро прямо. И тем не менее вся эта суета должна была закончиться предложением Амати к Хоро – успешным или неуспешным. Называя вещи своими именами – получит ли Лоуренс тысячу монет задаром или нет, зависело от настроения Хоро.
С учетом этого всего – как мог Лоуренс не подкупить Хоро, от которой столь многое сейчас зависело?
– Я в любом случае должен сейчас собрать сведения об Амати, думаю, я вполне могу взять тебя с собой, пока я это делаю, – проговорил он.
– Ты имеешь в виду, что ты пойдешь со мной гулять и во время прогулки будешь собирать сведения? – и Хоро ткнула кулачком Лоуренса в бок.
– Договорились, – вздохнул Лоуренс и улыбнулся.
***
Первое, что необходимо было сделать, – это выяснить, как у Амати обстояли дела с деньгами.
По прикидкам Лоуренса, Амати не мог разом выложить тысячу серебряных монет; Бартоз говорил, что для того, чтобы получить деньги, Амати пользуется не вполне достойными способами, так что оценка Лоуренса, по-видимому, была верной.
Однако если Амати удастся набрать нужную сумму, это будет неприятно. Поэтому Лоуренс решил направиться к палатке Марка и попросить его помочь собрать нужные сведения.
Поскольку во время праздника Марк, как обычно, торговал в своей палатке, он не мог своими глазами посмотреть представление в иностранном отделении; потому он с готовностью согласился помочь. Поскольку слухи о Хоро расходились с немыслимой скоростью, но в то же время мало кто из торговцев видел ее в лицо, идея привести Хоро к палатке Марка оказалась крайне удачной.
По сравнению с представившейся Марку возможностью наблюдать представление из первого ряда столь небольшая услуга была сущим пустяком.
– И кроме того, бегать-то по городу все равно буду не я, – сказал Марк.
Конечно, мальчонке, который бегал по поручениям Марка, можно было посочувствовать, но этот путь должен был пройти каждый. При этой мысли Лоуренса охватило настроение, которое трудно было как-то охарактеризовать даже ему самому.
– Но это ничего, что ты разгуливаешь по городу вместе с красавицей, о которой ходит столько слухов? – спросил Марк.
– Она сказала, что хочет посмотреть праздник Раддоры. И кроме того, если я буду держать ее взаперти на постоялом дворе, это будет означать, что я и вправду сковываю ее, пользуясь ее долгом.
– Господин Лоуренс так говорит, но что происходит на самом деле? – улыбнувшись, спросил Марк у Хоро. Сейчас Хоро была одета как городская девушка; на шее у нее красовался лисий шарф, подаренный Амати. Она, похоже, поняла, что имел в виду Марк, и, сложив руки на груди, ответила:
– Нету здесь никакой скрытой правды. Меня действительно гнетут тенета долга. Эти цепи, закрывающие от моего взора будущее, столь тяжелы, что я не могу от них уйти, как бы сильно я ни старалась… если бы ты помог мне разорвать эти тенета, я с радостью приму эту судьбу, даже если все мое лицо будет белым от муки.
Марк расхохотался.
– Уа-ха-ха-ха-ха! Неудивительно, что Амати готов был пасть к твоим ногам! Судя по всему, если здесь и есть кто-то в тенетах, то это Лоуренс.
Лоуренс отвернул лицо в сторону, ничего не ответив. Он знал, что против Марка и Хоро, нападающих с двух сторон, шансов у него нет.
Однако в этот миг, видимо, за благородное поведение Лоуренса, небеса даровали ему спасение.
Спасителем оказался мальчуган, вынырнувший из толпы и подбежавший к палатке.
– Я нашел! – выкрикнул он.
– О, отличная работа. И какой же результат?
Доложившись Марку, мальчик не забыл затем поприветствовать Лоуренса и Хоро.
Слова похвалы от Марка и Лоуренса явно интересовали его куда меньше, чем шанс увидеть улыбку Хоро.
Хоро, прекрасно поняв, чего он хочет, склонила голову чуть вбок и просияла ему навстречу куда сердечнее, чем обычно. От этого весьма греховного поступка лицо мальчугана запылало.
– Так какой же результат?
При виде зловещей улыбки Марка мальчик принялся сбивчиво отвечать. Да, поступив подмастерьем к такому человеку, как Марк, он, несомненно, обрек себя на непростую жизнь.
– Ах, да. Эээ, в налоговой книге написано, что в последний раз с него взяли двести Иредо, – доложил он.
– Двести Иредо, хех. Это значит… у него около восьмисот монет Тренни. Вот столько денег у Амати на руках – по крайней мере, об этой сумме известно городскому совету, – сказал Марк.
Как правило, торговец, обладающий определенной суммой денег, должен платить с этих денег налоги. Все суммы, с которых взимаются налоги, записываются в налоговую книгу, и заглянуть в эту книгу может любой, кто ведет дела с торговцем, который там
записан. Марк через своих друзей заручился помощью тех торговцев, которые имели дела с Амати, и узнал, с какой его суммы удерживаются налоги.
Однако городской торговец вряд ли сообщал городскому совету обо всех своих деньгах. Скорее всего, Амати владел еще чем-то, о чем известно не было. Кроме того, часть состояния любого торговца существовала в виде долговых расписок.
И все же, даже если Амати и впрямь владел всем этим, едва ли он мог разом выложить тысячу серебряных монет, чтобы купить Хоро.
Это значит, что если Амати действительно намерен выполнить условия договора, ему придется или брать деньги в долг, или играть в азартные игры – иначе большую сумму денег в короткий срок не собрать.
– А где в Кумерсоне игорный дом? – спросил Лоуренс.
– Не думай, что в Кумерсоне разрешены азартные игры, просто потому что здесь нет церквей. В лучшем случае ты здесь найдешь картежников, игроков в кости или в «поймай кролика». Да и ставить много нельзя. Таким способом много денег не соберешь.
Судя по тому, насколько быстро и детально Марк ответил на этот простой вопрос Лоуренса, он сам уже обдумывал и пытался понять, каким образом Амати может раздобыть деньги.
В любом случае действия Амати были сродни тому, как если бы он собирался потратить тысячу серебряных монет на покупку товара, который он не смог бы потом обменять обратно на деньги. Естественно, любой торговец не мог не сгорать от любопытства, откуда он возьмет деньги на этот товар.
Лоуренс раздумывал об этом и заодно о том, что еще попросить Марка разузнать. Внезапно Марк обронил:
– Да, кстати об азартных играх. Я слышал, кроме ставок на выполнение договора делают еще ставки на после того, как договор будет выполнен.
– После того, как будет выполнен?
– Ага. Другими словами, если Амати успешно выполнит свою часть договора, ставки делают на то, кто окажется в выигрыше после этого.
Марк хитро улыбнулся; Лоуренс состроил кислую мину.
Хоро, являющаяся ключевой фигурой в этом противостоянии, тем временем заинтересовалась пшеницей и мукой, заполнившими почти всю палатку. Она позволила мальчику добросовестно провести ее по палатке и показать, где там что.
Слова Марка достигли и ее ушей, и она обернулась к Лоуренсу.
– Пока что у тебя перевес, но ставят один к двум, так что все очень близко, – продолжил Марк.
– Надо бы мне заставить того, кто принимает ставки, поделиться со мной прибылью.
– Ха-ха-ха. Так все-таки, какое у тебя положение на самом деле?
Вне всяких сомнений, Марк задал этот вопрос, чтобы вызнать что-то полезное об исходе пари и, возможно, чтобы самому выиграть на этом какие-то деньги. Ну и вдобавок ему наверняка было просто интересно поучаствовать в подобном развлечении.
Лоуренс не уделил особого внимания вопросу Марка, лишь неопределенно пожал плечами. Ответила, однако, Хоро, которая подошла к ним незамеченной.
– В этом мире есть множество вопросов, на которые трудно дать ответ, даже если этот ответ известен. Скажем, смешивание сортов муки.
– Эээ.
Марк кинул быстрый взгляд на мальчика; тот яростно замотал головой, всем видом давая понять, что не проронил ни словечка.
Смешивание, о котором говорила Хоро, касалось чистоты муки. Стремясь увеличить количество муки, торговцы пшеницей частенько разбавляли пшеничную муку другой, более дешевой.
Если дешевой муки добавлялось совсем мало, даже сами торговцы пшеницей, имеющие дело с мукой каждый день, не могли этого заметить. Но, конечно же, обитающая в пшенице Хоро своим острым глазом разглядела все мгновенно.
Улыбнувшись немного зловеще, Хоро продолжила.
– Ты, кажется, хотел спросить, что я буду делать, если мой долг будет уплачен?
Хоро очень хорошо умела надевать на лицо улыбку, при этом совершенно не улыбаясь.
И Марк, и мальчик отчаянно замотали головами и умоляюще посмотрели на Лоуренса.
– Ну что ж, значит, все, что мы можем сейчас сделать, – это следить за действиями нашего противника, – произнес Лоуренс.
– Какой коварный план.
Этой меткой ремаркой Хоро точно пригвоздила Лоуренса.
– Я предпочел бы, чтобы ты описала это просто как сражение под водной гладью. В конце концов, противник тоже наверняка пошлет людей, чтобы они следили за каждым моим движением, – ответил он.
Однако Марк, быстро восстановивший самообладание, пел другую песню.
– Не думаю. Понимаешь, Амати, хоть и выглядит слабаком, в самом деле сбежал из дома в нашу дыру совершенно один и собственными руками добился всего, что сейчас имеет. Кроме того, он еще очень молод и во многих отношениях сосредоточен на себе самом. Он не только не придает значения связям между нами, городскими торговцами, он наверняка смотрит свысока на эти подводные штучки, которые ты упомянул. Все, во что он верит, – это его способность оценивать качество рыбы, его красноречие торговца и благословение Единого бога.
«Ну просто рыцарь», – подумал Лоуренс. При мысли о том, что Амати достиг всего таким путем, он невольно ощутил укол зависти.
– Быть может, именно поэтому Амати безумно влюбился в прелестную девушку, внезапно появившуюся в городе? Ведь между женщинами в этом городе тоже есть связи, и куда крепче и обширнее, чем между торговцами. Они всегда слушают, кто кого ругает, всегда подглядывают друг за дружкой. Если кто-то выделяется, на нее набрасываются все скопом; я абсолютно уверен, что их всех Амати тоже презирает. Ну, конечно, когда я женился на Адели, я узнал, что не все женщины в городе такие.
Будучи бродячим торговцем, Лоуренс прекрасно понимал объяснение Марка. С точки зрения постороннего человека, женщины Кумерсона были точь-в-точь такими, какими он их описал.
Лоуренс кинул взгляд на подошедшую к нему Хоро. Он чувствовал, что в подобном положении Амати действительно вполне мог потерять всякий разум, едва ее увидел. А из-за того, что все считали Хоро обычной девушкой, влюбиться в нее было еще легче.
– Однако, даже если господин Амати такой человек, мне все же ничто не мешает воспользоваться связями между торговцами. Если бы друг другу противостояли два рыцаря, на такое коварное поведение, быть может, и смотрели бы с презрением, но здесь состязаются торговцы, и подобные жалобы неуместны.
– О да, я с тобой согласен, – кивнул Марк и взглянул на Хоро.
Лоуренс тоже взглянул на Хоро. Та, словно давно ожидала этого взгляда, тотчас прижала руки к щекам и застенчиво проговорила:
– Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь время от времени честно атаковал меня лицом к лицу.
Марк наверняка тоже уже понял, что победить Хоро невозможно, подумал Лоуренс.
***
В конце концов Лоуренс решил попросить Марка разузнать еще что-нибудь важное об Амати с помощью его связей. При этом он не забыл упомянуть слова Бартоза, что Амати, скорее всего, уже изыскал какой-то способ добыть деньги.
Лоуренс, разумеется, верил в Хоро, но если, успокоенный этой верой, он будет сидеть сиднем и ничего не предпринимать – ему страшно было даже подумать, что Хоро с ним сделает. Кроме того, Лоуренс не упустил возможность того, что, вызнав, каким образом Амати собирается добыть деньги, он сам сможет применить этот способ и тоже заработать.
Поскольку Лоуренс и Хоро лишь повредили бы торговле Марка, если бы и дальше продолжали околачиваться возле его палатки, они ушли сразу же, как только Лоуренс сказал Марку, что ему нужно.
Жизнь кипела на улицах Кумерсона все сильнее. Даже когда Лоуренс с Хоро вышли с рынка на городскую площадь, толпа не стала реже.
Время шло к полудню, и каждый торговый лоток, стоящий вдоль дороги, привлекал толпы покупателей. Разумеется, это не могло остановить Хоро; крепко стиснув в кулачке монету, выклянченную у Лоуренса, она заняла очередь к заинтересовавшему ее лотку.
Глядя с некоторого удаления на стоящую в очереди Хоро, Лоуренс подумал, что городской колокол должен пробить полдень уже вот-вот. Внезапно над городом разнесся какой-то глухой, низкий звук.
«Рожок?»
От рожка мысль Лоуренса перенеслась к пастухам, от пастухов к Норе, так сильно рисковавшей вместе с ними там, в Рубинхейгене. Впрочем, он понимал, что если проницательная Хоро пролезет в его мысли, ему несдобровать.
Едва Лоуренсу удалось вымести образ Норы из головы и оглянуться в направлении источника звука, к нему подошла Хоро, успевшая купить жаренный в масле пирожок, за которым стояла в очереди.
– Ты слышал только что этот звук, вроде того, который пастухи издают? – спросила она.
– Ага. Если и ты так считаешь, значит, это и впрямь звук рожка.
– Здесь повсюду так сильно пахнет едой, что я совершенно не чувствую запаха овец где-нибудь поблизости.
– На рынке должно быть множество овец. Но это все равно не объясняет, зачем кому-то дудеть в рожок в городе.
– Да. И ведь той девчонки-пастушки здесь нет.
Лоуренс давно ожидал, что Хоро скажет что-нибудь подобное, так что эти слова его совершенно не потрясли.
– Эх. Ты совершенно не выглядишь потрясенным; разве не похоже, что я тебя испытываю? – сказала Хоро.
– Ну тогда я просто в восторге, в восторге до ужаса.
Хоро с хрустом впилась зубами в свой пирожок; лицо ее выражало чистое блаженство. Слегка улыбнувшись, Лоуренс принялся вновь оглядываться по сторонам. Оказалось, все вокруг идут в одну и ту же сторону – к центру города. Похоже, прогудевший только что рожок послужил сигналом к началу праздника.
– Кажется, праздник начался. Пойдем посмотрим? – предложил Лоуренс.
– Просто стоять и есть было бы скучно.
Лоуренс, неловко улыбнувшись, широкими шагами двинулся вперед. Хоро последовала за ним, ухватив его за руку.
Вместе с толпой они оба продвигались на север вдоль края рынка. Вскоре до их ушей долетели восторженные крики и звуки флейт и барабанов.
Перед ними шли девушки-горожанки, одетые похоже на Хоро, и подмастерья с замызганными лицами, явно улизнувшие с работы, и бродячие проповедники с прикрепленными на одеяния перьями, и легко снаряженные рыцари и солдаты. Да, это было весьма пестрое сборище.
Судя по всему, восторженные крики доносились с перекрестка двух главных улиц, что делили город на четыре части. Однако что творится на самом перекрестке, из-за густой толпы было совершенно невозможно разобрать. Хоро изо всех сил вытягивала шею, пытаясь хоть одним глазком увидеть праздничное зрелище, – но ничего не видел даже Лоуренс, что уж говорить о Хоро, которая была заметно ниже его ростом.
Внезапно Лоуренс кое-что вспомнил. Ухватив Хоро за руку, он потянул ее в проулок, примыкающий к главной улице.
В отличие от галдящей главной улицы, в проулке было тихо и спокойно. То тут, то там спали нищие в лохмотьях, весь вид которых показывал, что бурлящая атмосфера улицы к ним не имеет ни малейшего отношения. Ремесленники деловито работали, готовя свои товары к продаже.
Хоро, судя по всему, мгновенно поняла, куда Лоуренс ее ведет, и молча шла за ним.
Если праздник проходит на главных улицах, превосходным местом для обзора, откуда все праздничные зрелища будут видны как на ладони, должен послужить тот самый постоялый двор, на котором Лоуренс и Хоро остановились.
Быстро пройдя почти безлюдным проулком, они вошли на постоялый двор с черного хода и поднялись на второй этаж.
Тут они обнаружили, что столь замечательная идея пришла в голову не им одним, и кое-кто собирается извлекать из нее прибыль. Двери некоторых комнат, окна которых выходили на главную улицу, были распахнуты настежь, и какой-то хитрого вида торговец, перегородив дверные проемы стульями, сидел на одном из этих стульев и лениво поигрывал монетками в руке.
– Вот за это мы должны быть благодарны Амати, – заметил Лоуренс.
Войдя в комнату и раскрыв деревянные ставни, Лоуренс тут же убедился, что лучшее место, чтобы посмотреть праздник, трудно было и представить.
Достаточно было лишь высунуть голову из окна – и Лоуренс мог превосходно видеть все, что происходило на перекрестке улиц, идущих с севера на юг и с запада на восток. Да и не высовываясь из окна, можно было нормально увидеть весь праздник.
Все игравшие на флейтах и барабанах были одеты в одинаковые длиннополые черные плащи, полностью закутывающие фигуры. Выглядели они весьма странно; невозможно было даже разобрать, мужчины это или женщины.
Позади этой группы в черном шествовала еще одна компания очень странно одетых людей.
Некоторые костюмы были сшиты из множества лоскутов ткани; они представляли собой огромные одеяния, под которыми скрывалось по нескольку человек, а с одной стороны, там, где полагалось быть голове, возвышалась маска с человеческим лицом. Встречались также огромные плащи, обладатели которых – скорее всего, несколько человек, сидящие под плащами друг у друга на плечах, – изображали великанов. Некоторые из этих великанов несли гигантские мечи, собранные из связок деревянных кольев, у других были луки выше человеческого роста. Всякий раз, когда великаны размахивали своими огромными мечами и луками, толпа разражалась радостными криками.
Однако в тот самый момент, когда Лоуренс подумал было: «Вот, похоже, и все представление», – толпа закричала более восторженно, чем прежде, и до Лоуренса донеслись звуки совсем других инструментов.
Хоро тоже негромко вскрикнула, и Лоуренс, хоть и опасался, что закроет ей обзор, высунулся из окна.
Постоялый двор располагался на юго-восточном углу перекрестка, а новая причудливая процессия ряженых шла с востока.
Возглавляли эту процессию тоже люди в черном, но вот идущие за ними были одеты совершенно иначе, чем те, кто уже был на перекрестке.
Лица некоторых из них были угольно-черными, а на головах красовались коровьи рога; другие несли на спине птичьи перья; иные кутались в звериные шкуры. Если бы Хоро влилась в эту процессию, не скрывая своих ушей и хвоста, она бы там успешно затерялась. Когда процессия приблизилась, радостные крики перешли скорее в вопли; и тут показалось соломенное чучело гигантского размера, намного выше человеческого роста. Чучело имело четыре ноги и вообще походило на собаку; оно было крупнее, чем даже Хоро в волчьем обличье. Держалось это чучело в деревянной раме, несомой десятком мужчин.
Лоуренс собрался было что-то сказать Хоро, но, увидев, что та полностью поглощена открывающимся перед ней зрелищем, решил промолчать.
Звероподобные чучела появлялись одно за другим и, добравшись до перекрестка, останавливались. Перекресток превратился в огромную арену.
Некоторое время спустя люди в черном, возглавлявшие обе процессии, подняли головы на указатели, стоящие повсюду вокруг перекрестка, и, показав руками в разные стороны, начали двигаться.
Глядя на их действия, Лоуренс решил, что это, должно быть, не просто маскарадное шествие – здесь обыгрывалась какая-то история. Жаль, что он ничего не знал об этих краях. В голову ему пришла мысль изыскать время и расспросить Марка, когда праздник закончится, но тут он увидел еще одну процессию – она шла с северного конца улицы, ведущей с севера на юг.
Эта процессия состояла вроде бы из нормальных людей. Некоторые из них шли в обносках, другие были одеты аристократами, третьи рыцарями, но кое-что всех их объединяло: каждый из них нес в руке ложку. Лоуренс подивился было, зачем им всем ложки; но тут все три процессии сошлись наконец на перекрестке. Участники процессий выкрикнули что-то на языке, которого Лоуренс никогда прежде не слышал. Зрители тоже переговаривались, но негромко, и напряженно вслушивались в слова ряженых. Даже Лоуренс невольно напрягся.
Едва Лоуренс подумал, что же будет дальше, как люди в черном все разом указали руками в одну сторону – на юго-запад от перекрестка; и все взгляды тотчас обратились туда.
Повернув голову на юго-запад, Лоуренс обнаружил, что там стоят (и неизвестно, как долго уже) несколько тележек, нагруженных большими бочками. Громко и явно преувеличенно расхохотавшись, люди, окружавшие тележки, покатили их на перекресток.
Люди в черном снова заиграли на своих инструментах; те, что были облачены в странные одеяния, и те, что толкали звероподобные чучела, запели; а стоящие рядом с тележками принялись открывать бочки, ковшами зачерпывать то, что в них было, и расплескивать во все стороны.
Это расплескивание, похоже, послужило сигналом. Зрители, до того взиравшие на происходящее с некоторого удаления, вошли на перекресток и начали танцевать.
Танец захватывал все больше пространства. Часть людей из процессии в странных одеяниях выбежали с перекрестка на улицы и начали танцевать там.
Прохожие, зажженные их танцами, тоже стали присоединяться один за другим. В мгновение ока улицы превратились в огромные танцевальные площадки. В центре перекрестка люди, входившие прежде в процессии, обхватили друг друга за плечи и встали в хоровод. Празднество бушевало; сейчас его было уже не остановить. Пение, пляски и попойки будут теперь продолжаться безостановочно до самого рассвета.
Судя по царящей внизу атмосфере, сигнал к началу празднества (которое, возможно, точнее было бы назвать всеобщей суматохой) был уже дан.
Хоро, высунувшаяся из окна едва ли не полностью, вернулась обратно в комнату и, взглянув на Лоуренса, тут же предложила:
– Пойдем вниз и тоже потанцуем.
Количество случаев, когда Лоуренс в своей жизни танцевал, можно было легко пересчитать по пальцам одной руки – именно потому, что он всегда делал все возможное, чтобы избежать участия в подобных празднествах. Он всегда чувствовал, что если будет танцевать один, это только усилит его печаль.
Подумав об этом, Лоуренс заколебался, но, увидев протянутую к нему руку Хоро, все же решился.
Вокруг него все равно все будут пьяны, так что его неуклюжесть в танце не будет иметь значения.
И еще – протянутая к нему ручка Хоро была ему дороже тысячи золотых монет.
– Ладно! – решительно произнес Лоуренс и взял Хоро за руку.
Хоро явно почувствовала решительный настрой Лоуренса; улыбнувшись, она сказала:
– Только будь осторожен, не отдави мне ноги.
– …Я буду стараться.
Потом они вышли с постоялого двора и, держась за руки, побежали навстречу буйству праздника.
***
Лоуренс не мог припомнить, сколько лет назад он так веселился в последний раз.
Никогда в жизни он не танцевал, не смеялся и не пил столько, сколько в этот день.
Возможно, впервые он осознал, что общая радостная атмосфера может опьянить и его.
Прежде, когда радостное время подходило к концу, оставалось лишь одиночество.
Но сейчас, поддерживая за плечо Хоро, излишне предавшуюся питию и теперь неспособную держаться на ногах самостоятельно, и поднимаясь по лестнице на свой второй этаж, Лоуренс ощущал, хоть жар в его груди успел уже поутихнуть, полное довольство и умиротворение. Он подумал, что, пока Хоро рядом с ним, он всегда будет окружен атмосферой праздника.
Они вернулись в комнату, но уличный гомон продолжал доноситься до них сквозь окно, которое Лоуренс забыл закрыть. Ночь опустилась только что, и ремесленники и торговцы, не имевшие возможности присоединиться к танцам и попойкам днем, начали изо всех сил наверстывать упущенное.
Праздник, похоже, входил в новую стадию. Когда Лоуренс возвращался на постоялый двор, он оглянулся и увидел, что людская толпа на перекрестке торопливо колышется взад-вперед.
Если бы у Хоро остались хоть какие-то силы, она бы, несомненно, начала нудеть, прося посмотреть, что там происходит. К сожалению, сил у нее не оставалось.
Уложив Хоро в постель и снова сложив ее одежду, точно прислуга, Лоуренс не смог подавить вздоха.
Однако то не был вздох несчастья; вместе с этим вздохом Лоуренс улыбнулся, глядя на раскрасневшуюся Хоро, беззащитно лежащую перед ним.
Возможно, это было не совсем справедливо по отношению к Амати, но Лоуренс более не испытывал страха при мысли о заключенном им договоре.
Да что там страх: пока он не вернулся на постоялый двор, он вообще забыл о том, что заключил какой-то договор.
Когда Лоуренс вернулся, владелец постоялого двора упомянул, что для него было оставлено сообщение. Сообщение было от Марка, и говорилось в нем вот что: «Узнал, как Амати достанет деньги, приходи к палатке быстрее».
Даже услышав слова «приходи к палатке быстрее», Лоуренс в первое мгновение подумал: «А, схожу завтра». Прежде такая мысль ни за что не пришла бы ему в голову; это лишний раз показывало, насколько мало места там сейчас занимал этот договор.
Гораздо больше, чем послание от Марка, его тревожило письмо, которое он получил вместе с посланием. Письмо было запечатано воском, и в том месте, где обычно пишут имя отправителя, красивым почерком было выведено: «Диана». Владелец постоялого двора сказал, что письмо принес крепко сбитый человек, внешне напоминающий гроб. Вне всяких сомнений, это был Бартоз.
Тогда, у Дианы, Лоуренс попросил, чтобы она сообщила ему, если вспомнит что-нибудь еще про Йойтсу; вполне возможно, письмо было именно об этом. В голове его мелькнула мысль вскрыть письмо и глянуть, что там, немедленно; но он решил этого не делать, поскольку не сомневался, что, если сейчас сядет и примется читать письмо, отправиться к Марку ему будет еще более неохота.
Вновь сунув письмо себе под плащ, Лоуренс закрыл окно, через которое в комнату по-прежнему вливался уличный шум, и собрался уходить.
Едва протянув руку к двери, он внезапно ощутил у себя на спине чей-то взгляд. Обернувшись, он убедился, что взгляд, разумеется, принадлежал не кому иному, как Хоро, – та с сонным видом смотрела на него, пытаясь продрать глаза.
– Я выйду ненадолго, – произнес Лоуренс.
– …Выйдешь, пряча на груди письмо, пронизанное ароматом женщины?
Похоже, недовольство Хоро было вызвано вовсе не борьбой с сонливостью.
– Она весьма красива. Тебя это беспокоит? – поддразнил Лоуренс.
– …Дурень.
– Она летописец. Ты знаешь, что это за работа? Она дает нам сведения о Йойтсу, и она отлично знакома с древними легендами и сказаниями северных земель. Это письмо я еще не читал, но я уже узнал много полезного, просто поговорив с ней вчера. Я даже услышал историю, где упоминалась ты.
Хоро несколько секунд терла глаза, поразительно напоминая умывающуюся кошку. Затем она медленно уселась на кровати.
– …Историю? Про меня?
– Ты есть в легенде одного города, который называется Реноз. «Хоруо – пшеничный хвост», это же ты, верно?
– …Не знаю. А что за «много полезного»?
Вот теперь Хоро, похоже, проснулась окончательно. В конце концов, разговор зашел о ее родном городе.
– В этой ренозской легенде упоминалось, с какой стороны ты туда пришла.
– Это…
Глаза Хоро распахнулись, тело задеревенело. Секундой позже ее чувства отразились и на лице.
– Это правда? – выдавила она.
– Зачем бы мне тебе лгать? Там говорится, что ты пришла из леса к востоку от Реноза. На юго-запад от Ньоххиры и лес к востоку от Реноза – там, где эти направления пересекаются, и находится Йойтсу.
Услышав столь неожиданную новость, Хоро прижала к себе крепко стиснутое в руках одеяло и молча опустила голову. Ее волчьи уши беспрестанно дрожали, словно каждый волосок на них был переполнен радостью.
Та Хоро, что сидела сейчас перед Лоуренсом, напоминала ему юную деву, что заблудилась в лесу и лучилась счастьем теперь, найдя наконец знакомую тропинку после многих лет блужданий.
Хоро медленно, полной грудью вдохнула и с силой выдохнула.
Разрыдаться на месте ей, должно быть, не позволила лишь гордость мудрой волчицы.
– Ты даже не плачешь, какое достойное поведение.
– …Дурень.
Хоро чуть надула губы; похоже, она действительно с трудом удерживалась от слез.
– Честно говоря, когда мы знали лишь, что он к юго-западу от Ньоххиры, это была слишком большая область для поисков. Теперь же она уменьшилась, и очень сильно. Я, правда, это письмо еще не прочитал, но думаю, в нем лишь какие-то дополнительные сведения. Похоже, мы сможем добраться до цели раньше, чем предполагали, – сказал Лоуренс.
Кивнув, Хоро чуть отвела взгляд, а потом, продолжая стискивать в руках одеяло, вновь покосилась на него, будто подглядывала.
Ее янтарные с красноватым отливом глаза светились предвкушением пополам с тревогой.
Один лишь кончик хвоста беспрестанно метался взад-вперед. Вновь Хоро напомнила Лоуренсу слабую юную деву, и он неловко улыбнулся.
Однако если бы Лоуренс не понимал, что говорят глаза Хоро, – даже если бы она тут же, на месте перегрызла ему горло, он бы это заслужил.
Негромко прокашлявшись, Лоуренс добавил:
– Нам понадобится полгода, не больше, чтобы его найти.
Лоуренс чувствовал, что кровь вновь начала струиться в жилах Хоро, которая сидела закаменев, словно статуя.
– Мм, – кивнула Хоро; на лице ее теперь отражался чистый восторг.
– Вот так вот обстоят дела. Человек, написавший это письмо, – словно голубь, принесший благую весть. А ты все не так поняла. Так что посиди и подумай над своим поведением.
Хоро недовольно надула губы, но Лоуренс не сомневался, что это она нарочно.
– Так, ну а мне надо зайти к Марку ненадолго, – сказал он.
– Пряча на груди письмо, пронизанное ароматом женщины?
Услышав, как Хоро второй раз повторила те же слова, Лоуренс не сдержал смешка.
Похоже, она имеет в виду, чтобы я оставил письмо здесь, подумал он.
Хоть она и не умела читать, но все равно хотела, чтобы Лоуренс оставил письмо; но такого поведения она сама стыдилась и потому не могла решиться высказать все прямо.
Мысли и чувства Хоро были сейчас перед ним как на ладони – такое случалось нечасто. Посмеиваясь в душе, Лоуренс протянул ей письмо.
– Ты говорил, эта женщина очень красивая?
– Да очень красивая женщина, и по-взрослому очаровательна.
Изогнув бровь и прищурившись, Хоро взглянула на Лоуренса и приняла от него письмо.
– Ты же, по-моему, слишком взрослая, больно уж хитра, – продолжил Лоуренс.
Хоро ухмыльнулась, обнажив зубы.
– Короче говоря, Марк вызнал, как Амати собирается добыть тысячу серебряных монет. Я собираюсь пойти послушать, что он хочет мне сказать.
– Правда? Ну тогда хорошенько постарайся придумать ответный план, чтобы не позволить ему купить меня у тебя.
Лоуренс к этому времени уже достаточно много общался с Хоро, чтобы не принять эти ее слова всерьез.
Пожав плечами, он ответил:
– Можешь даже вскрыть это письмо, если хочешь взглянуть. Правда, сперва тебе придется научиться читать.
Хоро хмыкнула и вновь улеглась на кровать с письмом в руках. Затем она несколько раз взмахнула хвостом, словно говоря: «Давай поторапливайся». Сейчас она напоминала собаку, которая, завладев костью, унесла ее к себе и теперь охраняла.
Разумеется, высказать эту мысль вслух Лоуренс не посмел. Он лишь улыбнулся, раскрыл дверь и вышел из комнаты.
Закрывая за собой дверь, он кинул еще один взгляд на Хоро; та вновь помахала хвостом, словно заранее знала, что он оглянется.
Лоуренс при виде такого прощания негромко рассмеялся. Дверь он закрыл медленно и осторожно, чтобы не потревожить Хоро слишком громким звуком.
***
– Вообще-то для человека, которому нужна помощь, ты выглядишь очень уж беззаботным, Лоуренс.
– Прости.
Выйдя с постоялого двора, Лоуренс подумал было о том, чтобы направиться к Марку прямо домой, но потом решил, что, возможно, Марк все еще на рынке, и потому стоит сперва заглянуть в его палатку. В итоге все оказалось так, как он и предполагал.
Луна освещала множество палаток, рассеянных по рынку; в большинстве их шли веселые попойки. Среди стражников, которые должны были караулить товары, многие также поддались искушению спиртным.
– Хотя в дни праздника мне все равно нечего делать, так что ничего страшного, – продолжил Марк.
– Вот как?
– Ага. Никому не охота во время праздника шляться по городу с товарами на спине, ведь правда? Особенно с такими пухлыми, как пшеница; я ее всегда распродаю перед началом праздника и закупаю, когда он кончится. Правда, есть еще послепразднование, но оно не в счет.
Лоуренс слышал, что послепразднование устраивалось по окончании длящегося два дня основного праздника. Длилось оно даже дольше, чем городская ярмарка, и представляло собой не что иное, как грандиозное пиршество. Лоуренс вполне понимал людей, которые не могли удержаться от соблазна воспользоваться праздником как поводом вволю покутить и пображничать.
– Кроме того, пока я собирал для тебя сведения, я и сам кое-какой доходец извлек, так что с тебя на этот раз ничего просить не буду.
Сейчас у Марка было выражение лица настоящего торговца, и говорил он с деловой улыбкой.
Похоже, способ, которым Амати добывал деньги, позволял поучаствовать и другим.
– Ты, значит, идешь по стопам Амати, хех. Так что же за способ он использует? – спросил Лоуренс.
– О, кстати о способе. Он действительно довольно оригинальный. Но только он не придумал какого-то нового замечательного способа зарабатывания денег. Это обычная торговля, с помощью которой любой может получить огромный доход.
– Для торговца это звучит весьма соблазнительно, – заметил Лоуренс, усаживаясь на поставленное торчком близ палатки короткое поленце. Марк, правильно поняв смысл его слов, ехидно улыбнулся.
– Я слышал, рыцарь Хашим умеет неплохо танцевать. Однако если все будет идти как идет, этому очень уж снисходительному рыцарю придется принять тысячу серебряков, и прекрасную принцессу у него заберут.
– Даже если ты все свое состояние поставишь на Амати, для меня ничего не изменится.
Марк не стал выставлять щит против контратаки Лоуренса, но продолжил идти вперед с мечом:
– Кстати о Филиппе Третьем: я слышал, он говорит о тебе много неприятных вещей.
– Э?
– Он говорит, что ты позволяешь нести бедной девушке бремя долга на своих плечах, и поэтому она принуждена следовать за тобой, куда только ты захочешь; кроме того, есть ты ей позволяешь лишь горькую и холодную тюрю из ржи, и вообще, ты с ней очень дурно обращаешься все время, что вы в дороге… ну и другие подобные вещи, – весело, словно в шутку, перечислил Марк. Лоуренс мог лишь натянуто улыбнуться в ответ.
Конечно, Лоуренс прекрасно понимал, что Амати распространяет о нем грязные сплетни, чтобы оправдать в глазах других свои действия. Но Лоуренса сейчас беспокоило не столько то, что на него могут начать косо смотреть, сколько неприятное ощущение – будто от летающего возле самого лица комара.
Если подумать: что мог сделать простой бродячий торговец, у которого не было власти солдата-мечника, чтобы загнать девушку в кабалу и затем заставить путешествовать вместе с собой? В городе, находящемся под покровительством какой-либо влиятельной фигуры, возможно, помогла бы бумага с указанием величины долга, но в чистом поле она становилась совершенно бесполезной.
Кроме того, ни один человек, привычный к странствиям, не счел бы такой уж большой бедой питание горькой тюрей изо дня в день. Пожалуй, лучше было бы сказать даже, что для торговца, главным делом которого является получение прибыли, не удивительным было бы и вовсе питаться от случая к случаю.
Уж конечно, клевета Амати в адрес Лоуренса едва ли на кого-то подействует. Но проблема была не в этом. Амати вдалбливал во всех мысль, что он и Лоуренс находятся в одинаковом положении, сражаясь за одну женщину.
Хотя прямого влияния на торговые дела Лоуренса это вряд ли окажет, все же независимому торговцу здесь гордиться было нечем.
Эта раздражающая, ехидная ухмылка Марка… несомненно, он прекрасно понимал, какой гнев закипает сейчас в Лоуренсе. Негромко вздохнув, Лоуренс махнул рукой, словно отмахнулся от этой темы, и сказал:
– Так что же это за доходное дело?
– Ах да, чуть не забыл. Поскольку ты сказал, что Бартоз уже догадался, что бы это могло быть, я отсюда и начал копать, и очень быстро нашел что искал.
Значит, это имеет какое-то отношение к торговле Бартоза, подумал Лоуренс.
– Покупка и продажа драгоценных камней? – попробовал угадать он.
– Очень близко, но нет. Это совершенно никак не связано с драгоценными камнями.
В голове Лоуренса один за другим промелькнули образы всех товаров, которые покупали и продавали торговцы, путешествующие по рудникам. А затем его озарило.
Он вспомнил тот кусочек похожей на золото руды, о котором он говорил с Хоро.
– Пирит?
– О? Так ты уже слышал? – вопросом на вопрос ответил Марк.
Похоже, Лоуренс попал в яблочко.
– Нет, я просто подумал, это то, что может принести прибыль. Что-то связанное с гадателем, верно?
– Похоже на то. Правда, я слышал, что гадатель уже покинул Кумерсон, – сказал Марк.
– Правда?
Внезапно откуда-то со стороны донеслись радостные выкрики. Обернувшись на звук, Лоуренс увидел группу людей в дорожном платье и нескольких городских торговцев. Они что-то кричали резкими голосами и обнимались, словно бурно радовались воссоединению после долгой разлуки.
– Правда, в заявлении для публики сказано, что он ушел, поскольку его невероятно точные предсказания привлекли внимание служителя Церкви, занимающегося допросами язычников. Любопытно, поверил ли хоть кто-нибудь в эту байку, – продолжил Марк.
– Почему ты так думаешь?
Марк отхлебнул вина и взял с полки, стоящей у него за спиной, небольшой мешочек.
– Этого просто не может быть. Если бы кто-то из Церкви объявился у нас в городе, тут бы такая суматоха поднялась. Кроме того по-моему, сейчас здесь многовато пирита ходит в продаже. Мне кажется, этот гадатель купил весь свой пирит где-то в другом городе и уехал отсюда сразу, как только его распродал. И еще…
Марк высыпал все, что было в мешочке, на переговорный столик. Кусочки пирита раскатились по столику, взблескивая белым под лунным светом. Были среди них красивые кубики, были и округлые кусочки, напоминающие сплющенные караваи.
– Думаю, гадатель специально расписывал, какой пирит редкий. Угадай-ка, сколько это вот сейчас стоит.
Кусок пирита в руке Марка был идеальной кубической формы – похоже, среди всего лежащего на столике он имел наибольшую ценность. Нормальная рыночная цена ему была около десяти Иредо, или четверть Тренни.
Лоуренс, однако, припомнил слова Хоро, что подаренный ей кусок пирита Амати купил с торгов, и потому сделал более смелое предположение.
– Сто Иредо.
– Двести семьдесят.
– Не…
Лоуренс проглотил слова «…может быть» и мысленно выругал себя за то, что не догадался купить пирита после того, как Хоро в первый раз о нем рассказала.
– Нам, мужчинам, такая цена кажется нелепой, даже если речь идет о драгоценном камне. Но цена этой штуки сейчас еще более нелепа. Завтра, как только откроется рынок, скорее всего, она будет расти дальше. Сейчас все женщины в городе дерутся за то, чтобы только его купить. Предсказания будущего и зелья красоты хорошо продаются во все времена, – сказал Марк.
– И все же, цена в двести семьдесят… не слишком ли большая?
– Не только чистые кубики, кусочки любой формы выросли в цене, потому что они все умеют разное. В общем, женщины хором улещивают и уговаривают торговцев и селян, которые пришли на праздник, вытрясти монеты из своих кошелей и купить им пирит. Короче говоря, эта руда – настоящее чудо, ей внезапно заинтересовались все женщины до единой, они даже рисуются друг перед другом, кому его купили больше. В общем, причина именно в этом: всякий раз, когда какая-то женщина начинает кокетничать, пирит дорожает еще.
Лоуренсу, не раз покупавшему прежде для городских девушек дорогие украшения и вино, слышать слова Марка было особенно неприятно.
Но куда сильнее, чем неприятные для ушей слова, Лоуренса грызло сожаление о том, что перед самым его носом была такая прекрасная возможность получить немалую прибыль, а он ее упустил.
– Здесь доход уже не долями от затраченного измеряется – разами, а может, и десятками раз. Другими словами, Филипп Третий, собирающийся украсть твою принцессу, как раз сейчас, пока мы разговариваем, зарабатывает сумасшедшие деньги, – продолжал тем временем Марк.
Похоже, Амати решил помочь Хоро избавиться от бремени долга, предвкушая многократное умножение серебряных монет в своем кошеле.
Если Амати начал скупать пирит уже тогда, когда купил кубик для Хоро, скорее всего, он уже собрал значительную сумму. Возможно, ему действительно удастся собрать тысячу монет к завтрашнему вечеру.
– Я лишь чуть-чуть прикоснулся к этому делу и уже заработал три сотни Иредо. Уже этого достаточно, чтобы понять, с какой безумной скоростью этот пирит дорожает. Ну скажи, как можно упустить такую возможность?
– Кто еще об этом знает? – спросил Лоуренс.
– Сегодня утром новость, похоже, уже разошлась по рынку. Я-то сам на нее поздновато наткнулся. И должен еще сказать, что когда ты и твоя принцесса танцевали, перед палаткой торговца рудами было уже битком.
Лоуренс, хоть и давно уже протрезвел, разом стал краснее непрерывно пьющего Марка.
Лицо его пылало вовсе не из-за поддразниваний Марка насчет его танцев с Хоро, но из-за того, что в ситуации, когда даже мало сведущие в торговле люди хватались за возможность получить прибыль, он, Лоуренс, предался танцам и эту возможность упустил, хоть и находился совсем рядом с рынком.
Каким бы красным ни было лицо настоящего торговца, это нисколько не отражало меру его стыда.
Торговец-неудачник.
Впервые с того раза в Рубинхейгене, когда он потерял самообладание, Лоуренсу захотелось обхватить голову руками и завыть.
– В общем, если бы Амати и вправду занимался чем-то не вполне честным, может, мы и нашли бы какой-то способ его придержать, но в нынешней ситуации его не остановить. Я, конечно, тебе сочувствую, но должен сказать, что ты уже рыбка в ведре.
Лоуренс, конечно, понимал, что Марк хотел сказать этими словами: «теперь просто сиди спокойно и жди, что будет». Но в уныние его вгоняло не это. Потратив все усилия на то, чтобы хорошо провести время с Хоро, он позволил проскользнуть у себя буквально между пальцев возможности получить такой отличный доход.
– И еще одно. Я ведь уже сказал, что эта идея о быстрой прибыли уже разошлась среди торговцев, да? Эти торговцы, которые собираются покупать, а потом перепродавать, сейчас бродят повсюду, ищут, где бы купить еще пирита, и от этого цена растет еще быстрее. Я о чем: бывают времена, когда ветер начинает усиливаться, и если в этот момент ты забудешь поднять парус, то будешь потом жалеть об этом всю жизнь, – проговорил Марк.
– Да уж конечно, ни к чему просто сидеть и смотреть, как другие корабли, уже поднявшие паруса, уплывают все дальше.
– Именно, именно. И потом, ну, просто на случай если все пойдет не так, тебе ведь понадобятся деньги, чтобы купить себе новую принцессу, э?
Эти слова Марк произнес, довольно улыбаясь. Лоуренс криво улыбнулся в ответ; но в то же время он не мог не понимать, что для него это отличная возможность поправить свои дела после неудачи в Рубинхейгене.
– Что ж, для начала я куплю у тебя немного пирита в счет твоего долга за гвозди.
После этих слов Марк взглянул на него недовольно; на лице его явно было написано: «Знал бы – промолчал».
***
Купив у Марка четыре кусочка пирита за тридцать монет Тренни, Лоуренс пробрался сквозь толпу, танцующую и распевающую песни под светом фонарей, и направился к постоялому двору.
Праздник, похоже, уже перешел во вторую свою часть, и до ушей Лоуренса непрерывно доносился яростный барабанный бой.
Из-за слишком густой толпы Лоуренс мог лишь краем глаза посмотреть, что происходит. Второе праздничное представление совсем не походило на то, что было днем: оно выглядело более грубым и варварским. Лоуренс мельком разглядел, как соломенные чучела сталкивались друг с другом и как людские фигуры, словно танцуя, метались друг вокруг друга с мечами.
То, что праздник дошел до такого, было весьма удивительно – ведь люди до самого заката лишь пили, танцевали и хватались друг за дружку.
Конечно, рассматривать, что будет дальше, лучше всего было с удобной точки – из окна комнаты на постоялом дворе.
Именно поэтому Лоуренс поспешно пробился через густую толпу и направился в свою комнату.
По правде сказать, он хотел даже не столько понаблюдать за праздником, сколько поразмышлять в одиночестве.
Конечно, шансы, что Амати соберет-таки тысячу серебряных монет и с гордым видом выложит перед ним эту грандиозную сумму, выросли, но волноваться по-прежнему было не о чем.
О чем стоило волноваться, так это о том, насколько вырастет стоимость пирита, который он только что купил, какую прибыль это ему принесет и как обхитрить Хоро, чтобы она подешевле продала ему полученный от Амати пирит.
Случались времена, когда предметы, стоящие обычно совсем недорого, обращались в золото.
А праздники всегда окружала необычная атмосфера.
Зайдя в проулок, куда почти не долетал свет и шум главных улиц, Лоуренс увидел нескольких рыцарей и солдат, заигрывающих с женщинами. Кое-кто даже успел обвить женские плечи руками, не обращая ни малейшего внимания на взгляды со стороны.
Женщины, прислонявшиеся к груди мрачных, подозрительных, разбойничьего вида рыцарей едва ли были шлюхами – они походили на обычных городских девушек. Если бы не праздник, эти девушки, наверное, говорили бы с мужчинами разве что о серьезном поведении и уж во всяком случае не позволяли бы им к себе притрагиваться.
С другой стороны, именно потому, что жаркая, пьянящая атмосфера праздника кружила людям головы и туманила зрение, словно каким-то подозрительным снадобьем, и могло произойти столь необычайное явление, как взлет цен на пирит. Торговцу тут было на что смотреть с оптимизмом.
Размышляя об этом, Лоуренс наткнулся взглядом на лоток, с которого продавали холодные дыни – специально для тех, кто желал остудить горло, обожженное крепкими напитками. Подойдя к лотку, Лоуренс купил две штуки, чтобы угостить Хоро.
Он даже подумать боялся, какие ядовитые слова обрушит на него Хоро, если он вернется к ней с пустыми руками. Мысленно представив самого себя, несущего под мышкой одну здоровенную дыню, словно отложенное гигантской птицей яйцо, и держащего в руке вторую, он не сдержал улыбки.
В обеденном зале на первом этаже постоялого двора было так же оживленно, как и на главных улицах. Мельком оглядев развлекающихся, Лоуренс поднялся на второй этаж.
Когда он взошел наверх, шумное веселье на первом этаже стало казаться ему каким-то далеким и нереальным, словно огонь на противоположном берегу реки.
Рассеянно слушая отдаленный гомон, словно журчанье ручья, Лоуренс открыл дверь комнаты и вошел.
В первое мгновение он был озадачен тем, что в комнате слишком ярко; потом он увидел, что окно на улицу открыто.
Скорее всего, окно было открыто, чтобы вливающийся снаружи свет позволил взглянуть на письмо.
Как раз когда эта мысль проникла Лоуренсу в голову, он почувствовал, что что-то в комнате не так.
Письмо?
Как только он вошел в комнату, его глаза встретились с глазами Хоро; та держала письмо под лунным светом близ окна.
В глазах Хоро застыл ужас.
Нет, не так.
Это были глаза человека, только что вышедшего из состояния полной растерянности.
– Ты…
Лоуренс не успел закончить фразу «…умеешь читать» – голос его внезапно охрип.
Губы Хоро дрожали, потом затряслись и плечи. Лоуренс видел, что Хоро изо всех сил пытается сжать пальцы, но те полностью задеревенели, и письмо выскользнуло у нее из рук, как она ни старалась.
Лоуренс не смел сделать ни шагу: он боялся, что Хоро, неподвижная, как снеговик, рассыплется на куски от малейшего его движения.
Письмо, выпавшее у Хоро из рук, скорее всего, было тем самым, что прислала Диана.
Если с Хоро случилось то, что случилось, из-за прочитанного ей письма, возможных объяснений было немного.
В голове у Лоуренса всплыло слово «Йойтсу».
– Ты, что случилось?
Голос Хоро был в точности такой, как обычно. Выглядела она так, словно вот-вот свалится, возможно даже, потеряет сознание; и тем не менее на лице ее при этих словах появилась легкая улыбка. Лоуренсу при виде этого совершенно дикого зрелища показалось, что он погружается в какой-то страшный сон.
– У меня ч… что-то на лице?
Хоро изо всех сил старалась говорить улыбаясь, но из-за трясущихся губ она просто не могла нормально выговаривать слова.
Лоуренс и Хоро глядели прямо друг на друга, но глаза Хоро смотрели куда-то сквозь Лоуренса.
– Ничего у тебя на лице нет. Но, кажется, ты немного пьяна.
Лоуренс не мог просто стоять перед Хоро и молчать, так что он предпочел что-то сказать, стараясь своими словами не ранить Хоро еще больше.
Что говорить теперь? Нет, сперва надо выяснить, что успела узнать Хоро.
Не успел Лоуренс додумать до этого места, как Хоро раскрыла рот первой:
– Ага… ага, я… я пьяна. Потому-то и… ага, точно, я пьяна.
Хоро по-прежнему улыбалась, но всю ее била такая дрожь, что зубы клацали. Подойдя к своей кровати, словно на деревянных ногах, она уселась.
Когда Хоро двинулась с места, Лоуренс тоже смог наконец отойти от дверного проема. Чтобы не дать перепуганной птахе улететь, ступал он как мог осторожно; в конце концов он не без труда добрался до стола.
Положив на стол дыни, Лоуренс бросил небрежный взгляд на письмо, что уронила Хоро.
В лунном свете он разглядел красивый почерк Дианы.
Касательно того, о чем я упоминала вчера, города Йойтсу, разрушенного в стародавние времена…
Едва эти строки бросились Лоуренсу в глаза, он бессознательно зажмурился.
Несомненно, Хоро сказала Лоуренсу, что не умеет читать, намереваясь в будущем его удивить или сыграть с ним какую-нибудь шутку. Сказала она это с желанием попроказничать и, конечно, не подозревала, что шанс представится ей так скоро. Именно поэтому она прочла оставленное Лоуренсом письмо.
Но дух озорства привел к совершенно противоположному результату.
Хоро наверняка была чрезвычайно заинтересована письмом, содержащим сведения о Йойтсу.
Лоуренс представил картину: Хоро, дрожащая от радостного предвкушения, вскрывает письмо…
…и тут же перед ее глазами появляются строки, что Йойтсу перестал существовать. Лоуренс был просто не в состоянии вообразить, какой силы удар это был для Хоро.
Хоро по-прежнему сидела на краешке кровати и потерянно смотрела на пол.
Лоуренс безуспешно пытался придумать хоть что-нибудь, что можно было бы сказать, когда она медленно подняла голову.
– Ты, что мне делать?
На губах ее вновь появилась деревянная улыбка.
– У… у меня нет больше дома, мне некуда возвращаться…
Хоро не мигала, не задыхалась от рыданий. Лишь слезы струйкой текли у нее из глаз, словно кровь.
– Что же мне делать… – повторяла Хоро, точно ребенок, который ненарочно сломал что-то очень важное. От этого вида у Лоуренса заныло сердце. Люди всегда становятся чем-то похожими на детей, когда вспоминают о родном доме.
Хоро, в конце концов, была мудрой волчицей, она прожила уже много веков. Уж конечно, она не могла не думать о возможности того, что Йойтсу смыт рекой времени.
И тем не менее ребенок не слушает голоса разума: перед силой чувств доводы разума беспомощны.
– Хоро.
Услышав, как Лоуренс ее позвал, Хоро на мгновение отшатнулась от неожиданности, но тут же пришла в себя.
– Это ведь всего лишь старая легенда. Старые легенды часто неточны.
Лоуренс старался вложить в свои слова всю убедительность, какую только мог. По правде сказать, шансов, что в легенде о разрушении Йойтсу говорилась неправда, было очень мало: чтобы город продержался много веков, не подвергнувшись полному разрушению, это должен был быть очень крупный город, а тогда о нем знали бы все.
Но Лоуренс просто не знал, что еще сказать.
– Не… точны?
– Именно. Например, когда к власти в какой-то земле приходит новый король или новая династия, они, чтобы отметить эту землю как свою новую территорию, могут распространять подобные слухи.
Лоуренс не лгал. Он сам знал несколько таких случаев.
Но Хоро вдруг замотала головой, так что дорожки слез на ее щеках разбежались в разные стороны.
Судя по ее глазам, то было затишье перед бурей.
– Если это так, зачем ты скрыл от меня правду? – вопросила она.
– Я хотел найти подходящий момент, чтобы сказать тебе. Тема все-таки очень деликатная, поэтому…
– Хех.
Смешок Хоро был больше похож на кашель.
Лоуренсу казалось, что сейчас Хоро одержима каким-то демоном.
– Ты… ты, должно быть, был так рад видеть меня беззаботной, видеть, как я развлекаюсь, ничего не зная.
И тут в голове Лоуренса воцарилась абсолютная пустота. Разумеется, ничего подобного он просто не мог думать и чувствовать. У него в голове не укладывалось, что Хоро могла такое сказать, и горло его перехватило от закипающего внутри гнева.
Однако, хоть и не без труда, Лоуренс сумел сдержать себя.
Он понимал, что Хоро надо просто дать выход чувствам, и неважно, будет ее мишенью Лоуренс или кто-то другой.
– Хоро, успокойся.
– Я… я совершенно спокойна. Я что, медленно соображаю? Ты ведь знал про эту легенду о Йойтсу с самого начала, верно?
Хоро внезапно практически точно повторила мысли Лоуренса, так что он потерял дар речи.
Конечно, он понимал, что попытка скрыть правду от Хоро была его фатальной ошибкой.
– Конечно, конечно же. Когда мы только познакомились, ты уже знал правду, не так ли? Если так, это многое, многое объясняет.
Выражение лица Хоро изменилось: теперь она походила на волчицу, которую загнали в угол и которая не видела выхода из этого угла.
– Хехех, в конце концов, ты… ты любишь слабых овечек, которых можно пожалеть. Как тебе нравится смотреть, как я строю планы о возвращении в мой давно разрушенный город, ничего не зная об этом? Ты, должно быть, считаешь меня прелестно глупенькой. И тебе меня жалко до боли в сердце, да? Даже когда я упрямлюсь, тебе хочется меня простить и быть со мной ласковым, да?
Лоуренс попытался ответить, но Хоро не дала ему этого сделать.
– И то, что ты тогда сказал мне, чтобы из Ньоххиры я дальше шла сама, – это потому что ты устал от меня, да?
Сейчас Хоро улыбалась улыбкой человека, потерявшего все. Даже сама она не могла не понимать, что слова ее сочились злобой и неправдой.
Лоуренсу показалось, что даже если он сейчас выйдет из себя и даст Хоро пощечину, она лишь радостно завиляет хвостом.
– Ты в самом деле так думаешь?
При этих словах Лоуренса Хоро вперила в него свой пылающий взор.
– Именно так!
Хоро поднялась на ноги и изо всех сил сжала кулаки. Пальцы ее побелели, ладони дрожали.
Оскаленные острые зубы стучали друг о друга, хвост полностью распушился.
И все же Лоуренс не стал пятиться; он понимал, что гнев Хоро проистекал из нахлынувшей на нее тоски.
– Именно так я и думаю! Ты всего лишь человек! Люди – единственные создания, которые разводят животных! Поэтому ты воспользовался Йойтсу как приманкой, чтобы посмотреть, как я отреагирую, ты наверняка радовался, глядя…
– Хоро.
Хоро, казалось, окончательно потеряла самообладание: она кричала, безумно размахивая руками. Лоуренс кинулся к ней и изо всех сил стиснул ее руки своими.
Хоро казалась перепуганной, как пойманная бродячая собачонка. Она пыталась вырваться, но ее сердитые попытки были столь же слабыми, как ее девичья фигурка.
Когда Лоуренс сжимал ее руки со всей своей силой, Хоро ничего не могла сделать.
Постепенно Хоро прекратила попытки вырваться. Теперь она была совсем другая, она смотрела на Лоуренса умоляюще.
– Я… я осталась совсем одна. Что… что… мне делать? Никого не осталось, кто ждет моего возвращения, никого, нигде… я… осталась совсем одна…
– Но ведь у тебя есть я?
Это была правда, и исходила она из самого сердца Лоуренса.
И такие слова были не из тех, что произносятся небрежно и по любому поводу.
Однако в ответ Хоро лишь насмешливо улыбнулась и тут же ответила вопросом:
– А что ты для меня… нет, что я для тебя?
– Ухм!
Лоуренс не нашелся что ответить и погрузился в размышления.
Уже мгновение спустя он осознал, что должен был ответить немедленно, даже если бы ему пришлось солгать.
– Я так больше не хочу! Я больше не хочу оставаться одна! – громко выкрикнула Хоро и замерла.
– Ты, слушай… ты так и будешь меня держать?
Лоуренс чуть было не выпустил руки Хоро.
Он взглянул прямо в ее лицо, на котором застыла ледяная улыбка. Сейчас Хоро смеялась над тем, как только что потеряла самообладание.
– Я и так одна. Но если бы у меня был ребенок, нас было бы двое. Смотри, я сейчас в человеческом обличье, значит, для меня не будет невозможным быть вместе с тобой, человеком, ведь так? Ты…
– Пожалуйста, не говори больше ничего.
Лоуренс сам испытывал боль, чувствуя, какие эмоции сейчас бушуют в сердце Хоро и не могут найти иного выхода наружу, кроме как через ядовитые, злые слова.
Но и Лоуренс был не в силах более держаться так же мягко, как прежде, ожидая, пока Хоро успокоится.
То, что он мог сказать, он сказал – он выжал из себя все возможное.
Хоро улыбнулась еще шире, слезы вновь хлынули у нее из глаз.
– Хехех… аха… хе-хе-ха-ха-ха, ну конечно же. Ты ведь такой добряк. Таких надежд я с тобой не связываю, но сейчас это не важно, я вспомнила. Есть еще кое-кто… да, есть кое-кто, кто меня любит.
Поскольку Лоуренс по-прежнему удерживал руки Хоро, она не могла вырваться резким движением, поэтому, чтобы получить возможность высвободиться в любой момент, она внезапно разжала стиснутые до того кулаки, а затем и все ее тело обмякло. Лоуренс отпустил ее руки, и она вновь заговорила слабым голосом, точно раненая бабочка.
– Поэтому и тот договор тебя совсем не беспокоил, так ведь? Ты наверняка думаешь, что если ты и вправду получишь тысячу серебряных монет, тебе будет уже безразлично, с тобой я или нет, так ведь?
Лоуренс понимал, что что бы он ни сказал сейчас, все пойдет впустую, поэтому он лишь молча стоял и слушал.
Хоро тоже умолкла, словно пылавший в ней огонь полностью догорел.
Шли минуты, молчание висело. Лоуренс наконец решился было вновь протянуть руку, когда Хоро вновь раскрыла рот и слабым голосом произнесла:
– Прости.
Бам! Гулкий звук достиг ушей Лоуренса. В этот момент Хоро с силой захлопнула дверь в свое сердце.
Лоуренс окаменел; самое большое, на что он был способен, – это шагнуть назад.
Хоро опустилась на кровать и сидела неподвижно, повесив голову.
Лоуренс, отступив на несколько шагов, не мог теперь стоять на месте ни секунды. Он подобрал письмо Дианы, которое обронила Хоро, и поспешно прочитал – его взгляд словно пытался убежать.
В своем письме Диана сообщала, что вспомнила одного монаха, который собирал сказания севера; жил этот монах в деревне на пути в Реноз – город, куда когда-то наведалась Хоро. Она советовала Лоуренсу нанести визит этому монаху. На обороте письма было написано его имя.
Лоуренс закрыл глаза; сердце его переполняло сожаление.
Если бы только он прочел это письмо раньше, крутилось у него в голове.
Внезапно на Лоуренса накатило желание разорвать письмо на мелкие клочки, но он, конечно, понимал, что не может позволить своим чувствам взять над ним верх.
Это письмо было важной зацепкой на пути к Йойтсу.
Лоуренс не мог выбросить из головы мысль, что письмо окажется и той тонкой ниточкой, которая все-таки будет связывать его с Хоро; именно поэтому он сложил письмо и спрятал у себя на груди.
Затем он вновь перевел взгляд на Хоро, но та по-прежнему не желала поднимать глаза.
Слово «прости», которое Хоро проговорила, когда он уже собрался протянуть к ней руку, вновь прозвенело у него в ушах.
Лоуренсу оставалось лишь одно: молча выйти из комнаты.
И потому он сделал шаг назад, потом еще шаг.
Через окно в комнату ворвалась волна радостных криков, и Лоуренс воспользовался этой возможностью, чтобы развернуться и выйти.
На какое-то мгновение Лоуренсу почудилось, что Хоро подняла голову, но он сказал себе, что ему показалось, – просто он выдал желаемое за действительное.
Закрыв дверь, он привалился к ней спиной и зажмурил глаза, словно не желая ничего больше видеть.
Однако все случившееся не могло просто взять и исчезнуть.
Он должен был найти решение.
Лоуренс прекрасно понимал, что должен каким-то образом найти выход, но все, что он мог, – это спрашивать себя: «Что же мне теперь делать?»
Лоуренс вышел с постоялого двора.
И влился в полный чужих людей город.
К оглавлению
Выйдя на улицу, Лоуренс тут же понял, что деваться ему сейчас некуда.
Теперь, после заката, праздничное действо абсолютно не походило на то, что было днем; от прежней радостной атмосферы не осталось и следа.
Не только ряженые, но и чучела из соломы и дерева все были вооружены и непрерывно сражались друг с другом. Самые большие чучела, которые не могли держать оружия, тоже участвовали в сражениях – они сами были оружием.
Под яростные вопли соломенные чучела сталкивались друг с другом. Всякий раз, когда по сторонам разлетались ошметки, толпа разражалась криками радости. Музыкальные инструменты вокруг площади издавали безумные звуки, вполне сочетаясь с диким духом сражения; люди в черном орали какой-то боевой гимн, от которого кровь стыла в жилах.
Избежав толпы, Лоуренс двинулся на север. Гвалт безостановочно бил его по голове; он едва мог это вынести.
Он все шел и шел по длинной улице, но шум не стихал; Лоуренсу казалось, что он не кончится никогда. Шум терзал Лоуренса, словно пыткой; силы его таяли, словно от сглаза какой-то ведьмы. В голове вновь всплыла недавняя сцена его разговора с Хоро. Он видел самого себя, стоящего рядом с Хоро, и при виде того, насколько он беспомощен, ему захотелось закричать, но он загнал крик вглубь.
По крайней мере какая-то способность рассуждать у Лоуренса сохранилась: он сказал себе, что если уж у него остались силы кричать, почему бы не направить их на то, чтобы как-то исправить случившееся.
Однако, обдумав ситуацию со всех сторон, Лоуренс пришел к выводу, что ни малейшей возможности что-то сделать у него нет.
В своем нынешнем состоянии Хоро вполне может взять и принять предложение Амати. В сражении, где на росте цен можно без особых усилий делать состояния, Амати, скорее всего, начал участвовать первым, а это значит, что он, видимо, уже получил немалую прибыль.
Если Лоуренс не придумает что-то, причем быстро, Амати, возможно, даже до завтрашнего вечера ждать не станет – выложит деньги и объявит договор выполненным раньше.
Лоуренс прекрасно знал, что его мысли отнюдь не излишне пессимистичны.
– …
Его живот словно стиснуло чувством тревоги; изо рта вырвалось что-то похожее на всхлип.
Он поднял лицо к черному небу и закрыл глаза.
Если он не способен помешать Амати получить огромную прибыль, все, что ему остается, – это вернуться на постоялый двор и попытаться помириться с Хоро.
Однако совершенно ясно было, что помириться с Хоро прямо сейчас будет еще тяжелее, чем помешать Амати.
Что я для тебя? Вопрос Хоро всплыл в голове у Лоуренса, и он погрузился в размышления.
Даже сейчас, уже некоторое время спустя, Лоуренс не мог дать ответа на этот вопрос.
Конечно, ему очень хотелось и дальше путешествовать вместе с Хоро, и мысль, что Хоро может и впрямь выйти замуж за Амати, переполняла его тревогой.
Однако когда Лоуренс, подобно корове, жующей жвачку, еще раз прокрутил в голове все, что только что произошло, в сердце его поднялось лишь едко-кислое чувство, более горькое, чем желчь. Лицо его исказилось.
В глубине души Лоуренс чувствовал, что Хоро – очень дорогое ему существо, но, когда ему был задан вопрос, что она для него, он не смог дать внятного ответа.
Лоуренс принялся растирать щеки, пытаясь как-то расслабить напряженное лицо.
Как вообще могло произойти что-то подобное?
Радостный, бурлящий дух праздника казался чем-то нереальным, точно сон. Даже всемогущий Господь не мог бы предсказать, что все так изменится за несколько коротких часов.
Прямо впереди Лоуренс мог разглядеть группу ряженых, идущих по улице и одновременно фехтующих на мечах. Процессия совсем изменилась, от нее веяло чем-то диким и зловещим, от веселой атмосферы, что была днем, не осталось и следа. Это было совсем как отношения самого Лоуренса с Хоро. При этой мысли Лоуренс невольно отвернулся и ускорил шаг.
Он грыз себя за то, что оставил письмо на столе. Он был уверен, что если бы не оставил тогда письма, ничего этого бы не произошло. Если бы только он нашел подходящий момент, чтобы все объяснить, уж конечно, сообразительная Хоро не обезумела бы так, как сейчас.
Более того, слова Хоро раскрыли себялюбие и нерешительность Лоуренса. Даже если он сейчас вернется на постоялый двор как ни в чем не бывало, едва ли ему удастся нормально с ней поговорить.
В итоге Лоуренс так и не смог найти хорошего решения. Неосознанно он прокладывал себе путь в безлюдную северную часть Кумерсона.
Поскольку шагал он очень медленно, у него ушло немало времени, пока он дотуда добрался, но ему это было безразлично.
Атмосфера в городе была такая, что, казалось, толпы людей должны собираться на каждом углу; но все же здесь был северный квартал. Даже на больших улицах прохожих было мало. Праздничные процессии, похоже, сюда не доходили.
В этой пустоте и тишине Лоуренс сделал несколько глубоких вдохов и смог наконец успокоиться. Голова вновь заработала. Развернувшись, он продолжил медленно идти, размышляя на ходу.
Во-первых…
В нынешнем положении одной лишь искренностью заставить Хоро успокоиться и выслушать его было совершенно невозможно. Более того, сейчас он не был уверен, что вообще сможет посмотреть Хоро в глаза.
Раз так, следует отодвинуть в сторону вопрос, сможет ли он помириться с Хоро, и хотя бы попытаться не дать ей повода уйти и бросить себя в объятия Амати.
Если Амати не сможет найти тысячу серебряных монет, Хоро останется в долговых цепях. Конечно, Лоуренс не знал, согласится ли Хоро выслушать его и остаться с ним, но по крайней мере он сможет воспользоваться этим долгом, чтобы обосновывать свои решения.
Теперь Лоуренс чувствовал, что должен все-таки придумать что-то, что помешало бы Амати выполнить условия договора.
В пьянящей атмосфере праздника цена пирита выросла совершенно ненормально. И, если верить предсказанию Марка, она еще продолжит расти. Лоуренс не знал, сколько пирита сейчас у Амати на руках и сколько денег он уже заработал, но он слышал, что нынешняя цена пирита в несколько раз, а может, в несколько десятков раз выше нормальной его цены, так что если Амати затратил на это дело достаточно много денег, возможно, тысяча серебряков у него есть уже сейчас.
Удачей здесь было то, что пирит не добывали в больших количествах.
Даже если прибыль в несколько раз или в несколько десятков раз превышает нормальную цену, много денег не заработаешь, если не сможешь много вложить.
Разумеется, подумал Лоуренс, нельзя исключить, что Амати вовсе не полагается на пирит, стараясь добыть тысячу серебряков; но на это надеяться не стоило.
Как бы там ни было, помешать Амати извлекать огромные прибыли абсолютно необходимо. Пожалуй, вернее было бы сказать даже, что нужно заставить Амати понести убыток, – ведь если Амати настолько одержим идеей выполнить условия договора, что выложит все свое состояние, не думая о собственном будущем, он вполне сможет собрать тысячу монет.
Однако если помешать Амати и дальше извлекать прибыль было трудно, то заставить его понести убытки – еще труднее.
Идти на Амати лоб в лоб было бессмысленно. Из-за роста цен на пирит Амати должен получить огромную прибыль – это было ясно, – так что ему не нужно как-то хитрить и лукавить.
Если ему не нужно хитрить, значит, он не попадется на какой-то дешевый трюк.
Что же тогда делать?..
Бессчетное число раз прокручивая у себя в голове одни и те же мысли, Лоуренс натыкался на одну и ту же проблему. Вдруг глянул вбок, и у него вырвалось:
– Да, Хо-…
Проходящий мимо человек в одеянии ремесленника кинул на него странный взгляд, хоть Лоуренсу и удалось удержать в себе слог «-ро» и тем самым немного облегчить ситуацию.
Вновь Лоуренс ощутил, насколько огромной для него стала эта хрупкая фигурка, все время державшаяся рядом с ним со своей заносчивой улыбкой на лице.
У него в голове не укладывалось, как вообще ему удалось столько лет прожить в одиночестве.
Если бы здесь была Хоро, возможно, ей бы удалось найти решение. И даже если бы она не родила хороший план, по крайней мере, она дала бы какую-нибудь важную подсказку.
Внезапно Лоуренс осознал, что с какого-то момента он просто не мог обходиться без Хоро.
Что я для тебя?
В своем нынешнем состоянии Лоуренс не мог уверенно ответить на этот вопрос.
Если так, Лоуренсу следовало бы спросить самого себя: «Что бы Хоро подумала обо всем этом?»
Конечно, Лоуренс не думал, что ему удастся воспроизвести невероятный стиль мышления Хоро.
Тем не менее – все-таки Лоуренс был торговцем.
Если торговец попадает в какую-то незнакомую ему ситуацию, он просто обязан освоиться в этой ситуации не позже чем на следующий день – только тогда он сможет продолжать превосходить соперников.
Суть мышления Хоро заключалась в том, что она вникала во все мельчайшие детали происходящего.
Кроме того, когда Хоро оказывается в ситуации, подобной нынешней, она не делит проблему на части, она рассматривает ее в целом со всех возможных сторон, не упуская ни единой детали.
На первый взгляд, думать так очень просто; на практике же оказывается, что это, наоборот, тяжело. Иногда в результате словно из ниоткуда рождаются идеи, которые уже потом кажутся совершенно естественными и очевидными.
Амати может извлечь прибыль из роста цен на пирит. Как заставить его понести большой убыток?
Какой из множества существующих способов самый простой и при этом самый труднообнаруживаемый?
Лоуренс задумался.
Сейчас здравый смысл торговца не давил на его разум.
Лишь один ответ пришел ему в голову.
– Все, что нужно, – это чтобы пирит резко подешевел.
Произнеся эти слова вслух, Лоуренс расхохотался; вид у него при этом, должно быть, был самый дурацкий.
Он смеялся над собой, над своими жалкими потугами думать, как Хоро.
Если бы обрушить цену на пирит было действительно возможно, конечно, у него был бы повод кричать от радости.
Только цена эта непрерывно росла, и никаких признаков, что начнет снижаться, не было. В любом случае, сейчас она уже выросла не в десять и не в двадцать раз. И она продолжит расти дальше, и…
«И?»
Лоуренс застыл на месте, осознав кое-что важное.
«В десять раз? В двадцать раз? А потом… потом будет тридцать раз? А потом?»
Лоуренс едва ли не увидел, как Хоро смеется над ним себе под нос.
Цена пирита не может расти бесконечно. В такого рода делах был непреложный закон, и закон этот гласил, что рано или поздно цена рухнет.
Лоуренс чуть было не всхлипнул – в последний момент он прикрыл рот рукой и проглотил готовый вырваться звук.
Если так, следовало учесть две вещи.
Во-первых, когда именно обвалится цена. И во-вторых, возможно ли заставить Амати на это попасться.
Лоуренс, по-прежнему с рукой у рта, снова двинулся с места и продолжил раздумывать на ходу.
Даже если цена пирита резко упадет, неужели Амати будет настолько беспечен, что попадет в эту бурю и потерпит большие убытки, ничего не предприняв для спасения? Думать так означало бы серьезно недооценивать Амати.
Да, Лоуренсу необходимо будет здесь как следует поработать, разобраться. Он был уверен: когда он полностью проникнет в суть задачи, его ум не уступит уму Хоро.
Каркас сделки начал формироваться у Лоуренса в голове, а в сердце родилось тяжелое и холодное чувство – хорошо знакомое чувство, оно рождалось далеко не в первый раз. Ничего общего с рассудком это чувство не имело – это было предвестье решительной битвы.
Сделав глубокий вдох, Лоуренс принялся обдумывать самую важную часть плана – когда и при каких обстоятельствах произойдет обвал.
То, что этот ненормальный рост цены пирита не будет бесконечным, было очевидно; вопрос, однако, заключался в том, когда она начнет падать? Более того, Лоуренс не был уверен даже, возможно ли, что обвал начнется до указанного в договоре времени, то есть до завтрашнего заката.
Даже гадатель едва ли смог бы предсказать, когда цена начнет падать. Кроме Единого бога, никто не сможет.
Но тут перед глазами Лоуренса встала картина: большая страна, край пшеничных полей – и селяне, своими силами делающие то, чем веками заправляли лишь боги.
Чем ждать, не находя себе места, когда боги назначат момент краха, не лучше ли принять за них решение самому?
В то мгновение, когда столь заносчивая мысль родилась у Лоуренса в голове, издалека донеслись возгласы, и Лоуренс поднял глаза.
Он и не заметил, как прошел довольно большой путь и снова вернулся к перекрестку в центре города.
Соломенные чучела на перекрестке по-прежнему врезались друг в друга под яростные крики толпы. С каждым столкновением от них отлетали пучки соломы и падали повсюду, вызывая возгласы радости. Это было почти как настоящее сражение.
Ошеломленный духом происходящего, Лоуренс невольно выбросил из головы варившийся там план действий и некоторое время наблюдал за празднеством. Внезапно он увидел нечто, что мгновенно привело его в чувство.
Он ощутил, как встают дыбом волоски у него сзади на шее.
Амати.
Перед его глазами возникла фигура Амати.
Случайно наткнуться на Амати в такой огромной толпе – это что, шутка Единого бога? Эту мысль Лоуренс немедленно выбросил из головы; он понимал, что эта встреча имеет некий смысл, даже если она действительно случайна.
Лоуренс стоял в самом центре Кумерсона.
На перекрестке дорог, ведущих на север, юг, восток и запад.
Амати шел, удаляясь от постоялого двора, где жила Хоро.
Затем он остановился и медленно повернул голову.
Какое-то мгновение Лоуренсу казалось, что Амати смотрит в его сторону, но его Амати даже не заметил.
Лоуренс тотчас проследил своими глазами взгляд Амати.
Конечно, он знал, куда Амати смотрит.
Однако он просто обязан был узнать, что Амати видит.
Что он видит в том месте, от которого только что удалялся и к которому теперь повернул голову.
В выходящем на главную улицу окне второго этажа постоялого двора появилась фигурка Хоро с обернутым вокруг шеи шарфом.
Тревога накатила на Лоуренса, точно боль в животе; он ощутил раздражение, граничащее с яростью, во рту появилась горечь.
Словно согреваясь, Хоро склонила лицо к самому шарфу и чуть заметно кивнула.
Амати же прижал ладонь к груди, точно верный рыцарь, выказывающий абсолютную преданность своей богине.
Лоуренс не знал, пригласила ли Хоро Амати к себе в комнату или же Амати беззастенчиво ворвался к ней сам.
Однако открывшаяся перед ним сейчас картина не давала повода пригасить рождающиеся в сердце подозрения.
Амати быстро развернулся и зашагал прочь от постоялого двора. Удалялся он поспешно, чуть наклонившись вперед, словно убегая от чего-то; при виде этого подозрения Лоуренса лишь усилились.
Миг – и Амати растворился в толпе. Лоуренс вновь перевел взгляд на окно своей комнаты.
И тут же резко вдохнул.
Он был уверен, что Хоро смотрит прямо на него.
Если даже Лоуренс смог углядеть Амати посреди толпы, трудно представить себе, чтобы востроглазая Хоро в той же самой толпе не обнаружила Лоуренса.
Хоро, однако, не отвернулась немедленно. Конечно, она и не улыбалась – просто смотрела на Лоуренса.
Трудно сказать, сколько прошло времени; но как раз когда Лоуренс уже собрался было выдохнуть воздух, который перед тем вдохнул, Хоро вдруг отодвинулась от окна.
Если бы Хоро просто захлопнула ставни, скорее всего, Лоуренс лишился бы всякой решимости.
Но она, хоть и ушла из оконного проема, оставила ставни широко распахнутыми.
Распахнутые ставни словно магнитом притягивали Лоуренса: он двинулся к постоялому двору.
Конечно, Лоуренс был не настолько наивен, чтобы предположить, что Хоро и Амати просто беседовали через окошко.
Поскольку Хоро не была обычной городской девушкой, а чувства Амати к ней никак не располагали к хладнокровию, они наверняка говорили в комнате, в этом Лоуренс не сомневался.
Тем не менее Хоро не выглядела смущенной или изумленной – она просто безмолвно смотрела на Лоуренса. Это потому, что она не сделала ничего такого, о чем Лоуренс бы не знал.
Это означало, что Хоро специально распаляла Лоуренса.
И есть ли на свете хоть один мужчина, способный сохранить холодную голову, когда его распаляют?
Лоуренс вспомнил свой разговор с Хоро в Рубинхейгене. Он решил, что Хоро наверняка все поймет, если он просто и откровенно выложит ей все, что у него в душе.
Приняв решение, Лоуренс зашагал к постоялому двору.
***
Едва Лоуренс распахнул входную дверь, глазам его открылась сцена веселого пиршества.
Столы были заставлены самыми разнообразными блюдами. Сидящие за столами люди беседовали, распевали песни, безудержно предавались питию.
При мысли, что и он должен был сейчас сидеть и веселиться вместе с Хоро за одним из этих столов, Лоуренс вздохнул, хоть всегда гордился тем, что, как истинный торговец, не знал слова «сожаление».
Но у него еще оставался шанс развернуть все в обратную сторону. Если бы Хоро окончательно решила с ним порвать, она захлопнула бы окно.
С этой уверенностью в сердце Лоуренс ступил на лестницу, ведущую на второй этаж.
Едва он сделал шаг, кто-то позвал его.
– Господин Лоуренс.
Лоуренс, и без того не очень-то спокойный в душе, резко обернулся. Человек, что позвал его, тоже вздрогнул.
Это был владелец постоялого двора. Чуть высунувшись из-за своего прилавка, он непрерывно моргал.
– Прошу прощения. Что случилось? – спросил Лоуренс.
– А, тут такое дело, меня попросили передать тебе это письмо, господин Лоуренс.
При слове «письмо» Лоуренса охватило мрачное предчувствие. Он прокашлялся, чтобы прийти в себя и успокоиться.
Спустившись обратно, он подошел к прилавку и взял письмо из рук владельца заведения.
– Кто передал письмо?
– Твоя спутница, это было только что.
Лицо Лоуренса осталось бесстрастным – достижение, на его взгляд, достойное похвалы.
Излишне говорить, что владелец постоялого двора знал всех, кто у него останавливался, да и всех, кто приходил и уходил, тоже.
После того как Лоуренс ушел в одиночестве, предоставив Хоро самой себе, Амати нанес ей визит; Хоро, после того как приняла Амати у себя в комнате, предпочла не говорить с Лоуренсом прямо, но передать ему что-то письмом.
Странно было бы, если бы владелец заведения при виде столь странных взаимоотношений между своими постояльцами не испытал любопытства.
Однако смотрел он на Лоуренса с таким видом, будто ничего не знал.
Связи между городскими торговцами были очень глубоки.
Лоуренс не сомневался, что если сейчас он не будет держаться с достоинством, всяческие слухи начнут распространяться со скоростью ветра.
– Могу ли я попросить света?
Лоуренс изо всех сил старался, чтобы его голос звучал спокойно. Владелец заведения чуть кивнул и взял с полки позади себя свечу в серебряном подсвечнике.
Обычно Лоуренс не пользовался свечами на животном жиру; он с тревогой подумал, не проявится ли в ярком свете его истинное, обеспокоенное лицо из-под маски хладнокровия.
Про себя он сам над собой смеялся за подобные мысли. Затем, вытащив из-за пояса ножик, он осторожно соскреб восковую печать.
Владелец заведения отодвинулся подальше, всем видом давая понять, что не собирается невежливо подглядывать в письмо, но Лоуренс чувствовал, что время от времени он все же кидает любопытные взгляды в его сторону.
Слегка откашлявшись, Лоуренс развернул обертку письма и начал его изучать.
В письме, помимо обычного листа бумаги, был еще лист пергамента.
Сердце Лоуренса заколотилось; но если он сейчас будет колебаться, это будет значить, что он не доверяет Хоро.
Если вспомнить все возможные варианты – неудивительно будет даже, если в этом письме Хоро предлагает помириться.
Лоуренс медленно раскрыл сложенный лист бумаги, и на стол выпало несколько песчинок.
Он догадался, что песком воспользовались, чтобы быстро высушить чернила; отсюда он сделал вывод, что Хоро закончила это письмо совсем недавно.
Что несло ему это письмо – разрыв или примирение?
Слова письма буквально прыгнули Лоуренсу в глаза.
Двести серебряных монет на руках, пирита примерно на триста серебряных монет на руках. Собственность, которую можно продать…
При виде столь детального описания без всякого введения Лоуренс оторопело поднял голову.
Монеты? Пирит?
Лоуренс ожидал увидеть слова Хоро, услышать через это письмо голос Хоро, но все, что здесь было, – холодные, бездушные фразы.
Все же Лоуренс вновь устремил взор в бумагу. От содержания ее он невольно стиснул зубы.
…пирита примерно на триста серебряных монет на руках. Собственность, которую можно продать, примерно на двести серебряных монет.
Лоуренсу не требовалось ломать голову, чтобы понять: здесь выписано все, чем владеет Амати.
Лоуренс ощутил, как все тело его обмякает – как хлебный каравай, на который брызнули горячей водой.
Хоро пригласила Амати к себе в комнату, чтобы раздобыть сведения о нем из первых уст.
Если так, значит, Хоро сделала это ради Лоуренса.
Это письмо было приглашением к примирению, хоть и окольным.
Губы Лоуренса невольно изогнулись в улыбке, но он даже не пытался ее скрыть.
Кроме описания богатств Амати, в самом конце листа была приписка: «Вышеизложенное записано с моих слов другим человеком».
На свете было немало людей, умеющих читать, но не умеющих писать. Разузнав все, что хотела, Хоро, должно быть, вышла из комнаты, сделав вид, что ей нужно в туалет, и упросила проходившего мимо торговца помочь ей написать это письмо. Почерк Амати Лоуренс видел на договоре и был уверен, что это письмо написал не он.
Тщательно сложив письмо, стоящее для него больше тысячи золотых монет, Лоуренс спрятал его на груди и затем потянулся к листу пергамента.
Может, Хоро с помощью какого-то трюка заставила Амати подписать какой-нибудь нелепый договор, подумал он.
В воображении Лоуренса встала гордая и самодовольная фигура Амати, который только что встретился с Хоро один на один.
«Все-таки Хоро хочет путешествовать вместе со мной…»
Опьяненный охватившим его чувством превосходства и покоя, Лоуренс не колеблясь развернул пергамент.
Именем Господа нашего…
Почерк был сильный и ровный – вне всяких сомнений, это писала рука Амати.
Лоуренс не без усилий справился с чувством тревоги и продолжил читать.
Взгляд его скользнул по первой строке, затем по второй, по третьей…
А потом…
Ввиду вышеизложенного, двое нижеподписавшихся должны будут стать мужем и женой.
Дочитав эту фразу, Лоуренс почувствовал, как все вокруг него завертелось.
– Э? – пролепетал он. Звук донесся до его же ушей словно откуда-то издалека.
Он крепко зажмурился, но прочитанное все равно стояло у него перед глазами.
Брачный договор.
Брачный договор, в котором под упоминанием Единого бога как свидетеля значились имена торговца Амати и Хоро.
Место, где должна была стоять подпись стража Хоро, оставалось пустым.
Когда страж поставит свою подпись, договор будет скреплен печатью и отнесен в любую городскую церковь, Амати и Хоро смогут обвенчаться.
Имя Хоро было выписано корявыми буквами.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: написавший имя не умел писать, а просто пытался воспроизвести буквы.
В воображении Лоуренса возникла картина: Хоро, наблюдая, как Амати заполняет пергамент словами, неуклюже ставит на договоре свое имя.
Лоуренс снова извлек спрятанное на груди письмо ценой более тысячи золотых монет, развернул и перечитал.
Несомненно, на листе было выписано все, чем владел Амати, – числа выглядели вполне достоверными, Амати вполне мог обладать именно такими суммами.
Однако Хоро спрашивала Амати, сколько стоит его имущество, вовсе не из желания помочь Лоуренсу – она хотела дать ему понять, в каком тяжелом положении он сейчас находится.
Зачем Хоро это делать? Лоуренс почувствовал себя дураком уже потому, что задал себе этот вопрос.
Если взглянуть на брачный договор, ответ становится очевидным.
Амати был лишь в шаге от того, чтобы выполнить договор, и Хоро намеревалась оставить Лоуренса.
Лоуренс с Хоро и сошлись-то случайно.
Амати был юн, безрассуден, прямолинеен и самовлюблен, но при этом успешен. Возможно, Хоро сочла такого Амати подходящим для себя спутником.
Лоуренс не мог найти ни одного аргумента против этого предположения.
Даже если он сейчас схватит этот договор, взбежит на второй этаж и будет умолять Хоро не выходить замуж, она, уж конечно, с легкостью его отвергнет – что-что, а это она умела прекрасно.
Раз так, у Лоуренса не оставалось выбора, кроме как упорно и решительно добиваться своего.
Вот почему Хоро передала Лоуренсу список собственности Амати: она давала понять, что если он одолеет Амати, она согласится выслушать его объяснение. В то же время это значило, что если одолеть Амати ему не удастся, все разговоры будут уже бесполезны.
«Амати все-таки можно одолеть. Не унывай, надежда остается», – повторяя это самому себе, Лоуренс быстро убрал письмо и брачный договор и, повернувшись к владельцу постоялого двора, сказал:
– Не мог бы ты достать те деньги, что я оставил у тебя на сохранении?
Путешествовать вместе с Хоро было для Лоуренса ценнее, чем тысяча золотых монет.
***
Оставить Амати без денег, не нарушив при этом закон, было возможно.
Однако захочет ли Амати принять сделку, таящую в себе такую возможность, – вот вопрос.
Лоуренс считал, что Амати, скорее всего, плохо знаком со сделками типа той, которую он собирался предложить. И дело не в том, что Лоуренс смотрел на Амати свысока, – просто Амати едва ли встречался с такими сделками в своей торговой жизни.
Если человеку предлагают сделку, с которой он незнаком, – вполне естественно, что он откажется ее заключить.
Вдобавок следует учесть, что предлагать сделку будет не кто иной, как Лоуренс, заклятый враг Амати.
Так что шансы на то, что Амати примет сделку, были в лучшем случае один к девяти. Однако Лоуренсу придется каким-то образом заставить его согласиться, даже если понадобится его подстрекнуть или спровоцировать.
Кроме того, хоть условия сделки и казались на первый взгляд абсолютно нормальными, Амати наверняка заметит, что содержание сделки весьма скользкое.
Раз так, Лоуренс должен будет всем своим поведением провоцировать Амати при разговоре с ним. Это не будет деловыми переговорами, Лоуренс совершенно не намеревался извлекать прибыль.
Когда торговец начинает задумываться о других вещах, помимо прибылей и убытков, это само по себе уже убыток. Впрочем, этот довод разума Лоуренс давно уже выкинул из головы.
Разузнав у владельца постоялого двора, в каких трактирах Амати чаще всего коротает время, Лоуренс принялся обходить их один за другим; Амати он нашел в четвертом по счету. Несмотря на буйную атмосферу праздника, заполнявшую улицы, в трактире было тихо и Амати пил в одиночестве.
Лицо его выглядело немного усталым; возможно, потому что он позволил себе немного расслабиться, удачно выполнив трудную задачу (то есть подписав брачный договор с Хоро); а возможно, его гнело то, что он до сих пор не собрал еще свою тысячу монет.
Впрочем, душевное состояние Амати не волновало Лоуренса ни в малейшей степени.
Сделки далеко не всегда заключаются, когда все участники идеально готовы. Бывают времена, когда, чтобы все прошло гладко, торговец должен полагаться на свое искусство.
Кроме того, Лоуренс не хотел ждать завтрашнего дня, потому что опасался, что тогда переговоры будут проходить еще более тяжело.
И потому что сделка, которую Лоуренс собирался предложить, была из тех, что не терпят ни малейших задержек.
Сделав глубокий вдох, Лоуренс подошел к Амати вплотную. Лишь тогда Амати его заметил.
– Ах…
– Добрый вечер, – поздоровался Лоуренс.
Амати был явно не настолько наивен, чтобы поверить в случайность этой встречи.
Хоть он и лишился дара речи при виде Лоуренса, но уже через несколько секунд лицо его вновь приобрело деловое выражение.
– Не нужно так осторожничать. Я пришел по делу.
Эти слова Лоуренс произнес с улыбкой, тем самым удивив даже самого себя. Амати, однако, ответил без малейшего намека на улыбку:
– Если ты пришел по делу, мне тем более нужно быть осторожным.
– Ха-ха, это верно. Ну так что, найдется свободная минутка?
Амати кивнул, и Лоуренс уселся за тот же стол. Когда к столу подошел довольно кислого вида трактирщик, чтобы принять заказ, Лоуренс кинул ему лишь: «Вина».
Несмотря на хрупкую, больше подобающую деве фигуру, человек, сидящий напротив него, был все же рыботорговцем, который ушел из дома и добрался до Кумерсона совершенно один и добился здесь несомненного успеха. Лоуренс напомнил себе, что обманываться юной внешностью и терять бдительность ни в коем случае нельзя.
Но еще важнее было заставить потерять бдительность противника.
Весьма естественно кашлянув, Лоуренс огляделся и раскрыл рот.
– Как здесь тихо. Хорошее место.
– В других трактирах спокойно не выпьешь. А это место нелегко найти.
Интересно, подумал Лоуренс, уж не кроется ли в словах Амати намек на продолжение: «а теперь пришел этот несговорчивый тип и все испортил».
Однако Лоуренс и сам желал закончить эту беседу как можно скорее.
– Итак, ты наверняка удивлен, что я вдруг захотел иметь с тобой какие-то торговые дела. Но ты тоже меня удивил, в некотором роде, так что мы квиты.
Лоуренс не знал, какими сладкими речами Амати обволакивал Хоро, чтобы она приняла его и подписала брачный договор. Какой бы порывистой Хоро ни была, Лоуренс не верил, что она подписала договор по собственному желанию.
Если так, значит, она это сделала, побужденная Амати.
Но Лоуренс не имел никакого права осуждать Хоро.
Впустила Амати в комнату Хоро, но сама нынешняя ситуация была вызвана Лоуренсом.
Лоуренс не знал, каким именно образом Амати удалось уговорить Хоро; тем не менее он поднял правую руку и остановил Амати, явно собравшегося объяснить этот самый договор.
– Нет, я здесь не для того, чтобы обсуждать всю эту историю. Однако она послужила одной из причин, почему я пришел сюда с деловым предложением. Я больше не желаю говорить на эту тему. В конце концов, решение должна принять Хоро, и принять исключительно по своей воле.
Амати сидел, уставясь на Лоуренса, тень гнева проявилась у него на лице. Затем он легонько кивнул.
В глазах Амати было написано, что он по-прежнему не доверяет словам Лоуренса, но Лоуренс не собирался углубляться в объяснения, чтобы развеять эти сомнения.
Потому что следующие слова Лоуренса должны будут вызвать гораздо большее подозрение.
– Однако именно это происшествие побудило меня подумать об этом деле, так что я не рискну утверждать, что это будет обычная сделка, – сказал он.
– Что именно ты предлагаешь?
Амати не стал ходить вокруг да около.
Лоуренс, не дрогнув, продолжил:
– Перейду сразу к главному. Я хочу продать тебе пирит.
В это мгновение голубые глаза Амати, прежде устремленные прямо на Лоуренса, дернулись и уставились куда-то в пространство.
– Э?
– Я хочу продать тебе пирит. Примерно на пятьсот монет Тренни по нынешней цене.
Амати, сидевший разинув рот, вновь обратил взгляд на Лоуренса и негромко рассмеялся, затем вздохнул.
– Пожалуйста, не шути так.
– Я не шучу.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Амати, теперь он смотрел на Лоуренса почти гневно.
– Ты наверняка прекрасно знаешь, что я получил немалую прибыль, перепродавая пирит. И зная это, ты предлагаешь мне купить у тебя пирит? Чем больше пирита на руках, тем больше прибыли – я просто не могу поверить, что ты можешь на это пойти. Или же…
На мгновение Амати приумолк, затем продолжил; теперь глаза его действительно пылали гневом.
– Ходят слухи, что, если только ты получишь оговоренную сумму, тебе будет совершенно все равно, что случится с госпожой Хоро, неужели это правда?
После этих слов Амати Лоуренсу стало совершенно ясно, что именно наговорила ему Хоро и что теперь думал он сам.
Амати светился фанатизмом рыцаря; Лоуренса это слегка раздражало.
– Нет. Хоро мне очень дорога, – ответил Лоуренс.
– В таком случае почему…
– Ну, конечно, я не просто продам тебе его.
Если бы сейчас шли торги, на которых противники часто жалят друг друга злыми и ехидными словами, Амати, вероятно, чувствовал бы себя более уверенно, но Лоуренс не сомневался, что в деловых переговорах один на один он Амати не уступит.
Лоуренс уже оценил, в каком темпе Амати привык вести разговор, и сейчас управлял ситуацией, стараясь обратить ее в свою пользу.
Совершенно спокойным тоном Лоуренс произнес заранее заготовленную фразу:
– Я хочу продать в долг.
Услышав, видимо, что-то незнакомое для себя, Амати переспросил:
– Продать… в долг?
– Именно так.
– Что это за?..
– Вот что я имею в виду: я хочу продать тебе пирита на пятьсот Тренни по нынешней цене, но продать завтра вечером.
Всякий раз, когда Хоро хвасталась своим острым слухом, она говорила, что может услышать даже звук, с каким нахмуривается бровь. Сейчас Лоуренсу казалось, что и он способен расслышать этот звук.
По лицу Амати было ясно видно, что он в полном замешательстве.
– Ну если так, поговори со мной об этом завтра вечером… – произнес он.
– Нет, деньги я хочу получить прямо сейчас.
На лице Амати отразилось еще большее смятение.
Если только Амати не владел искусством лицедейства таким же великим, как Хоро, ясно было, что продажа в долг для него совершенно внове.
Если торговцу недоставало знаний, это было все равно что идти в бой с завязанными глазами.
Лоуренс натянул тугую тетиву и приготовился пустить стрелу.
– Иными словами, я приму пятьсот серебряков от тебя, господин Амати, здесь и сейчас, а завтра вечером передам тебе столько пирита, сколько сейчас стоит пятьсот серебряков.
Амати думал изо всех сил. На первый взгляд, идея продажи в долг была совсем проста.
Довольно скоро он, похоже, сообразил, как работает продажа в долг.
– Это означает что, когда наступит завтрашний вечер, даже если цена пирита будет выше, чем сейчас, я все равно получу пирит по нынешней цене, так? – уточнил он.
– Точно. Например, если я решу продать тебе в долг кусок пирита на тысячу двести Иредо, я заберу у тебя тысячу двести Иредо сейчас. Завтра вечером, даже если цена этого куска подскочит до двух тысяч Иредо, я все равно должен буду отдать тебе его.
– …Но с другой стороны, даже если цена к завтрашнему вечеру упадет всего до двухсот Иредо, я все равно получу один-единственный кусок, верно?
– Именно так все и есть.
Да, соображал Амати очень быстро.
Но все же Лоуренса тревожило, сможет ли Амати понять истинное значение этой сделки.
На первый взгляд, продажа в долг ничем не отличалась от продажи с оплатой тут же, на месте.
Когда товар продан и оплачен, если потом его цена вырастет, продавец будет жалеть, что продал слишком поспешно, а если цена упадет – он ощутит облегчение, что вовремя избавился.
Однако разница во времени между передачей денег и передачей товара имела решающее значение.
Лоуренс хотел, чтобы Амати осознал это значение.
Если Амати не осознает, то шансы, что он откажется от сделки, будут очень велики.
Амати раскрыл рот.
– На самом деле это ведь не отличается от обычной торговли, не так ли?
Амати не понял.
Лоуренс с трудом скрыл досаду и приготовился дать Амати развернутое объяснение.
Однако Амати не дал ему сказать слова.
– Нет, разница должна быть.
Амати удовлетворенно улыбнулся. Его юное лицо вновь превратилось в лицо торговца, думающего лишь о прибылях и убытках.
– Ты все еще надеешься получить прибыль в этом деле, хоть и занялся им поздновато, я прав?
Похоже было, что давать какие-то еще объяснения Лоуренсу не потребуется.
Ни один торговец не будет заключать бессмысленных сделок. Если с первого взгляда сделка кажется бессмысленной, значит, наблюдающий просто чего-то не знает.
– Если при покупке в долг ты получаешь товар, не имея на руках достаточного количества денег, то продажа в долг – это способ продать товар и получить деньги, не имея на руках самого товара. Если покупка в долг приносит доход, когда покупаемый товар дорожает, то, продавая в долг, ты получаешь доход, если дорожают деньги. Другими словами, для получения дохода товар должен подешеветь, – продолжил рассуждать Амати.
Кроме того, в такого рода сделках не имело значения, если продавец не имел при себе обсуждаемого товара.
Сделка включала в себя обещание доставить товар позже, в определенное время.
– Ха-ха, это кое-что новое. Я все время занимаюсь с рыбой и из-за этого подзабыл, как велик мир. Ты решил заключить эту сделку именно со мной, потому что… да нет, причина понятна и без слов. Если я куплю у тебя пирита на пятьсот серебряных монет, то, пока цена растет, и моя прибыль будет расти, но когда цена упадет, мой убыток вырастет тоже. Если ты будешь в прибыли, я в это же время буду в убытке.
Амати выпятил грудь, лицо его светилось уверенностью.
Лоуренс же чувствовал, что его собственное лицо абсолютно неподвижно.
Рука, натягивающая тетиву, подрагивала от напряжения.
Амати тем временем продолжал:
– А это означает, что…
Лоуренс, однако, опередил его, выпустив наконец стрелу.
– Господин Амати, я вызываю тебя на поединок.
Уголки губ рыботорговца поползли вверх.
Это, несомненно, была улыбка настоящего торговца.
Слова, вылетевшие изо рта торговца, однако, были таковы:
– Это едва ли может считаться поединком, не так ли? Условия так называемого «поединка» подразумевают, что шансы обоих участников равны, а эта сделка совсем неравная. Надеюсь, ты, господин Лоуренс, не собираешься сказать, что эта продажа в долг будет только между мной и тобой?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты ведь не собираешься заключить эту сделку, не написав долговую расписку, верно? Я имею в виду вот что: может ли эта расписка быть передана кому-то еще?
Сделки, включающие в себя покупку и продажу в долг, были широко распространены повсюду, за исключением самых дальних краев.
Разумеется, долговые расписки также использовались повсеместно.
– Если бы я предложил сделку с таким серьезным ограничением, вряд ли ты согласился бы, верно? – сказал Лоуренс. – Ведь риск был бы слишком велик.
– Вот именно. Даже если цена пирита к завтрашнему вечеру упадет, как ты, господин Лоуренс, предсказываешь, я продам пирит где-то в середине дня, когда цена вырастет до нужной мне величины. Если бы я не мог продавать пирит в это время, я бы сомневался, стоит ли соглашаться на эту сделку. Но если ты готов согласиться дать мне такую возможность, едва ли наши шансы в этой сделке будут равны.
Лоуренс слушал в молчании. Амати продолжил:
– Это было бы слишком несправедливо по отношению к тебе, господин Лоуренс, ведь мне, чтобы достичь цели, требуется лишь незначительное увеличение цены. Кроме того, чтобы защитить мои интересы, я не соглашусь заключать и такую сделку, которая была бы в твою пользу.
Иными словами, каковы бы ни были условия сделки, заключать ее Амати не хотел.
Однако настоящий торговец не отказывается от своих планов из-за простого «нет».
Лоуренс твердо возразил:
– Если смотреть только на эту сделку, то, что ты сказал, возможно, и верно. Однако если ты взглянешь чуть шире, то поймешь, что такая несправедливость как раз справедлива.
– …В каком смысле?..
– В таком смысле, что Хоро может взять и разорвать брачный договор. У тебя ведь есть копия, верно?
Амати остолбенело взирал на Лоуренса.
– Даже если ты выплатишь мне долг в тысячу серебряных монет, ты не сможешь полностью избавиться от риска, что Хоро просто покачает головой, и ты останешься ни с чем. По сравнению с этим риском небольшая доля несправедливости по отношению ко мне, которую эта сделка в себе таит, – просто ничто, – продолжил Лоуренс.
Тем временем по лицу Амати расплылась широкая улыбка, и он, хмыкнув, ответил:
– Ха! Не думаю, что это должно тебя волновать. Я слышал, вы двое серьезно поссорились.
Лоуренс ощутил, как по всему его телу расходится волна жара, словно в спину ему воткнули докрасна раскаленный железный прут. И все же, собрав все силы и весь свой опыт торговца, он нанес ответный удар, прежде чем все его чувства отразились на лице:
– За время наших странствий Хоро часто рыдала у меня на руках.
После этих слов Лоуренса Амати первым не смог сдержать эмоций.
Лицо его, по-прежнему слабо улыбающееся, внезапно застыло. Затем он начал с шумом втягивать в себя воздух.
– Хоро очень милая, когда плачет; жалко, что у нее такой упрямый и неподатливый характер. Она частенько делает совсем не то, что подсказывают ее чувства. Другими словами…
– Я принимаю сделку!
Амати резко перебил Лоуренса; сейчас он походил на рыцаря, принимающего вызов на бой.
– Я принимаю сделку, которую ты предложил!
– Тебя это действительно устраивает?
– Ни слова больше, я принимаю! Я… я волновался прежде, что, если я заберу у тебя все, это будет для тебя чересчур сурово, потому и говорил то, что говорил. Но раз ты сам так настаиваешь – будь по-твоему. Раз так, я отберу все твое состояние и вообще все, что у тебя есть.
Лицо Амати было багровым от ярости.
Как мог Лоуренс не ответить улыбкой?
То была улыбка охотника, открывающего поставленную им ловушку, чтобы достать оттуда добычу. Протянув правую руку, он еще раз спросил:
– Желаешь ли ты заключить сделку?
– Даже не сомневайся!
Две руки стиснули друг друга, и каждая из этих рук стремилась отобрать сокровище у другой.
– В таком случае давай подпишем договор немедленно, – подвел итог сохранивший холодную голову Лоуренс.
С учетом того, где и когда должна была состояться сделка, можно было сказать, что обе стороны находятся в равных условиях. Пожалуй, Амати был в чуть менее выгодном положении.
Сознавал ли это Амати? Скорее всего, нет, и именно поэтому он и согласился заключить сделку.
Однако даже если он осознает это сейчас, будет уже поздно.
Позаимствовав у трактирщика бумагу и перо, Лоуренс и Амати тут же, на месте составили договор.
Поскольку прямо сейчас Амати не мог выложить пятьсот Тренни монетами, Лоуренс согласился принять вместо недостающих двух сотен монет трех лошадей. По уговору Амати должен был передать деньги завтра утром, когда колокол возвестит об открытии рынка, а лошадей – завтра вечером.
Если верить сведениям, что сообщила Хоро, у Амати было двести монет Тренни, еще на триста монет пирита и на двести монет собственности, которую он мог быстро продать.
В реальности на руках у него оказалось на сто монет Тренни больше, но, судя по тому, что он заменил тремя лошадьми недостающие деньги, скорее всего, эти три лошади и были «собственностью, которую можно быстро продать».
В таком случае у Амати теперь было пирита на восемьсот монет Тренни. Это значило, что если цена пирита вырастет на четверть, он сможет собрать тысячу монет. А если у него было больше пирита, чем сообщила Хоро, то и меньшего прироста цены будет достаточно.
И тем не менее Лоуренс не считал, что находится в невыгодном положении.
– Что ж, закончим это все завтра вечером, – возбужденно выпалил Амати, подняв голову, едва договор был скреплен печатью. Лоуренс в ответ лишь уверенно кивнул.
Похоже, упоминание Лоуренса о том, что Хоро рыдала у него на руках, произвело невероятный эффект.
Да, торговец становится совершенно безнадежен, как только связывается с вещами, не относящимися к торговле.
– В таком случае я позволю себе откланяться, не смею более препятствовать тебе наслаждаться вином, – произнес Лоуренс и покинул трактир.
Выпущенная Лоуренсом стрела поразила Амати прямо в сердце. Лоуренс полагал, что Амати и сам осознает, что в него попала стрела; но было еще кое-что, что Лоуренс нарочно не стал упоминать.
Наконечник стрелы был смазан медленным ядом, знакомым лишь тем, кто имел богатый опыт в продаже товаров в долг.
Торговцы вели свою охоту, балансируя между честностью и обманом.
Вовсе не обязательно было разъяснять все.
Ведь коварство у всех торговцев в крови.
***
Заключив с Амати договор на продажу пирита в долг, Лоуренс двинулся прямиком на рынок.
Время работы рынка давно уже закончилось, но рыночная площадь по-прежнему бурлила, как днем. Торговцы трапезничали и пили под светом луны, и даже ночная стража не удержалась от соблазна присоединиться к общему веселью.
Добравшись до палатки Марка, Лоуренс убедился, что, как он и ожидал, Марк был не дома, а здесь.
Марк не принимал участия в пирушках, он пил в одиночестве, а вокруг буйствовал праздник. Лоуренсу сразу вспоминалось, что некогда и Марк был бродячим торговцем.
– Хмм? Что у тебя случилось? Разве ты не должен сейчас составлять компанию своей принцессе? – проговорил Марк, завидев приближающегося Лоуренса. Тот в ответ лишь пожал плечами и вымученно улыбнулся.
– Выпей сперва, – тоже улыбнувшись, сказал Марк и налил пива из глиняного кувшина в пивную кружку.
– Я не помешаю? – спросил Лоуренс.
– Ха-ха. Помешаешь, если останешься трезвым. Не помешаешь, если напьешься.
Усевшись на стул, представляющий собой вертикально поставленное короткое полено, и опустив на землю мешочек с золотыми и серебряными монетами, Лоуренс отхлебнул пива, налитого Марком. Задержав во рту пенистый напиток, он тут же ощутил сладость; а затем и горечь тонкой струйкой потекла ему в глотку.
Это значило, что пиво действительно было хмельным.
Как и полагалось торговцу пшеницей, Марк отлично разбирался в пиве.
– Хорошее пиво, – произнес Лоуренс.
– Это потому что в этом году все зерновые уродились. Когда урожай плохой, даже из ячменя вместо пива пекут хлеб, так что мы должны благодарить бога урожая.
– Ха-ха, это верно. Однако…
Лоуренс поставил кружку на стол для переговоров.
– Я должен тебе кое-что сказать, хотя это и не самая подходящая тема во время трапезы.
– Ага… кхх. Что-то, с помощью чего можно подзаработать?
– Нет, так вряд ли можно сказать. Смотря как пойдет, может быть, и удастся подзаработать, но моя цель – не это.
Марк взял кусочек соленой рыбы и отправил в рот. Затем, не переставая жевать, он начал говорить; крупинки соли хрустели у него на зубах.
– По-моему ты слишком честный, нет? Сказал бы ты, что будет прибыль, и я был бы просто счастлив тебе помочь.
– Конечно, я заплачу тебе за посредничество. А если дело повернется удачно, может, будет и прибыль.
– И каким образом?
Стерев ладонью пену, оставшуюся в уголках рта, Лоуренс сказал:
– Когда праздник закончится, наступит время покупать и продавать остатки пшеницы, верно?
– Да, верно.
– Когда настанет это время, я хочу, чтобы ты помог мне распустить один слух.
На лице Марка появилось такое выражение, словно он сейчас оценивал качество пшеницы.
– Я не собираюсь делать ничего опасного, – заявил он.
– Если бы ты должен был говорить это сам, это могло бы быть опасным, но если говорить будет мальчик, проблем не будет, верно?
Все, чего хотел Лоуренс, – распустить совсем небольшой слушок.
Однако слухи имели страшную силу.
Рассказывали, что давным-давно некая большая страна встала на путь к гибели лишь из-за того, что какой-то юнец в каком-то городе сказал, что король, похоже, болен. Слова юнца мгновенно разошлись по стране, затем по соседним странам, из-за этого распались военные союзы, а потом соседи напали на эту страну и расчленили ее на части.
Тем для разговора у людей на самом-то деле было немного.
И уши их предназначались специально для того, чтобы улавливать подобные мелкие слухи и затем радостно их распространять.
Марк выдвинул челюсть вперед, приглашая Лоуренса продолжать.
– Когда я подам знак, кто-то должен сказать в определенном месте, что пшеница совсем скоро вздорожает.
Едва Лоуренс произнес эти слова, Марк застыл на месте, словно само время замерло, и устремил взор куда-то в пространство. Он явно пытался понять смысл сказанного Лоуренсом.
Несколько секунд спустя он скептически улыбнулся и снова перевел взгляд на Лоуренса.
– Ты хочешь уронить цену этих камешков?
– Примерно так.
Лоуренс предположил, что в основном покупали и продавали пирит те, кто пришел в город, чтобы продать свои товары и закупить что-нибудь для себя.
Для себя они должны будут закупать в первую очередь пшеницу.
Когда настанет время для закупок пшеницы, если пройдет слух, что она подорожает, все, конечно, примутся продавать купленный ранее пирит, чтобы иметь при себе больше денег и приобрести то, ради чего они, собственно, и пришли.
В таком случае цена пирита, несомненно, начнет снижаться.
А потом достаточно ей будет достичь определенной величины, как она рухнет, и это падение будет уже не остановить.
Торговец пшеницей отхлебнул пиво и прохладным голосом произнес:
– Я не ожидал, что ты такой неизобретательный.
– А если я тебе скажу, что одновременно с этим я собираюсь продать большое количество пирита, ты по-прежнему будешь думать так же?
Веки Марка дернулись. После краткого размышления он поинтересовался:
– Сколько именно?
– На тысячу монет Тренни.
– Что… тысячу? Ты что, сдурел? Ты хоть представляешь, сколько ты сам на этом потеряешь?
– Неважно, на сколько упадет цена. Для меня это не имеет значения.
Марк сидел сейчас с невероятно кислым выражением лица и с шелестом поглаживал бородку. Глаза его бегали по сторонам, изо рта вырывалось что-то вроде стона. Судя по всему, он никак не мог понять, о чем думает Лоуренс.
– Если мне удастся купить пирита еще на пятьсот серебряных монет, то вырастет цена или упадет – мой кошель не пострадает в любом случае.
В этой сделке, предложенной Лоуренсом, в невыгодном положении находился Амати.
Именно по этой причине.
– Черт, продал, значит, в долг, хех, – сказал Марк.
Если товар, имеющийся на руках, дорожает, кошель торговца, конечно же, не страдает; но случаи, когда и падение цен не бьет по кошелю, весьма редки.
Если цена уже проданного товара будет падать, все, что нужно, – это заново купить товар по низкой цене и передать его сопернику. Если же цена имеющегося на руках товара растет, это прямая прибыль. Если продать товар в долг и одновременно купить нормальным способом, кошель не потяжелеет и не похудеет независимо от того, вырастет в итоге цена или упадет.
Но главным преимуществом Лоуренса было то, что, если товар продавать сразу в больших количествах, его цена неизбежно упадет, а также то, что Амати было необходимо во что бы то ни стало заставить пирит дорожать – он ведь должен был собрать заранее оговоренную сумму денег.
Другими словами, Лоуренс намеревался использовать пятьсот монет, полученных от Амати благодаря продаже в кредит, а также всех оставшихся у него собственных денег, чтобы ходить по городу и покупать в разных местах пирит, а затем разом продать его весь и тем самым обвалить цену на него.
Такое вполне можно было осуществить – если только отбросить мысли о получении прибыли.
Сам будучи когда-то бродячим торговцем, Марк мгновенно понял этот план.
Разумеется, ему не требовалось объяснять, кто был соперником Лоуренса.
– Бедный рыботорговец, его поймали на невежестве… теперь ему можно только посочувствовать.
Лоуренс в ответ лишь пожал плечами.
Однако в этом плане, сулившем на первый взгляд столь серьезное преимущество, была одна уязвимость, тревожащая Лоуренса.
Воистину, не существует в природе совершенных планов.
– А должен был бы этот паренек понимать, что опасно ввязываться в незнакомые тебе дела, – заметил Марк.
– О да, он не мог не знать, что это рискованно, но сделку все же принял. Кстати, я ему об этом сказать не забыл.
Издав смешок, Марк прикончил остатки пива в своей кружке. Затем лицо его посерьезнело, и он спросил:
– Так это все, что ты хотел у меня попросить?
– Есть еще кое-что.
– Выкладывай.
– Помоги мне разыскать и купить пирит.
При этих словах Марк лишился дара речи – просто сидел и смотрел на Лоуренса.
– Ты подписал договор, не найдя заранее, где достать пирит? – переспросил он наконец.
– К сожалению, на это у меня не было времени. Так ты поможешь?
Именно из-за этого Лоуренс не мог смотреть в будущее спокойно.
Как бы совершенен ни был план, осуществить его невозможно, если не выполнены все необходимые условия.
А то условие, которого не хватало Лоуренсу, было очень трудно обойти.
Разумеется, Лоуренс мог подождать до утра и купить пирит на рынке. Но если бы он принялся покупать на рынке пирит на несколько сотен серебряных монет, цена тотчас бы подскочила.
Лоуренс должен был действовать скрытно и скупать пирит таким образом, чтобы это не повлияло на его цену.
Проще всего было этого добиться, если скупать пирит понемногу, пользуясь обширными связями городских торговцев.
– Оплата – только деньгами. Цена не имеет значения, даже если она выше цены на рынке. Если покупка большая, можно платить румионами.
Если серебряная монета Тренни – острый меч, то золотой румион тогда – лес копий, выставленных в ряд. Когда речь шла о покупке дорогого товара, золотой румион можно было считать сильнейшим оружием в мире.
Однако, хоть деньги у Лоуренса и имелись, но связей среди торговцев не было, и, кроме Марка, не было друзей, к которым он мог бы обратиться за помощью.
Если Марк ему откажет, Лоуренсу придется положиться лишь на собственные силы, чтобы собрать нужное количество пирита.
В этот город он заезжал по своим торговым делам лишь на несколько дней в году; можно было только вообразить, какого труда ему будет стоить покупка здесь пирита.
Марк, однако, стоял недвижимо и смотрел лишь ему ведомо куда.
– Я заплачу за помощь. И это будет немаленькая сумма.
Лоуренс имел в виду, что он не ограничится обычным вознаграждением за посредничество при покупке.
При этих словах Марк кинул на Лоуренса быстрый взгляд.
В конце концов, Марк все же был торговцем. Вполне естественно было, что он не хотел трудиться даром.
И тут Марк коротко произнес:
– Не могу.
– Хорошо, значит… э?
– Не могу.
На сей раз Марк сказал эти слова, глядя Лоуренсу в глаза.
– Но поче-?..
– Здесь я не могу тебе помочь, – совершенно серьезным тоном проговорил Марк. Лоуренс потянулся вперед всем телом и с нажимом сказал:
– Я отблагодарю тебя за эту услугу. Я не пожадничаю, не ограничусь только деньгами за посредничество. Ты ничего не потеряешь. Это же отличные условия, верно?
– Ничего не потеряю? – нахмурившись, повторил Марк. Сейчас его лицо, прямоугольное из-за подстриженной бородки, казалось высеченным из цельного куска камня.
– А разве не так? Я прошу всего лишь помочь мне найти и купить для меня пирит, вовсе не вкладывать собственные деньги. Кроме того, ты будешь платить деньгами. Что ты можешь потерять?
– Лоуренс.
Краткая реплика Марка заставила Лоуренса мгновенно замолчать.
Однако Лоуренс по-прежнему никак не мог понять, что творится у Марка в голове. Совершенно невозможно было, чтобы торговец отказал в сделке, обещающей немалую награду и не таящей в себе абсолютно никакого риска.
Почему же тогда Марк сказал, что не может помочь?
Может, Марк считал Лоуренса неудачником? При этой мысли в сердце у него вскипела злость пополам с подозрительностью.
В этот момент Марк заговорил вновь.
– Сколько ты мне сможешь заплатить? Десяток румионов, не больше?
– Ну, поскольку это всего лишь несколько покупок для меня, думаю, такое вознаграждение более чем достаточно, верно? Не то чтобы я просил тебя заняться покупками целой торговой гильдии, а потом обойти окрестные горы и вернуться в тот же день.
– Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы я прошел по всему рынку, поискал и скупил для тебя пирит, так? Это то же самое.
– Да как же!..
Полено, на котором сидел Лоуренс, со стуком упало на землю. Лоуренс устрашающе выпрямился и был готов уже ухватить Марка за грудки, когда все-таки восстановил самообладание.
Марк, однако, не двинулся с места.
И лицо его – лицо истинного торговца – осталось неизменным.
– Эээ… да как же это то же самое? Я не прошу тебя провести всю ночь, шлясь по рынку взад-вперед, таская тяжелые грузы, и уж тем более не прошу ходить по каким-нибудь крутым горным тропам, подвергая себя риску. Все, о чем я прошу, – это через твои связи помочь мне купить немного пирита.
– Я имею в виду, что это то же самое, – медленно заговорил Марк. – Ты бродячий торговец, ты бродишь взад-вперед по дорогам и бездорожью; а я городской торговец, мое поле битвы – рынок. Все те опасности, которые ты видишь, – это опасности, с которыми сталкивается бродячий торговец.
– А…
Лоуренс проглотил готовый вырваться звук; Марк нахмурил брови, словно тоже проглотил только что что-то горькое.
– С точки зрения городского торговца, не раздумывая хвататься за первый же подвернувшийся шанс заработать деньги – совершенно не добродетель. Не получать большие доходы случайными сделками на стороне, но честно жить своей главной работой – вот что отличает уважаемого городского торговца. Хотя эта палатка принадлежит мне, но репутация этой палатки стоит не только на моем имени. Она стоит на репутации моей, моей жены, всей моей кровной родни и всех, кто заключал со мной сделки. Когда речь идет о том, чтобы всего лишь получить небольшой доход на стороне, даже если источник его сомнительный, – это ничего страшного, можно действовать быстро…
Тут Марк сделал паузу, чтобы налить себе в кружку еще пива и отхлебнуть. Брови его были по-прежнему нахмурены, но вряд ли от горечи пива.
– …но помочь тебе найти и купить пирита на пять сотен серебряков, что ты просишь, – это совершенно другое дело. Подумай сам, как на меня будут смотреть все вокруг? Наверняка они будут думать: вот никчемный человек, душа которого не лежит к его работе и который хочет разбогатеть нечестным путем. Можешь ли ты заплатить мне столько, чтобы окупить этот риск? Я ведь и сам был бродячим торговцем, и осмелюсь предположить, что те суммы, с которыми городской торговец имеет дело постоянно, бродячему торговцу даже и не снятся.
Лоуренс был не в силах что-либо возразить и вообще хоть что-то произнести.
Марк же тем временем закончил свою речь:
– Палатка у меня совсем маленькая, но имя ее ценится на удивление высоко. Если это имя пострадает, на то, чтобы исправить этот вред, понадобится куда больше, чем десять-двадцать золотых монет.
Эти слова он произнес очень решительным тоном.
Лоуренс не мог вымолвить ни слова – он стоял, уперев взгляд в столик.
– Такие дела.
Марк не считал Лоуренса неудачником и не стремился его ранить.
То, что сказал Марк, было истиной.
Теперь Лоуренс яснее, чем когда-либо прежде, понимал, что, хотя и он, и Марк были торговцами, жили они в совершенно разных мирах.
– Мне очень жаль.
Даже после этих слов Марка Лоуренс не нашел что ответить.
Людей, к которым Лоуренс все еще мог обратиться за помощью, можно было легко пересчитать по пальцам одной руки.
– Нет… все в порядке, прости, что так неловко получилось, – вымолвил наконец он.
Если к кому-то еще и можно было обратиться, то только к Бартозу – больше никто Лоуренсу на ум не шел.
Поскольку ясно было, что от Марка он помощи не получит, Лоуренсу оставалось возложить все надежды на Бартоза.
Однако он тут же вспомнил, что, когда Бартоз намекал ему о способе зарабатывания денег, что применяет Амати, он сказал, что способ этот – недостойный.
Для Бартоза, таскавшего на себе тяжелые камни по крутым горным тропам, брать пирит одной рукой и тут же продавать его другой, получая на этом гигантские прибыли, несомненно, было недостойным делом.
При этой мысли Лоуренс невольно подумал, что, пожалуй, шансы на помощь со стороны Бартоза тоже невелики; но у него не оставалось иного выхода, кроме как отбросить сомнения и отправиться к нему.
Приняв решение, Лоуренс сделал усилие и поднял голову.
В это мгновение Марк сказал:
– Значит, даже такой невозмутимчик, как ты, может так дергаться, э?
Вид у Марка был не скептический, но и не насмешливый. На лице его было лишь удивление.
– А, прости, не злись. Я просто немного удивлен.
Глядя, как Марк спешит оправдаться, Лоуренс, конечно, не мог сердиться. Его самого это немного удивляло.
– Хотя с такой спутницей, как твоя… понятно, что ты до такого состояния дошел. Но даже если ты не будешь так уж стараться остановить Амати, твоя спутница ведь вряд ли отдаст себя ему так легко, э? Любой, кто хоть раз видел ее рядом с тобой, – ну, вроде меня, – в этом уверен, так что и ты не сомневайся.
Лишь после этих слов Марк наконец улыбнулся. Лоуренс же ответил с абсолютно безжизненным лицом:
– Она показала мне подписанный брачный договор. С Амати, конечно же.
Глаза Марка округлились, затем он начал поглаживать бородку; вид у него был такой, словно он внезапно наступил на что-то острое.
При виде реакции Марка Лоуренс невольно понурился.
– Если бы ничего не происходило, я бы, конечно, не сомневался. Но только кое-что произошло… – выдавил он.
– Произошло уже после того, как ты в тот раз пришел сюда и потом ушел? Всего один шаг может так круто изменить жизнь, что ужас… и все же ты должен продолжать надеяться, именно поэтому ты так стараешься найти решение, точно?
Лоуренс кивнул. Увидев это, Марк выпятил челюсть и, вздохнув, произнес:
– Я видел, конечно, что твоя спутница – не простая девушка, но не думал, что она способна выкинуть такое… у тебя еще есть к кому обратиться за помощью?
– Ну, для начала я попробую спросить господина Бартоза.
– Господина Бартоза, хех. Понятно. Хочешь, чтобы он для тебя попросил ту женщину?
Последние слова Марк произнес тихо. Лоуренс, в свою очередь, переспросил:
– …Ту женщину?
– Э? Ты что, не собираешься попросить его, чтобы он попросил ту женщину? Ну, летописца. Разве ты с ней до сих пор не познакомился?
– Если ты о госпоже Диане, то я с ней уже знаком, но я пока не вполне понимаю, к чему ты клонишь.
– Если тебя не смущают неприятности, в которые ты можешь влипнуть позже, думаю, тебе не помешает с ней посоветоваться.
– Что именно ты имеешь в виду? – спросил Лоуренс.
Оглядевшись вокруг, Марк понизил голос еще больше и сказал:
– В руках этой женщины власть над всем северным кварталом. Можно даже сказать, она – то окно, через которое все алхимики общаются с миром. Здесь все считают: именно благодаря этой женщине алхимики – люди, вообще говоря, очень уязвимые – вообще смогли собраться вместе. Но истину, конечно, знают только городские аристократы и старцы в городском совете. И еще… – Марк отхлебнул пива, – …здесь все наверняка думают: «Алхимики, у них у всех наверняка есть пирит». Но только чтобы не искать неприятностей и заниматься своими делами спокойно, надо избегать связываться с ними. Если говорить о господине Бартозе, то именно из-за того, что он имеет дело с алхимиками, он редко имеет дело с кем-либо еще. Хотя, возможно, правильнее сказать, он не умеет вести дела с кем-либо еще. Если ты не боишься такого рода неприятностей, попросить господина Бартоза попросить ту женщину – вполне возможный выход.
Эти сведения стали для Лоуренса откровением; он не мог на месте понять, правда это или нет; но он не видел, какую выгоду Марк мог извлечь, солгав.
– Если припечет, по-моему, стоит попытаться. Разве тебя уже не начало припекать? – добавил Марк.
Лоуренс сейчас казался самому себе совершенно никчемным, но он не мог отрицать, что после неожиданного отказа Марка его положение стало довольно угрожающим.
– Я действительно очень рад, что ты обратился за помощью ко мне. Но все, что я могу, – это давать советы.
– Нет, ты действительно сделал для меня многое. Я чуть не прошел мимо такого хорошего шанса.
Кроме того, Лоуренс и сам понимал, что причина отказа Марка абсолютно разумна.
Марк был городским торговцем, Лоуренс – бродячим. Когда двое смотрят на одно и то же с разных точек, естественно, они по-разному смотрят и на то, что можно сделать и чего сделать нельзя.
– Может, это странно, когда человек, только что отказавшийся тебе помочь, говорит такое, но… я буду молиться за твой успех, – произнес Марк.
Теперь настал черед Лоуренса улыбнуться.
– Ты преподал мне хороший урок. Это само по себе ценно, – ответил он без малейшего намека на сарказм или скрытый смысл. В будущем, когда Лоуренсу доведется иметь дела с городскими торговцами, он обязательно учтет свой сегодняшний опыт. Лоуренс не лгал, говоря, что получил хороший урок.
Однако после этих слов Лоуренса Марк вновь принялся поглаживать бородку, так что она зашелестела под его пальцами.
Затем он нахмурился и, глядя куда-то в сторону, проговорил:
– Я, конечно, не могу действовать открыто, но если нужно всего лишь шепнуть кое-кому, что некто имеет столько-то денег в кошеле, то это будет совсем нетрудно.
При виде удивленного лица Лоуренса Марк прикрыл глаза и продолжил:
– Приходи попозже. Я скажу, у кого что ты сможешь купить. Уж это-то я для тебя могу сделать.
– …Благодарю тебя.
Эти слова Лоуренс произнес от всего сердца. Марк неожиданно расхохотался, словно только что отбросил наконец какую-то мысль.
– Когда я смотрю на это твое выражение лица, начинаю понимать: неудивительно, что малышка выкинула такой номер, – сказал он.
– …Что ты имеешь в виду?
– Ничего, ничего. Все, о чем надо думать торговцу, – как лучше торговать.
Лоуренс устоял перед искушением потребовать у Марка объяснить, что он все-таки имел в виду, поскольку мысли его уже были заняты Бартозом и Дианой.
– В общем, удачи тебе, – напутствовал Марк.
– А… ох.
Хотя Лоуренс по-прежнему чувствовал какую-то тяжесть в сердце, но также он чувствовал, что терять время нельзя и переговоры стоит начать как можно скорее.
Коротко поблагодарив Марка, Лоуренс двинулся прочь от палатки.
Но идя по улице, он подумал: «Возможно, поговорка, что у бродячих торговцев не бывает друзей, все-таки врет».
***
Для начала Лоуренс направился в иностранное отделение Гильдии Ровена.
Целей у него было две. Во-первых, узнать у Бартоза, нет ли у него запаса пирита и не может ли он познакомить Лоуренса с кем-то, у кого есть. Во-вторых, попросить Бартоза снова отвести его к Диане.
Впрочем, Лоуренс помнил, что, по словам Бартоза, покупка-продажа пирита Амати была «не вполне достойным способом».
Бартоз занимался тем, что таскал по опасным тропам драгоценные камни и металлы из тех земель, где располагались рудники. Похоже, в его глазах подобные сделки с пиритом были чем-то постыдным.
И все-таки, даже зная, что он, возможно, перегибает палку, Лоуренс должен был встретиться с Бартозом.
Сейчас он и думать забыл о празднике, который тем временем, хоть и стояла уже глубокая ночь, продолжался и становился все более буйным. Узкими проулками он пробирался к иностранному отделению.
Выйдя наконец на главную улицу, плотно застроенную зданиями (среди которых были и здания различных гильдий), Лоуренс увидел, что на всех зданиях горят фонари; под фонарями, встав в хороводы, танцевало множество людей. То тут, то там он видел людей из различных гильдий – те махали мечами, неуклюже состязаясь друг с другом. Похоже, все это тоже было частью праздника.
Лоуренс пробирался сквозь толпу в сторону здания Гильдии Ровена. Наконец ему удалось прошмыгнуть внутрь отделения, избежав необходимости поприветствовать собравшихся у широко распахнутой входной двери и наслаждающихся выпивкой членов Гильдии.
Те, кто желал пить и наслаждаться внутри здания, и те, кто предпочитал делать то же самое на улице, явно четко разделили, где чья территория. Главный зал отделения, озаренный светом подвешенных к потолку ламп на рыбьем жиру, был полон звуков бесед и смеха; от светильников исходил необычный запах.
Несколько человек в зале заметили Лоуренса и кинули на него любопытствующие взгляды, но большинство были полностью поглощены атмосферой веселой попойки.
Найдя наконец среди этих людей того, кого искал, Лоуренс направился к нему.
Человек этот сидел за столом, где собрались торговцы в годах. В тусклом свете ламп он чем-то напоминал отшельника.
Это был Ги Бартоз.
– Я очень, очень извиняюсь, что мешаю тебе пить, – проговорил Лоуренс, не пытаясь перекричать окружающий гомон.
Пожилые торговцы, похоже, сразу поняли цель визита Лоуренса: лишь кинув на Бартоза беглые взгляды, все они продолжили пить как ни в чем не бывало.
Бартоз под этими взглядами приветливо улыбнулся и сказал:
– Хей, господин Лоуренс, чем я могу тебе помочь?
– Прошу меня простить за вторжение, но мне нужно кое-что с тобой обсудить.
– Это кое-что относится к торговле?
Поколебавшись мгновение, Лоуренс кивнул.
– Тогда давай вон там поговорим. Мы ведь не можем позволить другим подслушать, как разбогатеть, верно?
Прочие торговцы за столом рассмеялись и приподняли кружки, словно давая понять: «Мы и без тебя продолжим наслаждаться выпивкой».
Еще раз кивнув, Лоуренс проследовал за Бартозом, уже направляющимся куда-то вглубь здания.
В противоположность главному залу, пропитанному запахами спиртных напитков и звуками бесед и смеха, коридор, по которому они сейчас шли, больше походил на городские проулки. Очень быстро Лоуренс и Бартоз оказались в неосвещенном уголке здания, и шум зала доносился до них издалека, словно свет костра с другого берега реки.
Бартоз резко остановился и, развернувшись, спросил:
– Итак?
Лоуренс понял, что ходить вокруг да около сейчас бесполезно, и приступил сразу к делу.
– Да. Честно говоря, я хотел бы купить пирит и сейчас ищу кого-то, у кого его много. Господин Бартоз, я уверен, что у тебя есть такие знакомые.
– Пирит?
– Да.
Темно-синие, почти черные глаза Бартоза казались серыми в доходящем досюда тускло-красном с желтизной свете.
И эти глаза смотрели прямо на Лоуренса.
– У тебя есть такие знакомые?
Услышав вопрос Лоуренса второй раз, Бартоз вздохнул и, потирая глаза ладонью, произнес:
– Господин Лоуренс.
– Да.
– Ты помнишь, что я говорил, когда намекал тебе, как Амати будет собирать деньги?
Лоуренс кивнул. Конечно, он помнил.
– Я помню не только твои слова, но и то, что госпожа Диана, похоже, не любит тех, кто хочет обсуждать с ней дела.
Рука Бартоза, отойдя от уголка глаза, застыла в воздухе. Теперь он смотрел взглядом настоящего торговца.
Да, этот взгляд принадлежал бродячему торговцу, который любит свою полную трудностей работу; торговцу, который не забивает себе голову тем, как бы заработать побольше денег, а думает лишь о том, чтобы доставлять товары в целости и сохранности.
Возможно, то был лишь трюк сознания, но Лоуренсу показалось, что взгляд этот похож на волчий.
– Ты думаешь о запасах алхимиков? – спросил Бартоз.
– Да, с тобой легко иметь дело. Но я слышал, что им не дозволено вести дела, не получив на это разрешения от госпожи Дианы. Именно поэтому я пришел просить тебя о помощи.
Лоуренсу припомнились те дни, когда он только стал бродячим торговцем; тогда, стремясь увеличить число людей, с которыми он собирался работать, но не имея связей, он вынужден был наносить визиты без предупреждения и навязываться другим людям.
Глаза Бартоза удивленно округлились; затем, не без труда проталкивая воздух через горло, он произнес:
– И зная все это, ты все же хочешь с ними торговать. Неужели это из-за того, что пирит такой прибыльный?
– Нет, совершенно не из-за этого.
– Тогда… значит, слухи не врут, что ты хочешь узнать свое будущее или излечить болезнь?
Эти слова Бартоз проговорил улыбаясь, как улыбался бы дедушка, играя с внуком. Похоже, это был свойственный лишь Бартозу способ насмехаться.
Но, конечно, Лоуренс не стал на него сердиться, он даже раздражения не ощутил.
Ради прибыли торговец не постесняется и провести целую ночь в наблюдении за медленно раскачивающимися весами.
– Я действую ради собственной выгоды. Этого я не отрицаю, – заявил Лоуренс.
Бартоз не двинулся с места – просто стоял и во все глаза смотрел на него.
Если Лоуренс сейчас наткнется на отказ, его шансы заполучить достаточное количество пирита полностью испарятся.
И нынешний Лоуренс был не настолько ленив, чтобы допустить такое.
– Однако я не стремлюсь извлечь прибыль из пирита, цена которого растет, как мыльный пузырь. Я стремлюсь к… более приземленной цели.
Бартоз слушал, не перебивая. Лоуренс воспринял это как знак того, что Бартоз предлагает ему продолжать.
– Господин Бартоз, ты ведь тоже бродячий торговец. Ты наверняка много раз попадал в такое положение, когда твой груз соскальзывает у тебя с плеч и вот-вот должен упасть в глубокую пропасть?
Бартоз по-прежнему молчал.
– Когда наша повозка увязает в грязи и ее не удается вытолкнуть, на весах у нас два пути: либо бросить повозку, либо сделать все, что только возможно, чтобы вытащить ее из грязи. Стоимость груза в повозке, прибыль, количество денег в кошеле, путь, которым мы едем, цена, которую придется заплатить тем, кто будет помогать. Вдобавок еще риск натолкнуться на разбойников, пока таскаешься по окрестностям в страхе и отчаянии. Все это мы должны учесть, когда решаем, бросить нам груз или нет.
Бартоз медленно раскрыл рот и произнес:
– Ты хочешь сказать, что ты сейчас именно в таком положении?
– Так и есть.
Бартоз пристально смотрел на Лоуренса, словно мог видеть все, даже несмотря на почти полую темноту.
Он десятилетиями ходил по одним и тем же дорогам, и Диана была ему нужна, чтобы рассказывать древние легенды, – так он возмещал все то, что не успел повидать в жизни.
Такой взгляд, как у него сейчас, вне всяких сомнений, мог обнаружить любую ложь.
Однако Лоуренс не попятился.
Потому что его слова не были ложью.
– Я не хочу бросать мой груз. Если только мне удастся вернуть его на повозку – мне все равно, к каким трудностям это приведет.
Конечно же, Бартоз не мог не догадаться, какой именно груз имел в виду Лоуренс и в каком именно положении он сейчас находился.
И все же он, прикрыв глаза, стоял и молчал.
Нужно ли было сказать что-то еще? Следует ли именно сейчас еще как-то пытаться убедить Бартоза?
Разговоры и смех, доносившиеся из зала позади, казались почти что насмешкой.
Время, которого и так было мало, утекало капля за каплей.
Лоуренс раскрыл рот.
А затем, в самый последний момент, передумал.
Лоуренс вспомнил, что говорил ему учитель: когда просишь кого-то оказать себе услугу, главное – уметь ждать.
– Именно такого ответа я и ждал, – чуть улыбнувшись, произнес Бартоз в тот самый момент, когда Лоуренс вспомнил слова своего учителя. – Даже когда время не ждет, если другого пути нет, остается лишь терпеливо ждать. Так поступает настоящий торговец, если хочет добиться успеха.
Едва Лоуренс понял, что его только что подвергли испытанию, холодный пот проступил у него на спине.
– С другой стороны, когда я был в похожей ситуации, я относился к этому еще серьезнее, чем ты сейчас, – продолжил Бартоз.
– Ээ…
– О, и у меня нет пирита. Но у алхимиков, полагаю, он действительно есть.
– Тогда…
Коротко кивнув, Бартоз сказал:
– Все, что тебе нужно, – это сказать: «Я пришел купить ящик белых перьев». Ну а что будет потом – зависит уже только от тебя. Продумай как следует, как тебе убедить сестрицу. Не думаю, что кто-то уже ходил туда за пиритом.
– Благодарю. Я непременно отплачу…
– Поделись со мной древней легендой, это будет достаточной платой. Ну как? Когда я так говорю, это звучит так же впечатляюще, как из уст сестрицы?
Бартоз улыбнулся совсем по-мальчишески, и Лоуренс не удержался от смеха.
– С людьми вроде сестрицы никогда не знаешь, когда они спят, так что ты вполне можешь пойти повидаться с ней прямо сейчас. Если ты пойдешь, лучше бы тебе не терять времени. Время – деньги, – и Бартоз указал в глубину здания. – Если ты выйдешь через черный ход, тебе не придется ни с кем общаться.
Поблагодарив Бартоза, Лоуренс двинулся по коридору. Оглянувшись, он увидел, что Бартоз по-прежнему улыбается.
Бартоз стоял спиной к льющемуся из зала свету; его силуэт немного напомнил Лоуренсу силуэт учителя.
***
Вскоре после того, как Лоуренс покинул иностранное отделение и бегом направился в северную часть города, он добрался до каменной стены.
Он был не настолько везучим, чтобы выйти сразу к двери в стене; ему пришлось еще побегать вдоль стены, пока он не нашел наконец эту дверь. Затем, не без труда отодвинув поврежденный кем-то засов, он проскользнул внутрь.
Конечно же, здесь не было ни огонька. Однако пока Лоуренс бежал, глаза его постепенно привыкли к темноте. Да и вообще для бродячего торговца, которому часто приходится пережидать ночь в поле или в лесу, темнота не была врагом.
Просто, когда в ночи сквозь щели в перекошенных дверных проемах внезапно пробивается лучик света или невесть откуда доносится кошачий мяв или хлопанье крыльев – волосы у человека невольно начинают шевелиться, и вообще он чувствует себя неуютно, куда неуютнее, чем днем.
Поскольку один раз Лоуренс уже был у Дианы, он смог бы найти ее дом, откуда бы ни начинал искать. Если бы он не обладал этой способностью, присущей бродячим торговцам, возможно, он бы тотчас заблудился и бегал весь в холодном поту от страха.
Добравшись наконец до дома Дианы, Лоуренс ощутил явное облегчение.
Это было облегчение сродни тому, какое ощущает человек, после долгих блужданий по мрачной чащобе увидевший наконец знакомую избушку лесника.
Только по ту сторону двери Лоуренса вовсе не ждал друг, готовый встретить его с распростертыми объятьями.
Хоть Лоуренс и узнал у Бартоза тайное слово, но, вспоминая свое предыдущее общение с Дианой, Лоуренс чувствовал, что она терпеть не может все, что связано с торговлей.
Удастся ли ему так просто приобрести здесь пирит?
Тревога в его сердце нарастала. Лоуренс сделал глубокий вдох, загоняя все свои страхи вниз, в живот.
Он должен преуспеть.
Ибо он желал и впредь путешествовать вместе с Хоро.
– Кто-нибудь дома? – специально понизив голос, спросил Лоуренс, после того как постучал легонько в дверь.
Молчание человека, желающего остаться неуслышанным, совсем не такое, как молчание пустоты.
Когда человек изо всех сил старается не издавать ни звука, воздух буквально наполнен молчанием первого типа.
Но с той стороны двери не доносилось вообще ничего.
Из-под двери пробивался тонкий лучик света – это значило, что Диана, скорее всего, дома.
Правда, по городским законам всякого, кто ложился спать, не затушив огни, ждало суровое наказание, но едва ли кто-то осмеливался нести стражу в этом квартале.
Лоуренс уже поднял руку, чтобы постучать вновь, когда почувствовал за дверью движение.
– Кто там?
В донесшемся из-за двери голосе слышался намек на сонливость и какая-то ленца.
– Приношу свои извинения за то, что тревожу тебя в такой час. Я Лоуренс, тот самый, который вчера нанес тебе визит вместе с господином Бартозом.
Почти сразу после того, как Лоуренс назвал себя, за дверью послышался шелест одежды, а потом дверь медленно открылась.
Из дома Дианы хлынул поток света и запаха.
Диана смотрела недовольно, и лицо ее было немного заспанным.
Как и во время первого визита Лоуренса, на ней был надет длиннополый халат. Поскольку когда-то она была монахиней, вполне возможно было, что это одеяние она носила круглый год в любое время дня и ночи, так что Лоуренс не мог определить, спала ли она минуту назад.
Впрочем, даже если оставить в стороне вопрос, спала ли она, – навещать посреди ночи одиноко живущую женщину было верхом неприличия. Лоуренс прекрасно об этом знал, но, не моргнувши глазом, заговорил.
– Я знаю, это очень невежливо с моей стороны, но я просто должен был с тобой увидеться.
После короткой паузы он добавил:
– Я пришел купить ящик белых перьев.
Едва Лоуренс произнес тайное слово, что узнал от Бартоза, глаза Дианы сузились в щелки. Затем она отодвинулась в сторону и жестом пригласила Лоуренса войти.
В жилище Дианы серой не пахло; зато комната выглядела еще более захламленной, чем накануне.
Книги на полках, сохранявшие прежде хоть какой-то намек на порядок, были почти все вынуты. Одна из них лежала раскрытая, глядя в потолок своими страницами.
По всему полу были разбросаны огромные писчие перья – их было еще больше, чем вчера.
Рассеянные по полу, эти перья, красивые, белые, почти новые на вид, создавали какое-то жутковатое ощущение.
– Как это необычно, когда в один день приходят сразу несколько гостей. Да, праздник придает этому месту необычайную популярность, – произнесла себе под нос Диана, усевшись на стул посреди захламленной комнаты и по привычке не предлагая сесть Лоуренсу.
Лоуренс уже собрался было опуститься на стул, на котором ничего не было навалено, когда вдруг осознал кое-что.
Сюда пришли несколько гостей подряд?
Значит, здесь кто-то побывал еще до прихода Лоуренса.
– Итак, я полагаю, это господин Бартоз дал тебе эту фразу, «пришел купить ящик белых перьев»?
Лоуренс, лихорадочно размышлявший о намерениях предыдущего визитера, пришел в себя и кивнул:
– Д… да. Я очень настойчиво упрашивал его, чтобы он позволил мне встретиться с тобой, госпожа Диана.
– А, вот как? Не думаю, что он такой человек, который согласился бы на чью-то просьбу всего лишь потому, что его «настойчиво упрашивали».
Эту фразу Диана произнесла со смешком. Лоуренс не знал, что ответить.
Разговаривая с Дианой, Лоуренс испытывал чувство, похожее на то, что он испытывал при разговоре с Хоро, хотя и по другой причине.
– Что же за дело так важно для тебя, что тебе удалось переупрямить этого упрямого мула?
Множество людей с самыми разнообразными взглядами желали заполучить зелья, создаваемые алхимиками, или поставить себе на службу их искусство, и причины для этого также были самые различные.
Само существование Дианы было сродни дамбе, не позволявшей этим желаниям смести все на своем пути.
Лоуренс не имел ни малейшего представления, зачем это ей, но, на его взгляд, Диана, не сводящая с него глаз, чем-то напоминала огромную птицу, сидящую на яйцах и защищающую их своими железными перьями.
– Я хотел бы получить твое разрешение приобрести пирит, – ответил Лоуренс, едва не уничтоженный тем, как внушительно держалась Диана.
Погладив лицо изящной ручкой, Диана задумчиво произнесла:
– Я слышала, цены растут.
– Но…
– Я понимаю, конечно же, что господин Бартоз никогда бы не стал помогать, если бы дело было просто в извлечении прибыли, значит, есть какие-то другие резоны, я права?
Лоуренс чувствовал, что Диана опережает его на шаг решительно во всем. Ее реакция всегда была чуть-чуть быстрее, чем у Лоуренса, и своим преимуществом она намеревалась воспользоваться сполна.
И все же Лоуренс твердо сказал себе: не раздражаться. Диана просто его испытывает.
Кивнув, Лоуренс ответил:
– Пирит мне нужен не для торговых дел, но для победы в сражении.
– В сражении с кем?
– С…
Лоуренс помедлил, думая, стоит ли произносить имя Амати. Его нерешительность была связана вовсе не с тем, что упоминание этого имени сейчас он считал неуместным.
Лоуренс думал, а действительно ли его враг в этом сражении – Амати.
Амати был всего лишь рекой, обтекающей крепость. То, что следовало победить, лежало внутри крепости.
– Нет, – пробормотал Лоуренс и, взглянув Диане в лицо, произнес громко:
– С грузом.
– С грузом?
– Всегда, во все времена враг любого бродячего торговца – его собственный груз. Оценить стоимость груза, тщательно спланировать, как перевезти груз, тщательно выбрать, кому доставить груз. Если хоть на одном из этих шагов будет допущена ошибка, бродячий торговец проиграет. Сейчас я изо всех сил пытаюсь погрузить обратно на повозку груз, который с нее свалился. Потому что, заново оценив стоимость груза, способ перевозки и место назначения, я пришел к выводу, что я никак не могу позволить себе лишиться этого груза.
Челка Дианы шевельнулась, и в первое мгновение Лоуренсу показалось, что откуда-то сбоку метнулся порыв ветра.
Однако то был не ветер – то воздух сорвался у Дианы с губ.
Чуть улыбнувшись, Диана подобрала лежавшее возле самых ее ног перо.
– «Купить ящик белых перьев» – всего лишь условная фраза, это преувеличение. На самом деле означает она вот что: годится все, если только я получаю от этого удовольствие. Ты видел, как птица роняет перья, когда радостно хлопает крыльями? Кроме того, люди, которым я даю тайное слово, очень тщательно отбирают тех, кого ко мне пустить, так что я просто рассматриваю своих гостей, в мельчайших деталях. Не думаю, однако, что тут возникнут проблемы, так что я сделаю ради тебя исключение и позволю тебе покупать пирит.
– Спа-…
– Однако, – тут же перебила Диана. Плохое предчувствие вновь зародилось в сердце Лоуренса.
Несколько посетителей за один день, стул, на котором ничего не было навалено…
«Неужели…» – мрачная мысль всплыла у него в голове.
Диана продолжила с извиняющимся лицом:
– Кое-кто другой уже приходил, чтобы сделать эту покупку.
Страх Лоуренса обратился в реальность.
Затем он сказал то, что сказал бы на его месте любой торговец.
– Сколько купили? И по какой цене?
– Пожалуйста, успокойся. Покупка была совершена в долг, и покупатель не забрал пока что товар. Короче говоря, он все равно что просто заказал товар. Лично я не возражаю, чтобы этот товар достался в итоге тебе, господин Лоуренс. Поэтому позволь мне сперва провести переговоры с тем покупателем. Да, и еще: насколько я помню, покупка была совершена на шестнадцать тысяч Иредо по нынешней цене.
Это соответствовало четырем сотням монет Тренни. Если бы Лоуренсу удалось заполучить столько пирита, он бы существенно продвинулся на пути к осуществлению своего плана.
– Я понимаю. Эээ, а имя этого покупателя?..
Если Диана назовет имя Амати, все надежды Лоуренса спасти ситуацию обратятся в прах.
Однако Диана, покачав головой, твердо ответила:
– Я возьму на себя переговоры с этим человеком. Ради общей безопасности мы не позволяем тем, кто ведет дела с алхимиками, знать имена друг друга.
– Н… но…
– Есть какие-то возражения?
Улыбка, в которой совершенно не было улыбки.
Лоуренс, как просящий о помощи, мог лишь промолчать в ответ.
– Ты сказал, что это сражение, значит, это для тебя нечто неординарное, поэтому я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помочь, и сообщу результат переговоров как можно скорее. Где именно тебя наверняка можно будет найти завтра?
– А, эммм… на рынке, перед палаткой торговца рудой. Я должен быть там весь день, и до, и после открытия рынка. Или же ты можешь связаться с торговцем пшеницей Марком. Его палатка расположена…
– Я знаю, где его палатка. Понятно. Я пошлю кого-нибудь тебя известить так скоро, как только смогу.
– Я рассчитываю на тебя.
Ничего больше сказать Лоуренс не мог, так что ограничился лишь этим.
Однако если переговоры закончатся неудачно для Лоуренса, вполне возможно, ему вообще не удастся приобрести пирит. Если такое действительно произойдет, это будет катастрофа, и исправить положение уже не удастся.
И все же Лоуренс мало что мог сказать.
– Я не поскуплюсь на деньги. Передай, пожалуйста, продавцу, что, если только его требования не будут совсем уж неразумными, вроде удвоенной цены, я готов заплатить довольно большую сумму.
Улыбнувшись, Диана кивнула и поднялась со стула.
Лоуренс понял, что его визит подошел к концу. Заявиться внезапно, без приглашения, в такое время суток и при этом не встретить отказ – само по себе чудо, подумал он.
– Я очень, очень извиняюсь за то, что пришел без приглашения в столь поздний час, – произнес он.
– Ничего, ничего, для меня между днем и ночью разницы нет.
Лоуренс не думал, что Диана шутит, но тем не менее после этих ее слов ему немного полегчало, и он даже улыбнулся.
– Кроме того, если только ты принесешь интересную историю, можешь оставаться хоть на всю ночь, я возражать не буду.
Хотя в словах Дианы чувствовался намек на обольщение, Лоуренсу показалось, что произнесены они от чистого сердца.
Однако он давно уже рассказал интересную историю, которую знал.
Вместо истории в голове Лоуренса неожиданно промелькнул вопрос.
– Что-то не так? – полюбопытствовала Диана.
Мысль, мелькнувшая у Лоуренса в голове, заставила его пораженно застыть.
Быстро пробормотав в ответ: «Нет, ничего особенного», – Лоуренс направился к входной двери.
Вопрос, родившийся у него в голове, казался настолько нелепым, что просто поразительно.
– Если ты нарочно напускаешь на себя таинственность, покидая комнату женщины, будь осторожен, чтобы не навлечь на себя небесную кару.
Произнося эти слова, Диана походила на шаловливую девушку. Глядя на ее радостную улыбку, Лоуренс почувствовал, что, какой бы вопрос он сейчас ни задал, Диана ответит серьезно.
Более того, вполне возможно, на этот вопрос только Диана и могла ответить.
Уже прикоснувшись к двери, Лоуренс развернулся и сказал:
– Я хотел бы задать тебе вопрос.
– Задавай, не стесняйся, – без колебаний ответила Диана.
Откашлявшись, Лоуренс спросил:
– Языческие божества и люди… эээ… есть ли легенды о том, что они становятся супругами?
Если Диана спросит, почему ему пришло в голову задать такой вопрос, ответить Лоуренсу будет нечего.
И все же Лоуренс решил спросить, невзирая на риск.
Когда Хоро произнесла в слезах, что осталась одна, она добавила, что если у нее будет ребенок, их станет уже двое.
Если что-то подобное действительно возможно, Лоуренс хотел сообщить это Хоро, чтобы сохранить у нее надежду.
Этот совершенно неожиданный вопрос явно застал Диану врасплох. Впрочем, она тут же вновь приняла серьезный вид.
Затем она медленно ответила:
– Да, и много.
– Правда? – переспросил Лоуренс, не сдержав ликования в голосе.
– Ну, к примеру… да, ты торопишься?
– Ах, д… да. Но в следующий раз… не откажешься ли ты поведать мне эту историю подробно?
– Конечно же.
К счастью, Диана не стала интересоваться, откуда такой вопрос.
Несколько раз выразив свою самую искреннюю признательность, Лоуренс собрался покинуть жилище Дианы.
Когда дверь за ним уже закрывалась, Диана мягко, коротко произнесла:
– Удачи.
Лоуренс собрался было ответить, но дверь уже закрылась.
Знала ли Диана об этой битве – об обмене ударами между ним и Амати?
Лоуренс чувствовал, что что-то здесь не так, но не мог более тратить время, думая об этом.
Теперь ему нужно было вернуться к палатке Марка, а потом приступить к поиску других людей, у которых могло бы быть много пирита.
У Лоуренса не только не было времени – что хуже, у него почти не было пирита на руках.
Если так пойдет и дальше, у него не будет ни единого шанса, и все, что ему останется, – молиться о помощи свыше.
У Лоуренса мелькнула мысль, что, пожалуй, ему следовало бы выжать из Марка имена людей, у которых есть пирит, даже если бы для этого пришлось надавить сильнее, чем хотелось бы. А затем, даже если бы ему пришлось давать дополнительно вознаграждение, он купил бы пирит.
Только… то, что он сейчас бегает как безумный по ночным улицам, – приведет ли это к тому, что он станет чуть ближе к Хоро? Задав себе этот вопрос, Лоуренс не смог дать на него уверенного ответа.
***
Подойдя к палатке Марка, Лоуренс обнаружил, что ее владелец по-прежнему пьет за тем же столом, что и раньше, а мальчик рядом с ним клюет краюху хлеба.
Не успел Лоуренс подумать: «Редкое зрелище – трапеза в такой час», – как Марк, заметив Лоуренса, обратил к нему взор и слова:
– Ну, как прошло?
– По-моему, должно быть видно с одного взгляда.
Лоуренс слегка потряс обеими руками и добавил, взглянув Марку прямо в глаза:
– Я поговорил с госпожой Дианой. Только меня кто-то опередил. Не знаю, как теперь все сложится.
– Тебя кто-то опередил?
– И теперь я могу надеяться только на то, что ты мне сказал.
Поскольку Диана выразила желание помочь, Лоуренс оценивал свои шансы получить от нее пирит как семь из десяти.
Однако ему казалось, что если он сейчас в разговоре с Марком сделает вид, что ему больше некуда идти, это ему поможет.
Из предыдущего разговора с Марком Лоуренс усвоил, что, с точки зрения городского торговца, его просьба была совершенно неразумной.
Стало быть, все, что ему оставалось, – это обратиться к чувствам Марка.
Однако Марк на слова Лоуренса никак не среагировал.
– А… насчет этого, – вот и все, что сорвалось с его губ. Кровь отхлынула от лица Лоуренса.
Но тут же Марк отвесил подзатыльник все еще жующему хлеб мальчику и, выдвинув вперед челюсть, потребовал:
– Быстро рассказывай, что узнал!
Мальчик, получив подзатыльник, поспешно проглотил хлеб и, вскочив со своего сиденья из короткого полена, затараторил:
– Если оплата будет в монетах Тренни, можно купить на триста семьдесят монет пи-…
– Эй, ты что, хочешь всему миру рассказать? Ну-ка тише!
Марк поспешно закрыл рот мальчика ладонью и быстро огляделся. Если их разговор подслушает кто-нибудь по соседству, это, несомненно, будет сулить Марку неприятности.
Лоуренс, однако, не смог скрыть озадаченного выражения на своем лице.
– Платить серебряными Тренни? На триста семьдесят монет? – переспросил он.
– Ха-ха. При виде такого твоего лица даже я уже счастлив. Просто, понимаешь, когда ты ушел, я тут подумал немножко.
Марк убрал руку ото рта мальчика и потянулся к своей полной кружке. Затем он веселым голосом принялся объяснять.
– Даже я не согласился тебе помогать из-за заботы о своей репутации, так что, подумал я, к другим ребятам это тоже наверняка относится. Но даже я купил немного этих камешков, чтобы получить кое-какой доход на стороне, так что, разумеется, и это относится ко всем остальным тоже. Однако почему я оставил это всего лишь как маленький доход на стороне? Потому что у меня нет денег на руках. Вообще-то цены на пшеницу должны сейчас падать, потому что люди, которые приехали сюда закупать товары, в основном покупают не пшеницу. Но хоть цены и падают, те, кто пришли продавать пшеницу, делают это не стесняясь, потому-то я и потратил уже все деньги, что у меня были. А раз так…
Марк отхлебнул из кружки, довольно рыгнул и продолжил:
– А раз так, что будут делать те, у кого деньги на руках есть? В жизни не поверю, что они устоят против искушения поучаствовать. Скорее всего, они скупают пирит в больших количествах, но незаметно, оставаясь в тени. Но если сейчас об этом говорить, я должен снова упомянуть ту причину, о которой я говорил раньше, – почему я не могу тебе помочь. Эти люди – не одиночки вроде бродячих торговцев. Каждый из них – торговец с собственным делом, он держит на себе репутацию своей лавки. Конечно же, они все радовались, когда им удалось успешно приобрести товар, но теперь, когда цена на него слишком выросла, они злятся из-за того, что хотят, но не могут от него избавиться. Даже если они продадут совсем немного, им это принесет весьма приличный доход. Думаю, что некоторых, самых нервных, это в первую очередь и беспокоит. Уверен, ты ведь достаточно умен, чтобы без труда понять, что было дальше?
Этим вопросом Марк закончил свою тираду. Посоображав несколько секунд, Лоуренс кивнул.
Марк, должно быть, отправил мальчика бегать по рынку и повсюду распускать некий слух.
«Один бродячий торговец, который хочет получить большую прибыль, готов покупать пирит за деньги. Как думаешь? Почему бы не воспользоваться случаем избавиться от пирита, цена которого слишком выросла и который теперь трудно продать?» – вот что предложил Марк.
Любой, услышав такое предложение, ухватился бы за него, как за дождь в засуху.
Несомненно, Марк еще и заключил со всеми этими людьми договоры, по которым он должен был получить посредническое вознаграждение, когда дело дойдет до обмена денег на пирит.
Скупать пирит, делая вид, что оказываешь одолжение партнеру, – это был идеальный план.
Однако если этот трюк позволил ему купить пирита на триста семьдесят серебряных монет, это значило, что торговцы на рынке были серьезно настроены продавать.
– Вот такие дела. Если хочешь, я прямо сейчас пошлю мальца уладить эти дела, – заключил Марк.
У Лоуренса не было причин возражать.
Он тут же развязал мешок, который был у него с собой.
– Но… – Лоуренс внезапно замер.
Марк взглянул на него с удивлением.
Тут же вернувшись к реальности, Лоуренс извлек из мешка кошель с серебром и положил его на стол.
Затем он прошептал:
– Прости.
Марк вздохнул, всем видом говоря: «Ну что мне с тобой делать», – и сказал:
– Сейчас, по-моему, тебе следовало бы меня поблагодарить, нет?
– Э? Ах, да. Прос… нет.
У Лоуренса было такое чувство, словно он говорит с Хоро. Он вновь раскрыл рот и произнес:
– Спасибо.
– Га-ха-ха-ха-ха, я и не думал, что ты такой интересный парень. Хммм? Да нет, дело в другом.
Марк взял кошель с серебром. Развязав шнурок и удостоверившись собственными глазами в содержимом кошеля, он передал его мальчику. Тот проворно выложил монеты стопками и принялся их пересчитывать.
– Мне кажется, ты изменился, – заметил Марк.
– …Правда?
– Да. Прежде ты был не то чтобы прекрасным торговцем – правильнее было бы сказать, что ты был абсолютно прозрачным торговцем. По правде говоря, ты ведь никогда не считал меня своим другом, ведь так?
Марк буквально читал мысли Лоуренса; тот какое-то мгновение был просто неспособен говорить.
Марк лишь весело рассмеялся и продолжил.
– Ну а что сейчас? В твоем сердце я по-прежнему лишь тот, с кем можно заключать сделки, торговец, с которым приятно иметь дело?
На столь прямой вопрос Марка Лоуренс никак не мог просто кивнуть.
Сейчас у него было такое чувство, словно он находится в плену какого-то морока. В столь непонятном ему самому состоянии он покачал головой.
– Именно по этой самой причине я никак не могу как следует привыкнуть к жизни городского торговца после стольких лет бродячей жизни. Но есть и еще кое-что, и это еще интереснее.
То ли из-за того, что Марк подвыпил, то ли по какой-то иной причине – Лоуренс разобрать не мог, – но только сейчас он действительно выглядел очень счастливым.
Хоть он и подстриг бородку таким образом, чтобы лицо его приобрело идеально прямоугольную форму, но сейчас, когда он говорил, это лицо казалось круглым, как орех.
– Дай-ка я спрошу тебя кое о чем, – продолжил Марк. – Если тебе будет грозить расставание со мной, будешь ли ты так же отчаянно носиться по всему Кумерсону?
Мальчик, живший целыми днями под властью своего господина и учителя Марка, поднял голову и начал переводить взгляд с Марка на Лоуренса и обратно.
Это потрясающе, подумал Лоуренс.
Конечно, он уже считал Марка своим другом; но, если отвечать на его вопрос честно, он просто не мог кивнуть.
– Ха-ха-ха-ха. Все нормально, у меня еще есть надежда на будущее. Но… – на середине фразы Марк внезапно остановился, а затем твердым голосом добавил: – Ты просто из кожи вон лезешь ради своей спутницы.
Едва услышав эти слова, Лоуренс испытал такое чувство, словно что-то горячее влили ему в глотку, и оно течет ему в живот.
Переведя взгляд на мальчика, Марк произнес слегка насмешливо:
– Вот как выглядит человек, полностью околдованный женщиной. А впрочем – недостаточно гибкая ветка не выдержит сильного ветра.
Год, проведенный в одиночестве, совсем не равен полугоду, проведенному вдвоем.
Раз так – насколько же Марк был старше Лоуренса?
– Ты такой же, как я. Над тобой проклятье бродячих торговцев, – произнес Марк.
– Про… проклятье?
– То, что ты стал таким интересным человеком, – это, думаю, потому что проклятье почти сброшено. Не понимаешь? Разве путешествовать со своей спутницей ты начал не благодаря чистому везенью?
Лоуренс проехал через деревню на повозке с пшеницей; и Хоро совершено случайно спряталась в этой самой пшенице.
Ему подумалось, что доставшаяся ему возможность так сильно сблизиться с Хоро – дар небес, не меньше.
– Ху-ха-ха-ха-ха, я словно смотрю на самого себя, когда впервые встретился с Аделью. О да, на тебе проклятье, проклятье бродячих торговцев.
Лоуренсу показалось, что он наконец-то понял.
Хоть он и чувствовал, что Хоро – очень дорогое ему существо, но тем не менее он всегда старался сохранять холодную голову и поддерживать с ней определенную дистанцию.
И из-за этого он сам не сознавал, насколько слеп стал ко всему, что его окружало, – из-за Хоро.
Это было очень неудобное состояние.
И наконец-то Лоуренс понял причину.
– Проклятье, о котором ты говоришь… ты имеешь в виду печально знаменитую «жалобу бродячего торговца»?
Марк расхохотался еще громче. Отвесив подзатыльник мальчику, прекратившему делать то, что делал, он сказал:
– Менестрель говорит, что деньги не могут купить любовь, а миссионер говорит, что важнее денег на свете нет ничего. А если так – почему, как ты думаешь, мы, после того как пашем, чтобы заработать денег, все-таки можем еще получить то, что важнее денег?
Вот почему Лоуренс погрузился в размышления, когда попытался понять, что для него Хоро: она появилась и была с ним все это время так естественно, словно это было в порядке вещей.
Если бы Лоуренс добился этого ценой тяжелого труда и многих усилий, уж конечно, он не был бы столь нерешителен.
Более того, Лоуренс и думал всегда, что все «важное» должно доставаться с потом.
Что я для тебя? Лоуренс был уверен, что может теперь ответить на этот вопрос.
– Мм, давненько я не говорил чего-то столь душевного. Да еще помог тебе разузнать о северных землях – всего лишь десять румионов с тебя кажутся слишком маленькой платой, – сказал Марк.
– Если все, что ты наговорил, пришло тебе в голову только что, это будет для тебя слишком жирный доход, – неодобрительным тоном ответил Лоуренс.
Марк лишь молча ухмыльнулся во все зубы. Лоуренс улыбнулся в ответ.
– Надеюсь только, твой план сработает.
Лоуренс кивнул. Сейчас на душе у него было ясно, как в безоблачном ночном небе.
– Впрочем, кто бы тут ни вышел победителем – как все в итоге сложится, зависит только от твоих действий… – добавил Марк.
– Э?
– Нет, ничего, – покачал головой Марк. Он подал знак мальчику, как раз закончившему считать монеты, и тот, как верный, вышколенный слуга, тотчас принялся собираться. Лишь несколько секунд – и он уже был готов к отправлению.
– Отлично! Вперед.
Напутствовав мальчика таким образом, Марк снова повернулся к Лоуренсу.
– Так, а где ты собираешься сегодня спать?
– Я пока не решил.
– Ну, если так…
– А, нет, уже решил. Можно я посплю здесь?
На лице Марка отразилось неописуемое удивление. Он переспросил:
– Здесь?
– Ага. У тебя есть мешки, в которых ты пшеницу держишь? Одолжи мне несколько штук.
– Ну разумеется, могу одолжить сколько хочешь. Но… пойдем ко мне домой, я с тебя ничего не возьму.
– Если останусь здесь, это может принести удачу.
Такое делали многие бродячие торговцы.
Марк, похоже, решил отказаться от идеи пригласить Лоуренса.
– Ну тогда до завтра, увидимся утром.
Лоуренс кивнул. Марк поднял кружку и предложил:
– Как насчет тоста, чтобы мечты стали явью?
Разумеется, причин для отказа у Лоуренса не было.
К оглавлению
Лоуренс оглушительно, с наслаждением чихнул.
Конечно, когда он путешествовал в одиночестве, его это не волновало, но с недавних пор он странствовал в компании некоей надменной и привередливой особы, так что ему приходилось быть постоянно настороже. И все же Лоуренс не удержался от громкого чиха.
Чувствуя, что промерз до костей, он принялся лихорадочно вертеть головой, чтобы выяснить, проснулась ли уже его спутница, делившая с ним постель.
Лишь тут он вспомнил, что спал один возле торговой палатки Марка.
«…»
Лоуренс сознательно предпочел спать один, он заранее подготовил сердце; и тем не менее, пробудившись, он испытал острое чувство утраты.
Всегда чувствовать рядом с собой кого-то, когда просыпаешься.
К такому человек очень легко привыкает. Но только, пока это не пропадет, никто не понимает, насколько оно ценно.
Лоуренс решил не цепляться за покрывала и за то тепло, которое они дарили, и рывком поднялся на ноги.
Морозный воздух тотчас окутал все его тело.
В столь ранний час, когда небо еще лишь начало светлеть, мальчик уже встал с постели и подметал землю перед палаткой.
– А, доброе утро.
– О, и тебе.
Похоже, мальчик всегда поднимался в этот час, чтобы подготовить палатку к открытию. Судя по его виду, вряд ли он так старался из-за того лишь, что здесь находился Лоуренс, друг его господина. Мимо палатки прошли несколько других мальчишек; он непринужденно с ними поздоровался.
То, как вел себя этот подмастерье, было достойно похвалы.
Едва ли такой результат принесло обучение у Марка; скорее, сам мальчик был таков по натуре.
– Ах, да.
Услышав обращенные к нему слова Лоуренса, мальчик быстро повернул голову.
– Марк объяснил тебе, что сегодня нужно сделать?
– Нет, господин ничего не говорил… эммм, я должен буду помочь вам заманить в ловушку бесчестного злодея? – высокопарно спросил мальчик, понизив голос; выражение лица его при этом изменилось. Лоуренс немного удивился, но тут же, пользуясь своими талантами торговца, кивнул с серьезным видом и ответил:
– Я не могу рассказать тебе все в подробностях, но ты почти прав. Возможно, мне даже придется поручить тебе трудное задание.
Мальчик прижал свой веник из пшеничной соломы к поясу, словно это был меч, и сглотнул.
При взгляде на мальчика одно не вызывало у Лоуренса сомнений.
Хоть он и исполнял добросовестно свою роль мальчика на побегушках при пшеничной лавке, где-то в глубине души его теплилась еще мечта о жизни рыцаря или солдата.
Выражения вроде «бесчестного злодея» встречались только в сказках.
Лоуренс словно увидел прежнего себя. В сердце его закололо; это было почти невыносимо.
– Как твое имя? – поинтересовался он.
– А? А, эмм…
Когда торговец спрашивал имя того, с кем общался, это означало признание способностей последнего.
Скорее всего, у этого мальчика никогда еще не спрашивали, как его имя.
Это было видно по тому, как он сконфузился; однако Лоуренс тут же уверился, что мальчик действительно был весьма необычен.
Потому что он ответил быстро и твердым голосом.
– Ланде. Мое имя Эвелл Ланде.
– Ты родился где-то севернее этого места?
– Да, я из деревни, где сплошной снег и лед.
Лоуренс понимал, что мальчик использовал такие слова не потому, что так было проще описать, на что была похожа его деревня; просто именно так деревня выглядела, когда он оглянулся на нее в последний раз.
Это и было то, что называют севером.
– Понятно. Ланде, я сегодня рассчитываю на тебя, – и Лоуренс протянул правую руку.
Ланде поспешно вытер ладонь об одежду и пожал руку Лоуренса.
Рука Ланде была грубая и мозолистая; и все же эта рука была способна ухватить самое яркое будущее.
Как мог Лоуренс ему в этом уступить?
С этой мыслью Лоуренс разжал ладонь и сказал:
– Ну, в любом случае, мне бы сперва набить чем-нибудь живот. Здесь где-нибудь уже продают еду в такую рань?
– Есть лоток, где продают сухари специально для путников. Хотите, я сбегаю и куплю вам?
– Полагаюсь в этом на тебя, – и Лоуренс достал из кошеля две монеты Иредо, потемневшие, словно были из меди, а не из серебра, и протянул Ланде.
– Эмм, даже на одну можно накупить много, – заметил Ланде.
– Вторая – это вознаграждение, которое я плачу вперед. Не волнуйся, нормальное вознаграждение я тебе тоже выплачу.
Глядя на потрясенного Ланде, Лоуренс с улыбкой добавил:
– Если продолжишь здесь болтаться, придет Марк. Он уж наверняка скажет, что завтрак – это глупости и пустая трата денег, верно?
Ланде быстро кивнул и заторопился прочь.
Проводив взглядом удаляющегося Ланде, Лоуренс перевел глаза на проход между палатками на противоположной стороне улицы.
– Ты нам испортишь мальца.
– Ты вполне мог сказать, чтобы я прекратил.
Из прохода между грудами товаров выбрался Марк. Он вздохнул с кислым видом и сказал:
– В последние дни что-то холодновато. Если он простынет из-за того, что бегал голодным, мне прибавится проблем.
Судя по этим словам, Марк тоже любил мальчика.
Впрочем, позволить Ланде позавтракать не было только лишь проявлением доброты; в плане Лоуренса ему действительно отводилась серьезная роль.
Торговцы – не служители Церкви. Поступки торговцев всегда имеют под собой какие-то скрытые причины.
– Похоже, сегодня погода тоже будет хорошая. Торговля должна идти отлично.
Лоуренс кивнул и вдохнул полной грудью.
Холодный утренний воздух бодрил.
А когда он выдохнул, вместе с выдыхаемым воздухом из его головы словно вылетели все лишние мысли.
Все, что нужно было сделать сейчас, – это придумать, как именно воплотить план в жизнь.
Потом, когда все получится, не поздно будет остановиться и подумать о других вещах.
– Так, дай-ка я сперва набью живот, – оживленно произнес Лоуренс, глядя, как к палатке бегом возвращается запыхавшийся Ланде.
***
А здесь атмосфера совсем другая.
Это была первая мысль, пришедшая Лоуренсу в голову, едва он сюда явился.
То, что на первый взгляд представлялось тихой и спокойной озерной гладью, при касании рукой оказалось горячим, как кипяток.
С того самого времени, как солнце взошло на востоке, лишь в одном уголке рыночной площади бурлила необычайно густая толпа. Взоры всех и каждого были прикованы к одной торговой палатке.
Это была единственная на весь Кумерсон палатка, торгующая рудой и драгоценными камнями. Перед палаткой стояла наспех сооруженная доска объявлений, и все взгляды были устремлены на нее.
На доске были мелом начертаны описания кусочков пирита – форма, вес, – и рядом с каждым описанием висели деревянные таблички с указанием цены; количество их соответствовало количеству людей, желающих этот камень приобрести.
Было на доске и место для указания числа людей, желающих продавать, только это место сейчас пустовало.
«Средняя цена… восемьсот Иредо, хех».
Это было примерно в восемьдесят раз выше нормальной цены.
Единственное слово, которое подходило к этой цене, – «нелепая». Но усмирить взлетающую цену было делом очень и очень трудным, так же как почти невозможно утихомирить взбесившуюся лошадь.
Перед возможностью получить легкие деньги человеческий разум становится бесполезным, как уздечка из грязи перед разъяренной лошадью.
Колоколу, возвещающему открытие рынка, еще предстояло прозвенеть, но все стоящие здесь придерживались молчаливого соглашения, что торговать уже можно. Так что время от времени Лоуренс мог наблюдать, как какой-нибудь торговец подходит к палатке и что-то шепчет на ухо ее владельцу. Когда таких торговцев набиралось достаточное количество, владелец палатки неспешно, одну за одной, заменял таблички на доске.
Скорее всего, владелец палатки не заменял таблички сразу, чтобы сохранить в секрете, кто какой камень и за какие деньги приобрел.
Но, каковы бы ни были его намерения, число желающих купить лишь росло.
Лоуренс начал было подсчитывать про себя, сколько же денег здесь всего тратилось на покупку, как вдруг уголком глаза заметил промелькнувшую сбоку фигуру.
Обернувшись, он увидел Амати.
Прошлой ночью Лоуренс углядел Амати в толпе; но Амати, тоже будучи торговцем, никогда не упускающим возможности получить прибыль, похоже, обладал глазом столь же острым, что и у Лоуренса. Едва Лоуренс взглянул на него, как тут же, словно услышав это движение глаз, Амати обернулся навстречу.
С учетом взаимоотношений этих двоих теплое приветствие было излишним.
Правда, поскольку по уговору Лоуренс должен был взять у Амати деньги, как только колокол возвестит открытие рынка, ему и слишком холодно тоже не следовало держаться.
Едва у Лоуренса появилась эта мысль, как Амати первым улыбнулся и чуть кивнул.
Не успел Лоуренс этому удивиться, как тут же понял, в чем причина такого поведения Амати.
Рядом с ним стояла Хоро.
По какой-то непонятной причине сейчас она была одета не девушкой-горожанкой, а монахиней. К своему длиннополому одеянию она прицепила три больших, ослепительно белых пера, отчетливо видимых даже с большого удаления.
Хоро не отрывала глаз от палатки торговца, не выказывая ни малейшего желания взглянуть в сторону Лоуренса.
При виде улыбающегося лица Амати Лоуренс ощутил, как в животе его поднимается волна жара.
Однако, пока он следил, как Амати, шепнув что-то Хоро на ухо, направился к нему и прошел мимо группы сидящих в ряд торговцев, он успел нацепить на себя безмятежное выражение лица, словно и не было бушующих внутри него чувств.
Лоуренс был уверен, что, если только перед ним не Хоро, раскусить его лицедейство трудно.
– Доброе утро, господин Лоуренс.
– Доброе утро.
Стоя перед улыбающимся Амати, Лоуренс не без труда удерживал бесстрастное лицо.
– Поскольку сюда ввалится огромная толпа, как только прозвенит колокол, я счел за благо передать тебе вот это заранее.
С этими словами Амати извлек из-под одежды мешочек размером с поясный кошель.
– Что здесь? – не удержался от вопроса Лоуренс, уверенный, что Амати пришел, чтобы расплатиться серебром.
Этот мешочек слишком мал, чтобы вместить три сотни серебряных монет, мелькнуло у него в голове.
– Это то, что я обещал тебе принести, – тем не менее ответил Амати. Лоуренсу это все казалось подозрительным, но он не мог не взять протянутый ему мешочек.
А затем, едва развязав мешочек и заглянув внутрь, Лоуренс вытаращил глаза в полном изумлении.
– Может быть, это немного неожиданно, но я подумал, что тебе будет неудобно ходить повсюду с тремя сотнями серебряных монет, поэтому я решил расплатиться золотыми монетами Лима, – произнес Амати.
И действительно, мешочек оказался полон золотых монет. Интересно, где и каким образом Амати удалось раздобыть столько золота?
Правда, Лима ценилась не так высоко, как румион, но в Проании, стране, к которой принадлежал и Кумерсон, монета Лима была распространена очень широко, особенно в землях близ западного побережья. Стоила одна такая монета примерно столько же, сколько двадцать монет Тренни.
Если сейчас, когда денег постоянно не хватало, Амати сумел добыть золотые монеты, это значило, скорее всего, что ему пришлось заплатить немалую сумму за обмен.
Сделал он это умышленно – видимо, чтобы показать Лоуренсу, что у него на руках много денег, и тем самым пошатнуть его решимость.
И то, что Амати ходил вместе с Хоро, – это тоже было специально чтобы Лоуренс заметил.
Поскольку Лоуренс уже смотрел на монеты во все глаза, ясно было, что скрыть волнение ему не удалось.
– Я взял столько монет, сколько соответствует сегодняшней цене. Всего здесь четырнадцать золотых монет Лима, – сказал Амати.
– …Понятно. Подтверждаю, деньги получил.
– Не желаешь ли пересчитать?
Самым подходящим ответом, на взгляд Лоуренса, было небрежное «в этом нет необходимости». Однако, выдавив из себя эти слова, Лоуренс понял, что со стороны прекрасно видно, что он лишь пытается казаться спокойным.
– В таком случае не будешь ли ты так любезен передать мне договор на триста серебряных монет?
Даже об этом Амати пришлось напомнить; лишь тогда Лоуренс достал договор.
Сейчас Амати полностью превосходил Лоуренса.
И когда передача денег и соответствующей части договора была завершена, именно Амати первым произнес необходимые слова: «Подтверждаю получение».
При виде удаляющейся спины Амати Лоуренса охватило плохое предчувствие.
Вчера, когда они заключали договор, Амати сказал, что у него недостаточно денег, и использовал это как повод возместить часть суммы тремя лошадьми. Похоже, это была часть его плана.
Всегда иметь немного лишних денег на руках – это диктовал здравый смысл, свойственный всем торговцам.
Кроме того, скорее всего, Амати еще до рассвета искал и скупал пирит так же, как это делали Лоуренс и другие.
Если у него уже достаточно много пирита, все, что ему потребуется, – лишь небольшое подорожание.
Прокручивая в голове то, как грациозно Амати поклонился и развернулся, получив договор, Лоуренс никак не мог убедить себя, что Амати притворялся.
Сколько же сейчас у Амати пирита?
Сделав вид, что трет рукой нос, Лоуренс впился зубами в подушечку большого пальца.
По изначальному плану Лоуренса, когда наступит полдень, он должен будет, выбирая подходящие моменты, начать продавать небольшие количества пирита, чтобы замедлить рост цен.
«Не стоит ли начать действовать раньше?» – мелькнуло у Лоуренса в голове.
Но посланник от Дианы все еще не появлялся.
Пока Лоуренс не знает точно, сможет ли он получить большое количество пирита, ему будет трудно что-либо предпринять, хочет он того или нет.
Конечно, он мог воспользоваться теми деньгами, что ему дал Амати, и приобрести еще пирит на стороне, не дожидаясь результата переговоров Дианы; но если переговоры завершатся успешно и Лоуренс получит пирита еще на четыреста серебряных монет, это тоже будет нехорошо.
Поскольку Лоуренс уже отложил серебро, которое должен будет заплатить Диане, наличие денег на руках проблемой не будет; проблемой будет то, что у него окажется слишком много пирита.
Несмотря на то, что Лоуренс скупал пирит, намереваясь в конечном итоге обрушить его цену, в то же время он должен был следить за тем, сколько он приобрел, чтобы, когда цена рухнет, не потерять слишком много и не разориться.
Если Лоуренс будет готов даже на разорение, лишь бы сорвать планы Амати, возможно, Хоро и признает его искренность.
Но только одного лишь признания искренности будет недостаточно для счастливого конца истории, ибо Лоуренсу еще и жить на что-то надо будет.
Оковы, именуемые реальностью, весили куда больше, чем золото в его руке.
Доска объявлений торговца рудой обновилась в очередной раз.
Похоже, кто-то только что купил довольно много пирита: цены и количество желающих купить, написанные на табличках, поднялись еще выше.
Сколько будет стоить пирит Амати после этого вздорожания?
Лоуренса грызло беспокойство.
Однако если он не сможет сохранить холодную голову, это будет означать поражение.
Лоуренс закрыл глаза, опустил руку, которую кусал, и сделал медленный, глубокий вдох.
Все те мысли, что роились у него в голове только что, – это все навел на него Амати, это часть его ловушки, напомнил себе Лоуренс.
Как бы там ни было – все-таки Хоро поддерживала Амати. Так что, если только ему удастся распознать план позади плана позади плана, он сможет сделать все правильно.
И тут до Лоуренса донесся звон колокола.
Это был знак к открытию рынка.
Сражение официально началось.
***
Казалось, люди тем сильнее стараются вести себя прилично, чем больше они возбуждены.
Несмотря на то, что торговцы пришли к палатке задолго до колокола, они терпеливо стояли и ждали сигнала, и лишь тогда принялись действовать.
Более того, если присмотреться внимательнее, можно было увидеть людей, похожих на путешественников или селян, которые продавали пирит из-под полы, словно совершали что-то постыдное.
Однако эти мелкие продажи лишь поощряли рост цен.
В ситуации, когда никто не хотел продавать, лишь те, у кого уже был запас пирита, могли рассчитывать на прибыль. Именно из-за мелких продавцов, а также из-за того, что были желающие покупать в этих мелких сделках, люди и стояли упрямо перед палаткой, не желая расходиться.
Каждый знал, что у него есть шанс получить прибыль; потому-то никто и не уходил.
Судя по всему этому, чтобы обвалить цены, требовалось очень большое количество пирита.
Толпа то заслоняла от Лоуренса доску объявлений, то вновь открывала; доска эта напоминала ему термометр, показывающий температуру на рынке, и термометр этот все время подогревали, и на рынке становилось все жарче и жарче.
Посланник от Дианы по-прежнему не показывался.
Если переговоры сорвались, Лоуренс упустит свой шанс, если только не предпримет каких-то шагов в ближайшее время.
Когда он в очередной раз в смятении взглянул на доску объявлений, он вдруг обнаружил у палатки фигуру Амати.
В это мгновение по телу Лоуренса прошла волна ужаса; его охватило безумное желание ринуться вперед, сжимая хранимый под одеждой пирит.
Однако если это тоже был план Амати, нацеленный на то, чтобы потрясти Лоуренса, такое действие приведет к катастрофе. Если Лоуренс продаст недостаточно много, все лишь уверятся, что им удастся купить, надо только подождать; тогда очередь из желающих купить станет еще длиннее, и цена лишь еще больше вырастет.
С огромным трудом Лоуренс подавил в себе желание продать свой пирит, молясь, чтобы это оказалась лишь попытка Амати вывести его из равновесия.
И тут он внезапно кое-что заметил.
Хоро исчезла.
Оглядев все вокруг, Лоуренс обнаружил, что Хоро в какой-то момент покинула это горячее человеческое кольцо и сейчас, стоя в стороне, смотрит прямо на него.
Как только их взгляды встретились, Хоро недовольно прищурилась и, развернувшись, медленно пошла прочь.
Лоуренс глядел на удаляющуюся спину Хоро, и вдруг у него мурашки побежали по спине.
Это наверняка еще одна ловушка – поставленная Хоро.
Если Хоро узнала про ситуацию с пиритом от Амати, она вполне могла состряпать ловушку для Лоуренса. Столь умное создание, как Хоро, наверняка способно заметить что-то, что проглядел даже Амати, который все и объяснял.
Кроме того, Хоро прекрасно умела читать в сердцах людей. По этой части сильнее ее вообще никого не было.
Когда Лоуренс об этом подумал, ему внезапно почудилось, что все вокруг него – трясина.
Он чувствовал, что провалится в трясину, куда бы ни ступил, и даже если будет повторять чьи-то движения, эти движения окажутся лишь мороком.
Все это часть плана Хоро, с мрачным подозрением думал Лоуренс.
Постепенно его охватил ужас от мысли, что противником его оказалась хитроумная волчица.
И все же Лоуренс продолжал цепляться за надежду, что все, что делает Хоро, она делает лишь по мгновенной прихоти чувств.
Яд подозрений капля за каплей продолжал отравлять разум Лоуренса.
Некоторое время он без всякого выражения лица глядел на доску объявлений; не специально – просто ничего другого делать он сейчас не мог.
Цена потихоньку росла.
Единственное, что можно было бы счесть удачей, – это то, что цена, уже взлетевшая умопомрачительно высоко, теперь росла очень медленно.
И все же, если она продолжит расти так, как сейчас, то к полудню вырастет на пятую долю.
Насколько Лоуренсу было известно, Амати обладал пиритом на восемьсот монет Тренни. Если цена вырастет на пятую долю, Амати понадобится еще лишь сорок монет, и тогда цель в тысячу монет будет достигнута.
Если все, что потребуется Амати, – сорок монет, он, несомненно, с легкостью их раздобудет.
Когда это случится, Амати тут же выложит все, что у него есть, и выполнит условия договора. Тогда продажа в долг, на которой строил свои надежды Лоуренс, уже не поможет.
«Почему же не идет человек от Дианы?» – пробормотал себе под нос Лоуренс.
В животе у него волна за волной поднимался страх; казалось, эти волны вот-вот растворят все вокруг.
Даже если он прямо сейчас начнет искать, где бы купить пирит, – сколько ему удастся приобрести?
В отличие от минувшей ночи, когда рынок был закрыт и никто не знал, будет пирит дорожать или дешеветь, когда придет день, сейчас все отчетливо видели, что цена растет.
В таких условиях, думал Лоуренс, едва ли кто-то захочет продавать свое денежное дерево.
Теперь становилось ясно, что Лоуренсу был просто необходим пирит от Дианы, иначе шансов на успех у него не будет никаких.
Однако если все это продлится слишком долго, Лоуренс получит удар и с другой стороны – он понесет убыток из-за договора о продаже в долг, заключенного с Амати.
Лоуренс потер уголок глаза и погрузился в задумчивость. Все это время он был уверен, что следовал прямо к своей цели, осуществлял свой план с холодной головой; и вот теперь он чувствовал, что оказался в тупике.
«Нет». Лоуренс изменил ход своих мыслей.
Он понял, почему его план шел не так, как надо.
Рост и падение цен на пирит были не самой большой проблемой.
Самой большой проблемой было то, что Лоуренс потерял веру в Хоро.
Вот, скажем, то, что Хоро в столь ранний час расхаживала вместе с Амати: вполне возможно, что они не ждали дня, чтобы встретиться, а провели вместе ночь.
Неудивительно было бы, даже если бы оказалось, что Хоро пригласила Амати к себе сразу после того, как он и Лоуренс заключили договор о продаже в долг.
Мало ли что могло произойти; возможно, Хоро даже показала Амати уши и хвост и объяснила, кто она на самом деле.
Лоуренсу очень хотелось сказать себе, что это невозможно; но он также помнил, что ему самому при их первой встрече Хоро открыла свое истинное обличье сразу и без колебаний. Он бы просто льстил себе, если бы считал, что Хоро сделала это, потому что посчитала его исключительно понимающим и свободомыслящим человеком.
В конце концов, Амати был без ума от любви к Хоро. Уж конечно, Хоро была вполне способна сделать здравое суждение, стоит ли открывать ему свое истинное обличье.
Тогда, если предположить, что Амати знает, кто такая Хоро…
В голове Лоуренса вновь всплыла улыбка, которая была на лице Амати сегодня утром.
Хоро очень боялась остаться одна.
Но Лоуренс не был уверен, что Хоро желала оставаться именно с ним.
Едва Лоуренс осознал, что не должен сейчас об этом думать, ноги его внезапно подогнулись.
Чистым везением было то, что он удержался на ногах и не свалился на месте.
В следующую секунду его вернул к реальности звон колокольчика.
– О-ох…
Взглянув в сторону, откуда донесся звук, он обнаружил, что цена самого дорогого камня резко подскочила.
Кто-то предложил очень большую сумму.
Наверняка остальные сейчас под впечатлением от этого шага тоже начнут предлагать больше.
Возможно, помешать Амати выполнить договор уже не удастся.
Лоуренс по-прежнему не имел никаких новостей от Дианы; это значило, что продавец колебался, не мог решить, продавать или нет. Если пирит продолжит дорожать, шансы, что тот человек захочет продавать, будут еще снижаться.
Если так, похоже, самым умным будет сейчас выкинуть из головы эту возможность и действовать самому, причем как можно быстрее.
В таком случае желание Лоуренса, чтобы его план сработал, становится сродни мольбе о чуде с небес.
Все оружие, каким он обладал, – это был пирит на четыреста серебряных монет да слух, который Лоуренс поручил распустить Ланде.
При мысли о столь жалком оружии Лоуренсу захотелось посмеяться над самим собой. Он совершенно не был уверен в собственной идее положиться на силу слухов ради достижения своей цели. А ведь еще вчера он был уверен, что эта идея рождена его богатым опытом и что другим этот трюк неведом.
Сейчас Лоуренс ясно понимал, насколько пьян он был минувшей ночью.
Он не мог не начать думать о запасном плане, на худший случай.
Если он так и продолжит бездействовать, то, по крайней мере, он получит тысячу серебряных монет от Амати. Даже если учесть убыток от продажи в долг, выйдет немалый доход.
Едва он напомнил себе об этом, как на душе у него заметно полегчало… хоть он и казался себе человеком абсолютно ни на что не годным.
Ты наверняка думаешь, что если ты и вправду получишь тысячу серебряных монет, тебе будет уже безразлично, с тобой я или нет, так ведь? Тот упрек Хоро, оказалось, попал точно в цель.
Лоуренс вспомнил, что на груди у него по-прежнему хранилось письмо Дианы.
В этом письме был ключ к нахождению родного города Хоро – Йойтсу. Возможно, Лоуренс был более недостоин хранить у себя это письмо.
«Я всего лишь обычный торговец», – говорил себе Лоуренс, обшаривая глазами площадь в поисках фигурки Хоро.
То, что произошло в речном городе Паттио и в церковном городе Рубинхейгене, было всего лишь сном.
Как ни странно, едва эта мысль промелькнула у Лоуренса в голове, как все действительно показалось ему сном.
Стоя в сердце толпы, окутанный людской горячкой и вожделением, Лоуренс с натянутой улыбкой осмотрелся. Нигде не обнаружив Хоро, он сдвинулся в другую точку и продолжил искать.
С открытия рынка минуло уже немало времени. Сегодняшняя часть праздника еще не началась, поэтому все новые и новые толпы вливались на площадь.
Лоуренсу по-прежнему не удавалось разглядеть Хоро.
Начав было безмолвно жаловаться самому себе, что вот именно сейчас он не в состоянии найти Хоро, он вдруг вспомнил.
Когда его и Хоро взгляды встретились, она повернулась и двинулась прочь от людской стены.
Неужели Хоро могла так вот просто взять и уйти куда-то еще?
Если так, куда она могла пойти? В голову Лоуренсу невольно прокралась мысль, что Хоро, должно быть, уверилась, что он катастрофически проиграет, и ушла на постоялый двор.
Разумеется, это же было очевидно.
Хотя эта мысль вызывала такую жалость, что Лоуренс сам едва не разрыдался, но он понял, что сам уже смирился с таким ходом событий.
Как хорошо сейчас было бы выпить, подумал он. А уже в следующую секунду у него невольно вырвалось восклицание:
– Э?
В конце концов, он ведь искал Хоро на довольно небольшой площади, так что рано или поздно он должен был увидеть то, что увидел.
Удивленный и озадаченный возглас вырвался у Лоуренса, когда он увидел Амати.
Правую руку он прижимал к груди – видимо, там у него были пирит и деньги.
Но удивительными были не движения рук Амати, а то, что он, совсем как Лоуренс, тоже с беспокойным видом обшаривал площадь глазами.
Лоуренс заподозрил, что это тоже лицедейство.
Но тут толпа, разделявшая Лоуренса и Амати, чудесным образом раздвинулась, оставив между ними узкий свободный коридор. Длилось это лишь несколько секунд, но за эти секунды Амати заметил Лоуренса, и на его лице тоже возникло удивленное выражение.
А затем Лоуренс разглядел в лице Амати намек на облегчение. Правда, толпа тут же заслонила ему обзор, но он был уверен в увиденном.
Лоуренс не успел задуматься – мысль прыгнула ему в голову сама.
Амати искал Хоро. Более того, он испытал облегчение, когда увидел, что Хоро не рядом с Лоуренсом.
Лоуренс почувствовал, как чье-то плечо врезалось ему в спину.
Оглянувшись, он увидел человека, похожего на торговца; тот оживленно беседовал о чем-то с другим торговцем.
«Странно». Едва Лоуренс пробормотал себе под нос это слово, как тут же ощутил еще один толчок в спину.
Теперь он наконец понял.
Никто его не толкал – это колотилось его собственное сердце.
Амати разыскивал Хоро, он был встревожен, он даже думал, что Хоро может быть с Лоуренсом.
Это значило, что Амати в глубине души не доверяет Хоро.
А это, в свою очередь, значило, что его сомнения были на чем-то основаны.
На чем же?
– Неужели?.. – вырвалось у Лоуренса.
Амати разыскивал Хоро; это означало, что Хоро не сказала ему, куда идет.
Более того, если одно это заставило Амати так всполошиться, трудно было поверить, что Хоро достаточно доверяла Амати, чтобы показать ему свои уши и хвост.
Лоуренс мгновенно отбросил мрачные и тяжелые подозрения, роившиеся у него в голове только что, и вновь принялся мысленно ткать светлые образы.
Однако он не был уверен, что способен сейчас здраво рассудить, не выдает ли он желаемое за действительное.
От этого клубка чувств Лоуренса едва не замутило.
И тут до него донеслась новая волна выкриков.
Быстро повернув голову к палатке, Лоуренс обнаружил, что в какой-то момент с доски объявлений исчезла табличка с невероятно высокой ценой за самый дорогой кусок пирита.
Другими словами, этот кусок был продан по этой самой цене.
Однако толпа кричала не поэтому.
Таблички, на которых были выписаны высшие цены на самые разные куски пирита, исчезли с доски разом; а количество табличек, соответствующих желающим купить, резко уменьшилось.
Это означало, что кто-то продал довольно большое количество пирита.
Лоуренс сглотнул подкативший к горлу комок тревоги и принялся лихорадочно вертеть головой в поисках Амати.
Возле палатки его не было.
Да и вообще где-то вблизи – тоже.
Наконец-то он увидел Амати в общей толпе.
Тот с ошеломленным видом смотрел на палатку.
Нет, это не Амати продавал.
Но не успел Лоуренс насладиться чувством облегчения, как на доске объявлений одна за другой стали появляться новые таблички желающих купить, и по толпе вновь разнеслись возгласы.
Скорее всего, почти каждый из собравшихся здесь имел то или иное количество пирита и теперь стоял в ожидании подходящей возможности купить еще или продать. Покупки и продажи пирита начали идти весьма хаотично, и это, несомненно, давало всем немало пищи для размышлений.
А если взглянуть с другой стороны – возможно, именно сейчас самое подходящее время продавать.
Если он сейчас продаст сразу много пирита, возможно, у него все-таки появится какой-то шанс на успех. Эта мысль разожгла огонь надежды в сердце Лоуренса, которое уже готово было смириться с поражением.
«Но…»
Мысли Лоуренса скакали, точно маленький перепуганный кролик.
Лоуренс не понимал даже, о чем думает и куда ушла Хоро, что уж говорить о том, чтобы читать в чужих сердцах. Такие полные самодовольства мысли были сейчас слишком опасны.
И все же какая-то надежда по-прежнему оставалась, упрямо думал Лоуренс.
Надежда, подозрение, предположение, реальность – это были словно четыре когтя, вонзающиеся в мысли Лоуренса и раздирающие их на части.
«Если бы здесь сейчас была волчица Хоро Мудрая, что бы она посоветовала?» – беспомощно подумал Лоуренс.
Лоуренсу казалось, что даже если бы Хоро предложила что-то совершенно банальное, он все равно воспользовался бы этим, принимая решение.
Потому что он доверял Хоро.
В это самое мгновение –
– Эмм…
Едва этот звук донесся до его ушей, Лоуренс почувствовал, как его тянут за рукав.
Лоуренс резко развернулся, словно его внезапно раскрутило какой-то могучей силой, в надежде увидеть перед своими глазами фигурку заносчивой и надменной девушки.
Но стоял перед ним лишь мальчик, оказавшийся при ближайшем рассмотрении не кем иным, как Ланде.
– Эмм, господин Лоуренс, могу ли я отвлечь вас на минуту?
Из-за того, что Лоуренс развернулся так стремительно, Ланде казался несколько напуганным; впрочем, он тут же пришел в себя, всем видом давая понять, что у него что-то срочное.
Лоуренса окатило ощущением тревоги. Оглядевшись, он склонился к намного более низкорослому, чем он, Ланде и кивнул.
– К нам в палатку пришел покупатель, который желает расплатиться за пшеницу рудой.
Намерение Марка Лоуренс понял мгновенно. Марк имел в виду, что если Лоуренс захочет заплатить за этот пирит деньгами, то он примет это предложение покупателя.
– Сколько денег это стоит? – спросил Лоуренс.
То, что Марк специально послал к Лоуренсу мальчика, означало, что сумма немаленькая.
Лоуренс сглотнул, ожидая ответа Ланде. Тот раскрыл рот.
– Двести пятьдесят.
Ошеломленный столь неожиданным поворотом событий, Лоуренс стиснул зубы, чтобы не закричать.
Да, богиня урожая бросила Лоуренса, но богиня удачи его не оставила.
Не медля ни секунды, Лоуренс пихнул в руки Ланде мешочек, который ему передал Амати, и сказал:
– Давай, и как можно скорее!
Ланде кивнул, словно гонец, получивший боевой приказ, и поспешил прочь.
Цена пирита продолжала колебаться.
Число табличек покупателей то взлетало, то падало. Ясно было, что цена не будет расти вечно.
Одного взгляда хватило бы, чтобы понять, что покупки и продажи шли вровень.
При той цене, что была сейчас, те, кто считал, что продавать не помешает, начинали потихоньку избавляться от своих запасов; те же, кто надеялся, что цена еще вырастет, старались покупать.
Время от времени Лоуренс кидал взгляд на стоящего в толпе поодаль Амати. Тот, скорее всего, тоже исподтишка наблюдал за его действиями, мелькнуло у него в голове.
Более того: то, что Амати наблюдал и за палаткой, и за действиями Лоуренса, означало, несомненно, что он все еще не заработал свою тысячу монет.
Нет, одернул себя Лоуренс.
Не исключено, что Амати давно уже достиг нужной прибыли, но учитывал, что при нынешних колебаниях цены, если он решит продать весь свой пирит, малейшая ошибка приведет к обвалу цены еще до того, как ему удастся продать все.
Кроме того, Амати ведь заключил с Лоуренсом договор на продажу в долг. Если он случайно обрушит цену на пирит, из-за этого договора он окажется в немалом убытке.
И было еще кое-что важное.
Пирит на пятьсот серебряных монет, которым владел Амати, существовал лишь на бумаге.
Разумеется, это была совершенно законная долговая расписка, которую можно было покупать и продавать; но, так или иначе, Амати должен был дождаться вечера, чтобы получить сами камни.
Сейчас, когда цена на пирит перестала расти непрерывно и начала колебаться, и ее падение стало выглядеть вполне реальным, что скажут Амати люди, которым он захочет продать эту долговую расписку?
В сделках наподобие продажи в долг между передачей денег и передачей товара всегда был какой-то промежуток времени.
В ситуации, когда цена могла рухнуть, расписка о продаже в долг, подразумевающая оплату на месте, а доставку товара потом, была чем-то вроде карты с ехидно улыбающимся джокером.
Если цена и вправду рухнет, последний, у кого на руках окажется этот джокер, встанет на путь к разорению.
Медленный яд, на который возлагал свои надежды Лоуренс, начал действовать.
Амати беспрестанно оглядывался.
Наверняка он разыскивал Хоро.
Он разыскивал ту самую Хоро, которая разгадала план Лоуренса и давала Амати советы.
Сейчас, когда в воздухе витало предчувствие скорой смены направления ветра, разница между защитой и нападением тоже становилась очень зыбкой.
Если Лоуренс не перейдет в атаку немедленно, это будет все равно что позволить проскользнуть между пальцев чуду, какое случается лишь раз в тысячу лет.
Толпа металась перед палаткой торговца рудой, точно стадо овец; деревянные таблички на доске объявлений сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой.
Лоуренс стиснул хранимый под одеждой мешочек с пиритом, нетерпеливо ожидая скорого возвращения Ланде.
Добежать отсюда до палатки Марка и обратно – это ведь не должно было занять много времени.
И вдруг –
– Кто-то покупает! – разнеслось по всей площади.
Похоже, кто-то был настолько возбужден происходящим, что не сдержал возгласа.
И тотчас, словно в попытке придать устойчивость кораблю, начавшему раскачиваться под переменчивым ветром, вся атмосфера на площади поплыла в одну сторону.
Кто-то только что приобрел большое количество пирита, и цена заметно подросла.
При виде этого колебания толпы разом успокоились.
Ланде все еще не возвращался.
Время шло, и царившая вокруг палатки горячка начала постепенно затухать.
Впрочем, именно сейчас, если воспользоваться тем, что желающих покупать стало поменьше, можно было продать то количество пирита, которое у Лоуренса имелось, и тогда от этой атмосферы не останется и следа.
Тогда, пусть даже ненадолго, таблички покупателей, возможно, исчезнут с доски объявлений.
И после этого, если добавить сразу много – это может произвести невероятный эффект.
Лоуренс решил действовать.
Протолкавшись сквозь толпу, он извлек мешочек из-под одежды и подошел к палатке.
– Я хочу продать!
Под взглядами собравшихся Лоуренс протянул мешочек владельцу палатки.
Владелец и помогающие ему подмастерья в первый миг были ошеломлены, но тотчас принялись за работу.
Камень, брошенный на уже успокоившуюся было водную гладь, сделал свое дело.
Весь пирит был проворно измерен, и несколько подмастерьев, держа в руках таблички покупателей, разбежались от палатки во все стороны, чтобы доставить камни новым владельцам.
Лоуренс тут же получил причитающиеся ему деньги.
Не озаботившись даже тем, чтобы их как следует пересчитать, Лоуренс сжал деньги в кулаке и вновь ринулся в толпу.
На бегу он поймал взглядом Амати; лицо его было исполнено муки.
Лоуренс не ощутил ни капли сочувствия; впрочем, и ощущения, что Амати пожинает то, что посеял, у него тоже не было.
Все, что у него сейчас было в голове, – собственные дела и собственная цель.
Лоуренс продал весь свой пирит; теперь он должен был дождаться пополнения запасов, лишь потом он сможет вновь броситься в бой.
Почему же до сих пор нет ни Ланде, ни посланника Дианы?
Если бы именно сейчас пришел тот пирит на четыреста серебряков от Дианы, уж конечно, цены пошли бы совсем в другую сторону.
Перекресток судьбы – здесь и сейчас.
До ушей Лоуренса донесся голос.
– Господин Лоуренс.
Это Ланде позвал его из глубины толпы; он весь взмок. Лоуренс тотчас ринулся к нему и выхватил у него из рук мешочек.
В мешочке лежал пирит на двести пятьдесят монет.
Лоуренс заколебался. Он разрывался между стремлением вновь кинуться к палатке, чтобы продать только что полученный пирит, и желанием дождаться сперва появления человека от Дианы, чтобы быть уже полностью уверенным.
И тут он мысленно выругал себя.
Разве он не отбросил совсем недавно все надежды, связанные с Дианой?
Переговоры тянулись уже так долго. Не слишком ли оптимистично было ожидать, что Диана добудет ему пирит, как он того желает?
Ну а раз так, все, что оставалось Лоуренсу, – это броситься вперед и сыграть свою последнюю карту.
Он развернулся и приготовился бежать.
Внезапно разнесшиеся над площадью радостные возгласы заставили Лоуренса застыть на месте.
– О-хо-хо-хо-хо-хо!
Толпа заслоняла Лоуренсу обзор, и он не смог сразу разобрать, что произошло.
Но едва услышав радостные крики, Лоуренс понял – сработало чутье торговца, – что случилось худшее, что только могло случиться, и пора ему бежать прочь, крича от тоски.
Не без труда протолкавшись сквозь толпу, Лоуренс добрался наконец до той точки, откуда можно было разглядеть доску объявлений.
Невольно он ощутил гордость за самого себя – потому что сумел заставить собственные колени не подкоситься на месте.
Высшая цена на доске обновилась.
Цены вновь поползли вверх.
В следующее мгновение, казалось, сразу все, кто решил, что изменения последних минут – не более чем обычные колебания цены, собрались покупать.
На этой яростной волне все больше табличек появлялось рядом с высшей ценой.
С огромным трудом Лоуренс подавил накатившую на него тошноту. Вновь нужно было принимать решение, продавать ли свой пирит сейчас.
Возможно, остается еще шанс на успех, если он будет действовать немедленно.
Нет, умнее сейчас все-таки дождаться исхода переговоров Дианы.
Ведь там речь шла о таком количестве пирита, которое стоило четыреста серебряных монет минувшей ночью, а сейчас, вполне возможно, тянуло уже более чем на пятьсот.
Если бы только ему удалось заполучить столько пирита, да еще тот пирит, что у него уже был, – наверняка ему удалось бы осуществить продажу, которая бы все решила.
Едва успев возложить все свои надежды на эту крохотную возможность, Лоуренс увидел Амати, отходящего от палатки; его нервная, разгоряченная манера сменилась спокойной и неторопливой.
Амати, несомненно, собирался продавать свой пирит.
Неясно было только, собирался ли он продавать все сразу.
Даже и не зная в подробностях план Амати, нетрудно было сообразить, что он собирается обменять часть своего пирита на деньги. Возможно, сам Амати уже догадался о действии медленного яда. Если так, то, скорее всего, в первую очередь он попытается избавиться от пирита, проданного ему в долг.
«Почему же до сих пор не появился посланник Дианы? Неужели небеса отказали ему в помощи?» – возопил про себя Лоуренс.
– Прошу прощения, ты господин Лоуренс?
Поглощенный отчаянием, Лоуренс в первый момент подумал, что ослышался.
– Ты господин Лоуренс, да?
Рядом с Лоуренсом стоял низкорослый человек. Лицо его было более чем наполовину закутано тканью, так что виднелись одни глаза; невозможно было разобрать, кто перед ним – девушка или юноша.
Во всяком случае, это был не Ланде.
А раз так, скорее всего, это был тот самый человек, которого Лоуренс ждал так долго.
– Госпожа Диана просила меня передать тебе сообщение.
Светло-зеленые глаза посланника светились спокойствием, совершенно неуместным в атмосфере безумия, окружившей эту часть площади.
От этого человека исходило нечто таинственное; любой на месте Лоуренса подивился бы, уж не посланник ли небес перед ним.
Иными словами – возможно, прямо сейчас у Лоуренса на глазах свершалось чудо.
– Сообщение такое: переговоры сорвались, – произнес посланник.
На секунду Лоуренс застыл.
– А?
– Госпожа Диана сообщает, что продавец по-прежнему не желает продавать, и просит передать тебе свои извинения за то, что разочаровала твои ожидания.
Ясный и мягкий голос сообщил факт, словно вынося смертный приговор.
Вот как все в итоге обернулось.
Слово «отчаяние» не подходит к ситуации, в которой надежды не было с самого начала…
…но вполне подходит к случаю, когда крохотный огонек надежды, который все же теплился, оказывается задут в самый последний момент. Вот это отчаяние.
Лоуренс был не в силах что-либо ответить.
Похоже, посланец Дианы предчувствовал примерно такую реакцию Лоуренса. Не произнеся ни слова больше, он (или она?) развернулся спиной.
В голове у Лоуренса невольно переплелись образы Хоро, спина которой удалялась в толпу, и той Хоро, которая уходила от него в подземельях Паттио.
Лоуренс чувствовал себя старым, усталым рыцарем в проржавевших доспехах, когда вновь перевел взгляд на доску объявлений.
Число людей, желающих купить, вновь стало таким, каким и было, и цена вновь поползла вверх.
Люди могли приспосабливаться к изменениям цен; управлять же этими изменениями были способны лишь боги.
Лоуренсу вспомнилась знаменитая поговорка, ходившая среди торговцев.
«Если бы удача торговца длилась чуть-чуть дольше, он стал бы богом».
Амати отошел от палатки, обменяв сколько-то пирита на деньги. С беззаботным выражением лица он вновь занял место с внешнего края толпы.
Лоуренс ожидал, что Амати победоносно посмотрит на него, но Амати не удостоил его и взглядом.
Потому что кое-кто появился прямо перед ним.
Хоро вернулась на сторону Амати.
– Господин Лоуренс?
На этот раз к Лоуренсу обратился Ланде. Хоро и Амати о чем-то говорили, но взгляд Хоро ни разу не метнулся в сторону Лоуренса.
– О, прости… это… э, спасибо, что столько сделал ради меня, – проговорил Лоуренс.
– Э? О, нет, это было совсем нетрудно…
– Не поможешь мне передать сообщение Марку? Скажи ему, что план не сработал.
В то же мгновение, когда эти слова сорвались у Лоуренса с губ, он осознал, как же просто оказалось признать собственное поражение.
Ирония заключалась в том, что, хотя план и рухнул, с точки зрения торговца дела Лоуренса обстояли очень хорошо.
У Лоуренса еще оставался пирит. Достаточно было всего лишь купить еще немного, до нужного количества, и передать его Амати вечером; и если вычесть эти затраты из той суммы, которую он выручил с предыдущей продажи пирита, скорее всего, он получит какую-никакую прибыль.
Более того, Лоуренсу предстояло получить еще и тысячу серебряных монет от Амати. Можно сказать, он будет просто купаться в деньгах.
С точки зрения торговца, неожиданно получить большую прибыль – это, несомненно, лучшее, что может произойти в жизни; однако Лоуренс сейчас испытывал лишь бесконечное чувство пустоты.
Взгляд Ланде устремился куда-то в пространство; похоже, мальчик был в полной растерянности. Но когда Лоуренс собрался заплатить ему за услуги, в его взгляде появилась твердость.
– Господин Лоуренс.
Серьезность, с какой Ланде заговорил, заставила Лоуренса остановить движение руки, в которой он держал несколько серебряных монет.
– Вы… вы на самом деле хотите сдаться?
Когда сам Лоуренс ходил в учениках, если он испытывал желание хоть слово сказать учителю поперек, он должен был быть заранее готов к взбучке.
Ланде, похоже, был готов, но полон решимости. Его левое веко дрожало, словно в страхе предчувствуя неминуемый удар кулака.
– Господин всегда говорит мне, что торговец не должен сдаваться так просто.
Лоуренс отвел руку; плечо Ланде на мгновение дернулось назад.
И все же он не отвернулся.
Он говорил серьезно и настойчиво.
– Господин всегда говорит, что бог… бог богатства помогает не тем, кто лишь молится ему, но тем, кто продолжает упрямо бороться и никогда не опускает руки.
На эти слова Лоуренсу возразить было нечего.
Только его целью на этот раз было не богатство.
– Господин Лоуренс.
Ланде смотрел на него не отрываясь.
Лоуренс бросил короткий взгляд на Хоро, затем снова перевел глаза на Ланде.
– Я… я полюбил госпожу Хоро с того момента, когда впервые ее увидел. Но господин сказал мне…
Блистательный подмастерье торговца пшеницей, всегда молча выполнявший любые полученные ему задания, вновь обрел невинное, юное выражение лица.
– …что если я хоть раз скажу это перед господином Лоуренсом, меня точно как следует поколотят.
У Ланде был такой вид, словно он вот-вот разрыдается. Лоуренс, чуть улыбнувшись, поднял кулак.
– Э… – резко вдохнул Ланде.
Лоуренс слегка ткнул его кулаком в щеку и с улыбкой сказал:
– Это точно. Я собираюсь тебя как следует поколотить.
Произнеся эти слова и издав смешок, Лоуренс внезапно ощутил желание расплакаться.
Ланде был младше Лоуренса лет на десять.
Но Лоуренс чувствовал, что сейчас не сильно отличается от Ланде.
«Проклятье», – выругался про себя Лоуренс.
Перед Хоро любой выглядел сопливым юнцом.
Лоуренс покачал головой.
Те, кто продолжает упрямо бороться и никогда не опускает руки?
Над этими словами хотелось посмеяться; но в то же время Лоуренс чувствовал в них какое-то дьявольское очарование. Он поднял голову к небу.
Слова, произнесенные юнцом на десять лет младше его, разом вымели у Лоуренса из головы темный водоворот сомнений и подозрений.
Точно!
Он уже дошел до такой ситуации, когда полученный им доход будет лишь свидетельством его поражения; а раз так, то потеря этого дохода будет ничем.
Значит, совсем не повредит вернуть оптимизм и заново обдумать создавшееся положение, прежде чем сделать решающий ход.
То, что важно, вовсе не всегда достается ценой громадных усилий.
Ведь Марк совсем недавно рассеял это заблуждение Лоуренса.
Лоуренс принялся ворошить память, которой он так гордился, в поисках чего-то, из чего можно было бы соорудить новый план.
И краеугольным камнем этого плана должно было стать то, о чем Лоуренс даже не думал до этого мгновения.
– Люди, которые продолжают упрямо бороться и никогда не опускают руки, – это обычно невероятные оптимисты, которые цепляются за любую, даже самую крохотную надежду, наблюдая за развитием событий, – сказал он.
Теперь выражение лица Ланде вполне подходило к его возрасту. В лице его было больше мольбы, чем когда ему поручали какое-то задание и даже чем когда он выполнял задание, которого ему не поручали.
Вне всяких сомнений, Марк любил этого мальчугана, как собственного сына.
– Торговец всегда составляет планы, предсказывает будущие события и сравнивает свои идеи с реальностью. Ты это понимаешь, так ведь?
Хотя этот вопрос совершенно не относился к делу, Ланде все же согласно кивнул.
– Если продать этот товар, произойдет такое изменение, если продать тот товар, произойдет другое изменение. Делать такие предположения тоже важно.
Увидев, что Ланде вновь кивнул, Лоуренс склонился к нему и продолжил.
– Откровенно говоря, эта штука, которая называется «предположением», может быть чем угодно. Поэтому если ты напредполагаешь слишком много, то быстро заблудишься, и тебе начнет казаться, что каждая сделка таит в себе огромный риск. Вот тогда, чтобы не сбиться с толку окончательно, тебе нужен какой-то надежный маяк. Это единственное, что нужно торговцу.
На лице юного Ланде появилось выражение, похожее немного на выражение лица торговца.
– Да, – произнес он.
– Если только на него можно опереться, даже самое сильное предположение можно использовать как маяк.
Лоуренс поднял голову и закрыл глаза.
– Возможно… лучше всего просто верить.
«Перестань обманывать самого себя», – подумал Лоуренс и безмолвно рассмеялся над собой.
Несмотря на сомнения, все еще остающиеся у него в сердце, при взгляде на фигурку Хоро он почти уверился.
Не исключено – просто не исключено, – что одеяние Хоро служило намеком на некую возможность.
Поверить в такую возможность было непросто, но если он попытается ее проверить, то, думал Лоуренс, есть все же неплохой шанс на то, что это окажется правдой.
Однако чтобы эта возможность могла обратиться в реальность, должно быть выполнено некое условие.
Именно это условие и было тем, о чем Лоуренс не думал прежде, – что Хоро не покинула его.
По-прежнему думать об этом – такое вполне можно было назвать оптимистичным взглядом, свойственным лишь тому, кто продолжает упрямо бороться и никогда не опускает руки.
Однако Лоуренс чувствовал, что именно сейчас такой оптимистичный взгляд имеет больше смысла, чем попытки придумать, как остановить Амати; ведь благодаря ему Лоуренс обнаружил возможность осуществить то, о чем мечтал.
Лоуренс не знал, что именно Марк сказал Ланде, из-за чего Ланде так сильно хотел помочь ему.
Однако он чувствовал, что когда Ланде сказал, что полюбил Хоро, его признание было искренним.
Лоуренс подумал, что Ланде достоин восхищения за одно то, что смог произнести эти слова ему в лицо. Во всяком случае, Лоуренс не был так уж уверен, что, поменяйся они ролями, ему самому хватило бы на это смелости.
Во всяком случае, Лоуренс теперь просто обязан был не сдаваться, чтобы сохранить в себе достоинство и гордость торговца, – иначе как он сможет стоять перед Ланде?
Легонько потрепав Ланде по плечу, Лоуренс сделал глубокий вдох и произнес:
– Как только увидишь, что я продаю руду, начинай распускать слух, о котором я тебя просил тогда.
Ланде просиял. Он бодро кивнул, вновь став похожим на подмастерья торговца.
– Я надеюсь на тебя.
С этими словами Лоуренс развернулся было, но в последний момент передумал.
По глазам Ланде видно было, что он хочет что-то спросить, но спросил в итоге Лоуренс:
– Ты веришь в Господа?
Поглядев на ошарашенного вопросом Ланде, Лоуренс прошептал еще раз: «Я надеюсь на тебя», – и двинулся прочь.
У Лоуренса сейчас было пирита на двести пятьдесят серебряных монет. Если взглянуть на таблички покупателей на доске объявлений, то становилось ясно, что на покупку сейчас люди желали потратить суммарно свыше четырехсот монет. Даже если Лоуренс сейчас продаст весь пирит, что был у него на руках, он не мог надеяться, что это приведет к какому-либо результату.
И все же это должно будет привести к результату. Если только его предположение верно, это обязательно приведет к нужному результату. Лоуренс лишь раз оглянулся на Хоро, по-прежнему стоящую возле Амати.
Лишь одного раза будет достаточно, молил про себя Лоуренс. Если Хоро лишь взглянет в его сторону, этого будет достаточно.
А потом –
Потом Лоуренс оказался перед палаткой торговца. Поток людей, желающих оставить заявку, схлынул, и близ палатки воцарилось спокойствие. При виде Лоуренса, который возвращался, чтобы продать еще пирит, владелец палатки удивленно поднял брови. Затем по лицу его расплылась улыбка, словно торговец безмолвно говорил: «Похоже, ты получил неплохую прибыль».
Хотя никаких слов произнесено не было, Лоуренс невольно кивнул. Настоящая прибыль еще впереди, подумал он.
Протянув владельцу мешочек пирита, полученный от Ланде, Лоуренс коротко заявил:
– Я хочу продать.
Торговец, получающий посредническую долю от каждой сделки, улыбнулся еще сердечнее и кивнул. В следующее мгновение, однако, довольство на его лице сменилось изумлением.
Лоуренс закрыл глаза и улыбнулся.
Маяк в его сердце не подвел его.
– Господин владелец, я тоже желаю продать.
Такой знакомый голос достиг ушей Лоуренса, и как же давно он его не слышал.
Затем на стол прямо перед ним с глухим стуком опустился мешочек едва ли не вдвое крупнее его собственного.
Повернув голову, Лоуренс обнаружил рядом с собой Хоро. Судя по ее виду, она готова была в любой момент наброситься на него и загрызть.
– Дурень.
Услышав это слово, Лоуренс лишь улыбнулся и без всякой задней мысли ответил:
– Прости.
Какое-то мгновение владелец палатки стоял как истукан, затем приказал своим подмастерьям снять с доски все таблички покупателей разом.
В двух мешочках вместе было пирита не менее чем на шестьсот пятьдесят монет.
Стоимость пирита, который принесла Хоро, Лоуренс оценил еще до последнего небольшого подорожания, так что сейчас она наверняка была еще выше. Покупателем пирита Дианы был не кто иной, как Хоро.
Иными словами, всего они вдвоем продали пирита почти на тысячу монет.
Едва ли теперь духа покупателей хватит на то, чтобы продолжать взвинчивать цену.
Отцепив от плаща Хоро одно из белых перьев, Лоуренс произнес:
– В отличие кое от кого, она обладает зрелой красотой, верно?
Хоро ткнула Лоуренса кулачком в бок.
Но не убрала руку.
Лоуренс чувствовал, что одного этого более чем достаточно.
Распихивая и расталкивая толпу, готовую, казалось, растерзать их обоих, Лоуренс крепко держал руку Хоро и не собирался ее выпускать ни за какие богатства мира.
Внезапно его захлестнуло безумное желание покрасоваться перед Амати.
Осознав, сколь детским было это желание, Лоуренс не сдержал неловкой усмешки.
К оглавлению
Цена обрушилась почти мгновенно.
Нашлось еще несколько человек, которые купили немного пирита уже после того, как таблички покупателей были сняты, но после продажи на тысячу без малого серебряных монет вся толпа настроилась продавать, и это привело к тому, что прежде непрерывно росшая цена рухнула глубоко вниз.
Разумеется, джокер оказался на руках у тех, кто оставил заявки на покупку по высшей цене.
Даже самые востроглазые торговцы, которые заявили о желании продавать сразу, как только увидели, что делают Лоуренс и Хоро, понесли серьезные убытки.
Что до Амати, так и не перепродавшего свой договор о продаже в долг, пока цена была еще высокой, – даже и говорить не стоило, как много он потерял.
Когда Хоро внезапно рванулась к палатке торговца с большим мешочком в руке, Амати протянул вперед руку, пытаясь ее задержать. Он до сих пор так и стоял с вытянутой рукой, его тело полностью задеревенело.
Для Амати даже не то, что его долговая расписка превратилась в клочок бумаги, стало по-настоящему серьезным ударом, а жестокая реальность в виде внезапно отвернувшейся от него Хоро.
В этом отношении Лоуренс не мог не пожалеть его, совсем чуть-чуть. Похоже, Хоро с самого начала не собиралась отдавать себя Амати и, более того, намеревалась порвать с ним самым жестоким образом.
Похоже, все это было из-за каких-то сказанных Амати слов, с которыми она просто не могла примириться.
Лоуренс не осмелился спросить, что именно брякнул Амати, хотя и чувствовал, что спросить надо бы, иначе он рискует допустить ту же ошибку.
– Итак, с договором все?
Закончив дела с Амати, Лоуренс зашел в палатку к Марку, чтобы поблагодарить его, а затем вернулся на постоялый двор. Когда Лоуренс вошел в комнату, Хоро, занятая расчесыванием хвоста, задала ему этот вопрос, не соблаговолив поднять голову.
Голос Хоро все еще звучал сердито, но вовсе не потому, что она и Лоуренс по-прежнему были во власти чувств.
Лоуренс, конечно же, знал, в чем причина.
Положив свои вещи, он сел на край стола и ответил:
– Все. Договор полностью и окончательно выполнен.
Лоуренс не шутил.
Он действительно успешно выполнил договор с абсолютно раздавленным Амати; тот выглядел как пустая оболочка, из которой вынули душу.
Амати в итоге не оказался в убытке. Прибыль, которую он получил за все это время, покупая и перепродавая пирит, немного перевесила то, что он потерял, попав в ловушку Лоуренса с продажей в долг.
С другой стороны, Лоуренс прекрасно понимал, что Амати сейчас чувствует себя так, словно только что понес громадный, почти разорительный убыток: ведь до недавнего времени сам Лоуренс находился в таком состоянии, когда настроение его упало ниже некуда.
В итоге Амати так и не смог выполнить договор, по которому он должен был получить право сделать Хоро предложение. Что до продажи в долг, эта сделка была полностью завершена, когда Лоуренс передал Амати пирит, уже мало чем отличающийся от простого мусора.
Опасаясь, что Амати может потерять власть над собой, Лоуренс попросил, чтобы при передаче пирита в качестве судьи присутствовал владелец иностранного отделения. Тогда владелец сказал Амати: «Это твое наказание за то, что пытался украсть чужую женщину».
Лоуренс, правда, не был уверен, что Хоро можно было назвать «его женщиной», но, в любом случае, эта история действительно преподала Амати, слишком много о себе возомнившему в последнее время, хороший урок.
После того как Лоуренс кратко поведал Хоро обо всем произошедшем, та, по-прежнему сидя на кровати, выпустила хвост и произнесла, взглянув на Лоуренса с таким выражением, с каким человек смотрит на товар, пытаясь оценить его качество:
– Надеюсь, ты не думаешь, что все это означает, что история завершилась идеально?
Нет, пожалуй, сравнение с взглядом человека, оценивающего качество товара, было не вполне удачным; правильнее было бы сказать, этот взгляд оценивал, каким наказанием лучше удостоить Лоуренса.
В душе Лоуренс понимал, где именно он ошибся.
Поднявшись на ноги, он, как бы сдаваясь, поднял обе руки и ответил:
– Я был неправ.
Хоро, однако, эти слова не тронули ни в малейшей степени.
– Знаешь ли ты теперь, где ты ошибся?
Когда взрослого мужчину так ругают, это, конечно, печальное зрелище; но Лоуренсу оставалось лишь смириться и страдать.
Ибо он знал, что вполне заслужил головомойку за эту ошибку.
– Я знаю…
Уши волчицы дернулись.
– …мне кажется.
Хоро хмыкнула и с недовольным видом скрестила руки на груди.
Да, одних этих слов было недостаточно, чтобы заслужить прощение Хоро.
Поэтому Лоуренс призвал всю свою решимость и заговорил так искренне, как только мог.
– Когда я выбирал, таким или иным способом решать проблемы, когда Амати предложил договор, я был о себе слишком уж высокого мнения, верно?
Из-за чувства паники, которая охватила жаром все его тело и, казалось, вот-вот расплавит все внутренности, Лоуренс бегал по всему городу, лишь чтобы помешать Амати выполнить договор. Но в итоге не только его усилия оказались тщетными, но и выяснилось, насколько самодовольным он все это время был.
– По правде сказать… самая большая моя ошибка была в том, что я не верил тебе.
Хоро отвернулась, оставив лишь одно ухо повернутым в сторону Лоуренса.
Похоже, этим она давала понять: «Я, так уж и быть, выслушаю, что ты еще скажешь».
Видя такое неприятное поведение Хоро, Лоуренс не мог не ощутить раздражение, но он отдавал себе отчет, что затевать ссору сейчас совершенно не стоит.
Подняв голову и кинув взгляд в потолок, он продолжил:
– Ты ведь нацепила эти белые перья специально чтобы показать мне, что это ты купила пирит у Дианы, верно?
Хоро кивнула, по-прежнему с недовольным видом.
– Но когда Амати с таинственным видом подошел к палатке, чтобы продавать пирит, я подумал, что это твоя ловушка.
– Э? – негромко воскликнула Хоро и повернулась к Лоуренсу. Тот поспешно прикрыл рот рукой.
«Ляпнул лишнего», – мелькнуло у Лоуренса, но было уже поздно. Хоро расплела скрещенные прежде ноги и, опустив одну ногу на пол, вцепилась в последнюю фразу Лоуренса.
– Объясни-ка подробнее.
Янтарные с красноватым оттенком глаза Хоро, казалось, прожигали насквозь.
– Я думал, это была твоя ловушка, чтобы заставить меня действовать раньше времени. Когда я увидел, что делает Амати, я был уверен, что ты уже полностью на его стороне, так что я никак не мог обратить внимание на белые перья. А вот оказалось… истина была совсем не там, где я думал, верно?
«Уж конечно», – говорили глаза Хоро.
Лишь в этот момент Лоуренс понял, каковы на самом деле были намерения Хоро.
– Ты таким способом хотела сказать мне, что Амати уже скопил нужное количество, и чтобы я поторопился с продажей моего пирита. Именно это ты хотела мне сказать, верно?
Лоуренс не верил в Хоро; а вот Хоро верила в Лоуренса все это время.
Именно так все выглядело бы, если пытаться построить схему, на которой были бы нанесены взаимоотношения действующих лиц.
Потому-то и получилось, что Хоро позволила Амати совершить действие, из которого Лоуренс в тот момент никак не мог вывести истинное намерение Хоро. Более того, Лоуренс в результате уверился, что Амати в своих попытках пошатнуть его решимость не полагается на собственное суждение, а пользуется советами Хоро, которая стала врагом и тоже пытается поймать Лоуренса в ловушку.
А единственно верным ответом было то, что одна лишь Хоро знала о плане Лоуренса.
Уж конечно, если бы только Лоуренс обратил внимание на белые перья и убедился в истинных намерениях Хоро (на что хватило бы одного обмена взглядами), они с Хоро продали бы пирит прямо тогда.
– Нет, ты совершенно невозможен… – пробормотала Хоро.
Затем она дернула подбородком, приглашая Лоуренса продолжать.
– А перед этим, когда ты подписала брачный договор, который приготовил Амати, это…
Лоуренс был страшно смущен, но все же заставил себя выдавить следующие слова:
– …это чтобы я на тебя как следует разозлился, верно?
Уши Хоро затрепетали, она с силой вдохнула.
Должно быть, сейчас, когда она об этом вспоминала, в сердце ее волна за волной поднимался гнев.
В тот вечер она, видимо, с нетерпением ждала, когда Лоуренс взлетит на второй этаж, сжимая в руке брачный договор.
Она ждала и ждала, а Лоуренс так и не пришел… возможно, она прождала его всю ночь.
При этой мысли Лоуренс почувствовал, что ему нечего будет возразить, даже если Хоро сейчас загрызет его насмерть.
– Тогда в Рубинхейгене ты мне сказала: не нужно суетиться, дергаться туда-сюда. Просто приди и выскажи все, что у тебя на сердце. Если как следует наорать друг на друга, проблема решится куда быстрее.
Хоро почесала уши у основания, так что даже Лоуренс услышал скребущий звук. Казалось, сильнее, чем сейчас, злиться она уже не могла.
Хоро не выказала никаких признаков беспокойства, даже когда Лоуренс увидел выходящего с постоялого двора Амати; она даже приготовила брачный договор – все ради того, чтобы Лоуренс рассердился и чтобы ему было легче высказать все, что у него на сердце.
Лоуренс же ошибочно решил, что Хоро поставила ему ультиматум.
Вернувшись мыслями к тому вечеру, Лоуренс осознал, что тогда у него действительно была идеальная возможность выпустить наружу свои чувства и сказать Хоро, что он не хочет, чтобы она приняла предложение Амати.
И, похоже, одних этих слов было бы достаточно, чтобы Хоро его простила.
– Значит, я совершенно неправильно тебя понимал с самого начала, – сказал Лоуренс.
Хоро опустила голову, продолжая смотреть на Лоуренса исподлобья; теперь в ее глазах было даже уже не недовольство, а почти возмущение.
По этим глазам было ясно видно, как же нелепо ошибся Лоуренс.
– Ты… ээ, когда ты вышла из себя из-за всего этого с Йойтсу, твое извинение в конце…
Хриплый голос, каким Хоро тогда произнесла свое «прости», вновь прозвучал у него в ушах.
– …ты тогда просто пришла в себя… да?
Хоро не мигая смотрела на Лоуренса. Рот ее был приоткрыт, клыки выглядывали из-под губы.
Уже обрушив на Лоуренса лавину слов, полных зла и неправды, Хоро тут же осознала, что зашла слишком далеко.
Поняв это, она перестала пороть горячку.
Она немедленно извинилась перед Лоуренсом, извинилась от всего сердца.
Она совершенно не думала, что Лоуренс воспримет ее извинение как последнее слово, наглухо захлопнувшее дверь в ее сердце.
Вспомнив все, что произошло тогда, Лоуренс захотел схватиться за голову и завыть.
Из-за этого извинения Хоро Лоуренс убрал уже протянутую к ней руку.
Если бы тогда ему удалось что-то сказать Хоро, возможно, ситуацию еще можно было бы спасти, подумал он.
Но Хоро наверняка была ошарашена в тот момент.
В конце концов, она же совершенно искренне извинилась за злые слова, вырвавшиеся у нее, когда она вышла из себя, а Лоуренс не только не произнес ни слова в ответ, но вместо этого попятился и вышел из комнаты.
После этого умная Хоро, конечно же, сразу сообразила, как Лоуренс понял ее намерения.
Но даже сообразив это, разумеется, она не могла сразу побежать за Лоуренсом, чтобы объясниться, – это было бы совсем нелепо.
Скорее всего, Хоро пыталась заставить Лоуренса понять, что он ошибается, гораздо раньше с помощью определенных намеков.
В том числе и по этой причине она сейчас была так зла.
– Какой же ты дурень!
Хоро не могла более сдерживаться. Вскочив с кровати, она принялась орать:
– Поговорка, что «дураку умные мысли в голову не идут», как раз про тебя! Мало того, что из-за тебя все мои старания пропали зря, так ты еще заявляешь, что я вела себя с тобой, как с врагом? И к тому же ты так упрямо настаивал на договоре с этим юнцом. Ты хоть представляешь, насколько это все запутало? Да, конечно, мы познакомились совсем недавно, но, по-моему, наша с тобой связь не такая уж хлипкая. Или же я просто выдаю желаемое за действительное? Может, ты на самом деле?..
– Я хочу продолжить путешествовать вместе с тобой.
Стол и кровать разделяла лишь пара шагов.
Человек и волчица, торговец и неторговец были так близко друг от друга.
Чтобы дотронуться до другого, достаточно было протянуть руку.
Лоуренс взял Хоро за руку и ощутил, как она дрожит.
– Все эти годы в моей жизни не было ничего, кроме торговли, и я собираюсь продолжить такую жизнь в будущем. Поэтому когда дело доходит до вещей, не относящихся к торговле, меня можно считать полным тупицей.
Гнев на лице Хоро постепенно сменился смущением.
– Но я на самом деле очень хочу и дальше путешествовать вместе с тобой, – продолжил Лоуренс.
– Тогда что я для тебя?
Именно на этот вопрос Лоуренс не смог дать ответа тогда.
Нынешний Лоуренс, однако, ответил уверенно:
– Это невозможно описать словами.
Глаза Хоро округлились, уши встали торчком, а затем –
Затем она посмотрела на Лоуренса так, словно он уже почти довел ее до слез, и, беспомощно улыбнувшись, произнесла:
– Ну что за нищая, сухая фраза?
– Ну ты ведь обожаешь сушеное мясо?
Хоро вновь оскалила клыки и, издав горловой смешок, склонила голову к руке Лоуренса.
– Я его ненавижу.
Лоуренс ощутил острую боль в тыльной стороне ладони, но принял ее безропотно, понимая, что это входит в его наказание.
– Но у меня тоже есть к тебе вопрос, – сказал он затем.
– Хмм? – глубоко укусив Лоуренса в руку и тем самым выместив свою ярость, Хоро вопросительно подняла голову.
– Как ты узнала, что у алхимиков есть пирит… нет, скорее всего, тебе это рассказал Амати. Мне более интересно другое: как тебе удалось уговорить госпожу Диану продать тебе пирит? У меня это совершенно не укладывается в голове.
Хоро глянула в окно; на лице ее было написано: «А, вот что ты хотел узнать».
Сумерки уже начали опускаться на город, и вечерняя часть празднества должна была вот-вот начаться.
В сегодняшнем празднике, похоже, участвовали те же чучела, что дрались между собой накануне. Примерно половина огромных собакоподобных чучел уже лишилась голов. Даже с расстояния было заметно, что участники празднества изрядно устали: они шли пошатываясь, некоторые даже спотыкались и плюхались на свои седалища.
Однако, несмотря на усталость, люди все же подчинялись звукам флейт и барабанов и изо всех сил старались идти торжественными процессиями.
Хоро обернулась к Лоуренсу и глазами пригласила его присоединиться к ней у окна.
Лоуренс, не имея причин для отказа, подошел к окну.
– Из всех этих подробных отчетов, которые тот молокосос Амати не забывал мне сообщать, я более-менее поняла, в чем состоял твой план. Однако я не ожидала, что тебе придет в голову эта идея… здесь я должна отдать тебе должное.
Хоро приклонилась спиной к Лоуренсу и продолжила взирать на празднество. Лоуренс из-за этого не мог видеть выражения ее лица; впрочем, он решил, что, раз ему только что воздали хвалу, ему следует просто и спокойно ее принять.
– Значит, ее зовут Диана, да? Что касается ее, я к ней пришла с совсем другой целью, – продолжила Хоро.
– С другой целью?
– Пожалуй, правильнее было бы сказать, что я пришла туда, чтобы попросить кое-что у этой особы. Я нашла ее дом по запаху из письма. Правда, в том месте так сильно воняло, как возле горячих источников. Это было совершенно невыносимо.
Лоуренс был поражен невероятным нюхом Хоро. В то же время он отчетливо представил себе, насколько удушающей для нее была та атмосфера.
Хоро легонько вздохнула и произнесла, не глядя на Лоуренса:
– Я спросила эту куклу, не может ли она состряпать историю про Йойтсу, который мог еще где-то существовать, и рассказать ее тебе.
Какое-то мгновение Лоуренс не мог понять, что он только что услышал.
Но тут же сообразил, зачем это нужно было Хоро.
Если бы Лоуренс услышал от Дианы такую легенду, конечно, ему было бы намного легче вновь заговорить с Хоро.
Это была бы для него идеальная возможность сделать первый шаг ей навстречу.
– Но.
Внезапно в голосе Хоро вновь послышалось недовольство.
– Эта кукла заставила меня рассказать ей все, что произошло, а потом, в самый последний момент, отказала.
– Вот… вот как все было, э?
Лоуренс вспомнил пожелание удачи от Дианы, когда он уже покидал ее дом.
Это Диана таким образом смеялась над ним?
– Причиной, по которой она мне отказала, был ты. И лучше бы тебе над этим как следует подумать.
Ощутив, как Хоро внезапно наступила ему на ногу, Лоуренс вернулся к реальности.
Однако он по-прежнему не понимал, что Хоро имела в виду.
– Ох уж… как вспомню, что мне пришлось пройти через этот стыд, когда я объясняла ей все, что происходит… и я ведь была в шаге от успеха, а потом вдруг явился ты, и тогда кукла придумала этот никому не нужный план.
Лоуренс был не в силах даже промычать. Значит, Хоро все это время сидела там, подумал он.
– У куклы хватило наглости вести себя так, как будто она поняла все с начала до конца… она сказала, что замечательно будет испытать твою решимость.
Лишь теперь Лоуренс понял, что означало это прощальное «Удачи» Дианы.
Однако его не покидало ощущение, что он упустил из виду что-то важное.
Он как раз пытался вспомнить, что же именно он забыл, когда Хоро оглянулась на него и раздраженно произнесла:
– И я слышала каждое слово этого твоего дурацкого вопроса.
– Ааа!
Вырвавшееся у Лоуренса восклицание больше походило на стон умирающего. Хоро лукаво улыбнулась и, развернувшись к Лоуренсу лицом, сказала:
– Я слышала, есть множество легенд о том, как боги и люди становятся супругами.
Хоро опустила голову и смотрела исподлобья; сейчас ее улыбка пугала.
Тонкая рука, обвившая спину Лоуренса, походила на ядовитую змею, которая ни за что не выпустит свою жертву.
– Если ты именно это хотел сделать, я не против. Только…
В закатном свете, вливающемся через окно, лицо Хоро было красным.
– …ты должен быть нежным, хорошо?
«Хоро – точно демон», – наполовину серьезно подумал Лоуренс. Но Хоро тут же оставила свою игру, чем он был немного разочарован.
– Хотя нет… после того, как я поговорила с этой женщиной, я не в настроении.
Хоро произнесла эти слова с усталым видом, глядя в окно; однако позы она при этом не изменила, ее руки по-прежнему обвивали торс Лоуренса.
Взгляд Хоро был устремлен не на празднество, а куда-то в пространство.
– Ты заметил, что эта кукла – не человек?
Лоуренс был настолько изумлен, что не мог выговорить даже «как такое может быть?»
– Разве ты не видел множество перьев, раскиданных у нее по всему полу? Это ее перья.
– …Да?
Теперь, после слов Хоро, Лоуренс припомнил, что Диана действительно чем-то напомнила ему птицу, когда он ее увидел.
Хоро кивнула.
– Истинное обличье куклы – птица, причем крупнее тебя. Однажды она влюбилась в странствующего монаха, и они вдвоем провели много лет, строя церковь. Но годы шли, она все не старилась, и у монаха зародились подозрения. Думаю, ты догадываешься, что произошло дальше?
Возможно, ему это лишь показалось, но Лоуренс ощутил, как руки Хоро сжались сильнее.
Лоуренс подумал, что, кажется, понимает, почему Диана собирает древние легенды и оберегает алхимиков.
Но называть эту причину ему было больно, и он был уверен, что Хоро тоже не очень-то хочет ее услышать.
Поэтому Лоуренс промолчал.
Вместо этого он обвил рукой хрупкое плечо Хоро.
– Я хочу вернуться в свой город, даже если… его уже нет, – проговорила Хоро.
– Да.
На улице два огромных чучела в виде человека и пса столкнулись между собой, подняв волну радостных криков.
Лоуренс, однако, понял, что это представление вовсе не изображало какую-то битву.
Все люди, управлявшие чучелами, весело смеялись, а каждый из зрителей держал в руке пивную кружку.
Да, они не дрались – они клали руки друг другу на плечи.
Затем все вместе принялись петь и танцевать, а чучела подожгли в центре перекрестка.
– Хе-хе-хех, вот это представления они устраивают.
- Да, хорошее зрелище.
Хоть Лоуренс находился довольно далеко от центра перекрестка, все же он ощутил, как лицо его от жара запылало.
Люди окружили гору горящих обломков, столь высокую, что, казалось, она заслоняет луну, и стали с радостными возгласами чокаться кружками.
После множества стычек и коллизий люди и боги, пришедшие в Кумерсон из самых разных мест, успокоились и вновь принялись пировать и пить в свое удовольствие.
Наконец-то все перестали кидаться друг на друга.
– Пойдем туда тоже.
– А… ты уверена?
Хоро не двинулась с места. Однако, увидев сконфуженное выражение лица Лоуренса, она подняла голову и сказала:
– Лично я была бы не против, если бы ты был столь же горяч, как те чучела… как ты думаешь?
Подожженные чучела начали постепенно сваливаться в одну кучу.
Понимая, что над ним смеются, Лоуренс все же улыбнулся и ответил:
– Думаю, что смогу, если напьюсь как следует.
Хоро раскрыла рот и расхохоталась, обнажив клыки. Радостно виляя хвостом, она произнесла голосом, полным счастья:
– Дурень! Если ты тоже напьешься, кто же обо мне позаботится?
Лоуренс взял улыбающуюся Хоро за руку, и они вышли из комнаты.
На Кумерсон вновь опустилась шумная ночь.
Прошло немного времени, и по городу начал расходиться слух, что в ту ночь среди людского моря пребывала истинная богиня.
К оглавлению
Давно не виделись! Я Исуна Хасэкура, и перед вами третий том – стало быть, третья история в серии.
На этот раз, кажется, я писал, умудряясь не забывать характеры персонажей по пути. Взамен мне удалось забыть про дедлайн для этого послесловия; и буквально только что мне позвонил мой редактор – по-моему, я слышал его ледяную улыбку прямо через телефонную трубку.
Начинаю волноваться, не забудут ли про меня читатели.
В общем, так: «третий том» – это значит, есть уже три книги, и эта третья по счету. Примерно год назад я прошел во второй тур конкурса Денгеки, после чего окопался возле телефона в ожидании результатов тура. В те времена написание даже одного тома было адским трудом – я писал, потом выбрасывал написанное, потом снова писал и снова выбрасывал.
Зато в этом году я пишу с поистине героической скоростью; да и в том году, кажется, я немного вырос над собой.
В последнее время у меня появилось хобби: бродить по сайтам, связанным с недвижимостью. И вовсе не по обычным сайтам. Я говорю про по-настоящему крутые штучки – квартиры и особняки за сотни миллионов иен.
Я люблю виды с высоты, и мне нравилось думать, что хорошо бы жить где-нибудь в собственной квартире на высоком этаже с отличным видом на огни ночного города. И вот, так думая, я смотрел дома на сайтах, и они просто обалденные. Все такое высокое – просто невообразимо и потрясающе; и не успел я опомниться, как втянулся.
Цены там с таким количеством нулей, что я постоянно тер глаза – просто чтобы убедиться, что зрение меня не подводит; и когда я увидел, что у ассоциации жителей по соседству со мной членский взнос всего две сотни иен, я ощутил колоссальное облегчение. Как-то сразу почувствовал, что могу трудиться и жить дальше. Потом, когда я вдруг понял, что за пользование всего лишь парковкой и винным погребом (да, там есть винный погреб!) одного из тех особняков мне пришлось бы выложить больше, чем сейчас я плачу за аренду всей моей квартиры… да, полагаю, в душе я все-таки плебей. Надеюсь, вы с этим примиритесь.
Пора переходить к благодарностям.
Иллюстратор Дзю Аякура-сэнсэй: спасибо, что выкроили время в своем загруженном расписании и создали такие замечательные картинки. Теперь я стараюсь делать все, чтобы мой текст был их достоин.
Мой редактор Коэцу-сама. Благодарю вас за то, что вы терпеливо помогали мне с грамматикой. По мере того, как простейших замечаний по моему японскому будет становиться меньше, я буду уделять больше внимания тому, что идет следом за этими замечаниями.
И наконец, мои читатели: спасибо вам за то, что взяли в руки эту книгу.
До встречи в следующем томе.
Исуна Хасэкура
К оглавлению
Версия текста от 14.02.13. Последнюю версию можно найти на http://ushwood.narod.ru/saw/saw.html